12 листов (примерно 8 ½ х 9 ½ дюймов), представляющих собой конверты, расклеенные, чтоб обеспечить место для текста. Старые марки частично удалены, адресованы конверты миссис М. Скиллинг, Грета, колония Виктория. Почерк очень мелкий, но, несомненно, Келли.
Всеобщая уверенность, что Гарри Пауэр был выдан Келли, привела к конфликту в многочисленном семействе. Он сознается, что спровоцировал драку своих дядьев Пата и Джимми Куиннов с констеблем Холлом, что привело к тяжким последствиям для Пата Куинна. Ссора с констеблем Холлом. Автор доставляет оскорбительные записку и пакет неким мистеру и миссис Маккормик, арестован Холлом и приговорен к трем годам тюрьмы.
Моя мать знала что я не предатель но только она одна из всех сестер кроме виновной Кейт Ллойд и конечно это у Кейт с муженьком Джеком было больше всех причин так усердно распространять клевету на меня. Скоро все мои тетки и дядья возненавидели меня но больше всех злобились дядя Джимми Куинн и дядя Пат Куинн так что даже требовали чтоб меня выдрали кнутом.
Доченька пожалуйста пойми я показываю твоих двоюродных дедов в скверном свете они были необузданны и часто мошенничали они крали и дрались и жестоко надо мной измывались но ты должна кроме того помнить что твои предки никому в ноги не кланялись а это было большой редкостью в колонии нарочно для того и созданной чтоб бедняки ползали на коленях перед своими тюремщиками.
Будь я жирным скваттером чьи детки мирно спят у меня нашлось бы время рассказать тебе чувствительные истории о Куиннах по рождению или через брак и это правда что лихой Пат Дублинец играл на аккордеоне в заведеньице моей матери где она торговала грогом что у дяди Джимми был такой голос что ты бы заплакала услышав как он поет Шэн Вэг Вагхт[5]. И этот самый человек который теперь начал обзывать меня п-ой и предателем был со мной очень добрым когда я был малышом.
Но то рассказы которые надо отложить до более счастливых дней а это были черные ночи с Джимми и Патом моими постоянными мучителями им стыдно было подумать что их собственный племянник предал великого Гарри Пауэра. Преступники по всем законам а лошади у них были гладкие вороные и самих себя они воображали королями пиратов Джимми был выше ростом красивый б-н с глубоко посаженными глазами под тяжелыми веками. Лихой Пат был не такой красивый баки у него разрослись что твои розаны а рот был о. вредный. Эта парочка сидела на веранде гостиницы О'Брайена и обругивала меня всякий раз как я проезжал мимо Нед Келли доносчик подлый предатель его надо замотать в колючую проволоку и бросить в Уинтонское болото.
До ареста Гарри ко мне в нашем краю относились хорошо но теперь люди переходили на другую сторону улицы лишь бы не встречаться со мной никто меня не нанимал. Дома было очень тихо никто не приходил за нашим грогом никакие родственники не приезжали облегчить нашу бедность. Я существовал в немой агонии о моем так называемом преступлении нельзя было даже прошептать. Мне было до того одиноко что я написал письмо поблагодарить констебля Фицпатрика за барашка и одеяла и я объяснил что за отказ получить награду меня карает не полиция а моя собственная семья.
Чтоб узнать адрес я зашел в новый полицейский участок на Керльюис-стрит и увидел констебля Холла за его столом все 16 стонов жира и такого же всеми любимого как я сам. Он адресовал официальный конверт Фицпатрику и запечатал в конверт мое собственное письмо и не взял денег за марку.
Он сказал что слышал я ищу работу.
Я сказал что меня никто не нанимает даже чтоб нужник засыпать.
О я думаю мы подыщем что-нибудь получше сказал он и предложил мне построить жердяную изгородь для лошадиного загона за 5 шил. в день а это были о. хорошие деньги.
