История шпионажа. Том 2

Специалист радиоигры

Когда майор Герман Гискес получил новое назначение, он выехал из гостиницы «Лютеция», штаб-квартиры Третьего отдела абвера. В Париже начальство всегда предоставляло ему полную свободу действий, не позволяя, чтобы «соседи» совали нос в его дела. Гискес был специалистом функшпиля, радиоигры. Никто, ни сипо-СД, ни гестапо не могли требовать от него отчета.

В Голландии, куда его назначили работать, дела обстояли иначе. В этой стране хозяевами положения были Сейсс-Инкварт и Раутер. Первый правил страной от имени Гитлера, второй был комиссаром рейха и занимался вопросами безопасности. Это был человек Гиммлера, сам дьявол во плоти, настоящий палач.

Казни и депортации были для него не служебной обязанностью, а хобби, удовольствием. Перед ним все вытягивались в струнку, включая ближайших сотрудников, которых пугала мысль попасть на Восточный фронт. Боялся этого и полковник Хофвальд, начальник службы абвера. Это был запуганный Буратино, и при нем служба абвера в Голландии практически не существовала.

Гискес был сдержанным умным аристократом, какими бывают балтийцы. Он ненавидел нацистов за их грубость, кровавый фанатизм, поспешность необдуманных решений. Он получил выучку у Канариса, и ему было ужасно все, что относилось к ведомствам Гейдриха и Гиммлера. Поэтому он был в мрачном настроении, когда прибыл в Гаагу, убежденный, что глупость и жестокость Раутера помешают ему в предстоящей работе.

К счастью, у Гискеса был сильный покровитель — адмирал Канарис, верным учеником которого он был. Глава абвера уважал Гискеса, одного из блестящих офицеров своего окружения. Вскоре после приезда в курортный пригород Гааги Шевенинген, где располагался отдел абвера, в здании за колючей проволокой и единственным подземным входом, он удостоился визита главы сипо Иозефа Шрайде-ра. Этот маленький толстый баварец сразу предложил Гискесу сотрудничество. Он действовал по поручению полковника Хофвальда, тоже человека Канариса, но делал это втайне от Раутера.

Шрайдер не был смелым, скорее хитрым. Он не одобрял методов Раутера. Тот попавших в его лапы разведчиков противника тут же расстреливал, а ведь их можно было использовать.

Гискесу баварец не понравился — его ужимки, улыбочки, жестикуляция. Но он его выслушал, скрыв раздражение. Шрайдер говорил, что арестованных агентов надо использовать — у него были средства, у Гискеса — методы.

Почему бы им не объединиться, только ответ перед Раутером будет держать Гискес. Его всегда подстрахует Канарис. Баварец был искренен. Гискес принял его предложение.

Майор Гискес был специалистом радиоигры с 1930 года, которая состояла из двух этапов. Сначала нужно было локализовать подпольного радиотелеграфиста и начать кормить его дезинформацией. Так что некоторое время радист будет передавать своим информацию, изготовленную абвером. Затем абвер его арестует, сообщив, что он, не подозревая, работал на Германию.

Тут Гискес приступал к личным беседам с арестованным, давил морально, промывал мозги и в большинстве случаев перевербовывал радиста.

В 1941 году патрулирование побережья не было очень строгим, немцы не боялись атаки с моря и не собирались строить защитные сооружения вдоль Атлантического побережья. Поэтому агенту английской разведки ван дер Рейдену без труда удалось подойти на лодке к пляжу Шевенингена, недалеко от места, где располагалось здание абвера. Это произошло в ноябре 1941 года. Ав феврале следующего года он был арестован Шрайдером на улице Роттердама.

На допросе в течение трех часов агент рассказывал о плане Черчилля поджечь Европу огнем подпольной борьбы. Он уверил присутствующих, что немецкие войска вскоре будут окружены отрядами бойцов Сопротивления, и спокойно передал шифр. Гестапо с такими агентами могло отдыхать, он сразу согласился сотрудничать. Шрайдер был доволен — так легко перевербовал вражеского агента!

На следующее утро радист вышел в эфир и передал Лондону сообщение, составленное Шрайдером. За спиной радиста стоял лейтенант Гейнрикс и наблюдал за работой. Все шло гладко. Англичане подтвердили получение сообщения и назначили следующий прием на завтрашнее утро. Шеф криминальной полиции сиял от удовольствия: «Завтра продолжим!» Тогда рассмеялся ван дер Рей-ден, сказав, что никакой передачи завтра не будет, англичане не ответят по этому каналу.

Вот тут Шрайдер узнал о проверочном сигнале: если радист работает не под контролем, он должен сделать одну условленную ошибку.

Пришлось начальнику криминальной полиции идти для разъяснений к Гискесу. Он захватил с собой записную книжку с адресами, конфискованную у пойманного радиста. Гискес прочел ему лекцию о том, что в таких случаях ум не помешает.

Проблема «проверочного сигнала»

6 марта 1942 года Гискес и его помощник капитан Вур арестовали лейтенанта Лауэрса. За ним уже давно следили — он передавал в Лондон по радиотелеграфу сообщения, которые ему поставлял агент, представившийся партизаном.

Пока арестованный томился в камере гестапо, Гискес ходил его навещать. Лейтенанту было 25 лет, он был настолько щуплым, что при высадке с парашютом пришлось утяжелить его вес куском свинца, а то бы он так и парил в воздухе как ангел. Гестаповцы не пытали его, а мучили непрерывными допросами при ярком свете ламп. Довели его до кондиции и сдали Гискесу.

У этого специалиста были свои отработанные методы. После пыточной камеры радист оказался в тиши оазиса, где перед ним предстал Гискес в образе архангела. Согласился юноша, но надеялся, что, не сделав ошибки в тексте, он предупредит своих, что находится под контролем, и те воздержатся от засылки других радистов.

На следующий день Гискес привел его в домик, где был готов передатчик. Там же находился арестованный вместе с Лауэрсом партизан Теллер. Гискес включил аппарат. Теперь радисту надо было назвать свои позывные: RLS 16, 72, и повторить еще раз. Радист надел наушники и стал искать частотный канал. Гискес взял его за руку и металлическим голосом приказал: «Не забудьте дать проверочный сигнал — сделать ошибку!» Лауэре похолодел: отказаться — значит, завтра расстреляют, — и обмануть Гискеса нельзя, так как завтра англичане не ответят на вызов. Его условленная ошибка была в прерывании сигнала каждые шестнадцать букв. Он сказал своему надсмотрщику, что ошибка в наборе «стип» вместо «стоп». Это показалось Гискесу чересчур простым, но выхода другого не было.

Когда передача закончилась, в ожидании ответа Лауэре уступил стул лейтенанту Гейнриксу. А сам сел поодаль и стал спокойно курить. По его поведению Гискес понял, что радист солгал ему. Гейн-рикс получил ответ и кивнул Гискесу. Тот понял, что не ошибся в подозрениях.

«Разве вам не говорили, что после ареста вы для разведсети больше не существуете?» Гискес не отдал радиста гестаповцам, а на следующий день привел в подвальное помещение штаба, где был установлен передатчик. На вызов Лауэрса ответили, значит, свои ребята поняли условия игры, чтобы обмануть Гискеса. Его не оставили, он жив! Лауэре с трудом справился с волнением.

Как и в первый раз, ответ принял Гейнрикс. Когда он снял наушники, лицо лейтенанта было серьезным. Англичане сообщили, что забрасывают с самолета радиста с оружием и снаряжением.

Лауэре побледнел. Он ничего не понимал. Ведь он вторично включил в текст ошибочный проверочный сигнал. Англичане не могли не знать, что он «мертв», засветился. И Гискес ничего не понимал — значит, Лауэре его не обманул?

Всю ночь радист старался понять, что происходит, стал ли он предателем поневоле.

На следующий день радиста привели к помощнику Гискеса, которому он сказал, что отказывается участвовать в радиоигре. На него надели наручники и проводили в камеру.

Вошел Гискес и сказал два слова: «Выбирайте жизнь». Это означало, что в комнате будет только любезный Гискес… и все остальное, что называется жизнью.

Лауэре вспомнил, как гестаповцы били его друга Такониса, а тот рвал их зубами, как зверь…

Радист передавал сообщения без проверочного сигнала. Он даже писал «стип» вместо «стоп». Он выполнил свой долг, должны же понять в разведцентре, что происходит!

Он не пожалел, что продолжил игру, потому что вскоре Лондон сообщил, что радист заболел и дата его вылета откладывается, но оружие высылают.

Ночью 28 марта Гискес и Шрайдер ждали прибытия самолета на условленном месте. Если Лауэре их обманул, то вместо оружия они получат бомбы себе на голову.

С самолета сбросили три контейнера. Из Лондона в подарок голландскому Сопротивлению посылали тридцать шесть пулеметов без обойм и увесистые пачки пропагандистских плакатов на французском языке.

Получалось, что англичане перепутали адресата пропагандистской литературы, но все-таки прислали оружие. А если все это блеф и сделана попытка помочь своему агенту выжить?

Через два дня, 30 марта, Лауэрса перевели в тюрьму, которая размещалась в старинном монастыре. 1 апреля прибыл новый арестованный, который, пользуясь азбукой Морзе и выстукивая по трубам, сообщил свое имя. Его звали Арбор, и схватили его при приземлении с парашютом 29 марта.

Это было начало операции «Северный полюс».

Ловушка для агентов из Лондона

После Арбора был захвачен Пижл. Таконис метался в камере, как измученный, обложенный охотниками зверь. Он отказывался есть, пить, выходить на прогулку. Сидел, опершись спиной о стену, и думал, кто же его предал. Неужели Лауэре, его ближайший друг? Жить не хотелось.

Пижла взяли вместе с Акки. Но оставались еще другие радисты, и немцы решили выловить всех. Акки под пытками назвал двух. Были арестованы Рас и Клоо. В записной книжке Раса Шрайдер нашел имя Джефферса. Это был псевдоним, а рядом его настоящее имя — Джокоб Джордан, радиотелеграфист. Шрайдер не мог понять, как англичане инструктируют своих агентов, разве можно совершать такие оплошности?

У криминальной полиции был свой информатор, голландец. Его звали Антон ван дер Ваальс. Он позвонил Джордану и назначил встречу. Тот, не проверив, согласился. Когда радист протягивал руку для пожатия, на ней закрылись наручники.

Джордан был совсем еще юным. Когда горилла-гестаповец волок его за собой, он, обернувшись, спросил осведомителя: «Почему вы это сделали?»

Английская разведка потому и выбрала этого юношу, что вид его не внушал подозрений. Но ему было уже 24 года, и он был морским кадетом. Перед СС он разыграл комедию со слезами. Но 5 мая был вызван Гискесом на очную ставку с Лауэрсом.

На столике лежали все документы Джордана, в том числе тетрадочка, в которой он отмечал все переданные сообщения. Гискес опять повторил свои доводы в пользу сотрудничества с противником. Джордан возмутился. Майор с улыбкой уверил его, что тот станет работать на абвер, если не сегодня, то позже.

Так и вышло. Через два дня Джордан вместе с Лауэрсом подошел к передатчику. Лауэре тоже объяснил Джордану, что к чему.

Глаза Лауэрса были прикрыты, лицо серое. Он говорил монотонным бесцветным голосом. Он не мог не думать о своем друге Та-конисе, который сообщил ему страшные вещи. Либо в разведцентре был предатель, либо Центр сознательно посылал своих агентов для сдачи врагу. Документы, изготовленные для агентов, были сделаны настолько плохо, что невооруженным глазом можно обнаружить, что они фальшивые — лев на короне смотрел в другую сторону. Деньги были фальшивыми, с одежды не сняты английские этикетки… Беспокойство товарищей передалось Джордану. Он тоже попробовал не поставить в сообщение проверочный сигнал. История с Лауэрсом повторилась снова.

В тот период партизаны принимали по два парашютиста, забрасываемых английской разведкой. Но это были те еще «партизаны» — немецкая спецслужба, которая сразу надевала на гостей наручники. Затем с ними начинал работать Шрайдер.

4 июня Лауэре решил рискнуть. Он заметил, что присутствующий при передаче сообщений лейтенант Гейнрикс отвлекается, невнимателен.

Когда тот снял наушники, Лауэре четыре раза в четырех сообщениях передал слово «Схвачен!» Англичане ответили лаконично: «Поняли».

Пленник вздохнул — наконец-то, пора бы уж догадаться…

Но 25 июня людьми Шрайдера при приземлении был схвачен профессор Джамброес, посланный английской разведкой для руководства движением Сопротивления в Голландии.

До этого немцы предлагали ему большие деньги, чтобы он согласился с ними сотрудничать, ведь профессор был ценным специалистом по радарным установкам. У арестованного был найден план организации вооруженного Сопротивления в Голландии. Он не был даже зашифрован.

Раутер сиял от удовольствия. Но как мог Шрайдер не предупредить его о начале радиоигры! Раутер понял, что англичане готовились к высадке на побережье Голландии, и написал об этом Гиммлеру, а тот передал письмо Гитлеру.

Кто радовался, а кто страдал… Но как могла английская разведка допустить такие промахи, ошибки? Доставить план восстания в Голландии прямиком в руки противника? А может быть, это продуманная провокация? Тогда как же профессор? Но вскоре у Гискеса не было времени на раздумья. Он узнал, что англичане приказали своим диверсантам взорвать радарную станцию в Куутвийке.

Невдалеке от этой станции настоящие партизаны видели всполохи пламени и слышали взрывы. Они подумали, что этой группой мог руководить только отважный Таконис. Но это был взрыв мин вблизи станции, погибли три человека. Узнав о попытке взрыва станции, Лондон все равно поздравил группу Такониса. В следующем сообщении Лауэре написал: «Служу фрицам с 6 марта».

Это сообщение он послал 19 августа 1942 года. Лондон его получил.

И только сейчас, под предлогом неудачи со взрывом радарной станции, было решено прервать высадку агентов на неопределенный срок. Лауэре знал, что его через 8 дней расстреляют, но хоть ценой жизни он был наконец-то услышан.

Гискес был в растерянности — англичане действительно прекратили посылать на территорию Голландии агентуру и оружие. Конец радиоигры?

Тогда он разыграл другую карту, инсценировав бурную активность движения Сопротивления, чтобы подогреть интерес английской разведки. Были взорваны склад, поезд с оружием, ангар с «мессершмитами». Но на складе не было ничего ценного, самолеты были устаревшими, а взрыв поезда был чистой пиротехникой.

План удался. Лондон заглотил наживку и вновь стал руководить Сопротивлением в Голландии.

20 сентября агент Арие, настоящее имя которого было Джонге-ли, был сброшен на парашюте и опять попал в объятия Шрайдера. Он не стал себя долго просить и рассказал, что выполнял одно задание — установить новую линию радиосвязи. Гестаповцы заволновались и позвали Гискеса.

Перед немецким спецом сидел человек, отличающийся от предыдущих, это Гискес понял сразу. Джонгели был крепкого сложения, настоящий бык, и притом умен. Джонгели спокойно разговаривал с Гискесом, сказал, что должен был сообщить в Лондон о своем благополучном приземлении такой фразой: «Поезд отправился вовремя». Но немец тоже вовремя понял, что это ловушка, и не дал ему передать это сообщение. Тогда и гигант, подобно предыдущим арестованным, затосковал, на глазах выступили слезы.

Было ясно, что его послали на разведку. Англичане не были столь доверчивы, как раньше. Это угрожало срывом операции «Северный полюс». Опять Гискес выкрутился, сообщив, что при приземлении агент разбился и лежит в коме. Потом англичанам написали, что больной умер. Через несколько дней Лондон выслал девять голландских агентов.

Комедия продолжалась.

Как и у Шрайдера, у Гискеса был свой доверенный сексот. Звали его Кристман, он был немцем из приграничного района. Это он организовал пиротехнику взрывов. Ему Гискес поручил организовать побеги заключенных из тюрьмы через Францию и Испанию.

28 октября Лондон вспомнил про пропавшего профессора и стал требовать его возврата «для консультаций». Руководство голландского Сопротивления в лице Шрайдера и Гискеса ответило, что он им самим пока нужен, а заменить некем. Потом сообщили, что «ли-зандер» все равно не посадить. Тогда англичане предложили гидроплан. Но у Гискеса на все был готов ответ — что, мол, на побережье строят укрепления.

А тем временем Кристман подготовил возможность побега профессора из тюрьмы, через Испанию, и Гискес сообщил, что Джамброес вернется, ждите.

Целью радиоигры было не только сломить голландское Сопротивление, но и внедрить немецких агентов в Англию. Сбитых в Голландии английских пилотов возвращали на родину через абвер, заслужив в который раз аплодисменты английской разведки. Но Джамброеса ждали с нетерпением. Гискес опять придумал, что тот погиб геройской смертью при исполнении задания. Из Лондона прислали соболезнование.

Во главе Сопротивления вместо Джамброеса Гискес поставил своего доверенного Антона. Лондон захотел с ним познакомиться. Гискес послал по каналам Кристмана одного из своих помощников, некоего Бо, но тот был арестован во время облавы в Париже.

Операция «Северный полюс» стала страшным ударом по голландскому Сопротивлению. Немцы захватили более пятидесяти агентов и контейнеры с оружием, которого хватило бы на вооружение 10 тысяч бойцов. Радиоигра длилась 21 месяц — с марта 1942 года по май 1943-го. Потом был перерыв до марта 1944 года, когда англичане стали опять изредка посылать агентов, а с августа засылали постоянно, помогая голландскому Сопротивлению.

Первая голландская разведсеть была создана в августе 1940 года, ее руководитель был сброшен на парашюте на территории Голландии. Он был капитаном судна, героем, которого немцы расстреляли 16 июня 1941 года.

Вторая разведсеть успешно выполняла саботажи и диверсии в период с 1941 по 1942 год. Ею руководил капитан Р. Сикс. После двухлетнего перерыва эта разведсеть возобновила действия в союзе с двумя другими отрядами вооруженного Сопротивления.

Голландские радисты помогали авиации союзников бомбить военные объекты в Германии, помогали английским офицерам, захваченным в Арнхеме, бежать из плена, участвовали в освобождении Фризии в 1945 году.

В сентябре 1944 года во главе движения Сопротивления в Голландии стал принц Бернард. 1 7 сентября началось наступление армий союзников на территории Нидерландов. Но полностью Голландия была освобождена в апреле 1945 года.

Спасатели операции «Спрут»

Март 1943 года. Три белых венчика в черной ночи. Это три парашюта, на которых приземлились два диверсанта и один радист. Одного из них зовут Петер Дурлейн. Он станет кошмаром привыкших к легким победам Шрайдера и Гискеса.

При приземлении обычная сцена — встреча с голландскими партизанами, объятья, чашка горячего кофе. А за первым кустом — надевают наручники, успокаивают ударом ноги или приклада. Дурлейн выплевывает кровь и в ярости скрипит зубами на голландских полицейских и немецкого майора.

Теперь наступает очередь комиссара Байера. На столике выложены документы арестованного, среди которых пилюли мышьяка и спичечная коробочка с двойным дном, а там бумажка от сигарет. Байер берет ее в руки и, не читая, произносит текст, который знает наизусть. Потом говорит Дурлейну, кто он и откуда, как зовут его начальников и лондонских инструкторов. А под конец протягивает ему таблетку мышьяка, предлагая пожевать. Комиссар знает, что инструкторы подменяют разведчику таблетки, давая сахар.

Пленник подавлен, похоже, что его удалось раздавить. Но не на того напали… Комиссар провожает пленного в тюрьму Хаарен. Там продолжается спектакль. Он дает ему заглянуть в окошки камер — вот они, все здесь… Попались, голубчики! Это все товарищи Дур-лейна, входившие в его группу.

Дурлейн не стал предаваться отчаянию, он получил военную выучку. Он написал на кусочке бумаги, что вся группа захвачена и участвует в немецкой радиоигре. Он свернул бумажку в комочек, ища, кому бы ее отдать. Фортуна сопутствует смелым — из кабинета врача выходила группа заложников, их выпускали на волю. Дурлейн быстро передал одному из них бумажный шарик.

А в тюремной камере с ним сидел Иоганн Уббинк. Они стали вместе планировать побег. И он удался.

Им удалось проделать отверстие в окне, сняв пару прутьев, пролезть (голыми) в щель. Одежду им кинули товарищи позже, они переговаривались с помощью азбуки Морзе. Было 18.15, когда они спрятались в тюремном туалете. Свет тушили только в полночь. В темноте они прошли вдоль тюремной стены, перелезли через колючую проволоку.

Утром 31 августа 1943 года Гискесу доложили о побеге. Не все коту масленица… и на старуху бывает проруха… Игра с англичанами закончилась 5 января 1944 года. Больше они своих голландских агентов в английских рубашках и с таблетками сахара не посылали в немецкую засаду.

Гискес простился с английской командой по радиоигре, поблагодарил незадачливого партнера за участие. Лауэрсу, хотя тот отказался просить о помиловании, и Джордану он спас жизнь.

8 сентября 1944 года 52 узника Маутхаузена, в том числе группа голландских парашютистов, были расстреляна.

В этой истории есть много неясного — почему при первых арестах Центр не обращал внимание на то, что отсутствием опознавательного знака или передачей ошибочного сигнала радисты подсказывали, что они под контролем? Были и другие несуразности и просчеты в проведении операций, которые длились два года.

А если англичане со своей стороны задумали страшную провокацию, стремясь внушить немцам, что их войска собираются высадиться на побережье Фландрии? Вряд ли. Хотя проигравшие скорее признают продуманную жестокость, чем головотяпство.

«Кто вы, доктор Зорге?»

Тереза Отт была женщиной исключительной. Рихард Зорге обожал ее за тонкость, любовь ко всему изящному, чувствительность, красоту. Но больше всего ему нравилось в ней то, что она была женой генерала Эугена Отта, посла Германии в Токио.

С бокалом в руке он стоял на одном из посольских приемов и думал о прожитом. Сентябрьским вечером 1940 года в столице Японии Эуген Отт давал прием, чтобы отметить подписание договора между Германией и Японией. Героем вечера был его друг Рихард, сделавший так много, чтобы этот день настал.

Бокал Зорге был пустым. Госпожа Отт изредка нежно поглядывала на Рихарда и наполняла его бокал. В этот вечер она ему все прощала. Впервые Зорге согласился одеть смокинг вместо своего привычного костюма и выглядел в нем сейчас безупречно. Тереза Отт была горда собой и имела все основания так думать. Только ей удавалось убедить его хоть на время отказаться от своих богемных привычек.

Зорге ненавидел приемы и буржуазные условности, царившие в этой маленькой белой колонии Токио. Но для очаровательной жены друга Отто он готов был сделать исключение. Естественно, что здесь присутствовал и некоторый расчет.

Исключительно профессиональный расчет, потому что Рихард Зорге, офицер советской разведки, придерживался золотого правила — никогда не ухаживать за женами официальных лиц, от кого он может получить ценную информацию, — это могло повредить делу.

Вечер удался. Рихард стоял в окружении друзей, которые его поздравляли. Друзья ценили его за щедрость, деликатность в общении (это была одна из его личин), шутки, выдумки, за глубокие знания и талант аналитика.

Зорге удалось расположить к себе даже полковника Мейссинге-ра, который в Токио был представителем сипо-СД, службы безопасности рейха. Его боялись и держались от него подальше. Шепотом рассказывали о страшных казнях, которые он учинил в Варшаве. В Токио Мейссингер был представителем Вальтера Шелленберга, главы службы разведки нацистской партии, говорили, что Мейссингер копал под Зорге, но ничего не выкопал, а даже подружился с подозреваемым.

В этот вечер Зорге выпил не один бокал и вместе со всеми пел нацистские гимны. Но в шуме пьяных голосов не было слышно, что под музыку он произносит совсем другие слова: «Ваше здоровье, майор Шолль, и за тебя, Веннекер Поль, мой милый Павлик, военный атташе, мой добрый кораблик! Вы заполнили мои ночи и вечера, ваши документы я мог читать до утра. За ваше доверие, вы ведь спрашивали потом мое мнение. И за тебя, мастер светских поклонов, принц Альберт фон Урах, открывший мне двери салонов, за твои уроки, где носороги состоят при дурах».

Зорге, стоя с бокалом в руке, мог тепло похлопать по плечу своих товарищей: эти добрые немцы, сами того не зная, каждый стоил одной дивизии Красной Армии.

Посол по приезде ничего не понимал в японских делах. И теперь и дня не мог обойтись без Зорге и его помощи. А молодой капитан Веннекер — простачок, мечтающий стать контр-адмиралом. Майор Шолль вообще считает Зорге однокашником — во время Первой мировой войны они вместе начинали служить в одном полку. А вот принц фон Урах — это совсем иное дело.

Альберт был журналистом «Фолькишер Беобахтер», газеты, издаваемой доктором Геббельсом. В Германии фон Урах читал статьи Зорге и, приехав в Японию, захотел познакомиться с этим блестящим журналистом. И он многое узнал от Зорге о Японии, проводя вместе вечера в ресторанах и кабаках в поиске авантюр.

И потом, как не подружиться с человеком, который в начале своей военной карьеры служил в полку, которым командовал отец — генерал фон Урах?

Так что Зорге чувствовал себя в Японии, как дома. Он со всеми был знаком, слыл в немецком посольстве специалистом по проблемам Японии, а посол генерал Эуген Отт абсолютно не мог без него обойтись. Генерал любил и уважал доктора Зорге и считал, что здесь, в Японии, ему сам Бог его послал. И не счесть, из скольких затруднений он помог ему выйти.

Когда они оставались вдвоем, посол называл его Рихард. Зорге был одним из редких нацистов, который работал безвозмездно во славу Германии, а не только Гитлера. Он блестяще знал Японию и Азию, из этого источника фон Отт черпал свои знания. В мистическом смысле послом в Японии был доктор Зорге.

Любовь посла к нацистам и Гитлеру была относительна. Он был из окружения генерала Курта фон Шляйхера, погибшего во время «ночи длинных ножей» в июне 1934 года. При ритуальном «Хайль, Гитлер!» посол произносил сквозь зубы «Хайль, Адольф!»

Зорге он прощал все — этот человек обладал неизъяснимым шармом, был его добрым другом. Посол никогда не сердился на его богемные привычки, порой цинизм. Зорге позволял себе являться в мятых рубашках, невыбритым, много пил и абсолютно игнорировал дипломатический этикет.

Улыбнется, скажет слово, и все остальное станет неважным. Ведь его слово дорогого стоит — никто лучше него не может быстро и четко дать анализ происходящего в мире. Так что каждый свой доклад, отправляемый в Берлин, посол показывал другу Рихарду для одобрения и возможных поправок. Здесь, в Японии, фон Отт и шагу не делал без совета друга, потому что Зорге в этой стране был своим человеком.

Для всех, с кем он общался, Зорге был блестящим журналистом, обладавшим глубокими знаниями, культурой, интеллектом. Его знания языков поражали японцев — Зорге говорил, кроме родного немецкого, на французском, английском, русском, японском и китайском. Японцы поражались его умению пить, не пьянея. Его сильная крепкая фигура напоминала настоящего самурая. Наутро после путешествия по кабакам он выглядел свежим, подтянутым, спокойным. Больше слушал, чем говорил, а у его дружков от выпитого языки развязывались. Лицо его с глубокими морщинами выдавало человека глубоких мыслей, решительного, любителя женщин, интеллектуала, артиста. Шрам на лице, полученный в аварии на мотоцикле, делал его лицо еще более привлекательным, живым.

На этом лице выделялись глаза — светлые, почти прозрачные, они пронзали собеседника, изучая, и тут же теплели, улыбались в сеточке морщин. Перед этим взглядом, печальным и беззаботным, циничным и нежным, редкая женщина могла устоять. Губы его выдавали человека плотских наслаждений и даже жестокого.

Рихард был любим женщинами, его уважали мужчины.

«Кто вы, доктор Зорге?» На этот вопрос ему самому трудно было ответить. В стихах, написанных в юности, он назвал себя «вечным изгоем, который бежит от самого себя».

Годы учебы советского разведчика

Рихард Зорге родился в Баку, в царской России, 4 октября 1895 года.

Его отец, немецкий инженер, работал в нефтяной компании. Мать, Нина Кобелева, была русской. Годы юности Рихарда покрыты тайной, которую он не хотел раскрывать. Он говорил, например, что Фридрих Альберт Зорге, сотрудник Карла Маркса и секретарь 1-го Интернационала, был его дедом. Но Фридрих Альберт был его двоюродным дедом, который эмигрировал в Америку и умер там в 1906 году, не общаясь с дедом Ричарда Георгом Вильгельмом.

По окончании работы на Кавказе отец Рихарда Вильгельм Зорге вернулся в Германию и поселился в элегантном районе Берлина Лихтерфельде. Он сменил место работы и стал банкиром.

В эти годы Рихард живет в характерной для имперской Германии того времени атмосфере мистического национализма. В лицее он занимается без особого интереса и слывет отчаянным патриотом, входя в молодежную организацию «Вандерфогель», исповедующую принципы здорового образа жизни, пеших походов, национальных традиций.

В начале войны в 1914 году Рихарду 19 лет. Он тут же с энтузиазмом записывается в добровольцы. В боях на Восточном фронте он был дважды ранен — в июне 1915 года и марте 1916-го. Второе ранение было тяжелым, он немного прихрамывал впоследствии. Рихард был награжден за храбрость, проявленную в боях, Железным крестом и получил звание лейтенанта.

В госпитале Кенигсберга, где он пробыл довольно долго, Рихард постепенно становится пацифистом, читает книги, которые ему приносит медсестра. Она исповедует социал-демократические взгляды и дает ему читать марксистскую литературу.

Позднее он писал, что в тот период его мировоззрение еще не определилось, душа была растревожена.

Но ко времени выписки из госпиталя в сентябре 1916 года он уже стал убежденным революционером. Рихард продолжает учебу в университете на факультете экономических наук — сначала в Берлине, потом в Киле. Там в Киле в 1918 году он становится свидетелем политических событий, которые сотрясают имперскую Германию. Сначала Рихард наблюдает, а затем активно участвует в событиях, агитируя матросов имперского флота. В конце 1917 года он становится членом социал-демократической партии.

По заданию партии он едет в район горных разработок для проведения агитации среди шахтеров. Работает на шахте. Подпольная работа привлекает его романтикой. Он находит в ней свое призвание. Рихард активно работает в «Аппарате М», который готовит вооруженное восстание. В марте 1920 года он уже занимает видное положение в Ренании, руководя всеобщей забастовкой, которая выступает против попыток свершения государственного переворота Вольфганга Каппа.

Параллельно с политической борьбой Рихард работает журналистом в партийной печати. В 1921 году он пишет свою первую статью, в которой разрабатывает идеи Розы Люксембург. В этот период он впервые контактирует со службой внешней разведки Игната Рейсса, подпольное имя которого была Людвиг. Он был сотрудником Дзержинского и был убит впоследствии по приказу Сталина смершевцами.

Это было время обострения отношений между немецкой компартией и Коминтерном. Стараясь избежать разрыва отношений, советское руководство стремится завербовать в среде немецких подпольщиков побольше агентов. В годовщину Октябрьской революции 1924 года Зорге приезжает в Москву.

Его сопровождает жена Кристина, бывшая жена его университетского профессора Курта Герлаха. Зорге и Кристина поженились в мае 1921 года. Она разделяет политические взгляды мужа, но в сентябре 1926 года, после двух лет пребывания в России, она разочаровывается увиденным и возвращается в Берлин.

Зорге работает в службе информации Коминтерна, которой руководит Иосиф Пятницкий, соратник Ленина. Оргбюро занимается международными связями с отделами Коминтерна в других странах. В феврале 1927 года оно посылает Зорге в скандинавские страны.

Эта поездка Зорге также окружена тайной. На допросе в японской контрразведке он заявил, что был в этот период в Швеции. Но из недавних источников стало ясно, что он был в Копенгагене. И, возможно, не он, а некто, кто назвался Рихардом Зорге. В архивах Франкфурта есть документы, бросающие тень на его деятельность в этот период.

В документе говорится о том, что некий доктор Зорге 2 февраля 1926 года выехал в Соединенные Штаты. Есть следы его пребывания в Калифорнии в том же 1926 году. Сам Зорге говорил, что он побывал в США много позднее, в 1933 году.

Возможно, что по заданию советской разведки Зорге некоторое время работал связным и курьером.

В сентябре 1928 года его следы ведут в Стокгольм, где он занимается организационной работой в аппарате шведской компартии. В 1929 году Зорге в течение нескольких недель находится в Англии.

По возвращении из поездок в Москву он находит политический климат в стране кардинально изменившимся. Сталин крепкой хваткой держит страну и партию, манипулируя Коминтерном, который только на словах независим от режима. Зорге понимает, что его доклады, которые он посылал в Москву, никто даже не прочел. С этих пор он стал выпивать.

В 1929 году он оставляет работу в Оргбюро Коминтерна и начинает сотрудничать с Четвертым бюро военной разведки Красной Армии, которой руководит генерал Ян Карлович Берзин. Это был отдел внешней разведки, занимавшейся подготовкой разведкадров, которые учились в десятках разведшкол. Работа отдела находилась под строгим контролем ЦК партии.

Вскоре Зорге получает назначение в Восточный отдел Четвертого бюро. Во время одной рабочей встречи, которая происходила в номере гостиницы «Новая Европа», в которой проживал Зорге, полковник Борович объясняет ему предстоящее задание. Он направляется в Шанхай под псевдонимом Рамзай. Руководитель разведсети — ветеран Четвертого бюро Алекс, радист — Себер Вейнгартен.

В ноябре 1929 года Зорге выезжает из Москвы в Берлин, чтобы создать себе прикрытие для предстоящей работы в Китае. Для этого идеально подходит работа журналиста. Он находит такую работу в газете «Гетрайде цайтунг», занимающейся вопросами сельского хозяйства, и в журнале по проблемам социологии. Затем он едет в Марсель, где встречается с Алексом. Оба садятся на японское судно, где их ждет третий человек — Себер Вейнгартен. В январе 1931 года Зорге приезжает в Шанхай. Это новая площадка его работы.

Советская разведсеть в Шанхае

Четвертый отдел (внешняя разведка) принял решение сосредоточить усилия на работе в Шанхае.

Планы организации революционных выступлений в демократических странах Запада провалились, и Кремль решил действовать в странах Востока, окружая капиталистический мир.

Основные надежды возлагались на Китай, но Чан Кайши в 1927 году порвал отношения с Коминтерном и подавил коммунистические выступления. Советские консулы были обвинены в шпионаже и были арестованы Гоминьданом, а дипломатические отношения между Нанкином и Москвой прерваны. Между Шанхаем и СССР связи больше не было.

Подпольный Центральный Комитет компартии Китая находился в Шанхае. Из этого города можно было отлично наблюдать за правителями южных провинций и армией Гоминьдана.

В Шанхае находились концессии западных стран, здесь проживали белоэмигранты, настроенные против большевиков и готовые бороться с ними. Москве необходимо было контролировать действия революционеров-интеллектуалов, прибывших из Европы и США, вносивших путаницу в головы китайских коммунистов.

В задачу подпольной работы входило наведение порядка в этом разнородном движении.

С этой целью в Шанхае Четвертым отделом были созданы три разведгруппы. Первой разведгруппой, в которую входил Зорге, руководил Алекс. Она занимались сбором информации. Разведгруппа, которой руководили генерал армии Тео Фрейлих и полковник Фельдман, должна были держать связь с армией китайских коммунистов. В третьей разведгруппе «Джим» работали агенты Вишин и Клаузен. Под прикрытием коммерческой деятельности они работали связными и отправляли секретных курьеров.

Зорге был связан только с третьей разведгруппой. Радиосвязь между Шанхаем и Россией была неудовлетворительной. Зорге решил изменить способ передачи информации. Он стал отправлять микрофильмы в Харбин, где работала разведгруппа Гломберга, а тот передавал информацию в восточные районы СССР.

Алекс оставался в Шанхае только шесть месяцев. После его отъезда во главе группы стал Зорге. Он завербовал прекрасного агента — американскую корреспондентку газеты «Франкфуртер цай-тунг» в Шанхае Агнес Смедли. Она стала вербовать китайских и японских агентов. Это она вывела Зорге на Озаки Хозуми, который сыграл большую роль в работе советской разведки. Озаки регулярно встречался с «Джонсоном» (Зорге) в квартире Смедли или в ресторане «Нанкин роуд».

Сам Зорге основательно проник в немецкую колонию Шанхая и был в прекрасных отношениях с генеральным консулом Германии. Перед отъездом из Берлина он запасся рекомендательным письмом пресс-центра Министерства иностранных дел и знал, как и где им пользоваться. Это письмо открывало ему нужные двери.

Рихард Зорге много ездил по Китаю. Его тепло встречали во всех немецких консульствах, особенно в Кантоне, где консул охотно делился с ним информацией. В Нанкине Зорге познакомился с полковником фон Крибелем, военным советником при китайском правительстве. Он не скрывал своей симпатии к Зорге и помогал ему во многом. Кроме того, у Рихарда сложились хорошие отношения с немецкими пилотами внутренней авиалинии «Евразия», и он смог узнавать от них все, что происходит в Китае.

Вскоре он уже мог ответить на вопрос, который волновал Москву — о реальной силе правительства Чан Кайши и его армии. Если Гоминьдан мог манипулировать и использовать национализм и ксенофобию китайцев, противостоя Японии, то Сталин стал бы стремиться к союзу с сильным правителем.

28 января 1932 года в Шанхае произошло серьезное столкновение между японскими пехотинцами и 19-й китайской армией. Китайская армия стойко противостояла оккупантам.

Зорге не только внимательно следил за ходом сражения, но и участвовал в нем, бегал по траншеям, передавая гранаты китайским бойцам. Озаки информировал его об отношении японского командования к этим событиям. Немецкие военные советники в Нанкине сообщали ему о стратегических планах китайского командования.

Зорге написал подробный отчет и передал его через пункт связи в Харбине в Москву. Выводы этого документа стали основой новой политики Сталина по отношению к Китаю и китайским коммунистам. Последним он советовал искать сотрудничества с Гоминьданом.

Вскоре после событий в Шанхае Озаки получил вызов своей редакции «Осака Шимбун» и вернулся в Японию. Зорге ввел в группу радиотелеграфиста Макса Клаузена, которого ему рекомендовал радист Вейнгартен. Кроме того, из Москвы к нему были посланы два специалиста подрывной работы: некий Поль, полковник Красной Армии, и Джон, польский коммунист.

В 1932 году Зорге еще интенсивнее ездит по районам Китая. Он пишет статьи о китайском сельском хозяйстве в газету «Гетрайде цайтунг», от которой аккредитован, и эти статьи читаются в Германии с большим интересом. Зорге много читает и осведомлен обо всех событиях, происходящих в Китае.

После трех лет пребывания в стране Зорге стал одним из видных специалистов по проблемам Дальнего Востока. Его настолько уважали в Четвертом бюро, что в 1933 году вызвали в Москву для консультаций.

Прежде всего он встретился со своим начальником, главой службы внешней разведки генералом Берзиным. Тот поздравил его и поблагодарил за отличную работу. Затем Зорге вызвали в ЦК, где он возобновил знакомство с первым секретарем Григорием Смолян-ским, которого встречал в 1929 году. Смолянский сказал, что сообщения Зорге о ситуации на Дальнем Востоке высоко оценены руководством страны. Встретился он и с представителями военного командования, которым подробно докладывал о событиях на Дальнем Востоке в течение нескольких дней.

Во время этих встреч стал вопрос о том, что слабым местом советской разведки является Япония, о которой мало известно, а предыдущие разведгруппы, работавшие там, провалились. Работать в этой стране чрезвычайно трудно — японская полиция в высшей степени профессиональна, население зорко следит за иностранцами, видя кругом шпионов.

Зорге сразу согласился работать в этой стране. Его внедрение в японскую разведсеть было тщательно подготовлено советской военной разведкой.

Прежде всего были выбраны члены разведгруппы, которые ни в коем случае не должны были быть связаны ни с подпольной японской компартией, ни с советским посольством. Решено было его приезд в Японию оформить через США, чтобы не навести на след японскую разведку. Для этого нужно было найти ему работу в Японии.

7 мая 1933 года Зорге поездом приехал в Берлин, где он официально получил статус корреспондента немецкой газеты «Теглише рундшау» по Азии. Кроме того, ему удалось стать корреспондентом популярного нацистского журнала «Геополитик», который высоко ценило правительство. Главный редактор журнала Карл Хаусхофер, который погиб впоследствии во время репрессий после неудачного покушения на Гитлера 20 июля 1944 года, дал Зорге рекомендательное письмо послу Германии в Токио.

Другой известный журналист, сотрудник газеты «Теглише рундшау», доктор Зеллер, вручил ему рекомендательное письмо на имя подполковника Эугена Отта, служившего в артиллерийском полку в Нагоя. Кроме того, две другие газеты назначили его своим корреспондентом: «Берзен цайтунг» и «Англемин хандельсблад» из Амстердама.

6 сентября 1933 года Ричард Зорге, выехав из Нью-Йорка через Ванкувер пароходом, прибыл в Иокогаму. Это была новая площадка работы разведчика. Агентурная сеть была подготовлена. Это были: Мияги Иотоку (Джо), Бранко Вукелич (Жиголо) и радиотелеграфист Бернхардт.

Во время Первой мировой войны Макс Клаузен служил в команде связи, где получил некоторые знания в радиотелеграфии. После войны служил в торговом флоте, работал в профсоюзе моряков. В 1928 году был завербован советской разведкой и послан на курсы радистов при Четвертом бюро советской разведки в Москве.

В 1929 году его послали в Шанхай вместе с группой Джима Лехмана для организации радиосвязи с Россией. В Шанхае Клаузен и Зорге познакомил радист Вейнгартен. Вскоре Клаузен женился на финской эмигрантке Анне Валениус, не разделявшей его политических взглядов. Этот брак вызвал нарекания Москвы.

После отъезда Зорге из Китая Клаузена направили в Мукден. Там он установил передатчик в своей квартире. Советская разведка субсидировала его 4 тысячами долларов для покупки магазина по продаже велосипедов, который мог стать радисту прикрытием. К сожалению, с торговлей Клаузен не справился, и его вызвали в Москву на переподготовку. Подучив на курсах радистов, его сослали в колхоз механиком, в район Волги, в ссылку.

В 1935 году Клаузена направили в Токио по вызову Зорге. Техником Клаузен был отличным. В качестве прикрытия он работал на монтаже цеха по выпуску печатающих машин «Клаузен Шокай», который стал прибыльным предприятием.

В 1941 году перед арестом он собирался порвать с Москвой. В 1945 году был освобожден американцами и передан советским властям.

Клаузен переехал с женой в Восточный Берлин.

В 1964 году Макс и Анна Клаузен были награждены Золотой медалью героя ГДР.

Агенты разведгруппы Зорге

Случай и судьба уже сделали свои правильные ходы до того, как генерал Берзин решил разыграть эту партию. Одной из решающих фигур на шахматной доске был разведчик Жиголо, подготовленный к игре событиями десятилетней давности.

В 1922 году в Загребе за убийство югославского министра был расстрелян молодой коммунист. Это событие потрясло юношу, ученика лицея, настолько, что он заболел. Поправившись, он пошел на могилу расстрелянного коммуниста и положил на холмик красные розы, а сам записался в компартию. Через несколько лет уже студентом, изучавшим искусство и живопись, он бежал от преследований полиции в Париж. Звали студента Бранко Вукелич, подпольным именем которого станет Жиголо.

В июне 1919 года сын бедного крестьянина из Окинавы, эмигрировав в Соединенные Штаты, поселился в Калифорнии. В это время в США проходили выступления, направленные против японских эмигрантов. Шестнадцатилетний юноша понимает, что в этой стране коренные американцы никогда не будут относиться на равных к японцам, да и в японской колонии есть четкие разграничения между японцами, укоренившимися здесь в течение двух веков и вновь прибывшими, особенно с. Окинавы, которые в Японии считаются париями. Юноша страдает, не может смириться с этим и становится анархистом, вступает в американскую компартию. Его зовут Мияги Потоку, подпольный псевдоним Джо.

Оба эмигранта оказались в Париже, где учатся на художественном факультете. Мияги заканчивает школу искусств Сан-Диего, у него настоящий талант живописца. В среде эмигрантов работают агенты Коминтерна. Молодые идеалисты привлекают их внимание своей верой, желанием бороться за справедливость.

Эти две фигуры и поставил генерал Берзин на доску задуманной шахматной партии в Токио, которую должен был разыграть Зорге.

Приехав в столицу Японии, Рихард Зорге сразу записался в немецкий клуб и познакомился с послом Германии. Рекомендательные письма, которыми он запасся в Берлине, произвели хорошее впечатление, а вскоре он показал и партбилет нацистской партии.

Зорге жил в гостинице «Санно», потом в «Мегуро», пока не снял домик в квартале Азабу. Он сразу понял разницу между Шанхаем и Токио. Здесь, за исключением гостиницы «Империал», где останавливались приезжие иностранцы, не было ничего космополитического, все было исконно японским.

Отношение японцев к иностранцам было холодно-сдержанным, и во многом это зависело от незнания иностранцами японского языка. Сами японцы понимали английский, но говорили на нем неохотно. Общение через переводчика тоже было затруднено, так как нельзя было проконтролировать то, что он говорит. Многие вопросы японцы не считали нужным обсуждать в присутствии иностранцев.

Вот почему Зорге решил основательно ознакомиться со страной и изучить язык этой страны. У него хватило ума и терпения. Он стал постепенно собирать своих агентов, с которыми ему предстояло работать. Так что в течение трех лет до того, как Эуген Отт был назначен послом, разведгруппа Рихарда Зорге не приступала к активной работе.

За это время Зорге удалось усыпить, преодолеть настороженность японской полиции. Рихард собирал и изучал книги о Японии, собрав библиотеку, насчитывающую более тысячи томов. А тем временем постепенно создавал базу будущей разведработы.

Вернувшись в октябре 1933 года в Токио, Мияги Иотоку поселился у друга. Юноша скучал по Калифорнии, там у него осталась любимая Ямаки, а также добрая женщина Китабаяши, у которой он снимал комнату и которую считал своей второй матерью.

Джо жил в Токио замкнуто, занимаясь живописью и читая газету «Джапан адветайзер», издаваемую на английском языке. Он надеялся, что пославший его в Японию работник Коминтерна, уверивший, что только на три месяца, сдержит слово. Мияги не догадывался, что работник Коминтерна в действительности был разведчиком Четвертого бюро советской разведки.

