Исландские сказки

Дети медведей (Björn á börn, JÁ I. 606)

О медведе говорят, что это — заколдованный человек, и что медведица рожает детей, но они превращаются в медвежат, если она ударит их лапой.

Об этом рассказывают, что однажды в заливе Гренивик на острове Гримсей некий человек вышел из дому и увидел медведицу, которой было худо.

Он принёс коровьего молока и дал ей. Позже вечером, когда он пошёл за сеном, она легла в сарае и начала рожать.

Ему остался её детёныш, и это была самая обычная девочка. Этот человек взял ребёнка к себе и некоторое время воспитывал её. Она росла и крепла, но, когда стала на ноги, часто уходила из дому к морю.

В конце концов, случилось ей как-то гулять по льду в заливе. Тут пришла медведица и накрыла её лапой. И девочка от этого превратилась в медвежонка.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Гримсеец и белая медведица (Grímseyíngurinn og bjarndýrið, JÁ I. 606–607)

В давние времена случилось как-то, что на острове Гримсей во всех домах одновременно погас в очагах огонь. Дело было зимой, стояли морозы, и пролив, отделяющий Гримсей от Исландии, был покрыт льдом. Гримсейцы полагали, что лед достаточно крепок, и решили послать людей на материк за огнем. Для этого выбрали трех сильных мужиков. Рано утром в тихую и ясную погоду они отправились в путь, все жители провожали их, желали им счастливого пути и благополучного возвращения.

Долго шли они по льду, пока не дошли до трещины, широкой и такой длинной, что концов ее не было видно. Двое мужиков перепрыгнули через нее, а третий не решился. Крикнули они ему, чтобы он возвращался домой, и отправились дальше, а он стоял на краю и смотрел им вслед. Не хотелось ему сдаваться, и он пошел вдоль трещины, чтобы посмотреть, не станет ли она где поуже. Тем временем облака сгустились и с юга налетел шторм. От теплого ветра лед начал таять и трескаться, в конце концов мужик оказался на маленькой льдине, которую понесло в открытое море. К вечеру его льдина натолкнулась на большую ледяную гору, и мужик быстро вскарабкался на нее. Неподалеку он увидел медведицу, она лежала с медвежатами. Мужик продрог, обессилел от голода и подумал, что, верно, настал его последний час. Медведица долго смотрела на человека. Потом она встала, приблизилась к нему, обошла вокруг и сделала ему знак, чтобы он лез в логово к медвежатам. Мужик послушался. Медведица тоже легла и велела мужику сосать молоко вместе с медвежатами. Так миновала ночь. Утром медведица отошла в сторонку и поманила мужика к себе. Он подошел, она легла у его ног и велела ему сесть к ней на спину. Мужик сел, тогда медведица стала прыгать и кидаться из стороны в сторону, покуда он не свалился. Мужик не мог взять в толк, что это значит. Так прошло три дня: мужик ночевал в медвежьем логове, питался медвежьим молоком, и каждое утро медведица заставляла его садиться к ней на спину и прыгала, покуда он не падал. Лишь на четвертый день мужику удалось удержаться на медведице. К вечеру она с мужиком на спине подошла к краю льдины, прыгнула в воду и поплыла к Гримсею. Они благополучно добрались до острова, и там уже мужик сделал медведице знак следовать за ним. Он пришел домой, велел подоить лучшую корову и напоил медведицу парным молоком. Потом он заколол двух жирных баранов, связал их рогами и повесил медведице на спину. С этой ношей медведица вернулась к воде и поплыла назад к своим медвежатам. Жители острова с удивлением наблюдали за медведицей, а тем временем вдалеке показался парусник, идущий к Гримсею при попутном ветре, — это возвращались домой мужики, ходившие на материк за огнем.

(перевод Любови Горлиной)

«Коль дело говорить…» („Mál er að mæla“, JÁ I. 609)

В новогоднюю ночь происходит много диковинного. Например, коровы начинают разговаривать друг с другом по-человечески.

Как-то раз один человек улёгся в новогоднюю ночь в хлеву, чтобы послушать, о чём будут говорить коровы. И вот он слышит: одна корова сказала: «Коль дело говорить…» А другая: «Здесь человек, кума!» — «До утренней зари», — говорит третья. «Сведём его с ума!» — говорит четвёртая.

