Источниковедение истории Древнего Востока

§ 1. Месопотамия в древнейшую эпоху (до рубежа IV—III тысячелетий до н.э.) (Соловьева С.С.)

Древнейший период истории Месопотамии — от палеолита и до начала III тысячелетия до н.э. — может быть изучен только на основе памятников материальной культуры, поскольку письменные источники появляются лишь в самом конце этой эпохи.

Древнейшие памятники эпохи палеолита — это стойбища охотников (Барда-Балка, Шанидар) на территории современного Курдистана.

Эпоха мезолита (XI—VIII тысячелетия до н.э.) изучена по раскопкам поселений Зави-Чеми-Шанидар, Млефаат, Карим-Шахир, где представлены новые формы обитания людей; зимние стоянки в пещерах и летние по берегам рек; зарождение производящей экономики — земледелия (находки зерен ячменя, пшеницы, зернотерок, кремневых вкладышей серпов, пестов и ступок) и скотоводства (кости одомашненной овцы).

Эпоха неолита (VII—V тысячелетия до н.э.) представлена в Месопотамии несколькими археологическими культурами, из них важнейшие — Джармо (VII—VI тысячелетия до н.э.), Хассуна (VI тысячелетие до н.э.), Телль-Халаф (V тысячелетие до н.э.). Основные материалы по изучению этой эпохи дают поселения и погребения, из которых и происходят важнейшие группы памятников.

Уже само географическое расположение поселений показывает, что в VII тысячелетии до н.э. начинается постепенное, с востока на запад, заселение долины Междуречья горными племенами, спустившимися с Загроса.

Раскопки поселений дают не только данные о формах хозяйства этого времени, но и об эволюции этих форм. Находки зерен культурных растений позволяют проследить освоение человеком их новых видов и сортов, находки орудий труда — прогресс в обработке почвы и технике сбора урожая, наличие разных типов зернохранилищ свидетельствует [60] об увеличении урожая и улучшении способов его хранения. Находки остатков дамб и следов каналов свидетельствуют о зарождении искусственного орошения уже в хассунский период.

От Джармо до Халафа по костям одомашненных животных прослеживается по стадиям процесс развития скотоводства.

Находки ремесленных изделий свидетельствуют о развитии гончарного дела, ткачества, ювелирного и камнерезного ремесел. При этом особенно многочисленны материалы, говорящие о развитии керамического производства: от простой, изготовленной без гончарного круга керамики Джармо до лепных и фигурных сосудов, применения полихромной росписи и техники глазури в халафский период. На прогресс в развитии ремесел указывают находки металлических изделий. Для периода Джармо это две медные бусины и печать, найденные при раскопках Телль-Сотто, для периода Хассуна — медные бусины и нож, а также свинцовый браслет из Ярым-тепе I, для Халафа — кинжалы и долота из меди.

Находки керамики свидетельствуют об экономических контактах Месопотамии с Малой Азией, Сирией, Ираном, Кавказом и Закавказьем.

Остатки жилых, хозяйственных и культурных построек, фрагментов вымостки улиц и дорог позволяют судить о формах архитектуры, технике строительства и использовавшихся в то время строительных материалах. Изучение погребений позволяет сделать выводы о возможном наличии различных этносов в Месопотамии, о зарождении социальной дифференциации в месопотамском обществе, о древнейших религиозных верованиях и особенно об эволюции заупокойного культа.

Как в поселениях, так и в погребениях находят предметы быта — украшения (бусы, браслеты, подвески и др.), печати, игральные фишки, — что позволяет более живо представить облик людей и образ их жизни в те далекие времена.

Итак, благодаря перечисленным видам памятников материальной культуры вырисовывается картина жизни и исторического развития Месопотамии в период VII—V тысячелетий до н.э., в эпоху неолита.

Памятники материальной культуры — главный источник также и для истории Месопотамии в период последней трети V — начала III тысячелетия до н.э., т.е. в эпоху энеолита, представленную последовательно развивавшимися [61] археологическими культурами Эреду, Эль-Убейд, Урук и Джемдет-Наср.

Географическое расположение вышеперечисленных поселений на юге Месопотамии говорит о дальнейшем передвижении племен на юг, в глубь региона.

Земледельческое хозяйство переживает расцвет за счет создания системы искусственного орошения. Есть данные о развитии ремесел. В керамическом производстве в эпоху Эль-Убейд наблюдается появление гончарного круга, стандартных форм, геометрической росписи, в период Урука — появление быстро вращающегося гончарного круга, гончарных мастерских и массового производства серой и красной керамики. Изобилие каменных сосудов, украшенных скульптурами и барельефами, печатей из полудрагоценных камней с изображением мифологических, военных, бытовых сцен и орнаментов, монументальных фигур животных говорит об успехах камнерезного ремесла. Но особенно показательно развитие металлообработки: наличие большого набора орудий из меди, освоение техники литья (Эль-Убейд), развитие ювелирного производства на базе обработки драгоценных металлов (период Урук), изобилие медных орудий труда и оружия и появление изделий из бронзы (Джемдет-Наср). Дошли изображения и глиняные модели лодок и повозок — важнейших транспортных средств этого периода.

Для эпохи Эль-Убейд характерно как наличие мелких, так и появление крупных поселений площадью до 10 га. В период Урук появляются ранние города — средоточия ремесел и торговли. Встречаются разные типы жилищ: хижины, многокомнатные дома, построенные из обожженного кирпича, даже дворцовые сооружения с толстыми и мощными стенами (например, в Телль-Укайре). Все более возрастает роль храма: если в первой половине IV тысячелетия до н.э. их возводят на искусственных платформах, то в период Урук уже создаются целые храмовые комплексы, украшенные фресками, колоннами, мозаикой, а на рубеже IV—III тысячелетий до н.э. возводятся великолепные храмы в различных центрах: «Белый храм» бога Ана в Уруке, три храма в Тепе-Гавра, храм «священного ока» в Телль-Браке. Становится очевидной роль храмов как административно-хозяйственных, политических и идеологических центров. Появляются элементы фортификации, что говорит о нестабильной внутри- и внешнеполитической обстановке.

Социальная дифференциация определяется на основе изучения погребений: бедных ямных и гробниц, сложенных [62] из каменных плит или сырцового кирпича, наличия печатей — знаков собственности, изображений на рельефах и печатях жрецов-правителей по сравнению с фигурами их подданных в гораздо большем размере, а также изображений скованных, связанных людей.

В конце IV тысячелетия до н.э. в урукский период появляются первые памятники письменности, записанные на глиняных табличках рисуночным (пиктографическим) письмом, получившим название протошумерского. Число знаков в нем, обозначающих целые понятия, насчитывается предположительно около 2000. По своему характеру это документы хозяйственной отчетности: обмер полей, учет выдачи и поступления продуктов, инструментов, списки профессий, названия местностей и др. Наиболее ранние хозяйственные архивы, главным образом храмовые, дошли из Урука и Джемдет-Насра. В ряде хозяйственных документов встречается упоминание «мужчин (женщин) горной страны», что истолковывается как обозначение пленников, рабов. Если в более ранних текстах их число выражается в десятках, то в более поздних оно доходит до 700. Протошумерское письмо еще до конца не дешифровано.

Как явствует из анализа памятников материальной культуры и отчасти письменности древнейшего периода истории Месопотамии, на их основе вполне возможно восстановление исторически верной картины процесса разложения первобытно-общинного строя и возникновения раннеклассового общества в Двуречье — одном из древнейших очагов цивилизации.

§ 2. Общие сведения о древнемесопотамских источниках III тысячелетия до н.э. (Клочков И.С.)

Используемая современными историками сетка столетий и тысячелетий весьма условна: границы этих хронологических единиц часто не совпадают с началом и концом реальных исторических этапов. В истории Месопотамии, однако, III тысячелетие до н.э. можно рассматривать как вполне законченный самостоятельный период. Начало его ознаменовано возникновением на юге Двуречья нескольких шумерских городов-государств, а конец — гибелью царства III династии Ура (2003 г. до н.э.).

В целом III тысячелетие до н.э. в истории Месопотамии представляется временем преобладания шумерской культуры, хотя в формирование месопотамской цивилизации внесли [63] крупный вклад и другие народы, прежде всего дошумерское население Двуречья и семиты-аккадцы.

Картину жизни месопотамского общества III тысячелетия до н.э. восстанавливают на основании изучения памятников древневосточной письменности (письменных источников) и вещественных остатков и следов деятельности людей той эпохи (археологических источников). Интересные наблюдения были сделаны в ходе исследования древних языков. Так, лингвистический анализ ряда шумерских слов, обозначающих, в частности, такие понятия, как плуг, кузнец, ткач и др., показал, что эти термины были заимствованы шумерским языком от дошумерского населения Двуречья. Это позволило прийти к важным историческим выводам относительно роли дошумерского этноса в создании основ древнемесопотамской цивилизации.

Почти все письменные источники, проливающие свет на месопотамскую цивилизацию III тысячелетия до н.э., месопотамского происхождения и написаны на шумерском или аккадском языке. Исключение составляют несколько эламских и аккадских надписей из Элама и довольно многочисленные шумерские и древнеханаанейские тексты из Эблы (Западная Сирия), которые, однако, только начинают поступать в научный оборот. Другие древневосточные письменные памятники этого времени либо не упоминают о Месопотамии (египетские), либо пока не поддаются прочтению (индские). Античные авторы, свидетельства которых имеют большую ценность для изучения поздних периодов месопотамской истории, о древнейшей эпохе ничего не сообщают. Лишь у Иосифа Флавия и Евсевия сохранились легендарные сведения о ранних шумерских царях, почерпнутые ими из сделанных Александром Полигистором и Абиденом пересказов утраченного исторического сочинения, написанного по-гречески вавилонским жрецом Беросом в III в. до н.э.

Общее количество письменных памятников, содержащих информацию о месопотамской цивилизации III тысячелетия до н.э., невозможно подсчитать сколько-нибудь точно, но оно несомненно исчисляется многими десятками тысяч и постоянно продолжает расти. Опубликована сравнительно небольшая часть этих текстов; большинство хранится в фондах музеев, причем далеко не все они идентифицированы и внесены в каталоги. Открытия новых важных клинописных источников в музейных хранилищах бывают почти столь же часто, как и в ходе археологических раскопок.

Вся эта масса клинописных текстов не представляет собой однородного материала; напротив, источники резко [64] отличаются друг от друга по тематике, по широте охвата отображенной в них действительности (сравните, например, царскую надпись, повествующую о военных походах, и табличку из храмового архива, регистрирующую выдачу зерна работнику) и по степени надежности сообщаемых ими сведений. Ценность того или иного вида источников зависит от конкретной научной задачи, которую ставит перед собой исследователь.

Единой теоретически обоснованной системы классификации клинописных источников до сих пор нет. Тексты разделяют на группы по таким признакам, как язык, тематика, время записи, место находки и т.д. Несмотря на свое несовершенство, эта классификация в общем пока отвечает практическим потребностям, позволяя ориентироваться в необозримом море источников при поиске нужного материала.

При работе над клинописными источниками исследователи встречаются с многочисленными и порой непреодолимыми трудностями. Трудности прежде всего языковые: отнюдь не всегда удается добиться однозначного понимания текста; особую сложность представляет древняя терминология. Трудноразрешимой проблемой является и датировка текстов, так как многие из них сохранились только в поздних копиях. Палеография помогает определить время создания списка, но часто нельзя установить, запись ли это текста, ранее передававшегося изустно, список ли с более древнего оригинала или же оригинальный текст. Внутренние свидетельства (указания на какие-либо события, реалии и пр.) также нередко недостаточны для датировки источника.

Многие тексты дошли до нас не полностью, с большими лакунами, которые затрудняют понимание их содержаниям общей направленности. Даже тексты (чаще всего литературные), сохранившиеся во многих фрагментарных списках, не всегда могут быть восстановлены полностью. Нередко случается так, что фрагменты одной таблички попадают в разные музеи; опознать их и собрать текст целиком бывает невероятно трудно.

Таковы некоторые общие проблемы, с которыми сталкиваются исследователи древнемесопотамских письменных памятников. Перейдем теперь к разбору отдельных категорий источников. [65]

§ 3. Письменные источники (Клочков И.С.)

К числу наиболее информативных месопотамских письменных источников III тысячелетия до н.э. относятся так называемые царские надписи, т.е. тексты, составлявшиеся по различным поводам от имени царей или правителей городов-государств. Такие источники отличаются широтой отображения исторической действительности и содержат немало сведений о важных, с точки зрения их составителей, событиях в жизни города или страны. «Царские надписи» могут быть разделены на две группы: тексты, обращенные к современникам, — письма, указы, судебники, договоры, и тексты, адресованные богам и далеким потомкам, — закладные, строительные, вотивные (посвятительные), а также памятные надписи на стелах и пр., увековечивающие деяния и подвиги царей.

Древнейшие вотивные и закладные надписи датируются XXVII—XXV веками до н.э., т.е. восходят ко II и III раннединастическим периодам. Это краткие надписи на ценных предметах, которые цари посвящали божествам (дарили храмам). Самая древняя из известных вотивных надписей была обнаружена немецким ученым Д.О. Эдцардом в Багдадском музее на обломке какой-то поделки из алебастра: «Мебарагеси, царь Киша»; вероятно, речь идет о двадцать втором царе I династии Киша Энмебарагеси (конец XXVII в. до н.э.). Закладные надписи выполнялись на медных статуэтках, каменных табличках в виде небольшого плосковыпуклого кирпичика, на глиняных конусах и обожженных кирпичах, которые замуровывались в фундамент возводившихся храмов, дворцов и т.п. При раскопках развалин древних шумерских городов — Эреду, Ура, Урука, Лагаша, Гирсу и др. — были найдены сотни таких закладных надписей; они позволяют определить, при каком правителе происходила постройка или перестройка раскапываемого здания, а также его название и назначение.

Ранние вотивные и закладные надписи очень немногословны и строятся по схеме — такой-то царь богу такому-то то-то и то-то посвятил (построил): «Шаркалишарри, царь Аккада, богу Шамашу в Сиппаре [это] подарил». Эта схема сохраняется и в дальнейшем, вплоть до нововавилонского периода, однако с течением времени в нее включаются все новые и новые подробности. Надписи неимоверно разрастаются — от десятка клинописных значков на стеатитовой или известняковой табличке до пространных текстов в несколько сот строк на больших глиняных конусах и цилиндрах. Обращение к божеству превращается в торжественный [66] гимн в его честь, изобилующий мифологическими намеками; появляется родословная и пышная титулатура царя, перечисляются его добродетели, благочестивые дела и воинские подвиги; подробно описывается процесс строительства и украшения храма или иного сооружения (дворца, оборонительной стены, канала).

Порой закладные и строительные надписи содержат самую неожиданную информацию, казалось бы, совершенно не связанную со строительной деятельностью царя. В 1878 г. при раскопках Телло (древний Гирсу, ранее отождествлявшийся с соседним Лагашем) были найдены три глиняных конуса правителя города Уруинимгины (ок. 2318—2312 гг. до н.э.) с почти идентичными строительными надписями о проведении канала. Большую часть текста, однако, составляет отчет о проведенных Уруинимгиной реформах, — смягчении налогового бремени, отмене некоторых повинностей, ограничении самоуправства чиновников. Текст тщательно перечисляет поборы и злоупотребления, существовавшие до проведения реформ, а затем сообщает, как изменилось положение после вмешательства благочестивого царя. Таким образом, строительная надпись дает ценнейшую информацию о социально-экономической жизни шумерского города-государства.

В пространных строительных надписях царя II династии Лагаша Гудеа (конец XXII в. до н.э.) содержится немало сведений о связях с далекими странами, откуда доставлялись строительные материалы, о привлечении населения к работам и т.д. Особенно интересны два цилиндра Гудеа, найденные Э. де Сарзеком в Телло в конце XIX в. В надписях на этих цилиндрах Гудеа рассказывает о полученном во сне повелении богов построить храм богу Нингирсу, о ритуалах и церемониях, сопровождавших строительство, о знамениях, получаемых им от богов, и о молитвах, с которыми он к ним обращался.

Важную историческую информацию можно почерпнуть даже из кратких стандартных надписей. Так, найденная в Сузах короткая закладная надпись Шульги (2093—2046 гг. до н.э.) сообщает о постройке этим царем III династии Ура храма богу Иншушинаку; сам факт обнаружения такой надписи в Сузах проливает свет на характер взаимоотношений между царством «Шумера и Аккада» и Эламом в первой половине XXI в. до н.э. Родословная и титулатура царей, нередко встречающиеся в надписях подобного рода, позволяют устанавливать последовательность правлений царей и границы их владений, а также догадываться об [67] отдельных крупных политических событиях, происшедших в их правление.

При интерпретации свидетельств подобных надписей надо, однако, иметь в виду следующие особенности: прежде всего им присуща устойчивость фразеологии и формулировок. Раз возникнув, определенная титулатура принимается и сохраняется последующими царями той же династии, хотя бы они уже потеряли на нее основания. Более того, титулатура прославленных царей древности служила образцом для подражания в течение многих столетий в разных городах и районах Месопотамии. Так, титул царей первой «послепотопной» династии — «царь Киша» не только использовался позднейшими шумерскими царями (Месанепадой и др.), но и дожил до ассирийских времен, получив значение «царь Вселенной». Заявления о благочестии царя, его заботах о храмах и справедливости, о защите им «бедных от сильных», истреблении врагов и т.п. весьма рано превратились в застывшие формулы.

Вотивные, закладные и строительные надписи предназначались для богов и потомков, которые будут когда-нибудь перестраивать воздвигнутые царем сооружения; неудивительно, что в них рисуется героизированный и идеализированный образ правителя — победоносного воина, богобоязненного попечителя храмов и защитника справедливости. Цель таких надписей — представить правителя в самом выгодном, с точки зрения существовавших норм и понятий, свете, и все, что не отвечало этому идеальному образу, не находило в них отражения. Работая над подобными источниками, исследователю приходится тщательно взвешивать, что в них более или менее верно отображает реальность, что искажено, о чем умолчали, а что представляет собой окостеневшую фразеологию, набор принятых условностей и словесных штампов.

Все сказанное может быть отнесено и к коммеморативным (памятным) надписям, которые вырезались на каменных стелах и плитах, украшенных барельефами, или высекались на скалах. Если первые три вида надписей не предназначались для обычного чтения и как правило были скрыты от человеческих глаз, то памятные надписи часто (но далеко не всегда) помещались так, чтобы люди могли их прочитать. Такие стелы устанавливались на местах победоносных сражений, на границах или в пунктах крайнего продвижения армии того или иного царя. В торжественном тоне эти надписи повествуют об обстоятельствах (иногда и о предыстории) победоносного сражения или похода и их [68] результатах — покорении страны или области, наложении дани, установлении границы или заключении мира. В конце текста часто содержатся проклятия тому, кто попытается уничтожить или повредить стелу или надпись.

К числу наиболее замечательных памятников этого рода следует отнести так называемую «Стелу коршунов» правителя Лагаша Эаннатума (ок. 2400 г. до н.э.), найденную Э. де Сарзеком в Телло в конце XIX в. На одной стороне двухметровой стелы изображен бог Нингирсу, держащий в руках боевую сеть с барахтающимися в ней врагами, на другой — несколько сцен из похода Эаннатума; верхняя сцена представляет поле битвы, на котором коршуны терзают трупы вражеских воинов. Стела, как это явствует из надписи на ней, была сооружена в честь победы лагашитов над войском города Уммы. Столкновение произошло из-за спорного пограничного поля Гуэден, которое и прежде, и позднее не раз являлось причиной военных конфликтов между двумя соседними городами. На границе неоднократно ставились и уничтожались пограничные стелы. Об истории этих столкновений мы узнаем из надписи на двух глиняных цилиндрах, составленной при Энтемене (2360—2340 гг. до н.э.). Один из цилиндров, содержащих идентичные надписи, был найден в 1895 г. в окрестностях Лагаша; место находки другого неизвестно. Вероятно, и тот и другой были замурованы в основание каких-то пограничных сооружений.

Выдающимся памятником искусства аккадской эпохи является победная стела Нарам-Суэна (2236—2200 гг. до н.э.), надпись на которой повествует о походе аккадцев в горы Загра и разгроме племен луллубеев. Интересны также памятные надписи других аккадских царей — Римуша и Саргона. Сохранились старовавилонские копии победных надписей Саргона и Нарам-Суэна о походах на Запад, в которых упоминается и о разгроме Эблы.

Целью коммеморативной царской надписи было служить будущей памяти о прошлом, прославить для грядущих поколений воинские доблести и удачи царя. Составители надписей не скупились на похвалы и не стеснялись искажать истину, выдавая, например, сражения с сомнительным исходом за блистательную победу. Любопытно отметить, что Нарам-Суэн в своей надписи о походе на Запад говорит: «Никогда от сотворения человека ни один царь не разорял страны Арманум и Эблу», хотя лет за 80 до того его дед, Саргон, тоже писал о покорении Мари, Ярмути и Эблы до Кедрового леса и Серебряных гор. Весьма осторожно [69] следует подходить к цифровым данным, встречающимся в царских надписях, в особенности когда это «круглые», т.е. кратные 60, числа. Если, например, Энтемена говорит о том, что бог «избрал его из 3600 мужей», Уруинимгина — «из 36000», а Гудеа — «из 216000 (3600*60)», то это конечно не статистические данные, которые можно использовать для различных расчетов, а просто образное выражение, означающее великое множество людей.

До сих пор речь шла о надписях сакрального характера, предназначенных главным образом для богов и потомков. Перейдем теперь к рассмотрению царских надписей, создававшихся для текущих нужд, — официальных писем, дипломатических документов и т.п.

Царских писем III тысячелетия до н.э. сохранилось мало, причем дошли они в копиях старовавилонского времени и их подлинность не бесспорна. Пожалуй, наиболее выдающимися памятниками этого рода следует считать письма последнего царя III династии Ура, Ибби-Суэна (2027— 2003 г. до н.э.), и его военачальника Ишби-Эрры, в которых отразились драматические события, предшествовавшие падению «царства Шумера и Аккада». Царь послал своего полководца закупить большое количество зерна в Иссине и доставить его в Ур. Ишби-Эрра сообщает царю о невозможности исполнить поручение из-за того, что вторгшиеся амореи перерезали все пути на юг, и просит царя доверить ему защиту Иссина и Ниппура от кочевников. В ответ Ибби-Суэн предложил Ишби-Эрре обратиться за помощью к правителям северных городов и назначил его начальником обороны Ниппура и Иссина, чем тот вскоре воспользовался, объявив себя царем в Иссине.

Во II тысячелетии до н.э. месопотамские писцы переписывали попадавшиеся им подлинные царские письма, а также составляли от имени царей древности вымышленные послания. Хотя такие послания нередко основывались на сравнительно достоверной традиции, они все же не могут считаться первоисточниками и их следует рассматривать как литературные произведения.

От III тысячелетия до н.э. дошло несколько международных договоров. Условия ряда пограничных соглашений между Лагашем и Уммой были включены в текст двух закладных (?) цилиндров, излагавших историю борьбы этих городов за поле Гуэден.

При раскопках храма бога Иншушинака в Сузах была обнаружена поврежденная глиняная табличка с эламским текстом договора о союзе, который заключили между собой [70] Нарам-Суэн и какой-то эламский царь, вероятно Хита. Договор начинается призывом к эламским и аккадским богам быть свидетелями принесенных клятв. Далее в документе сообщается, что Нарам-Суэн, царь Аккада, направил в Сузы посла с дарами. Царь Элама дал Нарам-Суэну вспомогательное войско под командованием доверенного военачальника, который совместно с представителями аккадского царя разработал в деталях договор о союзе между двумя странами. В тексте договора читаем: «Пусть здесь царит единодушие… Опасному раздору пусть наступит конец!.. Враг Нарам-Суэна — и мой враг, друг Нарам-Суэна — и мой друг!..» Вероятно, договор нельзя назвать равноправным, однако он показывает, что могущественному аккадскому царю приходилось все же серьезно считаться со своим восточным соседом. До находки эблского архива этот договор признавали самым древним письменно засвидетельствованным международным договором.

В 1952 г. американский ученый С.Н. Крамер обнаружил в фондах Стамбульского музея древнейший в мире свод законов — Судебник Ур-Намму (ок. 2112—2094 гг. до н.э.) основателя III династии Ура. Сильно поврежденная глиняная табличка из Ниппура содержит пространное вступление, несколько напоминающее надпись на конусах Уруинимгины, и текст самих законов. Позже были найдены и другие фрагменты судебника. Всего сохранилось около тридцати статей: в них регулируются брачные отношения, устанавливается вознаграждение за поимку и возвращение хозяину беглого раба, определяются размеры штрафов за нанесение увечий, за лжесвидетельство и причинение финансового ущерба. Можно предположить, что если не в общих принципах, то в отдельных положениях судебник Ур-Намму, по всей вероятности, выходил за рамки норм, установленных существовавшими обычаями, и являлся плодом творчества царя или его ближайшего окружения.

§ 4. «Царские списки» и другие тексты исторического содержания (Клочков И.С.)

Исключительную ценность для изучения древнейшей истории Месопотамии имеют «царские списки». Самый ранний из них, так называемый «Шумерский царский список», представляет собой перечень царей, правивших в разных городах Месопотамии с момента, «когда царственность низошла с небес», до эпохи III династии Ура, когда «Список», вероятно, и был создан. Позднее он был продолжен и стал [71] включать также царей начала II тысячелетия до н.э. В подражание «Шумерскому царскому списку» создавались списки ассирийских и вавилонских царей вплоть до эпохи Селевкидов; отголоски этой традиции можно найти и у писавшего по-гречески вавилонского жреца Бероса (III в до н.э.).

«Шумерский царский список» дошел до нас в многочисленных фрагментарных копиях позднего времени, восходящих к нескольким заметно отличающимся друг от друга редакциям. «Список» открывается именами 8-10 царей, последовательно царствовавших в Эреду, Бад-тибире, Лараке, Сиппаре и Шуруппаке «до потопа». Затем перечисляются цари «послепотопных» династий, начиная с царей I династии Киша. Назвав всех царей какого-либо города и указав продолжительность правления каждого, составитель «Списка» подводит итог продолжительности правления данной «династии». Далее следует стереотипная формула: «Город такой-то был поражен оружием; его царственность была перенесена в город такой-то». Таким образом, многие династии, правившие в различных городах одновременно, представлены в «Списке» как последовательно сменявшие друг друга. Возможно, это объясняется политической тенденцией: в эпоху III династии Ура в противовес сепаратистским чаяниям некогда независимых городов выдвигается новая, «имперская» идея извечной единой «царственности», переходившей по очереди от города к городу. Политическая тенденциозность «Шумерского царского списка» видна и в том, что в некоторых редакциях «Списка» опущены династии враждебных городов. «Допотопным» царям и царям первых «послепотопных» династий приписываются фантастические (по много тысяч лет) сроки правления, что, очевидно, надо объяснить спецификой месопотамского понимания времени: в древности, мол, и годы, и люди были иные. «Допотопных» и первых 20 царей I династии Киша исследователи считают мифологическими персонажами; высказывалось мнение, что начальная часть «Списка» была прибавлена в более позднюю эпоху. При всем этом «Шумерский царский список» остается ценным источником не только для изучения представлений древних обитателей Месопотамии о своем прошлом. Цепочка царских имен, сохраненная в «Списке», — это порой все, что известно о целом периоде в истории того или иного города, и все новые данные, получаемые из других источников, исследователи обязательно сопоставляют со свидетельствами «Списка».[72]

Для правильной интерпретации «Шумерского царского списка» и изучения раннего периода истории Месопотамии большое значение имела «Надпись из Туммаля», изданная в 1914 г. А. Пёбелем (недостающую часть таблички в 1955 г. нашел в музее Иенского университета С.Н. Крамер). На рубеже III—II тысячелетий до н.э. основатель I династии Иссина Ишби-Эрра решил составить перечень многократных перестроек храмового комплекса богини Нинлиль в Туммале (район Ниппура). Порядок, в котором следуют имена царей-реставраторов храма, позволил прийти к заключению, что три первые «послепотопные» династии были практически одновременны.

К «царским спискам» примыкают хроники, возникшие, вероятно, не без влияния первых. Три из них — «Династическая хроника», «Хроника ранних царей» и «Хроника Вайднера» — содержат некоторые сведения о политической истории III тысячелетия до н.э. «Династическая хроника» называет месопотамских правителей «от дней до потопа» вплоть до Эриба-Мардука (VIII в. до н.э.), во многих случаях отмечая места погребения поздних царей. Она дошла в единственном списке, на фрагментированной табличке из библиотеки Ашшурбанапала в Ниневии. Две другие хроники также сохранились только в новоассирийских и нововавилонских копиях. В «Хронике Вайднера» главное внимание уделяется тому, как тот или иной царь относился к храму Мардука в Вавилоне. Составители старались показать, что щедрые жертвоприношения обеспечивали успех и длительное царствование, а пренебрежение, проявленное к храму, имело следствием неудачи и гибель. «Хроника ранних царей» менее тенденциозна и отображает некоторые важные события, происходившие в Месопотамии в период от воцарения Саргона до Агума III (после 1450 г. до н. э).

Своеобразным дополнением к «царским спискам» и хроникам являются списки датировочных формул. В Месопотамии до прихода эллинов (IV в. до н.э.) не существовало единой системы летосчисления: в Ассирии счет лет велся по эпонимам, а на юге, в Вавилонии, начиная с касситского периода — по годам правления царей («1-й год царя такого-то», «2-й …» и т.д.). В более ранний период в государствах и независимых городах Месопотамии каждый год получал название по какому-либо знаменательному событию в местной жизни («Год, когда такой-то стал царем», «Год, когда было разбито войско Элама», «Год, когда был прорыт канал такой-то» и т.п.). Списки датировочных формул (неплохо сохранились списки времени III династии Ура), таким [73] образом, помогают наполнить реальным содержанием хронологическую канву, которую дают «царские списки». Датировочные формулы встречаются на многочисленных деловых документах. Исследователи изучают их и сами составляют подобные списки, стараясь расположить датировочные формулы в хронологической последовательности.

§ 5. Хозяйственные документы (Клочков И.С.)

Хозяйственные и деловые документы численно во много раз превосходят все остальные группы клинописных источников. Большинство их происходит из храмовых и дворцовых архивов, но сохранилось и много документов частных лиц. Древнейшие хозяйственные архивы найдены в Уруке и Джемдет-Насре. Эти таблички содержат хозяйственные отчеты, написанные архаическими знаками, и плохо поддаются дешифровке. Крупные архивы хозяйственных документов; досаргоновского времени были обнаружены при раскопках Лагаша, Гирсу, Шуруппака, Ура, Адаба. От аккадской эпохи сохранился огромный царский архив из Эблы (тысячи хозяйственных и деловых документов) и небольшой архив из Гасура. Период III династии Ура представлен десятками тысяч хозяйственных текстов из разных городов Двуречья.

Документы хозяйственной отчетности из храмовых и дворцовых архивов — это главным образом расписки, регистрирующие поступление или выдачу продуктов и товаров, материалов, инструмента, скота и рабов, деловые письма, хозяйственные распоряжения администрации и отчеты об их исполнении. Иногда хозяйственный документ неожиданно проливает свет на важные политические события. Так, табличка из дворцового архива, отмечающая выдачу нескольких баранов послу из Элама, сообщает нам о посольстве Гирнамме к царю Ура Шу-Суэну. Но не отдельные сообщения подобного рода заставляют относиться к хозяйственным документам как к ценнейшему разряду источников. Ученых привлекает массовый характер этого вида источников и надежность содержащихся в них данных. Сам по себе каждый документ содержит весьма ограниченную и узкоспециальную информацию, однако изучение целого комплекса таких документов позволяет понять действие сложного механизма храмового или дворцового хозяйства и увидеть отношения, которыми различные группы населения были с ними связаны. Без широкого использования этого на первый взгляд однообразного материала невозможно [74] исследование экономики и социально-экономических отношений в Древней Месопотамии. Следует, однако, помнить, что картину, получаемую на основе документов из храмовых и дворцовых архивов, нельзя абсолютизировать: в хозяйственной жизни страны могли существовать секторы, деятельность которых почти или даже совсем не нашла отражения в этих документах.

Документы частных лиц — различные контракты, купчие, долговые расписки, письма дают возможность проникнуть в мир рядового человека древнего Двуречья, понять проблемы, с которыми он сталкивался, его интересы, заботы и радости. Деловые документы в установленной форме коротко и точно оговаривают характер и условия сделок; несравненно большую трудность для интерпретации представляют письма, так как в них речь часто идет о вещах и обстоятельствах, известных только адресату и отправителю.

Говоря о хозяйственных документах в целом, отметим, что для исследователя драгоценным оказывается иногда не столько их содержание, сколько какая-либо внешне незначительная подробность — датировка, имя писца или список свидетелей. Приведем такой пример. По тому, как в разных городах отказывались от принятой в Уре системы датировки документов (в Эшнунне — на второй год правления Ибби-Суэна, в Сузах — на третий, в Лагаше — на пятый, в Умме — на шестой, в Ниппуре — на седьмой), можно проследить историю крушения царства III династии Ура.

В клинописных документах обычно указывалось не только имя покупателя, продавца, свидетелей сделки и т.п., но и их профессия или должность либо имена предков. Располагая большим количеством документов одной эпохи, происходящих из одного места, в которых одни и те же лица выступают то в одном, то в другом качестве (заимодавца, наследника и т.д.), можно установить не только генеалогию многих из этих лиц, но и их матримониальные и деловые связи, степень зажиточности, преемственность в передаче профессии или ее отсутствие. Большую помощь в этих просопографических исследованиях оказывают многочисленные цилиндрические печати, на которых вырезались имя владельца и его должность, имена предков и пр., а также оттиски таких печатей на глиняных табличках.

Имена как признак этнической принадлежности — особый вопрос: само по себе аккадское или шумерское имя еще не означает, что его носитель был аккадцем или шумером. Часто шумерские имена давались детям родителями с аккадскими именами, и наоборот. Так, шумерская царица [75] Ку-Баба дает своему сыну аккадское имя — Пузур-Син, а тот своего сына называет шумерским именем Ур-Забаба. В Месопотамии, судя по документам более позднего времени, новые местные имена нередко получали рабы-иноземцы.

§ 6. Юридические документы (Клочков И.С.)

Из Месопотамии III тысячелетия до н.э. дошло много юридических документов — судебных решений и приговоров по гражданским и уголовным делам, протоколов судебных разбирательств и пр. В 1894 г. при раскопках в Телло на «Холме табличек» был найден обширный архив судебных документов эпохи III династии Ура. Большую часть архива составляют таблички с судебными решениями (дитилла) по бракоразводным процессам, искам о нарушении условий брачных контрактов, делам о наследстве, заявлениям рабов о том, что они не являются таковыми. (Среди последних особенно интересны два документа времени Амар-Суэна и Шу-Суэна по делу некоего Ахумы, на протяжении 15 лет неоднократно пытавшегося оспаривать перед судом то, что он раб.) Есть в этом архиве и таблички с делами о кражах, убийствах и т.д.

Юридические документы III тысячелетия до н.э. дают богатый материал для изучения семейных отношений, отношений между отдельными людьми и между различными социальными группами, а также позволяют хотя отчасти реконструировать правовые нормы и судебный процесс. Их значение невозможно переоценить: если законы представляют собой в известном смысле идеальную схему, о степени реализации которой в действительности бывает трудно судить, то судебные документы отображают живую реальность, положение, существовавшее на практике.

§ 7. Памятники шумеро-аккадской словесности (Клочков И.С.)

Почти все памятники шумеро-аккадской словесности III тысячелетия до н.э. сохранились в копиях более позднего времени. Свыше 2000 табличек с текстами мифологического содержания, записями эпических песен, гимнов, плачей о разрушениях храмов и городов, сборниками пословиц и поучений было найдено экспедицией Пенсильванского университета в ходе многолетних (1889—1900) раскопок Ниппура. Среди ниппурских табличек был обнаружен древнейший список литературных текстов, составленный около 2000 г. [76] до н.э., в нем перечислено более двух десятков царских гимнов, гимнов богам, эпических песен и плачей о разрушении городов. Из других важных находок литературных текстов надо указать на 300 фрагментов из Киша (изданы Женуяком в 1924 г.), примерно 400 табличек из Ура (хранятся в Британском музее) и несколько сот табличек, купленных Берлинским музеем и Лувром у антикваров. Сами таблички датируются серединой XVIII в. до н.э., но записанные на них сочинения восходят ко второй половине III тысячелетия до н.э.

Наиболее тесную связь с историческими событиями имеют плачи о разрушении городов и царские гимны. Плачи представляют собой поэтические произведения, сочинявшиеся в память о разрушениях городов и храмов. Известны плачи о разрушении Лагаша правителем Уммы Лугальзагеси, плачи о разорении Ура и Ниппура, плачи о бедствиях города Аккада и гибели Шумера. В них рисуется впечатляющая, хотя и несколько общая, картина разорения и запустения некогда славных городов и областей.

Гимны, составлявшиеся для царей III династии Ура и I династии Иссина, как и гимны богам и храмам, по форме часто представляли собой пышные и пространные самовосхваления. Несмотря на свойственные всем гимнам преувеличения и склонность к риторике, в них встречаются любопытные подробности, намекающие на важные исторические события или характеризующие обстановку в стране: «Идущий по дороге идти может и ночью и чувствовать себя как в укрепленном граде» (из гимна Шульги).

В шумерских эпических поэмах, таких, как «Энмеркар и верховный жрец Аратты» или «Гильгамеш и Ага», дается картина жизни месопотамского общества в раннединастическую эпоху, изображаются конфликты между городами-государствами и внутри них. Необходимо, однако, учитывать, что в героико-эпических текстах историческая реальность предстает в причудливо преломленном свете — изображение событий подчиняется внутренним структурным законам фольклорных жанров. Для таких текстов характерны: анахронизмы (переплетение реалий событийного времени, времени, предшествовавшего описываемым событиям, времени создания и времени записи повествования); сжатие событийного времени (целая эпоха порой конденсируется в один эпизод); введение в повествование наряду с историческими персонажами вымышленных лиц или героев, живших в иную эпоху; тенденция фольклорных повествований к циклизации вокруг популярных персонажей; условный, [77] формульный характер географических и хронологических указаний («семь гор», «девять дней» и т.д.)

Сказанное выше в полной мере относится и к сочинениям более позднего времени об излюбленных героях-царях III тысячелетия до н.э. — Саргоне и Нарам-Суэне. Поздний рассказ о борьбе Нарам-Суэна с нашествием луллубеев и других врагов, записанный на стеле и получивший у ассириологов название «Кутийской легенды о Нарам-Суэне», представляет собой смесь фактов и вымысла, требующую тщательного и осторожного анализа. О подвигах Саргона повествует поэма «Царь битв», а новоассирийский текст VIII в. до н.э. описывает чудесное рождение и детство этого великого царя, используя ряд распространенных фольклорных мотивов.

Многочисленные тексты мифологического содержания проливают свет на представления обитателей Месопотамии о мире богов, происхождении цивилизации и своем древнейшем прошлом. При интерпретации этих мифов следует избегать прямолинейного подхода, трактующего их как прямое отражение происходящего на земле: связь между реальностью и мифом гораздо более сложна и трудноуловима. Значительное число шумерских мифов было изучено и издано в английском переводе С.Н. Крамером в книге «Шумерская мифология».

В начале II тысячелетия до н.э. в Месопотамии создаются большие сборники шумерских и аккадских пословиц и поговорок. Хотя датировать содержащиеся в них паремии невозможно, есть основания полагать, что почти все они были в ходу уже в III тысячелетии до н.э. К этим сборникам примыкают приписывавшиеся «допотопному» царю Шуруппаку поучения и наставления, представляющие собой собрания сентенций по различным вопросам. Древнейшая версия «Наставлений Шуруппака» была найдена в Абу Салабихе и датируется серединой III тысячелетия до н.э.; позже она была значительно расширена и дополнена.

Изучение пословиц и поучений позволяет узнать немало интересного о психологии древних, об отношениях в семье и обществе, о моральных ценностях и вкусах шумеров и аккадцев. «Мудрость (дословно — «дар слов») — что звезды небесные»,— гласит одна из сентенций абу-салабихской версии «Наставлений Шуруппака». И там же: «С хорошо установленным имуществом, сынок, ничто не сравнится!» Наряду с такими общими высказываниями встречаются и чисто практические советы, например совет покупать чужеземных рабов, а не соплеменников или рабов, «рожденных в [78] доме». Изучением шумерских пословиц занимался Э. Гордон, выпустивший обширное собрание древнемесопотамских поговорок, пословиц и притч.

§ 8. Научные тексты (Клочков И.С.)

К научным текстам принято относить древнемесопотамские силлабарии (списки идеограмм с указанием, как их читать), словари, списки богов, должностных лиц, названий профессий, топонимов, названий растений, минералов, рыб, птиц и животных, а также сборники медицинских предписаний.

Древнейшие научные тексты происходят из Абу Салабиха, Фары и Телль Мардиха (Эбла) и датируются XXVII—XXIII веками до н.э. Назначение подобных списков не всегда ясно; возможно, что они, как и силлабарии, создавались в учебных целях. Наибольшую ценность представляют найденные на Телль-Мардихе древнейшие в мире двуязычные (шумеро-эблаитские) словари, включавшие около 3000 слов. Интересны также списки богов из Эблы, в которых шумерские божества отождествляются с местными: «Уту — это Сипиш; Нергал — это Рашап» и т.д. Один из эблских списков перечисляет названия 63 должностных лиц, по-видимому, в иерархическом порядке. Списки топонимов помогают восстановлению исторической географии и дают представление о географических горизонтах эпохи.

У историков медицины большой интерес вызвала изученная С.Н. Крамером табличка из Ниппура времени III династии Ура с текстом медицинских предписаний. В ней приводится большое количество рецептов, сложных смесей органических и неорганических компонентов, применявшихся месопотамскими лекарями. Судить о действенности рекомендуемых средств трудно, так как не указаны болезни, против которых их следовало применять.

§ 9. Археологические источники (Клочков И.С.)

Значение археологических источников для реконструкции картины прошлого Месопотамии III тысячелетия до н.э. весьма велико. Несмотря на то, что из Месопотамии III тысячелетия до н.э. дошло огромное число письменных памятников, археологические источники не превратились в не имеющий самостоятельного значения «иллюстративный» материал. Да и сами письменные источники поступают в распоряжение филологов лишь благодаря работе археологов; [79] клинописные таблички в известном смысле — такие же археологические находки, как и прочие артефакты; и проходят такую же археологическую обработку, регистрацию и консервацию.