Бернхардт тоже прибыл пароходом в Японию в октябре. Он поселился с женой в одном из жилых кварталов столицы и под именем Вендт стал заниматься бизнесом. По прибытии он встретился с Зорге в галерее гостиницы «Империал», в которой находились сувенирные киоски для иностранцев. Зорге поставил перед ним задачу — установить в квартире передатчик и найти способ связаться с Жиголо.

Жиголо уже восемь месяцев жил в Токио в доме для иностранцев — современном здании, построенном в викторианском стиле. Дом выходил на шумную улицу, вблизи проходила железная дорога, и стук колес отпечатывался в мозгу каждые пять минут. Жилье тем не менее было дорогое, и Бранко Вукелич жил в тоске и скуке.

Он тоже скучал по Парижу. Работа в качестве корреспондента газеты «Вю» и югославского журнала оплачивалась плохо. Переданные ему в Москве 1800 иен быстро закончились. Молодая жена датчанка Эдит, активная коммунистка, была неэкономной хозяйкой с характером стервы.

11 февраля 1933 года Вукелича отправляли в Японию в спешке, потому что парижская полиция вела расследование по поводу деятельности советской разведки по делу, начатому в июне 1932 года.

Дело было серьезным — сам глава французской компартии Жак Дюкло вынужден был эмигрировать за границу.

Берзин, готовивший разведгруппу для Токио, не хотел, чтобы Жиголо засветился во Франции.

Когда через восемь месяцев Вукелич встретился с Бернгардтом, он был счастлив. При встрече они обменялись условленными фразами.

«Вы знаете Джонсона?» — спросил радист.

«Я знаю его».

«Я не Шмидт, но именно он меня посылает».

Такой вот диалог двух сумасшедших. Но именно этими фразами они должны были обменяться, чтобы опознать друг друга.

О своей встрече с Вукеличем Бернхардт сообщил Зорге. Журналисты общаются, это естественно. Поэтому Зорге пошел встретиться с Жиголо и поручил ему первое задание — опубликовать в газете «Джапан адветайзер» объявление.

Открыв, как обычно по утрам газету и начав просматривать колонку объявлений, Мияги Иотоку вздрогнул, прочитав: «Ищу репродукции старых мастеров школы Укиойе».

Через несколько дней, во второй половине декабря, в редакции газеты «Джапан адветайзер» произошла встреча двух молодых людей. Один из них был высоким стройным европейцем, похожим на прусского офицера, другой — худощавым японцем. У обоих был в руках опознавательный доллар, которые вручил им Берзин. Номера билетов были последовательными. Так встретились Джо и Жиголо.

Убедившись, что Джо был действительно Мияги Иотоку, опытный конспиратор Зорге встретился с молодым художником в галерее музея, где каждый из них был как у себя дома.

Зорге понимал настроения художника и знал, как с ним обращаться. Сначала он спрашивал у него просто новости. И постепенно стал задавать вопросы, касающиеся политики и армии, о том, что ему стало известно из газет. Зорге никогда не говорил о разведке, но постепенно Мияги понял, что к чему.

Поэтому художник не удивился, когда однажды Зорге попросил его перестать мечтать о Калифорнии и посвятить себя делу международного Интернационала — предотвратить войну между Японией и СССР. Это не было предательством интересов своей страны. Мияги согласился, и тогда Зорге дал ему первое задание — встретиться с Озаки Хозуми (Отто), своим бывшим агентом в Китае.

Озаки и Зорге связывала настоящая дружба. Мияги и Озаги встретились в лосином заповеднике Нара, и Озаки согласился продолжить работу.

Подготовительная работа была закончена, все члены разведгруппы определены. Можно было приступать к активной работе.

Опасения Зорге внушал радист Бернхардт (Вендт). Тот только что расстался с женой и стал крепко выпивать, привыкая к японскому саке.

Жена Бернхардта (г-жа Вендт) продолжала работать на Зорге курьером, с чем муж был не согласен, был против этой авантюры. Но жена говорила, что надо что-то сделать для Зорге, ведь за два года они послали в Центр всего два сообщения.

Бернхардт потерял покой — кругом кишели полицейские, они общались с его клиентами. Громоздкий передатчик, стоявший в его комнате, обнаружат при первом обыске. Из боязни приступить к делу Бернхардт солгал Зорге, что аппарат испорчен и что он не может послать сообщение в Висбаден (Владивосток).

Зорге трудно было обмануть, он был в гневе. Бернхардт знал, что Зорге попросит Москву прислать другого радиста.

В это время Мияги закончил большую картину, которой позавидовал бы сам Хокусаи. Картина была продана за хорошие деньги. Мог ли он раньше думать, что будет зарабатывать живописью? Именно здесь, на родине, он реализовался как художник. Это дало Мияги силу и уверенность в себе. Он больше не скучал по Калифорнии.

Там, в Калифорнии, еще до вступления в американскую компартию, в ресторане «Хибу», в котором встречались японские эмигранты-анархисты, он познакомился с Акиями Коджи. Коджи в то время переводил на английский статьи из японского журнала «Проблемы военной промышленности». Коджи, вернувшийся в Японию, стал первым агентом, завербованным художником Мияги. Репутация Мияги в столице была безупречной. Зорге поздравил его с первым успехом. Мияги был серьезно болен туберкулезом и знал, что жить ему оставалось недолго.

Тем временем Озаки (Отто) продолжал работать в газете «Асахи» и занимался проблемами Китая, слывя одним из наиболее компетентных специалистов. Работая в газете, он мог встречаться с командующими армии и флота, правительственными чиновниками. На одной из встреч с Зорге в клубе «Кими Шираку», когда перед их столиком танцевали грациозные гейши, он информировал своего руководителя по интересующим того вопросам.

Зорге встречался с Озаки раз в месяц, меняя рестораны. Для встреч Озаки и Мияги они нашли хорошее прикрытие — художник стал давать уроки живописи дочери Озаки.

После встречи с журналистом Зорге поехал к Вуколичу, который ждал его в маленьком захудалом баре «Фледермаус», каких было много в бедных кварталах Берлина. Зорге издали увидел Жиголо за стойкой бара в сигаретном дыму. Тот пил пиво, смешивая его со шнапсом. Югослав отчитался перед Зорге о проделанной работе. Он посещал пресс-конференции, на которых встречались японские и иностранные журналисты. Там он познакомился с работниками посольства Франции, подружившись с представителем агентства «Рейтер», военным атташе Великобритании и с американским журналистом, вхожим в посольство США. Вскоре Зорге послал отчет Берзину. Работа разведгруппы началась.

Когда в 1933 году Рихард Зорге приехал в Японию, политический климат в стране был революционным и воинственным. В том году полиция раскрыла заговор: при бомбардировке должны были погибнуть все японские министры. В 1932 году группой молодых офицеров был убит в своем доме премьер-министр Японии.

Японская армия разделялась на две традиционные группировки: Кодо-ха (голос императора) и Тосей-ха (партия власти).

Сторонники первой группировки были последователями государственного социализма, совместимого с императорской властью. Для них основными врагами был коммунизм Советского Союза и Забайтсу — крупные тресты. В Кодо-ха входили и экспансионисты, считавшие оккупацию Маньчжурии, начатую в 1931 гаду, предназначением свыше. Позже они выступали за войну с СССР. Руководитель этой группировки генерал Араки предполагал начать военные действия уже в 1935 году.

Вторая армейская группировка Тосей-ха считала генерала Араки марионеткой, которая ставит империю под угрозу, что стремление напасть на Советский Союз — это чистое безумие. Но генерал Араки пользовался поддержкой императора, его первого советника либерального графа Макино и его ближайшего окружения.

Принц Сайонижи и премьер-министр Японии адмирал Сайто не одобряли вмешательства военных в политику. А меж тем командование наземных войск и флота были реальной политической властью в стране, соперничая друг с другом. В ожидании войны морской флот поддерживал армейскую группировку Тосей, которая ставила задачей наступление на южные китайские провинции, а не на север в направлении Сибири.

В Японии были две крупные политические партии: националистическая партия «Сейюкай» и либеральная — «Минсейто». Со временем они стали заигрывать с военными и усилили свою власть в стране. Левые партии практически не существовали с 1931 года, так как любые выступления коммунистов или социалистов заканчивались их арестами. В этих условиях реальной силой в стране стала полиция. Компартия была вне закона. Безграничный национализм был ответом на экономические проблемы в стране, якорем спасения. В Японии началась индустриализация, но в основном она оставалась по-прежнему сельскохозяйственной страной. Положение в провинции было ужасным. Рынок торговли шелком в 1930 году пришел в упадок, он совпал с неурожайным годом, крестьяне голодали, вынуждены были продавать своих дочерей, и те становились гейшами. Это вызвало недовольство молодых офицеров, ведь это были их сестры. Обстановка в армии накалилась. Послышались призывы к началу военных действий против СССР (за это выступала группировка Кодо-ха), против Китая (Тосей-ха), а совместными усилиями они хотели позже выступить против США.

Генерал Ян Карлович Берзин (настоящее имя Петер Киузис) пользовался большим авторитетом в Красной Армии. Он родился в Латвии в 1890 году в крестьянской семье и в юности начал работать батраком. Однако упорным трудом и усилием воли ему удалось закончить университет.

Берзин, большевик первого призыва, был арестован царской полицией и приговорен к смерти, но был помилован и отбыл лишь два года в тюрьме. В первые дни революции Берзин принимал активное участие в большевистском восстании в Петрограде. В 1919 году он входил в правительство Советской Латвии, затем командовал дивизией латышских стрелков и сражался против Белой гвардии. В 1920 году Берзин был назначен руководителем отдела внешней разведки (Четвертое бюро). С 1935 года он работает в штабе войск Дальневосточной группировки, во главе которого стоит генерал Блюхер (Гелен, советский военный советник в Гоминьдане). Затем Берзин руководит советскими отрядами, участвовавшими в гражданской войне в Испании.

Храбрый военачальник, преданность которого идеям коммунизма была безусловной, в 1937 году, в период чисток, был вызван в Москву и расстрелян, как многие другие видные командиры, включая помощника Алекса Боровича. Оба они были реабилитированы в 1964 году.

Московский центр доволен

Центр вызвал Зорге в Москву, чтобы подвести первые итоги работы и продумать план будущих операций. Как и при приезде в Японию, Зорге вновь поехал через США. В Нью-Йорке Зорге встретился со связным, который вручил ему фальшивый паспорт, чтобы о его пребывании в СССР не осталось никаких следов. Но возникла неувязка — в паспорте не было выездной визы. Когда он уже поднимался по трапу, таможенник заметил упущение. Тогда Зорге, сделав вид, что еще раз сам хочет глянуть на свой паспорт, забрал его себе, а вернул, держа под пальцем бумажку в 50 долларов. Все было в порядке, Зорге вошел в самолет.

Он прилетел в Москву в июле 1935 года и сразу поехал к Берзину. Тот принял его сразу. Он уже был в опале. Начальником отдела внешней разведки был назначен Урицкий, командовавший подавлением Кронштадтского мятежа в 1921 году. И с этим новым начальником Зорге нашел общий язык. Он попросил вернуть ему радиста Макса Клаузена, с которым они работали в Шанхае, вместо несправлявшегося Бернхардта.

Макс был отличным техником, способным из радиодеталей сконструировать компактный и мощный передатчик. Сотрудники Зорге работали бесплатно. Макс зарабатывал деньги для нужд разведопе-раций, работая в коммерческом прикрытии. За 9 лет Москва потратила на группу Зорге всего 40 тысяч долларов.

Урицкий одобрил предложение Зорге сделать Озаки постоянным членом группы. Зорге получил разрешение давать немецкому посольству в Токио второстепенную информацию, чтобы работать там в качестве пресс-атташе.

Урицкий поставил перед Зорге такие задачи: политика Японии по отношению к России, Китаю, Германии; организация, контингент японской армии, подготовка к военным операциям; эволюция политики Японии по отношению к США и Великобритании; роль армии в политической жизни страны; оценка технического прогресса и прежде всего в тяжелой промышленности.

По возвращении Зорге понял, что с помощью своего друга полковника Отта, ставшего послом Германии, он сможет дать Москве полную информацию и о Германии.

Отт настолько доверял Зорге, что поручил отвезти ценную дипломатическую почту от своего имени в Гонконг. Там Зорге должен был встретиться с курьером из Москвы, чтобы передать ценные документы в виде микрофильмов, которые он смог достать благодаря дружбе с послом. По иронии судьбы связным Москвы и Берлина был один и тот же человек, в свою очередь, передавший двум разным адресатам одну и ту же дипломатическую почту.

Одновременно важные изменения произошли и в карьере Озаки. Участвуя в конференции в Калифорнии, он познакомился с японскими сотрудниками правительственных учреждений, которые помогли ему устроиться на работу временным советником при кабинете премьер-министра Конойе.

Япония стояла на пороге войны с Китаем, премьер-министр Конойе объявил новый стратегический план действий на Дальнем Востоке — «Новый порядок». Благодаря Озаки Москва была подробно осведомлена обо всех политико-стратегических секретах Японии.

Озаки был удостоен чести участвовать в работе «Клуба первого завтрака», в котором раз в неделю по утрам собирались секретари премьер-министра. За завтраком они комментировали решения правительства, обсуждали государственные и политические проблемы. Это был бесценный источник информации.

Третий сотрудник Зорге, художник Мияги, приносил Зорге информацию другого рода, не менее ценную. Он вычитывал японские газеты, в которых содержались сведения о всех сферах жизни, технические публикации, к которым не имели доступ иностранцы. Так, Мияги сообщил Зорге о разработке новых легких бомбардировщиков морской авиации; сообщал о планах отрядов летчиков-камикадзе; о напряжении отношений между японским Генштабом и командующим вооруженных сил Центрального Китая; о прибытии дивизий на границу с Сахалином; о структуре спецслужбы японской армии (Токуми Кикан). И в частности, о ее работе в Маньчжоу-го, японском протекторате Маньчжурии с 1932 года, и на советской территории Дальнего Востока. Благодаря информации Зорге советская разведка смогла нейтрализовать действия японских шпионов в этом районе.

В июне 1938 года произошло событие, в ликвидации последствий которого важную роль сыграла разведгруппа Зорге. В СССР шли чистки военного и государственного аппарата, в которых гибли тысячи армейских командиров. В июне 1938 года перешел маньчжурскую границу и сдался японской спецслужбе Токуми Кикан генерал Люшков, работавший в советской разведке.

Для СССР предательство Люшкова имело катастрофические последствия. Генерал передал Японии шифры дивизий Красной Армии, дислоцированных в Сибире и на Украине. Он рассказал о том, что Красная Армия ослаблена в результате сталинского террора. Германия и Япония могли сделать вывод, что СССР не устоит против наступления объединенных японских и немецких армий.

Москва была не на шутку обеспокоена. Берлин, предупрежденный японскими союзниками, выслал в Токио представителя абвера полковника Грайлинга, которому Канарис поручил лично допросить Люшкова. Тогда стал действовать Зорге. Великий разведчик переснял основные показания Люшкова (он получил доступ к документу в немецком посольстве) и в виде микрофильма выслал его в Москву. А тем временем он делал все, чтобы спутать карты и уменьшить эффект показаний генерала Люшкова.

Получив вовремя информацию, Москва смогла принять контрмеры, изменив шифры и усилив контингент войск на восточной границе. Японцы пытались найти брешь на дальневосточной границе, но были решительно отброшены. Это был триумф Зорге. Японцы отказались от планов наступления на Дальнем Востоке.

В качестве специалиста по Китаю Озаки был избран для сопровождения японской делегации на конференцию, проводимую в 1936 году Институтом по связи со странами района Тихого океана в Калифорнии. В пути на пароходе он был в одной каюте с Сайо-нижи Кинзаку, племянником советника японского императора. Озаки и Сайонижи подружились. Кроме того, на пароходе находился бывший товарищ Озаки по учебе в колледже, который работал секретарем премьер-министра Конойе. Еще одна дружба. А по возвращении в Японию Озаки познакомился с Казами Окира, генеральным секретарем правительственного кабинета Конойе. Вот почему Озаки удалось без труда начать работать с апреля 1937 года в Шова. Эта организация была основана в 1936 году друзьями принца Конойе. Это был фактически теневой правительственный кабинет, решавший все вопросы внешней и внутренней политики Японии.

У Озаки был дар дружбы. В Шова он был принят по рекомендации Казами Акира как специалист по вопросам Китая, а в 1938 году Озаки был назначен советником кабинета министров. Озаки был его ближайшим помощником.

Вот почему Зорге и Москва всегда имели полноценную и проверенную информацию о положении дел на Дальнем Востоке.

Техническая организация разведгруппы Зорге

Информацию такого международного значения надо было передать быстро и абсолютно секретно. Зорге располагал такой возможностью.

Он был связан с Москвой по радио и через курьеров. Макс Клаузен был радистом экстра-класса, пройдя подготовку в школе радистов в Москве. Приехав в Японию, он за три месяца из радиодеталей, купленных в магазине, создал совершенный аппарат для передачи и приема сообщений.

Клаузен работал в квартире своих друзей, проживавших на втором этаже дома в густонаселенном квартале Токио.

Работал он в коротковолновом диапазоне международной сети радиолюбителей. Частота передач сообщений менялась, а на приеме оставалась прежней. Москва знала, что радист Зорге в течение первых пятнадцати минут каждого часа готов принять сообщение, оставаясь у аппарата в течение суток. Советская принимающая станция называлась по шифру Висбаден. До 1940 года она находилась в Шанхае, а потом — во Владивостоке.

Макс Клаузен был также прекрасным связным. До войны встречи агентов происходили в Шанхае или Гонконге. Основной почтовый ящик для сообщений находился в Шанхае, в библиотеке Цайт-гайст. Иногда Москва предупреждала, что встреча с агентом произойдет в другом месте, но всегда с соблюдением максимальной осторожности. Например, Клаусу сообщалось, что он должен пойти в бар гостиницы Шанхая, имея при себе книгу в желтой обложке и пару перчаток. Эта первая встреча со связным была предварительной, для опознавания. В гостинице, которая кишела агентами Кемпейтая, советские разведчики не должны были никоим образом вступать в разговор друг с другом. Затем по радио сообщали о второй встрече, которая назначалась на улице вблизи французской концессии. И в этом случае контакт должен был быть быстрым — один разведчик спрашивал другого, как пройти по такому-то адресу, ничего больше. В это время они обменивались пакетами. Клаус передавал микрофильмы и получал инструкции или деньги.

Начало войны в Европе заставило советскую разведку подключить прямые контакты местных связных и сотрудников группы Зорге. Этими связными были дипломаты, работавшие в посольстве СССР в Токио. Встречи происходили в театрах, ресторанах, на квартире Клаузена, на его предприятии, которое служило ему прикрытием. Основным связным, встречавшимся с Максом, был советский военный разведчик Зайцев. После войны он работал в качестве пресс-атташе при посольстве СССР в Вашингтоне, оставаясь секретным агентом.

Сотрудники Зорге строго соблюдали все меры безопасности. Озаки встретил Клаузена один раз, не зная, кто он такой. Клаузен знал членов группы только по псевдонимам. Зорге, естественно, знал всех.

Однако всегда оставалась опасность случайного контроля полиции или обыска. Клаузен переносил свой аппарат с квартиры на квартиру и часто имел при себе компрометирующие документы. Он выполнял и шифровку документов.

Обычно это должен был делать руководитель разведгруппы. Но у Зорге было столько обязанностей, что Москва разрешила, чтобы шифровкой и расшифровкой занимался радист.

Шифр, используемый Максом, был прост и эффективен: с помощью ключа буквы заменялись цифрами. Кроме того, к цифровому тексту добавлялись цифры, взятые с определенных страниц немецкого статистического отчета.

Клаузен занимался и вопросами финансов. Москва присылала деньги только на самые необходимые расходы — приблизительно тысячу долларов в месяц, которых едва хватало на оплату информации, транспорт, ремонт радиоаппаратуры.

Эти деньги переводились из Нью-Йорка банковским чеком или же присылались через связных наличными. Советская администра-цим отдела внешней разведки требовала предоставить банковский счет в конце года. А вскоре приказала Клаузену тратить прибыль его предприятия на покрытие расходов разведгруппы. После этого энтузиазма в работе радиста поубавилось.

И все-таки группа Зорге работала безупречно.

В начале сентября 1939 года, когда Зорге начал работать в качестве пресс-атташе при посольстве Германии, он получил из отдела внешней разведки два приказа срочно направить в Центр информацию «О подготовке Японии к агрессии против СССР». Цо сих пор Зорге направлял в Центр информацию политического характера, теперь от него требовали военные оперативные сведения.

Зорге работал в посольстве внештатно, иначе по поводу его назначения местная полиция провела бы расследование. Работал он и посольстве по утрам — с 6 до 10 часов. Затем завтракал вместе с послом, другом Оттом. В это время Озаки завтракал с секретарями принца Конойе. И Зорге, и Озаки были прекрасно осведомлены о секретных планах германо-японского альянса, подписанного в Токио в сентябре 1940 году (третьим союзником была Италия), и могли информировать об этом Центр.

СССР почувствовал себя уверенней, когда 13 апреля 1941 года в Москве Япония подписала договор о нейтралитете. А в июне Зорге направил в Москву подробный доклад о состоянии вооруженных сил Японии.

Не так обстояли дела в отношениях с Германией. 15 мая 1941 года Зорге направил в Москву по радио точную дату начала немецкого наступления на СССР — 22 июня. Ему не представляло большого труда получить эту информацию. Замещавший майора Шолля полковник Кретчмер получил из Берлина приказ информировать японские власти о концентрации немецких дивизий на восточной границе СССР. Об этом Зорге узнал лично от военного атташе.

В начале мая в Токио приехал полковник Риттер фон Нидермайер. У него было поручение к японскому правительству. После разговора с ним у Зорге не оставалось сомнений — Нидермайер говорил только об украинской пшенице, кавказской нефти и миллионах пленных, которые станут бесплатной рабочей силой.

Затем в Токио вернулся Шолль, теперь он работал в Бангкоке. Как обычно, они с другом Рихардом пошли посидеть в ресторанчике. За ужином Шолль сказал, что Германия начнет войну против СССР без объявления ультиматума. От него Зорге узнал и о количестве дивизий на восточной границе, и точную дату начала наступления.

Когда война началась в точно назначенный день, любимая женщина Зорге Ханако увидела, как Зорге впервые заплакал. Она поняла, что случилось что-то серьезное, и решилась спросить:

«Почему?»

Он ответил:

«Потому что я устал. Потому что я одинок».

Надо было действовать. Им овладели холодное бешенство и беспокойство. Он подумал, что ему не поверили, не верят в Москве, что он напрасно работал как одержимый все эти девять лет. Он спрашивал себя, почему Сталин не реагировал на его сообщение?

Оставался один жизненно важный для советского руководства вопрос — будет ли Япония придерживаться нейтралитета в условиях успешного немецкого наступления, или же Советскому Союзу грозит война на два фронта?

Зорге получил точную информацию от Озаки, а тот знал, что 2 июля на заседании Генштаба в присутствии императора было принято решение о нейтралитете Японии. Послав в Москву это сообщение, Зорге привел причины такого решения: запасов горючего для флота хватало на два года, а для наземных войск и нужд гражданского населения — лишь на 6 месяцев.

Зорге добавлял, что Япония может вскоре вступить в войну, но против США, которые душили ее в экономической блокаде после того, как Япония начала военные действия против Индокитая.

Получив это сообщение, Сталин приказал перевести сибирские дивизии с Дальнего Востока на Западный фронт, и Москва была спасена.

Зорге выполнил поставленную перед ним задачу. Он устал и хотел вернуться в Москву. Он и Клаузен запросили разрешение вернуться. Ответа не было.

Игра была сыграна, и теперь героям предстояло погибнуть.

15 октября был арестован Озаки. 18-го специальной полицией были арестованы Клаузен и Зорге. Группа разведчиков, которой в истории не было равных, была обнаружена. Что же случилось, почему на пике успеха неожиданно оборвалась линия судьбы самого великого советского разведчика?

Зорге познакомился с Ханако в день, когда в ресторане «Рейн-голд» он отмечал с друзьями свое 40-летие, 4 октября 1935 года. Там Ханако выступала перед гостями. Понадобились несколько месяцев, пока ему удалось покорить женщину. Они стали любовниками.

Ханако хотелось стать профессиональной певицей. Зорге помог ей уйти из ресторана, и она стала брать уроки пения. Их связь длилась шесть лет, вплоть до ареста Зорге.

Ханако любила Зорге. Он считал ее своей гражданской женой. Она очень хотела иметь от него детей, но Зорге отказал ей в этом, не объясняя причин, зная, что рискует каждый день. Он не был ей абсолютно верен, и она это допускала, но Рихард был нежным, заботливым другом Ханако.

Она была ему предана при жизни и после смерти. По окончании войны, зная, на каком кладбище он захоронен, она в течение двух лет просила власти, чтобы ей разрешили опознать его труп и ухаживать за могилой. И ей наконец разрешили. Она опознала скелет по золотой коронке зубов и перевезла останки любимого на кладбище Тама, в пригороде Токио. Там рядом похоронены Зорге, Озаки и Мияги.

Операция политической полиции Токко

Операция, в результате которой были схвачены члены разведгруппы Рихарда Зорге, была проведена не службой контрразведки Кемпейтай, а политической полицией Токко. В ноябре 1939 года был арестован подпольщик, член компартии Ито Ритсу. Ниточка этого ареста через несколько месяцев привела к группе Зорге.

Мияги пытался найти на островах вблизи Кобе нефтехранилища. 11 ноября эта работа была прервана — в квартиру ворвались полицейские и отвезли его в комиссариат района Цкижи, в Токио.

Его долго допрашивали и били, предъявив обвинение в шпионаже, но Мияги решительно отрицал свою вину. Но он знал, что ему долго не продержаться — он был тяжело болен туберкулезом.

Чтобы не выдать товарищей, он решил покончить с собой. Допрос проводился на втором этаже, окно было открыто. Воспользовавшись тем, что следователь на мгновение отвлекся, Мияги выбросился из окна.

Когда он очнулся, то услышал голоса полицейских. Он лежал на спине, был неподвижен. Мияги понял, что остался жив и что его заставят говорить. Болела сломанная нога. Он заплакал.

Мияги при падении зацепился за дерево. Полицейские грубо схватили его и перенесли на второй этаж. Не позвав врача, продолжили допрос. За каждый неотвеченный вопрос следователь бил арестованного по сломанной ноге.

Художник терял сознание, его приводили в себя и продолжали допрос. Настал момент, когда он заговорил, не в состоянии больше переносить пытки.

Озаки был арестован 15 октября и после такого же страшного допроса признал то, что сообщил полиции Мияги.

Брать Зорге полиция не спешила. Момент был сложным — Япония со дня на день должна была начать войну против США, и ей нельзя было портить отношения с союзной Германий.

16 октября 1941 года неожиданно принц Конойе подал в отставку, и премьер-министром стал генерал Хидеки Тожо. Контрразведка представила результаты своего расследования новому министру юстиции. Этому было не до политических тонкостей, и он подписал приказ на арест Зорге.

Зорге жил в фешенебельном квартале Токио (Нагасака-чо, 30) в маленьком домике в японском стиле. В таком доме у входа оставляют обувь и спят на матрасе, постеленном на ковре, татами. Ванная комната в таких домах тоже маленькая. Единственным предметом европейского стиля был стол с книгами и картами. Зорге как раз писал книгу о современной Японии, написав 300 страниц.

Полиция арестовала его на рассвете 18 октября, вытащив из постели, не дав переодеть кимоно. Зорге был сильно простужен. Клаузен и Вукелич были арестованы в тот же день.

В квартирах троих арестованных полиция обнаружила массу документов, которые не оставляли сомнения в принадлежности иностранцев к разведке.

С самого начала тюремного заключения Зорге признал, что был разведчиком, но немецким. Клаузен продержался четыре дня, Вукелич еще больше, но потом стал говорить. Только под пытками, на седьмой день, Зорге признал, что он является членом компартии Советского Союза.

Это произошло в тюрьме Сугамо. Японцы показали ему признания его коллег. Больше не было необходимости упираться и отрицать. Но произнести эти слова Зорге не мог. Он написал несколько слов на бумажке, смял в комочек и бросил инспектору полиции.

Инспектор подбежал, развернул бумажку и прочел: «Я являюсь членом Интернационала с 1925 года».

Днем и ночью шли допросы. Их вел прокурор Иошикава. Они начались в декабре 1941-го и закончились в мае 1942 года. Зорге сам писал на машинке свои ответы. Документ из 50 тысяч слов, в котором ни слова о прошлом Зорге до прибытия в Японию. Как и его товарищи, он утверждал, что работал в интересах Японии, чтобы предотвратить войну между ней и СССР.

Расследование закончилось тем, что дело было передано в суд. Судебный процесс начался весной 1942 года и длился до начала зимы. По пути из тюрьмы в здание суда арестованные могли видеть улицы Токио через прорези колпаков, которыми были прикрыты их головы, чтобы скрыть лица.

Зорге удалось узнать от переводчика и судьи об исходе Сталинградской битвы. Он плакал от радости и даже протанцевал по коридору, узнав об освобождении города.

29 сентября 1944 Зорге был приговорен решением суда к смертной казни. Тот же приговор получил Озаки. Клаузен и Вукелич были приговорены к пожизненному заключению. Мияги умер в тюремной больнице в августе, до начала суда.

Какие ошибки допустил Зорге накануне своего возвращения в СССР? Никаких.

Арест в ноябре 1939 года Ито Ритсу, работавшего на железной дороге на юге Маньчжурии, навел политическую полицию Токко на след Мияги.

На допросах Ито Ритсу, болевший туберкулезом, как и Мияги, отрекся от коммунизма и назвал имя Томо Китабаяши, члена компартии.

Эта женщина была другом Мияги в Лос-Анджелесе. Ито Ритсу ухаживал за ней, она же его отвергла, и он из мести донес на нее. Женщина к тому времени вернулась в Японию, и Мияги с ней повидался.

Томо Китабаяши была арестована 28 сентября 1941 года. На допросе она назвала имя Мияги. Его выследили и арестовали. В квартире разведчика были арестованы те агенты, которые приходили гуда в последующие дни.

Так ниточка клубка, раскручиваясь, привела к Зорге. Всего были арестованы 35 человек, имевших отношение к группе Рихарда Зорге.

Из них 18 человек были оправданы, другие были приговорены к тюремным срокам от двух лет до пожизненного заключения.

После вынесения приговора Вукелич был переведен в тюрьму на остров Хоккайдо, известный своим тяжелым климатом. После пяти лет тюрьмы и пыток, страдая хронической дизентерией, Вукелич умер 15 января 1945 года.

Его жена — японка — получила лаконичное извещение. Она и их сын были единственными, кто шел за гробом. В нем Бранко Вукелич лежал в белом кимоно. Зимняя дорога к крематорию, в телегу были впряжены две лошади…

Клаузен находился в тюрьме Сугано, когда американцы стали бомбить город. Бомбы попали в здание тюрьмы, и он рисковал заживо сгореть или задохнуться от дыма. Затем его перевели в тюрьму Акита, откуда его освободили американцы 8 октября 1945 года. Разведчик исхудал, как в концлагере, — весил всего 45 кг, похудев на 35 кг. Как только он пришел в себя, советские дипломаты поскорее постарались переправить его в СССР, так как американская военная разведка уже начинала им интересоваться.

7 ноября 1944 года, 10.20 утра

«Жизнь и смерть едины для тех, кто стремится понять природу божественного…» 7 ноября 1944 года, в день Октябрьской революции в России, двери тюремной камеры, в которой сидел Озаки, открылись. Вошел директор тюрьмы, отвлекая пленника от письма, которое он писал своей жене.

Ровным невыразительным голосом он задал Озаки три вопроса: спросил его имя, возраст и адрес, по которому тот проживал в Токио. Озаки понимал, что означают эти вопросы, и спокойно ответил на них. Директор сказал, что приказ о казни получен и будет приведен в исполнение безотлагательно. Озаки молча поклонился, как принято в таких случаях среди японских аристократов. Затем он надел протянутое ему кимоно и соломенную шляпу, чтобы прикрыть лицо.

В наручниках в сопровождении судебных чиновников он вышел из камеры и пошел по коридору, затем пересек тюремный дворик и вошел в камеру смерти. На пороге его ждал буддистский священник.

Озаки встал на колени перед алтарем, окруженным свечами. Выпил предложенный ему чай со сладостями. Священник зачитал Три обещания Великого — Сутру о жизни вечной. В комнате приятно пахло ладаном. Озаки помолился перед изображением богов и прочитал молитву за тех, кто в эту минуту умирает, но будет жить вечно в Будде. Он поднялся и подошел к палачу.

В пустой комнате он встал на табуретку, и палач накинул на него веревку с затяжной петлей. Озаки наклонил голову в знак покорности и, чуть наклонившись, насколько ему позволяла длина веревки, прочитал молитву утешения: «Наму Амида Бутсу». Он произнес эти три слова дважды, поднял глаза на начальника тюрьмы, и тот дал отмашку рукой. Люк под табуреткой открылся.

Озаки было 43 года.

Зорге так хотелось побывать в России, в которой он не был с 1935 года. Он был уверен, что его обменяют на кого-нибудь из захваченных в СССР японских разведчиков. Но со стороны Москвы такого запроса не поступило.

Через несколько минут после казни Озаки директор тюрьмы открыл дверь камеры Зорге. Пленник ответил на вопросы о возрасте, имени, адресе и сказал, что больше ему нечего добавить. Он поблагодарил персонал тюрьмы и священника и прошел мимо алтаря, не взглянув в его сторону. Подошел к месту казни и стал прямо, неподвижно, молча.

Было 10.20 утра 7 ноября 1944 года — знаменательная дата в его жизни. В этот день он в первый раз приехал в Москву в 1924 году. Он умирал в 49 лет…

В своей книге «Дело Зорге» Фредерик Декин пишет в эпилоге: «Позже возникла легенда, что Зорге был обменян, не был казнен, что его тайно вывезли в Советский Союз. Но существует свидетельство палача, который пишет, что за годы тюремного заключения он хорошо всмотрелся в Зорге и казнен был именно он.

Жена Озаки с адвокатами пришла забирать тело мужа и видела рядом другой такой же гроб в ожидании предания земле. В нем было тело Зорге.

Генерал Эуген Отт, посол Германии в Токио, сообщил своему правительству о катастрофе ареста и раскрытии немецкого шпиона Рихарда Зорге следующими словами: „Обвинительный акт против группы коммунистов, в которую входили немцы Зорге и Клаузен, будет зачитан послезавтра. Кроме Озаки, ближайшего помощника принца Конойе и других японцев, будет обвинен также Сайонижи, внук принца Дженро, и Инукай, сын убитого в 1932 году премьер-министра. Группа обвиняется в шпионаже в пользу Коммунистического Интернационала, который длился несколько лет. Сайонижи и Инокай обвиняются в передаче государственных секретов, хотя они не знали, кто общается с ними под видом государственных чиновников".

В обвинительном акте содержатся заявления Зорге о его связях с коммунистами в Европе. Зорге, приехавший в Китай в 1930 году и затем через три года в Японию, был связным Коминтерна и возглавлял разведгруппу в Японии.

Помощник японского министра юстиции сообщил министру Корд-ту, что в обвинительном заключении не будет упомянуто о том, что Зорге являлся членом нацистской партии. Для японской юстиции он лишь международный коммунист. Начальник европейского отдела Министерства иностранных дел добавил, что необходимо огласить дело Зорге — оно прольет свет на тех, кто в правительственных кругах имел к нему отношение».

Когда в японской печати было опубликовано правительственное коммюнике, посол Японии в Берлине Ошигава нанес визит Риббентропу, чтобы смягчить его недовольство, стараясь не нанести урон двусторонним отношениям.

В России именем Рихарда Зорге названа улица в Москве. Выпущена почтовая марка с его портретом. Гениальный разведчик был удостоен звания Героя Советского Союза.

4 сентября 1964 года газета «Известия» опубликовала статью его памяти: «Зорге не походил на тех секретных агентов, о которых пишут западные романисты. Он не взламывал сейфов, чтобы украсть документы, — владельцы сейфов сами показывали ему их. Ему не нужно было стрелять из пистолета, чтобы ворваться в нужное помещение — охранники открывали перед ним двери… Разведчик — это прежде всего политик. Он собирает информацию, анализирует ее, связывая воедино разные события. Он обладает широтой взглядов стратега, умеет наблюдать, вникать, понимать суть событий. Разведка требует постоянной концентрации ума и сил человека».

Задание, которое в течение 8 лет успешно выполнял Зорге, с технической точки зрения было проведено блестяще. Разведчик полагался только на свой ум и способности и явил пример высочайшего мастерства в выполнении поставленных задач.

Необыкновенно и то, что ему, активному коммунисту с большим стажем, в 1933 году удалось под своим именем проникнуть в ряды нацистской партии и стать пресс-атташе немецкого посольства в Японии.

Великолепно его журналистское прикрытие своей разведработы. Невероятно, как Зорге располагал к себе посольских работников, и в частности посла, добившись их безграничного доверия.

Зорге работал с небольшим числом японских сотрудников, занимавших ключевые места в японском руководстве. Ни одному из членов своей группы он не сообщил о настоящих целях, поставленных перед организацией, — он ограничивался самой необходимой информацией, соблюдая правила безопасности и продумывая каждый шаг.

За долгие годы работы ни один из членов группы не попал под подозрение высокопрофессиональной японской полиции.

Этот гигант двойной игры стал жертвой банальной проверки, не имевшей отношения к работе его группы, и советское руководство, получившее от него информацию глобального значения, и пальцем не пошевелило, чтобы помочь и спасти героя.

Зорге — это воплощение высших качеств, присущих разведчику и высокоодаренной личности. Прогрессу техники их превзойти не под силу.

Миссия профессора Ружьера

Мерс эль-Кебир, 3 июля 1940 года. Эта дата стала черным днем во взамоотношениях Франции и Великобритании. Французская армия потерпела поражение в сражениях от Дюнкерка до Бордо.

Французский флот подвергся нападению английских военных кораблей. Французские суда были обстреляны неожиданно, не успев сняться с якорей, выйти в море и ответить. Один из самых крупных и красивых кораблей французского флота «Бретань» был затоплен, а два других, наиболее современных, «Дюнкерк» и «Прованс», получили повреждения. Французские моряки гибли от своих недавних союзников.

В сентябре 1940 года в самый разгар сражения у берегов Англии правительство в Виши просчитывало, какие еще удары может нанести Франции мерзкий Альбион, пытаясь овладеть французскими колониями в Африке. Перед побежденной Францией стоял вопрос — оставаться ли союзницей Англии или нет.

Несмотря на «новую предательскую выходку» Англии, атаки на территории военной базы в Африке, в Мадриде начались переговоры между представителями министерств иностранных дел Англии и Франции. Англию представлял посол Самуэль Хоаре. Эти встречи проводились вплоть до марта 1943 года — диалог между глухими, но некоторая польза от них все же была.

В этих секретных переговорах Лондон стремился, чтобы французский флот не попал в руки Третьего рейха. Правительство в Виши требовало, чтобы Англия перестала атаковать французский флот и не действовала против правительства, образованного в результате подписания договора о мире в июне 1940 года.

Представитель главы правительства в Виши маршала Петена был послан в Лондон. Это был авторитетный человек, профессор Ружьер, доцент философии университета в Безансоне. Он должен был обсудить вопрос о мерах наказания, предпринимаемых английским флотом по отношению к французскому, со своим коллегой английским профессором Роббинсом из Лондонского университета. Перед отъездом 20 сентября профессор Ружьер был принят Петеном в присутствии министра иностранных дел Бадуина. Встреча была дружеской, не более. Хитрый маршал не высказывался ясно о своих намерениях, посоветовав профессору прозондировать почву для ослабления экономического эмбарго в отношении Франции. В остальном он полагался на своих помощников, которые смогут дать Ружьеру более подробные разъяснения его миссии.

Профессор прибыл в Англию через Лиссабон. Ему для этого понадобился месяц. Лондон подвергался непрерывным бомбежкам. Ружьер был сразу принят лордом Галифаксом и Уинстоном Черчиллем, жаждавшим услышать новости о Франции. От голлистов они скрыли факт приезда посланника правительства в Виши.

Ружьер по характеру совсем не годился в дипломаты. Во время долгого пути ему стало казаться, что Петен послал его в качестве полномочного представителя. Своим собеседникам, премьер-министру и министру иностранных дел Англии, он обрисовал картину политической жизни во Франции. Встреча произошла 24 октября 1940 года, когда Францией был заключен мир с Германией, и Черчилль понимал, что маршал Петен вынужден играть двойную игру по отношению к Англии. Черчилль считал, что эта политика даже идет на пользу его стране. Профессор говорил искренне, был патриотом своей страны и другом Англии. Но он не был уполномочен вести серьезные переговоры и подписывать соглашения. Черчилль понял, что Ружьера послали только для того, чтобы узнать об отношении английского правительства к прогерманской политике Пьера Лаваля. Черчилль изложил Ружьеру свои соображения по поводу дальнейшего хода событий, посоветовав Франции продолжать борьбу, считая, что французская империя располагает резервами и армией. Английский премьер-министр поручил Ружьеру встретиться и обсудить этот вопрос с генералом Вейганом в Алжире и дать ему ответ по надежным секретным каналам.

Вейган, бывший глава Генштаба, не скрывал своего неприятия немцев и мечтал возобновить борьбу против них. Он готов был действовать, но в нужный момент, не ввергая свои войска в новую катастрофу. Он был категоричен — да, он станет на сторону Англии, если у нее есть шансы победить немцев.

10 ноября профессор Ружьер вернулся в Виши. Он привез меморандум Черчилля от 28 октября. Он не мог ничего добавить к намерениям, сформулированным Самуэлем Хоаре от 7 ноября, в которых «Англия выступала в поддержку целостности французской империи и за суверенитет Франции».

Выслушав эти обтекаемые формулировки, старый маршал замкнулся. Точно так же он замолчал, когда вынужден был подписать позорный мир с Германией.

Получив отрицательный ответ от профессора Ружьера, Черчилль не был обескуражен. 4 декабря он послал маршалу Петену конфиденциальный документ. На этот раз его посредниками в переговорах с Францией были французский министр образования Шевалье и представитель Канады в Виши Дюпуа.

Черчилль продолжал убеждать французское правительство в Виши продолжать борьбу против Германии. Самуэль Хоаре предлагал объединить усилия европейских стран в этой борьбе. Маршал Петен на эти письма не отвечал.

Служба французской разведки возобновила секретные связи с английскими коллегами. 15 июня 1941 года при поддержке генерала Шарля Хантцигера, нового министра обороны, полковник Груссар выехал с секретной миссией в Лондон.

Секретные планы полковника Груссара

О планах полковника Груссара Петен узнавал от своего врача доктора Менетреля и негласно поддерживал их. Полковник пользовался поддержкой Клуба ветеранов французской спецслужбы в Виши, начавшего борьбу против нацистских секретных служб. Приезжая в Лондон, Груссар информировал англичан о внутреннем положении во Франции и немецком промышленном и военном потенциале. Эту информацию он получал от Второго бюро французской разведки в Виши.

Своим собеседникам англичанам и голлистам полковник подробно рассказывал о всех трудностях, предлагая в качестве базы совместной борьбы против нацистов использовать Северную Африку. Для этого были необходимы десять английских дивизий, включая три моторизированных, а также не менее тысячи самолетов.

Черчилль со своей стороны настаивал на подписании секретного протокола об условиях начала военных действий силами французского контингента войск в Северной Африке.

В Лондоне Груссар посетил также Службу военной английской разведки и отдел по проведению подрывных операций, действовавших на французской территории.

По возвращении в Виши полковник Груссар предоставил правительству отчет о поездке. Сначала устный своим коллегам по секретной службе и генералу Хантцигеру, а затем написал длинный рапорт о предложениях Черчилля на имя маршала Петена. В это время правительство Пьер-Этьена Фландена подало в отставку, и к власти в феврале 1941 года пришел адмирал Дарлан. Его агенты, крутившиеся вокруг Петена, разведали о докладе Груссара, и тот был арестован, посажен в тюрьму и обвинен в предательстве. Дарлан был взбешен.

Когда Петен узнал об аресте Груссара, внешне он, как всегда, не выдал своих чувств. Но полковника перевели под домашний арест в Каннах, откуда он в 1942 году с помощью французской разведки бежал на территорию Швейцарии. Там он организовал разведсеть, сотрудничавшую с английской разведкой, о которой была осведомлена швейцарская разведка. Англичане были разочарованы результатом своих переговоров с правительством в Виши и вновь стали сотрудничать с Груссаром, а через него наладили связь с военным командованием французских войск в Северной Африке. Результатом этой работы стала высадка 8 ноября 1942 года английского корпуса.

Французская Африка была платформой для проверки военных стратегий. На ее территории активно работали дипломаты различных стран. Здесь работал странный персонаж, представлявший интересы многих европейских промышленных компаний, — Шарль Бедо.

Франсуа Дарлан был гасконцем, умелым мореплавателем в парижской политике. Холодный, расчетливый и тщеславный, этот французский адмирал был циничным безбожником. 25 февраля он образовал правительство, в которое вошли промышленники, финансисты, технократы. Никаких сантиментов, никакой идеологии. Прежде всего надо было поставить на ноги промышленность и сельское хозяйство. По отношению к победившей Германии он и его окружение занимали осторожную выжидательную позицию.

Гитлер не любил Францию, обвиняя ее в падении нравов, в хитрости. Он был осведомлен о предпринимаемых правительством Виши попытках возобновить контакты с Англией и начать совместную борьбу с Германией в Северной Африке.

12 мая Гитлер вызвал адмирала Дарлана в свою резиденцию Берхтесгаден: «Будет так, как я хочу, иначе вы почувствуете мою силу. Я раздавлю Францию».

Адмирал уступил и подписал 27 мая «Парижские протоколы», по которым немцы хотели получить базу для подводных лодок в Дакаре, проход своих войск через Тунис, авиационную базу в Бизерте (Сирии). Гитлер, любивший поразвлечься над своими жертвами, предложил адмиралу Дарлану в качестве компенсации французскую Швейцарию.

Маршал Петен и генерал Вейган этот шутовской протокол не подписали. Вейган заявил, что уйдет в отставку. Он презирал методы и поведение адмирала Дарлана. 7 июня Дарлан представил немцам свои встречные предложения, заявив, что многое от него не зависит, намекнув на Вейгана. Гитлер пришел в бешенство, объявив состояние напряженности между Третьим рейхом и Виши. Виши вынуждено было пойти на попятную.

Дарлан не принял немецкого плана военного сотрудничества, но в этом скандале ему удалось избавиться от Вейгана, своего основного соперника, которого 20 ноября по распоряжению Отто Абет-ца вызвали в Виши и отправили в отставку.

