Исповедальня (Час охотника)

Джек Хиггинс

"Лайам Девлин"

Исповедальня (Час охотника)

Пролог. Год 1959-й

Когда "лендровер" свернул за угол, Келли как раз проходил мимо церкви Святого Духа. Он быстро открыл тяжелую дверь, вошел внутрь, оставив за собой узкую щель, чтобы видеть, что происходит снаружи.

"Лендровер" был открытым вплоть до шасси, поэтому шофер и сидевшие позади него полицейские в темно-зеленой королевской форме полиции Ольстера были, что называется, на виду, не защищенные даже тонкими бортами кузова. Правда, они держали на изготовку автоматы системы "Стерлинг".

Машина удалялась по узкой улочке к центру Друмора, а Келли в безопасном полумраке церкви втягивал в себя знакомые с детства запахи. "Ладан, свечи и святая вода", - прошептал он и опустил кончики пальцев в гранитную чашу рядом с дверью.

- Могу ли я чем-нибудь помочь тебе, сын мой?

Это был тоже почти шепот, и Келли обернулся. Из темноты выступил священник, белый как лунь старик, волосы которого волшебно обволакивало золотом горящих свечей. В руке он держал зонтик.

- Я просто здесь укрылся, святой отец, от дождя, - объяснил Келли.

Он стоял, немного наклонившись вперед, утопив руки в карманах старого коричневого плаща. Был он невысок, самое большее метр шестьдесят пять ростом, почти мальчик. Однако совсем иное впечатление производило его бледное, какое-то дьявольское лицо и блестевшие из-под полей старой фетровой шляпы темные, словно пронзавшие все и устремленные вдаль страшные глаза.

Священник все видел и все понимал. Он мягко улыбнулся.

- Ты ведь живешь не в Друморе?

- Нет, святой отец, я тут проездом, договорился встретиться с одним моим другом в баре "Мерфи".

В голосе Келли отсутствовал обычный твердый акцент северного ирландца.

- Ты из Республики?

- Из Дублина, святой отец. Не подскажете, как пройти к ресторану мистера Мерфи? Мой друг обещал взять меня с собой в Белфаст. Говорит, есть шанс найти там хорошую работу.

Священник кивнул.

- Давай покажу, где заведение Мерфи. Мне как раз в ту сторону.

Келли распахнул дверь, старик вышел наружу и раскрыл зонтик: дождь лил по-прежнему. Келли придвинулся к нему вплотную. Духовой оркестр заиграл старинный церковный гимн "Будь всегда со мной", а голоса поющих, сливаясь с шумом дождя, навевали меланхолическое настроение.

Священник и Келли остановились, глядя вниз на площадь у ратуши. У гранитного памятника павшим воинам лежали венки. Вокруг суетились какие-то люди, а оркестр занял место справа от них. Всем руководил ирландский священник. Четверо мужчин гордо держали мокрые от дождя знамена, среди которых Келли увидел и "Юнион Джек".

- Что за спектакль? - резко повернулся он к старику.

- Это служба в память о перемирии в первой мировой войне и о погибших в обеих мировых войнах. Здесь люди из местного отделения Британского легиона. Наши протестантские друзья очень дорожат тем, что они называют историческим наследием.

- Неужто? - усмехнулся Келли.

Они пошли дальше по улице. На углу стояла девочка лет семи. На ней была военная пилотка, пальто - обе вещи старые, размера на два больше. На вырост, как говорится. Бледная кожа оттягивала выступающие скулы, над которыми блестели умные карие глазенки. Она выдавила из себя улыбку, хотя руки, в которых девочка держала плоскую картонную коробку, посинели от холода.

- Добрый день, святой отец, - сказала она. - Не купите ли маки?

- Бедное дитя, в такую погоду ты должна сидеть дома.

Священник вынул из кармана монету, опустил ее в кружку и взял красный бумажный цветок.

- Мак полей Фландрии в память о наших павших героях, - пояснил он Келли.

- Понятно.

Келли повернулся и увидел, что девочка робко протягивает и ему алый цветок.

- Вам тоже мак, сэр?

- Почему бы и нет?

Она сунула цветок в карман его плаща. Келли мельком взглянул на ее изможденное лицо и про себя выругался. Из внутреннего кармана он достал бумажник и вытащил две фунтовые бумажки. Девочка удивленно уставилась на него, когда он свернул их, сунул в кружку и взял у нее из рук картонную коробку с цветами.

- Иди домой, - произнес он тихо. - Согрейся. Тебе еще рано знать, насколько холоден мир, малышка.

Во взгляде ее читалось смущение и непонимание происходящего. Потом она сорвалась с места и побежала прочь.

- Я сам был тогда на Сомме, - сказал священник. - Однако вот этим людям, - он показал на собравшихся у памятника, - лучше бы все забыть. - Он горестно покачал головой. - Сколько убитых! Я никогда не спрашивал, кто из них католик, а кто протестант.

Он остановился и показал на противоположную сторону улицы. На выцветшей вывеске горела надпись: "Лучший бар Мерфи".

- Ну вот мы и пришли. Что ты собираешься с ними делать?

Взгляд старика упал на картонную коробку с бумажными цветами.

- Бог его знает, - отрешенно бросил Келли.

- Судя по моему опыту, он действительно знает.

Старик вытащил из кармана серебряный портсигар, достал сигарету, однако Келли закурить не предложил. Он выдохнул дым и закашлялся.

- Еще молодым священником я как-то побывал в католической церкви Стадли Констабль в Норфолке. Там меня поразила фреска работы неизвестного средневекового мастера: смерть в черном плаще с капюшоном пришла собирать свою жатву. Сегодня я увидел ее вторично - в моей собственной церкви. Правда, на сей раз она облачилась в фетровую шляпу и старый коричневый плащ... Какой, однако, промозглый ветер.

- Идите домой, святой отец, - мягко сказал Келли. - Сегодня слишком холодно для вас.

- Да, - ответил старик. - Слишком холодно.

Он пошел дальше, оркестр заиграл другой хорал, а Келли поднялся по ступенькам бара Мерфи и толкнул дверь.

Перед ним открылось длинное и узкое помещение с изразцовой печью в углу. В баре стояло несколько столов и стульев чугунного литья, а у стены лавка. Стойка из темного красного дерева с латунной подставкой для ног. Обычная для таких заведений батарея бутылок красовалась перед большим зеркалом в облупленной позолоченной раме. Посетителей не было вообще, а хозяин, массивный, почти совсем лысый человек с оплывшим от жира лицом и пятнами на рубахе без воротника, стоял у пивного крана.

Он взглянул на Келли, потом перевел взор на коробку с цветами.

- У меня уже есть.

- Все мы тут как бумажные цветы в коробке, а? - Келли поставил коробку на стол и прислонился к стойке. - Ну а где же гости?

- На поминальной службе на площади. Ведь это протестантский город, сынок.

- А вы-то откуда знаете, что я не протестант?

- Я двадцать пять лет за стопкой. Поторчал бы тут с половину моего, и ты бы набрался ума. Тебе чего налить?

- "Бушмилло".

Толстяк довольно кивнул и протянул руку за бутылкой.

- Ты, я вижу, человек со вкусом.

- Это вы - Мерфи?

- Именно так меня и зовут. - Он прикурил сигарету. - Ты ведь нездешний.

- Нет. Приехал встретиться здесь с моим другом. Может, вы его знаете?

- Зовут его как?

- Качулейн.

Улыбка сползла с лица Мерфи.

- Качулейн, - пробормотал он.

- Последний из Черных героев.

- Боже мой, какая у вас, молодых, любовь к мелодраме, - пробурчал Мерфи. - Как в дрянном спектакле. Тебя предупредили, чтобы у тебя не было оружия?

- У меня и нет.

- Хорошо. - Мерфи достал из-под стойки дорожную коричневую сумку. - Вон там, напротив, казарма полиции. Каждый день ровно в двенадцать они открывают ворота, чтобы пропустить машину торговца с продуктами. Забрось сумку в машину. Хватит, чтобы разнести полказармы. - Он посмотрел на часы. - Пять минут у тебя есть.

Келли уже подошел к двери, когда Мерфи крикнул:

- Эй, Качулейн, Черный герой!

Келли обернулся. Толстяк поднял бокал:

- Знаешь, как говорится: "Желаю тебе умереть в Ирландии!"

Насмешка, мелькнувшая на его лице, насторожила Келли. Он вышел на площадь. Оркестр заиграл новую церковную песнь, толпа подпевала и не собиралась расходиться, несмотря на дождь. Келли обернулся и увидел Мерфи, стоявшего на верхней ступеньке крыльца перед своим баром. Странно: он кивнул несколько раз, будто подавая кому-то знак... Тут же, взвыв мотором, из боковой улицы на площадь ворвался открытый "лендровер" и, визжа тормозами, подлетел сбоку к Келли.

Он попытался бежать, но поскользнулся на мокрой брусчатке и упал на колено. Сзади кто-то ударил его прикладом "стерлинга" по почкам. Он вскрикнул, и в этот самый миг шофер в форме сержанта полиции, как теперь заметил Келли, наступил ему на руку, поднял и встряхнул сумку. Из нее вывалились дешевые кухонные часы, которые он, словно футбольный мяч, пнул в сторону толпы на площади. Люди бросились врассыпную.

- Не бойтесь! - крикнул сержант. - Это всего лишь макет!

Он нагнулся и, схватив Келли за длинные волосы, приподнял его.

- Учат вас, учат, придурков! Никому нельзя доверять, сынок. Это они должны были тебе объяснить.

Келли смотрел мимо него на Мерфи, стоявшего на ступенях своего ресторана. Ага, стукач, значит. Настоящее проклятие Ирландии, подумал он, что, впрочем, его вовсе не рассердило. Скорее охладило. Просто ледяное спокойствие охватило Келли, дыхание стало почти ровным.

На четвереньках, как собака, он стоял рядом с сержантом, вцепившимся ему в волосы на затылке. Тот нагнулся, ощупал подмышки и все тело, пытаясь найти оружие, потом толкнул Келли к машине.

- А ну, руки за спину! Лучше б ты оставался в своем свинарнике.

Келли начал подниматься, сжимая обеими руками рукоятку браунинга, который был аккуратно приклеен к левой икре. Он рванул пистолет и тут же выстрелил сержанту в сердце. Удар сбил сержанта с ног, бросил на стоявшего рядом полицейского. Тог попытался удержать равновесие. Келли выстрелил ему в спину и тут же навел браунинг на третьего полицейского, испуганно поднимавшего свой "стерлинг" с другой стороны машины. Слишком поздно! Третья пуля Келли попала ему в шею и свалила у "лендровера".

Толпа разбегалась, женщины кричали, музыканты побросали инструменты. Одинокий и тихий Келли стоял возле трупов и смотрел через площадь на остолбеневшего на ступенях бара Мерфи.

Келли поднял браунинг, прицелился, но тут из репродуктора прогремел голос:

- Все, Келли! Хватит! - сказано было по-русски.

Он опустил пистолет. Человек с мегафоном, шедший к нему по улице, был в форме полковника КГБ, в наброшенной на плечи длиннополой шинели. Рядом с ним шагал высокий сухой блондин лет тридцати с покатыми плечами, в кожаном пальто и очках в стальной оправе. Из переулков вынырнули русские солдаты с карабинами наперевес и тоже побежали к площади. На рукавах их полевой формы можно было различить нашивки элитной бригады "Железный молот".

- Прекрасно! Сдать оружие! - скомандовал полковник.

Келли резко повернулся, поднял руку и выстрелил еще раз - на редкость метко, несмотря на значительное расстояние. Пуля оторвала Мерфи часть левого уха. Толстяк взвизгнул и схватился за голову. Сквозь его пальцы сочилась кровь.

- Все, все, Михаил! Прекрати! - закричал мужчина в кожаном пальто.

Келли, улыбаясь, посмотрел на него и произнес по-русски:

- Хорошо, профессор, как скажете, - и осторожно положил браунинг на капот "лендровера".

- Вы же говорили, что научили его выполнять приказы! - возмутился полковник, обращаясь к профессору.

Вперед вышел армейский лейтенант, взял под козырек и доложил:

- Один жив, двое мертвы, товарищ полковник. Жду ваших приказании.

Полковник Масловский выслушал донесение и пронзил взглядом Келли:

- У вас не должно было быть оружия.

- Знаю, - ответил Келли. - Но ведь и Мерфи не должен был быть стукачом. Мне сказали, что он член ИРА.

- Вы что, верите всему, что вам говорят?

- Так меня учила партия, товарищ полковник. Или, может быть, у вас для меня другой Устав?

Покрасневший от гнева Масловский не привык к подобной наглости, от кого бы она ни исходила. Но не успел он раскрыть рот, чтобы срезать нахала, как раздался крик. Девочка, продавшая Келли цветы, пробилась через толпу и упала на колени рядом с трупом сержанта.

- Папа! - истошно закричала она. - Папочка! - Потом подняла к Келли бледное личико. - Ты застрелил его! Ты - убийца!

Истерически рыдая, девочка, словно маленькая пантера, бросилась на Келли, норовя выцарапать ему глаза. Он крепко схватил ее за запястья. Силы вдруг покинули девочку, и она стала оседать на землю. Он обнял ее, прижал к себе, начал гладить по голове, шепча на ухо самые ласковые русские слова.

Из толпы выступил старый священник.

- Я позабочусь о ребенке, - сказал он и положил руки на ее плечики.

Они пошли вместе, толпа расступилась, пропуская их.

- Очистить площадь! - крикнул Масловский лейтенанту. - Как же мне надоел этот вечный украинский дождь. Пойдемте, обсохнем. И возьмите вашего молодца. Надо все обсудить.

КГБ, самая большая и запутанная тайная служба в мире, контролирующая миллионы жизней в Советском Союзе, раскинула свои сети почти во всех странах. В самом ее сердце, в самом тайном из всех управлений есть отдел номер тринадцать: организация убийств, покушений и актов саботажа за рубежом.

Вот уже пять лет отдел возглавлял полковник Масловский, человек мощного телосложения и вида довольно сурового.

Иван Владимирович Масловский родился в 1919 году в Петрограде в семье врача, закончил юридический факультет Ленинградского университета и сдал государственные экзамены незадолго до нападения Германии на СССР.

Сначала он был бойцом одного из партизанских отрядов, затем наверху обратили внимание на его образование и знание языков и взяли в созданную в годы войны контрразведку "Смерш". Там он работал с таким успехом, что и после войны остался сотрудником тайных служб, не помышляя более о юридической практике.

