История Англии. От ледникового периода до Великой хартии вольностей

Начало объединения

Генрих был правнуком Вильгельма Завоевателя и внуком Генриха I. Но он наследовал корону по материнской линии и, следовательно, не принадлежал к нормандской династии, которая дала Англии трёх сильных королей.

Соответственно Генрих II стал родоначальником новой династии, называемой Анжуйской по отцу Генриха Готфриду Анжуйскому, или династии Плантагенетов по его прозвищу^[18]. Эта новая династия дала Англии четырнадцать королей и правила более трёх столетий.

Восшествие Генриха на трон стало праздником для Англии. Все были счастливы. Молодой красивый король вёл свой род не только от Вильгельма Завоевателя, но и со стороны своей бабки по матери — от Альфреда Великого. Более того, он владел территорией большей, чем любой английский король до него (за исключением Кнута), — его владения можно было назвать Анжуйской империей.

Конечно, Генрих II был человеком весьма эмоциональным, он мог кататься по полу в приступе ярости или впасть в глубочайшее отчаяние, однако у него хватало сил и твердости столь же требовательно относиться к себе, как и к другим.

Первое, что сделал Генрих, — он отобрал и разрушил замки, построенные в правление беспечного Стефана, и положил конец баронским разбоям и беззакониям, царившим в стране. Он принялся за выполнение этой задачи с такой суровой решимостью, что бароны даже пикнуть не успели. Генрих возродил постоянную армию, связанную клятвой верности с королем, и положил начало процессу, вследствие которого мятежные нормандские бароны со временем превратились в приличных сельских джентльменов, столь привычных, когда речь идёт об Англии позднего времени.

Всего за несколько лет Генрих II поднял престиж английской короны на недосягаемую высоту, и в английских землях вновь воцарились порядок и мир. Однако двадцатидвухлетний кошмар правления Стефана помнился долго.

Генрих II также восстановил северные границы, сданные под натиском шотландцев во время смуты. Разумеется, Генрих был благодарен шотландскому королю Дэвиду за бесконечные попытки отвоевать английский трон для матери Генриха и для него самого. Но он полагал, что эти обязательства не распространяются настолько далеко, чтобы уступать Шотландии английскую территорию. Ситуация упростилась тем, что Дэвид умер за год до восшествия Генриха на престол. Дэвиду наследовал его старший внук Малькольм IV. Ему было только двенадцать лет, и он был настолько застенчив и робок, что в истории стал известен под именем Малькольм Девушка. Он не мог противостоять могущественному Генриху, напротив, он сам полностью подпал под влияние английского короля (который был его троюродным братом). Поэтому Генриху не составило труда установить северные пределы королевства такими, какими они были при его деде Генрихе I. Позднейшие кампании против Уэльса (не вполне удачные в горных районах) укрепили и этот отрезок английских границ.

Установившийся порядок и возрожденное могущество Англии под властью образованного короля, любителя учёности, означали, что Англия достигла высокого уровня культуры, невиданного со времен, когда викингские набеги стали разрушать страну три с половиной века назад.

Прошло сто лет с тех пор, как нормандцы захватили Англию. Они были культурнее, чем саксы, однако не намного. Главным их вкладом в английскую культуру стал «нормандский стиль» архитектуры: массивные величественные соборы и мрачные мощные замки.

Медленно, по прошествии десятилетий становилось заметным постепенное слияние культурных традиций. Прежде всего это касалось языка.

Древнеанглийский язык Альфреда Великого умирал. Он стал грубым языком необразованного крестьянства. Без письменности, которая зафиксировала бы его формы, без школ, которые обучали бы его тонкостям, он стал языком простолюдинов. Все личные окончания и склонения, которые всё ещё сохранились в современном немецком, исчезли. А поскольку крестьяне их забывали, то и нормандцы, которые по необходимости с ними общались, их игнорировали. Тем более, что знать приняла за основу принцип передачи наследства по старшинству, в соответствии с которым земля и титул переходили исключительно старшему сыну. Это оставляло их владения и богатство в целости, но одновременно плодило прослойку младших сыновей, которые были «джентльменами», но которые выталкивались в средние слои, где вынуждены были общаться и изучать английский язык.

К 1100 г. сформировался среднеанглийский язык, который сохранял германскую грамматику, но без германских флексий, и вбирал в себя всё больше слов французского языка, на котором говорила знать. Постепенно он стал достаточно развитым и выразительным, чтобы привлечь внимание гордых нормандцев. Мало-помалу английский превратился в национальный язык. Он отличался такой необычайной способностью воспринимать слова других языков и такой гибкостью (возможно, благодаря как раз тому, что он долгое время избегал внимания грамматиков), что в результате он стал самым распространенным языком в мире.

Естественно, становление общего языка породило возможность некоторого смешения народов и культур. Различие между нормандцами и саксами при Генрихе II стало чуть менее заметным, чем прежде, и это было самым началом зарождения английского национального характера.

Ряд факторов способствовал и препятствовал этому процессу. Главным препятствием была постоянная сопряженность с Францией. То обстоятельство, что король Англии являлся одновременно герцогом Нормандским и нормандская знать имела владения в обеих странах, не позволяло баронам чувствовать себя вполне англичанами.

Это тем более ощущалось во времена Генриха II, поскольку его французские владения намного превосходили владения бывших королей. И в самом деле, не прошло и пяти лет со времени его вступления на трон, как он вынужден был оставить Англию и возглавить армию, чтобы выступить против французского короля на защиту владений своей жены. У него это не слишком удачно получилось, поскольку он не решался атаковать Людовика VII (своего господина) напрямую, дабы не подать пример своим вассалам.