Частная дипломатия Шарля Бедо

Странный персонаж этот Бедо! Из своего бюро в Париже он руководил огромным числом коммерческих предприятий по всей Европе. В молодости он перепробовал множество профессий. Пытался разбогатеть в США, куда приехал в 1906 году без гроша в кармане. Дела шли неважно: он то возвращался в Париж, то опять ехал в США. Во время Первой мировой войны он записался в Иностранный легион, героем не стал и в 1915 году вновь вернулся в США.

На этот раз Бедо точно знал, чем он займется. Он разработал систему «Бедо» — новый тип организации работы на фабриках. Успех был мгновенным. Америка переживала промышленный бум. Компания «Бедо» реорганизовала работу на многих крупных американских предприятиях США, которые стали ее клиентами.

В моду входило планирование. Автор идеи разбогател, создав империю Бедо, распространив методы ее работы по всему миру. На всех предприятиях был введен «час Бедо». А сам Шарль тратил деньги, не считая, кутил.

В 1933 году в США разразился кризис, который сказался на его «Бедо Интернешнл» в Нью-Йорке, хотя филиал в Амстердаме по-прежнему процветал. Нацистская Германия стремилась к приоритету своей тяжелой промышленности и ликвидировала предприятия, которыми от имени Бедо руководил граф Юзеф фон Ледебур. С этим Бедо не смог смириться.

Он попросил познакомить его с доктором Шлахтом, известным финансистом Третьего рейха, и предложил ему взятку в 50 тысяч долларов, чтобы компания «Бедо» получила право работать в Германии.

Затем он вспомнил, что герцог Виндзорский женился в его замке в Тюрингии, и решил организовать встречи немецких парвеню с принцем крови. Бедо правильно рассчитал — Геринг, Гитлер, Гесс и Шлахт были счастливы пообщаться с герцогом. Бедо выиграл эту партию. Кроме того, он сделал личное одолжение Гитлеру, назначив директором своего филиала в Турции Розенбуха, еврея, под началом которого служил капрал Адольф Гитлер в 1917 году и к которому испытывал дружеское доверие.

С этих пор интересы Бедо и нацистов переплелись. В 1940 году, поселившись в Париже, он уже управлял промышленной империей.

Идеи сыпались из него как из рога изобилия — прокладка трубопровода через Сахару длиной в 3200 километров; строительство водопровода по направлению к югу для обеспечения нужд строительства железнодорожной линии вдоль Сахары, о которой мечтали правители в Виши; переброска по трубопроводу с юга Сахары на север 250 тысяч тонн арахисового масла…

Программы, планы нацистской мегаломании.

Для начала строительства железной дороги он основал свою фирму. Немцы дали разрешение на поставку 60 тысяч тонн стали, французы обеспечили техников и инженеров пропусками для передвижения по территории французской Африки.

Сентябрь 1942 года. Согласно проекту железная дорога через Сахару должна была войти в действие в 1946 году.

Но немцы узнали, что Бедо остался американским гражданином. Они провели обыск в его филиале в Амстердаме и арестовали богатого и удачливого бизнесмена. Потом в результате секретных переговоров его освободили.

Строительство железной дороги через Сахару не было закончено, так как правительство в Виши попросило предпринимателя работать в другом месте. Бедо был арестован в Алжире в декабре 1942 года. Освобожден был генералом Мерфи. Но американская разведка опять его арестовала и поместила в тюрьму в Майами, зная о его связях с нацистами. Там он покончил жизнь самоубийством в 1944 году.

Операция «Угроза»

Присутствие вблизи Дакара военного флота, торжественные декларации генерала де Голля, главы свободной Франции, выстрелы пушек с обеих сторон с жертвами, развязывание пропаганды — все это придало военной акции против колониального порта международное звучание. Англия объявила войну Франции! Французский генерал развязывает гражданскую войну! Многие газеты мира вышли под этими заголовками.

Какие цели преследовали организаторы операции «Угроза», задуманной Черчиллем, и поражение которой было англичанами приписано генералу де Голлю? Захватить золото, хранящееся в банках Бамако.

Разведки воюющих стран знали, что золотые запасы Национального банка Франции, более 900 тонн, были перевезены на территорию Западной Африки и хранились в Бамако. Еще 250 тонн золота были резервами Бельгии и Польши.

Летом 1940 года Черчилль был озабочен тем, что США требовали оплачивать поставки в Объединенное Королевство наличными.

За период меньше года войны золотые запасы Национального банка Англии уменьшились более чем наполовину. Финансовое положение страны было критическим.

Военная операция в Дакаре была попыткой с помощью де Голля захватить золото Франции. Цель оправдывает средства.

23 сентября 1940 года после дня сражений атака против Дакара окончилась провалом. Французское Эльдорадо исчезло в дыму холостых выстрелов из корабельных пушек.

А тем временем пока де Голль и Спеарс пререкались на тему, кому принадлежит золото Франции, служба английской разведки послала в Дакар своих агентов. Это были два бельгийских офицера, капитан Трюффо и лейтенант Флоор. Они прибыли в английскую колонию Гамбию на судне «Аргус», а потом наземным транспортом добрались до Дакара.

Им удалось заполучить копии сопроводительных документов на бельгийское золото, которое хранилось в Кайе, в Западной Африке. Немцы требовали вернуть его в Бельгию и хотели присвоить себе.

Этому воспротивился министр финансов правительства в Виши Ив Бутилльер, тем более, что Национальный банк Бельгии золото не требовал.

Немецкий прихвостень Пьер Лаваль 30 ноября 1940 года решил вопрос в пользу Германии, но Национальный банк Франции по-прежнему защищал интересы Национального бельгийского банка и золото не вернул.

Квитанции, полученные бельгийскими офицерами, были заверены французскими властями. Их привезли в Лондон, а затем в Вашингтон. В Вашингтоне в судебном порядке бельгийское правительство потребовало от правительства в Виши вернуть золото на основании этих квитанций. Золотые запасы Франции хранились также в США в подземных хранилищах Федерального банка. Решением суда в пользу Бельгии из запасов Франции были взяты золотые слитки на сумму их запасов, хранившихся в Африке. Бельгия поручила Англии распоряжаться этими деньгами. Черчилль вздохнул, теперь он мог спокойно ждать закона о займах.

Таким образом два бельгийских офицера, агенты английской разведки сделали то, что не смогли сделать англо-французские войска. О том, как было возвращено бельгийское золото, узнали только после войны.

Специальная миссия Самнера Уэллса

Изъятие французского золота после спровоцированного судебного процесса доказывает, что в начале Второй мировой войны правительство США придерживалось позиции нейтралитета. Президент Рузвельт знал, что войны не избежать и что США будут воевать на стороне Британской империи. Он втайне готовился к этому шагу, посылая на переговоры своих эмиссаров — промышленников, дипломатов высокого ранга. Посылая их в Европу, он узнавал о настроениях в воюющих странах.

Одним из первых специальных посланников президента США был Самнер Уэллс, помощник государственного секретаря. Начиная с февраля 1940 года он встречался с Гитлером, Муссолини, Даладье, Чемберленом, предлагая им американское посредничество. Получая в ответ туманные коммюнике, немцы не собирались отказываться от своих авантюрных планов. Американская официальная дипломатия была рада неуспеху этих встреч специального посланника президента Рузвельта, потому что выступала против такой секретной дипломатии и идеологических уступок.

После первых побед немцев на Западном фронте специальные посланники президента США пытались помочь Англии в противостоянии Германии. Странно, но Канарис, глава немецкой военной разведки, помогал им в этом. Он знал, чем может кончиться немецкая авантюра. Два государства Европы должны были в любом случае сохранять нейтралитет — франкистская Испания и французская территория маршала Петена. Американским дипломатам удалось убедить их в этом.

Рузвельт любил, чтобы его информировали вовремя и точно. Кроме того, он хотел иметь прямые контакты с руководителями союзных стран. Эту двойную задачу он возложил на своего друга и советника Гарри Хопкинса.

Секретные переговоры Гарри Хопкинса

Хопкинс входил в группу «Нью-Дил», возглавляемую Рузвельтом до избрания на пост президента. Хопкинс занимался общественной работой в Нью-Йорке, а затем был вызван президентом для работы в Белом доме. Он происходил из простой семьи, был преданным способным работником. Именно ему в январе 1941 года президент поручил выехать в Англию для установления дружеских отношений с английским правительством. Там абсолютным лидером общественной жизни был Уинстон Черчилль.

В течение шести недель своего пребывания в Англии Хопкинс едва успевал следовать за неутомимым Черчиллем, который таскал его повсюду за собой. Он едва не заболел в этом водовороте неиссякаемой энергии английского премьера. Черчилль был откровенен с посланником президента США, не скрывал своих опасений и надежд. На встречах и приемах он представлял американцу сотни людей. Хопкинс осунулся, но выдерживал натиск этой дружбы. Покидая Англию, он знал, что поручение президента выполнил — теперь обе страны связывала искренняя дружба, пролог сотрудничества.

Между Хопкинсом и Черчиллем установилась регулярная секретная переписка, в которой они обменивались мнениями по поводу стоящих перед их странами проблем. Атлантический союз не был просто проектом. Вскоре с помощью другого специального посланника президента США Гарримана был принят закон о займах и торговле двух стран.

Рузвельт неустанно проводил политику расширения коалиции союзников, которые смогли бы победить Германию. Но поражения Красной Армии в первые месяцы войны изменили его планы. По сообщениям разведок союзников и немецкой разведки, СССР мог быть разгромлен за два месяца после начала войны. Рузвельт в это не верил. И послал Хопкинса в Москву через Лондон.

Из Лондона Хопкинс вылетел в Россию на гидроплане, который делал рейсы между Архангельском и Инвергордоном в Шотландии.

В конце июля 1941 года между Хопкинсом и Сталиным состоялась частная встреча.

Сталин сказал, что в преддверии зимы немцам не удастся захватить промышленные района севера, что этому помешает стабилизация положения на фронте. Он утверждал, что немцы зимой будут терпеть большие потери и что Россия и без союзников может противостоять Германии в течение трех лет. По его мнению, для ослабления натиска немцев США необходимо послать в Россию оружие и военные материалы. В конце сентября 1941 года эта задача была поставлена перед миссией Гарримана-Бивербрука.

Хопкинс вернулся в Англию, где ему предстояло пережить бомбежки, шторм на море, болезнь. В пути самолет, на котором он летел, был атакован. Бедный путешественник еле держался на ногах. При попытке сесть в море на корабль он выпал из шлюпки, и его выловили багром. Наконец, почти без чувств его посадили на корабль «Принц Уэлльский», где его встретил Черчилль, бодрый, как юноша.

Оба ехали на встречу с Рузвельтом, который на корабле «Августа» шел им навстречу. Корабли должны были встретиться в намеченном пункте Атлантического океана. Обе стороны намеревались подписать и обменяться документами, которые легли в основу Атлантического пакта. Теперь Англия и США вместе боролись против безумия нацистов.

Одно зло было подменено другим. Сталинский империализм был не менее опасен, но каждый раз, когда Черчилль говорил об этом, Хопкинс ему возражал.

Список специальных посланников президента Рузвельта велик. Одним из них был советник посольства французской Северной Африки Мерфи, который вел переговоры с генералом Вейганом и его преемниками во время возобновления военных операций французской армии. Мерфи, сотрудничавший с группой французских конспираторов, был инициатором высадки союзных войск в ноябре 1942 года. Другим помощником Рузвельта был адмирал Лехи, к советам которого прислушивался маршал Петен.

Выполнил ответственное поручение президента Рузвельта полковник Донован, реорганизовавший службу американской разведки.

Таинственные поездки полковника Донована

В деловых кругах Нью-Йорка Вильяма Донована называли «проклятым задирой». Он отважно сражался на французском фронте в 1917 году, командуя 69-м пехотным полком. Этот энергичный ирландец был уважаемым адвокатом на Уолл-стрит. Это был невысокий, крепкого сложения мужчина, умный диалектик. Донован был республиканцем, выступавшим против партии власти, но именно его выбрал Рузвельт для выполнения секретной миссии в Европе. Главной чертой характера Донована была решительность. Теперь ему предстояло встретиться с руководителями нейтральных стран Центральной Европы и Средиземноморья и выяснить политическую обстановку в этом районе.

Полковник Донован приехал в Лиссабон в декабре 1940 года. Затем через Гибралтар поехал в Египет. Там вместе с Вавеллом он рассмотрел проблемы Среднего Востока.

В столице Болгарии Донован пытался убедить болгарского короля Бориса сохранять нейтралитет. Но того давно уже агитировал Канарис, которому была нужна поддержка короля в борьбе против Гитлера. В беседах с Донованом Борис умолчал о своих намерениях.

Донован продолжил свои поездки. В Белграде он встретился с представителями руководства страны. Вскоре группа Симовича сместила правительство, лояльное Германии. Но это был временный успех, достигнутый с помощью английской разведки. Немецкая военная разведка вернула прежнее правительство.

Затем Донован прибыл в Мадрид. Именно в этот момент 26 февраля 1941 года Франко заявил, что остается преданным другом Гитлера. В испанской столице Донована встретили каудильо и его зять, министр иностранных дел Серрано Сунер. Донован говорил прямо и откровенно, Франко, как всегда, внимательно слушал. Эта встреча была очень важной. Франко не переставал кормить Гитлера комплиментами и обещаниями, но в войну на его стороне не вступал не потому, что он был сторонником демократии. Франко побаивался колосса — Соединенных Штатов Америки.

Секретные поездки Донована были успешными. Он одержал внушительные успехи в своих переговорах на Среднем Востоке и Ьалканах. По возвращении в Вашингтон пожилой адвокат был назначен советником президента Рузвельта.

Вручая президенту подробный отчет о поездке, он предложил произвести реорганизацию Службы американской разведки. Именно результаты этой поездки легли в основу создаваемой им Службы информации. Донован стал ее родоначальником.

Серрано Сунер был зятем генерала Франко. Генерал был высокого мнения о нем, как о политике, принимавшем активное участие во внутриполитической борьбе в Испании. Два брата Суне-ра были расстреляны республиканцами. Сам он сидел в тюрьме. До начала гражданской войны он был сторонником Роблеса, представителя либерально-христианской партии, потом перешел на сторону фалангистов, во главе которых стоял Примо де Ривера.

Серрано Сунер был юристом, он закончил Испанский институт в Риме, изучал право в итальянском институте и одновременно ходил слушать дебаты в парламенте, на которых в 1924 году выступал Муссолини.

Эти политические события совпали с убийством Джакомо Мат-теотти. Сунер стал сторонником идей фашизма и в рядах фалангистов насаждал авторитарный стиль.

Он был человеком нервным, холериком, очень активным, полной противоположностью невозмутимому, сдержанному Франко.

Зять имел большое влияние на каудильо. Когда в сентябре Франко послал зятя в Германию, чтобы разобраться, есть ли у Гитлера возможности победить в войне, Сунер посетил также Францию и Бельгию. Вернувшись, он убедил Франко оставаться на позициях нейтралитета. Генерал назначил Сунера министром иностранных дел, чтобы проводить в жизнь эту политическую линию.

Несмотря на непрекращавшееся давление со стороны союзных стран, с одной стороны, и немцев — с другой, Испания сохранила нейтралитет.

Опасная игра адмирала Канариса

23 октября 1940 года Гитлер прогуливался вдоль перрона на пограничной станции Гендейя и шутил с Риббентропом. Прекрасная погода, хорошее настроение, почему не пошутить. Поезд генералиссимуса Франко опаздывает? Ничего, подождем! Испанцы… вечно они запаздывают.

Историческая встреча двух диктаторов должна была определить условия навигации по Средиземному морю и стала бы символическим знаком вступления Испании в мировую войну на стороне Третьего рейха.

Разорвать гибралтарскую цепь, утвердить вермахт на территории испанского Марокко — означало обеспечить контроль Германии над Северной Африкой (там военные операции генерала Вейгана начинали уже беспокоить Гитлера) и закрыть Средиземное море для противника. Следовало изолировать Великобританию от ее империи, преследовать англичанина вплоть до его колоний. Захватить испанскую медь и железо. Гитлер говорил со своим министром иностранных дел так, как будто ему уже удалось легко убедить этого маленького черноглазого испанского генерала с круглым брюшком.

Поезд Франко наконец прибыл. Честь высокому гостю была оказана в традициях немецкого воинского этикета. Кортеж Гитлера с удивлением наблюдал за этим неуверенным, робким, невысоким человеком. Отвечал как-то вяло, отстраненно, и голосок подрагивает, как у мусульманского муллы. Гитлер с его апломбом победителя, поставившего на колени пол-Европы, убеждает испанца, приводит свои доводы, а испанец что-то лопочет в ответ.

Гитлер: мы, мол, вам подарим Гибралтарский хребет, когда его возьмем приступом, как взяли Льежскую крепость. Испания может рассчитывать на немецкую щедрость. Будете с нами — получите некоторые территории в Северной Африке, отвоеванные у Франции и Англии…

А испанский генерал ему дребезжащим голоском вот-вот запоет, что, мол, страна-то после гражданской войны совсем в упадке, хлеба не хватает, артиллерии нет, авиации, чтобы страну защитить, не то что воевать с кем. Не надо нам Канарских островов, не надо чужих колоний, не надо Марокко — одна с ним морока…

Нет, Франко не отказывается на щедрые посулы немцев — вот поможете Испании, поставите ей зерна 100 тысяч тонн, а кроме того оружия и военных материалов, тогда… да еще как сказать. Уж больно англичане упрямый народ, они ведь не отступят, до Канады, Индии будут упираться, пока последнего англичанина не истребите…

Гитлер тут начал нервничать, голос повышать. Этот испанчик явно действовал ему на нервы. Теперь фюрер уже не играл на струнах этой придуманной дружбы и чувствовал, как находит на него бешеная ненависть.

Да этот генералишко хитрит, что-то задумал, хоть и согласен подписать пакт о сотрудничестве, но это всего лишь пустышка, прикрытие того, что выгодно Испании.

В бешенстве Гитлер прервал разговор с собеседником. В немецких газетах на следующий день трубили об успехе переговоров, о достижении соглашения о сотрудничестве двух стран. Но окружению Гитлера было ясно, что хитрец Франко обвел вокруг пальца австрийского драматурга. Даже за несколько часов до смерти Гитлер последними словами оскорблял «предателя Франко», оставившего Средиземноморье открытым для англичан.

Встреча Гитлера и Франко в Гендейе была полным провалом в политическом плане — и хуже того — в военном. Испания не вступила в войну.

Кто же был советником Франко? Невероятно, но это были люди из окружения Гитлера. 18 ноября 1940 года Гитлер пригласил в свою резиденцию Берхтесгаден Серрано Сунера, министра иностранных дел Испании, зятя Франко. Немцы поставили его в известность об «операции Феликс и Изабелла», в основе которой был приказ Гитлера за номером 18 — оккупация немецкими войсками прибрежных территорий вокруг Гибралтарского пролива.

А между тем Серрано Сунер посоветовался со своим другом, министром иностранных дел Италии и зятем Муссолини Галеаццо Чано, и тот не советовал Испании договариваться с немцами. Средиземноморье исторически всегда принадлежало латинским нациям — и нечего туда немцев пускать.

Но самым неожиданным советником Франко стал адмирал Канарис, глава военной разведки Германии, абвера. Канарис любил Испанию, там прошли его молодые годы, началась его карьера разведчика.

7 декабря 1940 года Гитлер послал Канариса в Мадрид с официальным секретным заданием убедить Франко вступить в войну на стороне Германии. Это будет великий крестовый поход против коммунизма на Западе Европы. Естественно, участие в нем генерала Франко, покончившего с большевизмом в Испании.

Канарис не разделял эти конквистадорские мечты своего хозяина. Он был уверен, что Гитлер ведет Германию к краху. Тонкий блестящий политик и стратег, Канарис был уверен, что Германии выгодно иметь Испанию нейтральной страной. В Мадриде главу абвера встретил генерал Мартинес Кампос, глава Генштаба. Своим собеседникам Канарис посоветовал твердо отстаивать позиции, не уступать нажиму Гитлера, сказав, что Германия войну проиграет.

Франко стоял на своем. А тем временем трудности на Восточном фронте в войне с Россией отвлекли Гитлера, и он об Испании забыл.

Франко не раз добрым словом вспоминал совет Канариса, и когда после войны вдова адмирала стала испытывать трудности с союзниками, он предложил ей убежище в Испании и назначил пенсию.

Германия пыталась уговорить и Португалию вступить в войну, но тут немецкая секретная полиция СД крупно оплошала. Трагикомедия да и только.

Попытки покушения на Отто Штрассера

Гитлер не мог простить Отто Штрассеру его дружеских связей с Москвой. В апреле 1941 года нацистская секретная служба разыскала «большевика» Штрассера в Лиссабоне. Фюрер вызвал к себе ответственных руководителей службы безопасности партии и приказал им уничтожить «опасного конспиратора, платного агента иностранных держав».

Гейдрих, Гиммлер и Шелленберг организовали команду для выполнения этого приказа. Не было сомнений, что Штрассер приехал в Лиссабон, чтобы встретиться с представителями русских большевиков. Надо было убить негодяя, но желательно представить его смерть естественной. Никто не должен догадаться, что это месть фюрера.

Уже был подготовлен бактериальный препарат, действующий мгновенно. Он моментально впитывался организмом, и по симптомам болезнь напоминала тиф. Препарат успешно прошел проверку в Мюнхенском университете. Шелленберг получил там две ампулы с несколькими кубическими сантиметрами жидкости и, положив их в чемодан, спокойно выехал в Лиссабон.

Пробирки были упакованы в специальный ящичек из хромированной стали с прокладкой из пенопласта.

По приезде Шелленберг дал задание агентам немецкой разведки, их было больше тысячи, разыскать Отто Штрассера в португальской столице. Это стоило немалых денег. Выловили нескольких человек, но того, кого надо, не смогли найти. Так, вместо Штрассера чуть было не погиб один американский коммерсант.

Похоже, что португальским агентам понравилась эта игра в поимку шпиона — платили хорошо, чего не потянуть. Но настоящего Штрассера и след простыл. Не было его ни в переулках старого города, ни на берегах реки Таго.

Оставалось признать очевидное — «предателя» в Португалии не было. Шелленберг посоветовался с Гейдрихом и решил вернуться в Германию. Его ждали важные дела. Уезжая, он дал распоряжение продолжать поиски Штрассера, а страшная ампула, которая могла вызвать в стране эпидемию пострашней средневековой чумы, хранилась в бронированном сейфе. Затем стальной ящичек выбросили в океан.

У Гитлера теперь была другая забота — он готовился к реализации плана «Барбаросса», нападению на СССР.

В Португалии немецкой разведке явно не везло. Еще одной сумасбродной идеей сотрудников Гитлера была попытка захватить герцога Виндзорского.

Проблемы герцога Виндзорского

После того как герцог Виндзорский отрекся от английского престола, он поселился во Франции. Он жил недалеко от Канн в замке Крое на Лазурном побережье. В момент подписания перемирия с немцами эта территория была свободной зоной Франции. Вскоре он был вызван послом Англии в Испании Самуэлем Хоаре в Мадрид, куда поехал на автомобиле. Посол, выполняя поручение Уинстона Черчилля, советовал герцогу вернуться в Англию как можно скорее. Но бывший король Англии сначала решил заехать в Лиссабон, отрегулировав там формальности документов своей жены, и оттуда на английском судне плыть в Англию. Для герцога эти формальности в соответствии с протоколом имели большое значение.

Тогда в голову Риббентропа пришла гениальная идея. «Старый кретин», как его называл Гейдрих, хотел выслужиться перед Гитлером и посему намеревался послать к герцогу Виндзорскому Шелленберга с сверхсекретным поручением. Нужно было воспользоваться добрым расположением бывшего короля Англии к «немецким друзьям», чтобы заполучить от него заявления в пользу Германии. Надо было уговорить его поехать в Швейцарию и там ждать, пока немцы не вернут ему английскую корону. Проблем с деньгами не будет — немцы предоставят в его распоряжение швейцарские банки.

Прослушав этот бред, Шелленберг не знал, что и ответить министру иностранных дел. Не было смысла приводить доводы политического и технического характера. Тот гнул свое: если герцог не согласится, надо его похитить, раз он нужен для политических планов Гитлера.

Гейдрих считал эту затею безумной. Это означало вступить в открытую борьбу с английской разведкой на территории Испании.

Но раз этого хочет Гитлер, значит, надо. Жарким летом 1940 года самолет с Шелленбергом приземлился в аэропорту Мадрида.

Еще со времен гражданской войны немецкая разведка в Испании работала активно.

Служба контрразведки гарантировала безопасность сотням специальных агентов, работникам радиостанций перехвата, шифровальной службе. Мадрид был также центром метеослужбы, связанным с метеослужбами на Канарских островах, в Северной и даже Южной Африке. Эта служба имела жизненно важное значение для самолетов Люфтваффе и немецких подводных лодок в Средиземном море, Гасконском заливе и прибрежных районах Испанского полуострова в Атлантике.

Похитить герцога Виндзорского — значило рисковать хорошо отлаженными службами в Испании, которые создавались годами.

Герцог уже приехал в Лиссабон и намеревался ехать в приграничный с Испанией район на охоту. Шелленберг наметил похитить его во время этого приятного мероприятия. В Португалии он организовал наблюдение за герцогом, который проживал в местечке Каске, недалеко от Лиссабона, пользуясь гостеприимством португальского банкира Риккардо де Эспирито Санто.

Немецкие агенты узнали от слуг, что охрану герцога несут португальская полиция и английская вооруженная охрана.

За несколько дней начальнику немецкой контрразведки удалось внедрить в дом, где проживал бывший король Англии, своих людей. Теперь Шелленберга информировали обо всем, что говорит герцог о нацистской Германии и какие меры безопасности предприняты английской охраной.

Дела обстояли иначе, чем думал «кретин» Риббентроп. Операция была безумной и бессмысленной, но министр иностранных дел гнул свое.

Шелленбергу оставалось одно — сорвать план похищения, не бросив тени на себя. Он стал тормозить отъезд герцога, инсценируя различные непредвиденные обстоятельства. Затем он поговорил с влиятельными португальскими друзьями, и те усилили охрану дома. Косвенными путями была предупреждена и английская контрразведка, а в Берлин Шелленберг сообщил, что немецкие агенты столкнулись с непредвиденными трудностями. По каналам английской разведки была разработана дезинформация, которая стала известна Риббентропу, что английской разведкой готовится покушение на герцога.

И наконец служащий Министерства информации Вальтер Монктон открыто предупредил герцога о плане Гитлера, о заговоре нацистов. Герцог должен был срочно покинуть Лиссабон. 1 августа Шелленберг в бинокль наблюдал, как герцог Виндзорский садится на судно. И когда корабль вышел из порта, направившись к Багамским островам, он вздохнул с облегчением.

В Берлине Гитлер поблагодарил Шелленберга за усердие в трудном деле, но Гейдриха было трудно провести. Тот, выслушав объяснения Шелленберга, поздравил его, что тот смог «умно отказаться от глупой затеи».

Испанские «игры» герцога Виндзорского закончились. Секретная война немецкой разведки в Испании и Португалии продолжалась до 1945 года с переменным успехом для обеих сторон, как и в других странах.

Европейские секретные службы в нацистской орбите

В 1942 году, несмотря на усилия гитлеровской пропаганды, слово «Европа» было понятием неопределенным. В умах руководителей служб безопасности Третьего рейха зародилась мысль объединить секретные службы завоеванных европейских стран. Эта идея высказывалась и Шелленбергом. Он же стал реализовывать ее на практике. С этой целью им была создана организация «Фронт совместной борьбы против большевизма», под вывеской которой он хотел объединить спецслужбы «дружественных наций».

Спецслужбы нейтральных стран предполагалось объединить в Европейскую федерацию секретных служб.

Под предлогом обсуждения общеполитических проблем немцы стани контактировать со службами информации и безопасности Румынии, Венгрии и Нидерландов, которые без особого желания откликнулись на предложение немцев делиться информацией и опытом работы. Они понимали, какую опасность таят эти невинные подходы.

Во Франции, Испании и Португалии этот процесс надевания наручников был менее очевидным. В этих спецслужбах существовали связи с Германией на уровне руководителей полиции, служб информации, которые носили характер субординации.

Службы итальянской разведки активно сотрудничали с немецкими спецслужбами. Глава итальянской военной разведки Чезаре Аме вел себя довольно независимо по отношению к абверу и дружил с Канарисом.

Так что вопрос об объединении был непростым. Немцы сталкивались с оппозицией, стремлением спецслужб сохранить национальные особенности, да и внутри своей структуры каждая разведка не была однородна. Шелленберг не сдавался и продвигал идею объединения, как он называл, «туземных секретных служб». Платформой этих экспериментов стала Турция, где было достаточно сильное немецкое влияние.

Секретные нацистские службы в Турции

Представителем нацистской службы безопасности в турецкой столице был К. Л. Мойзич. Его прикрытием была должность военного атташе при посольстве. Технически компетентный, преданный делу нацизма, он организовал отлаженную шпионскую организацию на Среднем Востоке. В Анкаре в его распоряжении была станция прослушивания, работавшая в коротковолновом диапазоне, которая хорошо субсидировалась. Одна из подотчетных ему разведгрупп «Ремо» была в основном сформирована из арабов. Ею руководил итальянский журналист Замборини.

В Анкаре активно работали немецкая и английская разведки, интересы которых сталкивались, приводя порой к курьезам. Во время войны турецкие власти приглашали на прием представителей всех воюющих стран, так что мастера подковерной борьбы стояли на этих светских раутах рядом с бокалами в руках.

Немецкая служба безопасности организовала в Турции вторую разведсеть, которая действовала под прикрытием торговли коврами в Стамбуле.

Местом встреч с агентами был магазинчик, типа восточного базара для туристов. Под ворохом ковров был спрятан радиопередатчик, передающий и принимающий станции высокой мощности. По этому каналу при необходимости связывались с «хозяином» в Берлине.

Магазинчиком заведовал турок, ему помогали араб и египтянин, агентура была раскидана по всему Среднему Востоку.

Филиал этого магазина в Берлине занимался пересылкой денег и принимал информацию из Стамбула. Торговля коврами процветала. Ковры действительно были отменного качества.

Мойзич и посол фон Папен не знали о существовании этой разведсети. Сами они были мастерами подпольной работы и отлично сотрудничали с турецкой спецслужбой.

Субхаз Шандра Бозе был одним из руководителей Движения за независимость Индии. Он получил образование в Москве, где обучался методам ведения политической агитации и пропаганды. В марте 1942 года во время поездки в Берлин он попытался создать там Индийскую лигу для последующей засылки ее сторонников в Индию для борьбы с англичанами.

До этого момента дальневосточный отдел 6-го бюро нацистской секретной службы руководствовался идеями другого индийского лидера-националиста Сиди Хана, также выступавшего за освобождение Индии.

Сиди Хан и Шандра Бозе были соперниками в этом движении. Гитлер ценил Бозе, но был с ним груб и не сумел добиться его доверия. Фюрер заявил, что станет поддерживать Движение за независимость Индии только тогда, когда немецкая армия дойдет до Персии. Шандра Бозе воспринял это заявление как отказ и отсутствие интереса к проблемам Индии.

В действительности Гитлер был лишь осторожен, следуя советам немецких секретных служб, которые предупредили его о контактах Бозе с Коминтерном. Немецкие секретные службы предпочли нейтрализацию Бозе, отправив его к своим союзникам в Японию.

С 1943 года Бозе стал советником японского правительства по индийским проблемам.

Немецкий рыцарь на белой турецкой лошади

За вмешательство в военный конфликт в Первой мировой войне Турция заплатила девятью годами войны и распадом государства. Этого не забывал Ататюрк и его преемник Исмет Иненю. После окончания Балканской кампании (апрель — май 1941 года) правительство решило, что вряд ли стоило Турции идти на сотрудничество с Англией или просить помощи у России. 18 июня 1941 года Турция подписала договор о дружбе с Германией. Причиной тому была и немецкая угроза, с которой приходилось считаться 37 турецким дивизиям, размещенным на востоке страны.

Сотрудничество немецкой и турецкой разведслужб стало естественным следствием сближения обеих стран.

Немецкая служба шифровки прямым текстом передавала абверу и Министерству иностранных дел турецкие дипломатические сообщения и секретные сообщения из Анкары.

Немецкая секретная служба могла убедиться, что турецкая дипломатия ведет честную игру и держится корректно по отношению ко всем воюющим сторонам.

Но службы Риббентропа в Министерстве иностранных дел были в бешенстве, считая такую политику восточным двойничеством.

Военная немецкая разведка хотела заарканить белую турецкую лошадку и заставить ее поглубже забежать на территории советских республик, с которыми вермахт вел жестокую войну. Операция «Цеппелин» была разработана для заброски агентуры на территории Урала и южных районов России. Она была выполнена успешно благодаря помощи турецких секретных служб, для которых СССР оставался основным противником. Немцы лояльно передавали туркам полученную их службами информацию.

Советские спецслужбы вылавливали агентов группы «Цеппелин» с поличным и выражали протест через Анкару. Турки были в замешательстве, не зная, продлевать ли им контакты с немецкой разведкой. Тогда Берлин решил высказаться решительно.

Было созвано совещание руководства разведок двух стран, на котором было принято твердое решение продолжать сотрудничество, которое длилось вплоть до окончания войны.

Нейтральность Турции послужила интересам обеих стран — Турции и Германии.

Мобилизация в Швейцарии

29 августа 1939 года Федеральный совет объявил о мобилизации для защиты швейцарских границ. 30 августа, когда решением Федеральной ассамблеи главнокомандующим швейцарских вооруженных сил был назначен полковник Анри Гисан, в адрес Польши и Германии, участвующих в военном конфликте, от имени Федерального совета была послана торжественная декларация о нейтралитете Швейцарии.

1 сентября, в связи с объявлением войны между Германией и Польшей, в Швейцарии была объявлена всеобщая мобилизация, назначенная на следующий день.

Эта операция, тщательно подготовленная заранее, была выполнена со швейцарской точностью. Уже 5 сентября командующему доложили о готовности армии из 450 тысяч человек. В нее входили три армейских корпуса, девять дивизий, три пехотных бригады и девять бригад для ведения военных операций в горной местности.

Военная операция, спланированная Берлином зимой 1938–1939 годов, не включала маневров на территории Швейцарии.

Немецкое командование намеревалось с юга подойти к линии Мажино и соединиться с частями итальянской армии в районе Лиона. Но это намерение осталось неизвестным как швейцарскому Генштабу, так и Верховному командованию французской армии. Начиная с момента Судетского кризиса командующий швейцарской армией Гисан был послан в Страсбург, чтобы выяснить, как будет действовать французская армия, если нейтралитет Швейцарии будет нарушен. В конце июля 1939 года, после новых актов немецкой агрессии, глава французского Генштаба полковник Петипьер встретился с генералами Гамеленом и Жоржем. Вскоре переговоры французских и швейцарских генералов были продолжены в расширенном составе.

4 октября 1939 года в момент, когда Гитлер приступил к перегруппировке немецких войск на Западном фронте, полковник Гисан подписал оперативный «Северный план», согласно которому была проведена концентрация войск в укрепленной зоне озера Саргане в Валенштадте и в высокогорном районе Гемпена. В этих зонах было приказано держать оборону, не отступая ни на шаг. Эти укрепленные участки границы и фортификации, построенные в 1935 году вдоль Рейна, должны были принять первый удар агрессора. Было ясно, что этот уголок Швейцарии будет разрушен.

В плоскогорье Гемпена планировалось соединить две армии.

Об этом договорились в начале 1940 года на своем совещании генералы Гамелен, Жорж и командующий Гисан. Лишь немногие в Швейцарии знали об этом секретном плане — среди них Марсель Пиле-Голац, президент Швейцарской Конфедерации и руководитель политического отдела правительства.

Проблема защиты Швейцарии осложнялась присутствием в стране немецкой колонии, из числа которой подлежали мобилизации 16 тысяч человек. Но только 3 тысячи из них были призваны в нацистскую армию.

Коренные швейцарцы подозрительно относились к немцам, проживавшим в стране, видя в них потенциальных «парашютистов». В местные органы управления посыпались сигналы о немецких шпионах.

Иностранцам, проживающим в Швейцарии, было запрещено ношение и хранение оружия и взрывчатых веществ, а также проживание вблизи расположения швейцарских военных объектов. Подозрительные лица находились под контролем полиции, их телефонные разговоры прослушивались, письма перлюстрировались.

Все немецкие представительства были взяты под контроль полиции и разведки. Вскоре в представительстве Германии был выявлен как шпион капитан корвета Мейсснер, ближайший помощник адмирала Канариса. Глава представительства Кехер и военный атташе полковник Ильземан вели себя корректно.

Секретным службам Третьего рейха нелегко было действовать на территории Швейцарии. Население было бдительным. Так, благодаря сигналу почтового служащего в Базеле был обнаружен «почтовый ящик», используемый центром немецкой разведки «Панорамен-хайм» из Штутгарта.

15 июня 1940 года скромному железнодорожному служащему удалось арестовать группу немецких шпионов, внедренных в Швейцарию Герингом для выполнения диверсий на аэродромах. Эта команда совершила непростительную ошибку — они ни слова не знали на местном диалекте.

Обманные маневры стратегических планов

Обширная документация, которой располагают историки по прошествии войны, подтверждает, что немецкое командование не намеревалось вести войну на швейцарской территории. Но как только Гитлер решил начать наступление в октябре 1939 года, группам войск «С», базировавшимся вдоль Рейна в районе Базеля и районе Мозеля — Тревири, под командованием генерала Лееба, был дан приказ сделать вид, что начинается военная операция.

Целью этого обманного стратегического маневра было удержать между Базелем и Понтарльером как можно больше французских дивизий и как можно дольше, пока не будет одержана победа над Нидерландами.

Одновременно в немецкой печати была развязана кампания против нейтралитета Швейцарии. Чистой провокацией был отзыв немецких студентов, обучавшихся в Женевском университете. 12 мая 1940 года было распространено заявление, приписываемое Геббельсу: «Через двое суток в Европе не должно быть ни одного нейтрального государства».

Такого рода сообщения сопровождались ложной информацией о разгроме оборонительных укреплений вдоль границы со Швейцарией.

Теперь мы знаем, что в квадрате Базель — Карлсруэ — Ульма — Констанца немцы никогда не держали больше 13 дивизий, четыре из которых охраняли полосу вдоль Рейна, между Базелем и Лаутер-бургом (150 км), и не предназначались для наступательных операций. Менее 20 дивизий дислоцировались вдоль Черного леса.

Это означает, что несмотря на обманные маневры вдоль швейцарской границы, ложные сообщения по радио, генералу Леебу не удалось обмануть бдительность разведслужб противника.

Французская разведка не попала в ловушку немецкой дезинформации. Уже в феврале 1940 года она разгадала ложные маневры немецкой армии. 5 мая подполковник Бариль категорически отметал возможность наступления немцев вдоль линии Мажино и возможность наступления на Швейцарию. Когда немецкие танковые дивизии предприняли наступление к югу от Ла-Манша, центр опасности еще больше отдалился от швейцарской границы. Эта реальность не соответствовала новой волне шпионского психоза. По радио Би-би-си было передано невероятное сообщение министра иностранных дел Голландии о выбросе с «юнкерсов-52» над Роттердамом немецких парашютистов, переодетых в монахинь.

Так что в Швейцарии ждали со дня на день таких сюрпризов, по ночам тревожно смотря на небо. Население стало сооружать баррикады.

В первой половине июня Люфтваффе стала выполнять рейды на юге Франции. По пути она пролетала над территорией Швейцарии, где вступала в сражения с истребителями швейцарской авиации, защищавшей свои границы. В этих боях были сбиты 8 немецких бомбардировщиков.

Это привело в бешенство мстительного Геринга, который не мог ответить швейцарцам ударом на удар, послав против них «Мессершмиты МЕ-109 Е».

Тем временем секретная служба полковника Массона сигнализировала о концентрации немецких дивизий в районе Черного леса. Означало ли это, что 7-я немецкая армия под командованием генерала Доллмана собирается перейти через Рейн?

В каком месте? Полковник Гисан готов был со своей армией сражаться до последнего солдата, хотя знал, что контингент французской армии на этом участке теперь ограничен армейским корпусом из двух резервных дивизий и одной бригады.

Напряжение достигло высшего предела в ночь с 14 на 15 июня, когда поступило известие об аресте вблизи военных аэродромов 10 диверсантов из Германии. При них были найдены оружие и взрывчатка. Логически эта диверсия могла стать прелюдией немедленного наступления немцев. На следующий день на рассвете поступили известия, что немцы производят маневры на левом берегу Рейна.

Эти маневры проводились по распоряжению Геринга, который был в бешенстве после сбитых швейцарскими летчиками немецких бомбардировщиков. И, не посоветовавшись с другими командующими Третьего рейха, хотел попугать Швейцарию. Но об этом стало известно после войны. Что касается диверсантов, их 26 ноября 1940 года приговорили к пожизненному тюремному заключению, что было высшей мерой наказания по швейцарским законам военного времени. По соглашению с Бонном в 1950 году все 10 диверсантов были амнистированы и вернулись в Германию.

Перемирие, заключенное в Ретондесе между Францией и Германией, поставило Швейцарию в сложное положение со всех точек зрения. Демаркационная линия оставляла ей небольшой участок железной дороги Женева — Анненси — Гренобль, по которому она могла сообщаться со свободным миром. Но уже 25 июня 1940 года» то перемирие было нарушено, участок туннеля Рош-сюр-Форон был взорван командой абвера и дорога в течение нескольких месяцев была выведена из строя. Теперь снабжение Швейцарии продовольствием и сырьем зависело от союзных стран.

В стратегическом плане швейцарская армия со своими 14 дивизиями противостояла 157 дивизиям вермахта и 53 итальянским дивизиям.

На участке от Базеля до Женевы почти не было укреплений, потому Швейцария готовилась к отражению противника в соответствии с «Северным планом».

В этот момент в Берн прибыли из Берлина два эмиссара, которые привезли важные сообщения швейцарскому правительству. Одним из них был советник посольства Тео Кордт, приехавший по поручению государственного секретаря Эрнста фон Вайцзекера. Имя другого осталось неизвестным — он представлял ведомство адмирала Канариса. Оба представителя заявили, что немецким руководством раскрыты секретные военные соглашения между Швейцарией и Францией.

19 июня 1940 года во время наступления во Франции 9-й танковой дивизии в городке Шарите-сюр-Луар немцами был обнаружен архив генерала Гамелена, оставленный в железнодорожном вагоне. При отступлении никто не потрудился уничтожить секретные документы. Сначала они были просмотрены генералом Ульрихом Лиссом, начальником отдела Западной группировки немецких войск, а затем переправлены в Берлин на Вильгельмштрассе, где с ними ознакомились посол Мольтке и комиссия экспертов. В этом архиве был найден полный текст соглашения, заключенного между верховным командованием французских и швейцарских войск.

Некоторые авторитетные лица в Берлине полагали, что эти соглашения не наносили ущерба принципам нейтралитета, так как они теряли силу в присутствии сил вермахта, тем более что соглашения не были ратифицированы Федеральным советом Швейцарии. Но Гитлер и Риббентроп вряд ли бы захотели принять эту точку зрения и не драматизировать ситуацию. Тем более что Геринг продолжал таить злобу за сбитые самолеты.

Поставленный в известность федеральный президент Пиле-Голац находился в сложном положении. За несколько недель до этого он ответил на вопросы немецкого посла в Швейцарии: «Пока я остаюсь федеральным президентом, Швейцария не примет ничьей помощи, если страна не подвергнется нападению». Но теперь стал известен текст франко-швейцарских соглашений, если не в подробностях, то их суть.

Неизвестны мотивы, почему Канарис предпринял этот шаг. Вайцзекер так объяснял шаги, предпринятые Берлином для разрядки ситуации: «Моим сильным аргументом в этом деле было утверждение, что в случае нападения швейцарцы взорвали бы железнодорожные галереи Готтард и Семпьоне. Через эти галереи в Италию доставлялся уголь, без него Италия не могла существовать и потребовала бы заключения мира. В этом случае мы смогли бы оккупировать Швейцарию, но потеряли бы Италию как союзника».

Возможно, что Риббентроп вел подобные разговоры с главой Генштаба. Но он не знал, что в это время полковник Гисан добивался одобрения Федеральным советом программы обороны, в основу которой был положен вышеизложенный принцип.

16 июля 1940 года был подписан приказ № 12 о защите армией «национального редута», в который входили укрепления Саргане, Готтард и Сейнт-Мориц.

Тактически этой мерой выставлялся заслон на пути немецких дивизий, покоривших территории Бельгии, Франции, Польши.

Стратегически это давало полковнику Гисану почти абсолютную уверенность, что в случае агрессии у него будет время взорвать основные железнодорожные пути и автострады, соединяющие Италию и Германию. Эта мера вызвала бы политический кризис в отношениях двух стран, ответственных за акт агрессии.

Швейцарские спецслужбы 1940–1945 годов

С 1 января 1937 года службой военной разведки Генштаба начал руководить подполковник Роже Массон. Под его началом было пять сотрудников, число которых после демобилизации в 1939 году удвоилось. К 1943 году их уже было 120 человек, а годовой баланс с начальных 50 тысяч франков достиг 750 тысяч.

С лета 1940 года Служба разведки располагалась в Интерлакене. В ней работали отделы Франции, Германии, Италии и других стран, а также технический отдел. С начала 1939 года основным стал отдел, занимавшийся странами Северной Европы, где проходили военные операции вермахта. В Люцерне был создан Центр для сбора информации, поступавшей из других городов Швейцарии. Им руководил капитан Вайбель, прошедший подготовку в Берлине. Он передавал наиболее ценную информацию в Интерлакен в отдел «Д» (Германия) капитану Эрнсту, а тот сложившуюся ситуацию доводил до сведения полковника Массона.

Во время Судетского кризиса только при посольствах Франции, Италии и Германии были аккредитованы военные атташе. К 1943 году к ним присоединились Англия, США, Швеция, Венгрия, Турция. Другие страны были представлены консульствами.

Работе швейцарской разведки активно помогала милиция. Гестапо и абверу противостояли швейцарские контрразведчики, работавшие под различными прикрытиями. В Понтарльере швейцарец, офицер контрразведки, работал в гараже при посольстве Германии, о чем не подозревал «комиссар» Шлягетер. В Золингене никто бы не заподозрил в импортере стали офицера, командовавшего полком, бывшего сотрудника швейцарского Генштаба.

На 10 мая 1940 года швейцарская армия насчитывала 450 тысяч солдат и офицеров. К июню 1941 года в действующих частях числилось 175 тысяч.