Это человек и смог рассказать поутру, а больше ничего не смог: коровы помутили его рассудок.

(перевод Ольги Маркеловой)

Тюленья шкура (Selshamurinn, JÁ I. 629–630)

Как-то раз на востоке, в Мирдале, один человек шел вдоль скал на берегу моря, рано утром, когда все еще спали. Подойдя к какому-то гроту, он услышал, что там танцуют, а снаружи заметил несколько тюленьих шкур. Он взял одну из них, отнес к себе и запер ее в сундук.

Днем он снова отправился к гроту. Там сидела красивая девушка, совершенно нагая, и плакала. Это был тюлень, чью шкуру забрал человек. Он дал девушке одежду, утешил ее и отвел в дом. Она привязалась к нему, но ни с кем больше не дружила. Часто она сидела и смотрела на море.

Спустя какое-то время человек женился на ней. Они жили в согласии, и у них родились дети. Крестьянин так и хранил шкуру запертой в сундуке, а ключ держал при себе, куда бы ни отправился.

Однажды, спустя много лет, он ушел в море, забыв ключ у себя под подушкой. Другие говорят, что крестьянин отправился на рождественскую мессу вместе со своими людьми, и что его жена болела и не могла пойти с ними; переодевшись, он забыл вынуть ключ из кармана своей повседневной одежды. Когда он вернулся, сундук был открыт, а его жена и тюленья шкура исчезли.

Она взяла ключ, открыла из любопытства сундук и нашла шкуру. Тут она не смогла устоять перед искушением, простилась с детьми, надела шкуру и бросилась в море. Рассказывают, что перед этим она прошептала:

Говорят, тот человек сильно горевал. Потом, когда он отправлялся ловить рыбу, какой-то тюлень все плавал вокруг его лодки, и казалось, что слезы текут из его глаз. С тех пор у того человека всегда был хороший улов и ему часто сопутствовала удача.

Когда их дети гуляли по берегу, люди часто видели тюленя, который плавал в море недалеко от них — и когда они шли по твердой земле, и когда по краю воды — бросая им разноцветных рыбешек и красивые ракушки. Но их мать так никогда и не вернулась на землю.

(перевод Виктора Генке)

Лагарфльоутский змей (Ormurinn í Lagarfljóti, JÁ I. 635–636)

Однажды в древности на одном хуторе в Округе близ реки Лагарфльоут жила женщина. У неё была взрослая дочь. Её она подарила золотое кольцо.

А девушка спрашивает: «Матушка, как мне извлечь больше пользы из этого золота?»

«Подложи его под змейку», — отвечает мать.

Взяла девушка змейку, посадила на золото и положила в свой ларчик. Там змейка и лежала несколько дней. А когда девушка решила её проведать, змейка так сильно выросла, что ларчик стал разъезжаться. Тут девушка испугалась и выкинула ларчик со всем содержимым прямо в реку.

Прошло время, и вот люди начали замечать: в реке завёлся змей. Он губил и людей, и скотину, когда они переплывали через реку. А порой он вытягивался на берег и обильно изрыгал яд.

Беда была большая, но никто не знал, как с ней справиться. Тогда позвали двоих финнов. Они должны были убить змея, а золото достать. Они нырнули в реку, но вскоре вынырнули снова. Финны рассказали, что ни извести змея, ни достать золото нельзя: силы слишком неравны. Они сказали, что под кучей золота сидит второй змей, ещё злее, чем первый. А змея они посадили на две привязи: одну накинули на крылья, другую на хвост.

Больше змей никого не может погубить: ни людей. Ни скотину, — но порой он выгибает спину, и если она показывается над водой — это к серьёзным событиям, например. год выдастся голодным или травы плохо уродятся.

Те, кто не верит в этого змея, утверждают, что это всё выдумки, и говорят, будто слыхали, что какой-то пастор не так давно переехал на лодке реку как раз в том месте, где якобы сидит змей, чтобы доказать, что там никого нет.

