История Японии. Т.II. 1868-1998

Кризис сёгуната накануне реставрации

В первой половине XIX в. в японском обществе развился всеобъемлющий системный кризис. Он проявлялся во всех сторонах жизни — в замедлении роста экономики, в расшатывании феодальной сословной структуры, в падении эффективности государственного управления и росте местного сепаратизма. Важным фактором обострения этого кризиса стала также деятельность в Японии иностранцев, появившихся там после вынужденного прекращения политики самоизоляции.

В японской исторической литературе этот период получил название бакумацу (букв, «конец правления бакуфу», т. е. сёгуната). Хронологические рамки этого периода определяют по-разному: начало его относят и к первым годам XIX в., когда проявились кризисные явления в экономике, и к 30-м годам, когда бакуфу попыталось провести реформы, закончившееся неудачей, и к середине 50-х годов, когда у берегов Японии появились иностранные военные корабли. Окончание же периода бакумацу датируется с абсолютной точностью — в конце 1867 г. сёгунат Токугава прекратил свое существование.

В первой половине XIX в. в Японии продолжала существовать жесткая сословная иерархия со строжайшей регламентацией всех сторон жизни общества, основанная на 4-ступенчатой системе си-но̄-ко̄-сё̄ (самураи-крестьяне-ремесленники-купцы). Сёгунское правительство считало самураев своей военной опорой, а крестьян — источником экономического благосостояния. Соответственно, формально они занимали две верхние ступеньки в общественной иерархии. Торговцев же рассматривали как непроизводительную силу и отводили им последнее место.

С развитием товарно-денежных отношений структура японского общества постепенно менялась, и статус сословий совершенно перестал соответствовать действительному положению вещей. Неподвижная и незыблемая на первый взгляд экономическая система эпохи Токугава в действительности претерпела важные качественные изменения, подготовившие благоприятные условия для развития капитализма. Решающее значение при этом имели перемены в японской деревне.

Хотя и в конце периода Токугава японское сельское хозяйство оставалось по преимуществу натуральным, товарно-денежные отношения уже оказывали заметное влияние на жизнь деревни. С одной стороны, ежегодно с наступлением зимы тысячи крестьян отправлялись на заработки в города, так как из-за огромных налогов (40–50 % урожая риса) занятие одним только сельским хозяйством не могло обеспечить даже минимальных потребностей крестьянских семей. С другой стороны, благодаря постепенному улучшению методов производства, расширению номенклатуры возделываемых культур, росту масштабов подсобных промыслов (особенно шелководства) многие крестьянские хозяйства стали реализовывать часть продукции на рынке.

В результате к концу периода Токугава японское крестьянство представляло собой уже весьма разнородную массу. На одном ее полюсе находились богатые крестьяне, расширившие свои земельные владения и занимавшиеся наряду с сельским хозяйством торговлей, ростовщичеством и сдачей земли в аренду; на другом — безземельные крестьяне (арендаторы и батраки). Основная же часть была представлена крестьянами-собственниками, среди которых преобладали малоземельные крестьяне, чьи наделы не превышали 0,5–1,0 тё̄ (1 тё̄=0,992 га).

Наряду с выделившимися из деревенской верхушки землевладельцами (дзинуси) весьма крупные земельные участки приобретали богатые городские торговцы. Однако из-за сохранения феодальной системы землевладения лишь часть ренты, взимавшейся и теми, и другими с крестьян, попадала в их карман, основная же часть доставалась крупным феодалам-даймё̄. Поэтому новые фактические собственники земли стремились к признанию их прав в полном объеме.

Одновременно с разложением натурального хозяйства в деревне шло созревание предпосылок капиталистического производства в городах. К концу периода Токугава значительное развитие получили ремесла и торговля. Товары, производившиеся крестьянами и ремесленниками для продажи, закупались торговцами и реализовывались в основных городах. Иногда торговцы брали на себя и функции обеспечения производителей сырьем, а в сложных производствах они также брали на себя ответственность за координацию между различными стадиями работы (так осуществлялось производство шелка, хлопка, бумаги, циновок-татами и некоторых других товаров).