Служба швейцарской разведки полковника Массона внимательно следила за перемещениями крупных войсковых соединений вермахта в районах от Балтики до Карпат. В оккупированной Франции к началу плана «Барбароссы» оставалось три воинские части первого класса. Поэтому без ущерба для безопасности страны было решено демобилизовать 250 тысяч солдат, которые могли бы трудиться в различных областях экономики.

Эти решения, основанные на точной разведывательной информации, имели важное значение и в дипломатии, в ходе переговоров с Германией.

Швейцарской разведкой в окружение Гитлера был внедрен агент, работавший под псевдонимом Викинг. Он передавал информацию в центр в Базеле. Там его знали по фамилии Пфальц. Единственно, что точно известно об этом разведчике, что это был не полковник Остер.

Этот разведчик сотрудничал с разведсетью, которой с 1935 года руководил капитан Хаусман.

Эта разведсеть была организована для противостояния духу нацизма в Швейцарии и действовала под прикрытием «службы печати». В Люцерне она значилась под номером «NS-І». Агенты разведсети капитана Хаусмана работали в Германии, Австрии, Чехословакии. Среди них был полковник Карел Седлачек, официальный представитель чехословацкого правительства в изгнании. Среди сотрудников Хаусмана был и немецкий «издатель» Рудольф Ресслер. Он был основным источником информации, передаваемой «пианистами» «Красного оркестра» из Лозанны и Женевы. Информация, которую Ресслер передал швейцарской разведке, позволила ему пользоваться до конца войны благосклонностью швейцарской контрразведки. После того как «Красный оркестр» был раскрыт абвером, об агентах этой сети, внедренных в немецкую разведку, ничего не было известно.

Организация Хаусмана сокращенно обозначалась Бюро «НА». Она сыграла большую роль в обеспечении безопасности Швейцарии.

Полковник Массон пытался через своих агентов французского отдела выведывать военные секреты Третьего рейха, поддерживал связь со Вторым бюро в Виши и французским Сопротивлением.

По мнению Хальдера, главы Генштаба, немецкий план операций базировался на следующих предположениях:

а) Швейцария будет решительно сопротивляться оккупации, используя все свои ресурсы — материальные и военные;

б) Италия будет стремиться отторгнуть от Швейцарии часть южных Альп в районе Берна и Гларона. Она готова оккупировать эти районы в совместных операциях с немецкими войсками, стремящимися проникнуть на север Швейцарии.

(В действительности немцы и итальянцы никогда не действовали сообща против Швейцарии. Гитлер и Муссолини предпочитали неожиданные операции. Так Гитлер оккупировал Польшу, а Муссолини — Грецию. И именно так Гитлером был подготовлен план «Барбаросса» против СССР.)

Армии каждой стороны будут действовать сообразно своему плану операций, не совместно. Приказом от 26 августа предписано вступление в военные действия 12-й армии под командованием генерала Листа. Эта армия должна действовать неожиданно, не дав противнику времени подготовиться и перейти на заранее подготовленные позиции в горах. Целью военной операции является захват Берна, федеральной столицы, а также городов Солетта и Люцерна, включая индустриальный комплекс Цюриха. При необходимости одна колонна войск должна выйти в долину Родано, чтобы облегчить итальянским частям наступление в этом районе.

(Итальянский Генштаб наступательных операций в Швейцарии не разрабатывал и не допускал, что Швейцария откажется от военного нейтралитета. На пограничных участках охрану должны были нести альпийские подразделения и карабинеры. Весной 1942 года Муссолини дал указание Генштабу разработать план наступательных операций в кантоне Тичино, но для этого у итальянцев не было достаточно тяжелой артиллерии и воинских частей, и от плана отказались.)

Хальдер отказался от операции «Танненбаум». С одной стороны, немцам была необходима для ее реализации 21 дивизия. Генштаб разрабатывал другие операции — операция «Морской лев» против Нидерландов, перенесенная на 12 октября, операция «Феликс» в районе Гибралтара, операция «Мартина», чтобы поправить положение в результате поражения Муссолини в Албании.

18 декабря Гитлер подписал план «Барбаросса», направленный против СССР.

Связь швейцарской разведки с Виши и Сопротивлением

Попытки полковника Массона проникнуть в секреты Третьего рейха через агентуру Второго бюро и движение Сопротивления во Франции остаются в тени. В период «странной войны» французская и швейцарская разведки поддерживали отношения, согласованные документом, подписанным генералами Гамеленом, Жоржем и полковником Гисаном.

После подписания перемирия в Ретондесе швейцарский посол Вальтер Штюки обосновался в Виши, где его тепло встретил маршал Петен, любивший Швейцарию и уважавший полковника Гисана.

В дипломатических кругах высказывались предположения, что в результате франко-немецкого «сотрудничества» некоторые районы Швейцарии отойдут к Франции и компенсируют ей потери Эльзаса и Лотарингии, поэтому посол оставался холодно сдержанным по отношению к Пьеру Лавалю. Но военный атташе полковник Ришар де Блоне поддерживал хорошие отношения с сотрудниками Второго бюро, продолжавшего свою секретную работу.

Служба швейцарской разведки проявляла большой интерес к немецким войскам в районе Бургонь. Ими интересовалось Второе бюро. Концентрация немецких танковых дивизий в этом районе представляла угрозу как Швейцарии, так и свободной зоне Франции. Немецкий Генштаб мог опять выдвинуть на первый план операцию «Танненбаум» (наступление на Швейцарию), чтобы до последнего момента маскировать ее операциями «Аттила» или «Антон» (оккупация свободной зоны Франции) или наоборот.

По каналам французского Сопротивления информация поступала и Берн. Бойцы Сопротивления тайно переходили франко-швейцарскую границу, чтобы привезти секретные документы. Зная об этом, генерал де Бенувилль, полковник Груссар и «человек Лондона» Мишель Холлар получали от них информацию и облегчали их поездки в Швейцарию.

11 ноября 1942 года, когда немцами была оккупирована свободная территория Франции и когда французская армия, подписавшая перемирие, была распущена, стали создаваться отряды маки, и режим Виши стал теснее сотрудничать с немцами.

Гисан и Массон перед Шелленбергом

22 июня 1941 года 153 немецкие дивизии и среди них 34 моторизированных начали наступление на Восточном фронте против (’ССР. Угроза наступления на Швейцарию миновала. Но через несколько недель в Интерлакен пришло серьезное предупреждение.

Весьма уважаемый в Германии историк Эуген Бирхер, командовавший во время войны 5-й дивизией и одновременно один из лучших хирургов, был вызван в Берлин, чтобы прооперировать важного деятеля нацистского режима. Государственный секретарь Вайцзекер воспользовался возможностью встретиться с ним и поговорить о том, что найденные во французских архивах документы о секретных соглашениях генштабов Франции и Швейцарии, компрометирующие нейтралитет Швейцарии, пока спрятаны подальше от Гитлера, но кто-нибудь их опять может вытащить.

Это предупреждение имело свое основание — встречи Массона и Шелленберга длились с сентября 1942-го по март 1943 года.

23 марта 1942 года Гитлер подписал приказ № 40, в котором рассматривался вопрос о высадке англо-американских войск в Европе. В это время его тревожила возможность открытия второго фронта, поэтому он перевел несколько танковых дивизий с русского фронта во Францию. Так что теперь вновь встал вопрос об оккупации Швейцарии.

Над предупреждениями Вайцзекера стоило подумать: если англо-американские войска высадятся в районе Кале и Шербурга, будет ли Гитлер терпеть у себя за спиной государство, которое договаривается с врагом Германии?

В мае 1942 года швейцарским командованием был сделан глубокий стратегический анализ ситуации с целью перевести два армейских корпуса швейцарской армии с «альпийского редута» на франко-швейцарскую границу, чтобы противостоять немецким корпусам, которые союзники вытеснят из Франции к швейцарской границе.

Это решение не исключало превентивного наступления Гитлера. Вот тогда Массону пришла в голову идея «переубедить» Гитлера. Бригадный генерал СС Вальтер Шелленберг, занявший пост Гейдриха, показался ему нужным человеком в этом деле. Помочь встретиться с ним ему помог один из сотрудников — некий Эгген.

Массон знал, что Гиммлер полностью доверяет Шелленбергу, и ему хотелось через него переубедить рейхсфюрера, не любившего Швейцарии. Массон к этому времени был назначен командиром бригады. Встречаясь с Шелленбергом, ему хотелось решить еще ряд проблем: освободить одного из своих агентов, захваченных немецкой разведкой, приговоренного к смерти за шпионаж, освободить и вернуть в страну племянницу генерала де Голля, а также семью генерала Жиро, его бывшего профессора.

Командующий Гисан не возражал против этой встречи, и она была назначена на 8 сентября 1942 года в пригороде живописного немецкого городка Вальдшут на правом берегу Рейна.

Высадка союзников в Северной Африке и оккупация немцами свободной территории Франции ставили Швейцарию в 1942 году в новое положение — итальянцы и немцы окружили Швейцарию.

30 января 1943 года пришло известие, что Гитлер, Гиммлер, Геринг, Геббельс и Розенберг рассматривают швейцарский вопрос и что разработка плана боевых операций поручена генералу Дитлю, специалисту по ведению войны в горах.

Именно в этот момент Массону пришла в голову мысль еще раз попытаться, как и прошлым летом, отговорить немцев от этой идеи с помощью Шелленберга. На запрос о встрече и изложение своей позиции Массону ответили из Берлина, что заявлений и заверений теперь недостаточно, но на встречу с ответственным сотрудником швейцарского руководства согласны.

На встречу вместе с Массоном выехал командующий Гисан. 3 марта они поужинали с Шелленбергом. Гисан не стал делать официальных заявлений, сказав, что его мысли по этому поводу изложены в недавнем интервью, опубликованном в шведской газете. Шелленберг остался удовлетворен.

18 марта внедренный в немецкий Генштаб агент Викинг сообщил, что швейцарский вопрос вновь обсуждался и дело принимает нехороший оборот. Тогда Массон опять решил напомнить о своей просьбе и направил к Шелленбергу капитана Мейр-Швертенбаха.

Шелленберг сообщил, что нет причин к беспокойству, и Викинг подтвердил, что проблема исчерпана.

Но в свете опубликованных после войны документов дело обстояло иначе. В начале года ни разу не шла речь об оккупации Швейцарии. Зимой 1942–1943 годов генерал-полковник Дитль не покидал своего командного пункта в Финляндии. Никакой концентрации немецких альпийских отрядов вблизи Швейцарии не наблюдалось.

Текст шифрованной телеграммы, которую 2 июня 1940 года Муссолини послал итальянскому посольству в Берлине, сообщая дату вступления Италии в войну. На тексте видна редакторская правка дуче

Одна из многочисленных встреч Галеаццо Чано с Иоахимом Риббентропом

Маршал Рудольфо Грациани, военный министр республики Сало

Карла Коста —

агент разведки республики Сало

Американский секретный агент

Петер Томпкинс

Немецкие войска идут по Парижу, по авеню, носящей имя генерала Фроша, от которого Германия потерпела поражение в Первой мировой войне

Плакаты немецкой пропаганды на стенах домов опустевшего Парижа

Вид Сент-Жермен-ан-Лэ (внизу),

где немцам удалось локализовать в одном из домов передатчик «Красного оркестра», откуда вели передачи Герш Сокол и его жена Мира (вверху)

Здание Министерства внутренних дел в Париже.

Здесь работал капитан Модер, которому было поручено обезвредить разведсеть «Красный оркестр», которой руководил Леопольд Треппер

Капитан Ефремов (Эрнстрем), руководитель «Красного оркестра» в Бельгии

Судьба наконец улыбнулась специалистам абвера — им удалось расшифровать телеграмму «Красного оркестра», в которой содержались три адреса разведчиков в Берлине

Эпизоды бомбардировки Перл-Харбора японской авиацией

Японская станция перехвата радиосообщений, расположенная на территории Китая

Два американских руководителя секретной службы, противостоявшей Третьему бюро японской разведки

Генерал Джордж Маршалл, руководивший службой радиоперехвата и шифровки «Маджик»

Аллен Даллес, глава ЦРУ, противостоявший японской экспансии в мире

Полковник Реми

Матильда Карре в Виши в 1940 году

Вход в парижскую тюрьму «Сайте». Хватило одной ночи, проведенной в тюрьме, чтобы Матильда заговорила

Матильда Карре во время судебного процесса 3 января 1949 года

Маршал Петен

Йозеф Шрайдер, начальник криминальной полиции Гааги

Голландские партизаны прячут в пивных бочках оружие, сброшенное на парашютах английской разведслужбой

Тюрьма в Хаарене, где были заключены все радисты, попавшие в ловушку при проведении операции «Северный полюс»

Плакат союзных стран: «Твоя болтовня может стать причиной гибели твоих товарищей»

Озаки Хозуми, японский журналист, ставший сотрудником Рихарда Зорге в 1931 году. Был приговорен к смерти и казнен вместе с Зорге 7 ноября 1944 года

Ханако Мияке,

женщина, любившая Зорге

Знаменитая гостиница «Империал». В нижних этажах гостиницы размещалась галерея сувенирных магазинов — здесь обычно назначал свидания своим агентам Рихард Зорге центрации немецких альпийских отрядов вблизи Швейцарии не наблюдалось.

Что же происходило на самом деле? Высказывалось предположение, что макиавеллиевски коварный и хитрый Шелленберг обманул простодушного Массона. Слухи о возможной оккупации Швейцарии в марте 1943 года были попыткой Шелленберга вытянуть сведения о Викинге. Но эта гипотеза маловероятна, потому что 30 января Массон узнал о тревожных слухах не через Викинга.

Но поездка Мейера-Швертенбаха к Шелленбергу насторожила главу секретной службы, он понял, в Генштабе кто-то сотрудничает со швейцарской разведкой. Поэтому он приказал расследовать дело об утечке информации. Один офицер был арестован и его долго допрашивали.

Этой дезинформацией Шелленберг достигал двух целей — открывая противнику секрет о возможной опасности, которой не было, он мог полагаться на его расположение, зная, что Германия войну проигрывает. А во-вторых, ему хотелось подставить Канариса и Остера, утвердив свое положение в Третьем рейхе, если тот уцелеет.

Массон и Шелленберг поддерживали переписку, обсуждая многие проблемы, пока об этом через своего немецкого агента не узнал Аллен Даллес, глава американской разведки в Швейцарии. Но в переписке речь шла об освобождении тысяч узников из немецких лагерей.

Верховный главнокомандующий швейцарскими войсками (в период 1939–1945 гг.) родился в 1874 году в Кантоне Во. Он был сыном врача, готовился стать священником, потом закончил университет в Лозанне, став агрономом. Служил в артиллерии, закончил курс обучения при Генштабе. Во время Первой мировой войны командовал пехотным батальоном. Только теперь он нашел свое настоящее призвание. В 1932 году Анри Гисан стал командовать 1-м армейским корпусом.

Знания и организационные способности выдвинули его среди других командиров, Гисан был замечен федеральным советником Хингером. В 1938 году Анри Гисан выехал в Страсбург на встречу с полковником Латтр де Тассиньи для выработки превентивных мер против возможного вторжения Германии в Швейцарию. 30 августа 1939 года полковник Гисан был назначен Федеральным советом командующим войсками (204 голоса — «за» и 21 — «против»).

Четвертому по счету с 1 847 года командующему было 65 лет, но он был бодр, прост в общении, говорил умно, ясно, не банально. Он постоянно заботился о состоянии духа солдат и офицеров в войсках, следил за хорошим снабжением, не был педантом, тверд в решениях.

Гисан скончался в Лозанне 7 апреля 1960 года в возрасте 86 лет.

Расплата шпионов

В период между 1940 и 1945 годами швейцарский военный трибунал приговорил к смерти 14 граждан Швейцарии и трех граждан государства Лихтенштейн. 18-м был человек, имевший двойное гражданство — швейцарское и французское. Он продал гестапо своих коллег по работе в Бюро «Ф», работавших в Бургони, и товарищей по борьбе в рядах Сопротивления. В последний момент расстрел был заменен пожизненным заключением.

По статистике Службы контрразведки с 2 сентября 1938 года по 31 января 1946 года по тем же преступлениям были приговорены к различным срокам заключения 150 граждан Швейцарии и 86 иностранцев. Среди них были граждане Германии, которые могли рассчитывать на обмен. Так, в конце 1944 года два немецких шпиона были обменены на героя-пастора Роланда де Пури, помогавшего евреям из Лиона бежать от нацистов. Он был арестован гестапо и депортирован в Германию.

Правосудие Швейцарии карало тех, кто своими действиями наносил вред армии и толкал страну в ярмо нацизма.

Приключения агента, приземлившегося на парашюте

В первые дни июля 1940 года, спустя несколько недель после падения Третьей Республики, англичане со страхом ожидали нападения неостановимого Третьего рейха. Враг наблюдал за Дувром из бинокля, а Люфтваффе с неба глядело на англичан злым коршуном. Тем не менее Гитлер и его Генштаб были в растерянности — легкость победы над Францией перепутала их планы. Как поведет себя Англия?

Берлинский кабинет Канариса скорее напоминал монашескую келью. Ничто здесь не напоминало о величии Германии. Главу абвера мало беспокоило, как выглядит его кабинет, который его собеседники прозвали «лисьей норой». Сейчас лиса готовилась перехитрить британского льва.

Англия осталась один на один с противником, и все взгляды были прикованы к ней. Высшее немецкое командование выпустило свою первую инструкцию об оккупации Британских островов. За несколько дней до этого в «лисьей норе» состоялось совещание, на котором присутствовали трое: адмирал Канарис, полковник Эрвин Лахоусен, глава отдела по проведению диверсий, и полковник Пикенброк, глава информационного отдела.

Обсуждался вопрос о Британских островах.

За два дня до совещания Адольф Гитлер и адмирал Эрих Редер посетили военные корабли, которым предназначалось повторить эпопею Вильгельма II Завоевателя. Кораблей явно не хватало для выполнения этой задачи.

Теперь абверу предстояло подготовить почву для предстоящих сражений и направить на острова как можно больше агентов и диверсантов.

В картотеке отдела информации Канарис нашел двух редких «птичек» — двух датских парашютистов. Он решил, что они будут не только агентами, но и диверсантами. Это были Ганс Шмидт и Юрген Бьернсон, немцы из пограничной зоны Шлезвига, отошедшего после Версальского договора к Дании. Эти двое были завербованы нацистской военной разведкой. Агенты горели желанием побыстрее надеть немецкую форму и принять участие в великой эпопее рейха. В армии удивились их рвению и передали абверу.

В Гамбурге с этими двумя добровольцами переговорил офицер секретной службы, представившись поставщиком оружия. Агентов стали готовить к выполнению задания, обучая навыкам радиотелеграфии, прыжкам с парашютом, обращению со взрывчаткой. Для прикрытия им были даны инструкции и документы двух патриотов, бежавших якобы от гестапо.

В начале августа оба героя были готовы выполнить задание. Их вызвали, сообщив, что завтра они вылетают в Брюссель для встречи с летчиками Люфтваффе. Среди них будет командир экипажа, который знает Англию как свои пять пальцев.

В Брюсселе агенты и пилоты внимательно изучили все возможные точки для выполнения выброски с парашютом, выбрав Салис-бург. Осталось только дождаться благоприятной погоды — темной облачной ночи.

Ждать пришлось довольно долго. Шмидт и Бьернсон начали нервничать и через пять дней пришли к своему наставнику, хотя это им было категорически запрещено. Проблема была в том, что Бьернсон влюбился в молоденькую танцовщицу кабаре, которая жила с ним в одной гостинице. Они говорили о любви, но не только. Наставник решил, что влюбленную парочку надо немедленно разлучить. Для этого офицеры разведки под видом сотрудников гестапо пришли в дом отца девушки и посадили его и дочь под домашний арест.

А погода все не годилась для выброски с парашютом. Решено было отправить Шмидта и Бьернсона во французскую столицу, чтобы они там могли немного развлечься. Что они и сделали с большим удовольствием, на этот раз не забывая о мерах предосторожности. И наконец 15 августа их отвезли на военный аэродром в Шартр. В ангаре их ждал знакомый пилот, а самолет был выкрашен черной краской. Все лишнее с борта самолета было снято, чтобы облегчить выброску агентов. Самолет взял курс на Ла-Манш. Чтобы не быть обнаруженным радарами, самолет шел на бреющем полете. Когда летчик увидел собор Салисбург, он дал знак приготовиться. Радиотелеграфист открыл люк и стал считать. На счет «пять» Шмидт выбросился первым, а следом за ним — Бьернсон. Это были первые агенты абвера в задуманной операции.

На следующую ночь оба агента вышли на связь с Лахоусеном. Три часа спустя станция в Гамбурге услышала в эфире позывные Шмидта, но сам текст был непонятен. На следующий день поняли, что Бьернсон при приземлении повредил ногу и что агенты просили помощи. После нескольких часов переговоров было решено сообщить агенту № 1 Оуэнсу, проживавшему в Англии, чтобы тот помог агентам в беде.

У Оуэнса был аппарат для передачи и приема сообщений, установленный в его квартире в Лондоне. Приказ из Берлина был некстати, так как он почувствовал слежку английской контрразведки. Но пришлось подчиниться.

Агенты находились в деревушке, находившейся на большом расстоянии от собора. Шмидт соорудил палатку из парашюта. Бьернсон лежал бледный и страдал от боли. Передатчиком они пользовались только по ночам. Первый переданный текст был таким: «Приземлились в условленном месте». Гамбург тотчас ответил. Вторая попытка связаться не удалась — пошли помехи.

На следующее утро стояла прекрасная погода. Шмидт выехал в Салисбери, нашел врача и проконсультировался, как лечить перелом ноги своего товарища, на который страшно было смотреть. В городе он столкнулся с английским полицейским и так испугался, что готов был бежать.

А тот спокойно проверил документы, посоветовав ближайший паб, где можно перекусить. Но Шмидт спешил уехать из города как можно скорее. У дороги он решил немного передохнуть. Поразмыслив, понял, что вел себя пока как перепуганный дилетант, не как профессиональный разведчик. Стемнело, а он никак не мог найти палатку, где оставил друга. Ночь Шмидт провел в стоге сена, а наутро вернулся в город уже более спокойным. Зашел купить поесть в магазинчик, но вопросы хозяина его так насторожили, что он опять бежал, чтобы продолжить искать палатку.

Когда он нашел ее, Бьернсон был без сознания, нога распухла, в рану попала инфекция. Шмидту удалось привести его в чувство, перевязать рану. Опять связался с Гамбургом. Только через день он получил необходимые инструкции — Шмидту нужно было в 2.30 приехать в Винчестер и ждать на станции в зале ожидания черноволосого человека с газетой «Манчестер гардиан». Шмидт должен был обратиться к нему, назвав доктором Робертсом, а тот ответит, что лучше называть его по имени — Джонни.

Шмидт добрался до Винчестера на попутных машинах и точно в 2.30 был в зале ожидания на станции. Первый раз он ошибся, но второй человек черноволосый с газетой был тем, кого он искал. Это был Оуэнс, давший ему свой адрес, куда Шмидт должен был прийти в тот же вечер. Но он предупредил, что за ним ведется слежка.

Шмидт нашел дом, постучал. Хозяин был не один, с другим англичанином, представив гостей друг другу. Сели ужинать, для оголодавшего Шмидта эта трапеза была праздником. Оуэнс знал врача, который мог помочь Бьернсону. Шмидт успокоился, переночевал в доме, а наутро вернулся в лес к товарищу. Бьернсон чувствовал себя сносно. Шмидт еще раз связался с Гамбургом, сообщив, что дела идут лучше и что он готов в одиночку выполнить задание.

Проснулся он на рассвете. Спрятав парашют и убрав следы ночевки, Шмидт и Бьернсон медленно передвигались в направлении дороги. Шли они долго. В условленном месте их ждал на машине Оуэнс (Джонни). Разместив друга в машине и пожелав ему выздоровления, Шмидт остался один и наконец мог приступить к выполнению задания.

Поначалу все шло гладко. Он собрал информацию, сообщив в штаб абвера о состоянии духа солдат, защищавших южное побережье Англии, об их численности, вооружении. Ему удалось узнать, что в дивизионе, защищавшем Брайтон, ненавидят командующего, генерала Бернарда Монтгомери, излишне строгого к солдатам.

Деньги у Шмидта были — 400 фунтов стерлингов, которыми его снабдили при вылете на задание, и он мог на них нормально содержать себя. Он прошел почти все графства южного побережья.

Тем временем началась война. Над его головой пролетали английские бомбардировщики, в небе шли бои. Шмидт пробирался в направлении Лондона, чтобы его сообщения труднее было перехватить.

Ближе к осени Лахоусен решил переместить ценного агента в другой район Объединенного Королевства. Помощник Канариса начинал опасаться, что несколько месяцев передач могли навести на след агента английскую контрразведку. Шмидта перевели в тыл, в район Галлии, где местный немецкий агент устроил его на своей ферме, стоявшей изолированно.

Но Шмидт рвался к активной работе, и в декабре ему разрешили вернуться в Лондон. Деньги у него к тому времени кончились.

В Берлине были в замешательстве — передать агенту деньги было труднее, чем заслать его на территорию противника с парашютом. В этом Канарису помог военный атташе Японии, согласившийся передать Шмидту 1000 фунтов стерлингов. Свидание назначили на автобусной остановке. В условленном месте тот ждал Шмидта, держа в руке «Таймс». Шмидт спросил его, нет ли там интересных статей. В газете действительно были «интересные статьи» — 200 билетов по 5 фунтов стерлингов. Теперь можно было жить и служить дальше.

В Берлине руководителей абвера удивляла та легкость, с какой Шмидт работает на территории противника. А ведь его могли схватить со дня на день. Лахоусен предложил, чтобы он для прикрытия устроился на работу. А пока запретил ему продолжать давать сообщения.

Весной 1941 года в Гамбург пришло сообщение от Шмидта, и ему было разрешено продолжать работу. Канарис и Лахоусен узнали, что агент устроился на сельскохозяйственную ферму, и в целях безопасности в эфир будет выходить реже.

Так Ганс Шмидт продолжал работать на абвер до конца войны. Его информация была отличной. В августе он сообщил о прибытии в Англию канадских воинских частей, передавал подробные отчеты о подготовке высадки союзников в Нормандии.

Последнее сообщение пришло в апреле 1945 года, когда генерал Монтгомери был в нескольких километрах от Гамбурга, когда Лахоусен уже был на Восточном фронте, и нацистские войска доживали последние дни.

Бьернсона подлечили, но вскоре его выследили и посадили в тюрьму. Шмидт был неуязвим. В 1942 году он женился и через год стал отцом. И после войны он остался жить в Лондоне со своей многочисленной семьей и был счастлив как в сказке.

Но это редкий случай.

Идея высадки немецких войск Англии была выдвинута раньше наступления на Францию. Уже в ноябре 1939 года адмирал Редер, командующий немецким флотом, запросил свой Генштаб разработать план наступления в Англии, «если в ходе войны этому представится объективная возможность». Такой возможностью стала легкая победа во Франции. В июне 1940 года Гитлер приказал начать подготовку к операции «Зеелеве».

Первый раз этот вопрос обсуждался на заседании немецкого Генштаба 26 июля 1940 года. Кроме генералов Кейтеля и Йодля, во всем подчинявшихся Гитлеру, на заседании присутствовали генералы, имевшие свое мнение, и среди них — адмирал Редер. Он говорил о трудностях этого проекта. Гитлер ему не возражал, потому что и сам был не уверен в проекте.

К середине сентября было принято решение перенести этот план на неопределенное время. В директиве Гитлера от 1 2 октября говорилось: «Начиная с сегодняшнего дня и до начала весны подготовка к проведению плана „Зеелеве" будет проводиться только с целью оказания политического давления на Англию».

Секретные службы Германии не оставались в стороне от этого плана. В конце июня 1940 года Шелленберг получил приказ подготовить документ, своеобразное учебное пособие для немецких войсковых частей, которые высадятся в Англии, в котором будут содержаться необходимые сведения об Англии и ее учреждениях.

Одной из основных причин отказа Гитлера от высадки немецкой армии на территории Объединенного Королевства было безусловное поражение Люфтваффе в воздушных сражениях в небе Англии.

Нельзя забывать, что Гитлер страшно боялся воды и всего, что было с нею связано. Но есть причины и посерьезнее — неверные представления абвера о контингенте английских вооруженных сил, преувеличивавшие их мощь, о количестве самолетов. Абвер полагал, что с Англией можно будет легко договориться и добиться уступок в ходе переговоров. Но прежде всего немецкие генштабы наземных войск и морского флота никак не могли согласовать методы проведения наступления.

Немцы ошибались и в главном — они не учитывали особенности характера англичан — твердого и решительного в момент большой опасности. «Я вам обещаю кровь и слезы», — сказал своему народу Черчилль, не скрывая драмы, обрушившейся на страну.

С июня 1940 года Гитлер обратил свой алчный взгляд на Восток и стал готовить наступление на Россию.

До 19 июля 1940 года генерал Йодль получил от Гитлера распоряжение к весне будущего года быть готовым для наступления на СССР. А до июля 1940 года Гитлер еще сомневался в выборе между двумя направлениями дальнейших военных действий.

Красавица-шпионка в операции «Хомард Норд-1»

За несколько месяцев до начала Первой мировой войны пожилая итальянская аристократка, известная тем, что часто принимала в своем доме английских дипломатов, попала в финансовые затруднения. Оставшись без семьи, она была вынуждена переселиться в Англию, где жить ей не нравилось. К этому добавилась еще одна проблема — она получила в Баварии наследство, хотела его продать, но перевести деньги в Англию не могла.

Эта история стала известна агенту абвера, проживавшему в Англии. Вскоре графиню пригласили в Мюнхен, где некто д-р Графф предложил ей помочь в переводе денег в Англию, если она перестанет относиться с недоверием к Германии. Почему бы нет, ведь теперь Германия и Италия союзники? Предложение не встретило возражений.

Летом 1939 года Германия активно готовилась к войне. Д-р Графф снова встретился с титулованной графиней, на этот раз в Голландии. Она попросила помочь ей занять должное место в светском обществе Лондона. Для этого ей нужны были средства. Тогда Графф снял для нее роскошную квартиру в районе Мейфеар.

Началась война. Графиня проживала недалеко от Беркли-сквер, ее салон посещали дипломаты и общественные деятели. Теперь абвер, ее спонсор, задумался найти ей помощницу, «племянницу». Стали искать нужного человека. Прошло несколько месяцев.

В апреле 1940 года любовница сотрудника морской разведки абвера капитана Диркса пыталась покончить с собой. Капитану предстояло выехать для выполнения задания, и он сказал красавице, что должен с ней расстаться. Девушку звали Верой, она была дочерью барона из Прибалтики, занимавшего видное место в окружении Николая II. Во время революции большевики расстреляли отца девушки, она познала нужду и лишения как и многие эмигранты из России. Девушка с матерью жили в Париже. Она была очень хороша собой, прекрасно пела и танцевала. Знакомые ее матери посоветовали, чтобы девушка попробовала выступать в русских ресторанах, каких было много во французской столице.

Вера работала там два года, затем они с матерью переехали в Брюссель. Там она продолжила выступать в ресторанах с тем же успехом, что и в Париже. Потом она одна переехала в Лондон и стала работать в паре с французским танцовщиком, став его любовницей, а затем они вместе вернулись в Париж. Здесь она познакомилась с капитаном Дирксом, находившимся в этом городе по заданию абвера. Вера была идеальной «племянницей» итальянской графини — красива, умеет быть хорошей хозяйкой. Годы труда и лишений не заставили ее забыть полученное в Петербурге хорошее воспитание. Канарис, принявший решение послать Веру в Лондон, не разлучил ее с капитаном Дирксом, позволив им периодически встречаться в Лондоне.

Теперь предстояло решить технические проблемы. Вера говорила на нескольких европейских языках, но ничего не понимала в радиопередатчиках, шифре. Необходимо было ее обучить. Девушку направили в Гамбург в разведшколу, которую она закончила в июле 1940 года.

За это время Франция была оккупирована, и почти вся Европа была у ног Германии. Руководство абвера приняло решение направить Веру, Диркса и двух норвежских агентов в Англию, назвав эту операцию «Хомард Норд-1».

Все участники предстоящей операции были в отличном настроении и организовали накануне отъезда вечеринку в одном из ресторанов Гамбурга. Все мужчины крепко выпили, одна Вера оставалась трезвой. Когда садились в машину, за руль сел Диркс, рядом с ним Вера. Поездка закончилась скоро — машина перевернулась на мостовой. Первым из обломков вылез один из норвежцев, Дрюгге, позвавший на помощь. Диркс был мертв. На обочине сидела окровавленная Вера, держа на коленях голову любимого.

На следующее утро 3 сентября 1940 года Лахоусен узнал о случившемся. Через несколько дней Берлин выслал в Гамбург распоряжение продолжить операцию без Диркса, как только остальные оправятся от аварии.

21 сентября Вера, Дрюгге и Петтер вылетели в Стравангер, в Норвегию. Оттуда они должны были вылететь в Англию на гидроплане, предварительно научившись пользоваться надувной лодкой. По прибытии в Шотландию все трое должны были добираться до Лондона на велосипедах, так как английским владели недостаточно и их могли сразу опознать как иностранцев. Тяжелые английские велосипеды надо было перегрузить из гидроплана в надувные лодки.

Каждый из агентов получил английское удостоверение личности, список адресов, радиопередатчики, деньги. Все трое должны были стать норвежскими беженцами, которым удалось бежать от нацистов.

Гидроплан вылетел из Ставангера 26 сентября. Видимость была нулевая, летчик никак не мог найти нужную точку высадки и вернулся в Норвегию. Только 30 сентября вылет повторился при более благоприятной погоде.

Гидроплан спустился на море вблизи Морей Фифт, высадив агентов на надувных лодках. При посадке в лодки волной смыло велосипед Веры. Летчики торопили, поэтому второй и третий велосипеды последовали за первым.

Уже светало, было 6 часов утра, когда три агента подплыли к берегу. Они устали, продрогли, вымокли. Утопив лодку, они как можно быстрее пошли от берега. Теперь до Лондона предстояло ехать поездом.

Решили разделиться — Вера и Дрюгге должны ехать в Перт, а Петтеру нужно было на другой станции взять билет до Абердина.

Два часа спустя в зале ожидания странная парочка, нагруженная тяжелыми мешками, без сил опустилась на деревянные скамейки. Девушка была хорошенькой, ее одежда промокла, выглядела она испуганной. Когда ее спутник покупал два билета, начальник станции обратил внимание, что его кошелек туго набит новыми фунтами стерлингов. Он позвонил в местную полицию и предупредил о странной паре.

Полицейский, который появился вскоре, проверяя документы, сразу обнаружил, что документы фальшивые (в этом абвер еще не имел опыта). Веру и Дрюгге проводили в участок. Свои заученные уроки они бубнили не совсем убедительно, что, мол, приехали из Бергена на каботажном судне, чтобы спастись от немецкой оккупации. Вера и ее спутник прекрасно знали, что у них в мешках радиоаппаратура, автоматический маузер, приспособления для шифровки. Этого вполне хватило бы для смертного приговора попавшимся с поличным шпионам.

На берегу полицейские обнаружили резиновые сапоги, размер которых не соответствовал размеру ноги арестованного мужчины. Они сразу поняли, что с этими двумя был третий. Петтера выловили в Эдинбурге в тот же вечер.

В момент ареста Петтер совершил непростительную ошибку — вытащил пистолет. Его сразу разоружили и проводили в участок. Все трое агентов были перевезены в Лондон и предстали перед английской контрразведкой. Они все отрицали. Дрегге утверждал, что он бельгиец, Петтер — швейцарец, а Вера — датчанка. Это им, конечно, не помогло. Петтера сразу расстреляли, Дрюгге приговорили к тюремному заключению, Вера согласилась сотрудничать с английской разведкой. После войны она поселилась на острове Уайт.

Итальянская аристократка, говорившая, что ненавидит англичан, не переставала быть их агентом. Задуманная операция провалилась. Лахоусен стал готовить следующую — «Хомард Норд-3».

Весной 1938 года Вильгельм Канарис, руководивший абвером в течение трех лет, знал, что после Австрии Гитлер захватит Чехословакию. Поэтому он решил, готовясь к будущим событиям, окружить себя надежными сотрудниками, по возможности антинацистами. Таким был подполковник Лахоусен.

Канарис познакомился с ним в Вене в 1936 году. Это был типичный австрийский аристократ, с прекрасной военной выправкой, благородными чертами лица, очень человечный. Тогда он руководил «Европейским центром» австрийской разведки. Как и многие австрийцы, он с симпатией относился к Германии, но не к нацистам. Тем не менее он стал сотрудничать с абвером и французской разведкой, пока Канарис не вызвал его в Берлин.

Во время встречи с Лахоусеном Канарис прямо говорил о своем отношении к нацистам, не оставляя сомнений на этот счет, заявив, что хотел бы работать с австрийцем, предложив ему работать в Берлине, в абвере. Лахоусен согласился. Для Канариса он был ценным сотрудником, одним из лучших специалистов по проблемам Чехословакии, которые предстояло вскоре решать. Канарис назначил его руководителем 2-го отдела абвера — подрывной работы и диверсий.

После окончания войны Лахоусен был арестован контрразведкой союзных войск, отправлен в Ганновер, где его допрашивали представители союзного командования. Лахоусен принял решение выступить на Нюрнбергском процессе как свидетель обвинения против главарей Третьего рейха.

После его выступления Геринг в бешенстве воскликнул: «Вот еще один, которого мы забыли повесить!»

Неуловимые диверсанты операции «Хомард Норд-3»

Географическое расположение Норвегии по отношению к Англии Лахоусену всегда казалось интересным. В этой стране практически каждый говорил по-английски. И вскоре он поручил капитану Мюллеру, работавшему в филиале абвера в Осло, обратить внимание на служащих в отделе цензуры — там работали норвежцы, хорошо знавшие английский. Отделом цензуры проверялась переписка и с США, сохранявшими нейтралитет.

Вскоре такие два цензора нашлись — Джек Берг и Олаф Клаусен. Это были два друга. Обоим по 25 лет. Берг был брюнетом, Клаусен — блондин, оба высокие, крепкие, полные сил. Оба прекрасно говорили по-английски. У Берга в Лондоне были родственники, а у Клаусена много друзей.

Помощнику Мюллера Андерсону поручили познакомиться с этими цензорами, которые навряд ли отвергли бы идею сотрудничества, раз они уже служили оккупационным властям. Андерсон стал часто приглашать их в бар, располагая к себе. На первые его попытки говорить о деле они ответили сдержанным «нет» — они были патриотами своей страны, и никогда ничего не сделают против ее интересов, а Германии они и так уже помогали.

Через неделю Андерсон представил молодых людей Мюллеру. Тот спросил их, есть ли у них родственники или друзья в Англии, а потом предложил выехать в Лондон в качестве корреспондентов газеты: «Вы политически нейтральны, и эта работа как раз для вас».

Он добавил, что для передачи сообщений нужно пользоваться радиопередатчиком, которым их снабдят.

Вот так заманивают в ловушку простачков. Выдали им по 50 фунтов стерлингов аванса, добавив при этом, что если они передумают, факт все равно станет известен норвежскому Сопротивлению. Это ребята поняли наконец.

Оставалось подучить новичков шифру, пользованию радиопередатчиком, приемам диверсионной работы. Этим занялся один из лучших агентов абвера в Норвегии Кобличке. Через несколько месяцев друзья не выглядели уже такими здоровяками — похудели и побледнели, потому что интенсивный курс обучения они совмещали со своей работой в отделе цензуры. За это время они затаили обиду на немцев, но идея оказаться в Англии им была по душе.

Для заброски агентов на территорию Англии руководители абвера опять выбрали гидроплан. Прикрытия не нужно было выдумывать — норвежцы приедут под своими именами к своим родным и друзьям. Единственное, что требовалось им сказать, что бегут они от немцев. Абверу хотелось тем самым узнать, как английская контрразведка проверяет беженцев.

Берг до цензуры работал в парикмахерской, и в день отъезда был более взволнован, чем Клаусен, служивший сержантом в норвежской армии. На работе о своем отсутствии они никого не предупредили. Переодетые немецкими солдатами в толпе других солдат, будто в отпуске, они прибыли в Ставангер.

Последние дни подготовки к операции напоминали предыдущую операцию «Хомард Норд-1». Немцы методично и добросовестно ознакомили норвежцев с их гидропланом, надувными лодками, английскими велосипедами, научили прыгать на воду с грузом. Но печальный опыт предыдущей группы не пригодился — опять был устроен пышный прощальный банкет в ресторане. Все пили много — немцы и отъезжавшие, но катастрофы на дороге не случилось. Значит, не судьба.

И опять первая попытка долететь до места назначения сорвалась из-за погоды. Но это к счастью, потому что как раз на норвежском побережье был выловлен английский агент немецкого происхождения, который хотел выдать себя за немца и проделал аналогичный путь из Англии. От него-то абвер и узнал, какую процедуру проходят беженцы в Англии. Эта информация помогла в организации предстоящей операции.

Пойманный агент сообщил, что беженцев привозят в лагерь вблизи места их высадки, а затем в Лондон, в специально приспособленную для проверки школу. Эта школа называется Патриотической — так называлась располагавшаяся здесь школа для девушек. Беженцы, как и ранее воспитанницы, проходят экзамены, длительные и мучительные, с переэкзаменовками и провалами.

Все это было внове для инструкторов двух норвежцев. Необходимо доработать операцию. Теперь было решено, что Берг и Клаусен высадятся с гидроплана ночью на юге Абердина. Северный берег Шотландии вблизи этого города особенно не контролировался.

Инструктор Кобличке приказал своим людям выкрасть у норвежцев небольшое рыбацкое судно, чтобы подумали о бегстве Берга и Клаусена. Судно потом затопили в открытом море. Норвежское Сопротивление об этой краже узнало.

Во второй половине сентября погода стояла отличная. Берг и Клаусен покинули гостиницу без приключений. Подъехали на моторной лодке к гидроплану, погрузили свой багаж. За несколько минут до рассвета гидроплан уже подлетал к скалистому берегу Шотландии в южной точке Абердина. На этот раз все обошлось — английские велосипеды вернулись на родину.

Первый день своего пребывания на шотландском берегу Берг и Клаусен рвали на куски резиновую лодку, осматривались. Зарыв взрывчатку в укромном месте на берегу, они подошли к дороге и поехали на велосипедах. Они остановились в лесочке, когда было уже заполночь, и оттуда, как было условлено, передали первое сообщение по радио.

Наутро они продолжили путь на велосипедах в направлении Глазго. Ехали три дня. Из Глазго поездом поехали в Лондон, купив английскую одежду и спрятав радиопередатчик на берегу в местечке Лох-Ломонд. 1 мая 1941 года два агента абвера прибыли в Лондон. Оставалось пройти проверку английской контрразведки. Норвежцы пришли в Патриотическую школу. Через месяц в Гамбург пришло от них радостное сообщение, что проверку они прошли как беженцы. Затем они сообщили, какие документы требуются беженцам.

Абвер был доволен ходом операции. Но настоящие приключения Джека и Олафа еще не начались. Через три недели еще одно сообщение: радиоаппаратуру они использовали три раза, а на четвертый раз заметили, что кто-то в аппаратуре копался и подпортил ее. Диверсанты полковника Лахоусена проживали в пригороде Лондона, как обычные беженцы. Они подружились с соседями. Джек нашел работу в Лондоне по первой своей профессии — стал помогать парикмахеру в модном салоне.

Для разведчика нет лучше такого прикрытия. И клиенты обычно разговорчивы. Клаусен устроился на военный завод, уж куда лучше для шпиона. Через некоторое время он был призван служить в норвежский корпус, который формировался в Англии. Абвер был обеспокоен за его судьбу и приказал прекратить подрывную работу. Корпус, в котором служил Клаусен, отправлялся в Исландию, где уже работали агенты Канариса.

Берг в Лондоне остался один. Без друга было неинтересно играть в эту шпионскую игру. Она таила опасности. Тогда он снял свой парикмахерский фартук и перебрался в местечко вблизи Глазго, недалеко от того места, где они с другом прятали взрывчатку. Теперь Берг спокойно прогуливался по берегу, смотрел на причаливающие суда, не думая о взрывах.

Но он смотрел на военные корабли глазами шпиона. Это были военные корабли, возвращавшиеся в Америку. Осенью 1942 года Берг отметил большую эскадру кораблей сопровождения, перевозившую войска. Это была армада операции «Торч» — высадка союзных войск в Северной Африке. Но эта наблюдательность агента уже не могла ни помешать, ни помочь ее проведению.

В 1943 году Олаф Клаусен вернулся из Исландии к другу в Англию. То ли демобилизовался, то ли дезертировал. Они сообщили, что готовы выполнять диверсионные задания, но нужны деньги и побыстрее. Об успехах двух диверсантов узнали и в штабе вермахта. Норвежцы стали героями, взрывавшими военные объекты. В начале 1943 года сам маршал Кейтель распорядился послать бомбардировщик Люфтваффе, чтобы сбросить на парашюте взрывчатку и радиопередатчик, не забыв несколько тысяч фунтов стерлингов. Олаф и Джек были настолько везучими, что абвер начал их даже подозревать. Была организована проверка. В начале 1944 года агент Службы безопасности СС был сброшен на парашюте в районе, где работали Берг и Клаусен. Но ему, как и первому агенту Бьернсону, не повезло — он сломал при приземлении ногу и очутился в тюрьме. Интересно, что сообщение о ликвидации агента, поехавшего проверять Берга и Клаусена, Служба безопасности СД получила от них самих. Джек и Олаф с присущим им юмором отправили в норвежский филиал СД гневное послание — если их подозревают, то они прекратят работать на своих хозяев.

Но каким образом они узнали о судьбе посланного агента СД? Только от английской разведки. Служба Вальтера Шелленберга до мая 1945 года получала информацию от Берга и Клаусена.

Были ли перевербованы английской разведкой эти два авантюриста и игрока? Сие тайна. След их затерялся.

Портье посмотрел вслед удаляющемуся автомобилю и закрыл ворота консульства. Это был человек небольшого роста, блондин, лицо сдержанное, спокойное. Ему не было еще и сорока. Работал он портье генерального консульства Франции в Гамбурге.

Этим вечером (дело происходило в 1938 году во время Судетского кризиса) посол Франции в Германии Андре Франсуа-Понсе пригласил консула поужинать в городе. Посол был в Гамбурге проездом. День был насыщенным — посол провел несколько рабочих встреч с сотрудниками консульства. Сейф консульства еще плотнее наполнился секретными документами.

