История Византии. Том III

Глава 14 Наука и образование ^{(Елена Эммануиловна Липшиц)}

В результате Четвертого крестового похода судьбы византийской культуры претерпели существенные изменения. Важнейший центр византийской науки и просвещения — Константинополь, с его старыми традициями и издавна существовавшей высшей школой и библиотеками, был утрачен. Многие жители столицы, принадлежавшие к образованным кругам, бежали в Малую Азию.

Силой обстоятельств средоточием науки и образования в XIII столетии стала Никея, где, как и в соседних городах Малой Азии, по-видимому, интерес к сохранению традиций византийской культуры не ослабевал.

При основании Латинской империи Балдуин сделал попытку создать в Константинополе латинскую высшую школу. Уже в 1205 г. он обратился с посланием к папе Иннокентию III, в котором просил, чтобы Парижский университет взял на себя руководство школой и обеспечил ее учеными и профессорами[565]. Однако этот план латинизации не дал ощутимых результатов. Парижский университет встретил это предложение без сочувствия. Он ограничился лишь организацией специального заведения, где получили подготовку 20 клириков византийского происхождения, которые позднее должны были вернуться на родину[566].

В XIII столетии современники, говоря об учености, уподобляли древним Афинам не Константинополь, а Никею[567]. Императоры из дома Ласкарисов покровительствовали просвещению и считали необходимым не только выступать в роли меценатов, при дворе которых находили убежище видные деятели науки и литературы, но и сами подвизались на этом поприще. Стремление противопоставить древнюю империю ромеев, хранительницу традиций античной образованности, варварскому латинскому Западу играло в политике этих императоров немаловажную роль.

Феодор I Ласкарис широко практиковал приглашение ученых к своему двору. Известный историк и писатель того времени Никита Хониат нашел приют в Никее. Иоанн III Дука Ватац покровительствовал собиранию греческих рукописей, созданию библиотек. Он специально поручил Никифору Влеммиду (1197 — ок. 1272) — видному ученому и церковно-политическому деятелю — обследовать с этой целью Фракию, Македонию, Фессалию и афонские монастыри и собрать там имеющиеся рукописи. Деятельность Влеммида, из школы которого вышли Феодор II Ласкарис и историк Георгий Акрополит, протекала в значительной мере при императорском дворе.

Данные, которые Никифор Влеммид сообщает в своей автобиографии, свидетельствуют о том, что и после завоевания Константинополя латинянами система школьного обучения в городах Малой Азии сохранялась неизменной. Сам Никифор Влеммид получил первоначальное образование в Бруссе, куда его родители бежали из Константинополя в 1205 г. Учителем его был некий Монастириот, избранный впоследствии митрополитом Эфеса. Дальнейшее обучение Влеммида протекало в других городах. В Никее он имел возможность изучить политику и риторику; в Смирне под руководством видного ученого, носившего звание «ипата философов», Димитрия Карика, Никифор Влеммид овладел логикой. Изучение им естественных наук продолжалось в Эфесе. Завершающий этап своего обучения Влеммид связывает с именем Продрома, под руководством которого он работал в Скамандре. Продром, которого некоторые исследователи считают возможным отождествлять с Иларионом Продромом, был известным педагогом. В число преподаваемых им дисциплин входили литература, арифметика, геометрия, физика, оптика с катоптрикой (т. е. оптикой отраженного света), астрономия, логика и философия. Влеммид занимался также медициной, теоретически и практически.

Таким образом, не только в Никее, но и в некоторых других городах на территории Никейской империи традиции науки и образования не были прерваны.

Деятельность самого Никифора Влеммида способствовала сохранению и развитию этих традиций. Григорий Кипрский, ставший позднее патриархом Константинополя (1283–1289), называет школу, основанную Влеммидом в Имафийском монастыре, «прославленной». Он посетил ее в 1258–1259 гг. но есть основания полагать, что эта школа существовала и ранее[568]. Круг дисциплин, входивших здесь в состав преподавания, включал логику, метафизику, арифметику, музыку, геометрию, астрономию, богословие, этику, политику, юриспруденцию, пиитику и риторику. В учебном процессе использовались специально составленные учебные пособия, представлявшие собой обычно переработку или, говоря точнее, переложение соответствующих сочинений античных писателей и ученых, а также отцов церкви. Некоторые из таких пособий, подготовленные Никифором Влеммидом, сохранились до нашего времени. Особой известностью пользовались, как о том свидетельствуют многочисленные списки, учебники логики и физики Никифора Влеммида. Они были широко распространены не только в Византии, но и на Западе.