Археологические исследования ведутся на территории Месопотамии уже 140 лет; назовем здесь лишь несколько крупнейших экспедиций, результаты работы которых имели большое значение для изучения/месопотамской цивилизации III тысячелетия до н.э. С 1877 по 1900 г. французская экспедиция под руководством Э. де Сарзека провела 11 раскопочных сезонов в Телло (Гирсу). Археологи нашли много надписей шумерских правителей (см. выше) и десятки тысяч клинописных документов; около 30000 табличек было расхищено и продано антикварам местными кладоискателями. В 1899—1900 гг. экспедиция Пенсильванского университета работала в Нуффаре (Ниппур), где Г. Гильпрехту посчастливилось найти храмовую библиотеку (около 20 000 табличек). В 1902—1903 гг. экспедиция Немецкого восточного общества вела успешные раскопки Фары (Шуруппак), давшие разнообразный материал. Наибольшую известность получили раскопки Мукаяра (Ур), проводившиеся в 1922—1934 гг. объединенной экспедицией Британского музея и Музея Пенсильванского университета под руководством Л. Вулли. Археологи открыли некрополь с царскими могилами раннединастического времени, погребальный инвентарь которых включал многочисленные предметы искусства и драгоценную утварь. Одновременно в Эль-Охеймире (Киш) работала экспедиция С. Лэнгдона (1923—1933), а Немецкое исследовательское общество до начала второй мировой войны (1928—1939) вело интенсивные раскопки в Варке (Урук). Из послевоенных исследований отметим раскопки датчан на острове Бахрейн (Дильмун) в 1953—1969 гг. и работы итальянских археологов на Телль-Мардихе (Эбла) с 1963 г.

Руины древних городов Месопотамии представляют собой гигантские телли (холмы) высотой 10-30 м и площадью от нескольких десятков до сотен гектаров (Вавилон — 1000 га, Урук — 440 га, Ашшур — 60 га). Раскопки даже на сравнительно небольшой площади слоев IV—III тысячелетий до н.э., перекрытых многометровыми отложениями более поздних эпох, требуют огромных затрат средств и времени. Поэтому археологи обычно стремятся раскапывать наиболее перспективные участки — территории храмов и дворцов, где вероятность обнаружить тексты или памятники искусства намного выше, чем при проведении раскопок [79] такого же масштаба на территории жилых кварталов. Этим несомненно отчасти объясняется то, что количество документов из храмовых и дворцовых архивов превышает число частных документов.

В XIX в. создание богатых коллекций переднеазиатских древностей считалось в европейских странах делом национального престижа. Археологические экспедиции стремились найти для своего музея как можно больше памятников искусства и клинописных текстов. Рост интереса к рядовому археологическому материалу (керамике, орудиям труда и т.п.) и осознание важности содержащейся в нем информации происходили медленно. С 20-х годов XX в. археологи в Месопотамии при выборе объектов исследования руководствуются не столько надеждами на «богатую добычу», сколько необходимостью решения тех или иных конкретных научных задач.

Превращению «археологии вещей» в «археологию проблем» после второй мировой войны способствовал введенный повсеместно на Ближнем Востоке запрет на вывоз древностей за пределы страны. Вместе с тем расширение источниковедческой базы в результате новых открытий (и не только на территории Месопотамии), совершенствование методики полевых исследований и применение новых методов в археологии необычайно повысили информативную ценность археологических источников. Находки на юге Двуречья и Бахрейне индских печатей в слоях III тысячелетия до н.э. и месопотамских печатей в городах индской цивилизации проливают свет на проблему связи между Шумером и долиной Инда в древности. Химический анализ металлических предметов или поделок из редких минералов дает возможность устанавливать местность, откуда они происходят, и таким образом выявлять направление торговых и культурных контактов. Палеоботаника и палеозоология помогают не только представить древнюю флору и фауну, но даже определить примерный рацион питания жителей разных кварталов того или иного поселения.

Особую важность приобрела аэрофотосъемка, позволяющая быстро и точно определять планировку городов, учитывать и картографировать мелкие древние поселения, каналы и русла рек, следы дорог и полей древнего земледелия. Ряд исследовательских проектов, осуществленных в 60-х годах под руководством Роберта М. Адамса, позволил собрать ценнейшие данные об освоении долин Тигра и Евфрата и возникновении древнейших городов. [80]

Весьма плодотворным оказывается сопоставление данных письменных и археологических источников. Так, из хозяйственных текстов известны некоторые производственные нормы, существовавшие в Шумере (например, норма выработки и транспортировки кирпичей); определив объем раскопанного сооружения, можно вычислить количество затраченного на строительство времени и рабочей силы. Интересны также работы финского ассириолога А. Салонена, в которых собранные упоминания клинописных текстов о повозках, лодках, мебели, утвари сравниваются с имеющимися археологическими материалами. Такие исследования способствуют лучшему пониманию древних текстов и более глубокому знанию древнемесопотамских реалий.

§ 1. Общие сведения

После крушения «бюрократической империи» III династии Ура Месопотамия распалась на несколько областей, каждая из которых отличалась значительным культурно-историческим и этническим своеобразием. Юг страны в начале II тысячелетия до н.э. захлестывает волна аморейских племен, пришедших с запада. Один из аморейских князьков, обосновавшись в незначительном до того времени городе Вавилоне, стал родоначальником I вавилонской династии, на короткий срок объединившей всю Месопотамию. Примерно с середины XVIII в. до н.э. начинается проникновение в Междуречье горных племен с востока, касситов. С 1595 по 1157 г. до н.э. в южной части Месопотамии — Вавилонии — правит касситская династия. Именно в этот период, по-видимому, происходит и закрепляется в сознании обитателей Месопотамии разделение страны на Вавилонию и Ассирию. Конец касситской династии положили набеги эламитов с востока и вторжения арамеев из-за Евфрата.

Реальная языковая ситуация в Вавилонии II тысячелетия до н.э. была весьма сложной, однако местные письменные памятники по-прежнему создавались лишь на двух языках — шумерском и аккадском (старовавилонский и средневавилонский диалекты). Соотношение между количеством текстов на том и другом языках было различным в разных группах источников. В качестве общей тенденции можно отметить постепенный рост количества аккадоязычных [82] текстов. Правда, в силу традиции при составлении некоторых видов текстов вавилоняне продолжали пользоваться преимущественно шумерским языком; например, царские строительные и посвятительные надписи на аккадском языке стали численно преобладать над шумероязычными только в самом конце II тысячелетия до н.э.

Наблюдения над различными языковыми фактами, засвидетельствованными в клинописных текстах, позволили прийти к ряду интересных исторических выводов. На основе данных ономастики и топонимики удается иногда определять этническую принадлежность тех или иных групп населения, обитавших или вторгавшихся и осевших в пределах Месопотамии (амореев, хурритов и пр.). Изучая ономастику текстов касситского периода, некоторые исследователи предполагают присутствие индоевропейского элемента в массе вторгшихся в Месопотамию касситов.

Для освещения исторического процесса, протекавшего в Вавилонии II тысячелетия до н.э., привлекаются многочисленные иноземные источники, в первую очередь ассирийские, а также эламские и хеттские; несколько важных писем вавилонских и ассирийских царей сохранилось в амарнском архиве в Египте. Кроме того, ценные данные, касающиеся вавилонской истории рассматриваемого периода, содержатся в более поздних вавилонских и ассирийских источниках.

§ 2. Юридические тексты

К числу наиболее ценных источников, дающих широкую картину жизни древнемесопотамского общества II тысячелетия до н.э., относятся своды законов. Сохранилось несколько таких древних судебников: законы Эшнунны, законы царя города Иссина Липит-Иштара и широкоизвестные законы Хаммурапи.

Во время раскопок 1945—1949 гг. на холме Абу Хармал (древний Шадуппум) иракские археологи нашли две фрагментированные таблички, содержавшие текст законов Эшнунны, небольшого царства, существовавшего в начале II тысячелетия до н.э. в бассейне реки Диялы и по течению Тигра. По некоторым косвенным признакам судебник должен быть датирован XX веком до н.э., но точно установить, при каком царе были созданы эти законы, пока не удалось.

А. Гётце, изучавший и издавший текст судебника, разделил его на 60 статей. Судебник открывается шкалой цен [83] на основные продукты: ячмень, масло, шерсть, медь и пр. Далее, по-видимому, с учетом данной системы цен устанавливаются наемная плата некоторых категорий работников (лодочников, жнецов, погонщиков), арендная плата за пользование лодками, повозками и т.п., размеры штрафов за различные правонарушения и преступления. В качестве всеобщего эквивалента, согласно судебнику, выступают серебро и ячмень.

Ряд статей судебника регулирует внутрисемейные имущественные отношения, в других обеспечиваются права владельцев рабов, за кражу и укрывательство которых предусматривались крупные штрафы. В целом законы Эшнунны представляют собой исключительной важности источник для изучения хозяйственной жизни Южной Месопотамии в начале II тысячелетия до н.э. Сопоставление данных судебника с «ценниками» и данными хозяйственных текстов других периодов позволяет представить динамику цен и судить о скрывающихся за этим изменениях в экономике страны.

В отличие от аккадоязычных законов Эшнунны судебник пятого царя I династии Иссина Липит-Иштара написан на шумерском языке. Законы Липит-Иштара (1934 — 1924 гг. до н.э.) дошли до нас на четырех табличках из Ниппура; таблички эти были найдены в начале нынешнего столетия, но идентифицированы и изучены Ф. Стилом только в 1947 г. Как и таблички из Абу Хармала, ниппурские таблички с текстом судебника едва ли являлись теми официальными списками-копиями, которыми пользовались древние судейские чиновники. Пока удалось восстановить и прочитать 25-26 статей судебника, в котором, по расчетам исследователей, должно было быть приблизительно 100 статей. Судя по сохранившейся части судебника, законы Липит-Иштара очень близки законам Хаммурапи; отдельные статьи судебника Липит-Иштара сходны с законами Эшнунны.

В 1901 г. французская археологическая экспедиция Ж. де Моргана, работавшая в Сузах, обнаружила двухметровую базальтовую стелу, на которой были начертаны законы вавилонского царя Хаммурапи (1792—1750 гг. до н.э.). Эламский царь Шутрук-Наххунте (1185—1155 гг. до н.э.), отличавшийся страстью к собиранию подобных памятников, после успешного военного похода на Вавилонию увез в свою столицу эту стелу Хаммурапи; ранее она, вероятно, находилась в городе Сиппаре.

Текст кодекса Хаммурапи состоит из трех частей: пространного введения, собственно законов и заключения. Законодательная [84] деятельность Хаммурапи началась, очевидно, вскоре после воцарения; датировочная формула второго года его правления гласит: «Год, когда Хаммурапи установил справедливость в стране». Однако сама знаменитая стела, судя по содержанию преамбулы, была изготовлена не ранее 31-го года его царствования. Таким образом, найденный в Сузах памятник не является editio princeps; вероятно, подобные стелы стояли во многих городах. В заключительной части кодекса от лица Хаммурапи говорится: «Угнетенный человек, имеющий судебное дело, пусть подойдет к моему, царя справедливости, изображению, пусть заставит прочитать надпись на моем памятнике, пусть он услышит мои драгоценные слова, и пусть мой памятник покажет ему его дело, пусть он увидит свое решение…»

В кодексе Хаммурапи современные исследователи насчитывают 282 статьи, но на стеле из Суз сохранилось только 247; пять колонок клинописи на лицевой стороне памятника были стесаны, по-видимому для того, чтобы поместить на этом месте победную надпись эламского царя. Лакуна частично восстанавливается на основе фрагментов глиняных табличек, найденных в библиотеке Ашшурбанапала в Ниневии и в некоторых других городах. Законы дают богатейший материал, позволяющий увидеть повседневную жизнь вавилонского общества во всей ее полноте. Хаммурапи, очевидно, считал свои законы абсолютно всеобъемлющими, исчерпывающими все возможные в настоящем и будущем конфликтные ситуации: «На будущие дни, навсегда царь, который будет в стране, пусть хранит справедливые слова, которые я начертал на своей стеле; пусть не изменит законов страны, которые я установил, решения страны, которые я принял; пусть не отвергнет моих указов».

Первые пять статей кодекса устанавливают ответственность истца, свидетелей и судей, т.е. посвящены вопросам, связанным с ведением судебного процесса. Суровые наказания, предусмотренные за ложные обвинения, лжесвидетельство и изменение принятых приговоров, должны были обеспечить точное исполнение закона и отбить охоту к сутяжничеству и возбуждению необоснованных исков. Далее (статьи 6-25) законодатель переходит к рассмотрению различных случаев хищения собственности, за которые полагалась смертная казнь. Следующие (§ 26-41) статьи определяют положение, права и обязанности воинов; затем идут статьи, касающиеся земельного и торгового права, статьи, регламентирующие отношения между должником и кредитором, правила приема и хранения залога. Статьи 127-194 [85] отведены семейному праву, включая законы о наследований имущества и усыновлении; статьи 195-214 говорят о наказаниях за членовредительство, побои и бесчестье. Ряд статей (215-277) определяет меру ответственности лекарей, ветеринаров, строителей и корабельных мастеров, а также устанавливает размеры причитающихся им вознаграждений; здесь же устанавливается наемная плата пахарей, мастеровых и т.д. Последние пять статей посвящены правилам покупки и обращения с рабами. В целом нужно отметить своеобразную логику построения кодекса, в котором каждая статья и каждый раздел поставлены в строго продуманном порядке, естественно следуя из предшествующих.

Среди историков и юристов долгое время велись споры о природе и характере законов Хаммурапи: считать ли их плодом творчества царя-законодателя и его ученых, пользовавшихся в своей работе сборниками «царских решений», т.е. приговоров, вынесенных по различным делам прежними царями, или же это кодификация обычного права, т.е. запись и систематизация издавна существовавших в Месопотамии обычаев. Другой вопрос, вызывающий расхождения во мнениях среди ученых, касается действенности кодекса — насколько обязательным было следовать букве и духу этих законов. Многочисленные деловые и судебные документы старовавилонской эпохи дают немало примеров отступлений от соответствующих статей кодекса при решении дел и заключении сделок. По-видимому, в реальной жизни законы Хаммурапи представляли собой собрание настоятельно рекомендуемых «идеальных» решений, во многих случаях не обладавших силой некоего категорического императива и допускавших существенные отклонения. Так или иначе, но кодекс Хаммурапи на протяжении столетий служил авторитетнейшим руководством в судебной практике вавилонян.

§ 3. Официальные надписи и дипломатические документы

Важную информацию можно извлечь из старовавилонских датировочных формул. Датировочные формулы времени Хаммурапи были особенно пространны и отмечали многие исторические события. Вот, например, датировочная формула 32-го года царствования Хаммурапи: «Когда Мари и Мальгум он победил в сражении и обязал Мари и [...], а также города Субарту повиноваться его повелениям». [86] Древние списки датировочных формул предстают перед нами, таким образом, как своеобразный «конспект» по истории Вавилонии, позволяющий в общих чертах воссоздать ход политических событий.

Довольно многочисленные официальные вавилонские надписи старовавилонского и касситского периодов редко содержат прямые указания на какие-либо военные предприятия, что резко отличает их от ассирийских царских надписей. Это главным образом благочестивые посвятительные и закладные надписи, повествующие о перестройках и украшении храмов, укреплении городов, проведении новых каналов и т.п. Из этого разряда источников, пожалуй, наиболее информативными оказываются так называемые «эдикты о провозглашении справедливости», или акты-«мишарум». По-видимому, почти все древнемесопотамские правители вскоре после вступления на трон объявляли «мишарум», что дословно переводится как «справедливость», а на деле означает отмену некоторых долговых обязательств и установление цен на основные продукты. Такими актами правители пытались регулировать хозяйственную жизнь страны и не допускать закабаления беднейших слоев общества, «чтобы сильный не угнетал слабого». Все рассмотренные выше судебники стоят, вероятно, в определенной связи с практикой объявления «мишарум». Древнейшим из известных примеров «провозглашения справедливости» считают реформы Уруинимгины (см. гл. V, § 3); от старовавилонской эпохи дошел подобный эдикт вавилонского царя Амми-цадуки (1646—1626 гг. до н.э.).

В касситский период появляется новый тип официальных надписей — надписи на межевых камнях «кудурру». «Кудурру» — это каменный столб большей или меньшей высоты, обычно украшенный рельефными изображениями символов божеств. Надпись на нем представляет собой запись дарственной на участок земли, которым царь награждал своего военачальника или чиновника; часто это пожалование или подтверждение особых прав на землю какого-либо «дома», т.е. рода, племени или общины. В дарственной указывались точные границы пожалованного участка, оговаривались условия пожалования (освобождение от налогов, от выполнения общественных работ или государственных повинностей и пр.), часто отмечалось, за что оно было дано. Надел обычно объявлялся находящимся под защитой тех или иных богов, а в конце надписи содержались проклятья по адресу того, кто осмелится нарушить условия пожалования. Первоначально «кудурру» устанавливались, на границах [87] владений; позднее их помещали в домах владельцев или в храмах. Для изучения сравнительно скудно обеспеченного источниками касситского периода надписи на «кудурру» имеют большое значение; они проливают свет на социально-политические отношения в касситской Вавилонии и подчас содержат ценную историческую информацию. Так, из надписи на одном из послекасситских «кудурру» мы во всех подробностях узнаем о том, как проходил поход Навуходоносора I на Элам; за воинские заслуги в описываемом походе командир отряда колесниц Шитти(?)-Мардук и получил эту «иммунитетную грамоту».

Для изучения политической истории Месопотамии времени Хаммурапи и той долгой и трудной борьбы, которую вел этот энергичный царь, создавая свою державу, первостепенное значение имеют дипломатические документы из царского архива города Мари. Найденные здесь письма месопотамских царей и правителей — современников, союзников и противников Хаммурапи, а также донесения марийских послов и различных агентов проливают яркий свет на сложную военно-политическую ситуацию в Месопотамии накануне подчинения всей страны господству Вавилона (подробнее см. гл. VII).

О внешнеполитической ситуации на Ближнем Востоке и отношениях между Египтом, Вавилонией, Ассирией, Митании и Хеттской державой в XIV в. до н.э. мы осведомлены благодаря находке в Египте Телль-Амарнского архива (см. гл. III, § 1). Среди документов есть копия письма фараона Аменхотепа III вавилонскому царю Кадашман-Эллилю (начало XIV в. до н.э.) и адресованные Эхнатону письма царя касситской Вавилонии Бурна-Буриаша II (1363—1335 гг. до н.э.). Цари-«братья», как они называли друг друга, постоянно обменивались подарками: из Вавилона присылали лошадей, лазурит и драгоценные камни; фараоны слали слоновую кость, эбеновое дерево и золото. Египетские фараоны брали в жены вавилонских принцесс. Отношения между двумя дворами не были, однако, безоблачными: Бурна-Буриаш то протестует против приема фараоном послов и подарков от ассирийцев, которых он считал своими подданными, то жалуется на задержку послов и обиды, чинимые его купцам, то сетует на недостаточность ответных даров. Просьбы касситского правителя о присылке золота производят порой впечатление бесстыдного попрошайничества: «…брат мой две мины золота в подарок мне прислал. Теперь, если золота много, столько же, сколько твой отец, пришли мне. А если золота недостаточно, [хоть] половину [88] того, что отец [присылал], пришли мне. Почему ты прислал только две мины золота?».

Отчаянное старание касситских царей держаться ровней с египетскими фараонами выглядит весьма жалко: они то и дело сбиваются с «братского» тона на заискивающий, и, надо полагать, в Египте, да и в других сопредельных странах эти их притязания не принимались всерьез. Судя по документам Амарнского архива, соседи зорко следили друг за другом, были в курсе всех внутри- и внешнеполитических изменений и хорошо знали истинную силу и цену каждой стороны. В целом данный архив — сложный комплекс ценнейших источников, дающий среди прочего редкую возможность увидеть взаимную оценку внешнеполитического престижа древними ближневосточными державами.

О войнах, которые вела Вавилония во второй половине II тысячелетия до н.э., мы узнаем и из иноземных источников. Столкновения с Вавилонией в современных эламских, хеттских и ассирийских официальных надписях почти никогда не упоминаются (исключение составляют царские надписи Эллиль-нерари, 1329—1320 гг. до н.э., и Тукульти-Нинурты I, 1244—1208 гг. до н.э.), однако важную информацию несут более поздние тексты исторического содержания. Здесь следует отметить уникальный памятник, так называемую «Синхронистическую историю», дошедшую в трех фрагментарных списках из библиотеки Ашшурбанапала. «Синхронистическая история» представляет собой краткий рассказ об отношениях между Ассирией и Вавилонией начиная со времени правления Пузур-Ашшура III (конец XVI — начало XV в. до н.э.) и до Адад-нерари III (810—783 гг. до н.э.). Текст памятника разделен горизонтальными линиями на множество разделов, в каждом из которых идет речь об одном из ассирийских царей и его вавилонском современнике (или современниках), например: «Пузур-Ашшур, царь Ассирии, и Бурна-Буриаш, царь Кардуньяша (Вавилонии), поклялись и границу установили» и т.п. В документ включены только те ассирийские цари, которые так или иначе вступали в сношения с Вавилонией. «Синхронистическая история» была создана на основе ассирийских документов и отличается ярко выраженной проассирийской направленностью: целью составителя было показать, что всякий раз, когда вавилоняне нарушали установленную границу, их ожидало тяжкое поражение. Тенденциозность освещения событий «Синхронистической историей» видна из сравнения ее с вавилонской «Хроникой Р», рассказывающей о событиях касситского периода. Небольшой отрывок [89] этой хроники сохранился на поздневавилонской табличке. Автор хроники был вавилонянином, что, однако, не помешало ему отметить четыре поражения вавилонян (два из них — от ассирийцев), тогда как составитель «Синхронистической истории» ни разу не упоминает о каких-либо военных неудачах ассирийцев. Это заставляет исследователей считать «Хронику Р» более объективной, чем «Синхронистическую историю».

Некоторые сведения по истории Вавилонии II тысячелетия до н.э. имеются также в уже упомянутой выше «Хронике ранних царей».

§ 4. Деловые документы и памятники специальной литературы

Современные исследователи располагают большим количеством (не менее 40000) старовавилонских деловых, судебных, хозяйственных, административных и частных документов и писем, происходящих из разных городов Месопотамии, главным образом из Мари, Ларсы, Сиппара, Ниппура, Ура и др. Изучение этих текстов позволяет отвечать на многие вопросы, связанные с социальной структурой вавилонского общества рассматриваемого периода, деловой и хозяйственной жизнью страны и частной жизнью рядовых обитателей месопотамских городов. Весьма любопытны документы из Ларсы: в некоторых из них мы находим сведения о продаже домочадцев и самопродаже во временное рабство. От касситского времени источников этого типа дошло меньше, и они только сравнительно недавно стали объектом широких исследований.

Среди вавилонских научных текстов II тысячелетия до н.э., по-видимому, самое почетное место занимали такие тексты, которые в наши дни не только не относят к научным, но противопоставляют им, — сборники предсказаний. В древности отношение к этому предмету было иное: различные сборники предсказаний и примет тщательно переписывались не только по всей Месопотамии, но и в Эламе, в Сирии и Палестине, у хеттов. Известны даже переводы таких сборников на хеттский и эламский языки.

Литература предсказаний огромна; каждый вид предсказаний (по внутренностям жертвенных животных, по форме масляных пятен на воде, по разного рода знамениям, по движению небесных тел и т.д.) порождал большие сборники, включавшие иногда десятки клинописных табличек. Большая часть подобных предсказаний строилась по одному [90] образцу: в первой части отмечается наблюдаемое знамение («Если случится то-то и то-то»), во второй указываются ожидаемые последствия («то произойдет то-то и то-то», например умрет царь, наступит голод и т.п.). Как писал А.Л. Оппенхейм, «предсказание... считается только предупреждением, что в точности соответствует значению латинского слова «omen»; с помощью нужных ритуалов дурные последствия можно было предотвратить».

Фразеология и структура вавилонских предсказаний повлияла на форму и стиль некоторых медицинских, исторических и литературных месопотамских текстов. Сборники предсказаний иногда использовались составителями хроник; в позднейшей литературе встречаются упоминания о случаях предсказания древними жрецами конкретных исторических событий. Но в целом их трудно назвать источниками, содержащими обильную историческую информацию.

Очень близко к литературе предсказаний стоят медицинские тексты. По существу, они также представляют собой сборники предсказаний исхода болезни по симптомам или по знамениям, не имеющим отношения к заболеваниям. В некоторых медицинских «сериях» после описания симптомов следуют детальные инструкции врачу, как лечить больного. Имеются таблички, в которых ставится диагноз болезни, но чаще указывается причина заболевания — главным образом вредоносная магия и прегрешения больного. Огромный корпус медицинских текстов заставляет предполагать, что среди древних медиков, как и среди предсказателей, существовало разделение на различные направления и специальности: одни лечили преимущественно заговорами и магическими средствами, другие придерживались более позитивного метода, используя травы, минералы и т.п. Впрочем, нередко они объединяли свои усилия, взаимно дополняя друг друга.

Месопотамия славилась во всем древнем мире своими астрологами. Хотя наивысшего развития астрология достигла в более поздний период, от II тысячелетия до н.э. также дошли астрологические тексты. Интересно, что обнаружены они в основном вне Месопотамии — в Малой Азии, Катне, Мари и Сузах. Помимо астрологических предсказаний довольно примитивного типа в старовавилонскую эпоху, создавались тексты, отмечающие наблюдения за небесными светилами. С какой бы целью эти наблюдения ни делались, значение таких текстов для современных исследователей исключительно велико. Достаточно сказать, что запись наблюдений за планетой Венера, сделанных в царствование [91] вавилонского царя Амми-цадуки, послужила основанием для расчетов, на которых покоится вся современная хронология раннего периода месопотамской истории (до второй половины II тысячелетия до н.э.).

§ 5. Литературные тексты

Старовавилонский и касситский периоды — время становления и формирования аккадской литературы. Впрочем, в ученых кругах продолжали создавать произведения и на шумерском языке, подобно тому как в средневековой Европе продолжали пользоваться латынью для литературных целей. В этой связи следует отметить новую, расширенную старовавилонскую версию «Наставлений Шуруппака» (см. выше).

Старовавилонский «Эпос об Атрахасисе» (около 1200 строк) рассказывает о начале мира, сотворении человека и потопе, который пережил лишь один благочестивый человек, Атрахасис. Любопытно, что в этом тексте, повествующем о событиях, очень далеких от повседневной жизни вавилонян, есть эпизод, дающий наглядное представление о том, как происходили народные возмущения в Древней Месопотамии. В начале мира, «когда боги, как люди, свершали труд, влачили бремя… семь Ануннаков великих труд свершать заставляли Игигов». Долгие годы боги-Игиги проводили реки и каналы и, наконец, взбунтовались, «в огонь орудия свои побросали, сожгли лопаты, спалили корзины» и отправились к Энлилю требовать облегчения своей участи. Толпа Игигов окружила ночью храм Энлиля. Встревоженный Энлиль велел запереть ворота, вооружиться, созвать остальных Ануннаков, а затем вступил в переговоры с бунтовщиками. Едва ли можно усомниться в том, что, изображая бунт богов, поэт имел перед глазами знакомую всем картину вполне земного мятежа.

К старовавилонской эпохе относится поэма «Нисхождение Иштар в преисподнюю», дошедшая фрагментарно в списках I тысячелетия до н.э. Из нее мы узнаем, как вавилоняне представляли себе загробный мир. На основе цикла шумерских эпических поэм в старовавилонскую эпоху складывается классический аккадский «Эпос о Гильгамеше». В конце касситского периода «Эпос о Гильгамеше» получил новую редакцию, которую традиция связывает с именем жреца-заклинателя Син-лики-уннинни.

По-видимому, в это же время (или чуть позднее) возник и «Эпос о сотворении мира» («Энума элиш» — «Когда [92] вверху»). В этом тяжеловесном поэтическом произведении дается генеалогия богов и рассказывается об обстоятельствах, приведших к возвышению бога Мардука. В отличие от «Эпоса о Гильгамеше» «Энума элиш» — произведение культовое; в позднюю эпоху чтение его в храме Мардука входило в новогодний ритуал. Теологические и иные концепции, содержащиеся во внекультовых произведениях, по мнению некоторых исследователей, вовсе необязательно должны были иметь широкое распространение, но произведение, читавшееся важнейшему божеству в главном храме Вавилона, конечно, занимало особое положение. Это уже то, что можно назвать официальной идеологией, вне зависимости от того, многими ли она принималась и разделялась.

К касситскому времени относится и небольшая поэма «Ниппурский бедняк», представляющая собой литературно обработанную запись народной сказки. Сюжет ее (№1538 по указателю сказочных сюжетов С. Томпсона) сохранился до наших дней; известно немало аналогичных сказок, в том числе и русская.

В касситский период интенсивно записываются художественные тексты, передававшиеся ранее изустно, что, вероятно, связано с нарушением многих древних традиций и желанием спасти наследие прошлых веков. Первостепенную роль в сохранении корпуса древних произведений сыграла вавилонская «школа-академия» (эдубба — «дом табличек»), обучение в которой строилось на копировании текстов самого различного рода. Ряд литературных текстов (в частности «Эпос о Гильгамеше») был обнаружен далеко за пределами Месопотамии, в Богазкёе, в Амарне, в городах Сирии и Палестины, где писцы, обучавшиеся аккадскому языку, так же копировали литературные тексты, как и их вавилонские коллеги.

Наряду с дальнейшим развитием и записью фольклорных текстов в Месопотамии II тысячелетия до н.э. появляется все больше произведений, являющихся плодом индивидуального творчества. Это главным образом дидактические сочинения (поэмы «О невинном страдальце»), но можно указать и на попытки создать эпические поэмы («Эпос об Эрре», приписываемый Кабти-илани-Мардуку и связанный, по всей вероятности, с разграблением Вавилона эламитами при Шутрук-Наххунте). Плодом индивидуального творчества были многие молитвы и заклинания. Отнесение подобных текстов, имевших совершенно внелитературную «сверхзадачу», к литературе может показаться несколько странным, но границу между литературой и нелитературой [93] вообще трудно провести. Когда же речь идет о древних письменных памятниках, нужно руководствоваться при проведении такого разграничения не столько соображениями о функциональном назначении того или иного вида текстов, сколько формально-поэтическими признаками — наличием или отсутствием в них каких-либо художественных приемов. К словесности, таким образом, может быть отнесена и строительная надпись, и письмо, и рассказ о военной кампании в царской надписи.

Как памятники «фольклорного» типа, так и произведения, созданные индивидуальными творцами, почти не содержат прямой исторической информации. Но они важны для изучения истории литературы, для понимания психологии древних обитателей Месопотамии, а подчас в них содержатся и ценные сведения об отдельных сторонах жизни вавилонян.

§ 6. Археологические источники

В археологическом отношении Вавилония II тысячелетия до н.э. изучена еще недостаточно хорошо. Такие важные центры, как Иссин и Ларса, остаются почти неисследованными. В самом Вавилоне экспедиции Немецкого восточного общества за 18 лет работы (1899—1917) не удалось добраться до слоев, которые были бы намного древнее слоев нововавилонского времени (VII—VI вв. до н.э.): поднявшиеся грунтовые воды делают невозможным проведение раскопочных работ на значительной глубине от поверхности. Памятники старовавилонского периода лучше всего исследованы в Мари экспедицией А. Парро (1933—1938) и в Уре экспедицией Л. Вулли (1922—1934). Интересные результаты дали также раскопки Эшнунны (совр. Телль-Асмар), которые велись в 1930—1936 гг. Чикагским восточным институтом. Из археологических исследований памятников касситской эпохи следует назвать раскопки города Дур-Куригальзу, проведенные в 1942—1945 гг. иракскими археологами под руководством Тахи Бакира и Сэтона Ллойда.

В Эшнунне были найдены крупные сооружения начала II тысячелетия до н.э. — храм, посвященный обожествленному царю III династии Ура Шу-Суэну, и пристроенный к храму дворец основателя местной династии Илшу-илии. Этот комплекс сооружений представляет большой интерес для истории архитектуры; в руинах дворца был обнаружен архив. Здания подвергались неоднократным перестройкам, для которых использовались кирпичи с оттиснутыми на них [94] трафаретами именами правителей. Благодаря этому обстоятельству удалось полностью восстановить генеалогию местных правителей.

Особый интерес представляют результаты раскопок слоев старовавилонского периода в Уре. Здесь на весьма обширной площади были раскопаны жилые кварталы рядовых горожан. Это позволило воссоздать облик старовавилонского города и внешний вид жилищ обычных вавилонян. Взорам исследователей открылась следующая картина: сеть узеньких улочек, разбегающихся от более широких улиц, на пересечении которых стоят маленькие святилища. Дома из сырцового кирпича лепятся вплотную друг к другу, выходя на улицы слепыми стенами без окон. Постройки нередко двухэтажные, с внутренним открытым двориком, вдоль одной из сторон которого часто идет открытая галерея. Обитателей дома хоронили тут же, прямо под полом нижнего этажа или во дворе.

Тщательно проведенные раскопки позволили не только снять планировку жилых домов и кварталов старовавилонского города, но и сделать определенные заключения об уровне грамотности его населения. Все находки клинописных текстов картографировались, и в ряде случаев оказалось возможным установить имена и профессию обитателей раскопанных домов, что в свою очередь дало основания для сравнения условий жизни различных социальных групп населения. Долговые расписки, купчие и другие деловые документы в большем или меньшем количестве встречаются в очень многих домах, как зажиточных, так и бедных. Находка таких документов не может, однако, свидетельствовать о грамотности хозяев дома: вступать в сделки и хранить расписки должны были и неграмотные люди. Иное дело обнаружение литературных текстов: едва ли в доме стали бы хранить таблички с записью поэмы или даже заговора, если бы никто в нем не умел читать. Раскопки в Уре показали, что в богатых домах и домах людей среднего достатка, принадлежавших жрецам и служащим храмов, торговцам и ростовщикам и т.п., часто встречаются одна-две, а то и несколько литературных табличек. По-видимому, в старовавилонский период грамотность в Вавилонии не была уделом лишь узкого круга избранных.

Раскопки Дур-Куригальзу (совр. Акаркуф), крупного города, основанного касситами, показали, что пришельцы почти во всем следовали прежним вавилонским образцам. Несколько необычной была лишь планировка дворцов, в которых центральный двор окружали длинные галереи. [95] Вполне вероятно, что некоторые новые технические приемы в строительном деле касситы принесли с собой с Востока: некоторые исследователи видят тут эламское влияние.

До нас дошло сравнительно немного произведений искусства старовавилонского периода, главным образом скульптура. Наиболее интересны статуи правителей Мари — Иштуп-илума, Или-илума и Пузур-Иштара (последняя была найдена в «дворцовом музее древностей» одного из поздних вавилонских царей). Две статуи правителей Лагаша археологи обнаружили в Сузах. Названные скульптуры отличаются высоким мастерством исполнения и намного превосходят другие известные образцы скульптуры этого времени.

Каменных барельефов старовавилонского периода почти не найдено, если не считать изображения Хаммурапи перед божеством, высеченного на стеле с законами. Но в это время значительное распространение получают небольшие терракотовые барельефы, которые археологи находят при раскопках частных домов. Большинство из них, по всей вероятности, имело культовое назначение, представляя собой своего рода образки, амулеты-обереги с изображением божеств и демонов, ритуальных сцен и т.п. По этим барельефам можно составить некоторое представление о вавилонской демонологии и характере частной, домашней религиозной практики.

Круглая терракотовая скульптура достигает расцвета в касситский период; это, как правило, мелкие, тщательно проработанные фигурки или головки людей и зверей. В касситское время заметно изменяется характер изображений на цилиндрических печатях. Вместо традиционных культовых сцен это в основном фантастические крылатые животные в сочетании с мотивом креста. Печати и многочисленные ювелирные изделия интересны не только для историков искусства; изучение того, как они были изготовлены, позволяет сделать определенные выводы об уровне развития технических знаний и изменениях в навыках обработки камня и металлов.

§ 1. Мари (Грибов Р.А.)

По сообщениям клинописных источников, город-государство Мари входил в первую десятку древнейших городов Месопотамии. Важное стратегическое положение на [96] торговых и военных путях между Месопотамией, Средиземноморьем и Малой Азией обеспечило городу процветание на многие сотни лет. В то же время Мари на протяжении всей своей истории являлся объектом захватнических устремлений со стороны более крупных государств, пока около 1757 г. до н.э. он не был захвачен и разрушен вавилонским царем Хаммурапи.

Развалины Мари находятся на холме Харири, в 2,5 км к западу от Евфрата, недалеко от сирийско-иракской границы. Регулярные археологические раскопки ведутся здесь французскими экспедициями с 1933 г. Исследуются главным образом северо-западная (храмы Иштар, Дагана, Нинхурсаг, зиккурат) и северная (дворец) части холма.

Стратиграфическая характеристика раскопанных объектов в отчетах о раскопках не всегда представлена четко, но на основании архитектурных особенностей помещений, техники изготовления керамики, по изображениям на цилиндрических печатях, надписям и т.п. можно выделить 8 культурных напластований, относящихся к периодам Джемдет-Насра (ок. XXX в. до н.э.), раннединастическому (XXVIII—XXIV вв. до н.э.), династии Аккада (XXIV— XXII вв. до н. э), III династии Ура (XXII—XXI вв. до н.э.), I вавилонской династии (XIX—XVIII вв. до н.э.), касситскому (XVIII—XVI вв. до н.э.), вавилоно-ассирийскому (XVI—XIII вв. до н.э.) и парфянскому (III в. н.э.).

Памятники материальной культуры. Культура Мари эпохи Джемдет-Насра и раннединастического периода наиболее полно представлена в храме богини Иштар. За время своего существования он перестраивался не менее 4 раз. К самому раннему археологическому слою относятся постройки из обожженного кирпича характерного для Джемдет-Насра типа. Три последующих слоя датируются XXVIII—XXIV веками до н.э. Храм в том виде, в котором он дошел до нас, делится на две части. Западная часть состоит из помещений культового назначения, алтаря, жертвенника и водоема для омовений. В восточной части находились комнаты для жрецов и подсобные помещения.

При династии Аккада и III династии Ура в Мари строятся храмы бога Дагана, богини Нинхурсаг и зиккурат.

Подавляющее число находок относится ко времени I вавилонской династии. Последнее обстоятельство является наиболее важным, так как один город Мари дал больше вещественных памятников, чем вся Месопотамия XIX—XVII вв. до н.э. Наиболее интересные находки сделаны на территории царского дворца, они знакомят исследователя со [97] строительной техникой, планировкой и архитектурой помещений, уровнем развития ремесел, скульптурой, настенной росписью и т.д.

Дворец Мари считается «сокровищницей древневосточной архитектуры». Прежде всего он поражает своей грандиозностью: в плане дворец имеет форму трапеции, занимает площадь 4 га и состоит из более 300 помещений, дворов и коридоров. Это единый архитектурный комплекс, отделенный от внешнего мира сплошной крепостной стеной высотой от 2 до 10 м. Попасть во дворец можно было через единственный вход шириной около 6 м в северной части стены. Таким образом создавалась возможность наилучшим способом обороняться от врагов.

При сооружении фундамента дворца использовался камень, который добывался в расположенных поблизости каменоломнях. При строительстве стен применялся крупный кирпич-сырец, непрочность которого заставляла строителей доводить толщину стен до 3-4 м. Стены достигают высоты 5 м в одноэтажных помещениях и почти 10 м — в двухэтажных. Потолочные перекрытия, опорные балки, террасы и галереи делались из дерева. Пол, как правило, вымощен обожженным кирпичом или плитками из битума. Окон не было, свет проникал в комнаты через широкие двери, выходившие во двор. При строительстве дворца древние архитекторы использовали известный прием размещения комнат вокруг открытого двора (таких дворов обнаружено более 20).

Официальная жизнь дворца протекала в его северной части. Сразу же за входом с вестибюлем начинался «Передний двор» площадью около 300 кв. м. К северо-востоку от него находилась «Гостиница» с комнатами для посетителей, кухней и банями, а к северо-западу — царские покои с мозаикой и панно из морских раковин на стенах. Центр дворца занимал «Большой двор» площадью 1500 кв. м, вокруг которого группировались важнейшие помещения: зал для аудиенций с царским троном на каменном цоколе, несколько небольших святилищ, царские апартаменты, канцелярии. К западу от «Большого двора» находились помещения «школы» с рядами скамеек на 1, 2 и 4 человек. Тут же найдены глиняные чернильницы и глиняные таблички для записи школьных упражнений. Под хозяйственные нужды отводилась южная часть дворца, где обнаружены комнаты для слуг, мастерские, склады, погреба. Особый квартал занимали лавки. Хорошо налаженная коммуникационная система (наличие связанных между собой широких коридоров и [98] дворов) позволяла использовать внутри дворца транспорт. Если добавить, что дворец имел автономную канализацию и был отгорожен от остальной части города стеной, то можно согласиться с мнением ученых, называющих его «городом в миниатюре».

Важное значение для истории материальной культуры имеют многочисленные предметы быта, найденные на территории дворца. Все орудия труда, главным образом топоры, тёсла, швейные иглы, рыболовные крючки, сделаны из бронзы. Керамическая посуда изготовлена на гончарном круге, подвергнута обжигу и отличается разнообразием и изяществом форм. Часто она украшена геометрическим орнаментом или стилизованными изображениями животных. О достижениях в области прикладного искусства говорят находки ювелирных изделий из золота, серебра и ценных пород камня. Для истории искусства интересны вотивные статуэтки из базальта, стеатита, белого и розового известняка, гипса и терракоты, а также настенная мозаика. Особый интерес вызвала настенная живопись — сцены «посвящения царя Мари» и т.д. Значительную ценность представляет коллекция стилистически разнообразных цилиндрических печатей с мифологическими сюжетами.

В целом находки на Телль-Харири свидетельствуют в пользу несомненного шумеро-аккадского влияния на культуру Мари. В то же время многие факты, например изображения мужчин и женщин с тюрбанами на голове, портрет мужчины негроидного типа, отдельные образцы керамики и глиптики, заставляют рассматривать культуру Мари как синтез более разнородных культурных элементов.

Итак, около 1757 г. до н.э. город Мари прекратил свое существование. В касситский период на этом месте находились мелкие поселения; к XVI—XIII вв. до н.э. относятся захоронения с предметами вавилонского и ассирийского происхождения; в XIII в., согласно ассирийским надписям, на месте Мари долгое время стоял ассирийский гарнизон; парфянский период представлен несколькими могилами в центре холма.

