Историческая хроника Морского корпуса. 1701-1925 гг.

МОРСКОЙ КАДЕТСКИЙ КОРПУС

Метаморфозы политики Павла I в конечном итоге привели к экономической и политической отсталости страны. Все зигзаги и противоречия российской истории сказывались и на состоянии вооруженных сил. Русский флот в начале нового века, хотя и занимал по численности третье место в мире, уступая лишь английскому и французскому, состоял в основном из старых парусных судов.

Судьбу флота решали чуждые ему люди, а правительство, не принимавшее активных действий по реорганизации военно-морских сил, по существу, лишь делало вид, что занимается их преобразованием.

Плавания кораблей теперь проходили крайне редко. Время было мирным, и высокие морские чиновники вовсю экономили на флоте. Полагали, что каждый поход сопряжен с затратами на износ парусов, рангоута и такелажа, поэтому дешевле для государства судам не плавать, а стоять в гавани.

На флоте процветали бюрократизм, очковтирательство и казнокрадство. Это был довольно мрачный период в истории военно-морских сил. Русский историк флота генерал Феодосий Федорович Веселаго вынужден признать, что деяния иностранцев, занимавших в начале XIX века высшие командные посты, «привели наш флот к самому печальному застою…»

И все же большая часть русских офицеров, выпускников Морского шляхетного кадетского корпуса, старалась честно служить России, в том числе своим участием в дальних научных экспедициях и кругосветных плаваниях. Благодаря их настойчивости и инициативе русское государство в первой половине XIX века заняло первое место в мире в исследовании океанов и морей. Материалы географических, океанографических и этнографических открытий русских морских экспедиций значительно обогатили отечественную и мировую науку, составили многие яркие страницы летописи русского флота.

В первой половине нового столетия получило дальнейшее развитие и русское военно-морское искусство. Несмотря на застойную обстановку, российские моряки одержали ряд знаменательных побед в сражениях с французским флотом. Успеху операций во многом способствовали талант и мастерство бывшего воспитанника Морского корпуса вице-адмирала Д.И. Сенявина, назначенного в августе 1805 года главнокомандующим флотом России в Средиземном море. Его эскадра совершила труднейший переход через Атлантический океан в зимнее время за 38 ходовых дней. Столь успешному переходу русских кораблей на театр военных действий во многом способствовали материалы Архипелагской экспедиции Балтийского флота, осуществленной другим выпускником Морского корпуса – адмиралом Г.А. Спиридовым.

Начало 1800-х годов стало временем активного развития и преобразования военных учебных заведений. В столице появились новые кадетские корпуса, а в ранее существовавших военных школах произошла некоторая унификация. Морской шляхетный кадетский корпус переименовали в Морской кадетский корпус. Как видно из нового названия, слово «шляхетный» исключили, но это изменение не коснулось принципов его колшлектования. Морской корпус по-прежнему формировался исключительно лицами дворянского происхождения.

Новый штат корпуса предусматривал обучение 700 кадетов и гардемаринов, а расходы на его содержание стали составлять около 500000 рублей в год.

Вместо скончавшегося 12 апреля 1802 года адмирала И.Л. Голенищева-Кутузова Александр I назначил директором Морского кадетского корпуса контр-адмирала Петра Кондратьевича Карцова. Что же за человек был новый руководитель старейшего военно-морского учебного заведения столицы? Контр-адмирал П. К Карцов – ветеран войн с турками, шведами и французами. Он воспитывался в Морском шляхетном кадетском корпусе, после выпуска из него в 1766 году служил в Черноморском флоте. Его морская служба началась на корабле «Европа» под командованием капитана I ранга Ф.А. Клокачева. Мичман П.К. Карцов в составе Средиземноморской эскадры адмирала Спиридова участвовал в знаменитом Чесменском сражении. В 1775 году он вернулся в Ревель вместе с эскадрой вице-адмирала А.В. Елманова. В 1788-1790 годахПетр Кондратьевич в чине капитана II ранга, уже как командир корабля «Изъяслав» принимал участие во всех боях между флотами во время войны со шведами.

В 1798 году контр-адмирал Карцов – командир эскадры, воюющей вместе с морским соединением вице-адмирала М.К. Макарова и британским флотом в Немецком море. В 1799 году морской офицер удостоился высокой чести – воевать с французским флотом в Средиземном море в составе русского морского соединения адмирала Ф.Ф. Ушакова.

В 1801 году контр-адмирал П.К. Карцов назначается членом Адмиралтейств-коллегии, а 2 мая 1802 года – директором Морского кадетского корпуса.

По свидетельству и отзывам современников, Петр Кондратьевич считался человеком «с виду суровым и сухим по наружности, но имевшим чрезвычайно доброе сердце и бывшим справедливым до самоотвержения. Бывали случаи, когда он, отстаивая невинного, рисковал своей собственной карьерой…» В 1819 году его произвели в чин полного адмирала и назначили сенатором, а в 1822 году – членом Государственного совета.

Творческий тандем нового директора с талантливым и на редкость образованным инспектором классов корпуса Платоном Яковлевичем Гамалея – моряком, капитан-командором, метеорологом, гидрологом, историком российского флота и действительным членом петербургской Академии наук – позволил поставить учебно-воспитательную работу в Морском кадетском корпусе на значительную высоту. Адмирал Карцов оказался довольно энергичным и просвещенным педагогом и администратором. За 24 года его директорства из корпуса выпустили более 2000 хорошо подготовленных морских офицеров.

По сравнению с кронштадтским периодом Морского корпуса в Петербурге результативность преподавания и успехи воспитанников были на несколько порядков выше. В 1804 году присутствовавший на выпускных экзаменах гардемаринов представитель Главной комиссии адмирал фон Дезин был поражен и восхищен ответами учащихся и обратил на это внимание морского министра П.В. Чичагова. Тот, в свою очередь, обрадованный столь высокими успехами будущих офицеров, не преминул с гордостью доложить об этом императору. Александр I пожаловал каждому из 13 лучших выпускников Морского корпуса высочайший подарок – новейший образец секстана английской работы. Ценные подарки вручил счастливчикам морской министр на заседании Адмиралтейств-коллегии одновременно с офицерскими патентами и персональными письмами следующего содержания: «Его Императорское Величество вследствие засвидетельствования комиссии, экзаменовавшей Вас с прочими воспитанниками Морского кадетского корпуса, об успехах Ваших в высшей математике и в науках до Морского офицера относящихся, всемилостивейше жалует Вас в знак Высочайшего Своего Благоволения секстаном, который с удовольствием препровождая при сем, надеюсь, что сей Монарший подарок послужит Вам поощрением к вящему усовершенствованию себя в искусстве морского офицера».

Впоследствии памятные императорские подарки лучшим выпускникам стали доброй традицией в Морском кадетском корпусе. «Лауреатами» императорских премий стали в те годы будущие адмиралы Г.С. Шишмарев и А.П. Лазарев, будущий министр народного просвещения, адмирал П.А. Ширинский-Шихматов, а также прекрасные морские офицеры П.Н. Богданов, С.Я. Унковский, А.Е. фон Кригер, С.Н. Богданов и др.

Свидетели той далекой эпохи впоследствии вспоминали «о великом рвении», с которым лучшие воспитанники Морского корпуса осваивали тогда науку. Талантливые ученики в каждом классе пользовались не только особым уважением своих товарищей, но часто сами делились своими познаниями с другими воспитанниками, выступая таким образом в роли добровольных репетиторов отстающих.

Требования к учебе в те времена были достаточно высокими. В обязательную учебную программу входили дифференциальное и интегральное исчисления с их приложениями к механике и высшей геометрии.

Рассказывали, что любимец кадетов и гардемаринов инспектор классов Платон Яковлевич Гамалея, беседуя с воспитанниками, неоднократно повторял им: «Любите науку, братцы, для самой науки, а не для того, чтобы надеть погоны». Гардемарин Бестужев вспоминал, что «…мы нетерпеливо дожидались, чтобы бежать в класс к Платону Яковлевичу… с такой любовью и почтительным уважением мы смотрели на этого худенького, сгорбленного старика… Пламенная любовь к наукам, нрав тихий, ровный, кроткий… оттенок дружеской отеческой любви в обращении к кадетам». Так высоко воспитанники корпуса характеризовали и ценили этого незаурядного замечательного человека и педагога. Ему принадлежит самая активная роль в преобразовании военно-морского учебного заведения. Он коренным образом реорганизовал постановку учебного дела, по его инициативе и при его личном участии впервые в Морском корпусе организовали курсы повышения квалификации для преподавательского состава. Для педагогов П.Я. Гамалея и приглашенные им видные специалисты и ученые Академии наук читали специальный курс лекций по отдельным актуальным разделам морской теории и практики.

Велики заслуги Платона Яковлевича в деле пополнения и обновления фонда библиотеки учебного заведения новыми методическими пособиями и учебниками. За время своей работы в корпусе (1780-1808 гг.) он лично подготовил и издал «Вышнюю теорию морского искусства», «Теорию и практику кораблевождения», «Опыт морской практики капитан-командора Морского кадетского корпуса инспектора и Императорской Академии наук члена Платона Гамалея» (СПб., 1804).

Он же составил астрономические таблицы для мореплавания, опубликовал собственные исследования о ветрах и других воздушных явлениях, основы теории ахроматических труб, истории оптики и целый ряд других научных статей и записок.

К сожалению, из-за прогрессировавшей болезни глаз Гамалея вынужден был в 1808 году выйти в отставку. Некоторое время обязанности инспектора классов в Морском кадетском корпусе исполнял Иван Федорович Крузенштерн, которого вскоре на этом посту сменил помощник П.Я. Гамалея – Марк Филиппович Горковенко, продолживший традиции и дело своего просвещенного начальника.

В 1816 году по инициативе и при участии Горковенко комиссия из опытных преподавателей корпуса разработала специально для учителей кадетских классов учебные пособия по основам арифметики, геометрии и тригонометрии. Сам Марк Филиппович не только ввел в обязательный учебный курс физику, но и взял на себя чтение лекций по этому предмету. По его настоятельному ходатайству в корпусе вновь стала функционировать типография, где регулярно издавались учебники и методическая литература для кадетов и гардемаринов.

Воспитанники Морского корпуса в новом столетии носили форменные черные двубортные фраки с фалдами и медными дутыми гладкими пуговицами, с черными погонами, на которых гладью вышивались золотые якоря. На обшлагах рукавов также вышивались по три золотых якоря. Гардемарины и кадеты вне корпуса носили кортики и треугольные шляпы. Форменные повседневные штаны из черного сукна были короткими, немного ниже колен и застегивались вокруг ноги металлическими пряжками. На ноги надевались белые чулки и черные форменные сапоги с короткими голенищами.

Вне корпуса и в праздники воспитанники носили длинные белые суконные штаны, заправленные в голенища сапог. На время танцев сапоги заменялись башмаками с белыми металлическими пряжками.

День для воспитанников начинался по сигналу барабана в половине шестого утра. До завтрака, обеда и ужина обычно одним из гардемаринов громко читалась молитва. В темное время суток все помещения Морского корпуса освещались сальными свечами и масляными лампами.

До 1808 года в воскресенье и праздничные дни всем кадетам пудрили головы просеянными отрубями. Для этой процедуры воспитанники по очереди подходили к лакею, тот накидывал каждому на плечи простыню и большой кистью пудрил волосы. Сама же пудра (отруби) всегда находилась в изобилии в большой деревянной кадке.

Учебные занятия в классах в общей сложности продолжались 8 часов в сутки (каждый урок длился 2 часа). Кроме классных занятий воспитанникам преподавали уроки гимнастики, ружейные приемы и танцы. Для обучения танцам в Морской корпус тогда специально пригласили профессионального артиста балета француза де Росси.

По решению директора учебного заведения, поддержанного руководством Морского ведомства, наиболее способные гардемарины в возрасте от 15 до 17 лет, направлялись волонтерами в английский и французский флоты для изучения зарубежного опыта. В разное время по представлению П.К. Карцова заграничную стажировку прошли 30 гардемаринов. В числе стажеров были Михаил Петрович Лазарев (выпускник 1808 года), Иван Иванович Колокольцев (выпускник 1809 года), Александр Павлович Авинов, Андрей Михайлович Лазарев, Павел Афанасьевич Дохтуров и Евграф Николаевич Станюкович (выпускники 1804 года). Последние четверо стажировались на эскадре адмирала Нельсона и даже принимали непосредственное участие в Трафальгарском сражении. Гардемарин А.П. Авинов после этого исторического боя попал в плен к испанцам и провел несколько месяцев в тюрьме на острове Пальма. Освободившись из плена, он продолжил службу в английском флоте и участвовал в бомбардировке Булони.

Кроме стажировки в Англии и Франции, гардемарины в начале XIX века проходили регулярную морскую практику на русских военных кораблях, совершавших дальние зарубежные походы. Большинству из них пришлось участвовать в морских сражениях. Многих за храбрость и отвагу наградили боевыми орденами и медалями.

По отзывам современников, «стол в Корпусе был хорош, но не роскошен. Ржаной хлеб, квас, булки были всегда отличного качества, но бенефисы эконому в это время не переводились…» Рассказывали, что в Морском корпусе воспитанники довольно агрессивно протестовали против попыток администрации «урезать» десерт. Дело иногда доходило до настоящего погрома. Как свидетельствует окончивший корпус в 1825 году Д.И. Кузнецов, «…если 6 ноября в храмовый праздник не давали яблоков, то ночью били стекла, ломали на галереях балясины, так что вгоняли починку всего в цену дороже покупки яблоков…»

Администрация Морского кадетского корпуса способствовала организации и развитию в учебном заведении спорта и спортивных игр. В учебную программу в качестве обязательного предмета тогда входили фехтование и гимнастика. В свободное от учебы время поощрялись городки, игры с мячом, а зимой – катание на коньках.

В летнее время «учение в классах» заканчивалось, наступали каникулы. Кадетов распускали по домам, а гардемарины «отправлялись в кампанию» – в учебное плавание на корпусных учебных судах – бриге «Симеон и Анна», фрегатах «Малой» и «Урания», а также на кораблях регулярного Балтийского флота. Некоторые гардемарины включались в состав команд военных судов, направлявшихся в научные экспедиции. Так, летом 1817 года с преподавателем корпуса князем С.А. Ширинским-Шихматовым 17 гардемаринов прошли на корабле по маршруту северных русских портов, посетили Стокгольм и Копенгаген.

Новость превеликая – «Феникс» пойдет в Швецию и Данию! Из Балтийской эскадры выбрали лучший по своим техническим данным корабль, из гардемаринов назначили лучшую дюжину. Естественно, троих определил по высокой протекции господин морской министр, зато уж остальные девять попали в плавание благодаря своим личным способностям и успехам в учебе. Среди них люди, впоследствии вошедшие в историю военно-морских сил, историю России: будущий герой Севастополя адмирал Павел Степанович Нахимов, его друг – выдающийся гидрограф Михаил Францевич Рейнике, будущий декабрист Дмитрий Иринархович Завалишин, русский писатель, лексикограф и этнограф Владимир Иванович Даль.

Будущему морскому офицеру практика зачастую бывает тягостна не трудом, а чувством огромной ответственности. На корабле отчетливей и резче, чем где бы то ни было, ясна зависимость всех от каждого и каждого от всех. Этим чувством сразу же прониклись юные гардемарины, как только попали на борт красавца-фрегата под команду старшего офицера Мордария Васильевича Милюкова. Воспитанники Морского корпуса прилежно работали вместе с матросами, стояли офицерские вахты. Милюков доверял им, но при этом замечал о необходимом внимании и благоразумии. «Поспешайте без торопливости, проявляйте находчивость без опрометчивости», – неоднократно повторял он гардемаринам. Старший офицер любил в морских делах лихость, молодечество и чувство риска.

Все эти качества в избытке демонстрировали его подопечные, их следовало не понукать, а придерживать от «безумной отваги». К ужасу корпусного воспитателя лейтенанта Ширинского-Шихматова, гардемарины бегали по фальшборту; стремительно, вниз головой скользили с мачт по тросам; перебирались, балансируя руками, с мачты на мачту, как ярмарочные канатоходцы. Павлу Нахимову эта акробатика однажды едва не стоила жизни. Он сорвался и сильно расшибся. Но старший офицер «Феникса» успокоил его старой сентенцией: «До свадьбы заживет!» И точно, зажило. Через год после плавания гардемарины благополучно сдали выпускные экзамены. В феврале они по традиции зажгли свечи в храме Николы Морского – их произвели в мичманы.

В плавание теперь гардемарины отправлялись с большой охотой. Считалось особым шиком ходить в рабочей, измазанной смолой матросской робе и исполнять все виды корабельной работы. В походе воспитанники с удовольствием пили чай с сухарями, причем чай подавался в большой оловянной миске и его черпали ложками, как суп. Михаил Бестужев в своих мемуарах вспоминал, что «…молодецки пробежать по рею, не держась за лисель-спирт, спуститься вниз головой по одной из снастей с топа мачты; кататься под парусами на шлюпке в свежий ветер, не брать рифов и черпать бортом воду – за это старшие гардемарины называли новичка „товарищем“».

