Искатели приключений

1

Устраиваясь в кожаном кресле, Сергей подумал, что банковские офисы повсюду пахнут одинаково, только в швейцарских банках этот запах более устойчивый. Более древний и более затхлый. Возможно потому, что швейцарские банки преклоняются перед деньгами.

Два банкира, сидевшие за громадным двойным столом, внимательно разглядывали его. Сергей тоже посмотрел на них, но как бы между делом. Он был совершенно уверен, что им следует первыми начать разговор, да и вообще — ему мало было что сказать им. Словом, он молчал.

Маленький, лысый банкир наконец заговорил:

— Я мсье Бернштейн, — заявил он по-французски с сильным немецким акцентом. — Это мой коллега мсье Кастель.

Так как они не изъявили желания обменяться рукопожатием, Сергей остался сидеть и только молча кивнул.

Бернштейн ринулся в атаку.

— Вы не князь, — сказал он, щуря глаза за стеклами очков в золотой оправе.

Сергей улыбнулся, пожав плечами.

— Ну и что? — спокойно парировал он, даже не пытаясь возражать. — Она знает об этом.

В глазах Бернштейна внезапно появилась пустота.

— Она уже знает? — в голосе его сквозило удивление.

Кастель моментально поддержал своего партнера.

— Вы даже не граф, — неодобрительно заметил он. — Граф ваш отец. Сейчас он служит в германской армии. Сергея внезапно охватило раздражение.

— Я не знал, что мы собрались для того, чтобы обсуждать мою родословную. — Он поднялся. — Меня не очень заботит, женюсь я на Сью-Энн или нет. На самом деле это ее идея.

Он направился к двери. Бернштейн с неожиданным проворством выскочил из-за большого стола и подбежал к Сергею, прежде чем тот успел открыть дверь.

— Минутку, мсье Никович!

Сергей заметил, что лысая голова банкира покрылась капельками пота.

— Мы не хотели обидеть вас, граф Никович!

Сергей презрительно взглянул на Бернштейна и медленно потянулся к дверной ручке.

Теперь уже и Кастель предпринял попытку удержать Сергея.

— Совершенно верно, ваше сиятельство, — добавил он заискивающим тоном. — Мы не хотели вас обидеть. Садитесь, пожалуйста, князь Никович. Я уверен, что мы сможем обсудить условия брачного контракта, как и подобает джентльменам.

Сергей с явной неохотой вернулся в кресло, он понимал, что одержал верх. Одна жалоба Сью-Энн своему отцу, и Дэйли прекратит всякие контакты с этими банкирами.

Бернштейн вернулся за стол, во взгляде, которым он обменялся со своим коллегой, сквозило облегчение. Изобразив на лице улыбку, он повернулся к Сергею.

— Мы связались с мсье Дэйли, — сказал он, — и рады сообщить вам, что он не имеет возражений против вашей женитьбы на его дочери.

Сергей кивнул. Вот так-то лучше.

— Однако мы имеем указания проследить, чтобы интересы мисс Дэйли были защищены. Вы, конечно, осведомлены, что она является наследницей большого состояния, которое неразрывно связано с будущим всего семейного бизнеса. И теперь нам предстоит составить соглашение, которое защищало бы интересы всех сторон.

Сергей продолжал молчать.

— Включая и вас, — торопливо сказал Кастель. Теперь Сергей позволил себе снизойти до ответа.

— Конечно.

Голос Бернштейна звучал теперь гораздо мягче.

— В ответ на отказ с вашей стороны от прав и притязаний на наследство вашей будущей жены господин Дэйли уполномочил нас предложить вам в качестве приданого двадцать пять тысяч долларов плюс после свадьбы по пятьсот долларов ежемесячно. Безусловно, все расходы на жизнь будут оплачиваться господином Дэйли. Вам не придется ни за что платить. Господин Дэйли хочет, чтобы вы были счастливы, а если будете счастливы вы — будет счастлива и его дочь.

Сергей задумчиво посмотрел на банкира.

— Боюсь, что не смогу сделать его дочь счастливой при таком нищенском содержании. Уверен, что господин Дэйли должен понимать это.

Кастель буквально просверлил его взглядом.

— А сколько, по-вашему, вы должны иметь? Сергей пожал плечами.

— Кто знает? Если моя жена является наследницей пятидесяти миллионов, то мне будет трудно жить, бренча в кармане грошами. Какое это произведет впечатление?

— Может быть, пятьдесят тысяч и тысяча долларов ежемесячно произведут лучшее впечатление?

— Разве что слегка. — Сергей достал золотой портсигар, который подарила ему Сью-Энн, вытащил из него сигарету и прикурил от золотой зажигалки. — Но все же этого недостаточно.

Глаза Кастеля задержались на золотом портсигаре и золотой зажигалке, которые Сергей небрежно бросил перед собой на стол.

— А почему вы считаете, что вам следует производить впечатление состоятельного человека?

Сергей затянулся сигаретой и медленно выпустил дым.

— Объясню вам как можно проще, джентльмены. Это не я так считаю, так считает мисс Дэйли.

— Но мы узнаем о ее мнении только с ваших слов, — быстро сказал Бернштейн.

— Нет, у вас есть также и слово мисс Дэйли. — Сергей нажал кнопку и открыл портсигар, подвинув его к банкиру. — Прочитайте надпись.

Бернштейн взял портсигар, — а Кастель заглянул ему через плечо.

Сергею не надо было смотреть на их лица, чтобы понять, какие сейчас на них выражения.

«Моему Сергею — свадебный подарок лучшему в мире мечу от обожающих его ножен. Навеки твоя. Сью-Энн».

Они пришли к соглашению относительно приданного в сто тысяч долларов и ежемесячного содержания в две с половиной тысячи долларов. По обоюдному согласию в договор был добавлен еще один пункт: в случае требования развода со стороны Сью-Энн Сергей должен был получить по пятьдесят тысяч долларов за каждый год их супружеской жизни, но не более двухсот пятидесяти тысяч долларов.

Все началось чуть менее трех месяцев назад, в конце января, в Санкт-Морице. Стоял один из серых, пасмурных дней, когда небо было затянуто облаками, а горные склоны засыпало снегом, так что все обитатели курорта сидели по своим домикам. Было около четырех часов дня, Сергей валялся на диване перед камином в маленьком коттедже, который он снял на весь сезон. Неожиданно раздался стук в дверь.

«Кого, черт побери, могло принести в такую погоду?» — подумал он, повернулся на бок и крикнул служанке, чтобы она открыла дверь. Ответа не было, и Сергей вспомнил, что сегодня после обеда у служанки выходной. До шести часов она не вернется.

Он нехотя поднялся с дивана, застегнул брюки и вышел в прихожую. Стук повторился.

— Иду! — крикнул Сергей и открыл дверь. — А, это ты, — сказал он, узнавая засыпанного снегом человека на пороге. — Я мог бы догадаться, что только такой идиот, как ты, может отправиться в горы в такую погоду.

Курт Вильгельм, лыжный инструктор из Севретты, отряхнул снег и прошел за Сергеем в дом.

— Ты один? — спросил он.

— Конечно один. А кого ты ожидал увидеть здесь, Гроту Гарбо?

— Я бы ничему не удивился, — ответил Курт. — Боже, как противно на улице. У тебя есть что-нибудь выпить?

— Вон на буфете бутылка водки, — сказал Сергей и снова растянулся на диване, наблюдая, как Курт наливает себе водку.

— Думаю, на этот раз нашел то, что тебе надо, — сказал Курт.

— Ну да, — саркастически хмыкнул Сергей. — Вроде той, последней. Она оказалась танцовщицей из Англии и сама искала, кого бы подцепить. Мы оба чувствовали себя дураками, когда после того, как затрахали друг друга до смерти, выяснили, что работаем в одной упряжке.

— Любой может ошибиться, но на этот раз все железно. Я проверил.

— Каким образом?

— Она здесь с двумя подружками, которых пригласила в гости, и у нее прямо-таки королевский номер — большой, с тремя ванными. Номер ей заказывал банк «Кредит Цюрих Интернэшнл», он же оплачивает все ее счета. — Курт с наслаждением допил водку. — А ты знаешь, что это за банк. Они имеют дело только с теми, у кого куча денег.

Сергей кивнул и задумался.

— Может быть, это лесбиянки?

— Нет, — быстро возразил Курт. — Они и десяти минут не успели пробыть в отеле, как стали заигрывать с парнями. Двух я пристроил, а блондинку приготовил для тебя.

— Блондинка? Как она выглядит?

— Хорошенькая, длинные ноги, одета по последней моде, многовато макияжа, как и у всех американок, но ее это не портит. По глазам видно, что всегда готова трахнуться, ноги нараспашку. Сам убедишься.

— Говоришь, американка? — Сергей посмотрел на инструктора. — А две другие?

— Тоже американки.

— И как же ее зовут?

— Сью-Энн Дэйли.

— Сью-Энн Дэйли? — Сергей где-то слышал это имя. — Дай подумать.

Курт подошел к буфету и налил себе еще водки. Сергей нахмурил брови, пытаясь вспомнить, потом вскочил, подошел к письменному столу, выдвинул один из ящиков. Быстро перебрав пачку писем, отобрал одно и пробежал его глазами.

— Я же помню, что слышал это имя.

— Что ты имеешь в виду? — с любопытством спросил Курт.

Сергей подошел к нему и улыбнулся.

— Знаешь, старина, думаю, что в этот раз ты действительно раскопал стоящий экземпляр. Курт улыбнулся в ответ.

— Ты слышал о ней? Сергей кивнул.

— Примерно год назад, когда она впервые приехала в Швейцарию, мне писал о ней мой друг. Но я тогда был слишком перегружен, чтобы заняться ею.

Сергей вернулся к письменному столу, сел, достал из ящика чистый лист бумаги с гербом и надписью: «Князь Сергей Никович», быстро набросал несколько строк, сложил лист и сунул его в конверт. Надписав конверт, он повернулся к Курту.

— Вот. Отправишь к ней в номер вместе с дюжиной роз. Я подойду к девяти. Приглашаю ее вместе с подругами на обед. И передай Эмилю, что мне нужен мой личный столик в углу с цветами и свечами и побольше хорошего шампанского.

Курт посмотрел на Сергея. У него и в мыслях не было, что девушки могут отказаться от приглашения на обед. Курта беспокоил другой вопрос.

— А как насчет денег на цветы? Сергей рассмеялся.

— Да брось ты, ведь ты, черт побери, можешь приобрести их со скидкой.

2

Сью-Энн бросила в рот очередной кусочек шоколада, встала из кресла, прошла по комнате и остановилась перед громадным, в полный рост зеркалом. Скинув неглиже, она принялась изучать свое обнаженное тело и осталась недовольна им.

— Боже мой! С приезда в Швейцарию я поправилась как минимум на пятнадцать фунтов.

— Не вижу ничего дурного в этом, — заметила Мэгги.

— Все дело в их проклятом шоколаде, — сказала Джоан. — Они его везде суют.

Сью-Энн повернулась и посмотрела на подружек, ск-дящих на диване.

— А как вам удается не полнеть? Вы ведь здесь уже два года, а выглядите такими же худенькими, как и до приезда.

— Первый год и с нами такое творилось, — сказала Джоан. — Потом все наладится.

— Во всем виновата эта чертова школа, — ответила Сью-Энн. — Она похожа на тюрьму, и делать нечего, кроме как есть. Я с трудом дождалась каникул.

— И вот мы здесь.

— Но я не могу влезть ни в одно из своих вечерних платьев, — сказала Сью-Энн. — Черт побери, что мне сегодня надеть к ужину?

Мэгги усмехнулась.

— Почему бы тебе не пойти прямо так? Сэкономишь массу времени.

Сью-Энн вернулась к коробке с шоколадом и взяла очередной кусочек.

— Да я бы с удовольствием. Уж больно хорош. Наверное, сразу кончу, как только он поцелует мне руку.

— Удовлетворены ли вы столом, ваше высочество? — учтиво поинтересовался Эмиль.

Сергей оценивающе оглядел сервировку.

— Великолепно, Эмиль. Иногда я задаюсь вопросом, почему вы не уезжаете в отель «Риц» в Париже. Там по достоинству смогли бы оценить ваш талант.

Эмиль поклонился.

— Вы очень добры, ваше высочество. Ваш аперитив, как обычно?

Сергей кивнул, и Эмиль удалился. Сергей оглядел зал. Идя к столику, он ловил на себе любопытные взгляды. Он понимал, что в смокинге выглядит еще выше, а белизна рубашки усиливает глубокий зимний загар на лице. Сергей вежливо раскланялся со знакомыми и стал медленно потягивать аперитив, который принес официант. Его гости должны были появиться с минуты на минуту. Перед тем как пройти в ресторан, он отправил в их номер свою визитную карточку.

Сергей поднял взгляд и увидел трех девушек, приближающихся к его столику. Поднимаясь им навстречу, Сергей отметил, что у одной из них под платьем абсолютно ничего нет.

Сью-Энн была полновата, но достаточно высока, чтобы впечатление это сглаживалось. С горделивой осанкой, плотно затянутая в шелковое платье, сквозь которое просвечивала грудь, она остановилась перед Сергеем и протянула руку.

— Дакс часто вспоминал о вас, — сказала она. Сергей улыбнулся и поднес к губам ее руку. Подружки хихикнули. Сергей успокоил себя тем, что блондинка хоть и не хихикает, но выглядит многообещающе.

— Как вас называть? — спросила Сью-Энн, после того как все расселись. Неловко весь вечер обращаться к вам «ваше высочество».

— Почему бы вам не звать меня просто Сергей? Вы знаете, я ведь на самом деле не настоящий князь. Мой отец всего лишь граф. Вы увлекаетесь зимними видами спорта? — вежливо поинтересовался он через некоторое время.

— О, да, — хором ответили Мэгги и Джоан.

— А я нет, — откровенно заявила Сью-Энн. — Я с Юга и поэтому ненавижу холод и снег. Сергей посмотрел на нее с удивлением.

— Тогда почему вы приехали сюда?

Сью-Энн внимательно посмотрела ему в глаза.

— Чтобы хорошо провести время. Люблю кутить.

— Кутить?

— Да, кутить, веселиться. Делать все, что не разрешается в женской школе.

— Наверное, я понимаю, что вы имеете в виду. — Сергей улыбнулся. — Могу сказать, что одобряю ваши увлечения. Коньки и лыжи — это пустая трата времени,

Заиграл оркестр, и Сергей поднялся.

— Надеюсь, ваша нелюбовь к спорту не распространяется на танцы? — спросил он.

Сью-Энн засмеялась и покачала головой.

— О-о, я люблю танцевать.

Оркестр играл танго. Прижимая Сью-Энн к себе, Сергей ощущал через тонкий шелк ее мягкое и теплое тело. Сергей танцевал гораздо лучше нее, но именно поэтому Сью-Энн не догадывалась об этом. Сергей уверенно вел ее в танце, их тела буквально слились воедино.

Глаза Сью-Энн были закрыты, рот слегка приоткрыт. Сергей подумал, что она уже готова, и плотнее прижался к ней.

Глаза Сью-Энн внезапно открылись, в них горел огонь.

— Извините, ничего не могу с собой поделать, — сказал Сергей.

Она улыбнулась.

— Не извиняйтесь, мне это нравится. — И Сью-Энн ответно прижалась к нему.

После окончания танца Сергей проводил ее к столику и, выполняя обязанности кавалера, по очереди потанцевал с ее подругами. Они не были так требовательны и сексуальны, как Сью-Энн, хотя по-своему даже более привлекательны.

Когда Сергей снова уселся за столик, он намеренно придвинул свой стул к Сью-Энн так, чтобы их ноги соприкасались. Потом он нашел под столом руку Сью-Энн и положил ее на свою окрепшую плоть, а сам как ни в чем не бывало продолжал вести непринужденный разговор.

После перерыва оркестр снова заиграл танго. Сергей посмотрел на Сью-Энн.

— Наш танец?

Она кивнула и начала подниматься со стула, но потом внезапно снова опустилась.

— Черт побери! — в ярости воскликнула она.

— Что случилось?

Сью-Энн посмотрела на подружек, потом на Сергея.

— Ведь знала же, что надо надеть белье. Из меня буквально течет, все платье промокло.

— Что же делать? — спросила Мэгги.

— Мы можем просидеть здесь до самого закрытия, — предложила Джоан.

— Не говори глупостей, раньше двух ночи ресторан не закроется.

— Не волнуйтесь, — улыбнулся Сергей. — Я устрою так, что никто ничего не поймет.

— А вы сможете?

— Конечно. — Сергей наклонился к Сью-Энн и как бы нечаянно опрокинул ей на колени бокал с шампанским.

— Ох, извините меня, пожалуйста! — воскликнул он так громко, чтобы его могли услышать за соседними столиками. Вскочив на ноги, Сергей протянул Сью-Энн салфетку. — Тысячу извинений за мою неловкость!

Сью-Энн улыбнулась, и в этот момент к ним подскочил официант.

Она поднялась из-за столика, официант и подруги обступили ее.

— Хотите, чтобы кофе и десерт вам подали в номер?

— Конечно.

Сергей продолжал стоять, пока девушки не вышли из зала, потом сел и, попросив счет, размашисто подписал его. Когда он шел через вестибюль по направлению к лифту, к нему подошел Курт.

— Ну как?

— Не волнуйся, с блондинкой все в порядке. Дверь номера ему открыла Джоан, Сергей вошел. Сью-Энн в неглиже сидела на диване.

— Все уладилось? — спросил он улыбаясь. Она кивнула.

— Я взял на себя смелость заказать кофе и пирожные, а также икру и шампанское.

— Икру и шампанское?

— Это самое лучшее для длинной, радостной ночи. Мэгги поднялась с дивана.

— Мы пойдем к себе.

Не отрывая взгляда от Сью-Энн, Сергей обратился к Мэгги.

— А зачем? Я думал, что мы устроим вечеринку.

— Но вы здесь единственный мужчина?

— А для чего, вы думаете, я заказал икру и шампанское?

Сью-Энн рассмеялась, такой разговор был ей по душе.

— Думаете, что справитесь?

Сергей улыбнулся и посмотрел на нее.

— Лучше меня нет.

— И вас хватит на всех?

— Человек я простой, и это единственный вид спорта, которым я занимаюсь. Все остальное пустая трата времени. Сью-Энн посмотрела на подружек.

— Что скажете, девочки? Я согласна.

Мэгги и Джоан нерешительно переглянулись.

— Вперед, чего вы ждете? — Сергей рассмеялся. — Лучше всего я выступаю перед публикой.

— Я хочу есть, — сказал Сергей.

— Я тоже.

— Вот и ешьте вдвоем, — сонным голосом произнесла Мэгги. — Я глаз не могу разомкнуть.

— А как насчет... — начал было Сергей, но не закончил вопроса, увидев, что Джоан тоже спит. Он посмотрел на Сью-Энн и усмехнулся. — Похоже, мы с тобой остались одни.

— Так и должно было быть, — с легким сарказмом ответила Сью-Энн, — но тебе ведь захотелось устроить представление.

Сергей засмеялся, вылез из постели и нагишом направился в гостиную. Усевшись на диван, он намазал хлеб толстым слоем масла, а поверх масла щедро положил икры.

Он посмотрел на Сью-Энн, которая пришла следом за ним и остановилась рядом.

— Ухаживай за собой сама, — сказал Сергей с набитым ртом.

— Ты поросенок!

Сергей не ответил, а взял еще один кусок хлеба.

— А я — то считала европейцев джентльменами.

— Если хочешь, чтобы с тобой обращались как с леди, накинь какую-нибудь одежонку, — отпарировал Сергей.

Посмотрев на него некоторое время, Сью-Энн повернулась и направилась в ванную. Вернулась она с двумя белыми махровыми халатами. Кинув один из них Сергею, другой надела сама и уселась в кресло напротив. Сергей до халата не дотронулся.

— Чего уставилась?

— Да так, — она помялась немного, потом спросила:

— Скажи честно, что ты хотел доказать?

Сергей вгляделся р Сью-Энн, осознав внезапно, что она умнее, чем он думал.

— Что ты имеешь в виду?

— Ладно, Дакс твой друг, но он не единственный мужчина, с которым я спала. Сергей помолчал.

— Ты пытался доказать мне, что как мужчина ты лучше Дакса?

Сергей усмехнулся.

— Нет, но ты была права, когда назвала меня поросенком. Я просто подумал, что будет забавно трахнуть вас троих.

Сью-Энн покачала головой.

— Меня на это не купишь, ты не настолько глуп.

— Ладно, — сказал Сергей, внезапно разозлившись. — Значит, я пытался доказать, что как мужчина я лучше.

— Не стоит злиться, ты ведь знаешь, что лучше. — Она улыбнулась. — Своей цели ты добился, ты самый лучший мужчина, каких я знала.

Сергей расслабился.

— Я никогда не ощущала ничего подобного. Похоже, я сошла с ума. Я хочу тебя только для себя, и ты понимаешь это, правда?

— Да.

Она посмотрела на него.

— И как же нам быть? Сергей решительно поднялся.

— Пошли, надо одеться.

— А куда мы пойдем?

— Ко мне, там мы будем только вдвоем.

Сью-Энн замялась и сделала жест в сторону спальни.

— А как же они?

— Да черт с ними, пусть сами находят себе мужчин. Я хочу только тебя.

3

Белый снег ослепительно сверкал под мартовским солнцем, которое проникало в комнату, где они завтракали.

— Я думаю, что тебе надо жениться на мне, мой мальчик.

Сергей поднял стакан с апельсиновым соком.

— Зачем?

— Причина обычная, я залетела. Сергей промолчал.

— Ты никогда не предполагал такого?

— Я думал об этом, но считал, что ты предохраняешься.

Сью-Энн улыбнулась.

— Разве у меня было для этого время? Ты сердишься? Сергей покачал головой.

— Тогда о чем ты думаешь?

— Я знаю очень хорошего доктора. Теперь настала очередь Сью-Энн промолчать. На глаза у нее навернулись слезы, голос звучал глухо.

— Хорошо, если ты так хочешь.

— Нет, — резко ответил Сергей, — я этого не хочу, но разве ты не понимаешь, в какое положение поставишь себя?

— Меня это не волнует. Я буду отнюдь не первой невестой, которая пойдет к алтарю беременной.

— Я совсем не это имею в виду. Послушай, я понимаю, что совсем неплохо развлекаться с липовым князем, но выйти за него замуж — это совсем другое дело. Все будут смеяться над тобой.

— Мой дедушка оставил мне пятьдесят миллионов долларов, которые я получу или по достижении двадцати пяти лет или если до этого выйду замуж. С такими деньгами мы сможем плевать на всех с высокой колокольни.

Сергей посмотрел на нее.

— Об этом я и говорю, это еще хуже. Сью-Энн разозлилась.

— Что же ты тогда за жиголо, черт бы тебя побрал? Разве мои деньги хуже, чем чьи-нибудь другие? Может, они хуже денег того старика из Монте-Карло, не помню как его зовут, или той женщины, которая шлет тебе чеки из Парижа?

Сергей удивленно посмотрел на нее.

— Ты знаешь?

— Конечно знаю. Когда я не вернулась в школу, а стала жить с тобой, мой отец и его банкиры все выяснили. Они составили на тебя целое досье.

Сергей помолчал немного, потом сказал:

— И ты тем не менее хочешь выйти за меня замуж?

— Да, хочу.

— Почему? Я не могу этого понять?

— Тогда ты просто дурак. Ты же меня хорошо знаешь, до встречи с тобой я побаивалась, что со мной не все в порядке, мне всегда было мало одного мужчины. Бывало, что я в день спала с тремя. Так что я начала уже думать, что на свете не существует такого супермена, который мог бы удовлетворить меня. И тут я встретила тебя.

— И это вполне достаточная причина, чтобы выйти замуж?

— Для меня вполне достаточная. Какая еще нужна причина, если двоим так хорошо, как нам с тобой?

— Но ведь есть еще такое понятие как любовь.

— Что за идиотская фраза. Может быть, ты мне можешь четко объяснить, что такое любовь?

