Исповедь неудачника, или История странной любви

Глава 11

Одевался я, как в лихорадке, разыскивая вещи, мимо которых проходил по нескольку раз, не замечая их. Забирая с секретера часы, я зачем-то взял мобильник брата, который крепко спал после «боя» по скайпу со своим кентом. На видном месте стоял мой шарик — наверное, Стас вытащил его из-за керамической вазы. Я глянул на «море» — оно штормило! Тёмная масса вздымалась крутыми волнами. Я передвинул шар, но «море» продолжало штормить. Нервы не выдержали. «Ну, ты тут ещё!» — ругнулся я и с силой смахнул сувенир на пол. Раздался громкий неприятный звук. Я поднял шарик и увидел, что он треснул. Неровная трещина пересекала его сверху вниз. А может, это моя жизнь дала такую ужасающую трещину? И почему я должен верить какому-то шарику? Как он мне надоел со своими предсказаниями! Я схватил треснувший сувенир и швырнул его в мусорное ведро. Вечером мама выбросит его вместе со всем остальным содержимым в мусоропровод! А душа у меня так ныла, что я поспешил из дома.

Где же мне искать утешения, как не у Митяя? Я направился к нему и застал его в компании с доморощенным поэтом Михаилом за бутылкой водки. Они употребили уже половину содержимого и предавались философским рассуждениям о нашей непонятной жизни.

— Садись, — пригласил Митяй, наливая мне полстакана водки. — По глазам вижу: нужен глоток свободы. А свобода наступает тогда, когда ты способен отстраниться от окружающей действительности. И для этого нет лучшего средства, чем водочка.

С полстакана водки я, конечно, не мог отключиться настолько, чтобы забыть о своей несносной жизни, но выпил одним махом, скорее, уже по привычке. Беседа моих собутыльников, видимо, была в самом разгаре и очень занимала обоих.

— Я поэтому и пошёл в истопники, — сообщил доверительно Михаил, — что в своё дежурство я там сам себе хозяин. Смотри только за давлением воды и газа по приборам и занимайся, чем хочешь. Есть возможность для творчества.

— По примеру Виктора Цоя, — усмехнулся я. — Я его песни в три года пел. Слов не понимал, но они завораживали меня. «Планета по имени Солнце» — красиво. Но вот чего не пойму. Наши предки, выросшие в Советском Союзе, сейчас ностальгируют по тому времени и уверяют, что тогда-то и была настоящая свобода личности, настоящая демократия, а теперь простой человек никому не нужен. Так почему же Виктор Цой именно тогда прятался в котельной со своими песнями, со своим мнением? Может, время тут вовсе ни при чём? И ты, Миша, пошёл в котельную потому, что тебе так удобно, ты больше ничего не умеешь.

— Правда лишь в том, что мне это действительно удобно, — согласился Михаил. — А вообще-то я инженер-строитель. У меня «красный» диплом. С моими знаниями и опытом я мог бы создать собственное дело. Но оказалось, что совсем неважно, кто ты. Нужны не столько знания и опыт, сколько деньги, начальный капитал. А его-то у меня и не было! Строительные компании сейчас сплошь частные. Поработал в одной — там от меня требовали, чтобы я завышал суммы на сделанные работы, вытягивая побольше денег от инвесторов. Ушёл. В другой компании строили жилой дом на средства дольщиков. Узнал, что хозяин по два раза одну и ту же квартиру продавал. Вовремя ушёл. Везде криминал! Жулики и воры — вот кто имеет неограниченную свободу в наше время! Как с ними работать?!

— За них вроде взялись, — заметил я. — Идёт борьба с коррупцией.

