Глава 7

Бейли еще некоторое время исследовала склон, пытаясь справиться с нахлынувшим чувством беспомощности. Она лишь зря потратила силы, карабкаясь по уступам, залезая на большие валуны и часто дыша от нехватки воздуха. Наконец она вернулась к самолету. Издалека лежащий на земле Джастис казался жертвой крушения, покойником с залитым кровью лицом. Он не двигался, словно жизнь уже покинула его, хотя кровотечение и прекратилось.

Если он не умрет от кровопотери, холод завершит дело, подумала Бейли в отчаянии.

– Как ты, Джастис?

В ответ раздался тихий вздох.

– Воды нигде нет. Конечно, кругом полно снега, но растопить и вскипятить его не на чем. Если зашить рану, не продезинфицировав, может случиться заражение. В общем, придется использовать что-то с алкоголем. Но сначала я тебя согрею.

– Хорошо, – похрипел Камерон.

Бейли старалась действовать быстро. Она подняла ноги пилота и подложила под них пару теплых свитеров. Затем достала из пакета хлопковую рубашку, свернула ее рулоном и пристроила Джастису под голову. Остальные вещи она принялась запихивать под него сбоку, мало-помалу. Испачканную рубашку она просто разрезала ножом спереди и на рукавах, стерла с груди Джастиса кровь тем, что попалось под руку. Оказалось, она использовала собственные кружевные трусики.

После этого Бейли принялась укрывать голый торс Камерона кофтами, теплым пончо и легкими рубашками. Распотрошив еще один вытащенный из самолета пакет, Бейли достала свою главную находку – теплый плед, который купила для сна в палатке. Он был достаточно большим, чтобы закутаться в него целиком, поэтому она укрыла им и себя, и пилота с головой. Так их собственное дыхание могло согреть воздух под шерстяной тканью.

Минут пять она сидела на корточках рядом с Джастисом, усиленно дыша полной грудью. У нее вновь закружилась голова, но под одеялом стало чуть теплее. Рука мужчины, которую она держала в своей ладони, была холодной, как кусок льда. Камерону Джастису требовалось выпить горячего чаю и съесть что-то, содержащее сахар, чтобы у организма появились силы для борьбы за жизнь. Бейли вспомнила о пачке леденцов и нескольких шоколадках, лежащих в кармашке одного из нераспотрошенных чемоданов.

Отогреваясь все больше, Бейли продолжала дрожать. Пилот не дрожал вовсе, и это ее беспокоило. Словно даже на это его телу не хватало сил.

– Джастис, ты только не засыпай, слышишь? – умоляла она. – Поговори со мной. Скажи, как ты себя чувствуешь? Тебе теплее?

Он долго не отвечал, и она уже испугалась, что так ничего и не услышит, когда с его губ слетело сиплое «нет».

Конечно, ему не теплее, ведь его тело прикрыто лишь парой свитеров, тогда как ей досталась толстая парка!

Бейли завозилась, расстегивая куртку. Она легла рядом с Джастисом на край одеяла, накрыла их обоих курткой и прижалась плотнее. Сразу стало чувствоваться, какой холод идет от промерзшей земли, и Бейли застучала зубами.

– Теплее… – чуть слышно шепнул Джастис.

– Вот и хорошо. Главное, не отключайся. Продолжай говорить. Если нет сил вести беседы, хотя бы стони иногда, и я буду знать, что ты в сознании.

Говоря это, Бейли растирала ладонями грудь, плечи и руки пилота, чтобы усилить кровообращение. Ее пальцы снова были ледяными, но по крайней мере двигались.

– У меня где-то были леденцы. Как только ты согреешься, я найду их и принесу тебе. При кровопотере необходим сахар. – Бейли прислушалась, но ответа не было. – Скажи что-нибудь.

– Что-нибудь…

– Умник чертов! – Но у Бейли даже настроение улучшилось. Похоже, Джастису было несколько лучше, чем она думала.

