История Рай-авеню

Глава 1

Уилли потер живот. Боль была невыносимой Он уже проглотил три или четыре таблетки и выпил стакан апельсинового сока, но боль не проходила.

«Вот же сука, — думал Уилли, — заболеть раком желудка в пятьдесят три года».

До прошлого года у него все было нормально Он хорошо выглядел, с помощью хирургов. Постоянно поддерживал себя в хорошей форме: был стройным и сильным. Его волосы были скорее белокурыми, чем седыми.

Когда у него обнаружили рак, он отказался от лечения. Зачем торопить события? Он протянет столько, сколько возможно, а потом при помощи укола уйдет из жизни.

Уилли было интересно знать, как отразится его смерть на его брате Мише. Он все это время содержал своего умственно отсталого братишку. За тем ухаживали всякие экономки — мыли его, регулярно меняли одежду и белье, кормили. Он жил в трехкомнатной квартире в Нью-Йорке, пока с ним не случился сердечный приступ. Ему было уже сорок лет.

Уилли в это время как раз находился в Нью-Йорке, подписывая очередной контракт. Он только взглянул на маленького человека с огромной головой и сразу же решил направить его в Фордхэмскую больницу, откуда его перевели в частную палату лучшей нью-йоркской больницы в Харкнис-Павильон.

Миша был единственный человек, который бескорыстно любил Уилли. Он никогда ни о чем не просил и радовался, если ему уделяли хоть немного внимания. Маленький Миша был похож на домашнее животное.

Уилли думал, что хоть забота о Мише зачтется ему на Страшном суде.

Чертово католическое воспитание. Все это ничего не будет значить, если он продолжит свои попытки заключать сделки с Богом. На самом деле он ни во что не верил.

Что ж, он скоро узнает, какие тайны ждут его после смерти. И даже сама эта мысль говорила о том, что в глубине души он верит.

Или нет?

Последний год в его жизни, несмотря на болезнь, был весьма замечательным. Он записывал свои воспоминания на магнитофон. Он ничего не забыл и никому ничего не простил. Припомнил даже этих сучек-монашек, которые били его и омрачали его детство.

Он вспоминал людей и события, произошедшие с ним в далеком прошлом. Воспоминания простирались до самых последних дней, когда был снят его фильм о взрослеющей девочке, за который он получил приз на Каннском фестивале. Это был его самый любимый фильм.

Уилли знал все о людях, с которыми встречался в жизни. У него была масса информаторов, которые, как пчелы мед, постоянно собирали для него сведения. У него были деньги, и он нанимал самых лучших сыщиков.

Теперь Уилли наговаривал на магнитофон все то, что знал. Он говорил о себе, о своих женах, о своих детях, о своих преступлениях и тайнах, а также о тех людях, которых знал с детства и за которыми следил всю жизнь. Теперь ему известно, что из них вышло, чего они достигли. Он знал об их общественной и частной жизни. К правде он подмешивал ложь — впоследствии трудно будет отличить одно от другого. Если он сообщает такие страшные сведения о себе, то никто не будет сомневаться в том, что факты и о других подлинны.

Наступает время, когда он рассчитается со всеми. Пусть его не будет на свете, когда разразится скандал. Ему спокойнее умирать, зная об этом. Сознание этого даже помогало бороться с болью.

Однако чувство удовлетворения мешалось с каким-то разочарованием и даже грустью. Жизнь его оказалась как бы пустой… Все могло быть по-другому.

Уже в четырнадцатилетием возрасте он знал, кто он такой. Он был чужаком, которого все ненавидели.

Если бы только эти люди относились к нему иначе! Если бы они признали его и включили в свой круг, ничего подобного не случилось бы.

После того, как они убили Сташева, Данте собрал их всех вместе и стал учить, как им нужно себя вести. Но никто не сказал ему: «Уилли, ты был с нами, теперь ты навсегда повязан с нами одной, тайной, ты — наш».

Вот что ему было нужно.

Но Данте велел ему идти домой и держать язык за зубами. Никто не пришел к нему после того, как арестовали его отца. В то время Уилли вдруг показалось, что все в его жизни изменится: два самых главных мучителя в его жизни, отец и Сташев, были устранены. Но по-настоящему ничего не изменилось. Как будто его не было с ними в тот вечер.

Но он был с ними.

Несмотря на то, что Уилли добился в жизни больших успехов, он так и не отделался от ощущения, что люди к нему несправедливы. Если бы только они знали, как он нуждался в дружбе, в теплых словах, в доверии.

Уилли знал, что Данте считает, будто облагодетельствовал его, когда устроил на работу шофером к своим дядям, которые послали его потом в Голливуд. Но все это делалось не ради Уилли, а ради самого Данте.

Он устроил Джина на телевидение, но тот не хотел разговаривать с ним и вспоминать старые дни. Он держался отчужденно. Он вел себя так, как будто они никогда не были вместе на Змей-горе.

Уилли внимательно наблюдал за Джином, таким красивым и талантливым. Он помнил, как Вальтер обнимал Джина в подвале, а тот испытывал сексуальное возбуждение.

Черт, ведь всем известно, что священники трахают мальчиков.

Уилли хотел обвинить Джина в гомосексуализме. Он послал к нему одного молодого человека, который должен был соблазнить его, но Джин не проявил к тому никакого интереса.

Уилли знал все о пребывании Джина в Ватикане. О том, что он был любимцем богатых вдовушек и жил в роскоши. Носил дорогую одежду, ездил на дорогих автомобилях, посещал шикарные рестораны, гостил на загородных виллах.

Теперь все знали, что Джин ждет смерти добродушного кардинала, чьи дни сочтены, чтобы занять его место.

Бен Херскель и Чарли О’Брайн постоянно ассоциировались в сознании Уилли. Они участвовали в убийстве Вальтера. Удивительным было то, как они встретились в Германии, особенно принимая во внимание тот факт, что Бен был капитаном, а Чарли только капралом. Но они оставались друзьями. Ловко они убрали этих эсэсовцев. С первым Бен расправился в одиночку, но второго ему помог убрать Чарли. Уилли был несколько удивлен, он не предполагал, что у них хватит мужества, чтобы совершить такое.

Чарли был единственным неудачником из всей команды — всего лишь пожарник. Для Уилли было загадкой: почему он решил перейти в иудейскую веру? Однако вскоре он понял.

