В Индии зародилась одна из древнейших мировых цивилизаций — здесь сложилась высокоразвитая культура, которая оказала огромное влияние на последующее развитие страны, на культуру многих народов Востока, Центральной и Юго-Восточной Азии, Дальнего Востока. Археологические материалы свидетельствуют, что Индия была заселена еще в глубокой древности, а некоторые антропологи рассматривают Индию как один из возможных районов, где проходил процесс очеловечения обезьяны.
Во многих районах страны обнаружены каменные орудия эпохи нижнего палеолита. Независимо друг от друга возникли как бы два центра нижнепалеолитической культуры: на севере — культура Соан (долина Инда, современный Пакистан) и на юге, в Декане, — так называемая культура Мадраса. Эти палеолитические стоянки располагались на берегах рек, где были более благоприятные условия для проживания человека. Впервые такая стоянка была открыта в 1863 г. в районе Мадраса, поэтому орудия, характерные для нижнего палеолита Южной Индии, — ручные рубила стали называться мадрасскими. У нижнепалеолитического человека на севере страны были другие орудия. Это массивные галечные рубящие орудия, получившие название чопперов. Находки палеолитических орудий сейчас не ограничиваются этими двумя областями. Нижнепалеолитические стоянки известны теперь в Центральной и Западной Индии. Здесь происходило как бы соединение соанских и мадрасских традиций. Новые исследования показали, что в более южных районах преобладают мадрасские рубила, а ближе к северу возрастает число орудий соанского типа.
Различие форм орудий было связано прежде всего с разными природными условиями, запасами подходящих для обработки пород камня. Не случайно, что наибольшее число стоянок открыто в пещерах у речных долин Декана и в предгорьях Северной Индии. Климат этих областей более благоприятен, животный мир очень богат. Основными занятиями населения в этот период были собирательство и охота. Люди жили большими коллективами, что было совершенно необходимо в труднейших условиях той эпохи.
Важнейшим этапом в истории человеческого общества был переход к верхнему палеолиту, когда появился человек современного типа.
За последнее время индийские археологи открыли ряд стоянок эпохи верхнего палеолита. Крупные изменения, связанные с возникновением родовых общин, произошли в тот период в организации человеческих коллективов.
По мнению антропологов, в эпоху верхнего палеолита преобладали представители негроидной расы, а в эпоху мезолита на Западе появились европеоиды и на Востоке — монголоиды. В мезолитическую эпоху началось приручение животных. В конце этого периода появляется первая керамика и намечается переход к земледелию.
Наиболее характерным памятником мезолита является поселение Лангнадж в Гуджарате. Материал Лангнаджа позволяет изучить характерные черты жизни древнего человека в эпоху мезолита и проследить переход к неолиту. Как показали раскопки, основными орудиями были каменные пластинки и микролиты правильных геометрических форм, которые использовались в качестве наконечников стрел и как вкладыши в деревянные и костяные рукоятки. Археологи выявили два периода в истории Лангнаджа. В конце первого периода появляется изготовленная вручную керамика. Во втором периоде она уже делается на гончарном круге и расписывается. В первый период население занималось преимущественно охотой и рыболовством, во второй — начинается переход к земледелию.
В Лангнадже встречаются кости оленя, антилопы, носорога, дикого кабана, быка.
Мезолитические стоянки обнаружены и в других областях Индии — на юге (в районе Тинневелли) и на востоке (стоянка Бирбханпур в Западной Бенгалки). Для них тоже характерны микролиты, по разных форм. Микролитическая техника существовала и позднее — в эпоху металла.
Уже в эпоху мезолита выявляется неравномерность развития отдельных районов Индии. Население мезолитических стоянок юга Индии в начале четвертого тысячелетия до н. э. занималось рыболовством и охотой, а на севере, в Синде, шло ускоренное развитие оседлых земледельческих культур. Эта неравномерность была характерна и для последующих периодов — неолита и энеолита.
Эпоха неолита ознаменовалась развитием земледелия и скотоводства, переходом к оседлому образу жизни. Самыми развитыми в этот период были неолитические культуры Белуджистана и Синда, которые как бы предшествовали городской цивилизации на Инде.
Судя по раскопкам в Кили-Гуль-Мохаммеде (долина Кветы, современный Пакистан), уже в начале четвертого тысячелетия до н. э. в северном Белуджистане существовали поселения неолитических племен — скотоводов и земледельцев. Постройки они возводили из сырцового кирпича. В этот период были одомашнены овцы и козы. Металл еще не был известен, основные орудия каменные, включая пластины из халцедона, кремня и яшмы. В следующий период появляется керамика, и наконец — первые признаки знакомства с металлом. Найденные кости скота местных пород свидетельствуют о местном происхождении земледельческих культур Белуджистана. Сходная культура была открыта в восточном Белуджистане, в Рана Гхундай; здесь выявляются определенные аналогии с культурами Ирана.
Четкая стратиграфия неолитических и раннеэнеолитических культур была выявлена при раскопках в Дамб Садаате (недалеко от Кила-Гуль-Мохаммеда). Древнейший слой датируется (с помощью радиокарбонного метода) XXVII–XXVI вв. до н. э. Для последующего периода (XXVI–XXIII вв. до н. э.) характерны находки терракотовых фигурок, полированной керамики и отдельных предметов из меди.
В то же время в северных районах, например в Кашмире (поселение Бурзахом, недалеко от Шринагара), неолитическая культура была более архаичного типа. Древнейшие жилища устраивались в ямах, вырытых в глиняной почве. Около входов были найдены очаги. Керамика грубая, сделанная от руки. Обнаружено большое число костяных гарпунов, шил, иголок и т. д. Население занималась в основном рыболовством. Переход к земледелию начинается здесь позднее, в XIX–XVII вв. до н. э. В этот период уже кое-где имеются постройки из глины и сырцового кирпича.
В южных районах неолитический период лучше всего известен по раскопкам в Санганакаллу (округ Беллари) и Пиклихале. Ранний этап представлен шлифованными каменными орудиями и сделанной от руки керамикой. Он датируется примерно XXI в. до н. э. Древнейшие поселенцы уже приручили овцу и козу. Свои жилища они строили преимущественно на холмах, иногда в ложбинах между холмами.
Жители Пиклихала были скотоводами и (земледельцами. Здесь найдены специальные загоны для скота. Жилища строились из глины и бамбука. Некоторые ученые считают, что эти поселения были созданы иранскими племенами, проникшими в эти районы. Но эта точка зрения противоречит имеющимся материалам, указывающим на местную традицию.
Среди неолитических культур Восточной Индии выделяются две зоны: Бихар-Орисса и Ассам. На последнюю оказали влияние неолитические культуры Юго-Восточной Азии. В ранних же культурах Бихара-Ориссы преобладают местные черты.
Внешнее влияние относится к более позднему времени. Большие трудности связаны с датировкой неолитических культур Восточной Индии. Отдельные пробы, проведенные с помощью радиокарбонного анализа, показали, что эпоха неолита началась здесь довольно поздно.
В то время как на севере, востоке и юге Индии шло развитие неолитических культур, в долине Инда уже существовала высокоразвитая городская цивилизация эпохи бронзы.
Среди ученых довольно широко было распространено мнение о позднем возникновении цивилизации в Индии. Некоторые из них считали, что её принесли извне арийские племена. Нередко высказывались точки зрения об изолированности древнеиндийской культуры, ее отсталости по сравнению с культурами других стран Древнего Востока.
Открытие и исследование Хараппской цивилизации явились ярким доказательством древности и самобытности древнеиндийской культуры. Еще в 1875 г. английский археолог А. Канингхэм обнаружил в Хараппе (современный Пакистан, дистрикт Монтгомери, Западный Пенджаб) печать с неизвестной надписью, но научные раскопки начались лишь в 20-х годах XX в. Индийские археологи Р. Сахни и Р. Д. Банерджи открыли древние города в Хараппе и Мохенджо-Даро (современный Пакистан, дистрикт Ларкхана, Синд). С тех пор проблемы этой цивилизации находятся и центре внимания историков и археологов многих стран мира.
Одним из самых сложных вопросов в изучении Хараппской цивилизации является вопрос о ее происхождении. Высказывались разимо точки зрения — о шумерийской основе хараппской культуры, о создании ее индоарийскими племенами, в связи с чем Хараппская цивилизация рассматривалась как ведийская. Известный археолог Р. Гейне-Гельдерн писал даже о том, что цивилизация на Инде возникла внезапно, так как никаких следов предшествующего развития будто бы не обнаружено. За последние годы собраны новые важные материалы о местном происхождении этой культуры. К сожалению, подпочвенные воды пока мешают археологам последовать самые нижние слон в Мохенджо-Даро.
Археологические раскопки в Белуджистане и Синде показали, что здесь в четвертом-третьем тысячелетии до н. э. существовали земледельческие культуры, которые имеют много общего с раннехараппской культурой и с которыми хараппские поселения в течение длительного времени поддерживали контакты. В Синде земледельческие культуры появляются позднее, что позволяет предполагать проникновение сюда каких-то племен из областей Белуджистана и Южного Афганистана.
В долине Инда хараппские поселения возникают, очевидно, не сразу и не одновременно. Вероятно, из какого-то одного центра, где раньше всего сложилась городская культура, происходило постепенное расселение ее создателей. В этой связи особый интерес представляют исследования французского археолога Ж. М. Казаля поселении Амри, который установил стратиграфию от дохараппского периода до позднехараппского. Здесь прослеживается местное развитие культур: с момента, когда большая часть керамики изготовлялась вручную, без гончарного круга, когда строения только появлялись, а использование металлов лишь начиналось, до более развитых фаз, отмеченных расписной керамикой и более прочными, сырцовыми постройками. Нижние слои дохараппского периода имеют аналогии с раннеземледельческими культурами Белуджистана, в более поздних слоях появляется керамика раннехараппских поселений долины Инда. Наконец, раскопки показали, что традиции, типичные для культуры Амри, сосуществуют вместе с хараппскими.
В самой Хараппе под городскими укреплениями была найдена керамика культуры Амри, а в нижних слоях Мохенджо-Даро — керамика белуджистанских культур, что свидетельствует, очевидно, не только о тесных контактах индских поселений с земледельческими культурами Белуджистана и Синда, но и о том, что Хараппская цивилизация имеет местные корни. Она возникла на основе традиции земледельческих культур этого района, и прежде всею долины Инда.
Раскопки пакистанских археологов в Кот-Диджи (недалеко от современного Хайпура) показали, что в дохараппский период здесь существовала уже весьма развитая культура: ученые открыли цитадель и собственно жилые кварталы, возникшие, по данным радиокарбонного анализа, в XXVII–XXVI вв. до н. э. Керамика из Кот-Диджи раннего периода имеет аналогии с керамикой земледельческих поселений Синда и Белуджистана, а более поздняя — с хараппской. Это позволило проследить эволюцию местных традиций до собственно хараппских, датируемых XXI–XX ив. до н. э. Явный предхараппский период был открыт индийскими археологами при раскопках в Калибангане (Раджастан), где на одном холме находились поселения предшественников хараппанцев, а на соседнем — постройки уже создателей хараппской культуры. Керамика предхараппского поселения имеет много общих черт с керамикой Амри и Кот-Диджи. Таким образом, ученым удалось проследить развитие хараппской культуры на основе более древних местных традиций.
Вместе с тем Хараппская цивилизация явилась новым этапом, качественным скачком в развитии древнейших культур Индостана, ознаменовавшим появление цивилизации городского типа.
Большое значение имела, очевидно, речная система Инда, создающая благоприятные условия для развития материальной культуры и экономики и для создания городских поселений-центров ремесла и торговли. Неслучайно большая часть всех хараппских поселений располагалась по берегам Инда и его притоков. Позднее хараппские поселения появились в верховьях Ганга и Ямуны (современная Джамна).
Многое в происхождении хараппской культуры остается еще не совсем ясным и нуждается в дальнейшей разработке, но теории, связывающие создание этой цивилизации с пришельцами — ариями пли шумерийцами, в настоящее время представляют лишь историографический интерес.
В 20-х годах XX в, когда началось научное изучение Хараппской цивилизации, существовало мнение об относительно узких границах этой культуры. Действительно, вначале хараппские поселения были найдены только в долине Инда. Теперь же, в результате современных археологических исследований, стало ясно, что Хараппская цивилизация была распространена на огромной территории: с севера на юг более 1100 км и с запада на восток более 1600 км.
Раскопки на Катхиаварском полуострове показали, что население постепенно продвигалось к югу, колонизуя новые территории. В настоящее время самым южным считается хараппское поселение у устья реки Нарбада, но можно предполагать, что хараппанцы проникли еще южнее. Они устремлялись и на восток, подчиняя себе все новые области. Археологи открыли хараппское поселение недалеко от современного Аллахабада. Так создавались различные варианты хараппской культуры, хотя в целом это была единая культура с установившимися традициями.
Можно предполагать, что некоторая разноплановость внутри этой огромной цивилизации отражала разную этническую основу и неодинаковый уровень развития тех районов, где появлялись создатели этой цивилизации.
Хронологию Хараппской цивилизации ученые определяют сейчас различными способами. Прежде всего это сопоставление индских и месопотамских вещей (например, индских печатей, найденных в городах Двуречья), спектральный анализ фаянсовых изделий, карбонный анализ вещей, к которому стали обращаться в последние годы, а также данные аккадских источников о торговых отношениях с Востоком. Вначале ученые очень удревняли возраст городов хараппской культуры, исходя лишь из общих соображений о сходстве процесса развития цивилизации в Шумере и Индии. Крупнейший английский археолог и один и зачинателей «индийской археологии», Дж. Маршалл, в начете 30-х годов датировал Индскую культуру от 3250 до 2750 г. до н. э. Когда же были опубликованы печати индского типа, найденные при раскопках городов древней Месопотамии, оказалось, что большая часть их связана с правлением Саргона I (2369–2314 до н. э.), а также с периодами Исины (2024–1799 гг. до н. э.) и Ларсы (2024–1762 гг. до н. э.). На этом основании ученые пришли к выводу, что наиболее прочные связи между Месопотамией и Индией условно можно было отнести к 23–18 в до н. э.
Показательно, что в аккадских текстах наибольшее число упоминаний о торговле с восточными областями, в том числе с Дильмуном и Мелухой, которые идентифицируются учеными с индскими или соседними с этими областями, падает на период III династии Ура (2118–2007 гг. до п. о.) и период династии Ларсы. Большой интерес представило открытие на одной из клинописных табличек, датируемой 10-м годом — правления царя Ларсы Гунгунума (1923 г. до н. э.). оттиска печати индского типа. Все эти данные позволили предположить, что период расцвета индских городов — конец третьего — начало второго тысячелетия до н. э. При раскопках месопотамских (городов печати были обнаружены и в слоях касситского периода, что свидетельствует о продолжении контактов и в эту эпоху. В верхних слоях Хараппы были найдены фаянсовые бусы, спектральный анализ которых установил их тождественность бусам из Кносса на острове Крит (XVI в. до н. э.). На основавши этого последний период в истории Хараппы также можно датировать XVI в. до н. э.
Определенные коррективы в эти схемы внес карбонный анализ. Для Калибангана начальные слои хараппской культуры датируются XXII в. до н. э., а последний период — 18–17 вв. до н. э.; для Мохенджо-Даро даты сходные: период расцвета — 22–19 вв., последний период — XVIII в. до н. э. (±115 лет).
В настоящее время многие исследователи условно датируют начало хараппской культуры 2300 г. до н. э., а период «заката» — 18 н. до н. э. (1750 г. до н. э.). Такая хронология указывает на существование контактов Месопотамии с поселениями долины Инда еще в дохараппский период.
При датировке истории Индской цивилизации необходимо учитывать разновременность существования юродов и поселений в различных районах. Раскопки на Катхиаварском полуострове, в частности, показали, что после упадка основных центров в долине Инда здесь еще продолжали, хотя и видоизменяясь, существовать города хараппской культуры.
Вероятно, что более поздние даты, определяющие начало хараппской культуры на Катхиавараком полуострове (для Лотхала радиокарбонный анализ дает 2130 (2125) —1895 (1870) гг. до н. э.), связаны с переселением в эти области жителей из долины Инда в результате начавшегося там упадка главных городских центров.
Существование крупных городов, наличие строгой системы городского планирования строительства свидетельствуют о высокой степени развития Хараппской цивилизации.
В результате раскопок было открыто несколько крупных городов. Самые большие из них — Хараппа и Мохенджо-Даро.
Мохенджо-Даро занимал площадь 2,5 кв. км., а его население, как полагают некоторые ученые, могло исчисляться в 35 тыс. человек (иногда приводится и более крупная цифра — до 100 тыс. человек).
Судя по раскопкам, городские центры имели сходную систему планирования: крупные юрода состояли из двух главных частей — цитадели с западной стороны, где, очевидно, располагались городские власти, и так называемого нижнего юрода, где были сосредоточены основные жилые постройки. Жилая часть города обычно имела форму прямоугольника. Цитадель строилась на высокой кирпичной платформе, возвышаясь над остальным городом. Она должна была защитить и от наводнений, которые были страшным бедствием для городов долины Инда. Общение между двумя частями было, очевидно, ограничено. Например, в Калибангане при раскопках были обнаружены лишь два входа, связывающие цитадель с «нижним городом». В случае необходимости эти входы могли, по-видимому, закрываться и тем самым отгораживать городские власти от простых жителей. У края цитадели в Хараште проходила особая прецессионная дорога, по которой двигались войска, а также различные процессии. Цитадель была хорошо укреплена мощными стеками и башнями. Раскопки в Калибангане вскрыли массивную кирпичную стену цитадели. Внутри нее располагались постройки религиозного и, очевидно, административного характера. В цитадели Мохенджо-Даро находился огромный бассейн (ширина 7 м, длина 12 м, глубина почти 2,5 м), который, возможно, был частью религиозного комплекса и служил для специальных ритуальных омовений. С помощью особой системы в бассейн ил колодца постоянно поступала свежая вода. Археологи открыли ступени, ведущие, как полагают, на второй этаж сооружения. Недалеко от бассейна находились общественные амбары для хранения зерна и своего рода зал для собраний (или рынок, по мнению (некоторых ученых), имевший несколько рядов каменных оснований для колонн (колонны были, очевидно, деревянными и поэтому не сохранились).
Общественные амбары были обнаружены и в Хараппе, к северу от самой цитадели, близ реки. Наличие специальных каменных платформ рядом с амбарами указывает на то, что здесь проходила молотьба зерна: в щелях пола археолога: нашли колоски пшеницы и ячменя. Вероятно, зерно на лодках доставляли сюда по реке, а затем помещали в амбары.
По строгому плану строилась и жилые кварталы, составляющие «нижний город». Здесь имелись главные улицы, ширина которых в Мохенджо-Даро доходила до 10 м. Они пересекались под прямым углом с более мелкими улочками, иногда столь узкими, что даже повозки не всегда могли по ним двигаться.
Жилые дома были различных размеров. Некоторые достигали трех этажей (об этом свидетельствуют остатки лестниц) и заканчивались плоскими крышами. Это были, очевидно, жилища богатых граждан. Специальных окон в них по существовало, а свет и воздух поступали через маленькие отверстия, которые делались в верхней части стен. Двери дома были деревянные. Для строительства крыш кроме дерева применялся также утрамбованный ил. При каждом доме имелись специальные хозяйственные помещения и двор, где находилась кухня для приготовления пищи. В кухне были специальные очаги, а также стояли большие сосуды для хранения зерна и масла. Хлеб пекли в особых печах. Во дворах содержался и мелкий скот.
Бедняки проживали в хижинах и бараках. В Хараппе вблизи стен цитадели недалеко от площадок для обмолота зерна были открыты два ряда строений, каждое из которых представляло собой одну крохотную комнату. Сходные жилища находились и в Мохенджо-Даро, где, очевидно, проживали обедневшие ремесленники, временные работники и рабы. На улицах городов располагались лавки и мастерские ремесленников.
В жилой части города могли находиться и религиозные здания. Английский археолог М. Уилер открыл в Мохенджо-Даро строение на массивной платформе, с лестницей, ведущей, вероятно, наверх, и остатки каменной скульптуры. Весь этот комплекс он предлагал рассматривать как храм.
Основным строительным материалом был обожженный кирпич, но применялся также и сырец. В Калибангане обожженный кирпич шел в основном на строительство колодцев и комнат для омовения.
Большое внимание в городах уделялось водоснабжению и системе канализации. Почти в каждом доме был колодец, а на улицах строились общественные колодцы. Одной из самых совершенных на Древнем Востоке была система канализации в городах Индской цивилизации. На улицах имелись специальные отстойники, куда стекались нечистоты; затем грязная вода попадала в каналы, которые, очевидно, регулярно прочищались. Эти каналы строились из кирпича и сверху покрывались также кирпичами и каменными плитами. В условиях индийского климата, скученности населения и низкого уровня санитарии и гигиены налаженная система водоснабжения и канализации приобретала исключительно важное значение.
Своеобразный облик города открылся археологам при раскопках Лотхала (Саураштра), который был не только торговым центром, но и портом. Он окружался каменной стеной, жилые постройки (чтобы уберечься от наводнения) помещались на специальной платформе. В восточной части поселения была верфь (размером 218X37 м), которая каналами соединялась с рекой, впадающей в море. В результате раскопок открыты остатки одного из каналов длиной более 2,5 км. Остальная часть города была жилой, где наряду с главными улицами (4–6 м в ширину) были и небольшие узкие переулки (до 2 м в ширину). На главной улице располагались мастерские ремесленников.
Несмотря на высокий уровень городского строительства, большая часть населения Индской цивилизации жила в сельских поселениях и занималась преимущественно земледелием. Индская долина была одним из древнейших центров земледелия на Востоке. Здесь с давних времен выращивали различные земледельческие культуры. Судя по раскопкам, население Хараппской цивилизации было знакомо с пшеницей (двух сортов), ячменем, кунжутом, бобовыми. Зерен риса (в поселениях долины Инда не обнаружено, но (при исследовании Лотхала и Рангпура (в Саураштре) в слое глины и керамике археологи нашли рисовую шелуху. Это позволяет предполагать, что население этих районов занималось и рисоводством. При раскопках Мохенджо-Даро был найден небольшой кусочек хлопчатобумажной ткани, что явно свидетельствует о культивировании хлопчатника. Население было знакомо и садоводством. Земледельцы искусно пользовались разливами Инда, а возможно, прибегали и к искусственному орошению. Раскопки, к сожалению, не позволяют судить о земледельческих орудиях. По мнению некоторых ученых (например, Д. Д. Косомби), плуга еще не было, земля обрабатывалась лепкой бороной.
Немалое значение имело скотоводство. Из домашних животных были известны овца, коза, корова, кошка, собака. Разводили и кур. Ряд данных позволяет предполагать, что был приручен слон. Среди исследователей дискутируется вопрос, знали ли жители Индской цивилизации о лошади, но пока прямых свидетельств использования лошади как домашнего животного лет.
Медь и бронза были основными металлами, из которых изготовляли орудия производства, сосуды, оружие, ремесленные изделия. В это время уже хорошо были известны плавка, литье и ковка металлов. Анализ металлических предметов показал наличие небольшой доли никеля и мышьяка. Для изготовления фигурок из металла применялся так называемый метод потерянного воска.
Не утратил своего значения и камень, из которого делались многие орудия и украшения, но никаких следов железа в поселениях Индской цивилизации не было найдено. Железо в Индии появляется позднее, уже после упадка хараппской культуры.
Ремесленники-ювелиры употребляли также золото и серебро. Богатые украшения пользовались особым спросом у знатных лиц.
В период Хараппской цивилизации получили распространение такие ремесла, как прядение и ткачество, резьба по кости и металлу, изготовление керамики. При раскопках во многих домах были открыты пряслицы. Керамика богато орнаментировалась, преимущественно геометрическими и растительными узорами. Сосуды изготовлялись на гончарном круге и обжигались в специальных печах, делалась и поливная посуда.
Политическая организация Индской цивилизации до сих пор является предметом спора среди ученых, хотя открытие цитаделей в Мохенджо-Даро, Хараппе и Калибангане дает основание говорить, о классовом расслоении. В свете имеющихся данных несостоятельно утверждение некоторых зарубежных исследователей, о доклассовом характере индского общества.
В цитадели, очевидно, была ставка правителя (или правителей) и его дворец, здесь же находились городские власти) осуществлявшие контроль за жизнью города, за сложной системой городского водоснабжения и канализации. В их ведении находились, по всей вероятности, и общественные амбары. Можно предполагать, что в городах был и особый городской совет. Не исключено, что члены совета заседали в так называемом зале заседаний, который был открыт в Мохенджо-Даро.
Двумя наиболее крупными городами, как уже говорилось, были Мохенджо-Даро и Хараппа, которые, по мнению некоторых ученых, являлись двумя столицами либо одного, либо двух политических объединений. Вопрос о том, откуда и как управлялись все поселения этой значительной по территории цивилизации, до сих пор остается нерешенным, но обращает на себя внимание существование единой системы мер и всегда, письменности, сходных норм строительства, одинаковою планирования и т. д.
Очень спорным является также вопрос о политической власти в индских городах и характере классовой структуры некоторые исследователи (В. В. Струве в СССР, В. Рубен в ГДР) высказали предположение о рабовладельческой основе хараппского общества, но этот вывод еще требует дополнительных данных и доказательств. Ряд ученых сравнивали ею с политической организацией древней Месопотамии, считая, что и на Инде власть принадлежала жрецам, в собственности которых находился весь земельный фонд. Не исключено, что в хараппских центрах было республиканское устройство.
Раскопки ясно показали наличие значительного имущественного неравенства. В больших трехэтажных домах жили, очевидно, богатые горожане — торговцы, зажиточные ремесленники, а бедные вынуждены были ютиться в крохотных домишках Имущественное различие ярко проявляется и при ознакомлении с погребениями. Богатых горожан хоронили вместе с драгоценностями, расписными сосудами; (погребальный инвентарь бедных значительно скромнее. Ученые полагают, что в хараппских городах имелись и рабы, которые жили в хижинах, загибались обмолотом зерна, переноской тяжелых грузов и, возможно, участвовали в работах по очистке канализационных каналов. В Хараппе, как отмечалось, за стеной цитадели, недалеко от общественных амбаров и рядам с платформами для обколота зерна, были открыты небольшие лачуги, где, очевидно, жили зависимые работники или рабы. В Калибангане и Лотхале таких сооружений не обнаружено, что дало основание ученым (например, французскому археологу Ж. М. Казалю) высказать мнение о более либеральной власти в этих городах по сравнению с авторитарным режимом в Хараппе. Такая точка зрения недостаточно убедительна, хотя можно предположить некоторое различие в политической организации хараппских городов. Интересное толкование выдвинул английский ученый Д. Гордон, который предложил рассматривать некоторые терракоты как фигурки рабов (они изображают людей, сидящих на корточках и сжимающих руками колени; на голове у них круглая шашка). В этой связи Ж. М. Казаль, выделив группу миниатюрных печаток с очень простым и кратким «текстом», рассматривает их как своего рода «удостоверения личности» работников или рабов.
В целом раскопки позволяют условно наметить несколько социальных групп, таких, как жрецы, торговцы, ремесленники, зависимое население; очевидно, можно говорить и об особой группе военных. Эта стратификация послужила для некоторых ученых основанием усматривать в хараппском обществе зародыши сословно-кастовой организации.
Города Хараппской цивилизации были центрами внутренней и внешней торговли, которая велась сухопутным и морским путем. О развитии торговли и направлении торговых связей говорят как археологические материалы, так и письменные свидетельства, содержащиеся в ближневосточных источниках. Во время раскопок в Мохенджо-Даро была найдена игрушечная модель двухколесной павозки. Очевидно, с помощью такой повозки осуществлялись внутренние перевозки. Индские города имели хорошо налаженные контакты с районами Южной Индии, откуда доставлялись драгоценные металлы. За последние годы стали известны связи Хараппской цивилизации с поселениями Южной Туркмении (раскопки В. М. Массона в Алтынтепе).
В результате находок печатей, бус, раковин и других хараппских вещей в городах Двуречья, а также печатей месопотамского типа в индских городах можно предполагать наличие тесных торговых связей долины Инда с Шумером. При раскопках в Шумере был обнаружен кусок ткани с оттиском хараппской печати. Торговля с Шумером осуществлялась, очевидно, морем, проходила через Бахрейн, идеи были найдены вещи, сходные с хараппскими. О широком размахе морокой торговли свидетельствуют и результаты раскопок в Лотхале. Археологи здесь открыли крупную верфь, доки для судов, нашли каменные якоря. Изображение судов имеется на некоторых печатях п терракотах из Мохенджо-Даро и Хараппы, а в Лотхале археологам посчастливилось обнаружить терракотовую модель судна с углублением, очевидно для мачты.
В Лотхале была найдена круглая печать, сходная с печатями, обнаруженными в Бахрейне и в городах Месопотамии. В аккадских источниках говорится о путешествии торговцев в заморские страны, в том числе упоминается о страдах Дильмун, Маган и Мелука.
Дильмун сопоставляется некоторыми исследователями с уже упоминавшимся Бахрейном, другие склонны видеть в нем районы Хараппской цивилизации. Маган иногда помещается в Белуджистане, а Мелука соотносится даже с Мохенджо-Даро. Таким образом, вопрос об идентификации этих названий еще не решен. Вместе с тем сам факт торговых и культурных связей городов Хараппской цивилизации с Двуречьем бесспорен.
Археологические материалы дают некоторые представления о религиозных воззрениях населения Хараппской цивилизации. И в цитадели, и в жилых кварталах городов были открыты строения, которые ученые справедливо рассматривают как храмовые сооружения. С этими храмами, очевидно, были связаны ритуальные бассейны, а также каменные скульптуры, найденные в Мохенджо-Даро и Хараппе. По мнению ряда исследователей, храмы и некоторые скульптуры были посвящены мужскому божеству, которого ученые сопоставляют с ботом Шивой более позднего времени. На одной из найденных печатей изображено трехликое божество, сидящее в особой ионической позе на низкой подставке, к которой как бы примыкают фигурки антилоп. На голове божества своеобразная прическа в виде рогов. С обеих сторон от божества расположены какие-то дикие животные. В свое время Дж. Маршалл, руководивший расколками, считал, что в целом это изображение бога Шивы в образе Пашупати — покровителя и защитника скота. Показательно, что в ранних индуистских текстах о Шиве говорится как о главе йогов, как о боге, носящем прическу в виде рога. Это толкование, поддерживаемое сейчас многими исследователями, указывает на связи индуизма с религиозными представлениями жителей Хараппской цивилизации. В пользу такого вывода говорят и изображения на печатях животных (например, быка, тигра и др.). Согласно религиозным представлениям индуизма, боги ассоциируются с определёнными животными: Шива — с быком Нандином, супругу его сопровождает тигр. Можно предполагать, что изображение различных животных являлось пережитком тотемистических представлений, а определенные животные могли быть тотемом племенных групп. Судя по печатям, в индских городах существовал обычаи поклонения огню, воде, деревьям.
Ученые провели детальное изучение изображений на хараппских печатях, и это позволило выявить определенные космографические и мифологические представления хараппанцев. Показательно, что многие из этих представлений имеют прямые аналогии с религиозными воззрениями индуизма.
Особый интерес представляют аналогии некоторым шумерским сюжетам, в частности эпизодам из известной легенды о Гильгамеше. Однако на хараппской печати горой обуздывает тигров, а не львов.
При раскопках было обнаружено значительное число женских терракотовых фигурок, что, очевидно, свидетельствует о культе богини-матери.
Многие соображения относительно религии жителей Хараппской цивилизации, развития их скульптуры в значительной степени являются гипотезами, (правильность которых будет проверена, когда ученые разгадают тайны протоиндийской письменности. Правда, в настоящее время можно довольно определению говорить о том, что Хараппская цивилизация (её культура, религия, традиции) должна была оказать, хотя и в небольшой степени, влияние на развитие ведийских племен.
К сожалению, до сих пор остается не прочитанной письменность Хараппской цивилизации, но сам факт ее существования свидетельствует о высоком уровне развития этой культуры. К настоящему времени обнаружено более 1000 печатей с надписями; кроме того, надписи найдены на керамике, металлических предметах. Исследователи считают, что печати могли быть товарными расписками либо амулетами; многие из них имеют небольшие отверстия. Можно предположить, что надписи наносились не только не сохранились. Особый интерес представляет находка глиняной чернильницы.
Общее число знаков на печатях доходит почти до 400. Они являлись, как установили ученые, фонетическими знаками, а некоторые были идеограммами. Надписи относительно невелики но размерам. Специальные черточки служили для изображения цифр. В Калибантане был найден обломок керамики с частью надписи, где явно видно направление письма — оправа налево.
В течение многих десятилетий ученые стараются разгадать тайны этой письменности. Высказывались различные теории. Известный ученый В. Грозный связывал хараппскую письменность с хеттским иероглифическим письмом, но эта попытка дешифровки не увенчалась успехом. Прочтение надписей зависит прежде всего от определения языка, на котором сверили и писали жители цивилизации на Инде. Многие известные исследователи (например, Т. Барроу, М. Эмено) относят его к группе дравидийских языков, что подтверждается в целым рядом лингвистических данных, говорящих о влиянии дравидийских языков на ведийский санскрит.
К сходному выводу пришли ученые, исследовавшие хараппские «тексты» с помощью вычислительных машин (независимо друг от друга эту работу проводили советские и финские ученые). По мнению ученых, протоиндийский язык (язык хараппских «текстов») может быть отнесен к дравидийской группе, имея, конечно, в виду не современные дравидийские языки Индии, а прадравидийский язык, ре конструкция которого успешно осуществляется дравидологами. Проблема расшифровки хараппской письменности была бы разрешена, если бы удалось найти билингву — двуязычную надпись. Исходя из данных археологических расколок, которые говорят о тесных контактах городов хараппской культуры с Двуречьем, можно надеяться, что такая надпись будет обнаружена.
Благодаря новым раскопкам может быть пересмотрена точка зрения о неизменности и застойности Хараппской цивилизации. Исследователи проследили внутреннее развитие хараппской культуры и определили, что существовало несколько периодов в жизни городов. После расцвета во многих центрах наступил период заката, упадка культуры. Особенно наглядно это видно на примерах Мохенджо-Даро, Хараппы, Калибангана и др. В так называемый поздний период строительство в Мохенджо-Даро проводилось без строгого плана, к этому времени некоторые крупные общественные здания уже разрушились, а вместо них появились небольшие строения, нарушилось водоснабжение. Пришли в упадок многие здания и в Хараппе. Затихает некогда бурная торговля. Меняется техника изготовления керамики, тускнеет орнамент, снижается качество росписи.
Среди ученых ведутся большие споры о причине упадка хараппских центров. В течение долгого времени наиболее популярной была точка зрения, согласно которой непосредственной причиной падения хараппских центров и заката всей цивилизации было вторжение арийских племен. Однако новые исследования показали, что ряд городов пришел в упадок еще до появления каких-либо иноземных племен, в результате внутренних причин. Ученые связывали это с засолением почв, наводнениями, наступлением Раджутанской пустыни, изменением русла реки Инд и т. д.
Экспедиция гидрологов, работавшая в (районе Мохенджо-Да-ро, пришла к выводу, что недалеко от этого города в древности находился центр тектонического толчка, что привело к гибели города. Другие исследователи утверждают, что главной причиной разрушения Мохенджо-Даро были наводнения. Город несколько раз заливало водой, и в конце концов население вынуждено было его покинуть, уйти в другие области. Возможно, что и ряд других городов пострадал из-за наводнений. Недавно появилась еще одна точка зрения о причине заката Мохенджо-Даро: изменение русла Инда повлекло за собой сильнейшую засуху, что истощило город и позволило пришельцам легко захватить его.
Все эти высказывания касаются конкретных поселений и городов, но не объясняют, почему примерно в XIX–XVIII вв. до н. э. Хараппская цивилизация в целом переживает период заката. Не исключено, что крупные сдвиги в хараппском обществе были связаны с определенной варваризацией культуры. наступившей в связи с резким расширением ее границ и включением отсталых по уровню развития областей. Этот вопрос требует дальнейшего изучения, но и сейчас ясно, что имению внутренние явления послужили главной причиной заката Хараппской цивилизации и упадка ее центров.
Показательно, что упадок прослеживается и в провинциальных областях, например на Катхиаврском полуострове. В Лот-хале первые признаки упадка появляются уже в XIX в., а в XVIII–XVII вв. нарушаются связи этого крупного порта с главными центрами на Инде, переживавшими в это время внутренний кризис. После так называемого хараппского периода на Катхиаварском полуострове наступает новый, послехараппский период, в течение которого некоторым образом видоизменяется местная культура, причем не наблюдается какого-либо перерыва в со развитии. Судя по раскопкам, упадок хараппской культуры здесь никак не был связан с пришельцами в отличие от долины Инда, где последний период в жизни некоторых городов действительно совпал с проникновением в эти районы чужеземных племен. Показательно, что в Хараппе в поздний период население активно строило систему городских укреплений для защиты от вторжения иноземных племен. О столкновении кителей с пришлыми племенами свидетельствуют следы пожарищ на этих городищах и находки человеческих костяков прямо на улицах — очевидно, убитые в схватке с противником.
Проникавшие в долину Инда племена, судя по раскопкам, принадлежали к разным этническим группам. Среди них были племена, обитавшие в Белуджистане, а также племена, имевшие близкое сходство с племенами Играна. Некоторые группы племён не отличались от хараппанцев в этническом отношении и проживали в непосредственной близости от хараппских центров. Количественно пришлые игл смена были невелики. Иногда следы чужеземных племен прослеживаются лишь на одном хараппском поселении. Вместе с тем можно говорить о том, что пришельцы как бы довершили упадок главных хараппских центров. Не исключено, что ряд этих племен принадлежал к группе индоарийских, но в целом традиционный вывод о непосредственной связи упадка Хараппской цивилизации с приходом ариев должен быть в настоящее время кардинально пересмотрен, что, однако, совершенно не отрицает самого факта прихода индоарийских племен в Индию.
В период расцвета Индской цивилизации вне зоны хараппской культуры знакомство с металлом только начиналось. В эпоху энеолита еще более отчетливо стала проявляться неравномерность развития отдельных районов Индии.
На неолитических памятниках Центральной и Западной Индии прослеживается влияние развитых хараппских традиций; к югу и востоку это влияние значительно меньше.
Для зоны Катхиаварского полуострова характерно сочетание развитых традиций хараппского ареала с более архаическими чертами местных культур неолитической эпохи, причем по мере развития хараппские традиции постепенно исчезают.
К Северо-востоку от Катхиавара были открыты поселения так называемой культуры Банас (по названию реки), отличающейся своеобразными чертами. Древнейшее поселение относится к 1800 г. до н. э. Его особенностью является отсутствие орудий из камня, («индустрия каменных пластин» составляла характерную черту хараппской культуры бассейна Инда и послехараппской культуры Катхиавара) и наличие большого числа медных изделий. Население жило в каменных и глиняных постройках довольно архаического типа. Керамика отлична от катхиаварской. На территории одного из поселений этой культуры были открыты остатки платформы, что было характерно и для харалдских поселений.
Исследования индийских археологов в Навдатоли, Невасе, Насике и Джорве дают представление о жизни древних жителей Мальвы и Махараштры. В эпоху энеолита население этой зоны занималось земледелием и скотоводством, культивировало пшеницу, рис. несколько видов бобовых. Из домашних животных знали отцу, и козу. В слое XIII в. до н. э. был обнаружен кусочек нити, состоящей из грубого шелка, и хлопчатника, что указывает на развитие ткачества. Подобно хараппским поселениям здесь в большом количестве использовались каменные пластины, число же медных орудий было невелико. Жилища делались из прочного материала и обмазывались глиной, иногда хижины строились из дерева. В результате раскопок в Навдатоли вскрыты три типа жилых помещений — круглые, квадратные и продолговатые. По размерам они были невелики: самое крупное — 4,5X3 м. Как показывает карбонньй анализ, начало неолитического периода в этом районе относилось к 1700–1600 гг. до н. э.
Некоторое влияние хараппских традиций прослеживается и в более южных районах — в Насике и Джорве. Сходны виды керамики, формы металлических орудий, но в целом в южных районах это влияние значительно слабее. Определенные контакты уже намечаются с неолитической культурой Восточной Индии. Энеолитические слои в Джорве датируются XIV–XI вв. до н. э.
Среди исследователей ведутся большие споры о происхождении о неолитической культуры Центральной Индии и Декана Были высказаны точки зрения об иранском происхождении ее, о влиянии индоариев на эту культуру. Наиболее правильным представляется мнение о местных корнях энеолитической культуры Центральной Индии. Эта культура, несмотря на внешние влияния, выросла из (неолитических культур данного района. Можно предполагать, что в этой зоне жило население, этнически близкое к населению Хараппской цивилизации. Следует, конечно, иметь в виду, что в эпоху энеолита значительные районы Индии оставались еще но освоенными, а во многих областях проживали племена, стоящие на весьма низком уровне развития.