Как бы то ни было, в течение своего долгого правления Генрих менее половины времени провел в Англии и, безусловно, считал её просто одной из своих провинций, и, вероятно, не самой важной.

Делу объединения, с другой стороны, способствовало появление английской литературы.

Первой значительной фигурой стал Уильям Мальмсберийский. Он родился на юго-западе Англии около 1090 г. когда на троне находился Вильгельм Рыжий. Уильям с детства воспитывался в аббатстве Мальмсбери в двадцати пяти милях от Бристоля. В конце правления Генриха I он взялся за написание истории Англии на манер Беды Достопочтенного. Уильям продолжал работать до своей смерти около 1143 г. и описал смуту, в которой он был на стороне Матильды.

В сочинении Уильяма Мальмсберийского рассказывалось о событиях в Англии до и после завоевания и тем самым утверждалась некая их преемственность. Это поднимало самооценку саксов, поскольку саксонскому периоду отнюдь не приписывался статус «безвременья», не заслуживавшего упоминания или комментария. (Как если бы мы начали историю Америки не с первых английских колонистов, а с описания истории индейских племён, которые жили в этих землях до них.)

Уильям писал «историю» и старался придерживаться исторической правды, как её понимали в те времена. Этого нельзя сказать о Джеффри Манмутском, который был десятью годами моложе Уильяма. Гальфрид был уроженцем пограничной области между Англией и южным Уэльсом, и, возможно, в его жилах текла валлийская кровь. Он, видимо, ещё в юности дышал воздухом чудесных валлийских сказаний, и его произведения повествуют о временах, ещё до господства саксов, когда Англией правили бритты.

В конце 1130-х гг., в самом начале смуты, Гальфрид написал сочинение на латинском языке, озаглавленное «История бриттов», в основе которого, как утверждал автор, лежали хроники, но в действительности — мифы и предания. В соответствии с одной из легенд, в Британии поселился праправнук Энея Троянского. Этот праправнук, по имени Брут, и дал наименование Британским островам. Другой троянец, Кориней, дал имя Корнуоллу. Таким образом, бритты оказывались родичами римлян, также возводивших свой род к Энею.

Гальфрид описал и более поздние времена, в том числе правление короля Лира, который считается основателем Лестера и поделил королевство между двумя дочерьми — этот сюжет позже использовал Шекспир, создавая своего «Короля Лира».

Говоря о приходе саксов, автор рассказывает о бриттском короле Утере Пендрагоне, которому наследовал его сын-победитель король Артур. Это кульминация истории. После Артура бриттские короли постепенно уступали саксам, и, наконец, при короле Кадвалладере бритты, покинув остров, бежали в Бретань. В книге также содержится пророчество, приписываемое волшебнику Мерлину, который делал туманные предсказания относительно будущего и намекал на грядущее возвращение бриттов.

История Гальфрида стала чрезвычайно популярна, и другие авторы перелагали её сюжеты в других жанрах и на других языках, что способствовало дальнейшему её распространению.

Например, нормандский писатель Вас, родившийся на острове Джерси, изложил часть сочинения Гальфрида в жанре традиционной французской поэзии. В 1155 г. он написал поэму «Роман о Бруте» и посвятил её Алиеноре Аквитанской, покровительствовавшей поэтам такого рода.

Современник Васа Уолтер Ман сочинил пространную поэму, посвящённую поискам Грааля, чаши, из которой пил Иисус на последней вечере. Он связал этот сюжет с легендой об Артуре, придав всей артуровской истории некий религиозный оттенок.

Полвека спустя другой поэт, Лайамон, пересказал ту же легенду на среднеанглийском языке, так что она стала доступна и обычной публике, и аристократии.

Легенда об Артуре привлекла и нормандцев, и саксов, хотя по разным причинам. Нормандцам, несомненно, нравилось, что саксы представлены в ней как злодеи, ибо тогда их собственное завоевание оказывалось выражением некоей божественной справедливости, карой за жестокости саксов. Кроме того, возможно, что некоторые нормандцы полагали себя потомками прежних жителей Бретани (области, подчинявшейся нормандским герцогам), и таким образом выходило, что они просто вернули себе свои земли, как и предрекал Мерлин, пророчествуя о возвращении бриттов.

Саксы воспринимали легенду об Артуре как притчу. В ней говорилось о борьбе местных жителей с захватчиками, и было нетрудно представить в этих ролях саксов и жестоких нормандцев. Предсказание Мерлина о том, что когда-нибудь побеждённые возвратятся и получат назад свою землю, казалось, предвещало конечную победу саксов.

Однако эти различия не могли существовать вечно. В конце концов древние сказания стали общим наследием Англии — как саксов, так и нормандцев — и вызывали у их потомков общее чувство гордости за свою страну.

В Англии стали появляться и выдающиеся ученые. Аделар из Бата, родившийся в этом городе (в двенадцати милях от Бристоля) около 1090 г., в юности много путешествовал по землям древней учёности — Греции, Малой Азии, Северной Африке. Он выучил арабский язык и был одним из первых средневековых учёных, начавших изучать античное наследие, сохраненное в арабской традиции.

Возвратившись в Англию, он перевел произведения Евклида с арабского на латынь, и Евклид отныне стал доступен европейским ученым его времени. Он также ввел в обиход арабские цифры и способствовал их распространению среди европейцев. Для обычных людей он написал книгу под названием «Вопросы к Природе», которая представляла собой свод всех знаний, полученных им на Востоке.

Аделар был одним из наставников юного Генриха Плантагенета, но умер в 1150 г., немного не дожив до восшествия своего ученика на английский престол.