Учебник логики Никифора Влеммида был составлен главным образом на основе сокращенного изложения «Органона» Аристотеля и «Исагоги» Порфирия. Доказывая необходимость тщательного и внимательного изучения логики, Никифор Влеммид приводил в качестве довода то, что логика является лучшим средством постижения истины, т. е. бога.

Подобный же компилятивный характер носит и учебник физики Влеммида. Он основан на переложении сочинений Аристотеля, Платона, Птолемея, Евклида и других античных авторов, а также высказываний отцов церкви — Василия Великого, Иоанна Дамаскина, блаженного Августина и т. д. В круг вопросов, рассмотренных в учебнике физики, входили и сведения по географии, астрономии, астрологии и богословию.

Никифору Влеммиду принадлежат также еще два учебных пособия по географии. Одно из них — элементарное, второе рассчитано на более подготовленных слушателей. Эта «Всеобщая география» Влеммида, несмотря на то, что она является не самостоятельным сочинением, а переделкой стихотворного географического произведения Дионисия Периегета, представляет интерес для суждения об уровне географических знаний в Византии XIII в. Она включает довольно подробное описание Малой Азии, а также сведения об обитавших в древности на территории Древней Руси племенах[569].

Географические сочинения Влеммида также известны в значительном числе рукописей. Любопытно, что эти учебники дают возможность судить и о приемах преподавания, которыми пользовался их автор. Для пояснения приводились чертежи и рисунки, сохранившиеся в списках этих учебных пособий.

Школы, основанные Влеммидом, не были единственными. Так, ученик Никифора Влеммида император Феодор II Ласкарис основал в Никее школу при церкви св. Трифона для обучения слушателей грамматике и риторике. В школе вели занятия Эпсаптериг и Андроник Франкопул, комментированием Гомера занимался Михаил Сенахирим. В школах Влеммида и Феодора II Ласкариса получил учебную подготовку и Георгий Акрополит.

Наряду со школами, рассчитанными на подготовленных слушателей, при монастырях работали школы, преподавание в которых носило более элементарный характер. Десятилетние дети, готовившиеся к тому, чтобы стать монахами, жили в подобных школах-общежитиях.

После восстановления империи, в отвоеванном Константинополе императоры продолжали политику Ласкарисов по сохранению традиций науки и просвещения. Георгий Акрополит получил специальное задание от Михаила VIII Палеолога восстановить систему высшего образования в столице. Сам Акрополит взял на себя преподавание философии Аристотелями математики по Евклиду и Никомаху.

В 1264 г. в эту школу поступил Григорий Кипрский, который учился в ней семь лет. После изгнания из Константинополя латинян и перенесения столицы из Никеи в отвоеванный город начала вновь функционировать и элементарная школа, которая была в свое время основана Алексеем Комнином при Орфанотрофии. Наряду со светскими школами в 60-х годах XIII в. в столице возобновила свою деятельность и школа при патриархии, возглавляемая «вселенским учителем». Главой школы был в те времена «ритор риторов» Мануил Оловол. Популярность школы была очень велика. Число слушателей было значительно[570].

Оловол являлся весьма яркой личностью. Жизнь его была полна резких перемен (см. выше). Начав свою деятельность в качестве тайного секретаря при дворе императора Михаила VIII, он затем впал в немилость и был удален в монастырь. В монастыре Иоанна Предтечи в Константинополе Мануил Оловол усиленно занимался наукой. При возобновлении деятельности школы патриархии он получил звание церковного ритора. Мануил Оловол преподавал в школе грамматику, логику, риторику. Однако вскоре, будучи решительным противником унии, он вступил в резкие пререкания с императором. В наказание он был подвергнут жестокому членовредительному наказанию и снова заточен в монастырь, где закончил свою жизнь в немилости. По-видимому, составленные им схолии к мелким стихам античных поэтов, комментарии к «Аналитике» Аристотеля и комментированный перевод трактатов Боэция о диалектике и силлогизмах были связаны с его преподавательской деятельностью. Мануил Оловол принадлежал к числу немногих византийцев, владевших латынью.

В школе константинопольской патриархии получили подготовку Феодор Музалон — ученик Григория Кипрского, полемист и автор нескольких богословских сочинений, а также известный ученый, политический деятель и приближенный императора Андроника II Палеолога Никифор Хумн (род. ок. 1250/1255 г., ум. в январе 1327 г.).