Памятники письменности. За время раскопок археологам удалось найти уже более 30000 глиняных клинописных текстов. Государственный архив Мари занял почетное место в ряду таких крупных клинописных собраний, как архивы из Лагаша, Ура, Ниппура, Эблы и Ниневии. С 1941 г. французские и бельгийские ассириологи начали издание текстов в прорисовках, транслитерации и переводах. Тексты публикуются отдельными изданиями под общим названием [99] «Царский архив Мари». После выхода в свет первых пяти томов к ним был составлен специальный том со списком клинописных знаков, идеограмм, имен собственных, географических названий, силлабарием и словарем. Все последующие тома снабжаются справками технического порядка (относительно календаря и датировок, мер веса и длины, терминологические разъяснения).

Хронологически изданные тексты охватывают разные периоды. Раннединастический период представлен единичными хозяйственными текстами. От династии Аккада сохранилась небольшая коллекция глиняных моделей печени животного с записями гаданий, где упоминаются имена видных аккадских царей. Более 500 текстов датируется временем III династии Ура. Большая часть текстов относится ко времени ассирийского царя Шамши-Адада I (1813—1781 гг. до н.э.), когда Мари входил в состав Ассирии, и Зимрилима (1780—1757 гг. до н.э.), последнего царя Мари.

Этот обильный документальный материал включает в себя краткие исторические и строительные надписи, памятники литературы на шумерском, аккадском и хурритском языках, юридические документы, но основную массу текстов принято делить на две большие группы: письма и хозяйственные тексты.

Формат писем весьма разнообразен. Сохранились письма, написанные на небольших квадратных табличках с длиной стороны квадрата до 3 см. Большинство писем начертано на прямоугольных табличках размером 15*20 см. Составлены они на местном диалекте аккадского языка и, как правило, не датированы. Авторами и адресатами писем являются цари и члены их семей, высшие военные и административные чины.

Письма содержат богатейший материал о политической, хозяйственной, общественной и культурной жизни того времени. Упоминания десятков городов и государств (от Мари до Каниша в Малой Азии, Крита и средиземноморских городов на западе, Аррапхи и Нузы на востоке, берега Персидского залива на юге) позволяют воссоздать историческую географию Передней Азии XIX—XVIII вв. до н.э. Для политической истории несомненную ценность представляют многочисленные сообщения о военных союзах и столкновениях, торговле и дипломатических связях между различными государствами. Очень существенны сведения об организации царского хозяйства и хозяйств вельмож, общественных отношениях, о структуре государственного аппарата и [100] армии, религии, достижениях в области медицины, фармакологии, парфюмерии и т.д.

Формат хозяйственных текстов также различен — от маленьких квадратных табличек с длиной стороны квадрата в 1 см до большой прямоугольной таблицы 25*20 см. Между этими крайностями имеется большое число промежуточных размеров. Хозяйственные тексты написаны на шумерском или аккадском языке, датируются они по годам правления царя (эпоха Зимрилима), или по специальным чиновникам-эпонимам (эпоха Шамши-Адада I), или по дню и месяцу составления документа (эпоха III династии Ура), иногда вообще не имеют даты.

Хозяйственные тексты по своей структуре и содержанию аналогичны документам хозяйственной отчетности III династии Ура. Поименные списки персонала царского хозяйства, отчеты об операциях с рабочей силой, перечни натуральных и денежных поступлений в царские кладовые, расписки о выдаче довольствия различным лицам и т.д. дают возможность определить роль и значение царского сектора экономики в городе-государстве Мари.

Город Терка — один из центров государства Мари. Древний город Терка (совр. Телль-Ашара на западном берегу Евфрата, в 60 км от сирийско-иракской границы) был основан в первой половине III тысячелетия до н.э. и просуществовал до начала I тысячелетия до н.э. Все это время он играл важную роль в ближневосточной торговле. Здесь начинались караванные пути из Месопотамии на запад, в Египет и Малую Азию. Город был также главным культовым центром бога Дагана, почитавшегося в Северной Месопотамии и Сирии. Название города эпизодически упоминается в клинописных источниках с XXII в. до н.э. (архивы Ура, Эблы). В конце XIX — первой половине XVIII в. до н.э. город входил в состав государства Мари. Тексты из Мари содержат богатейший материал по социально-экономической и политической истории Терки указанного периода. После разрушения Мари царем Хаммурапи город попал к касситам; в XIV—XIII вв. до н.э. на него претендовали хетты и Митанни; в IX в. до н.э. вошел в состав Ассирии. В последний раз Терка (в ассирийской транскрипции Сирку) упоминается в надписях Ададнерари III.

Открытие города связано с раскопками в 1910 г. известного немецкого археолога Э. Херцфельда. Среди найденных им мелких вещей оказалась глиняная табличка с названием города. Так удалось идентифицировать Телль-Ашару с Теркой. Регулярные раскопки ведутся с 1975 г. американскими [101] экспедициями. Исследуются в основном края холма, так как его центр занимает небольшая деревня. Общий план города еще не определен. Древнейший археологический слой, датируемый временем династии Аккада (XXIV—XXII вв. до н.э.) представлен обожженной керамикой, металлическими и глиняными фигурками животных, захоронениями с бедным погребальным инвентарем. К XVIII—XV вв. до н.э. относятся остатки крепостных стен и частных домов из кирпича-сырца. В 1980 г. обнаружен храм богини Нинкаррак (аналог шумерской богини врачевания Гулы), состоящий из алтаря и помещений для храмового персонала. В Терке найдены также изготовленные из привозных полудрагоценных пород камня бусы, египетские скарабеи, хеттская печать, свидетельствующие о том, что Терка не терял своего значения в торговле на протяжении многих веков.

§ 2. Митанни (Соловьева С.С.)

Государство Митанни возникло в XVII в. до н.э. в северо-западной части Месопотамии на месте небольших древнехурритских государственных образований: Кумме, Алзи, Уркиш и др. Основным этническим компонентом населения Митанни были древние обитатели Северной Месопотамии — хурриты, которые смешались также с семитоязычными амореями и отчасти с индоевропейским этносом. Государство Митанни распалось и перестало существовать под ударами более сильных соседей (Хеттского царства, Ассирии) в XIII в. до н.э.

История этого интересного и игравшего немаловажную роль в истории региона Месопотамии и в системе международных отношений II тысячелетия до н.э. государства освещена источниками явно недостаточно и неравномерно. Обращает на себя внимание небольшое количество раскопанных к настоящему времени археологических комплексов, а следовательно, памятников материальной культуры Митанни. Документы хозяйственного и социально-экономического характера происходят в основном из восточных, периферийных районов Митаннийского государства, в частности из Аррапхи, которая некоторое время была самостоятельным хурритским государством, лишь позднее вошедшим в состав Митанни. Политические документы характеризуют в основном внешнеполитическую историю Митанни и происходят главным образом из иноземных дипломатических архивов: египетского Телль-Амарнского и хеттского Богазкёйского. Более того, преобладающими являются документы [102] на аккадском, хеттском и египетском языках, письменные же памятники на языке основного этнического контингента Митанни — хурритском — очень немногочисленны.

Памятники материальной культуры. По сравнению с другими древневосточными странами памятники материальной культуры Митанни немногочисленны. Не раскопана и даже не обнаружена еще столица Митаннийского царства — неоднократно упоминаемый в письменных источниках город Вашшуганни, хотя высказывается предположение, что его руины могут скрываться под городищем к западу от Нисибина.

Наиболее важный вещественный материал по истории Митанни дали раскопки в районе современного Киркука (Ирак) к востоку от Тигра, где находилась в древности Аррапха, вначале самостоятельное небольшое царство, а затем составная часть государства Митанни. Здесь в 20–30-е годы XX в. вела систематические раскопки американская археологическая экспедиция Пенсильванского университета под руководством Р.Ф. Старра. Раскопки дали материал по четырем преемственно и последовательно существовавшим здесь культурам: энеолитической, шумеро-аккадской, хурритской и парфянско-сасанидской.

Наиболее интенсивные раскопки производились на холме Иорган-тепе и на двух холмах, расположенных севернее его (холм А) и северо-восточнее (холм Т). Под холмом Иорган-тепе скрывались руины поселения — торговой колонии и крепости шумеро-аккадской эпохи, носившей название Гасур, во II тысячелетии до н.э. ставшей хурритским крупным населенным пунктом и переименованной в Нузу. Центром этого поселения была цитадель, где располагались дворец правителя и храм. Дворец представлял собой комплекс общественных построек с обилием парадных помещений. Особенного внимания заслуживает парадная комната, вход в которую был украшен двумя колоннами, а дверь отделана серебряными и медными гвоздями. В ней справа от входа, вдоль одной из стен имелась сырцовая скамья 7-метровой длины и метровой ширины с жертвенником перед ней. Рядом находилось помещение, где были обнаружены медный жертвенник и предметы, относящиеся к культу богини-матери. Высказывается предположение, что это мог быть так называемый «Дом двадцати» — место заседания совета старейшин и судей. Другой замкнутый комплекс помещений со своим небольшим двором получил наименование «Дома жриц». Наиболее обширную часть построек занимала хозяйственная половина дворца, где находились [103] хлебопекарни, кладовые, жилища для обслуживающего персонала: ремесленников, рабов, жителей соседних поселений, которые вызывались во дворец для выполнения различных трудовых повинностей, «Дом колесничих», конюшни и т.д. Во дворце имелись специальные помещения для посланцев и гонцов из других стран. Вторую половину цитадели занимали храмовые помещения. И дворец, и храм отличались мощностью стен. Улица, разделяющая храм и дворец, многочисленные дворы при этих постройках, пол в помещениях были мощеными. Местами сохранилась роспись стен: фигурируют изображения стилизованного священного дерева, бога-громовика Тешуба с головой быка, богини плодородия Хебат с коровьими ушами.

Под холмами А и Т были обнаружены постройки частного характера: дома глав знатных семей, в том числе напоминающий по облику нузийский дворец, хотя и меньший по размерам, дом Шильватешуба, сына царя.

Во время раскопок были найдены многочисленные изделия из меди и бронзы, что свидетельствует о принадлежности памятников Аррапхи к развитой эпохе, бронзы. Большой редкостью являются предметы из железа: это лишь рукоятка медного кинжала и железные бусины, найденные на территории цитадели Нузы. Оригинальна керамика: высокие кубки с геометрическими и растительно-животными узорами на белом и черном фоне.

Хурритами изготовлялось множество цилиндрических печатей, чаще всего из гематита. На них обычно изображались мифологические сюжеты и существа: грифоны, люди-скорпионы и люди-орлы, священное дерево, крылатые сфинксы. Часто на печатях встречается антропоморфное изображение богини любви Шавушки. Характерен и орнамент: это так называемая хурритская «плетенка» — волнистые линии, как бы сплетенные в косу. Лучшие образцы печатей датируются серединой II тысячелетия до н.э. и относятся к так называемому сиро-митаннийскому изысканному стилю. Митаннийскне печати широко распространились по всей Передней Азии. Они найдены в погребениях Лчашена и Ширака в Армении, в одном из могильников Осетии, при раскопках международной торговой колонии Каниш на востоке Малой Азии и в других местностях. На Финикийском побережье при раскопках близ города Акры так называемых могил торговцев-воинов в 1970 г. была обнаружена митаннийская печать из гематита с обилием типичных для митаннийской глиптики композиций: священного дерева со стоящими по обе стороны от него антилопами, двух львов, нападающих [104] на какое-то крупное животное, четырехкрылого божества и крылатых грифонов.

Митаннийская материальная культура в целом оказала определенное влияние на культуру Кавказа и Закавказья, о чем свидетельствуют, например, типы колесниц, воинского вооружения, парадной одежды из погребений в Триалети и Лчашене, на культуру Сирии (Алалах, Алеппо), Финикии (Библ, Угарит), на хеттов и ассирийцев, на Западный Иран (Хасанлу) и даже на Египет, что подтверждается некоторыми вещами, принадлежавшими фараонам XVIII династии: Яхмосу I, Аменхотепу III, Тутанхамону.

В свою очередь Митанни испытало в сфере материальной культуры влиянио хеттов, вавилонян, египтян. Любопытным примером этого смешанного влияния является опять-таки митаннийская глиптика из Нузы, где на печатях фигурируют ритуальные процессии богов или людей (как у хеттов), крылатый солнечный диск (как у египтян), сцены борьбы героя с чудовищем (месопотамский сюжет). Типична в этом отношении печать митаннийского царя Сауссадаттара из Нузы.

Данные о хурритах домитаннийского времени. Одна из древнейших хурритских надписей — это строительная надпись Тишари, царя Уркиша из Северной Месопотамии, датируемая второй половиной III тысячелетия до н.э.

Дошли также перечень даров в храм Энлиля в Ниппуре (конец III тысячелетия до н.э.), диалог из Мари, заклинания из Мари и других центров Вавилонии, датируемые XIX—XVII веками до н.э., среди них заклинания от зубной боли, любовных чар, змей, скорпионов, которые дают интересные сведения о религии и магических ритуалах хурритов.

Данные ономастики и топонимики как исторический источник. Хурритские имена собственные встречаются в некоторых шумерских и аккадских текстах, а также в текстах из Алалаха и Каниша (XIX—XVIII вв. до н.э.), что свидетельствует о широком ареале расселения хурритских племен на территории Месопотамии, Сирии, восточных областей Малой Азии. Некоторые глиняные таблички, например из Чагер-Базара и Телль-Брака, упоминают о домитаннийских хурритских политических объединениях в долине Хабура и к западу от Евфрата.

Хурритская ономастика и топонимика послемитаннийского времени сохранилась в ассирийских и урартских источниках IX—VII вв. до н.э.

В свете данных ономастики и топонимики представляет [105] значительный интерес проблема наличия индоарийских элементов в государстве Митанни. Присутствие индоиранских числительных и нарицательных терминов в «Трактате о коневодстве» митаннийца Киккули, имена арийских богов (Митра, Индра и др.) в тексте договора Суппилулиумы I с митаннийским царем Шаттивасой, имена митаннийских царей XV—XIII вв. до н.э. в сочетании со свидетельствами о развитии коневодства, применении легких колесниц представляются для ряда ученых убедительным свидетельством пребывания индоиранцев на территории Митанни. Другие считают эти данные либо спорными, либо совершенно застывшими анахронизмами в живом хурритском языке и не принимают их за неоспоримый и достоверный источник по вопросу об индоевропейском этносе в Митанни.

Письменные документы из Аррапхи. При раскопках Аррапхи, Нузы и других поселений к востоку от Тигра найдена большая группа преимущественно хозяйственных и юридических документов, датируемых серединой и второй половиной II тысячелетия до н.э. Это свыше 4000 табличек, написанных на аккадском языке с сильной примесью хурритизмов. Они представляют собой дворцовые, храмовые и семейные архивы, охватывающие время жизни пяти-шести поколений, и открывают широкую возможность для восстановления социальной структуры хурритского общества Аррапхи — одного из периферийных царств, впоследствии вошедших в состав Митаннийской державы. Изучением их занимались многие зарубежные ученые (П. Кошакер, Э. Шпайзер, X. Леви и др.) и советские исследователи (Н.Б. Янковская, О.В. Цкитишвили и др.).

Документы из Аррапхи позволяют судить о наличии и организации дворцового и храмового хозяйства, о сельской и большесемейной общине, формах землевладения, характере и уровне развития экономики. Довольно много в документах сведений о характере рабовладения в Аррапхе и положении рабов. Они содержат также материалы о системе государственного управления, организации и комплектовании армии.

В хозяйственных текстах из Нузы встречаются сведения и о некоторых событиях политической истории Митанни. Например, упоминается о смерти царя Параттарны (конец XVI — начало XV в. до н.э.), о пребывании в Аррапхе Шаттивасы, бежавшего туда во время династических смут в Митанни.

При раскопках крепостей Гасура и Нузы была также обнаружена в небольшом количестве и дипломатическая [106] корреспонденция, а также жилища для иноземных посланцев. Сохранился оттиск печати митаннийского царя Сауссадатара на его письме Итхии (Итхи-Тешубу), царю Аррапхи.

В документах из Аррапхи содержатся также материалы, позволяющие восстановить календарь аррапхитов, имеющий хозяйственное и культовое значение и отличающийся от ассирийского и вавилонского календаря. Из календаря можно также извлечь данные о пантеоне Аррапхи, отличающемся известной пестротой в связи со смешением культурных влияний в этом центре скрещения месопотамских торговых путей.

Письменные источники по истории Митанни с территории Древнего Египта. В письменных документах из Египта чаще всего государство Митанни упоминается под названием «Нахарина» — «страна рек». Они содержат в основном материал о политических взаимоотношениях Египта и Митанни в XVI—XIV вв. до н.э. Главным образом это анналы Тутмоса III из Фив, надписи Аменхотепа II из Мемфиса и Фив и ряд документов, относящихся к правлению Аменхотепа III: победная стела, перенесенная из его заупокойного храма в заупокойный храм другого фараона — Мернептаха в Фивах, пять однотипных скарабеев, посвященных прибытию в Египет свадебной процессии митаннийской царевны Келухебы, памятный скарабей в честь свадьбы Аменхотепа III с Тией, надпись из гробницы вельможи Хаемхата — современника Аменхотепа III.

Во всех этих документах упоминается Нахарина-Митанни как край, предел, до которого доходят северные границы Египетской империи. На скарабее в честь приезда Келухебы фигурирует имя ее отца — митаннийского царя Шуттарны II. Особенно интересно описание восьмого похода Тутмоса III в Азию, который завершился форсированием Евфрата на финикийских кораблях и победоносным вторжением египетского войска непосредственно на территорию Митанни. В надписях Аменхотепа II Митанни уже фигурирует как государство, подвластное Египту, однако о принесении им дани Египту повествуется как о грандиозном событии, «о котором не было слышно со времен богов».

Исключительно многообразный материал о взаимоотношениях Митанни с Египтом и о международной ситуации на Ближнем Востоке содержится в Телль-Амарнском архиве. Как источник по истории Митанни важны письма митаннийского царя Тушратты к Аменхотепу III (их семь), его письмо к царице Тие, два списка подарков, три письма Тушратты к Эхнатону и, вероятно, одно письмо Шуттарны II [107] к Аменхотепу III. Все митаннийские письма Написаны на аккадском языке с сильной примесью хурритизмов. Одно из писем Тушратты написано на хурритском языке. Оно содержит около 500 строк и является одним из важнейших источников для изучения хурритского языка.

Для истории Митанни имеют также значение письма вавилонских царей Кадашман-Харбе I и Бурна-Буриаша II, письма ассирийского царя Ашшурубаллита I, письмо хеттского царя Суппилулиумы к Аменхотепу IV, письма из Катны, Библа и других городов восточносредиземноморского побережья.

Пользование амарнской корреспонденцией затруднительно, поскольку весьма сложным является установление датировки и последовательности писем. Осложняет изучение аккадоязычных писем обильное содержание в них хурритизмов и ханаанеизмов. Письма несут на себе печать субъективной оценки событий, тенденциозности в их освещении. Порой речь в них идет о событиях, известных лишь переписывающимся сторонам и совершенно неизвестных для нас. Однако в целом амарнская переписка, позволяющая охватить события египетско-митаннийских взаимоотношений со времен Тутмоса IV и Артадамы I (конец XV в. до н.э.) до конца правления Тушратты и Эхнатона (середина XIV в. до н.э.), ведшаяся на самом высоком уровне между царями обоих государств, содержащая сведения об экономике, социальных отношениях, политическом строе, религии Митанни, является одним из ценнейших источников по истории Митанни.

Некоторые сведения о взаимоотношениях хеттов, Митанни и Египта содержатся в летописи Рамсеса II — при описании Кадешской битвы.

Сведения о стране Митанни (Нахарине) можно почерпнуть и из литературных египетских памятников. Так, Нахарина является местом действия египетской сказки «Обреченный царевич», записанной на папирусе Харрис 500 и палеографически датируемой временем правления XIX династии, возможно, даже временем Рамсеса II или чуть позже. В сказке описываются путешествия в Нахарину египетского царевича, его приключения в этой стране, женитьба на дочери митаннийского царя, прием, оказанный ему там.

Письменные источники по истории Митанни с территории Хеттского царства. Богатый материал по истории Митанни можно почерпнуть из Богазкёйского архива.

Большой материал о взаимоотношениях Митанни с Хеттским царством, с государствами сиро-палестинского [108] региона, юго-востока Малой Азии и Армянского нагорья дают договоры хеттов непосредственно с Митанни. Это договоры между Суппилулиумой I и Шаттивасой, а также договоры хеттских царей Циданты (I?), Телепину и Суппилулиумы I с Пиллией I, Испутахсу и Сунассурой II, с царями Киццуватны, страны, за которую вели ожесточенную борьбу хетты и митаннийцы (особо важно отметить наличие еще неопубликованного текста договора между Сауссадатаром и царем Киццуватны Сунассурой II), и др.

Большой интерес для историков представляет договор хеттского царя Суппилулиумы с сыном Тушратты — Шаттивасой, поскольку он составлен в двух версиях — краткой и пространной от лица каждого из участников договора. Краткая версия составлена от лица Шаттивасы и рисует яркую картину развития междоусобиц в Митаннийском царстве между двумя претендентами на трон: Шуттарной, сыном Артадамы II, и Шаттивасой, сыном Тушратты. Характерно, что в этой внутриполитической усобице принимают самое активное участие внешние силы: Хеттское царство, Ассирия, Вавилония и др.

Важна как источник летопись Хаттусили I, которая дошла до нас как в хеттском, так и в аккадском варианте. Основное содержание летописи составляет описание борьбы с хурритами, трофеев, захваченных в районах юго-востока Малой Азии, Северной Сирии и Северной Месопотамии, где жили хурриты. О борьбе с хурритами упоминается и в текстах других хеттских царей: Мурсили I и Телепину.

Из некоторых литературных произведений явствует, что хетты боялись хурритов, представлявших собой значительную военную силу. Об этом говорят, например, один из назидательных рассказов времен Хаттусили I (XVII в. до н.э.) и ритуальная песня «Гадание о будущей войне с хурритами», где есть такие слова: «Войско хурритов придет сворою псиной. Войско хурритов страну хеттов укусит».

Со II тысячелетия до н.э., возможно с походов Хаттусили I, начинается проникновение элементов хурритской культуры и религии в культуру хеттов. В Богазкёйском архиве е изобилии встречаются глиняные таблички с литературными хурритскими текстами. В хеттскую литературу проникли хурритские версии сочинений о Саргоне Древнем и других царях Аккада, хурритское переложение эпоса о Гильгамеше. Хеттам хорошо было известна хурритская мифологическая поэма о боге Кумарби, о смене поколений богов. Они делали краткие пересказы хурритских поэтических произведений, например сказки о добром и злом [109] братьях, «Песни об охотнике Кесси». Создавались совместные хурритско-хеттские фольклорные произведения, например о боге-Защитнике, Иштар и чудовище Хедамму и др.

Влияние хурритской религии на хеттскую проявилось также в исторических произведениях: в автобиографии Хаттусили III прославляется богиня Иштар — хурритская Шавушка. Сильное хурритское влияние усматривается в хеттских гимнах в честь бога Солнца. В рельефных изображениях скального храма Язылыкая фигурирует весь хурритский пантеон, и в первую очередь Иштар-Шавушка и бог грозы Тешуб, причем имена богов также написаны по-хурритски, но хеттскими иероглифами.

Из Богазкёйского архива дошли также списки богов и жертвоприношений, ритуальные, астрологические и гадательные тексты, датируемые XIV—XIII веками до н.э.

В архиве хеттских царей сохранился так называемый «Трактат о коневодстве» на хеттском языке, составленный для хеттского двора митаннийцем Киккули или группой лиц хурритского происхождения, датируемый XIV веком до н.э.

Источники по истории Митанни из Восточного Средиземноморья. Угарит и Алалах были населены хурритским этносом, имели контакты с Митанни и сохранили некоторые уникальные сведения о митаннийской истории. На оттиске печати из Алалаха фигурирует, например, имя первого известного нам царя Митанни — Шуттарны I. В надписи алалахского царя Идрими встречается имя и титулатура преемника Шуттарны I — Параттарны. В одном из договоров между царем Алалаха Никмепой и царем Тунипа Ир-Туш-шубом есть сведения о могущественном царе Митанни середины XV в. до н.э. — Сауссадаттаре.

В архиве Угарита (сов. Рас-Шамра) найдены посвящения и гимны богам, фрагменты шумерско-хурритского словаря, поучений, письма, датируемые XIV веком до н.э. Обнаружена даже клинописная табличка с записью текста и музыки одной из хурритских обрядовых песен.

Некоторые тексты угаритского архива двуязычны или многоязычны и записаны квазиалфавитной и слоговой клинописью, что открывает некоторые дополнительные возможности для изучения фонетики хурритского языка.

В исследованиях 70-х годов XX в. французского ученого О. Массона и советского ученого Г.Б. Джаукяна высказывается предположение о родстве языка слоговых кипро-минойских (II тысячелетия до н. з.) и этеокипрских надписей [110] (I тысячелетия до н.э.) с хурритским языком и упоминается об отнесении его к одному из хурритских диалектов. Родство с хурритским обнаруживает язык загадочной алфавитной лемносской надписи VI в. до н.э.

Почти трехтысячелетняя история Ассирии делится на несколько периодов. III тысячелетие до н.э. составляет древнейший период — время существования города-государства Ашшур на Тигре, ядра будущего могущественного ассирийского государства. Время с XX по XVI в. до н.э. образует староассирийский, с XV по XI в. до н.э. — среднеассирийский периоды в истории Ассирийского государства. X—VII века до н.э., когда Ассирийское государство выросло и превратилось в гигантскую Ассирийскую мировую державу, носят название новоассирийского периода.

С этой исторической периодизацией связана также и периодизация источников, в отношении которых употребляются, например, наименования «среднеассирийские законы», «новоассирийские летописи» и др.

В ассирийском диалекте аккадского языка, на котором написаны письменные документы из Ассирии, также различаются старо-, средне- и новоассирийский диалекты.

§ 1. Памятники материальной культуры

Памятники материальной культуры Ассирии происходят главным образом из раскопок ее крупнейших городов, с изучения которых берет начало вообще вся археология Месопотамии.

Переломным событием в изучении ассирийских древностей было открытие английским дипломатом Г.О. Лэйярдом в 1847 г. при раскопках холма Куюнджик, северо-восточнее современного Мосула, ассирийской столицы Ниневии. Лэйярд обнаружил погибший от пожара дворец Синаххериба (так называемый Юго-Западный дворец), служивший также долгое время резиденцией Ашшурбанапалу, а в двух смежных комнатах этого дворца — часть огромной царской библиотеки из «глиняных книг». Остатки порталов, возле которых стояли гигантские статуи крылатых быков и львов с человеческими головами (всего их было найдено [111] 60), барельефы на алебастровых плитах, фрагменты глазурованных изразцов и другие части архитектурного декора, изделия из слоновой кости, раковин, бронзы, печати и другие — все это говорило о былом великолепии дворца. Всего Лэйярд открыл руины 5 дворцов IX—VII вв. до н.э., остатки искусственных каналов, развалины ворот и храмов и т.д. Исторические находки Лэйярда легли в основу коллекции Британского музея. Материалы раскопок опубликованы в ряде книг: «Ниневия и ее развалины» (1848), «Памятники Ниневии» (1849) и др. После Лэйярда раскопки Ниневии вела целая плеяда исследователей: Г. Раулинсон, В. Лофтус, Дж. Смит, Л. Кинг, Р. Кэмпбелл-Томпсон и др. Наиболее ценные открытия были сделаны сотрудником Лэйярда О. Рассамом, открывшим при последующих изысканиях на холме Куюнджик дворец Ашшурбанапала (так называемый Северный дворец) с великолепными настенными рельефами, изображавшими охотничьи и военные сцены, и обширной царской библиотекой. Основные результаты раскопок им были опубликованы в книге «Ашшур и страна Нимрода» (1897). В настоящее время ученые иногда обращаются к обследованию старых памятников. Так, иракский ученый Тарик Мадхлум предпринял новые раскопки дворца Синаххериба и обнаружил плиту с изображением одного из последних походов Ашшурбанапала в район Приморья.

Руины Ниневии покоились не под одним холмом. Исключительно плодотворными оказались раскопки холма Неби-Юнус. В 50-х годах XX в. иракские археологи (Фуад Сафар, Мохаммед Али Мустафа и др.) открыли сильно разрушенный в ходе мидийско-вавилонской войны против Ассирии дворец Асархаддона, арсенал и конюшню этого времени. Интересна находка в районе дворца трех одинаковых, сильно разрушенных каменных статуй египетско-кушитского фараона Тахарки и бронзовой, украшенной золотой инкрустацией фигурки египетской богини Анукис — трофеев, увезенных ассирийцами из Египта.

Другой выдающийся памятник ассирийской истории и культуры был открыт в 1843 г. французским дипломатом П.Э. Ботта в районе деревни Хорсабад. Это был Дур-Шаррукин, крепость и царская резиденция, построенная Саргоном II в 20 км северо-восточнее Ниневии. План города представлял собой правильный квадрат, ширина окружавших его стен достигала 23 м, дворцовые строения занимали 10 га. Дворец возвышался на платформе 14-метровой высоты, имел более 200 парадных, жилых и хозяйственных помещений и 30 дворов. Вход во дворец охраняли достигавшие [112] более 5 м в высоту пятиногие крылатые человеко-быки — «шеду» (духи-охранители). К дворцу вела двойная парадная лестница и боковые пандусы. Внутри дворцовые помещения были украшены алебастровыми рельефами, стенными росписями, цветными глазурованными кирпичами. Во дворце был найден склад со всевозможными металлическими орудиями труда и хозяйственной утварью, что является определенным показателем развития металлургии. В городе находилось несколько храмов, из них главные были посвящены богу солнца Шамашу, богу Луны Сину и его супруге Нингаль, богу мудрости Набу. Поражает своей масштабностью зиккурат Дур-Шаррукина: 42 м высоты; длина основания каждой стороны 43 м, высота каждой башни, окрашенной в разные цвета,— 6 м. Сам П.Э. Ботта и его преемник по раскопкам Дур-Шаррукина В. Плас были уверены, что открыли Ниневию, поэтому 5-томный труд Ботта был назван «Памятники Ниневии, открытые и описанные Ботта, измеренные и зарисованные Э. Фланденом» (1847—1850), а 3-томный труд В. Пласа — «Ниневия и Ассирия» (1867). Памятники Дур-Шаррукина составили основу Луврской коллекции. В 1928—1935 гг. раскопки Дур-Шаррукина продолжались. Были найдены громадные статуи «шеду», одна из которых весила 29 т. Две из них украсили арку Ассирийских ворот в Багдаде. Были расчищены фрески тронного зала дворца.

Большой материал дали раскопки холма Нимруд, под которым был погребен город Кальху. Открыт этот город был Г.О. Лэйярдом в 1845—1847 гг., затем он продолжал там раскопки в содружестве с О. Рассамом, далее их вели Ю. Вебер, Дж. Смит. Были открыты дворцы Ашшурнацирапала II, Салманасара III, Асархаддона и др. Найдены 26 гигантских фигур крылатых «шеду». Особенно эффектный результат принесло возобновление раскопок Нимруда английской археологической экспедицией под руководством М. Маллована в 50–60-х годах XX в. Раскапывались городские крепостные стены, мощная цитадель — «форт Салманасара» с царским дворцом, казармами, арсеналом, конюшнями, сокровищница, храмы Набу, его супруги Ташметум, Иштар, Нинурты, остатки построек Салманасара I — основателя Кальху, дворец Ашшурэтилилани — одного из последних ассирийских царей, мастерские ремесленников, дома торговцев, множество финикийских, египетских, палестинских, сирийских предметов ремесленного и ювелирного производства, составивших трофеи ассирийских царей. Особенно много вещей изготовлено из слоновой кости: [113] панели, плакетки, скарабеи, части парадного конского убора и др.

Найдены также пластины из слоновой кости, покрытые слоем воска, которые составляли целую «книгу». О таком своеобразном материале для письма у ассирийцев ученые узнали благодаря этой находке. Раскопками было установлено, что город погиб во время войны с мидянами и вавилонянами вследствие учиненного ему двойного разрушения: в 614 и 612 гг. Результаты раскопок опубликованы в трехтомном издании М. Маллована «Нимруд и его развалины» в 1966 г.

В 14 км северо-восточнее Кальху в современном местечке Балават О. Рассамом в 1847 г. и М. Маллованом в 1956 г. раскапывался небольшой ассирийский город Имгур-Энлиль, где были найдены руины дворца и храма времен Ашшурнацирапала II. Там О. Рассаму посчастливилось обнаружить 4 бронзовые плиты — обшивку храмовых, так называемых Балаватских ворот с изображением сцен военных походов Салманасара III.

Большой материал по ассирийской истории и культуре принесли раскопки древнейшей столицы Ассирии — Ашшура на западном берегу Тигра (холм в пустыне Калаат-Шергат), которые были осуществлены в 1903—1914 гг. немецкой археологической экспедицией под руководством А. Андрэ. Раскопками выяснено, что город существовал с III тысячелетия до н.э. Одной из древнейших построек был храм Иштар. К первой половине II тысячелетия до н.э. относятся дворец Шамши-Адада I и храм верховного бога Ашшура, к середине II тысячелетия — храмы Сина и Шамаша. Найдены также дворцы Тукульти-Нинурты I, Тиглатпаласара I, храм Ану-Адада (XIII—XII вв. до н.э.), культовые постройки ассирийских царей IX—VIII вв. до н.э., жилые городские кварталы и улицы, остатки городской канализации и водопровода, искусственных террасных садов, сооруженных в городе Синаххерибом. Стены дворцов были покрыты росписью, выполненной в традиционных черных, красных и белых тонах. Обнаружен был царский некрополь со склепами и саркофагами, изготовленными из огромных долеритовых глыб. Саркофаг Ашшурнацирапала II был, например, сделан из 18-тонной долеритовой глыбы.

Раскапывались также другие ассирийские города. Так, еще в начале XX в. изучался город Кар-Тукульти-Нинурта (совр. Тулуль-Акир) в 3 км севернее Ашшура на восточном берегу Тигра, где были найдены руины двух дворцов со стенными росписями, зиккурата и храма бога Ашшура, остатки [114] жилых построек. Исследовался археологами Тиль-Барсиб, или Кар-Салманасар (совр. Телль-Ахмар), на восточном берегу Евфрата, бывший некогда столицей арамейского княжества Бит-Адини, а в IX—VIII вв. ставший резиденцией ассирийского наместника в этой провинции. Как показали раскопки, это была цитадель. Стены дворца покрывала многоцветная роспись с преобладанием охотничьих сцен. В первой трети XX в. при раскопках Телль-Халафа в истоках Хабура помимо памятников древнейшей эпохи были обнаружены руины дворца, статуи богов на священных животных, датируемые I тысячелетием до н.э., когда здесь находился город Гузана, сначала столица арамейского княжества Бит-Бахиани, а с VIII в. до н.э. — центр ассирийской провинции, резиденция ее наместников.

Ряд крупных ассирийских городов не раскапывался, например, Арбелы — культовый центр Ашшура и Иштар, резиденция ассирийских царей и наместников, впоследствии целиком оказавшийся погребенным под крупным современным иракским городом Эрбилем.

Для истории Ассирии определенное значение имеют раскопки города Каниша на территории Малой Азии, где в начале II тысячелетия до н.э. находилась многочисленная колония ассирийских купцов. К настоящему времени наиболее основательно раскопан именно ассирийский квартал в пригороде Каниша.

Важное значение в качестве исторического источника имеет ассирийская глиптика. Ассирийцы искусно резали печати из различных полудрагоценных камней: черного серпентина, зеленого полевого шпата, желтого талька, халцедона, сердолика и др. Печати и их оттиски на глиняных документах несут огромную изобразительную информацию, из которой можно почерпнуть сведения о мифологии и религии древних ассирийцев, о популярных литературных сюжетах, специфике искусства, культурных влияниях, международных контактах. Так, находка печати Саргона I Ассирийского и оттисков его печати на деловых документах торговой колонии Каниш свидетельствует о контактах метрополии с купцами-колонистами. Именно на печатях Ашшурубаллит I называет себя впервые «царем Ассирии» (шарру), а не «наместником» (ишакку), что говорит и о тенденции к усилению царской власти, и о более независимом положении Ассирии среди государств Передней Азии. Находка в руинах дворца Синаххериба оттиска на глине двух печатей — египетско-кушитского фараона Шабаки и, видимо, ассирийского царя Синаххериба — свидетельствует, [115] что, возможно, этими печатями был скреплен какой-то договор между Египтом и Ассирией, текст которого не уцелел. Оттиски печатей на глиняной документации из «дома торговцев» в Кальху демонстрируют хурритские, финикийские, эгейские, египетские и даже аравийские сюжеты, что вполне характерно для широких международных контактов времен Ашшурбанапала.

Завершая обзор памятников материальной культуры как исторического источника, следует остановиться на ассирийском рельефе, образцы которого представлены рельефами на алтарях Тукульти-Нинурты I—XIII в. до н.э., а также разнообразными рельефами во дворцах ассирийских царей IX—VII вв. до н.э. Основные сюжеты ассирийских рельефов — военные, охотничьи и ритуальные сцены. Так, на основе рельефов Ашшурбанапала из так называемых «Эламской», «Арабской» и «Вавилонской» комнат можно составить представление о характере войн, о военной технике и тактике ассирийцев и их противников, о политике по отношению к пленным и покоренному населению, их военных трофеях, о конкретных событиях этих войн. Причем рельефы представляют все эти события очень последовательно, к тому же они снабжены краткими, а порой и развернутыми пояснительными надписями, что существенно дополняет письменные источники этого времени.

§ 2. Письменные документы

Ассирийская история реконструируется на основе обильных письменных источников самых различных родов и видов. Многие из них комплексно собраны в государственных (царских), храмовых, частных архивах и библиотеках. Зафиксированы они в камне, металле, но главным образом на глиняных табличках и написаны на ассирийском диалекте аккадского языка. Освещение ассирийской истории источниками идет по восходящей линии: хуже освещены более древние, лучше и многограннее — поздние периоды. Наиболее «темные» периоды — XI—X вв. до н.э. (нашествие арамеев), первая половина VIII в. до н.э. (политическая раздробленность, гражданские войны), а также последние 30 лет ассирийской истории.

Большой вклад в изучение письменных источников по истории Ассирии внесли такие зарубежные ученые, как П. Кошакер, Б. Ландсбергер, Ю. Леви, А. Унгнад, Э. Вайднер, С. Дж. Гэдд, И. Гельб, П. Гарелли, Л. Матоуш, Г. Кардашиа и другие; из советских исследователей — [116] И.М. Дьяконов, Л.А. Липин, Н.Б. Янковская, В.А. Якобсон, Г.X. Каплан и др.

Административно-хозяйственные документы. Многочисленные хозяйственные документы дошли из дворцового архива Мари. Они датируются временем правления Шамши-Адада I, Ишме-Дагана в Ассирии и представителя ассирийской царской династии Ясмах-Адада в Мари, т.е. XIX—XVIII веками до н.э. По ним можно восстановить картину развития экономики, социальных отношений, системы управления; ассирийского государства и входившего в его состав Мари.

Административно-хозяйственные документы, дающие сведения об организации дворцового хозяйства от времени Шамши-Адада I, дошли также из периферийного центра в районе Верхнего Хабура — Чагер-Базара.

Найденные при раскопках Каниша многочисленные документы, так называемые каппадокийские таблички, позволяют судить о масштабе и характере международных связей Ассирии в начале II тысячелетия до н.э., о торговом обороте и организации торговли. Только опубликованные тексты содержат сотни имен ассирийских купцов и дают подробную информацию об их деловых связях. Уже то, что документация в Канише и ряде других городов Малой Азии велась на староассирийском диалекте аккадского языка, является убедительным свидетельством экономического и культурного влияния ассирийцев. Упоминаются в документах и храмы бога Ашшура в малоазийских и северносирийских городах. В XIX—XVIII вв. до н.э. купцы из Ашшура составляли наиболее значительную группу среди иноземного купечества Каниша, росту влияния и доходов которой способствовало сосредоточение в ее руках импорта олова и ряда других важных товаров. Сохранившаяся документация караванов, составлявшаяся для отчета по прибытии на место, дает возможность довольно подробно и точно установить маршруты между Ашшуром, городами Малой Азии и Северной Сирии, названия стоянок, а также определить дорожные расходы и уровень торговой прибыли.

До последнего времени велись дискуссии о статусе ассирийских купцов Каниша и их взаимоотношениях с Ашшуром. Из документов, особенно из «Торгового устава» Каниша, явствует, что эта община не находилась в политической зависимости от Ашшура, хотя жившие в Канише ассирийцы оставались членами городской общины Ашшура, в Канише находился поверенный Ашшура, а ашшурский совет старейшин пытался привлечь купцов к участию в [117] строительстве стены города Ашшура. Переписка канишских купцов с Ашшуром позволяет сделать некоторые выводы о соотношении городской и торговой общины в самом Ашшуре, о роли совета старейшин и характере политической власти в городе и т.д.

Аналогичные тексты найдены не только в Канише, но также в Амкуве (совр. Алишар) и в Хаттусе (совр. Богазкёй), причем наличие самостоятельных датировок (своих эпонимов) в документах из этих городов показывает независимость местных торговых общин от наиболее крупной — канишской.

Небольшое количество текстов ассирийских купцов, аналогичных и современных «каппадокийским» табличкам, было обнаружено при раскопках торговой колонии Гасур на территории хурритского государства Аррапха (совр. Киркук). Они публиковались и изучались Т.Дж. Миком.

К среднеассирийскому периоду (XV—XI вв. до н.э.) относятся хозяйственные документы из архивов городов Ашшура и Шибанибы (совр. Телль Билла) — их более 760 и др. Большая часть датируется правлением Нинурты-Тукульти-Ашшура и Тиглатпаласара I и представляет собой списки даров, жертвоприношений, списки военнопленных, документы о займах, выкупе из долговой кабалы, о купле-продаже земли, рабов и т.д.

От новоассирийского периода дошло еще большее число административно-хозяйственных документов: списки должностных лиц, письма-указания о распределении между ними выплат, о принятии присяги, акты о приобретении и обмене имущества (земли, судов, огородов, домов, рабов), описи имущества, арендные договоры, акты дарения имущества и людей, иммунитетные грамоты об освобождении имущества и людей высокопоставленных чиновников и храмов от уплаты налогов и от повинностей, податные документы и др.

