Искусство войны

Глава 11

Хозяин трактира, по-моему, слишком старался, набивая наши сумки едой. Хоть я просил его сделать акцент на продуктах, которые не испортятся быстро, он видимо решил, что чем больше напихает различной снеди, тем в более благостное расположение духа я приду и перестану поглаживать рукоять меча, наблюдая за его стараниями.

После того как я предстал перед почтенной публикой одетый лишь в браслет ныне покойного эльфийского мага, мне не оставалось ничего другого как только гордо удалиться, изо всех сил стараясь сохранить остатки гордости. Судя по всему, это сделать мне удалось, что не могло не радовать.

В своем номере я не стал одеваться, мне всегда было комфортнее спать без мешающей одежды, а просто упал на кровать, предварительно тщательно заперев окно, и быстро заснул. Был ли в этом виноват произошедший инцидент, который вымотал меня как морально, так и физически, или же сработало проклятье Эвы, не суть важно. Важным было то, что остаток ночи я провел просматривая жизнь Александра Вяземского: от того момента, который впервые ему запомнился, кажется, это была девочка лет трех, которую такой же трехлетний карапуз Саша дергал за тоненькую косичку, и заканчивая моментом, когда он подписывал договор о возвращении на службу. Но вот того, что случилось после этого подписания, память упорно не желала подсовывать. А самое главное заключалось в том, что я плохо ассоциировал себя с этим самый майором Вяземским — ну не нравился он мне и все тут. Мне было больше по душе быть принцем Бертраном, хотя и здесь возникали определенные проблемы, потому что о жизни принца я не помнил вообще ничего, и имя Бертран Клифанг не вызывало во мне ни малейшего отклика, ни одной ассоциации.

Все утром мой мозг работал на пределе, рассортировывая все то, чем удалось обогатиться во сне, а обогатиться удалось очень неплохо. Вяземский знал и умел многое. Особенно это касалось всего, что было хоть немного связанно с войной и военными действиями. Кстати, отсюда и выходили эти конфликты с собственным телом — я пытался каждое движение воспроизвести так же, как это делал он, но я с самого начала не учел, что майор был гораздо более высоким и массивным, да что уж говорить, он был гораздо более тренированным, чем я, поэтому мое тело не могло повторить те финты, которые умело его тело, оно просто не было к ним приспособлено. Для того чтобы даже те связки, что я проделывал с мечом, перед тем как меня к Эве занесло, выполнять, не страдая потом от резких болей, необходимо развивать определенные группы мышц, которые у меня не были развиты от слова совсем. И чего тогда удивляться, что у меня после легонькой тренировки, скорее даже разминки, все болело, а я ощущал себя беспомощным инвалидом? Но выход есть: майор Вяземский же не родился таким умелым, его тоже учили и он с чего-то начинал свое обучение, так что нужно просто начать все сначала. А так как базовые навыки не просто закреплены в моей многострадальной голове, а этой ночью буквально насильно вбиты в нее, то и тренировки должны пойти гораздо быстрее, чем, если бы мне пришлось все изучать с чистого листа. Нужно только смириться со своим не слишком высоким ростом и довольно субтильным телосложением.

Другое дело магия, вот тут я полный ноль. Даже не ноль, а минус первый, и майор мне с этим моим новоприобретенным даром помочь ничем не мог. И Криспин не могла, она сама призналась, что настолько незначительна в магии, что ее даже в Академию не взяли. Эва, скорее всего, могла бы помочь, вот только я скорее со змеей ядовитой пойду договариваться, чем у этой суки попрошу помощи, которая не понятно, чем может для меня обернуться.

— Ваше высочество, — я вздрогнул, вынырнув из своих не слишком радужных мыслей, и посмотрел на Бакфорда, который стоял передо мной сложив руки в умоляющем жесте.

— Да, что ты хотел мне сказать?

— Позвольте мне прервать уже этого недостойного, посмевшего вызвать ваш гнев, ведь мы просто не сможем увезти всю эту еду, и она может испортиться, а такие сложные времена негоже позволить пропасть хорошей пище.