Об обычном школьном обучении можно судить по сведениям, которые содержит переписка младшего современника Никифора Хумна — Феодора Иртакина, который занимался в Константинополе преподаванием грамматики и риторики в первой половине XIV столетия. Постоянные жалобы на недостаток средств, на невзнос учениками платы за обучение характерны для подобных учителей. По-видимому, занятие должности учителя являлось государственной службой[571]. Феодор Иртакин в письме к Феодору Метохиту (1260/1261 г. — 13 марта 1332 г.), крупному политическому деятелю, писателю и ученому, жаловался на дурное поведение его сына, предпочитавшего занятия гимнастикой и театр школе.

Учебные заведения более высокого типа давали учащимся всестороннее знакомство с произведениями античных авторов. Такова была школа выдающегося византийского ученого прогрессивного направления, предшественника западноевропейского гуманизма — Максима Плануда (род. ок. 1260 г., ум. ок. 1310 г.). Хотя эта школа была монастырской и находилась сначала в монастыре Хоры в Константинополе, а затем в монастыре Акаталепта, она носила характер открытого» учебного заведения. Учащиеся, получавшие там образование, нередко вступали потом на путь политической деятельности (например, Иоанн Зарида), становились военными или врачами. К числу близких учеников Максима Плануда принадлежали Иоанн Зарида, его брат Андроник и Георгий Лакапин, который также занимался педагогической деятельностью и составлял учебные пособия. К плеяде учеников и помощников Плануда должен быть причислен и Меркурий.

Школа Максима Плануда была рассчитана на учеников, имевших уже предварительную учебную подготовку. Большое внимание там уделялось чтению и комментированию классиков, риторике, математике. Интересно, что в этой школе в состав преподавания были включены предметы, ранее в византийских школах отсутствовавшие, — латинский язык и литература. Владение латынью в новых условиях, когда постоянное общение с Западом благодаря переговорам об унии, а также и возросшим экономическим связям приобрело большое значение, стало весьма важным.

В отличие от школьного преподавания, практиковавшегося в византийских школах в предшествующее время, в XIV в., очевидно, больше внимания стало уделяться практическому овладению знаниями грамматики. Для облегчения усвоения материал излагался в форме вопросов и ответов[572]. Именно таков был «Диалог о грамматике», составленный Максимом Планудом, а также «Грамматический вопросник» Мануила Мосхопула. В помощь учащимся составлялись словари, например лексиконы имен и глаголов Фомы Магистра и Мануила Мосхопула. В целом, однако, и в эти времена, несмотря на новые веяния, изучение грамматики не выходило за рамки изучения древних авторитетов.

Гораздо значительнее были достижения в области филологии. Расширение круга изучаемых авторов, развитие научной критики текстов дают основание считать, что ученые того времени превзошли своих предшественников. Выдающимся филологом XIV столетия был Димитрий Триклиний. Его схолии к сочинениям греческих писателей, в том числе и к таким, которые ранее в Византии не изучались (к Софоклу, Эсхилу, Еврипиду, Феокриту), сохранившаяся рукопись Гесиода, написанная его рукой в 1316–1320 гг., в которой использованы комментарии Цеца, Прокла Диадоха, Мануила Мосхопула, Иоанна Педиасима, Иоанна Галена, Иоанна Протоспафария, являются прекрасным свидетельством об его учености. Выдающиеся достижения Димитрия Триклиния в области научной критики текста античных трагиков дали основание К. Крумбахеру ставить его в ряд с позднейшими исследователями[573].

Очень важную роль в развитии филологической науки играли и работы по переводу латинских писателей на греческий язык, которые предпринял Максим Плануд. Переводы сочинений Цицерона, Цезаря, Овидия, Боэция. Доната и Августина явились важным пособием для западных ученых в овладении греческим языком[574]. Расширение круга изучаемых авторов не ограничивалось классиками. Составлялись комментарии и к средневековым византийским сочинениям — к трудам Павла Силенциария, Никиты Давида Пафлагонянина.

С конца XIII столетия наблюдается и известное оживление интереса к математическим наукам. Историк Георгий Пахимер написал парафразу к математическому сочинению Диофанта Александрийского, а также составил руководство к «квадривиуму наук» (т. е. арифметике, геометрии, астрономии и музыке). Большое внимание уделялось и астрономии — науке, долгое время находившейся в Византии в пренебрежении. Выдающуюся роль в этом отношении сыграли работы Феодора Метохита и его преемников — Никифора Григоры, Феодора Милитениота, Исаака Аргира, Николая Кавасилы. В число дисциплин, которые разрабатывались в те времена, входили физика с акустикой, а также гуманитарные науки — историография, риторика, философия (см. гл. 15).

