Александр Марданов
Окончание, начало в ИА №5/2002.
Пожалуй, пришло время обратить внимание и на ещё одну сторону «творчества» Ю.Рыбина. Внимательно прочитав работы этого автора, обнаруживается его одна особенность далеко не с лучшей стороны характеризовать многих действующих лиц войны в Заполярье. Причем эти характеристики касаются исключительно наших военных. Конкретные примеры:
1. Характеристика на командующего Северным флотом контр-адмирала Головко в статье «Лучшая защита…» («Авиация» №11, 2001г.): «Северный флот до этого момента (11 июля) в своей операционной зоне имел явный перевес сил… была упущена реальная возможность активными действиями на морских коммуникациях нанести немцам значительный урон… Активные боевые действия Северного флота (в этот отрезок времени этому ничего не мешало) могли бы существенно ослабить наступательный удар горных егерей на сухопутном фронте, а может быть и полностью сорвать планы наступления на Мурманском направлении… Что же помешало Командующему Северным флотом и его штабу разработать и провести при активной поддержке авиации пару набеговых операций?.. Возможно после войны, а может быть даже и во время ее (на что же тогда разведка на флоте), Головко стали известны действительные морские и авиационные силы противника в первые недели войны… Надо было ведь списать на что-то свои просчеты и безынициативность».
2. «Несомненно, сфальсифицированные сведения» командования ВВС СФ при подготовке «боевой характеристики на командира 72-го САП ВВС Северного флота майора Г.П.Губанова» (статья «Лучшая защита…»).
3. Не менее «глубокомысленные» выводы делает Ю.Рыбин и в отношении Бориса Сафонова. В статье-интервью Ю.Рыбина «Ниспровергатель», опубликованной в одной из местных газет, можно прочитать следующие откровения Ю.Рыбина:
«Корреспондент: Вы ведь и Сафонова свергли с пьедестала? (Ого! Не слабые высказываются оценки тамошними борзописцами! – Прим. Ред.)
Ю.Рыбин: Стал изучать его биографию и пришел к выводу – такие «культовые фигуры» создавались не столько мастерством летчика, сколько стараниями пропагандистов. Я доказал, что на самом деле он сбил не 20 самолетов, а 8. Дело не в том, что летчики врали, а в особенностях воздушного боя. Ведь никто не разбирал его специфику с точки зрения динамики. Но очевидно, что ни один летчик, за редким исключением, не мог видеть падение сбитого самолета. Ведь все об этом знают, но забывают. Например, последний бой Сафонова. В том же бою сбил и Орлов, и Покровский – всего пять самолетов. Реально же был потерян один…
Корреспондент: У немцев случались такие же «проколы» с арифметикой?
Ю.Рыбин: – Абсолютно. Например, в наших краях воевали два аса – Генрих Эрлер и Теодор Вайссенбергер, на счету которых 204 и 208 сбитых самолетов. Это тоже липовые цифры. На деле подтверждается лишь каждый третий. Но все равно: 8 сафоновских и 80 эрлеровских – есть разница?»
Как видим, у Рыбина Борис Сафонов – «культовая фигура», которая создана «не столько мастерством летчика, сколько стараниями пропагандистов».
4. По мнению Ю.Рыбина, политорганы, командование и пропагандисты использовали вранье немецких пленных пилотов: «Некоторые пленные явно врали и это часто использовалось в пропагандистских целях» (статья «Лучшая защита…»).
Ну что же, вот набор действующих лиц по Рыбину, воевавших с немцами в Заполярье: «безынициативный и допускающий грубые просчеты» командующий Северным флотом контр-адмирал Головко; «фальсификаторы» командующий ВВС СФ генерал-майор Кузнецов и командир 72-го Краснознаменного авиаполка, будущего 2-го Гвардейского Краснознаменного авиационного полка (2-й ГКАП) майор Губанов; незаслуженная «культовая личность» – командир 78-го ИАП, а затем 2- го ГКАП подполковник Сафонов; политруки – пропагандисты, использующие вранье немецких военнопленных для проведения пропагандистских диверсий.
Систематизировав все эти характеристики, попробуем разобраться в каждом отдельном случае и доказать ошибочность целого ряда взглядов Ю.Рыбина.
1. Обвиняя командование Северного флота в том, что в период с 22.06.41 г. по 11.07.41 г. оно не организовало набеговых операций своих эсминцев во взаимодействии с авиацией на вражеские морские коммуникации и тем самым не смогло нанести немецким сухопутным войскам серьезный урон при транспортировке их морем, Ю.Рыбин забывает или не знает о том, что германские войска начали концентрироваться на Мурманском и Кандалакшском направлениях ещё до начала войны с Советским Союзом. Советскому командованию это было хорошо известно. Например, разведсводка №1 штаба 1-й САД к 10:00 22 июня 1941 года гласила:
Сейчас уже трудно установить, сколько точно сбил самолётов Дважды Герой Советского Союза Б.Ф.Сафонов. По понятным причинам, которые не раз обсуждались в авиационной периодике, почти наверняка оно заметно меньше указанного в официальных документах не говоря уже о мемуарах, но неуважительное отношение к нашим погибшим героям недопустимо.
«Мурманское направление: 3. По агентурным данным в Киркенес с 5 по 20.6.41 г. прибыло до 20 000 немецких войск…
Кандалакшское направление:
1. Отмечено сильное движение транспортов в район Котало …
2. В районе Келоселькя интенсивное движение транспорта (50 грузовых автомашин, 17 легковых автомашин и 20 мотоциклистов)…
4. Мяркяярви штаб 9-й дивизии немецких войск. В Сарвиселькя сосредоточен 7-й полк, входящий в 9 ПД.
Выводы: 1. Финские и немецкие войска продолжают сосредоточение к государственной границе. Ведут усиленное наблюдение и производят оборонительные работы…»
Разведсводка №2 к 20:00 того же дня, 22 июня 1941 г., сообщала:
«Кандалакшское направление: 3. В Рованиеми сосредоточено до 20 000 немецких войск и до 5 000 финских войск».
До начала войны постоянно отмечалось и прибытие транспортов в порты Северной Норвегии и Северной Финляндии. Так 20 июня 1941 г. в 23:35 отмечено прибытие в порт Петсамо семи транспортов в сопровождении корабля не установленного типа. Разведсводка №5 штаба 1-й САД к 12:00 24.06.41 г. констатировала, что «с 5 по 19 июня в район Варде, Вадсе, Киркенес прибыло 64 транспорта с войсками, боеприпасами и продовольствием».
Не будем забывать, что до 25 июня 1941 г., то есть до момента объявления Финляндией войны Советскому Союзу, советскими вооруженными силами против Финляндии вообще никаких действий не производилось. Войска только готовились к отражению вражеского наступления. Вследствие этого с 22 по 25 июня 1941 г. территория Финляндии (где уже были сосредоточены значительная часть немецких сил в Заполярье) не входила в зону боевых действий. Поэтому командование Северным флотом имело возможность организовать боевые действия только на территории Северной Норвегии и вдоль её побережья, что и было выполнено экипажами подводных лодок в соответствии с приказом Наркома ВМФ от 22.06.41 г. Три подводные лодки: Щ- 421, Щ-401 и М-176 вышли на позиции в Варангер-фьорд и в район Варде.