К следующему поколению после Аделара принадлежал Роберт Честерский (город в западной части Англии, в двадцати милях от Ливерпуля), который родился около 1110 г., а умер около 1160 г. и был ещё одним неутомимым переводчиком с арабского. Он перевёл произведения математика Аль-Хорезми, таким образом познакомив Западную Европу с алгеброй. Он также перевёл множество арабских книг по алхимии и даже выполнил первый перевод Корана на латынь.

Трудно переоценить вклад этих английских учёных в процесс накопления научных знаний, который положил конец невежеству предыдущих столетий.

Ещё более значимым фактором, чем деятельность отдельных выдающихся учёных, стало появление в Англии первых учебных заведений. Прежде молодые англичане отправлялись учиться в Париж (где вскоре после 1110 г. был открыт университет), что было естественно для представителей высшего класса, которые, как-никак, считали себя французами. О постепенном формировании английского самосознания свидетельствует открытие университета в Англии по французскому образцу. Где-то между 1135-м и 1170 гг. был основан Оксфордский университет.

Дело Бекета

Укрепив границы и приструнив баронов, Генрих II вознамерился уладить дела с церковью. При попустительстве Стефана церковь получила самостоятельность и приобрела множество привилегий, которые делали её фактически государством в государстве. Например, священнослужители не подлежали королевскому суду, но лишь суду церковному даже в случае таких ужасных преступлений, как убийство.

Церковный суд был гораздо снисходительней к обвиняемым, чем суд королевский. Поскольку церковь не могла проливать кровь, клирика нельзя было, например, казнить за убийство, его только лишали сана. Второе убийство, им совершённое, привело бы его в королевский суд. Генрих II с неудовольствием говаривал: «Чтобы повесить церковника, нужно два убийства» — и это касалось не только священников, но и всех, кто был связан с церковью, монахов, дьяконов, учащихся семинарий, даже церковных служек.

Противником Генриха выступал тридцать восьмой архиепископ Кентерберийский Теобальд, который твёрдо отстаивал церковные привилегии. Во времена смуты Теобальд не остался в стороне от происходящего, но, в отличие от другого прелата епископа Винчестерского, он старался соблюдать нейтралитет, не поддерживая слишком активно ни одну ни другую сторону. Он стал архиепископом Кентерберийским довольно рано, ещё в начале правления Стефана, и, особенно ему не противореча, он в то же время перед ним не пресмыкался.

Лишь однажды он занял твердую позицию, воспрепятствовав коронации сына Стефана Юстаса. Теобальд приложил немало усилий к тому, чтобы между Стефаном и Генрихом было заключено соглашение, и, когда последний стал королём, Теобальд был одним из самых влиятельных его советников, хотя, понятное дело, его влияние стало уменьшаться по мере того, как противоборство церкви с государством набирало силу.

Ещё более влиятельными были люди, которым Теобальд покровительствовал. Он приближал к себе ученых людей, и во время его пребывания на посту архиепископа Кентерберийского Кентербери фактически превратился в небольшой университет. Из университета Болоньи в Италии он пригласил молодого итальянца по имени Вакарий. Вакарий первым познакомил Англию с римским правом, читая лекции и написав книги, по которым учили в Оксфорде.

Секретарём Теобальда с 1150-го по 1164 г. был Иоанн Солсберийский, чьи труды стали первыми плодами возродившейся английской учёности. Он был образованнейшим человеком своего времени и написал единственный значимый политический трактат, созданный в Средневековье до того, как европейские мыслители открыли для себя произведения греческого философа Аристотеля.

Однако самым известным из протеже Теобальда, несомненно, был Томас Бекет.

Бекет родился в Лондоне в 1118 г. Старая легенда гласит, что Бекет происходил из саксов, и она представляет его дальнейшую трагическую судьбу как очередную вариацию сюжета «саксы против нормандцев», где справедливость полностью на стороне саксов. Однако всё это вымыслы. Совершенно определенно, Бекет имел нормандских предков с обеих сторон. И отец и мать его были выходцами из Нормандии, хотя они перебрались в Лондон ещё до рождения Томаса. При жизни Бекета звали Томас из Лондона.

Бекет получил хорошее образование. Он не блистал успехами в учебе, но был чрезвычайно обаятельным человеком и умел вызывать симпатию окружающих. Теобальд Кентерберийский обратил внимание на юношу и взял его под своё покровительство в 1142 г.

Бекет оказался чрезвычайно полезным для Теобальда. Архиепископ послал юношу в Рим, чтобы добиться поддержки папы в своем упорном нежелании короновать Юстаса, и Бекет выполнил всё, что от него требовалось, легко и непринуждённо. Он так же очаровал папу, как и архиепископа.

Когда Теобальд почувствовал, что возраст не позволяет ему деятельно бороться с Генрихом II за права церкви, ему пришла в голову, как ему казалось, гениальная идея. Он стал убеждать Генриха назначить Бекета на пост канцлера (пост современного премьер-министра). Если Генрих согласится, он, разумеется, поручит Бекету вести переговоры по делам церкви, и Теобальд не сомневался, что его протеже сумеет убедить короля пересмотреть свои позиции.

Согласие было получено; Бекет получил назначение. Теперь он взялся очаровывать короля. Он стал его постоянным компаньоном, разделяя с ним все удовольствия, присутствовал на всех пирушках и жил в роскоши. Бекет был главным советником Генриха, с блеском исполнял все поручения короля. Однако, к ужасу архиепископа, в вопросах главенства государственной юрисдикции над церковной Бекет принял сторону короля, ратуя за то, что правосудие должно быть общим для всех жителей страны, независимо от их принадлежности к светским или духовным лицам.

