Глава 29


Уже не первую неделю Маркус пребывал в смятении и растерянности. А началось всё с церемонии вручения дипломов. Как он готовился к этой церемонии! Будущее представлялось таким ясным, таким счастливым! Он написал благодарственную речь факультету от выпускников и называл университет последним оплотом демократии. Речь его одобрил даже ректор, хотя Маркус опасался, что он вмешается и вычеркнет самые патетические пассажи. А ректор не только понял настроения молодежи, но и посочувствовал им. Все завидовали Маркусу, который будет произносить свою замечательную речь. Но Маркус передал эту честь Рафаэлу.

— Мне достаточно того, что я написал её, выразил наши чувства, — скромно сказал он, — а ты огласи их, пожалуйста, вслух.

Рафаэл почувствовал себя польщённым, ему было приятно предложение Маркуса, но для порядка он некоторое время отказывался.

— Интересно, почему ты сам-то не хочешь выступить? — спрашивал он.

— У меня другие планы, — отвечал Маркус. — На церемонию вручения я войду под руку с любимой женщиной!

Маркус произнёс вслух эту высокопарную фразу, чтобы поддержать собственную решимость поступить так, как когда-то обещал. А обещал он Жустини, что поведёт её на церемонию вручения дипломов. Было это давным-давно, с тех пор в его жизнь вошла Эулалия, девушка с медовыми устами, и он хотел бы остаться с ней навсегда. Но он не мог представить, как скажет Жустини о разрыве. И чем меньше любви оставалось в его сердце, тем внимательнее он следил за внешними проявлениями этой любви. Именно поэтому он и решил повести Жустини на церемонию, пусть все увидят, как он её уважает. Пусть и она убедится, что он относится к ней всерьёз.

Многих приятелей Маркуса шокировало его решение.

— Конечно, это твоё дело, старина, — говорили ему, но никто бы из нас не стал появляться на людях под руку с публичной девкой. К чему такой эпатаж? Это может дорого тебе обойтись, когда ты будешь устраиваться на работу.

Маркус молчал в ответ. Он и сам всё прекрасно понимал, но почему-то именно этот поступок вменил себе в долг. Что руководило им? Может быть, он подсознателъно надеялся, что Жустини оценит его великодушие и столь же великодушно отпустит его на свободу, сама поняв, почувствовав, что не пара ему, что может погубить жизнь молодого человека? Вполне возможно. Но сам Маркус не формулировал этого желания, он просто действовал.

Жустини была наверху блаженства. Своё присутствие на церемонии она расценила как заслуженное торжество любви, которая преодолела все препятствия, как своё возвращение в порядочное общество. Она прекрасно помнила, как отец Маркуса — царство ему небесное! — дал изрядную сумму денег, лишь бы она оставила сына в покое. Благодаря этим деньгам она смогла из подневольной рабыни превратиться в хозяйку заведения и сохранить Маркуса. Если они любят друг друга, то, какое значение могут иметь какие-то условности? Разумеется, если они поженятся, то она оставит бордель, они переселятся в другой город, и кто будет знать о её прошлом? К тому же, она поднакопила изрядную сумму денег, и они весьма пригодятся Маркусу при устройстве.

Так рассуждала Жустини и была по-своему права. Всеми своими мечтами и планами она делилась с Малу. А та выслушивала хозяйку и покачивала головой. На Маркуса она смотрела не глазами влюблённой Жустини и замечала многое, чего не замечала та. Малу прекрасно помнила красавицу испанку и не сомневалась, что Маркус вычеркнул её из своей жизни. Она помнила и кафе, и кино, где они встречали Маркуса с этой красивой девушкой. Жустини в своей эйфории после университетского бала успела забыть об этом. Но Малу не забыла. А поскольку Жустини относилась к Маркусу всерьёз и питала в отношении него самые серьёзные надежды, Малу решила раз и навсегда разделаться с соперницей Жустини.

Она всегда делала то, что задумала. Зная имя красотки и её адрес, она отправила ей письмо, в котором сообщила, что у Маркуса есть возлюбленная, они давным-давно живут вместе, и если Эулалия хочет с ней познакомиться, то может сделать это по такому-то адресу. Малу была уверена, что такая гордая девушка, как эта испанка, не сможет простить человеку, в которого влюблена, связи с проституткой.

Она была недалека от истины. Эулалия получила письмо, и у неё началась истерика. Она так рыдала, что испуганная Соледад готова была бежать за врачом, опасаясь, что у дочери разорвётся сердце. Ни на какие вопросы матери Эулалия отвечать не пожелала, но рыдания так и рвались из её груди. Плакала она долго, но когда успокоилась, то Соледад увидела перед собой не жалкую обиженную лань, а молчаливую, затаившую гнев тигрицу, и невольно перекрестилась.

Малу ошиблась в одном: она не знала, сколько поражений уже было на счету Эулалии и какое место занял в её сердце Маркус. Эулалия не собиралась потерпеть очередное фиаско. Она приготовилась сражаться не на жизнь, а на смерть. Узнав, что ей предлагают посетить бордель для знакомства с возлюбленной Маркуса, она, прежде всего, решила переговорить с возлюбленным.

— Как мне это понимать? — спросила она, протянув ему анонимное письмо.

Маркус прочитал его и изменился в лице.

