Историческая хроника Морского корпуса. 1701-1925 гг.

«МАТЕМАТИЧЕСКИХ, НАВИГАЦКИХ И МОРЕХОДНЫХ ХИТРОСТНО НАУК УЧЕНИЮ БЫТЬ»

В конце XVII столетия Российское государство, наделенное несметными природными богатствами, продолжало оставаться феодальной державой, отставшей в своем экономическом развитии от ведущих стран Западной Европы. И тому были довольно веские причины. Оторванность от морей затрудняла ее торговые и культурные связи с другими странами, создавала постоянную реальную угрозу вторжения на ее территорию иноземных захватчиков. Извечные враги России – соседние прибрежные государства – это прекрасно понимали, считая, что пока страна будет лишена независимого выхода на морские просторы, она не сможет проводить самостоятельную государственную политику.

Полностью осознавал это и молодой русский царь. Главной целью своей внешнеполитической деятельности он сделал борьбу за выход к Балтийскому и Черному морям. Умело используя сложившуюся к концу 90-х годов XVII века международную обстановку и благоприятное соотношение сил, позволявшее создать антитурецкую коалицию (Россия, Польша, Австрия и Венеция), государь решил начать военные действия против Турции, а затем отвоевать исконные русские прибалтийские земли у Швеции.

В 1695 году Петр I предпринял свой первый поход на турецкую крепость Азов, которая закрывала выход русским торговым судам в Азовское море по реке Дон.

Российские сухопутные войска дважды штурмовали крепость, но добиться успеха не смогли. После нескольких кровопролитных и весьма неудачных приступов на крепостные стены Азова от огромной русской армии осталась одна треть личного состава.

27 сентября 1695 года, в ночь, осада была снята. Не зажигая огней, без шума впрягли пушки и пошли назад по левому берегу Дона. Впереди обозы – за ними – остатки войск, в тылу – два полка генерала Гордона. Шли по обледенелой земле, с неба валил снег, буйствовала вьюга. Солдаты – босые, в летних кафтанах – уныло брели по безбрежной равнине, покрытой ранним снегом. За войском постоянно следовали стаи голодных волков, наводя страх на обессиленных воинов.

С дороги Петр написал в Москву князю-кесарю: «Мин херц кениг… По возвращении от невзятого Азова с консилии господ генералов указано мне к будущей войне делать корабли, галисты[1], галеры и иные суда. В коих трудах отныне будем пребывать непрестанно. А о здешнем возвещаю, что отец ваш государев, святейший Ианикит, архиепископ прешпургский и всея Яузы и всего Кукую патриарх с холопьями своими, дал Бог, в добром здравии. Петр».

Так, без славы, окончился первый азовский поход. После сокрушительной неудачи царь лишь на короткий срок задержался в Москве и тотчас уехал в Воронеж, куда со всей России начали сгонять рабочий и ремесленный люд. По грязным осенним дорогам в город потянулись многочисленные обозы. Строились верфи, бараки для рабочих, амбары для строительных материалов. На стапелях заложили 2 корабля, 23 галеры и 4 брандера[2]. Зима выдалась лютой. Люди сотнями гибли и убегали с проклятой каторги. Их ловили, заковывали в железо. Пронизывающий до костей ветер раскачивал на виселицах тела казненных.

Чтобы не идти в Воронеж, в деревнях мужики калечились, рубили себе пальцы. Приказам Петра I противилась вся православная Русь. Пришли антихристовы времена! Возмущались крестьяне: «Волокут на новую и непонятную каторжную работу!» Ругались помещики, выплачивая деньги на строительство морских судов и выделяя для царских причуд крепостных крестьян. Поля в тот год стояли незасеянными, хлебные амбары пустовали.

Духовенство возмущенно перешептывалось: авторитет церкви ослабевал, в свои руки все теперь брали проклятые иноземцы и беспородные новорусские проходимцы.

Трудно начинался новый XVIII век. И все же, несмотря на все это, первый флот был построен. 18 июля 1696 года русская сухопутная армия и военные корабли вынудили турецкий гарнизон Азова, лишенный поддержки с моря и блокированный с суши, капитулировать.

Эта победа вывела Россию на берега Черного моря. Но для закрепления успеха требовалось создание более мощного отечественного регулярного военного флота. Считая его организацию делом государственной важности и неоднократно повторяя всем своим оппонентам, что «сие дело необходимо нужно есть государству по оной пословице: что всякий потентат, который едино войско сухопутное имеет, одну руку имеет, а который и флот имеет, обе руки имеет», царь принудил Боярскую думу вынести историческое решение: «Морским судам быть», с этого события началась история регулярного российского флота.

Строительство флота в стране в конце XVII – начале XVIII века пошло такими темпами, что новые военные корабли вынуждены были стоять в гаванях из-за нехватки офицеров и матросов для укомплектования судовых команд. Император спешно направил посольских служивых людей за границу для вербовки в тамошних портах «добрых моряков». Одновременно целые полки отборных гвардейцев по велению Петра I срочно превращались в матросов, а рекрутский набор для нужд флота производился преимущественно в губерниях, прилежащих к морю, озерам и большим рекам. Иностранцы критически относились к энергичным действиям царя, уверенно считая, что русский солдат на сухом пути превосходен, но к морской службе малопригоден. Для подобных суждений существовали достаточно веские основания. Россия испокон веку являлась страной континентальной и никогда морских границ не имела. Русский народ не питал особой любви к морским путешествиям и опытом вождения судов, тем более военных, не обладал. Нелюбовь русских к морю была непреодолима. Однако, по твердому убеждению царя, молодому российскому флоту требовались свои национальные кадры морских офицеров и корабельных специалистов. И вот вскоре не боярским приговором, а лично государевым указом велено пятидесяти дворянским отпрыскам собираться за море, осваивать морское дело и навигацкие науки, учиться математике и кораблестроению.

В 1697 году три партии стольников отправились в Венецию, а четвертая группа молодых дворян выехала для обучения морскому делу в Лондон и Амстердам.

В домах именитых русских бояр «стон стоял и плач великий». Великое горе! Государь указал недорослям дворянским отбывать за рубеж, где, прости Господи, по-нашему и говорить-то не умеют!

Постигать там какое – то таинственное ремесло – навигацкую науку и умение водить корабли в бою. Царь повелел не возвращаться в Россию до тех пор, пока чада их не получат свидетельства о пригодности к службе морской. При этом они должны пройти практику на судах да поучаствовать в сражениях морских. И это еще не все. Пребывание недорослей в заморских краях будет проходить за собственный кошт. Кряхтели бояре, в голос выли боярыни. Но как ослушаться царя, если тот за невыполнение своего указа грозил лишить чинов и вотчин?..

Вослед молодым дворянам за рубеж отбыл и сам государь со свитой. В составе Великого посольства, возглавляемого генерал-адмиралом Ф.Я. Лефортом, боярином Ф.А. Головиным и дьяком П.В. Возницыным, Петр I находился под именем бомбардира Михайлова.

Ох и круто заворачивал самодержец всея Руси! Неспокойно было на Москве. Иноземная зараза настойчиво проникала в полусонное царство столицы. Бояре, духовенство и все православное поместное дворянство страшилось перемен, удивленно внимало, как быстро и жестко внедрялись новые планы царя Петра. Вздыхали: «Живем без страха Божия! В бездну катимся!»

Царя не узнавали даже приближенные к нему люди – зол, упрям, весь в заботах и планах. В Воронеже и на Дону быстрым темпом строились верфи. Корабли, галеры и брандеры закладывались на стапелях. Деяниям императора противилась вся Россия. В народе роптали: «Воистину, пришли антихристовы времена!»

Перед своим отъездом за границу император поручил правление государством князю Федору Юрьевичу Ромодановскому. Ему был присвоен титул Князя Кесаря и Его Величества.

Царь относился к князю как обычный подданный к государю. Из Амстердама в Москву Петр писал Великому Кесарю: «…Которы навигаторы посланы по вашему указу учиться, – розданы все по местам… Иван Головин, Плещеев, Кропоткин, Василий Волков, Верещагин, Александр Меншиков… при которых я обитаю, отданы – одни в Саардаме, другие – на Остинский двор к корабельному делу… Коншин, Скворцов, Петелин, Муханов и Сенявин пошли на корабли в разные места в матрозы; Арчилов поехал в Гаагу бомбардирству учиться… А стольники, которые прежде нас посланы сюда, выуча один компас, хотели в Москву ехать, чаяли, что все тут… но мы намерения их переменили, велели им идти в чернорабочие, на Остадтскую верфь…»

Вернувшиеся в 1699 году стольники строго экзаменовались самим царем на военном корабле, стоявшем на якоре неподалеку от Воронежской судоверфи. Результаты оказались малоутешительными – из общего числа направленных в 1697 году за рубеж детей дворянских «экзерцицию» по морским наукам выдержали только четверо. Первый опыт направления молодых дворян обучаться морскому делу за границей не дал ожидаемых результатов. Во-первых, боярские дети не владели должными знаниями математических (цифирных) наук, обязательных для освоения сложных морских дисциплин; во-вторых, не имели ни малейшего представления об иностранных языках. Кроме того, для людей с подобной общеобразовательной подготовкой срок пребывания за границей оказался явно недостаточен.

