Глава 4 Ум изобретателя

На протяжении десятилетий я наблюдал за тем, как Джона превращался в замечательного человека с удивительными талантами.

Своей страстью к систематизации растительного мира Джона напоминает Линнея. Куда бы он ни шел, его глаза повсюду видят растения. Джона сказал мне, что каждое из них он сверяет с тем, что называет своей «мысленной таблицей», состоящей из строк и столбцов. Как он описывает это мне, каждая строка («если») может быть характеристикой растения (форма листа, цвет лепестка), каждый столбец («и») может быть условием окружающей среды (предпочитаемый тип почвы, сезон цветения, географическое распространение) и их пересечение («тогда») может быть названием определенного растения. Рассуждение по принципу «если-и-тогда». В своем мысленном взоре Джоне остается лишь пройти по «перекрестной ссылке» названия растения, чтобы определить, чем оно особенно и уникально.

Если вы помните, Джона начал классифицировать типы листьев на детской площадке в шестилетнем возрасте, а сегодня он обладает энциклопедическими знаниями по ботанике. Его мысленная таблица позволяет ему понять, как различные растения связаны друг с другом, и все эти закономерности подчиняются алгоритму «если-и-тогда». Таким образом, он делает то, чем заняты многие аутичные люди, — систематически регистрирует информацию. Сегодня он одержим сбором информации по всем видам деревьев в мире, а их более 60 000[107].

Его памяти присуща гипермнезия (противоположность амнезии) — кажется, что она не знает границ[108]. Людей, у кого документально подтверждена гипермнезия, взрослых, которые способны вспомнить каждый день своей жизни по крайней мере с четырнадцати лет, — считаные единицы. В случае Джоны он пользуется своей памятью, чтобы запоминать фактическую информацию об объектах, в частности о растениях[109]. Он также может очень быстро припомнить нужную информацию. В семье Джоны говорят о его способности «читать» природу. Иногда они демонстрируют это другим, указывая на какое-нибудь растение, чтобы увидеть, сколько фактов Джона может о нем выдать. Однако сам он не любит такую показуху. Ему нравится точно и всесторонне систематизировать растения, его интересуют факты, закономерности и истина. Для него, как и для многих аутичных людей, эти три слова означают одно и то же.

Другое увлечение взрослого Джоны — автомобильные двигатели. Когда мимо проезжает машина, он может по одному лишь звуку определить, нет ли неисправности в двигателе и какую деталь необходимо заменить. Звук каждого узла двигателя — это «если», настройка его работы — это «и», эффективность работы двигателя — это «тогда», ведь Джона постоянно ищет закономерности «если-и-тогда». Как и с растениями, он описывает детали, находя закономерности в своей мысленной таблице. Больше всего Джона любит, когда его просят починить машину. Тогда он может отгородиться от всего мира, иногда на несколько дней, не отвлекаясь на людей и полностью сосредоточившись на задаче, пока трижды не проверит все детали двигателя автомобиля и тот не начнет работать наилучшим образом. Иногда он без обиняков может сказать кому-то, что его машине грозит проблема, что может обеспокоить владельца. Однако чувства людей для Джоны не на первом месте, он не может не сказать правду. Его семья научилась прислушиваться к его предсказаниям, потому что они всегда оказываются верными.

Однако, несмотря на все таланты, Джона использует их не в полной мере. С помощью своих родителей он безуспешно подал более четырех сотен заявлений о приеме на работу. Хотя близкие призывают Джону сохранять позитивный настрой, он сам видит факты и часто впадает в уныние и теряет надежду. То, что он безработный и в свои тридцать два года живет с родителями, заставляет его чувствовать, что общество отвергает его. Дважды депрессия доводила его попыток суицида. Я спросил его:

— Ты хотел умереть?

Он кивнул и на мой вопрос почему просто ответил:

— Я никому не нужен. Мне нет места в этом мире.

Я не мог не признать его одиночество, учитывая, что более 80% молодых людей, страдающих аутизмом, живут вместе с родителями[110]. Я спросил его:

— Что изменило бы ситуацию? Что заставило бы тебя почувствовать, что тебе стоит жить?

Не поднимая глаз, он ответил:

— Работа. Чтобы я чувствовал, что меня ценят. Это дало бы мне чувство собственного достоинства. Почему никто не хочет дать мне шанс доказать, что я могу приносить пользу, дать мне почувствовать, что я принадлежу обществу, и дать мне зарплату, чтобы я не зависел от родителей?

Я кивнул, испытывая огромную печаль за него и миллионы других аутичных людей, которые томятся без работы, в то время как они могли бы делать что-то значимое для себя, помогая при этом и своему работодателю, и обществу[111].

Он добавил:

— Я хочу того, на что есть право у каждого человека: иметь элементарные материальные условия, чтобы самому решать, как мне жить. Безработица убивает меня и многих людей, подобных мне.