Некоторые документы, встречающиеся в комплексе, дают представление о разных сторонах жизни ассирийского общества. Например, 28 деловых документов, в которых в . качестве покупателя земли, садов, огородов, домов и подневольных людей, а также в качестве ростовщика выступает некий Риманни-Адад, «держащий бразды царя», возможно, управляющий царским хозяйством, наглядно иллюстрируют процесс обогащения верхушки ассирийского общества в последний период его истории.

Важный комплекс документов — несколько десятков глиняных табличек — был найден американскими археологами [118] при раскопках Ниппура. Они относятся к правлению Шамашшумукина и Синшарришкуна, к тем годам, когда город был объектом военных действий, долговременной осады, и получили название «осадных документов». Это сделки по продаже рабов хозяевами, детей — родителями в связи с колоссальным повышением цен и голодом, охватившим город в этих экстремальных условиях. Обращает на себя внимание Харранский реестр — поземельный кадастровый список зависимого населения Харранской области для взимания податей и выполнения повинностей. Сохранившиеся и восстановленные части реестра дают представление о системе земельных отношений в Ассирии в VII в. до н.э.

Дипломатические документы. Государственные договоры и межгосударственная переписка из истории Ассирии сохранились в довольно большом количестве.

Древнейшим дипломатическим документом является недавно обнаруженный в архиве Эблы (Телль-Мардих) и датируемый второй половиной III тысячелетия до н.э. договор между правителем этого крупного государства Сирии и правителем Ашшура Туддией относительно «карума» Каниш.

Ряд дипломатических документов происходит из архива Мари и относится ко времени правления ассирийских царей Шамши-Адада I и Ишме-Дагана (XIX—XVIII вв. до н.э.). Они представляют собой дипломатическую переписку с правителем Мари, ассирийским ставленником и сыном Шамши-Адада — Ясмах-Ададом, с военачальниками, правителями округов, чиновниками и т.д. Из писем можно почерпнуть сведения о взаимоотношениях Ассирии с окружавшими ее государствами и племенами, о целях военных походов, организации армии, разведки, о военной тактике и технике начала II тысячелетия до н.э.

В Телль-Амарнском архиве сохранилось два письма ассирийского царя Ашшурубаллита I (XIV в. до н.э.) Аменхотепу IV (Эхнатону). Они дают сведения о том, что контакты между Ассирией и Египтом начались еще ранее, при Ашшурнадинаххе, который, видимо, был современником Тутмоса III и обменивался с ним дарами. Интересны и сообщения о характере взаимовыгодных даров: с ассирийской стороны это лазурит, кони и колесницы, с египетской — золото. Любопытно также сопоставление этих писем с письмами Бурна-Буриаша II, царя Вавилона, о пребывании ассирийского посольства в Египте, его почетном приеме и переговорах, имевших, видимо, важное значение для обеих договаривающихся сторон и для других государств [119] Ближнего Востока, ибо вавилонский царь выражает свое недовольство этим актом и настаивает, чтобы египетский фараон «отпустил их ни с чем». Аналогичное отношение к Ассирии содержится и в письме митаннийского царя Тушратты фараону, где он называет Ашшурубаллита I «рабом» своего отца, «не платящим дани». Кстати, о зависимости Ассирии от Митанни свидетельствуют стелы митаннийских наместников, найденные в Ашшуре. Для Ассирии же эти переговоры носили характер международного признания ее независимости и от Митанни, и от Вавилона.

Дипломатические документы, свидетельствующие о взаимоотношениях Ассирии с Хеттским царством, сохранились в Богазкёйском хеттском архиве XIV—XIII вв. до н.э. Это в основном письма хеттских царей Новохеттского периода к ассирийским царям: Адад-нерари I, Тукульти-Нинурте I и др. Имеется и письмо Салманасара I к неизвестному хеттскому царю. Особенно интересны письма Хаттусили III к вавилонским царям Кадашман-Тургу и Кадашман-Эллилю II, в которых он подстрекает Вавилон к военным конфликтам с Ассирией. Картину ухудшения хеттско-ассирийских отношений рисуют документы времен Тутхалии IV. Среди них договор этого хеттского царя с Бентишенной, царем Амурру, о запрете вести торговлю с ассирийскими купцами, выдаче их хеттам и «вечной вражде» с Ассирией.

Интересным источником по истории дипломатических отношений между Ассирией и Вавилоном является уже упоминавшаяся «Синхронистическая история», охватывающая время с XVI до IX в. до н.э. и содержащая положения ассиро-вавилонских договоров.

Особенно много дипломатических документов относится к I тысячелетию до н.э. К их числу принадлежат также и пограничные стелы с изображением царей, которые должны были символически закрепить приобретенные завоеванием права на ту или иную территорию. Подобная стела с изображением Салманасара III (середина IX в. до н.э.) была высечена по его приказу на скале в районе реки Нахр-эль-Кальб по соседству с египетской победной пограничной стелой, воздвигнутой ранее, во время завоевательных походов эпохи Нового царства.

Среди дипломатических документов I тысячелетия до н.э. больше всего международных договоров. Весьма фрагментарно сохранился текст одного из них — договора между Шамши-Ададом V и Мардук-закир-шуми I, датируемый 20-ми годами IX в. до н.э. От середины VIII в. до н.э. уцелел договор между Ашшур-нерари V и царем [120] Матиилу из Бит-Агуси, навязавший этому небольшому сирийскому государству целый ряд кабальных и унизительных условий и завершавшийся угрозами по адресу нарушителя договора. Из текста договора мы также узнаем о магических обрядах, сопровождавших акт его заключения.

Интересны найденные в 1955 г. в Кальху договоры между Асархаддоном и подчиненными ему индийскими князьями, заключенные по поводу объявления в Ассирии престолонаследниками сыновей Асархаддона и принесения им клятвы верности. Одна из табличек (кстати, наиболее крупная из известных глиняных табличек — 30*46 см), сохранившаяся, однако, фрагментарно, представляет собой договор с самым значительным мидийским правителем — Раматайей из Ураказабарны. Найдены также шесть ее копий — договоров с другими мидийскими князьями. Подтверждением заключения этого договора является найденная здесь же, в Кальху, панель из слоновой кости с изображением мидийского посольства, прибывшего к ассирийскому царю с дарами. Дошел до нас и договор 671 г. до н.э. между Асархаддоном и Ваалом, царем Тира (в небольших фрагментах).

Важны и такие документы, как договоры ассирийских царей с городами о даровании им или подтверждении их привилегий. Сохранился договор Саргона II с городом Ашшуром, протокол переговоров Ашшурбанапала и Шамашшумукина с Вавилоном.

Юридические документы. Из крупных юридических памятников Ассирии выделяются так называемые среднеассирийские законы. Это четырнадцать табличек и фрагментов, найденных при раскопках Ашшура в воротах города (т.е. на месте заседаний суда), недалеко от храма Ану-Адада, а также среди табличек храмовых и частных архивов и в других местах. Некоторые из табличек в хорошем состоянии, другие почти не читаются. Обычно их обозначают заглавными буквами латинского шрифта от А до О. По таблицам законы сгруппированы тематически и представляют собой, видимо, единый Судебник, где, однако, многие разделы не сохранились. Вероятно, это был сборник правовых установлений городской общины Ашшура. Законы написаны на среднеассирийском диалекте аккадского языка. Датируются они серединой II тысячелетия до н.э., хотя копии с них сохранились от более позднего времени (XII—XI вв. до н.э.). Из законов можно почерпнуть сведения о характерных чертах классовой и сословной [121] структуры среднеассирийского общества, о формах собственности на землю (в том числе об общинной собственности и частном владении), о регулировании товарно-денежных отношений, об имущественном расслоении и долговой кабале, о повинностном владении воинов, о существовании большесемейной общины и патриархальной семьи, брачных и семейных установлениях и принципах наследования, о положении женщины в семье. Кстати, последнему вопросу посвящено около 60 статей законов, которые даже условно названы исследователями «Правовым зерцалом женщины». Анализ среднеассирийских законов дает представление о государственном праве рабовладельческого общества и его морали, государственном устройстве Ашшура, о принципах, на которых строился судебный процесс и судопроизводство.

К числу документов, имевших юридический характер и силу, следует отнести дворцовые и гаремные указы ассирийских царей, записанные на глиняных таблицах и найденные при раскопках Ашшура. Они представляют собой комплекс предписаний, определявших круг обязанностей и нормы поведения придворных должностных лиц, обслуживающего персонала дворца и обитательниц гарема, написаны на среднеассирийском диалекте аккадского языка и датируются XIV—XI веками до н.э. Всего указов было, видимо, 23, но хорошо сохранились 11. Это указы 9 царей среднеассирийского периода: Салманасара I, Тукульти-Нинурты I, Тиглатпаласара I и др.

В большом количестве от всех периодов ассирийской истории, но в особенности от последнего, дошли частноправовые документы: торговые сделки, займы и ссуды, акты хранения имущества, расписки, брачные контракты, завещательные распоряжения, судебные иски, протоколы и решения. Все эти документы имели определенную форму. Они снабжались печатью главного действующего лица сделки либо оттиском его ногтя или края одежды, имели датировочные формулы, заверялись свидетелями и их печатями. Изучение частноправовых документов вводит историка в самую гущу жизни ассирийского общества, позволяет проследить динамику правовых норм. Например, по брачным контрактам новоассирийского времени можно проследить изменение имущественного и правового положения женщины в ассирийской семье в сравнении со среднеассирийским «Правовым зерцалом женщины». Терминологическое исследование юридических документов порой приводит к устранению многих застаревших ошибок в [122] истолковании тех или иных терминов. Так, например, термин «шакинту», встречающийся в частноправовых документах новоассирийского периода, многими исследователями переводился как «наместница», «жена наместника», «начальница» и т.д. В.А. Якобсону при анализе большой группы новоассирийских правовых документов удалось убедительно доказать, что «шакинту» — это жреческий титул, означающий одну из категорий жриц в Ассирии.

Царские надписи. Надписи царей Ассирии сохранились в большем количестве с начала II тысячелетия до н.э. и до последних дней ее истории — до конца VII в. до н.э. Обычно они высекались на камне (скалах, стелах, плитах и пр.), на изделиях из металла, чаще драгоценного, писались на кирпичах, глиняных табличках, печатях и др. Надписи могли быть как краткими, так и весьма развернутыми. По своему содержанию надписи были строительными, победными, повествующими о военных походах, культовыми — посвятительными и т.д., а чаще соединяющими все эти компоненты вместе.

В большом количестве дошли до нас строительные надписи, например, надписи царя начала II тысячелетия Эришума I о сооружении храма Ашшура, Тиглатпаласара I (XII—XI вв.) о строительстве ирригационных сооружений, надписи Ашшурбанапала (VII в.) о реставрации им храмов Иштар в Арбелах и Уруке, храма Сина в Харране, о строительных работах в Э-сагиле — храме Мардука в Вавилоне, о реставрации городских стен Арбел, надписи Ашшурэтилилани и Синшарришкуна о реставрации храма Набу в Кальху и др.

Часто встречаются надписи с описанием военных походов. Таковы, например, надписи Илушумы (XX в. до н.э.) о походах в Аккад; надписи знаменитой «троицы» завоевателей: Салманасара I, Тукульти-Нинурты I (XIII в.) и Тиглатпаласара I — об их войнах и военных трофеях, в том числе о количестве пленных из Митанни, Вавилонии, Сирии, с Армянского нагорья и из горных районов Северо-Западного Ирана; так называемая «Стандартная надпись» Ашшурнацирапала II (первая половина IX в. до н.э.), повествующая о разорении, запустении и угоне в плен населения завоеванных областей; надписи Ашшурбанапала о победах над Эламом, над его братом — царем Вавилона Шамашшумукином, над киммерийским вождем Тугдамме и др.

Нередки посвятительные надписи в честь богов, например надписи Ашшурбанапала в честь Мардука и о [123] жертвоприношениях в его храм, в честь его супруги Царпанит («Блистающей»), в честь Иштар.

Многие надписи, особенно выполненные на камне, представляют собой запоминающиеся памятники. Таковы, например, каменный алтарь с надписью и изображением Ашшурнацирапала II; мраморный, со ступенчатой вершиной «Черный обелиск» Салманасара III из Кальху с изображением флоры и фауны завоеванных стран, данников оттуда с дарами и продуктами своих земель, предназначенными ассирийскому царю; посвятительная надпись Адад-нерари III на каменной статуе-Набу; надпись Синаххериба на Бавианской скале; победная стела из Зенджирли (Сирия) с надписью и изображением Асархаддона, держащего на веревке пленных — царя Тира Ваала и египетско-кушитского царевича Ушанхуру, сына Тахарки. Большая часть этих надписей ассирийских царей хранится в Британском музее.

Несмотря на известную трафаретность, надписи порой содержат интересные и нигде более не встречающиеся сведения. Так, в титулатуре на печатях Ашшурубаллит I впервые называет себя «царем Ассирии», но не решается ввести этот титул в своих надписях, а в надписях Арикденилу, правившего после Ашшурубаллита I, уже полностью укореняется этот титул, что свидетельствует об изменении характера и усилении царской власти правителей Ашшура. В надписи Шамши-Адада I усиленно подчеркивается дешевизна зерна, растительного масла и шерсти в его правление, что позволяет предполагать проведение им каких-то способствовавших этому мероприятий. Надписи Саргона II весьма демагогичны: он часто именует себя защитником справедливости, заступником несчастных и угнетаемых, которому дорого благосостояние его народа; это косвенно подтверждает сведения о том, что на царском троне он был узурпатором, свергнувшим Салманасара V. Имеются также надписи государственных деятелей, фактически узурпировавших всю полноту власти и выставляющих себя как царей. Таковы надписи туртана (главнокомандующего) Шамшиилу, возвысившегося в первой половине VIII в. до н.э.

Надписи очень тенденциозны, имеют яркую политическую и идеологическую направленность — прославление могущества, мудрости, побед, справедливости и благочестия ассирийских царей и превосходства Ассирии над другими народами и государствами. [124]

Одной из разновидностей царских надписей являются письма царей к богам. Они дошли от царей VIII—VII вв.: Салманасара IV, Саргона II, Асархаддона. Эти письма могли быть обращены к богу Ашшуру, другим богам, а также к гражданам города Ашшура. Они представляли собой отчеты о победоносных военных кампаниях и предназначались для публичного чтения жрецам божества и собранию граждан города. Одно из самых ярких писем такого рода — письмо Саргона II богу Ашшуру. Это большая глиняная таблица, хранящаяся в Лувре, текст которой написан на вавилонском (считавшимся литературным) диалекте аккадского языка, но с наличием ассиризмов, ритмизированной прозой и отличается ярко выраженными художественными литературными достоинствами. Письмо Саргона II сообщает важнейшие сведения о походе ассирийцев в 714 г. до н.э. в район Закавказья — против Урарту, Мусасира, Зикирту и других враждебных им стран, областей и центров, дает богатый материал по топонимике Армянского нагорья. Интересно также такое отмеченное А.Л. Оппенхеймом явление, как ответные «божественные» письма царям. Он приводит фрагменты письма от бога Нинурты к какому-то ассирийскому царю и от бога Ашшура — Шамши-Ададу V (конец IX в.). В письмах говорится о недовольстве богов этими царями, которые недостаточно почтительно относятся к «божественным откровениям».

Царские анналы. Анналами условно называются наиболее пространные царские надписи, носившие церемониальный и парадный характер и объединявшие в совокупности события царствования того или иного правителя. Кроме того, в них делается попытка расположить события не только тематически, но и по возможности в последовательном плане, что и приближает их к понятию анналистики. Появление анналов в Ассирии относят обычно к среднеассирийскому периоду. В развернутом виде этот жанр прослеживается с X в. до н.э. и до конца ассирийской истории. Причем историческая информативность и литературно-художественное совершенствование этого вида текстов идет все время по восходящей линии.

В целом анналы достаточно шаблонны. Они начинаются обычно с титулатуры и весьма хвалебной характеристики личности царя, далее с пафосом и очень тенденциозно излагаются его военные кампании с приведением полных и, как правило, достаточно достоверных статистических данных о военных трофеях, списках даней и даров, после них дается описание грандиозной строительной деятельности [125] данного царя и в заключение приводится формула проклятия в отношении тех, кто разрушит, исказит или присвоит памятные стелы царя и данную его надпись, а также дается датировка надписи на основе системы эпонимата (череда «лимму» — чиновников-эпонимов), принятой в Ассирии.

Однако много в анналах и такого, что отличает их друг от друга. В анналах Ашшурнацирапала II встречаются обычно замалчиваемые сведения о социальных протестах. Так, есть упоминание о жестоком подавлении в 882 г. до н.э. восстания воинов-колонистов крепости Лухи; были уничтожены и мятежные воины, и их семьи, и сама крепость. Анналы Салманасара III изобилуют статистическими данными, названа и численность ассирийской армии — 120000. Анналы же Тиглатпаласара III имеют малый цифровой материал. В анналах Тиглатпаласара III и Саргона II четко разграничены походы самого царя и военные действия его военачальников. У Синаххериба уже эта тенденция нарушается, и в описании иудейского похода и осады Иерусалима он, вопреки свидетельствам Библии и Иосифа Флавия, все действия приписывает себе. Ашшурбанапал же вообще все события излагает так, как будто это он вел все военные кампании, тогда как, по всей вероятности, он лично участвовал лишь в подавлении мятежа своего брата — вавилонского царя Шамашшумукина, а все войны велись его полководцами. Синаххериб грубо и реалистично обнажает экономическую и политическую подоплеку войн, Ашшурбанапал же витиевато ссылается на божественный промысел и волю богов. Лишь в описании репрессий, нагнетании страха перед мощью ассирийской военной машины ассирийские цари единодушны.

Анналы за период правления того или иного царя составлялись неоднократно, в разные годы, при этом события систематизировались, уплотнялись, поэтому от Саргона II дошли, например, отличающиеся в деталях анналы XIV зала Хорсабадского дворца и Большая Парадная надпись, от Синаххериба — шестигранная «Призма Тейлора», «Цилиндр Беллини», от Ашшурбанапала — десятигранный «Цилиндр Рассама» (или цилиндр А), а также цилиндры В, С, Д, Е, F, К, имеются также так называемая «Вавилонская призма», «Урукский цилиндр» и др. Условные названия они носят по месту находки, имени первооткрывателя и т.д.

Запросы царей к оракулам и их ответы. Интересны как исторический источник запросы царей к тому или иному [126] оракулу (Шамаша, Бэла, Сина и др.) для предсказаний судьбы важных начинаний, по поводу исхода различных событий и т.д. Обращаясь непосредственно к богу, цари не скрывали (в отличие от победных своих реляций) чувств озабоченности, тревоги, страха, волнения за исход какого-либо мероприятия или за свою судьбу, довольно точно передавая «политический климат» того времени. Например, в одном из запросов к оракулу бога Шамаша Асархаддон просил его дать ответ на срок в 90 дней и ночей, не произойдет ли мятеж и бунт против него, «не поднимут ли руку на злое дело» его внешние враги, среди которых перечисляются египтяне, финикийцы, эламиты, мидяне, киммерийцы и другие народы, а также враги внутренние, среди которых фигурируют военачальники и воины, высшее чиновничество и писцы, члены царского рода, придворная знать, дворцовый персонал, простой люд. Если запросы к оракулу отражали часто реальную обстановку, то ответы оракула порой были весьма далеки от истины. Так, получив от оракула Сина в Харране заверение в успешном исходе карательного похода на восставший Египет, Асархаддон скончался именно во время этого похода, а подавление восстания в Египте было отложено более чем на два года.

К этой группе документов тесно примыкают доклады царю предсказателей будущего, ученых-астрологов. В одном лишь Куюнджикском архиве их насчитывается около 400. Они составлялись как ответ на вопросы царя, содержали сообщение о знамении и размышления астролога над ним, в основном благоприятные, и подписывались его именем. Порой давались и негативные ответы. Так, когда Асархаддон назначил на царство в Ассирии Ашшурбанапала, а в Вавилоне — Шамашшумукина, то один из его мудрецов охарактеризовал это как «нехорошее дело для Ассирии», как «то, что не делается на небе».

К этой группе источников можно также отнести гимны в честь богов, носившие политическую окраску. В них обычно фиксировались важные события, происхождение которых царь стремился окружить божественным ореолом, приписать воле богов, возблагодарить их за удачи и пожаловаться на неудачи. Чаще всего встречаются гимны в честь Ашшура, Мардука, Нергала, Набу, Сина, Иштар, Царпанит.

Царская переписка. Царская переписка дошла до нас из ассирийских государственных архивов, из которых наиболее полным был куюнджикский архив, т.е. столичный [127] архив Ниневии. Письма оттуда хранятся сейчас в Британском, Стамбульском и других музеях мира. Сохранились письма примерно за 100-летний период: от Саргона II до Ашшурбанапала, — а также письма их корреспондентов (членов царского дома, наместников, чиновников, военачальников, разведчиков, жрецов и др.), самого разнообразного характера.

Письма опубликованы главным образом Р. Харпером (автографический текст) и Л. Уотерманом (транскрипция, перевод и комментарий), но есть также издания С. Смита, Р. Пфайфера, Э. Беренса, И. Шаве, Г. Фигуллы и др.

Большую группу составляют письма и донесения военачальников, например Белибни, который действовал обычно по приказу Ашшурбанапала на вавилонском, приморском и эламском фронтах; Набушарруцура, воевавшего на Армянском нагорье, в переднеазиатском Средиземноморье, в Аравии; Ша-Набу-Шу, который при Асархаддоне воевал в Малой Азии, а при Ашшурбанапале — в Мидии и Приурмийском районе. В этих письмах наряду с конкретными историческими фактами проступают также человеческие судьбы и характеры. Печально, например, одно из писем уже престарелого Белибни, пережившего Ашшурбанапала, к высокопоставленному придворному должностному лицу, в котором он жалуется, что его очернили перед молодым царем Ашшурэтилилани, и просит сменить гнев на милость, позволить ему целовать руки и ноги царя, заканчивая письмо словами: «Да не буду я опозорен!»

Значительную группу писем составляют разведывательные донесения, обычно адресуемые престолонаследникам, занимавшимся делами военной разведки. От времени Саргона II дошло много писем о деятельности ассирийской разведки в Урарту и пограничных с этим государством районах — писем настолько детальных, что становится понятным и безупречно подготовленным успех ассирийского похода 714 г., завершившегося разгромом Урарту. Из писем времени Ашшурбанапала известно, что его разведка настолько оперативно действовала в Египте, Эламе, Приморье, на границе с арабскими племенами, что его реакция на события в этих «горячих точках» была почти молниеносной. Скандальное фиаско ассирийская разведка потерпела только в отношении Вавилона, ибо заговор Шамашшумукина скрытно готовился в течение нескольких лет и был внезапно для Ассирии приведен в действие, что, возможно, объясняется той хорошей школой, которую [128] Шамашшумукин сам прошел в ассирийском разведывательном ведомстве, готовясь одно время стать престолонаследником.

Сохранились политически важные письма, например: письмо верховного жреца Э-сагилы Асархаддону, которое позволяет выяснить политические и религиозные отношения Ассирии с Вавилоном; письмо вдовы Синаххериба — царицы Закуту к Шамашшумукину, двору и народу с требованием «устава и присяги не нарушать» и не предпринимать враждебных действий против нее и Ашшурбанапала после внезапной смерти Асархаддона; письмо Ашшурбанапала с приказом со всеми высшими почестями похоронить покончившего жизнь самоубийством во время разгрома Вавилона его мятежного брата Шамашшумукина и его жену.

Среди писем есть просьбы о назначении на хорошую должность. Есть письмо-донос на трех чиновников, занявших высокие должности, обвиняющее их в том, что они пьяницы, драчуны и способны даже убить невинного. Есть и чисто житейские письма, например одно, из которого выступают весьма скверные отношения между сестрой Ашшурбанапала и его женой.

Каковы бы ни были эти письма по своему характеру, они написаны простым, живым языком, открывают реальные, не приукрашенные ситуации, и в этом их отличие от напыщенных царских надписей и летописей.

Исторические произведения. Исторических трудов в Ассирии создано не было, и даже принцип фиксации событий по годам, т.е. создание летописей, не воплощался систематически. Но в Ассирии составлялись «царские списки». Они дошли до нас в нескольких копиях VIII—VII вв. до н.э., среди них и так называемый Хорсабадский царский список, найденный при раскопках американскими археологами в Дур-Шаррукине. В списках охвачено время с начала II тысячелетия до 609 г. до н.э., т.е. почти до конца существования ассирийского государства. «Царские списки» не могут считаться безупречными с точки зрения хронологии, поскольку иногда в них не указана продолжительность правления того или иного царя, а просто сказано, что он правил «свой срок»; иногда последовательно представлены цари, правившие какое-то время совместно; порой в разных копиях фигурируют различные сроки правления одних и тех же царей. Более того, И. Финкельстайном было сделано предположение, что лишь с 39-го по списку царя, т.е. Шамши-Адада I, список и датировка [129] становятся на более реальную основу, тогда как в число его предшественников попали как действительные цари Ашшура, так и его никогда не правившие предки. И.М. Дьяконов подчеркивает возможность этого, отмечая что первоначально эти списки составлялись не с хронологическими целями, а для поминовения царских предков при свершении заупокойных обрядов. Однако предположение И. Финкельстайна сейчас может быть подвергнуто сомнению, ибо, например, первый не считавшийся им реальным, правитель Ашшура Туддия (Тудийя) фигурирует в найденном при раскопках Эблы архиве II тысячелетия до н.э. в договоре с правителем этого города Эбрумом.

В Ассирии использовались для счета лет так называемые списки «лимму», или эпонимов. Первоначально лимму были казначеями Ашшурского городского совета, выполнявшими, возможно, и какие-то обрядовые обязанности. С I тысячелетия до н.э. ими становятся ассирийские цари, наместники провинций, военачальники и другие должностные лица, которые в течение года исполняли функции лимму. Списки лимму полностью уцелели лишь для периода с 911 по 648 г. до н.э. Для других отрезков времени имеются лишь фрагменты списков или отдельные имена лимму. Список лимму стоит на твердой хронологической основе, потому что в нем упоминается дата солнечного затмения, определенная на базе астрономических наблюдений, — это 15 июля 763 г. до н.э. В списке кратко характеризуются важнейшие события каждого года: военные походы, акты строительства, стихийные бедствия и пр. Особенно важно отметить, что только в списках лимму под определенными годами (763—759 гг. до н.э.) зафиксированы крупные социальные потрясения — мятежи в Ашшуре, Аррапхе, Гузане, о которых нет других свидетельств.

Дошли во фрагментах и синхронистические ассиро-вавилонские царские списки, а также «Синхронистическая история», содержащая обзор ассиро-вавилонских взаимоотношений с XVI до IX в. до н.э.

Литературные произведения. Собственно ассирийских литературных произведений можно выделить мало, что объясняется, возможно, тем, что они слились с общим литературным наследием народов Месопотамии, а также и тем, что в обстановке напряженных, постоянных и жестоких войн, которые вела Ассирия, не было времени и возможностей для расцвета литературного творчества. [130]

Одним из развитых литературных жанров в Ассирии были гимны в честь богов, которые обычно исполнялись во время храмовых празднеств или триумфальных торжеств и сопровождались аккомпанементом бубнов. Видимо, это было весьма частое и распространенное явление, так как на многих ассирийских рельефах запечатлены сцены с изображением процессий музыкантов.

Именно в Ассирии, в Ниневии, был записан и оформлен знаменитый, ставший каноническим, аккадский вариант «Эпоса о Гильгамеше» — величайшее литературное произведение народов Месопотамии, так называемая «ниневийская версия» поэмы «О все видавшем», запечатленная на 12 глиняных таблицах и хранившаяся в библиотеке Ашшурбанапала.

Создавались в Ассирии литературные произведения с политической тенденцией, публицистического плана. Так, от среднеассирийского периода дошло большое, но фрагментарно сохранившееся сочинение времен Тукульти-Нинурты I, которое весьма прославляет этого ассирийского царя, пороча и осуждая в то же время касситских правителей Вавилона. Подобная же тенденция безудержного прославления Ассирии и ее правителя прослеживается и в охотничьей песне о Тиглатпаласаре I. Дошла до нас также легенда об Ашшуранацирапале I, оправдывающая приход этого правителя (видимо, узурпатора) к власти тем, что он был призван из неизвестных гор самой богиней Иштар. От времен Синаххериба дошло сочинение, повествующее о суде богов над Мардуком, верховным богом Вавилона, и имевшее, видимо, целью оправдать тот ужасающий разгром, который учинил этот ассирийский царь над Вавилоном.

В Ассирии VII в. до н.э. сложилась знаменитая «Повесть об Ахикаре Премудром», советнике Синаххериба и Асархаддона, собравшая многие перлы ассирийской философии и этики и сохранившая многие реалии ассирийской истории, быта, ономастики этого времени. Вот образцы некоторых изречений из «Повести»: «Говори спокойно, не повышая голоса, ибо если бы дом можно было бы воздвигнуть при помощи крика, то осел ежедневно строил бы по два дома». «Не будь без меры сладок, чтобы тебя не проглотили, не будь без меры горек, чтобы тебя не выплюнули». До нашего времени дошла ранняя арамейская версия этого произведения, найденная в начале XX в. Э. Рубензоном в Элефантине и датируемая V веком до н.э. Это произведение снискало такую популярность, [131] что его неоднократно переписывали и переделывали: имеются средневековые сирийские, арабские, армянские, греческие, древнерусские версии, усматривается сходство некоторых изречений Ахикара с афоризмами Эзопа и Демокрита.

«Повесть о премудром Ахикаре» является выдающимся памятником мировоззрения и литературного творчества древних ассирийцев. Она изучается уже более 250 лет, ей посвящены труды А. Олмстэда, В. фон Зодена, Дж. Гринфилда, Л. Роста, А.Д. Григорьева, Н.В. Пигулевской и др. И.С. Клочкову в статье «Повесть об Ахикаре»: историчность литературного героя» удалось показать, что прообразом Ахикара был ниппурский ученый Аба-Энлиль-Дари, живший при Асархаддоне.

Многие литературные произведения Месопотамии, сохранившиеся от разных народов, дошли до нашего времени только потому, что именно в Ассирии были созданы как огромные царские библиотеки (в Ниневии, Кальху), храмовые (в Ашшуре), так и маленькие, совершенно безвестные (открытая английскими и турецкими археологами в 1951 г. при раскопках Султан-тепе библиотека жреца Курди-Нергала, жившего в VIII—VII вв. до н.э.; библиотечки при писцовых школах).

В ассирийских библиотеках сохранились произведения самых разных жанров. Образцом в этом смысле является самая известная — библиотека Ашшурбанапала в Ниневии. В ней содержалось около 30000 глиняных табличек, помеченных царской печатью, размещенных на полках или в глиняных ларях. В библиотеке хранилась вся государственная переписка, много юридических и административно-хозяйственных документов, учебная, филологическая литература (словари, грамматики, пособия для писцов), религиозно-магические, ритуальные и гадательные тексты, гимны в честь богов и запросы к оракулам, научная литература (географические, природоведческие, астрономические, математические, Медицинские тексты), выдающиеся литературные произведения, которые служат неоценимыми «сочниками при изучении истории и культуры как Ассирии, так и Месопотамии в целом. Для того чтобы можно было разобраться во всем многообразии хранящейся в библиотеке литературы, создавались этикетки по разделам, каталоги; а несколько таблиц, на которых был запечатлен текст произведения, повторяли его название и порядковый номер таблицы. Чиновникам своим на места ассирийские цари рассылали приказы о собирании и [132] доставке в Ниневию оригиналов или копий недостающих в библиотеке сочинений. Любопытными были и наставления читателям, своего рода «библиотечные правила»: «Того, кто посмеет унести эти таблицы… пускай покарают своим гневом Ашшур и Бэлит, а имя его и его наследников пусть будет предано забвению в этой стране» (царские); «Табличку мою не уноси, библиотеку не растаскивай,— это мерзость для Эа, царя Апсу» (частные).

§ 3. Источники по истории Ассирии из других стран Древнего Востока

Ассирия, располагавшаяся в центре ближневосточного мира и в течение трех столетий I тысячелетия до н.э. бывшая гегемоном всего ближневосточного мира, естественно, постоянно упоминалась во многих документах из других древневосточных стран.

В разделе, посвященном дипломатическим документам, уже упоминалось о письмах и других документах ассирийских царей из архивов Эблы, Мари, Телль-Амарны и Богазкёя. Несомненно, важным источником по истории Ассирии являются письма и надписи египетских, хеттских, вавилонских и митаннийских царей: и те, где Ассирия является действующим лицом, и те, без которых нельзя правильно понять роль Ассирии в международных отношениях того времени. Определенным источником могут служить даже документы, в которых Ассирия вообще не упомянута. В этом отношении наиболее показателен договор египетского фараона Рамсеса II с хеттским царем Хаттусили III. Всеми статьями он направлен против какой-то третьей стороны, одинаково опасной и Египту, и хеттам. И хотя Ассирия не упоминается, международные события того времени (первое возвышение Ассирии в XIV—XI вв. до н.э., победоносные походы Салманасара I, Адад-нерари I и Тукульти-Нинурты I) свидетельствуют, что только она могла быть опасным соперником как египтян, так и хеттов, что и толкнуло их к примирению и объединению сил перед лицом этой реальной опасности.

Из числа крупных чужеземных источников по истории Ассирии следует назвать ветхозаветные произведения Библии. Ценный и обширный материал содержат IV Книга Царств, II Книга Хроник, из которых можно почерпнуть материал о военных походах ассирийских царей, главным образом Тиглатпаласара III, Салманасара V и Синаххериба в район восточносредиземноморского [133] побережья, и в частности в Палестину. Ассирия постоянно фигурирует как фактор внешней угрозы в книгах пророков VIII—VII вв. до н.э. Интересный, хотя и легендарный материал содержит книга Ионы бен-Амиттая, рассказывающая о его опасной миссии в Ниневию, чтобы предсказать ей гибель за все «злодеяния». По всей вероятности, события, описанные в этой книге, следует связать с первой половиной VIII в. до н.э., периодом временного упадка Ассирии, когда ей действительно угрожали многие опасности, против которых ей удалось выстоять, что вполне согласуется с несбывшимся пророчеством Ионы.

Особенно показательна книга пророка Наума, жившего в период между 663—612 гг. до н.э. и бывшего современником упадка и, видимо, гибели Ассирийской державы и ее столицы Ниневии. Речь Наума настолько реалистично описывает падение Ниневии, что на ее основе ученые реконструируют весь ход осады и штурма «логовища львов», «города крови». Согласно средневековым легендам, даже могилы Наума и Ионы находятся на территории Ассирии, хотя археологически это не подтверждается.

Непосредственными свидетелями гибели Ассирии были пророки Софония и Аввакум, жившие во второй половине VII в. до н.э. и ярко описавшие это событие, снабдив его обширными историческими и философскими сентенциями. Определенное значение имеют книги пророков Иеремии и Иезекииля (VII—VI вв. до н.э.), которые смогли уже и осмыслить мировую роль Ассирийской державы, и историю ее устранения с мировой арены.

Богата материалом по истории международных отношений и месте в них Ассирии книга пророка Исайи, которая, однако, представляет и хронологически, и композиционно сложное, написанное не одним автором и в разные периоды (от VIII до VI в. до н.э.) произведение. Воспоминания об ассирийском господстве сохранились также в поздних новеллистических произведениях (II в. до н.э.) — «Книге Юдифи» и «Книге Товита», которые не были включены в канонический вариант Ветхого Завета и как апокрифические сочинения дошли до нас только в греческом переводе.

Рассматривая Библию как исторический источник, необходимо учитывать политическую и идеологическую тенденциозность этого собрания религиозно-историко-литературных произведений.

Исключительно важны для истории Ассирии вавилонские источники. Письма касситских царей Вавилонии и [134] «Синхронистическая история» дают достоверный материал по истории Ассирии с точки зрения дипломатии. Следует также использовать вавилонские хроники, особенно «Вавилонскую хронику В», где дается краткая, но правдоподобная картина событий ассирийской истории I тысячелетия до н.э.

Очень важна для последних лет истории Ассирии вавилонская «Хроника о падении Ниневии», где буквально по годам, месяцам и дням зафиксирована вавилоно-мидийская война, приведшая к крушению Ассирии.

Помимо хроник определенное значение имеют надписи вавилонских царей позднего периода. Это надписи Шамашшумукина (в основном посвятительные и строительные) и его письма к брату Ашшурбанапалу, надписи Набупаласара (626—605 гг. до н.э.) и Навуходоносора II (605—562 гг. до н.э.) — победителей Ассирии, которые описывают, хотя кратко, не только свои победы над Ассирией, но и строительную деятельность по восстановлению Вавилона, неоднократно жестоко разрушавшегося ассирийцами. Любопытна и показательна находка во дворце Навуходоносора II среди хранившихся там раритетов надписи на камне Адад-нерари II (X в. до н.э.) с пропиленной в середине бороздой, которая должна была символизировать уничтожение этой надписи, взятой в качестве трофея. Полны сведениями об Ассирии, особенно о строительной деятельности Ашшурбанапала, о генеалогии ассирийских и вавилонских царей и хронологии их правления, надписи вавилонского царя-«ученого» Набонида (например, из Харрана). Он сообщает также и о борьбе Вавилонии в союзе с Мидией против Ассирии.

Несомненно важен для истории Ассирии труд Беросса, вавилонского жреца бога Мардука (IV—III вв. до н.э.). Это «Вавилонская и халдейская история», написанная на греческом языке, с использованием храмовых архивов и подлинных документов, а также мифов и легенд. Среди уцелевших фрагментов этого труда интересны сведения об ассирийских царях Тиглатпаласаре III и Синаххерибе и о мятеже Шамашшумукина.

Важны деловые и частноправовые документы Вавилонии, датируемые временем, когда она находилась под ассирийским господством.

Сохранились публицистические произведения, например вавилонское политическое сочинение VIII—VII вв. до н.э. из библиотеки Ашшурбанапала, перечисляющее и защищающее привилегии этого священного города. [135]

Сведения об Ассирии из Египта очень скудны, несмотря на то что ассирийцы более 15 лет властвовали в этой стране. Это некоторые предельно краткие упоминания об Ассирии в надписях Тахарки, это «стела сна» с надписью Танутамона о походе на египетских правителей — вассалов Ассирии, это сведения из поздней демотической хроники жреца Петеисе III об уплате дани ассирийцам египетскими храмами, это находка в Фивах клада VII в. до н.э., содержащего шлем, бронзовые чаши и инструменты оружейника ассирийского типа.

Полезными источниками являются надписи и летописи урартских царей VIII—VII вв. до н.э. В некоторых надписях, например Сардури II, говорится о победах урартов над ассирийцами. Предметы урартского вооружения и произведения искусства несут на себе следы ассирийского влияния. На территории урартских крепостей Тейшебаини, Эребуни находят ассирийские печати, сосуды, бусы, что свидетельствует о различных формах контактов между этими странами.

Памятники с территории Сирии и Финикии, дающие сведения об Ассирии, очень скудны. Это, например, сообщение Тирских летописей о войне Салманасара V против Тира. Фрагменты летописей дошли до нас в передаче Менандра, жившего во II в. до н.э., а отрывки из произведений самого Менандра сохранились у Иосифа Флавия. Известны надписи правителей Самаля (Панаммувы, Киламувы, Бар Ракиба), полные самоуничижения перед Ассирией. Раскопки Каркемиша, особенно так называемого «дома Д», где Л. Вулли обнаружены египетские и греческие вещи, датируемые концом VII в. до н.э., и сам дом со следами разрушения 605 г. до н.э. дают некоторые сведения о помощи Египта и находившихся у него на службе греческих наемников гибнущей Ассирии.

Следы разрушений, причиненных ассирийскими походами, находят при раскопках эламских городов (Сузы, Дур-Унташ и др.) и цитаделей. Эламские рельефы (особенно скальные рельефы правителя Ханни) выполнены под ассирийским художественным влиянием.

Упоминания об Ассирии содержат наиболее крупные надписи персидского царя Дария I: Бехистунская, Накш-и-Рустамская надписи, надпись о сооружении царского дворца в Сузах, надписи на каменной статуе Дария I, найденной в Сузах в 1972 г. В них Ассирия и ее народ упоминаются как подвластные персидской империи. Ассирия фигурирует в качестве сатрапии Персидской державы. [136]

§ 4. Свидетельства античных и раннесредневековых авторов как источник по истории Ассирии

Память об истории и культуре Древней Ассирии сохранилась в трудах античных и раннесредневековых авторов. Однако эти сведения очень отрывочны, разрозненны, базируются в основном на легендарных материалах, зачастую мало достоверны, а иногда просто ошибочны. Поступали они в распоряжение античных авторов в основном от их соотечественников — путешественников, торговцев, наемников и колонистов, побывавших на Ближнем Востоке или надолго там обосновавшихся.

Возможно, первые сведения об Ассирии встречаются у поэта VII в. до н.э. беотийца Гесиода.

Значительно большее число сведений, в особенности о природе и географических условиях страны, встречается у греческого историка Геродота (V в. до н.э.), который сам совершил путешествие по долине Тигра и Евфрата. Его сведения об истории Ассирии, однако, очень скудны. В качестве правителей Ассирии, чьи деяния он описывает, фигурируют Нин, Семирамида и Сарданапал — образы в основном фольклорные. Упоминается лишь один действительно реальный царь Синаххериб, но и тот в рамке полулегендарного повествования.

Младший современник Геродота, много лет проведший в Персии, Ктесий Книдский оставил труд «Персидская история», в котором значительное место было уделено и истории Ассирии, в особенности последнему периоду существования Ассирийской державы, и очень ярко и подробно описана история крушения и самого государства, и его знаменитой столицы Ниневии. Однако вся «История» базировалась исключительно на легендарной традиции, изобиловала фактическими ошибками и нередко извращением событий. «Персидская история» сохранилась лишь фрагментарно и дошла до нас в пересказах Диодора, частично Афинея и других греческих авторов.

В качестве наемника персидской армии побывал в Месопотамии грек Ксенофонт (V—IV вв. до н.э.), впоследствии оставивший такие сочинения, как «Киропедия» и «Анабасис», в которых встречаются описания Двуречья, народов и обычаев этой области, а также некоторые сведения о ее историческом прошлом. Ксенофонт рисует и картину гибели Ассирии, борьбы с ней покоренных народов. Но картина эта очень недостоверна, хотя бы потому, что Ассирию он путает с Вавилонией, смещает события во [137] времени, приписывает успех борьбы с Ассирией персам, не упоминает знаменитых ассирийских городов и т.д.

