Реформация считается одной из важнейших вех в истории Дании, знаменующих собой конец средневековья и начало нового времени. Характер этого перелома определялся быстротой, с которой разворачивались события. С тех пор как, согласно свидетельствам, в Дании появились первые лютеранские проповедники, и до полного торжества идей Реформации в стране прошло всего двенадцать лет.
Казалось, что к 1523 г. церкви и дворянству удалось восстановить утраченный было контроль над обществом. По инициативе части епископов и высших аристократов был свергнут король Кристиан II и возведен на престол Фредерик I. В 1523— 1524 гг. был принят ряд решений, укреплявших политические позиции дворянства и церкви и усиливавших их власть над крестьянами. И то и другое отвечало общим интересам епископов и дворянства.
Еще более укрепляло их положение то, что в 1523 г. во главе всех епископатов, за исключением одного, стояли дворяне, да и этот последний к 1529 г. также возглавил представитель аристократии. Для представителей знати путь к сану епископа лежал не через богословское образование и будни священника, а через изучение юриспруденции и службу в королевской канцелярии. Так, решающими условиями при избрании высших чинов духовенства были вполне мирские требования к кандидатам. Подобная ситуация была характерна для большей части католической Европы, однако именно к этому времени она стала подвергаться широкой критике в ряде стран. Множество критических замечаний исходило от самих представителей духовенства. Теологи-реформаторы выступали, как правило, не против светской власти церкви как таковой, а против злоупотреблений ею, а также против того, что епископов и настоятелей монастырей больше заботили дела мирские, нежели духовные. В Дании наиболее заметным представителем такой внутрицерковной критики был монах-кармелит Поуль Хельгесен, чьи резкие выступления находили определенный отклик среди мыслящей части представителей духовенства. Между тем и в широких кругах священнослужителей зрело недовольство официальной церковью и ее светской деятельностью. Центральным объектом критики была процветавшая в эти годы торговля индульгенциями. Некоторые критики делали упор на то, что с точки зрения богословия неприемлемо позволять грешникам покупать себе прощение всех грехов, другие видели в продаже индульгенций прежде всего свидетельство жадности церкви.
В Германии в 1517 г. Лютер опубликовал свои 95 тезисов, что положило начало быстро развивающемуся народному движению протеста. В Дании же оно еще не имело к тому времени такой прочной основы, — идеи лютеранства лишь в 1522 г. достигли Хузума в Южной Ютландии. Свидетельством информированности о ситуации в мире служит тот факт, что под давлением епископов Фредерик I включил в подписанный им манифест новый параграф о том, что король не должен позволять «никаким еретикам, ученикам Лютера, либо прочим» проповедовать против нынешней церкви и ее учения. Тех же, кто нарушит данный запрет, король обещал лишать имущества и казнить.
Вскоре худшие опасения епископов, похоже, начали сбываться, в то время как королевские обещания не оправдались. В 1525 г. в различных частях Ютландии крестьяне отказывались платить десятину епископу, а Поуль Хельгесен писал в своих заметках, что в 1526 г. «яд лютеранства проник во все уголки Ютландии». К этому времени лютеранские проповедники действовали уже по всей стране. Многие из них в прошлом были монахами и священниками, которые покинули свои монастыри и приходы и стали народными проповедниками вне официальной церковной иерархии. Развитие книгопечатания содействовало более быстрому, нежели ранее, распространению критических идей.
Лютеранские проповедники ратовали за иное, нежели у католической церкви, понимание христианской религии. По их убеждению, спасение души достигалось не добрыми деяниями и тем более не такими суррогатами, как восковые свечи или индульгенции. Из их теорий следовало, что человек рождается грешником и может лишь истово верить в Господа, всецело уповая на Его милость. Полностью отказывались они и от поклонения причисленным к лику святых. Основой веры, заявляли они, должна служить лишь Библия, а не вся последующая церковная традиция. Прямое дело священнослужителей — выступать с проповедями, а не заниматься мирскими делами. Целибат, как считали лютеране, не имел никакого религиозного обоснования. Богатство церкви вновь и вновь подвергалось ожесточенным нападкам, и это, в свою очередь, не могло не вызвать сочувствия у населения, большая часть которого платила церкви десятину, а более чем каждый третий к тому же и арендную плату за землю либо за жилье.
Тем не менее среди самих проповедников существовали серьезные различия. Некоторые из них действительно отрицали весь современный общественный порядок и считали, что церковью должен управлять народ. Прочие, и среди них Хакс Таусен, выступали, как и сам Лютер, против светской власти церкви, однако отнюдь не против светской власти как таковой. Наоборот, они полагали, что в своих мирских делах церковь должна подчиняться государю, равно как призывали к покорности ему остальных подданных.
Особых успехов лютеранские проповедники добились в крупных городах, таких, как Виборг, Ольборг, Копенгаген и Мальме. Здесь им удавалось зажечь своими идеями широкие народные массы, слабо контролировавшиеся аристократией и духовенством. В 1528—1530 гг. горожане и члены городских муниципалитетов воплотили здесь в жизнь основные идеи Реформации. Католическое духовенство было частично изгнано, многие церкви закрыты, крупнейшие из них были заняты проповедниками лютеранства.
По всей стране происходили беспорядки. В 1525 г. разразилось крестьянское восстание в Сконе, в 1531 г. едва не вспыхнул мятеж в Ютландии. Лишь вмешательство наиболее авторитетного из представителей аристократии того времени, Могенса Гойе, и его многочисленных сторонников из числа богатых крестьян и мелкого дворянства не позволило ему разгореться. В целом контроль аристократов и епископов в сельской местности был гораздо сильнее, чем в городах.
Опасаясь дальнейшего распространения лютеранства и новых волнений, епископы и наиболее консервативно настроенные члены государственного совета обратились к королю с просьбой вмешаться в ситуацию. Тем не менее, несмотря на данные им обещания, Фредерик I не спешил подавлять движение последователей Лютера. Наоборот, ссылаясь на свободу христианского вероисповедания, король пожаловал охранные грамоты многим выдающимся лютеранским проповедникам. Двое из его детей сочетались браком с представителями немецких княжеских домов, принявших лютеранство, а старший сын короля, герцог Кристиан, провел в 1525— 1528 гг. реформацию церкви в амте Хадерслев, которым он управлял. К вящему неудовольствию епископов и прочих консервативных католиков — членов государственного совета, они не могли воспрепятствовать этому, поскольку Хадерслев находился на территории герцогства Шлезвиг и власть совета на него не распространялась.
Постепенно среди аристократии также произошел раскол. В герцогствах Шлезвиг и Гольштейн на ланддаге 1525 г. местное дворянство резко выступило против католической церкви. В самой Дании явными лютеранами были Могенс Гойе, его ближайший друг Эрик Баннер и, что интересно отметить, один из епископов — представитель древнего дворянского рода Кнуд Хенриксен Гюлленстьерне из Оденсе. Последний ввел лютеранство в своей епархии.
Приверженность князей и представителей высших кругов аристократии идеям лютеранства имела решающее значение для хода реформации в стране. В истории Европы церкви неоднократно приходилось сталкиваться с критикой в свой адрес. Однако прежде она либо учитывалась церковью и приводила к отдельным реформам, либо выливалась в волнения в обществе, которые в конечном итоге подавлялись светской властью. Теперь же, в 20 —30-х годах XIV в., возникло принципиально новое явление: князья и многочисленные представители аристократии Северной Европы встали во главе движения, которое оспаривало правоту некоторых теологических постулатов и организационных основ церкви. Едва ли единственной причиной этого стали проповеди Лютера с требованиями подчинения церкви светской власти и передачи церковных богатств государству, однако очевидно, что это делало лютеранство гораздо более приемлемым для князей и господ, нежели прочие радикальные движения. Во многих регионах Северной Европы они предпочли возглавить реформацию и контролировать ее ход, вместо того чтобы подавить ее. Начиная с 1525 г. так происходило и во многих германских государствах, в том числе в Саксонии, Гессене и Пруссии.
В Дании времен правления Фредерика I дело не зашло столь далеко. Король умер в 1533 г., так и не объявив имени престолонаследника. Еще в 1523 г. государственный совет принял на себя обязательство в случае смерти государя выбрать наследника среди его сыновей. Казалось бы, наиболее естественным претендентом на престол был старший сын короля, Кристиан, однако его очевидная приверженность идеям лютеранства делала эту кандидатуру неприемлемой для католического большинства членов совета, отдававших предпочтение его младшему брату, двенадцатилетнему Хансу. Собравшись летом 1533 г. в Копенгагене, 37 членов государственного совета решили отложить выборы короля на год, обосновав это ранее существовавшей договоренностью о том, что выборы должны проводиться совместно с государственным советом Норвегии. Свою роль здесь, по всей видимости, играли и разногласия между членами совета. Во всяком случае, показательно, что при обсуждении предложения о предоставлении всей полноты власти в одной из епархий местному епископу «за» проголосовали лишь 23 члена совета, тогда как ведущие представители лютеранской оппозиции покинули херредаг[36].
Оставшаяся без короля Дания оказалась в кризисной ситуации, что, как это явствовало из истории средневековой Европы, было крайне опасным. Члены местных советов и епископы не могли пользоваться авторитетом и воплощать легитимность, которыми обладал король. Когда член государственного совета католик Тюге Краббе попытался восстановить свою власть в Мальме, где доминировали лютеране, это вылилось в открытое восстание против него местных бюргеров, в результате которого им удалось установить контроль над королевской крепостью Мальмёхус.
После этого городские власти Мальме связались с герцогом Кристианом и предложили ему корону, которую он, однако, отверг, не желая становиться королем по милости бюргеров. Тогда горожане Мальме сочли достойным кандидатом на престол Кристиана И, пребывавшего в заключении в замке Сённерборг после неудачной попытки в 1531 — 1532 гг. восстановить свою власть в Норвегии. Относительно этого было заключено соглашение с Любеком, который финансировал посылку в Данию войска ландскнехтов и таким образом в последний раз сыграл решающую роль в датской истории. Во главе наемников встал граф Кристофер Ольденбургский, дальний родственник датского королевского дома, в связи с чем последовавшая за этим гражданская война получила название «Графской распри». Кристофер высадился на побережье Зеландии, где к нему присоединились сначала силы нескольких провинциальных городов, а затем и Копенгаген. Со значительно меньшим восторгом присягало на верность графу дворянство Зеландии и Сконе.
События, происходившие на Зеландии и в Сконе, заставили ютландских и фюнских дворян в июле 1534 г. собраться в городе Рю. Под давлением рядового дворянства католические члены государственного совета вынуждены были обратиться к герцогу Кристиану с предложением принять королевскую корону, которое и было им принято. Шлезвиг и Гольштейн еще прежде присягнули ему на верность как законному преемнику отца. Однако, не успев оформиться, союз между герцогом и ютландско-фюнским дворянством подвергся жестоким испытаниям. На Фюне вспыхнуло восстание, которое поначалу было успешно подавлено войсками герцога и ютландской знати, однако вслед за тем с Зеландии на Фюн прибыл граф Кристофер и установил свой контроль над островом. Четырнадцатого сентября один из каперов Кристиана II, шкипер Клемент, высадился в Ольборге. К нему сразу же присоединились бюргеры, а в последующие недели подняли восстание также и крестьяне на севере Ютландии. Шестнадцатого октября у Свенструпа к югу от Ольборга войско дворян было разбито. Крестьянское восстание распространилось на центральную и западную части Ютландии. Запылали усадьбы помещиков и епископов. Лишь в Восточной Ютландии, в Раннерсе и южнее Могенсу Гойе, его соратникам и родственникам удалось сохранить контроль над ситуацией.
В результате происходившего герцог Кристиан вынужден был сконцентрировать все силы на южном фронте, чтобы обезопасить свой тыл. Восемнадцатого ноября 1534 г. он вынудил Любек дать обещание прекратить помощь силам повстанцев в Дании. Затем он послал свое войско под командованием голштинского дворянина Йохана Рантцау на север Ютландии, где 18 декабря оно штурмом взяло Ольборг. После этого вся Ютландия оказалась во власти герцога. В Сконе восстание было подавлено вступившим сюда шведским войском при поддержке местного дворянства, в очередной раз изменившего свою позицию. Фюн сдался войскам герцога в июне 1535 г., а в середине июля они высадились на побережье Зеландии. Зеландские крестьяне не оказывали им никакого сопротивления. Как ранее Ютландия и Фюн, так теперь и Зеландия присягнули на верность герцогу, провозглашенному отныне датским королем Кристианом III. Лишь после длительной осады пал Копенгаген, и к июлю 1536 г. власть Кристиана III была установлена на всей территории Дании.
В Норвегии Реформация еще не успела пустить глубокие корни, поэтому местный государственный совет проводил выжидательную политику. Когда победа Кристиана III стала очевидной, большинство членов норвежского совета готовы были признать его королем. Тем не менее в последний момент архиепископ Олав Энгельбректссон предпринял попытку избежать провозглашения правителем лютеранина. Заручившись поддержкой народа, в январе 1536 г. на одном из заседаний совета он арестовал всех его членов и заключил их в тюрьму, а одного из главных своих противников убил. Однако архиепископ и простой люд контролировали лишь северную часть территории Норвегии, а когда Кристиан III осенью 1536 г. прислал в Норвегию свое войско, архиепископ весной 1537 г. бежал из страны.
Кристиан III вступил в Копенгаген в роли победителя. Между тем бюргеры и крестьяне по всей стране подвергались гонениям со стороны королевского войска и страдали от чинимых над ними расправ. Ютландские крестьяне в качестве отступного, то есть выкупа за собственную жизнь, вынуждены были привести одного быка, хотя официально это и было запрещено. Хозяйства собственников в мятежных сотенных округах — херредах — конфисковывались в случае, если они не могли доказать свою непричастность к восстанию. На практике это означало прежде всего резкое повышение налога со двора в пользу короля. Все крестьяне обязывались также платить новые налоги на покрытие расходов казны, связанных с войной.
Положение дворянства и духовенства также нельзя было назвать устойчивым. Позиции церковнослужителей уже давно пошатнулись, а дворяне ярко продемонстрировали неспособность к выполнению своей прямой общественной функции — защиты страны. Большинство знатных владельцев замков сдавали свои крепости без боя, стоило лишь отрядам крестьян и бюргеров появиться под их стенами. Установить власть над страной королю помогли его наемные войска. Кроме того, почти половина уцелевших членов государственного совета либо были церковнослужителями, либо оказались скомпрометированы присягой на верность графу Кристоферу.
Король умело воспользовался создавшимся положением. Двенадцатого августа он арестовал троих епископов под предлогом того, что они отказались предоставить деньги королевским наемникам. В тот же день городские ворота Копенгагена были закрыты. Светские члены совета, находившиеся тогда в столице, были созваны для подписания документа, из которого следовало, что отныне вся власть в королевстве принадлежит королю и светскому государственному совету. В последующие несколько недель государь отобрал в свою пользу все принадлежавшие епископам крепости и имения и арестовал остальных епископов.
В октябре в Копенгагене король собрал всех оставшихся членов совета и, кроме того, созвал сословное собрание (сословный ригсдаг). В него вошли в принципе все взрослые члены дворянских семей королевства, представители торговых городов, а также крестьян из каждого округа. Столь широкое сословное представительство, заседания которого проводились с различной степенью регулярности во многих странах, для Дании было явлением необычайным. Созыв такого собрания означал, с одной стороны, что на повестке дня стояло решение важнейших вопросов, а с другой — что король тем самым обеспечивал себе право апеллировать к представителям иных слоев населения, нежели входившие в такой собственно совещательный орган власти, какой являл собой государственный совет.
Королю удалось добиться многого. По новому манифесту дворянство утрачивало право поднимать восстание против королевской власти, а государю предоставлялось право избирать наследника при жизни. Прочие пункты манифеста касались положения церкви. Епископальные и монастырские поместья отходили в королевскую казну; должны были быть назначены новые епископы и утвержден новый церковный порядок. Положения последнего были сформулированы в ордонансе 1537 г., провозглашавшем основой церкви догматы лютеранства и устанавливавшем новые правила церковной иерархии. На местах возрастало значение общины (паствы), однако и после проведения реформации бразды правления в лютеранской церкви отнюдь не оказались в руках случайных людей. Напротив, церковная иерархия по-прежнему сохранялась, а право назначать епископов предоставлялось королю. Датская церковь стала по-настоящему государственной церковью, а ее служители — королевскими чиновниками.
В результате Реформации крупных достижений добился институт королевской власти. Правда, в отличие от большинства стран Европы престол Дании по-прежнему не переходил по наследству, однако, своевременно выбрав преемника, датский монарх обеспечивал династическое престолонаследие де-факто. Конфискация имущества церкви гарантировала мощный приток новых доходов в королевскую казну. Церковь не просто перестала быть самостоятельным фактором власти в датском обществе. Более того, церковный аппарат оказался целиком и полностью на королевской службе. Помимо чисто практической пользы, извлекавшейся датскими монархами из данного факта, главным было то, что на протяжении последующих десятилетий и столетий церковь неизменно подтверждала легитимность королевской власти в стране.
Вполне объяснимо, что подобное усиление власти короля вело к ослаблению дворянства в политическом отношении, однако государь старался не провоцировать аристократов. Из состава совета были выведены епископы, однако в остальном он остался без изменений и сохранил по большей части свое политическое влияние. Что же касается экономических и социальных привилегий дворянства, то они были даже расширены.
Реформация церкви привела не к свободе вероисповедания, а к замене одних религиозных догматов другими. Начиная с 1536 — 1537 гг., король и ведущие деятели Реформации сосредоточили совместные усилия на изменении самой церкви и распространении идей Лютера в народе. Разумеется, монастыри в стране не стали тотчас закрываться, однако процесс этот был поступательным. Епископы лишились имений, однако сами епископские звания и деление на епархии сохранялись, а религиозный надзор епископов за соблюдением священником догм проповеди даже усилился. Епископами стали такие видные реформаторы, как Педер Палладиус, Йорген Йенсен Садолин и — несколько позже — Ханс Таусен.
В герцогствах Шлезвиг и Голыптейн полное проведение реформации заняло больше времени, так как король вынужден был считаться с интересами местного дворянства. В Норвегии процесс реформации также был длительным, ибо, во-первых, она началась не ранее 1536 г., а во-вторых, власть короля здесь была слабее. В последнюю очередь реформация прошла в Исландии: в 1541 — 1542 гг. в южной епархии Скальхольт и только в 1550 г. в северной епархии Холар после подавления здесь вооруженного восстания, во главе которого стоял епископ-католик Йон Арасон.
Реформация внесла серьезные изменения в религиозную жизнь страны. Если раньше община особое внимание уделяла церковным ритуалам и основной упор делался на исповеди, покаянии и благих делах прихожан, то теперь реформистские священники пытались донести до паствы идеи Евангелия, чтобы через них помочь обрести истинную веру, которая одна и ведет к спасению. Отныне все богослужение строилось вокруг проповеди и пения псалмов. Данный процесс сопровождался появлением большого количества изданий религиозного содержания на датском языке: перевода Библии, текстов проповедей, псалтыря. Это способствовало развитию датского письменного литературного языка и его распространению во всех частях датского королевства, в том числе в Норвегии, Исландии и на Фарерских островах.
Реформация высвободила могучие религиозные силы. Отвоевав церковь у папистов, первые лютеране прилагали максимум усилий к тому, чтобы заключить религиозность народа в жесткие рамки. Проводя частные выездные проверки, епископы пытались постоянно быть в курсе всего происходящего, наставлять пастырей и паству на путь истинной веры, искоренять католичество и рудименты язычества. Помимо этих проверок приходских священников учили и на епархиальных собраниях. Большие старания прилагались и к воспитанию нового поколения лютеранских пасторов, однако поначалу большинство прежних священнослужителей сохраняли свои посты и должны были приспособиться к проповеди новой веры.