Теперь он отвечал за создание оригинальных шпионских школ, таких, как, например, гатчинская, где агенты, предназначенные для работы в англоязычных странах, жили и обучались в специально построенных "американских" или "английских" городках.

Исключительно успешное проникновение КГБ на все уровни французской тайной службы объяснялось, в первую очередь, отличной работой одной из таких школ, созданной Масловским в Грозном, где все было действительно по-французски - от одежды и кухни до культурной среды обитания.

Иван Владимирович пользовался неограниченным доверием своего начальства и потому получил все возможности для создания целой системы подобных школ, чем, собственно, и объяснялось существование северо-ирландского местечка Друмор в тиши украинской глубинки.

Кабинет, в котором Масловский работал, возвращаясь из Москвы, был обставлен довольно банально: письменный стол, шкафы с папками, на стене топографическая карта Наумова. Сейчас в открытом камине пылали дрова, а полковник с кружкой крепкого черного кофе с водкой стоял перед ним и наслаждался теплом. Отворилась дверь, и человек в кожаном пальто, поеживаясь от холода, подошел к огню.

- Черт, какая же холодрыга на улице!

Он взял с подноса, стоявшего на столе, кофе, влил туда водки и вернулся к камину.

Это был Павел Черный - приятный, обходительный мужчина тридцати четырех лет. Он слыл - и не только в своей стране - первоклассным специалистом в области экспериментальной психологии, что было значительным достижением для сына простого украинского кузнеца. В шестнадцать лет он ушел в партизанский отряд, командир которого, преподаватель английского из Московского университета, очень скоро обратил внимание на талант юного бойца.

После войны, в сорок пятом году, Черный поступил в этот самый университет на психологический факультет, а затем провел два года на практике в исследовательской группе по экспериментальной психологии при Дрезденском университете, где в 1951 году защитил кандидатскую диссертацию.

Интерес к психологии поведения привел его в Пекинский университет, в лабораторию знаменитого китайского психолога Пин Хо. Тот как раз занимался вопросами применения методов поведенческой психологии при допросах и промывании мозгов американских и английских военнопленных, захваченных на полях сражений корейской войны.

Работы Черного в области воздействия на поведение человека по методу Павлова привлекли к нему внимание КГБ в целом и Масловского в особенности. Его-то усилиями Черный и получил место профессора на кафедре экспериментальной психологии Московского университета.

- Это волк-одиночка, - произнес Масловский. - Никакого уважения к начальству. Приказов не слушает вообще. Ему ведь было сказано не брать оружия, не так ли?

- Да, товарищ полковник.

- Таким образом, он наплевал на приказ и превратил обычное учебное занятие в какую-то резню. Черт с ними, с этими диссидентами, которых мы здесь используем. Это хоть какой-то способ заставить их послужить Родине. А кто такие полицейские?

- Точно не знаю. Секундочку. - Черный поднял телефонную трубку.

- Левина ко мне.

- Что еще за Левин? - спросил Масловский.

- Он здесь уже месяца три. Диссидент-еврей, получил пять лет за тайную переписку с родственниками в Израиле. Отлично руководит конторой.

- Кто по профессии?

- Физик, инженер-конструктор. Насколько мне известно, занимался самолетостроением. У меня есть все основания предполагать, что он осознал свою вину.

- Это они все так твердят, - заметил Масловский.

В это время вошел тот, о ком они говорили. Виктор Левин был довольно щуплым человеком, выглядевшим несколько солиднее благодаря телогрейке. С виду лет сорока пяти, однако с совершенно седой головой, стальная оправа очков заклеена изолентой, в глазах - страх перед неожиданным стуком в дверь, что в его положении было вполне оправданно.

- Кем были трое полицейских?

- Сержант по фамилии Воронин, - ответил Левин. - Артист из Москвы. Год назад после смерти жены пытался бежать на Запад. Приговор: десять лет.

- А ребенок?

- Таня Воронина, его дочь. О двух остальных надо справиться.

- В данный момент это неважно. Можете быть свободны.

Левин вышел.

- Однако вернемся к Келли, - сказал Масловский. - Совершенно непонятно, зачем он выстрелил в человека из бара. Полное пренебрежение к моим приказам. Великолепный, впрочем, снайпер, - добавил он.

- Да, меткий.

- Расскажите подробнее о нем.

Масловский налил себе еще кофе, плеснул в чашку водки и подсел поближе к огню. Черный взял со стола папку и раскрыл ее.

- Майкл Келли, родился в 1938 году в деревне Баллигар в Керри, Республика Ирландия. Отец: Шин Келли, активист ИРА, участник войны в Испании. В Мадриде познакомился с гражданкой СССР Мартой Вронской, будущей матерью Келли.

- Насколько я помню, его отца повесили англичане?

- Совершенно верно. В первые месяцы второй мировой войны он участвовал в проведении серии взрывов, организованных ИРА в районе Лондона. Был схвачен, предстал перед судом и казнен.

Британский мученик, значит. Такое впечатление, что этот народ в них прямо-таки нуждается.

- Марта Вронская получила ирландское гражданство, работала журналисткой в Дублине. Там мальчик посещал школу иезуитского ордена.

- То есть получил католическое воспитание?

- Само собой разумеется. Вся эта довольно запутанная история дошла до нашего человека в Дублине, и он сообщил о Келли в Москву. То, что парень может нам пригодиться, было ясно, как божий день. Мы уговорили Марту вернуться в Россию. Через два года она умерла от рака желудка.

- А тем временем ему исполнилось почти двадцать, и он оказался довольно умным парнем?

- Совершенно верно. У него блестящие языковые способности. Схватывает все на лету. - Черный еще раз посмотрел в дело. - Обладает также необыкновенным артистическим талантом. Я бы осмелился назвать его даже гением в этой области.

- Что ж, совсем неплохо при нашем раскладе.

- При других обстоятельствах вполне мог бы стать великим артистом.

- Ну, об этом пусть забудет, - отрезал Масловский. - Мне лично особо ярким кажется его инстинкт охотника.

- Как вы знаете, товарищ полковник, научить убивать можно любого. Именно поэтому при наборе мы делаем особый упор на сообразительность. Но Келли, работая с личным оружием, демонстрирует редкий, почти уникальный дар.

- Я тоже обратил на это внимание, - недовольно заметил Масловский. Для него убить - раз плюнуть... Нет ли у него выраженных признаков психопата?

- Это не тот случай, товарищ полковник. Может, я не очень понятно объясняю, но Келли, повторяю, великолепный актер. Сегодня он играл роль боевика ИРА и исполнял ее максимально близко к сценарию.

- Ну да, только разница в том, что режиссер не успел крикнуть "стоп!", а мертвецы не встали, когда выключили камеру.

- Нельзя не согласиться, - сказал Черный. - Однако вполне объяснимо, почему он, нарушая приказ, должен был убить троих полицейских и стрелять в Мерфи. Ведь Мерфи - стукач, которого следовало покарать публично. По роли, которую играл Келли, он не мог поступить иначе. В этом, собственно, и состоит цель обучения.

- Ясно, я понял. Так вы считаете, его уже можно привлечь к настоящей работе?

- Думаю, да, товарищ полковник.

- Хорошо, приведите его ко мне.

В темном свитере, грубой суконной куртке и брюках из плиса, без шляпы и плаща Келли выглядел еще более юным. Он производил впечатление необыкновенно собранного, замкнутого в себе человека, при виде которого Масловский снова почувствовал необъяснимое раздражение.

- Вы, должно быть, гордитесь тем, что натворили? Я же запретил вам стрелять в Мерфи. Почему вы нарушили приказ?

- Потому что он стукач, товарищ полковник. Если такие, как я, хотят выжить, то таких, как он, следует ставить на место время от времени. - Келли пожал плечами. - Цель терроризма - распространение террора.

- Черт побери, но ведь это была игра! - взорвался Масловский. Понарошку!

- Если мы слишком долго играем в какую-нибудь игру, товарищ полковник, то потом она начинает играть нами, - отпарировал Келли спокойно.

- Боже праведный! - выдохнул Масловский, хотя старался не употреблять таких выражений.

Он уселся за письменный стол напротив Келли.

- Профессор Черный считает вас готовым к работе. Согласны?

- Так точно, товарищ полковник.

- Задачу вашу описать довольно легко. Наши главные противники Америка и Англия. Последняя слабее. Самой больной занозой в ее теле является ИРА. Вы должны загнать эту занозу поглубже...

Полковник откинулся на спинку стула и посмотрел Келли в глаза.

- Итак, Келли, вы будете возмутителем спокойствия.

- В Ирландии?

- В конечном счете да, однако вам нужно еще подучиться на месте. Сейчас объясню подробнее.

Он встал со стула и подошел к огню.

- В 1956 году Армейский Совет ИРА проголосовал за проведение очередной боевой кампании в Северной Ирландии. Через три года выяснилось, что она потерпела полный провал. Сейчас нет уже никаких сомнений в том, что боевые действия будут скоро прекращены. Результат равен нулю.

- И что же? - спросил Келли.

Масловский возвратился к письменному столу.

- С другой стороны, из наших источников стало известно, что в Ирландии должен в конце концов разразиться конфликт более серьезный, чем когда бы то ни было. И ваша задача состоит в том, чтобы дождаться этого часа, закопавшись поглубже, словно крот.

- Ясно, товарищ полковник.

- Для начала достаточно. Когда я уеду, профессор Черный разъяснит вам наши непосредственные планы. А пока можете идти.

Келли молча вышел.

- Он выполнит все. Я в нем уверен, - сказал Черный.

- Хотелось бы надеяться. Пожалуй, он сможет работать не хуже любого ирландского "крота", но с преимуществом - пьет меньше.

Полковник подошел к окну и стал смотреть на залитую дождем улицу. Нахлынувшая усталость вернула его на землю. По непонятным причинам он вспомнил о девочке, набросившейся на Келли на площади.

- Как, вы говорили, зовут эту осиротевшую девочку? - спросил он.

- Таня. Татьяна Воронина.

- У нее нет близких, которые могли бы позаботиться о ней?

- Насколько я знаю, нет.

- А ведь она довольно симпатичная и умненькая, вы не находите?

- Мне тоже так показалось. А что, у вас какие-либо планы на ее счет, товарищ полковник?

- Почему бы и нет? В прошлом году наша шестилетняя дочь умерла во время эпидемии гриппа. Жене рожать больше нельзя. Она встала на очередь в доме младенца, но ее все равно что-то гложет. Ее будто подменили, она совершенно извелась. И когда я увидел эту малышку на площади, то мне пришла в голову спасительная мысль. Ведь это то, что нам нужно.

- Прекрасная идея, товарищ полковник. Мне кажется, от этого выиграют все.

- Решено, - сказал Масловский, явно довольный. - Я возьму ее в Москву. Пусть будет Сашеньке сюрприз.

Он подошел к столу, откупорил бутылку водки и налил в два стакана.

- Ну, за что пьем? За нашу ирландскую акцию и за удачу этого... какая у него кличка? - спросил он Черного, наморщив лоб.

- Качулейн.

- Прекрасно! За Качулейна!

Полковник опрокинул в себя содержимое стакана, а потом бросил его в огонь.

Глава 1

В офицерской столовой казарм пехотной гвардии никого не было, когда туда вошел майор Тони Виллерс. В помещении царила темнота, свет исходил лишь от свечей, догоравших в подсвечниках на длинном отполированном обеденном столе, да от столового серебра, оставшегося неубранным.

На торце стола стояли приготовленные к ужину приборы, а в серебряном ведерке со льдом - и это приятно удивило - бутылка шампанского его любимой марки "Круг" урожая 1972 года. Тони остановился, оглядел бутылку, осторожно откупорил, взял со стола один из хрустальных бокалов, медленно налил шампанского. Затем подошел к камину и стал рассматривать себя в зеркало над ним.

Багряно-красный мундир был явно к лицу, особенно украшали его ордена, и в первую очередь белая лента Военного Креста с серебряной розеткой, означавшей, что его обладатель удостоен этой награды дважды. Офицер в зеркале был среднего роста, широкоплеч, черные волосы чуть длиннее того, что положено по уставу. Даже сломанный некогда нос придавал лицу особый шарм.

Вдруг стало совершенно тихо. Лишь великие мужи прошедших веков взирали на него с портретов. Все происходящее казалось нереальным, а в зеркале Тони почему-то видел массу собственных отражений, уходящих в бесконечность. Кроме того его мучила невыносимая жажда. Он поднял бокал и сказал хриплым, каким-то не своим голосом:

- За тебя, старик Тони! Счастливого Нового года!

Он поднес хрустальный бокал к губам. Шампанское казалось таким холодным, как никогда в жизни. Тони жадно выпил ледяную влагу, которая уже во рту стала превращаться в кипящий огонь, прожигавший внутренности насквозь. Он вскрикнул от боли, зеркало разбилось, земля разверзлась под ногами, Тони рухнул вниз.

Конечно, это был сон, сон об утолении жажды. Виллерс проснулся и обнаружил, что находится на том же самом месте, где провел всю последнюю неделю: в углу маленькой каморки, где он сидел, прислонившись к стене, не имея возможности даже лечь - мешали шейные деревянные колодки с висячим замком, в которые на уровне плеч были затянуты и запястья рук.

Голова его была повязана зеленым платком, какие носят мужчины племени белуджей. Именно ими командовал Виллерс в горах Дожара до тех пор, пока десять дней назад не попал в плен. Рубашка и брюки цвета хаки заляпаны грязью и разорваны, ноги - босы, потому что кожаные сапоги украл какой-то рашид. Ужасно раздражала колючая щетина, отросшая за неделю: по старой гвардейской привычке он привык бриться ежедневно.

Загремел засов, и дверь со скрипом отворилась. В комнату вошли двое рашидов - низкорослых и жилистых, в грязных белых одеждах, перекрещенных пулеметными лентами. Не говоря ни слова, они подхватили пленника, выволокли наружу, грубо посадили у стены и удалились.

Через некоторое время глаза его привыкли к утреннему солнцу, и он уже мог осмотреться. Бир аль Гафани была нищей деревней, состоявшей из дюжины домов с плоскими крышами и пальмами оазиса внизу. Какой-то мальчик подогнал своих верблюдов к корыту с водой, в котором женщины в черных платьях и паранджах стирали белье.

Вдали в синее небо врезались вершины гор Дожара, самой южной провинции Омана. Две недели назад Виллерс еще руководил охотой белуджей на марксистских повстанцев. Деревня же Бир аль Гафани находилась на вражеской территории - в Народно-Демократической Республике Йемен, простиравшейся на север до самых саудовских пустынь.