Режим Морского кадетского корпуса по-прежнему оставался суровым, правда, теперь степень этой суровости во многом зависела от директора, инспектора классов и офицеров-воспитателей. Некоторые из них не любили телесных наказаний, ограничивались беседами с кадетами, вникали во все их нужды. Иные же, наоборот, имели репутацию людей строгих и любителей телесных наказаний.

Воспитанник Морского корпуса В.И. Даль впоследствии с горечью вспоминал о днях пребывания в нем: «Жили по невеселой пословице – спина наша, а воля ваша».

В официальном «Очерке истории Морского кадетского корпуса», изданном по высочайшему повелению во время учебы воспитанников П. Нахимова, В. Даля, М. Рейнике и Д Завалишина упоминалось, что «всякий офицер мог, как ему угодно, этим правом пользоваться неумеренно». В корпусе велся точный счет ударам, с родителей поротых кадетов даже брали деньги за розги, потраченные на воспитание их недисциплинированных недорослей.

Владимир Иванович Даль писал, что «анналы корпуса сохранили презабавную историю: священник трижды приказывал кадету прочитать отрывок из Священного Писания, и кадета трижды пороли за то, что читает неверно. Первый раз пороли за рассеянность, второй – за непослушание, третий – за упрямство. Потом священник сам заглянул в книгу – там оказалась опечатка!»

Но самое интересное, что за 5 лет учения Владимира Даля ни разу не пороли. Он говорил о себе, что был мальчик чулый – послушный, смирный, но ни в коей мере не трусливый. Через 10 лет после окончания корпуса Владимир Иванович доказал это на полях сражений.

Небезынтересная подробность в деятельности учебного заведения. Оказывается, до осени 1804 года в Морском кадетском корпусе существовало так называемое «малолетнее», или «резервное», отделение из детей до 10-12 лет. Сведения о положении и условиях жизни кадетов «резервной роты» прекрасно изложены в воспоминаниях, записанных со слов 90-летнего ветерана флота, отставного генерал-майора Карла Францевича де Ливрона (Морской сборник. 1890. № 5). Вот как он описывал свое пребывание в «малолетнем отделении» Морского кадетского корпуса: «15 февраля 1803 года я был определен в Морской корпус вместе с моим старшим братом, сверх комплекта, с Высочайшего соизволения императора Александра I, по ходатайству морского министра П.В. Чичагова. На обмундировку нам обоим было выдано 500 рублей ассигнациями. Так как брату моему было семь с половиной, а мне лишь пять с половиной лет от роду, то нас обоих поместили в малолетнее отделение, где и воспитывали отдельно от кадет больших рот в особом помещении корпуса. Хотя с другими ротами корпуса мы не имели сообщения, но воспитанники старших рот все же бывали у нас, и меня как меньшего из всех по летам и по росту часто носили на руках по ротам.

Начальницею нашего отделения была средних лет англичанка Сара Карловна Тиздель, женщина строгая, но в то же время и добрая. Прислуга была здесь также женская. В этом отделении было в мое время около 40 человек кадет в возрасте от 6 до 12 лет. Отделение имело свои классы и особых учителей, отдельно от остальных четырех рот; столовая у нас была также своя, но форма одежды общая с кадетами прочих рот.

Госпожа Тиздель, говорившая хорошо по-русски, заставляла нас при себе по очереди читать вслух молитвы на английском языке, бывшем вообще в большом употреблении в этом отделении.

Дежурная нянька (всех было 5) будила нас ежедневно в 6 часов утра, после чего, умывшись и одевшись, мы становились во фронт в нашей столовой зале, причем один из кадет (по очереди) читал вслух „Молитву Господню»“на английском языке. Завтрак состоял из кружки парного молока и полубелой булки. В 7 часов начинались классы, продолжавшиеся до 11 часов, с 10-минутными перерывами; нас учили читать и писать по-русски и по-английски. Учителями русского языка были Максим Тихонович Зарубин и очень нами любимый Алексей Федорович Тихонов; последний наказывал линейкой по рукам, когда руки бывали выпачканы чернилами. Преподавателем английского языка был Илья Прохорович Жданов, мать которого была природная англичанка; у него мы заучивали, между прочим, извлечения из псалмов Давидовых на английском языке. Классы помещались там, где ныне канцелярия Морского училища. До 12 часов давался отдых, после которого мы шли обедать. Обед состоял из двух хорошо приготовленных блюд, а по праздникам было, кроме того, пирожное. От 2 до 6 часов опять занимались в классе с 15–минутным перерывом. После этого опять давали по кружке молока с булкой. В 8 часов ужинали, а в 9 часов ложились спать, чему предшествовало общее умывание рук.

По субботам и на воскресенье нас распускали домой; те, у которых не было родителей или родственников – оставались; за мной и братом приходил вестовой моего отца. Маменька моя, отпуская нас обратно в корпус, давала каждому по 2 гроша, на что мы сообща покупали себе два раза в неделю по большой сайке с густым слоем меда в середине, что и делили между собою поровну. Помню, как из-за этого капитала мне досталось от одного из товарищей, по фамилии Терпигорев; он разыгрывал шерстяные перчатки и, всучив мне билет, записал на меня 2 гроша. Случилось так, что несколько раз сряду мне дома забывали давать эти деньги; это ужасно сердило Терпигорева, считавшего меня своим должником, за что я бывал жестоко им побиваем, пока не принес наконец злополучных двух грошей.

У нас с братом был красный сундучок с висячим замком (подобные имелись и у других кадет и помещались у всякого под кроватью), где мы хранили тетради, книги, перья и прочие вещи; внутри на крышке нашего сундучка была наклеенная лубочная картинка, изображающая крестьянскую свадьбу; мы зачастую, раскрыв сундучок, разбирали в нем вещи; тут же прятались приносимые из дому разные лакомства. Вне классов занятий не было, т. е. ничего не задавалось.

Осенью следующего, 1804 года малолетнее отделение было упразднено и кадеты были разбиты по ротам, без всякого внимания к возрасту и познаниям, так что и меня с братом перевели во вторую роту под начальство морской артиллерии капитана III ранга Бориса Еремеевича Струкгова. Хотя мы с братом и попали в одну роту, но были в разных классах, и брат вышел из корпуса ранее меня тремя годами».

В течение нескольких лет в Морском кадетском корпусе, кроме «малолетней» кадетской роты, размещалась Учительская гимназия, в которую тогда принимали обер-офицерских детей. Основной задачей этого учебного заведения являлась подготовка учителей для народных школ, наставников для частных учебных заведений и репетиторов для закрытых пансионов. Выпускники Учительской гимназии впоследствии сыграли значительную роль в формировании и развитии общенациональной системы народного просвещения. Первые 50 воспитанников размещались в нижнем этаже здания Морского корпуса (под спальным помещением первой роты). Подготовка гимназистов велась по основным предметам школьной общеобразовательной программы (математике, словесности, химии, физике, астрономии и иностранным языкам). С 1801 года до закрытия учебного заведения в 1825 году директором Учительской гимназии был Иван Васильевич Кузнецов – прекрасный педагог и администратор. Условия содержания учеников в гимназии были несколько худшими по сравнению с Морским корпусом. Срок их обучения составлял 3 года.

В 1816 году в здании Морского кадетского корпуса разместили переведенное из Кронштадта Училище корабельных инженеров (40 человек), оно находилось в нем до 1826 года. Кадеты-кораблестроители размещались также в первом этаже основного корпуса под столовой залой.

Оба учебных заведения существовали автономно и проводили занятия в строгом соответствии с утвержденными для них учебными программами и целевыми задачами. Правда, некоторые учебные дисциплины изучались совместно, в общих классах. Обедали воспитанники Учительской гимназии и Училища корабельных инженеров в общей столовой зале вместе с кадетами. По отзывам современников, «воспитанники этих двух учебных заведений занимались всегда с большим усердием».

В 1810 году на Большой Неве, напротив здания Морского корпуса (там, где сейчас установлен памятник адмиралу Крузенштерну), по инициативе директора обустроили купальню, где старших гардемаринов обучали плавать. Учителем плавания в Морском корпусе в то время состоял в чине XIV класса отставной итальянский матрос Кобри – искусный пловец и учитель. Некогда умение прекрасно держаться на воде спасло его при кораблекрушении английского торгового судна, на котором он служил тогда юнгой. Кобри выплыл на один из островов Тихого океана и попал в плен к местным аборигенам, те в знак уважения к европейцу покрыли все его тело красочными татуировками.

В дни, когда Кобри проводил практические занятия с гардемаринами и демонстрировал им свое искусство плавания, на набережной обычно собиралась толпа зевак. Публика с удивлением и восхищением рассматривала заморские рисунки на теле итальянского моряка.

22 апреля 1811 года несколько видоизменилась форма одежды воспитанников Морского корпуса. Теперь вместо треугольной форменной шляпы кадеты и гардемарины должны были носить кивер. Одновременно с этим последовало распоряжение об обязательном обучении воспитанников «маршировке и ружейным приемам». Для этого в корпус командировали нескольких унтер-офицеров морских полков.

В 1812 году, в начале войны с Наполеоном, на основании высочайшего повеления воспитанники всех столичных кадетских корпусов эвакуировались в Финляндию. Морской кадетский корпус получил официальное предписание разместиться в Свеаборге.

Чтобы уменьшить численный состав воспитанников корпуса, приняли решение о дополнительном и досрочном выпуске из учебного заведения гардемаринов. Таким образом, в мае и сентябре во флот направили в 2 раза больше офицеров, чем ранее планировалось.

Всех кадетов, имевших родственников в Петербурге, распустили по домам. Оставшихся в Морском корпусе воспитанников распределили по четырем придворным яхтам и на корпусном учебном бриге. Суда доставили их в Кронштадт, а оттуда уже на кораблях эскадры адмирала Тета «Борей» и «Северная звезда» вместе с корпусным имуществом воспитанники прибыли в Свеаборг. Их разместили в ведомственных зданиях на острове Густав-Сверд. Правда, через 4 месяца кадеты и гардемарины возвратились в Санкт-Петербург и продолжили учебу в Морском корпусе на Васильевском острове.

В ночь на 12 июня 1812 года полумиллионная французская армия вторглась в пределы России. Весь русский народ поднялся на защиту Отечества. Значительную роль в борьбе с врагом сыграли моряки-балтийцы. Военно-морской флот оперативно осуществил перевозку экспедиционного корпуса из Финляндии в Ревель. Это позволило сорвать замысел французов – нанести удар по приморскому флангу русской армии.

Балтийский флот и в его составе выпускники Морского корпуса участвовали в обороне Риги. Моряки Гвардейского флотского экипажа героически сражались под Витебском в период наступления наполеоновских войск на Москву. В знаменитом Бородинском сражении отличилась артиллерия Гвардейского флотского экипажа. И наконец, балтийские моряки победоносно вошли в Париж.

Выпускник Морского шляхетного кадетского корпуса адмирал А.С. Шишков с армией фельдмаршала М.И. Кутузова дошел до границ Франции. Это был его звездный час. Религиозно-патриотические идеи моряка и ученого получили тогда широкое распространение и популярность. Он стал автором почти всех знаменитых царских манифестов, рескриптов и приказов по армии. Его воззвания производили на соотечественников сильное впечатление. В них исчезла типичная для тех времен вычурность слога, прозвучал желанный для всех призыв встать на защиту Отечества.

В приказе императора по армиям, текст которого подготовил адмирал Шишков, призывно звучали слова: «Не нужно мне напоминать вождям, полководцам и воинам нашим об их долге и храбрости. В них издревле течет громкая победами кровь славян. Воины, вы защищаете веру, Отечество и свободу! Я с вами. На зачинающего Бог!»

В составленном адмиралом императорском рескрипте графу Салтыкову торжественно прозвучала вошедшая в историю фраза: «Я не положу оружия, доколе ни один неприятель не останется в царстве моем!»

Адмирал Шишков стал главным ходатаем перед царем о строительстве мемориального храма Христа Спасителя в Москве в благодарность за дарованную победу над Наполеоном. Старый моряк верил, что «…Провидение Божие, помощию веры и народного духа, спасло нас. Ему благодарность и памятник Ему же принадлежит». На памятной медали в честь закладки величественного храма, взорванного в 20-е годы XX века потомками русских героев, тогда выбили: «Не нам, не нам, а имени Твоему…»

Как уже упоминалось, в грозный 1812 год Морской кадетский корпус провел два досрочных выпуска гардемаринов. Требовались офицерские кадры. Военный флот пополнился 134 мичманами и 19 артиллерийскими констапелями, принявшими самое активное участие в Отечественной войне с наполеоновской Францией.

Помимо прямого участия в боях, выпускники Морского корпуса в составе саперных частей и понтонных команд наводили мосты, налаживали переправы, прокладывали дороги.

Ранней весной 28 марта 1812 года в приемной директора Морского кадетского корпуса появился сухощавый посетитель с тонкими выразительными чертами лица. Главный доктор Николаевского порта и медицинский инспектор Черноморского флота Иоганн Христиан Дале (Иван Матвеевич Даль) «из дворян российской нации» прибыл с прошением об определении на воспитание в элитное учебное заведение своих сыновей Владимира и Карла. В семье чиновника Морского ведомства и его жены Юлии Христофоровны, урожденной Фрейтаг, было семеро детей. Их воспитанием в основном занималась мать, обучавшая мальчиков иностранным языкам, приучившая их к порядку, к честности и ответственности в делах.

Будущий русский писатель, этнограф, знаток и патриот русского слова Владимир Иванович Даль в детстве не мечтал стать моряком и, поступив в Морской корпус, лишь выполнил волю отца.

Домашнего образования оказалось внолне достаточно для поступления в корпус Правда, вскоре после этого началась война с наполеоновской Францией, ставшая причиной того, что официально Владимира Даля зачислили значительно позже – 1 августа 1815 года. Из воспоминаний товарища по корпусу мичмана А.А. Домашенко следует, что Владимир Даль сразу же обратил на себя внимание своим умом и недюжинным трудолюбием. Одновременно с этим он слыл большим шутником и любителем розыгрышей. Даль никогда не терялся, был находчивым в решениях и ответах.

Учеба в Морском корпусе Далю давалась легко. Он всегда входил в число способных и хорошо успевающих воспитанников. Однако в корпусе его постоянно угнетали муштра, унижения и частые конфликты с преподавателями и офицерами-воспитателями. Первые же учебные плавания кадета Даля показали, что он хронически не переносит качки. На корабле его буквально изматывала морская болезнь. Перед выпуском из корпуса гардемарин Даль в числе лучших воспитанников участвовал в дальнем морском переходе на бриге «Феникс» по маршруту Санкт-Петербург – Роченсальм – Свеаборг – Рига – Ревель – Стокгольм – Карлскрона – Копенгаген – Кронштадт. Поход оказался интересным, но морская болезнь не оставляла его в покое на всем пути следования брига. Сдав в 1819 году выпускные экзамены, мичман Владимир Даль приступил к службе на Черноморском флоте. В 1821 году он делает первую попытку уйти в отставку. Получив его рапорт с просьбой об отставке, командующий Черноморским флотом вице-адмирал А.С. Грейг с иронией сообщал по этому поводу морскому министру адмиралу И.И. Траверсе: «Это прелестный молодой человек, который только и повторяет, что его здоровье не позволяет ему продолжать морскую службу, т. к. он не в силах преодолеть болезнь, причиняемую ему непогодой». В отставке отказали. Изматывающая морская служба продолжалась, а в аттестационном листе молодого мичмана командиры кораблей регулярно отмечали: «В должности и поведении хорош» или даже «Очень хорош».

Только через 5 лет В.И. Далю удалось выйти в отставку и поступить в Дерптский медицинский институт.

Весной 1825 года директор Морского кадетского корпуса адмирал Петр Кондратьевич Карцов в возрасте 75 лет по состоянию здоровья вышел в отставку. За 25-летний период его директорства корпус выпустил более 2000 прекрасно подготовленных офицеров, часть из которых впоследствии стала знаменитыми флотоводцами, адмиралами и командирами прославленных в морских сражениях кораблей.

«Карцовский период» Морского корпуса стал предметом довольно горячих споров историков флота. Мнения специалистов о нем разделились, но большинство единодушно считало, что «Карцовским периодом» управления корпусом закончилась прежняя «старая система», или, вернее сказать, «старый порядок» воспитания будущих офицеров флота. В корпусе при нем всегда господствовали атмосфера и условия, позволяющие воспитанникам формировать в себе самостоятельность, укреплять волю и в конечном итоге становиться людьми храбрыми, способными в тяжелейших условиях, при любых обстоятельствах не теряться и принимать всегда единственно правильное решение.

«Карцовское воспитание» имело еще одно важное практическое значение – развивать у будущих офицеров чувство дружбы, качество, которое всегда отличало русских моряков от их иностранных коллег. Окончивший корпус в 1822 году П.А. Беляев вспоминал, что в его время «кадеты дружили и враждовали между собой крепко. Дружба наша была идеальная…» Владимир Броневский, выпускник 1802 года, в своих мемуарах свидетельствовал, что «морские офицеры, исключая немногих, воспитывались в Морском корпусе, как в единой колыбели, через привычку и одинаковые нужды с младенческих лет связуются узами дружбы».

