История шпионажа. Том 2

Террористические акции в Польше

День 3 сентября 1939 года стал третьим днем начала наступления на Польшу, которое проходило под кодовым названием «Белый план», стал третьим днем Второй мировой войны. Из Берлина в направлении Польши шли три специальных поезда. В первом ехали фюрер и Генштаб вермахта. Во втором — маршал авиации Герман Гёринг, который расстался со своей игрушечной железной дорогой и теперь играл в настоящую войну на настоящем поезде. В третьем поезде ехал рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер.

Из Бреславы третий состав взял направление на Катовице. Железная дорога проходила через Гляйвиц, и, проезжая через этот немецкий городок, некоторые пассажиры третьего бронированного вагона, наверное, вспомнили, что произошло в городке 31 августа, когда произошла «операция Гиммлер», частью которой были «консервные банки», припасенные Рейнхардом Гейдрихом и приготовленные СД, — вся эта фальш-опера для развязывания войны с Польшей. «Консервами» были выпущенные из лагеря уголовники, переодетые в форму польских солдат, отравленные и расстрелянные, чтобы изображать жертв польского внезапного нападения на радиостанцию в Гляйвице. Фотографии этих солдат были показаны журналистам, чтобы доказать, что Польша спровоцировала ответный удар Германии. «Консервы» положили в «банки», то бишь в гробы. У Гиммлера и Гейдриха была склонность к черному юмору.

Операции в Гляйвице помог адмирал Канарис, глава контрразведки абвера, доставший по приказу Кейтеля военную форму польских солдат для подставных фигур, изображавших агрессоров. Исполнителем этого задания был агент СС Альфред Хельмут Наужокс, которого Вильям Л. Ширер в книге «История Третьего рейха» назвал «интеллектуалом-гангстером». Глава гестапо Генрих Мюллер предоставил в его распоряжение выпущенных из лагеря 13 польских уголовников, которых сначала умертвили инъекцией яда, а потом расстреляли из автомата, чтобы представить их жертвами нападения на радиостанцию.

Один из пассажиров третьего поезда, направлявшегося из Берлина в Польшу, капитан Вальтер Шелленберг не был в восторге от этой находки своего начальства и не советовал другу оберфюреру СД Мельхорну далее принимать в ней участие, полагая, что от свидетелей впоследствии захотят избавиться.

В 29 лет Вальтер Шелленберг достиг высшего положения в иерархии СД, ведомый покровительством Гейдриха и непроходящей неприязнью Генриха Мюллера, главы гестапо, которые взаимно уравновешивались. Официально Шелленберг ехал в третьем поезде как делегат государственной службы безопасности партии, контролировавшей полицию, все службы безопасности и информации нацистской партии.

Официально эти функции будут подтверждены и подписаны рейхсфюрером в конце сентября. Но уже сейчас Шелленберг был назначен начальником отдела «4Е», внутренней контрразведки.

В этом «пути на Восток», «Дранг нах Остен», в месячной поездке, Гиммлер хотел иметь рядом с собой ответственного контрразведчика, осуществлявшего связь между всеми тремя поездами и одновременно с Берлином. Фактически это был штаб на колесах, оснащенный самой современной телефонной и радиоаппаратурой.

Давая это задание Шелленбергу, Гейдрих подчеркнул его важность. Лицо его при этом было жестким, а тон, которым он говорил, — благожелательным. Не привыкший к такому отношению Гейдриха, ибо обычно начальник и головы не поднимал от бумаг, отдавая распоряжения, Шелленберг был весь внимание.

«Будьте внимательны! — говорил Гейдрих. — В поезде едут люди опасные. Вы будете иметь дело в основном с начальником Генштаба рейхсфюрера группенфюрером Карлом Вольфом, „маленьким Волъфи“ Гиммлера. Это опасный тип. Но никто не должен помешать вам исполнять вашу работу». А закончил наставление полушутливо: «Тот, кто лает, не кусается!»

Группенфюрер Карл Вольф, начальник Генштаба Гиммлера, это тот офицер, который 8 сентября, попав в немилость, был послан командовать СС в Италию. Затем он был назначен командовать немецкими частями в итальянском тылу, не участвуя в военных операциях. Вольф проживал в Дезенцано на озере Гарда, охраняя Муссолини, выполняя поручение Гитлера. Он был нацистом-фанатиком и только к концу войны, столкнувшись с реальностью, и под влиянием полковника СС Еугена Доллмана, смягчился и понял, что Германия войну проиграла. Выбирая человека, с которым можно вести переговоры о сепаратном мире между немецкими армиями, размещенными в Италии, и англо-американскими, союзники остановились на кандидатурах Вольфа и Доллмана, выйдя на них через барона Луиджи Паррилли. Вольф провел переговоры умно, доведя их до конца подписанием 29 апреля 1945 года в Казерте сдачи немецкой армии. После войны, пройдя через короткий плен, Вольф поселился недалеко от Мюнхена у озера Стернберг. Там его арестовали немцы и судили как военного преступника за участие в депортации евреев в Голландии. Большой срок заключения затем был смягчен амнистиями.

Шелленберг понял, что Гейдрих ненавидел Вольфи. Он дал понять, что тот может его сильно покусать. Молодой Шелленберг не должен был забывать, что главным здесь является начальник СД.

Тот разговор Гейдрих закончил так: «Прежде всего необходимо, чтобы вы лично познакомились с рейхсфюрером. Это главное в вашей работе».

Первая рабочая встреча с Гиммлером удивила Шелленберга. Создавалось впечатление, что перед ним был школьный учитель, методичный и внимательный, задающий вопрос за вопросом ровным голосом. Его взгляд за очками трудно было уловить. Он не высказывал своего мнения, оставляя возможность давать оценку ситуации своему «маленькому Вольфи».

Позже Шелленберг понял эту лицемерную и осторожную манеру. Гиммлер всегда предоставлял последнее слово третьим лицам, так что сам он никогда не бывал в проигрыше.

Вскоре два небольших происшествия насторожили Шелленберга.

Утром, когда железнодорожный состав стоял около Познани, он немного затянул свой ежедневный отчет у рейхфюрера, а тот в 11.30 встречался с Гитлером в его вагоне. В 11.25 Вольфи прервал его раздраженно, сказав, что надо спешить, чтобы не опоздать.

Рейхсфюрер быстро стал собираться, выбежал и на выходе, не заметив ящика, стоявшего на последней ступеньке, споткнувшись, растянулся на земле, посыпанной щебенкой. Он лежал, поранившись острыми камешками, его черный кожаный плащ в грязи, очки, перчатки и фуражка валялись в пыли. С того момента Шелленберг почувствовал неприязнь Гиммлера, так как стал свидетелем этого унизительного падения, будто он подстроил его нарочно.

Другой эпизод был посерьезнее. Во время инспекционной поездки вдоль линии фронта Гиммлер, сопровождаемый «маленьким Вольфи», попросил что-нибудь поесть. Вечером накануне Шелленберга попросили приготовить бутерброды. Он подготовил и дал один пакет рейхсфюреру, а другой — начальнику Генштаба. Они их сразу прикончили и попросили еще. По-видимому, вид разрушенных польских деревень вызвал у них такой зверский аппетит. Открыли еще пакет, а в нем бутерброды, покрытые плесенью. Гиммлер и Вольф побледнели — а может, и те бутерброды, которые они проглотили в спешке, были такими же?

Гиммлера стало рвать. Смущенный Шелленберг протянул ему бутылку коньяку. Рейхсфюрер непривычно долго пил из бутылки, а затем уставился на Шелленберга, спросив, почему тот не притронулся к бутербродам. Тот стал глупо объясняться. К счастью, коньяк подействовал, и Гиммлер повеселел. А Шелленберг потом долгое время не мог забыть этот случай — неужто этот очкарик и вправду подумал, что он хотел его отравить?

В действительности рейхсфюрер довольно высоко ценил Шелленберга. Потом он даже назвал его своим «любимчиком». И он придавал большое значение заданию, которое выполнял Шелленберг, — по согласованию с вермахтом организовать акции СД на территории оккупированной Польши.

Шелленберг должен был в тылу создать систему безопасности. Но это было не все. Три «Г» — Гитлер, Гиммлер, Гейдрих (по-русски их лучше не назовешь) — намеревались создать в оккупированной Польше систему террора.

12 сентября через 48 часов после начала осады Варшавы (которая длилась 17 дней) самый важный пассажир третьего поезда отправился в первый поезд, чтобы передать маршалу Кейтелю инструкции фюрера, касающиеся польской проблемы. Этим пассажиром был Иоахим Риббентроп.

Этот важный шаг был поручен министру иностранных дел, как будто речь шла о привычной дипломатической процедуре. Гитлера не было, и документ передал Гиммлер.

Инструкции об организации террора на польской территории должны были предуведомить офицеров Генштаба в преддверии предстоящей победы, заставить их проглотить довольно горькую пилюлю. Для этого потребовался дипломат Риббентроп. Военные должны были наконец понять, что, принимая присягу Гитлеру, они продали душу дьяволу.

Инструкции, переданные Риббентропом офицерскому корпусу, окрашивали военную победу в неприглядные тона. Начинались ужасы нацизма: расстрелы руководителей польской интеллигенции, превращение поляков в рабов, политические чистки, уничтожение евреев. Военным чистюлям показали, к чему приводят их победы.

Но эта грязная работа была поручена СС и сипо-СД. Эти отряды выполняли приказы генерал-губернатора Польши Ганса Франка, а командующий оккупационными войсками пехотный генерал Иоганн Блаковитц (в этом звании он был 1 сентября 1939 года) с возмущением готовил меморандум протеста против действий подразделений под командованием Гиммлера.

Начиналась германизация Польши. Ею руководил Гейдрих. Сотни тысяч евреев отправлялись в концлагеря. В июне 1940 года недалеко от Кракова был открыт лагерь уничтожения Аушвиц. За ним последовали Майданек и Треблинка.

Уничтожение польской интеллигенции началось в ноябре 1939 года арестом профессоров Краковского университета и их депортацией в Германию. Но впоследствии эти перемещения были признаны ненужными. Гауляйтер Франк начал решать эти вопросы на территории Польши. Все это вылилось в крупномасштабные аресты интеллигенции, суды на месте и расстрелы, проводимые командами СС. Так выглядели «Чрезвычайные меры по умиротворению населения», иначе «Акции A-В». Руководил ими присланный Гейдрихом бригаденфюрер Штрекенбах. Отрядами СС руководил обергруппен-фюрер Крюгер, начальник полиции в Польше. Командование вермахта, фон Рундштедт и Блаковитц, выступили против зверств СС на польской территории, и Гитлер вынужден был отменить приказ об «умиротворении», но Блаковитца сослал на оккупированную территорию. Но вермахту предстояло развивать наступление по четырем направлениям, а там работы по «умиротворению» хватало для СД.

В тоталитарном государстве, каковым был Третий рейх, все распоряжения шли от Гитлера. Это не исключало расхождений взглядов на нижних уровнях власти, которые усиливались по мере продвижения по иерархической лестнице, так как отдельные руководители боролись за внимание фюрера.

Вторым человеком в государстве был Гиммлер. Никто не решался противоречить ему. Он в действительности обладал равной властью с Гитлером.

Оккультная власть Мартина Бормана стала официальной после бегства в Англию Рудольфа Гесса. Через два года усилилась власть Мюллера, он стал секретарем Гитлера. Он был записной книжкой, его активным помощником, никогда его не покидавшим, просеивавшим всю входящую и выходящую информацию. Мюллер был связующим звеном между Гитлером и Гиммлером.

Эту же роль между властью рейхсфюрера Гиммлера и подотчетной ему нацистской иерархией играл Рейнхард Гейдрих, глава службы безопасности партии, хозяин всей полицейской службы. До насильственной смерти в Праге в 1942 году Гейдрих оставался самой зловещей фигурой Третьего рейха.

Рядом с ним Мюллер был фигурой меньшего масштаба. Гейдрих глубоко презирал этого бесхитростного баварца, пришедшего к власти на волне сопутствующих обстоятельств, имя которого стало синонимом террора во всей Европе.

В конце 1941 года Гейдрих попытается оставить за 6-м отделом функции внешней разведки, а 4-му, то есть гестапо, вменить функции поиска внутренних врагов и проведение репрессий. Некомпетентность Мюллера во внешней разведке не позволит осуществить план слияния службы разведки и гестапо.

Но Гейдрих не был полностью свободен в принятии решений. Он мечтал подчинить абвер службе информации и безопасности партии. Он ненавидел Канариса, и тот отвечал ему взаимностью. Но, как ни странно, на открытый конфликт с Канарисом Гейдрих не пошел — у адмирала были доказательства, что бабушка Гейдриха — еврейка, и он предупредил Гейдриха, что обнародует этот факт, если против него тот замыслит плохое.

Очевидно, атмосфера ненависти и подозрительности, которая окружала и разделяла абвер и СД, как и вермахт и СС, не облегчала работу службы информации. Тем более что фюрер верил только тому, чему хотел верить.

И, наконец, все другие службы информации постоянно воюют друг с другом. Это относится к разведке авиации и Люфтваффе, министерствам иностранных дел и военного флота.

Путч Зоссена

Вильгельм Кейтель передал своим офицерам директивы фюрера, врученные ему Риббентропом. Адмиралу Вильгельму Канарису в тот момент хватило мужества вслух сказать командующему, что все думали про себя, — это были постыдные акции, и честь немецкой армии будет замарана навсегда.

И на этот раз абвер и военная разведка противостояли СД и службе безопасности СС. Мог ли повториться сейчас неудавшийся путч 1938 года?

В октябре 1939 года войсковое командование во главе с генералом Францем Хальдером разместилось в Зоссене, в 25 километрах от Берлина. В то время ходили слухи, что Канарис и Хальд ер страдали от нервного истощения от увиденного, от той жестокости, с которой они столкнулись в войне с Польшей.

Этим нервным истощением, по видимости, была непрекращающаяся в армейском командовании конспиративная борьба. Начало войны дало ей новый импульс.

В абвер Канарис и его заместитель Ганс Остер привлекли большую группу видных антинацистов: юриста Ганса фон Дохнаньи, мюнхенского адвоката Иозефа Мюллера, пастора Дитриха Бонхоффера и даже агента гестапо, ставшего советником правительства в Министерстве внутренних дел, Берндта Гизевиуса. Была налажена связь с командованием оккупационных войск. К антинацистам примкнули: генерал Карл Генрих Штюпльнагель, подполковник Ганс Гроскурт, генерал Эдуард Вагнер.

Генерал Эрвин фон Витплебен, давно примкнувший к заговорщикам, был назначен командующим 1-й немецкой армией, расположенной по линии Рейна и Мозеля, входившей осенью 1939 года в состав войск группы С под командованием фон Лииба.

В Генштабе 1-й армии работал один из блестящих представителей сопротивления — граф Петер Йорк фон Вартенбург (правнук генерала Йорка фон Вартенбурга, сражавшегося с Наполеоном, кузен графа Клауса Шенка фон Штауфенберга, будущего героя событий 20 июля, и друг графа Гельмута фон Мольтке — дипломатического советника оккупационных войск, основателя будущего знаменитого кружка в Крейсау).

С тех пор Витцлебен поручил Петеру Йорку фон Вартенбургу наладить связь с отставным генералом Людвигом Беком, который был душой первого заговора.

На западе Германии старый генерал Курт фон Хаммерштайн скопил резервы в полном смысле этого слова. 6 сентября 1939 года он вновь приступил к работе, намереваясь арестовать и убить Гитлера. Он пытался заманить Гитлера в ловушку, когда тот приедет с инспекционной поездкой на участок западной обороны в штаб Кельна, где генерал командовал резервной армией. Он спешил, так как знал, что Гитлер ему не доверяет и может заставить уйти в отставку в любой момент.

Знаменательно, что в момент начала войны английская разведка была осведомлена о том, что замышлялось в кружке Хаммерштайна. 3 сентября 1939 года один из заговорщиков, Фабиан фон Шлабрен-дорф, отважился предупредить полномочного представителя Англии сэра Джорджа Форбса, который уезжал на родину. Их разговор произошел в Берлине, в салоне гостиницы «Адлон», у всех на виду. В тот момент военному атташе при посольстве Англии сообщили, что небольшая группа высших офицеров немецкого военного министерства предлагает убить Гитлера по окончании военной операции в Польше.

Но ничего этого не случилось. Хаммерштайн, уставший от нерешительности своих коллег, сказал с горечью: «Дело кончится тем, что они сделают из меня, старого вояки, ярого антимилитариста!»

В военных кругах росло антинацистское движение. Но оно было хаотичным, недостаточно организованным и не учитывающим опасность, которой конспираторы себя подвергали, потому что контроль СД охватил все сферы жизни страны. Все были обеспокоены будущим Германии.

Серьезной попыткой повлиять на ход событий стал план, разработанный генералом Беком и бывшим бургомистром Лейпцига Карлом Герделером. Они ждали только подходящего момента, чтобы подключить к нему генералов. Этим поводом стал объявленный «Желтый план» — наступление на Запад.

В сентябре 1938 года осуществление «Зеленого плана» (оккупация Чехословакии) всколыхнуло заговорщиков. В августе 1939-го Гитлер, развязавший наступление на Польшу («Белый план»), обвел, переиграл конспираторов. Смогли бы они сейчас собраться и не упустить шанс?

Как и в 1938 году, но уже в другой, более сложной обстановке, они предприняли ряд встреч с представителями западных кругов, выясняя их реакцию на случай, если в Германии произойдет революция. Начал действовать абвер. К работе активно подключились: пастор и теолог Дитрих Бонхоффер, державший связь с англиканским епископом Беллом; Дохнаньи и Гизевиус были связаны со Швейцарией. Связным этой группы в Англии был бывший советник немецкого посольства в Лондоне Теодор Кордт, сохранивший в английской столице полезные знакомства.

Теодор Кордт и его брат Эрих были дипломатами, а по духу разведчиками. В одном из их экстремистских проектов убийство Гитлера замышлялось 11 ноября, накануне начала намеченного Гитлером наступления. В соответствии с «Желтым планом», нужно было пронести в канцелярию рейха бомбу. Это должен был сделать Эрих Кордт, так как имел доступ к канцелярии, работая начальником секретариата Иоахима фон Риббентропа.

Но дело упиралось в командующего войсками Браухича, которому они хотели поручить не доводить до сведения приказ Гитлера о начале наступления в соответствии с «Желтым планом». Мог ли генерал отговорить Гитлера от этого безумия и не начинать войну на Западе? Браухич был вызван Гитлером в канцелярию 5 ноября. Многие немецкие оппозиционеры были уверены, что, даже начавшись, эта новая военная операция закончится крахом, станет новым Верденом, и тогда им легче будет устранить Гитлера.

Одновременно продолжались тайные встречи с союзниками. Адвокат — агент абвера Йозеф Мюллер неоднократно встречался по этому вопросу с представителями Ватикана. Йозеф Мюллер был авторитетным католиком из Мюнхена. С ним считался папа Пий XII.

Во время предыдущей войны Папа Бенедикт XV назначил монсеньора Пачелли нунцием в Мюнхене. Будущий Папа завязал в то время важные дипломатические и политические связи в столице Баварии. Одновременно монсеньор Пачелли уделял внимание ассоциации Пио, которая была настоящей службой информации Ватикана.

Эта ассоциация была распущена вскоре после окончания Первой мировой войны из-за скандала, вызванного тем, что стало известно о сотрудничестве этой службы Ватикана с агентом немецкой разведки, адвокатом Жонксом. Но монсеньор Пачелли был слишком умен, чтобы недооценивать важность работы спецслужб. Йозеф Мюллер, адвокат и сотрудник военной разведки адмирала Канариса, был для него ценным человеком, действовавшим от имени антигитлеровской оппозиции. Задачей Мюллера было выйти через Ватикан на союзников, так как предыдущие попытки оппозиции были неудачными.

Наступило 5 ноября, на которое возлагали надежды оппозиционеры. Оно стало важным днем в ходе секретной войны, но не в том смысле, который вкладывали в него заговорщики. Действительно, взорвалась бомба, предназначавшаяся фюреру, но ее подложил не Эрих Кордт. На связь с английской разведкой вышел не абвер, а СД и стал вести свою игру.

5 ноября стал для конспираторов тяжелым днем. Генерал Брау-хич пытался разубедить Гитлера, но как можно было образумить его, кричавшего о пораженческих настроениях в армии? Генералы решили подождать до первой неудачи в новом наступлении.

Действительно, пораженческие настроения превалировали. Генералы были психологически раздавлены Гитлером и отказались примкнуть к путчу. Наступление на Запад в соответствии с «Желтым планом» было назначено на 12 ноября, как и предполагалось фюрером.

Оставался абвер. Кроме осторожного Канариса, там действовал человек умный, смелый, наделенный железной волей, — полковник Ганс Остер. Столкнувшись с нерешительностью генералов и для того, чтобы помешать планам Гитлера, он предупредил военного атташе Голландии о предстоящем наступлении. Полковник Сас принял это сообщение.

Остер не знал, что наступление по метеорологическим и техническим причинам будет отложено. В период между ноябрем 1939 и маем 1940 года дата наступления откладывалась 14 раз! И когда Остер в очередной раз 9 мая 1940 года в 21.30 послал сообщение голландскому полковнику: «Завтра на рассвете. Держитесь!», оно могло показаться сомнительным.

Но 10 мая действительно началось наступление.

Что касается Эриха Кордта, то он не смог выполнить задуманное, пронести бомбу в канцелярию Гитлера. Он не смог достать бомбу, так как ответственный офицер абвера, работавший в отделе подрывной работы, Эрвин Лахоусен, теперь находился под контролем СД и гестапо. К тому же произошли два события, помешавших осуществлению первоначального плана.

8 ноября бомба разорвалась в пивной в Мюнхене, за 12 минут до выхода Гитлера, отмечавшего годовщину путча 1923 года. И через несколько часов вторая бомба разорвалась в Венло, в результате взрыва было много жертв. В руки гестапо попали два английских разведчика и один голландский. Это событие осталось одним из самых непонятных и запутанных в секретной войне.

Генерал Эрвин Лахоусен по языку, культуре, воспитанию был австрийцем, знал много восточноевропейских языков, был экспертом по Австрии. Его-то и привлек Канарис в качестве советника по вопросам Восточной Европы.

Канарис разгадал антинацистские настроения Лахоусена и назначил его руководителем Второго отдела абвера (организация подрывной работы).

Канарис и Лахоусен были разными по характерам и воспитанию, но их объединяла общая цель. Они сотрудничали в течение четырех лет.

На Нюрнбергском процессе Лахоусен в течение двух дней давал такие показания, что Геринг не выдержал и закричал: «Жаль, что мы его не добили 20 июля!»

Среди секретных контактов между немцами и англичанами один из самых необычных произошел в последние месяцы перед войной. В нем участвовал человек из окружения фюрера, его политический советник Фриц Видеман.

В начале 1939 года Гитлер назначил Видемана генеральным консулом Германии в Сан-Франциско. ФБР на Тихоокеанском побережье принимает состояние готовности — Видеман для США опасен. Какое же задание поручил ему Гитлер?

4 марта Видеман сходит с судна «Гамбург» в нью-йоркском порту, и тут же за ним по пятам идет сыщик ФБР, который отмечает, что новый консул встретился с недавно прибывшей княгиней Стефанией Гогенлое, аристократкой, которую в светских кругах зовут Стеффи.

Начиналась война на два фронта: с одной стороны, по личному распоряжению президента Рузвельта агенты ФБР ни на минуту не выпускают из виду консула и Стеффи, а с другой — Видеман устанавливает связь с агентами английской разведки в США.

Результат не заставил себя ждать — в номере 1026 гостиницы «Марк Хопкинс» состоялись несколько встреч между консулом и княгиней, а также встречи с таинственным политическим деятелем, имя которого не раскрыто даже в «Воспоминаниях» Черчилля, а Видеман вообще был не болтлив.

Как бы то ни было, эти разговоры в течение 1 5 дней, не упуская и словечка, фиксируют микрофоны Эдгара Гувера. Проанализировав запись, американцы убеждаются, что все разговоры сводятся к одной проблеме — как поступят англичане после того, как путчисты свергнут Гитлера и нацистский режим.

Информация доводится до сведения президента США Рузвельта и премьер-министра Черчилля, и тотчас задействуются дипломатические каналы. Оба государственных деятеля обмениваются заявлениями по этому поводу. Вывод ясен — с немцами надо прервать любые контакты.

Так еще до начала войны в антинацистских кругах Германии, вплоть до 1945 года, оппозиционеры питали иллюзии относительно западных демократий. Они закончились вместе с разгромом Германии и ее капитуляцией.

Служба безопасности СД против английской разведки ИС

В историю разведки эта необыкновенная секретная операция вошла под названием «инцидент в Венло», по названию маленького пограничного голландского городка. Это была операция немецкой службы безопасности СД против ИС, английской разведки, и она была выполнена блестяще с технической точки зрения и по способу использования политической ситуации, хотя не все ее аспекты стали известны. Но победа в секретной войне лучше, чем на поле битвы, — с тысячами убитых и раненых.

Эта разведывательная операция по времени связана с покушением на Гитлера в Мюнхене, когда тот в пивной отмечал годовщину путча 1923 года и когда за несколько минут до его выхода разорвалась бомба.

Событие в Венло освещено вспышками этого взрыва. Событие названо историками «инцидентом», хотя Гитлер эту удачу СД ни в коем случае не хотел преуменьшать. В пересказе Шелленберга есть нераскрытые моменты, так как свои записи он делал после пяти лет отсидки в тюрьме, без архивных документов. Сам он отводит себе роль технического исполнителя и с удовольствием приводит высокую оценку фюрера своей работы, но связывает этот «инцидент» с покушением Гитлера. Но сквозь строки документов, вышедших из-под пера трех «Г» (Гитлера, Гейдриха, Гиммлера) проскальзывает, что обе операции — козни СД.

Три «Г» искали организаторов покушения. Гитлер выразил особое расположение, лично приняв в канцелярии агентов службы СС, участвовавших в операции в Венло, наградив их Железным Крестом и поздравив с успехом. Гитлер сказал, что гордится этой победой в секретной войне, важность которой не уступает военному сражению. Тем более что английская разведка была опытным противником, заслуги которой нельзя недооценивать. А посему он, глава государства, рад первым значительным успехам секретной службы рейха.

Странно в этом деле то, что сам фюрер оборвал операцию, когда СД, переиграв английскую разведку, могла использовать ее и дальше в своих интересах. Но, по словам Шелленберга, Гитлер считал, что его агенты зашли слишком далеко в своей игре в антинацистов: «Все разговоры о его свержении раздражали Гитлера, даже в плане фальсификации».

Нужно отметить, что Шелленбергу не была известна стратегическая ситуация, на фоне которой развивалась операция в Венло, а роль СД в покушении на Гитлера он не хотел освещать. В первые две недели ноября 1939 года ситуация была действительно очень сложная: инцидент в Венло, произошедший 9 ноября в 15.30, и взрыв бомбы в Мюнхене, произошедший 8 ноября в 21.30, противостоят двум другим, не произошедшим событиям: путчу в Зоссене с участием настоящих конспираторов (11 ноября) и началом наступления на Западном фронте (12 ноября).

События в Венло необходимо рассмотреть во всех деталях.

В годы, предшествовавшие Второй мировой войне, агент СД Франц Фишер приехал в Голландию как политэмигрант. Он был доктором экономических наук. До этого проживал в Париже и в Нидерланды выехал по заданию СД. Его наставником был блестящий молодой офицер спецслужбы Гейдриха Гельмут Кнохен.

Кнохену в тот время было 29 лет, он был прекрасным рысаком конюшни Гейдриха — высокий (рост 1,80 м) голубоглазый шатен. Как и Шелленберг, он был перспективным сотрудником спецслужбы, имевшим университетское образование. Оба выделялись на фоне малообразованных сотрудников с грубыми манерами, взять хотя бы того же Мюллера, начальника гестапо. Эти двое были образованными способными ораторами, прекрасно говорили по-английски, были стратегами, владевшими методами ведения секретной войны. Оба имели все данные сделать блестящую карьеру. Шелленберг мог стать начальником внешнего, 6-го отдела спецслужбы, мог стать генерал-майором СС, занять пост Гейдриха после его смерти. Что касается Кнохена, который вскоре после описываемых событий войдет в Париж во главе 1-го специального подразделения службы безопасности, займет во французской столице пост главы службы сипо-СД в звании оберфюрера СС.

В 1939 году Кнохен был назначен в подотдел «6Е» (службы информации об идеологических противниках за рубежом), став вскоре его начальником. Первым заданием Кнохена была посылка на голландскую границу агента F-479, которым был Фишер. Этому агенту было дано задание войти в контакт с английской разведкой, якобы по поручению высшего военного командования вермахта. Эта предварительная часть операции прошла блестяще, вопреки всем сомнениям. Что довольно странно, так как настоящие заговорщики никак не могли выйти на связь с англичанами.

Доверие англичан агенту-провокатору было полным, и его документы были посланы в Лондон. Французская разведка, возревновав к успехам коллег, также вышла на Кнохена. Так что Берлин мог снабжать обе разведки своей дезинформацией.

Но для Гейдриха эта часть операции не имела решающего значения. Более важной была политическая дезинформация, которая позволила бы проникнуть в круги заговорщиков в Германии.

Кнохен предложил англичанам организовать встречу с одним из заговорщиков вермахта. Предложение было принято.

Именно в этот момент к операции был подключен Шелленберг. Гейдрих вызвал его и объяснил суть операции, подчеркнув ее важность для карьеры Шелленберга. Польщенный, тот сразу приступил к работе. Он детально ознакомился с делом и решил сыграть роль некоего капитана Шеммеля, сотрудника транспортного отдела оккупационных войск. Настоящий капитан Шеммель был послан в служить на Восток.

Ознакомившись с биографией капитана, Шелленберг попытался и внешне походить на него. Одна беда, Шеммель носил на левом глазу монокль, а Шелленберг был близорук на правый глаз. Но он потренировался и стал носить монокль на левом глазу.

Монокль в этой истории очень важен. Английский капитан Бест, с которым он должен был встретиться, тоже носил монокль на левом глазу. Прежде всего Шелленберг был уверен, что эта деталь, ношение монокля, поможет вызвать расположение англичанина. А впоследствии монокль был использован в шифре и языке жестов.

20 октября в своей тайной резиденции в Дюссельдорфе, имевшей прямую связь с Берлином, Шелленберг получил послание, которое ждал, — встреча с англичанами была назначена на следующий день на голландской территории, в Зютфене. Гейдрих телефонным звонком подтвердил согласие Берлина, дав Шелленбергу полную свободу действий, посоветовав быть предельно осторожным. Всего Шелленбергу было знать не дано.

Утром 21-го Шелленберг в последний раз проверил паспорта и карты движения по дорогам, а также одежду и багаж. Он знал, что любая оплошность может выдать его и загубить операцию. В дороге его сопровождал один из его агентов, который был в курсе дела, и тоже ехал по подложному паспорту. Разведчики ехали в гражданских костюмах. Они без труда пересекли голландскую границу и въехали в указанном месте в Зютфен, остановившись около черного бюика, который сыграет свою роль через 15 дней в финале этой истории. За рулем сидел представительный господин в монокле, представившийся: «Капитан Пейн Бест, сотрудник английской разведки».

Сразу же между настоящим английским разведчиком и поддельным капитаном Шеммелем установились взаимопонимание и симпатия. По дороге в Арнхем они все время говорили о музыке. В Арнхеме к ним присоединились, сев в машину, майор Р. Н. Стивенс и капитан Коппенс. Капитаном Коппенсом был в действительности офицер голландской разведки Клоп. Английская разведка разработала эту операцию совместно с голландской, так как Голландия была нейтральной страной. Впоследствии Гитлера приведет в бешенство именно тот факт, что в операции участвовала Голландия.

Шелленберг отлично сыграл роль офицера-антинациста, представителя конспираторов из штаба армии, готовых свергнуть Гитлера. Его собеседники заверили, что «доведут до сведения своего правительства, Даунинг-стрит и Министерства иностранных дел то, что им доверено передать немецкой стороной. Несомненно, что в целях сохранения мира английское правительство пойдет на заключение соглашения с антинацистским правительством. А теперь следует перевести переговоры на более высокий уровень».

Новая встреча была назначена в Арнхеме. Оттуда капитан Шеммель и один из участников антинацистского заговора будут перевезены в Бюро английской разведки в Гааге.

В тот же вечер Шелленберг, сняв наконец монокль с уставшего левого глаза, вернулся в Берлин, где встретился с начальством, доложил обо всем к полному их удовлетворению.

Операция продолжалась. Кто же станет этим генералом-заговорщиком? Во время прогулки верхом на лошади по парку с другом, профессором университета Максом де Кринисом, психиатром, заведующим отделением психиатрии в госпитале, Шелленбергу пришла в голову идея — а почему этим генералом не мог быть Кри-нис? Он был красивым, умным, с прекрасными манерами. Такой мог понравиться англичанам. Его австрийское происхождение могло бы объяснить антинацистские настроения. И, наконец, он, привыкший работать с сумасшедшими, был хорошим лицедеем, ему удастся отогнать сомнения подозрительных английских агентов. Короче, ему предстояло сыграть роль.

Психиатр согласился. Шелленберг до времени не раскрыл имя генерала, которого предстояло сыграть. Осторожность была вполне понятной. Руководство СД согласилось с планом Шелленберга.

В Дюссельдорфе, на одной из явочных квартир, состоялись последние уточнения предстоящей операции между Шелленбергом и профессором Кринисом. Договорились, что, если разговор с англичанами не будет идти, как задумывалось, Шелленберг снимет монокль левой рукой, и Кринис должен замолчать. Если правой, то все идет хорошо, и профессор должен участвовать в разговоре, помогая Шелленбергу. И последнее — если Шелленберг скажет, что у него болит голова, это значит, что разговор надо прервать.

И еще — если Шелленберг достанет из коробочки аспирин от головной боли, то разговор вообще не надо начинать.

До Арнхема доехали благополучно, но на указанном месте встречи никого не было. Стали ждать. Профессор, не имевший опыта в подпольной работе, стал нервничать. К машине приблизились двое голландских полицейских и попросили показать документы, подозрительно спросив, что приехавшие здесь делают, кого ждут…

В машине было трое немцев, их всех проводили в полицейский участок. Там их основательно обыскали, проверили багаж и начали допрос по всем правилам. Шелленберг понял, что эта остановка организована английской разведкой, как превентивная мера. Поручив проверку голландской полиции, они не несли ответственность за случайности и подвохи.

Не волнуясь, Шелленберг стал качать права, потребовал вызвать адвоката. Но тут он разволновался по-настоящему — на столике, где были разложены их вещи для проверки, он заметил коробочку, в которой были таблетки аспирина от головной боли, он вспомнил, что таблетки завернуты в аптечную обертку, на которой можно прочитать «Медслужба СС».

Это могло провалить всю операцию. Как они, гражданские лица, смогут объяснить, что получают лекарства в этой аптеке? Шелленберг, продолжая кричать и размахивать руками, сбил со стола, будто случайно, щетку для волос и лекарства, стал под столом поднимать и положил в рот пакетик.

Но, увы! Проглотить ему его не удавалось. Вновь истерика, опять сбил коробочку, но на этот раз под столом выплюнул аспирин. А полицейские ничего не заметили, отпустив наконец задержанных, извинившись.

На выходе из участка Шелленберг и его компаньоны столкнулись с английскими разведчиками. Стивенс и Бест сказали, что давно их ищут. Немцы-сделали вид, что нет проблем, и сели в бюик англичан.

Кринис безупречно справился со своей ролью — этого очаровательного венца трудно было заподозрить в том, что он нацист. По пути в Гаагу ситуация разрядилась, и когда входили в Бюро английской разведки в Гааге, все были в хорошем расположении духа.

Разговор начался о высокой политике и длился не менее четырех часов. Предстояло в письменной форме составить документ для передачи английскому правительству, в котором обе стороны должны были четко определить свои позиции на случай заключения мира после падения Гитлера и его режима.

Обсуждение шло без проблем. Единственный человек, кого это не радовало, был Шелленберг. Злосчастный монокль он не мог снять ни правой, ни левой рукой, боясь насторожить профессора. У Шелленберга, от непривычки курить английские сигареты, которыми его угощали, разболелась голова, но он не мог заговорить об аспирине — тогда прощай переговоры!

Наконец обе стороны обо всем договорились. Капитан Стивенс вышел из кабинета, чтобы сообщить в Лондон по телефону об окончании переговоров. Шелленберг побежал в ванную комнату освежить лицо и протереть уставший глаз, жалея, что тогда под столом не смог проглотить аспирин. За спиной он услышал голос капитана Беста:

«Скажите, дорогой Шеммель, вы всегда монокль носите?»

Англичанин рассеянно раскачивал свой монокль на шнурке. К счастью, Шелленберг стоял к нему спиной, наклонив голову над умывальником, и ему удалось скрыть, как он страшно покраснел. Выпрямившись и взяв полотенце, он ответил:

«Странно, я хотел сам вас об этом спросить!»

Разведчики обоих сторон продолжали дружескую беседу и за ужином в доме капитана Стивенса, который сообщил немецкой стороне, что политические условия берлинских оппозиционеров приняты английским правительством.

Третьим участником этой встречи с немецкой стороны был агент F-479, профессор политической экономии. Он не чувствовал себя достаточно свободно с англичанами, которых должен был знать по долгу службы лучше остальных. Видя это, Шелленберг отвел его в сторонку и пообещал, что переведет его в Германию.

Ужин удался, прошел по высшему классу — хозяйка дома подала устрицы. Жена капитана Беста была дочерью голландского генерала ван Рииса, художницей. Шелленбергу она показалась очень интеллигентной и привлекательной. Вальтер безумно влюбился — в течение восьми дней он обдумывал план ее похищения, а мужа упрятать в лагерь. Но, к сожалению, разведчики не могут себе позволить такую роскошь, как чувства, особенно работающие у Гейдриха. Оставалось довольствоваться разговорами о музыке и живописи.

Затрагивали и политику — англичане в случае неудачи в войне были готовы продолжать борьбу и на территории Канады, если понадобится. Немцы обещали поговорить об этом со своими коллегами.

И действительно, в канцелярии Гитлера они обсудили все вопросы с Гиммлером, Гейдрихом, Гессом, Кейтелем и Борманом. На вопрос Гитлера о впечатлении, которое вынес Шелленберг от этой встречи, тот ответил откровенно:

«Даже если нам удастся оккупировать Англию, английское правительство продолжит войну против нас на территории Канады. Это будет война не на жизнь, а на смерть между братскими странами. Сталин будет наблюдать за ней и усмехаться в усы».

В этот момент его кто-то сильно стукнул по ноге под столом, и Шелленберг замолчал. Гиммлер таким способом прервал красноречие Шелленберга, а Гейдрих едва сдерживал гнев. Гитлер принял эти сентенции довольно спокойно:

«Мой дорогой, это уж мои проблемы, мне их решать!»

Ужин, которым угостил присутствующих Гитлер в своей канцелярии, уступал голландскому. На десерт гостям фюрера был подан венский переслащенный пудинг с изюмом. Но ужин проходил более свободно и оживленно, чем обычно — генералы привыкли быть сдержанными в присутствии Гитлера.

А с англичанами немецкие представители расстались большими друзьями. Капитану Шеммелю английские разведчики вручили радиопередатчик для связи с Бюро английской разведки в Гааге, сообщив шифр: O-N-4.

Похищение английских разведчиков из Венло и мюнхенское покушение на Гитлера

Из своей резиденции в Дюссельдорфе Шелленберг ежедневно был на связи с Гаагой — СД обменивалось любезностями с английской разведкой. Но Берлин не давал ему четких указаний насчет дальнейшего хода операции. Шелленберг предложил продолжить переговоры с англичанами на более высоком уровне с тем, чтобы самому выехать в Лондон в сопровождении подставного генерала-антинациста.

С точки зрения разведки здесь открывались большие возможности, но начальники Шелленберга смотрели на это дело иначе. Гитлеру не хотелось, чтобы его имя склоняли в контексте антинацизма, а руководство СД уже знало, как ему извлечь выгоду из обманутой английской разведки. Уже в тот момент был запущен часовой механизм бомбы в покушении на Гитлера, которое они решили инсценировать.

Не медля, Шелленберг-Шеммель снова встретился с капитаном Стивенсом и капитаном Бестом в приграничном кафе в Венло. Шелленберг объяснил, что собирается приехать к ним на следующий день 8 ноября и привезти с собой таинственного генерала — заговорщика из вермахта. Английские разведчики заверили, что в голландском аэропорту в Схипхоле будет ждать специально присланный самолет, чтобы отвезти немцев в Лондон.

И опять Берлин сделал ход назад, хотя у Шелленберга было все готово и офицер СС, богатый промышленник, отрепетировал роль «генерала X».

В тот день 8 ноября Шелленберг приехал один, без генерала. Но у него была приготовлена серьезная причина: в утренних газетах было сообщено, что король Бельгии и королева Голландии предложили свои кандидатуры в роли посредников, когда немецкое наступление должно было вот-вот начаться. Шелленберг объяснил, что в этой ситуации заговорщики решили посмотреть, в каком направлении пойдут события. Но он опять назначил встречу на следующий день, уверив, что на этот раз генерал может решиться лететь в Лондон.

Когда Шелленберг вернулся в Дюссельдорф, к его большому удивлению к нему с визитом приехал посланник от Гейдриха и Гиммлера, объяснив, как руководство СС и СД планировало дальнейший ход операции.

Это был Альфред Наужокс, начальник отдела подрывной работы за границей, уже прославившийся операцией в Гляйвице в начале войны с Польшей.

Наужокс сообщил, что по приказу Гейдриха он вместе с командой СС будет обеспечивать безопасность Шелленберга в последующих встречах в Венло. Шелленберг почувствовал, что за этим что-то скрывается, так как ни в какой защите не нуждался.

Действительно, намечалась крупная провокация. Шелленберг не был поставлен в известность (по крайней мере так он пишет в своих «Мемуарах», а позже с ним никто на эту тему не разговаривал — он умер в Риме в 1952 году). Он подчинился приказу и стал обсуждать с Наужоксом варианты: если англичане ничего не заподозрят и отправят его в Лондон, или же раскроют игру немецкой разведки.

Но все произошло совсем иначе, чем ему представлялось. Шелленберг уже лег спать, выпив снотворное, когда его разбудили телефонным звонком из Берлина. В раздражении он поднял трубку:

«Что это за идиот, который…»

И услышал:

«С вами говорит рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер».

Он сообщил Шелленбергу, что вечером в 21.30 в Мюнхене было совершено покушение на Гитлера. Взрывом бомбы большой мощности были убиты 7 и ранены 63 человека, к счастью, фюрер не пострадал, он вышел из пивной, где отмечал годовщину мюнхенских событий 1923 года, на несколько минут раньше. Гиммлер добавил, что нет сомнения, что «это чудовищное преступление организовано английской разведкой, и поэтому фюрер приказал немедленно арестовать двух разведчиков, с которыми Шелленберг встречался в Венло. Необходимо было захватить их на голландской территории».

Обескураженный тем, что необходимо прервать успешную операцию контрразведки, Шелленберг вынужден был подчиниться. Он обсудил с Наужоксом все детали предстоящей поездки. Он захотел познакомиться лично с командой СС, чтобы его случайно не перепутали — он был одного роста с капитаном Бестом и носил, как и он, монокль на левом глазу.

Прибыв к указанному часу в Венло, капитан Шеммель в сопровождении своего помощника, которого англичане знали по первой поездке, ждал внутри пограничного кафе. Генерал вермахта ждал на таможне на случай, если в последний момент похищение английских разведчиков будет отложено.

Точно в 15.20 9 ноября 1939 года на стоянку перед кафе подъехал черный бюик английской разведки. Шелленберг поднялся, направившись к выходу. И в этот момент раздались выстрелы, крики. На большой скорости к погранпункту подъехал мерседес СС, переехал через блокпост, и, как в настоящем американском вестерне, из машины выскочила вооруженная команда СС, стреляя во всех направлениях. Перепуганные таможенники бегали взад и вперед.

Шелленберг находился между двух огней, потому что ответный огонь открыл голландский разведчик Клоп, который был представлен как англичанин Коппенс. Ветровое стекло мерседеса было разбито: Клоп ранен, в него стрелял Наужокс. Стивенс, Бест и раненый были брошены в мерседес, который на большой скорости поехал назад от голландской границы. Был захвачен и английский бюик.

Шелленберг отбежал с места перестрелки, но за углом кафе он столкнулся с двухметровым эсэсовцем, который набросился на него с пистолетом в руке.

Этот эсэсовец был подключен к операции в последний момент и принял Шелленберга за Беста. В последовавшей схватке раздался выстрел, пуля чуть не задела голову Шелленберга.

Шелленберг был невредим, а голландец скончался от ран. Стивенса и Беста отвезли в Берлин. Сначала в Берлине замышляли устроить сенсационный процесс, но потом отправили английских разведчиков в концлагерь Заксенхаузен, откуда их в 1945 году освободили американцы.

Германия использовала этот инцидент в политических целях. Немецкие газеты вышли с огромными заголовками, где крупно были набраны слова «убийцы», «покушение», «шпионы». Или такой, например: «Преступления английской разведки ведут к покушению в Мюнхене». Геббельсовская пропаганда по радио на всех углах кричала об «исторических» преступлениях английской разведки: убийстве лорда Китченера, эрцгерцога Франца Фердинанда, Жана Жореса, короля Югославии Александра I, Луи Барту и так далее.

На первых страницах газет были напечатаны фотографии пойманных английских разведчиков, ответственных за покушение, которое могло стоить жизни Гитлеру. Популярность фюрера возросла. Рядом с фотографиями Стивенса и Беста была помещена фотография немецкого плотника Георга Эльзера, который подложил бомбу, не иначе как по указке англичан.

Эльзер был арестован при странных обстоятельствах — ночью 9 ноября, когда он хотел бежать через швейцарскую границу. Он показал немецкой полиции в качестве пропуска почтовую открытку, на которой было изображено здание пивной, указанное крестиком, под которое он подложил бомбу!

Естественно, что его тут же арестовали. Это странное поведение Эльзера имеет свое объяснение. Эльзер был человеком с психическими отклонениями, и с ним провела работу не английская разведка, а гестапо.

По странному стечению обстоятельств правду об этой провокации раскрыл капитан Бест, которого обвинили в организации покушения. Бест и Эльзер встретились в концлагере Заксенхаузен, и плотник рассказал английскому капитану все, что тогда произошло. Позже Эльзер рассказал эту историю пастору Мартину Нимеллеру, когда его перевели в Дахау.

Летом 1939 года Эльзер, арестованный за принадлежность к компартии и посаженный в концлагерь, был вызван двумя агентами СС, которые решили использовать его в своих планах. Они выдумали историю, что якобы задумано покушение на Гитлера, в котором замешаны известные в стране лица, оно намечено на 9 ноября. Друзья Гитлера решили для предотвращения этого покушения сами участвовать в его подготовке, сделав так, что взрыв произойдет позже, когда Гитлер уже выйдет из здания, а погибнут те, кто замыслил это покушение.

Они объяснили, что выбор пал на него, Эльзера, так как именно он человек судьбы, спаситель Гитлера. После того как прогремит взрыв, ему следует выехать на швейцарскую границу и показать эту почтовую карточку.

Эльзера привезли в пивную за несколько дней до 9 ноября, где он спокойно установил дьявольскую машину. Ему так промыли мозги, что и после ареста в тюремной камере он повторял нацистам выученные наизусть инструкции. Некоторые, и в том числе Гейдрих, знавшие подоплеку этой истории, лишний раз убеждались, что он действительно говорил то, что нужно: да, он решил убить Гитлера, и двое неизвестных дали ему взрывчатку.

С Эльзером поработали гипнотизеры и психиатры, ему кололи наркотики. Его готовили к показательному процессу, от которого впоследствии отказались.

Но об Эльзере не забыли. 16 апреля 1945 года было Объявлено, что он погиб во время воздушного налета английской авиации, сбросившей бомбы на Дахау. В действительности его прикончило гестапо, чтобы об этой истории забыли.

С профессиональной точки зрения СД прекрасно разработала эту операцию, начатую Шелленбергом. Но понимая, что игра с английской разведкой не могла длиться бесконечно, решили узнать о методах работы английской разведки в Голландии. Но затем было решено использовать эту ситуацию в пропагандистских целях, показав, что Голландия не придерживается статуса нейтрального государства.

Спецслужбы атакуют

Гитлер громко засмеялся, и этот смех отозвался эхом в огромном обеденном зале канцелярии рейха. Все сидевшие за столом, даже суровый фельдмаршал Кейтель, изобразили на лицах подобие улыбки, соответственно обстановке. Фюрер обращался к Гейдриху, главе секретной службы. Вальтер Шелленберг, свидетель этого исторического смеха, приводит в своих «Мемуарах» слова хозяина канцелярии: «Да они просто глупы, эти голландцы! На их месте я бы был спокоен. Они играют мою музыку на своих инструментах. Придет момент, и я отплачу им тем же. Они признали, что в инциденте в Венло замешан их разведчик. У нас есть доказательства, что именно Голландия нарушила нейтралитет, а не мы».

Этот разговор происходил после того, как Шелленберг дал отчет о встрече с англичанами и высказал свое мнение — случись война с Англией, она будет сражаться до конца, даже если войну придется перенести на территорию Канады. Уже произошел взрыв бомбы в мюнхенской пивной, а в стычке при захвате английских разведчиков в Венло погиб голландский разведчик. Он-то и был единственным поводом военных действий Германии против Голландии. Сначала Германия использовала этот инцидент в политических целях, теперь — в стратегических.

Вступал в силу «Желтый план» — оккупация Голландии, однако приходилось считаться с сопутствующими политическими событиями и погодой.

Аппетиты фюрера не ограничивались Голландией — он метил в Данию и Норвегию. Захватив эти северные страны, он расширил бы свои морские базы в войне против Англии, укрепив шведский «железный заслон», о котором беспокоился Поль Рейно.

Этот французский министр прославился фразой: «Железный заслон прорван», что дало повод Германии напасть на Данию и Норвегию. Эта фраза министра, высказанная в телефонном разговоре, была подслушана немецким агентом СД, который информировал Берлин о решении, принятом 28 марта 1940 года на Высшем совете союзников, за 12 дней до немецкого наступления, проложить минные заграждения вдоль датского и норвежского побережий.

Немецкие спецслужбы уже информировали Берлин, что Англия и Франция производили передислокацию своих военных кораблей. Теперь военная операция нацистов против Норвегии и Дании могла выглядеть как мера защиты.

В действительности Германия к наступлению была уже давно готова. Вся информация по Норвегии поступала в 6-й отдел службы безопасности. Координацией занимался Центр в Гамбурге.

Немецкая агентура была внедрена во все навигационные компании, связывавшие Германию с Норвегией, во все рыболовецкие предприятия и заводы по выпуску консервов. Они выуживали не рыбу, а метеорологическую информацию, необходимую для работы авиации и переброски морем армий. Естественно, что вся информация, передаваемая по телефону, — о покупке и продаже рыбы, вместимости судов, была зашифрована.

Одновременно СД пыталась держать в секрете информацию о концентрации немецких войск в портах Северного моря и о подготовке к высадке. Все гостиницы, дороги, аэропорты, станции были взяты под наблюдение. 8 апреля 1940 года первые три немецких торпедоносца вышли в направлении Нарвика. В тот же день, выступая на съезде молодых консерваторов, Чемберлен воскликнул: «Гитлер опоздал на автобус!»