Значительного объема достигла торговля между различными районами Японии. Этому способствовали два обстоятельства. Во-первых, уже к началу XIX в. довольно четко оформилась специализация отдельных районов на определенных видах продукции. Во-вторых, существование системы санкин ко̄тай (своеобразная система заложничества, направленная на преодоление сепаратистских настроений крупных феодалов; согласно ей часть членов семей всех даймё̄ была обязана проживать в столице сёгуната) способствовало значительному увеличению товарных потоков из провинций в Эдо для обеспечения потребностей проживавших там членов семей даймё̄. Для организации бесперебойной торговли в Эдо и О̄сака были созданы огромные товарные склады, и возник хорошо организованный рынок, на котором имели место даже фьючерсные сделки.

С начала XIX в. режим Токугава начали сотрясать серьезные экономические трудности, свидетельствовавшие о том, что изменения в социальной и экономической структуре страны оказались несовместимы с жесткой политико-административной системой сёгуната, и что страна созрела для важных перемен.

В начале XIX в. темпы роста производства риса в Японии заметно сократились. Возможности обеспечивать развитие как за счет расширения посевных площадей, так и за счет интенсификации их использования в рамках традиционной системы ведения хозяйства оказались исчерпаны. Это отразилось на доходах крупных феодалов и, соответственно, на том содержании, которое они выплачивали своим вассалам — самураям низших рангов. Множество самураев лишались источников дохода и переходили в категорию ро̄нин (самураев, не имевших хозяина); часть из них пыталась заняться производительным трудом (они становились учителями, врачами, даже ремесленниками и мелкими торговцами), другая превратилась в разбойников.

Выход из экономических затруднений феодалы пытались найти в усилении эксплуатации крестьянства. Постоянно росла часть урожая, которую крестьяне отдавали хозяину: от 40 % до 50 и даже до 70 %. Усиление налогового гнета вело к падению сельскохозяйственного производства и к разорению крестьянства, чье недовольство выливалось в восстания, нередко соединявшиеся с массовыми беспорядками городской бедноты.

Чтобы заплатить подати, крестьяне были вынуждены обращаться к ростовщикам; соответственно, увеличивалась их задолженность. Сосредоточив в своих руках огромные денежные средства, ростовщики, несмотря на формальные запреты, постепенно скупали землю за долги. В деревне появилось очень много безземельных крестьян и арендаторов. В то же время богатые крестьяне наряду с сельским хозяйством все больше занимались торговлей, ростовщичеством и предпринимательством.

Роль ростовщиков становилась все более заметной как в деревне, так и в городе. Растущая финансовая мощь торговцев и ростовщиков реально выдвигала их на одно из первых мест в обществе. Неформальным признанием этого факта было слияние торгово-финансовых домов с семьями феодалов через браки и институт усыновления.

Даймё̄ часто приходилось занимать деньги у торговцев в счет будущих доходов, и постепенно среди последних выделился слой, чьей основной сферой деятельности стало предоставление займов даймё̄ и проведение финансовых расчетов между различными районами. Основные финансово-торговые дома имели сеть отделений по всей стране, и обычным явлением стало использование таких финансовых инструментов, как векселя и долговые обязательства.

Успешно занимаясь предпринимательской деятельностью, торговцы способствовали появлению нового класса капиталистов (например, дома Мицуи, Сибусава, Сумитомо). Уже к началу XIX века существовало немало крупных мануфактур (с числом занятых до 100 чел.) в шелкоткацкой, хлопчатобумажной и льняной отраслях. Они были широко распространены в винокурении, а также в железоделательном и гончарном производстве, в добыче золота, серебра и меди. В первой половине XIX в. было создано несколько крупных оружейных мануфактур, принадлежавших даймё̄.

В 1853 г. насчитывалось 309 мануфактур, треть которых была создана за предыдущие 30 лет. Это вело к дальнейшему расширению товарно-денежных отношений и развитию внутреннего рынка. Оставалось сделать лишь несколько шагов для перехода к капиталистическому ведению хозяйства, но тормозом на этом пути были феодальные отношения.

Политическая система сёгуната (бакуфу) имела сложную структуру. Возглавлял ее дом Токугава, совокупные земельные владения которого занимали почти 1 /4 территории страны. Остальные земли были поделены между крупными феодалами (даймё̄), относившимися ко двум категориям: фудай-даймё̄, которые пользовались особым покровительством бакуфу, поскольку в период борьбы за власть на рубеже XVI–XVII вв. поддержали дом Токугава, и тодзама-даймё̄, присоединившимся к победителям позднее. Последние не принимали участия в управлении государством, но обладали автономией в пределах своих княжеств (хан).