— Ты, как всегда прав, мой верный Бакфорд, — я задумчиво посмотрел на замершего хозяина, который держал в руке весьма аппетитную булку, которую намеривался запихнуть в уже кажущуюся неподъемной сумку. — Довольно, — я властно поднял руку, затем протянул ее к трактирщику. Тот понял меня абсолютно правильно и осторожно передал булку мне. Создавалось ощущение, что он протягивает угощение особо опасной собаке, которая может в любой момент его укусить. Ассоциация была настолько забавной, что я даже позволил себе усмехнуться. — Очень хорошо. А теперь ты мне ответишь, какого демона ты поставил трактир в такой глуши и мы разойдемся, оставшись лучшими друзьями.

— Я просто… — трактирщик осекся под моим насмешливым взглядом. — Здесь земля дешевле, — наконец выпалил он.

— О, это действительно очень важная составляющая любого начинания — минимальные вложения. Вот только, откуда тебе было знать, что заведение станет пользоваться популярностью и принесет тебе доход, находясь так далеко от основного тракта? Ведь, если бы все пошло немного не так, ты не окупил бы даже земли, которая, возможно и дешевая в этой части страны. И это я не говорю о самом здании и огромной куче других весьма затратных действий, которые ты совершил, прежде чем открыть трактир для гостей. Но, все это не имело бы особого смысла, если бы доход от трактира не являлся основным. Не так ли? — Трактирщик бросил на меня злобный взгляд, но ничего не ответил. Мы с ним прекрасно поняли друг друга. Я вздохнул с нарочитым сожалением и протянул. — Ну что же, скорее всего, лучшими друзьями нам с тобой все же не стать.

После этого я развернулся и вышел из кухни, оставив Бакфорда наблюдать за тем, чтобы этот козел мне в еду не плюнул и какого-нибудь крысиного яда не сыпанул от избытка чувств.

На улице царила суета, всегда сопровождающая подобные места: кто-то приезжал, кто-то уезжал, мальчишки, приставленные к конюшне, только и успевали приводить-уводить лошадей, да помогать кучерам закладывать кареты за мелкую монету, путешественники, следующие к дверям таверны в надежде наконец-то поесть и отдохнуть, а также те, кому не терпелось продолжить прерванный путь.

— Ваша милость, — я обернулся и столкнулся взглядом с хорошенькой девушкой, идущей к карете. Поравнявшись со мной, она сделала неглубокий реверанс, при этом лукаво улыбнувшись и стрельнув глазами. Ясно, это значит одна их тех, чью скромность мне нужно было пощадить. Но, похоже, скромностью тут и не пахнет. Я кивнул девушке и постарался принять независимый вид.

— Ваша светлость, — мимо прошли еще две дамы, очень похожие друг на друга — вероятно мать с дочерью. Судя по тому, как все эти дамы ко мне обращались, никто из них не был осведомлен, кто же я на самом деле. От их изучающих пристальных взглядов мне стало немного жарковато, и если дочурка была на мой вкус зеленовата, то вот ее мать, судя по виду едва разменявшая четвертый десяток, очень даже… да. С ней бы я с удовольствием уединился ненадолго, но время не ждет, будь оно неладно. Время, мои спутники, а самое главное, спутница, которую я обещал защищать по дороге в столицу.

Внезапно что-то привлекло мое внимание. Какое-то странно знакомое движение, промелькнувшее на периферии зрения. Рассеянно кивнув красоткам, не обращая внимания на их явное разочарование, я резко развернулся, и оглядел весь двор еще раз, более тщательно, заставляя себя акцентироваться на незначительных, казалось бы деталях.

Так, мальчишки конюхи выводят лошадей, наших лошадей. Мой жеребец увидев меня радостно заржал. Ну, мой хороший, моя нога вроде ведет себя прилично, можно и верхом проехать, а то застоялись мы уже вместе с конем, это же надо, только что о быстром перепихе в какой-нибудь кладовой думал. Тебе, ваше высочество, нужно о стране, которую ты просрал, думать, а не о том, какими развесистыми рогами ты обеспечишь отца того белокурого семейства. Соберись, скотина! Мальчишки-конюхи выводят лошадей, кучер в перевязанной головой демонстративно страдая перед Криспин запрягает карету. Парень с ведром воды спешит на кухню, белокурые красотки садятся в карету… стоп. Я перевел взгляд на рыжего парня, тащащего от колодца ведро воды. Зачем он это делает, ведь даже в этой дыре есть некое подобие канализации. Скорее всего, колодезная вода нужна, чтобы использовать ее в приготовлении какого-нибудь экзотического блюда. Что же привлекло мое внимание? Не ведро же с водой на самом деле. Парень поставил ведро на землю и попытался распрямить наверняка гудевшие плечи. Но как только он сделал одно неловкое движение, как охнул и схватился за плечо, как будто его пронзила острая боль. А вот это уже интереснее. Я принялся наблюдать за ним, отмечая про себя, что узнаю некоторые весьма характерные жесты и движения, их механику, и накладываю словно кальку на того, кто посетил меня сегодняшней ночью, в качестве непрошенного гостя. В очередной раз пронзившая плечо боль, которая вынудила парнишку остановиться, подтвердила мои догадки — это тот самый воришка, который забрался в мой номер.