А дела обстояли не так — немецкий автобус был отлажен и уже выехал. Как и в случае с Голландией, полковник Остер, помощник Канариса в абвере, предупредил Норвегию о дате начала немецкого наступления. В Генштабе в отделе 21, занимавшемся подготовкой Скандинавской кампании, у адмирала Канариса был свой человек, майор Лидиг.

31 марта он сообщил, что дата наступления, день X, назначена на 9 апреля. Остер передал это сообщение военному атташе Голландии полковнику Сасу, который, в свою очередь, информировал военного атташе Дании. Но шведское правительство не поверило в его серьезность. Английские спецслужбы знали, но ничего не сделали, чтобы предотвратить операцию «Везерубунг».

Единственный человек, серьезно воспринявший поступок Остера, был Канарис. Он выразил ему свое недовольство, ведь полковник действовал против интересов родины, но он же и защитил своего помощника.

Остер рисковал напрасно. 9 апреля в полдень все порты Норвегии были захвачены немцами. Первая высадка войск союзников была намечена на 16 апреля. Немецкие спецслужбы уже выиграли войну на Северном фронте.

А вот на Западном фронте им не повезло. У союзников в начале года уже имелся план немецкого нападения на Голландию и Бельгию, но они им не воспользовались. Помешал случай.

Рейнбергер, немец, майор авиации, получив задание отвезти важное донесение в Кельн по железной дороге, решил навестить своего друга Хенманса, майора-резервиста из Люфтваффе. Приятели встретились и крепко выпили. Это был холодный туманный день 10 января 1940 года. Поезд уже ушел. Хенмане предложил другу от-везти его в Кельн самолетом. Рейнбергер согласился, хотя нарушал тем самым правила безопасности. Он был офицером отряда парашютистов и вез с собой планы наступления своей дивизии. Случилось то, что должно было случиться, — в густом тумане самолет отклонился от курса, ему не хватило горючего, и он приземлился в незнакомой местности.

Ударившись при приземлении, самолет накренился на сломанное крыло. Из поломанной кабины с трудом выбрались оба офицера. Они не пострадали. Но были озабочены, поняв, что находятся на бельгийской территории, недалеко от голландской границы. Кельн остался в сотнях километров к востоку.

Необходимо было срочно сжечь секретные документы. Сделать это майор Рейнбергер не успел, к ним уже приближались бельгийские пограничники. Они арестовали немецких офицеров в момент, когда Рейнбергер пытался поджечь планшетку с картами, но она уцелела, слегка обгорев.

Командир отряда пограничников Родриге привел пленников в пограничный барак, который отапливался печкой. Майор Рейнбергер пришел наконец в себя, выхватил из рук бельгийского капитана карты и бросил их в печку. Но их второй раз спасли из пламени и немедленно переправили в Брюссель.

В бельгийской столице поняли, что нейтралитет Бельгии с началом наступления будет нарушен. А наступление должно начаться днями.

Были ли карты настоящими? Не был ли этот захват майора с картами организован немецкой разведкой, как инцидент в Венло? В Лондоне и Париже военное командование было встревожено. Теперь, ознакомившись с захваченными документами, они поняли необходимость немедленного вмешательства Франции и Англии на территории Бельгии. Это была точка зрения главнокомандующего французской Ставки Гамелена.

В Берлине не беспокоились, а рвали и метали. Гитлер был взбешен. По вине двух растяп он должен был отложить намеченное наступление? Вскоре поступило послание от генерала фон Веннингера, военного атташе в Брюсселе. По поручению бельгийского правительства генерал передал сообщение о крушении двух самолетов, а от себя он добавил, что в руки властей никакие документы не попали.

Но второе сообщение из абвера лишало надежды начать наступление — две моторизированные французские дивизии стоят на бельгийской границе.

Немецкие секреты раскрыты? Надо наступать? Плохая погода решила за всех — снегопады мешали начать воздушные операции. «Желтый план» был отложен. К нему вернулись только через четыре месяца.

В соответствии с приказом от 24 февраля 1940 года центр военных операций переместился из Льежа в Арденны, куда ускоренным маршем в течение суток двигались 7-я пехотная и 4-я моторизированная дивизии под командованием фон Рудштедта, а также моторизированное подразделение Кляйста, чтобы захватить неприятеля врасплох. Союзники тем временем смогли разгадать намерения немцев, изучив карты, попавшие им в руки в результате крушения самолета на бельгийской границе. Там было показано направление наступления 7-й дивизии Флигера в районе канала Альберта и в районе укреплений Эбен Эмаэля, а не там, где предполагалось ранее. Но в целом план наступления оставался прежним. Гитлер и фон Манштейн, автор плана наступления, стали придумывать двойной блеф, думая, что союзники не поймут, что немцы будут действовать в соответствии с планом, который они захватили, и станут атаковать на участке между линией Мажино и бельгийскими укреплениями.

На этом участке немецкой разведкой была проделана большая подготовительная работа. Агенты абвера и СД знали почти все о линии Мажино. Многие из них уже давно работали в бункерах Нанси, Метца и сообщили все о цементных казематах — толщине стен, способе установки. Другие агенты работали на военных заводах, сообщая характеристики и типы вооружения, количество артиллерии и танков.

Кроме того, криптологи немецкой разведки нашли ключ к шифру Ставки французского командования, и теперь немецкий генерал Лисс прослушивал все сообщения военного министерства Франции командованию группы войск в Северной Африке и Сирии. Каждые четыре недели французы меняли шифр, а немцы регулярно находили к нему ключ. Так немцы узнали, что у французов не хватает противотанковых пушек.

Французская авиация не была хорошо защищена — абвер располагал списком всех французских аэропортов, знал о всех типах самолетов, их размещении, имел сведения о летчиках.

В конце 1939 года в распоряжение абвера и службы безопасности поступило подразделение из 2 тысяч солдат для выполнения специальных операций, состоящее из трех отрядов. Первый отряд «Т» означал террор. Он выполнял задачи психологической войны с противником, его агенты распространяли листовки, дезинформацию. Это была настоящая пятая колонна. Они занимались и похищением политических противников. Отряд «С» — саботаж. Третий отряд «Ин» готовил необходимую информацию для первых двух отрядов.

Обычно в спецотрядах служили немцы, проживавшие за границей. Штаб нового подразделения находился в Бранденбурге, под этим названием известна дивизия, сформированная в ноябре 1942 года. В 1943 году были сформированы еще две под этим же названием. Это были спецформирования, выполнявшие задания контрразведки по сбору информации и диверсий в тылу противника.

Первое специальное подразделение получило боевое крещение 10 мая 1940 года. Вместе с парашютистами и спецвойсками оно участвовало во взятии цепи укреплений Эбен Эмаэль в Льеже и защите мостов вдоль канала Альберта. Одна из команд подразделения, переодевшись в форму голландских охранников, захватила мост и обеспечила проход 16-го моторизованного корпуса. Успешный захват форта стал классическим примером захвата крупных укреплений, с использованием диверсий и агентурных сведений о каждом объекте.

Агенты отряда «Террор» использовали спецэффекты, манекены, имитировали боевое оружие, стрелявшее холостыми пулями. Специалисты доктора Геббельса выпускали листовки, готовили радиосообщения, сея панику среди населения Франции. Из радиоцентра в Стокгольме, которым руководил Адольф Раскин, работавший на СД, по трем радиоканалам непрерывно шли передачи на французском языке, распространявшие ложные слухи, путавшие направление движения беженцев и создававшие пробки в передвижении войск.

Немецкая разведсеть, напротив, работала четко. Ей удалось установить телефонную связь даже на линии Мажино!

С воздуха сбрасывались прокламации, которые распространялись агентами отрядов «Террор». Немецкая разведка привлекла специалиста с мировым именем — самого Нострадамуса! Его откровения, якобы расшифрованные «переводчиками» СД, сообщили французам, что с неба на них обрушатся страшные летающие машины, но юго-запад страны будет пощажен. В результате тысячи беженцев двинулись в этом направлении, затруднив передвижение фраенцузской армии.

19-й моторизованный корпус Гудериана смог двигаться в западном направлении. Агенты секретной войны облегчили блицкриг. Дорога на Париж была открыта вермахту и диверсионным спецпод-разделениям и контрразведке.

Адмиралу Канарису остро не хватало средств, и он поручил капитану Радеке, опытному экономисту, начать в Париже коммерческую деятельность. На площади Буа-де-Булонь были открыты четыре конторы, которыми руководил баварец Герман Брандл по прозвищу Отто. Этот бизнесмен работал под контролем полковника Фридриха Рудольфа, старого волка немецкой разведки, который поручил Отто вербовать новых агентов в разведку абвера.

В 1941 году «Закупочная контора Отто» сотрудничала с 400 коммерческими агентами, не считая многочисленных посредников и клиентов, готовых на все, лишь бы платили. Отто выбирал из них самых способных и направлял к профессионалам абвера и сипо-СД. Коммерция процветала, были созданы новые филиалы. Закупочная контора стала работать в Париже. Спецслужбы стали делить прибыль.

Одновременно агентура Отто внедрялась в разведсети союзников. На абвер активно работал бельгиец Жорж Дельфор (известный под именами Масю, Бергер, Мерод), сдавший многих разведчиков. По адресу рю Константин, 25 и авеню Анри Мартен шла не только торговля всем, чем придется, но и велись допросы арестованных.

Пытаясь как следует потрясти карманы оккупированной Европы, немцы основали «Коммерческое общество по закупке и продаже сырья», которое имело филиалы по всей Франции. Руководили этой работой офицеры оккупационных войск, направлявшие сырье в Германию.

Впоследствии служба безопасности, поглотившая абвер, основала филиалы этой гигантской организации по всему миру. После войны служба безопасности США насчитала 700 таких филиалов.

Проникновение СД на территорию оккупированной Франций

Двадцать агентов СД, одетых в форму военной полиции, тщательно отобранные самим Гейдрихом, вошли в зондеркоманду, сформированную для выполнения секретной миссии. Во время кампании во Франции офицерский корпус добился от Гитлера разрешения действовать, не унижая воинского достоинства неблаговидной работой, как во время оккупации Польши действовали команды СС и сипо-СД. Гиммлер вынужден был согласиться, а сам готовился отыграться на других соперничающих спецслужбах и готовил с Гейдрихом эту зондеркоманду.

В Париж эти двадцать человек прибыли 14 июня и разместились в гостинице «Лувр». С ними был их начальник Гельмут Кно-хен, молодой интеллектуал, доктор философии, в прошлом учитель гимнастики. Ему было 30 лет, в нацистской партии он состоял с 1933 года, а в СД работал с 1937 года в чине капитана — обер-штурмфюрера. В его активе была блестяще проведенная операция в Венло.

Кнохен готовился покорить Париж, соперниками его в этом деле были военные, вошедшие в столицу Франции первыми.

На следующий день в префектуру полиции пришел один из членов зондеркоманды и потребовал досье на евреев, антинацистов, политических беженцев. Секретная немецкая полиция начинала работу в оккупированной французской столице.

Эти двадцать человек немецкой спецслужбы хозяйски заявили о своем присутствии, расположившись в здании немецкой комендатуры генерала фон Штудница и начав работу с архивом. Они выискивали врагов, рейха — евреев, коммунистов, масонов. Доктор Сова, глава военной полиции, каждый раз предоставлял им эту документацию.

Вскоре в Париж прибыли еще две зондеркоманды, которыми командовали гауптштурмфюрер Киффер и унтерштурмфюрер Роланд Носек. Носек, работавший во внешней разведке СД, был специалистом по политическим вопросам. Ему было 33 года. Его офис был расположен по адресу: рю де Шоссе, 11.

Этот адрес, наряду с авеню Фош, 72, вскоре получил мрачную известность. Место для работы подыскал сам Гейдрих, назначив руководителем службы штурмбанфюрера Бемельбурга.

Ему было 55 лет, это был полицейский-профессионал, берлинец, доверенный человек Мюллера, главы гестапо. Мюллер послал опытного полицейского, представлявшего 6-й отдел службы безопасности, работать среди молодых дилетантов Гейдриха.

Бемельбург знал Париж. Он приезжал сюда в качестве официального представителя гестапо 16 июня 1938 года, сотрудничая с французской полицией во время визита английского короля. Бемельбург обеспечивал безопасность, исключая происки немецких подозрительных элементов.

Теперь этими подозрительными элементами стали сами французы, а Бемельбург стал хозяином города. Один из его помощников, Хаген, стал работать в Бордо, ведя наблюдения в зоне Антлантиче-ского побережья. Кнохен, преодолевая все возрастающее сопротивление немецкого военного коменданта Отто фон Штюльпнагеля, продолжал терпеливо прибирать к рукам Париж.

Гейдрих решил послать во Францию своего личного представителя, чтобы противостоять военному коменданту и криминальной полиции, — бригадного генерала СС Томаса. Но в отличие от Кнохена, работавшего умно и хитро, этот крупный мужчина, бабник и пьянчуга, сразу наделал много шума. Ночи он проводил в сомнительных кабаках в районах Пигаль и Елисейских полей.

В ночь со 2 на 3 октября от взрывов пострадали парижские синагоги. Получили серьезные ранения два немецких патрульных солдата. Отто фон Штюльпнагель решил поставить на место зарвавшуюся спецслужбу. Виновных в провокации отыскать было нетрудно. В адрес Гейдриха от имени военного командования было послано официальное письмо. В нем военный комендант Парижа требовал отозвать из столицы Томаса, Кнохена и Ганса Зоммера, организовавшего взрывы.

Был отозван только Томас, его направили работать в криминальную полицию на Восток. А Кнохен остался на своем месте — он был незаменим. Его работа по покорению Франции только еще начиналась.

Военная машина абвера хорошо финансировалась, у СД не было таких возможностей. К концу 1941 года абвер стал полновластным хозяином Франции. В своем письме по поводу организации взрывов в парижских синагогах военная администрация писала, что «эти провокации могут серьезно осложнить политическую обстановку, может пострадать невинное гражданское население».

Однако офицерский корпус, как ни старался, не избежал кровавых схваток секретной войны. 23 декабря 1940 года инженер Жак Бонсержан случайно толкнул на улице немецкого офицера, и его расстреляли за попытку нападения.

С августа 1941 года непрерывно шли репрессии, арестовывались коммунисты. 19 августа были расстреляны Шмуль Тисцельман и Анри Готеро, 21 августа будущий «полковник Фабиен» расстрелял в метро Альфонсо Мозера, 27-го были расстреляны несколько коммунистов.

29 августа на улицах Парижа было вывешено следующее объявление военной комендатуры, напечатанное красным шрифтом:

«Лейтенант флота Анри-Луи Оноре, граф д’Етьенн д’Орвес, француз, родившийся 5 июня 1901 года в Веррере;

Коммерсант Морис Шарль Берлие, француз, рожденный 9 сентября 1905 года в Сент-Дие;

Коммерсант Жан-Луи Доорник, голландец, рожденный 26 июня 1905 года в Париже, приговорены к смертной казни за шпионаж. Сегодня приговор приведен в исполнение».

Была открыта дорога военным репрессиям 1942 года.

Военная разведка Италии в период фашизма

В начале войны информационная служба итальянской военной разведки состояла из четырех автономных спецслужб, не скоординированных между собой: Службы военной информации армии; Службы специальной военной информации морского флота; Службы информации аэронавтики и Службы контрразведки и спецслужб при Министерстве обороны.

Эта четвертая спецслужба была создана в апреле 1940 года на основе оперативного отдела армейской секретной службы и впоследствии слилась с ней, чтобы не дублировать работу по сбору информации и организации операций. Примером отсутствия координации в работе спецслужб было убийство во Франции братьев Росселли, ответственность за которое взял на себя полковник Санта Эммануэле.

Несмотря на то что страна двигалась к войне, заключив Стальной пакт, определивший союзников Италии, правительство не смогло дать своим секретным службам четких указаний, ориентиров, подготовить их к дальнейшему развитию событий.

Генерал Чезаре Аме в книге «Секретная война в Италии» пишет: «Чтобы спецслужбы наконец проснулись и начали действовать, необходимо было поставить их перед очевидностью — началом войны».

В отсутствие средств и указаний каждое военное разведывательное ведомство проводило необходимую работу в зависимости от задач, стоящих перед ним в данный момент. Спецслужба морского флота совершенствовала технические средства, служба аэронавтики приступала к формированию своей спецслужбы, разведка наземных войск имела больший опыт работы и понимала всю тяжесть сложившейся ситуации, делая все, чтобы исправить упущения, совершенствовать методы секретной работы, внедрить новые технические средства. Об этом пишет в книге генерал Аме, руководивший в то время армейской информационной службой. Он сумел реорганизовать работу и подготовиться к условиям военного времени.

Разведка наземных войск подчинялась военному министру и главе штаба армии. В нее входили следующие отделы:

оперативный отдел, собиравший информацию, контролировавший скрытые источники информации, расположенные в Италии и за рубежом;

отдел обороны, разрабатывающий меры защиты от нападения противника, диверсий;

сотрудничество с теми же центрами в Италии и за рубежом, что и предыдущий отдел;

технический отдел, организовывавший работу станций радиоперехвата, обеспечивавший связь с разведцентрами на периферии и другими контрольными службами;

отдел криптографии, занимавшийся расшифровкой перехваченных сообщений и готовящий шифровки, поступавшие из Центра и оперативных отделов;

отдел химической обработки, изготовлявший симпатические чернила и прочее;

отдел фототипографический, занимавшийся репродуцированием документов — фотографированием, изготовлением микрофильмов и карт;

отдел цензуры.

Работа велась немалая, но запаздывала по сравнению с требованиями надвигающейся войны. Только в 1943 году, когда была создана Служба информации армии, итальянская военная разведка поступила в подчинение Верховного командования, координировавшего усилия всех военных спецслужб. Полное их объединение произойдет только в 1947 году, когда будет создана Служба информации вооруженных сил, которая сейчас называется Службой информации Министерства обороны.

Идея похитить великого муфтия Иерусалима пришла в голову Галеаццо Чано в начале 1941 года. Он посоветовался с Муссолини, и тот одобрил эту идею. Заполучить в Риме великого муфтия — означало для дуче нанести ощутимый удар по английской разведке, которая искала его на земле и под водой, чтобы повесить. Великий муфтий был для них злым гением, боровшимся во главе Аравийского легиона против Великобритании.

Кем был великий муфтий? Это имя мало что скажет для современного читателя, а в 1941 году он был великим арабским вождем, боровшимся против англичан и французов, арабским Папой, фанатиком-националистом, мечтавшим о независимости Палестины, Ирака, Сирии, Ливана, Трансиордании. Его звали Мохаммед Хадли Амин эль-Хуссейни. С 1933 по 1943 годы он посвятил борьбе против Англии, ему помогали Италия и Германия. Немецкая пропаганда обеспечила муфтию мировую известность. Он был схвачен английскими агентами в Иерусалиме, но ему удалось бежать и укрыться в Сирии, а затем пробраться через Ирак в Персию, где ему предоставил убежище, хотя и с оговорками, персидский шах.

Задание похитить великого муфтия получила разведка итальянских наземных войск, в адрес которой Чано послал телеграфное сообщение следующего содержания: «Консул первого класса Альберто Меллини Понче де Леон (во времена Итальянской социальной республики работавший в секретариате Муссолини, сменивший Сера-фино Маццолини), находящийся в Стамбуле, должен отправиться в Тегеран и обеспечить переезд важной персоны».

Как пишет в книге «Шпионы для Италии» Джорджо Пиллон, в Тегеране Меллини заручился поддержкой полномочного представителя Италии Луиджи Петруччи, обеспокоенный тем, чтобы операция прошла хорошо и не осложнила его непростые отношения с Персией. Основным помощником Меллини был один из лучших итальянских военных разведчиков, работавших в Персии, офицер карабинеров Арнальдо Пиккароло.

Великий муфтий укрылся в Тегеране на территории посольства Японии (которая в то время была нейтральной страной), скрываясь от неустанных поисков английской разведки, стремившейся во что бы то ни стало его поймать. В обстановке строгой секретности Меллини встретился с муфтием и предложил поехать в Италию, сообщив, что Гитлер предлагает ему убежище в Берлине.

Переодевшись в гражданское платье, осветлив волосы краской, любезно предложенной женой Меллини, имея на руках паспорт на имя Джузеппе Росси, гражданина Туниса, великий муфтий сначала был препровожден в Итальянскую лигу, а оттуда отбыл в колонне из 130 автомашин, которые в сопровождении русских солдат шли до границы Персии с Турцией.

Поездка была ужасной. Каждую минуту Меллини и переодетый муфтий боялись, что их раскроют, разоблачат, расстреляют на месте, потому что в кармане у них были запрещенные к ношению пистолеты. Машину, в которой ехал муфтий, все время останавливали, и ее приходилось не раз менять. Из Тегерана они выехали 19 сентября 1941 года, а добрались до турецкой границы 25-го смертельно уставшими.

26 сентября колонна выехала в Эрзерум, а оттуда в спальном вагоне великий муфтий проследовал в Стамбул. Он пробыл там 10 дней и мог слышать по радио речь министра иностранных дел Англии Эдена, который заявил: «Великий муфтий схвачен нами и находится под надежной охраной в Персии». 1 1 октября, по-прежнему под именем Росси, муфтий приехал в Рим и остановился в гостинице «Эксельсиор». Через два дня в Палаццо Веккьо его принял Муссолини.

Похищенный из посольства США шифр помогает победе Роммеля

30 мая 1940 года глава военной разведки генерал Чезаре Аме был вызван телефонным звонком в Палаццо Веккьо лично Муссолини, который ему сообщил: «Через пять дней я объявлю войну Франции и Англии. Сегодня я поручил Чано сообщить это мое окончательное решение Гитлеру. Сегодня 30 мая. 5 июня ударят пушки. Это все, что я хотел вам сообщить. Можете идти».

Для генерала Аме это официальное сообщение имело особое значение, потому что в планах руководимой им спецслужбы в этом случае вступал в действие оперативный план «Р». Этим планом предусматривалось дать сигнал к началу действий агентам, подготовленным и внедренным в основные посольства, аккредитованные в Риме и Ватикане, чтобы те похитили или перефотографировали важные документы стратегического значения.

Операция началась в ту же ночь 31 мая и через несколько дней была успешно завершена во многих посольствах, за исключением немецкого и советского, в которых система контроля была настолько продуманной, что исключала любую возможность сделать это. Удалось получить доступ к шифрам и многим важным документам. Это был успех, хотя было очевидно, что с началом войны многие шифры будут заменены.

Особенно удивительной была операция по проникновению в американское посольство, шифр которого в течение 16 месяцев оставался после похищения прежним. Это позволило военной разведке Италии многое узнать об отношениях Вашингтона и Рима.

Вот как все произошло.

Для генерала Аме получить доступ к американскому шифру было невероятной удачей, ибо американцы, хотя и оставались нейтральной страной, тесно сотрудничали с Великобританией, поставляя ей большие партии оружия, и, кроме того, США поддерживали страны Средиземноморья, чья политика была враждебна Муссолини и фашизму.

Послом США в Италии в мае 1940 года был Вильям Филипс. Шифр, который предполагалось похитить, назывался по цвету обложки документа «Черным кодом». Кроме посла доступ к шифру имели три военных атташе (пехотных войск, авиации и флота), чьи офисы располагались в отдельном здании в Палаццо Маргерита, на улице Венето. Сюда военной итальянской разведке удалось внедрить двух своих агентов: одного звали Лорис Герарди, он был курьером военных атташе; другой занимался уборкой помещений и передавал американским атташе шифрованные депеши. Лорис Герарди работал в посольстве в течение нескольких лет. В действительности он был офицером итальянской разведки. Его звали не Герарди, и настоящее его имя осталось неизвестным даже после окончания войны. Это он сообщил генералу Аме, что вероятнее всего можно похитить шифр у атташе по аэронавтике, который был рассеянным человеком.

Задание похитить «Черный код» Герарди получил от капитана Манфреди Таламо из контрразведки, который дал ему двух помощников-офицеров и включил в группу агента, занимавшегося уборкой помещений посольства.

По отпечаткам, предварительно снятым Герарди, были изготовлены ключи сейфа, который удалось легко открыть и достать книжку с шифрами. Ее быстро перефотографировали и через несколько часов вернули на место. А шифрами занялся начальник отдела криптографии генерал Витторио Гамба, один из наиболее опытных экспертов. (Он владел 22 языками и многими диалектами. Умер он в Риме в глубокой старости после войны, попав в автомобильную катастрофу.)

Операцию провели настолько быстро и хорошо, что американцы ни о чем не заподозрили, оставив шифр неизменным в течение 16 месяцев после начала войны. Благодаря этому неожиданному подарку генерал Роммель смог спланировать успешное наступление немецкой армии в пустыне, что стало решающим фактором событий на полях войны в Северной Африке.

Этим шифром в своих сообщениях, отправляемых в Вашингтон, пользовался американский военный атташе в Каире Боннер Франк Феллерз. Он был осведомлен о планах Англии в Египте и стратегических операциях, намеченных против войск противника. Он информировал свое правительство, пользуясь этим шифром, и тем же шифром получал сообщения о прибытии американских военных кораблей сопровождения, перевозящих грузы и оружие, о прибытии американских самолетов в Египет и другие сообщения.

Технический отдел военной разведки в Риме перехватывал эти сообщения, информируя Роммеля, который теперь знал не только все о перемещении противника, но и о настроениях в армии, о снабжении продовольствием, снаряжением, о предстоящих наступлениях.

Роммель несколько раз пользовался случаем, чтобы поблагодарить итальянскую военную разведку через ее представителей в Северной Африке в самых лестных выражениях.

Следует учесть, что, кроме выполнения работы по расшифровке сообщений американского военного атташе в Каире Феллерза, итальянская разведка внедрила в Каире своих многочисленных агентов. Особенно активно работал один из них, который разместил свой радиопередатчик в непосредственной близости от английской радиостанции, а потому его трудно было обнаружить.

Другие итальянские агенты были разбросаны по всему Среднему Востоку, их сообщения были очень ценными. Например, так итальянцы узнали о посылке судов сопровождения, прибывавших в Египет со стороны Индийского океана. Эта информация была бесценной для Роммеля, который мог заранее спланировать важные военные операции. Итальянская разведка добывала для Роммеля кальки секретнейших военных операций англичан, получая их от фирмы, которая занималась в Каире репродуцированием, обходя строжайший контроль. На этой фирме работал агент военной итальянской разведки, который отправлял копии в Рим, а оттуда они поступали Роммелю.

В активе итальянской военной разведки, кроме операции по захвату шифра американского посольства, были и другие успешные операции.

Те же агенты, что выкрали шифр, проникли в главное здание американского посольства, Палаццо Маргерита. Авторами другой успешной разведывательной операции были два офицера разведки — капитан Манфреди Таламо (участник первой операции) и лейтенант Еудженио Пиккардо. В конце войны Манфреди был расстрелян немцами, впоследствии посмертно награжден в Италии Золотой медалью героя. Его казнь, вероятнее всего, была местью за то, что он раскрыл предательство одного офицера СС высокого ранга, служившего в посольстве Германии в Риме и продававшего сведения противнику.

Однажды ночью Таламо и Пиккардо вошли в здание посольства США, решив открыть сейф. Сделать это было невероятно трудно: надо было найти одну из 72 тысяч комбинаций, и, кроме того, деревянный пол здания нещадно скрипел, а спальня посла была расположена как раз под комнатой, где стоял сейф.

Служба разведки снабдила офицеров инструкцией по открыванию сейфа, и на вторую ночь им посчастливилось открыть его. Чтобы заглушить звук шагов по паркету, была вызвана старая машина времен Первой мировой войны, «Фиат-18 BL», которая в указанные часы ездила вблизи посольства.

Операция закончилась успешно — Таламо и Пиккардо открыли сейф, изъяли нужные документы, перефотографировали то, что их интересовало, и положили на место.

Завершив операцию, они в этот момент находились в комнате посольства. С минуты на минуту должен был проехать скрипучий фиат. И вот он наконец подъехал.

Другие успешные операции разведки позволили Муссолини во время военной кампании в Эфиопии ознакомиться с секретными документами французского правительства и Министерства иностранных дел Великобритании.

ВОЛШЕБНИКИ ИЗ ЦЕНТРА «Z»

Этот центр располагался на улице Тибулло в Риме. Здесь работали переводчики-полиглоты, переводившие по заданию военной разведки письма и дипломатические сообщения с необычайной скоростью. Вот как на их рабочие столы поступали документы.

С некоторых пор грузы, направлявшиеся в нейтральные страны из аэропорта Чампино, страшно запаздывали, порой на два-три часа задерживая загрузку самолета. Разведчики, переодетые носильщиками, изымали мешки с обычной и дипломатической почтой и на всех парах неслись по указанному адресу. Там специалисты отбирали самые важные документы, отправляемые самолетом на следующий день, и переводили устно самые важные посольские сообщения, задерживать которые было недопустимо. Сургучные печати удавалось восстановить.

Рекордсменом этой работы слыл капитан Пьетро Герардо Янсен. Он был неаполитанцем, автором книг по этнологии, говорил на 1 8 языках, объехал мир по заданиям разведки (умер в Риме в 1965 году). Его жена рассказывает, как он помогал в трудные времена бежать евреям. Однажды ему пришлось проглотить письмо, в котором армянин из Бейрута сообщал ему в Рим, как, где и когда Янсен может выйти на 20 израильтян, чтобы переправить их морем во Францию. За Янсеном вел наблюдение агент секретной полиции, и, когда тот отвлекся на минуту, Янсен положил письмо в бутерброд с колбасой. Мадам Янсен рассказывает, что помогала мужу достать лекарства, переварить это сообщение было нелегко.

Магом расшифровки был генерал Витторио Гамба, начальник шифровальной службы разведки. Он родился в Верчелли. Был отмечен разведкой уже в Первой мировой войне. Адмирал Бадольо запросил тогда специалиста, который владел бы французским, английским, немецким и сербско-хорватским. Были вызваны переводчики и других языков, но явился только Гамба.

Удивленный генерал спросил:

«А где все остальные?»

«Все здесь», — ответил Гамба, говоривший также на венгерском, датском, персидском, турецком и многих других языках. Это помогло ему разбираться с шифрами.

Одним из самых способных его учеников был Джоржо Вери-та Поэта, которого погубила слишком большая ответственность, а может быть, верность. Однажды его вызвал адмирал Лаис, поручив расшифровать одно сообщение. На первый взгляд это был бессмысленный набор слов: «Матамодоро, Катаридо, Рота-ноза».

Адмирал считал, что это сообщение поможет обнаружить вражеского агента, который проник в итальянскую разведку: «Вы, Поэта, должны распутать эту абракадабру». Тот ответил, что постарается, и адмирал дал ему времени до следующего дня. Поэта принялся за работу, и через час ответ был готов, но он сказал коллегам, что не хочет подвести своего начальника и завтра сообщит ему расшифровку этой фразы. Ушел он с работы, улыбаясь. Но назавтра он на работу не явился. Позвонили ему домой, и Поэта ответил слабым голосом, что плохо себя чувствует.

Без промедления поехали к нему домой, но было уже поздно — он умер. Перевода не нашли. Вскрытие подтвердило, что переводчик отравился.

И в шпионаже вору платят той же монетой

В 1940 году при службе разведки морского флота в целях сбора информации была создана коммерческая контора, продававшая бытовые приборы в центре Рима — туда под видом клиентов приходили с донесениями агенты. Заведовал конторой офицер, которого мы назовем синьор Р.

Однажды утром в контору к нему зашел синьор М., представлявший несколько иностранных фирм, одновременно был агентом Второго бюро (французской разведки) морского флота, о чем итальянцам было известно — его действия были под контролем.

Синьора Р. синьор М. знал как хорошего коммерсанта, но Р. соприкасался с морской элитой, и это могло пригодиться французу. Недавно Р. достал для М. очень интересный материал. М. сообщил, что «товар» получил высокую оценку заинтересованных лиц, и они готовы купить большую партию оптом, заплатив сразу.

Синьор Р. с довольным видом достал из шкафа металлическую узкую трубочку, вынув из нее микрофильм, состоящий из 300 кадров. Положил пленку под микроскоп и пригласил М. сравнить изображение с теми кадрами, которые у него уже были.

М. был удовлетворен, но попросил еще раз удостовериться в ценности оригинала. Речь шла о шифре, применяемом Генштабом итальянского флота в сообщениях, направляемых командирам боевых кораблей. Тут покупателю нельзя было ошибиться.

Взамен М. предложил продавцу шифр разведки английского флота и тут же вручил для показа итальянскому командованию несколько его элементов.

Синьор Р. почувствовал, что эта история может принести большую пользу итальянскому флоту, и сказал своему собеседнику, что тот его убедил, поведав историю о том, как ему удалось достать шифр. В ней были замешаны, как в полицейских романах, красивая женщина, молодой лейтенант Генштаба, любитель легкой жизни, но без средств.

Рассказ показался французу убедительным, и он настаивал выйти с его предложением в Генштаб. Он не скрывал, что работал на французскую разведку, но не из любви к родине, а за деньги. Он тоже рассказал, как стал работать в разведке, заручившись поддержкой английского посольства в Париже, достав шифры и продав их французам.

Элементы шифра, проданные синьору Р., включали 12 фотографий начала английского шифра, словаря шифровки, инструкции его применения. Синьор Р. тут же передал этот материал компетентным сотрудникам Генштаба, которые подтвердили его ценность — этот шифр использовал английский адмирал, передавая сообщения командирам кораблей в Атлантике, Средиземном море, Индийском океане. Шифр «P-Блок» был куплен, он был неожиданно прост, зашифрованные им сообщения полностью совпадали с событиями и фактами.

То, что произошло далее, показало, что совершена страшная ошибка.

В 23.00 11 ноября 1940 года итальянский флот подвергся массированной бомбардировке английских самолетов, в результате чего гри военных корабля были повреждены и на несколько месяцев вышли из строя.

Стали искать виновных происшедшего. Через двадцать дней, в конце ноября служба военной разведки перехватила сообщение, которое было зашифровано шифром «P-Блок», тем, который продал М.

Текст был таким: «Строго секретно. Расшифровать самому адмиралу. Операции против кораблей итальянского флота в Таранто стали возможны благодаря информации, полученной от офицера высшего командования итальянского флота, — подпись, Адмиралтейство, Лондон».

Это сообщение было очень серьезным по своим последствиям.

Анализируя факты, итальянская разведка пришла к выводу, что купленный шифр и расшифрованные с его помощью телеграммы были фальшивками. Сверхсекретность послания адмирала не соответствовала шифру, применяемому для отправки обычных сообщений. Для шифровки этого сообщения была использована устаревшая таблица, а кроме того, информация о кораблях, пришвартованных в заливе Таранто, сообщалась через несколько дней после налета авиации тому же адмиралу на Мальте, который принял активное участие в авианалете на итальянские корабли.

Тем не менее в души закралось подозрение, что кто-то из высшего командования флота — предатель. Были произведены радикальные изменения и перестановки в командном составе.

В последующие дни были перехвачены еще две телеграммы, зашифрованные тем же шифром. Там сообщалось, что информатор «Роберт из Таранто послал еще два сообщения английской разведке».

Тень предательства легла на весь персонал командования морского флота, а англичане продолжали посылать обычные рабочие сообщения, пользуясь этим шифром.

В разведслужбе итальянского флота стали внимательно анализировать эти три перехваченные телеграммы. Все они имели одну общую черту: были зашифрованы не сразу, а по истечении большого промежутка времени и с использованием одинаковых таблиц шифровки. Все это было не похоже на англичан, которые часто меняли и шифры, и таблицы. Гипотеза, что англичане, узнав, что итальянцы получили доступ к этому шифру, решили бросить тень сомнения на высшее командование, стала обретать силу. Ведь англичане были мастерами ведения психологической войны.

Итальянская спецслужба вынуждена была признать, что купленный шифр не имел никакой ценности и был фальшивой приманкой. К этому выводу пришли, сравнивая этот шифр с другими, которыми пользовался английский флот для серьезных сообщений. Все наконец вздохнули и перестали подозревать друг друга и высшее командование в предательстве. Что касается синьора М., он оказался агентом не французской, а английской разведки. Слабым утешением было то, что покупку шифра итальянцы оплатили той же монетой, всучив англичанам свой фальшивый шифр.

Адмирал Лаис долго рассматривал в лупу фотографию затонувшего английского торпедоносца, бок которого был пробит, и воскликнул: «Кабины командования не пострадали. Там находятся документы. Мне нужен ящичек с шифрами».

Торпедоносец получил повреждения от попадания торпед с итальянской подводной лодки и затонул недалеко от мыса Бон на побережье Туниса. Он находился не глубоко, на глубине 20 метров. Но приблизиться к этому участку было непросто — он простреливался французской артиллерией, английские корабли находились поблизости. Адмирал Паис решил провести эту операцию под прикрытием рыбацких лодок, которые выходили в море, несмотря на военные действия, — рыбакам надо было кормиться. Маскируясь под рыбаков, несколько лодок вышли в море и приблизились к месту, где затонул военный корабль. На одной из лодок, которая называлась «Мария Роза», ехали Марио дель Монте, начальник 3-го отдела разведки флота, и командир Элизио Порта. Как только стемнело, «Мария Роза» отдалилась от других лодок, закидывавших сети, и пошла в открытое море. Там пришлось долго ждать, пока на рассвете к лодке не приблизился моторный катер. Несколько рыбаков перешли с лодки на катер. Лодка осторожно отплыла в направлении мыса Бон. Там для маскировки были выброшены рыбацкие сети, и в воду ушел водолаз. Он был в легком водолазном костюме, оснащен самыми современными приборами. С борта лодки связь с ним по телефону держал Элизио Порта: «Что видишь? Как ты там, какие трудности?»

Трудностей хватало. В дверце командной кабины застряло тело матроса. Наконец водолазу удается проникнуть в кабину. «Я внутри. Все хорошо», — передает он. Но в глубине кабины трудно двигаться — сломанные балки, покореженная мебель, у потолка плавают книги. Водолаз ищет ящичек с шифрами. Находит документы, передает по телефону их список, но это не шифр, который ищут. Остается в кабине, пока хватает сил, но шифра не находит. Ему приказывают подняться на поверхность. Это означает еще один день находиться под прицелом кораблей противника. Перед тем как всплыть, водолаз осматривает капитанский мостик и в углу замечает ящичек. Сил уже почти нет, он взволнованно обменивается фразами с командиром.

«По-моему, нашел».

«Какой он?»

«Металлический, весь в дырках».

«Это он, возьми и поднимайся вверх».

Через несколько дней двое загорелых мужчин стучатся в дверь квартиры адмирала Лаиса в Риме. В сумке у них драгоценные документы, уже отреставрированные, которые легко можно читать. Это «Сигнальная книжка» английского флота, «Секретные шифры» и «Устав радиотелеграфистов».

«Какой сказочный улов», — говорит Лаис.

Военная разведка на юге Италии и в Республике Сало

Падение фашистского режима, произошедшее 25 июля 1943 года, и перемирие, подписанное с англо-американскими войсками 3-го сентября, имело для Италии серьезные последствия: на севере страны была образована Республика Сало, разделившая Италию на две части, создавшая критическую военную ситуацию.

На юге Италии, в то время как союзнические войска невероятно медленно продвигались по полуострову, усиливался коллаборационизм с англо-американскими военными частями как на полях сражений, так и в других формах, в частности, в получении информации.

На севере, после освобождения Муссолини из Гран Сассо, блестящей операции, выполненной командой немецкой контрразведки во главе с Отто Скорцени, была образована Республика Сало, которая под давлением немцев обязалась восстановить военный аппарат, включая службы информации, и активно сотрудничать с Германией, продолжая войну.

В эти трагические дни Служба военной информации, подчинявшаяся военному командованию, не смогла противостоять катастрофе и распалась, ее агенты рассеялись по миру.

Во время войны военная разведка под руководством генерала Чезаре Аме продолжала служить интересам своей страны. После событий 25 июля она предоставила новому правительству надежную информацию о том, что планировала Германия в Италии в соответствии с планом «Аларико». Дружба антинациста адмирала Канариса с генералом Аме сблизила позиции Италии и Германии, и немцы верили, что Италия будет сражаться на их стороне.

Перемирие, подписанное 3 сентября, и его тяжелые последствия привели к роспуску военной разведки, но опыт ее сотрудников, прошедших суровую школу, не был потерян.

При подписании перемирия и последующих соглашений между маршалом Бадольо от Италии и генералом Александером от союзных вооруженных сил Англии и Америки были определены условия совместного участия в военных действиях. Королевство юга Италии, собрав силы несмотря на материальные и моральные трудности, вызванные действиями самих союзников и условиями объявленной войны с Германией, проявило волю к возрождению страны.

При итальянском Генштабе в Бриндизи, куда временно был назначен маршал Джованни Мессе, возвращенный из плена, 1 октября 1943 года был создан Информационный центр, сотрудничавший с союзными войсками. Вскоре начальником разведцентра стал полковник, сицилиец Помпео Артифольо, возвращенный из плена в Тунисе.

Прилетев на самолете в Бриндизи, он сразу взялся за дело, собирая кадры, начиная сотрудничество с союзниками в военных операциях, возобновив подготовку кадров в разведшколах, где преподавали итальянцы и союзники. Операции на территории страны оплачивались Италией.

В этих условиях в определенной мере автономно начал работать Информационный центр при итальянском Генштабе, который засылал своих добровольцев через линию фронта на север Италии, занятый немцами, для выполнения важных разведзаданий. Уже к ноябрю 1943 года эта служба достаточно окрепла, чтобы справляться со все возрастающими задачами. Она состояла из 4 отделов:

отдел проведения наступательных операций состоял из 2 подотделов — информации и организации диверсий, сотрудничавших с соответствующими английскими структурами;

оборонительный отдел сотрудничал с английской разведкой и стратегическим отделом английской армии;

отдел определения военной ситуации собирал военные сообщения, поступавшие с севера Италии и Балканского полуострова;

отдел формирования кадров готовил документы, экипировку и снаряжение агентов, направляемых для выполнения заданий, располагая двумя гостиницами в Бриндизи, куда приезжали будущие курсанты разведшкол.

Весь персонал разведцентра был итальянским, а персонал разведшкол был смешанным, в нем преподавали итальянцы и союзники — парашютисты, радиотелеграфисты, специалисты по проведению подрывной работы и борьбе с диверсиями противника. Связь с агентами, работавшими на территории, занятой немцами, осуществлялась с помощью радиостанции. Эту работу помогли организовать союзники, но постепенно к 1944 году штат радистов стал итальянским.

Разведчики, прошедшие подготовку в школах, по два-три человека забрасывались на оккупированные территории. Эти задания согласовывались с союзниками.

К началу войны за освобождение Италии разведцентр в Бриндизи располагал тысячей сотрудников (офицеров, солдат и гражданских лиц), выполнявших подрывную работу, боровшихся с диверсиями противника, инструктировавшими партизанские отряды, державшими связь с движением Сопротивления. Всех объединяла идея справедливой борьбы за освобождение Италии. Крепло партизанское движение. В этой борьбе за освобождение страны Италия обретала достоинство.

На Дальнем Востоке до войны и вплоть до 8 сентября 1943 года работали два опытных разведчика: военный атташе полковник Ромеро Принчипини и Джорджо Галлетти, командир судна «Лепанто», бросившего якорь на реке Хван-Пу. Оба служили в Шанхае, защищая 3 тысячи сограждан итальянской концессии.

Шанхай был прекрасной обсерваторией для разведработы. В открытый город приезжали разведчики со всего мира, вплоть до событий в Перл-Харборе, когда город был захвачен японскими войсками. Город буквально кишел японскими секретными агентами.

В этом мутном море итальянским разведчикам предстояло выловить тех, кто смог бы служить интересам Италии. Но местные шпионы стоили дорого, продавали явную дезинформацию, а то и вовсе были двойными агентами, беря деньги с тех и с этих.

Однако в течение многих месяцев информация, которую Принчипини и Галлетти присылали в Центр, была достоверной и важной. Но с некоторых пор информация, которую присылал Принчипини, стала просто отличной. Дело в том, что теперь он получал ее от нового агента AS-2.

Это был грек, содержавший столовую, которую посещали англичане. Он был мужчиной средних лет, по-английски говорил плохо, а по-китайски отлично. Когда они познакомились, грек сообщил итальянцу новость, которую никто не смог бы предположить, — Италия начала войну с Грецией. Это была, что называется, проба — новый агент показывал, на что он способен. Когда пришло разрешение из Центра начать с ним сотрудничать, агент не попросил денежной компенсации, что само по себе странно. Его условием сотрудничества было — защитить жену и двух дочерей, оставшихся в Греции, обеспечить их безопасность ввиду военных действий, начавшихся между Грецией и Италией. Он стал работать только тогда, когда получил из дома письмо.

Грек посылал Принчипини сообщения безупречной точности и всегда вовремя. Оставалось гадать — откуда он их получал. Речь шла об отправке кораблей сопровождения из Австралии, о транзите через Суэцкий канал, о прибытии судов с американским оружием через Гибралтарский пролив, о количестве военных подразделений на фронтах Северной Африки. Агент ни разу не ошибся и работал безупречно.

Самым важным сообщением - было известие о подготовке контрнаступления греческой армии, решение о котором принял президент Метаксас, а подготовил его генерал Папагос. К сожалению, как и в других случаях, ни Муссолини, ни его генералы в это не поверили.

Полковник Принчипини рассказывал, что после этого случая его встречи с агентом стали более редкими. Но 8 сентября к нему пришел китаец, чтобы передать устное сообщение от агента AS-2: «Итальянского офицера просят этой ночью не спать». Полковник не понял, но решил на всякий случай последовать совету. И действительно, в три часа утра к нему прибежал сын сотрудника, и, задыхаясь, сообщил, что Италия подписала перемирие. Разведчик спешно стал жечь документы.

Это был последний подарок необычного агента.

Секретные службы Республики Сало

Разведслужба Республики Сало была организована 5 декабря 1943 года и стала называться Служба информации обороны. Многое она унаследовала от прежних служб военной разведки — методы, структуры, кадры сотрудников. Но в первые месяцы реставрации фашизма ощущалась нехватка денег и технических средств. В работе не были четко обозначены цели — за кем шпионить и во имя чего. Англо-американские войска наступали с юга, а союзники-немцы перестали интересоваться итальянцами. Дело кончилось тем, что немцы и итальянцы шпионили друг за другом. Генерал Вильгельм Харстер, комендант гестапо, подчинявшийся Кальтен-бруннеру, не знал, что каждый его телефонный звонок прослушивался и контролировался итальянской разведкой Республики Сало.

Генерал Харстнер не ведал, что эта работа поручена двум актрисам итальянского кино, которые по очереди его ублажали холодными ночами 1943–1944 годов в роскошной гостинице в Вероне.

Организатором службы военной разведки Республики Сало был журналист Витторио Фоскини. Ему было 38 лет, родился он в Ред-жо Эмилии, несколько лет проработал преподавателем университета в Риге, сотрудничал с издательством «Стефани». Вернувшись в Италию, возобновил контакты с фашистами, верность идеям которым он доказал.

Новая разведслужба не сразу обрела свое лицо — не хватало средств. Сильным было немецкое влияние. Поначалу сотрудники занимались прослушиванием и перехватом сообщений противника по радио и расшифровкой. Вскоре они поняли, что никому не могут угодить — ни маршалу Родольфо Грациани, которому подчинялись, ни начальнику Национальной республиканской гвардии, антагонисту Грациани, военному министру Ренато Риччи. Эти два соперника вскоре выжили Фоскини. В секретном рапорте глава разведки был назван опасным элементом, не способным к исполнению сложной и ответственной разведработы. Фоскини продержался в разведке 70 дней.

Приказом маршала Грациани на должность начальника разведслужбы был назначен полковник Ди Лео, ранее работавший в военной разведке и организовавший республиканскую разведслужбу по ее образцу. Он сосредоточил усилия на борьбе с партизанами.

Разведцентр Королевства юга Италии включился в активную борьбу и укреплял партизанское движение, разведка Республики Сало противостояла своим коллегам.

В течение 20 месяцев существования Республики Сало разведцентр подготовил сотни агентов для засылки на юг Италии. Большинство из них были фанатиками-фашистами, рвавшимися в бой. Около 50 из них были захвачены и расстреляны союзниками, другие были заключены в тюрьму. Были и такие, кто сразу сдавался союзникам, сознавшись во всем еще до начала допроса.

Агентов Севера настолько быстро вылавливали на Юге, что руководство Республики Сало не сразу поняло в чем дело. Это понял один из агентов по имени Медио. Когда его поймали в районе Ба-ньо ди Романья, у офицера, допрашивающего его, был полный список итальянских агентов противника. Медио терялся в догадках — откуда у союзников эти списки. Ответ был прост — на Севере, где командовали немцы, царили совершенно другие настроения, в преддверии поражения в войне получить эти сведения было нетрудно.

Разведке Республики Сало противостояли хорошо оснащенная стратегическая служба США и английская разведка, которая легко вылавливала молодых неопытных итальянских романтиков Юга, многие из которых хотели поскорее попасть в районы, освобожденные от фашизма. В отдельных случаях успех их операций зависел от личной храбрости и находчивости, это союзники признавали.

Персонал разведцентра, который носил название «Серебристые лисы», возглавлял полковник Томмазо Давид, размещался в Милане. Он полностью зависел от абвера, которым на территории Италии командовал таинственный доктор Кора. Будущие агенты сначала направлялись к нему в контору, находившуюся на улице Сет-тембрини, где мнение об агенте высказывал некто доктор Райнер. Прошедшие коллоквиум посылались в разведшколу. Одна из них размещалась в Милане на улице Андреа Дориа, другая — на улице С. Витторе. Две другие разведшколы находились в городках Басса-но дель Траппа и в Роверето, для этих целей были реквизированы две гостиницы.

Снабжение, обучение, план операций — все было в компетенции абвера. Немцам прежде всего надо было знать о местах дислокации войск союзников. Для этих целей они готовили радистов, забрасывая их в районы юга Италии.

За короткий срок существования Республики Сало были созданы несколько разведывательных организаций. Были созданы: «Группа фашистов-республиканцев», ею руководил полковник де Санк-тис, контора которого размещалась в Милане на улице Равицца, 51; разведслужба X MAS, в которую входил батальон парашютистов и диверсантов; «Политслужба» республиканской гвардии и многие другие, лишь увеличивавшие общий хаос.

По мере того как положение немцев на фронтах осложнялось, разведоперации сокращались, пока не прекратились вовсе.

Среди агентов разведки Республики Сало отличилась одна молодая римлянка — Карла Коста. Эта красивая девушка была верной сторонницей Муссолини и выехала на Север, оставив семью, после того как Рим заняли союзные войска. В августе 1944 года ей было 18 лет, когда она по заданию впервые перешла линию фронта у Флоренции, сражаясь в рядах отрядов республиканцев за освобождение города. Она оставалась там до последнего момента при отступлении немцев, рискуя быть схваченной. Затем Карла Коста была послана в Рим для установления связи с агентами республиканской разведки. Успешно выполнив задание, она добиралась до Милана частично пешком, а часть пути на машине, на которой ее подвез галантный партизан. При выполнении одного из заданий она была арестована контрразведкой в местечке С. Марчелло Пистойезе.

