История средних веков

Выше говорилось о том, что завершением Средневековья мы считаем начало XVI в. Однако любое завершение в истории есть не единовременная дата, а относительно длительный переходный период. Новое время, в которое мы живем, характеризуется процессами, приведшими к господству рыночной экономики, политической демократии, научного взгляда на мир, к промышленной, а затем и научно-технической революции — со всем этим вы познакомитесь впоследствии в курсе Новой истории. Специалисты обычно отсчитывают начало Нового времени в Западной Европе с середины XVII в., с Английской революции. Таким образом, период от начала XVI до середины XVII в. является неким историческим промежутком, который мы назвали кануном Нового времени.

Характерным для Нового времени является сложение особого новоевропейского типа личности. Этот тип личности весьма отличен от средневекового. Человек Средневековья был в первую очередь частью некоего большего или меньшего коллектива — церкви, сословия, общины, цеха и т.п. Человек Нового времени отделен от коллектива, основы для своего существования он ищет в самом себе, даже с Богом он предпочитает сноситься напрямую, а не через церковную иерархию.

Период «канунов», о котором мы говорим, и есть время сложения этого нового типа личности, сложения новых отношений людей друг с другом, с Богом, с окружающим миром. Европа знала различные и переплетающиеся между собой пути к этому. Исторические явления, благодаря которым стали возможны указанные перемены, которые сами возникли в результате этих перемен, — Возрождение и Реформация. Начнем с первого.

ГЛАВА 6.1. ВОЗРОЖДЕНИЕ

На рубеже XIV и XV вв. Никколо Никколи был известен всем жителям своего родного города — Флоренции. Он не был ни одним из правителей этого города-государства, ни воином, ни поэтом, ни художником, ни ученым. Но в своем доме он собрал огромную коллекцию произведений античной эпохи — монет, медалей, мраморных и бронзовых скульптур, у него была богатейшая библиотека античных авторов, которых он только и читал; он побуждал юношей изучать произведения античной словесности; он приглашал во Флоренцию знатоков латыни и греческого; он говорил с друзьями только на латыни, а не на родном итальянском; он носил одеяние, напоминающее римскую тогу; он ел и пил только из античной посуды; он жил как бы не в своем времени, а в той эпохе, которую он почитал и любил — в Античности. Один из его биографов говорит: «Было благородным удовольствием смотреть, как сидел он за столом, весь такой античный». И его поведение, и отношение к нему его современников доказывают — Античность овладела умами, Античность возродилась.

Люди, жившие в Средние века, не знали, что они — люди Средневековья. Люди Возрождения знали, что их время — эпоха Возрождения. По их воззрениям, Античность — некий идеальный исторический период. Тогда процветали науки и искусства, государства и общественная жизнь. Потом пришли варвары и свет знаний померк, вместо латыни появились грубые наречия. А в их время — в Италии XIV—XVI вв. — снова возродился «золотой век», снова возродилась классическая латынь. Отсюда и название эпохи — Возрождение, или, как стали говорить позже, на французском языке — Ренессанс.

Люди Возрождения считали, что античная культура вновь воскресла только при них. Это не совсем так. Действительно, знание древнегреческого языка на Западе было утеряно, древнегреческие научные и философские труды были известны лишь на латинском через переводы с арабского или в кратких переложениях. Но латинских авторов читали, изучали и переписывали в монастырях, им подражали, ими восхищались. В Средние века разрыв с античным прошлым ощущался только как религиозный перелом, как переход от язычества к христианству. Культура же Античности — латынь, римская литература — и государственные традиции — непрерывность Империи — воспринимались как существующие и поныне. Так что воскрешать было нечего — не язычество же! Ренессансные мыслители, наоборот, сочли, что Античность давно завершилась, но ее можно возродить.

Возрождение Античности, впрочем, нужно было не просто ради нее самой. Мы говорили выше, что люди «осени Средневековья» порывали с традицией: Но не забудем, что сознание их оставалось все же традиционным. Основания для новых ценностей они искали по-прежнему в прошлом. Это прошлое, известное, почтенное, но не сходное с настоящим, они и обнаружили в Античности. В ней они искали и находили те знания, те ценности, которые им были нужны в настоящем.

Словом «гуманизм» мы ныне называем любовь к людям, а также такую философию, которая проповедует эту любовь, считает человека высшей ценностью в мире. Но первоначально это слово, родившееся в эпоху Возрождения, значило нечто иное. В XIV в. возникает понятие «studia humanitatis», что можно перевести как «изучение человеческого», от латинского «homo» — «человек».

Средневековая система знаний, как мы помним, состояла из тривиума и квадривиума. Ренессансные мыслители, опираясь на античное знание, взяли за основу другие науки. Грамматику, т.е. искусство правильно писать, заменила так называемая поэзия, т.е. изучение античной литературы и классической латыни. Риторика, т.е. искусство говорить, привлекала большое внимание ренессансных умов, но за основу брались не проповеди и писания отцов церкви, а речи великого римского оратора и известного философа Марка Туллия Цицерона. «Диалектику», т.е. логику, заменила «моральная философия», рассуждения о нравственности, долге и т.п. Но поскольку философия эта была заимствована у дохристианских авторов, она ориентирована на земное, мирское поведение человека.

Именно благодаря направленности на земные ценности эти науки и получили название «studia humanitatis» и отделялись от «studia divina» — «изучения божественного», «богословия».

Тех, кто занимался «изучением человеческого», с конца XV в. стали называть гуманистами. Слово же гуманизм, как обозначение одновременно гуманистических занятий и особого мировоззрения, возникло только в начале XIX в.

Гуманистами могли стать люди любого социального положения. Среди них встречались сыновья сапожников и герцогов, писцы и папы, купцы и военачальники, правители и поэты. Объединяла их всех приверженность к «изучению человеческого».

В узком смысле к «studia humanitatis» принадлежали, во-первых, отмеченные выше три науки, во-вторых, вообще греко-латинская словесность, т.е. овладение в совершенстве латынью и древнегреческим, в-третьих, изучение античных литературных, философских и научных творений, которые, впрочем, тогда не очень различались. Гуманисты, особенно ранние, ставили своей задачей возродить латынь во всей ее чистоте, освободив от позднейших наслоений.

Чтобы стать гуманистом, не требовалось ни аристократического происхождения, ни крупного состояния. Следовало лишь владеть языком Цицерона. Это заменяло и знатность, и богатство. В гуманистических кружках, представлявших собой сообщества друзей, могли запросто сходиться и беседовать — на латыни, разумеется, — будущий правитель Флоренции банкир Козимо Медичи, монах Луиджи Марсильи, канцлер Флорентийской республики, сын небогатого купца Леонардо Бруни. Перед великой Античностью все они были равны. До середины XVI в. высшие государственные должности как во Флоренции, так и в других городах Италии, посты секретарей пап и государей занимали гуманисты, ибо сограждане и правители считали, что только гуманистические знания, только духовная близость к Античности могут дать человеку возможность стать настоящим государственным деятелем. Томмазо Перетунчелли, переписчик рукописей, сын сапожника, благодаря знакомству с «изучением человеческого» стал римским папой Николаем V.

Впервые в западноевропейской истории элита, т.е. совокупность лучших, наиболее уважаемых людей, формировалась не по признаку происхождения, а по принципу обладания определенными познаниями и способностями.

Гуманисты были искренними христианами, но центром в их воззрениях на жизнь был человек, отличающийся добродетелями не только и даже не столько христианскими. Центральными моральными принципами гуманистов были те, которые они называли «достоинством» и «доблестью».

Гуманист Джованни Пико делла Мирандола (1463—1494) в своей «Речи о достоинстве человека» восклицал: «Великое чудо есть человек!». Суть человеческого «достоинства», по Пико, в том, что человек не имеет определенного места во Вселенной. Он сам, по своей воле может стать и выше ангелов, и ниже скотов. Его судьба открыта, он сам ее творец.

Обладающий «доблестью», полагали люди Ренессанса, есть человек-герой, перед которым открыт весь мир и который своими усилиями, мужеством и познаниями может добиться всего, притом не в ином мире, а в этом. Он — человек-титан, человек, являющийся как бы вторым Богом. Причем достичь всего желаемого этот титан мог как на поприще «изучения человеческого», так и в иных сферах — искусствах, государственной деятельности. Все познания, все умения, все способности объединяются в одном лице, «универсальном человеке» — вот совершенная личность Возрождения, вот его идеал. Идеал этот — открытый, каждый способен стать таким, но не каждый становится, потому идеал этот одновременно демократичный и элитарный. Ценности ренессансного человека — земные ценности, он мало думает о небесах. Даже в посмертной судьбе его больше волнует вечная слава, а не вечное блаженство.

Это напряжение духа, эта открытость судьбы, это приятие земного мира имели и свою оборотную сторону. Ценилось все, превосходящее человеческие возможности. Упомянутый Пико делла Мирандола опубликовал 900 тезисов по всем областям знаний — от филологии до астрологии — и взялся защищать их в диспуте против всех ученых мира. Но такое встречалось не только в знаниях или искусствах, но и в злодействах, лишь бы и они превосходили все мыслимое. Правитель города Римини Сиджисмондо Малатеста потряс и современников, и потомков своими преступлениями. Этот лишенный каких бы то ни было моральных устоев человек был тонким знатоком литературы и искусства. Он обожал выступать в качестве крестного отца в семьях своих врагов или людей, которых он почему-либо задумал погубить. После церемонии роженицу, ее мужа и ребенка убивали по его приказу (иногда он это делал собственноручно) на глазах друг у друга. И вот, как рассказывают, этот неистовый злодей отправился войной на Флоренцию. У республики не было войск. Навстречу Малатесте выехал канцлер Флоренции, гуманист Джаноццо Манетти. Он произнес перед Малатестой составленную по всем правилам красноречия речь на изысканной латыни. Жестокий правитель Римини пришел в восторг и увел свое войско.

Когда мы говорим о Возрождении, то первым делом вспоминаем ренессансное искусство — изобразительное и словесное. Если писатели Ренессанса были, как правило, гуманистами, то художники и скульпторы, даже и стоявшие близко к кружкам гуманистов, сами не предавались «изучению человеческого». Но гуманистические идеалы выражались в их творчестве с не меньшей силой, чем в гуманистических трактатах или поэмах. Эти идеалы, провозглашенные гуманистами, находили отклик среди всех тех, кого можно, с некоторой натяжкой, назвать интеллигенцией, т.е. совокупностью людей, впервые в европейской истории положивших себе основным занятием интеллектуальную или художественную деятельность.

Итальянцы со времен Ренессанса доныне говорят, что начало итальянской литературе положили «три флорентийских светоча»: Данте Алигьери (1265—1321), Франческо Петрарка (1304—1374) и Джованни Боккаччо (1313—1375), хотя, строго говоря, Петрарка, родившийся в окрестностях Флоренции, никогда не жил в этом городе.

Многие историки считают, что Данте не принадлежит полностью к Возрождению и называют его переходной фигурой от Средних веков к Ренессансу. Он прожил довольно долгую, по тем временам, и весьма бурную жизнь: участвовал в политической борьбе в родном городе, познал горечь изгнания, умер в Равенне, вдали от родины (как полагали тогда, ибо ощущение единства Италии было весьма слабым). Перу Данте принадлежат лирическая автобиография «Новая жизнь», много стихотворений и ряд ученых трактатов: о поэзии, о языке, о государственном устройстве. Но бессмертную славу стяжала ему «Божественная комедия». Как мы говорили выше, она представляет собой описание странствований поэта по загробному миру и, тем самым, как бы включается в ряд известных со времен раннего Средневековья «загробных видений». Однако, если эти видения рассматривались современниками и даже самими их авторами как описание реальных событий, то творение Данте — открыто заявленный авторский вымысел. Данте обходит Ад, Чистилище и Рай, которые населены людьми древности и его собственного времени; эти люди и в потустороннем мире продолжают испытывать человеческие эмоции, и также сильные эмоции испытывает сам автор по отношению к встреченным им персонажам. В заслугу Данте итальянцы ставят и то, что он создал итальянский литературный язык, положив в его основу наречие Тосканы (Флорентийской области).

Истинным родоначальником не только гуманистической литературы, но и самого ренессансного гуманизма был Петрарка. Изучение Античности и подражание ей стало делом его жизни. По римскому обычаю поэт был увенчан на Капитолии лавровым венком. Бессмертную славу создали ему написанные на итальянском языке «Песни». В них он с силой и страстью говорит о своем чувстве к его возлюбленной Лауре, с болью — о судьбах Италии. Из его «Писем», которые он адресовал своим современникам, друзьям, но также и Цицерону и потомкам, писем, которые стали с того времени поводом к возникновению особого, процветавшего до XIX в. литературного жанра — эпистолярного — видно, как начал меняться в эпоху Ренессанса тип человеческой личности. Человек Средневековья, как уже говорилось, характеризуется принадлежностью к некой группе, некоему сословию, главное в нем то, что он рыцарь, или священник, или ремесленник, христианин, язычник, святой, грешник. Петрарка — первое в европейской истории частное лицо, он интересен себе, современникам и потомкам своей личностью, а не положением.

Боккаччо был другом Петрарки и его последователем в гуманистических занятиях, он написал несколько трактатов на темы античной истории и мифологии. Он был первым комментатором творчества Данте и читал о нем лекции во Флоренции. Но венец его творчества — «Декамерон», т.е. «Десятиднев». В этой книге описывается как десять юношей и девушек бежали из Флоренции от эпидемии чумы, «Черной Смерти», о которой говорилось выше. Собравшиеся на загородной вилле, они в течение десяти дней рассказывают друг другу истории. Всего в книге 100 новелл: лирических, героических, любовных, сатирических. В этих новеллах воспевается жизнь, ее радости и веселье. В «Декамероне» множество заимствований из фольклора, из городской литературы, рискованных любовных историй, едких насмешек над духовенством. Земная жизнь явно оказывается высшей ценностью для автора. Но много позднее написания «Декамерона», в старости, охваченный сомнениями в том, не греховно ли это сочинение, Боккаччо отрекся от него.

Период с начала XIV по последнюю четверть XV в. историки искусства называют Ранним Возрождением. Зачинателем новой живописи многие считают Джотто де Бондоне (1266—1337), хотя другие полагают его, как и Данте, переходной фигурой от Средних веков к Ренессансу. В живописи Джотто мы видим интерес к человеку, он вносит в евангельские сюжеты земное начало, переходит от символического изображения к реальной натуре.

Джотто. Поцелуй Иуды. Фрагмент фрески. Между 1305—1313 гг.

Телесность, объемность фигур, линейная перспектива, хотя и примененная весьма неуверенно, впервые проявляются в творчестве флорентийца Мазаччо (1401—1428), умершего молодым, но в своих фресках положившего начало итальянской ренессансной живописи. Вершиной Раннего Возрождения искусствоведы считают живопись Сандро Боттичелли (1445—1510), картины которого «Весна», «Рождение Венеры» являют образец глубокой одухотворенности. Земную красоту ренессансные творцы видят не только в плоти, но и в духе. Картины Боттичелли показывают нам радостную сторону Возрождения. Впрочем, сам художник испытывал и тяжелые духовные сомнения в благотворности своего искусства, сомнения, которые привели к кризису (о котором мы расскажем ниже).

Боттичелли. Рождение Венеры. Фрагмент.

Ренессансное искусство впервые, наверное, в истории породило такое явление как картина. Средневековье знало живописное изображение как некий священный предмет, подобно алтарным образам, либо как украшение текста, подобно книжным миниатюрам. В ренессансной Италии появляется картина как предмет искусства, предназначенный исключительно для художественного созерцания.

Тогда же, в XV в., флорентийский скульптор Донателло (около 1386—1466) утверждает в своем творчестве появившийся под влиянием античных образов принцип круглой скульптуры, которой можно любоваться с разных сторон. В средневековом искусстве скульптурные изображения, выполненные с величайшим мастерством, как правило, не представляют собой чего-либо самостоятельного, они есть часть большего — собора — и подчинены архитектурному замыслу. В творчестве Донателло и других скульпторов Ренессанса скульптура есть такой же самостоятельный предмет, как и картина.

Донателло. Давид. Около 1430—1435 гг. 4 изображения

Родоначальником ренессансной архитектуры считается также флорентиец Филиппо Брунеллески (1377—1446). Он был и скульптором, и ученым, разрабатывавшим законы линейной перспективы. Но главное его творение — купол собора Санта-Мария-дель-Фьоре во Флоренции. Надо сказать, что ренессансное искусство вызывало немалый интерес жителей города, особенно Флоренции. Когда городское правительство (синьория) приняло решение воздвигнуть купол над этим собором, оно объявило открытый конкурс на лучший проект купола, и проекты эти были выставлены на общее обозрение и для всеобщего обсуждения.

Ренессансная архитектура значительно отличалась от средневековой. Мы помним, что основной темой готических соборов была их устремленность к небу, основным направлением — вертикаль. В здании же эпохи Возрождения подчеркивается горизонтальное членение сооружения. Купол флорентийского собора символизирует небо, но прочно опирается на земное основание.

Собор Санта-Мария-дель-Фьоре во Флоренции. Аэрофотосъемка.

Конец XV — первую четверть XVI в. ученые выделяют в истории итальянского Ренессанса и называют этот период Высоким Возрождением, утверждая, что именно в это время культура Возрождения проявляется наиболее полно. К этой эпохе относят величайших художников Италии — Леонардо да Винчи (1452—1519), Микеланджело Буонарроти (1475—1564) и Рафаэля Санти (1483—1520).

Леонардо был не только гениальным художником, но и знаменитым ученым-естествоиспытателем (этим он отличался от гуманистов, ставивших в центр своей деятельности науки о человеке, а не о природе), создавшим наброски летательных аппаратов, подводных устройств и механизмов и многое другое. Его картина «Джоконда» (или «Мона Лиза») и фреска «Тайная вечеря» есть наивысшие достижения ренессансной живописи.

Микеланджело был художником, архитектором, даже поэтом, но прежде всего скульптором (он так и повелел написать на своем надгробии — «Микеланджело Буонарроти, скульптор»), и даже фигуры на фресках его выпуклы, объемны, как бы скульптурны.