Однако, по мнению Ю.Рыбина, туда надо было отправить и эсминцы. Что ж, это «интересное предложение», которое стоит обсудить, но, прежде чем это делать, замечу, что Ю.Рыбин по-видимому не знаком даже с базовыми принципами таких понятий, как тактика и стратегия, а также оперативное искусство. В противном случае он бы знал, что перед тем как войска перейдут в наступление, создаётся не только группировка этих самых войск, но и соответствующие запасы всех видов снабжения, включая ГСМ и боеприпасов. Конечно, подвоз производится и после начала операции, но в первые дни наступления количество перебрасываемых грузов и даже войск мало отражается на темпах развития операции. Поскольку немецкая группировка была развёрнута до начала войны, то гипотетическое потопление нашими эсминцами нескольких германских транспортов в конце июня – начале июля 1941 г. практически никак бы не сказалось на темпах немецкого наступления.
Стоит заметить, что в боевых действиях кораблей Северного флота в первые дни войны просматривается рациональное использование сил и тактика боевого применения, которая приживется и в дальнейшем ходе войны. Эсминцы применялись для эскортирования транспортов, для артиллерийской поддержки наземных войск. Сами эсминцы действовали не в одиночку, а совместно с более мелкими боевыми кораблями, которые обеспечивали им противолодочную и противовоздушную оборону.
Здесь мы подошли вплотную к вопросу, почему командование Северного флота не использовало свои эсминцы в набеговых операциях, подобных тем, которые выполнили несколько позже немецкие эсминцы? А давайте зададимся вопросом, что если бы контр-адмирал Головко отправил три-четыре «семёрки» в рейд вдоль Норвегии?
Действительно, есть небольшая вероятность, что ими могли быть потоплены несколько вражеских транспортов, но неужели эти действия остались бы без ответа?
Совершенно очевидно, что действовать нашим эсминцам пришлось бы без истребительного прикрытия, так как даже такие не самые лучшие двухмоторные истребители как Пе-3 появились в составе ВВС СФ много позже. Все остальные (И-15бис, И-153 и И- 16) не имеют средств радиосвязи, а значит каждая новая группа прикрытия вынуждена будет искать наши корабли, что даже при наличии подвесных баков дело неблагодарное. В свою очередь, сутками бороздящие Баренцево море советские эсминцы в условиях полярного дня были бы поставлены под смертельный удар.
Можно с полной уверенностью утверждать, что почти наверняка наши корабли были бы потоплены немецкими пикировщиками, ведь с 22 июня на аэродроме Хебуктен находились до полусотни пикирующих бомбардировщика Ju87 и Ju88, не считая разведчиков Ju88, которые также запросто могли нести на четырёх наружных бомбодержателях 250- и 500-кг бомбы.
Пример начала Второй Мировой войны в Западной Европе и на Востоке говорит о том, что немцам первым удалось отладить мощный ударный инструмент для действий по надводным целям – пикирующую бомбардировочную авиацию. Удары одно- и двухмоторных «Юнкерсов», конечно, не носили характер применения высокоточного оружия и часто были безрезультатными. Однако, на тот период бомбометание с пикирования было наиболее эффективным. Не стоит забывать, сколько английских, а также советских кораблей и транспортных судов было потоплено немецкими пилотами на Мальте, у побережья Греции, в Дюнкерке, в Ла-Манше, на Черном море и Балтике. Примеров эффективных действий германских пикирующих бомбардировщиков по морским целям предостаточно, чтобы понять: действия советских эсминцев у норвежского побережья были бы просто самоубийственным.
Но может быть Ю.Рыбин считает, что зенитное вооружение наших «семёрок» и «новиков» было существенно мощнее, нежели у их одноклассников, сражавшихся в составе флотов других держав? Что ж, давайте проверим.
К сожалению, никаких оснований для подобных выводов не имеется. ПВО «новиков» было представлено в июне 41-го одной 76,2 мм зенитной пушкой конструкции Лендера (образца 1916 г.!) и одной 45-мм полуавтоматической системой, вся автоматика которой заключалась в автоматической экстракции стреляной снарядной гильзы. Следующий снаряд приходилось досылать в затвор и запирать его рее вручную. «Семёрки» имели две более современные 76,2-мм универсальные пушки 34-К, пару 45-мм полуавтоматов и два 12,7-мм пулемёта ДШК. Замечу, что 37- мм автоматические пушки 70-К, весьма эффективные для борьбы с пикировщиками, начали появляться на североморских эсминцах только в начале 1942 г.
И как, спрашивается, с таким вооружением, да ещё без истребительного прикрытия, отправляться в условиях полярного дня на вражеские коммуникации в зону действия пикирующих бомбардировщиков?..
Замечу, что немецкие эсминцы типа «Леберехт Маас» (кстати, заметно превосходившие по водоизмещению наши «семёрки»), которыми была укомплектована 6-я флотилия, переброшенная в июле 41-го на север имели заметно лучше зенитное вооружение (4х37-мм полуавтомата и 6х20-мм «Эрликонов»), также «предпочитали» не связываться с нашими пикировщиками.
После прибытия 11 июля 1941 г. в Киркенес 6-й флотилии Кригсмарине в составе пяти эсминцев немецкое морское командование почувствовало свою силу и предприняло пять набеговых операций с целью нарушения советских морских коммуникаций. И какого же результата добилась германская флотилия?
К началу Второй Мировой войны большинство боевых кораблей имели неудовлетворительное зенитное вооружение. Эсминцы не были в этом отношении исключением. Однако если на немецких «цершторерах», а также американских и английский «дестроерах» оно уже к середине войны исчислялось полтора – двумя десятками стволов автоматических артсистем, то советские «новики » и «семерки » и к концу войны выглядели откровенно недовооружёнными, о чём можно судить на примере трагедии, разыгравшейся на Чёрном море осенью 1943 г.
В общей сложности пять фашистских эсминцев потопили четыре мелких боевых корабля и судна: 13 июля под огнём немецких «пятидюймовок» погибли СКР «Пассат» и РТ-67, 24 июля ГИСУ «Меридиан», наконец, 10 августа потоплен СКР «Туман».
Конечно, немцы в этих операциях добились определённого морально-психологического эффекта, но в стратегическом отношении их эсминцы не принесли никакой пользы. После потопления «Тумана» на поиск вражеских кораблей командование СФ отправило пару Пе-2 и пять СБ из состава 72-го САП. У острова Кильдин пара Пе-2 (командиры экипажей старшие лейтенанты Недрыгайлов и Горкушенко) атаковала эсминец «Рихард Байтцен» с пикирования бомбами ФАБ-250, близкие взрывы которых вызвали течь и повреждения машинного отделения. В результате корабль потерял ход и был отбуксирован в Киркинес. Эсминец на три месяца был выведен из строя, ремонтировался сначала в Тромсе, а затем – в Германии. После выхода из строя «Рихарда Байтцена» германское морское командование больше не рисковало отправлять корабли к Мурманскому побережью.
Давайте задумаемся: всего два пикирующих бомбардировщика Пе-2 смогли заставить немцев отказаться от набеговых операций в советских водах! Такое вообще-то надо фиксировать в книге рекордов Гиннеса!
Пожалуй, одним из первых боевых заданий эсминцев было сопровождение своих транспортов с войсками в район предстоящего наступления противника. Так, 24 июня два транспорта («Шексна» и «Обь») перевозили из Мурманска в Титовку и на полуостров Средний около 7000 человек мобилизованных, а также вооружение и продовольствие. Их сопровождал эсминец «Громкий». 26 июня эсминец «Урицкий» продолжил прикрытие транспортов, перевозивших войска в Титовку. 28 июня при сопровождении транспорта «Моссовет», перевозившего личный состав 325-го стрелкового полка, прикрывавший его эсминец «Куйбышев» отбил атаку самолетов противника. Таким образом, эсминцы были активно задействованы в прикрытии перевозок своих войск.