Слева от него стоял глиняный кувшин с водой и черпаком, однако он опасался пить без разрешения и решил потерпеть. Вдалеке на вершине холма показался верблюд. Он шел к оазису и казался несколько нереальным из-за колеблющегося над песком горячего марева.

Виллерс на минуту закрыл глаза, опустил голову на грудь, чтобы уменьшить давление колодки на шею, и ощутил приближающиеся шаги. Подняв веки, он увидел Салима бин аль Камана. На нем был черный головной платок и черное покрывало, у правого бедра болтался автоматический браунинг, за поясом торчал кривой кинжал, а в руке он нес свою гордость - китайский автомат "АКМ". Он остановился и посмотрел на Виллерса сверху вниз. Это был приятный мужчина с узкой, подернутой сединой бородой, с испанским цветом лица.

- Салям алейкум, Салим бин аль Каман, - произнес Виллерс традиционное арабское приветствие.

- Алейкум ассалям. Гуд монинг, Виллерс-сахиб.

На большее его английского не хватило, дальше говорили по-арабски.

Салим прислонил свой автомат к стене, наполнил черпак водой и осторожно поднес ко рту Виллерса. Англичанин принялся жадно пить. Таков был их утренний ритуал. Салим снова наполнил черпак, и Виллерс поднял голову, чтобы подставить рот под прохладную струю.

- Ну что, лучше? - спросил Салим.

- Можно сказать, что да.

Между тем верблюд подошел ближе, теперь расстояние до него не превышало ста метров. От седла наездника тянулась веревка, к которой был привязан человек, еле шевеливший ногами от усталости.

- А это кто такой? - спросил Виллерс.

- Хамид, - ответил Салим.

- С другом?

Салим рассмеялся.

- Эта страна принадлежит нам, майор Виллерс, нам, рашидам. Сюда следует приходить лишь тогда, когда тебя пригласят.

- Но в Хауфе комиссары НДРЙ не признают прав рашидов. Они даже в аллаха не верят, только в Маркса.

- Дома пусть себе шумят, сколько хотят, но на земле рашидов... - Салим пожал плечами и достал из складок одежды жестяной портсигар. - Хватит об этом. Папиросу, друг мой?

Араб ловко скрутил ее на конце, вставил в рот Виллерсу и поднес огонь.

- Русский? - снова спросил Виллерс.

- В пятидесяти милях отсюда, недалеко от Фасари, в пустыне стоит их военно-воздушная база. Много русских самолетов, грузовиков, солдат - всего!

- Я знаю.

- Знать-то, может, и знаешь, а вот почему твоя хваленая САС ничего не предпринимает?

- Моя страна не воюет с Йеменом, - сказал Виллерс. - Я всего лишь британский военный советник, который по просьбе султана Омана обучает его войска и руководит их операциями против марксистских повстанцев.

- Мы не марксисты, Виллерс-сахиб. Мы рашиды, идем, куда хотим, и майор САС для нас хорошая добыча. За него мы получим много верблюдов и много винтовок.

- От кого?

Салим ткнул папиросой в сторону.

- Я послал весточку в Фасари. Русские должны приехать уже сегодня. Они заплатят за тебя кучу денег. С моей ценой они согласились.

- Сколько бы они ни предложили, мои люди заплатят больше, - заверил Виллерс. - Если вы доставите меня в Дофар целым и невредимым, они дадут, сколько захотите, в английских золотых соверенах или в серебряных талерах.

- Ах, Виллерс-сахиб, я уже дал слово, - засмеялся Салим.

- Можешь не объяснять. Известно - для рашидов слово священно.

- Вот это точно!

Салим поднялся, когда верблюд подошел совсем близко и опустился на колени. С него сошел Хамид, молодой рашид в красном одеянии. Он дернул за веревку, и человек на другом ее конце упал на четвереньки.

- Это кто такой? - спросил Салим властно.

- Мы схватили его, когда он шел ночью через пустыню. - Хамид подошел к верблюду и снял с него солдатскую фляжку и ранец. - Это он нес с собой.

В ранце оказались хлеб и консервные банки с надписями по-русски. Одну из них Салим протянул Виллерсу и спросил нового пленника по-арабски:

- Вы русский?

Перед ними стоял старый седой человек, изможденный, его рубаха цвета хаки была насквозь пропитана потом. Он потряс головой. Губы его раздулись, почти как у негра. Салим протянул черпак с водой. Старик жадно стал пить.

Виллерс довольно сносно владел русским.

- Кто вы такой? - спросил он. - Вы идете из Фасари?

- А вы кто? - прохрипел старик.

- Британский офицер из вооруженных сил султана в Дофаре. Эти люди напали на наш патруль, сопровождающих убили, а меня взяли в плен.

- Этот араб знает английский?

- Не больше трех слов. Но, может быть, вы говорите по-арабски?

- Нет, но думаю, что мой английский лучше, чем ваш русский. Меня зовут Виктор Левин, я иду из Фасари, хотел пробраться в Дофар.

- Чтобы перебежать?

- Примерно так.

- А, так он разговаривает с тобой по-английски! Значит, он не русский? - спросил Салим.

- Не имеет смысла рассказывать ему что-нибудь о вас, - тихо сказал Виллерс Левину. - Сегодня приедут ваши, чтобы забрать меня.

Он посмотрел на Салима.

- Да, он русский из Фасари.

- А что он потерял на земле рашидов?

- Он искал Дофар.

Салим прищурился.

- Чтобы сбежать от своих? - Он громко расхохотался и хлопнул себя по бедру. - Прекрасно! Русские хорошо за него заплатят. Это подарок, друг мой. Аллах любит меня! - Он кивнул Хамиду. - Отведи его в хижину и проследи за тем, чтобы его покормили. Потом явишься ко мне.

На Левина надели такие же колодки, как у Виллерса. Теперь они сидели рядом, прислонившись к стене. Через некоторое время появилась закутанная в черное женщина, присела на корточки и принялась поочередно кормить их похлебкой из деревянной чашки. Совершенно невозможно было понять, молодая она или старая.

Она аккуратно вытерла им рты, вышла и закрыла за собой дверь.

- Не понимаю, зачем они закрывают лица, - сказал Левин.

- В знак того, что принадлежат только своим мужьям. Другие мужчины не должны их видеть.

Левин закрыл глаза.

- Странное место. Уж очень здесь жарко.

- Сколько вам лет? - спросил Виллерс.

- Шестьдесят восемь.

- Долго же вы собирались, однако. Не слишком ли солидный возраст для перебежчика?

Левин мягко улыбнулся.

- Все и просто, и сложно. Как жизнь. Неделю назад у меня в Ленинграде умерла жена. А поскольку детей у нас не было, то нет и возможности шантажировать меня на свободе.

- А по специальности вы кто?

- Профессор Ленинградского университета. Авиаконструктор. У наших ВВС в Фасари размещены пять МИГов-23, якобы в учебных целях.

- Модифицированные? - предположил Виллерс.

- Вот именно. Их используют в качестве штурмовиков в гористой местности. Дооборудование проводили в Союзе, но на месте возникли проблемы. Вызвали меня.

- Понятно. А вы уже сыты всем этим по горло? И куда же вы направлялись? В Израиль?

- Совсем необязательно. Я не считаю себя убежденным сионистом. И вообще, Англия нравится мне гораздо больше. В 1939 году, незадолго до начала войны, я был там с торговой делегацией. Это были два лучших месяца в моей жизни.

- Ясно.

- В 1958 году у меня появилась надежда выбраться из России. Я вступил в тайную переписку с родственниками в Израиле: они хотели помочь мне. Но меня предал человек, которого я считал своим другом. Обычная история. В общем, я получил пять лет.

- И - в ГУЛАГ?

- Нет, в одно очень интересное место. Хотите верьте, хотите нет, но эти пять лет я провел в ирландской деревне под названием Друмор.

Виллерс даже привстал от удивления.

- Не понимаю.

- Друмор, ирландская деревня, расположенная в центре Украины. - Старик рассмеялся, глядя на удивленное лицо Виллерса. - Об этом стоит рассказать поподробнее.

Когда Левин закончил рассказ, удивление Виллерса сменилось задумчивостью. Уже несколько лет он занимался методами подрывной деятельности и борьбы с терроризмом, в первую очередь в Ирландии. Потому-то история, поведанная стариком, крайне заинтересовала его.

- О Гатчине, где натаскивали агентов КГБ для работы в Англии и так далее, я знал, но об ирландской деревне слышу впервые.

- Не говоря уже о наших контрразведчиках!

- В Древнем Риме существовали гладиаторские школы, где рабов и пленных готовили к смерти на арене, - заметил Виллерс.

- Именно к смерти, - согласился Левин.

- Впрочем, и у них был шанс выжить, если противник оказывался слабее. То же самое и с вашими диссидентами в Ступоре, изображавшими полицейских.

- Против Келли у них не было никаких шансов.

- Вы говорите о нем так, как будто это сверхчеловек...

Левин тяжело и хрипло вздохнул, опустил веки и заснул. А Виллерс сидел и думал. Чувствовал он себя мерзко. Мысли все время вращались вокруг эпопеи Левина. Он знал много деревень в Ольстере. Кроссмаглен, например. Очень неприятное место. Настолько опасное, что войска туда доставляли вертолетом. Однако Друмор на Украине - это что-то совершенно невообразимое. Он покачал головой, опустил подбородок на грудь и тоже заснул.

Очнулся он от того, что какой-то рашид немилосердно тряс его за плечо. Второй араб будил Левина. Рашид поднял Виллерса на ноги и толкнул так, что тот буквально вылетел в дверь. Судя по солнцу, полдень уже наступил.

На площадке у дома стоял "БТР" песочного оттенка, который русские называли "крейсером пустыни". Вокруг - шестеро солдат в форме цвета хаки и с автоматами в руках. Еще двое устроились на "крейсере" перед крупнокалиберным пулеметом, огнем которого они могли бы без труда разметать дюжину глазевших на них рашидов вместе с их допотопными винтовками.

Рядом с Виллерсом Хамид поставил Левина.

- Ну вот, Виллерс-сахиб, как ни жаль, пора расстаться. Мне нравились наши беседы.

К ним в сопровождении прапорщика подошел русский офицер, в такой же форме, как подчиненные, но в фуражке и темных очках. Последние странным образом делали его похожим на офицера африканского корпуса Роммеля. Он постоял, посмотрел, потом снял очки. Его гладкое лицо с темно-синими глазами оказалось моложе, чем предполагал Виллерс.

- Профессор Левин, - обратился он с иронией. - Я с удовольствием поверил бы, что вы заблудились во время прогулки, однако боюсь, что известная вам инстанция придерживается иного мнения.

- Понятное дело, - ответил старик.

Офицер повернулся к Виллерсу и представился:

- Капитан Юрий Киров, двадцать первая десантная бригада, - произнес он на великолепном английском. - А вы - майор Энтони Виллерс, пехотная гвардия и, что значительно важнее, двадцать второй полк САС.

- Вы очень хорошо информированы, - заметил Виллерс. - Позвольте сделать вам комплимент и относительно знания моего родного языка.

- Спасибо, - ответил Киров. - Мы пользуемся теми методами технического обучения, которые были когда-то разработаны САС в Харфорде. Да и вы лично, как и Левин, представляете значительный интерес для КГБ.

- Убежден в этом, - любезно ответил Виллерс.

- Итак, - Киров повернулся к Салиму, - перейдем к делу. - Его арабский был не так хорош, как английский, но объясниться он мог вполне.

Он щелкнул пальцами, прапорщик выступил вперед и протянул арабу холщовый мешок. Салим открыл его и зачерпнул полную пригоршню монет, золотом сверкнувших на солнце. Он улыбнулся и передал мешок Хамиду, стоявшему за ним.

- Я бы попросил вас снять с обоих колодки, и мы отправимся, - сказал Киров.

- Да, но Киров-сахиб забыл кое-что. - Салим опять улыбнулся. - Кроме всего прочего, мне обещали пулемет с двадцатью тысячами патронов.

- Хм, да, но наше командование считает, что это было бы слишком большим искушением для рашидов, - заявил Киров.

Улыбка Салима мгновенно улетучилась с его лица.

- Но вы это твердо обещали.

Его люди тут же почувствовали недоброе и подняли винтовки. Киров снова щелкнул пальцами, и пулемет выплюнул очередь, раздробившую стену хижины чуть выше головы Салима. Когда эхо выстрелов стихло, Киров сказал:

- Со всей серьезностью советую вам взять золото.

К Салиму вернулась улыбка, он развел руками.

- Само собой разумеется. Дружба - это все. Не стоит рисковать ею из-за глупого недоразумения.

Он вынул ключ из кошеля на поясе и открыл висячий замок на колодке Левина. Затем подошел к Виллерсу.

- Иногда аллах все-таки смотрит на землю и наказывает живых, пробормотал он.

- Так написано в Коране? - спросил Виллерс, высвобождая давно затекшие руки.

Салим пожал плечами. Выражение его глаз было каким-то странным.

- Если и нет, то это подразумевается...

Двое солдат вскочили по приказу прапорщика, встали слева и справа от Левина и Виллерса, повели их к "крейсеру" и усадили рядом с собой. Мотор зарычал, Киров отдал честь Салиму.

- Приятно было иметь с вами дело! - крикнул он.

- Взаимно, Киров-сахиб!

"Крейсер пустыни" удалялся, окруженный облаком пыли. Когда он переваливал через гребень первого бархана, Виллерс оглянулся и увидел, что старый рашид все еще стоит на месте и глядит им вслед, а его люди отступили назад. Вокруг них словно сгущалась какая-то необычная тишина, полная непонятной угрозы. Однако в этот момент "крейсер" перевалил через гребень, и деревня Бир аль Гафани скрылась из виду.

В сравнении с предыдущим местом заключения бетонная камера в конце административного здания в Фасари являла собой явное улучшение "жилищных условий": оштукатуренные стены, сухой туалет, две узкие железные кровати с матрацами и одеялами. На пути сюда Виллерс насчитал шесть таких камер с тяжелыми дверьми и глазками, возле которых по трое охранников несли постоянную службу.

Теперь он стоял у зарешеченного окна и смотрел на летное поле. Оно оказалось отнюдь не столь большим; три ангара и единственная газовая взлетно-посадочная полоса. Перед ангарами крылом к крылу отдыхали пять МИГов. В сумерках они казались неподвижно замершими доисторическими чудовищами. Немного поодаль виднелись два вертолета МИ-8, транспортный самолет, военные грузовики и другие автомобили.

- Похоже, здесь никто не заботится о безопасности, - пробормотал Виллерс.

Левин кивнул.

