История свастики с древнейших времен до наших дней

Как уже упоминалось, на фреске из так называемой «катакомбы Прискиллы» душа в образе голубя сидит на краю сосуда со свастикой посередине, что должно обозначать таинство причастия. Различные виды свастик изображались на дошедших до нас христианских культовых сосудах (из Ирландии, Англии), надгробиях, в рукописях. Так, на полях одного коптского гностического кодекса, хранящегося ныне в Берлине, мы видим значок свастики с точками между ветвями. В старой сирийской рукописи VIII века из Амброзианской библиотеки (Флоренция) значок свастики употребляется для отметки примечания к основному тексту (как мы ныне используем звёздочку-астериск). Сама свастика здесь нарисована чёрным цветом, а точки на её концах для контраста проставлены красным.

Итак, мы видим, что свастика, годящаяся на роль и «индоевропейского», и «древнегерманского» символа, вполне пошла бы в качестве символа христианского. В эпоху распространения «тауобразного» креста, чересчур напоминавшего христианам ненавистные им римские боевые штандарты — «орлы», свастика была символом более привычным, знакомым грекам ещё с языческих времён. Можно правда, возразить, что в свастику никак не вписывается «распятый» — однако традиция рисовать распятое тело на фоне креста восходит лишь к Средним векам, и в античности ещё не проявлялась. Древние христиане пользовались крестом и свастикой попеременно, так же как их современники-иудеи без разбору использовали и шестиконечную звезду Давида, и пятиконечную звезду с вершиной, направленной вверх. Главным для тогдашних иудеев было значение, передаваемое символом звезды — источника света во тьме ночной, а сколько у неё было лучей, на первых порах было неважно⁴⁵.

Позже, когда люди стали более искушёнными в символике, произошло естественное разделение — евреи взяли себе звезду шестиконечную (гексаграмму), а маги и алхимики — пятиконечную пентаграмму — позже её же взяли на вооружение масоны, а ещё позже — большевики и сатанисты. Каждая из групп придумала себе новое истолкование символа: иудеи составили свою звезду из двух треугольников — одного чёрного, другого белого, объясняя, что это свет и тьма переплелись в этом мире, но побеждает всё- таки свет, масоны и сатанисты соотнесли четыре вершины звезды с четырьмя сторонами горизонта — то есть со всем миром. Если пятый луч пентаграммы направлен вверх — души избранных стремятся в небо, если вниз — Сатана собирает верных своих в аду.

Большевики же, позаимствовав звезду у масонов, в суматохе гражданской войны вообще не потрудились объяснить трудящимся массам её оккультное значение (до Октябрьского переворота попы следили, чтобы венчающая рождественскую ёлку звезда имела сколько угодно лучей, но только не пять). Нам лично кажется, что вводя звезду в качестве символа Красной Армии, Лев Троцкий руководствовался исключительно богоборческими, антихристианскими мотивами. Кстати, масоны приложили руку и к свастике — маститый французский оккультист Папюс (Жерар Анкос) помещает правостороннюю свастику среди своего набора масонских знаков.

Поскольку избранная нами для темы настоящего очерка свастика является, образно говоря, крестом без распятого, давайте посвятим несколько слов и телу, распятому на кресте. Как мы видели из вышеизложенного, раннехристианский крест является прямым наследником креста дохристианского, вместо которого по случаю в первые века новой эры могли появляться и «анкх», и тауобразный крест, и свастика. Поэтому, чтобы вычленить христианский крест и обособить его от языческих символов, на Востоке начали вписывать в контуры креста фигуру распятого на нём тела. Римские катакомбы такого иконографического мотива еще не знают, а впервые крест с распятым встречается нам в одном сирийском Евангелии, рукопись которого датируется 586 годом. Правда, мы имеем одно крайне любопытное древнеримское граффити с Палатина с изображением распятого осла или коня (по разным толкованиям) — см. рис. 145, — причём, обратите внимание, животное это распято не на классическом, а на тауобразном кресте. Предполагается, что это — грубая карикатура на иудео-христиан, которых в первые два столетия в веротерпимом Риме считали вредной и очень странной сектой — потому и преследовали столь жестоко и последовательно. В Средние века мотив креста со вписанным в него телом распятого получил широкое распространение, поскольку, вероятно, более импонировал чувствам простых верующих, разучившихся ценить простоту античной символики.

Как мы помним из книги Уилсона, этруски (добавим к ним германцев) рисовали свастику в основном на погребальных урнах, куда после кремации ссыпали пепел и измельчённые кости усопших. Такие урны делались в виде домиков, на стенку или на крышу которых наносилась свастика — как

защита от демонов. До распространения христианства, узаконившего погребение умерших вместо их сожжения, германцы также сжигали своих усопших, предоставляя им быстрый переход в загробный мир и исключая осквернение недоразложившихся трупов ведьмами и колдунами. Насколько нам известно, германцы урн-домиков не делали, а помещали прах в специальные керамические сосуды, один из которых, атрибутируемый древним саксам и датируемый примерно 400 годом, мы показываем на рис. 146. Сосуд этот хранится в музее Ганновера, свастики нанесены на него насечками и сопровождаются углублёнными ямками.

С распространением христианства свастика в Германии, как и везде, уступает свои позиции кресту, применяясь в основном в декоративных целях, и намного реже, чем ранее. На надгробных камнях, вросших в землю вокруг фундаментов раннехристианских церквей, и потому попавших в руки археологов, свастика порою употребляется вместо креста, причём иногда сопровождается лотосом — в чём нетрудно усмотреть восточное, в первую очередь, египетское влияние. Постепенно крест вытесняет свастику — основные причины, на наш взгляд, были следующие: а) крест было проще изобразить, чем свастику; б) после того, как канонический крест не стало нужды скрывать, предпочтение было отдано именно ему, а не его временному заместителю. Например, в византийской Церкви свастика издревле изображалась на омофорах — облачении служащего иерея; в эпоху же поздней Империи она и там ради понятности для рядовых верующих была заменена на обычный крест.

В эпоху переселения народов свастика ещё не выходит из активного употребления и «варварами», и «эллинами», и христианами. Ярким примером искусства этой смутной поры может служить гробница вандала Стилихона с её фризом из прямоугольных свастик, перемежающихся солярными кругами (рис. 147)

Вполне вероятно, что свастика, хорошо понятная разным этносам полиэтничной Римской империи, в своё время использовалась проповедниками христианства (не всегде вполне правоверными) при распространении своей религии. Как мы отмечали выше, свастика помимо прочего попала к монофизитам-коптам от эллинистических греков Египта, широко применяясь ими в первые века нашей эры для украшения тканей и ковров, дошедших до нас благодаря сухому климату верхнего Египта.

К сожалению, от раннего и «высокого» Средневековья осталось слишком мало предметов утвари, одежды и обуви — а то, что порою находят при раскопках, некогда принадлежало простолюдинам и не декорировано. Тем не менее в литературе приводятся отдельные изображения этого символа, солярное значение которого было тогда уже намертво забыто, причём в основном на одежде культовой, церковной. Например, на одной средневековой вышивке Христос, восстающий из гроба, облачен в украшенный стилизованными свастиками хитон. Священнические облачения в то время могли украшаться свастиками одиночными или в виде меандрических свастичных полос. Меандрические свастики можно видеть на столах (вид церковного плаща) св. Дигилиуса, епископа Майнцского X века (рис. 148) и Бохольта, епископа Любекского XIV века (рис. 149). Свастика, судя по сохранившимся рисункам, была вышита на столе епископа Винчестерского Эдиндона XIV в. Её нередко можно встретить на одеяниях фигур, высеченных на надгробных памятниках гражданских лиц средневековой Англии. Свастикой украшена тиара св. Гауденса VIII века (рис. 150).

Опять-таки, весьма спорно, чтобы женщины, вышивавшие свастики, особенно на лентах окаймления, имели в видутак называемую «благодать Святого Духа» (одна из версий истолкования её применения) — скорее всего, единичные известные случаи употребления свастики рассматривались как вариант обычного креста, либо просто как геометрический орнамент. Роман Багдасаров в своей книге приводит примеры употребления свастики на фелонях и прочих облачениях священников Восточной Церкви — однако приводимые им рисунки весьма невыразительны, а аргументы слабы. Единственным заслуживающим упоминания образцом здесь может служить плащаница из униатской церкви буковинского монастыря Путна, датируемая XIV веком (рис. 151). Мелкие свастики могли включаться в ленты декора православных икон и храмовую роспись. Данные предметы весьма непредставительны, ибо свастика, почти всегда со скруглёнными загибами, никогда не играет заметной роли в композиции иконы, а теряется во второстепенной орнаментации, либо таится где- либо в уголке или складках одежд персонажей икон. Так, на знаменитой иконе Владимирской Божьей матери имеются две свастики, но лишь на её обороте, записанном в начале XV в. (согласно 1-му тому каталога собрания Государственной Третьяковской галереи, М., 1995, с. 37), не говоря уж о множестве менее известных образов и книжных миниатюр.

Не обошла свастика ни средневековую архитектуру, ни прикладное искусство. На старом немецком окладе Евангелия из слоновой кости X в. (хранится в одном из кёльнских музеев, рис. 152), мы видим Христа, восседающего среди двенадцати апостолов. Пред ним квадрат, разделённый свастикой на четыре части, а надпись по краям куба однозначно свидетельствует, что под свастикой здесь понимаются четыре райских реки, упомянутых в книге Бытия при описании Эдемского сада⁴⁶. Это изображение — хорошее свидетельство того, что к этому времени изначальный смысл употребления свастики ранними христианами (заместитель «опасного» либо шокирующего натуралистичностью креста) был забыт и богословская мысль стремилась подобрать новую подходящую интерпретацию. В это время свастика в Европе вырождается, имея всё более и более орнаментальный характер, приобретая или теряя лапы, спирализуясь и пр. Многие «свастики», о которых пишет Роман Багдасаров применительно к этому периоду, по нашему мнению, свастиками не являются и ряд его глубокомысленно благочестивых выводов поэтому попросту повисает в воздухе.

Ещё одним любопытным поздним истолкованием свастики является тимпан над церковной дверью собора в Обер-рёблингене (Германия)

(рис. 153), где изображены агнец со штандартом (Бог-сын), благословляющая десница (Бог-отец) и свастика с закруглёнными углами (Бог-Дух Святой). Судя по всему, наше прочтение этого символа безошибочно — и следовательно, в других христианских местностях свастику приспособили для обозначения мистического концепта «Святого Духа» (иудейские «руах» и «шехина», гностическая «плерома» и пр.), покуда не стала всеобщей его иконография в виде голубя. Одно ясно — свастика с «победой креста» стала ненужной и была на долгие века потеснена, а затем и практически вытеснена из набора христианской символики.

Западная Церковь, как известно, не признавала икон, место которых заняла культовая скульптура и церковное шитьё (пелены, завесы, плащаницы). Так, на пелене VII–IX вв. из маркграфства Бранденбургского со сценами из Нового Завета одежды практически всех изображённых там персонажей священной истории покрыты мелкими свастиками разных типов. Интересна в этом плане приводимая Р. Багдасаровым алтарная завеса первой половины XIV в. из церкви Марии-цур-Вайсе из немецкого городка Зост, где свастика повторена 15 раз вокруг центральных медальонов.

На знаменитом гобелене из Байё, изображающем высадку войск Вильгельма Завоевателя в Англии и комету Галлея 1066 года, довольно крупная свастика выткана на щите одного из воинов. Английские антиквары пишут об уничтоженных некогда в годы Реформации старых католических ризах с «гаммадием» (т. е. свастикой, образованных из четырёх букв «Г»), а англиканская Церковь изредка использовала свастику в качестве орнаментального сюжета декорировки помещений вплоть до противостояния с фашизмом. Этот же знак украшает мемориальный памятник английским солдатам — жертвам Первой мировой войны, который находится во дворе церкви Фомы в Чэтсуорт Роуд в графстве Дербишир, — когда его ставили в двадцатые годы, никто и помыслить не мог, какое значение получит сей символ в середине кровавого двадцатого столетия.

Свастику в Средние века часто помещали на колокола приходских церквей Англии, особенно в центральных графствах (рис. 154), порою там она служила разграничительным знаком, указывающим на начало (и одновременно конец) выполненной по кругу юбки колокола надписи — вроде звёздочек на гуртах советских металлических рублей. Есть мнение, что изображение свастики на колоколах восходит к народному обычаю трезвонить в колокола во время бури, чтобы отвратить попадание молнии в колокольню. Встречается она и в каменном культовом декоре различных христианских стран — коптских келий Бауита VII века (рис. 155), соборе Софии Киевской XI века (орнаментальный пояс). По свидетельствам очевидцев, в средневековых эфиопских церквях в виде свастики выполнялись храмовые окна. Замкнутым свастичным меандром украшены люнеты усыпальницы V века позднеримской императрицы Галлы Плацидии в Равенне, подобный же меандр встречается в декорировке поперечного нефа церкви Сан Аполлинаре Нуово VI века в Равенне (рис. 156). Свастичные спирали и плетёнки можно увидеть на старых плитах от алтарной преграды церкви св. Софии в Охриде X–XI вв., и наконец, свастика в сочетании с плетёнкой представлена на мозаике из греческого храма в Фессалониках (рис. 157).