Для нашего портье комната с сейфом была как дом родной. В течение двух лет он регулярно наносил сюда визиты в часы, когда консул, человек верующий, был на мессе. Портье брал документы, уносил фотографировать и возвращал на место.

Работа была непыльная и хорошо оплачивалась. Но в тот вечер случилось непредвиденное — посол и консул вернулись в кабинет значительно раньше обычного, чтобы поработать. Соренсен успел вернуть документы на место. Сильно рисковал, но успел.

Прошли сутки. Ничего не произошло. Но Соренсен знал, что ждать больше нельзя. Что отличает простого агента от мастера экстра-класса? Чтобы не заподозрили, что одного документа в сейфе не хватает, он на следующий день опять наведался в сейф, вынув оттуда 10 тысяч марок и разворошив бумаги.

Когда криминальная полиция проводила расследование, портье был арестован и посажен в тюрьму за воровство. Вскоре ему удалось «бежать», и он вновь появился в офисе абвера.

Какого же документа не хватало в сейфе? Полного списка агентуры Второго бюро в Германии.

Морские приключения агентов в операции «Хомард Норд-5»

Можно было плыть вдоль лагуны Форт, которая вела в Эдинбург или в Морей, находящийся в крайней северной точке Шотландии. На карте все побережье было изрезано скалами. Людям, склонившимся над морской картой, стало ясно: да, по всей вероятности, «Луна», норвежская рыбацкая лодка с пятью членами экипажа, находилась в лагуне Форт де Морей…

Обычно Шотландия привлекательна весной. Моряки с рыбацкой лодки «Луна» были необычными. Казалось, что они вовсе не стремились прямо подойти к двум населенным пунктам, расположенным на берегу лагуны, — Элгин на севере и Хелмс-дейл на юге.

На рассвете 30 апреля 1942 года норвежская лодка долго и спокойно плыла вдоль берега. Ничего не происходило, прибрежная охрана не выказывала никакого беспокойства. Так им и дивизию можно завезти, думали «рыбаки». К вечеру во время отлива прибывшие решили плыть по направлению Хелмсдейла, где была пристань и можно было пристать к берегу без проблем.

Рыбаки могут в одну минуту определить, своя эта лодка или иностранная. Рыбаки Хелмсдейла поняли, что «Луна» — норвежская лодка. А посему сразу предупредили местного полицейского. Когда лодка бросила якорь, то вместе с местными рыбаками ее встречал и представитель закона.

Не первый раз норвежские лодки приходили к берегам Шотландии. Юг Норвегии находится от Форт де Морей в 450 километрах — это максимум три-четыре дня навигации для такой лодки.

Проверка на берегу обычно проходила так: местный полицейский задавал вопросы: как зовут, откуда, зачем приехали в Англию.

За это время из ближайшего территориального управления приезжала полиция и проверяла прибывших как следует. И на этот раз полицейский спросил:

«Кто вы и откуда?»

Ответ был неожиданным:

«Мы немцы. Едем из Норвегии, где украли эту лодку. Мы дезертиры вермахта».

Впервые с начала войны немцы высаживались в Шотландии. За исключением Рудольфа Гесса, год назад упавшего с неба.

Полицейский затем спросил:

«А что же вы собираетесь делать в наших краях, господа немцы?» Если бы ему ответили правду, то он бы сразу заволновался, сбросив свою шотландскую неторопливость. Потому что перед ним стояли пять опасных диверсантов, которых готовил к этой операции один из самых блестящих агентов Лахоусена Ганс Соренсен.

Полицейскому на вопросы отвечал немец, назвавшийся Гансом Брауном. Был среди них и Соренсен, но он не говорил ни слова по-английски. Это было большое упущение — не говорить на языке той страны, где предстояло «работать». Но для Соренсена это были пустяки. Ведь удалось же им без проблем добраться до Шотландии?

Все началось четыре дня назад в Бергене. 26 апреля ближе к вечеру по набережной норвежского порта прогуливался пьяный. Неожиданно на одном из виражей его тело наклонилось, и он упал прямо на капитанский мостик маленького рыбацкого судна. Там никого не оказалось. Человек прошел до штурманской будки, постучал. Оттуда вышел капитан норвежец и спросил, что нужно. Пьяный поинтересовался, нет ли на судне «его друга Кристиансена», он уж точно должен быть здесь, на «Луне». Нет, точно не было Кристиансена, а был лишь хозяин судна, капитан и его сын. Ну что же, нет так нет. «А не выпить ли нам по стаканчику отличного шнапса?» — предложил незваный гость. Шнапс во время войны напиток редкий, да еще улыбается пьянчуга дружески. Выпили.

Трудно было предположить, что перед тобой разыграет такой спектакль агент абвера, из отдела диверсий, а в шнапс подсыплют морфин…

Старика-капитана удалось легко усыпить, но ведь на борту был его сын, не робкого десятка. У «пьянчуги» неподалеку был напарник, механик. Хоть и профессионалы, агенты абвера, а старый баркас завести им никак не удавалось. Пришлось убеждать сына капитана пистолетом, чтобы завести мотор.

А уже через несколько минут на борту «Луны» собрались пять человек — два норвежца и три агента, принимавших участие в операции «Хомард Норд-5». Баркас тотчас вышел из порта, взяв курс в открытое море.

На этот раз операция началась успешно. А во время предыдущей операции Соренсену пришлось хлебнуть стыда. Тоже под видом дезертиров вышли на норвежском баркасе в море, взяв курс на Англию, а в Северном море со штормом не справились. Хорошо хоть были недалеко от норвежского побережья. Возвращались в Осло в наручниках (это для собравшихся в порту любопытных). Лахоусен тогда перенес операцию на весну.

А сейчас Северное море было спокойным. Кроме Соренсена и «пьянчуги», которого звали Педро Купферхаген, были немец, родившийся в Бразилии; студент, служивший в абвере с начала войны; и некто Браун — сорокалетний крепкий мужик, бывший счетовод, объездивший мир. Он женился на англичанке, открыл свой магазин до войны, руководил местным филиалом немецкой разведслужбы в Гернси.

Сначала на судне вместо Соренсена и Брауна были два матроса, завербованные в Гамбурге. А те добрались до «Луны» на катере уже в Бергенском проливе.

Норвежцы не участвовали в операции, и их было решено оставить по пути на острове.

В первую ночь море было спокойным — впечатление такое, как на круизе. Мужики решили даже позагорать, шутили, что, мол, бывает же такая погода весной. Но вдруг над головами пролетел гидроплан Люфтваффе, напугав. Его приняли поначалу за английский самолет. Гидроплану посигналили, чтобы отвязался.

Одно нехорошо — баркас уж очень старый, и мотор барахлит.

Мотористу Купферхагену однако удалось его наладить. И вот наконец на четвертый день показался берег. Баркас входил в лагуну Форт де Морей.

Местный полицейский еще что-то записывал в своем блокноте, когда на борт поднялись приехавшие полицейские из территориального управления. Местный жандарм сказал им, показывая на приехавших: «Сегодня вечером для вас найдется работенка, приехали-mo немцы!»

Немцы исполняли свои роли дезертиров старательно, их ведь неплохо подготовили. Соренсен отрабатывал свою версию — служил в гарнизоне на острове, недалеко от Осло. Он действительно провел там несколько недель, готовясь к этой поездке. Он знал имена командиров, мог описать остров и жизнь в гарнизоне.

Купферхаген представился матросом с норвежского рефрижератора. Браун был счетоводом комендатуры в Осло. Двое остальных — матросы немецкого флота. Их подготовкой к операции занимался лично Лахоусен — ничто не было упущено из виду.

Что ж, дезертиры не были в новинку для территориальной полиции. Пока никакой враждебности — обменялись сигаретами, общие любезные фразы. Приехавшим предложили даже чай и бутерброды, прежде чем поместить их в охраняемую комнату. Так поступают и с политическими беженцами. Порядок есть порядок.

Главное было не насторожить полицию. На следующий день немцев отправили поездом на юг, в Перт. Ехали в сопровождении английских агентов. Соренсен в дороге вздремнул, и вдруг англичанин его спрашивает:

«Как ваше имя, говорите!»

Такие вот приемчики, надо было быть ко всему готовым. Кто не врет, тот за долю секунды ответит на такой вопрос. А как быть Соренсену, который за свою службу в разведке десяток фамилий поменял?

«Меня зовут Ганс Соренсен!»

Англичанин не унимается:

«Вы лжете, нам все известно о вас. Вы немецкий шпион и все остальные тоже».

Англичане блефуют? Оставалось одно — не сознаваться ни в коем случае. Соренсен опять заснул. Через несколько минут его снова резко будят:

«Комедия окончена, мерзкий шпион! Выкладывай все. Ты думаешь, что нас обманул — ошибаешься!»

Но Соренсен не думал, что он обманщик. Он был опытным лгуном.

Браун избрал другую тактику, отвечая с юмором:

«Если вы все знаете, то зачем пристаете? Отвяжитесь, дайте поспать».

Ехали долго. Хоть занавески на окнах вагона были опущены, немцы поняли, что Перт уже проехали. Значит, их везли в Лондон. Невольно забеспокоишься — как там допрашивают, чтобы вырвать признание? Много чего набрехал по этому поводу доктор Геббельс, но пока сам не столкнешься, не узнаешь.

По приезде на станцию немцев уже ждали — это была группа офицеров, а среди них были полковник и даже генерал. Это тебе не Хемпсдейл. Первым на сопровождающих накинулся полковник:

«Почему опаздываете? Мы вас уже два дня ждем. Вам не стыдно заставлять ждать высших офицеров?»

Браун сник — что же выходит? Их ждут и все о них знают… Значит, здесь на лавочке станции и закончится операция «Хомард Норд-5»?

Но тут он услышал фразу:

«Что-то не так…»

Если что-то не так, значит, у англичан нет полной уверенности. Естественно, что немцев проводили в тюрьму в наручниках, а рот и глаза заклеили пластырем. Называли их уважительно «господа шпионы», охраняли строго. Потом начались бесконечные допросы, но ничего конкретного от немцев следователи не добились.

В течение семи месяцев англичане не теряли надежды разоблачить «дезертиров». Но в конце 1942 года вынуждены были перевести их в лагерь для беженцев, где они пробыли до конца войны. Однажды Купферхагену удалось обмануть охрану и поместить шифрованное объявление в газету. Из него Лахоусен узнал, что начавшаяся так успешно операция «Хомард Норд-5» закончилась плачевно. Для руководителя спецслужбы нейтрализованный агент — то же самое, что засвеченный.

А ведь собравшиеся на перроне английские офицеры действительно ждали немецких агентов с «Луны», узнав о них от капитана похищенного баркаса и его сына, которые были связаны с норвежским Сопротивлением. Отец и сын не знали, что в море к группе присоединились Соренсен и Браун, но «дезертиры» им сразу показались сомнительными. Они не были уверены в том, что это диверсанты, но хотели привлечь внимание английской контрразведки. Ошиблись и немцы, оставив отца и сына в живых.

ФБР внедряется в разведсеть абвера

Это был американец немецкого происхождения, эмигрировавший в США сразу после Первой мировой войны. До того как в феврале 1939 года вернуться в Германию, он в течение многих лет мечтал побывать на родине. И наконец решился. В Мюльхайме, Ренании, жила его мать, и он хотел погостить у нее несколько месяцев. В США он работал в Сан-Диего, на фирме «Консолидейтед эйркрафт».

Летом 1939 году он находился в Германии. Чтобы содержать себя в течение нескольких месяцев, устроился на работу в немецкий филиал американской компании «Уэстингхаус электрик». Все шло хорошо, пока американец не потерял паспорт (а может быть, он был украден). Через местную полицию он обратился в региональный отдел абвера. Так сотрудники военной контрразведки Ренании узнали, что этот с виду такой простоватый человек, оказывается, страстный апологет нацизма. Они оповестили об этом американце доктора Ранкена из Гамбурга.

На самом деле под псевдонимом Ранкен работал командир Адольф Фриц Риттер, один из лучших агентов Канариса и Лахоу-сена. Именно ему они поручили организовать разведсеть абвера в США. Это ему удалось заполучить у американцев через своего агента документы прицела для бомбардировщиков «Норден», который был установлен на Люфтваффе.

Ранкен-Риттер заинтересовался американцем и приехал в Мюльхайм с ним познакомиться. Американца звали Гарри Вильям Себолд. Риттер долго с ним беседовал и понял, что тот может оказать большую услугу абверу. Дедушка по материнской линии Себолда был евреем… беспокоится очень о паспорте… Можно надавить, хотя вряд ли это понадобится — Себолд сам рвется послужить Германии.

Через несколько дней Себолд оказался в пансионе Клопшток, известной разведшколы в Гамбурге. Там он в течение нескольких недель изучал шифровку, микрофотографирование и все, что связано с работой радиста.

Немцы вручили ему роман американской писательницы Рашель Филд «Все это и небо впридачу», текст которого был ключом к его шифрам. Уезжая в США, он увозил с собой три микропленки с сообщениями для агентов абвера. Этими агентами были: Лилли Стайн, молодая и компетентная в своем деле шлюха из Нью-Йорка; Эверетт Редер, чертежник из Лонг-Айленда; а самым главным агентом Риттера в США был полковник Фриц Жубер Дюкесн, немецкий шпион с большим стажем.

8 февраля 1940 года Себолд приехал в Нью-Йорк, имея паспорт на имя Гарри Сойера, везя послания, на которые возлагали надежды Риттер и Лахоусен.

Не знали они одной малой подробности о своем новом агенте. До того как начать учебу в разведшколе, Себолд съездил в американское консульство в Кельне, где сотрудник ФБР предложил ему не отказываться от возможности поучиться шпионскому ремеслу и стать по возвращении в США двойным агентом.

Еще до того как «Президент Джордж Вашингтон» коснулся причала порта в Нью-Йорке, к судну в море подплыл катер и на борт вошли двое, спросив господина Сойера. Один был сотрудником ФБР, другой представлял госдепартамент.

Себолд перед ними предстал в самом жалком виде — в пути он почти не спал, умирал от страха, переживал, что ввязался в непосильное дело…

А дело было сделано, с двойным агентом предстояла серьезная работа. В офисе ФБР с ним поговорили, пытаясь вернуть уверенность, предложили отпуск. А потом стали говорить о серьезном. В сообщении для Дюкесна абвер просил информацию по противовоздушной защите США, противогазах и прежде всего о радиоаппаратуре. Кроме того, у Себолда были адреса агентов абвера в Португалии, Бразилии, Шанхае, которые могли помочь сотрудникам немецкой разведки в случае вступления США в войну. За этими агентами сразу была организована слежка.

На следующий день Себолд поселился в гостинице на Бродвее под именем Сойера и протелеграфировал в Гамбург о своем приезде.

В последующие дни он выполнял поручения немецкой стороны: взял сообщение из секретного почтового ящика, написал письмо Дюкесну, который ему тотчас ответил, попросив позвонить в его контору.

Первая встреча с Себолда с Дюкесном была полезной. Полковник сообщил, что у него накопилось много информации для Гамбурга, но пока нет ответа от Риттера об информации, касающейся противогазов и подводных масок, которую он послал ранее. Они условились встречаться регулярно, но не в офисе, где работал Дю-кесн. Себолд предложил свой офис, на 42-й улице, который ему любезно предоставило ФБР.

Много агентов абвера прошли через эту комнату. Одна из стен ее была зеркальной, за ней находились фотографы и операторы ФБР, работали они бесшумно. Вся мебель была набита микрофонами, подсоединенными к магнитофонам.

7 марта 1940 года в офис Себолда пришел Герман Ланг, передавший Риттеру документы о бомбардировочном прицеле «Нордена». Он настолько увлеченно рассказывал о своей любви к фюреру, что не заметил, как довольно сумеречный свет в комнате временами становился ярче (снимали фотовспышкой).

Встречи с агентами абвера продолжались и всегда в присутствии одного-двух агентов ФБР. А тем временем Себолд должен был отсылать информацию в Германию. Техники ФБР установили на Лонг-Айленде радиопередатчик, и на первую связь с Гамбургом Себолд вышел 20 мая 1940 года.

До 28 июня Себолдом-Сойером были переданы абверу 300 «бесценных» информаций.

В Нью-Йорке на абвер работала мастер любовных утех, а ныне связная, красотка Лилли Стайн. Немецкие агенты через нее передавали информацию Себолду. Но с ней было нелегко, она привыкла работать за деньги. ФБР это стало не по средствам, и он приказал Себолду порвать с ней.

Обычно немецкие агенты Нью-Йорка встречались в маленьком казино-ресторане в Манхеттене. Приходили туда и знакомцы Себол-да. Пол Банте был фанатиком гитлеризма, любившим пустить пыль в глаза, представившись гестаповцем. Эверет Редер, чертежник, был серьезным агентом, дававшим Себолду проверенную информацию. Нацистом он был умеренным. Его интересовали только деньги. Изобретатель, имевший патенты на новые типы оружия, он продавал их немцам.

Среди агентов Себолда был официант Долд, американец немецкого происхождения, как и Себолд. Он был связным с нейтральными странами. Но главным среди них был Фриц Жубер Дюкесн, южноафриканец, начавший карьеру шпиона в начале века, до Первой мировой войны. Он был диверсантом, потопившим несколько американских судов.

Так что ФБР основательно познакомилось со всеми агентами абвера в США. Более того, американцы помогали Себолду, сам бы он не справился со своими обязанностями. Летом 1941 года был получен приказ от правительства прикрыть эту немецкую «лавочку».

Была организована гигантская облава. В ночь с 31 июля на 1 августа 1941 года был арестован 31 агент абвера.

Судебный процесс открылся в декабре. Эдгар Гувер заявил, что это был самый большой процесс против иностранной разведки за всю историю США. Дюкесн был приговорен к 18 годам тюрьмы и умер в заключении в 1956 году. Ланг получил тоже 18 лет, Редер — 16, Лилли Стайн и Долд — по 10. Поль Банте и Рихард Ай-хенлауб — 18 месяцев.

ГЕРМАН ЛАНГ, ПОХИТИВШИЙ БОМБАРДИРОВОЧНЫЙ ПРИЦЕЛ «НОРДЕНА»

Летом 1937 года в Гамбурге официант, работавший на судне, пришел к директору конторы по импорту-экспорту Ранкену. Он вручил ему модель воздушного винта. Такие винты изготовляются серийно в Нью-Йорке на авиационном заводе в Нордене. Это был подарочек Третьему рейху от начальника цеха этого завода.

Начальником цеха завода был один из американцев немецкого происхождения, которые с гордостью следили за успехами Германии.

Ранкен, помощник Канариса и Лахоусена, встретился с этим немецким доброхотом и получил от него две копии чертежей, имевшие, по словам дарителя, важное значение. Но эксперты по аэронавтике в Берлине забраковали их.

В конце 1937 года Ранкен приехал в Нью-Йорк и решил еще раз повидаться с начальником цеха. Это был Герман Ланг. Он в тот момент следил за монтажом бомбардировочного прицела для «Норде-на» и утверждал, что они являются сейчас самыми совершенными.

Далее Ланг сказал, что на тех двух копиях, посланных в Гамбург, как раз и было представлено это устройство. Он работал на монтаже и каждый вечер приносил домой по детали, чтобы собрать потом бомбардировочный прицел целиком. Ланг хотел помочь Германии, своей родине. При этом он вручил доктору Ранкену еще две копии чертежей.

Наконец в Германии поняли, с чем имеют дело. Американский бомбардировочный прицел был выдающимся техническим изобретением.

Невыполненная операция «Пасториус»

В ночь с субботы 13-го на воскресенье 14 июня 1942 года с молодым американским матросом Джоном Кулли, служившим в охране Лонг-Айленда, случилось такое, что он запомнил на всю жизнь. Он, как обычно, патрулировал берег в районе пляжей в Амагансет. Вокруг все было тихо, спокойно, он не был вооружен. Сквозь туман на небольшом расстоянии ему показалось, что на пляже двигаются какие-то фигуры, переговариваются. В гарнизоне в таких случаях любят пошутить: «Плохо стал видеть, ребята, пора на пенсию!»

Матрос подошел ближе — у самого берега, где на песке замирают волны, двигались несколько теней. Матрос подошел к ним, не понимая, что рискует. Вдруг прямо перед ним возник человек с револьвером в руке, вид у него был угрожающим. Кулли растерялся, но спросил:

«Кто вы? Откуда пришли?»

После нескольких секунд молчания незнакомец ответил:

«Мы возвращаемся с рыбной ловли. Лодка утонула. Здесь мы заблудились в тумане. Я и мои спутники из Истхемптона, а идем в Монток Пойнт».

Это была явная ложь. К чему рыбакам оружие? Кулли не поверил, но попытался, видя пистолет, примиряюще предложить:

«Вам лучше пройти со мной в наш контрольный пункт. Раньше четырех не рассветет».

Незнакомец резко оборвал его:

«Никуда я с тобой не пойду. Не будь идиотом, парень, ведь ты не хочешь, чтобы тебя здесь пришили? Забудь о нас и иди отсюда подальше». Потом вытащил из кармана пачку денег, протягивает: «Иди куда-нибудь, развлекись».

Кулли потом посчитал — в пачке было 260 долларов.

В это время к первому подошел еще один, и они стали негромко переговариваться. Кулли понял, что говорили по-немецки. Вот тут ему стало по-настоящему страшно. Второй подошел к матросу и осветил его лицо фонариком:

«Ты меня узнаешь, если встретимся?»

Кулли пробормотал:

«Нет, нет, я вас не видел».

«Ты уверен?»

«Точно, я вас никогда не видел».

И побежал что есть сил, молясь, чтобы ему не выстрелили в спину.

Молодой патрульный вряд ли мог предположить, что он столкнулся с командой абвера, прибывшей на побережье США для выполнения операции «Пасториус».

Идея этой операции принадлежала не Канарису и Лахоусену, а самому Гитлеру. Его не обескуражил провал абвера в США после суда над немецкими агентами в результате двойной игры Гарри Себолда.

Теперь в США за гражданами немецкого происхождения строго следили. Но некоторым агентам удалось не попасть в облаву 30 июля 1941 года. Для операции «Пасториус» была подготовлена специальная команда диверсантов, которыми руководил Вальтер Каппе, ранее работавший в обществе американо-немецкой дружбы «Бунд». Там паслось много немецких агентов.

Каппе был молодым лейтенантом 2-го отдела абвера, специалистом по нацистской пропаганде. Он работал в отделе внешней разведки, занимаясь немцами, проживавшими за границей, получая от них информацию о стране проживания. С Канарисом и Лахоусеном у Каппе были натянутые отношения. О существовании плана Гитлера Канарис знал, считая попытку проникнуть на территорию США сумасшествием. Но надо было работать, не противореча фюреру.

Каппе информировал Лахоусена о начале операции и показал список имен из 8 человек: «Это люди, прожившие долго в США, языком владеют безупречно. Они готовы совершать диверсионные акции и отдать жизнь за фюрера, если потребуется. Все они члены нацистской партии».

В середине апреля 1942 года Лахоусен записал в своем дневнике: «Адмирал нам только что сообщил, что готов высадить агентов на Восточном побережье США, используя две подлодки. Целью операции является нанесение удара по наиболее важным военным объектам США, включая заводы по выпуску алюминия».

Список объектов, намеченных для совершения диверсий, был тщательно подготовлен. В него входили все самые важные заводы по выпуску алюминия в штатах Теннесси, Иллинойс, Массены (в Нью-Йорке), завод по выпуску криолита (минерал, фтористое соединение алюминия и соды) в Филадельфии, а также железнодорожные компании «Шейкспеар Очайо Рейлроуд» и «Пенсильвания Рейлроуд».

Командиром первого отряда диверсантов был Георг Даш. Ему было около 40. Он родился в Ренании, мечтал быть священником, но в начале Первой мировой войны мальчиком записался в армию. Затем тайно перебрался в США, откуда в 1922 году был выдворен. Пожив немного в Германии, теперь официально вернулся в США, стал служить в американской армии, работал в профсоюзах. В 1941 году должен был получить американский паспорт, но неожиданно вернулся в Германию. Маршрут его по пути на родину был довольно странным: Сан-Франциско, Токио, Владивосток, Москва. В Берлине он нашел работу радиотелеграфиста в Министерстве иностранных дел.

Командиром второго отряда был Эдуард Керлинг. Он был из Висбадена, в США эмигрировал в 1929 году. По профессии был механиком. До начала войны два раза приезжал в Германию, вступил в нацистскую партию и стал работать в ассоциации американо-немецкой дружбы. Летом 1940 года приехал в Германию и стал работать в Бюро пропаганды. Никогда не подавал прошения на получение американского гражданства.

Все остальные члены группы были молодыми нацистами, в основном механиками. Среди них выделялся Герберт Хаупт, которому было 19 лет, он был любимчиком в группе. Родился в семье американских немцев, давно поселившихся в Чикаго, был активным нацистом. Перед отъездом он встречался с девушкой и, оставив ее в положении, бежал из США сначала в Мексику, потом Японию и Францию. Приехав в Германию, нашел свою бабушку в Штеттине. В отряд диверсантов его завербовал Каппе.

Это были, без сомнения, авантюристы невысокого полета. Канарис и Лахоусен понимали, что это дилетанты, не профессионалы. В таком серьезном деле, как диверсия, дилетантизм обычно не срабатывает.

Так и случилось. Начало операции было на уровне водевиля. Перед операцией участникам группы разрешили съездить в Париж. Вот тут они были на месте, вот уж повеселились. Особым успехом у девочек пользовался молоденький Герберт Хаупт. Другие от него не отставали. Шмидт такого набедокурил, что его отозвали в Берлин.

В барах пьяный Даш говорил, что собирается в Америку, устроил драку с барменом. Пора было заканчивать отпуск. В Лориенте диверсантов ждали две подлодки.

26 мая Даш и трое его подопечных Бергер, Квирин и Хейнк — выехали на подлодке «U-202». Два дня спустя, 28 мая, на другой подлодке «С-170» выехали Керлинг и его команда: Нейбауэр, Тьель и Хаупт.

Операция носила имя немецкого патриота Пасториуса, эмигрировавшего в США. Команды должны были прибыть в два пункта на побережье — группа, которой командовал Даш, в Нью-Йорк, на побережье Лонг-Айленда, а группа Керлинга во Флориду.

Незнакомец, с которым патрульный Джон Кулли столкнулся ночью на пляже, был Георг Даш.

Вместе с четырьмя другими членами команды он, зная о патрулировании побережья, поспешил захоронить на берегу ящики со взрывчаткой и свои военные формы. Но в спешке они оставили на берегу рубашку моряка немецкого флота и пачку немецких сигарет. Кулли сразу предупредил службу ФБР, но она прибыла на место утром через несколько часов.

Поиск диверсантов начался немедленно. Им руководил Эдгар Гувер. Их следы были обнаружены на станции Амагансет, где они покупали билеты до Пенсильвании в Нью-Йорке. Все гостиницы средней категории и их клиенты были взяты под контроль. Надо было спешить, ведь в первые часы своего пребывания диверсанты могли как-то обнаружить себя.

Действительно, четверо сняли номера в двух гостиницах вблизи станции Пенсильвания. Тут Даш проявил свое истинное лицо, не зря Канарис и Лахоусен сомневались в успехе операции. Уже после встречи с патрульным на пляже он стал понимать, что полиция будет идти за ними по пятам. Его ненависть к США была относительной. Он решил не дожидаться ареста, пойти в полицию и во всем сознаться. Он не считал это предательством и стал убеждать Бергера пойти вместе.

Бергер входил в круг Рема, критиковавшего СС за зверства, учиненные в Польше. Он жил в США 6 лет и возвращаться в Германию не хотел.

Даш не стал ждать его решения и вечером 14 июня позвонил в отделение ФБР в Нью-Йорке, сказав: «Меня зовут Даниэль Пасто-риус. Имею для вас важное сообщение. Позвоню в ваше бюро в Вашингтоне в четверг или пятницу».

Керлинг и его группа прибыли во Флориду и сразу разделились. Керлинг и Тьель поехали в Нью-Йорк, а Хаупт и Нейбауэр — в Чикаго. Хаупт тем временем успел дать о себе знать семье и девушке, которую соблазнил и бросил.

На следующий день Даш поехал в Вашингтон, но позвонил в ФБР только 18 июня. Он начал свое сообщение, заявив, что имеет важное сообщение о высадке диверсантов на побережье Лонг-Айленда. Его спросили с той стороны провода:

«Могли бы вы ответить подробнее?»

«Да, — ответил он спокойно, — я член группы. Хочу лично поговорить с Эдгаром Гувером».

Два агента ФБР прибыли за ним в гостиницу и отвезли в центральный офис ФБР. Там он дал показания. Через открытую дверь он видел самого Гувера, явно довольного ходом событий. Даш помнил адрес связного группы Керлинга в Нью-Йорке. Это был Хельмут Лайнер, живший на побережье Лонг-Айленда.

Бергер, Квирин и Хейнк были арестованы 20 июня. Слежка за Лайнером привела к аресту 23 июня Керлинга и Тьеля.

В Чикаго Хаупт и Нейбауэр были арестованы через 4 дня — 27 июня.

Американский военный трибунал был безжалостен к арестованным: 6 человек были приговорены к смерти. Только Даш и Бергер были приговорены к 30 годам тюрьмы, но в 1948 году были перевезены в Германию.

17 октября 1940 года агентство «Юнайтед пресс» распространило текст, подписанный Эдгаром Гувером, в котором глава ФБР заявлял: «Сегодня, как никогда, страна кишит шпионами и диверсантами. С ними ведется серьезная борьба. Мы располагаем архивами, картотеками (по алфавитному и географическому принципу), в которых содержатся сведения на всех подозреваемых. При необходимости мы сможем сразу найти нужную информацию обо всех агитаторах американско-немецкого общества дружбы „Бунд" и американской компартии».

Так что за год до вступления США в войну с Японией ФБР было наготове, и цели его были ясны. Гувер и его организация имели время для подготовки к грядущим событиям.

С 1936 по 1939 годы активно работало общество американско-немецкой дружбы «Бунд». Кроме публичных выступлений, его активисты вели подпольную работу под руководством американского фюрера Фрица Куна (принимавшего участие в мюнхенском путче 1923 года). Задачей Куна была организация на всей территории США немецкой шпионской сети. ФБР активно боролось с американскими нацистами. Во время событий в Перл-Харборе Рузвельт приказал арестовать всех участников этой организации. За 72 часа облавы были арестованы 3846 американских нацистов.

Человек с железным сердцем

Объявленная исторической территорией Германии, лишенная своих судетских провинций по Мюнхенскому соглашению 1938 года, ставшая «протекторатом» рейха, Чехословакия трудно поддавалась нацистской агитации. В этом скоро убедился протектор Богемии и Моравии Константин фон Нейрат. В его распоряжении было чешское марионеточное правительство, но дела в промышленности и сельском хозяйстве не двигались: население — от рабочих до интеллектуалов — оказывали немцам пассивное сопротивление. Активное сопротивление было сразу задушено, и уцелевшие бойцы эмигрировали из страны.

Одним из таких эмигрантов был Ян Кубис. Он был крестьянином из Моравии, записавшимся в армию из чувства патриотизма, входил потом в отряд Сопротивления, который был обнаружен немцами до начала операций. Кубиса и его товарищей не расстреляли, а поместили в тюрьму, из которой их освободили бойцы другого отряда.

Кубис перешел границу и записался в Иностранный легион, который формировался на французской территории в Агде в 1939 году. Он сражался во Франции и после капитуляции французской армии переехал в Северную Африку. Отсюда выехал в Англию, а затем в Шотландию. Там он в течение 18 месяцев учился в разведшколе, формировавшей чешские отряды диверсантов, которых планировалось забрасывать на парашютах на территорию противника.

27 сентября 1941 года вместо Нейрата протектором Моравии и Богемии стал молодой генерал СС Рейнхард Гейдрих, правая рука Гиммлера, тот, кого Гитлер величал «человеком с железным сердцем».

После такой характеристики излишне говорить о том, как Гейдрих правил Чехословакией.

Этот человек был одной из основных опор немецкого нацизма. Сам Гитлер стал опасаться его чрезмерного влияния в стране. Гейдрих имел своих агентов во всех спецслужбах, был главой Службы безопасности, подготовил компрометирующие досье на каждого влиятельного руководителя рейха, шантажируя, ломая карьеру, убирая по своему усмотрению и в своих целях. Его ненавидели все, но были бессильны в борьбе против него, никто не в силах был ему противостоять.

«Еврей» Гейдрих

Против чрезмерных жестокостей члена своей организации стала выступать и принимать меры и нацистская партия. И Канарис, и Гитлер знали, что в жилах Гейдриха есть четвертинка еврейской крови. Когда в 1933 году стали циркулировать слухи по этому поводу, Гитлер вызвал к себе Гейдриха. Впоследствии он сообщил Гиммлеру, что «это была длительная и полезная беседа», добавив, что «этот человек очень способный и очень опасный, который должен применить свои способности только в деле служения партии. С такими людьми можно работать, если есть возможность контролировать их».

Гитлер давал понять, что этой возможностью контроля является шантаж. Знание о не чисто арийском происхождении Гейдриха может в любой момент пригодиться как мера воздействия на него.

Мать Гейдриха была дочерью советника имперского двора профессора Эугена Кранца из Дрездена. А как звали жену профессора? В докладе, представленном Грегором Штрассером, начальником отдела кадров партии, который провел расследование после «сигнала гауляйтера Хале-Мерсебурга о слухах насчет неарийского происхождения руководителя СС», было написано, что в анкете Гейдриха имя бабушки отсутствует. Как так? Непростительная забывчивость. Штрассер лишился речи, когда узнал, что бабушку врага евреев зовут Сара Маутч и что это богатая православная еврейка. Он сообщил об этом Мартину Борману, и в его картотеке было помечено, что «Гейдрих на четверть еврей». По закону быть на четверть евреем не считалось предосудительным. В 1935 году в Нюрнберге был проведен закон, согласно которому лица, имевшие четверть еврейской крови, считались арийцами, то есть гражданами рейха. Но в (этом законе был пункт, в котором говорилось, что «если данное лицо внешне похоже на еврея и политически не безупречно, то его можно считать чистокровным евреем» со всеми вытекающими последствиями. Этот пункт и был ахиллесовой пятой Гейдриха, дававшей оружие его врагам.

(Канарис знал о происхождении Гейдриха. Во время поездки в Мадрид он в доме своего друга оставил досье Гейдриха, написав на конверте «в случае моей насильственной смерти передать этот документ газете „Нью-Йорк таймс"». Приехав из Мадрида, он сообщил об этом Гейдриху. Это означало: попробуй тронь меня, если достанет смелости. Это была очень своевременная мера.

Как только Гейдрих приехал в Прагу, он тотчас объявил в стране чрезвычайное положение. Затем он приказал расстрелять известных гражданских и военных лиц, находившихся в тюрьмах в числе заложников. Приказал подготовить новые списки заложников и ополчился против чехословацкой интеллигенции. Всех, чье мнение хоть на йоту отличалось от нацистских схем, кто пытался высказаться в печати или на собраниях как-то иначе, расстреливали. Он хотел искоренить сам дух противостояния нацизму в Чехословакии.

Однако ему удалось поднять производительность труда. Гейдрих заинтересовал рабочих хорошей сверхурочной оплатой. Предприятия стали работать в довоенном ритме.

Восстановление порядка в стране было лишь началом его программы. Вторая часть его амбициозного плана могла стать смертельной для Чехословакии. Он предложил правительству восстановить чехословацкую армию, распущенную после оккупации страны. Этим хитрым ходом Гейдрих хотел подарить Гитлеру 20 дивизий и использовать их на Восточном фронте против России.

Вот почему высшее чехословацкое командование и чехословацкие секретные службы в Лондоне приговорили Гейдриха к смерти.

Выбор исполнителей приговора пал на Яна Кубиса и Йозефа Габ-чика.

Ян был выбран потому, что среди курсантов разведшколы он больше всех ненавидел нацистов. Когда немцы захватили его, то в тюрьме подвергли унижению и выжгли на его ягодицах семь свастик.

Йозеф Габчик был выбран сопровождать его в этом задании, он был неразлучным другом Яна. Они познакомились в лагере для беженцев в Варшаве. Там они записались в Иностранный легион. Потом вместе вступили в формирующуюся в Агде свободную чехословацкую армию. Вместе служили в Северной Африке и вместе теперь учились в разведшколе в Шотландии.

За 18 месяцев учебы руководство школы могло их изучить — оба друга были хорошо подготовленными, физически выносливыми и отважными бойцами. Каждый был асом в своем деле — Габчик прекрасно владел оружием, английским пистолетом «Стерн», а Кубис — точнеє и дальше всех бросал гранаты, Миллз — ручные бомбы тоже английского образца.

Во время одного из боев во Франции Кубис один защищал мост против немецкого патрульного отряда и был награжден Боевым крестом. Он обратил немцев в бегство и спас своих товарищей.

Друзья дополняли друг друга. Кубис был уравновешенным, серьезным, упорным словаком. Габчик был романтичным и веселым.

Им выпала честь быть первыми парашютистами, заброшенными на парашютах в Чехословакию после оккупации ее немцами.

«Человеку с железным сердцем» чехословацкая спецслужба противопоставила молодого крестьянина, собиравшего альбом с фотографиями, чтобы подарить родителям, и его друга — кузнеца, любившего петь, смеяться, рассказывать анекдоты.

В декабре 1941 года безлунной ночью с тяжелого «Галифакса» была сброшена группа парашютистов в районе Пльзеня. Но в действительности Ян и Йозеф оказались намного дальше намеченного пункта, среди снежной равнины. Было страшно холодно.

В другом месте была сброшена еще одна группа из трех парашютистов — Бартоса, Потучека и Вальчика. Они были радистами, имели при себе радиоаппаратуру и должны были выйти на связь с Англией.

При падении на землю Габчик сломал палец ноги. Нужно было найти укрытие. Ян обнаружил избушку садовника и положил там друга. Затем пошел подобрать снаряжение, которое было спущено на третьем парашюте: оружие, продукты, взрывчатку. Спрятав все в избушке, разведчики поели. Потом Ян отправился на поиски более надежного убежища. Уже светало.

Ян обошел много полей, не встретив ни живой души. И наконец в лесу ему удалось найти заброшенную пещеру. Там они решили переждать, пока Ян не сможет двигаться.

На третий день их обнаружил местный житель. Он заметил следы на снегу, которые вели в пещеру. Нашел он и парашют, который ребята не уничтожили вопреки инструкции, хотели сохранить на память. Еще одно доказательство их неопытности и молодости. Нашедший их человек был лесничим, патриотом. Он решил помочь ребятам.

На следующий день в пещеру пришел еще один человек, которого встретили дула пистолетов. Но он тоже был не враг. Житель соседней деревни рассказал, что тяжелый «Галифакс», летевший на небольшой высоте, и три парашюта видела вся деревня, которая была разбужена шумом мотора. Он сказал, что оставаться здесь опасно, могут нагрянуть немцы.

Через два дня деревенский мельник проводил Яна и Йозефа до ближайшей станции и передал другому сопровождающему. Без происшествий они доехали поездом до Праги. При себе у них были безупречно подделанные документы. Внешне они должны были походить на служащих, были одеты в темные пальто, в руках держали портфели, в которых были оружие и патроны.

Сопровождавший привел их в одну семью, где они могли жить, а затем проводил Яна Кубиса на встречу, которая была назначена с участником Сопротивления. С Яном встретился командир группы. Его звали Жиндра, он был преподавателем школы. Группа пока бездействовала — не было оружия и взрывчатки. Он не мог связаться с летчиками, чтобы указать цели бомбежек, так как не было и радиопередатчика. Можно представить, как он обрадовался встрече с двумя парашютистами. Ян и Йозеф не сказали ему, с каким заданием они прилетели, но Жиндра сам догадался. Затем ребят познакомили с дядей Хайским, который снабдил ребят документами — разрешением устроиться на работу и справками о временной нетрудоспособности. Документы давали Яну и Йозефу возможность передвигаться по городу и готовиться к выполнению задания. Жили они по разным адресам, избегая полицейского контроля.

Особенно тепло им было в доме «тети Марии». Мария Моравич, работавшая в Красном Кресте, была активным членом группы Жин-дры. Это была женщина лет пятидесяти, замужем, с 20-летним сыном. Важные собрания группы проходили в ее доме.

В конце февраля 1942 года Ян и Йозеф нашли одного из трех радистов, сброшенных одновременно с ними в другом месте. Валь-чик приземлился далеко от остальных и потерялся. У него хватило смелости добраться до ближайшей деревни. А оттуда на такси он доехал до одного партизана, адрес которого ему дали в Лондоне.

Через партизан он нашел двух своих товарищей в городе Под-дубице.

Втроем они установили передатчики в подвале склада и 9 января связались с Лондоном. Не сразу смогли наладить двустороннюю связь, но 15-го им это удалось.

Обосновавшись на месте, Ян и Йозеф приступили к подготовке покушения на Гейдриха.

Внешне Гейдрих был похож на чистого арийца — белокурый, высокий (1,82 м), красивый мужчина. С моральной точки зрения это был зверь в человеческом обличье, каких редко земля рождает.

В семье он был заботливым отцом семейства, прекрасно играл на скрипке для гостей и детей. Был и другой Гейдрих, изощренный садист, любивший оргии.

На работе Гейдрих был прекрасным организатором, умелым летчиком, профессиональным военным. Гиммлер сделал его своей правой рукой, поручив полностью истребить евреев. Для этого Гейдрих изобрел способ их естественной смерти — поезда, которые везли днем и ночью евреев без воды и питья, в набитых до отказа вагонах, довозили трупы. Остальные погибали в газовых камерах лагерей смерти.

Гейдрих начал свою карьеру во флоте, откуда был списан. Затем он вступил в нацистскую партию и сразу прославился своими бандитскими подвигами в Гамбурге. В более широком масштабе он проявил свои «таланты», став главой службы безопасности.

Ян Кубис один без друга пошел на встречу с представителями чехословацкого Сопротивления, потому что Габчик не мог ходить из-за перелома пальца на ноге.

Встреча должна была произойти в пригороде. Сопровождающий оставил его перед большим семиэтажным зданием, указав номер квартиры. Когда Ян ехал вверх на лифте, он заметил, что на каждом этаже серьезные молодые люди углубились в чтение газет. Ясно, что войти в здание было проще, чем выйти из него.

На шестом этаже он позвонил в квартиру номер 67. Его встретили три мужчины, лица их были непроницаемыми.

Первый, крепкий, небольшого роста, представился: Жиндра. Другой высокий худощавый был дядей Хайским. За толстыми стеклами очков на Яна смотрели добрые теплые глаза.

Настоящее имя дяди было Ян Зеленек. Третий был их охранником, он не представился. Ян его больше никогда не видел.

Гостю предложили чай и печенье, но Яна строго предупредили, что если он не ответит на поставленные вопросы, то не выйдет отсюда, и что все они вооружены. Два немецких агента уже пытались внедриться в группу Сопротивления.

Начался допрос. Ян положил свой револьвер на стол и спокойно отвечал на все вопросы Жиндры, назвав несколько имен своих товарищей по разведшколе в Шотландии, а Жиндра проверил, знает ли Ян людей, которых показал ему на фотографиях. В конце Ян описал свою деревню, односельчан и предложил вместе побывать там, чтобы его опознали.

Впоследствии чехословаки так проверяли всех парашютистов и вызывали Яна и Иозефа для их опознания.

Стычки и перестрелки

Ян и Йозеф вместе с дядей Хайским разрабатывали операцию покушения на Гейдриха, советуясь с начальником группы. Сразу отбросили вариант атаки на королевский дворец, замок Градчаны, где помешалась резиденция рейхспротектора. У дяди Хайского был свой человек во дворце, старый антиквар, чинивший там мебель. Он заходил в каждый уголок и знал систему безопасности, которая работала безупречно.

Потом стали продумывать план нападения на поезд, на котором Гейдрих ездил в Берлин. На некоторых участках поезд замедлял движение, и СС не могло проверить все сотни километров пути. Но и от этого варианта пришлось отказаться. В поезде было много вагонов, и среди офицеров сопровождения ребята могли не опознать Гейдриха.

Гейдрих жил в пригороде Праги в роскошной вилле с женой Ингой и тремя детьми. Каждый день он ездил в город на работу на своем скоростном мерседесе. Поездка занимала 45 минут. Машины сопровождения отставали, не могли идти на такой скорости. Террористы стали решать, в каком месте лучше напасть на врага чехословацкого народа.

При въезде в Прагу, в пригороде Холесовиче, находилась U-образная развилка, где машины вынуждены были снижать скорость, а перед трамваем должны были останавливаться. Это было идеальное место. Оставалось наметить дату покушения, а час уточнит сам рейхспротектор.

Тем временем из разведшколы в Шотландии забрасывали на парашютах новых диверсантов. В первую группу входили лейтенант Печал, сержант Микс и солдат Герик. Операция не удалась — при приземлении они сразу натолкнулись на жандармский патруль. Ребятам удалось улизнуть, воспользовавшись темнотой, но их искали.

Из этой группы только сержанту удалось добраться до своей деревни, где друзья помогли ему связаться с группой Жиндры. Микс встретился с Яном и Йозефом. Печал был арестован через несколько недель. Герик сдался властям и предал своих друзей: раскрыл их имена, сказал о цели операции, указал, где в момент приземления спрятал передатчик.

Во вторую группу диверсантов входили лейтенант Адольф Опалка и фельдфебель Карел Курда. Они приземлились отлично, невдалеке от района, где проживали их семьи. Там они были в безопасности. Через три дня им удалось связаться с Кубисом и Габчиком и сообщить о своем задании — подготовить бомбардировку с воздуха военных заводов «Шкода» в Пльзене.

Ян и Йозеф уже перешли к активным действиям, подорвав железную дорогу. Теперь они и Вальчик объединились со второй группой диверсантов и стали продумывать, как поджечь заводские здания, чтобы с воздуха их увидели бомбардировщики. В указанный день они зажгли вблизи заводских стен стога соломы. Бомбардировщик стрелял по этим указателям, но в цель не попал.

Кубис и Габчик горели нетерпением приступить к выполнению своего основного задания — покушению на Гейдриха. Жиндра и дядя Хайский их сдерживали, потому что расследование могло навести на след их группы, которая только сейчас приступила к активным действиям. Им нужны были оружие, взрывчатка, передатчики. Но Кубис не хотел больше ждать. После предательства Гери-ка погиб Микс при обстоятельствах, которые грозили новыми жертвами.

Вскоре были заброшены еще три группы парашютистов. Как и первые диверсанты, они спрятали при приземлении взрывчатку и передатчики, которые затем отыскали партизаны Жиндры и спрятали в Праге. Но в новом месте их обнаружил крестьянин и сообщил немецкой полиции за вознаграждение.