Чуть я начал получать полицейские деньги меня мог клевать всякий кому вздумается но раз уж меня заклеймили предателем я не видел как моя репутация могла похужеть да только я ошибался. В самый первый день когда я взялся за изгородь Гарри Пауэра приговорили к 15 г. каторжных работ и едва этот суровый приговор стал известен как меня принялись допекать еще сильнее.
Как-то в непогожий понедельник когда ветер налетал порывами а небо было черным как краска линяющая с траура вдовы Пат и Джимми Куинны выехали на Кэрльюис-стрит полные злости в длинных коричневых куртках нахлобучив шляпы на глаза. Сперва они за изгородь не заехали а сидели на лошадях наблюдали как я работаю а когда опять полил дождь они повернули к кабаку. Я понадеялся что на том все и кончится но часа через два-три они вернулись и проскакали туда-сюда по Керльюис-стрит то есть слишком быстрая езда в общественном месте и дюжий 16 стонов конс Холл был на веранде но тут вдруг вспомнил про спешное дело внутри участка.
Увидя эту трусость Джим и Пат подняли жердь и ввалились в полицейский загон и повернули туда где я теперь вырубал пазы и начали кружить будто стервятники выжидающие чтоб овца издохла.
Я не мог поверить что Холл стерпит такое нахальное вторжение но внутри участка все было тихо а Джим и Пат совсем осмелев сужали да сужали круги все время обзывая меня предателем и шпионом. Пат сказал чтоб я сам пришел в пивную все равно порки мне не избежать а каждая бедная женщина замужем за пьяницей знает каким темным предчувствием эти кружащие детины наполняли мое юное сердце не страх перед болью но темное сверлящее чувство которое приходит когда знаешь что защиты тебе нет. Скоро с объезда вернулся констебль Архидьякон он ничего моим дядьям не сказал а только вытащил казен. винтовку из чехла когда снял жердь. Мои дядья тоже ничего не сказали только нахально прорысили мимо него назад к кабаку.
Когда опасность миновала конс Холл вышел заплатить мне за работу но в глаза мне не смотрел от него разило вином и он никак не мог посчитать сколько мне положено.
Он спросил поеду ли я на танцы в Оксли. Я сказал что должен отправиться к О'Брайену драться с Патом и Джимми Куиннами как они чернят меня.
До этой минуты Холл цепенел в тупой сальной сонливости какая накатывает если посиживать на заднице за задернутыми занавесками грызть галеты и пить вино миллава но когда он услышал что я должен драться с Куиннами то стал совсем другим.
Нет закричал он это не по-честному. И когда я увидел как в полутьме блестят его мокрые глаза я понял каково ему пришлось отсиживаться внутри запертым там собственным страхом. Как часто подходил он к двери и убеждался что боится выступить против них. О Нед закричал Холл этого мы допустить не можем. Я знал что он врун и нечист на руку во всем но когда он это сказал то стал мне будто друг и я ему поверил.
Говорит он констебль Архидьякон вернулся так что теперь нас тут 2 и мы их арестуем если они до тебя дотронутся слово даю.
Я знал что в кабаке ему их не арестовать никто там этого ему не позволит. Подумав о том же он сказал начни что-нибудь и будет в самый раз. Так уже началось сказал я.
Только начни и сразу назад сюда вот все чего я прошу. Эти Куинны мордовороты но тут будет ихнее Ватерлоо. Прежде Холл примеривался помыкать мной будто я ему слуга но теперь он забрал мой топор и отнес на веранду.
Констебль Архидьякон завопил он.
А мне сказал О мы проучим этих п-нов Нед узнают что оскорблять королеву им с рук не сойдет.
Он вошел внутрь готовиться к битве а я медленно поехал по рыжей в лужах дороге к О'Брайену уже смеркалось и с фасада свисала целая гирлянда фонарей так что я без труда увидел моих дядей Джимми и Пата они стояли у дороги и пили с мужиком по имени Кении. Я подъехал прямо к Джимми размахнулся и вдарил ему он на ногах удержался но равновесие потерял вместе с пивом.