Свастика изображена в качестве орнаментального мотива в резьбе кафедры собора св. Амброзия в Милане, в соборах Винчестера и Экзетера, на старинных датских крестильных купелях. На востоке, в южнославянских землях, свастика порою — но не особенно часто — встречается нам на окладах напрестольных Евангелий, на церковных сосудах и надгробных камнях.

Свастика на южнославянских средневековых надгробиях Боснии стоит несколько особняком — и сюда, вероятно, она (свастика) пришла не из Западной Европы, а от греков. Относительно утверждения Романа Багдасарова о том, что здесь, как на средневековом Западе, свастика символизирует Святой Дух, мы промолчим — ведь свастика встречается и на дагестанских, и на чеченских надгробных камнях. Некоторые приписывают её и армянским резным хачкарам — в особой спиралевидной форме — однако вопрос о том, свастика ли это, остаётся открытым (нам не попалось рисунков хачкаров с «классической» свастикой, а свастика-розетка может быть вовсе и не свастикой — вопрос это открытый). Багдасаров называет южнославянские свастики Боснии «знаком верности Христу при жизни и по смерти», однако никаких реальных доказательств в пользу своею утверждения он не приводит — нет ничего подобного и в других культурных традициях. Славянским же народам Запада (чехам, полякам) свастика была совершенно чужда.

Кроме того, на средневековом Западе свастика представлена на саркофаге позднеантичного полководца Стилихона и его супруги, на мозаичных полах дворца гота Теодориха в Равенне, в декоре королевского замка в Афинах. Как «фирменное» клеймо камнетёса⁴⁷ мы видим её во дворце Диоклетиана в Спалато в Италии, в регенсбургском соборе, в церкви Магни в Брауншвейге, церкви в Престине в Мекленбурге.

Йегер сюда же относит появление этого символа — в искажённом виде — на бубнах лапландских шаманов и на шведских шеревах (Mangelhdlzer) — бирках, по которым в эпоху повальной неграмотности работодатель рассчитывался с работниками по окончании срока найма: на бирке нарезались знаки, соответствующие количеству отработанных дней, а затем она раскалывалась пополам, так что половина оставалась у учётчика, а половина — у рабочего. При расчёте половинки составлялись, сравнивались — и подсчитывалась сумма к выплате. Он же находит некое подобие свастики и на писанках — южнославянских пасхальных яйцах.

С изображениями свастики и родственных ей символов на сербских пасхальных яйцах (рис. 158) нас знакомит сербский искусствовед М. Венцель («Motivi nа steccima». Sarajevo, 1965). Здесь свастика почти идентична древнерусским клеймам на днищах сосудов из книги Л. Нидерле (рис. 159). Ещё одно изображение сербского пасхального яйца, расписанного пятилучевыми свастиками-солнышками с загнутыми концами, приведено в этнографическом сборнике «Рад Воjводанских музеjа» (1991, том 33, с. 168), выпущенном в югославском городе Нови Сад (рис. 160). Свастика здесь может быть чисто орнаментальным дизайном вроде крестиков, которыми мать расшивает подол белой рубахи сына (в начале XX века в русских народных книжках — например, про Кирилла и Мефодия — любили рисовать славянских юношей, внимающих проповеди, в рубахах с каймой из алых свастик). У южных славян вообще принято раскрашивать пасхальные яйца пёстрыми узорами, зигзагами, полосами и прочим — и свастика может быть одной из этих форм.

В Средние века, превратившись в орнаментальный символ и утеряв идеологическую значимость, свастика, не выдержавшая конкуренции с крестом, стала терять и свой классический вид — ведь никто больше не заботился о точности воспроизведения оригинального изображения — так деревенский мастер, изготавливающий на продажу и под заказ наличники, никогда не повторяет один и тот же узор, зная, что единообразие претит человеку, — а всегда, даже при величайшей спешке, чем-то разнообразит его, делая одно окно непохожим на другое. Каждое средневековое изделие по своему уникально и хранит тепло рук давно ушедшего человека, массовое же производство началось лишь с появлением мануфактур, когда более важно стало не «как», а «сколько» — плоды чего мы теперь пожинаем, живя в типовых квартирах типовых улиц типовых городов.

Порою на «языческий знак» накладывались соображения вторичного порядка, как на орнаментальном мотиве из Тулузского Евангелия VIII века (рис. 144), где в свастику вписывается монограмма «хи-ро»⁴⁸, порой она превращается в неуклюжий цветок, где с трудом различается свастика, как на рельефе из церкви в Оберрёблингене (Германия; рис. 153), где занимающего центральное положе-

ние агнца (agnus dei) с крестовидным посохом⁴⁹ сопровождают сложенная в двупалое «крестное знамение» рука и стилизованная свастика, больше напоминающая медузу. Исполнение рельефа датируется примерно 1160 годом, и, судя по композиции, свастика ещё что-то значила для его заказчиков и создателей, иначе бы они не поместили её в столь «важное» положение. Шойерманн утверждает, что свастика была взята на вооружение тамплиерами (как позже и масонами), у которых она носила название «крест Бафомета»⁵⁰, и без сомнения была завезена крестоносцами из Византии в эпоху Крестовых походов.

На ветхом алтарном покрывале XIII века из Хальбер- штадтского собора в дизайн каймы вписана орнаментированная свастика, похожая больше на греческие меандры, чем на саму себя. Как орнаментальный мотив в Средние века классическая свастика или её мутации представлены в дизайне фигурной черепицы (Швейцария), тканей, золотых и серебряных украшений. В 1890-х годах её выбрали эмблемой датской марки пива «Ню Карлсберг» (она до сих пор красуется на рекламных «Слоновых Вратах» в Копенгагене), в Швейцарии и Швеции в форме свастики издавна пеклись праздничные пирожки (см. ниже о северорусских тетёрах).

И наконец, в германском народном искусстве свастика худо-бедно досуществовала до Нового времени, в основном как элемент декора мебели или украшения стен построек. На рис. 161 изображен фрагмент кирпичной кладки одного из сельских домов в Ганновере, где свастика выложена красными кирпичами на белом фоне. Благодаря Паулю Клее, свастика стала эмблемой немецкого авангардного художественно-архитектурного объединения «Баухаус»⁵¹.

На рубеже XIX и XX веков свастика нашла своё место в альбомах узоров (для вышивки крестиком, для выкладки мозаичных полов и пр.), откуда — в частности, в англосаксонских странах — она пошла «в народ». Естественно, никто до 1933 года ей никакого идеологического значения не придавал, а в основном видели в ней лишь забавную симметричную каракатицу с прямыми углами, которую удобно вышивать, отливать из чугуна, резать из кости и пр.

Свастику часто печатали производители почтовых открыток в Соединённых Штатах и Великобритании 1900—1910-х гг., называя её «крестом счастья», состоящим из «четырёх L»: Light (света), Love (любви), Life (жизни) и Luck (удачи) — рис. 162). Этим же символом украшались ювелирные изделия — в качестве примера мы приводим викторианскую брошь 1911 г. (рис. 163) и покерные фишки американской U.S. Playing Card Company (рис. 164). Среди всего прочего свастику помещали на упаковках продуктов и фруктовой таре, а на вкладышах от жевательной резинки одной американской фирмы 1930-х гг. листочек со свастикой означал выигрыш хот-дога.

В кафе на Седьмой Ист-Стрит в центре Нью-Йорка до сих пор сохранились столы с мозаикой в виде свастик, свастика с лилией в центре изображалась на «значках благодарности» у бой-скаутов вплоть до 1940 г. (рис. 165). Основатель скаутского движения Роберт Баден-Пауэлл тогда объяснял, что она изображает схематическую карту Атлантиды с 4-мя реками, вытекающими из единого центра (нечто вроде райских рек).

Свастика служила эмблемой как минимум трёх спортивных обществ — например, с 1916 г. женской хоккейной команды Эдмонтона в САСШ, сохранилась детская фотография Жаклин Бувье, будущей жены американского президента Дж. Кеннеди, где она стоит в «индейском» платье со свастикой, а шведская фирма по производству электромашин ASEA вплоть до Второй мировой войны использовала свастику в качестве своего фирменного знака.

В 1995 г. произошёл инцидент в городке Глендейле (Калифорния), где небольшая группа фанатиков-антифашистов попыталась принудить городские власти заменить ни много ни мало 930 фонарных столбов, установленных на улицах города в 1924–1926 годах, так как их чугунные постаменты опоясывает орнамент из свастик (рис. 166). Местному краеведческому обществу пришлось с документами на руках доказывать, что столбы, закупленные в своё время у одной металлургической фирмы из Огайо, не имеют и не имели никакого отношения к нацистам, а следовательно никак не могут оскорблять чьи-либо чувства, а свастичный дизайн был основан на местных традициях индейцев навахо, о чем читатель при желании может узнать из нашего перевода книги Уилсона.

Падение языческого мировоззрения и «триумф креста» (так называется одна из католических книг по истории догматики) на долгое время выбили знак свастики из религиозного сознания народов христианских стран. В те же XVIII и XIX века у нас на Руси костромские и вологодские ткачихи старательно изображали повёрнутые друг к другу свастики рядом с ёлочками и петушками на своих полотенцах. Полотенца собирали этнографы и просто любители старины, из домов они попадали в музеи, где и оседали в запасниках — до войны же некоторые из них были сфотографированы и помещены в качестве иллюстраций в монографиях по русскому народному искусству. Как мы уже говорили, свастику на Северную Русь занесли, вероятно, викинги. До 1941 года отношение общественности и музейных работников к ней было нейтральным, после же приснопамятного июньского дня всё в одночасье переменилось — наш берлинский «друг», с которым заигрывали Сталин с Молотовым, превратился в злейшего кровного врага.

Кое-где журналисты упоминают о том, что якобы после нападения Германии на СССР сотрудники НКВД изымали в музеях полотенца со свастиками. Верится в это с трудом: во- первых, в первые месяцы войны у НКВД хватало забот и поважнее, во-вторых, напуганные 1937 годом сотрудники музеев сами не решились бы включать «фашистский знак» в действующую экспозицию, опасаясь, и вполне резонно, немалого срока лагерей за фашистскую пропаганду. Больше верится истории о директоре-перестраховщике из каргопольского музея, который с началом войны инициативно изъял из запасников и уничтожил все имевшиеся на тот момент старинные полотенца и скатерти со свастиками — вероятно, он опасался, что может быть донос, явятся крепкие ребята из НКВД, перетряхнут всё его хозяйство и получит он срок за хранение таких экспонатов — давали же тогда 15 лет лагерей за хранение брошюрки Троцкого, о существовании которой сам хозяин давным-давно запамятовал. Если бы в те годы подобные полотенца уничтожались бы централизованно, они бы не сохранились до нас — тогда как в реальности мы видим совершенно обратное.

Кстати, о полотенцах. Один из авторов вышедшей в 1996 году в альманахе «Волшебная гора» работы о свастике Г. Дурасов является специалистом по русскому народному прикладному искусству, и он поведал такую историю. В 1980-х годах ленинградский филиал издательства «Художник РСФСР» готовил к печати альбом И. Я. Богуславской «Русское народное искусство в собрании Государственного Русского музея» (вышел в 1984 г.). На одной из иллюстраций автор считала целесообразным поместить олонецкий подвес, на котором среди орнаментальных мотивов встречались свастики. В те годы красочные издания на мелованной бумаге, где требовалось хорошее качество печати, зачастую делались в ГДР. Сотрудники музея подобрали материал, были отсняты слайды и создан макет книги, который и отправили в ГДР. И вдруг при изготовлении пробных оттисков кто-то из немецких полиграфистов замечает на одной из иллюстраций — о ужас! — свастику. А надо сказать, что «полиция мысли» ГДР работала ещё получше нашего КГБ — да и население у них было вышколено несколькими десятилетиями антинацистской и коммунистической пропаганды — до сих пор немцы боятся наносить свастику на выпускаемые для коллекционеров модели самолётов эпохи Второй мировой. Не веря своим глазам, немец поставил на полях макета издания карандашиком вопросительный знак и сообщил куда надо. В конце концов запросили музей, там, по-видимому, прояснили ситуацию — но чтобы не смущать «малых сих», крамольную иллюстрацию с олонецким подвесом из книги поспешили убрать, заменив на безобидных петушков и ласточек.

Первая послевоенная книжка, где демонстрировалась свастика на русских ширинках, вышла уже при Горбачёве — Багдасаров и Дурасов рекомендуют свой альбом «Изобразительные мотивы в русской народной вышивке. Музей народного искусства» (М., 1990) и книгу С. В. Жарниковой «Обрядовые функции северорусского женского народного костюма» (Вологда, 1991). Три сюжета вологодских вышивок из этой книги мы приводим на рис. 167 — видно, что свастика здесь весьма условная (хотя на вышивках встречается и классическая). О классической свастике северные мастерицы до сих пор говорят как во времена бабушек: «немецкий знак». В Рязанской губернии свастику или схожий с нею орнаментальный дизайн называли «ковылье» («Декоративное искусство СССР», № 3 за 1975 г., стр. 42), на Печёре говорили — «полотенце заецами», а в той же Рязанской губернии — «кони» либо «коневые голяшки».

