Джексон поворачивается ко мне и хмурит брови.
– Что ты здесь делаешь, Грейс? Я же сказал тебе, где я, чтобы ты не волновалась. У меня все под контролем.
– Не все. – Я качаю головой, пытаясь придумать, как объяснить, в каком виде я проснулась сегодня.
– Да ладно. – У него делается немного неуверенный вид. – Это не я ранил Коула, и Фостер это знает.
– Я знаю, что это не ты. – Я делаю глубокий вдох. – Потому что я почти уверена, что это сделала я.
Несколько долгих секунд ни Джексон, ни мой дядя ничего не говорят. Они просто смотрят на меня, словно проигрывая мои слова в мозгу и пытаясь уразуметь их смысл. Но чем дольше они молчат, тем большая растерянность проступает на их лицах – и тем больше напрягаюсь я.
Поэтому я не жду, что они скажут, и вместо этого рассказываю им все, начав с моего похода в изостудию и закончив пропитанной кровью одеждой, которую я достаю из пакета и отдаю дяде Финну.
Видно, что ему не очень-то приятно ее трогать, но кому это вообще может быть приятно? Особенно теперь, когда я выложила на его массивный письменный стол проблему таких колоссальных масштабов.
– Ты в порядке? – спрашивает Джексон, как только я заканчиваю говорить. – А ты уверена, что он тебе ничего не сделал? Что он тебя не укусил?
Его голос так напряжен, в нем звучит такая тревога, что я застываю.
– А что? Что было бы, если бы он укусил меня? Я же не превратилась бы в оборотня или человековолка, не так ли? – Потому что тогда я окажусь в полной жопе.
Горгулья-человековолк? Горгульеволк? Волкогоргулья? Ну нет, я совсем, совсем не хочу быть ни тем, ни другим.
– Нет, – отвечает дядя Финн, явно желая успокоить меня. – Это происходит не так. Ты не превратишься ни в оборотня, ни в человековолка.
– Если это происходит не так, то как? И, раз уж об этом зашла речь, то как я вообще могла победить Коула? Это же невероятно. И почему я этого не помню? И как я могла лечь в кровать залитая кровью, даже не заметив ее?
Дядя Финн вздыхает и запускает пальцы в свои рыжеватые волосы.
– Не знаю.
Я смотрю на него, не веря своим ушам.
– Ты директор школы, в которой полно сверхъестественных существ. Так неужели «не знаю» – это лучший ответ, какой у тебя есть?
– Дело в том, что прежде я никогда такого не наблюдал. Должен сказать, что вся эта история с горгульей для нас такое же открытие, как и для тебя. Разумеется, пока тебя не было, мы старались выяснить все, что только можно, но все равно многого не знаем.
– Еще бы. – Нет, я не собираюсь язвить, правда. Я знаю – он просто хочет помочь. Но что же мне делать? Не могу же я вот так кидаться на людей. Отмазки с провалами в памяти надолго не хватит – для меня самой она не катит уже сейчас.
Между нами встает Мэйси.
– Так что же нам делать, папа? Чтобы не дать этому случиться опять?
Я обхватываю себя руками.
– Ты же не вызовешь полицию, да? Я не хотела причинять ему вред. И, честное слово, до сих пор не понимаю, как мне это вообще удалось. Он…
– Никто здесь не собирается вызывать полицию, Грейс, – твердо говорит Джексон. – Так тут дела не делаются. К тому же ты вообще не можешь отвечать за то, что сделала в бессознательном состоянии. Верно, Фостер?
– Конечно. То есть нам, разумеется, придется взять тебя под наблюдение, чтобы это не повторилось. Нельзя же допустить, чтобы ты нападала на других учеников.
– Даже если они это заслужили, – вставляет Мэйси. – Я понимаю, что так нельзя, но после того, что Коул сделал с Грейс в прошлом семестре, мне трудно относиться к нему с сочувствием.
Джексон фыркает.
– Мне следовало прикончить его, когда у меня была такая возможность. Тогда этого бы не произошло.
– Нет, не следовало, – возражаю я. – Ужасно говорить такие вещи.
– Да, ужасно, – соглашается Мэйси, – но так оно и есть.
Я бросаю на нее полный досады взгляд, но она только пожимает плечами, словно говоря: А чего ты ожидала?
Не получив помощи ни у нее, ни у Джексона, я поворачиваюсь к моему дяде.
– А как Коул? Он поправится?
– Да, с ним все будет хорошо. Сегодня утром ему сделали пару переливаний крови, и он, вероятно, полежит сегодня в лазарете, но завтра уже будет здоров. Этим сверхъестественные существа и хороши – мы быстро приходим в норму, особенно с помощью наших целителей.
– Слава богу. – Я прислоняюсь к Джексону, ощущая облегчение.
Одно дело – защищаться от Лии, когда она пыталась меня убить, и совсем другое – намеренно напасть на Коула безо всяких причин. Наверняка так считает и Коул.