В Восточной Индии индийскими археологами выявлена своеобразная энеолитическая культура — так называемая культура «медных кладов и желтой керамики». Создатели этой культуры были земледельцами, хотя немалое значение в то время имели ещё рыболовство и охота. Медные орудия отличаются разнообразием — это медный плечиковый топор долота, тесла, гарпуны. Вопрос о создателях этой культуры вызвал острые дискуссии. Среди ученых были защитники положения о миграции на восток шлемся из Центральной Индии, о хараппской основе этой культуры, а известный археолог Р. Гейнс-Гельднер считал, что создателями культуры «медных кладов» были арийские племена.
Однако последние исследования в Индии все больше подтверждают точку зрения о связи культуры «медных кладов» с предками народов мунда. Многие черты этой культуры имеют прямые аналогии с неолитическим комплексом именно этою района. Культура «медных кладов» в Джамно-Гангском бассейне в XII–XI вв. до н. э. сменилась культурой «серой расписной керамики». В ряде отдаленных районов она просуществовала значительно дольше, лишь много позднее вступив во взаимодействие с развитыми культурами.
В целом этническая пестрота и неравномерность развития, прослеживаемые в неолитическую и энеолитическую эпохи, оказали заметное влияние на последующие процессы историко-культурного и социального развития страны.
В течение многих десятилетий ученые ведут спор по различным вопросам «арийской проблемы», пытаясь решить, когда, откуда и какими путями индоарийские племена пришли в Индию. Дискуссионным остается до сих пор и вопрос о прародине ариев.
Приход индоариев в Индию некоторые ученые рассматривали как покорение отсталых аборигенов (высокоразвитыми арийцами, которые принесли с собой в Индию цивилизацию и создали развитое общество. Защитники расовой теории привносили в эту проблему и расовое различие, существовавшее будто бы между расовополноценными ариями и народами Индии, совершенно отрицая возможность самостоятельного развития и прогресса местного населения. Согласно этим антинаучным теориям только с приходом ариев в Индии появилось классовое общество и образовалось государство.
Открытие развитой цивилизации в долине Инда заставило многих ученых пересмотреть свои взгляды, но отголоски этой «теории» продол/кают звучать до сих пор. К арийским народам могут быть отнесены только древние иранцы и древние индийцы-индоарии: они сами называли себя ариями, а области где жили, — «странами ариев». Само слово «арии» связано со словом «ачуа» (ari), которое в ведийскую эпоху обозначало «иноземец», «чужак», а арии значило «связанный с пришельцами, благосклонный к ним», позднее — «человек благородного происхождения».
Данные сравнительною языкознания и других наук свидетельствуют о том, что (некогда древние иранцы и древние индийцы жили вместе, образуя так называемую индоиранскую общность. В пользу этою говорят, например, близость языков этих народов и их древнейших письменных памятников («Авеста» у древних иранцев и «Ригведа» у древних индийцев), большое сходство религиозных верований и многих древних социальных институтов. Прародиной ариев, или территорией совместного проживания предков древних иранцев и индийцев, одни ученые считают Среднюю Азию, другие — южнорусские степи; из этих областей они соответственно ведут движение древних иранцев в Иран, а древних индийцев в Индию, хотя опорным является и вопрос о путях движения этих племен — либо через Кавказ в Иран и затем в Индию, либо из Средней Азии иранцы в Иран, индийцы в Индию.
В настоящее (время все большее число ученых защищают кавказский путь движения ариев но вполне возможно предположить, что длительное проникновение шло двумя или несколькими путями и несколькими волнами.
К сожалению, до сих пор лет ответа на вопрос, в какой области Индии впервые появились индоарии. Некоторые ученые считают, что они пришли из Ирана, другие ведут их из Северного Белуджистана и Афганистана. Вторая точка зрения представляется более травильной: в ее пользу говорят, например, данные топонимики и гидронимики Афганистана. На основании письменных текстов самих индоариев можно сделать вывод, что они обитали в областях Восточного Пенджаба и в верховьях Ганга. Это показывает, что индоарийские племена не были территориально связаны с главными городами Хараппской цивилизации, а данные хронологии свидетельствуют и о значительном временном разрыве между упадком центров на Инде и приходом индоариев в Индию. Упадок хараппских центров, как показал радиокарбонный анализ, произошел в XIX–XVII вв. до н. э., проникновение же индоариев имело место на несколько веков позднее.
Древнейший памятник индоариев «Ригведа», по мнению большинства современных ученых, следует датировать XI–X вв. до н. э. (имеется в виду оформление гимнов в единый сборник).
В последние годы появились интересные археологические материалы, которые позволяют связать с индоариями этой эпохи конкретную археологическую культуру. В верховьях «Ригведа» и данные Ганга индийские археологи открыли культуру «серой расписной керамики», которая, как показали последующие исследования, была распространена в Восточном Пенджабе, вплоть до впадения Ямуны в Ганг (включая район современного Аллахабада), т. е. в целом охватывала области расселения индоарийских племен в период, когда складывалась «Ригведа». Анализ данных самого памятника позволил ученым наметить место возникновения «Ригведы» — северо-восточные районы Пенджаба; некоторые авторы называют даже более точные границы — район Амбалы.
Нижняя граница культуры «серой расписной керамики» относится примерно к XII–XI вв. до н. э.)., что также совпадает по времени с датировкой «Ригведы». Таким образом, есть основания считать, что индоарийские племена эпохи сложения «Ригведы» были связаны с культурой «серой расписной керамики», хотя этот трудный вопрос ещё ждет своего окончательного разрешения.
Более уверенно можно говорить о связи этой археологической культуры с одним из индоарийских племен или небольшой группой их, которые находились в Восточном Пенджабе, и верховьях Ганга, в конце второго тысячелетия до н. э. Появление же индоариев в Индии можно отнести к XIV–XIII вв. до н. о.
Большой интерес в этой связи представляют новые раскопки итальянских и пакистанских археологов, в Свате, где были открыты могильники, датируемые примерно VIII в. до н. э. В погребениях встречается серая и красная керамика, имеющая, по мнению ученых, определенные аналогии с керамикой Ирана: изредка находят и железо. Археологи пришли к выводу, что погребения в Свате принадлежат одной из групп арийских племен, проникших в Индию в конце второго тысячелетия до н. э.
Такая датировка также противоречит старой точке зрения об упадке Хараппской цивилизации под единым напором вторгнувшихся арийских племен.
Показательно, что заселение Пенджаба и верховий Ганга, где были обнаружены остатки культуры «серой расписной керамики» и хараппской культуры, по мнению некоторых ученых, происходило с перерывом в несколько сот лет. Вместе с тем еще не известно ни одного поселения, на котором была бы прослежена непосредственная связь между хараппской культурой и культурой «серой расписной керамики».
Данные ведийских текстов и некоторые археологические материалы позволяют в общих чертах (проследить продвижение арийских племен на восток и освоение ими областей Гангской долины. Это был продолжительный процесс, занявший несколько столетий. В этот период происходили военные столкновения с местными племенами, враждовали между собой и арийские племена.
Судя по гимнам «Ригведы», можно установить район обитания древних индоарийских племен. Главной и священной рекой считалась Сарасвати, наряду с которой были известны Инд (Синдху), Гумал и некоторые реки Пенджаба. Название реки Ганг встречается в «Ригведе» лишь один раз. В её поздней, девятой части (мандале) интересны данные о географических познаниях ригведийских племен: им очень хорошо были известны Гималаи; очевидно, они еще не знали о горах Виндхья, так как в гимнах о них не упоминается. В более поздних ведийских сборниках — самхитах уже многократно говорится о различных областях Восточной Индии.
Конечно, расселение индоариев в разных районах проходило неодинаково, по-разному протекало и их взаимодействие с местными племенами. Судя по лингвистическим и археологическим материалам, в Пенджабе арии вступали во взаимодействие преимущественно с дравидийскими племенами. Процесс ассимиляции здесь происходил довольно быстро. Поскольку в ряде районов еще сохранялись определенные традиции очень высокой в прошлом культуры, арии вступали в тесный контакт с местным населением. В некоторых областях Восточного Пенджаба арии не встретили серьезного сопротивления местных племён и быстро продвинулись на восток, заселяя новые территории. Это отразилось и на языке ведийских племен. Лингвистический анализ «Ригведы» и других ведийских самхит показал, что дравидийские языки оказали заметное влияние на индоарийские, хотя их взаимодействие было недолгим.
По-другому сложилось взаимодействие индоариев с мундскими племенами — населением восточных районов страны. Ассимиляция в долине Ганга проходила не так интенсивно: ведийские племена уже стояли на более высокой стадии развития, образовывали своего рода ведийскую общность, сами были более «индианизированы» (близко познакомились с традициями и культурой местных индийских народов и восприняли ее). Многие мундские племена были оттеснены ведийскими племенами в лесные районы, и контакты индоариев с ними не были тесными, хотя и были довольно продолжительными по времени. Поэтому влияние мундских языком (мундского субстрата) менее отчетливо выражено в языке ведийских индоариев.
Сходная картина вырисовывается и из данных археологии. В некоторых поселениях «серая расписная керамика», которую многие ученые приписывают ведийским племенам, залегает под слоем с черно-красной керамикой, характерной для энеолитической культуры племен Центральной и Западной Индии (очевидно, дравидоязычных). В других поселениях культура «серой расписной керамики» наследует культуру «медных кладов», принадлежащую, по всей вероятности, древнемундским племенам Восточной Индии; кроме того, археологи вскрыли значительное число поселений, где не прослеживается связь культуры «серой расписной керамики» с предшествующими культурами.
В тех районах, где арийские племена застали традиции некогда высокой культуры, процесс развития самих ариев протекал интенсивнее, быстрее шла ассимиляция с местными племенами, а также движение ариев далее, на восток. Там же, где арии были фактически «первыми поселенцами», требовалось больше времени, на освоение этих районов, что замедляло общее развитие культуры пришлых племен.
Постепенно создавалась новая культура, которая вобрала в себя лучшие достижения арийских и местных племён и стада общей для значительной части населения Северной и Восточной Индии. Эту культуру неправомерно рассматривать как пришлую и индоарийскую, очень условно можно говорить о ней как о культуре ведийских племен эпохи «Ригведы». Это была уже собственно индийская культура первою тысячелетня до н. э.
Материалы археологи ясно показывают, что на смену культуре «серой расписной керамики» приходит культура «северной черной лощеной керамики», которая относится в основном уже ко второй половине первого тысячелетия до н э. (VI–II ив. до н. э.). Последняя широко использовала традиции предшествующего периода, но являлась уже культурой не ведийских индоариев, а индийских племен Северной Индии: поселения с этой культурой протянулись от Пенджаба до низовьев Ганга. К середине первого тысячелетия до н. э. завершается освоение основных районов Гангской долины, процесс расселения индоариев но Северной Индии. Этим Временем можно датировать окончание собственно ведийского периода и начало следующего, магадхско-маурийского.
Основными занятиями населения ведийской эпохи были земледелие и скотоводство. Развитию земледелия, переходу населения к оседлому земледельческому образу жизни способствовало появление железа, его применение в различных отраслях производственной деятельности. Судя по раскопкам, железо бы известно в Северной Индии в XI в. до н. э., но широкое распространение оно получило позднее. Можно предположить, что создатели «Ригведы» уже были знакомы с железом, хотя среди последователей еще идут споры о терминологическом определении железа в это время (очевидно, это был термин «айяс»), В более поздних ведийских текстах употреблялся термин «шьяма» или «шьямас» (черный айяс).
С помощью железных орудий стало легче осваивать лесные районы Гангской долины, обрабатывать почву, создавать в необходимых случаях искусственное орошение. Железо способствовало также и развитию ремесла. Поля обрабатывали с помощью деревянного плуга, мотыги, при сборе же урожая применяли серпы. Вместо деревянного появляется плуг с железной вкладкой, что открыло совершенно новые возможности для обработки каменистых почв. Ведийские тексты перечисляют различные виды земледельческих работ, в том числе такие, как пахота, посев, сбор урожая, обмолот зерна. Уже в «Ригведе» имеются свидетельства о «запертых» водах и водочерпальных колесах, которые могли использоваться для орошения полей. В ведийских самхитах упоминается и о специальных каналах для ирригации.
Населению ведийской эпохи были известны многие злаки, в том числе ячмень, рис, пшеница, бобовые. При раскопках поселений культуры «серой расписной керамики», относящихся к XI–IX вв. до н. э., археологи обнаружили зерна риса и пшеницы. Рисоводство явилось результатом широкого освоения долины Ганга. По мнению ученых, рис не был известен ариям до их прихода в Индию, и искусство его выращивания они заимствовали у местных племен.
Наряду с земледелием большую роль в жизни ведийских племен играло скотоводство. В ведийских теистах неоднократно говорится, что владение скотом составляет главное богатство человека. Авторы гимнов постоянно обращаются к богам с просьбой наделить людей коровами; воина воспринималась как стремление получить коров. Захват скота, очевидно, являлся основной причиной столкновений между ведийскими племенами. Показательно, что термин «агхнья» (т. е. «тот, кто не должен быть убит») часто применяется для обозначения коровы, свидетельствуя, вероятно, уже и о некотором освящении этого животного. Специальные церемонии имели целью защитить скот и урожаи от различных бедствий. При раскопках Хастинапура в слое культуры «серой расписной керамики» были обнаружены кости быка, козы, овцы, свиньи, лошади.
Основными средствами передвижения были повозки, запряженные волами, и колесницы, запряженные лошадьми.
Ведийские племена жили в небольших укрепленных поселениях, которые, как показывают археологические раскопки в долине Ганга, мало чем напоминали крупные города Хараппской цивилизации. Очевидно, города — «пуры», о которых упоминают еще гимны «Ригведы», представляли собой скорее сельские центры, состоящие из небольших деревянных, глинобитных и каменных построек и укрепленные земляными валами. Такие укрепления были, очевидно, весьма непрочными: ведь недаром в гимнах часто упоминается о захвате и разрушении этих «пур». Раскопки индийских ученых в Каушамби показали, что некоторые строительные навыки, традиции хараппских городов были известны ведийским племенам Восточной Индии, но они не оказали решающего воздействия на их строительное искусство.
Судя по раскопкам, рост городов в долине Ганга сопровождался развитием ремесла. В текстах, в том числе и в гимнах «Ригведы», упоминаются различные ремесленники — кузнецы, гончары, плотники, ювелиры, оружейники и т. д. Наиболее почитаемым было искусство плотников и кузнецов, которые изготовляли земледельческие орудия, военное оружие, строили жилища. Получает развитие как внутренняя торговля между отдельными племенами, так и внешняя. Возможно, последняя осуществлялась морем. В гимнах «Ригведы» говорится, например, о судах в океане, имевших сто весел, а также о сокровищах океана. Не исключено, что суда применялись и для передвижения по рекам. Постепенно складываются особые группы профессиональных торговцев.
В ведийском обществе уже наблюдалось имущественное неравенство. Наряду с богатой верхушкой, владевшей значительным количеством скота, существовали и беднейшие слои. В текстах не раз упоминается о богачах и бедняках, о (пышных жертвоприношениях и щедрых дарах первых и о скромных подношениях простых селян. Уже в «Ригведе» говорится о клеймении скота, что, очевидно, делалось для того, чтобы указать, кому он принадлежит.
В ведийских сочинениях (особенно поздневедийского периода) появляются данные о дарении и купле земли, хотя право собственника было в значительной степени ограничено «волей племени». Обрабатываемые участки поступали во владение частных лиц, что создавало условия для дальнейшего развития имущественного и социального неравенства. Возникали вопросы наследования землей, «поры из-за земли между отдельными лицами и племенами. Постепенно некоторые члены (племенного коллектива богатели, становились привилегированным сословием в некогда единой общине, владели даже рабами, а разорявшиеся общинники утрачивали независимость и превращались в зависимых соплеменников.
Появление рабства явилось ярким показателем процесса развития имущественного и общественного неравенства. Рабами (даса) вначале становились военнопленные (недаром вначале «дасью» и «даса» значили враг), но затем в рабскую зависимость стали попадать члены того же коллектива. Некоторые ученые ошибочно полагают, что под «даса» понимались племена, в этническом отношении отличные от ариев, т. е. до-явление рабства объясняется не социальными явлениями, а расовыми различиями, хотя среди рабов-даса могли быть и члены автохтонных племен. В «Атхарваведе» имеются интересные данные об использовании труда рабынь для помола зерна. В ведийских источниках, даже в «Ригведе», упоминается о большом числе рабов (иногда говорится о сотнях и даже тысячах рабов у отдельных лиц), но, насколько эти цифры соответствуют действительности, (сказать трудно. Логичнее предположить, что здесь мы имеем дело с явным преувеличением, хотя сам факт развития рабства и ведийскую эпоху не вызывает никакого сомнения.
Дать характеристику политической организации ведийских племен —.задача довольно сложная. Объясняется это не только скудостью имеющегося в распоряжении ученых материала, но и тем, что племена эпохи «Ригведы» и поздневедийские племена значительно отличались друг от друга как по своей политической организации, так и по уровню исторического развития в целом. Если в ранневедийский период племена находились на стадии первобытнообщинных отношений, то в поздневедийский и особенно эпический период появляются классовое общество и государство.
Ведийские племена жили ганами, которые первоначально представляли собой родоплеменные коллективы, а затем — объединения уже классового характера. В гимнах «Ригведы» содержатся своего рода предания о прошлом, когда арии жили едиными сплоченными коллективами, совместно трудились, вместе приносили жертвы богам, поровну распределяли плоды своего труда. Во главе этих там стояли ганапати.
В ведийских текстах есть прямые указания на то, что женщины не имели права присутствовать на заседаниях общины и, очевидно, вообще не имели никаких политических прав. Все вопросы внутренней жизни и управления решались полноправными общинниками на собраниях племенных коллективов — видатха, сабха, самити.
Среди ученых нет единодушия в трактовке этих терминов, так как данные источников о характере этих собраний часто противоречивы. Видатха, по всей вероятности, была наиболее древним институтом, своего рода сходкой членов племенных старейшин, и в отличие от самити на ней обсуждались в основном политические дела. Самити было, очевидно, более широким, чем сабха, собранием, но, каковы были его функции, сказать трудно.
Население объединялось в общины (грамы), которые состояли из больших патриархальных семей (кула). Родовые связи были еще очень сильны, и влияние рода (готры) оказывалось во всех областях жизни. Деревни — грамы тоже имели собственное управление. Постепенно племенные коллективы расслаивались, появлялось имущественное и социальное неравенство, органы племенного управления перерастали в органы государственной власти, менялось положение ганапати, который из племенного вождя становился правителем государственного объединения.
Большой интерес представляют древние индийские легенды о зарождении царской власти. Согласно одной из них, вначале царя не было, все люди были равны и строго следовали нормам морали. Затем многие из них погрязли в удовольствиях, начали нарушать порядок, сильные стали пожирать слабых. Тогда главный бог Брахма создал власть царя и науку о наказании.
По другой легенде, люди сами избрали царя, чтобы он защитил их. Независимо от объяснения причин возникновения власти царя и государства, весьма показателен сам факт признания древними индийцами необходимости появления государственной власти.
Судя по ранневедийским текстам, первоначально раджа выбирался народом, очевидно, собиравшимся для этого на особое собрание. В «Ригведе» и «Атхарваведе» имеются гимны, посвященные избранию царя. «Народ избирает тебя, чтобы править», — говорится в одном из гимнов «Атхарваведы». Здесь, как и в сходных гимнах «Ригведы», народ определяется термином «виш». Одной из главных функций царя была охрана подданных, он рассматривался как защитник народа.
Образование государства было длительным процессом, который сопровождался сохранением в течение долгого времени пережитков старой политической организации. Большую роль продолжали играть народные собрания — особенно сабха и самити, оказывавшие влияние при назначении царя. Постепенно из собрания соплеменников они становились собранием знати, приближенных царя. (Впоследствии под сабхой понимался зал для собраний, где проходили споры и даже игры; сабха была также и судебным органом.) Уменьшение роли сабхи и самити связано с усилением власти царя. Появляются органы государственной власти, о постоянные государственные должности. Народ облагается налогами. Бали, который раньше являлся добровольным подношением вождю племени или даром богу, превратился в обязательный и строго фиксируемый налог, уплачиваемый царю через специальных чиновников.
Племенная дружина постепенно перерастала в постоянное войско во главе со специальным начальником (сенапи, сенапати). Царь и профессиональные воины сражались на колесницах, свободные общинники — в пешем строю.
В ведийских источниках подробно описываются специальные церемонии (раджасуя) избрания царя, личности которого придавалось божественное освящение. Все большее значение приобретает царский жрец (пурохита), который осуществлял также функции астролога и советника царя. Немалый интерес представляет перечисление лиц, участвовавших в церемонии и называвшихся «делателями царя». Среди них упомянуты, например, грамани, что свидетельствует о сохранении влияния местных деревенских органов в центральном управлении. Постепенно практика избрания заменяется принципом наследования, и власть, как правило, переходит от отца к сыну. Так из ранневедийских ган возливают государственные образования, причем в зависимости от целого ряда условий они принимают форму монархий или республик. Эти государства территориально были еще невелики. Продолжительное время сохранялись архаические институты и черты первобытнообщинной организации, особенно в периферийных районах.
Существование каст и кастовой организации обычно связывают только с Индией, но это представление не совсем точно соответствует данным истории и этнографии.
Отдельные признаки каст и некоторые элементы кастовой организации засвидетельствованы у многих народов. Индия же дает наиболее яркий пример развития кастовой организации, приобретшей в специфических условиях индийского общества крайнюю форму замкнутости.
Само слово «каста» в португальском языке означает «род, качество»; оно вошло в европейские языки для наименования замкнутых групп индийского общества после того, как португальцы в XVI в. проникли в Индию и познакомились с индийской социальной организацией. В самой Индии эти группы обозначаются санскритским термином «джати». Наряду с джати в древнеиндийском обществе существовали варны — сословия, очень древний институт, возникший еще в доклассовом обществе, а затем получивший закрепление и освящение в классовом обществе. Постепенно сословия-варны (брахманы, кшатрии, вайшьи, шудры) все больше становились замкнутыми и как бы напоминали по своей форме «касты», что и привело к частому обозначению варн поздним термином «каста».
Вопрос о происхождении вари весьма сложен, но закономерно появление сословий — варн связывать с разложением первобытнообщинного строя и развитием общественного и имущественного неравенства. Военная знать составила варну кшатриев, жрецы — брахманов, свободные общинники образовывали варну вайшьев, (затем оформилась варна шудр, занимавших самое низкое положение в социальной иерархии. Варны не были порождением ведийской эпохи. Известно, что в древнем Иране существовали социальные группы — тиштра (как и варна, термин означает цвет), которые можно сопоставить с индийскими варнами: жрецами — брахманами, военной знатью — кшатриями и общинниками — вайшьями. Это говорит, очевидно, о появлении тройственного сословного деления общества в индо-иранский период, а некоторые данные позволяют предполагать возможное его существование еще раньше. В «Ригведе» не раз упоминаются три высшие варны, и только в поздней, X части (мандале) содержится легенда о происхождении всех четырех варн от первочеловека Пуруши. Это религиозное освящение сословного деления свидетельствует о наличии системы сословий в более ранний период. В гимне «Пурушасукта» рассказывается, что брахманы появились из уст Пуруши, кшатрии — из рук, вайшьи — из бедер и шудры — из ступней.
В поздневедийской литературе этот сюжет часто повторяется, по рождение варн связывается уже с главным богом Брахмой. Появление вари и их положение освящались жрецами-брахманами, которые старались обосновать превосходство брахманского сословия и придать божественный характер своему положению. Неудивительно, что почти во всех ведийских текстах брахманы стоят первыми в списке варн. Брахманы рьяно защищали свои привилегии в культе, свои права на совершение священных церемоний и знание текстов. В действительности же реальная власть находилась в руках военного сословия — кшатриев.
Как правило, царями становились представители кшатрийской варны, кшатрии стояли во главе государственного управления, они же контролировали такой важный инструмент власти, как армия, и занимали важнейшие военные посты. Ужо в поздно ведийских сочинениях имеются некоторые данные о соперничестве кшатриев и брахманов, а в эпосе эта борьба описывается довольно подробно.
Несмотря на различия в положении, брахманы и кшатрии составляли привилегированную и богатую группу, жившую за счет трудящегося и зависимого населения.
Самой многочисленной была варна вайшьев, куда входили свободные общинники, земледельцы, торговцы. Вайшьи являлись основным податным сословием. В (ведийскую эпоху вайшьи еще сохраняли некоторые политические права и даже участвовали в решении ряда государственных дел.
Три высшие варны считались «дважды рожденными», их представители имели право на посвящение (упанаяна); шудры же рассматривались как «однажды рожденные» и были лишены этого права. Поэтому шудрам запрещалось участвовать в культе, изучать священные тексты. Шудрами, как правило, были бедные, экономически зависимые люди, низшие разряды ремесленников, обслуживающий персонал. Хотя шудры не являлись рабами, естественно, что именно они в любой момент ли попасть в рабскую зависимость. Представители высших сословий стремились превратить варны в замкнутый наследственный институт, препятствовали смешению их с представителями низших групп и переходу последних в разряд «дважды рожденных».
Поскольку в ранних частях «Ригведы» нет упоминаний о шудрах, это дало некоторым ученым основание рассматривать их как аборигенов, покоренных ариями. Так появилась точка зрения о превосходстве арийцев, чистоте их расы, о подавлении арийцами цветных аборигенов, которых превратили в шудр. При этом защитники этой теории исходили из того, что одно из значений слова «варна» обозначает цвет. Однако следует иметь в виду, что это значение никак не связано с обозначением цвета кожи. В древней Индии, как и в древнем Иране, существовала цветовая символика: с каждой варной ассоциировался определенный цвет.
В поздневедийскую эпоху внутри варн уже создаются более мелкие замкнутые профессиональные группы, принявшие форму каст.
В ведийских сочинениях и эпосе упоминается большое число древних династий и названий древнейших государств в долине Ганга, однако вопрос об исторической реальности этих данных очень спорен и в большинстве случаев пока не подтверждается материалами археологии. В эпосе содержатся различные династические списки, по-разному излагаются события, что затрудняет восстановление индологами политической истории того периода. Религиозные представления ведийского и эпического периодов способствовали тому, что происхождение царей и царских династий объяснялось волей богов. Согласно наиболее распространенной традиции, главными династиями в долине Ганга в эпический период были Солнечная и Лунная, основателями которых считались потомки богов Солнца и Луны. С Солнечной династией связывался герой «Рамаяны» Рама, а с Лунной — известный род Кауравов. Потомком этого рода был по традиции царь Бхарата, имя которого упоминалось еще в «Ригведе».
В «Ригведе» содержатся некоторые факты по политической истории, но реальность этих событий довольно сомнительна. Так, гимны рассказывают о битве десяти царей, столкновении племени тритсу (из объединения бхаратов) во главе с царем Судасом с племенами, которые были, очевидно, местными, неарийскими, так как называются они в гимне «не приносящими жертв». Очевидно, гимны отразили один из примеров постоянного соперничества ведийских племен с местными племенами. Бхараты в эпоху «Ригведы» жили, по всей вероятности, между реками Сарасвати (один из древних притоков Инда) и Ямуной.
Несмотря на поражение, племена пуру, однако, не потеряли своего влияния среди ведийских племен. Один из правителей пуру называется в «Ригведе» завоевателем племени млеччхов, т. е. местных, неарийских племен. Позднее пуру вошли в состав союза племен, известного под названием Куру (кауравы). В «Ригведе» упоминается множество других племен, которые затем играли значительную роль в истории древней Индии, например чеди, гандхары, кикаты (древнее название магадхов).
Имя Бхарата было окружено особым ореолом славы. В честь этого прославленного царя вся Северная Индия уже в древности стала называться Бхаратаваршей — «страной потомков царя Бхараты». (Сейчас Индийская республика официально именуется Бхарат.) К роду Бхараты относились и некоторые герои «Махабхараты». Сама поэма рассказывает о великой войне потомков Бхараты.
Столкновение Кауравов и Пандавов на поле Куру — Курукшетре — один из основных эпизодов индийского эпоса. Вопрос об историчности битвы на Курукшетре очень остро дискутируется в индологической литературе. Многие авторы рассматривали описание битвы как реальное событие, происшедшее чуть ли не в четвертом или третьем тысячелетии до н. э. Современные индологи приводят уже значительно более поздние даты — XI, X, IX вв. до н. э. Важным событием в разрешении этого спора явились раскопки индийских археологов (во главе с Б. Б. Лалом) в Хастинапуре, который известен в эпосе как главный город Кауравов.
Судя по раскопкам, примерно в XI–IX вв. до н. э. Хастинапур был покинут жителями из-за наводнения, что согласуется с данными «Махабхараты».
Независимо от того, была ли в действительности кровопролитная битва на Курукшетре, или это лишь мифический сюжет, уходящий корнями, как думают некоторые ученые, еще в индоиранский период, долгое соперничество североиндийских племен между собой, несомненно, привело к усилению власти одних племен над другими. Показательно, что сама древнеиндийская традиция считала битву на Курукшетре началом новой эпохи. Наиболее сильные и влиятельные, согласно эпосу, племена панчалов и куру утрачивают политическое влияние, а на политической арене появляются небольшие государства в Восточной Индии, прежде всего Кошала (со столицами в Айодхья и Шравасти), Каши (главный город Варанаси), Видеха (со столицей в Митхиле). На юге современного Бихара возникает государство Магадха (столица Гиривраджа, а затем Раджагриха), в западных областях — Аванти (столица Уджаяпи).
В поздневедийокой литературе встречаются упоминания о подразделении страны на три части: Брахмаварта или Арьяварта (страна ариев) — северная страна, Мадхьядеша — средняя страна и Дакшинапатха — южная страна, или пять частей — средняя, восточная, западная, южная, северная страны.
Авторам поздневедийских самхит и Уданишад фактически хорошо была известна вся Северная Индия, многие районы Центральной (к северу от Нарбады) и Восточной Индии. В это время уже в основном сложилась та политическая карта, с которой затем знакомят нас источники следующего, магадхско-маурийского периода.
Ведийские тексты дают возможность познакомиться и изучить религиозные воззрения древних индийцев эпохи Вед и их мифологические представления.
Верования ведийских племен складывались на протяжении огромного периода времени, и отдельные этапы этого процессу нашли отражение в разных ведийских сочинениях. Но ведийскую религию, или ведизм, можно условно рассматривать как определенную систему, цельный комплекс религиозно-философских представлений и соответствующих им культовых действий. Внутри этой системы выделяются различные верования. Это или очень архаичные, отражающие первобытнообщинные отношения верования, или верования, восходящие к древнему, еще индоевропейскому и индоиранскому культурному пласту, а также представления, появившиеся в результате развития самого ведийского общества периода образования государственности на территории Индии.
Ведизм является древнейшей религиозно-философской системой Индии, которая оказала существенное воздействие на более поздние религиозные направления и философские учения страны, хотя и не перешла, подобно буддизму, границы Индостанского субконтинента. Это была одна из «любопытнейших форм религиозного сознания, какие когда-либо были созданы религиозным гением народа»[1].
Для ведийской религиозной системы характерен политеизм — почитание большого числа богов и божеств, — отличающийся антропоморфизмом.
Индийцы эпохи Вед наделяли явления природы, а также богов, которым поклонялись, свойствами человека, его достоинствами и недостатками. Наряду с антропоморфностью божеств в «Ригведе» встречается и териоморфизм, когда божество выступает в форме бога-животного, сохраняя при этом основную связь с явлениями природы (бог Индра рисуется иногда как бык, а бог Агни — как конь). К богам обращали свои гимны, которые были своего рода заклинательными текстами, богам приносили жертвы. В своих гимнах они просили богов даровать им коров, победу в бою, хороший урожай либо освободить их от несчастий и бедствий. В «Ригведе» можно найти определенное стремление к классификации богов. Они как бы разделяются на три группы в связи с общим представлением ведийских индийцев о тройственном делении мира: небо, земля, антарикша (пространство между землей и небом). Каждой из этих трех сфер соответствовали свои божества. К небесным богам относились бог солнца Сурья, бог утренней зари Ушас и поддерживающий миропорядок бог Варуна. Среди земных богов самыми почитаемыми были бог огня Агни и бог опьяняющего напитка Сома. Божествами антарикши считались бот грозы Рудра, бог ветра Вайю и могущественный бог Индра. Можно предполагать, что эти представления ведийских племен были связаны с более дровней мифологической концепцией трехчленного деления мира, которая прослеживается и у ряда других индоевропейских народов.
Наряду с очень древними богами, которых можно сопоставить с индоевропейскими и индоиранскими мифологическими представлениями (некоторые ведийские боги находят, например, прямые соответствия с греческими богами[2]), в ведийском пантеоне имеются боги собственно индийские. Их культ появился и период расселения ведийских ариев по Индии.
Одним из наиболее популярных богов, с которым связывались важные явления природы, был Индра. Ему посвящено 250 гимнов «Ригведы» (почти одна четвертая часть всех гимнов этого собрания).
Индра рисуется титаническим существам, богом грозы, легко убивающим молниями тысячи врагов. Этот смелый воитель побеждает змея-великана Вритру, который преграждал собой водные потоки. Индра выполняет различные функции и присутствует в разных мифологических сюжетах, что отражает общую антропоморфность его облика.
Бог Варуна владел всем небосводом и объезжал его на колеснице. Он защитник мирового порядка (риты) и поэтому определяет движение светил и деяния людей. Он поддерживает землю, небеса и воздушное пространство, регулирует смену времен года. Варуна жестоко расправляется с грешниками, но прощает невинных и покаявшихся. Он даже определяет моральные нормы для богов. В его образе можно усмотреть этические аспекты, получившие особое развитие в более поздних религиозно-философских системах Древней Индии.
Интересен и своеобразен бог грозы и бури Рудра, которого в противоположность другим богам наделяли отрицательными качествами. В ритуале «Ригведы» Рудре отведено второстепенное место. Лишь только то, что не берут боги из приносимых жертв, может получить бог Рудра. Некоторые исследователи полагают, что образ Рудры был взят ариями у местных племен, чем будто бы и объясняется специфика его положения в ведийском пантеоне. Позднее небесный врачеватель Рудра становится одним из самых популярных богов — богом Шивой.
Ведийским племенам был известен и бог Вишну. В «Ригведе» ему посвящено только шесть гимнов, в которых рассказывается, как Вишну тремя шагами пересек весь мир. Эта легенда получила особое развитие в индуизме, где Вишну становится одним из главных богов.
Заметное место в ведийском пантеоне занимали Агни и Сома. Агни был основой культа, только с его помощью люди посылали богам свои дары. Жертвенный костер рассматривался как источник бессмертия богов. В гимнах подчеркивается, что благодаря Агни боги достигли бессмертия. Он тем самым как бы связывал богов и людей. Недаром Агни назван вестником, послом. Культ Агни восходил, очевидно, к очень древнему представлению об огне как основе благополучия домашнего очага. Неслучайно он называется в «Ригведе» хранителем дома.
120 гимнов «Ригведы» обращены к Соме — богу священного опьяняющего напитка. Как и Агни, Сома тоже был основой бессмертия богов. Боги стремились испить этот бессмертный напиток. Его пили также и люди, как бы соединяясь с богами в единое целое.
Кроме добродетельных богов индийцы ведийской эпохи верили в существование злых духов и демонов — ракшасов, а также асуров — врагов богов.
В поздневедийскую эпоху оформилась группа «абстрактных» божеств. В неё вошли божества, функции которых были неопределенны и не увязывались с трехчленной моделью мира: бог речи Вач, бог веры Шраддха и др. Выделение этой группы явилось результатом дальнейшего развития идеи пантеизма, засвидетельствованной еще в «Ригведе», но получившей наибольшее значение в поздневедийской и эпической мифологии. Трехчленная модель мира не была единственной моделью в общей мифологической системе «Ригведы», но она, хотя и очень условно, дает возможность установить определенную классификацию ведийской мифологии.
Характерной чертой ведийского пантеона было отсутствие строгой индивидуализации богов и распределения их функций.
Обожествление сил природы проявлялось в ведийских гимнах в основном в антропоморфном виде, что приводило к определенному синкретизму в описании богов. К тому же одни и те же явления природы связывались с разными богами. Здесь нет строго закрепленной иерархичности богов, а есть нечто всеобъемлющее, что присуще различным богам. В каждый момент к богу обращались как к единственно существующему, ему приписывали те действия и силы, которые в иных ситуациях связывали с другими богами. Это поклонение не «всевышнему единому богу», а одному богу в каждый конкретный момент получило название генотеизма (термин впервые был введен Максом Мюллером). В этом проявлялась тенденция к своеобразному монотеизму, достигшая наибольшего развития в литературе Упанишад.
В поздневедийскую эпоху на первый план все больше выдвигается «владыка мира» Праджапати, но он также не приобрел значения единого и главного бога. Впоследствии культ Праджапати был заменен культом бога Брахмы.
Возможно, что в определенном синкретизме описания богов сказалось соединение воедино мифологических представлений различных ведийских племен.
В связи с развитием ведизма меняется и значение ведийских богов, их место в общей системе мифологии и культа. Древние боги почти совсем забываются, некоторые «старшие» боги (например, Варуна) теряют свой приоритет, а их место занимают другие божества, которые раньше не играли особой роли (например, бог Вишну).
Ведизм вбирал в себя некоторые представления местных неарийских племен в процессе расселения ариев. Это нашло свое отражение, например, в магических ритуалах и заклинаниях «Атхарваведы».
В поздневедийской литературе можно найти и определенную тенденцию к выделению трех главных богов — Брахмы, Шивы и Вишну, развивающуюся в дальнейшем в «единую триаду».
Индийцы ведийской эпохи поклонялись также различным духам, обожествляли растения, горы, реки. Почитание богов было неразрывно связано с культом жертвоприношения; обращенные к богам гимны составляли неотъемлемую часть культа, хотя многие из них и не носили ритуального и культового характера. Ритуальный аспект особенно ярко выражен в отношении Агни и Сомы.
Постепенно комплекс жертвоприношений усложнялся, что привело к выделению нескольких групп жрецов, совершавших различные культовые действия и ритуалы. Кроме специальных пышных церемоний индиец должен был в повседневной жизни совершать различные обряды, что составляло часть его дхармы — норм жизни и поведения Ритуальные обряды совершались при рождении детей, в случае смерти близких, при вступлении в брак. Большую роль играл культ предков.
Особое значение жертвоприношениям придавалось в поздних ведийских текстах — Брахманах. Ведийский бог Праджапати становится богом жертвы. Главной заслугой человека, мерилом его добродетельности стало жертвоприношение, которое считалось основой жизни и благодаря которому существуют якобы боги и люди. С помощью жертвоприношений и заклинаний даровалось бессмертие не только богам, но и людям: боги продолжали их род, приносили потомство и счастье.
Эту идею стремились закрепить жрецы-брахманы, которые будто бы сливались с богами во время ритуальных церемоний и были единственно способными правильно распределить жертву между богами. Судя по данным «Ригведы», церемония жертвоприношения проходила следующим образом. На особое возвышение клали жертвенную солому, как бы устраивая место для богов Затем разжигали жертвенный огонь и в него возливали сок растения сомы либо молоко, бросали зерна или приносили в жертву животных.
У ведийских племен первоначально храмов не было, но затем, возможно под влиянием местных религиозных верований, появились специальные сооружения для поклонений.
Среди исследователей нет единодушного мнения о том, существовали ли изображения богов в ведийскую эпоху. Некоторые отрывки ведийских текстов позволяют думать, что антропоморфные изображения богов тогда уже имелись.
Мифология, получившая отражение в эпических поэмах, в целом отлична от ведийской, хотя и обнаруживает определенное сходство с некоторыми представлениями этой более ранней эпохи. Как и в Ведах, в эпической мифологии ясно выражены политеизм и антропоморфность в изображении некоторых божеств, прослеживаются черты пантеизма. Но отдельные части общей мифологической системы в эпосе получают иной акцент и иное содержание.
В мифологической системе эпоса выявляются две традиции — архаическая, которая тяготеет к представлениям ведийского и доведийского (индоиранского) периодов, и эпическая, которая отражает уже новые тенденции, связанные с выдвижением на первый план трех божеств — Вишну, Шивы и Брахмы. Вторая традиция, собственно, и сближает эпическую мифологию с более поздним индуизмом.