К числу наиболее ярких представителей науки и деятелей культуры того времени принадлежал Феодор Метохит. Его ученость высоко оценивалась современниками. Фома Магистр утверждал, что никто не мог сравниться с Феодором Метохитом ио глубине своих знаний. Эта оценка объясняется, по всей вероятности, не только широтой его интересов, которые охватывали области знания, столь далекие друг от друга, как философия, риторика и астрономия, но и необычной для византийского ученого самостоятельностью суждений.

Оценивая роль Феодора Метохита в истории византийской культуры, новейший исследователь Г. Бек пришел к заключению, что Феодор Метохит во многом отличался от своих предшественников. Научное наследство этого политического и культурного деятеля, свойственника императора Андроника II Палеолога, до сих пор еще полностью не издано и не исследовано. Помимо его астрономических трудов, снискавших ему большую известность («Общее введение в науку астрономии», «Введение в "Синтаксис" Птолемея» и комментарий к «Большому Синтаксису» Птолемея), наиболее интересными являются его статьи на философские и исторические темы, называемые иногда условно «Miscellanea» (см. ниже). По своему общему характеру это произведение Феодора Метохита напоминает «Хилиады» Иоанна Цеца. Однако оно, хотя и написано в форме риторических упражнений, существенно отличается от более ранних подобных произведений. Наиболее важной чертой, выявляющей новизну подхода Феодора Метохита к своей задаче, является стремление превратить риторические упражнения в рассуждения, которые могли бы дать ответ на злободневные, животрепещущие вопросы общественной и политической жизни Византии XIV в. Эти рассуждения служат, таким образом, Феодору Метохиту не для демонстрации своего искусства владеть риторическими приемами, а способом высказывания собственных суждений, чувств, сомнений[575].

Несмотря на то, что в этом сочинении, как и в других подобных произведениях византийских писателей, отдана немалая дань формальному использованию риторических приемов, все же в целом оно может быть охарактеризовано как одно из интересных произведений византийской критической мысли.

Феодор Метохит был в очень большой степени самоучкой. Его школьное образование не выходило за пределы обычного элементарного образования, на что он сам указывает. Уже в зрелом возрасте, на сорок третьем году своей жизни, он стал увлекаться предметом, который стал сферой его углубленного изучения, — астрономией. Его руководителем по астрономии был Мануил Вриенний. Однако лишь произведения Феона Александрийского Феодор Метохит изучал вместе с Вриеннием. Вся дальнейшая работа над трудами античных астрономов (и в первую очередь Птолемея) была проделана им самостоятельно. Современники чрезвычайно высоко оценивали астрономические труды Феодора Метохита, так же как и всю его многообразную деятельность. Его ученик Никифор Григора в письме к нему в 1328 г. указывал: «Говоря о тебе как о риторе, поэте, астрономе, государственном деятеле, человеке действия, авторе изречений, мы остаемся строго верными истине»[576]. Еще в более высоких выражениях универсальность знаний Метохита подчеркнута Никифором Григорой в другом письме, написанном примерно в то же время[577].

В свете современных исследований тот вклад в науку, который сделал Феодор Метохит своими трудами по астрономии, представляется более ограниченным, чем он казался его современникам. Несмотря на безусловно углубленное изучение этим византийским ученым XIV в. трудов своих античных предшественников — Гиппарха, Птолемея, Феона, вряд ли есть достаточные основания считать, что сделанное им представляло действительный шаг вперед. Однако значение трудов Феодора Метохита для той эпохи неоспоримо. Благодаря им, а также благодаря трудам его последователей астрономия стала вновь серьезно изучаться. В своих философских воззрениях Феодор Метохит склонялся больше к взглядам Платона, чем Аристотеля. Это отметил и Никифор Григора в своем письме к философу Иосифу (ок. 1280 — ок. 1330), автору ряда богословских и философских сочинений. Восхваляя Метохита, Григора писал, что «для достижения совершенства его трудам недостает только двух вещей — изучения логики и метафизики Аристотеля»[578].