- А в этом и нужды нет. Во-первых, здесь территория дружественного государства, во-вторых, кругом пустыня. Такую цель даже ваши сасовцы навряд ли бы взяли без больших проблем.

Загремел засов, и в камеру вошел молодой сержант в сопровождении араба с ведром и двумя эмалированными кружками.

- Кофе, - объявил сержант.

- А когда нас будут кормить? - спросил Виллерс.

- В девять.

Он кивнул арабу, чтобы тот уходил, последовал за ним и закрыл дверь. Кофе оказался на удивление хорошим и очень горячим.

- Так, значит, они используют арабский персонал? - удивился Виллерс.

- Только на кухне и других подсобных работах. Но я думаю, их набирают не среди бедуинов, а привозят из Хауфа.

- Что же теперь с нами будет?

- Ну, завтра четверг, прилетит самолет с продуктами и запчастями. На нем нас, наверное, отправят в Аден, - со знанием дела пояснил Левин.

- А потом в Москву?

Ответа на свой риторический вопрос Виллерс, конечно, не получил. С таким же успехом он мог задать его бетонным стенам, стальным дверям и решеткам на окнах. Они оба легли на свои кровати.

- Вся моя жизнь была сплошным разочарованием, - задумчиво сказал старик. - Когда я был в Англии, нас возили в Оксфорд. - Он зевнул. - С тех пор я всю жизнь мечтаю о том, чтобы однажды вернуться туда.

- Ах, Оксфорд, Оксфорд... - мечтательно произнес Виллерс. Удивительный городок.

- Вы его хорошо знаете?

- Там училась моя жена. После Сорбонны. В колледже Святого Гуго. Она наполовину француженка.

Левин приподнялся на локте.

- Удивительно... Извините, но вы не похожи на женатого человека.

- А я и не женат, - откликнулся Виллерс. - Больше не женат. Несколько месяцев назад мы развелись.

- Сочувствую вам.

- Не стоит. Как вы уже сказали, жизнь - сплошное разочарование. У каждого к ней свои требования, и именно это затрудняет отношения между людьми, особенно между мужчиной и женщиной. Пусть феминистки говорят что угодно, однако разница между нами есть.

- Мне кажется, вы ее все еще любите.

- Без сомнения, - ответил Виллерс. - Потому что любить проще. Куда тяжелее жить вместе.

- Ну и почему же это произошло?

- Во всем виновата моя профессия. Борнео, Оман, Ирландия. Я побывал даже во Вьетнаме. Вот уж где мы были совершенно не к месту. И однажды она мне сказала: "Хорошо ты умеешь делать только одно: убивать людей!" А потом настал день, когда она уже не могла этого выдержать.

Левин молча откинулся назад, а Виллерс, подложив руки под голову, уставился в потолок и отдался мыслям, которые не хотели его покидать и с наступлением ночи.

Он проснулся сразу, услышав шаги и голоса в коридоре. Свет в камере на ночь не выключили. Виллерс бросил быстрый взгляд на свои часы "Ролекс", которые почему-то не отняли при обыске, и заметил, что Левин заворочался на своей кровати.

- Что там за суета? - спросил он.

Виллерс встал и подошел к окну. Месяц взошел на звездном небе, пустыня светилась каким-то зловещим светом. МИГи были похожи на плоские силуэты, вырезанные из черной матовой бумаги. Господи, подумал он, что-то должно произойти. Желудок его свело нервной судорогой.

- Что происходит? - прошептал Левин, когда загремел засов.

- Я только что подумал, - сказал Виллерс, - что побег, даже если он кончится пулей в спину, все же предпочтительнее Лубянки в Москве.

Вдруг дверь рывком распахнулась, и в камеру вошел сержант в сопровождении араба с большим деревянным подносом в руках, на котором стояли две миски с супом, черный хлеб и кофе. Араб, хотя и пригибал голову, казался Виллерсу странно знакомыми.

- Давай пошевеливайся! - приказал военный на ломаном арабском.

Араб поставил поднос на маленький деревянный столик у кровати Левина и в тот момент, когда сержант зачем-то отвернулся к двери, поднял голову. Это был Салим бин аль Каман.

Одной рукой он вытащил кинжал из левого рукава, а другой зажал рот своему повелителю, ногой ткнул его под колено и, когда тот потерял равновесие, воткнул нож между ребер. Затем осторожно опустил сержанта на кровать, вытер лезвие о гимнастерку и улыбнулся.

- Я все никак не могу забыть твоего предложения, Виллерс-сахиб. Ты ведь, кажется, говорил, что за твое возвращение в Дофаре заплатят кучу денег.

- Значит, ты решил получить деньги дважды - той и с другой стороны. Вот это по-деловому, - ухмыльнулся Виллерс.

- Само собой. Но дело еще и в том, что русские не захотели вести со мной торговлю честно. Так что пришлось мне подумать о собственной чести.

- А где другие охранники?

- Ужинают. Об этом я узнал от друзей на кухне. Человек, место которого я занял, на пути сюда заимел огромную шишку на голове. Мы об этом позаботились. Неподалеку от базы нас ждет Хамид с верблюдами.

Когда вышли, Салим задвинул засов, и, быстро пройдя коридор, они оказались на свободе. Ничто не нарушало покоя залитой лунным светом базы советских ВВС в Фасари.

- Вы только посмотрите, - сказал Салим, - кругом ни души. Даже часовые на ужине. Разве это солдаты? Крестьяне в форме. - Из-за железной бочки, стоявшей у стены, он вытащил два свертка. - Переодевайтесь и за мной.

Это были шерстяные плащи с капюшонами, в каких бедуины спасаются от ночного холода пустыни. Облачившись в них, беглецы пошли за Салимом к ангарам.

- Даже забора нет, не то что стены, - прошептал Виллерс.

- Пустыня лучше любой ограды, - откликнулся Левин.

Слева и справа за ангаром поднимались дюны вдоль русла высохшей речки.

- Это Вади Аль Хара. Через четверть мили она резко расширяется. Там нас ждет Хамид, - сказал Салим.

- А ты не подумал о том, что Киров сделает серьезные выводы и вспомнит о Салиме бин аль Камане? - спросил Виллерс.

- Подумал. Но к тому моменту я с моими людьми буду уже на полпути к Дофару.

- Понятно. Большего мне и не надо знать. А сейчас я устрою для тебя маленькое представление.

Виллерс подошел к стоящему неподалеку "крейсеру пустыни" и залез внутрь. Салим хриплым шепотом запротестовал:

- Виллерс-сахиб, это же безумие.

Но тот уселся на место водителя, рашид быстро вскарабкался на БТР, за ним - Левин.

- У меня отвратительное чувство, что это я виноват во всем, - сказал старик. - Надо понимать, что мы сейчас увидим САС в действии?

- Во время второй мировой войны в Северной Африке люди САС под руководством Дэвида Стерлинга уничтожили больше самолетов противника на земле, чем королевские ВВС и американцы в воздухе. И я осмелюсь продемонстрировать вам, как именно это делается.

- Однако по другой вашей версии все может закончиться пулей в спину, напомнил Левин.

Но Виллерс включил зажигание и, когда мотор заработал, по-арабски обратился к Салиму:

- С пулеметом справишься?

Салим схватился за рукоятки ДШК.

- Спаси нас, аллах! У этого человека вместо мозгов порох в голове. Он ненормальный, - только и ответил араб.

- И это записано в Коране? - насмешливо спросил Виллерс и нажал на газ. За грохотом мотора он не расслышал ответа.

"Крейсер пустыни" сорвался с моста. Виллерс резко развернул его и разнес хвост ближайшего МИГа. Он поддал газу и проделал то же самое с остальными машинами. Хвосты обоих вертолетов были расположены слишком высоко, и Виллерс ударил восьмитонным "крейсером" по кабинам, акриловое стекло которых тут же разлетелось вдребезги.

Сделав круг, он кивнул Салиму:

- Вертолеты! Целься в баки!

На крыше административного здания наконец взвыла сирена, послышались крики и выстрелы. Салим длинными очередями прошивал оба вертолета до тех пор, пока не взорвался бак левой машины. Темноту ночи озарил огромный огненный шар, разметавший по все стороны пылающие обломки. Чуть позже рванул и второй вертолет. Пламя объяло стоявший рядом с ним МИГ.

- Довольно! - приказал Виллерс. - Сейчас они все взлетят на воздух. Давайте сматываться!

Он еще раз развернулся, а Салим отогнал пулеметной очередью солдат, бежавших к ним. Виллерс заметил, что Киров стоит на крыльце во весь рост и хладнокровно разряжает свой пистолет, в то время как все, кто был с другой стороны взлетно-посадочной полосы, бросились на землю: довольно бессмысленный жест.

Подняв тучи песка, они перемахнули через крутой гребень дюны и через мгновение были уже у русла высохшей реки. На дне ее то там, то тут торчали обломки скал, освещенные ярким светом луны. Виллерс направил БТР вперед.

- Все в порядке? - повернулся он к Левину.

- Думаю, что да, - ответил тот.

Салим любовно похлопал по ДШК.

- Хорошая вещь. Лучше любой женщины. Я оставлю его себе, Виллерс-сахиб.

- Ты заслужил такой подарок, - откликнулся Виллерс. - Так, теперь нам осталось найти Хамида и рвать к границе что есть мочи.

- А вертолетов для погони у них нет, - констатировал Левин.

- Вот именно.

- Послушай; Виллерс-сахиб, ты мог бы быть настоящим рашидом, - сказал Салим. - С таким удовольствием я не воевал уже несколько лет. - Он поднял руку. - Вот они в руке моей, и они словно песок.

- Опять Коран цитируешь? - спросил Виллерс.

- Нет, друг мой. На этот раз вашу Библию, Ветхий завет.

Салим бин аль Каман громко и торжествующе захохотал, потому что в этот самый момент они выскочили на равнину, где их ждал Хамид.

Глава 2

ДИ-5 - отдел британской тайной службы, который ведает контрразведкой, деятельностью агентов и подрывных организаций на территории Соединенного Королевства, официально не существует. Тем не менее его Управление располагается в красно-белом кирпичном здании неподалеку от лондонского отеля "Хилтон". Впрочем, ДИ-5 имеет право лишь на проведение расследования, но не на арест подозреваемых. Этим занимаются служащие полиции безопасности из Специального отдела Скотланд-Ярда.

Однако рост международного терроризма и его вспышки в Великобритании, особенно в связи с ирландской проблемой, привели в конце концов к необходимости подкрепить Скотланд-Ярд. Поэтому в 1975 году генеральный директор ДИ-5 создал отдел под названием "Группа четыре", который подчинялся непосредственно главе правительства и координировал мероприятия, направленные против всех форм терроризма и подрывной деятельности.

И десятью годами позже во главе ДИ-5 все еще находился бригадный генерал Чарльз Фергюсон. Это был крупный, обманчиво дружелюбно выглядевший мужчина, из всей одежды которого лишь гвардейский галстук указывал на некоторую принадлежность к военному сословию. Помятые серые костюмы, очки для чтения с полукруглыми стеклами и взъерошенные седые волосы придавали ему вид заурядного преподавателя провинциального университета.

Несмотря на то что Фергюсон имел кабинет в здании Генерального директората, он предпочитал работать в своей квартире на Кавендиш-сквер, обставленной в георгианском стиле его второй дочерью Элли, дизайнером по образованию. Камин на манер Эдема так же, как и огонь в нем, были, естественно, настоящими. Фергюсон вообще любил огонь.

В комнату вошел его слуга Ким с серебряным подносом в руках, который он поставил на каминную полку.

- А вот и чай, - обрадовался Фергюсон. - Попросите капитана Фокса составить мне компанию.

Генерал налил чай в чашку тонкого фарфора и взял в руки "Таймс". Хорошие новости с Фолклендских островов: британские войска высадились на острове Пибл, уничтожили одиннадцать аргентинских самолетов и склад боеприпасов. Неподалеку от островов "Харриер" разбомбил транспортное судно противника.

В этот момент обитую зеленым фетром дверь кабинета отворил Гарри Фокс, элегантный мужчина в синем фланелевом костюме от Хантсмана - личного портного принца Чарльза. Он тоже носил гвардейский галстук, так как дослужился в конногвардейском полку Ее Величества до капитанского звания. Когда Фокса послали третий раз в Белфаст, во время взрыва бомбы ему оторвало левую руку. Теперь ее заменял великолепный протез с прекрасной микроэлектроникой, функционировавший не хуже настоящей руки, а изящные перчатки совершенно сглаживали разницу.

- Чаю, Гарри?

- Охотно, сэр. Я вижу, вы увлечены операцией на Пибле?

- Да, действительно занимательная, я бы даже сказал, захватывающая история, - заметил Фергюсон, наливая капитану чай. - Но, честно говоря, нам и без Фолклендов забот хватает. И вы знаете это лучше, чем кто-либо другой. Ирландская проблема опять обострилась, а тут еще и визит папы римского, запланированный на двадцать восьмое. Всего-то осталось - одиннадцать дней. А он к тому же так открыто общается с публикой, что страх берет. После покушения на площади Святого Петра, казалось, должен был бы стать осторожнее.

- Наверное, это не в его стиле. - Фокс пригубил от чашки. - Думаю, при нынешних обстоятельствах вполне возможно, что он не приедет. Для католической церкви Важная Америка имеет решающее значение, и, с точки зрения папы, наша фолклендская афера - дурной поступок. Многие не одобряют его визита к нам, и его вчерашняя речь в Риме, кажется, свидетельствует о том же.

- Меня бы такой поворот дела более чем устроил, - признался Фергюсон. Это освободило бы нас от ответственности и обязанности заботиться о том, чтобы его не пристрелил какой-нибудь псих. Но, конечно, это ужасно разочарует миллионы британских католиков.

- Насколько я знаю, епископы Ливерпуля и Глазго полетели в Ватикан, чтобы добиться изменения позиции папы, - сказал Фокс.

- Будем надеяться, что у них ничего не выйдет.

На столе Фергюсона зазвенел красный телефон, предназначенный для строго секретных переговоров.

- Ответьте, Гарри.

- Фокс слушает. - Капитан помолчал и с озадаченным видом передал трубку Фергюсону. - Ольстер, сэр. Армейская штаб-квартира в Лисборне. Судя по всему, что-то случилось.

Все началось незадолго до семи утра в деревне Килганнон, расположенной примерно в десяти милях от Лондондерри. Вот уже пятнадцать лет кряду Патрик Лири развозил здесь почту, и его комби "ройял-мейл" был всем хорошо знаком. Каждый день он ровно в полшестого приходил на главпочтамт Лондондерри, забирал рассортированную ночной сменой почту, заправлялся на служебной бензоколонке и ехал в Килганнон.