Это ты что черт дери?
А ты узнай чего ждешь?
Тут Джимми прыгнул на меня и стащил с лошади но я вырвался и уже опять в седле Кении ухватил мою уздечку я вдарил б-на ногой в ухо повернул лошадь и во весь опор назад к полицейскому участку.
Кении и мои дядья за мной вопят оторвут мои шарики а кишками перепояшутся. Я спрыгнул вбежал в участок где Холл и Архидьякон стояли бок о бок заложив большие пальцы за пояс.
Вали в заднюю комнату сказал Холл.
Я послушался но упускать представления не хотел вышел на переднюю веранду и стал свидетелем той еще заварушки. Конс Холл стащил Джимми с лошади и старался надеть на него наручники. Тут лихой Пат поскакал на Холла со стременем которое отцепил от седла и размахивал им как палицей. Я закричал но было поздно стремя ударило конс Холла по темени и он рухнул будто бычок на бойне. Конс Архидьякон тут попробовал дозастегнуть наручники на Джимми но Пат кинулся на него готовясь пофренологизировать.
Прошиби ему ядрену башку закричал Джимми. Я зашел Пату за спину когда стремя просвистело у меня над ухом.
Отпусти его заорал Холл Архидьякону. Пусть п-ны убираются закричал он оттаскивая меня за ворот рубашки. Вот так мы все 3 отступили внутрь участка. Тут начался полный ералаш полицейские ищут пули и порох а по свиному рылу Холла кровь течет на пол на стол и журнал а к тому времени когда они нашли ключ чтоб отпереть шкаф с боеприпасами моих дядей и их дружка след простыл.
Не важно говорит Холл они уже по уши в навозе после такого. Когда в следующий четверг Джимми и Пата привели в душный тесный кирпичный суд в Беналле я был свидетелем со стороны Короны и моя мать приехала посмотреть как я буду давать показания. Слева сидела ее напуганная сестра Маргарет жена Пата Дублинца а справа свирепая Кейт жена Джека Ллойда предателя. Кровь это кровь ну и когда настала моя очередь говорить я не мог предать мою семью полиции пусть даже эти дворняги другого и не заслужили. А потому я сказал суду что конс Холл попросил меня завязать драку чтоб он мог арестовать Куиннов я думал это снимет с них обвинение.
А вместо того судья пригрозил посадить меня за ложные показания он сказал что мой дядя Пат кровожадная свинья он виновен и получит урок.
Тетя Кейт вскочила на ноги крича что драку начала полиция.
Заткните рот сказал судья не то я и вас отправлю в Пентридж.
Она села после чего судья приговорил ее брата Пата Куинна к 3 г. за ссадину на голове Холла и тут Маргарет заплакала в голос и моя тетя Кейт снова встала но и рта раскрыть не успела как судья дал 3 мес. ее брату Джимми.
Снаружи на Арундел-стрит толпы расступались передо мной и даже моя мать куда-то девалась только конс Холл выступил вперед ища моего общества.
Я сказал что сожалею но не мог не предать его по семейным причинам.
Он улыбнулся похлопал меня по спине и только позже я сообразил что сделал он это для того чтоб мои друзья и семья возненавидели меня еще пуще. И говоря совсем шепотом он сказал что тоже сожалеет но еще до конца года упрячет меня в Пентриджскую тюрьму.
Тут началось для нас очень скверное время больше уже моя мать не поднимала головы в надежде услышать приближающийся топот не вглядывалась в туманную дорогу посмотреть Билл ли это Фрост или Джимми Куинн или Гарри Пауэр с новым голубым платьем или с карманом полным намоченными пивом банкнотами. Больше я не просыпался глубокой ночью разбуженный пляской и волынкой и воплями и дюжие пьяные мужики в клеенчатых плащах не хвастали в темноте своими конями. Ллойды больше не приезжали наша земля ничего не рожала наш кошелек был пуст и часто по вечерам мы сидели у огня поужинав только тем что мне удалось подстрелить. И снова моя мать начала рассказывать всякие истории как тогда когда наш отец был в тюрьме.