В 1161 г. Теобальд умер. Он был одной из главных фигур, стоявших на пути религиозной политики Генриха, и вот теперь это препятствие исчезло. Генриху надо было найти и назначить на место Теобальда человека, который бы более лояльно относился к пожеланиям короля. Разумеется, назначение архиепископа было прерогативой папы, но папа, безусловно, не отказался бы назначить на этот пост того, кто устраивал короля, — если данная кандидатура устраивала также и папу.

Генриху явилась та же гениальная мысль, какая прежде пришла на ум Теобальду. Если прежде Теобальд сделал своего преданного слугу канцлером, так и Генрих решил сделать (теперь уже своего) преданного слугу архиепископом Кентерберийским. Иметь своего человека в Кентербери — значило уладить всё разом.

Сам Бекет сопротивлялся этому назначению. Теперь, на расстоянии стольких лет, трудно судить, что было на уме у человека, тем более такого непростого, как Бекет, но, видимо, он полагал, что, какую бы роль он ни играл в жизни, он должен исполнять её хорошо.

Будучи помощником архиепископа, он был очень добросовестным и деятельным помощником и служил Теобальду верой и правдой. Став королевским канцлером, он исполнял свои обязанности столь же добросовестно, даже тогда, когда они противоречили его прежним убеждениям. Если он станет архиепископом Кентерберийским, он должен быть хорошим архиепископом и ревностно исполнять свой долг, даже если ему снова придется поменять убеждения.

Либо он не вполне ясно объяснился с Генрихом, либо Генрих отмахнулся от его объяснений, но в 1162 г. Томас Бекет стал тридцать девятым архиепископом Кентерберийским.

Он сразу изменился. Он отказался от должности канцлера, поскольку полагал, что не может одновременно исполнять обязанности канцлера и архиепископа. (Это огорчило и озадачило Генриха, поскольку он не видел здесь противоречия. По его мнению, единственное, что требовалось от Бекета на обоих постах, — это исполнять волю короля.)

Новый архиепископ отказался от всех радостей жизни и стал истинным аскетом. Более того, он занял позицию Теобальда в отношении церкви, и даже ещё более крайнюю и непримиримую. Разъярённый король поминал ему его прежние деяния в роли канцлера, на что Бекет отвечал: «То было мое мнение на посту канцлера, а это — на посту архиепископа».

Генрих понимал, что перехитрил сам себя, и не помнил себя от гнева. Это было не просто противодействие. Оно исходило от Бекета; Бекета, его собственного выдвиженца, тщательно выбранного среди многих. Терпеть Бекета в качестве противника — это было слишком. Дружба между королём и бывшим канцлером окончательно рухнула, и началась война не на жизнь, а на смерть.

Генрих настаивал на своем, и под его яростным напором испуганные клирики начали сдавать позиции, и даже папа Александр III (у которого были свои неприятности с соперниками, претендовавшими на папский престол, и который нуждался в поддержке Генриха) принялся урезонивать Бекета. Даже когда большинство церковников дрогнули, Бекет твёрдо стоял на своём, и только повеление папы вынудило его пойти на переговоры с королём.

В 1164 г. в Кларендоне (около Солсбери) был созван собор. Там Генриху II удалось достичь соглашения с Бекетом и другими епископами, согласно которому взаимоотношения между церковью и государством восстанавливались в той форме, в какой они существовали при нормандских королях, в частности при Генрихе I.

Кларендонские конституции повысили значимость королевских судов и ограничили юрисдикцию судов церковных. В частности, священнослужители, обвинённые в убийстве, лишались сана, и их дела передавались в королевский суд. Убийцы-клирики, другими словами, могли быть повешены за первое убийство, а не за второе.

Конституции также ограничили право прелатов отлучать от церкви: такая мера отныне не могла применяться к подданным короля без его согласия. Они запрещали клирикам покидать страну или обращаться к папе без разрешения короля (этот запрет был введен при нормандской династии). Что же касается назначений епископов и присяги на верность королю, здесь сохранялась процедура, установленная соглашением 1107 г. при Генрихе I.

В целом это была победа короля, но, как только конституции были обнародованы, папа, упрочивший к этому времени свою позицию, отказался их утвердить, и Томас Бекет сразу заявил, что это освобождает его от данной им клятвы соблюдать договорённость.

Отчаявшийся Генрих ответил ударом на удар. Он начал проверку финансовых операций Бекета на посту канцлера, и собственность экс-канцлера была конфискована, поскольку он отрекся от своих обязательств перед королем. Было ясно, что проверка даст такие результаты (король настаивал на этом), которые позволят Генриху принять самые суровые меры против Бекета, и архиепископ Кентерберийский поспешно покинул страну и отплыл во Францию.

Оказавшись во Франции, Бекет воспользовался самым страшным оружием в борьбе против своего бывшего друга: он обратился к папе с просьбой об отлучении всего английского королевства от церкви (это означало запрет на функционирование всех религиозных институтов королевства — самая ужасная мера, которая имелась в распоряжении церкви).

Папа Александр, хотя и желал поддержать архиепископа, всё же не хотел заходить так далеко. Он всячески стремился примирить короля и Бекета, опасаясь, что разразившийся скандал приведёт к катастрофическим последствиям для церкви в целом. В 1170 г. состоялось формальное примирение, при том что обе стороны не скрывали своей ненависти.

Возвратившийся в Кентербери Бекет получил новый удар по самолюбию, хотя и не связанный с церковной юрисдикцией и Кларендонскими конституциями. Незадолго до его возвращения Генрих II решил короновать своего старшего сына и объявить его своим преемником. Обычно такая коронация проходила при участии архиепископа Кентерберийского. Поскольку в то время Бекет отсутствовал, Генрих поручил коронацию архиепископу Йоркскому.