Метохиту противопоставляли в этом отношении другого властителя дум того времени, ученика Григоря Кипрского — Никифора Хумна. Никифор Хумн, подобно Феодору Метохиту, был приближенным, советником и сановником Андроника II Палеолога. Значительную часть своей жизни Никифор Хумн провел при дворе этого императора, соревнуясь во влиянии на него с Феодором Метохитом. И тот и другой возглавляли научную и литературную жизнь в Византии в начале XIV столетия. Но, в то время как Феодор Метохит отдавал предпочтение астрономии, Никифор Хумн занимался преимущественно физикой. В противовес Метохиту, увлекавшемуся Платоном, Хумн был сторонником философии Аристотеля. Противопоставляя этих двух ученых, автор одного из новейших исследований справедливо отмечает, что при характеристике культуры того времени поражает та свобода, с которой люди Византии XIV в. говорили о крупнейших авторитетах античной древности[579]. Богатая переписка, сохранившаяся от многочисленных современников и учеников Метохита и Хумна, содержит многие примеры этого Может быть, слишком смелым было бы рассматривать представителей византийской науки XIV в. как подлинных новаторов, внесших существенный вклад в ее прогрессивное развитие, но во всяком случае нельзя отрицать, что глубокое изучение наследия великих предшественников средневековья византийскими учеными той поры прекрасно подготовило почву для деятелей культуры Возрождения.

Среди учеников Феодора Метохита, несомненно, первое место должно быть отведено известному историку, ученому и политическому деятелю Никифору Григоре (род. ок. 1295 г., ум. ок. 1360 г.). Никифор Григора родился в Ираклии Понтийской, где и получил первоначальное образование у воспитавшего его дяди митрополита Ираклийского Иоанна. После приезда в Константинополь (в 1315 г.) руководителем Никифора Григоры стал патриарх Иоанн XIII Глика (1315–1319). Это был человек, известный своей широкой эрудицией в области как богословских наук, так и светских. Возможность постоянного общения со своими учителями обеспечила Никифору Григоре хорошую подготовку для дальнейших углубленных занятий. Руководителем Никифора Григоры стал Феодор Метохит. Не только занятия под наблюдением Метохита, но и приближение ко двору Андроника II создали благоприятные условия для расширения кругозора Никифора Григоры. Уже вскоре после представления императору он совершил большое путешествие по Балканскому полуострову, в Сербию. Григора принял также активное участие в диспутах по философским вопросам, разгоревшихся после приезда Варлаама из Калабрии в Византию. После смерти Григория Акиндина (ок. 1349 г.) в спорах об исихазме Григора выдвинулся как вождь антипаламитской партии, хотя до того он занимал нейтральную позицию[580] (см. ниже).

Последовавшая затем опала и заточение в монастыре Хоры в Константинополе явились завершением его политической карьеры. Собор, созванный в 1351 г. во Влахернском дворце под председательством императора Иоанна VI Кантакузина, санкционировал учение Григория Паламы и осудил Варлаама и Акиндина. Никифор Григора был также предан анафеме.

Именно в те годы Никифор Григора отдался работе над своим историческим трудом, в котором описал и события, повлекшие за собой его заточение. Работа была им завершена, когда после падения Иоанна Кантакузина Григора был освобожден.

Феодор Метохит нашел в Никифоре Григоре прекрасного ученика, который, подобно своему учителю, увлекался не только гуманитарными науками (историей, философией, риторикой, богословием), ной математическими — астрономией, геометрией, арифметикой и музыкой. Подобно Феодору Метохиту. Григора углубленно и тщательно изучал труды своих античных предшественников. Как и Метохит, Григора имел большое влияние на своих современников и учеников.

На первый взгляд, характер изучения античных авторов, свойственный Григоре, напоминает тот, который был присущ византийским ученым в предшествующую эпоху. Однако в действительности степень этого изучения была более высокой. Овладение сущностью изучаемого предмета было таково, что Григора мог не только комментировать текст, вносить исправления и устранять ошибки копиистов, исказившие первоначальный смысл, но и восполнять лакуны в трудах античных ученых.

Вот как сам Никифор Григора характеризует свою работу над античными источниками. Говоря о «Гармониках» Птолемея, он писал: «В течение очень многих лет этот труд передавался многими плохими копиистами. Одни из них изменили редакцию, переделали авторский текст, превратно изложив его; другие по причине своего невежества опустили целые фразы, вследствие чего читателю трудно постигнуть последовательность рассуждений. Более того, целые главы были опущены или утрачены. Благодаря упорному труду автору удалось с божьей помощью спасти это сочинение»[581]. Известно, что Никифор Григора сам составил несколько глав этого произведения[582].

Подобным же образом Григора прокомментировал и некоторые другие сочинения, снабдил их дополнениями и внес в них необходимые исправления. Он прокомментировал и исправил рукописи географического трактата Птолемея. Работая над трудным для понимания сочинением Синесия «О сновидениях», которое он оценивал как одно из его лучших произведений, Никифор Григора уступил многочисленным просьбам и попытался сделать этот труд более ясным, снабдив его комментарием[583].