Сергей не ответил. Его охватила печаль и одновременно жалость к Сью-Энн. Он заглянул ей в глаза и увидел в них неподдельный ужас. Она боялась, что он откажет ей. Она боялась себя, боялась, что не сможет найти мужчину, с которым сможет жить.

На губах Сью-Энн появилось подобие улыбки.

— Мы очень похожи, мы люди действия, а все остальные болтуны. И если то, что происходит у нас, и не является любовью, то все равно это самое близкое к ней чувство, которое мы с тобой когда-либо испытывали.

Жалость подавляла разум, и Сергей не смог заставить себя сказать Сью-Энн, что ее аргументы как раз и могут в дальнейшем разрушить их связь. В душе Сергей понимал, что настанет время и они не смогут удержаться от соблазна поискать развлечений на стороне.

— Ладно, — сказал он, размышляя о том, кто же из них изменит первым. — Мы поженимся.

Предполагалось, что это будет тихое, скромное венчание в небольшой церквушке в окрестностях Санкт-Морица, но вышло совсем по-другому. Богатство Дэйли было слишком большим, чтобы эта свадьба могла остаться без внимания, поэтому состоялась она в конце концов в кафедральном соборе в присутствии сотни гостей и толпы репортеров.

— Что-то ты не кажешься слишком счастливым, — сказал Роберт, когда они ожидали начала церемонии в ризнице.

Сергей отошел от двери, он рассматривал в щелку переполненную церковь.

— Мне еще не приходилось видеть счастливого жениха, — сказал он. Роберт засмеялся.

— Ты должен хорошо выглядеть, когда пойдешь к алтарю.

Сергей посмотрел на него.

— Знаю, но меня беспокоит не это, а то, что будет после свадьбы.

Роберт промолчал. Сомнения друга были ему понятны. Сергей повернулся спиной к двери.

— Если бы Дакс был здесь, его бы это здорово позабавило. Интересно, получил ли он приглашение. Ты ничего не слышал о нем?

— Абсолютно ничего с того момента, как год назад он уехал. Я писал ему несколько раз, но ответа так и не получил.

— Мне кажется, что это странная, дикая страна. Надеюсь, с ним ничего не случилось.

— С ним все будет в порядке, нам в большей степени угрожает опасность.

Сергей бросил на Роберта быстрый взгляд.

— Ты по-прежнему думаешь, что будет война?

— Не вижу, как можно предупредить ее. В Испании военные действия почти закончились, Германия практически завершила милитаризацию. Да тебе это должно быть лучше известно по письмам отца. — Роберт засмеялся. — Теперь Чемберлен собирается ехать в Мюнхен, чтобы побеседовать с этим психом. Но это пустая трата времени, ничего хорошего из этого не выйдет.

— А что говорит твой отец?

— Он переводит все свои деньги, какие только может, в Америку. Хочет, чтобы и мы с Каролиной вернулись туда.

— А ты?

Роберт покачал головой.

— Почему?

— Тут две серьезные причины, во-первых, я еврей, а во-вторых, француз.

— А что ты сможешь сделать? Ведь ты даже не солдат?

— Для меня дело найдется, — сказал Роберт. — По крайней мере, я стану бороться. И так уже многие сбежали, испугавшись этого монстра.

В ризницу донесся звук органа. Роберт приоткрыл дверь и повернулся к Сергею.

— Вперед, мой мальчик! Настала твоя очередь быть мужчиной.

В задних рядах церкви собрались репортеры, наблюдавшие за тем, как молодая пара опустилась на колени перед алтарем.

— Подумать только, — заметил репортер из «Ассошиэйтед пресс». — Через десять минут он выйдет отсюда богаче на пятьдесят миллионов долларов.

— Ты, похоже, завидуешь.

— Черт побери, ты прав, завидую. По крайней мере, это мог бы быть американский парень. Что плохого в наших американских парнях?

— Не знаю, — прошептала стоящая справа от репортера Ирма Андерсен, освещавшая свадьбу для компании «Космо-Уорлд», — но насколько я слышала, она их всех перепробовала, и они разбежались.

— Я бы, пожалуй, тоже не отказался от икры с шампанским, — сказал репортер из «Международной службы новостей». — Наверно, такое сочетание творит чудеса.

— И не мечтай, беднякам, вроде нас, лучше рассчитывать на устрицы.

4

Шум опавшей листвы разбудил его, и он протянул руку к винтовке, лежавшей рядом на одеяле. Краешком глаза Дакс заметил, что Котяра уже вскочил и тихонько скользнул в чащу деревьев. Завернув винтовку в одеяло, чтобы не было слышно щелчка, Дакс вставил магазин.

Снова воцарилась тишина, и Дакс прищурился, вглядываясь в небо. Ему не надо было смотреть на часы, чтобы определить, что сейчас около пяти утра. Прижав ухо к земле, он прислушался.

Шагов не было слышно, и Дакс облегченно вздохнул. Котяра, должно быть, уже перехватил того, кто шел сюда. И все-таки он продолжал лежать не шевелясь. Послышались приглушенные голоса, и это окончательно успокоило Дакса. Если бы их действительно подстерегала опасность, то сейчас слышались бы не голоса, а крики умирающих.

Раздались шаги. Дакс поднял голову и посмотрел на небольшую тропинку, ведущую к пещере. На всякий случай он поднял винтовку и прицелился.

Сначала он увидел яркую красно-синюю форму солдата. Позади него с револьвером в руке шел Котяра, его линялый костюм цвета хаки совершенно сливался с местностью. Дакс подождал, пока они подойдут ближе, затем вскочил на ноги.

Солдат явно нервничал, его лицо все еще было бледным. Но он взял себя в руки и отдал честь.

— Капрал Ортиц, капитан. Прибыл с письмом от президента.

— Садитесь, капрал, — сказал Дакс и сам присел на корточки. — Не надо стоять, мы с вами не на приеме, а кроме того, вы в своей форме представляете отличную цель.

Капрал облегченно вздохнул и сел на землю.

— Я пытаюсь отыскать вас уже почти месяц. Дакс прищурился.

— Вам повезло, еще час и нас бы здесь не было. — Он посмотрел на Котяру. — Как там насчет кофе?

Котяра кивнул и быстро соорудил небольшой костерок, так что ветер успевал рассеивать дым до того, как он поднимался в воздух. Дакс с любопытством наблюдал за капралом, который достал из сумки перевязанную пачку конвертов. Прислонившись спиной к стене пещеры, он вскрыл первый конверт и вытащил оттуда визитную карточку. Бросив на нее взгляд, он хмыкнул и протянул ее Котяре.

— Вот это да! Нас приглашают на свадьбу. Котяра посмотрел на Дакса поверх кофейника.

— Отлично. Больше всего я люблю хорошие праздники. Еда, музыка, хорошенькие девочки. А кто женится?

— Сергей. На Сью-Энн.

— На той блондинке? Дакс кивнул.

— Она его замучает до смерти, может быть, еще успеем предупредить его? Дакс посмотрел на капрала.

— Какое сегодня число?

— Двенадцатое апреля.

— Опоздали. Свадьба состоялась два дня назад в Швейцарии.

Котяра печально покачал головой.

— Очень жаль. — Он посмотрел на Дакса, и они дружно расхохотались.

Ортиц изумленно посмотрел на них. Неужели его отправили разыскивать их только ради этой чепухи? Рисковать жизнью в этих ужасных горах только ради того, чтобы доставить приглашение на свадьбу, на которую нет возможности прибыть? Да, тяжела жизнь простого солдата.

Дакс быстро один за другим вскрыл оставшиеся конверты. Прочитав письма, бросил их в костер.

— Президент требует нас к себе, — сказал он Котяре.

— Для чего? — спросил тот, наливая кофе в чашку и протягивая ее Даксу. Затем он налил кофе капралу и себе.

— Этого президент не пишет. — Дакс посмотрел на Ортица. — Вы знаете, для чего?

— Нет, капитан, — быстро ответил Ортиц. — Я простой солдат, и мне ничего не известно. Котяра в сердцах выругался.

— Три месяца мы живем в этих горах, как звери, и вот теперь, когда работа почти завершена, нам приказывают вернуться. Почему ты не мог поискать нас еще пару дней? Всего пару дней.

Капрал был так напуган гневной тирадой Котяры, что буквально сжался в комочек.

— Я...

— А, может быть, это не так уж и плохо, — спокойно сказал Дакс. — В этих горах дни могут перепутаться, и бравый капрал мог не найти нас до четырнадцатого, так ведь, капрал?

Ортиц удивленно таращился на незнакомцев и никак не мог сообразить, кто из них более сумасшедший: молодой, с почерневшим от загара лицом, или толстый, который бесшумно, словно пума, подкрался к нему. Если они говорят, что он нашел их четырнадцатого, то пусть так и будет. Два дня в этих джунглях роли не играют. Особенно когда речь идет о жизни и смерти — его собственных. Он прочистил горло.

— Конечно, капитан. Четырнадцатого. Дакс улыбнулся и поднялся.

— Тогда пойдем. Нам предстоит еще долгий путь до места встречи с Кондором.

Кондор! Ортица охватила дрожь.

Так вот почему они здесь! Кондор был бандитом, обитавшим последние пять лет в горах и поклявшимся убивать всех людей в военной форме, попавших к нему в руки.

— Мне, пожалуй, пора возвращаться назад, — сказал капрал, тоже поднимаясь.

— Не думаю, — спокойно возразил ему Дакс. — С нами ты будешь в большей безопасности.

— Да, — подтвердил Котяра. — Особенно в этой форме. Опасно рыскать в горах в твоем обезьяньем наряде.

— Мы сможем найти для него брюки? — спросил Дакс. Котяра кивнул.

— У меня есть запасные, правда, они будут ему несколько великоваты, но...

— Зато он будет чувствовать себя в них очень удобно. Ортиц не стал больше спорить и быстро снял форму.

— Видите? — Дакс указал пальцем в долину.

Котяра и Ортиц проследили в направлении его жеста и увидели легкий дымок, поднимавшийся в дальнем конце долины.

— Они уже на месте и ждут нас, — сказал Дакс, и в голосе его прозвучало удовлетворение. — Все так, как и обещал Кондор.

— Как ты думаешь, что он ответит? — спросил Котяра. Дакс пожал плечами.

— Это одному Богу известно.

— На что ответит? — спросил Ортиц. Котяра посмотрел на него.

— Президент послал нас к Кондору с предложением об амнистии. Если Кондор сложит оружие и прибудет в Курату, он получит полное прощение.

— Амнистия для Кондора? — Ортиц вздрогнул и перекрестился. — А почему вы думаете, он поверит вам?

— Он знал моего отца, — сказал Дакс. — И знает, что я играю только в честные игры. Все это время мы искали его, а на прошлой неделе он передал нам, что даст ответ через семь дней. Мы переночуем здесь, а завтра отправимся к нему на встречу.

— Ты действительно думаешь, что Кондор сдастся? — шепнул Ортиц Котяре, когда они расстелили на земле одеяла.

— Я смогу ответить тебе на это завтра, — сказал Котяра и добавил:

— Если останемся живы.

Ортица от этих слов бросило в дрожь.

Дакс растянулся на одеяле, скрестив под грудью руки, и смотрел в долину. День близился к закату, и до его ушей стали долетать вечерние звуки. Легкого дымка из лагеря бандитов уже не было видно, Дакс лежал не шевелясь, и сумерки окутывали его, словно вата. Все было не так, как он ожидал, и только потому, что им владели иллюзии.

Приехав домой, он обнаружил, что по сути ничего не изменилось. Кто-то однажды сказал, что чем больше вещи меняются, тем больше они остаются неизменными. Дакс понял, что ничего из того, о чем мечтал его отец, не произошло. По-прежнему было недостаточно школ, а в тех, которые существовали, обучались дети чиновников. Так было в Курату. А в маленьких деревнях и в провинции вообще не было школ.

И хотя столицу окружала сеть асфальтированных дорог, эти дороги никуда не вели, они обрывались на краю болот или джунглей всего в нескольких милях от столицы. Бандиты, скрывавшиеся в горах и долинах, по-прежнему наводили страх на крестьян.

Первые несколько недель пребывания на родной земле Дакса не отпускала печаль. Но он был рад тому, что отец не увидел всего этого, ибо это было совсем не то, чему он посвятил жизнь.

Дакс сходил в порт, посмотрел на приплывающие и отплывающие корабли, на рыбаков, возвращающихся с уловом. Пройдя утром по рынку, он слышал крики торговцев, и всюду видел маленькие, бетонные статуи президента — на перекрестках, на каждом новом здании, на каждом причале в порту, при входе на рынок. И всюду в глаза бросалась красно-синяя форма солдат.

Только спустя неделю Дакс понял, что солдаты следуют за ним по пятам, а еще через несколько дней он осознал, что люди смотрят на него как на незнакомца, что голос его звучит не так, как у них, что его одежда выдает в нем человека из чужого общества.

Его охватило чувство одиночества и отчужденности, этот город начал раздражать его, и он понял, что давно перестал быть тем юношей, который уехал отсюда много лет назад. Он стал другим, хотя сам точно не понимал каким именно. Поэтому он с радостью уехал на гасиенду в горах, где родился.

Там, среди бесконечных просторов земли и неба, где горы тянулись вершинами к солнцу и звездам, он надеялся вновь обрести потерянное чувство свободы, в которой и был весь смысл его существования.

5

Спустя несколько недель, когда он сидел на террасе гасиенды и смотрел на горы, из дома вышел Котяра и пристроился рядом.

— Здесь все не так? — спросил он. Прежде чем ответить, Дакс вытащил тонкую сигару и закурил.

— Да, — спокойным и безразличным голосом ответил он.

— Все изменяется, — сказал Котяра и внимательно посмотрел на Дакса. — И ты должен знать это. Дакс выпустил облако голубоватого дыма.

— Я знаю.

— Я уверен, что президент... — начал раздраженно Котяра.

— Что президент? — оборвал его Дакс.

— Найдет для тебя занятие. Дакс улыбнулся.

— Например? Котяра не ответил.

— У президента и без меня полно забот. Котяра посмотрел в сторону гор, потом сказал:

— Сюда скачут всадники. — Он прислушался. — Солдаты.

Дакс поднялся с кресла, подошел к перилам, но ничего не увидел и не услышал.

— Почему ты так думаешь?

— Только у солдатских лошадей такой аллюр. — Котяра посмотрел на Дакса. — Ты ждешь кого-нибудь?

Дакс покачал головой. Теперь и до него доносился приглушенный стук копыт. Дакс повернулся и увидел, что Котяра осматривает свой револьвер.

— Ты же, кажется, сказал, что это солдаты. Котяра засунул револьвер за ремень.

— Конечно, солдаты, но поберечься не мешает. Они стояли и смотрели на дорогу, пока не увидели первых солдат в красно-синей форме.

— Они наверняка запарились и хотят пить. Пойду приготовлю им что-нибудь прохладительное.

Дакс наблюдал за приближающимися всадниками, их был целый отряд, человек четырнадцать, и все на жилистых, коричневых мустангах, которых предпочитали военные. Дакс заметил, что ими командует капитан, но среди них был еще один молоденький, стройный офицер, хотя Дакс и не мог определить его чин, потому что на форме у него не было никаких знаков различия. Капитан поднял руку, и отряд остановился у самых ворот.

Оба офицера спешились и направились к дому, и только тогда Дакс узнал младшего из них. Плотно обтягивающая стройную фигуру форма только подчеркивала округлости женского тела. Девушка повернула голову, и лицо ее внезапно расплылось в знакомой улыбке. Она побежала навстречу Даксу.

Он поспешно спустился по ступенькам ей навстречу, но вдруг она резко остановилась и внимательно посмотрела на него, словно маленькая девочка, внезапно удивленная тем, как вырос ее старший брат.

— Дакс? — голос ее был хриплым, дыхание прерывистым.

— Ампаро.

Она продолжала стоять, разглядывая его лицо, казалось, ей хотелось что-то сказать, но она не может сделать этого. Наконец Дакс нарушил молчание:

— Сними шляпу.

— Зачем?

На лице его появилась дразнящая улыбка.

— Чтобы я смог решить: поцеловать тебя или отдать честь.

Глаза Ампаро сверкнули в ответ. Сдернув шляпу, она швырнула ее на землю. Белокурые волосы рассыпались по ее плечам.

— Дакс, Дакс! Я не могу поверить своим глазам. Ты такой большой! — Ампаро бросилась в объятия Дакса. Он крепко прижал ее к себе.

— Ты тоже немножко подросла, принцесса. Ампаро подняла голову и заглянула Даксу в лицо.

— Как ты мог уехать из Курату, не повидавшись со мной?

— Ты была в Панаме, и никто не знал, когда ты вернешься.

— Отец знал. Дакс нахмурился.

— Я только один раз виделся с президентом, да и то всего несколько минут. Он очень занят.

— Отец всегда очень занят.

Дакс услышал за спиной легкое покашливание капитана, Ампаро обернулась.

— Капитан де Ортега, сеньор Ксенос, — сказала она. Капитан отдал честь и шагнул вперед, пожимая протянутую руку Дакса.

— Очень рад, ваше превосходительство.

— Добро пожаловать в мой дом, капитан. Послышались шаги, и Ампаро обернулась.

— Котяра! — воскликнула она. — А вот ты совсем не изменился!

К обеду Ампаро спустилась в белом платье. Ожерелье и серьги из бриллиантов и изумрудов замечательно оттеняли ее белокурые волосы, а свет свечей придавал ее загорелой коже теплый оттенок слоновой кости.

Дакс улыбнулся, глядя на нее.

— Ты первый гость в этом доме после моего возвращения. Надеюсь, погостишь несколько дней, нам есть о чем поговорить.

— Мне это нравится, — ответила Ампаро и посмотрела на капитана де Ортега.

— Я обещал вашему отцу, что мы вернемся завтра. Дакс взглянул на капитана, лицо его ничего не выражало, глаза были устремлены на Ампаро.

— Боюсь, что капитан прав, — неохотно согласилась Ампаро.

Дакс не стал настаивать.

— Пойдемте, ликер выпьем на террасе. Капитан поднялся.

— Мне надо проверить своих людей, ваше превосходительство, а потом, если не возражаете, я хотел бы отправиться спать. Нам завтра рано выезжать.

Дакс кивнул.

— Конечно, капитан.

Когда де Ортега вышел из комнаты, Дакс повернулся к Ампаро. Некоторое время они сидели молча, потом Дакс достал тонкую черную сигару.

— Можно мне тоже?

— Извини. — Дакс подвинул коробку с сигарами к девушке и поднес зажигалку.

Она глубоко затянулась и откинулась на спинку кресла.

— Ну?

Дакс задумался, вытащил изо рта сигару и внимательно посмотрел на нее.

— Очень многое изменилось, — задумчиво произнес он. — Прошло столько времени.

— Десять лет не такой долгий срок. Я не изменилась, а ты?

Дакс покачал головой.

— И ты изменилась, и я. Все меняется.

— Но некоторые вещи не меняются никогда.

Они сидели и смотрели в ночь, звезды ярко сверкали в темно-синем небе, а солдатские костры за дорогой напоминали светлячков в поле.

— Ты всегда путешествуешь в сопровождении эскорта солдат?

— Да.

Дакс посмотрел на Ампаро.

— Почему?

— На этом настаивает отец. Ведь всегда существуют какие-то опасности: грабители, бандиты...

Дакс мрачно усмехнулся.

— До сих пор?

Ампаро с серьезным видом кивнула.

— Еще есть люди, которые борются против моего отца, они отказываются признавать перемены к лучшему. — Ампаро посмотрела на Дакса, внезапно поняв его мысли. — Ты разочарован, так ведь? Ты ожидал, что здесь наступила другая жизнь.

— Пожалуй.

— Все не так просто, — быстро ответила Ампаро. — Я понимаю тебя, Дакс, точно так же я чувствовала себя, когда вернулась после пяти лет учебы в университете в Мексике. Но, побыв немного дома, я начала все понимать.

— Серьезно?

— Да. А тебя, Дакс, не было еще больше, чем меня, и ты успел забыть дом. Большинство людей в нашей стране не хотят меняться, они хотят, чтобы им все давали задаром. Они не хотят трудиться. Отправить детей в школу и то кажется для них слишком сложным.

— Может быть, это потому, что для их детей нет в школе места, а есть только для детей чиновников?

— Сначала так не было, но потом дети крестьян сами перестали ходить в школу. Дакс помолчал.

— Сейчас главная забота отца — это подготовка к войне.

Дакс удивленно вскинул брови.

— Ты же был за границей и знаешь, что надвигается война.

— А нам какое до этого дело? — спросил он. — Кортегуа не имеет к ней отношения.

— Впрямую не имеет, но президент говорит, что нашей стране предоставляется прекрасная возможность для самоутверждения. Ведь кто-то должен будет снабжать воюющие страны продовольствием.

— Войны не выигрывают с помощью бананов и кофе.

— Отец это понимает. Более трех лет назад его посетили владельцы крупных животноводческих ферм из Аргентины, и он предоставил им специальную концессию, чтобы они разводили скот у нас. Так что в следующем году у нас будет около миллиона фунтов мяса, которое мы смогли бы экспортировать.

Дакс понимал, что это может быть за концессия. Интересно, сколько денег президент положил в собственный карман.

— А сколько мяса смогут получить крестьяне?

— Ты действительно долго отсутствовал, — сказала Ампаро. — Ты забыл, что крестьяне не едят говядины. Они предпочитают свою пищу: овощи, кур, свинину.

— Может быть, они не едят говядину просто потому, что она слишком дорога для них? Ампаро разозлилась.

— Отец был прав — ты в точности как твой отец! Дакс посмотрел на нее.

— Президент именно так и сказал? Ампаро кивнула. Дакс улыбнулся.

— Это лучшее из всего, что он когда-либо говорил. Ампаро взяла его за руку.

— Дакс, Дакс. Я приехала сюда совсем не для того, чтобы спорить с тобой.

— Больше не будем спорить, я тебе обещаю.

— Чем ты собираешься заняться? Ты не можешь оставаться здесь в горах без всякого дела.

Дакс забрал у Ампаро сигару и выбросил ее через перила.

— Я уже думал об этом, — медленно произнес он. — Но пока ничего не решил. Ошивался в Курату почти три недели, но никто мне ничего дельного не предложил. Тогда я уехал домой.

— Президент очень расстроился, что ты не зашел к нему поговорить перед отъездом.

— А как я мог поговорить с ним? Каждый раз, когда я хотел повидаться с ним, он оказывался занят.

— Но ведь он не знал, что ты собираешься уезжать.

— А какая разница? Да и что мне оставалось делать? Крутиться рядышком, как собака, в надежде получить кость?

— Возвращайся вместе со мной в Курату и встреться с ним.

Дакс посмотрел на Ампаро.

— Это твоя идея или его? Ампаро замялась.

— Моя. Он никогда бы не признался, что расстроен и хочет увидеть тебя.

Дакс внимательно посмотрел на нее, потом покачал головой.

— Нет, пожалуй, я останусь здесь. Когда я понадоблюсь твоему отцу, он пришлет за мной.

После этого разговора прошел почти год, и все это время Дакс оставался на гасиенде. Наконец президент прислал за ним. Когда Дакс вошел к нему в кабинет, он обнял его с таким видом, словно они расстались только вчера.

— Главным желанием твоего отца было видеть страну, управляемую правительством, которое представляет интересы всего народа, — сказал президент. — Это и мое желание, и оно почти осуществилось, но в Асиенто старый бандит Кондор все еще сопротивляется. Кондор знал твоего отца и уважал его, так что он послушает тебя, когда ты привезешь ему предложение об амнистии. Против его участия в работе правительства не будет никаких возражений.

6

— Я не политик, — сказал старый бандит. — Я просто убийца, поэтому не понял многого из того, что ты наговорил. Но я хочу, чтобы мой сын ходил в школу, учился читать, писать и говорить так же гладко, как ты. Я не хочу, чтобы он провел свою жизнь в этих горах, постоянно сражаясь за свое существование.