Бот Вишну в эпосе, как и в Ведах, связан с Индрой и тоже совершает «три шага» по вселенной, однако в эпосе ведущая роль в этом «союзе» принадлежит Вишну. Эпический Вишну обладает исключительным могуществом: он охранитель, созидатель и разрушитель всего существующего, т. е. здесь Вишну сосредоточивает все три функции, которые позднее, в индуизме, разграничены между триадой богов — Вишну, Шивой и Брахмой.
Показательно, что такими же, как у Вишну, функциями обладает и Брахма. Этот синкретизм в характеристике главных богов свидетельствует о том, что в эпосе еще пе было четкого разграничения функций и понятие «единой триады» богов еще не сложилось.
В эпосе впервые появляется бог войны — Сканда. Интересна трансформация образов Индры и Варуны. В Ведах Индра занимал ведущее место в пантеоне. В эпосе он уступает свое могущество главного воителя богу Сканде. Бог Варуна из хранителя миропорядка (риты) становится второстепенным божеством.
Сложность мифологической системы эпоса объясняется, очевидно, и многоплановостью содержания самих эпических поэм, где наряду с довольно архаичными соседствуют тексты, значительно более поздние по времени. Это очень ясно прослеживается на образе Рамы. В ранних частях «Рамаяны» Рама рисуется человеком, лишенным божественных атрибутов, а в более поздних частях поэмы он уже воплощение бога Вишну.
Интересен и образ Кришны, который описывается не только как вождь племени и друг панданов, по и как одно из воплощений Вишну, как «высшее бытие» и как, наконец, «бог — основа всего мира». Очевидно, эти трансформации в описании эпических персонажей отражали новые явления в идеологической жизни — появление и распространение вишнуизма, который начинает складываться во второй половине первого тысячелетия до н. э.
Веды являются древнейшими памятниками Индии, хотя ведийская литература очень обширна по содержанию и включает тексты разных исторических периодов. Вслед за древней традицией в ней принято выделять несколько групп текстов. Прежде всего это сборники гимнов — самхиты: «Ригведа» (собрание гимнов), «Самаведа» (собрание песнопений), «Яджурведа» (собрание жертвенных формул) и «Атхарваведа» (собрание магических заклинаний и формул). Затем следуют Брахманы — толкования ритуальных текстов самхит, Араньяки (лесные книги) — тексты для отшельников и Упанишады — религиозно-философские трактаты.
Древнейшим сочинением является «Ригведа», которая была оформлена в конце второго — начале первого тысячелетия до н. у. Этот сборник состоит [из 1028 гимнов, разных по содержанию. В него включены космогонические и свадебные гимны. В более поздний период получила оформление «Атхарваведа», сложившаяся, очевидно, уже в среде ведийских племен Восточной Индии (хотя в этом собрании сохранились и очень древние тексты). В ряде гимнов «Атхарваведы» получили отражение верования местных неарийских племен.
Самхиты представляют собой преимущественно собрания самых различных по характеру текстов, но вместе с тем эти древние сборники могут рассматриваться и как литературные произведения, отразившие длительную традицию устного народного творчества. Авторами самхит считались святые мудрецы — риши, тексты заучивались наизусть, их пели древние барды — сказители. Знаменательно, что даже древнейшие гимны «Ригведы» составлены с соблюдением установленных правил метрики, которые затем нашли применение и в более поздней поэзии. На основе одного из метрических размеров (апуштубха) затем появилась шлока — главная метрическая форма древнеиндийских произведений.
Многие гимны настолько образно и поэтично описывают, например, природу и человеческие переживания, что по праву могут рассматриваться как образцы поэзии. С особым вдохновением были составлены гимны богине утренней зари Ушас. В целом это была, конечно, религиозная литература, но тесно связанная с повседневной жизнью и народными традициями, она часто как бы становилась светской поэзией. Эта черта многих ведийских текстов отражала и специфику ведийской религии в целом, антропоморфность многих представлений. Боги рассматривались как существа, подобные людям, и: В гимнах, обращенных к богам, их авторы передавали свои переживания, чувства, рассказывали о своих горестях и радостях.
В ведийской литературе и даже в «Ригведе» можно найти зачатки драматургии, получившей особое развитие в последующие эпохи. Очень своеобразны так называемые гимны-диалоги, которые встречаются в «Ригведе». Смысл этих гимнов весьма сложен и часто непонятен, но можно предполагать, что они являлись не просто культовыми обращениями к богам, а предназначались для театрализованных представлений. Некоторые ригведийские легенды были использованы писателями последующих эпох для_ создания драматических сочинений. Так, великий поэт Индии Калидаса написал драму «Викраморваши» («Доблестью обретенная Урваши»), положив в основу сюжета ведийскую легенду о любви героя Пурураваса к небесной нимфе Урваши.
Ряд гимнов ведийской литературы посвящен описанию борьбы добрых и злых сил, могущественных богов с демонами, различных племен друг с другом. Особенно впечатляюще выглядит рассказ о битве 10 царей, когда сильный правитель Судас лишь с помощью бога Индры избежал поражения и переправился через бушующие потоки реки Парушни. Исследователи справедливо видят уже в «Ригведе» первые истоки того героического эпоса, который составляет характерную черту эпической литературы. С литературоведческой точки зрения Брахманы но так интересны, как самхиты, однако и в Брахманах наряду с прозаическим истолкованием ритуала встречаются легенды и сказания, например индийский вариант о потопе.
В ведийскую литературу традиционно включались веданги, которые отражали новый этап в развитии научных знаний. Традиция перечисляет шесть веданг: шикша (учение о словах), вьякарана (учение о грамматике), нирукта (этимология), кальпа (предписания об обрядах), чхандас (метрика) и джьотиша (астрономия). Все эти тексты рассматривались как шрути (т. е. «услышанное») в отличие от более поздней литературы смрити («запомненное»).
Самыми замечательными эпическими поэмами Древней Индии являются «Махабхарата» и «Рамаяна», которые получили оформление много позднее, в IV в. до н. э. — IV в. н. э., но основной сюжет этих поэм и многие рассказы, которые вошли в них, безусловно, уже существовали в первой половине первого тысячелетия до н. 9. Основное содержание «Махабхараты» сводится к описанию соперничества между племенами Пандавов и Кауравов, которое заканчивается длившейся 18 дней битвой на поле Курукшетра.
В «Рамаяне» рассказывается о походе на остров Лапку (современная Шри Ланка) царя Рамы с целью освобождения своей жены Ситы, захваченной злым демоном Раваном. Некоторые исследователи склонны видеть в «Махабхарате» отражение реальных событий, имевших будто бы место в конце второго — начале первого тысячелетия до н. э., а основная сюжетная линия «Рамаяны» нередко трактовалась как реминисценция борьбы ариев с жителями Южной Индии. Независимо от того, насколько историчны события, описанные в этих поэмах, оба произведения являются подлинно индийскими, отразившими многовековые традиции этой страны.
В «Рамаяне», очевидно, запечатлен факт проникновения индоариев с севера на далекую Ланку.
Обе поэмы — поистине огромные собрания: «Махабхарата» состоит почти из 100000 двустиший (шлок), а объем «Рамаяны» — 24000 шлок.
В поэмах кроме основной сюжетной линии много вставных эпизодов. В «Махабхарате» они занимают почти три четверти текста. К этим эпизодам относятся мифы, иногда не имеющие связи с главным рассказом, целые повести (например, поэма о Нале и Дамаянти, известная нам в прекрасном переводе В. А. Жуковского) и наставления. Однако «Махабхарата» и «Рамаяна» исключительно цельные произведения; это не мозаика из разных текстов, а единые сочинения, с единым композиционным сюжетом. Авторство «Махабхараты» традиция приписывает Вьясе, а «Рамаяны» — Вальмики, но ничего определенного о жизни этих поэтов-риши мы не знаем. Очевидно, и Вьяса, и Вальмики были сказителями, но в отличие от многих других столь известными, что традиция из поколения в поколение сохраняла их имена. Тот факт, что поэмы устно передавались в течение многих столетий, наложил отпечаток на стиль и язык памятников.
Поэмы являются подлинными энциклопедиями Древней Индии. Они содержат интереснейший материал по различным аспектам социальной и культурной жизни, политическому устройству, повседневной жизни древних индийцев. Пожалуй, в Индии этим поэмам нет равных по популярности. Уже в древности и в средневековье они были известны далеко за пределами своей страны: в Восточной и Южной Азии, на Дальнем, а затем и на Ближнем Востоке. С исключительным интересом были встречены в Европе переводы «Махабхараты» и «Рамаяны» на европейские языки. Ими восторгались многие выдающиеся деятели культуры Востока и Запада, такие, как Бетховен, Гейне, Роден, Белинский, Ганди, Тагор. И сейчас в Индии эти эпические сказания продолжают оставаться одними из любимейших произведений.
На основании данных ведийских текстов можно составить представление о развитии не только литературы, но и научных знаний в ведийскую эпоху, хотя свидетельства об этом довольно фрагментарны.
Исполнение культа было связано с определенными знаниями астрономии. Индийцы эпохи Вед знали не только Солнце и Луну, но и другие планеты, целые созвездия. Календарь был строго фиксирован и разработан. Они подразделяли год на 12 месяцев, состоящих из 30 дней.
На довольно высоком уровне находилась медицина. Познания индийцев были обширными. Им было известно о многих болезнях человека и способах лечения (с помощью трав, специальных мазей, водных процедур и т. д.) Судя по ранневедийским сочинениям, в тот период уже существовали профессиональные врачеватели (бхишадж). Особенно богата сведениями по медицине «Атхарваведа», где имеется много заклинаний против болезней. Мифологические представления переплетались с довольно рациональными наблюдениями.
Индийцы ведийской эпохи связывали болезни человека с гневом богов, а выздоровление — с их доброй волей. Специальные гимны посвящались божественным исцелителям ашвинам, Наруно и Соме, которые считались «царями лекарств». В это время большую роль играла магия, по были известны секреты трав, способы их врачебного применения. Судя по самхитам, лекари знали болезни глаз, сердца, желудка, легких, кожи. В текстах упоминается около 300 наименований органов человеческого тела.
Материалы археологии, письменных источников дают представление о некоторых чертах материальной культуры, а также повседневной жизни древних индийцев ведийской эпохи.
Заключительным разделом ведийской литературы индийская традиция считает Упанишады — группу текстов, объединяющих различные философские толкования ведийской мифологии и ритуала. Упанишады называли ведантой — концом Вед; наименование это утвердилось позднее за одной из философских школ, более других претендовавшей на ортодоксальную приверженность к древнейшим принципам индийской мысли. Предписания ведийской религии с течением времени подвергались все более конкретной детализации. Одновременное этим из некогда единого комплекса выделялись отдельные самостоятельные темы; сочинения, разъяснявшие их, были уже прообразами позднейших научных трактатов.
В некотором принципиальном смысле тексты Упанишад действительно знаменовали собой одновременно и кульминацию ведийского этапа индийской культуры, и его естественный предел. Вся совокупность выработанных предшествующей эпохой представлений подвергалась в них оригинальному к теоретически глубокому переосмыслению; отталкиваясь от традиционного мышления, создатели этих текстов сумели воспользоваться им для решения проблем, далеко выходивших за рамки собственно ведийской тематики. Результатом этого значительного духовного взлета была двойственная роль Упанишад во всей последующей культурной эволюции: для позднейших поколений они стали олицетворением наиболее архаического и вследствие этого особенно почитаемого пласта национальной культуры, входя одновременно в качестве органической части в новый, уже вполне далекий от ведизма круг религиозно-философских представлений и идей. В истории Индии они сделались, таким образом, связующим звеном между двумя историческими эпохами, а в более широком смысле — символом непрерывности всей культурной традиции. Этимология названия «Упанишады» остается предметом споров; вероятнее всего, оно указывало на характер передачи текстов: учитель излагал ученикам, сидевшим около его ног (upa + ni + sad — «сидеть около»), позднее его стали толковать как «тайное знание». Традиция насчитывает 108 упанишад, по-настоящему оригинальными из них считаются только 13 текстов, созданных между VII и IV вв. до н. э. и получивших название основных. Наиболее важные из них — Брихадараньяка и Чхандогья — являются одновременно и наиболее ранними. Повествование идет здесь обычно от лица юго или иного почитаемого учителя — мудреца (учителя эти были, очевидно, историческими личностями). Основной темой этих наставлений и дискуссий является правильное понимание Вед, причем непосредственный их смысл понимается как нечто уже известное, но рассматриваемое здесь как аллегория или намек на подлинное, «скрытое» их содержание, изложению которого посвящена вся эта группа текстов.
Упанишады отражают по существу первую попытку осмыслить мир в рамках единого, последовательного учения. Через все эти тексты проходит одна, четко выраженная идея; создатели Упанишад излагают ее каждый раз по-новому, но суть остается неизменной. Самая краткая ее формулировка состоит всего лишь из шести слов: «Атман есть Брахман, Брахман есть Атман». Разъяснению этого изречения фактически посвящена вся совокупность этих текстов. Ход рассуждения обычно таков: мир, в своем существе пребывает в непрерывном изменении; оно не только выражается в трансформации внешних предметов, но в равной мере затрагивает и «духовный мир».
Отталкиваясь от древнейших анимистических верований, Упанишады формулируют так называемую доктрину кармы, пронизывавшую затем не только ортодоксальные течения, но и такие религиозно-философские системы, как джайнизм и буддизм. Все в мире определяется нравственным законом. Каждая вещь обладает душой, душа рождается и умирает, затем возникает вновь в той или иной форме в соответствии с этическим балансом прижизненных свершений. Человек, уронивший себя безнравственными поступками, рождается потом в виде животного, растения или камня, но праведным поведением он может даже и из окаменелости вернуться к человеческому образу.
Кроме непосредственно воспринимаемых явлений в схему включается (впрочем, не без некоторой натяжки) весь порожденный ведизмом мир демонов и божеств: душа может возвыситься до божественного ранга, вкусить радости рая или погрузиться в ад, но никакое состояние (и здесь Упанишады решительно расходятся с ведийской традицией) не является постоянным: даже боги, которым приносят жертвы, есть лишь обозначения состояний, в которых находится отдельная душа. Карма выступает здесь в качестве инструмента, сводящего все многообразие воспринимаемых человеком явлений к определенному единому принципу.
Упанишады еще не знают столь существенного для многих позднейших систем деления мира на духовное и материальное. Они без колебания приписывают душу камням, но одновременно и чисто физически объясняют многие психические явления (например, связывают состояние психики человека с потребляемой им пищей). Именно поэтому не только идеалистическая, но и материалистическая традиции позднейшей эпохи апеллировали к Упанишадам. Однако следует признать, что основной утверждаемый ими тезис имеет все же идеалистическую направленность.
В Упанишадах учение о карме увязывается с концепцией о вечном круговороте жизни — сансаре. Совокупность этих двух представлений вошла составной частью во многие религиозно-философские системы Индии, где учения о карме и сансаре получили дальнейшее развитие. Упанишады не ограничиваются описанием безграничной текучести и взаимосвязанности явлений, скорее они рассматривают весь этот круг представлений как некое предисловие к наиболее существенной части их учения: Атман (т. е. внутреннее «я» каждой вещи) тождествен Брахману (т. е. безличной космической одушевленности всего мира). Но это не просто констатация некоторого изначального единства всех разнообразных форм существования (в этом случае Упанишады действительно могли бы считаться хотя и наивной и непоследовательной, но все же чрезвычайно существенной попыткой материалистического понимания (вселенной), это исходная точка хорошо разработанной системы поведения, характер и Цели которой имеют явную религиозную окраску.
Можно сказать, что Упанишады в ряде мест значительно расходились с ведизмом именно потому, что находили его учение недостаточно глубоким в религиозном смысле. Они по-иному трактовали многие традиционные положения и предлагали свои объяснения. Ведийский индиец чтил своих традиционных, наделенных вполне земными чертами богов за то, что они даровали ему удачу в ответ на жертвы. Упанишады учат другому. Личных божеств в сущности нет, как нет и личного, ограниченного в пространстве и времени человека. Человек уподоблялся всем остальным существам. Есть бесконечное круговращение бытия, каждый атом заключает в себе и всю его неуничтожимую целостность. Круговорот жизни вечен, и ему подвластно все живое во Вселенной. Человек, единственный из всех «атомов», способен познать суть этого процесса, а позже внутренне даже освободиться от всяких оков жизни. Но все равно человек возвращается к земному существованию и снова вступает в круг рождений.
Идеал Упанишад — отрешенный мудрец, не вмешивающийся в мирские дела, равнодушный ко всем потрясениям и страстям мира, безразличный даже и к самой религии. Познав свою собственную сопричастность всему, что совершается в мире, и как бы отождествив себя с миром, что может он желать еще? Он выше стихии и богов, он единственный, чье бытие также неизменно и неуничтожимо, как неизменен и неуничтожим сам мир или его постоянный (для Упанишад) философский символ — Брахман.
Все сказанное рисует Упанишады как чисто умозрительную, оторванную от реальной жизни систему, но в действительности религиозно-философские концепции Упанишад оказали огромное влияние на все последующее культурное развитие Индии.
Разработанное в Упанишадах учение о карме составило одно из основных положений индийских религий. Оно имело и определенное социальное звучание, поскольку давало свое истолкование острой проблемы о причине человеческих страданий и невзгод. Не боги, а человек был объявлен судьей своих деяний, человеческие страдания не признавались вечными. Некоторые из этих положений Упанишад были использованы затем в буддизме и джайнизме. Многие идеи Упанишад оказали существенное влияние на философов и писателей средневековья, на деятелей культуры новой и новейшей эпох не только в самой Индии, но и далеко за ее пределами.
Началом нового периода в истории древней Индии — магадхско-маурийского, продолжавшегося в течение четырех столетий (вплоть до падения могущественной империи Маурьев и династий Шунгов и Канвов), исследователи обычно считают середину первого тысячелетия до ы. э. Его хронологические рамки значительно шире собственно династийной истории Маурьев, а по своему значению он занимает одно из ведущих мест в историко-культурном развитии страны. Маурийский период был отмечен созданием (впервые в истории Индии) объединенного государства, подъемом экономики, развитием культуры, распространением письменности. С эпохой Маурьев связаны укрепление и распространение буддизма, начало истории вишнуизма и шиваизма. Не случайно, что и в сегодняшней Индии эта эпоха рассматривается как особая веха в развитии культуры и сложении государственности. Изображение капители колонны Ашоки и Сарпатха принято в качестве национального герба Индийской республики.
По сравнению с предыдущим периодом в магадхско-маурийскую эпоху появляются датированные источники — эпиграфика (эдикты маурийского царя Ашоки) и письменные сочинения (например, записки селевкидского посла Мегасфена, который находился при дворе царя Чандрагупты). Древнеиндийская традиция относит к периоду ранних Маурьев политический трактат «Артхашастру», авторство которого приписывается Каутилье — советнику царя Чандрагупты. Новые исследования показывают, что в дошедшем до нас виде «Артхашастра» сложилась примерно на рубеже нашей эры, но многие ее свидетельства, безусловно, отражают некоторые черты государственного строя предшествующего периода, в том числе и маурийской Индии. Особый интерес представляет сопоставление данных эпиграфики с письменными источниками.
В распоряжении исследователей магадхско-маурийской эпохи имеются сочинения буддийского канона на пали, в которых наряду с изложением вопросов доктрины и этики буддизма содержится важный материал по политической, социальной и культурной жизни древнеиндийского общества. В надписях Ашоки упоминаются названия некоторых сутр, входящих в палийский канон, что позволяет говорить о существовании этих текстов в тот период. Интересные материалы дает исследователям археология.
Политическая история Северной Индии в VI–IV вв. до н. э. насыщена многими яркими событиями. Это был период образования первых крупных государств, их усиления, борьбы за гегемонию.
Из письменных источников мы знаем о многочисленных войнах и столкновениях государств друг с другом, династических распрях и соперничестве, борьбе монархий с республиканскими объединениями.
Согласно раннебуддийским сочинениям, в середине VI в. до н. э. в Северной Индии существовало 16 махаджанапад («великих стран»). Приведенный список, конечно, не охватывал всех государств Северной Индии, а включал лишь самые крупные и сильные. В действительности число их значительно превышало указанную цифру.
Показательно, что индийская традиция помещала первые 14 из 16 «великих стран» в Срединной стране, что указывало на особую роль долины Ганга на политической карте Индии в VI–V вв. до н. э. Это свидетельствовало и о более быстрых темпах развития государственности в этой части Индии.
Ведущей силой на политической арене Северной Индии, центром, вокруг которого шло объединение североиндийских государств, стала Магадха. Впервые это название встречается в «Атхарваведе», но затем оно появляется в самых различных древнеиндийских источниках.
Древняя Магадха (па территории теперешнего Южного Бихара) занимала очень выгодное географическое, стратегическое и торговое положение. В источниках сохранились свидетельства о плодородии магадхских земель, подвергавшихся тщательной обработке. Страна вела оживленную торговлю со многими областями Индии, была богата полезными ископаемыми, в частности металлами. Древнейшей столицей ее являлась Раджагриха (палийское название — Раджагаха, современное — Раджгир).
Династическая история Магадхи мало известна. Некоторые сведения имеются об основателе династии Харьянки царе Бимбисаре (545/544—493 гг. до н. э.). который, согласно буддийским сочинениям, подчинил соседнее государство Ангу (на территории Западной Бенгалии). Это укрепило позиции Магадхи и положило начало ее завоевательной политике. Источники сообщают о связях Магадхи с государствами Западной и Северной Индии.
Бимбисара уделял большое внимание внутреннему укреплению государства, ввел строгий контроль за действиями государственных чиновников. При сыне Бимбисары Аджаташатру (493–461 гг. до н. э.) вспыхнула ожесточенная борьба с Пра-сенаджитом (палийское имя — Пасенади) — правителем Коша-лы, которое было одним из самых могущественных государств в долине Ганга. После длительного соперничества победа осталась за Магадхой.
Очень напряженной была борьба с республиканским объединением Личчхавов, живших к северу от Магадхи. Причиной столкновения явился захват Личчхавами порта на реке Ганг, которым стремилась овладеть и Магадха. В ожидании атаки Личчхавов царь Аджаташатру велел построить специальную крепость Паталигаму. Кроме того, он прибег к хитрости, направив в столицу Личчхавов — Вайшали своего чиновника, которому удалось вызвать раскол в стане врага. Судя по некоторым источникам, война Магадхи с Личчхавами продолжалась 16 лет, но в конце концов Магадха победила.
Джайнские тексты рассказывают, что царь Аджаташатру применил осадные машины, и это принесло ему успех.
Серьезным соперником Магадхи еще оставалась Аванти — сильное государство Западной Индии.
Борьба основных соперников Магадхи — Кошалы, Аванти и объединения Личчхавов шла не только за политическое, но и за экономическое господство, поэтому таким острым все время оставался вопрос о контроле над речной системой Ганга, который являлся важным торговым путем.
Для усиления мощи Магадхи сын Аджаташатру Удаин (461–445 гг. до н. э.) перенес столицу государства из Раджагрихи в Паталинутру, которая превратилась в крупнейший центр древней Индии. Могущество Аванти было подорвано позднее, при царе Шишунаге — представителе новой династии Шайшунагов. Затем на магадхском престоле утвердилась династия Нандов, при которой была образована крупная империя. Хронология этих династий известна очень плохо, и принимаемые учеными даты крайне условны. Исследователи опираются в основном на данные поздних хроник Цейлона («Дипавамсы» — IV–V вв. н. э. и «Махавамсы» — VI в. н. э.) и свидетельства пуран, сложившихся уже в раннее средневековье. Наиболее приемлемыми можно считать следующие даты: династия Харъянка, основанная Бимбисарой, — 437–413 гг. до н. э., династия Шайшунагов — 413–345 гг. до н. э., династия Нандов — 345–317/314 гг. до н. э.
Иное положение в Северо-Западной Индии, где в отличие от долины Ганга не было крупного государства, способного объединить вокруг себя остальные племена и народы. Здесь жили различные в этническом, языковом и культурном отношении племена. Наиболее сильными государствами были Камбоджа и Гандхара, которые входили в число 16 «великих стран».
Некоторые районы Северо-Западной Индии в конце VI в. до н. э. вошли в состав Ахеменидской империи.
В надписях известного ахеменидского царя Дария (522–486 гг. до н. э.) упоминаются как его сатрапии Гандхара и Хинду. В Хинду входили, очевидно, области по среднему и нижнему течению реки Инд, но, возможно, и соседние территории. Интересное сообщение содержится у Геродота об экспедиции Скилака, направленной по приказу Дария с целью узнать «место впадения в море реки Инд». Эта экспедиция имела стратегическое и научное значение. Персы лучше познакомились с населением индийских районов, их обычаями, традициями.
В империю Ахеменидов входила лишь часть Северо-Западной Индии, но эти, а также некоторые другие районы страны испытали на себе определенное культурное и политическое влияние ахеменидского Ирана.
Через западные области Индия знакомилась с государствами Переднего Востока, со Средней Азией, районы которой тоже входили в империю Ахеменидов. Официальным языком делопроизводства Ахеменидов был арамейский язык, который употреблялся здесь и в более поздний период.
Если о районах Индии, входивших в империю Ахеменидов, на Западе было известно довольно широко, то о Восточной Индии и политических событиях в долине Ганга античные писатели в это время почти ничего не знали. По словам Геродота, эти области представляли собой пустыню. Иными стали связи Индии, в том числе и Восточной, с государствами Запада после похода Александра Македонского — одного из ярчайших событий в истории древности.
Александр вступил на территорию Индии в блеске славы, после одержанных им крупных военных побед. Огромная и хороню вооруженная армия сулила ему новые удачи. К тому же Северо-Западная Индия была разделена на враждовавшие друг с другом союзы племен, между правителями небольших государственных объединений пе было единства. Некоторые местные царьки вступили в союз с Александром (например, правитель Таксилы). За это Александр обещал им определенную автономию и сохранил прежние владения. Однако уже с самого начала индийского похода Александр встретился с упорным сопротивлением многих племен. Хронисты похода, которые старались прославить подвиги и успехи Александра, не могли не отметить исключительное упорство индийцев, их смелость, страстное желание бороться до конца. Многие индийские племена вообще отказывались от переговоров с греко-македонцами и вступали в неравную схватку, нередко даже одерживая победу.
Самым сильным из индийских правителей Северо-Западной Индии был царь Пор, который тоже решил встретить Александра в открытом бою. Битва произошла на берегу Гидаспа (река Джелум) и продолжалась несколько дней. О размахе сражения могут говорить цифры, которые приводит Арриан в «Анабасисе» — «Истории похода Александра». В последней решающей битве, согласно Арриану, участвовало 30 тыс. пеших воинов, 4 тыс. всадников, 300 колесниц, 200 боевых слонов. Лишь применив хитрый маневр, Александр сумел стремительно ворваться в расположение армии Пора. Его легкая конница посеяла панику среди хорошо вооруженного, но малоподвижного индийского войска. Александр вышел победителем, но Пор сражался до конца, даже будучи совершенно израненным. Мужество индийского царя покорило Александра, и он сохранил Пору не только жизнь, но и его владения.
Греко-македонская армия двигалась дальше на восток, вплоть до Гидраота (современный Рави). Александр стал собирать силы для переправы через Гифасис (современный Беас). Но прежде он решил разузнать о стране, лежащей за Гифасисом, ее правителе, силе его войска. Местные царьки рассказали Александру о богатстве этой страны, о сильной армии индийского правителя по имени Аграмес. В это время в самом войске Александра началось недовольство солдат, многие настаивали на прекращении изнурительного похода. Не сразу решился Александр расстаться со своей мечтой, но в конце концов отдал приказ об отходе армии. Отступление греко-македонских войск сопровождалось новой волной антимакедонских восстаний и волнений. Особенно упорными были столкновения с маллами, которые имели сильную армию и были неплохо организованы.
Покидая Индию, Александр сохранил деление на сатрапии, поставив во главе их своих испытанных полководцев и некоторых местных индийских правителей. Александру удалось подчинить лишь часть Северо-Западной Индии, и в индийских источниках не сохранилось упоминаний ни о походе Александра, ни о борьбе с его армией (эти сведения до пас донесли античные авторы). Тем не менее нельзя совсем отрицать влияние похода на развитие событий в Индии той эпохи.
Поход Александра показал, что одной из главных причин поражения индийцев было отсутствие единства, внутренние распри. Борьба с иноземными войсками заставила местных ларьков объединить свои усилия.
Поход способствовал вместе с тем значительному расширению и упрочению культурных и торговых связей Индии с внешним миром. Индия сама стала оказывать все большее влияние на эллинский мир.
Во время похода Александра в Магадхе, Паталипутре, правила династия Нандов. Местные индийские царьки рассказали полководцу о силе нандского войска, о непопулярности царя Аграмеса. Об этом мы знаем из сообщений античных писателей. Но многие сведения об империи Нандов до пас дошли из местных индийских источников.
По индийской традиции Нанды считались шудрянской династией, которая будто бы уничтожила всех кшатриев. Первый из Нандов рассматривался как сын шудрянки и представитель неизвестного рода. Поэтому брахманские источники и царские династические списки — пураны называли Нандов «недобродетельными и низкими». Эта характеристика сохранилась и у античных авторов, которые были, очевидно, знакомы с индийской традицией. Некоторые данные позволяют предполагать, что античные авторы знали индийские сказания о первом маурийском царе Чандрагупте и его министре Чанакье. В этом цикле сказаний были свидетельства и о предшественниках Маурьев — царях династии Нанда.
Сведения местных и античных источников совпадают в описании огромной армии Нандов. У Диодора и Курция Руфа приводятся цифры нандского войска при Аграмесе: 200 тыс. пеших воинов, 20 тыс. всадников, 2 тыс. боевых колесниц и 3–4 тыс. боевых слонов. В некоторых индийских и цейлонских текстах первый нандский царь носит имя Уграсена, т. е. «обладающий огромной армией».
С Нандами связана традиция об их стремлении к накоплению богатства, а в цейлонских текстах рассказывается о том, что Нанды обложили налогами всевозможные предметы, в том числе кожу, дерево, ценные камни.
Используя сильную армию и наладив строгий контроль над налоговым обложением, Нанды проводили активную внешнюю политику. Им удалось сломить мощь и независимость некоторых местных династий и проникнуть в более южные районы Декана. Из данных эпиграфики известно, что Калинга (современная Орисса) или часть ее входила в империю Нандов.
Созданная таким образом империя подготовила условия для организации объединенного индийского государства при новой династии Маурьев.
Первым царем Маурийской династии был Чандрагупта. Но прежде чем Чандрагупте удалось этого добиться, ему пришлось выдержать упорную борьбу с Нандами, а также с греческими гарнизонами, оставленными в Индии Александром Македонским. В индийских и античных источниках сохранились многие интересные свидетельства о различных этапах борьбы Чандрагупты за власть, хотя среди исследователей ведутся жаркие споры о последовательности этой борьбы.
Источники по-разному излагают происхождение Маурьев. Некоторые связывают их с Нандами, рассматривая Чандрагупту как одного из сыновей царя Нанды. Но в большинстве источников (буддийских и джайнских) Маурьи считаются кшатрийским родом из Магадхи.
Буддийская и джайнская традиции сохранили данные о юных годах Чандрагупты, его учебе в Таксиле, где он будто бы встретился со своим наставником и будущим советником Каутильей, или Чанакьей. Насколько эти сообщения достоверны, сказать трудно. Традиция повествует, что Чандрагупта вместе с Чанакьей разработали в Таксиле план захвата магадхского престола. Интересно, что о столкновении юного Чандрагупты с Нандами сообщает и римский писатель II в. н. э. Юстин, который опирался на свидетельства, содержащиеся в труде Помпея Трога — писателя эпохи императора Августа, а тот в свою очередь, очевидно, был знаком с циклом легенд о Чандрагупте.
Из цейлонских хроник мы узнаем, что Чанакья вместе с Чандрагуптой начали собирать войско. Воины нанимались в разных областях, и вскоре была создана огромная армия под руководством Чандрагупты.
У греческого писателя Плутарха (46—126 г. н. э.) имеется сообщение о встрече юного Чандрагупты с Александром Македонским.
Эта встреча, если она в действительности была, могла произойти уже после первого столкновения Чандрагупты с нандским царем. Чапдрагупта, по словам Плутарха, очень нелестно отзывался о нандском царе Аграмесе и склонял на свою сторону Александра, убеждая его направить армию на восток, против всеми презираемого индийского царя. Однако Александр, как известно, не предпринял похода в глубь Индии и был вынужден двинуться обратно на запад.
Буддийские и джайнские источники рассказывают, что первая попытка Чандрагупты свергнуть Нандов была неудачной, так как он не обеспечил своего тыла. В этот период Чандрагупта, естественно, не мог выступить и против очень сильной армии греко-македонцев. Впоследствии, когда основное войско Александра покинуло Индию, для Чандрагупты сложились довольно благоприятные условия.
Александр разделил завоеванную им территорию на сатрапии, отдав часть земель и индийским правителям. Вскоре стали вспыхивать восстания, направленные против македонцев, начались столкновения за власть между сатрапами, особенно после смерти Александра в 323 г. до н. э. В этот период Чандрагупта, находясь в Пенджабе, очевидно, уже был готов начать борьбу с остатками македонских гарнизонов. А когда в 317 г. последний сатрап Эвдем вынужден был уйти из Индии, Чандрагупта стал фактическим правителем Пенджаба. В это же время был убит один из главных его конкурентов — могущественный индийский царь Пор, который управлял большой территорией, полученной им в свое время от Александра. Основное внимание теперь было направлено на захват магадхского престола, и Чандрагупта, заручившись поддержкой некоторых республиканских объединений Северо-Западной Индии, двинул свои войска против Нандов.
Борьба с греко-македонскими войсками была, таким образом, одним из этапов борьбы Чандрагупты за власть, за захват престола в Паталипутре. Многие современные индийские ученые считают эту борьбу народной борьбой с чужеземцами, забывая ее подлинный характер. Освобождение индийских территорий от иноземных войск имело положительное значение, но даже античные писатели сообщали о том, что Чандрагупта, после победы «злоупотребив именем свободы, обратил ее (Индию) в рабство; захватив власть, он стал сам притеснять народ, который освободил от иноземного владычества» (Помпей Трог в передаче Юстина).
Борьба с Нандами была очень упорной. Нандские цари имели огромную армию, и в решающем сражении, как рассказывалось в буддийском сочинении «Милинда-панха», погибло 1 млн. солдат, 10 тыс. слонов, 100 тыс. лошадей и 5 тыс. колесничих (цифры, конечно, очень преувеличены, по показательно, что сохранилась традиция об ожесточенной, кровопролитной битве).
Коронация Чандрагупты произошла после 317 г. до н. э. Эта датировка хорошо согласуется с данными индийских (буддийских, джайнских) и античных источников, хотя многие исследователи относили начало Маурийской династии к более раннему времени.
Из античных источников известно о столкновении Чандрагупты с Селевком Никатором — бывшим сподвижником Александра, а затем царем Сирии — и заключении между ними мира. О причинах вспыхнувшей войны источники умалчивают. Можно лишь предполагать, что Чандрагупта, укрепившись у власти, воспользовался той борьбой, которую вели наследники Александра — диадохи за верховенство, и выступил против Селевка. Он хотел отвоевать области, которые захватил Александр и которые после его смерти достались Селевку. По мирному договору Чандрагупта дал Селевку 500 боевых слонов, а к Маурьям отошли Пароламис, Арахосия и Гедросия.
Селевк послал ко двору Чандрагупты своего посла Мегасфена, который написал о своем пребывании специальное сочинение «Индика» (оно сохранилось лишь во фрагментах).
После Чандрагупты, правившего 24 года (317–293 гг. до н. э.), магадхский престол перешел к его сыну Биндусаре, известному в античных источниках как Амитрагхата, т. е. «убивающий своих врагов». Этот титул отражал, очевидно, напряжённую обстановку в стране в тот период. В различных областях империи вспыхивали восстания. Некоторые данные позволяют предполагать, что при Биндусаре был завоевал ряд областей Декана, хотя эпиграфических свидетельств этого периода пока не обнаружено.
Биндусара, подобно своему отцу, поддерживал тесные дипломатические отношения с эллинистическим Египтом и Селевкидской империей. Страбон сообщает о том, что в Паталипутру был послан селевкидский посол Деймах. Интересные факты рассказывает Афиней об обмене посланиями между селевкидским царем Антиохом и индийским царем Биндусарой. Индийский царь просил Антиоха прислать ему сладкого вина, сушеные фиги и философа-софиста. В ответ тот пообещал прислать только вино и фиги, ибо продавать софиста не разрешалось.
Если верить пуранам, Биндусара царствовал 25 лет (293–268 гг. до н. э.). После смерти между его сыновьями началось длительное соперничество за власть. В конце концов престол в Паталипутре захватил Ашока.
При Ашоке государство Маурьев достигло особого могущества. Империя территориально расширилась и стала одной из крупнейших на древнем Востоке. Слава о ней разнеслась далеко за пределы Индии. Об Ашоке и его деятельности создавались легенды, в которых особенно прославлялась его заслуга в распространении буддизма. Эти буддийские сказания имели хождение во многих странах Азии.
Благодаря многочисленным эдиктам царя Ашоки мы имеем важные сведения об истории этого периода, о системе управления империей, о политике Маурьев. В эдиктах маурийский царь называется Пиядаси Деванампия, т. е. «царь Пиядаси, милый богам». Лишь в двух эдиктах царь выступает под именем Ашоки. Некоторые более поздние источники говорят о том, что Пиядаси было собственным именем сына Биндусары до захвата им престола, а став царем, он величался и как Ашока (дословно — «лишенный печали»).
Показательно, что в греческих надписях, эдиктах, найденных в Кандагаре, маурийский царь выступает под именем Пиядаси.
Цейлонские (хроники рассказывают, что Пиядаси, будучи еще царевичем, был направлен в качестве правителя отцом — царем Биндусарой в Западную Индию (провинцию Аванти) с центром в Уджаяни. Согласно же североиндийским источникам царевич находился в Северо-Западной Индии, в Такшашиле (Таксиле), куда Биндусара послал его для подавления восстания местных жителей против царских чиновников. Источники повествуют об упорной борьбе Пиядаси с братьями за власть. Цейлонские хроники сообщают, что ото соперничество продолжалось и после того, как Ашока захватил магадхский престол. В результате официальная коронация Ашоки состоялась только через четыре года после захвата им власти.
Единственным крупным политическим событием, о котором нам рассказывают эдикты царя, была война с Калингой — сильным государством на восточном побережье Бенгальского залива (современная Орисса.) В своем эдикте Ашока сообщает, что во время войны было взято в плен 150 тыс. и убито более 100 тыс. человек. Присоединение Калинги, важной в стратегическом и торговом отношении области, способствовало усилению империи.
Калинга оказала Ашоке упорное сопротивление. Эта область входила в империю Нандов, а затем ей удалось добиться независимости. В специальном эдикте, посвященном завоеванию Калинги, Ашока сам признавал, что суровые меры наказания применялись и к простому народу, и к знати, которая тоже не захотела смириться с властью Маурьев. Ашоке даже пришлось принимать особые меры, чтобы разрядить обстановку в завоеванной области. Калинге была предоставлена большая самостоятельность, но император лично проверял деятельность местных чиновников, следя, по его собственным словам, за тем, «чтобы не было беспричинного заключения в тюрьму городских жителей и беспричинного причинения страдании».
Многие последователи считают, что калингская война заставила Ашоку отказаться от традиционной активной внешней политики по созданию объединенного государства. По их мнению, император стал мечтателем, не стремящимся к расширению и укреплению своего влияния и своей власти. Однако эти взгляды не соответствуют данным источников. Ашока не отказался от активной внешней политики, а лишь несколько изменил методы действий. Не забывая о своем могуществе и применяя в необходимых случаях силу, маурийский император в основном прибегал к идеологическим и дипломатическим приемам. С помощью специальных чиновников и миссий он стремился укрепить свое влияние в незавоеванных областях, обещая населению этих территорий любовь и заботу императора, свое отцовское расположение и всяческую поддержку.
В одном из своих эдиктов Ашока, давая наставления чиновникам, говорил «Люди из незавоеванных стран должны твердо усвоить, что царь для нас как отец. Как он себе сочувствует, так и нам, как дети ему дороги — так и мы. Ашока поддерживал тесные дипломатические отношения со многими странами В его эдиктах упоминается селевкидский царь Антиох (Антиох II Теос — внук Селевка), правитель Египта Птолемей (Птолемей II Филадельф), царь Македонии Антигон Гонат, царь Кирены Маг и царь Эпира Александр. В различные страны были послать: маурийские послы (дута), которые рассказывали о могущественном и добродетельном царе Ашоке
Очень тесными были связи с Цейлоном, куда Ашока направил специальную миссию во главе со своим сыном Махендой для распространения буддизма.