— Надеюсь, ты поняла, что в нём нет ни слова правды? — спросил он.

— Ты хочешь сказать, что оболгали твою возлюбленную Жустини? — спросила Эулалия, сверля его своими чёрными глазами.

-У меня нет никаких возлюбленных, кроме тебя, — ответил Маркус. — Это скверная шутка моих университетских приятелей. Я разберусь, кто посмел так пошутить, и он мне дорого заплатит за это.

Услышав такие слова, Эулалия сразу им поверила. Да, да, как же это она сразу не сообразила, что подобное письмо может быть только скверной шуткой? Но сдаться сразу она тоже не могла. Она должна была выяснить всё до конца!

— Здесь указан адрес, — продолжала она. — Поедем туда вместе, я хочу в самом деле познакомится с Жустини.

— И погубить свою репутацию навсегда? Тот, кто написал это письмо, хотел беды не только мне, но и тебе. Ты можешь представить, что будет, если ты поедешь в бордель? Ты, чистая, прекрасная, порядочная девушка войдёшь в зловонное пристанище порока! Даже мужчины, которые ходят туда, считаются испорченными. Тот, кто написал это письмо, не подозревал, что ты окажешься до такой степени ревнивой. Иначе он дал бы другой, более невинный адрес!

Слушая Маркуса, Эулалия успокаивалась. Она уже винила себя за нелепые подозрения. Как ей навредили прошлые несчастья! Она сделалась глупой и подозрительной! Ещё секунда, и она рассмеялась бы. Но... не рассмеялась. Какой-то червячок сосал её сердце. Что-то подсказывало ей, что не всё обстоит так безоблачно, как говорит Маркус и как ей самой хотелось бы.

— Нет на свете никакой Жустини, поняла? — завершил свои рассуждения Маркус. — Есть только ты и твои медовые губы!

Эулалия не противилась поцелую. Ей так хотелось опять оказаться в мире, где все обходятся без лжи, где можно без опаски доверять человеку, с которым познакомилась в трамвае...


Простившись с Эулалией, Маркус быстро зашагал по улице. Губы у него побелели от ярости. Если бы Жустини оказалась перед ним, он стёр бы её в порошек.

— А я-то щадил её! – повторял он.— А она оказалась девкой! Подлой, мелкой продажной девкой! Ей нужно было всё изгадить – себя, меня, нашу с ней любовь, а заодно и Эулалию!

Когда Маркус добрался до борделя, то уже несколько успокоился, но всё-таки лицо у него было таким страшным, что Жустини стало не по себе.

— Что случилось? — спросила она.

— Ты написала письмо, — ответил он. — Если бы ты была мужчиной, я бы за это письмо убил тебя. Благодаря ему, я узнал, что ты всего-навсего продажная девка, и мне стыдно, что я тебя когда-то любил.

Жустини молчала.

— Письмо написала я, — выступила вперёд Малу, которая стояла рядом и слышала слова Маркуса. — Да, я — продажная девка, и не выдаю себя за другую. Зарабатываю свой хлеб, как могу, спасибо, есть охотники. А вот почему порядочные мужчины трусят, врут и малодушничают, это¬го я не знаю, но хотела бы знать!

— Бордель, он и есть бордель, — в ярости огрызнулся Маркус, оглянувшись на Малу, которая стояла подбоченившись и с презрением смотрела на молодого человека.

— Забери меня из борделя, Маркус, — проговорила Жустини.

Теперь пришёл черёд молчать Маркусу, и он молчал. Тяжело, каменно молчал.

Жустини всё поняла. И словно бы оледенела. Превратилась в статую.

— Ну, тогда уходи, — с трудом разомкнув губы, произнесла она. — Иди к своей девственнице!

Маркус повернулся и вышел. С тех пор он так и не нашёл покоя. Тревога, смута, растерянность царили в его душе. Как в спасительный омут кинулся он в водоворот свадебных хлопот, помогая Жозе Мануэлу: нанимал музыкантов, расставлял во дворе столы, а сам никак не мог примириться с произошедшим. Всё причиняло ему боль — мысли о Жустини, мысли об Эулалии, и о самом себе тоже.

Но в таких случаях лучше думать о других. О Жозе Мануэле, который женится. О Марии, которую он, Маркус, приведёт на эту свадьбу, чтобы её утешить.


Эулалия, вернувшись домой, сожгла письмо.

— Пусть вместе с ним горит и та, что его написала, — произнесла она, глядя, как корчится в огне бумага. — Но если эта Жустини существует, я выцарапаю ей глаза!

Соледад, поглядев на свою красавицу, подумала, что дочь её стала за это время взрослой женщиной. И пожелала от души, чтобы сердечные волнения Эулалии разрешились как можно благополучнее, чтобы она вышла замуж и стала им настоящей помощницей. Им с отцом не помешала бы молодая деятельная энергия Эуалалии. Они с Маноло мечтали о расширении фабрики, и Маноло отправился и провинцию продавать их маленький домик — единственное достояние, которое у них было. Соледад понимала необходимость этого, но глаза у неё были на мокром месте, так много было связано с этим дорогим для неё местом. Расплакалась о родном гнезде и Эулалия. Крепко обнявшись, две женщины плакали о безмятежном прошлом, боясь неизвестности, которую сулило им будущее.


Загрузка...