Оказывается, Чарли годами занимался тайной поставкой оружия в Израиль. Да, этот невинный на вид и такой добрый Чарли, говорящий приятным тенором, стал одним из самых крупных поставщиков оружия. Его визиты в Израиль носили как бы частный характер, но в действительности это были деловые поездки.

Что ж, пусть теперь этими друзьями занимается ФБР. Пришло время расплаты.

Теперь эта Меган Маги. Чертова калека, которая считает себя выше других. Ее вечно защищали и выгораживали. Что ж, и о ней Уилли было известно все.

Она и ее подружка Пэтси были влюблены друг в друга, но потом Пэтси вышла замуж, и они долго не виделись, пока не повстречались перед смертью Пэтси. Насколько он мог понять, Пэтси заболела, и причиной ее болезни был ее муж и ее семья. Она прочитала какие-то статьи Меган и пришла навестить свою бывшую подругу, живущую в Гринич-Виллидже.

В голове Уилли начал создаваться сценарий. Пэтси завидует своей подруге. Она предлагает ей заняться тем, чем занимались в юности. Ведь никто не узнает. Меган смеется в ответ: слишком поздно, детка. И Пэтси едет к Эмпайр Стейт Билдингу.

А зачем Меган нужна была эта Пэтси? У нее есть новая подруга — Сюзи Гинзбург. Она встретила эту лесбиянку в Варм-Спрингс, должно быть, научила ее таким вещам, о которых та и не подозревала. Именно Сюзи познакомила Меган с Майком Келли. Майк Келли был известным иллюстратором детских книг и наркоманом. Психиатр Меган привязала Майка к себе при помощи наркотиков.

Уилли хотел бы знать, рассказывала ли Меган своему мужу о той роли, которую играла она в убийстве Вальтера Сташева. Да, все правильно, ее там не было. Ее прикрыли, но она все же была там, черт возьми, и принимала участие в убийстве.

Тот факт, что у Меган и Майка был сын, для Уилли ничего не значил. Меган по-прежнему оставалась извращенкой. Она завела сына для отвода глаз.

Меган, Меган. Уилли предлагал ей такую возможность для обогащения. Среди ее клиентов могли быть самые знаменитые и богатые люди в стране. Но она отвергла его предложение, как будто он оскорбил ее чем-то.

Он знал все о ее тете Катерине: убийца младенцев и шлюха богача. Уилли знал, что Меган сделала аборт при помощи своей тети. Теперь-то она богатая леди и живет во Флориде на деньги, добытые нечестным путем.

А отец Меган, Фрэнки Маги? Все знали, что с его помощью и за деньги можно получить любую престижную должность.

У Уилли и на него материал.

Меган, Меган, все ведь могло быть по-другому.

Уилли иногда поражала беспечность людей: неужели они думают, что их темные делишки так и останутся навсегда тайной?

Теперь этот Данте Данжело, сенатор от штата Нью-Йорк, итальяшка, примеривающийся к роли президента США. Сестра у него — сумасшедшая, а мать его жены покончила жизнь самоубийством, умертвив при этом своего новорожденного. Но все это дело замяли, потому что ее муж, дон Альдо Сантини, был важной фигурой. Влияние и могущество церкви распространялось и на людей, поставляющих церковное вино.

Данте, который нанес Сташеву несколько смертельных ударов, сказал потом ребятам, чтобы они все это забыли. Однако этого не произошло.

Родственникам Данте, Руччи, не нужно быть связанными с мафией, они сами мафия.

Данте Данжело сделал ребенка Мариане Радзински, а потом отказался от нее.

Его сын погубит отца и отомстит за Уилли.

Волнуясь, Уилли ждал прибытия парня на виллу. Он не видел его лет пять или шесть. Теперь тот уже взрослый человек. Ему около тридцати, и он добился успеха. Тоже изменил свое имя — теперь он Дэнни Уильямс, и, не имея даже школьного образования, стал знаменитым журналистом.

Уилли все время наблюдал за Дэнни. Он хотел его использовать в своих целях.

Дэнни был независимым, умным парнем, который добивался своих целей, все видел, но умел держать язык за зубами. Чем-то он напоминал Уилли самого себя.

Дэнни мог прославить кого-то в своей статье, но мог и уничтожить. Все старались поддерживать с ним хорошие отношения, и лучше всего это можно было сделать путем предательства других. Теперь он уже не писал о деятелях культуры и шоу-бизнеса, он перешел на политиков. Чтобы больно разбиться, надо высоко залезть.

Уилли сидел возле бассейна. Ярко светило средиземноморское солнце. Уилли было не по себе. Раздался телефонный звонок. Дэнни звонил ему из Америки. Да, он получил его письмо, но не успел на него ответить. Однако он его обдумал. Да, он приедет к Уилли. Он никогда еще не был в Европе и обязательно воспользуется этой возможностью.

Уилли откинулся в кресле и закрыл глаза. Он слышал, как Миша танцует в холле. Бедняга все еще надеялся стать танцовщиком, участвовать в международном состязании и получить приз. Он хотел стать звездой. Не понимал, что он не танцует, а просто топает ногами, совсем не в такт музыки. Ему было наплевать на это.

Впервые за многие годы Уилли вспомнил о своих родственниках. Когда его братья и сестры приехали к нему в Голливуд, он отказался принять их. Он не имел с ними ничего общего, точно так же как и с матерью, которая постоянно выходила замуж то за одного пьяницу, то за другого, которые били ее смертным боем.

И вот теперь он ждал Дэнни Уильямса, который по документам значился его сыном.

Его дети разъехались по всему миру. Никто из них не подавал никаких надежд. Иногда он давал им какие-то деньги, но не слишком часто. Ему было плевать на них. Да, мы живем в суровом мире.

Дэнни Уильямс наконец прибыл. Путешествие измотало его. Уилли послал за ним в аэропорт свой лимузин. Он зашел к нему в комнату только для того, чтобы убедиться, что тот ни в чем не нуждается. Ему принесли ужин. На следующее утро они встретились за завтраком на террасе, с которой открывался вид на Средиземное море.

Уилли смотрел на Дэнни глазами режиссера. Из него получился бы неплохой герой кинофильма — выходец из рабочего класса, крутой, но и нежный, сообразительный, загадочный, знающий жизнь, чувственный. Он был хорошо одет — легкий костюм темного цвета, белая рубашка и шелковый галстук. Его черные волосы и глаза контрастировали со светлой кожей. Сломанный нос делал его несколько агрессивным и плохо сочетался с чувственным ртом. У него был твердый подбородок.