(перевод Ольги Маркеловой)

Рябина (Reynirinn, JÁ I. 639)

Из древесных видов больше всего рассказов о рябине, потому что немалая вера была в неё как в древности, так и в недавнее время, да и по сей день. Она имеет своего рода святость сама по себе и примечательно, что именно она спасла жизнь Асатору, когда он переходил вброд реку Вимур ко двору Гейррёда и вот почему рябину с тех пор называют, разумеется, в знак уважения, «спасенье Тора», как говорится в Эдде. Хотя то, что написано в Саге о Стурлунгах, делает её ещё более священной и возвышенной, поскольку Гейрмунд-кожа-как-у-Хель всегда видел сияние над рябиновой рощей, которая выросла в одной долине, где позднее была построена Скардскиркья (церковь на Перевале), что в Скардстрёнде. Так как он был язычник, тот свет был ему не по нраву, но даже такой влиятельный и могущественный хёвдинг, каким был Гейрмунд, не решился искоренить те рябины, он желал извести их в своих владениях, но так и не смог ничего сделать; да побил своего пастуха за то, что тот хлестал скот Гейрмунда рябиновым прутом. В более позднее время рябина считалась одним из наиболее надёжных доказательств невиновности, когда она прорастала на могиле того человека, который был обвинён и казнён без доказательства виновности при жизни; и вот истории об этом.

(перевод Вадима Пермина)

Брат и сестра с островов Вестманнаэйар (Systkinn í Vestmannaejum, JÁ I. 640)

В прежние времена, говорят, брат и сестра из хорошего рода жили в Вестманнаэйар[113]. Так случилось, что девушка забеременела в отчем доме; так как брат с сестрою очень любили друг друга, злые языки пустили слух, что брат обрюхатил девушку. Эти слухи дошли до прокурора островов и он тотчас приехал расследовать это дело. Не помогло ни то, что брат отрицал свою вину в этом преступлении и яро доказывал свою невиновность, ни то, что сестра оправдывала его от всех обвинений и называла имя другого человека, который тогда покинул острова. Поскольку в те времена обычно придавали большое значение кровосмешению здесь в стране, и хотя представители власти не имели никаких доказательств их вины, кроме подозрений, каждый из них вынес смертный приговор обвиняемым, один за другим, так и произошло здесь. Те брат и сестра были приговорены к смертной казни и приговор был исполнен.

Но говорят, что оба они слёзно молили бога на месте казни, доказать их невиновность после того как они будут преданы смерти, даже если люди не хотели верить в неё при их жизни; также они попросили своих родителей проследить, чтобы их похоронили на церковном кладбище. Затем они были казнены и, после долгого траура и, похоже, больших пожертвований церкви и духовенству, которые в то время были общеприняты, родителям было позволено похоронить детей на церковном кладбище, но всё же не могли они оба лежать в одной могиле, но дóлжно было похоронить одного на юге от церкви, а другого — на севере от неё, так и было сделано.

Когда прошло некоторое время, люди стали примечать, что молодые рябинки проросли из могил брата и сестры, и поднимались они так сами по себе, пока их ветви не соединились над коньком церковной крыши; и считалось, что разрешив рябиновым деревцам, которые, как было известно, не сажала ни одна человеческая рука, расти, как им вздумается, бог хотел показать невиновность брата и сестры живущим. А то, что те деревца клонились друг к другу над коньком церковной крыши и соединили там листья и ветви, казалось, указывает на невинное и ласковое единство брата и сестры при жизни и на их желание лежать в одной могиле после смерти. Так росли и стояли те рябины долгое время, до тех пор, пока Турецкие псы не пришли с разбоем в Вестманнаэйар в начале XVII века, похищали там скот[114] и людей, и совершали множество преступлений, как известно; одним из них, повествует сказание, было то, что Турки срубили обе рябины на церковном кладбище и угрожали вернуться на острова с не меньшими грабежами и захватами, как только эти деревья вырастут такими же высокими в следующий раз. Но у людей нет рассказов о том, что деревья когда-либо прорастали после того и это считается величайшей милостью божьей, потому что если бы это произошло, турки могли бы исполнить свои угрозы.

(перевод Вадима Пермина)

Брат и сестра из Эйя-фьорда (Systkinn í Eyjafirði, JÁ I. 640–641)

Другая история очень похожа на эту, происходит из Эйя-фьорда, о брате и сестре, которые оба были приговорены к смерти за кровосмешение и казнены в Мёдруфетльсройне[115]. Рассказывается, что они всегда были невинны. Когда их привели на место казни, они оба обратились к богу, чтоб он в конце концов доказал их невиновность после смерти. Потом они были убиты и проросло из их крови рябиновое дерево и рассказывают, что раньше из того дерева выросло множество, но сейчас нет ни одного деревца в той области.