Выпускник Морского корпуса П.П. Свиньин, участник морского перехода в 1806-1808 годах на фрегате «Рафаил», в своих «Воспоминаниях на флоте» описывает сцену свидания русских офицеров в Боко-ди-Катаро: «…не в состоянии описать той непритворной радости при свидании с другом, товарищем детства, того торжества дружбы, которое свойственно им одним… Они готовы страдать и умереть один за другого; у них общий кошелек, общий труд, общая честь и слава, общая польза и виды. Ни злоба, ни зависть не в состоянии разорвать их связи».

В марте 1825 года новым директором Морского кадетского корпуса назначается вице-адмирал Петр Михайлович Рожнов, боевой офицер, герой шведской и турецкой войн, командующий (в 1819 и 1820 гг.) эскадрами Черноморского флота. До своего назначения в корпус он исполнял обязанности флотского начальника и директора Ревельского порта.

Рожнов резко изменил быт кадет. Считал нравственно вредным содержать взрослых гардемаринов с малолетними кадетами вместе. Перепланировал корпусные помещения и разместил воспитанников разных возрастных групп отдельно друг от друга.

Для размещения объединенных в одну пятую отдельную роту младших кадетов администрация специально арендовала жилое здание на углу 9-й линии Васильевского острова и Большого проспекта Гардемарины и старшие кадеты входили в состав остальных четырех рот. Для их рационального размещения в корпусе из основного здания пришлось вывести Учительскую гимназию и Кораблестроительное училище. Воспитанников Кораблестроительного училища распоряжением Адмиралтейств-коллегии расквартировали в здании Адмиралтейства.

Кадеты пятой (младшей) роты теперь жили практически изолированно от остальных воспитанников и виделись с ними лишь во время обеда и ужина в столовой зале. Для них распоряжением нового директора специально подобрали и соответствующий состав педагогов и офицеров-воспитателей.

Отечественная война 1812 года закончилась полным разгромом армии Наполеона. После завершения военных действий русские дворяне, и главным образом офицеры, участники Отечественной войны 1812 года, образовали политические общества, выступавшие против самодержавия и крепостничества. Члены Южного и Северного тайных обществ готовили военный переворот силами армии, без участия народа, чтобы затем отменить в России крепостное право и установить в ней режим унитарной республики или конституционной монархии с федеративным устройством. В Северное политическое общество входили и лучшие представители императорского флота – недавние воспитанники Морского кадетского корпуса.

Междуцарствие после смерти Александра I вызвало преждевременное выступление дворянских революционеров.

В 11 часов утра 14 декабря 1825 года первый восставший лейб-гвардии Московский полк под предводительством А. и М. Бестужевых пришел в полном составе на Сенатскую площадь и построился в каре возле памятника Петру I. Позже к нему присоединились лейб-гвардии Гренадерский полк и Гвардейский флотский экипаж. В восстании приняли участие несколько десятков морских офицеров и более тысячи матросов.

Воспитанник Морского кадетского корпуса Н.А. Энгельгардт в своих мемуарах вспоминал, что «25 ноября 1825 года в 2 часа пополудни кадет построили и повели в церковь, где они узнали о кончине императора Александра Павловича. Нам был прочтен Манифест о вступлении на престол цесаревича Константина Павловича. Корпус принял ему присягу.

Днем 14 декабря 1825 года кадеты услышали пальбу на Сенатской площади. Мы приняли вторичную присягу Николаю Павловичу. Из окон кадетского корпуса были видны взводы кавалергардского полка, конвоирующие разбежавшихся по Васильевскому острову мятежников». Император Николай I

Запоминающееся историческое событие. Торжественная присяга воспитанников самого элитного военного учебного заведения новому императору России Николаю I под орудийный салют гвардейской артиллерии, расстреливающей картечью мятежных морских офицеров, всего лишь несколько лет тому назад окончивших Морской кадетский корпус.

После жестокого подавления восстания к следствию привлекли 32 морских офицера, среди которых 28 являлись выпускниками корпуса предвоенного периода. Некоторые из них уже занимали довольно высокие посты во флоте, считались прекрасными специалистами и героями Отечественной войны.

Лейтенанта Антона Петровича Арбузова, окончившего Морской корпус в 1815 году, ротного командира Гвардейского экипажа, за систематическую агитацию среди матросов приговорили к каторжным работам пожизненно.

В истории движения декабристов известен единственный случай, когда четверо братьев, выпускников Морского корпуса, стали участниками восстания. Это Николай, Александр, Михаил и Петр Бестужевы. Они выросли в замечательной семье. Отец их, Александр Федосеевич Бестужев, был передовым деятелем своего времени, в самый мрачный период царствования Павла I, в 1798 году, он издает вместе с литератором-просветителем И.П. Паниным вольнодумный и явно антикрепостнический «С.-Петербургский журнал», в котором открыто порицались дворянские привилегии и пропагандировались идеи Радищева.

Судьба декабристов Бестужевых сложилась трагически. Морского офицера Петра Бестужева перевели рядовым в действующую армию на Кавказ. Он был ранен при штурме Ахалциха, затем заболел психическим расстройством и в 1840 году был помещен в больницу для умалишенных, где вскоре и скончался.

Провели 14 лет в тюрьмах Николай и Михаил Бестужевы. Капитан-лейтенант Николай Бестужев – опытнейший морской офицер, человек редких дарований и неиссякаемой творческой энергии. После окончания в 1809 году Морского кадетского корпуса его оставили при нем преподавателем. Читал курс военно-морского искусства, морской эволюции, физики, руководил морской практикой. В день восстания вышел на Сенатскую площадь во главе Гвардейского флотского экипажа.

Его брат, лейтенант Михаил Александрович Бестужев, недавно (в 1817 г.) окончивший корпус, вместе с братом Александром и Д.А. Щепиным-Ростовским вывел на площадь Московский полк. За участие в восстании приговорен к 20 годам каторги.

Александр Бестужев, в июне 1837 года переведенный на Кавказ в действующую армию, в сражении под Адлером тяжело раненным попал в плен и погиб, изрубленный горцами. Карл Брюллов, друживший с Александром, узнав о его гибели, писал: «Боже мой! Какие потери в один год. Пушкин и Александр Бестужев…»

Участник Отечественной войны 1812 года, выпускник Морского шляхетного кадетского корпуса 1799 года, член Северного тайного общества, подполковник в отставке Владимир Иванович Штейнгель – автор мемуаров о Морском кадетском корпусе приговорен судом к 20 годам каторги.

Капитан – лейтенант Дмитрий Александрович Щепин-Ростовский, выпускник корпуса 1816 года, вывел на Сенатскую площадь в день восстания Московский полк, за что был осужден к 20-летней каторге в Сибири.

Близкий приятель Петра Степановича Нахимова, лейтенант Дмитрий Иринархович Завалишин, после окончания в 1819 году Морского корпуса пытался создать в провинции филиал тайного общества. Осужден на 20 лет каторги.

Лейтенант Михаил Карлович Кюхельбекер, окончив корпус в 1815 году, плавал на кораблях Балтийского флота. В день восстания находился на Сенатской площади в рядах Гвардейского флотского экипажа. Сослан в каторжные работы на 20 лет.

Лейтенант Константин Петрович Торсон; выпущен из корпуса мичманом в 1809 году. Участник экспедиции Ф.Ф. Беллинсгаузена к берегам Антарктиды. Член Северного тайного общества. Приговорен к 20 годам каторжных работ.

Мичманы братья Беляевы (Александр – окончил корпус в 1818 году, и Петр – окончил корпус в 1822 году) вышли на Сенатскую площадь в строю Гвардейского флотского экипажа. Оба приговорены к 12 годам каторги.

В июне 1826 года командующий эскадрой Балтийского флота адмирал Р.В. Кроун был вынужден выполнить крайне неприятное для себя предписание императора – провести публичный церемониал «гражданской казни» – разжалование «в рядовые» флотских офицеров-декабристов. Армейских офицеров-декабристов разжаловали раньше, во дворе Петропавловской крепости. Для моряков же император Николай Павлович лично разработал церемониал их разжалования.

Генерал И.И. Дибич заблаговременно сообщил начальнику Главного Морского штаба, что император повелел «взять из крепости под должным морским караулом накануне весьма рано всех преступников, о коих министр юстиции представит список». Декабристов надлежало доставить в Кронштадт на флагманский корабль «Князь Владимир» и там 13 июля разжаловать по обрядам морской службы. Предусматривая возможность противного ветра и задержку в доставке осужденных офицеров, государь приказал взять для буксировки арестантской яхты специальный пароход.

Командующему эскадрой Балтийского флота адмиралу Кроуну было предписано «как только с крепости увидят яхту, поднять на крюйс-брам-стеньге „Владимира“ черный флаг при пушечном выстреле. После этого должны прибыть на флагманский корабль с каждого военного судна один старший офицер, один лейтенант, один мичман и несколько матросов. Когда осужденные поднимутся на корабль, им должен быть прочитан приговор суда. Затем над их головами следует сломать предварительно подпиленную шпагу, сорвать эполеты, которые вместе с мундиром следует выбросить за борт».

Поздним вечером 12 июля осужденных вывели из Петропавловской крепости к Неве и посадили в арестантскую яхту с зарешеченными иллюминаторами.

Впоследствии моряки-декабристы вспоминали: «В шесть часов утра нас привезли на малый Кронштадтский рейд, но его прошли и направились к Большому рейду, где стояли корабли Балтийского флота, иностранные военные и коммерческие суда. Для того, чтобы лучше наблюдать за тем, что будет происходить на флагманском корабле, многие люди на кораблях и торговых судах забрались на ванты, мачты и скопились на корабельных надстройках. Арестантскую яхту подвели к парадному трапу флагманского корабля. Мы стали поочередно подниматься по трапу на палубу и были приятно удивлены дружеским приемом. Командир и офицеры корабля встретили нас рукопожатием, а стоявшие вдали наблюдатели приветствовали нас дружескими знаками. Началось чтение приговора. Старик-адмирал не выдержал эмоционального напряжения, по его бледному и застывшему лицу скатились непрошеные мужские слезы. Плакали навзрыд матросы и офицеры. Над каждым из нас сломали саблю, сорвали эполеты, сняли сюртуки и сбросили их за борт. На нас надели матросские бушлаты и, посадив в арестантскую яхту, повезли обратно в крепость». На яхте, к своему удивлению, арестанты нашли превосходный завтрак, присланный адмиралом Кроуном и офицерами корабля «Князь Владимир».

В марте 1826 года Морской кадетский корпус вместе с другими военными учебными заведениями столицы направили на церемониал похорон императора Александра I. В день выхода сводного отряда воспитанников из Корпуса для участия в траурной церемонии в нем объявили аврал. Не могли найти корпусное знамя – старейший воинский стяг, врученный в 1789 году командующему русской гребной флотилией вице-адмиралу К. Нассау-Зигину за победу над шведами в Роченсальмском морском сражении. Искали долго, перерыли все помещения Морского корпуса. Наконец нашли. На чердаке, среди старых вещей и ломаной мебели. Нашли, но оказалось, что исторический воинский стяг изъели мыши, осталось практически одно древко. Проявив «солдатскую находчивость», руководство учебного заведения нашло резервное знамя, под которым батальон воспитанников стоял у Михайловского замка в траурном воинском каре учащихся столичных кадетских корпусов.

Начиная с 1826 года Морской корпус находился под неусыпным вниманием императора и его администрации. Царь стал опекуном и покровителем учебного заведения. Идеалом порядка Николай Павлович считал единообразную казарму. В организационном отношении корпус приравняли к экипажу, аналогичному армейскому батальону. Капитан I ранга стал теперь именоваться командиром экипажа. Батальон включал гардемаринскую, три кадетских и одну резервную роты.

В соответствии с новым штатом в каждой корпусной роте насчитывалось по 100 человек. В гардемаринской роте обучались юноши в возрасте 16-18 лет, в кадетских ротах – мальчики от 12 до 16 лет, а в резервной – дети от 10 до 12 лет.

Штатная рота воспитанников, возглавляемая капитан-лейтенантом, подразделялась на 4 отделения во главе с офицерами в чине лейтенантов или мичманов. В состав каждой роты обязательно входили фельдфебель, каптенармус и 4 барабанщика из нижних чинов. По волевому решению царя ведущим предметом в учебном заведении стала строевая подготовка, с обязательным ежедневным «ратным фронтовым учением» кадетов и гардемаринов на плацу под барабан. Дисциплину в Морском корпусе значительно усилили, она по-прежнему поддерживалась телесными наказаниями.

Адмирал Иван Алексеевич Шестаков из когорты военных моряков, составивших славу Российскому флоту, вспоминая о своих днях пребывания в Морском кадетском корпусе в период царствования Николая I, писал: «Несмотря на человеческие стремления директора (адмирала И.Ф. Крузенштерна), в корпусе ввелась „прутовая“ система. Сечение разделялось на три разряда: келейное, при роте и при собрании целого Корпуса. В приказах не означалось число ударов, как Бог на душу положит, так и били. Поверят ли, что мне 11-летнему, дали 200 ударов за грубость… Сечение вошло в программу Морского корпуса… Так думали вкоренить в нас понятие о дисциплине».

Недисциплинированных или не желавших учиться ожидал «досрочный выпуск» из корпуса – в солдаты.

31 марта 1826 года Морской корпус посетил новый император Николай I. Он приехал неожиданно, около 3 часов дня, вместе с великим князем Михаилом Павловичем. Царь прошел в классы, где шли занятия с воспитанниками, посетил столовый зал и корпусной лазарет. При этом он задавал вопросы и делал различные замечания. Осмотрев учебные и служебные помещения, Николай Павлович спросил у директора Морского корпуса П.М. Рожнова: «А где кадетские дортуары?» Вице-адмирал в недоумении посмотрел на царя – слово (дортуар – общая спальня для учащихся в закрытом учебном заведении) в ту пору незнакомое, а затем по военному четко отрапортовал: «Вокруг корпуса, Ваше Величество!» Их величество удивленно хмыкнуло и проследовало далее.

Однако «визит-эффекты» для Петра Михайловича на этом не закончились. Шедший впереди группы гостей дежурный офицер открывал двери, четко называл наименование корпусного помещения и его назначение. Подойдя к следующей двери, он громко доложил: «Танцевальный зал, Ваше Величество!» – и, широко открыв двери, вежливо пропустил в класс императора, великого князя и директора. Царь остановился на пороге комнаты и в недоумении повернулся к Рожнову. В классе корпусной священник проводил занятия по закону Божию. Не лишенный остроумия, Николай I весело посмотрел на директора и подтвердил: «Действительно, танцевальный зал, это и по учителю заметно». Позже говорили, что во дворце весело смеялись рассказу императора о том, как в Морском кадетском корпусе священник учит детей танцевать.

10 апреля директор Морского корпуса вице-адмирал Рожнов получил письмо от начальника Морского штаба и копию собственноручной записки Николая I, содержавшей подробную инструкцию для воспитателей и воспитанников учебного заведения. В ней решительно требовалось, чтобы корпусные офицеры «являли собой пример для воспитанников. В каждой роте дежурный офицер должен быть безотлучно, день и ночь находиться при воспитанниках. Для ознакомления с порядком службы в сухопутных корпусах приказано командировать к Инженерному и Артиллерийскому училищам по три младших офицера Морского кадетского корпуса».

Согласно императорской директиве, «воспитанников следовало разделить, как в ротах, так и в классах, по возрастам и переводить после выпуска в мичманы, не по одиночке, а целым классом или ротою». В одежде воспитанникам предписывалось «соблюдать опрятность, непременно их выправить, дать им бодрую осанку и молодецкий взгляд». В здании корпуса приказывалось «обратить особое внимание на чистоту и опрятность, классные комнаты увеличить, а столы и скамьи лучше приспособить для занятий». В столовой указывалось «поставить модель фрегата и ежедневно в той зале делать развод караула в корпусе и на фрегат, а другим воспитанникам делать парусные ученья и учить командовать».

Император обратил особое внимание «на недостаточное вознаграждение учителей», и поэтому приказывалось улучшить денежные оклады педагогам. Официальным письмом начальник Морского штаба предложил вице-адмиралу П.М. Рожнову приступить к немедленному исполнению высочайшего повеления.

В августе 1826 года Санкт-Петербург готовился к коронации нового царя – Николая Павловича. Развернулись работы по украшению города. Возводились праздничные павильоны, разукрашенные разноцветными флагами и гирляндами цветов. Столица оживилась и выглядела празднично. Основную роль в торжествах играли воинские части, оставшиеся верными присяге, и защитившие трон в трагические дни декабрьской смуты. Офицеры шили новые мундиры, ожидали чинов, орденов и иных монарших милостей.