Держался он спокойно и достойно. Этакий цивилизованный панк. Дэнни вытащил из пачки сигарету и прикурил от изящной золоченой зажигалки. Он вел себя как кинозвезда. Уилли завидовал ему.

Уилли кивнул на блюдо с фруктами и пирожными, на кофейник с горячим кофе и мороженое. Дэнни выпил чашку черного кофе, потом с любопытством стал разглядывать Уилли. Он улыбался и говорил в несколько насмешливом тоне:

— Что ж, папа Уилли. Похоже, тебе приходит конец. Зачем ты позвал меня сюда?

Уилли подавился персиком и закашлялся. По его подбородку тек сок. Он вытер его салфеткой и слегка подался вперед, сгорбившись.

— Ты здесь для того, Дэнни, чтобы узнать правду. Я должен многое тебе рассказать.

Около шести месяцев Дэнни слушал то, что Уилли записал на свой магнитофон, обсуждая услышанное с режиссером. Он задавал вопросы и записывал ответы.

— Данте Данжело известно о моем рождении?

— Он должен знать. Из-за этого они и послали Мариану на Западное побережье со мной в качестве ее мужа.

Он увидел, что взгляд Дэнни стал жестким, и спросил:

— Твоя мать говорила тебе… о Данте, и о наших с ней отношениях?

Дэнни отвечал тихим голосом:

— Мать много чего мне рассказывала. Да, кстати, Уилли, моя младшая сестра, Долорес, приедет сюда и будет печатать на машинке.

— Что? Я думал, что ты…

— Слушай, я плохо печатаю, Уилли. Не беспокойся, Долорес часто помогает мне в моей работе. Я ей полностью доверяю. Ей только что исполнилось двадцать, и, я думаю, мне не надо предупреждать тебя…

Уилли пожал плечами:

— Пару лет назад стоило бы предупредить. А теперь…

Он все же получил удовольствие от красоты этой девушки. Она была высокой, стройной, с красивым телом. О, как же Уилли не хотел умирать!

Когда все было наконец напечатано, Дэнни отправил сестру в Париж, где та работала в знаменитом Доме мод. Она хотела стать модельером. Уилли прочитал рукопись. Это была месть ребятам с Рай-авеню.

К тому времени, когда вернулся Дэнни, Уилли уже умирал. Он кутался в свитера и теплые вещи, несмотря на жару. Он страшно похудел и осунулся. Лицо его посерело. Дэнни был потрясен той переменой, которая произошла с Уилли всего за несколько недель.

Уилли нужно было встретиться со своим адвокатом, и он уехал с виллы, оставив Мишу под присмотром Дэнни. После его смерти вилла переходила к Дэнни.

— Он не намного переживет меня, — сказал Уилли. — Погаснет, как падающая звезда.

Он засмеялся и тут же начал задыхаться.

— Миша — маленькая звезда. Дэнни, ты и Миша — мои наследники. Ты имеешь все права на публикацию моей автобиографии. Тебе не следует обращаться в престижные издательства. Пусть все печатается в «желтой прессе». Потом об этом узнают во всем мире. Как бы там ни было, этим ребятам придется оправдываться до конца своих дней.

— Как много из всего этого является правдой?

Лицо Уилли исказила гримаса. Он сжал зубы, чтобы не вскрикнуть от боли.

— Тут много правды. Ты чем-то удивлен?

— Я не могу понять, Уилли, зачем тебе это нужно.

Хриплым шепотом Уилли ответил ему:

— У меня есть на это свои причины. Слушай, возьми с собой Мишу на прогулку сегодня вечером. Своди его в ресторан. В парк, в кино или еще куда-нибудь. Я не хочу, чтобы он был здесь, когда я…

Дэнни покачал головой:

— Нет, ты не можешь умереть сегодня вечером.

— Слушай, парень, я покончил со всеми своими делами. Пришло мое время. Не переживай, Дэнни.

Дэнни Уильямс встал, повернулся спиной к Уилли, потом сел напротив умирающего:

— Уилли, я не переживаю, по мне нужно поговорить с тобой. А потом можешь и умирать.

— Я не понимаю тебя, Дэнни. Что…

— Я слушал тебя все эти месяцы и работал над рукописью. Теперь, Уилли, моя очередь.

— Что ты имеешь в виду?

Уилли Пейсек весь дрожал, пытаясь понять по выражению лица Дэнни и его улыбке то, что он хочет сказать ему.

— У меня есть что сказать тебе, Уилли. А после того, как я скажу тебе это, делай свой укол.

Он пододвинул свой стул поближе к шезлонгу, на котором сидел Уилли. Тот знал, что сейчас должно произойти нечто ужасное.

— Помнишь, как ты рассказал своему старику о том, что действительно случилось тем вечером на Змей-горе? Боже, ты даже воспроизвел этот эпизод в одном из своих фильмов. Так ты отомстил ему за все обиды. Ну что ж, Уилли, у всех должна быть такая возможность.

После того как, через несколько часов, Дэнни закончил свой рассказ, стало ясно, что укола уже не понадобится.

Уилли умер, выслушав всю историю до конца. Он сидел, закутанный в свои одежды, которые уже не могли согреть его. Ветерок шевелил белокурые, седеющие волосы.

Дэнни некоторое время смотрел на него, потом прошел в дом и сказал одному из слуг, чтобы тот вызвал священника и гробовщика. Затем он помог Мише умыться и переодеться. Он отвел его в тихий и уютный ресторанчик, где никто не мог помешать им хорошо провести время.

Глава 2

Данте смертельно устал. У него был обычный день, сплошная кутерьма. Сначала завтрак с представителями профсоюза государственных служащих. Потом небольшое выступление перед евреями Бруклина. Затем из своего офиса на Манхэттене он разговаривал по телефону с Вашингтоном.

Он принимал просителей, беседовал со своими помощниками, нуждающимися в его советах. Встречался с представителями демократической партии.

Стал разбирать свою почту, нетерпеливо бросая письма в корзину с надписью «ответить лично». Открыл календарь и увидел, что сегодня вечером предстоит посетить обед в ресторане «Вальдорф» и приветствовать там делегатов ООН. На листке календаря было также написано: позвонить Бену Херскелю, договориться с ним о встрече после обеда.

В восемь часов утра Данте улетал в Вашингтон. Он должен был дать интервью Дэнни Уильямсу. Ему не хотелось делать этого, но у журналиста хорошая репутация. Его статьи печатали самые престижные журналы.

Будь осторожен, Данте, этот парень очень умен. Но ведь он знает, как вести себя с этими писаками. Он страшно устал и хотел вздремнуть.