Американский журналист — разведчик из Анцо

С высадкой войск союзников в Анцо связана одна история. Героем ее является молодой американец 24 лет (в 1944 году), учившийся в Европе — Лондоне, Париже, Риме. В Риме его семья жила до 1940 года. Он свободно говорил по-итальянски, даже щеголял римским диалектом. Он был журналистом, военным корреспондентом по Албании и Северной Африке. С 1942 года сотрудничал с американской военной разведкой и к этому времени выполнил несколько заданий.

Когда генералы вернулись к старому проекту Черчилля — высадке союзных войск в Анцо для того, чтобы перейти в наступление по линии Кассино, где находились восемь дивизий 10-й немецкой армии, которой противостояли 8-я и 5-я американские армии, Томпкинс (так звали журналиста) находился в Неаполе. Там в сотрудничестве с итальянской разведкой он занимался подготовкой агентов для заброски их в тыл противника. Среди сотен кандидатов он отбирал тех, кто был согласен переехать на север Италии и выполнять диверсии против фашистов. Некоторые стремились таким образом соединиться с семьями.

Перед высадкой союзных войск итальянская разведка стала искать опытного агента для координирования операций партизанских отрядов из Центра в Риме. Томпкинс предложил свою кандидатуру. Он запасся фальшивыми документами, оделся как итальянец в поношенную одежду, взял пистолет Беретта 9-го калибра.

По плану сначала его должны доставить самолетом на Корсику, затем перевезти на побережье района Лацио, где его встретят агенты из отряда Виттория и спрятать.

20-го января Петер садится в самолет В-25, его сопровождал итальянский агент Бенни — по фамилиям американец никого не знает. В Бастии первая неувязка — в машине с ним едут два странных диверсанта, посланные французской разведкой, и одна супружеская пара. Их в машине шесть человек, и каждый смотрит друг на друга с подозрением. Перед прибытием Петер снимает военную форму и переодевается в гражданскую одежду. Теперь он в роли молодого римлянина из богатой семьи, который разыскивает близких. Вчетвером (он, Бенни и два диверсанта) едут в Рим, объезжая два контрольно-пропускных пункта. Наконец приезжают в столицу на площадь Испании. На улице Систина у них назначена встреча с участниками движения Сопротивления.

В Риме Томпкинс начинает работать с социалистом Джулиано Вассали, Маурицио Джильо по прозвищу Черво (Олень), у которого отличное прикрытие — его отец работает в полиции.

Партизаны получают от Томпкинса задание — отрезать отступающие немецкие подразделения, обеспечив безопасность железных дорог, фабрик и общественных зданий, аналогично тому, как было сделано в Неаполе. В Риме немцев осталось немного, всего 1200 человек. Заброска парашютистов в нужный момент поможет населению поднять восстание и выгнать немцев.

Союзники высаживаются в Италии на день позже, продвигаясь медленно, не успевая за две недели окружить части противника, как предполагалось. Томпкинс приказывает партизанам срочно сообщить о передвижении немецких частей и их планах. Эти сообщения Петер передает по радиопередатчику за линию фронта, так как итальянский разведцентр в Бриндизи, которым руководил полковник Монтедземо-ло, ликвидирован СС. Немцы знают о передатчике Томпкинса и ищут его. Он находит старую баржу на Тибре, которая стоит как раз напротив Министерства морского флота. Он передает сообщения по очереди с двух точек — один день с баржи, другой — из церкви.

Петер пользуется доверием социалистов, у которых в военных министерствах свои агенты. Так Томпкинс узнает о планах немецкого командования начать контрнаступление и сбросить союзников в море. Из Неаполя у него запрашивают о численности немецких войск. На следующий день Петер сообщает, что судя по рациону хлеба, немцев 55 тысяч (ошибка небольшая — их было 56 781). Из своего укрытия во дворце Лователли Томпкинс координирует операции партизан, принимает от них донесения.

Сначала это делает друг Петера — социалист Франко, работавший в издательстве, а затем посылает своего агента к Томпкинсу.

Третий агент передает сообщения радисту для передачи в Центр. Приходят сведения, что немцы заказали киностудии изготовить из дерева муляжи пушек, чтобы обмануть американцев и отвлечь их силы, сконцентрировав в Анцо. Приходит сообщение, что эксперты Кессельринга ведут передачи на тех же волнах, на которых работают передатчики американских самолетов. Вот почему обещанную помощь американцы не смогли сбросить с помощью парашютов — эти участки непрерывно обстреливались зенитной артиллерией.

Поступает сообщение, что по ночам при потушенных фарах, продвигаясь по периферийным улочкам, немцы идут в направлении Анцо. 16 февраля начинается немецкое наступление. Петер и его друзья успевают предупредить Неаполь. Немецкие планы внезапного нападения раскрыты, начинает действовать авиация союзников. Все это замедляет продвижение немецких войск. Они понимают, что проиграли.

В это время СС отчаянно ищет радиопередатчик Томпкинса. Они арестовывают 47 человек, но основные кадры не схвачены. СС удается обнаружить баржу на Тибре. Арестовывают Черво, которого выдал охранник баржи. В тот же вечер в квартире Томпкинса звучит телефонный звонок, и женский голос его предупреждает: «Сестра хочет знать, достал ли ты немного меда». Петер понимает, что идут аресты и надо укрыться.

Черво попал в руки палачей Петера Коха и Франко ди Вальтера, но он молчал на допросах и не выдал товарищей.

23 марта при взрыве, организованном участниками Сопротивления на улице Расселла, погибли 32 немецких солдата. Немцы организовали ответные репрессии, расстреляв 335 заложников, среди них Черво.

Друзья помогают Томпкинсу завербоваться в отряд итальянской полиции Северной Африки. Кох и СС напрасно ищут американца в Риме, а он ходит по улицам города в форме итальянского полицейского, с документами, выписанными фашистами.

4 июня Рим был освобожден.

Неожиданный поворот в ходе войны: капитуляция немецких войск в Италии

10 мая 1944 года Папа Пий XII тайно принял в своих апартаментах в Ватикане командующего немецкими войсками в Италии обер-группенфюрера СС Карла Вольфа. Несомненно, что именно эта встреча привела к тому, что 29 апреля 1945 года во дворце Казерты была подписана капитуляция немецких войск в Италии.

В мае 1944 года Карлу Вольфу было сорок лет. Он был одним из самых высокопоставленных военных иерархов СС, входя в личный Генштаб Гиммлера, практически он был вторым человеком после главы СС.

Осенью 1943 года он временно впал в немилость и был отправлен командовать войсками в Италию. Его пребывание там совпало с созданием Республики Сало. Но пост генерала Вольфа был престижным, и вскоре его положение среди иерархов военного командования упрочилось. Вольф практически был наместником в Италии, от которого, за исключением военных операций (это было в компетенции Кессельринга) зависело все. В военные операции он тоже вмешивался, командуя дивизиями СС. Складывалось впечатление о нем, как о фанатике, непреклонном нацисте, к которому трудно найти ключ.

Вольф был очень красивым мужчиной, настоящий ариец — светловолосый, атлетически сложенный. И очень тщеславный. Больше самой власти ему льстила принадлежность к ней, к тем кругам, в чьих руках лежат судьбы мира. Рассказывают, что ему очень хотелось получить в Италии аристократический титул, стать графом или маркизом. За это он был готов многое отдать.

Карл Вольф посещал аристократические салоны. Это не ускользнуло от цепкого взгляда хитрого полковника СС Еугена Доллма-на, одного из агентов Германии в Италии, который был переводчиком на встречах Гитлера и Муссолини. Он был посредником между Гиммлером и начальником итальянской фашистской полиции Бок-кини. Доллман сам давно убедился, что Германия войну проиграла, и пытался не упустить случай вывести страну из катастрофы, хотя бы на территории Италии.

Однажды на приеме в салоне аристократки Вирджинии Аньелли Бурбон дель Монте хозяйка дома задала Доллману вопрос, не пришел ли момент сделать что-то, чтобы спасти итальянскую столицу, а может, и чуть больше. До этого Доллман пытался добиться аудиенции у Папы Пия XII, чтобы начать мирные переговоры, продемонстрировав добрые намерения немцев.

На этот раз случай шел ему в руки. Надо было послать в Ватикан авторитетное лицо, которое могло придать вес этим переговорам. В доме аристократки он назвал имя Карла Вольфа и не ошибся, тот оказался человеком гибким. Уходя с приема, Доллман знал, что произнесенное им имя будет доведено до сведения Ватикана. Узнав о происшедшем разговоре, Вольф с энтузиазмом принял предложение. В самом деле — речь шла о встрече с Папой!

Он не счел нужным сообщить об этом ни Гитлеру, ни Гиммлеру. Впоследствии эту инициативу начальство одобрит. А Доллман готовился встретиться с Панкрацио Пфаффером, немецким пастором, который должен был согласовать время встречи и вопросы для обсуждения в Ватикане. Все должно было оставаться в строжайшей тайне. Об этом не знал даже посол Германии в Ватикане — Эрнст фон Вайцзекер.

В своих мемуарах, опубликованных в 1951 году, Карл Вольф писал: «Во время этой встречи, которая была для меня незабываемой, я заявил, что готов сделать все для скорейшего окончания войны, если представится подходящий случай».

Это была психологическая подготовка, прощупывание почвы, а дальше вступили в игру секретные службы. Доктор Рудольф Раан, назначенный после событий 8 сентября послом рейха в Республике Сало, в книге «Посол рейха в Виши и Сало», дает понять о своей причастности к переговорам спецслужб.

В словах он осторожен: «Друг из Лиги в Берне… знакомый, который жил в Швейцарии… новость, которая была записана службой перехвата… секретное сообщение Харстера…» Это была подготовка секретной встречи главы американской разведки в Европе Аллена Даллеса (имевшего свое представительство в Берне) с представителями немецкого военного командования в Италии.

Раану в этой встрече была отведена определенная роль, как представителю дипломатических кругов. Главным лицом на переговорах от Германии был Карл Вольф. Раан тоже тайно встретился с Папой Пием XII, вслед за этой встречей к переговорам подключился архиепископ Милана кардинал Ильдефонсо Шустер. После чего в Швейцарии со дня на день планировалось провести встречу с союзниками. Раан одобрил кандидатуру Карла Вольфа для ведения официальных переговоров — его высокое положение было гарантией для союзников.

Вскоре было решено, что переговоры будет вести сам Вольф, а посол останется в тени — если участие Вольфа и Доллмана будет раскрыто, то им понадобится дипломатическая защита, которую сможет обеспечить Раан, не замешанный в переговорах.

Встреча сотрудников двух секретных служб была подготовлена генералом СС Вильгельмом Харстером, начальником гестапо и немецкой службы безопасности в Италии, которые находились в Вероне. В конторе Харстера работал референт службы внешней разведки лейтенант Гвидо Циммер, молодой человек, встречавшийся в Милане с агентами многих разведок и другими важными лицами. В середине февраля 1945 года Циммер сообщил своему начальнику, что некий барон Луиджи Паррилли, личность не совсем ясная, о котором было известно, что он контактирует и с немцами, и с союзниками, дал понять, что сможет устроить в Швейцарии встречу с главой американской разведки в Европе Алленом Даллесом по вопросу сепаратных переговоров с военным немецким командованием в Италии о капитуляции.

Вот рассказ Харстера: «Я постарался немедленно встретиться с Вольфом, зная, что он находится у Кессельринга в Рекоаро и что в этот момент должен выехать в Гардоне. Стал ждать у Восточных ворот Вероны, пока появится его автомобиль. Когда появилась машина Вольфа, я остановил ее и пересел к нему в машину. С ним ехал посол Раан. Сообщил им коротко о предложении Паррилли. Было решено немедленно вызвать в Дезенцано дель Гарда начальника СД из Милана полковника Вальтера Рауфа и референта Циммера. На встрече, кроме меня, должны были присутствовать Вольф и Раан».

Харстер располагал огромной властью, практически он был главой немецкой разведки в Италии. Он был основным человеком, принимавшим решения в этой ситуации. Харстер был режиссер, а все остальные — Вольф, Раан, Доллман, Паррилли — актеры. При желании он этот спектакль мог отменить, но предпочел не докладывать о происходящем наверх, потому что был уверен, что война с Германией проиграна. Встреча с Даллесом была спасительной и лично для него ввиду неминуемой катастрофы.

Кем был в этой истории Луиджи Паррилли? Он был мальтийским рыцарем, вхож в Ватикан, происходил из семьи неаполитанских аристократов, имел деловые связи в различных кругах Европы. С этой точки зрения он был человеком значительным. В Генуе он стал другом Циммера, приглашал его на свою виллу в Пельи. Паррилли свободно говорил по-немецки. В начале 1945 года они встретились в Милане, где оба имели в центре офисы. На одной из деловых встреч Паррилли и передал через Циммера предложение американцев, о котором стало известно Харстеру.

Теперь надо было вовлечь в переговоры Кессельринга, или хотя бы получить от него разрешение. Кессельринг был крепким орешком — Гитлер считал преданнейшего маршала настоящим воплощением Германии. Харстер и остальные полагали, что он и слышать не захочет ни о каких сепаратных переговорах или даст понять, чтобы его оставили в стороне. Вольфу и остальным достаточно было его молчаливого нейтралитета. Доллману поручили поговорить с Кессельрингом и заручиться его молчанием. До 9 марта 1945 года генерал был командующим итальянским фронтом, а теперь всем Западным. Командующим итальянским фронтом стал генерал Генрих фон Вьетингхофф, который сразу положительно отнесся к идее переговоров, без него Кессельринг не смог бы вести военные операции. Кессельринг, несомненно, знал, что происходит, но делал вид, что не в курсе, чтобы не рвать отношения с Вольфом, Рааном и другими.

Доллман заговорил с ним о деле только 28 апреля 1945 года, когда переговоры были завершены и требовалась подпись командующего немецкими войсками. Этим командующим был Вьетингхофф, но его начальником был Кессельринг. При его согласии решение было окончательным.

Доллман встретился с Кессельрингом в штабе армии в Пуллахе, в пригороде Мюнхена. Полковник начал разговор издалека, начав с того, о чем маршал слышал во время встречи в Фазано 2 марта, но в конце концов вынужден был поставить вопрос прямо и вывести Кессельринга из его гамлетовских раздумий.

Маршал выслушал его, не прерывая и не меняя выражение лица. Потом сказал: «Дорогой Доллман, я все хорошо понял. Идемте обедать. Потом я вас провожу в дорогу». И ни слова больше. Доллман решил истолковать его молчание по своему усмотрению, как молчаливое согласие группе идти дальше. Поехал в Швейцарию, и на следующий день капитуляция была подписана в Казерте. Позднее, затруднив и затянув всеми способами капитуляцию немецких войск, Кессельринг скажет, что ей всячески способствовал.

Итак, секретные переговоры о капитуляции немецких войск со стороны Германии проводились Карлом Вольфом и Еугеном Дол-лманом при поддержке со стороны посла Раана и при конкретном молчаливом участии Вильгельма Харстера, а также Гвидо Циммера, Вальтера Рауффа и Генриха фон Вьетингхоффа.

Со стороны союзников переговоры вел глава Стратегической службы США в Швейцарии Аллен Даллес и его помощник Геро фон Геверниц, немец с американским паспортом, работавший в Берне вместе с Даллесом.

С итальянской стороны, но не в качестве представителя Республики Сало и не Королевства юга Италии — барон Луиджи Паррил-ли. Со стороны Швейцарии офицер швейцарской контрразведки майор Макс Вайбель и профессор Макс Хуссманн, филантроп, гражданин Швейцарии.

Предварительные встречи произошли в известном ресторане Лугано «Бьяджи», затем в Асконе, где Вольф встретился с представителями Александера — генералами Леймницером и Айри, в Люцерне на вилле Хуссманна и наконец в гостинице «Бристоль» в Лугано, где соглашение было подписано.

29 апреля в Казерте полномочными представителями Германии, подписавшими документ о капитуляции немецких войск, были полковник Виктор фон Швайниц и майор СС Эуген Веннер.

Польская осень. предупреждение полковника Гоше

В своих «Военных воспоминаниях» сэр Уинстон Черчилль рассказывает о своем посещении Парижа 26 августа 1939 года, за несколько дней до гитлеровской агрессии против Польши. В этот приезд Черчилль пригласил на обед главу французской разведки полковника Гоше. Это был человек большой культуры, прекрасный аналитик, работавший до своего назначения в разведку в 1935 году в различных генштабах. Уинстон Черчилль с большим интересом слушал то, что ему сообщал глава службы французской информации, приводивший цифры французских и немецких военных частей и давая характеристику каждой дивизии. В конце обеда Черчилль сказал: «Все это настолько впечатляюще, что впервые приходится согласиться — настоящими мастерами разведки являетесь вы, французы».

Эта похвала была заслуженной. В месяцы, предшествующие военному конфликту, Второе бюро имело точные данные о военных частях немецкой армии, о тактике ведения боя, о планах канцелярии Третьего рейха.

Архивы французской разведки хранились в Венсенском замке в Париже. На основе этих материалов можно было написать подробную историю немецкого перевооружения и подготовки к оккупации Франции.

С 1930 года французская разведка уже располагала информацией о структурах, на основе которых рейхсверу удалось создать мощную наступательную армию. В дальнейшем эти сведения пополнились, стали более точными: модернизация армии, испытания бронетанковых материалов, новая тактика моторизированных подразделений…

Так, в одном документе, направленном в 1933 году Верховному военному командованию, говорилось: «Рейхсвер — это армия в непрерывном развитии. По своей структуре она близка к тем параметрам, которые были определены Версальским договором, но с каждым годом она ускоренными темпами отходит от них — крепнет моральный дух немецкого воинства, армия выходит за пределы, установленные договором. Немецкое военное командование методически выполняет точно разработанную программу, основные линии которой уже прочерчены. Не стоим ли мы перед фактом органической трансформации немецкой армии, происшедшей несколько лет тому назад, которая продолжается без учета внутренних политических событий в стране?»

Став в 1933 году канцлером Третьего рейха при поддержке немецкого Генштаба, Гитлер к моменту нападения на Польшу возродил вермахт. Он не был волшебником, а только продолжил начатое другими.

Но на Западе никто не хотел прислушаться к пророчествам французской разведки.

В период с 1936 по 1939 годы Второе бюро и его начальник полковник Гоше шаг за шагом следили за немецким перевооружением, накапливая сведения о военных заводах, о приходе в военное командование нацистов, изучая работы Гудериана — теоретика молниеносной войны, документы о модернизации танковых дивизий, Люфтваффе, о молодых офицерах-фанатиках… Одна за другой поступали эти удручающие известия.

Весна 1938 года — зарегистрированы 56 немецких дивизий. Осень 1938 года — среди 120 дивизий, способных к переброске на территорию противника, 90 — в состоянии полной готовности, из них 15 — моторизированные или бронетанковые.

Для аналитиков Второго бюро все было ясно. Информация, полученная из достоверных немецких источников, была неоспоримой. Французам удалось внедрить своих агентов на многие важные наблюдательные пункты. Одним из них был капитан немецкого Генштаба. Другой французский офицер в течение многих лет работал рабочим на строительстве укреплений на линии Мажино. Поступавшие сообщения не внушали оптимизма. Вывод был один — немцы проделали колоссальную работу по перевооружению страны.

К концу 1938 года полковник Гоше счел необходимым информировать Верховное командование французской армии, что Германия располагает превосходящими силами наземных войск, благодаря своим наступательным дивизиям, что немецкая авиация превосходит французскую и английскую авиации вместе взятые. Гоше математически доказывал, что Франция из войны с Третьим рейхом выйдет побежденной.

Этот вывод был предупреждением, охлаждавшим головы ветеранов победной войны 1914–1918 годов, заставлял задуматься стратегов Генштаба.

Правительство Даладье не склонно было обращать внимание на эти мрачные реалистические прогнозы. Во Франции никогда серьезно не относились к секретной службе, высмеивая, называя «фарсовым учреждением».

Уничтожение Польши после молниеносной мобилизации, объявленной только 30 августа 1939 года, когда Германией было задействовано 2500 танков и 2000 самолетов, не удивило французскую разведку, которая знала о 55 немецких дивизиях, расположенных вблизи польской границы. Командующий французской армией Морис-Густав Гамелен полагал, что Польша продержится до весны 1940 года, что это поможет Франции спокойно провести мобилизацию. Он ошибся в своих расчетах. Уже в сентябре 1939 года некоторые немецкие дивизии были отозваны из Польши и расположились на зимние квартиры вдоль французской границы.

Второе бюро сообщило Гамелену, что 26 августа Гитлер передислоцировал 20 резервных дивизий, доведя их позже до 32, к французским границам. Французской контрразведкой было перехвачено распоряжение абвера, данное своим агентам во Франции, узнать дату наступления французской армии в поддержку Польши.

Гамелен ограничился атакой на немецкие аванпосты в Сарре и распорядился разбросать над немецкой территорией листовки с воздуха.

Той осенью французская разведка уточнила сведения об укреплениях линии Зигфрида, где вскоре, как пелось в солдатской песне, «можно было просушить белье», поддерживала связь с агентами, внедренными в абвер, и краем глаза следила за итальянской разведкой.

Из поражения Польши французская разведка извлекла военные уроки. В ее компетенцию не входило делать политические выводы о двойной игре Сталина.

Зима 1939–1940 годов: Кассандры французской разведки

Кампания по молниеносной оккупации Польши была основательно изучена офицерами Второго бюро. В Румынии французским разведчикам удалось допросить беженцев из Польши, сообщавших интересную информацию. Некоторых из них посылали в Париж. Там с ними беседовал командир Наварр (это он потерпел поражение в сражении при Дьен Бьен Фу), собирая информацию о блицкриге. В своих «Воспоминаниях» Гоше пишет о скептицизме, с каким был воспринят в октябре 1939 года его доклад военному руководству действующей армии. Генералы по-прежнему чувствовали себя героями побед 1918 года. Война в Польше противоречила привычным военным доктринам.

В докладе несколько раз было повторено: «Наступлению предшествует массированная бомбардировка с воздуха по коммуникациям и важным точкам противника. Это парализует действия пехоты с самых первых часов наступления, когда начинается наступление мощных танковых дивизий, проникающих вглубь территории. Этим дивизиям нельзя ни противостоять, ни окружить их. Они сокрушают очаги сопротивления…»

Глава французской разведки считал, что на французском фронте немцы воспользуются этой тактикой ведения боя, а Генштаб мечтал об окопной войне, направляя легкие танки в помощь небольшим пехотным подразделениям.

В октябре французская разведка раскрыла намерения Гитлера. Вот что пишет об этом Гоше: «В середине октября танковые и моторизированные немецкие дивизии расположились по обе стороны Лана, с этой центральной позиции они могли атаковать как с северного направления, со стороны Голландии и Бельгии, так и в направлении линии Мажино. Наши разведчики донесли, что Гитлер намерен дать приказ к наступлению…»

Французская разведслужба, работавшая в помещении, находящемся по адресу авеню Турвилль, 2, все больше становилась похожей на армейский штаб. Она реорганизовала свои филиалы и стала независимой от Дирекции по наблюдению за территорией.

Только в 1939 году французской разведслужбой были арестованы 400 агентов абвера, а в 1940-м их стало более тысячи. Война дисциплинировала всех — теперь даже Министерство иностранных дел научилось прислушиваться к советам разведчиков, усилив службу безопасности во французских посольствах за границей, уволив сотрудников из местного населения, которые могли быть завербованы вражеской разведкой. Глава немецкой контрразведки Шлессер предоставил своему правительству доказательства, что абвер располагал секретными шифрами французской дипломатии, которыми пользовался Иоахим фон Риббентроп.

Во Франции, свободной стране, непривычны были порядки тоталитарных стран, в ней не были посажены за решетку некоторые известные лица, сочувствующие нацистам, игравшие на руку вражеской пропаганде, такие, как Жан Люшер, Марсель Деат, Фернан де Бринон и другие.

Обеспокоенное маневрами вермахта у границ Франции, Второе бюро вербовало новых агентов в нейтральных странах, которые могли проникать на немецкую территорию, обучало их.

Так было создано настоящее «войско спецагентов», действовавшее по обе стороны немецкой границы: бельгийские корреспонденты, священнослужители, голландцы, которые сотрудничали с французской разведкой, отвечая на четко поставленные вопросы. С немецкой территории вела передачи радиостанция, передававшая под видом новостей шифрованные сообщения. Большой поток разве-динформации шел по почте и переправлялся курьерами. В развед-центре работа шла в усиленном ритме. Основному штату помогали резервисты.

В культурной жизни страны основной стала немецкая тема. Немец-враг высмеивался в спектаклях, на страницах журналов. Талантливый журналист Жерар-Дюбо появлялся на людях в монокле, с обритой головой, говорил подражая Эрику фон Штрогейму из фильма «Великая иллюзия».

Блестящий писатель Робер Дюма вывел на страницах детективного романа нового героя — «смелого капитана Второго бюро», ловца шпионов, который пользовался большой популярностью у читателей.

Работа разведчика опасная, увлекательная, требует напряжения ума и нервов. Зимой 1939–1940 годов эта война нервов особенно обострилась.

На карте французской разведки не было белых пятен, она вся была испещрена условными знаками, обозначавшими немецкие военные формирования. Это многоцветье грозило опасностью, будущими катастрофами.

В конце октября немецкая пропаганда стала активно засылать во Францию дезинформацию. Английская разведка в Берне послала французам предупреждение об опасности, которое вскоре подтвердили голландская и бельгийская спецслужбы. Гитлер, до этого заявивший, что не начнет наступления в западном направлении, утром 16 октября дал приказ начать наступление в районе Сарра. Гамелен приказал отойти, как предусматривалось, с линии Мажино. Немецкое командование осталось довольным своим экспериментом. Гитлер с этого момента не объявлял о своих планах, поручив лишь разведке посылать дезинформацию противнику и сеять панику среди союзников.

Геббельс и Канарис были солистами в этой опере по деморализации противника. И как они пели! То сообщалось о неминуемой революции в Париже или Брюсселе, то запускалась утка, что убит Гитлер и немецкий народ выступает за мир. На следующий день Англия искала сотрудничества с Германией, а Гитлер и Сталин делили британские колонии…

Французская разведка упрочивала связи с бельгийской, датской и голландской спецслужбами. Малые страны жили в страхе. На границах Бельгии и Голландии стояли 24 немецких дивизии, которые были готовы обрушить на них свою мощь.

В Париже серьезно к войне не готовились. На стенах домов висели плакаты, иллюстрирующие голод и беспорядки в Германии. В статье газеты «Журналь» от 20 ноября 1940 года можно было прочитать такую фразу: «С момента, когда наша победа предрешена…»

А в это время французские разведчики вылавливали немецких шпионов на границе со Швейцарией, добывали информацию в Бельгии, противостояли итальянской разведке в Марселе.

Этой нескончаемой предвоенной зимой они играли роль Кассандры, проповедующей в пустыне. Из сообщений о настроениях во французской армии, добытых цензурой из писем, донесений двойных агентов контрразведки абвера, руководителям Пятого бюро становилось ясно, что холод и напряжение ожидания разлагало французскую армию.

Франция не верила в то, что война начнется. Из Штутгарта по радио вещал предатель Фердонне — он говорил о нейтралитете, о конструктивном непротивлении с тем же энтузиазмом, с каким позже будет посылать свои воззвания из Лондона со студии В.В.С. Французская печать и радио соревновались в глупостях и пошлости, стараясь усыпить общественное мнение, выдумывая сообщения о голоде в Германии, восстаниях против Гитлера, отсутствии сырья для промышленности. Рисовалась картина, что рейх дрожит от страха перед мощью французской армии.

Полковник Риве знал, что в действительности дела обстоят иначе: формируются новые немецкие дивизии, промышленность в ускоренном ритме работает на военные нужды. Французские наблюдатели, внедренные в абвер, сообщали об усилении передвижения воинских частей и прибытии в пограничные зоны новых специализированных инженерных отрядов и радистов, использовавших современную технику и материалы. Об этом же сообщали спецслужбы Бельгии и Голландии.

В армии царило абсолютное спокойствие. Французское командование думало, что это очередной блеф Гитлера. Оно было уверено, что французская армия даст по зубам немецким ордам, если они откроют свою пасть. Французы не понимали, что Гитлер продуманно напрягает их нервы, высасывает энергию, делает пешками в своей игре.

Выступая в роли Кассандры, провозвестницы будущих бед, французская разведка теряла доверие населения. В конце декабря полковник Гоше писал: «На Западном фронте, особенно на границе с Бельгией и Голландией, сохраняется угроза нападения Германии. Необходимо ни на минуту не ослаблять бдительности».

А Франция не хотела слышать, организовывала бесплатное снабжение солдат горячим вином, спектакли в воинских частях. Депутаты обращались к правительству с жалобами часовых на своих офицеров, заставлявших нести караульную службу при минусовой температуре…

Немецкое радио передавало информацию абвера, сообщая о передвижении французских частей, передавая приветы семьям от солдат, муссировало тему сотрудничества и мира. Пропаганда Геббельса продолжала свою работу по деморализации Франции, клеветала на французскую разведку, называя ее сборищем жидо-масонов.

В одном из радиосообщений передавалось, что капитан Трютгат, служивший в частях, размещенных в Гааге, занимается дезинформаций голландской спецслужбы с целью втянуть Голландию в войну. Ошибочно или нарочно его в передаче назвали командиром, это вызвало гнев капитана, который не числился в списках на повышение в звании.

Во Второе бюро непрерывно приходили новые уточненные сведения.

11 января 1940 года самолет Люфтваффе приземлился в Бельгии из-за технической неполадки. Два пилота пытались уничтожить документы, которые везли с собой, но полиции удалось их изъять — это были планы наступления на Голландию и Бельгию. Кое-кто из командования склонен был думать о намеренной провокации Гитлера.

А во французский разведцентр на авеню де Турвилль, 2 все приходили и приходили сообщения, что нападение Германии на Францию неминуемо. В этом море информации и дезинформации порой терялись даже опытные специалисты. «В этот период, — рассказывает в своих воспоминаниях Гоше, — напряжение работы днем и ночью тяжелым бременем ложилось на плечи офицеров Второго бюро».

Зима казалась нескончаемой. Спокойно и невозмутимо работал в своем кабинете Жоффр, участник Первой мировой войны, а Гамелей в кабинете штаба армии в Венсене продолжал изучать доклады Второго бюро. Мог ли он после этого верить в победу французской армии в предстоящей войне? Весной разразилась буря.

В Пятое бюро французской разведки входили все службы информации.

Начальником Службы информации был полковник Луи Реве, его заместителем подполковник Мальрезон.

Отделы:

дирекция службы информации армии, которую возглавляли командиры Перрюш и Наварр;

дирекция службы информации авиации, которой руководил подполковник Ронин;

дирекция служб информации контрразведки, которую возглавляли подполковник Шлессер и капитан Пайоль;

дирекция технической службы (лаборатория, фотолаборатория, шифровка), которой руководил командир Бертран.

Основные филиалы разведслужбы находились в городах: Лилле, Бельфоре, Марселе, Тулузе и в Алжире. В Центральное бюро информации поступали все сведения от групп контрразведки. Некоторые информбюро за границей служили прикрытием разведслужбы Пятого бюро.

Работа некоторых разведсетей направлялась непосредственно из Парижа.

Май 1940 года: весна шпионов

Немецкая и французская разведки наблюдали друг за другом через окно нейтральных стран. С февраля 1940 года разведка абвера захотела показать свою силу, начав массированные операции по дезинформации, стараясь раскрыть агентов и способы, которыми действует противник, и посмотреть, как будет реагировать на это французское военное командование. Многих попавшихся французских агентов им удалось перевербовать и заставить участвовать в своих операциях. Так, осенью 1939 года немцы провели маневры группы войск «С», чтобы французское командование поверило в возможность наступления со стороны Швейцарии. 7-я немецкая армия, которой была поручена эта операция, днем передвигалась в направлении Рейна, а ночью готовила материалы для строительства мостов и устанавливала артиллерию на правом берегу Рейна.

Второе бюро не клюнуло на эту провокацию. Но тем не менее Высшее французское командование по соглашению со швейцарским сконцентрировало на этом участке 10 пехотных дивизий и одну бригаду. 14 мая военное руководство в Венсене поверило, что немцы начнут наступление на Швейцарию на этом участке уже на следующее утро — операция по дезинформации немцам удалась, что привело к разрыву между укреплениями Динанта и Седана.

Второе бюро отметило усиленное перемещение немецких войск вдоль швейцарской границы, затем в районе Палатинато. Но эта перегруппировка не обманула французскую разведку, потому что ее разведчики смогли проверить приказы немецкого командования о наступлениях на голландском и бельгийском фронтах, которые остались неизменными.

Одна информация, поступившая в Пятое бюро 22 марта 1940 года, была необычной. В письменном задании «Службы немецкой информации», которым пользовался в своей работе агент абвера в Кельне, ему предписывалось определить ширину мостов, описать плотины, промерить глубину каналов, дать параметры дорог в районе Седана-Аббевилля. Французский агент был уверен, что немцы будут наступать в направлении Ла-Манша и Северного моря. Эту информацию подтвердил Гамелену бельгийский военный атташе в Париже.

Кроме того, было замечено, что Германия отзывает немцев, работавших в Бельгии. Правда, она проделала то же и в Швейцарии, чтобы обмануть французскую разведку. Нацистская секретная служба запускала дезинформацию по многим каналам, но французское правительство обычно верило тем сообщениям, в которых говорилось о мирных намерениях Гитлера, уступающего давлению немецкого населения.

В конце февраля Пятому бюро французской разведки из достоверного источника стало известно, что немцы собираются захватить Данию и Норвегию. Этим Германия решала три задачи — захватить залежи железной руды, в которых нуждалась промышленность рейха, закрыть Балтийское море для английского флота и открыть север Атлантического океана для немецких подлодок и кораблей, установив контроль над норвежскими портами. Агент из Будапешта, сообщивший эту новость, был уверен, что эта операция «по безопасности» станет прелюдией к началу наступления дивизий на Западном фронте. Он категорически утверждал, что под прицелом нацистского наступления находятся Бельгия и Голландия и что немецкая тактика останется прежней, как и при нападении на Польшу — блицкриг.

Второе бюро серьезно отнеслось к этому сообщению, что подтверждалось и другими сообщениями: Германия ускоренно строила автострады по левому берегу Рейна, которые ей были необходимы для переброски танков. Тысячи рабочих сооружали автострады и железные дороги на участках, прилегающих к фронтовой полосе, ведущих в Бельгию и южному участку линии Мажино. В немецких войсках постоянно шли учения по боевой тревоге.

Французское командование стало проводить маневры по карте.

Командир Наварр, глава немецкого отдела Пятого бюро французской разведки, представлял на этих маневрах войска противника. Пригодился его опыт, дорого ему доставшийся во время Первой мировой войне. Он действовал сейчас так, как мог бы вести бронетанковые дивизии Гудериан. Один из присутствовавших генералов так прокомментировал эту тактику ведения боя: «Да это чистая поэзия!»

И другие французские генералы повторяли тактику ведения боя времен Первой мировой войны, не заботясь дать распоряжение рыть окопы. Опыт римских легионов был забыт. Можно ли было надеяться, что линия Мажино и наводнения в этом районе смогут остановить наступление немцев?

Агент из Будапешта оказался прав. В начале апреля поступили уточнения о подготовке наступления немцев на севере Европы. Гитлер в этой игре передергивал. Английская разведка понимала, что возникла серьезная опасность интересам Англии. Королевский флот получил распоряжение заминировать проходы по Балтийскому морю. Союзники демонстрировали силу, представляя эту операцию, как безусловную победу. 8 апреля французские газеты возвестили, что флот союзников нанесет сокрушительный удар по немецким военным судам, если они сунутся в норвежские территориальные воды.

На следующий день, 9 апреля, Гитлер нанес молниеносный удар — Дания и Норвегия были оккупированы наземными немецкими войсками. К всеобщему изумлению, это было проделано одним махом.

Второе бюро не заметило никаких изменений на Западном фронте, там по-прежнему стояли немецкие дивизии. Первая французская дивизия была отправлена в Норвегию морем только 12 апреля, когда уже было поздно. Президент Национального совета Франции Поль Рейно, внимательно читавший сообщения своей разведки, успокоил французов: «Железный заслон, защищавший Германию, теперь и навсегда прерван». Как и вся Франция, глава правительства жил иллюзиями.

В апреле 1940 года разведка активизировала свою работу. Второе бюро обнаружило вблизи своих границ концентрацию немецких дивизий и материалов, которые все время пополнялись. В дипломатических кругах стало известно, что дата наступления назначена на 10 мая. (До этого она откладывалась с 7 ноября 1939 года до 9 мая 1940 года девять раз.)

Была ли это очередная провокация? Немецкая разведка не уставала путать карты, одна версия сменялась другой: фронтальная массированная атака на линии Мажино, нападение на Швейцарию, с миллионом жертв в течение нескольких дней, использование нового мощного наступательного оружия… Но французская контрразведка не клевала на эту наживку. Осью немецкого наступления танковых дивизий оставался Седан-Дюнкерк. Это подтверждали добытые у пойманных агентов документы.

Опять разведка сигнализирует французскому штабу об опасности, но специалисты Генштаба считают, что наступление немцев возможно только в районе Арденн. Эта сумасбродная гипотеза противоречила всем военным правилам, истории Франции и здравому смыслу. Генштаб иронично заметил «специалистам секретной службы», что, наверное, их коллеги по ту сторону Рейна их приняли за дураков.

А буря должна была разразиться с минуты на минуту. 20 апреля немецкие офицеры покинули территорию Бельгии. 1 мая Второе бюро делает вывод: «8—10 мая немцы начнут наступление в районе Седана, в направлении Бельгии, Голландии. Южные районы Франции будут оккупированы за десять дней, вся Франция за месяц…» Немецкое командование было уверено в собственной стратегии и не скрывало, что французская армия не в состоянии остановить немецкие танки на равнинной местности.

30 апреля совещание спецслужб союзников в Монтри констатирует: «60 бронетанковых и моторизированных дивизий, хорошо обученная пехота, состоящая из фанатиков войны, уверенных в победе».

Такова мощь Германии.

Слово взял командир Мезоннев, редактор — анализатор информации, работавший во Втором бюро, на вид типичный интеллигент-теоретик, который так обрисовал присутствовавшим картину начала войны: «Внезапность нападения, массированная заброска парашютистов, интенсивная бомбардировка, наступление пехотных дивизий в Бельгии и Голландии, сокрушение танками линии Мажино с тыла, захват Франции за несколько дней…» Это не был бред визионера, Мезоннев просто умел читать документацию, поступавшую в его отдел. Присутствовавшие сочли его выступление бредом.

9 мая на стол начальника Второго бюро поступило сообщение: «Наступление начнется 10 мая на рассвете».

Напряжение угрозы, медленно накапливавшееся этой весной, взорвалось гулом двинувшейся громады танковых дивизий. Франция капитулировала через три недели. Разведка обо всем предупреждала, но ей не поверили. Она свой долг выполнила с честью.

Флажки на карте Второго бюро

Уверенное в том, что немецкое наступление надо ждать с часу на час, Второе бюро старалось не пропустить его симптомов. Но день 9 мая был обычным — группа прослушивания не заметила никакого усиления вражеских радиопередач. Шифровальщики приняли несколько обычных сообщений немецкого Генштаба, которые не были обращены к командующему Гамелену, закрывшемуся в своем кабинете в Венсенской крепости. В штабе обросшие бородой генералы организовали карточный турнир. В этот день французская секретная службы принимала обычные сообщения, передвигая флажки на военной карте.

Капитан Трютта, французский агент в Гааге, несмотря на поздний час, передал сигнал тревоги. Гитлер дал приказ утром на рассвете начать наступление на Западном фронте. Ночи было достаточно, чтобы успеть прибыть на базы, откуда намечено наступление.

За несколько часов огромная военная машина нацистов двинулась к испанской границе.

Второе бюро предупредило Гамелена к полночь. В 4 часа утра, когда рассвет окрасился в яркие тона, авиация Геринга обрушилась с воздуха на французские аэродромы, уничтожив этим внезапным нападением французские истребители, не дав им возможность взлететь. Внешне невозмутимый командующий французскими войсками приказал своим «мотоциклистам» Анри Жиро и Рене Приу выйти навстречу немецким танковым дивизиям. Необходимо было укрыться за бельгийскими укреплениями в районе Намур и Лованио и оттуда дать бой немецкой громаде. В это время Жиро в районе Бреда должен был обеспечить смычку бельгийских и датских армий.

Гамелен ранее запретил своей разведке следить за бельгийской армией, оценивая ее оборонительные возможности, так как Бельгия оставалась нейтральной страной. Планы французского генералиссимуса были совершенны, еще раз подтвердив его репутацию стратега, безукоризненны, но нереальны.

К границам Бельгии двинулись 30 дивизий, включая все средства наступательных операций, кавалерию и авиацию. Флажками на карте боевых действий были отмечены первые кровопролитные сражения. Разведка оставалась в тени, начав подрывную работу в тылу противника.

Подобно отделу «Д» английской разведки отдел диверсий французской разведки был реорганизован в Пятое бюро. Им руководили командир Брошю и лейтенант Тюрк.

За зимние месяцы удалось подготовить группу диверсантов, переходивших границы с «индивидуальными сумками». Бомбы из пластика были новым оружием секретной войны. Тюрк передал их бельгийским и голландским агентам на случай немецкого вторжения, но в ходе войны эти агенты бесследно исчезли.

Праздник Троицы выпал на 11 мая. Стояла идеальная погода для ловли форели и спортивных соревнований между воинскими частями. Немцы отметили праздник, вынудив бельгийцев отступить после двух суток боев. Неожиданно Второе бюро не смогло следить по карте за ходом военных действий, передвигая флажки. Шла жестокая, невиданная до сих пор немецкая игра — кригшпиль. Вернее, немцы начали игру и молниеносно закончили — по своим правилам.

Может быть, немцы собирались действовать, как в сражении при Шарлеруа в войне 1914 года? Нет. Приходившие сообщения и телеграммы уточняли, что теперь немецкое командование направляет усилия в район Седана, где генерал Штукас и его армия вызвали панику 10-го французского корпуса и 2-й армии. Второе Бюро почувствовало приближение катастрофы. Французский Генштаб войну проиграл. Семь немецких дивизий разъединили коммуникации французских армий.

Военные операции продолжались еще несколько дней. Теперь Второе бюро могло получать сообщения о продвижении немецких войск только по телефону. Иногда им сообщали по-французски, что в деревне немцы не появлялись, но чаще гортанный немецкий голос заявлял, что еще один кусочек французской земли отвоеван у защитников.

В этой странной войне французская разведка не могла не убедиться в превосходстве командования абвера. Это был разгром Франции. Худшие опасения разведчиков подтвердились. Папка с шифрованными документами была озаглавлена «Военное поражение».

Несомненно, что гитлеровские солдаты нарушали конвенции ведения войны. Теперь немцы не затрудняли себя шифровкой сообщений, с 16 мая информировали прямым текстом о своем продвижении и намеченных к взятию военных объектах. В сумке, найденной у убитого майора Генштаба, был найден документ, из которого стали ясны подробности немецкого наступления. Немецкие дивизии шли ускоренным маршем на Запад.

Пять танковых и три моторизованных танковых дивизий всей мощью обрушились на Францию, сея панику среди населения. Парижане потеряли голову, чувствуя неприятеля у ворот города. Но Гитлера пока не интересовал Париж, он стремился рассечь надвое французскую армию. Это был новый Седан с тысячами жертв.

В Париже Министерство иностранных дел стало жечь архивы, из труб шел дымок — плохое предзнаменование. В здании разведки на авеню Турвилль, 2 тоже затопили печи, сжигая наиболее компрометирующие досье.

Контрразведка выдохлась. Французы уже не шутили по поводу «смешной войны», не рассказывали анекдотов о немецких шпионах. Скептицизм уступил место настоящему психозу: ждали, что вот-вот тысячи немецких агентов, переодетых в монахинь и священников, будут сброшены с парашютов, даже в офицерах Генштаба виделись шпионы.

Вражеская агентура давно была выловлена французской контрразведкой, но пятая колонна жила в воображении, обретала плоть и кровь, разрушая то, что не успели сделать немецкие танки. Боевой дух защитников и гражданского населения был сломлен.

19 мая генерал Жиро, солдат старой гвардии, окончивший академию в Сент-Сир, был взят в плен в Като. Его 9-я армия была разбита.

19 мая был воскресный день, стояла прекрасная весенняя погода. В Париже, в соборе Парижской Богоматери члены французского правительства присутствовали на воскресной мессе, молясь о вмешательстве Святой Жанны д’Арк. Напрасно, чуда не свершилось.

Второе бюро в тяжелые дни испытаний делало все, чтобы отслеживать события. Генерал Максим Вейган, спешно вызванный, чтобы заменить генерала Гамелена, решил предпринять наступление на танковые дивизии противника с боковых позиций. Слишком поздно! Для выполнения этого логичного решения ничего не было предусмотрено.

Все погибло. Были захвачены Бельгия, Голландия, порт Дюнкерк. Разбитые английские войска спешно покидали Европу на лодках и судах. Беженцы и терроризированное население, запутанное немецкой пропагандой, затрудняли продвижение французских войск на дорогах, устраивая пробки, скапливались в местах сражений. Французская разведка отслеживала продвижение немецких подразделений, шифровщики проделывали титаническую работу. В телеграмме Верховного немецкого командования говорилось, что в Париже для увеличения паники будет произведена бомбардировка.

После налета Люфтваффе столица хоронила первых 300 убитых парижан. На фронте формировались колонны французских пленных, направлявшихся в немецкие лагеря.

Опустевшее здание секретной службы

Начало июня. Вовсю светит солнце. Офицеры Второго бюро с тяжелым сердцем смотрят на карту, где две огромные стрелы, как два кинжала, вонзаются в сердце Франции. Офицерам понятны намерения противника, разведчики давно знали, что нацисты готовят нападение. В результате нападения потери французской армии огромны. Теперь Франция располагает 60 дивизиями и небольшим количеством танков, у немцев 143 дивизии, из которых 10 танковых в отличном состоянии, а также 3 тысячи самолетов. Черные стрелы на карте грозят пронзить сердце Франции. Пятое бюро пока оставалось на огневых позициях. 5 июня немцы начали новое наступление, и это был конец.

Капитан Пайолль, глава французской контрразведки, в тот день находился в пограничном с Италией городе Вентимилья, в гостинице. Там он должен был встретиться с майором итальянской разведки Навале, начальником спецслужбы в Торине, специалистом по взрывам военных судов во французских портах. Встреча была полезной, офицеры договорились обменяться захваченными агентами, их с обоих сторон было много. Итальянец дал сроку два дня, подчеркнув, что иначе будет поздно. Вернувшись в Париж, капитан сообщил полковнику Риве, что Италия днями вступает в войну против Франции.

По мере продвижения немцев службы французской раведки передвигались в глубь страны, продолжая вылавливать шпионов. Немецкая армия двигалась без остановок, как огромная страшная машина.

10 июня в Центр перестали поступать сообщения от военных корреспондентов, командные пункты были разбросаны по дорогам, в хаосе отступления, телефонные линии были перегружены. Разведцентр вынужден был эвакуироваться, увозя с собой архив и захваченных агентов противника, которых не хотели расстреливать без суда. Вместе с другими уезжали капитан Бруйяр (автор знаменитого романа «Двойное преступление на линии Мажино») и командир Жерар Дюбо, бывший редактор газеты «Журналь». Французская спецслужба исчезла, и никто не знал куда.

Французское правительство решило выехать в город Тур, административные учреждения чуть раньше выехали в Бордо, стремясь опередить немцев. Перед отъездом сжигали документы, и в городе пахло дымом. Разведцентр тоже жег свои архивы. Вместе с французскими разведчиками уезжали агенты отдела «Д» английской разведки, находившиеся в Париже.

Газета «Пари-Суар» вышла с передовицей, озаглавленной: «Фон Браухич бросает в наступление последние резервы». До последнего момента французская печать по присмотром цензуры оставалась игрушкой в руках нацистской пропаганды.

Страна была охвачена циклоном, который нес людей по дорогам войны как песчинки. Немецкие агенты внедрялись в колонны беженцев, в администрацию, в Генштаб, в разведку. Им помогали некоторые двойные агенты, такие, как Янг, передававшие немцам свои сообщения, спрятав передатчик в электроутюг, — это было техническим новшеством по тем временам.

Второе бюро потеряло связь со своими агентами и ни о чем больше не знало. Париж был объявлен открытым городом. Поступил приказ об отступлении французских войск — странный способ представить логическим решением то, что никто уже не мог контролировать или остановить.

Добыв грузовики, офицеры разведцентра погрузили свои архивы и превратились в обычных беженцев. В дороге многие ящики с документами пришлось оставить, сжигая документы. Старались сохранить основное — ценные досье, списки агентуры и особо секретные документы, которые ни в коем случае не должны были попасть в руки врага.

Следом за наступательными немецкими частями шли отряды абвера и зловещие подразделения сипо. В занимаемых городах они проводили допросы в тюрьмах, выпуская некоторых агентов, а других вынуждая к даче показаний. После чего производили аресты. Вступал в действие страшный дьявольский механизм, перемоловший за четыре года оккупации тысячи жертв.

Немецкая контрразведка действовала энергично и профессионально. Она посетила помещение, где располагался французский разведцентр, на авеню Турвилль, 2, который так осложнял им жизнь.

Там никого не было — жертва ускользнула, не оставив следов. Грузовик с разведчиками держал путь на юг.

Полковник Риве пытался выйти на связь с агентами, разбросанными по дорогам войны. Он не знал о намерениях правительства. В Бордо, где французские разведчики встретились с оставшимися контрразведчиками, Риве узнал о решении Петена подписать мир с Германией.

В Шарите-сюр-Луар 19 июня немцы захватили вагон с архивами французского Генштаба. Там находились и некоторые документы Второго Бюро, и, в частности, досье, которые могли скомпрометировать агентов, работавших на Балканах и в Швейцарии. Старый маршал Петен возвестил: «Со сжатым в комок сердцем я говорю вам сегодня, что необходимо покинуть поля сражений».

Несколько двойных агентов, внедренных в абвер, сообщили главе французской разведки, что часть территории Франции не будет оккупирована вермахтом. Было принято решение собраться с силами и продолжать работу.

Специалисты из отдела «Д» английской разведки выехали в Лондон, вызванные своим начальством. Полковник Риве пообещал держать с ними связь, организовав подрывную работу на юге Франции и в пригородах Парижа, как только представится возможность. К этой работе подключился лейтенант Жильбер Тюрк и по поручению Риве выехал в Лондон. По гражданской профессии Тюрк был архитектором. Взрывчатые материалы были его страстью.

18 июня в одной из передач Би-би-си к французам, проживающим в Лондоне, обратился генерал де Голль.

Сравнительная таблица наступательных сил немецкой армии. Слева, по оценкам французской разведки, справа — цифры, приведенные в 1959 году немецким генералом Лиссом. Сведения генерала Гоше делают честь французской спецслужбе.

По оценкам французской разведки, у немцев было 1 2 танковых дивизий с общим числом танков 7000. Немецкий историк Якобсен приводит точную цифру — 3387 танков, из них 2580 участвовало в сражениях на Западном фронте 10 мая. Якобсен называет цифру самолетов 3824, это несколько больше, чем считала французская разведка, — 3000.