Камерон слушал болтовню миссис Уингейт. Порой ему начинало казаться, что его сознание раздвоилось, причем одна половина стала обладательницей женского голоса и теперь без перерыва с ним беседовала. Вторая половина иногда сползала в какой-то туман, за которым терялись звуки, и возвращалась лишь тогда, когда женская болтовня становилась слишком настойчивой.

Он так сильно промерз, что даже не смог бы уверенно ответить, есть ли у него, к примеру, ноги. Прежде Камерон и представить не мог, что можно так сильно замерзнуть.

Судя по всему, посадить самолет ему все-таки удалось, раз уж они оба живы. Камерон помнил, как мелькнул перед глазами зеленый склон в проплешинах снега, куда он и направил самолет для аварийной посадки. Растительность должна была смягчить удар. Он еще помнил несущиеся навстречу зеленые сосновые лапы, сильный толчок, а затем наступила темнота. Следующим воспоминанием было ощущение боли в голове, да и во всем теле тоже, и женский голос, с отчаянием взывающий к нему.

Было трудно сосредоточиться на предмете разговора, потому что иногда Камерон терял сознание и приходил в себя от настойчивого вопроса миссис Уингейт. Порой все прояснялось настолько, чтобы членораздельно ответить, а порой слова миссис Уингейт превращались в ничего не значащий набор звуков.

Теперь она растирала его. Это не позволяло отключиться, было даже болезненно, потому что тело онемело от холода. Когда миссис Уингейт первый раз провела ладонью по его груди, Камерон испытал тупое удивление: она даже говорить с ним не желала, а теперь тискает. Он чувствовал, что его укрыли, а затем – что к нему прижались. От женского тела исходило тепло, просачивавшееся, казалось, прямо сквозь кожу к внутренностям.

Это было удивительное ощущение. Спустя какое-то время Камерон пришел в себя настолько, чтобы суметь понять – ему в плечо тычется женская грудь. Конечно, он был почти не в себе от слабости и холода, но спутать женскую грудь с чем-либо еще не мог. И снова он сильно удивился податливости миссис Уингейт.

Постепенно к телу возвращалась чувствительность, и хотя ноги мерзли достаточно сильно, Камерон начал дремать.

И в этот момент он, найдя в себе, очевидно, достаточно для этого сил, стал содрогаться и стучать зубами, словно в припадке. Это было похоже на приступ эпилепсии, настолько трудно было удержать подскакивавшие руки и ноги. Зубы пришлось стиснуть так сильно, что заныла челюсть, но они все равно стучали, едва не прикусывая язык. Казалось, каждая мышца ожила и задергалась в своем ритме.

Через несколько минут содрогания окончились, сменившись слабостью.

Не успел Камерон расслабиться, как его сотряс новый спазм. Он ничего не мог поделать со своим телом, борьба с конвульсиями ничего не давала, а только изматывала. Все это время миссис Уингейт продолжала прижиматься сбоку, растирать его кожу, даже пощипывать в некоторых местах. При этом она что-то без перерыва говорила, и Камерон пытался уследить за ее мыслью, словно это была путеводная нить к жизни. Он уже успел сообразить, что едва не умер, и поэтому хотел бороться со смертью, не желая соскальзывать в ее гостеприимные объятия.

А смерть так и звала к себе, предлагая расслабиться, бросить борьбу, забыться сном. Если бы не беспрерывная женская болтовня, Камерон скорее всего последовал бы туда, откуда нет возврата.

– Ты дрожишь… – донеслось до него. – Это хорошо.

«Дрожишь»? Она называет эти конвульсивные подергивания червяка на крючке дрожью?

Камерон разжал зубы и выдавил, как мог, язвительно:

– Дрожишь… хм…

Он услышат что-то, отдаленно напоминающее смешок. Неужели миссис Уингейт не чужда иронии? Наверное, у него начались галлюцинации.