Все это окончательно убедило царя Петра в необходимости организации в России собственного специального учебного морского заведения для подготовки в его стенах национальных кадров морских офицеров и корабельных специалистов. Посетив в 1698 году Лондон, царь еще тогда приказал подобрать для будущей Навигацкой школы хорошего преподавателя математики и морских наук. Ему представили профессора Абердинского университета Генри Фархварсона, охотно принявшего предложение русского царя и согласившегося не только преподавать математику и морские науки, но и организовать новое морское учебное заведение в Москве.

Уведомляя о своем решении Князя Кесаря, Петр I с сомнением сообщал: «…Одно меня беспокоит – Фархварсон сей, как и его помощник Гвын, кои для преподавания в Навигацкой школе выписаны, ни одного слова по-русски не знают. Переводчики же наши переводить толком учебники не могут…»

Князь Кесарь, прикрыв глаза тяжелыми веками, поудобнее уселся на лавке в углу Гербовой палаты и продолжал внимательно слушать царское послание, которое монотонной скороговоркой читал ему дьяк Виниус: «Мин херц Кениг,

Брюса направляем мы в Англицкую землю, в Лондон, дабы какие ни на есть книги математические и навигацкие закупил и еще добрых учителей мореходных хитростных наук на службу к нам взял. Думаем мы указ учинить, чтобы школу навигацкую учредить в Москве. Посему боярские и дворянские дети все дни здесь по кабакам шляются, а науку знать не хотят. А быть той школе в башне, что поставили мы в честь Лаврентия Сухарева полка… И о том, мин херц, присмотри. Питер».

И вновь по кривым немощеным улицам Москвы поползли слухи. Зря, видно, подьячего, что на паперти у Спаса на Крови письма подметывал, казнили жестоко. Верно писано было: «Антихрист ныне является. Все на лицо антихристово строят, миру кончина пришла, если того антихриста не избыть добре, став с крестом ему напротив!»

Именитые люди, поглаживая окладистые бороды, поглядывали на чудное строение, возводимое на манер корабля. Дом рос буквально на глазах москвичей. Пристраивались замысловатые галереи второго яруса, выводили восточную пристройку – «нос судна» и западную – «корму». Посредине «вздорным манером» взметнулась ввысь башня-«мачта». Да не с крестом на верхушке, а с двуглавым орлом – гербом российским.

Слухи возбуждали обывателей, их фантазия, восполняя недостаток сведений о происходящих в столице событиях, оборачивалась вымыслами и преувеличениями. Кто-то напрягался, измышляя, чтобы продемонстрировать якобы свою причастность к событиям, недоступным «простому» человеку, кто-то добросовестно пересказывал услышанное в кабаке, на торжище, ибо всякому приятно хоть на несколько минут оказаться в центре внимания толпы. Молва стоустна и безлика, но в основе слухов всегда лежат пустая болтливость и некомпетентность. Комплекс строений Сухаревой башни закончили возводить в 1701 году. 14 января того же года царь подписал указ об основании в России первой светской школы, положившей начало обучению математическим наукам и их применению для навигации.

Высочайший указ об основании Школы математических и навигацких наук, составленный самим Петром I, являлся не только официальным распоряжением об основании в Москве учебного заведения по подготовке профессиональных специалистов для морского флота, но и регламентировал различные аспекты его работы. Приводим текст петровского указа, сохранив стиль и орфографию подлинника, передающие аромат той далекой и довольно суровой эпохи:

«Великий Государь, Царь и Великий Князь Петр Алексеевичу всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержец, ревнуя древле – бывшим Трекоправославным Пресветлосамодержавнейшим Монархом, премудро управляющим во всяком устремлении Государствие Самодержавия своего и иным в Европе ныне содержащихся и премудро тщательно управляемых государствий Пресветлодержавнейшим Монархом же и Речи Посполитые управителем, указал Именным Своим Великого То сударя повелением, в Государстве Богохранимыя Своея Державы Всероссийского Самодержавия: на славу Всеславного Имени Всемудрейшего Бога, и своего Богосодержимаго храбропремудрейшего царствования, во избаву же и пользу Православного Христианства, быть Математических и Навигацких, то есть мореходных, хитростно наук у сепию. Во учителях же тех наук быть Английския земли урожденным: Математической – Андрею Данилову сыну Фархварсону, Навигацкой – Степану Гвыну, да Рыцарю Грызу; и ведать те науки всяким в снабжении, управлением во Оружейной палате Боярину Феодору Алексеевичу Головину с товарищи, и тех наук ко учению усмотря избирать добровольно хотящих иных же паче и вопринуждением; и учинить неимущим во прокормление поденный корм усмотря арифметики или геометрии ежели кто сыщется отчасти искусным, по пяты алтын в день, а иным же по гривне и меньше, рассмотрев коегожда искусство учения: а для тех же наук определить двор в Кадагиеве мастерские палаты, называемой большой полотняной и об очистке того двора послать в мастерскую ггалату постельничему Гавриле Ивановичу Головину Свой Великого Государя указ, и, взяв тот двор и усмотрев всякия нужные в нем потребы, строить из доходов от оружейныя палаты.

Подлинный указ за скрепою думного дьяка Автонома Иванова».

Таким образом, первоначально в соответствии с указом Навигацкую школу предполагали основать в большой полотняной палате двора в Кадашеве, в Замоскворечье, где предписывалось сделать необходимые пристройки. Однако Андрей Данилович Фархварсон посчитал, что выделенные под учебное заведение помещения малопригодны и довольно тесны. Они действительно оказались совершенно неудобны для занятий по астрономии, да и располагались в значительном отдалении от основных государственных учреждений и канцелярий.

Английские профессора, прибыв в Москву, не зная языка, растерялись и проявили полную беспомощность при обустройстве школы и организации в ней учебного процесса. Это продолжалось до тех пор, пока за практическую организацию дела не взялся энергичный дьяк Оружейной палаты Алексей Александрович Курбатов. По его предложению и убедительным доводам Петр I 23 июня 1701 года, спустя 5 месяцев после официального основания учебного заведения, отвел школе Сухареву башню со всеми ее строениями и земельным участком. Новое здание вполне удовлетворило профессора Фархварсона. Оно располагалось на возвышенности, в «пристойном месте, где можно горизонт видеть, сделать обсерваторию и начертание и чертежи в светлых покоях». Все второе полугодие 1701 года ушло на возведение пристройки к Сухаревой башне «верхния при школе палаты» и на составление плана и расписания занятий будущих воспитанников Навигацкой школы.

Император принимал активное участие в делах организации и становления первого российского военно-морского учебного заведения. Вместе с профессором Фархварсоном Петр I составил устав Навигацкой школы и утвердил ее конкретные задачи. Безусловно, основными предметами изучения в Школе являлись морские науки, но одновременно с ними предполагалось изучать также комплекс иных предметов. Таким образом, Навигацкая школа в первые годы своего существования числилась, в силу необходимости, учебным заведением, выпускающим, кроме моряков, учителей, геодезистов, архитекторов, инженеров, артиллеристов, гражданских чиновников, писарей и «добрых мастеровых».

В архиве сохранилась записка русского царя. В ней он повелевал тогда «…детей учить: 1. арифметике; 2. геометрии; 3. приему ружья; 4. навигации; 5. артиллерии; 6. фортификации; 7. географии; 8. знанию членов корабельного гола и такелажа; 9. рисованию; 10. на произволение танцам для пастуры».

Сретенская, или Сухарева, башня построена в северо-восточной части Москвы на земляном валу, окружавшем в те времена столицу. От нее начиналась дорога в Троице-Сергиеву лавру. Ранее на этом месте располагались Сретенские городские ворота с воинской заставой. Кроме караульной, здесь же находилась мытная изба для сбора пошлин с проезжающих. По всему валу тянулись строения стрелецких слобод. Во время стрелецкого бунта на валу разместился полк Лаврения Панкратовича Сухарева. Полковник не только не участвовал в военном перевороте, но добровольно перешел на сторону юного Петра, охранял его на всем пути следования в село Преображенское и в Троицкую лавру. По имени командира преданного царю полка башня и стала называться Сухаревой.