Каждое военное учебное заведение Санкт-Петербурга старалось как можно лучше и оригинальнее украсить свои здания. Перед главным фасадом Морского кадетского корпуса установили искусно выполненную из досок модель трехмачтового военного корабля «…во всем вооружении, как стоячего, так и бегучего такелажа, со шкаликами по всему рангоуту. На корме играла музыка корпуса». Фрегат, украшенный разноцветными флагами, цветами и расцвеченный иллюминацией, выглядел довольно эффектно. На набережную Большой Невы в праздничные дни специально приходили и приезжали сотни горожан, чтобы полюбоваться на украшенное здание Морского кадетского корпуса. Его воспитанник Л.А. Загоскин позднее вспоминал, что «эффект был действительно блестящий, однако кадеты тайно написали мелом на корабле четверостишие:

Директор корпуса Петр Михайлович Рожнов, знаменитый флотоводец, участник морских сражений, узнав о проделке воспитанников, очень смеялся, заметив дежурному офицеру: «Будет кадетам впрок».

В воспоминаниях Н.А. Энгельгардта мы обнаружили несколько иной вариант стихотворения «поэтов» Морского кадетского корпуса, который, вероятно, они не решились тогда «опубликовать». Его текст несет более значительное смысловое значение и содержит довольно едкую критику не только в адрес директора учебного заведения, но и морского министра, ограничившего плавание кораблей корпусной учебной эскадры акваторией Финского залива.

Вот образец этого «эпистолярного» жанра, острой сатиры в адрес морских бюрократов той эпохи:

Торжественные молебны в храмах Санкт – Петербурга и артиллерийские залпы со стен Петропавловской крепости известили горожан о восшествии на трон нового царя – Николая I.

В 1825 году директор Морского корпуса адмирал П.М. Рожнов провел довольно значительный объем ремонтных и отделочных работ, улучшивших не только внешний вид здания учебного заведения, но рационально изменивших планировку его внутренних помещений. Строители ликвидировали старые ворота в центре основного корпуса и вместо них возвели величественную мраморную парадную лестницу. В это же время завершились работы по отделке помещения корпусной церкви, конференц-зала, ротных дортуаров и корпусной кухни. Все оконные рамы заменили новыми.

14 октября 1827 года адмирала П.М. Рожнова назначили главным командиром Кронштадтского порта. Должность директора Морского кадетского корпуса приказали принять контр-адмиралу Ивану Федоровичу Крузенштерну, тот с 1811 года выполнял в нем обязанности инспектора классов.

Иван Федорович Крузенштерн окончил Морской шляхетный кадетский корпус в 1788 году, участвовал в морских сражениях русско-шведской войны и служил волонтером в английском флоте. Контр-адмирал являлся участником и организатором первого кругосветного плавания, автором многочисленных океанографических и гидрографических научных работ, членом-корреспондентом и почетным членом Петербургской Академии наук, учредителем Русского географического общества. В качестве директора Морского кадетского корпуса И.Ф. Крузенштерн проявил недюжинные административные способности и организаторский талант. Пользуясь поддержкой Николая I, он проводил активную кадровую политику: набрал в корпус талантливых педагогов и офицеров-воспитателей, отдавая при этом приоритет не чинам, а профессиональной подготовке, знаниям и деловитости. Иван Федорович резко изменил стиль работы руководимого им Морского корпуса. Его поведение, отношение к подчиненным и воспитанникам выглядело со стороны необычным, выпадало из привычных стереотипов. Как вспоминали впоследствии его сослуживцы, он позволял деловые дискуссии, ценил самостоятельность и инициативу. Ему претила старая бюрократическая традиция ведомств под предлогом изучения и всевозможных обсуждений тормозить решение тех или иных деловых проблем.

У Николая I новый директор вызывал симпатию. Ему нравились в нем высокий профессионализм, твердость, умение излагать свои идеи четко и убедительно. Адмиралу Крузенштерну в определенной степени удалось добиться реализации своих планов, он действительно немало сделал для улучшения системы подготовки и воспитания будущих морских офицеров, пытался расширить круг общеобразовательных учебных дисциплин. Директор с большой любовью и вниманием относился к своим воспитанникам, пользовался у них огромной популярностью и уважением. Велика его роль в нравственном воспитании кадетов.

Он требовал, чтобы обращение офицеров корпуса с воспитанниками было вежливым, учтивым и ласковым. Право на телесные наказания директор предоставил одному себе, и то решался на этот шаг только при крайней необходимости, после долгого обсуждения дела со своими заместителями. По возможности физические наказания Иван Федорович старался заменять моральными и принял за правило смягчать нравы воспитанников не строгостью наказания, а предупреждением причин нарушений дисциплины.

21 мая 1836 года он утвердил «Правила для гардемарин и кадет». Приводим вниманию читателей некоторые из них, обязательные для выполнения будущими офицерами российского флота «„вести себя так, как принято в благородном обществе… Первая обязанность воспитанника есть послушание и почтительность к высшим себя, и не только к офицерам, но и к тем, кто избран и поставлен для надзора за ним из среды товарищей (фельдфебели, унтер-офицеры и прочие).

В ротах – не кричать, песен не петь, не свистеть, мебелей с места не трогать, на кровати днем не садиться и не ложиться… На окна в ротах отнюдь не становиться, с проходящими из окон не разговаривать. У разносчиков ничего не покупать… В шкафах книг и тетрадей недозволенных не иметь.

В столовой зале сидеть чинно, салфетку иметь пристегнутую к груди за вторую пуговицу мундира. Кушанья не проливать, если что-нибудь надобно, требовать от прислуги через своего старшего за столом. Вообще вести себя так, как принято в лучшем благородном обществе…

Никто из кадетов в гардемарины или из гардемарин в офицеры не будет произведен, если на предварительном испытании не окажет достаточных по фронтовой службе сведений.

Нечистота и неопрятность есть первый видимый повод думать невыгодно о нравственных свойствах воспитанника.

Бережливости надобно учиться: кто не привыкнет беречь чужого, тот не научиться хранить и своего собственного.

Только тот может пользоваться отпусками из корпуса, кто отличается доброю нравственностью и прилежанием».

Однако в условиях жесткой реакции того времени все самые добрые побуждения военачальников не могли существенным образом смягчить общий казарменный дух, изменить годами сложившиеся дикие нравы. Все нововведения И.Ф. Крузенштерна как директора корпуса оказались лишь полумерами и не смогли радикально преобразовать существа воспитательной системы. Порядки и нравы в стенах Морского кадетского корпуса продолжали оставаться довольно суровыми. Старший и сильный стремился проявлять свою власть над слабым и младшим.

Бывший воспитанник В.П. Одинцов, оставивший свидетельства о корпусной жизни времен адмирала Крузенштерна, писал: «Новичкам обыкновенно в первое время плохо приходилось от преследования товарищей». Другой воспитанник корпуса тех лет, А.С. Зеленой, свидетельствует: «…нравы самих кадет и их обращение друг с другом в мое время были поистине варварскими. И чем старше рота, тем грубее были нравы и обычаи воспитанников… Мы беспрестанно дрались. Вставали – дрались, за сбитнем – дрались, перед обедом, после обеда, в классном коридоре, вечером, ложась спать – дрались; в умывальниках – сильнейшие драки. Мы дрались за все и про все, просто так, ни за что, и не то чтобы шутками – до крови и синяков дрались». По его словам, рукоприкладством постоянно занимались низшие начальники: «Офицеры нас не били, и на глазах никто нас не смог бить (говорю не про взаимные драки), но свои братья фельдфебели, унтер-офицеры, ефрейторы при фронтовых учениях дрались отлично».

Старшие кадеты, отличавшиеся большой физической силой, составляли своего рода привилегированную касту так называемых «старикашек». Каждый из этих «старикашек» обычно старался говорить басом, с хрипотцой, нюхал табак потихоньку от офицеров, но так, чтобы другие кадеты это видели, задирал слабых по праву сильного, заставлял новичков чистить сапоги и мундиры и быть на посылках. Если же какой-либо кадет имел неосторожность пожаловаться офицеру на товарища, он оказывался в положении «задорного», парии. Такого кадета окружали всеобщим презрением, им гнушались, как зачумленным, его просто не замечали. Никто не хотел сделаться «задорным» и предпочитал терпеть жестокости и самоуправство старших и сильных.

Однако даже в подобных сложных условиях деятельность И.Ф. Крузенштерна, моряка и ученого, все же позволила создать в Морском корпусе определенную творческую атмосферу для развития и совершенствования учебно-воспитательной работы и улучшения элементарных условий жизни его воспитанников. За период его работы на посту директора корпус пополнился известными в столице педагогами и воспитателями. Значительно увеличился книжный фонд библиотеки. К 1827 году в ней насчитывалось 8519 томов. Иван Федорович стал инициатором организации корпусного музея. Его усилиями в столовой зале собрали и установили модель брига «Наварин» вполовину его натуральной величины. На нем кадеты в зимнее время обучались управлению парусами.

В учебную программу ввели дополнительные предметы, представляющие практический интерес для будущих офицеров флота: военное судопроизводство, химию и начертательную геометрию. Значительно улучшилось преподавание корабельной архитектуры, морских эволюций, морской практики, артиллерии, фортификации, географии, истории и иностранных языков. Это было достигнуто благодаря тому, что в корпусе стали преподавать известные специалисты своего дела, пользующиеся заслуженным авторитетом не только в России, но и за ее пределами: историю в Морском корпусе стал вести И.П. Шульгин, географию – П.П. Максимович, русский язык – В.Т. Пласкин. Во многом обновились учебники и методические пособия, издаваемые корпусной типографией.

Заслугой адмирала Крузенштерна является открытие на крыше корпуса совершенной для того времени астрономической обсерватории, оснащенной прекрасным оборудованием и инструментами.

По высочайшему повелению в Адмиралтействе для корпуса изготовили оригинальную разборную модель фрегата «Президент». Все части модели, до последней детали, могли быть разобраны и собраны воспитанниками учебного заведения. Модель позволяла наглядно демонстрировать воспитанникам весь сложный процесс строительства судна и изучать конструкции его отдельных деталей.

Учебная эскадра кораблей Морского корпуса пополнилась за счет постройки четырех плоскодонных 24-пушечных фрегатов (для каждой кадетской роты по одному) «Надежда», «Верность», «Отважность» и «Постоянство».

Теперь теоретическая подготовка в стенах корпуса дополнялась практикой – регулярными плаваниями на учебных судах корпусной эскадры. Выходили одновременно на четырех фрегатах, плавали в пределах восточной части Финского залива, не удаляясь дальше Петергофа и Кронштадта.

Гардемарины, как раньше, расписывались по боевым кораблям Балтийского флота или по фрегатам особого учебного отряда. Они выходили в открытое море, проходили опасные участки, мелководные фарватеры, коварные банки и отмели. Огибали островки в шхерах побережья Финляндии и Моонзундского архипелага. Заходили не только в гавани Свеаборга, Гангута, Ревеля, Риги и Либавы, но и посещали порты Дании и Пруссии.

Воспитанники знакомились с практической службой моряка парусного флота, выполняли все судовые работы, поднимали и крепили паруса, проводили артиллерийские учения, решали астрономические практические задачи. На кораблях постепенно увлекались морской работой, начинали бессознательно ощущать в ней что-то заманчивое и прекрасное. Учебные плавания возбуждали чувство любви к нелегкой профессии моряка, требующей мужества, большой физической закалки и тренировки.

Впоследствии бывший воспитанник Морского кадетского корпуса и его будущий директор Воин Андреевич Римский-Корсаков с восторгом писал о летней практике: «Вспомним, что корпусная эскадра заменяла нам каникулы, и хотя, в сущности, она не приносила нам ни на грош каникулярной свободы, однако довольно было и того, что прекращались все регулярные классные занятия. „Скоро в поход!“ – слышалось во всех углах, писалось мелом и углем на стенах; тетради и книги рвались на тысячи кусочков и пускались в окна на дворы и улицы… С идеей о походе соединялось нечто более привлекательное, чем корпусные стены. К родным никого не пускали, и, право, никто об этом и не мечтал даже, потому что ничей пример не соблазнял. На неуклюжих, но довольно удобно устроенных фрегатах мы ели деревянными ложками из общей миски поартельно, а солонину и говядину – без ножей и вилок и, право, не вздыхали о корпусной зале. Спали мы отлично на наших койках, всякий сам свою связывал… Системы в нашем обучении никакой не было, только и было работы, что отдать и поставить паруса при съемке, закрепить их, становясь на якорь, да раз двадцать поворотить овер-штаг…

Тем не менее мигом усвоили мы морской язык, узнавали снасти, приучались бегать по вантам и спускаться по снастям, затверживали румбы компаса и исправления их, наизусть выучивали производство сигналов, проводили артиллерийское ученье… И как увлекались мы этими занятиями. Как ревностно старались обогнать друг друга, бегая по вантам; с каким задором иногда бегали с лопарем браса в руках!»

По окончании летней морской практики все воспитанники Морского корпуса сдавали обязательные экзамены и лишь только после их успешного завершения переводились из класса в класс.

Осенью, 6 ноября, преподаватели и воспитанники обычно торжественно отмечали традиционный день корпусного праздника. Бывший гардемарин В.П. Одинцов в своих мемуарах писал: «К этому дню воспитанники готовились чуть ли не за месяц. Каждый старался получить от родителей или родственников побольше денег, чтобы достойным образом отпраздновать этот день. За несколько дней до праздника вся рота разделялась на группы в 5-10 человек, более дружных между собою, и такие группы уславливались „держаться вместе“ т. е. делали складчину и закупали провизию, а все, что должно было вариться и жариться, заказывалось дядькам.

В этот день считалось неприличным есть что-нибудь казенное, а ходили к обеду и ужину в столовую для проформы.

В самый день 6 ноября все отправлялись к обедне, на которой присутствовало все начальство. После обедни возвращались по своим ротам и шла „кантушка“, т. е. кутеж. Начиналось с шоколада, чая и кофе, затем следовали пироги со всевозможными начинками, и, наконец, гусь. За казенным обедом тоже подавался гусь, но его никто не ел. После обеда опять шоколад и разные лакомства, словом, еда целый день. Вечером был бал, не имеющий ничего похожего на балы, даваемые ныне в Морском корпусе. Тогда на балы приглашались только родители кадет и семейства корпусных офицеров. Огромная зала освещалась люстрою с восковыми свечами, а в амбразурах окон стояли медные чаны с клюквенным питьем, которое разливали корпусные дядьки в белых фартуках. Затем как гостям, так и кадетам подавали крымские яблоки. Танцевали с родственницами, а более между собою, и в 10 часов все кончалось».

Адмирал И.Ф. Крузенштерн в последние годы своего директорства провел серьезную перестройку здания Морского корпуса на набережной Большой Невы. Старые учебные комнаты из проходных, неудобных помещений переделали в изолированные классы. Была значительно увеличена их площадь, улучшена планировка бытовых помещений рот и корпусного лазарета. Стараниями Ивана Федоровича в корпусе смонтировали высокопроизводительную паровую машину для подачи в здание воды и обустроили механическую прачечную.

Производство гардемаринов в мичманы обычно проходило осенью, после официальных экзаменов, причем офицерские звания теперь присваивались всем успешно сдавшим экзамены, а не по мере освобождения штатных должностей.

Всех экзаменов было около двух десятков – по общеобразовательным и специальным предметам, таким как навигация, астрономия, кораблестроение, корабельная архитектура, артиллерия, механика, морское судопроизводство. По заведенной корпусной традиции, экзамены проходили торжественно. За большим столом, покрытым зеленым сукном, под портретом Николая I заседали члены экзаменационной комиссии, в которую входили не только корпусное начальство и преподаватели, но и высокие чины из Морского ведомства – в парадных мундирах и орденах.

Офицерские звания кроме огромного чувства радости приносили выпускникам массу дополнительных забот. Дело в том, что в пределах должностного оклада мичмана или лейтенанта в то время было практически невозможно хорошо экипироваться. Поэтому выпускникам, не имевшим своих постоянных дополнительных доходов, приходилось просить деньги у родителей и родственников, чтобы купить несколько пар парадного флотского и гражданского платья, галстуков, перчаток, эполет, комплект походной посуды и туалетные принадлежности. Кроме того, обязательные расходы планировались также на традиционную товарищескую пирушку и извозчика-лихача после нее.

28 января 1827 года при Морском кадетском корпусе учреждаются офицерские классы. Инициатива их организации принадлежала адмиралу И.Ф. Крузенштерну. По его мысли, офицерские классы должны были стать организацией для «усовершенствования некоторого числа отличнейших из вновь произведенных офицеров в высших частях наук, к морской службе потребных». По всей вероятности, проект нового учебного заведения адмирал Крузенштерн составлял при самом ближайшем участии и покровительстве Николая I. В проекте подчеркивалась необходимость включения в программу таких предметов, как высшая математика, астрономия, теория и практика кораблестроения, артиллерия, фортификация, политическая история, география и другие науки, имеющие прикладное значение.

Учрежденный при Морском кадетском корпусе офицерский класс являлся его составной частью и находился под непосредственным руководством директора и инспектора военно-морского учебного заведения.

Денежное ассигнование, отпущенное на его содержание, входило в общий бюджет Морского корпуса.