Сохранившиеся до настоящего времени рукописи сочинений античных авторов, которыми пользовался автор Никифор Григора, имеют немало его пометок. Они свидетельствуют о том, что Григора комментировал не только самые труды, но и суждения более ранних комментаторов.

Наряду с теоретическим изучением трудов античных ученых Никифор Григора ставил себе и практические цели. Этим целям служили два его труда. Первый из них был посвящен установлению правильного исчисления времени празднования пасхи, второй — построению астролябии. Автор отмечал по этому поводу, что его побудили к работе ошибочные суждения, которые накопились в расчетах вследствие незнания астрономии, а также утрата сочинения, посвященного древним исследованиям об астролябии.

Никифор Григора имел много учеников. Первоначально (до 1328 г.) он занимался с ними в своем жилище в монастыре Хоры, где хранилась и его библиотека. Он читал им лекции по философии и астрономии. Участие в публичных диспутах с Варлаамом явилось побудительной причиной для написания Григорой ряда полемических философских и богословских трактатов.

Активная богословско-философская деятельность Никифора Григоры, его большая эрудиция, широкий круг интересов поставили его в центр целого кружка тогдашних образованных людей. Его окружала среда ученых, с которыми он мог говорить на общем научном языке и вести переписку об интересовавших его отвлеченных вопросах. Эта сравнительно широкая прослойка византийской интеллигенции, обладавшая знаниями античной философии и риторики, дискутировавшая в письмах по поводу разнообразных философских проблем и спорившая на злободневные богословско-политические темы, оставила после себя интересное эпистолярное наследство, пока еще недостаточно исследованное. Чертой, более характерной для этого поколения ученых, чем для их предшественников, живших до XIII в., было своеобразное сочетание языческого, античного мировоззрения с христианским, средневековым. Они не ограничивались простой рецепцией античной культуры, а стремились осознать ее и отделить приемлемое для них от неприемлемого[584].

Несомненно, очень яркой личностью среди современников и корреспондентов Никифора Григоры был Димитрий Кидонис. Глубина его мировоззрения, прекрасный слог, тонкое знание классического наследия давно привлекали к нему внимание исследователей. Димитрий Кидонис родился ок. 1324 г. в Фессалонике — городе, игравшем в то время наряду с Константинополем большую роль в культурной жизни Византии. Полученное им образование современные исследователи квалифицируют как «блестящее и гуманистическое»[585]. Среди его учителей были такие видные лица, как известный сторонник Григория Паламы богослов и митрополит Фессалоники (с 1361 г. приблизительно до 1363 г.) Нил Кавасила. Соучеником Димитрия Кидониса был племянник Нила Кавасилы известный мистик XIV в. Николай Кавасила. Родной брат Димитрия Прохор Кидонис (род. ок. 1330 г., ум. ок. 1368/1369 г.) снискал себе известность своей антипаламитской деятельностью. Первоначально афонский монах и священник, он был подвергнут в 1366 г. церковному отлучению патриархом Филофеем Коккином (1353–1354 и 1364–1376) за сочинение, опровергавшее с помощью латинской схоластики учение паламитов. Прохор Кидонис занимался переводами сочинений латинских богословов на греческий язык. Владел латынью и Димитрий Кидонис. Сделанные им переводы богословских трактатов оказали большое влияние на византийскую церковную литературу.

Жизнь Димитрия Кидониса была богата событиями. После смерти своего отца — приближенного Иоанна VI Кантакузина — Димитрий также становится при дворе своим человеком, сначала в правление Кактакузина, затем — его преемника Иоанна V Палеолога, которого Димитрий сопровождал во время его поездки в Италию и Рим в 1369–1371 гг. Через 15 лет Димитрий Кидонис оставил службу при императорском дворе и удалился в Венецию, подозреваемый в измене православию в пользу католицизма. Он закончил свою жизнь на острове Крите в 1397/1398 г. В период гонений, которым подвергался его брат Прохор за свои антипаламитские воззрения, Димитрий стал решительно на его сторону, в самых резких выражениях осудив позицию Иоанна Кантакузина в письме к нему и в письмах к патриарху Филофею Коккину[586].