Фреска церкви села Брёнс (Южная Ютландия)
Церковь находится в амте Хадерслев, где герцог Кристиан (позже король Кристиан III) провел реформацию уже в 1528 г. Вскоре после этого церковь была украшена фресками ярко выраженного антикатолического содержания, основанными частью на немецкой пропагандистской литературе, частью на изданном в 1531 г. Лютером немецком переводе «Молитвенника». На фреске изображено, как представители католического духовенства, в том числе и сам папа, пытаются силой проложить себе дорогу в Царствие Небесное, однако Иисус изгоняет их. (Фото: Национальный музей, Копенгаген)
Много сил было затрачено на уничтожение тех моментов католического культа, которые лютеране считали идолопоклонством или же ересью. Отменялось поклонение святым мученикам, упразднялся ряд магических ритуалов, характерных для католицизма. Однако сама религиозная магия как таковая лютеранством не отрицалась. Центральной лютеранской догмой являлся постулат о превращении хлеба и вина на Тайной вечере в плоть и кровь Иисуса. Таким образом, Тайная вечеря считалась не просто символическим, а магическим действом. Лютеране — как пасторы, так и обычные прихожане — считали неоспоримым фактом вмешательство Господа в дела материального мира. Несчастья воспринимались ими в качестве Божьей кары за грехи человеческие, повсеместно властвовал страх перед дьяволом.
Пастыри и их паства были также единодушны, полагая, что с помощью церковной магии можно предотвратить болезни и несчастья или же получить лучший урожай. Однако они расходились в вопросе о правомерности ее использования. Ведущие богословы считали, что использование магических средств недопустимо, ибо тем самым, по их мнению, изымался бич из рук Божьих. По официальной теологической доктрине человек должен был сам осознать свои грехи и молить Господа о милости, то есть смириться с той судьбой, какой наделил его Создатель. Тем не менее существуют явные свидетельства того, что искоренить обращение к церковной магии в повседневной жизни было неимоверно трудно. Многие священники продолжали потихоньку благословлять зерно перед посевом или же использовали воду из крестильной купели в качестве лекарства от болезней.
Если простому народу и было нелегко согласиться с богословами в вопросе о недопустимости использования церковной магии, то борьба, развернутая церковью против черной магии — использования магических сил во вред другим людям, — в общем-то им поддерживалась. В связях с дьяволом ради того, чтобы навлечь несчастья на ближних, подозревали главным образом женщин. Вполне вероятно, что людям гораздо легче было поверить в то, что в их несчастьях виноваты соседи и дьявол, нежели смириться с мыслью, что это кара Божья, постигшая их за прегрешения. Как бы там ни было, Реформация сопровождалась вспышкой «охоты на ведьм». Вскоре, однако, ей был положен конец при активном вмешательстве правительства, которое до конца XVI в. проводило довольно умеренный курс церковной политики. Не допускались очевидные отклонения от господствовавшей церковной доктрины, однако религиозная дисциплина поддерживалась без привлечения крайних средств.
В начале XVII в. положение изменилось. При поддержке правительства руководство церкви начало интенсивное преследование лиц, обвинявшихся в отклонениях от ортодоксальной лютеранской доктрины вне зависимости от того, были ли они приверженцами католицизма или кальвинизма. Одновременно усилился страх перед колдовством, и по всей стране заполыхали костры, на которых сжигали «ведьм». Семнадцатое столетие в Дании можно считать эпохой расцвета «охоты на ведьм».
Изменение религиозного курса в стране следует рассматривать на фоне обострения религиозных конфликтов на международной арене. Внутригосударственные церковные противоречия по праву считались одной из серьезнейших угроз целостности страны. К тому же и само правительство — во всяком случае, многие его члены — придерживалось религиозно-мистического мировоззрения. Волна несчастий, обрушившаяся на страну в 20-х годах XVII в., воспринималась, в соответствии с господствовавшей религиозной доктриной, как кара Божья, постигшая Данию за грехи ее граждан, или же как порча, насланная на нее людьми, заключившими союз с дьяволом. Преследование «ведьм», ужесточение законодательства в области взаимоотношений полов, увеличение числа дней покаяния стали, таким образом, неотъемлемой частью политики внутренней безопасности страны.
Кристиан III именовал себя «Король Дании и Норвегии, вендов и готов, герцог Шлезвигский, Голштинский, Стормарнский и Дитмаршенский, граф Ольденбургский и Дельменхорстский». Некоторые из этих титулов не имели реального содержания, однако в целом их совокупность правильно отражала длинный ряд владений ольденбургского дома, который позже историки называли «конгломератным государством». В его состав входили различные страны и земли, формально объединял которые лишь один-единственный фактор — фигура короля. Не существовало даже единого названия этой монархии. Следует иметь в виду, что используемый здесь термин «Ольденбургская монархия» появился значительно позже. В описываемые времена, для того чтобы назвать данное государство, либо перечисляли входившие в него части, либо всю их совокупность именовали просто Данией.
Главными составными частями данного государства являлись королевства Дания и Норвегия, а также герцогства Шлезвиг и Гольштейн. До периода Реформации они находились в сложных союзных отношениях друг с другом. Данию и Норвегию объединяли остаточные элементы Кальмарской унии, в которую чисто теоретически — и гораздо реже на практике — до 20-х годов XVI в. входила также и Швеция. Вместе с Норвегией членами унии являлись Исландия и Фарерские острова, а Дании принадлежал Готланд. Кальмарская уния была по сути персональной Унией — союзом двух (или трех) самостоятельных государств, в каждом из которых имелись свои собственные политические институты, законодательство и т. д. Шлезвиг и Гольштейн, напротив, состояли между собой в реальной унии и обладали общими политическими институтами, принципами налогообложения, вооруженными силами и, отчасти, общим законодательством. В свою очередь уния Шлезвига и Гольштейна входила в состав персональной унии и оборонительного союза с Данией (куда Норвегия не входила).
События эпохи Реформации в определенном смысле упростили данный политический расклад. Знаменитый третий параграф манифеста Кристиана III гласил, что отныне Норвегия является частью Дании наравне с Ютландией, Фюном и Зеландией. Прежде всего это означало упразднение норвежского государственного совета. Поскольку по датскому образцу из его состава исключались епископы, он становился крайне малочисленным и переставал быть государственным советом как таковым, утрачивая свою социальную основу. Полномочия его передавались датскому государственному совету. Тем самым Норвегия теряла суверенитет, и конституционная ситуация значительно упрощалась. Это имело большое значение в связи с выборами короля, ибо в Норвегии с давних пор престол передавался по наследству, и тем самым норвежское право на престолонаследие шло вразрез с правом датского государственного совета избирать короля. Таким образом, между Данией и Норвегией была установлена реальная уния наподобие той, что существовала до этого между герцогствами Шлезвиг и Гольштейн, хотя Норвегия по-прежнему продолжала пользоваться несколько большей самостоятельностью в отношениях с Данией, нежели упомянутые герцогства в отношении друг друга.
Союз между двумя основными образованиями государства — Данией-Норвегией и Шлезвигом-Гольштейном — был по-прежнему не особо тесным. Позже, в 1533 г., он был закреплен договором о создании унии, подписанным, с одной стороны, государственным советом Дании, а с другой — герцогами и советами каждого герцогства. По образцу прежних уний между государствами Скандинавии данный союз предусматривал в первую очередь наличие единой системы обороны и единого верховного правителя.
В действительности новое государство представляло собой гораздо более сплоченное единое целое, чем это предусматривалось конституцией. Существовал не только один верховный правитель — король. Общими были, пусть и весьма скромные, органы центральной администрации; кроме того, доходы из Шлезвига и Гольштейна поступали в королевскую казну в Копенгагене.
Достоверных данных о тогдашней численности народонаселения не существует, однако, опираясь на сведения о количестве крестьян, историки оценивают население Дании к середине XVI в. примерно в 500 — 600 тыс. человек, Шлезвига и Гольштейна — в 300 — 400 тыс. и Норвегии — в 200 — 300 тыс. человек. К этому следует добавить еще приблизительно 50 — 70 тыс. жителей малых вассальных государств: Исландии, Фарерских островов и Готланда. В последующие 100 лет во всех частях государства наблюдался рост народонаселения, темпы которого были наиболее высокими в Норвегии и наиболее низкими в герцогствах. К середине XVII в., по различным оценкам, численность населения Дании составляла 825 тыс. человек, Норвегии — 450 тыс. и герцогств — 500 тыс. человек. Эти цифры подчеркивают, что собственно в Дании, которая являлась сердцем и властным центром нового государства, проживала всего лишь половина его подданных. Но при этом датские короли выступали одновременно в качестве и герцогов Гольштейна, и королей Норвегии, и государей Исландии и Готланда.
К середине XVI в. собственно Дания была аграрной страной. В принципе то же самое можно сказать и обо всей Европе того времени, однако преобладание сельского хозяйства было гораздо ярче выражено в Дании по сравнению с более развитыми европейскими государствами. В сельской местности проживало около 90% жителей страны, большинство которых — полностью или частично — существовало за счет сельского хозяйства. Экспорт собственно из Дании преимущественно состоял из продукции сельского хозяйства и рыбного промысла.
Во второй половине XVII в. обрабатываемые земли составляли половину всех плодородных равнинных площадей датских островов и Восточной Ютландии, третью часть в более лесистых районах и десятую часть в Центральной и Западной Ютландии. На остальных площадях располагались луга, пастбища и вересковые пустоши, и лишь небольшую часть территории страны покрывали леса. В середине XVI в. ситуация мало чем отличалась от описанной, за исключением, пожалуй, того, что пахотных земель было меньше, а лесов больше. Однако и необрабатываемые земли широко использовались сельским населением. Почти все земельные угодья — в том числе леса и вересковые пустоши — могли служить пастбищами для крупного скота, лошадей и овец. Кроме того, именно здесь крестьяне добывали дрова, строительный материал и сырье для производства изделий из глины, а также деревянной обуви и сельскохозяйственных орудий. Широкое распространение имел и морской промысел. Большая часть крестьянского населения участвовала в сезонном лове рыбы. Однако значимость рыболовства на протяжении XVI в. мало-помалу шла на убыль. Крестьяне все в большей мере сосредотачивали усилия на сельском хозяйстве, предоставив рыбный промысел небольшой группе собственно рыбаков.
Важнейшими отраслями сельского хозяйства в то время являлись производство зерна и животноводство. Зерно потреблялось в первую очередь самими крестьянами, составляя основу их рациона в виде хлеба, каши и пива, а кроме того, продукция датских полей поставлялась дворянам и в торговые города страны. Излишки, направлявшиеся на экспорт, составляли весьма ограниченную часть. Похожее положение вещей существовало и в отношении производства масла, баранины и шерсти. В то же время торговля крупным рогатым скотом была в основном ориентирована на экспорт. Во второй половине XV в. Дания стала одним из основных поставщиков на рынке скота Западной Европы, а в период между 1550 и 1620 гг. датский экспорт скота вырос до уровня 20 — 40 тыс. голов в год, иногда даже превышая данные цифры.
Цены на зерно и крупный рогатый скот в течение XVI и первых десятилетий XVII в. постоянно росли, что обеспечивало Дании и всему Ольденбургскому королевству выгодные условия в меновой торговле с зарубежными странами. Датский скот и зерно позволяли стране закупать все большее количество железа, соли, текстиля, а также пушек для королевского войска и флота. Различные слои датского общества извлекали выгоду из роста цен на сельскохозяйственную продукцию. Доходы распределялись между непосредственными производителями, теми, кому они выплачивали земельную ренту, и перекупщиками-дистрибьютерами, то есть, другими словами, между крестьянами, дворянством, королем и горожанами.
Основной сельскохозяйственной единицей являлся крестьянский двор. В королевстве их насчитывалось 75 — 80 тысяч. За ними к 1550 г. было закреплено около 95% всех использовавшихся земель. В XVII в. за типичным крестьянским хозяйством числилось примерно 30 тёнде[37] пашни, из которых в плодородных областях 20 тёнде, а в Центральной и Западной Ютландии — 10—15 засевались зерном. Это означает, что большинство хозяйств были достаточно велики, чтобы полностью обеспечивать потребности собственной семьи крестьянина и даже производить некоторые излишки. С другой стороны, такой размер позволял крестьянской семье обрабатывать хозяйство самостоятельно или с привлечением минимального количества работников. По-видимому, в XVI в. многие крестьянские дворы обходились без наемных работников, но в XVII в., судя по всему, нормой стало использование в хозяйстве труда четверых взрослых.
В начале XVI в. низший слой крестьянского сословия в основном еще не сформировался. Количество дворов соотносилось с численностью населения. Однако рост народонаселения в течение XVI — первой половины XVII в. опережал рост численности дворов. Довольно часто в Западной и Северной Ютландии если не формально, то реально крестьянские дворы оказывались поделены, так что хозяйство вели две семьи; в остальных же частях страны помещики по-прежнему следили за тем, чтобы дворы не делились. Те, у кого не было собственного хозяйства, вынуждены были существовать каким-либо иным способом. Так, появилась значительная прослойка хусманов, то есть тех, у кого или вовсе не было земли или ее было настолько мало, что за счет ее использования жить было невозможно. Некоторые из них сводили концы с концами, занимаясь различными ремеслами или рыболовством, но большинство вынуждено было постоянно на определенный отрезок времени наниматься в батраки к богатым соседям. Тем не менее на протяжении XVI — XVII вв. хусманы составляли явное меньшинство крестьянского сословия; в плодородных регионах страны в середине XVII в. на каждые два — три крестьянских двора приходился один дом хусмана, а в прочих областях — и того меньше.
В Западной Ютландии, на Борнхольме и в лесистых областях к востоку от Эресунна многие хозяйства были рассредоточены в виде отдельно стоящих хуторов, однако для остальных частей королевства характерными были деревни с сельскими общинами. Здесь крестьянские хозяйства и дома хусманов находились поблизости друг от друга. Значение сельской общины состояло в том, что земли отдельного крестьянина были поделены на полосы, распределявшиеся по всему общинному полю, — так называемые пахотные полосы или пашню. Возделывание общинного поля требовало, таким образом, координации совместных усилий всех членов общины. Каждый крестьянин пахал, сеял и собирал урожай со своих частей пашни самостоятельно, однако в сроки, устанавливаемые сообща. Пастбища же, напротив, являлись предметом коллективного пользования в том смысле, что весь скот на них пасся вместе, однако каждый из крестьян мог иметь лишь определенное количество голов скота в зависимости от величины своей доли общего пастбища.
В земельных законах, сохранявшихся со времен позднего средневековья, было много положений, регулировавших деятельность общин. В XVI и XVII столетиях в большом количестве стали появляться уставы или так называемые веды либо правила для каждой отдельной деревни. Они регулировали прежде всего использование природных ресурсов данной местности, однако содержали также положения о помощи соседям в случае смерти, болезни или пожара, а также о порядке оплаты землепользования.
Лишь немногие крестьяне являлись собственниками своих хозяйств — в 50-х годах XVII в. таковых было лишь 6%. Остальные были фестерами — держателями земли дворян, короны либо церковных учреждений. В период с 30-х годов XVI в. по 50-е годы XVII в. дворянство расширило свои земельные владения с 40 до 44%. Король, помимо того что он являлся господином крестьян-собственников, также владел более чем 44% земельных угодий, и еще 6% приходилось на долю церкви.
К середине XVII в. для крестьянина не составляло большой разницы, кто являлся его господином. Арендаторы земли, принадлежавшей разным владельцам, нередко жили вместе. Ежегодно они должны были выплачивать своему хозяину земли определенную сумму — так называемую земельную ренту, а при переходе хозяйства к новому держателю последний должен был внести дополнительную, так называемую вступительную плату либо вторичный держательский взнос. Размер этой дополнительной платы — вступительной платы или вторичного держательского взноса — не был, в отличие от земельной ренты, величиной фиксированной и являлся предметом договора между заинтересованными сторонами. Кроме того, крестьяне имели еще одну повинность по отношению к собственнику земли — они должны были отрабатывать барщину. В то же время в середине XVI в. барщина пока не играла сколько-нибудь значительной роли. Собственно помещичьи усадьбы — так называемые центральные поместья — были, как правило, невелики, и, кроме того, разброс хозяйств арендаторов мешал помещикам использовать данный вид крестьянской повинности в полном объеме.
Однако взаимоотношения крестьян и землевладельцев менялись. В 1523 г. законодательство Кристиана II, которое, в общем, учитывало интересы крестьян и бюргеров, было упразднено. Спорным является вопрос о том, насколько широко было распространено заключение пожизненных договоров держания земли сразу после этого, однако уже по рецессу 1551 г. крестьянину давалось право оставаться на своей земле в течение жизни при условии соблюдения им своих обязанностей. По всей вероятности, в начале XVII в. фактически стало нормой пожизненное владение крестьянами своими хозяйствами, до тех пор пока они сами не уступали права на хозяйство ввиду преклонного возраста. В некоторых областях страны крестьяне являлись собственниками построек, в то время как земля, на которой они располагались, принадлежала землевладельцам. Это означало, что на практике хозяйства в большинстве случаев передавались по наследству, и передача прав держания двора в равной мере зависела как от наследственных отношений и вступления в брак, так и от воли владельца земли.
Вместе с тем в некоторых отношениях положение крестьянства заметно ухудшилось. В 1523 г. дворяне получили право взыскивать со своих арендаторов все королевские штрафы; они восприняли это как переход к ним полицейской власти, функций приведения в исполнение приговоров, в том числе и физических наказаний. Окончательно это было закреплено в 1536 г. Кроме того, в течение XVI —XVII вв. часть дворянства получила еще и право вершить суд в своих имениях. Так последние превращались в самостоятельные судебные округа, где судья назначался самим помещиком. Это было немаловажно. Ранее для улаживания спорных вопросов крестьяне прибегали к помощи окружных судов, в которых решения нередко принимались в их пользу, ибо крестьяне в значительной степени сами управляли этими судами. Теперь же судебная практика претерпела значительные изменения в пользу интересов помещиков. В 1608 г. решением Верховного суда страны, членами которого были преимущественно дворяне, за помещиками закреплялось право произвольно увеличивать размер барщины. В последующие десятилетия они не преминули им воспользоваться.
Бог учреждает сословное общество
Рисунок в альбоме епископа Виборгского Франса Росенберга (начало XVII в., Королевская библиотека, Копенгаген). Каждому сословию вручается символ его занятий: дворянину — меч, королю — скипетр, священнику — книга, крестьянину — цеп. Характерно отсутствие на рисунке бюргера — представителя сословия, которое не только не вписывалось в статичную, ориентированную на сельское хозяйство картину сословного общества того времени, но и стало в итоге его разрушителем. Примечательно то, что хотя король и получает божественно узаконенный символ своей власти, он не поднят на более высокую ступень, чем представители прочих сословий, будучи равным им по своему положению в сословном обществе.
Тем не менее вплоть до 1600, а возможно, и до 1625 г. условия существования крестьянского сословия в Дании были достаточно сносными. Размер земельной ренты для арендаторов являлся вполне приемлемым и не превышал уровня, установленного еще в XV в. Помещикам удалось ввести сравнительно немного новых повинностей в свою пользу. Поскольку в целом размер крестьянского хозяйства в Дании превышал величину, необходимую для удовлетворения личных потребностей его держателя, крестьяне могли извлекать кое-какую выгоду из растущих цен. Во многих районах крестьяне занимались не только непосредственным производством, но и торговлей скотом, и там, где это встречалось, налицо было процветание денежной экономики в крестьянском обществе, которое включало в себя и местную кредитную систему.
Постепенно, видимо, усиливалось и внутреннее расслоение крестьянского сословия. Особое положение в нем занимала элита — обладатели наиболее крупных хозяйств, часто занимавшиеся еще и торговлей, а также выполнением ответственных поручений от имени прочих крестьян, помещиков либо королевской власти. Они собирали налоги и земельную ренту с арендаторов в окрестной местности и в известной мере предоставляли кредит своим соседям. И наоборот, рост цен на сельскохозяйственную продукцию и затруднение доступа к природным ресурсам вели к обнищанию по крайней мере части растущего слоя безземельного населения. Наконец, небольшая часть сельского населения страны полностью выпадала из социальной жизни, оказавшись в положении бродяг-люмпенов.