В офицерские классы ежегодно поступали 7-8 выпущенных из корпуса морских офицеров, лучших по итогам экзаменов и поведению. Первоначальный срок обучения в них составлял 2 года, однако опыт первого же выпуска со всей очевидностью показал, что он явно недостаточен, поэтому, начиная с 1830 года, период обучения в офицерских классах увеличили до трех лет. Кстати, в этой связи заслуживают внимания действия директора: он сумел привлечь к обучению офицеров лучших столичных ученых и педагогов. В числе профессоров «офицерских классов» в то время числились такие известные ученые, как академики Петербургской Академии наук: математики М.В. Остроградский и В.Я. Буняковский, физик и электротехник Э. X. Ленц, ректор Петербургского университета, историк и автор известного труда «История Петра Великого» Н.Г. Устроялов и другие деятели отечественной науки.

К 60-м годам XIX века, вследствие интенсивного преобразования парусного флота в паровой и броненосный, курс читаемых в классах предметов оказался неполным. Поэтому с 1862 года офицерские классы коренным образом перестроили, они получили название «академический курс морских наук», по существу ставший прообразом Николаевской морской академии. При «академическом курсе морских наук» организовали три специальных отделения (гидрографическое, кораблестроительное и механическое) с двухлетним периодом обучения на каждом. Ввиду отсутствия на них артиллерийского отделения морские офицеры, желающие совершенствоваться в этой области, получили право поступать в Михайловскую артиллерийскую академию.

Прием слушателей на курсы проводился один раз в 2 года. Теперь на академические курсы морских наук принимались исключительно офицеры, прослужившие во флоте не менее двух лет.

Все офицеры Морского ведомства при поступлении на академические курсы, сдавали вступительные экзамены в объеме курса Морского кадетского корпуса. Зачисленным на курсы слушателям сохранялось их прежнее штатное денежное содержание и предоставлялось право бесплатно пользоваться учебниками, методическими пособиями, необходимыми учебными приборами и оборудованием. Лекционный курс разделялся на общий – обязательный для всех слушателей, и специальный – специфический для каждого отделения.

По окончании двухгодичного обучения офицеры сдавали выпускные экзамены. Успешно окончившим академические курсы вручался диплом, и они получали право в течение года воспользоваться четырехмесячным отпуском с сохранением полного денежного содержания. Кроме того, особо отличившимся на выпускных экзаменах предоставлялся ряд льгот и преимуществ при назначении в заграничные плавания и командировки. Всем выпускникам академических курсов предоставлялось право на ношение аксельбанта, позже замененного особым знаком, носившимся на правой стороне груди.

Николай I проявлял к жизни корпуса неусыпное внимание, граничившее с жестоким, мелочным опекунством. Нередко он лично назначал ротных унтер-офицеров, а при посещении учебного заведения сам дотошным образом осматривал кадетские дортуары, постели и личные вещи воспитанников.

Иногда царь приходил в корпус или на корабли учебной эскадры и присутствовал на практических занятиях. Случалось, что император устраивал всему корпусу разнос, если находил непорядки в строевой службе или оставался недовольным строевым смотром. Смотров кадеты боялись как огня. Не меньшей грозой для воспитанников был и младший брат царя – Михаил Павлович, командир гвардейского корпуса и фанатичный поклонник строевой муштры.

Всякую иностранную коронованную особу или зарубежного принца, посещавших Петербург, Николай Павлович непременно приводил в Морской корпус полюбоваться выправкой своих питомцев. И горе было тому, кто посмел оскандалиться перед августейшими особами.

7 июня 1836 года Николай I сделал очередной смотр корпусу. Приехал он тогда в дурном настроении, остался крайне недоволен воспитанниками и разбранил их. В.А. Римский-Корсаков, участник этого злополучного смотра, писал тогда о своих впечатлениях родителям: «После ухода царя нас учили целых три недели ружейной экзерциции по шесть часов в день, классов не было. Не знаю, как для других, но для меня это было очень неприятно, тем более что фронтовая служба для меня хуже горькой редьки».

По прошествии трех недель Николай Павлович устроил вторичный смотр и на этот раз остался весьма доволен.

В корпусе ощущалась суровая и противоречивая нравственная атмосфера. Определяющее значение для ситуации, сложившейся в учебном заведении, имели взгляды его директора – адмирала И.Ф. Крузенштерна и близких ему по духу преподавателей и офицеров. Благодаря их талантам и стараниям Морской корпус давал прекрасные по тому времени знания общеобразовательных и специальных дисциплин. Преподавательский контингент состоял из опытных и авторитетных педагогов. Из стен Морского корпуса выходили образованные специалисты. И все это шло параллельно с неизбежными жестокими корпусными правилами, постоянной гнетущей муштрой и частыми вспышками гнева всесильного покровителя воспитанников – всероссийского императора Николая Павловича.

В 1830 году высочайшим повелением учредили четвертую морскую роту Александровского кадетского корпуса, куда зачисляли детей-сирот заслуженных воинов дворянского происхождения и сыновей военнослужащих из дворян. Дополнительным условием приема в морскую роту мальчиков в возрасте 7 лет являлся обязательный документ, подтверждающий факт их включения в кандидатский список Морского кадетского корпуса, куда выпускник Александровского корпуса переводился по достижении 10–летнего возраста.

Морское отделение в Александровском кадетском корпусе давало, по существу, начальное образование с некоторым специальным уклоном, гарантирующее последующее поступление в среднее военно-морское учебное заведение.

Александровский кадетский корпус располагался в Царском Селе в Благородном пансионе при лицее. Он состоял под покровительством императрицы Александры Федоровны. Экипировка кадетов полностью повторяла стиль и фасон форменной одежды, которую носил наследник престола цесаревич Александр Николаевич. Обмундирование состояло из брюк с нагрудниками в виде жилета. Брюки зимой были серого цвета, суконные, а летом – белые, домикатоновые, или фламандского полотна. Поверх брюк носилась куртка со стоячим воротом и красными выпушками. По борту куртки нашивалось девять пуговиц с гербами, но застегивалась только одна – верхняя. Под курткой кадеты носили форменные рубашки с большим воротником. Шинели кадетов были серого цвета с погонами из красного сукна. Форменные фуражки из темно-зеленого сукна имели выпушки белого цвета и черный лакированный козырек.

Кадетов в корпусе обслуживал штат дам-надзирательниц и прислуга (няньки, дядьки из заслуженных ветеранов).

Особое внимание в морской роте Александровского корпуса обращалось на обучение будущих воспитанников Морского корпуса иностранным языкам – французскому, английскому и немецкому.

23 октября 1992 года газета «Петербургские ведомости» опубликовала любопытную заметку журналистки М. Елисеевой следующего содержания: «Еще одна мемориальная доска будет открыта в воскресенье в Царском Селе. Ее установят на здании Высшего военно-морского инженерного училища. Сделана мемориальная доска на средства его курсантов и офицеров. Появление этого памятника в училище не случайно. Ранее здесь располагался Александровский кадетский корпус для малолетних, где в четвертой морской роте учился юный Верещагин, а также четверо его братьев, которые также отлично себя проявили впоследствии на разных поприщах служения Отечеству…»

Действительно, в конце декабря 1850 года отец будущего русского художника-баталиста Василия Васильевича Верещагина, решив соблюсти ратную традицию фамилии, определил сына в Александровский кадетский корпус. Учебное заведение тогда занимало здание бывшего Благородного пансиона знаменитого Царскосельского лицея. Кое-кто из современников называл его младшим братом лицея.

Первое время юный Верещагин тосковал о доме, но атмосфера в корпусе заставляла отодвигать глубоко личное на второй план. Занятия начинались в 8 утра. Сначала проводились 2 урока по полтора часа, потом воспитанники занимались гимнастикой или строевыми учениями. После обеда – игры. За поведением кадетов следили выслужившие срок унтер-офицеры – «дядьки». Они помнили войну с Наполеоном, и их рассказы впечатляли мальчиков. Вася Верещагин стал первым в учебе и как лучший кадет получил даже чин вице-старшего сержанта. Мальчик легко познавал азы военного искусства и, достигнув 10–летнего возраста, весной 1853 года переступил порог Морского кадетского корпуса. Кстати, как лучший воспитанник морской роты он удостоился высокой чести – его имя занесено на красную доску Александровского кадетского корпуса.

За весь период существования морской роты в Александровском кадетском корпусе (ее упразднили в 1856 году) из него перевели в Морской кадетский корпус более 800 человек.

По свидетельству современников, процесс зачисления дворянского недоросля в четвертую роту Александровского корпуса обычно сопровождался многочисленными хлопотами и длительным хождением родителей по государственным учреждениям и бюрократическим инстанциям, чтобы получить документы, подтверждающие дворянское достоинство претендента и его опекунов и выписку из Морского управления, подтверждающую факт включения мальчика в списки кандидатов Морского кадетского корпуса.

В этой связи родителям приходилось составлять прошение на высочайшее имя, в котором они документально подтверждали свое дворянское достоинство, приводили документы о первоначальной общеобразовательной подготовке сыновей и излагали мотивы для их зачисления кандидатами в Морской кадетский корпус. Это был довольно беспокойный период, время хлопот, ожиданий и надежд. Родители многих знаменитых флотоводцев, основателей известных морских династий в те времена проходили этот путь с верой и надеждой в будущее своих наследников.

Вероятно, читателю интересно познакомиться с одним из примеров подобной процедуры и вместе с нами пройти по инстанциям, обязательным для отцов будущих морских офицеров.

Сотрудник Пулковской обсерватории профессор Валерия Николаевна Боровик любезно ознакомила нас с документами из домашнего архива своего прадеда, основателя известной морской династии российских адмиралов Киткиных.

В 1836 году подполковник лейб-гвардии гренадерского Измайловского полка, участник войны с Наполеоном А.Ю. Киткин обратился с просьбой к императору Николаю I о зачислении его малолетних сыновей Николая и Павла в морскую роту Александровского кадетского корпуса. На высочайшее имя составили прошение следующего содержания (орфография сохранена):

Всепресветлейший Державнейший Великий Государь Император Николай Павлович Самодержец Всероссийский государь Всемилостивейший.

Просит служащий Российский дворянин подполковник Алексей Киткин о нижеследующем: Сына моего Павла Киткина, имеющего от роду 8 лет и общающемуся Закону Божиему, начальным основам арифметики, русской грамматике, языкам французскому и немецкому (читать и писать), желая отдать для воспитания в Александровский корпус 4-е отделение всеподданейше прошу:

А абы Высочайшим Вашего Императорского Величества указом побелено было мое прошение принять и именованного сына моего в 4-е отделение Александровского корпуса определить и что он действительно имеет дворянское достоинство, и что он действительно мой законный сын (представляю при сем свидетельство).

Недвижимости имения за мною состоит приморская дача в Ораниенбаумском уезде.

Киткин

Всемилостивейший государь! Прошу Вашего Императорского Величества о сем прошении решение учинить августа 25 дня 1836 г. К поданию подлежит Директору Морского Кадетского Корпуса Господину Вице-Адмиралу и Кавалеру Крузенштерну И.Ф.

Аналогичное прошение также подали в канцелярию с просьбой принять в Александровский кадетский корпус и второго сына, Николая. К прошениям на высочайшее имя прилагалось пространное обоснование дворянского достоинства Киткина А.Ю. и, соответственно, его сыновей за подписью санкт-петербургского губернского предводителя дворянства, Двора Его Императорского Величества обер-гофмейстера Дмитрия Дурново, а также другие документы. В связи с прошением дворянина Киткина А.Ю. директор Морского кадетского корпуса вице-адмирал И.Ф. Крузенштерн написал следующее ходатайство:

Директор В Инспекторский Департамент

Морского кадетского корпуса Морского Министерства

14 сентября 1836 г.

№ 793

Подполковник Киткин А.Ю. вошел ко мне об определении в Морской кадетский корпус его сыновей Николая. 10 лет и Павла 8 лет. Хотя подполковник Киткин А.Ю., как видно из представленных документов, принадлежит к роду таких дворян, коих дети согласно о приеме в Морской кадетский корпус не могут быть определены в кадеты сего корпуса, но так как означенные дети имеют большую склонность к морской службе, то я имею честь испрашивать разрешения в Инспекторский Департамент Морского Министерства о назначении в кандидаты детей Киткина А.Ю.

Вице-Адмирал И.Ф. Крузенштерн

В ответ на ходатайство И.Ф. Крузенштерна пришло согласие Департамента Морского Министерства:

Министерство Морского Господину / Директору

Департамента Морского Кадетского Корпуса

Согласно отношению от 14 сентября 1836 г. Инспекторский Департамент Морского Министерства просит Ваше превосходительство сыновей подполковника Киткина А.Ю. Николая и Павла зачислить кандидатами по Морскому Кадетскому Корпусу.

Дежурный Тенерал Главного Морского Штаба Тенерал Адъютант Вице-Директор

Лермонтов

Как уже упоминалось, в 1764 году каждой роте Морского шляхетного кадетского корпуса пожаловали знамена. На знамени первой роты изображался государственный герб и щит с гербом Морского корпуса, а на знаменах второй и третьей рот – лишь герб корпуса.

Автором-составителем рисунков знамени и герба стал профессор Я. Штелин – известный деятель столичной Академии наук. Его пригласили в Россию «для словесных наук и аллегорических изображений, для фейерверков, иллюминаций и медалей». Разработанный им эскиз корпусного герба изображал щит, на красном поле которого нарисован вертикально стоящий золотой палаш, венчаемый золотой императорской короной. Под ним размещались крестообразно положенный золотые градшток и руль. Красный цвет в отечественной геральдике всегда имел символическое значение мужества, храбрости и великодушия. Особое смысловое значение несли введенные в герб градшток и руль. Руль служит для удержания судна на нужном курсе и управления им, а градшток определяет местоположение корабля в море. Палаш, увенчанный императорской короной, являл собой верность долгу, воинской присяге и готовность защищать Отчизну.

В 1838 году «состоялось Высочайшее повеление о даровании на полковые знамена орденских лент с изображением года основания полка, первоначального его наименования, вензельного имени его учредителя и отличий, пожалованных ему за военные подвиги».

В 1839 году директору Морского кадетского корпуса адмиралу И.Ф. Крузенштерну официально объявили о желании шефа учебного заведения императора Николая I видеть на знамени корпуса подобное отличие. Для этого императорская канцелярия срочно затребовала сведения о дате основания Морского корпуса.

15 марта адмирал Крузенштерн на основании материалов, приведенных в книге Г. Голикова «Деяния Петра Великого», направил ответ, в котором значилось, что «…по дошедшим до нас сведениям, училище математических и навигацких наук в Москве, на Сухаревой башне, учреждено Петром Великим 19 августа 1699 года». Однако, по свидетельству современников, на другой же день из корпуса поступило новое сообщение, уточняющее дату учреждения Навигацкой школы по архивным документам Морского министерства, в которых официальной датой основания Школы математических и навигацких наук значилось 14 января 1701 года. Но было уже поздно, так как все документы сразу же отправили на подпись императору и в тот же день он завизировал их. 19 марта 1839 года адмирала Крузенштерна известили, что Николай I высочайше утвердил указ о награждении учебного заведения – Морскому кадетскому корпусу торжественно вручили ленту ордена Святого Андрея Первозванного с надписью «1699 года Навигацкая школа, 1715 г. Академ, морск. Гвардии, 1838 года Морской кадете к. корп.» В нижней части ленты помещен герб основателя Навигацкой школы Петра I.

Ошибку адмирала Крузенштерна исправили лишь в 1901 году, при праздновании 200-летнего юбилея Морского корпуса. Тогда к стягу учебного заведения-юбиляра прикрепили голубую знаменную муаровую ленту ордена Святого Андрея Первозванного, завязанную внизу бантом с золотой надписью на ней: «Навигацкая школа – Морской кадетский корпус – 1701-1901».

В 1842 году адмирал И.Ф. Крузенштерн по состоянию здоровья вышел в отставку, а 12 августа 1846 года он скончался.

Иван Федорович остался в памяти воспитанников Морского корпуса и офицеров флота не только прославленным боевым моряком, но и выдающимся мореплавателем, исследователем, человеком высокой культуры и талантливым воспитателем. Он являлся почетным членом Императорской Академии наук, доктором философии Дерптского университета, членом-корреспондентом Лондонского Королевского общества, Французского географического института и целого ряда других отечественных и зарубежных научных обществ.

Он составил «Атлас Южного моря», удостоенный высокой Демидовской премии. Его перу принадлежат многочисленные научные работы, изданные не только в России, но и за ее пределами. В период директорства адмирала Крузенштерна учебное заведение достигло небывалого расцвета и вошло в число лучших кадетских корпусов Российской империи. Им были заложены основы нравственного воспитания и сознательной дисциплины кадетов и гардемаринов Морского корпуса.

6 ноября 1873 года, в день традиционного корпусного праздника в Санкт-Петербурге, на Николаевской набережной, напротив парадного входа в здание Морского кадетского корпуса, в торжественном строю замерли преподаватели и воспитанники учебного заведения. Набережная Большой Невы заполнилась горожанами, приглашенными на торжественное открытие памятника выдающемуся русскому мореплавателю, начальнику первой отечественной кругосветной экспедиции и директору Морского корпуса адмиралу Ивану Федоровичу Крузенштерну. Величественный монумент русскому моряку соорудили на правительственные средства и частные пожертвования.