Разумеется, Бекет не мог вынести такого покушения на свои прерогативы. Сразу по возвращении он отлучил от церкви тех епископов, которые принимали участие в коронации. Это произошло в Рождество 1170 г.

Известие застало Генриха II в его континентальных владениях, и ярость его была неописуема. Значит, примирение привело к таким последствиям? Значит, оно привело к открытому неповиновению и отрицанию законных прав его сына и наследника? Не помня себя, он сыпал угрозами в адрес архиепископа, а затем выкрикнул в ярости: «И ни один из трусов, которых я выкормил за своим столом, — ни один из них не освободит меня от этого смутьяна церковника!»

Намёк был понят, и четыре рыцаря, желая завоевать расположение короля, тотчас отправились в путь. Они не спрашивали позволения Генриха, который мог бы сказать им, что любое беззаконие нанесёт ему непоправимый вред и что он говорил не помня себя.

В конце концов король собирался законным образом арестовать Бекета, и у него имелись для этого основания. Архиепископ был бы законно обвинён и законно понёс наказание, возможно, был бы казнён. Что ещё нужно? Но пока Генрих готовился осуществить свой план, четыре рыцаря прибыли в Кентербери и 29 декабря 1170 г. убили Бекета у алтаря кафедрального собора.

Узнав о случившемся, Генрих ужаснулся. Это было неслыханное злодеяние, которое могло обернуться катастрофой для него лично. И в самом деле, его соперник французский король Людовик VII, не теряя времени, направил папе просьбу отлучить Генриха от церкви за намеренное убийство человека, служившего Господу.

Среди подданных Генриха нашлось бы много людей, которые, узнав об отлучении, сочли бы его порождением дьявола, верность которому является преступлением и с которым они обязаны сражаться. Интриги французского короля подстегнули бы вассалов Генриха, и бароны не упустили бы шанса с благословения Господа добиться для себя большей власти за счет своего господина. Это означало бы возвращение дней Стефана и Матильды.

Для Генриха оставался только один выход. Он должен был убедить общественное мнение в том, что он не отдавал приказа убивать священника; что произошедшее было сделано без его ведома; что это ужаснуло его самого. Он направлял покаянные послания (и деньги) папе, он созвал совет, на котором поклялся самой страшной клятвой в том, что он невиновен. Он сделал все, что в его силах, чтобы подтвердить святость архиепископа, и призывал людей чтить его.

Вскоре стали распространяться слухи о чудесах, происходящих на могиле Бекета, и в 1173 г. он был канонизирован и причислен к лику святых. Его культ распространился по Европе, и стало модным совершать паломничество в Кентербери на его могилу. (В «Кентерберийских рассказах» Джеффри Чосера, написанных двести лет спустя, пилигримы, от имени которых ведется повествование, идут именно туда.)

Всё это было чрезвычайно унизительно для Генриха, однако он достиг своей цели. Он избежал гнева папы, сохранил власть над своими вассалами, целостность королевства, преемственность престолонаследия — однако ему пришлось поступиться многим из того, чего он добился в Кларендоне.

Клириков продолжали судить в церковных судах более мягко, чем если бы их судили королевским судом. Поскольку каждый, кто умел читать и писать, считался связанным с церковью, стало возможным избежать смертной казни за первое убийство, прочитав на суде отрывок из Библии, — это стали называть «преимуществом церковников».

Экспансия

Несмотря на неудачу противоборства с церковью, Генрих, тем не менее, сумел реформировать правовую систему во всех областях, где только мог. По нормам того времени каждый сеньор имел право судить своего вассала. В результате появилось множество местных судов, каждый со своими правилами и с разной степенью суровости. Никто не мог знать всех местных законов, и в конечном счёте такое множество законов стало означать отсутствие всякого закона. Мало где простой человек мог рассчитывать на быстрый и справедливый суд, если вообще на какую-либо справедливость.

Вакарий, познакомив Англию с римским правом, заронил в сознание людей идею общего закона для всех граждан. Эту мысль подхватил Генрих. Ему помогал его главный советник по правовым вопросам Ранульф де Гланвиль, который первым записал и систематизировал нормы английского права.

Генрих не стал отменять местные суды, вместо этого он создал параллельный королевский суд, который предлагал скорое и справедливое рассмотрение дела в соответствии с точными правилами и процедурами. Он назначил судей, которые могли выезжать в различные области королевства, проверять действия шерифов и выслушивать дела в соответствии с «общим правом», то есть с законом, общим для всего королевства.

Поскольку эти судьи не были лично знакомы с обвиняемыми, вошло в обычай собирать местных жителей, которые под присягой приносили свидетельство о нраве и поведении обвиняемого. На основе этой практики в далеком будущем возник английский суд присяжных.

В конце концов королевская система правосудия настолько стала превосходить местные баронские суды, что все стали обращаться к ней. Это способствовало централизации королевства и предотвращению феодальной раздробленности, столь характерной ранее для Англии и процветавшей на континенте.

Неудивительно, что благосостояние страны стало быстро расти. Ещё во времена Генриха I в Англии появился новый монашеский орден. Первоначально он возник на востоке центральной Франции в монастыре в местечке Сито. В память о старом латинском названии этого места монахов стали называть цистерианцами. Основным идеалом цистерианцев был труд на земле, и английские цистерианцы развернули активную работу по улучшению землеустройства, строительству дорог и сооружению мельниц. Они поняли, что разведение овец может стать очень прибыльным делом, и ко времени правления Генриха II Англия стала одним из главных поставщиков и экспортёров шерсти.