Семинария Бон-Анконтр

Восемь грузовиков, на которых французские разведчики перевезли свои архивы, разгрузили в подвале, где раньше хранился сыр «Рокфор». А сами разведчики расположились на верхних этажах семинарии, название которой «Добрая встреча», обрело символический смысл. После роспуска Пятого бюро по приказу Верховного командования в распоряжении Риве осталась лишь уцелевшая часть архива и приехавшие с ним сотрудники. Он, посвятивший годы жизни этой работе, не выдержал и зарыдал перед собравшимися коллегами.

Унижение, отчаяние, осознание потерь самого страшного военного поражения Франции за всю ее историю…

Приходилось собрать всю волю в кулак, чтобы продолжать работать. Прежде всего надо было спокойно, как и раньше, подвести итоги, проанализировать ситуацию. Вывод был таким: «Господа, разведслужба будет продолжать работу».

Ведь разведка по определению всегда находится в состоянии войны. У нее свои тактика и способы одержать победу над противником. Все офицеры разведцентра были убежденными патриотами, опытными специалистами, предвидевшими такой ход событий и понимавшими, что перемирие — лишь временное решение.

Новый глава французской контрразведки подполковник д’Алес постарался выяснить позиции Генштаба, размешенного в Клермон-Ферране, переговорив с генералом Вейганом.

По условиям мирного договора Франция могла сохранить небольшую армию в свободной зоне. Здесь могло найти пристанище Второе бюро, чтобы начать действовать.

В семинарии оставаться им было нелегко. Священники косо посматривали на офицеров, считая их ответственными за поражение Франции.

Однажды за обедом капитан Пайолль быстро набросал на листке бумаге: «Служба контрразведки будет работать под видом сельскохозяйственной фирмы».

Вскоре этот план был реализован.

Деятельность службы по борьбе с акциями, направленными против национальных интересов

18 июля 1943 года в докладе Биклера, одного из руководителей сипо-СД говорилось: «Сразу по окончании войны весь персонал Пятого бюро французской разведки был официально распущен, но фактически остался на своих рабочих местах и продолжал борьбу. 25 августа 1940 года была создана Служба по борьбе с акциями, направленными против национальных интересов. Под вывеской этой спецслужбы велась активная работа французской разведки против Германии…»

Да, это было прикрытием разведслужбы в борьбе против Третьего рейха. В своем выступлении перед комиссией, подписывавшей условия перемирия между Францией и Германией, французский генерал Шарль Хунтцигер сказал, что сотрудничество французской армии с вермахтом, которое подразумевается этим соглашением, автоматически вызовет отрицательную реакцию англичан и коммунистов. Французы настаивали, что в этих условиях при армии надо создать особую секретную службу, на что немцы согласились. Атака английских кораблей в Мерс-эль-Кебир, в которой пострадали французские суда, подтвердила, что французы были правы.

Во Франции с 1939 года не было отменено чрезвычайное положение. Это давало большую власть военному министерству. В период с 1940 по 1942 год в свободной зоне, не оккупированной территории Франции, активно работала Служба по борьбе с акциями, направленными против национальных интересов. Вот результаты этой работы: 800 человек были арестованы, 400 осуждены за шпионаж в пользу противника, 50 из них приговорены к смертной казни.

Нацистская спецслужба злилась, но ничего не могла поделать, несмотря на то, что немецкой агентуры на этой территории хватало.

Анри Девилье, псевдопатриот движения Комбат, сотрудничавший с немецкой полицией, был раскрыт сослуживцем, который работал в той же организации. По его сигналу предатель был арестован в феврале 1941 года сотрудниками спецслужбы и расстрелян в апреле. Приказ об освобождении, подписанный президентом Пьером Лавалем, пришел с опозданием, через несколько минут после расстрела предателя.

Ответ об опоздании распоряжения президента был дан немецким властям, чтобы не дискредитировать Лаваля.

Немецкая разведка подсчитала: в мае 1942 года французской спецслужбой были допрошены и заключены в тюрьму 110 немецких агентов. Затем они куда-то исчезли. Запросы через правительство в Виши результатов не дали. Впоследствии их обнаружили в тюрьмах Северной Африки.

Спецслужба подчинялась военному министерству. Ее сотрудники работали на территории французских колоний в Северной Африке и на свободной территории Франции. Она была прикрытием деятельности прежней французской разведслужбы, которая размещалась в Руайя.

В гостинице «Сент-Март» работала служба «Возвращение к земле», другое прикрытие французской разведки. Это была сельскохозяйственная фирма, решавшая проблемы фермеров.

Под этой вывеской трудились профессиональные разведчики из парижского разведцентра на авеню Турвилль, 2.

Сельскохозяйственная фирма - прикрытие службы французской разведки

Возрождая деятельность французской разведки против немецких секретных служб, Пайолль думал о будущем. В его распоряжении в тот момент было всего шесть офицеров. На новой работе он представился как месье Пьер, инженер. Капитан Гурио, который вел переговоры с итальянцами в Марселе об обмене пленными агентами, стал респектабельным месье Жоржем Анри.

Созданная сельскохозяйственная фирма расположилась в Марселе и отсюда стала руководить работой на всей свободной территории. Ее сотрудники походили на обычных служащих — ни внешним видом, ни манерами не напоминая кадровых военных. Они ездили по провинциям, встречаясь со своими «клиентами». О настоящих проблемах сельского хозяйства они вряд ли имели представление.

Бывший сотрудник разведцентра в Париже командир Гассер теперь работал при штабе Вейгана. Он помогал марсельцам преодолеть первые трудности и организовать работу, согласовав с командующим войсками. Полковник Риве принялся за работу с новой силой. Вокруг него объединились прежние сотрудники.

Он спешил организовать филиалы французской разведки в свободной зоне, посылая своих эмиссаров на оккупированные территории, восстанавливал связь с Бельгией, Голландией, Люксембургом, возобновил контакты с двойными агентами из абвера и агентами, работавшими в Германии. Нет, французская разведка была жива, ее не удалось уничтожить немецким оккупантам! Она продолжала быть опасной для врага.

В июле 1940 года Риве так определил задачи новых спецслужб: «Перед тем как Франция вновь вступит в войну, разведка должна дать полную информацию о положении дел на фронтах и в стране». Заявление было категоричным. Что надо продолжать работу, разведчики знали, но кто адресаты, для кого они будут добывать информацию?

Прежде всего — реорганизованным службам Второго бюро, а затем английской разведке. Французы не забыли своих прежних союзников. С ними держал связь начальник английского отдела французской разведки капитан Люизет.

Англичане советовали французским разведчикам выехать из Франции и начать открытую борьбу с противником, но это было исключено. Французская разведка и до сих пор не прекращала бороться с Германией. Сейчас из свободной зоны им легче было проникать на оккупированную территорию и выполнять разведзадания.

Враг был рядом — абвер и сипо-СД при военных комендатурах правительства в Виши уже создали свои службы разведки и контрразведки.

Сельскохозяйственная фирма размещалась в Марселе в особняке «Эоло», на бульваре Плаж, 23. Там работал настоящий специалист, высококвалифицированный агроном Шаллан-Бельваль, который принимал посетителей.

Все было устроено настолько безупречно, что хозяин особняка все время донимал директора фирмы Перрье, чтобы тот помог ему заключить выгодную сделку.

Корреспонденция от агентов поступала через жандармерию, где были свои люди. В левом углу эти сообщения были помечены условными обозначениями — «TR-112», филиал в Лиможе, «TR-113» в Клермон-Ферране, где немцы формировали отряды из числа беженцев Эльзаса-Лотарингии для отправки в Германию. В Лионе работали двойные агенты.

Сначала на фирме работали десять офицеров и гражданских сотрудников. Шла активная работа по расширению разведсети.

Агент, внедренный в абвер, работал в гостинце «Лютеция», где размещалась немецкая военная разведка. Это был опытный контрразведчик, вербовавший новых агентов и раскрывавший предателей, проникших во французскую администрацию. Буквой «М», начальной от английского «murder», обозначался приказ убрать, убить предателя.

В конце 1940 года Пайолль подвел первые итоги проделанной работы. Внедренные им агенты сообщали, что немцы заинтересовались работой новых французских спецслужб и их связями с Лондоном. Французская контрразведка еще только начинала работу, но она действовала, это было главным. Пайолль остался доволен.

В Виши разведцентр расположился в здании бань «Баньи Клу», среди массажных кабинетов и парилен, моечных залов. Сколько интересных посетителей приходили сюда «помыться»! В бани в Виши приезжали со всех уголков Франции. Той осенью многие армейские офицеры, разведчики и контрразведчики почему-то вдруг стали жаловаться на боли в суставах и спине. Посоветовавшись с опытными массажистами банного комплекса и пройдя курс лечения, они обретали форму. Действительно, не мешало восстановить здоровье — работа впереди предстояла серьезная.

Первые результаты работы французских спецслужб

Для продолжения работы французской разведке необходимы были деньги. Был найден способ снимать приличные суммы со счетов пропавших военных частей, а также при переводе денег с одного счета на другой. Помогал разведке сотрудничающий с ней фининспектор.

Затем подключились боевые отряды контрразведки, изымавшие средства у немецких спецслужб. Деньги, «взятые в долг» у немцев, поступали в кассу «В», секретные фонды. Это слово работало в своем первоначальном значении.

Генерал Вейган своими жесткими приказами разбудил военные суды, которые никак не могли оправиться от шока поражения.

Так, в Аи-ан-Прованс был арестован агент, внедренный немцами в комиссию по ведению переговоров. На допросах он вел себя вызывающе, плевал в лица полицейских и на судей, считая, что немцы его все равно выручат. Опомнился он поздно, только перед расстрельной командой.

Шпионов вылавливали систематически. Контрразведчики работали на контрольном пункте, куда прибывали репатрианты, пленные. Среди истощенных людей некоторые поражали отменным здоровьем. Это-то и внушало опасение вместо того, чтобы порадоваться за человека. Документы здоровяка основательно проверяли — кто он и откуда. С тех пор вернуться из Германии в прекрасной физической форме было равноценно повесить себе на грудь табличку «Подозревается в пособничестве вражеской разведке».

Одним из таких немецких агентов был Дюпон. Он приехал с группой из 700 репатриантов. Офицер разведки одного за другим проверял прибывших истощенных пленных. Дюпон на вопросы отвечал спокойно, без запинки. К сожалению, выглядел он очень упитанным. Офицер сказал ему без обиняков: «Дюпон, вы немец. Выбирайте — расстрел или чистосердечное признание». Умереть ни за что вряд ли кто захочет.

У приехавшего была семья — жена и сын в Сиди-бель-Аббес, в этом городке он был завербован в немецкий легион, мечтая подкопить выслугу лет для пенсии. Подумав, этот практик выбрал второе решение. По заданию французской разведки он отправился в свою родную Северную Африку, возобновил контакты с другими шестью агентами абвера, прошедшими вместе с ним выучку в Штутгарте для наблюдения за флотом союзников в средиземноморских портах. Им было обещано по 20 тысяч франков за каждое замеченное военное судно — огромные деньги.

Дюпон получал задания от немецкой разведки через объявления в газете «Эхо Алжира». Французам он передавал сообщения по радиосвязи. В течение всей войны Дюпон был на хорошем счету у немцев благодаря материалам, которыми его снабжал из Алжирского центра капитан Бертран. Дюпону повезло, потому что остальных его подельников расстреляли.

Сохранить жизнь двойному агенту было непросто, пришлось доказывая военной комиссии, что двойной агент принес пользу Франции. Дюпон получил свою пенсию.

1941-й год. «Сельскохозяйственные работы» расширились. Персонал фирмы увеличился с 60 до 500 сотрудников. Возникли новые филиалы разведцентра, в которых хранилась огромная картотека на подозреваемых и немецких агентов. Сбор информации продолжался последовательно и методично. Успешно работали двойные агенты, внедренные в абвер и сипо-СД. Через военную разведку советскому разведчику в посольстве СССР в Виши был передан немецкий план начала наступления на Россию. Это предупреждение поступило непосредственно к Сталину.

В Виши разведслужба «Немо» организовала службу телефонного и микрофонного подслушивания. Вскоре во временной столице разгорелся скандал — был обнаружен микрофон, установленный в здании немецкой разведки! Против французской спецслужбы были выдвинуты обвинения в «реваншизме». Правительство в Виши стало оказывать давление на военную разведку. Полковник Риве невозмутимо защищался: «Приму ваши обвинения, если они окажутся обоснованными». Сам-то он знал, что техники «Немо» работают, не оставляя следов. И действительно, доказать ничего не удалось, и дело было положено в архив.

У французской секретной службы в борьбе против абвера было три основных союзника: естественно, Служба по подавлению акций, направленных против интересов Франции, разрешенная немецкими властями, под прикрытием которой она работала, а также полиция контрразведки — DST. Многие разведоперации проводились совместными усилиями этих спецслужб, результатом которых были аресты на свободной территории сотен вражеских агентов. Кодовым названием этой операции французская секретная служба выбрала «Шамбронн», не мирясь с поражением в этом сражении.

Третьим союзником была национальная жандармерия, профессионалы своего дела, помогавшие в выполнении наиболее трудных заданий. Жандармерия прикрывала офицеров секретной службы, перевозила корреспонденцию, выполняла намеченные аресты, была посредником, не задававшим лишних вопросов.

Французская контрразведка продолжала работу, начатую в 1935 году, не забывая своих английских союзников.

Диалог с Лондоном

Французская секретная служба в Виши никогда не прекращала связь с английской разведкой. Утверждать обратное было бы ложью. Посланный в Лондон специалист по проведению диверсий французской разведки в Марселе лейтенант Тюрк работал под началом майора Хемфри. Он регулярно посылал отчеты полковнику Риве. Бро-шю, начальник отдела диверсий в Марселе, держал связь с капитаном Гарроу — представителем английской разведки в Марселе. Встречи с представителями английской, американской и канадской разведок были строго регламентированы полковником Риве. Надежный и умевший молчать Перрюш встречался с американцами и канадцами, передавая им перехваченные французской разведкой приказы командования немецкого флота.

Шаллан-Бельваль передавал английскому капитану Гарроу последние конфиденциальные сообщения Второго бюро французской разведки. Пайолль организовал регулярную отправку корреспонденции в Лондон через Лиссабон и Мадрид.

Некоторых арестованных агентов английской разведки или голлистов удалось выручить вмешательством французской спецслужбы, официально разрешенной немецкими властями. Комитет по координации вооруженного сопротивления, в который входили Риве и Пайолль, организовал «группы самозащиты», которые в случае начала военных действий должны были внедриться в малочисленные воинские части, разрешенные немецкими властями.

По поручению французского правительства в Лондон и Вашингтон вылетел князь Понятовский. Там он должен был обсудить вопрос об участии французской армии в освобождении национальной территории.

Сент Жак (Морис Дюкрос), входивший во временное правительство генерала де Голля в Лондоне, был сброшен на парашюте в пригороде Периге, арестован и находился в госпитале. При падении он сломал ногу. Французская спецслужба в соответствии с формальным приказом из Виши спасла его, затребовав к себе. Другому агенту-голлисту Реми (Жильбер Рено) удалось при приземлении в Сомур связаться с филиалом французской разведки, а затем выйти на разведцентр в Париже.

Эта агентурная связь работала успешно.

Стремление де Голля создать политическую ситуацию, в которой он мог бы единолично представлять Францию, помешало хорошо отлаженной подпольной работе.

С этого момента только английская и американская разведки продолжали держать связь с секретной службой в Виши, которую представляли опытные руководители — Перрюш (наземные войска) и Ронин — (авиация).

Пьер Пюше, ставший министром внутренних дел правительства в Виши, безрезультатно стремился разорвать связи спецслужбы с союзниками, ему это не удалось.

Опасные коллаборационисты бесследно исчезали, и вину за это сваливали на коммунистов и жидомасонов. Никто не мог предположить, что это дело рук респектабельных офицеров из Дома Риве.

В Марселе Бертен-Шеван сообщил руководству спецслужбы о существовании группы движения Сопротивления «Комбат». Пай-олль захотел встретиться с руководителем этой организации. И к его изумлению им оказался не кто иной, как Анри Френей, его бывший сослуживец по Второму бюро. С тех пор эта группа находилась под защитой спецслужбы, а Френей передавал в Лондон добытую его товарищами разведывательную информацию.

В Тунисе филиал спецслужбы наладил связь с филиалом английской разведки на Мальте, передавая англичанам информацию, собранную на территории средиземноморского бассейна. Англичане посылали через Тунис подготовленную дезинформацию для внедрения ее в немецкие спецслужбы.

Были еще две линии связи с союзниками. Одну из них обеспечивал французский капитан Абти, внедренный в разведку Лиссабона, другую — кузен Поль (бельгиец Бранден), который в Виши отлично сработался с американцами. Оба они передавали союзникам информацию, которую получали от французской спецслужбы с разрешения полковника Риве.

Сотрудничество правительства в Виши с Германией укреплялось, и тогда разведчики задумались: «Что может продать колбасник? Только колбасу» — и перевели основные разведслужбы в Северную Африку, где полновластным хозяином положения был генерал Вейган, называвший правительство не иначе, как «эти боши».

Абвер знал кое-что о работе французской разведки, обвиняя правительство в Виши в двойной игре, в поддержке голлистов и потворстве террористам. Стали угрожать: если правительство не подрежет крылышки своей спецслужбе, которая не изменила ни своей тактики, ни целей, то примут серьезные меры. Дарлан сделал вид, что уступил, и создал новую Службу информации, поставив во главе ее генерала Ру, сотрудничавшего с разведкой, друга Риве.

Естественно, что французские спецслужбы, это «сказочное черное чудовище», было стоглавым драконом. Отрубишь одну голову — вырастает другая. Французская полиция вылавливала и расправлялась с немецкими агентами, делая вид, что арестовывает тех, кого наметили немецкие власти. Эту же тактику стали применять и французские спецслужбы. В Алжир срочно были переведены офицеры, которые находились под подозрением у немцев, а другим заменили паспорта. Немецкому генералу доложили, что приказ выполнен. Раан, немецкий представитель в Виши, остался доволен. В месяцы, предшествовавшие катастрофе 1942 года, руководители французских спецслужб продолжали с трудом пробираться по лабиринту двойной игры, в которую они поневоле были вовлечены. К этому периоду относится героический эпизод, который можно лишь сравнить с другим, более поздним, в истории разведки, — прорытием туннеля под Берлинской стеной.

Капитан Комбо, выпускник Политехнического института в Париже, опытный радист, был направлен на оккупированную территорию для сбора информации о немецких средствах связи.

Узнав, что кабельная связь Берлин-Париж предназначена исключительно для обслуживания оккупационных войск, он передал об этом в разведцентр в Виши. Ему поручили найти способ подключиться к кабельной линии, чтобы прослушивать сообщения немцев, находясь в Виши. Комбо сконструировал аппарат прерывания радиосигналов в электроцепях, компенсируя потерю мощности при подключении к кабельной линии. Теперь практически системы контроля не могли определить факт подслушивания и место, откуда оно ведется.

В нескольких метрах от кабельной линии в Нуази-ле-Гран находился особняк, который сняли в наем и стали копать туннель, чтобы подойти к кабелю. Для прикрытия операции диверсанты устроили небольшую аварию. Декабрьской ночью к кабелю удалось подключиться.

Это было исключительное место, соединявшее оккупированную и свободную зоны Франции. Днем и ночью, надев наушники, офицеры разведки прослушивали сообщения немецкого рейха. Абвер и СД обменивались многими секретными сообщениями по телефону. Порой, находясь в своем «волчьем логове» в Восточной Пруссии, Гитлер передавал секретные сообщения немецкому военному командованию во Франции.

Некоторые служащие вагона-ресторана, рискуя жизнью, привозили в Виши информацию, которая спасала жизнь многим французам. Коллаборационизм не прививался на французской почве.

Между виллой «Эоло» в Марселе, где размещалась сельскохозяйственная фирма, и предприятием «Этиенн Дюбург и К°», официально занимавшимся изготовлением сварочных аппаратов, существовала прямая телефонная связь. У предприятия были филиалы в южных городах Франции, дела шли хорошо, несмотря на некоторые трудности в снабжении. Работали на заводе гражданские специалисты и военные, потому что в действительности там изготовлялось современное оружие. Из Америки поступали чертежи, изучались прототипы. Завод изготовлял противотанковые гранаты с встроенным зарядом и базуки, подбивавшие немецкие танки. Это производство было налажено командиром Молларом в марте 1941 года. Разведчикам было не привыкать работать под масками странных персонажей любых профессий.

В мае 1941 года в Вашингтон прибыл посланник правительства в Виши князь Понятовский. При посредничестве военного атташе Великобритании генерала Бомон-Несбитта и выступая от имени французской секретной службы, князь встретился с генералом Маршаллом, главой Генштаба военного ведомства США, и с Джеймсом Данном из Государственного департамента.

Обсуждался вопрос, когда Франция сможет вступить в военные действия против Германии. Ждать пришлось до ноября 1942 года.

А в июне 1941 года полковник Груссар, прилетевший в Англию, был принят Уинстоном Черчиллем. Полковник дал хорошую характеристику генералу Ханцигеру, объяснил английскому государственному деятелю, что французская армия решила вступить в открытую борьбу с оккупантами. Надо было только выбрать удачный момент и вооружиться. Черчилль сказал полковнику, что пока Англия не располагает материальными средствами для массированной высадки своих войск ни во Франции, ни на севере Африки, что надо ждать и терпеть…

С приходом к власти Лаваля ход событий ускорился. Спецслужба (по подавлению антинациональных выступлений) и ее филиалы прекратили свое существование, потому что Виши и Берлин продолжали сотрудничать.

Французские территории на севере Африки — последняя надежда второго бюро

Февраль 1946 года: Верховный суд. Бывший глава Генштаба правительства в Виши генерал Перье дает показания о деятельности начальника Генштаба генерала Вейгана на территории Северной Африки: «Для генерала речь шла о продолжении борьбы, которую он вел вместе с разведчиками Второго бюро, абсолютно не располагая поддержкой со стороны правительства, его спецслужбы и сотрудников, заключивших перемирие с Германией. Генерал Вейган полностью ушел в эту борьбу. Когда по утрам я приходил в его кабинет для доклада и приносил телеграммы, пришедшие накануне, он спрашивал: «Что нового ты принес от бошей?» А иногда добавлял: «Им бы Варфоломеевскую ночь устроить».

Эту Варфоломеевскую ночь он готовил, не щадя сил. Генерал Вейган дал французской разведке все полномочия убрать с территории французской Северной Африки немецкие спецслужбы и ее агентов. В этой зоне не так ощущались катастрофические последствия поражения французской армии. Второе бюро под руководством Наварра стало убирать комиссии по перемирию и ликвидировать шпионов противника.

Центры подпольной контрразведки и официальные центры по управлению территорией под руководством динамичного комиссара Ашиари использовали любой повод для внедрения своей агентуры в разведсети противника, манипулировали двойными агентами, арестовывали агентов, прибывавших из Франции и Испании.

Вилла «Эоло» в Марселе имела прямую радиосвязь с Алжиром. Самая секретная информация, добытая у абвера, напрямую поступала из Европы в Северную Африку, минуя правительственные учреждения. Агенты, внедренные в немецкую разведку, сообщали об акциях, планируемых на территории Северной Африки. В Марокко капитану Дюмону, получившему информацию из Франции, удалось ликвидировать немецкую разведсеть.

В Алжире произошло то же самое. Там был выловлен французский инженер, сотрудничавший с абвером (авиацией), и был расстрелян.

Служба информации в Тунисе собирала информацию о кораблях сопровождения противника. Наварр, например, передал на Мальту сведения о перевозке немецких подразделений, отправлявшихся в Триполи. Многие немецкие суда были затоплены внезапно атаковавшими их английскими кораблями.

Еще один пример: после потопления немецкого судна на пляж местечка Габес на севере Африки был выброшен ящик с архивами одного немецкого подразделения. Разведцентр Туниса обнаружил в нем ко всеобщему удивлению секретные материалы о подготовке нападения Германии на Россию.

Черчилль и Сталин получили копии этих документов. Сталина многие историки обвиняют в том, что он не поверил очевидным фактам. Но, по-видимому, генералиссимус не был готов противостоять немцам.

Итальянцы развернули пропаганду в арабских странах, стараясь оттолкнуть от Франции основных деятелей мусульманского мира. Дуче старался представить себя в Ливане защитником ислама. Некоторые арабские лидеры, подкупленные спецслужбами, выступали против итальянских пропагандистов.

В гостинице «Алетти» в Алжире собралась комиссия по подписанию перемирия. Невдалеке проходила пешеходная дорожка, которая вела к пристани и рейду. Перед началом работы комиссии генерал Вейган предупредил о необходимости принятия мер безопасности. Так что не его была в том вина, что немцев и итальянцев рядом с гостиницей как следует поколотили палками. Это сделали местные патриоты, которыми руководил капитан Бертран.

Не говоря уже о том, что все совещание прекрасно прослушивалось в подвале гостиницы французской спецслужбой. Все сообщения комиссии были перехвачены. Прослушивались и предстви-тельства абвера в Алжире и Рабате, где были установлены микрофоны.

Так разведке удалось подслушать заявление главы комиссии по перемирию — немецкого полковника, который в мае 1942 года по возвращении в Берлин доверительно поведал своему сотруднику, что Германия катится к краху.

Были в этой тайной войне и моменты большой опасности. Комиссару Ашиари в последний момент удалось арестовать одного стенографа, который скопировал военные планы Вейгана. Предатель готовил их для майора Шмидта, представителя абвера в Алжире. Шпиона моментально судили и расстреляли во Франции.

Ашиари действовал смело. Он поехал в Марсель и сообщил Пай-оллю о контактах сил Сопротивления Алжира с англичанами. Решено было следить, но не производить аресты. Полковник Шреть-ен, начальник секретной службы во французской Северной Африке, лично контактировал с представителем США в этом районе полковником Робертом Мерфи. Шретьен не скрывал трудностей, говорил о начале военных действий. Высадка союзников стала новостью только для слепых.

Во Франции все успешнее действовала военная немецкая разведка, абвер-3, руководимая Рейле и Шнайде из Парижа, направленная против французской спецслужбы. Активизировала свою работу нацистская СД, которой руководил в Париже недавно назначенный Оберг. Война двух разведок обострилась с новой силой.

В начале 1942 года полковник Риве почувствовал это напряжение. Лаваль допустил немецких полицейских к сотрудничеству с французами в раскрытии шпионских дел на свободной территории. Проводилась реорганизация структур, принимавшая пронемецкую направленность. Но Риве удалось сохранить основное. «Мы должны преодолеть брезгливость, сделать вид, что выполнили распоряжение Дарлана, отдав ему толику информации и утаив основное. За этим прикрытием мы должны информировать наших союзников, предупредить руководство, которое ждет момента начала сражения, а самим успеть заминировать пути, по которым намереваются идти марионетки».

В Алжире была усилена служба военной разведки, которая начала активно действовать. 1 октября 1942 года в Виши с правительством встретился адмирал Канарис, обсудив вопросы сотрудничества французских и немецких секретных служб. Ему помогали в этом Франсуа Дарлан и Пьер Лаваль. Но в Виши царил хаос.

В то же время в Алжире новая секретная служба, которой руководил Шретьен, и полиция контрразведки арестовали 45 немецких агентов и полностью контролировали деятельность спецслужб противника в этой части французской империи.

Французские агенты, внедренные в абвер, дезинформацией настолько запутали немцев, что их Генштаб стал сомневаться в высадке войск союзников.

8 ноября 1942 года произошел перелом в событиях Второй мировой войны, который долгие месяцы ждали французские секретные службы.

Голубой кабинет

15 августа 1940 года. Маршал рейха Герман Геринг вызвал начальников 2-го и 3-го авиационных полков в свою роскошную резиденцию Каринхолл, где он с языческой роскошью похоронил свою первую жену шведку Карин.

Альберт Кессельринг приехал из Брюсселя. 2-му авиационному полку бомбардировщиков, размещавшемуся в Бельгии и Голландии, которым он командовал, в помощь были выделены истребители «Джафу», базировавшиеся в Кале.

Генерал Уго Шперрль, который подавил сопротивление авиации испанских республиканцев, приехал из Парижа. Он командовал 3-м авиаполком. Руководимые им эскадрильи истребителей и «штукасы», укрывшиеся на полях Нижней Нормандии, сеяли смерть на южном побережье Англии.

Война в воздухе была в самом разгаре, однако задуманных результатов не приносила. Англичане оказались более стойкими, чем рассчитывал фюрер.

Геринг, в серо-стальной форме командующего Люфтваффе, слушал донесения командиров с привычным выражением упрямой решительности. Все командиры утверждали, что несмотря на обычные трудности, им удастся поставить Британскую империю на колени, раздавить мощью немецкой авиации. Еще несколько дней упорных бомбардировок и все будет кончено.

Маршал ничего другого и не хотел слышать. Разве не он в течение стольких лет готовился к этому сражению на Западном фронте, которое решило бы судьбы Европы?

Он грузно поднялся и пошел вслед за группой генералов, чьи мундиры были украшены нашивками, а железные кресты отсвечивали драгоценными камнями. Хозяин провел своих гостей на верхний этаж, где он продемонстрировал им удивительную электрическую железную дорогу, — с сотнями метров пути, галереями, станциями, мостами. Это чудо техники управлялось с пульта, подобного пульту управления самолетом.

Геринг в войне 1914–1918 годов был начальником эскадрильи «Рихтхофен», героем войны. Под влюбленными взглядами двух новых маршалов Третьего рейха Кессельринга и Шперрля тот, кто мечтал стать Зигфридом, стал играть своей игрушкой.

В небе Великобритании продолжалась смертельная карусель, в которой гибли десятки лучших немецких летчиков, высший цвет немецкой современной авиации. Кто мог усомниться в успехе? Разве не был вычислен успех операции в секретных офисах абвера, знаменитом голубом кабинете?

За месяц до этого, 16 июля 1940 года, майор Йозеф Шмидт вручил лично фюреру этот документ, разработанный абвером. На обложке было написано: «Голубой кабинет».

В нем с поразительной точностью была проанализирована вся система британской воздушной обороны: средства противовоздушной защиты, местонахождение истребителей и бомбардировщиков, снабжение горючим, технический персонал, военные заводы… Это был рентгеновский снимок воздушного флота Великобритании.

Достать немцам основные материалы об английской авиапромышленности не составило труда. Немецкое Министерство аэронавтики на официальном бланке за подписью генерала Эрхарда Мил-ха сделало запрос в один из лондонских книжных магазинов. И им прислали всю литературу по интересующему вопросу.

На основе архива британских эскадрилий и секретных документов, добытых во время военной кампании во Франции, абверу не составило особого труда проанализировать эти материалы и дать свое заключение Гитлеру.

В конце доклада немецкий командир писал: «Люфтваффе уверено в успехе при условии, что будет предпринята широкомасштабная операция, которая будет проведена в июле — октябре, когда погода благоприятствует полетам».

15 августа 1940 года до окончания операции Герингу оставалось 60 дней. Гитлер долго не решался начинать войну с Великобританией. Он упорно стремился заключить сепаратный мир. 19 июля, выступая перед депутатами с трибуны рейхстага, он сказал: «Я не пораженец, умоляющий об уступках, я победитель, уверенный в своей правоте. У меня нет причин продолжать эту войну». Лондон ничего не ответил на это заявление. Некоторые немецкие генералы, как, например, Эрих фон Манштейн, придерживались такого мнения: «Надо предпринять молниеносный удар до того, как англичане смогут укрепить свою оборону». Гитлер с этим мнением был согласен, но ему также были известны потери Люфтваффе во время кампании во Франции (778 самолетов).

Кроме того, он ждал новостей из Стокгольма. Посредником в переговорах между Германией и Великобританией был король Швеции.

Доводы абвера, изложенные в докладе, уступили место тайным переговорам немецкого канцлера, о котором в нацистской партии говорили как о стратеге, «наделенном сказочным терпением и твердой верой в свою правоту».

Эта вера не была бы такой твердой, знай хозяин Германии о том, что Англия располагает секретным оружием. Об этом стало известно немецкой спецслужбе радиоперехвата. Глава третьего отдела абвера Вольфганг Мартини теперь знал, что английские радары равны мощности всего немецкого воздушного флота.

Антенны и металлические сетки были протянуты вдоль побережья Ла-Манш, как раз напротив побежденной Франции. Эта система была настолько безупречной, что предупреждала появление в небе даже сверхскоростных «Мессершмитов-109», вылетавших из Кале. Мартини когда-то сам занимался разработкой такой системы. Зная о ее преимуществах, он был по-настоящему обеспокоен.

Его сверхсовременные станции прослушивания пытались улавливать электромагнитные волны английских радаров. Генералу хотелось раскрыть секрет этого невидимого оружия. Дирижабль, прекрасно оснащенный, в мае 1939 года летал над Великобританией с целью обнаружения радаров, но безуспешно. В отношении войны с Англией генерал Мартини был пессимистом. Он верил в достижения науки и техники и в величие Германии. Большие потери немецкой авиации только подтвердили его сомнения.

В июле 1940 года Геринг назначил Иоганнеса Финка командующим сражением в зоне Ла-Манша. Операция получила название «Канал». Стоя на мысе Бланк-Нец, в ясную погоду новый командующий мог наблюдать в бинокль скалистый берег Дувра. Он был опытным тактиком, способным командиром, отличным пилотом. Начав операцию, он не раз летал над Англией, чтобы самому быть в курсе того, как идет сражение. К несчастью, слово «канал» по-немецки означает и сток, сточная труба, клоака. Генералу было уготовано разгребать эту клоаку, выполняя невыполнимое задание.

На той стороне немцам противостояла английская разведка, которая лишний раз подтвердила свою высокую репутацию.

Война служб информации

Две странички, отпечатанные на машинке, за номером «FC/S 19048», в углу печать «секретно». Человек, написавший этот секретный документ, спас Англию. Это был маршал военно-воздушных сил сэр Хью Доудинг, командовавший эскадрильями истребителей, впоследствии написавший книгу воспоминаний.

День за днем британские эскадрильи сражались во Франции, и Доудингу хватило смелости подсчитать свои потери, поняв сложное положение, в которое попали союзники на континенте. В докладе он выразил надежду, что «вооруженные силы союзников смогут одержать победу во Франции и Бельгии», но без обиняков высказал свое мнение: «Для защиты Англии необходимы по крайней мере 52 авиационных полка… Сейчас у нас в наличии 32 полка. Командование союзных войск должно понять, что мы не сможем послать на континент ни одного истребителя, как бы трагически там ни складывалась обстановка». События в Дюнкерке подтвердили его правоту.

Через месяц после этой докладной записки, которую сочли скандальной, Черчилль поддержал мнение маршала: «Генерал Вейган заявил, что сражение во Франции закончено. Теперь я жду, что он начнет военные действия в Англии». 8 августа они начались.

Глава военно-воздушных сил Великобритании был человеком удивительным, отнюдь не конформистом. Его называли «этот упрямый шотландец», «невозможный тип». Он был офицером старой военной закваски, подтянутый, в хорошей физической форме.

Доудинг сделал блестящую военную карьеру во время Первой мировой войны, по окончании которой служил в Индии.

Доудинг увлекался эзотерикой, собрав большую литературу по этому вопросу. Главное — жизнь духа. Парадоксальный или светлый математический ум? Он был наделен чувством юмора, утверждая с серьезным видом, что изобрел вечный двигатель, но запустить его может только сам. Именно этот стратег и умница повел в бой против авиации агрессора английские «харрикейны» и «спит-файеры».

Нападение немецкой авиации на Англию готовил Геринг. Его штаб, размещавшийся в железнодорожном составе, в обстановке строгой секретности укрывался в галерее вблизи Бове. Но английская разведка узнала об этом. Железнодорожный состав был подготовлен по-немецки тщательно — в него входили платформы противовоздушной защиты, станция радиосвязи, кинозал, кухня, обеденный зал и ванна. В документах состав был обозначен шифром «Азия».

Вагон, в котором ехал Геринг, больной, тучный мужчина (он весил 127 кг), делавший себе инъекции морфина, был построен из специальных материалов, чтобы ослабить тряску. Геринг говорил двумстам офицерам своего сопровождения: «Дважды два — пять, если этого хочет фюрер». Теперь этот отважный летчик Первой мировой войны жаждал только власти и удовольствий.

Он был слишком тучным, чтобы влезть в кабину истребителя, и завидовал более молодым офицерам, которые готовились к боевым вылетам.

Одним из них был Финк, тридцатилетний парижанин, пытавшийся на дельтаплане пересечь Ла-Манш, Галлан из эскадрильи «Рихтхофен», меткий стрелок и воздушный акробат.

Секретной радиостанцией Люфтваффе руководил фон Дюринг. Ему удавалось перехватывать сообщения командования английской авиации.

Английская служба информации после неудачного начала оправилась и стала действовать активнее. Их агенту удалось перефотографировать секретное учебное пособие летчиков «Мессершмита-109», которому в небе противостоял английский «спитфайер», а затем изъять единственный экземпляр из архива. Прибор, обеспечивавший работу карбюраторов самолета «Мессершмит ME-109» во время пикирования, был послан из Франции и тоже таинственным образом затерялся.

Плохой переводчик порой может наделать много бед. Фразу Гитлера, означавшую «обрушиться на врага внезапным нападением», перевели «обрушить на врага оружие, которое его ослепит и лишит слуха». Английская разведка была в шоке и долго пыталась решить загадку этого секретного оружия.

Начальник английской разведки Билл Кооп, в прошлом атташе английской авиации в Берлине, навел порядок в своем ведомстве, которое размещалось в знаменитом особняке Бентли Прайори в Станморе, на самой северной точке столицы, где заканчивается линия лондонского метро. Кооп прекрасно владел немецким, говорил на жаргоне летчиков Люфтваффе.

Своим сослуживцам он дал такую четкую картину немецких вооруженных сил, что во время сражений в докладах, направляемых маршалу авиации Доудингу, не ошибся ни в одном названии немецких истребителей и бомбардировщиков.

Разведчики вели свою сложную игру, а в небе сражались демоны авиации. Последнее предупреждение о начале боевых вылетов немецких бомбардировщиков поступило 2 августа. Это был день, когда Герман Геринг в соответствии с приказом Гитлера № 17 выпустил в бой самолеты Люфтваффе против Королевского воздушного флота.

12 августа англичане и шотландцы встречали незваных гостей — немецких парашютистов в полной экипировке, с документами, картами, адресами для связи с влиятельными деятелями, выступавшими за мир или пронемецки настроенными. Английская разведка поначалу растерялась, думая, что засылка этой группы диверсантов — пролог оккупации немецкими войсками британских островов. Немецкая радиостанция, передавашая сообщения своей пропаганды на английском языке, сообщала, что той ночью немецкие парашютисты, переодетые в гражданскую одежду и в форму английской армии, были сброшены в районах Глазго, Бирмингема, Манчестера, что у них были специальные химические вещества, создававшие эффект тумана и делавшие их неуязвимыми для электромагнитного излучения. Эта дезинформация была принята всерьез, и среди населения начались аресты — служба безопасности трудилась вовсю.

Англичане заметили, что сброшенные на полях парашютисты, уходя, не оставляли примятыми колосья. Английская разведка пыталась разгадать эту загадку и сама стала экспериментировать с немецкой разведкой на побережье Солент, поджигая нефть, пока не закипало море. Эти эксперименты снимали на пленку и посылались в абвер. Вся Европа с ужасом ожидала этой выдуманной немцами высадки, представляя плавающие в море трупы. Черчилль остался доволен ответными шутками своей разведки и потирал руки.

Немецкая разведка решила проверить, какую встречу готовят им англичане. Абвер заслал на английское побережье отряды агентов, снабженных радиопередатчиками. Двух из них, прибывших в Фолк-стоун из Турке во Франции, арестовали 3 сентября. Они по пляжу шли босыми, не успев обуться. Другого немецкого агента сняли с дерева, когда он устанавливал антенну радиосвязи. Патруль англий-ской полиции арестовал в кафе подозрительного человека, зашедшего выпить стакан морса в неурочное время — абверу не был известен новый порядок работы английских кафе и баров. Это стоило агенту жизни.

В разведке любая мелочь имеет значение. Во время сражения в небе Англии немецкий агент передал по радиосвязи расположение военных объектов города Танбридж. Летчики Люфтваффе никак не могли найти эти объекты, точно указанные в сообщении. Позднее выяснилось, что немецкий агент находился не в Танбридже, а в Камберон-Си. По распоряжению службы безопасности с витрины почты-магазина было стерто название города и оставлено имя владельца магазина, которого звали Танбридж. По той же причине по ошибке немцы бомбардировали живописный городок Кент.

Английским инженерам и техникам удалось сохранить секрет радарных устройств. Немцам не повезло. Их секретное оружие «луч Кникенбайн» было похищено и обращено против них самих.

С самого начала бомбардировок английская разведка изумлялась точности попадания бомб. Физик Р. Джоун проверил аппараты, установленные на сбитых немецких самолетах, и понял, что они управляются электромагнитными сигналами минимальной амплитуды, которые ведут самолет как по рельсам. Точность попадания по цели была непревзойденной.

Необходимо было нейтрализовать это опасное оружие. В июле 1940 года подполковник Алдисон создал специальный отряд № 80, которому было поручено создавать помехи этому электромагнитному сигналу. Отряд на своих приборах улавливал «лучи Кникенбайн» при взлете бомбардировщика. При перехвате сигнала определялась цель бомбардировки. Этот перехват сигнала и работа радара позволяли вовремя подняться истребителям и сбить вражеский самолет.

Новые современные технические приборы, установленные на командных пунктах, спасли жизнь многим пилотам эскадрилий под командованием лорда Доудинга.

Тайны диспетчерских комнат

В диспетчерской, откуда поступало распоряжение к боевым вылетам английских истребителей, молодая девушка в серо-голубой форменной рубашке и синем галстуке была поглощена работой. Сюда в диспетчерскую приходили сообщения радарной службы о вылете немецких бомбардировщиков через Ла-Манш в направлении английского побережья. Девушка выбирала таблички с обозначением английских истребителей, размещенные на квадратах карты, и четко передавала контролерам в микрофон номер истребителя, расположенного ближе к цели. Контролеры полетов включали микрофоны линии связи, а на большом табло на белых прямоугольниках высвечивались красные буквы «F», а на желтых прямоугольниках — черные «Н», которые медленно сближались. Это английская эскадрилья истребителей бросалась в атаку на немецкие бомбардировщики. Через несколько минут в пламени и страшных муках погибали летчики той или другой стороны.

Девушка, вся ушедшая в работу, продолжала снимать черной палочкой с квадрата стола очередной номер истребителя.

На командных пунктах осуществлялось оперативное руководство воздушными боями. Микрофоны озвучили тайную работу спецслужб. Из них слышались предсмертные крики летчиков, брань в адрес врага, вопросы, как поступить. Затем все стихало, прямоугольники исчезали с табло, и радары больше ничего не улавливали. Это означало, что самолет пошел к земле и разбился.

На командных пунктах, размещавшихся под землей, недалеко от места проведения воздушного боя, работали умные опытные командиры, руководившие воздушным боем по линии связи. Каждый боевой летчик имел там своего ангела-хранителя.

Английская авиация разбила Люфтваффе благодаря такой четкой организации командной и диспетчерской служб. Это понял немецкий генерал Вольфганг Мартини, стремившийся прежде всего поразить те точки, где размещались командные и диспетчерские пункты. С 12 по 20 августа 1940 года были совершены несколько таких рейдов. В воздушных сражениях противостояли две нации, две авиации. Одна нация хотела победить, другая — выжить. Это было противостояние силы духа и ума командиров и летчиков.

В распоряжении командира группы 11-й эскадрильи истребителей была хорошо отлаженная диспетчерская служба, настоящая «подлодка» с самым совершенным оборудованием, кондиционером. Сюда поступала информация о вылетах самолетов вражеской авиации и подавался сигнал тревоги. Желтый дневной сигнал тревоги означал вылет бомбардировщиков противника, обнаруженных приборами, фиолетовый сигнал тревоги давался ночью, красный с включением сирены означал, что население должно укрыться в бомбоубежище. «Каждый раз, когда мы пролетаем над Англией, мы перетряхиваем миллионы людей, заставляем их бегать», — похвалялись летчики Люфтваффе. Это был своеобразный комплимент четкой работе английской разведки.

Контролеры радарной службы держали прямую связь с диспетчерскими группами. Таблички с обозначением номера истребителя перемещались диспетчерами по квадратам карты боевых действий. Офицеры связи уточняли реальное состояние эскадрилий и диспетчеры производили корректировку табличек на карте боевых действий.

Черчилль часто посещал диспетчерские комнаты. Он знал, что здесь находятся ключи к победе, в которой Не сомневался.

Сражение в небе Англии продолжалось.

«Никогда ранее в истории военных конфликтов небольшая горсточка людей своей самоотверженностью и самопожертвованием не спасала весь народ». Этими словами, произнесенными 20 августа 1940 года, премьер-министр отметил героизм английских летчиков-истребителей и преклонился перед их подвигом. Он напомнил о победе в Трафальгарском сражении, положившем конец амбициям Наполеона, которому до этого удавалось одерживать победы в Европе. В конце июня Гитлер посетил могилу Наполеона в Париже. Подумал ли хозяин рейха об уроках прошлого?

Трафальгарская зона боевых действий

Фюрер только что продиктовал Франции условия перемирия, а уже 30 июня 1940 года Геринг бросил в атаку на Англию немецкие эскадрильи: «Пока мы не вынудим Англию сдаться, мы должны днем и ночью, на земле и в воздухе непрерывно атаковать противника».

К счастью, английское правительство всегда уделяло большое внимание авиации. 14 июня 1940 года Уинстон Черчилль, выступая на радиостанции Би-би-си, сказал, что ему удалось раскрыть «дьявольские планы Гитлера». Ответ фюрера был молниеносным — его инструкция № 16 своему Генштабу гласила: «С момента, когда Англия не проявляет никакого желания вести переговоры, несмотря на отчаянную военную ситуацию, я принял решение подготовить и, если будет необходимо, осуществить высадку наших войск в Англии. Цель этой операции — покончить с британской монополией, ставшей базой военных действий против Германии, и при необходимости полностью оккупировать ее».

В течение нескольких дней в небе Англии над основными городами повисли шары противовоздушной защиты. Самый большой шар англичане окрестили «Германом», высмеивая тучного Геринга.

Англия приняла вызов, брошенный Германией.

Первым немцами был атакован Дувр, но Гитлер не решался на высадку немецких войск на территории Англии. Доктор Альберт Флезман, директор голландской компании «КЛМ», представил Герингу план достижения мира. Фюрер одобрил секретные переговоры с британским военным кабинетом. Лорд Галифакс, секретарь Министерства иностранных дел, получил послание в конце августа, но категорично отверг немецкие предложения.

Тогда Гитлер назначил день «X» начала военных операций на 11 сентября. Операция шла под кодовым названием «Зеелеве» («Морской лев»). Немецкая авиация получила приказ уничтожить британский военный флот.

Все еще шли секретные переговоры, когда немецкая авиация приступила к выполнению приказа № 17 Гитлера: «Уничтожить британский военный флот, как только это станет возможным. Усилить воздушные атаки, начиная с 5 сентября 1940 года».

День 8 августа стал испытанием немецкой воли, когда английской авиации удалось сбить 24 немецких бомбардировщика и 36 истребителей. Люфтваффе заявила, что ею уничтожено 10 военных кораблей и 49 самолетов противника. Английское сражение обещало быть жестоким.

Абвер продолжал готовить высадку войск, засылая агентов в прибрежные районы Англии. Немецкая подводная лодка прошла маршрутом, проделанным в Первую мировую войну ирландским предателем Роджером Кейзманом. На подводной лодке плыли в Ирландию два руководителя ирландского движения за независимость — Франк Риан и Джон Рассел.

Восставшая Ирландия! Какой проект! Но Риан умер по дороге от сердечного приступа, и немцам пришлось отказаться от задуманного. Не везло Гитлеру с английскими проектами. Об этом ему не раз говорили астрологи.

Начало массированных воздушных атак было назначено на 13 августа 1940 года. Более 1500 военных самолетов были переведены из Шербурга в Норвегию. Со своего командного пункта Геринг бросал в атаку лучших командиров: Альберта Кессельринга, Уго Шперрле и Ганса Юргена Штумпффа. Маршал обещал фюреру, что уничтожит Англию.

К сожалению, природа ему была не подвластна. Погода была «повсеместно благоприятной, но с туманами на отдельных участках в утренние часы и периодическими осадками. Над проливом Ла-Манш облачно».

Это означало, что основные цели, предназначенные к массированной бомбардировке, в течение нескольких дней остались невидимы с воздуха.

В назначенный день немецкие самолеты сделали 1485 вылетов и потеряли в боях 43 самолета. За последующие 10 дней боев Англия потеряла 154 летчика.

В Берлине Беппо Шмидт вернулся к плану «Голубого кабинета», оценив потери немецкой авиации в 700 самолетов, в то время как Англия потеряла 572 самолета. Он считал, что противник выдохся и теперь будет сговорчивей. Геринг вызвал в Каринхолл командиров эскадрилий, устроив, как обычно, роскошный прием. Особое внимание Геринг уделил асу авиации Галлану, командовавшему эскадрильей «Рихтхофен», в которой служил в той войне.

«Галлан, что вам нужно для победы?»

«Английские „спитфайеры“, господин маршал».

Но после нескольких недель воздушных дуэлей немецкие пилоты стали первыми, кто усомнился в возможности победить англичан. Тактические перегруппировки ничего не решали.

В конце августа 1940 года несколько фотоснимков, сделанных английской разведкой с воздуха, заставили их задуматься. Враг концентрировал военные корабли и баржи в голландских и немецких портах на Северном море. Люфтваффе активизировала налеты на аэродромы, которые защищали Лондон. Воздушные сражения ужесточились. 24 августа Лондон был по ошибке бомбардирован. В ответ на следующий день англичане бомбили Берлин. Гитлер теперь понимал, что, пытаясь вести переговоры, он потерял время и, возможно, упустил победу. В злобе он отдал приказ ужесточить бомбардировки.

Англичане нашли возможность восполнить потери военных самолетов и по-прежнему сбивали самолеты агрессора.

6 сентября, проведя совместное заседание, английские разведслужбы оповестили английское правительство о предстоящей высадке немецких войск на территории Англии. Но Гитлер и Геринг, поставившие целью в начале военных действий уничтожить английскую авиацию, отказались от задуманного.

Собравшись с силами, англичане в период с 7 по 30 сентября уничтожили в боях 380 немецких самолетов, потеряв 178.

7 сентября в радиосообщениях прозвучало слово «Кромвель». Оно обозначало высадку немецких войск. Но опять вмешались погодные условия, на Ла-Манше разразилась буря, и высадку перенесли.

Адмирал Редер попросил у фюрера несколько дней, чтобы подлатать военные корабли, получившие повреждения во время бури. Гитлер отложил операцию.

Английская авиация возобновила сражения. В боях участвовало несколько сотен истребителей. 15 сентября 1940 года были сбиты 60 немецких самолетов.

Командующий военными операциями маршал авиации Хью Доудинг отметил, что это был переломный день в ходе военного противостояния. Дальше события пошли на спад. 17 сентября Гитлер решил, что военные рейды авиации будут продолжаться «только для оказания военного и политического давления на Англию».