Он был абсолютно прав. Мы опросили 400 взрослых, страдающих аутизмом, таких как Джона, которые посещали нашу клинику в Кембридже, и, к сожалению, обнаружили, что две трети из них помышляли о самоубийстве, а каждый третий предпринял непосредственную попытку покончить с собой[112]. Неужели обществу нужен еще более тревожный сигнал того, что аутичные люди сталкиваются с большими трудностями и находятся в чрезвычайно уязвимом положении? Жизнь Джоны показывает, какие таланты мы упускаем среди этих аутичных гиперсистематизаторов и как безработица усугубляет их страдания от изоляции.

Безработица лишь одна из проблем, с которыми сталкивается Джона. Он часто говорит, что чувствует себя совершенно потерянным в социальном мире. Он бы хотел иметь близких друзей или близкие отношения, но ничего подобного в его жизни не было. Разговоры сбивают его с толку, он не знает, о чем говорить, когда до него доходит очередь, и он не знает, чего ждет от него собеседник. Эти проблемы отражают его трудности с «когнитивной эмпатией»[113]. Поэтому он часто избегает компании и избегает стресса, который вызывает у него беседа. Когда он пытается говорить с кем-то, он беспокоится, что делает все неправильно. Несмотря на его удивительную способность систематизировать мир растений и двигатели автомобилей, он не может понять, как поддерживать разговор.

Он говорит, что когда он среди людей, то на него либо не обращают внимания, либо перебивают его, либо отвечают вместо него, потому что он говорит медленнее, чем другие. Он терпеть не может телефонные разговоры, потому что не знает, что сказать, а молчание для него мучительно. Кто-то сказал ему, что его голос звучит монотонно и что он говорит слишком громко, но он не знает, как сделать так, чтобы его голос звучал по-другому. Он охотно признает, что не может себе представить, как его слышат другие люди или как они могут его воспринимать. Для этого потребовалось бы вообразить, что именно думает или чувствует другой человек, а для Джоны это непостижимая загадка.

Когда Джона находится в обществе, ему часто кажется, что все остальные понимают шутку: они одновременно смеются, а ему остается лишь гадать, что он упустил. Эта трудность в понимании юмора заметна даже у аутичных малышей, если сравнивать их с ровесниками, которые любят повеселиться и могут легко переключаться между серьезным и шутливым общением[114]. Люди говорят Джоне, что понимание юмора — это чтение между строк, но все, в чем он может разобраться, — это фактическая информация, а не скрытые смыслы. Джона замечает, как другие люди обмениваются взглядами, пожимают плечами или поднимают бровь, но он понятия не имеет, как трактовать такой язык тела. Он говорит, что это выглядит так, словно остальные изъясняются на каком-то своем негласном языке, непонятном для него. Это заставляет Джону чувствовать, будто он прилетел с другой планеты и со стороны наблюдает за игрой представителей сложного вида, не может участвовать в ней и даже чувствует себя исключенным из нее[115].

Его трудности с когнитивной эмпатией типичны для многих аутичных людей[116]. Однако, хотя он и страдает от этого, знакомые описывают Джону как очень заботливого человека. Например, если он слышит, что кто-то заболел, он старается придумать, что мог бы сделать для этого человека, как-то помочь ему. Если он узнает, что с кем-то несправедливо обошлись или кто-то пострадал, это расстраивает его и он хочет как-то вмешаться. Таким образом, как и у многих аутичных людей, его «эмоциональная эмпатия» не затронута[117]. В этом смысле аутичный человек — это зеркальная противоположность антисоциального психопата, чья когнитивная эмпатия часто активно им используется (для эксплуатации других людей), в то время как аффективная эмпатия притуплена. Психопатов, в отличие от аутичных людей, просто не волнует, что чувствуют другие люди.

Джона испытывает горечь, вспоминая свое детство. Непрерывная травля, как физическая, так и словесная, наложила отпечаток на его уверенность в себе, и он объясняет этим депрессию, развившуюся у него во взрослом возрасте. Джона считает, что, если бы другие дети просто оставили его в покое, он мог бы быть счастливым и тогда, и теперь. Однако в действительности его дразнили и безжалостно издевались, когда он был ребенком, заставляя чувствовать себя неудачником, и это самоощущение осталось с ним до сих пор.

Джона — один из примеров аутичных гиперсистематизаторов, испытывающих трудности. Однако не все аутичные люди так страдают. Дэниел Таммет — еще один гиперсистематизатор, который пришел в нашу клинику, и его жизнь сложилась замечательно[118]. Я поставил ему диагноз «синдром Аспергера» — термин, которым обозначали в то время людей аутичного спектра, чьи речь и интеллект находились хотя бы на среднем уровне[119]. Подобно Джоне, Дэниел обладает удивительными умственными способностями. Например, он запомнил число пи (π) до 22 514 знаков после запятой, и после того, как он назвал их все (это заняло пять часов, и при этом присутствовали наблюдатели), ему присудили титул чемпиона Европы в этом соревновании по памяти.