К тодзама-даймё̄ относились феодалы Мори из княжества Тё̄сю̄ (юго-запад о-ва Хонсю̄), Симадзу из Сацума (о-в Кю̄сю̄), Яманоути из Тоса (о-в Сикоку), Маэда из Кага (побережье Японского моря, о-в Хонсю̄), которые сыграли важную роль в последующих событиях. Их княжества были наиболее развитыми в стране, поскольку, несмотря на политику изоляции, поддерживали контакты с зарубежными странами и проявляли интерес к достижениям Запада.

Именно в этих княжествах в ходе проведения экономической, политической и военной реформ сложился слой молодых политических деятелей (главным образом, самураев низших рангов) сыгравших ведущую роль в последующих событиях.

В начале ХІХ в. в борьбу за раздел колоний наряду с европейскими странами включились США. Их, в частности, заинтересовала Япония, которая представляла собой потенциальный рынок для американских товаров, а ее порты были удобны как перевалочные пункты в торговле с Китаем и могли стать базой американского китобойного флота в северной части Тихого океана.

В 1852 г. правительство США приняло решение направить в Японию эскадру из 12 военных кораблей. В июле 1853 г. она вошла в залив Урага (ныне Токийский), недалеко от Эдо (Токио). На настоятельные требования японцев удалиться в Нагасаки, куда было дозволено заходить иностранным судам, командующий эскадрой М.Перри ответил категорическим отказом. Передав представителям сёгуна личное послание президента М. Филмора, и пообещав вернуться за ответом, Перри для большей убедительности провел эскадру вдоль берегов залива и отбыл в Китай.

Требования американцев вызвали растерянность в правительстве бакуфу. Оно решило запросить мнения всех высокопоставленных чиновников и пошло даже на беспрецедентный шаг, обратившись за советом к императору и ко всем даймё̄. Это свидетельствовало о неспособности правительства ответственно управлять страной и послужило толчком к повышению политической активности различных слоев самураев и к развертыванию оживленной дискуссии между сторонниками «открытия» страны и приверженцами концепции «изгнания варваров» (дзё̄и). Впрочем и те, и другие были едины в признании абсолютной неготовности Японии противостоять военной силе США. В результате американские требования были приняты.

В конце февраля 1854 г. эскадра Перри прибыла в местечко Канагава (недалеко от Эдо). Там Перри вынудил японцев подписать японо-американский договор о мире и дружбе — первый, открывший серию неравноправных, т. н. Ансэйских договоров (по годам Ансэй — 1854–1859 гг.). Основное его содержание сводилось к следующему. Были открыты порты Симода и Хакодатэ для захода американских кораблей и снабжения их всем необходимым; урегулирован порядок обращения с потерпевшими кораблекрушение; американцы получили право вести торговлю; разрешалось хождение любой иностранной монеты наряду с японской; США получили статус наиболее благоприятствуемой нации.

Канагавский договор послужил образцом для заключения аналогичных соглашений с другими странами. В октябре 1854 г. был подписан японо-британский, а в январе 1855 г. — японо-русский договор (получивший название «Симодский трактат»). Продолжили серию подобных договоров Голландия (январь 1856 г.), Франция (октябрь 1858 г.) и ряд других государств.

В июле 1858 г. Соединенные Штаты настояли на заключении с Японией торгового договора. Американцы добились открытия новых портов, предоставления своим гражданам права постоянного жительства в Симода и Хакодатэ, расширения прав экстерриториальности, принятия скользящей шкалы тарифов — от 5 до 35 % стоимости товаров. Этот договор лишил Японию таможенного суверенитета и сделал еще более неравноправными двусторонние отношения.

Аналогичные договоры были подписаны с Голландией, Россией и Великобританией (август 1858 г.), Францией (октябрь 1858 года), Португалией (август 1860 г.). Таким образом Япония вышла из состояния изоляции на мировую арену, но не как самостоятельное государство и равноправный партнер, а как зависимая, опутанная неравноправными соглашениями страна. Эти договоры открывали японский рынок для иностранных товаров, устанавливали грабительские таможенные тарифы, вводили невыгодный обменный курс валют, закрепляли систему экстерриториальности иностранцев. Из-за отсутствия у японских чиновников опыта в ведении международных дел тексты этих договоров были написаны иностранцами.