В полседьмого Лири останавливался под деревьями на обочине дороги у Килганнонского моста, чтобы прочитать утреннюю газету, съесть бутерброды и выпить чашку горячего кофе из термоса, который всегда возил с собой. С годами это превратилось в привычку, которая, к несчастью Лири, сработала против него.

Десять минут Качулейн терпеливо ждал, пока почтальон проглотит свои бутерброды. Затем, как обычно, Лири вышел из машины, чтобы немного прогуляться под деревьями. Сзади послышался шорох: кто-то наступил на ветку. Когда он в испуге обернулся, из-за деревьев вышел Качулейн.

Его устрашающий вид привел Лири в ужас. На Качулейне был черный свитер и черный вязаный шлем, в прорезе которого виднелись только глаза. В левой руке он держал полуавтоматический пистолет ПКК с глушителем Карсвелла.

- Если будете делать то, что я скажу, останетесь в живых, - произнес Качулейн с легким южно-ирландским акцентом.

- Как вам будет угодно, - выдавил из себя Лири. - Но, помилуйте, у меня семья, дети...

- Положите на землю фуражку и пальто.

Лири выполнил приказание.

- Прекрасно. - Качулейн протянул ему правую руку в перчатке, на ладони которой оказалась большая белая капсула. - А теперь проглотите вот это.

- Вы хотите меня отравить? - Лири вспотел от страха.

- Вы отключитесь примерно на четыре часа, и это все, - заверил его Качулейн. - Так будет лучше. - Он поднял пистолет. - Лучше, чем вот это.

Дрожащей рукой Лири взял капсулу, поднес ко рту и проглотил. Ноги у него стали словно резиновые, все вокруг показалось каким-то ненастоящим. Чья-то рука взяла его за плечо и толкнула на землю. Он ощутил лишь прикосновение мокрой травы к лицу и провалился в темноту.

Доктор Ханс Вольфганг Баум был необыкновенным человеком. Родился он в 1950 году в семье известного берлинского промышленника, а когда в 1970 году отец умер, он получил в наследство имущество стоимостью в десять миллионов долларов и разветвленную по всему миру сеть предприятий. В его положении очень многие люди вели жизнь, полную удовольствий, что, впрочем, делал и Баум. Разница же заключалась в том, что Баум находил удовольствие и в работе.

Он закончил Берлинский университет с дипломом инженера, изучал в лондонской "Скул оф Экономикс" право и защитил в Гарварде диссертацию по вопросам экономической науки. С успехом использовав все эти знания, он увеличил и расширил свои заводы в Западной Германии, Франции и США, так что теперь его личное состояние оценивалось более чем в сто миллионов долларов.

Но один проект наполнял его сердце особой гордостью - строительство завода сельскохозяйственных машин в Килганноне. Конечно, фирма "Баум АГ" могла бы создать филиал где-нибудь в другом месте, в возможности и необходимости чего было убеждено и правление. Однако ни правление, ни собственные колебания не смогли изменить решения доктора Баума, ибо он был хорошим человеком по большому счету, что в современном мире крайняя редкость.

Убежденный христианин, немецкий протестант Баум предпринимал все возможное для того, чтобы установить настоящее партнерство между протестантами и католиками на своем заводе. Он и его жена включились в жизнь местной общины и даже послали троих детей в ирландскую школу.

Всем было известно, что Баум поддерживает контакты с ИРА. Некоторые утверждали даже, что он лично встречался с легендарным Мартином Макгинессом. Кто знает, соответствовало это правде или нет, однако ИРА оставила Килганнонский завод сельхозмашин в покое. Здесь получили место более тысячи безработных католиков и протестантов.

Баум всегда стремился быть в форме. Ежедневно он вставал в одно и то же время, а именно в шесть, надевал тренировочный костюм и кроссовки. Айлин Дачерти, молодая служанка немецкой четы, к тому времени уже готовила на кухне чай.

- Завтрак в семь, Айлин, - крикнул он. - Сделай все, как обычно. Сегодня мне надо пораньше выйти. В полдевятого заседание производственного совета в Лондондерри.

Он пробежал по поляне, перепрыгнул через невысокий забор и оказался у рощи. Это была не обычная для многих утренняя трусца, а настоящий стайерский бег по обочине дороги, причем Баум при этом был целиком погружен в планы предстоящего дня.

В шесть сорок пять он закончил разминку, вышел из леса и по поросшей травой главной дороге рысцой направился к дому. Как всегда, навстречу ему выехал красный почтовый автомобиль Патрика Лири, но на этот раз почему-то свернул на обочину и остановился. Баум увидел, как Лири в форменном пальто и фуражке рассортировывает письма.

- Есть там что-нибудь для меня, Патрик? - Он просунул голову в машину.

Однако лицо водителя оказалось совершенно чужим. В темных спокойных глазах не было заметно и тени угрозы. Но это пришла смерть, чтобы забрать его с собой.

- Мне действительно искренне жаль, - сказал Качулейн. - Вы хороший человек.

"Вальтер" в его левой руке оказался приставленным к переносице Баума. Пистолет глухо гавкнул, и немец упал спиной на обочину, забрызгав траву кровью и мозгами.

Качулейн тут же включил зажигание и через пять минут был у моста, где оставил Лири. Он снял фуражку и пальто, бросил их рядом с бесчувственным телом почтальона, пробежал через лесок и перемахнул деревянный забор рядом с узкой полузаброшенной дорогой.

Там стоял его старый "БСА" на шинах высокой проходимости. Такими мотоциклами пользовались крестьяне по обе стороны границы при сгоне овец. Он надел помятый шлем с исцарапанным стеклом, мотор зарычал, и "БСА" сорвался с места...

Позади него на главной дороге начало накрапывать, и дождь стекал по лицу Ханса Вольфганга Баума, когда рядом с ним остановился молоковоз. Как раз в это время в пятнадцати милях отсюда Качулейн на своем "БСА" свернул на полевую дорогу южнее Кледи и пересек границу, оказавшись в безопасной для него Республике Ирландии.

Десятью минутами позже он остановился у телефонной будки, набрал номер газеты "Белфаст Телеграф", попросил пригласить кого-нибудь из отдела новостей и от имени Временной Ирландской республиканской армии взял ответственность за убийство Ханса Вольфганга Баума.

- Я этого просто не понимаю, - сказал Фергюсон. - Баум практически у всех пользовался уважением, его всячески поддерживала местная католическая община. Ради размещения завода именно в Килганноне ему пришлось бороться со своим собственным правлением. А сейчас его, наверное, закроют, что означает, во-первых, появление более чем тысячи безработных, а во-вторых, что протестанты и католики опять вцепятся друг другу в глотки.

- А разве не в этом и заключается основная цель ИРА, сэр?

- Не думаю, Гарри. Во всяком случае, не сейчас. Ведь это как ни смотри грязное дело: хладнокровное убийство действительно хорошего человека, почитаемого католиками. Такая акция может лишь повредить ИРА и всем, кто с ней связан. Поэтому-то я не вижу в ней смысла. Это просто глупость с ее стороны. Ужасающая глупость. - Он постучал пальцем по папке с делом Баума, которую принес Фокс. - Баум тайно встречался с Макгинессом, который заверил его в доброй воле ИРА. Конечно, этот Макгинесс - хитрая лиса, очень хитрая... Впрочем, не об этом сейчас речь. - Он покачал головой. - Нет, это ни с чем не вяжется!..

Вновь зазвонил красный телефон.

- Фергюсон у аппарата. - Он слушал недолго и в конце разговора, помедлив, произнес: - Конечно, господин министр. Фергюсон положил трубку и встал.

- Это был министр по делам Северной Ирландии. Хочет срочно поговорить со мной. Свяжитесь сейчас, Гарри, с военной разведкой в Лисборне или еще с кем-нибудь по этому делу. Подумайте, в общем, сами. Соберите всю имеющуюся информацию.

Примерно через час Фергюсон вернулся. Фокс вошел, когда тот снимал пальто.

- Что-то вы быстро, сэр.

- Да, задача была изложена коротко и ясно. Он вне себя, госпожа премьер-министр тоже. Она просто в ярости, а вы понимаете, Гарри, что это означает.

- Она хотела бы видеть результаты, сэр?

- Да, и прямо завтра! Ольстер гудит, словно пчелиный рой. Протестантские политики шумят больше всех и набирают очки. "А что я говорил!" - как обычно, твердит Пейсли. Да, кстати, немецкий федеральный канцлер тоже на Даунинг-стрит. Честно говоря, хуже ситуации и придумать нельзя.

- Я в этом не уверен, сэр. По утверждению армейской разведки в Лисборне, ИРА тоже считает этот случай провокацией и подчеркивает, что не имеет к нему никакого отношения.

- Но ведь она взяла на себя ответственность?

- После реорганизации командной структуры дело у них поставлено очень строго, сэр. Кроме всего прочего, Макгинесс возглавляет и Главное командование "Север", а из Дублина сообщают, что он категорически исключает любое участие в этом убийстве своих людей. Более того, он в не меньшей ярости, чем все остальные. К тому же о Бауме он был очень высокого мнения.

- Так вы считаете, что это дело рук ИНЛА? В прошлом она проводила более дерзкие, чем ИРА, акции, особенно если его руководители считали, что ситуация оправдывает подобные действия.

- По данным разведки, сейчас ИНЛА ни при чем, сэр. У нее хороший источник информации в окружении руководства Фронта.

Фергюсон подошел поближе к огню, чтобы согреться.

- Вы хотите сказать, Гарри, что в убийстве Баума повинны УВФ или Красная Рука Ольстера?

- И в этих объединениях у Лисборна надежные источники. Ответ однозначно отрицательный. В данном деле протестантские организации не участвовали.

- Во всяком случае официально.

- Впечатление такое, что официально в этом вообще никто не участвовал, сэр. Естественно, нельзя забывать и о "ковбоях", которые насмотрятся ночью боевиков по телевизору, а потом палят в первого встречного.

Фергюсон закурил и сел за письменный стол.

- Вы что, на самом деле так думаете, Гарри?

- Нет, сэр, - спокойно ответил Фокс. - Я лишь попытался ответить на самые элементарные вопросы, которые наверняка сразу же вспыхнут в прессе.

Фергюсон уставился на него, наморщив лоб.

- Вам что-то известно, не правда ли?

- Точно - ничего, сэр. Но, на мой взгляд, есть одно объяснение, совершенно абсурдное объяснение, и вам оно не понравится.

- Давайте выкладывайте.

- Хорошо, сэр. Тот факт, что "Белфаст Телеграф" получила заявление об ответственности от имени ИРА, выставляет эту организацию в очень дурном свете.

- И что же?

- Почему бы тогда не предположить, что это и было целью акции?

- То есть существует протестантская организация, имеющая такую цель?

- Совсем необязательно. Я поясню, если вы позволите. Вскоре после вашего ухода я получил подробное сообщение об убийстве из Лисборна. Убийца профессионал, в этом нет никакого сомнения. Хладнокровный, дерзкий, но действующий избирательно - он убивает не каждого, кто попадается ему на пути.

- Да, мне это тоже бросилось в глаза. Почтовому служащему он просто дал какое-то снотворное.

- Амплейн, сэр. Это навело меня на кое-какие мысли, и я ввел всю имеющуюся информацию в компьютер. Первые пять убийств, указанных в распечатке, имели следующую общую черту: угрожая оружием, убийца заставлял свидетеля принимать капсулу амплейна. Первый случай такого рода был зарегистрирован в 1975 году в Омаге.

Фергюсон прочитал список и поднял глаза.

- Дважды жертвами были католики. Я принимаю ваш аргумент; речь может идти об одном и том же преступнике. Но это подрывает вашу теорию убийства Баума с целью выставить ИРА в дурном свете.

- Пожалуйста, имейте терпение, сэр. Описание внешности преступника также идентично: черный вязаный шлем и темный свитер. Во всех случаях у него был "вальтер УПК". Трижды убийца покидал место преступления на мотоцикле.

- Ну и?..

- Все эти детали я затем раздельно ввел в компьютер, сэр. Убийства с использованием мотоцикла. Применение "вальтера", причем необязательно одного и того же. И, наконец, запрос на основании описания внешности преступника.

- И вы получили некий результат?

- Так точно, сэр. - Фокс вынул из папки две страницы. - С 1975 года было совершено как минимум тридцать убийств, для которых характерно все вышеупомянутое мною. Еще десять случаев близки к ним по некоторым причинам.

- Боже мой, - прошептал Фергюсон, проглядев список. - Католики и протестанты! Ничего не понимаю.

- Не так уж это и непонятно, сэр, если внимательно проанализировать весь список жертв. Всякий раз, когда ИРА брала на себя ответственность за совершенное преступление, результат противоречил ее интересам и она попадала в дурацкое положение.

- А если в деле были замешаны протестантские экстремисты, то оно оборачивалось таким же образом для них?

- Так точно, сэр. Конечно, ИРА чаще оказывалась втянутой в эти аферы, чем другие организации. И еще одно: если вы внимательно посмотрите на даты, то обнаружите: убийства происходили обычно тогда, когда положение было либо относительно спокойным, либо улучшалось, либо появлялась какая-нибудь политическая инициатива.

Уже в июле 1972 года, когда делегация ИРА полетела в Лондон на тайную встречу с Уильямом Уайтлсоу, произошел инцидент, к которому мог иметь отношение этот человек.

- Правильно, - вспомнил Фергюсон. - Тогда было заключено соглашение о прекращении огня. Это был действительно серьезный шаг к миру.

- Но соглашение было нарушено, потому что кто-то устроил пальбу в поселке Ланадун в Белфасте, и этого оказалось достаточно, чтобы вновь распалить огонь ненависти.

Фергюсон с отсутствующим выражением лица еще раз посмотрел на лежавший перед ним список. Спустя некоторое время он произнес:

- То есть вы намекаете на то, что есть псих-одиночка, единственной целью которого является подливание масла в огонь?

- Совершенно верно, однако сумасшедшим я его не считаю. Более вероятным мне кажется, что он претворяет в жизнь "марксистско-ленинские принципы городской революции", как говорят русские. Хаос, беспорядки, страх - все эти факторы способны решающим образом содействовать крушению стабильной государственности.

- Причем ИРА представляет собой основную мишень провокационной кампании...

- Поскольку это снижает шансы на заключение политического соглашения между ней и протестантами, а о нашем правительстве и говорить нечего.

- То есть главная цель всех акций - не допустить затухания вооруженной борьбы, а мирное решение конфликта отодвигать все дальше и дальше. Фергюсон покачал головой. - Интересная теория, Гарри. Вы сами-то в нее верите?