Четырех партизан ждала засада. Двум из них повезло — Вальчик и Ата Моравец, сын тети Марии, столкнулись с чешским полицейским, который сочувствовал патриотам и спас их, указав дорогу, которая не контролировалась. Микс и Куба, прибывшие парашютисты, встретились с представителями закона. На крики «Халып, руки вверх!» каждый из двух прореагировал по-своему: подвижный худощавый Куба кинулся к машине, а по-боксерски крепкий Микс открыл огонь. Убил двух полицейских, но был ранен.

Куба склонился над раненым, пытался его поднять. Уже были слышны крики приближавшегося патрульного отряда, но Куба не хотел оставлять товарища. Тогда Микс поднес пистолет к своему виску и выстрелил. В отчаянии Куба бежал и доехал до Праги.

Неудача бомбардировки завода, смерть Микса (его опознал Ге-рик), сотрудничество с оккупантами чехов, выдававших своих за вознаграждение, успехи Гейдриха, собиравшегося сделать Чехословакию союзником нацистов в войне против Росии, — все это ускорило операцию, задуманную Яном и Иозефом.

26 мая в квартире профессора Оргуна, где они теперь скрывались, произошло бурное обсуждение предстоящей операции. С тяжелым сердцем руководители Сопротивления согласились с решением Яна и Йозефа.

Момент был выбран удачный — назавтра Гейдрих вылетал в Берлин.

Возможно, что по дороге в аэропорт его не будут сопровождать другие охранники, кроме основного — гиганта Кляйна.

Прошло уже шесть месяцев, как ребята ждали этого момента. А они за это время успели влюбиться — избранницей Яна была молодая вдова партизана, убитого гестапо, — Анна Малинова. Последний вечер перед покушением Ян провел с ней. Йозеф обручился с дочерью одного семейства, которое их прятало. Девушку звали Ли-бослава Фафка. Либослава не знала о предстоящей операции, Анну Ян предупредил, и она укрылась в доме тети Марии.

Накануне ребята проверили оружие и бомбы, попытались уснуть. Они понимали, на что идут, помолились Богу. Главное, чтобы вместе с ними сгинул враг чехословацкого народа. Шли последние часы перед покушением.

Когда Печал, Микс и Герик приземлились на парашютах и едва ускользнули от патруля, они разделились и поодиночке стали искать адреса партизан, которыми их снабдили в Лондоне. Печалу не повезло — его задержали пограничники. Он пытался их подкупить, но тщетно.

Пограничники сразу не обыскали его, а у него было при себе оружие. Тогда он неожиданно выхватил пистолет, убив в перестрелке одного и смертельно ранив другого. Он бежал, не успев захватить папку с документами и деньгами. Укрылся он в лесу.

Двое других парашютистов — Микс и Герик — пришли в деревню, где недавно немцы произвели аресты. Крестьяне были запуганы и, предложив парашютистам поесть, отказались оставить их на ночь. Микс поехал к своей семье, и все у него складывалось благополучно. Герик сел на поезд, отправлявшийся в Прагу.

По приезде он снял номер в дешевой гостинице, где пробыл два дня. Адреса, которыми его снабдили, были устаревшими, довоенными, по ним проживали не партизаны, а сочувствующие. Первый человек, к кому он обратился, в страхе отказался предоставить убежище террористу. У отчаявшегося Герика оставались две возможности — покончить с собой или сдаться властям. Он выбрал второе. После войны его судили и в 1946 году повесили.

Два юноши-«героя»

Утро 27 мая было солнечным, воздух свежим, полным весенних запахов. В такой день хочется проехать с ветерком в машине с открытым верхом. Кто думает о смерти в такой день? А она рядом.

Гейдрих выехал со своей виллы в 10 часов утра. Вилла Паненске Брецани располагалась теперь особняком — близлежащее село было полностью эвакуировано, а в домах проживал гарнизон СС охраны рейхспротектора. Как и предполагали Кубис и Габчик, по пути в аэропорт в машине Гейдриха был только один постоянный охранник Кляйн.

Кубис, Габчик и Вальчик приехали в квартал Холесовиче за час, двое на велосипеде, один на трамвае. Вальчик остался на улице перед перекрестком, невдалеке. Он должен был просигналить зеркальцем своим друзьям, когда приблизится мерседес. Кубис и Габчик прислонили свои велосипеды к решетке сада. Все было спокойно, невдалеке через окна переговаривались домохозяйки. Хозяин газетного киоска читал газету. Около киоска стояла телефонная будка, и Габчик успел позвонить своей невесте, сказав, что любит ее. Кубис стоял с другими пассажирами, делая вид, что ждет трамвая.

Пробило 10.30. Трое ребят прождали еще полтора часа. Терпеливо, спокойно. Вдруг Габчик почувствовал, что едет машина, поймав солнечные зайчики сигнала, который подавал Вальчик, и спрятался за перилами мостика. За несколько секунд до этого, воспользовавшись тем, что рядом никого не было, он вытащил из портфеля револьвер «Стен» и спрятал его под плащом. Габчик свистнул Ку-бису, но тот уже поймал сигнал Вальчика, засунул руку в карман и сжал ручную бомбу.

В открытом мерседесе Гейдрих расположился рядом с Кляйном, сидевшим за рулем. Перед перекрестком тот снизил скорость. Момент настал — Габчик сбросил накинутый на плечи плащ, сделал два шага вперед, прицелился и выстрелил. Но выстрела не было, в последний момент плащ задел за предохранитель, закрыв его. Окаменев, Габчик продолжал жать на гашетку, целя в Гейдриха, а тем временем в поравнявшейся с ним машине удивленный Гейдрих вытаскивал из кобуры свой пистолет. Кляйн затормозил, чего не должен был делать. Ян Кубис рванулся к машине и с диким криком бросил в нее ручную бомбу.

Раздался страшный взрыв, освещенный пламенем. На мгновение участники этой драмы были парализованы. Ян почувствовал толчок в грудь, пламя полыхнуло в лицо. Он видел, как Гейдрих и Кляйн выходят из машины с пистолетами в руке, стреляя в него и Йозефа. В ярости отбросив свой пистолет «Стен», он укрылся за телеграфным столбом, вынув кольт, и ответил на выстрелы Гейдриха.

Ян бросился к своему велосипеду. Около него сжималось кольцо пассажиров трамвая и пешеходов, показывавших на него пальцем. Он тоже вытащил пистолет, и доброхоты поредели. Он ехал вниз по спуску, слыша свист пуль. На пути ему встретились два жандарма — он выстрелил, и они кинулись наземь.

Одна женщина, мывшая тротуар перед домом, кинула под велосипед ведро, другая встала на пути, скрестив руки. Наехав на нее и повалив, но не стреляя, Ян продолжал путь, обливаясь кровью.

Тем временем Йозеф вел беспощадную дуэль с Гейдрихом. Рейхспротектор был ранен, лицо его исказила гримаса боли, но он продолжал стрелять. Йозеф понял, что столб не может его прикрыть.

Ему помогло то, что Гейдрих перестал считать выстрелы, а Йозеф их считал. Гейдрих отбросил пистолет, когда кончились патроны, но ему на смену пришел Кляйн.

В новой дуэли Йозефу удалось отогнать Кляйна, укрывшись в мясной лавке. Кляйн стал допрашивать мясника, который выдал Габчика. Йозеф выстрелил и попал в бедро охраннику, выстрелил еще раз и попал в щиколотку. Габчик выбежал за угол и вскочил в трамвай на ходу. Кондуктор не обратил на него особого внимания.

Дело было кончено.

Когда он приехал к Либославе, по радио передавали известие о совершенном покушении. За поимку или помощь в обнаружении террористов было обещано 10 миллионов крон. Описания внешности покушавшихся были самыми фантастическими. Либослава и ее родители сразу все поняли и предложили ему поесть.

Ян укрылся в семье Новотна, жившей недалеко от места покушения. Он не мог бежать, был в крови. Окровавленный велосипед спрятала девочка 14 лет, дочка. Мать тем временем обмывала и перевязывала раны Кубиса, сожгла окровавленную одежду и переодела его.

Потом Кубис поехал, чтобы спрятаться в другой семье, проживавшей тоже не так далеко от этого места, в трех километрах. Это была семья железнодорожника. Он вызвал врача, которого знали в группе Сопротивления, снабдил Яна документами. Затем Ян поехал к тете Марии, чтобы переночевать. Он страдал, не зная, убил ли он Гейдриха, и волнуясь за судьбу людей, которые помогали ему.

Йозеф на месте покушения оставил велосипед, который принадлежал Марии, а сам он забыл берет, который взял у сына профессора Оргуна. В газетах уже были опубликованы фотографии берета и велосипеда.

Покушение удалось — после выстрелов Йозефа Гейдрих упал и не смог подняться. Его селезенка и почки были прошиты тысячами осколков от ручной бомбы и разбитой машины. Несмотря на вмешательство самых знаменитых хирургов рейха, Гейдрих умер 4 июня от септицемии.

Последний бой

Ярость немцев была беспредельной — удар бойцов Сопротивления пришелся в самую точку. Чехов расстреливали семьями. Комендантский час, обыски, аресты, казни. И тем не менее оккупанты не могли выйти на следы совершивших покушение. Тогда в разгар репрессий немцы организовали операцию «Лидице».

Это была небольшая деревня в пригороде Праги. Ее жителей обвинили в пособничестве партизанам, совершившим покушение, в том, что крестьяне прятали оружие и радиопередатчики. Все это было неправдой, но Лидице сровняли с землей. Все мужчины были расстреляны, женщины и дети отправлены в концлагерь Равенсбрюк.

Кубис и Габчик были в отчаяньи. Они считали себя ответственными за эти репрессии, хотели объявиться немцам или покончить жизнь самоубийством. Они придумали мелодраматический финал — прийти на центральную площадь Праги, повесить себе на шею таблички, что они убили Гейдриха, и там покончить с собой.

Жиндра не советовал им так поступать, считая, что это не утолит жажды мести фрицев. Священник церкви Кирилла и Мефодия, с которым они посоветовались, считал самоубийство грехом.

Вместе с другими парашютистами они нашли укрытие в склепе собора Кирилла и Мефодия. Это было подземелье в пещере, где хоронили монахов и священников. Оно было 25 метров длиной, 5 шириной и 5 высотой. Маленькое оконце выходило на улицу Рес-слова. Вход со стороны алтаря по лестнице был прикрыт камнем. Тетя Мария носила еду семи укрывшимся там парашютистам. Спали по очереди — четверо спят, а трое дежурят ночью в соборе.

Карел Курда скрывался в деревне у своей матери. Там жили его братья и невеста, у него родился сын. Он был в отчаяньи, зная, что если его обнаружат, то сожгут всю деревню и никого не пощадят. В списке расстрелянных заложников он нашел имена двух братьев Микса. Печала поймали с помощью предателя Герика. Под пытками он молчал. Немцы расстреляли его мать и брата.

Немцы рассчитывали, что сломят дух сопротивления партизан. Теперь за сведения о покушавшихся они обещали 20 миллионов крон и пощаду тому, кто сдастся добровольно.

Курда поехал в Прагу, пришел в полицию, сообщив сведения, которые знал, включая имена Кубиса и Габчика.

На рассвете 17 июня немцы организовали облаву, взяв всех партизан, которых назвал Курда.

Дядя Хайский и Мария проглотили таблетку мышьяка на глазах у мужа и сына Марии. Сына отвели в подвалы гестапо, находившиеся в винных погребах банка Петчек. После 15 часов пыток он заговорил. В 5 часов утра 18 июня отряд СС окружил церковь Кирилла и Мефодия на улице Ресслова.

7 парашютистов уже решили поменять убежище наутро. Они ждали английский самолет, который должен был прилететь за ними и отвезти всех в Лондон. Несмотря на ужасы репрессий, Ян и Анна, Йозеф и Либослава начинали надеяться, думать о будущем.

Первые солдаты СС тихо вошли в церковь. Лейтенант Опалка дежурил внизу у алтаря, Ян Кубис и Сварч находились в галерее.

Их глаза привыкли к темноте. Выстрелами из своих пистолетов они уложили всех эсэсовцев. Тогда снаружи открыли огонь по всем отверстиям помещения, разбив стекла и только.

Как бы в насмешку Ян и Сварч стали вести бой снаружи церкви, заставив госсекретаря Карла Франка и начальника полиции Панвица спрятаться в укрытие.

В сумасшедшей злобе Панвиц приказал эсэсовцам вести бой внутри церкви. Те стали кидать ручные бомбы, стрелять, укрываясь за колоннами. И эта атака была отбита. Панвиц приказал продолжить бой. Многие эсэсовцы были убиты. Взрывы бомб достигали самых отдаленных уголков церкви.

Ян Кубис был убит. Сварч был тяжело ранен в ноги и последним усилием выстрелил себе в голову. Опалка истекал кровью от многочисленных ранений, расстрелял пять пуль, принял мышьяк и выстрелил последнюю шестую пулю в голову.

Наступила тишина. Йозеф понял, что Кубис погиб. Немцы нашли камень, который закрывал вход в склеп. Один эсэсовец заглянул туда и «спекся».

Тем временем Карел Курда и Ата Моравеч, сын Марии, были привезены для опознания Яна Кубиса. Панвиц приказал им переговорить с Йозефом и убедить его и других сдаться. Ата отказался, а Курда попробовал. Новая очередь из автомата была ему ответом.

В живых в склепе оставалось четверо. Ручные бомбы не могли разрушить прочное средневековое здание церкви.

Время шло, а победы у фрицев не было. Три добровольца СС пролезли по веревке в отверстие и были тут же убиты. Пожарник снял лестницу и стал по шлангам через щель накачивать в склеп воду из Влтавы со скоростью 2700 литров в минуту. Никто не знал, сколько времени потребуется, чтобы затопить склеп.

Но тем временем помощники Франка обнаружили другой камень, который закрывал основной вход в склеп. Этот вход взорвали, открыв каменную лестницу.

Партизаны стояли по колено в воде. Шесть эсэсовцев ворвались в склеп по два, потому что проход был узким. Их кровь окрасила темную воду Влтавы. Раненые немцы могли бы спастись, но утонули.

Бойня закончилась, потому что патроны партизан были на исходе. Хруби, Вальчик, Бублик, Габчик — ушли из жизни с последним патроном. Стало тихо.

Госсекретарь приказал положить трупы на мостовой, потом пригласил пражан полюбоваться на немецкую справедливость.

Неожиданный визит

Герцог Гамильтон был страшно заинтригован. Этот английский аристократ, подполковник авиации, член палаты лордов вечером 10 мая 1941 года получил на командном пункте странные телефонные сообщения.

В первом говорилось о полете «Мессершмита-110» в небе Шотландии. Наверное, летчик сбился с курса. В любом случае маловероятно, так как у этого самолета ограниченная дальность полета, он никогда не смог бы вернуться на базу. Да и как может нормальный летчик заблудиться в чужом небе!

Служба береговой охраны не могла просмотреть такое. Но герцог предпочел воздержаться от комментариев.

Вслед за первым телефонным звонком последовал второй — «Мессершмит-110» разбился на территории Шотландии. Что же это вытворяют господа-немцы, не только атакуют Англию, но и выпускают пилотов, которые не могут отличить запада от востока!

За вторым пришло третье сообщение — немецкий пилот катапультировался с парашютом. Этого капитана зовут Альфред Горн. Он отказался делать какие-либо заявления, сказав, что сделает это только в присутствии герцога Дугласа ди Гамильтона.

Теперь уже подполковник ничего не понимал. Он не знал немца под таким именем и не мог представить, что ему от него нужно. Уже было заполночь, и он решил, что встретится с арестованным завтра утром.

Немецкий пилот приземлился на парашюте в районе Иглзхем. Он не без труда катапультировался из кабины самолета — это был его первый прыжок с парашютом и было ему 48 лет.

Прыжок ночью дело непростое. При приземлении он сильно ударился о землю и вывихнул ногу.

Вскоре пилот понял, что находится вблизи двух сельских домов. Он зашел в дом, представился и попросил связать его с герцогом Гамильтоном.

Крестьяне сообщили о парашютисте на ближайший военный пост. Два солдата проводили немецкого пилота к фельдшеру. На этом медпункте 11 мая немец встретился с герцогом. Вытянулся, отдал честь, и, преодолевая боль в ноге, отрекомендовался: «Рудольф Гесс».

Рудольф Гесс? Второй человек Третьего рейха. Единственный друг Гитлера, которому фюрер безусловно доверял. Интересно, что же задумали немцы, в какую игру играют с Англией?

Гамильтон рассматривал стоявшего перед ним человека. Лицо властное, решительное — такие люди не лгут. Глубоко сидящие глаза, густые темные брови. Назвавший себя Гессом пилот сказал, что этим неожиданным визитом он выполняет священный долг.

В маленькую комнатку медпункта герцог попросил принести еще один стул и расположился выслушать немецкого министра.

Гесс начал с того, что пояснил, почему не смог прилететь раньше.

Были сделаны три попытки, но они не увенчались успехом из-за плохой погоды. Затем после побед Англии в Ливии визит Гесса был бы неправильно истолкован. Теперь, после того как войска Третьего рейха опять наступают в Африке, а погода благоприятствовала полету, Гесс смог наконец выполнить задуманное.

Черчилль отказывался до сих пор положить конец распрям между двумя странами. Гесс прилетел предложить мир. Естественно, на немецких условиях. Намерения Гитлера серьезные, этому доказательством прилет Гесса, преодолевшего английскую противовоздушную защиту и совершившего первый в жизни прыжок с парашютом ночью — в его возрасте! Все это гарантия серьезных намерений фюрера.

Гесс повторил немецкие условия заключения мира с Англией. Гамильтон ответил, что не уполномочен обсуждать этот вопрос. Тогда его собеседник потребовал, чтобы переговоры начались как можно скорее. Герцог не мог ничего обещать.

Когда Гамильтон по телефону обратился с этим вопросом к Александру Кадогану из Министерства иностранных дел, ему ответили, что надо ждать десять дней. Стараясь сохранять спокойствие, он вышел на секретаря Черчилля, получив ответ, что он может быть принят премьер-министром в тот же день.

Гамильтон на самолете «Харрикейн» приземлился в Кидлинггоне.

Черчилль проводил уикенд неподалеку от этого города в богатейшем замке Дитчли-Парк, окруженном двумя тысячами гектаров парка.

Когда герцог Гамильтон подъехал на автомобиле и вошел в замок, он увидел премьера за столом, окруженного многими людьми. Герцог попросил Черчилля дать ему возможность изложить дело, по которому приехал, не на людях. Старый лев пробормотал что-то недовольно, но согласился, что примет Гамильтона только после обеда.

Обед тянулся бесконечно долго. Потом Черчилль сообщил, что у него назначена встреча с братьями Маркс. И, наконец, посмотрев в ожидании Черчилля скучный фильм, Гамильтон смог сообщить Черчиллю о необычном визите Рудольфа Гесса.

Черчилль слушал его, не прерывая ни словом, а выслушав, устроил настоящий допрос. Похоже, что теперь он составил свое мнение, пробормотав: «Плод уже созрел».

Гесс, прилетевший в качестве полномочного представителя, чувствовал, что с ним обращаются как с пленником. Ему бы не понравилась реакция Черчилля, видевшего в его визите отступление немцев от своих прежних позиций. Как можно было поверить, что Гитлер предлагает честный мир Англии в момент, когда бомбардировщики Люфтваффе продолжали бомбить Лондон?

Герцог Гамильтон приехал в Лондон вместе с премьер-министром. О предложении Гесса были сразу оповещены Антони Иден и Александр Кадоган. Кадоган послал к Гессу сэра Ивона Киркпатрика, директора Би-би-си, жившего в Берлине с 1933 по 1938 годы. Он работал в английском посольстве и не раз встречался с Гессом.

После Гитлера Гесс был самым популярным в Германии руководителем. Он был человеком смелым, энергичным, привязанным к семье, большим любителем пива… Гесс родился в Египте в Александрии в 1894 году, учился в Годесберге, затем в Оксфорде. Служил в Баварском пехотном полку, окончил коммерческое училище в Швейцарии, учился в университете в княжестве Монако, где произошла его встреча с профессором Карлом Хаусхофером, а через два года он познакомился и стал личным секретарем Гитлера вплоть до прихода к власти нацистов. Номер партийного билета Гесса был 16, у Гитлера — 17.

Гесс участвовал в редакции книги «Майн кампф». После 1933 года он разрабатывал новые немецкие законы, готовил с другими участниками теневого кабинета все военные операции, был одним из 6 членов Совета обороны рейха. Руководил службой надзора за высшей немецкой иерархией. Как и Хаусхофер, был связан с внешней разведкой. Доктор Тодт и Гесс были ближайшими личными друзьями фюрера. Затем Гесс был отдален и доверенным человеком Гитлера стал Борман.

Поражение без последствий

Герцог Гамильтон прожил еще один трудный день. После полуночи он прибыл в госпиталь Бахнан Кастл, куда перевезли Рудольфа Гесса. Гесс спал в серой больничной пижаме, напоминавшей арестантскую. Киркпатрик и Гамильтон разбудили его. Гесс узнал бывшего секретаря британского посольства и был явно доволен, что его принимают наконец с должным вниманием. Потом раскрыл плотную папку с документами и стал говорить.

Англичане в течение двух часов вынуждены были выслушивать его апологетику Гитлеру, перед которым Гесс преклонялся. Но к этой любви примешивался гнев. Затем Гесс принялся критиковать английскую политику в отношении Германии. Почему Англия систематически упорствует в своем противостоянии самой мощной державе в Европе? Только это и являлось причиной двух последних войн.

Ближе к рассвету Гесс углубился в сравнительный анализ военного потенциала Англии и Германии. Он пришел к заключению, что поражение Британской империи неминуемо, а Гитлер вовсе не стремится к этому, потому что англичане и немцы братья, две самые чистые расы. Фюрер уже сделал великодушные жесты по отношению к Великобритании: первое — он остановил танковые дивизии Гудериана перед Дюнкерком, позволив побежденным английским войскам погрузиться на корабли. Второе — он начал бомбежки английской территории только в ответ на бомбежки англичан, что было с их стороны превышением международных норм.

Вот почему он по собственной инициативе предлагает Англии не мешать Германии в своих притязаниях на некоторые европейские территории. Если Англия пойдет на это, то Германия никак не затронет ее интересов. Англия должна только вернуть Германии ее колонии, а сама останется империей в прежних границах.

Киркпатрик спросил, к какой территории Германия относит Россию?

Ответ Гесса: «Россия относится не к Европе, а к Азии».

Киркпатрик: «Правда ли, что Германия концентрирует войска на восточной границе, чтобы напасть на Россию? Можно ли так понимать, что Гитлер предлагает мир Англии, чтобы избежать войны на два фронта?»

Гесс ответил, что эти слухи — злобная ложь, но у Германии, естественно, есть претензии к СССР, и добавил, что Германия достаточно сильна, чтобы воевать на двух фронтах. В заключение Гесс заявил, что немецкие предложения, которые он привез, желательно обсуждать не с теперешним английским премьер-министром. Гитлер ни в коем случае не будет вести переговоры с человеком, который развязал войну.

В общем, было ясно, что все эти предложения были рождены в больном мозгу помощника Гитлера.

Беседы с Гессом продолжались еще два дня. Гесс был в бешенстве от приема, который ему оказали. Он-то думал, что будет разговаривать чуть ли не с самим королем, а его почти допрашивали.

Он представлял страну-победительницу. Приехал по своей доброй воле, защищенный дипломатическим иммунитетом. В общем, англичане вели себя с ним нагло и неприлично.

Высказав все это в лицо своим собеседникам, он попросил адвоката и переводчика, хотя объяснялся по-английски превосходно. Потом он заявил, чтобы освободили из лагеря Хайтон двух немцев, дав номера их удостоверений, показав тем самым, что немецкая разведка работает на уровне.

Остальное известно — провал попытки переговоров, инициатором которых был Гесс, никак не отразился на ходе войны. Вскоре Гитлер напал на Россию, к чему он давно готовился. Гесс был отодвинут на второй план. 12 мая 1941 года в Берлине было опубликовано коммюнике, в котором исчезновение Гесса объяснялось его нервным расстройством, признаки которого наблюдались в последнее время. В конце было сказано, что Гесс заболел «манией пацифизма». Англичане тоже поручили своего пленника заботам психиатра. Впоследствии он несколько раз проходил контроль, который каждый раз приводил к противоречивым результатам. Если бы Гесс был признан невменяемым, то его не судили бы в Нюрнберге. Он, правда, страдал неврозами, пытался покончить с собой. Черчилль в письме Рузвельту от 17 мая 1941 года писал: «Гесс вполне здоров, не экзальтирован, у него нет никаких симптомов сумасшествия». Позднее в своем «Дневнике» он писал: «Гесс приехал к нам по собственной воле, не облеченный полномочиями, но все-таки он был послом своей страны. Это был клинический случай, поэтому мы не обошлись с ним как с преступником».

На Нюрнбергском процессе Гесс был приговорен к пожизненному тюремному заключению. До 23 декабря 1969 года он отказывался видеться с женой и сыном, боясь, что эти волнения нарушат его душевное равновесие и он сойдет с ума. Но сыну он писал длинные письма, давая советы по поводу учебы и жизни.

Как бы там ни было, был ли Гесс сумасшедшим или нет, этот диагноз стал хорошей миной при плохой игре. Англия не стала рассматривать предложения Германии. Вся вина за неудачу миссии была возложена на «сумасшествие» Гесса.

Ключ к разгадке тайны

В начале сентября 1940 года Рудольф Гесс имел продолжительную беседу со своим университетским профессором Карлом Хаус-хофером.

Хаусхоферу было 70 лет, он долгое время путешествовал по Индии, Японии, Азии, изучая религии этих стран, был их знатоком. Именно он стал родоначальником нацизма. Через Гесса он познакомился с Гитлером, когда тот находился в тюрьме Ландсхут после неудачи мюнхенского путча. Идеи профессора нашли воплощение в книге Гитлера «Майн кампф», особенно в той части, что касается жизненного пространства. Карл Хаусхофер увлекался эзотеризмом, Востоком, искал потайную сторону реальности. Многие считали его ясновидящим. Гитлер был им заинтригован. Как геополитик профессор выступал за союз англичан и немцев, что позволило бы Германии расширить свои притязания на Востоке, в Центральной Азии. К его сожалению, Гитлер выбрал другую дорогу.

В течение 9 часов Гесс и Хаусхофер обсуждали сложившуюся политическую ситуацию. Германия стояла на пороге решительного наступления на Англию. Было ли оно неизбежным, нельзя ли было его остановить, учитывая все драматические последствия этого шага? Нельзя ли было что-то предпринять в этом смысле второму человеку в государстве — Гессу?

3 сентября Хаусхофер так объяснил сыну Альбрехту впечатление от этой беседы: «Может быть, Гессу встретиться с Гамильтоном на нейтральной территории?»

Герцог Гамильтон был одним из самых близких друзей Альбрехта, и этой дружбе не помешала даже война. 8 сентября Альбрехт встретился с Гессом, услышав от него, что Гитлер искренне хочет мира с Англией, но не знает, с кем об этом говорить. Альбрехт был пессимистом в этом деле, но назвал некоторых кандидатов для встречи и среди них О’Малли — дипломата, работавшего в Будапеште, бывшего руководителя отдела Министерства иностранных дел. Он был, правда, ярым германофилом, и в Лондоне к нему могли отнестись с недоверием. Этим посредником мог стать сэр Самуэль Хоаре, находившийся в Мадриде. Хорошей кандидатурой он считал Лотиана, посла Великобритании в США. И, конечно, герцога Гамильтона.

Гесс с большим интересом выслушал Альбрехта и через два дня писал Карлу Хаусхоферу: «Мы должны серьезно отнестись к возможностям таких контактов. Главное, чтобы они не прерывались».

Для поддержания контактов он посоветовал Хаусхоферу связаться с давней знакомой в Лиссабоне мисс Робертс, посоветовав письмо этой пожилой даме послать через Бооля. Бооль был кандидатурой на роль гауляйтера побежденной Англии, так что вряд ли он подходил для роли посредника.

19 сентября Альбрехт Хаусхофер написал Гессу, что через госпожу Робертс он свяжется с герцогом Гамильтоном, предложив ему встретиться с Гессом в Лиссабоне. Если этот план не удастся, то будет сделана вторая попытка вручить послание немецкой стороны в Англии через посредника. Он предупреждал, что герцог Гамильтон, как и все англичане, доверяет только проверенным людям, которых знает. Так что идея поездки в Англию принадлежала не Гессу, но Альбрехт Хаусхофер имел в виду нейтральное лицо. Правда, он советовал встретиться не с Гамильтоном, а с Лотианом и Хоаре. Но письмо Гамильтону он написал и стал ждать ответ.

Шли месяцы, а ответа не было. Письмо попало в руки английской спецслужбы и там застряло.

В начале 1941 года Гамильтон, находившийся в поездке в Ливии, получил письмо от полковника английской разведки, в котором тот просил повидаться с Гамильтоном по его возвращении в Англию. Через две недели Гамильтон с удивлением прочел послание Альбрехта. Полковник предложил Гамильтону: «Не могли бы вы поехать в Лиссабон, чтобы узнать, о чем идет речь? Это предложение нас интересует».

Гамильтон не считал себя компетентным в таких вопросах, ему явно не хотелось ехать в Лиссабон. Но его раздумьям положил конец глава спецслужбы, предложив принять предложение. Гамильтон в приказном порядке такие вещи не делал. Решено было передать вопрос на рассмотрение Военного совета, но у того в связи с войной и других забот хватало.

А тем временем идея, высказанная Альбрехтом Хаусхофером, окрепла в душе Гесса, и он готов был без дальнейшего промедления воплотить ее в жизнь. На Нюрнбергском процессе он сказал, что хотел ошеломить англичан ярким, необычным поступком, «разрубить гордиев узел».

Гесс поговорил и с Гитлером о такой возможности, не уточняя даты, и попросил разрешить ему полеты на самолетах (что было запрещено высшей иерархии рейха во избежание риска для их драгоценных жизней) и такое разрешение получил.

У Гитлера были свои соображения по поводу положительного решения затеи Гесса — накануне войны с Россией продолжать войну с Англией было хлопотно. Получится или нет у Гесса, но это на время отвлечет англичан. Вторая причина была в самом Гессе. К концу 1939 года Гитлер решил в иерархии Третьего рейха возвысить Геринга и Мартина Бормана, а Гессу оставить роль представительскую.

Гесс сам это чувствовал, понимая, что успех задуманной операции поможет ему стать героем Германии и сохранить свое ведущее положение в окружении Гитлера.

Нет, Гитлером он уже был списан, даже если бы Гессу удалось прорваться через английскую радарную систему противовоздушной обороны. Так что, не возражая против полета, Гитлер находил повод избавиться от Гесса.

Готовиться к полету Гессу помогал личный пилот Гитлера. Авиаконструктор Мессершмит предоставил в его распоряжение специальный самолет, носивший его имя, скорость которого достигала 458 км в час. Так что за несколько часов Гесс мог преодолеть расстояние в 1370 км, отделявших Германию от Шотландии. Гесс в течение нескольких месяцев готовился к полету, изучал карту, запоминал маневры, сделал два пробных вылета.

Одно ясно, когда Гесс «исчез», Гитлер был обо всем прекрасно осведомлен, он не знал только точной даты вылета. Но планировалось, что вылет Гесса и наступление на Россию произойдут одновременно, что усилит их психологический эффект.

А Гесс не смог больше ждать, поспешил. Он, правда, думал, что попытка Альбрехта Хаусхофера связаться с герцогом Гамильтоном провалилась, а на самом деле в Англии постепенно зрело желание встретиться. Разрывая гордиев узел, Гесс действовал самостоятельно, без посредников.

В субботу, во второй половине дня 10 мая, аэропорт Аугсбург был открыт только для Гесса. Два офицера открыли ангар, где нового героя Германии ждал «Мессершмит-110» в специальном исполнении.

Механики отвезли самолет на взлетную дорожку, и рейхсфюрер занял место в кабине. Сам Вилли Мессершмит оснастил самолет специальной радиоаппаратурой и дополнительными баками для горючего и сам все проверил.

Гесс подлетал к Англии, когда еще было светло, и покружился с полчаса, ожидая, пока стемнеет, чтобы проскочить радарную защиту.

Проскочил и без инцидентов долетел до Шотландии.

А тем временем Гитлер читал письмо, которое Гесс написал накануне. «Маловероятно, что мне удастся совершить задуманное. Если же удача мне откажет, то уверяю Вас, что я приложу все усилия, чтобы не пострадал престиж Германии и Ваш личный. Всю ответственность я возьму на себя, заявлю, что я сумасшедший».

Такое письмо мог написать только психически здоровый человек.

Гитлер подумал, что если он не получит известий о Гессе в течение 12 часов, то это будет означать провал операции, и спросил у Геринга:

«Скажите мне как авиатор, есть ли у него возможность долететь?»

Тот ответил, что вероятность успеха — фифти-фифти. На что фюрер заметил не без ехидства:

«Черт подери, вы уже по-английски заговорили!»

Так что никто этот полет не драматизировал. По совету Гесса на следующий день Гитлер опубликовал коммюнике, объявив его сумасшедшим. Чтобы Муссолини не подумал о серьезных намерениях Германии искать мира с Англией, он послал в Рим Риббентропа, который все уладил.

Большой хаос лета 1941 года

План «Барбаросса», тщательно подготовленный Восточной группой Верховного командования немецкой армии, вступал в действие. За несколько месяцев отлаженный как механизм гитлеровский военный аппарат должен был методически, одну за другой разбить советские армии, а потом, как огромный каток, раздавить всю страну. В эйфории победы вермахт видел отмщение за поражение наполеоновской армии. В этой схватке титанов должна была родиться новая Европа, «паке германика», которая стала бы гигантской силой, возрожденной западной империей на многие века вперед.

Сообщения о победах шли одно за другим — миллионы пленных, необозримые пшеничные поля…

Наконец реализовывалась мечта Германии, ее мистическая тяга к Востоку. План «Дранг нах Остен» становился реальностью. С X по XIV века немцы ассимилировали славян между Эльбой и Одером и дальше (Померания и Силезия), а крестоносцы и коммерсанты доминировали на территориях Балтийского побережья от Данцига до Нарвы, пока этот процесс не был прерван монгольским нашествием в XIII веке.

Мечты и планы. Но тут вмешалась проклятая русская зима — зверский холод и сырой туман. И никак не уничтожить, не забить этих русских — вылезают, выскакивают неожиданно из-за сугробов, из воронок из-под бомб, из разрушенных домов. Постреляют и спрячутся. К зиме русских не удалось попридушить, но немецкие генштабы открывали все новые и новые русские дивизии, пытались защитить свои тылы, ввязываясь в сражения с партизанами. Армии, которые они считали разбитыми, возникали как привидения, они были рядом, вокруг. О них было мало что известно — они были там, за серым горизонтом, и замерзшие немецкие танки не могли пробить этот заслон.

Верховное командование немецкой армии поняло, наконец, что система военной информации несовершенна. А ведь операция «Барбаросса» готовилась тщательно.

Главная причина неудач была в том, что немецкая секретная служба была слишком многочисленной и многоветвевой. Сбором информации о большевиках ведал отдел внешней разведки абвера, находившийся под командой адмирала Канариса. Это была классическая военная разведка. Абвер, имея на территории СССР своих агентов и разведсети, работал эффективно. Сомнения внушал сам Канарис, антинацистские настроения которого были известны.

Со своей стороны аппарат гитлеровского политического контроля всеми способами боролся против коммунистических происков в нацистской партии и армии, среди функционеров и руководителей экономики и промышленности. Эта система слежки стала вербовать агентов и на оккупированных территориях.

Вот почему 6-й отдел службы безопасности рейха вскоре стал руководить контрразведкой.

Несмотря на приказы и гнев Гитлера, приходившего в отчаяние от непрекращающейся борьбы различных спецслужб, служба безопасности партии и абвер оставались главными непримиримыми соперниками в этой борьбе.

На русском фронте ситуация осложнялась и действиями офицеров оперативных групп. Это была военная разведка, основанная, как и во всей армии, на субординации снизу доверху. Высшее командование военной разведки издавало приказы, низшие звенья выполняли их. Верховное командование получало информацию от военной разведки и, кроме того, от станций прослушивания и от наблюдения с воздуха.

Были разведслужбы, независимые от Верховного командования, такие, как организация зарубежной нацистской партии, руководимая Эрнстом Боолем; центральная служба чистокровных немцев во главе с расистом Розенбергом; спецслужба Люфтваффе при штабе маршала Геринга; спецслужба при Министерстве иностранных дел под началом Хенке со своими специалистами-шифровальщиками и многие другие.

Все это противоречит привычным представлениям об организованности, методичности, прусском автоматизме немецких спецслужб.

На Восточном фронте советская служба безопасности, НКВД, затрудняла работу нацистских секретных служб. Для шпиона, сформированного в классической разведшколе, трудно внедриться и выжить в социалистическом иерархическом обществе, полностью контролируемом. Разведсети, внедренные абвером на советскую территорию под видом немецких фирм «Брозиг», «Демаг» и других, сразу были обнаружены и ликвидированы.

В Сибири, на Урале, в Баку, Кировабаде и на Украине прошли судебные процессы над пойманными немецкими шпионами. Показательным в этом плане был процесс над командиром абвера Шульце-Холтузе, который под именем Бруно Шульце и под прикрытием антикварной работы вербовал и внедрял шпионов везде, куда ездил.

Как только началась война, НКВД устроил чистки немецких раз-ведсетей, имея в этом богатый опыт, и ликвидировал их практически все.

Этот факт скрывался вермахтом под громкими фанфарами успехов летнего наступления в России, одной из причин которых была неожиданность нападения. Но первые отступления и большие потери последующей зимы заставили Верховное командование тщательно разобраться в сложившейся ситуации.

Быстро и эффективно наладить службу военной разведки на Восточном фронте стало неотложной задачей.

Реформатор немецкой секретной службы на Восточном фронте

Отдел внешней разведки собирал информацию по Восточной Европе, включая Грецию и Турцию. Для одного человека, полковника Кинцеля, руководившего отделом, это было непосильно. Кинцель был странной фигурой в разведке. Он был скорее бюрократ, чем человек, способный руководить подпольной работой. Вскоре его заменили на этом посту, назначив ученика Манштейна, работавшего с ним в Генштабе. Именно этот человек стал реформатором службы немецкой разведки. Звали его Рейнхард Гелен. Это был фанатик, относившийся к своей работе, как к мистическому служению. О своей работе он высказался так: «Это такая грязная работа, что ее должны выполнять только честные люди».

Новый начальник отдела внешней разведки поставил перед своими сотрудниками цель — создать научный институт информации. Сам он энергично включился в работу, убрав устаревшие структуры бывшего руководителя.

Вскоре Гелен вышел за рамки поставленной цели — сбор военной информации, подключив к ней информацию обо всех аспектах жизни страны противника. Его великий предшественник, полковник Николаи, руководивший службой разведки при Вильгельме II, был бы рад руководить новой структурой, созданной Геленом.

«Служба, которой я теперь руковожу, до меня работала несерьезно», — констатировал Гелен. Он сделал шпионаж всеобъемлющим, поручив работу молодым фанатикам, специалистам всех отраслей промышленности, науки, культуры, имевшим отношение к России и знавшим ее. Он прибегал к методам подрывной работы, организовал психологическую, политическую и экономическую войну с Россией.

После поражения Германии Гелен остался на плаву. Он передал сохраненную им разведсеть, агенты которой активно работали в СССР, в распоряжение ЦРУ, заслужил доверие американцев. Впоследствии он был назначен главой секретной службы ФРГ, обосновался в Бонне и стал одним из столпов возрождающейся Германии.

В послевоенные годы он оказался в эпицентре шпионского скандала двойных и тройных агентов и под давлением общественности ушел со своего поста, когда узнал, что главой контрразведки назначен человек, скомпрометировавший себя при нацистском режиме.

В 60-е годы он опубликовал книгу воспоминаний, в которой пишет и о Мартине Бормане. По мнению Гелена, Мартин Борман не покончил с собой в Берлинской канцелярии рядом с Гитлером, а бежал через линию фронта к русским. Борман еще до войны был русским шпионом, и ему было предоставлено убежище в СССР. По мнению Гелена, Борман работал после войны в советской разведке и умер в 1968 году в Москве.

Это гипотеза была опровергнута Симоном Визенталем, охотником за немецкими преступниками, который считает, что Борман укрылся в Латинской Америке. Но, как говорил о Гелене Гудериан, «его суждение — исторический факт».

В 1953 году Гелен так написал о своем опыте военных лет: «Мы поджидали врага в самых неожиданных местах и заставляли метаться, как загнанную муху».

Прежде всего были созданы безупречные архивы, которыми легко можно было пользоваться. Постоянно посменно в архиве работали три команды специалистов. Это был настоящий цех. Полномочия сотрудников были довольно широкими, им были предоставлены инициатива и свобода в принятии решений. Они обрабатывали огромное количество материалов, не теряя и часа. Информация поступала от агентуры от Балтики до Черного моря.

Секретная служба использовала новые методы в работе, отойдя от устаревших правил классического шпионажа. Это была эффективная всеобщая война с использованием всех средств. Гелен держал своих сотрудников железной рукой, не позволяя расслабиться. Новая концепция в работе впоследствии стала называться «массовой информацией», потому что в общем потоке ничто не было забыто, ни одна деталь. Для добывания и обработки этого массива информации были созданы информационные войска.

Операция «Барбаросса» была планом нацистского наступления на Советский Союз. К его разработке немецкий Генштаб приступил сразу после неудачи воздушных сражений в Великобритании.

Приведением этого плана в действие занималось Первое бюро Генштаба, которым руководил полковник Адольф Хойзингер. В этом Бюро в октябре 1940 года работали: командующий Пасториус, руководивший Западной группой; командующий Герхольц, руководивший секретным отделом; командующий Франкенберг, начальник комендатуры; и наконец, майор Гелен, которому пригодился опыт работы в оперативной группе Генштаба в его последующей работе в секретной службе, занимавшейся проблемами Восточной Европы.

Рейнхард Гелен родился 3 апреля 1902 года в Эрфурте. Его отец был офицером прусской армии. Мать происходила из аристократической фламандской семьи, ее звали Маргарита ван Верневик. Это была обеспеченная буржуазная семья с устоявшимися традициями. Отец Гелена вышел в отставку в 1908 году и открыл издательство в Бреславии. Наряду с другими он публиковал и свои книги, в которых прославлял национал-социализм, пангерманизм «Дранг нах Остен». С детства Рейнхард впитал идеи отца.

Закончив гимназию, он пошел служить в армию. 20 апреля 1920 года молодому солдату было 1 8 лет. Он служил в 6-м артиллерийском полку в Силезии. Одновременно учился в военном училище, которое закончил в 1923 году. В 1928 году получил звание лейтенанта, окончив знаменитое кавалерийское училище в Ганновере.

Его будущее кадрового офицера было точно прочерчено — служба в различных гарнизонах, в Генштабе. Он был серьезным умным офицером. Под хрупкой фигурой скрывался властный решительный человек. Когда при Гитлере была вновь открыта академия, Гелен стал одним из ее первых курсантов.

В академии он был замечен генералом фон Манштейном и приглашен на работу в Генштаб. Это была большая честь для 34-лет-него капитана.

В конце 30-х годов Гелен работал в оперативном отделе Генштаба, затем офицером связи 16-й немецкой армии в Люксембурге, в танковой дивизии Гудериана. В июне 1940 года генерал Халь-дер поручил ему заняться укреплениями. После победы Германии на Западном фронте Гелен работал связным генерала Хальдера, ставшего главой штаба армии.

Гелену было 38 лет, и перед ним открывалось блестящее будущее.

Получив назначение на работу в секретной службе, Гелен превзошел своих славных предшественников — полковника Николаи, работавшего при Вильгельме II, и Штибера, известного разведчика времен Бисмарка.

Специальные отряды для сбора информации

Специальные отряды создавались для сбора информации в отдельных районах противника. В их задачу входило, действуя на линиях коммуникаций и в тылу, распространять слухи, сеять панику и в то же время подбирать, собирать оставленные без присмотра документы, билеты, газеты, предметы быта. Этой работой занимались и солдаты оккупационных войск, которых специально инструктировали.

Потом вся собранная информация анализировалась экспертами разведслужбы Гелена. Отряды по сбору информации внимательно осматривали территорию, вступали в разговор и с крестьянином, и с дезертиром из Красной Армии. Порой захватывали офицера, которого допрашивали. Иногда они переодевались партизанами или солдатами Красной Армии и, собрав информацию, исчезали с этой территории.

Гелен учил, что эта нелегкая работа может помочь нарисовать реальную картину военных планов противника. Этот ребус решали на шахматной доске огромного размера. Информацию искали не в штабе противника, получая ее от агентов высокого ранга, а на полях сражений. Ничто не должно было ускользнуть от внимания аналитиков службы Гелена.

Эта работа скоро стала давать свои плоды.

В компетенцию отрядов по сбору информации входила и работа с пленными. Их больше не спрашивали, в какой армии, дивизии, полку они сражались. Вопросы касались фабрики, учреждения, где они работали, и других подробностей.

Гелен создал пункты проведения допросов. Наиболее показательным в этом отношении был центр, расположенный в крепости Бой-ен вблизи Летцена. Пленные, разбитые на группы в сто человек, солдаты и гражданские, в течение недель отвечали на вопросы специалистов службы Гелена. Допрос вели, не прибегая к насилию, и часто допрашиваемые невольно проговаривались, не считая, что те или иные подробности могут иметь какое-то значение.

Из этой информации составлялась картина реальной жизни в советском мире и службы в Красной Армии. И эта картина не была в пользу Германии — нищая, угнетенная тираном страна одолевала умников службы гения-Гелена.

Для обучения специалистов по сбору информации создавались специальные школы.

Работали сопутствующие службы — саботажа и диверсий, действовавшие в тылу противника и порой в глубоком тылу, в зоне расположения военных заводов.

Действовали станции прослушивания, наряду со станциями прослушивания абвера и Люфтваффе. Как всегда, специалисты Гелена чавали более качественные результаты, чем их конкуренты.

В ведении психологической войны использовались все средства: забрасывались миллионы листовок, пропуска по оккупированной территории, что приводило к массовому дезертирству из армии.

Агенты службы Гелена фотографировали мосты, железные дороги, автострады, уточняя их расположение на допросах пленных. Это помогало летчикам Люфтваффе точнее определять объекты бомбежек. А Люфтваффе, в свою очередь, предоставляла Гелену самолеты для заброски на парашютах диверсантов в тыл противника.