Если верить легенде, то Петр I, одержимый идеей строительства регулярного флота, специально распорядился придать очертаниям старых Сретенских ворот и Сухаревой башни вид корабля с мачтой. Галереи второго яруса представляли собой шканцы (верхнюю палубу), восточная сторона – корабельный нос, а западная – корму. На башне установили часы с боем. В третьем ярусе башни располагались классные комнаты Навигацкой школы и «рапирный» зал, где воспитанники занимались фехтованием. В нем усатый иноземец с повадками мушкетера обучал курсантов секретам «шпажной игры». При этом он не уставал повторять им, что только шпага может помочь благополучно выйти из любого трудного положения. Занятия «рапирной наукой» в школе поощрялись, и за фехтование ученикам прибавлялось «изменение против других жалования».

Соратник Петра I Яков Брюс в верхнем ярусе Сухаревой башни, возвышающемся над уровнем реки Москвы более чем на 100 метров, оборудовал обсерваторию и наблюдал с учащимися движение небесных светил.

Знающий 14 ремесел, в числе коих самым любимым являлось токарное, царь Петр предусмотрел планами Навигацкой школы овладение ее воспитанниками рядом рукотворных профессий. На верхнем этаже Сухаревой башни специально организовали учебно-производственную мастерскую.

Посещая Школу математических и навигацких наук, присутствуя на ее уроках, Петр I всякий раз поднимался по каменной лестнице башни в токарную, чтобы полюбоваться на работу ученика «Цифирной» школы Андрея Нартова.

Посасывая глиняную трубку, царь с удовлетворением наблюдал за точными действиями 15–летнего мастера-самородка. Заготовка зажата в патроне станка. Обеими руками юноша крепко держит резец, осторожно подводит его к заготовке и ведет вдоль изделия, стараясь придать ему необходимую форму.

Сделать это было нелегко: стоило сильнее нажать или скосить резец – и вещь навсегда испорчена. Несовершенными были токарные станки в начале XVIII века.

Бывая на Сухаревке, царь непременно наведывался к Нартову. Придирчиво осматривал его работу, задавал вопросы. Сам показывал, как нужно точить. Когда в 1712 году двор переехал в Петербург, Петр не забыл о Нартове, взял к себе личным токарем.

Так начиналась карьера известного российского мастера-универсала, изобретателя-исследователя Андрея Константиновича Нартова – ученика Школы математических и навигацких наук.

С западной стороны к Сухаревской башне пристроили деревянный амфитеатр. В нем тогда хранился «маскарадный» кораблик, названный «памятником-миротворцем». В торжественных случаях, в дни великих побед русского оружия этот кораблик обычно возили по Москве с распущенными парусами и боевыми знаменами.

Первым профессором и фактическим организатором Навигацкой школы в Москве стал Генри Фархварсон. Петр I пригласил его на русскую службу как известного шотландского профессора математики Абердинского университета – именно так его представляли российские историки, изучающие деятельность Морского кадетского корпуса. На самом же деле это не соответствует действительности.

Профессор Петербургского государственного морского технического университета А.Н. Холодилин, изучив отечественные и британские архивные документы, опубликовал в газете «Андреевский флаг» (1992. № 6) статью. В ней он утверждал, что Генри Фархварсон был довольно молод, когда русский царь в 1699 году познакомился с ним в Англии. В то время он числился лишь начинающим преподавателем математики в одном из колледжей Абердина и, конечно же, едва ли мечтал о том, что когда-то станет профессором, да еще в далекой и неведомой России. Петр I, с его удивительной прозорливостью и умением оценивать людей, все же пригласил Фархварсона преподавателем математики в московскую Навигацкую школу, предложив ему, согласно контракту, жалованье в размере 100 рублей в год, хорошую бесплатную квартиру, кормовые деньги и, кроме того, 50 фунтов стерлингов за каждого ученика, под его руководством успешно окончившего курс математических наук.

Существует несколько версий написания фамилии Фархварсона как на английском, так и на русском языках. До сих пор в нашей стране она писалась как Фарварсон. И действительно, глухой звук «х» в английском языке практически не произносится. Однако не следует забывать, что кандидат на профессорскую должность был шотландцем, в их языке звук «х» всегда четко акцентируется и подчеркивается при произношении. Профессору А.Н. Холодилину удалось найти архивные документы с собственноручной подписью математика, в том числе – его четкие росписи на денежных документах. В них по-русски обозначена его фамилия – Фархварсон. Обрусевший шотландец сменил имя Генри на Александр Данилович.

Генри Фархварсон в августе 1699 года прибыл на корабле в Архангельск вместе со своими молодыми учениками Стефаном Гвином, 15–летним юношей, и 17-летним Ричардом Грисом. Первый до самой своей смерти в 1720 году успешно сотрудничал с А.Д. Фархварсоном, а Ричард Грис решил вернуться в Англию. По дороге на родину в январе 1709 года его убили разбойники на Нарвском почтовом тракте.

Числясь учителем математики, Фархварсон преподавал в Навигацкой школе также навигацию и геодезию. Подготовленные им в Москве специалисты работали впоследствии не только штурманами, но и геодезистами.

Кроме преподавания профессор много времени и внимания уделял методической работе в учебном заведении, являлся автором учебной литературы и пособий. До наших дней в архивах сохранились его авторские рукописи и методические материалы по навигации. При его прямом участии составлена «Генеральная карта Каспийского моря». Им написана книга по геометрии – «Эвклидовы элементы» и «Книжица о сочинении и описании сектора шкал». Английский историк В. Райен обнаружил в Британском музее рукописный учебник кораблевождения, составленный А.Д. Фархварсоном в 1703 году. Обнаруженная рукопись является одним из первых учебников по морской дисциплине в русской истории.

Являясь прекрасным методистом и педагогом, профессор Фархварсон подготовил многих специалистов, в коих так нуждались тогда Россия и ее военно-морской флот. До 1715 года он выпустил 50 первых русских навигаторов, часть из которых прошла практическую стажировку в Англии.

Согласно именному Государеву указу Навигацкой школе следовало состоять в ведении Оружейной палаты, у боярина Ф.А. Головина, одного из приближенных царя Петра. Вначале его деятельность, главным образом, всецело посвящалась флоту. Он нанимал иностранцев на русскую службу, обеспечивал и контролировал строительство морских судов, был назначен начальником вновь образованного Воинского морского приказа. Если Оружейная палата была в 1547-1711 годах центральным учреждением Российского государства, ведавшим изготовлением, закупкой и хранением оружия, то Воинский морской приказ являлся организацией, в ведении которой по распоряжению Петра I находились все дела по комплектованию личного состава флота. В 1699 году, после смерти Франца Лефорта, Головин назначается генерал-адмиралом и становится первым российским кавалером ордена Александра Невского.

14 января 1701 года высочайшим указом царя Петра об основании Школы математических и навигацких наук генерал-адмирала Головина назначили ее государственным попечителем. Правда, в силу своей занятости он часто перепоручал обязанности по руководетву учебным заведением энергичному и опытному дьяку Оружейной палаты А.А. Курбатову. Он-то и посоветовал Петру I привлечь к преподаванию в школе молодого талантливого русского математика Леонтия Филипповича Магницкого.

Русский математик и педагог Магницкий родился 9 июня 1669 года в Осташковской слободе Тверской губернии. Самостоятельно изучив грамоту, способный юноша воспитывался в ИосифоВолоколамском монастыре, чей настоятель, оценив его незаурядный талант и тягу к знаниям, определил отрока на учение в Московскую славяно-греко-латинскую академию. Изучив там в совершенстве латинский и греческий, а вне академии, по собственной инициативе также немецкий, голландский и итальянский языки, Леонтий Магницкий, самостоятельно овладел математическими науками в объеме, далеко превосходящем уровень элементарных арифметических землемерных и астрономических познаний. После встречи и беседы с русским самородком Петр I, также не раздумывая, назначил его преподавателем арифметики, геометрии и тригонометрии школы математических и навигацких наук. В 1715 году Магницкий стал ее непосредственным руководителем и заведующим учебной частью. Все годы жизни талантливого русского педагога и ученого отданы трудам в Навигацкой школе.

Государь всегда доброжелательно и особенно милостиво относился к Магницкому, почитая его глубокие познания и всестороннюю образованность. По отзыву одного из современников, профессор Навигацкой школы слыл «сущим христианином, добросовестным человеком, в нем же лести не было». Царь пожаловал Магницкого деревнями, приказал выстроить ему в Москве дом и даже благословил образом. За энциклопедические знания и природный талант император называл Леонтия Филипповича «магнитом» и впредь приказал ему писаться Магницким. Однако, высоко оценивая ум и талант русского профессора, Петр I установил ему жалованье значительно меньшего размера, чем иноземным преподавателям.