У меня уже пробивалась борода но я еще не настолько стал взрослым чтоб не слушать рассказы о Конхоборе и Дедриу и Мебде или про Кухулина в его военной колеснице ощетиненной всякими лезвиями и пиками и как мне хотелось обзавестись такой же защитой от всего мира. Моя мать рассказывала свет огня сверкал в ее глазах и хижина была полна жадно слушающими ушами и колотящимися сердцами. Мы были куда счастливее чем думали.
Как-то утром выглянув в окошко я увидел как по дороге месит грязь толстыми резиновыми сапогами коротышка не выше ирландского гнома роста в нем было примерно 5 фт. но широкие плечи лоб высокий борода лопатой и развалистая походка какой и 100 миль можно пройти запросто. Пока он счищал рыжую грязь с сапог я узнал в нем Бена Гулда коробейника с буквой К выжженной на руке и с повозкой полной штук всяких материй и платьями и шляпами и сапогами с резинками размерами от 6 до 12. Ну так эта повозка увязла на нашей земле так нельзя ли ему платить по шесть пенсов в день за кров и стол пока дорога не подсохнет чтоб ее вытащить. Какие же это были большие деньги и Джема с первым взносом отправили в Грету и он примчался назад с фунтом сахару и может показаться странным что сахар был первым в списке наших покупок но надеюсь тебе никогда не придется жить без кусочка сахара. Сахар был тем что требовалось он всегда нас вовсю подбодрял вот и на этот раз тоже. Но Гулд был даже еще лучше. Он умел смешить как никто и поделился с нами тем в чем мы очень нуждались своей энергией своей живостью глаза у него были сплошь в морщинах он их зажмуривал всякий раз когда смеялся.
Загляни мы в Бена Гулда поглубже внутри его души мы бы увидели такую знакомую ярость хотя ирландцем он не был но нес в себе тот же огонь я говорю про пламя которое правительство Англии запаляет в нутре человека всякий раз когда заковывает его в каторжные железа.
В тот 1-й вечер человека приветливей его было не найти особенно дружелюбен он был со мной но главное он заставлял смеяться мою мать просто чудо сотворил этот коробейник вновь вызвав слезы смеха на ее глазах. Даже Дэн больше не выглядел таким осунувшимся и потерянным щеки у него округлились а лоб Джема разгладился а наша маленькая Кейт которую весь этот сырой и тяжкий месяц мучил кашель теперь вылезла из-за своей занавески и положила счастливую головку мне на грудь.
На следующее утро от туч не осталось и следа и душистая зеленая земля в лучах солнца была окутана паром будто прачечная. Я проснулся под смех Бена Гулда он стоял на веранде в рубашке и подтяжках из его носков торчали пальцы.
Вставайте кричал он вставайте.
Я не развел огня и потому вода еще и не думала закипать но моя мать встала очень веселая и все дети так и посыпались следом за ней. Как правило наши утра обычно начинались совсем по-другому.
Вставайте же разъядренные вы Келли!
Я вышел наружу и увидел что мои братья и сестры дрожат в своих ночных рубашках и вглядываются в туман стараясь понять что может быть такого смешного на этой болотной тропе. По ту сторону изгороди оказалась разбитая старая кляча облезлая кобыла с прогнутой спиной может 5 л. от роду но ее допекал молодой меринок и она по-всякому гарцевала будто красивей ее никого на свете не найти.
Знаете сказал Гулд это ведь упряжная лошадка прилагательного старика Маккормика я ее узнал.
Мы про Маккормика слыхом не слыхали но скоро узнали что он и его жена были коробейниками как и сам мистер Гулд.