Царь Цейлона Тисса в ответ на это в честь Ашоки принял его титул — «милый богам» (Деванампия) и направил свое посольство в Паталипутру.
Большие споры среди исследователей вызывает датировка правления Ашоки, хотя его надписи содержат важные сведения по этому вопросу В так называемых больших наскальных эдиктах, которые были выбиты через 12 лет после коронации Ашоки, одновременно упоминаются пять правителей. Упоминание о них говорит о том, что в год издания эдикта все пять царей были живы Этим годом может быть или 256 или 255 г. до н. э. Значит, коронация Ашоки должна относиться примерно к 268 г. до н. э.
Интересное исследование провели ученые по анализу астрономических данных, содержащихся в легендах об Ашоке. В буддийских сказаниях говорится о затмении солнца — событии, которое будто бы совпадало по времени с поездкой Ашоки по святым буддийским местам Ученые выяснили, что в 249 г. до н. э., в период правления Ашоки, произошло солнечное затмение А в одном из эдиктов царя, составленном в 20-м году правления, сообщается о посещении им места рождения Будды Все это, вместе взятое, дает основание предполагать, что начало правления приходится на 268 г. до н. э. Эта дата подтверждается и некоторыми другими материалами если Биндусара правил 25 лет, как сообщают об этом пураны, содержащие описки царских династий, то Ашока вступил на престол в 268 г. до н. э. Буддийская традиция сохранила сообщение о коронации Ашоки через 218 лет после смерти Будды, которая, по мнению большого числа исследователей, могла произойти в 486 г. до н. э. Если следовать этой традиции, получается та же дата начала правления Ашоки — 268 г. н. э.
Некоторые ученые, правда, придерживаются иных датировок При этом нередко ссылаются на свидетельство цейлонских хроник о том, что Ашока короновался не сразу, а лишь через четыре года после захвата власти. Исходя из этого за дату воцарения Ашоки принимается 265 г. до н. э. В целом вопросы маурийской хронологии чрезвычайно сложны.
Империя Маурьев включала огромною территорию. В рамках единого государственного образования были объединены пароды и племена, разные в этническом, лингвистическом и культурном отношениях и следовавшие различным религиозным верованиям, традициям, обычаям. Судя по надписям Ашоки, а также «Артхашастре», к этому периоду уже сложилось представление о значительном по территории государстве во главе с «правителем земли, власть которого распространялась на огромные области — от южного океана до вершин Гималаев» Авторами политических трактатов уже подробно разрабатывалось учение о границах государства, его взаимоотношениях с близкими и далёкими соседями.
О появлении новых представлений в маурийскую эпоху может свидетельствовать различная характеристика, которую дают источники магадхскому царю Бимбисаре и императору Ашоке. Если первый назывался «царем прадеши», т. е. небольшой территории, провинции, то Ашока считался «всеправителем над Джамбудвипой», т. е. всей Индией.
Для определения границ империи Маурьев при Ашоке основными материалами служат эдикты императора. Некоторые сведения сохранились и в сообщениях античных авторов, повествующих о периоде Чандрагупты Определенную ценность представляют данные китайских путешественников, особенно в том случае, если они подтверждаются эпиграфическими или археологическими материалами.
Для определения западных границ империи большое значение имело открытие в Кандагаре — центре Арахосии эдиктов Ашоки (греческой и греко-арамейской надписей), что ясно указывает на вхождение Арахосии (область современного Афганистана) в его империю.
В эдиктах Ашоки несколько раз упоминаются йоны и камбоджцы как народы, живущие на западе страны. Под ионами подразумевались греки, поселения которых имелись в Арахосии. Для греческого населения и предназначались версии эдиктов Ашоки на греческом языке Некоторые исследователи полагают, что ионы периода Ашоки были потомками тех греческих поселенцев, которые здесь обосновались еще при Александре Македонском.
В Арахосии жили также и камбоджцы (иранское племя), о которых упоминается во многих древнеиндийских источниках как о прекрасных всадниках и коневодах. Язык камбоджцев почти неизвестен, но, поскольку в арамейской версии эдикта Ашоки из Кандагара имеется много иранских слов, можно думать, что эта версия предназначалась для камбоджцев.
Эдикт Ашоки был обнаружен и в Лампаке (около современного Джелалабада), что подтвердило факт вхождения Пароламиса в империю Маурьев (раньше об этом известно было лишь из античных источников, рассказывающих о результатах перемирия между Чандрагуптой и Селевком).
Исходя из свидетельств поздней кашмирской хроники «Раджатарангини» и дневников китайских пилигримов, можно полагать, что в империю Ашоки входила и часть Кашмира. Согласно традиции, при Ашоке был построен главный город Кашмира — Шринагар. В состав его государства входили также и некоторые области Непала. Данные эпиграфики и письменных источников позволяют включать в империю территорию современной Бенгалии.
Находки эдиктов Ашоки в Южной Индии помогли установить южную границу империи. Условно она может быть проведена к югу от современного округа Читалдруг. На юге империя граничила с государствами Чола, Кералапутра и Сатьяпутра, которые упоминаются в эдиктах Ашоки как не входящие в его государство. Однако Маурьи поддерживали с этими областями тесные контакты. Там строились буддийские ступы, туда посылались проповедники. Дипломатические связи поддерживались со многими странами, в том числе с эллинистическими государствами Запада, с Цейлоном, некоторыми областями Центральной Азии и т. д.
В магадхско-маурийскую эпоху происходит дальнейшее усиление монархической власти и постепенное падение роли институтов племенного управления.
Особенно усилилась власть царя в период Маурьев. Это нашло отражение и в эдиктах Ашоки, и в «Артхашастре». Царь считался основой государства. ««Государство — ото царь» — такова вкратце суть всех элементов государства», — заявлял автор «Артхашастры».
Принцип наследования соблюдался очень строго. Еще при жизни царь назначал одного из своих сыновей (обычно старшего) наследником престола, хотя захват престола сопровождался, как правило, острой борьбой между царевичами.
При вступлении на престол царь совершал особую церемонию воцарения — абхишеку, которая сопровождалась пышными празднествами.
К эпохе Маурьев уже оформилась концепция «чакравартина» (дословно — «вращающий колесо власти») — единоправителя, власть которого будто бы распространялась на огромные территории от Западного до Восточного океана, от Гималаев до южных морей. Особенно подробно эта концепция изложена в «Артхашастре». В конечном итоге это отражало новый этап в развитии индийского государства, связанный с образованием огромной империи.
Судя по надписям Ашоки, маурийский царь стоял во главе государственного аппарата и обладал законодательной властью. Эдикты Ашоки изданы от имени и по повелению царя. Царь сам назначал крупных государственных чиновников, являлся главой фискальной администрации, верховным судьей. В «Артхашастре» подробно описываются функции царя, его времяпровождение. Особое внимание уделялось охране царя, так как при дворе часто устраивались заговоры. Мегасфен, находясь при дворе Чандрагупты, обратил на это особое внимание и записал в своем труде: «Царь не спит днем и даже ночью вынужден время от времени менять ложе из боязни злого умысла. На охоту царь выступает в окружении женщин, а вне круга женщин идут копьеносцы. С обеих сторон путь процессии огражден веревками. Тому, кто зайдет за веревку, к женщинам, грозит смерть».
Большую роль при дворе играл царский жрец, который принадлежал к влиятельному брахманскому роду. Царь сам выбирал себе надежных помощников, хотя и за ними была установлена секретная слежка. Царь устраивал специальные испытания своим приближенным. Нечестным угрожали рудники. Службе надзора придавалось большое значение. Под надзором находились не только должностные лица, но и жители городов и деревень. Особое внимание уделялось наблюдению за царевичами, которые, как говорится в «Артхашастре», «подобно ракам, пожирают своего родителя».
Ночью царь принимал тайных агентов, а днем, как рассказывает «Артхашастра», занимался различными государственными делами и предавался развлечениям. Царь считался и командующим армией. Судя по сообщению Мегасфена, численность царского войска была огромной. В военном лагере Чандрагупты находилось 400 000 солдат.
Большую роль в управлении государством играл совет царских сановников — паришад. Этот институт не был введен Маурьями (он существовал в предшествующие эпохи), хотя именно при Маурьях паришад приобрел функции политического совета. О паришаде упоминают эдикты императора, подробно его деятельность изложена в «Артхашастре», в которой он называется мантри-паришадом (собранием мантринов — министров царя). Совет занимался проверкой всей системы управления и выполнением приказов царя. Кроме паришада существовал и узкий тайный совет, состоящий только из нескольких особо доверенных лиц. В случае крайне неотложных дел могли вместе собираться члены обоих советов.
В «Артхашастре» подчеркивается, что количественный состав паришада зависел от нужд государства. При Ашоке паришад стал заниматься контролем за выполнением норм дхармы и устанавливал обязанности для чиновников, выезжавших в инспекционные поездки по стране. Судя по одному из эдиктов Ашоки, паришад мог собираться и без царя, хотя Ашока требовал, чтобы в случае экстренных событий ему немедленно сообщали об этом. В самом паришаде нередко вспыхивали жаркие споры, порой приводившие к вмешательству царя. Иногда противоречия возникали между царем и паришадом; особенно острые формы они приняли в последний период правления Ашоки, когда сложилась оппозиция против царя.
Паришад как политический орган состоял из знати — военной и жреческой, которая стремилась сохранить свои привилегии и ограничить абсолютную власть правителя. В ранние периоды, например в ведийскую эпоху, паришад был более широким по составу и более демократическим по характеру органом власти, оказывавшим значительное воздействие на раджу и его политику. Постепенно количественный состав паришада уменьшается, он аристократизируется, роль его все более сводится к выполнению совещательных функций при царе. Однако даже в эпоху Маурьев, когда царская власть особенно усилилась, паришад сохранял значительное влияние, и маурийские правители не могли с ним не считаться.
Сходную эволюцию претерпела и сабха — в прошлом широкое по составу собрание знати и представителей народа, выполнявшее очень важные политические функции. К эпохе Маурьев состав сабхи становится значительно уже, она тоже приобретает характер царского совета — раджа-сабхи. Правда, по-сравнению с паришадом раджа-сабха была более представительным органом. В нее могли входить и некоторые представители городского и сельского населения. В ряде случаев царю приходилось обращаться за поддержкой к раджа-сабхе. Из источников известно, например, о выступлении Ашоки перед членами раджа-сабхи. В грамматике Патанджали (II в. до н. э) упоминается о сабхе при Чандрагупте.
Данные источников об определенном влиянии нарушала и раджа-сабхи в системе государственной власти маурийской эпохи представляют большой интерес. Они доказывают, что даже в периоды особенного усиления монархической власти сохранялись институты и традиции древней политической организации, которые определенным образом ограничивали власть царя. Поэтому в Древней Индии монархическая власть не достигла той деспотизации, которая имела место во (многих странах древнего Востока.
Сбор налогов считался одной из важнейших функций царя, и поэтому источники подробно излагают принципы и организацию системы налогообложения.
В различных политических трактатах многократно подчеркивалось, что казна составляет основу сильной власти, и царю рекомендовалось постоянно следить за ней.
Доля собираемых налогов была весьма велика, но в текстах все время проводилась идея о том, что царь собирает налоги ради защиты самих подданных, что это своего рода небольшая награда ему за заботу о населении страны. К периоду Маурьев старая система налогообложения претерпела значительные изменения. Прежние, часто добровольные подношения царю приняли форму обязательных и строго фиксированных налогов. Основным видом налога был бхага — доля царя, обычно составлявшая 1/6 часть сельскохозяйственной продукции. Царь по своему желанию мог уменьшить эту долю или вообще освободить кого-то от налога, но это бывало очень редко и в особых случаях. Царь даже назывался «шадбхагин», т. е. «получающий шестую долю». Некоторые области с особо хорошей почвой, где выпадали обильные осадки, могли облагаться значительна более высокими налогами — до 1/4 и даже 1/3 урожая. Долг царя могла быть увеличена и при финансовых затруднениях в государстве.
В этой связи интерес представляет не совсем обычное сообщение Патанджали о том, что маурийские цари, «стремясь получить золото, установили изображения». Можно предполагать, что речь идет об изображениях богов, которые были выставлены в специальных местах, а получаемые от этого сборы шли в казну. Не исключено, что Маурьи просто забрали из некоторых храмов статуи богов: судя по «Артхашастре», в период финансовых затруднений царю разрешалось забирать в свою казну имущество храмов.
Основной податной группой были земледельцы — свободные общинники, владельцы небольших участков земли. Кроме них налоги царю уплачивали также ремесленники, торговцы, владельцы скота.
Судя по источникам, некоторые слои населения были освобождены от налогов. И античные авторы, и древнеиндийские «законы» — шастры говорят о том, что брахманы, как знатоки священных текстов и как представители высшей варны, освобождались от уплаты налогов. Более того, в некоторых сочинениях даже отмечается, что за взимание налога с знатоков Вед, с отшельников и царских жрецов полагался штраф. Брахманские источники старались объяснить это тем, что брахманы уже своей деятельностью и религиозными заслугами как бы вносили свой вклад в государственную казну и способствовали расцвету страны.
Некоторые тексты включают в список освобожденных от налогов «людей царя», т. е. находящихся на царской службе. Таким образом, основное бремя налогов ложилось на земледельцев и ремесленников и еще более обостряло противоречия между классами, сословиями, различными социальными группами. В «Артхашастре» дается подробное описание функций финансовых чиновников и деятельности специального налогового ведомства во главе с главным сборщиком налогов.
Провинциальное управление было построено с учетом старых традиций и институтов, хотя Маурьи видоизменили ранее существовавшую систему, приспособив ее к новым условиям. Были созданы и новые институты государственного управления. Ядром империи считалась виджита (дословно — завоеванное), куда входил собственно царский домен и некоторые области, находящиеся под особо строгим контролем центрального управления. Территория государства делилась на провинции, из которых особым статусом облагали четыре главные провинции — Северо-Западная со столицей в Таксиле, Западная со — столицей в Уджаяни, Восточная (провинция Калинга) с главным центром в Тосали и Южная — с центром в Суварнагири. Во главе этих провинций находились царевичи. Столь высокий статус именно этих областей был связан с их особым положением в империи и ролью в политической, экономической и культурной жизни страны. Создание специальной Южной провинции объяснялось важностью «южного вопроса», приобретшего значение еще при Биндусаре. Если царевичи Таксилы, Уджаяни и Тосали носили титул: «ку-мара» (царевич обычного статуса), то правитель в Суварнагири называется в эдиктах аяпута (арьяпутра — очевидно, наследник престола), что указывало на его особый, более высокий статус. Можно предполагать, что при Ашоке здесь находилась ставка наследника престола.
Главные провинции обладали немалой автономией Царевичи во всех провинциях (кроме Калинги) посылали специальных инспекторов по управляемой ими территории для про-лерки действий местных чиновников. Правитель же Калинги ле обладал этим правом: по ее территории инспектирующие поездки организовывал сам император. Ашока даже к местным: чиновникам Калинги обращался непосредственно. Это объяснялось тем, что Калинга, будучи недавно присоединенной, хотя и получила статус главной провинции, но была включена в виджиту и находилась под непосредственным контролем центральной власти.
Наряду с делением на главные провинции существовало деление да джанапады (простые провинции), прадеши (области), ахале (округа) Низшей единицей провинциального управления считалась грама (деревня). Во главе джанапа стояли крупные государственные чиновники-раджуки. Дословно этот термин значит «держащий веревку», что было, видимо, связано с первоначальными функциями этих чиновников обмерять землю. Затем роль чиновников возросла, усложнились их обязанности. Они получили определенные судебные функции в своих провинциях и из простых сельских чиновников стали главами провинциального аппарата. Очевидно, раджуки периода Ашоки тождественны сельским чиновникам (агораномам) в государстве Чандрагупты, подробное описание которых оставил селевкидский посол Мегасфен. Правда, к эпохе Ашоки функции сельских чиновников несколько изменились. В подчинении раджуков находились, очевидно, окружные махаматры, стоявшие во паве ахало.
В главных городах округа имелись канцелярии, где регулярно должны были собираться чиновники. Отсюда посылались по всему округу распоряжения, которые переписывали писцы — липикары. Судя по эдиктам, писцы знапи несколько вариантов письма (брахми, кхарогатхи, греческое).
В эдиктах Ашоки упомянуты специальные чиновники по охране границ (антамахаматры), о которых было известно и автору «Артхашастры». Очевидно, они занимали довольно высокое положение, так как получали очень большое жалованье. Проводя политику строгой централизации, Маурьи вместе с тем не предприняли ломки многих старых институтов и традиций, с которыми они вынуждены были считаться.
Борясь с сепаратизмом, Маурьи сохранили внутри империи на правах автономных единиц некоторые ганы — республиканские объединения, и в основном именно там, где труднее всего было осуществлять строгий контроль. Мегасфен сообщал об автономных, независимых полисах в государстве Маурьев. которые сохраняли многие черты старой политической организации, хотя в целом эти ганы включались в общую систему имперского управления.
Некоторые черты самоуправления сохранились в эпоху Маурьев и в городах. В надписях Ашоки имеется указание на деление городов на внутренние, т. е. находившиеся в виджите, и внешние. Столицей империи была Паталипутра. Мегасфен писал о специальных городских чиновниках — астиномах, которые образовывали шесть небольших советов по и яти человек в каждом. Каждый совет осуществлял надзор за определенной сферой жизни города: один — за ремесленниками, другой — за чужеземцами, третий — за регистрацией рождений и смерти городских жителей, четвертый следил за торговыми операциями, пятый — за клеймением товаров ремесленников, шестой собирал десятину с продаваемых товаров. Сообщение Мегасфена показывает, какие вопросы городской жизни были самыми острыми, требовавшими специального контроля властей. Заслуживает внимания сам факт существования в городах коллективных органов управления. Городской совет фактически был главным органом власти в городе, хотя члены его, очевидно, уже не выбирались, как в ведийскую эпоху, а назначались или утверждались центральной или провинциальной администрацией.
Центральная власть стремилась лишить независимости городские советы, но определенную автономию им удавалось все же сохранять. Известно, например, что некоторые города имели свои собственные печати, городские знаки; городские советы заключали сделки с ремесленными организациями.
Каждая группа населения в зависимости от варны и профессии занимала определенную часть города, что, возможно, было связано с очень древней традицией племенной организации. Городские чиновники осуществляли контроль за общественными постройками, за чистотой в городе, за святилищами и храмами. Большинство построек в городах были деревянными, поэтому противопожарный контроль приобретал особую актуальность. В летнее время нельзя было разводить огонь, за нарушение этого правила взимался большой штраф. Всем домохозяевам надлежало иметь противопожарные средства. Кадки с водой, пишет автор «Артхашастры», всегда должны быть наготове. Множество сосудов с водой выставлялось на улице. Судя по «Артхашастре», жизнь в городе строго регламентировалась. Хождение по улицам города после специального ночного сигнала запрещалось, а если кто-либо проходил мимо царского дворца, его арестовывали и штрафовали.
С маурийским периодом связано широкое распространение в Индии буддизма. Возникший за несколько веков до эпохи Маурьев как небольшая секта бродячих монахов буддизм к III в. до н. э. стал одним из главных течений в духовной жизни древнеиндийского общества. В это время существовала организованная буддийская община — сангха, были оформлены основные канонические сочинения. Не случайно, что именно буддизм получил в этот период распространение и пользовался поддержкой маурийских правителей. Буддизм с его концепцией единодержавного правителя — чакравартина, стоящего во главе сильного государства, стал идеологической основой образования объединенной империи.
Судя по различным источникам, Ашока не сразу принял буддизм. При дворе своего отца он занимался с учеными различных школ — ортодоксальных и так называемых еретических направлений. Затем Ашока посетил буддийскую общину, выяснил основы учения Будды и стал упасакой, т. е. светским последователем буддизма. В эдиктах он сам рассказывает об эволюции своих взглядов. В первое время император не уделял особого внимания буддийской общине, но затем, после личного знакомства с жизнью буддийских монахов в столице, стал активно поддерживать буддистов и помогать общине. Особенно интерес к буддийскому учению, к его этическим нормам усилился после войны с Калингой, когда специальное значение приобрела политика дхармавиджаи — распространения основных норм поведения (дхармы), хотя последователем буддизма Ашока стал еще до начала войны.
Будучи буддистом. Ашока в течение всего царствования оставался мирянином и не выпускал из своих рук бразды правления. Мнение некоторых ученых о том, что Ашока будто бы был царем-монахом, ушедшим в конце царствования в буддийский монастырь, противоречит имеющимся материалам источников. Столь же неправильна и точка зрения о том, что буддизм при Ашоке был государственной религией.
Оказывая буддийской общине особое покровительство, Ашока не превратил буддизм в государственную религию. Главной чертой его религиозной политики была веротерпимость, и он придерживался этой политики в течение почти всего периода своего царствования.
В своих эдиктах Ашока выступает за объединение всех сект, но не путем насилия, а в результате развития главных принципов их учений. Судя по эдиктам, Ашока дарил пещеры адживикам, которые были в этот период одними из главных соперников буддистов и пользовались значительным влиянием в народе. Из эдиктов известно и о том, что царь посылал своих представителей в общины джайнов и к брахманам. Можно предполагать, что Ашока в определенной мере был вынужден вести политику религиозной терпимости — еще слишком сильны были ортодоксальные и другие (наряду с буддизмом) реформационные течения. Именно политика религиозной терпимости при умелом контроле государства над жизнью различных религиозных сект позволила Ашоке избежать конфликта с сильной прослойкой брахманов, с адживиками, джайнами и вместе с тем особенно усилить буддизм. Когда же в последние годы царствования Ашока отступил от политики веротерпимости и стал проводить явно пробуддийскую политику, это вызвало решительную оппозицию у приверженцев других религий и привело к тяжелым для царя и его власти последствиям.
В конце царствования Ашока входит в очень тесный контакт с буддийской общиной и, отступив от своих прежних принципов, начинает даже гонения против адживиков и джайнов.
Взаимоотношения буддистов с представителями других религий в этот период резко осложнились. Определенные трудности возникали и среди самих буддистов: источники рассказывают о столкновении последователей разных буддийских школ. В связи с этим император внимательно следил за целостностью буддийской общины. Он издает специальный указ о борьбе против раскольников — монахов и монахинь, которые подрывали единство сангхи. По указу их следовало изгнать из общины. Вместе с тем Ашока рекомендует буддийским монахам пристально изучать буддийские тексты и называет ряд буддийских канонических сочинений, посвященных преимущественно дисциплинарным вопросам.
Согласно буддийской традиции, в период правления Ашоки в Паталипутре состоялся 3 буддийский собор.
Одной из отличительных черт религиозной политики Ашоки являлось то, что он старался найти поддержку не только у буддийских монахов, но прежде всего среди широких слоев мирян — последователей буддизма.
В этом смысле можно сказать, что Ашока был первым царем Индии, который понял важность буддизма в укреплении империи и способствовал его распространению. Большая часть его эдиктов была обращена не к монахам, а к мирянам, которые, очевидно, не были детально осведомлены об основных понятиях буддийской доктрины и ее философских категориях. Поэтому в надписях даже не упоминается о нирване, четырех благородных истинах, восьмиречном пути и т. д. Главное — это практическая направленность надписей, которые сам император называл «эдиктами о дхарме». Именно этические положения, которые были хорошо известны мирянам, в том числе и не буддистам, находили широкую поддержку в массах, среди различных социальных групп.
Под дхармой обычно понимались правила поведения человека и праведный образ его жизни, хотя этот термин в более узком смысле буддийского учения мог обозначать саму доктрину.
В этих двух значениях термин «дхарма» упоминается в эдиктах Ашоки. В большинстве надписей дхармой называется свод моральных принципов, а в собственно буддийских эдиктах — учение Будды. Эти моральные правила в основном включали послушание родителям, уважение к старшим, щедрость, неубиение живых существ и т. д., т. е, они касались норм поведения человека, не являясь специфическими ни для буддизма, ни для брахманизма или какого-либо другого религиозного течения. Это были традиционные этические положения, хорошо попятные различным слоям населения независимо от этнической и религиозной принадлежности. Некоторые ученые ошибочно считают эти правила чисто буддийскими религиозными принципами, хотя буддизм действительно оказал немалое влияние на трактовку дхармы в эдиктах Ашоки. Показательно, что в греческих вариантах эдиктов царя слово «дхарма» передано греческим термином, означающим благочестие, а не религиозную веру. В этом же общем плане трактовался в эдиктах Ашоки вопрос о результатах, которых достигает человек, последовательно соблюдая принципы дхармы. Стойкому и верному в дхарме обещались милость царя, благополучие и достижение неба (сварги). Последнее положение было хорошо-попятно широким слоям населения: оно было характерно еще для ведийской эпохи, а потом заимствовано и буддизмом. Вместе с тем ни о каких религиозно-философских категориях буддизма в эдиктах не говорится, так как эдикты были обращены к широкому кругу мирян разных вероисповеданий. Более того, дхарма Ашоки соответствовала некоторым основным этическим принципам главных религиозных направлений. Император называл эти принципы сущностью учений разных сект и направлений. Призыв к изучению дхармы связывается в эдиктах с признанием и уважением всех учений.
Принципы дхармы, которые проводились в эдиктах Ашоки, должны были стать общими для населения всей империи и как бы подняться над дхармами варн, объединений и разных социальных групп.
Политика распространения принципов дхармы — дхарма-виджая (дословно — завоевание дхармы) составляла одну из важнейших частей общей политики Ашоки. Были назначены особые государственные чиновники — дхарма-махамары, которые наблюдали за выполнением норм дхармы.
Показательно, что эти чиновники направлялись к последователям различных религий. В эдиктах император прямо заявляет о том, что дхарма-махамары должны проверять, как исполняют дхарму буддисты, брахманисты, джайны, адживики.
Такая политика позволяла осуществлять контроль за различными группами населения и бороться с сепаратизмом.
Для изучения последнего периода в истории маурийской империи немалый интерес представляют буддийские сказания о царе Ашоке, так как этот период в эпиграфике освещен весьма фрагментарно.
Особое внимание привлекают необычные сообщения о лишении Ашоки власти в последние годы его правления. Эти свидетельства сохранились в различных по времени и характеру сочинениях.
Источники рассказывают, что к концу своего правления царь Ашока, преподнося щедрые дары в пользу буддийской общины для процветания учения Будды, разорил государственную казну. В этот период внук Ашоки — Сампади (Самирати) стал наследником престола. Царские сановники сообщили ему о чрезмерных дарах императора и потребовали их немедленно отменить. По приказу Сампади распоряжения Ашоки о пожалованиях буддийской общине не выполнялись. Фактически власть сосредоточилась в руках Сампади. Ашока, как рассказывают источники, с горечью должен был признать, что его приказы стали лишь мертвой буквой, а он лишился царства и власти, хотя формально и оставался царем.
Сообщения буддийских источников могут показаться полностью вымышленными, но на самом деле они в целом правильно передают напряженную политическую обстановку в последние годы правления Ашоки. Его пробуддийская политика вызвала сильное недовольство последователей ортодоксальною брахманизма и джайнов. По сообщению некоторых источников, Сампади был последователем джайнизма, его поддерживали крупные сановники. В стране в это время создалось трудное финансовое положение, вспыхивали восстания, в том числе одно из крупных волнений произошло в Таксиле, где во главе недовольных встал местный правитель.
В заговоре против царя, как повествуют источники, принимала участие и царица Тишьяракшита — тоже противница буддизма. Показательно, что в одном из самых поздних эдиктов приказ отдается не от имени Ашоки, как ранее, а от имени царицы. Приказ касался различных даров, т. е. того острого вопроса, который, судя по буддийским текстам, формально и привел к конфликту царя с его окружением. Можно предполагать, что совпадения эпиграфического свидетельства и данных буддийской традиции далеко не случайны. Они отражают реальную картину последних лет царствования Ашоки.
Его наследникам уже, очевидно, не удалось сохранить единство империи. На основании источников можно предполагать, что империя распалась на две части — восточную с центром в Паталипутре и западную с центром в Таксиле. Свидетельства источников о прямых наследниках Ашоки разноречивы, но есть основания полагать, что в Паталипутре царем стал Сампади, или Дашаратха, которого некоторые пураны считают сыном и преемником Ашоки. Подобно Ашоке, Дашаратха носил титул «милый богам» и оказывал покровительство адживикам, о чем свидетельствуют его эдикты о дарении им пещер. Затем цари быстро сменяли друг Друга на магадхском престоле, а около 180 г. до н. э. последний представитель Маурийской династии Брихадратха был убит в результате заговора, подготовленного его главнокомандующим Пушьямитрой. Так пришла к власти новая династия Шунгов, которая не смогла поддержать былое величие маурийской империи. Очевидно, Северо-Западные районы и некоторые области Декана Шунгам уже не принадлежали.
Интересные сведения о взаимоотношении Селевкидов с Маурьями в последний период их царствования сообщает Полибий. Согласно его данным, известный селевкидский царь Антиох Великий (223–187 гг. до н. э.) после своих походов на восток перешел Гиндукуш и возобновил союз с индийским царем Софагасеном (очевидно, маурийский царь Сомашарман). Затем Антиох получил в Индии боевых слонов и двинулся в Арахосию. Можно предполагать, что к 206 г. до н. э. маурийские цари уже не могли противоборствовать действиям Антиоха, который вступил в Арахосию. Не исключено также, что данная область к этому времени не являлась частью империи. Вместе с тем Антиох не мог не считаться с Софагасеном. Поэтому он возобновил дружеские отношения, которые существовали между Селевкидами и Маурьями еще со времен Селевка Великого и Чандрагупты.
В эпоху Шунгов «западный вопрос» стапоновится одним из самых острых. Судя по трактату Патанджали «Махабхашья», армия яванов (греко-бактрийцев) осадила индийские города Сакету и Мадхьямику. Этот же факт содержится в сочинении «Юга-пурана». При этом добавляется, что войска продвинулись от Сакеты до Паталипутры, но из-за внутренних распрей в самой армии вынуждены были снять блокаду столицы Шунгов.
Вторжение греко-бактрийцев. очевидно, произошло в середине II в. до н. э., в период правления Пушьямитры. Царем греко-бактрийцев был Менандр.
Столкновения с греко-бактрийцами продолжались и при преемниках Пушьямитры, в частности при его внуке Васумитре, которому, однако, удалось одержать внушительную победу. Затем взаимоотношения Шунгов с греко-бактрийцами стабилизировались. Из эпиграфики известно о посольстве греческого царя Антиалкида к шунгскому правителю Бхагабхадре (Бхагавате). Посольство было послано и г. Видишу, куда, очевидно, переместилась столица шунгских царей.
Более ста лет Шунги удерживали свою власть. Затем престол перешел к Канвам (68–22 гг. до н. э.), при которых быстрыми темпами шел процесс децентрализации: многие области отпали от центра, возникли новые местные династии. Трудно сказать, насколько верны сведения древнеиндийских источников об антибуддийской политике Шунгов, и особенно Пушьямитры, но ясно, что буддизм в этот период уже не пользоваться столь сильной поддержкой, как при Ашоке. В период Шунгов получил распространение и вишнуизм, о чем нам сообщают надписи шунгских царей Особое значение приобретает культ Васудэвы.
Судя по пураническим спискам, Маурьи удерживались на магадхском престоле 137 лет. Это был период крупных свершений, знаменательных явлений в социальной и культурной областях, оставивший глубокий след в развитии древнеиндийскою общества и государства Создание объединенного индийского государства привело к общению различных народов, взаимодействию их культур и традиций, к стиранию узких племенных рамок; укреплялись контакты с зарубежными странами. В эпоху Маурьев индийская кутьтура распространяется в сараны Юго-Восточной Азии и на Цейлон. В этот период были заложены также основы многих государственных институтов, которые получили развитие в последующие эпохи.
Несмотря на сильную армию, крепкий аппарат управления, политику дхармавиджаи, направленною на объединение раз личных народов и областей, Маурьям по удалось сохранить даже это непрочное единство Империя являлась пестрым конгломератом племен и народов, стоящих на разных ступенях развития.
В отличие от материалов то истории Северной Индии второй половины первого тысячелетия до н. э. данные о Южной Индии, государствах этого района, их политическом, экономическом и культурном развитии значительно скуднее. Литературные тексты на местных южноиндийских языках появляются лишь в первые века н. э., поэтому основным источником служат надписи (пракритские и санскритские).
В эдиктах Ашоки перечисляются южноиндийские страны, лежавшие вне границ его империи, — Пандья, Чола, Чера, Сатьяпутра и Кералапутра. В более раннем по времени труде Мегасфена упоминается Пандья, что свидетельствует о существовании здесь государства по крайней мере уже в конце IV в до н. э. Интересно, что о Южной Индии и даже о Цейлоне было известно писателям — участникам похода Александра Один из них — Онесикрит рассказывал в своих записках о плаваниях к Цейлону. В магадхско-маурийскую эпоху контакты Северной и Южной Индии упрочились В трудах грамматиков Катьяяны (IV в до н. э.), а затем Патанджали встречаются названия областей Южной Индии. Североиндийская (культура все больше проникает на юг, налаживаются экономические связи Этот процесс особенно усиливается, когда некоторые области Южной Индии вошли в состав империи Маурьев. В «Артхашастре» уже содержится много сведений о товарах из Южной Индии, а также торговых путях, проходящих по ее территории.
В эпоху Маурьев буддизм начинает проникать на юг, о чем свидетельствуют посвятительные буддийские надписи III–II вв. до н. э., открытые в областях Декана.
После падения Маурьев ряд областей Декана, входивших в империю, начали борьбу за независимость, и Шунгам лишь силой оружия удавалось усмирять Видарбху, хотя южная часть этой области все же получила самостоятельность.
Самым известным и сильным государством Декана в послемаурийский период было государство Сатаваханов, но многие страницы его истории нам пока неизвестны. Данные пуран позволяют связывать Сатаваханов с Андхрами, которые затем, судя по надписям, овладели и областями на западном побережье Основателем династии был Симука (в пуранах — Шишука), но наиболее крупным правителем первого периода сатаваханской истории был царь Сатакани (или Шатакарни, по пуранам). В его правление государство расширило свою территорию, а сам царь стал величаться «господином Южной страны». Шатакарни пришлось выдержать борьбу с сильным государством на восточном побережье — Калингой, царь которой Кхаравела двинулся со своей армией на запад. В этот период Калинга стала одним из самых сильных государств в Индии. Судя по надписи Кхаравелы, найденной в Хатхи-гумпхе (недалеко от современного Бхуванешвара), калингские войска одержали победу в борьбе с западными пародами — бходжаками и ратхиками. Затем Кхаравела совершил три похода на север, осадил старую столицу Магадхи Раджатриху и подошел к Гангу. Царь Магадхи по имени Бахасатимита, как свидетельствует надпись Кхаравелы, склонился перед царем Калинги. Кхаравела предпринял военную экспедицию на юг и достиг даже государства Пандья. После Кхаравелы слава Калинги тускнеет, все меньше и меньше встречается сведений о ней.
Магадхско-маурийский период был очень важным этапом в экономическом развитии древней Индии. В эту эпоху сложились основные черты социально-экономического строя древнеиндийского общества, которые получили дальнейшее развитие в последующие периоды истории страны. В это время резко проявилась и неравномерность развития отдельных областей Одним из наиболее экономически развитых центров Северной Индии стала долина Ганга, где были плодородные аллювиальные почвы и богатые залежи металлов.
Важным фактором явилось широкое распространение железа, которое нашло применение и в земледелии, и в ремесле. Из железа стали изготовлять сельскохозяйственные орудия, и прежде всего железные лемехи для плугов, что качественно меняло характер и результаты земледельческих работ. В «Сутта-нипате», одном из древнейших буддийских сочинений, рассказывается о брахмане, который нахал землю с помощью плуга. При этом лемех (очевидно, железный) так раскалился, что его пришлось погружать в воду. Земледелие становится основной отраслью производства. В районах с наиболее плодородными почвами удавалось собирать не только по два, но даже по три урожая в год. В грамматике Панини имеются специальные термины для весеннего и осеннего урожаев Древние индийцы были искусными земледельцами, прекрасно разбирались в характере почв. Основными злаками были рис, пшеница, ячмень. Зерна риса были обнаружены в слоях магадхско-маурийского периода при археологических раскопках поселений Северной и Центральной Индии. Особенно большими были посадки риса на землях Магадхи. В буддийских текстах не раз упоминается о хорошем урожае риса в Магадхе Патанджали в своем грамматическом труде специально отмечал, что рис был главным злаком в Магадхе, в то время как в засушливых областях Западной Индии больше всего сеяли ячмень Археологические данные и свидетельства письменных источников показывают, что в западной зоне кроме ячменя широко культивировалась пшеница, а также бобовые. В южных районах, где климат более засушлив и почвы менее плодородны, большое значение имели посадки проса.
В магадхско-маурийскую эпоху дальнейшее развитие получило искусственное орошение. Во многих источниках упоминаются специальные каналы и водоемы для орошения нолей, причем имеется прямое указание на орошение полей Магадхи. Крупные работы по орошению проводило государство; кроме того, этим занимались как сельские общины в целом, так и отдельные хозяева. В надписи II в. до н. э. из Саураштры рассказывается о строительстве водохранилища еще при Чандрагупте Маурья, которое при царе Ашоке было расширено и снабжено каналами для орошения. Об орошении земель в маурийской империи (очевидно, в районе столицы) писал и Мегасфен, сообщавший о чиновниках, которые смотрят за каналами и за распределением воды на ноля.
Хотя земледелие стало ведущей отраслью производства, немалое значение в хозяйстве играло и скотоводство. Скот ценился довольно высоко, так как кроме сельских работ его, использовали как транспортное средство Скот очень нужен был и в военное время. В буддийских сочинениях имеются сообщения о богатых владельцах скота; на скотоводческой ферме одного богача было 27 тыс. дойных коров В таких хозяйствах нанимались специальные пастухи и работники, ухаживавшие за скотом. Скот, как правило, клеймили, чтобы различить, кому он принадлежал.
Отличительной чертой магадхско маурийского периода был рост городов, которые становились центрами ремесла и торговли, хотя большая часть населения проживала в деревнях.
Материалы археологии показывают, что самый бурный рост юродов происходил в VI–III вв до н. э. В это время воздвигаются городские укрепления, планируется городское строительство, хотя в целом облик городов был различен Паталипутра представляла собой параллелограмм, Каушамби был построен в форме трапеции, Шравасти — как треугольник, Вайшали — в виде прямоугольника. Самым большим городом по размерам и численности населения была столица империи Паталипутра. На основании данных посла Мегасфена, жившего в столице, можно полагать, что территория её составляла более 25 кв. км. Если не считать эти свидетельства соответствующими действительности, то Паталипутру следует признать одним из самых крупных городов древности. Площадь Александрии была в 3 раза меньше, а известный индийский город Каушамби — столица государства Ватса — уступал по размерам Паталипутре в 11 раз Мегасфен писал о том, что в столице империи было 570 башен и более 60 юродских ворот.
Основным строительным материалом продолжало служить дерево Лишь иногда постройки возводились из камня Даже царский дворец при Ашоке, как показали раскопки, был из дерева. При этом дерево подвергалось специальной обработке, чао предохраняло его от разрушений в течение многих столетий. Когда через шесть веков после правления Ашоки китайский путешественник Фа Сянь прибыл в Паталипутру, он был просто потрясен величием сооружения и написал о том, что его, очевидно, строили боги, а не люди. Качество обработки дерева и приемы строительства произвели сильное впечатление и на археологов, которые уже в начале XX в. изучали остатки царского дворца.
Высокого развития в городах достигло ремесленное производство, особенно ткачество, обработка металлов, ювелирное дело Самыми лучшими считались хлопчатобумажные ткани из Варанаси, Матхуры и Уджаяни. Через Баригазы ткани вывозились на Запад. Гандхара славилась шерстяными тканями «Артхашастра» рассказывает о специальных царских мастерских по обработке металлов, над которыми чиновники осуществляли строгий контроль. Кроме царских оружейников были ремесленники-металлисты, сами ведущие свое хозяйство и работавшие по заказам. В деревнях особым почетом пользовались плотники, горшечники и кузнецы.
Ремесленники имели свои профессиональные организации, которые назывались шрени. В некоторых отношениях они были самостоятельными, имели свой устав. Входящие в шрени ремесленники подчинялись этому уставу, а в случае необходимости организация выступала в их защиту. Государство старалось установить контроль за деятельностью ремесленных организаций, требовало от них регистрации, запрещало без ведома властей свободно переселяться в другие области.
Сходные организации были и у торговцев. В торговле, как и ремесле, существовала специализация. Каждая область занималась продажей какого-либо определенного товара. В магадхско-маурийский период расширяется связь между областями, строятся дороги, специальные торговые пути связывают столицы различных государств. Самыми известными были Северная и Южная дороги. Мегасфен писал о царской дороге, которая шла от северо-западной границы к Паталипутре и далее на восток.