Леонтий Магницкий является автором первых отечественных учебных пособий, математических и мореходных таблиц. Всемирно известный труд ученого «Арифметика», изданный в Москве в 1703 году, огромным для того времени тиражом (2400 экземпляров), содержал пространное изложение «числительной науки», важнейшие для практического приложения разделы элементарной алгебры, арифметики и алгебры к геометрии, понятия о вычислении тригонометрических таблиц и о тригонометрических вычислениях. Книга содержала необходимые морякам начальные сведения по астрономии, геодезии и навигации. «Арифметика» Магницкого вызвала интерес к математическим наукам у будущего академика М.В. Ломоносова, писавшего впоследствии о книге талантливого отечественного педагога: «Арифметика сия для меня явилась „вратами учености“». Среди воспитанников Леонтия Филипповича Магницкого известны такие выдающиеся питомцы Навигацкой школы, как Н.Ф. Головин – будущий президент Адмиралтейств-коллегии, И.К. Кириллов – обер-секретарь Сената, прославленные геодезисты И.М. Евреинов и Ф.Ф. Лужин, первыми выполнившие натурные съемки местности районов Камчатки и Курильских островов, С.Г. Малыгин, Д.Л. Овцын и С.И. Челюскин – участники 2-й Камчатской экспедиции, капитан-командор А.И. Чириков, астроном А.Д. Красильников, ученый-географ и картограф Ф.И. Соймонов и многие другие.

Классы Навигацкой школы во главе с ее руководителем Леонтием Магницким продолжали успешно работать и после того, когда в октябре 1717 года по велению Петра I в Петербурге организовали Морскую академию. Л.Ф. Магницкий умер на 71 году жизни в Москве. Погребен он в церкви Гребенской Богоматери, что за Никольскими воротами. На углу Лубянской площади и Мясницкой улицы и по сей день находится надгробный камень, на котором сыном этого выдающегося деятеля флота и отечественной науки высечена следующая надпись: «В вечную память Леонтию Филипповичу Магницкому, первому в России математики учителю, здесь погребенному мужу любви к ближнему нелицемерной, благодаря ревностного жития чистого, смирения глубочайшего, великодушия постоянного, нрава тишайшего, разума зрелого, обхождения честного, прямодушия любителя, подчиненным отцу любезному, обид от неприятелей терпеливейшему, по всем приятнейшему и всяких обид, страстей и злых дел силами чуждающемуся… Наукам изучился дивным и неудобовероятным способом… именованный прозванием Магницкий и учинил российскому благородному юношеству, учителем математики, в котором звании ревностно, верно, честно, всепрележно и беспорочно служа и пожив в мире 70 лет, 4 месяца и 10 дней 1739 года октября 19 дня, оставя добродетельным своим житьем пример оставшим по нем, благочестно скончался».

Согласно царскому указу, в Навигацкую школу «велено было принимать детей дворянских, дьячих, подьячих, из домов боярских и других чинов, от 12 до 17 лет». Указ состоялся. Школу открыли и… поступило в нее всего 4 человека. Темные слухи и злая обывательская молва сделали свое дело. Родовитые Солнцевы-Засекины, Хилковы и Урусовы не пожелали пускать своих чад в новую светскую школу. Царский указ оскорблял старые боярские роды, ибо велено детей дворянских посадить за один стол с детьми подьячих, дьячих, церковнослужителей, посадских, дворовых, солдатских и отроков других недостойных чинов. Придумали – отдать любимое чадо в руки ненавистных иностранцев, в товарищество к холопам, в светскую школу, где за «шалость» «дитя» могли принародно высечь. Тогда и в 18 лет дворянин почитался еще «неразумным младенцем», получившим вполне достаточное для дворянина образование у сельского дьячка, которого недоросль, как наставника, и в грош не ставил. Словом, опять антихрист в ход пошел, недаром люди говорят: «мерзостен Богу, кто учит геометрию».

Суров во гневе был Петр Алексеевич – государь российский. Загремели новые указы, угрожавшие ослушникам «потерянием чести и живота», на всех городских воротах, в больших селах вывесили списки не явившихся на смотр, а всякому сообщившему об уклонившемся от призыва в учение обещалось все имение виновного. Сверх того, «для избежания потворства и личных отношений» царь разрешил доносителям являться прямо к нему, что раньше практиковалось только в доносах о важных государственных делах и о неправом решении суда.

С опаскою и оглядкою потянулись дворянские недоросли вместе с разночинцами и холопскими детьми в Морскую школу, в «проклятую» Сухареву башню к иноземцам на обучение. Уже в 1702 году в Навигацкую школу приняли 200 человек.

Генерал-адмиралу Ф.А. Головину профессор Фархварсон докладывал, что в школу набран полный комплект «учеников – охотников всяких чинов, из коих 180 человек учатся арифметике, 10 человек учат алгебру и готовы совершенно в геометрию». После сведений о числе и качестве учебных инструментов, необходимых школе, в рапорте сообщалось, что «нынешние люди из всяких чинов и пожиточные, узнав этой науки сладость, отдают в школу детей своих; другие же взрослые недоросли, рейторские дети и молодые из приказов, приходят с охотою не малою учиться».

Через несколько лет «комплект» учащихся Навигацкой школы увеличили до 500 человек. В классах учебного заведения на школьных скамьях сидели рядом потомки Рюрика и дети простолюдинов и постигали морское дело.

Бюджет Школы математических и навигацких наук, составлявший 22 459 рублей, 6 алтын и 5 денег, содержал расходные статьи на жалованье учителям, кормовые деньги учащимся, на школьные расходы и на содержание за границей учеников, успешно окончивших полный курс учебного заведения.

Ученики Навигацкой школы обеспечивались форменной одеждой, довольно дорогой и более «роскошной», чем форма учащихся других военных школ. Так, полный комплект форменной одежды воспитанника школы обходился казне в начале XVIII столетия в 14 рублей 25 копеек, в то время как комплект обмундирования одного ученика Артиллерийской школы, пошитой из сермяжного сукна, стоил всего 1 рубль 35 копеек.

Школьная программа предусматривала обучение воспитанников арифметике, геометрии, тригонометрии, навигации плоской, навигации меркаторской, сферике, астрономии, математической географии и ведению шканечного журнала под названием «диурнал». Некоторым ученикам, из тех, кто оказался поспособнее, преподавалась еще и геодезия.

По словам современников, в Навигацкой школе англичане не всегда добросовестно и старательно относились к своим обязанностям, во всяком случае в первое время существования учебного заведения. «Учат чиновно; в тех случаях, когда англичане загуляют или по своему обыкновению по часто и по долгу проспят, тогда учит Магницкий, который все время находится в школе и всегда старается не только ученикам охоту привить к учению, но и к доброму поведению». «А Грыз и Гвын, хотя и навигаторами написаны, до Леонтия науками не дошли». Английские преподаватели недолюбливали Магницкого, «видя в школах его управление, и он, Магницкий, видя неудовольствие англичан, просил освободить его от школы, на что согласия не последовало и приказано было о всех случаях, бывающих в школе, до приезда Ф.А. Головина доносить в Оружейную палату, куда, усмотрев заботу Магницкого о порядке, призывали англичан и уговаривали не ссориться с Магницким».

Преподавание в Навигацкой школе организовали так: ученики, «познавшие» арифметику, после экзамена у Магницкого переводились в следующий класс – в класс «Геометрия», затем в «Тригонометрию» и т. д. От Магницкого воспитанники школы переходили к англичанам, они также вели обучение по классам-предметам: «Плоская навигация», «Навигация меркаторская» и так далее. По завершении курса обучения преподаватели подавали в Оружейную палату списки «готовых к практике».

Неграмотных, разумеется, первоначально обучали читать и писать. Поэтому класс «Русской грамоты» получил название «Русская школа», по аналогии с классом арифметики, называвшимся «Цифирною школою».

Занятия чтением шли общепринятым для Руси порядком. Они начинались с освоения азбуки, продолжались Часословом, Псалтырем и заканчивались «гражданскою печатью». Степень успеха каждого воспитанника в освоении премудрости чтения обычно соразмерялась с числом заученных им книжных страниц.

Воспитанники низших сословий, разночинцы, изучившие грамоту и арифметику, обычно этим заканчивали свое учение и трудоустраивались писарями на должностях в Адмиралтейство, помощниками к архитекторам, аптекарям и тому подобные должности. Дети же дворян («шляхетские») из Русской и Цифирной школ переводились в высшие классы Навигацкой школы для дальнейшего обучения. Большинство учащихся этой подгруппы оканчивало школу за пять-шесть лет. Однако среди них числились и такие, кто в каждом классе сидел по два-три года и выпускался из Навигацкой школы после 10-11-летнего пребывания в ней.

Ученикам петровского времени обучение давалось непросто, ибо сама система преподавания являлась довольно громоздкой, в полном смысле схоластической, включавшей новый, особый и не всегда понятный научный русский язык. Часто оказывалось, что значительную долю времени при изучении того или иного предмета занимало заучивание совершенно бесполезных и бессмысленных пустых наукоподобных определений и фраз. В первые годы существования школы к этому еще обычно добавлялось плохое знание учителями-англичанами русского языка. Их лекции и объяснения зачастую бывали малопонятными не только учащимся, но и чиновному люду.