Дакс посмотрел через костер на Кондора. Старик сидел на земле, скрестив перед собой ноги на манер индейцев, во рту у него торчала тонкая сигара, высохшая кожа плотно обтягивала кости хищного лица. Дакс оглядел остальных, предводитель отрада равнодушно посмотрел на Дакса. Лучи утреннего солнца сверкали на бандитских ножах, ружьях и револьверах. Позади старика стоял его сын, о котором он говорил.

Тоненький и стройный, он не отводил глаз от Дакса, во взгляде этого четырнадцатилетнего мальчишки сквозила настороженность дикого животного. Как и у взрослых бандитов, у него на поясе был нож и револьвер.

Дакс снова повернулся к Кондору.

— Значит, вы принимаете предложение президента?

— Я старый человек, — ответил бандит, — так что не боюсь умереть, но я не хотел бы, чтобы вместе со мной погиб мой сын.

— Никому не будет причинено ни малейшего вреда. Это личная гарантия президента.

— Я не собираюсь становиться губернатором Асиенто, — продолжил бандит, как будто и не слышал слов Дакса. — Что я в этом понимаю? Я просто не хочу, чтобы погиб мой сын. — Он вынул изо рта сигару, посмотрел на нее, достал из костра головешку и снова прикурил. — У меня было восемь сыновей и три дочери, и все они умерли, остался вот он один.

— Смерть никому не угрожает, — ответил Дакс. — Президент лично гарантирует это.

Старик бросил головешку назад в костер.

— Красный Дьявол дурак, Гутьеррес всех нас убьет.

Дакс удивленно уставился на бандита. Лицо старика было непроницаемым, и только искорки в черных глазах выдавали его индейское происхождение. Дакс не знал, как объяснить человеку, для которого время не существует, что Гутьерреса уже давно нет. Что в стране новое правительство, хотя солдаты и носят старую форму, что прошло много времени с тех пор, как президент разбойничал в горах под именем Красного Дьявола; что он, Дакс, сам видел, как схватили Гутьерреса и увели, чтобы казнить. Пока Дакс раздумывал над всем этим и над своим ответом, старик снова заговорил:

— Если ты, лично, обещаешь жизнь моему сыну, если ты поклянешься душой такого святого человека, как твой отец, которого мы все любили и уважали, то я готов принять предложение Красного Дьявола.

— Я клянусь вам.

Кондор тихонько вздохнул и резко поднялся на ноги.

— Хорошо. Возвращайся к Красному Дьяволу и передай, что я встречу его в Асиенто в последний день этого месяца. Больше войны между нами не будет.

Прежде чем заговорить, президент подождал, пока за секретарем закроется дверь.

— Ты хорошо потрудился в горах, — сказал он.

Дакс промолчал, да от него и не требовалось ответа. Он посмотрел через стол на президента, который совершенно не изменился. Не считая легкой седины в волосах, он выглядел точно так же, как тогда, когда Дакс впервые увидел его. На нем был генеральский мундир, но без медалей, нашивок и галуна. Президент верил, что так он выглядит человеком из народа.

— Теперь в стране наступит мир, Кондор был последним опасным преступником, остальные ничего из себя не представляют, мы их всех переловим как мух.

— Может, надо и другим сделать такое предложение? Они на него согласятся, как только увидят, как принимают Кондора.

Президент махнул рукой.

— Не стоит о них беспокоиться, мы о них позаботимся. — Президент сложил руки на столе и наклонился вперед. — В любом случае, эти проблемы не должны иметь к тебе никакого отношения. Я назначаю тебя консулом, ты снова возвращаешься в Европу.

Дакс удивленно посмотрел на президента.

— В Европу? Зачем?

— Война в Испании близится к завершению, настало время устанавливать отношения с новым правительством Франко.

— А как же генерал Мола? — спросил Дакс. — Я думал, что он станет президентом. Президент покачал головой.

— Мола слишком много болтает, я сразу понял это, едва услышал его заявление о пятой колонне перед осадой Мадрида. Эти слова подорвали к нему доверие, потому что Мадрид еще долго не сдавался. Первым делом государственный деятель должен научиться держать язык за зубами, он не должен никого посвящать в свои мысли и планы — ни друзей, ни врагов.

Дакс молчал, он думал о том, сколько еще человек, кроме его отца, были обмануты этим намеренным молчанием президента. Он постарался отогнать эти мысли.

— Чего вы ожидаете от меня в Испании?

— Испании будут нужны продукты, а у нас есть что продать. А кроме того, Испании понадобится все, что нужно для восстановления страны. Эти глупые американцы не захотят иметь дело с Франко, и мы сможем покупать у них все необходимое, а затем отправлять в Испанию.

Дакс посмотрел на президента с уважением. Внезапно он понял, что отличало его от других бандитов, спустившихся с гор, теперь Дакс знал, что в нем привлекало его отца. Верно или неверно, глупо или разумно, но президент всегда смотрел далеко вперед, и сколько бы денег не оседало в его собственных карманах, его действия все же шли на пользу Кортегуа.

— Ты поедешь к Франко, — продолжал президент, — и заключишь с ним сделку. Мы станем торговым агентом Испании во всем мире.

— А если Франко этим не заинтересуется? Президент улыбнулся.

— Заинтересуется, я знаю этого человека. Как и я, он реалист и прекрасно понимает, что после окончания войны не сможет рассчитывать на своих союзников Германию и Италию, потому что они сами будут воевать. Не волнуйся, Франко пойдет на эту сделку.

— Когда вы хотите, чтобы я поехал?

— Третьего числа следующего месяца отплывает корабль во Францию, ты отправишься на нем. — Президент поднялся из кресла, обогнул стол и подошел к Даксу. — А теперь у меня есть к тебе еще одно дело.

Дакс улыбнулся.

— Какое?

Президент помедлил с ответом, подвинул кресло поближе к Даксу и сел. Голос его теперь звучал совсем по-другому.

— Ты знаешь, что я уже давно думаю о тебе как о собственном сыне. Я помню, как умерли мои мальчики, когда ты пришел с гор вместе с Ампаро. Я часто думаю о вас двоих.

Стало ясно, что за этим последует, и Дакс поднял руку, чтобы остановить президента.

— Мы тогда были детьми.

Но президент не собирался останавливаться.

— Я помню, как вы прекрасно выглядели вдвоем, она такая нежная и беленькая, а ты такой смуглый, решительный, готовый защитить ее. Помню, как я повернулся тогда к твоему отцу и сказал: «Когда-нибудь настанет этот день».

Дакс поднялся.

— Нет, ваше превосходительство, нет. Слишком рано говорить об этом.

Президент посмотрел на него.

— Слишком рано? Разве рано для меня хотеть, чтобы сын занял мое место? Я ведь не молодею, в один прекрасный день мне захочется удалиться из этого кабинета на маленькую загородную ферму, зная, что я передал судьбу своей страны в руки моего сына.

Выражение лица президента было почти нежным, глаза излучали тепло. На какое-то мгновение Дакс почти поверил в его искренность, но его последующие слова рассеяли иллюзии.

— Ваш брак, без сомнения, еще больше сплотит страну, уважаемое имя твоего отца в сочетании с моим именем убедит людей в горах в чистоте наших намерений.

Дакс молчал, и президент воспользовался его молчанием, чтобы продолжить:

— Ампаро чудесная девушка, но она еще молода и поэтому ничего не умеет. Мне нужен сын. Ты. Ты будешь моей правой рукой.

Дакс снова уселся в кресло.

— А вы уже говорили с Ампаро?

На лице президента появилось удивленное выражение.

— Зачем?

— Может быть, она не захочет выходить за меня замуж.

— Ампаро поступит так, как я пожелаю. Она сделает все на благо Кортегуа.

— Но я думаю, что у нее есть право самой выбрать себе мужа.

— Конечно. Значит, ты спросишь у нее об этом?

Дакс кивнул. Он спросит у нее, возможно в следующем году, когда вернется из Европы. А к тому времени многое может измениться. Даже намерения президента.

— Отлично. — Президент вернулся за стол. Аудиенция была закончена. Дакс поднялся.

— Что-нибудь еще, господин президент?

— Да. — В уголках глаз президента появились веселые искорки. — Мне бы хотелось, чтобы та поговорил с Ампаро сразу, как только выйдешь из моего кабинета.

— Но стоит ли так спешить? — У Дакса появились смутные подозрения.

— Конечно, надо торопиться, — ответил президент с улыбкой. — Понимаешь, я уже объявил о вашем обручении. Эта новость появится в завтрашних утренних газетах.

7

Даксу показалось, что Ампаро плакала.

— Что с тобой? — спросил он. Ампаро покачала головой.

— Ты виделся с моим отцом?

Дакс кивнул.

— Поздравляю, теперь мы обручены.

Ампаро некоторое время смотрела на него, потом повернулась, прошла через комнату к окну. Когда она заговорила, голос ее звучал так тихо, что даже Дакс с трудом разбирал слова.

— Я просила его не делать этого, — сказала Ампаро.

Дакс промолчал.

Ампаро повернулась и посмотрела на него.

— Ты веришь мне?

— Да.

— Но президент всегда поступает по-своему. Я говорила ему, что надо позволить тебе самому сделать свой выбор.

— А как насчет тебя? Это ведь не только меня касается.

Ампаро помолчала, потом, посмотрев ему прямо в глаза, сказала:

— Я уже давно сделала свой выбор. — Легкая улыбка пробежала по ее губам. — Разве ты забыл? Дакс рассмеялся.

— Я не забыл, просто думал, что ты выросла с тех пор.

— Я тоже так думала, но когда приехала навестить тебя в горы, то поняла, что нет.

— Почему же ты ничего не сказала мне?

— А ты почему? — отпарировала Ампаро. — Девушки не говорят первыми о таких вещах. Ты что, слепой? Не смог ничего понять?

— Извини, я не подумал об этом. Внезапно Ампаро, как в детстве, дала волю своему характеру:

— Тогда убирайся! Ты так же глуп, как остальные мужчины.

Дакс положил руку ей на плечо.

— Ампаро.

Она сердито сбросила его руку.

— Ты не обязан жениться на мне! И никто не обязан! Я не собираюсь упрашивать мужчин о таком одолжении!

Она выбежала из комнаты, а Дакс остался стоять, прислушиваясь к ее торопливым шагам по лестнице. В этот момент в комнату вошел президент, на лице его играла улыбка.

— Что случилось? — лукаво поинтересовался он. — Любимые ссорятся?

Ампаро только что закончила приводить в порядок свой макияж, как раздался стук в дверь.

— Кто там?

— Это я.

Она подошла к двери и распахнула ее, президент вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Глаза его из-под густых бровей внимательно смотрели на дочь.

— Надеюсь, ты не натворила глупостей? Ампаро покачала головой.

— И ничего ему не сказала? Она снова покачала головой.

— Отлично, — с удовольствием произнес президент. — Де Ортега уехал, с этой стороны неприятности нам не грозят.

— Ты не сделал ему ничего плохого? — озабоченно поинтересовалась Ампаро.

— Нет, — соврал президент. По его мнению, пуля в голову никому не причиняла боли. — Я отправил его на юг.

— Он ни в чем не виноват.

Президент почувствовал, как в нем закипает ярость.

— А кто же тогда виноват? Я доверил ему охранять тебя, и он должен был это делать, а не спать с тобой.

— Но он меня не насиловал.

— Еще хуже, — устало ответил президент и внимательно посмотрел на дочь. — Не понимаю, я отправил тебя на пять лет в университет в Мексику, чтобы ты стала настоящей леди, получила образование. Неужели все это нужно было только для того, чтобы забраться в постель с первым попавшимся смазливым мужиком, словно обычная уличная шлюха?

Ампаро промолчала.

— Ладно, слава Богу, с этим покончено. — Президент вздохнул. — Дакс будет тебе хорошим мужем, у вас будут дети, и все будет хорошо.

Ампаро посмотрела отцу прямо в глаза.

— Я не собираюсь выходить за него замуж.

— Почему?

— Потому что я жду ребенка. Президент раскрыл рот от изумления.

— Ты уверена? Она кивнула.

— Я уже на третьем месяце. — Ампаро повернулась и взяла со столика сигарету. — Я не могу выйти за него замуж, он сразу все поймет.

Некоторое время президент не мог вымолвить ни слова, потом размахнулся и залепил дочери пощечину, от которой она упала на кровать.

— Шлюха! Проститутка! — закричал он. — Неужели мало того, что я все время должен защищаться от врагов? Неужели меня могут предать даже в собственном доме?

Фотограф подошел ближе.

— Будьте любезны, еще один снимок, ваше превосходительство.

— Конечно, конечно. — Президент изображал отца, гордящегося своими детьми. Он подвинулся к Ампаро и привстал на цыпочки. Теперь он казался немного выше нее — не таким высоким, как Дакс, стоящий по другую ее сторону, но и не таким коротышкой.

Засверкали вспышки, слепя глаза присутствующим.

— Благодарю вас, ваше превосходительство, — фотограф поклонился и отошел.

Дакс посмотрел на Ампаро, лицо ее было бедным и осунувшимся.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

— Немножко устала.

— Слишком много всяких церемоний, вчера обручение, сегодня еще вот это...

Дакс обвел взглядом большой зал для президентских приемов, заполненный людьми. Он впервые понял, что после его отъезда окружение президента почти полностью сменилось, имен большинства присутствующих он прежде никогда не слышал. Теперь в силу вошли новые люди, и, хотя в зале находились несколько представителей старых фамилий, они скорее служили просто украшением, в то время как реальная власть была в руках этого нового окружения президента.

— Тебе нужен отдых, Ампаро.

— Со мной все в порядке, Дакс.

— Ты стала политическим советником отца: Женская Лига, Ассоциация рабочих, Детский фонд — это непосильная ноша для тебя.

— Кто-то должен этим заниматься.

— Но ты не можешь тянуть такой воз сама, и нехорошо со стороны твоего отца думать, что ты можешь с ним справиться.

— Я занимаюсь тем, чем не может заниматься отец. Как ты думаешь, кому он еще может доверить заботу о людях? Я обязана этим заниматься, власть налагает большую ответственность.

— Но эта ответственность лежит на твоем отце.

— И на мне тоже, — ответила Ампаро. — Ко мне обращаются со всеми мелкими вопросами, с которыми не решаются обратиться к отцу.

Дакс оглядел зал приемов. Президент разговаривал с группой мужчин, но каждые несколько секунд бросал взгляд в сторону Дакса и Ампаро, как бы желая убедиться, что дочь на месте. Дакс подумал о том, что будет делать президент после того, как Ампаро выйдет замуж. Ведь тогда она уже будет мужней женой, а не политическим советником президента.

Он снова повернулся к Ампаро, но она уже была занята разговором с несколькими женщинами. Дакс уловил обрывки фраз об улучшении системы здравоохранения. Не было никаких сомнений, что главную роль в этом разговоре играет Ампаро, когда она говорила, все с уважением слушали ее.

Женщины были ему незнакомы, они также были представительницами нового класса, сформировавшегося в стране за время его отсутствия. Дакс вытащил сигару и закурил. Да, очень многое изменилось.

Изящество старого общества, к которому принадлежал его дед и даже отец, улетучилось. Новое общество, состоявшее из представителей среднего и низшего сословий, до сих пор несло на себе печать своего происхождения. Их речь, хотя и не лишенная оттенка образованности, по-прежнему оставалась простонародной, а манеры представляли собой любопытную смесь напускной воспитанности с грубостью и прямотой крестьян.

Это же можно было сказать и об их одежде. Дакс улыбнулся про себя, вспоминая женщин, с которыми встречался в Европе и в Соединенных Штатах. Кортегуанское представление о моде включало использование широкого спектра цветов и наличие различных ленточек, рюшечек, оборочек, что напоминало Даксу старинные фотографии. Но в этих людях была энергия и жизненная сила, что очень нравилось Даксу. Его отец наверняка бы гордился ими.

Он снова посмотрел на мужчин, окружавших президента. Вот мужчины сильно не изменились, по большей мере они остались такими же — подхалимами, подобострастно относящимися к власти, пресмыкающимися перед теми, кто выше их, и плюющими на тех, кто ниже.

Внезапно Дакс почувствовал радость от того, что возвращается в Европу, он больше ощущал себя дома там, чем здесь. Да, он был кортегуанец и в то же время чужак среди этой примитивной публики.

К нему подошла Ампаро.

— У тебя странное выражение лица.

— Я размышляю.

— О чем?

— Как хорошо было бы, если бы мы с тобой отправились в горы на мою гасиенду. Вдвоем. Ампаро посмотрела на него.

— Отцу это не понравится. Он хочет, чтобы я находилась рядом с ним. Дакс пожал плечами.

— Твой отец все решает сам, но рано или поздно ему придется отказаться от этого. Когда мы поженимся, ты больше не будешь бегать к нему по первому зову.

Ампаро знала своего отца, Дакс зря на что-то надеялся. И после их женитьбы ничего не изменится, а будет еще хуже. Дакс тоже войдет в круг приближенных президента.

— Сегодня вечером, — сказал Дакс, ошибочно принимая ее молчание за согласие, — после того, как все разойдутся, мы с тобой потихоньку улизнем, и никто этого не заметит.

Ампаро вдруг стало жалко его, в чем-то Дакс был гораздо умнее остальных, но в чем-то — слишком наивен. Он до сих пор еще не понял смысла власти, не понял, как крепко подчинил себе президент всех, кто окружал его, что он полностью распоряжается их жизнями. В свое время он поймет это, а сейчас пусть остается при своих иллюзиях.

— Прекрасная идея, — сказала Ампаро. — Мы сможем уехать вечером после банкета.

8

Дакс сидел на террасе и курил, как обычно, сигару. Из дома вышла Ампаро, он посмотрел на нее.

— Как спалось?

Ампаро оглядела поля и перевела взгляд на горы.

— Чудесно. Здесь так тихо, а горы своим спокойствием навевают сон.

Дакс с удовлетворением посмотрел на нее, за два дня и две ночи, которые они провели здесь, тени под глазами Ампаро исчезли, румянец вернулся на щеки. Она больше не выглядела усталой.

— Я же говорил, что нам здесь будет хорошо. Ампаро повернулась к нему.

— Если бы только это длилось вечно.

Дакс промолчал.

Ампаро села напротив него за столик, и через секунду на террасе появился Котяра с подносом. Сняв с подноса кофейник, он наполнил чашку Ампаро.

— А ты хочешь еще? — спросил он у Дакса. Дакс покачал головой.

— Нет, спасибо.

Ампаро сделала глоток, кофе был крепким и горячим.

— Нам пора поговорить, — сказала она.

— Слушаю.

— Тебя, должно быть, удивило, что вернувшись после долгого отсутствия, ты вдруг обнаружил, что помолвлен. — Ампаро замялась, ожидая ответа, и, не дождавшись, продолжила:

— А меня не удивило. Я всегда знала, что, когда мне придется выходить замуж, это будет не мой собственный выбор, а выбор моего отца.

— И ты не пыталась протестовать?

— Нет. Понимаешь, мне всегда внушали чувство долга, еще с тех пор, как я была маленькой девочкой. Однако я хотела, чтобы это произошло не так быстро, возможно, тогда мы смогли бы прийти к этому решению и без его помощи. Как в те времена, когда были детьми.

Дакс вытащил изо рта сигару и стал разглядывать ее.

— Возможно, что так было бы лучше, но... Ампаро удивленно посмотрела на него.

— И ты так думаешь?

— Не знаю, — смутился Дакс. — Но разговор с твоим отцом не так уж сильно потряс меня, как можно было бы ожидать. — Боюсь, что я совсем не романтик. Ампаро улыбнулась в ответ.

— Мы оба с тобой не романтики, но я рада, что выбор отца все-таки пал на тебя.

Впервые за все время он прикоснулся к ней. Ампаро удивленно посмотрела на него, подалась вперед, и Дакс поцеловал ее. Она почувствовала прикосновение его губ и какую-то свежесть, несмотря на запах табака, исходивший от него. Ампаро охватила глубокая печаль, на глазах у нее выступили слезы.

— Что с тобой? — спросил Дакс.

Ампаро резко потрясла головой, но, не в силах удержаться от слез, вскочила и убежала в дом.

Через несколько минут она снова появилась на террасе.

— Извини меня, Дакс.

— Не стоит извиняться.

— Думаю, будет лучше, если ты отвезешь меня домой.

Дакс вопросительно посмотрел на нее.

— Мне не следовало приезжать сюда, могут пойти всякие разговоры.

— Но ведь причина совсем не в этом.

— Какая бы ни была причина, — вспылила Ампаро, — я хочу уехать домой. Ты проводишь меня или мне придется ехать одной?

Дакс поднялся.

— Я провожу тебя.

За всю дорогу Дакс лишь один раз обратился к ней:

— Рано или поздно ты скажешь мне, что тебя тревожит, — сказал он. — У меня такое чувство, что чем раньше ты сделаешь это, тем лучше будет для нас обоих.

Ампаро покосилась на него, пытаясь понять, что ему известно и о чем он мог догадаться. Однако ничего не смогла прочитать на его лице, а потому не решилась на исповедь.

В маленьком городке Асиенто царил праздник, улицы были украшены сине-зелеными флагами Кортегуа, двери и окна лавчонок, расположенных вдоль пыльной главной улицы, задрапированы полотнищами цвета государственного флага. В остальных окнах были выставлены портреты президента.

Дакс стоял на террасе маленькой гостиницы и смотрел на толпу, собравшуюся на улице в ожидании главы государства. В воздухе витало возбуждение, мальчишки сновали в толпе, размахивая флажками, зажатыми в грязных пальцах. Как только президентский кортеж свернул на главную улицу, раздался рев толпы.

Первыми ехали кавалеристы на гнедых лошадях; двигавшиеся ровным строем, они занимали всю ширину улицы, их красно-синие мундиры сверкали на солнце. Позади них шел первый автомобиль, на переднем сидении которого расположились два солдата, один из которых был за рулем. На заднем сидении между двумя офицерами сидел президент, одетый в обычную форму цвета хаки. Простота формы резко отличала его от сверкающей свиты. В толпе раздались крики:

— Да здравствует президент!

Президент поднял голову, лицо его расплылось в улыбке, обнажившей белоснежные зубы. Сняв шляпу, он стал размахивать ею, приветствуя толпу. Гул толпы нарастал. На главную улицу свернула вторая машина, в которой на переднем сидении тоже находились два солдата, а на заднем — между двумя офицерами сидела Ампаро, ее распущенные белокурые волосы сверкали на солнце. Лицо Ампаро было оживленным, она улыбалась толпе, и народ искренне приветствовал ее.

— Да здравствует принцесса! Дакс повернулся к Котяре.

— Великолепный прием.

Котяра прищурил глаза от солнечного света.

— Мне он не нравится, — сказал он. — Слишком много солдат.

— Но не думал же ты, что президент явится один?

— Нет, конечно, но зачем было тащить с собой целую армию?

Автомобили остановились на площади, по ступенькам городской управы спустился судья. Раздалась команда офицеров, и кавалеристы замерли в строю. Президент, не торопясь, вылез из машины, подошел к машине Ампаро, помог ей выйти, и они вдвоем направились к тому месту, где стояли официальные лица города.

Голос судьи звучал достаточно громко, чтобы его было слышно на площади:

— Нашему городу оказана большая честь приветствовать президента и его любимую дочь. Дакс повернулся к Котяре.

— Пошли внутрь, выпьем чего-нибудь. Они уселись в темном, прохладном баре и принялись потягивать холодное пиво.

— Не думаю, что он явится, — неожиданно сказал Котяра. — Дакс посмотрел на него. — Кондор не дурак. Ему уже наверняка известно, сколько солдат прибыло с президентом.

— Старик человек слова. Он придет. Котяра молчал, прихлебывая пиво.

— Мне кажется, ты надеешься, что он не придет, — сказал Дакс.

Котяра посмотрел через стол на друга и мрачно покачал головой.

— Если только у него хватит сообразительности. — Котяра поднял стакан и посмотрел сквозь него. — Попомни мои слова, если Кондор явится, все закончится резней.

Услышав шаги позади, они оглянулись. Это был Ортиц, тот самый солдат, что отыскал их в горах. Он лихо отдал честь.