Эти два великих мастера Возрождения, два флорентийца, были совершенно разными по натуре и по характеру творчества людьми, соперниками в искусстве — бурный, страстный Микеланджело и замкнутый, «загадочный», всегда спокойный Леонардо. Микеланджело создал огромное количество творений, он был все время в трудах, кончив одну работу, тут же начинал другую. Леонардо являлся скорее мыслителем, нежели деятелем, работал чрезвычайно медленно и никак не мог завершить большинство своих картин, все улучшая и улучшая их. Но на фоне этих различий ярче видится то, что соединяло их — стремление к бесконечному совершенству.

Леонардо да Винчи. Джоконда

Микеланджело. Сотворение Адама

Рафаэль является мастером предельной гармонии, уравновешенности, он влюблен в красоту и радость мира. Но глядя на его «Сикстинскую мадонну», мы замечаем тайную грусть, которой охвачены Мария и Божественный младенец. Видимо, не все так радостно и светло было в эпоху Высокого Возрождения.

Рафаэль. Сикстинская мадонна

В XV в. литературу на итальянском языке вытесняет гуманистическая литература на латыни. К началу следующего столетия происходит новый подъем словесности на народном языке.

Лодовико Ариосто (1474—1533), которого можно считать последним великим ренессансным поэтом, стяжал признание поэмой «Неистовый Орландо». Это весьма вольное переложение средневекового эпоса о Роланде, яркое, веселое, мудрое, ироническое сочинение. Чего стоит описание земного Рая, где герой находит овес для своего коня и добрую пищу для себя!

До сих пор многие страницы флорентийского канцлера Никколо Макиавелли (1469—1527) считаются образцом итальянской прозы. Но известность ему принесли не его литературное дарование, не его комедии или исторические сочинения, но философско-политические трактаты, особенно «Государь». Обычно считается, что Макиавелли восхвалял политическую беспринципность, террор и обман. Но на самом деле он лишь продемонстрировал ту истину, что мораль и политика трудно совместимы, что государственные деятели и правители рассуждениями о морали прикрывают свои практические цели. Макиавелли не освободил политику от морали, а доказал, что первая далека от второй. По мнению флорентийского канцлера, государь для достижения своих целей не должен останавливаться перед насилием, ложью, жестокостью, демагогией. Макиавелли приписывают фразу: «Цель оправдывает средства». Но это не просто оправдание безнравственности. Макиавелли ставит цель, которую он считает великой — создание единой, сильной и свободной Италии, и считает, что для достижения такой цели все средства хороши.

Описание блестящих достижений итальянского Возрождения еще не объясняет причин этого явления. Обратимся к истории его возникновения.

Италия XII—XIII вв. входила в Священную Римскую империю, но власть императоров ощущалась на итальянской земле как чужая, да и никогда не была прочной. В XII в. Италия оказалась практически независимой, но не единой, а разделенной на множество государств. Большинство из них — кроме королевства Обеих Сицилий на юге и Папского государства в Римской области — представляли собой города-коммуны, небольшие республики. Знать жила в городах, входила в городское сообщество, подчинялась городским властям и в XIII в. слилась с верхушкой богачей в единый патрициат. Главными фигурами в этих республиках были купцы и банкиры; объединенные в цехи ремесленники оказывались значительной политической силой, представители цехов входили в состав правительств. Чтобы достичь власти, не требовалось знатного происхождения — необходимы были богатство и поддержка населения. Такой политический строй, такая экономика требовали людей предприимчивых, способных вести дела, не чураясь новшеств. Этим людям нужны были знания, но знания о мире, в котором они жили и наживались, а не только о Боге. Критерием их деятельности был успех. Активность ценилась выше монашеской отрешенности, ум выше силы, знание выше веры. Эти люди были не столь скованы традицией, как их современники. Богатства, накопившиеся в городах, позволяли развивать науки и искусства, покровительствовать им. Не случайно в авангарде Возрождения оказалась Флоренция — самый экономически и социально развитый город в Италии. Отсутствие единой сильной власти, республиканское устройство хотя и порождали постоянные распри между этими государствами и внутри них, способствовали развитию гражданской и личной свободы человека. Сама раздробленность, провоцируя соперничество, столкновения и даже войны между государствами, обеспечивала человеку, преследуемому у себя на родине, возможность найти убежище в других частях Италии. Более того, эта раздробленность означала, что возникло много культурных центров, не зависящих друг от друга и соперничавших не только в делах политических или экономических: гуманистические трактаты и произведения искусства придавали славу тому или иному итальянскому городу-государству.

Но почему Возрождение началось именно в Италии? Ведь сходное положение, пусть и не в таких масштабах, было в богатой городской Фландрии и в имперских вольных городах Германии.

Как мы говорили, новые люди искали обоснование своих действий в прошлом. И именно в прошлом они обнаружили Античность, эпоху, когда не было власти церкви, когда императоры правили в Риме, а не в Германии, когда процветали города-государства и светские науки и искусства. Для Италии эта Античность не была чем-то чужим. Рим стоял на этой земле, латынь, чуждая немцам или фламандцам, была, пусть и не очень хорошо, понятна итальянцам. Античная культура была своей, развалины древних построек они видели ежедневно. Античная традиция была в Италии собственной традицией и потому могла для этих людей быть не менее важной, чем христианская.

После восстания чомпи (так во Флоренции называли чесальщиков шерсти, низшую категорию ремесленников) в 1378 г. до конца XV в. Италия почти не знала крупных социальных потрясений. После похода императора Генриха VII в Италию в 1310—1314 гг. она наслаждалась миром до начала Итальянских войн на рубеже XV и XVI вв. Но этот внешний мир сопровождался борьбой между государствами Италии и внутри них.

Общим для всех государств Италии, кроме Южной, являлось отсутствие развитого феодализма. Внутреннее устройство городов-республик было различным. В одних случаях в органы власти избирались представители цехов — так было во Флоренции до прихода Медичи к власти. В других — самые богатые из купцов, банкиров и городских землевладельцев образовывали слой городских патрициев, которые только и имели политические права, входили в органы управления — такая форма управления называется олигархией (т.е. «власть немногих»). Олигархическими республиками были Венеция и Генуя. Развитие большинства государств шло от города-коммуны к тирании. Слово «тирания», ныне означающее беззаконное единоличное правление, опирающееся только на силу, в Италии ренессансных времен не имело отрицательного смысла. Тираном, иначе — сеньором, становились и по решению народного собрания. Постоянные распри между различными партиями в коммунах облегчали установление единоличного правления, измученный гражданскими смутами народ охотно приветствовал «твердую руку». Пути к такой власти были разными. В Милане в конце XIV в. установилась герцогская власть семьи Висконти, которых в свою очередь в середине XV в. сменила династия Сфорца. Отсутствие в Италии многочисленного рыцарства вынудило города набирать воинов-наемников — КОНДОТЬЕРОВ (от итальянского «кондотта» — «договор»). Эти кондотьеры зачастую превращались в господ нанявшего их города, становились его правителями, как Сфорца.

Папы в XV—XVI вв. вели себя как обычные правители того времени, не брезговали ничем, чтобы увеличить размеры своих владений и расправлялись с противниками из числа высших сановников церкви так же, как светские государи со своими противниками внутри их государств. Особенно прославилась этим семья Борджа. С середины XV в. ее представители избирались на папский престол. В 1492—1503 гг. папой был выходец из этого рода Александр VI. Несмотря на обязательность безбрачия для католического духовенства, Александр открыто признал своих детей и покровительствовал им.

Семейство Борджа отличалось жестокостью и развратом, совершенно неслыханными. Александр VI и его сын Чезаре Борджа стремились создать в Средней Италии государство во главе с Чезаре и в этой борьбе не брезговали ничем, в особенности отравлением неугодных с помощью самых неожиданных средств. Яблоко, например, делилось пополам между папой и его сотрапезником — при этом одна сторона ножа была смазана ядом. Александр VI умер, выпив отравленного вина, поднесенного ему то ли по ошибке, то ли в результате подкупа виночерпия. Чезаре, тоже отравленный, выжил, бежал из Рима и погиб в сражении, возглавляя в Испании отряд наемников. И этот человек, которого вся Италия считала подлинным исчадием ада, взял к себе на службу Леонардо да Винчи, правда, в качестве военного инженера, а не художника.

Ренессансная культура, ренессансная система ценностей, находя отклик у немалого числа горожан и знати, вызывали неприязнь у людей аскетического склада. Одним из таких людей был проповедник-доминиканец из Флоренции, настоятель монастыря Сан-Марко Джироламо Савонарола (1452—1498). Все в ренессансной действительности было для него злом: и насквозь мирское искусство, и страсть к наживе и власти, и тирания Медичи, и итальянская церковная иерархия, проникнутая светским духом. В своих исполненных потрясающей силы проповедях он призывал людей отвергнуть роскошь, к которой он относил и произведения искусства, призывал к осознанию христианами своих грехов и к покаянию, обличал пороки Александра VI, требовал реформы церкви и возвращения ее к принципам раннего христианства, клеймил тиранию Медичи и жаждал возвысить бедняков над богачами. Политические конфликты в Италии, связанные с шедшей в то время войной, вызвали восстание против Медичи в 1494 г.; сын Лоренцо Великолепного был изгнан из Флоренции и в ней установилась республика. Большинство в органах управления принадлежало сторонникам Савонаролы, так называемым «плаксам». Это прозвище они получили потому, что должны были, по их мнению, непрерывно оплакивать свои грехи. Были проведены реформы, направленные на демократизацию управления и помощь малоимущим.

Савонарола, считавший, что он вдохновлен свыше, тем временем призывал к покаянию и очищению нравов. Эта проповедь задела сердца многих. Вспышки религиозного энтузиазма и даже фанатизма разряжались в «сожжениях сует». На городской площади раскладывался костер, и огню предавались «суетные предметы», отвращавшие людей от Бога — модные наряды, игральные карты, косметика, украшения, книги светского содержания, а также произведения искусства. По свидетельству современников Боттичелли, воодушевленный проповедями доминиканского пророка, сам бросал в пламя свои картины.

Но во Флоренции многие были связаны с производством предметов роскоши, и отказ от нее подрывал экономику республики. Предприятия закрывались, началась безработица. Богачи, сторонники Медичи, просто люди, которым надоело беспрерывное оплакивание грехов и хотелось красоты и веселья, были настроены против Савонаролы. Из-за экономических трудностей число сторонников настоятеля Сан-Марко падало. К этому прибавилось отлучение Савонаролы от церкви ненавидевшим его папой. Оно стало удобным поводом для расправы с неудавшимся реформатором как с еретиком. Савонарола был схвачен, судим и сожжен на главной площади Флоренции, где он еще совсем недавно предавал огню «предметы мирской суеты».

Спокойный период жизни Италии закончился в 1494 г., когда французская армия вторглась на Апеннинский полуостров. Противниками Франции выступали германские императоры, в том числе Карл V Габсбург (1519—1558), который был также королем Испании. Имперско-испанские войска противостояли французам. Война длилась, прерываемая перемириями, до 1559 г. Итальянские правители, включая папу, переходили от одной стороны к другой, боясь чрезмерного усиления любого из противников. Война завершилась усилением имперско-испанской стороны на Апеннинском полуострове и страшным разорением Италии, о благе которой ни одна из воюющих сторон и не думала. Армии, составленные, в основном, из наемников, жили за счет ограбления населения. Вступив в конфликт с папой, император Карл V двинул свое войско на Рим, и в мае 1527 г. Вечный город был взят и подвергнут варварскому разграблению, а жители — неслыханным насилиям и избиению. Рим был подожжен, в пожаре погибло множество бесценных произведений древнего и ренессансного искусства. Разграбление Рима произвело огромное впечатление на современников и потомков. Итальянские войны привели к экономическому и политическому упадку Италии и сильно подорвали веру в наступление золотого века.

Впрочем, относительный упадок хозяйства итальянских городов начался раньше и был вызван не только военным разорением. Купеческие города Венеция и Генуя утратили свое господство на Средиземном море, а флорентийская промышленность и банковское дело переживали кризис уже в XIV в. В Италии раньше, чем в других странах Запада, начали проявляться ростки капитализма, но в XVI в. Италия, продолжая, хотя и медленно, развиваться, отстала от Нидерландов и Англии в экономическом отношении. Многие предприниматели, боясь риска, стали изымать свои капиталы из промышленности и вкладывать их в сельское хозяйство, скупая земельные владения. Между бурным культурным подъемом городов-государств и упадком их хозяйств углублялось противоречие, которое сделало недолговечным сам культурный подъем. В Новое время Италия выступала в состоянии политической раздробленности и политической отсталости.

Хронологические рамки Северного Возрождения (так историки назвали Возрождение вне Италии, в странах, расположенных в основном к северу от Альп) спорны. Некоторые исследователи считают, что Ренессанс в Европе развивался примерно в то же время, что и в Италии — в XIV—XVI вв., другие отводят ему очень короткий срок — самый конец XV и первые два десятилетия XVI в., когда в Европе началось увлечение итальянским ренессансным искусством (и до начала Реформации, о ней будет рассказано в следующей главе).

Так или иначе, гуманистические идеи пересекли Альпы еще во 2-й половине XIV в. Английский поэт Джеффри Чосер (около 1340—1400), автор известных «Кентерберийских рассказов», был знаком с Петраркой, переводил Боккаччо. Первые гуманисты появились во Франции и Германии в начале XV в., во второй половине этого столетия образовались гуманистические кружки. За Альпами гуманизм не имел столь широкого основания, как в Италии. Здесь были, как говорилось, богатые города, здесь тоже складывался тип нового человека, но Античность не являлась своим прошлым.

Северные гуманисты желали поставить ренессансные воззрения на службу обновленному христианству. Тщательное изучение древних языков нужно было для чтения, переводов и восстановления истинного первоначального текста Священного Писания и трудов отцов церкви. Методы толкования и комментирования античных авторов применялись к толкованию и комментированию священных текстов. Гуманистические знания должны были обновить теологию, отвергнуть прежние схоластические методы ее, помочь увидеть божественное в человеке.

В 1509 г. в Германии вспыхнул «рейхлиновский спор». Иоганн Пфеферкорн, крещеный еврей, выступил против своих бывших единоверцев, предложив насильно обратить их в христианство, а иудейские книги сжечь. Против этого восстал гуманист и знаток древнееврейского языка Иоганн Рейхлин (1455—1522). Он заявил, что насильственное уничтожение иудейства свидетельствовало бы о том, что христиане не уверены в правоте своего учения. Что же касается древнееврейских текстов, то Рейхлин призывал изучать их, ибо они содержат много ценного для христиан, причем изучать теми же филологическими методами, какие применялись к текстам латинским и греческим.

В поддержку Рейхлина выступили многие гуманисты. В 1515 г. его сторонники выпустили в свет тонкую и ехидную сатиру на схоластов — «Письма темных людей». В Средние века слово «темный» (по-латыни — «obscurus») означало «простой», «немудрый» и наполнялось положительным смыслом. Авторы намеренно придали ему новое значение — «глупый», «приверженный устарелым реакционным идеям», и в этом значении слово «обскурант» употребляется и поныне. Среди авторов «Писем» был молодой рыцарь, гуманист Ульрих фон Гуттен (1488—1523). По его мнению, распространение знаний должно привести к возрождению Империи, к восстановлению христианства во всей его первоначальной чистоте, оскверненной католическим Римом, к торжеству свободного человека, которому Бог даровал стремление к счастью.

Самой яркой фигурой среди северных гуманистов, «королем гуманистов», как его называли, был уроженец Нидерландов Эразм Роттердамский (1466 или 1469—1536). Он жил в Германии, в Швейцарии, подолгу бывал в Англии, Франции, Италии, но подлинной его родиной была «республика ученых», содружество просвещенных людей, истинной родной речью — латынь, язык гуманистов, идеалом — гуманистическое знание и не скованная догмами христианская вера, ненасилие, терпимость и внутренняя свобода. Широкую известность принесли ему новый перевод Нового Завета и сатира «Похвала глупости». Эразм издевается над схоластикой, над догматическим, обскурантским духом традиционного католичества, над пороками людей и церкви. Эразма считают одним из предшественников Реформации, но от этого движения его оттолкнули нетерпимость, дух несвобод. Он предпочитал не вмешиваться в религиозные и политические бои и оставаться верным себе в главном: в сохранении внутренней свободы.

Знаменитый гуманист, канцлер Англии, друг Эразма Роттердамского Томас Мор (1475—1535) более всего известен своей книгой «Утопия» (слово образовано самим Мором на основе древнегреческого и означает страну, которой нигде нет). В этой книге он описывает некий остров, на котором существует идеальное государство, основанное на принципах равенства и отсутствия частной собственности, которую Мор считал абсолютным злом. Равенство в этом государстве доходит до ношения одинаковой одежды, принятия одинаковой пищи; все, кроме стариков, детей и правителей, обязаны трудиться, чередуя занятия так, чтобы каждый прошел через все виды деятельности, которые только существуют на этом острове. Такое общество, казалось Мору, обеспечит каждому разумный умеренный достаток, а всем — отсутствие социальных потрясений. Идеи Томаса Мора легли в основу так называемого утопического социализма, который нашел своих многочисленных сторонников в XVII—XIX вв.

Гуманист Мор, отстаивавший свободу развития человеческой личности, вместе с тем не замечал того, что придуманное им идеальное государство основывается на всеобщем уравнивании и подавлении свободы. Утопия представляла собой, в глазах Мора, контраст современному общественному строю Англии, где обострялось имущественное неравенство и начинался сгон крестьян с земли, которая понадобилась дворянам для развития выгодного для них овцеводства. «Ваши овцы пожирают людей», — восклицал Томас Мор, обращаясь к аристократии.