Богатейшим источником сведений об Ассирии, главным образом географических, является «География» Страбона (I в. до н.э. — I в. н.э.), где специально Месопотамии посвящена XVI книга.

Имеет некоторое значение труд Иосифа Флавия «Иудейские древности» (I в. н.э.), в котором освещаются взаимоотношения Ассирии с государствами Палестины, дается яркая картина раздела «ассирийского наследства» между Вавилонией и Мидией и столкновения их интересов с Египтом, при этом автор использует фрагменты «Вавилонской и халдейской истории» Беросса. Однако необходимо иметь в виду, что труд Иосифа Флавия исходит из библейской концепции мировой истории и насквозь проникнут религиозной идеологией.

Ряд сведений по истории Ассирии содержится в труде римского историка I в. н.э. Помпея Трога. Он дает традиционную легендарную канву вавилонской и ассирийской истории как цепи событий, вращающихся вокруг легендарных царей и цариц (Нина, Ниния, Семирамиды, Сарданапала), но представляет интерес его объяснение причин завоевательной политики Ассирии, условий возникновения великих империй древности, способов управления завоеванными территориями и причин крушения могущества государственных образований такого рода.

Сведения по истории Ассирии можно почерпнуть из произведений греческих (Херила, Кратета, Фокилида и др.) и римских поэтов (Марк Анней Лукан и др.), а также писателей, например в папирусном отрывке античного романа об ассирийском царевиче Нине, в «Жизнеописании Аполлония Тианского» Флавия Филострата и др. Сохранились они и в философских произведениях Лукиана Самосатского (II в. н.э.), который, используя образы Семирамиды и Сарданапала и напоминая о судьбе ассирийской столицы Ниневии, обличал многие человеческие и общественные пороки — расточительство, скаредность, глупость, разврат и др. Отдельные воспоминания об Ассирии мелькают в трудах античных «искусствоведов»: Павсания, Каллистрата, Филостратов Старшего и Младшего.

Некоторые данные по истории Ассирии сохранились в восточных и западных раннесредневековых произведениях, например в «Сирийской легенде об Александре Македонском», в «Истории Карки де бет Селок», в трудах Григория Назианзина и Василия Кесарийского (IV в. н.э.), [138] Агафия Миринейского, Менандра Византийца и Феофилакта Симокатты (VI—VII вв.), Анны Комниной и Никифора Вриенния (XI—XII вв.), причем базировались эти данные в основном на Библии, античной традиции и восточных легендах, уходящих в глубь веков.

§ 1. Археологические источники (Соловьева С.С.)

Древнейшая история Малой Азии по тем данным, которыми располагает сейчас наука, начинается с X тысячелетия до н.э., с эпохи мезолита. Ее изучение вплоть до рубежа III—II тысячелетий до н.э. возможно лишь на базе [145] одного типа источников: памятников материальной культуры, открытых в результате археологических раскопок.

Древнейшими памятниками являются места обитания людей на юге Анатолии — это пещеры Окюзлю, Белдиби и др., покрытые росписями первобытных художников. Там же обнаружены кремневые вкладыши жатвенных ножей, что свидетельствует об использовании мезолитическими охотниками дикорастущих злаков.

О зарождении земледелия и скотоводства и переходе древних насельников Малой Азии к оседлой жизни свидетельствует такой памятник, как поселение Чейюню-Тепеси, открытое американскими и турецкими археологами (Г. Брейдвуд, Г. Чамбел и др.) на северо-востоке Малой Азии и датируемое 7250—6750 годами до н.э.

Гораздо больше памятников материальной культуры Малой Азии дошло от эпохи неолита. Это поселения Чатал-Гуюк, Хаджилар, Суберде, Кан-Хасан и др. Особенно важные и показательные результаты дали раскопки Чатал-Гуюка, производившиеся английской археологической экспедицией под руководством Дж. Мелларта в 60-х годах XX в.

Чатал-Гуюк — «Двойной холм» — расположен в долине реки Конья, в районе потухших вулканов Гасандаг и Караджидаг. Двенадцать археологических слоев 19-метровой высоты скрывали остатки неолитического поселения, время существования которого методом радиоуглеродного анализа определено 6500—5700 годами до н.э. Чатал-Гуюк был крупным поселением, занимавшим площадь в 13 га и являвшимся, видимо, центром целого ряда меньших поселений такого же типа (площадь 1–1,5 га), которых сейчас насчитывается 22.

Находки в Чатал-Гуюке показывают уже достаточное развитие производящих форм хозяйства: земледелия (разводили пшеницу, полбу, ячмень, горох, чечевицу, виноград — до 22 видов растений и даже цветы), скотоводства (крупный и мелкий рогатый скот), ремесла («кремневая индустрия» — орудия из камня, обсидиана, находимого близ потухших вулканов, из нефрита, кости; ткачество из шерсти, изготовление ковров, войлока, вязка и т.д.). Но и охота на оленей, онагров, леопардов, диких быков, кабанов оставалась для жителей немаловажным промыслом, о чем свидетельствуют находки их изображений и костей.

Находки жилых и хозяйственных построек дают материал об их архитектуре, использовании при строительстве сырцового кирпича с примесью ила и тростника, деревянных [146] несущих конструкций, а также камня. Интересно, что стены домов плотно примыкали друг к другу, не имели окон и образовывали снаружи глухую как бы оборонительную стену.

Чатал-Гуюк дал и находки культовых сооружений, причем в большом количестве. На каждые 3-4 дома приходилось святилище, которых насчитывается примерно 48. Изнутри они украшены росписями, дающими прекрасное представление об искусстве того времени: преобладают динамичные охотничьи и магические сцены, орнаментика в виде отпечатков рук красного и черного цвета, расположенных сверху и снизу росписи. По тематике изображений святилища были названы археологами: «храм охоты», «храм предков», «храм богини плодородия» и др. Уникальное изображение — это план селения Чатал-Гуюк, самый древний в мире план. Обнаружены настенные рельефы, изображающие людей и животных, и статуэтки из различных пород камня, мела, глины, носившие культовый характер. Чаще всего встречаются изображения быков, медведей и леопардов, а также мужского божества — покровителя охоты и скотоводства. Имеются и изображения женщины-богини в виде роженицы, возле которой находятся два леопарда — прообраз Великой Матери, богини плодородия, земледелия. Это богатый материал по ранней религии. Исключительно важное значение имеют найденные в Чатал-Гуюке изделия из металла: проколки, пронизки, шильца, бусы из меди и свинца. Найдены медные шлаки, остатки печей для обжига, что свидетельствует о выплавке металла, а не о простом использовании самородной меди. Видимо, в Малой Азии раньше, чем где-либо на Ближнем Востоке, стали использовать металл.

Раскопки ряда поселений свидетельствуют, что в конце эпохи неолита они обзаводятся оборонительными сооружениями, несут на себе следы разрушений, пожаров, некоторые из них были покинуты жителями по неизвестной причине. Встречаются останки погибших жителей. Невозможно, однако, установить, кто были эти жители Малой Азии эпохи неолита по языку и этнической принадлежности.

Раскопки энеолитических поселений V—IV тысячелетий до н.э. (выделяются три археологические культуры этого времени: Мерсин, Хаджилар, Бейчесултан) свидетельствуют, с одной стороны, об известном прогрессе в развитии производительных сил. Идет, например, процесс сокращения каменных орудий и увеличения числа металлических изделий (в Мерсине обнаружены медные топоры и тесла, [147] в Бейчесултане — клад медных предметов и серебряное кольцо), достигает высокого уровня производство керамики. Но с другой стороны, поселения этого времени малы по масштабам (от 0,5 до 5 га); археологические культуры Малой Азии этого периода испытывают влияние более передовых, обогнавших их в своем развитии центров Месопотамии (Телль-Халаф, Эль-Убейд).

III тысячелетие до н.э. — эпоха ранней бронзы в Малой Азии представлена примерно десятью археологическими культурами (Троя I–V, Бейчесултан, Алишар и др.), что свидетельствует об отсутствии единой, «генеральной» линии в развитии Малой Азии в этот период, об известной географической, этнической и культурной разобщенности.

Раскопки этих памятников показали усиление тенденции к сооружению укрепленных центров, что свидетельствует об учащении межплеменных войн. Особенно показательно в этом плане городище Бейчесултан на юго-западе Малой Азии, площадь которого достигала 24 га и которое было обнесено каменной стеной 5-метровой толщины. Значительно укрепленными поселениями были Алишар и Кюль-тепе на востоке полуострова. Троя II была окружена оборонительными стенами толщиной от 5 до 10 м и высотой до 8,5 м, сложенными снизу из крупных камней, вверху — из кирпичей, имела 4 сторожевые башни и двое ворот. Найдены остатки крупных светских и культовых сооружений: дворец правителя в Трое, святилища в Бейчесултане, Алишаре, Кюль-тепе.

Наряду с поселениями обнаружены некрополи (Дорак на западе, Алача-Гуюк на востоке, Махматлар и Хороз-тепе — на северо-востоке Малой Азии и др.). Находки различных изделий в поселениях и погребениях позволяют отметить развитие ремесленных производств, особенно металлургического, а внутри него — оружейного (производство боевых топоров, копий, кинжалов, шлемов и пр.) и ювелирного (например, так называемый «клад Приама», открытый в городской стене Трои и состоявший из 9000 драгоценных предметов и украшений).

Обращает на себя внимание богатый ассортимент обрабатываемых металлов (медь, бронза, олово, свинец, драгоценные металлы, метеоритное железо) и многообразие методов его обработки. Любопытна находка в «кладе Приама» 6 слитков серебра в форме ножей одинакового веса. Некоторые исследователи видят в них первые «троянские деньги». Прослеживается наличие привозного сырья и изделий (янтарь, лазурит, киликийская керамика в Трое, [148] египетская шкатулка в Дораке), что свидетельствует о развитии внешних контактов малоазийских центров с другими, даже весьма отдаленными древневосточными центрами.

Наличие насыщенных сокровищами кладов, прослеживающихся в захоронениях Дорака, Алача-Гуюка, пышный погребальный ритуал и исключительно богатый заупокойный инвентарь свидетельствуют о развитии социальной дифференциации, о явно и бурно идущем процессе разложения родового строя и возникновении классового общества и государства в Малой Азии.

Многие поселения конца III тысячелетия до н.э. несут на себе следы сожжения, разрушения и запустения. Такая судьба постигла, например, Трою, на месте которой до 1800 г. до н.э. существовали лишь небольшие поселки; другие, как, например, Бейчесултан, Алишар, Кюль-тепе, даже усилились. Этот процесс был связан, видимо, с крупными этническими передвижениями и межплеменными, войнами.

Памятников письменности в этот период еще нет: древнейший — печать со знаками иероглифического характера, найдена в Бейчесултане в слоях начала II тысячелетия до н.э.

§ 2. Данные лингвистики (Вигасин А.А.)

Помимо археологических материалов важную роль в реконструкции древнейших периодов истории Малой Азии играет лингвистическое изучение позднейших письменных памятников. В хеттских текстах II тысячелетия до н.э. ясно различим хаттский (протохеттский) субстрат. В научной литературе хатты обычно рассматриваются как аборигенное население Малой Азии, жившее здесь до прихода хеттов. Трудно, однако, ответить на вопрос, насколько многочисленным был собственно хаттский этнос в различных областях Малой Азии. Во всяком случае обращает на себя внимание крайняя редкость хаттских имен, встречающихся в «каппадокийских табличках». Поселения хаттов располагались, по-видимому, главным образом на северо-востоке Малой Азии, поскольку именно здесь в позднейшие времена находились хаттские культовые центры (Аринна, Нерик, Ципланда). Можно отметить и то, что из анатолийских языков влияние хаттского сильнее всего сказывается в палайском (область Пала располагалась именно на северо-востоке Малой Азии). Устанавливаемое лингвистами родство хаттского с группой абхазо-адыгских языков также служит [149] подтверждением данной локализации. Полагают, что с хаттами можно соотнести культуру Алача-Гуюка конца III тысячелетия до н.э.

Воздействие хаттов на хеттскую культуру, и прежде всего на религию и литературу, было весьма значительным, особенно в древнехеттскую эпоху. С исторической точки зрения особенно важно то, что сильное хаттское влияние обнаруживается в сфере политической терминологии хеттов. Наименования царя и царицы, важнейших должностей и титулов оказываются по происхождению хаттскими. Хаттскими являются и основные официальные празднества и придворные ритуалы хеттов. Это заставляет предполагать, что государства в восточной части Малой Азии складывались в III тысячелетии до н.э. при политическом господстве хаттов (протохеттов), а соответствующие традиции и терминология были затем унаследованы хеттами, создавшими в начале II тысячелетия до н.э. свою державу.

Лингвистический анализ позволяет реконструировать и дописьменную историю самих хеттских народов. Хеттские тексты являются древнейшими письменными памятниками на индоевропейских языках, и в этом их огромное значение для индоевропеистики. Сравнительно-исторический анализ языков, входящих в индоевропейскую семью, дает возможность определить время распада языковой общности и выделения из нее самостоятельных языков. Для выяснения путей миграции существенное значение имеет изучение следов языковых контактов с неродственными языками (в данном случае семитскими, картвельскими и т.д.).

Решение проблем происхождения хеттов, путей и времени их появления в Малой Азии в огромной степени зависит от определения прародины индоевропейцев. Разные решения вопроса о прародине (Балканский полуостров, области к северу или к юго-востоку от Черного моря) приводят к совершенно различным точкам зрения о путях миграции хеттов (соответственно через Западную Малую Азию, через Кавказ или небольшое смещение на запад от первоначальной территории расселения). Анализ общеиндоевропейской лексики в хеттских текстах дает некоторое представление о характере занятий, социального строя и религии хеттов ко времени их отделения от других индоевропейцев. Основными источниками по проблемам индоевропеистики, естественно, являются лингвистические данные, однако современный уровень исследований требует привлечения археологических материалов. Языковым общностям не должны непременно соответствовать определенные археологические [150] культуры, но общее направление этнических миграций, как и характер экономики дописьменных обществ, может быть выяснено лишь в результате совместной работы археологов и лингвистов.

§ 3. Письменность как исторический источник (Вигасин А.А.)

Своеобразным источником исторических сведений может служить сама письменность. Хеттская (неситская) клинопись II тысячелетия до н.э. восходит в конечном счете к староаккадской. Хеттами она была приспособлена к передаче звуков своего языка. Например, знаки, отражающие в аккадском звук «ш», в хеттской клинописи использовались для передачи «с» и т.д. (отсюда, кстати, известная путаница в транскрипции хеттских имен в научной литературе). В хеттской клинописи используется огромное количество шумерских идеограмм, сопровождаемых иногда фонетической передачей окончаний соответствующих хеттских слов. Поэтому до сих пор неизвестно хеттское звучание многих наиболее употребительных слов (брат, раб, бык и др.), которые всегда писали идеограммами. С этим связана и важная источниковедческая проблема — насколько точно соответствует шумерский или аккадский термин (например, для раба), тому, что обозначалось им у хеттов. Чрезвычайно важен вопрос о путях и времени проникновения староаккадского письма в Малую Азию. Известно, что до образования Хеттской державы и появления наиболее ранних памятников хеттской клинописи на территории Малой Азии находились крупные торговые колонии, документация которых велась на староассирийском языке. Замечено, однако, что хеттская клинопись заимствована не от староассирийского варианта аккадского письма. Она обнаруживает значительно большее сходство с хурритской и с аккадской клинописью документов из Алалаха. Сопоставление этих систем письменности заставляет некоторых исследователей (Т.В. Гамкрелидзе, В.В.Иванов и др.) предполагать в качестве их общего источника письменность Северной Сирии конца III тысячелетия до н.э. Сравнительный анализ хеттской письменности во всяком случае позволяет делать выводы о характере культурных связей Малой Азии с областями Средиземноморья и Месопотамии в ту эпоху, от которой мы не имеем собственно хеттских письменных памятников. [151]

§ 4. Каниш и «каппадокийские таблички» (Вигасин А.А.)

Для восстановления истории Малой Азии в конце III — начале II тысячелетия до н.э. огромное значение имеет исследование Каниша (совр. Кюль-тепе — «холм пепла») в 20 км к северо-востоку от турецкого города Кайсери. Здесь в 1925 г. работала экспедиция Б. Грозного, а с 1948 г. проводят систематические раскопки турецкие археологи (Т. Эзгюч и др.). На территории Кюль-тепе вскрыты кварталы частных построек: небольшие склады, лавки, мастерские, жилые дома, возможно, помещение школы. Эту часть города занимали купцы и ремесленники. Административный центр Каниша был расположен на соседнем холме, где находилась укрепленная цитадель с дворцом правителя и храмом. Цитадель являлась также историческим центром города, его древнейшим городищем.

Едва ли не первое упоминание Каниша встречается в найденном недавно тексте договора между правителями Эблы и Ашшура конца III тысячелетия до н.э. Расцвет города относится, по принятой в настоящее время хронологии, к XIX—XVIII вв. до н.э., когда он стал крупнейшим международным торговым и ремесленным центром. Именно к этому времени относятся обширные частные архивы Каниша, содержащие преимущественно деловые документы торговцев (так называемые каппадокийские таблички). В настоящее время в научный оборот вошло несколько тысяч «каппадокийских табличек» и более 13 тыс., найденных турецкими археологами, еще не опубликовано. «Каппадокийские таблички» составлены на староассирийском диалекте аккадского языка, по содержанию они весьма разнообразны — счета, обязательства, распоряжения, расписки, соглашения о разделе имущества, письма и т.д. Документы рисуют структуру и деятельность «карума» — торговой общины Каниша. Сохранилось три фрагмента специального «Устава карума». В связи с тем что Каниш находился на пересечении важнейших торговых путей, в городе были целые кварталы, заселенные иноземными купцами, судя по именам — в основном ассирийцами и северо-сирийцами (амореи, хурриты). Упоминается значительное количество имен местных купцов, а также купцов из других областей Малой Азии (хетты из Хаттусы и т.д.). Иноземные купцы вели торговлю по договоренности и под контролем местного правителя, причем последний не только получал пошлину и рыночные сборы, но и отбирал лучшую часть товаров. Торговая община периодически проверяла состоятельность своих [152] сочленов, очевидно, определяя размер взноса каждого в общую казну «карума». Торговцы Каниша составляли сообщества на родственной основе, своего рода кланы, возглавлявшиеся «отцами». В «каппадокийских табличках» содержится значительный материал и об организации ремесел, в особенности связанных с обслуживанием царской резиденции.

Благодаря документам из Кюль-тепе можно составить представление о географии Малой Азии, в том числе и политической. Чрезвычайно интересно появление в ассирийских текстах индоевропейской (хеттской и лувийской) лексики, что позволяет делать выводы об этническом составе местного населения. Экономическая мощь «карума» Каниша, очевидно, способствовала тому, что столицей хеттов стала именно Неса (т.е. Каниш). Однако в новой социально-политической обстановке в Малой Азии, созданной образованием Хеттской державы, старые колонии, ведшие широкую посредническую торговлю, быстро приходят в упадок.

«Каппадокийские таблички» издавались и изучались многими учеными. Среди работ последних лет следует отметить труды П. Гарелли и Н.Б. Янковской.

До начала XX столетия о хеттах было известно лишь по скудным упоминаниям в египетских, ассирийских и урартских надписях, а также в Библии. Хеттская цивилизация была открыта благодаря раскопкам в Богазкёе под руководством Г. Винклера (1906—1912). В 1915 г. Б. Грозный дешифровал хеттские клинописные тексты и определил их язык как индоевропейский. В настоящее время опубликовано около 20 тыс. хеттских текстов (включая фрагменты отдельных документов).

§ 1. Исторические и политические тексты (Гиоргадзе Г.Г.)

В процессе работы над хеттскими клинописными документами учеными был выявлен целый ряд текстов, отражающих многовековую политическую историю хеттов, отдельные этапы ее развития от древнейшего периода истории до падения Хеттского государства. Эти тексты условно [163] можно разделить на несколько подвидов, из которых ниже будут рассмотрены царские анналы, государственные договоры с разными странами, дипломатическая корреспонденция и некоторые другие тексты интересующего нас содержания.

Царские анналы. Одним из ранних образцов этого жанра (летописей) можно считать так называемый «Текст Анитты», отражающий ранний период истории хеттов (приблизительно XVIII в. до н.э.). Именно в этом тексте появились первые указания на разделение царских деяний на отдельные годы. Хеттологи приходят к единому мнению о достоверности сведений, описанных в дошедшем до нас в сравнительно поздней версии тексте. Благодаря источниковедческому анализу стало возможным окончательно установить, что «Текст Анитты» был составлен не в эпоху Новохеттского царства (как это предполагалось некоторыми учеными), а гораздо раньше (его существование в период Древнехеттского царства не вызывает сомнений), возможно, в период правления самого Анитты, сумевшего создать первое крупное политическое объединение городов-государств Малой Азии под гегемонией неситских племен (с центром в Куссаре, а позднее в Несе-Канесе). Среди исследователей вызывает споры вопрос об языке, на котором был составлен первоначальный вариант текста. Не исключено, что он был составлен на аккадском языке, аккадской клинописью, так как хеттская клинопись появилась у хеттов, видимо, в самом начале Древнехеттского царства (в XVII в. до н.э.).

Явно в стиле царских анналов сделан найденный в 1957 г. клинописный текст в хеттской и аккадской версиях, составленный от имени правителя Древнехеттского государства Хаттусили I (XVII в. до н.э.) и рассказывающий в первом лице о военных деяниях этого царя в начале его царствования.

В этом документе привлекают внимание исследователей некоторые уникальные, не известные ранее данные по ряду вопросов истории хеттов XVII в. до н.э. Выяснилось, что великий царь-табарна Хаттусили I, правивший уже в Хаттусе (а не в Куссаре, как его предшественники), был сыном брата тавананны (супруги предыдущего царя). В тексте повествуется о разгроме Хаттусили I крупнейших северосирийских городов-государств Алалах и Варсува (Уршу; сравнение двух версий текста доказывает идентичность названий «Хурри» и «Ханигальбат», а также то, что Евфрат по-хеттски назывался Мала). Несмотря на то что [164] «Анналы Хаттусили» не раз были объектом исследований, интерпретация целого ряда данных текста и подготовка нового обстоятельного издания билингвы продолжаются.

Наиболее значительными из жанра царских летописей являются анналы Мурсили II (первая половина XIV в. до н.э.), в период правления которого анналистика в Малой Азии достигает высшей ступени своего развития. От имени Мурсили II были составлены и так называемые «Деяния Суппилулиумы I» (отца Мурсили II, правившего в Хатти в конце XV — начале XIV в. до н.э.), близко стоящие к жанру царских летописей.

Судя по дошедшим до нас фрагментам обширного исторического повествования, «Деяния Суппилулиумы» были изложены минимум на семи больших клинописных табличках. «Анналы Мурсили II» были составлены на хеттском языке в двух версиях, одна из которых названа учеными «Десятилетними анналами» (исходя из того что в них рассказано о военных операциях Мурсили первых десяти лет его царствования), а другая — «Пространными анналами», содержащими подробное описание событий почти всех тридцати лет правления Мурсили II. Отражая завоевательную внешнюю политику Новохеттского царства, эти письменные источники рассказывают нам о крупных военных походах хеттов в разные области Малой Азии и Северной Сирии, о покорении населения этих районов и о переселении его в Хатти огромными массами как «депортированного».

В Боказкёйском архиве сохранились анналы и других хеттских царей, например, «Анналы Тутхалии», «Анналы Арнуванды», а также фрагменты еще каких-то анналов. Принадлежность этих последних какому-либо из хеттских царей трудно установить (в научной литературе не решен вопрос и о том, какие Тутхалия и Арнуванда — правители Среднехеттского или Новохеттского царств — были авторами вышеназванных «анналов»). Все это подтверждает мнение, что жанр царских летописей непрерывно использовался хеттами. Возможно, этот жанр исторического повествования оказал определенное влияние на составление анналов позднеассирийских царей.

Государственные договоры. Из большого числа хеттских письменных источников, отражающих внешнеполитическую и дипломатическую деятельность хеттских царей, особо выделяются государственные договоры, заключенные хеттскими правителями с царями разных стран Ближнего Востока. [155]

Самый ранний государственный договор, сохранившийся в виде отдельных фрагментов, был составлен в эпоху Древнехеттского царства, а именно в период царствования Телепину (Телипину; ок. 1500 г. до н.э.), заключившего договор с царем Киццуватны (Киццувадны) — Испутахсу. Договор был составлен на двух языках — на аккадском и хеттском — и имел целью, по-видимому, урегулирование спорных вопросов, связанных с господством Хатти на юго-востоке Малой Азии. По всей вероятности, той же цели служили и договоры, заключенные между Цидантой и правителем Киццуватны Пилия, а также между каким-то царем Хатти и Паддатису, царем Киццуватны. Эти ранние договоры, составленные на аккадском и хеттском языках, оформлялись на паритетных началах, требовавших полного равенства прав сторон. Они еще не составлялись по определенному образцу, как это делалось в Новохеттском царстве. Лишь отдельные клаузулы ранних договоров были использованы позднее в трафаретной схеме договоров Новохеттского времени (например, клаузула о передаче беглецов).

Расширение завоевательной политики хеттов, начатое со времени царствования Суппилулиумы I, вызвало активизацию хеттов на юге и востоке Анатолии, в Северной Сирии и Северной Месопотамии. Суппилулиума урегулировал отношения с находившейся на востоке Малой Азии Хайасой, заключив договор на хеттском языке с ее правителем Хукканной и «людьми Хайасы». Мирно был решен вопрос Киццуватны, с царем которой — Сунассурой был заключен договор, открывший хеттам дорогу к подступам Северной Сирии (были составлены аккадская и хеттская версии договора). В результате кратковременного, но успешного военного похода в Митанни появился договор (также в двух версиях) между Суппилулиумой и Шаттивасой (Маттивазой, Куртивазой). Победа завоевательной политики в Северной Сирии дала возможность Суппилулиуме I заключить договоры с такими правителями северосирийских городов-государств как Никмаду из Угарита, Азиру из Амурру, Шарри-Кушух из Каркемиша, Тетте из Нухашше.

Видимо, в период правления Суппилулиумы I была создана определенная схема оформления документов интересующего нас содержания, которая усовершенствовалась в последующие периоды. А при Мурсили II образец составления этих документов принял вполне определенную форму (заметим, что не все договоры были составлены на [156] паритетных началах). Договор с зависимой страной начинался преамбулой от имени хеттского царя, составляющего договор, приводилась предыстория отношений между партнерами договора. Далее говорилось об основном назначении документа: правитель покоренной страны обязывался регулярно посылать хеттскому царю вспомогательные отряды вместе с боевыми колесницами, систематически платить дань, своевременно сообщать хеттам о внезапном появлении врага или о заговоре против Хатти, незамедлительно возвращать хеттскому царю беглецов из Хатти и т.д. Со своей стороны царь хеттов обязывался помогать зависимым правителям. В конце договоров приводились обращение к богам и их подробный перечень. Последние строки документа занимала формула проклятия.

Образцом договора на паритетных началах следует назвать договор между Хаттусили III и фараоном Рамсесом II, являющийся, как полагают, первым в истории дошедшим до нас мирным договором. Его аккадский вариант был обнаружен при раскопках в Богазкёе, а иероглифическая копия сохранилась на стенах Карнакского храма и в Рамессеуме в Фивах (согласно этому варианту, договор был написан также на серебряной табличке). В документ были внесены клаузулы о вечной дружбе и ненападении, о выполнении всех пунктов договора, о взаимопомощи против внешних и внутренних врагов, о выдаче беглецов и клятвы соблюдать договор.

До нас дошел целый ряд государственных договоров, в которых соблюдены основные принципы их составления, хотя в них имеются некоторые отклонения от принятой схемы. Имеются и договоры, не следующие принятому образцу, но имеющие отдельные клаузулы «стандартных» договоров. К числу таких документов относятся, например, договоры с каскейскими племенами, у которых «не было принято господство одного человека» (т.е. царя), договоры с «людьми Исмирики». Изменение общей схемы договоров было вызвано тем, что при их составлении хетты учитывали ряд обстоятельств, связанных с политической историей или общественной структурой стран своих партнеров.

Дипломатическая корреспонденция. Богазкёйский архив (также как и Телль-Амарнский) сохранил нам тексты, являвшиеся письмами хеттских правителей к царям разных стран Ближнего Востока. В свою очередь, эти последние вели переписку с царями Хатти. Указанные письма являются важным источником не только для изучения политической обстановки во многих странах Древнего Востока. [157] В них сохранились и данные относительно социально-экономической, этнической, религиозной истории хеттов, египтян, хурритов, вавилонян, ассирийцев и других народов. Особенно хорошо изучены хетто-египетские взаимоотношения (в частности, вопросы политического влияния обоих государств в Северной Сирии, брачных династических союзов и т. д.), о которых можно судить по письмам Суппилулиумы I фараону Египта Эхнатону, Рамсеса II царю Хаттусили III и его супруге Пудухепе. Сохранились и письма преемников Рамсеса II, адресованные также Хаттусили III и Пудухепе.

В ряде писем освещаются вопросы внешней политики хеттов в связи с Северной Сирией и Митанни. Осложнение политической обстановки на востоке Малой Азии и в Северной Месопотамии, вызванное возвышением Ассирии и Вавилонии, стало поводом двусторонней дипломатической переписки между хеттскими царями и правителями указанных месопотамских стран. Согласно письму вавилонского царя Кадашман-тургу царю Хаттусили III, вавилонский правитель надеялся на военную помощь хеттов в случае войны, а Хаттусили III спрашивал следующего царя Вавилонии — Кадашман-Эллиля, почему он медлил с отправкой в Хатти своего посла. С периода царствования Муваталли отношения с Ассирией были мирными, на что указывают письма Муваталли, отправленные к Адад-нерари I, Хаттусили III — к какому-то царю Ассирии, письмо Салманасара I, адресованное не известному нам хеттскому царю. Однако с периода царствования Тутхалии IV отношения с Ассирией осложняются. На письмо этого хеттского царя, поздравлявшего молодого Тукульти-Нинурту I со вступлением на престол, царь Ассирии «ответил» вторжением в заевфратские хеттские области, откуда он увел 28800 жителей страны Хатти.

Ситуация осложнилась и на западе Малой Азии, что было вызвано активизацией Аххиявы (возможно, Микенской Греции). О дипломатических связях хеттских царей периода Новохеттского царства с царями Аххиявы, а также с правителем западномалоазийской области Милавата, рассказывает нам ряд писем хеттских царей, адресованных правителям этих последних стран.

Другие тексты политического и исторического содержания. Кроме рассмотренных выше документов в Богазкёйском архиве имеется множество текстов, рассказывающих о разных сторонах политической истории хеттов. Они составлялись с начала Древнехеттского периода. [158]

Одним из таких текстов является так называемое «Завещание Хаттусили I», которое было составлено на двух языках — хеттском и аккадском. Правда, его текст был сильно поврежден, однако благодаря сличению этих версий, а также других текстов, по содержанию близко стоящих к «Завещанию», документ был образцово восстановлен Ф. Зоммером и А. Фалькенштейном в 1938 г. Усилиями этих ученых была проведена солидная источниковедческая работа, в результате которой ученые получили уникальный текст на древнехеттском языке. «Завещание» является обращением Хаттусили I к собранию воинов (pankus) и к главным сановникам, которые в указанную эпоху определенно ограничивали власть царя. Поводом для составления завещания явилась попытка изменения порядка наследования.

Как полагают, к «Завещанию Хаттусили I» по своему назначению близок так называемый «Указ Телепину», так как и этот последний является обращением царя к собранию воинов, определяющим новый порядок наследования царской власти (от отца к сыну), а также взаимоотношения царской власти и собрания. Текст дошел до нас в основном в хеттской версии, хотя сохранились и отдельные места его аккадского варианта. Исключительный интерес представляет вводная историческая часть документа, описывающая деятельность первых хеттских царей как образцовых правителей.

В Богазкёйском архиве найдено немало текстов и фрагментов исторических произведений, также относящихся к периоду Древнехеттского царства. Отдельные моменты истории хеттов указанной эпохи, в частности борьбы хеттов за Северную Сирию и против хурритов, отражены в одном фрагменте какого-то указа Хаттусили I, в разных фрагментах текстов, составленных от имени Мурсили I, в тексте об осаде города Уршу, во фрагментах, упоминающих предводителя войск Зукраши из Халапа, царей Ямхада — Яримлима и Хаммурапи, хурритов и т. д. Тут же следует назвать некоторые фрагменты политического и исторического характера, написанные также в интересующий нас период: так называемая «Дворцовая хроника» — сборник назидательных рассказов о придворных, совершивших разные проступки, часть хроники царя Аммуны, текст о походе Телепину в Лахху и многие другие.

Вышеупомянутые источники дают определенное представление о довольно высоком развитии в древнехеттскую эпоху жанра исторических и политических произведений. [159] Этот жанр еще более развился в период Новохеттского царства, когда были составлены ценные исторические источники, имеющие большое значение в истории человеческой культуры. Это так называемая «Автобиография Хаттусили III», являющаяся, как полагают, одной из первых автобиографий, известных в мировой литературе. В «Автобиографии» описывается жизнь хеттского государя, развивается представление о божественном происхождении царской власти (в отличие от древнехеттского периода), рассказывается о нововведении, заключавшемся в прославлении культа хурритской богини Иштар (Шавушки), «помогавшей» Хаттусили осуществить его замыслы в связи с захватом царского престола.

§ 2. Правовые документы (Гиоргадзе Г.Г.)

Изучению источников по хеттскому праву ученые уделяли и уделяют весьма существенное внимание. Это нашло свое отражение в многочисленных работах, посвященных публикации и исследованию документов правового характера. В них проведена и большая источниковедческая работа.

Хеттские законы. Уже в 1922 г. появилось первое издание хеттских законов, осуществленное Б. Грозным. В 1959 г. И. Фридрих подготовил фундаментальное издание этих текстов (в транслитерации, с переводом и комментариями), а в 1964 г. Ф. Импарати опубликовала сводное издание хеттских законов, включавшее в себя транслитерацию хеттского текста и итальянский перевод с комментариями с учетом всех известных к тому времени фрагментов законов. Г. Оттен и В. Соучек в 1966 г. опубликовали новые фрагменты хеттского судебника, с помощью которых уточняются неясные места отдельных статей хеттских законов, выявляются варианты того или иного параграфа. Все эти фрагменты следует учитывать при подготовке нового сводного издания хеттских законов.

Сборник хеттских законов делится на две части по начальным словам двух пространных таблиц: «Если человек…» и «Если виноградная лоза…». Исходя из лингвистических и процессуальных данных, составление этих двух частей сборника относится учеными к периоду Древнехеттского царства, когда проводилась реформаторская работа хеттских царей (Хаттусили, Мурсили). Сохранилась также часть более позднего варианта законов, относящаяся к эпохе Новохеттского царства. [160]

Первая таблица хеттских законов содержит данные о праве собственности и личных правах человека, она определяет положение «свободного человека» и «раба» («несвободного»), в ней дается система наказаний за убийство, телесное повреждение или за похищение человека, рассмотрены нормы семейного права, имеются сведения о государственных повинностях («саххан» и «луцци») и т.д.

Вторая таблица законов касается вопросов правовой защиты землепользования, системы наказаний за противогосударственные и противообщественные поступки, за воровство и нарушение договора и т.д. В этой же части законов даются нормы возмещения наемного труда, тарифы цен на разные товары и др.

Сравнение двух таблиц сборника законов указывает на постепенное развитие хеттской законодательной системы, начатой неким «отцом царя» (возможно, Хаттусили или Телепину). Если в первой таблице говорится о компенсации «головами» (людьми), для второй таблицы, а также для позднейшего варианта законов характерна их замена денежным возмещением. Кроме того, во многих статьях законов указываются древний обычай и пришедшая ему на смену поздняя юридическая норма.

Хеттские законы, носившие явно классовый характер, большое внимание уделяли защите собственности, в первую очередь государственной. За воровство или нанесение ущерба чьей-либо собственности были установлены многократное возмещение и штраф. Личность раба в случае его убийства или нанесения ему телесного повреждения была оценена вдвое меньше, чем личность свободного человека, т.е. хеттские законы учитывали социальное положение убитого.

Несмотря на значительную степень изученности данной группы источников, их источниковедческая критика разработана меньше, чем критика других видов источников, на что должно быть обращено внимание исследователей в будущем.

Судебные протоколы. Здесь имеется в виду та группа текстов, в которых даны записи показаний обвиняемых или свидетелей на суде. Эти документы изучены довольно слабо, так как очень трудна интерпретация отдельных мест текстов, а также целого ряда терминов судебного характера. Хетты называли этот вид источников просто «делом». В текстах лишь один раз назван объект обвинения, а относительно результата процесса или решения судебной инстанции в документах ничего не сохранилось. Высказано [161] предположение, что все интересующие нас «протоколы» касаются гражданского, а не уголовного процесса.

Ученые, специально работающие над «протоколами», обратили внимание на то, что все эти документы составлены в одном экземпляре, без дубликатов. Многоколонные глиняные таблицы в обычной форме составлялись, по-видимому, в канцелярии лишь после окончания того или иного судебного процесса. Что касается одноколонных табличек, имеющих продолговатый формат и мелкие знаки, то они, видимо, заполнялись в ходе судебного процесса.

В интересующих нас текстах не указывается, в какой инстанции занимались судебным следствием или выносили решение суда. В одном тексте рассматривается жалоба царицы, которая и ведет следствие. Возможно, она была судьей. У хеттов не существовало профессиональных судей в современном смысле, судейские функции выполняли царь, царица, а также, от случая к случаю, государственные служащие.

Все дошедшие до нас хеттские судебные протоколы составлены в период Новохеттского царства (полагают, что вышеупомянутая царица — Пудухепа, супруга Хаттусили III). Предполагая связь хеттского права с другими древневосточными правовыми системами, ряд ученых допускают возможность месопотамского влияния на судебную процедуру хеттов (В. Корошец, Э. фон Шулер, Р. Вернер).

Судебные протоколы не составлялись по какой-либо определенной схеме, по трафарету. Поэтому правовой характер этих документов можно определить лишь по их содержанию. На процессе рассматривались разные судебные дела, в основном дела о растрате или краже царского (государственного) добра. В некоторых текстах разбираются дела о взятках, а также о незаконном присвоении чужой собственности (в том числе депортированных людей). В одном случае рассмотрено дело о совершении какого-то недозволенного магического акта. Имеются и судебные протоколы, составленные по поводу выдачи фальшивого документа или выдачи (из дворца) разных вещей, скота без печати на документе и т.д.

Виновниками или свидетелями являлись, как правило, государственные служащие, в том числе и высокопоставленные лица. Во время судебного процесса выявлялись факты о злонамеренном использовании тем или иным чиновником занимаемой им должности, что рассматривалось как тяжкое преступление. [162]

Судебные протоколы содержат также сведения о социально-экономической жизни хеттов. Их дальнейшее изучение является важной задачей историков, включая историков права.

Царские указы. Отдельные царские распоряжения, имевшие правовой характер, издавались еще со времен Древнехеттского царства. Самым ранним таким указом можно считать «Завещание Хаттусили I», объявлявшее наследником престола своего приемного сына Мурсили (а тавананну — вне закона). Завещание Хаттусили было выполнено, однако вопрос о порядке престолонаследия оставался неразрешенным. Регулированию его был посвящен так называемый «Указ Телепину», определивший порядок наследования, согласно которому наследником становился только кто-либо из представителей царского рода (из царских сыновей, по старшинству). Из царских указов периода Новохеттского царства следует отметить указ Тутхалии IV.

Детально исследовав интересующие нас источники с точки зрения хеттского права, Э. фон Шулер пришел к выводу, что нормы царских указов, соприкасающиеся с хеттскими законами по содержанию и стилю, служили для объявления новых или для уточнения существующих законоположений.

§ 3. Документы социально-экономического содержания (Гиоргадзе Г.Г.)

Данные о социально-экономической истории сохранились в разнообразных текстах Богазкёйского архива.

Служебные «инструкции». Правители Новохеттского царства составляли специальные предписания для сановников и государственных служащих, регулировавшие обязанности и права последних.

Для высших царских служащих было составлено несколько предписаний, из которых особо выделяется «Инструкция» для «господина пограничной охраны». Согласно «инструкции», ему подчинялись все пограничные крепости с боевыми отрядами, а также разные царские учреждения (в том числе так называемые «дома царя» — «дворцы» и т.д.), находившиеся в управляемой им области. «Господин пограничной охраны» должен был заботиться о постоянной готовности обороны. Кроме того, он руководил всеми работами в царском хозяйстве, вплоть до выделения новым депортированным земельных участков. Он разбирал и судебные дела. В его обязанность входила и забота о содержании культа данной области (содержание в полной исправности [163] храмов и культового инвентаря, своевременное выполнение службы богам и т.д.).

Специальная «инструкция» обращена к «господам». «Господин» выполнял функции военного начальника, а также наместника царя определенной провинции. Одновременно он следил за выполнением разных предписаний по отношению к царю. Царя окружали «главные», для которых также составляли «инструкции»: они должны были обращать внимание на все, что происходило в стране, в особенности при царском дворе, а также у вельмож страны, и докладывать о всех злоумышлениях против царя.

Сохранились тексты предписаний для разных государственных служащих, в том числе для высших военных чинов, для городских управляющих, для жречества и служителей храма, «телохранителей» и т.д. Часть из них еще не обработана. Раскрытие особенностей источников, выявленных на основе лингвистического, правового и исторического анализа, позволяет ученым сделать ряд важных общих выводов относительно структуры государственного управления у хеттов.

«Иммунитетные грамоты». Под этим названием подразумеваются документы, составленные в период Новохеттского царства и касающиеся вопроса освобождения разных хозяйств («Домов»), переданных в качестве царского дара, от государственных обязательных работ и податей, а именно от натуральной и трудовой повинностей (т.е. согласно хеттской терминологии, от «саххана» и «луцци»). Эти хозяйства вместе с их рабочим персоналом принадлежали храмам, а также отдельным частным лицам.

Изучение хеттского материала относительно освобождения отдельных хозяйств и частных лиц от государственных повинностей показывает, что определенные привилегии в связи с выполнением государственных обязательных работ выдавались с периода Древнехеттского царства, когда началось развитие института податно-повинностного иммунитета в хеттском обществе. Люди или хозяйства, получившие эти привилегии, освобождались от разных работ и податей в пользу государства, что делалось только по решению центральной власти. Однако в период Древнехеттского царства выдача иммунитета, по-видимому, не оформлялась специальным документом.