Эта паршивая лошаденка сказал Бен Гулд неопровержимо подтверждает что лошадь кончает как ее хозяин или следует сказать жена.
Я знал что мне надо бы развести огонь но в лице Бена Гулда произошла перемена и я остался стоять где стоял.
Маккормик был сторожем в Демоне.
Он хотел сказать что Маккормик был надзирателем в свирепейшей тюрьме Вандименовой Земли. Он сказал что миссис Маккормик была из Деруэнта а там оказалась узницей под его началом.
Тут он обернулся ко мне и говорит Отведи-ка прилагательную кобылу назад парень не то конс Архидьякон явится сюда дескать ты ее угнал.
Я сказал что в полиции меня знают и не поверят будто я украл мешок костей клей варить.
Лучше не спорь парень а отведи прилагательную кобылу в город. Маккормики остановились там ты их фургон узнаешь по ихней фамилии сбоку. Он останется тут сказала моя мать. А?
Джем отведет кобылу сказала моя мать а мой Нед пока держится от Греты подальше.
А-а понимаю сказал коротышка глядя на меня так долго и пристально что мне стало не по себе.
Ну Джем увел кобылу моя мать и Грейси пошли доить а я развел костер чтоб Магги могла приготовить нам завтрак. 1-я оладья еще не была на сковороде когда я увидел что по нашей тропе галопом несется пара и в речку разбрызгивая воду а когда подъехали к хижине разом спрыгнули на землю будто уланы в песне. Маккормики!
Мистер Гулд прыгнул им наперехват и своей низенькой широкой фигурой загородил дверь а я стоял сразу за ним.
Очень любезно с вашей стороны вернуть мне мою лошадь сказал муж долговязый ирландец с обвиняющими глазами а рот величиной с рыбью жопку.
Бен Гулд сказал что да с нашей стороны это очень любезно. Он медленно пошел вперед заставляя Маккормиков отступить на болотистую землю.
После того как вы ее замучили работой кричит женушка.
Никто на вашей прилагательной лошади не работал сказал Гулд паренек просто отвел ее и платы не попросил. И как ядрено любезно что вы позволили ему вернуться пешком такой хороший урок ему за его доброту.
Вы на ней работали сказала миссис Маккормик. Она была молодой женщиной и зубы у нее были мелкие и острые как у муррейского окуня. Вы на ней работали и нечего вилять.
Зачем нам ваша лошадь когда у нас есть 20 лошадей не хуже или лучше.
Теперь зубастый рот окуня обратился на меня. Мы знаем кто ты такой сказала она.
Миссис я вас и не видел никогда.
Ты дружок Гарри Пауэра и ты предал его и известен как вор отсюда и до Уонгаратты. Ты работал на моей лошади прилагательный ворюга.
Бен Гулд взял бычий бич который висел на веранде. Ну сказал он какая жалость что вы не можете остаться подольше.
Мы уезжать не собираемся завопила миссис Маккормик.
Гулд стал неузнаваемым его глаза среди морщин будто камешки и ни разу не отведя их от Маккормиков он хлопнул бичом по дорожке. Я тебя выдеру крикнул он.
И тут он спрыгнул на землю и когда ударил по ней камешки + щепки перелетели через крышу прямо в курятник и такое поднялось кудахтанье и крылья захлопали.
Мы уезжать не собираемся сказала миссис Маккормик но у ее мужа хватило ума оттащить ее к их лошадям и они ускакали.
Мои братья и сестры очень смеялись но Маккормики разожгли что-то грозное в сердце Гулда он расхаживал взад и вперед по веранде и ругательства так и рвались из него он не мог остановиться. Вскоре он завернул два телячьих яичка написал записку чтоб Маккормик привязал их себе перед тем как трахать свою жену.
Вот сказал он отвези это в город за меня.
Я обещал моей матери не показываться в Грете но все равно поехал. Маккормиков у них в фургоне не было ну и я оставил подарок так чтоб они его обязательно нашли.