В столовых, где обедали летчики Люфтваффе, были вывешены красные флаги. Так, по старой традиции, отмечали достойного храброго противника. Так, по-рыцарски, немецкие летчики воздали почести своим английским коллегам, одержавшим победу в сражении над небом Англии.

Германия: три авиаполка.

2-й полк — командный штаб в Брюсселе, базы в Кале, Бельгии, Голландии и Южной Германии. Командующий — Альберт Кессельринг.

Тип самолетов: истребители и бомбардировщики.

3-й полк — командный штаб в Париже, базы во Франции, из Нормандии в Бретань. Командующий — маршал Уго Шперрле.

Тип самолетов: истребители, «штукас», бомбардировщики.

5-й полк — командный штаб в Норвегии, базы в Швеции и Норвегии. Командующий — генерал Ганс Юрген Штумпф.

Тип самолетов: истребители, тяжелые бомбардировщики.

Всего 3358 самолетов, из них боевых 2550.

Англия: четыре авиабригады.

Командующий военно-воздушными силами — маршал авиации Доудинг.

10-я авиабригада — штаб в Бат (Вилшир). Командующий — вице-маршал авиации сэр Квентин Бранд.

11-я авиабригада — штаб в Уксбридже (Мидделсекс). Командующий — вице-маршал авиации Родни Парк.

12-я авиабригада — штаб в Ватхолле (Ноттингхам). Командующий — вице-маршал авиации Траффорд Ли-Маллори.

13-я авиабригада — штаб в Ньюкаслапон-Тин. Командующий — вице-маршал авиации Р. Е. Саул.

Всего 708 боевых самолетов.

Самая большая тайна секретных служб

Когда началась Вторая мировая война, перед английскими секретными службами стояли серьезные проблемы. Прежде всего необходимо было нейтрализовать агентов противника, засланных на территорию метрополии.

Кузницами итальянского и немецкого шпионажа в Великобритании были антифашистские и антинацистские организации. Внедрение в них агентов началось с 1930 года, и Скотленд-Ярду было непросто контролировать такое число иностранцев. Преследуемые режимами Гитлера и Муссолини общины кишели провокаторами, которые часто выдавали своих соотечественников, раскрывая программы их действий и заманивая в капканы Берлина и Рима.

Наряду с этими организациями в Англии существовали политические движения, симпатизировавшие Гитлеру и Муссолини. В министерствах и в Сити Лондона работали активные сторонники этих режимов, убежденные, что Англии необходимо избежать войны любой ценой.

Можно сказать, что в 1939 году английская разведка, несмотря на свою высокую репутацию и опыт работы, не была в состоянии противостоять вражеской агентуре на своей территории, а английская армия не смогла бы победить танковые дивизии Гитлера. Только со временем, встав перед необходимостью обороны страны, Англия укрепила свою мощь и систему безопасности.

Самая секретная из спецслужб, Ми-5, военная разведка, начала вылавливать шпионов в самом начале войны. Нескольких, месяцев систематической и последовательной работы хватило, чтобы очистить территорию Англии от вражеских разведсетей. Работая относительно автономно и располагая штатом квалифицированных контрразведчиков, эта спецслужба сохранила свои структуры со времен окончания Первой мировой войны.

Типичным представителем английских контрразведчиков был подполковник Орест Пинто. Он имел итало-англо-голландские корни.

Лысый, широколобый, с квадратным подбородком, этот джентльмен, добродушно и слегка скептично улыбавшийся собеседнику, покорял своей воспитанностью и деликатностью. А меж тем он был человеком опасным, владевшим всеми приемами своей профессии, способным к дьявольским уловкам. На его счету были сотни раскрытых шпионов абвера.

В английской военной разведке работали и другие офицеры уровня подполковника Ореста Пинто. Но самая секретная из спецслужб не захотела раскрыть их имена.

В течение всех лет войны Скотленд-Ярд активно помогал военной разведке. Его сыщики вели расследования, проводили обыски и допросы. Сотрудничество военной разведки Ми-5 и полиции (Скотленд-Ярд) было безупречным.

С 1934 года в Англию стали прибывать беженцы из Германии. В момент начала войны согласно «Закону о национальной безопасности 18-В» разрешалось арестовывать всех подозреваемых по спискам, хранящимся в ящиках Скотленд-Ярда. Для этой цели были созданы контрольные пункты, где проводились допросы.

После катастрофы в Дюнкерке со всей Европы в Англию прибыли 150 тысяч беженцев: из Польши, Чехословакии, Голландии, Бельгии, Франции, которыми занимались пять центров размещения.

По иронии судьбы ответственными за работу с беженцами были директора детсадов и яслей. Сотрудничая с этой администрацией, контрразведчики тщательно обыскивали багаж беженцев, стараясь не упустить из виду симпатические чернила, шифры, радиосхемы. Этот шпионский реквизит тянул на виселицу. Но шпионов среди прибывших было мало. Английская разведка собирала устную информацию о немцах, документы, карты, чертежи. Подозреваемых помещали в отдельной комнате, где подвергали перекрестному допросу.

В апреле 1941 года в Клэпхеме был создан специальный центр для проведения допросов, который работал под вывеской Патриотической школы имени королевы Виктории. Допросы проводились тридцатью специалистами, которые умели разговорить допрашиваемых, были хорошими психологами, от которых ничто не могло укрыться. Порой допросы длились неделями. Из этой спецшколы было два выхода: завербоваться в английскую армию или же получить временный вид на жительство в британской тюрьме в ожидании виселицы. Мало кто из немецких шпионов прошел испытания в Патриотической школе.

После поражения Франции в июне 1940 года немецкая разведка контролировала все побережье — от Норвегии до Испании, особенно тщательно проверяя порты. Бежать морем с оккупированных территорий стало почти невозможно. Свободной оставалась лишь одна линия, связывавшая Европу с Англией: через Лиссабон — Глазго — Ливерпуль. По этой линии могли проникнуть и диверсанты. Их-то и поджидали здесь английские контрразведчики, препровождая к специалистам по проведению допросов в школу в Клэпхеме.

Этот путь стал настолько опасным, что немцы отказались засылать по нему своих агентов. Кроме того, в Лиссабоне приходилось слишком долго ждать английскую визу. Война требовала быстро и непосредственно получать военную информацию, фотографии с самолета не удовлетворяли. Абвер засылал своих агентов, чтобы они на местах проверяли результаты бомбардировок и сообщали в разведцентр о расположении важных объектов.

Немецкие агенты нанимались в экипажи судов, державших путь в Англию. Там, на берегу, команда гарантировала лояльность всех членов экипажа. Но порой эти судна не доплывали до Англии, попадали под бомбардировки немецкой авиации, которую не всегда предупреждали, что в экипаже работают немецкие агенты.

Порой на английскую территорию проникали опытные агенты-радисты, которым удавалось пройти тест допросов.

О них английская разведка узнавала потом от своих разведчиков, внедренных в немецкий Генштаб. Специалисты в Патриотической школе стали еще более бдительными.

Разведка английской авиации также собирала сведения от беженцев, особенно ее интересовали сведения о командных пунктах противника, концентрации немецких войск, складах оружия, аэродромах и так далее.

Эта информация сразу поступала на командные пункты английской авиации.

После опроса беженцы проверялись спецслужбой контрразведки.

Военная разведка знала, что в каждой группе беженцев есть агентура противника, которую надо раскрыть во что бы то ни стало. Этой работе помогали агенты контрразведки, внедренные в абвер. Зная имя агента, расколоть его было нетрудно.

В большинстве случаев агента раскрывали, слушая его рассказ о себе, и тут надо было быть опытным психологом. У контрразведчиков была своя методика выявления шпионов, не прибегая к угрозам.

Подполковник Орест Пинто, английский контрразведчик, активный участник голландского Сопротивления. (V него были англо-итало-голландские корни.) После нескольких лет интенсивной работы по подготовке разведывательных операций выяснилось, что их раскрывает немецкая разведка. Пинто понял, что в рядах сопротивления работает предатель.

Поначалу он не заподозрил Кристиана Линдманса по прозвищу Кинг-Конг, признанного героя голландского Сопротивления, но потом, наводя справки о его прошлом, обнаружил, что Линдманс стал сотрудничать с немцами, чтобы освободить из тюрьмы свою любовницу Веронику, арестованную за год до этого гестапо.

К сожалению, подполковник Пинто узнал об этом слишком поздно, 17 сентября 1944 года, в день начала операции «Маркет Гарден», когда в Арнхеме двумя немецкими дивизиями была уничтожена дивизия английских парашютистов. Об этой операции немцам сообщил предатель Линдманс.

Методы допроса агентов

Пытки, которым подвергались агенты нацистской разведки, попавшиеся в руки контрразведчиков оккупированных территорий Европы, описаны достаточно точно, так что кинематографисты и писатели, у которых не хватает воображения, могут воспользоваться этими пособиями.

Ничего подобного не происходило в Патриотической школе в Клэпхеме. Применение физических пыток было строго запрещено.

В инструкции внутреннего пользования было записано, что грубо обращаться с подозреваемым, оскорблять его профессионалу контрразведки недопустимо. Более того, запрещено было заявлять, что подозреваемый вражеский агент лжет. В крайнем случае можно было повторить: «Вы не ответили на мой вопрос», «В вашем ответе есть несоответствия с той информацией, которая известна мне».

Допрашивающий, казалось, вовсе не был настроен с предубеждением к подозреваемому, был готов извиниться, что вынужден надоедать ему своими вопросами. Это была тонкая профессиональная игра, оставлявшая агенту надежду на спасение.

Избить подозреваемого, потеряв контроль над собой, означало предстать перед военным трибуналом. Один английский генерал, избивший палкой пойманного немецкого летчика, уничтожившего население целого города, был понижен в звании. Законы соблюдения офицерской чести оставались неизменными.

А посему контрразведчики должны были быть тонкими психологами. Перекрестные допросы длились неделями. Терпением, бесконечными повторами удавалось поймать допрашиваемого на несоответствии в деталях своему прежнему показанию, когда у него сдавали нервы. Тогда контрразведчик, уставший не меньше, вздыхал с облегчением. Эта игра в кошки-мышки была изнуряющей для обеих сторон.

Пыток не было, но были свои приемчики — стул допрашиваемого был жестким, напряженное внимание длилось бесконечно, пить чай можно было вволю, а в туалет долго не выпускали.

Так что игра в благородство на английский манер была не лишена коварства. Разве не об английских контрразведчиках говорили, что под плащом у них спрятан острый кинжал?

Самые опытные немецкие агенты

1 января 1943 года в тюрьме Вандсворт за шпионаж в пользу Германии был повешен Минхир Дронкерс. Он был осужден верховным судом в ноябре 1942 года. При поимке у него был обнаружен словарь с малозаметными игольными проколами над словами. Эта шпионская улика и привела его на эшафот.

Дронкерс был голландцем, прибывшим в Англию с двумя соотечественниками на лодке. Сразу бросилось в глаза странное поведение этого высокого худого мужчины с подвижным лицом — он танцевал от радости, никак не мог успокоиться. Он был вполне заурядным пожилым клерком. На допросе в лагере беженцев он рассказал о себе и бегстве из Голландии. Ничего особенного, банальная история, каких тысячи.

Дронкерс был верным мужем, в браке состоял четверть века. До оккупации он содержал семью на свое скромное жалованье почтового служащего. Но с приходом немцев его жизнь еще более осложнилась — в стране не хватало продовольствия, цены стали сумасшедшими. Жена Дронкерса заболела, пришлось доставать лекарства и продукты по ценам черного рынка, и деньги вскоре кончились. Дронкерс сам стал промышлять на черном рынке и напоролся на гестапо. Сбежал от облавы, познакомился с моряками в Роттердаме, пытаясь сесть на грузовое судно. Но обойти немецкий контрольный пост было непросто. Тогда с двумя такими же беженцами они достали старую лодку и весной 1942 года добрались до английского побережья.

Трогательная история, рассказанная со слезами на глазах, была выслушана офицером контрразведки спокойно. Тут же, без обиняков, он обвинил Дронкерса в том, что тот является сотрудником немецкой разведки, присланным для выполнения секретного задания директором разведцентра морской разведки абвера в Роттердаме Штраухом, специалистом по организации побегов. Дронкерс рыдал, доказывал свою невиновность, писал на имя королевы Голландии, жалуясь, что английская разведка прибегает к недопустимым методам дознания, хуже гестапо.

При проверке личных вещей Дронкерса английский контрразведчик изъял у него англо-немецкий словарь. Интуиция не подвела — действительно, на 432-й странице, а затем и на других улики были найдены. Перед отъездом из Голландии Дронкерс долгими вечерами с помощью лупы наносил иголкой на текст едва заметные наколки. Это был старый шпионский способ записи секретной информации, в данном случае двух адресов: один — в Лиссабоне, в Португалии, другой — в Стокгольме, Швеции.

Это был провал. Настоящую историю Дронкерс рассказал на последующих допросах. Да, действительно, он был завербован немецкой разведкой за 15 фунтов стерлингов в месяц, сущие гроши, которые нужны были для лечения его больной жены. Немцы и лично Штраух подготовили операцию его засылки в Англию.

За шесть месяцев до этого случая в той же тюрьме был повешен другой немецкий шпион, которого звали Тиммерманс. В его карманах были найдены палочки и кусочек гигроскопической ваты. Он слишком буквально исполнял инструкции своих наставников, что привело его на виселицу.

Сначала Тиммерманс рассказал о себе следующее. Ему, бельгийскому моряку, удалось пробраться через Пиренеи. Шел он в направлении свободной зоны Бриксхама, в Англию. В Лиссабоне его арестовали и заключили в страшную тюрьму, из которой бельгийским властям с большим трудом удалось его вызволить. Маршрут его был таким: Лиссабон, английское судно, Патриотическая школа имени королевы Виктории, где проходил допрос. Эта мучительная одиссея закончилась в апреле 1942 года.

Как обычно, в школе допрос проводил офицер английской контрразведки. Первые ответы' допрашиваемого показались убедительными, бельгийский матрос ни в чем не запнулся, осталось просмотреть его личные вещи. Обыск проводился в большом зале школы, на стоявшем в центре столе.

Тиммерманс спокойно и уверенно ждал. В его портмоне был найден мешочек с белым порошком и палочки, подобные тем, что используются при маникюре для оттягивания кожи от ногтя. При тщательном досмотре был обнаружен и кусочек гигроскопической ваты. А это были принадлежности для записи шифрованных сообщений, которыми пользовались агенты фрейлейн Доктор еще в период Первой мировой войны. Несколько растертых таблеток пирамидона, растворенных в спирте, палочка с ваткой, чтобы не поцарапать бумагу, текст на которой будет проявлен ультрафиолетовыми лучами. Все эти приспособления можно было свободно купить в английской аптеке, но агент был очень дотошным, всем запасся… и тем самым себя погубил.

Ему была подстроена ловушка. После проверки ему показали, чтобы удостовериться, все осмотренные личные вещи, включая компрометирующие порошочки-палочки-ватки. Продолжая думать, что улыбающиеся офицеры ни в чем его не подозревают, Тиммерманс подписал весь список вещей, полагая, что это формальность.

Эта простая формальность и была его смертным приговором.

Еще один случай шпионажа долгое время держал в напряжении английских министров, включая самого Уинстона Черчилля, потому что от этого зависела вся система береговой обороны страны.

В Сохо, в центре Лондона, были арестованы трое, говорившие только по-французски, у которых не было документов. На допросе в Скотленд-Ярде они заявили через переводчика, что приехали на северо-восточное побережье Англии, попав в бараки лагеря за колючей проволокой, устроенные неким Монтгомери. Затем они бежали оттуда, пройдя днем по запрещенной зоне, и добрались до Лондона.

Эти заявления вызвали настоящий скандал. Получалось, что немецкая пропаганда права, когда утверждает, что их агенты пересекают зоны британской обороны в обоих направлениях, как если бы они прогуливались по Баварии. Тогда немцам удастся выполнить задуманный Гитлером план высадки в Англии?

Но осенью 1941 года англичане были уверены, что Гитлер откажется от этого плана.

Черчилль приказал провести расследование. Необходимо было знать правду о состоянии укреплений вдоль побережья. Офицерам контрразведки поручили провести допрос этих трех беженцев из Франции, арестованных в Сохо.

Все трое были очень разными. Первый был молод, розовощекий чувствительный юноша, сразу пускавшийся в слезы, как только его чуть построже спрашивали. Второй — крупный, массивный, с телом борца, был заторможен, туповат. Ясно было, что такого вряд ли бы завербовала немецкая разведка. Интерес представлял третий — Магис, лицо которого было покрыто шрамами, полученными наверняка в пьяных драках от ножа или бритвы. Ясно, что он был главарем. Все трое путались в деталях показаний, но придерживались своей версии. Кабинет министров потребовал вмешательства начальника английской разведки, и дело принимало плохой оборот для офицеров контрразведки.

Пытки были запрещены, оставалось прибегнуть к хитростям, чтобы вывести агентов на чистую воду. Был выбран самый простой и испытанный способ. Несколько офицеров подписали приказ повесить троицу. Когда вывели из камеры Магиса и стали зачитывать вердикт «именем Его Величества… за шпионаж в интересах Германии…», Магис стал давать показания. Он был дезертиром, бежавшим из канадской воинской части, дислоцированной в Англии, и боявшимся, что его посадят в тюрьму в Алдершоте. О побеге из Франции он придумал.

Правительственный кабинет вздохнул с облегчением — одиссея беженцев из группы Магиса не была пробой сил в подготовке высадки немецких войск на территории Англии.

Но сейчас английская контрразведка действительно заинтересовалась тремя канадскими дезертирами.

Их военными билетами и формой в самом деле могла заинтересоваться немецкая разведка, готовившая пятую колонну в Великобритании. Так они поступали в Бельгии, Голландии и Франции. Эта агентура занималась распространением дезинформации, ложных приказов, создавала сумятицу на дорогах войны. Агентов, говорящих свободно по-французски, хватало.

Каким образом можно было отличить французских канадцев во время военных действий? Канадские воинские части размещались в юго-восточных районах Англии, которые были выбраны вермахтом для нанесения удара. Необходимо было безотлагательно раскрыть эту пятую колонну нацистов.

Специальный отдел Скотленд-Ярда был предупрежден, но отнесся к плану с подозрением. Полиция сомневалась, чтобы в Сохо, в наиболее контролируемом квартале Лондона, немецкие агенты могли купить воинские книжки и форму солдат английской армии. Были организованы облавы, но результатов они не дали. Пятая колонна была неуловима, что подтверждалось организованностью противника.

Это не обескуражило офицеров разведки, они шли своим путем. В этом им помогал дезертир Магис, который пытался не угодить в тюрьму за побег из армии. На одном из допросов в присутствии сотрудника контрразведки он проглотил бритвенное лезвие. Попытка самоубийства? Нет, это был цирковой трюк. До армии он развлекал публику трюками подобного рода — жевал стекло, глотал сабли. Эта бритва и помогла разгадать тайну, которую долго не могли раскрыть офицеры английской контрразведки в первые два года войны.

В Сохо они организовали выступления Магиса перед публикой. Он собирал немало зрителей, одним из которых стал «неизвестный связной», за которым полиция установила слежку. Его берегли, как бриллиант в британской короне. Через несколько недель сыщики вышли на другого агента. Слежка за связным вывела на портного француза. Дальше дело застопорилось, и связного пришлось арестовать. Времени не оставалось. Немцы все усиленней говорили о высадке своих войск. В перекрестном допросе связной сознался в существовании еще одного агента, по прозвищу гроза Сохо. Это был преступник, имевший тридцать судимостей за воровство и нелегальную торговлю. Была организована осада его квартиры на Ромили-стрит в Сохо. С крыши здания они сняли бандита, дрожащего от холода. Он выдал всю организацию.

Контрразведка хотела раскрыть шпионское гнездо, но Скотленд-Ярду удалось обнаружить организацию, помогавшую дезертировать из армии. Военные билеты и формы продавались на вес золота, их покупали те, кто хотел освободиться от армейской службы. Какой полицейский остановил бы бравого солдата, увешанного медалями, который показывает свою воинскую книжку с подписью командира и не просроченную. На самом деле этот «солдат» знал только название своей части.

В организованной облаве были выловлены сотни дезертиров. Скотленд-Ярд прославился.

Ужас Сохо стал сотрудничать с полицией, долго был примерным гражданином, но потом не удержался — и кража со взломом стала тридцать первой на его счету.

Так что на территории Англии контрразведка эффективно справлялась с задачей вылавливания шпионов. Мало кому из немецкой агентуры удалось уцелеть. Абвер признал свое поражение. Те немногие агенты, что уцелели, не сыграли большой роли в ходе войны. Не было и книг воспоминаний, ибо подвигов не было.

Наведя порядок на своей территории, английская разведка стала активно действовать на европейском континенте. Задачей было ослабить военный потенциал противника. Некоторые операции были выполнены блестяще.

Маленькие войны «смешной войны»

После Мюнхенской конференции внутри Службы английской разведки был создан спецотдел, состоящий из двадцати сотрудников разных специальностей, вызванных из секретных разведок. Эта группа была названа отделом «Д» — диверсий, подрывной работы. Официально он назывался помпезно: «Отдел статистических исследований военного министерства».

Служба английской разведки организовала отдел диверсий для выполнения заданий особого рода: подпольной пропаганды, диверсий, убийств. Для этого необходимы были «специалисты», готовые на все, информированные о политической ситуации в стране противника, имевшие научную подготовку и прежде всего крепкие нервы.

Организатором этого отдела был профессиональный военный, майор Лоуренс Грант, обладавший блестящим интеллектом и организаторскими способностями. Это был тонкий стратег, способный решать сложнейшие задачи. Он расположил штаб своей группы в пригороде, Хертфордшире, чтобы не подвергать ценных сотрудников опасности погибнуть под немецкими бомбами.

Первой экспериментальной площадкой отдела «Д» стали Балканы. Прежде всего были восстановлены контакты с местной агентурой английской разведки. В дальнейшем предполагалось саботировать транспортировку румынской нефти, в которой так нуждался Третий рейх для продолжения войны. Предполагалось взорвать скалистые отроги Железных ворот, чтобы остановить движение судов по Дунаю. Дело свелось к тому, что были наняты словенские агенты, подсыпавшие песок в системы смазки вагонов, в которых перевозилась нефть в Германию. Взрывчатка, материалы для выполнения диверсий, оружие вместе со значительными денежными средствами отправлялись на Балканы.

Уже к этому времени были изобретены магнитные мины, которые прикреплялись в машинные отделения судов. В течение всей Второй мировой войны эти мины стали оружием террористов.

Сотрудники отдела «Д» получали приказы для выполнения отдельных боевых операций и выезжали на места. В Афинах была создана группа пассивного сопротивления. В Румынии сотрудники отдела «Д» помогали нанимать суда. В Париже они превращались в туристов, возобновляя прежние агентурные связи с французскими коллегами, но специалистов подрывной работы при Втором бюро не существовало.

В Италии удалось восстановить контакты с антифашистами, в Германии их установить не удалось, хотя «грязной работы» в этих странах хватало.

Наряду с отделом «Д» существовал отдел военной разведки, который назывался «исследовательским», по-английски сокращенно звучавший «МИР». Этот МИР помогал партизанским отрядам на территориях, контролируемых нацистами.

Он был крупнее отдела «Д», но более фрагментарным. Его агентом была Кристин Грандвилль, которая помогла перейти польско-венгерскую границу многим польским солдатам зимой 1939–1940 годов, а потом исчезла. МИР послал своего агента разыскать ее. Он исчез вслед за ней. Лондон это обеспокоило. Новое расследование помогло обнаружить обоих агентов. Поляк, влюбившийся в Кристину, что запрещено правилами разведслужбы, пытался покончить с собой, спрыгнув с моста в Дунай. Река уже подмерзла, и он остался жив, сломав ногу.

Обычно агенты, не справившиеся с заданием, арестовывались. Министерство иностранных дел Англии в таких случаях выражало протест главе Службы английской разведки, а военное министерство давало санкцию на арест. В Лондоне царил хаос в связи с победами немцев на фронтах в июне 1940 года.

В мае 1940 года подполковник Чидсон едва не был арестован в Амстердаме, «изъяв» под носом немецких властей большую партию промышленных алмазов и отправив ее в Лондон. Из Брюсселя при драматических обстоятельствах было похищено золото и также отправлено в Англию. В Кале агентом МИРа на заводе была похищена партия платины на сотни тысяч фунтов стерлингов.

Еще одно бесценное сокровище было похищено и перевезено в Лондон — жена будущего президента Франции де Голля. Это похищение организовал Норман Хоуп.

На британской территории специалистами отдела «Д» были организованы группы террористов, которые работали на складах военного оружия. В случае немецкого наступления они должны были, жертвуя собой, создавать панику в рядах противника. Но эта операция встретила противодействие полиции и военных ведомств, которые строго контролировали военные склады. Посыпались жалобы на самоуправство отдела «Д», которому пришлось со скандалом ретироваться.

В Хертфордшире была открыта школа подготовки диверсантов. Чему обучать, никто в точности не знал, решив специализироваться в таком «предмете»: сто способов тихого убийства.

Приехали два инструктора из Шанхая, но их методика была настолько сложной, что в конце концов пришлось отказаться от этого «предмета».

Работа школы не налаживалась, набор агентов не был продуманным, просто предлагали своим друзьям или знакомым записываться в эту школу. А деньги на обучение были, и идей хватало. Не было организационного опыта. Итоги проделанной работы подвел Уинстон Черчилль. Он знал потенциал Службы английской разведки, верил в возможности тайной войны. По его инициативе летом 1940 года была проведена реорганизация Службы английской разведки и возникла Служба специальных операций.

Служба специальных операций английской разведки

Итак, Уинстон Черчилль поставил перед своими спецслужбами цель — «поджечь Европу». Он имел в виду воспламенить боевой дух сил сопротивления. По указанию главы английского правительства были слиты воедино служба МИР, исследовательский центр военной разведки и отдел «Д». Новая служба стала называться Службой специальных операций. Она была в ведении министра военной экономики Хью Далтона.

Премьер-министр руководствовался опытом работы спецслужб во время Первой мировой войны, которые отлично себя зарекомендовали.

В разведке выдвинулись такие профессионалы, как Франк Нельсон — 57 лет, неутомимый труженик, убежденный, строгий, возглавивший отдел наступательных операций. До этого он успешно работал в Службе английской разведки в Индии под прикрыта — ем дипломатического статуса, в Швейцарии, вплоть до оккупации Франции. Он сделал блестящую карьеру, пройдя путь от лейтенанта до генерала, минуя промежуточные звания.

Объем стоявшей перед ним работы был огромен — следовало реорганизовать финансовые структуры, наладить обучение в разведшколах, организовать хранение материалов на складах, основать филиалы спецслужбы в других странах.

Секретариат Министерства военной экономики заваливал новую разведслужбу приказами и директивами. Во главе секретариата стоял Гладвин Джебб, способный и упорный руководитель, ранее работавший в Министерстве иностранных дел.

Вскоре, преодолев первые организационные трудности, новая спецслужба добилась ощутимых результатов, создав разведцентры в Европе, на Среднем Востоке, в Азии. Из маленького особняка спецслужба переехала в двухэтажное здание на Кекстон-стрит, а затем в знаменитое здание на Бейкер-стрит, 64, связанное с именем Шерлока Холмса, впоследствии заняв несколько особняков. Количество сотрудников неизмеримо возросло, они прибывали из разных стран и военных частей.

Тайная война шла по своим законам. Разведывательные операции проводились на свободных и оккупированных территориях.

Одной из крупных наступательных операций была «миссия Франка», когда с территории британских баз Северной Африки был послан экспедиционный корпус на африканские территории, управляемые администрацией правительства в Виши, чтобы установить там контроль правительства де Голля.

«Миссия Губбинс» занялась проблемами Польши.

Во главе отрядов стоял генерал Коллин Губбинс 44 лет, энергичный, как юноша. Он был героем Первой мировой войны, не раз был на волосок от смерти во время оккупации Польши в 1939 году, затем командовал отрядами Сопротивления в Норвегии, поддерживал связь с движением Сопротивления в Польше и Чехословакии.

Служба специальных операций английской разведки вышла на связь с остатками секретных служб стран, оккупированных Германией: Бельгией, Норвегией, Голландией. Наиболее активно действовала спецслужба свободной Франции (Центральная служба информации и действия).

Сотрудничала английская спецслужба с отрядами сионистов Израиля Хаганах, у которых был свой офис в Лондоне.

Выполняя приказ Черчилля «Европа в огне», летом 1941 года английская спецслужба засылала разведчиков в отряды сопротивления Европы, организуя акции саботажа, диверсии. Чаще всего разведчиков сбрасывали с парашютом. В лабораториях Лондона разрабатывались новые взрывчатые вещества, в разведшколах готовили подрывников. Английская агентура контролировала территории от Мадагаскара до Мальты, Туниса, Марокко.

Некоторые разведоперации были проведены особенно успешно, в частности операция «Постмастер». Итальянский пароход «Маркиза д’Аоста» укрылся в нейтральном порту Фернандо По. Это было судно водоизмещением 7600 тонн, идеально оборудованное для перевозки воинских частей. Английская спецслужба стала за ним охотиться, поручив проведение операции двум майорам. Экипаж был нейтрализован, а судно препровождено в район расположения королевского флота, за территориальные воды. Испания объявила протест — только и всего.

Другой успешной операцией стала «Руббл». Между Англией и Швецией велась контрабандная перевозка грузов самолетами. Английской военной промышленности позарез нужны были шарикоподшипники. Темными ночами в Ньюкасл приземлялись самолеты с грузами, но это была капля в море, а цены были баснословными. Тогда агент английской спецслужбы Шарль Хамбро организовал из Гетеборга перевозку шарикоподшипников всех калибров на восьми судах.

Так что спецслужба занималась не только сбором информации о силах противника. 27 марта 1941 года английская спецслужба организовала государственный переворот в Югославии, свергнув правительство Драгиша Цветковича. Но триумф был преждевременным, через 10 дней Люфтваффе разрушили Белград. Агентам спецслужбы пришлось покинуть город, взорвав ряд объектов.

В 1941 году спецслужба активно действовала во Франции. Отряд под началом Мориса Букмастера, в который входили англичане французского происхождения, канадцы, антинацисты, пополнили ряды движения Сопротивления французской спецслужбы правительства де Голля, которыми командовал Пасси (Деваврен), капитан альпийских стрелков. В ожидании подходящего момента велась активная подготовка к восстанию на территории Франции. Французы просили англичан поддержать их действия с воздуха, но Англия сама нуждалась в самолетах, отражая постоянные рейды немецкой авиации. Все же английская спецслужба помогла французским коллегам, добыв у немцев планы военных действий. Сведения были до удивления точными.

На Среднем Востоке, где спецслужба затратила много усилий, дела обстояли из рук вон плохо.

ЦЕНТРАЛЬНАЯ СЛУЖБА ИНФОРМАЦИИ И ДЕЙСТВИЯ (ФРАНЦУЗСКАЯ СЕКРЕТНАЯ СЛУЖБА ПРАВИТЕЛЬСТВА ДЕ ГОЛЛЯ)

В нее входили: информационный отдел, отдел контрразведки, отдел боевых операций.

Отдел боевых операций был связан со Службой специальных операций английской разведки, в которой работал французский отдел по началом полковника Букмастера. Отдел боевых операций французской секретной службы координировал действия движения Сопротивления во Франции, отряды которого входили в Национальный совет Сопротивления.

Французская секретная службы организовывала разведсети и радиосвязь с Лондоном, готовясь к высадке союзных войск в Нормандии.

Этой подпольной работой руководил генерал де Голль.

ОРГАНИЗАЦИЯ СЛУЖБЫ СПЕЦИАЛЬНЫХ ОПЕРАЦИЙ АНГЛИЙСКОЙ РАЗВЕДКИ

Руководитель — министр военной экономики Хью Далтон. Расположение — Беркли-сквер в Лондоне.

Секретариат по связям с подпольем: Гладвин Джеб.

Три основных дирекции в Лондоне:

А — 1-й отдел специальных операций, ведавший вопросами пропаганды;

В — 2-й отдел диверсий и партизанской борьбы;

С — 3-й отдел стратегический.

Некоторые филиалы: в Каире — группа 133; в Юго-Восточной Азии — группа 136; в Бари — группа 266 (Балканы, оккупированная Италия и Центральная Европа).

Действия английских спецслужб на Среднем Востоке

Каир был похож на корзину с копошащимися в ней крабами. Секретные и полусекретные службы различных стран боролись, взаимно нейтрализуя результаты работы друг друга. Коварная война шла и между генштабами, действовавшими в основном против Англии. Это в какой-то мере было обусловлено слабостью английской спецслужбы — провал в Сирии, неуспех попыток сотрудничества с Израилем. В Ираке государственный переворот совершил Рашид Али, к власти пришли пронемецки настроенные руководители, и против них уже ничего нельзя было сделать.

Летом 1941 года Франк Нельсон отправился в Каир. Своей твердой рукой он провел реорганизацию спецслужбы, сделав ее жизнеспособной. Начальником был назначен Теренс Максвелл, и работа сразу стала результативной.

Стамбул стал ареной жестокой борьбы между английской и немецкой разведками. Арбитром этого «матча» выступала турецкая полиция. Английская спецслужба размещалась в здании посольства в Анкаре. В Турции работали десятки секретных служб, из них английских было четыре, но они работали автономно.

Английская спецслужба получила задание потопить итальянские суда, перевозившие нефть, но мины не взорвались. Некоторые английские радисты пытались передавать сообщения Центру из Болгарии, Албании, Югославии. Турецкая секретная служба знала об этом, но не принимала серьезных мер, допустив, что Смирна стала портом, куда на лодках и старых судах причаливали беженцы из Греции и пленные, бежавшие из лагерей. Там английская спецслужба организовала пункт приема беженцев.

В Монте Кармело работала разведшкола, которой руководили английские разведчики.

В Иране и Ираке были поддержаны выступления племен, которым англичане поставляли оружие. Некоторые офицеры английской разведки достигали оккупированных территорий на подлодках.

Английская спецслужба организовала две подпольные радиостанции. Они вели регулярные передачи — одна, которой руководил Михайлович, из Югославии, другая из Греции. Это была станция № 333, «Прометей», ею руководил полковник Базирдис, противник греческой монархии.

Работе спецслужбы на Среднем Востоке активно помогали резиденты английской разведки.

Штаб секретной войны в Каире разросся. Военные операции отошли на второй план, уступив место «черной пропаганде», подрывной работе в балканский странах и в арабском мире. Пропагандистской работой руководила специальная комиссия Министерства обороны, распространяя дезинформацию через печать, радио, агентуру. Эта дезинформация называлась «сибз». Некоторые «сибзы» были дьявольски хитрыми, другие, скорее, походили на студенческие розыгрыши. Действия английской спецслужбы были направлены прежде всего на Балканы.

Работа подрывников

С лета 1941 года работа в отделах спецслужбы на Бейкер-стрит значительно увеличилась. Теперь они были связаны по радио с отрядами Сопротивления во Франции, Норвегии, Голландии, Бельгии.

Были созданы центры подготовки агентов в Болье, в Хемпши-ре. Там курсанты изучали различные аспекты диверсионной работы: ограбление банков, шифровка, средства безопасности, и сотни других навыков, необходимых агенту. В Рингвее были организованы тренировочные прыжки с парашютом. Самолеты для выполнения тренировок были такими ветхими, что курсанты боялись, что они рассыплются в воздухе. В другой школе готовили радистов.

В Темпсфорте (Бедфордшир) спецслужба располагала своей эскадрильей. Курсанты обучались правилам ведения секретной войны: прыгать с парашютом, приземляться на любой местности, захватывать вражеских агентов.

Постепенно обновлялся самолетный парк — старые «уайтли» и «Веллингтоны» были заменены современными бомбардировщиками «Галифакс».

На Бейкер-стрит составлялись карты, на которых цветными флажками отмечались разрабатываемые секретные операции на территории Европы. 16 самолетов английской спецслужбы соперничали с немецкой авиацией спецслужб сипо-СД, забрасывая агентов на территории противника, разбрасывая листовки, зажигательные бомбы. Каждая спецслужба накапливала опыт.

Подпольные радиостанции работали под кодовым названием. Обычно это были наименования растений или животных. В конторе Франка Нельсона этот шифр в шутку называли «птички и кролики». Радиосообщения, поступавшие по каналам спецслужбы, были очень важными. В Хердфордшире работал экспериментальный центр, которым руководил д-р Д. М. Ньювитт. Этот известный ученый разрабатывал новые методы ведения подрывной работы. Одним из его изобретений был складывающийся велосипед, который помещался в контейнере и спускался вместе с парашютистом.

Все средства были хороши, чтобы «воспламенить Европу».

Английская спецслужба работала в контакте с правительствами европейских стран в изгнании, находившимися в Лондоне. Но с Францией дело обстояло сложнее. На Бейкер-стрит работали два отдела — один сотрудничал с правительством де Голля, другой — правительством в Виши. Это была не двойная игра, а соблюдение политической корректности. В день, намеченный к высадке союзников, необходимо было подключить все силы Сопротивления. 1 января 1942 года начальник французских маки Жан Мулен был сброшен на парашюте на оккупированную Францию с заданием навести порядок в отрядах Сопротивления.

В 1942 году во Франции действовали более десяти подпольных организаций.

В Голландии английская спецслужба работала в контакте со Службой информации голландской военной разведки.

Станции, из названий которых можно было приготовить хороший овощной салат, регулярно вели передачи. Однако на Бейкер-стрит не знали, что абвер их контролирует.

Немцы переиграли англичан. Операция «Северный полюс» закончилась катастрофой.

В Норвегии база проведения секретных операций была организована в Лервике. Сюда по ночам прибывали лодки и небольшие суда, привозя отряды диверсантов, которые потом проникали в глубь страны. Они нанесли немецким частям в Норвегии немалый урон. Несколько немецких судов удалось переправить из Норвегии в Великобританию. Отрядом английской спецслужбы было сообщено местонахождение крейсера «Бисмарк», укрывшегося в норвежских фьордах в районе Бергена от авиации противника.

В 1943 году агентами английской спецслужбы был уничтожен завод по производству тяжелой воды Норксгидро в Риюкане, что помешало немецким ученым создать атомную бомбу и было одним из решающих моментов в ходе войны.

Радиосвязь с Норвегией была затруднена из-за наличия «скипов», зон молчания.

Разгром немецких частей был проведен блестяще. В 1945 году Норвегия располагала 50 тысячами хорошо подготовленных и снаряженных бойцов.

С 1942 года началась заброска парашютистов в Данию. Сразу в стране участились диверсии. Агенты помогали переправлять через границу со Швецией евреев, уцелевших в облавах и пленных, бежавших из немецких лагерей.

Отряды Сопротивления в Европе часто просили английскую спецслужбу снабдить их оружием и радиопередатчиками. Коллин Губбинс не мог удовлетворить всех, но делал все, что мог. Вскоре помощь пришла из США, поставивших Англии много самолетов.

Английская спецслужба не упускала случая забрасывать на территорию оккупированных стран группы диверсантов. Она формировала эти отряды из лиц, принудительно вывезенных на работу в Германии. В этом ей помогала Международная организация профсоюзов, которой руководил Джон Прайс.

Была сделана попытка сотрудничества и с советской разведкой.

Генерал Джордж Хилл уверял, что есть основания надеяться на то, что русские пойдут на этот шаг. Он был агентом секретной службы в России в первые годы революции, затем написал книги, описав свои приключения. С английских самолетов на территорию Франции были заброшены несколько русских диверсантов. Но дальше о них ничего не было известно. Руководители советской разведки оставались подозрительными и не шли на сотрудничество с союзниками.

В мае 1942 года на острове Мадагаскар двумя английскими агентами, супругами Мейер, была проведена «операция Иронг-лад» против правительства Диего Суареца. Слитки золота, доставленные кораблями английского адмиралтейства, помогли захватить остров, который защищали солдаты, верные правительству в Виши.

В то же самое время сдача Сингапура привела к радикальным переменам в английском правительстве. Министром военной экономики стал лорд Сибурн. Служба по проведению специальных операций, занимавшаяся подрывной работой в оккупированных немцами странах, больше не была подотчетна Министерству военной экономики.

Френк Нельсон мог гордиться проделанной работой. В июне 1940 года английская спецслужба не имела ни одного агента в Европе. 18 месяцев спустя на территории оккупированных стран действовали десятки отрядов, были созданы центры по проведению подрывных операций в Дурбане, Дели, Лагосе, Каире, Лиссабоне, Мадриде, на Гибралтаре, в Нью-Йорке, в Стамбуле. Немецкая крепость в Европе была осаждена со всех сторон.

Подрывники обретали опыт, работали все эффективнее. Они понимали, что старый британский лев Уинстон Черчилль знал, о чем говорил, когда рисовал картину «пылающей Европы».

Дирижер ищет солистов

Генерал Судоплатов был военным атташе Советского Союза при правительстве в Виши, и в момент капитуляции Франции он получил отпуск для поправки здоровья, чтобы подлечить печень. Перед отъездом вечером 21 июня в его квартиру позвонил посетитель. Редко кто мог позволить себе побеспокоить генерала во внерабочие часы, заявив:

«Мне надо передать генералу сообщение чрезвычайной важности!»

Потом этот посетитель еще раз повторит генералу:

«То, о чем я вам твержу в течение нескольких недель, произойдет сегодня вечером — Гитлер отдал приказ начать наступление на СССР. Нельзя терять ни минуты, надо срочно предупредить Москву».

Посетителем был Леопольд Треппер, один из самых крупных советских разведчиков, работавших на Западе.

Судоплатов возмутился:

«Да ты с ума сошел! Мыслимо ли это! Это невероятно! Я отказываюсь передавать такое сообщение, оно нас поставит в нелепое положение».

Треппера, одним из псевдонимов которого был Отто, нелегко было сбить с толку. Он давно был знаком с военным атташе и прекрасно знал, что генерал держится на этом месте лояльностью режиму, упорством и звезд с неба не хватает. Судоплатов в конце концов согласился послать телеграмму в Москву.

Наутро по радио передали, что война началась, Гитлер начал наступление на Востоке. Глава советской разведсети на Западе, которую немцы называли в своих документах «Красным оркестром», оказался прав.

Кем был Треппер, который был известен также под именами Отто, Эдди, Дядя, Бауэр, Генерал, Герберт? Как он получил такую информацию? В начале войны Трепперу было 37 лет. Это был польский еврей, высокий блондин с умным подвижным лицом, несколько склонный к полноте. Он родился в Польше в бедной семье. 12 лет лишился отца, юношей стал учиться во Львовском университете на литературном факультете, а затем перевелся в Краковский университет. Учебу он совмещал с работой каменщика, кузнеца, разнорабочего в литейном цехе. В компартию он вступил на заводе, а в 22 года был заключен в тюрьму на 8 месяцев.

Затем он переехал в Варшаву, где полиции было уже известно о нем. Это помешало ему эмигрировать в Париж. Теперь перед ним стоял выбор — нищенствовать в Польше или постараться перебраться в Палестину через сионистскую организацию. Так, в 1928 году в возрасте 24 лет Треппер оказался в Палестине, где поначалу работал дорожным рабочим, затем на полях. На следующий год его избрали членом ЦК компартии Палестины. Он был опять арестован, на этот раз английской полицией. В тюрьме объявил голодовку, и в 1930 году был освобожден. Теперь он решил эмигрировать во Францию, о которой давно мечтал.

В этой стране он смог лучше проявить свои способности. Правда, ему пришлось начать все сначала — он мыл посуду, работал в прачечной. И вскоре стал рабочим корреспондентом. Во Франции этих добровольцев, поставлявших информацию советской разведке, было более 3 тысяч. Это была настоящая разведсеть, которой руководил польский еврей Бир 28 лет, ему помогал Штром, тоже польский еврей, еще более молодой. Эта сеть была раскрыта полицейским комиссаром, носившим смешную фамилию Фо-Па-Биде. Штром вовлек Треппера в организацию, где тот стал работать под именем Домб.

Домб-Треппер едва не попался в цепкие руки французского комиссара, и ему пришлось бежать в Берлин, где он укрылся в советском посольстве. Оттуда он был послан в Москву. И только теперь его карьера получила серьезный толчок. В 28 лет он поступил учиться в военную академию.

В течение двух лет он занимался на курсе, на котором преподавал генерал Орлов, известный разведчик. Одновременно Треппер работал журналистом в еврейской общине. В 1937 году в Москву приехал его друг Штром, отсидевший пять лет во французской тюрьме. Причина провала сети рабкоров осталась неясной, не исключали, что комиссар Фо-Па-Биде получил сведения от корреспондента газеты «Юманите». Чтобы выяснить обстоятельства провала и провести расследование, было решено послать в Париж Треп-нера. Он согласился.

Треппер вернулся в любимый Париж нелегально, но теперь у него была хорошая защита. Он провел расследование, придя к выводу, что журналист был не виновен. Треппер нашел настоящего предателя. Это был голландский еврей, руководивший советской разведсетью в США, а в тот момент переведенный во Францию и перевербованный американской разведкой. Треппер послал анонимно во французскую полицию результаты своего расследования, положив конец работе двойного агента.

Это был настоящий первый успех Треппера. Вскоре он получил более ответственное задание.

В конце 1938 года ему поручили создать советскую разведсеть в Бельгии, выдав 10 тысяч долларов и предоставив свободу действий в подборе агентуры. Теперь его звали Адам Миклер. Сразу по приезде он встретился с давним знакомым — эльзасским евреем Лео Гроссфогелем, с которым познакомился в Палестине, участвуя в сионистском движении.

Гроссфогель был родом из обеспеченной семьи Страсбурга и в Брюсселе основал фирму по продаже плащей. Его магазин назывался «Резиновый король». Гроссфогель был успешным коммерсантом и убежденным коммунистом. Он откликнулся на предложение Миклера-Треппера основать разведсеть, которая будет работать в интересах СССР.

Друзья основали новое коммерческое предприятие, расширив экспорт плащей, но главным было создать прикрытие для развед-работы.

Хитрый Треппер назначил коммерческим директором фирмы Жюля Жаспара, брата бывшего премьер-министра. При таком директоре полиция вряд ли стала бы проверять фирму.

В первой половине 1939 года Треппер активно собирает агентуру, пользуясь надежным прикрытием. Теоретически работа должна была быть направлена против Англии. Под видом создания коммерческих филиалов Треппер регулярно посещал Осло, Стокгольм, Гамбург, Копенгаген, Булонь.

До момента немецкого наступления на Западе весной 1940 года задачи разведсети оставались неизменными — борьба против Англии. Ведь с осени 1939 года Советский Союз был союзником Германии.

Затем в Бельгию к Трепперу были посланы Москвой два русских профессиональных разведчика, выдававшие себя за южноамериканцев. Макаров (Карлос Аламо) был молодым летчиком, сражавшимся в Испании. Он любил риск, женщин, выпивку. Другим был Соколов (Гуревич), по документам Винсент Сьерра, он также сражался в интернациональных бригадах в Испании. Соколов просил называть себя Кентом. Два русских разведчика были очень разными. Кент был родом из Латвии. Он не был таким экспансивным и внешне привлекательным, как Макаров, но был умен, образован, отлично справлялся с работой. Когда в августе 1940 года Треппер выехал в Париж в качестве постоянного коммерческого директора по Западной Европе, руководителем разведсети вместо него остался Кент.

В Париже Треппер встретился с польским евреем, которого знал по Палестине. Это был Гиллель Катц — спокойный, добродушный, небольшого росточка, который наряду с Гроссфогелем, Аламо, Кентом стал основным помощником Треппера.

Уже в течение нескольких лет в Берлине существовала другая советская разведсеть. Она не была связана с разведсетью Треппера, отличалась по методам работы и составу агентов, являясь частью «Красного оркестра».

Макаров был послан в группу Треппера в Брюсселе по решению Москвы. Треппер познакомился с ним весной 1939 года. Аламо понравился ему — это был душа-парень, симпатичный, правда, излишне импульсивный. В кафе они заказали по рюмке коньяку. Макаров продолжал пить, и Треппер боялся, что на них обратят внимание. На просьбу Треппера ограничиться Аламо ответил раздраженно, что у него денег хватит, чтобы расплатиться.

Действительно, у него было 10 тысяч франков (Директор не поскупился). Треппер решил, что новый агент и его деньги понадобятся коммерческой организации Гроссфогеля, но не хотел лично их знакомить друг с другом — на случай провала.

Надо было придумать, как свести их друг с другом. Треппер посоветовал Карлосу дать экономическое объявление в бельгийской газете такого содержания: «Промышленник из Южной Америки хочет вложить капитал в процветающее предприятие». Треппер знал, что Гроссфогель ищет помощника для работы в филиале в Остенде, который его беспокоил. Треппер обратил внимание Гроссфогеля на объявление в газете, и он ответил южноамериканцу, а тот, в свою очередь, уведомил Треппера. Так Аламо стал работать в Остенде, не зная, что Гроссфогель входит в агентуру «Красного оркестра». Гроссфогель тоже думал, что у него работает настоящий южноамериканец, ничего не знающий о разведсети. Никакой пыткой нельзя было вырвать этого признания.

Харро Шульце-Бойзен родился в 1912 году в богатой семье немецких националистов с консервативными взглядами. Он был внуком адмирала фон Тирпитца. Отец Харро был морским офицером, начальником немецкого штаба группы войск, размещенных в Нидерландах, и до самого ареста сына ничего не знал о его подпольной работе. С 1929 года Харро стал активно работать в группе националистов «Юнгендойтчер Орден», но понял, что ему не по пути с молодыми нацистами. Он не был коммунистом, но считал, что между этими двумя идеологиями есть какой-то третий путь. Редактируя газету «Оппозиционер», он не раз высказывался по этому вопросу. Приход к власти нацистов способствовал тому, что Харро сблизился с коммунистами. Он был ненадолго заключен в тюрьму, откуда его вызволила семья, имевшая влиятельные связи.

Харро решил сначала укрепить свое положение в обществе, а затем включиться в политическую борьбу.

Он вступил в авиационный полк и продолжал изучать языки (он говорил на шести языках), экономику, географию. В 1936 году Харро женился на Либертас Хаас-Нейе. Свидетелем на свадьбе был маршал Геринг. Вот почему об инциденте 1933 года, приведшем Харро в тюрьму, никто больше не упоминал.

Одновременно Харро стал работать в Исследовательском институте Германа Геринга, где познакомился со многими коммунистами и стал сотрудничать с советской разведкой, передавая ей информацию о ходе войны в Испании. Он объединил группу преданных друзей, занимавших высокое положение в обществе, так что к началу войны эта группа уже была действующей разведсетью. Харро сотрудничал с Бюро печати Министерства аэронавтики, продолжая работать в исследовательском институте, затем стал преподавать в академии при Министерстве иностранных дел, вел семинары по вопросам политики в Берлинском университете. Шульце-Бойзен был одним из наиболее информированных специалистов в довоенной Германии. Его жена Либертас работала в Министерстве пропаганды. Это была красивая пара молодоженов, посещавшая светские приемы, имевшая друзей в высшем обществе Третьего рейха.

Шпионская симфония для плана «Барбаросса»

История берлинской группы «Красного оркестра» начинается в 1933 году. Через три месяца после прихода Гитлера к власти в стране было еще много немцев, которые не понимали, что происходит, и не допускали, что национал-социалистическая революция окончательно победила в Германии и вскоре утвердится во всей Европе. Другими словами, в 1933 году в стране существовала оппозиция нацизму. Она группировалась вокруг газеты «Оппозиционер», издававшейся в Берлине.