(перевод Вадима Пермина)

Больше о рябине (Fleira af reyniviðnum, JÁ I. 641)

Много больше историй рассказывают о рябине. Её называют священным деревом и есть предание о том, что в древности, когда доходило дело до рябины в Сочельник, загорались огни на всех её ветвях и потушить их ветер не мог, сколь сильно бы не дул. Кажется, что это был своего рода образ рождественской ёлки, которую за границей принято зажигать и наряжать фруктами и другими украшениями молодым и старым на радость, особенно в канун Рождества, а в некоторых местах это становится модным и здесь в стране, в торговых городках. Если человек собирается сорвать ветвь рябины и ищет её с этой целью, то он её никогда не найдёт, даже если бы он точно знал, где она растёт, и нашёл бы её в иное время сразу.

Рябина вряд ли может быть использована для какого-нибудь дела. Если её использовать как дрова, пробуждает она вражду меж теми, кто сидит вокруг огня, даже если они были лучшими друзьями; если её использовать для строительства дома, женщина не сможет разродиться в том доме, никакое другое живое существо или скотина не даст потомства и не будет процветать. Если рябину использовать в кораблестроении или оснащении судов, погибнет тот корабль, если не будет на нём использован можжевельник. Если нагели уключин из рябины с одного борта, а не по обоим бортам, тогда опрокинется [судно]. Из-за этого последнего становится ясно, почему некоторые простолюдины говорят «что рябина проклята»; поскольку из-за суеверий не считалось безопасным использовать её каким-либо образом, весьма вероятно, что в этом причина того, что она остаётся не срубленной там, где она выросла здесь в стране и имеет значительно больше покоя, чем берёзовые леса; так что Эггерт Оулавссон говорит, что она вырастает шести или восьми локтей в высоту в Хест-фьорде и Иса-фьорде, когда он путешествовал по стране в середине прошлого века.

(перевод Вадима Пермина)

Можжевельник и рябина (Einir og reynir, JÁ I. 641–642)

Хотя не много пользы от древесины рябины в кораблестроении, как только что было сказано, безопасно её использовать, если на том же корабле использован можжевельник. Выходит, что можжевельник и рябина — самые могущественные враги; можжевельник хочет [поднять] корабль вверх на небо, а рябина хочет тянуть его вниз в море, и это хорошо, потому что в противном случае унесло бы корабль в море, так как держался бы он слишком свободно на волнах, если бы можжевельник сам управлял; но рябина утяжеляет его и удерживает достаточно твёрдо на волнах, поскольку можжевельник тянет его вверх. Поэтому следует использовать можжевельник в средней части борта судна, а рябину для киля или части днища прилегающей к килю. Вот что ещё говорится о несогласии этих деревьев — если они помещены по разные стороны большого дерева, то они будут дёргать то дерево между собой и расщепят его во всю длину; вот как им плохо быть вместе. Если можжевельник и рябина вместе в одном доме, то он сгорит. Если можжевельник и рябина по разные стороны одной лошади, то она опрокинется. Если можжевельник и крапива (Urtica urens) вместе помещены в ящик вечером, каждый окажется в разных концах утром.

(перевод Вадима Пермина)

«Кровавый дуб»[116] и ива (Blóðeik og selja, JÁ I. 642)

О «кровавом дубе» ранее упоминалось, что его нельзя использовать для кораблей, потому что корабль тот погибнет. — У ивы такова магическая сила, что если она имеется в бадстове[117] или жилом доме, не даёт человеку ни умереть, ни родить женщине; скот не даёт приплода, если ива имеется в сарае. Не следует резать иву или рубить, потому как порежет человек себя или поранит и заживать все эти раны будут долго и плохо, если вообще когда-нибудь заживут; и говорят, что то была ивовая коряга, от которой Греттир получил рану, приведшую к его смерти. Так же считается небезопасным использовать иву в качестве топлива, потому что как только она зажжена, происходит такой громкий треск в огне, что диву даёшься. Из-за этого повсеместно сборщики пла́вника часто оставляют ивовые поленья нетронутыми на берегу, не перекатывают их, не обращают никакого внимания, даже если их может унести, потому что считают иву худшим деревом из созданных богом.

