Постскриптум

Шофер ожидал его на выходе у вращающихся дверей таможни.

— Машина ждет на улице, — сказал шофер, принимая чемоданы. — Хорошо долетели, сэр? Джереми кивнул.

— Это был прекрасный полет.

Они сели в лимузин и на большой скорости направились в город. Было темно, и машин в этот поздний час на дороге было мало. Джереми не успел заметить, как машина проскочила мимо разноцветных огней Всемирной выставки, приближаясь к Трибороу-Бридж.

— Когда я услышал, что ваш рейс задерживается, я позвонил миссис Хэдли, — сказал шофер.

— Спасибо, Арти.

Они миновали мост, въехали на почти пустынную Ист-Ривер-Драйв, направились к центру, потом свернули на Шестьдесят третью улицу. Через несколько кварталов машина остановилась на стоянке к востоку от Сентрал Парк.

Она ждала его в дверях, наблюдая, как он пересекает улицу и подходит к дверям их серого особняка. Вот Джереми поднялся по ступенькам, закрыл за собой дверь и обнял ее. Некоторое время они так и стояли молча, обнявшись.

Она почувствовала, что его утомила эта поездка, и даже нечто большее: какую-то подавленность духа, несвойственную его натуре. Она ласково поцеловала его, взяла за руку и провела в гостиную.

— У прислуги сегодня выходной, — сказала она. — Я приготовила бутерброды и кофе, они на кухне.

— Очень хорошо, — сказал Джереми, — но на самом деле я не голоден.

Она заглянула ему в лицо.

— Ну как все прошло?

— Довольно ужасное зрелище. — Она увидела на его лице морщины, которых не замечала раньше. — Никогда не знал, что бывает что-нибудь подобное.

Она кивнула.

— Был там кто-нибудь еще? Джереми покачал головой.

— Нет, только я.

Она молча смотрела на него.

— Было бы не так ужасно, если бы присутствовал кто-нибудь еще, но я был один. А ведь его всегда окружало, так много людей...

— Не надо больше об этом, — быстро сказала она, прикладывая пальцы к его тубам. Тебе надо принять ванну и съесть что-нибудь. Сразу почувствуешь себя лучше.

Джереми поднялся наверх и прошел в ванную. Спустя некоторое время он отправился в комнату к детям. Сначала к девочкам, их комната была ближе.

Они спали, плотно закрыв глаза. Его золотые девочки. Он улыбнулся. Одной было три года, другой пять, и ничто не могло разбудить их, даже землетрясение.

С сыном все было иначе. Он спал чутко, и малейший звук будил его. Вот и сейчас, когда Джереми вошел к нему, мальчик зашевелился и сел в кровати.

— Папа? — позвал он голосом девятилетнего ребенка,

— Да, Дакс.

— А на каком самолете ты в этот раз прилетел?

— На «Боинге 707», — ответил Джереми, подходя к кровати сына. Он наклонился и поцеловал мальчика в лоб. — А теперь спи.

— Да, папа, — ответил мальчик, снова ложась. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, сынок, — ласково сказал Джереми, выходя из комнаты.

Когда он спустился вниз, она ждала его возле лестницы. Джереми молча прошел за ней на кухню, где на столе уже стояла тарелка с бутербродами, кофе и торт.

Он вдруг обнаружил, что проголодался, сел за стол и стал есть. Она села напротив, налила ему кофе. Джереми доел бутерброд и взял чашку с кофе.

— А я, оказывается, голодный, — сказал он. Она улыбнулась.

Джереми прихлебывал горячий кофе, на лице его вновь появилось мрачное выражение.

— Никто не пришел, — сказал он.

— Даже при лучших обстоятельствах пришло бы мало людей, — сказала она. — Десять лет слишком большой срок, чтобы помнить.

— Интересно, узнаем ли мы когда-нибудь, что произошло в те последние дни, — задумчиво произнес Джереми.

— Не узнаем, — ответила она. — Через несколько месяцев все были мертвы. За исключением Васкеса.

— Ты думаешь, это он убил их?

— Да. — В ее голосе звучала уверенность. — Он понимал, что после смерти Дакса их хунта распадется. Кто мог бы сплотить их? Так что Васкес поступил ничуть не лучше, чем президент.

— Ходят слухи о революции.

— Джереми, меня это не волнует. — В ее голосе появились нотки раздражения. — Я уже говорила тебе, что меня это не волнует. Я давно покинула эту страну, потому что она была больна и все в ней думали только о смерти и разрушении. Я вообще больше ничего не хочу о ней слышать.

— Ну хорошо, хорошо, — успокоил ее Джереми. — Но я помню, как я сидел на балконе и слушал его последнюю речь на заседании Генеральной Ассамблеи ООН. Помню, как он выглядел и что говорил. Как будто взывал к совести всего мира: «И пусть не найдется среди вас человека, который помогал бы кому-либо воевать против собственного брата».

Она молча смотрела на него.

Джереми сунул руку в карман и достал кольцо.

— Мне дали вот это, — сказал он, протягивая ей кольцо. — Оно бы осталось у них, если бы я не пожелал купить его.

Она взяла кольцо.

— Меня всегда интересовала эта надпись.

— Это университетское кольцо. Он учился в одной группе с Джимом в Гарварде. Мы подарили его ему, когда он уезжал, так и не закончив образования.

Она внимательно разглядывала кольцо.

— Беатрис, когда я был наверху в комнате сына, то подумал, что он очень похож на своего отца. Он должен знать правду.

— Он знает одного отца, и этого достаточно.

— Он будет очень гордиться своим отцом.

— Он очень гордится тобой, — ответила она.

— Дакс уже вырос, — настаивал Джереми. — Что если он сам об этом узнает?

— Я позабочусь, чтобы не узнал, — упрямо стояла на своем Беатрис.

— Поступив несправедливо по отношению к его отцу?

— Нет! — резко сказала она. — Его отец мертв, и справедливость уже не имеет для него никакого значения. — Она решительно поднялась, подошла к мусоропроводу и бросила туда кольцо. Джереми услышал, как оно звякнуло, пролетая вниз.

— Зачем ты сделала это? — спросил он, когда она вернулась к столу.

— Теперь он ушел, — жестко сказала она, — и ничего от него не осталось, кроме мечты, которая была у нас в молодости.

Джереми попытался что-то сказать, но заметил, что ее изумрудные глаза полны слез. Тогда он встал, обнял ее и крепко прижал к груди. Он чувствовал дрожь ее тела и соленый привкус слез на губах.

Она была не права, и он понимал, что она знает об этом.

Ведь оставался мальчик, который спал наверху.

Загрузка...