Я спросил его:

— Почему ты принял этот вызов?

Он улыбнулся мне и мягко ответил:

— Запоминание такой последовательности, как число пи, утешает и обнадеживает, поскольку π всегда одно и то же — предсказуемо на 100%. Это точное отношение длины окружности к ее диаметру. Разве это не красиво? Подобно тому, как некоторые аутичные дети раскладывают свои цветные кубики или игрушечные машинки в длинные последовательности, которые следуют логическому порядку, мне приносят умиротворение и удовольствие числа, поскольку они всегда следуют одному и тому же надежному правилу.

Я кивнул, восхищаясь его замечательным умом, и спросил:

— Что для тебя означают числа?

Он посмотрел вверх и сказал:

— В детстве мне было тяжело с людьми, потому что в их поведении нет никакой закономерности — они никогда не делают одно и то же дважды. Поэтому я подружился с числами, а не с одноклассниками. В уме я разбиваю длинные числовые последовательности на составные части, а затем нахожу закономерности. Я могу перемножать трехзначные числа, иногда быстрее калькулятора, собирая результат из этих основных единиц.

Дэниел, знающий десять языков, похожим образом анализирует человеческий язык, быстро выявляя закономерности в грамматике и собирая десятки тысяч слов, подобно тому как Джона собирает названия растений. Телевизионная съемочная группа проверяла способность Дэниела к изучению языка, взяв его без всякого предупреждения в Исландию, зная, что он не знаком с исландским языком. После недельного пребывания там он дал интервью исландскому телевидению на исландском языке и прекрасно справился с этим. Однако, наряду с талантом запоминать, делать численные расчеты и учить языки, в детстве у Дэниела были все классические признаки аутизма. Подобно Джоне, в школе он держался особняком и не смотрел людям в глаза, пока ему не исполнилось двенадцать, поскольку он не понимал, что это важно.

Разговаривая с Дэниелом, я осознал, что, когда аутичный ребенок крутит колесо игрушечной машинки, поднося его близко к глазам, возможно, он определяет неизменные закономерности. Я наблюдал это у аутичных детей с нарушением обучаемости или низким уровнем IQ, а также у аутичных детей, чей интеллект был среднего или высокого уровня. Подобно колесу, которое вращается все время по кругу, повторяя один и тот же паттерн, не меняется и число пи. Некоторых аутичных людей привлекают устойчивые повторяющиеся закономерности, такие как крутящееся колесо машины, вентилятор или барабан стиральной машины, в то время как другим интересны абстрактные повторяющиеся последовательности, такие как число пи. Хотя уровень интеллекта может влиять на то, направлен ли интерес на конкретные или абстрактные паттерны, аутичные люди, независимо от своего IQ, всегда нацелены на поиск закономерностей по принципу «если-и-тогда», и тем самым они могут выявлять константы, как это делают ученые или математики. Недаром число пи называют математической константой, подразумевая, что оно применимо всегда и к любому кругу. Я понял: то, что восхищало Дэниела в числе пи, — это то же самое, что восхищало сицилийского математика Архимеда более двух тысяч лет назад, в 250 г. до н.э.

Положительная сторона гиперсистематизации заключается в том, что она позволяет замечать закономерности «если-и-тогда», анализировать и налаживать системы, а также изобретать новые системы. Однако у нее может быть и оборотная сторона: некоторые гиперсистематизаторы попадают впросак из-за того, что их потребность систематизировать заставляет их безудержно искать закономерности, не замечая при этом ничего вокруг. Некоторые гиперсистематизаторы не видят рисков своего поведения для себя или других.

Возьмем, к примеру, британского студента Лори Лава, изучавшего электротехнику. В течение пяти лет ему грозила экстрадиция в Соединенные Штаты по обвинению во взломе американской военной компьютерной сети с целью кражи данных. Я встретился с ним по просьбе его адвоката, чтобы проверить, не страдает ли Лори аутизмом. Было ясно: этот диагноз напрашивается в его случае. Узнав Лори поближе, я понял, что он не преступник в общепринятом смысле: у него отсутствовала мотивация нажиться за счет других людей. Скорее, целью его предполагаемого преступления был этический хакинг, что, по его мнению, отвечало общественным интересам, хотя и в неприемлемой манере.

Вот что он сказал:

— Мы, хакеры, пытаемся улучшить сетевую и цифровую безопасность. Возьмем, к примеру, взлом пятнадцатилетним подростком TalkTalk, который помог компании понять, что ее система безопасности неисправна. Хакеры могут использовать технологии во благо, но их также можно использовать и во вред. Например, Центр правительственной связи и Управление национальной безопасности обладают возможностью вести тотальное наблюдение. Они могут взломать ваши сим-карты, чтобы украсть ваши личные пароли.