В конце апреля 1933 года отряду СС было поручено навести порядок в редакции этой «позорной газетенки». Журналистов было приказано арестовать и найти способ «привести их в чувство». Возможно, не все они были коммунистами или евреями, и была надежда вырвать из лап жидов и марксистов запутавшегося немца.

Действительно, был среди них и экземпляр настоящего арийца, которыми так восхищался фюрер. Издателем газеты был высокий мужественный молодой блондин 24 лет. Звали его Харро Шульце-Бойзен. Дед Харро был великим адмиралом, прославившим германскую империю, звали его фон Тирпитц. Это была семья консерваторов-монархистов, которая без восторга встретила национал-социалистическую революцию. Однако они полагали, что у консерваторов хватит терпения перевоспитать нацистов.

Ворвавшись в редакцию, команда молодчиков СС стала избивать присутствующих плетками и бить ногами. Среди журналистов был больной юноша, который не перенес этого побоища. Эта сцена жестокости и насилия оставила неизгладимый след в душе Харро Шульце-Бойзена. Он принял решение насмерть сражаться против нацизма, вплоть до сотрудничества с советской разведкой. Освобожденный после недолгого тюремного заключения усилиями семьи, он до 1936 года служил пилотом в коммерческой авиации, затем остался в военной авиации резервистом.

План борьбы медленно созревал в его душе, а пока он укреплял дружеские связи среди высшего берлинского общества, к которому принадлежала его семья, работал в пресс-службе Министерства аэронавтики, отвечая за международный сектор, который был для него идеальным прикрытием. В 1938 году он написал книгу о развитии и достижениях военной аэронавтики в различных странах, и в частности в Германии.

Весной 1941 года под псевдонимом Р. А. Гермес он опубликовал в швейцарском издательстве «Вита Нова» в Люцерне (которым руководил антинацист Рудольф Ресслер, сотрудничавший с советской разведкой) свое исследование. В этой брошюре Харро изложил принципы, которыми руководствовался в своей последующей работе разведчика. Брошюра называлась: «Театры военных действий и условия ведения войны». В ней было всего 84 страницы, но содержание ее было взрывоопасно.

Автор анализировал геополитическую ситуацию в мире накануне 1941 года, приводил обширную информацию стратегического и военного характера, касающуюся Германии, писал, что Германия стоит на пути развязывания мировой войны, которая не может не кончиться для нее поражением, считая, что оно станет началом революции в стране. Так думал не только он, в Генштабе такую точку зрения поддерживал генерал Людвиг Бек.

Для победы революции надо было способствовать поражению нацизма, а значит сотрудничать с советской разведкой.

Из брошюры можно было вычитать идеологические мотивы «благородного предательства», которое было следствием глубоких политических убеждений. Этих взглядов придерживались все немцы, работавшие в берлинской группе «Красного оркестра».

Рядом с Харро работала его жена Либертас (ее дедом был князь Филипп д’Эйленбург), но она не была марксисткой, просто любила мужа; Арвид фон Харнак, философ и экономист, энергичный и одновременно сдержанный коммунист, занимавший высокий пост в Министерстве экономики; Милдред Фиш, жена Харнака, американка, преподававшая английскую литературу. Милдред тоже примкнула к группе из любви к мужу, но она была более глубокой натурой, чем красавица Либертас, и стремилась к активной работе.

Третьей супружеской парой были Адам и Грета Кучковы. Она была активной коммунисткой, он — драматургом, вхожим в артистические круги, марксистом. В группу Харро Шульце-Бойзена входил Эрвин Гертц, офицер, работавший в отделе диверсий Министерства воздушного флота, а также два инженера — Куммеров и Томфор, работавшие на крупном заводе, выпускавшем радиоаппаратуру.

Задолго до нападения Гитлера на Советский Союз о нем Сталину сообщили из нескольких источников: «Красный оркестр», группа в Швейцарии («Три Росси») и прежде всего Рихард Зорге.

Обе группы «Красного оркестра», берлинская и брюссельская, передавали информацию в Москву. Но берлинская группа направляла ее сначала в Швейцарию (откуда «Три Росси» передавали ее в Москву) или через Брюссель.

Качество информации разведсети Шульце-Бойзена было высочайшим. Только в октябре 1941 года абвер заподозрил утечку важной стратегической и военной информации.

Через несколько дней после начала наступления на Советский Союз в ночь с 25 на 26 июня 1941 года произошло событие, которое знаменовало противостояние немецкой разведслужбы и «Красного оркестра».

Этой ночью станция в Кранце, Восточной Прусии, перехватывавшая сообщения норвежской подпольной станции, передававшей сообщения на Англию, впервые приняла сообщение неизвестной до сих пор станции KLK РТХ. Радист передавал шифрованные сообщения. Но в тот день немецкого наступления, в котором Гитлер предвещал скорую победу, на сообщение неизвестного радиста никто не обратил особого внимания.

Через несколько дней станция радиоперехвата в Кранце засекла сообщение, которое передавалось не из Норвегии и не из оккупированной немцами территории, а из самого Берлина!

Для немецкой разведки это было равноценно взорвавшейся бомбе, это был скандал!

Немецкая компартия была давно разгромлена, на территории Германии после заключения пакта о сотрудничестве с Советским Союзом советская разведка не работала (невероятно, но Сталин соблюдал условия договора).

Рейнхард Гейдрих кричал о провокации советской разведки в Германии и признавал упущение службы безопасности.

Можно было предположить, что на станции радиоперехвата в Кранце ошиблись — не могло быть в Берлине радиста, передававшего шифрованные сообщения.

Плохое оборудование? Но в области радиофонии Германия стояла в авангарде всех технических новшеств. В частности, Исследовательский институт Германа Геринга располагал только что отлаженной аппаратурой радиоперехвата, которой не могли похвастать ни русские, ни американцы. Почему бы ею не обзавестись отделу перехвата немецкой военной разведки функабвер? А ведь не могли, потому что Геринг и Канарис до сих пор не ладили, уж не говоря об отношениях Гейдриха и Канариса, которые в душе друг друга ненавидели. Так что вместо того, чтобы действовать сообща, немецкие разведслужбы соперничали и строили козни друг другу.

Функабвер, не располагая современной радиоаппаратурой, дал заказ частной фирме «Леве-Опта-Радио», которая разработала еще более совершенную радиоаппаратуру, но на это понадобилось время. И по ошибке аппараты поступили в ведомство Геринга. Время было упущено. Хотя через три недели после первой передачи берлинский радист замолчал, что подтверждало правоту скептиков — станция радиоперехвата в Кранце что-то напутала.

Но радист станции KLK РТХ продолжал работу, и, как утверждали на станции в Кранце, передавал сообщения напрямую Москве. Откуда вел передачи радист? На это раз радиус его местонахождения был огромен — юг Германии, Бельгия, Нидерланды, север Франции! Ищи иголку в стоге сена… К середине 1941 года произошло искусственное объединение двух разведсетей (ранее каждая зависела непосредственно от Москвы, и Треппер не имел власти в группе Шульце-Бойзена), которая стала называться «Красным оркестром» и почти беспрепятственно передавала сообщения в Москву.

Радисты на жаргоне назывались пианистами, члены подпольной группы — солистами, радиопередатчики — музыкальными шкатулками, а руководил исполнением оркестра директор разведгруппы — дирижер.

Работа «музыкальных шкатулок»

Станция KLK РТХ регулярно посылала свои сообщения, что позволило немецкой разведке запеленговать радиопередатчик в Бельгии, но в конце лета 1941 года передачи стал вести другой радист из Берлина. Теперь сомнений не было, и отделу военной разведки функабвер предстояло обнаружить его. Но радист вел передачи с перерывами, и разведка видела хитрости там, где была простая неопытность «пианиста».

Радист, например, не знал, что для того чтобы вести передачи в постоянном ритме, зависящем от шести длин волн и тридцати указателей вызова, он не должен вести передачи в последний день месяца, имевшем 31 день, иначе эту передачу московская станция не сможет принять.

Все сообщения, посланные Хором (псевдоним Харро Шульце-Бойзена) в Москву, были чрезвычайно важными и точными.

Вот примеры:

«От Хора Директору. Источник: Мария.

Тяжелая артиллерия движется из Кенигсберга в направлении Москвы. Тяжелые батареи береговой обороны погружены в Пиллау (Балтийске) и едут в том же направлении».

«От Хора Директору. Источник: Тустав.

Потери танковых бригад на Восточном фронте равняются И дивизиям».

«От Хора Директору. Источник: Арвид.

Гитлер приказал взять Одессу до 15 сентября. Запаздывание подразделений на южном фланге мешает проведению немецкого наступления. Информация поступила от офицера военной разведки».

«От Хора Директору. Источник: Моритц.

План два вошел в действие три недели назад. Возможная цель: достичь линии Архангельск — Москва — Астрахань к концу ноября. Все продвижения немецких войск согласованы с этим планом наступления».

«От Хора Директору. Источник: военная разведка, через Арвида.

На Восточном фронте большинство немецких дивизий имеют серьезные потери живой силы. Солдат, получивших военную подготовку, осталось мало. Подкрепления подойдут через четыре — шесть месяцев».

В общей сложности группа Шульце-Бойзена передала в Москву более сотни телеграмм с ценнейшей информацией о наступательных операциях немецкой армии, о ходе обороны, о материальном обеспечении и состоянии духа немецкой армии, о состоянии немецкой оборонной промышленности, добыче угля и выпуске самолетов.

Содержание сообщений было безупречным, надо было подтянуть техническую часть. Высказывалось рискованное предложение забросить в Германию радистов на парашюте или же перевести в Берлин одного из радистов брюссельской группы. Так или иначе надо было решить проблему. 10 октября Москва направила в Брюссель следующую телеграмму:

«От Директора Кенту.

Немедленно поезжайте в Берлин и свяжитесь по трем указанным адресам, выяснив причину перерывов в радиосообщениях. При необходимости сами ведите передачи. Работа трех берлинских групп и получение от них информации имеет особо важное значение».

В телеграмме указывалось три адреса. В последней фразе русская разведка наконец отметила работу своих берлинских помощников, сообщениям которых о дате начала войны (план «Барбаросса») Сталин не поверил, равно как Трепперу и Зорге. Текст телеграммы заканчивался так: «Пароль — директор. Сообщите новости до 20 октября».

13-го Москва отправила в Берлин еще одну телеграмму:

«От Директора Фреду для Вольфа, для передачи Хору.

Из Брюсселя приедет Кент, чтобы наладить регулярность радиопередач. В случае неудач и новых перерывов пересылайте материал Кенту, а он в Москву. Передайте ему накопившийся материал. Дата выхода в эфир 15-го».

Кент уже приезжал в апреле в Германию по случаю открытия Лейпцигской промышленной ярмарки, а в действительности для того, чтобы войти в контакт с группой Шульце-Бойзена.

Он вернулся в Берлин в октябре, чтобы подыскать запасной радиопередатчик и дать в помощь слабому «пианисту» опытного инструктора, выйдя на связь с опытным коммунистическим агентом. Он выполнил все задуманное, передачи из Берлина возобновились, но тут функабвер вновь возобновил попытки локализовать радиста, и пришлось прервать сообщения. Москва это предусмотрела, дав поручение Кенту самому пересылать сообщения берлинской группы. Теперь передачи стали идти из Берлина в Брюссель.

С этого момента основной площадкой работы «Красного оркестра» стал Брюссель: Треппер посылал Кенту сообщения из Парижа, Шульце-Бойзен из Берлина. В Брюсселе Аламо-Макаров работал по намеченному им плану. Самая большая опасность — раскрытие берлинской группы миновала. Эта группа была в глазах немцев наиболее скандальной для репутации ее разведки.

Большой объем информации продолжал поступать в Москву. Вот содержание отдельных телеграмм:

«В болгарских портах немцы готовятся к отправке морем экспедиционного корпуса на Кавказ».

«Источник: Берлин. Немецкое командование считает невозможным достижение полной победы, так как блицкриг на Востоке провалился. Гитлера пытаются настроить на переговоры с Англией.

Руководство военной разведки считает, что война продлится еще тридцать месяцев, и надеется на заключение компромиссного мира».

«На Восточном фронте немцы потеряли лучших офицеров вермахта. Превосходство русских танков неоспоримо. Генштаб устал от бесконечных вмешательств Гитлера в стратегические планы и направления наступлений».

«Немецкий офицер сообщает о растущем напряжении между командованием итальянской армии и руководителями фашистской партии. Серьезные инциденты произошли в Вероне. Командиры отказываются исполнять приказы партийного руководства. Не исключена возможность государственного переворота в Италии, но не в ближайшем будущем. Немцы концентрируют войска в районе княжества Монако-Инсбрука для возможного вмешательства на территорию Италии».

«Сообщение офицера высшего немецкого командования из Берлина. В военных кругах царит скептицизм относительно исхода войны на Востоке. Даже Геринг сомневается в военной победе. Гарнизоны и призывные пункты пусты. В Берлине ходят слухи о возможной ликвидации Гитлера и прихода к власти военной диктатуры».

«Общее число вооруженных сил Германии: 412 дивизий, 21 из которых находится во Франции, это в своем большинстве дивизии второго фронта. (Согласно более точной послевоенной информации эти цифры были преувеличены: на 22 июня 1941 года у немцев было от 208 до 246 дивизий. А во Франции 38 дивизий.) Войска во Франции дислоцированы на юге и окрестностях Бордо, три дивизии продвигаются на восток. В Люфтваффе служит миллион человек, включая наземный персонал».

«Немецкая станция прослушивания, расположенная в десяти километрах к западу от Мадрида, перехватывает сообщения американской, английской, французской разведок, которые те маскируют под коммерческие объявления фирмы „Штюрмер“. Испанское правительство знает об этом и помогает им. Руководит пятнадцатью радистами, носящими гражданскую одежду, офицер. Филиал станции находится в Севилье. Передачи из Мадрида в Берлин ретранслируются через Бордо и Париж».

Теперь можно понять, почему Сталин стал наконец прислушиваться к сообщениям разведсети «Красный оркестр». Некоторые сообщения были невероятно точны, и почти все, о чем предупреждали, происходило. Треппер, Кент, Шульце-Бойзен, несмотря на разность характеров и методов работы, смогли выйти на нужных информаторов, осведомленные источники во многих странах. Аналогично Зорге на Дальнем Востоке с ними сотрудничали многие корреспонденты, проживавшие по всей Западной Европе.

К концу 1941 года функабвер с горечью вынужден был признать, что «Красный оркестр» представляет серьезную опасность для Третьего рейха и немецкой армии. Необходимо было покончить с ним как можно скорее.

Недоверие и непонимание, которое проявляла Москва по отношению к «Красному оркестру», остаются загадкой. Через два дня после того, как Треппер сообщил советскому военному атташе при правительстве в Виши о приказе Гитлера начать наступление на СССР, он спросил прибывшего из Москвы его заместителя, как было воспринято это сообщение руководством. Ответ был таким: «Директор мне сказал, что твою телеграмму сразу же показали Хозяину (Сталину), он был очень удивлен и сказал: „Обычно Треппер мне посылает серьезные сообщения, делающие честь его политической прозорливости. Как же на этот раз он не догадался, что речь идет о грубой провокации англичан?"»

Еще более беспокоило Треппера непонимание Центром работы его разведсети в Бельгии и Франции, когда ему было отказано в установке передающей радиостанции. Центр не принимал во внимание его предупреждений, что сообщения радистов длятся слишком долго, что их легко запеленговать и радисты рискуют жизнью. И почему не отменяется приказ сохранять в течение 24 часов копии переданных сообщений? Последней каплей, переполнившей терпение Треппера, была телеграмма от 10 октября, посланная Кенту, в которой Москва сообщала важные адреса, в частности адрес руководителя берлинской группы, которые легко можно было расшифровать. Разведсеть переживала тяжелые времена: Кент был вынужден бежать в Марсель, был арестован назначенный Москвой в разведсеть Брюсселя Ефремов, а затем Вензель и Винтеринк.

Треппер вынужден был впервые задать себе вопрос, не скрывается ли за действиями Центра что-то иное, чем упущение. Узнав об аресте Ефремова, Москва ответила: «Знаем. Нам сообщили, что у него были проблемы с валютой. Но сейчас дело улажено и его освободили».

Да, Ефремова освободили, но почему Москва не интересовалась, какой ценой? Когда Треппер сообщил, что у него есть доказательства, что Ефремов — предатель, Центр ответил: «От страха вы потеряли голову. Приказываем немедленно возобновить связь с Ефремовым».

Брюссель: тайна квартиры на улице Атребат

25 июня 1941 года в 5 утра молодой немецкий оператор станции радиоперехвата в Кранце, как обычно прослушивавший ежедневную передачу подпольной норвежской станции SEK, заметил резкие помехи в эфире и рядом на волне новую станцию, РТХ. Естественно, что он записал то, что передавал радист KLK станции РТХ — 32 группы из 5 цифр, за которыми следовало буквенное обозначение станции и радиста. В последующие месяцы передачи сообщений были регулярными.

Сразу были сделаны попытки локализовать радиопередатчик. В этих попытках участвовали станции в Кранце и Братиславе. К осени обе станции были уверены, что передачи ведутся из Брюсселя. Абвер послал в бельгийскую столицу специалистов и оборудование — машины и чемоданчики с аппаратурой для перехвата радиосигналов.

Это была настоящая охота с той разницей, что «пианист» не мог передвигаться во время работы. Он мог менять точки, но это было небезопасно, так как Брюссель был оккупирован немцами. Если же он оставался на одном месте, то рано или поздно мог быть обнаружен.

Специалисты функабвера знали, что имеют дело с опытным радистом и подпольщиком. В середине ноября они поняли, что речь идет не об одном передатчике, а о трех, которые работают по очереди на той же длине волны и с теми же выходными данными. Это чрезвычайно усложняло задачу «охотников». Речь могла идти о многих адресах и радистах. Однако они не теряли надежду.

Начало работы в Брюсселе было неудачным — радиоаппаратура, которую абвер приобрел у фирмы «Леве-Опта-Радио», нуждалась в ремонте (можно предположить, что «Красный оркестр» и там имел своих агентов). Вскоре приборы наладили и запеленговали три передатчика, все они находились в пригородной зоне Брюсселя: в Ле-екен, Уккле и Эттербеке. Расстояния между этими пунктами были огромными, время, отпущенное для выполнения задания, заканчивалось, начальство торопило. К счастью, в начале декабря заработал радист в Эттербеке.

До самого прибытия группы техников функабвера ответственный контрразведчик в Ганде каждую ночь слушал и знал о работе РТХ, но не мог никак реагировать. Позже он рассказывал, что воспрянул духом с приездом специалистов из Берлина: «Мы погрузили аппаратуру перехвата на самолет, и тот факт, что радист работал в течение пяти часов, нам очень помогло. Русские ни о чем не догадывались. Они не могли знать, что у нас такая совершенная аппаратура. Особенной новинкой был переносной чемоданчик с приборами. Даже опытные специалисты замирали перед этим чудом техники. Эти чемоданчики как раз и испытали в этом деле».

Ждать пришлось неделю, чтобы точно определить координаты грех передатчиков. И однажды вечером три автомобиля поехали в гри пункта, находившиеся в разных точках пригорода Брюсселя, составлявших большой треугольник. Каждая машина была снабжена аппаратурой. Передача в тот вечер длилась недолго. Специалисты ее сразу локализовали, определив направление (прямая линия на карте Брюсселя и пригородов). Точка, в которой три прямые линии пересекались, приходилась на тихую безлюдную улочку Атребат в пригороде Эттербек. Этой точке соответствовали дома № 99, 101, 103.

В доме № 99 жили фламандцы, относившиеся лояльно к немцам; в доме № 101 жили южноамериканцы; в доме № 103 никто не жил. Проверили все три здания, после чего с большой уверенностью можно было предположить, что радист работал в здании № 101, где жили южноамериканцы. В операции по захвату участвовали 10 сотрудников немецкой военной полиции и 25 человек территориальной жандармерии, на сапоги которых были надеты шерстяные носки для приглушения шагов.

«Мой план был простым, — рассказывал командир группы захвата. — Решительный бросок. Я с двумя жандармами вбегаю в дом фламандцев, офицер с двумя жандармами вбегает в дом южноамериканцев. Двое — в пустующий дом. Третий офицер командует полицейскими, которые занимают позиции на улице Атребат. Мы запаслись переносными лампами, пожарными лестницами, чтобы забраться на крышу, топориками для взламывания дверей. В два часа ночи заняли указанные позиции. Через полчаса — приказ начать операцию по захвату.

Когда мы ворвались в дом фламандцев, то поняли, что ошиблись, там передатчика не было. Из дома № 101 офицер абвера кричит: „Здесь! Он здесь!" Звучат выстрелы. Вижу, что жандармы стреляют в направлении человека, который выходит из дома, и бросаются за ним. Я бегу им навстречу, в дом южноамериканцев. На третьем этаже в комнате спит женщина, красивая, лет 25, типичная еврейка. В комнате первого этажа стоит еще теплый радиопередатчик, которым занимается мой сержант. На втором этаже еще одна еврейка — высокая, красивая, лет 25–28. Слышу крики: „Мы его схватили! Схватили!" Они поймали беглеца, который хотел спрятаться в подвале здания напротив. Он оказал сопротивление, его побили, видна на теле кровь. У него паспорт южноамериканца в полном порядке».

Это были обычные люди, ничем не примечательные. Еврейкой с первого этажа оказалась немка из Франкфурта Рита Арнольд, коммунистка, эмигрировавшая в Бельгию — печальная девушка, абсолютно лишенная жизненной энергии. На допросе она была разговорчивой, но сказать ей было особенно нечего. Еврейка со второго этажа оказалась более интересной личностью. Ее звали София По-знанская, она была энергичной польской коммунисткой, занималась шифром и изготовлением фальшивых документов. Пытавшимся бежать был тоже еврей по имени Камилло, которого Треппер завербовал во Франции, он был ветераном интернациональных бригад и участником сионистского движения в Палестине.

Он только начинал работать, но знал достаточно о Треппере и Кенте. София и Камилло молчали. Камилло умер под пытками, София повесилась. Риту расстреляли.

В кладовке дома № 101 по улице Атребат немцы обнаружили лабораторию для печатания фальшивых документов, в том числе незаполненные бланки служб абвера в Берлине. Это подтверждало, что у разведсети Брюсселя были в Берлине помощники.

При обыске помещений были найдены две фотографии: одна Треппера, другая — Кента. Рита пояснила, что на одной из них был главный руководитель, на второй его заместитель. О первом она ничего не знала, второй жил в Брюсселе с красивой блондинкой, любовницей.

За домом № 101 было установлено наблюдение. На следующий день после облавы в дом пришли пять посетителей: первый был владельцем дома, второй продавцом кроликов, одетым как нищий, третьим был Аламо, в кармане которого были шифрованные сообщения, четвертым был инженер фирмы «Тодт», пятой была красивая индонезийка Сюзанна Шмитц, любовница Аламо. Так что в самом начале операции немцам удалось сделать немало.

Среди попавших в ловушку был один разведчик, который знал основных агентов разведсети и шифр организации, — это был Аламо. Немцы упустили основного разведчика, прогнав взашей грязного торговца кроликами. Им был сам Треппер, их главный противник!

В тот же вечер Треппер выехал поездом в Париж, а Кент с Маргарет укрылись в доме бельгийских друзей, где считали себя в безопасности, пока ситуация не нормализуется.

Немцам не удалось разговорить арестованных разведчиков. Аламо молчал под пытками. Руководителей разведсети не удалось взять. Слишком уж спешили немцы и опять зашли в тупик. Организация была жива, оставались еще два радиста.

Париж: успехи торговой фирмы «Симекс»

В Париже Треппера ждали большие проблемы. Прежде всего необходимо было предотвратить арест Кента в Брюсселе и обезопасить других сотрудников на случай, если гестапо вырвет показания у Софии и Аламо. Кент в случае ареста мог не выдержать пыток, у немцев была его фотография и фото Маргарет, по которым их можно было обнаружить. Треппер приказал им выехать в оккупированную зону Франции, и Кент выбрал Марсель.

Трепперу удалось подкупить охранников тюрьмы Сент-Жилль в Брюсселе, от которых он узнал, что София и Аламо молчали на допросах, а Рита мало что знала.

Теперь предстояло решить, кого поставить вместо Кента во главе организации в Брюсселе. Ответ подсказала Москва. В течение двух лет в бельгийской столице был законсервирован русский разведчик капитан Ефремов, который мог быть использован в трудный момент. Треппер знал об этом, был с ним знаком.

Ефремов стал руководителем «Красного оркестра» в Брюсселе. Он был финном, военным инженером-химиком, приехал в Бельгию в сентябре 1939 года с паспортом на имя Эрнстрема и записался в Политехнический институт Брюсселя. Он занимался в институте как примерный студент и не принимал участия в работе организации. Это был интересный блондин, ему было около 30 лет. Давая инструкции по руководству разведсетью, Треппер вручил ему 10 тысяч бельгийских франков, советовал быть крайне осторожным. На шесть месяцев разведгруппа выводилась из активной работы, надо было переждать, а Ефремову держаться в тени во что бы то ни стало.

Так что немцы зашли в тупик — Треппер и Кент ускользнули от них, два других радиста в Брюсселе были в резерве, арестованные разведчики погибли, не выдав товарищей. В Берлине у немцев была только телеграмма, отправленная из Москвы на имя Кента 10 октября, но ее не удавалось расшифровать.

В Париже у Треппера не было передатчика. В самом начале войны Судоплатов выехал в Москву. Трепперу оставалось одно — выйти на связь с французскими коммунистами. Но и здесь надо было быть начеку. Раз в год Трепперу было разрешено встретиться с представителем французской компартии с разрешения Центра.

Эта встреча произошла по инициативе двух сторон в феврале 1942 года через два месяца после событий в Брюсселе, когда связь с Центром прекратилась. Треппер предложил Центру, чтобы накопившийся материал отправлялся через французских коммунистов. «Красному оркестру» необходим был передатчик. Москва согласилась с его предложением, и с Треппером стал работать французский коммунист Фернан Пориоль. Он был опытным радистом, но сообщения на своем аппарате мог посылать только в Лондон. Советское посольство пересылало их в Москву.

Перед отъездом Судоплатов не оставил Трепперу передатчика, но дал адрес двух абсолютно надежных радистов, супружескую пару польских евреев. Герш и Мира Сокол в начале войны перебрались из Бельгии во Францию.

Герш Сокол был родом из Белостока, русского города, отошедшего в 1918 году к Польше. Ему было 33 года, по профессии он был врач, учился во Франкфурте, Женеве, Брюсселе. Его жена Мира, еврейка из Вильнюса, была доктором общественных наук. Супруги были активными членами компартии Бельгии, и накануне войны власти выдворили их из страны. Треппер познакомился с ними в момент, когда евреи во Франции подвергались гонениям и тщетно искали возможности вернуться в СССР.

Подробно ознакомившись с их биографией, Треппер взял супругов Сокол в свою организацию. И не пожалел — Герш Сокол был умным, храбрым, неутомимым и ответственным сотрудником. Он стал «пианистом» «Красного оркестра» в Париже. В парижскую группу входили также брат и сестра Максимович и Грос-сфогель.

Информации накопилось много, Сокол часами просиживал за аппаратом во время продолжительных передач, что облегчало локализацию.

Треппер знал об опасности — через полчаса после начала передачи можно было ждать чего угодно. Он не мог забыть недавнего провала в Брюсселе, где время передач доходило до пяти часов. Разведчик предупреждал Москву, что передача, длящаяся свыше получаса, означает самоубийство, но приказ оставался неизменным — пять часов.

Начало 1942 года было золотым временем для «Красного оркестра». Парижская группа работала успешно. Треппер руководил работой семи групп агентов, имея безупречное прикрытие — фирму по импорту и экспорту товаров «Симекс».

«Симекс» была создана в сентябре 1941 года. Всю организационную работу провел Гроссфогель. Фирма занимала две скромные комнаты в помещении «Лидо» на Елисейских полях в Париже. Треппер и Гроссфогель превосходно совмещали разведработу и коммерческую деятельность.

В бизнесе они были связаны с немецкой организацией «Тодт», занимавшейся строительными материалами. Деловые контакты помогали разведчикам познакомиться с немецким военным командованием. Треппер отлично говорил по-французски с бельгийским акцентом, а Гроссфогель говорил по-немецки, как безупречный эльзасец.

Вот как описывает рабочую обстановку на фирме бывший портье-телефонист «Симекса» Эммануэль Миньон: «Было одно удовольствие работать на фирме, мы все время смеялись. Работали исключительно на черном рынке. Приходили продавцы и предлагали заключить выгодные сделки. Наши директора покупали все, коробок товара было невероятное количество. Однажды прибыла партия восточных ковров. Открыли один, а оттуда вылетела туча моли, едва глаза успели закрыть. Завернули ковер и решили продать фирме „Тодт“ всю партию оптом, не открывая. Те купили, и глазом не моргнув. „Тодт “ был нашим основным клиентом, хотя знал, что товар поступает с черного рынка. Однажды мы предложили им купить заброшенную железную дорогу. Они купили, продавая потом рельсы как металл, а шпалы на дрова. Мы продали им сотни тысяч бидонов для хранения бензина».

Занятная была фирма «Симекс», но в то время она не привлекала к себе внимания. Немцы не догадывались, что кроется за этой веселой куплей-продажей. «Когда сейф ломился уже от денег, — продолжает рассказ Эммануэль Миньон, — приезжали Катц или Гроссфогель и быстро увозили выручку, говоря, что спешат в деловую поездку. Странно, они никогда не возвращались с товаром».

Так что, сами того не подозревая, немцы содержали «Красный оркестр» и снабжали его информацией. Треппер, Гроссфогель и Катц умело выуживали у них то и другое.

Одной из парижских групп руководили два русских белоэмигранта — брат и сестра Максимович, отец которых был царским генералом. Анна Максимович была крупной женщиной, блондинкой, ростом 1,8 метра, весила сто килограммов, всегда была в отличном расположении духа. Василий был невысоким брюнетом, сдержанным по характеру, в нем было что-то мистическое.

Они жили в одной квартире, были неразлучны, вели активный образ жизни. Анна была врачом, руководила клиникой в Шуази-ле-Руа. Василий был инженером угольной промышленности. Брат и сестра были убежденными монархистами, антикоммунистами. До войны Анна была вице-президентом белогвардейской организации «Союз защитников родины», помогала этой организации материально. Политическая ориентация этого союза была нечеткой — там были эмигранты, сотрудничавшие с французской полицией, другие контактировали с советской разведкой, а кое-кто работал на немцев.

В начале 1941 года Василий свел с Треппером Герша Сокола, познакомившись с Гершем в лагере беженцев Верне в Арьеже. У Василия были серьезные рекомендации, и Москва советовала Трепперу ввести его в разведгруппу. Максимович имел ценные связи в парижской комендатуре и даже в Ватикане. Этот низкорослый крепыш нравился женщинам, были у него поклонницы-немки, работавшие в структурах немецкой армии.

Одной из них была Маргарет Хоффман-Шольц, секретарь полковника Куприана из штаба генерала Генриха фон Штюпльнагеля, племянница подполковника Хартога, работавшего в комендатуре Большого Парижа.

Треппер поручил брату и сестре Максимович создать разведгруппу, собирая сведения в среде белогвардейцев, французских аристократических салонах, среди католиков, избегая общаться с коммунистами и левыми.

Василия часто можно было видеть в штаб-квартире немецких войск в Париже, размещавшейся в гостинице «Мажестик», затем он помог Маргарет устроиться секретаршей в немецкое посольство, где послом Германии был Отто Абетц.

Таким образом «Красный оркестр» получал сведения обо всех событиях в дипломатических кругах и о положении на фронтах.

Передачи Сокола в Москву длились часами, и это, как и предупреждал Треппер, не могло не закончиться катастрофой. Местонахождение радиста было локализовано. Сипо-СД провело решительную операцию и арестовало Герша и Миру Сокол.

Их перевели в Берлин, подвергли пыткам, но Соколы держались как герои. Герш даже шутил во время допросов. Когда его спросили, как он стал «пианистом», он ответил: «Я как-то сидел за столиком кафе и отбивал пальцами мотивчик. Сидевший за соседним столиком незнакомец тоже постукивал по столику, потом поднялся, подошел ко мне, спросив, не хочу ли я поработать пианистом, у меня, должно быть, талант». Можно себе представить, как его после этого обрабатывали. Под конец невыносимых пыток Мира назвала один псевдоним большого начальника — Профессор. Ни она, ни муж не выдали палачам ни шифр, которым пользовались, ни имя Катца, которого знали.

Треппер опять уцелел. Он ждал провала и к нему подготовился заранее. Настал момент ввести в работу двух радистов из Брюсселя. Пришло время рисковать Ефремову.

Берлин: драматический финал «Хора»

В очередной раз в Берлине, как и в Брюсселе, мужество и самопожертвование разведчиков противника не позволило немцам воспользоваться результатами локализации радистов. Но переменчивая судьба улыбнулась и им в конце лета 1942 года. Наконец была расшифрована телеграмма, посланная Центром Кенту 10 октября 1941 года, где были упомянуты три берлинских адреса, по которым можно было легко выйти на разведсеть Шульце-Бойзена.

Неосторожность была потрясающей, но, может быть, у Центра не было другой возможности поступить иначе? Арест супругов Сокол подтвердил, что Центр не очень беспокоился о безопасности своих агентов. Главное для них было поскорее добыть информацию, любой ценой.

Телеграмма Кенту была расшифрована 14 июля 1942 года. По одному из указанных адресов проживал офицер Люфтваффе, сотрудник Министерства воздушного флота капитан Харро Шульце-Бойзен.

Это был человек безупречной репутации, вне подозрений. И только тогда вспомнили о неприятном эпизоде его юности в 1933 году, когда он был замешан в деле, связанном с арестом сотрудников газеты «Оппозиционер», выступавшей в защиту евреев и коммунистов.

Теперь решили не спешить с арестом и выявить всю цепочку. Прежде всего для ареста офицера, занимавшего высокий пост, необходимы были серьезные улики. Раскручиванию этой цепочки помог еще один случай.

За несколько месяцев до этого события из русского лагеря военнопленных бежал и достиг линии фронта немецкий летчик Гизеке. Он был в плачевном состоянии, но смог сообщить ценную информацию о том, что происходит за линией фронта. Его подлечили, триумфально встретили летчики эскадрильи, где он служил, а потом послали в отпуск на родину.

Гизеке хотел повидаться с женой в пригороде Берлина. После отпуска он в полк не вернулся и был объявлен дезертиром, а жена подтвердила, что домой он не возвращался. Вскоре один из летчиков эскадрильи случайно встретил Гизеке на улице Берлина, выследил, помог арестовать. На допросе Гизеке сознался, что в лагере был завербован русской разведкой и что недавно встретился с немецким связным по имени Хор.

Не оставалось сомнений, что Хор-Шульце-Бойзен был советским агентом. Теперь знали и его помощников: Арвида Харнака, работавшего в Министерстве экономики, драматурга и кинопродюсера Адама Кучкова. Всего в разведсети работали около ста человек и оставалось только выбрать удачный момент для ареста.

Наконец-то немецкая контрразведка напала на след берлинской группы «Красного оркестра», который принес ей столько вреда и хлопот.

И опять счастливый случай, и опять везло охотникам. Шульце-Бойзен ввел в группу двух специалистов по радиоперехвату, шифровальщиков, не знавших об истинных целях разведгруппы. Они должны были информировать его о проводимой ими работе. Однажды вечером они позвонили Харро Шульце-Бойзену домой и передали через горничную, что хотят с ним срочно повидаться. Они звонили из кабинета своего шефа, имена свои не оставили и попросили перезвонить срочно по этому телефону. Харро позвонил рано утром 31 августа. На этот раз хозяин кабинета Клудов был у себя, поднял трубку и услышал: «Говорит Шульце-Бойзен. Вы хотели передать мне что-то?»

Можно представить удивление Клудова. Он был одним из немногих, кому было известно, что готовится арест Шульце-Бойзена. Начался примерно такой диалог:

Клудов: «Алло! Я вас не понял».

Шульце-Бойзен: «Моя горничная передала ваше сообщение. Меня просили срочно перезвонить. Что произошло?»

Клудов: «Алло! Да… видите ли…»

Шульце-Бойзен: «Говорите же!»

Клудов: «Простите, я хотел вас спросить, как правильно пишется ваша фамилия, через „у“ или, и“?»

Шульце-Бойзен: «Через „у“, естественно. Думаю, что я ошибся номером. Вы мне не звонили?»

Клудов: «Нет…»

Шульце-Бойзен: «Наверное, это моя горничная что-то напутала. Простите».

Клудов: «Пожалуйста».

Шульце-Бойзен: «До свидания».

Собеседники забеспокоились. В абвере стали думать-гадать, наверное, Харро позвонил не просто так и подозревает слежку, хочет запутать начальника спецслужбы. И ему это удалось, так как Клудов не справился со смущением.

Решили поспешить и арестовали Шульце-Бойзена в тот же день.

За несколько дней в застенках гестапо оказались 118 человек группы «Красного оркестра», включая двух шифровальщиков, позвонивших накануне, сотрудников Клудова: Хейлмана и Траксла.

Теперь немецкая контрразведка могла насладиться победой, улов был большим. В сети попались все представители высшего немецкого общества — всех возрастов: мужчины и женщины. Что их вело — непонимание риска или мужество? Как бы то ни было, фатальная ошибка была сделана Москвой, написавшей адрес руководителя группы в телеграмме.

До самого конца Хор посылал ценную информацию в Центр: о продвижении войск, выпуске самолетов, подготовке Сталинградского сражения. Вся эта информация решала исход войны. Источник такой информации был ликвидирован по непростительной ошибке.

Что произошло с арестованными, легко представить. Под пытками руководители берлинского «Красного оркестра» молчали. Только Либертас, жена Харро, много знавшая, дала показания.

Арестованные знали, что их ждет смертная казнь. Шульце-Бойзен и Арвид Харнак надеялись, что казнь будет отсрочена, но судебный процесс был ускорен: 11 человек из 13, включая Шульце-Бойзена и Харнака, были приговорены к смертной казни.

Для того чтобы оттянуть время казни, Шульце-Бойзен придумал такой план. Он был уверен, что война закончится в 1943 году, и предложил нацистам отсрочить казнь на год, гарантируя, что в Швеции не будут опубликованы пересланные им туда секретные документы, компрометирующие правительство. Он гарантировал в этом случае сообщить содержание этих документов и раскрыть, где они хранятся.

Все это звучит романтически. Но к предложению прислушались — ведь Харро просил не об отмене казни, а об отсрочке на год. Гиммлер и Геринг приняли условия. Харро, уверенный в том, что ему дали слово чести, заявил: «Вы уверены, что документы мы храним только в Швеции? Я добился отсрочки казни, а теперь смогу добиться ее отмены». Странное заявление для человека мужественного, умного и опытного.

Приговоренных к смерти повесили 22 декабря 1942 года.

Наступление абвера в Бельгии

Локализация передатчика в Париже и арест супругов Сокол вынудили Треппера ввести в действие брюссельскую группу, которая после ареста на улице Атребат была законсервирована. 15 июня 1943 года станция перехвата в Кранце сообщила, что из Брюсселя вновь передаются шифрованные сообщения. Это еще раз подтверждало, что парижская группа, радист которой был арестован, и брюссельская, которая пришла ей на смену, руководились из одного Цен-гра.

Это было время подготовки к наступлению на Сталинград. Летом 1942 года у функабвера оставалось мало времени, и немцы не хотели повторять ошибок, которые допустили при аресте группы на улице Атребат в Брюсселе. Начинать приходилось с нуля, но действовать решительнее, чем в декабре. Сразу приступили к локализации радиста, который работал всю ночь. Москва опять с легким сердцем подставляла под арест очередного разведчика. Объект быстро локализовали — радист работал в Лаекене.

Понадобились еще три дня для уточнения дома — это было большое здание, находившееся между двумя складами.

Операция по захвату радиста была назначена в ночь с 30 июня на 1 июля. В ней участвовали 25 жандармов и группа молодых летчиков Люфтваффе. Ночь была очень светлая, и сигнал к началу операции дали в три часа утра. Предстояло обыскать здание начиная с первого этажа. Жандармы обежали все этажи до чердака — там и находился радист. Послушаем рассказ руководителя операции, того самого, который участвовал и в первом захвате на улице Атребат:

«Я вбежал на чердак. Он был разделен на небольшие отсеки. В одном из них вижу свет и нахожу там двоих жандармов, больше никого! Приказываю быстро проверить все квартиры этого здания. Аппарат радиста на столе, еще теплый. Рядом лежат документы на немецком языке и разбросаны почтовые открытки, присланные из немецких городов… было отчего перевести дыхание. Рядом на полу куртка и сапоги. Похоже, что радист чувствовал себя свободно, устроился поудобней. Где же он мог скрываться?

Поднимаю голову и вижу полуприкрытое слуховое окно. Высовываюсь, чтобы проверить крышу, — мимо меня просвистела пуля! Слышу крики со стороны улицы: „Осторожно! Он сидит на краю крыши!" Вижу, как он бежит по крыше, держа по пистолету в обеих руках, стреляя на бегу. Кричу летчикам: „Не стреляйте, он мне нужен живым!"»

Радиста арестовали. Это бы 40-летний изнуренного вида мужчина, по-французски он говорил плохо. Это был немец Иоганн Венцель. Он был отличным специалистом по радиосвязи и подготовил всех других радистов: Аламо, Камилло, Софью Познанскую.

На первых допросах он не говорил ни слова. Из Берлина сообщили: «Вы арестовали одного из руководителей немецкой компартии, руководителя подпольного комитета Коминтерна».

Гестапо, естественно, затребовало его себе. Там его два месяца пытали, превратив в живой труп, и отправили опять в Бельгию. Из Венцеля выбили показания, что Профессор живет в Париже. Впервые разведчик «Красного оркестра» согласился сотрудничать с немцами.

На чердаке осталось много незашифрованных сообщений.

Далее начальник операции по захвату рассказывает: «Это были документы, содержащие точную информацию о выпуске самолетов, танков, о потерях в действующей армии, о резервах. Ждала своего отправления телеграмма, в которой сообщались все детали наступления немецкой армии на Кавказе. Немецкие войска вели бои в сотнях километрах от Кавказа, а все военные планы были уже раскрыты — с указанием номеров дивизий, дислокации войск. Абсолютно все!»

Сначала абвер отказался поверить в существование такого документа. Но потом помощник Канариса полковник Бентивеньи, который ознакомился с текстом, признал очевидное. Он показал эту телеграмму маршалу Вильгельму Кейтелю, и тот был сражен наповал.

А меж тем Ефремов, следуя совету Треппера, спасался, пытаясь запастись другими документами.

Он обратился к специалисту по изготовлению фальшивых документов, работавшему в разведсети, Абрахаму Райхману, бывшему коллеге Венцеля по работе в Коминтерне. Райхман дружил с бельгийским полицейским, инспектором Матье, который выдавал себя за бойца Сопротивления, а на самом деле был агентом абвера.

Матье согласился достать паспорт, попросив фотокарточку. Для передачи этой фотографии они условились встретиться 30 июля, с 12 до 13 часов в ботаническом саду Брюсселя.

Там функабвер и арестовал Ефремова, который не оказал сопротивления, объяснив, что произошла ошибка, что он финн по фамилии Эрнстрем. Финское консульство подтвердило, что господин Эрнстрем — примерный студент Политехнического института. Но этот номер не прошел.

Ефремова пытали? Играли на антисемитизме украинца? Ефремов дал показания: рассказал о Кенте, открыл имена других «пианистов», место, где хранятся радиопередатчики, назвал имена корреспондентов «Красного оркестра» в Бельгии и даже сообщил о существовании разведсети в Нидерландах, о чем немцы не имели понятия. Связной этой сети (псевдоним Очки) был тотчас арестован в Брюсселе.

Когда полковнику Герману Гискесу, представителю абвера в Амстердаме, сообщили о существовании в Голландии советской разведсети, он сказал, что знал об этом, но в это время был занят проведением операции «Северный полюс».

Арестованный в Брюсселе агент Очки стал сотрудничать с фун-кабвером. С его помощью немцы вышли на руководителя организации «Красного оркестра» в Амстердаме — ветерана Коминтерна Антона Винтеринка. Он тоже согласился сотрудничать с немцами.

Ефремов продолжал давать показания. Чуть позже организацию предали еще два сотрудника — русский офицер Антон Данилов и Жермен Шнайдер, которая часто встречалась с Треппером.

Но Треппер уже знал о предательстве Ефремова и давно не имел контактов с Жермен. Ефремов назвал также имя Мальвины Грубер, чешки, которая была связной между швейцарскими «Тремя Росси» и бельгийской группой. Ефремов сказал, что Мальвина сопровождала Маргарет Барча, подругу Кента, в Марсель. Так что Кента надо искать в Марселе…

Ефремов рассказал о фирме «Симекс», о существовании которой он узнал от Треппера. Представитель абвера в Брюсселе уже сделал справки о «Симексе», узнав, что речь идет об одной из крупных фирм бельгийской столицы, что руководит ею южноамериканец и акционерами ее являются видные бизнесмены.

Как и парижский филиал, бельгийский «Симекс» занимался крупными сделками с немецкой армией. Ее сотрудники часто ездили в командировки и посылали из европейских городов деловые телеграммы. Теперь офицеры функабвера поняли, что южноамериканцем является Кент, а сотрудник, который приезжал забирать выручку, это директор фирмы, проживающий в Париже, — Леопольд Треппер.

Так к концу 1942 года «Красный оркестр» оказался в тяжелейшей ситуации. Его берлинская и брюссельская разведсети, не считая амстердамской и остендской групп, были разгромлены. Действовала только парижская группа.

Партитура «Парижского оркестра»

В 1941 году эта разведсеть была, как никогда, обеспечена деньгами — «Симекс» заработал 1 600 000 тысяч франков, гораздо больше, чем в 1942 году. Гроссфогель и Катц были прекрасными бизнесменами и добывали информацию через своих посредников фирмы «Тодт». Василий Максимович имел через подругу-секретаршу свободный доступ к документам немецкого Генштаба при администрации Большого Парижа. Анна Максимович была вхожа в кулуары Ватикана и сообщала сведения о внутренней политике Франции. Другие агенты приносили Трепперу сведения об экономическом положении в стране, о ситуации в Англии, так что в Париже развед-сеть процветала, а все другие группы, входившие в «Красный оркестр», были разгромлены.

Трудности начались, когда Треппер попросил Кента, спокойно проживавшего с Маргарет Барча в Марселе, вернуться в группу и стать радистом. После провала Венцеля и Сокола это было не просто. Он не сразу, но согласился. В Марселе был запасной передатчик, который полиции не удалось обнаружить.

В последнее время в Марселе Кент жил наконец нормальной жизнью с любимой женщиной, которая ждала от него ребенка. Они ходили в кино, на пляж.

Кто бы на его месте, после стольких лет напряжения и риска, не мечтал вернуться к нормальной жизни? У них были припасены фальшивые паспорта и необходимые на первый случай деньги. Треппер требовал вернуться в горнило…

Меж тем ситуация в Париже начала постепенно ухудшаться.

Команда «Красной капеллы», обосновавшаяся в здании Министерства внутренних дел в Париже, приняла решение выловить Большого начальника, который оставался неуловим. Немцы до сих пор многого не знали о Треппере: у них была его фотография, найденная при обнаружении первого радиста в Брюсселе, один из его псевдонимов, Профессор, вырванный под пытками у Миры Сокол, и сообщение Венцеля и Ефремова, что Треппер живет в Париже. Немного…

Копать начали с «Симекса». Командир немецкой команды, занимавшийся расследованием и поиском, сверился с коммерческим справочником и обнаружил фирму, которой руководил некий Гроссфогель. По сообщению Ефремова, это был ближайший помощник Треппера. Затем вышли на организацию «Тодт», коммерческого партнера «Симекса»: «Треппер? Конечно, мы его знаем! Это прекрасный надежный партнер… Можно ли с ним встретиться? Да проще простого. Он должен позвонить, так как у него через несколько дней истекает срок пропуска для поездки по южным районам».

Не надо забывать об опыте подпольной работы Большого начальника. Он знал, что Ефремов дал показания, рассказав немцам все, что знал, включая информацию о «Симексе». Наступило время временно прекратить работу фирмы в Париже и произвести реорганизацию разведсети.

Американцы вот-вот должны были высадиться в Северной Африке. Можно было открыть филиал «Симекса», например, в Алжире и направить туда Кента.

Слишком поздно! 8 ноября американцы высадились в Северной Африке, а немцы 11 ноября оккупировали свободную зону Франции. На следующий день Кента и Маргарет арестовали.

Маленький начальник знал об организации значительно больше Ефремова, и почему теперь, когда вся организация разгромлена, он должен молчать под пытками? Кент в гестапо назвал некоторые имена, которые им уже были известны, но немцам не удалось ничего из него выжать о Большом начальнике, Треппере.

Это теперь не было столь важно, потому что команда «Красной капеллы» сама вышла на след Треппера.

«Симекс» переехал и теперь размешался в роскошном особняке на бульваре Хауссман, из которого было несколько выходов. Треппер предусмотрел эти запасные выходы на случай внезапного приезда немецкой команды. В офисе он установил аппарат с часовым механизмом, который заводил ежедневно. При входе в помещение в отсутствие хозяев этот аппарат давал наружу радиосигнал — это означало, что в конторе засада. Теперь была строго упорядочена и работа радистов.

Могло ли все это обескуражить инспектора Модера, который выслеживал Треппера? Он знал обо всех трюках Большого начальника, чтобы не угодить в ловушку, — обманных деловых встречах, организации внешнего наблюдения…

Кольцо осады сужалось. 19 ноября арестовали Гроссфогеля. Когда Модер позвонил на фирму, секретарша ответила, что Треппера нет. Ее попросили настойчивей, и она ответила, что он на приеме у зубного врача, а где, не знает.

Секретарша сразу перезвонила врачу, сообщив, что Треппера разыскивают, но он был под анестезией. Модер заставил Гроссфогеля под пытками назвать имя зубного врача и тут же помчался по адресу: улице Риволи, доктор Малапарте. Это недалеко от парижского муниципалитета.

Большой начальник постепенно приходил в себя после анестезии, но когда увидел перед собой офицеров абвера и СД с направленными на него пистолетами, понял, что это ему не снится.

Все было кончено. Партитура борьбы с «Красным оркестром» была отыграна. Супруги Сокол, Макаров (Аламо), Камилло, Софья Познанская погибли как герои, под пытками. Венцель, Гроссфогель и некоторые другие после нечеловеческих мучений стали давать показания, Ефремов сразу после ареста стал сотрудничать с немцами, Кент сказал только то, что уже было известно, и не выдал Треппера.

Надо было изменить тактику. Что предпринял Треппер в этих условиях? Невероятно — этот бесстрашный, неуловимый, дьявольски хитрый и умный разведчик стал говорить спонтанно и подробно. В этом был свой стиль: «Я вам расскажу о многом, но не обо всем».

Вот что рассказал человек, который допрашивал Треппера.

«Все присутствующие были поражены этим неожиданным заявлением. Если Большой начальник соглашался сотрудничать с нами, то это означало, что с советской разведсетью в Западной Европе покончено. Я пытался найти к нему подход, стал расспрашивать о семье, жизни, мы пили кофе и курили сигареты. Треппер говорил свободно, вызывая к себе симпатию. Он был человеком сдержанным, порядочным, не выламывался. Порой казалось, что передо мной сидит старый товарищ и мы вместе вспоминаем прошлое».