— Как же, — насмешливо возразил Михаил. — Что это за борьба, если даже министры и депутаты воруют сотнями миллионов, покупают дома и целые имения за границей и спокойненько остаются там со своими деньгами. Их никто не трогает. Последние известия смотришь? Изредка? Напрасно! Там очень много интересного. Ежегодно миллиарды рублей утекают в зарубежные банки и оседают на частных вкладах! Что, нельзя найти средство для заслона? Чтобы ни одна копейка не ушла за рубеж без контроля! Уходят миллиарды, а нас потом об этом только оповещают. Тоже мне борьба…

Мне не хотелось лезть в политику, а тем более в досужие разговоры вокруг неё. Может, я ещё не дозрел до этого. В тот момент я и не старался понять, кто виноват в моей неудавшейся судьбе: время, Паша или я сам. У меня на душе было гадко, как в захудалой пивнушке, пропитанной стойким запахом перегара. Избавиться от этого можно было только одним способом: напиться и забыться. Но водка кончилась.

— Пойдёмте, ударим по пивку, — предложил Михаил.

— Не, ребята, я сегодня пас, — сказал Митяй. — У меня заказ есть: надо из гаража хлам убрать. Пойдёшь со мной?

— Нет, — отказался я, — лучше пивка…

Мы с Михаилом вышли на улицу. Колючий снег, подгоняемый ветерком, стегал по лицу, но мне почему-то было это приятно. В пивной Михаил увидел двух приятелей, и мы подсели к их столу. Я полез в карман за деньгами, но под руку попался телефон Стаса, и я выложил его на стол. Потом всё-таки извлёк кошелёк, который распирало от сложенных там ненужных бумаг: билетов до Москвы и обратно, всё ещё не выброшенных мною, записей с набросками будущих песен. Со стороны могло показаться, что кошелёк набит деньгами. Я же извлёк оттуда последнюю пятисотенную купюру, а кошелёк и мобильник снова положил в карман.

Сидели мы с Михаилом долго. Он всё рассуждал о сложностях нашего времени, а я кивал в знак согласия, хотя почти не слышал его, а думал о своём. Стало совсем темно. Михаил поднялся:

— Мне пора. Ты идёшь?

Я не хотел двигаться с места, тем более, что передо мной стояла уже четвёртая или пятая кружка пива, только чуть пригубленная. Отрицательно помотав головой, я принялся цедить пиво. На место Михаила тут же пересел один из парней из-за соседнего столика, видно, знакомый тех двух, которые ещё сидели вместе со мной. Они перебросились несколькими словами, а потом подсевший обратился ко мне:

— Говорят, ты тексты для песен клёво пишешь…

— Говорят, — согласился я, уже плохо соображая после водки и нескольких кружек пива.

— Знакомые ребята группу собирают, — сказал новый знакомец, — им такой человек нужен.

— Я могу… — пообещал я неопределённо.

— Поехали к ним!

— Поехали.

Мы сели на автобус и поехали почти через весь город. По дороге парень что-то говорил по мобильнику своим дружкам. Я не понял даже, на какой окраине мы вышли. Здесь, чуть в отдалении, ещё стояло несколько частных домов, но мы зашли в одну из старых пятиэтажек.

В квартире было тепло и накурено. Двое парней и девушка с белыми кудряшками приготовились слушать меня, сунув в руки гитару и выставив на стол бутылку шампанского. Вместо фужеров стояли рюмки. Что ж, благородно! Разлили понемногу, и беседа потекла. Девица то выходила, то вновь садилась напротив меня, явно стараясь завладеть моим вниманием. Я старался не смотреть на неё. Чтоб снова влюбиться? Нет уж, слуга покорный. Увольте… Рюмка была небольшая, и девица мне подливала и подливала, а я заплетающимся языком читал свои вирши, бренча на гитаре.

Вдруг девица наклонилась над столом так, что её лицо оказалось прямо передо мной. Она тряхнула кудряшками, и они вмиг выпрямились, стали расти и быстро превратились в длинные чёрные пряди, которые почти касались моего лица. Из-под густых чёрных бровей меня сверлили острые глаза, похожие на два буравчика. «А шарик-то треснул!» — вдруг произнесла эта странная девица и… исчезла.