Лори показал мне свой ноутбук. В браузере у него были открыты вкладки сотен веб-сайтов. Я был поражен тем, что он мог перечислить по памяти названия всех этих сайтов и вспомнить информацию, которую прочитал на каждом из них. Точно так же, как Джона с его обширной памятью на названия растений или Дэниел с его обширной памятью на числа, Лори обладал мощной памятью на веб-сайты. Он описывал свой интерес к работе на компьютере как непреодолимое влечение. Однако в своем целеустремленном поиске информации он даже не подозревал, что его могут заклеймить как «террориста» или что ему будет грозить пожизненное заключение за приписываемую ему деятельность, поскольку причинение вреда людям было полной противоположностью его ценностям.

Он честно признался:

— Если я предстану перед судом в Соединенных Штатах, я покончу с собой, потому что мне не выжить в жестоких условиях американской тюрьмы.

Мысль о тюремном заключении была невыносима для Лори, так как аутичные люди крайне чувствительны к звукам, свету, незнакомым людям и внезапным переменам[120]. И это едва ли передает, какие невыносимые страдания они могут там испытывать, а он знал, что в тюрьме часто бывает и насилие, совершенно неприемлемое для уязвимого человека. Когда Лори, наконец, сказали, что правительство Великобритании не станет передавать его властям и суду Соединенных Штатов и что ему будут предъявлены обвинения в соответствии с законодательством Великобритании, он испытал невероятное облегчение. Я был рад, что представителям британского правосудия хватило здравого смысла осознать, что этому аутичному молодому человеку, гиперсистематизатору, лучше остаться со своей семьей, чем оказаться в тюрьме, и вряд ли он нарушит закон повторно[121].

Джона, Дэниел и Лори — все они аутичные молодые люди, чьи умы нацелены на гиперсистематизацию, что может выглядеть как признаки «гениальности». И я встречал немало подобных аутичных женщин, особенно здесь, в Кембриджском университете, которые исключительно талантливы в науке. Иногда гениальность определяют так: люди смотрят на информацию, которую до этого видели другие, и либо замечают закономерность, упущенную другими, либо придумывают новый алгоритм, который представляет собой изобретение[122].

Это не значит, что все аутичные люди гениальны. Аутизм имеет широкий спектр, который включает в себя людей с нарушением обучаемости. Однако что мы действительно знаем, так это то, что непропорционально большое количество аутичных людей — гиперсистематизаторы, а гиперсистематизаторы, обладая талантом выявлять новые закономерности, могут быть изобретателями. Вспомним Ала, экспериментирующего по ночам. Как сложилась его жизнь?

Томас Ал Эдисон не мог перестать систематизировать[123]. При этом ему было тяжело понимать людей, и после смерти его называли аутистом. Если бы Эдисон жил сегодня, возможно, он не нуждался бы в формальном диагнозе, но у него явно имелось большое количество аутичных черт. Он одержимо экспериментировал в детстве в подвале своего дома и продолжал экспериментировать в подростковом возрасте — настолько, что вместо того, чтобы продавать в поезде газеты, он проводил химические реакции в багажном вагоне. Он был настолько слеп ко всему, кроме своих экспериментов, что не думал о возможных рисках для себя или других людей. Во время одной поездки химическая смесь взорвалась, вызвав пожар, и ему повезло, что он не потерял работу.

Когда Эдисону было около двадцати лет, в попытках состояться в качестве изобретателя он влез в большие долги. Однажды он попросил чашку чая у уличного торговца и, пока пил его, заметил, что у менеджера местной компании сломался биржевой телеграфный аппарат (устройство для постоянной передачи сообщений о последних ценах на фондовой бирже). Он не удержался, пошел туда и починил аппарат. Благодарный управляющий тут же нанял Эдисона на работу. Это был счастливый поворот в его судьбе.

На протяжении следующих двадцати лет Эдисон безостановочно изобретал. К двадцати девяти годам он изобрел угольный микрофон, благодаря которому стало возможным пользоваться телефоном Александра Грейама Белла. К тридцати двум он изобрел первую экономически целесообразную лампочку. К тридцати шести — собрал оправданную с коммерческой точки зрения систему централизованного производства и распределения электрического света, тепла и энергии. К сорока трем он изобрел витаскоп — первый кинопроектор, который привел к появлению первых немых кинофильмов. Эдисон также изобрел первый удобный в использовании диктофон, мимеограф и аккумуляторную батарею. Он был неутомимым гиперсистематизатором. Утверждают, что о своих неустанных экспериментах он говорил:

Я не потерпел неудачу, я всего лишь нашел десять тысяч способов, которые не работают[124].

Эта мысль прекрасно отображает необходимость опробовать каждую переменную в системе и проверять последствия этих систематических изменений, лежащих в основе механизма систематизации.

