Испорченный

2. Притяжение

— За исключением случаев, когда мужчина в безвыходном положении или в нетрезвом состоянии, он не может и не будет трахать то, на что у него не стоит.

На этот раз вздохов меньше, но каждое идеально напудренное лицо свекольно-красное от смущения, что вызывает у меня насмешливую улыбку.

По правде говоря, я люблю это дерьмо. Люблю трепать их тщательно ухоженные перышки. Их явный дискомфорт развлекает меня. Видеть розовый оттенок стыдливости, пробивающийся через их румянец — как бальзам на мою немного садистскую душу.

— И в этом случае, — продолжаю я, — вы так или иначе его не захотите. Но вы хотите, чтобы он вылизывал подошвы ваших «Джимми Чу»⁷. Посмотрим правде в глаза, дамы... этого не будет. Почему это так, как вы думаете?

Честная игра. Гребаная честная игра.

— Кто-нибудь? Ну же, дамы. Я не смогу вам помочь, пока вы не захотите, чтобы вам помогли. Так что, если у вас нет идеального брака и мужей, которые регулярно доводят вас до оргазма, я должен видеть несколько рук.

В этот раз я был вознагражден одиннадцатью практически одновременными резкими вдохами. Они все еще здесь. Не возражающие обнажить души и грязное белье, стремясь вновь разжечь потухшее пламя между ног.

Дело в том, что женщины — лгуньи.

Ага, я это сказал. Л-Г-У-Н-Ь-И.

Они хотят близости так же сильно, как и мужчины. Но для них близость — больше, чем просто физический акт. Они хотят быть нежно любимыми, еще хотят мужчину, который не останавливается ни перед чем. Они хотят нежности, но страстно желают быть оттрахаными, как двухдолларовые шлюхи. Они хотят мужчину, который будет действовать всю ночь, но у него все еще будут силы, чтобы поцеловать, обнять и поговорить об их чувствах после.

Послушайте, дамы. Мы чертовски устаем! Попробуйте сами поработать в стиле фаллоимитатора, совершая некоторые движения как в «Цирке дю Солей», и увидите, сможете ли вы удержать свои глаза открытыми. Для нас вырубаться после секса — комплимент, свидетельство того, как хорошо это было. И, откровенно говоря, если ваш парень может выпрыгнуть из койки и пойти на работу или пробежать марафон, при этом у него все еще есть силы, оставшиеся после секса. Он только покончил с сексом и с вами.

К большому удивлению, привлекая мое внимание, вверх поднимается рука. Конечно, у судьбы нездоровое чувство юмора.

— Вы сказали, мы больше не привлекаем своих мужей, — решительно констатирует Эллисон.

Как бы сильно мне не хотелось оспорить ее ответ и причинить страдания этому жалкому подобию мужчины, известному, как Эван Карр, мое рабочее выражение лица крепко зафиксировано на месте. Тем не менее, я опускаю взгляд в свои записи, не доверяя ему полностью. «Бизнес, Дрейк, — повторяю я себе. — Бизнес важнее ерунды».

— Уточните, миссис Карр.

— Элли, — резко возражает она, заставляя меня почти поперхнуться своими словами.

— Простите?

— Называйте меня Элли. Просто Элли. Никто не называл меня Эллисон с времен подготовительной программы Святой Марии. И если вы снова назовете меня миссис Карр, я буду вынуждена подать иск в суд за клевету. Миссис Карр — моя очаровательная, любезная свекровь, — отвечает она с намеком на сарказм.

Наконец, хоть кто-то говорит моим языком.

Это не секрет, что миссис Элайн Карр — бешеная сука в дизайнерских туфлях на каблуках. После того как ее несколько лет назад выгнали из «Настоящих домохозяек Нью-Йорка»⁸, она стала известна, как Злобная Ведьма Верхнего Ист-Сайда. Когда шоу получило отрицательную реакцию после одной из ее подогретых вином тирад, связанной с обслуживающим персоналом нетрадиционной ориентации и уничижительными оскорблениями, ее не пригласили на следующий сезон. Конечно, она была в ярости и пригрозила подать в суд на телеканал. Не потому, что она нуждалась в деньгах. Для нее было унижением, что отбраковали ее маленькую наращенную задницу.

К счастью для нее, Эллисон сниматься отказалась, тем не менее, Эван был такой же большой шлюхой на камеру, как и его мать. Не меньше, чем ему нравится трахать домохозяек, быть «домохозяйкой», казалось, даже больше соблазняет его.