Его помощник, маленький, кругленький лысый человек по имени Джерри Малдонато, трижды постучал в дверь, а потом приоткрыл ее и просунул голову:

— Он здесь, босс. Выглядит ничего, на мой взгляд.

Данте посмотрел на него поверх очков:

— Пусть подождет пять минут. Я просматриваю текст выступления в «Вальдорфе». Что, туда обязательно надо идти во фраке?

— Иначе вы будете белой вороной, босс. Я уже приготовил ваш костюм. Он здесь на всякий случай, если вы решите не ехать к себе на квартиру.

— Я, конечно же, поеду туда, как только закончу беседу с этим журналистом. Мне нужно принять горячий душ. Отправь фрак туда.

— Хорошо, босс.

Когда-то давно Меган посоветовала Данте найти себе верного помощника, и таким человеком стал Джерри Малдонато. Он был только на пять лет старше Данте, но относился к нему по-отечески. В свое время был боксером, барменом и тайным агентом. Они знали друг друга еще с тех пор, когда Данте впервые стал конгрессменом. Джерри оказал Данте ряд услуг. В основном он занимался сбором нужной информации. Он был чрезвычайно предан своему боссу.

Данте немного исправил текст своего выступления. Это была обычная речь, которая произносится во время обедов. Они просто хотели, чтобы он присутствовал там, одетый во фрак.

Раздалось три стука в дверь, и в кабинет вошел Джерри в сопровождении хорошо одетого молодого человека. Джерри поставил на чайный столик поднос и спросил: «Что-нибудь еще?». Данте покачал головой. Джерри еще раз взглянул на журналиста и вышел.

Данте снял очки, протянул молодому человеку руку и был удивлен тем, как крепко тот ее пожал и как долго не выпускал из своей руки.

Данте жестом предложил ему сесть на кожаный диван и спросил, не хочет ли он кофе.

Журналист отказался, а Данте выпил чашку, чтобы взбодриться. Он взглянул на часы и сказал:

— Не обижайтесь, но к шести часам нам надо закончить беседу.

Дэнни Уильямс посмотрел на свои часы и спокойно произнес:

— О, я полагаю, что вы уделите мне гораздо больше времени, сенатор.

Тон был нагловатый, на лице журналиста показалась улыбка, он явно развлекался. Данте насторожился. У него не было ни времени, ни желания играть в какие-то игры. Надо прекратить немедленно все это голливудское шутовство.

— Послушайте, давайте начинать, хорошо?

Он потер рукой подбородок. Надо еще побриться. Журналист наблюдал за ним с едва заметной улыбкой на лице.

— Послушайте, мистер Уильямс, у вас что, есть проблемы? У меня совсем нет времени. Вы будете брать интервью?

— У меня нет проблем, но у вас они будут, сенатор.

Данте резко встал и указал на дверь:

— Послушай, сынок, хватит. Не знаю, на что ты намекаешь, но с меня довольно. Вот дверь, мистер Уильямс.

Журналист сел поудобнее:

— Это не моя настоящая фамилия. Это журналистский псевдоним.

«Боже мой, — подумал Данте, — я оказался в одной комнате с психом. Что он замышляет?». Данте хотел снять трубку телефона и позвать Джерри, чтобы тот выставил этого парня.

Но парень резко вскочил с дивана и стал между Данте и столом, на котором находился телефон. Данте сделал глубокий вздох и отступил на шаг назад. Он держал себя в руках. Нельзя провоцировать сумасшедшего, но нельзя и показывать, что ты боишься его.

— Хорошо, парень, рассказывай.

Дэнни Уильямс улыбнулся:

— Я расскажу вам о вас, Данте.

«Где же, черт возьми, этот Джерри? Он ведь чувствовал, что здесь что-то не так. Боже, неужели придется драться с этим придурком?»

— Не волнуйтесь, сенатор. Посмотрите лучше на меня внимательно. Слушайте, мы же с вами одного роста. Неужели мое лицо вам незнакомо? Разве я не напоминаю вам кого-то?

«Никогда не спорь с сумасшедшим. Надо его успокоить».

— Мне кажется, вам следует сказать мистеру Малдонато, что вы не поедете в «Вальдорф» сегодня вечером. Нам с вами о многом нужно поговорить.

— Слушай, друг…

— О, нет. Мы не друзья. Начнем с того, что мое настоящее имя Даниэль Уильям Пейсек.

Данте растерялся.

«Хорошо. Расслабься. Пейсек. Уильям».

— Твой отец — Уилли Пейсек?

— Так написано в моем свидетельстве о рождении.

Молодой человек был очень спокоен. В его черных глазах светился ум, вся его поза выражала явное чувство превосходства над собеседником.

— Мать говорила, что я похож на своего отца.

— О чем ты говоришь? Уилли маленький, худой, русоволосый, а ты… — Данте сделал шаг назад и оперся на стол.

— Да, это точно. Уилли был коротышкой. О нем можно говорить в прошедшем времени. Он умер неделю назад. Уилли был очень талантливым режиссером, но плохим отцом. Даже своих родных детей он не баловал, — он улыбнулся Данте. — Я сейчас вам кое-что покажу.

Он увидел выражение испуга на лице Данте и легонько прикоснулся к его плечу:

— Это не смертельно. Хотя в каком-то смысле, возможно, и смертельно.

Данте наблюдал за тем, как он взял свой кейс, лежащий на диване, открыл его и вынул толстую, аккуратно переплетенную рукопись.

— Это наследство оставил мне Уилли. Тут есть и кое-какие мои заметки, — он раскрыл рукопись и взял фотографию, которую передал Данте.

— Вы, конечно, помните мою мать, Мариану Радзински? Маленький ребенок, которого она держит на руках, это я. А вот мое свидетельство о рождении. Моими родителями считаются Мариана и Уилли. Все задокументировано. Это было частью сделки, не так ли?

Данте держал в руках фотографию и свидетельство, рассматривая их. Он сел и уставился на рукопись, лежавшую на столе. Его голова начала дрожать. Глубоко в душе он все время помнил о том, что случилось с ним тогда. И вот теперь его прошлое, которое он так хотел забыть, стояло перед ним.

Он посмотрел снизу вверх на Дэнни Уильямса, который начал говорить:

— Это автобиография Уилли. Мы вместе работали над ней. Боже, Уилли был настоящий монстр. Он не забыл ни малейшего фактика из того, что случилось с ним в жизни. Я думаю, он начал все записывать, когда еще был ребенком. У него много ящиков, забитых блокнотами, дневниками, записными книжками.