Итальянское искусство до конца XV в. было мало известно в Северной Европе. Наоборот, художники Италии внимательно следили за творчеством своих заальпийских собратьев; так, масляные краски, изобретенные в Нидерландах, нашли широкое применение на Апеннинском полуострове. В начале XVI в. художники Севера стали изучать работы мастеров Италии. Великий немецкий художник Альбрехт Дюрер (1471—1528) путешествовал в Италию, общался с тамошними мастерами, заимствовал не только некоторые приемы живописного письма, но и гуманистический подход к живописи. Он писал — что было не характерно для средневековых мастеров, но присуще ренессансным живописцам — трактаты, например, «Четыре книги о пропорциях человека». Другой знаменитый живописец Германии Лукас Кранах Старший (1472—1553) использовал в своем творчестве античные мифологические мотивы. И все же, искусство Северного Возрождения отличалось от итальянского. Оно обращалось более к народным массам, нежели к ценителям — Дюрер создал целую серию гравюр, которые печатались и распространялись по всей Германии, входили в каждый дом. Живописцы Германии и Нидерландов искали свои сюжеты в повседневной жизни низов — знаменитый нидерландский художник Питер Брейгель Старший (между 1525 и 1530—1589) получил прозвище «Мужицкий». Северные мастера были менее итальянских озабочены созданием образа человека-титана и более — взаимоотношением обыкновенного человека и Бога.

Альбрехт Дюрер. Меланхолия

Лукас Кранах Старший. Венера и Амур.

Если не считать, конечно, Италии, наиболее широко гуманистические идеи и, прежде всего, ренессансное искусство распространились во Франции во время итальянских войн, когда многие французы увидели Италию собственными глазами. Во Франции работали многие итальянские художники и скульпторы, возводились дворцы в ренессансном стиле, во Франции окончил свои дни Леонардо да Винчи.

Самой яркой фигурой французского Ренессанса по праву считается Франсуа Рабле (1494—1553), прославленный своим романом «Гаргантюа и Пантагрюэль». В этой книге Возрождение справляет настоящий пир. При дворе королей-великанов Гаргантюа и его сына Пантагрюэля царят одновременно атмосфера безудержного веселья и утонченной гуманистической культуры. Рабле соединил в книге забавную фантастику (чего стоят приключения автора во рту великана Гаргантюа), «соленые» шутки, насмешки над церковью и схоластикой, веселые пародии на филологические изыскания (вспомним: изучение словесности — центр гуманистической учености), рассуждения о гуманистическом воспитании и добродетельном правлении.

Одним из центральных для понимания идей Рабле мест романа является описание Телемской обители, одновременно пародии на монастырь и гуманистической утопии. Это как бы монастырь, но в нем живут не затворники, в эту обитель допускаются и кавалеры, и дамы, и проводят они там время не в посте и молитве, а в веселых и ученых занятиях. Сам монастырь представляет собой роскошный дворец, его обитатели прекрасно одеты, охотятся, ездят верхом, забавляются играми, не забывают о застолье, но, одновременно, среди этих как бы монахов, «не было никого, кто не умел бы читать, писать, петь, играть на музыкальных инструментах, говорить на пяти-шести языках и на каждом языке писать как стихами, так и обыкновенной речью». В уставе Телемского монастыря только одно правило: «Делай, что хочешь». Однако, это никак не означает анархии, ибо, по словам Рабле, «люди свободные, благородные, образованные, живущие в приличном обществе уже от природы обладают инстинктом, который толкает их на добродетельные поступки и отвращает от пороков». Однако эта светлая утопия Рабле весьма ограничена, это все же отделенный от мира монастырь и, что характерно, основавший эту обитель Гаргантюа даровал ей право на земельную ренту с подвластных земель. Благородное существование одних основано на труде других, не причастных учености и добродетели.

Гуманисты видели в своем времени эпоху расцвета, счастья и красоты. Но не только это было характерным для Возрождения. Восторг перед будущим соседствовал со страхом перед ним же, упоение новым — с сознанием опасности от него. Это было заметно уже в самом начале Возрождения — вспомним, как Боккаччо отрекался от «Декамерона». Более того, обратимся к композиции этого сочинения. Пролог к нему, как мы уже говорили, описывает «Черную Смерть», и все веселье, весь юмор и вся мудрость новелл воспринимается на фоне торжества смерти. Это, говоря словами Пушкина, «пир во время чумы».

Во времена Высокого Возрождения мы видели кризис, связанный с движением Савонаролы, кризис, затронувший такого художника, как Боттичелли. Разочарование, вызванное невоплотимостью в жизни ренессансных идеалов, обостряется в конце Ренессанса, во второй половине XVI — самом начале XVII в. Великий английский драматург Уильям Шекспир (1564—1616) принадлежал к числу титанов Возрождения, но конца его, крушения Ренессанса. Самый известный герой его драмы — Гамлет, принц Датский — безусловно ренессансная личность. Но вот его монолог, начинающийся с перефразированного высказывания Пико делла Мирандолы — «Что за чудо человек!» завершается словами: «А что мне эта квинтэссенция (заимствованное у алхимиков выражение, означающее «основная сущность») праха!». Ренессансным идеалам нет места в мире и они ставятся под сомнение, хотя и не отвергаются. Старший современник Шекспира французский мыслитель Мишель Монтень (1533—1592) в своей книге «Опыты», представляющей собой собрание свободных размышлений на разные темы, книги, которую он писал во время Религиозных войн (см. ниже), приходит к малоутешительным выводам. Этот противник религиозной нетерпимости, «охоты на ведьм» (об этом мы расскажем ниже) видит, что разум не торжествует в жизни людей, более того, Монтень весьма скептически относится вообще к возможности торжества разума и добродетели. Так что сомнения, неуверенность, страх присущи всей эпохе Возрождения в целом.

Человек Ренессанса ощущал свою судьбу как открытую, незавершенную. Ариосто писал, что не хочет жениться, поскольку тогда он не сможет принять сан священника, и не хочет принимать сан, ибо тогда не сможет жениться. Вероятно, это шутка (в конце концов он женился), но вот реальная судьба Рафаэля: папа предлагал ему кардинальский сан, один из папских приближенных — свою племянницу в жены с огромным приданым. Рафаэль так и не принял окончательного решения при жизни и даже в смерти: он постригся в монахи на смертном одре и одновременно в завещании объявил свою суженую наследницей и женой перед Богом. Возможность выбирать ценней самого выбора.

Но непрерывное состояние этого выбора порождало неуверенность. Людям Ренессанса присуща «меланхолия», но не в нынешнем смысле — «легкая печаль», а в значении — «тягостное раздумье», «уныние». Если будущее открыто, то в нем может быть все, в том числе и самое ужасное. Современные исследователи установили, что ужас, охвативший Европу в 1000 г., когда все якобы ждали конца света, сильно преувеличен и преувеличен именно ренессансными историками, переносившими в прошлое страхи своего времени. В 1500 г. светопреставления ожидали напряженнее, чем в 1000 г. и во всем — падении Константинополя, открытии Америки видели знаки близящегося пришествия Антихриста. Стремление к красоте вдруг оборачивалось тягой к богатству, нескованность устаревшими моральными нормами — безнравственностью, всемогущество человека — всевластием правителей.

Ощущение хрупкости гуманистического мирка вызывалось узостью его. Даже в Италии, даже в ее городах, даже во Флоренции гуманистические идеи не охватывали всей толщи населения, да и не могли его охватить. Гуманизм не аристократичен, но элитарен, гуманистические добродетели открыты каждому, но мало кто может вместить их в полной мере, ибо они требуют напряжения доблестной души, а это есть не у всех. Искусство Ренессанса представляется наиболее полным воплощением гуманистических идеалов, но и это искусство не было тогда общепризнанным: значительная часть художников продолжала жизнь цеховых мастеров, работала в старой манере, и их произведения пользовались популярностью среди рядовых сограждан.

И все же, при всех трудностях, трагизме, неуверенности, узости социальной базы Ренессанс закладывал основы новоевропейской культуры, новоевропейского светского мировоззрения, новоевропейской суверенной личности.

1. Что общего и в чем различие между современным и ренессансным смыслами слова «гуманизм»?

2. Италия XV—XVI вв. дала новые подходы в политике и новые приемы в живописи. Что общего между линейной перспективой в живописи и взглядами Макиавелли на государственную власть?

3. Можно ли считать Савонаролу человеком Средневековья, борющимся с Возрождением?

4. В чем различались итальянские гуманисты и их собратья к северу от Альп?

5. Почему именно в эпоху Возрождения в широких слоях населения возникли массовые страхи?

ГЛАВА 6.2. РЕФОРМАЦИЯ

31 октября 1517 г. невысокий человек в одежде монаха ордена августинцев прибил к дверям дворцовой церкви в саксонском городе Виттенберге большой лист бумаги. Монаха этого звали Мартин Лютер (1483—1546) и он был профессором Виттенбергского университета. Текст, выставленный на всеобщее обозрение, содержал 95 тезисов, направленных против ИНДУЛЬГЕНЦИЙ. Эти тезисы произвели впечатление разорвавшейся бомбы. Не только в Виттенберге, но и по всей Германии их приняли с восторгом, переписывали и распространяли. Малоизвестный богослов, сын рудокопа, стал самой популярной фигурой в стране. Вся мыслящая Германия поддержала его, гуманисты приветствовали мятежного монаха. Папа требовал его к ответу и настаивал на отречении от высказанных идей. Лютер отвечал памфлетами, написанными понятным и сочным языком. Папа Лев X, сын Лоренцо Великолепного, более всего приверженный деньгам, красивой жизни, ренессансному искусству и изящной словесности, считал все высказывания Лютера «бредом немецкого монаха, упившегося пивом» (к которому папа, как истый итальянец, приверженный вину, испытывал отвращение). Кончилось тем, что в 1520 г. Лев X отлучил Лютера от церкви. В 1521 г. в г. Вормсе был созван рейхстаг (заметим, насколько возрос авторитет светской власти — для решения богословских проблем требуется постановление имперского собрания). На нем Лютер снова отказался отречься, еще раз повторил все сказанное им ранее и закончил свое выступление словами: «На том я стою. Я не могу иначе, и да поможет мне Бог».

Реформация и распространение протестантизма в Европе.

Слово это возникло еще до эпохи, им обозначенной. В конце XIV — начале XV в. в Европе развернулось движение, участники которого выступали за «реформу церкви во главе и членах», за искоренение злоупотреблений, за улучшение ее организации. Но критики вероучения в движении за реформу не было. Само слово «реформация» (лат. «преобразование») появилось в XV в. в Германии, но оно в то время означало «проект политического переустройства Империи». Теперь же сторонники Лютера, сторонники религиозных, да и политических перемен, применили этот термин к своему движению.

Почему вдруг богословский спор стал событием сначала общегерманского, а потом и общеевропейского масштаба?

В Средние века, да и в начале Нового времени, религия была не только суммой нравственных предписаний и обрядов, но мировоззрением, образом жизни, сутью существования. Но почему именно 95 тезисов против индульгенций вызвали такой резонанс?

Что такое индульгенция? По учению католической церкви, Христос и святые совершили столько «добрых дел», способных спасти род человеческий, что образовался как бы излишек благодати, находящейся в распоряжении церкви («сокровище церкви»). Этот излишек благодати мог быть использован священнослужителями для отпущения грехов. Сам грешник, либо его родные и близкие должны были совершить некие дела, чаще всего, внести сумму денег на благотворительные цели или на нужды церкви, и тогда душа этого грешника освобождалась от мук Чистилища, либо срок пребывания в нем существенно сокращался. Подобные идеи привели в конце концов к появлению индульгенций — выданных от имени папы письменных отпущений грехов. Такую индульгенцию, в которой перечислены отпускаемые грехи, можно было купить за деньги. Цена индульгенции увеличивалась с ростом тяжести грехов.

Подобная практика вызывала возмущение у людей с чуткой совестью. Как же так? — вопрошали они. Неужели можно без внутреннего раскаяния очиститься от грехов, только заплатив за это деньги? Вспомним: в позднее Средневековье происходит процесс индивидуализации религиозного сознания. Верующего волнует личное отношение его самого, его души к Богу. Ему непонятно как кто-либо, даже святой, может передать другому свои заслуги, свою благодать, т.е. как бы часть своей души, своей личности? И конечно, в особенности стал тревожить людей факт торговли индульгенциями, сам факт продажи благодати за деньги.

Эти мысли и эмоции обобщил Лютер в своих тезисах. С его точки зрения, человек уже искуплен страстями Христа, этим добровольным актом любви к людям. Разумеется, человек грешен, но только Бог может прощать грехи раскаявшемуся, внутренне переродившемуся индивиду. Человек может спастись, лишь уверовав, причем вера понимается не как убежденность в существовании Бога, а как внутреннее доверие к Нему, приятие Его воли.

Но если человек спасается только верой, только в результате акта божественной любви, то индульгенции не только нечестивы — они бесполезны. Бесполезны все обряды, заупокойные молитвы, так называемые «добрые дела» — паломничества, пожертвования, даже дела милосердия и пр. Если человек не верит, все эти дела не спасут его. Никаких «сверхдолжных заслуг» не существует, а значит излишни культ святых реликвий и священных изображений. Не нужна в сущности, если развить эту мысль, и сама церковь как подательница всех благ, ибо блага раздаются милосердным Богом по Его усмотрению.

Но если вера исходит от Бога, то повиноваться следует лишь Его повелениям, изложенным в Святом Писании. Постановления Соборов и пап, творения отцов церкви — есть лишь мнение людей, не обладающих никаким авторитетом. Все, заповеданное Богом, уже сказано в Писании, надо лишь правильно понять его. А чтобы понять, каждый должен читать Писание и толковать его в соответствии с собственным разумом (впрочем, в этом вопросе Лютер колебался), правильное толкование обеспечит Дух Святой, осеняющий любого человека, а не только профессионального богослова.

Лютер пришел к такому заключению, размышляя о возможности спасения собственной души: этот монах боялся, что, оставаясь правоверным католиком и повинуясь предписаниям церкви, он угодит в ад. Подобные же страшные сомнения терзали многих его современников. Эти сомнения и выразил Лютер в своих тезисах.

Падение авторитета Церкви, религиозный индивидуализм — все это способствовало распространению идей Лютера. Поначалу Лютер не выступил прямо против папства. В его системе, однако, не было места для папы как наместника Христа на земле. Позднее он уже прямо высказывался против римских первосвященников, в том числе и потому, что это соответствовало массовым настроениям. Мы помним о многовековой борьбе Империи и папства. И если в Италии светская власть императоров воспринималась как чужая, то так же как чужая воспринималась в Германии духовная власть пап. Одной из причин возмущения торговлей индульгенциями было то, что в глазах людей деньги утекали из страны в Рим.

Протест против папской власти, против власти католической Церкви привел к тому, что за сторонниками нового религиозного учения, называвшими себя реформаторами или лютеранами, закрепилось название протестантов, хотя сам этот термин возник довольно случайно, по причинам не только религиозным, но и политическим.

Дело в том, что идеи Лютера разделяли многие князья и рыцари. Церковь с ее богатством, особыми правами и судами, подчиненная властям, считавшимся иноземными, была бельмом на глазу у многих властителей, зарившихся на ее имущество. Император же был пламенным католиком. После выступления Лютера на Вормском рейхстаге император, хотя и не посмел нарушить охранную грамоту, данную виттенбергскому реформатору (как это сделал его предшественник Сигизмунд по отношению к пражскому реформатору — Яну Гусу), запретил учение Лютера и подверг реформатора опале. Склонявшиеся к новой вере князья, напротив, давали прибежище Лютеру и поощряли проповедь его учения, проводили реформу богослужения в лютеровском духе — закрывали монастыри, упраздняли культ святых, икон, мессу, некоторые таинства и т.п., на подвластных им землях. Ряд князей и городов подписали в 1529 г. протест против решений императора о запрете новой веры. Отсюда пошло название — протестанты.

Лютер и его последователи действительно выступали за свободу совести: каждый волен выбирать веру по велению совести, каждый волен толковать Писание по велению разума. Доведенный до логического предела этот принцип разрушал любое церковное единство. Сам Лютер не сделал подобного вывода.

В традиционном католицизме вероисповедание определялось церковью. Но в учении Лютера не было места церковным властям. Священники, по его учению, ничем не отличались от обычных людей и не обладали особой благодатью. В тех государствах, где торжествовала Реформация, закрывались монастыри, ибо, с точки зрения реформаторов, исполнение человеком повседневных обязанностей и является соблюдением Божьих заповедей. Отрицание Лютером безбрачия духовенства дало повод его католическим противникам заявлять, будто он затеял всю Реформацию, чтобы выйти из монашеского звания и жениться.

Если не признается существование особых духовных властей, то возникает вопрос: кто же должен проводить реформу церкви? С точки зрения Лютера — светские правители. Им и только им принадлежит право проводить реформы, определять веру для своих подданных. Разумеется, христианин свободен выбирать истинную веру, но исповедовать ее он может только при содействии властей. Когда прихожане, воспринявшие идеи Лютера, стали громить церкви, ломать священные изображения, изгонять священников, вождь Реформации резко выступил против этого. Только светские государи, по его мнению, могут указывать, как реформировать веру. Освободившись от власти пап, реформаторы попали под власть князей. Лютер с недоверием говорил о «Господине Omnes» (латинское «все»), как он называл народ.

Существовало, однако, еще одно направление в Реформации. Не забудем, что Лютер лишь положил начало Реформации, но никак не мог предопределить ее ход. Далеко не все протестанты были последователями виттенбергского реформатора. Многие сторонники новой веры шли гораздо дальше его. Свобода христиан понималась ими как свобода от всяких властей. Истинность религии, по их понятиям, должна определяться не правителями, а либо общиной христиан, либо каждым христианином в отдельности.

Из религиозных положений делались политические выводы. В 1522—1523 гг. в Германии разгорелось рыцарское восстание. Поводом к возмущению послужил отказ архиепископа Трирского разрешить проповедь реформаторов в своем княжестве. Но смысл этого восстания был иным. Рыцари стремились к созданию централизованной империи, главными их врагами были церковь и князья. Однако их восстание было подавлено. Крестьяне, подвергавшиеся эксплуатации со стороны рыцарей, не поддержали их.

Наиболее мощным общественным потрясением Германии в ходе Реформации явилась Крестьянская война 1524—1525 гг. Экономическими причинами ее было усиление феодальных поборов и бесправия крестьян. Но недовольство своим положением крестьяне восприняли под знаком Реформации: как нарушение основ христианского общества.