Последнее требует разъяснения. Выше читатель уже познакомился с самой достоверной, на наш взгляд, гипотезой о происхождении свастики из «сегнерова колеса», состоящего из четырёх конских, а потом просто животных или птичьих голов, причём кони являлись священными конями, на которых Солнце перемещалось по небу, а сама свастика — солярный знак, символизирующий вращение двигающегося по небосклону солнца. Там же упоминалось, что крыши русских изб украшались изображениями — порою стилизованными — коня, а самая высокая, доминирующая часть избы до сих пор называется «конёк» и осеняет два сакральных центра человеческого жилища — божницу и печь. На рис. 168 вы видите стилизованное изображение конька, представляющее практически половину свастики. Хотя рязанским вышивальщицам едва ли было всё это известно, а название узора «кони» могло обозначать стилизацию более сложного и раннего узора из конских голов — конь и петух (птица солнца) до сих пор являются излюбленными мотивами орнаментации народных русских полотенец. Ещё одно изображение свастики на златошвейном кокошнике начала XIX века из Вологодской губернии вы видите на рис. 169.

Кстати, об антифашизме — порою и здесь, обжёгшись на молоке, перегибают палку. Печальным случаем «свастикофобии» стала вырубка лиственниц в государственном секторе леса под Зерниковым (в 60 милях к северу от Берлина). Посаженные в 1938 году местным предпринимателем лиственницы каждую осень образовывали своей желтеющей хвоей свастику посреди вечнозелёных сосен. Знак этот площадью в 360 кв. м. можно было заметить только с самолёта. Эти деревья выстояли всю ГДР-овскую эпоху, и вырублены ныне в объединённой свободной Германии по чьей-то перестраховке — а зря: думаем, за полвека идеологи коммунизма прочистили все мозги населению той же ГДР поучениями о вреде нацизма. Подобные мемориальные рощи выращивали и у нас — в виде слова «Сталин» к юбилею вождя 1949 года и слова «Ленин» к ленинскому столетию в 1970-м году.

А был еще такой случай. В 1963 году издательство «Наука» подготовило к печати популярную брошюру А. Монгайта «Археология и современность». На задней стороне обложки должно было быть изображение найденного в Самарре древнего блюда IV тысячелетия до нашей эры (рис. 4, о самом блюде см. выше) с резвящимися в волнах дельфинчиками и летящими птичками. В центре же блюда красовалась большая жирная свастика — одна из самых древних. Хрущёвская цензура распорядилась блюдо оставить — раз уж оно так дорого автору, — но середину свастики вымарать. В результате от свастики осталось четыре бесформенных обрубка, и, если не знать об этой истории, ни за что в голову не придёт, что там некогда было нечто крамольное. А спрашивается — чего боялись? Впрочем, тогда свастику в российских городах рисовали на стенах поменьше, чем теперь.

Как бы то ни было, к эпохе Гёте-Шиллера-Гейне про свастику в Германии забыли, да и термина-то такого не было: немцы до сих пор называют её Hakenkreuz — «крест с крюками», англичане fylfot — «четыре лапы», французы croix gammée — «крест из четырёх букв Г». Если верить Йегеру, то диалектными немецкими названиями являются: Drehkreuz — «верчёный крест», Flügelkreuz — «крест с крылышками», Zacken- kreuz. — «крест с отростками», Krallenkreuz, — «крест с когтями» — они могли бытовать в среде тех же резчиков по дереву — ведь настоящие мастера знают для каждого орнамента своё имя и своё место. Подробнее о происхождении и истории самого термина «свастика» читайте у Уилсона — не будем повторяться.

Возрождение интереса ко «кресту без распятого» началось с католических миссионеров, которые выпустили тома описаний «демонических» культов народов Индии и Китая, с которыми они всеми силами — и почти безуспешно — пытались бороться. За отцами-иезуитами в Индию и Китай поехали более объективно настроенные люди, отгремели Опиумные войны, Британия колонизировала Индию — и начала наводить в ней «новый порядок». А прежде, чем внести что-либо новое, надо хорошенько изучить всё старое — с каковою целью в Британскую уже Индию направлялись сотни специалистов самого разного профиля — зоологов, геологов, ботаников, лингвистов, этнографов, искусствоведов, архитекторов, религиоведов. Цитаты из их трудов в изобилии представлены у Уилсона, поэтому повторяться опять-таки не будем — для нас пока важно, что году к 1870-му Запад твёрдо усвоил, что свастика есть священный культовый знак буддистов — тогда-то и появились и идея о происхождении её из перекрещенных «огненных палочек», и версия об индийском происхождении свастики — в других-то концах света её надо было искать под землёй, а до этого у археологов ещё руки не дошли.

После эпохальных открытий Шлимана о свастике заговорили активнее.

Французский граф Гоблет д’Альвиелла, поляк Змигродский и некоторые другие ученые спорили на страницах специальных археологических и искусствоведческих изданий о возможном значении и истории символа. Наконец, явился Уилсон и подвёл черту подо всем, что было известно на тот момент, попутно «отыскав» свастику в милых его сердцу Америках. После этого прочие работы выходили уже неизменно со ссылками на Уилсона.

В то же время на почве нагнетания мистических настроений трудилась целая плеяда теософов, самым известным представителем которых была наша соотечественница Елена Блаватская. Представляя европейскому читателю тайны восточных религий, теософы, общество которых было основано в 1875 году, хитрым образом увязывали их с религиями европейскими, завораживая читателя парадоксальными выводами и сопоставлениями. Чтобы умело критиковать теософов, надо самому быть специалистом-востоковедом, чего в большинстве случаев не было, поэтому новомодные идеи некоторой частью интеллигенции принимались на веру. Поскольку свастика активно используется в буддийском культе, теософы просто не могли пройти мимо такого знака, попутно познакомив с ним своих мистически настроенных европейских читателей. Эмблему немецких теософов, лидером которых был Франц Хартигни (1838–1919), утверждённую в 1910 году, мы показываем на рис. 170. Она состоит из объединения символов дохристианских религий: звезды Давида (иудаизм), креста «анкх» (религия Египта), свастики (буддизм), написанного алфавитом деванагари слова «ом» (индуизм), свернувшегося в кольцо дракона (герметизм).

К рубежу XIX и XX веков относится и пробуждение в немцах живого интереса к своему давнему прошлому. После объединения Германии Вильгельм и Бисмарк нуждались в общепонятной идее для сплочения веками разобщённой нации — и этой идеей, как это зачастую бывает, стал национализм. Несколько десятилетий, года где-то с 1875-го, немцам внушали, что они самые честные, самые здоровые, самые умные, самые набожные, что — пусть они и опоздали к разделу колониального пирога — природой и богом они предназначены быть культуртрегерами (и словечко-то это немецкое), преуспевая там, где посланцы других наций не справятся. Немецкое книгоиздание, станковая живопись, театр, архитектура, аукционы, музейные коллекции, благотворительные фонды, спортивные праздники, железные дороги, флот, фортификация, ярмарки, игрушки, — немцы везде стремились успеть, всё сделать лучше и больше других, везде быть первыми. В это время активно издаются памятники старой немецкой письменности, изучаются и комментируются летописи, разбираются архивные документы, всесторонне исследуется немецкий язык и его диалекты, собираются коллекции изделий народных промыслов, щедро финансируются раскопки, результаты которых «на ура» представляются в многочисленных краеведческих музеях и оперативно обеспечиваются научными публикациями.

Накопленный материал рос, и к началу XX века можно было уже сделать первые обобщения. Фонды и общества, краеведческие союзы и отдельные коллекционеры накопили большие запасы старых монет, керамики, оружия, утвари, предметов одежды и пр. При сравнении собранного даже от внимания неспециалиста не могло ускользнуть активное употребление свастики древними германцами.

Особенностью немецкой науки того времени было ещё и то, что она не замыкалась в узком профессиональном кругу, а несла свои познания в массы — в результате зачастую серьёзнейшие научные труды писали гимназические преподаватели, а то и сельские пасторы, после уроков учеников строем водили в музеи, для молодёжи устраивались познавательные экскурсии и экспедиции не на рок-фестивали с пивом, а на раскопки или в заповедники за впечатлениями — Германия не очень большая страна, всё рядом, всё близко. Порою, если в городке не было своего музея, выставка старинных вещей располагалась в местной кирхе, а коллекции, подобранные из фондов крупных музеев, «гастролировали» по всему Рейху. В ходе этой национально-просветительской работы всё больше населения узнавало про свастику, видело её воочию на древних артефактах, слушало комментарии экскурсоводов, некоторые из которых сами были исследователями, исправно славшими статьи в бесчисленные журналы, журнальчики и сборнички — дело доходило порой до того, что серьёзные научные статьи печатались в приложении к программам народных праздников и к отчётам ежегодных заседаний провинциальных гимназий, и очень многое рассеяно по страницам локальной периодики того времени — любой российский исследователь, интересующийся немецкими публикациями того времени, думаю, бывал не раз неприятно удивлён, узнавая, что интересная статья по его теме (на которую причём все ссылаются) напечатана, к примеру, в сборнике лучших работ преподавателей города Эрлангена за 1899 год, а достать это сугубо местное издание в России практически невозможно.

Ко времени Первой мировой войны немецкий народ в своей массе, надо думать, уже знал, что такое свастика. Националистическая пропаганда доводила до сведения населения, что это древний германский знак, амулет, приносивший удачу женщинам в родах, а воину в бою, древний аналог христианского креста и т. д. В последние предвоенные годы свастика появляется на штандартах провинциальных спортивных обществ, союзов стрелков, школьных краеведческих клубов и пр., ассоциируясь именно со священным наследием идеализируемого прошлого — символом германского духа, даром языческих богов настоящим немцам. Толковалась она как символ огня, движения либо стилизованное изображение солнечного круга.

В Первую мировую войну, когда массы оболваненного бисмаркизмом пролетариата погнали умирать на фронтах ради расширения сферы германских жизненных интересов, некоторые воинские соединения выбирали свастику своим символом — в то время в плане местной символики и эмблематики была полная свобода. В литературе приводится пример (рис. 171) вымпела немецкой добровольческой бригады «Wandervogelsoldaten» («воины — перелётные птицы»), где на красном фоне нарисован контрастный жёлтый солнечный круг, в который вписана чёрная свастика, украшенная щитком с изображением перелётной птицы — как видим, Гитлеру на надо было ничего придумывать в качестве своей партийной эмблемы — всё уже было готово для него. В эпоху Веймарской республики свастику использовало немецкое молодёжное движение «Перелётные птицы» — в комбинации с карающим врагов нации мечом (рис. 172). Шойерманн сообщает, что свастику также избрала своею боевой эмблемой «бригада Эрхардт», участвовавшая во время Первой мировой войны в боях с русскими в Прибалтике. Там она была помещена на национальном триколоре, увенчанная стальным шлемом. На знамени «Свободного корпуса Россбах» также красовалась большая свастика вкупе с «мёртвой головой», а по углам были вышиты лавровые венки.

В противовес упомянем курьёзный факт, что свастика пригодилась в той войне и противникам немцев. Оранжевая свастика (знак красивый и симметричный) была нашита на наплечные шевроны 45-й пехотной дивизии США, причём её четыре загиба соответствовали четырём штатам, откуда набирались солдаты этой дивизии. Про свастику на постаменте памятника англичанам — жертвам войны мы уже упоминали.

Педагог Вильгельм Шванер с 1897 года помещал свастику в своём еженедельнике «Der Volkserzieher» («Народный педагог»). С 1905 года она становится эмблемой образованного им Союза немецких народных учителей, знамя которого имело вид золотой свастики на голубом фоне, что символизировало солнечное колесо на голубом небосводе. Впервые это знамя было поднято в 1912 году. В 1899 году врач Фридрих Зиберт предложил заменить на новогодней ёлке рождественскую звезду на золотую свастику, которую он считал символом духовного единения немецкой нации. Свастика эта должна была быть вписанной в круг и иметь закруглённые заломы, т. е. представлять собою тетраскеле.

Мистические традиции гитлеризма во многом были взращены на писаниях группы венских эзотериков под руководством Гвидо Листа и Филиппа Штауффа, носившей имя «Кровное сознание» (нем. Blutbewufitsein). Члены этой группы утверждали, что знаки и символы должны говорить на языке не сознания, а подсознания, «крови». Они говорили: «Мы должны в детской почтительности и с пиететом прислушиваться к тому, что они нам скажут», провозглашали опору на интуитивное восприятие. Вообще же национал-социализм выбрал себе в идейные предшественники Гобину, Рихарда Вагнера, Ницше и Хаустон Стюарта Чемберлена. Гитлер и Гиммлер набрались этой духовной отравы по молодости в Вене, вращаясь в кругах «ариософов» (кроме Гвидо Листа там «блистал» некий Йорг Ланц фон Либенфельс, о котором чуть позже).

С 1908 года в Германии существовало «общество Гвидо Листа», которое специализировалось на выпуске литературы типа следующих книг: «Тайна рун», «Родство арио-германцев», «Религия арио-германцев в эзотерике и экзотерике», «Переход от язычества к христианству», «Религиозное письмо арио-германцев» — подобного чтива про древнеславянские Веды довольно выходит и в нынешней, бесцензурной России. Для примера назовём хотя бы писания А. Платова и альманах «Магия и мифы индоевропейцев».

