Искусство ловли стрел

Проводы

– Господин?

Таменага немедленно проснулся, однако пока не открывал глаз, изображая оцепенение. Голос принадлежал Сакуре, а он никогда не доверял своим бакэмоно настолько, насколько полагался на них. Таменага выждал еще секунду, готовясь превратить вытатуированные кольчугу и манкири-гусари в настоящие, и лишь затем пробормотал:

– Да?

– Юкитака не вернулся.

Это заставило Таменагу открыть глаза.

– Который час?

– Уже семь, и несколько минут назад рассвело.

– Вы звонили ему в машину?

– Разумеется. Безуспешно.

Голос Сакуры, твердый и немного резковатый, был под стать ее нынешнему лицу, стилизованной, почти фарфоровой маске, идеалу японской красоты, совсем не похожему на загорелые черты Мики Каяма.

Таменага сел на кровати и почесал подбородок.

– Приведите Хегарти, пусть через пять минут будет в моем кабинете и принесет с собой все вчерашние записи и пленки.

Юкитака, подумал он, когда Сакура вышла. Не Юкитака-сан, не Хидэо, просто Юкитака. Она на него за что-то зла. Надо же, как интересно!

– Черт, ну, разумеется, я заорал, – раздраженно заявил Чарли. – Тебе бы в таком месте очнуться! Я чувствую себя, как будто провел ночь любви с осьминогом! Ложусь я на стол, начинаю кровь сдавать, и бац! – вот он я, в больничной палате весь в трубках! Что это за чертовщина?

Маг вытащил из кармана снимок и молча протянул ему. Такумо неуверенно взял его в руки.

– Она бакэмоно, – сказал Маг. – Ручаюсь, что Мика все еще в Китае.

– Нопэрапон, – покачал головой Чарли. – Сначала рукоро-куби, теперь...

– Рукоро-куби мертв.

– Что?

– Келли его убила.

– Мы его вместе убили, – возразила Келли.

– Поздравляю вас обоих, – сухо сказал Чарли. – Как? Они второпях пересказали, что случилось, а Такумо, в свою очередь, сообщил о том, как «Майк» быстро ушла.

– Она, наверное, думала, что я буду хандрить несколько часов или начну упражняться и яд еще лучше усвоится организмом. Помощь с твоей стороны никак нельзя было предсказать. Жуть какая, мы с тобой за последние несколько дней, наверное, почти исчерпали запас везения, отведенный человеку на всю жизнь... Что это?

– Ты сможешь прочитать?

– Кажется, это катакана... «Существует три талисмана. У Таменаги – два из них». Что это, бумажка из гадательного печенья?

– Я воспользовался ключом, и это появилось на мониторе, показывающем твой сердечный ритм.

– Ключ? – Такумо указал острым взглядом на Келли.

– Я могу уйти, если вам так удобнее.

– Нет, останься, – мягко сказал Маг. – Мне кажется, что мы должны держаться вместе. Я все рассказал Келли. Честно говоря, она спасла мне жизнь, и без нее мне не удалось бы спасти тебя.

Келли смотрела в сторону, с напускным интересом разглядывая потолок, но при этом не пропускала ни слова из речи Мага.

– Все ясно. Когда я смогу отсюда выйти?

– Врачи хотят, чтобы ты полежал еще сутки и прошел обследование.

Чарли покачал головой.

– Я могу выписаться по собственному желанию? – поинтересовался он у Келли.

– Да, но...

– Шикарно. Я отсюда сваливаю.

– А вдруг будет рецидив? – вежливо спросила Келли.

– А вдруг сюда прокрадется нопэрапон в обличье медсестры и капнет ботулина в мою капельницу? Ей это раз плюнуть, я же поверил, что она Мика. – Он покачал головой. – Нужно было обратить внимание на ее ногти.

– А что с ними было не так?

– Майк играет на гитаре, и ее ногти короче моих. Из-за этого ее часто принимают за лесбиянку. А ногти нопэрапон были длинные, как кинжалы, скорее всего отравленные. Старые штучки кунойти.

– Кто это – кунойти? – спросила Келли.

– Женщины-ниндзя. Вы не принесете мои штаны?

– Все-таки я считаю, что здесь безопаснее.

– Да ну? Сейчас мы везде в опасности. Так? – Такумо обернулся за поддержкой к Магу, и тот печально кивнул.

– И куда же вы собрались?

– Мы спрячемся.

– Пока все не уляжется?

– Все никогда не уляжется. Мы поедем в такое место, где он сможет без помех научиться пользоваться ключом, – Такумо улыбнулся, – и после этого вернемся.