— Сеньор Ксенос? Дакс кивнул.

— Слушаю тебя.

— Его превосходительство желает, чтобы вы присоединились к нему и принцессе в саду у судьи.

Дакс допил пиво и поднялся, бросив взгляд на Котяру.

— Пошли?

Котяра покачал головой.

— Мне и здесь хорошо, тут пиво холоднее.

Дакс посмотрел на часы, потом на Ампаро, сидевшую рядом с ним за длинным столом в саду.

— Пора бы — сказал он.

— Уже четыре часа? — спросила Ампаро.

Дакс кивнул. Слуги начали убирать со стола, президент поднялся, за ним встали остальные. Гости прошли за судьей через сад на террасу дома, выходящую на площадь.

Президент сделал знак Ампаро, и она встала рядом с ним возле перил.

— И ты тоже, сынок, — сказал президент, обращаясь к Даксу.

Присоединившись к Ампаро, Дакс посмотрел на площадь. Солдаты выстроились перед домом в две шеренги, образовав коридор, ведущий прямо к террасе. Внезапно толпа людей позади солдат смолкла. Дакс заметил, как на другой стороне площади из гостиницы вышел Котяра.

И вдруг тишину разорвал возбужденный мальчишеский крик:

— Они идут! Они идут!

Люди в ожидании устремили взгляды на площадь. Дакс заметил легкую усмешку на лице президента и тоже стал смотреть туда, откуда появились бандиты.

Впереди на крупном гнедом жеребце ехал Кондор, он ехал молча, не глядя по сторонам, широкополая шляпа, надвинутая на глаза, скрывала его лицо и глаза. Позади него Дакс увидел остальных бандитов, и одним из них был сын Кондора. Мальчик держался с вызовом, не пряча глаз от любопытных взглядов.

Пока бандиты двигались вдоль строя солдат, толпа хранила молчание. Наконец Кондор остановил жеребца и поднял руку. Следовавшие за ним бандиты тоже остановились.

Кондор снял шляпу, и густые, черные волосы упали ему на плечи. Он посмотрел на президента.

— Я здесь, ваше превосходительство, в ответ на ваш призыв, — сказал он громким, ясным голосом. — Я принимаю ваше предложение об амнистии, и пусть будет отныне мир между нами.

Несколько секунд президент смотрел на него, потом быстро сбежал по ступенькам с террасы. Старик легко выпрыгнул из седла, и солдаты, стоявшие позади него, насторожились.

— Я приветствую тебя от имени нашей любимой страны, — сказал президент. — Мы слишком долго враждовали. — Президент шагнул вперед и заключил старика в объятия.

Волна радости пробежала по толпе, словно поднявшись из глубины сердец. Теперь уже можно было не бояться дерзких нападений и спокойно спать по ночам, можно было не бояться, что любая провокация со стороны солдат или бандитов превратит их любимый городок в поле битвы. Война была позади.

Дакс посмотрел поверх людских и лошадиных голов, но Котяры нище не было видно. Наверное, он снова вернулся в бар, разочарованный тем, что его предсказание не сбылось.

Держа Кондора под руку, президент поднялся на террасу. К ним тут же подлетели фоторепортеры. Дакс взглянул на Ампаро.

— Твой отец может гордиться, он совершил великое дело.

На лице девушки появилось странное выражение, но прежде чем Дакс успел поинтересоваться, что оно означает, он почувствовал, как кто-то тронул его за рукав. Обернувшись, Дакс увидел Кондора.

— Я сдержал свое слово, — сказал старик. — Я привел своего сына и теперь вручаю его твоим заботам. Ты проследишь, как обещал, чтобы его приняли в школу?

— Я тоже сдержу свое слово.

Старик сделал знак рукой, и мальчик подошел ближе.

— Ты поедешь с сеньором Ксеносом и будешь слушаться его, как меня. Мальчик кивнул.

— Ты будешь хорошо учиться, и в один прекрасный день вернешься в горы, вооруженный знаниями и словами, которые навеки сделают тебя свободным. — Кондор протянул руку и легонько погладил сына по щеке. — Ты будешь вести себя так, что мне не будет стыдно за тебя.

С этими словами он почти грубо подтолкнул мальчика к Даксу.

— Его зовут Жозе, можешь лупить его, если не будет слушаться.

Президент подошел к Кондору.

— Пойдем в дом и выпьем по стаканчику холодного вина, — сказал он. — Нам есть о чем поговорить. Бандит рассмеялся.

— Вино и разговоры. Значит, годы совсем не изменили тебя!

9

— До Курату придется ехать всю ночь, — сказал Дакс, — а до моей гасиенды лишь несколько часов. Почему бы нам не переночевать там и не продолжить путь завтра утром?

Ампаро вопросительно посмотрела на отца.

Президент кивнул.

— Хорошее предложение. Вам там, безусловно, будет удобнее. Увидимся завтра в Курату.

— Отлично. Пойду найду Котяру.

Но Котяры нигде не было видно. Бармен в гостинице вспомнил, что Котяра покинул бар вместе с солдатом сразу после прибытия Кондора, потом солдат вернулся, а Котяра нет. Солдат сидел за столиком в углу.

Это был Ортиц, он спал, подложив руки под голову. Дакс потряс его, и Ортиц поднял на него глаза, до краев полные вина. Нет, он не помнил, где оставил Котяру. Может быть в трактирчике неподалеку — в нем несколько женщин, они еще и сейчас поют и танцуют. Они с Котярой посидели там немного, но потом расстались.

Дакс пожал плечами. Котяра, наверное, нашел женщину, так что до утра он домой не заявится. Дакс усмехнулся про себя: и вправду кое-что никогда не меняется.

Ампаро ждала его в одном из автомобилей, на переднем сидении уже восседали двое солдат.

— Автомобиль не проедет в горах, — сказал Дакс. — Там нет дорог, а только узенькие тропинки для старых фургонов.

Ампаро замялась.

— А ты изменилась, — улыбнулся Дакс. — Я помню, как ты не могла дождаться, чтобы оседлали лошадь. Ампаро выбралась из машины.

— Приведи мне лошадь, — с раздражением бросила она. — Я буду готова, как только переоденусь.

Дакс вернулся в конюшню при гостинице и взял свою лошадь и лошадь Котяры. Он усмехнулся: Котяра, конечно, разозлится, но делать нечего, сам виноват.

Дакс вывел лошадей из конюшни, на улице уже начинало смеркаться. На дальнем дворе он увидел сына Кондора, держащего за повод лошадь. Дакс совсем забыл о мальчике.

— Мы уже уезжаем, сеньор? — спросил Жозе.

— Да.

Они остановились перед домом судьи, Дакс посмотрел на мальчика.

— Может быть, ты хочешь попрощаться с отцом? Темные глаза Жозе ничего не выражали.

— Я уже попрощался с ним.

Ночь была светлой и ясной, луна прекрасно освещала дорогу, так что по ней можно было двигаться, как днем. Они ехали гуськом: впереди Дакс, за ним Ампаро, замыкал кавалькаду Жозе. На вершине хребта Дакс остановил лошадь и оглянулся на долину. Дома в городке были освещены, сквозь ночной воздух долетали отдаленные звуки музыки.

Дакс рассмеялся.

— Вряд ли сегодня в Асиенто будут спать.

— Я тоже так думаю.

Внимание Дакса привлекли несколько костров на северной окраине городка.

— Интересно, что там за костры? Ампаро ничего не ответила.

— Это костры в лагере солдат, — сказал Жозе. Дакс посмотрел на него.

— Откуда ты знаешь?

— Мы заметили их при въезде в Асиенто, и тогда отец отослал большинство наших людей назад в горы.

Несколько секунд Дакс смотрел на мальчика, потом повернулся к Ампаро.

— Для чего столько солдат? Она пожала плечами.

— Отец никуда не ездит без личной охраны.

— Но я думал, что охрана въехала вместе с ним в город.

— Отец сказал, что это головорезы Гутьерреса, — подал голос Жозе.

Дакс повернулся в седле.

— Я устала, — сказала Ампаро. — Мы что, собираемся стоять тут всю ночь и болтать? — Она повернула лошадь и тронулась вниз по тропе.

Дакс посмотрел ей вслед, потом взглянул на мальчика. Глаза Жозе по-прежнему равнодушно смотрели на него.

— Поехали, — сказал Дакс.

Жозе молча тронулся за ним. Вслед за Ампаро они спустились вниз в долину, пересекли ее и подъехали к гасиенде Дакса. Была уже почти полночь.

Дакс проводил Ампаро в ее комнату, лицо девушки было бледным и осунувшимся, и Даксу вдруг стало жалко ее. Наверное, быть дочерью президента — не самая легкая в мире работа.

Затем он отвел Жозе в комнату, которую занимал сам, когда был ребенком, и спустился вниз. Закурив сигару, Дакс глубоко затянулся. Его тревожили некоторые вопросы, на которые он хотел бы получить ответ у Ампаро, однако он решил, что успеет это сделать утром. Но Дакс ошибся.

Он проспал всего несколько часов, когда его разбудил громкий стук копыт. Потянувшись сонно в кровати, он подумал, что весь этот шум наделал вернувшийся Котяра, но все-таки поднялся и подошел к окну. Перед воротами стояли две лошади, на одной из них Дакс разглядел грузную фигуру Котяры, второй человек был ему незнаком. Кто бы это ни был, он с трудом держался в седле, поминутно сползая на бок.

Дакс быстро натянул брюки и выбежал из комнаты. Когда он сбегал по ступенькам террасы, Котяра уже спешился. Незнакомец повернулся к Даксу, и тот с изумлением уставился на бледное лицо Кондора, покрытое запекшейся кровью.

— Помоги мне отнести его в дом, — хриплым голосом сказал Котяра. — Солдаты должны быть недалеко.

Дакс машинально протянул руки, поддерживая старика, его удивило, насколько легким и хрупким было тело Кондора.

— Что случилось?

— Я же говорил тебе, что там слишком много солдат, — ответил Котяра. — А вокруг Асиенто их было еще больше.

Кондор закашлялся, изо рта у него пошла кровавая пена, и Дакс с Котярой усадили его на лавку у ступенек. Обитатели гасиенды начали просыпаться, из комнаты рядом с кухней вышла одна из служанок.

— Принеси воды и полотенца, — сказал ей Дакс. Он посмотрел на Котяру. — Пошли кого-нибудь из наших людей за доктором.

Котяра убежал.

Кондор снова закашлялся, он попытался что-то сказать, и лицо его искривила гримаса боли. Дакс взял у служанки мокрое полотенце, вытер лицо старика.

— Не пытайтесь ничего говорить, мы послали за доктором.

— Зачем? — хрипло прошептал Кондор. — Я уже покойник.

— Вы не умрете.

— Я же предупреждал тебя, что Гутьеррес всех нас убьет.

— Но это же был не Гутьеррес.

— Нет, это был Гутьеррес, — раздался от двери голос Котяры. — Мы были идиотами, а старик оказался прав. Гутьеррес теперь глава тайной полиции президента.

Дакс в изумлении уставился на него. На лестнице раздались шаги, и, обернувшись, Дакс увидел спускавшуюся Ампаро. Она казалась бледной и изможденной. На какое-то мгновение за ее спиной мелькнуло лицо Жозе.

— Они устроили засаду, когда старик со своими людьми возвращался в горы, — сказал Котяра. Дакс посмотрел на Ампаро.

— Ты знала об этом!

Ампаро не ответила, обойдя Дакса, она посмотрела на Кондора, глаза ее ничего не выражали.

— Он мертв? — спросила она.

Дакс посмотрел на старика. Подбородок у него отвис, глаза потухли.

— Он мертв, — сказал он.

Страшный крик донесся с лестницы. Дакс обернулся и увидел Жозе, летевшего на Ампаро с ножом в вытянутой руке. Дакс автоматически оттолкнул ее в сторону, она споткнулась о кресло, а Дакс перехватил Жозе. Под натиском мальчишки ему пришлось опуститься на колено, но нож выпал на пол, Дакс отшвырнул его подальше и поднялся.

Жозе продолжал стоять на четвереньках, подняв голову. В глазах его были слезы.

— Ты обманул нас! Ты знал об этом!

— Я не знал, — сказал Дакс, подходя к Жозе, чтобы помочь ему встать. — Поверь мне, я ничего не знал!

— Не трогай меня, — всхлипнул Жозе, отталкивая Дакса. — Лжец! Предатель! — он повернулся и побежал к двери. — Когда-нибудь я убью тебя за это! — Жозе исчез в ночи, и спустя минуту послышался топот копыт.

Котяра посмотрел ему вслед.

— Он возвращается в горы!

— Пусть возвращается! — сказал Дакс и повернулся к Ампаро, все еще лежащей на полу. Он наклонился к ней.

— Давай я помогу тебе.

— Не трогай меня, — с неожиданной яростью сказала она. — Разве ты не видишь, что у меня кровотечение?

Глаза Дакса расширились от удивления. Подол ее ночной рубашки и халата намок от крови.

— Что это?

Ампаро посмотрела на него, в глазах ее застыла смесь ярости и печали.

— Бедный глупец! Разве ты не видишь? У меня выкидыш!

Дакс выпрямился, слабость охватила все его тело. Каким, наверное, дураком он казался им всем. Со всем своим опытом и знанием мира он был просто игрушкой в их руках. Все использовали его и обманывали, все! Даже Ампаро.

Снаружи раздался конский топот, потом послышался стук тяжелых сапог по террасе. Дакс обернулся и увидел солдат, их красно-синие мундиры заполонили комнату.

Спустя минуту через их толпу протиснулся Гутьеррес. Форму его украшал серебряный галун. Темные глаза Гутьерреса скользнули мимо Дакса к телу Кондора и дальше к лежащей на полу Ампаро. Кондор был мертв. Он плотно сжал губы и посмотрел на Дакса.

— Где мальчишка?

— Убежал.

Гутьеррес вцепился взглядом в Дакса.

— Я вам не верю. — Его взгляд упал на Котяру. — Арестуйте этого человека, — приказал он.

— Не сметь! — крикнул Дакс, и его голос заставил солдат остаться на месте.

Злобные огоньки заплясали в глазах Гутьерреса.

— Президенту это может не понравиться, сеньор. Этот человек пытался помочь бандиту сбежать.

— Меня не волнует, что понравится президенту, а что нет.

Холодная улыбка заиграла на губах Гутьерреса.

— Этими словами вы подтверждаете собственное предательство. — Гутьеррес выхватил револьвер и направил его на Дакса. — Арестуйте обоих!

Солдаты двинулись к Даксу, но прежде чем они успели навалиться на него, он схватил нож Жозе, валявшийся на полу.

Гутьеррес отскочил к стене и посмотрел Даксу прямо в глаза.

— Я долго ждал этого момента, — тихо сказал он, напряженно улыбаясь и поднимая револьвер.

— Я тоже!

Рука Дакса взметнулась с быстротой молнии, и улыбка на лице Гутьерреса сменилась выражением удивления от того, что вдруг в горле у него появился вонзившийся по рукоятку нож. Он машинально поднял руки, чтобы вытащить нож, и револьвер выпал из его рук. Он начал медленно оседать на пол.

Солдаты схватили Дакса и грубо завалили на спину. Он бился, пытаясь вырваться, но солдаты держали его крепко.

— Отпустите его! — прозвучал от двери резкий голос президента.

Не глядя на людей, лежащих на полу, президент подошел к дочери и опустился возле нее на колени. Они заговорили быстрым шепотом, и Дакс ничего не смог разобрать. Президент медленно поднялся и повернулся к Даксу.

— Ты правильно поступил, сынок, — сказал президент, смотря на Дакса светло-серыми, бесстрастными глазами. — Я сам прибыл сюда, чтобы казнить Гутьерреса за то, что он нарушил мой приказ об амнистии!

10

Нью-Йоркская контора судоходной компании Хэдли располагалась на границе района финансовых учреждении и Беттери-Парка. Она размещалась на восемнадцатом этаже старого здания, а надстройка на крыше была превращена в его личные апартаменты. Это было большое, пятикомнатное помещение, где размещался также кабинет мистера Хэдли, через стеклянные стены которого открывался вид во все стороны: на юг — в направлении гавани и статуи Свободы, на север — к небоскребам Эмпайрстейт билдинга, Рокфеллерского центра и шпиля вновь построенного здания компании «Крайслер». Остальные комнаты представляли собой гостиную, которая служила также столовой, полностью оборудованную кухню, большую спальню и ванную.

Когда Хэдли вошел в кабинет, Марсель повернулся от окна.

— Извините, что заставил вас ждать, — сказал Хэдли. — Собрание директоров продлилось несколько больше, чем я ожидал.

— Все в порядке, мистер Хэдли. У меня было время полюбоваться прекрасным видом, открывающимся отсюда.

— Очень хорошо, — равнодушно произнес Хэдли, проходя к своему столу и усаживаясь за него.

По его тону было ясно, что его мало заботят окружающие красоты. Подойдя к креслу, стоявшему напротив стола, Марсель уселся.

Не тратя ни минуты, Хэдли перешел к делу.

— У меня имеется информация из Европы, что война может начаться в ближайшие месяцы, а то и недели. Марсель кивнул, сказать ему было нечего.

— Представлять интересы Америки в Европе будет сложно, — продолжил Хэдли. — Особенно после того, как наш президент в открытую поддержал Англию и Францию. В случае войны он обещал им любую помощь, поэтому и некоторым европейским странам будет сложно защищать свои интересы в Америке.

Марсель снова кивнул, ему показалось, что он знает, к чему клонит старик.

— Сколько кораблей предназначено у нас для перевозки сахара? — резко спросил Хэдли.

Марсель задумался. В море находилось девять кораблей, но четыре из них перевозили груз из личных складов Марселя в Бруклине.

— Пять, — ответил он. — Они прибудут в Нью-Йорк в конце месяца.

— Хорошо. После разгрузки все они должны отправиться в Кортегуа. Если начнется война, то корабли, перевозящие грузы из Соединенных Штатов в Европу, станут легкой добычей германских подводных лодок. — Хэдли взял со стола какую-то бумагу и пробежал ее глазами. — Слышали вы в последнее время о Даксе?

— Президент сообщил мне, что он все еще в Испании, соглашение с Франко почти заключено.

— Надо поторопить его с заключением этого соглашения, я решил, что когда начнется война, он станет нашим представителем в Европе.

Марсель посмотрел на Хэдли.

— А откуда вы знаете, что Дакс согласится? Он ведь не работает на нас?

На лице Хэдли появилось недовольное выражение.

— Знаю, потому что в этом есть смысл. Дакс представляет нейтральную страну, и руки у него будут развязаны независимо от хода войны.

Марсель молчал. Теперь он начал понимать американца. Вот как вершатся судьбоносные дела. Война войной, а бизнес бизнесом.

— А вы уже говорили об этом с президентом?

— Еще нет, предоставляю это вам. В конце концов он ваш партнер, а не мой.

Было еще довольно рано, когда Марсель покинул кабинет Хэдли. Он посмотрел на часы, у него оставалось время погулять по Бруклину до встречи за ланчем, назначенной на час дня. Он остановил такси.

— Бруклин, склады Буша.

Марсель безразлично смотрел в окно, когда машина ехала через Бруклинский мост. Как же все-таки американцы не похожи на европейцев. Самодовольные, чувствующие себя в безопасности за океаном. Если и разразится война, их она не коснется.

Они будут читать о ней в газетах и слушать по радио в перерывах между передачами «Эймос энд Энди» и «Час варьете Флейшмана» или смотреть в кинотеатрах в блоке новостей перед сеансом последнего кинофильма Кларка Гейбла. Угрозы, вопли и бредовые планы Гитлера никогда не коснутся их, потому что Европа — это другая часть света.

Через открытое окно в машину проникало влажное тепло раннего августа, но даже легкий ветерок не спасал от изнуряющего жара асфальта. Проехав мост, такси влилось в поток транспорта, следующего в Бруклин. Машина проехала по Флэтбуш-авеню, проследовала Фултон-стрит с ее торговцами и поездами надземной железной дороги и затем свернула на Четвертую авеню в направлении Бей-Ридж. И только когда они подъехали ближе к заливу, стало немного прохладнее.

Марсель велел водителю подождать, тот промямлил что-то насчет того, что он теряет выручку, ожидая клиента, но Марсель пропустил его слова мимо ушей. В конторе за старым столом сидел мужчина и читал газету. Взглянув на вошедшего Марселя, он отложил газету в сторону.

— Доброе утро, мистер Кэмпион.

— Доброе утро, Фрэнк. Все в порядке?

— В полном, мистер Кэмпион, — ответил сторож, поднимаясь из-за стола. Он уже привык к таким визитам, у Марселя была привычка появляться в самое неожиданное время без предупреждения, иногда даже среди ночи. Как обычно, сторож последовал за ним на склад.

Марсель стоял в дверях и оглядывал помещение. Территория склада занимала целый квартал, он был полностью забит штабелями мешков с сахаром, поднимавшимися под потолок почти к противопожарным спринклерам.

Марсель почувствовал удовлетворение. Прошел уже почти год с того момента, когда ему впервые пришла в голову эта идея. Третьего сентября, когда в порт придут четыре корабля, операция будет завершена. Последний склад будет заполнен сахаром, и тогда ему останется просто ждать. Надвигающаяся война в Европе сама все расставит по местам.

Он вспомнил себя мальчишкой во время последней войны. У них в семье всегда не хватало двух вещей — сахара и мыла. Он вспомнил, как отец жаловался, что ему приходится платить двадцать франков за несколько сот граммов грубого, коричневого сахара. Этот сахар в доме тщательно экономили и растягивали более, чем на неделю. Именно эти воспоминания и дали толчок его идее.

Сахар. Все в Америке было сладким: содовая, шоколад, торты, пирожные и даже хлеб. Сахар потреблялся в неимоверных количествах, его набирали про запас, но его все равно не хватало. Начнется война или нет, сахар всегда будет нужен, и американцы всегда будут платить за него.

И теперь у него было четыре огромных склада, забитых сахаром. Пожалуй, он единственный запасся им в таком количестве. Корабли были в его руках — ему удалось с помощью подложных документов усыпить бдительность таможенников, проверявших каждое судно, заходившее в гавань.

Это потребовало много денег, очень много, гораздо больше того, чем он располагал.

Да еще, похоже, производители сахара разгадали его намерения, поэтому он был вынужден доплачивать за каждый мешок в сто фунтов двадцать центов, чтобы быть уверенным, что они будут продавать сахар только ему. Дополнительно пришлось платить также старшим офицерам на кораблях, которые были осведомлены об истинном грузе. Даже сохранение тайны аренды складов стоило ему на несколько тысяч долларов больше, чем обычная арендная плата.

Цифры быстро замелькали в голове Марселя, он уже истратил на свое предприятие почти восемь миллионов долларов, большая часть из которых была взята в долг. У него никогда не было таких больших денег, и, если бы не Эймос Абиджан, он никогда не сумел бы раздобыть их.

У Марселя не было никаких иллюзий по поводу того, почему Абиджан ссудил ему деньги. Он вовсе не хотел иметь долю в деле, у Абиджана было более чем достаточно собственных кораблей. Он даже не поинтересовался у Марселя, для чего ему нужна такая сумма. Абиджана интересовала только одна вещь — замужество своей старшей дочери.

Всего у него было пять дочерей, и ни одна из них не могла выйти замуж, пока не вышла старшая. Младшие дочери уже потеряли надежду, потому что никто не искал руки Анны, несмотря на огромное приданое. И это было буквально трагедией для ее сестер. Из всех дочерей Анна была больше всех похожа на отца: высокорослая, темная, с тоненькой полоской усов над верхней губой, вывести которые не удавалось даже с помощью электропроцедур. И никакие самые дорогие платья не могли скрыть ее квадратной, крестьянской фигуры.

Казалось, что недостатки семейной породы воплотились именно в ней. Остальные девушки были стройными, высокими и ничем не отличались от американок, и только бедная Анна внешностью и повадками напоминала отца. Решив для себя, что ей уже не светит замужество, она начала интересоваться делами отца и работать в его конторе. Именно там Марсель и познакомился с ней.