Там теперь среди плоских и мирных лугов были построены приличные домики обшитые досками и в одном жила миссис Данагер старая ирландка она крикнула что ей надо кое-что передать моей матери. И потому я посидел у миссис Данагер поел ее горького кекса и выпил ее крепкого черного чаю.
Когда я наконец поехал домой дэруентцы углядели меня с веранды гостиницы О'Брайена.
Мы на тебя жалобу подадим закричал Маккормик он стоял в толпе выпивох и расхрабрился.
Мы тебя в суд вызовем за этот прилагательный пакет. Я крикнул в ответ что могу сам его в суд вызвать за клевету если захочу ни я ни Гулд его ядреной кобылы не крали.
Тут миссис Маккормик сбежала по ступенькам размахивая бычьей костью подобрала наверное по пути. Мистер Маккормик побежал за ней крича что меня все в здешнем краю презирают он сказал что я трус и прячусь за материнскими юбками.
От такого оскорбления я спешился. Миссис Маккормик тут ударила мою лошадь по боку своим непотребным оружием и лошадь прыгнула вперед а так как я держал поводья то мой кулак пришел в соприкосновение с носом Маккормика и он потерял равновесие и распростерся на земле. Привязывая лошадь чтоб довести бой до конца я увидел что конс Холл спускается по ступенькам будто поблескивающий старый паук скользит от центра своей паутины.
Он спросил меня из-за чего шум. Я сказал ему что на меня клевещут.
Маккормики притащили пакет тогда констебль Холл развернул яички и прочел записку никогда не забуду улыбки которая появилась у него на лице. Это ты написал спросил он но я не мог выдать Бена Гулда и не ответил.
За это преступление я был тут же арестован и заперт в каталажку Греты где не получал ни хлеба ни воды. На другой день меня привели в суд где Джек Ллойд Ст. дал показание что видел как я приехал на лошади мистера Маккормика вот так мой дядя отплатил мне за тюремное заключение Джимми и Пата Куиннов.
Меня приговорили к 5 месяцам за то что я ударил мистера Маккормика и еще к 3 за яички и обязали год не нарушать общественного порядка. Через набитый народом зал суда я увидел глаза моей печальной старой матери. Она лучше меня знала что ждет впереди.
Мне было 17 лет когда я вышел из тюрьмы 6 фт. 2 д. ростом широк в плечах мои руки твердые как кувалды которыми мы взмахивали в стенах Бичуортской тюрьмы. Я оброс пышной бородой и уже не был ребенком хотя по правде сказать я не знаю были ли у меня детство и юность. Если что и оставалось так тюрьма это из меня вытопила как вытапливаются в котле жир и костный мозг.
Меня выпустили на Форд-стрит в солнечное мартовское утро я отправился домой в Элевен-Майл-Крик на своих двоих но по решению суда я должен был заявить о себе в полицию Греты. Так мне пришлось снова увидеть конс Холла я вошел в участок и увидел что он обжирается сандвичем с крутыми яйцами и его стол замусорен листьями латука.
Что я могу для вас сделать сказал он когда наконец перестал пировать.
Я должен явиться к вам сказал я.
А кто ты собственно такой?
Вот тут я понял как тюрьма меняет человека раз арестовавший полицейский не узнает паренька в мужчине.
Так я же Нед Келли.
У него в бороде запутался лист латука по его грязному столу ползали мухи и как я мог довериться такой скотине!
Он сказал мне что я дурак если думаю что освободился от наказания он обещал бросить меня в тюрьму при первом удобном случае. Это все?
Да можешь убираться.
Решив в будущем держаться от него подальше я пошел по дороге к участку моей матери и там я вскоре встретился с Лихим Райтом другом моего шурина Алекса Ганна. Лихой приехал на очень красивой гнедой кобылке с белой мордой и подстриженным хвостом и с очень примечательным клеймом М таким же четким как стрелки на городских часах. Вскоре кобылка пропала и мы ее искали целый день но под конец Лихой сказал что возьмет одну из наших кобыл а я чтоб оставил у себя его пока он не вернется и мы не обменяем их. Только он не сказал мне что его-то кобылка была и не его вовсе а кого-то другого.