— Ладно, — говорю я, откашливаясь. — На чем мы остановились? Притяжение, дамы. Это мощная штука. Это то, что ловит мужчин, пленяет их и заставляет их возвращаться снова. И это выходит далеко за рамки физических свойств. Если начистоту, вы должны быть тем, что они хотят. Вы должны предлагать им то, чего они желают. Видите ли, мужчины — незатейливые существа. Нам нужно то, что мы хотим. Если вы не то, чего мы хотим, мы находим что-то или кого-то, что мы желаем.

— Это отвратительно, — слышится ропот в задней части комнаты. Я поднимаю глаза, тут же распознав светлые платиновые волосы и недовольное лицо Лэйси Роуз, жены легендарного рокера Скайлара Роуза, который на сорок лет старше ее. Они встретились и поженились, когда Лэйси было только шестнадцать, что сразу же вызвало медиа-бурю об истинных намерениях малолетней невесты и о склонности музыканта к растлению несовершеннолетних. Это было десять лет назад, а сейчас Лэйси стала женщиной и родила двух детей, а Скайлар рыскает по магазинам сети ‘Forever 21’ и ресторанным дворикам торговых центров, чтобы опылить другой юный цветок.

Это дерьмо звучит неправильным для кого-нибудь еще?

— Отвратительно, но правда, миссис Роуз, — отвечаю я с кивком.

— Так что... мы участвуем в создании нового облика? Предполагается, что мы должны измениться, чтобы привлечь их?

— Не обязательно. Подумайте о себе, как об идеально запакованном подарке. Все вы тратите тысячи на свою внешность, так что нет необходимости работать над этим. Мы всего лишь хотим продемонстрировать упаковку по-другому. Не меняйте то, что у вас есть, просто пользуйтесь этим. Позвольте, я вам покажу, миссис Роуз?

Я покидаю свое место за кафедрой и встаю прямо перед ней с протянутой рукой. Она неохотно кладет свою руку в мою и встает, позволяя мне отвести ее в переднюю часть комнаты.

— Что вы собираетесь со мной делать? — спрашивает она, ее взгляд нервно мечется по комнате, как только я начинаю перемещаться к ней за спину.

— Расслабьтесь, миссис Роуз. Как и все, вы читали в подписанных вами документах, что я никогда не причиню физический вред, а также не применю к вам насилие. Хотя, в некоторых случаях, я буду вас трогать. Направлять вас. Если в какой-то момент вы почувствуете дискомфорт, просто скажите «стоп». Это все. Теперь... могу я вас коснуться, миссис Роуз?

Ее плечи поднимаются и опадают с вымученными вздохами, предвкушая ощущение от моих рук. Это сложная часть. Я знаю, что делаю с этими женщинами. Я знаю, что они видят, что они чувствуют из-за меня. Они привыкли к сильным мужчинам, они привлекают их, и только из-за этого единственного факта их тянет ко мне. Плюс темно-голубые глаза и доминирующее телосложение в шесть футов два дюйма⁹, и я становлюсь дорогостоящим привлекательным мужчиной на следующие шесть недель. Вот почему я веду дела очень профессионально. Мой стиль общения всегда сдержанный и без преамбул. Хотя я стараюсь быть радушным, я никогда не бываю чрезмерно дружелюбным. Таким образом, в то время как я привлекаю их в физическом плане, я веду себя как мудак, чтобы гарантированно отвергнуть заигрывания одиноких домохозяек.

— Да, — выдыхает она. Я практически могу представить, как закрываются ее трепещущие веки.

Возвышаясь позади нее, огрубевшими подушечками пальцев едва задеваю ее руки по бокам, дразня ее кожу. Она дрожит от моего прикосновения, часто и тяжело дыша, в то время как остальные женщины, затаив дыхание, разинули рты от завистливой похоти.

Я придвигаюсь ближе, прижимаясь грудью к ее спине. На секунду она вздрагивает, перед тем как со вздохом растаять в очертаниях моей грудной клетки.

— У вас потрясающие руки, Лэйси, — я говорю почти шепотом, удерживая губы рядом с ее ухом. — В тонусе, загорелые, гладкие. У вас сексуальные плечи. Кто-нибудь уже вам это говорил? Представьте руки, массирующие их, сначала нежно, снимая напряжение, накопленное за день. Затем немного больше давления. Сильнее. Затем еще сильнее. Хорошие ощущения? Представьте губы, путешествующие с поцелуями по ним, перед тем как продвинуться к вашей шее... язык лижет, чтобы попробовать вас... так сладко... так ласково...