Не говоря уже о значении переводов трудов Фомы Аквинского на греческий язык, выполненных Димитрием Кидонисом, а также ряда других подобных работ, огромный интерес для изучения византийской культуры имеет его эпистолографическое наследство. Прекрасное знакомство с условиями жизни в различных центрах того времени в Византии и Италии, которое он приобрел благодаря своим путешествиям, ясность мысли, точность изложения, прекрасный язык, в котором он следовал лучшим образцам аттической прозы, дают основание рассматривать письма Димитрия Кидониса как первоклассный источник. Круг корреспондентов Димитрия Кидониса включал таких ученых, как Иосиф Вриенний, имевший связи с итальянскими гуманистами Поджо Браччолини, Бартоломео де Монтепульчано, Агапито Ченчи. Сохранились письма Кидониса к императору Иоанну VI Кантакузину, к деспотам Пелопоннеса Мануилу и Матфею Кантакузинам. Он переписывался с Никифором Григорой, с учеником Григоры — ярым противником исихастов Иоанном Кипариссиотом. Среди переписки Димитрия Кидониса — письма к императору Мануилу II Палеологу, патриарху Филофею Коккину, Хрисовергу, Нилу Кавасиле, Франческо Гаттелузи. В своих сочинениях («Презрение к смерти» и монодия на павших во время восстания в Фессалонике в 1345 г.) Димитрий Кидонис проявил себя как писатель, близкий по своему кругозору к наиболее видным представителям западноевропейского Возрождения. Участие в окружающей сложной жизни, необычная для византийского писателя смелость суждений выделяют этого деятеля поздневизантийской культуры из круга его современников.

К числу людей, сыгравших значительную роль в сближении Византии с Западом, несомненно, должен быть причислен известный участник исихастских споров калабрийский грек Варлаам. Приехав в Фессалонику, а затем в Константинополь, Варлаам снискал себе известность как профессор философии еще до начала полемики с исихастами. Его возросшая популярность побудила Никифора Григору написать специальный памфлет в виде диалога «Флорентий», в котором под вымышленными именами выведены сам Никифор Григора, Феодор Метохит и Варлаам. Григора поставил себе целью опорочить глубину знаний Варлаама, которые, как он старался доказать, сводились лишь к поверхностному знакомству с физикой и силлогизмами Аристотеля. Однако исследование всей совокупности имеющихся в источниках свидетельств ставит под сомнение достоверность этого утверждения Никифора Григоры. Оно, по всей вероятности, брошено Никифором Григорой в пылу спора. Историк Возрождения не может обойти молчанием имя Варлаама уже потому, что он оставил в Италии довольно заметные следы и к нему с уважением относились выдающиеся деятели той эпохи — Петрарка, Боккаччо, Перуджино[587].

Петрарка, учившийся у Варлаама греческому, характеризовал его как человека, обладавшего даром греческого словесного искусства, богатством идей, острым умом, но лишенного хорошего знания латинского языка. Наиболее известным из его учеников в Византии был Леонтий Пилат — учитель греческого языка Боккаччо и автор впервые сделанного в средние века, хотя и несовершенного, перевода Гомера на латинский язык.

Тяга к науке и образованию в Константинополе в XIV в. сказывалась не только в оживлении интереса к забытым отраслям науки, но и в появлении значительной прослойки образованных людей. Византия вступила в тесное соприкосновение с Западом. Византийцы знакомились и с методами преподавания, практиковавшимися в университетах Италии, Франции и Англии. В то же время большое число итальянцев (Кириак из Анконы, Гуарино, Барбаро, Николо Николли, Филельфо и др.) направлялись в Константинополь для изучения классиков под руководством византийских ученых и для скупки кодексов сочинений греческих авторов. Из Византии вывозились целые библиотеки.

В Константинополе во время правления императора Мануила II Палеолога как известные профессора славились Мануил Хрисолор и Иоанн — его племянник и преемник. Они читали со своими учениками (среди которых были итальянцы Гуарино и Франческо Филельфо) сочинения греческих авторов, вели занятия по естественным наукам и агрикультуре. Посещение Константинополя рассматривалось в те времена, по словам Энея Сильвио Пикколомини, как свидетельство о завершении образования.

В Константинополе продолжали существовать школы, в которых работали видные профессора. Однако, как правило, все выдающиеся ученые заканчивали свою деятельность в Италии. Уже Мануил Хрисолор, оказавший громадное влияние на итальянских гуманистов, прославился своей преподавательской деятельностью во Флоренции. Там его учениками были Леонардо Бруни, Палла Строцци и многие другие[588]. Тесно связана с Италией была деятельность и другого видного византийского ученого того времени — Иоанна Аргиропула. После 1444 г., по возвращении из Италии, где он стал инициатором изучения греческой филологии, он открыл школу в Константинополе. Аргиропул носил звание «императорского учителя» (дидаскала). После падения Византии он перенес свою деятельность во Флоренцию, где был приглашен Козимо Медичи в число профессоров Флорентийской Академии. Последний этап своей жизни он провел в Риме, продолжая преподавать. Его лекции слушал там Рейхлин[589].