По мере развития торговли стали богатеть и расширяться морские порты. В Лондоне к тому моменту жило сорок тысяч человек; он стал самым респектабельным, богатым и процветающим городом. Купцы из Германии и Италии хлынули в Лондон, который уже тогда стал тем, чем остается и по сей день, — гостеприимным домом для представителей всех народов и племён.

Хотя англичане уже имели представления о законе и управлении, они всё ещё мало разбирались в финансах, в способах, которыми можно было бы ускорить экономический рост, если бы нашлась возможность рассчитываться денежными символами, а не самими деньгами.

Развитие торговли сделало необходимым совершенствование финансовых навыков в стране, и эту задачу выполнили евреи. Они прибывали в Англию из более древних стран, чья цивилизация имела гораздо более долгую историю. Они представляли собой своего рода международную организацию, поскольку в каждой европейской стране жили евреи, которых общее несчастье сплачивало вместе.

Христианские законы не позволяли им владеть землей или заниматься каким-либо ремеслом, поэтому они специализировались на финансовой деятельности, которая была им позволена. Они развили систему векселей и аккредитивов, так что кто-то, находясь в одном месте, мог получить наличность из другого места, и деньги можно было быстро накопить или потратить.

Они предоставили возможность, в которой Англия, сама того не зная, нуждалась. Евреи способствовали развитию торговли и также при необходимости ссужали деньги нормандским сеньорам, когда те не могли получить их никаким другим способом. Разумеется, евреи брали большие проценты за свои займы, поскольку никогда не имели твёрдых гарантий, что деньги им вернут. Обычно они находились под защитой королей, которые имели в них нужду (но и сами могли обанкротиться).

Для большинства людей евреи были людьми коварными, чьи предки погубили Иисуса, и сами евреи до сих пор его отвергают и потому прокляты. За свои услуги они назначали отвратительный «процент», и их не за что было уважать.

В то время не только в Англии, но и во всём христианском мире находилось множество евреев. Они страдали уже тысячу лет, и им предстояло страдать ещё тысячу. То, что они всё это выдержали, сохранились как нация и столько дали человечеству в самых разных областях — одно из чудес истории.

Внешняя политика Генриха была также успешной. Он первым из английских королей — саксонских или нормандских — обратил более пристальный взгляд на соседний западный остров — Ирландию.

С той поры, как Бриан Бор во времена Этельреда Нерешительного положил конец господству викингов в Ирландии, полтора века продолжались междоусобицы, подробности которых мы не в состоянии отследить. Хотя ирландцы были отчаянными воинами и храбрецами, они не умели объединиться или организоваться в дисциплинированное войско. Их слишком легко можно было разбить поодиночке.

Вильгельм Завоеватель и Генрих I подумывали о захвате Ирландии, но в итоге приходили к выводу, что у них достаточно забот у себя в стране. В начале своего правления Генрих II задумался на ту же тему. В результате он нашёл своё положение чрезвычайно выгодным, ибо некий англичанин как раз в то время занимал очень высокий пост.

Имя этого англичанина было Николас Брейкспир, и в 1154 г., в год коронации Генриха, Брейкспир был избран папой под именем Адриана IV. Это был первый и последний (по сию пору) папа-англичанин. (Адриан оставался на папском престоле всего пять лет; его сменил Александр III, союзник Бекета.)

Генрих решил воспользоваться тем обстоятельством, что английский папа наверняка должен понимать английские национальные интересы. Он срочно отправил учёного прелата Иоанна Солсберийского в Рим, чтобы тот получил у папы благословение на завоевание Ирландии, подобно тому как в своё время Вильгельм Завоеватель получил разрешение папы на вторжение в Англию. Адриан дал такое благословение, однако Генрих, как и его предшественники, обнаружил, что в собственном королевстве у него слишком много дел. (Кстати, Иоанн Солсберийский стал ярым сторонником Бекета. Он отправился вместе с ним в изгнание, затем с ним возвратился на родину и присутствовал в кафедральном соборе во время убийства Бекета. Его не тронули, и он прожил ещё десять лет.)

Как часто случается, будущая жертва сама обратилась за гибельной помощью. Генрих, возможно, намеревался оставить Ирландию в покое, однако в межродовой вражде, которая длилась нескончаемо, какой-нибудь проигравший рано или поздно должен был додуматься искать поддержки на стороне. В 1166 г. король Лейнстера, изгнанный из королевства, отправился во Францию, где он поступил на службу к Генриху и просил его помощи.

Генрих, занятый собственными делами, не мог ничего поделать на государственном уровне, однако позволил ему набрать наёмников в Англии. Ирландец этим воспользовался, и в скором времени нормандские рыцари действовали на свой страх и риск в Ирландии, как столетием раньше с равным успехом сражались в Италии. Этот успех был столь велик, что Генрих всерьёз задумался о том, что независимое нормандское королевство при нормандской решительности и военной дисциплине может стать опасным соперником, при том что вечно дерущиеся ирландцы не представляли никакой угрозы.

В 1171 г. Генрих решил взяться за дело лично. Он высадился близ Уотерфорда на юго-восточном побережье Ирландии в восьмидесяти милях от Дублина. Ему не оказали практически никакого сопротивления, возможно потому, что он сразу заявил, что действует с благословения папы (имея в виду английского папу, который к тому времени уже двенадцать лет как ушёл из жизни).

Генрих заставил местных вождей признать свою верховную власть, и, когда он покинул Ирландию, нормандская оккупация продолжалась от имени короля. Поначалу нормандцы не слишком царствовали и их интересы распространялись исключительно на территории в радиусе двадцать пять миль от Дублина.