Свобода христиан понималась многими как политическая свобода, свобода от господ, возвращение к евангельским заветам — как требование социального и имущественного равенства. Эти идеалы выразила секта анабаптистов (перекрещенцы). Они отрицали не только таинства и обряды (крещение они считали символическим актом вступления в общину, действием сознательным, потому младенцев не крестили, а над взрослыми совершали акт повторного крещения), но и Святое Писание. По учению анабаптистов, каждый истинный верующий обладает даром божественного откровения.

В начале XVI в. ожидание конца света затронуло многих. Одни ждали пришествия Антихриста, другие — наступления тысячелетнего Царства Божия, и истолковывали Реформацию как начало этого Царства. В тысячелетнем же Царстве не должно быть неравенства, ни социального, ни имущественного, сословий, даже собственности. И если одни полагали, что Царство Божие придет само, то другие, а среди них сначала соратник, потом враг Лютера Томас Мюнцер (около 1490—1525), требовали установления этого Царства силой, здесь и сейчас. Мюнцер предвещал падение земных тронов, уничтожение богатых и возвышение бедных.

Когда летом 1524 г. в районе Верхнего Рейна началось крестьянское восстание, анабаптисты развернули пропаганду своих идей среди восставших. Они требовали полного равенства всех перед Богом, уничтожения монастырей и замков и того, чтобы господа оставили свои дворцы, поселились в хижинах и занялись производительным трудом.

Но большинство крестьян не шло так далеко. Они желали религиозных реформ, свободной проповеди Евангелия, выборности священников и одновременно с этим отмены тяжелых форм зависимости от господ, уменьшения повинностей, возвращения общинных угодий. Иные также настаивали на реформе государственного управления, усилении имперских органов власти и ослабления власти князей.

Слабо организованное восстание крестьян, не поддержанное ни городами, ни рыцарями, было потоплено в крови. Томас Мюнцер погиб. Связывавший все надежды на реформу веры со светскими властями, Лютер яростно обрушился на крестьян, подрывавших своим восстанием эти власти. Виттенбергский реформатор призывал вешать и топить мятежников, убивать их как бешеных собак. Он писал после подавления восстания: «Я, Мартин Лютер, убил всех погибших в восстании крестьян, потому что приказывал убивать их. Кровь их да падет на мою голову! Но я сделал это потому, что Господь приказал мне так говорить». После подавления рыцарского восстания и завершения крестьянской войны князья остались единственной реальной силой в Империи.

Император Карл V владел государством, в котором, по словам современников, «никогда не заходило солнце». В состав Империи, наряду с Германией и Италией, входили Нидерланды, Испания с возникшими именно в то время заморскими колониями. Он ощущал себя владыкой всего христианского мира, светским главой христиан. Итальянские войны упрочили его влияние на Апеннинском полуострове. Однако занятый сражением с главным врагом — Францией, он не слишком большое внимание уделял Германии, где его недолюбливали. Карл мечтал о едином христианском сообществе, единстве Империи, какое могло быть обеспечено только единством церкви. Не будучи ярым сторонником папства, склоняясь даже к мысли о необходимости определенных реформ в церкви, он не мог принять идеи Лютера и усматривал в праве князей устанавливать вероисповедание в их землях как покушение на свой авторитет. Но все было тщетно. В Германии развернулась борьба между сторонниками и противниками Реформации, закончившаяся в 1555 г. Аугсбургским религиозным миром. Был принят принцип — «чья власть, того и вера». Верховенство государства над церковью было утверждено даже в католических княжествах. Раскол по религиозному признаку окончательно подорвал единство Империи. Это так потрясло Карла, что в 1556 г. он отрекся от престола, передав свои германские владения брату, императору Фердинанду I, а Испанию с колониями и Нидерланды — сыну, королю Испании Филиппу II, сам же удалился в монастырь. Универсальная католическая имперская идея потерпела поражение в борьбе с идеями национальными и реформационными.

Лютеранство было первой, но не единственной разновидностью протестантизма, Германия первой, но не единственной страной Реформации.

Маленькая Швейцария внесла свой, весьма значительный вклад в реформационное движение. Наиболее видным и влиятельным реформатором здесь был выходец из Франции Жан Кальвин (1509—1564), основатель особого, кальвинистского направления в Реформации. Главное в его учении — идея предопределения. Согласно Кальвину, души людей от века, еще до сотворения мира, предопределены либо к вечному спасению, либо к вечной погибели. Никто не может достоверно знать собственного предопределения. Тем не менее, в ходе своей жизни человек может получить знак от Бога, намек на то, что ему суждено.

Если он преуспевает в своих земных делах, то это можно истолковать как указание на его избранность; если же ему не везет в его предприятиях, то нужно удвоить усилия: может быть, придет успех. Следовательно, горожанину, купцу, предпринимателю (центром деятельности Кальвина была Женева, город, в котором были достаточно развиты товарно-денежные отношения) нужно было неустанно трудиться — но, собственно, как они воображали, не ради наживы самой по себе, а ради высшей цели, ради того, чтобы получить уверенность в том, что они избранники Божьи. И даже тот, кому упорно не везло, должен был усердствовать, чтобы и в последний момент жизни не впасть в отчаяние и не потерять надежду на спасение.

Мы видим, что учение Кальвина о предопределении одновременно охватывало как религиозную жизнь человека, так и его практическое поведение. Это учение придавало высший смысл деятельности первых буржуа Европы.

В Женеве Кальвин установил самую настоящую диктатуру, хотя лично не занимал никаких постов. Избранная общиной верующих консистория — высший орган общины — давала указания, обязательные и для светской власти. Хотя праведное поведение, по Кальвину, есть знак дарованного Богом предопределенного избранничества, власти Женевы внедряли подобное поведение насильственным путем. Были запрещены игры, развлечения, музыка, дурные поступки любого рода. Известен случай казни семилетнего мальчика, который ударил свою мать. Женева превратилась в унылый город, где люди ходили в темных одеждах — роскошь была запрещена, — распевали псалмы и боялись гнева Божьего и недовольства консистории.

Провозгласив религиозную свободу, деятели Реформации не очень-то следовали своим призывам. Лютер в Германии выступил против беспрепятственной проповеди не только для католиков, но и анабаптистов, кальвинистов и других протестантов-нелютеран. Сторонники разных течений в протестантизме не жалели крепких слов не только для католиков, но и для соперников внутри лагеря Реформации: «соратники дьявола», «орудия Сатаны» и т.п., причем эти заявления были не простыми ругательствами, но серьезными обвинениями в сотрудничестве с врагом рода человеческого, в богоотступничестве. Кальвин в крайнем фанатизме превосходил даже ярых католиков. Ряд граждан Женевы протестовал не против нового учения, но против диктатуры «женевского папы», как называли Кальвина. Их никак не устраивал закон, по которому любой отлученный консисторией, лишался гражданских и политических прав и мог быть изгнан и даже казнен. Протест был подавлен силой.

Всю Европу потрясла судьба Мигеля Сервета (1509 или 1511—1553). Этот французский врач отрицал троичность Бога, видел в Христе идеального человека, ставил разум выше благодати, не признавал предопределения. За Серветом охотилась инквизиция, и он бежал в Женеву, но там его ждал трагический конец: Кальвин обвинил его в ереси. Сервет был сожжен на костре.

Идеи избранничества и предопределения, выдвинутые Кальвином, оказались учением, которое отвечало глубоким потребностям нарождавшейся буржуазии. Эти идеи распространились из Женевы в те страны, где в XVI в. начали развиваться капиталистические отношения.

Кальвинизм способствовал выработке нового типа психологии, глубоко отличного от психологии человека Средневековья. Если купцы и банкиры предшествующего периода, стяжая богатства, действовали в интересах личного обогащения, мучились своей греховностью перед Богом, то кальвинисты в процессе обогащения лишь утверждались в уверенности своей избранности. Земная практика оказалась в гармонии с религиозными убеждениями. Появляются люди, уверенные в правильности своего поведения, трудолюбивые, бережливые, скромные по образу жизни, чуждые расточительству и, вместе с тем, фактически враждебные к инакомыслящим, в которых они видели не столько своих противников, сколько врагов Бога.

Король Англии Генрих VIII Тюдор (1509—1547) поначалу относился к Реформации резко отрицательно и преследовал сторонников кальвинизма, которых в Англии становилось все больше и больше. Конфликт со Святым престолом произошел у короля из-за того, что он решил развестись с женой, Екатериной Арагонской, теткой императора Карла V, и жениться на ее фрейлине Анне Болейн. Папа, не желавший портить отношения с Империей, воспротивился этому. Генрих VIII провел через Парламент ряд законов, уничтожавших всякое влияние папы на церковные дела в Англии. В конце концов, он своей властью оформил развод с женой. В 1534 г. Парламент издал Акт о верховенстве, в котором король провозглашался единственным на Земле главой новой, так называемой англиканской церкви, имеющим право реформировать веру и преследовать ересь. Все церковные должности в стране замещались по воле самого монарха. Учение англиканской церкви оставалось, однако, строго католическим. Но вскоре произошли перемены. Вечно нуждавшийся в деньгах, скупой король увидел в Реформации способ пополнить казну. Одновременно с этим, Генрих понимал, что реформационные идеи популярны в массах. В 1536—1539 тт. были закрыты монастыри, конфискованы земельные угодья церкви и проведена реформа богослужения. Латынь в церковной службе была заменена английским, упразднены культ святых и безбрачие духовенства. Англиканская церковь заняла как бы промежуточное положение между католичеством и большинством протестантских течений. В англиканской церкви сохранялись священники, иерархия во главе с архиепископом Кентерберийским, богослужение было частично приближено к протестантскому. Парламент утверждал в должности епископов, принимал общеобязательный молитвенник и законы против еретиков; духовенство получало содержание из казны. Церковь оказалась в подчинении у государства. Репрессии обрушивались как на диссидентов (от латинского «dissidens» — «несогласный»), т. е. протестантов, не принадлежавших к англиканству, так и на католиков.

Одной из первых жертв пал английский гуманист, канцлер Англии, соратник Генриха VIII по борьбе с протестантами Томас Мор. Будучи во всем покорен своему монарху, Мор, тем не менее, выступил против того, что Генрих VIII присвоил себе право устанавливать вероучение. Король приказал судить его. В 1535 г. Томас Мор был казнен.

Томас Мор полагал, что с ересью надо бороться путем распространения гуманистических идей. Другие противники Реформации предпочитали действовать посредством принуждения. Эти задачи были возложены, в первую очередь, на «Святую инквизицию». Сама по себе эта организация существовала еще с XIII в., занимаясь борьбой с ересью. Теперь был учрежден верховный инквизиционный трибунал в Риме. Никто не мог укрыться от всевидящего ока инквизиции, она стремилась контролировать не только действия, но и мысли людей.

В 1559 г. вышел в свет первый «Индекс запрещенных книг», обновлявшийся и возобновлявшийся до середины XX в. В этот список включались книги, которые католикам было запрещено читать под страхом отлучения. Вообще, духовная цензура была поручена инквизиции.

Движение внутри католической церкви за укрепление католицизма, против распространения протестантских идей получило название Контрреформации.

В 1540 г. бывший рыцарь, испанец Игнатий Лойола (1491—1556) основал монашеский орден «Воинство Иисуса Христа», иначе — орден иезуитов (от лат. Jesus — Иисус). Члены его к трем обычным монашеским обетам — бедности, безбрачия и послушания — добавили четвертый — беспрекословное подчинение папе. Орден был построен на началах строжайшей дисциплины. Во главе стоял генерал ордена с неограниченными полномочиями, рядом с генералом был верховный (генеральный) капитул из высших сановников ордена, которые следили за самим генералом. Иезуиты делились на много ступеней, низшей из которых были «мирские братья», часто тайные, остававшиеся в миру, но выполнявшие указания орденских руководителей. Основным принципом организации было беспрекословное подчинение низших высшим и абсолютный контроль высших над низшими. Иезуиты должны были отречься от семьи, родных и близких, отечества и служить только ордену, выполняя любые распоряжения начальства, не спрашивая ни о смысле их, ни о нравственной оправданности. Они должны были быть «подобны трупу» в руках начальствующих — так это было сформулировано в уставе. Руководство ордена должно было знать все обо всех, иезуит низших степеней не мог иметь никаких тайн от собратьев высшей степени, он должен был сообщать не только о действиях, но и о намерениях своих собратьев и других людей.

Нравственным принципом иезуитов было: «К вящей славе Господней». Это значило, что любые действия морально оправданы, если служат к возвеличению Господа, т.е., по мнению ордена, к укреплению папства и, в конечном счете, к выгоде самого ордена. Любые грехи, совершенные по приказу, таковыми не считаются и могут послужить спасению.

Проникновению иезуитов во все поры общества способствовало еще одно: учение о «мысленной оговорке». Можно было, с их точки зрения, давать любую клятву и нарушение ее не было грехом, если вовремя сделать оговорку в уме. Так можно было, дабы проникнуть в протестантскую общину, заявить о приверженности евангелической вере (так называли свою веру реформаты), добавив в уме, что истинная евангельская вера — католическая. Можно было, принося присягу государю, сделать мысленно оговорку — «если иного не потребует папа или орден». Такое устройство и такая мораль позволили ордену иметь своих приверженцев везде, стать мощной силой, которой побаивались даже папы, ибо орден весьма вольно трактовал свой четвертый обет — послушание папе. Раздавались заявления, что повиноваться должно только истинному папе, т.е. тому, кто благосклонно относится к ордену.

Строгая дисциплина, влиятельность иезуитов были привлекательны для римской курии. Одобряла курия также педагогические идеи иезуитов. Они стали создавать школы, куда принимались и представители низших сословий, если те проявляли способности. Образование строилось — по форме, а не по содержанию — на принципах, разработанных гуманистами, отличалось весьма высоким уровнем. Теперь противниками протестантизма выступали уже не темные «обскуранты», а блестяще образованные, подготовленные проповедники.

Одним из требований сторонников Реформации в самом начале ее был созыв Вселенского собора, которому предназначалось реформировать вероучение. Однако такой Собор был созван лишь тогда, когда раскол между католичеством и протестантизмом полностью обнаружился. Этот Собор, созванный в 1545 г. в г. Тренто (лат. Tridentum) и получивший название Тридентского, продолжался с перерывами и переносом места заседаний до 1563 г. Он был собранием только католиков, озабоченных борьбой с Реформацией, собором Контрреформации. Собор этот подтвердил все католические догматы, резко выступил против свободы вероисповедания, потребовал осуществления строгого контроля со стороны духовенства над умами и душами верующих, провел некоторые реформы, направленные на улучшение образования священников, повышение их морального уровня, на усиление дисциплины. Настаивая на безоговорочной власти пап внутри церкви, Собор, вместе с тем, не потребовал подчинения светских властей духовным.

Реформа богослужения проводилась в направлении, обратном протестантизму. Те требовали, как это называлось, «дешевой» Церкви, католики предлагали «дорогую»: вводились новые праздники, новые культы, обряды делались еще более пышными, чтобы красотой и торжественностью воздействовать на эмоции верующих.

Однако реформы празднеств и богослужения шли еще в одном направлении, в чем-то сходном и с идеями протестантов, — из католичества исключались его средневековые, карнавальные черты, запрещены были «праздники дураков», к которым прежде церковь относилась благосклонно. Из религиозной жизни, протестантской и католической, изгонялось «народное христианство».

В результате Реформации и Контрреформации было покончено с церковным единством средневекового Запада. В обстановке крайнего религиозного возбуждения все общественные и политические противоречия XVI в. неизменно получали религиозную окраску и потому до крайности обострялись. Споры о смысле веры выплеснулись за пределы собраний богословов на улицы и площади городов и сел, разделяли народы и государства и даже семейные и дружеские союзы. Любой человек мог оказаться поставленным перед проблемой: какой религии придерживаться для того, чтобы спасти свою собственную душу. Вера перестала быть традиционной, унаследованной от дедов и отцов, сплошь и рядом она становилась делом личного выбора.

Все это не могло не наложить своего неизгладимого отпечатка на психологию людей.

1. Почему в начале XVI в. спор о свободе воли волновал не только богословов, но и широкие массы?

2. Как сочетались в Реформации представления о социальной справедливости и истинной вере?

3. Как государственная власть относилась к Реформации?

4. Что общего было у Реформации и Контрреформации?

ГЛАВА 6.3. ЗАКАТ НАРОДНОГО ХРИСТИАНСТВА

Как уже говорилось выше, в Средние века все верили в Бога. Но религия людей образованных, в особенности церковников и богословов, отличалась от веры неграмотного простонародья. В то время как ученые могли читать написанные по-латыни богословские книги, участвовать в философских спорах, в которых обсуждались тонкости религии, люди невежественные неизбежно воспринимали веру в Христа и святых на свой лад. Присутствуя на церковной службе, они, как правило, не понимали ее, — ведь ее отправляли на латинском языке, и верующие принимали участие в обрядах, не вникая в их смысл.

Но у неграмотных простолюдинов, крестьян, многих горожан, существовали собственные представления о мире и управляющих им силах. Эти идеи и верования вырабатывались в их общении с природой и с людьми, сплошь и рядом они были древнее христианства. Но в Средние века эти народные верования испытали на себе определенное воздействие религии Христа и образовали с ней причудливый сплав. Церковь старалась подчинить эти верования, а в той мере, в какой ей не удавалось этого сделать, осуждала их и запрещала. Тем не менее, до самого завершения средневековой эпохи народное христианство продолжало существовать.

Около 1250 г. ученый доминиканский монах-инквизитор во время посещения сельской местности в районе французского города Лиона услышал новое для него имя святого — Гинефор. Он стал расспрашивать крестьян, и те поведали ему следующую легенду.