Я почувствовал, что мне очень холодно. Меня буквально трясло. Пытаясь нащупать, чем бы укрыться, я, не открывая глаз, поводил рукой вокруг себя. Ничего не нащупав, открыл глаза и… поначалу ничего не понял. Где я нахожусь? Откуда-то едва пробивался свет. Осмотрелся… и подумал, что ещё сплю. Я сидел на грязной доске и видел свои босые ноги. Подняв взгляд выше, я увидел, что сижу в одних трусах. На теле нет даже майки. Рядом лежала какая-то старая рваная и вонючая ветошь, которая, видимо, и сползла с меня во время сна.

Ничего ещё не понимая, я стал искать свою одежду: Андрюхину куртку стоимостью более двух тысяч долларов, его же тёплые ботинки, фирменные джинсы, которые ещё совсем недавно согревали меня, когда я спал в чужом московском подъезде. Я не нашёл ни вещей, ни телефона Стаса. Остался только кошелёк с ненужными бумагами.

Голова сильно кружилась. Я попытался встать. Мне удалось это только с третьей попытки. Шатаясь, я подошёл к двери, всё ещё не осознавая, что это не сон, а кошмарная действительность. Нащупав скобу, потянул дверь на себя, она легко открылась. При свете раннего утра я увидел, что нахожусь в каком-то сарае, практически голый, а на улице зима. Вчерашний ветер стих и температура не очень низкая, но это всё-таки зима! Кругом лежит снег.

Как я сюда попал? Сколько ни напрягался, вспомнить ничего не мог. Потом, словно из тумана, выплыло лицо девицы с белыми кудряшками, но очень неясное, с размытыми чертами. Наконец сообразил: меня ограбили и бросили замерзать в сарае. Где находился тот дом, в котором я накануне сидел с незнакомой компанией, не помнил. Но явно не здесь, потому что там были и пятиэтажки, а тут только частные дома. Пятиэтажки виднелись на достаточном расстоянии отсюда.

Меня колотило от холода. Я попытался укрыться ветошью, но она была маленькая и совсем дырявая. Голые ноги начисто застыли. Я понял, что стоять больше нельзя, надо идти. Куда? Пока не знаю. Надо выйти на улицу и сообразить, что это за место и в каком направлении мне двигаться, чтобы попасть домой.

Голова сильно болела и кружилась, к горлу подступала тошнота. Кое-как доплёлся до остановки транспорта и понял, что здесь ходят только автобусы. Но и их пока не было. Да и как я войду туда совсем голый, без денег? Хорошо уже, что я понял, в какую сторону мне надо идти, чтобы добраться до своего дома.

Чем меня вчера опоили? Конечно же, не Митяй и не в пивной, а в той незнакомой компании, где кудрявая девица подозрительно часто отлучалась и всё подливала шампанского в рюмочку, отодвигая её при этом от меня и придвигая ближе к себе. Я вчера сильно намешал: водка, пиво, шампанское… Но не так уж и много всего, таким количеством и такой смесью меня не свалить. А тут состояние — будто я уже при смерти. У меня еле хватало сил передвигать ноги. Сначала я чувствовал, как заледеневший тротуар обжигает голые ступни, а холодный воздух проникает до самой печёнки. Потом перестал что-нибудь вообще чувствовать. Не было и стыда оттого, что иду в одних трусах по улицам, где уже стали попадаться ранние прохожие.

Люди с недоумением смотрели на «чудака», но мне было всё равно, потому что я уже почти ничего не видел перед собой. Вдруг очень захотелось спать. «Нельзя! — сработало в мозгу. — Замёрзнешь!» Но перед глазами всё расплывалось, ноги подкашивались. Впереди маячили две фигуры, а справа от меня на газоне возвышался небольшой сугроб. «Вот здесь будет мягко лежать», — подумал я. Кажется, я сделал ещё несколько шагов, прежде чем упасть в сугроб.