Он прервал речь и внимательно посмотрел на Данте.

— И что?

— И он знал все до мельчайших деталей о всех вас, бывших с ним на Змей-горе.

— О чем ты говоришь, черт возьми?

— Вы знаете, о чем я говорю, Данте. Я не мог только понять одного — зачем вы все ему понадобились. Но там и обо мне есть. Неприятные вещи. Я не догадывался, что он это знает. Я пока попью кофе, а вы читайте. История начинается холодным декабрьским вечером, 28 декабря 1935 года.

Данте нажал на кнопку, и в комнату вошел Джерри Малдонато. Твердым, решительным голосом Данте сказал:

— Скажи, что я не могу быть сегодня на обеде в «Вальдорфе». У меня болит голова и высокая температура.

Джерри посмотрел на Данте, потом на журналиста, потом опять на Данте.

— И не беспокой меня. Вообще, поезжай домой, Джерри.

Джерри встретился взглядом с Дайте, которого знал много лет. Он не сказал ни слова, только кивнул и вышел из кабинета.

Дайте посмотрел первые страницы, потер глаза, потом достал из верхнего ящика стола очки для чтения. Прочитал несколько страниц, снял очки, достал бутылку виски, налил немного в хрустальный стакан и выпил залпом.

Он внимательно посмотрел на Дэнни Уильямса, который удобно устроился на кожаном диване и чувствовал себя превосходно.

— Что ты хочешь, Дэнни?

— Я хочу, чтобы все вы прочитали эту рукопись. У меня есть копия для каждого из вас. Хорошо, что все вы сейчас в Нью-Йорке.

Данте потер подбородок кулаком. Журналист рассмеялся. Данте уставился на него.

— Я всегда вот так же потираю подбородок, когда волнуюсь. Неужели это у меня наследственное?

Глава 3

Меган сидела, поставив ноги на подушечку, которую предложил ей Данте. Бен и Чарли устроились рядом друг с другом, а Юджин восседал, прямой как свеча, на жестком стуле. Квартира Данте была почти такой же, как и раньше. Он и жена пользовались ею иногда, приезжая в Нью-Йорк посетить театр или какой-нибудь званый обед. Их дочери с мужьями останавливались здесь на пару дней, посещая манхэттенские музеи и выставки.

— Как много правды в книге Уилли? — спросила Меган.

— Какая, к черту, разница? — фыркнул Бен.

— Ну, что касается меня, я не знаю, где там правда, а где ложь.

— Дело не в этом, Меган, — сказал Данте. — Если книга будет напечатана, нам придется ответить на все обвинения.

— Мы до конца своих дней только и будем знать, что оправдываться, — Бен Херскель встал, подошел к небольшому бару и налил в свой стакан еще водки. — Я могу сказать вам прямо сейчас, что все написанное им обо мне и Чарли, правда. Я убил одного эсэсовца сам лично, а второго с помощью Чарли. В моей стране мои действия не осудят, скорее наоборот. С моей помощью были также пойманы некоторые военные преступники.

— А как насчет поставки оружия? — спросил Данте.

— Хорошо. Вам я могу сказать. Чарли был моим посредником номер один. То, чем мы занимались, совершенно незаконно. Но только таким образом нам удалось вооружиться, черт возьми. Маленькая нация идет на все, чтобы выжить.

Чарли откашлялся. У него было круглое, честное лицо, которое так нравилось Меган с самого детства.

— Мы делали то, что должны были делать, Данте. Наше правительство не только знает о подпольной торговле оружием, но и поощряет ее. Только так могут вооружиться и постоять за себя такие страны, как Израиль.

Бен прервал его:

— Ты знаешь это лучше других, Данте.

Данте не стал ни подтверждать, ни отрицать предположение Бена.

— Давайте вернемся к этим эсэсовцам. Все это задокументировано службой безопасности в то время?

— Было решено, что они покончили с собой. Двух офицеров перевели в другие части за некомпетентность. На этом расследование закончилось, — Бен пожал плечами. — И он обвиняет нас в убийстве Сташева. Об этом есть официальное решение суда. Его старика казнили за убийство. Итак?

Дайте поднял руку:

— Вернемся к этому позднее.

Заговорила Меган:

— Я не была там. Вы помните?

— Уилли утверждает, что была, дорогая, — сказал Бен.

Меган подняла брови, в голосе ее зазвучали детские нотки:

— Кто? Я?

Юджин откашлялся и глубоко вздохнул:

— Разрешите мне сказать о его обвинениях против меня. Во время пребывания в Ватикане я пользовался популярностью у женщин, которые жертвовали на нужды церкви большие денежные суммы. Им доставляло удовольствие делать мне всякие подарки. Они дарили мне костюмы, сшитые на заказ. Не буду отрицать моей вины. В сущности, это были порядочные женщины, у которых не все гладко в личной жизни. Но ни с одной из них я не вступал в половую связь. Так что обвинения Уилли лживы.

Меган подняла руку.

— Теперь моя очередь, — она понимала, что они читали все это вранье и полуправду, которая там написана о ней. — Он коснулся моего детства, что ж, я расскажу о нем. Моя дружба с Пэтси была просто дружбой. Никакого секса между нами не было. Мы хотели быть мальчишками, потому что девочкам не позволено многое из того, что позволено ребятам. Пэтси рано вышла замуж, и у нее было много детей. Я встретила Сюзи Гинзбург в Варм-Спрингс, когда мы обе лечились там. Когда она вернулась домой в Гринич-Виллидж, мы стали подругами. Да, Сюзи была лесбиянка, но она не домогалась меня и не компрометировала меня. Она познакомила меня с художниками, артистами, писателями, радикалами. Благодаря ей я познакомилась со своим мужем, Майком Келли.

Данте положил руку ей на плечо. Она очень разволновалась.

— Меган, ты не обязана защищать себя перед нами.

— Да, я знаю. Вы все знаете меня. Но, возможно, мне придется защищать себя и своих родственников в другом месте. Я этого не боюсь. Нет проблем. За себя я отвечу. Но он напал на моего мужа, отца и тетю, которую я так люблю.

Чарли сказал:

— Успокойся. Мы все знаем, каким лживым ублюдком был этот Уилли.

— Я знаю, Чарли. Дайте мне сказать про Майка. Он страдал от депрессивных психозов. Я связывалась с одним психиатром из Австрии, защитившим диссертацию, темой которой был препарат литиум. Он пробовал лечить им больных, подобных Майку, которому лекарство, слава Богу, помогло. Майк не был наркоманом.