В первые тяжелые дни для оборонявшихся частей 14-й армии эсминцы и другие боевые корабли СФ были задействованы и для артиллерийской поддержки наших сухопутных войск. Так ранним утром 30 июня эсминец «Куйбышев» вошел в губу Кутовая (полуостров Средний) и успешно провел артиллерийскую стрельбу в течение 3 часов 15 минут. По противнику были выпущены 230 фугасных снарядов. Причем, стрельба корректировалась с высаженного наблюдательного поста и результаты были высокими: замолчали три миномета противника и отмечены попадания в четыре крупных скопления живой силы противника. Командование 14-й армии оценило стрельбу на «хорошо» и «отлично».
Немецкая авиация среагировала уже после того, как «Куйбышев» прекратил огонь, и на позицию вышел второй эсминец «Урицкий». По-видимому, вражеская пехота почувствовала на себе артиллерийский обстрел, поскольку на наши корабли были брошены две группы пикирующих бомбардировщиков. Эсминец «Урицкий» прикрывали два «малых охотника», которые несли противолодочную и противовоздушную оборону. Немецкие пикировщики достаточно точно сбросили на корабли около 80 авиабомб, но, искусно маневрируя, морякам удалось избежать прямых попаданий вражеских бомб. На ЭМ «Урицкий» получили осколочные ранения четыре человека, а на СКА МО-121 осколками была повреждена корма. Хуже пришлось самим нападавшим: огнем корабельных зениток был сбит Ju87R-2 (сер. №5878 (100% повр.)), пилот которого получил ранение. Это был первый крупный налет фашистских пикировщиков на советские боевые корабли в Заполярье, и моряки выиграли этот бой, но здесь помог прибрежный утренний туман, в котором скрылся «Урицкий». Результаты вражеской авиационной атаки в открытом море могли бы быть гораздо хуже.
Необходимо отметить, что артиллерийская поддержка с моря своим обороняющимся войскам была жизненно необходима. Командующий 14-й армии генерал-майор Фролов сообщал, что расход снарядов немногочисленной полевой артиллерии катастрофический, а минометов почти нет. В таких условиях огонь артиллерии советских эсминцев был многократно важнее для интересов фронта, чем сомнительные и авантюрные попытки искать в открытом море набитые вражескими солдатами транспорты.
В первые же дни войны командование Северным флотом весьма активно задействовало и авиационную составляющую флота. Уже 22 июня 1941 года, когда в Заполярье стояло затишье на сухопутном фронте, а Финляндия была вне войны, командующий СФ контр-адмирал Головко запросил разрешение Наркома ВМФ Кузнецова действовать по территории Норвегии в связи с сосредоточением на аэродромах Киркенес (Хебуктен) и Лаксельвен (Банак) около 100 самолетов противника. Народный Комиссар ВМФ разрешил наносить удары авиацией по сосредоточению неприятельских ВВС на территории Норвегии. Это была значительная инициатива командования Северного флота. О действиях авиации СФ 22 июня 1941 г. сведения отсутствуют, но с ночного времени следующих суток можно проследить события по Журналу учета боевых вылетов 72-го САП. Здесь прослеживаются активные действия ВВС СФ не только по разведке и бомбардировке аэродрома Хебуктен, но также по разведке и бомбардировке портов противника Варде, Киркенес, Лиинахамари.
Зная о поступлении воинских грузов противника через морские порты Северной Норвегии, вечером 22 июня командующий Северным флотом доносил Наркому ВМФ о необходимости бомбардирования портов противника и просил усилить бомбардировочную авиацию для этих целей. Уже 24 июня в 21:45 в Ваенгу с аэродрома Африканда перелетают девять СБ 2-й эскадрильи 137-го КСБП, входившего в состав 1-й CAIL Поступив в распоряжение командующего ВВС СФ, армейские бомбардировщики имели целью действовать по морским целям и аэродромам противника, что явилось первым примером непосредственного взаимодействия ВВС 14-й армии и ВВС Северного флота. Однако, необходимо отметить, что для чувствительного воздействия с воздуха по морским коммуникациям противника необходимы были более крупные и эффективные силы, чем 20 бомбардировщиков СБ, способных бомбить только с горизонтального полета или пологого планирования. Для более-менее эффективного поражения морских целей необходимо было несколько десятков пикирующих бомбардировщиков, либо торпедоносцев, чего в то время Северный флот не имел. И можно согласиться с контр-адмиралом Головко, что в его распоряжении были незначительные ударные воздушные силы.
Свою высочайшую эффективность при ударах по точечным целям немецкие пикировщики продемонстрировали уже в Польше. На снимке потопленный «штуками» минный заградитель «Гриф ».
Потом была Норвегия, трагедия Дюнкерка, выметание Королевского флота из Ла-Манша и охота на Средиземном море. И везде Ju87 в борьбе с боевыми кораблями показывали свою высокую эффективность.
Десять же исправных бомбардировщиков СБ 72-го САП, имевшихся в распоряжении контр-адмирала Головко на 22 июня 1941 г., весьма активно были задействованы для ведения боевых действий над территорией противника уже в ночь с 22 на 23 июня 1941 г. В 02:10 на бомбардировку аэродрома Хебуктен вылетела почти вся бомбардировочная эскадрилья 72-го САП – девять СБ, но погода по маршруту была настолько плохой, что через час всей группе пришлось совершить посадку на своем аэродроме. Настойчиво пытаясь разгромить основной аэродром противника, командующий ВВС СФ генерал- майор Кузнецов отдает распоряжение совершить повторный вылет бомбардировщиков через 40 минут после их посадки и дозаправки, но, трезво оценив погодные условия, отложил выполнение задания до улучшения погоды. Разведывательные вылеты с бомбардировкой аэродрома Хебуктен удалось совершить на следующий день. Задание было выполнено, но ценой потери одного бомбардировщика СБ старшего лейтенанта Семененко, который был сбит в районе Цып-Наволока истребителями противника. Второй СБ ушел от атаки пары Bf109 в облачность.
25 июня, с момента вступления Финляндии в войну, командование ВВС 14-й армии и Северного флота сразу организуют рейды на гинские аэродромы Луостари и Рованиеми. начала на Луостари в 04:52 вылетели восемь СБ 72-го САП, но слишком низкая облачность и туман заставили командование вернуть всю группу на аэродром. После этого советское командование проявило значительную настойчивость, и на Луостари были совершены еще не менее трех разведывательно-ударных рейдов. В 13:50 ушла первая пара разведчиков СБ из 72-го САП ВВС СФ. Подойдя на минимально возможной высоте 500 метров к аэродрому (высота сопок в районе Луостари доходит до 631,0 м), самолёт Хомдохова попал под обстрел зениток, и экипаж вскоре заметил взлетевшие немецкие истребители Bf109 с этого аэродрома. «Мессер» уже занимал позицию для атаки, но разведчиков выручила низкая облачность, и СБ скрылись в плотных облаках.