Бронзовая фигура адмирала, в полной парадной форме, со скрещенными на груди руками, обращена к стенам Морского корпуса, директором которого он долго и успешно служил.

Скульптуру высотой в 3 м отлили по модели ваятеля И.Н. Шредера. На лицевой стороне постамента из красного полированного гранита, сооруженного по проекту архитектора И.А. Монигетти, прикрепили бронзовую доску с изображением герба мореплавателя – фигуры африканца и малайца, обращенные друг к другу, с девизом «Spe Fretus» («Надеясь на лучшее», «С надеждой»). Ниже золотом сделали надпись: «Первому русскому плавателю вокруг света Ивану Федоровичу Крузенштерну от почитателей его заслуг».

В числе почитателей великого адмирала и главных инициаторов возведения ему памятника на торжестве присутствовал и будущий русский адмирал Воин Андреевич Римский-Корсаков.

В 1842 году адмирала Крузенштерна на посту директора Морского кадетского корпуса сменил контр-адмирал Николай Петрович Римский-Корсаков – боевой морской офицер и известный мореплаватель. Он был старшим братом отца двух великих граждан России: известного мореплавателя Воина Андреевича и русского композитора Николая Андреевича Римских-Корсаковых.

Римские-Корсаковы относятся к старинному, но обедневшему дворянскому роду, о происхождении коего существуют самые невероятные легенды. Достоверно известно, что еще в конце XVII века представители этой дворянской династии назывались просто Корсаковыми, но в конце столетия царь разрешил братьям именоваться Римскими-Корсаковыми, дабы отличаться от неких однофамильцев, не принадлежащих к их роду. В челобитной братья мотивировали смысловое значение первой части своей новой фамилии тем, что якобы их предок – Сигизмунд – был чешского происхождения и подданным австрийского императора, носившего в древности титул правителя Священной Римской империи.

Николай Петрович Римский-Корсаков окончил Морской кадетский корпус в 1807 году. Во время Отечественной войны 1812 года он перешел в сухопутную армию и отличился в сражениях под Смоленском, при Бородине и Тарутине. После войны он вернулся во флот и в 1823-1826 годах участвовал в кругосветном плавании под командой русского мореплавателя и ученого О.Е. Коцебу. Именем Н.П. Римского-Корсакова названы острова в Тихом океане.

За свой непродолжительный период руководства Морским корпусом Николай Петрович много сделал для совершенствования профессиональных практических навыков у воспитанников. Он увеличил продолжительность учебных плаваний на судах корпусной эскадры и включил обязательные занятия по шлюпочной гребле, плаванию и спортивной гимнастике.

В период его руководства Морским корпусом экспозиция музея пополнилась новыми интересными поступлениями и историческими реликвиями. Директор продолжил начатые адмиралом Крузенштерном ремонтно-строительные работы по отделке фасада и внутренних помещений Морского корпуса. В период с 1842 по 1848 год проведены работы по спрямлению и продолжению классного коридора до помещения лазарета. При третьй роте обустроили широкую теплую галерею, она выполняла функции рекреационного зала. Дортуары в ротах соединили арками и таким образом улучшили возможность общего обзора помещений.

В столовой Морского корпуса полностью заменили печи и паркет. Значительно улучшилась отделка парадной лестницы, конференц-зала и корпусного музея.

Вскоре после назначения Н.П. Римского-Корсакова директором утверждается новый герб корпуса. В 1843 году к гербу добавлен двуглавый орел с распростертыми горизонтальными крыльями, на головах орла – малые короны, а над ними возвышалась большая императорская корона. Орел лапами удерживал два перекрещивающихся адмиралтейских якоря. На груди орла помещался прежний герб Морского корпуса.

В 1884 году издательство «Кронштадтский вестник» опубликовало статью под названием «Воспоминания бывшего кадета». Автор статьи остался неизвестен, но по ее содержанию можно сделать вывод, что он обучался в Морском корпусе во времена Н.П. Римского-Корсакова.

Мемуары любопытны, прежде всего, характеристикой быта и нравов кадетов того периода времени: «…Да, нелегка была корпусная жизнь. Начну с момента моего поступления. Тогда ведь приемных экзаменов не было. Весь вопрос сводился лишь к тому, в какой степени кандидат подготовлен, чтобы быть зачисленным в один из существующих в корпусе классов.

На новичка подгоняли форму: однобортную с белыми металлическими пуговицами куртку темно-зеленого сукна с бархатным стоячим воротником, красные суконные погоны дали позже. Широкие брюки того же сукна, без карманов. Причем все это было уже поношенным.

У каждого была чугунная кровать с постельным бельем и двумя подушками в белых наволочках и стареньким байковым одеялом. Между кроватями были небольшие деревянные шкафчики для книг, тетрадей и учебных принадлежностей.

В пять часов утра барабан поднимал всех с постели. Кадеты убирали аккуратно кровати, чтобы все подушки на них стояли в одну линию, а края одеял висели на одном уровне. Умывались в общей ротной умывальне и одевались на все крючки и пуговицы. Становились во фронт по отделениям и кадетские унтер-офицеры осматривали по очереди каждого со всех сторон – все ли в порядке по части одежды, обуви и рук. У новичков спрашивали чины, которые они должны были знать как Отче наш.

Во главе вопросов стоял царствующий дом и далее сановники и начальство корпуса по нисходящей линии до эконома и младших корпусных офицеров включительно. Затем следовал завтрак, состоящий из трехкопеечной французской булки, которые приносились служителями в двух мешках и раздавались отделенными унтер-офицерами. Позже наш завтрак, вместо раздачи булок, совершался в общей столовой при сборе всех кадет, хотя заключался в получении той же булки, без всякого намека на горячее. В 7 утра раздавался барабан, и кадеты фронтом шли в классы, неся учебные принадлежности…»

30 августа 1848 года шефом Морского кадетского корпуса стал великий князь Константин Николаевич, августейший генерал-адмирал.

31 октября того же года директор Морского корпуса Николай Петрович Римский-Корсаков скоропостижно скончался. Его преемником назначили бывшего командира Гвардейского флотского экипажа вице-адмирала Николая Глебовича Казина. Правда, менее чем через 3 года во главе учебного заведения уже находился флигель-адъютант, капитан I ранга Богдан Александрович Глазенап. Вместо инспектора классов М.Ф. Гарковенко эту должность в том же 1851 году занял его заместитель А.И. Зеленой.

15 декабря 1852 года Морской кадетский корпус торжественно отпраздновал первое 100-летие своего существования. Перед юбилеем император даровал Морскому корпусу новое знамя. Накануне празднования в Зимнем дворце состоялась официальная церемония прикрепления знамени к древку. Николай I собственноручно вбил в него первый медный гвоздь.

15 декабря 1852 года, после торжественной литургии в корпусной церкви, все воспитанники и офицеры в полной парадной форме выстроились в столовой зале. В голове батальона кадетов находились знаменосец и два его ассистента с обнаженными палашами, охранявшие старое корпусное знамя. В этот праздничный день командование батальоном воспитанников принял на себя генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич.

В 12 часов в корпус прибыл император Николай I. Поздоровавшись с кадетами, он приказал отнести старое знамя в корпусную церковь и оставить его там на хранение. По команде генерал-адмирала отдали воинские почести знамени-ветерану. В сопровождении воинского эскорта его медленно пронесли мимо строя воспитанников и оставили в корпусной церкви. Затем из храма вынесли новое знамя – подарок российского императора. Посередине зала установили аналой и отслужили праздничный молебен, новый стяг окропили святой водой и торжественно передали директору Морского корпуса контр-адмиралу Б.А. Глазенапу. Торжество закончилось церемониальным маршем батальона воспитанников, прошедшего в четком строю мимо императора и генерал-адмирала.

В 3 часа в Зимнем дворце состоялся праздничный обед, кроме членов императорской фамилии в нем приняли участие директор, офицеры Морского корпуса, его бывшие и нынешние воспитанники, все адмиралы и штаб-офицеры, находящиеся в Петербурге и Кронштадте. От каждого экипажа кораблей Балтийского флота на обеде присутствовало по одному лейтенанту и мичману.

Всего на званый обед в Зимний дворец пригласили 1200 человек.

В тот же день вечером участники торжественного обеда посетили Александринский театр. Давали три пьесы: «Дедушка русского флота», «Русский моряк» и «Солдат балагур». На спектакле в театре присутствовал шеф корпуса генерал-адмирал Константин Николаевич с супругой, а в царской ложе рассадили малолетних кадетов резервной роты.

В этот день здание Морского корпуса и стоявший на Большой Неве корпусной фрегат празднично расцветились флагами.

16 декабря в корпусе организовали веселый праздничный бал для кадетов, их родителей и семей преподавателей.

В октябре 1853 года началась Крымская война, ставшая последней для русского парусного флота. Она велась между Россией с одной стороны, и Англией, Францией, Турцией и Сардинией – с другой. Причиной военных действий стали разногласия в политических и экономических интересах этих стран на Ближнем Востоке. Англия и Франция преследовали цели усиления своего влияния в этом регионе, захвате новых рынков и колоний. Для этого им прежде всего требовалось оттеснить Россию от берегов Черного моря.

Султанская Турция получала возможность в альянсе с ведущими европейскими государствами отобрать у своего северного соседа Крым и Кавказ и стать мощным противовесом Российской империи, стремившейся закрепить собственные позиции в районе Черного моря, на Балканах и в Закавказье.

Боевые действия развернулись на Дунае, Черном море и в Закавказье. 18 октября эскадра Черноморского флота под командованием П.С. Нахимова разгромила в Синопской бухте основные силы турецкого флота, собиравшегося высадить десант на Кавказском побережье. Таким образом, провалилась традиционная политика наших давних «добрых друзей» – англичан: ведение войн чужими руками.

Англия и Франция вынуждены были ввести свои эскадры в Черное море и начать военные действия в Крыму. Для отвлечения России от южного направления союзные военноморские силы планировали нанести ей серьезные удары на севере, уничтожить в короткий срок Балтийский флот и прорваться к Петербургу. Поход английской эскадры на русскую столицу широко рекламировался газетами Европы. Английская королева, приняв на своей яхте вице-адмирала Непира и командиров кораблей эскадры, торжественно объявила прессе, что сама поведет эскадру в море.

Россия переживала экономический кризис. Русский флот в основном имел парусные суда. В его составе насчитывалось лишь несколько небольших колесных пароходов, в то время как английский и французский флоты в своем большинстве состояли из новейших по тому времени винтовых линейных кораблей и фрегатов.

Однако, несмотря на это, действия Британского флота на Балтике потерпели неудачу и в итоге закончились провалом. Объединенный англо-французский флот с позором ушел обратно, так и не выполнив своей основной задачи. Русские укрепления остались нетронутыми, а Балтийский флот не уничтожен.

Однако на главном Черноморском театре войны численно превосходившими силами союзников после длительной осады удалось захватить ключевую позицию обороны Севастополя – Малахов курган.

Россия, в лице его нового императора – Александра II, вынуждена была признать свое поражение в войне и подписать 18 марта 1856 года невыгодный для себя мир.

Но вместе с тем Крымская война послужила хорошим уроком и явилась стимулом для оперативного перевооружения флота и перехода к замене парусных судов паровыми линейными и броненосными кораблями. Наконец, одним из решающих моментов в победе Балтийского флота над объединенной англо-французской эскадрой стало использование русскими моряками минного оружия. Все подходы к русским береговым позициям в Финском заливе надежно прикрывали первые в истории Российского флота минные заграждения.

В ходе Крымской войны Николай I делался все мрачнее и мрачнее. Видный государственный деятель граф Петр Александрович Валуев, лавировавший между либеральными бюрократами и консерваторами, характеризовал тогдашнее наше положение как нечто весьма безобразное и жуткое: «Давно ли мы покоились в самодовольном созерцании нашей славы и нашего могущества? Давно ли наши поэты внимали хвале, которую нам „Семь морей немолчно плещут…“ Давно ли пророчествовали, что нам: „Бог отдаст судьбу вселенной, гром земли и глас небес“…

Что стало с нашими морями? Где громы земли и горняя благость мысли и слова? Кого поражаем мы? Кто внимает нам? Наши корабли потоплены, сожжены или заперты в наших гаванях. Неприятельские флота безнаказанно опустошают наши берега… Друзей и союзников у нас нет… В исполинской борьбе с половиной Европы нельзя было более скрывать под сенью официальных самохвалений, в какой мере и в каких именно отраслях государственного могущества мы отстали от наших противников. Оказалось, что в нашем флоте не было тех именно судов, того оружия, которое требовалось для уравнения боя… Сверху блеск – внизу гниль…»

Славянофил и монархист поэт Тютчев писал в это же время по поводу тогдашних событий об императоре Николае Павловиче: «Чтобы создать такое безвыходное положение, нужна была чудовищная тупость этого злополучного человека».

В эпиграмме на Николая I поэт-монархист довольно едко, с явным сарказмом писал тогда:

Так ревнитель старых порядков и романтик русской империи клеймил своего любимого государя.

В начале 1855 года император заболел. 18 февраля он умер.

Царствование Александра II началось под знаком катастрофы. Николай Павлович передал сыну «команду не в добром порядке». Положение России было ужасным. Мемуары свидетелей того времени наполнены мучительной тревогой, смятением и возмущением.

Александр Николаевич водрузил на свою голову русскую корону в то время, когда вся Европа, вооруженная и озлобленная, выступила против России. Осада Севастополя еще продолжалась но, несмотря на героизм его защитников, судьба города-крепости была предрешена. И вот, наконец, заключили тот позорный и невыгодный для российской империи мир с Европой.

Проводимые новым императором государственные реформы сказались не только на положении российских военно-морских сил, но и на системе морского образования.

Преобразования на флоте начал новый глава Морского министерства великий князь и генерал-адмирал Константин Николаевич. Особое внимание он обратил на Морской кадетский корпус, полагая, что «…в нем заключается будущность флота». В числе намеченных преобразований морской министр считал целесообразным улучшить систему воспитания и образования морских офицеров, а таюке создать необходимые условия для эффективной практики воспитанников Морского корпуса, ибо только «беспрерывными плаваниями небольшого числа хороших судов можно приготовить целое поколение будущих опытных и страстных моряков».

Генерал-адмирал выступал ярым врагом показной отчетности, а вопросы положения флота и воспитания его личного состава передал на гласное обсуждение специальной рубрике журнала «Морской сборник».

В начале царствования Александра II контр-адмирала Б.А. Глазенапа, получившего в марте 1855 года новое назначение, сменил на посту директора Морского кадетского корпуса довольно престарелый вице-адмирал А.К. Давыдов. До перевода в Морской корпус он служил сначала инспектором классов, а потом и директором Кронштадтского штурманского полуэкипажа (так называлось в прежние времена и впоследствии переименованное в Кронштадтское штурманское училище второе по своей важности учебное заведение Морского ведомства). За выдающиеся заслуги в деле подготовки флотских штурманов вице-адмирала Давыдова перевели с тем же званием директором Морского корпуса.

При его правлении изменили парадную форму одежды воспитанников Морского корпуса. Теперь кадеты носили двубортный парадный мундир со стоячим воротником, белыми суконными погонами и золотыми петлицами на воротнике и обшлагах. Вместо тесаков на поясном ремне воспитанники теперь носили палаши. Старый головной форменный убор заменили суконным, в виде кепи, с этишкетом и султаном. Для повседневного ношения в корпусе кадетам оставили старые суконные куртки.

Новый директор Морского кадетского корпуса вице-адмирал Алексей Кузьмич Давыдов в период кратковременного пребывания на этом посту использовал свой собственный и довольно оригинальный в педагогической практике прием массового перевоспитания кадетов и гардемаринов. Этакий одновременный метод кнута и пряника. Об этом довольно подробно говорится в записках бывшего воспитанника Морского корпуса тех лет Д.Ф. Мертваго.

Автора записок приняли в Морской корпус в 1856 году. Распоряжением ротного командира капитан-лейтенанта Якова Ивановича Глотова новичка одели в форменную одежду, выдали ему ружье с соответствующим номером и показали место хранения личного оружия в общей пирамиде.

Вместо штатского пиджачка мальчика обрядили в однобортную куртку со светлыми медными пуговицами и в серые суконные брюки без подтяжек, но с ремневой затяжкой сзади. Юному воспитаннику выдали также «ротный» пюпитр для хранения учебных пособий, со скошенной под углом крышкой для письма на ней.

К полученному комплекту «учебной мебели» ему добавили прочный дубовый табурет.

К разряду оперативных официальных воздаяний воспитанникам за содеянное ими в период очередной учебной недели при Алексее Кузьмиче Давыдове относились субботние раздачи кому следует – яблок и кому следует – розог. Приведем выдержку из записок Д.Ф. Мертваго:

«Часам к трем по субботам классная канцелярия изготовляла общие для всех воспитанников корпуса недельные списки учеников, получивших отметки 10, 11 и 12 баллов, с постановкою во главе списка фамилий, получивших наибольшее число таких отметок. Иногда бывало, что отличный по учению воспитанник в продолжение недели спрашивался преподавателями, положим, семь раз (в неделю было 22 урока) и за каждый раз за свой ответ получал отметку не меньшую 10-ти. Такой избранный в четвертом часу, по субботам, по перекличке „выстраивался“ в столовой зале и своею, часто единичною, персоною, составлял переднюю шеренгу толпы, стоящей сзади также в шеренге „получателей яблоков“ Самая длинная шеренга, конечно, была тыловая, однодесяточная. Десяточники и выше, т. е. двух-трехдесяточники и т. д., выстраивались в зале от входа направо.