В Константинополе главным помощником и учеником Иоанна Аргиропула был Михаил Апостолис (Апостолий). В своих описаниях преподавательской деятельности, которую он вел в Константинополе, Апостолис сообщает интересные сведения о распорядке дня слушателей, об учебном плане и т. п.

В те же времена в Константинополе протекала преподавательская деятельность выдающегося византийского богослова, полемиста и «вселенского судьи» Геннадия Схолария (1405–1472). Уроженец Константинополя и ученик Марка Евгеника Эфесского, он был, подобно своим ученым предшественникам, широко образованным богословом, хорошо знакомым с латинскими теологическими сочинениями, которые сам неоднократно переводил. Как и многие другие деятели того времени, Схоларий имел возможность лично посетить Италию, принимал участие на соборе в Ферраре и Флоренции, став после некоторых колебаний решительным противником унии.

Геннадий Схоларий весьма пессимистически оценивал уровень тогдашней византийской науки в Константинополе, несмотря на обилие имевшихся там ученых. Он сетовал, что итальянцы не только овладели греческим, но не останавливаются на достигнутом и открывают новое. С огорчением он констатировал, что большое число византийских книг уходит в страны Западной Европы, так что если бы и пробудились вновь стремления к занятию науками, то пришлось бы доставать книги на Западе[590].

Действительно, на закате Византии слава Константинополя как центра науки стала меркнуть. С Константинополем на территории Византии с успехом конкурировал в это время новый центр — столица Морей Мистра. Именно в Мистре протекала деятельность крупнейшего ученого этой эпохи Георгия Гемиста Плифона (ок. 1355 — 10.VI.1452), которого наряду с Димитрием Кидонисом, Мануилом Хрисолором и Виссарионом Никейским можно причислить к наиболее передовым деятелям науки того времени[591]. Георгий Гемист Плифон был уроженцем Константинополя. Там он получил свое первоначальное образование. Большую часть своей жизни он прожил в Мистре, где при дворе деспота Феодора занимал видный, вероятно, судейский пост. Плифон был ученым с широким кругозором и разнообразными научными интересами. Его труды, по-видимому, связанные с преподаванием, свидетельствуют о том, что он включал в свой курс не только философию, но и риторику, грамматику, историю, астрономию, астрологию, географию и музыку. Преподавательская деятельность создала ему широкую известность. Под его руководством изучал философию будущий кардинал Виссарион — виднейший сторонник унии и глава итальянских гуманистов. Учеником Плифона был и Георгий Схоларий — его будущий решительный противник, а также Димитрий Кавака и др.

Георгий Гемист Плифон присутствовал на Ферраро-Флореитийском соборе 1438–1439 гг. Увлечение философией Платона, которого он решительно предпочитал Аристотелю, побудило Плифона добиться от Козимо Медичи организации Платоновской академии во Флоренции. Плифон был глубоко озабочен нависшей над Византией катастрофой. Он усматривал спасение в возрождении древнегреческой культуры. В своих проектах реформ, обращенных к императору Мануилу II и деспоту Феод ору II, а также и в частично известном нам трактате «О законах» Плифон предстает как мечтатель и мыслитель, выросший в кругу идей платоновского идеализма и отчасти ислама. Его фаталистическое мировоззрение, проекты создания идеального государства по образцу древней Спарты, на основе платоновского учения, создание религии по Платону и Зороастру и этического учения, совмещающего в себе черты философии этих мыслителей и стоиков, наконец, увлечение язычеством — все это привело к осуждению Плифона византийской православной церковью. Его бывший ученик Геннадий Схоларий, ставший патриархом, предал сочинения Плифона сожжению. После смерти Плифона его идейные последователи и ученики — Димитрий Кавака и Ювеналий — продолжали проповедовать его учение на Пелопоннесе и во Фракии и вербовать своих последователей среди монахов, созерцательный образ жизни которых Плифон решительно осуждал[592]. Плифон в равной мере принадлежит и поздневизантийской культуре и культуре итальянского Возрождения[593].

Последний период развития византийской науки и просвещения характеризуется также развитием юридической науки. К этому периоду относится деятельность известного юриста и фессалоникского судьи Константина Арменопула. Составленное им «Шестикнижие законов» принадлежит к числу популярнейших руководств по праву, неоднократно использовавшихся последующими законодателями в странах Юго-Восточной Европы. «Шестикнижие» получило признание и на Западе. Основой этого юридического памятника явились более ранние источники византийского права, скомпонованные по-новому для удобства пользования в судебной практике (см. выше).