Однако, несмотря на очевидные таланты его гиперсистематизирующего ума, одержимость Эдисона работой и его плохие социальные навыки продолжали вызывать трудности. Мало с кем его связывали близкие отношения. Впервые он женился в 1871 г., когда ему было двадцать четыре года, а его жене Мэри — лишь шестнадцать. У них родилось трое детей, причем первых двух назвали Дот и Дэш (что отражает его детский интерес к азбуке Морзе) (от англ. dot — точка, dash — тире). Мэри в двадцать девять лет умерла, а когда Эдисону исполнилось тридцать девять, он женился на двадцатилетней Мине — практически вдвое моложе его, — и она родила ему еще троих детей.

Будучи женатым, Эдисон

работал по 18 часов в сутки или дольше, активно занимаясь делами неделями напролет, игнорируя семейные обязанности, принимая пищу за рабочим столом, отказываясь сделать перерыв на сон или душ. Он не любил мыться, и обычно от него исходил сильный запах пота и химических реактивов. Когда его одолевала усталость, он залезал под стол, чтобы вздремнуть или растянуться на любой доступной поверхности. В конце концов, жена разместила кровать в библиотеке его… лаборатории.

Метод изобретения, который использовал Эдисон, подтверждал его склонность к гиперсистематизации —

это был упрямый, систематический исследовательский подход. Он пытался отбирать полезные материалы (его кладовая была заполнена всем на свете, от медной проволоки до лошадиных копыт и бараньих рогов), пока не натыкался на комбинацию, которую можно было запатентовать и использовать на рынке.

Вообразите, как вы входите в комнату, где он хранил все на тот случай, если это когда-нибудь пригодится. Когда он искал решение очередной задачи, он просто осматривался, чтоб попробовать тот или иной компонент, непрерывно экспериментируя с тем, что казалось грудой мусора, — настоящей пещерой Аладдина из разных и необычных объектов, которые служили его сверхсистематизирующему уму. «Если я измерю Х и заменю А на Б, тогда Х возрастет. Однако если я измерю Х и заменю А на В, тогда Х уменьшится». Это были простые эксперименты, которые Эдисон проводил с детства и которые сапиенсы осуществляли на протяжении 70 000–100 000 лет. Эволюция создала лишь один вид алгоритма в мозге, позволяющий изобретать, и у Эдисона этот алгоритм был настроен на максимум.

Он был втянут в долгий спор об использовании электричества с Николой Теслой. Тесла был инженером-конкурентом (которого тоже считают аутистом, потому что он был крайне чувствителен к световым и звуковым стимулам, одержим цифрой 3 и испытывал трудности в общении)[125]. Их противоположные позиции сделали сотрудничество между ними невозможным, хотя это могло проложить путь для других замечательных изобретений. Их спор мог быть отражением ограниченной эмпатии: каждый считал, что лишь одна точка зрения правильная — его собственная, а другая ошибочна. Вероятно, из-за недостатка сопереживания им не хватало стремления примирить разные взгляды или признать, что обе позиции правомерны.

Есть несколько признаков, указывающих на ограниченность эмпатии у Эдисона. Например, некоторые из его экспериментов привели к появлению изобретений, которые другим людям не были нужны, чего в своем одиноком и одержимом состоянии он просто не мог предвидеть. Одно из них — говорящая кукла Эдисона, которая не понравилась детям. Он просто не позаботился о том, чтобы выяснить, может ли им понравиться что-то подобное. Чтобы послушать, как кукла произносит детский стишок, следовало повернуть ручку, а чтобы услышать другой стишок, требовалось открыть куклу и заменить одну маленькую пластинку фонографа другой, что было неудобно.

Любой родитель сказал бы ему, что большинству детей быстро надоест слушать один и тот же стишок, однако Эдисон не проверял, что им может нравиться или не нравиться, и не задумывался об их чувствах и реакции. К тому же он не сообразил, что детям может не хватить терпения разобраться с тем, как менять запись. Не думал он и о том, что голос куклы, пронзительный и монотонный, может показаться детям неприятным и даже напугать их. Все это были признаки того, что Эдисон не ставил себя на место других людей — его отличала ограниченная когнитивная эмпатия. Неудивительно, что кукла оказалась коммерческим провалом. Из 2500 кукол, доставленных в магазины, удалось продать не более 500, и всего через несколько недель их производство прекратилось.

Вторым примером слабой эмпатии Эдисона был его проект бетонного дома, наполненного бетонной мебелью, которую можно было производить серийно с использованием специальной формы. Он пытался продать эту идею в течение семи лет, предлагал ее строителям даже бесплатно, пока не был вынужден признать, что блестящая, по его мнению, идея нежизнеспособна.

Однако периодически изобретения Эдисона совпадали с насущными потребностями публики, например когда он разработал надежную лампочку. Таким образом, его вечное стремление к систематизации вело не только к колоссальным провалам — когда он продолжал работу над изобретением, хотя уже было очевидно отсутствие рынка сбыта, — но в других случаях и к невероятному успеху. Его история наглядно иллюстрирует, что может происходить, когда у кого-то механизм систематизации работает на полную мощность, в отличие от механизма эмпатии.