Интересно, что после посадки разведчиков, которые выяснили метеоусловия и наличие самолетов на Луостари, для бомбардировки аэродрома вылетают ещё пять СБ 72-го САП, а также три СБ 137-го КСБП. Самолёты Первой группы, ведомые командиром 5-й эскадрильи капитаном Цецориным, снизились до высоты 500 м и смогли успешно отбомбиться по летному полю аэродрома, где летчики разглядели множество людей (вероятно, немцы занимались оборудованием аэродрома). Налет для противника оказался неожиданным, и зенитки открыли запоздалый огонь, в результате которого лишь самолет ведомого старшего лейтенанта Задворникова получил одну пулевую пробоину. Результатом бомбардировки считалось разрушение лётного поля аэродрома Луостари, что, впрочем, довольно быстро устранялось аэродромными командами. Более подробных сведений о результатах этого бомбоудара нет.
Не повезло второй паре бомбардировщиков, ведомых старшим лейтенантом Трошиным. Проходя над Ура-губой, два СБ в условиях низкой облачности были приняты советскими зенитчиками за вражеские смолеты. Зенитные пулеметы открыли точный огонь по низколетящим бомбардировщикам. Пуля пробила верхнюю часть козырька самолета Трошина, но, к счастью, оба СБ смогли уклониться от обстрела и уйти в облака. Здесь летчики потеряли друг друга из видимости, и домой им пришлось возвращаться поодиночке. Трошин благополучно сел на своем аэродроме, а его ведомый старший лейтенант Фирсов в облаках потерял ориентировку, уклонился на восток от аэродрома Ваенга, после чего летчику пришлось садиться на вынужденную посадку в районе Иоканьги, где самолет полгода пролежал, пока не был отремонтирован. Это была вторая потеря ВВС СФ в войне, но не боевая, а по причине потери ориентировки в сложных метеоусловиях.
В свою очередь, авиация 14-й армии атаковала аэродромы Луостари и Рованиеми. Луостари в 18:00 проштурмовала четверка И-16 145-го ИАП с аэродрома Шонгуй во главе с комэском капитаном Зайцевым, а на Рованиеми сбрасили бомбы СБ 137-го КСБП, вылетевшие с аэродрома Африканда.
Таким образом, 25 июня авиация Северного флота и 14-й армии предприняла активные разведывательные и бомбардировочные действия по аэродромам противника в условиях, когда фашистская авиация еще не предпринимала активных действий против советских аэродромов в Заполярье. Первый свой налет немцы совершили на аэродром Африканда 26 июня, не причинив вреда самолетному парку.
В тот же день бомбы упали на вражеский порт Лиинахамари в районе Петсамо. 27 июня семь СБ (пять самолетов 72-го САП и два из 137-го КСБП) бомбардировали аэродром Хебуктен и порт Киркенес. 28 июня три СБ 137-го КСБП, действуя в районе аэродрома Луостари и порта Лиинахамари, подверглись атаке истребителей противника, в результате чего бомбардировщик капитана Скворцова был сбит, летчик и радист погибли.
Таким образом, в период с 23 по 28 июня командование СФ весьма активно задействовало авиационную составляющую Северного флота. В сложных метеоусловиях наша авиация достаточно настойчиво наносила удары по тыловым объектам противника, который готовился к решающему удару. При этом приходилось срочно вести визуальную и фоторазведку важнейших объектов противника: аэродромов Хебуктен, Луостари, Рованиеми. До 22 июня над аэродромом Хебуктен и портом Киркенес советские самолеты, по-видимому, никогда не летали, а значит, для организации сколько ни будь эффективных авиаударов необходимо было подробно изучить эти объекты с составлением схем и маршрутов подходов к ним. Отсюда и значительная настойчивость командования в начальный период войны по авиаразведке объектов противника.
Экипаж лучшего пикировщика ВВС Северного флота. Слева направо: штурман – лейтенант М.И.Шамаев, командир экипажа – старший лейтенант И.В.Гаркушенко и стрелок-радист – сержант А.Жук. Зима 1941 – 1942 гг.
Слишком низкая и плотная облачность в первую неделю войны оказала большое влияние на ход боевых действий под Мурманском. С одной стороны, плохая погода мешала советской авиации наносить точные удары и надежно укрывала объекты противника. С другой стороны, потери советских бомбардировщиков могли быть значительно большими в ясную погоду, поскольку активнее действовали бы немецкие истребители. Также низкая облачность помогла прикрыть переход советского рыболовного и транспортного флота из Мурманска в Архангельск. Так, 27 июня из Кольского залива в Белое море двигались 82 судна, которые без потерь достигли пунктов назначения, что было значительным успехом.
Немцы же при подготовке своего сухопутного наступления на Мурманск и Кандалакшу, по-видимому, ждали улучшения погоды для лучшего взаимодействия своих пикирующих бомбардировщиков с сухопутными частями для прорыва нашей обороны. И не удивительно, что с улучшением погоды 29 июня 1941 г. отточенный механизм блицкрига заработал, и немцы добились значительных первоначальных успехов, в которых авиация сыграла немаловажную роль.
Теперь посмотрим, что предпринимало командование Северным флотом, а значит и лично командующий СФ контр-адмирал Головко, в период наступления немецких войск, начиная с 29 июня. В течение дня 29 июня все имевшиеся в распоряжении флота бомбардировщики СБ дважды нанесли удары по пунктам разгрузки войск и предметов снабжения противника: по Петсамо и находящемуся там портовым объектам отбомбились порядка 22 СБ. Помимо этого поучаствовали в качестве бомбардировщиков и 8 морских тихоходных гидросамолетов МБР-2, нанесших удар по прибрежному порту Лиинахамари. Как видим, командование СФ предприняло значительные усилия для воздействия по пунктам снабжения наступающих немецких войск. Оценить результативность этих авиаударов трудно, но и в дальнейшем порты в районе Петсамо неоднократно подвергались бомбардировкам с целью помешать снабжению войск противника.
Вообще интенсивность ударов по морским целям то затухала, то разгоралась с новой силой. Вот несколько примеров эффективных действий пикирующих бомбардировщиков по морским целям в Заполярье. Первый советский корабль «штуки» потопили 9 июля 1941 г. – это был тральщик ТЩ-890, после этого последовало множество атак вражеских пикировщиков на советские корабли, но следующего успеха они добились только 18 июля, когда была потоплена баржа «Териберка». На следующий день Ju87 потопили СКР «Штиль». Самый большой успех в 1941 г. был достигнут немцами 20 июля, когда девять Ju88 внезапным ударом в Екатерининской гавани Полярного уничтожили эсминец «Стремительный».
После прибытия 15 июля с Черноморского флота двух Пе-2 старших лейтенантов Недрыгайлова и Горкушенко высокую эффективность проявили и советские пикировщики. 21 июля отмечено три прямых попадания в небольшой транспорт (2388 брт), который по данным разведки затонул – это был немецкий пароход «Вансбек» (подтверждается иностранными источниками как тяжелоповрежденный), который действительно сел на грунт. Правда, большая часть груза (продовольствие) была спасена. 22 июля экипажи пары Пе-2 нанесли ещё один точный удар. Тогда авиаторы отмечетили прямые попадания в транспорт (возможно это был немецкий пароход «Штер»). 24 июля севернее Варде был поврежден пароход «Барселона» (3101 брт). Ну, а 10 августа настала очередь уже упоминавшегося эсминца «Рихард Байтцен». К этому времени на Северный флот перебросили ещё шесть «пешек», и количество этих ценных машин стало соответствовать числу пешек на шахматной доске, т.е. аж восьми штук!