Спрашивает, например, профессор Магницкий:

– Что есть арифметика?

Ученик должен бойко ответить:

– Арифметика, или числительница, есть художество честное, независтное и всем удобопонятное, многополезнейшее и многохвальнейшее, от древнейших же и новейших, в разные времена являвшихся изряднейших арифметиков, изобретенное и изложенное.

– Коликогуба есть арифметика практика?

– Есть сугуба. 1. Арифметика Полетика, или гражданская.

1. Арифметика Логистика, не ко гражданству токма, но и к движению небесных кругов принадлежащая и т. д.

В соседнем классе учеников опрашивает англичанин Грыз:

– Что есть навигация плоская и в каких местах, обретающихся на земле, употребляется она?

Необходимо было четко зазубрить ответ:

– Ни что же ино именуется навигация плоская, но токмо кораблеплавание прямолинейное на плоской суперфиции моря, и употребляется оное от всех нынешних навклеров в бытность их близ экватора, зело преизрядно и правильно; а в наших европейских государствах в дальних путешествиях по морю заподлинно на оное надеяться невозможно, потому что сие кораблеплавание в употреблении своем разумеет полусуперфицию земную быти плоским квадратом, а не шаровидным корпусом…

И так далее, в том же духе, в ключе той же наукообразной терминологии.

Указом Петра I в 1710 году задачи Навигацкой школы значительно расширили. С этого периода она стала дополнительно готовить преподавателей для открывшихся в России военных (артиллерийской и инженерной) и «цифирных» школ. Этим же указом устанавливались новые нормы кормовых денег для выплаты учащимся Навигацкой школы. Правда, денежное пособие выплачивалось лишь только беднейшим ученикам, за которыми не числилось крестьянских дворов. В начале этому контингенту воспитанников платили 3 копейки в день, а затем, в зависимости от успехов в учебе, при переходе в высшие классы кормовые деньги увеличивались до 10-12 копеек в день. На получаемые кормовые деньги некоторые беднейшие ученики ухитрялись содержать не только самих себя, но и своих родителей, справлять свадьбы и даже, накопив изрядные суммы, покупать дома. Однако, наряду с выплатой кормовых денег, в школе существовало наказание в виде вычетов определенных сумм из жалованья «за леность и нерадивость». Таких воспитанников Школы математических и навигацких наук, особенно тех, кто «засиделся» в классах, часто ждало и более суровое наказание: их, как правило, списывали в солдаты или матросы. Обычно всем ученикам периодически проводили так называемые смотры. Их проводил генерал-адмирал граф Федор Матвеевич Апраксин, назначенный царем после смерти в 1706 году Ф.А. Головина заведовать делами Навигацкой школы.

Ф.М. Апраксин, сподвижник Петра Великого, русский государственный и военно-морской деятель, много сделавший для становления и развития отечественного флота, являлся тогда главным начальником Адмиралтейского приказа, а в 1717 году назначается царем первым президентом Адмиралтейств-коллегии.

Резолюции генерал-адмирала по результатам смотра оставались всегда лаконичными и суровыми для ленивых и нерадивых воспитанников: «В солдаты», «В матрозы», «В артиллерию». Иногда смотры в школе проводил сам царь. В архиве сохранились собственноручные пометки императора в списках детей знатных особ: крестами, кругами, двумя крестами – таким образом Петр I обозначал, кто куда назначен.

Приговор государственных лиц, проводящих смотр воспитанникам Навигацкой школы, являлся всегда окончательным и выполнялся неукоснительно, несмотря на попытки некоторых родовитых и знатных фамилий выручить из беды «несмышленое чадо».

Правда, бывало, что царь изменял свое решение и отменял наказание. Об одном подобном случае до нас дошел следующий анекдот. После очередного смотра воспитанников школы царь за нарушение дисциплины и неуспеваемость отчислил из учебного заведения нескольких отпрысков знатных фамилий, приказав определить их в черные работы на строительстве объектов Петербурга. В числе наказанных царем учащихся значились и два племянника самого графа Федора Матвеевича Апраксина, генерал-адмирала и президента Адмиралтейств-коллегии. Он же в то время числился попечителем Навигацкой школы, ближайшим другом царя и его родственником (младшая сестра Апраксина – Марфа Матвеевна – была замужем за царем Федором Алексеевичем). Приватная беседа Апраксина с царем в Москве не изменила принятого решения. Виновников этапировали в новую столицу и приставили к работам по забиванию свай под пеньковые амбары на Мойке. Тогда генерал-адмирал решил все же выручить своих недорослей и добиться прощения виновникам довольно оригинальным способом. Он прибыл в Петербург, узнал, когда Петр I должен посетить Коломну и осмотреть площадку, где возводились амбары для хранения пеньки. Взору царя, прибывшему на строительство, открылась необычная картина: у котлована, где рабочие забивали сваи под фундамент, на водруженном шесте висел парадный мундир графа Апраксина с многочисленными орденами и его Андреевская лента. Сам же легендарный генерал-адмирал, раздетый до пояса, усердно забивал огромные сваи под фундамент строения вместе с наказанными недорослями. Очевидцы вспоминали, что царь Петр крайне удивился увиденному и вынужден был принародно сделать замечание своему любимцу и родственнику:

– Федор Матвеич, ты адмирал и кавалер, зачем же вбиваешь сваи, позоришь себя и награды свои?

– Государь, – якобы отвечал Апраксин, – здесь бьют сваи мои племянники и внучата, а я что за человек? Какое я имею в роде преимущество? Кавалерии и мундиру бесчестие я не принес, вон они висят на шесте!

Говорят, что «военная операция» генерал-адмирала удалась, царь понимал юмор, любил находчивых людей и простил виновных.

Воспитанники Школы математических и навигацких наук всегда хорошо обеспечивались учебными пособиями. Каждому под расписку выдавалась «Арифметика» Магницкого, включавшая под своим названием геометрию и тригонометрию, астрономию и навигацию. Воспитанник получал также экземпляр плохого перевода на русский язык записок профессора Фархварсона по навигации, таблицу логарифмов, изданную специально для Навигацкой школы в 1703 году церковной типографией в Москве. Задачи в классе решались на «распилованных» каменных столах (аспидных досках) «каменными перьями» (грифелями). Комплект учебных инструментов учащегося обычно содержал «шкилы» (координатные и навигационно-логарифмические линейки), «радиусы» (градштоки[3] – приборы для определения высот светил), «секторы» и полуторафунтовые «квадранты[4]» (угломеры – очень точные приборы для определения широт и долгот). Выдавались также «ноктурналы» (приборы для определения времени по звездам «Урзы малой» и «Урзы большой» (Малой и Большой медведицы)), готовальни и циркули.

Обеспечение воспитанников школы учебниками считалось бы вполне достаточным, если не учитывать плохой перевод некоторых из них. Ряд учебников содержал настолько плохой перевод основного текста, что его смысл оставался загадкой даже для самых усердных и хорошо успевающих учащихся. Посудите сами и попробуйте разобраться в описании погони за неприятельским кораблем: «Посмотрите прилежно при восхождении солнца, невозможно ли единого тамо корабля получить, с тем восточным ветром (един парус един парус) близко при нас так лежит он лавсерт телюверт збак боордс – галсен, которой лежит южно через штром, я вижу его здесь около низости, как есть он от нас посади его при компасе прямо зюйде веста. Слушай искусной человек к руеру, пусть падет фока и гроте зеель и примчи бакбордс галсен сюды, вытолкни фоор и гроот марзиил, пусть падет ваш безанс, учреди гроот и фоор марзиил, опусти ваше блинде… Стереги хорошо у руера, так прямо так, наш корабль бежит зело скоро через воду, и мы набегаем его жестоко…»

Каково было малограмотным курсантам первого набора постигать азы морской науки? Разве можно, прочитав подобную абракадабру, что-либо понять, а затем принять единственно правильное решение для преследования вражеского корабля? Вероятно, недаром после зубрежки таких переводных опусов у воспитанников вполне естественно возникали мысли о дезертирстве из школы или о скорейшем переводе в солдаты или матросы. Правда, к чести куратора учебного заведения графа Ф.А. Головина, да и самого императора, эти изъяны в обучении своевременно заметили и ликвидировали. В классах школы появились пособия и книги, изданные на русском языке сначала в Амстердаме, а затем в России.

Во время пребывания Петра I в Голландии издатель Тессинг предложил организовать в Амстердаме русскую типографию. Царь дал согласие и распорядился направлять готовую печатную продукцию в Россию. У Тессинга в то время работал талантливый белорусский студент Коневский, организовавший впоследствии свою собственную русскую типографию, где печатались неплохие переводы морских учебников, книг по математике, истории, географии и архитектуре. Первыми двумя книгами, напечатанными в типографии Коневского в Амстердаме в 1699 году на русском языке, были ученая монография «Введение во всякую историю» и «Краткое введение в арифметику». В 1701 году на русском языке вышло сочинение Авраама де-Графа. Работа включала таблицы логарифмов с арабскими цифрами, склонений солнца и меридиальных часей. В предисловии к книге ее переводчик Коневский писал, что «это первая на русском языке книга, учащая морскому плаванию вкратце и совершенно, рядовым чином. А баче: Математика, Космография, Геометрия и География неумолкоша. Здесь всяк обрящет ищущей премудрости, много зело полезная».