Гелен стал инициатором формирования оперативных отрядов из местного населения, которые носили название «Гивис» — аббревиатура с немецкого — вспомогательные отряды добровольцев.

Секретная служба, занимавшаяся Восточной Европой, была разделена на 4 отдела:

Первый отдел — оперативный, работавший на русском фронте, его секторы Северный, Центральный, Южный и «А» соответствовали действующим на этом фронте немецким армиям. Начальник первого отдела полковник Герхард Вессель отвечал за сбор тактической информации.

Второй отдел занимался изучением поступавшей информации и подготовкой диверсий на территории противника. Начальником отдела был полковник Огилви.

Третий отдел занимался борьбой с партизанами и антинацист-скими организациями на Балканах и в странах Юго-Восточной Европы. Начальником отдела был майор Селмаир.

Четвертый отдел выполнял те же задачи, что и Третий, но в Скандинавских странах. Начальником отдела был майор Ример.

Кроме того, в секретной службе, руководимой Геленом, были технический отдел, лаборатории, переводческая группа, архивы, картография, а также служба политического надзора, которой руководил Штигман.

«Люди второго сорта» секретной нацистской армии

В июле 1941 года, выступая на собрании нацистских иерархов, Гитлер заявил: «Мы должны придерживаться золотого правила — никогда не давать в руки оружие не немцу». Это означало, что нельзя давать винтовку в руки славянину, чеху, казаку, украинцу.

Однако в конце 1942 года около миллиона представителей других национальностей с оккупированных территорий были рекрутированы в отряды «Гивис», добровольно или по принуждению. Но уже в феврале 1943 года отряд казаков отбил у немцев Краснодар. К концу войны гибло все больше немцев, уже мало кто в Германии надеялся на победу. Эти «иностранные добровольцы» набирались из числа гибнущих от голода военнопленных, которые в основном шли в рабочие отряды, отряды противовоздушной обороны, во флот, на транспорт.

Гелен был практичным человеком, он ослушался приказа Гитлера не давать оружия «людям второго сорта». Его законом стала необходимость и суровые условия войны. У Гелена были свои защитники в Генштабе, и он стал вести подспудную борьбу против нацистской идеологии. Он писал в 1942 году: «Россия — страна достойных людей в отличие от того, что принято о ней думать в определенных кругах. Идея, что русские уступают немцам, серьезная ошибка».

Он был инициатором создания отрядов «Гивис». Противореча установкам Гитлера, создал Комитет за освобождение России, в задачу которого входила борьба с большевизмом. Руководили этим комитетом попавшие в плен генералы. На основе этого комитета была создана «армия Власова».

Благодаря авторитету Гелена секретная война на Восточном фронте приобрела новые формы. Он использовал население оккупированных районов в борьбе против партизан.

Большевистский режим нельзя было победить оружием, он пытался сделать это с помощью подрывной работы. Немецкие секретные службы забрасывали русских предателей на штурм коммунистической крепости.

Но Гелен не мог изменить мышление нацистских руководителей. Отряды СС, которыми командовали эмиссары рейха, в бешеной злобе против славянских народов сеяли террор на оккупированных территориях. Служба Гелена противостояла многим безумствам Гитлера, порой ей удавалось отменить или отсрочить расстрельные приказы.

В «Майн кампф» Гитлер настаивал на ликвидации пленных из числа славянского населения. В начале войны среди пленных расстреливали только политруков Красной Армии, потом стали расстреливать и евреев.

В то время, когда Гелен формировал отряды «Гивис», состоявшие из местного населения оккупированных территорий, комиссар рейха по Украине Эрих Кох весной 1943 года заявлял: «Мы, немцы, — избранная раса, народ-победитель. Мы должны помнить, что самый последний немецкий рабочий с расовой и биологической точки зрения значит в тысячу раз больше, чем все население этой страны».

Гелен основательно изучил организацию Сопротивления в Польше и подпольные организации России, технику конспирации и все средства подпольной борьбы против немецкой армии по всей Европе. Создавая отряды «Гивис», он ставил на ключевые посты немецких офицеров и направлял их для подрывной работы в тылах и на транспорте. Он действовал против большевиков их же методами. Для этого необходимо было создать базу снабжения оружием, продовольствием, быть бдительным против контрмер НКВД.

Отряды «Гивис» воевали и в городах, и в сельской местности, порой смешиваясь с советскими воинскими частями. Стычки, засады, бои — в этой схватке гибли сотни участников отрядов «Ги-вис». Если русские партизаны в своих операциях одевали немецкую форму, бойцы отрядов «Гивис» носили форму солдат и офицеров советской армии. Это выглядело бы комичным, если бы русские не убивали русских.

Чтобы быть узнанными своими бойцами, прибегали к условным знакам. В тех и других отрядах царили подозрительность и страх.

Секретная война достигла высшей точки. Гелен в отличие от Гитлера стремился не покорить и уничтожить советский народ, а убедить его покончить с режимом и участвовать в создании «великой Европы».

Создавая отряды «Гивис», Гелен стремился активизировать силы контрреволюции, воскресить белое движение, сделать то, что не смогли Врангель и Колчак, — свергнуть советский порядок силами советского населения.

Но усилия полковника Гелена разбились о патриотизм советского народа. После поражения Третьего рейха в войне Гелен предложил американцам то, что осталось от его секретной организации на советской территории: агентуру, внедренную в советскую администрацию, и тысячи бойцов отрядов «Гивис», бежавших из России вместе с немецкой армией. Этой армией воспользовался Аллен Даллес в ведении операций «холодной войны» против СССР. Эта антикоммунистическая организация субсидировалась ЦРУ.

К началу 1943 года в отрядах местного населения «Гивис», сотрудничавших с оккупантами на захваченных территориях, было 110 тысяч туркмен, 110 тысяч кавказцев, 60 тысяч казаков, 30 тысяч калмыков, 2 дивизии генерала Власова, 27 тысяч литовцев, 5 дивизий латвийцев и эстонцев, 20 тысяч сотрудников противовоздушной обороны, 10 тысяч моряков и так далее. В эту цифру не входят бойцы, вынужденно принимавшие участие в боях местного значения.

Все эти военные соединения рассматривались немцами как пушечное мясо и несли большие потери в боях. Попытки восстания или недовольства безжалостно подавлялись оккупантами.

Кампания террора украинских националистов

Одним из наиболее действенных помощников немецкой секретной службы была организация украинских националистов. Задолго до Второй мировой войны деятельностью украинских националистов руководила секретная служба (Эвиденцбюро) австрийского Генштаба. В период между двумя мировыми войнами немецкая разведка не переставала интересоваться украинскими националистами. С 1928 года в Данциге существовал центр подготовки террористов, которым руководили офицеры служб рейхсвера.

Начиная с 1938 года Третий рейх ускоренно готовил украинских агентов, которых удавалось завербовать абверу в разведшколах в пригороде Берлина, в Австрии и в Баварии.

Выполняя личное распоряжение маршала Вильгельма Кейтеля, Лахоусен, помощник адмирала Канариса, для выполнения диверсий и деморализации советских войск в случае начала войны подготовил группу «А».

Рейнхард Гелен использовал этих агентов, внедрив их в созданные на Украине отряды «Гивис». Украинские националисты активно сотрудничали с немецкими секретными службами. Руководителем организации украинских националистов был Евгений Коно-валец, бывший офицер австрийской секретной службы, личный друг адмирала Канариса. Он усилил связь руководимой им организации с абвером, разместив дирекцию в Берлине, получая от немцев для выполнения диверсий оружие, взрывчатку, спецмате-риалы.

Органы общественной безопасности СССР были обеспокоины активностью этой организации. Они провели большую работу, ликвидировав почти все разведсети. Коновалец продолжил свою подрывную работу с помощью разведок антикоммунистических стран.

В 1938 году он решил приехать нелегально на Украину для проверки проделанной работы. 23 мая на пароходе «Менжинский» в Амстердам прибыл его связной, привезя новости с Украины. Этот связной по фамилии Валюк в действительности был советским агентом. У него в портфеле была бомба, и Коновальца пришлось собирать по кусочкам. «Смерш» (аббревиатура советской контрразведки, означающая «смерть шпионам») не промахнулась. Судно ждало Балюка и отплыло, как только он сел на борт.

Во время немецкого наступления в Польше отряды украинских националистов сеяли панику среди населения, нападали на польских полицейских, поджигали казармы. Здесь действовали группы террористов под командой Боровца и полковника Романа Сушко. После захвата Польши эти украинские отряды были пополнены украинскими агентами, продолжая с помощью абвера готовить кадры диверсантов. Целью организации было освобождение Украины. С началом войны эта организация связала свою судьбу с вермахтом.

Видной фигурой этого движения был Стефан Бандера. В 1938 году этот тридцатилетний поляк был приговорен к смерти за покушение на жизнь польского министра внутренних дел и сидел в тюрьме, но польские судьи в последний момент заменили казнь на пожизненное заключение. Когда город Леополь по соглашению с немцами отошел к Советскому Союзу, Бандеру выпустили из тюрьмы. Хрущев писал в своих воспоминаниях, что при этом не учли, что Бандера был главой украинских националистов, фанатиком, ненавидевшим СССР.

Стефан Бандера был священником и сыном священника из города Станислав. Как только немцы заняли эту территорию Польши, оккупированную русскими, он стал сотрудничать с немцами, пыта ясь с их помощью бороться за создание независимой Украины.

Но впоследствии понял цели нацистов и стал бороться как против Сталина, так и против Гитлера. К концу войны Бандера командовал армией украинских националистов, в которую входили дезертиры, противники коммунизма, немцы, отставшие от своих частей. Эта борьба не прекращалась и с окончанием войны, и Советскому Союзу пришлось задействовать против армии Бандеры войсковые соединения, артиллерию, танки, авиацию. В одном из сражений Бандера был убит.

Он был непримиримым убежденным командиром украинских националистов, которых стали называть бандеровцами, вооруженными подпольщиками. Их желто-голубые нарукавные повязки сеяли ужас среди населения. Они были ярыми антисемитами, устраивавшими погромы, грабившими население. Эти отряды использовались для выполнения «грязной работы» и выполняли приказы команд СС под началом Розенберга. Отряды под командой Бандеры и отряды, которыми командовал менее жестокий Мельник, были помощниками вермахта.

Абвер допускал создание комитетов за освобождение и свободных правительств. Это давало украинцам иллюзию добытой в боях свободы. В действительности же немецкая секретная служба с помощью украинских националистов боролась с сопротивлением на советских территориях.

С июля 1941 года отряды под командой Бандеры стремились действовать независимо, но немецкая служба безопасности грубо вмешалась, арестовав несколько сотен националистов и восстановив прежний порядок. Немцы требовали только беспрекословного подчинения.

По вопросу об украинском национализме мнения немецких иерархов разделились. Ведь в соответствии с гитлеровской расовой теорией славянские народы должны быть уничтожены, не так ли? И одновременно эти отряды оккупированных немцами территорий могли быть помощниками вермахта. Прагматизм одержал верх. Арестованных националистов немцы не направляли в лагеря смерти.

Арестованного Бандеру (в архивах абвера он числился под псевдонимом Сера) посадили под домашний арест, откуда он мог руководить движением под контролем офицеров абвера.

За это время украинские террористы были разделены по двум батальонам — «Роланд» и «Нахтигаль» («Соловей»). Этот «соловей» отличился в еврейских погромах.

Украинская повстанческая армия родилась в болотах Полесья и юга Волыни. Командирами были воспитанники Бандеры и Лахоу-сена. Задачей, поставленной перед армией, была борьба против советского строя на территории Украины. В начале 1942 года в армии числилось более 100 тысяч бойцов, хорошо обученных и экипированных. Националисты стремились защитить украинцев от немецкого и советского террора.

Террор и ответный террор. После такого вмешательства «защитников» земля дымилась кровью. Гелен мог гордиться своими помощниками, воевавшими под знаменами со свастикой, которыми умело маневрировали немецкие командиры. С 1944 года Украинской повстанческой армией командовал старый агент абвера, генерал Тарас Шупринка, псевдонимом которого был Роман Шукьевич.

Для организации Украинской повстанческой армии немцам понадобилось больше времени и усилий, чем с другими отрядами на оккупированных территориях. Но работа была проведена основательная — отряды продолжали выматывать силы советских органов безопасности и в послевоенные годы. В этих отрядах с военных времен работали группы по сбору информации, совершению диверсий. Одной из таких диверсионных групп 14 апреля 1944 года в Киеве был убит маршал Ватутин.

В Украинской повстанческой армии работала служба контрразведки и внутренней безопасности, созданная Геленом. Она называлась СБ — служба безопасности. Ею руководил Николай Лебедь. Небольшого роста и с виду миролюбивый человек, он был беспощаден к врагам движения украинских националистов, предателям и отклонистам. Дисциплина в отрядах была железной, для поддержания ее применялись телесные наказания, расстрелы. Районы, по которым проходили отряды СБ, были усеяны виселицами. Хотя трудно было превзойти в жестокостях и преступлениях немцев и НКВД.

Служба безопасности Украинской повстанческой армии имела три отдела: информации, разведки и контрразведки. Приказы СБ были четкими: ликвидировать большевиков и поляков, формировать отряды, организовывать диверсии и покушения, безжалостно преследовать за грабеж и пьянство. Если боец заболевал венерической болезнью, его казнили.

СБ работала в непосредственной связи с немецкими секретными службами, которым передавала собранную информацию, поступавшую Гелену. Глава немецкой секретной службы стремился создать марионеточное русское правительство, боровшееся за освобождение России. Но эти цели и патриотические лозунги сохранялись только на бумаге.

Другим обманным маневром в ведении секретной войны против СССР было использование авторитета захваченных в плен русских генералов, так называемый метод Власова.

Мирное соглашение, заключенное в Риге 18 марта 1921 года, передвинуло границы СССР на 300 километров к востоку от Курзона. Во главе Польши стал Юзеф Пилсудский. Лидер украинских националистов Семен Петлюра остался разочарован — его страна по-прежнему находилась в руках большевиков.

В начале 1921 года он сформировал в Праге украинскую военную подпольную организацию. Во главе ее стояли два руководителя: Андрей Мельник, инженер, и Евгений Коновалец, бывший полковник австрийской армии.

Техническим советником в этой организации работал капитан артиллерии австрийской армии Рихард фон Яри, бывший сотрудник австрийской разведки Эвиденцбюро.

Вскоре Яри сблизился с некоторыми офицерами немецкой разведки. Терроризм и пропаганда шли рука об руку. Советский режим укреплялся, обретая черты полицейского государства, с которым Украинская войсковая организация вела активную борьбу.

Первый съезд украинских националистов прошел в Вене в январе 1929 года. Была сформирована подпольная организация, состоявшая из независимых ячеек по принципу треугольника — число членов ячейки не превышало трех человек. Только руководители ячеек имели связь друг с другом. Успеху этой организации способствовала начавшаяся война Германии с СССР.

Шпионы армии Власова

Кто был Власов? Советский генерал, талантливый военачальник, захваченный немцами в плен на Волховском фронте в 1942 году. Он был любимцем Сталина, во время чисток в Красной Армии ему удалось уцелеть. В лагере военнопленных под Винницей к нему подошел сотрудник немецкой секретной службы капитан Вилфрид Карл Штрик-Штрикфельд, уроженец Риги, бывший офицер царской и Белой армий, ставший советником полковника Ганса Мартина, работавшего в отделе пропаганды секретной службы.

10 сентября 1942 года коммунист Андрей Власов, до недавнего времени отдававший один приказ своей армии — убивать фашистов, обратился с таким призывом к командирам, попавшим в плен: «Сегодня я — военнопленный № 16901… Безмерны страдания русского народа в этой войне… Вина за случившееся ложится на клику Сталина… Она погубила страну принудительной колхозной системой… Лживая пропаганда хочет запугать нас… Мы должны бороться со сталинским режимом всеми нашими силами».

Это заявление было отпечатано в миллионах экземпляров и разбрасывалось с самолетов, распространялось среди партизан, передавалось через громкоговорители на линии фронта, переводилось на все языки народов СССР.

Возникли лагеря добровольцев новой русской антисталинской армии: Дабендорф в пригороде Берлина, Иейлау в Восточной Пруссии, Познань…

Создавалось движение власовцев.

Власов не был простым предателем своей родины. Он был идеалистом и, по мнению многих военных специалистов, не мог больше выносить очередное головотяпство, неподготовленность наступлений на Волховском фронте. Нельзя забывать, что Власов был одним из генералов, остановившим наступление немцев под Москвой, за что Сталин лично награждал и отмечал его, что он героически защищал Киев. Годы войны открыли ему глаза — страна была не подготовлена к войне, в командовании царил хаос. Этими настроениями генерала воспользовались немецкие пропагандисты. Но Власов слишком поздно понял, что ошибся, — спасение России не могло идти из Германии. Он заплатил жизнью за эту ошибку — после поражения немцев генерал был схвачен и казнен в России.

Полковник Гелен отстаивал перед Гитлером свою идею использования «феномена Власова» в борьбе с большевизмом. Он предлагал назначить генерала Власова, члена компартии, президентом Автономного правительства освобожденной России. Гитлер этот проект не принял, но секретная служба Восточного фронта проигнорировала мнение фюрера и создала Комитет освобождения народов России и Русскую освободительную армию.

В апреле 1943 года в Смоленске состоялся первый антибольшевистский съезд солдат и офицеров Русской освободительной армии. Принятые на съезде резолюции были противоречивы — новая Россия не должна была быть ни коммунистической, ни капиталистической. Политические идеалы были неясными.

В ожидании создания идеального нового русского государства две русские дивизии формировались немецким командованием. Немецкие секретные службы вербовали добровольцев этой армии в отряды для борьбы с партизанами. Особенной жестокостью отличался карательный отряд Каминского.

Немецкую секретную службу мало интересовали идеологические проблемы русских. Главным для Гелена было не потерять контроль над армией Власова и манипулировать ею в своих целях.

Агенты-власовцы переходили линию фронта и совершали диверсии.

Одна операция власовцев была сенсационной. О ней пишет историк Иоахим Иостен.

Осенью 1944 года город Горький (сейчас Нижний Новгород) находился в тысяче километров от фронта. В пригороде Горького большевики организовали лагерь для немецких офицеров, захваченных в плен. Немецкая разведка имела свою разведсеть и в нем. Один из агентов-власовцев взялся связаться с агентами, внедренными в лагерь. Он достал документы на имя политкомиссара и посетил армейский штаб как представитель Генштаба, объехал военные позиции и достал транспорт. На каждом новом объекте он представлялся под другим именем — командующим или инспектором.

Он вез документы, сфабрикованные немецкой секретной службой в официальных конвертах НКВД, на которых было напечатано «сверхсекретно». Никто не решился бы их открыть, на такие конверты и смотреть страшно. На самом деле в конвертах были рубли, пропуска, фальшивые паспорта, приказы для реквизиции транспорта.

К началу Второй мировой войны генерал Власов был уже известным молодым военачальником Красной Армии. Это был высокий крепкий энергичный мужчина отменного здоровья. Он вызывал уважение и им восхищались его коллеги. Генерал любил армию, изучал ее историю — эпоху войн Петра Великого, Фридриха, Наполеона. Он любил жизнь, выпивку, женщин, был искренним коммунистом и патриотом.

Немцы захватили Власова в плен случайно. Это случилось 1 1 июля 1942 года. Власов командовал 2-й ударной армией на Волховском фронте. Две пехотные дивизии и танковые бригады попали в окружение. В этом капкане погибли десятки тысяч русских солдат, а более 30 тысяч, среди них много раненых, были взяты в плен.

Власов сражался до последнего, пока не расстрелял патроны — все его солдаты погибли — и спрятался в избе.

По окончании сражения один крестьянин проводил немецкого офицера к избе, где прятался гигант, обросший бородой и покрытый кровью и глиной. Он был в очках в черной оправе. На нем был офицерский китель. Так капитан 38-го армейского корпуса взял в плен генерала Власова. Затем в лагере для военнопленных его обнаружил Вилфрид Карл Штрик-Штрикфельд, сотрудник отдела пропаганды немецкой секретной службы, и начал подводить генерала к мысли о создании армии Власова.

Андрей Андреевич Власов был тринадцатым сыном в бедной крестьянской семье под Нижним Новгородом. В 1918 году ему было 1 8 лет, когда он записался в Красную Армию и сразу отличился как смелый и решительный боец. В 1930 году он вступил в партию.

С тех пор он сделал блестящую карьеру. В Китае Власов был главой Генштаба, военным советником при правительстве Чан Кайши.

В 1941 году во время внезапного нападения Германии Власов командовал 4-м армейским моторизованным корпусом, принявшим бой с немцами и отбросившим противника. Затем он стал командовать 37-й армией, защищавшей Киев. Назначенный командующим 20-й армией, он отличился в боях под Москвой. Затем Сталин назначил его командовать 2-й моторизованной армией.

Пленение генерала немцами положило конец военной карьере одного из блестящих военачальников Красной Армии.

Подготовка СССР к тотальной войне

Берия, глава НКВД, не скрывал своей озабоченности. Сталин продолжал верить в германо-советский пакт, несмотря на то что отовсюду поступали сведения о двойной игре Германии, о том, что на границе концентрируются немецкие дивизии, что заключаются секретные антисоветские политические договоры. Берия предупреждал об этом Сталина, но трудно было переубедить жестокого тирана Кремля, погрузившегося в свои иллюзии. Поверить он мог только фактам. Надо было ждать.

Берия привлекал внимание Сталина к надуманным внутренним оговорам — террор по всей стране был страшен, были уничтожены сотни тысяч людей. Но одновременно глава НКВД усиливал охрану границ войсками безопасности. Ему стало известно, что с осени 1939 года до весны 1941 в республики Советского Союза было заслано более 5 тысяч агентов абвера. Многие из них находились под негласным надзором. Это был запасной ход Берии — уничтожением этих агентов снять гнев Сталина, одураченного предательством Гитлера. Надо было ждать.

Практикуясь в предстоящих операциях против гитлеровцев, НКВД наводило порядок на территориях Эстонии, Польши, Литвы, Латвии, которые отошли к СССР в результате соглашения с Гитлером. Списки предназначенных к репрессиям были нескончаемы. Пуля в затылок решала все проблемы. Тысячи польских офицеров были расстреляны в Катыни отрядами НКВД только потому, что они могли быть потенциальными агентами противников коммунизма.

Тысячи семей были депортированы в Сибирь, в тайгу, на вечное поселение или каторжные работы. Бесконечные железнодорожные составы везли туда жителей Литвы, Эстонии, Польши, Западной Украины, Западной Белоруссии. Среди них были католики и евреи. Их выдавали провокаторы, иначе они сами рисковали своей шкурой.

Политические руководители новых советских территорий были уничтожены сразу. Польский митрополит Шептицкий был обвинен в том, что является агентом немецкой службы безопасности. Был сфальсифицирован судебный процесс. Пострадала вся Польская церковь.

Жестокость НКВД не знала пределов. В некоторых районах была депортирована или уничтожена большая часть населения. Чтобы угодить нацистскому диктатору в 1940 году, Сталин выдал гестапо немецких коммунистов и евреев, бежавших в Советский Союз. Он знал, что обрекает их на смерть.

НКВД готовился к войне на свой манер. Было усилено наблюдение за агентами абвера. На оккупированных территориях методически уничтожалась та часть населения, которая могла бы сотрудничать с немцами во время войны.

Абвер, в свою очередь, пользовался непониманием Сталина реальной ситуации. Агентура абвера манипулировала украинскими националистами, белорусами, прибалтами, работала в секретных службах белогвардейцев и финнов. В распоряжении абвера были преданные фанатики. Добытые ими сведения дали настоящую картину положения Красной Армии накануне войны. Но абвер не мог проникнуть в глубь огромной территории России и недооценил потенциальных возможностей промышленного комплекса страны и резервов армии. Эта ошибка стала для Гитлера фатальной.

В первые месяцы поражений на фронтах Сталин понял упущения служб безопасности и приказал реорганизовать службу НКВД.

Бунд был ассоциацией польских евреев, которая вела антифашистскую борьбу в течение более 20 лет. Она стала известна далеко за пределом Польши. Ассоциацию поддерживали американские профсоюзы, которыми руководили Филип Мюррей и Вильям Грин.

Руководили ассоциацией Виктор Альтер и Анри Эрлих, польские евреи. Они участвовали в боях за Варшаву во время немецкого наступления на Польшу в 1939 году, искали убежища в СССР, но при неизвестных обстоятельствах были арестованы НКВД и заключены в тюрьму. В начале войны СССР и Германии они были выпущены из тюрьмы в ужасном состоянии, им было разрешено возобновить контакты с США, но в декабре 1941 года они были вновь арестованы, обвинены в «участии в пропаганде среди бойцов Красной Армии в пользу мирного договора с Гитлером». Военный трибунал приговорил их к смерти. Они были тут же расстреляны. Вместе с ними погибли сотни активных сотрудников Бунда, польских евреев. Берия продолжал безжалостно уничтожать «предателей — социал-демократов».

Дезорганизация врага внутри страны

Архивы органов безопасности НКВД во время наступления немцев порой попадали в руки абвера. Царил хаос первых месяцев войны. Сталин не изменил своих методов: с первых дней немецкой агрессии он приказывал расстреливать подозреваемых. Так случилось в Леополи и Даугавпилсе. Этот приказ распространялся на всю территорию СССР, на заключенных и находившихся под надзором.

Если эвакуировать заключенных представляло трудности, их расстреливали на месте. В спешке забрасывали ручные бомбы в камеры политзаключенных или уголовников. Евреев ждала та же участь. В условиях войны вернулись к революционным подпольным райкомам партии. По заданию подпольных райкомов агенты, свободно говорившие на немецком, внедрялись в немецкую администрацию оккупированных территорий, представляясь противниками советского строя, а затем совершали диверсионные акции против немцев.

На Украине такая тактика привела к ряду внушительных побед. Это был ответ НКВД абверу.

По мере стабилизации положения на фронтах постепенно НКВД проходил реорганизацию. Управление внутренней секретной службой было централизованным и велось из Москвы.

Прежде всего были организованы специальные отделы при генштабах наземных войск и морском флоте. Насаждалась железная дисциплина.

Под контролем органов НКВД были все предприятия и учреждения. Наказания за малейшую провинность были жесточайшими. (талин и органы взывали к чувству патриотизма, насаждая советский порядок.

Поражения, огромные потери в начале войны отрицательно сказались на состоянии духа в армии. Это беспокоило Сталина. Ненавидимые в армии политкомиссары в 1942 году были упразднены. Комиссар 44-й армии, разгромленной под Керчью в мае 1942 года армией под командованием фон Манштейна, Мехлис был отстранен от должности, понижен и унижен.

Для поднятия духа населения Сталин разрешил открывать церкви, ввел в армии погоны и ордена, как в царской армии, переименовал крейсер «Севастополь», назвав его «Парижская Коммуна», как в 1915 году, утвердил новый гимн Советского Союза вместо Интернационала. Спецотделы были отозваны из генштабов армий и теперь работали при «Смерше», подчинявшегося непосредственно Совету Обороны.

Военная разведка действовала автономно, не мешая армейским военным операциям. Во главе «Смерша» был назначен Виктор Семенович Абакумов. Это был человек с Кавказа. Его настоящее имя — Аба Кун. Доверенный человек Сталина, помощник Берии, руководивший операциями военной контрразведки с 1941 года, он был жестоким фанатиком, готовым на все ради обнаружения шпионов и предателей.

Отозвав спецотделы из армии, Сталин не отказался от контроля за офицерским составом и бойцами. Он поручил это «смершевцам», только действовать они должны были более осторожно, но столь же эффективно. При штабе армии количество «смершевцев» не превышало 100 человек. Теперь уже не кричали «смерть шпионам», исподволь их вылавливали.

Контрразведка стала более действенной. Теперь не арестовывали, чтобы тут же расстрелять. Необходимо было действовать тонко, разоблачая врага, чтобы иметь возможность перевербовать его и за ставить работать на себя. Так были завербованы немецкие офицеры в лагере военнопленных и перевербованы некоторые агенты аб вера. Результаты этой работы были ощутимы.

Советские агенты вскоре работали на оккупированных территориях как у себя дома. Созданная на основе НКВД служба КГБ засылала своих связных в партизанские отряды.

В начале войны партизанская война велась хаотично. Это были отставшие от своих подразделений отряды бойцов, прятавшиеся в лесах, отдельные добровольцы. Только с мая 1942 года советский народ, познавший жестокость оккупантов, стал активно вливаться в партизанские отряды. Был создан Штаб партизанского движения. Руководил работой этого Штаба маршал Климент Ефремович Ворошилов. Как лихорадка, поражающая здоровый организм, партизанское движение трясло тело вермахта, пока не вытрясло из него душу.

Сталин любил короткие и четкие формулировки. Он так опре делил задачу партизанского движения: «Дезорганизовывать врага на оккупированной территории». Агенты КГБ действовали в немецкой администрации или отрядах «Гивис».

Переводчик, участвовавший в допросах советских пленных или партизан перед расстрелом, был сотрудником КГБ. Секретарь немецкой администрации, передававший жалобы населения, был из КГБ. Сотрудники КГБ работали в полевой жандармерии, гестапо, в столовых. Женщины, мывшие полы или перестилавшие постель немецкому офицеру штаба, были сотрудницами секретной службы.

Теперь все разговоры, все движения немцев были под контролем. Это парализовало их, внесло неуверенность в недавних победителей. Часто информация, добытая разведчиками секретной службы, передавалась партизанским отрядам. Начался путь в обратную сторону, усеянный немецкими могильными крестами.

Партизаны совершали покушения на высшее командование рейха оккупированных территорий. Это были заранее продуманные и просчитанные акции. Немецкие репрессии только вызывали гнев населения и желание бороться. В расчет терактов входило и уничтожение с помощью немцев антикоммунистических элементов и отклонистов.

Двойная игра КГБ иногда принимала макиавеллиевские формы, граничащие с гениальностью. Украинская униатская церковь враждовала с Украинской православной церковью.

Два епископа, представлявшие эти церкви, Мануил и Олексий, не переставали препираться, доказывая во время богослужения свою правоту. Это отвлекало население от политических вопросов. Ответ был простым — и тем и другим епископами манипулировало КГБ.

В ведении секретной войны высшее мастерство заключается в том, чтобы заставить противника выполнять грязную работу, чтобы самим остаться в тени, не засветиться. У советской секретной службы был опыт такого рода. Немецкие секретные службы получали много доносов от населения на партизан, разведчиков, евреев, членов партии. Ответом оккупантов был расстрел или виселица. Так сталинский режим расправлялся со своими отклонистами и подозрительными лицами.

Примером такой политической чистки может быть дело полковника Курочкина.

Этот человек добровольно явился в отдел немецкой безопасности в одном из городов Донбасса. При нем были документы, что он служил в Белой армии. Он с гневом рассказал о лишениях, которые перенес в советских тюрьмах. Курочкина в городе знали, а его информацию подтвердили несколько вызванных горожан. Ясно, что Курочкин хотел отомстить большевикам.

Полковник предоставил немцам список подпольного комитета, получившего приказ саботировать операции немцев. Были арестованы 40 человек и под пыткой во всем признались. Они были расстреляны. Немцы хотели отблагодарить Курочкина, а он исчез. Он выполнил приказ КГБ разделаться руками немцев с неугодными коммунистами, которые не были согласны действовать по инструкциям сверху и считались предателями партии.

Теперь в донецком городке никто не мог предать интересы партии, и не было желающих доносить. Так КГБ заставил немцев выполнить грязную работу, а агенты КГБ могли спокойно действовать на этой территории без боязни, что на них донесут.

Советские секретные службы действовали не только на фронтах. КГБ подготовил много разведгрупп, которых забрасывали на немецкую территорию на парашютах. Обычно агенты работали по двое — помогали друг другу и следили друг за другом. Вербовка органами производилась среди пленных, перемещенных лиц и добровольцев. Они имели с собой переносные радиопередатчики. На месте они должны были связаться или с давно внедренным агентом, или с партизанским отрядом.

Были и провалы. Взятые по принуждению агенты сразу сдавались немецким властям. Других вылавливали и расстреливали. Что для КГБ значила судьба отдельного человека? Сто агентов сгинут, а один передаст нужную Москве информацию.

Начиная с 1944 года КГБ удалось внедрить своих агентов даже в немецкие лагеря смерти, организуя на месте саботаж и сопротивление.

Систематическая ликвидация и депортация населения

В стратегических планах советского руководства учитывались резервы подневольного труда депортированных народностей небольших республик.

На фронте в штрафных батальонах сражались уголовники, пленные, вышедшие из немецких лагерей. Любой подозреваемый, который мог сотрудничать с противником, немедленно арестовывался и отправлялся в ГУЛАГ, находившийся в ведении НКВД под командой Берии.

Нечеловеческие условия труда, истощение, высокая смертность. Эта дармовая рабочая сила строила аэропорты, укрепления, железные дороги.

В апреле 1943 года для борьбы с диверсиями противника, с дезертирством из армии, ведением антикоммунистической пропаганды были введены жестокие меры наказания — виселица или пожизненная каторга. Карался любой контакт с противником. Военным трибуналом КГБ был введен термин «пассивное предательство», что позволяло подвести под эту статью любого. Безопасность страны поддерживалась массовыми депортациями и систематическим убийством населения.

Впоследствии все пленные, прошедшие ужас немецких лагерей и вернувшиеся на родину, были отправлены в лагеря ГУЛАГа. Та же участь ждала тех, кто принудительно работал при немцах. Раз был контакт с противником, кто поручится, что ты не завербован?

Этот мученический путь был уготован миллионам. Там от пленников не отставали воспитатели КГБ, вербуя их в сексоты, предлагая за миску супа доносить на товарищей.

В котлованах ГУЛАГа работали и указники — рабочие, не выполнившие производственный план, рассказчики анекдотов, мелкие хулиганы. Оттуда многим был прочерчен путь в штрафные батальоны, прокладывавшие своими телами путь для наступления воинских частей.

После оккупации Польши Красной Армией по приказу Сталина более миллиона поляков были депортированы в Россию. Ко времени амнистии в июле 1941 года четверть из них погибла в лагерях. Когда два года спустя Москва порвала отношения с польским правительством в эмиграции в Лондоне, НКВД стал вылавливать поляков, сражавшихся в национальной армии.

Методы советской секретной службы оставались неизменными, где бы они ни применялись — в Белоруссии, на Украине или в Польше: провокации для обнаружения «потенциальных врагов СССР», их ликвидация предшествовала ликвидации нацистов: ложь и дезинформация о работе подпольных коммунистических организаций.

КГБ поставил перед собой цель проникнуть в Службу контрразведки нацистов и постараться манипулировать ею. Были созданы центры дезинформации противника, которые засылали по радио дезу в службы СД и отдел немецкой внешней разведки Восточного фронта. КГБ внедрял своих агентов в отряды Сопротивления, порой выдавая их нацистам.

В Варшаве подпольный резидент КГБ был уважаемым сотрудником гестапо, принимавшим участие в репрессиях. Он выбирал свои жертвы среди антинацистов и антикоммунистов.

РУССКАЯ БОМБА ПРОТИВ ФРАНЦА ФОН ПАПЕНА 24 февраля 1942 года бульвар Ататюрка был безлюден. В 10 часов утра турецкая столица с трудом просыпалась. Франц фон Папен, немецкий дипломат с большим стажем, прошедший школу разведслужбы еще при полковнике Николаи, прогуливался по бульвару с женой. Вдруг раздался взрыв бомбы, и супруги были сбиты ее волной. Жена была ранена, но не сильно. Фон Папен остался невредим. Он тут же сообщил в немецкое посольство о случившемся.

Было начато расследование. Полиция нашла останки человека под деревом вблизи места взрыва. По ботинку определили, что террористом был македонский студент, учившийся в университете Стамбула. Вышли и на связных студента — ими были два советских агента: Леонид Корнилов и Георгий Павлов. Полиция узнала, что незадолго до покушения они тренировались в стрельбе из пистолетов во дворе советского консульства в Стамбуле.

Не было сомнения — советская разведка получила приказ убить опасного нацистского шпиона. Фон Папен действительно им был. Только он мог убедить Турцию вступить в союз с Германией.

Этот приказ Сталина выполняли агенты «Смерша».

Был прослежен механизм теракта. Агенты вручили студенту пистолет и дымовую гранату большой взрывной силы. Агенты сделали это с целью убийства покушавшегося, чтобы убрать свидетеля в случае ареста. Студент думал, что дымом гранаты он прикроется, не начав стрелять. Эта ошибка была фатальной. Его тело разорвало на куски.

Фон Папен легко отделался — стал плохо слышать на одно ухо.

«Смерш» на службе террора

«Смерш» определял себя как Службу военной контрразведки. Его основной задачей была ликвидация радикальными методами любой оппозиции большевистскому режиму. Сталин сделал «Смерш» инструментом своего террора. Даже во время сражений на территории Европы он пытался с его помощью сводить личные счеты, устраняя видных руководителей по подозрению или по личной прихоти. «Смерш» был подотчетен только решениям Совета министров. Он размещался в здании Лубянки.

На оккупированных территориях «Смерш» организовал работу оперативных групп. В них работали контрразведчики и агенты, хорошо знавшие местные диалекты, страну, ее обычаи. Они вели охоту за немецкими агентами и коллаборационистами. Концепция предательства понималось настолько широко, что практически обвинен мог быть любой человек.

Оперативные группы были наделены огромными полномочиями, они были до конца преданы своей организации. Протестовать против их методов было опасно. Лидер польских коммунистов Гомулка попробовал возмутиться казнью своих товарищей и тотчас угодил в тюрьму.

Украинский писатель Жиневирский, сотрудничавший в «Смерте» как переводчик, рассказал об одном эпизоде в Кошице, в Чехословакии: «В коридоре здания, где размещался „Смерш“, стояли несколько часовых. В комнатах шли допросы. Оттуда доносились крики, мольбы пытаемых арестованных — настоящая симфония ужаса. Это была гигантская мясорубка, страшное лобное место…»

В 1944 году в «Смерше» было семь отделов:

Первый отдел — наблюдение за воинскими частями на фронте; Второй отдел — репрессивная контрразведка;

Третий отдел — изучение материалов, связанных с контрреволюционной деятельностью, и составление списков подозреваемых;

Четвертый отдел — расследование, допросы, признания; Пятый отдел — специальные трибуналы;

Шестой отдел — надзор за кадрами «Смерша»;

Седьмой отдел — надзор за экономикой.

«Смерш» обладал большими полномочиями, проводя систематические аресты, вынося приговоры. Это был аппарат контроля и чистки всех слоев общества во время войны.

Крах нацистской секретной службы

Чтобы стать настоящим разведчиком, необходимо немалое время.

Абвер долго готовился к нападению на Советский Союз, разрабатывая, план «Барбаросса». В начале войны советская разведка была неподготовленной и не могла противостоять немецким агентам.

Затем НКВД и КГБ реорганизовали работу и стали активно противостоять абверу и службе Гелена на Восточном фронте. Это произошло в 1942 году. Немецкие агенты стали попадать в капканы, расставленные советской разведкой.

За границей — в Турции, США, Швейцарии — работа советских разведслужб также была реорганизована. Многие агенты, ранее служившие немцам, переходили на сторону советской разведки, протестуя против зверств нацистов.

Советская разведка стала мастером шифровки. Ее сообщения по радио практически не могли быть расшифрованы. Советские разведчики работали в шпионских структурах служб безопасности Германии. КГБ располагал информацией о всех немецких генштабах, о расположении частей и оперативных планах противника. Это усилило мощь Красной Армии.

В одной Белоруссии в 1943 году действовали 10 тысяч советских разведчиков, готовя плацдарм для предстоящего наступления. Они Оыли объединены в отряды и работали в немецком тылу. Все они были связаны с Центром. Немецкий полковник фон Вейт был похищен и переправлен на самолете в Москву. Эту ловушку полковнику абвера организовала его милая русская секретарша. Советские агенты совершали покушения на видных представителей вермахта, Люфтваффе, убивая их.

Карл Крук, ас воздушной разведки, был убит девушкой, действовавшей по заданию советской разведки.

Гауляйтер Белоруссии Вильгельм Кубе погиб при покушении, выполненным Хохловым, агентом «Смерша». (В 1954 году он перешел на Запад, отказавшись убить Окуловича, руководителя НТС в Париже.)

Список ликвидированных нацистских палачей можно продолжить.

Секретная война закончилась победой советской разведки. Сталин в начале войны не поверил сообщениям героев-разведчиков, а Гитлер своей разведке доверял, дойдя до ворот Москвы. С 1942 года ситуация изменилась — Гитлер перестал доверять своим разведчикам, считая их «бюрократами, педантами с мозгом, покрытым плесенью», а Сталин поверил наконец и дошел победным маршем до Берлина.

Подготовка плана «Барбаросса»

Вальтер Шелленберг был без сил. Было очевидно, что ему нужен отдых. Так считал профессор Цайлер, личный врач маршала Геринга. По настоятельному совету Канариса Шелленберг, которого адмирал высоко ценил, в конце ноября 1940 года обратился к доктору Цайлеру. Вальтеру Шелленбергу едва исполнилось тридцать, и его здоровье могло стать проблемой государственного значения: он был начальником «Группы А», спецслужбы, контролирующей отдел внешней разведки СД, иначе называемой АМТ-6 службы безопасности партии. (В июне 1941 года Шелленберг руководил уже всей службой безопасности, получив назначение на место ушедшего проштрафившегося Йоста, который был отозван и направлен простым солдатом на Восточный фронт.) Но пока этот момент еще не наступил. Доктор Цайлер обсуждал вопрос о здоровье Шелленберга с самим Гейдрихом. Здоровье видного иерарха было необходимо партии. Тот, кого Гиммлер ласково называл «любимчиком», должен был отдохнуть. И Гейдрих был не против, чтобы тот отдохнул в Карловых Варах.

В начале декабря Шелленберг собрал чемодан и пошел проститься со своим начальником. Дела шли прекрасно на всех фронтах. Англия, основной враг Германии, практически была побеждена, оставался неясным лишь день подписания ее капитуляции. В Центральной и Северной Европе, особенно в Румынии и Финляндии, немецкое присутствие становилось все более ощутимым. Но большой проблемой для Германии оставалась Россия: пакт, заключенный 23 августа 1939 года, мог ли он сдержать немецкую экспансию, которая ширилась день ото дня?

Для того чтобы пресечь интриги Великобритании, стравливавшей двух новых союзников, фюрер пригласил в Берлин первого помощника Сталина Вячеслава Михайловича Молотова, министра иностранных дел. Во время встреч, проходивших в столице рейха 12–13 ноября 1940 года, Молотова сопровождал новый посол Советского Союза в Берлине Деканозов, личный друг Сталина. Немецкая сторона не скрывала своей эйфории. «Нас и наших союзников, — заявил Иоахим фон Риббентроп, — не интересует, каким способом мы выиграем войну, главное — сократить сроки этой уже выигранной войны».

Молотов оставался холоден и сдержан. Он задал немецкой стороне несколько вопросов о намерениях Германии в отношении Финляндии, Румынии и других стран, где немецкие интересы сталкивались с интересами СССР. Он выразил сомнения относительно поражения Великобритании и попросил пояснить, что входит в новый порядок.

В общем, испортил немцам все настроение и вернулся домой, оставив Гитлеру решать загадку о своем новом советском «союзнике».

Гейдрих и Шелленберг накануне отъезда последнего на отдых обсуждали все эти вопросы, ставившие перед СД проблемы, требующие немедленного разрешения. Когда Шелленберг уже поднимался, чтобы уйти, Гейдрих заметил небрежно: «Кстати, может быть, вас это заинтересует, знайте, что фюрер за последнее время спрашивал информацию только о Советском Союзе».

Гейдрих пояснил Шелленбергу, что в разговорах о немецкой будущей экспансии Гитлер чаще употреблял термин «Евразия», чем термин «Евроафрика». Изменение терминологии отражало перемену в стратегии.

Гейдрих закончил эту встречу со своим помощником предсказанием и предупреждением. Предсказание было таковым: «Похоже, что будущей весной у нас прибавится работы», а предупреждение: «Ждите больших сюрпризов! Поэтому надо вам набраться сил как можно скорее».

Гейрих в тот момент был единственным, кто был осведомлен о планах Гитлера, принявшего решение. «Россию нужно усмирить как можно скорее», — сказал Гитлер генералам Генштаба. Франц Халь-дер и Вальтер фон Брахич представили фюреру план наступления на Россию. Гитлер его принял, изменив только название «Отто», которым окрестил план Хальдер, на «Барбаросса».

18 декабря Гитлер подписал приказ № 21 и название плана «Барбаросса». Это был документ особой важности, предназначенный изменить ход истории. «Немецкие вооруженные силы должны быть готовы раздавить Советскую Россию в течение короткой летней кампании (фюрер подчеркнул вторую часть этой фразы) до окончания войны с Великобританией». Поэтому все армии вермахта, не занятые в боевых операциях, должны готовиться к предстоящей кампании в соответствии с планом «Барбаросса». До начала обсуждения общей стратегии, которая обеспечит уничтожение СССР, Гитлер приказывал закончить подготовку к этой операции до 15 мая 1941 года.

В начале февраля 1941 года, когда командующий войсками маршал фон Браухич подписывал у Гитлера окончательный план наступления, Шелленберг вернулся в Берлин отдохнувшим и весьма удивился царившему в столице рейха возбуждению. Гейдрих был прав — рутинная работа закончилась: вопрос о Гибралтаре, ухудшение отношений с Испанией, планы оккупации Португалии, Канарских островов, все эти евроафриканские проблемы отошли на второй план, уступив место жизненно важным проблемам, — борьбе с советской разведкой в Германии и на территориях, контролируемых рейхом.

Естественно, что пока приказ № 21 не был известен, но служба разведки не могла не знать о перемещении армий с Западного фронта на Восток.

Кроме борьбы против советской агентуры в самой Германии, присутствие агентов отдела внешней разведки СД требовалось в таких странах, как Румыния, Польша, Венгрия, Финляндия.

В Германии понимали, что русские не сидят сложа руки. Шелленберг был поставлен в известность о деятельности в качестве двойных агентов двух известных немецких разведчиков, одного гражданского, другого — ответственного за контрразведку в Брес-лавии, которых он очень уважал. Оба исчезли до начала расследования, начатого Шелленбергом, унеся с собой много ценных документов. Их следы не были обнаружены.

К счастью для Шелленберга, его начальник не был этим разгневан. Он дружески похлопал его по плечу, сказав: «В нашей работе этого не избежать», и пригласил своего помощника на следующий день на охоту.