Когда звук возбуждения покидает ее рот, я отступаю назад, вынуждая Лэйси упасть ко мне в руки, направляя ее внутреннюю Скарлетт О'Хару. Прежде чем ей становится слишком комфортно, я ставлю ее на ноги, давая понять, что я не Ретт Батлер.

Ее лицо вспыхивает от смущения и возбуждения, Лэйси, пошатываясь, поспешно передвигается к своему месту, пока десять женщин провожают ее вопросительными взглядами.

— Итак, — выкрикиваю я с громким хлопком в ладоши, завладевая их вниманием. — Это было искусство притяжения — работая с тем, что у вас есть. Поддерживая ваши сильные стороны и уверенность в сексуальности. Есть еще добровольцы?

Одиннадцать рук взлетают к небу. Нет, подождите... их четырнадцать. Несколько дам подняли по две руки.

*

После дня поглаживаний хрупких самомнений и еще одного неловкого ужина, мучительно понаблюдав, как большинство гоняют еду по своим тарелкам, притворяясь, что они едят, я практически бегом отправляюсь на главную кухню, чтобы взять холодное пиво и заодно проверить свой персонал.

— Что случилось Джей Ди? Как обрабатываются Эротичные Одиннадцать? — приветствует су-шеф «Оазиса» Рику. Он ребенок-аномалия. Наполовину японец и наполовину бразилец, измученный сексуально-озабоченными домохозяйками, влюбленными в его волосы цвета воронова крыла, крепкое телосложение, бронзовую кожу и тонкие черты, характерные азиатам. Когда я спросил у него, как его родители сумели объединить свои культуры, он ответил: «Язык любви доступен каждому».

Да, верно.

Все же он хороший парень, только немного зеленый, когда речь идет о сердечных делах. Если бы у кого-то, такого как я, были друзья, Рику был бы одним из них. Но, увы, я такой, как есть.

Я беру в холодильнике два холодных пива и открываю их, перед тем как передать Рику его бутылку, которую он с радостью принимает.

Все здесь знают, несмотря на то, что я подписываю их зарплатные чеки, я очень далек от босса. Здесь нет мистера Дрейка. Никаких официальных выговоров или обручей, через которые нужно прыгать. Правила простые: хочешь работать со мной, великолепно. Выполняй свою работу. Если нет, прекрасно — все заменимы. С хорошей зарплатой, льготами и взаимным уважением между всеми сотрудниками, будь ты мойщик посуды или шеф-повар, я редко занимаюсь вопросами найма или увольнения сотрудников.

— Эротичные Одиннадцать? Хмм... не сильно отличается от последней группы. Как ты называл их? Обжигающая Семерка?

Рику смеется, затем наклоняет свое пиво и смотрит на этикетку.

— «Кромбахер»¹⁰? Где ты его достал?

— В Германии.

— Ты там провел лето? Развращал стайки красавиц в Берлине?

— Одно из мест, — я пожимаю плечами. — Можно сказать, просто странствовал по Европе. Останавливался в Амстердаме, Брюсселе, Праге, даже преуспел в этом в Испании.

Рику качает головой, его губы изгибаются в ухмылке.

— Ты так говоришь, как будто ты занимался пешим туризмом и спал в хостелах или еще в каком-то дерьме. Будь искренним, мужик. Ты сделал это в стиле плейбоя, как и всегда. Возможно, где-то там нашел свою собственную Хайди Клум.

— Нет, ничего подобного.

Рику наполовину прав. Я скитался по Европе с шиком, разъезжая по побережью Монако, останавливаясь в роскошных курортных отелях и позволяя себе насладиться восхитительными кухнями самых лучших ресторанов. Я также развлекся с львиной долей сексуальных, европейских кисок. Но, эй, я был в отпуске.

— Конечно, о чем речь, — замечает он, нисколько не оскорбленный моей холодностью. Он уже знает, что неприкосновенность частной жизни очень важна для меня, и что я редко делюсь личной информацией. — Просто бросьте одну на моем пути, если когда-нибудь ваши руки будут слишком переполнены, чтобы жонглировать всеми этими ангелами «Виктории Сикрет», которые припрятаны у вас.