Вскоре после этого на пути в Уонгаратту я увидел его кобылку у дороги и поймал ее. Несколько дней спустя я возвращался на ней через Грету и меня окликнул конс Холл, говоря что мне надо подписать кое-какие бумаги как я нахожусь под надзором. Когда я хотел спешиться жирный олух ухватил меня и думал опрокинуть но поскользнулся и сам припечатался на широкую задницу. Мне бы надо наступить ему на шею и забрать у него револьвер а я побежал ловить кобылку как она ускакала.
Холл поднял свой револьвер и щелкнул 3 раза из четырех но патент Кольта не сработал и револьвер стрелять не стал. Когда я услышал щелчки то подумал что я уже покойник и стоял пока Холл не подошел совсем близко пистолет у него в руке трясся и подпрыгивал. Я боялся что он опять спустит курок а потому увернулся прыгнул и ухватил револьвер одной рукой а другой его за ворот.
И только тут он закричал что кобыла краденая и он арестует меня как конокрада. Я ему не поверил сделал подножку и дал ему наглотаться пыли я бы мог хорошо его отделать да только я ж обязался не нарушать общественного порядка. Холл все еще держал свой револьвер да только я в Бичуортской тюрьме кое-чему научился и катил его по пыли пока мы не добрались туда где миссис О'Брайен строила перед гостиницей колючую изгородь и вот на нее-то я и швырнул дюжего труса полицейского. Повалил на живот сел на него верхом и всадил шпоры ему в бедра. Он взревел как бычок на которого напали собаки а я завернул ему руки за шею и старался вырвать у него револьвер но он вцепился в него будто смерть в убитого волонтера.
Он позвал на помощь мужчин которые стояли и смотрели а я не смел никого из них ударить чтоб не нарушить общественного порядка. Они нашли веревки связали меня по рукам и ногам и тогда великий трус Холл ударил меня по голове своим 6-зарядным Кольтом.
Когда моя мать и Магги добрались до Керльюис-стрит ища меня так они могли проследить меня по моей крови в пыли той самой крови которая попортила блеск на столбе ворот участка. В этот вечер доктор Гастингс наложил 9 швов на мою голову.
На следующее утро на меня надели наручники пропустили веревку через цепь и привязали мои ноги к сиденью повозки.
В Уонгараттском суде они под присягой наврали на меня и Холл утверждал что узнал про кражу кобылы из ПОЛИЦЕЙСКОЙ ГАЗЕТЫ но сообщение про кражу было напечатано в газете только 25 апреля то есть через 5 дней после того как Холл старался меня убить.
В Уонгаратте меня обвинили в конокрадстве но тут опять получилось неладно потому как я был еще в Бичуортской тюрьме в день когда кобылку украли и они не смогли приговорить меня за конокрадство ни тогда ни когда-нибудь после.
Вместо того они признали меня виновным в приемке лошади еще не украденной законно и за это я получил 3 г. каторжных работ и был лишен последней надежды на юность а я еще ни разу не поцеловал девушку хотя по годам мог быть уже женатым.
Никто не был покаран так сурово как я. Лихой Райт украл кобылку но его приговорили только к 18 мес. Ну а Холл который старался убить меня никакого наказания не понес только его перевели куда-то еще.
Меня вернули в камеры Бичуортской тюрьмы и там надзиратели раздели меня и обрили мою рану и кровящую голову осыпая меня угрозами + оскорблениями но даже сырое полено запылает если жар силен. Сколько ночей сидел я у ревущей реки под нескончаемым дождем и поленья до того сырые что сок кипел и шипел полыхали в ярости какую никакой дождь угасить не может.