Кроме сухопутной получили развитие речная и морская торговля. В источниках рассказывается о том, как индийские купцы совершали опасные морские путешествия, длившиеся по полугоду. Суда направлялись на Цейлон, в Бирму, Южную Аравию. Многие индийские товары: пряности, драгоценные камни, изделия из слоновой кости, дерево — поступали в эллинистические страны.
В изучаемый период появляются деньги и развивается денежное обращение. Вначале ото были кусочки металлов, которые постепенно получали определенную форму и дополнялись особыми изображениями и надписями.
В V–IV вв. до н. э. появляются клейменые монеты, главным образом медные и серебряные. В областях, которые входили в состав империи Ахеменидов, получили хождение персидские сигли, на северо-западе также — греческие тетрадрахмы.
На клейменых монетах, открытых археологами в слоях маурийского периода, имеется несколько повторяющихся символов, которые, возможно, были злаками маурийских царей. В источниках встречаются» названия различных монет: каршапаны (серебряные и медные), какани (медные), суварна (золотые) и т. д.
«Артхашастра» подробно излагает обязанности чиновников, которые следили за чеканкой монет и денежным обращением. В эту эпоху были уже известны заклады, кредиты, проценты.
Во второй половине первого тысячелетия до н. э. происходит дальнейшее развитие частной собственности на землю. Древние индийцы понимали разницу между собственностью и пользованием, употребляя для различения этих понятий особые термины. Понятие собственности было связано с местоимением «свой» и производными от него (свое, собственное, собственник и т. д,), а для обозначения права временного владения применялся глагол «бхудис» (пользоваться, наслаждаться) и связанные с ним термин «бхога». В сутрах и пиастрах перечисляются случаи, когда человек становится собственником, — при покупке, находке; при этом подчеркивается, что только при законном подтверждении, на основании законных трав человек из пользователя превращается в собственника. Эти положения относились и к земле как объекту пользования или собственности. Среди основных видов собственности, упоминающихся в «Законах Ману» (II в. до н. э. — II в. н. э.), говорится и об обрабатываемой земле.
Земельный фонд страны делился на несколько категорий — частные земли, общинные, государственные и царские.
Среди частных собственников земли существовала значительная дифференциация: наряду с очень богатыми землевладельцами были и бедные собственники маленьких участков земли. Имелись земледельческие хозяйства частных лиц, где для обработки земли использовали несколько сот плугов. В этих хозяйствах на земледельческих работах применялся труд рабов и наемных работников.
Если обширные хозяйства насчитывали по 1000 карисов (один карие — около 0,25 га), то имелись и совсем маленькие хозяйства. Собственники небольших участков земли обрабатывали ее сами, с помощью своей семьи. Права собственника охранялись. За незаконное присвоение чужой собственности — чужого участка земли накладывался большой штраф, присвоившего чужую землю объявляли вором. Согласно шастрам, штраф за присвоение земли был равен налагаемому за грабеж. Вмешиваться в дела собственника запрещалось. В «Законах Ману» говорится, что, если несобственник поля, имея семена, засевает чужое поле, он никогда пе получит урожая. Лишь сам собственник земли решал вопрос о своей земле, которую он мог продать, подарить, заложить, сдать в аренду. В индийских источниках рассказывается о дарении брахманом части своей земли, о покупке купцом сада у царевича и т. д. Поэтому сообщение Диодора (восходящее, возможно, еще к Мегасфену) о том, что «никакому частному лицу не разрешается владеть землей», противоречит материалам местных источников и не соответствует действительности.
В «Законах Нарады» (III–IV вв п э.) имеется правило, по которому царю не разрешалось нарушать основы частного владения, т. е. посягать на дом и поле частного лица, но царская власть старалась ограничить права частных собственников Царь получал налоги с земли частных собственников, и, естественно, он пристально следил за состоянием полей В случае если собственник во время посева или сбора урожая бросал свой участок, царь мог наложить на него штраф За неуплату налога государство штрафовало, осуществляя свою публичною функцию, но отнять землю у собственника не имело права В «Законах Брихаспати» (III–IV вв. н. э.) отмечается, что если шарь отнимает у собственника его землю и дарует ее кому-либо другому, это действие считается незаконным. Государство следило за тем, чтобы не было нарушении правил продажи земли, в противном случае — штрафовало.
Община, как и государство, тоже стремилась ограничить частное землевладение, особенно продажу земли нечлену общины В случае продажи преимущественное право покупки предоставлялось родственникам и соседям. Их мнение учитывалось прежде всего и при спорах о границах селений и земельных участков. Вместе с тем община защищала права собственников земли — членов общины В её распоряжении находились общеобщинные земли — пастбища, строительные сооружения, дороги на территории общины.
Часть земельного фонда составляли государственные земли и личный царский фонд К категории государственных земель относились леса, пустоши, рудники, необрабатываемые земли На территории царских земель (свабхуми) находились царские хозяйства (сита) Специальные чиновники-надзиратели наблюдали за царскими поместьями Небольшие участки земли царь мог иметь в деревнях Этими участками он распоряжался как собственными мог их дарить, продавать, сдавать в аренду Таким же было его право собственника на землях царских хозяйств В этих поместьях работали рабы, наемные работники, а также различные категории арендаторов Часть их трудилась за половину урожая, а некоторые получали лишь 1/4 долю. Кроме того, арендаторы были и на государственных землях, получая от государства во временное пользование участки земли Положение арендаторов на государственных землях было лучше, чем на царских. Собственностью государства считались природные богатства, добыча полезных ископаемых была также его монополией Статусы государственных и негосударственных (частные, общинные) земель отличались друг от друга В древнеиндийских источниках (особенно в «Артхашастре») ясно различаются две категории земель по собираемым с них доходам: сита — поступления с царских земель и бхага — налог с частных земель.
Эти различия не понял Мегасфен, который считал, что в Индии вся земля принадлежит царю Очевидно, находясь в столице, посол лучше всего знал царские хозяйства, но ошибочно распространил их статус на всю Индию.
Как уже отмечалось, царь не был собственником всей обрабатываемой земли в государстве В древнеиндийских источниках часто подчеркивается, что земледельцы платят царю налоги как охранителю, как защитнику их прав на свои участки. Б более поздней литературе прямо отмечается, что царь получает налоги не как собственник земли, а как суверен государства, защищающий население страны В «Законах Ману» говорится, что «если царь взимает налоги, не охраняя подданных, то он идет немедленно в ад»; такой царь называется в эпосе «крадущим шестую часть урожая».
Сложная картина общественных отношений, а также данные источников о различных видах земельной собственности явились причиной того, что ученые выдвигали разные гипотезы о характере земельной собственности в древней Индии. Были высказаны точки зрения об отсутствии частной собственности, о верховной собственности царя на всю землю, об общинной собственности Однако материалы источников указывают, что в древней Индии существовали разные виды земельной собственности на одну и ту же землю, когда земельные участии иногда были объектом нескольких собственников, вы ступавших как бы совладельцами их К тому же вряд ли правильно искать однозначный ответ на вопрос о характере земельной собственности на огромной территории империи Маурьев.
В долине Ганга и в центре империи — Магадхе, где особен но была сильна власть царя, царские (поместья ж крупная частная собственность имели больший вес, чем общинная собственность; на северо-западе страны были сильнее традиции общинного землевладения.
Одним из важнейших компонентов социального, общественного и экономического строя в магадхско-маурийский период являлась община В общины объединялась значительная часть населения — свободные общинники-земледельцы К сожалению, материалы источников о характере общины, ее структуре и составе немногочисленны, но и они позволяют говорить о том, что в этот период самой распространенной формой общины была сельская, хотя в отсталых районах империи еще существовали примитивные родовые общины. В источниках община характеризуется термином «грама». Но значение этого термина гораздо шире Иногда говорится о деревне в 30 семей, а в некоторых случаях число их достигало 1000 Каждая община — грама имела свои границы, в ее владении находились общеобщинные земли, общественные постройки, например для сходок. Обрабатываемая земля была разделена на участки, принадлежавшие свободным членам общины — земледельцам. Кроме уплаты налога царю отдельными собственниками участков община должна была вносить и общий налог, собираемый, очевидно, с общественных земель.
Процесс имущественной дифференциации уже глубоко проник в общину: наряду с общинниками, которые работали сами на своих участках, выделилась общинная верхушка, эксплуатировавшая и рабов, и наемных работников Некоторые общинники разорялись, лишались земли и орудий труда и вынуждены были работать в качестве арендаторов. Общинные низы составляли эксплуатируемую группу. Они, как правило, были лишены средств производства. Различным было и положение деревенских ремесленников Некоторые работали самостоятельно, имея свои собственные мастерские, другие нанимались на работу за определенную плату. Соединение ремесла и земледелия, приводившее к системе натурального взаимного обслуживания, составляло специфику древнеиндийской общины и было одной из причин ее замкнутости и патриархальности.
Община еще сохраняла черты единою коллектива и общеобщинные традиции. В буддийских источниках рассказывается о совместном труде общинников по расчистке дорог, на строительстве водоемов. Свободные общинники совместно проводили празднества, в том числе религиозные. «Артхашастра» сообщает, что, если кто-либо уклонялся от общественного мероприятия, на пего накладывали штраф. Община в целом могла вступать в контакты с другими общинами и с государственной властью. Община защищала нрава свободных общинников. «Община (как государство), с одной стороны, есть взаимное отношение между этими свободными и равными частными собственниками, их объединение против внешнего мира; в то же время она их гарантия»[3]. Община была в определенном отношении самостоятельна в своих внутренних делах. Свободные жители собирались на собрания и решали различные вопросы управления, хотя все большее значение приобретали главы деревни. Вначале глава общины выбирался на собрании общинников, затем утверждался государственной властью, превращаясь постепенно в их представителя. Правом голоса на собрании обладали лишь свободные общинники, а рабы, слуги и наемные работники были лишены всяких политических нрав. В течение долгого времени общины были изолированы друг от друга, оставались самодовлеющим институтом, хотя постепенно эта ограниченность и замкнутость нарушались.
По сравнению с ведийским периодом рабство в магадхско-маурийскую эпоху получило значительное развитие. Хотя источники этою времени не очень богаты сведениями о рабах и применении рабского труда, в общих чертах можно представить особенности древнеиндийского рабовладения и роль рабства в структуре общества. К сожалению, в западноевропейской и индийской науке уделялось не достаточно внимания рас-смотрению проблемы рабства в древней Индии, но за последние годы положение изменилось, появились специальные работы по этому важному вопросу (следует подчеркнуть ценность исследований советских индологов, прежде всего Г. Ф. Ильина).
При изучении рабства даже в конкретный период древнеиндийской истории — во второй половине первою тысячелетия до н. э. необходимо иметь в виду различный уровень развития общественных отношений в разных частях огромной империи, сложность и мозаичность социальных институтов, наличие неодинаковых темпов развития и т. д. Большинство источников дает сведения о рабах и их использовании в областях долины Ганга и на прилегающих к нему территориях. Выводы, сделанные на основании этих данных, применимы в основном к Магадхе и некоторым другим наиболее развитым районам.
В раннебуддийских сочинениях раб характеризовался как человек, зависимый от другого. "Если человек является рабом, — говорит «Маджхима-никая», — то он не хозяин самому себе, он подчинен другому, он не может идти куда желает". В других текстах объясняется, что раб находится под властью другого и должен действовать по желанию другого. Раб рассматривался как вещь и даже как одна из разновидностей домашнею скота. В эпосе попавший в рабство человек назывался домашним животным наряду с коровой, козой, овцой, лошадью и ослом. В дхармасутрах устанавливались правила наследования рабов наряду с другим имуществом умершего. Рабов, как скот и драгоценные металлы, распределяли среди наследников.
Рабами владели различные категории населения Рабы были и в царском дворце, и в домах зажиточных горожан, и в деревенских общинах. Раб не распоряжался сам собой, его могли подарить, продать, заложить, проиграть в кости. В буддийских источниках нередко упоминается о ценах на рабов, которые были различны в зависимости от здоровья раба и его квалификации В некоторых источниках рабы назывались двуногими в отличие от четвероногих животных. Положение рабов было нелегким. В буддийских текстах рассказывается о том как рабы работали под страхом наказаний, подгоняемые ударами железных талон, некоторые были закованы в кандалы. Их пища часто состояла, лишь из похлёбки.
Рабы подразделялись на несколько разрядов, по способу их приобретения. В одной из самых первых классификаций перечисляется три вида рабов — родившийся в доме, купленный и приведенный из другой страны (очевидно, военнопленный). Постепенно этот список расширяется, появляются новые виды рабов. В «Законах Ману» дается уже список из девяти разрядов рабов. Оформляются и правила освобождения рабов. Хотя освобождение зависело от хозяина, при определенных условиях и за определенную сумму рабы, особенно временные, могли кутить себе свободу.
Большое внимание вопросам рабства уделял автор «Артхашастры» Каутилья. Он четко различал пожизненных и временных рабов и устанавливал все возможные случаи, ограничивавшие попадание свободных арией в рабское состояние. По «Артхашастре» полагался даже штраф с владельца, если он не освобождал временного раба за установленный выкуп. Потомков от временных рабов «Артхашастра» не считает рабами. Это положенно отличалось от норм, зарегистрированных в более ранних текстах, когда потомство рабыни попадало в разряд рабов. Каутилья выступал защитником интересов тех представителей высших варн, которые случайно попали в рабскую зависимость. Он запрещал поручать грязную работу временному рабу (в более поздних, шастрах это правило было изменено). В «Артхашастре» рабу разрешалось иметь имущество, а поздние брахманские шастры разработали правило, по которому раб не только не мог иметь имущества, но и все заработанное им шло его хозяину.
«Артхашастра» отразила попытку государства упорядочить статус рабов и внести определенную четкость в вопрос, который приобрел важное значение в тот период.
Одним из самых существенных вопросов при исследовании места рабства в общей структуре общества является вопрос о роли рабского труда в производстве, в основных сферах хозяйственной деятельности.
Из источников известно о применении труда рабов в сельском хозяйстве. Рабы использовались в царских поместьях, где, говоря словами «Артхашастры», посевы должны были производиться трудом рабов, наемных работников и «отрабатывающих штраф». Рабы были заняты в крупных частных хозяйствах. Они пахали землю, сеяли п убирали урожай. В джатаках упоминается о грабах, которые вместе с наемными работниками вырубали леса, очищая участки для посева. У собственников небольших земельных участков тоже могли быть рабы, но их число было, конечно, невелико. В джатаках чаще всего описывается семья, в которой были один раб или одна рабыня. Рабы не могли стать членами общины, но сангха имела работников, бывших фактически, на положении рабов, — которые обрабатывали монастырские поля и выполняли различные работы. Рабский труд применялся и в ремесле, хотя данные об этом малочисленны.
Для древнеиндийского рабства были характерны некоторые специфические черты, прежде всего незрелость, патриархальность. Рабский труд был очень близок к труду свободных наемных работников. Показательно, что во многих источниках о труде рабов упоминается наравне с трудом наемных работников. «Артхашастра» даже объединяет в одну группу положения о статусе рабов и кармакар (наемных работников).
Другой особенностью рабства было широкое использование рабского труда в домашнем хозяйстве, составлявшем важную основу жизни древних индийцев. В источниках часто встречается специальный термин для характеристики домашних рабов — «гхара-даса», «гриха-даса», «геха-даса (даси)». Использование труда рабов в домашнем хозяйстве приводило к определенной патриархальности взаимоотношений хозяина и раба, создавало представление о крайне мягком характере рабства в целом. Возможно, это явилось поводом для неточного заявления Мегасфена о том, что «все индийцы свободны и ни один индиец не является рабом».
В целом древнеиндийское рабство хотя и обладало рядом особенностей (патриархальность, близость рабского труда к труду свободных производителей, наличие неразвитых экономических форм), в общей структуре общества магадхско-маурийской эпохи играло важную роль. В Магадхе, наиболее развитой части страны, где находились огромные царские поместья и где велика была роль крупных частных хозяйств, рабовладельческий уклад, очевидно, был ведущим в сложной многоукладной структуре общества.
Хотя в основных сферах производства главную роль играл труд свободных общинников, арендаторов и наемных работников, но рабство по сравнению с первобытнообщинным строем было явлением прогрессивным, и оно, не составляя основы хозяйства, оказывало большое воздействие на общество в целом. Рабство являлось не единственной, но в то же время весьма важной формой эксплуатации. В рассматриваемый период оно имело тенденцию к развитию.
В магадхско-маурийскую эпоху широко применялся труд свободных наемных работников — кармакар. Кармакары использовались в различных сферах производства — в сельском хозяйстве (в царских и частных поместьях, в общине), в ремесле, в торговле. Особенно увеличивалось число кармакар в сезонное время, да период посева и сбора урожая, когда не хватало рабочих рук. Кармакаpы были и в городах, и в деревнях. Они, как правило, не имели средств производства и нанимались да работу за определенную плату или за пищу.
Кармакары работали в царских хозяйствах и в частных земледельческих и скотоводческих поместьях знати; к помощи наемных работников прибегали и общины. Наемные работники трудились на обрабатываемых землях, занимались ирригационными работами или пасли скот. Работавшим на царских землях кармакарам специальный надзиратель выдавал орудия производства и рабочий скот.
Положение наемных работников было крайне тяжелым, но те, кто работал в царских хозяйствах, обеспечивались лучше. Судя по «Артхашастре», кармакары, работавшие на земледельческих работах, получали 1/10 долю урожая, в скотоводстве —1/10 масла от молока коров, за которыми они ухаживали. Хотя «Артхашастра» устанавливала определенные условия заключения договоров на исполнение работ, фактически все-зависело от работодателя. Пища кармакар обычно не отличалась от пищи рабов. Тяжелое положение заставляло их часто наниматься на любых условиях. «Артхашастра» говорит о том, что сельские работники подбирали на полях злаки, которые оставались поело обора урожая.
По своей варновой принадлежности наемные работники в основном относились к шудрам, но, возможно, среди них были разорившиеся свободные общинники и ремесленники, которые принадлежали к вайшьям.
В магадхско-маурийский период сословно-кастовый строй уже не только сложился, по был одним из важнейших факторов в структуре общества. Деление на варны существовало наряду с основным делением на классы.
В «Маджхима-никае» — части буддийского канона — Индия сравнивается с соседними областями, в том числе с областями, населенными греками и камбоджцами, жившими на территории Арахосии. В этих странах, говорится в тексте, существует деление на свободных и рабов, в Индии же кроме этого общество подразделяется еще на четыре варны.
Действительно, многочисленные данные источников показывают, что принадлежность к варне в немалой степени определяла место свободного индийца в обществе. Однако в этот период все большее значение приобретало не происхождение, а имущественное положение. Источники подчеркивают, что богатство приносит человеку славу и уважение.
Брахманские и буддийские тексты по-разному представляют общую схему варнового деления: в брахманских сочинениях на первом месте стоят брахманы, а затем кшатрии, в буддийских же — брахманы следуют за кшатриями. Возможно, что в буддийских текстах нашли отражение не только буддийский взгляд на систему варн, но и те изменения, которые произошли в положении сословий.
Для характеристики варн в маурийскую эпоху немалый интерес представляют свидетельства Мегасфена, лично наблюдавшего сословную систему и взаимоотношения представителей разных варн друг с другом. Мегасфен подразделял все население Индии на семь групп (частей): мудрецы (философы), земледельцы, пастухи и охотники, ремесленники и торговцы, щоины, надсмотрщики и высшие чиновники. В основу своего деления Мегасфен положил профессиональный признак, хотя в его схему вошли представители всех четырех варн. Первыми в списке Мегасфена стоят, как и в брахманских текстах, брахманы, что свидетельствует об отражении им брахманской традиции.
В магадхско-маурийскую эпоху брахманы сохранили свое высокое положение. Особенно сильным было их влияние в идеологической сфере и в культе. Брахманы занимали посты главных советников при царских дворах, в суде. Многие брахманы были очень богаты, владели крупными земельными поместьями. Довольно сильными были позиции брахманов в Магадхе и Косале, так как здесь они имели значительные земельные владения.
Вместе с тем новые условия оказали влияние на положение брахманов в общей структуре сословной организации. Брахманы вынуждены были менять свои традиционные обязанности и, следовательно, расстаться с некоторыми привилегиями. В источниках говорится уже о брахманах земледельцах, торговцах, ремесленниках, слугах. Показательно, что если в более ранних брахманских источниках брахману разрешалось заниматься земледелием и торговлей лишь в исключительных случаях, то теперь брахманские законы допускают возможность следовать занятиям других варн — кшатриев и вайшьев. Буддийские источники упоминают даже о (брахманах слугах, дровосеках, пастухах, бедных земледельцах, очевидно вследствие тяжелого финансового положения вынужденных заниматься трудом, который сами они считали для брахманов недостойным: в этих случаях брахманы лишались такой важной привилегии, как освобождение от налогов.
Политическая власть была в руках кшатриев, которые особенно сильно свое влияние при создании сильной империи Маурьев. Цари, как правило, были из кшатриев, в их руках находилась армия. Особенно значительной была власть кшатриев в республиках. В магадхско-маурийскую эпоху кшатрии получили и большие экономические привилегии: многие из них стали владельцами крупных поместий. Если раньше власть брахманов в идеологической сфере была неограниченной, то в рассматриваемый период кшатрии стали претендовать на самостоятельную роль в идеологии.
Политические деятели древней Индии выступали за союз кшатриев с брахманами. Автор «Артхашастры» писал о том, что «власть кшатриев, управляемая брахманством, непобедима и побеждает навсегда» Во многих источниках две первые варны противопоставляются двум низшим Появляется даже тенденция рассматривать вайшьев и шудр вместе. В то же время разбогатевшие вайшьи по своему положению стали приближаться к высшим варнам, а обедневшие фактически опустились до статуса шудр Эти процессы имели место в связи с развитием торговли и ремесла Главным занятием вайшьев было земледелие, ремесло, торговля. Это было основное податное сословие, но среди богатых вайшьей были крупные торговцы — сеттхи, ростовщики, владельцы земельных угодий В магадхско-маурийскую эпоху, однако, падает политическая роль вайшьев, они фактически теряют право на владение оружием.
Положение шудр в этот период существенно не изменилось, и лишь немногим из них удалось разбогатеть на торговле и ремесле, что меняло их статус в обществе.
Такова была картина сословной организации в монархиях древней Индии во второй половине первого тысячелетия до н. э. Несколько другой предстает перед нами структура сословной организации в республиканских государствах этого периода (см раздел о республиках).
В магадхско-маурийскую эпоху основной формой семьи была большая патриархальная семья. В ряде областей кроме моногамного брака существовали и более архаичные формы брачных отношений. Главой семьи считался муж. Постепенно меняется положение женщины, которая становится полностью зависимой от своего супруга и сыновей. Брак превращается в своего рода имущественную сделку Мужчина как бы покупал себе жену, она становилась его собственностью В источниках встречаются упоминания о продаже жен, их проигрыше.
Положение женщины было очень тяжелым. «В детстве ей полагается быть под властью отца, в молодости — мужа, после смерти мужа — под властью сыновей» — так говорят о женской доле «Законы Ману». Жене полагалось до смерти быть терпеливой и строго соблюдать свои обязанности. «Законы Ману» прямо требуют от жены почитать своего мужа, как бога, даже если он лишен добродетелей. Лишь муж мог развестись с женой. Жена же не могла покинуть семью, даже если муж ее продал или оставил. Она продолжала считаться его женой. За измену жене полагались страшные кары, в том числе и смерть. Мужчина мог иметь несколько жен, и это не считалось греховным поступком. Согласно традиции, жена должна была принадлежать к той же варне, что и муж. Мужчинам разрешалось в исключительных случаях вступать в брак с женщинами из более низкой варны, но женщине из высшей варны вступать в брак с мужчиной низшей группы запрещалось. Особенно серьезным грехом считалась женитьба брахмана на шудрянке. По «Законам Ману» такой брахман после смерти попадал в ад, а если у них рождался сын, он лишался брахманства. Всесильной была власть отца над своими детьми. В брахманских статусах прямо говорится о том, что отец мог подарить своих детей.
В брахманских шастрах упоминается о восьми формах брака, но, насколько все они были распространены в действительности, оказать трудно. Этими формами были дарение дочери (брак брахмана), дарение дочери жрецу (брак дайва), покупка невесты за корову или быка (брак арта), женитьба на равных условиях (брак праджапатья), покупка невесты по договору о выкупе (брак асура), похищение невесты (брак ракшаса), захват женщины силой, когда она находится в состоянии сна (брак пайшача), добровольный союз (брак гандхарва).
Судя по более поздним источникам, в течение очень долгого времени в семейно-брачных отношениях сохранялась весьма архаичные пережитки и обычаи. Так, по брахманским «законам» — шастрам, если умирал муж, не имевший детей, его жена должна была в случае требований родичей мужа иметь потомство от брата мужа или его близкого родственника.
Эти правила исходили из старых норм, связанных с принципом сохранения родового имущества. Не допускались браки между кровными родственниками вплоть до седьмого колена.
В Древней Индии магадхско-маурийского периода, как мы видели, немалую роль играли республиканские объединения, обозначаемые в индийских источниках терминами «гана» и «сангха». Они вели упорную борьбу с монархиями и не раз одерживали внушительные победы Среди «великих стран» буддийские источники упоминали и некоторые республиканские государства.
Термин «гана» очень широк по значению. В ведийскую эпоху им обозначали племенные образования, затем под ганами и сангхами понимали объединения немонархического типа, стоящие на разной ступени развития. Уже в грамматике Панини (V–IV в. до н. э.) упоминалось несколько разрядов сангх: «сангхи, живущие оружием», — военные объединения и сангхи, где процесс развития государственности зашел уже очень далеко. В различных буддийских сочинениях выделяются два типа государств — монархии под властью одного правителя и страны под властью ганы. Если у первых вся полнота власти находилась в руках одного человека, то в ганах, говорится в одном из текстов, даже решение 10 может быть пересмотрено 20, т. е. зависит от мнения большинства. Примечательно, чго древние индийцы не считали (власть ганы правлением, где лишь (Временно отсутствует единоправитель. Более того, они сопоставляли обе формы власти — монархию и республику, отмечая, что в своих странах соответственно и царь, и гана как высший орган власти обладают исключительными полномочиями.
О существовании немонархических объединений было известно и античным авторам — участникам похода Александра и послу Мегасфену. Объединения, которые в индийских источниках включаются в группу ган и сангх, они называли автономными и независимыми, где нет власти царя, а выбирается предводитель.
И античные и индийские источники рисуют эти немонархические объединения как процветающие страны, с налаженной системой управления, с высоким уровнем культуры.
Самые развитые из ган и сангх к эпохе Маурьев уже представляли слои государства, где не было единодержавной власти царя, т. е. они являлись республиками, хотя формы республиканского правления в них были неодинаковы. Общим в этих республиках было отсутствие наследственного правителя с единодержавной властью. Глава обычно выбирался (или назначался) такой, а в необходимых случаях мог быть ею и смещен. В буддийском сочинении «Чиваравасту» сохранилось очень интересное описание ганы Личчхавов — одного из сильнейших республиканских государств Северной Индии. В нем рассказывается о процедуре выбора главы ганы после смерти предводителя. Основным условием были заслуги кандидата. Гана назначала своего, по ее мнению, уважаемого кандидата, заявляя при этом, что она оставляет за собой право смещения его, если он не будет согласовывать с ней свои действия. Глава ганы обладал в основном исполнительной властью, законодательная же оставалась у ганы как высшего органа власти (под ганой понималась, таким образом, и страна с немонархическим правлением, и высший орган власти государства).
Гана принимала основные решения, которые имели форму обязательных постановлений для всех жителей, в том числе и для самых влиятельных. Кто осмеливался нарушить эти законы, подвергался наказанию, на него накладывали большой штраф. Иногда виновника ждала и смертная казнь. Гана сама назначала должностных лиц, которые рассматривались как ее представители.
В некоторых республиках гана являлась своего рода народным собранием всех полноправных свободных жителей. При принятии решений основывались на мнении большинства. От состава и роли ганы как высшего органа власти в значительной степени зависел общий характер этих республиканских государств. Там, где народное собрание сохраняло ведущую роль, состояло из полноправных жителей, республику можно охарактеризовать как демократическую, хотя и здесь все большую роль начинает играть совет знати. Некоторые объединения представляли собой переходную форму от демократической к аристократической республике. Там же, где народное собрание уже утратило свое первенствующее значение и фактическая власть сосредоточилась в руках аристократического совета кшатриев, такие республики являлись аристократическими.
В ганах и сангхах кшатрии были господствующей прослойкой, отграниченной от всего остального населения. Поэтому многие немонархические объединения назывались кшатрийскими. Особым положением в аристократических республиках пользовались наиболее богатые и влиятельные кшатрии, носившие титул «раджа». Для получения этого титула нужно было пройти особый обряд посвящения в священном водоеме. За незаконное совершение обряда даже кшатрия ждала смертная казнь.
Кшатрии, имевшие титул «раджа», заседали в специальном зале — сантхагаре и обсуждали важнейшие вопросы управления. Представителям других варн, даже брахманам, не разрешалось присутствовать на этих заседаниях. Можно предположить, что в некоторых республиках обсуждение вопросов шло сначала в народном собрании, а затем совет раджей выносил окончательное решение. Но взаимоотношения между этими двумя институтами зависели целиком от характера республиканской власти. Из кшатриев назначались, очевидно, и должностные лица — предводители армий, чиновники, судьи и т. д.
В социальной структуре ган и сангх, даже наиболее развитых, еще были весьма сильны пережитки родо-племенных отношений. Сохранялось, например, влияние тотры (рода), хотя основным делением становится кула (семья).
Значительным своеобразием в ганах и сангхах отличалась сословно-кастовая организация. Здесь кшатрии были отделены от всего остального населения, и даже брахманы могли достичь равного с ними положения лишь в исключительных случаях. Если в монархиях большими земельными поместьями владели преимущественно брахманы, то в peсnyбликах крупными земельными собственниками являлись кшатрии, Они же сосредоточивали в своих руках и политическую власть. Здесь брахманы не могли, как в монархиях, претендовать на верховенство и часто вынуждены были занимать положение, близкое к привилегированной группе вайшьев. Несмотря на определенную специфику варновой структуры, а республиках, как и в монархиях, самой угнетенной варной были шудры. Таким образом, форма политической власти не определяла сословной структуры общества.
Особенности политической организации ган и сангх, где по сравнению с монархией более широкие слои населения были вовлечены в политическую жизнь, делали эти объединения прочными. Автор «Артхашастры» считал, что сангхи неодолимы именно благодаря своей сплоченности. Однако, несмотря на определенный демократизм, республики являлись обществом с резко выраженными классовыми, имущественными и сословными противоречиями. В источниках говорится о (столкновениях между главными, т. е. кшатриями, и простыми членами ган и сангх. «Махабхарата» называет внутренние разногласия главным врагом ган и сангх. В буддийском каноническом сочинении сохранилось даже упоминание об открытом выступлении рабов в республике Шакьев.
Древнеиндийские республики пережили эпоху Маурьев и просуществовали вплоть до эпохи Гуптов, когда постепенно они стали терять свою самостоятельность и были покорены монархическими государствами. Изучение республик древней Индии показывает неправомерность противопоставления политических систем древней Индии и Средиземноморья. В Индии, как и в зоне античной цивилизации, шел сходный процесс развития общества от бесклассового к государству, и в зависимости от целого ряда условий государства могли принимать либо монархическую, либо республиканскую форму правления.
Магадхско-маурийский период был периодом высокого развития культуры. Судя по надписям Ашоки, обнаруженным во многих районах Индии, а также на территории современного Афганистана, письменность начиная уже с III в. до н. э. получила довольно широкое распространение. Однако она, безусловно, существовала и за несколько столетий до этого. Во многих буддийских сочинениях рассказывается об обмене письмами, о записях царских указов, о писцах и изучении в школах искусства письма наряду с арифметикой.
В грамматике Панини встречаются специальные термины для обозначения письма, писцов, упоминается о греческом письме. Надписи Ашоки были написаны письмом брахми, арамейским, греческим и письмом кхароштхи, возникшим из арамейского под влиянием брахми. Большинство же надписей было выполнено письмом брахми. Согласно сообщению Неарха, древние индийцы в период похода Александра в Индию писали на хлопчатобумажной ткани. Можно предполагать, что самым распространенным материалом для письма служили пальмовые листья, но из-за влажною климата эти письменные памятники до настоящего времени не сохранились. Единственные свидетели письменного искусства той эпохи — (выбитые на скалах, (колоннах и пещерах эдикты Ашоки. К III в. до н. э. брахми было уже сложившейся системой письма, прошедшей длительное развитие.
Среди ученых до сих пор нет единого мнения о происхождении письма брахми. Его связывали с письмом Хараппской цивилизации, с семитским письмом, с южноарабским и даже греческим. Надписи II в. до н. э. свидетельствуют о существовании в ото время нескольких вариантов брахми. В буддийском сочинении «Лалитавистара», повествующем а жизни Будды и относящемся к началу пашей эры, упоминается о 64 вариантах письменности — местных индийских и иноземных. Эдикты Ашоки адресовались не только государственным чиновникам, но и простым людям — представителям различных социальных групп, которые должны были уметь читать эти указы. Среди надписей II–I вв. до н. э, значительное число имеет посвятительный характер — это своего рода регистрации даров буддийской общине. Эти надписи делались от имени торговцев, буддийских монахов, ремесленников и т. д. Все это позволяет говорить о широком знакомстве с письменностью древних индийцев в III–I вв. до н. э. При этом следует иметь в виду, что система образования в древней Индии была основана на устной традиции, на заучивании священных текстов, которые передавались из поколения в поколение.
Магадхско-маурийский период был ознаменован ростом научных знаний. К этому времени относится создание многих научных трактатов по астрономии, математике, медицине, грамматике, которые, однако, были записаны позже. Складывается и огромная по объему религиозная литература буддизма и джайнизма, К V–IV вв. до н. э. современные ученые относят жизнь и творчество великою индийского грамматика Панины, который составил подробную грамматику санскрита. Его труд назывался «Аштадхьяи» («Восьмикнижие»), Методика анализа языкового материала стояла на очень высоком уровне. Панини опирался на работы предшественников, упоминая в своем труде их имена. Труд Панини стал своего рода эталоном последующих грамматик санскрита, объектом пристального анализа и подробного комментирования. В IV в. до н. э. его комментировал Катьяяна. Во II в. до п. у. Патанджали создал новую грамматику санскрита. Эти ученые знали и о местных диалектах.
В магадхско-маурийскую эпоху широкое распространение получили пракриты, на которых были написаны эдикты Ашоки и сделаны другие надписи. Уже в это время существовало несколько диалектов. На одном из пракритов — пали до нас дошел буддийский канон, который был по традиции записан на Цейлоне в 80 г. до н. э. В грамматическом труде Патанджали упоминается о сочинениях на пракритах. В этот (период уже существовали поэтические тексты, известные в индийской литературе как кавья, некоторые санскритские сочинения по политике и морали (шастры).
Материалы трудов Панини и Патанджали позволяют говорить о существовании и драматургических произведений. В грамматике Патанджали упоминается об актерах, сцепе, музыкальных инструментах и т. д.
Большинство архитектурных сооружений магадхско-маурийской эпохи было построено из дерева, и поэтому до настоящего времени сохранились лить остатки этих строений. Вместе с тем в практику строительства постепенно входил и камень. Раскопки на месте древней Паталипутры вскрыли остатки царского дворца и зала «ста колонн». Наряду со светской архитектурой большой интерес представляют религиозные сооружения, и прежде всего буддийские ступы в Санчи и Бхархуте, относящиеся примерно к III–II ив. до н. э.
В маурийскую эпоху складываются локальные школы скульптуры, среди которых наиболее значительны северозападная с центром в Таксиле и восточная с центром в Тосали. Высоким искусством отличаются скульптурные капители колонн, на которых были выбиты указы Ашоки. Определенное влияние на культуру маурийской эпохи, особенно северо-западных областей, оказала ахеменидская культура, по в целом древнеиндийская культура этого периода была глубоко национальной и самобытной, — выросшей на основе своих местных традиций.
Вторая половина первого тысячелетия до н. э. была чрезвычайно важным этапом в развитии политической организации и государственности древней Индии. Этот период связан с образованием первых крупных государств в долине Ганга, а затем и объединенной империи. Разрабатываются принципы управления, теории государственной власти, появляются политические школы и политические трактаты. Наибольший интерес представляет трактат «Артхашастра», авторство которого индийская традиция приписывает Каутилье — главному сановнику маурийского царя Чандрагупты. В целом это политическое сочинение, как уже отмечалось, сложилось, очевидно, на рубеже нашей эры, по изложенные в нем идеи и принципы государственной политики являлись отражением и маурийской эпохи.
Для магадхско-маурийского периода наряду с монархиями было характерно существование и республиканских государств, хотя монархия была наиболее распространенной формой государственной власти. Сами древние индийцы считали, что государство не всегда существовало, оно возникло (с помощью богов) для воцарения законности и порядка среди людей, так как сильные из них, как рыбы, стали пожирать слабых. Каутилья, автор «Артхашастры», считал одной из важнейших задач государства защиту сословного порядка — системы четырех варн. Царю надлежало защищать своих подданных, и поэтому ему следовало применять наказание. Даже сама наука о государственном управлении называлась наукой о наказании. Каутилья приводит мнение древних авторитетов о том, что наказание — лучшее средство управлять людьми.
Древние политики считали, что наиболее опасной считается внутренняя смута, и Каутилья, обращаясь к царю, прямо заявлял, что внутренняя смута страшнее внешней, так как она создает общий дух недоверия даже среди царского двора н его приближенных. Особое внимание уделялось секретной службе, надзору и применению тайных средств в политике. Каутилья советовал царю подкупать сановников, подсылать к ним шпионов, сеять среди чиновников разногласия и применять не только открытые, но и негласные наказания в отношении как своих сторонников, так и противников.
Важнее всего считал Каутилья практические интересы. Исходя из этого, он допускал даже отход от установившихся норм брахманских шастр. Если закон, по его мнению, находится в противоречии с правительственными (распоряжениями, то предпочтение следовало отдать последним.
Каутилья советовал царю в трудных финансовых положениях забирать имущество храмов и пополнять таким образом свою казну. Интересно, что Каутилья разработал ряд приемов, которые мог применять царь для того, чтобы, используя суеверие народа, убедить его в магической мощи государя.
В этот период подробно разрабатываются различные методы взаимоотношений между государствами, способы ведения войны и мирных переговоров. Одними из важнейших становятся вопросы внешней политики. «Артхашастра» обосновывает шесть главных методов внешней политики: мир, война, выжидательное положение, наступление, поиск средств защиты и двойственная политика. Специальное внимание уделяется деятельности послов, круг обязанностей которых был очень широк. Наряду с соблюдением договоров и поддержанием престижа своего государства Каутилья считал обязанностью посла вызывать ссоры союзников, осуществлять скрытый подговор, тайную перевозку войск, т. е. действовать всевозможными средствами. Подробно разрабатывались методы борьбы с соседями, которые рассматривались обычно как враги. Зато сосед соседа считался другом, а сосед друга — снова врагом. Говоря о наиболее выгодной ситуации для нападения, Каутилья советовал принимать во внимание финансовое положение будущего противника и его взаимоотношения с подданными «Если подданные, — пишет он, — возбуждены против своего правителя, то они могут привести его к гибели, даже если он является могущественным. Поэтому следует выступать именно против того правителя, чьи подданные относятся к нему враждебно».
Середина первого тысячелетия до н. э. явилась для Индии эпохой поисков и реформ в религиозно-философской сфере. Ведизм как религия в известной мере утратил свой авторитет. Примитивный характер его мифологических представлений, запутанный и архаический ритуал, грубо материальные притязания жрецов, в которых многие уже перестали видеть носителей какой-то высшей мудрости, — все это совершенно не соответствовало духу новой эпохи и вызывало протест. Первой по времени попыткой преодолеть выявившийся кризис было движение, зафиксированное в Упанишадах. Оно в целом, однако, не только не отвергало ведизм, по стремилось возродить его на новой, теоретически более совершенной основе. В конечном итоге именно эта ветвь индийской культуры одержала решительную победу над всеми иными направлениями, но для этого ей понадобилась тысяча лет борьбы с системами, воплощавшими реформационный принцип более решительно и последовательно. Традиция называла их неортодоксальными (т. е. не признававшими авторитета Вед), включая в их число две новые религии, зародившиеся в это время, — джайнизм и буддизм, а также всю совокупность школ, выражавших материалистическую тенденцию в индийской философской мысли. Объединение материалистов с религиозными реформаторами объяснялось тем, что и те и другие сомневались в непреложной ценности ведийских текстов.