Таким же порядком, но только от входа в залу налево, выстраивались шеренги „нулевиков“, т. е. получивших в продолжение последней недели за свои ответы в классах по одному или по несколько нулей. „Нулевиков“, конечно, было всегда неизменно меньше „десятников“, а равно и число шеренг у них было минимальное: самое большее три или две шеренги и притом самые коротенькие.

О готовности „парада“ давали знать директору, и он прибывал в залу самолично, с лентою и звездами на вицмундире; из кухонных же дверей служители тащили бельевые корзины полные великолепнейших яблоков. Торжество начиналось нравственною речью директора, обращенною к „десятникам“, и продолжалось раздачею яблоков. Яблоки были крупные, наливные и какому-нибудь „семиили восьмидесятнику“, вероятно, было нелегко удерживать их в совокупности, прижатыми к доблестной груди получателя. Затем батальонный командир корпуса капитан I ранга Терентьев командовал яблочникам: „Налево, по ротам. Шагом марш“. „Десятники“ уходили из залы, по совершенной очистке которой от яблочного аромата и по затворе входных дверей как можно накрепко начинался парад с „нулевиками“. Директор и им говорил речь, но, вероятно, уже без улыбок и по содержанию укоризненную. Далее, смотря по обстоятельствам, передней шеренге приказывалось: „Приготовиться к порке“…

А пороли здорово. Две пары барабанщиков раскладывали „пациентов“ на деревянной скамейке лицом книзу и потом попарно садились держать ноги и руки обреченного, тогда как третья пара отворачивала часть одежды заинтересованного от телесных мест, которые человечество в своей мудрости признало именно назначенными для хлестания более или менее длинными прутьями. Та же третья часть барабанщиков по знаку присутствующего старшего начальника, в данном случае батальонного командира, начинала хлестать розгами по оголенным перед тем местам. С каждым ударом на теле оставался рубец: белый по гребню и красно-багровый на окраинах. Процедура продолжалась довольно долго».

В энциклопедии «Военных и морских наук» генерала от инфантерии Г.Д. Леера (том 3, с. 1) напечатано: «Справедливо заслужив репутацию опытного педагога, Давыдов, в конце своей педагогической деятельности был назначен директором Морского корпуса».

В конце 1857 года вице-адмирал А.К. Давыдов, прохворав недолго в своей директорской квартире, скончался. С его смертью прекратились в Морском корпусе и раздачи яблоков за прилежание, и торжественные порки провинившихся воспитанников. Но «неторжественные» норки в младших классах продолжались некоторое время и после его смерти.

Свои оригинальные методы воспитания и педагогические приемы вице-адмирал распространял и на гардемаринов выпускного курса. Летом 1857 года гардемарины старшей роты, носящие на погонах золотые якоря, проходили предвыпускную морскую практику на учебном артиллерийском корабле «Прохор», которым командовал тогда капитан I ранга Посьет – будущий министр путей сообщения. Вместе с гардемаринами на корабль назначили для практики недавнего выпускника Морского корпуса – слушателя офицерского класса мичмана фон Дека. Случилось так, что гардемарины поссорились с мичманом и нанесли ему «недисциплинарные» оскорбления.

Фон Дек, по обязанности службы, донес об этом инциденте по команде. Дело дошло до директора Морского корпуса Л К. Давыдова.

В один прекрасный солнечный день старшие гардемарины с якорями на погонах вдруг увидели приближавшийся к кораблю небольшой наемный ялик, шедший с Ревельского рейда. На ялике торжественно восседал в полной парадной форме директор Морского кадетского корпуса Давыдов. Пристав к кораблю, взойдя на палубу и отдав честь военному флагу, Алексей Кузьмич спустился со своими питомцами в их корабельное помещение – констапельскую, выступил, как обычно, с яркой педагогической речью, а затем всех до одного выпорол. После экзекуции вице-адмирал с достоинством и величием сел в капитанский 16-весельный катер «с уборами» и отбыл в Ревель.

Алексей Кузьмич, применяя свои «выдающиеся» педагогические приемы, всегда справедливо и строго соблюдал равенство перед розгами. Если он решал пороть, то порол всех без исключения.

В 1856 году в младших классах Кадетского корпуса произошло стихийное «восстание» против преподавателя английского языка англичанина Сакса. Патриотически настроенные несовершеннолетние «повстанцы» начали кричать учителю, что он «булочник», и, умело нажевав бумагу, бомбардировали со всех сторон жвачкой беззащитного иностранца, вынужденного с позором бежать «с поля боя». В это время в классе отсутствовал Владимир Буняковский, мальчик 13 лет, сын математика, академика В.Я. Буняковского, юноша в высшей степени тихий, скромный и благовоспитанный.

Для разбора дела в класс лично прибыл вице-адмирал Давыдов в сопровождении «ликторов [12]» и выпорол жестоко весь класс, включая и «домашнего» мальчика Буняковского. Позже, оправдываясь перед его знаменитым отцом, Алексей Кузьмич сказал академику, что если бы в классе тогда находился его собственный сын, то он и его бы высек.

Но не только подобными педагогическими приемами «прославился» вице-адмирал Давыдов. Он всегда заботился о своих воспитанниках, старался улучшить условия их пребывания в Морском корпусе. Посоветовавшись с докторами, Давыдов пришел к выводу, что дети довольно долго «находятся в закупоренных помещениях, что им нужно движение, увеличение в их крови числа красных шариков и т. д.». В бытность его на посту директора значительно улучшилось питание кадетов, для них специально предписали обязательные утренние прогулки на воздухе перед чаем с очень вкусной булкой. Из Швеции в Морской корпус вице-адмирал выписал специалиста-гимнаста Дерона, организовавшего для воспитанников в промежутках между занятиями и приемом пищи регулярные занятия по спортивной гимнастике.

Преемником адмирала А.К. Давыдова на посту директора Кадетского корпуса стал его помощник – контр-адмирал Сергей Степанович Нахимов, брат командующего Черноморским флотом и легендарного организатора обороны Севастополя в Крымскую войну адмирала П.С. Нахимова.

По свидетельству современников, среди преподавателей и воспитанников Морского корпуса ходили слухи, что на место покойного директора Давыдова должен быть назначен любимец кадетов и гардемаринов, уважаемый многими поколениями выпускников инспектор классов А.И. Зеленой. «Но, вероятно, – отмечал впоследствии К.М. Станюкович, – какие-нибудь иерархические соображения этому помешали. А такой образованный и умный человек при новых веяниях многое бы переменил в порядках Корпуса и добился бы значительного поднятия учебной части, уже значительно устаревшей».

В период четырехлетнего правления Морским корпусом контр-адмирала С.С. Нахимова значительно улучшилась подготовка воспитанников по курсу иностранных языков. Оканчивая учебное заведение, большинство его выпускников свободно владело не только письменным, но и разговорным английским или французским. Опытные лингвисты – преподаватели иностранного языка – при этом добивались у большинства своих учеников постановки прекрасного произношения. Иностранцы, посещавшие Морской корпус и беседовавшие с его воспитанниками, искренне восхищались их дикцией и произношением, настолько правильно и хорошо они говорили по-французски или по-английски.

Сергей Степанович добился выделения дополнительных денежных средств на приобретение для корпусной обсерватории новейших зарубежных астрономических и метеорологических приборов и инструментов.

Заслугой С.С. Нахимова также является организация в Морском корпусе специального физического класса с уникальными по тому времени приборами и оборудованием.

Кроме того, по инициативе директора в учебном заведении оборудовали кабинеты прикладной пароходной механики и корабельной архитектуры. Для этого специально приобрели учебные действующие модели локомотива, фабричной паровой машины и паровой канонерской лодки. По распоряжению адмирала кадеты и гардемарины стали совершать экскурсии на некоторые промышленные предприятия столицы, верфи и в музей Горного института.

Хорошо успевающие гардемарины по распоряжению адмирала С.С. Нахимова в качестве поощрения теперь направлялись на корабли, идущие в дальние плавания.

Военные события Крымской войны и внезапное появление вблизи Санкт-Петербурга объединенной англо-французской эскадры вынудили администрацию Морского корпуса прекратить традиционную летнюю практику на судах учебного заведения. В эти годы кадетские роты вместе со штурманскими кадетами проводили лето в лагере Царского Села, где тогда дислоцировался сводный отряд военно-учебных заведений Санкт-Петербурга. Несколько позже воспитанники Морского корпуса стали проводить лето в лагере вблизи Ораниенбаума, где морская практика для них проходила на большой модели фрегата, установленной на берегу Финского залива.

С началом 1861 года связаны значительные преобразования во всей системе подготовки офицерских кадров для флота. В их основе фигурировали иные начала и критерии. Большинство достигнутых при этом результатов связано с именем бывшего выпускника Морского кадетского корпуса, известного мореплавателя, гидрографа, писателя и реорганизатора системы военно-морского образования Воина Андреевича Римского-Корсакова – человека широких взглядов, высокой внутренней культуры, незаурядного научного и литературного дарования. Его объективную и справедливую характеристику можно обнаружить в «Общем морском списке», систематически публиковавшем в XIX–XX веках подробные сведения о прохождении службы русскими морскими офицерами: «В.А. Римский-Корсаков принадлежал к числу тех личностей, которые одинаково были на месте как на военно-морском, так и на педагогическом поприще.

Моряк не по профессии только, но и в душе, он с самых молодых лет имел возможность, через продолжительные дальние плавания и знакомства с иностранными флотами, особливо с английским, усвоить себе правильный взгляд на морскую службу во всех ее деталях, а при всестороннем изучении этой службы, при твердом энергичном характере, Воин Андреевич заслуженно пользовался на флоте репутацией отличного моряка и лихого командира».

Биограф Воина Андреевича Д.Ф. Мертваго называл его жизненный путь «образцом неуклонного выполнения долга».

Высоко оценивал своего старшего брата и воспитанник корпуса, морской офицер и известный русский колшозитор Николай Андреевич Римский-Корсаков. По его мнению, это был «превосходный моряк, беспристрастный и прямой человек».

Заслуги знаменитого русского моряка, мореплавателя, гидрографа и географа, исследователя Татарского пролива и Амурского лимана, побережья Сахалина и других территорий Дальнего Востокя широко известны. Его имя увековечено на географической карте мира названиями островов в Японском море и в заливе Петра Великого.

В сентябре 1857 года В.А. Римский-Корсаков вернулся в Кронштадт и был встречен с почетом руководством флота. Его заслуги перед Россией очевидны. По распоряжению морского министра великого князя Константина Николаевича Воина Андреевича назначили в феврале I860 года начальником штаба главного командира Кронштадтского порта вице-адмирала Ф.М. Новосильского.

В июньском номере «Морского сборника» за I860 год опубликовали очередную статью капитана I ранга В.А. Римского-Корсакова «О морском воспитании». В ней моряк обобщил богатый опыт своих коллег и высказал собственные взгляды на сложную проблему подготовки морских офицеров. Он считал необходимым с первых же классов обучения в Морском корпусе воспитывать у будущих морских офицеров любовь к флотской службе, чувство коллективизма, товарищества и самостоятельности в принятии оперативных решений. Воин Андреевич писал: «Руководствуясь примером корпусных фрегатов, не мешает, чтобы часы еды и отдыха установлены были по-морскому; даже артельная миска и деревянная ложка ничему бы не вредили, а между тем это избавило бы от посудного хлама и добавило прислуги.

Команды на этом судне следовало бы иметь не более тою, сколько нужно содержания всего в чистоте без участия воспитанников. Команда должна бы состоять из бывалых, хорошего поведения матросов, которые при случае могли показать воспитанникам, как управляться со шлюпкой, как закинуть сеть, как вымыть ружье и проч.».

В статье опытного моряка прослеживается идея главного в воспитании кадетов – они не должны чувствовать себя на корабле белоручками, отдаленными от нижних чинов броней сословных предрассудков. Он прекрасно понимал, что в плавании или в бою все члены экипажа, офицеры и матросы, всегда составляли одну сплоченную семью, один коллектив, разделяющий все тяготы флотской службы. Воин Андреевич на своем жизненном опыте убедился, что только сплоченная, дружная команда из людей инициативных, выносливых, знающих свое дело, готовых прийти на выручку и заменить в трудную минуту товарищей, способна победить и справиться с любыми трудностями.

Римский-Корсаков являлся противником мелочного и сурового надзора за воспитанниками. В статье он писал, что «совершенно без надзора нельзя оставлять мальчиков, особенно в большой массе, но мне кажется, что с терпением и умением можно устроить этот надзор так, чтобы он не тяготел над ними, а именно заставил их самих надзирать за собой. Необходимо учитывать индивидуальные качества воспитанников, считаясь с их способностями и интересами.

Серьезное внимание следует обращать на личность преподавателя-воспитателя, обязанного знать свой предмет, постоянно расширять кругозор и знания. Плохо, если он остановится на том, что приобрел однажды в офицерском классе и, составив однажды навсегда программу своих лекций, будет твердить из года в год одно и то же. Такой преподаватель, значит, не интересуется своей наукой и, следовательно, и не может заинтересовать его воспитанников».

Интересны соображения автора статьи и относительно выпускных экзаменов, которые никоим образом не должны превращаться в формальный акт. Воин Андреевич считал, что Морской корпус «…не выучивает человека окончательно, не делает из него окончательного моряка. Воспитание и образование должны завершаться в процессе дальнейшей службы и практики».

Статья известного моряка и мореплавателя обратила на себя внимание не только опытных флотских офицеров, но и самого морского министра великого князя Константина Николаевича Против четких аргументов и дельных предложений, изложенных в работе капитана I ранга Римского-Корсакова, трудно было что-либо возразить. Руководитель Морского ведомства прекрасно понимал, что теперешнее положение в Морском корпусе плачевно и действительно требует коренных преобразований. В наступавшую эру парового флота и более совершенного его вооружения необходимы были морские офицеры, обладающие принципиально новыми специальными знаниями и профессиональным опытом. Генерал-адмиралу пришла идея подключить к делу воспитания будущих морских специалистов этого энергичного, авторитетного в морских кругах офицера, бывалого моряка и всесторонне образованного человека.

В апреле 1861 года капитана I ранга В.А. Римского-Корсакова приказом морского министра назначили командиром учебного отряда судов Кадетского корпуса.

Вступив в должность, Воин Андреевич для летних плаваний разработал оригинальную программу занятий с воспитанниками. Под его командованием после восьмилетнего перерыва снова вышли в плавание учебные суда: фрегат «Кастор» и винтовой корвет «Баян».

Командование Балтийского флота передало корпусу фрегат «Кастор» по принципу «На тебе, Боже, что нам не гоже!» Корабль давно списали из состава боевых судов эскадры и разоружили, до рангоута включительно. Силами специалистов, команды и воспитанников корпуса военный корабль в короткое время подготовили к учебным плаваниям. Рангоут взяли со старого транспорта «Ока», шлюпки пожертвовал корпусу морской порт.

На другом корабле учебного отряда, корвете «Баян», также провели целый ряд переделок и приспособили его помещения для учебных целей и размещения на нем воспитанников. В команды учебных кораблей отобрали самых лучших и опытных матросов. Первое гардемаринское отделение старшего курса Морского корпуса, как всегда, традиционно распределялось по боевым судам практической эскадры Балтийского флота. Второе отделение воспитанников проходило летнюю учебную практику на винтовом фрегате «Баян». На фрегате «Кастор» разместили 152 воспитанника двух первых отделений младшего курса. Третье и часть приготовительного отделений летнюю практику проходили в корпусном лагере вблизи Ораниенбаума.

8 июня фрегат «Кастор» вышел «за гавань», принял запасы пороха и в ночь на 9-е, взятый на буксир винтовым корветом учебного отряда «Баян», вышел в море. 10 июня утром оба учебных судна пришли на Транзундский рейд и встали на якорь в двух кабельтовых от острова Менц-саари.

Пребывание воспитанников на учебном фрегате проходило по программе, разработанной капитаном I ранга В.А. Римским-Корсаковым: обучение такелажным работам, парусные учения, освоение корабельной терминологии и судовых названий, гребные учения и т. д. Одновременно на фрегате «Кастор» еще продолжались ремонтные работы, в них кадеты принимали самое активное участие. Вместе с матросами они до блеска драили медяшки, чистили орудия, красили судовые помещения и заменяли старую судовую оснастку. Также как матросы, бывшие дворянские недоросли сами вязали свои койки, мыли посуду, чистили сапоги и обмундирование. Командир учебного отряда довольно часто устраивал шлюпочные гонки на веслах и под парусами. Победителям гонок выдавались так называемые «порционные деньги» – по 44 копейки, а лодка отдавалась в полное распоряжение команды-победительницы с официальным разрешением кататься на ней в районе стоянки фрегата.