Он вопросительно посмотрел на Фокса, который в ответ пожал плечами.

- Все эти факты давно уже собраны в компьютере. Просто до сих пор не могли правильно сформулировать вопрос. Если бы мы это сделали раньше, то и тогда получили бы ту же картину, сэр.

Фергюсон размышлял некоторое время, глядя прямо перед собой.

- Да, вполне может оказаться, что вы правы. Есть еще один аспект, который дает полное объяснение всему, - осторожно сказал Фокс.

- Ну так давайте же, каркайте.

Фокс вынул еще один лист из дела.

- Когда вы на прошлой неделе были в Вашингтоне, из Омана возвратился Тони Виллерс.

- Да, я слышал о его приключениях.

- Тони поведал интересную историю советского диссидента, еврея Виктора Левина, которого он привез с собой. Он так же рассказал о совершенно необычном учебном центре КГБ на Украине.

Он подошел к камину, закурил и подождал, пока Фергюсон ознакомится с делом. Через некоторое время тот спросил:

- Вы знаете, что Тони Виллерс сейчас на Фолклендах?

- Да, работает по заданию САС в тылу противника.

- А кто такой этот Левин?

- Талантливый инженер. Мы позаботились о том, чтобы он получил место в оксфордском колледже и поселился в одном из наших домов в Хемпстеде. Я осмелился, сэр, вызвать его без согласования с вами.

- Правда, Гарри? И что бы я делал без вас?

- Вы бы отлично справлялись со своими обязанностями, сэр. Ах да, еще одно: Павел Черный, упоминаемый в деле психолог, в 1975 году перебежал на Запад.

- В Англию? - быстро спросил Фергюсон.

- Нет, сэр, в Ирландию. В июле семьдесят пятого он был там на международной конференции и попросил политического убежища. А сейчас он, под именем Пола Черни, является профессором экспериментальной психологии в дублинском Тринити-колледже.

Виктор Левин прекрасно себя чувствовал и великолепно выглядел, особенно с налетом йеменского загара. На нем были серый костюм из твида, белая рубашка с синим галстуком и очки, очень изменившие его внешность. Сначала он довольно долго говорил, а потом терпеливо отвечал на вопросы Фергюсона.

После короткой паузы он сказал:

- Могу я считать, что вы верите, будто этот Келли, или Качулейн, если называть его по кличке, действительно активно действует в Ирландии? Все-таки прошло двадцать три года.

- А разве не это было смыслом обучения? - спросил Фокс. - Засылка "крота", который закопается достаточно глубоко и будет ждать серьезного взрыва недовольства в Ирландии. Вполне возможно, что он даже помог его возникновению.

- За исключением людей самого Качулейна, вы единственный, кто знает, как он выглядит, - заметил Фергюсон. - Поэтому мы попросили бы вас посмотреть несколько фотографий. Точнее говоря, не несколько, а довольно много.

- Как я уже сказал, с тех пор прошло много лет, - с сомнением в голосе произнес Левин.

- Да, но вы же сами говорили, что его невозможно ни с кем спутать, вставил Фокс.

- Это, конечно, так. У него было лицо самого сатаны, когда он убивал. Однако я не единственный, кто может его опознать. Ведь есть еще Таня. Татьяна Воронина.

- Маленькая девочка, дочь человека, игравшего роль сержанта полиции и застреленного Келли, - пояснил Фокс.

- Ну, она давно уже не маленькая. Ей уже около тридцати. Очень привлекательная молодая женщина. Слышали бы вы, как она играет на фортепиано! - сказал Левин.

- Так вы ее видели? - удивился Фергюсон.

- Время от времени. Позвольте, поясню. Я, как говорится, "раскаялся", был выпущен на свободу и в конце концов устроился даже в Московский университет. А Таня стала приемной дочерью полковника КГБ Масловского и его жены, которая очень полюбила девочку.

- Он уже давно генерал, - подчеркнул Фокс.

- Как я узнал впоследствии, Таня оказалась талантливой пианисткой и в двадцать лет победила на конкурсе Чайковского в Москве.

- Минутку, - прервал его Фергюсон, считавшийся ценителем классической музыки. - Татьяна Воронина, пианистка... Она прекрасно выступала два года назад на фестивале в Лидсе.

- Совершенно верно. Ее приемная мать умерла два месяца назад. Таня же довольно часто совершает продолжительные зарубежные турне. Поскольку ее приемный отец - генерал КГБ, она считается вполне благонадежной.

- И давно вы встречались с ней в последний раз?

- Полгода назад.

- Вы говорили с ней о том случае в Друморе, о котором только что рассказали нам?

- О да, конечно. Она очень умна и сдержанна, но тот день она не забыла. У меня даже сложилось впечатление, что она все время думает об этом. Я однажды осмелился спросить напрямик...

- И что же она ответила?

- Что все дело в Келли. Таня не может его забыть, потому что он был добр к ней, что совершенно не вяжется с самой трагедией. Она призналась даже, что он довольно часто снится ей.

- Но поскольку Татьяна Воронина живет в России, то нам от нее мало толку. - Фергюсон встал. - Не могли бы вы некоторое время подождать в соседней комнате, мистер Левин?

Фокс отворил обитую фетром дверь и выпустил его.

- Приятный человек. Мне он понравился, - засвидетельствовал Фергюсон.

Он подошел к окну и посмотрел вниз на площадь. Через некоторое время обратился к Гарри:

- Нам нужно его найти. У меня такое ощущение, что до сих пор нам с вами не приходилось решать более важной задачи.

- Полностью с вами согласен.

- Потрясающее дело. Ведь для ИРА разоблачение Качулейна имеет не меньшее значение, чем для нас.

- Да, сэр. Эта мысль уже посещала меня.

- Вы считаете, что они придерживаются того же мнения?

- Вполне возможно, сэр. - От возбуждения у Фокса засосало под ложечкой, как будто бы он уже знал о сюрпризе.

- Ну что ж, - констатировал Фергюсон. - Видит Бог, вы достаточно отдали Ирландии. Готовы ли вы рискнуть второй рукой?

- Вам только стоит этого пожелать, сэр.

- Вот и отлично. Посмотрим, способны ли они хотя бы для разнообразия на разумные реакции. Предлагаю вам слетать в Дублин и встретиться там с Армейским Советом ИРА или с тем, кому будут даны полномочия. За мной необходимые звонки. Остановитесь, как обычно, в "Вестборне". Отправляйтесь сегодня же. О Левине я позабочусь.

- Есть, сэр, - спокойно ответил Фокс. - Если позволите, пойду собираться.

Фергюсон возвратился к обмываемому дождем окну. Бредовая, но в данном случае вполне логичная идея сотрудничества между британской армией и ИРА. Вопрос только в том, согласятся ли эти сумасшедшие из Дублина работать с ними.

За его спиной открылась дверь. В кабинет вернулся Левин.

- Генерал, я вам еще нужен? - смущенно спросил он.

- Само собой, - ответил Чарльз Фергюсон. - Сейчас мы поедем в штаб-квартиру. Там вы посмотрите фотографии. - Он взял пальто, шляпу и открыл дверь. - Чем черт не шутит, может, вы и узнаете этого человека?

В глубине души Фергюсон совершенно не верил в эту затею, но постарался не выказывать своих сомнений Левину, когда они спускались в лифте вниз.

Глава 3

Ветер натягивал серый навес дождя над рекой Лифи, когда такси, которое доставило Фокса из аэропорта в Дублин, свернуло с набережной Святого Георга в одну из боковых улиц и остановилось перед отелем.

"Вестборн" был маленькой старомодной гостиницей с рестораном и баром. Это здание в георгианском стиле находилось под охраной государства. Скромная уютная обстановка привлекала постояльцев - представителей процветающего слоя среднего класса, обычно останавливающихся здесь, чтобы отдохнуть пару дней или развлечься в городе.

Фокс тоже часто останавливался здесь и всегда под именем Чарльза Ханта, виноторговца. Благо, его обширные познания в этой области позволяли легко поддерживать такую легенду.

Неприметная молодая женщина в черном костюме сердечно приветствовала его:

- Рады видеть вас, господин Хант. Для вас оформлен третий номер на втором этаже. Тот самый, где вы жили раньше.

- Спасибо. Есть новости?

- Нет, сэр. Как долго вы пробудете у нас?

- День, может - два. Я потом уточню.

Портье был все тем же стариком с совершенно седой головой и изборожденным морщинами печальным лицом. Зеленая гостиничная форма сидела на нем не лучшим образом, и Фокс, как всегда, немного стыдился, что немощный человек несет его чемодан.

- Ну, как ваши дела, мистер Райен? - осведомился Фокс в тесном лифте.

- Нормально, сэр. В следующем месяце ухожу на пенсию. Отправляют старого конягу на выгул.

Они уже шли по коридору.

- Печально. Наверное, вам будет не хватать "Вестборна"?

- Конечно, сэр. После тридцати-то восьми лет работы... - Он открыл дверь номера и пригласил Фокса. - Но в конце концов к такому финалу приходим мы все.

Номер был весьма приятным помещением со штофными обоями, двумя отдельными кроватями, камином в псевдостиле Эдема и мебелью красного дерева. Райен положил дорожную сумку Фокса на кровать и поправил шторы.

- С тех пор, как вы были здесь в последний раз, мы подновили ванную комнату, сэр. Получилось очень красиво. Прикажете подать чаю?

- Пока не нужно, мистер Райен. - Фокс достал из бумажника пятифунтовую банкноту и протянул ему. - Пожалуйста, когда поступят какие-нибудь сообщения для меня, немедленно известите. В случае, если не найдете в номере, идите в бар.

В глазах старика что-то блеснуло, он слабо улыбнулся.

- Не беспокойтесь, сэр, я обязательно разыщу вас.

"Весь сегодняшний день просто типичен для Дублина, подумал Фокс, положив пальто на кровать и подойдя к окну. Ни с кем нельзя чувствовать себя в полной безопасности, повсюду симпатизирующие ИРА. Причем это ведь тысячи обычных приличных людей, ненавидящих насилие и терроризм, но одобрительно относящихся к политической идее".

Зазвонил телефон. Фокс услышал голос Фергюсона.

- Я все уладил. Макгинесс встретится с вами.

- Когда?

- Вам сообщат.

Раздались короткие гудки: разговор окончен.

Макгинесс, наряду со всеми своими должностями, несомненно, один из наиболее умных членов Армейского Совета, подумал Фокс, глядя в окно.

В конце улицы виднелась Лифи, по стеклу колотил дождь. Непонятно, почему Фокс чувствовал себя каким-то пришибленным. Дело, наверно, в Ирландии. В какое-то мгновение он ощутил боль в левой руке, той самой, которой не было. Дурацкое самовнушение, решил он и отправился в бар.

Там было пусто. За стойкой стоял молодой итальянец. Фокс заказал виски с содовой и пристроился в углу у окна. На столе лежали утренние газеты, и он просматривал "Таймс", когда рядом с ним беззвучно возник Райен.

- Такси подано, сэр.

Фокс удивленно посмотрел на него.

- Такси для меня? Ах да, конечно.

Увидев в руках Райена синий плащ, он сморщил лоб.

- Извините, но это, кажется, мой плащ?

- Я позволил себе взять его из вашего номера, сэр. Он вам понадобится; боюсь, дождь усилится.

Опять какая-то веселая искорка мелькнула в глазах портье. С помощью Райена Фокс оделся и вслед за ним вышел на улицу к черному такси.

Райен придержал дверцу.

- Желаю приятно провести время, сэр, - сказал он, когда Фокс уселся в машине.

Такси рвануло с места. За рулем сидел молодой мужчина с темными вьющимися волосами, одетый в кожаную куртку с белым шейным платком. Ловко управляя машиной в автомобильном потоке, он молча выехал на набережную Святого Георга. Такси остановилось у парапета напротив зеленой телефонной будки, рядом с которой стоял человек в кепке и бушлате. Он открыл дверцу и сел рядом с Фоксом.

- Вперед, Билли, - бросил он шоферу и повернулся к Фоксу с явным желанием поговорить. - Святые Мария и Иосиф, я уж думал, что утону здесь на тротуаре. Попрошу вас поднять руки, капитан. Нет, высоко задирать не надо. Вот так вполне достаточно.

Он основательно и профессионально обыскал Фокса, но ничего не нашел. Затем откинулся на сиденье, достал из кармана пистолет и положил на колено.

- Вам известно, капитан, что это за штука?

- "Ческа", судя по виду, - ответил Фокс. - Модель с глушителем, разработанная чехами несколько лет назад.

- Отлично. Не забывайте о ней, когда будете разговаривать с мистером Макгинессом. Знаете, как говорят в фильмах: "Одно неверное движение, и ты труп".

В потоке машин они проехали всю набережную Святого Георга и примерно половину набережной Виктории.

- Пора выходить, - произнес наконец человек в бушлате, и Фокс последовал за ним.

Ветер гнал дождь над рекой. Фокс поднял воротник плаща, человек в бушлате встал под деревом. Он кивнул в сторону маленькой беседки у каменного заграждения на набережной:

- У него много дел, и вообще он не любит ждать.

Он закурил следующую сигарету и прислонился к дереву, а Фокс поднялся по ступенькам к беседке. На скамейке в углу сидел мужчина и читал газету. Он был довольно элегантен: расстегнутый коричневый плащ, под ним - дорогой темно-синий костюм, белая рубашка и галстук в синюю и красную полоску. Его открытое лицо и голубые глаза вызывали симпатию. Глядя на этого привлекательного человека, невозможно было поверить, что уже тринадцать лет он числился среди наиболее опасных преступников, разыскиваемых британской армией.

- А, капитан Фокс, - дружелюбно произнес Макгинесс. - Рад снова видеть вас.

- По-моему, мы с вами не встречались, - ответил Фокс.

- Как же, как же. Вспомните 1972 год, Лондондерри. Вы тогда были корнетом. Ведь так называется лейтенант в Конногвардейском полку Ее Величества? В пабе на Прайор-стрит взорвалась бомба, и вас перевели в военную полицию.

- Боже мой! - Фокс ударил себя ладонью по лбу; - Как же не помнить?!

- Пылала вся улица. Вы вбежали в один из домов рядом с продуктовым магазином и вывели оттуда женщину с двумя детьми. А я лежал на крыше дома напротив, возле меня - человек, желавший из своего карабина продырявить вашу голову. Но я остановил его.

Несколько секунд Фокса била дрожь.

- Значит, это вы тогда в Лондондерри командовали ИРА?

Макгинесс усмехнулся.