После Реформации датское дворянство представляло собой по европейским меркам чрезвычайно малочисленную и обособленную касту. Уже в предшествующие десятилетия высшая аристократия и епископы сократили количество состоящих у них на службе худородных дворян, а Реформация и вовсе уничтожила потребность церкви в слугах и чиновниках-фогтах из числа мелкого дворянства. Слой высшей аристократии стал еще более замкнутым, нежели ранее. Манифестом 1523 г. было установлено, что король имеет право возводить в дворянское достоинство лишь с согласия государственного совета, а в 1536 г. — что дети от брака дворянина с женщиной недворянского происхождения не являются дворянами и не вправе наследовать имущество дворянина. Эти решения привели к тому, что многие худородные дворяне и дворянки перестали вступать в брак. В период приблизительно с 1570 по 1650 г. датское дворянство насчитывало всего 1700 — 2000 человек, принадлежавших к 400 — 500 семействам, что составляло 0,2 — 0,3% населения страны. В Европе же нормальной считалась численность дворянства на уровне 1 — 2% состава населения, а в некоторых странах Восточной Европы и в Испании она была даже значительно выше.
Особенность датского дворянства заключалась также и в том, что в отличие от дворянства большинства европейских стран оно состояло преимущественно из помещиков. При этом существовала большая разница между богатыми аристократами, владевшими сотнями дворов арендаторов, и рядовыми дворянами, являвшимися собственниками небольшой помещичьей усадьбы и, возможно, 10 — 25 хозяйств арендаторов. В 30-х годах XVII в. примерно шестая часть датского дворянства относилась к весьма богатым помещикам. Каждый из них владел более чем 1000 тёнде харткорна, что соответствовало примерно 120—150 дворам арендаторов. Чуть меньше половины — относились к состоятельным помещикам (соответственно от 200 до 1000 тёнде харткорна — 30—150 дворов), а остальные две пятых дворян владели менее чем 200 тёнде харткорна. Однако даже беднейшая часть дворянства в социальном плане стояла выше практически всего крестьянского сословия и значительного большинства горожан. Бедное безземельное дворянство, столь распространенное в большинства стран Европы, в Дании практически полностью отсутствовало.
В то же время датскому дворянству была присуща нехарактерная для дворянства европейских стран внутренняя мобильность. Это объяснялось законом о наследовании, в соответствии с которым переходящие по наследству земли распределялись между всеми детьми. Таким образом, имущество постоянно делилось, и новые состояния возникали за счет заключения браков, ибо женщины также наследовали землю, правда, их доля наследства равнялась половине наследства братьев. Высокая смертность вносила элемент непредсказуемости в сохранение дворянами своего имущества, несмотря на то что многие пытались перестраховаться, заключая равные в материальном отношении браки. Такие дворянские роды, как Росенкранц, Гюлленстьерне и Билле, на протяжении жизни нескольких поколений продолжали сохранять свои позиции в датской элите, однако процесс перераспределения имущества между основными дворянскими родами Дании был весьма значителен.
Особое по европейским меркам положение датского дворянства и его высокая внутренняя мобильность вели к усилению кастового самосознания знати, которое постоянно ею подчеркивалось. В 1526 г. Фредерик I предписал дворянам принять единые родовые имена, и к этому времени относится возникновение таких знаменитых фамилий, как Росенкранц и Гюлленстьерне, обязанных, кстати, своим происхождением символике на их родовых гербах. Дворянские надгробья на кладбищах являлись в то время ярким свидетельством степени богатства и процветания усопшего, а длинный ряд фамильных гербов предков подчеркивал знатность происхождения.
В экономическом плане вплоть до 1625 г. дворянство в Дании процветало. На руку датским помещикам было то обстоятельство, что в отличие от большинства европейских стран размер налогов крестьян, уплачивавшихся ими в пользу своих господ, изначально устанавливался не в денежном, а в натуральном выражении — в количестве зерна, масла и прочих продуктов. По мере роста цен на сельскохозяйственные товары в течение всего XVI в. неуклонно росли и доходы дворян, несмотря на отсутствие каких-либо изменений в ведении ими экономической деятельности.
Лишь в одном направлении хозяйствования дворянство проявляло заметную активность. В процессе производства скота наблюдалось своего рода сотрудничество между крестьянскими дворами и помещичьими усадьбами. Животные рождались и выращивались в хозяйствах крестьян до трех — четырехлетнего возраста, после чего на одну зиму они попадали на откорм в хлев, находящийся либо в имении помещика, либо в усадьбах тех крестьян, в обязанности которых входило кормление господского скота. Там животные, в отличие от предыдущих лет, получали усиленное питание всю зиму, а по весне их отгоняли на юг нагуливать жир на северогерманских и голландских заливных лугах, с тем чтобы осенью доставить на скотобойню. Дворяне добились принятия законодательного запрета на откорм покупными кормами. Это было направлено прежде всего против горожан, которые по вполне понятным причинам не могли иметь достаточных запасов фуража для откорма своей скотины. Горожанам также было запрещено закупать скот непосредственно в крестьянских хозяйствах. Тем самым дворянство обеспечивало себе возможно более высокие доходы от такого выгодного дела, каким являлась торговля скотом.
На протяжении всего XVI века помещичьи угодья продолжали оставаться достаточно мелкими, а дворы их арендаторов были сильно рассредоточены. Тем не менее существовали и определенные тенденции к их концентрации вокруг центрального поместья и к расширению помещичьих земель. Фредерик II собрал большую часть разрозненных коронных земель в единое целое, что немедленно повлекло за собой активизацию сделок по обмену земельными владениями. Часть дворянства воспользовалось данной возможностью, для того чтобы четче обозначить границы своих владений; наблюдалось и укрупнение центральных поместий. Однако данные тенденции были еще весьма слабыми, и доходы типичного датского помещика XVI в. складывались прежде всего за счет сбора налогов с крестьянских хозяйств, а также частично за счет прибылей от спекулятивной торговли скотом.
В надгробных речах над телом умершего дворянина кроме его набожности и знатного происхождения обязательно подчеркивалась его служба королю. В принципе практически все дворяне совмещали жизнь помещика с королевской службой, которая легитимировала положение дворянства в стране и его привилегии. В отличие от многих государств датское дворянство по-прежнему обязано было нести воинскую повинность, которая в принципе распространялась на всех представителей этого сословия. В случае войны формировалась дворянская рыцарская конница, в состав которой входило большинство способных носить оружие дворян, а также часть наиболее верных им слуг; дворянин по-прежнему проходил определенный курс воинских искусств. В действительности дворянство уже не являлось решающей силой на поле брани, и до 1650 г. лишь немногие его представители получали собственно военное образование, становясь офицерами. Большинство датских дворян служили по гражданской части, исполняя функции ленсманов, что обеспечивало им реальную власть и влияние. Однако, прежде чем датский дворянин, в случае удачно складывающейся карьеры, мог рассчитывать на получение в возрасте 30 — 35 лет собственного лена, он, как правило, должен был пройти службу либо при дворе, либо в королевской канцелярии.
Несение гражданской службы в большой степени сказывалось на росте уровня образования и культуры дворянства. До реформации учеба в университете была уделом лишь тех, кто стремился сделать духовную карьеру, тогда как прочие дворяне постигали «премудрости» профессий воинов и администраторов. После 1536 г. у состоятельных дворян вошло в практику направлять сыновей в длительные поездки с целью просвещения и получения образования; подобные путешествия могли продолжаться долгие годы и включать в себя обучение в нескольких зарубежных университетах. Это расширяло общий уровень знаний дворян, прежде всего овладение иностранными языками и различного рода науками. Для большинства это по-прежнему оставалось всего лишь частью общего воспитания, однако некоторые дворяне активно занимались научной деятельностью. Среди последних можно назвать всемирно известного астронома Тихо Браге, государственного канцлера Арильда Витфельта — автора первой крупной «Истории Дании» со времен Саксона Грамматика, а также теолога Хольгера Росенкранца Ученого.
Заграничные путешествия способствовали ознакомлению дворян с современным искусством и более утонченным образом жизни. По возвращении домой неплохие доходы, получаемые от имений и службы ленсманами, вкладывались ими по большей части в строительство для себя новых усадеб. Убогие небольшие родовые помещичьи усадьбы, да, собственно, и крепости, возведенные в эпоху позднего средневековья, разительно отличались от новых замковых построек, в которых ощущалось влияние стиля немецкого и голландского Ренессанса. В отличие от прежних времен теперь уже не церковь, а дворянство стало главным заказчиком У художников и людей искусства. Новые усадьбы украшала резная цветная мебель и фамильные портреты владельцев, а дворянские надгробья в приходских церквах стали еще богаче. Все это означало, что для дворянина стало престижным выделиться из среды себе подобных и остального общества. Это привело к тому, что в начале XVII в. большая часть датского дворянства основательно погрязла в долгах.
В состав датского королевства входило 70 — 80 торговых городов, однако большинство из них не были крупными. К 1640 г. по-настоящему большим городом являлся только Копенгаген, в котором насчитывалось около 25 тыс. жителей. В ряде крупных провинциальных городов, таких, как Мальме, Хельсингёр, Оденсе, Ольборг, Орхус, Раннерс и Рибе, проживало около 4 — 6 тыс. человек в каждом, однако во многих городах число жителей не превышало и тысячи.
Малые города во многом зависели от собственного сельскохозяйственного производства, однако основным занятием горожан при строгой функциональной специализации общества того времени были ремесло и торговля. В датских городах практически полностью отсутствовало производство, ориентированное на крупные рынки. Ремесленное производство традиционно ориентировалось на удовлетворение местных потребностей.
Более заметную роль играла торговля, и в условиях благоприятной конъюнктуры в ряде крупных городов сложилась достаточно солидная прослойка богатого купечества. Дворянство по-прежнему продолжало сохранять значительные привилегии в области торговли, однако оно их почти не использовало, предоставив преимущество торговать купцам. Для крупного купечества большую роль играл экспорт продукции сельскохозяйственного производства и рыболовства. Главным направлением деятельности не только ютландского, фюнского и шлезвигского торгового люда, но и крупных копенгагенских купцов стал экспорт скота.
Положение бюргерства в конце XVI — начале XVII в. можно считать неплохим. Рост экспорта наряду с увеличением спроса со стороны дворянства и крестьян обеспечивал купечеству успех в его деятельности; солидные фахверковые постройки того времени в ряде торговых городов свидетельствуют о процветании их жителей. Наиболее богатые купцы по своему достатку практически сравнялись с дворянами. В политическом же отношении они все еще вынуждены были довольствоваться вторыми ролями.
Историк И.А. Фридерисиа окрестил период с 1536 по 1660 г. периодом «дворяновластия». В более позднее время специалисты избегали этого термина, предпочитая подчеркивать, что хотя дворянство и являлось в это время влиятельным фактором в жизни общества, однако продолжала усиливаться и королевская власть. Такая система получила название monarchia mixta («смешанная монархия»).
Тем самым подчеркивается, что политическая система Дании в послереформационный период покоилась на двух основаниях — власти короля и государственного совета. Характерной чертой обоих являлась преемственность. Кристиан III правил 24 года: с 1535 г. — когда он был провозглашен королем — и вплоть до самой своей кончины в 1559 г. Задолго до смерти он назначил своим преемником старшего сына, Фредерика, который и унаследовал трон без каких-либо особых проблем. К моменту смерти Фредерика II в 1588 г. престолонаследник Кристиан (IV) также был уже давно назначен, однако в то время будущему монарху было всего десять лет. Тем не менее о стабильности политической системы свидетельствует тот факт, что властные полномочия — без изменения конституционно-правового баланса — на какое-то время перешли к четырем регентам, членам государственного совета — королевским опекунам. Вслед за этим король Кристиан IV активно правил страной более 51 года вплоть до самой смерти в 1648 г.
По европейским меркам датская конституционно-правовая система была явлением необычным. Наряду с королем, вторым органом центральной политической власти в стране являлся аристократический государственный совет, в то время как широкие сословные собрания, столь распространенные в прочих странах, являлись в Дании редкостью.
В ходе реформации произошло сокращение численности государственного совета. В 1533 г. в него входило 50 человек, в 1536-м — только девятнадцать. Такой уменьшенный состав стал нормой, и вплоть до 1660 г. в его составе постоянно было около 20 дворян (но их количество постоянно менялось). Члены совета одновременно являлись и королевскими советниками, избранными самим монархом, и представителями различных частей королевства при дворе. В течение долгого времени подобная двойственность не имела решающего значения, ибо оба властных центра прекрасно сотрудничали и ладили между собой. Однако во времена правления Кристиана IV ситуация изменилась и стала более конфликтной.
В конституционно-правовом плане взаимоотношения государственного совета и короля были достаточно сложными. Совет имел право избирать короля, тогда как сами его члены назначались именно королем. На практике последний был обязан учитывать, чтобы в совете имело представительство дворянство всех частей страны, и его члены отбирались государем в основном из числа наиболее видных представителей аристократии. Как правило, членами совета становились люди более богатые, образованные, обладавшие лучшим административным опытом и более широкими родственными связями с бывшими и нынешними членами этой организации, нежели основная масса дворянства. И тем не менее обладание всеми этими качествами еще не означало автоматического назначения. Почти никто не мог с уверенностью рассчитывать на место в совете. В его составе постоянно присутствовали отдельные представители менее богатых и имеющих более скромные политические традиции родов.
Обычно назначение членом совета государственного являлось пожизненным. Отдельные его члены, правда, лишались своих постов, однако за период между 1536 и 1660 гг. это случалось менее десяти раз, к тому же половина отставок произошла во время Северной Семилетней войны.
Государственный совет обладал значительной властью. В соответствии с манифестами за ним закреплялось право избирать короля, вводить налоги, принимать участие в обсуждении вопросов, касающихся войны и мира; кроме того, совместно с государем совет образовывал верховный суд страны — королевский реттертинг, который собирался раз в год в так называемые дни заседания Верховного суда (херредаги). По манифесту Фредерика I совету к тому же предоставлялось право наряду с королем оказывать общее влияние на законодательный процесс. В манифесте Кристиана III данный пункт отсутствовал, однако на практике все крупные законы принимались монархом совместно с государственным советом. Во времена Кристиана III наблюдался расцвет законодательной деятельности, и многие заседания Верховного суда оканчивались принятием целых комплексов законов, так называемых рецессов. Большинство подобных установлений собрано в коллингском рецессе 1558 г.
Серьезным моментом, ограничивавшим влияние государственного совета, однако, являлся тот факт, что на свои заседания он собирался лишь один — два раза за год в общей сложности на несколько недель. Повседневное политическое руководство страной осуществлял король, пользовавшийся на практике широкой свободой действий.
В окружении государя были также один либо несколько так называемых королевских чиновников. В принципе главным из них был королевский гофмейстер, в чьем ведении среди прочего находилось управление государственными финансами и флотом, однако пост этот оставался вакантным на протяжении длительных промежутков времени. Предводителем дворянского войска являлся маршал, который выступал своего рода доверенным лицом дворянства страны, однако и эта должность зачастую пустовала. Пост канцлера, напротив, обычно бывал занят, он наряду с королем осуществлял повседневное руководство страной. Долгое пребывание в этой должности Йохана Фрииса (1534— 1570), Нильса Коса (1570— 1594), Кристена Фрииса(-Боребю) (1596—1616), Кристена Фрииса(-Крагерупа) (1616-1639) и Кристена Томесена Сеестеда (1640-1657) сделало их центральными фигурами в политической жизни страны того времени.
В послереформационный период сложились, пусть в весьма ограниченном объеме, и органы собственно центральной администрации. Сердцем ее была канцелярия, или — как она стала называться позже — Датская канцелярия. В ее компетенцию входили переписка на датском языке и разбор гражданских дел в Дании и Норвегии, а также вопросы взаимоотношений со Швецией. Фредерик I, кроме того, перевез с собой из герцогства Готторп в Копенгаген и свою собственную канцелярию, которая вела дела на немецком языке и поэтому получила название Немецкой канцелярии. В ее компетенцию входили дела герцогств, а также большая часть внешней политики страны. Казначейство занималось управлением финансами государства на центральном уровне. Формально оно считалось отделением Датской канцелярии, однако на деле было вполне самостоятельным. Во главе Датской канцелярии стоял канцлер, а штат ее состоял из молодых секретарей дворянского происхождения. Казначейство возглавлял главный казначей — также представитель аристократии, однако остальные служащие были простыми бюргерами. В штат Немецкой канцелярии входили бюргеры-немцы. Это говорит о том, что контроль дворянства над внутренней политикой был жестче, чем контроль над финансами и внешней политикой. Такая сравнительно высокая, по сравнению с другими странами, степень участия дворян в органах центральной администрации представляется достаточно необычным явлением.
На региональном уровне управленческие функции осуществляли ленсманы. Обычно историки различают два вида ленов, которые со временем получили название главных и малых. В состав главного лена входили один или несколько округов, а центром его являлся королевский дворец, тогда как малый лен состоял исключительно из поместий. Имуществом короны в обоих типах ленов управлял ленсман. В главном лене ленсман являлся также высшей инстанцией исполнительной власти на всей территории лена, истолковывал законы и следил за их соблюдением, назначал местных чиновников, осуществлял полицейские функции и сбор налогов. Кроме того, он был и высшей военной властью, являясь управляющим главного дворца лена и предводителем тех воинских частей, которые лен обязан был поставлять для королевского войска.
Таким образом, ленсман был своего рода главным управляющим, который нес полную ответственность за свою территорию и самостоятельно нанимал на работу и оплачивал труд того персонала, который был ему необходим. Поначалу во многих областях к ленсману поступали все доходы, и он отчислял в пользу короля определенную фиксированную сумму. Со временем большинство ленов стали расчетными, и ленсман за свою работу получал определенную плату плюс проценты от так называемых нефиксированных доходов. Как бы то ни было, но значительная часть валового дохода лена оседала в кармане ленсмана или шла на нужды управления леном; к 1600 г. она составляла от трети до половины совокупных доходов лена.
К середине XVI столетия в стране было около 70 главных и 280 малых ленов. Столь большая их численность объясняется тем, что к прежним королевским ленам прибавились епископские и монастырские владения, некоторые из которых стали самостоятельными ленами. Это означало, что почти половина взрослых мужчин дворянского происхождения могла обзавестись собственным леном. В течение рассматриваемого периода времени лены постепенно сливались, в результате чего количество их уменьшалось, а размеры увеличивались, и к 1596 г. их оставалось примерно сто тридцать. В основном исчезали малые лены.
В сельской местности система правосудия строилась преимущественно на основе окружных собраний (херредстингов). При отдельных поместьях существовали свои биркетинги. Херредстинг возглавлял окружной староста — херредсфогт, как правило назначавшийся ленсманом из числа крестьян-собственников. Исполнение вспомогательных функций также возлагалось на крестьян-собственников. Главными помощниками судьи были так называемые стокеманы, призванные засвидетельствовать происходящее событие. Большинство дел, разбиравшихся херредстингами, касалось долгов и собственности, в связи с чем суд являлся органом, улаживавшим конфликты в среде местного населения. Апелляционную жалобу на решение херредстинга можно было подать как в земельный суд (ландстинг), так и в Верховный суд страны — реттертинг, в состав которого входили король и государственный совет. В ряде дел в отношении дворян реттертинг являлся судом первой инстанции.
Несмотря на начавшееся формирование органов центральной администрации, государственный аппарат по-прежнему оставался небольшим. Одной из главных его ветвей была церковь. Подобно органам местной администрации, построение ее структуры, а также ее финансирование осуществлялись децентрализованно.
На уровне центра государственный сектор составляли главным образом королевский двор, весьма немногочисленные органы центральной администрации и флот. В начале XVII в. их содержание обходилось приблизительно в четверть миллиона ригсдалеров в год. Средства эти формировались за счет так называемых домениальных доходов, то есть доходов от владений короны, а также за счет таможенных сборов. В начале XVII в. доходы от королевских имений приносили — после выплат в пользу ленсманов — 200 тыс. ригсдалеров чистой прибыли в год, различные таможенные сборы — 60 тыс., а Эресуннская таможенная пошлина — около 150 тыс. ригсдалеров ежегодно. К этому следует добавить доходы, поступавшие из Норвегии, а также от королевских владений в герцогствах.