«Открытие» Японии способствовало, с одной стороны, ее активному вовлечению в мировые торгово-экономические связи (что, в свою очередь, усиливало развитие товарно-денежных отношений внутри страны), а с другой, — усугубляло кризис малопроизводительного хозяйства феодального типа. Бурными темпами развивалась внешняя торговля, но она имела типично колониальный характер. Ввоз дешевых хлопчатобумажных и шерстяных тканей подрывал крестьянскую домашнюю промышленность. Экспорт дешевой японской продукции — чая, меди, бобов, фарфоровых изделий и, прежде всего, высококачественного шелка-сырца, который пользовался огромным спросом, — приносил баснословные барыши торговым партнерам Японии.

Все это вызвало дезорганизацию системы цен в стране. С одной стороны, резко подскочили цены на товары, пользовавшиеся хорошим спросом на мировом рынке (прежде всего, шелк-сырец, рис и чай); с другой — наводнение внутреннего рынка всевозможной импортной продукцией машинного производства привело к снижению цен на многие виды отечественной продукции. Но самым сильным ударом явилась организованная иностранными торговцами спекуляция золотом. Пользуясь тем, что в Японии соотношение цены золота к серебру составляло 1:5, а в Европе и США —1:15, иностранцы начали ввозить в Японию серебро и закупать на него в огромном количестве золото, что привело к полному хаосу цен на японском рынке, истощению запасов золота и подрыву финансовой системы страны.

Вместе с тем развитие внешней торговли способствовало обогащению купеческой верхушки. Именно она, используя контакты с западными странами и их технический опыт, создала основу для развития первых капиталистических предприятий в судостроении, металлургии, прядильном и ткацком производстве. Одновременно шло перерождение части самураев низших рангов в буржуа. Например, в княжествах Сацума, Тё̄сю̄, Мито̄ именно самураи нередко становились во главе вновь создаваемых промышленных предприятий. Под внешним обликом самурая все чаще скрывался капиталист.

Следует отметить, что в последнее десятилетие существования сёгуната центральное правительство пыталось осуществить ряд реформ, которые затем были продолжены правительством Мэйдзи. После открытия портов несколько десятков молодых японцев были посланы для обучения за границу. Были отменены ограничения на строительство океанских судов. Началось строительство судоверфей и металлургических заводов на основе западных технологий, причем для финансирования этих работ правительство даже прибегло к займам во Франции и США. Всего за период 1854–1868 гг. в стране было создано около 50 предприятий тяжелой промышленности (судо- и машиностроительных, металлургических, оружейных и т. д.) и более 100 предприятий легкой промышленности.

Однако в целом «открытие» страны явилось тяжелым испытанием для японской экономики. Именно сложная экономическая ситуация, связанная с трудностями приспособления страны к мировому рынку после открытия портов, и привела к окончательному развалу сёгуната Токугава.

С 1854 г. духовная и политическая оппозиция режиму сёгуната стала быстро расширяться. В ней участвовали кугэ (придворная аристократия), тодзама-даймё̄ юго-западных княжеств, самураи как высших, так и низших рангов, верхушка нарождавшейся буржуазии.

Вместе с тем, оппозиция была далеко не едина. Участвовавшие в ней разнородные силы преследовали каждая свои собственные цели: кугэ — повышение престижа императорской власти; тодзама-даймё̄ — уравнение в правах с фудай-даймё̄; предприниматели — получение статуса, сообразного их реальному общественному весу. Важнейшую роль в начинавшейся борьбе против бакуфу играли региональные сепаратистские настроения и, одновременно, прямое соперничество между различными княжествами (например, между Тё̄сю̄ и Сацума).

Поэтому, несмотря на то, что борьба против правительства разворачивалась под лозунгом «то̄баку» («свержение бакуфу»), конечные цели борьбы против сёгуна различные ветви оппозиции понимали по-разному. Одна ее часть выступала за фактическое сохранение системы бакуфу, при том что политическую роль сёгуна стал бы играть император, другая — за полную ликвидацию всех институтов бакуфу в процессе реставрации императорской власти.