В книге «Тайна рун» (1908) свастика считалась ими символом чистоты арийской крови и расы и уравнивалась руне становления Werdandi (букв, «будущее»). Эти эзотерики считали, что четыре ветви свастики — это Прошлое, Настоящее, Будущее и Судьба. Однако же в руническом алфавите «футарк» нет знака свастики напрямую, о чём мы уже упоминали, ибо он был культовым знаком, а не буквой. Потому и нет — утверждали адепты предфашистских учений, — что свастика считалась столь священной, что чисто буквенное, несакральное значение могло лишь опошлить этот знак. Вместо свастики, они считали, введена руна Gibor, представляющая собою половинку свастики. В эддических «Речах Высокого»⁵² руна № 18 (Гибор) описана словом с очень неясным значением, что даёт широкий простор для истолкований — например, её можно посчитать языком священного пламени (как, например, купол-луковку православного собора).

Серьёзные же исследователи того времени были более осторожны в истолкованиях. В 1913 году Карл Хельм, автор фундаментальной «Истории древнегерманской религии» считает свастику апотропеическим амулетом, но не более того. Четырёхтомный «Реальный словарь германских древностей» Хоопса представляет её магическим знаком, который мог применяться и в орнаментальных целях — и опять же не более.

Полуграмотные же самоучки — как это обычно бывает, — полагали, что если они немного поднапрягутся, то им сразу откроются все тайны Прошлого, Настоящего и Будущего. В группе Гвидо Листа считалось, что свастика вывела «арио- германцев» из первобытного хаоса, создав из них Blutstamm, т. е. кровно-родственную группу, а свастика была их родовым гербом. Далее бездоказательно утверждалось, что среди древних «арио-германцев» существовало тайное общество «арманов», являвшееся эзотерической сектой знающих, которая и донесла якобы этот священный знак до сегодняшнего дня. В Средние века «знающие» прятались под маской еретиков и колдунов, с которыми столетия безуспешно боролась Церковь, и которые постепенно выработали свой тайный язык и наглядным путём передавали свою символику непосвященным, полагая, что она защитит их, даже если они не будут знать о наличии магического помощника. Главою этой секты являлся якобы некий Tarnhari — «тайный господин»⁵³, который контролировал передачу тайного знания от отца к сыну, выбирая для избранных юношей жён из числа адептов и пр.

Дело дошло даже до того, что были напечатаны и распространены обращения этого мифического «тайного господина» к немецкому народу. В качестве задачи немецкому народу вменялось выкристаллизовывать порядок из вселенского хаоса — пусть не абсолютный, но достаточно стабильный, поскольку die Welt ist noch nicht fertig — «мир ещё не совсем готов». А для этого, предположительно, нужно создать «железное» германское право, а руна Werdandi, то есть, свастика, должна мобилизовать немцев к установлению «нового порядка»⁵⁴. Со временем, согласно убеждению пред-нацистов, немецкая молодёжь научится клясться свастике как зримому воплощению национальной идеи, а с музейных витрин она перейдёт на улицы и площади — что и сбылось.

Филипп Штауфф, президент листовского общества после смерти его основателя, утверждал, что «свастика — это древний нордический знак, произошедший из колеса. И это пламенеющий крест». Генрих Пудор, выпустивший дилетантскую книжку «Смысл свастики», заявлял, что свастика — это символ немецкого будущего и предлагал широко включать её в разнообразные немецкие эмблемы. Насилуя и извращая уже известные читателю факты, нацисты утверждали, что свастика появилась в Семиградье — на севере Румынии, а затем Александром Македонским была занесена в Азию. От известных на ту пору троянских же и эламских (в Сузах) находок, намного более древних, чем эпоха Македонского, они отмахивались, при том старательно объявляя их первооткрывателя Шлимана «немецким гением». Свастику же в Африке и Америках они — и не без оснований — полноправной свастикой не считали.

Йорг Ланц фон Либенфельс, младший соратник Листа, основал новую религию — «ариохристианство», где сочетал отдельные превратно понятые им христианские доктрины с нацистскими бреднями и человеконенавистнической идеологией. С 1905 года он выпускал клубный журнальчик «Остара», который по молодости (в 1907–1913 годах) почитывал и будущий фюрер. Считается, что именно оттуда он позаимствовал классификацию рас по преобладающему цвету волос и фанатическую привязанность к знаку свастики.

Этот же самый Либенфельс в 1907 году поднял знамя со свастикой над руинами замка Верфештайн на Дунае. В его версии оно содержало четыре голубых лилии и одну алую свастику на золотистом фоне. Он истолковывал своё «клубное» знамя так: поле — это символ вечности, лилия — расовой чистоты⁵⁵, свастика — подъём арийского героизма. Немецкий литератор-декадент Стефан Георге толковал свастику как крутящееся колесо бытия, символизирующее два полюса человеческой души — мужское и женское начала, которые, совокупляясь, якобы объединяются в свастику.

Теоретики нацизма в 1920-х годах попали также под влияние только что основанного «Общества Туле», про которое мы ещё напишем дальше. Оно задумывалось как оккультноантисемитская организация и противопоставлялась масонским ложам, куда охотно принимали евреев (что и послужило в дальнейшем толчком к появлению уродливого термина «жидомасонство»). Это общество также включило свастику в состав своей эмблемы, утверждая, что она символизировала собою «победоносное солнечное колесо» — этот символ рисовался на обложках членских билетов, нагрудных знаках, пивных кружках — какое же серьёзное общество в Германии без пива?

В январе 1919 года Карл Харрер, сам член «Общества Туле» основал внутри него как бы «внутреннюю партию», назвав её НСДАП⁵⁶. В сентябре 1919 года в эту партию входит и маньяк Шикльгрубер, будущий Адольф Гитлер — тогда ещё юнец, разум которого был напичкан в результате бессистемного чтения второсортной литературы всевозможными расовыми бреднями. 7 августа 1920 года свастика становится её партийной эмблемой, а с 1923 года появляется в заголовке официального партийного органа — газеты «Фёлькишер беобахтер» («Народный наблюдатель»). В том же году свастика в Германии вытесняет пучки розог — фасций (оставшиеся до конца Второй мировой войны символом итальянских фашистов), давших название всему этому движению.

В начале XX века со свастикой заигрывали не только немцы, но и русские. Интересны в этом плане две газетные публикации — А. Санина «Звезда и свастика» (газета «Ветеран», № 3 за 1992 год), и Аполлона Кузьмина «Откуда взялась свастика на российских деньгах?» (газета «Русский собор», № 8 за 1993 год). Излагаем в сокращении их содержание для сведения читателей нашей книги.

В конце XIX века благодаря пробудившемуся среди интеллигенции интересу к искусству выходит довольно большое число работ по истории архитектуры, живописи, народных промыслов, церковных и античных древностей, экзотическим стилям Востока, декоративному и театральному искусству. Со свастикой публика могла познакомиться и через работы по буддийскому храмовому искусству, и по русской северной вышивке, и благодаря переложениям немецких книг по истории культуры — тогда таковых у нас выходило достаточно много, и просто по альбомам декоративных сюжетов. Вниманию читателей настоящей работы предлагается иллюстрация из книги В. А. Сологуба «Русская простонародная вышивка как первообраз своенародной орнаментики» (М., 1872), где среди прочих симметричных фигур почётное место занимают и свастика, и образованные на её основе более сложные сюжеты (рис. 173). В журнале «Зодчий» (№ 12 за 1898 год), сказано, что свастичный меандр опоясывал строящееся тогда в Киеве здание Музея общества древностей и искусств.

Тогдашняя интеллигенция обратила внимание, что свастика в качестве орнаментального мотива дольше продержалась в восточно-, чем в западнохристианском ареале (конеч-

но, Равенна географически находится в Италии, однако в эпоху варварских королевств греческий элемент этих местностей был еще достаточно силён), ставши (после разделения Церквей) как бы православным символом — хотя впрочем, о символике здесь говорить можно лишь с некоторой натяжкой, поскольку чёткого смысла (как например, образ корабля как Церкви Христовой, или агнца как Искупителя) мы не находим и здесь. В византийском и коптском культурном ареале свастика находится как бы в подсознании, на втором плане, будучи вытесненной из активного употребления тем же крестом. Её употребление для отдельных деталей отдельных культовых сооружений (той же Софии Киевской) было обусловлено в основном существовавшими традициями и аналогиями (часть которых, естественно, до нас не дошла).

И всё же, как и в мире ислама, свастика здесь не является, как, например, в Индии, массовым символом — и церкви, где она представлена, можно буквально пересчитать по пальцам. Любопытно, что в пору полемики со старообрядцами в своё время А. Н. Муравьёв («Древности и символика Киево-Печерского собора». Клев, 1880, с. 15) приводил эти свастики как образец древнего четырёхконечного креста — вероятно, не зная, что в Древней Руси свастика, конечно же, не могла являться объектом религиозного поклонения, каким после 988 года был крест. При раскопках 1920-х годов в несохранившейся галерее этого древнейшего собора были прослежены остатки свастичных лент, выполненных плинфами. Свастичный меандр применён также во внешнем декоре Спасо-Преображенского собора XIV в Чернигове. Известны кирпичи со свастикой — гончарным клеймом — из ряда древнерусских городов.

Изредка свастика встречается вплетённой в орнамент русского лицевого шитья (пелены, ризы, священническое облачение), в декоре икон, оформлении мозаичных полов, орнаментированных заставках книг. Но, судя по редкости и разрозненности таких случаев мы можем достоверно утверждать, что здесь ей не придавалось особого значения, а использовалась она скорее в основном в качестве декоративного символа. В своей книге Р. Багдасаров старается привести как можно больше «православных» свастик, но глядя на эти иллюстрации, думаешь, — а все ли эти значки я распознал бы как свастики, если бы мне это не подсказали заранее?

Во второй половине XIX века, в связи с публикацией киевских материалов, мотив свастики, после почти тысячелетнего небрежения, вновь появляется в церковном декоре. Например, архитектор А. А. Лаков использует этот символ для украшения трапезной палаты церкви Антония и Феодосия Печерских в Киево-Печерской лавре, сооружавшейся в 1893–1895 гг. Свастические спирали широко использовались В. М. Васнецовым и другими художниками XIX и начала XX вв. в храмовых росписях. В октябре 1913 года свастиками была украшена русская церковь на поле Битвы Народов у Лейпцига (проект архитектора В. А. Покровского). Свастичный меандр является чуть ли не главным организующим мотивом в залах Эрмитажа. В тронном Георгиевском зале он золотом по красному опоясывает все стены, а античные свастики выделяются в Павильонном и других залах. Свастику часто можно встретить на зданиях крупных городов России середины XIX — начала XX века.

В русле этой традиции в то же время в России централизованно изготовлялись свастичные ленты (типа галунов) для обшивки краёв повседневно употребляемых при богослужении священнических облачений (омофоров, епитрахилей и пр.). После гитлеровской агрессии служители случайно незакрытых в годы атеизации церквей от греха подальше зашивали их другими материями (как это было в московском храме святителя Николая в Вишняковском переулке), после же победы свастика перестала быть в такой мере крамолой, и покровную материю сняли. Должно быть, такие облачения, не уничтоженные в 30-е и 60-е годы, ещё имеются кое-где на просторах Руси.

Находит свастика в это время воплощение и в ювелирном искусстве, возрождается традиция её употребления и в искусстве церковном — знаки эти красовались на наклейках на папках с делами в канцелярии обер-прокуратуры Священного Синода, огромная свастика в медальоне «украшает» обложку книги «Присяги производимому в священники» (издана в Санкт-Петербурге в 1909 году), в виде полосы свастик оформлен был рельефный орнамент вокруг дверей Нижегородского кафедрального собора (который был взорван коммунистами в рамках «культурной программы» к ноябрьским праздникам 1930 года — теперь на этом месте сооружённый в 1933 году Дом Советов), свастики красовались на вышивках и фелонях, принадлежавших московскому храму Николы в Пыжах.

Зато потом, в начале 1940-х, когда в обмен на разрешение существовать Сталин потребовал от Православной Церкви безоговорочной поддержки его безбожной власти и согласия с нею во всём, иерархи Церкви резко забыли про свои вековые традиции употребления свастики, и начали писать филиппики типа: «Не победить фашистам, возымевшим дерзость вместо креста Христова признать своим знаменем языческую свастику, не свастика, а крест Христов призван возглавить христианскую нашу культуру, наше христианское жительство!» (в пасхальном послании от 2 апреля 1942 года экзарха Прибалтики митрополита Виленского и Литовского Сергия (Воскресенского) — по правде сказать, здесь православный иерарх малость слукавил — уж чего-чего, а крестов в фашистской символике было предостаточно. В годы войны, когда мировой фашизм напал на СССР, советская пропаганда, ничего толком не разъяснив, взялась резво шельмовать свастику, нуждаясь в видимом и простом образе ненавистного врага.