Он заранее договорился с Абиджаном и пришел в контору, для встречи, но ему пришлось ждать. Секретарша проводила Марселя в приемную, и только он уселся, как вошла Анна.

— Извините, мистер Кэмпион, — сказала она хриплым, почти мужским голосом. — Отец немного задерживается.

Пока Марсель переводил в уме сказанное ею на французский, Анна села за свой стол. Марсель поспешно вскочил, пора было продемонстрировать учтивость истинного галлийца.

Но бедная, неопытная, неизбалованная вниманием мужского пола Анна приняла обычную французскую учтивость за проявление интереса, и не успел Марсель оглянуться, как попал в сети. Завтраки, обеды, ужины в доме Эймоса, потом уикенды на загородной вилле — все это длилось уже почти два года, и постепенно все привыкли к мысли, что они поженятся, хотя Марсель никогда не заикался об этом.

Так обстояли дела и почти год назад, когда Марсель пришел к отцу Анны, чтобы попросить взаймы денег. Сначала он хотел обратиться к Хэдли, но потом отказался от этой мысли. У Джеймса Хэдли было какое-то странное представление о морали. Он мог заниматься практически любым бизнесом, но такие понятия, как «тайные запасы» и «черный рынок» были абсолютно неприемлемы для него. Он считал, что его бизнес должен быть направлен на благо общества, и совсем хорошо, если при этом удастся еще получить доход. Что обычно и имело место.

— Мне требуется четыре миллиона долларов, — сказал Марсель Эймосу. — Я мог бы добавить к ним два миллиона своих...

— Не надо больше ничего говорить, — ответил Эймос, останавливая его жестом и доставая чековую книжку. Марсель в изумлении посмотрел на него.

— Но вы даже не поинтересовались, для чего мне нужны эти деньги.

Эймос, улыбаясь, покачал головой.

— Мне это ни к чему. Ведь, в конце концов, все делается в интересах нашей семьи, не так ли?

Марсель широко раскрыл рот, но быстро взял себя в руки.

— Но, возможно, мне в ближайшее время потребуется еще.

Эймос поставил на чеке размашистую подпись и протянул его Марселю.

— Как только потребуется, скажи мне.

Марсель обращался к Абиджану с подобной просьбой еще дважды, и каждый раз получал чек без всяких вопросов.

Еще немного, и Марсель сможет расплатиться со всеми долгами, а когда он сделает это, то не будет зависеть ни от кого. Это просто вопрос времени.

11

Обед в доме Абиджанов был, как обычно, длинным и скучным. После обеда они прошли в библиотеку пить кофе и коньяк. Марсель молча взял сигару, предложенную дворецким, обрезал тщательно кончик, прикурил и с наслаждением затянулся. Тут у Эймоса все было в порядке — он курил дорогие гаванские сигары, и они всегда были великолепны — не слишком влажные и не слишком сухие, с чудесным запахом.

Эймос опустился в свое любимое кожаное кресло и посмотрел на Марселя.

— Ты знаком с бароном де Койном? — спросил он на своем исковерканном английском. Марсель кивнул.

— Я работал с ним, — ответил он, лишь слегка погрешив против истины. Его распирало любопытство, но он понимал, что лучше не задавать вопросов.

Эймос подумал несколько секунд, потом продолжил:

— Тогда, возможно, ты сможешь помочь мне. Есть несколько компаний, в которых мы оба с ним заинтересованы. Мы сделали им свои предложения, и теперь они пытаются стравить нас друг с другом, чтобы в результате этого взвинтить цены.

Марсель покачал головой.

— Алчные люди встречаются довольно часто. — Он слышал, что де Койн перевел большую часть своего состояния в Соединенные Штаты, но не предполагал, что барон планирует развернуть активность и влезть в американский бизнес. — Почту за честь помочь вам.

— Возможно, что мы с де Койном заключим соглашение, потому что взлет цен ни ему, ни мне не принесет доходов.

— Звучит вполне разумно. Уверен, что барон не станет возражать против этого.

— И я так думаю. Но мне сложно вступить с ним в контакт, адвокат, который представляет здесь его интересы, отказывается обсуждать этот вопрос.

— Я подумаю о вашей проблеме, — сказал Марсель, — может, что и удастся сделать.

— Очень хорошо. — Эймос поднялся из кресла, подошел к окну и посмотрел на Ист-Ривер. Постояв так некоторое время, он взглянул на часы. — Опаздывает...

— Кто опаздывает? — удивленно спросил Марсель.

— "Метеор". Он должен был пройти здесь в двадцать минут десятого.

Марсель был поражен. Абиджан не только владел и контролировал одну из крупнейших в мире торговых флотилий, но даже знал расписание самых обычных кораблей. Марсель тоже посмотрел на часы.

— Подождите несколько минут, сейчас всего половина десятого.

Эймос вернулся в свое кресло.

— Иногда я подумываю о том, чтобы отойти от дел, — сказал он, — но встает вопрос о всех тех, кто зависит от меня, и я вижу, что не могу бросить их. А ведь годы берут свое.

— Ну, до старости вам еще далеко, я завидую вашей энергии.

— Нет-нет, — быстро ответил Эймос. — Ты молод, поэтому так говоришь, но я — то знаю себя лучше. — Он выпустил облако дыма и вздохнул. — Если бы у меня был сын, хотя бы один сын, я бы тогда не волновался. — Эймос внимательно посмотрел на Марселя. — Девочки, это, конечно, неплохо, но... девочки есть девочки. Если бы у меня был сын, я смог бы передать ему свое дело, а сам бы удалился на покой.

Марсель улыбнулся.

— Но у вас пять дочерей, а значит, будет много внуков.

— Да, если бы у меня был такой сын, как ты, — продолжил Эймос, словно и не слышал слов Марселя, — я мог бы передать дело в его руки.

Марсель не клюнул на приманку. Он прекрасно понимал, что Эймос никогда не отойдет от дел и всегда будет держать их под контролем. До самой смерти, а может, и после нее, как знать. От необходимости отвечать Эймосу Марселя спасла Анна.

— Отец, — крикнула она возбужденно из гостиной, — «Метеор» поднимается по реке.

Марсель увидел ее в дверях библиотеки, и внутри у него пробежал холодок. В этот момент она была очень похожа на своего отца.

Абиджан подошел к окну.

— Да, это «Метеор», — он взглянул на часы, — опаздывает на пятнадцать минут. Напомни мне завтра утром, чтобы я оштрафовал капитана, — сказал он дочери. — Мы публикуем расписание прибытия кораблей для того, чтобы оно четко соблюдалось!

В начале одиннадцатого Марсель распрощался, сославшись на головную боль. Анна проводила его до двери.

— Вам следует отдохнуть. — Лицо ее выглядело озабоченным. — Вы выглядите очень усталым.

Марсель удержался от искушения сказать ей, что он совсем не устал, а ему просто ужасно скучно. Вместо этого он ответил:

— Хорошенько высплюсь и все будет в порядке. Анна кивнула.

— Да-да, конечно, поезжайте домой и сразу ложитесь спать.

— Я так и сделаю. Спокойной ночи.

Дверь особняка Саттон-Плейс закрылась за ним, он стоял в темноте ночи и глубоко дышал. После жаркого дня легкий ветерок с реки казался прохладным и освежающим, но когда он пошел по улице, ему снова стало жарко. Пройдя несколько кварталов, он почувствовал, что по груди течет пот.

Марсель стоял на углу Первой авеню и ловил такси, но как всегда, когда требовалось такси, рядом не оказывалось ни одной машины. Он оглядел улицу, светились только вывески дешевых салунов. Марсель посмотрел на часы. В такое время можно было пойти лишь в два места: в «Эль-Марокко» или в «Сторк». Он выбрал «Эль-Марокко», который был ближе, туда можно было добраться пешком.

Метрдотель встретил Марселя поклоном.

— Добрый вечер, мсье Кэмпион. Вы один?

Марсель кивнул, глаза его быстро пробежали по залу.

— Если можно, угловой столик.

— Конечно, мсье Кзмпион. — Метрдотель провел Марселя через небольшой зал. Столик был хороший, и купюра из руки Марселя перекочевала в карман метрдотеля.

Он заказал бутылку шампанского и расслабился, медленно потягивая вино, наслаждаясь прохладой в зале. Мимо прошли несколько знакомых, и он вежливо раскланялся с ними. Ресторан потихоньку заполнялся, а Марсель продолжал сидеть, не желая возвращаться в духоту улицы.

— Марсель? — раздался позади него молодой женский голос.

Прежде чем обернуться, он машинально поднялся из-за столика.

— Мадмуазель де Койн!

Каролина протянула руку, и он приложился к ней губами.

— Я так и предполагала, что встречу вас.

— Как я рад этому. — Только сейчас Марсель понял, что они говорят по-французски. — Не хотите ли присесть за мой столик?

— Ну если только на минутку, — ответила Каролина. — Я не одна.

Марсель подвинул ей кресло, и официант поспешил принести второй бокал.

— Ваше здоровье. Как поживает отец?

— С ним все в порядке, но дома дела не очень хорошие.

— Я знаю.

Каролина обвела взглядом зал.

— Хотя здесь, похоже, это никого не волнует.

— Они счастливые люди, но не понимают этого. — Марсель поставил бокал на стол. — Я слышал, ваш отец собирается перебраться в Америку.

— Не знаю, — ответила Каролина. — Сейчас все так тревожно. Завтра я возвращаюсь во Францию на «Нормандии».

— Передайте вашему отцу мое искреннее сочувствие и, пожалуйста, сообщите ему, что если ему понадобится моя помощь здесь, то я к его услугам.

— Благодарю вас. — Внезапно Каролина посмотрела ему прямо в глаза. — Я всех расспрашивала, но безуспешно. Может быть, вы знаете, где сейчас Дакс?

Марселю следовало догадаться, что она подошла к нему не ради него самого, здесь должна была быть другая причина. Для нее он всегда останется простым клерком. Однако разочарование никак не отразилось на лице Марселя.

— Конечно. Дакс в Европе. А вы не знали об этом? Каролина покачала головой.

— Нет, не знала.

— Он уже почти год в Европе. Каролина явно была расстроена.

— Мы ничего не слышали о нем, а он не звонил. Марселю стало жалко ее.

— По заданию своего правительства он сейчас находится в Испании.

— Ох! — На лице Каролины появилась тревога. — Надеюсь, он там в безопасности?

— Убежден, что в полной безопасности, — уверенно ответил Марсель. — Кстати, я слышал, что он скоро будет во Франции. Возможно, вы встретите его там.

— А не могли бы вы связаться с ним? Это очень важно. Отец очень хотел бы поговорить с ним.

— Постараюсь. — Картина все более прояснялась. Вот почему Хэдли хотел, чтобы Дакс приехал во Францию. И совсем не по той причине, о которой он говорил, скорее всего это была просьба де Койна. Еще один кирпичик встал на свое место.

Значит, именно с Хэдли ему надо говорить о проблемах Абиджана, адвокаты — просто ширма. Ладно, завтра утром он все проверит.

— Пожалуйста, постарайтесь отыскать его. — Каролина протянула ему руку и встала. — Буду вам очень благодарна.

Марсель поцеловал протянутую руку.

— А я буду счастлив помочь вам.

Марсель стоял и смотрел, как Каролина возвращалась к своему столику. Он заметил, что она сказала что-то мужчине, сидевшему справа от нее, и поспешил отвести взгляд. И все-таки он успел заметить усмешки еще двух мужчин, сидевших за столиком Каролины, и почувствовал, что внутри у него все сжалось.

Обычная история, от которой он уже почти отвык. Европа оставалась Европой. Его внезапно охватила жгучая ярость. Тот факт, что Каролина не представила его своим спутникам, ясно свидетельствовал о том, что они не считали его человеком своего круга. Европе пойдет на пользу, если все они там перебьют друг друга.

Теперь уже и вино показалось ему горьким. Марсель потребовал счет, расплатился и вышел в ночь.

12

Когда Роберт де Койн спустился к завтраку, отец уже сидел за столом. Рядом с ним на подносе лежала раскрытая телеграмма. Барон молча взял ее и протянул сыну.

АБИДЖАН ПРЕДЛАГАЕТ ДВЕНАДЦАТЬ МИЛЛИОНОВ ЗА «МАСТЕР ПРОДАКТС». СКОЛЬКО МАКСИМАЛЬНО МОГУ ПРЕДЛОЖИТЬ Я? ХЭДЛИ.

Роберт швырнул телеграмму на стол, на лице его было написано недовольство.

— Мне это не нравится, они берут нас за горло.

— А что мы можем сделать? — Барон пожал плечами. — Эта компания является ключевой для всех наших американских операций.

— Я думал, что Хэдли лучше разбирается в бизнесе. А как Абиджан пронюхал об этом?

— Теперь это уже не имеет значения, ответил барон. — Нам придется предложить пятнадцать миллионов.

— Но это в три раза выше реальной стоимости! Барон улыбнулся.

— У нищих нет выбора, а для американского рынка мы не более, чем нищие.

Роберт взял чашку с кофе, и в этот момент в столовую вошел дворецкий.

— Ваша светлость, вас хочет видеть мсье Кэмпион.

— Марсель Кэмпион? — в голосе Роберта прозвучало удивление. Он посмотрел на отца.

— Я думал, Марсель все еще в Нью-Йорке. Барон поднял глаза на дворецкого.

— Проводите его в библиотеку. Я приду туда, как только закончу завтрак.

Марсель дремал в кресле, когда спустя полчаса в библиотеку вошли барон и Роберт. Марсель поднялся и произнес извиняющимся тоном:

— Прошу прощения, я только что прибыл из Лиссабона, а туда прилетел из Нью-Йорка.

— Ничего страшного, — сказал барон, но руку Марселю не подал. Он подошел к столу и уселся за него.

— Вы знакомы с моим сыном Робертом? Марсель поклонился.

— Здравствуйте, мсье Роберт.

— Здравствуйте, Марсель, — Роберт небрежно кивнул. Марсель ждал, когда ему предложат сесть, но вместо этого барон снисходительно поинтересовался:

— Что за причина вашего спешного визита?

Марсель безумно устал от длительного путешествия, и такое обращение выбило его из колеи. Он стоял, раскрыв рот, но слова не шли.

На лице барона появилось недовольное выражение.

— Ну-ну, говорите. Что вы придумали? У меня впереди очень трудный день.

Чувство негодования охватило Марселя. Ничто не изменилось и никогда не изменится. Эти люди привыкли, что все лебезят перед ними. В Америке все не так, там ценят самого человека, а не его знатность. И что он только здесь делает? В бароне он больше не нуждается — ни в его деньгах, ни в сотрудничестве, ведь его уже начали признавать в Америке. Ну и черт с ним, с бароном, пусть сам пробивает себе дорогу в Новый Свет. Тщательно продуманный план совместного сотрудничества моментально вылетел у Марселя из головы. Доколе он будет позволять барону помыкать собой? Приняв решение, Марсель взбодрился и сказал:

— Мой хороший друг Абиджан попросил меня поговорить с вами относительно компаний, к которым вы проявляете взаимный интерес.

Барон бросил быстрый взгляд на Роберта.

— Слушаю вас.

— Возможно, что ваши интересы в этом вопросе совпадут, — продолжил Марсель, — и это позволит сэкономить значительные средства.

Барон посмотрел на него так, словно хотел заглянуть в самую душу.

— И как вы себе это представляете? Вдруг Марсель рассмеялся — он обнаружил, что думает и говорит по-английски.

— Да ну вас всех к черту, я приехал потому, что просто решил прокатиться, — заявил он.

Марсель никогда не пожалел об этой своей выходке. Никогда, даже тогда, когда через два дня после нападения Гитлера на Польшу он стоял в кабинете Эймоса и просил у него четыре миллиона долларов, необходимых для того, чтобы избежать банкротства.

На грань банкротства его привел сахар. План стремительного обогащения рухнул. На следующий день после начала войны в Европе Рузвельт установил предельные цены на сахар — четыре доллара шестьдесят пять центов за сто фунтов. Марсель купил сахар по четыре доллара восемьдесят пять центов и, значит, терял на каждой сотне фунтов двадцать центов. В общей сложности четыре миллиона долларов. Кредиторы не собирались ждать, он был у них в руках, и они понимали это.

Армянин молча выписал чек и протянул его Марселю, потом закрыл чековую книжку и посмотрел на него.

— Благодарю вас, — промямлил Марсель.

— Спекуляция — это очень опасный бизнес, — сказал Эймос. — Я здорово погорел на этом во время прошлой войны.

Марсель удивленно посмотрел на него. Значит, Эймос все знал про сахар.

— Но идея все-таки неплохая, — попытался защититься он.

— Да, если тебе удастся избавиться от сахара до того, как правительство реквизирует склады.

— Вы думаете, они пойдут на это? Абиджан кивнул.

— Будут вынуждены. Рузвельт обещал снабжать союзников, и все портовые склады будут реквизированы.

— А где же я найду такое большое помещение для сахара?

Эймос рассмеялся.

— Ты умный молодой человек, но тебе еще многому надо учиться. Не следует складывать сахар в одном месте, это будет слишком заметно, тебе надо распихать его по разным местам, чтобы не нашли. Именно так поступали бутлегеры с виски во времена сухого закона.

— Я не успею отыскать столько мест.

— Я тебе помогу, — сказал Эймос. — У меня есть друг, в свое время он был бутлегером, и у него до сих пор имеется множество тайных складов. Я уже говорил с ним, он согласился помочь.

Марсель посмотрел на Эймоса.

— Вы спасли мне жизнь. Эймос рассмеялся.

— Я сделал не больше, чем ты для меня.

— Я для вас?

— Недели две назад я получил письмо от барона де Койна, он написал, что ты был у него и передал мое предложение.

— А-а... это, да ничего особенного.

— Ничего особенного? — воскликнул Эймос. — Ты летишь в Европу на этой сумасшедшей машине только ради моей просьбы и говоришь, что ничего особенного? Да я никогда не полетел бы на этой штуковине даже ради собственного отца. — Эймос вышел из-за стола. — Мы с бароном только что купили компанию «Мастер продактс» за сумму, которая на три миллиона долларов меньше, чем мое собственное предложение.

Марсель посмотрел на Абиджана. Значит, барон подавил гордыню. Деньги прекрасно уравнивают всех.

Эймос положил руку Марселю на плечо.

— Ладно, хватит нам говорить о делах, давай поговорим о более важных вещах. Думаю, что октябрь прекрасное время для свадьбы, не так ли?

13

Сью-Энн положила телефонную трубку.

— Отец хочет, чтобы мы приехали домой. Сергей поднял голову от газеты.

— Но ты же знаешь, что ребенка еще нельзя забирать из клиники.

Сью-Энн порывисто вскочила. Когда она двигалась быстро, то казалась еще более грузной. После родов она не делала никаких попыток вернуть прежнюю фигуру, наоборот, казалось, ей даже доставляет удовольствие не заботиться о своей внешности. Теперь она могла есть сколько угодно пирожных и шоколада. Как и всего остального, в чем раньше себе отказывала. Остался неизменным только ее необычайный сексуальный аппетит.

— Да, знаю, но наш отъезд не будет иметь для нее никакого значения, мы все равно не можем ничего для нее сделать. Ведь она на самом деле нуждается лишь во врачах да сестрах.

— Но ведь это наш ребенок, мы не можем уехать без нее.

Сью-Энн посмотрела на Сергея, ее полное лицо помрачнело.

— Ты не можешь ее бросить, да? Ты не хочешь признать, что нет никакой надежды на выздоровление?

— Врачи говорят, что надежда есть.

— Врачи? — Она презрительно хмыкнула. — За те деньги, которые они получают, они скажут тебе все что угодно.

Сергей не ответил, поднялся и направился к двери.

— Куда ты собрался?

Сергей обернулся и посмотрел на жену.

— В клинику. Хочешь поехать со мной?

— Зачем? Чтобы просто постоять и посмотреть на нее?

Он пожал плечами.

Сью-Энн прошла через комнату к бару и достала бутылку виски.

— Я заказала билеты в Америку на следующую неделю.

— Если ты поедешь, — спокойно сказал Сергей, — то одна.

Сью-Энн бросила в стакан лед и налила виски. Поболтав стакан, она повернулась к Сергею.

— Дело совсем в другом, в сестре из клиники, в этой англичанке.

— Не говори глупостей.

— Мои друзья видели ее в твоей машине.

— Я просто подвозил ее домой.

— Да? — в голосе Сью-Энн звучал сарказм. — А друзья видели совсем другое.

— И что же они говорят?

— Ты проезжал под их балконом, и они видели, что творилось в машине. Ширинка у тебя была расстегнута, и она копошилась в твоих штанах.

— Средь бела дня? — насмешливо поинтересовался Сергей. — И ты в это поверила?

— Я тебя знаю, — ответила Сью-Энн, допивая виски и наливая еще. — Ты не можешь вести машину без того, чтобы кто-нибудь не теребил тебя. Когда-нибудь ты из-за этого убьешься.

Сергей хрипло рассмеялся.

— Совсем неплохая смерть, по крайней мере меня не разнесет, как поросенка. Сыо-Энн нахмурилась.

— Не пытайся увильнуть от разговора, я уже не та, какой выходила за тебя замуж. Я поумнела.

— Даже слишком, — с ехидцей заметил Сергей. — А знаешь, что я тебе скажу? Когда ты была глупой, то была более привлекательной!

Дверь хлопнула. Несколько секунд Сью-Энн смотрела на дверь, потом запустила в нее стаканом, осколки разлетелись по всей комнате.

— Да пошел ты!

Она подбежала к окну и, распахнув его, выглянула во двор. Сергей как раз направлялся к машине.

— Пошел вон! Убирайся к черту! — орала Сью-Энн в окно, словно торговка рыбой. Машина выехала на улицу, а сна все продолжала кричать.

Сергей крепко сжимал руль, ощущая работу мощного двигателя. Он совершил ошибку, хотя уже тогда знал, что все так и будет. Однако это не утешало его, подтверждение своей правоты заставляло его чувствовать себя не лучше, а только хуже.

Да, все именно так, как он и предполагал: они со Сью-Энн были слишком похожи, и вместе с тем слишком разные. Теперь между ними все кончено. Но не это тревожило его. Теперь у него был ребенок, вечный ребенок — какой бы взрослой Анастасия не стала, она навсегда останется ребенком.

«У девочки замедленное развитие». До сих пор в ушах Сергея стояли эти слова доктора. Доктор старался говорить ровно, без эмоций, и все же в его голосе чувствовалась жалость к несчастным родителям.

Сергей посмотрел на Сью-Энн, лицо ее было совершенно бесстрастным. Сначала Сергей подумал, что она просто не поняла слов доктора, который говорил по-французски.

— Доктор говорит, что у нее замедленное развитие. Глаза Сью-Энн холодно смотрели на Сергея.

— Я слышала, — спокойно ответила она. — Едва она появилась на свет, как я поняла, что с ней что-то не так. Она никогда не плакала.

Сергей склонился над кроваткой. Анастасия лежала спокойно, ее темные глаза были открыты, но в них не было никакого любопытства. Ей было уже три месяца, и ей давно уже пора было проявлять признаки любопытства. Сергей почувствовал боль в груди и с трудом сдержал слезы.

— Неужели ничего нельзя сделать? Может быть, операция?

Доктор посмотрел на Сергея, потом на ребенка.

— Только не сейчас, может быть, позже, когда она станет старше. В подобных случаях нельзя что-либо предугадать, иногда это проходит само собой.

— А что можно сделать сейчас? — в отчаянии спросил Сергей. — Она такая хрупкая, такая беспомощная.

Сью-Энн отвернулась от кроватки и подошла к окну с таким видом, как будто отделяла себя ото всего того, что происходило в палате за ее спиной.

— Оставьте ее здесь, ей нужен специальный уход, — Мягко сказал доктор. — Она действительно слишком хрупкая, ее нельзя сейчас трогать. Это все, что можно пока сделать.

— Убить ее! — внезапно резко прозвучал голос Сью-Энн, повернувшейся от окна. — Вот что вы можете сделать! У нее испорченная кровь, отец предупреждал меня об этих старинных европейских фамилиях. Она никогда не поправится! Она будет идиоткой!