Между ранними Упанишадами и появлением новых, принципиально независимых от брахманизма философских и религиозно-философских систем был период, наполненный интенсивными духовными поисками. Выразителями новых концепций выступали многие аскеты, порвавшие с узами повседневной жизни и старыми традициями. Их называли паривраджаками (буквально — странник, бродяга) и шраманами. (Позднее под шраманами стали понимать аскетов неортодоксальных течений и сект.) Вначале шраманы не основывали своих общин и школ, затем вокруг наиболее известных «скитальцев» стали группироваться верные последователи.
В этот период «брожения умов» появилось большое число разнообразных течении и школ, многие идеи которых были затем восприняты и разработаны создателями основных реформационных учений. Все ранние шраманские школы отрицали авторитет Вед и покоящиеся на нем идеологические и социальные нормы. Отсюда, естественно, вытекало их категорическое несогласие с притязаниями брахманства на роль единственных носителей высшей истины, понимание которой считалось недоступным рядовому человеку. Идеологические привилегии брахманства обосновывали и его роль высшей варны в ведийском обществе, нет ничего странного в том, что шраманы, состоявшие в своем подавляющем большинстве из представителей других варн, отрицали социальные претензии жречества весьма последовательно.
Другой существенный признак всех выдвигавшихся шраманами доктрин состоял в глубине, с которой ставились в них проблемы этики. Отвергая традиционный варновый уклад жизни, провозглашенный и детализированный в ведийской литературе, они должны были по-новому подойти к вопросу о месте человека в природе и обществе, его назначении. Интенсивность теоретических усилий в этом направлении была неодинаковой в различных реформационных школах. Однако несомненно, что тщательная разработка этической проблематики в джайнизме и буддизме не была специфической чертой только этих двух движений, она выражала собой высшую точку тех поисков новых норм поведения, которые были характерны для всех неортодоксальных учении того периода.
Социальный облик шраманских аскетических общин представлял собой знаменательное в истории Индии явление. Сами по себе шраманы — учителя не провозглашали какой-либо социальной программы, но многие их идеи и особенно непримиримая оппозиционность к «брахманской Индии» делали их потенциальными союзниками правителей древнеиндийских государств в борьбе с племенной раздробленностью, которая поддерживалась идеологией брахманизма. Процесс централизации в политической жизни Индии не случайно совпал по времени с объединительными тенденциями в духовной жизни: на смену множеству отдельных учителей приходит несколько школ, пользующихся общеиндийским признанием.
Некоторые школы не имели общеиндийского значения, но все они оказали немалое влияние на развитие идей и представлений как этой, так и последующих эпох. Буддийская традиция называет имена шести «еретических» учителей, с которыми буддисты воли жаркие споры. Среди них находятся и создатели двух важнейших реформационных течений — джайнизма и адживикизма.
Наиболее ранней неортодоксальной религией Индии явился джайнизм. Время зарождения и имя создателя новой веры сохранила нам древняя традиция. Им является Вардхамана, кшатрий из Видехи (современный Бихар), живший в VI в, до н. э. В возрасте 28 лет он покинул отчий дом, удалился в лес и предался аскетизму и философским раздумьям (связь умерщвления плоти и выражаемой таким путем отрешенности от обычных людских интересов и слабостей со способностью человека к умственному сосредоточению представлялась древнему индийцу самоочевидной, слова «аскет» и «мудрец» были для него синонимами). После 12 лет подвижничества у него выкристаллизовались положения нового учения. Впоследствии он проповедовал в различных частях Индии и собрал вокруг себя множество учеников. Вардхамана прожил более 80 лет; первоначально его учение утвердилось только в Бихаре, где у него были влиятельные покровители, позднее очаги этого учения возникли в самых отдаленных районах Индии. Основателя стали называть Махавира (великий герой) или Джина (победитель); эти почетные титулы нередко прилагались к особо почитаемым религиозным учителям (от последнего эпитета пошло и название учения — джайнизм, т. е. связанное с Джиной). К непосредственным носителям новой религии, которые вели монашеский образ жизни, прибавились многочисленные миряне, т. е. светские ее приверженцы, не отказывавшиеся от имущества и семьи, но соблюдавшие определенные, (выработанные джайнизмом ритуалы. С течением времени джайнизм превращается в существенный фактор не только культурной, но и социальной жизни Индии[4].
В раннеджайнских сочинениях излагается существо провозглашенного Джиной (и развитого его ближайшими последователями) учения. Основой представлений о мире служит здесь (как и в других современных ему системах) непосредственное, чувственно получаемое знание о вещах; этот своеобразный реализм вообще присущ большинству учений, создававшихся в древности (и не только в Индии). Джайнизм не знает противопоставления материального и духовного; способность людей чувствовать и мыслить — такое же естественное проявление жизни, как и процессы в окружающей человека природе. На первый взгляд это положение можно считать шагом к материализму, и отчасти такое истолкование правомерно, но именно отчасти, так как джайнизм последовательно развивает обе заключенные в нем возможности логической интерпретации: он не только «материализирует» духовное, но и «одушевляет» материальное. Архаическое учение о душе доводится в нем до своей крайней точки. Душа присутствует во всех вещах, ее имеют растения и даже камни. Души существуют вечно и не были созданы богами.
Наравне с данными непосредственного опыта джайны признают реальность категорий, порожденных мышлением Вед и Упанишад: так, они верят в перерождение и в закон кармы, определяющей новое воплощение существа в соответствии с его прошлыми деяниями.
Признаваемая джайнизмом всеобщая одушевленность природы как нельзя лучше уживается с этим воззрением, всякая грань между различными видами существ исчезает: человек может обратиться в камень, а камень — в конце концов подняться до человеческой природы. Закон кармы определяет положение души, которая может попасть в животное, человеческое, божественное или адское состояние.
Подобно большинству древнеиндийских учений, джайнизм считает своей основной целью не познание, как таковое, а выработку предписаний и норм, которые помогли бы человеку в практическом осуществлении религиозного идеала. Как и в Упанишадах, джайнизм видит его в «окончательном освобождении», т. е. в преодолении всех страстей и привязанностей и растворении существа в безличном вселенском целом. Когда это состояние достигнуто человеком, он выходит из подчинения всем естественным законам существования и никогда вновь более не возродится. «Освобожденный» выше всего в мире, он превосходит даже богов, так как они также подвластны закону кармы. Люди, и особенно архаты (т. е. достигшие полной святости), стоят более высоко, чем боги, потому что боги не могут достигнуть состояния архатства. Чтобы освободиться, богу нужно возродиться среди людей, в мире людском. Путь к освобождению состоит в необыкновенно суровом аскетизме, воздержании, умерщвлении плоти.
Единственный значительный раскол в истории джайнской веры был связан как раз с аскетической практикой: шветамбары (одетые в белое) подверглись осуждению со стороны наиболее ортодоксальной группировки, отвергавшей всякую одежду; приверженцы ее именовались дигамбарами (т. е. те, кому одеждой служат стороны света).
«Освободиться» могла только душа аскета, а не мирянина. И не случайно, что в джайнизме аскетическая практика получила столь большое развитие, значительно большее, чем в остальных древнеиндийских религиях. Даже само обозначение Махавиры — Джина, т. е. «победитель», было связано с победой над цепью перерождений, над мирскими чувствами и носило аскетическое содержание.
Существенной особенностью и главным принципом джайнской этики является ахимса (ненанесение вреда живым существам). Джайнский монах не только не убивал животных, но и предпринимал множество предосторожностей, чтобы случайно не раздавить какое-нибудь мельчайшее насекомое. Правила поведения монахов были затем тщательно разработаны и зафиксированы в джайнских текстах. Для джайнских монахов являлось обязательным выполнение 28 правил поведения, среди которых — обет правдивости, сдержанности, бесстрастности, строгий запрет воровства. Для мирян, последователей джайнизма, эти этические предписания не были столь строги и многочисленны.
Вскоре джайнизм широко распространился в Индии, однако выдержать конкуренцию с буддизмом и с индуизмом он так и не смог. С первых веков нашей эры начинается очевидный упадок этой религии, хотя в виде небольшой замкнутой общине она сохранилась в Индии вплоть до наших дней. Влияние джайнизма на индийскую культуру древности и средневековья было, однако, весьма значительным. Джайнизм породил довольно обширную литературу, а присущий его философии реализм способствовал интересу джайнов к различным областям науки. Вклад джайнизма в эту сферу был особенно существен.
Буддизм, как и другие реформационные системы, получил наибольшее распространение в Северо-Восточной Индии, и прежде всею в Магадхе, которая рассматривалась как центр неортодоксальных учений, как страна, с трудом поддающаяся брахманизации. Неортодоксальные, так называемые еретические, течения имели много общею между собой, хотя между ними существовали и немалые различия. Буддизм вначале не имел особого влияния и конкурировал с другими неортодоксальными течениями, добиваясь поддержки со стороны сильных государств и особенно магадхских правителей.
Новое учение, выступавшее против резких кастовых перегородок, за равенство людей по рождению, особенно привлекало торговые слои, разбогатевших вайшьев, которым брахманизм отводил весьма скромное место в общественной и социальной иерархии. Буддизм нашел поддержку и среди кшатриев, которые в это время все больше сосредоточивали власть в своих руках, но еще чувствовали сильное идеологическое давление со стороны брахманов, объявлявших себя наивысшей и единственно священной варной и даже земными богами.
В буддийскую общину — сангху допускались свободные представители всех варн, что значительно расширяло сферу влияния нового учения. Для тех же, кто не вступал в сангху, была надежда достичь небес — это был тот идеал, который рисовал для мирян Будда. Основной упор в раннем буддизме делался на этическую сторону; сложные метафизические вопросы Будда не разбирал в своих проповедях, обращенных к мирянам.
Успех буддизма в период его становления объяснялся в немалой степени тем, что Будда в своих проповедях не призывал к уничтожению всех старых традиций и обычаев, которые в условиях древнего консервативного общества и соответствующих ему идей прочно утвердились в общественной и духовной жизни, а старался выдвинуть новое толкование, дать свое объяснение многим установившимся нормам.
Буддизм явился по существу оригинальным учением. Степень его отличия от других индийских систем настолько велика, что неоднократно предпринимались попытки сблизить его с религиями, зародившимися за пределами Индии, например с христианством. Однако сумма этих нововведений была четко вписана в рамки общих традиционных идей, которые буддизм никогда полностью и не отвергал.
Не случайно ученые прослеживают связь буддизма с учением Упанишад. Это не означает, впрочем, что Будда разделял принципы учения Упанишад. Скорее можно предполагать, что уже Упанишады сами по себе отобразили некоторые новые представления, возникшие в ходе развития древнеиндийского общества и культуры в различных районах страны.
Сходство буддизма и брахманизма в ряде черт может быть объяснено различными причинами, но весьма существенно, что с появлением буддизма и других реформационных систем бытовая религия индийцев, которой следовали в течение многих веков, существенно не изменилась. Буддизм, как и джайнизм, воспринял обрядовую сторону религии из традиционных для Индии ритуалов, санкционированных брахманизмом. По той же причине божества ведийско-брахманистской Индии не были преданы анафеме.
Буддизм не отменял традиционных индийских божеств, но он предоставил им в собственной системе столь незначительное место, что, растворившись в буддизме, они должны были бы в конце концов как бы исчезнуть сами. Включение брахманских божеств в буддизм значительно расширило его популярность среди населения различных частей Индии, но, поглощая эти верования, буддизм сам рисковал раствориться в них. Что касается ранней стадии развития буддийской доктрины, то в этот период почитание ведийских божеств не противоречило сколько-нибудь своеобразию и независимости повой религии, в рамках которой оно осуществлялось. Существенной особенностью буддизма (как, впрочем, и идеологии Упанишад) было безразличие к конкретным формам культа.
Буддизм, подобно Упанишадам, признает перерождение и закон кармы. Отрицая душу как нерушимую целостность, буддизм с категоричностью утверждает неуничтожимость духовной энергии. Никакое ее проявление не может обратиться в ничто. Оно лишь отдельно выхваченный момент непрерывного процесса трансформации. Вечность духовного порождает закон кармы. Раз действие не исчезает, оно рано или поздно проявляется в своих неизбежных последствиях. Являясь же духовным актом по самой своей природе, оно не сковано жизнью тела: новое рождение предопределяется, таким образом, прежними деяниями или во всяком случае испытывает на себе их определяющее влияние.
Давая характеристику буддийскому учению, академик Ф. И. Щербатской писал: «…бытие… представляет собой непрерывный процесс ежеминутного рождения и исчезновения. Процесс этот подчинен закону причинности… Нет не только ничего вечного, но нет вообще длящегося бытия, следовательно, не существует субстанций, ни духовных, ни материальных»[5].
Будда рассматривал все в мире в состоянии постоянного изменения. Дхармы (непознаваемые частицы), путем различных сочетаний составляя материальные и духовные элементы, находятся в вечном движении, непрерывном изменении сочетаний.
Основой буддизма, безусловно, является учение о «четырех благородных истинах», которые, согласно традиции, были изложены Буддой в его первой проповеди. В этих «истинах» Будда определяет характер человеческого существования, причины человеческих страданий и намечает «путь спасения». В конечном итоге последнему и была подчинена суть этой основной проповеди Будды. Традиция приписывает Будде слова о том, что, подобно тому как вода в океане имеет привкус соли, так и его учение имеет лишь «вкус спасения». Будда объявил жизнь страданием, которое возникает в связи с желанием, стремлением к земному существованию и его радостям. Поэтому он призывал отказаться от желаний и указывал «путь спасения». Это значило уйти из-под закона кармы и вырваться из круга перерождений, в который человек попадал из-за незнания истины. Вступивший в сангху мог достичь и нирваны, когда человек освобождался от пут земной жизни, всяческих страданий и страстей и побеждал в себе свое собственное «я», преодолевая дуализм тела и духа.
В состоянии нирваны постоянно изменяющиеся дхармы прекращают движение, а значит, и поток новых сочетаний. Наступает полный разрыв с сансарой — переходом из одной телесной формы в другую, с миром субстанций. Нирвана, достижение которой было связано с исчезновением цепи дальнейших возрождений, рассматривалась как высшая цель, к которой стремились верующие. Идеалом служил архат — святой человек, подошедший к состоянию нирваны благодаря своим деяниям и духовному у совершенствованию.
Не случайно огромное значение в буддизме играла этическая сторона. Нравственный аспект в поведении человека должен был занять особое место. Будда призывал следовать восьмиричному пути — правильным взглядам, правильному поведению, правильным усилиям, правильной речи, правильному образу мыслей и т. д. Эти принципы и определяли суть буддийской морали. В своем праведном следовании этому «праведному пути» человек, согласно учению Будды, должен был полагаться на самого себя, а не искать защиты, помощи и спасения извне. «Сам человек совершает зло, сам оскверняет себя, — говорится в «Дхаммападе». — Не совершает зла он тоже сам, и сам же очищает себя. Одному другого не очистить».
Буддизм не признавал обязательности существования бога-творца, бога-созидателя, который порождает все в мире, в том числе человека, бога, от которого зависит судьба человека. «Для людей, которые верят в такого бога, — говорил Будда, — не существует ни желания, ни усилия, нет необходимости делать какое-либо дело или воздержаться от него». Согласно же брахманизму, жизнь человека, его судьба целиком зависят от воли богов, которые вершили помыслами и судьбами людей.
Само слово «будда» значит «просветленный», «познавший истину». Так по традиции стал величаться Сиддхартха Гаутама после того, как он достиг просветления, сидя под деревом близ города Гая. Сиддхартха был сыном главы могущественного племени Шакьев, но затем, отказавшись от богатства и радостей мирской жизни, стал отшельником. Дошедшие до нас раннебуддийские тексты сохранили много свидетельств о жизни основателя учения Будды. Большой интерес представляют эпиграфические материалы IV–III вв. до н. э., упоминающие о Будде и указывающие на место его рождения (Лумбини), что совпадает с данными религиозных текстов.
Среди современных ученых ведутся острые споры об историчности Будды, делаются попытки восстановить первоначальное учение, которое проповедовалось самим Буддой. Эти вопросы чрезвычайно сложны, особенно если учесть, что канонические тексты, которыми располагает современный исследователь, датируются примерно III в. до н. э. (записаны они были, по традиции, на Цейлоне в 80 г. до н. э.), т. е. несколько столетий спустя после смерти основателя учения. В настоящее время наиболее принятой датой смерти Будды считается 483 г. до н. э. (датой рождения — 563 г. до н. э.).
Основными конкурентами буддистов в ранний период были адживики. Значительная популярность адживикизма в V–III вв. до н. э. прежде всего вытекала из последовательной и радикальной критики брахманизма, провозглашенной Госалой — создателем адживикизма. Недовольство социальным порядком, отстаиваемым брахманством, поднимало престиж реформационных движений ев самых широких слоях. Отрицание несправедливости кастовой системы и брахманского толкования кармы, решительно проведенное Госалой, привлекало как низы общества, так и разбогатевших, но безродных выходцев из торговых и ремесленных прослоек. Госала с самого начала не ограничил свою проповедь узкими рамками какой-либо монашеской общины, он обращался с изложением своих взглядов к «миру мирян». Внешняя простота доктрины (сведение всех философских категорий в конечном итоге к всеохватывающей силе предопределения — нияти и к вытекающему из этого фатализму) также увеличивала ее популярность в широких слоях населения, продолжавших (даже и после принятия адживикизма) следовать в повседневной жизни привычным им обрядам, признавать многие традиционные представления о мире и т. д. На раннем этапе (V в. до н. э.) адживикизм имел, по-видимому, даже больше последователей, чем буддизм. Вероятно, это было связано с явно выраженной тенденцией к социальной реформе. Не случайно среди последователей адживикизма традиция называет не только выходцев из богатых торговых и ремесленных кругов, но особо подчеркивается его популярность среди низших слоев, прежде всего горшечников. С этим, очевидно, связано сообщение «Вая-пураны» (источника, сложившегося в III–VI вв. н. э., но восходящего к более ранней традиции) о том, что последователями адживиков были шудры, люди смешанных каст и даже неприкасаемые. Буддисты и адживики активно соперничали друг с другом в борьбе за привлечение новых последователей. Не удивительно поэтому, что буддийские сутры отзываются о Госале и его учениях необычайно резко. Теоретические споры переходили иногда в открытые столкновения. Известный буддийский комментатор Буддхагхоша рассказывает историю о некоем богатом ростовщике Мигаре, жителе столицы Кошалы — Шравасти, который долгое время покровительствовал адживикам и делал богатые подношения их общине. Когда же Мигара решил обратиться в буддизм, то облагодетельствованные им адживики буквально «осадили» его дом, опасаясь, очевидно, не столько потери одного из своих последователей, сколько утраты материальной поддержки, которую он неизменно им оказывал.
Буддисты в палийском каноне сравнивали Госалу с рыбаком, забросившим сеть в устье реки и погубившим множество рыб (т. е. увлекшим за собой многих из тех, кто мог бы пополнить ряды буддистов), — ясное указание не только на соперничество двух учений, но и на значительную в эту эпоху популярность адживиков.
Если в V в. до н. э. адживики пользовались большим влиянием, чем буддисты и джайны, то затем это соперничество окончилось, как известно, победой буддизма. Одной из причин этого являлась, очевидно, и определенная односторонность учения адживиков: отрицая традиционную брахманскую систему взглядов, адживикизм, однако, не противопоставил ей, подобно буддизму, какого-либо положительного ответа на основные вопросы, волновавшие людей той эпохи. Назначение человека, его место в мире и обществе, ценность индивидуального усилия и принципы, на которых должно было основываться «правильное поведение», — проблемы, так много занимавшие джайнов и буддистов, по существу пе получили какого-либо отражения в учении Госалы. «Всеобщая предопределенность», провозглашенная его системой, исключала в принципе постановку всех этих вопросов.
Важный материал о религиозной жизни магадхско-маурийской эпохи дают сведения Мегасфена. Мегасфен и следовавшие за ним античные писатели правильно различали ортодоксальные и неортодоксальные направления, подразделяя древнеиндийских философов на брахманов и шраманов.
Близкие параллели с индийскими сочинениями обнаруживают сохранившиеся у Страбона свидетельства о шраманах Следуя за Мегасфеном, он подчеркивает их связь с царями, которые обращаются к ним для выяснения причин происходящих событий (это соответствует индийским данным о шраманах).
Страбон рассказывает об особой группе шраманов, известных как прорицатели и заклинатели, которые странствуют по селениям и городам, выпрашивая подаяние (эти свидетельства можно отнести к странствующим аскетам — адживикам, пользовавшимся большой популярностью как прорицатели).
Очевидно, со шраманами связано и сообщение Страбона о прампах (но всей вероятности, один из вариантов названия «шраманы») «Писатели, — пишет Страбон, — противопоставляют брахманам прампов как некий особый вид философов, склонный к диспутам и опровержениям Эти философы осмеивают брахманов, занимающихся изучением явлении природы и астрономией, как кичливых и неразумных» Здесь с удивительной точностью передана обстановка в период появления реформационных, так называемых шраманских, школ, выступавших против брахманов и их доктрин и ведущих разнообразные диспуты по многим проблемам существования мира и человека Шраманы-«еретики» действительно противопоставляли себя брахмана, осмеивали их, боролись с теорией об исключительности брахманов.
Шраманы выступали против кичливости брахманов, против их особого будто бы права поучать все общество, духовно всех наставлять на путь истинный. Буддийские тексты эти притязания брахманов часто называют необоснованными, вводящими в заблуждение, лживыми.
У античных авторов сохранилось упоминание, восходящее, очевидно, к Мегасфену, о существовании среди шраманов группы голых аскетов (эти данные можно связать с джайнами-дигамбарами, которые ходили нагими).
В целом Мегасфен правильно уловил некоторые черты идеологического развития: существование двух основных на правлений — ортодоксального течения и противопоставляемого ему реформаторского (шраманского) движения, включающего различные секты Очевидно, в период пребывания в Индии селевкидского посла брахманизм сохранял большое влияние, а выступившие против него шраманские секты еще не воспринимались как нечто серьезное и ни одно из реформационных течений не стало таким влиятельным и сильным, что заслужило бы особое внимание чужестранца При этом нельзя, конечно, забывать о специфике дошедших до нас фрагментов Мегасфена, который мог и не заметить многих важных явлений религиозной жизни раннемаурийской Индии.
Еще при последних Маурьях многие области Северо-Западной Индии фактически стали независимыми от центральной власти Затем в ряде северо-западных районов бывшей империи власть захватили индо-греческие царьки, о правлении которых в источниках имеются только отрывочные сведения Среди многочисленных индо-греческих правителей выделяйся царь Менандр, которого индийская традиция знает под именем Милинда. В буддийском сочинении «Милинда-панха» (II в н. э.) приводятся диспуты между царем Милиндой и буддийским монахом ученым Нагасеной. На некоторых монетах Менандра изображен буддийский символ власти — чакра (колесо), это позволяет считать, что царь либо принял буддизм, либо покровительствовал ему Столицей государства был город Шакала (современный Сиалкот). Власть Менандра распространялась на Гандхару, Арахосию, некоторые области Пенджаба Как уже упоминалось выше, армия греков, очевидно при Менандре, двинулась в Восточную Индию и подошла к Паталипутре — столице правившей там династии Шунтов
В I в до н. э в Северо Западную Индию из Средней Азии проникли иранские племена саков, которые в китайских источниках называются племенами сэ. Вначале саки, столкнувшись с индо греческими династиями, находились под их верховенством, а затем образовали свои государства — индо-сакские Одним из самых известных индо-сакских правителей был царь Мауэс, правивший, очевидно, в середине I в до н. э. Под его властью находилась Гандхара, долина Свата и, возможно, часть Кашмира Аз, наследник Мауэса, расширил свои владения и величал себя уже «великим царем царей». В его государство входили области Арахосии. В I в н. э. возвышаются индо-парфянские династии, которые вели упорную борьбу за гегемонию с индо-греческими и индо-сакскими правителями Индо-парфянскому царю Гондофару еще удавалось удерживать власть над Гандхарой, Арахосией и частью Дрангианы, известной под названием Сакастан, т. е. «страна саков» (современный Систан).
Вместо разрозненных и соперничавших друг с другом небольших государственных объединений при династии Кушан была создана огромная империя, охватившая районы не только Северной и Северо-Западной Индии, но и Средней Азии, современного Пакистана и Афганистана, Центральной Азии.
Вначале Кушанское государство занимало области Бактрии в Средней Азии. Судя по китайским источникам, в Бактрию во II в. до н. э. с востока вторглись племена юэчжей, которые образовали пять владений. Затем верх одержало объединение Кушан (в китайских хрониках — Гюйшуань). Античные авторы тоже сохранили рассказ о племенах, которые пришли с востока и завоевали Бактрию.
Страбон упоминал о том, что эти племена отняли Бактрию у греков. К моменту прихода кушанских племен Бактрия была очень развитой страной с прочными традициями государственности и культуры. Население говорило на бактрийском языке, принадлежавшем к группе иранских языков, и имело письменность, возникшую на основе греческой. Кушаны восприняли эти традиции оседлого населения Бактрии, хотя большую роль в складывании кушанской культуры продолжали играть традиции кочевых племен. Вопрос о происхождении Кушан весьма сложен и остро дискутируется в научной литературе.
В последние годы были высказаны разные точки зрения, например, о связи юэчжей с тохарами — племенами Центральной Азии, которые покорили бактрийцев, но утратили свой язык, а также о местном сложении кушанского этноса в Бактрии (при этом подвергается сомнению связь кушан с юэчжами). Один из кушанских правителей конца I в. до н. э., Герай, называл себя, судя по его монетам, Кушан Герай, хотя пользовался греческим письмом.
При кушанском правителе Куджуле Кадфизе (китайские хроники называют его Киоцзюкю) Кушанское государство включало уже территории Арахосии, часть Кашмира, некоторые области Парфии. Большое число монет Кадфиза было обнаружено в районе Кабула, что указывает на вхождение и этой области в Кушанское государство. Вначале Кадфиз должен был считаться с индо-греческими царями: некоторые из его монет на лицевой стороне содержат портрет индо-греческого царя Гермея, а на другой — письмом кхароштхи написано имя Кадфиза. Затем ему удалось добиться полной самостоятельности, и монеты Кадфиза стали чеканиться только от его имени — «царя царей Кадфиза». При сыне Кадфиза I — Кадфизе II, или Виме Кадфизе, в состав Кушатюкого государва вошли некоторые области в низовьях Инда, Кушапам удалось распространить своё влияние также на восток. Возможно, что в этот период им принадлежали некоторые страны Восточной Индии вплоть до Варанаси.
Вима Кадфиз провел важную денежную реформу, введя золотую монету, сходную по номиналу с римскими ауреями, которые имели хождение в (пределах Кушанской державы. Вероятно, здесь сказалось влияние денежной системы Рима. Захват собственно индийских территорий поставил вопрос о необходимости учета местных традиций, оказывавших первенствующее воздействие на государственную систему всей империи. Поэтому на некоторых монетах Вимы Кадфиза изображен бог Шива (иногда вместе со священным быком Нандином, важным атрибутом Шивы).
Наибольшего могущества Кушанская империя достигла при Канишке — одном из самых известных правителей древней Индии. За исключением монет и небольшого числа эпиграфических документов, от периода Канишки не сохранилось датированных и синхронных источников, хотя о Канишке и его деятельности рассказывается во многих поздних буддийских легендах и сказаниях. При Канишке власть кушан распространилась на области Бихара, на территории Центральной Индии вплоть до Нарбады правление Канишки Кушанам удалось, очевидно, утвердить свое влияние в Саураштре и Катхиаваре, хотя Западные Кшатралы (правители областей Западной Индии) не были полностью под властью Кушан. Китайские хроники рассказывают о борьбе Кушан с Китаем за области Восточного Туркестана. Некоторые данные говорят о том, что кушанской армии удалось даже продвинуться в глубь этих территорий, но мы не знаем, как долго продержалась там власть кушанских царей. Ясно лишь, что при Канишке Кушанская держава стала одной из сильнейших держав древнего мира, конкурируя уже с Китаем, Римом и Парфией. В этот период связи с Римом стали весьма оживленными. Возможно, что к Кушанам относится сообщение античных авторов об индийском посольстве в Риме в правление императора Траяна (99 г. н. э.).
Многие китайские и индийские источники рисуют Канишку верным последователем буддизма и с его именем связывают созыв буддийского собора в Кашмире (так называемый IV буддийский собор). Возможно, что Канишка действительно поддерживал буддизм, хотя в принципе он проводил политику религиозной терпимости. Об этом ясно свидетельствуют его монеты, на которых изображались индийские, эллинистические и зороастрийские божества. Буддизм не был при Канишке государственной религией, а изображение Будды всего несколько раз встречается на его многочисленных монетах.
Всё большее значение в этот период приобретает бактрийский язык (он становятся общегосударственным), развивается бактрийская письменность (на основе греческого письма). Она вытесняет письмо кхароштхи и на монетах, которое рань-иге применялось также для эпиграфики. Несколько лет назад в Северном Афганистане (в Сурх-Котале) была обнаружена значительная но размеру надпись на бактрийском языке, относящаяся к периоду Канишки. В надписи рассказывается о сооружении святилища, возможно династийного акрополя Кушан. Одним из самых сложных до сих пор остается вопрос о кушанской хронологии, в том числе об установлении даты правления Кантики. Исследователи называли разные даты: 78 г. н. э., 103 г. н. э., 110 г. н. э., 144 г. н. э., 248 г. н. э. и даже 278 г. н. э., т. е. разрыв достигал двух столетий. В настоящее время наиболее убедительной представляется точка зрения о датировке «эры Канишки» первой четвертью II в. н. э.
Среди преемников Канишки наиболее известными были Хувишка и Васудэва. В этот период Кушаны основное внимание уделяют индийским территориям в долине Ганга.
Им становится все труднее удерживать под своей властью провинции на северо-западе. Можно говорить об активной индианизации Кушан в это время; они усваивают индийские традиции, вступают в очень тесный контакт с местным населением. Царь Васудэва был последователем шиваизма. Большая часть надписей Васудэвы обнаружена в районе Матхуры, которая стала играть особую роль в политической и культурной жизни империи.
Еще при Васудэве стали заметны черты начавшегося упадка Кушанской державы. Его наследники уже вели упорную борьбу как с сильной державой Сасанидов, так и с местными династиями, которые утвердились в этот период в различных районах Индии. Кушаны вынуждены были признать самостоятельность династии Нагов, правивших в Матхуре, и царей Каушамби. Они потеряли и области Центральной Индии. Наиболее упорной была борьба Кушан с Сасанидским Ираном в середине III в н. э., когда при Шапуре I (241–272.гг. н. э.) в состав Сасанидской державы вошли западные области Кушать окой империи. В знаменитой надписи Шапура I, дошедшей в трех версиях — средне персидской, парфянской и греческой и датируемой 262 г, н. э., говорится, что этот «царь царей Ирана и не-Ирана» владел землями Кушан вплоть до Пашка-бура (Пегпавера) и дальше до границ Каша (Кашгара), Согда и Шаша (Ташкента). Но сасанидский правитель над кушанскими территориями в это время еще, очевидно, не был назначен, и лишь позднее, в последней четверти IV в., стали чеканить особые кушано-сасанидские монеты, которые выпускались сасанидскими наместниками в принадлежавших им кушанских областях.
К концу правления династии Кушанам принадлежали лишь области Гандхары. Затем почти все индийские владения Кушан стали частью империи Гуптов.
Период Кушан оставил значительный след и развито культуры историко-культурном развитии многих районов древнею миру. В рамках единой империи были объединены разные пароды, проходил процесс создания общих традиции, устанавливались тесные связи не только внутри Кушанского государства, но и с Римом, странами Юго-Восточной Азии, Дальним Востоком, Кушанская культура вызревала на основе синтеза различных традиций, хотя сохранялись и местные художественные отколы. Происходило освоение лучших античных традиций.
Новые раскопки советских ученых в Средней Азии обогатили науку важными материалами о развитии здесь местных школ архитектуры и скульптуры. Особое место в кушанском искусстве занимала бактрийская школа, оказавшая влияние на кушанское искусство в целом.
Этническая и культурная пестрота населения Кушанской империи получила отражение в кушанском пантеоне, который хорошо известен по нумизматике.
Особенно представителен пантеон на монетах Канишки и Хувишки, где выделяются три группы божеств — иранского, эллинистического и индийского пантеонов. Среди иранских божеств бог Митра, богиня плодородия Ардохш, божество луны (Мао), бог войны Вретрагна и верховный бог Ахурамазда. Эллинистические божества представлены Гефестом, Селеной, Гелиосом, Гераклом. Среди индийских божеств наиболее популярны Шива, Махасена, Скандакумара.
Синкретичный пантеон, засвидетельствованный на монетах Канишки и Хувишки, являлся отражением процесса становления общекушанских культурных традиций и свидетельствовал о политике религиозной терпимости, проводимой этими царями. Даже после распада империи многие общие традиции, связи между областями бывшей империи еще долго сохранялись. Наследие кушанской эпохи оказывало заметное влияние на дальнейшее развитие многих народов Востока.
После падения Кушанской империи наступил длительный период политической раздробленности, продолжавшийся до начала IV в. н. э.; затем стала складываться новая мощная империя — Гуптская.
К этому времени в Западном Пенджабе сохраняли свои небольшие владения представители Кушанской династии; в Гуджарате, Раджастане и Мальве правили Кшатрапы, в долине Ганга существовали государственные объединения, в том числе республиканского типа. Многочисленные династии сменяли друг друга в Магадхе, (которая продолжала играть немалую роль в экономической и культурной жизни Северной Индии.
Как и в эпоху Маурьев, в начале IV в. н. э. Магадха опять стала центром нового политического объединения, основой могущественной империи Гуптов. О первых правителях Гуптской династии мы знаем очень немного. Основателем ее был Гупта, носивший титулы раджи и махараджи, по, как свидетельствуют некоторые гуптские надписи, история династии начинается с царя Гхатоткачи — сына Гупты. К сожалению, нам неизвестны границы первоначального владения Гуптов. Ряд ученых считает, что это было в пределах Магадхи, другие включают в него и области Западной Бенгалии. Неопределенность в решении этого вопроса связана с отсутствием точных данных эпиграфики. Одним из основных источников является позднее сообщение китайского пилигрима И Цзина.
Укрепление Гуптского государства, безусловно, началось в период правления Чандрагупты I, который носил еще более пышный титул — махараджадхираджа (правитель великих царей). В известной Аллахабадской надписи его сына Самудрагупты говорится о том, что царь являлся сыном «дочери Личчхавов», т. е. женой Чандрагупты была представительница кшатрийского рода Личчхавов. Еще в магадхскую эпоху Личчхавы были одной из ведущих сил в политической жизни древ-ней Индии. Видимо, это республиканское объединение сохранило свою мощь в период первых гуптских царей. Союз с Личчхавами, очевидно, содействовал политическому упрочению Гуптов. О матримониальном союзе с Личчхавами сообщает не только надпись Самудрагупты. На золотых монетах Чандрагупты рядом с царем изображена его жена из рода Личчхавов. Женитьба Чандрагупты на Кумарадеви из рода Личчхавов, вероятно, имела и территориальные выгоды: оба государства могли войти в состав единой империи под властью гуптских царей.
Начало правления Чандрагупты — «эры Гуптов» — датируется 320 г. н. э. Правда, некоторые ученые рассматривают этот год как дату воцарения Самудрагупты.
Более подробны сведения о правлении Самудрагупты. В Аллахабадской надписи, составленной придворным поэтом Харишеной в честь блистательных побед Самудрагупты, упоминаются имена царей и названия стран, которые были побеждены гуптским царем. Самудрагупте удалось, победить девять царей Арьяварты (долины Ганга) и двенадцать царей Дакшинапатхи — Южной Индии. Территории государств Арьяварты были присоединены к Гуптской империи. В надписи упоминаются как побежденные два царя династии Нагов — правители Ахиччхатры, областей Западной Бенгалии. Локализация остальных территорий очень неопределенна и вызывает острые дискуссии в научной литературе. В целом можно говорить о захвате Самудрагуптой соседних областей, преимущественно в долине Ганга. В надписи сообщается о захвате Гуптским царем «лесных царств» — очевидно, государственных образований и союзов племен в долинах рек Нарбада и Маханади.
Не менее успешным был и южный поход Самудрагупты. Вначале он победил царя южной Коглалы Махендру, затем правителей на территории современной Ориссы, в районе реки Годавари, и паллавского царя Вишнугопу, правившего в Канчи. Остальные районы, которые он, судя по надписи, подчинил, пока не идентифицированы.
Захваченные территории юга, очевидно, не вошли в состав империи, а считались подвластными областями и выплачивали дань победителю. В зависимом положении от Гуптов находились некоторые республиканские объединения Западной и Северо-Западной Индии — яудхеи, малавы, мадры и арджунаяны.
Сложными были взаимоотношения Самудрагупты с Западными Кшатрапами и поздними правителями Кушанской династии, сохранявшими свою власть в Западном Пенджабе и некоторых областях Афганистана. В Аллахабадской надписи говорится о суверенитете Гуптов над Кшатрапами и Кушанами. Очевидно, Самудрагупта установил некоторый контроль над этими областями, однако и Кшатрапы, и кушанские цари сохраняли в этот период свою независимость.
Показательно, что не обнаружено монет Кшатрапов, относящихся ж 332–345 и 351–360 гг. н. э., что, возможно, было вызвано временным господством над ними Гуптов. В этот период на территории Западных Кшатрапов имели хождение гуптские монеты. Затем на некоторое время правитель Западных Кшатрапов Рудрасена III восстановил могущество своего государства, а Свами Симхасена даже принял титул «Великий Кшатрап».
Тесные связи поддерживал Самудрагупта с Цейлоном. По традиции цейлонский царь Метхаварпа (352–379 гг. н. э.) послал посольство к Самудрагупте и просил разрешения построить в Индии обитель для цейлонских монахов. Самудрагупта дал тайное разрешение, и недалеко от священного дерева Бодхи будто бы был построен буддийский монастырь.
При Самудрагупте империя Гуптов стала одной из крупнейших на древнем Востоке. Расширилось ее влияние, тесные связи были установлены со многими государствами. Недаром в таком панегирическом тоне сообщал Харишена о доблести и могуществе своего царя, который, как гласит надпись, завоевал весь мир. Эта оценка древнего придворного поэта оказала влияние на многих современных ученых, которые идеализировали Самудрагупту и характеризовали его, подобно В. Смиту, как «индийского Наполеона», как исключительную личность, обладавшую удивительными достоинствами.
По данным эпиграфики, Самудрагупта правил до 380 г. н. э., а затем трон перешел к его сыну Чандрагупте II. Он правил вплоть до 413 или 415 г. н. э. Судя по пьесе Вишакхадатты «Девичандрагупта», которая сохранилась лишь во фрагментах, Чандрагупта II пришел к власти после упорной борьбы со своим братом Рамагуптой. Победе Чандрагупты, как рассказывается в пьесе, способствовали его успехи в борьбе с Западными Кшатрапами. Это подтверждается данными эпиграфики и нумизматики. В надписях нет описания этапов борьбы с Кшатрапами, но упоминается о пребывании в Мальве министров и военачальников Чандрагугаты. В начале V в. на территории Западных Кшатрапов появляются монеты Чандрагупты II, как бы имитирующие монеты бывших кшатрапских правителей. Это позволяет говорить о захвате Гупгами районов Западных Кшатрапов и присоединении их к своей империи. Кроме того, в период «западной кампании» Чандрагупта II подчинил также и некоторые другие области Западной Ипцни, в том числе по побережью. Таким образом, Гупты получили важные торговые центры, что расширило их внешние связи, в частности с Западом.
На основании надписи царя Чандры, выбитой на знаменитой железной колонне в Дели, некоторые ученые полагают, что Чандрагупта II (они его идентифицируют с Чандрой) захватил будто бы даже районы Балха, но эта точка зрения еще требует дальнейших доказательств. В период Чандрагупты II усложнились отношения с Вакатаками — сильной династией Западного Декана и Центральной Индии. Стремясь обезопасить свои южные и западные границы, Чандрагупта II заключил с Вакатаками матримониальный союз, выдав свою дочь за вакатакского царя. Определенную силу и самостоятельность сохраняло в этот период, очевидно, и государство Нагов, хотя еще Самудрагупта, судя по его надписи, победил царей этой династии. (Сам Чандрагупта II женился на Кувера-наги — представительнице династии Нагов.) Можно предполагать, что, заключая эти союзы, Чандрагупта II хотел облегчить борьбу с Западными Кшатрапами, получив поддержку Вакатаков и Нагов.