По инерции это продолжилось и после войны. Интересная статья на эту тему, принадлежащая перу С. И. Семёнова, появилась в 1996 году в журнале «Общественные науки и современность». Православной Церкви, которой в годы войны было дано некоторое послабление, было велено включиться в опорочивание свастики, презрев вековые христианские традиции её употребления. И если коммунисты ругали свастику за «человеконенавистничество», то священство единогласно, по команде, усматривало в ней языческий символ и по ночам зашивало «крамольные» галуны новенькой парчой — от соблазна подальше.

Но вот война кончилась, Сталина не стало, Церковь зализала свои раны, и начинается вновь: свастика якобы мистически выражает всю тайну промышления божия, а догматически — всю полноту церковного вероучения (как написано в самарском православном журнале «Духовный собеседник», № 2 за 1997 год). Видимо, и хочется, и колется — Церковь зачем-то нуждается в свастике, но боится, что народ её не поймёт, если наряду с крестом с распятым появится ещё один крест — без распятого.

Немного подробнее о северной вышивке, которой столько внимания уделяют Дурасов и Багдасаров. Здесь сразу надо оговориться, что свастика является лишь одним из сотен возможных сюжетов — поэтому мы предостерегаем нашего читателя от излишнего внимания именно к этой стороне народного искусства. Петухи, коники, солнышки, «ёлочки» и прочие мотивы гораздо выразительнее, употребительнее и разнообразнее в вышивке и ткачестве, но поскольку статья наша о свастике, то мы и рассматриваем вопросы, связанные именно с ней.

Образцов северной вышивки со свастикой или сближаемыми с нею формами буквально сотни и тысячи, но большинство из них находится в запасниках небогатых и стеснённых недостатком помещений провинциальных музеев — в провинции ещё весьма сильна инерция, в силу которой в советское время экспонаты подобного рода прятали поглубже в недра запасников, а приобретение новых у населения не приветствовалось. Отчасти в силу такой неразумной политики и бытует ещё у некоторой части наших соотечественников убеждение, что свастика — древнейший славянский символ, связывающий человека с богом и пр. Священного в северорусской свастике не больше, чем в оленьих рогах, приколоченных в качестве охотничьего трофея на стенку, — относительно же древности символа сомнений быть не может — напомним ещё раз читателю, что в Средние века свастика на Руси была популярнее всего именно на севере, в Новгородской земле, имевшей самые тесные контакты со скандинавскими «гостями», хотя здесь мы не исключаем и свой, доморощенный, славянский «подтекст».

Роман Багдасаров в своей книге приводит десятки интересных иллюстраций северной свастики, хотя не все они хороши и убедительны — ведь древние вышивки из-за времени весьма поблекли (особенно, например, салатового цвета нитками по жёлтому фону), чтобы хорошо выглядеть в книге. Прорисовки же здесь мало помогают — ни одна прорисовка не передаст фактуру нитей и сложность рисунка, например, крестиком. Поэтому мы ещё раз декларируем, что в северном ткачестве свастические сюжеты были достаточно распространены и приводим несколько примеров, заимствуя их у Багдасарова — девичью ленту для вплетения в косу — рис. 174, вышитое полотенце — рис. 175, кайму подола — рис. 176, край полотенца — рис. 177.

Багдасаров делает детальный анализ того, на какие предметы и элементы женского наряда наносилась свастика, мы же укажем, что и на Севере, и на Алтае сто лет назад свасти-

кой могли украшаться и кокошники, и очелья, и рукава, и передники, и ширинки, и подолы, и рушники, и чулки — то есть, практически любой элемент традиционного костюма кроме, пожалуй, обуви — да и то, возможно, потому, что этнографы плохо собирали старую обувь, и интересные её экземпляры представлены в музеях весьма редко.

Надо сказать, что женская, особенно обрядовая, одежда — вообще вещь довольно традиционная, поэтому старые мотивы кочуют из поколения в поколение даже без попытки их осмысления — мастерицы просто следуют устным наставлениям своих учителей, либо копируют признанные образцовыми экземпляры, меняя порой технику исполнения, материал, вид шва и пр. Поэтому здесь сохранение древней образности очень даже вероятно. Видеть же, например, в олешках, которыми расшито калужское полотенце, «символ укрепления духа», как это делает наш предшественник, можно, но ни к чему.

Р. Багдасаров касается вопроса об именах, под которыми свастику знают русские народные мастерицы — ткачихи и вышивальщицы. На северной реке Печере свастику называют «заецы» (полотенце заецами), что вероятно, основано на рисунке петляющего из стороны в сторону заячьего следа. На Мещере свастика называется «огнивцем» (Б. А. Куфтин. «Материальная культура русской Мещеры», М., 1926, часть 1, с. 67), а нижегородские мастера хохломской росписи именуют её «рыжиком». В некоторых деревнях Рязанщины свастику называют «ковылем», а свастичный орнамент в Рязанской Мещере именуют «конями», «конёвыми голяшками» (конскими головами), что весьма символично. В Калужской области мастерицы вышивали ромбы с крючками (усложнённый вариант свастики) — эти крючки также, вероятно, суть стилизация конских голов. Омский автор В. Н. Январский во 2-м выпуске тамошнего альманаха «Славяно-арийские веды» (Омск, 1999, стр. 167) приводит целых 144 названия свастики — однако, судя даже по названию самого альманаха, его уровень не более серьёзен, чем пресловутых «Мифов и магии индоевропейцев», и относиться к этой информации надо с осторожностью.

И наконец, свастика встречается в русской ритуальной пище, конкретно, на культовых хлебцах, пирожках, печенье. В отличие от свастики на тканых и вышитых изделиях, которые можно сохранять в музеях, ритуальные хлебцы весьма недолговечны и порою нам приходится лишь верить на слово тому или другому этнографу, уверявшему своих современников сто лет назад, что в той или иной деревне хлебцы украшались свастикой — проверить это теперь в большей части случаев невозможно. Оставляя в покое интерпретацию Р. Багдасарова, что свастика на печёных изделиях выражала идею сеяния и жатвы, отметим, что хлебы в деревнях украшают множеством разных простых узоров (например, кольцами, витушками, сетками, плетёнками), не вкладывая в это никакого глубокого смысла, а просто делая так по старинке или потому что «так легче». Например, сеточка сверху пирога делается, как сказала моя мама, чтобы лучше удержалось варенье, чтобы тесто лучше поднималось и «чтобы красивее было». И если среди сотни возможных способов украсить, скажем, торт (до войны), была и свастика — так почему бы нет? Опять-таки, если под свастикой понимать всевозможные волюты, витушки, спирали — то так можно далеко зайти.

Г. Дурасовым исследован особый вид обрядового печенья, зафиксированный им в деревне Гарь Каргопольского района (публикации в мартовском номере «Декоративного искусства» за 1981 год и № 6 «Советской этнографии» за 1986 год) — гак называемые тетёры. Их пекут накануне 22 марта и дарят самым молодым супругам в деревне либо оделяют лиц, бывших гостями когда-то имевшей место свадьбы. Печенье это имеет вид пирога, обязательно круглое, сверху украшенное жгутами из теста. Из нескольких мотивов, приведённых в книге Багдасарова и Дурасова, один (мы воспроизводим его на рис. 178) действительно представляет собою свастику-тетраскеле, с концами, закрученными в спирали. Местные мастерицы называют этот мотив (а для каждого вида украшения печенья жгутами из теста имеется своё наименование) «вью-ха». Прочие мотивы украшения так именуются в этой деревне: солнышко с кудерочками, солнышко с косыночками, из колечушка в колечушко, восьмерушки, восьмерушки с кудерочками, коники, солнышко и восьмерушки, коники с кудерочками, сетчата-решетчата, берёзка, кукушки на берёзке. В украшении, называемом местными жителями «вьюха» можно видеть свастику с закруглёнными загибами — однако делать из этого далеко идущие выводы, по-моему, не следует — ибо там же в ходу ещё пара десятков вариантов украшения поверхности выпечки жгутами из теста (подробнее см. вышеуказанные статьи).

Наиболее космополитичная часть русской интеллигенции Серебряного века увлеклась восточными религиями, мистикой и оккультизмом — мы уже называли здесь имя Елены Блаватской, сделавшей пропаганду мистики делом своей жизни, а свастику избравшую символом тайного знания. Анна Безант, президент тогдашнего теософского общества, так объясняет его значение: «Свастика, или крест, или иначе, огненный крест, есть символ энергии в движении, которая создаёт мир, прорывая отверстие в пространстве, создавая вихри, которые являются атомами, служащими к созданию миров» (К, Д. Кудрявцев. «Что такое теософия и теософское общество». Спб, 1914, стр. 7). Как видим, исторически и культурологически в таком истолковании нет никакого смысла — но тогда об этом ещё не знали и верили на слово.

Одной из ключевых фигур в «буддийском Петербурге» — а там был построен даже буддийский храм — был учёный тибетский врач Бадмаев, бурят по происхождению, приглашённый последней русской императрицей ко двору лечить наследника. Будучи незаурядной личностью, надававший царице обещаний хитрый Бадмаев, выживший потом при всех режимах⁵⁷, оказал немалое влияние и на истеричную императрицу, и на высший свет, и на ищущих смысла жизни мятущихся интеллигентов декадентского склада ума. Императрица Александра Фёдоровна — с 1998 года она у нас числится святой православной великомученицей — под руководством доктора Бадмаева активно принялась за изучение мистики, оккультизма и восточных культов. В литературе порой встречается изображение рукописного молитвенника, выполненного по её заказу, где в узор вплетена свастика (рис. 179).

Похоже, экзальтированная «матушка всея Руси», водившая (кроме Распутина) дружбу с заезжими оккультистами и теософами, воистину верила, что этот знак принесёт лично ей счастье.

По сведениям фрейлины Анны Вырубовой, от которой у «гессенской мухи» тайн не было — если только дневники Вырубовой не подделка — императрица часто чертила «древний знак» в воздухе, осеняла им — вместо православного креста — себя и окружающих, нарисовала его — вероятно, для защиты от демонов революции — на окнах и дверях своего царскосельского жилища. В письме А. Вырубовой от 20 декабря 1917 года императрица пишет: «послала тебе по крайней мере пять нарисованных карточек, которые ты всегда можешь узнать по моим знакам (свастика)».

Когда колчаковцы в августе 1918 года ворвались в освобождённый ими от большевиков Екатеринбург, то следователь Соколов зафиксировал, что на левом косяке правого окна Ипатьевского дома красовалась свастика, сопровождаемая датой 17/30 апреля 1918 года — временем приезда императрицы в этот дом⁵⁸. Есть данные, что свастика была нарисована на поле страницы личной псалтыри императрицы, на задних сторонах её любимых, «намоленных» икон.

В вышедшей в 1990 году в Москве книге «За фасадом масонского храма» утверждается, что поменявшая, чтобы стать русской царицей, протестантскую веру на православную Александра Фёдоровна не была тверда в неродном ей вероисповедании, хотя и отличалась глубоким религиозным чувством «вообще». Специалист по истории масонства Лоллий Замойский утверждает, что царица входила в питерские масонские ложи «Балтикум» и «Консул», через которые, вероятно, и получала распоряжения, как влиять на своего «ангела Ники», чтобы тот правил Россией так, как это было нужно масонам, еврейской олигархии и Распутину⁵⁹.

Известный теософ и мистик Папюс, как уже говорилось, помещает свастику в своём каталоге масонских знаков. Утверждается, что свастика в некоторых из этих обществ была тайным опознавательным знаком, вроде пароля. Недаром в вышедшей в 1966 году в Нью-Йорке на английском языке книге В. Александрова «Конец Романовых», последняя глава о трагическом конце династии называется «Под знаком свастики». Кстати, свастика в круге украшала капот личного авто Николая II, а фашистский пропагандист свастики Вильгельм Шойерманн сообщает (и судя по всему, не врёт), что будучи в Берлине, Николай с Александрой заказывали для себя украшения в виде свастики в одном еврейском ювелирном магазине на Унтер-ден-Линден.

В своём пристрастии к масонской символике царица была не одинока. Пентаграмма — далеко не православный символ — встречается на русских монетах в четверть копейки и в полкопейки чеканки примерно 1898–1909 годов. Примечательно, что именно на этих монетках — вероятно из-за их небольшого размера — русский герб, двуглавый орёл, был заменён на личный вензель Николая II. Временное же правительство, придя к власти, просто лишило гербового орла его императорских регалий, оставив вопрос о более детальной проработке новой символики для свободной России на потом.

И действительно, художники резво взялись за разработку символики — и не их вина, что подготовленные где-то к осени 1917 года проекты послужили уже другому правительству. Большевики же, придя к власти, решили тоже на первых порах воспользоваться готовеньким и запустили несколько подготовленных ещё до них проектов — в частности, почтовые марки с мечом, разрубающим цепи (выпуск 1918 года) и надписью «Россія».