Когда-то здесь был расположен рыцарский замок, и в нем случилось такое происшествие. В одной из комнат замка спал в колыбели новорожденный сын рыцаря, а рядом лежала борзая собака. Ходившая за младенцем нянька отлучилась, и в этот момент из щели в стене выползла страшная змея и стала подбираться к колыбели. Собака напала на чудовище, разгорелась схватка, и искусанная змея (дракон, демон?) исчезла. На шум вбегают нянька и мать ребенка и видят опрокинутую пустую колыбель и пса с окровавленной мордой. Они громко вопят, на крики является рыцарь и, не долго думая, убивает пса, уверенный, что тот пожрал его сына. Но когда подняли колыбель, то нашли спокойно спящего младенца, живого и невредимого, и тут рыцарь понял, что убил верного друга и спасителя своего ребенка.

Что же он делает? Он приказывает похоронить борзого пса, насыпать холм над его могилой и в память о случившемся посадить вокруг могилы деревья.

То было лишь начало истории Гинефора. Прошло время, рыцарский замок пришел в запустение и разрушился. Но крестьянки окружающих деревень прониклись верой в чудодейственные целительные способности покойного пса и стали приносить на его могилу своих новорожденных младенцев, если они были больными или слабенькими. Матери оставляли их среди деревьев и удалялись, а когда возвращались, то якобы находили детей здоровыми. Правда, кое-кто из оставленных в роще младенцев за это время умирал, а иные делались добычей диких зверей, но вера крестьянок в могущество святого Гинефора оставалась непоколебимой. Упоминается здесь и некая старуха, видимо, колдунья, которая руководила этими обрядами.

Услыхав все это, ученый доминиканец пришел в сильнейшее негодование. Почитать борзую как христианского святого?! Неслыханно! Монах приказал срубить деревья на могиле собаки и выбросить вон ее кости. Он добился согласия местных властей строго наказывать всякого, кто осмелится возобновить поклонение Гинефору.

Казалось бы, история со святой борзой, рассказанная монахом XIII в. на том и заканчивается. Отнюдь нет! В 70-е годы XIX в. лионский краевед, прочитав этот рассказ, посетил ту самую местность и расспрашивал крестьян: не слыхали ли они про святого Гинефора? Каков же был ответ? Да, слыхали, ведь это тот самый борзой пес, который исцеляет новорожденных...

Давно миновало Средневековье, прошел и XVIII в. с его культом разума и критикой религиозных заблуждений, отгремели буржуазные революции, произошел промышленный переворот. И не где-нибудь в «медвежьем углу», а под боком у одного из наиболее крупных городов Франции по-прежнему, как и шестьсот лет назад, держатся все те же верования.

В легенде о Гинефоре слились воедино народные верования, далекие от христианства, с верованиями христианскими. Сами крестьянки, искавшие помощи у Гинефора, несомненно, считали себя христианками, ведь в этом борзом псе они почитали святого. Они веруют во Христа, посещают церковь, и монах, который обнаружил и запретил культ Гинефора, ругает их за дикое суеверие, но не за то, что они вообще какие-то «нехристи», «язычники».

Но как они восприняли христианскую религию? Согласно церковному учению, животные и люди занимают совершенно разное положение в порядке Божьих творений и никоим образом не могут быть поставлены рядом: лишь человек создан по образу и подобию Бога, но не зверь, и только человек обладает бессмертной душой и разумом. Что касается святых, то ими могут стать наиболее совершенные люди, избранники Божьи. Между тем, в поверье о Гинефоре собака оказывается святой! Все установленные религией грани рушатся. Святой, в глазах крестьян, это то существо, которое способно творить чудеса.

Поклонение борзому псу как святому, обнаруженное доминиканским монахом в середине ХIII в., возможно, возникло намного раньше. Этого мы не знаем. Но мы знаем другое: что память о святом Гинефоре сохранялась и в дальнейшем на протяжении более чем полутысячелетия. Народное христианство постепенно разрушалось, но отдельные связанные с ним верования проявили удивительную живучесть.

Христианское учение плохо усваивалось простым невежественным людом. Каждый христианин должен был твердо знать, что верует в Отца, Сына и Духа Святого, т.е. в три ипостаси (лица) Божественной Троицы. Но когда одного пастуха спросили (дело происходило в Англии в XVI в.), знает ли он об Отце, Сыне и Духе Святом, ответ был: конечно, я знаком с отцом и сыном, ведь это их скот я пасу. А про третьего парня ничего не слыхал». На вопрос о том, что такое душа, другой крестьянин отвечал: «Это большая кость в сердце».

Общее в этих высказываниях крестьян конца Средневековья то, что духовное и божественное они сводят к плотскому, земному и обыденному. Так им легче понять, о чем им толкуют в церкви священники и проповедники. Богословы учили, что душа и тело представляют собой полную противоположность: душа бессмертна, а тело — не более, чем временная смертная оболочка, плотская темница, в которую заточена душа. Но в повествованиях о посещениях загробного мира рисуются те муки, которым в аду подвергаются «тела душ». Значит, и душа не лишена телесности?

Входя в собор, верующие видят изображенную над вратами скульптурную сцену Страшного суда. Когда же этот суд состоится? Церковь учила: в «Конце Времен», после Второго пришествия Христа. Но в народе было распространено убеждение, что наказания и награды за прожитую жизнь должны воспоследовать тотчас после смерти человека. Мы уже говорили об этом в другой связи, но важно помнить, что в сознании необразованных история рода человеческого сокращалась до маленького «островка времени», который наряду с настоящим охватывал лишь недавнее прошлое и ближайшее будущее; большие временные масштабы были им неведомы, и не потому ли они в это близкое будущее включали завершение земной истории и Конец света?

На рубеже XVI и XVII вв. в Северной Италии был привлечен к инквизиции простой мельник по имени Меноккио. Он не примыкал ни к какой еретической секте. Его вина заключалась в том, что, начитавшись книг, которые случайно попали ему в руки, он выработал собственную философию, вовсе не похожую на прочитанное им. Обрывки учености, причудливо переработанные, выстроились в голове этого сельского мудреца в такую картину мира, в которой отрицалась божественная природа Христа, а созданная Богом Вселенная превратилась в своего рода сыворотку наподобие той, из которой формируется сыр. И точно так же, как в сырной сыворотке заводятся черви, рассуждал мельник, в созданной Творцом Вселенной завелись ангелы. Такой вот крестьянский вариант библейского рассказа о сотворении мира... Мельник на свою беду со всеми встречными делился своими доморощенными идеями, и в конце концов на него донесли, и он погиб на костре.

Показательно, что казнь этого мельника-философа произошла примерно в то же время, когда был осужден и сожжен по приговору инквизиции другой итальянец, выдающийся мыслитель Джордано Бруно, который отстаивал учение Николая Коперника о вращении Земли и других планет вокруг Солнца (как известно, в Средние века Землю считали неподвижным центром мироздания) и развивал учение о множественности миров. Но если имя Дж. Бруно вошло в историю гуманизма и широко известно, то имя Меноккио осталось скрытым в протоколах инквизиции и сведения о судебном процессе над ним лишь в наше время сделались достоянием исторической науки.

Можно предположить, что простонародные идеи о Боге, мире, душе и религии проникнуты примитивным материализмом — склонностью сводить духовное начало к материальному. Но вместе с тем можно заметить и обратное: сама материя в народной фантазии как бы оживает, одухотворяется, она пронизана духом. Неразумные, казалось бы, твари — животные, птицы, насекомые — славят Творца: лошадь преклоняет колена пред «телом Господа» — святой облаткой, кусочком теста, в котором, как верили, заключено тело распятого Христа, а пчелы сооружают вокруг облатки маленькую часовню из воска.

Однако это из области благочестивых рассказов, которым можно было верить или не верить. Но вот явление, далекое от басен и поэзии, — судебная практика. Начиная с XIII—XIV вв. в ряде стран Запада происходят судебные процессы над бессловесными тварями. Если домашнее животное убило или нанесло увечье человеку, его можно было подвергнуть аресту и привлечь к судебной ответственности, точно так же, как судили человека, обладающего разумом и свободой воли. Если звери, птицы или насекомые наносили ущерб крестьянским посевам, их вызывали в суд, назначали обвинителя и защитника и выносили приговор. Если эти твари не повиновались и не оставляли в покое урожай или посевы, сельский священник подвергал их анафеме, как это делалось в отношении тяжких грешников и еретиков.

Судебные процессы над животными, птицами и насекомыми получили значительное распространение и практиковались на протяжении нескольких столетии.

Проще всего подивиться «дикости» средневековых людей и свысока осудить их невежество и неразумие. Однако историк должен не осуждать, а постараться понять логику поведения людей, живших в другую эпоху. Вдумываясь в подобные явления, можно заметить, что с точки зрения этих людей решающим было не то, что человек, в отличие от всех остальных тварей, обладает разумом и волей, а то, что мир строится на праве, и что этому принципу подчинены все Божьи творения, а не один только человек. Поэтому правосудие должно распространяться и на бессловесные живые существа, и они должны нести судебную ответственность за свои поступки. Справедливость, управляющая миром, требует, чтобы виновный в ее нарушении понес наказание.

Здесь нужно иметь в виду и еще одно обстоятельство. Средневековые европейцы жили в более тесном контакте с природой, чем люди Нового времени. Их окружал мир животных. Не показательно ли, что в эпосе, баснях, сказках и других повествованиях постоянно фигурируют звери, приобретающие в них человеческие черты и свойства характера? На рисунках, украшающих рукописные книги, мы видим бесчисленные фигурки зверей, занятых человеческими делами: они играют в шахматы, участвуют в похоронах и судебных тяжбах, проповедуют подобно священникам. Создавались специальные сборники, в которых изображены всякого рода звери, и в подписях к этим рисункам им опять-таки приписываются человеческие качества. Как видим, эти качества приписывались зверям и в судах.

Говоря словами Шекспира, «если это безумие, то в нем есть своя логика». Все дело в том, что судебный процесс над насекомыми или птицами — бессмыслица с нашей, современной точки зрения; логичностью же он обладал для людей Средневековья.

На протяжении многих столетий население Европы верило в существование ведьм, точно так же, как до сих пор верят в них в ряде стран Африки. Люди были убеждены, что некоторые женщины обладают способностью с помощью колдовства причинять вред здоровью, жизни и имуществу других людей; ведьмы якобы меняют свой облик и по ночам летают по воздуху, отправляясь на ночные сборища. Церковь поначалу осуждала веру в ведьм, считая ее заблуждением и дьявольским внушением, и наказывала не предполагаемых ведьм, а тех, кто верил в их могущество. Однако люди упорно держались этой веры: в ведьмах и колдунах народ видел один из источников невзгод и болезней.

Начиная с XIII в. позиции церкви стали меняться. Возросла уверенность во всемогуществе дьявола. Ведьму стали рассматривать в качестве его прислужницы. Духовенство утверждало теперь, что ведьма — не просто сельская колдунья, — она орудие в руках нечистой силы. Это по наущенью дьявола губит она добрых христиан, говорили и писали ученые богословы, и на встречи с дьяволом слетаются по ночам ведьмы, водят там свои хороводы и замышляют козни против ни в чем не повинных людей. В конце XV в. был опубликован ученый трактат «Молот ведьм», который обосновывал необходимость преследования ведьм. Теперь осуждаются уже не те, кто верил в существование ведьм, а те, кто на них не доносит властям. Вслед за этим страшным сочинением последовал нескончаемый поток подобных трактатов, исполненных подозрительности и ненависти в отношении к женщинам. Впрочем, обвинения в колдовстве нередко предъявлялись и мужчинам, но среди жертв развернувшихся гонений преобладали женщины.

Период наибольшего разгула охоты на ведьм — конец XV—XVII вв. Эпидемия гонений охватила как католическую, так и протестантскую части Европы. Преследования не шли непрерывно, они то обострялись, то ослабевали. Были и в тот период люди, которые пытались заступиться за невинных жертв гонений, но к их голосам не прислушивались. Историки не в состоянии установить, сколько именно людей погибло на кострах по обвинению в колдовстве и связи с дьяволом (часто судебные протоколы бросали в костер вместе с жертвой суда), но их были многие тысячи, десятки тысяч. Встречались селения, в которых почти вовсе не осталось женщин. Судьи не щадили и маленьких детей.

Создалась атмосфера всеобщей подозрительности и страха. Достаточно было кому-нибудь пожаловаться властям, что, дескать, какая-то женщина подозревается в том, что ее колдовство послужило причиной болезни или другой беды, как эту женщину арестовывали. Но судей меньше всего интересовало, «сглазила» ли она соседа или соседку либо нанесла ущерб их имуществу. Судьи добивались от подозреваемой признания в том, что она связалась с дьяволом, и все вопросы были направлены именно на выяснение этого обстоятельства. Несчастная женщина, естественно, это отрицала. Но что это доказывало в глазах судей? Только одно: дьявол мешает ей чистосердечно признаться. Следовательно, нужно было применить средство, которое одолело бы дьявола. Это средство — пытка или ее угроза.

Считалось, что пытка направлена не против человека, которого ей подвергают, но против дьявола, завладевшего предполагаемой ведьмой. И ее пытали до тех пор, пока она не подтверждала обвинений, предъявляемых судьями. Либо женщину подвергали испытанию: со связанными руками и ногами ее бросали в воду; если она не тонула, это означало ее виновность, ибо вода — чистая стихия отказывается ее принять; если же тонула, это был благоприятный знак.

Судьи упорно добивались признания, ведь только признавшуюся ведьму можно было по закону осудить на сожжение. В большинстве случаев, не выдержав страшных пыток, обвиняемые «признавались» в связи с дьяволом. При стечении народа, на площади деревни или города, ведьму торжественно сжигали на костре. И люди радовались: одержана еще одна победа над дьяволом!

Охота на ведьм давала возможность избавиться от врагов или от неприятных соседей. Но нередко эта охота приобретала признаки массового психоза. Люди, страшившиеся дьявола, слыша о том, что многие из тех, кого они знали, оказались ведьмами и колдунами, слугами дьявола, в свою очередь начинали искать подозрительных. Были случаи самооговора: психически неуравновешенные женщины воображали, будто они и в самом деле служанки дьявола, и сами на себя доносили. Дети, наслушавшись басен о черте, рассказывали о том, что видели, как он встречался с их матерью, бабушкой или сестрой, и эти женщины делались жертвами преследований.

Разрушение в конце Средневековья традиционных, столетиями существовавших общественных связей и всего прежнего уклада жизни порождало в народе глубокое беспокойство. В этой обстановке усиливается склонность искать виновников собственных невзгод. Кто эти злодеи? Одни видели их в еретиках, другие — в инаковерцах-иудеях, но численность и тех и других была ограничена, тогда как число ведьм можно было увеличивать до бесконечности. Лишь во второй половине XVII в. была осознана страшная опасность охоты на ведьм, и она постепенно прекратилась.

Рассказы о чертях и их проделках издавна были частью народных сказок и преданий. Черт был в них одновременно и опасным, коварным противником, и смехотворным персонажем. Это двойственное отношение к нечистой силе исчезает к концу Средневековья. Для богословов и судей дьявол только ужасен, это враг Бога и людей, глава своего рода «анти-церкви», в которую входят ведьмы, колдуны и еретики. Верующими овладевает страх. Встречаются люди, которые поклоняются на всякий случай как Богу, так и дьяволу, — чтобы умилостивить его и избежать его козней. Эти страхи охватили всех. Католики считали протестантов слугами дьявола и безжалостно их истребляли. А противники католицизма в свою очередь видели в римском папе Антихриста, «князя тьмы», который будет править миром вплоть до Второго пришествия Христа. В замке Вартбург, где Лютер укрывался от своих врагов, до сих пор демонстрируют чернильное пятно на стене его комнаты: это след от чернильницы, якобы брошенной братом Мартином в явившегося ему черта.

В обстановке страхов и взаимных подозрений церковь и укреплявшаяся абсолютная монархия не были склонны далее терпеть народное христианство и стремились полностью подчинить жизнь и культуру народа своему всеобъемлющему контролю.

Народная вера в существование ведьм и их способность оказывать воздействие на природу и человека не была связана с христианством, — она встречается в разных частях света. Но когда эта вера была принята церковью, она изменила свой характер, сделавшись несравненно более мрачной и угрожающей обществу. Отныне она была подчинена идее о всемогуществе дьявола. Охота на ведьм в XVI—XVII вв. нанесла народному христианству жестокий, в значительной степени сокрушительный удар. Многие народные праздники были отменены. Протестантская церковь отказалась от культа святых, тем самым отняв у народа и его традиционных заступников- покровителей и значительную часть нерабочих дней (труд в день святого считался его оскорблением). Граница между временем, отведенным труду, и временем отдыха и праздника была проведена более четко, чем прежде, и труду было отведено больше времени.

Умеренность, дисциплина, целеустремленность, сдержанность в проявлении чувств и во всем поведении и прежде всего бережливость — качества, особенно важные для нарождающейся буржуазии, — отныне воспитываются в народе вместо безудержных проявлений веселья, гнева или горя, нерасчетливой расточительности и невнимания ко времени. Психология жителей Западной Европы начинает изменяться.

На протяжении Средневековья большинство населения Европы оставалось неграмотным. Преобладала культура устная — фольклор, т.е. предания, сказки, песни, короткие рассказы, хранившиеся в памяти и передававшиеся из уст в уста и из поколения в поколение. Но точно также в памяти сохранялись народные верования и религиозные обычаи. А что представляло собой средневековое право? Крестьянские обычаи тоже по большей части не записывались. На сельских и других народных сходках знатоки старины знакомили население с обычаями дедов и отцов; они пользовались уважением, потому что многое помнили. Конечно, независимо от намерений рассказчиков, то, о чем они сообщали, постепенно изменялось. Но память играла огромную роль в жизни и культуре народа.

Книга была чужда неграмотным не только потому, что они не были в состоянии знакомиться с ее содержанием, изложенным к тому же, как правило, на латыни, — простолюдины не очень ясно понимали ту роль, какую играет письменность. Например, когда заключалась сделка о передаче земельного участка, нередко кусок пергамента, на котором нужно было записать условия сделки, вместе с письменными принадлежностями клали на передаваемый участок, для того, чтобы в эти предметы перешла «сила земли» и сделала акт передачи нерушимым. Следовательно, в письменном документе видели магический предмет, а не простой источник информации.