Советское командование прекрасно представляло себе на опыте войны в Испании и первых лет Второй Мировой войны, какую опасность для кораблей представляет ударная авиация, и особенно пикирующие бомбардировщики. Недаром ещё до начала войны в советском военно-морском флоте были созданы собственные военно-воздушные силы. И не случайно уже в первые дни войны из Москвы пришел приказ вывести гражданские корабли из Мурманска в более безопасное место – порт Архангельск. Первым же делом, что сделал Военный совет СФ – запросил разрешения нанести упреждающий удар по главной базе ВВС противника – аэродрому Хебуктен, где уже 22 июня 1941 г. было отмечено наличие пикирующих бомбардировщиков.
Таким образом, можно констатировать, что, осторожно используя свои боевые корабли, командованию удалось в 1941 г. сохранить боевое ядро Северного флота – эскадренные миноносцы, которые как нельзя лучше пригодились в 1942 г. в операциях по проводке союзных конвоев. При этом эсминцы Северного флота вовсе не отстаивались в базах под прикрытием зенитных батарей и истребителей, а выходили непосредственно к району боев для артиллерийской поддержки наземных войск и поддержки тактических морских десантов, например, 30 июня, 3, 4, 5, о, 14,16 июля, 17,18, 20, 21, 22 сентября. Тем же «стратегам», которые сегодня обвиняют командование СФ в безынициативности, так и хочется порекомендовать играть в «морской бой» на бумаге или, в лучшем случае, на компьютере, и там организовать «пару набеговых операций».
А командующему Северным флотом контр-адмиралу Головко низкий поклон за то, что он не бросал свои боевые корабли в сомнительные авантюры. Прямо, можно подумать, немцы были такие дураки. Наши эсминцы вскоре после выхода к Норвежскому побережью были бы обнаружены с берега или с воздуха, после чего последовали бы налеты пикировщиков, как это было 30 июня в Мотовском заливе. Немецкие транспорты прятались во фиордах Норвегии и вскоре получили бы должную защиту, двигаясь в составе конвоев, как это и стало впоследствии после активизации советских и английских подводных лодок.
Справедливости ради, необходимо заметить, что, несмотря на вполне очевидные первоначальные успехи, в дальнейшем карьера Пе-2 и тяжёлых истребителей Пе-3 в Заполярье не была расцвечена яркими эпизодами. Причиной были тяжёлые метеоусловия на ТВД, сложность эксплуатации самолёта и, самое главное, очень высокая скорость пикирования (до 680 – 690 км/ч) с выпущенными тормозными решётками, что сильно затрудняло прицельное бомбометание. Напомню, что установившаяся скорость пикирования Ju87B/R составляла всего 550 км/ч.
Необходимо подчеркнуть ещё один важнейший аспект деятельности Северного флота летом 1941 г., с самой лучшей стороны характеризующий командование СФ и его бойцов. В первые же дни войны, содействуя дивизиям 14-й армии, Северный флот организует фланговые удары по противнику, высаживая морские десанты. Первый успешный десант был высажен 6 июля в составе 529 бойцов 14-й армии, за ним последовали еще три высадки: 7, 14 и 16 июля. Трудно переоценить значение морских десантов в июле 1941 г. и их вклад в успешную и активную оборону Мурманска. И разве это не заслуга штабов Северного флота и 14-й армии, в частности, лично командующего Северным флотом? И, похоже, «суматоха… царила» не «в штабах и умах командования Северного флота и Карельского фронта», как утверждает Рыбин, а в умах таких исследователей, как Ю.Рыбин из-за отсутствия системности в изучении исторических событий.
Попробуем теперь разобраться с обвинениями в адрес командира 72-го КАП майора Губанова и командующего ВВС СФ генерала- майора Кузнецова в «фальсификациях».
Абзац из работы Ю.Рыбина «Лучшая защита…»: «…Не надо забывать, что именно за успешные боевые действия в тяжелейших условиях с превосходящими силами противника наши летчики получали награды и досрочно звание, выдвигались на вышестоящие должности и т.д. Вот один из документов, наглядно отражающий этот факт. Из боевой характеристики на командира 72-го САП ВВС Северного флота майора Г.П.Губанова, за высокие боевые заслуги в конце 1941 г. назначенного на должность заместителя Командующего ВВС ТОФ: «Командуя полком, который имел на вооружении самолеты И-15бис, И-16 и И-153, несмотря на превосходство авиации противника в количественном отношении, в первые дни войны на Северном театре личный состав полка выполнял напряженную летную работу в условиях Заполярья, производя боевые действия днем и ночью… В результате боевой работы лётным составом полка в первые месяцы Отечественной войны сбито в воздушных боях 142 самолета и уничтожено на аэродромах 30 самолетов. Потери полка составили 33 самолета…» Это, несомненно, сфальсифицированные сведения».
По смыслу данного отрывка следует, что фальсификация командования состояла в двух утверждениях: количественное превосходство авиации противника и успешные действия 72-го авиаполка ВВС СФ.
Давайте теперь посмотрим, откуда были взяты цифры в декабре 1941 г. при представлении командира 72-го КАП майора Губанова на вышестоящую должность. Отчет штаба ВВС СФ за первое полугодие войны, составленный к 1 декабря 1941г. и имевший гриф «совершенно секретно», «Тезисы доклада Командующего ВВС СФ Военному совету СФ об итогах боевых действий частей ВВС СФ в войне с Германией за период с 22.06.41 по 1.12.41» вот что говорил о численности авиационной группировки противника: «По данным разведорганов, фашистская Германия на Мурманском направлении за несколько дней до войны сосредоточила около 400 боевых самолетов: Ю-88, Ю-87, Хе-111, Ме-109, Ме-110, разведчиков Хеншель-126 и транспортных Ю-52».
Подобные же сведения, но в более обобщенном виде даёт и отчёт ВВС Карельского фронта о боевых действиях в 1941 – 1945 гг. (Ф.342, оп.5440, Дело №3): «К началу военных действий на Севере Германия сосредоточила на аэродромах Банак, Киркенес, Луостари, Гаммерферст до 150 самолетов и на внутренних аэродромах Норвегии до 250 самолетов. Всего до 400 самолетов… ВВС Финляндии к началу войны были представлены шестью смешанными авиационными полками трехэскадрильного состава с общим количеством боевых самолетов до 550 единиц. Из них до 200 самолетов было выделено для действий на Карельском фронте».
Таким образом, цифры 400 немецких самолетов и 550 финских, фигурирующих в послевоенной печати, первоначально прозвучали в боевых отчетах штабов Карельского фронта и Северного флота, и опирались на разведывательную информацию, которая, вполне понятно, была недостаточно точной. В частности, разведсводка штаба 1-й САД №1 к 10:00 22 июня 1941 года отмечала: «В районе Киркенеса, Вадсе, Варде с 10 по 20.6.41 прибыло до 200 самолетов (данные требуют проверки)». Разведсводка №4 к 19:00 23.6.41 была более конкретной: «Установлено базирование авиации противника на аэродромах: Киркенес до 50 самолетов, Лаксельвен (Банак) до 32 самолетов, Тромсе до 20 самолетов, Нарвик до 20 самолетов, Бодё до 11 самолетов, Тронхейм до 45 самолетов».
О советской воздушной группировке, противостоявшей немцам и финнам 22 июня 1941 г., отчет Карельского фронта говорил следующее: «К началу военных действий на Карельском фронте ВВС были представлены в составе 1-й САД (имеется ввиду на северном участке Карельского фронта, что следует из смысла следующего текста – Прим. авт.), в состав которой входили 137 ББАП в составе 34 самолетов СБ, 145 ИАП в составе 52 самолетов И-16, 147 ИАП в составе 33 самолета И-153 и 18 самолетов И-15 бис. Кроме 1 САД на северном участке действовали ВВС СМФ, которые базировались на аэродроме Ваенга в составе 11 самолетов СБ, 4 И-16, 28 И-153 и 17 И-15бис. На южных участках Карельского фронта действовали ВВС 7-й отдельной армии Ленинградского фронта».