(перевод Вадима Пермина)

«Воровской корень»[118] (Þjófarót, JÁ I. 642–643)

«Воровской корень» — это трава с беловатым цветком. Говорят, что она вырастает там, где был повешен вор, и прорастает она из его смертной пены. Другие говорят, что она прорастает из кучи камней на могиле вора. Корень этой травы сильно разветвлён. Поэтому, когда добывают «воровской корень», важно окопать вокруг всех его отростков, чтобы не отрезать какой-нибудь из них где-либо кроме среднего отростка или основного корня, который идёт прямо вниз в землю, его нужно оторвать. Однако, такова магическая сила у того отростка, что какое бы существо не услышало треск, когда он разрывается, падает [оно] замертво. Поэтому те, кто копает «воровской корень» перевязывают войлоком уши. А для того, чтобы не бояться услышать что-либо, используют они такую предосторожность: они обвязывают корень, а другой конец [верёвки] привязывают к собаке, которая у них с собой. После того как закончат все приготовления, бегут они от места раскопок и тогда, когда полагают, что удалились достаточно — зовут собаку. Разрывается тогда корень от того, что собака слушается и сбирается бежать к человеку, и тотчас дохнет та собака, из-за того что слышит треск разорвавшегося корня. Затем корень забирают и заботливо хранят. У этой травы такое магическое свойство, что она притягивает к себе зарытое в землю серебро, так же как «мышь прилива»[119] притягивает к себе деньги из моря. Однако сперва надо украсть монетку у нищей вдовы и подложить под неё [траву] между [чтением] Послания и Евангелия в любой из трёх больших праздников года. Но не будет притягивать тот корень другие монеты, кроме того же достоинства, какого были украдены и подложены под него в первый раз; так если например это осьми-скильдинг, то будет притягивать только осьми-скильдинги и т.д. Никогда я не слышал о трудностях, связанных с владением или избавлением от этого корня; так можно выбросить [его] безнаказанно, где бы и когда бы ни пожелал.

(перевод Вадима Пермина)

Замок-трава или четырехлистный клевер (Lásagras eða fjögurra laufa smári, JÁ I. 643)

У этой травы такое название от того, что она открывает любой замок, на который [она] помещена. Чтоб заполучить её есть два способа. Первый — такой: взять послед лошади в дни переезда[120] и зарыть в землю близ болота там, где достаточно сыро, на глубину около фута, и затем накрыть дёрном. Если осмотреть [это место] в ночь мессы св. Йоуна, трава должна прорасти[121].

По рассказам из Муласислы[122], в которых эта трава зовётся четырёхлистным клевером (Paris quadrifolia)[123], она не вырастает раньше, чем на третий год. Затем надо взять сей «клевер» и высушить на ветру, да остерегайся, чтоб солнце на него не попало, и носи его на шее на шёлковой нити; открывается тогда любой замок перед тем, кто эту траву имеет.

Другой способ связан с бóльшими трудностями. Человек должен сделать дверную коробку целиком, вместе с дверью, замком и ключом, да установить её перед гнездом белой трясогузки и запереть в то время, пока трясогузка не в гнезде. Когда она прилетит к гнезду, захочет она попасть к яйцам своим или птенцам; найдёт она тогда «замок-траву» и принесёт её к двери или засунет в замок и так откроет его тотчас, и именно так люди впервые узнали о магических свойствах сей травы. Когда трясогузка воспользовалась сей травой, следует её взять и использовать по нужде и необходимости; но с этим связана такая трудность, что никогда больше тот, кто сию траву использует, не может ходить с непокрытой головой, потому как трясогузка постоянно будет искать случая скинуть ядовитую змею ему на голову и убить его.

Манжетка[124]. Если человек спит на манжетке, не снятся ему ни кошмары, ни дурные сны.

(перевод Вадима Пермина)

«Супружеская трава» (Hjónagras, JÁ I. 643–644)

У «супружеской травы» два корня, один толстый, а другой сухой (тонкий). Толстый корень возбуждает женолюбие и плотские желания, прогоняет печаль, увеличивает радость и подкрепляет душевную силу человека. Сухой корень следует давать человеку для воздержания.