Как уже упоминалось, книга в Средние века, переписывавшаяся от руки и украшаемая цветными рисунками, была дорогостоящей редкостью, доступной лишь немногим. Но вот, как мы помним, в середине XV в, было изобретено книгопечатание. Около 1445 г. Иоганн Гутенберг отпечатал в городе Майнце Библию. Постепенно книга делается продуктом массового производства и предметом торговли.

Наряду с роскошными и дорогими книгами появляются дешевые брошюры, напечатанные на оберточной бумаге и доступные всем, кто мог читать. А круг читателей во времена Реформации начал расширяться, так как и протестанты, и католики осознали, какое важное средство религиозного воспитания народа дало им изобретение Гутенберга.

Разрыв между устной народной культурой и культурой книжной стал несколько сужаться. Но каким образом? Появилась литература для народа — произведения, в которых авторы дешевых книжек старались внушить ему свои собственные идеи. В этой литературе не найти выражения представлений о мире самого народа, его настроений.

Народное, неофициальное понимание христианства не исчезло полностью к исходу Средних веков. Вспомним хотя бы святого Гинефора, с рассказа о котором начинается эта глава. Но если на протяжении Средневековья народные верования, праздники и религиозные обычаи образовывали своеобразную систему, налагая сильнейший отпечаток на всю культуру и религиозность эпохи, то в Новое время они сохранялись лишь в виде осколков, пережитков.

Древние легенды упоминают Атлантиду, страну, которая якобы некогда процветала, а затем ушла на дно океана. Средневековое народное христианство — это своего рода Атлантида, но реально существовавшая. Задача историков состоит в том, чтобы по сохранившимся в средневековых памятниках разрозненным свидетельствам восстановить этот исчезнувший материк.

1. В чем различия между народным и ученым христианством в средневековой Европе?

2. Каковы характерные особенности средневековых народных верований?

3. Как объяснить средневековые судебные процессы над животными, птицами и насекомыми?

4. Каковы различия в позиции церкви по отношению к вере в существование ведьм в раннее и в позднее Средневековье?

ГЛАВА 6.4. ВЕЛИКИЕ ГЕОГРАФИЧЕСКИЕ ОТКРЫТИЯ

В ночь с 11 на 12 октября 1492 г. три испанские каравеллы — «Пинта», «Нинья» и «Санта Мария» продолжали упорно идти на Запад. С тех пор, как флотилия, имея на борту 90 человек, вышла 3 сентября из испанского порта Палос, никто из моряков не видел земли. И вот, около двух часов ночи к флагманскому кораблю «Санта Мария» подошла шлюпка с идущей первой «Пинты». Адмирал эскадры, итальянец из Генуи Кристоферо Коломбо, которого мы называем Христофор Колумб (1451—1506), получил известие, что около полуночи матрос «Пинты» Родриго да Триана увидел в океане неподвижный огонь. Он понял, что перед ним горящий на суше костер, и закричал: «Земля, земля!». 12 октября на берег сошли офицеры флотилии. Колумб после торжественного молебна дал острову название Сан-Сальвадор (Святой Спаситель) и объявил новооткрытые земли владениями короля Испании.

Великие географические открытия и Конкиста

Путешествия Марко Поло

Названная дата считается не только датой открытия Америки, но и началом эпохи Великих географических открытий. За полтора столетия, прошедшие с первого плавания Колумба, представления о Земле изменились радикально. Были открыты две части света: Америка и — позднее, в XVII в., — Австралия, и как писал сам Колумб, «островов без счета». Были, наконец, выяснены очертания известных частей света — Азии и Африки. Были проложены морские пути, соединявшие Европу со всем миром. Но почему именно в указанное время были сделаны эти открытия?

Более или менее ясные географические представлений имелись на Западе только относительно Европы и Ближнего Востока. В Средние века было известно, что где-то на Востоке лежит страна Индия, которую некогда завоевал Александр Македонский. Это страна чудес, страна, где золото валяется под ногами, где пряности — а они в Европе ценились дороже золота — растут как у нас сорняки, где живут люди с собачьими головами либо с лицами на груди. Еще дальше Индии — Катай (так называли Китай) — страна шелка; в этой стране тоже все из золота, а правит там Великий хан. К востоку от Катая — остров Чипангу (Япония), где также множество чудес. Кое-что из сказанного было известно из легенд, кое-что из книги венецианца Марко Поло (около 1254—1324), который провел 24 года в странах Востока.

Но, хотя знали о Востоке мало, товары с Востока были широко распространены на Западе: ткани, особенно шелковые, сахар, и главное — пряности. Помимо этого, дальние земли считались прямо-таки переполненными золотом и драгоценными камнями. Мы помним, что в XIV—XV вв. резко возросла потребность в деньгах у разных слоев населения Запада.

Не забудем еще об одной причине, побудившей многих ринуться на открытие новых земель. Этой причиной был дух предпринимательства, стремление к земным благам, характерные для «осени Средневековья», а также вера в неограниченность человеческих возможностей, возвещенная Возрождением.

Пути на Восток, однако, были закрыты враждебными исламскими государствами, особенно с XV в. крепнувшей Османской империей. Оставались водные пути, но можно ли было достичь стран Востока по морю?

Младший сын португальского короля дон Энрике (1394—1460) получил от потомства прозвище Мореплаватель, хотя он всего лишь раз в жизни ступил на палубу корабля, чтобы пересечь Гибралтарский пролив. И это прозвище справедливо, ибо он открыл португальцам путь на Восток. Маленькая Португалия, прижатая к побережью сильным соседом — Кастилией, — могла двигаться только в одном направлении — морском.

Античные ученые полагали, однако, — а их авторитет, как мы помним, был весьма велик, — что плавание в экваториальных водах невозможно, ибо жара там столь велика, что море кипит. Те же древние ученые считали, что в Южном полушарии существует огромный материк (возможно, Африка есть лишь гигантский полуостров его) — Terra Incognita Australis, т.е. Неизвестная Южная Земля. Усомнившись в истинности подобного мнения, Энрике Мореплаватель собирал все сведения о возможных путях в южном направлении и организовывал экспедиции. Были исследованы острова близ побережья Африки и в 1445 г. достигнута крайняя западная точка Африканского континента — Зеленый мыс.

Все убедились в том, что море в южном направлении проходимо. Уже после смерти Энрике Мореплавателя, в 1471 г. мореходы достигли экватора, а в 1486 г. португалец Бартоломеу Диаш огибает южную оконечность Африки. Неизвестная Южная Земля не обнаружена, зато открыт путь на Восток. Португальское правительство объявляет, что все земли к югу и востоку от Азорских островов принадлежат Португалии, и отвергает всякие химерические проекты о возможности достичь Индии и Китая западным путем, которыми осаждает власти Христофор Колумб.

Существует мнение о том, что в Средние века Землю считали плоской. Это не совсем верно, ибо, хотя так действительно воображало большинство населения Европы, античные учения о шарообразности Земли не были забыты. Колумб собрал большую библиотеку, где было множество сочинений, доказывающих шарообразность Земли, вел переписку с учеными. На этом основании Колумб полагал, что пределов Востока легче достигнуть, идя на Запад, что за месяц можно достичь Китая или Чипангу, если плыть прямо через Океан, а не огибать Африку.

Поскольку Португалия отвергла его планы, Колумб обратился к Фердинанду и Изабелле Испанским. Его предложения были заманчивы, так как сулили возможность достичь земель, богатых золотом и пряностями, не вступая в конфликт с Португалией, закрывшей путь на Юг и Восток. Сомнения же вызывало то, что от испанского правительства требовались средства на организацию экспедиции, без каких-либо гарантий. Путь на Запад был вычислен математически, но не подтвержден на практике. Португальцы двигались вдоль берегов, имея четкие ориентиры. Колумб же предполагал двигаться в неизвестность, тем более, что способов точно определять координаты еще не было. И все же Колумб победил. Вера в возможность постичь мир с помощью разума, вера во всемогущество человека, распространенные тогда не только в гуманистических кружках, победила и в умах членов испанского королевского совета, тем более, что идеи эти были помножены на неуемную жажду золота и пряностей.

Карта, которой пользовался Колумб. Около 1490 г.

Колумб был убежден, что он открыл путь в Азию и оставался в этом убежден до конца своих дней. Открытые им земли, — а он совершил всего четыре путешествия, — не дали обещанных золота и пряностей, и великий мореплаватель умер в нищете, ведя безнадежную тяжбу с разочарованным испанским правительством за свои права и привилегии, которые ему были обещаны.

Но первоначальные неудачи никого не останавливали. Уже в конце 90-х годов XV в. несколько экспедиций достигли разных пунктов побережья Америки и постепенно стало ясно, что открыты не страны Востока, а новая часть света.

В 1499 г. в Европе стало известно, что путь на Восток через Запад — не единственный. Из Индии вернулась отплывшая из Португалии в 1497 г. экспедиция Васко да Гамы (1469—1524). Эта экспедиция обогнула южную оконечность Африки, достигла Индии и вернулась, привезя огромный груз пряностей. Это сразу выдвинуло Португалию вперед в ее соперничестве с Испанией. Вскоре после открытия Америки папа Александр VI в 1493 г. разделил все новооткрытые земли и земли, которые еще предстояло достичь, между Испанией и Португалией. Линия раздела проходила по середине Атлантики, и все к Западу от нее принадлежало Испании, к Востоку — Португалии. Это решение было подтверждено договором между этими странами. Португалия не только монополизировала торговлю с Востоком. В начале XVI в. она основала колонии Диу и Гоа на побережье Индии, захватила город Малакку на Малайском полуострове и начала завоевание Моллукских островов, именовавшихся также Островами Пряностей. Одновременно новые экспедиции достигли побережья Бразилии, пересекли Панамский перешеек и вышли к Тихому океану, названному тогда Южным морем.

Осенью 1519 г. португальский моряк Фернан Магеллан (около 1480—1521) во главе испанской экспедиции в составе 5 кораблей, на которых было 265 человек, отправился в поисках прохода на Запад вокруг южной оконечности нового континента. Спустя год ему удалось достичь пролива, через который он вышел в океан, названный им Тихим, так как почти за 4 месяца плавания по нему ни разу не было бурь. Открытый им проход был впоследствии назван Магеллановым проливом.

В 1521 г. его изрядно потрепанная флотилия причаливает к одному из островов, которые Магеллан назвал Филиппинскими в честь наследника испанского престола. И вдруг обнаружилось, что плывший вместе с экспедицией раб Магеллана Энрике, купленный им некогда в Малакке, понимает местную речь; следовательно, он находится поблизости от родины. Первый человек на Земле — темнокожий слуга малаец — совершил кругосветное путешествие. Но Магеллану не дано было завершить свой путь: он погиб на этих островах в незначительной стычке с туземцами. И только один из пяти кораблей, «Виктория», с командой всего из 18 человек в сентябре 1522 г. возвратился к берегам Испании. Земной круг замкнулся. В мире осталось еще множество неоткрытых земель, но конечность его обнаружилась, обнаружилась достижимость любого места на Земном шаре.

Карта мира 1500 г. Север — справа, юг — слева, запад — вверху, восток — внизу. Горизонтальная жирная линия — линия раздела заморских владений между Испанией и Португалией.

«Эти страны следует называть Новым Светом. У наших предков о них не было никакого представления, и, по мнению всех, это самое новейшее открытие» — писал в 1503 г. своему знакомому итальянец, моряк на испанской службе Америго Веспуччи (между 1451 и 1454—1512). По обычаям тех времен, письма с известиями, интересными для всех, распространялись получателями среди своих друзей, переписывались, расходились по свету. В 1505 г. письма Веспуччи публикуются в Страсбурге, а в 1507 г. математик и географ Мартин Вальдземюллер выпускает в свет «Введение в космографию» с приложением путешествий Америго Веспуччи и картой новооткрытых земель. В этой книге он пишет: «Поскольку эту четвертую часть света открыл Америкус (латинизированная форма имени Америго), то ее следовало бы назвать Америкой». Так новая часть света получает имя. Нет, Веспуччи никогда и нигде не говорил о том, что именно он открыл новые земли, но именно он первым заявил на всю Европу, что это не часть Азии, а новый континент. Впрочем, и тут он был не совсем первым. Колумб, абсолютно убежденный в том, что он достиг Азии, все же заявлял, что «о землях этих говорили и писали, но заключали о них по догадкам, воочию их не видя». Папа в булле, изданной через год после первого путешествия Колумба, когда никто и не догадывался о достижении нового материка, писал, что Колумб и его спутники «нашли материк, доселе еще не открытый никем».

Несмотря на то, что первооткрыватели увидели многое, чему они не могли найти аналогий в Старом Свете, а может быть, именно поэтому, они стали искать схожее с тем, что они знали на своей родине, либо с тем, о чем они читали и слышали о дальних землях. Участники первой экспедиции, открывшей Амазонку, якобы видели в джунглях города, овец и слонов. Колумбу казалось, что на острове Эспаньола (Гаити) есть засеянные пшеницей поля. Как правило, первопроходцы обращались к средневековым представлениям о дальних землях, чаще всего об Индии. Вообще, с легкой руки Колумба открытые им земли стали называть Вест-Индией, т.е. Западной Индией, а аборигенов — индейцами. Для Средневековья же Индия и вообще далекие земли — особый мир, подчиняющийся иным законам, нежели мир европейский, или не подчиняющийся никаким. С одной стороны, там, в пределах Востока, лежит Земной Рай, страна блаженных, с другой — это некий антимир, населенный чудовищами. Жители этих краев свободны от всяких запретов, не имеют семьи и собственности, не носят одежду. И это понимается одновременно и как условия жизни в стране блаженных, и как доказательства языческой и даже нечеловеческой сущности обитателей этих земель. Такой двойственный подход характерен и для восприятия Нового Света. Одни и те же путешественники в одном и том же письме или ином сочинении говорят о здоровом, прямо-таки идеальном климате новооткрытых земель и объявляют это доказательством того, что Земной Рай лежит где-то поблизости, и — о бурях, ураганах и эпидемиях. Индейцы описываются как невинные дети природы, живущие по ее законам подобно Адаму и Еве до грехопадения, и — как злобные чудовища. Колумб даже удивлялся, что он ни разу не видел людей с собачьими головами.

На самом деле, жители Америки — их насчитывалось предположительно 15—20 миллионов человек — стояли на разных ступенях цивилизации — от бродячих охотников и рыболовов до оседлых земледельцев. Именно земледелием, — правда, довольно примитивным, — было занято большинство аборигенов Америки. Они выращивали кукурузу, фасоль, тыкву, табак, в Центральной Америке — какао и помидоры, в Андах — картофель, а также иные, не известные в Европе злаки и корнеплоды, например, батат или маниок. Домашних животных у индейцев было немного — собаки, индюки, в Андах — ламы. Лошади, без которых нам трудно представить индейцев, были завезены европейцами. Даже те регионы Америки, в которых существовали относительно развитые цивилизации, не знали железа, колеса, гончарного круга, тягловых животных. К моменту прихода европейцев в Америке было четыре цивилизации, знавшие города и государство: цивилизация ацтеков на Мексиканском нагорье, цивилизация майя на Юкатане и в Гватемале, цивилизация чибча в горной Колумбии и цивилизация инков в Андах и на Боливийском нагорье. Именно туда устремились испанские конкистадоры (по-испански «конкиста» — «завоевание»).

Вслед за первооткрывателями в Новый Свет ринулись те, кто жаждал быстрого обогащения. Слухи о золоте, валявшемся под ногами, кружили головы. Однако золота не было. Любой переселенец получал в Вест-Индии участок земли и рабов-индейцев. Но в Новый Свет приезжали не крестьяне и не крупные землевладельцы. Разорившиеся мелкие рыцари, оставшиеся без дела после завершения Реконкисты, преступники, скрывавшиеся от королевского правосудия, авантюристы различных мастей — вот кто заполнял корабли, шедшие из Испании на Запад. Эти люди, выбитые из жизни, лишенные традиционных моральных ценностей и не приобретшие никаких иных, обладали немалым мужеством и не имели хозяйственных навыков. Они мучили своих рабов, выжимая из них последние соки, но плантации все равно не давали дохода. Этих людей манили появившиеся после экспедиций в 1516—1518 гг. сведения о богатых городах где-то на материке, и они охотно пошли бы за любым, позвавшим туда.

Древняя история страны, которая теперь называется Мексикой, изучена плохо. Известно, что в середине XIV в. ее заселили племена ацтеков, обложившие данью подвластные народы. В государстве ацтеков сохранились родовой строй, многобожие и были весьма распространены человеческие жертвоприношения. Центром государства был большой город Теночтитлан. У ацтеков было весьма развито ювелирное искусство (молва называла несметное количество сокровищ владык Теночтитлана), ткачество, строительное дело. Они обладали письменностью, правда, весьма примитивной.

18 апреля 1519 г. на мексиканском берегу высадились белокожие бородатые люди. Их вел тридцатитрехлетний идальго (мелкий землевладелец), недоучившийся студент Фернан Кортес (1485—1547). Жажда славы и золота манили его. Индейцы никогда прежде не видели белых людей, лошадей, стальных лат, огнестрельного оружия, в том числе пушек; все это пугало их. Правитель ацтеков, известный европейцам под именем Монтесума, пытался задобрить Кортеса богатыми дарами, но Кортес, распаленный видом золота, двинулся на Теночтитлан. Ему удалось заключить союз с покоренными ацтеками племенами, ненавидевшими поработителей, и после длительной борьбы взять и разрушить Теночтитлан. Захват остальной части Мексики занял несколько лет. Богатейшие золотые и серебряные рудники достались испанцам. Однако значительная часть сокровищ Монтесумы была спрятана его племянником, последним правителем ацтеков, организатором героического, но безуспешного сопротивления испанцам, Куаутемоком. Несмотря на жестокие пытки, он не выдал места, где было сокрыто золото Монтесумы, и оно не найдено до сих пор.