Материалы нумизматики позволяют говорить о денежной реформе при Чандрагупте II. Его предшественники выпускали только золотые монеты, он же ввел в обращение также серебряные и медные. На реверсе серебряных монет Чаидрагупты II изображена священная птица Гаруда — возница бога Вишну, Изображение Гаруды имеется и на медных монетах этого гуптского царя, что ясно указывает на приверженность Чандрагупты II вишнуизму. Об этом же свидетельствует один из эпитетов царя — Парамабханавата («Достойнейший приверженец бога Бхагавата»).
Фигура Чандрагупты II — одна из самых популярных в индийской традиции, где он известен под именем Викрама-днтьи (солнце величия). Традиция связывает с периодом его правления творчество многих величайших писателей, поэтов и ученых. В современной науке период Чандрагупты II часто называется «золотым веком Гуптов».
После смерти Чандрагупты II на престол вступил его сын Кумарагупта (415–455 гг. н. э.), в правление которого не произошло каких-либо значительных событий. Он был приверженцем шиваизма. На его золотых монетах был изображен бог Картикейя (сын Шивы), восседающий на павлине; а на серебряные монеты вместо Гаруды стали наносить изображение павлина.
Мирная обстановка была нарушена вскоре после смерти Кумарагупты, и его преемнику Скандагупте пришлось вести очень упорную борьбу с гуннами-эфталитами, племена которых вторглись в Индию.
Этот союз племен, ранее обитавших в Центральной и Средней Азии, особенно Гуптской империи усилился в V в. и стал грозным соперником Сасанидского Ирана и последних правителей Кушанской династии. Эфталитам вначале удалось победить разрозненных царьков, правивших в западных областях некогда могущественной Кушанской империи, а затем одержать внушительные победы над правителями Сасанидского Ирана. Затем они вторглись в Северо-Западную Индию и захватили Гандхару. В этот период (примерно в 457–460 гг. н. э.) произошло первое столкновение Гуптов с гуннами-эфталитами. В одной из гуптских надписей говорится о победе Скандагупты над «хунами». Хотя эти успехи были временными, значение их немаловажно, особенно если учесть, какие ужасные разрушения несла с собой эфталитская армия. Западная ветвь гуннов, как известно, в это время одерживала победы над римскими войсками и опустошала области Западной Европы. Война принесла Гуптам финансовые затруднения. Они вынуждены были уменьшить содержание золота в своих золотых монетах, а также сократить число вариантов выпускаемых монет.
При преемниках Скандагупты произошли сильные сепаратистские волнения, и отдаленные провинции стали добиваться независимости от центральной власти. Так, при царе Будхагупте наместник Катхиавара вместо титула «сенапата» (военачальник) принял титул «махараджа» (великий царь), в этот период не столь уж высокий титул, и, хотя он еще формально подчинялся Гуптам, фактически превратился в самостоятельного правителя. Цари Южной Косалы и района Нарбады тоже лишь формально признавали верховенство Гуптов. Единство империи было, таким образом, нарушено.
Сильный удар был нанесен и новыми вторжениями гуннов-эфталитов. При эфталитском царе Торамане (490–515 гг. н. э.) гуннам удалось продвинуться в глубь Индии, захватив Синд, районы Раджастана и Западной Индии. Наследник Тораманы — Михиракула вначале одерживал победы над Гуптами, но затем гуптский царь Нараоимхагупта (или Баладитья) разгромил го армию в решающей битве, и Михиракула вынужден был уйти обратно в Северо-Западную Индию, сохранив за собой лишь области Гандхары и некоторые районы Пенджаба (столицей его был город Сакала, современный Сжал кот). В 533 г. н. э. правитель Мальвы Яшодхарман нанес сокрушительное поражение гуннам-эфталитам, но к этому времени было уже подорвано и единство Гуптской империи. Яшодхарман, воспользовавшись ослаблением Гуптской державы, добился самостоятельности. Кроме Мальвы стали независимыми и другие области. Так, в Канаудже (утвердилась династия Маукхари.
Гупты еще в течение некоторого времени удерживали свою власть над Магадхой и другими территориями, но это уже были слабые потомки некогда могущественных гуптских царей. За этой династией утвердилось название «поздние Гупты». Так пала одна из крупнейших империй древности.
В первые века нашей эры в Декане и Южной Индии проходили важные процессы классообразования, создавались крупные государства. Укреплялись связи юга с севером, южных государств с Римом и странами Юго-Восточной Азии. В этот период ведущую роль продолжает играть империя Сатаваханов. После падения государства Калинин основным соперником Сатаваханов стали шакские Кшатрапы — наследники тех сак-стих племен, которые обосновались в низовьях Инда и на Катхиаваре еще в I в, до н. э. Постепенно среди сакских племен выделились два рода — Кшахаратов и Кардамаков, особенно усилившиеся в первые века нашей эры.
В середине II в. н. э. Кшатрапам удалось захватить некоторые области Западного Декана, которые раньше принадлежали Сатаваханам. Затем владения Кшатрапов при Нахапане еще больше расширились. Находки надписей в Насике и Карле указывают на вхождение этих районов в его государство. На основании эпиграфических свидетельств известно, что в 119–125 гг. Кшатрапам принадлежали также районы Южного Гуджарата и порт Барукаччха (современный Бхаруч). Длительное соперничество Кшатрапов с Сатаваханами принесло победу последним. В эпиграфике говорится о победах сатаваханского царя Готамипуты Сатакани (санскритское — Гаутамипутра Шатакарни) над шаками. В результате он овладел областями Западной Индии.
В надписи он назван истребителем рода Кшахаратов и восстановителем славы династии Сатаваханов. Надписи очерчивают границы государства Сатаваханов при Готамипуте Сатакани: он отобрал у Нахапаны области Северо-Западного Декана и Западной Индии. Кроме того, овладел и другими соседними областями — Ашмакой и Видарбхой, а затем присоединил и часть территории старого соперника Сатаваханов — Калинги.
Но победы Сатаваханов были непрочными, хотя и очень впечатляющими. При сильном шакском кшатрапе Рудрадамане (150 г. н. э.) Сатаваханы вынуждены были расстаться со многими ранее приобретенными областями. В одной из своих надписей Рудрадаман называет себя правителем Авантп, Сурапттры, Апаранты, т. е. значительные территории Западной Индии перешли под власть шаков, а Сатаваханы удержали за собой на западе лишь области Насика и Пуны.
Наследники Готамипуты продолжали борьбу с кшатрапами. При царе Пулумави (130–159 г. тт. э.) Сатаваханы. не достигнув особых успехов в западных областях, перенесли главное внимание на восточные районы. Временами, например при царе Сирияне Сатакани (санскритское — Шри-Яджна Шатакарни), надписи которого найдены в Насике, им удавалось присоединить некоторые районы Запада, но единство империи они уже не могли сохранить. Сатаваханы удерживали лишь восточные области.
После падения Сатаваханов мелкие династии вели между собой ожесточенную борьбу за гегемонию. В конце концов наибольшей власти добились Вакатаки, территориальное яз)ро которых первоначально находилось в областях современного Берара. Начало династии условно может быть отнесено к 255 г. н. э. Ее основателем считается царь Випдхьяшакти, который, судя по сообщениям пуран, вел борьбу с шакскими Кшатрапами и некоторыми местными династиями Декана, добившимися независимости после падения Сатаваханов. Преемник Виядхьяшакти — Праварасена I (275–335 гг. тт. э.) был более удачлив в своей внешней политике. Он гордо присваивает титул «самрат» (единоправитель). При нем Вакатаки владели значительной территорией: области между реками Нарбада и Кришна входили в состав их государства. Стремясь укрепиться в Центральной Индии, Праварасена заключает матримониальный союз с династией Нагов: он женит своего сына на Бхаванаги, дочери царя Нагов.
Когда на политической арене появилось могущественное государство Гуптов, Вакатакам постоянно приходилось думать о защите своих северных границ. Успешный поход Самудрагупты в Южную Индию, безусловно, должен был осложнить вакатакско-гуптские отношения.
В знаменитой Аллахабадской надписи гуптского царя перечисляются государства, которые он покорил; среди имен побежденных царей упоминается царь Арьяварты Рудрадэва. Многие ученые сопоставляют Рудрадэву с Рудрасеной I (335–360 гг.), внуком Праварасены, который правил в это время на вакатакском престоле. Однако Гупты, как известно, пе присоединили к своей империи всех областей, захваченных ими во время южного похода Самудрагупты, хотя и распространили здесь свое влияние. Обе династии понимали важность установления дружеских отношений. Гупты намеревались через Вакатаков оказывать давление на южные районы, а Вакатаки были не в силах оказать серьезное сопротивление Гуптам в открытых схватках. В это время Гупты сосредоточили свое внимание на борьбе с Западными Кшатрапами и хотели обезопасить свои южные границы. Все это привело к дружеским отношениям Гуптов с Вакатаками, а царевич Рудрасена II — внук царя Рудрасены I женился на Прабхаватигупти — дочери гуптского царя Чандрагудты II Викрамадитьи.
Особенно усилилось влияние Гуптов при дворе Вакатаков, когда регентшей стала Прабхаватигупти. В это время из Паталипутры в столицу Вакатаков Нандивардхану (около современного Нагпура) прибывали не только гуптские посты, но и государственные чиновники. Вскоре единая династия разделилась на несколько местных династий, одна из которых приобретает наибольшее влияние — так называемые Вакатаки из Ватсагульмы (Южный Берар). Но и эти боковые ветви просуществовали недолго и вынуждены были признать власть сильного государства Чалукьев.
Наряду с Вакатаками большую роль в политической жизни Декана после падения Сатаваханов играли также государства Паллавов и Икшваков, но данные источников об этих государствах, к сожалению, немногочисленны. Столицей Паллавов был город Канчипурам, северная граница проходила по реке Кришне. Паллавам приходилось не раз сталкиваться с Гуптами. В Андхре в это время правила династия Икшваков, заключивших союз с Западными Кшатрапами против Паллавов, по победа осталась все же за Паллавами.
На крайнем юге в первые века нашей эры продолжали существовать крупные государства Чера, Пандья, Чола, о которых упоминали еще надписи маурийского царя Ашоки. Эти государства вступили в непосредственные отношения с Римом, основавшим на юге Индии свои торговые фактории. К сожалению, мы почти ничего не знаем о политической истории этих государств, хотя в первые века нашей эры появились местные источники на тамильском языке. В IV–V вв. н. э. написан замечательный памятник тамильской литературы — «Курал», затем поэтические поэмы, грамматические трактаты и т. д.
Имеющиеся материалы эпиграфики дают возможность в общих чертах представить систему управления, существовавшую в государствах Декана и Южной Индии в первые века нашей эры.
Сатаваханы и Вакатаки создали хорошо организованную систему центрального управления. Империя делилось на провинции, а те в свою очередь — на округа. Существовал большой штат различных чиновников, например ведавшие продовольствием, главные писцы, военачальники, деревенские чиновники.
Имеются некоторые данные о религиозной политике Сатаваханов, Вакатаков и других южноиндийских династий. Сатаваханы оказывали покровительство буддистам. Возможно, что с Сатаваханами было связано творчество известного буддийского философа Нагарджуны. Китайский путешественник Сюань-цзан сообщал о том, что Нагарджуна даже жил при дворе Сатаваханов.
Кроме буддизма и джайнизма значительное распространение получил и индуизм. В надписях Вакатаков говорится о том, что царь Рудрасена I был шиваитом, а Рудрасена II — вишнуитом. Этот религиозный синкретизм составлял одну из специфических черт культурного развития Декана и Южной Индии в древности и раннем средневековье.
Кушано-гуптский период был отмечен дальнейшим прогрессом в развитии сельского хозяйства, особенно земледелия. Расчищались новые земельные участки, осушались болота, роль земледельческого хозяйства постоянно возрастала. Государство старалось заинтересовать земледельцев в освоении необработанных земель, лесных массивов. В «Милинда-панхе» и «Законах Ману» проводится мысль о том, что тот, кто очистит лес и сделает земельный участок пригодным для обработки, становится его собственником.
В богатых влагой областях выращивали рис. Это прежде всего Бенгалия, Ассам, Орисса, левобережье Южной Индии. В этот период известны были многие сорта риса. В словаре «Амаракоша» перечисляются разные виды земель, пригодные для выращивания риса, пшеницы, ячменя, сезама. Амарасилха — автор этого словаря — знал о бобовых, чечевице, а также об огурцах, бетеле, луке, чесноке, тыкве. Широко практиковались посадки сахарного тростника.
Юг славился перцем и специями. В античных источниках южные области назывались даже страной перца. Земледельцы получали по два-три урожая в год; многие злаки уже экспортировались. В «Перипле Эритрейского моря» (II в. н. э.) говорится о вывозе риса и пшеницы. В более поздних трактатах специально подчеркивалось, что с тех, кто обрабатывал пустоши и проводил в связи с этим большие работы по орошению, царь не должен требовать налоги до тех пор, пока они не получат выгоду, в два раза большую по сравнению с затратами. Интересно, что в эпиграфике эпохи Гуптов часто упоминается о покупке пустошей, что было, очевидно, выгодно и к тому же стимулировалось государством.
В этот период в Индии появляются и новые сельскохозяйственные культуры, которые проникли сюда из других стран. Дальнейшее развитие получила техника земледельческих работ. Плуг становится основным орудием земледельцев. В «Законах Брихаспати» говорится о железном лемехе для плуга определенного веса, а Амарасипха в своем словаре приводит подробное описание плуга. Широкое распространение получили железные земледельческие орудия, появляются новые виды орудий. В Таксиле в слое I в. н. э. были обнаружены кетмени нового, более совершенного типа. Возможно, в этом сказалось зарубежное влияние, так как подобные образцы лопат в это время были распространены в странах, на которые оказали влияние культурные традиции Рима. Кроме лопат, таксильский материал представлен новыми формами серпа и мотыги.
В индийских источниках сохранились описания и земледельческих работ. Хорошим земледельцем считался тот. кто обрабатывал почву по два и три раза до посадки. После сбора урожая в особых помещениях зерно отделяли от соломы. Затем в специальной ступке толкли его, с помощью корзины отделяли от шелухи, сушили и засыпали в амбары.
В рассматриваемый период получает особое развитие садоводство, появляются новые сорта фруктов и овощей (например, персики, груши). Древние индийцы знали манго, апельсины, виноград, бананы. Широкое распространение получила кокосовая пальма, особенно в прибрежных районах. Судя по надписям II в. н. э., в этот период появляются целые плантации таких пальм. В источниках даются советы по охране фруктовых деревьев, их обработке специальными маслами и удобрениями. В шастрах приводятся подробные сведения о качестве почв, о заболеваниях растений, о том, на каком расстоянии друг от друга должны сажаться фруктовые деревья и т. д.
Судя по данным эпиграфики, развивается и ирригация. Рудрадаман укрепил плотину на озере Сударшана, которая была построена еще при Маурьях. Строятся специальные водоемы для хранения воды. В одной из надписей II в. н. э. говорится о строительстве огромного резервуара в деревне недалеко от Уджаяни. В надписи из Хатхигумпхи Кхаравела гордо заявляет о строительстве каналов и водоемов в своей стране.
Во многих источниках гуптского периода подчеркивается важность земледелия, а драматург Калидаса рассматривал земледелие и скотоводство как важнейшие источники богатства.
Наряду с разведением скота определенное значение в этот период придавалось также рыболовству, охране лесов. Существовали специальные чиновники — надзиратели за лесами.
В первые века нашей эры продолжается дальнейший процесс развития частного землевладения. В шастрах большое внимание уделяется правам частного собственника и мерам по их защите. За незаконный захват чужой земли был установлен весьма высокий штраф. В течение многих десятилетий за собственником земли сохранялось его право на землю независимо от того, обрабатывал ли он ее сам или сдавал в аренду временным владельцам. В эпоху Гуптов появляются специальные грамоты, регистрирующие покупку и продажу земли. В надписях Гуптов встречается много упоминаний о продаже земли, в то время как в эпиграфике периода Кшатрапов и Кушан таких случаев зарегистрировано очень мало.
Государство по-прежнему старалось держать под своим контролем земельный фонд, а община — затормозить развитие частного землевладения, но процесс сосредоточения земли в частных руках неуклонно развивался.
Интересные данные содержат, например, надписи из Насика, относящиеся к Западным Кшатрапам. В одной из них говорится о том, что зять правителя Нахапаны по имени Ушавадатта должен был предварительно купить у частного лица участок земли, который он затем подарил буддийской общине. Возможно, что это являлось уже отражением нового процесса, связанного с развитием частного землевладения в ущерб государственному и царскому. Царь, очевидно, не имел в своем распоряжении свободной земли и вынужден был в данном случае купить участок у частного собственника.
В первые века нашей эры увеличивается число пожалований частным лицам и, главное, постепенно меняется характер этих пожалований. В предшествующий период пожалование касалось лишь права пользования землей без каких-либо прав над крестьянами. Если многие пожалования раньше были временными— на срок исполнения служебных обязанностей, то теперь они все чаще приобретают наследственный характер. Это укрепляло права частных владельцев и делало их довольно независимыми от центральной власти Некоторые виды пожалований вес чаще становились вечными, и в грамотах, где фиксировались такие дарения, указывалось, что земля передается навсегда, «пока светят солнце и луна».
Давая во временное владение земельные участки, государство постепенно начинало предоставлять и определенные льготы владельцу, так называемые иммунитетные права.
Затем к владельцам переходят и некоторые функции по управлению этими участками и сидящими на земле людьми. Они начинают осуществлять судебные функции, царь освобождает их от необходимости принимать на своих землях царских чиновников, что обычно считалось обязательным. Одно из древнейших свидетельств таких прав содержится в сатаваханской эпиграфике II в. н. э. (это яркий показатель процесса феодализации не только на севере, но и в Декане). Сатаваханский царь Гаутамипутра Шатакарни дарует землю буддийским монахам и вместе с этим освобождает общину от присутствия на ее земле царских войск, от вмешательства царских чиновников. Особое развитие эта практика получила после V в. н. э, когда цари стали передавать уже почти все фискальные, административные и судебные функции частным владельцам. Передавалось даже право на рудники, традиционно считавшееся царской монополией.
Передача государством некоторых своих публичных функций частным лицам оформлялась специальными грамотами, тенет которых фиксировался на медных пластинках, получаемых новым владельцем. Такая практика все больше превращала временных землевладельцев в наследственных феодалов и приводила к тому, что крестьяне постепенно подпадали под их власть. Конечно, этот процесс протекал постепенно, и государство еще долго сохраняло многие из своих функций по управлению сельскими областями.
Показателем новых явлений в развитии общественных отношений в первые века нашей эры служит широкое развитие аренды. Арендаторы, часто лишенные средств и орудий производства, попадали в зависимость от земельных собственников.
В древнеиндийских источниках первых веков нашей эры увеличивается число свидетельств о «дарении деревень», что означало передачу царем права на сбор налогов с этих деревень. Земля при этом не передавалась, но менялось лицо, которому крестьяне платили налоги. Постепенно свободные общинники стали зависимы от частного лица, которое стремилось увеличить свои права на землю. Эти «дарения» еще не были феодальными, но определенная тенденция в сторону феодальных отношений ужо безусловно имелась. Такие дарения давались чиновникам, как и в предшествующий период, вместо денежного жалованья.
Существенные изменения происходили в положении непосредственных производителей — рабов, свободных общинников и наёмных работников. В поздних шастрах подробно регламентированы правила о рабах, дается их классификация. Проявляется явная тенденция ограничить превращение временных рабов в пожизненные, фиксируются обязанности хозяев, за нарушение которых мог накладываться на рабовладельца даже штраф. Поздние шастры придают особое значение вопросу о ватшовой принадлежности рабов. Источники гуптской эпохи строго подчеркивают принцип варновой принадлежности. Прежде всего защищались брахманы и затем все «дважды рожденные». У Катьяяны прямо говорится, что рабство не распространяется на брахманов. Согласно Яджнавалкье в рабство можно было обращать человека более низкой варны, т. е. допускалась возможность обращения в рабов кшатриев и вайшьев.
В этот период особенно остро встал вопрос об отпуске рабов на волю, и неслучайно поздние шастры уделяют этому большое внимание. Условия освобождения рабов, особенно временных, были значительно облегчены. «Законы Нарады» подробно описывают обряд освобождения. Хозяин разбивал сосуд с водой, окроплял голову раба и объявлял его свободным. Раб, который попадал в рабство из-за нужды (за пищу), должен быть освобожден, если он отказывался от питания. Если человек становился рабом за долги, то после выплаты суммы долга с процентами ему должны были вернуть свободу.
Значительно меняется и положение свободных земледельцев. Если вначале передавалась просто земля, то затем вместе с землей даруются и люди, сидящие на этой земле. В одном из древнейших свидетельств такого рода — Паллавской надписи III в. н. э. говорится, что издольщики остаются прикрепленными к земле и после передачи ее брахманам. Постепенно эта практика стала распространяться и на ранее свободных земледельцев-общинников, превращая их в зависимых крестьян. В грамоте Вакатаков V в. н. э. приводится случай, когда даруются четыре двора, предназначенные для обрабатывающих землю (для каршаков), т. е. земледельцы передаются новому владельцу. К середине первого тысячелетия н. э. в Индии сложился феодальный уклад, который, постепенно развиваясь, превращал индийское общество в общество феодального типа. В VI–VII вв. н. э. феодальные отношения стали ведущими и господствующими в общей многоукладной структуре индийского общества.
Более высокого уровня развития в первые века нашей эры достигло ремесленное производство. Своим искусством славились индийские металлисты и литейщики. До сих пор остается загадкой, каким образом им удалось в V в. сделать железную колонну (высотой более 7 м и весом более 6 т), которая, несмотря на влажный климат, не подвергалась коррозии и ржавчине. В «Милинда-панхе» упоминаются в качестве особых ремесел работы по золоту, железу, свинцу, олову. Ремесленники этих специальностей работали отдельно друг от друга. Значительную группу составляли царские металлисты и оружейники. Контроль государства над этой прослойкой ремесленников был, очевидно, особенно строгим: царь считался собственником всех полезных ископаемых, и право добычи металлов принадлежало ему. Кроме того, производство оружия привлекало особое внимание центральной власти.
Большим разнообразием отличались изделия из железа. Для рассматриваемого периода можно проследить некоторое влияние греко-римских и среднеазиатских традиций в изготовлении оружия (например, оружие в Таксиле и других северозападных областях изготовлялось по сакскому образцу), но в целом металлисты следовали местным традициям. Железные и стальные изделия были очень высокого качества и широко экспортировались. В «Перилле Эритрейского моря» упоминается о вывозе индийского железа и стали в порты Африки. В этом сочинении говорится и о вывозе меди. Высоким искусством отличались металлурги. Изделия ювелиров ценились далеко за пределами Индии. В Таксиле находились, очевидно, иноземные ювелиры или ремесленники, знакомые с эллинистическими традициями, так как многие из обнаруженных здесь ювелирных изделий имеют сходство с изделиями из Египта, Сирии. В восточной же Индии внешнее влияние было незначительно.
Дальнейшее развитие получило ткачество, особенно изготовление изделий из хлопчатобумажных тканей. Эти ткани наряду с шелковыми вывозились на Запад, где ценились очень дорого. В индийских источниках первых веков нашей эры упоминаются различные виды хлопчатобумажных тканей разной расцветки. Античные авторы отмечали, что индийский хлопок очень светлый, более чистый, чем в других местах. Особенно известны были бенаресские ткани и тонкие хлопчатобумажные ткани из Бенгалии, о которых упоминал «Перилл Эритрейского моря». На северо-западе производили и шерстяные ткани. Большим спросом, в эллинистических странах и в Риме пользовались специи, благовония, изделия из слоновой кости. Продолжало развиваться и производство стекла. Из него изготовляли посуду и украшения.
В кушано-гуптскую эпоху проходило дальнейшее развитие ремесленных организаций — шрени. Появляются такие формы объединения, как партнерство, о чем упоминают шастры. Ремесленные объединения играли важную роль в экономической жизни, и государство старалось поставить их деятельность под свой контроль. Однако шастры требовали от царя уважать законы шрени и защищать их собственность. Самостоятельность шрени в этот период была столь значительной, что они, судя по надписям, могли сами заключать договоры с частными лицами и даже вступать в соглашения с центральной властью. Шрени получали под проценты деньги от индивидуальных заказчиков. Некоторые из шрени были весьма богатыми и могли дарить буддийским монахам очень дорогие подарки, даже целые постройки. Шрени имели собственные печати и символы Несколько таких печатей с надписями было обнаружено археологами при раскопках поселений первых веков нашей эры.
В рассматриваемый период особого развития достигли внутренняя и внешняя торговля. Были освоены многие необжитые районы, совершенствовался транспорт, улучшались торговые пути. Связи между отдельными областями стали более тесными. Хозяйственная специализация отдельных областей и зон делала необходимым постоянный обмен товарами. Очень интенсивно развивалось денежное обращение. При Гуптах государство обращало особое внимание на строительство дорог и коммуникаций. Однако общение между отдаленными районами в ту эпоху было все же очень ограниченно. Дороги не всегда были пригодны для длительных путешествий, торговцы сталкивались с различными трудностями.
Кроме сухопутной в это время получила развитие и речная торговля. Особенно оживленными были перевозки по Гангу и Инду. Государство следило за поступлением и продажей товаров. Продажа некоторых товаров находилась под строгим контролем государства, существовала и монополия царя на торговлю определенными товарами. В «Законах Ману» говорится о том, что царь может конфисковать все имущество купца, вывозящего товары, торговля которыми является монополией царя Конкуренция существовала как между индивидуальными торговцами, так и между торговыми объединениями.
В городах имелись специальные торговые кварталы и магазины. В «Милинда-панхе» описывается процветающий город Сагала (Шакала) — столица государства Менандра, где имелись специальные лавки по продаже бенаресских тканей, ювелирных изделий, парфюмерии и т. д.
Долина Ганга являлась главной зоной торговли, отсюда торговые пути шли в различные части страны. Основными торговыми центрами были Бхарукачха (греки называли его Баригазы) на западе, Патала (в греческих текстах — Паталене) в дельте Инда, Пушкалавати на северо-западе и Тамралипти (современный Тамлюк) на (востоке. В «Перипле Эритрейского моря» упоминаются дороги, идущие из Пушкалавати на юг. В Восточной Индии славились своими товарами Варанаси, Каушамби, Паталипутра, на западе — Уджаяни.
В «Перипле» упоминается о плавании судов вдоль побережья Бенгальского залива на юг, а «Милинда-панха» говорит о судовладельцах, посещавших Синд, Бенгалию и Корамандельское побережье. С севера привозили шерстяные ткани, с юга — драгоценные камни и специи, с востока — металлы и шелка, с запада — ткани и лошадей. Синд и Арахосия славились своими лошадьми.
Кушано-гуптский период был отмечен бурным развитием внешней торговли. Этому способствовали тесные контакты кушанских, а затем и гуптских правителей с зарубежными странами. Получает развитие морская торговля. Древние индийцы были искусными мореплавателями и умели использовать муссоны, очевидно, задолго до того, как в середине I в. н. э. их открыл греческий мореход Гиппал (правда, некоторые данные говорят о том, что греки знали о муссонах еще раньше). Индийцы торговали с Аравией, Средиземноморьем, их суда доходили до Африки. Это было продолжением и развитием тех контактов, которые издревле установились между Индией и Средиземноморьем, а также Египтом. Очень активными были связи со странами Юго-Восточной Азии и Цейлоном. На Сатаваханских монетах изображены суда, что указывает на развитие морской торговли.
Автор «Перипла Эритрейского моря» видел большие индийские суда на Малабарском побережье, называемые «сангара». Интересно, что в одном из ранних индийских текстов большие суда названы близким термином «сангада». В первые века нашей эры египетские торговцы направляли свои суда в Индию, а индийские купцы, по сообщению «Перипла Эритрейского моря», постоянно проживали на острове Диоскуриада (Сокотра).
Интересной страницей в истории морских путешествий древности явилось путешествие китайского пилигрима Фа-сяна из Индии в Китай. Вначале он из Тамралипти добрался до Цейлона, оттуда через океан на Яву и затем в Китай.
Большую роль в восточной торговле этого периода играл Рим, который вывозил многие товары из Индии, в то же время создавая в Индии свои торговые фактории. Особую известность получила римская фактория в Арикамеду (около современного Поттуччери), где впоследствии были обнаружены римские монеты, амфоры, римское стекло и т. д. Рим имел особую заинтересованность в южноиндийских товарах, и не случайно большая часть монет найдена именно в Южной Индии. Мы внаем о нескольких индийских посольствах ко двору римских императоров Августа, Траяна. Известно также о даре, который направил Августу Пандион, очевидно правитель южноиндийского государства Пандья.
Особой популярностью пользовались на Западе индийские специи (особенно перец), парфюмерия, редкие породы дерева, ткани, а также диковинные птицы и животные.
Когда король вестготов Аларих в начале V в. осадил Рим, он потребовал в качестве выкупа огромное количество перца и получил его. Античные авторы рассказывают об индийских львах, присланных в Рим для показа. При императоре Клавдии демонстрировались индийские тигры. У римской публики особым успехом пользовались индийские попугая.
Индия вывозила также изделия из слоновой кости, шелк, драгоценные камни, раковины, мускус, железо и сталь, золото и медь. В «Перипле» говорится о вывозе индийских рабынь, обученных музыке и танцам. В Помпеях была обнаружена статуэтка из слоновой кости, изображающая индийскую богиню Лакшми. Многочисленные изделия из слоновой кости кушанского времени были найдены в Беграме (Афганистан).
Индия импортировала некоторые товары, о чем рассказывают античные сочинения, материалы археологии и особенно «Перипл Эритрейского моря». Эти товары поступали с Запада преимущественно через морской порт Баригазы. Индия ввозила вино, папирус, ладан, некоторые металлы, злаки (сезам), масла, мед. В рассматриваемый период большое значение приобрел Великий шелковый путь, связывающий районы Дальнего Востока с Западом и проходивший также и через Индию.
В торговле, как и в ремесле, существовали объединения, которые тоже назывались шрени.
В первые века нашей эры получили дальнейшее развитие те процессы в сословной структуре общества, которые начались в предшествующий период: на первый план все больше выдвигается реальное положение человека, его имущественный статус. В то же время родовитость уже не имеет того первенствующего значения, как раньше. В связи с распространением буддизма и джайнизма снижается роль брахманов как основных исполнителей культа.
Многие брахманские роды разоряются, и представители брахманской варны вынуждены заниматься другими профессиями. Падает роль брахманов в идеологической сфере, хотя позднее, в связи с новым возрождением индуизма, их влияние вновь усиливается. Новые явления коснулись и варны кшатриев. Республики, где кшатрии играли ведущую роль, постепенно теряют свое значение. Получает развитие система наемников в армии, что, естественно, повлияло на статус кшатриев — профессиональных воинов. Подобно брахманским, многие кшатрийские роды тоже разоряются, к власти все чаще приходят представители других варн, что прежде было крайне редким явлением.
Интересные сведения приводит в своем дневнике Сюань Цзан. В период его пребывания в Индии там правили пять царей из варны кшатриев, четыре — из брахманов, два — из вайшьев и два — из шудр.
Начавшееся в предшествующий период разложение варны вайшьев активно продолжалось в гуптскую эпоху. Бедные вайшьи фактически приближались к шудрам, положение которых, очевидно в связи с бурным развитием земледелия и ремесла, несколько улучшилось. В источниках все больше встречается упоминаний о применении в земледелии труда шудр. В своих «Записках» Сюань Цзан рассматривал шудр как земледельцев, а в шастрах гуптской эпохи уже отчетливо различаются шудры и рабы. Таким образом, постепенно традиционное варновое деление теряет свое прежнее значение. На первый план выдвигается деление на джати (касты). Джати, как и варны, были наследственными, эндогамными и связанными с определенной профессией. Но это были более мелкие единицы, иногда небольшая группа людей, объединенных экономическими интересами. Число джати постепенно увеличивалось.
Образование джати продолжалось и в более позднее время, вплоть до настоящего. В связи с разделением труда и специализацией особенно возросло число каст в городах, среди различных категорий ремесленников; развивались касты и в деревнях. Джати существовали как отдельный от варн институт. В то же время принадлежность к варне строго соблюдалась. В гуптский период еще не было столь строгих законов для каст, как в более позднее время, еще допускалась в некоторых случаях возможность изменения кастами своих традиционных профессий.
В эпиграфике сообщается о том, что в Западной Индии объединение ткачей по шелку, испытывая трудности в производстве шелка, переселилось в другой район. Ткачи приобрели другие профессии — некоторые стали солдатами, лучниками и даже бардами, т. е. в социальном (варновом) отношении поднялись выше.
Вместе с тем брахманы старались объяснить возникновение джати смешением варн. В связи с нарушением строгих норм общений между варнами брахманские законоведы уделяют особое внимание «чистоте» варн. Только от родителей, принадлежащих к одной и той же варне, потомство считалось чистым и законным. Даже брак брахмана с кшатрийкой рассматривался отступлением от «закона» варн. Дети от смешанных браков зачислялись в другую по отношению к родителям группу, в определенную джати. Так брахманы пытались «объяснить» появившиеся в этот период <в результате развития общества, и прежде всего разделения труда, новые социальные общности — джати.
Гуптский период отмечен широким распространением особых каст — неприкасаемых, стоящих вне варновой системы и занимавших самое низкое социальное положение.
Эти группы должны были выполнять грязную работу (мусорщики, уборщики на кладбищах, мясники и т. д.); представителям высших варн не разрешалось общаться с неприкасаемыми, которые иногда имели специальные знаки — свидетельства их низкого положения. К неприкасаемым стали относить некоторые отсталые племена. Эта прослойка не имела никаких политических прав.
В истории буддизма очень рано наметились различные течения и школы. Уже первые соборы, как отмечалось, выявили разные толкования многих положений буддийской доктрины. К периоду Маурьев оформились два основных направления — стхавиравадины (последователи учения старейших) и махасангхики (сторонники большой общины, которые выступали за более либеральные правила).
Последнее направление явилось, очевидно, основой учения махаяны (большая колесница, широкий путь), последователи которого стали отличать себя от приверженцев хинаяны. Термин «хинаяна» (малая колесница, узкий путь) встречается в буддийских источниках не очень часто. Им обозначались сторонники так называемого ортодоксального буддийского направления. В Индии открытого конфликта между представителями этих школ не было. Вначале число сторонников махаяны было невелико. По сообщению Сюань Цзана, махаянисты следовали хинаянским правилам Винаи. И даже в VII в. н. э., по свидетельству китайского пилигрима Ицзина, в буддийских монастырях Северной Индии вместе проживали последователи хинаяны и махаяны. «Они следовали одним и тем же правилам Винаи и признавали четыре благородные истины буддизма, но те, кто поклонялись культу бодхисаттв и читали махаянские сутры, считались махаянистами, остальные были хинаянистами».
Древнейшие махаянские тексты появляются, очевидно, еще в I в. до н. э., но большая часть их датируется первыми веками нашей эры. Одной из самых ранних была литература праджнамарамитских сутр, переводы которых на китайский язык появились уже в конце II в. н. э. Наиболее популярными сочинениями махаяны являлись «Саддхармапундарика» («Лотос благого закона»), «Ланкаватарасутра» («Сутра о вступлении на Ланку»), «Суварнапрабхашасутра» («Сутра золотого блеска»).
Махаянисты не считали хинаяну враждебным или ошибочным учением. Они рассматривали ее как доктрину, недостаточно подходящую для широкого распространения буддийских идей, слишком индивидуалистическую. Один из основателей махаянской школы йогачаров, Асанга, отмечал ограниченность учения хинаяны. В хинаяне каждый должен был думать о личном «спасении», (достижении индивидуального просветления и нирваны; махаяна же заявляла о сострадании и помощи всем живым существам независимо от их личных качеств. Махаянисты рассматривали юное учение как (возрождение подлинного учения Будды, которое хинаянисты (вибхаджавадины и стхавиравадины) будто бы убивали своим эгоизмом и индивидуализмом. Поэтому они называли свое учение «широким путем», подчеркивая широту трактовки идеи спасения и широкий охват приверженцев буддийского учения.
Одним из важнейших в доктрине махаяны является учение о бодхисаттве. Понятие бодхисаттвы было и в хинаяне, особенно в поздней школе сарвастивадинов (бодхисаттвой считался Гаутама Шакьямуни до его просветления, т. е. до того, как он стал Буддой), но в махаяне культ бодхисаттв приобрел особое значение. Бодхисаттва — существо, обладающее способностью стать Буддой, приближающееся к достижению нирваны, но из великого сострадания к другим существам и всему миру отказывающееся вступить в нирвану. В махаяне бодхисаттва заменяет хинаянистский идеал — достижение архатства.
Махаянисты считали, что одним из главных недостатков хинаяны является узость цели — освобождение для себя, и даже архат (святой человек) не преодолевает полностью оков своего собственного «я»; он стремится достичь нирваны для себя самого, не думая о других, остающихся в кругу сансары, во власти круговорота рождений и смерти. Архат, учили махаянисты, не мог полностью преодолеть различия между собой и другими и достичь, таким образом, состояния «несущности» самого себя. Поэтому следовало подражать не архату, сконцентрировавшему все внимание на своем освобождении, а бодхисаттве, который оставил мирскую жизнь, чтобы помочь другим, живущим в мире.
Приверженцы махаяны упрекали хинаянистов и за узость учения. Если по учению хинаянистов нирваны могли достичь только монахи, полностью порвавшие с мирской жизнью, то, согласно махаяне, высшее спасение было доступно и мирянам. В махаянских текстах постоянно подчеркивается, что бодхисаттвы не желают достижения личной нирваны, а призваны заботиться о благе всего мира, о достижении нирваны всеми живыми существами. Бодхисаттва добровольно принимает страдания, чтобы помочь другим, и воздерживается от собственного спасения, пока все остальные не освобождены от страданий. «Так как все существа больны, то и я болен» — эта фраза из махаянского сочинения вкратце отражала сущность учения о бодхисаттвах. В этом смысле все существа (т. е. все верующие) рассматривались как одно целое. Эти положения махаянского учения делали его очень популярным среди мирян, которым махаяна открывала «пути к спасению», обещая помощь сострадательных бодхисаттв.
Совершенно иной была в махаяне трактовка образа основателя учения Будды и самого понятия «будда». Если в хинаяне Будда был реальным историческим лицом, указывающим верующим пути и способы «спасения», то в махаяне он рассматривался как всевышнее абсолютное существо, как первооснова всего микрокосмоса, приобретая тем самым особое метафизическое и религиозное содержание. Каждое живое существо потенциально может стать Буддой, потому что в нем содержится определенная частица сущности Будды (буддхата). Это состояние Будды наполняет все существующее и выступает в «трех телах», которые являются тремя сторонами единого Будды: дхармакая (тело дхармы) — космическое проявление, самбхогакая (тело блаженства) — божественное проявление среди сверхъестественных существ, нирманакая (тело преобразования) или рупакая (тело облика), когда Будда проявляется в облике человека. Махаянисты признавали существование нескольких будд, в том числе и Гаутаму. Своим проявлением в «трех телах» Будда спасает всех в космическом, божественном и земном мирах.
В махаяне будды и бодхисаттвы становятся объектом почитания. Особое значение приобретает ритуал и обрядность. В буддийском искусстве появляется изображение Будды в облике высшего существа.
Поскольку достижение нирваны, согласно махаяне, происходит с помощью бодхисаттв, то верующие старались добиться их расположения, делая богатые подношения. В первые века нашей эры буддийские монастыри превратились в крупных собственников, которым цари — последователи буддизма и другие богатые донаторы дарили земли, давали большие денежные суммы, различные ценности.
Своеобразным было и махаянское учение о нирване, которая трактовалась в различных махаянских школах по-разному, но в отличие от хинаянистов она рассматривалась здесь не как погашение реальности и уход от нес, а как сама реальность. В махаяне получило разработку учение о парамитах, с помощью которых верующие могли достигнуть духовного совершенства. Основных парамит насчитывалось шесть — щедрость, добродетельное поведение, терпимость, духовная энергия, созерцание и интуиция, позволяющая познать мысль о высшем просветлении. Каждая из парамит рассматривалась как ступень в достижении высшей мудрости (праджня). Таким образом, основы учения хинаяны и махаяны значительно отличались друг от друга, и некоторые буддологи даже рассматривают махаяну как доктрину, совершенно отличную от хинаяны. Другие считают махаяну дальнейшим развитием хинаянских взглядов.
Несмотря на существенные различия в учениях махаяны и хинаяны, у них имелись и общие концепции в изложении доктрины. Оба эти направления заявляли о спасении и путях к нему, рассматривали все существующее как изменяющееся и преходящее, признавали учение о карме и допускали достижение нирваны, хотя и разными путями.