- Как играет нами жизнь, не правда ли? Собственно говоря, у вас был роковой шанс не сидеть здесь. Ну, так что хотела обсудить со мной эта старая лиса Фергюсон?

Фокс изложил.

Макгинесс какое-то время задумчиво глядел на Лифи, засунув руки в карманы плаща.

- Вы знаете, что вон та набережная носит имя Вульфа Тоуна?

- Разве Вульф Тоун не был протестантом?

- Был. И одним из величайших ирландских патриотов тоже. - Он довольно неприятно присвистнул, не разжимая зубов.

Фокс спросил:

- Вы мне верите?

- Да, конечно, - откликнулся Макгинесс. - Вы, англичане, очень коварный народ, но сейчас я вам верю по одной простой причине. Все сходится, капитан! Все эти убийства в течение многих лет, все это дерьмо, которым нас из-за них забрасывали. И я, и Армейский Совет точно знаем, что наших рук дело, а что нет. Конечно, все эти случаи мы приписывали идиотам, одиночкам, "ковбоям". Он криво усмехнулся. - Ну и, конечно же, британской тайной службе. Мысль о человеке, реализующем некий четкий план, просто не приходила нам в голову.

- Однако в ваших организациях есть таки пара-другая марксистов, задумчиво заметил Фокс. - Того самого типа, которые смотрят на Советы как на спасителей человечества.

- Об этом вы можете сразу забыть, - голубые глаза Макгинесса гневно сверкнули. - Свобода Ирландии, Ирландия - ирландцам. А вся эта марксистская дребедень нас мало волнует.

- Ну и что же дальше? Вы обратитесь к Армейскому Совету?

- Думаю, что нет. Я поговорю с начальником штаба и выясню его позицию. Потому что именно он прислал меня сюда. Честно говоря, чем меньше людей будет пока знать об этом, тем лучше.

- Совершенно верно, - Фокс встал. - Ведь Качулейном может оказаться любой. Даже кто-то из окружения Армейского Совета.

- Мне тоже пришла в голову подобная мысль. - Макгинесс кивнул, и человек в бушлате вышел из-под дерева. - Мерфи сейчас отвезет вас обратно в "Вестборн". Никуда не уходите. Я свяжусь с вами.

Фокс сделал пару шагов, но вдруг остановился и обернулся.

- Ах да, на вас - гвардейский галстук.

Макгинесс рассмеялся.

- А вы думали, что я этого не знаю? Я хотел лишь, чтобы вы чувствовали себя как дома, капитан Фокс.

Из телефонной будки - Фокс не хотел пользоваться услугами отеля - он позвонил Фергюсону. Бригадного генерала не оказалось дома, и Фокс набрал частный номер его бюро в Генеральном директорате. Трубку тут же сняли.

- Я поговорил с ним, сэр.

- Быстро, однако. Они прислали Макгинесса?

- Да, сэр.

- Он проглотил всю эту историю?

- Еще бы, сэр. Он хочет снова связаться со мной, может быть, даже сегодня вечером.

- Хорошо. Через час я снова буду дома и выходить никуда не собираюсь. Будут новости - немедленно звоните.

В номере Фокс принял душ, переоделся и спустился в бар, где снова заказал виски с содовой. Он все время думал об этой истории, но больше всего - о Макгинессе.

Это несомненно умный и опасный человек. Не просто герой-партизан, хотя и на его совести предостаточно убийств, но один из руководителей движения, поднявшийся наверх во время беспорядков. К своему крайнему неудовольствию, Фокс констатировал, что Макгинесс ему еще и симпатичен. А это уже не лезло ни в какие ворота. Он направился в ресторан и, хотя было еще довольно рано, поужинал в одиночестве, просматривая газету "Ириш Пресс".

Затем Фокс через бар прошел в салон. В нем уже сидело человек двадцать, судя по всему, в основном гости отеля, за исключением таксиста, возившего его на встречу с Макгинессом. Сейчас на нем был серый элегантный костюм. Он потягивал пиво в дальнем конце стойки, делая вид, что не знает Фокса, к которому подошел Райен.

- Если не ошибаюсь, сэр, после ужина вы предпочитаете чай, а не кофе?

- Совершенно верно, - ответил Фокс.

- Я осмелился отнести чай в ваш номер, сэр. Мне кажется, что вы предпочитаете мир и спокойствие.

Он повернулся и пошел по направлению к лифту. Фокс, ожидавший новых сообщений, встал и последовал за ним, но старик не сказал больше ни слова, а молча зашагал по коридору к его номеру и открыл дверь.

Мартин Макгинесс смотрел выпуск новостей по телевизору. У окна стоял Мерфи, одетый, как и человек в баре, в относительно консервативный серый костюм.

Макгинесс выключил телевизор.

- А, это вы, Фокс. Кстати, вы пробовали утку с апельсинами? Ее здесь неплохо готовят.

На столе стоял поднос с двумя чашками.

- Разрешите налить вам чаю, мистер Макгинесс? - спросил Райен.

- Спасибо, я сам, - Макгинесс взял чайник и сказал Фоксу, когда Райен ушел: - Как видите, и старый Патрик тоже с нами. Ты можешь подождать снаружи, Майкл, - добавил он.

Мерфи вышел, не произнеся ни слова.

- Мне говорили, что ни один джентльмен не нальет молока в чашку раньше чаю, но истинный джентльмен вообще не станет думать о подобной ерунде. Учат этому в Итоне?

- Да, чему-то в этом роде. - Фокс взял свою чашку. - Не надеялся увидеть вас так скоро.

- Знаете, дел много, а времени - мало. - Макгинесс сделал глоток и удовлетворенно вздохнул. - Хм, неплохо. Да, я поговорил с начальником штаба, и он, как и я, придерживается того мнения, что то, на что натолкнулись вы с помощью компьютера, достойно пристального внимания.

- Нашего общего внимания?

- Там видно будет. Для начала он принял решение не обсуждать этот вопрос на Армейском Совете, во всяком случае, не на нынешней стадии. Так что пока обо всем известно лишь ему и мне.

- Такое решение и мне представляется разумным.

- Кроме того, мы не хотели бы, чтобы в дело оказалась втянутой дублинская полиция. Вы же со своей стороны должны исключить участие секретной полиции и армейских разведслужб.

- Вряд ли бригадный генерал Фергюсон согласится с этим.

- А ему не остается ничего другого, так же, как, впрочем, и согласиться с тем, что мы ни при каких условиях не станем давать информацию на бывших и нынешних членов ИРА. Потому что таковая может быть использована иным образом.

- Ну хорошо, - ответил Фокс. - Я вас понимаю, но могут возникнуть сложности. Как можно сотрудничать, не обмениваясь информацией?

- Есть такая возможность. - Макгинесс снова налил себе чаю. - Я уже обсудил эту проблему с начальником штаба, он согласен, так что дело за вами. Мы используем посредника.

- Посредника? - Фокс сморщил лоб. - Что вы имеете в виду?

- Кого-либо, кто приемлем для общих сторон, то есть человека, кому в равной мере доверяют обе стороны. Если вы, конечно, понимаете, о чем я говорю.

Фокс засмеялся.

- Такого человека не существует.

- Вы ошибаетесь, - возразил Макгинесс. - Я говорю о Лайаме Девлине, и не делайте, пожалуйста, вид, будто не знаете, о ком идет речь.

- Я очень хорошо знаком с Лайамом Девлином, - медленно произнес Фокс.

- Естественно. Разве это не вы с Фолкнером в 1979 году поручили САС выкрасть его, чтобы он помог вам вытащить Мартина Брознана из французской тюрьмы и отловить эту бешеную собаку Фрэнка Барри?

- Вы прекрасно информированы.

- Теперь Лайам - профессор дублинского Тринити-колледжа. У него маленький домик в деревне Килри, расположенной в часе езды отсюда. Найдите его. Если он клюнет, продолжим наши беседы.

- Когда?

- Я сообщу вам или появлюсь без предварительного уведомления. Только таким способом мне у нас на севере удается всегда приходить к финишу чуть-чуть раньше, чем британской армии. - Он встал. - Внизу у стойки стоял молодой человек. Вы его уже, наверное, заметили?

- Таксист?

- Билли Уайт. И левой и правой рукой он попадет в муху. Пока вы здесь, он - в вашем распоряжении.

- Спасибо, нет нужды.

- Совсем наоборот. - Макгинесс надел пальто. - Во-первых, мы не хотим, чтобы с вами что-нибудь случилось, и во-вторых, всегда полезно знать, где вы находитесь. - Он отворил дверь, и Фокс увидел ожидавшего за ней Мерфи. - Я свяжусь с вами, капитан.

Макгинесс шутовски отдал честь и закрыл за собой дверь.

- Ну что ж, вполне разумно, - решил Фергюсон, - однако я сомневаюсь, чтобы Девлин после аферы с Фрэнком Барри еще раз согласился работать на нас. По его мнению, мы несколько бессовестно использовали его и Брознана.

- И даже очень бессовестно, сэр.

- Ну ладно, ладно, Гарри, только не надо делать из этого трагедию. Позвоните и узнайте, дома ли он. Если да, съездите к нему.

- Сейчас, сэр?

- Почему бы и нет? Времени только половина десятого. Впрочем, если он дома, сообщите мне. Я сам позвоню ему. Ах да, номер его телефона. Запишите.

В баре Фокс разменял пятерку на 50-пенсовики.

Билли Уайт стоял все на том же месте и читал вечернюю газету. Пиво в бокале оказалось почти нетронутым.

- Будете пиво, мистер Уайт? Плачу я, - обратился к нему Фокс.

- Не пью, капитан. - Уайт рассмеялся и залпом опорожнил бокал. - А впрочем, теперь бы "Бушмиллс" не помешал.

Фокс сделал заказ.

- Возможно, мне придется съездить в Килри. Вы знаете эту деревушку?

- И даже очень хорошо, - отозвался Уайт. - Нет проблем.

Фокс вошел в телефонную будку и закрыл за собой дверь. Немного подумав, он набрал номер, который дел ему Фергюсон. И тут же узнал голос - голос, наверное, самого удивительного человека, которого он когда-либо встречал.

- Девлин слушает.

- Лайам? Это Гарри Фокс.

- Матерь Божья! - воскликнул Девлин. - Гарри, где вы?

- В Дублине, в отеле "Вестборн". Я бы хотел приехать к вам.

- Прямо сейчас?

- Жаль, если для вас это неудобно.

Девлин засмеялся.

- Честно говоря, в данный конкретный момент я собираюсь проиграть партию в шахматы, чего мне совсем не хотелось. Можно сказать, вы позвонили как раз вовремя. Кстати, вы по делу?

- Да. Я позвоню Фергюсону и сообщу ему, что вы дома. Он сам хотел поговорить с вами.

- Значит, старый стервятник все еще в своем гнезде. А почему бы, собственно, и нет? Вы знаете, где я живу?

- Да.

- Тогда увидимся через час. Мой дом в Килри расположен рядом с женским монастырем. Не спутайте!

Когда Фокс после разговора с Девлином и Фергюсоном вышел из телефонной будки, Уайт ждал его.

- Мы едем, капитан?

- Да, - ответил Фокс. - Дом рядом с женским монастырем в Килри. Пойду надену плащ.

Как только за Фоксом закрылись двери лифта, Уайт бросился к телефону. На другом конце провода тут же ответили.

- Мы едем в Килри, - доложил он. - Судя по всему, сегодня вечером наш приятель собирается посетить Девлина.

Когда они проехали какое-то расстояние сквозь хлеставший по стеклам дождь, Уайт между прочим заметил:

- У нас с вами не должно быть иллюзий относительно друг друга, капитан. В тот год, когда вы потеряли руку, я был лейтенантом в бригаде имени Норта Тироуна. Есть такая во Временной ИРА.

- Но вы ведь были тогда совсем юнцом?

- А я уже родился старым благодаря Королевской полиции Ольстера, будь она проклята. - Он прикурил одной рукой. - Так вы хорошо знаете Лайама Девлина?

- А почему вы спрашиваете? - недовольно буркнул Фокс.

- Мы же к нему едем, разве нет? Э, капитан, кто не знает, где живет Лайам Девлин?

- Он у вас тут своего рода легенда?

- Легенда? Этот человек показал всем нам, как следует выходить из безвыходных положений. Правда, теперь он не желает иметь ничего общего с Движением. Стал моралистом. Выступает против террора и насилия.

- А вы как к этому относитесь?

- Хм, так ведь у нас война или что? Вы-то ведь третий рейх в крошево раздолбали. И мы вас так же раздолбаем, если уж так нужно!

"Логично, но все равно как-то унизительно, - подумал Фокс. - Чем все это кончится? Бойней?.." Он поежился, и лицо его приняло безрадостное выражение.

- Что касается Девлина, - сказал Уайт, когда они выехали на окраину города, - то я слышал о нем пару баек. Вы ведь знаете, правда?

- Что именно?

- Ну, говорят, будто в тридцатые годы он воевал в Испании против Франко и был взят в плен. Затем попал к немцам и работал на них здесь всю войну как агент.

- Абсолютно точно.

- Еще я слышал, что они его потом послали в Англию. А кроме того, будто он в 1943 году имел отношение к попытке немецких парашютистов выкрасть Черчилля. Это тоже правда?

- Скорее напоминает приключенческий роман, - заметил Фокс.

Уайт вздохнул и задумчиво заметил:

- Я тоже так подумал. Но все равно Девлин - крутой мужик.

Он откинулся на сиденье и сосредоточился на дороге.

Да, описать, что такое Лайам Девлин, действительно трудно, думал фоке в темноте автомобиля. Очень одаренный мальчик, в шестнадцать лет был принят в дублинский Тринити-колледж, а в девятнадцать с отличием закончил его. Ученый, писатель, поэт-лирик, он еще студентом в тридцатые годы считался особо опасным боевиком ИРА.

Почти все, о чем говорил Уайт, основывалось на фактах. Девлин на самом деле воевал в Испании в рядах антифашистов, а в Ирландии работал на абвер. Ну, а об истории с планом похищения Черчилля сейчас сложно судить: архивы рассекретят лишь через много лет.

В послевоенное время Девлин был профессором бостонского католического семинара "День всех святых". Участвовал в безуспешной кампании ИРА в конце 50-х годов, а в 1969 году, когда начались нынешние беспорядки, возвратился в Ольстер. Будучи одним из отцов основателей Временной ИРА, он постепенно потерял всякую веру в эффективность террора и прекратил активное участие в Движении. С 1976 года преподает на факультете английского языка в Тринити-колледже.