Не все ученые и технари относятся к такой крайней категории, однако у современных изобретателей, таких как Билл Гейтс, наблюдается явная склонность к систематизации, а не к эмпатии, что подтверждается его описанием самого себя в возрасте двадцати лет, когда он основал компанию Microsoft:

Я был фанатиком. Для меня не существовало выходных. Для меня не существовало отпусков. Я знал автомобильные номера каждого сотрудника, поэтому знал, когда они приезжали и уезжали[126].

В голове у Гейтса существовала мысленная справочная таблица для выявления закономерностей «если-и-тогда», в которой были зафиксированы сотни сотрудников и их автомобильные номера. В документальном фильме о его жизни «Внутри мозга Билла: расшифровка Билла Гейтса» (Inside Bill's Brain: Decoding Bill Gates) наглядно показано, что ему было трудно понять чувства и мысли своей матери, хотя она старалась помочь ему. Он был неловким, социально изолированным ребенком и подростком. Его мать терпеливо учила его навыкам общения и объясняла ему правила поведения при взаимодействии с другими людьми в том возрасте, когда его сверстники давно владели ими, освоив их интуитивно. Хотя аффективная эмпатия Гейтса явно не нарушена: он жертвует миллионы долларов на помощь нуждающимся, живущим в беднейших частях мира, — эти биографические сведения позволяют предположить, что в развитии социальных навыков он отставал от сверстников, в то время как в систематизации существенно опережал их. Как заметил Стивен Леви, написавший рецензию на документальный фильм в журнале Wired и взявший десятки интервью у Гейтса, «Билл Гейтс прибыл на Землю как марсианин». Типичный портрет гиперсистематизатора.

Как известно, Эдисон десятки тысяч раз проверял и перепроверял свои закономерности «если-и-тогда», чтобы выявить важные ошибки или найти новые ценные закономерности. Это напоминает то, как современные инженеры проверяют и перепроверяют производственные процессы, чтобы исключить ошибку, появляющуюся в одном случае из миллиона циклов работы системы. При этом они повторяют цикл «если-и-тогда» закономерностей не десятки тысяч, а миллион раз, чтобы гарантировать, что результаты работы созданной ими новой системы будут во всех случаях почти идентичными. Эту методику называют «шесть сигм» и для написания используют греческий символ «сигма»[127]:

Концепция называется «шесть сигм», поскольку это шесть стандартных отклонений от среднего значения — предельная величина. Инженеры, будучи гиперсистематизаторами, стремятся к тому, чтобы 99,99966% повторений механической системы не имели дефектов, допуская лишь 3,4 дефектного случая на миллион операций[128]. По сути, это довольно точное определение заветного совершенства. Меня очень обнадеживает то, что самолет, в котором я взлетаю, или кресельный подъемник, в котором я сижу на горнолыжном курорте, работают безупречно по крайней мере в 999 996,6 случая из миллиона. Правило «шесть сигм» не только успокаивает нас, пассажиров и потребителей, но также может способствовать получению огромной прибыли. Например, компания General Electric объявила, что, когда она впервые стала использовать «шесть сигм», их прибыли увеличились более чем на миллиард долларов.

Проектирование и изобретательство опираются не только на прохождение этапов «если-и-тогда», но и на обратную связь, подразумевающую парные процессы итерации и отладки. Они соответствуют шагам 3 и 4 механизма систематизации (см. илл. 2.1). Итерация — это простое повторение, практически бесконечное. Отладка — более тонкая настройка системы путем изменения параметров «если» или «и» для оптимизации или получения нового результата. Инженер проверяет каждый компонент системы и анализирует его на предмет потенциально слабых мест или, в худшем случае, реального сбоя ее работы.

Говорят, что инженеры «вездесущи, но невидимы»: результаты инженерно-технической работы встречаются практически повсюду в человеческом обществе (примечательно, что она отсутствует в мире животных, за исключением таких малочисленных примеров, как термитники и птичьи гнезда, создание которых тем не менее не указывает на то, что отдельные особи целенаправленно экспериментируют с вариациями, а, вероятно, является результатом жесткой генетической программы[129]). Мы не склонны замечать технику до тех пор, пока что-то не сломается. Ежедневно в мире взлетает и садится около 100 000 самолетов, но слышим мы о тех, что потерпели крушение. К счастью, в 2018 г. по всему миру разбилось лишь пятнадцать самолетов, то есть один на три миллиона полетов[130]. Продукты современной инженерии успешны просто потому, что они работают, а инженеры-гиперсистематизаторы, которые спроектировали и установили их, остаются безымянными и невидимыми.

Многие из нас испытывают досаду, когда заклинивает перечную мельницу. Как бы вы ни старались повернуть рукоятку, из перечницы ничего не высыпается, как будто перестало работать дробильное колесо. Однако часто проблема не в жерновах, а в том, что образуется затор. Винт Серф, который еще в 1973 г. изобрел протокол TCP/IP — систему для электронной коммуникации, заинтересовался тем, как происходит закупорка в его перечной мельнице[131]. Сначала он бросал сразу горсть перца и видел, что перечница переставала прокручиваться. Затем он стал насыпать горошины перца по одной, и они не застревали, а плавно проходили через нее.