Начиная же с последующей эпохи в связи с выдачей иммунитета в практику вошло составление документа, постепенно получившего определенную форму, со стандартной терминологией и фразеологией. Грамота имела «преамбулу» [164] с указанием имени составителя документа (царя или царицы), иногда с его полной генеалогией; в некоторых грамотах приводились мотивы составления текста, причины выдачи иммунитета. После этого следовала основная часть, где подробно перечислялись работы и подати, от которых освобождались хозяйства или отдельные лица. Эта часть имела вид трафаретной формулы, повторяющейся с незначительными изменениями почти во всех грамотах. Документ об иммунитете имел также заключительную часть, в которой запрещалось всякое игнорирование документа или изменение его содержания. В конце текста иногда появлялась формула проклятия с перечислением божеств хеттского пантеона.

Дарственные на землю. С «иммунитетными грамотами» тесно связаны царские дарственные на земельные участки, которые выдавались с эпохи Древнего царства отдельным государственным служащим за службу царю или отдельным государственным хозяйствам. В указанную эпоху именно такие земли, даваемые центральной властью в качестве «дара царя», получали податно-повинностный иммунитет (это отражено в § 47А хеттских законов). Однако в дальнейшем положение изменилось — земли этой категории больше не освобождались от выполнения государственных повинностей, если сам царь (или дворец) специально не выдавал документ об иммунитете. Именно о таких «иммунитетных» текстах шла речь выше. Что касается дарственных на землю, то в них нет речи об иммунитете.

Эти документы, которые обычно скреплялись царской печатью, имели целью, как это установил издавший в 1958 г. все дарственные на землю К. Римшнейдер, защитить право владения (или собственности?) над пожалованными царем землями.

Дарственные на землю составлялись по определенному образцу. Во вступительной части указывалось, что документ был составлен табарной — великим царем (имя не указывалось); далее перечислялось все, что было выдано в качестве «дара царя» (поля, сады, луга, разные постройки сельскохозяйственного назначения, рабочий персонал, скот и т.д.). После этого в документе специально подчеркивалось, что «великий царь» все перечисленное «взял» и тому или иному служащему «передал в дар». Вслед за этим приводилась клаузула о виндикации с формулой проклятия, указывалось место составления документа, приводились имена свидетелей и писца. [165]

Изучение дарственных на землю освещает вопросы, связанные с аграрной историей в хеттском обществе. В них засвидетельствованы социально-экономические, сельскохозяйственные, юридические термины, исследование которых так важно для определения социально-экономических отношений в Хатти. Согласно этим текстам, из нескольких индивидуальных хозяйств («домов») образовывались более или менее крупные хозяйства, принадлежащие одному определенному лицу (например, владение храмовой служительницы Куваталлы включало в себя 13 индивидуальных «домов»). Являясь объектами царского дара, каждый «дом» после дарения рассматривался как владение (или даже собственность?) отдельных лиц, имевших, очевидно, право свободного распоряжения ими. Непосредственные производители, сидевшие на дарственных землях, должны были самостоятельно вести хозяйство, держателями которого они являлись.

Отдельные вопросы, в частности связь дарственных текстов с «иммунитетными грамотами» и поземельными кадастрами, все еще недостаточно освещены в специальной литературе.

Поземельные кадастры. Для исследования аграрных отношений в Хеттском государстве немаловажную роль играет и данный вид источников. Дошедшие до нас тексты освещают некоторые стороны земельных отношений, существовавших, как полагают, в северной части Анатолии, по соседству с территорией, населенной каскейскими племенами. Следует предположить, что те же отношения развивались и в других частях Хеттского государства.

И эти документы составлялись по определенной схеме в следующей последовательности. В связи с каждым участком («полем») по отдельным параграфам были указаны категория земли, местоположение участка, количество семян, нужное для посева, имя владельца участка и размеры посевной площади.

Как явствует из текстов, интересующие нас земли являлись исключительно посевными полями, которые обрабатывались их держателями, людьми разных профессий (уцелели названия представителей только двух профессий — садовника и гончара), возможно, из числа депортированных, часть которых центральная власть сажала на земельные участки на условиях выполнения государственных повинностей.

Таким образом, все «поля», названные в поземельных текстах, были государственными землями. Поэтому можно [166] предположить, что рассматриваемые нами тексты были составлены с целью описи выданных государством земельных участков или же являлись простым перечнем полей, выданных центральной властью новым держателям из той же категории людей.

Наряду с интенсивным изучением рассмотренных видов источников проанализированы и другие хеттские тексты, которые нельзя игнорировать при разработке проблемы социально-экономической истории хеттского общества.

В первую очередь следует упомянуть тексты, содержащие сведения о депортированных людях — «намра». Особенно интересны тексты, рассказывающие о пожертвованиях царя или царицы «домов» с депортированными в пользу храмов. Как известно, такие «дома» (хозяйства) центральная власть передавала и отдельным государственным (царским) учреждениям или лицам. Из текстов становится ясно, что хозяйства с депортированными — это искусственно созданные государственной властью небольшие экономические коллективы, наделенные средствами производства. Их принуждали нести соответствующие повинности в пользу государства (царя, храмов). В результате этого все члены коллектива становились непосредственными сельскохозяйственными производителями, хотя некоторые из них были заняты и ремеслами (при распределении депортированных применялись система распределения по десяткам). Являясь искусственно созданными экономическими ячейками, эти «дома» распадались при первом же удобном случае, так как их члены спасались бегством за пределы царства Хатти.

Обращают внимание разные «списки», в которых перечислены государственные служащие — так называемые управляющие, дается перечень военных отрядов, регулярно посылаемых разными поселениями страны для пополнения хеттского войска; в некоторых «списках» названы только женщины — «певицы» — и люди, находившиеся в зависимости от различных царских служащих. Сохранились также «списки», в которых перечисляются одни мужчины с указанием их профессий, названы населенные пункты, где находились отдельные царские служащие.

Термины социально-экономического содержания засвидетельствованы в коневодческих текстах, написанных на хеттском языке уроженцем Митанни — хурритом Киккули, а также другими лицами. Крупнейшей работой по хеттскому коневодству, вышедшей в 1961 г., является монография А. Камменхубер «Hippologia Hethitica». Автором ее был исчерпан весь хеттский материал относительно [167] коневодства, дан критический анализ текстов, целого ряда терминов. В книге А. Камменхубер рассмотрены наиболее дискуссионные проблемы (появление лошади и колесницы в Передней Азии, их применение в военном деле и др.).

§ 4. Тексты религиозного содержания (Вигасин А.А.)

Основная масса сохранившихся хеттских клинописных текстов имеет религиозное содержание. В них дается описание обрядов, празднеств, торжественных шествий и т.д. Многочисленны записи сакральных формул, заклинаний и молитв. Встречаются литературные произведения — изложение мифов, плачи, песни. Документы религиозного содержания могут быть важным источником по социально-экономической истории. Так, например, можно выделить группу текстов, в которых подробно описываются божества, почитаемые в разных уголках страны хеттов. При этом перечисляется имущество, принадлежащее храмам этих божеств, — разнообразные предметы из золота, серебра, бронзы, меди, железа, дерева. Здесь же имеются сведения об организации культа и храмовом персонале.

Некоторые из памятников религиозной литературы содержат важную социальную терминологию. Об эволюции ряда политических институтов (собрание — панкус, например) приходится судить привлекая литературные и мифологические тексты о собраниях богов и т.д. В хеттских религиозных текстах описываются преимущественно официальные церемонии и празднества, в которых принимали активное участие придворные. Это дает возможность представить придворную иерархию, титулы и должности, сакральные функции царя и его окружения. Описания торжественных религиозных процессий, объездов царем своих владений с посещением храмов наиболее почитаемых божеств имеют большое значение для выяснения исторической географии Хеттского царства. Иногда в религиозных текстах встречаются и упоминания политических событий. Например, в молитвах Мурсили речь идет не только об эпидемии чумы, постигшей страну хеттов, но и рассказывается о войнах и усобицах предшествующего времени, которые, согласно оракулу, явились причиной появления гибельной болезни. Соответствующие отрывки молитв напоминают хеттские анналы, и в целом бывает трудно провести четкую грань между текстом религиозного содержания и «историческим повествованием». Анализ мировоззрения хеттов и образности их литературы необходим для правильной [168] интерпретации текстов, посвященных политической истории.

Тексты мифологического и ритуального содержания порою непосредственно отражают политические события (скажем, упоминания о борьбе хеттских богов с богами страны Каска должны рассматриваться как свидетельство военных столкновений хеттов с касками и т. д.). Описания обрядов строительства дворца, дома и т. п. содержат информацию о бытовой стороне жизни хеттов.

Первостепенным источником для истории культуры Малой Азии в древности является хеттская клинописная литература. Более того, ее значение не ограничивается только хеттологией. Хеттские мифологические и литературные тексты нередко имеют архаичный характер. Их метрика, стиль, сюжеты в известной степени сохраняют древнейшую индоевропейскую традицию.

§ 5. Остатки хаттского языка и литературы. Хурритское влияние (Вигасин А.А.)

Религиозная литература хеттов дает обширный материал и для выяснения взаимодействия различных культурных традиций на территории древней Малой Азии. Огромную роль в культурной истории хеттов, особенно в древнехеттский период, сыграла хаттская религия и мифология. Письменный материал о хаттах сравнительно невелик. В изложении ритуальных действий иногда встречаются обращения к богам хаттского происхождения на их языке. Несколько десятков таких фрагментов в текстах Богазкёйского архива — главный источник нашей информации о хаттском языке. Имеется также несколько билингв, например составленный около 1250 г. до н.э. список должностей, обозначенных на двух языках. Большинство текстов, написанных по-хаттски, составлено в новохеттский период, но есть основания считать, что некоторые из них относятся к древнехеттскому периоду. Затрудняет работу с ними не только их фрагментарность. Записаны они были переписчиками-хеттами в ту эпоху, когда хаттский язык являлся чисто культовым мертвым языком. Из-за механической переписки возникали многочисленные ошибки и переосмысления. Мало помогают и билингвы, поскольку почти все они невелики по объему и к тому же хеттский текст является лишь приблизительным пересказом хаттского. До сих пор хаттские тексты читаются плохо, и установлено значение лишь около 150 слов. Помимо кратких связных хаттских текстов известны лишь хаттские имена людей и [169] богов, а также топонимы. Отдельные слова в хеттском языке могут иметь хаттское происхождение. С точки зрения историка особенно важно, что хаттским считается слово, обозначающее железо.

Даже на таком ограниченном материале удается сделать существенные выводы о роли хаттов в ранней хеттской истории. С хаттами связаны особо почитаемые хеттские культы бога Бури и Солнечной богини города Аринны. Известный миф о Телепину также хаттского происхождения. Полагают, что значительная часть древнейшей хеттской литературы является переложением с хаттского.

Начиная со Среднехеттского царства и особенно в новохеттский период большое место в хеттской религии стали занимать элементы хурритского происхождения. Значительная часть хеттской религиозной литературы этого времени является переложением хурритской («Песнь об Улликумми», «Эпос о Кумарби»). От хурритов хетты заимствовали не только их собственные мифы и представления, но через их посредство воспринимали и богатую культурную традицию народов Месопотамии (так в Богазкёе были найдены, например, фрагменты хеттского и хурритского переводов «Эпоса о Гильгамеше»), Хурритское влияние особенно сильно сказывалось в юго-восточной части Малой Азии, в Лувии, приобретшей большое политическое и культурное значение в новохеттский период.

§ 6. Палайские и лувийские тексты (Вигасин А.А.)

Помимо клинописных текстов на хеттском-неситском языке, о которых до сих пор шла речь, в Богазкёйском архиве имеются документы и на других языках Малой Азии — на палайском и лувийском. Палайские тексты представлены небольшим количеством плохо сохранившихся фрагментов. Большая часть их может относиться к Древнему царству. В основном это магические заклинания и вставки в хеттских текстах, содержащие обращения к палайским богам. Более значительный отрывок содержит изложение «ритуала хлебов».

Лувийские клинописные тексты из Богазкёйского архива также ограничиваются преимущественно заклинаниями, входящими в изложение хеттских ритуалов. Отрывки лувийских мифологических текстов крайне фрагментарны. Важно отметить то, что в самом хеттском (неситском) языке начиная с XIV в. проявляется значительное влияние лувийского. Влияние это тем существеннее, чем ближе язык [170] памятника к разговорному. Писцы царской канцелярий в эпоху Нового царства, очевидно, нередко были уроженцами Киццуватны или других областей Лувии.

Клинопись не была единственной системой письма, принятой у хеттских народов. Едва ли не основным писчим материалом в Малой Азии служило дерево. Сами клинописные документы нередко упоминают «писцов по дереву», «дом писца на деревянных табличках» и т.д. Памятники письменности на дереве не сохранились, но можно предполагать, что на деревянных табличках знаки не вырезали, а писали краской чаще всего иероглифами. В деловой документации, очевидно, обе системы письменности употреблялись параллельно. Возможно, некоторые тексты, дошедшие до нас в клинописных копиях, первоначально были записаны иероглифами на менее прочном материале.

Сохранилось значительное количество иероглифических надписей хеттов. Так называемый язык хеттских иероглифов настолько близок лувийскому языку, что иногда его определяют как диалект лувийского. Вполне возможно, что иероглифика была даже наиболее распространенным видом письма в древней Малой Азии, а клинопись ограничивалась преимущественно царской канцелярией. Во всяком случае характерно, что почти все клинописные памятники хеттов обнаружены в царском архиве Богазкёя, в то время как иероглифические тексты найдены более чем в 70 местах на огромной территории — от Смирны на побережье Эгейского моря до Ашшура, Вавилона, Кипра.

Иероглифическое письмо в Малой Азии возникло, по-видимому, самостоятельно не позднее первой трети II тысячелетия до н.э. Среди древнейших памятников его можно назвать печать Хуцция, предшественника Телепину, и буллу с оттиском печати царя Киццуватны Испутахсу, которого считают современником Телепину (XVI в. до н.э.). Иероглифическое письмо оказалось и более жизнеспособным, чем хеттская клинопись. В то время как последняя, видимо, вышла из употребления после падения Хеттской державы, иероглифика продолжала широко применяться. Основная масса иероглифических памятников относится к X—VIII вв. до н.э. Они создавались в Юго-Восточной Анатолии и Северной Сирии, т.е. на территории поздних хеттских княжеств Каркемиш, Табал и др. Всего к настоящему времени известно более 300 надписей и фрагментов и более 750 печатей.

Выделяется ряд монументальных надписей, выполненных на скалах или каменных плитах. По содержанию это [171] обычно посвятительные или строительные тексты, иногда довольно пространные, с описаниями деятельности царей и молитвенными обращениями к богам, чаще краткие. Значительное количество таких надписей найдено в Каркемише. Весьма важны для дешифровки иероглифической письменности надписи из Кара-тепе, поскольку здесь рядом с иероглифическими текстами найдены совпадающие но содержанию финикийские. Следует упомянуть также монументальные надписи, сопровождающие изображения богов и богинь на горе Сипил и Язылыкая, а также надпись на каменном алтаре из Эмиргази. В иероглифических текстах, как и в целом в культуре лувийских областей, заметно сильное хурритское влияние.

Встречаются иероглифические надписи на бытовых предметах — керамике, изделиях из слоновой кости, бронзы и т.п. Большой интерес представляют найденные в Ашшуре коммерческие письма на тонких свинцовых полосках, свернутых в трубки.

Особую группу составляют печати и оттиски печатей с изображениями и иероглифическими надписями. Хеттско-лувийские печати обычно представляли собою круглый штемпель с ручкой, но иногда встречаются и круглые печати, сходные по типу с месопотамскими. Изготавливались печати из различного материала — камня, кости, металла. Они принадлежали царям, сановникам или частным лицам. Надписи нередко выполнялись двумя видами письменности — иероглифами и клинописью, встречаются и билингвы. Иероглифические надписи не так богаты содержанием, как клинописные тексты, но и они позволяют выяснить генеалогию и титулатуру царей и должностных лиц, помогают отождествлению топонимов и этнонимов, установлению пределов распространения государств и т.д.

§ 7. Археологические источники (Кошеленко Г.А.)

Археологические материалы освещают многие проблемы истории хеттского общества. Первые сведения о памятниках хеттского искусства стали известны в Европе еще в первой половине XIX в.; позднее значительную информацию давали путешественники, видевшие руины хеттских городов, рельефы и другие памятники на территории Малой Азии и Северной Сирии. Первые раскопки были произведены в крепости Зенджирли (Хамди-бей — 1884 г., К. Хуманн, Ф. Лушан, Г. Винклер — 1888 г.) на очень невысоком [172] методическом уровне, что, впрочем, было обычным на той стадии развития археологии. Тем не менее эти раскопки дали известный материал для понимания хеттской культуры на самом позднем этапе ее развития. Было открыто значительное число рельефов, украшавших цоколи зданий (дворцов и храмов), впервые были обнаружены здания типа «хилани» (прямоугольные в плане, с портиком перед фасадом), очень напоминавшие греческие мегароны, исследованы особенности хеттской фортификации.

В начале XX в. одновременно начались раскопки Каркемиша и Богазкёя. Раскопками Каркемиша руководил археолог Д. Хогарт. Анализ материалов, полученных при раскопках Каркемиша, показал, что город был чрезвычайно важным центром Хеттского царства. В период его величия здесь располагалась резиденция наместника хеттского царя, управлявшего зависимыми от хеттов территориями в Северной Сирии. После гибели Хеттской державы Каркемиш (подобно Зенджирли) являлся одним из мелких владений-осколков великой Хеттской державы.

Настоящей сенсацией стали результаты раскопок Г. Винклера в Богазкёе (как выяснилось, столице Хеттского царства Хаттусе), где был обнаружен огромный государственный архив. Однако, к сожалению, раскопки в Богазкёе велись без соблюдения каких-либо методических принципов. Г. Винклер и помогавший ему Макриди-бей не были археологами, они не понимали необходимости фиксации открытых памятников, их интересовали только находимые при раскопках глиняные таблички с текстами. В результате этого не было сделано никаких стратиграфических наблюдений, а многие сооружения были разрушены. Находимая керамика просто выбрасывалась.

В дальнейшем археологические работы проводились уже на научном уровне. Необходимо отметить раскопки американской экспедиции в Тарсе, когда впервые смогли выявить стратиграфическую шкалу напластований и стали изучать массовый археологический материал, в частности керамику; К. Биттеля в Богазкёе (1931—1939), где также была изучена стратиграфия, выявлен общий план города и история ряда сооружений и укреплений; Г. Боссерта в Кара-тепе. В настоящее время изучены остатки ряда хеттских городов и крепостей, святилищ, некоторые некрополи и т.д. Археологические материалы дают представление о величине и эволюции городов, их планировке, системе фортификации, архитектуре дворцовых, храмовых и жилых построек, вооружении и оборонительном доспехе хеттов, их [173] искусстве (иконография, эволюция, стиль), религиозных представлениях и т.д.

Данные археологии прежде всего позволяют представить самые общие черты развития хеттской цивилизации. Выявленная сейчас последовательность археологических слоев (в Богазкёе их, например, шесть) показывает изменения в материальной культуре общества от III тысячелетия до н.э. до конца существования хеттской государственности. Кроме того, археологические наблюдения показывают, что когда столица Хаттуса уже лежала в руинах и вся центральная часть государства была разгромлена врагами, периферийные хеттские города Северной Сирии продолжали существовать еще примерно на протяжении пяти столетий. В ходе раскопок Богазкёя выявилась и картина гибели города, захваченного и сожженного врагами, причем по степени прокаленности многих архитектурных остатков было определено, что пожар здесь бушевал много дней.

Наиболее наглядные представления о характере и общей эволюции хеттского города дает Богазкёй. Первоначально была заселена только вершина скалы. Значительное расширение территории города приходится на время царствования Суппилулиумы. На скале отныне располагались цитадель, а собственно город раскинулся на равнине и был окружен новой оборонительной стеной. Общая протяженность стен достигла 6 км. Город делился на несколько частей внутренними стенами. Этот прием засвидетельствован и в ряде других хеттских городов, в частности в Зенджирли.

О мощи государства, а также о постоянно существовавшей военной опасности свидетельствуют грандиозные укрепления хеттских городов, в первую очередь Богазкёя. Город был окружен валом из утрамбованной земли, местами вал был усилен каменной кладкой. Поверху располагалась двойная стена, выложенная из огромных камней в технике так называемой «циклопической кладки». На этом каменном основании покоилась кирпичная кладка (ныне исчезнувшая). Местами перед основной находилась невысокая передовая стена — протейхизма. Стены были усилены башнями, располагавшимися на небольшом расстоянии одна от другой. Особое внимание уделялось защите ворот, целям обороны служил и подземный ход, ведший из цитадели за пределы города. Хеттское оборонительное зодчество было самым передовым в древнем мире середины и второй половины II тысячелетия до н.э. На высоком уровне находилась и строительная техника. В частности, возможно, [174] у хеттов появилась техника «циклопической кладки», прежде здесь совершенно неизвестная. Ширина улиц в Богазкёе достигала восьми метров.

Археологические материалы подтверждают (известное уже на основании письменных источников) положение о значительной роли храмов в жизни хеттского общества. При раскопках Богазкёя, например, было обнаружено пять храмов. Важнейший из них занимал огромную территорию (160*35 м). Очень показательна и его планировка. Здесь имелось два основных собственно культовых помещения. Одно предназначалось богу грозы Хатти, другое — Солнечной богине города Аринны, что свидетельствует, по мнению исследователей, о равно высоком положении их в хеттском пантеоне. Еще более важно другое наблюдение: помимо помещений, предназначенных для совершения религиозных церемоний, в состав храмового комплекса входило и большое число значительных по размерам хозяйственных и складских помещений, что подтверждает вывод о том, что храмы были и крупными хозяйственными комплексами.

Помимо храмов, расположенных в городах, известны хеттские святилища и другого рода. Так, в частности, в местности, называемой Гавуркалеси, исследовался культовый центр, связанный с погребением одного из хеттских царей. Очень показательным является совпадение описываемого в текстах ритуала погребения с археологическими данными: кости умершего помещаются в каменное подземное сооружение. Здесь же располагался скальный рельеф — изображение сидящей богини и двух стоящих перед ней мужских божеств. Святилище заупокойного культа царя охранялось: рядом на скале было построено укрепление.

Самым известным из храмовых комплексов Хеттского царства является Язылыкая, находящийся невдалеке от столицы. В горном ущелье имелось несколько построек, но основным объектом поклонения была серия наскальных рельефов, изображавших богов и богинь хеттского пантеона. Практически под всеми фигурами имеются иероглифические надписи — имена божеств. Здесь, однако, имеется одна трудность — надписи сильно пострадали от времени и в некоторых случаях чтение их остается предположительным. Анализ изображений и имен божеств позволил исследователям сделать некоторые важные и интересные выводы. Прежде всего, видимо, Язылыкая — единственное место, где изображен весь хеттский пантеон. Здесь имеется 71 изображение 58 различных божеств (некоторые из божеств изображены дважды — в своих различных ипостасях). [175] Очень показательна композиция. На центральной скальной поверхности представлена чета верховых божеств Хебат и Тешуб и их дети: Шаррума, Алланзу и Кинзишали. Кроме того, здесь же находится изображение бога Ташмишу, «священного брата Тешуба». Кроме высших богов на этой же скале располагался и «коллективный портрет» хеттской царской семьи. Скала, находящаяся слева от центральной, была предназначена для изображений мужских божеств, представленных в порядке их значения в пантеоне. То же самое можно сказать и о правой скале, где в таком же порядке воспроизводилась женская половина пантеона.

Как отмечалось исследователями, хеттские рельефы не отличаются высокими художественными достоинствами. Однако они чрезвычайно ценны тем, что обычно называется «этнографическим реализмом», т.е. стремлением точно передать реалии (одежду, прическу, оружие и т.д.), что позволяет лучше понять многие стороны жизни хеттского общества. Позднехеттские рельефы Северной Сирии особенно интересны еще в одном отношении. Если стиль рельефов X в. до н.э. еще целиком хеттский, то более поздние показывают уже явное влияние арамейского и ассирийского искусства, что служит прекрасной иллюстрацией тех общих процессов, которые происходят в этих мелких государствах — остатках могущественной Хеттской державы.

О связях Хеттского государства с иными государственными образованиями свидетельствуют (помимо данных письменных источников) и археологические находки. Так, например, при раскопках хеттских городов наряду с местными неоднократно находили и месопотамские цилиндрические печати.

Известный материал для изучения хеттов дают и нехеттские археологические материалы, например изображения в Карнакском храме, где фараон Рамсес II повелел воспроизвести знаменитую битву между египтянами и хеттами при Кадете. Египетские рисунки хеттских боевых колесниц более наглядны и показательны, чем собственно хеттские. Общий облик хеттского города воспроизведен на ассирийских рельефах известных Балаватских ворот.

Во II тысячелетии до н.э. на территории северо-западной части Малой Азии вплоть до середины XIII в. до н.э. существовало могущественное Троянское царство, в [176] X—VIII вв. до н.э. значительную роль играло Фригийское царство, а с VII до середины VI в. до н.э. процветало Лидийское царство, в 546 г. покоренное персами.

Основными источниками по истории этих государств являются памятники материальной культуры, эпиграфические документы, литературные произведения и труды античных авторов.

§ 1. Археологические памятники

Наиболее ценные памятники материальной культуры были выявлены в ходе археологических раскопок столиц этих трех государств: Трои, Гордиона, Сард.

Огромное значение имели раскопки Трои, руины которой были обнаружены под холмом Гиссарлык немецким археологом-любителем Г. Шлиманом, в своих поисках этого города руководствовавшимся данными эпоса Гомера. С 1870 по 1890 г. (с перерывами) он и в 1893—1894 гг. его сотрудник В. Дерпфельд вели на Гиссарлыке раскопки, открывшие миру древнюю Трою. Находки были разнообразными и многочисленными: остатки стен, дворцов, жилых строений, изобилие керамики, бронзовых изделий, предметов из камня, драгоценные клады.

Раскопки Трои были возобновлены и досконально, с уточнением стратиграфии проведены американской археологической экспедицией во главе с К. Блегеном (в частности, оказалось, что современницей и участницей Троянской войны была Троя VII-а) в 1932—1938 гг. Результаты исследований опубликованы в 1950—1958 гг. в многотомном издании «Троя». Вопросы археологического и топографического изучения древних памятников Троады нашли отражение в капитальном издании Дж.М. Кука «Троада», вышедшем в свет в 1973 г.

Фригийская столица Гордион раскапывалась еще с начала XX в., затем раскопки были надолго прерваны и возобновились лишь в 50-е годы. Археологи обнаружили мощные оборонительные стены, сложенные из камня и сырцового кирпича, руины дворца, жилые здания с предметами быта, дренажные сооружения, склады пифосов, некрополь грунтовых и курганных погребений со значительным погребальным инвентарем; много интересных находок дал, например, так называемый Большой курган, датируемый XIII—VII веками до н.э., где были обнаружены бронзовые, чернолаковые, лощеные фигурные фригийские и привозные (с Родоса) сосуды, из них некоторые со [177] старофригийскими граффити. Неподалеку от Гордиона найдены руины фригийского храма VI в. до н.э. Интересны также обнаруженные путешественниками и археологами скальные культовые сооружения с фасадами, напоминающими храм и украшенными скульптурными, геометрическими и ковровыми узорами. Например, так называемые могилы Гордия и Мидаса, «львиная могила» и др. Найдены жилища, высеченные в скалах по берегам рек, использовавшиеся еще в эпоху средневековья, и расположенные в скалах святилища в виде террасы, к которой ведет ряд ступеней и на которой расположены алтарь и жертвенник. В настоящее время осуществляется изучение других фригийских городов и поселений: в Пазарли, Богазкёе, Германе и др. Найдено много фригийской керамики, полихромных изразцов, наскальных рельефов, ценных произведений скульптурного мастерства. Интересен, например, так называемый город Мидаса (совр. Язылыкая) — городское поселение без оборонительных стен, но защищенное скальными отрогами и расположенной на четырех холмах крепостью с царским дворцом — «лагерем Мидаса».

Весьма ценный материал дали раскопки лидийской столицы Сард. На поверхности земли сохранились развалины этого города, основательно разрушенного временем, ветром и водой, а также остатки его некрополя, погребенного под холмами так, что вся эта местность носила название «Бин-тепе» — «Тысяча холмов». Раскопки Сард начались с середины XIX в., но первые значительные результаты принесли работы американской археологической экспедиции совместно с турецкими археологами в 1910—1914 гг. Большое количество надписей, керамики, монет, предметов быта, украшений, даже детских игрушек было найдено при раскопках Сард и их некрополя. Материалы раскопок публиковались в томах под общим названием «Сарды». С 1958 г. археологические работы в Сардах вела американская экспедиция под руководством Дж. Ханфмана. Многообразны открытые памятники. Раскопан лидийский акрополь, остатки которого сильно повреждены вследствие эрозии почвы и позднейшего строительства. Найдены фрагменты крепостной стены и башни, сложенных из монументальных мраморных блоков. В изобилии встречаются на акрополе наконечники стрел — результат трагических событий взятия Сард персами. Раскопки торгово-ремесленного квартала VII—III вв. до н.э. показали, что здесь производили разнообразную керамику, глиняные светильники, сырцовый кирпич, ткали ткани и плавили медь. Найдены [178] остатки лавок — небольших строений со стенами из тростника, обмазанного глиной, и соломенными крышами. На восточном берегу реки Пактол раскапывался жилой район VI—III вв. до н.э. Найдены остатки домов, мастерской ювелира с его изделиями, керамика с красочной вазописью, статуэтки богинь со змеями, установки для очистки золота и формы для получения золота из породы (VI в. до н.э.). Почти все раскопанные части города: акрополь, лавки, жилые дома — несут на себе следы пожарищ XIII в. (возможно, поход хеттского царя Тутхалии IV), XII в. (вероятно, утверждение в Сардах у власти династии Гераклидов), VII в. (киммерийское нашествие), VI в. (взятие Сард Киром II) и V в. до н.э. (штурм Сард греками во время антиперсидского восстания в 499 г. до н.э.).

Археологами изучались и гробницы царей Лидии. Уже давно были исследованы гробница Тантала у горы Сипил и гигантская гробница Алиатта близ Сард, имевшая в высоту 69 м и диаметр 335 м. В 1965 г. экспедицией Дж. Ханфмана в районе Бин-тепе была обнаружена монументальная усыпальница знаменитого лидийского царя Гигеса. На ряде камней кладки высечено имя этого лидийского царя, павшего в битве с киммерийцами.

Интересным видом источников является древнейшая лидийская монета. Изготовленные в основном из электрона архаические монеты Гигеса, Алиатта, Креза весили в среднем 14,25 и назывались статерами, имелись также и более мелкие подразделения статеров — трите. Лидийские монеты имели массивную бобовидную форму и очень примитивные изображения на лицевой стороне (аверсе) — сначала просто желобки, затем голова льва и надпись (монетная легенда) с именем царя, а на оборотной стороне (реверсе) следы от штемпеля в виде вдавленных прямоугольников.

С XIX в. исследовались некрополи, могильные холмы и поселения на территории Карий. Интересный материал дали, в частности, раскопки города Миласы, где находилось святилище Зевса Лабраундского, популярного у карийцев, лидийцев и других малоазиатских народов бога-воителя. Найденные здесь шведской экспедицией памятники архитектуры, религии, керамика, надписи позволяют восстановить историю города Миласы — центра объединения ряда храмовых общин с VI в. до н.э.

На территории Малой Азии найдены также киммерийские и скифские вещественные памятники. Основным свидетельством их проникновения в этот район являются трехгранные и двуперые с боковым шипом бронзовые [179] наконечники стрел, найденные при раскопках Тарса, Алишара и других малоазийских местностей бронзовые топоры «амазонского типа» с широким полукруглым лезвием, погребения и погребальный инвентарь (например, скифское погребение VII—VI вв. до н.э. в Сакчё-Гёзи), клады (киммерийский клад в Орду, близ Синопы), следы пожарищ в Сардах, датируемые VII веком до н.э., и др.

§ 2. Эпиграфические памятники

Исключительную ценность для историков представляют собой эпиграфические памятники: надписи, найденные на территории запада Малой Азии.

Среди фригийских надписей выделяются старофригийские, датируемые VIII—VI веками до н.э. В настоящее время насчитывается 36 надписей на камне — главным образом, на культовых памятниках и надгробиях, и около 100 граффити на сосудах, выполненных алфавитным фригийским письмом способом «бустрофедон» преимущественно посвятительного содержания. Встречаются надписи на жерновах, печатях, статуэтках богов. Старофригийские надписи обнаружены в основном в Гордионе, Германе, Богазкёе, Язылыкая, Афионе, Докилионе, Алача-Гуюке, Тиане и других местностях Малой Азии. Наиболее крупной является надпись из Германа, опубликованная в 1966 г. турецкими учеными Л. Тугрулом и Н. Фыратлы; она содержит около 250 знаков, но сильно повреждена. В настоящее время Французский институт в Стамбуле предпринял обширные исследования старофригийских надписей в музеях и непосредственно на местах их нахождения. Э. Ларошу и К. Бриксу удалось обнаружить еще неопубликованные надписи в запасниках музеев Стамбула, Анкары, сделать эстампажи с надписей из Германа, Афиона и др. В настоящее время готовится к изданию новый корпус старофригийских надписей. Прочтение старофригийских надписей — исключительно сложная проблема, пока возможна лишь их предположительная интерпретация.

Новофригийских надписей, датируемых II—III веками н.э., написанных на греческом языке со вставкой фригийских слов, главным образом формул проклятия, насчитывается более ста. Это в основном надгробные тексты.

Сохранились также лувийские иероглифические надписи, в которых, например, упоминаются этнонимы, характеризующие население Фригийского царства. В местности Бохча в районе реки Галис найдена надпись Гордия, отца [180] Мидаса, содержащая имя и титулатуру одного из самых могущественных правителей Фригийской державы.

На территории Лидии найдено несколько сотен греческих надписей и 80 лидийских (большая часть — при раскопках Сард, особенно в районе некрополя и храма Артемиды). Датируются они в основном VII—IV веками до н.э. Как правило, это краткие надписи на сосудах, геммах, печатях, монетах, надгробные эпитафии на камнях, знаки камнерезчиков и др. Некоторые лидийские надписи найдены за пределами Лидии: в Смирне, Пергаме, Египте, Тире. Значительную роль в прочтении лидийской письменности и изучении лидийского языка сыграла находка в 1912 г. на территории Сардского некрополя лидийско-арамейской билингвы, высеченной на мраморной стеле, над прочтением которой работали как специалисты по индоевропейским языкам, так и семитологи (П. Кале, Ф. Зоммер). Сейчас известны 4 билингвы: 2 — лидийско-греческие и 2 — лидийско-арамейские. Публикации лидийских надписей осуществлялись И. Кайлем, А. Премерштейном, И. Фридрихом, Р. Гусмани, П. Мериджи, Дж. Ханфманом и др. Как и фригийский, лидийский язык еще изучен недостаточно, поэтому содержание ряда надписей остается непонятным.

Несомненную ценность представляют карийские надписи, число которых превышает 150. Из них самая большая, историческая по содержанию, — Кавнская, найденная в 1949 г.,— содержит 240 букв, однако она является фрагментом и трудна для прочтения. Часть надписей найдена на территории самой Карии, некоторые — в Лидии (Сарды), Ионии (Смирна), в материковой Греции (Афинская греческо-карийская билингва). Особенно много карийских надписей, датируемых VIII—IV веками до н.э., найдено в Египте и Северной Африке, где карийцы служили наемниками и занимались торговлей. В Египте эти надписи находят на статуэтках богов (Исиды, Аписа и др.), на стенах храмов и гробниц, надгробных стелах, на различных бытовых предметах. Карийские надписи, сделанные на ногах колоссов Рамсеса II в Абу-Симбеле и датируемые началом VI в. до н.э., оставлены карийскими наемниками, совершавшими поход в Нубию вместе с египтянами. В Египте также найдены карийско-греческие билингвы и греческие надписи со вставкой карийских букв.

Главным образом в 60-е годы XX в. найдены единичные, так называемые паракарийские надписи (на трех глиняных табличках) и паралидийская надпись (на камне в стене Сардской синагоги), которые позволили ученым представить [181] себе картину возникновения карийского и лидийского алфавитного письма и его связи с семитскими, греческими и некоторыми другими малоазиатскими системами письма. Надписи сделаны на хетто-лувийских языках, но содержание их еще остается неизвестным.

Значительное количество надписей обнаружено в Ликии. Они датируются V—IV веками до н.э., написаны на двух диалектах ликийского языка: термильском (диалект А) и милийском, или труйском (диалект В). На первом имеется 150 надписей, по содержанию — надгробных эпитафий. На втором — две, но зато одна из них, так называемая стела из Ксанфа, датируемая концом V в. до н.э., является частью большой термильско-греческо-милийской надписи на четырех сторонах колонны, воздвигнутой по приказу ликийского царя для прославления правящей династии, и имеет историческое содержание, повествующее о взаимоотношениях греков, персов и ликийцев на рубеже V—IV вв. до н.э. Интересна надпись на известняковой плите из Исинды, являющаяся, по-видимому, декретом. Имеется также более 100 монетных легенд, где ликийскими буквами указано место чеканки или имя правителя. Известно также шесть греческо-ликийских билингв, имеются и новые, найденные французской экспедицией в Ксанфе и еще неопубликованные. В 1973 г. в Ксанфе обнаружена уникальная находка: большая и хорошо сохранившаяся греческо-арамейско-ликийская трилингва с декретом сатрапа Ликии Пиксодара, датируемым серединой IV в. до н.э. и посвященным введению новых культов богов, сопровождающего их ритуала, утверждению жертвоприношений и храмовых доходов. На русский язык некоторые ликийские надписи, включая ликийскую часть Ксанфской трилингвы, переведены В.В. Ивановым.

В 1914 г. была найдена первая сидетско-греческая билингва — надпись на камне из Сиде — столицы древней Памфилии. В 1949 г. турецкие археологи обнаружили на основании статуи вторую греческо-сидетскую билингву. В 1964 г. к ним прибавилось еще две сидетские надписи на известняковой плите. В настоящее время известно пять сидетских надписей, датируемых III—II вв. до н.э., и несколько монетных легенд. Как явствует из этого небольшого эпиграфического материала, сидетский язык принадлежал к числу хетто-лувийских языков, а письменность близка к вышеупомянутым малоазиатским системам письма, хотя дальше, чем они, отстоит от греческого. Сидетские надписи носят посвятительный характер. [182]

§ 3. Иноземные источники

Некоторые сведения о малоазиатских народах и государствах можно почерпнуть из источников, происходящих из других стран Древнего Востока. Ряд сведений о фригийцах, а точнее о племени мушков, входивших, видимо, в состав фригийского племенного союза, а затем государства, сохранились в анналах ассирийских царей I тысячелетия до н.э., а возможно, даже в анналах Тиглатпаласара I (XII в. до н.э.), в Ветхом Завете Библии, в надписи Арараса, царя Каркемиша (IX—VIII вв. до н.э.). Упоминания о Лидии встречаются также в Библии, в анналах и надписях ассирийского царя Ашшурбанапала (VII в. до н.э.), в надписях персидского царя Дария I (на Бехистунской и Накш-и-Рустамской скалах, на статуе из Суз, на золотой табличке из Хамадана и др.).

Важным источником по истории Троянского царства являются греческие эпические поэмы «Илиада» и «Одиссея». Археологические, лингвистические и исторические исследования добавляют новые аргументы в пользу реальности многих сведений, содержащихся в эпосе первой половины I тысячелетия до н.э.

Интересным источником по истории Троянского, Фригийского и Лидийского царств можно считать устное народное творчество, мифы, легенды, сложившиеся в среде греков и малоазиатских народов. В их числе повествования о троянском правителе Приаме, его сыновьях — Гекторе, Парисе, о дочери — вещей Кассандре, рассказы о знаменитых фригийских царях — Гордии и Мидасе, лидийском царе Тантале, царицах Омфале и Ниобе. Эти сказания бережно сохранялись в народной традиции, служили сюжетом для литературных и исторических сочинений, произведений изобразительного искусства. Великолепное собрание древних мифов и сказаний, в том числе касающихся Трои, Фригии и Лидии, имеется в сочинении «Мифологическая библиотека» греческого историка II в. до н.э. Аполлодора.

Определенный материал по отдельным событиям лидийской истории, политике Лидии, ее культуре дают сохранившиеся произведения греческих поэтов VII—V вв. до н.э.: Алкмана и Гиппонакта, уроженцев Лидии, Алкея, Сапфо, Пиндара и др.

Много сведений содержат труды историков и географов. В первой книге «Истории» Геродота (V в. до н.э.) подробно говорится об истории Лидии. Лидийский «логос» (рассказ) Геродота базировался на личных впечатлениях [183] историка, уроженца Малой Азии, много по ней путешествовавшего, на рассказах греков-ионийцев, живших на западном побережье Малой Азии в непосредственном контакте с древними малоазиатскими государствами, а также на лидийских преданиях и легендах.

Ценные сведения по истории Лидии содержались в труде собственно лидийского историка Ксанфа (V в. до н.э.), однако труд этот не сохранился. Концепция его «Истории» и фрагменты сочинения легли в основу «Истории» греческого писателя Николая Дамасского (I в. до н.э.) и представляют надежные сведения о Лидии, ее обществе, политическом устройстве, культуре преимущественно в VII—VI вв. до н.э. Сведения Ксанфа о Лидии использовались также историками Дионисием Галикарнасским, Стефаном Византийским, географами Эратосфеном и Страбоном.

Ксенофонт, греческий историк V—IV вв. до н.э., оставил в своих произведениях «Анабасис» и «Киропедия» ряд сведений о географии Малой Азии, обычаях населявших ее народов, истории Лидии, особенно о войне лидийского царя Креза с персидским царем Киром II в VI в. до н.э.

Широкий круг сведений о Малой Азии, как географических, так и исторических, содержит «География» Страбона (I в. до н.э. — I в. н.э.). Автор сам был уроженцем Малой Азии; странам и государствам, располагавшимся в древности на ее территории, посвящены три книги его труда: с XII по XIV.

Малоазийская ономастика в известной степени сохранилась в передаче греческих и латинских авторов. Глоссы из малоазиатских языков, в особенности фригийские глоссы, дающие ценный материал для изучения древних языков, сохранились в словаре у греческого лексикографа V в. н.э. Гесихия Александрийского, а также у Фотия, Стефана Византийского и других греческих и византийских ученых и в византийском лексиконе Суды. Отдельные сведения о Трое, Фригии, Лидии можно встретить в трудах греческих и римских поэтов, писателей, философов: Платона, Плиния Старшего, Павсания, Лукана, Лукиана и др.