Таким образом, с середины XVI столетия и до 1625 г. король Дании жил, подобно другим монархам периода позднего средневековья, по стандарту того времени, то есть за счет домениальных доходов или за счет «своего собственного», как это тогда называли. Поэтому Данию в период между 1536 и 1625 гг. можно считать ярко выраженным домениальным государством.
Столь выгодное соотношение между домениальными доходами и расходами государства, шедшими на содержание центральных органов власти, было явлением уникальным как в истории страны, так и в сравнении с прочими государствами того времени. Объяснением этому, кроме низкого уровня расходов, служили как отчуждение в пользу короны имущества церкви, что делало датского короля хозяином более чем половины земельных угодий страны, так и особая статья доходов, каковой была Эресуннская таможенная пошлина. Оба эти обстоятельства обеспечивали устойчивый баланс между расходами и совокупными доходами государства. На практике же именно средства, получавшиеся от эресуннской таможни, позволили Фредерику II и Кристиану IV не только создать значительные запасы в королевской казне, но и возвести такие роскошные замки, как Кронборг и Фредриксборг.
Право монарха на владение домениальными землями и доходами от них было столь же незыблемым, как право дворян на владение доходами от своих поместий. Указанные средства год за годом стекались в королевскую казну. Кроме того, государь имел возможность собирать налоги. В принципе ими облагались все крестьяне, в том числе и на дворянских землях, однако на назначение налога требовалось разрешение государственного совета. В то время данные налоги назывались экстраординарными и собиравшихся с целью финансирования войн, которые вел король. Однако, как правило, налогов, собираемых в военное время, не хватало, поэтому их продолжали взимать и по окончании военных действий, для того чтобы ликвидировать дефицит государственной казны.
В Норвегии общество в определенном смысле являлось еще более крестьянским, чем датское. По всей стране было всего девять городов, из которых к реально значимым относились лишь Берген, Тронхейм и Осло. Поэтому по меньшей мере 95% населения страны проживало в сельской местности. Однако обработка полей играла в Норвегии довольно незначительную роль, и страна находилось в сильной зависимости от импорта зерна, включая даже и некоторые сельскохозяйственные районы. Важнейшей отраслью сельского хозяйства являлось животноводство, однако в Норвегии деревенское население в гораздо большей степени, чем в Дании, зависело от использования таких природных ресурсов, как леса, горы и фьорды. Во многих областях страны рыболовство являлось основным способом добычи пропитания. В середине XVI столетия в экономическом плане значение Норвегии было весьма ограниченным. Важнейшую статью экспорта составляла продукция рыбного промысла.
Норвежское общество в значительной мере отличалось от европейских стандартов тем, что роль помещиков и дворян в нем была весьма незначительной. От 80 до 100 дворянских семей владели примерно восьмой частью земельных угодий страны, но, поскольку земля в Норвегии представляла меньшую ценность, чем в Дании, в среднем они были беднее датской аристократии. Третью часть крестьянства составляли самостоятельные хозяева, а половину — фестеры, держатели коронных земель. Подавляющее большинство норвежских крестьян не знали над собой иных господ, кроме короля и его чиновников. И все же расслоение в среде норвежского крестьянства было весьма заметным, и наравне с мелкими крестьянами существовали и крупные.
После роспуска в 1536 г. норвежского государственного совета Норвегия в политическом отношении лишилась самостоятельного представительства в государстве. Решение важнейших вопросов находилось в компетенции короля и датского государственного совета; органы центральной администрации в Копенгагене занимались также вопросами, связанными с Норвегией. Тем не менее в отношении данной части королевства действовало особое законодательство, и были сформированы особые — норвежские — органы власти, в том числе введен пост канцлера, который возглавлял местные органы судебной власти, а в 1572 г. — пост наместника Норвегии, выполнявшего функции своего рода промежуточного звена между органами норвежской администрации и Копенгагеном.
Норвежская ленная система строилась приблизительно на тех же принципах, что и датская. Во главе наиболее крупных ленов обычно стояли датские дворяне, в то время как многими мелкими управляли представители местной знати. Однако в общем и целом норвежское дворянство имело меньшее количество ленов, нежели датское, и земли в Норвегии не были столь плодородными. Равным же образом ему принадлежало гораздо меньшее количество поместий, да и размеры их были значительно меньшими.
В середине XVI столетия доходы, поступавшие в королевскую казну из Норвегии, были весьма ограниченными. Общая сумма средств, поставлявшихся норвежскими ленами, равнялась всего лишь шестой части того, что приносили лены Дании. Невелики были и доходы от таможни, а налоги взимались крайне редко. В первой половине XVII в. картина изменилась. Таможенные доходы резко возросли, а сбор налогов давал все больше и больше средств. Постепенно Норвегия стала приобретать большее значение для королевства и датского монарха.
Исландия, Фарерские острова и Готланд были полностью крестьянскими провинциями; собственно дворянство там отсутствовало, равно как и города — за одним-единственным исключением (на Готланде). Элиту общества в этих трех островных частях королевства составляли крупные местные крестьяне, которые — в особенности в Исландии и на Готланде — могли владеть несколькими хозяйствами, являясь на практике землевладельцами, хотя и не имея при этом дворянского титула. Власть на местном уровне была в основном сосредоточена в руках самостоятельных крестьян, однако верховной властью все же обладал король, действовавший через своих представителей — ленсманов.
К середине XVI в. герцогства Шлезвиг и Гольштейн были второй по численности населения частью Ольденбургской монархии. При этом уровень их экономического развития был самым высоким в государстве. Города здесь были заметно крупнее, чем в прочих частях королевства, а сельское хозяйство существенно более развито, чем в Дании. Кроме производства зерна и скота в герцогствах широко распространено было также и молочное хозяйство.
Тем не менее на территории герцогств существовали большие региональные различия. В большинстве болотистых местностей сложилось чисто крестьянское общество при полном отсутствии дворян-помещиков, однако само крестьянство было сильно дифференцировано. Экономика отличалась здесь высоким уровнем развития, основной акцент был сделан на животноводстве. В центральных и северных областях преобладающей группой населения также являлись самостоятельные крестьяне либо непосредственно арендаторы герцогских земель.
Дворянство герцогств владело довольно небольшой частью хозяйств — всего около четверти их общего количества. В основном они были сосредоточены в восточных районах, где с середины XVI до середины XVII в. существовала помещичья система восточногерманского типа — с обширными господскими полями, барщиной и крепостным правом, пожизненно приковывавшим крестьян к земле.
Именно эти восточные области являлись очагами формирования шлезвиг-гольштинского рыцарства, представлявшего собой строго ограниченную касту дворян, пользовавшихся, как и датская аристократия, обширными привилегиями. Здесь их власть над крестьянами была еще большей, нежели в Дании. Так, почти все поместья в герцогствах являлись самостоятельными судебными округами с судьями, которых назначали помещики; округа эти подчинялись напрямую центральным властям, а не местным амт-манам — аналогам датских ленсманов.
Политическая ситуация в герцогствах была более сложной, чем в прочих частях королевства. В 1536 г. она несколько напоминала ситуацию, сложившуюся собственно в Дании. Наряду с королем Кристианом III, являвшимся также герцогом Шлезвига и Гольштейна, власть здесь принадлежала, как и в Дании, совету дворян, однако, кроме того, относительно регулярно в герцогствах собирался на заседания ландтаг — сословное собрание, куда приглашались все дворяне, а также представители городов и оставшихся религиозных институтов. Основной функцией ландтагов было принесение присяги на верность новому герцогу и назначение налогов; кроме того, здесь же принимались и важнейшие законы. Поэтому во многом ландтаг являлся не менее важным представительским органом, чем дворянский совет.
Герцогства после раздела 1581 г.
В 1544 г. территория герцогств была поделена между Кристианом III и его братьями — Хансом (Старшим) и Адольфом. Этот раздел стал повторением раздела 1490 г., утратившего силу с приходом на датский престол Фредерика I. Механизм его был основан на тех принципах, что уже давно были выработаны в германских княжествах, рассматривавшихся их владетелями в качестве своих родовых имений, которые могут и должны передаваться по наследству и делиться по числу наследников. На самом же деле разделу подверглись лишь владения короны (с причислявшимися к ним крестьянами-собственниками). Таким образом, владения трех герцогов распространялись по всем областям, принадлежавшим ранее короне, и были расположены вперемежку. Важнейшие политические вопросы решались совместно тремя правителями, советом и ландтагом.
В 1559 г. правившие данной частью королевства три герцога объединенными усилиями захватили небольшую крестьянскую республику Дитмаршен, территория которой впоследствии была поделена.
В 1564 г. королевские владения подверглись дальнейшему разделу, в результате которого младший брат Фредерика II, Ханс (Младший), получил треть той третьей части прежних имений короны, которыми на тот момент владел король. Дворянство, однако, отказалось признать его в качестве правящего герцога. Таким образом, фактически он являлся лишь крупным помещиком. Один из правителей — герцог Ханс (Старший) умер бездетным в 1580 г., и его часть владений была разделена между королем, герцогом Адольфом Готторпским и Хансом (Младшим) в той пропорции, в какой находились их прежние владения на территории обоих герцогств. После смерти в 1622 г. Ханса (Младшего) его владения были поделены на пять мелких герцогств: Сённерборг, Нордборг, Глюксбург, Эре и Плен, из которых Эре оставалось отдельным герцогством лишь до 1633 г.
Позже территории герцогств подверглись дальнейшему разделу на владения Готторпов, короля, ряд мелких герцогств и дворянских имений. Таким образом, из всех частей Ольденбургской монархии герцогства обладали наиболее сложной политической географией, и наравне с собственно Данией дворянское представительство в них являлось наиболее развитым.
Несмотря на многочисленные разделы, Шлезвиг и Гольштейн являлись такой же домениальнои частью государства, как Дания и Норвегия. Разные герцоги получали доходы от имений, расположенных в их ленах, которые здесь именовались амтами, а налоги, как в датском королевстве, устанавливались прежде всего в связи с ведением войны. На практике до 1625 г. число налогов, собиравшихся в герцогствах, было сравнительно невелико.
Период от Реформации до начала XVIII в. отличался непрекращавшимся соперничеством европейских государств. В результате многие государственные образования выходили из прежних союзов и постепенно — насильственно либо добровольно — отодвигались на второй и даже третий план, в то время как некоторые великие державы укрепляли свои позиции.
Этот процесс не оставил в стороне датско-норвежское королевство и Швецию, которые если и не опережали, то уж по крайней мере не отставали от остальных. Долгое время эти страны являлись главными противниками, и столкновение датско-шведских интересов вылилось в постоянный конфликт, развивавшийся одновременно с войнами и соперничеством между великими европейскими державами в период с середины XVI в. и на протяжении всего XVII столетия. С 1563 по 1720 г. эти два скандинавских королевства восемь раз воевали друг с другом, причем общая продолжительность войн составила около 30 лет. На европейском фоне те войны, в которых участвовало датско-норвежское королевство, были сравнительно краткими, однако интенсивными.
Эпоха унии и войн, которые велись в то время, сменилась периодом конфронтации со Швецией. Когда в 1563 г. разразилась война между датско-норвежским королевством и Швецией, обстановка была уже совсем иной, чем прежде. Датские короли продолжали выдвигать требование о признании их законными монархами Швеции, однако после правления Кристиана II эти притязания не встречали понимания ни у одного из шведских сословий. Теперь уже никто из представителей высшей аристократии страны не встречал датское войско с распростертыми объятиями, сдавая ему свои крепости без боя. Реформация уничтожила могущество аристократов и епископов; в то же время в ее ходе в государствах, расположенных по обе стороны границы, проходившей по линии Сконе — Смоланд, имело место усиление абсолютистских тенденций. Это может служить главным объяснением того факта, что ни одному из королей Дании больше не удалось овладеть Стокгольмом.
Время правления Кристиана III было своего рода переходным периодом между эпохами унии и войн со Швецией. В эти первые десятилетия после Реформации крупной внешнеполитической проблемой для Дании стали взаимоотношения с императором Карлом V, самым могущественным из христианских монархов Европы. Фигура Кристиана III являлась для императора серьезным вызовом сразу по двум причинам: во-первых, из-за проводившейся им Реформации и, во-вторых, поскольку император приходился тестем свергнутому королю Кристиану II. Главную опасность в области внешней политики представляли для датского монарха фигура императора и католики. К счастью, император был далеко, да он и не считал взаимоотношения с Данией своей приоритетной задачей. В 1544 г. стороны заключили мирный договор. Однако по-настоящему угроза с юга исчезла лишь в 50-х годах XVI столетия. По Аугсбургскому миру 1555 г. каждый германский правитель пользовался правом самостоятельно решать церковные проблемы своего государства. Такое право в отношении Гольштейна получили и Кристиан III с братьями. Кроме того, раздел владений Габсбургов в 1556 г. означал уменьшение могущества императора, сводя его власть к влиянию обычного центральноевропейского монарха средней руки, не представлявшего теперь серьезной угрозы для Дании. Северная Германия оставалась расколотой на множество государств, каждое из которых было меньше Ольденбургского королевства, Ганзейский союз уже перестал быть властным фактором международной политики, а Россия еще не имела выхода к Балтийскому морю и в военном отношении была слабее своих западных соседей. Единственным серьезным конкурентом Дании в балтийском регионе была Швеция, которая, подобно Дании, превратилась в довольно сильную лютеранскую монархию. С годами западные морские державы, Голландия и Англия, имевшие собственные торговые интересы на Балтике, смогли в значительной мере ограничить торговые возможности Скандинавских стран на Балтийском море, однако в то время они были на это еще не способны. Швеция и Ольденбургское королевство являлись здесь главными действующими лицами.
В 1559 и 1560 гг. сменились короли в обоих государствах, после чего во взаимоотношениях между ними наметились первые признаки приближающейся войны. Интересы их сталкивались в районе Северного Калотта[38], а также на Балтике, где Фредерик II сделал своего младшего брата Магнуса князем-епископом на острове Эзель (Сааремаа), в то время как шведы в 1561 г. закрепили за собой всю материковую часть Эстляндии.
В 1563 г. с объявления Данией войны Швеции началась Северная семилетняя война. Теоретически исходные позиции Дании выглядели предпочтительнее. Ольденбургское королевство превосходило противника по численности населения и экономическому развитию. С территорий Норвегии, эстляндских провинций и островов в Балтийском море можно было легко отрезать Швецию от выхода к морю и тем самым изолировать ее от внешнего мира. И наконец, Дания нашла себе союзников в лице России, Любека и Польши.
Крупное наемное войско датского короля сосредоточилось в Сконе, однако боевые действия не принесли датчанам сколько-нибудь заметных результатов. Правда, в течение 1563 г. им удалось захватить Эльвсборгскую крепость и тем самым отрезать Швеции прямой выход к морю на западе, однако затем датская армия остановилась на зимовку. Уже тогда возникавшие у датского короля трудности с деньгами на содержание столь многочисленного войска заставили его распустить часть наемной армии. Все последующие военные годы датское правительство постоянно испытывало нехватку средств, и поэтому боевые действия временами протекали крайне вяло. Шведы нанесли ряд ответных ударов в Норвегии, Сконе, Халланде и Блекинге, которые, однако, в основном сводились к разбою и грабежам. Захват ими норвежских пограничных провинций и крепости Варберг длился недолго. Наступление датских войск в Вестергётланде в 1566 г. и еще более значительное их продвижение в Эстергётланде зимой 1567/68 г. под командованием Даниэля Рантцау с военной точки зрения были операциями впечатляющими, однако результатом их явилось лишь разорение шведских крестьянских хозяйств и городов. На море военное счастье также сопутствовало то одной, то другой стороне, однако в общем и целом дела у шведов шли лучше. В 1566 г. датский флот постигла серьезная катастрофа — значительная часть кораблей затонула во время сильного шторма.
В последние годы войны Дания оказалась измотанной, однако выйти из войны было непросто. Только в 1570 г. удалось заключить мир в Штеттине. Дания получила выкуп в размере 150 тыс. ригсдалеров за возврат Швеции Эльвсборга — мелочь по сравнению с тем, во что обошлась стране вся война. Кроме того, Дания сумела оставить за собой остров Эзель, тогда как прилегавшая к нему материковая территория, равно как и остальная часть Эстляндии, удерживалась Швецией. Возможно, Дании и удалось достичь определенного военного превосходства, однако это не принесло значительных плодов. Длительная война явилась для страны более тяжким бременем, чем для Швеции.
На протяжении последующих 40 лет политика правительств обеих стран в отношении друг друга была различной. В период между 1570 и 1611 гг. Дания не принимала участия в войнах: по-видимому, завоевание Швеции представлялось ей делом нереальным, к тому же датское правительство было вполне удовлетворено положением, которое занимала страна. Даже продолжавшиеся стычки со Швецией в Балтийском море и Северном Калотте не переросли в войну. Фредерик II вплоть до своей смерти в 1588 г. твердо придерживался политики мира. Его сыну Кристиану IV, заранее назначенному им наследником, ко времени вступления на престол исполнилось всего десять лет, поэтому при нем было учреждено дворянское регентство, которое столь же последовательно отстаивало мир. Швеция же вразрез со Штеттинским миром 1570 г. по-прежнему удерживала Эстляндию и в последующие годы продолжала проводить экспансионистскую политику в восточной части Балтийского моря, расширяя свои владения в Эстляндии и Финляндии.
Скандинавия в период Семилетней войны (1563-1570)
Кальмарская война 1611 — 1613 гг. имела схожие черты с Северной семилетней войной, однако теперь превосходство Дании было несколько более ощутимым. В первый военный год главные боевые действия разворачивались вокруг шведской пограничной крепости Кальмар, которая к осени была занята датчанами. В 1612 г. датские войска захватили также и Эльвсборг, однако развить успех им не удалось. Спланированное наступление в Центральной Швеции оказалось безрезультатным, да и сами шведы не добились ничего, кроме захвата малонаселенных норвежских провинций Херьедален и Емтланд. Между тем в отличие от Семилетней войны воюющие стороны воздерживались от откровенных грабежей; вскоре же был заключен мир, прежде всего поскольку шведское правительство также желало этого. Кристиану IV удалось добиться своего признания в качестве верховного правителя всего побережья Северного Калотта, а также выплаты крупной военной контрибуции в 1 млн. ригсдалеров в качестве выкупа за Эльвсборг. Шведский король собрал назначенную сумму, учредив дополнительные налоги, ив 1619 г. Эльвсборг был возвращен Швеции.
После Кальмарской войны Швеция вновь обратила свое внимание на восток. Военная мощь страны возрастала год от года, и победы, одержанные над Россией и Польшей, со временем позволили ей контролировать большую часть Балтики. Доходы от пошлин, которые получал шведский король из балтийских торговых портов, были сопоставимы с доходами от Эресуннской пошлины. Мало-помалу Швеция начала превращаться в великую державу.
Кристиан IV с растущим беспокойством наблюдал за успехами шведов. Однако изменение расстановки сил и создание новых границ в Скандинавии не явились только результатом датско-шведского противостояния на ставших уже традиционными фронтах, — важнее оказались проблемы большой политики европейских стран, в решение которых на этот раз были втянуты оба Скандинавских государства.
В начале XVII в. взаимоотношения католиков и протестантов в Германской империи по-прежнему оставались весьма напряженными. В 1618 г. чехи, в большинстве своем протестанты, подняли восстание против своего государя, венского императора[39] — убежденного католика. Вместо него они провозгласили своим королем протестанта — Фридриха, курфюрста Пфальца. Однако силы католиков имели явный перевес. Они покорили Богемию, захватили Пфальц и стали добиваться того, чтобы и другие территории вернулись в лоно католической церкви. Это грозило нарушить баланс сил не только в Германии, но и во всей Европе.