Объединяло оппозиционеров то, что все они ратовали за «изгнание варваров». Постепенно требование «почитания императора» (сонно — т. е. реставрации императорской власти) прочно соединилось с призывом к «изгнанию варваров» (дзё̄и), образовав сочетание сонно-дзё̄и, ставшее главным девизом оппозиции.

Призывы к «изгнанию варваров» нередко приводили к открытой конфронтации с Западом, сопровождавшейся убийствами иностранцев и ответными мерами (бомбардировки Кагосима в Сацума и Симоносэки в Тё̄сю̄ в 1863 и 1864 гг.).

Сёгун подвергался атакам со всех сторон. На него оказывали давление как приверженцы сонно-дзё̄и, так и западные державы, требовавшие еще шире открыть ворота страны. Кроме того ему приходилось иметь дело с императорским двором и периодически направлять войска против мятежных юго-западных княжеств, отношения с которыми особенно обострились в 1865–1866 гг. Положение сёгуната осложнялось восстаниями крестьян и городской бедноты, в том числе в крупнейших городах Эдо и О̄сака. Всего в 1864–1867 гг. произошло 80 крестьянских и 16 городских выступлений.

Вместе с тем, развитие политической борьбы в Японии того времени не укладывалось в рамки лозунгов и идеологических догм. Знакомство с военной мощью «варваров» вскоре убедило даймё̄ в пользе сотрудничества с иностранцами. И Сацума, и Тё̄сю̄ начали закупать в большом количестве английское вооружение, чтобы успешнее вести борьбу против бакуфу. Теперь уже сёгун стал склоняться к лозунгу дзё̄и. Кроме того Ёсинобу, хоть и находился под постоянным давлением иностранцев, стремился по возможности ограничить масштабы внешней торговли, чтобы не допустить обогащения даймё̄ в наиболее развитых юго-западных княжествах и таким образом обуздать их сепаратизм. Затягивая открытие новых портов для торговли с иностранцами, он, как ни странно, пытался выбить почву из под ног сторонников «изгнания варваров».

Положение запутывалось тем, что иностранные государства преследовали в Японии каждое свои собственные цели и конкурировали друг с другом. Например, Великобритания поддерживала княжества Сацума и Тё̄сю̄, а Франция — правительство бакуфу. Это создавало дополнительные возможности для развития причудливых политических интриг и неожиданных конфликтов.

Падение сёгуната и гражданская война

Толчком к лавинообразному нарастанию событий в стране послужило поражение войск сёгуната в Тё̄сю̄ и смерть сёгуна Иэмоти (июль 1866 г.). Новый сёгун Ёсинобу из боковой ветви семьи Токугава в княжестве Мито̄ прекратил военные действия против Тё̄сю̄ и предпринял реформу управления бакуфу. Одновременно он провел реформирование армии по французскому образцу и оснастил ее современным оружием. Ёсинобу считался сильной и волевой личностью, его даже называли «современным Иэясу» (полководец и государственный деятель, завершивший объединение страны в XVII в.; основатель сёгуната Токугава).

В конце 1866 умер император Ко̄мэй, который был сторонником совместного правления двора и сёгуна и ярым противником контактов с иностранцами. Он считался настолько серьезным препятствием на пути движения за свержение сёгуната (то̄баку), что ходили даже слухи, что противники сёгуна его отравили.

На престол вступил 15-летний Муцухито, девиз годов правления которого — Мэйдзи, т. е. «просвещенное правление» — стал в соответствии с традицией его посмертным именем, под которым он вошел в историю. Это стало катализатором последующих событий. Была объявлена амнистия представителям всех противоборствующих сторон. В столице собрались практически все главные действующие лица антисёгунской оппозиции. К уже известным к тому времени ее лидерам — О̄кубо Тосимити, Сайго̄ Такамори, Ямагата Аритомо — присоединились и прежние сторонники бакуфу, в частности Ивакура Томоми.