Действительно, в книге в популярной форме автор излагал взгляды о точках и кругах, «воображаемых на небе», о компасе, о румбах, морских картах, об определении широты по солнцу и звездам, о течении моря и других важных вещах, которые обязан был знать мореплаватель.

В 1703 году в Москве Оружейная палата специально для Школы математических и навигацких наук издала первый тираж учебника «Арифметика, сиречь наука числительная, с разных диалектов на Славянский язык переведенная, учителем математики Леонтием Магницким». Эта компиляция, составленная по греческим, латинским, немецким и ранее переведенным на славянские языки источникам, являлась по своей сути первой отечественной математической энциклопедией. Интересна выгравированная виньетка первого листа книги, выражающая основную идею автора учебника: в середине храма, над которым четко выписано имя Божие, сидит женщина в короне с ключом в руке – это Арифметика. К ее трону ведут пять ступеней: счисление, сложение, вычитание, умножение и деление. Портик храма с надписями на его сторонах – «тщанием» и «учением» – поддерживается столбами: геометрией, стереометрией, астрономией, оптикой, навигацией (меркаторской), географией и архитектурой. Внизу виньетки выведена четкая надпись: «Арифметика что деет, на столпах все имеет». Книга включала два раздела. Первый содержал сведения об Арифметике-Полетике. В нем изложены сведения, имеющие практическое значение для любого гражданина России, купца и воина. Второй раздел учебника, названный автором Арифметика-Логистика, обобщал знания и сведения, необходимые для профессионального труда землемера и мореплавателя. Магницкий специально уведомлял об этом читателя: «Узрев яко в том есть плод многъ, внесох из морских книг, что возмог».

В учебнике излагались самые современные для той поры сведения по теории и практике арифметики, геометрии и тригонометрии. Книга содержала огромное число практических примеров и полезных задач. По разделу навигации автором рассмотрены не только ее главные задачи, но и приведены примеры ее практического использования. В главе по астрономии Магницкий приводит оригинальные способы и методику определения широты и долготы местонахождения корабля, толкует о природе и значении приливов и отливов. Известно, что автору первого отечественного учебника за его труды по изданию книги со 2 февраля 1701 года по 1 января 1702 года высочайшим указом выдавали кормовые деньги по 5 алтын на день. Арифметика Магницкого выдержала несколько изданий и долго еще была полезным руководством для школяров России.

Книги, учебные пособия и инструменты, выдаваемые на руки воспитанникам, обязательно забирались у них при выпуске из Навигацкой школы. Однако некоторые ученики настолько «привыкали» к казенным вещам, что изымать их приходилось нередко силой. Администрации не всегда это удавалось сделать – силы бывали неравными. Несмотря на утвержденный царем возрастной ценз для приема в школу, в нее нередко зачислялись довольно взрослые люди. Так, в 1708 году Навигацкая школа пополнилась многочисленной группой рослых гвардейцев Воронежского драгунского полка – богатырями – сержантами, подпрапорщиками, каптенармусами [5] и рядовыми. Бедный профессор Магницкий неоднократно жаловался в Оружейную палату и в Морское ведомство на то, что «отбирать инструмент» (пособия) приходилось «у них на поле, с великою их противностью, что были они зело пьяны и здорны».

Учреждая Навигацкую школу, Петр I по опыту зарубежных военно-морских учебных заведений надеялся, что она станет очагом культурной жизни российского общества. В 1701 году по его приказу специально выписали из Данцига группу актеров. Немецкие артисты в зале Сухаревой башни совместно с воспитанниками школы ставили спектакли и «светские комедии». На премьерах спектаклей нередко присутствовал и сам царь. Постановки смешанной театральной труппы пользовались в Москве большим успехом. Воспитанники-актеры театральной студии Навигацкой школы иногда позволяли себе в присутствии императора невинные розыгрыши. Однажды, обещая представить публике невиданное и неслыханное зрелище, они собрали в зале множество именитых зрителей, и вместо разрекламированного представления перед началом спектакля водрузили на авансцене плакат с надписью: «Первое апреля». Возмущенной публике, присутствовавшей в зале, царь в утешение пояснил, что это лишь «веселая театральная вольность».

Часть воспитанников Школы математических и навигацких наук жили в здании школы, часть – в наемных для них квартирах. Надзор за поведением и нравственностью учащихся граф Ф.М. Апраксин возложил на Л.Ф. Магницкого. Однако начиная с 1711 года, когда численность курсантов школы приблизилась к пяти сотням, в помощь профессору для наблюдения за школярами было велено выбрать, из учеников же, «десятских добрых людей, и всякому из них смотреть в своей десятке или отделении, чтобы школьники не пьянствовали и от школы самовольно не отлучались, драк ни с кем и обид никому не чинили».

За всякого рода провинности и нарушения дисциплины в школе применялись довольно тяжкие наказания и крупные денежные штрафы. Инструкция предписывала «учиться не леностно; а которые обучаться будут лениво и другие всякие предерзости чинить, таких наказывать: бить батогами; а которые явятся в разбое и буянстве, и в других важных воровствах, таких отдавать к гражданскому суду, куда надлежит». Правда, учитывая юный возраст школяров, батоги заменялись иногда розгами или кошками К Один из историков прошлого столетия замечает по этому поводу: «Выносить нещадные наказания, нельзя отрицать, было больно, но отнюдь не стыдно, потому что могли сечь и учителей». Этот факт являлся некоторым утешением для провинившихся воспитанников.

Таким образом, любовь к овладению знаниями прививалась поркой. Слова «бить» и «учить» всякий недоросль, попавший в Навигацкую школу, воспринимал тогда как синонимы.

Осенью ежедневно в учебное заведение привозили столько заготовленных розог, что школу можно было скорее принять за предприятие по изготовлению плетеных корзин и изделий из лозы. Тонкие, гибкие ивовые прутья складывались в просторном подвальном помещении Сухаревой башни, прозванном курсантами «крюйт-камерой[6]». В ней же происходили ежедневные экзекуции. Правый угол подвала разделялся перегородками на небольшие штрафные камеры, где отсчитывали часы и дни посаженные под замок. Секли за малейшую провинность, а более всего – за нежелание учиться.

За неявку на занятия, или, как тогда говорили, «неты», на курсанта накладывались большие денежные штрафы, взыскиваемые с виновных очень строго. В случае неуплаты брали у провинившегося его «холопей» и били на правеже по ногам до тех пор, пока владелец холопа не найдет денег для уплаты за свой прогул и не выручит таким образом своего раба.

В случаях отсутствия у прогульщика крепостных брали на правеж его самого и били, пока родные не вносили штраф или товарищи не складывались и не платили за него требуемой штрафной суммы. Законы и нравы того далекого времени были грубы и жестоки.

Занятия в Навигацкой школе зимой начинались в седьмом часу, а весной и летом – в шестом. После завтрака и общей молитвы воспитанники расходились по классам, садились по своим местам «со всяким почтением и всевозможною учтивостью, без всяких конфузий, не досадуя друг другу». Почтение и учтивость также вбивались в учеников проверенными старинными методами. В каждом классе обязательно присутствовал дюжий дядька – солдат, коему было велено самим царем «иметь хлыст в руках, а буде кто из учеников станет бесчинствовать, оным хлыстом бить не смотря какой бы ученик фамилии ни был, под жестоким наказанием, кто поманит», то есть будет потворствовать.

Одной из последующих своих инструкций Оружейная палата обязала педагогов Навигацкой школы являться на уроки вовремя и обучать «всему, что к их чину принадлежит, со всяким прилежанием и лучшим результативнейшим образом», при этом «ничего с учеников не брать, не прямым ниже посторонним образом, под штрафтом вчетверо оное возвратить». В случаях если педагог все-таки соблазнялся взяткой и бывал в этом двукратно уличен, то подвергался «телесному наказанию».

По первоначальному замыслу Петра I Навигацкая школа должна была являться учебным заведением, дающим общее специальное теоретическое образование его воспитанникам в преддверии второго, заключительного этапа подготовки отечественных морских специалистов – плавания на иностранных морских судах.

«Готовые к практике» курсанты по аттестациям учителей Школы математических и навигацких наук посылались за море, вначале в Англию и Голландию, а позже, с 1712 года – расписывались по кораблям Балтийского флота. Направление курсантов «за море» для практики на военно-морских иностранных кораблях царь одобрил словами: «Сие доброе дело».