Будучи сам одним из протестантских государей Германии, Кристиан IV видел для себя непосредственную угрозу в растущей мощи императора и католиков. Однако вплоть до 1624 г. усилия короля были направлены главным образом на утверждение своих юных сыновей князьями-епископами в различных областях Северной Германии. В 1623—1624 гг. оба его сына получили по немецкому княжеству, сохранив еще на три неплохие виды. Тем самым королю удалось обеспечить сыновей материально, усилив при этом свои стратегические позиции. Император, не желая войны с королем Дании, вынужден был согласиться на подобный расклад. Вместе с тем в свете растущей угрозы со стороны католиков Голландия и Англия предложили Дании крупные суммы денег, в случае если Кристиан вступит в войну с императором и католиками. Государственный совет встретил данные предложения однозначным отказом, сославшись на то, что союзники ненадежны, да и Швеция легко могла атаковать страну с тыла. Однако король, опасаясь, что Швеция может принять на себя роль защитника протестантизма вместо Дании, все же вступил в войну — в качестве герцога Гольштейна. Это положило начало той части Тридцатилетней войны, которую в международной историографии именуют датской фазой, а в Дании — Цесарской войной (войной с императором).
Кристиану IV удалось набрать войско, сопоставимое с армией католиков. Однако вскоре выяснилось, что на военную и экономическую помощь союзников рассчитывать не приходится. Одновременно с этим богемский магнат Валленштейн за свой счет снарядил армию, выступившую на стороне императора. Так Кристиан оказался перед лицом противника, имевшего значительное превосходство, однако выйти из войны он уже не мог.
В 1626 г. объединенное войско католиков под командованием генерала Тилли разбило армию Кристиана IV в битве при Луттере на Баренберге близ Гарца. В 1627 г. императорское войско под командованием Валленштейна продвинулось на север и захватило сначала герцогства Шлезвиг и Гольштейн, а затем и весь полуостров Ютландия. Практически каждый третий подданный датского короля оказался на территории, занятой иностранными войсками. Под властью захватчиков они страдали от насилия и грабежей, однако прежде всего от размещения на их территории иностранных войск и сбора так называемой контрибуции — огромных дополнительных налогов, которые следовало выплачивать ежемесячно. Это служило для Валленштейна источником финансирования боевых действий его армии.
Несмотря на оккупацию Ютландии, в распоряжении Кристиана IV продолжали оставаться значительные ресурсы принадлежавших Дании островов, земли Сконе и Норвегии, а флот обеспечивал ему господство над датскими проливами. Поскольку император также был заинтересован в скорейшем высвобождении своих войск, не без оснований опасаясь нападения со стороны шведов, в 1629 г. был заключен мирный договор. Согласно ему, Кристиан был вынужден дать обещание впредь не вмешиваться в германские дела; кроме того, принадлежавшая его сыну епархия отходила в пользу императора. В целом же король Дании вышел из этой войны без каких-либо территориальных потерь.
Цесарская война явилась болезненным уроком для короля и серьезным ударом по его международному престижу. В последующие годы он прилагал значительные усилия по восстановлению Данией утраченных позиций. В Северной Германии ему удалось оставить за своим вторым сыном княжества — епархии Бремен и Верден, и тот начал собирать пошлину за проход по Эльбе. Одновременно с этим страна укреплялась в военном отношении. Тем не менее датская армия по-прежнему не могла сравниться со шведской, ставшей к тому времени одной из самых многочисленных и сильных в Европе. Хотя государственный совет и сословия выделяли королю значительные суммы, собранные за счет налогов, Кристиан IV считал их недостаточными, как и предоставляемую ему свободу действий. В связи с этим он значительно повысил Эресуннскую пошлину, ибо данный вопрос находился вне компетенции государственного совета. Данный шаг имел роковые последствия, поскольку сделал Нидерланды врагом короля.
Однако наиболее заметные изменения в 1626—1643 гг. произошли в положении не Дании, а Швеции. В 1630 г. шведский король Густав Адольф вмешался в ход Тридцатилетней войны. В последующие четыре года шведские войска неизменно одерживали победы на полях сражений в Германии. Военное счастье отвернулось от них лишь в 1634 г., однако союз с Францией вновь вернул Швеции былую славу и позволил ей в течение длительного времени содержать большую боеспособную армию, профессионализм которой постоянно возрастал. Однако в ходе войны для всех воюющих сторон, в том числе и для Швеции, серьезной проблемой стало обеспечение своих частей во все более опустошаемой войной Германии. В 1643 г. шведское правительство повернуло свои войска против Дании. Молниеносное наступление шведской армии под командованием маршала Леннарта Торстенссона, в честь которого эту войну называют Торстенссоновой, привело к оккупации герцогств Шлезвиг и Гольштейн, а также Ютландии. И на этот раз они подверглись тем же испытаниям, что и во времена Цесарской войны. Швеция же, кроме того, заключила союз с Нидерландами, недовольными проводившейся Данией политикой в отношении Эресунна. Это означало утрату Данией также и контроля над проливами. По мирному договору, подписанному со Швецией в Брёмсебру, датско-норвежское королевство уступало Швеции норвежские провинции Емтланд и Херьедален, острова Эзель и Готланд, а также сдавало в аренду сроком на 30 лет Халланд. Впервые за несколько столетий границы между Скандинавскими государствами подверглись изменениям на продолжительное время.
Торстенссонова война явилась очередным шагом, ведшим к упадку Ольденбургской монархии. На этот раз потерянными оказались не только престиж, но и территории, а основные провинции государства вновь подверглись разорению. В то же время Швеция значительно усилилась, а по Вестфальскому миру к ней отошла и часть северогерманских областей: Бремен и Верден к юго-западу от герцогств, а также Висмар и Западная Померания (Поморье) с островом Рюген и городом Штеттин к юго-востоку от владений короля Дании. Отныне у Швеции появилась возможность напасть на датско-норвежское королевство с любой стороны.
Мир, заключенный в Брёмсебру в 1645 г. не удовлетворял ни Данию, ни Швецию. Швеция стремилась установить контроль над датскими провинциями к востоку от Эресунна и над обширными областями в Норвегии, а Дания жаждала реванша за поражение. Более того, как сам датский король, так и его окружение считали новую войну попросту неизбежной.
События Торстенссоновой войны послужили уроком датскому политическому руководству и убедили его в безусловной необходимости сохранять хорошие отношения с Нидерландами. В противном случае нидерландский флот мог изолировать части Ольденбургского королевства друг от друга и сделать всякую попытку объединить их военные усилия иллюзорной. Королевскому гофмейстеру Корфицу Ульфельту удалось в 1649 г. решить данную проблему дипломатическим путем. Он, во-первых, добился разрешения спорных вопросов, связанных с эресуннской таможней, а во-вторых, заключил оборонительный союз с Нидерландами, действовавший, правда, лишь в том случае, если Дания не являлась нападающей стороной.
В 1655 г. Швеция вступила в войну с Польшей, а в 1656 г. также и с Россией. В 1657 г. император оказал Польше военную помощь, и датское правительство, сочтя положение Швеции весьма тяжелым, решилось на объявление ей войны. Это было началом Первой войны с Карлом Густавом. Реакция короля Швеции Карла X Густава была крайне решительной. Двадцать пятого июня шведская армия покинула пределы Польши, а 20 июля перешла границу и вторглась в Гольштейн. Войска датчан, уступавшие ей по численности, отступили и укрылись в крепостях Глюкштадт и Кремле в Гольштейне и Фредериксоде (Фредерисия) на побережье Малого Бельта. В результате шведы вновь захватили весь Ютландский полуостров, а 24 октября взяли штурмом и Фредериксоде.
До этих пор события разворачивались практически по тому же сценарию, что и во время Торстенссоновой войны. Однако здесь возникло некое обстоятельство, которое окончательно убедило Карла Густава и прочих в том, что сам Господь Бог благоволит шведам. Во время небывало холодной зимы Датские проливы покрылись льдом. Вообще-то данное явление не было таким уж необычным, так как в то время наблюдалось всеобщее похолодание — так называемый малый ледниковый период. В ночь с 29 на 30 января 1658 г. шведский король перевел свои войска через Малый Бельт, а 6 февраля двинулся дальше через острова Лангеланн и Лолланн. Одиннадцатого февраля шведская армия достигла Зеландии.
Переход через проливы Малый и Большой Бельт
Гравюра на меди (Королевская библиотека, Копенгаген). Ледовый поход войск Карла Густава принадлежит к числу самых дерзких и решительных военных операций XVII в. Гравюра страдает многими неточностями, но при этом отображает основные вехи маршрута шведских войск. 30 января 1658 г. войска пересекли Малый Бельт к югу от города Миддельфарта и через Свенборг и Лангеланн в феврале достигли о. Лолланн. Показано построение пехотных отрядов в форме плотных четырехугольников; солдаты вооружены длинными пиками. Создается впечатление многочисленности этих пеших отрядов, однако на самом деле замерзшие проливы форсировала главным образом шведская королевская конница.
Скандинавские и соседние страны около 1658 г.
За исключением Норвегии, почти все части Ольденбургского королевства становились теперь легкой добычей для шведов. Организовать оборону не представлялось возможным, и потому в процессе наспех организованных мирных переговоров Дания была вынуждена практически полностью капитулировать. По заключенному 26 февраля 1658 г. Роскилльскому миру Дания уступала Швеции Сконе, Халланд, Блекинге и Борнхольм, а также норвежские области Бохуслен и Тронхейм. Швеция освобождалась от уплаты эресуннской таможенной пошлины, а герцог Гот-торпский, нынешний союзник. Швеции, становился полностью независимым правителем. Так называемая Первая война с Карлом Густавом была самой скоротечной из всех войн со Швецией, однако имела далеко идущие и продолжительные последствия.
По условиям мирного договора шведские войска должны были оставаться в Дании на полном датском довольствии вплоть до мая. В этот период страны вели между собой напряженные переговоры, в ходе которых Швеция выдвинула новые требования, отвергнутые Данией. Тогда шведский король решил попытаться завоевать всю Данию. В Гольштейне началась концентрация шведских войск, и 8 августа Карл Густав высадился на Зеландии. Эта война стала Второй войной Дании с Карлом Густавом.
Шведам удалось быстро овладеть большей частью королевства, однако Копенгаген и Норвегия были готовы к обороне. Осенью 1658 г. датско-норвежские войска даже сумели добиться кое-каких успехов. Жители Борнхольма сами освободили свой остров от шведов, а норвежцы отвоевали у них Тронхейм. Однако это были победы местного значения. Датскому королевству было не под силу самостоятельно отбросить шведов. Но действия шведского короля к этому времени зашли слишком далеко, и против него выступила мощная коалиция союзников. Противники Швеции на континенте: Бранденбург, Польша и император — в сентябре послали свою объединенную армию в герцогства и в течение осени вытеснили шведов со всей территории Ютландии, за исключением Фредериксоде. Однако для населения государства пребывание на его территории союзнических войск явилось самым тяжелым испытанием за последнее время, поскольку они, так же как и вражеская армия, требовали от местных жителей провианта и денег на свое содержание; изыскать же требуемое разграбленной стране было не под силу.
Нидерланды также не желали полного подчинения Дании шведской короне, ибо в таком случае Датские проливы оказались бы во власти по-настоящему сильной великой державы. На помощь Дании был выслан голландский флот, который благополучно достиг Копенгагена, несмотря на попытку шведов остановить его в Эресунне. Шведы по-прежнему продолжали владеть датскими островами, однако датчане удерживали Копенгаген. В ночь с 10 на 11 февраля 1659 г. шведская армия попыталась штурмом взять город, но потерпела неудачу, а в течение года войско, собранное датским королем в Ютландии, окончательно выгнало шведов с острова Фюн. Тем не менее Зеландия по-прежнему оставалась в их власти, а великие державы не желали возврата Сконе Дании. Мирный договор, заключенный в мае 1660 г. в Копенгагене, предусматривал незначительные уступки в пользу Дании по сравнению с Роскильским миром. Прежде всего в подтверждение результатов военных действий Дании возвращался Борнхольм, а Норвегии — Тронхеймский лен, однако сконские провинции оставались шведскими, а Готторпское герцогство сохраняло независимость.
Ольденбургское королевство выжило во время Второй войны с Карлом Густавом, однако вышло из нее весьма ослабленным. Территория его уменьшилась, страна была частично разграблена, а государственный долг достиг гигантских размеров. В то же время Швеция была сильна, как никогда ранее. Она не только отодвинула границы до Эресунна и Каттегата, но также упрочила свои позиции в Северной Германии, заполучив в качестве выдвинутого вперед союзника, Готторпское герцогство. Важнейшей политической задачей датского правительства на ближайшие 60 лет стало, во-первых, вернуть хоть какие-нибудь из своих прежних владений, а во-вторых, попытаться ослабить угрозу со стороны Швеции. Решающим моментом в данном вопросе была международная ситуация. А она в целом не благоприятствовала датско-норвежскому королевству, ибо западные великие державы не желали восстановления датского владычества в Сконе.
В 60-х годах XVII в. датскому королевству удалось, не вступая в столкновения со Швецией, добиться некоторых успехов в герцогствах и в Северной Германии. Мелкие герцогства Сённерборг и Нордборг обанкротились и в 1667 и 1669 гг. отошли к датской короне. В 1667 г. умерли правители графств Ольденбург и Дельменхорст — родины датской королевской семьи. Притязания на престол высказали король Дании, герцог Готторпскии и герцог Плёнский. Наследное право последнего подтвердил в 1673 г. императорский придворный суд, однако сам герцог еще в 1670 г. отказался от своих претензий в пользу датского монарха, получив взамен малое герцогство Нордборг. Тем самым королю Дании удалось расширить свои владения в Северной Германии, присоединив к ним несколько графств, расположенных по другую сторону находившихся под властью Швеции Бремена и Вердена.
В 1672 г. Франция напала на Нидерланды, и в последующие три года европейские страны оказались втянутыми в большую войну, в которой на одной стороне выступали Франция, Англия и Швеция, а на другой — Нидерланды, Испания, Австрия, Бранденбург и Дания. В регионе Балтийского моря военные действия начались в 1674 г. нападением Швеции на Бранденбург. После того как в 1675 г. Швеция потерпела поражение, датский король объявил ей войну. На самом деле дело сводилось к частному конфликту на севере региона, охваченного большой войной, однако в датской исторической традиции он рассматривается как датско-шведская война, которую окрестили войной за Сконе.
Война за Сконе велась одновременно на нескольких фронтах. Основной целью Дании являлся возврат территорий, потерянных ею в 1658 г., однако необходимо было также атаковать и шведские владения в Северной Германии, чтобы предупредить возможное нападение с юга. Совместно с союзниками — Бранденбургом и Брауншвейг-Люнебургом — в ходе военных действий Дании удалось отобрать у Швеции все ее владения в данном регионе. В Норвегии норвежские войска также действовали неплохо, правда, они смогли вернуть всего лишь часть Бохуслена.
Прежде чем осуществить высадку в Сконе, датчанам необходимо было достичь превосходства на море. Это им удалось в результате победы датско-нидерландского флота в битве при Эланде в 1676 г., которую прославленный датский адмирал Нильс Юль закрепил своей победой над шведским флотом в сражении у Кёге в 1677 году. Однако уже в 1676 г. путь для высадки в Сконе был открыт. Поначалу датское наступление развивалось успешно, однако в решающей битве при Лунде в 1676 г. датчане потерпели поражение, и в последующие несколько лет Швеция имела значительное превосходство.
В 1678 г. после блестящей победы в войне Франция заключила мир с Австрией, Нидерландами и Испанией. Таким образом, Дания и Бранденбург оставались один на один с Францией и Швецией. Французские войска вступили в Германию и осадили Ольденбург, вслед за чем под диктовку Франции был заключен мирный договор. По его условиям, несмотря на то что к этому моменту Дания и Бранденбург завоевали ряд шведских владений, вновь был установлен довоенный статус-кво. Датско-норвежскому королевству не удалось извлечь из войны за Сконе ничего, кроме сознания, что на этот раз его армия вполне достойно противостояла шведской. Важнейший урок войны состоял, однако, в понимании того, что в конечном итоге все зависит от воли великих держав.
Распад союзнических альянсов привел к сближению Швеции с Нидерландами и Дании с Францией. В 1683 г. правительство Дании сочло позиции страны достаточно сильными, чтобы датские войска заняли готторпские области Шлезвига. Однако их попытка овладеть Гамбургом привела к созданию мощной коалиции против датско-норвежского королевства, в результате чего в 1689 г. датская армия вновь вынуждена была покинуть готторпские территории.
Начиная с 1688 г. датское правительство прилагало немалые усилия, чтобы установить хорошие отношения одновременно с Англией, Нидерландами и Францией. Это было тем более сложно, что дело, по всей видимости, постепенно шло к войне между Францией и обеими морскими державами. Несмотря на то что Дания тяготела главным образом к Нидерландам и Англии, они вместе с Францией поддержали Швецию, когда Дания в 1699 г. спланировала нападение на нее в союзе с Польшей и Россией. Шведы сами повели наступление с юга, а англо-голландский флот доставил шведскую армию на Зеландию. По мирному договору, подписанному в Травентале в 1700 г., герцог Готторпский был полностью уравнен в правах с датским королем на территории герцогств, в остальном же все вернулось к прежнему положению. Это лишний раз доказывало, что великие державы предпочитали, чтобы противоположные берега Эресунна принадлежали разным хозяевам.
Однако в 1701 г. вспыхнула война за испанское наследство, в которую в течение почти всего следующего десятилетия оказались вовлечены все ресурсы великих держав. Когда после ряда успехов король Швеции Карл XII потерпел сокрушительное поражение от России в битве при Полтаве, правительство Дании сочло, что появилась возможность взять реванш. Дания вступила в Великую Северную войну.
В военном отношении она отчасти явилась повторением войны за Сконе. Сначала датско-норвежское королевство имело подавдяющее преимущество на море, да и сухопутные войска значительно превосходили шведские по численности. На этот раз главный удар решено было нанести по Сконе. Датская армия высадилась там в 1709 г., однако после сокрушительного поражения в битве при Хельсинборге остатки ее вынуждены были в спешном порядке эвакуироваться на Зеландию.
В Северной Германии датчане поначалу захватили Бремен и Верден, однако в 1712 г. шведы разбили их у Гадебуша в Мекленбурге. Когда вслед за этим шведские войска вторглись в герцогства, против них выступила мощная объединенная армия датчан и саксонцев. Шведы попытались укрыться в готторпской крепости Тённинген, которую они заняли, несмотря на то что Готторпское герцогство заявило о своем нейтралитете, однако вскоре вынуждены были ее сдать. Дания, воспользовавшись представившейся возможностью, оккупировала Готторп. Вслед за этим датские войска вместе с армиями союзнических северогерманских государств постепенно заняли все шведские владения в Северной Германии. Наступление Швеции в Норвегии провалилось, в том числе из-за того, что датский флот под предводительством вице-адмирала Педера Торденскьольда, ставшего затем легендарным во всей Скандинавии, уничтожил корабли снабжения противника.
Главные события войны, тем не менее, разворачивались на шведско-русском фронте, где шведы потерпели сокрушительное поражение. После окончания войны за Испанское наследство в 1714 г. на передний план вновь выдвинулись интересы великих западных держав, которые по-прежнему не желали значительного ослабления Швеции и усиления датско-норвежского королевства. Поэтому мирный договор 1720 г. зафиксировал лишь одно несомненное достижение Дании: готторпские области Шлезвига отходили датской короне со ссылкой на то, что Готторпское герцогство де-факто выступало на стороне шведов. Благодаря вмешательству императора свои владения в Гольштейне готторпцы сохраняли, однако теперь они уже не представляли непосредственной военной угрозы. Лишь брачные связи с королевской семьей Швеции и российским императорским домом заставляли по-прежнему считаться с готторпскими герцогами.
Важнейшим итогом Великой Северной войны явилось то, что она положила конец великодержавию Швеции. Шведы вынуждены были уступить Прибалтику России, а ряд своих владений в Северной Германии — Бранденбургу и Ганноверу, состоявшему теперь в персональной унии с Великобританией. Кроме того, в тылу у Швеции остался могущественный враг — Россия. Швеция и датско-норвежское королевство однозначно отодвинулись на второй или даже на третий по значимости план в европейской политике. В военном отношении они были примерно одинаково слабы. Отношения со Швецией продолжали оставаться тревожным фактором для датского королевства, однако существующие противоречия вылились в войну лишь около 100 лет спустя.