Почему большевики сделали своим символом звезду, до сих пор непонятно — ведь в пристрастии к лунной религии семитов последователей Ленина и Троцкого никак не уличишь. Видимо, опять-таки сыграл на руку масонский элемент, когда подготовленные ещё до них эскизы были оперативно пущены в дело; может быть, имело значение то, что звезду утвердил в качестве советского символа единолично господин Лев Троцкий, симпатиями к православию отнюдь не отличавшийся. Звезда в качестве нагрудного знака была утверждена декретом уже в апреле 1918 года, причём «сверху», безо всяких объяснений, что предполагает преднамеренную издёвку большевиков-евреев (а их было немало) над православием. Торопили с принятием хоть какого герба и дипломатические службы Чичерина, поскольку государству быть без герба просто неприлично, и наличие в большевистской России такого атрибута государства как герб (серп и молот были утверждены в июле 1918 года) придало бы черты некой солидности и прочности новой власти — вопрос о признании новой России западными державами и Соединёнными Штатами стоял тогда, как никогда, остро.

Говоря о выпуске большевиками денежных купюр серии 1918 года со свастикой, десятилетиями шокировавших добропорядочных советских коллекционеров, надо учитывать высокие темпы инфляции в то время, когда попросту не успевали готовить и печатать новые денежные знаки, а тут к тому же и власть сменилась. Интересующий нас выпуск был подготовлен ещё при Временном правительстве и имел номиналы, как помнится, 250 и 1000 рублей и должен был заменить безликие «керенки» с орлом номиналом в 20 и 40 рублей. Керенки вышли в августе 1917 года, выпуск денег со свастикой предполагался в январе 1918 года — на клише с самого начала стояла эта дата, — поскольку «Великий Октябрь» Временным правительством не планировался вовсе. Пытаясь противопоставить плохо зарекомендовавшим себя «керенкам» что- то пусть не лучшее, но своё, большевики поторопились выпустить свои первые советские деньги (народ прозвал их «совзнаками»), использовав старое клише и заменив на нём лишь подпись управляющего Госбанка И. Шипова на подпись главкома национализированного Народного банка.

Если же мы зададимся вопросом, зачем понадобилась свастика Временному правительству, то остаётся только развести руками — вероятно, среди художников, привлеченных к столь важному и ответственному делу, были приверженцы масонства либо те, кого декадентствующие интеллектуалы убедили, что свастика — это древний знак солнца, плодородия, магический оберег и пр. Может быть, прогермански настроенный художник хотел этим жестом — если получится — намекнуть униженным в годы войны с Германией российским немцам на грядущее наступление лучших времён. Утверждавшие же готовые клише большевики по недомыслию вообще могли посчитать фоновое изображение свастики лишь замысловатым узором, не догадываясь о его идейном содержании, — ведь их заботой было побыстрее выпустить в свет временные купюры, покуда новая символика и эмблематика окончательно не утвердится.

Свастику наряду со звездою пытались ввести в качестве символа нарождающегося Советского государства (журнал «Родные просторы», № 5 (13) за 1991 год, стр. 11), а в качестве региональных эмблем её не сговариваясь выбирали командующие отдельных советских фронтов — одна из таких эмблем представлена на рис. 180 — (журнал «Столица», № 15 за 1991 год, с. 51). Вероятно, авторами эскизов были царские офицеры, ряд которых новая власть привлекла на свою сторону.

Дело дошло до того, что В. И. Шорин, командующий армией на Юго-Восточном фронте, пытался учредить для своих войск в 1918 году следующую эмблему: «Ромб 15x11 сантиметров из красного сукна. В верхнем углу пятиконечная звезда, в центре — венок, в середине которого «ЛЮНГТН» (иначе говоря, свастика — А. М.) с надписью «Р.С.Ф.С.Р.». Диаметр звезды 15 мм, венка 6 см, размер «ЛЮНГТН» — 27 мм, букв — 6 мм. Знак для командного и административного состава вышит золотом и серебром и для красноармейцев трафаретный» (рис. 181). В этом «ЛЮНГТН» так и чувствуется масон — страшноватое слово едва ли сокращение, а по всей видимости, некое иное слово, где исходные буквы, по принципу литореи, заменены другими.

Вероятно, проект не был принят потому, что советская власть не мирволила кресту в любой его ипостаси, а также потому, что достаточно скоро распространявшаяся из центра символика (масонская звезда) заменила собою самодеятельность отдельных полевых командиров. Сам военспец Шорин, целиком отдавший свой талант на служение новой власти, не пережил 1937 года.

Случайно нам попала на глаза заметка за подписью наркома Луначарского («Нижегородская коммуна», № 259 за 1922 год), где изображена свастика и написано, что в последнее время этот символ по недоразумению все чаще употребляется на плакатах и в оформлении советских массовых праздников, что делать ни в коем случае не следует, так как свастика представляет собою «кокарду одной глубоко контрреволюционной организации» и употребление её может вызвать отрицательную реакцию посещающих РСФСР иностранцев.

У российских археологов в те времена были свои изыски. Бывало, что они использовали древний символ в качестве профессионального украшения — ведь древние артефакты со свастикою также числились среди их находок. Например, в начале XX века благодарные ученики преподнесли археологу В. А. Городцову серебряную плакетку с лентой из 19 свастик, как приложение к изданным за их счёт литографированным лекциям, — и это ничем не хуже и не лучше, чем свастичный меандр на полу православного храма либо галуны со свастиками на фелонях священников.

Первую мировую войну на два фронта Германия таки проиграла. Пангерманисты, привыкшие за столько лет полагать, что у них всё самое передовое, в том числе и армия, были неприятно разочарованы: одни — провалом авантюры с Багдадской железной дорогой и Дарданеллами, другие — бесконечными шеренгами солдатских могил с касками, толпами калек, нищетой, безработицей и ужасающей инфляцией. Как это порой бывает в истории, нация, худо-бедно разобравшаяся, кто виноват, и турнувшая в ноябре 1918 года императора с престола, стала лихорадочно искать выход, что же делать дальше. И вновь забродила национальная закваска, вновь зазвучали речи пламенных ораторов, вновь зашелестели страницы националистически настроенных изданий (на обёрточной бумаге). Этому поколению пропагандистов свастики было на что опираться — к тому времени материал был и собран, и издан, и осмыслен — оставалось только домысливать, вульгаризировать и популяризировать, замешивая историю на мистике и вновь вздымая лозунг о великой исторической миссии германского народа, народа-цивилизатора. Этот период развития идеи великолепно представлен в 24-страничной брошюрке Карла Йегера «К истории и символике свастики» (Karl Jâger. «Zur Geschichte und Symbolik des Hakenkreuzes». Leipzig: Der Ritter vom Hakenkreuz, 1921), рекомендованной к прочтению ещё в БСЭ (статья «Свастика»), Книжка эта, выпущенная издательством «Рыцарь свастики» (было и такое), есть и в России — в спецхране московской «Ленинки», и выдаётся свободно всем желающим.

Разобрав историю символа и перебрав все теории происхождения свастики (вся ценная информация либо повторяет Уилсона, либо учтена нами выше по тексту), Йегер задаётся вопросом о значении символа. Он считает, что одного конкретного значения свастике подобрать нельзя, что в древности она могла иметь множество смыслов — плодородия, материнства, священного огня, солнца, движения, верховного германского бога Одина. У ацтеков, якобы, знаком, сходным со свастикой, изображался бог солнца. Попутно это символ молнии, благотворного дождя, а у буддистов священный знак удачи и счастья. Если свастика левозакрученная — то это символ ночного движения звёзд, если же закрученная направо — дневного хода солнца. Заодно она же обозначает движение неба вокруг Полярной звезды и символизирует божество, его направляющее, — как видно, автор книги не стесняется вдохновенно сочинять на потребу любого читателя.

При этом Йегер пишет, что левозакрученная свастика символизирует возрождение, а правозакрученная — падение мира, который, впрочем должен вновь возродиться. «Неправильная» свастика объявляется им извращением «правильной» и не имеющей силы — а встречается она, например, в качестве родового символа, гадательного знака и тавра для клеймения лошадей у цыган, которые тоже имеют арийские корни⁶⁰. Шойерманн пишет, что одним из народных названий свастики среди немцев было Zigeunerkreuz, «цыганский крест». Идея же о том, что мир ожидает гибель (конец света), а потом возрождение на новых, лучших началах, взята им из германской мифологии, где в конце истории богов ожидает гибель — Рагнарёк, — а затем мир вновь возродится. По словам того же — трудно назвать его исследователем — сочинителя, немецким крестьянством последних веков свастика использовалась как оберег от пожара, яда, опьянения, сглаза, демонов, попутно являясь знаком единения мужского и женского начал⁶¹. Последнее очень сомнительно — этнографы зафиксировали свастику и вырезанную на стульях (стул невесты из Миттесхайма в Нижнем Эльзасе), и выложенную из кирпичей на стенах, но им не удалось найти её в качестве «носильного» амулета — если бы подобное имело место, идеологи типа Лехлера молчать о таком не стали бы.

К вопросу о «правильной» и «неправильной» свастике: на рис. 121 (с. 454) изображён надгробный памятник одного древнегерманского князя. В верхней его части мы видим солнце текущего месяца, вокруг него одиннадцать солнц истёкших месяцев, а под ними две разнонаправленные свастики, символизирующих восход и закат человеческой жизни. Подо всем этим нарисовано поле матери-земли, разделённое на клеточки-участки, ограниченное океаном — клеточками другого рисунка.

Вопросом о парах разнозакрученных свастик занимался А. Голан. Он упоминает в книге «Миф и символ» (с. 122),

что в русской традиции свастика, «вращающаяся» посолонь, служит добрым знаком, в обратном же направлении — недобрым, предполагая, что две свастики некогда символизировали два полугодовых состояния солнца (по-нашему, это чересчур натянуто). В качестве примеров пар свастик он приводит рис. 182 (Малая Азия, II тыс. до н. э.), рис. 183 (этруски) и рис. 184 (доколумбова Америка).

Согласно некоему Сименсу, автору статьи «Что обозначает свастика?», опубликованной в 19-м выпуске за 1920 год издания «Дер Хаммер» («Молот»), на которое также ссылается Йегер, там, где есть свастика, на 4000 шагов в округе царствует «арийский порядок» — неплохая идея для 1920 года?! Шойерманн же утверждает, что свастика ещё в середине XIX века сделалась эмблемой немецких антисемитов — что несколько сомнительно, но вполне вероятно.

Согласно Кречманну, вероятно, такому же, как и его соратники, пропагандисту и агитатору, четыре конца свастики обозначают: один — зимнее солнцестояние = рождение немца, второй — пасху = его совершеннолетие, третий — летнее солнцестояние = свадьбу, а последний — праздник урожая = поминки.

Переходя от слова к делу, Йегер как «рыцарь свастики» даёт и практические советы соотечественникам. Она, по его мнению, могущественный амулет и талисман, распространённый в народе и очень древний. Отсюда делается следующий вывод: «Свастика как орнамент относится к древнейшим временам человеческого мышления и поэзии. Она прослеживается на протяжении четырёх с половиной тысячелетий. Она является символом почти на всей Земле, используясь как талисман и амулет. При всём многообразии оттенков значения главное и глубочайшее такое: счастье для людей». Шойерманн, писавший свою книгу в 1934 году, когда свастика уже стала в Германии официальным символом, в своих выводах более решителен, он пишет: «Как германцы Алариха под знаменем свастики⁶² боролись за лучшее будущее, так и мы под знаменем свастики будем бороться за лучшее будущее для всей Европы. Свастика — знак верной победы и высокого морального долга. Свастика не может принести несчастье, ибо она произошла от ясного света».

Закончив же все свои выводы и приведя очень даже неплохой список литературы, Йегер — знак времени — переходит к коммерческой рекламе. Оказывается, лейпцигское издательство Марты Рудольф предлагает всем желающими перфорированные наклейки со свастикой для запечатывания «истинно арийских» писем.

Шёл 1921 год. Тремя годами ранее в Мюнхене было образовано отделение Берлинского Тевтонского союза, получившее название «общества Туле»⁶³, сделавшее свастику своей эмблемой; теоретик искусства и геральдики Отто Хупп из Мюнхена расписал свастиками потолок столовой палаты представителей немецкого Рейхстага, и в этом самом 1921 году Гитлер впервые выступил под знаменем со свастикой. Подвергнутый критике со стороны серьёзных учёных, Хупп выпустил брошюру, где прославлял свастику и порицал всех тех, кто её не признавал, называя их «бессмысленным стадом» и обвиняя в том, что они якобы не прислушиваются к последнему слову в науке, а следуют устаревшим концепциям из своих школьных учебников. Художник же Вальтер Шульте из города Брюль в том же году нарисовал наклейки и сувенирные листки, которые дюжинами или партиями по двадцать штук предлагались — сравнительно недорого — всем желающим. Это было нечто типа экслибрисов при переписке товарищей по движению.

На одном нарисованы дерево и свастика. Подпись стихами: «Ob auch manch Zweiglein fortgerafft, Noch steht der heil’ge Baum in Kraft» — «Хотя много веток и отрублено, священное древо процветает» — автор, видимо, имел в виду потерю традиции почитать свастику многими считавшимися им и его друзьями «арийскими» народами. На другой — меч и щит со свастикой. Стишок гласит: «Wer deutschen Bluts und Sinnes ist, Der heil’gen Zeichen nit vergißt» — «Кто немец по духу и разуму, не забудет священный знак».

На третьей — нарисована сторожевая башня со свастикой. Подпись: «Zwei tausend Jahre ragt der Turm, So trotzt er weiter auch der Sturm» — «Две тысячи лет высится башня. И дальше будет противиться бурям».