Но воспоминания эти были очень любопытные. Ефремов, Венцель и другие просто сообщали, давали порой точную информацию, но это были отдельные эпизоды, общей картины никто не мог дать, так как многого не знал. Треппер знал обо всем. Он дал полную картину проделанной «Красным оркестром» работы, дав глубокий, почти научный анализ. Он назвал имена советских агентов и участников французского Сопротивления, которые были еще на свободе. Назвал имя Катца. Когда того арестовали, он сказал ему: «Игра окончена. Советую сотрудничать с этими людьми».

В Берлине Кент тоже вел свою сложную игру с нацистами. Условия ее кардинально изменились.

Москва об арестах ничего не знала, радисты под контролем немцев продолжали передавать шифрованные сообщения. «Красный оркестр» играл уже другую партитуру.

Именно абвер дал разведсетям Треппера и Шульце-Бойзена это название — «Красный оркестр». Обычно на жаргоне военной разведки оркестром называли агентов иностранной разведки, работавших на оккупированной территории. В первой половине 1941 года абвер знал о существовании в Западной Европе некоторых «оркестров» английской разведки. Но когда стали расшифровывать сообщения радистов, то выяснилось, что все они адресованы в Москву. Отсюда и название — «Красный оркестр».

Станции перехвата направляли расшифрованные сообщения в Берлин, в 3-й французский отдел абвера, но он не был в состоянии собрать всю информацию и принять меры безопасности, предупредив намеченные акции против вермахта. Абвер пользовался относительной самостоятельностью в системе службы безопасности.

Этого добился Канарис, убежденный антинацист. Абвер действовал в интересах армии, но не режима. Он боролся против «Красного оркестра», который был кинжалом в спину немецкой армии. Но абвер не действовал методами гестапо и СД.

Основная работа по поимке агентов советской разведсети была проделана функабвером, его техническими сотрудниками, сведущими и в разведработе. Абверу помогали математики, юристы, статистики, которых увлекла эта новая война радиоволн.

Двойная игра большого начальника

27 августа 1942 года на самой большой вершине Эльбруса было водружено знамя со свастикой. Наступление немецкой армии на Кавказе было молниеносным. Русские армии под командованием маршалов Тимошенко и Буденного не смогли его остановить. Одновременно в Северной Африке под Александрией американские войска под командованием Бернарда Монтгомери разбили войска Эрвина Роммеля.

В России Сталинград был отрезан немецкими войсками от остальной территории. 7 сентября Сталин издал приказ: «Ни шагу назад».

В зоне Тихого океана шло противостояние США и Японии.

Американцы высадились в Гвадалканале, атаковали японцев, которые понесли тяжелые потери. Между союзниками не было согласия: Сталин упрекал их, что они затягивают открытие второго фронта в Западной Европе; Черчилль и Рузвельт опасались, что Россия заключит с Германией сепаратный мир.

В этой обстановке неопределенности Германия старалась перессорить союзников.

Если подходы к союзникам были облегчены работой на «нейтральной территории» Швейцарии, где работали секретные службы всех без исключения стран, то к русским подойти было сложнее. Вот здесь-то и понадобились арестованные руководители «Красного оркестра».

Необходимо было воспользоваться моментом, пока в Москве не узнали об аресте руководителей разведсети, и продолжать посылать в прежнем ритме сообщения и подключить к работе Треппера, Ефремова, Венцеля и других.

Началась радиоигра — функшпиль. Прежде всего в Москву был послан «секретнейший» доклад службы пропаганды Геббельса об отношении немецкого народа к войне; затем фальшивые сообщения английских летчиков, сбитых под Парижем, что якобы Англия и США ищут пути заключения сепаратного мира с Германией; потом информация об укреплениях в зоне Кале и так далее. Радистами стали Ефремов, Венцель, Винтеринк. Каждый из них имел свой почерк, который Центру был известен и не внушал подозрений. Они были на свободе, хоть и под присмотром «ангелов-хранителей».

Были и накладки. Так, в январе 1943 года Венцелю удалось ускользнуть от своего охранника и скрыться в неизвестном направлении. Некоторых русских агентов отправили в Берлин, некоторых убили. Но «оркестр» продолжал играть. Москва ни о чем не догадывалась, отношения России с союзниками не улучшились и после высадки американских войск в Северной Африке. Каждый из союзников подозревал другого в предательстве. Команда «Красной капеллы» могла гордиться проделанной работой.

Был ли Треппер предателем? Это прояснилось только через год. До сентября 1943 года Большой начальник с помощью Гроссфогеля и Катца, которые по-прежнему доверяли ему, играл в радиоигру по Правилам функабвера. Затем 13 сентября он вошел в аптеку в районе Сан-Лазар (здесь обычно встречались агенты «Красного оркестра»).

«Ангел-хранитель» доверчиво до вечера ждал его у входной двери, а Треппер ускользнул через запасной выход и сел в поезд. Больше его немцы не видели.

Он возник через два месяца после освобождения Парижа. Попытался найти уцелевших товарищей, связался с советским военным атташе, который организовал отъезд Треппера в СССР. По приезде его встретили сотрудники Лубянки. В тюрьме он пробыл 10 лет.

Та же судьба была уготована Венцелю и Катцу. Они освободились после смерти Сталина и расстрела Берии.

(Кент жив, живет в России. Много лет сидел в советской тюрьме. Маргарет погибла, но он знал, что родился сын и он жив, пытался узнать о нем. Через полвека сын, проживавший в Европе, нашел отца, которого все эти годы разыскивал. О Кенте в середине 90-х годов были сведения в российской печати, что герой-разведчик, знавший и переигравший в застенках гестапо самого Мюллера, забыт… о нем заботится только верная жена. Примечание переводчика.)

«Красный оркестр», созданный Леопольдом Треппером, был образцовой разведсетью с идеальным прикрытием, дававшим финансовые средства, с четкой организацией разведработы, надежной и глубокой информацией, оперативностью ее передачи Центру. Главный удар, послуживший причиной ликвидации разведсети, был нанесен Центром, сообщившим в телеграмме адреса трех разведгрупп и требовавшим, чтобы радисты в течение пяти часов подряд передавали шифрованные сообщения, что облегчало их локализацию. Все эти ошибки руководства привели к обнаружению всех разведгрупп и их руководителей.

В Германии в то же время немецкая разведка успешно провела операцию «Северный полюс», нанесшую удар по движению Сопротивления в Голландии и английской разведке.

«Подразделение-82»

Подполковник Сузуми Ишикава по пути в храм Ниши Хонга-ридже в Киото напевал песенку, популярную в японской пехоте: «Собираюсь в путь, пора. Я умру за императора…» Подполковник добивался, и наконец ему помогли встретиться с Отани, могущественным правителем южных островов, родственником микадо.

Ишикава собирал рекомендательные письма, чтобы ему разрешили работать на острове Ява во славу японской империи. Он выучил свою роль скромного агронома, обучаясь в школе военных разведчиков, и отлично с нею справлялся.

Сидевший перед ним Отани рассмеялся: «Вы хорошо притворяетесь, мой дорогой, но под вашим нарядом виден кинжал». Он отпус-гил разведчика, который на время отвлек его от привычных забот: «Тенно хайка банзай! Десять тысяч лет жизни императору!»

Ишикава вспомнил о своем дяде, известном разведчике, принимавшем участие во многих операциях в Китае, которого полвека назад поймали, допрашивали и расстреляли, но он никого не выдал. Ишикава хотел быть достойным его памяти и тщательно готовился к выполнению задания.

Через несколько дней его опять вызвали к Отани. На этот раз подполковник должен был предстать в роли агронома, окончившего институт в Мориока. Документы были в полном порядке и выписаны на имя некоего Ушида.

Лицо Отани было непроницаемым. Он узнал посетителя, несмотря на измененную походку. Ну что же, такое рвение надо поощрять, и он выдал разведчику рекомендательное письмо на имя администрации своего сельскохозяйственного предприятия на Яве. Ишикава сиял от радости — дух дяди на небесах, должно быть, радовался за племянника.

Ишикава отправился в путь морем, на каботажном судне «Макаса Мару», выехав из Кобе 31 декабря 1940 года. Теперь подполковник напевал другой куплет популярной песенки японской пехоты: «Пусть мне не выжить до утра, я умру за императора!» Он был горд, что ему доверили такое важное задание. Странно, но на пароходе вокруг все знакомые лица, курсанты разведшколы, переодетые торговцами, клерками… Что же получается — настоящий театр на воде, где все роли поручены японской разведке…

Ишикава сошел на берег в Зарбарайе, выполнил задание, написал подробный отчет своему начальству. В нем было отмечено: «…за исключением официальных разведчиков, вряд ли можно доверять кому из эмигрантов».

«За исключением официальных разведчиков!» Действительно, их там хватало — имя им легион!

Для того чтобы подготовить площадку военных действий, «опереть крышу мира на восемь опор», то есть подчинить страны Дальнего Востока «священной власти императора», III бюро японского Генштаба провело значительную работу.

С лета 1940 по осень 1941 года военная японская разведка послала на южные острова и Индонезийский полуостров тысячи квалифицированных офицеров. Под разными прикрытиями они проделали огромную подготовительную работу.

Несомненно, японским Генштабом были разработаны «планы стратегических операций проникновения на юг», но без помощи разведчиков, внедренных на местах предполагаемых военных действий, вряд ли можно было нанести мгновенный решительный удар по военным укреплениям противника.

Премьер-министр японского правительства Хидеки Тожо, собрав информацию, в которой разведчики приводили точные данные о военном потенциале противника (число самолетов, военных складов, воинских частей, оценка ошибок), мог смело реагировать на критику своих политических оппонентов. Язык цифр проверенной информации красноречив.

Дата начала военных действий была намечена на октябрь 1941 года. Для получения самой свежей информации при японском Генштабе было создано «подразделение-82». Точность военной информации должна была уравновесить слабость наступательных частей. Атаковать можно было только рассчитывая на победу. Никакой самодеятельности. Все должно быть заранее просчитано.

«Подразделение-82» должно было стать образцом оперативной секретной службы для сбора информации в тылу врага и подготовки полей сражений. Эта японская тактика была по окончании войны взята на вооружение боевыми отрядами в странах Латинской Америки и некоторых других.

База «подразделения-82» находилась в пригороде Тайпея на острове Формоза. В обычном цементном бараке собирались кули, торговцы, рыбаки. А меж тем это были высшие офицеры Генштаба группы войск на Тайване, пришедшие с докладами к полковнику Манусоби Цуджи. Это был худощавый мужчина небольшого роста, в очках. Он внимательно, страница за страницей, прочитывал принесенные ему доклады.

Идея III бюро поручить полковнику Хайаши, эксперту тайной войны, разработать «план проникновения на юг», была одобрена руководством. Он был назначен командиром «подразделения-82».

Это был боевой отряд, состоящий из десятка офицеров, специалистов подпольной работы, отлично обученных фанатиков, выбранных из воинских частей имперской армии. Они располагали самым необходимым оружием и небольшой суммой денег, но их объединяла великая цель — обеспечить победу японской армии, отдав жизнь за императора.

1 января 1941 года они приступили к выполнению задания. Меньше чем за месяц уже смогли внедриться во все сферы жизни южных островов: полковник Судзуки, ставший буддистским священником, активно работал в движении за независимость Бирмы. В Британской Малайзии командир Асеада лично проверил девять военных баз, пересчитав все устаревшие и вышедшие из строя самолеты. Японский Генштаб планировал задействовать для защиты этого района 600 самолетов.

Другие разведчики «подразделения-82» обнаружили, что французский Индокитай практически не защищен и там сильно японское влияние, а Таиланд слаб и разобщен. Они отмечали, что Сингапур, находящийся под контролем Великобритании, со стороны провинции Джохор слабо укреплен, его следует атаковать со стороны суши.

Вокруг островов архипелага постоянно курсировали многочисленные лодки сампан. По ночам они приближались к берегу, высаживая бедно одетых кули. Это были японские разведчики. Они вели аскетический образ жизни, питаясь рисом и сухофруктами, общаться с женщинами и пить алкогольные напитки им было запрещено. Это были разведчики непобедимой армии.

В Тайпей на рабочий стол полковника Хайаши через связных поступала ценная информация, схемы, фотографии, военные планы.

На приемах по случаю особо важных событий полковник угощал своих офицеров сладким крепким вином тосо-саке.

В конце 1941 года Хайаши переслал в штаб армии 93 рапорта своих разведчиков, в которых отмечались слабости защиты объектов противника. Работа была проделана огромная и выполнена безупречно. Разведчики стали специалистами по тактике ведения войны и военными советниками. Они разрабатывали планы военных действий с учетом местных условий, испытывали на моделях возможности взятия военных укреплений Сингапура, готовили бойцов для сражения в джунглях, учили питаться сырой рыбой, употреблять в пищу морскую соль. Эти новые методы ведения войны должны были моментально парализовать оборону противника во всех колониях западных стран в Юго-Восточной Азии.

С учетом работы, проведенной «подразделением-82», Генштаб счел, что 11 дивизий японской армии будет достаточно, чтобы за несколько недель захватить самые богатые азиатские провинции.

На Тихом океане японскому имперскому флоту противостоял флот Соединенных Штатов, база которого была расположена на Гавайских островах. Адмирал Исороку Ямамото разрабатывал план неожиданной атаки американского флота. Это был план «Z».

Для его реализации необходимо было добыть дополнительные сведения. Эта задача была поставлена перед японской разведкой.

При оккупации Китая для облегчения получения информации и заключения выгодных сделок японский экспедиционный корпус разделил территорию страны на три категории.

К первой категории относились «дисциплинированные районы», в которых были восстановлены традиционные законы китайской общины. Тысяча крестьянских семей объединялись в «пао-кья», сто семей составляли «кья». Каждый член объединения отвечал за все, что происходило в общине. Японская служба безопасности располагала неограниченной властью, могла казнить провинившегося без суда. Эта система коллективного контроля и доносительства обеспечивала полное подчинение населения японским властям в Китае — Кемпейтай и военной разведке.

Ко второй категории относились «полудисциплинированные районы». Они были окружены санитарной зоной, своеобразной «нейтральной полосой» защитных сооружений. Любое не разрешенное властями действие в этих районах каралось смертной казнью. За несколько месяцев японцами были сооружены защитные сооружения и наблюдательные пункты, были прорыты 1 2 тысяч километров траншей (в шесть раз превышавших длину Великой китайской стены). Эти районы охранялись войсками, и на их территорию практически невозможно было проникнуть пропагандистам и разведчикам.

В третью категорию входили «недисциплинированные районы». Это были зоны военных действий, где использовалась тактика выжженной земли, полного уничтожения населения.

Эта тактика использовалась в борьбе против коммунистических баз. Подсчитано, что в период с 1941 по 1942 годы в операциях, проводимых японской службой безопасности против китайской Красной армии, были убиты 40 тысяч и ранены 60 тысяч человек. Мао Цзедун так подытожил ситуацию после японских репрессий: «К концу 1942 года… у нас не было ни одежды, ни обуви, ни масла, ни бумаги, ни кроватей — зимой мы спали на земле».

План «Z»

«Джохо Киоку» — так называлась служба информации японского морского флота, американским отделом которой руководил Канджи Огава, очень способный офицер, худенький и женственный, как гейша, носивший усики и коротко остриженный. Он был высоко оценен адмиралом, открыв существенную брешь в системе противовоздушной защиты Перл-Харбора, что позволяло теперь японцам без риска атаковать американскую базу на Тихом океане.

Вскоре Огава был вызван адмиралом Ямамото, который поручил ему сверхсекретную миссию: выяснить все, что касается системы защиты и передвижения американского военного флота в Тихом океане. Это был разработанный во всех деталях план «Z».

В распоряжении Огава были все средства информации: в Китае работали две станции перехвата шифрованных сообщений американского флота, которые располагались в Кантоне и Шанхае. Две другие станции с помощью абвера были организованы в мексиканской Нижней Калифорнии. Там под командой Ито работали десять шифровальщиков, которым удалось раскрыть несколько шифров американского флота, с помощью которых была получена ценная информация. В мирное время командиры американских военных кораблей были очень говорливы.

К работе разведка подключила японские подлодки, которые, как преданные собаки, следовали по пятам американских военных кораблей, погружались на глубину и с помощью перископов наблюдали за маневрами, контролировали береговую защиту, порты.

Ничто не ускользало от их внимания. Все японцы, проживавшие на Гавайях, систематически опрашивались.

В Гонолулу сбор информации был особенно тщательным. Этой работой руководили служащие японского посольства. За передвижением американских военных кораблей и персоналом на берегу следили около двадцати японских агентов: эмигранты, представители торговых фирм. Много полезной информации можно было почерпнуть и из ежегодных публикаций военно-морских ведомств США, Англии, Франции, Италии. Вот характеристики некоторых военных кораблей из информации 1940 года. Военный крейсер «Уэст Вирджиния»: 8 пушек от 406 мм и 12 от 127 мм в каземате, 3 пушки от 127 мм и 11 пушек от 28 мм для противовоздушной защиты и так далее.

Экзотические Гавайские острова, рай для туристов, стал раем и для японской разведки. Для «Джохо Киоку» секретов на берегу не было. Один из его разведчиков, Тейсаку Ито, работал в баре на территории американского арсенала и знал количество и калибр американских снарядов не хуже качества вин, которые подавал.

Если возникали сомнения в точности информации, полученной от агентов, можно было нанять частный самолет и фотографировать базу американского флота с воздуха, или примкнуть к туристским группам, которым показывали базу. В кабинах японских летчиков, которые бомбардировали Перл-Харбор, были прикреплены почтовые открытки с видами военных объектов базы.

Эти открытки свободно продавались в киосках по доллару за комплект. Фотографии были настолько отчетливыми, что летчики обводили кружочком цели бомбардировок.

С 1936 года на острове работал немец Кюн с дочерью, агенты японской разведки. Их магазин, расположенный на набережной, был явочной квартирой III бюро. За несколько лет Кюн с дочерью заработали у японской разведки более 70 тысяч долларов, которые им переводили в Берлинский Дойчебанк. Кюн купил два дома, из окон которых в бинокль наблюдал за передвижением в заливе американских военных кораблей.

В течение нескольких месяцев военным атташе Японии в Гонолулу был помощник консула Отохиро Окуда. Этот маленький добросовестный функционер относился к своей работе серьезно, отмечая маневры военных кораблей с точностью хронометра. В общине японских и корейских эмигрантов, проживавших на островах, у него были сотни информаторов из всех социальных слоев. Денег у него было мало, лишь за особо важную информацию он платил несколько долларов. То, о чем не донесли агенты, можно было прочесть на страницах местной печати.

Читая об эпизодах драк матросов на судне или пьяных дебошах, этот дисциплинированный патриот думал, что речь идет не иначе как о восстании моряков на корабле, принимая желаемое за действительность.

Работал на острове интересный японский разведчик, которого нее знали как Джонни-япончик, чтобы не ломать язык, произнося непривычное для слуха Иоши Миками. Он владел фирмой по найму такси. Этот живой, как обезьяна, маленький японец говорил на англо-китайском жаргоне, которого ему вполне хватало, чтобы задать точные вопросы и понять ответы пьяных клиентов.

Американская контрразведка впоследствии была поражена знаниями этого таксиста в морской науке. Ей не приходило в голову, что видный офицер королевского японского флота может изображать из себя клоуна, чтобы добыть информацию для «Джохо Киоку».

Окуда получал информацию и по каналам радио. На Гавайях работали частные радиостанции, некоторые сотрудники которых были завербованы японской разведкой. Копии радиосообщений, касающиеся американского флота и экипажей, регулярно появлялись на рабочем столе Окуда. Это было личным достижением японского разведчика, так как правительство США в отличие от европейских правительств не могло оказывать давление на частные радиостанции и частные почтовые ведомства. Так что янки сами облегчали иностранным разведкам способ выуживать свои секреты.

С помощью простого арифметического расчета рациона мяса, продаваемого японскими поставщиками, Окуда за несколько минут мог подсчитать число членов экипажа на корабле. В накладной значилось и название судна.

Когда в феврале 1941 года III бюро приступило к подготовке плана нападения на Перл-Харбор, оно сообщило своим разведчикам на острове, что сейчас надо обратить особое внимание на подводные лодки. Командир Окава представил адмиралу «Джохо Киоку» всех офицеров военно-морской разведки. Для выполнения подготовительной работы в соответствии с планом нападения был выбран молодой лейтенант Такео Иошикава, которому Министерством иностранных дел был дан статус дипломатического представителя.

Консулом Японии в Гонолулу был профессиональный дипломат, который, как и его некоторые иностранные коллеги, не хотел играть в шпионские игры. Он контактировал с Окуда, но и критиковал его и подопечных: «Чтобы делать вашу работу, надо работать ногами, руками, головой не обязательно».

Адмиралу не нужен был на таком ответственном месте самовлюбленный циник, и он приказал выбросить дипломата в море. А на его место прибыл Нагао Кита, до этого работавший генеральным консулом в Кантоне. Кита утверждал, что происходит из клана, давшего Японии первых императоров, хотя семья его обеднела, он был самоучкой, многого достиг упорным трудом. Это был общительный, компанейский человек, любивший проводить время с друзьями. Кита был красивым мужчиной и не чурался женщин. Он руководил консульством как пират, не как клерк. Сослуживцы называли его Кайд.

Лейтенант Иошикава прибыл на Гавайи через несколько дней после прибытия Кита, имея дипломатический паспорт на имя Та-даши Моримура. Как и новый консул, он любил вино и красивую жизнь, был любезным и приятным в общении. Особенно хороши на его лице были глаза, притягивавшие к себе магнитом. Он ознакомился с планом операции «Z», которым до него занимались два сотрудника посольства, проводившие вечера в барах Гонолулу, где завсегдатаями были офицеры американской контрразведки.

В марте 1941 года адмирал Хазбенд Е. Киммель, новый командующий американским флотом на Тихом океане, вместе с командующим 14-й эскадрой военных кораблей, защищавших Перл-Харбор, адмиралом Блохом хотели точно знать количество неопознанных подводных лодок, бороздивших территориальные воды, как стаи волков.

Вице-консул Моримура, о котором в консульстве ходили слухи, что этот весельчак и бездельник получил столь высокое назначение благодаря семейным связям, по-прежнему проводил время в барах в обществе женщин. Никто не подозревал, что этот симпатичный ловелас — один из самых опасных разведчиков на Дальнем Востоке.

Моримура и не думал заниматься дипломатической работой. Он бегал за гейшами, выпивал с друзьями и вскоре стал постоянным клиентом чайных домов. Красивый лейтенант провожал своих дам на прогулки в Перл-Харбор, писал любовные стихи. Самой красивой и неотразимой из гейш была Томойока. Он часто посещал клуб, где давал американским морским офицерам уроки кендо — японского фехтования. Для собственного удовольствия он водил самолет или гонял по морю на катере.

Квартира Моримура была местом встреч, где устраивались вечеринки с выпивкой. Короче, вице-консул Моримура был настолько несерьезной личностью, что ни ФБР, ни английская разведка не поместила его имя в список подозреваемых, чтобы не поставить себя в смешное положение. А меж тем американская контрразведка работала и в японском посольстве, прослушивая телефонные разговоры Моримура.

Лейтенант Иошикава (Моримура) был единственным сотрудником японского консульства в Гонолулу, которого никогда не подозревали в шпионаже. Американским разведчикам не приходило в голову, что «Джохо Киоку» мог доверить такое серьезное дело пьянчуге и юбочнику. Доверить операцию по подготовке нападения на Перл-Харбор одному разведчику? Кто мог представить такое летом 1941 года?

А меж тем Иошикава точно срежиссировал свою роль. Вся эта болтовня, пьянки, экстравагантные чудачества, даже туберкулезное покашливание — все точно соответствовало выбранной роли и было сыграно блестяще, ни одна деталь не была забыта. Он был убежден, что держит судьбу мира в своих руках.

За несколько недель разведчик хорошо изучил Перл-Харбор. Он знал, где расположены системы обнаружения подлодок, противовоздушная защита, заграждения на пляжах побережья.

Ему были известны часы смены караула, и в какое время курсируют катера береговой охраны.

Иошикава обладал исключительной памятью. Прогуливаясь вдоль набережной со своими дамами, он никогда ничего не записывал, ничего не фотографировал, а все запоминал. Собрав огромную информацию, дома он делал пометки на карте Гавайских островов, как обычный турист. Он действовал в одиночку — никто ничего не знал о его задании.

Во время расследования причин, приведших к разгрому Перл-Харбора, офицеры американской контрразведки с горечью вынуждены были признать, что служба безопасности ничего не знала о деятельности Иошикава-Моримура.

1 ноября 1941 года японское судно подошло к восьмому причалу порта Гонолулу. Это был корабль «Тайо Мару», которое только что произвело рекогносцировку пути, по которому предстояло пройти эскадре адмирала Ямамото, перед которой стояла цель уничтожить американскую Тихоокеанскую флотилию. Выполняя это задание, судно отклонилось от обычного пути. Два офицера разведки, переодетые официантами, делали замеры волн и отмечали атмосферные условия. На пути капитан старался не встречаться с другими судами.

Выйдя на берег, лейтенант Судзуки сообщил вице-консулу Кита, что «великий момент близок», и вручил для передачи Иошикава вопросник, в котором содержалось 97 вопросов «Джохо Киоку». Один из вопросов был довольно странным: «В какой день недели в порту Перл-Харбора наблюдается наибольшее число военных кораблей?» Ответ Иошикава был незамедлителен: «В воскресенье».

С учетом часовых поясов в Вашингтоне это соответствовало 7 часам утра следующего дня — понедельника. Атака на Перл-Харбор была назначена в понедельник 7 декабря.

Судзуки отвез огромную папку с документами сверхсекретного агента из Гонолулу. Там были чертежи, карты с обозначениями баз и аэродромов, сведения о морских причалах, складах горючего, батареях противовоздушной обороны. Эта работа была выполнена настолько безупречно, что руководство III бюро не могло скрыть восхищения.

Операция «Маджик» проводилась с помощью Службы американской военно-морской разведки, которая перехватывала и расшифровывала японские сообщения. Но планируемая операция «Z» проходила по дипломатическим каналам, по которым Иошикава посылал свои сообщения III бюро. В ноябре 1941 года времени до начала операции оставалось мало. За 18 дней, предшествовавших 7 декабря, он послал в Токио 24 телеграммы, которые были расшифрованы американской разведкой. В них Перл-Харбор был обозначен главной целью операции. Но докладные записки Иошикава поступали через дипломатическую почту и расшифровывались во вторую очередь.

Во время бомбардировок американский флот понес огромные потери. Лейтенант морского флота Иошикава был гениальным разведчиком, и ему сказочно везло.

При выполнении другой масштабной секретной операции японская разведка также поручила ее выполнение одному разведчику.

К концу января 1942 года японская армия контролировала всю территорию Джохоре Бахру полуострова Малакка. От пяти дивизий 25-й японской армии генерала Ямашита Сингапур с его укреплениями отделяла узкая полоска моря.

В Сингапуре находились 1 50 тысяч беженцев и 80 тысяч солдат всех родов войск. Предстояло тяжелое сражение. Сингапур мог защищаться только с суши, так как 10 декабря при защите полу-острова Малакка, стараясь предотвратить высадку японцев, погибли два самых современных военных корабля Королевского флота на Дальнем Востоке — «Репалс» и «Принс оф Уэльс».

Ямашита послал защитникам Сингапура свой ультиматум: «Английская армия выполнила свой долг… жду ее капитуляции». Японская секретная служба заранее выяснила, что пушки защитных укреплений могли стрелять только в сторону моря, что Джохор не был достаточно защищен укреплениями.

Ямашита надеялся, что Сингапур капитулирует 1 1 февраля в день «Киген Сетсу» — в годовщину восшествия на трон первого японского императора. Накануне этой даты после атаки Сингапура с моря к берегу острова были подвезены пехотные части, которые стали продвигаться по направлению района аэропорта Тенга. На рассвете 1 1 февраля после жестоких боев японцы водрузили свое знамя на холме в районе сражения. Японская авиация сбрасывала на Сингапур листовки и поливала огнем защитников города. В городе уже не оставалось запасов воды. В течение трех дней метр за метром японцы продвигались к цели. 15 февраля на улицах города шли штыковые бои. Ямашита уже готовился к ночному наступлению, когда появилась английская делегация с белым флагом и предложением принять капитуляцию.

16 февраля в 17.30 генерал Персиваль, командующий английскими войсками, оборонявшими Сингапур, получил от победителя условия капитуляции и заявил, что с ними согласен.

На следующий день в центре города генерал Ямашита торжественно почтил память 3300 японских солдат, погибших при наступлении. Оно длилось 67 дней в тяжелейших условиях тропического климата и джунглей. Потери были большими, но это была победа и укрепление престижа Японии.

Японский император мог гордиться своей армией. В его честь побежденная крепость Сингапур была переименована и стала называться Шонан.

Организация «F»

Для закрепления своих военных успехов Японии было необходимо захватить территории голландской Индии — Индонезийские острова. Новое Эльдорадо надо было взять смелым броском, не причинив ему вреда. Выполнение этого плана было поручено генералу Хитоши Яма-мура, который отличился блестящими победами в Китае.

Для покорения Явы ему была дана 16-я армия. Планы наступления разрабатывались, спешно, но большая подготовительная работа уже была проделана III бюро. Захват территории планировалось провести, не прибегая к кровопролитным сражениям.

Для одновременного захвата островов, особенно Суматры с ее залежами нефти, у Японии не хватало кораблей и пехотных дивизий. В таких случаях у III бюро всегда были оригинальные решения, для них не было ничего невозможного. В Генштаб Токио был вызван молодой командир Иваики Фудживара. Ему были представлены офицеры Генштаба, которые вошли в его команду и направлены в Бангкок. Это была организация «F», перед которой была поставлена задача помочь войскам присоединить Суматру к великой Японии.

Сентябрь 1941 года. Тожо, президент милитаристской Японии, бросил вызов европейским странам и США. На первый взгляд задача, поставленная перед Фудживара, была чистым сумасшествием. Ему предстояло создать независимую индонезийскую армию, лояльную Японии, склонить местных султанов на ее сторону, организовать китайские группы диверсантов, действующих против военных сил союзников в Малайзии, заручиться поддержкой местных племен. Фуджияма принял вызов судьбы.

12 января 1942 года он прибыл в Куала-Лумпур и начал вербовать агентуру пятой колонны. Независимое войско росло на глазах. Организация Пуза, в которую входили фанатики-мусульмане из племени Атье, послала своих эмиссаров к Фудживара и готовилась к восстанию против голландцев. Секретные агенты организации «F» прибыли на лодках на побережье острова Суматра, проникли в глубь его и начали агитировать местных султанов защищать интересы Японии.

Вскоре было поднято восстание, которым руководили японские агенты, одетые в форму с нашивкой «F».

Отчаянная смелость организации «F» облегчила военные действия японской армии. 27–28 февраля 1942 года военная эскадра союзников была разбита на севере Явы адмиралом Кондо. Суматра была взята без единой жертвы. 9 марта генерал Тер Поортен подписал условия капитуляции голландских вооруженных сил. Капитуляцию принял генерал Ямамура.

Японские службы радиоперехвата и шифровки («Бурраку Кбемба») в Мексике

Следуя примеру Гитлера, большинство нацистских руководителей проявляли интерес к Дальнему Востоку. Рудольф Гесс, например, написал диссертацию о японской разведке. Когда планы «вельтполитик» национал-социализма обрели ясные очертания, главы немецких секретных служб, следуя логике Гитлера, попытались войти в контакт с коллегами из Японии. О военном сотрудничестве между Германией и Японией в борьбе против большеви-стекой России мечтал министр иностранных дел рейха Иоахим фон Риббентроп.

Первые деловые встречи состоялись между адмиралом Вильгельмом Канарисом, главой абвера, и полковником Хироши Ошима, японским послом в Берлине, представлявшим правительство «Джохо Киоку».

Переговоры были начаты в сентябре 1935 года в немецкой столице. Для адмирала Канариса речь шла о создании в Токио постоянной немецкой разведслужбы, поддерживавшей связи с японской секретной службой. Это дало бы возможность получать информацию об Азии, сконцентрировав усилия в работе в странах Европы, которые предстояло завоевать.

Японцы преследовали другие цели — о Европе они знали достаточно и вовсе не собирались облегчать немцам проникновение в страны Юго-Восточной Азии. Эти территории со временем должны были войти в японскую империю. Японцев интересовали новинки науки и техники, применяемые немецкой секретной службой, в частности последние открытия в области электроники. Канарис захватил на крючок большую рыбу, а как вытащить ее из воды, не знал.

Вся разведывательная информация поступала в III бюро японского Генштаба. В это время японская разведка испытывала трудности в работе на территории США, где агентами были проживавшие там японцы. Адмирал Канарис пообещал «Джохо Киоку» обеспечить японскую разведку агентами-европейцами. Вскоре в сентябре 1935 года в Мексике произошла рабочая встреча между сотрудниками немецкой и японской секретных служб. В знаменитый курорт Куернавака приехали доктор Генрих Норт и Герман фон Кертель, руководители американского отдела немецкой разведки, а с японской стороны — Канджи Огава, глава разведслужбы, и Тамон Ямагучи, военно-морской атташе в Вашингтоне.

Японцы раскрыли немецким коллегам кое-что из своего опыта сбора информации об американских вооруженных силах в зоне Тихого океана, рассказали, как они контролируют английский Королевский флот и флот США на Дальнем Востоке, получая их сообщения станциями перехвата, расположенными на территории Китая. Огава предложил Норту создать совместные станции перехвата на американской территории.

Но дело было рискованным. Инженеры абвера предложили более безопасное решение — разместить их на территории Мексики, обеспечив самой современной аппаратурой, выпускаемой в Германии. Одна станция была размещена в столице Мехико, на улице Гуаямас, 22, другая на границе Мексики и Калифорнии.

Новая аппаратура была настолько чувствительной, что улавливала шум вертолетов на расстоянии сотен километров. Японцы остались в восторге — начиналось плодотворное сотрудничество двух разведок. Мексиканские станции радиоперехвата, где работали японские шифровальные службы, Бурраку Кьемба, выполняли работу, которую можно сравнить с японским теневым кабинетом. Им удавалось локализовывать военные учения американского флота в районе Гавайских островов и много дальше.

Весной 1937 года 18-е военные учения американского флота ставили перед собой важную задачу — мог ли противник прорвать защиту на границе территориальных вод в Тихом океане и перевести войну внутрь этого пояса? Мексиканским станциям активно помогали японские станции радиоперехвата в Кантоне и Шанхае, также расположенные на плавающих судах. Те и другие перехватывали американские шифрованные сообщения. Расшифровку выполняла спецслужба в Токио, которой руководил командир Ито. Вывод, сделанный американским командованием по окончании учений, стал откровением для японского адмиралтейства — захват противником островов в Тихом океане и поражение американского флота на море положили бы конец американским военным действиям на Дальнем Востоке. Теперь японцы стали уверенно готовиться к вступлению в мировую войну. Помогала им в этом и деятельность станций перехвата в Мексике, созданных с помощью немецкой секретной службы.

Косвенно абвер создал логические предпосылки бомбардировок Перл-Харбора, вынудив Америку вступить в военный конфликт, тем самым подтвердив обещание, данное президентом Рузвельтом своим союзникам, — добиться полной капитуляции Третьего рейха.

У японской секретной службы не было полного доверия к своим союзникам — немцам. Поводов для такого отношения хватало. В мае 1941 года Иоахим фон Риббентроп уведомил посла Японии в Берлине Ошиму, что американская разведка расшифровала японские дипломатические телеграммы. Немецкая разведка знала, что в это время японский Генштаб готовил план захвата территорий в Азии.

Предупреждение Риббентропа вызвало настоящую панику в японской столице. Было назначено расследование случившегося. По мнению Камейяма, ответственного за шифровку дипломатических телеграмм, сделать этого американцы практически не могли. Никто в мире не мог подобрать ключ к японским шифровальным машинам. Если американцы прочли текст телеграмм, адресованных в Вашингтон, значит, где-то есть предатель.

Японская секретная служба пришла к аналогичному заключению. Немцы не могли знать всего.

С их стороны было нелояльно ставить под сомнение надежность японской техники. Токио поблагодарило Берлин за сообщение, но с той поры к шифровальным машинам допускались только члены дипкорпуса. Это решение вызвало немало трудностей в посольстве Японии в Вашингтоне: японские шифровальные машины были невероятно сложными, ими мог пользоваться только специально обученный персонал. Как дипломаты ни бились, освоить шифровальные машины им не удалось. Порой на шифровку одного сообщения уходил день работы. Пришлось вернуться к прежним правилам.

Американская служба шифровки обеспокоенно следила за ходом событий, читая сообщения японской дипломатии и телеграммы немецкого посольства в Вашингтон. Вся система американской разведки на Дальнем Востоке и Тихом океане основывалась на шифровальной аппаратуре «Маджик». Утечки информации в шифровальном центре обнаружить не удалось. Из какого же «абсолютно надежного источника» доктор Ганс Томсен, представитель деловых кругов Германии в Вашингтоне, узнал, что американцы расшифровали дипломатические телеграммы Японии? Если после предупреждения японцы изменили бы шифры и систему шифровки, то американцы не узнали бы о подготовке военных планов. Американцы были всерьез озабочены. Эта «грязная история» пришлась на особо трудный момент.

Было проведено расследование, проверены все возможные источники утечки информации. Выяснилось, что секретные службы нашли момент получить эту информацию, обманув доверие помощника государственного секретаря Самнера Уэллса.

Уэллс был направлен в Европу Рузвельтом с поручением попытаться отговорить Италию от вступления в войну. В этой поездке он познакомился с Галеаццо Чано, не раз с ним встречался, впоследствии написав предисловие к его опубликованному «Дневнику».

Рузвельт доверял Уэллсу вести конфиденциальные переговоры, и тот получил разрешение ознакомиться с содержанием телеграмм, расшифрованным системой «Маджик». У дипломата голова была загружена многими проектами. В частности, он намеревался разорвать союз Третьего рейха с Советским Союзом. Он знал, что немецкий Генштаб разрабатывает план «Барбаросса» — наступление на Востоке. В частном разговоре он под строжайшим секретом сказал советскому послу в Вашингтоне, что Германия готовится напасть на Россию. Уманский, его собеседник, был беспрекословным исполнителем воли Сталина и остался глух к предостережениям американского коллеги.

Чтобы убедить посла, Саммер Уэллс дал ему прочитать японские расшифрованные телеграммы и конфиденциальные сведения, полученные из Берлина, из которых было ясно, что немцы ведут двойную игру. Уманский, с одобрения Сталина, считавшего, что речь идет о дезинформации, спокойно передал эту информацию представителю Германии в Вашингтоне доктору Томсену.»

Отец народов Советского Союза сдавал в НКВД всех разведчиков, которые приносили ему сведения, которые шли вразрез с его убежденностью в прочности пакта о ненападении, заключенного с Третьим рейхом. Томсен был поражен сообщением Уманского, подумав о провокации русских, решил проверить. Он знал, что в советском посольстве в Вашингтоне был немецкий агент, который мог проверить сообщение Уманского.

Через несколько дней этот агент подтвердил, что действительно американская разведка расшифровала японские дипломатические телеграммы. Томсен сразу же информировал Министерство иностранных дел в Берлине и японского посла в Вашингтоне, не заботясь о безопасности японского шифра, а для того, чтобы не упоминалась операция «Барбаросса». Гитлер опасался поставить в известность Москву о своих агрессивных планах. Естественно, что Ошиму немцы больше не информировали о своих военных планах в Европе.

К большому удивлению американской секретной службы японцы продолжали посылать телеграммы тем же шифром, не сделав никаких изменений. Они просто считали американцев не способными открыть секрет шифровальных машин А и В. Японскому послу в Берлине было сделано серьезное замечание, когда он на минуту позволил себе усомниться в эффективности японской техники и службы шифрования «деншинка». Американцы продолжали добывать сведения, перехватывая и расшифровывая японские сообщения с помощью системы «Маджик», с помощью которой они смогли нанести смертельный удар по Японии в Тихом океане.

Во время Второй мировой войны японские и немецкие секретные службы в Европе не были до конца лояльны друг к другу. Немецкая контрразведка многое узнала о своих узкоглазых союзниках.

В 1931 году, когда вышла скандальная книга Герберта Ярдли «Американская темная комната», главой шифровальной службы в Токио был Шин Сакума. В Службу технических исследований и расшифровки «Бурраку Кьемба» входили три отдела шифровки: один — при Министерстве иностранных дел, другой — при Генштабе флота, третий — при Генштабе наземных войск. Все три отдела были тесно связаны. Практически они расшифровывали все дипломатические иностранные шифры, используемые в тот момент.

В Службе шифровки при Генштабе флота капитан Джинсабура Ито перехватывал телеграммы с кораблей противника. Ито удалось расшифровать вражеские шифры и понять методы шифровки.

Служба шифровки при Генштабе наземных войск прослушивала радиосообщения, включая подпольные радиостанции. Начальником службы был Томокатсу Матсумура.

При Министерстве иностранных дел службой шифровки занимался капитан Инуйе.

Обманные маневры разведок в Европе

Польша, разбитая в 1939 году, подключила остатки вооруженных сил к движению Сопротивления, сотрудничая с английской разведкой. Летом 1940 года немецкой контрразведке в Варшаве стало известно от агента, внедренного в польский Генштаб, что польский связной выехал поездом в Берлин для выполнения задания. Контрразведка отнеслась к этому делу серьезно, проверив 500 пассажиров по пути в Берлин.

Их внимание привлекли два пассажира, документы которых были в полном порядке. Они заявили, что едут во Франкфурт-на-Майне и Берлин для встречи с представителями коммерческой фирмы «Митцуи». За ними была организована слежка. Один из подозреваемых проследовал в Берлин-Стеглиц и остановился в небольшой квартире, которая к удивлению полиции оказалась снятой посольством маньчжурского государства Маньчжоу-го в Германии. За странной квартирой усилили слежку. Оба подозреваемых встретились в Берлине. К ним приходили поляки, у которых были маньчжурские дипломатические паспорта.

Немецкая контрразведка сделала вывод, что посольство Маньчжоу-го было связано с польским Сопротивлением. Это маньчжурское марионеточное государство служило прикрытием японской агрессии в северных провинциях Китая, а теперь прикрывало сотрудничество японской разведки с врагами Германии. Назревал скандал.

По распоряжению министра иностранных дел полицией были подслушаны телефонные разговоры и установлено, что в саду Тиргартен должна состояться встреча между связным польского сопротивления и сотрудником посольства Маньчжоу-го. Переодетые садовниками немецкие полицейские были расставлены в саду, контролируя встречу. Им было приказано немедленно арестовать указанных лиц, если между ними произойдет обмен документами.

В ловушку попали те два пассажира, за которыми наблюдали в поезде Варшава — Берлин. Их арестовали с поличным, в момент передачи небольшого пакета. Двух посольских работников тоже арестовали. На допросе в контрразведке они сознались, что поддерживают связь с польским Сопротивлением в Варшаве.

Содержимое пакета было сенсационным. В нем была зубная щетка и тюбик с зубной пастой, в которых были спрятаны десять пленок микрофильмов, равноценных внушительному тому секретной информации.

В первой части содержались полные и точные сведения о польских провинциях, оккупированных СССР и Германией, были отмечены ошибки, допущенные оккупантами, и содержались сведения о польском Сопротивлении. В документе был изложен план действий польских подпольных организаций и армии против немецких оккупационных частей. Эта работа могла быть выполнена только специалистами — польской секретной службой.

Во второй части документа содержался подробный план боевых действий немецкой армии в Польше. Это тоже была работа экспертов, имевших допуск к военной информации.

Высшее немецкое командование, ознакомившись с документом, подтвердило все содержащиеся в нем сведения. Эта информация могла быть получена только от офицеров, занимавших высокие посты. Польская разведка была сильным и компетентным противником.

Дело было поручено Вальтеру Шелленбергу, асу секретной службы нацистской партии, сопернику главы абвера адмирала Канариса.

В ходе расследования Шелленбергу удалось докопаться до истины. Японская разведка знала о высоком профессионализме польской секретной службы и внимательно изучала ее методы, решив использовать их в своих целях. Польская территория, разделенная на две части, оккупированная СССР и Германией, могла быть отличной базой для японской разведки. Японцы предложили польским партизанам значительную материальную помощь. Польский Генштаб в Варшаве согласился и получил от японцев специальную шпионскую аппаратуру. Затем японская разведка снабдила польских связных маньчжурскими дипломатическими паспортами.

В лаборатории, оснащенной японским оборудованием, были изготовлены микрофильмы, контейнеры для их хранения в виде зубной щетки и тюбика пасты также были японского производства. Лабораторией руководил польский профессор Пиодевский.

Шелленбергу удалось раскрыть японскую разведсеть в Европе: в Виши, Стокгольме, Белграде и Берлине. В Стокгольме был организован центр для сбора различной информации, в других городах действовали разведцентры, оснащенные японским шпионским оборудованием. Сетью японской разведки в Европе руководил великий разведчик Онодера, посол Японии в Стокгольме.

Но Шелленбергу еще предстояли открытия. Кроме этой копии перехваченных микрофильмов из Варшавы, были вывезены еще две. Одна копия была адресована генералу ордена иезуитов Ледочевско-му и была передана через японское посольство в Риме. Другая копия через японское посольство в Стокгольме должна была быть передана служащему посольства польскому офицеру Петру, который согласно архивным материалам Шелленберга был советским разведчиком.

Чтобы распутать загадку, Шелленберг выехал в Стокгольм. Действительность превзошла любую фантазию на этот счет.

Онодера организовал обмен разведывательной информацией между странами, участвовавшими в военном конфликте. Шелленберг решил заключить выгодную сделку. Он внедрил в японское посольство своего агента, выдавая его за представителя итальянской секретной службы. Каждый пытался перехитрить другого и заполучить секреты противника, давая в обмен некоторые свои, а в основном секреты союзников.

Эта дьявольская игра длилась до 1944 года. Смелым партнером в игре была советская разведка. Получая от Шелленберга при посредничестве Онодера секретные документы, она передавала документы, добытые своими разведчиками в Министерстве обороны Англии. Некоторые из этих секретов были настолько важными для хода войны, что Шелленберг не решился передать их своей разведслужбе, а изложил непосредственно руководителям Третьего рейха.

Дьявольское мастерство японского разведчика Онодера охладило отношения немецкой и японской разведок, но Гитлер продолжал высоко ценить своего восточного союзника — Японию.

В апреле 1942 года Иоахим фон Риббентроп отверг попытку Японии выступить посредником на переговорах России и Германии. Японская секретная служба добыла сведения об огромном промышленном потенциале СССР и считала, что немцам войну не выиграть.

В июне 1942 года, воспользовавшись поездкой японской делегации в Берлин для обсуждения сотрудничества полиций Германии и Японии, японский Генштаб предпринял вторую попытку выступить посредником между СССР и Третьим рейхом, которая была отклонена Риббентропом.

После Сталинградской битвы Япония опять выступила с этим предложением, которое было грубо отвергнуто Гитлером.

Сохраняя союзнические отношения с Японией, Германия поддерживала связи и с правительством Чан Кайши. Китайская секретная служба имела свои центры в Берне, Виши, Стокгольме и Москве, и у японской разведки имелись свои информаторы в этих центрах, и поэтому была осведомлена о желании Китая, чтобы Германия выступила посредником на переговорах между Японией и Китаем. Гитлер провалил эти секретные маневры.

В сентябре 1942 года японцы поняли, что Гитлер хотел вести войну до конца, и отказались от новых попыток посредничества для заключения мирного договора между Берлином и Москвой.

Война продолжалась еще три года, унеся миллионы жизней и причинив огромные материальные потери.

Лейтенант Фуджита Нобуо был пилотом гидроплана, служившим на подлодке. Своему начальству он представил план атаки американских портов с помощью гидропланов, которыми управлял мастерски.

В августе 1942 года он был вызван в Генштаб морского флота, где его приняли как героя. Там он познакомился с важными государственными деятелями и командованием. Среди них был принц Та-каматсу, младший брат императора. Лейтенанту поручили отомстить за бомбардировки Токио американской авиацией под командованием генерала Дулитла, при которых пострадали императорские сады. В отместку японцы хотели поджечь лесную полосу вдоль побережья Тихого океана. Японская разведка указала на карте наиболее уязвимые места.

Фуджита Нобуо отплыл на подлодке «1.25» из Йокосука 15 августа 1942 года. На мостике подлодки стоял гидроплан «Дзеро шики», сооружение малонадежное, имевшее на борту шесть 76-килограммовых зажигательных бомб и 500 гранат, которые надо было бросать с расстояния 100 метров, создавая очаги пожара.

Задание было выполнено 29 сентября над лесом штата Орегона. Лесной пожар не достиг города из-за плохой погоды.

Немецкое секретное оружие для Японии

Разработка секретного оружия «джет-стрим», зажигательных бомб, которые должны были забрасываться на побережье США с тысяч аэростатов, не дало желательных результатов, окончившись полным провалом. Огромные средства были затрачены впустую.

Выполняя приказ главы правительства Тожо, японские инженеры и техники изобретали все новые виды оружия: подводные лодки — носители самолетов; самолеты, управляемые летчиками-камикадзе; торпеды, управляемые камикадзе.

Японской секретной службе стало известно, что немцы изобрели ракетные самолеты, намного превосходившие по своим характеристикам все другие типы, используемые в авиации. Секретную документацию о новых реактивных истребителях, полученную в Германии, должен был перевезти в Японию полковник Иошикава. Из Киля он отправился на подводной лодке, подаренной Германией микадо, с японским экипажем.

В немецких территориальных водах лодка была потоплена англичанами, и Иошикава с ценными документами исчез.

Более повезло в выполнении секретного задания полковнику Накамура. Он получил документацию от инженера Дамаско, служившего в исследовательском центре английского Министерства аэронавтики. 16 апреля 1944 года Накамура отплыл на борту подлодки 129, которой командовал капитан Кинаши, потопивший самолетоноситель «Васп». Сам Гитлер наградил его Железным крестом. В пути подлодка не раз подвергалась атакам противника и уцелела только благодаря мастерству командира. Во время атак Накамура держал в руках ценный пакет, готовый в любой момент уничтожить его, согласно приказу. Чтобы добраться до Сингапура, понадобилось три месяца. Подлодка нуждалась в ремонте и 650 часов пробыла в погружении. Только 14 июля 1944 года Накамура вылетел на самолете в Токио, имея при себе секретные документы. Подлодка продолжила свой путь к берегам Японии, везя редкие металлы и новое немецкое оружие, которое Германия готовила для победного финала войны. Но лодку вместе с грузом все-таки потопили.

Через несколько месяцев на авиационных заводах Мицубиси и Нагажима были изготовлены два прототипа немецких истребителей «Мессершмит-163 и - 262», которые назывались «Кика» и «Чуншуй». Но после первых испытаний они были захвачены американцами на аэродроме.

Хиросима положила конец противостоянию Японии и США. Японской секретной службе не удалось овладеть научными секретами, с помощью которых Япония смогла бы создать оружие для уничтожения противника. Бомбардировкой Перл-Харбора 7 декабря 1941 года Япония добились значительного успеха. Но некоторые историки считают, что Рузвельт использовал это поражение, чтобы вступить в войну. Во всяком случае, он предвидел японскую агрессию и не заблуждался по поводу намерений Японии на Дальнем Востоке.