Войны были одним из наиболее динамичных факторов, влиявших на формирование Европы в XVI — XVII столетиях. Часто это время рассматривают как важнейшую фазу в процессе формирования государств в Европе в современном понимании этого термина. Основной их функцией на раннем этапе развития было ведение войн. Скандинавские страны также оказались вовлеченными в этот процесс, причем сначала Швеция, а потом датско-норвежское королевство. Обычно это служит основным объяснением того, что, несмотря на изначально более сильные позиции Дании-Норвегии, Швеция все же смогла выйти победителем в скандинавской дуэли.
Во второй половине XVI в. Дания была далека от того, чтобы считаться государством, находящимся все время в должной боевой готовности. Как и в большинстве прочих европейских стран, в Дании не было постоянной армии, однако, в отличие от них, вплоть до 1660 г. здесь сохранялась традиционная дворянская воинская повинность. Это означало, что в случае войны датское дворянство Должно было выставить рыцарскую кавалерию в количестве 1200 человек, к которым следовало прибавить 600 человек из герцогств и — до 1600 г. — 300 человек из Норвегии. Эти части доказали свою боеспособность в период Северной Семилетней войны.
Однако формировались они лишь в военное время; в мирные же годы в распоряжении датского короля находился ряд крепостей, а также сравнительно большой флот, но не сухопутная армия. Поэтому в случае начала войны особое значение приобретали экономические ресурсы, которыми располагал на то время король, ибо военные действия велись с использованием наемных войск.
Так было и во время Семилетней, и во время Кальмарской войны. Для ведения Семилетней войны было набрано около 25 тыс. наемников, примерно такое же их количество участвовало на стороне Дании и в Кальмарской войне. Финансирование столь крупных воинских частей не могло осуществляться исключительно за счет доходов от домениальных владений короны. Месячное содержание подобной армии составляло сумму, равную чистому доходу государства за год. Поэтому для финансирования войска необходимы были чрезвычайные налоги и кредиты. Во время Семилетней войны довольно скоро проявилась необходимость экономить, прежде всего значительно сокращая количество наемников. Финансирование Кальмарской войны складывалось легче, поскольку она была скоротечнее.
Подобная система действовала вполне удовлетворительно, до тех пор пока война была явлением из ряда вон выходящим. В мирное время, характерное для большей части рассматриваемого периода вплоть до 1625 г., наблюдался заметный профицит государственного бюджета. Казна Кристиана IV по достижении им совершеннолетия в 1596 г. была полна. Средства в нее продолжали стекаться со всех сторон, позволяя королю наращивать экономическую мощь страны. Что же касается военной силы, то в последующие годы государь увеличивал оборонный потенциал за счет повышения численности флота и строительства пограничных крепостей. Создание регулярной армии как наступательного потенциала все еще было невозможно по причине резко отрицательного отношения к этому государственного совета. Некоторые изменения здесь произошли после Кальмарской войны. Король отказался от услуг наемных войск. Был сделан осторожный шаг в направлении создания регулярной армии — сформированы два полка из числа крестьян общей численностью 4 тыс. человек, которые, правда, собирались вместе лишь от случая к случаю.
Швеция, будучи более бедной страной, основной упор делала на тех оборонительных возможностях, которые обеспечивало ее географическое положение, а также на армии, состоявшей из рекрутов-крестьян. Долгое время ей не удавалось одержать победу над профессиональной армией датчан, однако после Кальмарской войны шведская рекрутируемая армия постепенно стала превращаться в хорошо отлаженный военный механизм.
Цесарская война и усиление в последующие годы Швеции со всей серьезностью поставили под вопрос сложившуюся в Дании практику формирования армии лишь в военное время. В Испании и во Франции регулярные армии были созданы еще в XVI в.; теперь их примеру последовали Швеция и Нидерланды. Чтобы не отстать от них, Дании предстояло сделать то же самое.
Однако во многом это противоречило жизненным интересам дворянства. Содержание регулярной армии требовало сбора налогов на постоянной основе. И хотя в принципе само дворянство было освобождено от их уплаты, рост налогового бремени крестьян означал, что им труднее будет выплачивать оброк землевладельцу. Аристократия выступала против регулярной армии еще и потому, что с ее созданием в руках короля оказывался важнейший властный инструмент. Кроме того, это подрывало узаконенное положение дворянства в стране в качестве воинского сословия. Наконец, в среде дворянства существовало недоверие к политическому руководству страной, осуществлявшемуся королем.
Несмотря на это, государственный совет ясно сознавал, что настало время перемен. Так, был усилен флот, а численность солдат-рекрутов из крестьян постепенно выросла до 16 тыс. человек в Дании и 6 — 7 тыс. человек в Норвегии. Тем не менее подготовка их была весьма слабой, а офицерский корпус малочисленным. Наряду с этим с 1637 г. начали создаваться профессиональные воинские подразделения, численность которых к 1642 г. составила 11 тыс. человек. Таким образом, датско-норвежское королевство обрело собственную регулярную армию, сохранявшуюся и в период мирного времени. По сравнению с ранее существовавшей системой это было важным новшеством, а в сопоставлении с теми военными силами, которыми страна располагала ранее, — огромным шагом вперед. Однако, хотя Тридцатилетняя война и привела к Революционным изменениям в численности войск, вновь созданная датская армия не шла ни в какое сравнение с тем огромным войском, которое при поддержке Франции была в состоянии выставить Швеция.
Как бы там ни было, но даже такое вооружение страны стало серьезной проблемой для датского домениального государства. Расходы на содержание армии после 1638 г. остались на том же уровне, что и во время Кальмарской войны, а общие расходы казны почти вдвое перекрывали обычные доходы, поступавшие прежде всего из ленов, городов и от таможни. Выходом из этой ситуации в Дании, как и в большинстве прочих стран, стало введение прямых налогов, и в первую очередь на землю.
В последующие годы государственный совет учредил также ряд чрезвычайных налогов, которые, правда, полностью не покрывали ни потребности короля, ни нужды армии. Тогда в 1638 г. Кристиан IV созвал сословное собрание, на которое помимо государственного совета было приглашено все дворянство страны, а также представители городов и духовенства. Сословия согласились на увеличение налогов, с тем, однако, условием, что собранными средствами будут распоряжаться местные налоговые комиссары из дворян. Само собрание проходило также под знаком глубоких противоречий между дворянством и бюргерством, которое протестовало против сохранения аристократией своих привилегий.
После 1645 г. сословные институты еще более усилились. На сословном собрании 1645 г. было принято решение, согласно которому местные налоговые комиссары и члены государственного совета от каждой земли должны проводить регулярные заседания и сообща выдвигать кандидатуры на вакантные места членов совета. Подобным же образом должны были проводиться и регулярные заседания представителей городов. В 1647 г. был еще больше усилен контроль местных налоговых комиссаров над доходами государства. Это отражало стремление мелкого дворянства к повышению своей роли в управлении страной.
Военные подвергались более жесткой критике со стороны сословных институтов, нежели со стороны государственного совета, и после 1645 г. в стране стала проводиться политика частичного разоружения. Профессиональная армия была практически уничтожена; основной упор был сделан на рекрутируемое войско, которое обходилось казне дешевле и в большой степени контролировалось аристократией. Однако ввиду отсутствия эффективной организации, предусматривавшей сильный офицерский корпус и проведение регулярных учений, военная значимость такого войска была весьма невелика.
Король пытался, как мог, противостоять данным ограничениям своей власти со стороны сословий, и прежде всего мелкого дворянства. Он позаботился о том, чтобы его зятья вошли в государственный совет; двое из них стали особенно влиятельными проводниками политики, угодной монарху. Ганнибал Сеестед, ставший в 1642 г. наместником в Норвегии, в управлении этой частью страны пользовался достаточной независимостью от совета. То же самое можно сказать и о действиях Корфица Ульфельта в области внешней политики. Он был назначен в 1643 г. королевским гофмейстером и добился, например, от голландских финансовых кругов займа в пользу короля.
К моменту смерти в 1648 г. Кристиана IV новый король еще не был избран. Старший сын покойного государя, именовавшийся избранным принцем Кристианом, задолго до кончины отца был назван им в качестве преемника, однако он умер в 1647 г. Объективно единственным реальным претендентом на престол оставался сын Кристиана IV от первого брака герцог Фредерик, однако позиции его были далеко не прочными.
Для выборов короля был созван не только государственный совет, но и сословное собрание. Представители всех трех сословий выступили с требованиями, отвечавшими их собственным интересам, и наиболее радикальными из них были требования мелких дворян. Они настаивали на предоставлении сословным собраниям права влиять на назначение налогов и на законодательство. Подобные требования были фактически направлены как против государственного совета, так и против короля, ибо затрагивали основные полномочия совета. Мелкое дворянство требовало полной или частичной передачи данных функций сословиям, наподобие того как это сложилось в практике многих стран, в том числе Швеции.
Между тем государственный совет этому воспротивился. Новый королевский манифест содержал ряд уступок дворянам в экономическом плане; что же касается политических аспектов, то уступки делались в пользу совета, а не сословных собраний. Сфера влияния совета на вопросы внешней политики значительно расширялась: теперь в его компетенцию входили не только вопросы объявления войны, но также и политика создания союзов и формирование вооруженных сил. Одновременно устанавливалось, что в составе совета постоянно должно быть 23 члена, а при замещении вакантных мест король отныне должен был руководствоваться не собственными соображениями, а выбирать среди кандидатур, предлагаемых ему мелким дворянством и советом.
Формально к 1648 г. государственный совет достиг апогея своего влияния. Не многие из сословных представительств Европы того времени имели такие властные полномочия и могли оказывать столь мощное влияние на решение вопросов, которые в большинстве стран являлись исключительно королевскими прерогативами, как, например, проблемы внешней политики. Кроме того, благодаря своему праву избирать короля совет в конечном итоге стал исключительным носителем суверенитета. Парадоксально, что всеми этими широкими правами был наделен орган, уникальный по европейским меркам. Сословные собрания свидетельствовали о существовании серьезных разногласий не только между государственным советом и представителями непривилегированных сословий, но также — по важнейшим вопросам — и между советом и мелким дворянством. Отчасти это объяснялось тем, что члены совета набирались из числа элиты общества — наиболее богатых и состоявших в родстве между собой дворянских родов. Правда, совет проводил своего рода промежуточный курс, который находился на стыке интересов монарха и низших сословий. Он не давал согласия на все требования короля относительно величины налогов и численности армии, однако все равно эти цифры превосходили предложенные сословиями. Объяснялось это, по-видимому, серьезностью внешнеполитической ситуации, с которой члены совета были знакомы гораздо лучше, чем рядовые дворяне-помещики.
В конституционном плане ахиллесовой пятой государственного совета являлось то, что его власть, в отличие от власти короля, не распространялась на все части королевства. Считалось, что с 1536 г. совет обладал такой же властью в Норвегии, как и в Дании. Однако в действительности это было маловероятно, потому что малочисленное норвежское дворянство было достаточно слабо представлено в среде датской аристократической элиты и существовали устойчивые представления о Норвегии как о наследной вотчине короля. Во времена наместничества Ганнибала Сеестеда Норвегия управлялась в соответствии с жесткими монархическими принципами. В 1648 г. совет попытался воспрепятствовать этому путем назначения наместника из числа урожденных норвежцев — членов этой организации.
В герцогствах государственный совет Дании никакой властью не обладал, а собственный совет находился накануне роспуска. Король и герцог Готторпский имели, соответственно, каждый свой совет, и в готторпском большинство составляли гражданские юристы, так называемые ученые советники. Средоточием сословной власти здесь являлся ландтаг, функции которого сводились прежде всего к назначению налогов. Кроме того, он претендовал на право участвовать в избрании правителя. Между тем в отличие от датского государственного совета ландтаг не имел никакого влияния на внешнюю политику и повседневное руководство страной. Таким образом, в герцогствах и отчасти в Норвегии король пользовался несколько большей самостоятельностью действий, нежели в самой Дании.
Подобные функции аристократический государственный совет осуществлял вплоть до 1657 г., и лишним подтверждением его влияния стал вопрос о вооруженных силах. Совет отстоял свою позицию в пользу создания рекрутируемой армии, к повышению уровня эффективности которой немалые усилия с середины 50-х годов XVII в. приложил маршал Аннерс Билле. Однако в прочих областях король как фигура, осуществлявшая повседневные функции центральной власти, продолжал решать многое в обход совета.
Первая война с королем Швеции Карлом Густавом привела к развалу армии, основанной на рекрутском наборе, тогда же, в 1657 г., умерли два наиболее видных представителя государственного совета — маршал Аннерс Билле и канцлер Кристен Томссен Сеестед. На протяжении последующих двух лет в стране было установлено чрезвычайное положение: государством управлял исключительно король и его немецкие советники, а война велась с использованием профессионального войска. Показательно, что во главе его стоял не королевский маршал, а двое профессиональных военных — офицеры-немцы Шак и Эберштайн.
Когда после окончания Второй войны с Карлом Густавом в королевстве воцарился мир, Фредерик III осенью 1660 г. созвал в Копенгаген на заседание не только членов государственного совета, но и представителей всех сословий. Ситуация имела некоторое сходство с той, которая возникла в 1536 г. Как и тогда, в условиях чрезвычайного положения традиционная элита общества оказалась не на высоте. Созданная дворянами армия не смогла обеспечить оборону государства. То, что страну удалось все же отстоять, явилось исключительно заслугой короля, профессиональной армии, норвежского войска и жителей Копенгагена. Таким образом, как и в 1536 г., налицо было ослабление позиций дворянства и усиление позиций короля.
Собрание сословий началось с обсуждения вопросов об организации и финансировании обороны страны и в особенности о ликвидации крупного государственного долга. В ходе заседания отчетливо проявились противоречия между различными сословиями. Правительство, то есть король и совет, настаивало на введении в практику постоянного источника довольно высоких поступлений в казну в форме так называемого потребительского налога — своего рода налога с оборота, — что ущемляло интересы горожан. Предметом недовольства представителей духовенства был налоговый иммунитет дворян, а бюргеры требовали предоставления в аренду ленов тем лицам, которые предложат за них наивысшую цену. Все это недвусмысленно было направлено против двух основных экономических привилегий дворянства. Одновременно горожане требовали превратить сословные собрания в центральный орган политической власти. Этому сразу же решительно воспротивился государственный совет. Взамен дворяне соглашались лишь пожертвовать своим иммунитетом в отношении нового налога.
Нежелание дворянства и государственного совета идти на уступки заставило бюргеров и духовенство обратиться к королю. В начале октября они внесли совместное предложение об установлении в стране наследственного правления. Десятого октября 1660 г. государь объявил о введении в Копенгагене чрезвычайного военного положения и распорядился закрыть городские ворота. Представители дворянства и государственный совет оказались запертыми внутри столицы. Тринадцатого октября дворяне вынуждены были уступить — они признали передачу монаршей власти по наследству. Вслед за тем была создана конституционная комиссия, в которой преобладали представители низших сословий и приближенные королевского двора. В соответствии с ее решением королю самому предоставлялось право уладить возникшую конституционную проблему, и 17 октября прежний королевский манифест в отношении престолонаследия был отменен.
Существуют разные мнения относительно того, явился ли происшедший государственный переворот результатом осознанной стратегии короля или он стал возможен ввиду умелого использования государем внезапно представившейся возможности. Однако, будь переворот запланированным или случайным, он имел далеко идущие последствия, ибо отныне все бразды правления в государстве оказались сосредоточены в руках короля. Хотя осенью 1660 г. состоялась еще одна сессия сословного собрания, но после его роспуска в декабре того же года в течение 150 лет он не созывался. Государственный совет был упразднен и заменен чисто совещательным органом — Статс-коллегией. В 1665 г. работу по изменению государственного строя в стране увенчала конституция подлинного абсолютизма — Королевский закон[40]. За исключением просуществовавшей недолгое время шведской конституции, Королевский закон является уникальным для Европы образцом чисто абсолютистской конституции. Прежде всего, в нем подробно описывался строгий порядок престолонаследия. Кроме того, Королевский закон содержал положение, согласно которому любое законотворчество, введение налогов, назначение чиновников и исполнение функций высшей судебной власти являются неотъемлемыми прерогативами короля. В действительности данная конституция предусматривала лишь три ограничения действий монарха: нельзя было изменить лютеранское вероисповедание как государственное по установлению Аугсбургского религиозного мира; королевство было неделимо, а Королевский закон — следовательно, и сам порядок престолонаследия — не подлежал трансформации.
Смена государственного строя не являлась исключительно датским феноменом. Подобные изменения в те же годы произошли в целом ряде европейских стран, например во Франции и в Бранденбурге. Связано это было с потребностью в создании мощной регулярной армии, что влекло за собой необходимость существенного увеличения налоговых поступлений в казну. В большинстве европейских государств это привело к усилению королевской власти, однако были страны, где институты сословного представительства продолжали существовать, сумев приспособиться к новым требованиям. В Дании подобное положение сохранялось вплоть до 1657 г. благодаря укреплению власти государственного совета и прочих сословных институтов. Однако война подорвала авторитет совета и привела к введению чрезвычайного положения в стране; там оказалось достаточно просто избавиться от сословного представительства, поскольку единственной неизменной его частью оставался элитарный государственный совет с весьма узкой социальной базой.
Изменение государственного строя в Дании носило радикальный характер. До 1660 г. государственный совет обладал более широкими полномочиями, чем большинство сословных представительств в других странах Европы. После государственного переворота совет исчез как таковой, а вместе с ним упразднились и все политические представительства, независимые от короля. Отныне в Дании никакие должности — шла ли речь о судебных органах, о чиновничьем аппарате или каком-либо региональном совете — не являлись выборными либо передаваемыми по наследству. Даже бургомистры торговых городов и члены городских советов назначались королем из числа своих чиновников.
Влияние государственного переворота не замедлило сказаться в Дании и Норвегии, хотя что касается последней, то ей потребовалось несколько большее время для реализации ключевых решений нового строя. Иначе дело обстояло в герцогствах. Здесь власть сословных органов начала постепенно слабеть еще раньше. В 1608 г. в готторпской, а в 1650 г. — в королевской части герцогств было введено право первородства. Тем самым право сословий избирать своего правителя делалось иллюзорным. Правда, все еще сохранялась практика созыва ландтагов с целью назначения налогов, однако в последний раз это произошло в 1675 г. После этого оба герцога последовали европейскому образцу, действовавшему, например, во Франции и в Испании: формально ландтаги упразднены не были, однако они и не созывались. В течение последующих ста лет сословные собрания собирались лишь по случаю провозглашения правителями новых королей и герцогов.
По Королевскому закону решение всех важных вопросов являлось прерогативой короля. На практике же от его личности во многом зависело формирование структуры органов верховной власти. Фредерик III был человеком решительным и вплоть до самой своей смерти в 1670 г. оказывал сильное личное влияние на управление государством. Ближайшим его помощником и советником был немец-казначей Кристофер Габель.
В соответствии с Королевским законом после смерти Фредерика III корона перешла к его старшему сыну Кристиану V. Он в гораздо меньшей степени, нежели отец, занимался вопросами государственного управления. Поэтому во времена Кристиана V самодержавие в значительной мере превратилось в министерское правление и правление придворных короля. С началом правления Кристиана Габель был отстранен от дел, и на политическом небосводе Дании взошла звезда юного Педера Шумахера. Он был возведен в дворянское достоинство, получил титул графа Гриффенфельда и пост государственного канцлера, то есть официально — должность первого министра королевства. Однако во время войны за Сконе Гриффенфельд впал в немилость, поскольку самостоятельно вступил во внешнеполитические переговоры без ведома короля. Поначалу его приговорили к смертной казни, которая впоследствии была заменена пожизненным заключением. Следующий государственный канцлер — Фредерик Алефельт (1676—1686) не играл уже такой же центральной роли в жизни страны, а его преемник на посту начальника королевской канцелярии, Конрад Ревентлов, даже не получил должности канцлера. Власть делили между собой сразу несколько министров; большим влиянием пользовались и придворные круги.