Просто прелесть четвёртая. Свастика, затянутая паутиной. Подпись: «Aus Dunkelheit und Spinnwebflor Dringt tröstend heller Glanz hervor» — «Из тьмы и из-под завесы паутины утешительно блистает светлое сияние» — это о нераспростра- нённости свастики в средневековье.

Дальше образчик безрадостного поэтического мастерства. На рисунке — свастика на фоне восходящего солнца. Подписано:

Das Heut ist düster, düstrer sehn

Muß man gar noch der Morgen.

Jetzt, Deutsche, heißts: zusammenstehn,

Den Neubau vorzusorgen!

«Сегодня мрачно, завтра кажется ещё мрачнее. Немец, надо подняться и обеспечить возрождение». — Относительно «мрачного сегодня» однозначно свидетельствует последняя страница обложки той же книги. Вместо цены на ней приведён издательский курс валюты: доллар стоит 4 марки 20 пфеннигов, английский фунт равен одной марке, французский франк и итальянская лира идут по 80 пфеннигов. 1921, 1922 и 1923 были для Германии (да и для России тоже) годами, когда зарплату выдавали дважды — но не в месяц, а в день, чтобы работающие могли в обеденный перерыв сбегать купить еды подешевле, чем по окончании того же рабочего дня. В это время где-то в Германии (а там деньги печатали и отдельные города, поскольку пока их успевали доставить из центра, то они наполовину обесценивались) была даже выпущена купюра в 500 триллионов марок — она вошла в книгу рекордов Гиннесса как крупнейший номинал в истории человечества. У нас всё-таки цифры были поменьше — поездка на одну остановку в московском трамвае в годы разрухи стоила сто рублей, на две остановки — уже двести.

И наконец, художника-ностальгика потянуло на историю. Вниманию любителей экзотики предлагался тетраскеле — читатель уже знает, что это такое — с подписью уже по-готски⁶⁴: «Wodan allwaldands! tulgjai uns!» и немецким переводом для тех, кто не учился на филфаке университета: «Der Allwaltende! befreie uns!». Националисты лукавили: немецкая надпись переводится как «Всевладыка, освободи нас!», а готская более откровенна — «Бодан всевладыка, освободи нас!». От чего, должен был их освободить глава языческих богов, прямо не было написано, но думается, что от христианского ига и заодно от христианской морали — и впоследствии нацисты шли жечь и убивать в ремнях с пряжками (об этом знал каждый советский школьник) с надписью «Gott mit uns» — «с нами бог», где по неимению места не было уточнено, какой именно бог имелся в виду. Если это был тот же Водан, тогда кровавые деяния хозяев солдатских ремней не только понятны, но и исторически оправданы — гитлеровцы действительно несли народам Европы «освобождение» — так как они его себе представляли.

В эти же годы разрухи по венским улицам бесприютно бродил полуголодный студент-недоучка Адольф Шикльгрубер, то заходя посмотреть на картины в художественный, то на древние камни в исторический музеи, — а посмотреть в германских и австрийских музеях было на что.

Господин Шикльгрубер издавна испытывал необычайное почтение к своей персоне, равно как и к историческому прошлому своего народа, жаловал он и мистику. В 1998 году у нас вышел перевод книги Тревера Равенскрофта «Копьё судьбы», где повествуется про трепетное отношение, с которым молодой Гитлер относился к «уникальному историческому экспонату» — лежащему в витрине одного венского музея древнему копью, которым некогда римский воин якобы пробил бок висящего на кресте Христа. Художник-недоучка очень внимательно отнёсся к этой средневековой подделке, восходящей, как и Туринская плащаница, вероятно, к эпохе Крестовых походов, часами стоя перед витриной и впитывая в себя оттуда «жизненные токи». О своём мистическом опыте той эпохи он позже напишет — вернее, ему напишут, собрав воедино и обработав ворох несвязных записей, в которых их автор к тому времени уже не мог разобраться — книгу, ставшую Библией нацизма — пресловутый «Майн кампф» («Моя борьба»). Ну, а про то, как любовно нацизм пестовал всяческого рода ясновидящих, магов, гадалок и прочих бездельников и шарлатанов, можно прочитать в работе Бержье и Повеяла «Утро магов» (журнал «Молодая гвардия», 1994) — мы же не будем повторяться. Одно можно сказать — термин «оккультный Рейх», которым наградила гитлеровскую империю в одной из своих песен рок-группа «Ария», очень хорошо подходит к этому социальному строю насилия и угнетения.

С целью консолидации «магического знания», в той форме, как они его понимали, гитлеровцы создали особую организацию «Аненэрбе» (Ahnenerbe), что переводится с немецкого как «Наследие предков», символом которой стала всё та же свастика⁶⁵. Сотрудники этой организации, имевшей разветвлённую сеть филиалов, занимались сбором всевозможной магической информации, в том числе в Индии и в Тибете. Что они там накопали — неизвестно, архивы организации либо уничтожены самими нацистами, либо погибли в огне войны, либо держатся ныне кем-то где-то в строгом секрете.

Гитлеровские и нацистские толкователи свастики отставили старую идею «огненных палочек» и сосредоточились на том, что свастика либо представляла собою солярный символ, либо — символ вечного движения Солнца по небу (и надо признать, в этом они были правы). О том как он, чуть ли не единолично, решал, каким должно быть партийное знамя, будущий фюрер описал в своём опусе «Майн кампф»⁶⁶:

«Организация нашего орденского отсека должна была разобраться с одним крайне важным вопросом. До той поры движение не имело ни партийного знака, ни партийного флага. Отсутствие очевидной символики приносило ущерб не только организационного плана, но и казалось нетерпимым для грядущего. Ущерб состоял в том, что у членов партии отсутствовал внешний знак их собратства, который мог бы быть противопоставлен знаку Интернационала.

Вопрос о новом знамени, то есть, его внешний вид, меня очень сильно тогда волновал. Со всех сторон сыпались предложения, которые скорее были остроумны, чем удачны. Ведь новое знамя должно было стать символом нашей собственной борьбы, влияя на чувства масс с плакатов и вывесок.

Я лично высказался за сохранение прежних цветов, не только потому, что они были священны для меня как для солдата — превыше всего прочего, что я знаю, но и поскольку они более всего соответствовали моему этическому мировосприятию. Поэтому я оказался вынужден отклонить абсолютно все многочисленные проекты, исходившие от партийного молодняка, и вместо них вписать в старое знамя огромную свастику. Но я сам, будучи вождём, не мог не вынести свой проект на рассмотрение общественности. Ибо было вполне вероятно, что другие предложат нечто столь же хорошее, а то ещё и лучшее. И на самом деле, один дантист из Штарнберга⁶⁷предложил неплохой рисунок, который был близок моему, имея лишь тот недостаток, что его свастика имела загнутые концы и была вписана в белый диск.

Это значило объединить любимейшие в народе цвета, которые некогда принесли немецкому народу столько чести, возбуждая наше преклонение перед прошлым, и она, свастика, лучше всего отображала волю движения. Будучи национал-социалистами, мы видим в ней нашу программу. В красном мы видим социальную мысль движения, в белом — национал-социализм. В свастике — миссию борьбы за арийскую победу наряду с символом победы созидающего труда, который по своей сути был и остаётся антисемитским».

Дело в том, что официально знаменем Германии все эти годы оставался триколор — до нынешнего времени. Гитлеровское же знамя со свастикой, о котором прекрасно сказал Б. Келлерман в «Девятом ноября»: «хищный чёрный паук, выгрызший белую дыру в красном яблоке нашего отечества», было партийным знаменем НСДАП — гитлеровской партии, подмявшей под себя и государство, и народ, а позднее и пол-Европы. Первая презентация нового знамени произошла на каком-то совещании⁶⁸ в 1921 году. Когда занавес сцены в актовом зале поднялся, то Гитлер с парочкой своих приспешников уже восседали за столом, а за их спинами до потолка простиралось кровавое знамя с чёрным пауком. Эффект для собравшихся на рядовое, в общем-то, совещание, был потрясающим — никто не ожидал от организаторов сборища такой серьёзной подготовки и такого эффектного знака.

Будущему палачу Европы произведённое впечатление понравилось, и он лично утвердил это знамя в качестве партийного — а то, в каких количествах кровавые знамёна и вымпелы развешивали во времена торжественно отмечавшихся партийных съездов, слётов молодёжи, спортивных, стрелковых праздников и олимпиад, можно увидеть в прекрасном, но, к сожалению, чёрно-белом советском двухсерийном фильме «Обыкновенный фашизм».

Официально знамя со свастикой было введено фашистским правительством указом от 12 марта 1933 года. Выступая перед рейхстагом, передавший власть Гитлеру канцлер Гинденбург заявил: «С завтрашнего дня до окончательного упорядочения цветов знамени Рейха следует поднимать чёрно-бело-красный штандарт и знамя со свастикой совместно». Писавшие по этой теме утверждают, что свастика, помимо прочего, являлась одним из самых действенных магических орудий лично Гитлера. В 1923 году на съезде нацистов бесноватый фюрер довольно откровенно объяснил толпе значение этого знака: белый круг на красном фоне есть символ национальной чистоты и силы, чёрная свастика — призыв к беспощадной борьбе с коммунистами и евреями. Интерпретаторы же первых лет фашизма (мы пользуемся книгой Шойерманна, вышедшей в 1934 году) именовали свастику «знаком величия» (Hoheitsinnbild).

До этого на доисторических артефактах свастика изображалась, как правило, «покоясь» на одном из своих окончаний, так что её ветви были направлены горизонтально и вертикально. Фашисты же развернули правозакрученный знак на 45 градусов, так что ветви стали образовывать букву X либо андреевский крест. Свастика была для контрастности вписана в колесо для того, чтобы она имела возможность «двигаться». Цветовая символика фашистского партийного знамени повторяет кайзеровский «солдатский» чёрно-белокрасный флаг, преобладание же красного позаимствовано у красного знамени, с которым рабочие всего мира боролись за свои права — партия Гитлера всё-таки, хотя бы по названию, числилась рабочей.

Исследователь Уве Дегрейф подчёркивает, что фюрер нисколько не интересовался древним либо первоначальным значением свастики, а выбрал этот знак своей эмблемой за его выразительность. Если буддисты видят в свастике возрождение и смерть человеческой души, то нацисты концентрировали своё внимание на символике активного движения, перемалывающего народные массы из числа тех, кому на роду было написано оказаться опалёнными огнём «тысячелетнего» великогерманского Рейха, протянувшего худо-бедно всего-то дюжину лет.

Окончилась война, фашизм проиграл, и древний знак, во множестве побывавший под сапогами воинов-победителей и среди мусора развалин, оказался опущен, унижен и обесчещен — наверно, на многие годы, покуда не подзабудутся кровавые преступления германских нацистов, как на сегодняшний день поистёрлись из памяти потомков походы Валленштейна во время Тридцатилетней войны. Теперь маятник истории качнулся в другую сторону, и вот уже японским буддистам приходится по случаю оправдываться за активное употребление ими свастики, подчёркивая, что их-то свастика к фашизму имеет лишь самое косвенное отношение.

Любопытную попытку «обелить» свастику, снова как бы предлагая её нам в качестве символа, делает уже упоминавшийся на этих страницах В. Алькин. Из его статьи следует, что лево- и правозакрученная свастика — это не одно и то же! Собственно, о разнице вариантов узнаёт любой, кто более-менее внимательно ознакомится с содержанием труда Уилсона — однако там не делается выводов о различии в значении, — а просто говорится, что свастика может символизировать вращение как в одну — по часовой стрелке, так и в другую — против часовой стрелки — сторону.

Из статьи журналиста-эзотерика мы узнаём, что направление «хвостов» (так он именует заломы ветвей) «имеет разное значение — индивидуальное или социальное развитие человека. Направленные по часовой стрелке «хвосты» означают примат индивидуального развития над социальным, против — наоборот. Так что свастика у фашистов означала подавление индивидуальных черт, индивидуальной свободы и мышления, подчинение их общественной идеологии. Конечно, выбор не случаен. А вот у древних зороастрийцев свастика была двойная: «хвосты» направлены в обе стороны, символизируя гармоничное развитие человека и общества».

Что на это сказать?! Во-первых, у каких-таких «древних зороастрийцев» находит В. Алькин свастику — совершенно непонятно (не у андроновцев и скифов, а именно у зороастрийцев Персии!), — дело в том, что как раз у зороастрийцев-то свастики и не было. Во-вторых, как мы видели из вышесказанного, Гитлер был не дурак и выбирать в качестве священного символа движения заведомо ущербный знак не стал бы. В третьих, откуда журналист взял, что круговое движение по часовой стрелке — это хорошо, а в обратную сторону — это плохо, — остаётся непонятным, в книгах много серьёзнее этой газетной статейки об этом нет ни полслова. Впрочем, одна версия появления подобного измышления у нас есть.

