Исповедь неудачника, или История странной любви

Глава 10

Я успел на рейс. Двадцать часов пути меня не тяготили. Наоборот, будет возможность отоспаться в тепле. Но меня всё ещё мучили душевные терзания, и уснуть никак не удавалось. Я пытался понять, чего же на самом деле хотела Паша, когда звонила мне. Может быть, она хотела продемонстрировать Олегу, что есть человек, готовый лететь за ней на край света? Так сказать, наглядный пример того, что он, Олег, может потерять её. Ничего другого мне на ум не приходило.

Почему-то вдруг вспомнилось слово, которым Андрюха определил когда-то мое положение в отношениях с Пашей: зависимый! А вслед за этим всплыло в памяти и предостережение черноморской провидицы, подарившей мне сувенир: «Не давай его в руки женщинам!» Я и не давал. Никто, кроме Паши, к нему не прикасался. Что же она сделала тогда, когда сжимала шарик в руке и, закрыв глаза, о чём-то думала? Я не верил в мистику, я не верил в «заговоры», но тут невольно пришлось задуматься — уж слишком очевидное совпадение: я действительно оказался «заговорённым», а вернее, приговорённым к какой-то странной, поистине мистической любви, от которой не мог никак избавиться. И уж если разобраться, то заслуживает ли Паша такой безграничной преданности? Так в чём же дело? Или и впрямь действуют какие-то мистические силы? И где мне искать спасения?

Пожилой мужчина в соседнем кресле уже давно посматривал на меня с интересом, желая завязать дорожный разговор. Говорить мне не хотелось, но было бы невежливо не отвечать на его вопросы. И он задал первый вопрос:

— Студент, наверное? Домой на каникулы?

— Лучше сказать «вечный студент», — невесело пошутил я.

— Что так? Не ладится учёба?

— Жизнь не ладится.

— Да-а-а, время сейчас такое, — посягая на философские размышления, сказал сосед. — У меня вот тоже внучка всё на жизнь жалуется. Скучно ей, видите ли, сидеть от звонка до звонка в нотариальной конторе и бумажки оформлять, да ещё за маленькую зарплату.

— А разве не скучно? — поддержал я неведомую внучку.

— Так зачем же шла в юридический институт? Скучно везде, если тебе твоё дело не нравится. А когда нравится, то и не замечаешь, что рабочий день уже кончился. Я вот всю жизнь бухгалтером проработал…

— Ну и скучища, наверное, — прервал я его.

— Не скажите. Я на большом производстве работал. Там такие огромные суммы, а ты должен всё до копейки учесть. Иной раз ищешь эту копейку, как сыщик, разные способы пробуешь. Найдёшь и так же рад, как если бы преступника схватил за руку. В числах какая-то сила есть, магическая, что ли. Она меня с детства притягивала.

— Вам повезло, — вздохнул я, а сам подумал: «Ну вот, и тут магия».

— А вы что же, ещё не определились?

Я невольно вспомнил тётю Веру!

— Выбрал поначалу совсем не то, поменял — и снова не то…

— А вот какие любопытные вещи бывают, — стал рассказывать сосед. — Недавно по телевизору показывали. Один англичанин, из состоятельных, с женой развёлся и махнул в Сибирь, посмотреть, что это за край такой. И так ему понравилось, что он на хуторе, где всего-то пятнадцать человек живёт, остался! Влюбился, женился, сейчас уже трое детей. Он скотину разводит, сам дрова для печки рубит. Стоит румяный такой от мороза, улыбается. Доволен!

— Видел я этого Майкла. Он себе такую жизнь выбрал потому, что влюбился. Ради любви чего только не сделаешь!

Я при этом подумал о Паше и о моих безрассудствах во имя своей болезненной любви к ней, погубившей мою учёбу, возможную карьеру и вообще жизнь.

— Семья — это святое, — подхватил бухгалтер. — Даже звери… охотятся, чтобы деток накормить. Птички сколько раз в день за червячками слетают, чтобы птенчикам своим корм принести! Так уж мир устроен: живёшь — трудись. И благодари родителей, что произвели тебя на свет, и ты каждый день видишь, как солнце всходит, поля видишь, леса, красоту эту, которая вокруг тебя.

Дальше я не слышал, уснул. Когда проснулся, соседа уже не было, вышел где-то по пути. А я подумал, что, возможно, нашёл своё дело, которым, пожалуй, смогу заниматься, чтобы прокормить себя, а потом и своих «птенчиков». Мне нравилось сидеть за компьютером в той фирме, куда я устроился в последний раз.

Но Паша! Паша и здесь мне всё сломала. Я так поспешно кинулся её спасать, что не предупредил руководство об отъезде. Когда же я не вышел на работу, с фирмы позвонили, узнать, не заболел ли. Стас, вечно занятый компьютерными боями, бухнул сходу правду: уехал в Москву на неопределённое время. Когда я явился на работу, за компьютером сидела незнакомая девица, а мне объявили, что я уволен за пятидневный прогул.