Фредерик IV, унаследовавший трон в 1699 г., в отличие от отца, позаботился о том, чтобы вернуть бразды правления в свои руки. Большинство из тех, кто занимал ведущие позиции в государстве при Кристиане V, при новом короле были устранены с политической сцены. Правда, Конрад Ревентлов формально стал именоваться «великим канцлером», однако всем было ясно, что повседневное политическое руководство страной осуществляет сам король. Роль собственно правительственного совета — канцелярии — была заметно урезана; все вопросы решались вовсе не здесь, а в королевском дворце. С невиданным усердием Фредерик IV вникал не только в крупные, но и в мелкие дела, лично занимаясь практически всем, вплоть до назначения на должности чиновников среднего звена. Во времена правления Фредерика было сделано немало для достижения идеала абсолютизма — самодержавного правления монарха.
Вне зависимости от степени личного участия короля в управлении страной рост государственной власти требовал создания более мощной структуры центральной администрации. Уже во времена Кристиана IV можно было наблюдать значительное увеличение потока дел, поступавших на ее рассмотрение. После 1660 г. данная тенденция только усилилась. В стране по-прежнему существовали три традиционных органа центральной администрации: Датская канцелярия, Немецкая канцелярия и Казначейство. К ним добавились новые административные образования, занимавшиеся управлением армией, флотом и таможенными сборами. Как старые, так и новые административные органы строились в соответствии с коллегиальной системой организации. Это подразумевало коллективное рассмотрение дел рядом высших чиновников, прежде чем они поступали к королю для принятия им окончательного решения.
Процесс расширения центральной администрации Дании оставил заметный след в истории страны. Всемирно известный астроном Оле Рёмер разработал единую для всего королевства систему мер и весов, что явилось важным нововведением на фоне существовавших до тех пор многочисленных местных вариантов. Быть может, наибольшее значение имело создание крупных сводов законов — Датского закона Кристиана V от 1683 г. и, соответственно, Норвежского закона от 1687 г. Они пришли на смену старым местным законам и рецессам предыдущих столетий. Отныне все центральные законы были кодифицированы. Датский закон во многом развивал положения существовавшего законодательства и следовал сложившейся судебной практике, однако при этом в нем содержался и ряд серьезных изменений. Вероятно, главным для простых крестьян явилось то, что с принятием этих законов элемент народности в судопроизводстве был заметно ограничен, и окружные суды — тинги — в связи с этим стали в меньшей, нежели ранее, степени использоваться ими для решения взаимных конфликтов. Возглавлявшие прежние тинги окружные фогты из числа крестьян вскоре после введения новшеств вынуждены были уступить свои места профессиональным судьям. Что касается уголовных наказаний, то они были в известной мере смягчены — среди прочего ограничено применение смертной казни, да и вообще на фоне зарубежных законодательств того времени Датский закон был документом необычайно гуманным. Характерно, тем не менее, что это ни в коей степени не затронуло положение дел в герцогствах. Помимо различных рецессов вплоть до 1900 г. правовой основой в Шлезвиге оставался Ютландский закон, а в Гольштейне — так называемое «Саксонское зерцало».
На региональном уровне структура административных органов также подверглась значительным изменениям. На смену ленсманам пришли амтманы. Ленсманы осуществляли общее управление ленами на феодальный манер, самостоятельно назначая людей на различные должности и определяя долю совокупных доходов, оставляемых для собственных нужд. Новые же амтманы были королевскими чиновниками, получавшими значительно более скромное жалованье. На амтманов возлагалась ответственность за отправление правосудия, церковные дела, состояние дорог и мостов и ряд прочих вопросов, тогда как два важнейших аспекта — военный и экономический — были выведены за пределы их компетенции. Если прежде ленсман являлся командующим гарнизоном замка и всех войск лена, то теперь сосредоточенные здесь армейские части становились полностью независимыми от местного начальства, а сбор налогов и доходов, приносимых казне областью, поручался либо писарю, либо начальнику налогового управления амта — чиновникам, назначавшимся самим королем и не подчинявшимся амтману. Что касается торговых городов, то государь лично назначал бургомистров и членов городского совета. Распределение высших должностей в церкви и армии еще раньше стало прерогативой монарха.
В общем и целом создание бюрократического аппарата заканчивалось на уровне региона. В приходах и деревнях единственным государственным чиновником по-прежнему оставался священник. Кроме собственно церковной службы пастор зачитывал с кафедры законы и иногда информировал прихожан о различных важных событиях в стране. Тем не менее священнослужителей лишь в ограниченной степени можно считать причастными к процессу управления. В двух ключевых областях, там, где абсолютистское государство нуждалось в непосредственном контакте с подданными, — а именно в вопросах взимания налогов и набора в армию — ставка делалась на прежние властные структуры: органы городского управления и помещиков.
Важнейшими предпосылками, приведшими к установлению абсолютизма, были рост армии и ее потребности в финансировании. В сословных собраниях представители различных слоев общества сходились во мнении о назревшей необходимости уменьшения военных расходов и общей экономии государственных средств. Далее так продолжаться не могло. Когда король обеспечил себе всю полноту власти, на повестку дня встали вопросы роста вооружения страны и увеличения налогов. Вызвано это было извечным противостоянием королевства со Швецией. Если в 40-х годах XVII в. военные расходы составляли менее половины всех расходов страны, то после 1660 г. объем их вырос до двух третей.
Следует сказать, что в 1661 — 1662 гг. численность профессиональной армии на контрактной основе была несколько сокращена, впрочем, лишь до 10 тыс. человек в Дании и герцогствах, что превышало прежний уровень ее численности в мирное время. К этому следует прибавить 5 тыс. рекрутов, а с 1670 г. — 4 тыс. кавалеристов, финансировавшихся за счет средств, поступавших от 12 имений короны. В Норвегии сохранялась армия в количестве 10 — 12 тыс. человек, главным образом рекрутов. Флот также значительно увеличился, и к 1670 г. общая численность экипажей выросла более чем до 10 тыс. человек. Итого в общей сложности вооруженные силы королевства составляли свыше 40 тыс. человек. Это была столь внушительная военная сила, что рост ее численности во время войны за Сконе был незначительным. Впервые в истории страны Дания в мирное время оказалась обладательницей такой армии, которая практически была в состоянии обеспечить потребности государства в войсках в случае войны.
После войны за Сконе разница между норвежской и датско-шлезвиг-голштинской армиями увеличилась. В Норвегии сохранялась рекрутируемая армия, выросшая к 1682 г. и составлявшая более 16 тыс. человек, тогда как в Дании и герцогствах армия стала полностью профессиональной. После 1682 г. в ней насчитывалось более 30 тыс. человек. Сюда же надо прибавить еще 10 тыс. человек, служивших во флоте. Это была весьма мощная сила, на содержание которой требовались немалые средства. Для снижения расходов на оборону и в целях укрепления авторитета на международной арене Дания предоставляла крупные подразделения своих войск в распоряжение Англии в 1689— 1698 гг. и союзнической коалиции — Англии, Голландии и Австрии — начиная с 1701 г. Когда началась Великая Северная война, потребовался не один год, чтобы возвратить эти войска обратно в страну.
В 1701 г. Дания частично вернулась к практике формирования армии за счет рекрутируемых солдат — так был создан корпус национальной милиции, состоявший из 15—16 тыс. человек, набранных из числа батраков. В мирное время эти люди продолжали трудиться на своих обычных местах и лишь изредка по воскресеньям собирались для строевой подготовки, так что в военном отношении значимость этого корпуса была ограниченной.
В целом в первые десятилетия XVIII в. королевство обладало регулярной армией в количестве 50 — 60 тыс. человек, а также корпусом национальной милиции, насчитывавшим 15 тыс. человек. Учитывая, что общее население страны к тому времени составляло около 1,5 млн. человек, это означало, что примерно 4% ее жителей являлись солдатами. По европейским меркам это был чрезвычайно высокий показатель, сравниться с которым могли лишь Бранденбург и Швеция. Извечное противостояние со Швецией постепенно привело к тому, что датско-норвежское королевство в необычайно высокой степени оказалось сориентированным на войну.
С установлением абсолютизма был завершен процесс изменений в структуре доходов государства, начавшийся в предшествующие Десятилетия. К традиционным их источникам — доходам от домениальных владений короны и таможенных сборов — прибавился еще один, увеличивавшийся год от года, — налоговые поступления. Собственно говоря, теперь доходы от сбора налогов даже выдвинулись на первый план. Домениальное государство стало государством налоговым.
Основа домениального государства была подорвана примерно в 60-х годах XVII столетия. Эресуннская таможенная пошлина, являвшаяся на протяжении нескольких столетий основным источником получения доходов, по политическим мотивам не могла уже более повышаться, а Швеция и вовсе была от нее освобождена. Кроме того, потеря королевством сконских провинций, Бохуслена и т. д. уже само по себе означала снижение доходов от домениальных владений. К еще большему их уменьшению привела имевшая широкое распространение в 60-х годах практика отчуждения и продажи имений короны. Государство предпочло оплачивать свои долги землями, и в течение нескольких лет коронные имения сократились примерно наполовину. Правда, это отчасти компенсировалось за счет отмены феодальной системы управления королевскими имениями ленсманами, ввиду чего получаемая государством часть доходов от оставшихся коронных земель значительно возросла.
Однако важнейшей причиной изменений в структуре доходов было резкое повышение налогового бремени. В первое десятилетие XVII в. средняя сумма чрезвычайных налогов составляла примерно ½ ригсдалера на одного крестьянина. Еще до установления абсолютизма цифра эта выросла примерно до 3—4 ригсдалеров. После 1660 г. налоговое бремя значительно увеличилось: так, если в 80-х годах XVII в. среднее крестьянское хозяйство должно было платить налогов менее 10 ригсдалеров в год, то уже к 1700 г. сумма эта составляла примерно 20 ригсдалеров. В Норвегии рост налогов начался еще раньше, однако и закончился быстрее, и уровень его был ниже, чем в Дании. В герцогствах ситуация была прямо противоположной. Здесь резкий рост налогов начался довольно поздно, однако к концу XVII в. их уровень достиг уровня датских.
Такое повышение налогового бремени сопровождалось изменениями в принципах налогообложения. До 1660 г. во всех трех частях королевства налоги начислялись в соответствии с грубым делением всех хозяйств на целые дворы и полудворы. В герцогствах эта практика оставалась без изменений. В Дании и Норвегии в 60-х годах были собраны сведения о размерах оброка, уплачиваемого крестьянами, и налоги стали назначаться в зависимости от этих данных, причем все сборы теперь исчислялись в тёнде харткорна — бочках ржи или ячменя. Таким образом была гораздо более четко определена налогооблагаемая база, хотя и здесь имел место заметный перекос, поскольку те хозяйства, которые прежде помещики облагали более высокими выплатами, вынуждены были и теперь платить более высокие налоги и т. д. По этой причине в Дании была разработана еще более точная система налогообложения. В 80-х годах все датские пахотные земли (за исключением Борнхольма) были пересчитаны и оценены. Так появился Земельный кадастр Кристиана V от 1688 г. Составление его было настоящим подвигом, и он и поныне служит неоценимым источником сведений о состоянии сельского хозяйства страны того времени. Кадастр стал основой более точных расчетов, позволивших произвести дальнейшее ужесточение налоговой политики, кульминация которого пришлась на период Великой Северной войны. В Норвегии же основой налогообложения продолжал оставаться земельный кадастр 60-х годов.
Потребительский налог — или налог с оборота, — вызвавший волну недовольства в 1660 г., был отменен в 1662-м и вновь введен в 1672 г. Кроме него появился еще ряд налогов и сборов. Некоторые из них, такие, как налоги на должность, на ношение парика, на прочие предметы роскоши, каретный налог, являлись средством уравнять общество, однако многие были просто проявлением богатой фантазии.
Роль сильного государства требовала, чтобы на службу ему направлялось все больше и больше общественных ресурсов, в первую очередь на укрепление его военной мощи. Поэтому в XVII в. правительства европейских стран одной из важнейших задач считали не только увеличение своей доли в общественном богатстве, но и рост этого богатства, достигаемого вполне осознанной экономической политикой внутри и вне государства. Такая политика позже получила название меркантилизма. Главной ее целью являлось обеспечение положительного торгового баланса страны и тем самым увеличение ее золотых запасов, за счет которых финансировалось ведение войн. Основной акцент при этом государство делало на развитии торговли, уделяя также внимание добыче угля и расширению мануфактурного производства, тогда как сельское хозяйство не входило в число приоритетных направлений. Мощными рычагами здесь являлись, с одной стороны, прямые государственные инвестиции, а с другой — широкое использование привилегий и монополий, а также таможенной политики, которая отныне служила не только источником поступления средств в казну, но и инструментом ограничения импорта.
Первые, пока еще довольно скромные ростки политики меркантилизма возникли в Дании в середине правления Кристиана IV. В полной же мере она проявилась в период абсолютизма.
Кристиан IV основал несколько новых городов. Один из них, Кристиансхавн, был расположен непосредственно вблизи столицы, прочие же — в отдаленных провинциях: Кристиания и Кристиансанн — в Норвегии, Кристианстад — в Сконе, Кристианопель — в Блекинге и Глюкштадт — в Гольштейне. Построены они были с двоякой целью: создать современные крепости у границ королевства, а также стимулировать торговлю и городские промыслы. Однако ни один так и не стал по-настоящему крупным торговым городом. В 1616— 1621 гг., по примеру Англии и Голландии, был учрежден ряд торговых компаний, однако соляная, шелковая и суконная компании вскоре разорились. Создание датской Ост-Индской компании сопровождалось направлением на Восток флота. Благодаря этому в 1620 г. на юго-восточном побережье Индии Дания основала собственную колонию, Транкебар, что, однако, не привело к широкому участию страны в прибылях от азиатской торговли, и деятельность упомянутой выше компании мало-помалу угасла. Основанная в 1619 г. Исландско-фарерско-норланнская компания с большим успехом пыталась противостоять торговой экспансии англичан и шотландцев, направленной в особенности на Исландию.
После установления абсолютизма компании были реорганизованы, чтобы улучшить статус Дании в расширяющейся заморской торговле. В судьбоносных для королевства 1658— 1660 гг. Дании удалось захватить плацдарм в Африке на побережье Гвинеи, а в 1672 г. датчане заняли в Карибском море небольшой вест-индский остров Сент-Томас, к которому в 1675 г. добавился соседний остров Сент-Ян. Оба колониальных образования оказались тесно связанными между собой, поскольку африканские владения королевства поставляли рабов, труд которых использовался для производства сахара на островах в Вест-Индии.
В 1671 г. для координации торговли в этих колониях страны была учреждена Вест-Индско-Гвинейская компания. За год до этого начала свою деятельность Ост-Индская компания, благодаря чему торговля с Индией возобновилась. Однако вплоть до 1720 г. все эти начинания не приносили сколько-нибудь ощутимых успехов. Дании удалось присоединиться к европейской заморской торговой экспансии, но она занимала в ней достаточно скромное место. Тем настойчивее были попытки государства полностью использовать все внутренние ресурсы королевства. Ряд купцов, прежде всего копенгагенских, получили монопольные права на торговлю в Исландии, Северной Норвегии и на фарерских островах.
Если результаты усилий по развитию торговли были довольно-таки скромными, то еще менее успешными можно было считать попытки основать собственное промышленное производство. При Кристиане IV мануфактуры создавались по образцу зарубежных стран. На самых крупных из них, открытых при исправительной тюрьме и детском приюте, отбывающие наказание преступники и дети-сироты трудились на производстве текстильных товаров. По большей части в самой Дании это не приносило сколько-нибудь ощутимых плодов. Результаты протекционистской таможенной политики, начатой в 50-х годах XVII в. и усилившейся в 1672 г., также были неубедительными. В европейском разделении труда Дания продолжала оставаться сельскохозяйственной страной.
В Норвегии же, ввиду существования здесь естественных предпосылок, значительное развитие получило горное дело — добыча серебра, меди и железа. К этому следует добавить экспорт норвежского леса, являвшийся по-настоящему важным фактором на протяжении всего XVII в., — страна стала одним из главных поставщиков корабельного леса для нужд торгового и военного флотов Англии и Голландии. Это заложило основу создания в Норвегии новой буржуазии, а также привело к росту числа образований городского типа, так называемых поселков-пристаней, в Южной Норвегии. В герцогствах в этот период наблюдалось некоторое развитие средних доиндустриальных предприятий, таких, например, как мельница для обработки медной руды близ Фленсбурга.
Хозяйственная политика абсолютизма не сумела поколебать господствующее положение сельского хозяйства в экономике королевства, и в особенности Дании. Поэтому как ранее, так и теперь основная тяжесть налогового бремени лежала на плечах крестьянского сословия. В начале XVII столетия налоги составляли весьма незначительную часть расходов крестьян. Однако к концу века общая сумма налогов, которыми облагался крестьянин, уже составляла более половины той ренты, которую он должен был выплачивать помещику.
Платить такие высокие налоги было весьма трудно, поскольку наступившие времена явно не благоприятствовали развитию крестьянского общества. Обширные регионы страны страдали от грабежей и контрибуций, явившихся следствием различных войн. В самом худшем положении находилась Ютландия, которая была оккупирована в ходе всех военных действий. Быстрее всего страна оправилась от последствий Цесарской войны. Хуже обстояли дела после Торстенссоновой войны, и еще более тяжкими были годы, последовавшие за войнами с Карлом Густавом, поскольку помимо проблем, связанных с приходом союзнических войск, страну постигла и большая беда — разразилась эпидемия чумы. Она вспыхнула зимой 1658/59 г. в провинции между Хадерслевом и Рибе и стала постепенно распространяться в северном и восточном направлениях. В наиболее пострадавших от эпидемии областях умерло около пяти шестых населения, по всей же стране чума унесла жизни примерно 25 — 30% жителей.
В то же время в сельском хозяйстве страны наблюдался затяжной кризис. Примерно с 1630 г. цены на сельскохозяйственную продукцию снизились, и их падение продолжалось вплоть до 80-х годов XVII столетия. Экспорт говядины частично прекратился из-за Тридцатилетней войны, а после ее окончания так полностью и не восстановился до довоенного уровня. Во второй половине XVII в. он составлял лишь половину того объема, которого стране удалось достичь в начале столетия, помимо того были значительно ограничены допускаемые размеры прибыли. Ухудшение климата — так называемый малый ледниковый период — также отрицательно сказалось на развитии сельскохозяйственного производства в течение ста лет, начиная с середины XVII столетия. В то время как экспорт зерна южным соседям сократился, гораздо более важную роль стала играть торговля зерном в Норвегии. В 1669 г. были введены таможенные ограничения на ввоз в Норвегию зерна из зарубежных стран, и в 1686 г. установилась монополия датского сельского хозяйства на поставки зерна на норвежский рынок.
Однако зерновая монополия лишь отчасти смягчила жесткие последствия кризиса. В общем и целом положение, сложившееся во второй половине XVII столетия в датском аграрном обществе, можно назвать достаточно плачевным. Историки доказали, что рост налогового бремени во многих странах Европы в XVII в. заставлял крестьян повышать производительность своего труда, осваивать новые виды производства, все более ориентируясь на потребности рынка. В Дании же сложно найти признаки чего-либо подобного. Ужесточение налоговой системы здесь болезненно сказалось на положении экономики. Неплохо развитая кредитная система хозяйствования, существовавшая до тех пор в ряде областей страны, в одночасье рухнула, что свидетельствовало о том, что у крестьян не было ни крупных денежных средств, чтобы давать ссуды, ни каких-либо ценностей в обеспечение кредитов. Сохранившиеся записи о разделе имущества крестьян между наследниками, относящиеся к концу XVII в., производят впечатление большей скудости хозяйств, чем соответствующие документы начала столетия. В них фигурирует гораздо меньшее количество серебра, скота и доходов в денежном выражении. Для широких слоев крестьянского сословия условия жизни сводились к балансированию на грани прожиточного минимума, а то и ниже его.
Падение цен и затруднения с экспортом говядины нанесли значительный ущерб также и помещикам. Снижение цен означало не только уменьшение доходов от торговли. Опустевшие крестьянские дворы, рост налогового бремени и общее обнищание крестьянского сословия привели к тому, что теперь помещикам трудно было рассчитывать на получение со своих крестьян-арендаторов всех причитающихся выплат.