Келли с сомнением покачала головой.

– Надеюсь, ты не собираешься в таком состоянии вести мотоцикл. Я вас подвезу.

Будто для контраста с огромным сумотори, охранявшим дверь, в кабинет Таменаги Хегарти проводила самая прекрасная девушка из тех, что бывшему солдату довелось увидеть за всю жизнь. Дюймов бы на шесть повыше да волосы подлиннее, подумалось ему, и она была бы совершенством. Девушка закрыла дверь и села рядом так, что он мог видеть ее только боковым зрением. Это отвлекало хуже любой пытки.

Одетый в белый шелковый халат Таменага, похоже, медитировал. Девушка протянула руку к пульту управления на столе, и Хегарти поймал себя на том, что не может оторвать взгляд от ее руки, тонкой, изящной, с непрактично длинными ногтями, окрашенными в невинный бледно-розовый цвет.

Из невероятно дорогих динамиков раздалась отвратительная запись женского голоса с множеством посторонних шумов.

«Это дежурная больница „Добрый самаритянин“. К нам поступил мистер Чарльз Такумо с диагнозом криптогенная кома. Если вы сможете предоставить...»

Женская рука нажала на кнопку, и все стихло. Таменага открыл глаза и посмотрел на бывшего солдата холодным взглядом. Хегарти потерпел несколько секунд и спросил:

– Да?

– Вы слышали это раньше?

– Разумеется. Пэйкер вчера сообщил.

– И вы не сказали мне?

– Но здесь нет ничего нового... – удивился Хегарти.

Таменага кивнул. Снова включилась пленка, динамики пошипели и выдали: «Добрый самаритянин».

Раздался третий голос, принадлежавший женщине, черной, если Хегарти хоть что-нибудь в этом понимал: «Скажите, пожалуйста, у вас есть пациент по имени Чарльз Такумо?»

«Сейчас посмотрю. Он ваш родственник?»

«Нет, просто друг».

«Секундочку...»

Таменага снова кивнул, и пленку выключили.

– Он все еще в коме, – озадаченно начал Хегарти, – Лэмм проверил в больничном компьютере...

– Вам не приходило в голову поинтересоваться, кто мог звонить в больницу с телефона Такумо?

– Пэйкер не сообщил мне об этом, видимо, он перестал прослушивать...

– Вы послали Юкитаку-сан, моего телохранителя, в дом адвоката?

– Да.

Куромаку снова кивнул:

– Замечательно. Он связывался с вами после этого?

– Нет... – почти шепотом ответил окончательно запутавшийся Хегарти.

Рукава халата Таменаги соскользнули, обнажив запястья и чуть выше – татуировки цепей. Хегарти давно знал, что у хозяина есть связи с якудзой, но не мог и предположить, что он в ней состоит. С другой стороны, все его пальцы целы. Совершивший ошибку кобун должен пройти через церемонию, известную как юбицумэ, ритуал отрезания сустава на одном из пальцев. Значит, если Таменага принадлежит якудзе, он никогда не совершал ошибок...

Хегарти попытался не смотреть ни на руки Таменаги, ни на руки девушки, ни на свои и начал подозревать, что совершил очень серьезную ошибку... вернее, ее совершил Пэйкер, находившийся под его началом, значит, отвечать все равно придется ему. Хегарти посмотрел на куромаку, но его лицо, как всегда, ничего не выражало.

– С нами тоже, – негромко произнес Таменага. – К телефону он не подходит. Вы давали ему другое задание?

Хегарти покачал головой и покосился на девушку, надеясь увидеть какую-нибудь подсказку на ее лице... однако место лица заняла серая бездна, пустая, глубокая и пугающая, как дуло ружья. Загипнотизированный, Хегарти погрузился в дежа-вю.

Три года он сражался во Вьетнаме в рядах «зеленых беретов», а затем был уволен без привилегий за то, что в порядке самозащиты застрелил двоих сослуживцев. Он пережил войны, вторжения, государственные перевороты, «действия по наведению порядка», последствия опыления Вьетнама ядохимикатами, три авиакатастрофы и бессчетные уличные драки. Смерть стала его напарницей и часто подходила так близко, что можно было пожать ей руку. Он посмотрел на нопэрапон и, не задумываясь, ударил ее ребром ладони по шее.

Сзади что-то зашевелилось, но он не успел обернуться. Манкири-гусари, обвивавшие запястья Таменаги, со свистом рассекли воздух. Хегарти ощутил мощный удар по позвоночнику и упал со стула прямо к ногам Сакуры.