Одна модель купальников. Одна. И вдруг я Хью Хефнер со свежим пополнением «Виагры»¹¹.

Я молча допиваю свое пиво, слушая его болтовню о невероятных раздражающих требованиях наших гостей.

— Никакого масла. Никакого глютена. Никакого молока. Никакого жира, никаких калорий, никаких вкусоароматических добавок. Какого черта эти цыпочки хотят есть? Воздух?

— Если бы ты смог положить его на тарелку и украсить зеленью петрушки, это был бы хит.

— Да пошло оно все, — замечает Рику, качая головой. — Я хочу женщину, которая ест. Такую, для которой я смогу приготовить, и покормить ее, пока она свернулась рядом со мной в постели. Разве это возможно с мешком костей. Я имею в виду, ты видел большинство из них? Дерьмо, если они повернутся боком, они, черт возьми, исчезнут. Я выберу сиськи и задницу, вместо ходячего скелета, в любой гребаный день.

Я киваю, ощущая в его словах двойной смысл. Конечно, эти женщины хотят есть. Они, как и все, жаждут сытных блюд и сладких десертов. Они не выносят постоянно тратить время на подсчитывание калорий и фунтов. Но когда ты живешь в обществе, которое превозносит худобу и пристыжает всех, кто не помещается в очень, ну, очень маленький размер, ты идешь на жертву. И именно это они и делают. Они жертвуют своим счастьем, своим душевным спокойствием, а чаще всего и здоровьем. И, в конце концов, это все не только о еде или фигуре. Это еще одна дырка на поясе хорошенько облажавшейся современной Америки.

Я осушаю свое пиво, перед тем как пересечь двор к своему дому. Сегодня теплее, чем обычно, и я решаю искупаться под темным покровом ночи, чтобы очистить голову. Сняв костюм и галстук, и переодевшись во нечто более свободное, я ныряю в бирюзовую воду, позволяя прохладе погасить жар, зарождающийся глубоко внутри меня.

В этот раз все по-другому. Я в этом бизнесе несколько лет, но все же чувствую странную неподготовленность. Это только конец второго дня, а я уже на пределе, искушение приближается к границам моих принципов. В этом случае я не продержусь. Если так будет продолжаться и дальше, я не выдержу.

Хорошо, до этого я лгал. Ну, не то чтобы лгал. Просто не говорил всю правду. Когда я сказал, что воздерживаюсь от секса в течение шести недель обучения, я имел в виду, что я пытаюсь воздерживаться от секса шесть недель. Конечно, у меня почти всегда получается, но должен признать, что случаются сбои. Вот, почему у меня всегда есть девушка в резерве. Очень немногие посторонние знают, где находится поместье, а те, кто знают, получают эту информацию на особых условиях. Никаких обязательств, никаких ожиданий, просто кто-то помогает забыть об этом всем известном зуде, чтобы я смог сконцентрироваться на поставленной задаче.

Я проплываю бассейн в длину, ощущая, как работают мои мышцы, воспламеняя совершенно другой огонь в бедрах, икрах и бицепсах. Я еще раз отталкиваюсь от края бассейна, вынуждая свое тело яростно преодолевать сопротивление воды. Проклятье, эта боль хороша. Я хочу продолжать двигаться, продолжать проталкиваться сквозь толщу воды до тех пор, пока я не буду слишком истощен, чтобы думать о том, чего я очень страстно желаю. Я хочу чувствовать этот огонь напряжения, пока он не затмит огонь, лижущий мою сущность в настоящее время.

Большинство думает, что я фанат здорового образа жизни. Они смотрят на меня, как я выматываюсь в бассейне, бегаю, отжимаюсь, словно это вышло из моды. Но в действительности — это необходимо. Это единственный способ избегать того, что я на самом деле хочу. Без этого высвобождения я бы сгорел изнутри. Либо так, либо выдернуть все мое дерьмо на поверхность, пока оно не уменьшится. Без вариантов.

— Ничего себе, я не удивлена, что в этом месте нет никакой вредной пищи, потому что владелец — Райан Лохте¹².

Я поворачиваюсь и вижу пару бледных ног, скрытых до колен шелком с цветочным принтом. Мой заинтересованный взгляд путешествует по ним, берущим начало от изгибов мягких бедер, что сужаются в узкую талию, перед тем как плавно перетечь в нижние округлости полных, дерзких грудей.

Ставлю тысячу долларов, что на ней нет бюстгальтера. Две, что ее соски практически подмигивают мне под этим тонким, облегающим фигуру платьем из шелка.