— Какая безответственность! — с горечью говорила мама. — Найти приличную работу и поступить так неразумно. Но это, конечно, в твоём духе. Ты никогда не думаешь о последствиях и ничего не доводишь до конца. Что получилось с учёбой, известно. И всё из-за твоей лени и нежелания заглянуть хоть на шаг вперёд. И певца из тебя не вышло, и киноартиста. Всё по тем же причинам. Ты отступаешь перед первым же препятствием. Даже в любви! Тебе не хватило силы воли, чтобы удержаться от порочных соблазнов… А ведь тогда бы Паша не ушла! Да и Стас не лучше. Мне больно сознавать, что мои сыновья — неудачники. Может, в этом моя вина? Слишком жалела вас, «сироток». И вот что получилось…

Мама впервые заговорила об этом, а мне нечего было сказать в ответ. Но я понимал, что пора приниматься за дело. Снова начались поиски подходящей работы. Безнадёжные поиски. И я уже с трудом заставлял себя открывать двери очередного офиса, потому что заранее знал ответ: не нужен.

Знакомая ситуация. Где-то я уже слышал… Или читал? Ну, конечно: Драйзер, «Сестра Керри»! Герствуд, управляющий в процветающей фирме, привыкший жить на широкую ногу, из-за любви к Керри пошёл на должностное преступление и потерял всё: работу, прекрасный дом, друзей, а в конце концов и любимую женщину. Потом он уже не мог заработать хотя бы себе на пропитание — чувство собственного достоинства не позволяло ему заниматься «грязной работой», а на что-то лучшее рассчитывать не мог.

Ох, уж это чувство собственного достоинства! Как же оно мешало мне! Я знал, что способен на большее, чем рыть канавы или таскать ящики, а то, что называют общим развитием, у меня намного выше, чем у некоторых обладателей «корочек». Но это никого не интересовало. Изменить судьбу мне, как и Герствуду, не хватало силы воли. В этом отношении неудачники двадцать первого века ничем не отличаются от неудачников девятнадцатого столетия. Я уже позже понял, что достоинство человека не зависит от профессии и даже от отсутствия таковой. Оно зависит от внутреннего содержания личности. А я, кажется, деградирую, теряю над собой контроль, предаваясь безделью и пьянству. Какое уж тут достоинство?!

Сознавая это, я, тем не менее, зачастил к Митяю, который мог предложить мне лишь привычное утешение в виде стакана водки и своей жизненной позиции:

— Я на постоянную работу никогда не пойду. Это же кабала! Кто бы ты ни был — врач, учитель, слесарь, дворник, чиновник, — должен отбыть своё «от и до». А это же самое трудное — ходить каждый день на службу и каждый день делать одно и то же! Со скуки помрёшь. А я свободен! Мне никто не указ. Нужны мне деньги — пошёл и погрузил чего-нибудь. Или забор кому поставил, стенку заштукатурил, дверь покрасил, в сарае или во дворе что-то разгрёб… Такой работы везде полно. И главное, рассчитываются сразу, наличными.

Мне это было не по нутру, но я иногда помогал ему, чтобы хоть что-то заработать. С каждым днём всё сильнее чувствовал, что при одном только виде бутылки у меня возникает тягостное томление: хочется выпить. «Зависимый!» — опять вспомнилось слово, сказанное другом. Я стал зависимым не только от несчастной любви, но и от алкоголя. Мне было уже всё равно, где и с кем пить. Кто угощал, с теми и пил.

Дома, естественно, начались ссоры с мамой и братом. Он тоже был не дурак выпить, но всё же держался в рамках. А я скатывался всё ниже и ниже. Иногда понимал: надо остановиться! Вот приказать себе больше ни капли в рот не брать! Не получалось, тяга к спиртному оказывалась сильнее. Разговоры домашних о лечении я отвергал, а силой, за ручку, не поведёшь — это же не в детский сад!

И вот однажды, проснувшись после очередного перепоя, слышу звонок домашнего телефона. Кое-как добираюсь, снимаю трубку.

— Привет, — слышу знакомый голос и замираю, будто сразу трезвею, но молчу.

Что ей опять от меня надо?! Она не просто сгубила мою жизнь, она уничтожила меня как личность! Это из-за неё я стал таким!

— Ты меня слышишь? — раздаётся в трубке.

Наверное, ей опять плохо, а её горилла Олег не уделяет столько внимания, сколько ей хочется. Но я причём?! Наконец-то я смог задать себе этот вопрос: я причём?! Ответа на это не было, и я молча положил трубку. На повторные звонки не отвечал: пусть думает, что хочет — не дозвонилась или оборвалась связь… Но не так-то легко перечеркнуть то, чем жил столько лет! Душа взъерошилась, будто внутри меня разыгралась страшная буря. Нет, пронёсся смерч!