Внутри антисёгунской оппозиции не было единстве мнений относительно методов возвращения власти императору и политики, касающейся взаимоотношений с иностранными державами. Одни (представители княжества Тё̄сю̄) выступали за прямое насильственное свержение бакуфу, вплоть до убийства сёгуна. Другие (например, Ивакура), опасаясь, что использование войск может привести к гражданской войне, предпочитали действовать путем заговоров и интриг. Так, Ивакура говорил, что если поставить ширму по прямой линии, она непременно упадет. Будучи активным сторонником «изгнания варваров», он старался до поры до времени не афишировать этого. Более того, в апреле 1867 г. Ивакура разработал проект соглашения с иностранными державами о мореплавании и об оказании помощи при кораблекрушениях.

В мае-июне того же года шли активные переговоры между представителями княжеств Сацума, Тоса и Тё̄сю̄. В результате в июле княжества Тоса и Сацума заключили союз и подписали соглашение о необходимости восстановить суверенную власть императора, в котором говорилось:

Добиться этого предполагалось мирным путем: сёгун должен был отказаться от власти в пользу императора, став в один ряд с другими даймё̄. Представители Тоса хотели даже, чтобы он возглавил совет княжеств.

8 середине 1867 г. положение в стране еще более обострилось: в первой половине ноября представители трех княжеств — Сацума, Тё̄сю̄ и Аки — договорились о восстановления императорской власти вооруженным путем, выработали конкретный план действий и обратились к императору с просьбой издать указ о свержении бакуфу.

С разных сторон, даже из собственного окружения, сёгун Токугава Ёсинобу получал предложения добровольно отказаться от власти и передать ее императору. В частности, в октябре послание с такой просьбой была передана ему Гото̄ Сё̄дзиро̄, выходцем из княжества Тоса, от имени своего даймё̄. В нем отмечалось, что со времени открытия страны внутренние распри, нередко переходившие в военные столкновения, представили Японию в непривлекательном виде в глазах всего мира. «Причиной этого, — говорилось далее в послании, — служит наличие двух центров власти в стране… Вам надлежит возвратить суверенную власть императору и тем самым заложить фундамент, опираясь на который Япония станет вровень с другими странами».

9 ноября 1867 г. Токугава Ёсинобу подал в отставку. Объясняя причины своего решения он отмечал:

Ёсинобу выразил также полное согласие с предложением княжества Тоса учредить двухпалатный совет с представительством в верхней палате придворной аристократии и князей, а в нижней — самураев различных рангов. По его мнению, это послужило бы гарантией решения всех вопросов с учетом общественного мнения. Это было взвешенное заявление ответственного государственного деятеля в ответ на угрозу развязывания гражданской войны.

В такой обстановке 3 января 1868 г. в Киото был созван императорский совет. В нем приняли участие, помимо членов императорской фамилии, представители высшей придворной аристократии (кугэ) и всех основных княжеств. Главными организаторами этого заседания были Ивакура Томоми, О̄кубо Тосимити, Гото̄ Сё̄дзиро̄. Они заранее разработали основные документы, которые фиксировали переход власти от сёгуна к императору.

Прежде всего была заменена охрана: место преданных Токугава частей заняли отряды Сайго̄ Такамори. Затем в малом зале дворца в присутствии императора были зачитаны составленные от его имени указы. Самым важным из них был манифест о реставрации императорской власти.

Основное содержание манифеста сводилось к следующему: провозглашалась отставка Токугава Ёсинобу с поста сёгуна; ликвидировались посты регента (сэссё̄), главного советника (кампаку), упразднялось бакуфу, т. е. политическая система сёгуната; устанавливалась новая правительственная система. Манифест возвещал, что впредь следует «основываться на принципах, установленных императором Дзимму (легендарный основатель японской императорской династии; как считалось, вступил на трон в 660 г. до н. э. — Ред.) при образовании нашей страны; весь народ — гражданские и военные, высшие и низшие — будут участвовать в общественном обсуждении; все должны одинаково делить радости и горести жизни».

События 3 января 1868 г. привели к формальной реставрации императорской власти, ранее узурпированной феодальным кланом Токугава. Поэтому политический вес молодого императора чрезвычайно возрос, хотя фактически делил власть со своим окружением, состоявшим из представителей пяти основных княжеств.