Доктор не смог скрыть своего потрясения.

— Нет, мадам, она не будет идиоткой. У нее просто замедленное развитие, может быть, несколько более замедленное, чем обычно бывает в таких случаях, но тем не менее это будет прекрасный ребенок.

Сью-Энн несколько секунд смотрела на доктора и мужа, потом повернулась и быстро вышла из палаты, хлопнув дверью. Через несколько минут девочка заплакала. Доктор наклонился над кроваткой.

— Видите, она реагирует, но, как я говорил, не сразу. Но реагирует. Единственное, что ей нужно, это забота и любовь.

Сергей молча посмотрел на него. Умудренный опытом доктор понял, о чем он думает. Он выпрямился и подошел к Сергею.

— Ваша жена очень расстроена, но вашей вины здесь нет, такие вещи случаются в результате внутриматочной патологии. Пуповина чуть не задушила ребенка, и произошла асфиксия, прежде чем мы успели дать кислород. Но мозговые нарушения крайне незначительные, последствия их часто проходят сами собой.

Сергей по-прежнему молчал.

— Не надо винить себя, мой друг, — ласково сказал доктор.

И все-таки он не мог отделаться от чувства вины.

Сергей припарковал машину перед входом в клинику и направился прямо в палату. Сестра, менявшая белье, улыбнулась, увидев его.

— Девочка в саду с сиделкой.

Через высокие стеклянные двери Сергей вышел в сад и оглядел зеленую лужайку. Сестра сидела на маленькой скамеечке, а перед ней стояла коляска. Услышав приближающиеся шаги, она подняла голову.

Сергей подошел к коляске и заглянул внутрь. Девочка не спала, глаза ее вяло смотрели на Сергея.

— Как она чувствует себя сегодня?

— Очень хорошо. На улице так тепло, что я решила вывезти ее погулять.

— Хорошо. — Сергей достал сигарету, прикурил и сказал, понизив голос:

— Где ты была вчера вечером? Я ждал в гостинице до девяти часов.

— Не могла вырваться, старшая сестра держала меня допоздна в своем кабинете. А потом еще и на автобус опоздала, поэтому заночевала здесь.

Сергей посмотрел на девушку, лицо ее выглядело усталым.

— Ты плохо себя чувствуешь?

— Наверное, просто плохо спала. Старшая сестра уволила меня.

— Уволила? — удивленно спросил Сергей. — Но почему? Ведь по поводу твоей работы не было никаких жалоб.

— Не поднимая взгляда, сиделка ответила:

— Нет, были, так мне заявила старшая сестра. — В голосе ее прозвучала горечь. Сергей заподозрил неладное.

— А она сказала, кто жаловался? Девушка посмотрела на него своими ясными, серыми глазами.

— Нет, она никогда не говорит таких вещей, но судя по характеру жалобы я смогла догадаться. Сергей посмотрел на нее.

— Моя жена. Девушка кивнула.

— Как она могла! Она ведь знает, как ты заботишься об Анастасии.

— И все-таки пожаловалась, больше просто некому. Да и жалоба была не на мою работу, а на мое поведение.

Сергей решительно поднялся на ноги.

— Пойду к старшей сестре.

— Нет, — решительно возразила сиделка. — Оставь все как есть, а то будет еще хуже.

— Но что ты собираешься делать? Какие у тебя планы? Девушка покачала головой.

— Никаких. Найду какую-нибудь работу. Теперь, когда Франция оккупирована, я не смогу вернуться в Англию. — Она подняла голову и посмотрела на небо. — Тучи появились.

Сергей проводил сестру в палату и стоял там, наблюдая, как она меняет ребенку пеленки и укладывает его в кроватку. Анастасия лежала спокойно, а Сергей молча наблюдал за ней и за сестрой. Было что-то глубоко трогательное в том, как та нежно обращалась с девочкой. Если бы только Сью-Энн видела, как дочь нуждается в ее заботе, то, возможно, вела бы себя иначе.

— Она на самом деле очень хорошая, — сказала сестра.

Сергей подошел к кроватке и наклонился.

— Доброе утро, Анастасия.

Девочка некоторое время смотрела на него, потом лицо ее просветлело, в глазах и на губах заиграла улыбка.

— Она улыбается мне! — сказал Сергей, оборачиваясь к сестре. — Она начинает меня узнавать. Сестра понимающе кивнула.

— Я же говорила тебе, что она поправляется. Еще несколько месяцев, и ты ее не узнаешь. Сергей снова повернулся к кроватке.

— Я твой папа, Анастасия, — счастливым голосом произнес он. — Я твой папа, который любит тебя.

Улыбка исчезла с лица девочки, в глазах появилось прежнее равнодушие.

14

Внезапно Сью-Энн стало жалко и Сергея и себя. Это был разрыв. Но произошел он уже давно. Если бы только она не забеременела или не побоялась сделать аборт. Почему она не посчитала числа по календарю и не предохранилась? Если бы... Было слишком много «если бы», и теперь уже ничего нельзя было поделать.

Но больше всего ей было жалко дочь.

Ей хотелось любить ее, заботиться о ней, но как только она впервые увидела девочку, увидела пустое выражение ее глаз, она поняла, что не сможет любить ее. И все-таки она пыталась сначала. Однако, каждый раз видя бесцветное личико и ничего не выражающие глаза, она молча отодвигала ребенка, и сестра забирала ее.

Сью-Энн прислонила голову к спинке дивана и закрыла глаза, уносясь далеко-далеко, в те времена, кота она была еще совсем маленькой.

Отец очень редко бывал дома, разве что на Рождество и другие праздники, все остальное время он отдавал своим делам. Его заботили только магазины, Сью-Энн помнила эти желто-голубые вывески: «Дойди экономит ваши деньги». Вся жизнь отца была в этих магазинах, как, впрочем, и жизнь деда.

Ее мать была одной из первых красавиц Атланты, и Сью-Энн часто слышала от нее презрительные слова о том, что дочь пошла в отца, высокого и грузного, и совсем не унаследовала привлекательности, которой отличались все женщины по линии матери.

Уже к четырнадцати годам Сью-Энн была выше всех мальчишек в классе и безуспешно пыталась бороться с лишним весом, не в силах совладать со своим чрезмерным аппетитом. А как только у нее пошли месячные, все лицо покрылось прыщами.

Она помнила, как безутешно проливала слезы перед зеркалом, не желая появляться на людях и ходить в школу. Но мать заставляла ее, и Сью-Энн помнила, как большинство мальчишек смеялись над ее прыщавым лицом, на котором вечно оставались следы питательных масок. Она стала ненавидеть мальчишек за их жестокость, но несмотря на это всегда чувствовала приятное возбуждение, когда они заговаривали с нею или просто обращали на нее внимание.

Она не помнила, каким образом и когда начала заниматься мастурбацией, но хорошо помнила, какое облегчение это ей приносило и какой покой и умиротворение наступали после этого. Только тогда спадало терзавшее ее напряжение. Сью-Энн помнила, гак приятно было после этого лежать по утрам в постели, закрыв глаза и мечтая о том, какой красивой она станет. Однажды в комнату вошла мать и застала ее за этим занятием.

Она до сих пор помнила гневное выражение ее лица. Мать стояла в дверях спальни и смотрела, как она, обнаженная, раскинув ноги, занималась мастурбацией. Мать схватила кожаный ремень, лежавший на столике, и принялась хлестать ее. Первый удар обжег кожу и разлился невыносимой болью. Сью-Энн закричала и перевернулась на живот, стараясь избежать этих яростных ударов. Ремень раскаленным железом полосовал ее спину, ягодицы, ноги. А потом жгучее тепло охватило все тело, она закричала, дергаясь в конвульсиях, и впервые в жизни испытала оргазм.

Но несмотря на это Сью-Энн продолжала слышать гневные крики матери, хлеставшей ее ремнем:

— Грязное отродье! Ты хочешь, чтобы твои дети были идиотами? Ты хочешь, чтобы твои дети были идиотами? — И так продолжалось без конца, пока Сью-Энн не захлебнулась в слезах и боли. «Идиотами, идиотами, идиотами....»

Но единственный урок, который Сью-Энн вынесла из этого, заключался в том, что она стала запирать дверь своей спальни. Теперь уже больше ничто не мешало ее занятиям. И так продолжалось до того момента, пока сна в возрасте шестнадцати лет не познала первого мужчину. Ее бы воля, это случилось бы гораздо раньше, но мальчишки не интересовались ею. Она думала, что они просто пугаются безупречной репутации ее семьи или, как и все джентльмены с юга, слишком робкие.

В конце концов это произошло на заднем сиденье автомобиля на поляне, где обычно после школьных танцев собирались парочки. Парень еще толком ничего не успел понять, когда отступать было уже поздно. И все-таки он никак не решался сделать последний шаг.

— Ну что же ты? — сердито потребовала Сью-Энн.

— Не знаю, ты действительно думаешь, что мы должны сделать это?

Она взорвалась, проявив беззастенчивый цинизм.

— Неужели тебе не надоело, что я все время подталкиваю тебя?

В конце концов ей почти все пришлось делать самой. Однако, почувствовав сопротивление девственной плевы, парень снова остановился.

— Дальше не лезет, — прошептал он.

Но Сью-Энн уже плохо соображала, мысль о том, что осталось чуть-чуть и все может рухнуть, привела се в бешенство. Ее ногти вонзились парню в ягодицы.

— Толкай сильней, черт бы тебя побрал! Парень сделал последнее усилие, увенчавшееся успехом. Через несколько секунд все было кончено.

— Куда ты? — удержала его Сью-Энн.

— У тебя же кровь идет, — сказал он. — Я не хочу, чтобы тебе было больно.

— Мне не больно.

— Правда? — неуверенно спросил он.

— Конечно, правда, давай еще разок. Быстрее, я хочу еще, давай, черт возьми, быстрее!

Буквально за одну ночь прыщи исчезли с лица Сью-Энн, и ей больше не надо было запирать дверь спальни. Потом было много парней и автомобилей, и, когда она закончила школу, перед ней открылся совершенно новый, чудесный мир. Даже порка, полученная от матери, и ее слова — все было забыто. Во всяком случае она так считала, до того момента, когда родился ребенок.

Сью-Энн казалось, что она с трудом пробирается сквозь туман. Она открыла глаза. Яркий свет бил прямо в глаза, она лежала на столе в родильной комнате и моргала, потому что туман никак не рассеивался.

Над столом, стоящим в углу, склонился доктор и две сестры, она смутно догадывалась, чем они заняты.

— Мой ребенок! — крикнула Сью-Энн, пытаясь подняться, но ремни, которыми она была привязана к столу, удержали ее.

Доктор бросил через плечо взгляд на Сью-Энн и что-то сказал сестре. Сестра подошла к ней.

— Лежите спокойно и отдыхайте.

— Что с моим ребенком?

— Ничего, отдыхайте. Все будет в порядке.

— Доктор! — закричала Сью-Энн. — Что с моим ребенком? — Она снова попыталась подняться, но сестра удержала ее. Подошел доктор. — Мой ребенок умер!

— Нет, с ребенком все в порядке, — сказал доктор. — Просто небольшие неприятности.

— Что такое?

— Головка была обмотана пуповиной. Сестра, стоявшая возле ребенка, повернулась, и Сью-Энн увидела на его лице кислородную маску.

— Что это?

— Ребенку необходим кислород, а теперь постарайтесь отдохнуть.

Сью-Энн оттолкнула руку доктора.

— Зачем?

— В таких случаях помогает кислород. Ведь не стоит рисковать, правда?

И тут Сью-Энн все поняла.

— У девочки поврежден мозг, да? Ведь первым делом повреждается мозг?

Доктор посмотрел на нее.

— Небольшая травма, — нехотя ответил доктор.

Сью-Энн внимательно посмотрела на него. Из глубины памяти всплыли слова матери: «Ты хочешь, чтобы твои дети были идиотами?»

Почувствовав внезапную боль, Сью-Энн закрыла глаза. Мать была права, мать всегда была права.

— Доктор?

— Да?

— Вы можете сделать так, чтобы у меня больше не было детей?

Он посмотрел на нее.

— Могу, но не считаете ли вы нужным сначала посоветоваться с мужем?

— Нет!

— Это просто несчастный случай, такое может больше никогда не повториться. Один процент на тысячу. А если я перевяжу вам трубы, все будет кончено. И если вам захочется иметь еще ребенка...

— Возьму приемного. По крайней мере буду точно знать, что беру.

Некоторое время доктор внимательно смотрел на нее, потом сделал знак сестре. На лицо Сью-Энн легла маска, она глубоко вздохнула. Закрыв глаза, она почувствовала, что они полны слез, и комната поплыла. Все внутри нее сжалось в комок, ей показалось, что само ее существо плачет.

Почему? Почему же ее мать всегда была права?

15

Когда в машину стали укладывать чемоданы и дорожные сундуки, Сью-Энн повернулась к Сергею.

— Я не хочу разводиться, — сказала она. Сергей не ответил.

— Банк будет ежемесячно выдавать тебе чек и он же будет оплачивать содержание девочки.

— Можешь не беспокоиться, — жестко ответил Сергей. — Я сам о ней позабочусь.

— Но мне хочется.

Сергей снова промолчал.

— Я вернусь, — сказала Сью-Энн. — Просто мне надо ненадолго съездить домой. Прийти в себя.

— Хорошо, — согласился Сергей. Но они оба знали что она никогда не вернется. Так и должно было случиться.

— Дома все по-другому, другой язык, другие люди. На самом деле я никогда не чувствовала себя здесь хорошо.

— Знаю и думаю, что это вполне естественно. Каждый человек лучше чувствует себя дома.

Последние чемоданы были уложены. Сью-Энн подняла голову и посмотрела в лицо Сергею.

— Ладно, — как-то неловко сказала она, — до свидания.

— До свидания, Сью-Энн. — Сергей поцеловал ее на французский манер в обе щеки.

Она не отрывала от него взгляда, внезапно на глазах у нее появились слезы.

— Прости, — прошептала она, повернулась и выбежала из дома, оставив дверь открытой.

Сергей медленно закрыл дверь и прошел в гостиную. Плеснув в стакан виски, медленно выпил и почувствовав слабость, опустился в кресло. Он много раз прощался с женщинами, но это прощание было совсем другим. Ни одна из женщин не была Сью-Энн, и ни одна из них не была его женой.

Прощание это не было для него неожиданностью, он предвидел его еще тогда, когда она вышла из больниц1 и рассказала, что сделала.

— Ты рехнулась! — крикнул Сергей. — Только идиотка могла так поступить!

Лицо Сью-Энн было бледным, но решительным.

— Никаких детей больше, хватит с меня.

— Но другие дети могли бы родиться здоровыми!

— Я не желаю рисковать, я слышала об этих старых знатных европейских фамилиях.

Сергей удивленно посмотрел на нее.

— Но в моей семье никогда не было ничего подобного. Это просто несчастный случай.

— В моей семье тоже такого не случалось, — резко ответила она. — Как бы там ни было, я не хочу больше иметь детей.

Наступила тишина, Сергей стоял перед камином и смотрел на пламя, Сью-Энн подошла к нему.

— Ладно, не будем об этом, да? Сергей промолчал.

— Я, пожалуй, пойду спать. Сергей не сдвинулся с места.

Сью-Энн начала подниматься по лестнице, потом обернулась.

— Ты идешь?

— Попозже.

Сью-Энн ушла, а Сергей все стоял перед камином, пока не прогорели дрова. Когда он поднялся в спальню, Сью-Энн ждала его в постели, но все уже было иначе. Прежним отношениям не суждено было вернуться, слишком много преград возникло вдруг между ними.

Сью-Энн поняла это так же быстро, как и Сергей, и ее желание вернуться к прежней жизни моментально улетучилось. Она перестала соблюдать диету и заниматься зарядкой, перестала заботиться о своей внешности, располнела. Как-то Сергей предложил ей сделать прическу и купить новые платья.

— Для чего? — спросила она. — Мы все равно никуда не ходим.

Тут она была права. Война ограничила их, путешествия по Европе ушли в прошлое, уже никто не мог отправиться на Ривьеру или съездить в Париж. Они оказались запертыми на небольшом клочке земли.

Постепенно, один за другим разъехались по своим странам знакомые, и в Швейцарии остались только швейцарцы. А они были очень скучными. Казалось, что, кроме денег, их ничто не интересовало, только и разговоров было, кто из нынешних лидеров положил больше других денег в швейцарские банки.

Поскольку говорилось об этом с видом собственников, создавалось впечатление, что Швейцария вовсе не намерена возвращать эти деньги. Когда война закончится, большинство вкладов останется в стране, так как многих клиентов уже не будет в живых. Они сгинут, не успев перевести свои средства в другие банки, что сделает их собственностью Швейцарии. Когда германские войска прорвали линию Мажино и оккупировали Францию, казалось, что швейцарцы правы. Ощущение было такое, что наступил закат Европы.

Примерно через месяц после этих событий Сергею довелось побывать по делам в банке. Встретивший его Бернштейн спросил:

— Ваш отец полковник германской армии?

— Ну и что? — с любопытством спросил Сергей.

— Мы хотели бы связаться с некоторыми из наших клиентов, — ответил банкир, — но сейчас у нас нет для этого возможности.

— А почему бы вам не съездить к ним? — предложил Сергей. — Вы с компаньоном швейцарцы, так что неприятностей у вас не будет.

— Мы не можем этого сделать, — быстро ответил Кастель. — Правительство Швейцарии не позволит нам этого, потому что это может быть оценено как враждебный акт по отношению к Германии.

Сергей посмотрел на банкиров и понял, что их клиенты были евреями. Он промолчал.

— Ваш отец мог бы получить для вас разрешение, — сказал Кастель. — А мы, я уверен, могли бы снабдить вас швейцарским паспортом.

Предложение заинтересовало Сергея.

— Вы имеете в виду, что я стану таким образом гражданином Швейцарии? Банкиры переглянулись.

— Пожалуй, это тоже можно будет устроить.

Сергей задумался. Он до сих пор не был ни французом, ни русским, а просто перекати-поле — одним из того множества людей, которые кочевали по Европе после первой мировой войны. Их называли персонами без гражданства, однако, в конце концов, все равно надо было где-то бросать якорь, и большинство белогвардейцев выбрали для этого Францию. Швейцарское гражданство могло здорово пригодиться Сергею.

— А что вы от меня хотите? — спросил он.

— Чтобы вы попытались отыскать наших клиентов и получить от них указания относительно их вкладов.

— А если я не смогу их найти?

— Постарайтесь хотя бы выяснить, живы ли они. Нам необходима эта информация.

Сергей слышал о том, что существует негласное соглашение, по которому невостребованные вклады делятся поровну между банками и швейцарским правительством. Если это правда, то ему вполне понятен интерес банкиров к судьбе своих клиентов.

— А что я с этого буду иметь? — поинтересовался Сергей.

— Думаю, мы с вами можем прийти к соглашению, — сказал Бернштейн. — Разве мы производим впечатление людей без совести?

Сергей согласился написать отцу. Прошло несколько месяцев, и вот сегодня утром он, наконец, получил ответ. Как раз когда уехала Сью-Энн.

Отец Сергея проживал в номере того отеля, в котором в свое время работал швейцаром. Он писал, что сможет помочь Сергею и будет рад увидеть его.

Сергей отставил в сторону пустой стакан. Он решил, что примет предложение банкиров. После обеда он съездит в банк и сообщит им об этом. Но сначала ему надо уладить свои дела. Сняв трубку, он назвал телефонистке номер.

Ему ответил женский голос.

— Пегги, — быстро сказал он. — Это Сергей.

— Да, — ответил голос с английским акцентом.

— Сью-Энн уехала. Сколько тебе понадобится времени, чтобы собрать ребенка?

В голосе Пегги прозвучали радостные нотки.

— Она уже готова. Я ждала твоего звонка.

— Буду у тебя через десять минут.

16

Единственными звуками, нарушавшими тишину авеню Георга V, были его собственные шаги. Дакс посмотрел вдоль улицы в направлении Елисейских Полей. Казалось, он никогда не привыкнет к этой картине. Еще только полночь, а улицы Парижа уже пустынны. Все французы сидят по домам, заперев двери. Ресторан «Фуке» на углу закрыт, перед кафе на улице пустые столики. Заперты витрины магазинов, прежде заполненные яркими товарами, особенно привлекавшими внимание женщин. Летом 1940 года в Париже даже не было видно влюбленных, гуляющих по улицам, взявшись за руки, или целующихся в тени деревьев.

Дакс достал из кармана тонкую сигару и закурил. Услышав шаги за спиной, обернулся. Из тени подъезда вышла девушка, при свете спички Дакс мог разглядеть ее осунувшееся, исхудавшее лицо.

— Не желаете ли пойти со мной, майн герр? — прошептала она. Ее немецкий прозвучал неуклюже, хотя и вполне привычно для нынешних времен.

Дакс покачал головой и ответил по-французски. Девушка отступила в тень подъезда, откуда появилась. Дакс пошел дальше. Казалось, что и проститутки смирились с поражением.

Совсем другая атмосфера царила на вечеринке, которую он только что покинул. За плотными шторами ярко горел свет, звучали музыка и смех, лилось шампанское, улыбались красивые женщины. Гостями там были немцы и французы, сотрудничавшие с ними. Даксу скоро стало скучно — французы слишком суетились, а немцы вели себя надменно, так что веселье было неестественным. Дакс оглянулся, отыскивая Жизель.

Он увидел ее в окружении немцев, не сводивших с нее глаз. Она казалась оживленной, приветливой, глаза ее сверкали от комплиментов, расточаемых ее обожателями. Жизель была актрисой и любила публику.

Дакс улыбнулся про себя. Бесполезно было просить ее уйти с ним, ей было слишком хорошо здесь. Дакс потихоньку выскользнул из комнаты. Утром она позвонила ему, было еще рано, и голос у нее был заспанный, что означало, что она заранее попросила служанку разбудить ее.

— Почему ты ушел без меня? — обиженно спросила Жизель.

— Тебе было хорошо, и я решил не мешать.

— Вовсе нет, мне было противно, у этих немцев такое самомнение. Но я вынуждена была находиться там. Жорж сказал, что это для дела.

Жорж всегда так говорил, и ему не нравился Дакс. Ведь Дакс не мог достать ему пленку или выдать разрешение на съемки фильма. Единственное, что мог Дакс, так это сбивать с толку Жизель, а Жизель была главной ценностью Жоржа. Без нее он был бы просто рядовым режиссером.

— Ты приедешь к завтраку? — спросила Жизель.

— Постараюсь.

— Тогда не опаздывай, — сказала Жизель с хрипотцой.

Дакс положил трубку и вернулся к столу, абсолютно уверенный в том, что Жизель снова легла спать.

Он знал ее уже больше года, с тех пор, как впервые встретил на вокзале в Барселоне. У входа была большая толпа.

— Что там такое? — спросил он у приятеля, члена испанской торговой комиссии.

— Кинозвезда Жизель д'Арси. Только что из Голливуда, теперь направляется в Париж.

Это имя ничего не говорило Даксу, но когда он увидел ее, то сразу узнал. Он не мог не узнать ее, ее фотографии мелькали на афишах и страницах газет по всему миру.

На фотографиях она выглядела иначе, на самом деле грудь у нее не была такой большой, бедра не такими округлыми, а ноги не такими длинными. К тому же, фотографии не могли передать живость ее походки.

Глядя на нее, Дакс испытал почти физическую боль, давно уже он так не желал женщину. И он решил, что она должна стать его.

Глядя поверх толпы, Жизель поймала взгляд Дакса. Она машинально отвела глаза, потом, словно притянутая магнитом, снова посмотрела на Дакса. Он заметил, как она побледнела, но тут толпа скрыла ее и понесла через выход к поезду. Дакс последовал за толпой.