§ 1. Ассирийские источники (Меликишвили Г.А.)

Ассирийские царские анналы безусловно являются основным источником по истории Урарту до конца IX в. [164] до н.э., когда возникает письменность на урартском языке и появляются первые надписи урартских царей. Правда, в надписях правителей Среднеассирийской державы само Урарту упоминается крайне редко (оно в форме «Уруатри» фигурирует лишь в надписях Салманасара I — середина XIII в. до н.э.), но для истории Урарту несомненно имеют первостепенное значение надписи, говорящие о походах в «Страны Наири». Последнее являлось общим, неопределенным названием территории, лежащей к северу от Ассирии, вокруг Ванского и Урмийского озер. Интересные сведения об этой области, о находившихся здесь политических и этнических образованиях, о возникавших крупных союзах племен Наири имеются в анналах (сохранившихся частично во фрагментах) ассирийских царей Адад-нерари I, Салманасара I, Тукульти-Нинурты I (XIV—XIII вв. до н.э.). Особенно пространными и интересными являются описания походов в Наири Тиглатпаласара I (1115—1077 гг. до н.э.) в его знаменитой «надписи на призме». Надпись содержит богатый этно- и топонимический материал, имена некоторых «царей» стран Наири, дает ценные сведения по истории племен, вошедших впоследствии в состав Урартского государства. В частности, можно заключить, что в это время на обширной территории «Наири» главенствовало находившееся в верховьях Западного Евфрата объединение Дайаени («Диаухи» более поздних урартских источников). Сведения о захваченной в этой области добыче, в частности скота, дают возможность судить о хозяйстве населения данного края.

В ассирийских источниках XI—X вв. до н.э. почти нет сведений о северных областях, поскольку ослабевшая к этому времени Ассирия не ведет наступательных войн в этом направлении. А с IX в. до н.э., когда возобновляются такие походы, в анналах ассирийских царей вновь начинают фигурировать страны Наири, в первую очередь Урарту. Описания многочисленных походов против Наири имеются в анналах Ашшурнацирапала II, несколько столкновений с Урарту — в надписях Салманасара III (оба — IX в. до н.э.). Северные страны, взаимоотношения с ними занимают значительное место в надписях и более позднего времени. Особенно пространно об Урарту речь идет в победных реляциях Тиглатпаласара III и Саргона II, когда ассирийцы вели успешное наступление против этого государства. Среди них следует особо отметить текст так называемой «Луврской таблички», пространно излагающий в виде письма Саргона II к богу Ашшуру события его [185] VIII похода (714 г. до н.э.) против Урарту. Более Малочисленны упоминания Урарту в ассирийских анналах VII в. до н.э. — это в основном сведения о посещении урартскими послами ассирийского царского двора с мирной миссией в анналах Ашшурбанапала.

Наряду с нарративными историческими источниками сведения об Урарту содержатся в списках ассирийских эпонимов, содержащих хорошо датируемые указания о «походах в Урарту» или в соседние с ним страны, а также в многочисленных разведывательных донесениях — письмах ассирийских лазутчиков, посылаемых с северных пограничных областей царскому двору в правление Саргона II. Эти письма из ассирийского царского архива содержат важные сведения о войне урартов с киммерийцами, о восстаниях урартских областеначальников против своего царя Русы I и т.д. Наконец, весьма важное значение имеют знаменитые запросы ассирийского царя Асархаддона (681—669 гг. до н.э.) к оракулу бога Шамаша по политическим делам. Эти материалы содержат интересные сведения о внешнеполитической активности Урартского царства при царе Русе II, о киммеро-урартском союзе и т. д.

Важное значение для понимания некоторых явлений последнего периода истории Урарту имеют упоминания этой страны в поздневавилонских документах (в частности, в так называемой «Хронике Гэдда»), в Библии, а также в вавилонской версии Бехистунской надписи ахеменидского царя Дария I.

§ 2. Урартские надписи (Меликишвили Г.А.)

Богатый материал по внешнеполитической деятельности (военные походы), строительной, ирригационной и другой мирной деятельности правителей Урарту содержат урартские надписи (известно около шестисот). Преобладающая часть их составлена клинообразным письмом, заимствованным урартами от ассирийцев. В Урарту была в употреблении также система местного иероглифического письма, которая, однако, имела весьма ограниченное применение (ею обозначалась емкость на разных сосудах, имеется также несколько табличек с этими письменами). Клинообразное письмо урартами было применено для составления надписей на урартском языке впервые, видимо, при царе Ишпуини (последняя четверть IX в. до н.э.). При его предшественнике Сардури I надписи составлялись на ассирийском языке — до нас дошло несколько таких [186] надписей о строительстве на камнях Ванской цитадели. И позже иногда урартские цари свои надписи составляли, наряду с урартским, также и на ассирийском языке (ассиро-урартские билингвы Келяшина и Топузава в районе совр. Ревандуза в Приурмийском районе, где ассирийское влияние было особенно сильно). Ассирийская клинопись при этом подверглась некоторому упрощению: было заимствовано ограниченное количество знаков, полифония была также ограничена — знаки имели всего несколько фонетических или идеографических значений. Возникло некоторое различие в форме знаков, обусловленное тем, что основным материалом для письма в Урарту служил камень (надписи высекались на каменных стелах, строительных камнях, на скалах). Клинья приняли форму правильных треугольников (в отличие от ассирийских знаков с головкой и со стержнем). Было упразднено также пересечение одних клиньев другими. В таких случаях урартское письмо делит пересекаемый клин на два самостоятельных клина. Впрочем, нередко встречаются урартские надписи, сделанные не этим специфически урартским, а ассирийским видом клинописи.

До нас дошло небольшое количество глиняных табличек, на которых имеются урартские надписи, выполненные своеобразным клинообразным письмом, близко стоящим к поздним хурритским, поздним среднеассирийским и ранним новоассирийским почеркам. По своему содержанию это в основном разные письма и деловые документы.

Имеются выполненные в основном «урартским видом» клинописи краткие надписи на металлических предметах (посвятительного характера или же указывающие на принадлежность предмета).

По своему содержанию урартские царские надписи (дошедшие до нас надписи, как правило, царские) можно разделить на победные, строительные и культовые. По объему победные надписи, т.е. надписи, повествующие о военных походах и одержанных царями победах, составляют подавляющую часть урартского эпиграфического материала. Среди них имеются надписи, посвященные описанию тех или иных походов, и целые летописи, повествующие о военных действиях в течение многих лет царствования. До нас дошел фрагмент такой летописи царя Менуа. Текст летописи Аргишти I имеется в двух экземплярах:

1) высеченная на западной стороне Ванской скалы (на так называемой Хорхорской скале) большая надпись и

2) высеченная на двух больших камнях, открытых в церкви [187] Сурб Сахак в городе Ване. Они дополняют друг друга | (хотя частично содержат идентичный текст) и позволяют восстановить строение всей летописи. Как и анналы Аргишти I, текст летописи Сардури II известен в двух экземплярах: 1) это многочисленные надписи из западной ниши Ванской скалы, исследованные экспедицией 1916 г. Н.Я. Марра и И.А. Орбели, и 2) надписи на двух камнях, найденных в Ване, в церкви Сурб Погос. Эти два текста дополняют друг друга и также дают возможность восстанавливать структуру всей летописи.

Для урартских надписей характерна лаконичность и строгая трафаретность. В течение двух с лишним столетий в этих надписях сохраняется трафаретное строение, события излагаются одной и той же трафаретной фразеологией. По этому признаку даже летописи мало чем отличаются от надписей, посвященных описанию отдельных конкретных походов. Во всех этих надписях можно разграничить начало, центральную часть и концовку.

Начало надписи в победных (как, впрочем, и в строительных и культовых) надписях посвящено божеству: хвала ему, призыв царя к богам о помощи, подчеркивание факта помощи божества составляют смысл начальной части надписей. Победные надписи часто начинаются заглавной декларацией, смысл которой в том, что в поход выступает само божество — верховный бог урартов Халди — и побеждает ту или иную страну для царя. Это его мощью борется и побеждает царь, это он (могучий обладатель могучего оружия) предшествует войску царя. Одним словом, субъектом излагаемых в надписи событий рисуется бог Халди.

Центральная часть победных надписей посвящена изложению военных действий и их результатов. Она также состоит из трафаретных выражений, в которые вставляются названия завоеванных стран и городов, побежденных «царей», количество захваченной добычи и пленных. Как правило, соблюдается следующая последовательность. Началом служат сообщения о собирании войска или о выступлении в поход на какую-нибудь страну. Вслед за этим стоит лаконичная формула о завоевании страны или племени, города. Дальше дается картина разгрома завоеванной страны: разрушение, сожжение и разорение крепостей, городов или страны, умерщвление или угон в плен населения захваченной страны, перечисление захваченной добычи (преимущественно скота). Дальше речь идет о наложении или получении дани, иногда о явке побежденного [188] правителя урартскому царю. В летописях описание походов каждого года заканчивается фразой: «Для бога Халди эти дела я за один год совершил». Летописи имели также свое общее начало и конец. Начинались они посвящением богу Халди, вслед за посвящением стояло упоминание царя с генеалогией и титулатурой, затем формула проклятья, кончались летописи также этой формулой. Победные, а также строительные надписи вообще часто оканчивались формулой проклятья или упоминанием царя с генеалогией и титулатурой, иногда же и тем и другим вместе, причем первым стоит упоминание царя и последним — формула проклятья.

Часть строительных надписей лишена какого-нибудь особого начала и конца и состоит лишь из констатации факта строительства. Однако другие имеют вводную формулу и окончание или одно из них. Введение и здесь посвящено божеству, в конце же стоит наименование царя с генеалогией и титулатурой и (или) формула проклятья. Порой к этому добавляются различные культовые реляции. Центральную часть надписи образуют фиксация деяний царя — строительство, проведение каналов, устройство садов, виноградников, посевов и т.д.

Внушительную часть культовых надписей составляют посвятительные надписи. Стела с посвящением божеству, очевидно, считалась культовым объектом, посредством которого испрашивались от бога для царя благоденствие, жизнь, радость, величие и т.д. Приведем фрагмент надписи Менуа, сообщающий об установлении им стелы богу и испрашивающий всякие блага от него для себя и для своего сына Инушпуа: «Богу Халди, владыке, Менуа, сын Ишпуини, эту стелу воздвиг. Да будет со стороны бога Халди Менуа, сыну Ишпуини и Инушпуа, сыну Менуа, жизнь, радость, величие». В надписях, повествующих о строительстве, часто встречаются культовые реляции — перечисление совершенных или устанавливаемых отныне жертвоприношений.

Урартские надписи по стилю весьма близки к ассирийским царским надписям, особенно ранней, предшествующей Саргонидам эпохи, для которых характерной является именно трафаретность и лаконичность изложения: они лишены индивидуальности и пользуются традиционным аппаратом, происшедшие события помещают в установленные традицией рамки введения и окончания, в продолжение веков используют одни и те же формулы, одни и те же выражения, одни и те же картины и сравнения. Много [189] общего у урартских надписей с ассирийскими надписями этой эпохи и по строению, содержанию, трафаретной фразеологии. Многое здесь (в том числе реляции к богам, царская титулатура, формула проклятья и т.д.) является калькой с ассирийского. Следовательно, основной поток ассирийского влияния относится уже к эпохе возникновения письменности на урартском языке. При этом следует отметить, что в урартских надписях трафарет имеет более всеобъемлющий характер: круг трафаретных формул более узок, трафаретная фразеология занимает намного большую часть надписи и т.д. Исключительная близость по содержанию и фразеологии между урартскими и ассирийскими надписями является результатом близости социального, государственного устройства, а также культуры между этими двумя государствами.

В урартских исторических источниках наблюдается также некоторая близость к хеттской анналистике — имеется ряд трафаретных формул, более близко стоящих к хеттскому, чем к ассирийскому. Видимо, не исключена возможность влияния хеттской анналистики (посредством скорее хурритского связующего звена) на формирование стиля урартских надписей.

§ 3. Археологические источники (Кошеленко Г.А.)

Археологические источники представляют собой один из важнейших видов источников по истории Урарту. Археологическое исследование памятников урартской цивилизации началось только в XX в. Богатый материал дали раскопки в Ване (1898—1899), К.Ф. Леман-Хаупта и В. Белька, а затем экспедиции Российской Академии наук под руководством Н.Я. Марра и И.А. Орбели (1916). С конца 30-х годов начались крупные раскопки экспедиции, возглавляемой Б.Б. Пиотровским, урартского центра Тейшебаини (совр. Кармир-блур на окраине Еревана). Много ценного дали также раскопки крепости Эребуни (совр. Арин-берд на другой окраине Еревана). Наиболее изученными являются северные центры государства (расположенные на территории советской Армении), южные центры изучены много слабее. Исследовались города, крепости, некрополи, инженерные сооружения. Практически неизученными остаются сельские поселения.

Археологические материалы прежде всего помогают выяснить общие линии развития урартского общества и [190] государства. Они показывают, в частности, процесс становления и развития городов, что само по себе является важнейшим свидетельством прогресса урартского общества. Кроме указанных выше выявлены и исследуются Аргиштихинили, Топрах-кале и ряд пунктов вокруг озера Ван (особое значение имеет обнаружение Зернаки-депе), Алтын-депе и другие урартские города. Процесс урбанизации, отражающий усложнение социально-экономической структуры урартского общества, засвидетельствован, таким образом, большим числом городских центров. Территория городов обычно достаточно велика: от 30 до 200 га (Аргиштихинили — даже 400-500 га). Археологические исследования показывают сложную структуру городов: цитадель (иногда две цитадели), собственно город и полусельский пригород.

Так, в частности, археологические источники свидетельствуют, что примерно на рубеже VIII—VII вв. до н.э. наблюдается упадок значительного числа старых, возникших в IX и начале VIII в. до н.э. городских центров, возрастание роли новых городских центров (Тейшебаини, Русахинили). Этот процесс практически не нашел отражения в письменных источниках. Вместе с тем в годы падения государства Урарту (рубеж VII—VI вв. до н.э.) сильнее всего страдают новые центры, а старые, несколько оправившиеся к этому времени, — гораздо меньше.

Археологические исследования говорят о далеко зашедшем процессе классообразования, об экономической и политической мощи царской власти. Свидетельством этого могут служить и мощные укрепления цитаделей, отделяющие их от территории собственно города, и великолепие построек цитаделей — дворцов и храмов. Однако, пожалуй, наиболее яркие материалы дают царские сокровищницы. Царская сокровищница Кармир-блура (Тейшебаини) была разграблена во время взятия города, но то, что осталось после грабежа и было обнаружено в ходе раскопок, свидетельствует об огромных богатствах, хранившихся здесь. Экономическую мощь царского хозяйства показывают размеры складских помещений, находившихся в цитаделях. В Аргиштихинили хранилось не менее 5000 т пшеницы, в девяти складах Тейшебаини — не менее 500 000 л вина.

Для исследования социальной структуры урартского общества важнейшие материалы дает изучение жилища. Выявлены следующие их типы: жилые дома военно-административной верхушки; особняки полноправных членов [191] общества; несколько вариантов жилищ зависимых категорий населения.

Местом обитания военно-административной верхушки города Тейшебаини был большой дом, расположенный в юго-восточной части города. В Аргиштихинили исследовались дома, принадлежавшие свободным, полноправным, ведущим свое хозяйство жителям этих городов. Эти особняки состояли из большого числа помещений (до 20) общей площадью до 700 кв.м. Ядром дома служил большой квадратный или прямоугольный зал (площадь обычно 70-80 кв. м). В центре его располагался очаг, имелось специальное место для религиозных церемоний, выложенные из камня скамьи. Вокруг зала располагались жилые помещения, кухни, склады и др. В некоторых из этих домов имелись помещения для содержания 30-40 голов мелкого рогатого скота, склады для хранения не менее 12-13 тыс. л вина и т.д. Имеются археологические свидетельства того, что жители этих домов занимались также ремеслом (гончарным, металлообработкой и т.д.). Считается, что каждый такой дом был занят большесемейной общиной, ведущей самостоятельное общее хозяйство. Центральный зал являлся местом собраний общины. Вместе с тем потребление было уже раздельное, о чем говорит наличие нескольких кухонь.

Дома более низких по социальному статусу и имущественному положению жителей найдены в Тейшебаини и Аргиштихинили. В Тейшебаини выявлена специфическая группа домов, занимавших два квартала. Каждое жилище состояло из трех помещений (одно из них было главным). В них располагались глиняные тондыри, каменные очаги, разнообразная утварь. Отсутствие помещений для скота и хранения сельскохозяйственных продуктов привело исследователей к выводу, что в этих домах жили люди, не имевшие собственного хозяйства, а жившие за счет государственного довольствия,— вероятно, воины, охранявшие цитадель. Близкую картину мы наблюдаем и в цитадели Аргиштихинили, где по всем сторонам центрального двора цитадели располагались абсолютно стандартные помещения (4,85*4 м). Жившие здесь люди (видимо, воины гарнизона) также снабжались государством, но их ранг был ниже, чем у воинов Тейшебаини, поскольку каждый из них имел только одну комнату.

Наконец, жилища самых низких категорий населения обследовались в Аргиштихинили. Эти жилища имеют простейшую планировку (одна комната с отгороженной стеной [192] маленькой кладовой), «прилеплены» к основным сооружениям, сделаны кое-как, несут следы производственной деятельности их обитателей (гончарные круги, грузила от ткацких станков, костяные орудия ткачей, обломки железных серпов, ножей, крючьев и т.д.). Можно полагать, что и эта категория жителей также жила за счет довольствия.

Археологические материалы позволяют представить некоторые важные особенности экономики Урарту. Политика урартских царей была направлена на хозяйственное освоение принадлежащих им территорий. Важнейшую роль в этом играло ирригационное строительство. Во многих местах зафиксированы остатки каналов, плотин, искусственных водохранилищ урартского времени. Некоторые из них, например так называемый «канал царицы Шамирам» возле Тушпы, функционируют до настоящего времени.

Только археологические материалы показывают многообразие сельскохозяйственных культур Урарту: мягкая пшеница, многорядный ячмень разных сортов, просо, сорго, кунжут, горох, рожь, конские бобы, чечевица, нут, яблоки, груши, алыча, айва, вишня, персики, гранат, арбуз, разнообразные сорта винограда. Остеологические материалы говорят о характере скотоводства урартов: крупный рогатый скот, овцы двух видов (один — мериносы), лошади, козы, свиньи, домашняя птица (куры, водоплавающие), ослы, верблюды. Сведения письменных источников по этим вопросам менее подробны.

Археологические материалы дают сведения и для суждения о переработке сельскохозяйственных продуктов: обнаружены зернотерки, печи для хлеба и сами хлеба и лепешки (из непромолотого зерна проса), пшенная каша; сосуды для приготовления пива из проса и ячменя, мастерские по выработке кунжутного масла и вина; маслобойки; приспособления для приготовления сыра.

Об уровне и характере ремесла можно судить по орудиям труда и ремесленным мастерским, а также и самим произведениям ремесленной деятельности. Интересные наблюдения были сделаны при исследовании так называемого «дома бронзолитейщика-кузнеца» в Аргиштихинили (конец VIII в. до н.э.): 1) эта мастерская не входила в состав царского или храмового хозяйства, а являлась частным предприятием, обслуживающим нужды рядового населения города; 2) в ней были сосредоточены все стадии обработки металла, кроме самой первичной (производимой, видимо, непосредственно у рудников); 3) в мастерской [193] работали как с бронзой, так и с железом; 4) для нее характерен очень широкий ассортимент производимой продукции — она служила для удовлетворения практически всех нужд в обычных металлических предметах, потребных в быту и хозяйстве рядового населения города; 5) археологические материалы говорят об успешной деятельности мастерской, свидетельством чего является постоянное ее расширение.

Для понимания характера урартского ремесла и его технического уровня важное значение имеют наблюдения над произведениями искусства, орудиями труда и оружием. Урартские бронзовые скульптуры отливались по восковой модели, для дополнительного украшения использовались чеканка, золочение, широко применялись ковка, склепка из прокованных листов, пайка.

Аналогичные наблюдения делались и над обработкой камня, дерева, кости. О высоком уровне развития урартской металлургии и больших масштабах производства металла свидетельствуют ассирийские хроники, говорящие о захвате большого количества различных металлов и изделий из них при взятии урартских городов.

Археологические материалы позволяют осветить проблемы обмена, хотя не всегда ясно, каким образом появлялись на территории Урарту предметы иноземного происхождения — в результате торговли или, например, в виде добычи, захваченной в ходе военных походов. Тем не менее обилие иноземных вещей заставляет думать об очень активных внешних связях. При раскопках обнаружены вещи из Восточного Средиземноморья (в частности, с острова Родос), Ассирии, Ирана, Египта, Северного Кавказа. Урартские вещи, главным образом металлические сосуды и произведения торевтики, зафиксированы в Малой Азии (в частности, в Гордионе), на ряде островов Эгейского моря (Родос, Самос), в материковой Греции (Дельфы, Олимпия), даже в Этрурии.

Для суждения об идеологии урартского общества важное значение имеют наблюдения над произведениями монументального искусства (скульптура, рельеф, живопись).

Таким образом, археологические материалы служат важным источником для понимания истории Урарту, дополняя и расширяя сведения письменных источников, а иногда и указывая на явления, совершенно не зафиксированные в них. [194]

§ 4. Государства Закавказья второй половины I тысячелетия до н.э. (Вигасин А.А.)

По данному периоду синхронными являются преимущественно источники иноземного происхождения. Еще в ассирийских и урартских текстах встречаются отдельные названия племен и племенных союзов Закавказья — Диаухи/Дайаени, Кулха, месхи/мушка и др. Некоторые из них удается сопоставить с сообщениями античных авторов и позднейшими этническими наименованиями. Важное значение имеет упоминание восстания в Армении (Армина) в Бехистунской надписи Дария I.

Довольно обширные сведения о Закавказье содержатся у ряда античных авторов, однако эта информация весьма неравномерно освещает различные периоды и районы. Более подробно рассказывается о тех областях, с которыми греки, а впоследствии римляне имели тесные контакты. Греческие историки повествуют главным образом о Западной Грузии — Колхиде, где уже в середине I тысячелетия до н.э. находились процветающие греческие эмпории (Фасис, Диоскуриада). Мифы о богатствах Колхиды сохранились в позднейшей традиции («Аргонавтика» Аполлония Родосского и др.). Геродот сообщает предание о происхождении армян (связи их с фригийцами). Важным источником по Армении служит «Анабасис» Ксенофонта, поскольку автор сообщает о том, что сам имел возможность наблюдать. Некоторые сведения об Армении в «Киропедии» подтверждаются армянской традицией. Имелся материал об Армении также у Ктесия. Расширению знаний греков о Закавказье способствовало образование державы Александра Македонского. В начале III в. до н.э. по поручению Селевка Никатора Патрокл составил описание Прикаспийских областей (Кавказской Албании). Отчет Патрокла был активно использован Эратосфеном и Посидонием, сочинения которых, в свою очередь, послужили источниками для Страбона. В I в. до н.э. после походов Лукулла и Помпея, а затем Марка Антония области Закавказья вновь привлекли внимание античных писателей. К спутникам Помпея и Антония (Феофан Митиленский, Деллий) также восходит часть информации, даваемой Страбоном. В связи с активизацией дипломатических связей Армения часто упоминается у писателей ранней империи (Тацит, Плутарх, Иосиф Флавий, Дион Кассий и др.), однако сведения их о древности немногочисленны, а о современности нередко отличаются тенденциозностью [195] (проримской направленностью). Из географических трудов эпохи империи помимо Страбона могут быть названы сочинения Плиния Старшего, Птолемея, дорожник Исидора Харакского и так называемая «Певтингерова таблица» IV в.

Из других иноземных источников значительный интерес представляет сирийская литература, поскольку сирийцы в конце древности и в раннем средневековье были тесно связаны с армянами. Известно, что основоположник сирийской христианской литературы Бар-Дайсан (Бардесан) во II— III вв. занимался миссионерской деятельностью в Армении и написал «Историю Армении». Отдельные сведения из его труда отразились как в греческой христианской литературе (Евсевий), так и в армянской (Моисей Хоренский). Сирийская историография и житийная литература раннего средневековья содержит материал преимущественно о позднейшей истории Армении.

Среди богатой и разнообразной армянской историографии раннего средневековья особое значение для истории не только самой Армении, но и сопредельных областей имеет труд Мовсеса Хоренаци (Моисея Хоренского). Он излагает историю Армении с мифических времен (с Хайка, сына Торгома, потомка библейского Яфета) и доводит ее до 428 г. В V в., по-видимому, и была составлена «История». Основными источниками Моисея Хоренского являлись устные предания как мифического, так и эпико-легендарного характера. Армянские генеалогические предания автор стремится связать с библейскими генеалогиями. Хотя «История» принадлежит к христианской литературе, в ней ясно чувствуется древняя языческая культура. Помимо устных сказаний важным источником служили для Моисея Хоренского сочинения византийских и сирийских писателей, и для некоторых частей его труда византийские историки являлись образцом. Рассказ о первом армянском царе Паруйре, вероятно, содержит отголоски борьбы с Ассирией. Так же как и в произведениях устного народного творчества, у Моисея Хоренского изложение событий концентрируется вокруг излюбленных героев. В его сочинении Тиграну Ервандиду, например, приписываются деяния Тиграна Великого. Историческое повествование при этом нередко сливается с мифологическим: рассказывается между прочим о борьбе Тиграна Ервандида с драконом — Аждахаком.

К IV—V вв. относятся и другие памятники древнеармянской историографии — сочинения Фавста Бузанда, Агафангела (Агатангехоса), Егише (Елисея) и др. Большая часть их посвящена позднейшим событиям — прежде всего [196] борьбе с Сасанидами, — но иногда содержится и ценная информация о древнейшем периоде, прежде всего у Фавста Бузанда, сведения которого должны сопоставляться с сообщениями Моисея Хоренского. При анализе этих трудов следует учитывать известную тенденциозность изложения, объясняемую приверженностью историков к различным аристократическим родам. «История агван» Мовсеса Каганкатваци (X в.) содержит сведения о древнейшей истории Кавказской Албании.

Древнегрузинская историография представлена главным образом двумя обширными сводами хроник. Анонимная «Мокцевай Картлисай» («Обращение Картли»), датируемая последней третью I тысячелетия, содержит список картлийских царей со времен Александра Македонского до IV в. н.э. и описание их деятельности, прежде всего строительной, а также некоторые важные сведения географического и этнографического характера. В своде XI в. «Картлис цховреба» («Повествование о царях Картли») Леонти Мровели содержатся предания о происхождении грузин, о диадохах и строительстве столицы — Армази. В ряде случаев удается заметить зависимость хрониста от сочинения Моисея Хоренского и других сохранившихся памятников.

Все большее значение приобретают археологические источники по истории древнего Закавказья (при этом надо заметить, что археологически территории советских республик изучены несравненно полнее, чем прилегающие области Турции и Ирана).

На территории Армении в послеурартское время наблюдается упадок городов, однако исследования последних лет позволяют говорить, что поселения на месте урартских городов сохранялись. В частности, Аргиштихинили в ахеменидское время, по-видимому, стал культовым центром, и не случайно именно здесь позднее выросла столица Ервандидов Армавир. Имеются данные о продолжении существования в армянский период городов Эребуни и Тушпы (Вана). В III в. до н.э. был основан крупнейший армянский город Ервандашат. Недавно проведенные раскопки в Шимшат-калеси (Турция) вскрыли, возможно, остатки города Аршамашата.

Появление в середине I тысячелетия до н.э. (VI—III вв.) монет-колхидок в Западной Грузии, по мнению многих ученых, свидетельствует о возникновении классового общества и государства. Такой же вывод делают иногда и относительно Восточной Грузии, основываясь, например, на материалах богатых погребений в Казбеги, Ахалгори и др. [197]

Археологический материал становится значительно обильнее в последние века до новой эры и в начале новой эры. Можно отметить такие выдающиеся памятники, как Гарни — летняя резиденция армянских царей I в. н.э. (храм и остатки крепостных стен), храмовый город Колхиды Вани, могильники Мингечаура и многие другие. Имеется и важный эпиграфический материал — греческие надписи, найденные в Вани, в Гарни и других местах, арамейско-греческие надписи в Армази, четырнадцать арамейских надписей на межевых камнях армянского царя Арташеса I (II в. до н.э.). Но эти памятники связаны уже с античной культурой и выходят за хронологические пределы курса истории Древнего Востока.

§ 1. Общая характеристика

Восточным Средиземноморьем условно называется территория, соответствующая современным государствам Сирии, Ливану, Израилю, Иордании, а также Юго-Восточной Турции.

До завоевательного похода Александра Македонского Восточное Средиземноморье проделало длительный и сложный путь исторического развития. Насколько об этом можно судить, его население с конца IV — начала III тысячелетий до н.э. принадлежало к ханаанейской подгруппе северо-западных семитских языков. Со второй половины III тысячелетия до н.э. в ряде областей Ханаана поселились амореи. Крупнейшими аморейскими обществами были царства Амурру и Угарит, расцвет которых приходится на II тысячелетие до н.э. Значительную часть населения Ханаана, в особенности на севере региона, в III—II тысячелетиях до н.э. составляли хурриты. Со второй половины II тысячелетия до н.э. в Ханаан начинают проникать семитские племена арамеев. Они постепенно ассимилировали местное ханаанейско-аморейское население; арамейский язык стал общим языком всего населения Восточного Средиземноморья и впоследствии официальным канцелярским языком Ахеменидской державы. Ханаанейский язык сохранился только на финикийском побережье Средиземного моря. Как язык населения Северного Ханаана (собственно Сирии) арамейский язык после похода Александра [198] Македонского функционировал параллельно с греческим. В Палестину во второй половине II тысячелетия до н.э. вторгся союз племен Израиля. Ханаанейское и аморейское ее население было частично уничтожено, частично ассимилировано древними израильтянами. Результатом взаимодействия этих этнических групп стал язык Библии, который его носители первоначально называли ханаанейским и иудейским, а позже — еврейским (иврит). Как разговорный язык он с середины I тысячелетия до н.э. сосуществовал рядом с арамейским, однако постепенно был вытеснен им, а также другими языками и сохранился как язык иудаистской религии и словесности.

В III—I тысячелетиях до н.э. обитатели Восточного Средиземноморья жили общинами, развившимися в крохотные города-государства. На протяжении длительного времени они находились под чужеземным господством — египетским, хеттским, ассирийским, вавилонским, персидским. Однако при благоприятных обстоятельствах здесь возникали небольшие государства.

Несмотря на то что религиозные представления различных обществ Восточного Средиземноморья, их образ жизни, языки, обычаи были близки друг к другу, общность культур (в отличие от эллинского мира) не была осознана, а процесс формирования этнического и культурного единства не был завершен. Даже в эпоху эллинизма, с характерным для нее отмиранием этнических перегородок и господством греческой культуры, разница между финикийцами, сирийцами-арамеями, иудеями и греками отчетливо ощущалась.

Все отмеченные обстоятельства, и прежде всего отсутствие культурного и политического единства, сказались на состоянии источников по истории данного региона.

Археологическое изучение Палестины и Заиорданья началось путешествиями У.Я. Зеетцена (1805—1807), И.Л. Буркхардта (1801—1812) и С.Л. Ирби и Дж. Мангльса (1817—1818). У.Я. Зеетцен открыл и описал ряд древних городов Заиорданья, в том числе Кесарею Филиппову; И.Л. Буркхардт открыл Петру — столицу Набатейского государства; С.Л. Ирби и Дж. Мангльс открыли развалины Арк ал-Амира. В 1838 г. путешествие по Палестине совершили Э. Робинсон и Э. Смит, положившие начало исследованию исторической географии страны и раскопкам Иерусалима. Значительную роль сыграл Ш. Клермон-Ганно, открывший, в частности, надпись моавнтского царя Меши (1870). В конце XIX в. важные раскопки в пункте Телль [199] ал-Хеси осуществил У.М. Флиндерс Питри; основываясь на расположении в отдельных археологических слоях различных видов керамики, он при участии Ф.Дж. Блиса разработал методику и принципы «керамической хронологии» (датировка отдельных памятников и слоев по содержащейся в них керамике). Заметным шагом вперед в изучении палестинских древностей были раскопки Гезера под руководством Р.А.С. Макалистера (1902—1909), Мегиддо под руководством Э. Зеллина (1901—1904) и Шумахера (1903—1905). В 1907—1909 гг. проводились раскопки Иерихона Э. Зеллином и К. Ватцингером. В 1929—1936 гг. исследование Иерихона было продолжено Дж. Гарстэнгом и в 1952—1958 гг. — К. Кенион. Важные материалы по древней истории Палестины дали раскопки Лахиша под руководством Дж. Старки (1932—1938), Бет-Шеана (1921—1935; их возглавляли К.С. Фишер, А. Роу и Дж. Фицджеральд), Телль Бейт-Мисрима (1926—1932; У.Ф. Олбрайт и М.Дж. Кайл). В 1946 г. Р. де Во начал археологические работы в Телль Фара. В 30–50-е годы XX в. археологическое обследование Заиорданья и Южной Палестины проводилось Н. Глюком. Особое место в археологическом изучении Палестины заняли раскопки Хацора И. Яадином (1955—1958, 1968) и Рамат-Рахелем (1959—1962); и Арада — И. Ахароном и Р. Амиран (1962—1967).

В Араде — крупном центре Южной Палестины — найдены остатки города эпохи ранней бронзы (ок. 2900—2700 гг. до н.э.), окруженного мощной каменной стеной. Новое поселение с храмом возникло здесь в XI в. до н.э. X веком до н.э. (время царя Соломона) датируется крепость, просуществовавшая до VI в. до н.э. В северозападном углу крепости открыт храм, близкий по своему плану соломонову храму Яхве в Иерусалиме и библейскому описанию «скинии завета». Наиболее значительным результатом раскопок в Бет-Шеане явилось открытие серии храмов, построенных египтянами, но посвященных местным богам, а также базальтового рельефа с изображением схватки льва и охотничьего пса. Раскопки Хацора позволили исследовать центр крупного ханаанейского города первой половины II тысячелетия до н.э. (Северная Палестина). Здесь особенно важно святилище, найденное в нижнем городе, со статуэтками и посвятительными стелами. На одной из них показаны руки, протянутые к полумесяцу — символу лунного божества. При раскопках Иерихона найдены остатки одного из древнейших городов на земле, который датируется VIII—VII тысячелетиями до н.э. Раскопки в Мегиддо [200] позволяют проследить историю города от эпохи халколита (IV тысячелетие до н.э.) до середины I тысячелетия до н.э. Среди памятников, открытых здесь, наиболее значительны храмы эпохи ранней бронзы, земляная насыпь гиксосского времени и дворец (XVIII—XVI вв. до н.э.). К амарнской эпохе относятся многочисленные изделия из слоновой кости (в том числе табличка с процарапанным на ней изображением триумфа царя Мегиддо над его врагами), золота и серебра. Началом I тысячелетия до н.э. датируются городские ворота и дворец наместника, а также конюшни для царских лошадей, построенные в царствование Соломона. В Сихеме наиболее значительны двойные стены и храмы гиксосского времени.

Начало систематическому археологическому изучению Финикии положила археологическая экспедиция, которую возглавил Э. Ренан (1860). Она вела работы в Арваде, Библе, Сидоне и Тире. Следует отметить в дальнейшем открытие храма Эшмуна в непосредственной близости от Сидона (экспедиция М. фон Ландау в начале XX в. В настоящее время работы продолжал М. Дюнан). Здесь найдена платформа, на которой были воздвигнуты храм эпохи Ахеменидов и трибуна для жреца, ведавшего сакральной церемонией. С 1921 г. велись раскопки в пункте Умм ал-Авамид неподалеку от Тира. Однако наибольший интерес представляют раскопки Библа под руководством П. Монте (1921—1924) и М. Дюнана (после 1926 г.). Обнаружены храм местного божества, а также многочисленные египетские памятники. С 1929 г. Кл.Ф.-А. Шеффером велись раскопки холма Рас-Шамра, где прежде находился Угарит. Работы продолжаются и в настоящее время. В ходе исследования была выявлена планировка города, открыты царские дворцы (в том числе загородный) и храмы богов Балу и Дагану. Значительный интерес представляют произведения искусства, керамика и печати, указывающие на связи Угарита с Египтом, Эгейским миром, Малой Азией и Месопотамией.

Существенным результатом раскопок в Палестине и Финикии было открытие системы укреплений гиксосского времени, а также памятников искусства (барельефы, статуи, резьба слоновой кости), позволяющее говорить о мощном египетском влиянии на сиро-палестинский регион во II—I тысячелетиях до н.э.

Археологическое изучение глубинных районов собственно Сирии практически еще только начинается. В 1921 г. М. Пейзаром были предприняты раскопки Кадеша (совр. Телль Неби Менде), а в 1924 и 1927 гг. — раскопки Катны [201] (совр. Телль Мишрифе), которые возглавил Р. де Мениль дю Бюиссон. В Катне был найден, в частности, большой храм месопотамской богини Нингаль, культ которой был распространен, по-видимому, в Сирии повсеместно. Особенно важны раскопки Хамата (совр. Хама) в 1932—1938 гг. X. Ингхольтом, обнаружившие погребения от неолита до эпохи позднего железа; Алалаха (совр. Тель Атчана) в 1937—1949 гг. под руководством Л. Вулли; Эблы (совр. Телль Мардих) в 1964—1975 гг. под руководством П. Маттиэ и Дж. Петтинато. Раскопки Алалаха познакомили исследователей с важным экономическим и политическим центром Сирии II тысячелетия до н.э., с планом города и памятниками материальной культуры. Эбла представляла собой центр ранее известного только по упоминаниям в исторических текстах Саргона Древнего и Нарам-Суэна, а также в протодинастическом шумерском хозяйственном тексте государства второй половины III — начала II тысячелетия до н.э. Археологические изыскания позволили выявить структуру города, открыть акрополь, царские дворцы и храмы местных богов.

§ 2. Памятники письменности

Интенсивное месопотамское влияние на Восточное Средиземноморье имело своим следствием широкое распространение там месопотамской клинописи и аккадского (в III тысячелетии до н.э., вероятно, шумерского) языка в качестве языка переписки и деловой документации.

Наиболее древним собранием письменных материалов, происходящих из Восточного Средиземноморья, является архив, найденный в Эбле и датируемый XXV—XXIII веками до н.э. Он содержит около 16 000 административных и хозяйственных документов, написанных палеоаккадским письмом, преимущественно по-шумерски (только 20% текстов — на местном языке). Среди материалов, обнаруженных в Эбле, имеются словари, песнопения, исторические повествования, две копии поэмы о Гильгамеше.

Собрание памятников письменности из Алалаха датируется XVIII—XVII веками до н.э. Оно включает административные и деловые документы на аккадском языке, в том числе всякого рода списки, документацию о раздачах, о купле-продаже, об обмене, о займах, об усыновлениях, а также судебные приговоры и межгосударственные соглашения, в том числе договор Никм-Эпа, царя Алалаха, с Ири Балу, царем Тунипа. Большой интерес представляет [202] автобиографическая надпись алалахского царя Идрими, повествующая о его приключениях и борьбе за власть.

Особое место среди документов, освещающих историю древнего Восточного Средиземноморья, занимает Телль-Амарнский дипломатический архив.

К архиву из Телль Эль-Амарны хронологически примыкают тексты из Угарита, основная масса которых датируется XIV—XIII веками до н.э. Среди них могут быть выделены по языку документы на аккадском, местном семитском (угаритском), хурритском и хеттском языках, а также написанные пока не дешифрованным минойским линейным письмом А. По своему содержанию они делятся на: деловые документы; частные письма; межгосударственные соглашения и переписку; списки, связанные со всякого рода взысканиями и раздачами. Другую группу текстов составляют записи угаритских поэтических повествований и мифов (о Керете, об Акхате, о Силаче Балу, о рождении богов и др.). В «доме Грамотея» и в архиве писца Рапанума найдены многочисленные литературные, гадательные и магические тексты, а также силлабарии и словари, служившие пособиями для писцов. Для писания по-угаритски и по-хурритски в Угарите пользовались консонантным клинообразным квазиалфавитным письмом. В середине II тысячелетия до н.э. клинописным квазиалфавитом писали и вне Угарита, однако к концу II тысячелетия до н.э. он был вытеснен финикийским линейным письмом.

В Библе под несомненным египетским влиянием сложилось и еще в середине II тысячелетия до н.э. функционировало линейное слоговое письмо («библская псевдоиероглифика»). Попытки дешифровать это письмо, предпринятые Э. Дормом и А. Иирку, оказались неудачными. Тем не менее в настоящее время очевидно, что финикийское квазиалфавитное консонантное линейное письмо восходит к библской псевдоиероглифике. Попытки создания аналогичных систем засвидетельствованы и вне Финикии (письменности Палестины, а также синайское письмо, пока не дешифрованное). В пределах Восточного Средиземноморья финикийская письменность вытеснила все остальные.

Общее число надписей, происходящих из финикийских городов, сравнительно невелико; в целом они мало информативны, хотя и содержат сведения о царских династиях отдельных городов и о религии финикийцев. Некоторые надписи дошли до нас в поврежденном состоянии. По своему содержанию финикийские надписи могут быть разделены на посвятительные, строительные и надгробные. Последние [203] содержат сведения о погребенном и обращенное к читателю требование не открывать саркофаг. Наиболее значительными по содержанию являются надписи библских царей Ахирама и Яхавмилька, а также сидонских царей Табнита и его сына Эшмуназора.

Эпиграфические тексты из Палестины крайне немногочисленны. Надлежит отметить так называемый Гезерский календарь (X в. до н.э.), содержащий указания о последовательности сельскохозяйственных работ и их продолжительности, а также Силоамскую строительную надпись о сооружении подземного водопровода (ок. 1000 г. до н.э.), царские клейма и печати различных лиц. Раскопки 30–70-х годов XX в. выявили серию документов, написанных на обломках керамических изделий (остраконах). Среди них отметим так называемую жалобу жнеца, содержащую письмо сельскохозяйственного работника по поводу учиненной над ним несправедливости. В Лахише был найден 21 остракон. Большинство текстов составляют письма к Яушу, командиру гарнизона в Лахише, от подчиненного ему Хошайи, командовавшего гарнизоном в одной из крепостей. Датируются тексты VI веком до н.э. и содержат разнообразную информацию о положении накануне гибели Иудейского царства. Другую группу остраконов составляют те, что были найдены в Араде, написанные на древнееврейском (иврит) и арамейском языках. Датируются они рубежом VII—VI вв. до н.э. Среди них выделяется архив Элийашива, сына Эшйаху — видного чиновника и военачальника, ведавшего выдачей продовольствия, поставками в Иерусалимский храм и организацией обороны.