Принимая отставку последнего в истории страны сёгуна, император уполномочил Токугава Ёсинобу остаться во главе правительства и по-прежнему заниматься ведением неотложных политических дел до окончательного решения вопроса о новой государственной власти. Однако целью движения за свержение сёгуната была полная ликвидация не только политической, но и экономической власти дома Токугава. Ведь, даже отказавшись от суверенной власти, глава этого дома, которому принадлежала примерно четверть всех земель, мог претендовать на ведущую роль и при новой политической системе. Поэтому, несмотря на добровольное отречение сёгуна от власти, сторонники свержения сёгуната, считали необходимым нанести дому Токугава сокрушительный удар.

Представители княжеств разъехались на места, чтобы организовать переброску дополнительных войск в Киото. В ноябре в столицу во главе 3-тысячной армии вошел сацумский князь Симадзу Хисамицу. Вслед за тем начали прибывать войска и из других княжеств. Была сформирована антисёгунская армия под командованием Сайго̄ Такамори. Поскольку ее ядром были отряды князя Симадзу, оказывавшего тогда наибольшее влияние на императора, более умеренные представители других княжеств, такие как Гото̄ Сё̄дзиро̄, были вынуждены следовать в фарватере проводившейся им политики, даже не всегда полностью разделяя его позицию.

Несмотря на предварительную договоренность, бывшему сёгуну не предложили какого-либо важного поста в новом правительстве. Вместо этого его лишили всякой власти и потребовали передать императору земли дома Токугава и казну бакуфу.

Возмущенный таким поворотом дела Токугава Ёсинобу, несмотря на ранее сделанные миролюбивые заверения, решился на вооруженную борьбу. Он покинул Киото и отправился в О̄сака, который являлся важнейшим стратегическим пунктом, поскольку через него осуществлялась связь императорского двора с юго-западными княжествами. Именно через О̄сака войска антисёгунской коалиции могли получать оттуда подкрепления. Бывший сёгун направил императору письмо, в котором объяснял свои действия желанием избежать кровопролития. Но это был, скорее, маневр, также как и новые компромиссные предложения представителей юго-западной коалиции (отказ Токугава Ёсинобу от части фамильных земельных владений, возвращение в Киото с небольшой свитой, получение должности советника в новом правительстве). Обе стороны уже склонились решить дело силой оружия.

Отвергнув все предложения, Ёсинобу в конце января 1868 г. направил свои войска в Киото для «освобождения юного императора из рук его недостойного окружения», однако после 3-дневных боев в предместьях Киото был разбит. Он поспешил вернуться морем в Эдо и укрылся в своем, казалось, неприступном замке.

Поражение войск бывшего сёгуна ускорило окончательный распад системы бакуфу: все больше княжеств покидало ряды сторонников Токугава. Войска юго-западной коалиции, получили статус правительственных, а войска Ёсинобу были признаны мятежными, а он сам лишен званий и титулов.

В апреле 1868 г. был принят адресованный даймё̄ императорский указ под названием «О возвышении национального престижа государства». Он был призван обосновать право императора вершить государственные дела, придать законный характер военным действиям правительственных войск, а также поднять национальный престиж в глазах иностранных держав:

Правительственные войска, выступив из Киото, практически без сопротивления вошли в г. Сидзуока — родовое владение семьи Токугава, а затем достигли Эдо. Убедившись в безнадежности сопротивления и вняв советам наиболее дальновидных своих приближенных, Токугава Ёсинобу принял решение сдать город без боя. 3 мая 1868 г. правительственные войска вошли в замок Эдо. Бывший сёгун был отправлен под домашний арест в Сидзуока. Ему были оставлены земли в некоторых его прежних владениях, которые давали ему неплохой доход — 700 тыс. коку риса (1 коку=150 кг). Его вассалам была предоставлена возможность перейти на службу в правительственные войска. Тем самым решались две задачи: с одной стороны, Токугава окончательно лишался военной опоры, а с другой — предотвращался взрыв недовольства его бывших сторонников.