– Это действительно хороший знак, – сказала миссис Уингейт. – Значит, твое тело пытается выработать тепло. Я чувствую, что ты стал теплее. У тебя даже ноги стали согреваться.

Камерон мысленно обследовал свое тело. Действительно, он начал чувствовать некоторые его части, которые адски ныли. Конечно, ему еще не было тепло, но не было и так адски холодно, словно его запихнули в морозилку.

Камерон попытался открыть глаза, но веки слиплись, словно их чем-то намазали. Очень медленно, балансируя на грани сознания, он потянулся рукой к лицу.

– Что ты делаешь?

– Глаза… открыть… хочу открыть. – Пальцы коснулись чего-то липкого и густого. Они еще недостаточно согрелись, чтобы понять, нащупал ли он свои веки или ткнул рукой себе в щеку. Но липкое точно было. – Что… за дерьмо?

– Это кровь, она уже свернулась и стала липкой. У тебя ресницы склеились, – деловито ответила миссис Уингейт. – До чего ты суетливый! Полежи спокойно, погрейся. Потом я принесу леденцов, и мы попробуем протереть твое лицо. Может, потом я даже смогу наложить швы, раз ты так настаиваешь. Только не обещаю косметических рубчиков.

Швы? Он настаивал на швах?

Ах да! У него же разбита голова!

Она принесла аптечку, а он велел найти хирургические нитки. Как он мог забыть?

Камерон не желал ждать, пока ему протрут глаза, чтобы их открыть. Он хотел поскорее осмотреться, увидеть воочию, где они оказались и насколько сильно пострадала кабина. Возможно, рация уцелела и удастся связаться со спасателями.

Он завозился, но в тот же момент тело сотрясли новые конвульсии. На сей раз интервал между спазмами был более длительным, но трясло его не меньше. Миссис Уингейт прижималась к нему сбоку, словно пыталась удержать дергающееся тело. И хотя проку от ее усилий не было, Камерон был благодарен за попытку.

Когда конвульсии прекратились, у него не осталось сил даже шевельнуться. Ему больше не хотелось протирать глаза и осматривать самолет. Хотелось только спать и чтобы грудь миссис Уингейт продолжала прижиматься так же плотно, как сейчас.

Да, ему нравилось, что в предплечье тычется женская грудь, даже в столь странных обстоятельствах. В этом было что-то животное, инстинктивное, но Камерону совсем не было стыдно. Кто мог осудить его, едва не расставшегося с жизнью?

Внезапно ему пришло в голову, что миссис Уингейт сможет прижиматься плотнее, если он просунет под нее руку. Да, она ляжет ему на плечо, а ее грудь окажется еще ближе.

– Что ты делаешь? – Ее голос звучал возмущенно. – Если ты сбросишь с себя всю одежду, то снова замерзнешь. А я потратила уйму времени и сил, чтобы тебя укрыть!

Она точно была возмущена.

– Ближе… – пробормотал Камерон.

Он пытался просунуть под плечи Бейли руку, чтобы затем повернуться к ней лицом и сплестись телами.

– Ладно, только прекрати эту возню. Я сама все сделаю.

Она чуть приподнялась и помогла Камерону себя обнять, прижавшись как можно плотнее. Он едва не застонал от удовольствия, ощущая ее тепло.

Миссис Уингейт переплелась с ним ногами, и это было особенно чудесно.

– Лучше?

О, она даже представить себе не могла, насколько лучше! Камерон издал невнятное мычание, которое можно было трактовать по-всякому.

– Полагаю, это означает «да». Учти, долго я разлеживаться не намерена. Пару минут полежу и встану. У меня еще есть дела, не хватало уснуть тут с тобой на пару! Отдохну чуток и пойду.

Камерон хотел спросить, что у миссис Уингейт могут быть задела на гористом склоне возле разрушенного самолета, но сконцентрироваться не получилось. Он все больше сползал в дремоту, и это было так восхитительно. Еще с минуту он слышал ее голос, а затем наступила блаженная тишина.

Загрузка...