Основным средством, с помощью которого помещики могли предотвратить уменьшение своих доходов, было расширение центральных имений с одновременным увеличением барщины для крестьян-арендаторов, поскольку повышать установленный размер оброка было запрещено. Отработка крестьянами барской повинности в принципе была безвозмездной, к тому же увеличение объема барщины мешало крестьянам осуществлять свои прочие выплаты. Правда, вплоть до 1662 г. крестьяне, отрабатывавшие барщину на землях центрального имения в своем приходе, — так называемые будничные работники — освобождались от уплаты чрезвычайных налогов. Таким образом, рост барщины стал альтернативой росту налогов.
В определенной степени право требовать выполнения барской повинности могло быть использовано для увеличения крестьянских выплат взамен (полностью или частично) освобождения от барщины. Такой стратегии успешно придерживались король, герцог Готторпский, а также многие помещики в герцогствах. В Дании Кристиан IV проводил эту линию в 20-х годах XVII в., однако безрезультатно, ибо, как оказалось, датские крестьяне обладали заметно меньшей денежной массой, чем крестьяне в герцогствах.
Основными источниками получения доходов для владельцев поместий собственно в Дании являлись центральное имение и барщина. В XVII в. явно прослеживались тенденции к расширению полей центральных имений и выравниванию владений арендаторов. Путем сложных операций по обмену земельных участков имения были заново воссоединены, хотя во многих из них по-прежнему продолжала действовать старая система чересполосицы. Одновременно с этим были снесены многие крестьянские дворы, за счет чего создавались новые либо расширялись старые центральные имения. Процесс создания новых и расширения уже существующих центральных имений получил мощный толчок после 1660 г. Включение земель разорившихся арендаторов в состав центрального имения был одним из способов получения хоть какого-то дохода от них, а широкая распродажа коронных владений вела к созданию новых центральных поместий.
Правда, по прошествии нескольких лет абсолютизм положил конец расширению и росту числа центральных имений. В 1662 г. были отменены налоговые льготы в отношении «будничных работников», а в 1682 г. введен запрет на снос крестьянских дворов. Именно с крестьянских хозяйств собиралась основная масса налогов, поступавших в казну абсолютистского государства, да и большая часть рекрутов набиралась именно из крестьянской среды. Таким образом, крестьян следовало всячески защищать.
На практике, однако, снос крестьянских дворов не прекратился, хотя масштабы его заметно уменьшились. По различным оценкам, за период с 1525 по 1682 г. в Северной Ютландии и на островах было снесено от 2 до 2,5 тыс. крестьянских дворов, что составляло примерно 4% хозяйств, существовавших в стране в эпоху Реформации. Таким образом, речь не шла о каком-то решительном наступлении на крестьянские хозяйства Дании. Тем не менее данный процесс привел к увеличению площадей центральных имений почти вдвое. В 1682— 1683 гг. они составляли 9% всех обрабатывавшихся земель в Дании; во владении крестьян по-прежнему оставалась большая часть всех земельных угодий страны. Даже в поместьях на датских островах доля центральных имений редко когда превышала 20 — 25%.
Датская система формирования поместий была отлична от системы, известной под немецким названием Gutsherrschaft, основными элементами которой были использование хозяйственного потенциала центрального имения и барщина. Подобная система применялась в восточных областях Шлезвига и Гольштейна, где площади центральных помещичьих имений составляли в XVIII в. 50% и более всех сельскохозяйственных площадей, что напоминало положение дел во многих регионах Восточной Европы. Здесь основной повинностью крестьян в пользу помещика являлась барщина, в то время как оброк был невелик, а налоги платил сам помещик. В большинстве же королевских и готторпских амтов в герцогствах, а также в ряде помещичьих владений отработка крестьянами барской повинности в центральном имении была полностью отменена. Вместо барщины крестьяне обязаны были делать достаточно большие выплаты в пользу владельца земли. Здесь, как и в большинстве стран Западной Европы, денежные выплаты стали основным видом крестьянских повинностей, и данная система получила название Grundherrschaft. Датская же поместная система была чем-то средним между этими двумя системами: владелец поместья требовал от держателя земли как отработки барщины, так и определенных платежей, однако и то и другое в гораздо более ограниченном объеме, чем, соответственно, его восточно- и западноевропейские коллеги.
Для датских крестьян расширение центральных имений означало ухудшение условий жизни. Все больше крестьян вовлекалось в отработку барщины, а для тех из них, кто отрабатывал ее заранее, размер барщины увеличивался. По всей вероятности, возросло и применение физического принуждения крестьян к отработкам, хотя, разумеется, в интересах землевладельца было, чтобы все работы протекали без особых конфликтов. В основном отрабатывали барщину работники и работницы, трудившиеся у крестьян-арендаторов. Для крестьян — владельцев хозяйств (горманов) и их жен барщина являлась экономическим бременем в смысле расходов на оплату труда работников и затрат на лошадей, привлекавшихся для работ в господском имении. Кроме того, следует учесть, что, прежде чем стать самостоятельными хозяевами, сам крестьянин, равно как и его жена были такими же работниками.
Тем не менее барщина была отнюдь не единственной и вовсе не самой тяжкой повинностью для датских крестьянских хозяйств. Даже в тех областях, где существовал наибольший размер барщины, центральные имения составляли, как правило, всего лишь пятую часть всех земель. Поскольку помещичьи и крестьянские поля обрабатывались примерно одинаково, большую часть времени крестьяне и их работники проводили в своих деревнях и на своих землях. Тяготы барщины были вполне сопоставимы с тяготами по выплатам налогов в пользу короля и выполнению прочих повинностей в пользу помещика.
Абсолютистское государство возлагало ответственность за выполнение своих требований по взиманию налогов и вербовке солдат на помещиков таким образом, что они несли личную ответственность за сбор полной суммы налогов и рекрутирование искомого числа новобранцев вне зависимости от той ситуации, в которой находилось поместье, и от положения крестьян. Это вело к тому, что абсолютизм вынуждал помещика проявлять личную заинтересованность при реализации требований государства. Заставить помещиков везти за государство этот тяжелый воз было, по-видимому, единственным действенным способом обеспечить выполнение всех требований, предъявлявшихся к населению страны, а также наиболее дешевым методом управления. Подобный же феномен можно было наблюдать во многих уголках Европы.
Для помещиков такая ситуация была двойственной. Не по собственной инициативе, а преследуя прежде всего интересы государства они вынуждены были значительно ужесточить давление на собственных крестьян. На рубеже XVII —XVIII вв. датские крестьяне испытывали трудности с несением своих денежных повинностей. В такой ситуации помещику приходилось в первую очередь заботиться об уплате его крестьянами королевских налогов, ибо за это он нес личную ответственность, и лишь затем — о сборе платежей в свою пользу. Это ставило крестьян в еще большую зависимость от воли помещика. Если они не выплачивали платежи, то могли в любой момент лишиться своего хозяйства. На рубеже XVIII в. такая судьба постигла практически каждого пятого держателя земли. Не менее сильным оружием в руках помещика была также и возможность — либо просто угроза — сдать в солдаты наиболее строптивых из своих крестьян и их работников.
С точки зрения крестьянского сословия, власть помещиков достигла небывалых масштабов, а жизнь основной части населения страны оказалась ограничена рамками поместья. Так абсолютизм создавал и поддерживал общественный порядок в деревне.
Тем не менее это вовсе не означает, что государство выступало в роли органа, который проводил в жизнь интересы помещиков. Напротив, государство — а фактически армия — напоминало о себе только в тот момент, когда наступала пора распределения прибыли, которую давала деревня. Скорее помещик стоял на страже интересов государственной власти, чем наоборот.
Кризис, которым было охвачено датское сельское общество, не замедлил сказаться и в городах. В первую очередь это касалось большинства провинциальных городов страны, которые во второй половине XVII в. переживали пору упадка. Обедневшие крестьяне и помещики были плохими покупателями товаров, предлагавшихся городскими торговцами и ремесленниками; экспорт сельскохозяйственной продукции шел на убыль, а датские купцы оказались вытеснены голландскими, что прежде всего касалось экспорта скота. Существовали, правда, отдельные исключения, как, например, Ольборг, процветавший за счет лова сельди в проливе Лимфьорд и расширения торговли с Норвегией.
Однако главным исключением являлся Копенгаген. За сорок лет число жителей города удвоилось и составило около 70 тыс. в 1700 г. по сравнению с примерно 30 тыс. в 1660 г. Темпы роста выглядели еще более впечатляющее, если брать за отправную точку период Реформации. Будучи самым большим городом страны, превосходившим второй по величине город более чем в 3 — 4 раза, Копенгаген в XVIII в. расширился настолько, что число его горожан равнялось числу жителей всех вместе взятых провинциальных городов страны.
Столица занимала особо привилегированное положение в экономической политике, которую проводил абсолютизм. Большинство поддерживавшихся государством мануфактур и компаний, находившихся на территории собственно Дании, располагались в Копенгагене; кроме того, город обладал ценными монопольными правами на торговлю табаком, вином, заграничным спиртным и солью. Рост Копенгагена являлся прежде всего следствием усиления государства. Королевский двор, органы центральной администрации и армия сами по себе составляли немалую часть населения столицы, и помимо того за счет их обслуживания и снабжения существовала также весьма значительная группа горожан. Двор и армия всегда являлись крупными покупателями, и, хотя многие товары приобретались ими в Гамбурге или Амстердаме, богатые копенгагенские купцы также играли ключевую роль в качестве государственных поставщиков. Как и в случае с помещиками, при абсолютизме существовал симбиоз между государством и крупными купцами, причем последние имели более широкие возможности извлечь из этого пользу. В ответ государство ожидало от них готовности предоставлять кредиты на его нужды, а также участия в различных государственных проектах.
Абсолютизм опирался на уже существовавшую в обществе элиту. Он использовал ее для достижения собственных целей, защищая вместе с тем ее социальные и экономические интересы, поскольку они не приходили в столкновение с интересами государства. Абсолютизм не стремился к социальному выравниванию общества. При нем продолжали существовать привилегии, а неравенство было закреплено институционально. В 1661 г. дворянству, духовенству и бюргерам были дарованы новые привилегии, что означало сохранение прежних сословий в датском обществе. То же самое можно сказать и о крестьянстве, статус которого, однако, предусматривал скорее определенные тяжелые обязанности, нежели какие-либо особые права.
Принадлежность к тому или иному сословию разделяла население на различные группы. Вместе с тем абсолютизм создал и иную форму социального неравенства, введя в 1671 г. табель о рангах. В соответствии с ней была выстроена иерархия, строго регламентировавшая место каждого принадлежащего к элите человека. Характерной чертой данной системы было то, что получение высшего ранга, как правило, обуславливалось занимаемой должностью или же дарованным королем личным (ненаследуемым) титулом. Таким образом, присвоение высшего ранга всецело зависело от воли государя. Только он определял место каждого из его подданных в социальной иерархии.
В то же время в структуре элиты общества происходили изменения, делавшие большую часть существующих сословных различий достаточно иллюзорными. До 1660 г. дворянство, класс помещиков и чиновничий корпус были единым целым, и это означало, что все вместе они составляли сплоченную группу, пользовавшуюся широкими правами по отношению к государству. В экономическом отношении богатые бюргеры являлись их конкурентами, однако доступ к владению поместьями и занятию высоких должностей был для них закрыт. В эпоху абсолютизма такое жесткое кастовое различие сменилось более размытыми границами между группами различных элит.
До 1660 г. дворянство имело монополию на владение 44% всех земельных угодий страны. В течение нескольких десятилетий до этого земельный рынок неоднократно переживал различные потрясения, однако если какой-либо дворянин собирался продать свой надел, то закон гарантировал, что покупателем в подобной сделке будет также представитель дворянства. После установления абсолютизма таких гарантий более не существовало. Хотя доля земель, принадлежавших помещикам, за период с 1660 по 1682 г. в целом выросла с 44 до 63%, однако угодья, собственниками которых являлись старые дворяне, составляли теперь лишь 30 — 35%. Обширные земельные владения, которыми корона расплачивалась со своими кредиторами, оказались по большей части собственностью датских и иностранных буржуа; они же скупили в последующие годы многие из тех поместий, что были выставлены на продажу их прежними хозяевами-дворянами. На протяжении жизни всего одного поколения сформировался новый слой землевладельцев, чья земельная собственность практически не уступала по размерам владениям старого дворянства. В следующие десятилетия, правда, процесс этот был не столь стремительным, но неуклонным. Класс крупных землевладельцев в Дании XVIII в. состоял из представителей как старого, так и нового дворянства, а также буржуазии.
Равным же образом старое дворянство утратило монополию на замещение высших и наиболее прибыльных должностей. Еще несколько лет после 1660 г. представители старой аристократии составляли большинство среди амтманов и чиновников, входивших в высшее руководство страны, однако число их быстро сокращалось. Уже во время Великой Северной войны лишь небольшая часть высоких чиновничьих должностей была занята старыми дворянами. Большинство чиновников являлись выходцами из буржуазной среды. Таким образом, старое дворянство было охвачено экономическим и политическим кризисом.
Сказанное вовсе не означало, однако, что абсолютизм выступал противником дворянства как такового. Наоборот, он открыл возможность для обновления датского дворянства. Первые самодержцы Дании набирали большинство ведущих государственных чиновников и первых лиц двора в обход датской аристократии: частично из числа представителей буржуазии, частично — за границей, при этом, правда, из числа иноземных дворян. Многим из последних они даровали датское дворянство. Нечто подобное происходило и в прочих европейских странах.
В основе внутренних различий в среде старого дворянства лежал разный уровень богатства, политического влияния и семейных традиций аристократических родов. В 1671 г. была создана формальная иерархия дворянства путем введения титулов графа и барона, что привело к нарушению его прежнего единства, поскольку графы и бароны занимали более высокое положение, нежели прочие дворяне. Характерно, что большинство графов и баронов были выходцами не из числа старого дворянства, а зарубежными аристократами или представителями датской буржуазии — отчасти из-за того, что многие богатые старые дворяне предпочитали оставаться в тени.
В первые полвека после установления абсолютизма существовала определенная, но незначительная разница между старым и новым дворянством. Однако за жизнь одного —двух поколений новые дворяне вполне адаптировались в обществе, став так называемым старым дворянством или просто дворянством. Это также можно считать общеевропейским феноменом. Элиту общества в эпоху зрелого абсолютизма составляли по большей части именно дворяне. После 1700 г. они владели в общей сложности примерно половиной всех земельных угодий страны и занимали большинство высших чиновничьих должностей. От многих стран Европы Дания отличалась, однако, тем, что здесь преобладало все же новое дворянство. Необычным являлось то, что выходцев из старых дворян среди датских графов и баронов, министров и генералов в XVIII в. было явное меньшинство.
Помещики и чиновники, происходившие из среды буржуазии, также часто встречались и в герцогствах. Однако изменения в структуре дворянства здесь не были столь кардинальными. Приток нового дворянства был не так велик, и старые дворяне в основном сохранили за собой свои поместья, а отчасти также и должности. Влияние абсолютизма к югу от реки Конгео[41] в Ютландии было не таким сильным. И наоборот, в Норвегии власть почти полностью перешла к бюргерству, в то время как и без того слабое национальное дворянство почти полностью утратило свое влияние.
В эпоху абсолютизма значимость двора монарха сильно возросла, и крайне важным стало надлежащее возвеличивание самыми различными способами королевской власти. Наиболее ярким примером тому служила Франция эпохи Людовика XIV, подражать которой разоренному датско-норвежскому королевству было крайне сложно. Художники, скульпторы и поэты трудились не покладая рук, возвеличивая короля. Один французский скульптор изваял Кристиана V в образе римского императора, создав первую в стране конную статую; ее установили на площади Конгенс Нюторв в Копенгагене. Новые роскошные дворцы в стране не строились, однако прилагались большие усилия, чтобы украсить уже существующие. Типичным для того времени являлось убранство самых великолепных из них — рыцарского зала дворца Росенборг и зала для аудиенций дворца Фредериксборг, где королю воздавались почести как предводителю войск во время войны за Сконе. В этих дворцах проводились различные церемонии, в ходе которых приближенные государя выступали в роли своего рода актеров, постоянно подчеркивавших его статус. Члены правящей верхушки страны все больше времени проводили в Копенгагене, и столичные резиденции стали их постоянным местом жительства. Когда из-за ухудшившейся экономической ситуации строительство поместий практически прекратилось, культурная жизнь элиты общества полностью перекочевала в Копенгаген, где достигла небывалых до тех пор масштабов.
Рыцарский зал дворца Росенборг
Абсолютная монархия уделяла большое внимание своей репрезентации. В силу ограниченности средств первым датским самодержцам трудно было соперничать с прочими европейскими монархами в строительстве роскошных дворцов; тем не менее они прилагали к этому немалые усилия. Длинный зал, расположенный в верхнем этаже дворца Росенборг, был превращен в роскошные покои, украшенные гобеленами с изображениями подвигов Кристиана V во время войны за Сконе. Это напоминает знаменитую зеркальную галерею в Версале, прославляющую полководческие победы Короля-Солнца. В зале также были установлены новые троны, которые стерегли три больших льва, изготовленные из серебра, добытого на государственном руднике в Конгсберге в Норвегии. (Фото: Кит Вайсе)
Среди поэтов, слагавших хвалебные оды в честь короля и писавших стихи к различным праздничным датам, выделялась фигура пастора Томаса Кинго. Однако особую известность он снискал как автор ряда серьезных изменений, внесенных им в датские канонические псалмы, прежде всего в покаянные и псалмы на библейские сюжеты. Именно они составляют основную часть нового сборника псалмов, изданного им в 1699 г. В то же время Кинго являлся одним из представителей тенденций пиетизма в датской церкви. Церковь в стране по-прежнему контролировалась государством, что, однако, не мешало распространению в ней новых религиозных движений.
С начала до конца рассмотренного периода, длившегося около двухсот лет, Дания оставалась ядром сложившегося к тому времени средних размеров конгломератного государства. За это время некоторые части королевства, в которых проживало до 15% его населения, отошли к Швеции, что, впрочем, в какой-то степени компенсировалось приобретенными монархией северогерманскими графствами и небольшими колониями в тропиках. Это лишний раз подчеркивает многонациональный характер государства, расположенного на различных территориях.
В то же время в данный период получили развитие тенденции к созданию национального государства. В эпоху Реформации была образована национальная церковь, действовавшая на территории королевства Дания и проводившая богослужение на датском языке. Лейтмотивом данного периода следует считать продолжавшееся полторы сотни лет противоборство со Швецией. В конце концов обе страны оказались отодвинутыми на второй план в большой политической игре, развернувшейся в Европе в XVIII в., причем Швеция вышла из этого противоборства с меньшими, нежели Дания, потерями. Однако то обстоятельство, что Дания постоянно находилась в состоянии настоящей или «холодной» войны со Швецией, привело к глубоким преобразованиям в самом датском обществе. Впервые в истории Дании появились значимые государственные структуры, к которым относились регулярная армия и определенный слой бюрократии; кроме того, резко возросла доля государства в общественном производстве. В политическом отношении из страны с децентрализованной системой управления, где большим влиянием пользовалось дворянство, королевство превратилось в гораздо более централизованное государство с небывалой абсолютной властью монарха. Абсолютистская власть проявилась в унификации системы управления страной посредством создания единых административных органов, новой системы налогообложения, принятия свода национальных законов, а также основополагающих религиозных текстов для церковной службы. Особые порядки, существовавшие ранее в отдельных регионах, такие, как местные законы, проведение региональных собраний дворянства и представителей торговых городов, а также создание местной казны для военных нужд, были упразднены. Раньше всего установление единых правил произошло в Дании и Норвегии, причем в каждой из них процесс этот, как правило, протекал вполне независимо. В герцогствах абсолютизм победил лишь отчасти; здесь продолжали действовать как свои порядки, так и те, которые роднили их (особенно Гольштейн) с германскими государствами. Таким образом, развитие шло к созданию еще более тесной связи между тремя основными частями королевства, представлявшими собой достаточно самостоятельные образования, сердце которых, однако, находилось в Копенгагене, превратившемся в это время в настоящую столицу государства.