— Ваше высочество, вы пользуетесь сегодняшним утром просто дикой популярностью, — я слегка повернул голову к подошедшей ко мне Эмили, стараясь не выпускать парня из вида. Он, наконец-то, дошел до кухни, и скрылся за дверью, я же смог сконцентрироваться на своей собеседнице.

— Доброе утро, Эмили, почему вы так решили, что ваш скромный слуга привлек к себе ненужное внимание?

— Как вам сказать, ваше высочество, — протянула баронесса. — Почему-то у меня сложилось такое странное ощущение.

Я внимательно посмотрел на девушку. А она, похоже, та еще штучка. Как только первый шок от нападения прошел, и она немного освоилась, то начала вызывать неподдельный интерес. Надо побыстрее добраться до столицы и сбыть ее на руки любящей родственницы, потому что такие проблемы мне точно не нужны.

Скрипнула дверь черного хода, и я отвлекся от баронессы, переключив внимание на давешнего вора. Если Эмили и обиделась, то вида не подала. Голос Эвы раздался в голове внезапно, и я с трудом удержался, чтобы не вздрогнуть, сильнее сжимая рукоять меча.

— Значит, это и есть тот самый воришка, которого один криворукий болван умудрился упустить.

— Надо сказать, что ты не слишком утруждалась, чтобы помочь мне в его поимке, — если бы я говорил вслух, то, наверное, захлебнулся бы своим собственным сарказмом.

— Твоей жизни не угрожала опасность, или ты думаешь, что я буду все выполнять за тебя? Может, ты думаешь, что если твой паршивый меч завладел мною, то тебе уже не нужно прикладывать никаких усилий? Что я сама догоню этого паршивца и выпотрошу его, в то время как ты будешь флиртовать с дамочками? А ты больше ничего не хочешь? — голос Эвы в голове начал звенеть, причиняя мне нешуточную боль. Вот же стерва. Я поморщился, и попытался мысленно утихомирить разошедшуюся ведьму.

— Хватит! Я ничего у тебя не прошу. Ты сама подняла эту тему.

— А что мне и повизжать нельзя? Я все-таки девушка, между прочим, — я смог только глаза закатить. Но голова болела меньше, все-таки Эва слегка приглушила децибелы. — Ну, и что ты стоишь? Догони его, схвати за жопу и подвесь за яй…

— Ты чего такая злая?

— Он посмел меня трогать своими грязными лапами, — от такого заявления я едва не упал, но быстро сделал вид, что случайно оступился.

— И когда же он успел тебя облапать?

— Это фигура речи, не придирайся к словам. Он так на меня смотрел ночью… Да мерзавец практически меня изнасиловал.

— Так, стоп, — парень вытащил из колодца очередное ведро воды и принялся переливать в то ведро, которое притащил с собой, действуя неловко и закусив губу от боли, которая, судя по его бледному виду, тревожила его все сильнее. — Ты хочешь сказать, что он забрался в комнату целенаправленно из-за тебя?

— Ну, нет, скорее всего, он про меня даже не подозревает, как, впрочем, все находящиеся в этом убогом трактире люди обоих полов, — неохотно признала очевидное Эва. — Но шел он прямиком к мечу! А в этом мече самым ценным, кроме меня, разумеется…

— Разумеется, — подтвердил я. — Кто или что может сравниться с тобой по ценности…

— Ты вечно меня перебиваешь. А я тем временем хочу сказать, что это чучело хотело утащить камни Тавидия! И да, я в этом более чем уверена, потому что больше ничего ценного в той убогой комнатенке не было, из-за чего стоило рисковать жизнью.

— На кой они ему сдались? — вот сейчас я искренне удивился.

— В умелых руках эти камушки могут творить настоящие чудеса. Не в твоих, естественно.