Илл. 4.1. Систематизация работы перечной мельницы для решения проблемы затора{17}

Для Серфа решение проблемы с измельчением перца олицетворяло подход к любой проблеме затора при изменении потока во времени, будь то автомобильная пробка в городе, неспособность почтового отделения справиться с объемом писем или перебои в работе вашего поставщика онлайн-услуг из-за скопившейся электронной корреспонденции. Систематизация Серфа отражает способ решения проблем, свойственный наиболее успешным ученым, инженерам и изобретателям.

Когда я думаю о сложных инструментах, создаваемых современными людьми для решения проблем, от обыденных (перемалывание кофейных зерен по утрам) до из ряда вон выходящих (посадка ракеты на Луну), я отмечаю один и тот же мыслительный процесс: поиск закономерностей «если-и-тогда», за которым следует повторяющийся цикл обратной связи[132]. Это использование скромного, бесконечно мощного механизма систематизации в мозге человека на протяжении 70 000–100 000 лет, который будет помогать нашему виду изобретать еще долгие годы.

Наука и технологии не единственные системные области, в которых мы рассчитываем на преимущества высокоразвитого механизма систематизации. Обычно мы думаем, что только точные и технические науки требуют систематического мышления, однако многие области, связанные с искусством, тоже могут успешно использовать систематизацию — настолько, что отчасти примыкают к естественным наукам[133]. В таких видах искусства, как музыка, танец, ремесло и дизайн, мы можем видеть действие механизма систематизации, что ведет к появлению изобретений. Как мы обсуждали ранее, даже при создании кино, написании сценария, литературных произведений или комедии, как и в исполнительском искусстве, задействуется систематизация и в результате изобретается что-то новое.

Возьмем, к примеру, Гленна Гульда, виртуозного пианиста-классика, который обладал потрясающей музыкальной памятью и также был известен своей одержимостью ежедневными упражнениями[134]. Многочисленные повторы одной и той же музыкальной фразы или отрывка — это, по сути, и есть алгоритм «если-и-тогда». Он занимался музыкой даже мысленно, так что ему не требовался доступ к инструменту. Изобретательность, которую мы видим в джазовых или других музыкальных композициях, а также в импровизации, — это то, как модифицируется закономерность «если-и-тогда» на четвертом шаге процесса.

В детстве Гульд освоил нотную грамоту прежде, чем научился читать слова. Его отец описывает, как Гленн не выходил из своей комнаты, пока не заучивал наизусть музыкальное произведение полностью. Став взрослым, он вынужден был контролировать все стороны своей жизни и жаловался, к примеру, даже на незначительные колебания температуры воздуха. Он играл на фортепьяно, только если мог использовать свой специальный стул, позволявший ему сидеть за клавиатурой очень низко: он должен был находиться ровно в четырнадцати дюймах (35 см) от пола. Также во время игры на фортепьяно он раскачивался взад и вперед, в том числе во время выступлений. Качание взад и вперед — это чисто механическое повторяющееся действие, паттерн «если-и-тогда», который при повторе дает успокоительный эффект. Чтобы добиться полного контроля, Гленн отказывался от живых выступлений в пользу звукозаписи. Он также не выносил холод и часто носил перчатки даже в теплую погоду. Он терпеть не мог прикосновений к себе и отказывался здороваться с людьми за руку, а также ненавидел общественные мероприятия и постепенно ограничил свои социальные контакты письмами. В своем родном городе Торонто он ходил в одну и ту же закусочную с двух до трех часов ночи, сидел за одним и тем же столиком и всегда заказывал только яичницу. Некоторые считают, что Гульд страдал аутизмом, но ему никогда официально не ставили этот диагноз. Подобные предположения могут быть ошибочными, если человек функционирует нормально, так как диагноз ставится тем, кому трудно справиться со своим состоянием и кто ищет поддержки.

И наоборот, Джонатан Чейз, мастер игры на бас-гитаре, действительно имеет официальный диагноз — аутизм. Его подход к музыке тоже демонстрирует проявления умственной деятельности гиперсистематизатора-изобретателя. Чейз прямо говорит о визуализации паттернов на ладах своей гитары. Он видит тональность до мажор как серию точек на сетке ладов. В воображении Чейза эти точки на ладах соединены невидимыми линиями, образующими узнаваемую форму — два острых шипа. Он использует их, а также другие формы, чтобы создать повторяемые алгоритмы «если-и-тогда», которые он соединяет вместе в риффы, исполняемые им каждый раз с одинаковой и безупречной точностью и скоростью. Он способен сыграть петлю 10 000 раз[135].