Через мгновение огромная правая рука ухватила его за плечи и подняла в воздух, а левая врезалась в солнечное сплетение. Хегарти набрал полные легкие воздуха и потерял сознание от боли. Сумотори обернулся к Таменаге в ожидании приказа. Сакура создала себе новое лицо, асимметричное, не запоминающееся и даже менее привлекательное, чем у телохранителя, и тоже выжидающе подняла глаза. Куромаку кивнул, и сумотори сломал Хегарти позвоночник.

– Благодарю вас, Ямада-сан.

Ямада Казафуми поклонился, едва не коснувшись лбом письменного стола, и, с трупом на плече, вышел так же тихо, как и вошел. Сакура, поняв, что Таменага в дурном настроении, поспешила сделать лицо посимпатичнее.

– Вы ушли до того, как Такумо умер.

– Яд может усваиваться организмом больше часа, но противоядия нет. К тому же этот яд трудно определить. Я решила, что причина смерти будет казаться естественной...

– Вы ушли до того, как он умер!

– Там был Магистрале с талисманом и видел меня. Он заподозрил. А у Такумо было наготове оружие. Риск...

Таменага слушал с таким же бесстрастным лицом, как большинство лиц-масок Сакуры. Нопэрапон труслива, не секрет, но это редко имело значение. Гораздо хуже то, что Сакура понимала собственную бесценность и поэтому отказывалась завести ребенка, чтобы он не стал ей заменой. Обыскав всю Японию, Сумиёси-рэнго удалось найти только одного – мать Сакуры, Осима Зуйко, бесплодную (Таменага предлагал ей миллионы иен за второго ребенка), почти слепую, хитрую и в то же время глупую, не желающую учить английский. Отец Сакуры, как и его товарищи по несчастью, был обычным обольщенным нопэрапон безмозглым человеком. Своим врагам Зуйко была известна как Камикари – богомол.

Зуйко-Камикари утверждала, что не встречала ни одного нопэрапона с сорок четвертого года, когда родилась Сакура. В детстве нопэрапонам требуются упорные тренировки, чтобы верно научиться имитировать человеческие лица. Прятать детей непросто, и многие годы, пока Сакура не научилась шевелить несуществующими губами, она изображала вместо лица неподвижную маску – зарубцевавшийся ожог, выдавая себя за жертву бомбежки Нагасаки.

Таменага предполагал, что в следующем столетии бакэмоно вымрут. Не способные выдать себя за людей скрывались в горах континентальной Азии слишком маленькими группами, чтобы составить жизнеспособную популяцию. Сютэн-додзи, прирожденные сумасшедшие ученые, считавшие любой перекресток восхитительным лабиринтом, тоже пытались скрыться в сельской местности, с каждым годом исчезающей все быстрее. Лишь Сакура имела возможность спасти свой вид (род? сообщество?), но не выказывала к этому никакого желания.

– Ах да, риск, – сказал Таменага, как будто сочтя это достаточным объяснением, демонстративно сматывая манкири-гусари на правом запястье. – Со смертью Хигути «Санрайзу» потребуется новый менеджер, а Накатани-сан не обладает достаточным опытом, к тому же для него есть другие дела. Моя дочь жаждет попробовать сама, но ей не хватает... опыта в общении... с определенным типом людей. Вы, несомненно, сможете ей в этом помочь.

Лицо Сакуры не изменилось, оставшись таким же красивым и фальшивым.

– Разумеется, если Юкитака не вернется, мне будет необходима ваша помощь и здесь, вероятно, даже чаще, чем прежде. Магистрале и его друзья начали мне надоедать. – Таменага заметил, как она слегка напряглась, и мысленно улыбнулся. – Пока с ними не будет покончено, я вряд ли смогу позволить себе... разбрасываться вами. Смею предположить, вы не беременны?

Если бы глаза Сакуры были настоящими, они бы удивленно расширились.

– Нет.

– Замечательно. Иначе мне пришлось бы временно освободить вас от этой опасной обязанности, не уменьшая жалованья, разумеется. Ваш ребенок был бы слишком ценен, чтобы... рисковать им. – Он посмотрел на запястье, и цепь снова стала татуировкой. – Убедитесь, что от трупа Хегарти не осталось следов, пусть он будет «пропавшим без вести». Если Юкитака появится – сразу ко мне. И сообщите, если найдут его труп. Отправьте кого-нибудь на поиски его машины. Пусть Лэмм приглядывает за медицинской картой Такумо, я хочу знать, когда он умрет. Если этого не произойдет и он выпишется...

Он холодно посмотрел на иллюзорное лицо Сакуры. Нопэрапон встала, отступила от стола и поклонилась.