Прошло еще полчаса, остававшиеся до отхода поезда, прежде чем он снова увидел ее. Она сидела в купе одна, Жорж в это время вышел. Жизель подняла голову от журнала и через стеклянную дверь увидела Дакса. Она молча наблюдала, как он открывает дверь. Войдя в купе, Дакс закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной. У него перехватило дыхание, так что понадобилось несколько секунд, прежде чем он смог заговорить.

— Я пришел за тобой, — сказал он.

— Знаю, — ответила она. От него исходила животная сила, готовая выплеснуться в любой момент. Дакс взял ее за руку, рука слегка дрожала.

— Я знаю тебя, — почти шепотом сказала Жизель, — хотя мы никогда не встречались.

— Да, мы не встречались, но сегодня встретились. Сейчас, в этом месте, в этот самый день.

Когда Жорж вернулся, занавески были опущены, а дверь купе заперта. Жорж нервно постучал.

— Жизель, Жизель! — позвал он. — С тобой все в порядке?

— Убирайся, — послышался сдавленный голос Жизель.

Жорж молча постоял перед дверью, он знал этот голос, он слышал его раньше. Пройдя в бар, он заказал выпивку, уселся в кресло и стал с философским спокойствием наблюдать за проносящимися за окном пейзажами. Интересно, с кем она сейчас. Обычно ему удавалось заранее вычислить это. Жорж пожал плечами и заказал очередную порцию. В любом случае невозможно отвадить всех ее поклонников, но завтра они уже будут в Париже, и все наладится — он сможет подчинить ее себе.

Минуло более года, и за это время многое произошло. Немцы оккупировали почти всю Европу, Франция пала под сапогами нацистов, образовалось новое правительство в Виши. Но Жорж тщетно пытался убедить себя, что он ни от кого не зависит.

На самом деле все было иначе, последнее слово всегда оставалось за немцами. Появились слухи, что немцы намереваются открыть несколько киностудий, и Жорж непременно хотел оказаться в числе первых. Он тщательно подготавливал почву среди нужных людей — как немцев, так и их французских пособников, в равной мере восхищавшихся Жизель.

Единственное, что беспокоило Жоржа, это привязанность Жизель к Даксу — она длилась дольше, чем он ожидал. Жорж этого не понимал. Дакс ничего не мог сделать для Жизель, не мог ничего ей предложить, а она встречалась с ним. Дакс никогда не заикался о женитьбе, а Жизель засыпала его подарками — например, золотыми запонками с бриллиантами.

Это было выше его понимания. Ведь обычно Жизель получала подарки, а не дарила. Что вполне естественно для актрисы.

Однажды Жорж передал ей предложение от одного высокопоставленного немецкого офицера, но Жизель только рассмеялась и велела Жоржу убираться.

— Но ведь он может помочь нам, — сказал Жорж.

— Он может помочь тебе, — ответила Жизель, демонстрируя свою обычную проницательность. — А я и так счастлива.

— Ты не хочешь снова вернуться к работе? Жизель покачала головой.

— Хотела бы, но считаю, что сейчас это было бы не правильно. Пойдут разговоры, что мы сотрудничаем с немцами.

— Да они все идиоты! — фыркнул Жорж. — Война закончена, мы побеждены.

— Французы продолжают сражаться.

— Опять 1870 год. В этот раз победили немцы, в следующий раз победим мы.

Жизель посмотрела на него, ее большие голубые глаза были печальны. Она понимала желание Жоржа вернуться к работе и его нужду в этом. Ведь без работы он был ничто.

— Если мы не победим в этот раз, — тихо сказала Жизель, — то, возможно, другого раза нам не представится.

И все-таки она посещала вечеринки и делала то, о чем ее просил Жорж. Но появлялась она там только с Даксом, никогда одна или в сопровождении француза, а тем более немца. Ей не хотелось, чтобы ее считали коллаборационисткой.

Жизель старалась вести себя лояльно, не высказывая явного нежелания сотрудничать с немцами, но от всяких предложений отказывалась под тем или иным предлогом и не участвовала ни в каких делах, имеющих политическую подоплеку. И самым верным признаком того, что ее не считали пособницей немцев, был тот факт, что, встречая ее на улице, простые люди улыбались ей, не избегая ее и не бросая на нее презрительных взглядов, как на других. И хотя она сейчас и не снималась в кино, они по-прежнему продолжали считать ее кинозвездой.

Однажды, когда они с Даксом завтракали у нее в квартире, окна которой выходили на Булонский лес, на улице раздался грохот солдатских сапог. Жизель подошла к окну, затем повернулась к Даксу.

— Как ты думаешь, они уйдут когда-нибудь?

— Только когда их прогонят, — ответил Дакс.

— А это когда-нибудь случится? Дакс промолчал.

— Тебя это не волнует, да? — разозлилась Жизель. — Ты ведь не француз, а иностранец. И кроме того, ты ведешь дела с немцами. Ты ведешь дела с кем угодно!

Дакс вытащил изо рта сигару и аккуратно положил ее в пепельницу.

— Меня это волнует, — спокойно ответил он. — У меня есть друзья французы и евреи. Мне не нравится, что происходит с ними, но я не имею права вмешиваться, потому что являюсь официальным представителем своего правительства.

Жизель посмотрела на него, впервые она слышала от Дакса его мнение о войне, и, несмотря на его спокойный голос, она почувствовала, как он ненавидит эту войну. Она подошла к нему и смущенно поцеловала в щеку.

— Прости, дорогой, мне следовало давно понять, как тебе нелегко.

Дакс посмотрел ей прямо в глаза.

— И все-таки мне легче, чем вам, французам.

Когда Дакс вошел в здание консульства, Котяра уже поджидал его там.

— У тебя в кабинете какие-то два немца.

— Да? А кто они?

— Не знаю. Два офицера.

— Сейчас посмотрим. Котяра встал возле двери.

— Я побуду тут на случай, если возникнут неприятности.

Дакс улыбнулся.

— Какие могут быть неприятности? — с ехидцей спросил он. — Они же наши друзья.

— Избавь Бог от таких друзей!

Дакс открыл дверь и вошел в кабинет. Оба офицера вскочили и выбросили руки в нацистском приветствии.

— Хайле Гитлер!

— Господа, — сказал Дакс, усаживаясь за стол, — похоже, мы с вами незнакомы.

Старший из офицеров выпрямился по стойке смирно.

— Разрешите представиться, ваше превосходительство. — Он щелкнул каблуками и резко мотнул головой. — Подполковник Рейс. А это мой помощник, лейтенант Крон.

Дакс кивнул, вытащил сигару из ящичка, стоявшего на столе, и прикурил, не предложив офицерам присоединиться к нему.

— Уже поздно и я устал. Объясните, пожалуйста, цель вашего визита.

Немцы переглянулись, по их взглядам Дакс понял, что они не привыкли к такому приему. Заметив на их форме эмблему СС, Дакс понял, что они привыкли к тому, чтобы их боялись. Он улыбнулся про себя. Ну и черт с ними, они больше заинтересованы в нем, чем он в них.

Соглашение с Германией по поводу поставок мяса из Кортегуа еще не было заключено, но переговоры велись. На следующий день как раз предстояло заниматься этим. Дакс был осведомлен о том, что значительную часть поставок из Кортегуа Испания передала Германии — таким образом Франко рассчитывался за оказанную ему ранее помощь.

Подполковник достал из папки бумагу, просмотрел ее и обратился к Даксу на плохом французском:

— Вы знакомы с неким Робертом де Койном? Дакс кивнул.

— Да, мы вместе учились в школе. Он мой друг.

— Вам, конечно, известно, что он еврей? — голос подполковника был полон презрения.

— У меня также есть друзья немцы, — с неменьшим презрением ответил Дакс.

Подполковник никак не отреагировал на его сарказм.

— Вы встречались с ним в последнее время?

— Нет.

— А где вы были вечером? — внезапно спросил лейтенант.

Дакс удивленно посмотрел на него.

— Не ваше дело!

— Я напоминаю вам, мсье, — жестко объявил полковник, — что нас сюда привели интересы третьего рейха!

— А я считаю своим делом напомнить вам, что вы находитесь в посольстве Кортегуа, — сердито отпарировал Дакс и поднялся. — А теперь можете идти!

Словно по волшебству дверь позади них открылась. Офицеры замялись.

— Можете идти, господа! — повторил Дакс.

— Генералу Фельдеру это не понравится, — сказал лейтенант.

Дакс ответил ледяным тоном:

— Можете передать своему начальству, что впредь, если оно захочет связаться со мной, пусть действует по официальным дипломатическим каналам. Это может организовать ваше министерство иностранных дел.

Дакс демонстративно отвернулся, и офицеры покинули кабинет. Через минуту вошел Котяра.

— Что им было нужно? — поинтересовался он. Дакс улыбнулся...

— Зачем спрашиваешь, если и так знаешь? Или ты разучился пользоваться замочной скважиной? А может, настолько растолстел, что не в состоянии к ней нагнуться?

— А ты слышал что-нибудь о Роберте?

— Нет. — На лице Дакса появилось озабоченное выражение. — Последние несколько недель я ни о нем, ни о его сестре ничего не слышал. — Дакс разозлился на себя за то, что выпустил их из поля зрения. Ведь прежде минимум раз в неделю он разговаривал с Каролиной по телефону.

Он встречался с Каролиной несколько раз, но лишь у нее дома, потому что она старалась никуда не выходить. Дакс думал, что она уедет с отцом в Америку сразу после вторжения Германии, но этого не случилось. В чем-то она очень напоминала брата, она не верила, что им придется бежать.

— Надо позвонить ей, — сказал Дакс и, сняв трубку, набрал номер. Он долго слушал гудки, но никто так и не ответил.

Когда он положил трубку, на лице его была написана тревога. Ведь кто-то должен был ответить на телефонный звонок, даже если самой Каролины не было дома, там всегда были слуги.

— Никто не ответил? — спросил Котяра. Дакс молча покачал головой.

— И что ты думаешь по этому поводу? Дакс глубоко вздохнул.

— Боюсь, что с нашими друзьями случилось несчастье.

Каролина сидела на краешке стула и смотрела на звонивший телефон. Напротив нее развалился в кресле немецкий офицер в сером штатском костюме.

— Почему вы не берете трубку? — спросил он. — Ведь это может звонить ваш брат. А вдруг у него серьезные неприятности?

Каролина отвела взгляд от телефона.

— Я уже целый месяц ничего не слышала о своем брате, — сказала она. — С чего бы он стал теперь звонить?

— Я же говорил вам, — спокойно повторил немец, — что на товарной станции была предпринята попытка диверсии. Она, конечно, провалилась: мы убили всех диверсантов, кроме одного, который убежал. Он ранен, и мы подозреваем, что это ваш брат.

— А какие у вас для этого основания? — возразила Каролина. Телефон перестал звонить, и она облегченно вздохнула. — Я слышала, что он находится в лагере, куда попал после того, как его взяли в плен во время боев за линию Мажино.

— Он бежал. Я же говорил вам, что он бежал. — Первый раз в голосе немца прозвучали нотки нетерпения. — А кроме того, один из диверсантов перед смертью признался, что это был ваш брат.

В голосе Каролины прозвучало презрение.

— Я уже наслышана о таких признаниях. Немец повысил голос.

— И тем не менее, это был ваш брат. Он ранен и находится где-то в Париже. Возможно, лежит сейчас недалеко отсюда и истекает кровью. Если бы мы нашли его, у него появился бы шанс выжить.

— Каким образом? — с сарказмом спросила Каролина. — И зачем? Чтобы его пытали, а потом поставили к стенке и расстреляли?

— Не такие уж мы жестокие, не стоит верить слухам, которые распускают наши враги.

Каролина ничего не ответила, она взяла из ящичка на столе сигарету, а немец быстро наклонился и поднес ей зажигалку.

— Почему бы вам не прислушаться к голосу разума? Вы наверняка все отлично понимаете, в конце концов, ваша семья когда-то жила в Германии и вы были немцами.

Каролина глубоко затянулась и посмотрела на офицера.

— Это было почти сто лет назад, и уехали мы оттуда, потому что мы евреи. Мало что изменилось с того времени, чтобы мы могли забыть об этом.

Эсэсовец откинулся на спинку кресла.

— Несмотря на все то, что вы слышали, в третьем рейхе рассуждают разумно. Немец всегда остается немцем, и даже ваше еврейское происхождение вполне может быть забыто.

Каролина посмотрела ему прямо в глаза.

— Вы, может быть, и забудете. Но разве я смогу забыть?

Немец плотно сжал губы и выхватил у Каролины изо рта сигарету. Вся его любезность мгновенно улетучилась.

— Еврейская сука! В следующий раз, когда зазвонит телефон, ты возьмешь трубку!

— А если нет?

Резким движением он хлестнул ее по лицу тыльной стороной ладони. Каролина упала на пол. Эсэсовец поднялся из кресла и остановился над ней. Его холодные глаза излучали ненависть.

— А если нет, — тихо произнес он, — то ты очень пожалеешь о том, что не сделала этого.

Зажав рукой раненое плечо, Роберт стоял в подъезде напротив своего дома, чувствуя, как между пальцев сочится теплая кровь.

Уже почти наступило утро, а из-за тяжелых штор в библиотеке все еще пробивался слабый свет. Перед домом стояла машина, в которой сидели два немецких солдата.

Внезапно парадная дверь распахнулась, и из нее в сопровождении мужчины вышла Каролина. Мужчина был в штатском. Солдат выскочил из машины, распахнул дверцу, и, пока Каролина садилась, мужчина отдал солдату приказание.

Роберт услышал, как в прохладном утреннем воздухе раздалось короткое: «Яволь». Мужчина сел в машину рядом с Каролиной и захлопнул дверцу. Мотор взревел, и солдат, проводив взглядом машину, направился в дом.

Подождав, пока за ним закроется дверь, Роберт вышел из своего укрытия и в нерешительности остановился. То, что они забрали Каролину, заставило его на время забыть о своей ране. Ему не надо было рассказывать, как фашисты поступают со своими пленниками, холодная дрожь пробежала по его телу. Надо было что-то срочно предпринять, чтобы вырвать Каролину из их рук.

У него мелькнула мысль пойти и сдаться, но здравый смысл все же возобладал. Это была бы бессмысленная жертва. Просто они оба оказались бы в лапах нацистов. Он вновь почувствовал острую боль в плече, от резких движений кровотечение усилилось, он почувствовал, что слабеет, и заплакал от отчаяния. Ниже по улице раздался стук тяжелых кованых сапог.

Он не стал любопытствовать, кто это, он слишком хорошо знал этот стук. Юркнув в темную аллею, он затаился и не поднимал голову, пока шаги окончательно не стихли.

После этого он бесцельно побрел по предрассветным улицам. Идти ему было некуда, все товарищи погибли, и повсюду его подстерегали фашисты. От потери крови у него кружилась голова. Если ему никто не поможет, он не сумеет скрыться от немцев, они найдут его лежащим на улице.

17

В трубке послышался приглушенный, настороженный голос.

— Мсье Ксенос, это мадам Бланшетт. Вы меня помчите?

— О чем разговор, конечно. — С той самой первой ночи в Париже Дакс почти каждый день проходил мимо ее дома. — Как поживаете, мадам?

— Отлично, но вы меня несколько разочаровали. После возвращения в Париж ни разу не зашли к нам.

Дакс очень удивился, он ведь никогда не был клиентом мадам Бланшетт. Ее клиентом был барон, вдруг вспомнил Дакс.

— Прошу прощения, мадам, просто был слишком занят.

— Мужчина не должен быть поглощен делами до такой степени, чтобы у него не оставалось времени немного развлечься, — с упреком заметила мадам Бланшетт. — Только отдых помогает мужчине поддерживать форму.

Дакс рассмеялся.

— Еще раз прошу прощения, мадам.

— Я осмелилась позвонить вам в надежде, что вы посетите нас сегодня вечером. Я даю необычный прием, эго должно быть забавно, вы сможете увидеть кое-что новенькое.

Дакс бросил взгляд на настольный календарь.

— У меня назначена встреча...

— Мы будем очень расстроены, если вы не придете, мсье Ксенос, — оборвала его мадам Бланшетт. — В конце концов, этот прием задуман ради вас.

В ее голосе звучала странная настойчивость.

— Хорошо, я приду, но, боюсь, это может быть поздно.

— А как поздно?

— В час ночи.

Дакс почувствовал, что мадам Бланшетт облегченно вздохнула.

— Вполне приемлемо, самого интересного не пропустите.

Когда Дакс положил трубку, в кабинет вошел Котяра.

— Ну, что выяснил? — спросил Дакс.

— Она исчезла, слуги молчат. В доме ошиваются два немецких солдата.

— А у соседей спрашивал? Котяра кивнул.

— То же самое. Никто ничего не знает или просто не хотят говорить.

Дакс задумался, потом произнес:

— Только что был странный звонок от мадам Бланшетт. Она ведь водила дружбу с бароном, так что, может быть, Каролина прячется у нее? — Дакс потянулся за сигарой. — Похоже, мадам Бланшетт очень хотела, чтобы я сегодня вечером пришел к ней в заведение.

Снова зазвонил телефон. Дакс взял трубку, на этот раз его приветствовал знакомый, как всегда заспанный голос.

— Доброе утро, дорогой. Почему ты ушел вчера вечером и оставил меня одну на этой ужасной вечеринке? Дакс посмотрел на часы, был уже почти полдень.

— По-моему, тебе было весело.

— Но дорогой, это только потому, что я была с тобой.

— И еще с шестью мужчинами. Я даже не мог подойти к тебе.

— Но сейчас я одна. Ты приедешь завтракать?

Дакс представил себе, как она лежит на животе поперек громадной кровати с трубкой в руке, а в вырезе ночной рубашки видна грудь.

— Мне бы очень хотелось, но не смогу.

— О, дорогой, я так расстроена!

Дакс засмеялся, уловив фальшь в ее голосе. Ведь она была достаточно хорошей актрисой, чтобы придавать своему голосу нужное звучание.

— Нет, ты не расстроена, потому что сможешь снова завалиться спать, а ты только об этом и мечтаешь. Жизель засмеялась.

— Тогда пообедаем вечером?

— Да, но в полночь мне придется уйти. У меня назначена еще одна встреча.

— В полночь?

— Да.

В голосе Жизель прозвучала ревность, на этот раз она уже не притворялась.

— С другой женщиной?

— Нет, откуда она возьмется? Ты не оставляешь мне времени, чтобы найти другую женщину.

— Когда ты в полночь уйдешь от меня, у тебя не останется сил на другую женщину.

— Это угроза или обещание?

— Не шути со мной, — сказала Жизель. — Я страшно ревнивая.

— Отлично. Ты лучше всех.

Сергей стоял перед входом в отель «Роял Палас». Он как-то поблек после того, как его заняли немцы. Распахнув двери, он прошел в вестибюль. Ему сразу бросилось в глаза, что со стенки над стойкой портье исчезла картина.

Немецкий унтер-офицер с уважением посмотрел на дорогой костюм Сергея.

— Слушаю вас?

— Я к полковнику Никовичу.

— Вам назначено? Полковник очень занят.

— Меня он примет. Передайте ему, что пришел его сын.

Унтер-офицер снял телефонную трубку, и через несколько минут Сергея проводили в кабинет на втором этаже. Остановившись на мгновение перед дверью с табличкой, на которой была написана его фамилия, Сергей открыл дверь. Он привычно замер, как всегда при виде отца, каждый раз изумляясь его росту и природной стати. Отец выскочил из-за стола и чуть не раздавил сына в могучих объятьях, крепко прижав к груди.

— Сергей, Сергей, — снова и снова повторял он, не в силах сдержать слезы. — Сергей!

Сергей, вглядевшись в отца, заметил новые морщинки и появившуюся седину.

— Ну как ты, папа?

— Теперь все хорошо, — ответил граф и, вернувшись за свой стол, закурил длинную русскую папиросу. — Ты отлично выглядишь. Как твоя жена?

— Она вернулась в Америку.

Граф пристально посмотрел на сына.

— И Анастасию взяла с собой? Сергей покачал головой.

— Нет, Анастасия осталась со мной.

— Как девочка?

— Поправляется потихоньку, на это нужно время.

— Твоя жена вернется? — прямо спросил граф.

— Не думаю.

Наступила неловкая пауза, Сергей оглядел комнату.

— Отличный кабинет.

— Я сюда не рвался, но в Генеральном штабе меня считают знатоком Парижа, поэтому я здесь. Сергей рассмеялся.

— А ты уехал из Парижа, думая, что тебя отправят в Россию!

Отца это не рассмешило.

— Все армии одинаковы, но мы еще будем в России.

— Но ведь Германия подписала со Сталиным пакт о ненападении.

Граф понизил голос.

— Фюрер заключил много пактов, но ни один из них не выполнил. Он достаточно умен, чтобы не воевать сразу на два фронта. Вот покончим с Англией, тогда увидишь.

— И ты действительно веришь в это? Отец внимательно посмотрел на Сергея.

— Человек должен во что-то верить. — Он замял папиросу в пепельнице. — После того, как я покинул Россию, верить уже было не во что, наш мир погиб, был втоптан в грязь сапогами большевиков.

— А почему ты думаешь, что Гитлер позволит снова возродить этот мир? Зачем ему нужен еще какой-то мир, кроме его собственного? — Сергей подошел к окну и посмотрел на улицу. — Не думаю, что он допустит это, папа. У него сейчас власти больше, чем у любого царя, так зачем ему делиться с кем-то хотя бы ее частью?

Отец не ответил, он тоже подошел к окну и встал рядом с Сергеем. Так они и стояли молча, глядя в окно.

— Когда я был еще совсем мальчишкой, твой дед раз в год привозил меня в Париж и говорил, что это обязательно для каждого благородного отпрыска. Учиться жизни надо в Париже Я помню, как мы с ним стояли у окна вот этого самого отеля и смотрели на улицы, на хорошеньких кокоток, на шикарные экипажи. А ночи, кутежи! — Граф помолчал немного, потом продолжил:

— А когда я очутился здесь после революции, владелец отеля, очень любивший моего отца, сжалился надо мной и дал мне работу швейцара. Заходя в отель, он всегда останавливался около меня, и мы говорили, вспоминая старые дни. Иногда я смотрел на окна отеля и думал, смогу ли я снова когда-нибудь попасть в его номера, вместо того чтобы мерзнуть под снегом и мокнуть под дождем. И вот все вернулось, я снова здесь.

— Но ведь теперь все по-другому.

— Что ты имеешь в виду?

— Где люди? Где хорошенькие кокотки, смех и веселье? Это уже не Париж. — Сергей отошел от окна. — Даже здесь все по-другому. Это был прекрасный номер, а посмотри на него теперь. И где владелец отеля? Что с ним случилось? Он был еврей?

Отец промолчал. Вернулся за стол и тяжело опустился в кресло.

— Не знаю. Я солдат, а не политик и не вмешиваюсь в то, что меня не касается.

— Но ведь владелец был так добр, что помог тебе, когда ты нуждался в помощи. Ты же сам сказал. Граф посмотрел на сына.

— С каких это пор ты стал так заботиться о евреях?

— Я забочусь не о евреях, а о Париже. В Париже больше не смеются, наверное, евреи унесли с собой смех. Граф снова посмотрел на сына.

— Зачем ты приехал?

— По делам. Я представляю швейцарский банк и стараюсь установить контакты с некоторыми из его клиентов.

— С евреями?

— Да, некоторые из них евреи.

Граф помолчат некоторое время, потом заговорил, тяжело выговаривая слова:

— Мне надо было догадаться. Впервые в жизни у тебя приличная работа, так и тут ты умудрился связаться не с теми людьми.

Каролине было холодно, ей еще никогда в жизни не было так холодно. Она подошла к двери тесной камеры и ухватилась за прутья решетки. Надзирательница, сидевшая в коридоре, посмотрела на нее.

— Когда они вернут мою одежду? Я замерзла. Надзирательница равнодушно скользнула по ней взглядом, и Каролина подумала, что она, должно быть, не понимает по-французски. Она медленно повторила свой вопрос по-немецки.

— Не знаю, — ответила надзирательница.

В коридоре послышались шаги, и надзирательница вскочила. Раздался мужской голос, но самого говорящего Каролине не было видно.