Англичане контролировали и ряд других прибрежных городов (большинство из которых раньше находилось под властью викингов), и прошло много веков, прежде чем остров был полностью подчинён (если это вообще случилось). Но с тех пор до наших дней — восемьсот лет — англичане постоянно господствовали по крайней мере в некоторой части острова.

В Шотландии политика Генриха была также успешной. Малькольм Девушка умер в 1165 г. в возрасте двадцати четырех лет, и ему наследовал его младший брат Вильгельм. Его ещё называют Вильгельм Лев за его отвагу, свойство для шотландских королей обычное; однако при этом у Вильгельма начисто отсутствовало другое, куда более редкое качество — благоразумие.

Он первым из шотландских королей попытался заключить союз с Францией в качестве противовеса английскому влиянию — эту политику шотландцы вели с тех пор на протяжении столетий.

Вильгельм сумел изобразить покорность Генриху, однако, когда английский король оказался вовлечён в войну совершенно в другом месте, он воспользовался ситуацией и вторгся в северные пределы Англии.

Скотты на протяжении своей истории часто так поступали и всегда оказывались отброшенными назад, однако на сей раз результат оказался для них и вовсе плачевным. Вильгельм Лев с отрядом своих рыцарей заблудился в тумане, и, когда туман рассеялся, они оказались по соседству с отрядом английских рыцарей, столкнувшихся с той же проблемой. Вильгельм принял их за своих и, прежде чем смог убедиться в ошибке, оказался в плену.

Его не отпустили, пока он в 1174 г. не подписал договор, в соответствии с которым он признавал Генриха сеньором всей Шотландии на более унизительных условиях, чем прежде.

Таким образом, к 1174 г. Генрих II непосредственно или через своих вассалов правил Англией, Уэльсом, Шотландией, прибрежной территорией Ирландии и половиной Франции. То был величественный полдень Анжуйской империи.

Вдобавок ко всему прочему Генрих имел большую семью. Алиенора Аквитанская, которая не родила сыновей Людовику VII, родила Генриху четверых. Это были Генрих Младший, родившийся в 1154 г., в тот год, когда его отец стал королем; Ричард, родившийся в 1157 г.; Джефри, родившийся в 1158 г.; и Иоанн, самый младший, любимец отца, родившийся в 1166 г. Генрих был настолько несдержан в проявлении отцовских чувств, что совершенно испортил своих детей.

У него были и дочери, которым он устроил выгодные партии, ещё больше поднявшие престиж его семьи. Свою дочь Элеонору он выдал замуж за короля Альфонса VIII Кастильского, который правил северной частью нынешней Испании. Дочь Иоанну он отдал за Вильгельма II Сицилийского (Танкреда Отвильского). Матильда сочеталась браком с Львом, герцогом Саксонским и Баварским.

Генрих II был самым выдающимся европейским монархом, и его связи распространялись на весь западный христианский мир. И всего два столетия отделяло его от варвара-викинга Хрольва Пешехода.

Семейная драма

Само существование Анжуйской империи было невыносимо для французского короля Людовика VII. По мере того как она расширяла свои границы, положение французского короля становилось всё более унизительным и смешным. Следя за успехами Генриха, Людовик начинал опасаться за свою власть и сомневаться в том, что он сможет передать трон своему наследнику. (Он вновь женился после развода с Алиенорой и теперь имел сыновей.)

Людовик, однако, умел добиваться своего без объявления открытой войны, действуя хитростью. Долгая распря Генриха с Бекетом как нельзя более отвечала его интересам, и он делал всё возможное, чтобы не дать вражде утихнуть: встав на сторону Бекета, Людовик поддерживал его в его крайностях, а тем временем старательно настраивал папу против Генриха.

Однако ему недостаточно было просто удерживать то, что он имел, поскольку в его владении было менее половины королевства. Чего он действительно хотел — это разжечь междоусобицу в Анжуйской империи, а это не так просто было сделать. Генрих имел столь вышколенных вассалов, что едва ли они согласились бы выступить против своего господина.

Беспокойный взор Людовика блуждал в поисках подходящего варианта и упал на выросших сыновей Генриха. В Западной Европе уже стало традицией, что сыновья восстают против отцов-королей, которые слишком зажились на этом свете, и такое уже случалось в семьях нормандских королей, правивших в Англии. Разве Роберт Коротконогий не восстал на своего отца Вильгельма Завоевателя?

Людовик решил действовать через сыновей Генриха, из которых трое старших отважны, но не слишком умны. (Четвёртого — пока ещё мальчика — едва ли стоило брать в расчёт.)

В разжигании усобицы Людовик VII нашёл совершенно неожиданного союзника — свою бывшую жену Алиенору. Выйдя замуж за Генриха, она получила все, что хотела, — веселого молодого короля, такого же любителя удовольствий и развлечений, как и она сама. Единственной бедой было то, что молодой король интересовался не только своей супругой, но и другими дамами. Алиенора переживала это очень тяжело.

Сжигаемая ненавистью (которая скоро стала взаимной), она учила сыновей презирать отца и подстрекала их бунтовать против него. Людовик VII всеми силами ей в этом содействовал.

Генрих II стремился устроить судьбу своих сыновей. Он сделал старшего сына принца Генриха своим наследником, и его коронация, проведенная архиепископом Йоркским, послужила поводом для роковой ссоры с Бекетом. Второму сыну Ричарду он передал Аквитанию, наследную провинцию его матери, а третий сын Джеффри получил Бретань. Четвертый, Иоанн, был слишком молод, чтобы владеть чем-либо, и получил прозвище Иоанн Безземельный.