Наиболее известными махаянистскими школами в первые века нашей эры были мадхьямики и йогачары. Создателями учения мадхьямиков можно считать выдающихся философов Нагарджуну и Арья-даву, которые жили во II в. н. э. Махаянские сочинения в ото время уже существовали, на них ссылается в своих трудах Нагарджуна.
В основе доктрины мадхьямиков лежит учение Нагарджуны о шуньяте (дословно — пустота), поэтому эта школа часто называется шуньявада. Согласно Нагарджуне, все существующее, как материальное, так и духовное, нереально. Вместе с тем шунья — это отрицание несущности, это полное отсутствие дуальности. Шунья имела, таким образом, не негативный, а позитивный смысл. Мадхьямики делали вывод об отсутствии противопоставления нирваны и сансары. Они учили, что после прохождения всех парамит, достигнув высшего уровня духовного совершенства, объект будто бы уже не отличается от субъекта, нирвана — от мира, а существование — от несуществования. Учение Будды — его дхарма объявлялась шуньей. Учение Натагрджуны — одно из самых значительных этапов в истории буддизма, оно оказало большое влияние на развитие идей махаяны и религиозно-философской мысли Индии в целом.
Создателями учения йогачаров считаются Асанга и Васубандху (IV–V вв. н. э.). Эта школа признавала реальным только сознание, а весь материальный мир — нереальной иллюзией. Поэтому основное внимание йогачары уделяли сознанию и методам совершенствования мыслительных способностей человека.
Махаяна (особенно учение мадхьямиков) получила широкое распространение во многих странах Азии, в основном на Дальнем Востоке. Она легко уживалась с местными верованиями и вбирала в себя местные культы. В самой же Индии в (гуптскую эпоху влияние буддизма заметно падает.
Несмотря на распространение махаянистских идей в первые века нашей эры и развитие хинаянских и махаянских философских школ, буддизм в гуптскую и особенно послегуптскую эпоху утрачивает свое влияние. Фактически наступает упадок буддизма на его родине. В записках китайских путешественников рассказывается о заброшенных монастырях, а в литературных сочинениях гуптской эпохи с осуждением говорится о буддийских монахах. Судя по имеющимся сведениям, гуптские цари были последователями вишнуизма и шиваизма, хотя придерживались, очевидно, политики религиозной терпимости. Постепенно центром буддизма становится Северо-Западная Индия и Кашмир. В Гангской долине все большее значение приобретают вишнуизм и шиваизм.
Упадок буддизма совпал с другим важнейшим событием в истории индийской религии и культуры — возрождением индуизма, хотя фактически многие черты этого учения и культа никогда не исчезали. Исключительная легкость, с которой индуистская традиция впитывала отдельные местные культы, философия, допускавшая одновременное существование многочисленных интерпретаций в виде фактически независимых друг от друга школ, сохранение и развитие традиционных социальных институтов страны (это касается в первую очередь защиты кастовой системы) — все это в конечном итоге сделало индуизм, этот своеобразный религиозный синтез, более приемлемым для самых различных слоев населения, чем реформационные системы. К началу средних веков буддизм хинаяны фактически исчезает в Индии, становясь основной религией Цейлона, а позднее Юго-Восточной Азии. «Северный» вариант буддизма (махаяна) сохранял еще некоторое влияние в стране в течение ряда веков, но постепенно как в мифологии, так и в культе он сближался с индуизмом. Индуизм оказывал все большее влияние на буддизм, в буддийских монастырях появляются даже изображения индуистских божеств. Интересно, что Будда был объявлен одним из воплощений бога Вишну. К VIII–XV вв. индуизм окончательно ассимилирует все собственно индийские направления махаяны.
К гуптской эпохе ортодоксальный брахманизм также претерпел значительные изменения. Старые божества утратили популярность, безнадежно устаревшим и излишне сложным выглядел и ритуал, предписанный текстами Вед и Брахман. Но тем не менее философские представления Упанишад и Бхагавадгиты создавали возможность для включения любых местных культов п верований в освященную веками брахманистскую традицию.
Формирование системы, получившей единое название «индуизм» (или, точнее, «хинду дхарма» — «индийский закон») только много веков спустя, когда с приходом арабов понадобилось дать всей этой группе культов какое-то обобщающее обозначение, началось задолго до гуптской эпохи и было связано с первыми попытками примирить мифологию брахманизма с местными верованиями аборигенных племен (главным образом дравидийских).
Первое из двух главных направлений индуизма — вишнуизм возник еще в маурийскую эпоху, но значительное распространение получил в гуптский период. Главное божество Вишну в ранних текстах выступает под именем Нараяна. Нараяна-Вишну, очевидно, божество аборигенов Северной Индии. Уже тексты Брахман называют его могущественным богом и ставят иногда даже выше поздневедийского творца вселенной Праджапати.
Позднее Нараяна отождествляется с Вишну — одним из ведийских вариантов солнечного божества. Имя бога Вишну, судя по всему, также аборигенного происхождения. В дальнейшем этот двойственный образ упоминается уже исключительно под именем Вишну, а религиозное течение, объявляющее его верховным божеством, получает название вишнуизма.
Необыкновенная популярность вишнуизма в Индии объяснялась в значительной мере поистине уникальной способностью этой ветви индуизма ассимилировать различные верования. Это осуществлялось с помощью разработанной системы вьюх и аватар. Суть понятия «вьюха» состоит в том, что всемогущее божество Нараяна-Вишну последовательно раскрывает себя в четырех различных формах; с Вишну, таким образом, слились еще несколько популярных местных божеств, среди них едва ли не заслоняющий Нараяну в последующей литературе Васудэва. Многие атрибуты средневекового Вишну восходят именно к Васудэве: он связан с божественной птицей Гарудой. В вишнуизм было включено еще одно местное божество — Кришна, которое вскоре стало одним из самых популярных. Кришна — божество пастухов, он изображается шаловливым юношей, вступающим в любовные игры с пастушками. Таким образом, система вьюхи помогла растворять в вишнуизме образы Васудэвы и Кришны.
Еще более значительной по результатам оказалась синкретическая тенденция, связанная с понятием «аватары». Слово ото означает «нисхождение» или, точнее, «земное воплощение божества в интересах людей». Ранняя литература упоминает четыре аватары Нараяны-Вишну, в дальнейшем перечень доходит до 29. Подобный принцип совмещения разнородных мифов позволил вовлечь в сферу вишнуистских сюжетов представления из самых различных культов. Перечислим только наиболее известные из них. В трех из своих образов Вишну выступает в виде животного: как гигантский вепрь он спасает Землю от гибели в водах; в час потопа он в форме рыбы влечет за собой индийский ковчег — корабль, на котором спасается патриарх людей Ману; как черепаха он участвует в процессе пахтания океана. Как божественный герой Рама он вступает в брак с Ситой (богиней земледелия) и, освобождая ее от демонического властителя Раваны, завоевывает Ланку. Тема эта послужила затем центральным сюжетом прославленной «Рамаяны» Вальмики.
Существенным отличием индуизма не только от брахманизма, но и от большинства других религиозных систем является то, что это учение связано не с одним, а с тремя божествами, причем каждый из них в принципе равноправен двум остальным. Этот чисто индийский вариант «троицы» получил название «тримурти» (т. е. три образа). Он включает в себя Брахму — бога творца, Вишну — бога хранителя вселенной и Шиву — бога разрушителя. Первый из них — Брахма пришел в индуизм из собственно ведийского пантеона, в позднейшей религии он скорее выражение самой идеи творения, чем самостоятельное божество. В отличие от Вишну и Шивы (а также от Богини-Матери Шакти, занявшей важное место в индуистском пантеоне) Брахме почти не посвящалось храмов, хотя в богословской литературе он и часто упоминался. Вместе с тем каждый из этих трех богов отображал весь мир. Последователи Вишну именовали его не только хранителем, но и создателем и разрушителем вселенной. Шива также мог сочетать все три космогонические функции. Эта черта открывала дорогу как к веротерпимости, так и к естественному сосуществованию различных философских учений. Это внутреннее единство целого и части, примитивной религиозности и абстрактного умозрения, пронизанного мистикой, представляет собой характернейшую черту индуизма как системы, которая в дальнейшем вобрала в себя все основные религиозные течения Индии.
Наряду с вишнуизмом очень большую популярность приобрели шиваизм и шактизм. Шива вошел в брахманистскую литературу как двойник Рудры — ведийского божества грозы и ураганных ветров, окруженного сонмом жестоких и враждебных людям духов. Отождествление это — явление весьма позднего времени. В действительности же здесь имеет место процесс вовлечения в брахманизм местного божества, культ которого был связан с верованиями населения южных районов Индостана, подобно тому как Нараяна-Вишну служил отражением религиозных верований населения северной части страны.
Культ Шивы связан с экстазом. Шива в представлениях индийцев танцует та поляне для сожжения умерших, он натирает свое тело погребальным пеплом, на шее у него вместо гирлянды ожерелье из черепов. Когда он является в мир в образе нищего аскета, чашей для подаяния ему служит человеческий череп. Другие атрибуты также подчеркивают его страшную силу и могущество: одеждой ему служит тигровая шкура, оружием — трезубец, лук и топор. Впрочем, разрушение — только одна из двух сторон его активности. Шива не только божество аскетизма и жертвоприношений, он также и защитник людей в их обычном, повседневном существовании. Шива чрезвычайно популярен среди индийского населения, особенно на юге страны.
Постоянными спутниками его выступают Ганеша и Сканда, также, по-видимому, по происхождению независимые дравидские божества. Образ Ганеши хранит в себе черты глубочайшей древности: у него человеческое туловище и голова слона, его везет огромная крыса, он связан с миром демонов и подземным царством. Включение его в шиваистский пантеон — искусственный компромисс, относящийся к более позднему времени.
Сканда — преданный сын Шивы — представлен целомудренным юношей, не знающим тайн любви и не имевшим матери (легенда возводит его рождение непосредственно к Шиве). Он царь могущественных воителей, поэтому борьба с враждебными демонами занимает в его мифологической биографии особенно значительное место; в целом же образ Сканды — один из сложнейших во всей индуистской традиции.
Вслед за усвоением мифологических образов Нараяны-Вишну и Шивы наступила эпоха восприятия брахманизмом грандиозной совокупности распространенных в Индии культов верховного женского божества. В сущности начало процессу положило уже почитание мужских божеств, вошедших в систему индуизма вместе со своими женскими ипостасями: Лакшми (супруга Вишну) и Ума, или Парвати (жена Шивы).
Ритуал индуизма существенно отличался от брахманистского, он сложился в раннем средневековье и сохранился в ортодоксальной брахманской среде почти без изменения до наших дней. В большинстве своем индуизм просто заменил древнейших богов новыми божествами общеиндийской религиозной системы; так, Праджапати отождествлялся с Брахмой и отчасти с Нараяной.
Но были и принципиально новые моменты культа. Старая религия не знала культовых сооружений, почти неизвестен ей был и скульптурно выполненный материальный образ божества. Индийская религия на новой стадии проявилась прежде всего в иных формах богопочитания: храм воспринимался как «дом божества»; деятельность жрецов превратилась в постоянное оказание услуг своему «господину»; статуя олицетворяла личное присутствие бога; каждое утро ее торжественно омывали, опрыскивали благовонными жидкостями, выносили на улицы города, чтобы бог мог насладиться видом своих приверженцев, затем снова вносили в храм, где божество веселили музыкой и изысканными танцами, выполнявшимися обычно профессиональными танцовщицами.
Особое развитие получает индуистская архитектура: храмы индийского средневековья являются значительным достижением индийского искусства.
Следующая эпоха в развитии индийской характеризуется уже становлением самостоятельных философских школ.
Философия, связанная с индуизмом, делится по традиции на шесть даршан (систем). Общей чертой, определившей их религиозную принадлежность, является признание авторитета Вед, закона кармы и веры в «конечное (т. е. мистическое) освобождение» как в главную цель существования человека. С точки зрения оригинальности эти системы весьма не равноценны[6]. Список открывает ньяя — собрание логических правил и наставлений в области техники доказательств и полемики; собственно философские обобщения здесь почти отсутствуют. Вклад этой системы в создание и развитие логики как отдельной области знания был весьма значительным, она оказала благотворное влияние на индийскую науку в целом, что особенно проявилось в позднейшую эпоху. За ньяей следует вайшешика, близкая к ней в ряде отношений, но впитавшая одновременно и некоторые материалистические представления. Основа этой школы — безбрежный атомизм, когда вещи распадаются на отдельные неделимые частицы (ану), комбинации их порождают все многообразие окружающей нас природы. Из этого делается вывод, что целью существа, познавшего характер реальности, является освобождение от перерождений и привязанности к внешним объектам. Это несколько противоречивое соединение натурализма и мистицизма представляет собой любопытный пример ассимилирования наивно-материалистической системы идеалистической традицией.
Система санкхья занимает промежуточное положение между материализмом и идеализмом[7]. Происхождение ее относится к глубокой древности, она не уступает в возрасте Упанишадам и полнее, чем они, воплощает представления стихийного материализма этой архаической эпохи. Основой бытия признается в ней непосредственно воспринимаемая природа (пракрити). Однако в восприятии законов ее существования сказывается уже влияние положений Упанишад: все в мире следует в своем становлении трем основным направляющим силам, первая из которых — раджас (энергия, движение) — воплощает в себе созидающий импульс бытия, вторая — тамас (инертность) — являет собой его диалектическую противоположность, третья — саттва (ясность, самосознание) — знаменует внутреннее, отвлеченное постижение происходящего.
Признание этого чисто духовного в своей основе элемента равнозначным движению и покою в материальном конструировании природы свидетельствует о значительной идеалистической струе внутри самого существенного, натурфилософского раздела философии санкхьи. Еще более очевидно этот идеалистический аспект проявляется в учении о пуруше (чистой духовности). Пуруша санкхьи — несомненное порождение Упанишад. Он не действует, сущность его — созерцание. Он присутствует во всех вещах, и только благодаря его присутствию они и становятся существующими. Он непознаваем и неуловим и все же наличествует в любой, даже в самой незначительной материальной вещи. Соединение пуруши с пракрити (духа с природой) порождает 25 элементов, т. е. первоначальных форм существования, включающих, согласно санкхье. как чисто духовные (например, интеллект), так и вполне материальные (вода, земля, воздух и т. д.) сущности. Дуализм санкхьи проявился и в ее попытке совместить близкое материализму представление о «самодвижении природы» (присутствие пуруши подразумевается в любом ее проявлении) с идеалом религиозного освобождения, целиком совпадающим с традицией Упанишад. Только познав естественное движение вещей, утверждает санкхья, человек способен понять все безграничное превосходство постоянного и неизменного духа над непостоянной, лишенной устойчивости материальной природой. Из этого положения закономерно следовал призыв к самоуглублению и аскетической тренировке.
Санкхья оказала огромное влияние как на светскую культуру, так и на различные религиозные направления индуизма. Материалистический элемент при этом постепенно вытеснялся; все же школа эта достаточно ясно выразила свою центральную, в принципе антииндуистскую идею — отрицание религиозного абсолюта в какой бы то ни было форме и особенно последовательное неприятие любых представлений о личном, антропоморфном божестве.
К санкхье примыкает йога — система, получившая особую известность в связи с теми конкретными правилами психофизической тренировки, которые она рекомендовала для достижения «состояния освобождения». В раннем произведении этой школы — «Йога-сутре» Патанджали намечены только общие принципы системы. Позднее она привела к созданию учения о так называемой восьмичленной йоге, имея в виду, что все предписываемые ею упражнения можно условно разделить на восемь видов; важнейшие из них связаны с контролем над дыханием (пранаяма), различными фиксированными положениями тела (асана), сосредоточением мысли на каком-либо одном объекте (дхьяна). Разумеется, технические моменты — только начальная ступень системы; цель ее — будто бы достигаемая в трансе утрата сознания своего «я» — (самадхи). С философской точки зрения йога не самостоятельна: она всецело повторяет основные положения санкхьи, отказываясь, однако, от самого смелого из них — отрицания божественности. Последователи этой школы чтили личное божество, что помогало им найти общий язык с практическим индуистским культом.
Миманса (пятая даршана) — также неоригинальна, но направленность ее, тенденция иная. Она пытается последовательно вернуться к Ведам, проявляя в этом стремлении даже большую бескомпромиссность, чем ортодоксальное индуистское богословие. Основой всякого знания она провозглашает тексты ведийских сборников — самхиты. Подобно многим другим индийским религиозно-философским системам, миманса глубоко практична, но практицизм этот особого рода. Центральным вопросом остаются в ней принципы и нормы ритуала, правильное богопочитание. В разработке этой идеи миманса по существу отходит даже от подлинного духа ведийской традиции. В Ведах жертвы приносились ради богов, в мимансе боги существуют ради жертвы. Они перестают быть властителями природы, вторгающимися в движение стихий и жизнь людей, здесь они лишь необходимое звено ритуальной схемы, так как без них практика жертвоприношения утратила бы свои смысл. Естественно, что подробные и зачастую казуистические толкования отдельных ритуальных предписаний Вед занимают в текстах мимансы основное место; собственно философские проблемы отходят при этом на второй план. Миманса рассматривалась всегда как некоторое (скорее религиозное, чем философское) предисловие к последней из даршан — веданте, призванной послужить ее подлинно теоретической основой.
Веданта занимает в ряду этих школ особое место. Оставленное ею наследие огромно, в эпоху средневековья она одерживает решительную победу над другими даршанами.
Материализм в истории индийского мышления занимал особое место и играл значительную роль. К сожалению, изучение материалистической традиции представляет большие трудности, так как мы не располагаем текстами, непосредственно относящимися к этой группе школ. Это обстоятельство ни в коей мере не противоречит факту существования таких текстов в действительности.
Последующее торжество идеалистической тенденции, очевидно, привело к тому, что материалистические трактаты если и не уничтожались, то и не переписывались (а в Индии с ее влажным климатом это было уже равносильно уничтожению). На наличие текстов такого рода указывают подробные «опровержения» материалистических систем, которые сохранились в индуистских и буддийских текстах.
Почву для материализма создавала сама древнеиндийская мысль, тяготевшая во многом к естественнонаучному объяснению явлений природы. Материализм, черпавший свое вдохновение из наиболее существенных черт архаического мировоззрения, имел в соперничестве с идеализмом даже некоторое принципиальное преимущество, так как идеализм вынужден был с откровенной тенденциозностью интерпретировать древнейшие тексты. Различия в основных положениях двух традиций — материалистической и идеалистической — были столь существенны, что каждый из оппонентов не только не пытался затушевать положения своих идейных противников, но скорее утрировал их, чтобы подчеркнуть их неприемлемость для себя. Материалисты отвергают не один только авторитет Вед, они отказываются также от идеала религиозного (точнее — мистического) спасения, представлений о переселении душ и закона кармы. Радикализм такого подхода яснее всего виден из того, что ни джайнизм, ни буддизм при всем их негативном отношении к брахманистской идеологии не решились подвергнуть сомнению ни один из этих тезисов. Отсюда следует отрицание любого ритуала и богопочитания (не только ведийского), причем эти внешние формы религиозности критикуются уже не с точки зрения их «примитивности» по отношению к более высокому истолкованию религиозной истины, а отвергаются вообще.
Позитивные аспекты учения материалистов известны, к сожалению, в самых общих чертах. Все материалистические школы признавали «природное», непосредственное развитие любых явлений и вещей из первоначальных элементов. В конкретном перечне элементов наметились, однако, различия: воздух, огонь, вода и земля не вызывали сомнений ни у одной из разновидностей материализма, пятый же элемент — не воспринимаемый чувственно эфир представлялся многим данью идеализму. Споры по этому вопросу дали основу для одного из расколов внутри собственно материалистических школ.
Сложнейшей проблемой для всех материалистов было отношение сознания к непосредственно ощущаемому «вещному» бытию. Материалисты делились в зависимости от ответа на данный вопрос на представителей упрощенного варианта их общей доктрины, трактовавших психику в чисто механистических категориях, и на более серьезную разновидность того же учения, признававшую невозможность свести мышление к примитивным, атомарным формам движения. Конструктивному решению препятствовала неразвитость в ту эпоху естественнонаучных представлений.
Источники сохранили нам названия отдельных материалистических школ. Самыми влиятельными среди них были чарваки и локаятики (этимология названий не вполне ясна). В древности влияние этих школ вынуждены были признать представители всех основных религиозных течений страны. Хотя с переходом к средним векам наступает постепенное падение роли материалистических школ в культурной жизни, след, оставленный этой тенденцией в развитии индийской мысли, был весьма значительным.
Материалистическая традиция и представители материалистических школ существовали вплоть до позднего средневековья. В послегуптскую эпоху их влияние прослеживается в основном в южных районах Индии.
К сожалению, сохранилось немного текстов литературных сочинений, относящихся к кушанской эпохе. Наши знания о развитии санскритской литературы в первые века нашей эры основываются на произведениях, созданных в гуптский период. Однако, согласно традиции, ко времени Канишки (начало II в. н. э.) относится творчество Ашвагхоши — замечательного писателя и драматурга, одного из создателей буддийской санскритской литературы и крупного философа. Многие из сочинений Ашвагхоши до сих пор нам еще неизвестны, но сохранились во фрагментах следующие его поэмы на санскрите: «Буддхачарита» («Жизнеописание Будды»; известен полный текст в китайском и тибетском переводах), «Саундарананда» («Сундари и Нанда») и драма «Шарипутрапракарана» («Драма об обращении в буддизм Шарипутры»). Уже в древней Индии эти сочинения Ашвагхоши пользовались большой популярностью, и побывавший в Индии в VII в. буддийский паломник И-цзин писал о том, что сочинение «доставляет сердцу читателя настолько большое удовольствие, что он не устает постоянно повторять «поэму»».
Хотя «Буддхачарита» и «Шарипутрапракарана» посвящены чисто буддийской тематике и пропагандируют учение Будды, они высоко поэтичны и художественны. Ашвагхоша следует эпической традиции и рисует жизнь, полную драматизма и душевных переживаний.
Своими пьесами Ашвагхоша открывает историю древнеиндийской драматургии, получившей блестящее развитие в творчестве Бхасы, Калидасы, Шудраки и др. С именем Бхасы связывают 13 пьес, но, какие из них действительно были написаны этим замечательным драматургом, сказать пока трудно. Бхаса тоже использует эпическую традицию, хотя его пьесы построены уже по строгим законам драматургии. Некоторые современные исследователи справедливо считают, что ряд пьес Бхасы являются древнейшими образцами индийской трагедии. Это было, безусловно, смелым нововведением Бхасы, выступавшим против установившихся канонов. Эту линию в древнеиндийской драматургии продолжил Шудрака, автор пьесы «Мриччхакатика» («Глиняная повозка»). Здесь излагается история пылкой любви разорившегося купца и гетеры.
Одной из жемчужин древнеиндийской литературы являются произведения Калидасы (конец IV — начало V в. н. э.) — поэта, драматурга и писателя, творчество которого — яркая страница в истории мировой культуры. Переводы произведений Калидасы стали известны на Западе в конце XVIII в. и сразу же были с восторгом приняты читателями. В России перевод части драмы Калидасы «Шакунтала» был сделан писателем Н. М. Карамзиным в 1792–1793 гг. В предисловии к этой публикации Н. М. Карамзин писал, что драма содержит высочайшие красоты поэзии и величайшее искусство.
Перу Калидасы принадлежит, очевидно, значительное число сочинений, но пока ученые располагают тремя драмами: «Шакунтала» (или «Узнанная по перстню Шакунтала»), «Малявикагнимитра» («Малявика и Агнимитра»), «Викраморваши» («Мужество Урваши»), поэмой «Мегхадута» («Облако-вестник») и двумя эпическими поэмами: «Кумарасамбхава» («Рождение Кумары») и «Рагхувамша» («Род Рагху»).
В основе всех произведений Калидасы — образ человека с его переживаниями, мирскими заботами, радостями и печалями. Это уже значительный шаг вперед по сравнению с Ашвагхошей, создававшим идеализированный образ Будды и его верных учеников. Многие из героев Калидасы — цари; поэт не только прославляет их подвиги, но и осуждает их неблагородные поступки. Некоторые сочинения Калидасы свидетельствуют о развитии поэтического эпоса — так называемой махакавьи. И в драмах, и в поэмах Калидасы сюжет отличается драматизмом, а описание природы и человеческих переживаний — особой лиричностью и гуманизмом. Не порывая с предшествующей традицией, Калидаса во многих отношениях выступил как новатор. Поэтому его творчество так понятно и близко народам Индии на протяжении многих столетий.
Длительный период развития прошел и древнеиндийский театр. В эпоху Гуптов стали появляться специальные трактаты о театральном искусстве, в которых подробно разбирались задачи театра и театральных представлений, различные жанры театральных сочинений и т. д.
До настоящего времени сохранился один из таких трактатов — «Натьяшастра», приписываемый Бхарате и датируемый учеными первыми веками нашей эры. «Натьяшастру» справедливо называют энциклопедией древнеиндийского театра. В ней дискутируются различные вопросы, связанные с театральным искусством, — об архитектуре театра, игре актеров, видах драматических произведений, музыке, технике сцены и т. д.
Когда Европа познакомилась с первыми образцами древнеиндийской драмы, то многие ученые писали о том, что индийский театр имеет древнегреческое происхождение. Однако теперь стало совершенно ясно, что театр в Индии возник самостоятельно, независимо от внешних влияний. Более того, индийская театральная традиция древнее античной и теоретически значительно богаче.
В гуптский период были оформлены самые ранние из пуран — сборники сказаний о богах, царях и героях, которые содержат мифологические и космологические представления древних индийцев. Пураны создавались в течение длительного времени, подвергаясь значительному изменению и редактированию.
Первыми веками пашей эры датируются некоторые дхармашастры, такие, например, как «Законы Яджнавалкьи».
Среди памятников санскритской литературы следует отметить «Панчатантру» (III–IV вв. н. э.) — сборник коротких рассказов и притч, очень популярный в Индии и за ее пределами. Уже в раннем средневековье появились переводы «Панчатантры» на пехлевийский, сирийский, арабский языки. На Ближнем Востоке этот сборник был известен как «Калила и Димна». Позже с ним познакомились в Европе, и влияние «Панчатантры» на восточную и европейскую литературы было весьма заметным.
С гуптской эпохой можно связывать появление первых памятников южноиндийской литературы на тамильском языке. Одним из самых известных произведений раннего этапа тамильской литературы был «Курал» — сборник изречений, составление которого традиция приписывает представителю земледельческой касты Тируваллувару. «Курал» безусловно основывался на фольклорном материале и уже в древности был очень популярен. В IV–V вв. н. э. появляются также сборники лирических поэм на тамильском языке.
Литература других южноиндийских народов появляется позднее, в эпоху раннего средневековья.
Первые века нашей эры ознаменовались важными научными достижениями достижениями. Особое развитие получили математика, астрономия, медицина, химия. Появляются научные трактаты по различным научным дисциплинам. Развитию математики способствовали нужды экономики. Математические знания были необходимы и при строительстве религиозных сооружений, и для совершения культа.
В эпоху Гуптов жили выдающиеся математики Арьябхатта, Варахамихира и Брахмагупта, открытия которых предвосхитили многие научные достижения нового времени. Арьябхатта знал значение π, равное 3,1416. В это время была уже известна и теорема, известная нам как теорема Пифагора. Арьябхатта предложил оригинальное решение линейного уравнения с двумя неизвестными, которое близко к современным методам решения.
Древние индийцы ввели систему исчисления с применением нуля, которая затем была заимствована арабами (так называемые арабские цифры), а от них и другими народами.
Школе Арьябхатты были известны синус и косинус.
Последователь Арьябхатты Брахмагупта предложил решения целой серии уравнений.
Больших успехов добились индийские ученые в астрономии. До нас дошли некоторые из трактатов по астрономии — сиддханты, которые свидетельствуют о высоком уровне астрономических знаний древних индийцев.
В гуптскую эпоху уже знали о движении светил, о причинах затмений Солнца и Луны. Арьябхатта высказал идею о видимом вращении неба (в действительности вращение Земли вокруг своей оси). Брахмагупта (за много столетий до Ньютона) полагал, что падение предметов происходит по причине земного притяжения.
Любопытный материал по астрономии, географии, минералогии содержится в сочинении Варахамихиры «Брихатсамхита».
Для целей металлургии нужны были знания законов химии. Древние индийцы славились плавкой стали, умением приготовить стойкие краски, обрабатывать ткани и кожи, приготовлять различные лекарства. В ряде трактатов упоминается о применении ртути. В V в. появляются первые научные трактаты по химии и алхимии. Некоторые из них традиция приписывает выдающемуся философу Нагарджуне.
Высокого развития достигла медицина, в том числе анатомия. В медицинских сочинениях первых веков нашей эры имеются подробные описания человеческого тела, излагаются методы вскрытия трупов, рассказывается о функциях различных органов. Организм человека представлялся как комбинация из пяти главных элементов — эфира, огня, ветра, воды и земли, и все патологии, по мнению древних индийцев, возникали из-за изменения пропорций между этими элементами. В это время знали о хирургическом вмешательстве с применением различных инструментов. Существовали уже такие специальные разделы медицины, как педиатрия, невропатология, фармакология, отоларингология. Большое внимание уделялось распознаванию и лечению болезней. Особое значение придавалось водным процедурам, применению трав, диете.
До нас дошли научные трактаты по медицине, принадлежавшие перу Чараки (II в. н. э.) и Сушруты (IV–V в.н. э.). В текстах упоминается о таких сложных операциях, как трепанация черепа, ампутация рук и ног, удаление катаракты.
В кушано-гуптский период в новую фазу развития вступает как светская, так и религиозная архитектура. Уже на рубеже нашей эры был создан великолепный пещерный комплекс в Карли (недалеко от Бомбея). Главный храм — чайтья, самый большой пещерный храм Индии, имел около 38 м в длину, более 14 м в ширину и почти 14 м в высоту. В зале — два ряда колонн, ступа и множество различных каменных скульптур. Свет внутрь попадал через особые отверстия с деревянными решетками. По фасаду шло большое число рельефов: кроме фигур Будды были статуи донаторов. Весь огромный комплекс сделан в монолите скалы и поражает своей величественностью. В гуптскую эпоху получили развитие традиции пещерной архитектуры, наиболее ярким образцом которой являлись пещерные храмы в Аджанте. Для пещерных храмов этого периода характерно богатство скульптурных изображений на фасадах.
Большинство памятников религиозной и светской архитектуры было выполнено из дерева, и поэтому они до нас не дошли Но все те отдельные каменные сооружения, которые сохранились от гуптской эпохи, свидетельствуют о высоком уровне архитектуры. Один из древнейших наземных храмов находится в Санчи и датируется V в. н. э. Колонны портика несут капители с фигурами львов, сходные со знаменитой львиной капителью на колонне Ашоки. Храм в Санчи был создан на основе лучших традиций индийской архитектуры.
Еще более ранним временем (IV в. н. э.) датировался небольшой буддийский храм в Наланде, основания которого сохранились до настоящего времени. В Наланде, громадном университетском комплексе, где училось более 10000 студентов, были многочисленные постройки культового и жилого назначения.
В IV в н. э. началось строительство огромного буддийского храма в Бодх-Гае. Высота основной башни достигала 55 м. Это один из самых высоких буддийских храмов Азии.
Большие по размерам буддийские монастыри были и в Северо-Западной Индии. В Таксиле уже во II в. н. э. начали возводить монастырь Дхармараджику, а к V в. н. э. это был целый комплекс помещений и построек.
Расколки многослойных городищ вскрыли остатки светских зданий первых веков нашей эры. О таких сооружениях нам рассказывают и изображения на ступах в Санчи и Амаравати Дома были в несколько этажей Очень величественны царские дворцы.
В кушанскую эпоху сложилось несколько направлений в изобразительном искусстве, скульптуре.
В Средней Азии процветала местная бактрийская школа, в произведениях которой были сильны светские черты, в Северо-Западной Индии — гандхарская школа, в долине Ганга— матхурская и на юге, в Андхре, — школа Амаравати.
В гандхарской скульптуре прослеживаются различные влияния — греко-римское, среднеазиатское, очень значительна буддийская струя. Некоторые ученые полагали, что гандхарские скульптуры были изготовлены эллинизированными индийцами, другие авторами работ считали даже римских мастеров. Хотя западное влияние здесь действительно было значительным, в основе гандхарской школы лежали местные традиции. В скульптуре Гандхары очень рано появляются изображения Будды в образе человека. До этого Будда изображался розничными символами колесо (чакра), трон, дерево Бодхи и т. д. Возможно, что в этом оказывалась влияние махаянских идей
В некоторых скульптурах Будды и бодхисаттв ученые склонны видеть явное влияние статуй Аполлона Бельведерского, но многие черты Будды имеют чисто местную основу. Отличен был материал, назначение скульптур, связанных в Индии, как правило, с архитектурой Сюжеты были индийскими, но в технике исполнения, безусловно, чувствуется греческое влияние. По словам некоторых искусствоведов, гандхарский скульптор имел сердце индийца и руки грека Гандхарские традиции в скульптуре оказали заметное влияние на изобразительное искусство многих стран Центральной Азии и Дальнего Востока.
Своеобразием и самобытностью отличалась матхурская школа, где наряду с буддийской скульптурой значительное место занимала светская скульптура — это фигуры кушанских правителей и мирян — богатых донаторов. Здесь целая портретная галерея. В целом в матхурской школе скорее чувствуется влияние более древних джайнской или маурийской скульптур. Знаменательно, что в Матхуре, очевидно, независимо от Гандхары, тоже появляются антропоморфные изображения Будды, возможно, даже несколько раньше, чем на северо-западе страны. Фигуры Будды передают земной образ проповедника, но уже проявляются некоторые черты отрешенности.
В Амаравати скульптура как бы дополняет буддийскую ступу, построенную во II в. н. э. Сцены посвящены в основном жизни Будды, но весь колорит чисто местный, передающий специфику художественных канонов этой школы Чувствуется здесь и влияние художественных традиций Севера.
В эпоху Гуптов уже не так отчетливо прослеживаются различие и специфика отдельных направлений изобразительного искусства Вырабатывается более однородная скульптурная традиция, основанная главным образом на традициях североиндийской школы в Матхуре Получает развитие буддийская трактовка образа Будды, идет дальнейшая эволюция в передаче мирского облика учителя и проповедника, который те перь рисуется высшим существом божественного типа.
В позднегуптскую эпоху в связи с упадком буддизма несколько видоизменяются каноны буддийской скульптуры, образ Будды становится явно схематичным. Он приобретает единые канонические и стилистические черты, и скульптурные изображения Будды, обнаруженные в различных областях страны, очень схожи друг с другом. Характерны статуи Будды V в. из Султангапджа (Бенгалия) и Сарнатха (близ Бенареса). Первая фигура, сделанная из меди, была довольно внушительных размеров — высота более 2 м и вес около 1 т. Будда уже изображен как воплощение неземной силы. Это подчеркивают широкий таре и узкая талия, почти незаметная мускулатура. Вся фигура выполнена в стиле «трех наклонов»: голова немного наклонена, правая рука, согнутая в локте, в позе «абхая-мудра». Образ проповедника подчеркнуто идеализирован, поза непринужденна, передает состояние внутреннего сосредоточения, на лице блаженная улыбка.
Возрождение индуизма также оказало непосредственное влияние на скульптуру: широко распространяются скульптуры вишнуистских и шиваистских богов. Большинство (индуистских скульптур гуптской эпохи посвящено Шиве. Возможно, что изображение Будды в образе человека, характерное для буддийской скульптуры первых веков нашей эры, оказало влияние на передачу образов индуистских божеств.
Однако индусы рассматривали фигуры своих богов, даже придавая им человеческий облик, как определенный символ, и поэтому они могли иметь несколько рук, каждая из которых символически ассоциировалась с конкретным божеством или выполняемыми им функциями.
Наряду с чисто религиозной в гуптский период получила развитие так называемая полусветская и светская скульптура.
Гуптская эпоха явилась важным этапом в развитии древнеиндийской живописи. Подлинным шедевром индийского и мирового искусства являются знаменитые росписи Аджанты (современный штат Махараштра). По технике выполнения это не были фрески в точном смысле этого слова [8]. Живопись покрывала стены и потолки 29 пещер. Сюжеты очень разнообразны: здесь и сцены из жизни Будды, иллюстрации к джатакам, портреты Будды, фигуры якшинь, различные узоры и т. д. Прекрасно передана природа, различные моменты обыденной жизни, придворные сцены. Посетивший в VII в. пещеры Аджанты Сюань Цзан писал, что на стенах храма начертано «все великое и все малое». Замечательны краски, передающие всю гамму цветов. Росписи делались по сухой штукатурке.
«Фрески» Аджанты начали создаваться в догуптскую эпоху, а затем выполнялись в течение нескольких столетий. Влияние этой живописи те только на индийскую, но и на культуру ряда других стран Востока было поистине огромным.
Уже в глубокой древности Индия была тесно связана со многими зарубежными странами. В течение столетий эти контакты развивались и укреплялись, индийская культура проникала в другие этнокультурные зоны, происходил процесс взаимного обогащения культур.
Наиболее древними и тесными были историко-культурные связи Индии с Ираном, которые прослеживаются уже в эпоху неолита. Древние индийцы и иранцы были родственны друг другу в этническом и языковом отношениях. Особый этап индо-иранских связей начался после образования Ахеменидской державы, когда некоторые области Северо-Западной Индии вошли в состав империи Ахеменидов. Ахеменидская культура (архитектура, скульптура) оказала влияние и на развитие индийской культуры эпохи Маурьев. Из Индии же в Иран проник буддизм, там были хорошо известны многие достижения индийской науки и искусства.
Новые раскопки советских археологов в Средней Азии показывают, что непосредственные контакты между южными районами Средней Азии и Индией существовали уже в эпоху Хараппской цивилизации, но особенно интенсивными они стали в кушанскую эпоху. Среднеазиатские традиции проникают в Индию вместе с кушанами и саками, а в Средней Азии распространяется буддизм, и здесь знакомятся со многими достижениями индийской культуры.
Судя по надписям, обнаруженным в Средней Азии, в кушанский и гуптский периоды индийцы основали там свои поселения, строили крупные монастырские комплексы. Наиболее ярким доказательством этого являются буддийские монастыри в Кара-Тепе (около Термеза, первые века нашей эры) и в Аджина-Тепе (Южный Таджикистан, VII в. н. э.). В Средней Азии были найдены и письменные свидетельства ее непосредственных связей с Индией — буддийские рукописи на бересте и пальмовых листьях.
В первые века нашей эры усилились торговые связи Индии с Китаем, которые осуществлялись через Великий шелковый путь, а также морем. В Китай были направлены индийские посольства и буддийские миссии. В III в. н. э. здесь появились крупные буддийские монастыри, начался перевод буддийских сочинений на китайский язык.
В первые века нашей эры в Центральной Азии были основаны индийские колонии, о которых нам хорошо известно из найденных документов на кхароштхи.
Связи Индии с Цейлоном были налажены с момента появления на острове первых индоарийских колонистов в VI в. до н. э. В маурийскую эпоху, когда начал распространяться на Цейлоне буддизм, культурные контакты получили особое развитие. Индийская культура оказала огромное влияние на сингальскую литературу, архитектуру, религию. С давних времен Индия торговала со многими государствами Юго-Восточной Азии, затем в некоторых из них появились индийские поселения, а вместе с поселенцами проникали санскрит, многие достижения индийской культуры. В первые века нашей эры индийские общины появились в Индонезии.
Уже в эпоху Хараппской цивилизации были установлены торговые и культурные связи с Шумером. Позднее индийцы развивали морскую торговлю с Аравией и Африкой, укрепляли связи со Средиземноморьем, Египтом.
Новый период связей Индии с Западом начался после похода Александра Македонского, когда греки непосредственно познакомились с Индией, ее населением, традициями этой страны. В кушанскую эпоху упрочились контакты Индии с Римом; туда с щедрыми дарами направлялись индийские посольства.
Несмотря на связи с античным миром, влияние на Индию греческой и римской культур в целом было незначительным. Оно коснулось в основном верхушки общества и ограничивалось областями Северо-Запада и западного побережья. Вместе с тем индийское культурное влияние стало проявляться в западной науке, философии, культуре. Поддерживая и развивая тесные торговые и культурные контакты с зарубежными странами в течение многих столетий, Индия сохраняла специфику и самобытность своей культуры, идеологии, традиций, форм общественной и государственной жизни.
Традиции древнеиндийской цивилизации оказали огромное влияние на последующее развитие индийского общества и культуры в целом. Поистине огромен «клад древней Индии в общую сокровищницу мировой цивилизации.