Выпускники Навигацкой школы, направленные за границу, именовались «навигаторами», впрочем, как и учащиеся, окончившие полный курс морских наук школы и зачисленные служить сразу же на корабли Балтийского флота или оставленные при учебном заведении в качестве помощников учителей.

Кроме того, часть выпускников Навигацкой школы рассылалась повсюду, где требовалось срочно заполнить имеющиеся вакансии. Кроме флота выпускники-дворяне назначались на инженерные должности в войска, служили в артиллерии, в гвардейском Преображенском полку бомбардирами, кондукторами у генерал-квартирмейстеров, помощниками архитекторов и т. д.

В 1706 году из московской Навигацкой школы за границу направили 30 человек, завершивших обучение и готовых к практике, в 1707 году – 22 человека, а в 1709 году – 28 человек. Кроме того, завершать свое морское образование отправились за рубеж выпускники, уже зачисленные подштурманами на военные корабли Балтийского флота. В общей сложности в тот период за границу прибыли 144 русских навигатора.

Указом Петра I руководителем зарубежной морской практики навигаторов назначили князя Ивана Львова. В инструкции, приложенной к императорскому указу, значилось, что «…над ними комиссара князя Львова для надсмотра и определить, чтобы от февраля до октября всегда были в море, а прочие пять месяцев в учении навигации и прочих».

Прибывших за границу навигаторов князь Львов определял волонтерами на английские и голландские военные корабли. Первая партия навигаторов плавала беспрерывно в течение 6-9 лет. Они получили не только прекрасную морскую практику, но и положительные аттестации известнейших командиров военных судов. По возвращении на родину все навигаторы с успехом сдали экзамен самому Петру I, причем наиболее успевшие в освоении морских наук сразу же получили из рук императора «патенты» на чины подпоручика или поручика флота. Остальных из первой волны навигаторов зачислили на флот шкиперами, боцманматами или подштурманами, и лишь позже они получили офицерские чины.

Между прочим, именно после экзамена, проведенного царем у первой партии московских навигаторов, вернувшихся из-за границы, началась блестящая карьера знаменитого адмирала отечественного флота Калмыкова. Эта необычная для России начала XVIII века история, демонстрирующая великую мудрость и справедливость Петра I при решении государственных дел, передавалась русскими морскими офицерами из поколения в поколение.

Историк И.В. Преображенский в своих морских рассказах приводит описание действительного события, имевшего место на царском экзамене навигаторов: «Между множеством разосланных монархом в чужие края молодых россиян для изучения разного рода наук находился один из достаточных калужских дворян из фамилии Спафариев. Отец дал ему слугу из калмыков, человека умного, способного, весьма верного. Калмык никогда почти не отлучался от своего господина и воспользовался преподаваемым ему учением, особенно по морской науке, к чему по преимуществу и назначен был его господин. Спафариев же, напротив, или не имея способностей и усердия, или по старинным предубеждениям, как дворянин достаточный, считая для себя такого рода науку низкою и излишнею, ни в чем не преуспел, как ни напоминал ему о том калмык. По прошествии назначенных для учения лет возвратился с прочими в Россию и Спафариев и должен был выдержать экзамен в присутствии самого монарха в Адмиралтейской коллегии. Калмык пожелал быть при испытании, чтобы иметь возможность выводить из замешательства своего господина напоминаниями ему, что должно отвечать на вопросы…

Итак, прежде, нежели дошла очередь до Спафариева, калмык, для напоминания ему нужного, употреблял те секунды, в которые монарх, ходивший по палате, оборачивался к ним спиною. Государь, однако, это приметил, спросил калмыка, зачем он здесь?

– Я, всемилостивейший Государь, принял смелость войти сюда со своим господином для поправления его в случае замешательства в ответах.

– Да разве ты что разумеешь?

– Я, Ваше Величество, будучи неотлучно при моем господине, старался воспользоваться преподаваемым ему наставлением.

Монарх, удивясь этому, стал сам расспрашивать калмыка по части морских познаний и, к великому удовольствию, нашел его весьма сведущим в них. После сего таким же образом монарх начал испытывать его господина и нашел, что насколько слуга был знающ, настолько тот несведущ. Какие же учинил решения правосудных государь? Калмыку не только пожаловал вольность, но и чин мичмана во флоте, а господина его повелел записать матросом и отдать в команду ему, чтобы он постарался научить его тому, что сам знает. Калмык этот в 1723 году был уже капитаном, в 1729 году контр-адмирал Калмыков командовал арьергардом эскадры Балтийского флота».

Навигаторы, отправленные «за море» в 1711 году, плавали мало, всего одну или две кампании, и потому по возвращении в Москву через 2-3 года большинство из них экзамена не выдержало. По распоряжению Петра I их зачислили в матросы и лишь через несколько лет успешного практического плавания на русских военных кораблях и повторного экзамена им присвоили офицерские чины.

Тяжко приходилось руководителю зарубежной морской практики навигаторов князю Ивану Львову. Ведь первоначально его направили «за море» лишь для наблюдения за поведением племянника знаменитого генерал-адмирала графа Ф.М. Апраксина – Александра Петровича Апраксина. Однако вскоре упомянутым выше указом царя на Львова возложили функции руководителя морской практикой всех приезжающих за рубеж навигаторов. Организационно выполнять миссию князю было довольно сложно, так как он даже не получил полагавшегося для подобной работы официального дипломатического статуса при английском и голландском королевских дворах. Небольшая группа молодых русских дворян из знаменитых родов и богатых семейств доставляла больному и раздражительному старику огромные неприятности, приводившие его в отчаяние. Князь постоянно жаловался на них в донесениях графу Ф.М. Апраксину и самому императору.

О заграничной жизни отпрысков древнейших дворянских фамилий в официальных документах сохранилось много любопытных историй и анекдотов. Юнцы вели беспробудно пьяную жизнь, а их шалости приводили к серьезным уголовно наказуемым нарушениям. Прокутив все деньги, они нагло донимали князя Ивана бесцеремонными требованиями оплаты своих огромных заграничных долгов. Князю Львову не раз приходилось выкупать этих недорослей из долговой тюрьмы.

Подобные жалобы на группу загулявших навигаторов направлял в Россию и официальный посланник в Лондоне граф Литта. Он неоднократно сообщал, что родовитые недоросли «научились пить и тратить деньги и их хотят уже сажать в тюрьмы за долги». Дипломат убедительно просил не присылать более таковых господ в Англию, так как навигаторы постоянно должают и ведут разгульную жизнь. «Тщился я ублажить, – пишет Литта, – англичанина, которому один из московских навигаторов глаз вышиб, но он 500 фунтов стерлингов запросил». В другом донесении князь Иван Львов сообщал в Россию: «Изсушили они (навигаторы. – Примеч. авт.) не только кровь, но уже самое сердце мне, от вас (от морского начальства. – Примеч. авт.) ни на что никакого решения и указов не имею! Я бы рад, чтобы меня они там убили до смерти, нежели бы такое мне злострадание иметь и несносные тягости…»

О секретаре Сенявине, находившемся при навигаторах в Лондоне, Львов в своем рапорте доносил, что «…он теперь укрывается и дело свое покинул, хотят убить до смерти!… Хотя бы вы изволили прислать 50 000 фунтов, я чаю, мало будет на английских навигаторов».

Безусловно, нервы и здоровье князю Львову портила лишь небольшая «элитная» группа навигаторов, попавших из России в Лондон, с его соблазнами и роскошью. Большая же часть выпускников Навигацкой школы, по отзывам князя Львова, ответственно занималась своим делом, успешно овладевала практическими навыками на военных английских кораблях и получила прекрасные аттестации от морских капитанов, высоко оценивших знания и способности молодых русских моряков. Именно эта группа навигаторов впоследствии достигла высоких морских чинов и принесла отечеству и его флоту огромную пользу. Из их числа вышли сын учителя Петра Великого – Никиты Зотова (князя Папы) – контр-адмирал Конан Зотов, Николай Федорович Головин – адмирал и президент Адмиралтейств-коллегии, князь Михаил Михайлович Голицин – генерал-адмирал, Федор Иванович Соймонов – известный гидрограф и писатель, адмиралы Белосельский, Калмыков, Лопухин, Дмитриев-Мамонов, Шереметев и многие другие.

Князь Львов, писавший отчаянные донесения в Россию, сумел все же эффективно и четко выполнить возложенные на него обязанности по руководству морской практикой навигаторов. Его опыт и умение позволили обеспечить курсантам за границей необходимые условия обучения и проживания и благополучно завершить тяжелую морскую практику на иностранных военных кораблях. Впоследствии князь обратился к российскому императору с довольно обоснованным советом об экономической и деловой целесообразности проведения последующей морской практики навигаторов на отечественных военных кораблях под руководством опытных российских офицеров. Одобрив разумные доводы князя, Петр I все же признал их преждевременными. Это деловое предложение реализовали значительно позже, после успехов, достигнутых русским флотом в Северной войне.