— Угу, естественно, — я подумал о том, что не мешало бы выучить какое-нибудь заклинание, чтобы зловредная ведьма перестала меня доставать. — В мои руки можно только член в сортире, и то, некоторые думают, что напортачу.

— Вот видишь, как ты предсказуем. — Если честно, то сейчас мне очень сильно захотелось схватить за руку малолетнего вора и насильно всучить ему камни вместе с мечом и заточенной в них душой этой дряни.

— Ваше высочество, вам плохо? — я все-таки вздрогнул и сфокусировался на взволнованном личике Эмили, которая протянула было ко мне руку, но тут же одернула ее, заметив, что я на нее смотрю.

— Нет, мне не плохо, я задумался, — черт, нужно как-то научиться разговаривать с Эвой так, чтобы окружающие не принимали меня за человека дождя. И ведь я точно знаю, что майор этому обучен.

— А, значит, это теперь так называется? — Эва хихикнула. — Ну а что, выпучиваешь глаза, делаешь лицо как у человека страдающего сумасшествием, а потом говоришь всем, что просто задумался. Гениально!

Я положил руку на камень в рукояти, чтобы не совершить никакой глупости откровенной глупости. Эва сразу же замолчала, а может быть и не замолчала, но я перестал ее слышать. Почему так происходило, я не знал, но пока что этот прием работал, и я не хотел терять подобного преимущества. В этот самый момент на двор въехала старенькая, но все еще прочная и надежная карета Эмили, и в моей голове возник план.

— Скажите, баронесса, вы не против совершить некий довольно противоречивый с точки зрения морали поступок?

— Эм, — глаза девушки сверкнули, сразу же выдав то, что она ничуть не против, даже, можно сказать, что «за», но хотела бы узнать побольше подробностей. — И насколько аморальный поступок вы подбиваете меня совершить? Если дело касается мо…

— Нет, — ей не нужно было договаривать, чтобы я понял, что единственным неприемлемым для нее поступком является измена тому ничтожеству, которое она называет мужем. Во всяком случае, пока. — Я не призываю вас совершать нечто настолько аморальное. Как вы смотрите на то, чтобы похитить человека? О, не смотрите на меня как на монстра, просто я опознал того типа, который выставил меня вчера в столь неприглядном виде, и мне хотелось бы узнать, зачем он это сделал. Клянусь, я не сделаю ему ничего смертельно плохого, по крайней мере, в вашем присутствии.

Эмили внимательно на меня смотрела, пытаясь понять, я сейчас брежу, или действительно подбиваю ее на подобную авантюру. Нет, были бы мы сейчас в Гроумене, и страна все еще принадлежала мне, то никаких затруднений не возникло бы. Но, дело в том, что я сейчас всего лишь беглец, да еще и находящийся в чужой стране. Баронесса слабоумием явно не страдала, потому что все это поняла и медленно кивнула головой.

Дальнейшее было всего лишь делом техники. Мои рыцари вскочили на лошадей. Бакфорд и служанка Эмили уселись на телегу, и на этот раз к ним присоединилась Криспин. Мы же с баронессой устроились в карете, которая медленно развернулась, на несколько мгновений перекрыв воришке проход и скрыв его от глаз тех, кто в это время находился в таверне или рядом с ней. Эмили одернула занавеску и, улыбнувшись, поманила парня пальчиком. Оставив очередное ведро возле колодца, он неуверенно, словно что-то подозревая, подошел к дверце, которую я открыл и одним движением рванул его на себя. Парень больно ушиб ноги, когда заваливался внутрь кареты, но я не обращал на его стоны внимания, а зажав рот рукой, втянул в карету целиком, уложил на пол и приставил к горлу меч.

— Только пикни, — предупредил я его и сел, слегка придавив постанывающего пленника ногой.

Все заняло несколько секунд. Никто даже не заподозрил, что карета остановилась во время разворота. Ворота распахнулись, и наш отряд выехал за пределы этого не слишком дружелюбного места. И лишь после этого я убрал меч от тощей мальчишеской шеи.

— Поднимайся и садись, — прошипел я ему. — Да не на сиденья, на полу посидишь не развалишься. — Мальчишка сел на полу и обхватил колени руками, подтягивая их к груди, вздрагивая при малейшем толчке нашего средства передвижения, которое отзывалось болью в раненной руке. — Ну вот и отлично, а теперь поговорим.