Для того чтобы приучать воспитанников заботиться о своих и общественных интересах, Воин Андреевич распорядился выбрать от каждого «полуотделения воспитанников» собственных артельщиков, обязанных по поручению своих товарищей дежурить на камбузе, у артельного самовара, «выдавать весом и по счету провизию, записывать расходы в специальные шнурованные книги». По субботам все кадеты-артельщики с офицером, который заведовал питанием практикантов, отчитывались перед командиром корабля и вручали ему составленную собственноручно сводку расходов за неделю. Караульная служба воспитанников на корабле теперь проходила регулярно, кадетов вооружили ружьями, которые они регулярно чистили.

На винтовом корвете «Баян» морскую практику проводили воспитанники старшего курса Морского корпуса. Их программу значительно усложнили, она стала более объемной. Кадеты впервые попали на военный корабль подобного класса и первый раз в своей жизни выходили в открытое море.

В инструкции командира отряда предписывалось: «Всем служащим на корвете встретить воспитанников приветливо, как бы заслуживающих доверия детей, о которых только слышали одно хорошее. За каждое уклонение судить как за злоупотребление доверием, и по мере вины лишать его».

Следует отметить весьма удачный подбор офицеров корвета, и особую роль его старшего офицера лейтенанта Г.О. Гадда, проявившего прекрасные педагогические способности, позволившие ему продемонстрировать, между прочим, как без наказаний и брани можно добиться от команды корабля образцового порядка. К концу плавания практиканты ни в чем не отставали от опытных матросов и работали с огромным энтузиазмом. Отмечалось, что даже воспитанники, страдавшие морской болезнью, пересиливали себя и продолжали работать на корабле.

Обучение такелажным работам на корвете «Баян» проходило под руководством опытных инструкторов – унтер-офицеров, в своем большинстве они оказались отличными учителями и пользовались заслуженным уважением воспитанников.

Практика, кстати, выявила значительные недостатки в подготовке кадет по курсу штурманского дела. Двухмесячное обучение этому сложному предмету в корпусе оказалось явно недостаточным.

Воспитанники впервые, непосредственно во время плавания, познакомились с реальной работой корабельной кочегарки и ее обустройством. Они принимали участие в ремонтных работах судовых механизмов, разбирали и чинили золотники и цилиндры.

При всем этом командир учебной эскадры капитан I ранга Римский-Корсаков требовал от практикантов ежедневного ведения дневниковых записей о проделанной работе с обязательными заключениями и выводами. Записи воспитанников регулярно проверялись и визировались корпусными офицерами.

Воин Андреевич не забывал и о досуге своих подопечных, о рациональной организации проведения ими свободного времени. Кадетам разрешалось ловить рыбу, охотиться, совершать продолжительные прогулки верхом, бывать на концертах и балах. Правда, вначале появление среди танцующей публики в Ревеле «синих рубашек» выглядело довольно странно и «неприлично», но к этому вскоре привыкли.

В декабре 1861 года капитан I ранга В.А. Римский-Корсаков был назначен высочайшим приказом директором Морского кадетского корпуса, позднее преобразованного в Морское училище. В этой должности Воин Андреевич провел последние 10 лет своей жизни. В соответствии с новым назначением он вместе с семьей переехал из Кронштадта в Петербург и поселился в казенной квартире при Морском корпусе на Васильевском острове. В это время здесь еще учился на старшем курсе его младший брат – будущий известный русский композитор Николай Андреевич Римский-Корсаков. В апреле 1862 года Николай Андреевич, посещавший музыкальный салон Милия Алексеевича Балакирева на Офицерской улице, завершил работу над своей первой симфонией. Первую часть симфонии гардемарину Римскому-Корсакову помогал оркестровать сам Балакирев. Музыку одобрили. Музыкальный талант начинающего композитора ни у кого не вызывал сомнений.

В том же году младший брат директора Морского корпуса был отправлен в двухлетнее учебное плавание на клипере «Алмаз» для практики. Воин Андреевич, несший перед памятью отца ответственность за судьбу младшего брата, все еще надеялся, что Ника станет продолжателем его дела – мореплавателем-исследователем. Но нет, не оправдал надежд адмирала лейтенант флота Н.А. Римский-Корсаков. Он не стал флотоводцем и знаменитым мореплавателем. В 1873 году, спустя 2 года после смерти брата, Николай Андреевич сделал окончательный выбор и навсегда оставил флотскую службу. Он стал профессиональным композитором, дирижером и известным общественным деятелем.

Однако Николай Андреевич не сразу порывает с флотом. Еще 11 лет он, уже лицо гражданское, выполнял обязанности инспектора музыкальных хоров Морского ведомства.

Приняв Морской кадетский корпус, Воин Андреевич не заметил в нем особых радикальных перемен. В корпусных коридорах и рекреационных помещениях по-прежнему дрались смертным боем кадеты. Корпусные унтер-офицеры продолжали раздавать воспитанникам подзатыльники и зуботычины. В корпусе процветала строевая муштра. В учебном заведении недоставало методических пособий, приборов и учебных инструментов.

Энергично и настойчиво В.А. Римский-Корсаков взялся за реорганизацию Морского корпуса, за создание оптимальных условий для получения воспитанниками систематических специальных и общеобразовательных знаний, соответствующих высоким требованиям научно-технического развития флота.

Ранее преподававшиеся в корпусе учебные дисциплины были дополнены новыми курсами: пароходной механики, физической географии, метеорологии, военно-морской истории, тактики и законоведения. По инициативе директора в официальную программу практических занятий включили инструментальные съемки, практические приемы строительства малых судов и шлюпок. Специальным распоряжением контр-адмирала Римского-Корсакова в Морском корпусе упразднили институт унтер-офицеров. Теперь ответственность за дисциплину и порядок легла на плечи дежурных кадетов. Старый палочный надзор впервые заменили взаимным доверием и товарищеской требовательностью. Воин Андреевич писал тогда своему младшему брату: «Неотступный прежний надзор заменен взаимным доверием, и эта система в два года так преобразила кадет, что их узнать нельзя». Действительно, число случаев нарушения дисциплины в результате смелой реформы директора уменьшилось в несколько раз.

В 1861 году в Морском корпусе высочайше утвердили новые правила приема в учебное заведение. Инициатива их разработки принадлежала В.А. Римскому-Корсакову. С этого года, в соответствии с новыми правилами, все желающие поступить в корпус участвовали в конкурсных экзаменах в объеме учебной программы пяти классов гимназического курса, причем в учебное заведение теперь ежегодно принималось не более 50 человек юношей в возрасте от 14 до 17 лет. При этом кроме дворянских детей, начиная с 1861 года, правом поступления в морское учебное заведение стали пользоваться дети «потомственных почетных граждан», заслуженных армейских и флотских специалистов, гражданских чиновников, некоторых представителей недворянской интеллигенции и даже сыновья священнослужителей. В письме к младшему брату Воин Андреевич тогда писал: «Сословное ограничение значительно расширено тем, что будут приниматься уже не одни дворяне…»

Новые правила приема в Морской корпус действительно несколько демократизировали контингент его воспитанников, но в целом он все же по-прежнему оставался привилегированным учебным заведением, доступным лишь для сословий, служивших надежной опорой трону.

Одновременно с утверждением новых правил приема разработали дополнительные условия для абитуриентов. Теперь кроме довольно сложных конкурсных вступительных экзаменов каждый кандидат проходил предварительное медицинское освидетельствование и совершал «пробное» плавание на одном из корпусных учебных судов. За период «пробного» плавания, продолжавшегося вначале два, а позже два с половиной месяца в течение лета, поступавший в корпус кандидат демонстрировал свои физические возможности, выносливость и способности в освоении азов морской службы на корабле. На период «пробных» плаваний кандидаты обеспечивались полным бесплатным казенным содержанием, форменной одеждой, бельем и обувью.

В период пребывания контр-адмирала В.А. Римского-Корсакова на посту директора Морского корпуса по его инициативе изменили форму одежды воспитанников. Для повседневного ношения он предложил ввести синие фланелевые рубашки с узкими суконными белыми погонами. На мундирах стоячие воротники заменили отложными с нашитыми на их концах петлицами из золотого галуна. Суконные кивера сначала заменили лакированными круглыми шляпами с большими полями и шелковой лентой вокруг тульи с оттиснутой на ней надписью «Морское училище». Позже вместо шляп воспитанники стали носить форменные фуражки.

Личной инициативой и настойчивостью директора удалось сформировать довольно солидную корпусную учебную эскадру. Теперь в ее состав кроме фрегата «Кастор» и корвета «Баян» входили фрегат «Громобой», тендер «Кадет», корвет «Гиляк» и целый ряд более мелких судов.

Первый прием в Морской кадетский корпус по новым правилам состоялся в сентябре 1864 года. Серьезные конкурсные экзамены по семи предметам выявили недостаточную подготовку кандидатов, поэтому решили ликвидировать пробелы в знаниях дополнительными занятиями в подготовительном классе, организованном в учебном заведении по предложению инспектора классов капитан-лейтенанта Алексея Павловича Епанчина.

60-е годы XIX века в России были ознаменованы важнейшими социально-экономическими изменениями. Реформа, отменившая крепостное право, явилась своеобразным стимулом превращения страны в буржуазную монархию. Перемены благоприятно сказывались на состоянии вооруженных сил государства. Отечественный флот интенсивно менял свой корабельный состав. В конце 60-х годов в России приступили к серийной постройке деревянных винтовых кораблей. Позднее, благодаря государственной кораблестроительной программе, коренным образом реорганизовали отечественную судостроительную базу. Россия перешла к строительству мореходных броненосных боевых судов. Известный английский кораблестроитель Э. Рид на страницах газеты «Таймс» вынужден был тогда признать, что «русские успели уже превзойти нас как в отношении боевой силы существующих судов своего флота, так и в отношении употребления новых способов постройки».

Высоким уровнем отличалась и боевая подготовка личного состава кораблей Балтийского флота. В этой связи особого внимания заслуживает оценка деятельности директора Морского кадетского корпуса В.А. Римского-Корсакова, смело ломавшего старые рутинные порядки, существовавшие не одно поколение, проведшего коренную реорганизацию военно-морского учебного заведения. В нем теперь велась подготовка офицерских кадров в полном соответствии с новыми требованиями научно-технического развития отечественного флота.

В последние годы жизни Воин Андреевич серьезно болел. Трудности многочисленных длительных плаваний не могли не сказаться на здоровье моряка. Биограф адмирала Д. Мертваго утверждает, что Римский-Корсаков несколько раз порывался оставить директорскую должность, но наступали горячие весенние и летние дни, и мысли о перемене места работы по целому ряду объективных причин откладывались до очередной осени. В 1871 году здоровье Воина Андреевича значительно ухудшилось. Следуя рекомендациям врачей, он уехал на лечение в Италию, в тихую и малолюдную Пизу. Адмирал еще надеялся на выздоровление и возвращение к делам Морского корпуса. Однако этого не случилось. 4 ноября 1871 года контр-адмирал В.А. Римский-Корсаков скоропостижно скончался накануне своего пятидесятилетия.

По распоряжению великого князя Константина Николаевича за телом брата в Италию отправился молодой офицер и начинающий русский композитор Николай Андреевич Римский-Корсаков.

Гроб с телом адмирала В.А. Римского-Корсакова с воинскими почестями предали земле на Смоленском кладбище Петербурга.

10 лет, в течение которых Морским корпусом управлял контр-адмирал В.А. Римский-Корсаков, являлись годами беспрерывных дел по преобразованию военно-морского учебного заведения, совершенствованию системы воспитания и подготовки офицеров флота.

Выпускник Морского корпуса писатель К.М. Станюкович вспоминал о своем любимом директоре: «Это был настоящий, много плававший моряк, превосходный капитан, образованный, с широкими взглядами, человек необычайно правдивый и проникнутый истинно морским духом и не зараженный плесенью предрассудков и рутины присяжных корпусных педагогов. Он горячо и круто взялся за „очистку“ Корпуса: обновил персонал учителей и корпусных офицеров, призвал свежие силы, отменил телесные наказания и вообще наказания, унижающие человеческую натуру, внес здоровый, живой дух в дело воспитания и не побоялся дать кадетам известные права на самостоятельность, завел кадетские артели с выборными артельщиками, которые дежурили на кухне, одним словом, не побоялся развивать в будущих офицерах самодеятельность и дух инициативы, то есть именно те качества, развития которых и требовала морская служба.

Сам безупречный рыцарь чести и долга, гнушавшийся компромиссов, не боявшийся „страха ради иудейска“ защищать свои взгляды, такой же неустрашимый на „скользком“ сухом пути, каким неустрашимым был на море, он неизменно учил кадет не бояться правды, не криводушничать, не заискивать у начальства, служить делу, а не лицам и не поступаться убеждениями, хотя бы из-за них пришлось терпеть… При этом директоре справедливость была во всем и всегда, оказывая благотворное влияние на кадет. Он был строг при всем этом, но воспитанники его обожали, и бывшие при нем в Корпусе с особым чувством вспоминают о Воине Андреевиче. Кадеты всегда могли прийти к нему с объяснениями и заявлениями. Высокий, сухощавый, несколько суровый с виду, он серьезно и внимательно выслушивал кадета и сообщал свое решение ясно, точно и коротко… Преобразовательное движение шестидесятых годов нашло в этом доблестном моряке лучшего выразителя и лучшего воспитателя будущих моряков…»

Еще долго после его смерти многое, что он сделал и чему учил, передавалось от поколения к поколению. Заслуженные моряки любили рассказывать молодежи о делах своего гуманного и благородного директора.

За 55 лет своего существования Морской кадетский корпус (с 1802 по 1861 год) подготовил для отечественного флота высококвалифицированных офицеров, верных присяге и воинскому долгу. В разные годы в нем учились известные адмиралы и флотоводцы, которые своими делами и ратными подвигами преумножили славу великой страны.

Часть выпускников Морского кадетского корпуса прославилась в качестве знаменитых мореплавателей и исследователей. В их числе адмиралы Ф.Ф. Беллинсгаузен – первооткрыватель Антарктиды; М.П. Лазарев – командор шлюпа «Мирный» в экспедиции Ф.Ф. Беллинсгаузена, совершивший три кругосветных плавания, исследователь Сибири; адмирал Е.В. Путятин – путешественник и дипломат; адмирал Г.И. Невельской – первооткрыватель Татарского пролива и исследователь Приморья; адмирал С.С. Лесовский – опытный моряк и участник многих дальних плаваний; адмирал П.В. Казакевич – исследователь Приморья и Сибири и многие другие.

Некоторые выпускники в разные годы, благодаря своим талантам и природным способностям, после окончания Морского кадетского корпуса проявили себя на ином поприще. Среди них ряд известных деятелей отечественной науки, техники и культуры. В 1819 году Морской корпус окончил будущий писатель, ученый-диалектолог и этнограф В.И. Даль. Выпускники корпуса – морские историки – капитан II ранга А.П. Соколов и генерал корпуса флотских штурманов Ф.Ф. Веселаго были широко известны своими уникальными трудами по истории отечественного флота.

Н.И. Путилов – морской офицер выпуска 1837 года – стал впоследствии известным математиком, изобретателем и руководителем крупного столичного механического (Путиловского) завода. Вместе с ним корпус окончил и гидрограф-исследователь Балтийского и Каспийского морей контр-адмирал Н.А. Ивашинцев.

Среди выпускников Морского кадетского корпуса 1838 года числился мичман А.А. Попов. Позже, в чине адмирала, он стал знаменитым судостроителем, автором проекта первого броненосного крейсера «Генерал-адмирал», броненосца «Петр Великий» и оригинальных – круглых в плане – броненосцев береговой обороны (так называемых «поповок») «Новгород» и «Вице-адмирал Попов». Кстати, адмирал Попов стал первым в истории Морского кадетского корпуса выпускником, чье имя еще при жизни было присвоено военному кораблю.

В 1841 году Морской корпус окончил будущий известный художник-маринист А.П. Боголюбов, а в 1860 году – всемирно известный художник-баталист В.В. Верещагин, погибший в 1904 году вместе с адмиралом С.О. Макаровым при взрыве флагманского броненосца Тихоокеанского флота «Петропавловск».

В списках моряков Российского флота, служивших и сражавшихся под Андреевским флагом, были 9 представителей фамилии Станюковичей – от мичмана до адмирала. Среди них – и флагман писателей-маринистов К.М. Станюкович, поступивший в Морской кадетский корпус 5 ноября 1857 года. В 1860 году Константин Михайлович отправляется в кругосветное плавание на винтовом корвете «Калевала», а в 1861 году производится в гардемарины. Позже выпускник корпуса мичман К.М. Станюкович плавал на судах Тихоокеанской эскадры под командованием адмирала А.А. Попова. В 1864 году по личной просьбе морского офицера высочайшим приказом по флоту он был уволен в отставку «с награждением лейтенантского чина». С этого времени начинается плодотворная литературная деятельность писателя – автора замечательных морских рассказов, ярко и правдиво отображающих жизнь русских моряков второй половины XIX века. Лучшим из произведений писателя-мариниста моряки считают повесть «Вокруг света на „Коршуне“», опубликованную автором в 1895 году.