В период своего основания Навигацкая школа в Москве находилась в ведении Оружейной палаты. Куратором первого военно-морского учебного заведения являлся тогда боярин Ф.А. Головин «с товарищи». После его смерти в 1706 году учебное заведение передали в ведение Приказа Морского флота и его руководителя генерал-адмирала графа Ф.М. Апраксина. В 1712 году «главный надзор» за школой осуществляла Адмиралтейская канцелярия Адмиралтейств-коллегии. После перевода Школы математических и навигацких наук в Морское ведомство ее стали опекать и контролировать люди, сведущие в делах флота.

Навигацкая школа за период своего 15–летнего существования, вынеся на себе всю тяжесть нового дела, стала своеобразной колыбелью российского флота, выпустив из своих стен первых отечественных морских офицеров и специалистов. Благодаря активной работе педагогов и воспитателей этого учебного заведения полностью отпала необходимость в найме на корабли Балтийского флота дорогостоящих иностранных моряков и специалистов. Создание Навигацкой школы, кроме того, позволило разрушить предрассудки и вековые убеждения о вреде заморской науки. Первая светская школа способствовала распространению в стране просвещения. Из нее вышли первые учителя грамоты и «цифири», заполнившие вакансии во вновь открытых губернских учебных заведениях.

Благодаря трудам подготовленных в стенах школы геодезистов Россия обрела свои географические карты. Их труды впоследствии легли в основу работы по составлению первого атласа Российской империи, изданного воспитанником Навигацкой школы, обер-секретарем Сената И.К. Кирилловым.

Безусловно, деятельность этого учебного заведения не исключала досадных ошибок и недостатков, но историческое значение Школы математических и навигацких наук на Сухаревке неоспоримо.

Кроме того, не следует забывать, что учебное заведение существовало в те темные времена, когда люди искренне верили в пса с рогами – антихриста, а про научные книги говорили и писали: «Если кто спросит – знаешь ли ты философию, ты ему скажи: греческих древностей не учил, красноречивых астрономов не читал, философии никогда в глаза не видел, учу же книги священного закона, которые могли бы мою грешную душу спасти перед Богом».

Необходимо также помнить, что первое военно-морское училище работало в Москве, преодолевая невежество и дремучую отсталость русских обывателей, когда знатные фамилии и боярские роды особенно отрицательно относились к его деятельности. В тесном семейном кругу за крепкими дубовыми воротами в те времена на все лады доставалось «немецкому барабанщику», царю Петру, задумавшему новое дело «для Бога мерзностное». Из уст в уста передавался в те времена по Москве вещий сон царицы Марфы про Петра-антихриста и утверждение сторожа при Сухаревой башне про «книгу черную», которую 12 духов стерегут, и про диковинный дым над домом графа Брюсова, и про трубы «диавольские», сквозь кои немецкие колдуны днем и ночью смотрят в небо. Вспоминали с сожалением о недавнем добром времени, когда самого боярина Матвеева не пожалели: не будь чернокнижником, не читай лечебников с аптекарскими знаками; не зря и «аглицкого иноверца» чуть на плаху не отправили за «долбицу», оказавшуюся таблицею логарифмов, а теперь?.. Бояре крестились набожно и молились усердно о спасении от надвигающейся гибели, от царства антихриста.

В 1715 году, после Гангутской победы, в Петербурге открылась Морская академия, и Навигацкая школа в Москве превратилась постепенно в «приуготовительное училище».

Петр I решил перевести морское учебное заведение в район дислокации Балтийского флота, поближе к морю. В новую столицу – Петербург – из Навигацкой школы перевели профессора Фархварсона и его помощника Гвына. В московской Школе математических и навигацких наук директором стал профессор Леонтий Магницкий, в помощь ему прикрепили несколько молодых преподавателей из выпускников, окончивших с отличием полный курс Навигацкой школы.

Кроме учителей указом императора в августе 1715 года предписывалось перевести к 1 октября из Москвы в Санкт-Петербург всех учеников старших классов. В Навигацкой школе остались лишь учащиеся начальных классов. Профессор Магницкий со своими помощниками продолжал обучать их арифметике, геометрии и тригонометрии. Численность учащихся московской школы еще некоторое время составляла 500 человек, однако вскоре она резко уменьшилась до 150 воспитанников.

Школу математических и навигацких наук расформировали в 1752 году, после учреждения в Петербурге Морского шляхетного кадетского корпуса.

Здание Сухаревой башни с годами ветшало, все в нем приходило в упадок. Однако по-прежнему из поколения в поколение тгередавали москвичи легенды об этом странном, стоявшем на высоком холме особняке, об его огромных часах, чей циферблат был виден издалека. Обыватели истово крестились, слушая рассказы стариков о том, что в Сухаревой башне «колдун Брюс» делал золото из свинца и что-де именно в ее тайниках по сей день хранится «книга черная», написанная самим дьяволом. Сотни разных легенд, одна нелепее другой.

В верхних ярусах башни московские умельцы впоследствии разместили огромные цистерны, вошедшие в систему старинного водопровода, снабжавшего Москву водой.

По воскресеньям около старой Сухаревой башни кипел торг, туда, как на праздник, шла вся Москва, и подмосковные крестьяне и заезжий провинциал.

Против роскошного дворца Шереметевской больницы вырастали сотни палаток, раскинутых за ночь только на один день. От раннего рассвета до потемок шумело здесь великое торжище.

Сюда в старину москвичи ходили разыскивать украденные у них вещи, и небезуспешно, потому что исстари Сухаревка слыла местом сбыта краденого.

После войны 1812 года, как только стали возвращаться в Москву жители и начали разыскивать свое разграбленное имущество, генерал-губернатор граф Ф.В. Ростопчин издал приказ, узаконивший положение о том, что «все вещи, откуда бы они взяты ни были, являются неотъемлемой собственностью того, кто в данный момент ими владеет, и что всякий владелец может их продавать, но только один раз в неделю, в воскресенье, в одном только месте, а именно на площади против Сухаревой башни». И в первое же воскресенье горы награбленного имущества запрудили старинную площадь, и хлынула Москва на этот невиданный рынок, прозванный народом Сухаревкой.

«Сухаревка стала особым миром, никогда более не повторяемым» – так писал о ней знаменитый московский летописец, писатель, знаток России и Москвы, Владимир Алексеевич Гиляровский.

Печальна судьба исторического памятника – Сухаревой башни, где в начале XVIII века размещалось первое военно-морское училище России – Навигацкая школа.

Историки Рой Медведев и Петр Хмельницкий – авторы брошюры «Лазарь Каганович» – отмечают, что в июне 1931 года на пленуме ЦК ВКП(б) нарком Каганович сделал доклад, сыгравший, по-видимому, ключевую роль в судьбе Москвы и советской архитектуры в целом. Предполагалось сделать Москву своеобразной «лабораторией» строительства и «образцовым» городом. Сносились старые жилые здания и многочисленные культовые строения. В 1932 году в Кремле снесли Вознесенский и Чудов (XIV век) монастыри, Николаевский дворец и храм Спаса на Бору (XII век), на улице Фрунзе в том же году была уничтожили церковь Святого Николая Чудотворца, построенная в 1682 году «по прошению стремянного полка стрельцов».

На городском совещании архитекторов Каганович цинично заявил: «…ведь характерно, что не обходится дело ни с одной завалящей церквушкой, чтобы не был написан протест по этому поводу».

Осенью 1934 года решилась судьба Сухаревой башни. Из Сочи на имя Кагановича последовала телеграмма от Сталина и Ворошилова: «Мы изучили вопрос о Сухаревой башне и пришли к тому, что ее надо обязательно снести. Предлагаем снести Сухареву башню и расширить движение. Архитекторы, возражающие против сноса – слепы и бесперспективны. Сталин, Ворошилов».

Через день последовал услужливый и циничный отклик Лазаря Кагановича: «…Я дал задание архитекторам представить проект ее перестройки (арки), чтобы облегчить движение… Теперь бы я попросил разрешить мне немного выждать, чтобы получить от них проект. Так как он, конечно, не удовлетворит нас, то мы им объявим, что Сухареву башню ломаем. Если вы считаете, что не надо ждать, то я, конечно, организую это дело быстрее, т. е. сейчас, не дожидаясь их проекта».

Архитекторы еще трудились в надежде спасти исторический памятник – «Колыбель русского флота», – а шустрым Лазарем Кагановичем все уже решено.

Когда разборка Сухаревой башни началась, ведущие архитекторы страны и общественность отправили отчаянное письмо Сталину. Вождь спокойно ответил: «Лично считаю это решение правильным, полагая, что советские люди сумеют создать более величественные и достопамятные образцы архитектурного творчества, чем Сухарева башня».