Когда мальчики подросли, Алиенора стала подстрекать их, чтобы они потребовали от отца реальной власти, а не просто титулов. Например, принц Генрих, которому в 1172 г. исполнилось восемнадцать лет, хотел делить с отцом королевские обязанности или но меньшей мере править как суверен в Нормандии.

Генрих II ясно дал понять, что не позволит сыновьям таких вольностей, и они тотчас продемонстрировали, насколько они преданы отцу и своей стране, переметнувшись к заклятому врагу Генриха Людовику VII. Можно не сомневаться, что Людовик принял их с распростертыми объятиями. Алиенора пыталась последовать примеру сыновей, однако Генриху удалось перехватить её. Он заточил её в крепость.

Очевидно было, что сыновья пойдут на отца войной, ибо Людовик станет их поддерживать, и во владениях Генриха начнется кровавая междоусобица. Именно в это время шотландский король Вильгельм Лев вторгся в северные границы Англии, а некоторые английские бароны решили, что настал подходящий момент для получения привилегий вроде тех, которых они сумели добиться при Стефане. К 1174 г. всё пришло в смятение.

Генрих действовал весьма решительно. Он предпринял паломничество на могилу Томаса Бекета и, изображая раскаяние, приказал бить себя кнутом. Таким способом он хотел убедить всех раз и навсегда, что он не виновен в убийстве, случившемся четыре года назад, чтобы простые люди не подумали, будто всё происходящее — кара Господня, и не увидели в этом повода отвернуться от короля.

После он со своим войском отправился маршем на север, разбил скоттов (тогда был захвачен в плен Вильгельм Лев) и приструнил мятежных баронов. Затем Генрих направился во Францию, за год сумел подвести своих сыновей к мысли, что лучше им просить прощения у отца. В конце концов он их простил, однако Алиенора осталась в крепости.

Хотя Людовику не удалось расколоть Анжуйскую империю, но война её ослабила, в то время как его французские владения пребывали в мире и безопасности. Людовик умер в 1180 г., проведя на троне сорок три года, и ему наследовал его сын Филипп II, который достойно продолжил политику отца.

Новый французский король, которому исполнилось только пятнадцать лет, был ещё хитрее и коварнее Людовика и ещё больше, чем он (если это возможно), желал разрушить Анжуйскую империю. Его последующие успехи в этом направлении заставили придворных сравнивать его с великим римским императором и называть его Филиппом Августом, и под этим именем он известен историкам.

Исподтишка Филипп раздувал любую искру разногласий среди Плантагенетов. Второй сын Ричард проявил недюжинный воинский талант и усмирил аквитанских баронов, чем вызвал их ненависть (что было на руку Филиппу). Генрих, обеспокоенный военными успехами Ричарда, стал опасаться, что младший брат не признает его королем, когда придет срок. Он настаивал, чтобы отец приказал Ричарду принести присягу верности старшему брату. Ричард отказался, и в 1183 г. между братьями началась война, в которой тайные помощники Филиппа старались подлить масла в огонь.

Генрих II пытался выступить посредником между братьями и только обозлил обоих, поскольку каждый подозревал, что отец больше любит другого. Распря разгоралась, но принц Генрих внезапно скончался, и Ричард стал наследником. На время это его успокоило. Затем в 1186 г. Джеффри, участвуя в очередном турнире (все три брата обожали рыцарские конные турниры), упал с лошади и умер в результате полученных травм.

Теперь у Генриха осталось два сына: Ричард, которому исполнилось двадцать девять лет, и двадцатилетний Иоанн. Иоанн был любимцем короля, поскольку никогда не восставал против отца. Ему единственному ничего не досталось при разделе королевства. В 1185 г. Генрих попытался исправить несправедливость, сделав его властителем Ирландии. Иоанн, однако, не выказал способностей к государственным делам. Он не смог ни держать в узде нормандских сеньоров, ни гасить постоянные распри ирландских вождей. Через девять месяцев Генрих вынужден был его отозвать.

Тогда он попытался отдать Иоанну герцогство Аквитанское, полагая, что Ричард, став наследником всей империи, может с ним поделиться. Однако Ричард вовсе так не думал. Аквитания была его домом, а также домом его любимой матери, и он не собирался никому её отдавать. Когда Генрих стал настаивать, Ричард вновь решил восстать против отца.

Молодой Филипп Французский всячески поддерживал Ричарда и добивался его дружбы. Филипп был восемью годами моложе и по меньшей мере в восемь раз умнее (ибо ум Ричарда в основном сосредотачивался в его мускулах) и без труда уговорил английского принца вступить с ним в союз. Вместе они атаковали армию Генриха и начали захватывать его замки.

На этот раз Генрих проиграл. Шёл 1189 г. Он правил в течение тридцати пяти лет, и ему было пятьдесят шесть. Он устал до последней степени и не видел никакого просвета впереди. Все силы были потрачены на грандиозную реорганизацию королевства, отчаянную схватку с Бекетом и бесконечные семейные дрязги, и он больше не мог продолжать борьбу.

Генрих сдался, подписал мирный договор с французским королём и предоставил Ричарду все, что тот хотел. Он изучил перечень своих вассалов, переметнувшихся на сторону француза, и первым в списке стояло имя его сына Иоанна, его последнего, любимого сына, который оказался таким же лживым, как и все остальные.

Генрих произнёс: «Пусть всё идёт как идёт. Мне уже всё равно».

Он так и не поднялся с постели и умер 6 июля 1189 г. В глазах всего мира он был великим королем, однако умер, чувствуя себя безнадёжным неудачником.