Там они продолжили разговор, начатый в день отъезда Шелленберга на отдых. Глава СД еще раз напомнил о важности, которую придавал фюрер борьбе с советской разведкой, и долго говорил на тему о «предательстве» Канариса. Гейдрих знал, что Канарис сообщил руководителям Бельгии и Нидерландов дату начала немецкого наступления на Бельгию, что он предупредил Францию, и «был способен на все». Но Гейдрих не чувствовал себя готовым нанести другу-недругу решающий удар.

Работа в СД также не давала ему передышки, особенно его беспокоила внешняя разведка, которой руководил теперь Шелленберг. Недавний случай с двумя двойными агентами из Бреславии был не единственным. Что-то не ладилось в работе секретной службы. Пришел момент серьезно обсудить этот вопрос и принять меры в преддверии событий предстоящей весны. Шелленберг был согласен со своим начальником.

«Как вы думаете, — спросил он Гейдриха, — можно ли к весне реорганизовать службу внешней разведки?» Это было необходимо сделать, несмотря на огромные трудности и временное отсутствие результатов.

Шелленберг понимал, что традиции и опыт приходят со временем, и сейчас необходимо поставить на ключевые должности лучших специалистов, а для этого надо действовать, кооперируясь со службами Гиммлера при поддержке Гитлера.

Гейдрих на эти соображения ограничился замечанием: «Я думаю, что в ближайшем будущем вы будете занимать ответственный участок работы. Пока вы должны завоевать доверие наших руководителей, добиться свободы действий, при моем контроле, естественно».

Разговор существенный. Что же касается мнения Гейдриха относительно места секретной службы СД в иерархии рейха, свободы действий на основе доверия руководителей, дела обстояли так: контролировал работу секретной службы не Гитлер, Гиммлер или Геринг, уж не говоря о Гессе или Бормане, а… Гейдрих, всемогущий Гейдрих.

В заключение он сказал: «Как вы думаете, воспользуется Канарис моментом, чтобы усилить свое влияние за наш счет?»

Это был деликатный вопрос, ибо Шелленберг находился в отличных отношениях с адмиралом. Оба были заядлыми конниками, любили вместе совершать прогулки по утрам в лесу, вдали от микрофонов и любопытных взглядов. Шелленберг ответил уклончиво.

Он наблюдал за соперничеством Гейдриха и Канариса, победа того или другого была важнее не в плане техническом, а, скорее, в политическом. В любом случае предстоящая военная операция ставила перед абвером не менее сложные проблемы, чем перед СД. Шелленберг заметил, что нельзя упускать из виду и маневры Риббентропа и Генштаба.

Эта встреча имела большое значение в последующей работе по реорганизации служб контрразведки в Германии и на контролируемых территориях. Это вскоре подтвердило дело Вьетингофа.

Ближе к весне возбуждение в военных кругах Германии росло. В то время как фон Браухич вносил последние уточнения в план нападения на СССР, немецкие секретные службы занимались сбором информации о промышленном потенциале Советского Союза и выполняли обычную работу контрразведки.

На пограничном контрольном пункте, когда поток немцев из Прибалтики достиг предела, одна женщина обратила внимание властей на группу из трех человек — двух братьев и жену одного из них, майора, — семейство Вьетингоф. Эта женщина была любовницей младшего брата Вьетингоф, но жена другого брата разбила этот союз. Женщина действовала из личной мести, и власти вряд ли обратили бы внимание на этот сигнал, если бы вся троица в Берлине вдруг не исчезла. Делом заинтересовался сам Шелленберг, потому что речь шла о советском шпионаже.

Предчувствие его не подвело. Младший из братьев был обнаружен спустя 10 дней, когда входил в советское посольство в Берлине. Он вывел сыщиков на место, где прятались брат и его жена. Все трое сменили фамилию и жили в скромной, снятой внаем, квартире. Но это не мешало им интересоваться покупкой недвижимости. Майор Вьетингоф, которого теперь звали Эгон Альтман, собирался купить особняк стоимостью полмиллиона марок. Дело осложнялось, и Шелленберг боялся спугнуть троицу.

Но чуть позже он решил предпринять решительный шаг, суливший успех, — он приказал похитить младшего брата, человека незначительного и пугливого, и заставил его заговорить. Вильгельм рассказал все, что он знал о Марии Шульце и Эгоне Альтмане. Эта парочка была на содержании русской разведки, которая поручила им купить гостиницу в Берлине, чтобы сделать ее явочной квартирой советских агентов. Эгон должен был стать администратором гостиницы, работавшей в обычном режиме, Марии было поручено наладить работу со связными и передавать сообщения. Вильгельм должен был вести бухгалтерию. Русская разведка возлагала большие надежды на гостиницу, собираясь получать информацию военного характера и рекрутировать новых членов немецкой подпольной компартии.

Сыщики не спускали глаз с супругов, сообщая обо всем Шелленбергу, Вильгельм, со своей стороны, продолжал держать его в курсе дел. Эти события совпали с приездом Молотова. В день его отъезда Гиммлер сообщил о намерениях Гитлера, которого встреча с советским министром вывела из себя. Гитлер приказал перестать играть в кошки-мышки с поднадзорными шпионами: «Хочу показать русским, кто они на самом деле — шпионы и преступники!»

Несмотря на протесты Шелленберга и Гейдриха, помогавшего ему, шпионы были арестованы на следующий день. Эгон рассказал обо всем, а его жена хранила молчание. Обоих приговорили к смерти. А расстреляли только несгибаемую Марию.

Эта операция дала бы больший эффект, не вмешайся Гитлер, использовавший ее в политических целях, как это было и в деле Венло, нанесшем ущерб немецкой секретной службе.

«Добрые» отношения Гейдриха и Канариса

Остановимся на отношениях, связывавших «маленького адмирала» и Гейдриха. Сначала они были друзьями. Искренними друзьями и сотрудниками, работавшими в разведке. Это были два опытных, умных, информированных разведчика, не мешавших друг другу.

Но между ними что-то произошло. Канарис в 1934 году был назначен руководить морской базой в Швайнемюнде. Когда Гейдрих захотел поставить своего человека во главе абвера, выбор Гитлера пал на Канариса, который вступил в должность 1 января 1935 года, в день своего 48-летия.

В 1936 году он переселился с семьей в Берлин и стал жить в двухэтажном особняке на Доллерштрассе, неподалеку от дома, где жил Гейдрих. Формально они не ссорились. Канарис был умен и не хотел восстанавливать против себя опасного Гейдриха. Они обменивались семейными визитами. Госпожа Эрика Канарис, знавшая Гейдриха с 1924 года, когда он служил кадетом на крейсере «Берлин» под началом ее мужа, как и Гейдрих, увлекалась игрой на скрипке. Теперь Канарис и Гейдрих в профессиональном плане стали соперниками, но внешне они не подавали вида, чтобы не огорчать жен.

Когда Канарис переселяется на виллу Шлахтензее, Гейдрих поселяется в том же районе. Теперь они придерживаются прямо противоположных взглядов на перспективы войны с СССР и относительно военного потенциала русских. Оба борются — Канарис за то, чтобы оттащить Германию от гитлеровского сумасшествия, Гейдрих обуян мечтой стать первым человеком нового режима. Но перед лицом смерти старые противоречия забыты — на похоронах Гейдриха, убитого в Праге в июне 1942 года, Канарис произносит трогательную речь. Биограф адмирала Абсхаген пишет: «Канарис считал уместным в присутствии коллег Гейдриха со слезами в голосе сказать, что он высоко ценил Гейдриха и потерял настоящего друга».

Сотрудничество между СД и вермахтом

Были и другие проблемы. В конце апреля Гейдрих пригласил Шелленберга на обед в дом Гиммлера.

Глава службы СС, окруженный советниками, встретил гостей радушно, заявив, что в предстоящие недели им предстоит много работы. Но в основном говорил Гейдрих о будущей военной кампании против Советского Союза. Сказав, что Гитлер абсолютно верно видит общую ситуацию, отдавая отчет в неудаче воздушных боев против Англии и в опасности, которую представляют для Германии США, Гейдрих заявил, что Германия властвует в Европе. В течение 18 месяцев атаки со стороны Англии не будет, поэтому надо воспользоваться моментом и начать наступление на СССР, чтобы избежать войны на два фронта. Конфликт с Россией неминуем, Сталин, со своей стороны, готовится к войне. Поэтому важно не упустить благоприятного момента. И он вот-вот настанет.

«Пробил час решительных действий, — заявил Гейдрих. — Военная мощь вермахта настолько велика, что фюрер уверен — мы справимся с Россией в отпущенные сроки».

Гитлер объявил России тотальную войну, в которой должны быть задействованы и армия, и службы разведки, и полицейский аппарат. Гейдрих объяснил своей спецслужбе директивы фюрера — секретные службы и полиция должны прежде всего бороться с диверсиями и разведкой противника и защищать коммуникации, соединяющие Германию с Россией.

На практике это означало как для СД, так и для абвера, что впервые сотрудники этих служб попадут на фронт и что персонал, находящийся в Берлине, будет сокращен до минимума.

«Начиная с марта, — уточнил Гейдрих, — мы обсуждаем этот вопрос с армией. Я поручил Мюллеру вести переговоры с отделом внешней разведки абвера. Он уже встречался по этому поводу с Вагнером, начальником 4-го отдела абвера, и с Генштабом. Но Мюллеру не удалось добиться результата, и я поручил это дело Шелленбергу, который, несмотря на молодость, сможет довести переговоры до конца и добиться успеха».

На следующий день была назначена встреча Вагнера и Шелленберга. Шелленберг уточнил у Гейдриха, как он должен вести эти переговоры, чьи интересы защищать.

«Для нас, — уточнил Гейдрих, — важно заручиться полной поддержкой вермахта во всем, что касается снаряжения и материалов, потому что в России их нам понадобится огромное количество. Другая проблема: как сохранить независимость в практической работе?»

Это был деликатный вопрос — как не попасть под полный контроль вермахта, и в этом глава СД принял точку зрения Вагнера, а не Мюллера: «Мы должны быть помощниками в тактике ведения сражений».

Гейдрих дал Шелленбергу прямые указания для ведения переговоров: «Защищать нашу независимость, а что касается непосредственной работы, вы сами найдете способ выразить нашу точку зрения».

Шелленбергу пришлось приложить немалые усилия, чтобы объяснить Вагнеру, этому типичному представителю администрации, пятидесятилетнему бюрократу, для которого существовали только материальные проблемы. Вагнер резко спросил Шелленберга: «Откуда вы родом?»

Слава богу, Шелленберг был из Саара! И разговор пошел на лад — серьезный, откровенный, сугубо технический. Оба хотели, чтобы переговоры закончились как можно скорее, и проявили добрую волю достичь соглашения. На полях сражений отряды СД будут подчиняться своему военному командованию. Об остальном можно договориться. Они поняли друг друга превосходно. Шелленберг сам подготовил проект соглашения между СД и армией и представил его на рассмотрение Вагнеру и Гейдриху.

Через два дня ему позвонил Гейдрих, который сообщил: «Я должен встретиться с Вагнером в 14.30. В основном я эту программу принял, но перед тем как ее подписать, надо уточнить детали. Хорошо было, если бы вы ко мне приехали. Мы вместе подготовим эти поправки. Кстати, а вы Вагнеру понравились. Он настаивает, чтобы я вас привез с собой».

Обсуждение проекта между Гейдрихом и Вагнером в присутствии Шелленберга, который предпочитал молчать, было в общем ненуж ным, потому что они не изменили в проекте, составленном ассис тентом Гейдриха, ни слова. Шелленбергу таким образом удалось примирить армию и СД к общему удовлетворению обоих сторон.

Но подготовка плана «Барбароссы» не ограничивалась такого рода переговорами секретных служб по организационным вопросам их предстоящей работы в будущей военной кампании. Времени ос тавалось совсем мало. Уже был конец апреля и приказом № 21 была назначена дата окончания подготовки плана наступления — 15 мая.

Естественно, что вопрос о Югославии (государственный перево рот царя Петра и генерала Душана Симовича) несколько затормо зил эту намеченную дату. В бешенстве Гитлер готов был стереть Югославию с лица Европы. 6 апреля была начата операция «Марита» — военные действия против Югославии, которые распространились и на Грецию, чтобы помочь увязшим там итальянским войскам. Так за три недели вермахт раздавил две небольшие страны.

Первым совместным действием абвера и СД в начале мая 1941 года были аресты большого числа немцев, подозреваемых в сотрудничестве с русскими, затем внедрение немецких агентов в советские разведсети, чтобы обмануть Москву, распространить слухи о подготовке наступления Германии на Великобританию. И эта работа была проделана с легкостью, притом были получены точные данные о состоянии Красной Армии и о подготовке Сталина к войне.

У Канариса был измученный вид, он нервничал, был озабочен. Фюрер был им недоволен.

Однажды Гитлер сообщил Гиммлеру: «Абвер меня завалил рапортами, все они, конечно, содержат полезную информацию, но выводы приходится делать мне. Это недопустимо».

Канарис на самом деле вовсе не одобрял проекта наступления на СССР. Операция ему казалась плохо спланированной с самого начала. Он чувствовал, что молниеносной войны не получится — это утопия, сумасшествие. Об этом он сказал своим коллегам. Вильгельм Кейтель, которого уже в сотый раз после очередной отставки возвращали на прежнюю должность, вынужден был ему заметить: «Дорогой Канарис, вы в военной разведке неплохо разбираетесь, но вы человек флота. Поэтому воздержитесь давать нам уроки по стратегии и политике». Адмирал замкнулся, ушел в себя.

Шелленберг занимался вопросами контрразведки. Он уточнял доклад, предназначенный Гиммлеру. Он его уже почти закончил, когда в мае Гейдрих предупредил его, что их обоих вызывают лично к рейхсфюреру СС. Гиммлер только что простился с Гитлером, обрисовав ему сложившуюся на данный момент ситуацию, а посему хотел поставить в известность двух своих коллег. Обращаясь к Шелленбергу, он сказал: «Для вас я приберег два особых дела».

Первое было связано с намерением Гитлера объявить себя с началом войны с Россией, как и в сентябре 1939 года, фюрером немецкой нации. Гиммлер просил Шелленберга подготовить доклад о преступной деятельности Коминтерна и представить его полиции 22 июня 1941 года. Шелленбергу это не составило бы труда, но времени было слишком мало, ведь Гиммлер просил подготовить документ назавтра. «Я знаю, дорогой Шелленберг, что вы не волшебник, но постарайтесь, прошу вас. Гейдрих вам в этом поможет. Не теряйте ни минуты!»

Второй вопрос был связан с делом Гориа Сима, главы румынской Железной гвардии», движения румынских нацистов, пытавшегося свалить диктатуру прогермански настроенного Йона Антонеску. Гориа Сима был выдан диктатором в Германию, но бежал и укрылся в Италии. Гиммлер объяснил: «Фюрер хочет успокоить генерала Антонеску, что такое больше не повторится. И хорошо бы при попытке разделаться с Гориа свалить это на советскую разведку».

По мнению Гейдриха, дело, связанное с этим человеком, было очень тонким, нельзя было портить отношения с верным союзником Румынией. Так хотел Гитлер.

Шелленберг, не мешкая, принялся за работу. Уже на следующий день его доклад был передан Гитлеру.

По мере приближения даты намеченного наступления на Советский язык все сложнее было скрывать и маскировать подготовку военной операции. А тем временем украинские националисты под командованием Бандеры и Мельника стали камнем преткновения между абвером и гестапо. Канарис хотел воспользоваться этими отрядами в предстоящей войне, Мюллер был категорически против.

Гейдрих приказал Мюллеру и Штрекенбаху, заведовавшему кадрами СД, провести чистку персонала. Именно в этот период был смещен и отправлен простым солдатом на Восточный фронт Хайнц Йост вместе с несколькими другими сотрудниками гестапо.

В этот момент Шелленберг решил сделать шаг. Он не хотел позволить Мюллеру вмешиваться в дела СД и заявил по этому поводу Гейдриху: «Самые серьезные репрессии не могут улучшить положения. Необходима серьезная реорганизация».

Они уже обсуждали ранее этот вопрос. Теперь в условиях начинавшейся войны сделать это становилось еще труднее. Но Мюллер продолжал делать нападки на отдел внешней разведки СД, пытаясь подчинить его гестапо.

У Гейдриха было свое мнение на этот счет, и он высказал его Шелленбергу: «Я принял решение. Как только начнется война с Россией, я вас назначу заместителем, а через две недели главой отдела внешней разведки СД».

Шелленберг был тронут. Ответственность была немалая. Гейдрих позволил ему подумать перед тем, как принять решение: «Когда все устроится, мы вместе поохотимся, отдохнем и спокойно еще раз все обсудим».

В день, когда немецкие войска начали наступление на СССР, Гитлер обратился к немецкому народу со следующим заявлением: «Москва не только разорвала условия подписанного пакта о сотрудничестве и дружбе, она их грубо растоптала и предала. В этот момент, когда я обращаюсь к вам, наши войска начинают военные операции, которые по своей мощи превосходят все, что когда-либо видел мир!»

Операция «Террор»

«Характер нашей войны против России таков, что исключает любые формы рыцарства. Речь идет о борьбе двух идеологий, двух расовых концепций. Поэтому мы должны вести эту войну жестокими методами, освободившись от так называемых угрызений совести. Я требую выполнять мои приказы беспрекословно… Советы должны быть ликвидированы. Солдаты, которые ослушаются приказов, понесут наказания…»

Это слова Гитлера, произнесенные в марте 1941 года перед главами Генштаба. Это часть инструкции, получившей название «комиссарский приказ», ибо речь в ней шла о политкомиссарах Красной Армии, которых Гитлер приказывал при поимке убивать без суда. Генералы вермахта не считали кодекс офицерской чести пережитком, как утверждал Гитлер. Фон Браухич обещал им поговорить с Гитлером. На самом деле он и не пытался ничего сделать и впоследствии сказал на Нюрнбергском процессе:

«Никто в мире не смог бы переубедить Гитлера».

«А вы отдали приказ своей армии не выполнять «комиссарский приказ»?» — спросил президент Международного трибунала.

«Нет, я не смог открыто противиться приказу Гитлера», — ответил обвиняемый.

Все приказы Гитлера неукоснительно выполнялись. Даже самые жестокие и бесчеловечные. Такова была суть Третьего рейха.

В нацистской Германии как нигде остро стоял конфликт между совестью и долгом. Примерами служат следующий приказ генерала Кейтеля от 22 июля 1944 года: «Ввиду большой протяженности оккупируемых советских территорий безопасность немецких вооруженных сил от ответных действий сил Сопротивления может быть обеспечена только методами террора».

И приказ от 27 июля того же года: «Любой подозреваемый в преступных акциях должен быть препровожден к немецкому офицеру, который полномочен принять решение немедленно его расстрелять».

Другой приказ Кейтеля передавал службе Гиммлера право распоряжаться на оккупированных территориях, а службе Геринга отдавал право на эксплуатацию экономических ресурсов СССР.

Идеолог нацизма Альфред Розенберг разработал другую идею Гитлера — расчленение Советского Союза на мелкие автономные территории. «Закон диктуется необходимостью, — заявил Розенберг своим коллегам, — чувства не должны мешать нам принимать твердые решения… Для русских предстоящие годы будут испытанием».

Идеи Розенберга воплощались в жизнь руководством СС, СД, гестапо. Эти соперничавшие секретные службы уже в течение трех военных лет, начиная с захвата Чехословакии, работали в одном направлении.

На фронте действовали отряды зондеркоманды «чистильщиков», в которые входили примерно тысяча бойцов СС, гестапо, СД, криминальной полиции. Они первыми входили на оккупированную территорию, не ждали, пока начнет действовать местное сопротивпение, а сразу приступали к физическому уничтожению евреев, политкомиссаров, руководителей Советов. Так, в прибалтийских странах за несколько недель евреев ликвидировали полностью. В октябре 1941 года командир отряда «чистильщиков» Бах-Залевский заявил: «В Эстонии не осталось ни одного еврея!»

Нацисты не щадили ни женщин, ни детей, сгоняя их в концлагеря, которые повсеместно стали создаваться на территориях Белоруссии, Украины, прибалтийских республик. Эсэсовцем доктором Бекером был изобретен специальный грузовик, который по виду ничем не отличался от других, но в нем выхлопной газ при движении поступал в герметически закрытый кузов, и пассажиры умирали за четверть часа. Эти грузовики типа «S» (от слова «зондер» — специальные) выпускал завод Саурера.

Впоследствии машина убийства была усовершенствована Бекером, потому что население уже прослышало про эту машину-убийцу, и загонять в нее жертв было нелегко. Тогда Бекер изменил вид кузова машин — украсил его оконцами.

За первые месяцы зондеркоманды СС уничтожили на оккупированных территориях более 750 тысяч человек: евреев, партизан, коммунистов.

Новые директивы Гитлера и Кейтеля разжигали убийц на акции массового террора. «Это не только оправданная мера, но и долг немецкого солдата, — скажет Кейтель в декабре 1942 года. — Мы должны использовать все средства террора, не щадя женщин и детей. Каждый, кто думает иначе, совершает преступление против немецкого народа».

Эти же методы применялись и на оккупированных территориях Чехословакии и Польши. В Чехословакии Гитлер решил усилить репрессии, назначив в сентябре 1941 года протектором Богемии и Моравии вместо фон Нейрата Гейдриха, который сразу приступил к массовым и непрекращавшимся репрессиям.

Большие маневры Вальтера Шелленберга

Шелленберг был еще слишком молод, чтобы претендовать на место преемника Гейдриха. После начала наступления на СССР, которое совпало с выдвижением его на пост главы внешней разведки СД, он был слишком занят общей реорганизацией, о чем регулярно оповещал Гейдриха в начале 1941 года.

Его главная идея выражалась одним словом — объединение. Объединение всех немецких секретных служб, но не под началом гестапо, как надеялся Мюллер. Шелленберг объяснял, что во главе информационных служб надо поставить единое руководство — политическое, военное, экономическое и техническое. Это центральное руководство собирало бы всю информацию, проверяло ее и сообщало всем заинтересованным отделам. План Шелленберга состоял из 10 пунктов, и он подробно обсудил его с доктором Мельхорном, одним из ответственных сотрудников администрации оккупирован-них восточных территорий, прежде чем представить на рассмотрение Гейдриха.

Мельхорн посоветовал Шелленбергу быть осторожным — Гейдрих и Гиммлер могли заподозрить его в чрезмерных амбициях и ликвидировать. Он считал, что лучше отказаться от этого плана, по терпеть. Пожалуй, друг Шелленберга был прав — Гейдрих становил ся все подозрительней, и не надо было настораживать его.

Шелленберг заметил, что слежка за ним, которую ведет Гейдрих, усилилась, а ближайшие сотрудники шефа прозвали его «адвокатом-крючкотворцем», «разрушителем СД». Гейдрих не питал особой неприязни к своему человеку. Но его излюбленным приемом было натравливать одного помощника на другого.

Летом 1941 года была устроена финансовая проверка отдела, касающаяся использования отпущенных фондов. Затем на повестку дня стала проблема, связанная с Исландией, — отдел Шелленберга упустил маневры США на этом острове, и его понизили, переведя в Службу специальных новостей нейтральных стран.

Теперь у Шелленберга не оставалось сомнений, что он находится под прицелом Гейдриха и Мюллера и с ним могли разделаться, как с Йостом. Но Шелленберг оказался более стойким и умным противником, чем этого мог ожидать Мюллер. Шелленберг сделал вид, что поддерживает идею Гейдриха, и это позволило ему без риска представить дело таким образом, что якобы Мюллер хочет сам руководить внешней разведкой СД, не имея в этом деле опыта, что могло привести к непоправимым ошибкам.

Впоследствии Шелленберг рассказывал: «Гейдрих молчал. Я видел, что он серьезно размышляет. Он видел, что я разгадал маневр, понимал мою ироничность, когда я описал, как буду передавать отдел Мюллеру… Он время от времени бросал на меня испытующие взгляды, сохраняя абсолютное спокойствие. Его молчание длилось десять минут. Что происходило в этом дьявольском уме? Потом он вынес свое решение: „Я считаю, что вы должны отвечать за сектор внешней разведки СД. Мюллеру с этим делом не справиться. Пока он имеет доступ к нашим архивам, но вы следите за его корреспонденцией, за его планами, контролируйте расходование финансовых средств. А когда представится случай, будете руководить специальными операциями"».

Шелленберг понял, что ему удалось ограничить власть Мюллера и уменьшить урон, нанесенный карьере. Теперь, после этого разъяснения, получалось, что втайне от Мюллера Шелленберг может контролировать гестапо и сохраняет свои прежние полномочия.

В заключение Гейдрих сказал: «Этот своеобразный компромисс позволит вам организовать работу так, как вы намеревались сделать».

Пока происходили эти маневры, Мюллер продолжал направлять работу по сбору информации, которая имела огромное значение в кампании против СССР. Каждый день Гейдрих получал запросы Гитлера, требовавшего все знать о планах Сталина в организации партизанского движения, Красной Армии. Война не закончилась в установленные Гитлером сроки. Новым союзником Сталина стала русская зима.

19 декабря 1941 года Гитлер снял с поста командующего фон Браухича, назначив себя командующим наземными войсками.

Операция «Цеппелин»

Уладив свои проблемы с гестапо и Гейдрихом, Шелленберг приступил к выполнению задуманного плана. Он прежде всего реорганизовал работу архива (7-й пункт программы), создав автономную службу научной информации СД. Это была исследовательская работа, организованная по модели института в Ванзее, занимавшегося сбором информации об СССР. В 1943 году этот отдел стал насыпаться «Группой 6Г» отдела внешней разведки СД (АМТ-6). Работать отдел начал с 1942 года.

События требовали все новой информации о Советском Союзе, и приходилось решать эти проблемы имеющимися финансовыми средствами и тем же составом сотрудников.

По-прежнему самой важным аспектом работы оставалась контрразведка. В 1942 году была разработана операция «Цеппелин».

Идея операции была проста, но ее реализация представляла немалые трудности. Речь шла о том, чтобы снять напряжение партизанской войны на территории СССР против немецкой армии, ставшей кошмаром для Гитлера и командующих армиями. Необходимо было найти средства борьбы с партизанским движением.

Деятельность шпионских групп и специальных подразделений была недостаточной. В Россию надо было засылать не немецких агентов, а русских, и в большом количестве.

У немцев была возможность вербовать этих агентов среди советских военнопленных. Надо было выбирать и не очень строго, учитывая подавленное состояние военнопленных и используя их обиды на коммунистический режим, принадлежность к разным народам.

Прежде всего немецкие спецслужбы стали создавать специальные отряды из советских военнопленных, обучая, экипируя, создавая приличные условия жизни. Их забрасывали на парашютах в тылы Советского Союза для сбора сведений о партизанах и внедрения в отдельных случаях в эти отряды.

Эта была рискованная работа, требовавшая усилий всех секретных немецких служб. Но игра стоила свеч. Были созданы три отряда, и их стали забрасывать на парашютах на территорию СССР — практически это был весь Восточный фронт, от севера до юга. При приземлении агенты должны были добраться до известных им городов и селений и вступить в контакт с сочувствующим населением. Некоторых сбрасывали со специальным велосипедом, на котором находился радиопередатчик, работавший на подзарядке во время езды.

Участников этих шпионских групп объединяла идеология, если они вступали в игру на немецкой стороне. Но немецкое командование и фюрер продолжали считать их людьми второго сорта, чуть, лучше евреев. Их можно было использовать, но доверять им было нельзя. Это оттолкнуло потенциальных помощников, вернув им недоверие к немецкому оккупанту, не освободителю, а злодею. Уже с 22 июля 1941 года на оккупированных территориях стал действовать закон «О мерах террора для подавления сопротивления местного населения», проводимого зондеркомандами гестапо и СС.

Как можно было в таких условиях поручать забрасываемым агентам пропагандировать против режима коммунистов? Объединяющей силой сопротивления стали компартия и партизанское движение. Партизаны использовали эти карательные меры оккупантов в своих пропагандистских целях. Некоторые агенты НКВД внедрились в администрацию вермахта на оккупированной территории, нанося ощутимый вред немецкой армии.

Шелленберг получал ежедневные сообщения об этом, но ему не удавалось убедить начальство серьезно отнестись к проблеме. Более того, они не хотели слышать о каких-то новых негативных явлениях, и прежних было достаточно. Однажды Гейдрих ядовито пошу тил: «Вы того и гляди заслужите ордена от Сталина!» Шелленберг приумолк. Он не раз беседовал с советскими пленными офицерами, перешедшими на сторону вермахта. Один из них в частной беседе сказал Шелленбергу: «Вам, немцам, никогда не удастся покорить огромное советское государство. Даже если вам и удастся образовать на территории Советского Союза автономные этнические области, вы только временно приостановите расширение коммунизма».

Другой офицер говорил Шелленбергу, что Сталин не остановится перед жертвой 20 или 30 миллионов русских, чтобы заманить немцев в Сибирь, а на оккупированной немцами территории он продолжит вести политику выжженной земли. Немцы проиграли эту кампанию уже в самом начале, когда решили запугать и захватить советский народ.

Эти доводы были серьезными, но они противостояли нацистской идеологии, теории «сверхчеловека». Ведь Гитлер учил, что со славянами надо было обращаться, как с рабами.

Гейдрих поручил Шелленбергу представить Гитлеру доклад о проделанной работе. Через несколько недель он получил его обратно с пометкой «Все это просто смешно».

Шелленберг продолжал следить за действиями армии Власова, которая шла параллельно с забрасыванием агентов операции «Цеппелин». В лояльности самого Власова Шелленберг не был уверен. Он считал, что немцы не добьются результатов, отказываясь признать, что определенные русские силы противятся коммунизму.

Операция «Цеппелин» привела к первым провалам. В ряды немецких агентов проникли разведчики НКВД. Люфтваффе работала не синхронно, а специальные службы, выполнявшие эти операции по заброске агентов, запаздывали. Агенты стали сомневаться в правильности выбранного пути, узнавая о терроре оккупантов.

Руководивший русской агентурой, ожидавшей выброски с парашютом, полковник Родзянов отказывался вести эту работу.

Ветер войны переменился. После летних триумфальных успехов немецкой армии пошла полоса трудностей, неудач и первых серьезных поражений на фронтах в 1942 году.

Протесты Родзянова привели к неожиданному исходу. Однажды его отряд совместно с отрядом СС сопровождал колонну советских пленных в концлагерь. Полковник дал своим людям приказ перестрелять эсэсовцев, всех до одного, освободив пленных. Родзянов давно уже был связан с Москвой. Сталин наградил его лично за этот подвиг.

От операции «Цеппелин» пришлось отказаться.

Организованный террор

Рю Соссэ, рю Лористон, рю Буасси д’Англэ — этим трем улицам элегантных кварталов Парижа выпала участь стать местом размещения служб гестапо и СД, где после пыток узников либо расстреливали, либо отправляли в немецкие концлагеря.

На улице Соссэ размещались службы криминальной полиции крипо и СД, службы безопасности, которой руководил Гельмут Кно-хен, служебный кабинет которого находился на авеню Фош.

На улице Лористон размещался французский филиал гестапо, по-французски Карлинг, которым ведали бывший полицейский Бони и бывший уголовник Лафонт.

На улице Буасси д’Англэ размещался военный трибунал. Это был 4-й отдел сипо-СД, который назначал расследование некоторых дел.

Начиная с весны 1942 года после назначения преемника генерала Томаса эти спецслужбы были полностью реорганизованы.

Томас был человеком Гиммлера и Гейдриха, его должность официально называлась начальник службы безопасности и СД в Бельгии и Франции. Он был ближайшим помощником Кнохена. Гейдриху не просто было добиться у Гитлера разрешения заменить его одним из своих учеников, генералом Карлом Обергом, который прибыл в Париж 5 мая 1942 года.

Оберг получил огромную власть, став личным представителем рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера и одновременно главой СС и полиции на всей территории Франции. Он занимал ключевое положение, которое позволило ему установить постоянную связь между Гиммлером и Гейдрихом, с одной стороны, и Карлом Штюпнагелем, Карлом Рунштедтом, Отто Абетцом и французскими властями — с другой.

Оберг находился на вершине власти немецких оккупационных сил и мог диктовать свои приказы французской администрации. Начиная с 1942 года его власть стала неограниченной.

Гейдрих проводил его в Париж и присутствовал во время вступления в новую должность. По этому поводу в роскошном отеле «Ритц» был устроен прием, на котором присутствовали ответственные руководители немецкой безопасности и приглашенные гости.

На приеме Гейдрих беседовал только с четырьмя приглашенными французами. Его собеседниками были: Даркье де Пелльпуа, который с недавнего времени руководил комиссариатом по проблемам евреев; де Бринон, посол правительства Виши в Париже; Хиллер, генеральный секретарь Министерства внутренних дел; начальник полиции Рене Буске.

Гейдрих сообщил своим собеседникам, что Оберг уполномочен реорганизовать полицейскую службу во Франции. Предстояло провести важное нововведение: вся власть военной полиции переходила к службам, руководимым Обергом.

Теперь французская полиция должна была подчиняться немецким властям. Ей предстояло укрепить свои ряды компетентными сотрудниками, готовыми к активному сотрудничеству с немцами. Этих сотрудников следовало набирать из легиона, которым командовал Жозеф Дарнан.

Но Буске, казалось, не слышал на то ухо, в которое ему вещал Гейдрих. Он был готов защищать принцип франко-немецкого сотрудничества двух полицейских служб, отстаивая автономность своих служб, и категорически отказался подчинить их немецким службам. Французская полиция не должна была прислуживать немецкой полиции, как это случилось в Чехословакии и Польше. Гейдриху пришлось формально согласиться с этими доводами.

Сразу после его отъезда в Прагу Оберг приступил к работе. Реорганизация, о которой Гейдрих говорил в отеле «Ритц», состояла прежде всего в ликвидации службы французской военной полиции и присоединении военной администрации по наблюдению за территорией к службе сипо-СД.

Сипо-СД, полиция безопасности, которая была выделена Обергом как основная, по-прежнему была под началом Хельмута Кно-хена. Ее провинциальные филиалы разрослись до одиннадцати, которые, в свою очередь, подразделялись на отделы. Такое количество желающих служить в полиции объяснялось повальным бегством с Восточного фронта. Лучше было отсидеться во французской деревушке, чем брать Смоленск или Харьков. После поражения в Сталинграде Гитлер вылавливал укрывавшихся от службы на Восточном фронте, поэтому добровольцы служить в полиции усилили свое рвение. А оно доказывалось развязыванием террора.

Структура филиалов сипо-СД имитировала центральное управление в Париже. В нем было 7 отделов:

первый отдел — кадры;

второй отдел — административный;

третий отдел — группа «Отто» — наблюдение за органами печати, издательствами, решение проблемы рабочей силы;

четвертый отдел — равноценный АМТ-4, службы безопасности в Германии, то есть гестапо, который французы путали с назначением всей службы сипо-СД. Это был самый важный отдел, который занимался контрразведкой и борьбой с Сопротивлением. Помещения этого отдела были пыточными камерами, о которых ходили жуткие и вполне оправданные слухи. В этом отделе работала специальная команда по вылавливанию евреев и пересылке их в немецкие концлагеря. Этой работой руководил Даннекер, представитель Эйхмана. В отделе работали Цейтшель (представитель Абет-ца), Эрнст и Бланке (представители Штюпнагеля), фон Беер (представитель Розенберга). В отделе трудились ярые французские антисемиты, такие, как Даркье, Клементи и швейцарец Жорж Монтандон, теоретик расизма, антрополог и извращенец.

Четвертый отдел принимал решения об отправке арестованных в военный трибунал на улице Буасси д’Англэ.

От четвертого отдела зависели спецотделы, поставлявшие бандитов и палачей для выполнения спецопераций и казней (ими были два уголовника — Карбоне и Спирито), отряд полиции, которым командовал эльзасец Биклер, под началом которого работали гангстеры Бони, Лафонт, Руди де Мерод. Руководил четвертым отделом Бемель-бург, ставший для Кнохена тем, кем для Гейдриха был Мюллер.

Пятый отдел — криминальная полиция крипо, в задачу которой входила борьба с черным рынком. Но на самом деле она помогала четвертому отделу бороться с Сопротивлением.

Шестой отдел — политическая информация. В него входили команды, боровшиеся с разведсетями противника, такими, как «Красный оркестр». Командовал этой группой гауптштурмфюрер Паннвиц. Это были специалисты радиоигры и дезинформации.

Седьмой отдел — политический: юридические вопросы, связь с концлагерями и тюрьмами.

Французская полиция находилась под строгим контролем немецких секретных служб. Это позволило Обергу закрепить немецкое присутствие во Франции.

Он был из Гамбурга, ему было 45 лет. Высокий, полноватый, лысый, длинноносый, с невыразительным лицом. До 1930 года он вел жизнь мелкого торговца — без будущего и амбиций. А с наступлением кризиса и вовсе обнищал. Тогда он стал исповедовать национал-социализм, вступил в отряды СС. Там он выделился как хороший организатор, так как был дисциплинированным и благоразумным. Потом Оберг стал работать в службе безопасности партии у Гейдриха, который с ним лично познакомился в мае 1933 года в Гамбурге во время своего визита.

В июле 1933 года унтерштурмфюрер Оберг стал одним из друзей Гейдриха и занял пост главы его Генштаба. Удивительная карьера для столь бесцветной личности! Но он доказал свою преданность, приняв активное участие в «ночи длинных ножей». В 1935 году Оберг по своему желанию перешел в СС и стал командиром 22-го штандарта в Мекленбурге.

В 1939 году он был начальником полиции в Саксонии и получил звание оберфюрера за несколько месяцев до начала войны. В сентябре 1941 года Оберг назначен начальником полиции и СС в Радоме в Польше, где прославился жестокими преследованиями евреев и польских рабочих.

Королевство Оберга

Атмосфера была ужасной. Пригород Парижа, обветшалые здания. Но кто обращал на них внимание после поездки в зарешеченном вагоне? Арестованные знали, что их ждет — многочасовые допросы экспертов-костоломов, которые потом продолжатся в лагере Ро-манвилль. Это был военный лагерь, расположенный в крепости.

Вермахт потерял власть, которую узурпировало гестапо, да и в самом вермахте случалось разное…

Начальник лагеря капитан Рикенбах был официальным палачом, пьянчугой, садистом из последних. Его любимым развлечением между попойками было размахивать перед арестованными оружием, пугая, что выстрелит. Его так и прозвали капитан Пиф-Паф.

Оберг превратил Романвилль в лагерь заложников. При покушении на немецких солдат отсюда вытаскивали жертв для проведения репрессий. А потом уже стали расстреливать и не ожидая очередного покушения, просто ради удовольствия. Этого хотел Гиммлер, а Оберг спешил угодить господам из Берлина.

Кроме коллективных казней заложников Гейдрих изложил Буске идею Гиммлера усилить немецко-французское сотрудничество, правда, тот не проявил к ней большого интереса. Речь шла о сотрудничестве в проведении полицейских репрессий, наиболее эффективной и видимой форме коллаборационизма.

Оберг сделал эту идею своим коньком. Гиммлер посоветовал ему объединить пронемецки настроенных руководителей. Оберг созвал их на конференцию 7 июля 1941 года. Были приглашены Жак Дорио, Дарна, Костантини, Клементи. По окончании дебатов была создана антибольшевистская лига, вскоре ставшая Легионом французских добровольцев для борьбы с большевизмом.

Оберг стал сотрудничать с Дорио и Дарнаном. Через несколько недель после его прибытия в Париж были рекрутированы первые французские СС, которые стали участвовать в репрессиях наравне с немецкими эсэсовцами. В соответствии с соглашением между Гейдрихом и Буске от 5 мая, которое выполнял Оберг, французские коллаборационисты продолжали с большим рвением служить в немецкой администрации, преследуя врагов — евреев, коммунистов и голлистов.

В немецкой оккупационной и репрессивной администрации Оберг утвердил свое место. Он считал себя прежде всего техником, не вмешивающимся ни в политику, которая была прерогативой посла Абетца, ни в проблемы вермахта, которыми занимался Штюп-нагель.

Оберг был техником полицейской службы и репрессий. Он старался поддерживать хорошие отношения с Абетцом и Штюпнагелем, но не выполнял их приказы, оставаясь хозяином положения и подчиняясь только Гиммлеру (Гейдрих к тому времени был убит).

Эта политика, которую проводил Оберг, сводила к минимуму авторитет французского правительства и прежде всего президента Национального совета Пьера Лаваля.

Оберг одинаково относился и к сторонникам Лаваля, и к тем, кто отстаивал свои независимые позиции (прежде всего Буске). Например, разница между Буске и Дарнаном заключалась в том, что первый думал об интересах Франции и для него врагами были лица, выступавшие против национальных интересов, а второму ближе были интересы немцев, хотя он на словах говорил иначе. Буске хотел попожить конец казням заложников, а Дарнана это не беспокоило.

Вскоре после убийства Гейдриха Буске стал настойчиво требовать отмены Кодекса заложников от сентября 1941 года и договорился с Обергом. Это произошло 29 июля 1942 года. Были опубликованы официальные соглашения между Обергом-Буске. Этим была подтверждена независимость французской полиции, которая отныне не обязана была предоставлять заложников немецкой военной администрации, как было до сих пор, и теперь немцы не могли немедленно приступать к расстрелу арестованных французов.

Однако при покушениях на немецких военных и гражданских лиц авторы этих покушений судились немецким военным трибуналом.

Для Оберга эти соглашения оставались клочком бумаги, и он продолжал расстреливать французских заложников.

Эта проблема, решить которую, несмотря на усилия, не смог Буске, показала французам, что немцы ведут себя во Франции как хозяева.

Немецкая оккупационная администрация размещалась в Париже в отеле «Кларидж» на Елисейских полях и называлась пропаган-даштаффель. Она и ее филиалы в провинциях были ответвлениями Министерства пропаганды, хотя на самом деле речь шла о контроле и цензуре за средствами печати, радио, театра, кино. Руководители отделов встречались раз в неделю в основном здании, получая официальные инструкции.

Пропагандаштаффель не была отделом немецкой спецслужбы во Франции, но поддерживала связь с СД и абвером, которые представляли им архивы и документацию «немецких институтов». Агенты абвера пользовались прикрытием провинциальных служб немецкой оккупационной администрации для вербовки своих агентов. В Париже Кнохен, глава сипо-СД, по-прежнему занимал ответственное положение, несмотря на приезд Оберга и смерть Гейдриха. Летом 1942 года он приступил к реорганизации службы сипо-СД, разделив ее на два отдела по берлинской модели. Первый отдел был органом внутренней безопасности, второй занимался контрразведкой.

Одновременно начались переговоры между руководителями абвера с представителями французского военного командования: генералом Бриду, госсекретарем Министерства обороны и адмиралом Дарланом, командующим войсками. Французы требовали увеличить армию, сокращенную в соответствии с мирным договором.

В сентябре в Париж приехал Канарис, что дало новый стимул к обсуждению этого вопроса. Речь шла о том, чтобы договориться с представителями правительства в Виши, чего не удалось Обергу в попытке договориться с Буске, — о сотрудничестве французских служб информации и немецких спецслужб в Северной Африке и на юге Франции.

Абвер был озабочен станциями радиоперехвата, расположенными на юге, поручив своим службам найти эти подпольные станции, передающие информацию Великобритании со свободной территории. В этой свободной зоне гестапо и абвер также хотели чувствовать себя свободно. А потому и твердили о сотрудничестве. Бриду и Дарлан им в этом помогали. Буске вынужден был пойти на уступки и согласился на проведение операции «Донар», которая началась в сентябре 1942 года. В ней участвовали 280 агентов немецких секретных служб.

Наряду с туристскими агентствами и бюро пропаганды активную работу в области пропаганды немецкой культуры во Франции проводили немецкие институты. В Париже такой институт размещался в отеле «Саган», на рю Сент-Доминик. Им руководил тонкий знаток французской литературы и культуры доктор Карл Эптинг. Это был сорокалетний худощавый мужчина с пышной шевелюрой — настоящий интеллектуал. До этого он руководил немецким университетом при Сорбонне. Под его руководством немецкий институт стал действенным органом нацистской пропаганды.

Карл Эптинг легко завоевывал симпатии французских интеллектуалов, даже тех, кто не симпатизировал нацистам, организовывал конференции, концерты, спектакли, выставки. Одна из них была посвящена творчеству официального скульптора Третьего рейха Арно Брекера. Параллельно с культурной деятельностью доктор Эптинг создавал фонды, которые шли на субсидирование агентов и сочувствующих нацистской Германии.

Немецкие институты были созданы в городах оккупированной Франции, а после 1 1 ноября 1942 года и на юге страны.

От радиоигры до полной оккупации

Немцы стали дьявольскими мастерами радиоигры. Первым этапом этой игры были локализация и обнаружение радиопередатчика. На втором этапе, очень рискованном и сложном, подключались высококвалифицированные техники. Передача продолжалась, но под диктовку немцев сообщения передавали перевербованные радисты. Наиболее характерным в этом смысле является случай с «Красным оркестром», агентов которого удалось перевербовать, от самого Большого директора до скромного «пианиста» (с помощью пыток или под их угрозой).

Подпольные радиостанции, работавшие на свободной территории Франции, постигла та же участь. В операции «Донар» принимали участие два отличных специалиста — Кифер и Копкоф, с помощью которых немецкая служба информации достигла триумфального успеха.

Накануне высадки союзных войск в Северной Африке французское Сопротивление понесло тяжелые потери — были локализованы радиостанции, арестованы агенты, немецкие агенты внедрены в английскую разведсеть, с которой сотрудничали французы.

Оккупация немцами свободной территории Франции, которая произошла через три дня после высадки союзников в Северной Африке, завершила победу, одержанную немцами в радиоигре. Правительство в Виши (ни тем более Рене Буске) не могло противостоять оккупации немцами юга Франции. 11 ноября оно одобрило операцию «Антон» — заброску на парашютах немецких агентов в шесть городов южной Франции. Затем оно разрешило гестапо и сипо-СД открыто работать на всей территории Франции. Лион, Марсель, Тулуза, Монпелье, Лимож, включая Виши, пошли тем же мученическим путем, который прошли ранее оккупированные города. В них были организованы филиалы сипо-СД, абвера и полевой жандармерии.

В начале 1943 года началась новая германизация Франции:

30 января была создана милиция, которой руководили Оберг и Жозеф Дарнан;

11 февраля был издан декрет о наборе добровольцев в легион борьбы с большевизмом; была создана организация «Друзья СС», которой руководил секретарь Бюро информации Марион. В нее вошли наиболее твердолобые коллаборационисты — Дорио, Диит, Дарнан, Лусто, Кане, которые вербовали в нее новых членов.

И кульминацией триумфа немецких секретных служб в покоренной ими Франции стал приезд в апреле в Париж Генриха Гиммлера.