Мой рот наполняется слюной, как у голодного льва, и я сглатываю, заставляя себя отвести взгляд, прежде чем позволю себе узнать ответ наверняка.

Нет необходимости видеть остальное. Я уже знаю. Я практически чувствую ее парфюм в шепоте ветра, что следует от нее ко мне. Черт, я почти представляю ухмылку, что, несомненно, держится на этих нежных губах.

— Серьезно, что девушка должна сделать, чтобы получить здесь настоящее мороженое?

Краем глаза я замечаю, как Эллисон наклоняется и садится на край бассейна, и осторожно погружает пальцы ног в воду. Я поворачиваюсь посмотреть, пораженный видом хрупкой газели рядом с водной поверхностью. Она заметно дрожит, и эти большие оживленные глаза улыбаются с веселым изумлением.

Я откашливаюсь, молясь, чтобы, когда я, наконец, наберусь смелости открыть рот, это были настоящие слова и звуки.

— Пожалуй, вашу заявку лучше адресовать на кухню, миссис Карр.

Целиком поглощенный другими (запретными) частями ее тела, я даже не замечаю у нее в руках ложку и небольшую тарелку с мороженым.

— Да, но это какое-то обезжиренное дерьмо из соевого молока, которое на вкус как детские какашки, — отвечает она, морща нос с веснушками.

Я позволяю себе сделать несколько шагов к ней. Я заслужил их. Я был хорошим парнем... вроде.

— И ты знаешь, каковы на вкус детские какашки? — спрашиваю я, скептично приподнимая бровь.

— Ну, разумеется, я не знаю. Но на основе того, как это пахнет, я могу сказать, что это мороженое чертовски близко к этому, — она ставит тарелку рядом с собой, после чего корчит ей последнюю пристыжающую гримасу. — Так что вы здесь делаете? Я думала, что вы были истощены этим очень... практическим уроком. Очень поучительным уроком, мистер Дрейк.

— Да, мы стараемся изо всех сил, миссис Карр, — отвечаю я с непроницаемым лицом, хотя мой голос полон удивления.

Эллисон закатывает глаза и качает головой, ее темно-рыжие волосы касаются голых плеч.

— Я говорила вам — не называйте меня миссис Карр. Я не заинтересована в поедании своих детенышей, как и в уходе за ними, пока они не повзрослеют, чтобы платить налоги, — она удерживает ноги на поверхности воды и наблюдает, как шевелит своими пальцами. — Так что... так будет все время?

— Что вы имеете в виду? — я делаю несколько шагов ближе, хмурясь.

— Я имею в виду, вы всегда будете так упорны с нами? — прежде чем я успеваю собраться, ее взгляд встречается с моим, проникая через мой невозмутимый фасад. — Вы будете... нас так касаться? Говорить нам все эти вещи?

— Все физические контакты специально указаны в контрактах, миссис Ка..., прошу прощения, Эллисон. Теперь, если вы в любое время почувствуете себя некомфортно из-за тактильных ощущений или вам покажется, что я слишком несдержан, скажите, и это прекратится. Понятно? Вы хотите сказать, что из-за меня вы чувствуете себя некомфортно, Эллисон?

Я даже не замечаю, как близко мы сейчас, как будто приливы и отливы нашего хлорированного моря каким-то образом подталкивают нас друг к другу. Только дюймы воды, дыхание и одежда разделяют нас, но я знаю, любое пространство, которое мы делим, будет казаться слишком интимным.

Я знаю, что мне нужно сделать. Это правильно, разумно.

Мне нужно сказать ей уйти.

Мне нужно отправить эту женщину назад к обманывающему ее дерьмовому мужу, и пусть она прорабатывает свои проблемы, как остальная часть Америки — с помощью терапии, таблеток и иногда случающихся плохих решений.

— Нет, — говорит она внезапно, как если бы эти карие глаза проникли в мой разум. — Вы не вызываете у меня дискомфорт. И запомните, я — Элли.

Она вытаскивает ноги из воды и встает, затем поднимает свое теперь же растаявшее «обезжиренное-соевое-на-вкус-как-детские-какашки» мороженое. Перед тем как повернуться и уйти, она улыбается, мое равнодушное отношение, которое, как я надеялся, оттолкнет ее, нисколько на нее не подействовало.

Примечание для себя: быть еще большим мудаком.

И достать настоящее мороженое.