– А сам он что-нибудь сказал? – спрашиваю я, продолжая радоваться тому, что я не нанесла ему непоправимых повреждений. – Он же не может не знать, что на него напала я, разве не так?
– Он уверяет, что не знает, – отвечает мой дядя. – Что может быть правдой, а может и не быть.
– Вранье, – твердо говорит Джексон.
– Точно мы этого не знаем, – напоминает ему дядя Финн. – И если он, по его утверждению, не знает, что на него напала именно Грейс, то и я никому ничего не скажу. Во всяком случае, до того, как мы поймем, что с ней происходит.
– Он знает, – возражает Джексон. – Просто не хочет об этом говорить, потому что тогда ему придется признать перед всей школой, что его победила девчонка.
– Эй! – Я смотрю на Джексона и делаю недовольное лицо.
– Так считает он, а не я, – уточняет Джексон, поцеловав меня в макушку. – Я видел, что ты сделала с Лией – и с Хадсоном. Так что сам я не стал бы тебя злить. Но Коул так не думает. Он не может так думать. Потому что если вожак человековолков признает, что его кто-то как следует отделал – кто угодно, – когда он был в сознании, то он может сразу же удаляться на покой. Потому что весь следующий месяц ему придется драться с каждым человековолком в стае, который решит, что он может попытаться сам стать вожаком. – Джексон смотрит на моего дядю. – Верно, Фостер?
Дядя Финн неохотно кивает.
– Верно. После того, что у него было с Джексоном в ноябре… ему надо быть очень осторожным.
– А значит, тебе тоже надо быть осторожной, Грейс. – Мэйси подает голос впервые за последние несколько минут. – Ведь если он знает, что это была ты… что это ты угрожаешь всему тому, чего он добился, то он будет стараться добраться до тебя. Он не станет делать это открыто, поскольку тогда Джексон просто распотрошил бы его, но он что-нибудь придумает. Такой уж он тип.
– Трус, – презрительно бросает Джексон.
Дядя Финн смотрит мне в глаза.
– Но это только делает его еще более опасным, Грейс. Потому что он – это не я. Он хитер и вероломен, и он умеет выжидать. Я мог бы с ним поговорить, но, если я это сделаю, он поймет, что ты рассказала мне правду. И начнет гадать, кто еще это знает. И как скоро вся эта история выйдет ему боком.
– Ты правда думаешь, что он попытается что-то предпринять? – спрашиваю я, глядя то на Джексона, то на моего дядю.
– Нет, если он хотя бы вполовину так умен, как считает Фостер, – говорит Джексон. Но взгляд его говорит об ином.
– О, он наверняка что-нибудь предпримет, – не соглашается дядя Финн. – Вопрос состоит только в одном – когда.
Я не знаю, что можно на это сказать, не знаю даже, что я должна чувствовать. Разве что усталость. Огромную усталость.
Я только-только справилась с одной маньячкой, пытавшейся меня убить, а теперь ей на смену пришел еще один маньяк. То есть да, кажется, я что-то сделала, чтобы спровоцировать его, но, с другой стороны, это кажется мне бессмысленным. С какой стати моей горгулье было пытаться убить Коула, когда у меня самой не было для этого никаких причин? Я хочу сказать, что я стараюсь не думать о том, что происходило в прошлом семестре, я выкинула это из головы. Во всяком случае, так мне казалось. Все это очень, очень пугает.
Когда же эта моя новая жизнь станет нормальной? Когда она перестанет быть так похожей на «Голодные игры» и начнет больше напоминать то, что бывает в обычной старшей школе? У меня начинает болеть запястье, я тру его и тут осознаю, что потираю шрамы, оставшиеся от веревок Лии. И что Джексон, Мэйси и мой дядя видят, что я делаю.
Я опускаю руку, но уже слишком поздно. Джексон обнимает меня сзади, кладет свои руки на мои, и его большой палец нежно гладит мое запястье.
– Он уже доказал, что ради достижения своих целей он готов убивать, – говорит Мэйси после неловкого молчания, от которого мне становится еще хуже. – А это было до того, как на кон была поставлена его репутация. Теперь же он может потерять то, что для него важнее всего. Да, он попытается что-то предпринять. Мы должны быть к этому готовы.
– Мы будем готовы, – отвечает Джексон, не переставая смотреть мне в глаза. – Если он и впрямь попытается тебя убить, то я…
– Предоставьте это мне, – перебивает мой дядя. – Я дал ему еще один шанс после всего, что случилось с тобой, поскольку учел смягчающие обстоятельства. Но если он начнет опять, ему конец.
– А как насчет меня? – спрашиваю я наконец, чувствуя, что у меня раскалывается голова.
– Что насчет тебя? – отвечает он.
– Эту проблему вызвала я. Это я попыталась убить Коула без всяких видимых причин. Ты сказал, что, если он откроет охоту на меня, ты его исключишь. А как насчет того, что сделала я? Что будет со мной?