Фокс не встречался с ним с 1979 года. Тогда с помощью шантажа Фергюсон принудил его к охоте на Фрэнка Барри, бывшего боевика ИРА, ставшего международным террористом и работавшим по найму. В эту рисковую затею Девлин ввязался по нескольким причинам, но в первую очередь потому, что поверил во вранье Фергюсона. И как он теперь будет реагировать на наше предложение?

Они выехали на длинную деревенскую улицу. У Фокса все сжалось внутри, когда Уайт сказал:

- Ну вот мы и в Килри. Вон там - монастырь, а за стеной сада виден дом Девлина.

Он остановил машину на посыпанной гравием дорожке и выключил мотор.

- Я буду ждать вас здесь, капитан, ясно?

Фокс вышел и по выложенной каменными плитами дорожке меж розовых кустов направился к дому с зеленой крышей. На дверях и фронтоне прекрасного здания викторианской эпохи хорошо сохранилась резьба того времени. В эркерном окне за занавесками мерцал свет. Фокс нажал на звонок. Внутри раздались голоса, шаги, дверь отворилась. На пороге стоял Лайам Девлин.

Глава 4

На Девлине была темно-синяя фланелевая рубашка с расстегнутым воротником, серые брюки и очень дорогие итальянские туфли из коричневой кожи. Темные вьющиеся волосы этого невысокого, ростом не более метра шестидесяти пяти, мужчины были лишь подернуты сединой, несмотря на его шестьдесят четыре года. На правом виске виднелся бледный шрам от старого пулевого ранения, кожа отличалась белизной, а глаза - необыкновенной синевой. Казалось, легкая ироничная улыбка постоянно приподнимает уголки губ этого человека, пришедшего к выводу о том, что жизнь - всего лишь дурная шутка, достойная только того, чтобы над ней посмеяться.

Но тем не менее это была улыбка симпатичного и искреннего человека.

- Рад снова видеть вас, Гарри. - Он обнял Фокса.

- Я тоже рад, Лайам.

Девлин посмотрел мимо него на автомобиль и сидящего за рулем Уайта.

- С вами кто-нибудь еще приехал?

- Только мой шофер.

Он спустился с крыльца, подошел к машине и заглянул внутрь.

- Добрый вечер, мистер Девлин, - произнес Билли.

Девлин повернулся и, не говоря ни слова, возвратился к Фоксу.

- Так вот кто ваш шофер, Гарри? Он может завезти только в одно место в преисподнюю.

- Фергюсон уже звонил?

- Да, но об этом после. Входите.

Внутри дом был оформлен тоже в викторианском стиле. В зале обои от Уильяма Морриса и панели красного дерева. На стенах несколько ночных пейзажей художника викторианской эпохи Эткинсона Гримшо. Фокс с удивлением рассматривал их, когда снимал плащ и протягивал его Девлину.

- Странно видеть здесь эти картины, Лайам. Ведь Гримшо - стопроцентный англичанин из Йоркшира.

- Не его в том вина, Гарри. Главное, он был художник милостью божьей.

- Да, его вещи недешево стоят, - заметил Фокс, знавший, что на аукционе даже самое незначительное произведение Гримшо оценивалось тысяч в десять.

- Не мне об этом судить, - ответил Девлин.

Он отворил дверь и ввел гостя в гостиную, так же, как и зал, выдержанную в викторианском стиле: стены, обитые зеленым с золотом шелком, снова картины Гримшо и яркий огонь камина оригинальной работы Уильяма Ленгли.

Человек, стоявший перед камином, был священником в темной сутане. Он обернулся, чтобы поприветствовать Фокса. Ростом не выше Девлина, волосы аккуратно зачесаны за уши. Выглядел он довольно импозантно, особенно благодаря своей приветливой улыбке. Были в нем какой-то порыв, какая-то энергия, тронувшие Фокса. Довольно редко люди вызывали у него столь неограниченную инстинктивную симпатию.

- "Ну что ж, теперь у нас два Гарри", - продекламировал Девлин строфу из Шекспира. - Капитан Гарри Фокс, позвольте представить вам отца Гарри Кассена.

Кассен мягко пожал протянутую руку.

- Рад познакомиться с вами, капитан Фокс. После вашего звонка Лайам рассказал мне о вас.

Девлин указал на шахматный столик перед собой.

- Для меня был хорош любой повод, чтобы избежать разгрома.

- Вы, как всегда, порядком преувеличиваете, - заметил Кассен. - Однако мне пора идти, а вас оставляю с вашими заботами.

У священника был приятный и глубокий голос, в его ирландском слышался американский акцент.

- Нет, вы только послушайте, Фокс. - С этими словами Девлин достал из буфета три бокала и бутылку "Бушмиллс". - Присядь, Гарри. От стаканчика перед сном тебе хуже не станет. - И, обращаясь к Фоксу, добавил: - Мне еще не встречался человек, который бы ходил столько же, сколько ваш святой отец.

- Хорошо, хорошо, Лайам, сдаюсь, - произнес Кассен. - Еще есть пятнадцать минут, а потом мне и впрямь нужно уходить. Ты же знаешь, что по вечерам я заглядываю в наш хоспис, а там сейчас Дэни Малоун, и неизвестно, застану ли я его завтра утром в живых.

- Давай выпьем за него. Ведь это всем нам предстоит, - предложил Девлин.

- Хоспис, вы говорите? - спросил Фокс.

- Тут рядом монастырь Святого Сердца. А милосердные сестры уже несколько лет содержат при нем клинику для умирающих.

- И вы там работаете?

- Да, администратором и духовным наставником. Говорят, будто монахини настолько чужды всего мирского, что не могут справиться с бухгалтерией. Полная чушь! Сестра Анна-Мария, которая заправляет всем, знает расходы хосписа вплоть до последнего пенни. А так как община здесь небольшая и у священника нет куратора, то я иногда помогаю ему.

- Кроме того, Гарри три дня в неделю работает в отделе печати католического секретариата в Дублине, - вставил Девлин. - А еще руководит местным молодежным клубом и театром с его девяносто тремя юными артистками, с которыми сыграл пять очень посредственных спектаклей.

Кассен рассмеялся.

- Угадайте, чья была постановка. В следующий раз мы попробуем "Вестсайдскую историю". Лайам считает, что мы слишком высоко хватили, но я предпочитаю серьезные испытания путям наименьшего сопротивления.

Он выпил "Бушмиллс". Фокс поинтересовался:

- Позвольте спросить, святой отец, вы - американец или ирландец? Я что-то не пойму.

- А он и сам точно не знает, - смеясь, ответил Девлин.

- Моя мать была американкой ирландского происхождения. В поисках своих исторических корней она вернулась в Коннахт в 1939 году. Но кроме меня никого здесь не нашла.

- А ваш отец?

- Отца я вообще не знал. Фамилия моей матери Кассен, и она исповедовала протестантство. Некоторые из Кассенов еще живут в Коннахте, они потомки бойцов Кромвеля. В этой части страны Кассены часто называют себя Паттерсонами; это неправильный перевод ирландского слова "кассен" - "тропа".

- Короче говоря, он сам не знает, кто он такой, - повторил Девлин.

- Ну, это как посмотреть, - улыбнулся Кассен. - После войны, в 1946 году, моя мать вернулась в Штаты. Через год она умерла от гриппа, и меня взял к себе единственный родственник, старый двоюродный дядя, у которого была ферма в канадской провинции Онтарио. Прекрасный человек и истовый католик. Под его влиянием и я стал католиком.

- Вот тут-то судьба и свела нас, - Девлин поднял свой бокал.

Фокс недоумевающе посмотрел на него. Кассен пояснил:

- Семинар, в который я был принят, назывался "День всех святых" и располагался в Рейн Лэндинге неподалеку от Бостона. А Лайам преподавал там английский.

- Да, проблем у меня с ним было предостаточно, - вспомнил Девлин. - Его ум острый как бритва. Каждый раз он выставлял меня дураком, когда я на лекциях неверно цитировал Элиота.

- Затем я - работал в двух общинах в Бостоне и позднее еще в одной в Нью-Йорке, - продолжал Кассен, - но не терял надежды однажды вернуться в Ирландию. В 1968 году я был наконец переведен в Белфаст, в церковь на Феллс-роуд.

- Которую уже через год сожгла дотла протестантская толпа, - вставил Девлин.

- Тогда я попытался спасти общину от распада и продолжил службу в спортивном зале одной из школ, - сказал Кассен.

Фокс взглянул на Девлина.

- В то время как вы носились по Белфасту и подбрасывали бревна в огонь?

- Милостивый Господь да простит мне это, - смиренно произнес Девлин. Потому что сам себе я этого простить не могу.

Кассен поставил перед собой пустой бокал.

- Ну, а теперь я все-таки должен покинуть вас. Было приятно познакомиться с вами, капитан Фокс.

Он протянул руку. Фокс пожал ее, после чего Кассен встал и направился к двери террасы. За стеной сада вздымался монастырь Кассен прошел по газону, открыл калитку и скрылся.

- Удивительный человек, - заметил Фокс, когда Девлин закрыл дверь.

- Можно сказать и так. - Девлин обернулся. Улыбка исчезла с его лица. Ну хорошо, Гарри. Фергюсон как всегда напускает много таинственности. Так что объясните, пожалуйста, внятно, в чем дело...

В хосписе царила полная тишина. Он был устроен совершенно не так, как обычная больница, и пациент здесь мог выбирать между одиночеством и близостью к соседу по палате. Над столом склонилась сиделка, и ночник был единственным источником света в коридоре. Она не слышала шагов Кассена, вдруг возникшего из темноты рядом с ней.

- Как себя чувствует Малоун?

- Без изменений, святой отец. У него лишь незначительные боли. С помощью лекарств нам удалось стабилизировать состояние.

- Он в ясном уме?

- Периодически.

- Я пойду к нему.

Кровать Дэни Малоуна, отделенная от других шкафами и книжными полками, стояла наискосок к окну, за которым виднелись деревня и черное ночное небо над ней. Свет ночника резкими линиями теней очерчивал лик умирающего, еще нестарого, лет сорока мужчины с преждевременно поседевшими волосами и лицом, под которым ясно угадывались очертания черепа. На туго натянутой коже буквально читались следы страданий, переносимых этим человеком из-за рака той самой болезни, которая медленно, но верно переносила его из этой жизни в иную.

Когда Кассен присел рядом, Малоун открыл глаза. В его взгляде, поначалу совершенно пустом, понемногу просыпалось сознание.

- Я уж было подумал, что вы больше не придете, святой отец!..

- Но ведь я же обещал. Пришлось, правда, принять стаканчик перед сном у Лайама Девлина, поэтому припоздал.

- Один перед сном - это полезно, святой отец. Лайам ведь был настоящим борцом за наше дело. Никто больше него не сделал для Ирландии.

- А вы, Дэни? - Кассен пересел на край кровати. - Ведь никого во всем Движении не было смелее вас.

- Но скольких людей я при этом убил. И зачем? Однажды Дэниел О'Коннел сказал в своей речи, что свобода Ирландии вещь праведная, но не стоящая даже и одной человеческой жизни. Тогда я был молодым и оспаривал это. Теперь же, на смертном одре, мне кажется, я понимаю, что он имел в виду.

Он скривился от боли и посмотрел на Кассена.

- Не могли бы мы поговорить об этом, святой отец? Мне кажется, так мне легче будет собраться с мыслями.

- Хорошо, но только недолго, вам необходимо поспать, - улыбнувшись, согласился Кассен. - Умение служить есть одна из важнейших добродетелей священника, Дэни.

Малоун попытался улыбнуться.

- Да, конечно. Так на чем мы остановились? Ах, я рассказывал вам о подготовке серии взрывов в центральной Англии и в Лондоне в 1972 году.

- Вы говорили, что газеты дали вам кличку "Лиса", - напомнил Кассен, из-за того, что вам, казалось, ничто не могло помешать беспрепятственно появляться то в Англии, то в Ирландии. Арестованы были все, кроме вас. Как же это получилось?

- Все очень просто, святой отец. Самый страшный бич нашей страны предательство, а второй - головотяпство самой ИРА. Люди, головы которых напичканы революционной идеологией, могут произносить великолепные речи, но очень часто им недостает разумного подхода к тому, что они делают. Поэтому я предпочитал держаться профессионалов.

- Профессионалов?

- Да, да, тех самых, которых вы бы назвали преступными элементами. Например, в 70-е годы не было ни одной конспиративной квартиры ИРА, которая рано или поздно не появлялась бы в списках Скотланд-Ярда. Именно из-за этого тресты были неминуемы.

- А что же вы?

- Уголовники, когда они в бегах или когда полиция напрочь обкладывает их, нуждаются в том, чтобы "лечь на дно". Потому-то есть места, где можно спрятаться, дорогие, но действительно надежные места. Есть, например, в Гэлвее, к югу от Глазго, в Шотландии, незаметная ферма, которая принадлежит братьям Мангоу. Правда, оба они порядочные сволочи.

Боли вдруг усилились, и Малоун начал судорожно хватать ртом воздух.

- Я позову сестру, - участливо сказал Кассен.

Но больной схватил его за край сутаны.

- Оставьте это. Хватит с меня обезболивающих. У сестер добрые намерения, но с меня довольно. Давайте лучше еще поговорим, святой отец.

- Ну, будь по-вашему, - согласился Кассен.

Малоун лег, закрыл и вновь открыл глаза.

- Во всяком случае, оба они - Гектор и Ангус Мангоу - исключительное дерьмо.

Девлин беспокойно прохаживался по комнате.

- Вы мне верите? - спросил Фокс.

- Все выглядит логично и многое объясняет, - ответил Девлин. - Скажем так: я в принципе принимаю такую версию.

- И что же мы теперь предпримем?

- Мы?! - Девлин гневно сверкнул глазами. - Какая наглость! Вы что, Гарри, не помните, что, когда я в последний раз работал для Фергюсона, он подставил меня? Навешал лапши на уши и попользовался.

- Это было в прошлый раз, Девлин. Теперь совсем другое дело.

- Какая мудрая мысль! И что мне с ней делать?

В этот момент в дверь террасы тихо постучали. Девлин открыл ящик письменного стола, вынул старомодный маузер с грушеобразным эсэсовским глушителем и снял его с предохранителя. Кивнул Фоксу и отодвинул занавеску. За окном стояли Макгинесс и Мерфи.

- О, Господи! - простонал Девлин.

Он открыл дверь и впустил смеющегося Макгинесса.

- Господь да благословит всех присутствующих, - шутливо поздоровался он и, обратившись к Мерфи, сказал: - Не спускай глаз со стеклянной двери, Майкл, - а сам, подойдя к камину, протянул к огню замерзшие руки. - По ночам еще довольно прохладно.