Исторически так повелось, что индоевропейцы и хамиты поклонялись солнцу, семиты же — звёздам и луне — недаром миф о воскресении Иисуса Христа из мёртвых на третий день отражает известный астрономический факт, что примерно раз в месяц луна вообще скрывается из виду — именно на три дня — чтобы затем наступило новолуние⁶⁹. Между одним новолунием и другим проходит 28 суток, в течение которых луна сначала нарастает, затем предстаёт взору наблюдателей в полном блеске, в полнолунии, а затем убывает. Древние верили, что луна умирает, а через три дня снова воскресает.

У мусульман, которые считают луну святее солнца, — нарастающий полумесяц считается благополучным символом и выбран, наряду со звездой, эмблемой ислама; убывающий же полумесяц — совсем наоборот. Когда в 1950-х годах почтовая администрация одной из исламских стран — Пакистана — выпустила в оборот почтовые марки с развёрнутым «не в ту сторону» полумесяцем — видимо, вопросом утверждения сюжетов занимались бывшие колониальные чиновники-европейцы, — то реакция населения была такова, что эти марки пришлось спешно выводить из обращения и заменять на «правильные», после чего возмущение улеглось.

Вероятно, деля свастику на «неправильную» и «правильную», журналист В. Алькин, краем уха могший слышать об этой историю, имел в виду нечто подобное — беда только в том, что его домыслы не имеют ничего общего с действительным символическим значением свастики — по крайней мере с тем, как его представляет современная наука.

А журналистка Татьяна Лейе («Комсомольская правда» от 30 января 1999 года) считает, что все беды Гитлера происходили от того, что он выбрал своей эмблемой свастику «наоборот, с концами, развёрнутыми в другую сторону».

Так где право, где лево, и что есть истина? Если следовать этой журналистской логике, то стоило Гитлеру развернуть свастику, или поставить её «на попа», и все бесчеловечные деяния его вояк были бы «угодны Господу»!

Как же относиться к свастике нам, русским людям? Во- первых, необходимо перестать бояться изображений свастики там, где она действительно нужна — в книгах по этнографии, истории символов, истории религии, буддизму, истории культуры. Необходимо выставить русские народные вышивки и ткачество со свастикой в музеях соответствующих областей, и снабдить эти экспонаты исчерпывающими комментариями. Этот этап, мы считаем, уже преодолён — не так часто, но наши периодические издания печатают статьи по этому поводу — правда, не всегда точные и корректные.

Во-вторых, надо прекратить разговоры о том, что якобы свастика — древнеславянское наследие. Принесли её к нам варяги и византийцы и бытование её в русской среде было весьма ограниченно, являясь одним из многих элементов декора среди многих других знаков и символов.

В-третьих, непременно повернуться спиною к так называемому «коловороту» (рис. 185). Эмблеме этой — полтора десятка лет от роду, она не имеет никаких аналогов в истории, будучи сочинена идеологами РНЕ, видящими в ней обыкновенную гитлеровскую свастику, чуть-чуть «облагороженную» ради отмазки.

В-четвёртых, надо чётко законодательно определить, что считать «нацистской символикой» — мы бы предложили включить в этот список гитлеровский герб с орлом, гитлеровское знамя со свастикой, свастику, поставленную на ребро отдельно от знамени и ломаные молнии — эмблему СС. Вместе с тем надо, чтобы закон не мешал изображать свастику в исторических и батальных картинах о Великой Отечественной войне, употреблять её в военных фильмах, на книжных иллюстрациях и пр., коллекционировать и свободно демонстрировать марки, монеты, открытки, плакаты, книги, кинофильмы, военные знаки Третьего Рейха, где свастика имеет уже чисто исторический, а не идеологический интерес. Вместе с тем необходимо ужесточить ответственность для тех, кто малюет свастику на синагогах, памятниках, в том числе и надгробных, стенах домов и т. п., считая это не просто вандализмом, а оскорблением памяти воевавших и не вернувшихся с войны.

И наконец, средствам массовой информации неплохо бы довести до сознания широких масс истинное значение и историю свастики, показав её место в культурной истории человечества. Надеемся, что настоящей работой мы вносим в это дело свою посильную лепту.

1. «Пробный» вариант этой работы был опубликован в виде их совместной статьи «Запретный знак» (журнал «Юный художник», 1994, № 7).

2. О значимости этой книги для этнографии см. Firth Raimond. «Symbols Public & Private». L., 1973, p. 120.

3. Ссылаясь на книгу M. Д. Полубояриновой «Русь и Волжская Болгария в 10–15 вв.». М., 1993, с. 27.

4. «Златники» и «сребреники» князя Владимира скорее несли идеологическую функцию, чем выпускались для реального денежного обращения.

5. Напоминаем читателю, что знаменитое «банзай» пишется по- японски двумя иероглифами, первый иероглиф «бан», что означает десять тысяч, т. е. «тьма», а второй иероглиф «сай» — год. Пожелание счастья на десять тысяч лет является традиционной формулой у китайцев, японцев, монголов и тюрок.

6. В данном случае можно приписать культурному влиянию коптов, на тканях которых свастика хорошо представлена, — а они взяли её из Египта.

7. Согласно статье А. Т. Hodge «Why was the double axe double?» (American Journal of Archaeology, vol. 89, 1985, p. 120) в древнеиндийских письменных источниках свастика обозначает птицу — однако это может быть поздним толкованием.

8. Кстати, высший фашистский орден «Железный крест» представлял именно крест, а не свастику и имитировал подобные изображённому здесь древние знаки отличия. Согласно нацистской пропаганде, другие народы обладали богатством, арийцы же — расовой силой, а посему простой железный крест выше орденов соседей, выполненных из благородных металлов. На деле же на выбор такой формы ордена оказала влияние многовековая традиция оформления военных наград в виде креста.

9. Упомянем ещё точку зрения, согласно которой Левиафан — чудовищный дракон, из которого иудейский бог, рассёкши его на половинки, сотворил небо и землю (древнепалестинская версия, в период после плена заменённая на вавилонскую версию книги Бытия), а в «ковчеге завета» жрецами содержалась живая священная змея.

10. Пытаясь теснее связать Ветхий и Новый Заветы, средневековые богословы рассматривали Ветхий Завет в свете Нового, применяя для установления логической связи событий аллегорические толкования.

11. Цитируется по книге Е. Ярославского «О религии» (М., Политиздат, 1957, с. 443–444).

12. Мы проверили это место по латинской Библии, но там тоже обычное «signum».

13. Слово «суббота» в конечном итоге восходит к вавилонскому «шаббатт» — день полнолуния. Сперва так называли лунный месяц, затем — самый важный (по иудейскому календарю) день в лунной неделе.

14. По данным английского религиоведа, в книге 2 Царств 3:27 сын короля моавитян был сожжён на кресте, однако и русский и латинский переводы Библии свидетельствуют лишь об ударе копьём «в живот» (рус.) или «в область пятого ребра» (лат.). Другой случай приводит Юстин (XVIII, 7.)

15. Древнее индоевропейское слово для обозначения креста мы находим в греческом языке — σταυρός, что древнее латинского слова.

16. О жестоких обычаях финикийцев Карфагена можно прочитать в романе Густава Флобера «Саламбо».

17. Виселица в эпоху римских царей называлась arbor infelix, «несчастливым древом».

18. Тот же обычай был у древних греков. Когда однажды часть воинов бежала с поля боя, не захоронив павших товарищей, все бежавшие были казнены, а их тела выброшены на свалку на потребу бездомным псам.

19. Сообщения об этом были в центральной российской прессе.

20. Пользуемся перепечаткой в нижегородской газете «Понедельник», № 24 за 1998 год.

21. Относительно символики числа «четыре», особенно в увязке с пространственной ориентацией, см. книгу А. Голана «Миф и символ» (М., 1994, с. 103–108).

22. В переводе книги Уилсона мы, употребляя термин «греческий крест», имеем в виду не конкретно этот символ, а любой крест, вертикальная и горизонтальная ветви которого равновелики.

23. На Руси в Рождество в деревнях бытовал обычай гасить огонь во всех избах. По окончании службы один из стариков добывал трением «живой огонь», от которого зажигались свечи в церкви, а от них теплили свои свечки отдельные верующие. Затем они бережно несли их, прикрывая от зимнего ветра ладонями, по домам. Если у кого по дороге свечка угасала, это было плохой приметой — считалось, что в наступающем году в этом дому будет покойник.

24. Желающим иметь точную ссылку советуем посмотреть список литературы к работе Уилсона, дополненном нами указаниями на источники, просмотренные Йегером.

25. H. М. Шельди. «Булгаро-татарские монеты XIII–XV вв.». Казань, «Титул», 2002.

26. Н. А. Кокорина. «Керамика Волжской Булгарин второй половины XI — начала XV веков». — Казань, 2002.

27. Подробнее всего об этом можно прочитать в получившей в своё время Государственную премию двухтомной книге Вяч. Иванова и грузинского исследователя И. Гамкрелидзе «Индоевропейский язык и индоевропейцы» (Тбилиси, изд. Тбилисского университета, 1984).

28. Кстати, столь же голословно, по нашему убеждению, предположение Багдасарова и Дурасова, что свастика могла быть некоторое время символом ветра (так как живописцам трудно нарисовать ветер, о чём сетует Ефрем Сирин [Carm. 33, contra scrutatores]). Более приемлемо истолкование, что свастика у части христиан, особенно восточных, могла служить для передачи идеи божественной благодати.

29. Изображение свастики на фракийской погребальной урне VI–V вв. до н. э., хранящейся в музее Варны, Болгария.

30. «Меандр, характерный для античной вазописи, древнегреческие гончары переняли у ткачей, а те лишь скопировали рисунок из нитей, получавшийся у них непроизвольно при изготовлении одежды» — цитируется по книге А. А. Формозова «Памятники первобытного искусства на территории СССР» (М., 1980, с. 82).

31. Подробнее об изображении солнца в древних культурах см. в книге А. Голана «Миф и символ» (М., 1994, с. 22–32).

32. Подробнее см. в книге И. Акимушкина «На коне через века» (М., Детская литература, 1981).

33. Подробнее о колесницах с серпами см. в книге А. К. Нефёдкина «Боевые колесницы и колесничие древних греков» (Спб., Петербургское востоковедение, 2001).

34. О символике солнечного коня в культуре народов мира подробнее см. в книге А. Голана «Миф и символ» (М., 1994, с. 48–51).

35. Архаичный римский и кельтский календари содержали по десять месяцев.

36. См. H. Н. Грибов. Гончарные клейма селища Ближнее Константиново-I // «Нижегородские исследования по краеведению и археологии». — Н. Новгород, 2001, с. 41.

37. То, что по-древнеирландски называется arda.

38. Несколько далее читателю сообщается о том, что итал. raggio < лат. radius имеет значения «луч солнца» и «спица колеса».

39. Апостол Фома пытался распространить христианство в Индии, а первые конкистадоры, попав в земли индейцев, считали их индийцами — ведь Колумб думал, что приплыл в Индию.

40. Просим не связывать с начальной буквой имени бога Тора — это чистое совпадение. Две палочки стилизованно представляли молотовище и рукоятку.

41. Кстати, в самом Риме — за исключением катакомб — свастика не была популярна, зато в провинциях, где римляне никогда не препятствовали проявлениям культуры входивших в Империю народов, она встречается частенько. Йегер упоминает кирпичи римского времени из Эстьенна и Антея в Бельгии, а также из посёлка Жюленвилль (Juslenville) около Пепинстера во Франции.

42. В геологии под «руководящим ископаемым» понимается какая-либо часто попадающаяся в тех или иных земных слоях раковина или другое беспозвоночное, по присутствию которой можно оперативно датировать однотипные слои в другой местности, пока недостаточно изученной геологически.

43. Кстати, несмотря на почти единогласное признание белого голубя наиболее подходящим мотивом для изображения «Святого Духа», христианская иконография знает и другие сюжеты, ряд которых может быть сближен со свастикой. Например (см. наш рис. 42) подкупольная роспись Покровского храма Троицкого собора на Рву в Москве изображает «Святого Духа» в виде спирали, что религиоведы трактуют как «символическое обозначение духовного открытия небес» верующему.

44. Интерес мэнкских краеведов к свастике понятен, ибо с её помощью объяснялся мэнкский герб — трискеле (о чём см. выше).

45. Значение звезды как символа света универсально, недаром звезда сопровождает полумесяц в качестве исламской эмблемы. На античных монетах мы часто видим звезду как атрибут божеств небесных светил.

46. О привязке райских рек к современным географическим реалиям см. соответствующую главу «Забавной Библии» Лео Таксиля.

47. В античности и раннем Средневековье ремесленники, особенно гончары, любили украшать дно своих сосудов простыми геометрическими рисунками — каждый мастер своими.

48. По первым буквам греческого имени Христа.

49. Мы помним, что подобный посох придумали язычники, а христиане уже позаимствовали у них.

50. Бафомет, имя средневекового демона, является искажённым именем мусульманского пророка Магомета.

51 Внесло заметный вклад в развитие новой немецкой архитектуры, в 1980 году почта ГДР посвятила объединению «Баухаус» серию памятных почтовых марок.

52. Одна из песней «Старшей Эдды».

53. Сравните с нем. Tarnkappe — «шапка-невидимка».

54. О реальных мерах фашистов по установлению «нового порядка» на оккупированных землях (то есть, кровавых бесчинствах) см. в романе Александра Фадеева «Молодая гвардия».