Расправившись с ацтеками, испанцы обрушились на города-государства майя. Историки нередко называют майя «древними греками» Америки, противопоставляя их ацтекам — «древним римлянам». Имеется в виду, что ацтеки были народом завоевателей, а майя — народом творцов культуры. Этот народ примитивных землевладельцев, живших, в сущности, в каменном веке (даже драгоценные металлы они использовали реже, чем их северные соседи), обладал высоким уровнем знаний. Майя единственные, насколько известно, в Америке создали иероглифическую письменность, не расшифрованную до сих пор[3], весьма точный календарь, изобрели совершенно независимо ноль и позиционную систему счета; у них были развиты искусства, особенно скульптура и настенная живопись, и градостроительное дело.

Единого государства у майя не существовало, но их отдельные города были захвачены испанцами в течение 1526—1546 гг. Только в гватемальских джунглях до 1676 г. сохранял независимость последний индейский город-государство Тайясаль. Но на судьбах аборигенов Америки это уже никак не отразилось.

Образцы иероглифического письма майя.

На территории нынешней Колумбии жили племена чибча. Они строили городе, умели обрабатывать медь и драгоценные металлы. В 30-е годы XVI в. их страна была завоевана испанцами. О культуре и истории этого народа мы знаем очень мало, но обычай одного из племен чибча дал начало примечательной легенде.

Это племя жило близ горного озера. Раз в год местный правитель совершал на озере, почитавшемся священным, особую церемонию. Его тело натирали смолой и осыпали золотым порошком. Процессия шла из города на озеро, правитель отплывал от берега на плоту, его свита бросала с берега в озеро в качестве жертвоприношения золотые изделия и драгоценные камни, а сам он окунался в воду, чтобы смыть с себя позолоту. Этот обряд прекратился незадолго до завоевания, но слухи о нем дошли до конкистадоров. Совершавшего церемонию правителя испанцы назвали «el rey dorado» — «позолоченный король».

Прозвище правителя они перенесли в сокращенном виде на всю страну. Возникла легенда, которая утверждала, что где-то в джунглях Амазонии есть город, где золотом мостят улицы и кроют крыши. До начала XX в. смельчаки пытались найти его в тропических лесах Америки, нередко ценой жизни, но, увы, безуспешно. Зато слово «Эльдорадо» как символ невероятного и легко добываемого богатства вошло во все европейские языки.

К югу от страны чибча, в горных районах нынешних Перу и Боливии находилось государство Тауантинсуйу, т.е. на языке народа кечуа, 13 миллионов потомков которого и поныне живут в этих странах, — Страна Четырех Сторон Света. Правители этого государства считались потомками Солнца и назывались инки, поэтому государство иногда называется государством инков. Легенды возводят историю этой страны к незапамятным временам, но на деле Тауантинсуйу сложилось к середине XV в. Это государство было строго централизованным, с абсолютной властью инки. В стране было много богатых городов, прекрасно развитая система дорог. Земледельцы (их было большинство населения) и ремесленники объединялись в общины. Земля принадлежала государству в лице инки и никто не мог владеть никакой собственностью, кроме жилья, одежды и инструментов, даже продуктами своего труда. Специальные чиновники забирали весь урожай и (видимо) ремесленные изделия и распределяли их среди населения, по возможности, поровну, оставляя часть произведенного для государственных нужд. Дети, больные, старики также получали свою долю. Некоторые ученые называют такой строй «инкасическим коммунизмом». Жители государства инков достигли высокого мастерства в ремеслах, особенно ткацком, гончарном (хотя гончарного круга они не знали) и ювелирном, в строительстве, в частности в строительстве дворцов и дорог; они знали бронзу и, возможно, метеоритное железо. Кроме кукурузы они выращивали картофель. Они приручили лам, которые использовались как вьючный скот, а также на мясо и шерсть. Жители Тауантинсуйу применяли для пахоты примитивный плуг, в который впрягались люди. Удивительно, что при такой относительно развитой технике у кечуа не было письменности. Легенда гласит, что некогда там существовали священные письмена, но они были запрещены жрецами. С тех пор в Тауантинсуйу использовалось своеобразное узелковое письмо кипу: к широкой кожаной ленте привешивались веревки разной длины, толщины и цвета; на каждой такой веревке по-разному завязывалось несколько узлов. Сочетание длины, толщины, цвета и формы узла обозначало некое понятие. Вариантов таких сочетаний могло быть не так уж много, поэтому кипу использовались для передачи конкретной информации, скорее, как «узелки на память», как средство запоминания, а не письмо в собственном смысле слова.

Кипу.

В 1532 г. это государство захватил конкистадор Франсиско Писарро (между 1470 и 1475—1541) с отрядом, в котором было всего 130 человек и 57 лошадей. Он захватил в плен инку Атауальпу и потребовал за него колоссальный выкуп — столько золота, чтобы засыпать зал во дворце инки почти до потолка, — что не помешало ему, получив это золото, вероломно умертвить пленника. Попытки индейцев свергнуть испанцев не удались. Сам Писарро погиб от руки своих же соратников в результате раздоров, начавшихся среди конкистадоров.

Таков был конец доколумбовых цивилизаций Америки.

До завоевания Мексики и Перу с их золотыми и серебряными рудниками единственной добычей, которую могли захватить конкистадоры, была земля. Но обрабатывать ее благородные идальго и простые авантюристы не желали, да и не могли. Требовались рабы, и этими рабами стали жители тех мест — индейцы. Чтобы добыть бесплатную рабочую силу, испанцы развернули самую настоящую охоту за людьми. Попытки сопротивления или даже пассивного неповиновения подавлялись самыми страшными и жестокими способами: новые хозяева Нового Света пытали и убивали, не щадя даже женщин и детей. В 1512 г., когда Куба была захвачена Испанией, на ней проживало 200—300 тысяч индейцев, в 1537 г. их там осталось около 5 тысяч.

Но нашелся человек, выступивший со страстным призывом в защиту индейцев и с гневными обличениями тех, кто называл себя христианами. Это был священник, историк и гуманист Бартоломе де Лас Касас (1474—1566), епископ одной из провинций Мексики. Он ставил перед собой две задачи: обратить индейцев в христианство и защитить их от христиан. Несколько раз Лас Касас пересекал океан, чтобы при дворе Карла V отстаивать права своих подопечных. Его прозвали «Апостолом индейцев». Многие из его современников, в том числе лица духовного звания, утверждали, что индейцы не принадлежат к роду человеческому, что они дети дьявола, а не потомки Адама и Евы. В проповедях, трактатах, в своей книге «История Индий» Лас Касас отверг этот тезис, настаивая на том, что создавать живые существа может только Бог. Он стремился показать праведность индейцев и сурово обличал поведение христиан. Его многолетние труды принесли плоды. Папа издал буллу, в которой индейцы объявлялись людьми, обладающими бессмертной душой. Император Карл V принял ряд указов, в соответствии с которыми индейцы становились королевскими подданными, стоявшими под защитой закона. Разумеется, правителей беспокоили не столько нравственные проблемы, сколько угроза обезлюденья колоний; они просто стремились навести хоть какой-то порядок в завоеванных землях. Но все же, хотя индейцы тысячами умирали на королевских рудниках в Мексике и Перу, до сего дня там живут многочисленные индейские народы. В этом есть и заслуга Лас Касаса.

Нельзя, увы, не сказать и о сомнительном, с точки зрения морали, способе, которым «апостол индейцев» пытался облегчить жизнь своих духовных детей. Он заявлял, что индейцы — благородный и свободолюбивый народ, люди, которые предпочитают смерть рабству. Но поскольку плантации существуют и кто-то должен на них работать, Лас Касас предложил ввозить из Африки негров, которые, по его мнению, есть рабы по природе. Не он первым придумал работорговлю. Ввоз негров в Новый Свет происходил с 1517 г., но авторитет знаменитого гуманиста и проповедника способствовал превращению тайной практики в явную. Увидев, как обращаются хозяева со своими чернокожими рабами, Бартоломе де Лас Касас в конце жизни ужаснулся тому, что он сделал, и горько раскаивался, но изменить что-либо был уже не в силах.

Стремясь вызвать сочувствие к индейцам, Лас Касас в своих писаниях идеализировал их жизнь. Он утверждал, что эти люди живут жизнью гораздо более праведной, нежели европейцы. Отсутствие собственности, законов и т.п. свидетельствовали, по его мнению, о том, что они близки к природе, что их бытие близко к состоянию человечества до грехопадения. Его оппоненты ссылались на зверские, с точки зрения европейцев, обычаи у индейцев, на людоедство. «Апостол индейцев» либо отрицал обвинения, либо доказывал, что эти обычаи не столь уж ужасны. Именно с этих споров в первой половине XVI в. возникло два представления о народах, живущих первобытной жизнью. Точнее, эти два представления бытовали значительно раньше, еще в средневековых описаниях стран Востока. Но теперь разговор пошел уже не о легендарных, а о реальных людях из плоти и крови. С одной точки зрения, дикари — грубые примитивные полуживотные, и долг европейца — приобщить их к цивилизации, если надо, то силой. Подобная позиция была оправданием колониальных захватов. С другой — аборигены есть люди, живущие «по природе», вне разлагающего влияния цивилизации, и уже поэтому лучше, нравственнее, чище порочных европейцев; это «благородные дикари», и нам надо учиться у них, а не наоборот.

Одним из величайших последствий Великих географических открытий было изменение представлении о мире, о людях. Оказалось, что Земля — одна, что все, живущие на ней, — люди, хотя и весьма разнящиеся по своим правам и обычаям. Познание этих обычаев приводило, пусть не всех, но все же некоторых, к убеждению, что своя, европейская культура не единственно возможная, что есть и иные, нисколько не хуже, а может быть и лучше, что надо учиться у других, а не замыкаться в своей цивилизации. Появилась возможность сравнивать себя с другими, предпринимались попытки понять чужих, что вело — медленно, в течение столетий — к пониманию ценности каждой культуры, к пониманию единства всех людей.

1. Почему в XV в. начались попытки дальних морских путешествий?

2. Как видели европейцы природу и людей Нового Света?

3. Почему испанцы так легко завоевали государства Америки?

4. Каковы главные последствия Великих географических открытий?

ГЛАВА 6.5. РОЖДЕНИЕ НОВОЙ ЕВРОПЫ

Средние века, как говорилось выше, завершились к середине XVI в. Но последствия явлений, обозначавших конец Средневековья — Возрождения, Реформации, Великих географических открытий — сказывались на протяжении по меньшей мере еще столетия. Поэтому мы должны, хотя и очень кратко, упомянуть о событиях конца XVI и первой половины XVII в.

Англиканская церковь стала после Реформации, проведенной Генрихом VIII, частью государственной системы. Поэтому любые религиозные перемены влекли за собой перемены политические и наоборот. Попытки королевы Марии Тюдор (1553—1558), дочери Генриха VIII, вернуть Англию в лоно католицизма (за расправу над протестантами она заслужила прозвище Кровавой) не увенчались успехом.

Самой мощной католической державой в Европе была Испания — главная соперница Англии в мировой торговле и в захватах земель в Новом Свете. Поэтому любая прокатолическая политика, неизбежно оказывавшаяся происпанской, была в Англии обречена. И с прокатолической политикой было покончено, когда после смерти Марии на престол вступила дочь Генриха VIII и Анны Болейн Елизавета I Тюдор. В ее царствование (1558—1603) укрепляются английское национальное государство и англиканская церковь.

Политическая борьба в Англии в правление Елизаветы воплотилась во вражде двух королев: Елизаветы и шотландской королевы Марии Стюарт (1542—1567).

Характеры этих женщин были прямо противоположны. Елизавета — умна, жестока и коварна, некрасива; она покровительствовала наукам и искусствам, была прекрасно образована. Красавица Мария, обаятельная и легкомысленная, была мало склонна к государственной деятельности. Елизавета — убежденная протестантка, Мария — пламенная католичка. Детство Елизаветы было тяжелым: Генрих VIII обвинил Анну Болейн в государственной измене и приказал казнить, а Елизавету заточить в государственную тюрьму — Тауэр. Мария получила корону Шотландии еще в колыбели; шестилетней девочкой она стала невестой наследника французского престола, была перевезена во Францию, воспитывалась при французском дворе, шестнадцати лет стала королевой Франции, а в семнадцать овдовела. Для Елизаветы управление государством было долгом, исполнением Божьих заповедей, она считала себя высшим должностным лицом страны, ощущала, что она принадлежит Англии. С точки зрения Марии, страна принадлежит монарху, а не наоборот; в дела управления она не вникала и ей было все равно, корона какой страны увенчает ее голову.

Правление Елизаветы было эпохой расцвета Англии, и с ростом английской мощи возрастал авторитет государыни. Иначе сложилась судьба Марии Стюарт. Поскольку Елизавета строго придерживалась догматов протестантизма, и, тем самым, была в глазах католического мира еретичкой, то она, с точки зрения католиков, не имела права занимать престол. Ближайшей же наследницей бездетной Елизаветы оказывалась Мария Стюарт, внучатая племянница Генриха VIII, никогда не отрекавшаяся от своих притязаний на английский престол. Реформация в Шотландии привела к отречению Марии от престола и к бегству ее в Англию, где она, суверенная королева, оказалась, в нарушение всех законов, пленницей английской монархини. После двадцатилетнего заточения Мария, рассчитывавшая на поддержку католической Испании, была вовлечена в заговор, о котором английские власти знали с самого начала и даже, отчасти, его провоцировали. Заговор был, естественно, в нужное время раскрыт, Мария Стюарт осуждена английским судом и обезглавлена.

В свое время в обмен на помощь Мария согласилась признать своим наследником короля Испании Филиппа II (1556—1598). После ее казни папа призвал всех католиков к войне с Англией. Испания снарядила огромный флот — «Непобедимую Армаду». В ее составе было 134 корабля, несших около 3 тысяч пушек и более 20 тысяч солдат. И тут Англия показала, что значит национальное чувство. На собранные английскими купцами средства была экипирована армия для защиты от вторжения, построено около 200 кораблей. Командовал английской эскадрой адмирал Френсис Дрейк, некогда знаменитый пират, а также известный мореплаватель, совершивший второе после Магеллана кругосветное путешествие (он предпринял его не по своей воле, а спасаясь от испанских военных судов). В борьбе с Армадой Дрейк действовал в соответствии со своими пиратскими принципами: избегать решительного сражения и нападать на отдельные корабли на флангах и в тылу врага. Такая тактика принесла успех, Армада не смогла пристать к берегам Англии и решила вернуться в обход Британских островов; страшная буря застигла испанский флот у северных берегов Шотландии, разметала и потопила большинство судов. В Испанию вернулось только 43 корабля.

Разгром Армады укрепил господство Англии над морями. Внутри страны Елизавета вела борьбу не только с католиками, но и с диссидентами — ПУРИТАНАМИ (от латинского «purus» — «чистый»), которые считали, что только их секта хранит учение Христа в его чистоте. Это были последовательные кальвинисты, противники всяких мирских, «суетных» развлечений: театра, танцев, поэзии и музыки (кроме духовных), ярких модных одежд и т.п. Труд, накопление, бережливость — вот что они считали истинным благочестием. Они выступали за то, чтобы церковь управлялась не назначаемыми правительством епископами, а избранными верующими коллективными органами — ПРЕСВИТЕРИЯМИ. Во времена Английской революции, история которой относится уже к Новому времени, различные секты выступят уже в качестве политических партий в вооруженной борьбе и на парламентских выборах.

Во Франции реформационные идеи распространились с 20-х годов XVI в. Особенностью Реформации во Франции было то, что во главе каждого из религиозных течений стояли определенные аристократические кланы. В северной половине страны, включая Париж, господствовали католики, и их вождями были могущественные герцоги Гизы. Протестанты-кальвинисты, называвшиеся во Франции ГУГЕНОТАМИ (от немецкого «eidgenossen» — «давшие совместную клятву») составляли большинство в Южной Франции. В XVI в. сложение французской нации еще не завершилось, и юг страны, более или менее прочно вошедший в состав французского королевства только в XIII в., значительно отличался от севера и по обычаям, и даже по языку. Теперь на это наложились еще и религиозные различия. Во главе гугенотов стояли правители королевства Наваррского из рода Бурбонов, младшей ветви правящей династии Валуа.

Столкновение католиков и протестантов вылилось в так называемые гугенотские войны, развернувшиеся во второй половине XVI в. Вокруг королевского двора группировались люди, которых современники называли партией «политиков». Чиновничество, часть городов и дворянства севера страны поддерживали их. «Политики», оставаясь католиками, стремились к примирению с гугенотами и главную цель видели в единстве страны. Королева Екатерина Медичи (1519—1589), фактически правившая Францией в царствование ее сыновей Карла IX (1560—1574) и Генриха III (1574—1589) боялась усиления любой из партий. Незначительное столкновение, происшедшее в 1562 г., послужило толчком к вооруженной борьбе. Гугенотов поддерживала Англия, Гизы искали помощи у Филиппа II Испанского. Королевская партия, «политики», выдвинули лозунг: «Единый король, единый закон, единая вера», т.е. вопрос стоял уже не об истинности веры, а о ее единстве в целях единства государства. Религиозные войны постоянно перемежались перемириями и соглашениями. Их пиком стали события 1572 г. Одно из соглашений католиков с гугенотами должен был скрепить брак Генриха Бурбона, короля Наваррского, с сестрой французских королей Маргаритой Валуа. На состоявшуюся 18 августа 1572 г. свадьбу в Париж съехалось большое число дворян-гугенотов. Влияние кальвинистов при дворе возросло. Фактический предводитель гугенотов адмирал Колиньи претендовал на первую роль в государстве. Екатерина Медичи испугалась теперь уже влияния Бурбонов и вошла в союз с Гизами. 24 августа в день святого Варфоломея около двух часов ночи в Париже ударили в набат. Парижская чернь, ведомая агентами Гизов и руководителями парижских ремесленных корпораций, бросалась в дома гугенотов, накануне помеченные крестами. Началось массовое избиение безоружных людей. Колиньи был убит одним из первых. Король Карл IX стрелял по бегущим людям из окна своего дворца — Лувра. Находившийся в эту ночь там же Генрих Наваррский спасся, перейдя в католичество. К полудню было убито около 2 тысяч гугенотов, причем среди них были женщины и дети. Бойня распространилась на всю Францию, и всего пали жертвами около 30 тысяч человек. Протестанты во Франции и за ее пределами погрузились в траур, католики отметили Варфоломеевскую ночь как праздник. На таком фоне ярким исключением выглядит поведение виконта д'Ортеса, губернатора южнофранцузского города Байонны. В ответ на приказ об избиении гугенотов он написал королю: «Ваше Величество! В Вашем верноподданном городе Байонне проживают славные мужи и добродетельные жены, храбрые воины и трудолюбивые ремесленники, готовые все отдать жизнь за Ваше Величество, но среди них я не нашел ни одного палача».