В начале войны значительную долю советской авиции на Заполярном ТВД составляли летающие лодки (больше всего было МБР-2), незаменимые в приморских условиях при острой нехватке подготовленных аэродромов для колёсных машин, они, тем не менее, были не в состоянии эффективно действовать в условиях полярного дня без сильного прикрытия истребителей. Не составляли исключения и немногочисленные более современные двухмоторные гидропланы Че-2.
Таким образом, сведения штаба Карельского фронта отражали представление командования об авиационной группировке противника в 150 немецких и 200 финских самолетах, непосредственно противостоявшей ВВС Карельского фронта и Северного флота к началу боевых действий на всем протяжении Карельского фронта. Считалось, что ещё 600 самолетов противника находятся на тыловых аэродромах Норвегии, учитывались и ВВС Финляндии. Понятно, что данные разведки были весьма неточны (если не сказать сильно завышены), но других не было! Вот и приходилось в своих расчётах пользоваться тем, что было под рукой.
Конечно, вся эта немецко-финская воздушная мощь не вела боевых действий на Карельском фронте. Однако, учитывая, что противник продолжал постепенно вводить в бой всё новые силы, советское командование вполне обоснованно, с учётом, опять-таки, имевшейся тогда (а не сейчас!) информации, предполагало, что оперативная авиагруппировка усиливается именно за счёт сил, находящихся на тыловых авиабазах Норвегии и Финляндии. Так, в течение июля в Киркенес и Банак на смену 6/KG30 прибыли 4/KG30 и 5/KG30, а в августе из Франции перелетела и I/KG30, имевшая 21 Ju88. Тогда же, в августе 1941 г., на мурманское направление с южной Норвегии были переброшены бомбардировщики HeIII из 2/KG26, осуществлявшие до этого налеты на Англию. Общее число немецких пикирующих бомбардировщиков и разведчиков-бомбардировщиков, действовавших против ВВС 14-й армии и ВВС СФ в августе 1941 г., можно оценить примерно в 75-80 машин, что представляло, с учётом великолепной немецкой организации проведения операций, значительную ударную силу. Число истребителей противника также не оставалось постоянным: если на 22 июня 1941 г. имеются сведения о 26- 28 Bf109E и Bfll0C/D под Мурманском, то к 1 января в Заполярье противник имел уже около 60 «мессеров» обеих типов (44 и 16 машин соответственно).
Понятно, что отсутствие точной информации о противнике и его действиях вызывало далеко не всегда адекватную ответную реакцию. Достаточно сказать, что советское командование вполне могло усилить свою группировку на севере за счёт авиачастей, входивших в состав ВВС Архангельского военного округа. На аэродромах последнего по состоянию на 1 июня 1941 г. находилось 46 бомбардировщиков (12 ДБ-ЗФ и 34 СБ) и 65 истребителей (19 И-15бис и 46 И-153). При этом уровень боеготовности матчасти составлял 89%. Ретроспективно рассуждая, можно предположить, что переброска 70 – 80% этой техники на аэродромы, расположенные под Мурманском серьёзно повлияла бы на ход наземных сражений, но на обстановке и на море и воздухе это бы никак не сказалось. Причина этого заключалась в том, что для большей части СБ не имелось боеготовых экипажей, а все 12 ДБ-ЗФ были бомбардировщиками, а не торпедоносцами.
Вот и приходилось нашему командованию наращивать свою группировку за счёт сил, имевшихся в Архангельском военном округе, весьма медленно, если не сказать осторожно.
Можно, конечно, сколь угодно долго пересчитывать количество самолётов у обеих противоборствующих сторон, а также сравнивать их характеристики, однако есть один фактор, перевешивавший всё бумажное и фактическое превосходство Советского Союза – это огромный опыт, которым обладал лётно-технический, а самое главное, командный состав Люфтваффе по ведению и организации боевых действий на современном уровне. К этому надо добавить, что германские командиры всех уровней не боялись принимать самостоятельные решения исходя из конкретно складывавшейся обстановки, чего почти не наблюдалось в течение всего первого года войны в ВВС РККА. В сущности, того же состояния и уровня боевой выучки Советские ВВС достигли лишь к лету 1944 г.
Перебрасывались не полки или хотя бы эскадрильи, а отдельные группы самолётов из их состава в количестве пяти – шести машин. Понятно, что радикально изменить неблагоприятную ситуацию они не могли, а противник получал возможность бить их по частям, и имевшаяся ещё недавно воздушная мощь таяла буквально на глазах. Возможно, после поэтапной переброски остальных подразделений авиачастей округа ситуацию и удалось исправить, но не делалось и этого. Через некоторое время уцелевшие машины попросту возвращались на тыловые аэродромы. Однако подобные вопросы почему-то не заинтересовали Юрия Рыбина.
Теперь рассмотрим высказывания автора «Лучшей защиты…», касающиеся успехов 72-го смешанного авиационного полка ВВС СФ. 16 сентября 1941 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР 72-й САП «за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с германским фашизмом и проявленные при этом доблесть и мужество» был награжден орденом Красного Знамени. Назначение командира полка майора Губанова на должность заместителя Командующего ВВС ТОФ также было связано с высокой оценкой командованием деятельности полка под его руководством летом-осенью 1941 г. В этот период войны 72- й КСАП действовал, практически, как единственно значимая боевая авиационная часть в составе ВВС СФ, то есть составлял костяк всех ВВС Северного флота.
Имевшийся 118-й полк морских разведчиков (МБР-2, ГСТ, Че-2) имел важное значение для деятельности флота на море, но львиную долю боевой нагрузки в сухопутных сражениях вынес именно 72-й КАП. Трудно переоценить его роль в обороне Заполярья, равно как и армейских частей (137,145-го и 147-го авиаполков). Именно поэтому вскоре 72-й КАП Указом Президиума Верховного Совета СССР стал 2-м гвардейским Краснознаменным авиационным полком.
Между прочим, до декабря 1941 г. полком командовал майор Губанов, который сам участвовал в воздушных боях. Так, 27 июня он совместно с командиром 4-й ИАЭ старшим лейтенантом Сафоновым и лейтенантом Антипиным сбивает разведчик Hsl26, а 3 июля участвует в воздушном бою при отражении налета на аэродром Ваенга, в ходе которого были достоверно уничтожены Bf109 и Ju88. 6 августа Губанов получил ранение в руку при бомбардировке аэродрома.
Таким образом, напряженная и успешная боевая деятельность 72-го КАП летом- осенью 1941 г. была налицо, и вполне заслуженно майор Губанов командованием ВВС СФ представлялся к повышению. А условность, неточность или ошибочность разведданных о численности авиационной группировки противника в начальный период войны не являются основанием для обвинения в умышленной фальсификации со стороны советского командования. Сведения о противнике, которые приводились командованием, кстати сказать, предназначались для определенного крута лиц, а не в качестве пропаганды. Это сейчас легко открыть немецкий журнал или книгу, где, кстати, часто расписаны далеко не все участвовавшие в боевых действиях подразделения, а тогда эти сведения добывались по крохам, по показаниям военнопленных, из радиоперехватов, по фотоснимкам.