Эту траву обычно называют «травой Браны», и ещё больше имён у неё, например, «любовная трава», «трава Фригг», «корень похоти» и «трава подруги»[125]. Название «трава Браны», само собой разумеется, проистекает от той травы, которую Брана старая дала своему воспитаннику Хальвдану, чтоб заполучить любовь Марсибилы дочери Оулава конунга Англии.

«Трава Браны» растёт во многих местах Исландии и у неё крепкий стебель и блестящие зелёные листья на три стороны, и соцветие вверх, как говорит Эггерт Оулавссон, пурпурно-красного цвета.

Мохр[126] знаком с таким суеверием, что люди, как в Исландии, так и в других местах, представляют себе, что эта трава возбуждает похоть[127] и любовь между мужчиной и женщиной, и успокаивает несогласие между супругами, ежели они спят на ней. Но сейчас, прежде всего говорят, что корни сей травы наиболее сильны, и их всегда два под одним стеблем, один сильный[128], а другой слабый[129]. Когда они срезаны и оба брошены в воду, «сильный» держится на поверхности, а «слабый» тонет.

Когда человек хочет добыть сей корень, чтоб пробудить любовь, должен тот, кто ищет любви, окопать хорошенько вокруг корней той травы и тщательно следить, чтоб ни один отросточек не оторвался ни от одного из корней, когда он достаёт их из земли; иначе потеряют они свою силу. После этого следует положить один корень под голову тому, чью любовь человек хочет заполучить, но всё же устроить всё следует так, чтобы она об этом не знала и спала на корне, а самому нужно спать на другом. Говорят, что едва ли подведёт [этот способ], что человек получит любовь той, которой искал, если всё правильно сделано.

(перевод Вадима Пермина)

Таволжник и другие травы (Mjaðurt og fleiri grös, JÁ I. 644)

Таволжник[130]. Таволжник используют и использовали для того, чтобы узнать, кто украл. Её следует собирать в ночь мессы Йоуна, в самую полночь, наполнить тазик для умываний чистой водой и положить траву в воду. [Если] она всплывёт, то [вор] женщина, но [если] утонет, тогда парень. Тень растения укажет, кто именно [вор]. При этом следует читать сию формулу: «Вор, я заклинаю тебя вернуться с добром, что ты украл у меня, таким же сильным заклинанием, каким бог изгнал дьявола из рая в ад».

Трава Фрейи[131]. Трава Фрейи используется для того чтобы узнать, кто у человека украл. Сначала надо поместить её в воду на три ночи, потом положить под голову свою и спать на ней, и должен человек тогда увидеть того, кто украл.

Калужница[132]. Магическая сила сей травы удивительна, потому как если она собрана, когда солнце в знаке льва (с 13 июля по 12 августа), и вымочена в крови ягнёнка, и вложен туда волчий зуб, и затем завёрнута в лавровый (лист?), да носится на себе, никто не сможет сказать тому человеку ничего, кроме мирных слов. Если у человека украли, и он приложит её к своему глазу, должен он увидеть вора и все его деяния. Если лютик сей помещён в дом, где находятся женщины, которые прелюбодействуют, не смогут они выйти, пока лютик тот не заберут.

Если носить на себе толокнянку[133], в серой бумаге, защитит того от всех духов, кроме тех, что призваны. Ягоды толокнянки называют mulningar (нечто разбитое, расколотое). Если люди их едят, избавляются они от вшей. Вот почему их порой называют lúsamulningar (от lús — вошь).

Есть ещё кое-какие травы, о которых я не знаю никаких рассказов, но, тем не менее, похоже они должны быть, или по кройней мере были; и в состав их [имён] входило имя чёрта, например, «демоногон»[134], и после того, как услышат это имя — не нужно большего, чтоб понять, что за сей травой великая сила, как упоминалось ранее, это [растение] защита от зла. Другие — это «чёртов палец», «чёртова нога», «чёртова трава», «чёртов волос», «чёртова капуста», «чёртов канат»[135]. Порой невозможно понять, чего больше в названии растения, его лечебной силы, или колдовской. Так, например, с «кровокорнем»[136], который в действительности останавливает кровотечение, но, тем не менее, используется так же и для магии.

(перевод Вадима Пермина)