— Я не понимаю, — сказал Чарли, — зачем Уилли собирал всю эту информацию о нас? Скажи мне, Меган.

Она покачала головой:

— Уилли непростой человек. У него было трудное детство. На этой почве у него развился невроз. Все это очень сложно. Я не понимаю, почему он не избавился от своего заболевания в зрелые годы, когда добился такого успеха в своей жизни.

— Я не понимаю, — сказал Чарли.

— Это не имеет значения, понимаешь ты или нет, — сказал Бен. — Уилли всегда был чокнутым.

— И довольно злобным, — сказала Меган. — Он назвал моего отца мошенником, а мою тетю шлюхой…

Чарли подошел к ней, взял за руку и нежно поцеловал в лоб:

— Успокойся, Меган. Все, кто знает твоего отца и тетю…

— Да, но дело не в этом. Люди, которые их не знают, будут верить написанному.

Джин спросил:

— Может ли такая книга выйти в свет? Данте, я уверен, что этому будут чиниться всякие препятствия.

— Да, и чем больше их будет, тем больше рекламы получит книга. О ней станут говорить по всему миру. Уилли будет мстить нам из могилы.

Наступила тишина.

Наконец Бен спросил Данте:

— А как насчет того, что он там говорит о тебе?

— Вы все знаете, что у моей сестры в детстве, когда умерла мать, был нервный срыв. Она будет очень болезненно переживать, если об этом станет известно общественности. Что касается матери моей жены…

Он повернулся к Меган. Та сказала:

— У матери Люции был приступ депрессии после смерти одного из близнецов. Никто не знает, что творилось в ее голове и как умерла она и второй ребенок. Информатор Уилли был гнусным лжецом. Вот и все.

Данте кивнул ей. Спасибо, Меган.

— А теперь обо мне как отце Дэнни Уильямса, урожденного Даниэля Уильяма Пейсека, — Данте взял стул и сел напротив своих друзей. Он развязал галстук, расстегнул несколько пуговиц на рубашке, потер подбородок кулаком: — Это вполне возможно.

Наступила мертвая тишина.

— Тогда у меня было трудное время. Люция и я были обручены, но она не соглашалась на секс до свадьбы. Ну, порядочная итальянская девушка. Я сорвался. После обратился к моим дядям, Руччи. Они сказали, что займутся этим делом.

— Господи, Дэнни. Так просто. Они займутся этим делом. Что они имели в виду, по-твоему? — Бен уставился на Данте, ожидая услышать ответ на свой вопрос.

— Не то, что ты думаешь. Они не были связаны с мафией. Просто… ну, они были крутые ребята. Да, они предложили Уилли сделку. Он женится на Мариане, и они уезжают на Западное побережье, где Уилли ждет хорошая работа.

— А потом Уилли бросил ее и ребенка, — тихо сказал Юджин.

— Да, и я верю тому, что говорит Уилли о жизни Марианы и ее сына, Дэнни. Как верю и в то, что Уилли снимал этот порнофильм.

Некоторое время Данте смотрел на свои туфли, потом поднял голову, не глядя никому в глаза:

— Да, вполне возможно, что Дэнни Уильямс — мой сын. Мариана говорила, что не была с мужчиной шесть месяцев до встречи со мной.

Наконец-то все это вышло наружу.

После некоторого молчания заговорил Юджин своим тихим, по твердым голосом:

— Это неправда. Она врала, что шесть месяцев не была с мужчиной.

Меган насторожилась. Бен изумился: неужели Юджин нарушит тайну исповеди? Чарли во все глаза смотрел на брата.

— Что ты имеешь в виду, Джин? — спросил Данте.

Красивое лицо Юджина напряглось:

— Это был самый ужасный период в моей жизни. Я только что вернулся домой из Рима. Собирался ехать в лепрозорий. Я потерял все ориентиры в жизни.

Он вспомнил что-то и повернулся к Меган.

Она кивнула. Помнила, что он приходил к ней.

— Однажды, Бенни, я пил кофе в закусочной твоих родителей. Мариана подсела за мой столик. На мне была обычная одежда, но она, разумеется, знала, кто я такой. Мы ни о чем не говорили с ней. Все было очень странно. Мы пошли в дом, где жили ее родители. Они были в кино, — он заморгал, потом пожал плечами: — Все произошло очень быстро. У меня было такое ощущение, будто это сон.

— Когда это случилось? — спросил Данте.

— В тот период времени, когда Мариана, по ее словам, «блюла чистоту».

Голос Бена дрожал. Они все повернулись в его сторону.

— Я тогда посещал курсы в Колумбийском университете и готовился отбыть на Нюрнбергский процесс. Мариана Радзински… — он покачал головой. — Держу пари, я был единственным среди вас, кто заплатил ей. Она была, кстати, профессиональной шлюхой. С меня она взяла деньги.

— С меня тоже, — сказал Чарли. — Я был с ней пару раз.

Данте переводил взгляд с одного из своих друзей на другого:

— Ничего этого нет в рукописи Уилли.

— Он или не знал об этом, или хотел подставить тебя, Данте. Скажи мне… — Бен колебался некоторое время. — Как он выглядит, этот Дэнни Уильямс?

— Ну, сами увидите. Он скоро будет здесь.

— Но почему, Данте? Почему он хочет встретиться с нами?

— Не знаю, Бенни. Он сказал, что ему важно увидеть нас всех вместе.

— Хорошо, — сказала Меган. — Давайте вернемся к убийству Сташева. Уилли называет нас всех убийцами этого человека. Но я, например, никому в жизни не рассказывала про тот вечер.

— Молодец, Меган. Сдержала обещание, — сказал Данте.

— Давайте поговорим об этом, хорошо? — Меган окинула всех взглядом. — Я хочу знать кое-что. Что бы все думаете о том, что произошло тогда. Бенни, ты считаешь, что убивал Сташева?

Не думая ни минуты, он сказал:

— Еще бы, черт возьми. Когда мы уходили, он был мертв.

Юджин покачал головой:

— Нет. Он был жив. Пришел отец Уилли и убил его. Бен, ты что, на самом деле думаешь, что я мог бы закончить семинарию, если бы верил в то…

Лицо Бена потемнело, голос стал тихим и угрожающим:

— Да, я действительно верю в это, Юджин. Черт, я видел, как в концлагере католический священник прощал грехи эсэсовцам. Он отпускал грехи целой роте.