Противостояние секретных шифров

В 1920 году, когда Герберт Осборн Ярдли, глава американской контрразведки, с помощью своего «черного кабинета» (службы шифровки), размещавшегося на 37-й улице Нью-Йорка в доме 141, расшифровывал дипломатические телеграммы из Японии, команда из десяти сотрудников Службы контрразведки флота США пыталась любыми способами получить доступ к секретам японского флота на Тихом океане.

Их первой жертвой стал капитан фрегата Йошитаке Уеда, военно-морской атташе Японии в Вашингтоне. В своих апартаментах в гостинце «Бенедикт» дипломат устраивал роскошные приемы в традиционном японском стиле, переодевая молодых американок и юношей в гейш, кто пожелает. Капитан корвета Эллис Захариас, недавно назначенный в Службу морской разведки, заметил, что все приглашенные к японскому атташе работали в Министерстве морского флота США.

Вскоре были произведены сокращения администрации этого ведомства, и служившие там ранее хорошенькие девушки остались без работы. Захариас помог пристроить их к японским офицерам. На этот раз переодеванием американок в гейш занялась американская контрразведка.

Так, от одной из них была получена ценнейшая информация: на территории США действует сверхсекретный шифр японского имперского флота. Телеграммы, закодированные этим шифром, прочитать противнику практически невозможно. Американцы узнали, что экземпляр этого шифра хранится в японском консульстве в Сан-Франциско, за сохранность которого отвечает глава японской разведки на Западном побережье США.

Решено было организовать ограбление сейфа консульства. Сейф был открыт «специалистом», что дало возможность американской контрразведке переснять шифр и отправить копию в Вашингтон.

Служба контрразведки американского флота ликовала — это был первый секретный шифр Японии, который им удалось заполучить. Его окрестили «JNI», или более фамильярно — «красной книжечкой» по цвету обложки. Хранили ее в офисе под семью замками. Перевод на английский японского текста поручили доктору Эмерсону Хартворту и его жене. Супруги долго жили в Токио и отлично владели японским. Работать над переводом они должны были в старом помещении Министерства морского флота, в офисе 2646, где действовали драконовские правила службы безопасности. Только через шесть лет служба шифровки смогла воспользоваться этим японским шифром, благодаря которому американцы узнали об амбициозных планах Империи восходящего солнца, перехватывая и прочитывая японские телеграммы.

Высокий красивый Лоуренс Фрай Саффорд, которого товарищи прозвали Сафо, был лейтенантом флота.

Ему давно наскучило бороздить по морям и океанам в районе Филиппин на старом баркасе, прозванном матросами драгой, когда под новый 1923 год лейтенанта неожиданно вызвали в Вашингтон, в Службу информации морского флота. Это был настоящий рождественский подарок. Не спрашивая его согласия, Саффорда назначили в исследовательский отдел Службы шифровки и радиоперехвата.

Скверная обшарпанная комната № 1647 — это и есть исследовательский отдел? Лейтенанту было поручено не больше не меньше — сконструировать новые шифровальные машины, обеспечивающие безопасность радиосообщений морского флота. Спустя несколько месяцев Саффорд представил начальству аппараты — чудо механики и изобретательности.

С помощью этих машин американцы стали читать японские телеграммы. С этой целью на острове Гуам в Тихом океане был создан Центр электронного шпионажа американской секретной службы. Не без трудностей кое-что удалось прочитать. Так возник подпольный теневой кабинет американского флота.

Среди сотрудников Саффорда в исследовательском отделе была таинственная женщина, которую коллеги знали как мисс Агги. Она была из уважаемой богатой семьи, математика была ее единственной страстью. Она-то и углубилась в японские шифры, прозванные адмиральским кодом. Шесть месяцев спустя мисс Агги вручила руководству разведки морского флота США второй японский секретный шифр, названный «АД Код» (адмиральский код).

Служба контрразведки сразу поняла, каким оружием она теперь обладает, и установила на военных кораблях станции подслушивания, перехватывая сообщения с ближайших японских судов. Теперь в международный шпионаж включились и суда, перевозившие туристов. Наземные американские базы радиоперехвата были созданы на Филиппинах (две) и одна в Шанхае.

В октябре 1927 года Японией были проведены крупномасштабные военно-морские маневры, в которых участвовало 170 современных военных судов. Захариас организовал радиооблаву имперского флота. Он подготовил для этого старый крейсер «Маблхед», оснастив его радио и гониометрической аппаратурой, и направил в район, где проводились маневры. А затем с помощью реконструированных японских шифров «черного кабинета» узнал японские военные секреты.

Через несколько месяцев война секретных шифров стала вестись в более широком масштабе, так как стали применяться шифровальные машины.

Тайная война шифровальных машин

Шин Сакума, специалист по шифровке секретных сообщений японской разведки, в 1931 году сотрудничал с французским генералом Анри Картье, который был одним из лучших криптографов своего времени. Во время Первой мировой войны Картье регулярно расшифровывал телеграммы немецкого Генштаба, способствуя победе союзников. Он научил японских шифровальщиков работать на шифровальных машинах.

Хамада, гениальный изобретатель, направил в Генштаб японского флота чертежи шифровальной машины, шифр которой не мог быть распознан противником. Эта машина была основательно изучена японскими специалистами, перед тем как стала использоваться в работе. Ее назвали № 91 (1931 год соответствовал 2591 году японского календаря). Были изготовлены две такие машины и размещены в основных дипломатических представительствах. Там она называлась машиной «А».

Американская служба шифровки вскоре убедилась, что японский шифр не поддается расшифровке. Это могло быть сделано только с помощью машины. Эллис Захариас, возглавлявший отдел исследований службы шифровки, поклялся, что разгадает эту загадку.

С некоторых пор в кабинете военного атташе Японии в Вашингтоне стала выходить из строя электросеть. Однажды вечером, когда японские шифровальщики, как обычно, работали, отключилось электричество. Спустя несколько минут при свете мощных переносных фонарей бригада электриков проверила неисправность, крутились они и около странной клавишной машины.

Американцы прибегали и к другим трюкам, прежде чем американской контрразведке удалось изготовить копию машины «А». Ее назвали «пурпурной машиной» по аналогии с «красной книжкой» — разгаданных японских шифров. С тех пор расшифровывать японские телеграммы стало для американцев проще простого.

Обе соперничающие службы шифровки принимали все меры предосторожности в ведении тайной войны друг с другом. По выражению Аллена Даллеса, будущего главы ЦРУ, для японцев секретная война «стала основным оружием в локализации армий противника на Западе и подготовки к нападению». Японцы хотели атаковать противника первыми. Командир Йто представил Генштабу новый тип шифровальной машины, которая была неуязвимой и высокотехничной. Она работала в автоматическом режиме, печатая набранный на клавиатуре текст и меняя ключ шифровки для каждой телеграммы. Йто был горд таким приобретением. Машина была названа «тип 97», потому что год по японскому календарю был 2597-й. Министр иностранных дел назвал ее более прозаически — машина «В».

Тридцать лет спустя японцы отказывались верить, что американцам удалось создать прототип машины «В», ни разу не видя ее, и принцип работы которой был совершенно новым. Но у американцев был свой гений — Вильям Фридман и его команда.

Поняв, что японцы изменили принцип шифровки, американцы подумали, что их японские коллеги усовершенствовали машину «А». Они потратили 18 месяцев на то, чтобы найти эти изменения, но напрасно. Фридман просчитал все возможные решения, и уже готов был отказаться от этой работы, признав поражение, когда новому сотруднику отдела Гарри Лоуренсу пришла в голову идея. Она была довольно необычной, но его выслушали, потому что никто не знал, что делать дальше. «А что если джепс (японцы) заменили шифровальные диски на скользящие контакты?»

Немедленно в первом попавшемся магазине были куплены коммутаторы. Машину «А» отсоединили и стали работать в ручном режиме. В течение двух дней подсоединили и подключили электропровода. При контакте электрические провода работали безупречно. Лоуренс кричал от радости, машина работала и давала шифр! В конце сентября 1940 года новая «пурпурная машина» со сложной проводкой, в подсоединениях которых были сделаны изменения, переводила секретный шифрованный текст, поступавший из ведомства Йто.

Европа стонала под игом нацистских репрессий. Япония, союзник Третьего рейха, готовилась вступить в войну. Фридман, сын евреев, бежавших из Бессарабии, понимал важную роль службы шифровки в судьбах мира. Он также понимал, что и США, его новая родина, не будут стоять в стороне и открыто вступят в войну против Японии.

До сих пор все операции по шифровке, выполненные американцами, назывались операцией «Маджик». Начальник американского Генштаба генерал Джордж Маршалл дал распоряжение строго охранять секрет американской системы шифровки, приняв все меры безопасности. Всего несколько человек, входившие в команду «ультрас», имели доступ к материалам «Маджика», экземпляры которого были строго засекречены в архиве.

Вскоре американцы создали шифровальную машину, аналогичную японской машине «В», и читали сообщения, поступавшие из Токио, раньше, чем о них узнавал японский посол. Новые станции перехвата собирали японские телеграммы со всего мира.

Американцы теперь были в курсе всех японских военных планов. Президент Рузвельт понимал, что США предстоит война на два фронта — в Европе и Азии. В 1941 году были сделаны попытки секретных переговоров с Японией в надежде избежать войны. Японские эмиссары рядились в одежды пацифистов, добрых соседей, а сами замышляли иное. Американские дипломаты рисковали угодить в ловушку. К счастью, система «Маджик» не оставляла сомнений в истинных намерениях «добрых соседей», выявляя их двойную игру.

Герберт Осборн Ярдли родился 13 апреля 1898 года в Вортингтоне, штат Индиана. В юности он увлекся криптографией.

Когда началась Первая мировая война, его беспокоила мысль, что американские шифры не надежны и их надо усовершенствовать как можно быстрее. В 1917 году Ярдли был взят на службу в отдел шифровки, когда работой секретной службы руководил генерал Ван Деман. Ярдли назначили сначала капитаном, потом командиром Службы шифровки, 8-го отдела военной разведки в Вашингтоне, который вскоре был преобразован в 5-й отдел. Благодаря работе по расшифровке секретных сообщений противника были арестованы несколько агентов и получена ценная информация.

В июле 1919 года Ярдли поручили заняться японским шифром, ключ к которому он подобрал спустя год, прочтя японские дипломатические телеграммы, посылоемые Министерством иностранных дел в Токио своим представителям в Вашингтоне.

6 февраля 1922 года служба шифровки под руководством Ярдли одержала внушительную победу, проникнув в секреты пяти стран-участниц конференции по разоружению морского флота. Японская делегация вынуждена была принять американские предложения.

За несколько недель во время работы конференции Ярдли пришлось освоить новый японский шифр, намного более сложный, чем предыдущий код «YU».

Затем в течение нескольких лет отдел занимался обычной рутинной работой. При правительстве президента Гувера и госсекретаря Генри Стимсона «черный кабинет» был закрыт, а Ярдли стал предателем. Он предложил секреты своего «черного кабинета» японскому консулу в Вашингтоне за 10 тысяч долларов наличными. За эту сумму японцы купили у него все секреты американской системы шифровки. Ярдли стал работать на нового хозяина с тем же рвением, с каким работал в интересах своей страны.

Умер он в 1958 году в Вашингтоне, забытый всеми, не заподозренный в предательстве.

Победа системы «Маджик»

В период, предшествующий вступлению в войну США, работа британской и американской разведок в Токио была иллюзорной. Генерал Пиготт, военный атташе британской разведки в Токио, посылал в Лондон лишь коридорные сплетни, так же как и американский атташе. Обе западные разведки были не способны действовать подобно великому Зорге, который в августе 1941 года сообщил Третьему отделу Красной армии, что Япония готовится напасть на Советский Союз. Не могли они уточнить, подобно немецкому военно-морскому атташе, сообщившему 22 августа 1941 года в Берлин: «Япония не нападет на Россию, а овладеет базой Сингапур и голландскими нефтяными разработками».

Президент Рузвельт имел основание назвать представителей американской разведки на Дальнем Востоке бездельниками. Но благодаря системе «Маджик» он располагал информацией об истинных планах Японии. 9 августа 1941 года он прочитал такое расшифрованное сообщение: «Япония готовится к тотальной войне против США и Англии, чтобы разорвать цепь их окружения».

В конце 1941 года, между 15 ноября и 7 декабря, президент Рузвельт лично прочитал 64 из 1800 перехваченных и расшифрованных «Мэджиком» сообщений. Но американский историк Ладислас Фа-раго уточняет, что «президент США не был осведомлен о сообщениях агентов, работавших в районах между Кита и Огавой. Ему стало известно только то, что в случае начала военных действий между США и Японией японская агентура будет проводить диверсионные акции».

Полковник Руфус Браттон из отдела военной разведки, ответственный за работу системы «Маджик», каждый день настороженно следил за передвижением маленьких цветных булавочек по секретной карте военных действий на Дальнем Востоке. Наземные войска и японский флот были готовы к началу войны. После военных операций на Формозе и в Китае движение воинских частей и флота было направлено на юг. Флот направлялся к Пескадорским островам. Информация американских разведслужб подтверждала сообщения, перехваченные и расшифрованные системой «Маджик».

25 ноября на совещании правительственного кабинета президент Рузвельт сообщил, что атака Японии может начаться в ближайшее время начиная с воскресенья. Государственный секретарь и доверенный человек президента Стимпсон заметил в его блокноте запись, сделанную на той исторической встрече: «Надо, чтобы японцы атаковали первыми, иначе мы слишком рискуем…»

Да, Рузвельт хотел вступить в войну, но не мог объявить о вступлении в нее, связанный предвыборными обязательствами перед вторым президентским сроком. 27 ноября он дал распоряжение военному министру сообщить командующим стратегическими силами о состоянии боевой готовности.

Именно тогда адмирал Хазбенд Киммель, командующий флотом на Тихом океане, базировавшемся в Перл-Харборе, получил шифровку.

В ней Вашингтон информировал его, что с этого момента он должен учитывать опасность в любой момент.

По коротким волнам японцы передавали странные метеорологические сводки. В случае прекращения официальных сообщений фраза «направление ветров» могла означать прекращение дипломатических отношений с Соединенными Штатами, «северный ветер» — разрыв отношений с СССР, «западный» — разрыв с Великобританией. Повторенные два раза, эти фразы означали приказ уничтожить шифры и архивы.

Сомнений не оставалось — в юго-западном районе Тихого океана начиналась война. Минута за минутой в течение суток двенадцать американских станций перехвата внимательно прослушивали метеорологические сводки из Токио. Представитель военной разведки полковник Браттон играл роль Кассандры, посещая ответственные военные ведомства и предупреждая, что атака японцев начнется с минуты на минуту. Но его не слушали. У работников Генштаба свои привычки.

2 декабря адмирал Ямамото передал совместным силам флота и авиации, нацеленным на Перл-Харбор, две короткие телеграммы: «Начинайте восхождение на гору Нитака» (атака на Перл-Харбор, как предусмотрено) и «1208» (день «X»: 8 декабря).

Радиостанции японского флота были погружены на специальные баржи и имитировали обычные передачи, чтобы подтвердить американцам присутствие в портах японских военных кораблей. В Токио американские военные встречали пьяных японских матросов — это были переодетые японские агенты. Они радовались этому маскараду, возможности получить небольшой отпуск, и шумно веселились в кабаках столицы.

Все вместе — и этот недельный отпуск — входили в задуманный спектакль — отвлечь внимание американцев от предстоящей атаки на Перл-Харбор. Японские представители в этот момент начали в Вашингтоне переговоры, хотя и Корделл Халл, и они прекрасно осознавали, что эти переговоры никуда не ведут.

5 декабря японские офицеры небольших подлодок, которые были подвезены в порт крупными подлодками и предназначались для атаки американских военных кораблей, заняли свои места. Офицеры пели гимн самураев «Курода-Буши», подбадривая себя перед сражением. Хигашино касеаме — восточный ветер. Дождь. Метеорологическая станция в Токио передала эту шифрованную фразу, означавшую сильный ветер на Тихом океане, — «отношения с США прерваны».

7 декабря адмиральский штандарт был поднят на корабле командующего, как перед легендарным сражением на Цусиме 27 мая 1905 года. В американской истории этот день будет назван «днем позора», по выражению президента Рузвельта. Спустя несколько часов «пурпурная машина» передала телеграмму: «В сражении на Гавайях имперский флот Японии потопил американские корабли „Аризо-на“, „Оклахома“ и „Уест Вирджиния“». Но в последующие месяцы с помощью «магической машины» американцам удалось оправиться от жестокого поражения и восстановить свой престиж.

Вильям Фридман родился в России в 1891 году. Его родители, евреи по национальности, бежали из гетто в Кишиневе (Бессарабии) и поселились в Нью-Йорке. Билли тогда было два года.

Учился он блестяще, окончив Корнелльский университет, изучая генетику. Работать молодой специалист начал на предприятии мультимиллионера Джорджа Фабиана. Фридман женился на молодой канадке Элизабет Смит, которая увлекалась криптологией и с ее помощью хотела доказать, что работы Шекспира на самом деле написаны Беконом. Постепенно и Вильям увлекся криптологией, став одним из выдающихся экспертов секретных шифров XX века.

В начале Первой мировой войны Фридман служил в отделе радиоперехвата американской военно-морской разведки.

В 1921 году руководство поручило ему реорганизовать службу шифровки на основе новых современных методов и с использованием новых материалов. В этот период Фридман разработал систему криптологического анализа.

Он был фанатиком своей работы, антиконформистом, прекрасным организатором, понимавшим важную роль шифровки в обеспечении безопасности США. В 1929 году по его совету был создана Служба радиоперехвата, занимавшаяся локализацией передающих станций и расшифровкой телеграмм.

В течение многих лет до начала Второй мировой войны Фридман и семь его сотрудников раскрывали шифры противника. Благодаря их самоотверженной работе, в которой использовались система «Маджик» и «пурпурная машина», США одержала победу над Империей восходящего солнца.

Весной 1941 года из Англии на Дальний Восток были посланы две команды для проведения подрывной работы. Одной из них руководил Колин Маккензи, ее базой стала Индия. Другая была послана в Сингапур и должна была под командой Валентина Келлери работать в зонах Индокитая, Сиама и Китая.

Группа, работавшая на территории Индии, занималась диверсиями на немецких и итальянских военных кораблях на территории португальского Гоа. Ею были подготовлены агенты для работы в тылу противника на севере Индии на случай, если, разбитые советскими войсками, войска вермахта предпримут попытку проделать путь Александра Великого. Но продвижение японских армий в Бирме заставило англичан действовать в этом районе в тылу противника.

Команда, базировавшаяся в Сингапуре, стала свидетелем захвата Сингапура японскими войсками, не сумев организовать отряды диверсантов из китайцев и малайцев. Только отряд Фредди Чапмена отважно сражался в джунглях. Впоследствии были сформированы отряды, поддерживавшие связь с местным Сопротивлением, противостоявшим японским оккупантам и войскам Кемпейтай.

Первые шаги разведчицы по прозвищу Кошка

Для большинства людей война — это катастрофа. Для некоторых же это не так. Война для них — праздник, авантюра, освобождение от повседневной скуки. Такой она стала для Матильды Карре, героини одного из наиболее известных дел шпионажа ужасных военных лет, связанных с радиоигрой и дезинформацией — «функшиль».

В 1939 году Матильда Карре жила в Орано уже шесть лет. Ее муж был преподавателем. Несмотря на южное солнце, жизнь в маленьком провинциальном городке была более монотонной, чем в Париже. Детей у супругов не было.

Постепенно ей стало казаться, что впереди ее ждут только вереницы скучных невосполнимых дней. Это своего рода дамская болезнь, которую во Франции называют боваризмом. Когда началась война и мужа призвали в армию, отправив в Сирию, Матильда, как ни странно, повеселела.

Она тоже решила уехать и отправилась в путь. Она приехала в Париж и стала работать сестрой милосердия в организации Красного Креста, оказавшись неутомимой помощницей врачей, — приходила на работу рано утром и заканчивала ночью. Красивая, жизнерадостная, она вызывала восхищение поклонников среди врачей и больных.

Когда ее перевели на линию фронта, она собрала свой чемоданчик с энтузиазмом. Близость фронта ее еще больше возбуждала, война притягивала неизъяснимо. Матильду не устрашила даже первая в ее жизни бомбардировка. Гром пушек, вой сирен, взрывы — у кого мороз по коже, а у дамочки — почти любовный экстаз.

К моменту отступления французских войск и немецкой оккупации она была уже награждена и переведена в Орлеан, куда ее госпиталь был эвакуирован вместе с большинством горожан. В городе царил хаос, кругом были беженцы и отступавшие солдаты. Матильда пошла на зов своей судьбы.

Никто вокруг не мог ей дать никаких указаний, где искать госпиталь. Заночевать ей пришлось в замке, где расположился кавалерийский отряд. Замки, солдаты — это снова показалось ей прелюдией сказки.

Матильда последовала за колонной беженцев на юг, пока не добралась до Тулузы. Там ей случайно повстречался друг детства Рене Обертен. А через него она познакомилась с польским майором Романом Чернявским, красавцем, которому так к лицу была форма летчика.

Она стала его любовницей раньше, чем узнала, что Роман был главой разведслужбы 1-й польской пехотной дивизии, сражавшейся в рядах французского корпуса.

После капитуляции французской армии молодой польский офицер (ему не было тридцати) начал создавать на территории Франции разведсеть.

Он сообщил новость подруге, и она приняла это сообщение с радостью. Об этом периоде она впоследствии написала в своей книге «Воспоминаний»: «Я всегда знала, если чего-то хочешь всем сердцем, то оно обязательно произойдет. И еще: случайно встреченные люди — всегда самые лучшие, как будто Бог их выбирает на твоем пути». Матильда не сомневалась в правильности своего пути.

Роман ездил по стране, создавая разведсеть, послав Матильду в Виши, к руководителям Второго бюро. Женщину встретили с симпатией и стали обучать навыкам новой профессии — шифровке и расшифровке секретных сообщений. Роман уже был связан с Лондоном. Матильда стала связной между Виши и Лондоном.

У нее был псевдоним Кошка. Она много работала, все время была на людях. В гостинце «Амбассадор» сидела за стойкой в баре или на кожаном кресле в гостиной, нервно пощипывая пальцами обивку кресла, оправдывая свое новое прозвище. Роман как-то пошутил, что ей идет это имя — Кошка. А себя он назвал Армандом.

Для французов оккупированный Париж стал холодным и чужим. Для Кошки и Арманда он был сценой захватывающего спектакля. Они прибыли в Париж в ноябре 1940 года. Единственным капиталом Матильды была фотография молодой женщины с ребенком и рекомендательное письмо на имя адвоката Браулта, занимавшегося проблемами англичан. Фотография гарантировала достоверность письма, потому что это были жена и сын рекомендателя, и эта женщина приходилась племянницей адвокату. Адвокат приютил Матильду и Романа, взяв их на работу секретарями. Затем он представил их своим знакомым и друзьям. Вскоре в создаваемую Романом Чернявским сеть входили 200 человек, и она стала одной из наиболее важных разведсетей на территории оккупированной Франции.

Арманд занимался организационными вопросами, а Кошка — набором новых агентов — она была убедительна и неутомима в этой роли. В их квартире царила атмосфера веселья, об опасности не думали. Друг детства Матильды Рене Обертен связал созданную разведгруппу, которая стала называться «Союзнической», с уже действовавшей небольшой группой, которой руководил Марк Маршалл, известный как дядя Марк. Ему было 51 год, по профессии он был химиком. В свою группу он тщательно отбирал людей.

Разведсеть приступила к активным действиям. Почтовые ящики для сбора информации были разбросаны повсюду: в туалете ресторана «Ла Палетт» на Монпарнасе, в школе Берлитца, у консьержки дома по улице Ламарк и в доме импрессарио мюзик-холла. В группе работало много поляков.

Например, Станислав Лах, был связным между Парижем и Марселем. Он выезжал из Парижа с Лионского вокзала и ехал на юг в свободную зону Франции. По пути он делал остановки, следя, чтобы не было преследования. В дороге в его вагон садился другой связной и шел в туалет, где за зеркалом был спрятан микрофильм.

Все было тщательно продумано — в случае опасности микрофильм можно выбросить в окно, а в закрытый туалет никто не войдет.

Эта система существовала долгое время. Только информация, приходившая из Лондона, успевала быстро устаревать.

В 1941 году Арманду удалось достать и установить в своей квартире радиопередатчик. Голос Кошки был слышен за Ла-Маншем — она сообщала англичанам о передвижении военных частей противника по железным дорогам, указывая расположение военных складов, аэропортов Люфтваффе, артиллерийских батарей.

Французские патриоты информировали союзников о передвижениях немецких военных кораблей. Особенно точная информация поступала из Шербурга, Бреста, Нанта. Эти сообщения заслужили высокую оценку английского адмиралтейства.

Через несколько часов после сообщений «Союзнической» разведсети в небо поднимались английские самолеты, бомбя те немецкие объекты, которые считались хорошо защищенными и укрытыми. Матильда радовалась, когда узнавала об этом. Война продолжала казаться ей захватывающей игрой.

Осенью за Армандом был послан английский самолет. У англичан были отличные летчики, которым удалось посадить ночью «лизандер» на лужайке, освещенной электрическими прожекторами. Молодой польский офицер был горячо принят английским военным министром. Когда он вернулся во Францию, то горел желанием с новыми силами приняться за работу. Он, начальник самой крупной во Франции разведсети, чувствовал себя хозяином Парижа. Ему удалось провести за нос службы гестапо, сипо, абвера. Но отвага не компенсировала забвения элементарных правил безопасности.

Этой же осенью к Арманду приехала одна из его бывших любовниц, Рене Борни, и он поселился с ней в домике на Монмартре, не порвав с Матильдой, которая рвала и метала от ревности.

Создалась сложная нервная ситуация. А тут еще одна ошибка — один из руководителей разведгрупп, движимый бюрократическим пылом, написал отчет о проделанной за год работе «Союзнической» разведсети.

16 октября 1941 года патриоты отметили годовщину создания разведсети, собравшись в квартире Арманда и выпив шампанского. Из Лондона им пришло поздравление от английской разведки. Это был последний обмен радиосообщениями.

Инженер-химик Марк Маршалл оказался прекрасным агентом по сбору информации и диверсантом. Когда он примкнул к группе, ему было уже за пятьдесят, он был женат, имел четырех детей. В 1940 году его призвали в инженерные войска, но он не смог смириться с поражением французской армии. Маршалл создал небольшую группу из квалифицированных техников для выполнения диверсий. Это он сообщил в Лондон об отряде Люфтваффе, расквартированном в Орли, и посоветовал разведгруппе купить небольшое кафе вблизи аэропорта. Из окон кафе можно было наблюдать за передвижением самолетов противника. Его диверсионной группе удалось подорвать подземный ангар аэропорта. Следующей удачной операцией дяди Марка была кража со взломом, когда он ночью пробрался в немецкую лабораторию. Он сильно рисковал и едва спасся после стычки с охранником.

И все-таки его схватили, поместили в тюрьму, пытали. В тюрьме Тревири он просидел шесть месяцев в одиночке, без света. Приговоренный к смерти, он был депортирован в Бухенвальд, затем в Нейе-гамме и наконец в Маутхаузен, где его должны были по прибытии расстрелять по приказу СС, потому что он отказался, чтобы на нем производили биологические опыты. Но офицер СС в Маутхаузене, служивший, как и Маршалл, в кавалерии, уничтожил приказ о расстреле и спас ему жизнь. Дядя Марк работал в лагерном госпитале до самого освобождения. Умер он в 1950 году от болезней, так как здоровье его было подорвано годами тюрьмы и лагерей.

Кошка в ловушке абвера

Генштаб северо-западного 3-го отдела абвера размещался на вилле, реквизированной у актера Гарри Бауэра в Мэзон-Лаффитт. Здесь майор Эсшиг в октябре 1941 года добрым словом помянул пьянчуг — он только что узнал, что старый алкоголик, портовый грузчик, работавший на складе Люфтваффе в Шербурге, сообщил немецкому капралу, что некая госпожа Бюффе интересовалась у него сведениями о портовых сооружениях.

Эсшиг выслал в порт своего сотрудника капитана Боршерса вместе с переводчиком сержантом Уго Бляйхером. Те привезли из поездки рапорт, содержавший важные сообщения. Грузчик знал мало, но это дало толчок к расследованию. Мадам Бюффе была арестована, в ее доме был найден список с 20 именами. Серьезная оплошность.

Начались аресты, но оккупанты знали немного, и в частности, что один из руководителей организации для сбора информации приезжает в начале каждого месяца в Париж поездом. 1 ноября Бор-шерс и Бляйхер ждали все прибывающие поезда в Париж. Опознать этого человека вызвался грузчик-доносчик. Для немцев засветилась надежда украсить свой китель медалью, а, может быть, и получить повышение в звании.

1 и 2 ноября результатов не дали, но на следующий день грузчик поздоровался с человеком, которого знал, и его тут же арестовала полиция.

Арестованного звали Рауль Киффер, он был военным летчиком. После нескольких дней и ночей непрерывного допроса он сообщил адрес наиболее важного почтового ящика организации — в ресторане «Палетт». Он не знал адресов Арманда и Кошки, а то бы их выдал, ибо согласился сотрудничать с абвером.

Немцы отпустили Киффера, который оставил письмо в почтовом ящике, назначив встречу с Армандом. Через три дня Бляйхер арестовал Кристиана, связного Арманда, и допросы продолжились. Но Кристиан молчал. Тогда немцы подсадили в его камеру Киффера, и тот обманом получил адрес Арманда.

Арманд снимал домик в переулке Монмартра. На рассвете 17 ноября немецкие агенты арестовали его. При аресте он высокомерно заявил, что исполнял свой долг польского офицера, и назвал свое настоящее имя — Роман Чернявский.

С ним проживала в это время любовница Рене Борни, которую застали в постели. Забрали обоих, захватили радиопередатчик, но радисту удалось бежать, спустившись из окна на нижний этаж на связанных простынях, а затем по крыше, проскользнув незамеченным мимо автомашин полиции.

Отдел контрразведки абвера (группа 510) размешался в гостинице «Эдуард VII». Во время допроса Рене Борни рассказывала сержанту Уго Бляйхеру о своей сопернице Матильде Карре. А та в то время уже знала о произведенных арестах, ее предупредили, чтобы не появлялась в своей квартире. Она не послушала, и ее, выследив, арестовали перед домом и бросили в машину.

После короткого допроса в гостинице «Эдуард VII» ее отвезли в тюрьму «Санте».

Макиавелли так обрисовал характер французского солдата — он ведет себя как герой, когда все хорошо, а как только что-то начинает не ладиться, он паникует. Для Кошки хватило одной бессонной ночи. Уже на утро на нее противно было смотреть — от былой героини не осталось следа. Обратной стороной медали работы разведчицы были тюрьма, пытки, смерть.

Ночью она пыталась найти моральное алиби своего сотрудничества с оккупантами. Для нее было важно, что ее бросил бывший любовник ради Рене Борни, и то, что Борни назвала ее имя немцам. Она решила отомстить. Она должна была остаться жить, быть всегда первой и всеми любимой.

Теперь она решила стать немецкой кошечкой, получая от них комплименты и премии. Война могла идти еще долго, Англия была изолирована, вероятность, что победят немцы, была большой.

В конце концов, что ей Англия, Берлин был тоже не последним из городов.

Немецкие контрразведчики поняли ее настроение и уже утром предложили хороший завтрак: молоко, масло, настоящий кофе с сахаром, слоеные булочки. Бляйхер присутствовал во время завтрака и тепло смотрел на арестованную бедняжку. Когда она все умяла, он предложил Матильде сигаретку.

Затем он занялся записной книжкой, которая была с ней в момент ареста. Записная книжка Арманда также оказалась в руках контрразведчиков. Бляйхер, прочитав ее, понял, что ближайшая встреча Кошки намечена на 19 ноября, то бишь уже сегодня в 11 утра. Он предложил ей пойти на встречу, выполняя задания немецкой контрразведки.

Он сам ее и проводил в кафе на Елисейских полях. Договор с Матильдой был таков — за сотрудничество 6 тысяч франков в месяц. Иначе кошечку расстреляют, сразу, без суда и следствия.

В 11 часов приехавший на свидание агент был арестован. Это был связной Второго бюро французской разведки из Виши, который не раз получал от нее информацию. Затем Матильда взяла телефонную трубку, протянутую ей Бляйхером, и позвала к аппарату Марка Маршалла и Обертена, друга юности. В ожидании назначенного свидания Бляйхер отвез сотрудницу в ресторан «Палетг», чтобы взять сообщение из почтового ящика.

Маршалл и Обертен были арестованы в пивной на площади Бланш. Они вместе с Матильдой сидели за столиком, когда к ним приблизились четверо полицейских. Упершись дулами пистолетов в их спины, Маршалла и Обертена попросили сохранять спокойствие. Обертен спокойно расплатился с официантом за пиво, которое они не успели попробовать, и медленно выпил три стакана один за другим.

Это было началом целой серии арестов. Уже вечером того дня многие агенты разведсети попали в тюрьму «Санте».

Вечером Бляйхер отвез Кошку в роскошный ресторан, потом в кабаре, закончив день в номере гостиницы. Когда он запирал дверь на ключ, она уже начала раздеваться.

Уго Бляйхер, сын мелких буржуа из Костанцы, учился в университете, пытался поступить на службу во флот, но его не взяли из-за плохого зрения. Служил в банке, во время Первой мировой войны пошел в армию добровольцем и попал в плен под Верденом.

В плену он выучил французский и был освобожден в 1919 году. Затем он работал в Марокко, а потом поселился в Гамбурге, где женился и имел сына. Бляйхера, члена нацистской партии, в начале Второй мировой войны назначили на работу в службу безопасности полиции. Сначала он работал в Шербурге, а затем его перевели в Париж, чтобы расследовать дело Матильды Карре.

Бляйхер был крупным высоким мужчиной, любителем хорошо поесть и выпить. Он был прекрасным пианистом, умел радоваться жизни. Женщин он обожал и считал, что может покорить их сердца своим артистическим талантом. Своей работой он показал, что не лишен ума и хитрости и умеет выполнять приказы.

Сообщения перевербованной радистки

В начале декабря Боршерс и Бляйхер установили в Сен-Жермен-ан-Лэ отдельный ящик для агентурной почты. Теперь Кошка так загрузила немецкую контрразведку работой, что вилла, реквизированная у актера Гарри Бауэра, стала мала. К работе подключили еще двух помощников и сняли большую виллу. Как ее назвали? Угадали — «Кошкин дом».

«Союзническая» разведсеть была ликвидирована абвером, и он готовился ко второму этапу операции — воспользоваться плодами своей победы. Речь шла о том, чтобы продолжать посылать в Лондон шифрованную информацию с помощью перевербованной радистки Матильды Карре. Это было начало радиоигры — «функшпиля».

Кошка, как обычно, готовила сообщения, Рене Борни (соперницу тоже подключили к работе) зашифровывала их, а некий Марсель передавал в Лондон.

Борхерсу и Бляйхеру предстояло решить две наиболее важные проблемы. Первая заключалась в том, чтобы изменение почерка радиста осталось незамеченным. А вторая, чтобы уследить за Кошкой, если она вздумает переметнуться еще раз и вставит в сообщение какой-то упреждающий знак.

Немцам удалось разыскать радиста, ранее работавшего на Арманда и поссорившегося с ним. А в сообщениях Кошки стали заменять слова ее сообщений синонимами.

Существовала и третья проблема, которую удалось решить с помощью Кошки. Надо было найти объяснение, почему радистка не выходила в эфир в течение месяца. Так англичанам было сообщено, что Арманда и Виолетту (Рене Борни) арестовали, а Матильде Карре удалось бежать. Матильда подписала сообщение новым псевдонимом, так как старый стал известен немцам. Теперь ее стали величать Викторией. За первым сообщением последовали другие, англичане заглотили наживку, не заподозрив обмана. У Кошки хватило цинизма попросить денег, и англичане выслали 50 тысяч франков.

Вскоре немцы одержали еще одну значительную победу. Два военных крейсера «Шарнхорст» и «Гнейзенау» стояли в порту Бреста вместе с «Принцем Эугеном». Британское адмиралтейство пыталось уничтожить их бомбардировками, но план не удался. Отряду французской разведки под командованием полковника Реми было поручено зорко следить за немецкими крейсерами и узнать день их выхода из порта, чтобы атаковать в открытом море. В феврале 1942 года Реми сообщил о выходе крейсеров.

10 февраля немецкие моряки получили разрешение спуститься на берег, а командование пригласило на борт тысячу гостей на праздник.

Во второй половине дня 11 февраля фотографии, привезенные в Англию на разведывательном самолете, подтвердили, что защитные покрытия трех судов находятся на местах и не сняты.

Французская разведка тоже не заметила ничего подозрительного, никаких приготовлений к выходу в море.

Поэтому английское адмиралтейство поверило сообщениям Кошки, а не полковника Реми. Она писала, что крейсеры сильно пострадали от бомбежек и не смогут выйти в море, по крайней мере, в течение нескольких месяцев.

Вечером 11 февраля оба крейсера и «Принц Эугец» вышли из порта Брест под предлогом выполнения обычного маневра. Но в море они сразу взяли курс на север, и командирами был отдан приказ: «Полный вперед!» У английской патрульной службы вдоль побережья были в тот вечер какие-то неполадки с радаром, который бездействовал в течение трех часов. Это было на руку немецкому плану. Неспокойное море тоже помогло беглецам уйти от преследования. Когда в Бресте спохватились, немцев и след простыл.

С абвером тесно сотрудничала военная полиция, в задачу которой входила защита войск вермахта на оккупированных территориях и на фронтах военных действий. Это была военная оперативная полиция, служба безопасности, а не сбора военной информации. На этих участках она выполняла обязанности сипо-СД или полевой жандармерии. В ее задачи входило: наблюдение за средствами печати, общественными местами, слежка за подпольщиками, вылавливание подозрительных лиц и проведение их арестов.

В компетенцию оперативной военной полиции входило и выявление случаев предательства высшего военного командования.

Эта полиция внедряла своих оперативников в войска вермахта. Обычно они имели юридическое образование и опыт работы в полиции. Оперативники проводили допросы и приводили приговоры в исполнение.

Оперативники военной полиции получали приказы только от секретной службы генштабов или от представителя абвера, который был их непосредственным начальником при выполнении заданий контрразведки.

После заключения перемирия с Францией в Парижском округе работало несколько групп оперативной военной полиции. Они размещались в реквизированных гостиницах, а командный пункт находился в гостинице «Лютеция», где размещался абвер.

Впоследствии эта полицейская служба слилась с местными отрядами сипо-СД. Но в 1942 году несколько групп оперативной военной полиции еще работали на территории Франции.

Английская разведка входит в игру

28 декабря 1941 года адвокат Браулт познакомил Кошку с неким Лукасом. Он приехал из Лондона и представлял английскую спецслужбу, занимавшуюся подрывной работой. Встреча произошла на Елисейских полях в кафе «Георг V». При этом присутствовал неизменный Бляйхер — он сидел, укрывшись газеткой, чуть поодаль за столиком.

Лукас планировал организовать новую разведсеть, которая продолжила бы работу предыдущей, ликвидированной немецкой контрразведкой. К концу войны во Франции работали более 50 разведгрупп, подчинявшиеся организации «Фирма», созданной Лукасом. Но пока работа не была налажена, у Лукаса не было радиотелеграфной связи с Лондоном. Он был заброшен на территорию Франции самолетом и сброшен на парашюте вместе с радистом, но того арестовали. Вот почему адвокат и познакомил Лукаса с радисткой по имени Виктория, все той же Кошкой.

Бляйхер уже настолько доверял своей любовнице, что разрешил ей жить не в «Кошкином доме», а на свободе. То есть жили они вдвоем, снимая квартиру в фешенебельном 16-м районе Парижа и гото-ня в ней ловушку для Лукаса и его агентов. Матильда представила немецкого полицейского в качестве своего бельгийского друга, и Бляйхер имел удовольствие присутствовать при подготовке доставки самолетами с выбросом на парашютах оружия в районе Манса. К его огорчению, самолет с оружием в указанный час не прилетел.

Дела обстояли не так, думал Бляйхер. Фортуна стала поворачиваться к нему другим местом, не лицом. Лукас не был дураком, отнюдь. Он заметил несоответствия в этой театральной постановке. Один раз Кошка его уже подставила, сообщив, что самолет, на котором он должен вылететь из Шартра, прилетит в определенный час, но сделала это с таким опозданием, что вылет сорвался.

Ответ на этот вопрос для опытного разведчика был однозначным. Кошка перекрасилась, ее перевербовали. Был еще один ее прокол — после встречи с ней один партизан был арестован. Сам адвокат Бра-улт был на волосок от ареста, но ему удалось бежать в свободную зону. Однажды Лукас нашел в комоде Матильды фотографию партизана, которую могла иметь только немецкая полиция.

Не было сомнений: Матильда Карре — предательница. А это значит, что Лукас и его товарищи находятся под наблюдением и могут быть арестованы с минуты на минуту. Лукас был прижат к стенке и спасти его мог лишь отчаянный шаг. И он его сделал.

Он поставил Кошку перед необходимостью быстро и четко отвечать на вопросы. Она не выдержала и созналась, но не во всем, не рассказав, скольких товарищей она выдала на пытки и муки. Она сказала, что попалась в ловушку Бляйхера, но все время думала, как бы ускользнуть. Ее готовность предавать не уступала готовности раздеваться.

Она уже поняла из разговоров немецких коллег, что войну Германия проиграет, и не строила иллюзий на свой счет.

Теперь ей стоило выслужиться перед англичанами, заручившись поддержкой Лукаса. А что до преданных ею товарищей, то вряд ли они выживут и станут свидетельствовать против нее. Ей даже мечталось прослыть в Англии героиней. Сама-то она себя, тройного агента, считала героиней всех времен и народов.

Лукас тоже все просчитал. Теперь Кошка работала по его плану, предавая немцев.

Своему возлюбленному немецкому сержанту Бляйхеру она сообщила о предстоящем совещании в Париже участников Сопротивления. Но для этого Лукасу необходимо слетать в Лондон. Совещание пройдет под председательством английского генерала. Лучше всего, если в Лондон полетит и она, чтобы привезти ценную информацию.

Бляйхер и абвер согласились. Вызвали специалиста абвера из Берлина, поручив ему разработать предстоящую операцию по захвату группы Сопротивления.

Отъезжавшим Лукасу и Кошке оставалось только узнать, в какой точке побережья их будет ждать катер, чтобы перебраться через Ла-Манш. Договорились: 12 февраля, в местечке Мулен-де-ля-Рив.

Опасности попасть под обстрел патрульной береговой службы не было, поступило распоряжение не обращать внимания ни на катер, ни на двух беглецов.

Но все вышло не так гладко. Лукаса и Кошку на побережье сопровождал английский майор, работавший во Франции под псевдонимом Бенуа. К условленному месту на побережье трое шли пешком, таща немалый багаж — Лукас нес чемодан с газетами и документами, Кошка тащила наряды, чтобы покорять английских офицеров. 40 километров — путь немалый, но добрались, отдыхая по пути в местных селах.

К вечеру погода переменилась — сильный ветер, дождь, море штормило. Поужинав в харчевне, трое двинулись на побережье Мулен-де-ля-Рив. Патруль сделал вид, что их не заметил, и Лукас стал давать условный сигнал. Появились три английских разведчика в гражданской одежде и австралийский офицер в морской форме.

Лукас помогал Кошке и Бенуа сесть в лодки, стоя по пояс в воде, но волны были слишком сильными, и лодки перевернулись. Кошка была в шубке, которая чуть не утянула ее на дно, а чемодан со шмотками утонул.

Катер сделал несколько попыток приблизиться к лодкам, но напрасно. Двух англичан и австралийца на следующий день арестовали и заключили в лагерь для военнопленных. Трое беглецов вернулись в деревню, сигналили на следующий день, но никто не откликнулся. На третьи сутки они решили вернуться откуда прибрели — в Ле-Манс. Бенуа уехал в свободную зону Франции, а Лукас и Кошка вернулись в Париж.

Лукас был в мрачном настроении — того и гляди Кошка опять перебежит на другую сторону.

Но обошлось. 19 февраля начали все сначала. Только отправным пунктом стал Бихит, недалеко от Требердена.

Идти пешком пришлось 16 километров. Ночь была темной, и спутники потеряли друг друга, потом нашлись и прибыли в указанный пункт, не опоздав. Опять на сигнал не было ответа. И на следующую ночь произошло то же самое. А катер стоял за скалой, но опасался выйти. Последняя попытка 26 февраля увенчалась удачей.

Кошка прибыла в Лондон. Ее поселили в городе, окружив сыщиками в надежде, что она опять, ведя свою тройную игру, выведет на немецкую агентуру. Но Бляйхер не захотел скомпрометировать операцию и заданий не дал.

Матильда Карре долго пыхтела и выкручивалась на допросах английской разведки и порассказала многое, выдав шифр немецкой разведки, который помог англичанам парировать ходы абвера. В течение шести недель они передавали Бляйхеру дезинформацию.

Весной 1942 года по распоряжению военного министра полковника Букмастера Матильда Карре была арестована.

Она находилась в тюрьме до конца войны, а затем была передана французским властям. Всего в тюрьмах двух государств она просидела семь лет и два месяца. 3 января 1949 года начался судебный процесс. Расследование шло очень медленно и все время затягивалось. Арестованной исполнилось 39 лет.

Суд приговорил Матильду Карре к смертной казни. Но в мае казнь была заменена пожизненным заключением. В 1954 году ее освободили. Кошки, они живучие.

17 июня 1940 года в момент заключения перемирия между Германией и Францией Лукас выехал в Англию из порта Шербург. В Англии он разработал план восстания на оккупированной территории Франции, представив его в кабинет генерала де Голля. Не получив ответа, он обратился к английским властям, которые посоветовали ему ждать, пока французы в Лондоне не последуют примеру поляков и не создадут подпольные отряды Сопротивления.

Но к началу следующего года действий в этом направлении не последовало, тогда англичане приняли Лукаса в службу специальных операций английской разведки и после серьезной подготовки в мае 1941 года забросили его на парашюте в оккупированную Францию.

Вскоре после того, как Лукас доставил в Лондон Матильду Карре, он вернулся во Францию, где через месяц был арестован. Бляйхер, проводивший допрос, пытался выяснить, не предала ли в очередной раз Кошка немецкую разведку, но Лукасу удалось доказать ему, что его подозрения необоснованны. Лукас просидел 1 8 месяцев в тюрьме Фрезнес, затем в «Офлаге» в Кольдице, откуда ему удалось освободиться.

Абвер и «Функшпиль»: операция «Донар»

Ликвидация «Союзнической» разведсети и манипуляции с перевербованной Матильдой Карре были крупным успехом французского отдела абвера, координировавшего деятельность немецких спецслужб во Франции. Его штаб размешался в Париже в гостинице «Лютеция». Более точно эта спецслужба называлась Третьим отделом безопасности и контрразведки. А еще точнее — этой работой занимался подотдел «3F», самый важный из всех, который вылавливал вражеских агентов и внедрял своих агентов в секретные службы противника.

Вскоре после перевербовки Матильды Карре руководить подотделом стал подполковник абвера Оскар Райле. Он был контрразведчиком, работавшим у Канариса, и слыл антинацистом. Во всяком случае, он как мог защищал автономность абвера от спецслужб сипо-СД и гестапо. Райле был неутомимым тружеником, технически образованным человеком. Это был 46-летний мужчина с жесткими чертами лица, пронзительным взглядом, седеющий, с отличной выправкой.

Райле сразу обратил особое внимание на работу группы радиоперехвата, которая под его руководством нанесла большой ущерб аналогичным службам союзников. Немецкой контрразведке удалось заменить радистов групп Сопротивления, как они проделали это с Матильдой Карре, а также оснастить станции современной аппаратурой.

Операция «Донар», проведенная Райле и его помощником подполковником Дернбахом, работавшим в отделе радиоперехвата в Ангерсе, остается примером безупречно выполненной радиоигры в истории немецкой контрразведки.

В феврале 1942 года Райле и Дернбах арестовали на юге Франции много английских и французских агентов. К концу 1942 года подпольные разведсети союзников были ликвидированы.

Основные немецкие станции радиоперехвата на территории Франции располагались в Буа-ле-Руа и в Шартретге под Парижем. С помощью передвижных установок радиоперехвата немцам удалось засечь подпольные станции на юге Франции. Затем службы шифровки прочли перехваченные сообщения.

Немецкая контрразведка поняла, какую угрозу представляет для немецкой армии работа служб военной информации в Лондоне. После сложных переговоров с правительством в Виши, которые не дали результатов, было решено проникнуть в свободную зону Франции для подавления подпольных радиостанций. В конце сентября 1942 года 280 немецких техников были заброшены на территорию свободной Франции. Эта операция шла под кодовым названием «Донар» (что по-немецки означает «молния», так же называется и немецкое радио).

Все участники этой операции говорили по-французски. Они почти сразу локализовали подпольных радистов. В облаве были захвачены двадцать передающих станций, державших связь с Лондоном.

Арестованных радиотелеграфистов подменили своими сотрудниками.

Немцы хорошо разбирались в особенностях почерка каждого радиста: интервалы передач, скорость, привычки и так далее. Теперь можно было приступать к радиоигре. Радиотелеграфист сразу узнает своего корреспондента по звуку голоса, не видя его. Так что кроме знания привычных формул, правил и шифров, необходимо, чтобы и тембр голоса радиста тоже соответствовал. Если же прежний радист перевербован и согласился сотрудничать с немецкой контрразведкой, необходимо проконтролировать, чтобы он не подал знака, что находится под контролем. Это была сложная и тонкая игра профессионалов.

Операция «Донар» позволила абверу обмануть бдительность англичан и начать передавать им дезинформацию, получая приказы, направляемые разведгруппам. Это было катастрофой французского Сопротивления: аресты агентов, манипуляция двойными агентами, перехват донесений, захват парашютистов…

И этот первый успех был только началом. Впоследствии службы сипо-СД, которые продолжили работу абвера, организовали другие радиоигры, контролируя подпольную борьбу и раскрывая разведсети. Они вышли на связь с французскими агентами английской разведки и по радио получили возможность связаться с французским отделом английской разведки в Лондоне.

Почти все агенты английской разведки во Франции были раскрыты и нейтрализованы. Англичанам потребовалось несколько месяцев, чтобы оправиться от урона, нанесенного этой дьявольской игрой немецкой контрразведки. Это было жестокое и трудное сражение, в котором англичане потеряли много ценных агентов.

Немцы, казалось, полностью овладели ситуацией и готовы были вмешаться в планы союзников. Этот успех был продолжен в Голландии, в другой удавшейся радиоигре — операции «Северный полюс».

В Париже работали четыре отдела абвера:

Первый отдел с подотделами занимался наземными войсками (Н), авиацией (L), флотом (М), экономикой оккупированной территории (W-1) и наступательными операциями (G).

Второй отдел занимался подрывной работой и диверсиями.

Третий отдел занимался раскрытием вражеских агентов, их нейтрализацией или перевербовкой.

Отдел «Z» занимался вопросами, которые не были решены предыдущими отделами.