Эпиграфика государства Моав (Южное Заиорданье) представлена надписью царя Меши (IX в. до н.э.), в которой повествуется о борьбе Моава с Израильским царством за некоторые территории в Заиорданье. К ней примыкает небольшой фрагмент исторического, по всей видимости, содержания. От государства Аммон (Северное Заиорданье) до нас дошел ряд печатей, фрагмент строительной надписи, а также надпись на жертвенном сосуде, содержащем ритуальное зерно.

Среди происходящих из Сирии надписей на арамейском языке должна быть отмечена надпись Бар Хадада (I или II?), свидетельствующая о распространении в глубинных районах Сирии культа тирского бога Мелькарта (IX в. до н.э.). Важным документом, характеризующим межгосударственные отношения в Сирии около 800 г. до н.э., является большая историческая надпись Закира, царя Хамата [204] и Луаша, в которой он рассказывает о своей победе над коалицией из десяти сирийских царств, возглавлявшейся дамасским царем Бар Хададом III. Особое место занимают написанные на подвергшемся заметному арамейскому влиянию финикийском языке надписи царей государства Яуди (Сам-аль), где описываются деяния царей Панаммувы I, Панаммувы II и Бар Ракиба. Они датируются VIII веком до н.э. Временем около 845 г. до н.э. датируется надпись на финикийском языке царя Киламувы. Особенно важны сведения о борьбе за власть в стране Яуди, о социальных конфликтах и о попытках Киламувы обеспечить своим подданным необходимое благосостояние, а также о зависимости Яуди от Ассирии. Серединой VIII в. до н.э. датируется договор о союзе между Бар Гайей, царем Катака, и Мати-Илу, царем Арпада (возможно, об условиях подчинения Арпада Катаку).

Важным источником, характеризующим социальный строй, законы и духовную жизнь иудейского общества се редины I тысячелетия до н.э. (эпоха Ахеменидов), является собрание папирусов на арамейском языке, происходящих из иудейской военной колонии на острове Элефантина (Южный Египет). Среди материалов, обнаруженных здесь, интерес представляет переписка в связи с разрушением и попытками восстановления храма Яхве в Элефантине, документация жертвоприношений богам Яхве, Анат Бетэль и Ашим Бетэль, деловые документы, в том числе о купле-продаже недвижимости.

Хронологически это собрание документов примыкает к архиву на арамейском языке Аршамы, персидского наместника в Египте, а по содержанию — к пока еще неизданному собранию самаритянских папирусов (разного рода деловые документы), которые найдены в одной из пещер в окрестностях Мертвого моря. Они составлены по-арамейски, датируются IV веком до н.э. и освещают жизнь самаритян — народности, сложившейся в Северной Палестине после разгрома израильского царства ассирийцами (722 г. до н.э.) из переселенных туда ассирийскими властями кутиев, арабов и т. д.

В связи с тем что культурно-религиозное единство народов Восточного Средиземноморья не сформировалось, каких-либо повествований, которые содержали бы общую для всего этого региона историческую традицию, не было создано. [205]

§ 3. Данные библейских текстов

Важнейшим письменным памятником Восточного Средиземноморья, сформировавшимся в иудейско-израильской среде, является Библия, остающаяся доныне Священным писанием для иудаистской и христианской религий. Наиболее древний текст Библии (победная песнь пророчицы Деборы) датируется XIII веком до н.э., наиболее поздний — III—II веками до н.э.

Библейский текст дошел до нас в следующих вариантах: 1) традиционный иудаистский текст (так называемый масоретский от масора — традиция), окончательно канонизированный в конце I в. н.э.; 2) вариант, положенный в основу перевода Библии на греческий язык, выполненного в III в. до н.э. (Септуагинта, т. е. перевод «семидесяти толковников»). Он существенно отличается от масоретского извода текстологически, а также редакцией отдельных книг, расположением книг в сборнике и их количеством. Септуагинта содержит книги, которые при канонизации масоретского текста не были включены в канон. Редакция Септуагинты стала основой христианского Ветхого Завета. Среди рукописей Мертвого моря обнаружены фрагменты Септуагинты (на древнееврейском языке), а также фрагменты промежуточных редакций (между масоретским текстом и Септуагинтой); 3) Самаритянское Пятикнижие, усвоенное самаритянами вместе с почитанием Яхве. Имея многочисленные расхождения с масоретским текстом, объясняемые различием рукописных традиций, оно не отличается от масоретского текста по существу. Как показывают рукописи из окрестностей Мертвого моря, самаритянский вариант Пятикнижия имел хождение и в иудейской среде.

Библия представляет собой сборник избранных произведений израильско-иудейской словесности. Ее важнейшей составной частью является Пятикнижие (древнееврейское название «Тора» — «учение»; книги «Бытие», «Исход», «Левит», «Числа», «Второзаконие»), содержащее запись преданий о сотворении мира, первых людях, всемирном потопе, предках израильско-иудейского племенного союза, а также об исходе древних израильтян из Египта. Основным источником для составителя Пятикнижия послужили устные предания, передававшиеся из поколения в поколение жрецами Иерусалимского храма Яхве, и поэтические повествования, уже в древности собранные в не дошедших до нас «Книге войн Яхве», «Книге доблестного» и (или) «Книге песен». В законодательной части Пятикнижия использованы записи [206] «учения Яхве», ходившие в Иудейском и Израильском царствах в первой половине I тысячелетия до н.э.; в ней нашли отражение законы и обычаи, действовавшие в иудейско-израильской среде. В Пятикнижии предыстория иудейско-израильского общества представлена как история установления союза между богом Яхве и избранным им народом. В качестве этических, принципов и установлений, которые народ должен соблюдать (учение Яхве), представлены десять заповедей, а также древние обычаи, узаконения, правовые и моральные нормы, собранные воедино и рассматриваемые как волеизъявление бога.

Зачинателем научной критики Библии был Б. Спиноза (XVII в.), который в своем «Богословско-политическом трактате» представил Библию как литературный памятник, отражающий состояние иудейского общества времени его возникновения. Начало систематического научного исследования Пятикнижия положили X.Б. Виттер (его книга была опубликована в 1711 г.) и Ж. Астрюк, сочинение которого вышло в свет в 1753 г. В основу их концепции была положена мысль о том, что изучаемый текст возник из слияния нескольких слоев источников, которые, переплетаясь, проходят через все повествование, чем объясняются повторы и внутренние противоречия в тексте. X.Б. Виттер обратил внимание на употребление двух обозначений божества — по имени собственному (Яхве) и по имени нарицательному (Элохим — «Бог»). На этом основании Ж. Астрюк выделил два источника — «Яхвист» и «Элохист». Эта гипотеза, позже получившая название «документальной», впоследствии активно разрабатывалась в трудах Ю. Велльхаузена, А. Кюнена (середина XIX в.) и их продолжателей. В середине XX в. особое значение имели работы О. Эйссфельдта. Сторонники «документальной гипотезы» полагают, что в Пятикнижии могут быть выделены следующие источники: «Элохист», «Яхвист», «Жреческий кодекс» (законы) и «Девтерономист» (Второзаконие). О. Эйссфельдт выделяет также «Светский источник». В настоящее время «документальная гипотеза» принята большинством исследователей, хотя датировка так называемых источников является объектом ожесточенных споров. Наибольшее распространение получил взгляд В. де Ветте и Ю. Велльхаузена, согласно которому Второзаконие возникло в VII в. до н.э., а окончательная кодификация Пятикнижия относится к V в. до н.э.

Наряду с этим высказывались и другие гипотезы: будто Пятикнижие было составлено из многочисленных [207] фрагментов, объединенных редактором (впервые высказал А. Джедес в конце XVIII в.); будто в основе Пятикнижия лежит элохистическое повествование, дополнявшееся из других источников (впервые высказал X. Эвальд в 30-е годы XIX в.). В конце XIX — первой половине XX в. была сформулирована кристаллизационная гипотеза (А. Клостерман, В. Рудольф), согласно которой повествовательная часть Пятикнижия кристаллизовалась вокруг законов.

Наиболее правдоподобным кажется, однако, следующее. Тот факт, что Пятикнижие является Священным писанием не только иудеев, но и самаритян, позволяет уверенно датировать его возникновение как литературного целого временем до конфликта между иудейской и самаритянской общинами и отнести его к VII в. до н.э. Различия в употреблении обозначений божесгва (Яхве и Элохим; ср. Яхве Элохим) объясняется тем, что в процессе слияния образов Яхве и верховного общесемитского божества Эла («Элохим») предания о последнем вместе с соответствующим обозначением были включены в цикл мифов об Яхве. Основная тенденция Пятикнижия — утверждение монотеического культа Яхве — позволяет сблизить его с проповедью библейских пророков первой половины I тысячелетия до н.э.

Библейские книги исторического содержания [Иисуса Навина, Судей, Самуила, Царей, а также Эзры, Нехемии (Неемии) и Хроник] составлены под влиянием Пятикнижия и проповеди пророков. Точная их датировка не всегда может быть надежно установлена. Книги Эзры, Нехемии и Хроник датируются, вероятно, V—IV веками до н.э. Источниками исторических книг послужили уже упоминавшиеся «Книга войн Яхве», «Книга песен» (в масоретском изводе — «Книга доблестного», вероятно собрание поэтических повествований о героических деяниях предков), а также хроники иудейских и израильских царей и устные предания. Исторические книги Библии охватывают период от вторжения израильского племенного союза в Палестину во второй половине II тысячелетия до н.э. до восстановления храма в Иерусалиме в эпоху Ахеменидов и создания там иерусалимской гражданско-храмовой общины почитателей Яхве, потомков древних иудеев. Составитель (или составители) этих книг освещал историю с позиций утверждения монотеизма Яхве. Все несчастья, постигшие общество, он объясняет забвением Яхве, нарушением союза с ним и приверженностью к язычеству; возвращение к Яхве, по его суждению, возрождает и благополучие общества. С этой точки зрения он оценивает и деятельность отдельных правителей. [208]

Книги пророков (наиболее значительные — Исайи, Иеремии, Иезекиила, Даниила) сложились в основной своей массе в VIII—V вв. до н.э.; книга Даниила стоит особняком и окончательно сформировалась во II в. до н.э. Они представляют собой записи проповедей, произносившихся пророками по различным поводам, предсказаний и оракулов, а также повествований о деятельности пророков. В некоторых случаях к речам пророков, чьим именем названа книга, присоединялись повествования более позднего времени, вышедшие, по всей вероятности, из среды продолжателей данного пророка. Наиболее известный пример такого рода — книга Исайи, в которой отчетливо выделяются тексты собственно Исайи (гл. 1-39, но и здесь, вероятно, имеются поздние и недостоверные фрагменты; вторая половина VIII — первая половина VII в. до н.э.), Второисайи (гл. 40-55; вторая половина VI в. до н.э.) и Третьеисайи (гл. 56-66). Последний представляет собой, по-видимому, сборник сведенных воедино текстов различных авторов, хронологически близких к Второисайе. Как показывают материалы, происходящие из Кумрана, ко II в. до н.э. книга Исайи уже приобрела современный облик.

Религия Восточного Средиземноморья, в том числе и израильско-иудейская, знали пророчествования, своего рода шаманство, когда доводивший себя до исступления и истерии предсказатель выкрикивал оракулы, воспринимавшиеся окружающими как речения божества, и описывал свои видения. В Библии пророчествование предстает как своеобразный литературный жанр — устная речь, часто ритмически организованная, предполагавшая экзальтированную аудиторию и рассчитанная на эмоциональное воздействие (отсюда богатая палитра художественных образов, характерная для пророческих книг Библии в отличие от повествовательных). В отличие от Пятикнижия и исторических повествований книги пророков целиком авторские.

Пророки выступали в обстановке острых социальных конфликтов в израильском и иудейском обществах, в обстановке борьбы между рядовыми свободными крестьянами и аристократической верхушкой. Поэтому их проповедь представляет собой страстное обличение существующих порядков и общественного неустройства. Причину последнего пророки видели в отступлении от божественного закона и отпадении от монотеизма Яхве (до того реально не существовавшего, но тем не менее реконструировавшегося ими как важнейший элемент существовавшего в древности идеального мироустройства). Отсюда их призыв вернуться к [209] религии Яхве и соблюдению ее этических норм, мечты о торжестве яхвизма и его утверждении над миром. В книгах пророков начиная с Исайи формируется утопическое представление о Мессии — царе-помазаннике, который восстановит нарушенную гармонию и социальную справедливость. С течением времени на этой основе развивается представление о спасителе, своей мученической смертью искупающем грехи человечества. В проповедях пророков были заложены основы иудаизма как религиозно-этического учения; в них содержатся многочисленные высказывания на злобу дня — по политическим вопросам, о соседях, врагах и т.д.

Остальные библейские книги, относительно поздние по времени их возникновения, — это сборники правил житейской мудрости («Премудрость Соломона»), размышления о смысле жизни (Иов, Экклесиаст), новеллы и повествования исторического содержания (Руфь, Эсфирь), сборник любовных свадебных песен («Песнь песней») и т.д. Особо среди них надлежит отметить книгу псалмов, авторство большинства которых приписывалось царю Давиду. Псалмы представляли собой, по всей вероятности, молитвы, произносившиеся по разным поводам и в различных ситуациях в Иерусалимском храме Яхве. Они позволяют реконструировать некоторые обряды (воцарения божества и земного царя), а также мифы (о борьбе Яхве со Змеем), сведения о которых в Пятикнижии отсутствуют.

Из приведенного обзора видно, что Библия содержит ценные сведения по социально-экономической и общественно-политической истории сиро-палестинского региона (прежде всего, разумеется, иудейского и израильского обществ) I тысячелетия до н.э. Еврейская послебиблейская литература эллинистическо-римского времени и эпохи раннего средневековья в целом воспроизводит библейскую традицию.

Здесь надлежит отметить прежде всего исторические сочинения Иосифа Флавия (вторая половина I — начало II в. н.э.), чьи произведения дошли до нас на греческом языке. Иосиф принадлежал к высшей фарисейской знати, был в Иерусалимском храме жрецом первой череды. Во время восстания иудеев против римского господства (66—73) он возглавлял антиримское движение в Галилее (Северная Палестина), однако предал восставших и перешел на сторону римлян. В качестве вольноотпущенника императора Веспасиана он получил римское гражданство и стандартное римское имя Т. (?) Flavius Iosephus; позже находился при дворе Флавиев. Как источник по истории доэллинистического периода интерес представляют его «Иудейские [210] древности» и «Против Апиона». И та и другая книга выдержана в апологетическом духе, причем автор неукоснительно следует за библейским повествованием, являющимся для него основным источником. Однако в свой рассказ он постоянно вводит детали, отсутствующие в Библии, но тем не менее существенно уточняющие наши представления об отдельных событиях и процессах. Эти сведения Иосиф Флавий черпал из устной традиции, а также из не дошедших до нас произведений эллинистических писателей, в частности Николая Дамасского, Менандра Эфесского, Дия, Манефона, Беросса и др.

Другим важнейшим источником, сохранившим древнюю традицию, является Талмуд (др.-евр. учение), окончательно сформировавшийся в I тысячелетии н.э. Талмуд представляет собой сложное литературное произведение, основу которого составляет Мишна (букв. «Повторение»). Записанная в III в. н.э., Мишна делится на шесть разделов, каждый из которых в свою очередь разделяется на трактаты (всего 63). Дополняет и дублирует Мишну так называемая Тосефта (арамейск. «Дополнение»), записанная позже. Тосефта построена по тому же плану, что и Мишна, однако она содержит только 59 трактатов. Впоследствии Мишна была дополнена комментариями к ней — Гемарой (букв, арамейск. «Завершение»). В V в. н.э. в Палестине были завершены составление и запись Гемары к 39 трактатам Мишны. Такое соединение Мишны с Гемарой, выработанное в Палестине, представляет собой Палестинский или Иерусалимский Талмуд. В Месопотамии самостоятельное комментирование Библии и Мишны было завершено в V в. н.э. (так называемый Вавилонский Талмуд). Здесь Гемара имеется к 36 трактатам, а также к половине трактата «Тамид».

По своему содержанию Талмуд представляет собой свод религиозно-этических, правовых и житейских норм, которые должны были определять собой жизнь верующего иудея; они были выработаны во второй половине I тысячелетия до н.э. и в первые века новой эры иудейскими законоучителями в процессе устного комментирования Библии и обсуждения различных жизненных случаев и возможных ситуаций. При этом в Талмуде постоянно приводятся суждения различных законоучителей, особенно если они различались между собой.

Хотя Талмуд и обращен к иудеям конца I тысячелетия до н.э. и I тысячелетия н.э., он содержит обильный материал, относящийся к доэллинистическому периоду. Сюда относятся сведения, касающиеся земельных отношений, [211] регулирования отношений собственности и правового статуса различных групп населения. Материалы Талмуда показывают, как менялось восприятие обществом отдельных библейских установлений. Например, если раньше вступление в левиратный брак считалось обязанностью, то теперь благим поступком считается отказ мужчины от него. Наконец, в Талмуде разбросаны многочисленные исторические указания, воспроизводящие^/внебиблейскую устную и, вероятно, письменную традицию. В целом Талмуд является идеологической основой современного иудаизма и пользуется авторитетом Священного писания.

§ 4. Памятники финикийской литературы

Записи финикийской мифологической и исторической традиции до нас не дошли, хотя они несомненно существовали. Известно, что во всех крупных финикийских центрах в храмах местных богов велись хроникальные записи, а также хранились письменно зафиксированные тексты мифов, записанные, впрочем, специальной письменностью и доступные только посвященным. Финикийская традиция знает своего рода священное писание — общефиникийский свод, чьим автором считали Таавта, которого отождествляли с египетским богом Тотом. Автором другого свода называют Санхунйатона, жившего, если верить традиции, во II тысячелетии до н.э. В исследовательской литературе существование Санхунйатона оспаривается, однако без достаточных оснований; реальность приписываемого ему сочинения не вызывает сомнений, хотя оно до нас и не дошло. В эллинистическую эпоху историю финикийцев излагали на греческом языке историки Дий и Менандр Эфесский, труды которых также не сохранились.

О содержании финикийской традиции мы можем судить по упоминаниям у античных авторов (Помпеи Трог, Геродот). Сведения исторического характера, изложение мифов, восходящих к финикийской традиции, имеются в «Географии» Страбона.

Ценным источником являются дошедшие в труде Евсевия Кесарийского фрагменты сочинения о финикийцах, принадлежащего перу финикийца Филона Библского. Цитаты из сочинения Филона Библского подобраны у Евсевия тенденциозно, с тем чтобы продемонстрировать читателю фактическое безбожие и скверну язычества. Тем не менее они дают возможность представить себе в некотором приближении и труд самого Филона и его личность. Высокообразованный, хорошо знающий античную культуру, ритор Филон [212] Библский жил на рубеже I—II вв. н.э. Судя по заглавиям его сочинений, они не выделялись из общего круга тем, о которых мог писать человек, не чуждый поэзии и профессионально обучающий других ораторскому искусству («Риторика», «О языке римлян», «О врачебном искусстве», «Необычные истории», «О царствовании Адриана» и т.д.). Книги «Финикийская история» и «О финикийских буквах» стоят в этом списке особняком; они демонстрируют интерес автора и его аудитории к собственно финикийскому прошлому.

Источником для Филона Библского послужило сочинение Санхунйатона, критически переработанное в духе популярных идей эллинистической философии. До нас дошло изложение финикийских космогонических мифов, а также мифов и борьбе различных поколений богов за власть и о разделе Вселенной между богами. Филон излагает их с евгемеристических позиций, т.е. для него боги — это обожествленные выдающиеся люди; космогонический процесс у Филона в отличие от Библии и несомненно от древних финикийских сказаний, где, судя по относящимся к нему постоянным эпитетам, Эл изображен творцом Вселенной, — это не творение, а самозарождение и развитие. Такое представление сформировалось, очевидно, под прямым влиянием греческой философской мысли. В эпоху эллинизма имело место отождествление финикийских богов с эллинистическими; его мы находим, естественно, и у Филона, пытающегося представить финикийские мифы более истинными сравнительно с греческими. Это обстоятельство усложняет повествование Филона.

§ 5. Иноземные источники

Чужеземные источники по истории Восточного Средиземноморья происходят из Египта, Малой Азии, Месопотамии; некоторый материал содержит античная (греко-римская) литература и историография.

Из египетских источников должны быть отмечены прежде всего те, которые содержат сведения о военных походах египтян в Азию. К их числу относятся, в частности, надпись из гробницы Уни (XXIV в. до н.э.) об экспедиции в царствование Пиопи I; стела из Абидоса, повествующая о походе Сенусерта III (XIX в. до н.э.); заупокойные надписи Яхмоса, сына Эбен (XVI в. до н.э.) об изгнании гиксосов и вторжении египтян в Азию, о захвате Шарухена (Южная Палестина) и походе Тутмоса I до Евфрата; надписи, рассказывающие об азиатских походах Тутмоса III (первая [213] половина XV в. до н.э.), в особенности Армантская стела, анналы из Карнака, к который примыкает и легенда о взятии египтянами Яффы (папирус Харрис 500); надписи, свидетельствующие об азиатских походах Аменхотепа II (вторая половина XV в. до н.э.), Сети I (конец XIV в. до н.э.) и Рамсеса II (XIII в. до н.э.). В надписи фараона Мернептаха (конец XIII в. до н.э.) среди обществ Южной Палестины упоминается союз племен Израиль. К этим источникам, содержащим важный материал по исторической географии и общественному строю сиро-палестинского региона, примыкают так называемые черепки проклятий. Они позволяют отчетливо представить себе политическую структуру региона в момент составления текстов.

Из повествовательных текстов отметим рассказ о приключениях Синухета, бежавшего в середине XX в. до н.э. в Азию и там (вероятнее всего, где-то в Сирии) ставшего вождем одного из местных племен, но затем вернувшегося на родину. Здесь мы находим обильный материал для характеристики социальной структуры и политической организации сиро-палестинских обществ указанного времени. Рассказ о поездке в Библ Ун-Амуна, одного из должностных лиц храма Амуна в Карнаке, датируется XI веком до н.э. В дороге Ун-Амун испытывает трудности и унижения; царь Библа дает ему почувствовать бессилие Египта и свою независимость.

В качестве источников по истории интересующего нас региона важны египетские росписи в гробницах с изображением азиатов, прибывающих в Египет, а также свидетельства о распространении в Египте ханаанейско-аморейских культов (стелы с изображением богов и надписями).

Месопотамские источники по истории Восточного Средиземноморья — это прежде всего повествования о походах царей на запад. К их числу относятся: сообщения Саргона Древнего и Нарам-Суэна об их походах против Эблы; цилиндр «А» и статуя «В» Гудеа, царя Лагаша, с сообщениями о его походах к Ливанским горам и к Средиземному морю; повествования ассирийских царей от Тиглатпаласара I до Ашшурбанапала и нововавилонского царя Навуходоносора II об их походах в Сирию, Финикию и Палестину. Они содержат обильный материал по политической истории и социально-экономической организации сиро-палестинских обществ первой половины I тысячелетия до и. э.

Важным источником являются договоры ассирийского царя Ашшур-нерари V (754—745 гг. до н.э.) с Мати-Илу, царем Арпада, и Асархаддона с Ваалом, царем Тира. [214]

Хеттские источники, относящиеся к истории Восточного Средиземноморья, позволяют представить себе ситуацию, сложившуюся в регионе в условиях господства хеттских царей в середине и второй половине II тысячелетия до н.э. Среди них особенно важны договор хеттского царя Суппилулиумы I (середина XIV в. до н.э.) с Шаттивасой, царем Митанни, в преамбуле которого рассказывается об установлении хеттского господства в Сирии; договор Суппилулиумы I с Азиру, царем Амурру, и хеттского царя Мурсили II (вторая половина XIV в. до н.э.) с Дуппи-Тешубом, также царем Амурру, внуком Азиру. Во вводных разделах обоих последних документов, составленных по обычным для хеттской канцелярии стандартам, излагается история возникновения зависимости Амурру от Хеттского царства; вслед за этим говорится об условиях подчинения Амурру и господства хеттов.

Особое место занимает изложение на хеттском языке ханаанейского мифа об Илу — творце земли, его супруге Ашерту и боге Бури (угаритский Баалу). До нас дошел, однако, лишь небольшой фрагмент этого текста.

Античные источники, относящиеся к Восточному Средиземноморью доэллинистического времени, относительно немногочисленны и относятся преимущественно к финикийцам, с которыми греки имели наиболее тесные контакты. Показательно, что Геродот, посетивший Палестину и Финикию, не выделяет иудеев или самаритян из общей массы «палестинских сирийцев» (V в. до н.э.); Диодор и Тацит, пытавшиеся дать своим читателям представление об иудеях, воспроизводят слухи, имевшие хождение в современном им греко-римском мире, представлявшие собой вольную интерпретацию усвоенных понаслышке и чудовищно искаженных библейских преданий.

Что же до финикийцев, то они впервые упоминаются уже у Гомера в «Одиссее», где показана их роль в развитии средиземноморской торговли, в том числе и работорговли. Геродот, излагая греческие предания, по существу, развивает ту же тему; особое внимание он уделяет финикийской колонизации Эгеиды (Беотия, остров Фасос) и участию финикийцев и «палестинских сирийцев» в греко-персидских войнах. О финикийской колонизации Эгеиды говорит и Фукидид, равно как и об основании финикийских колоний в Сицилии. Подробный рассказ о жизни Финикии под персидским господством и в особенности о потрясавших Финикию антиперсидских восстаниях мы находим у Диодора, сведения которого восходят, по-видимому, к финикийской [215] эллинистической историографии. Значительное внимание древнейшей истории Тира уделил Помпеи Трог. Он следовал сидонской традиции, которая вопреки фактам представляла Сидон первым по времени основания городом Финикии, а Тир — его колонией. Чрезвычайно важен рассказ Помпея Трога о восстании рабов в Тире, хотя автор уснастил его сказочными подробностями и перепутал хронологические ориентиры, соотнеся этот эпизод с войнами финикийцев против персов.

К тирской, или, возможно, к гадитанской традиции восходит рассказ Страбона об основании тирской колонии Гадес на юге Пиренейского полуострова.

Заключая обзор источников по истории Восточного Средиземноморья, необходимо подчеркнуть еще раз их неполноту, отрывочность, случайность, фрагментарность и тенденциозность. Опыт археологических изысканий, однако, позволяет надеяться, что со временем будут открыты новые источники, которые позволят заполнить зияющие лакуны в древней истории сиро-палестинского региона.

Исторические источники по древнему периоду истории Аравии (с начала I тысячелетия до н.э. до IV в. н.э.) делятся на четыре основных типа: эпиграфический материал, вещественные памятники, письменные документы из других древневосточных стран и свидетельства античных авторов.

§ 1. Эпиграфический материал

На протяжении нескольких веков путешественники и ученые собирали надписи Южной Аравии, сделанные на камне, бронзе, керамике. Возможно, были надписи на коже и дереве, но они не сохранились. В настоящее время собрано более 5000 надписей, однако некоторые из них содержат лишь одно имя, являются трудночитаемыми фрагментами или представлены плохими копиями и эстампажами.

По своему содержанию южноаравийские надписи делятся на несколько групп: государственные документы, куда входят указы, законодательные материалы, описания военной и внутриполитической деятельности царей, строительные и посвятительные надписи, частноправовые [216] документы (долговые обязательства, надписи на оросительных сооружениях, межевые камни и др.).

Различаются южноаравийские надписи и по месту находки. Большая их часть найдена на территории Южной Аравии, особенно Сабы. Это сабейские, маинские, хадрамаутские, катабанские, химьяритские надписи, а также — в небольшом количестве — аусанские. Некоторые южноаравийские надписи обнаружены в Северной и Центральной Аравии. Это главным образом надписи купцов, караванщиков, а также памятные надписи правителей о военных походах в эти районы. Ряд надписей обнаружен за пределами Аравийского полуострова: в Египте, Месопотамии, на островах Делос, Родос, в палестинских городах Эцион-Гебере и Бетеле, в Эфиопии. Наличие данных надписей связано с существованием торговых поселений, кварталов с переселенцами из Южной Аравии, находившихся на территории других стран. В Северной и Центральной Аравии найдены деданские, лихьянские, самудские, набатейские надписи. Последние по содержанию в основном надгробные и посвятительные. Ряд надписей Северной Аравии (из Кедара, Набатеи, Теймы) сделан на арамейском языке. Надписи Южной Аравии выполнены южноаравийским письмом, относящимся к южносемитской группе алфавитов, куда входит также и ряд алфавитных письменностей Северной Аравии: самудская, деданская, лихьянская и др. Письменность набатеев имеет своим прототипом арамейское письмо.

В отношении датировки южноаравийских надписей существуют разные мнения. Большинство ученых датируют их начиная с VIII в. до н.э. Некоторые (Ф. Хоммель) относят самые древние из них к более раннему периоду — рубеж II и I тысячелетий до н.э. Другие (Ж. Пирен, Г. и Ж. Рикмансы), наоборот, датируют их более поздним временем — V веком до н.э.

Эпиграфические документы представляют собой единственный собственно аравийский письменный материал для восстановления древней истории этого региона. Его значение трудно переоценить. Например, на основе эпиграфического материала восстановлен список сабейских эпонимов и эпонимов племени Халил (с конца II тысячелетия до н.э. до III в. н.э.) — представителей знатных родов, избиравшихся на определенный срок на высшие государственные должности, и восстановлена сама система эпонимата Сабы, частично Катабана, по которой велось в Аравии летосчисление. [217]

Сабейские межевые надписи дают значительный материал по формам землевладения, социально-экономическим отношениям, структуре семьи в Южной Аравии.

Катабанский торговый кодекс из Тимны, выгравированный на каменном обелиске и стоявший некогда в центре города, дает богатые сведения о важнейших торговых центрах великого «пути благовоний», о торговых пошлинах, рынках и факторах регуляции торговли в Катабане царской властью.

Ценность древнеаравийских источников состоит в том, что они по большей части современны описываемым событиям и содержат достаточную информацию о них, точны в передаче терминологии, не подвергались позднейшей переработке, вставкам, искажениям и т.д. Трудность их использования в качестве исторического источника в том, что надписи предельно кратки, лишь фиксируют события или явления, не разъясняя их, приводят социальные и политические термины, не раскрывая их содержания. Среди других категорий письменных источников по истории Аравии чрезвычайно мала группа хозяйственных документов, отсутствуют юридические сборники, произведения литературы, мифологии и др., нет исторических трудов. Все это создает большие трудности в деле реконструкции древней истории страны.

Эпиграфический материал весьма сложен для анализа, Как пример этого можно привести так называемые списки иеродул — краткие тексты, высеченные на стелах, некогда стоявших перед входом в храм бога Астара, руины которого были обнаружены к востоку от городища Майн — остатков города Иасила, столицы царства Майн. Надписи на стелах расположены сверху вниз и распространяются на все четыре грани, причем вопрос о том, где начинался текст, является весьма спорным. Формуляр текстов однотипен и упоминает имя мужчины, его отца, обозначение семьи, рода, объединения, а также имя женщины и название страны. Имена женщин египетские и северозападносемитские. Места их происхождения — Египет, Дедан, Газа и др. Большинство исследователей полагают, что речь в надписях идет о посвящении иноземных рабынь храму в качестве иеродул. Австрийский ученый К. Млакер предположил, что это формула передачи лиц женского пола храму для несения временной или пожизненной трудовой повинности в счет отработки долга главы семьи или по другим причинам. Советский исследователь Г.М. Бауэр предполагает, что формула надписей передает ритуал включения [218] чужеземок, ставших женами скорее всего аравийских купцов, в культовую и гражданскую общину Майна.

Древнеаравийские надписи собирали и изучали К. Нибур, Ж. Галеви, Э. Глазер, У.Г. Зеетцен, Г. Виссман, А. Фахри, X. Нами, Г. и Ж. Рикмансы, А. Жамм и др. В 60–70-е годы около 400 южноаравийских надписей скопировал советский арабист П.А. Грязневич. В 1983 г. около 800 фрагментов надписей собрала в Вади-Хадрамаут советско-йеменская комплексная экспедиция. В XIX—XX вв. осуществлялись крупные издания собранного эпиграфического материала, такие, как «Южноарабские надписи», «Корпус семитских надписей», «Репертуар семитской эпиграфики» и др. В нашей стране в 1978 г. публикация новооткрытых южноаравийских надписей осуществлена в издании «Южная Аравия. Памятники древней истории и культуры».

На основе эпиграфического материала изучены аравийские системы письма, палеография надписей, их датировка и типы, язык южноаравийской письменности.

§ 2. Вещественные памятники

Памятники материальной культуры древней Аравии — это развалины ее городов, дворцов, храмов, жилищ, крепостных и ирригационных сооружений, некрополей и скальных гробниц, орудия земледельческого и ремесленного труда, произведения изобразительного искусства, керамические и ювелирные изделия, монеты (последние найдены даже за пределами Аравии — в Эритрее, Аксуме) и др.

Эти памятники обследованы в течение XVIII—XX вв. Однако количество памятников, исследованных учеными, пока еще незначительно. Аравия по праву считается «археологической целиной». В основном изучались те памятники материальной культуры, что находятся непосредственно на поверхности земли. Много древних сооружений разрушалось на протяжении веков с целью использования их материала для строительства, по религиозным мотивам, подвергалось разрушительному действию времени и природы и т.д.

Археологические раскопки и обследования проводились на северо-западе Аравии, в Юго-Восточной Сирии, Южной Палестине, в районе Заиорданья, в местностях Кильва, Вади-Араба, Умм-ал-Амад и др. Здесь были обнаружены многочисленные наскальные изображения людей и животных, остатки плавилен и копей для добычи и обработки [219] меди и железа, точильные камни для отделения золота от руды, камни-платформы для дробилок, керамика, следы древних караванных путей. Найдено несколько сотен поселений, открыты святилища и некрополи набатеев. Исследованы развалины набатейских городов: их столицы Селы (Петры), Хегры и др.

Немецкими (К. Ратьенс, Г. Виссман и др.) и американскими археологами (Ф.П. Олбрайт и др.) изучался ряд городов Южной Аравии. Особенно интересны древности Мариба, столицы Сабейского царства, развалины которой лежат к северо-востоку от Саны, столицы Йеменской Арабской республики. Раскопки выявили развалины города, представлявшего в плане прямоугольник, остатки дворца, овальный храм лунного бога Алмакаха, крепостные стены и башни, погребальные сооружения, скульптуры.

Неоднократно обследовались руины грандиозной Марибской плотины, расположенной к западу от города. Близ Мариба (в Хавлане) сохранились также развалины древнего Сирваха, интересно городище в области Архаб к северу от Саны с остатками городских построек, прямоугольным храмом, посвященным богу Астару зу-Зибану.

Богатый материал дали раскопки городища Хаджар бин-Хумайд в Катабане, где были открыты развалины столицы Тимны, города, существовавшего с IX по I в. до н.э. Найдены крепостные сооружения, общественные здания, храмы, некрополи, скульптуры и рельефы. В нижних слоях городища были обнаружены остатки дерева, по которым при помощи радиоуглеродного анализа ученые установили дату наиболее раннего рубежа возникновения этого города (852±160 лет до н.э.). Были открыты древности и других южноаравийских городов: столичных центров — Карнаву в Майне, Шабвы в Хадрамауте, древнего порта Кана, храмового комплекса Ам-Адиа и др. В 1983 г. советско-йеменской комплексной экспедицией при раскопках в Вади-Дуан были обнаружены остатки трех, последовательно возводившихся после разрушения на одном и том же месте, храмов, посвященных богине Астарам. Изучался также некрополь с пещерными склепами.

Надписи и памятники материальной культуры древней Аравии хранятся в йеменских музеях в Сане, Адене, Бейхане, Таиззе, а также во многих музеях мира (Британском, Национальном Римском, Берлинском, Стамбульском, Метрополитэн-музее). Имеются они также у нас в стране: в Государственном Эрмитаже и ленинградском отделении Института востоковедения. [220]

§ 3. Источники из других стран Древнего Востока

В документах, происходящих из других стран Древнего Востока, сохранились лишь краткие сведения об арабах и Аравии. В книгах Ветхого завета Библии встречаются рассказы о путешествии из Палестины в страну Офир, многими локализуемую в Аравии, а также о путешествии царицы Савской в Палестину при царе Соломоне в X в. до н.э., упоминаются не только северные арабские племена: ариби, кедреи, набатеи, — но и далекая аравийская страна Хацермавет (Хадрамаут).

Ряд сведений о племенах и княжествах, в основном Северной Аравии, а также о сабеях встречается начиная с IX и до конца VII в. до н.э. в летописях ассирийских царей в связи с их завоеваниями на западе. Некоторый материал содержится в рельефах, изображающих сцены сражений ассирийцев с арабами. Такие рельефы украшали, например, стены одного из залов дворца Ашшурбанапала в Ниневии.

Имеются сведения об Аравии и в надписях нововавилонских царей, в частности Набонида, а также в документах персидских правителей, например Дария I.

Важное место среди иноземных источников, сохранивших сведения об Аравии, занимают надписи царей Аксума — государства Восточной Африки, существовавшего со II до IX в. н.э., ведшего на протяжении длительного времени войны с южноаравийскими государствами Сабой и Химьяром, а затем включившего их в свой состав. Уже первые известные надписи аксумских царей из Адулиса и Абба-Панталеона (на греческом языке) дают интересные сведения о походах в Аравию, о покорении аксумитами значительной части правобережья Красного моря — района Тихамы. Надписи царя Эзаны (IV в. н.э.) упоминают Химьяр и некоторые другие южноаравийские территории в числе владений Аксума.

В некоторых надписях сохранились сведения о проникновении культов южноаравийских богов в Аксум. Об этом повествует, например, надпись аксумского царя Гедары (конец II — начало III в. н.э.) на языке геэз, выполненная архаичным эфиопским письмом на вотивном предмете из бронзы (скипетр в виде плуга) и посвященная сабейскому богу луны Алмакаху, культ которого усердно насаждался в Восточной Африке сабейскими колонистами. Сведения о поклонении южноаравийскому богу Астару содержат надписи Эзаны, посвятительная надпись II—III вв. на бронзовой статуэтке быка и др. [221]

§ 4. Труды античных авторов

Античные авторы сохранили ряд сведений о древней Аравии.

В «Истории» Геродота (V в. до н.э.) встречаются свидетельства о природе полуострова, занятиях и обычаях его жителей, рассказывается об аравийских благовониях и их добыче, имеются отдельные исторические экскурсы, касающиеся взаимоотношений арабов с египтянами, ассирийцами, персами.

Много места уделил Аравии в своем труде «История растений» Феофраст (IV в. до н.э.): более всего у него говорится о специфических аравийских благовониях, но имеются сведения и о занятиях и быте населения, прежде всего сабеев.

Описание Аравии занимало видное место в трудах греческого географа Эратосфена из Кирены, жившего в III— II вв. до н.э. Они не сохранились до нашего времени, однако другой греческий географ — Страбон (I в. до н.э. — I в. н.э.) — пользовался трудом своего предшественника при написании «Географии». Эти авторы сообщают не только об особенностях природных условий Аравии, но и о ее населении [например, о четырех главных народах ее южной части: минеях, сабеях, каттабанах (катабанцах) и хатрамотитах (хадрамаутцах)], его занятиях, культуре, столицах важнейших государств, чертах общественного строя, жизни и быта. Ряд ценных сведений содержится в «Географии» Страбона об арабах-кочевниках Сирийско-Месопотамской степи и жителях Каменистой Аравии — набатеях.

Довольно подробно описал природу и население Северной и Южной Аравии Диодор в «Исторической библиотеке» (I в. до н.э.), опираясь, как предполагают, на труд Агафархида Книдского «Об Азии», II в. до н.э.

Некоторые сведения об Аравии, о походе Александра Македонского на Восток и его взаимоотношениях с арабами содержатся в трудах Квинта Курция Руфа (I в. н.э.) и Арриана (I—II вв. н.э.). Ряд историко-географических сведений об Аравии имеется в труде римского географа первой половины I в. н.э. Помпония Мелы, зачастую компилировавшего труды предшественников — греческих географов.

Известия об Аравии содержатся также в «Естественной истории» Гая Плиния Старшего (I в. н.э.), который базировался при их освещении на сочинении мавританского царя Юбы II (I в. до н.э.) «Об Аравии», написанном для [222] осуществления замысла римского императора Августа о походе в эту область.

В поздних трудах, например в «Церковной истории» Филосторгия, охватывающей время IV—V вв. н.э., содержатся сведения о распространении христианства арианского толка в Южной Аравии: подробно описывается посольство епископа Феофила Индуса, направленное императором Констанцием II и прибывшее к химьяритскому царю с богатыми дарами и пожертвованиями на строительство церквей, которые и были сооружены в Адене, Зафаре и других городах.

Однако в трудах античных авторов превалируют географические описания. Нередко они носили практический характер: стремление персов, греков, римлян освоить Красное море, Персидский залив, выйти за их пределы в океан и добраться до Индии приводило к созданию подробных «периплов» — описаний плаваний, в которых нашли отражение характеристика берегов Аравии, караванных и морских дорог, городов и портов, жителей и их обычаев и т.д. Сохранились сведения о плавании греческих моряков по приказу персидского царя Дария в VI в. до н.э. из Индии в Египет вокруг Аравии, фрагменты трудов географов и мореплавателей — уже упомянутых Агафархида Книдского, Артемидора Эфесского (II—I вв. до н.э.), анонимный «Перилл Эритрейского моря» (I в. н.э.), оснащенный картографическими материалами знаменитый труд крупнейшего географа древности Клавдия Птолемея (I—II вв. н.э.), «Полное описание мира и его народов» на латинском языке (IV в. н.э.) и др.

§ 5. Устное народное творчество

Некоторые сведения встречаются в устном народном творчестве. Таково, например, южноарабское (кахтанидское) предание о царе Асаде ал-Камиле, в котором отразилась внешнеполитическая и религиозная история Химьяритского государства в конце IV — начале V в., ономастика и топонимика того времени, процесс бедуинизации Аравии и др.

Возможно, значительный материал, особенно по религии древней Аравии, даст изучение преданий сокотрийцев, потомков сабеев, минеев и других южноаравийских народностей, сохранивших в условиях островной изоляции ряд древних южноаравийских традиций и обрядов, например связанных с поклонением луне, культу предков и пр. [223]