Бойня не остановила, а подхлестнула гражданскую войну. На юге полыхало восстание гугенотов. Не надеясь более на утверждение своей религии по всей стране, они создали нечто вроде государства в государстве, мощную политическую и военную организацию. Ее возглавил бежавший из Парижа и снова вернувшийся к протестантству Генрих Наваррский, человек умный и по убеждениям бывший куда ближе к «политикам», нежели к своим фанатичным братьям по вере.

После смерти Карла IX в правление бездетного Генриха III возникла опасность того, что после его смерти трон перейдет к ближайшему родственнику — Генриху Бурбону. Лидер католиков Генрих Гиз создал в 1576 г. в противовес организации гугенотов Католическую лигу, массовое движение с военной дисциплиной.

Напуганный ростом влияния Католической лиги Генрих III объявил главой Лиги самого себя, но парижане не доверяли ему. Король приказал стянуть в Париж войска. В ответ 12 и 13 мая 1588 г. столица покрылась баррикадами («День баррикад»). Король бежал из Парижа в Блуа, вызвал туда герцога Гиза и приказал убить его. Это вылилось во всеобщее возмущение католиков. Лига стала центром антикоролевского движения. Генрих III не только примирился с Генрихом Наваррским, но и бежал со своим окружением к нему в лагерь. Там он был убит в 1589 г. фанатиком-католиком. Генрих Бурбон стал по праву наследования королем Франции Генрихом IV (1589—1610). Союз Лиги с Филиппом II, введение в Париж испанского гарнизона возмутили национальное чувство французов. Со своей стороны, Генрих IV понял, что страна не примет короля-протестанта и в 1593 г. вторично перешел в католичество, сказав: «Париж стоит мессы» (месса, т.е. обедня, была отличительным признаком католичества). Действительно, в 1594 г. столица открыла ему ворота.

Умный и осторожный политик, Генрих IV стремился не репрессиями, а богатыми подарками умиротворить католических вельмож, в том числе Гизов. Удовлетворил он и своих союзников-гугенотов. В 1598 г. был издан Нантский эдикт, регулирующий религиозные и политические права гугенотов. Католическая религия объявлялась государственной, но протестантское богослужение разрешалось на территории всей страны, кроме Парижа и нескольких городов; протестанты получили право занимать любые государственные должности наряду с католиками. Но не забудем, что в XVI в. полное отделение религии от государства было еще невозможно, религия занимала слишком большое место в сознании людей. Поэтому любые религиозные права сопровождались политическими привилегиями. Гугеноты, по Нантскому эдикту, получили право созывать собрания, наподобие Генеральных штатов, держать при дворе своих представителей, а в залог выполнения эдикта им передавалось несколько крепостей, главной из которых был город Ла-Рошель на побережье Бискайского залива.

Генриху IV удалось восстановить единство страны; его смерть в 1610 г. от руки фанатика-иезуита Равальяка не привела к крушению его политики. Попытки дворянства добиться верховенства над короной, предпринятые в малолетстве сына Генриха IV, Людовика ХIII (1610—1642), не достигли успеха. И именно в правление Людовика XIII в 1624 г. к власти, в качестве первого министра, пришел кардинал Арман Жан дю Плесси, герцог де Ришелье (1585—1642). Суть своих реформ Ришелье выразил в своем «Политическом завещании», написанном в форме письма к королю: «Когда Вы, Ваше Величество, решили оказать мне великое доверие в управлении Вашими делами, гугеноты делили государство с Вами, а вельможи вели себя так, как будто они не были Вашими подданными. Моей первой целью было величие короля, моей второй целью было могущество государства».

Ришелье не собирался отменять Нантский эдикт целиком, но не мог допустить существования гугенотского «государства в государстве». В 1628 г. у гугенотов была отнята после долгой осады крепость Ла-Рошель. В 1629 г. все политические привилегии гугенотов были ликвидированы. Но религиозные права их оставались незыблемыми до конца XVII в. Правительство Ришелье, желая подчинить страну единой королевской власти, вело наступление на любые привилегии (таков, например, запрет дуэлей, дворянской привилегии, ибо Ришелье заявлял, что это сословие имеет право проливать кровь только на службе короля), стремилось подчинить государству всех подданных, независимо от того, гугеноты они или католики.

Нидерланды, объединенные еще в XV в. герцогами Бургундскими, к середине XVI в. представляли собой союз семнадцати провинций, крупнейшими из которых были Голландия на севере и Фландрия на юге. Нидерланды входили во владения Габсбургов, а после отречения Карла V и раздела его владений отошли к Испании. Нидерландами управляли назначенный испанским правительством генеральный статхаудер («хранитель государства») и Государственный совет, в который входили представители как Испании, так и местной знати. Существовали также Генеральные Штаты.

Целью короля Филиппа II Испанского, коварного и жестокого фанатика, было величие Испании и торжество католической веры. Во имя государственной мощи Испании он безжалостно обирал подвластные земли, в том числе Нидерланды, в качестве католического монарха — безжалостно расправлялся с еретиками.

Нидерландская революция.

В Нидерландах, в особенности на севере, где реформационные идеи, в основном кальвинистские, были широко распространены, Филипп II ввел чрезвычайно жестокие законы против еретиков. Одновременно он обложил страну налогами, весьма невыгодными для местных купцов, и нарушил вольности страны, сосредоточив все управление в руках наместников. В 1565 г. группа недовольных нидерландских дворян во главе с членами Государственного совета принцем Вильгельмом Оранским, графом Эгмонтом и адмиралом Горном объединилась в союз, который в 1566 г. предложил наместнице Нидерландов Маргарите Пармской смягчить ряд антиеретических законов, упразднить некоторые налоги и восстановить права Генеральных и провинциальных штатов. Явившиеся к наместнице вожди этого союза были одеты в скромные одежды, что дало повод пышно наряженным испанцам из свиты наместницы назвать их ГЁЗАМИ, т.е. оборванцами. Эти события знаменуют собой начало Нидерландской революции, и уже в них видно переплетение двух целей этой революции — распространение Реформации и отделение (для начала — автономия) от Испании. Религия и политика соединялись и здесь.

Наместница не отвергла требований, тем более, что члены союза дворян не грозили бунтом и неповиновением. Но в августе 1566 г. по стране прокатилось движение «иконоборцев». Как мы помним, кальвинисты отрицали культ Богоматери, святых, церковных изображений, реликвий, считая их идолопоклонством. Иконоборцы, в основном из народных низов, врывались в церкви, уничтожали священные изображения и утварь. По всем Нидерландам разгрому подверглось около 5,5 тысяч церквей. Дворянство и купечество, даже и кальвинисты, были недовольны такими крайностями и к весне 1567 г. движение иконоборцев пошло на убыль. Но фанатик Филипп Испанский должен был отомстить за оскорбление Бога еретиками. Маргарита Пармская была смещена и на ее место назначен герцог Альба. Он вступил в Нидерланды во главе отборной армии и установил там режим террора. Было казнено более 8 тысяч человек, в их числе Эгмонт и Горн.

Террор Альбы вызвал ответную реакцию не только в протестантских, но и в католических регионах. Началось массовое народное движение, принявшее форму партизанской борьбы; участники ее назвали себя «гёзами». Во главе движения встал Вильгельм Оранский, умный, изворотливый политик. Вильгельм умело лавировал между умеренными, опиравшимися на городской патрициат, и крайними, искавшими поддержки у народных низов.

В 1572 г. ряд городов на севере открыл ворота гёзам. Вильгельм Оранский прибыл в Нидерланды с войсками, набранными в Германии. В ответ Альба прошел по стране, уничтожая все на своем пути. Генеральные Штаты Нидерландов объявили войну, но не Филиппу (формально они признавали его своим монархом), а Альбе. Вильгельм Оранский был избран статхаудером нескольких провинций, в частности Голландии, и ему были вручены верховное командование и высшая исполнительная власть. Жестокости Альбы не принесли ему победы и он был отозван в Испанию, но война продолжалась.

В 1579 г. произошел раскол. Юг страны признал испанское владычество, северные провинции заключили так называемую Утрехтскую унию, по которой союз северных провинций становился практически независимым государством. Провозглашалась свобода вероисповедания, но вместе с тем были запрещены публичные богослужения католиков. В 1581 г. была провозглашена Республика Соединенных провинций (часто называемая Голландией по крупнейшей из провинций). Война с Испанией продолжалась до перемирия в 1609 г., когда новое государство было фактически признано Испанией. Юг Нидерландов оставался под властью Испании.

Республика Соединенных провинций представляла собой довольно рыхлое образование. Каждая из провинций была почти независима во внутренних делах, формально имела своего статхаудера, но фактически большинство из них избирало одного общего, и он же был верховным главнокомандующим страны. Первым статхаудером стал Вильгельм Оранский, после его убийства испанским агентом республику возглавил его сын, и фактически власть в Республике Соединенных провинций стала наследственной в Оранской династии.

Формирование голландской нации началось, в сущности, только после Нидерландской революции. Разделение страны по религиозному признаку привело к тому, что возникло два народа — голландский и фламандский, говорящие на одном языке, но исповедующие разные религии.

Тридцатилетняя война (1618—1648) являлась одновременно и внутригерманским, и общеевропейским конфликтом. Внутри самой Германии, давно уже не обладавшей государственным единством, образовались две коалиции княжеств — Протестантская уния и Католическая лига. Конфликт между ними начался в Чехии, а потом распространился на всю Германию, и в этот конфликт втянулся ряд европейских государств. Католиков поддерживала, естественно, Испания, протестантов — Англия, Дания, Швеция, причем последние стремились и к захватам германской территории. Религиозная сторона дела явно уступала территориально-политической. Ряд протестантских князей оказывался союзниками императора-католика, а сам он иногда не поддерживал Католическую лигу, боясь ее усиления. Франция, управляемая кардиналом римско-католической церкви, поддерживала немецких протестантов, дабы ослабить австрийских и испанских Габсбургов. Война, в сущности, кончилась ничем. Был произведен не очень значительный передел территорий, Швеция и Франция усилили свое влияние в Германии, еще более ослабла общегерманская власть императора. Окончательно был подтвержден принцип: «Чья страна, того и вера», т. е. право князей определять религию своих подданных, знаменующее окончательную победу государства над церковью, политики над религией. Но это стоило Германии тридцати лет страданий, потери почти трети населения от военных столкновений, голода, эпидемий и падения рождаемости.

XVI—XVII вв. стали периодом рождения новой науки. Средневековая наука исходила из того, каким должен быть мир, созданный Богом. Поэтому основой ее были теология, наука о Боге, и логика, понимаемая как наука о вечных и неизменных законах разума, дарованного Богом человеку. В конце Средних веков произошел поворот от небесных к земным ценностям, рост интереса к земному, реальному миру — мы видели это на примере нового искусства, — произошло небывалое расширение пределов известного мира, — мы видели это на примере Великих географических открытий.

Новый взгляд на мир, отказ от привычных авторитетов воодушевляли создателей новой науки. Надо отметить, что первые из них были не столько создателями, сколько разрушителями старого. Средневековая медицина основывалась на изучении книг античных авторов. Немецкий врач и естествоиспытатель Парацельс (1493—1541) подверг все идеи древних критическому пересмотру, настаивал на непосредственном, не по книгам, изучении больных. При этом сам он объяснял все болезни нарушением в организме человека равновесия «элементов» — горячего и холодного, сухого и влажного, не чуждался алхимии.

Особо драматичной была история развития астрономии, ибо в этой сфере знания новые идеи натолкнулись на мощное сопротивление традиции. Великий польский ученый Николай Коперник (1473—1543) высказал предположение о том, что не Солнце обращается вокруг Земли, как это считалось тогда и находило подтверждение в Писании и трудах античного астронома Клавдия Птолемея, но Земля вокруг Солнца. Суть его научного подвига, однако, не в том, что он это предположил — подобные мысли высказывались еще в Античности, — а в том, что он математически доказал невозможность обращения Солнца вокруг Земли. Именно так, невозможность обращения Солнца вокруг Земли, ибо его описание движения Земли вокруг Солнца оказалось неточным. Он полагал, как и многие мыслители Средних веков и Возрождения, что круг есть идеальная фигура, поэтому в его картине Солнечной системы орбиты планет, в том числе и Земли, были круговыми. Только в начале XVII в. немецкий астроном Иоганн Кеплер (1571—1630) вывел законы движения планет, показав, что они перемещаются относительно Солнца по эллипсам.

Копернику было ясно, что его гелиоцентрическая (т.е. предполагающая центр системы на Солнце) система противоречит не только привычной геоцентрической (т.е. предполагающей центр на Земле), но и всей традиционной картине мира. Мы помним, что в Средние века пространство представляли себе неоднородным — самое святое место должно было располагаться в центре мира. Перемещение центра мира с Земли, где родился, умер и воскрес Христос, на Солнце как бы умаляло центральное событие всей мировой истории — Крестную Смерть и Искупление. Поэтому основной труд Коперника «Об обращении небесных сфер» был опубликован, согласно его воле, только после его смерти. Книге было предпослано предисловие немецкого богослова Осиандера, который писал, что гелиоцентрическая система есть всего лишь остроумная математическая гипотеза. Но даже и в этом стремлении обезопасить идеи Коперника от обвинений в ереси проявились элементы нового подхода к знаниям. Средневековая научная мысль была никак не абсолютно единой и монолитной; споры, диспуты являлись характерной чертой университетской жизни. Но любое предположение должно было быть определено в конечном счете либо как истина, т.е. то, что ведет к спасению, либо как ложь, т.е. то, что ведет к погибели. Здесь же, в предисловии Осиандера, выдвигалось право на гипотезу, т.е. такое предположение, которое должно быть исследовано на соответствие не писанному авторитету, а природной действительности, и признано верным или неверным, независимо от отношения к Спасению. Выдвигалось право на научный поиск.

Церковь — оплот традиционной картины мира — встретила новую систему мироздания весьма сурово, и судьба сторонников этой системы оказалась тяжелой. В 1600 г. в Риме был сожжен на костре по приговору инквизиционного трибунала итальянский мыслитель и поэт Джордано Бруно (1548—1600). Он отстаивал идею бесконечной Вселенной, множественности миров, в каждом из которых есть свои обитатели. Таким образом, оказывалось, и даже более явно, чем у Коперника, последователем и почитателем которого был Бруно, что Земля не есть центр Космоса, что могут существовать другие миры, для которых Грехопадение и Искупление не имеют значения. Такое, разумеется, могло быть воспринято только как ересь, хотя Бруно обосновывал свои взгляды теологическими аргументами. Он считал, что если Бог действительно всемогущ, то Он не мог ограничиться однократным творением только одного мира. Он творит непрерывно, и звезды — это далекие Солнца, вокруг которых обращаются планеты, населенные другими людьми. Джордано Бруно отказался отречься перед судом от своих взглядов и был осужден на смерть. При всей своей новизне такие взгляды были созвучны эпохе. Разве Великие географические открытия не показали, что кроме Старого Света существует Новый? Что в этом Новом Свете обитают люди, которых современники Бруно считали то ли не принадлежащими к роду человеческому, то ли неподвластными первородному греху?

Менее страшной, но не менее тяжкой оказалась судьба другого итальянца, гениального физика Галилео Галилея (1564—1642). За опубликованный в 1632 г. «Диалог о двух главных системах — птолемеевой и коперниковой» он подвергся преследованиям инквизиции, организовавшей в 1633 г. процесс, на котором старый полуослепший ученый вынужден был отречься от убеждений всей своей жизни. Память об этом сохранилась на века, и легенда, не желающая мириться с тем, что великий человек в страхе перед костром может отказаться от своих взглядов, утверждает, что Галилей, публично признав неподвижность Земли, выходя из судилища, воскликнул: «А все-таки она вертится!».

Трагедия жизненного пути Галилея не должна заслонять от нас того, что им сделано. Он усовершенствовал подзорную трубу, превратив ее в телескоп, с помощью которого впервые в мире взглянул на небо и увидел горы на Луне и четыре спутника Юпитера. Он открыл многие законы механики, в том числе закон падения тел, без знания которых была бы невозможна современная техника. Он заложил основы всей будущей физики, выдвинув принцип относительности. В соответствии с этим принципом, не существует разницы между состоянием покоя и прямолинейного равномерного движения. Мы не можем сказать, что нечто движется, а нечто покоится в абсолютном смысле; любое движение есть движение относительно чего-то, и от позиции наблюдателя зависит, принять ли это состояние за покой или движение. Но это значит, что картина мира зависит от человека, который эту картину созерцает, что все картины равноценны, и в центре каждой — человек, индивид. Но, опять-таки, при всей новизне и необычности такой теории, разве не также в родном городе Галилея — Флоренции — художники создавали свои живописные полотна методом линейной перспективы, ставя себя в центр мира?

Новые ценности, зародившиеся в позднее Средневековье, в эпоху Возрождения, оказались тем умственным фундаментом, на котором возникла новая наука, в свою очередь ставшая неотъемлемой частью культуры и всей истории Нового времени.

1. Каковы были причины борьбы Елизаветы Английской и Марии Стюарт?

2. Могла ли Франция во время религиозных войн распасться на несколько государств? Какова была бы их дальнейшая судьба?

3. Какова была главная цель Ришелье?

4. За что боролись жители Нидерландов во время Нидерландской революции?

5. Была ли Тридцатилетняя война религиозной?

6. Сравните взгляды Коперника, Галилея, Бруно. Кого из них можно назвать деятелем науки в современном смысле?