Чейз тоже может систематически изменять серию паттернов, так что способность импровизировать джаз получается безграничной. Он создает красивые повторяющиеся паттерны. Если он играет на нижней струне в восьмом ладу, он издает звук ля, и если он переходит на следующую струну в восьмом ладу, тогда он играет ре. Каждая новая нота образует паттерн с предыдущей нотой, а последовательность нот в риффе — еще один паттерн[136].

Очевидная область, где мы можем видеть гиперсистематизацию, — это мир игр. Макс Парк страдает аутизмом, ему поставили диагноз в двухлетнем возрасте в связи с задержкой в развитии социальных навыков и моторики. В десять лет он получил в подарок первый кубик Рубика, а к пятнадцати годам выиграл чемпионат мира как по сборке кубика Рубика 3 × 3, так и в соревнованиях по сборке одной рукой. Его среднее время сборки составляло 6,85 секунды двумя руками и 10,31 секунды одной рукой. Он систематизировал кубик 3 × 3. Чтобы собрать кубик, в лучшем случае нужно по крайней мере двадцать два хода. Вы можете видеть, как быстрые умозаключения «если-и-тогда» помогают собрать его: если красный кубик с зеленой стороной расположен в верхнем ряду справа и я поверну этот ряд против часовой стрелки на 90°, тогда верхний ряд станет одного цвета. Конечно, «быстрые» — это мягко сказано[137].

Гиперсистематизацию и изобретательность мы наблюдаем и у высококлассных спортсменов. Примером может послужить баскетболист команды «Лос-Анджелес Лейкерс» Коби Брайант, трагически погибший в 2020 г. в результате крушения вертолета. Брайант искал закономерности в своей игре и строго соблюдал режим. В старшей школе он проводил на тренировках по баскетболу по четырнадцать часов в день, с 5 утра до 7 вечера. Будучи профессиональным спортсменом, он вновь и вновь репетировал действия, связанные с воображаемыми ударами в специальной комнате у себя дома, где мог ни на что не отвлекаться и даже обходиться без мяча или сетки. Вдобавок он рассчитал, что если он внимательно изучит подошву своих баскетбольных кроссовок и срежет с нее несколько миллиметров, тогда он сможет выиграть одну сотую секунды на времени своей реакции. Брайант также внес систему в свое увлечение музыкой, научившись играть «Лунную сонату» Бетховена, лишь слушая запись и подбирая композицию на слух. Подход Брайанта как к баскетболу, так и к музыке показывает, что его поведение было продуктом механизма систематизации в его гипертрофированной форме[138].

Некоторых гиперсистематизаторов из различных областей описывали как аутистов. Примеры таких людей: в искусстве — Энди Уорхол, в философии — Людвиг Витгенштейн, в литературе — Ганс Христиан Андерсен, в физике — Альберт Эйнштейн и Генри Кавендиш[139]. С моей точки зрения, нет смысла строить догадки, надо ли относить кого-то — из ныне живущих или нет — к аутистам, поскольку диагноз нужен только в том случае, если человеку трудно функционировать и он ищет помощи. Ставить диагноз кому-либо — будь то наш современник или человек, который жил когда-то, ненадежно и, пожалуй, неэтично, поскольку диагностика всегда подразумевает согласие самого человека и должна происходить по его инициативе.

С точки зрения науки склонность к гиперсистематизации не означает автоматически, что вы аутичны. Эти характеристики не синонимы, они лишь частично пересекаются — как в случае, если мы говорим о мыслительном процессе, то есть о том, как вы обрабатываете информацию, так и в случае, если мы говорим о генетике и пренатальном уровне стероидных гормонов (лишь некоторые из причинных факторов). Точно так же гиперсистематизация не делает вас автоматически изобретателем, выдающимся музыкантом или спортсменом. Однако склонность к гиперсистематизации повышает вероятность того, что вы что-то изобретете, поскольку, если вы все время экспериментируете с новыми закономерностями «если-и-тогда», вы с большей вероятностью найдете такую, которая даст потенциально новый результат. Действительно, гиперсистематизаторы могут преуспеть в любой сфере, где они ищут закономерности «если-и-тогда». Конечно, станет ли ваша новая система коммерчески успешной, зависит также от того, обладаете ли вы возможностями, ресурсами и навыками для реализации своей идеи. Это перекликается с нашим недавним рассуждением о разнице между изобретением и инновацией, что часто требует больших ресурсов для распространения или для того, чтобы стать продуктом, который можно вывести на рынок.

Мы сосредоточили наше внимание на проявлениях механизма систематизации в наши времена, но на протяжении всей книги я утверждал, что этот механизм имеет историю, начало которой было положено 70 000–100 000 лет назад, и что он является результатом эволюции человека. Чтобы подтвердить это положение, нам нужно доказать, что систематизация отсутствовала у наших предков-гоминид. Пришло время взглянуть на наших древних предков: Homo habilis (человек умелый), Homo erectus (человек прямоходящий), Homo neanderthalensis (человек неандертальский), — чтобы установить, что в человеческом мозге действительно произошла революция.

Загрузка...