— В какой камере фройлен Каролина де Койн?

— В тридцать второй.

— Откройте.

Надзирательница подошла к двери и стала перебирать ключи. Найдя, наконец, нужный, она отомкнула стальную дверь. Каролина отскочила в угол, а надзирательница отступила в сторону, пропуская в камеру мужчину.

Он был вынужден пригнуться, чтобы пройти в низкую дверь. Медленно выпрямившись, он ногой захлопнул дверь. Легкая усмешка появилась на его лице, когда он увидел Каролину, пытающуюся руками прикрыть свою наготу.

— Не беспокойтесь, — сказал мужчина по-французски. — Считайте, что я доктор.

— Кто вы?

Он улыбнулся, как бы наслаждаясь страхом, прозвучавшим в голосе Каролины.

— Или будет даже лучше, если вы будете считать меня священником. Понимаете, я в некотором роде духовник, и именно мне вы поведаете все свои секреты, все те маленькие тайны, о которых никому не рассказывали.

Каролина почувствовала, что дрожит, но в этот раз не от холода, а от страха.

— У меня нет никаких секретов, — прошептала она. — Я рассказала всю правду, я ничего не знаю о моем брате.

Мужчина недоверчиво покачал головой.

— Прошу вас, пожалуйста, поверьте мне. — Каролина опустила взгляд, ей вдруг стало стыдно за свою наготу, и она заплакала. Опустившись на пол, она закрыла лицо руками. — О, Боже! Что я должна сделать, чтобы вы поверили мне?

Сквозь пальцы она увидела, что блестящие коричневые ботинки находятся теперь совсем рядом. Голос мужчины раздался прямо над ней.

— Скажи мне правду.

— Но я же сказала... — Слова застряли у нее в горле, когда она подняла голову. Ширинка у мужчины была расстегнута, и перед самым ее лицом торчал его набухший член.

18

— У тебя такой загадочный вид, — сказала Жизель, когда Дакс поднялся из-за стола. — Куда ты идешь?

Дакс отвернулся от зеркала, перед которым поправлял галстук, и лицо его озарилось улыбкой.

— Ты не поверишь, но я иду на встречу со старым другом.

— Со старым другом? — недоверчиво переспросила Жизель. — В этот час? Но куда? В такое время открыты только бордели.

— Ты угадала.

— В бордель? — Жизель начала злиться. — И ты хочешь, чтобы я поверила тебе?

— Я же сказал, что ты не поверишь.

— И ты идешь на встречу со старым другом, просто чтобы поговорить? И все?

— Это не мужчина, а женщина.

— Если бы я была уверена, что это правда, — сказала Жизель, бросая на него гневный взгляд, — я бы убила тебя.

Дакс вернулся к столу, поцеловал ее сначала в щеку, а потом попытался поцеловать в губы, но она отвернулась. Дакс рассмеялся.

— А ты начинаешь ревновать. Это делает тебя еще прекрасней.

— Убирайся! — сердито сказала Жизель. — Убирайся в свой бордель. Желаю тебе подхватить триппер.

Дакс подошел к двери, но голос Жизель остановил его.

— Ты вернешься после того, как закончишь дела?

— Но, возможно, будет уже поздно. Я могу задержаться до утра.

— Это меня не волнует. Во сколько бы ни закончил, возвращайся не домой, а сюда.

Дакс посмотрел на нее и кивнул.

— Дакс, ты ведь будешь осторожен, да? Он улыбнулся.

— Конечно.

Дакс спустился по лестнице, консьержка открыла ему дверь. На улице его поджидал Котяра.

— Что ты тут делаешь? — спросил Дакс. Котяра ухмыльнулся.

— Не думаешь ли ты, что я пущу тебя одного к мадам Бланшетт? У нее всегда были самые хорошенькие девочки в Париже, и я не могу упустить свой шанс.

После того, как служанка открыла дверь и приняла у них шляпы и плащи, в прихожей появилась сама мадам Бланшетт.

— Мсье Ксенос, очень любезно с вашей стороны, что вы посетили нас. Давненько вы у нас не были.

— Да, много воды утекло с тех пор.

— Пойдемте в зал, — сказала мадам, беря его под руку. — У нас сегодня очень необычное представление, вы увидите, чего лишали себя, не появляясь у нас. — Она понизила голос до шепота. — После представления уйдете с метиской и ни с кем другим. Вы прекрасно выглядите, — произнесла мадам Бланшетт уже обычным тоном.

Дакс улыбнулся.

— А вы, мадам, стали еще прекрасней со времени моей первой ночи в Париже.

— О-ля-ля, вы преуспели в галантности.

Они вошли в зал, где в углу играл оркестр из трех музыкантов и повсюду были живописно расставлены диваны, столики и кресла, что создавало впечатление интимности.

Когда они вошли, разговоры на мгновение стихли и все взоры обратились к Даксу, который, в свою очередь, оглядел присутствующих. В зале было около двадцати мужчин, причем в пятнадцати из них Дакс безошибочно определил немецких офицеров, несмотря на то, что все они были в штатском. Разговоры возобновились, и мадам Бланшетт подвела Дакса к небольшой софе в центре зала. Они сели, и официант наполнил их бокалы шампанским. Дакс поднял свой бокал.

— Ваше здоровье, мадам.

— Благодарю, мсье, ваше здоровье. Они выпили.

— Здесь много немецких офицеров, — понизив голос сказал Дакс, — но все они не в форме.

— Я не позволяю приходить сюда в форме. Это место для развлечений, и война должна оставаться на улице.

Когда в зале появились девушки, разговоры стихли, уступив место щелканью каблуков, поклонам, поцелуям рук. Немцы старались выглядеть галантными, но были чересчур скованы, что выдавало в них военных. Они так кичились своей ролью победителей, что не могли преуспеть в роли кавалеров.

Дакс поднялся, когда к их столику подошла девушка. Она была небольшого роста, с блестящими зелеными глазами и едва заметными азиатскими чертами. Длинные черные волосы обрамляли ее личико цвета становой кости.

— Мадмуазель Дениз, мсье Ксенос. Девушка протянула руку.

— Очень приятно, мсье. Дакс поцеловал ей руку.

— И мне, мадмуазель Дениз.

Девушка опустилась рядом с ним на софу. Мадам Бланшетт громко хлопнула в ладоши, и свет моментально померк. Несколько секунд зал был погружен в полную темноту, затем в центре его зажгли большой подсвечник.

На танцевальной площадке находились двое мужчин и три девушки, все они были обнажены, их руки и ноги причудливо переплелись. Сначала Даксу бросилась в глаза только красота стройных тел, но потом он понял, что они слились в сексуальном экстазе. Из угла зала послышалась барабанная дробь, она все нарастала и нарастала, и вот, наконец, этот фантастический клубок тел пришел в движение,

Сам того не замечая, Дакс пришел в возбуждение, для него не имело значения, была ли изображаемая страсть настоящей или просто имитацией. У него заныло в паху. Девушка коснулась его, но он не заметил прикосновения, захваченный эротическим зрелищем.

И когда томление стало почти невыносимым, зал снова погрузился в темноту и молчание. Зажегся свет, девушка отдернула руку. Дакс зажмурился.

То же самое испытали, по-видимому, все мужчины в зале, и теперь они возвращались из мира грез в реальность, не смея поднять друг на друга глаза.

Мадам Бланшетт встала.

— Господа, — сказала она с легкой улыбкой, — полагаю, что вы получили наслаждение от нашего маленького спектакля. — Держа улыбку, она подождала, пока смолкнут аплодисменты. — А теперь я оставляю вас развлекаться.

Величественно, словно королева, покидая своих подданных, она вышла из зала. Дверь за ней закрылась, и в зале возникло оживление.

Дакс посмотрел на девушку.

— Пойдем?

Она кивнула.

Поднявшись с софы, девушка взяла его под руку, и они направились к выходу, но в этот момент позади них раздался голос:

— Герр Ксенос? Дакс обернулся.

— Генерал Фельдер? Генерал улыбнулся.

— Не знал, что вам известно это место. Дакс улыбнулся в ответ.

— Как же я могу его не знать? Вот уже много лет оно находится на одной улице с нашим консульством.

— Выпьете с нами?

— Нет, спасибо, в другой раз.

— А-а, играет горячая южноамериканская кровь. Не можете ждать, — сказал генерал. Дакс промолчал. Генерал понизил голос.

— Но я вас понимаю, эти развращенные французы знают, как возбуждать чувства, не так ли? Дакс кивнул.

— Кстати, — продолжал генерал, — примите, пожалуйста, мои извинения за беспокойство, которое доставили вам мои подчиненные. Вы же понимаете, служебное рвение, присущее молодости. Я строго предупредил их.

— Я в этом не сомневался, генерал, поэтому и не стал беспокоить вас телефонным звонком. Уверен, что вы очень заняты.

— Значит, вопрос решен. — Генерал бросил взгляд на метиску. — Я вижу, вы отхватили лакомый кусочек. Она, должно быть, новенькая. — Он обернулся к адъютанту, сидевшему около него. — Организуйте мне свидание с ней. — Генерал говорил так, будто девушки рядом не было. — Вы ведь знаете, как я люблю экзотику. — Он снова посмотрел на девушку, потом на Дакса. — Завидую вам, мой мальчик. Не смею больше задерживать. Дакс поклонился.

— До свидания, генерал.

Девушка кивнула Даксу, и они вышли из зала. Мадам Бланшетт отвернулась от глазка в стене, и Дакс впервые увидел ее разгневанной.

— Нацистская свинья! «Эти развращенные французы»! Конечно, пока в моем заведении не было немцев, в таких зрелищах не было необходимости!

Дакс удивленно посмотрел на нее.

— Так закройте его, уверен, что в деньгах вы не нуждаетесь.

Мадам Бланшетт пожала плечами.

— Если подобное заведение однажды закроется, то оно уже снова не откроется. А немцы не вечно будут здесь. Когда же они уйдут, мое заведение снова превратится в тихий уютный уголок.

Дакс поднялся за девушкой на второй этаж. Остановившись перед дверью, она достала ключ, быстро оглянулась и, убедившись, что в коридоре никого нет, втолкнула Дакса в комнату. Только заперев за собой дверь, она включила свет.

Дакс осмотрелся. Комната была изысканно обставлена, на возвышении покоилась большая кровать с балдахином и занавесками. Дакс быстро подошел к кровати и отдернул занавеску, но там никого не было. Он посмотрел на девушку, она покачала головой.

— Идите за мной.

Она провела его в небольшую ванную. В воздухе стоял запах духов, и Даксу казалось, что он чувствует тепло женского тела. Он увидел, как девушка провела рукой по стене, и часть ее отодвинулась. Дакс очутился в маленькой комнатке без окон. Дверь автоматически закрылась, после чего девушка зажгла небольшую лампу.

Несколько секунд глаза Дакса привыкали к свету, потом он увидел человека, лежащего на узкой койке возле некрашеной стены.

Дакс подскочил к койке и опустился на колени рядом с другом.

— Роберт?

Роберт зашевелился и застонал, он был ранен в плечо. Дакс повернулся к девушке.

— Что случилось? Как он очутился здесь?

Лицо девушки казалось бесстрастным.

— Когда-то мы были любовниками, а теперь мы друзья. Ему больше некуда было идти.

При звуке ее голоса Роберт открыл глаза.

— Дениз, — прошептал он, — найди Дакса. Мы должны спасти Каролину!

— Роберт, я здесь.

Роберт повернул голову, и Дакс заметил лихорадочный блеск в его глазах.

— Это я, Дакс.

Но Роберт, похоже, не видел и не слышал его. Он снова застонал.

— Дениз, я видел, как они увели Каролину. Найди Дакса.

19

— О нем позаботимся мы, — сказала мадам Бланшетт, — а вы должны позаботиться о его сестре.

— Но Роберту нужен доктор.

— Доктор посещает его каждое утро, когда приходит осматривать девушек. С Робертом все будет в порядке. Когда он достаточно окрепнет, мы переправим его в Англию.

Дакс посмотрел мимо нее на Котяру, потом на девушку, стоящую на коленях возле Роберта. Вчетвером они с трудом поворачивались в этой тесной комнатке.

— Нам, наверное, лучше выйти.

Мадам Бланшетт кивнула, и Дакс с Котярой последовали за ней через ванную в комнату. Закрыв за собой дверь, Дакс повернулся к мадам Бланшетт:

— Мадам, приношу вам свои извинения. — Мадам Бланшетт улыбнулась. — А теперь о Каролине, о мадмуазель де Койн. Вы могли бы помочь мне?

Мадам Бланшетт пожала плечами.

— Нам известно очень мало, и не знаю, пригодится ли вам это. Ее арестовали люди генерала Фельдера, поэтому мы предполагаем, что она находится в его штаб-квартире.

— Но ведь штаб-квартира генерала располагается в отеле «Роял Палас».

— В подвальном помещении они устроили секретную тюрьму. Возможно, что она там, но если это так, то вывести ее можно будет только через отель.

— А может она быть в другом месте?

— Может. В тюрьме гестапо, но я в этом сомневаюсь. Гиммлер и Фельдер не ладят между собой. К тому же, здесь, в Париже, полновластным хозяином является Фельдер. — Мадам уселась в небольшое кресло. — Возможно, завтра мы будем знать больше, потому что сегодняшнюю ночь генерал проведет здесь.

Дакс задумался.

— Полагаю, нам не следует ждать так долго. Перед тем, как покинуть зал, я говорил с генералом, и он сказал мне, что дело закрыто. Но так как мы знаем, что Роберт не арестован, это значит, что в лапах у них Каролина.

— Звучит логично, мсье.

— И все-таки надо выяснить точно.

— Я совсем забыл сказать тебе, — вмешался в разговор Котяра, — утром из кабинета отца звонил Сергей. Сказал, что будет еще звонить.

Дакс посмотрел на него. Кабинет отца Сергея находился в отеле «Роял Палас». Граф наверняка знает о Каролине, и если не посчитает нужным сказать ему, то уж Сергею-то обязательно скажет. Но захочет ли Сергей помочь?

Сергей посмотрел на Дакса.

— А ты изменился.

— Ты тоже, — ответил Дакс. — Не меняются только мертвые. — Он достал длинную сигару и, прежде чем прикурить, предложил сигару Сергею. Тот отказался.

— Я расстроился, услышав о Сью-Энн. Сергей удивленно вскинул брови.

— Ты знаешь? Дакс кивнул.

— Мой друг встретил ее в Лиссабоне, она возвращалась домой.

— Верно.

— А ты расстроен?

Сергей на секунду задумался.

— Нет, на самом деле нет. Этого давно следовало ожидать, еще тогда, когда родилась дочь.

— Я так и подумал, что девочка осталась с тобой, потому что мой друг ничего не упомянул о ней.

Сергей мрачно усмехнулся.

— У нее замедленное развитие, — честно признался он. — Сью-Энн считает, что это моя вина, поэтому... — Он крепко сцепил руки. — Она со временем поправится.

Некоторое время Дакс молчал, потом сказал:

— Может, оно и к лучшему. По крайней мере, теперь вы не видитесь каждый день и не терзаете друг друга.

— А как ты? — спросил Сергей. — Пока ты был в Кортегуа, ходили слухи о твоей женитьбе на дочери президента, а теперь ходят слухи о тебе и Жизель д'Арси.

— Слухи и есть слухи. — Дакс улыбнулся. — Людям надо о чем-то сплетничать.

— Знаю. Но ведь ты пригласил меня не только для болтовни, так ведь?

— Не только. — Дакс медленно опустил сигару в пепельницу. — Скажу без утайки, все как есть. Позавчера немцы арестовали Каролину де Койн. Подозреваю, что ее держат в отеле «Роял Палас», где генерал Фельдер устроил личную тюрьму. Я собираюсь вытащить ее оттуда.

Сергей удивленно присвистнул.

— Надеюсь, ты не потребуешь от меня невозможного? Чем я могу помочь?

Дакс облегченно вздохнул и снова принялся за сигару. Уже тот факт, что Сергей не отказал ему, укрепил Дакса в его намерениях.

— Кабинет твоего отца находится в этом же отеле. Я должен знать, где держат Каролину, должен знать точно. Тогда я смогу действовать наверняка.

— А что если отец не знает или не захочет сказать? Дакс пожал плечами.

— Тогда придется искать другой способ. Сергей задумался.

— Хорошо, посмотрим, что я смогу сделать.

— Спасибо.

Сергей улыбнулся и поднялся.

— Не благодари меня, ведь де Койны и мои друзья. Через два часа он уже был снова в кабинете Дакса.

— Почему ты не сказал мне, что ее арестовали по подозрению в участии в диверсии, организованной Робертом?

Дакс посмотрел на друга.

— Я и сам не знал об этом.

— Дело серьезное.

— У них есть доказательства?

— Нет, но они продолжают допрашивать ее.

— Тогда конец. Неделя таких допросов, и она будет готова признаться, что подожгла рейхстаг. — Дакс рухнул в кресло. — Наверное, отец не сказал тебе, где она?

— Нет, он точно объяснил, где ее держат и кто ведет ее дело, а также сообщил мне единственный способ, которым можно освободить ее.

Дакс удивленно посмотрел на Сергея.

— Не понимаю, почему он сделал это?

— Ты знаешь, кто был владельцем отеля «Роял Палас»?

Дакс покачал головой.

— Барон де Койн. И это был единственный человек в Париже, который дал работу моему отцу, когда мы приехали из России.

— Так что мы можем сделать? — спросил Дакс.

— Все просто, старик, и целиком зависит от тебя.

— От меня? — изумился Дакс. Сергей кивнул.

— Немцы слишком заинтересованы в мясе, по поводу которого ведут с тобой переговоры, поэтому им велено оказывать тебе всяческое содействие.

— Что-то не понимаю.

Сергей достал из кармана конверт и положил его на стол.

— Здесь четыре пропуска на свидание с Каролиной. От тебя требуется прийти на это свидание в сопровождении священника и двух свидетелей. Во время свидания вы обвенчаетесь, а потом ты поднимешься в кабинет отца и потребуешь у него, чтобы освободили твою жену. Он подпишет постановление об освобождении.

— А как же генерал Фельдер? Проглотит ли он такое?

— Фельдер утром уехал в Берлин утрясет какие-то разногласия с Гиммлером. Замещать его остался мой отец.

— Нужно два свидетеля, — задумчиво произнес Дакс. — Один Котяра, а второй? Сергей поднялся.

— На меня не рассчитывай, тебе должно быть понятно почему.

Дакс задумчиво кивнул. Сергей исключался из-за отца.

— Да я и не думал о тебе, — сказал Дакс.

— Уверен, что ты легко найдешь кого-нибудь, — сказал Сергей. — Ты же знаешь, как французы любят свадьбы. — Усмешка тронула его губы. — Но первым поздравлю вас я, идет?

— Можешь убираться к черту! — крикнула Жизель. Дакс спокойно наблюдал, как она мечется по комнате.

— Что ты за мужчина, в конце концов? Предлагаешь мне быть свидетельницей на твоей свадьбе? Неужели ты думаешь, что у меня совсем нет чувств?

— Если бы я думал так, то никогда не попросил бы тебя. Но ты единственная, кому я осмеливаюсь предложить это.

— Ну, спасибо, — с сарказмом заметила Жизель. — А как бы тебе понравилось, если бы я предложила тебе быть свидетелем на моей свадьбе?

Дакс внимательно посмотрел на нее.

— Мне бы это не понравилось. Но на самом деле я прошу тебя совсем о другом. Я прошу тебя спасти жизнь этой девушки.

— А почему я должна заботиться о ней? Кто она мне? Я даже не знаю ее.

— Она француженка, а немцы арестовали ее. Разве это недостаточная причина? — Жизель промолчала. — Или Жорж совсем уже перетянул тебя на свою сторону?

Жизель посмотрела на Дакса.

— Я люблю тебя, Дакс. Это ты понимаешь? Он кивнул.

— А ты не думал, что я сама хочу выйти за тебя замуж? — спросила Жизель. — Почему ты никогда не предлагал мне этого, Дакс?

Дакс спокойно выдержал и эту вспышку гнева.

— Не знаю, — тихо ответил он. — Казалось, еще успею. Мне ведь хотелось этого.

В уголках глаз Жизель заблестели слезы.

— Ты правда хотел, да? Дакс кивнул.

— Я никогда не обманывал тебя и не буду. Жизель уткнулась лицом ему в грудь.

— Дакс, Дакс, — заплакала она. — Что же теперь с нами будет?

Он ласково погладил ее по волосам.

— Успокойся, все скоро закончится, и мы будем жить, как и жили.

— Нет, — прошептала Жизель; — Нельзя вернуться к тому, что было.

Все встали, когда надзирательница открыла дверь и ввела Каролину в маленькую комнату.

— У вас есть пятнадцать минут, — сказала она по-немецки и закрыла за собой дверь.

Каролину трясло, глаза ее щурились от света.

— Я ничего не знаю, — прошептала она. — Я не вру. Пожалуйста, не мучайте меня больше.

Дакс окинул взглядом присутствующих. Котяра и священник, не отрываясь, смотрели на Каролину, Жизель — на Дакса. Он повернулся и подошел к Каролине. Попытался обнять ее, но она отшатнулась.

— Каролина, это я, Дакс. Я не обижу тебя. Каролина резко качнула головой, ее сощуренные глаза никак не могли привыкнуть к свету.

— Я не верю вам, это обман.

Она заплакала, Дакс нежно обнял ее за плечи и повернул к себе.

— Это не обман, дорогая.

Каролина была страшной, и это потрясло Дакса. На лице ее чернели кровоподтеки, одежда болталась. Опустив взгляд, Дакс увидел на ее груди красные полосы. На мгновение он лишился дара речи, потом прижал Каролину к груди. Рыдая, она уткнулась в его плечо. Дакс попытался поднять ее голову, но она не позволила.

— Не смотри на меня, — всхлипнула Каролина. — Они так ужасно обошлись со мной. Я до сих пор чувствую грязь на лице!

— Каролина, — медленно произнес Дакс. — Я пришел сюда, чтобы жениться на тебе. Только так я смогу освободить тебя. Ты понимаешь?

Не отрываясь от его плеча, Каролина покачала головой.

— Я не могу выйти за тебя замуж, — сдавленно произнесла она. — Не могу, после того, что они сделали, после того, что они заставляли меня делать.

— Это не имеет значения. Ничего не имеет значения. Ты должна слушаться меня.

— Нет! — Она вырвалась из его рук, подбежала к двери и уткнулась в нее лицом. — Ты не захочешь жениться на мне, если узнаешь, что они со мной сделали. И никто не захочет. — У нее началась истерика. — Ты не захочешь жениться на мне, когда узнаешь, что я делала, только бы они не мучили меня! Они заставляли меня...

— Прекрати! — прогремел в маленькой комнатке голос Жизель.

Слова застряли у Каролины в горле, впервые за все время она подняла голову. Жизель подошла к ней, голос ее звучал хрипло, но спокойно:

— Прекрати терзать себя! Ты жива, а остальное не имеет значения. — Она схватила Каролину за плечи и грубо подтолкнула к Даксу. — А теперь молчи и делай то, что он говорит, иначе нас всех здесь убьют!

Поверх головы Каролины Жизель посмотрела в глаза Даксу, потом повернулась к священнику.

— Приступайте.

Священник раскрыл маленькую черную книжицу и сделал всем знак подойти. Котяра и Жизель заняли места позади Каролины и Дакса. Священник проникновенно начал читать:

— Мы собрались на эту церемонию перед глазами Господа и людей, чтобы соединить этого мужчину и эту женщину священными узами брака...

Через минуту все было закончено. Дакс посмотрел на Жизель.

— Спасибо, — сказал он просто.

Жизель наклонилась к нему и поцеловала сначала в одну щеку, потом в другую. Потом она обняла Каролину и нежно прижала к себе. Из глаз ее струились слезы.

— Пойдем, дитя, — сказала она. — У меня есть губная помада. Негоже невесте выглядеть так в день свадьбы. Дакс смотрел на них.

— Не обращай на меня внимания, — сказала Жизель, перехватив его взгляд. — Я всегда плачу на свадьбах.