Они и раньше, в детстве, видели, как Юджин впадает в ярость, но таким еще не видели никогда. Он стоял, одетый в черную сутану с белым воротничком, бледный от гнева.

— Ты сравниваешь меня с убийцами из Аушвица?

Бен встал и подошел к Юджину:

— Да, епископ О’Брайн. То, что мы совершили тем вечером, нельзя сравнивать с убийствами в концлагерях, но вы, священники, все решаете очень просто — покайся, и Бог простит тебя. И ты опять хороший парень.

Юджин замахнулся, чтобы нанести удар, но Чарли схватил брата за руку.

— Прекратите — этого нам только не хватало, — он обнял Джина. — Мы говорим о том, убивали мы Сташева или нет. Меган, как насчет тебя?

— Откровенно говоря, я думаю, что мы убили его. Я считаю, что старик Уилли бил уже мертвеца, когда подъехали полицейские и увидели его. Он был пьян. Он сказал то, что сказал, и настаивал на своих словах. Что и привело его на электрический стул.

— Так, значит, ты считаешь, что мы несем ответственность за две смерти? — спросил Джин.

— Я не знаю, Джин. На самом деле, не знаю. Чарли спросил меня, и я ответила. Да, я думаю, что мы убили его. А может быть, и нет. Я не знаю.

Чтобы немного разрядить атмосферу, Данте сказал:

— Меган, как ты можешь знать о том, что произошло в тот вечер, если ты даже не была там?

— Правильно, Данте. И я уверена в том, что я не отец Дэнни Уильямса.

— Совсем не смешно, Меган.

— Ты же знаешь меня, Данте. Я всегда захожу слишком далеко.

Они сели. Все думали о том, каких высот они достигли в жизни, какого почета. Думали о своих карьерах, о родственниках. О том, что все может рухнуть.

Наконец Бен выразил словами то, о чем они все думали:

— Мы не можем этого допустить, не так ли? Чего он хочет, этот Дэнни Уильямс? Шантажировать нас, что ли?

— Я не знаю, но скоро это станет ясно.

— Данте, послушай, — лицо Бена ожесточилось и стало безобразным. — Всю жизнь я имел дело с насилием. Не знаю, сколько человек я убил во время службы в США и Израиле. Но я знаю, как надо решить этот вопрос. Иногда люди просто исчезают, и о них больше никогда никто не слышит. Не мне вам об этом говорить…

Меган сказала:

— Ты говоришь об убийстве этого молодого человека?

— Я говорю о спасении наших жизней, вот о чем.

Меган окинула взглядом комнату. Никто ничего не сказал. Все, казалось, согласились со словами Бена Херскеля.

— Бен, ты не хотел такое сказать, не так ли?

— Слушай, Меган, не лезь в это дело, ладно?

— Не лезь в это дело, девочка. Ты это хочешь сказать? Но там, в этой рукописи, есть и обо мне; и о моих родных. Я — в этом деле, как и вы все.

— Бенни, ведь мы говорим о молодом человеке, который может быть моим сыном или сыном Джина, Чарли, твоим сыном.

Бен ответил глухим, мертвым голосом:

— Два моих сына погибли, а еще два — защищают родину. Других сыновей у меня нет.

В дверь позвонили.

— Ну вот и он, — сказал Данте.

Глава 4

Он подошел прямо к Меган и, улыбаясь, сказал:

— Вы, конечно, Меган.

Он не испытывал никакой неловкости, называя ее по имени. В конце концов, он знает о всех ее тайнах из этой рукописи. Он заглянул ей в глаза. Меган подумала, что дамы, должно быть, сходят от него с ума. Но заметила и другое — он волнуется.

Меган наблюдала за всеми, кто находился в этой комнате. Они все искали в Дэнни черты сходства с собой.

Ни его улыбка, ни развязность, ни дружеские рукопожатия не ослабили напряжения, дарившего в комнате. Они смотрели на него как на человека, который готов их погубить. Но он также был сыном одного из них.

Меган предложила ему выпить что-нибудь. Он кивнул.

Выражение лица Джина было непроницаемо. Чарли даже не мог смотреть на незнакомца. Незнакомца ли? Данте? В его семье таки родился сын. О чем он думал в эту минуту?

Выпив немного виски, Дэнни Уильямс развел руками, как будто он был здесь хозяином и принимал гостей. Он обратился к ним:

— Прошу вас всех расслабиться. Я пришел сюда, чтобы поговорить с вами всеми сразу, потому что мы все повязаны одним делом.

Улыбнувшись, он добавил:

— Посредством автобиографии Уилли.

Бенни Херскель, борец с террористами и генерал, обратился к журналисту и заговорил с ним голосом, в котором звучали жесткие нотки:

— Хорошо, парень. Мы все собрались здесь. Чего ты хочешь от нас?

Дэнни примиряюще поднял вверх руку:

— Я хочу рассказать вам о своем последнем разговоре с Уилли Пейсеком. Перед его смертью.

— Избавь нас от этого. Чего ты хочешь?

Меган вмешалась в разговор:

— Что ты хочешь рассказать нам, Дэнни?

— Сначала я, пожалуй, расскажу вам о своих отношениях с моей матерью. Это касается того, о чем хочу рассказать вам позднее. Все, что там написано о нас — правда. Только Уилли забыл упомянуть о том, что никто из нас, детей, никогда не голодал, не мерз и не терпел никаких лишений. Я был старшим ребенком в семье, и я был помощником матери и ее доверенным лицом, если угодно.

— Уилли написал правду? Мать поставляла тебя богатым женщинам?

— Да, Чарли. Богатые леди платили за свои удовольствия. Благодаря этим деньгам наша семья смогла выжить.

— Что тебе говорила мать об отце? — спросила Меган напрямик.

— Мать сказала мне то, о чем Уилли даже не подозревал. Да, каждый из вас может быть моим отцом.

— Она тебе это сказала? — Меган, так много знавшая о мотивах поведения людей, была удивлена.

— Когда я был маленький и вы выступали по телевидению, епископ О’Брайн, мать говорила мне: «Слушай внимательно, что он говорит, это святой человек, когда-нибудь он может стать папой». И она говорила мне, что, возможно, вы являетесь моим отцом.

Меган прервала его и спросила:

— И что ты чувствовал тогда?

И тут же рассмеялась:

— О, я спрашиваю тебя как психиатр. Извини.

Дэнни с нежностью посмотрел на Меган. Она казалась единственным живым человеком в комнате.