Представление о численном превосходстве противника было не случайно: в течение нескольких месяцев войны немцы теряли самолеты, а интенсивность деятельности их авиационной группировки неуклонно росла, и, что особенно важно, увеличивалось число бомбардировщиков. Это, в общем, и определяло мощный наступательный характер действий авиации противника. Пополнение в советской авиации было нерегулярным и отставало от потерь, в результате чего численность самолётов довольно заметно снижалась.
Начало войны ВВС СФ и ВВС 14-й армии встретили с 204 устаревшими боевыми самолетами (не считая гидроавиацию): 46 бомбардировщиков СБ и 158 истребителей. Через месяц войны, 22 июля, в Заполярье имелось только 173 боевых самолета: 41 бомбардировщик и 132 истребителя, причем современных машин имелось всего 29 (четыре Пе-2 и 25 МиГ-3). Через два месяца войны, 22 августа, в наличие было лишь 153 самолета: 35 бомбардировщиков и 118 истребителей, из них современных – 36 (пять Пе-2, 21 МиГ-3 и 10 ЛаГГ-3). Имея меньший парк бомбардировщиков и, в основном, устаревшие самолеты, советское командование, естественно, чувствовало превосходство авиации противника. Здесь необходимо отдать должное и напористости немецкой авиации, что соответствовало общему наступательному духу немецких войск. Сами активные действия немцев во многом обуславливались отличным самолётным парком и боевым опытом, последний советским ВВС ещё предстояло приобрести, но это произойдёт лишь через нескольких месяцев боевых действий с очень сильным противником.
Безусловно, при изучении боевых действий на Карельском фронте более корректно рассматривать численность авиагруппировки противника, непосредственно действовавшей против советских авиационных частей в данный период боевых действий, а не все самолеты противника на территории Финляндии и Норвегии, поскольку и советские авиаполки получали подкрепление с других участков фронта и тыловых аэродромов. Таким образом, в данном случае при подсчете количества самолетов можно спорить о методике подсчета сил противника, но никак не о сознательной фальсификации командованием истинного положения дел.
В заключении хотелось бы сказать несколько слов о выводах Ю.Рыбина в отношении Б.Ф.Сафонова. Первое, что можно противопоставить утверждениям Ю.Рыбина, это то, что по современным западным данным с большой долей вероятности можно говорить о подтверждении не восьми сбитых Сафоновым, а 17-18 с его участием. Должен заметить, что список побед советского аса содержит личные и групповые победы, но значимость последних не уменьшается, поскольку зачастую вообще трудно выделить реальную личную победу от групповых как советских, так и немецких, либо английских летчиков. Как видим, личный вклад Бориса Сафонова как летчика-истребителя был весьма значительным, который только возрастает при сопосталении уровня матчасти противоборстующих противников.
И не удивительно, что четвертая эскадрилья капитана Сафонова из 72-го КАП уже к концу сентября 1941 г. стала самой результативной по числу одержанных побед в ВВС СФ. Велики были заслуги этой эскадрильи в отражении налетов вражеской авиации на советские тыловые объекты и войска на линии фронта. Все это в комплексе по заслугам было оценено командованием, и уже 16 сентября впервые в авиации Северного флота капитану Сафонову было присвоено звание Героя Советского Союза.
16 октября капитана Сафонова назначают на должность командира 78-го истребительного авиаполка, который был сформирован из опытного летного состава 72-го КАЙ и переданных англичанами «Харрикейнов». Вскоре 78-й ИАП стал главной истребительной авиационной частью на Северном Флоте, поскольку в тот период ВВС СФ были оснащены, в основном, устаревшей техникой. И на должность командира самого передового полка был назначен капитан Сафонов! Только это уже говорит о выдающихся способностях и заслугах Бориса Сафонова, которого оценило командование.
В годы войны на должности командиров авиационных полков назначались летчики, в основном командиры эскадрилий, имевшие наибольшие боевые заслуги и значительные организаторские способности. Примеров тому много. Капитан Сафонов был назначен командиром 78-го ПАЙ, а затем 2-го ГКАП. Капитан Туманов – командиром 72-го КАП, а затем 2-го ГКАП. Позже командиром 2-го ГКАП стал капитан Сгибнев. Подобные же назначения были и в ВВС 14-й армии: капитан Гальченко стал командиром 609-го ИАП, капитан Зайцев – командиром 760-го ИАП.
Так что же, все эти выдающиеся летчики- истребители были «культовые фигуры», которые «создавались не столько мастерством летчика, сколько стараниями пропагандистов»? Или только Сафонов, как утверждает г- н Рыбин? Ясно одно: не Ю.Рыбин и не А.Марданов были свидетелями дел прославленных советских асов, а те люди, кто в свое время оценили их по достоинству.
Не все так просто, как кажется Ю.Рыбину, и с показаниями немецких летчиков-военнопленных. В 1941 – 1942 гг. в Заполярье в плен попало несколько десятков членов летных экипажей самолетов Ju88, Ju87, Ju52, Bf109, и поведение их в плену было различным. В материалах опросов военнопленных сохранились характеристики на многих летчиков, а показания пленных советское командование оценивало критически, дифференцируя их. Часть показаний считались ложными, а часть правдивыми, особенно те, которые подтверждались другими сведениями, либо военнопленными. Так и современным исследователям нужно относиться скептически к показаниям военнопленных и выделять сведения, которые были близки к истине, а таковых было не мало.
Показания унтер-офицера Бриглейна о потерях II/KG30 в период с 1 по 18 мая 1942 года весьма похожи на правду, что дает основания сомневаться в полноте современных списков потерь немецкого 5-го Воздушного флота. Полностью отвергать показания этого немецкого пилота в отношении потерь не стоит, поскольку он дает конкретные цифры по потерям каждого соседнего подразделения: 4-я эскадрилья потеряла три Ju88, 6-я – шесть Ju88, а 5-я потерь не имела. Почему же он тогда не заявил, что и 5-й штаффель имел потери? Да потому, что их и не было. Кстати, современные списки потерь близки к показаниям Бриглейна в отношении 5-й эскадрильи (без потерь), 4-я по спискам имела два уничтоженных Ju88, но почему-то в списках нет ни одной потери из состава 6-й эскадрильи.
Странная какая-то получается выборочность: в отношении двух подразделений показания Бриглейна близки к истине, а в отношении 6-го – ложь. О боевом составе, базировании и командовании немецкий пилот говорил правду (которая подтверждается современными источниками), а в отношении своих потерь обязательно морочил голову нашему командованию, как считает Ю.Рыбин. Все переворачивается с ног на голову: вместо того, чтобы летчику скрывать численность боеготовых самолетов своей части, он якобы скрывает численность потерянных самолетов. Стоит заметить, что цифры потерь Ju88, указанных Бриглейном, берутся не для однозначного засчитывания в качестве немецких потерь, а в качестве повода подвергнуть сомнению полноту современных данных о немецких потерях. Похоже, раздражение вызывает у г-на Рыбина сама возможность сомневаться в полноте опубликованных списков немецких потерь.