— У меня было странное ощущение, Меган. И необычное, я думаю. Когда Бен прибыл в США во главе израильской делегации и его показывали по телевизору, мать говорила мне: «Смотри, возможно, это твой отец».

— Ты знал все это еще в детстве?

— Да, доктор Маги. Я знал все это всю мою жизнь. И мать вырезала из газет фотографии Чарли после того, как он спас кого-то на пожаре, и говорила: «Смелый человек, он может быть твоим отцом».

Никто не произнес ни слова. Дэнни выпил виски и поставил стакан на стол.

— А теперь я расскажу вам о последнем разговоре с Уилли. Уилли Пейсеком, моим отцом.

— Ты хочешь сказать, что Уилли и твоя мать…

Дэнни покачал головой:

— Нет, Бен. Уилли был моим законным отцом. Его имя значилось в моем свидетельстве о рождении. Из-за меня он получил возможность преуспевать в жизни. В последнее время я признаю Уилли моим подлинным отцом.

— Я что-то не понимаю, — сказал Бен.

— Дэнни, о чем ты хочешь рассказать нам?

— Уилли был единственным человеком, знавшим о моем существовании. Благодаря мне он попал в Голливуд. Оказался там, где смог реализовать себя в полной мере. Однако он, не задумываясь, бросил нас. И наблюдал за нами. За мной.

Данте сказал:

— Дэнни, я должен был знать. Я должен был…

— Да. Может быть. Но Уилли знал. Разрешите мне рассказать вам о последнем разговоре с ним. Он не знал о том, что каждый из вас мог быть моим отцом. И я сказал ему об этом.

— Но зачем? Какой смысл? — спросил Бен.

— Дэнни, что еще ты рассказал Уилли, когда он умирал? — спросила Меган.

Дэнни Уильямс улыбнулся:

— Я сказал ему о том, что каждый из вас мог быть моим отцом. Он заинтересовался, могу ли я написать об этом и добавить материал к его автобиографии. Тогда я спросил его: о какой автобиографии идет речь?

— Что ты имеешь в виду, Дэнни?

— Я сказал ему, что его автобиография не будет опубликована. Фактически все копии я раздал вам. А здесь у меня с собой пленки с записью. Я отдам их вам, делайте с ними, что хотите. Я сказал Уилли, что работаю над его биографией, и моим правом является включать в нее любые эпизоды из его жизни. Сказал, что не буду даже упоминать тот вечер на Змей-горе. Никаких ребят там не было, а Сташева убил его старик. О вас там говорится просто как о необычных ребятах с Рай-авеню, из которых потом получились замечательные люди — сенатор и, возможно, президент США, израильский генерал и посол Израиля при ООН, который может стать премьер-министром Израиля, епископ и в будущем американский папа, брат которого был так поражен видом немецких концлагерей, что перешел в иудаизм. И, наконец, совершенно необычная девочка, ставшая психиатром и преподавателем, а также активисткой женского движения.

Сначала они как бы не понимали того, что он говорил им. Все это не сочеталось с теми страхами, которые они пережили после того, как получили рукопись Уилли.

Бен, всегда мысливший реалистично, спросил:

— Чего ты хочешь от нас, Дэнни?

Переводя взгляд с одного на другого, Дэнни Уильямс сказал:

— Абсолютно ничего.

— Ты даже не хочешь знать, кто твой настоящий отец?

Дэнни улыбнулся:

— Уилли был моим отцом. И я обошелся с ним точно так же, как и он со своим. Я научился у него кое-чему, и у вас тоже. Да, интересно было бы знать, кто из вас мой настоящий отец. Но, в сущности, это неважно. Я хочу быть свободен от Уилли и всех вас. Цикл завершен.

Меган кивнула, а затем спросила его:

— Почему ты хотел, чтобы все мы знали об этом? Ты дал нам рукопись. Ведь мог бы этого и не делать.

Он разозлился:

— Я не ваш пациент, Меган, и я не люблю копаться в своей душе. Скажем так, я хотел, чтобы вы все узнали кое-что обо мне. А также друг о друге.

Воцарилось неловкое молчание. Все размышляли о чем-то своем.

— И еще одно, — сказал Дэнни. — Это касается моей матери. Кто бы она ни была — а это никого не касается, — она была и останется отличной матерью. Сейчас она живет на вилле Уилли с двумя своими внуками и Мишей, который наконец обрел материнскую ласку, какой ему всю жизнь не хватало. Насчет Миши Уилли ошибался: он проживет долгую и счастливую жизнь.

Бен Херскель рассмеялся:

— Боже мой, ты сказал Уилли про это?

— Надо было сказать, но тогда мне это в голову не пришло, а теперь он мертв.

— Все как-то странно, не так ли? — сказала Меган. — В этой квартире жил Уилли, а теперь в его доме будет жить твоя мать.

— Жизнь вообще странная вещь, — сказал Дэнни.

Он взял свой кейс и вынул из него пленки. Потом положил на стол еще и рукопись.

— У меня только одна копия. Вы можете прочитать это, Данте, а потом передать другим…

Открыл рукопись и прочел надпись на первой странице. «Биография моего отца, Уилли Писса».

Данте открыл вторую страницу и прочитал посвящение. У него отвисла челюсть, и он передал рукопись Дэнни:

— Прочти это вслух, Дэнни.

Дэнни кивнул и начал читать:

— Посвящается ребятам с Рай-авеню, добившимся в жизни больших успехов. От их духовного отца, Дэнни Уильямса.

Все ушли. В квартире остались только Данте и Меган. Она собрала все стаканы и выбросила остатки еды в мусорное ведро.

— Итак, что ты обо всем этом думаешь? — спросил Данте.

— Я не знаю. Думаю, что жизнь, действительно, очень странная вещь, Данте. А что ты скажешь об этом парне?

— Он похож на меня, верно? Но чьим бы сыном он ни был, парень он что надо.

— Еще бы. Ведь его родители жили на Рай-авеню.

— Знаешь, Меган, я так много размышлял в последние дни. Вспоминал наше детство. Понимаешь ли ты, что если бы в тот вечер мы не оказались на Змей-горе, то у Уилли все было бы по-другому? Может быть, тогда он не зациклился бы на нас, а разобрался бы со своей жизнью сам. И не было бы той ненависти и мстительности.

— Может быть, все было бы по-другому, если бы мы любили Уилли.

Но в тот вечер они оказались на Змей-горе.

И они не любили Уилл!