Теперь о том, что очень не нравится Ю.Рыбину в показаниях немецких военнопленных и вызывает у него крайнее недоверие. Это отзывы немецких пленных пилотов о советских летчиках-истребителях. Из опросного листа обер-фельдфебеля Пфренгера, который был сбит в воздушном бою 17 мая 1942 г.: «О наших летчиках отзывается хорошо, что они подготовлены и дерутся хорошо…» Рассказывая о тактике, применяемой на Севере немецкими лётчиками, Пфренгер отметил: «лобовые атаки не принимают, они не выгодны. Такой самолет, как «Харрикейн» имеет много огня, а у Ме-109 меньше. При встрече наши истребители делают горку под углом 30 градусов с отворотом вправо или влево, с таким расчетом, чтобы видеть атакующий самолет. После этого предпочитают вести бой на правом вираже, так как все обычно стремятся вести бой на левых виражах. Бой лучше вести на вертикальном маневре, так как Ме-109 в горизонтальных плоскостях делает большие радиусы». Как недостаток немецкий пилот указывал, что советские истребители выполняют слишком много виражей. Это было, впрочем, вполне понятно – преследовать Bf109F с набором высоты нашим истребителям не позволяла недостаточная энерговооружённость, в результате чего на кабрировании «ястребки» быстро теряли скорость и, как следствие, становились легкоуязвимы.
Как видим, высокое мнение немецкого аса о наших летчиках-истребителях не выглядит лестью. Добавим, что поражение в любом бою вызывает естественный психологический надлом. Рыбину же кажется, что Пфренгер льстил советским пилотам, однако, посмотрев повнимательнее на его отзыв, обнаруживается, что он указывал и на недостатки в действиях наших истребителей, а также хорошо отзывался и о немецких истребителях, хотя указывал, что в то время в 5-й эскадре уже был большой процент молодежи. Не приуменьшая возможностей немецких истребителей, стоит заметить, что процент необстрелянных пилотов составе в JG5 под Мурманском в апреле – мае 1942 г. действительно был большой. В конце апреля здесь появилась III/JG5, сформированная в Тронхейме в марте 1942 г. Именно она и начала нести основные потери в воздушных боях конца апреля – начала мая 1942 г.
Подтверждением того, что немцам приходилось пробиваться к своим целям под Мурманском через мощные советские истребительные заслоны, является тактика, применявшаяся немецкой авиацией. По словам Пфренгера, перед вылетом 17 мая, когда он был сбит, немецким истребителям было указано, что шесть Bf109E непосредственно сопровождают бомбардировщиков Ju87 и пикируют вместе с ними до высоты 1500 м, где становятся в круг и прикрывают бомбардировщиков. То есть, опасаясь атак наших истребителей по бомбардировщикам, немцы вынуждены были «привязывать» своих истребителей к сопровождаемым бомбардировщикам. Что же касается чётвёрки Bf109F из состава группы Карганико, в которую входил и «мессер» Пфренгера, то она имела задачу в это же время находиться над своими бомбардировщиками на высоте 4000 – 5000 м, очевидно, выполняя роль «горячего резерва», обеспечивавшего выход из боя своей ударной группы и её непосредственного прикрытия.
Представляет интерес общее впечатление немецкого летчика о ходе войны «Первое время все надежды были на быстрое и успешное окончание войны. Но неожиданно наступила зима. Думали, весной придем с победой, а сейчас каждый нормальный человек чувствует, что Россию разбить нельзя, потому что до сих пор почему-то не было известно о силе и храбрости русской армии. Фюрер не ожидал такого упорства в русских». Такой отзыв вообще совпадает с общепринятой оценкой действий немцев, рассчитывавших на «блицкриг».
Как не поверить В.Пфренгеру, воевавшему с первых дней войны на фронте, когда он хорошо отзывается о советских лётчиках. Ведь именно они и поставили точку в лётной карьере этого аса, имевшего на своем боевом счету 30 побед. Причем, сбит он был на весьма современном истребителе Bf109F-4 устаревшим «Харрикейном» с усиленным вооружением. И ведь не только Пфренгер хорошо отзывался о советских истребителях. Месяцем раньше, 9 апреля, под Мурманском закончилась карьера еще одного немецкого аса – лейтенанта Якоби. Попав в плен, он так же высоко оценивал русских летчиков-истреби-телей как храбрых противников.
Обратим внимание, что это мнение не послевоенного мемуариста – бывшего пилота люфтваффе, а летчика, как минимум дважды испытавшего на себе в течение короткого периода времени горечь поражения именно от советских пилотов. Якоби с июня 1941 г. по сентябрь 1941г. служил в 13/JG77, охраняя город Ставангер в южной Норвегии от налетов английской авиации. Ему принадлежит первая победа в Люфтваффе над В-17С из состава Королевских ВВС. В сентябре Якоби вместе с другими пилотами был направлен на аэродром Луостари, где и провоевал на Мурманском направлении до апреля 1942 г. 17 декабря в воздушном бою между семью Bf109E и пятью «Харрикейнами» 78-го ИАП группы майора Сафонова Якоби был сбит, и получил ранение в плечо. 9 апреля он был снова сбит в воздушном бою с гвардейцами ВВС 14-й армии и истребителями ПВО. На этот момент лейтенант Якоби имел на своем боевом счету 10 побед, то есть являлся асом. Как видим, высокое мнение о наших, летчиках давали весьма заслуженные пилоты – и у них были на то очень веские основания.
Военнопленный при опросе показал, что боевой задачей 9 апреля являлось сопровождение группой Bf109 фоторазведчика Hs126. Хочется заострить внимание читателей на том факте, что уже в апреле 1942 г. для прикрытия разведчиков немцами выделяются крупные наряды истребителей, насчитывающие шесть-восемь Bf109. Для сравнения, в первые месяцы войны «костыли» как правило сопровождались в лучшем случае лишь парой «мессеров».
Ещё двух асов лишилась 5-я эскадра в ходе воздушных боёв в апреле – мае 1942 г: обер-фельдфебеля Сальвендера (23.04.42 г.) и лейтенанта Дана (25.05.42 г.). Несколько позже, 21 августа, в воздушном бою погиб и командир 6-й эскадрильи гауптман Хартвейн, имевший на боевом счету 16 побед. Командир II/JG5 гауптман Карганико так же дважды был сбит в воздушных боях и вполне мог попасть в плен после вынужденных посадок на советской территории, но пока военное счастье было на стороне этого немецкого аса, и он каждый раз возвращался в свою часть.
Если же Ю.Рыбин остается низкого мнения о советских истребителях, изучив лишь списки советских потерь в апреле – мае 1942 г., то на это можно ответить, что воздушные сражения в Заполярье велись с переменным успехом и в 41-м, и в 42-м. Были у советской авиации и яркие победы, и горькие поражения. Это в равной мере относится и к германским Люфтваффе.
МБР-2 из состава 118-го ОРАП ВВС Северного флота. Водный аэродром Губа Грязная, лето 1941 г.
И-16 тип 24 старшего лейтенанта Б.Ф.Сафонова из состава 72-го САП ВВС Северного флота.
Bf109E-3 из состава 1/JG77. Норвегия, аэродром Луостари, осень 1941 г.
Ju87B-2 из состава ll(St.)/LGl. Финляндия, аэродром Рованиеми, лето 1941 г.
Типичный образчик поспешной работы над публикацией. Этот снимок напечатан в журнале «Авиация» №11 на с.З. Подпись к нему гласит: «Аэрофотоснимок аэродрома Луостари. Батбоудар произведён по пустому аэродрому. Летом 1941 г. на нём постоянно базировались не более 6-8 Bf109 из эскадрильи оберлейтенанта Хорста Карганико (1./JG77 Obit Horst Carganico)».
Однако грамотное сканирование снимка даже на «двухсотдолларовом» сканере позволило «вскрыть» наличие на аэродроме почти трёх десятков самолётов (обведены красным), из которых не менее 10 были двухмоторными. Вряд ли наши стали бы рисковать своими немногочисленными бомбардировщиками лишь для того, чтобы пробомбить пустую авиабазу.
КРЫЛЬЯ НАД МОРЕМ