Правда, все еще оставались отдельные очаги сопротивления новой власти. В частности, главы ряда княжеств в центральное северо-восточной частях о-ва Хонсю̄ продолжали борьбу с правительственными войсками. Они использовали для этого не только свои военные отряды, но и местное население. Крестьяне должны были строить укрепления, поддерживать в хорошем состоянии дороги и, конечно, поставлять провиант. Многомесячные сражения шли в провинции Этиго на побережье Японского моря к северо-западу от Эдо. Часть отрядов сторонников Токугава из княжества Айдзу вернулись в родные места и, объединившись с рядом других северо-восточных княжеств (Сэндай, Намбу, Ёнэдзава), продолжали борьбу. Однако в конце октября 1868 г. пал их последний оплот — замок Вакамацу. При его защите особенно отличился отряд молодых самураев, называвших себя «белыми тиграми». Их подвиг был настолько широко известен как образец мужества и верности долгу, что в ходе боев с англичанами на бирманском фронте во время второй мировой войны одному из японских полков было присвоено название «белые тигры».

Последние сражения гражданской войны уже в первой половине 1869 г. развернулись в южной части о-ва Хоккайдо̄. Сразу же после поражения Токугава Ёсинобу в Эдо часть кораблей сёгунского флота под командованием адмирала Эномото Такэаки ушла на север Хонсю̄. После окончательного разгрома сторонников сёгуна в Сэндай эскадра, забрав остатки войск, ушла в Хакодатэ. После того, как легко было сломлено сопротивление местных гарнизонов, Эномото объявил весь Хоккайдо̄ самурайской республикой. Одновременно он обратился к императору с предложением поставить во главе нее одного из представителей дома Токугава. В ответ правительство объявило адмирала вне закона и направило на остров свои войска, куда вошли отряды из 13 верных княжеств и весь имевшийся флот, включая броненосец, приобретенный незадолго до этого у США. Результатом стало окончательное поражение антиправительственных сил. В мае 1869 г. гражданская война была завершена.

Победа в ней правительства была вполне закономерна. Повсеместно население приветствовало правительственные войска, поскольку надеялось, что новая власть принесет перемены к лучшему в его положении, в то время как значительные силы сёгуната отвлекались на усмирение народных волнений. Крестьяне создавали свои мобильные отряды, которые сражались на стороне антисёгунской коалиции. И, конечно, нельзя не учитывать, что правительственные войска были значительно лучше оснащены и подготовлены в военном отношении.

Историческое значение реставрации Мэйдзи

Появление манифеста о реставрации императорской власти 3 января 1868 г. и последующие события называются реставрацией Мэйдзи. Действительно, сама политическая акция сводилась именно к реставрации монархии, и последующая вооруженная борьба велась за утверждение прерогатив императора как верховного правителя страны.

Вместе с тем, по своим как ближайшим, так и отдаленным последствиям события в Японии 1868–1869 гг. имели поистине революционный характер. Они открыли путь капиталистического развития и ускоренной модернизации, радикально изменили структуру японского общества и определили дальнейший путь развития страны. Можно сказать, что основы процветания Японии в современном мире были заложены свержением сёгуната и последующими реформами, осуществленными новой властью.

Специфика кардинальных преобразований в японском обществе, когда глубоко рациональные социально-экономические и политические реформы сопровождалась реанимацией откровенно архаических представлений в идеологической сфере, плохо укладывается в систему понятий, выработанных на основе изучения европейской истории. Так, понятия «реставрация» и «революция» на примере истории западных стран воспринимаются чуть ли не как противоположные, а все серьезные социально-экономические преобразования на Западе сопровождались или предварялись попытками выработать новую систему идей. На этом фоне японские реформы, апеллировавшие к ценностям X и более ранних веков, воспринимаются как нечто странное, а то и ущербное.

Однако такое европоцентристское восприятие не вполне адекватно сути происходившего в Японии по второй половине XIX века и не охватывает важную грань тех событий. Хотя реставрация Мэйдзи по своим последствиям (централизация власти, урбанизация, индустриализация) была близка к революциям европейского типа, в ее ходе японцы решали задачу, нехарактерную для великих европейских революций. Они делали максимум возможного для сохранения независимости их страны и создания государства, обладавшего равным статусом с европейскими.

После «открытия» Японии под дулами орудий американских военных кораблей перед страной возникла перспектива утраты национальной независимости. Середина XIX в. была периодом формирования мировой капиталистической системы с ее иерархией передовых и зависимых, эксплуатируемых стран. Азия не смогла ответить на вызов Запада и обрела судьбу колоний и полуколоний. Только Японии удалось провести коренные социально-экономические преобразования и избежать этой участи.

Хотя в западном мире социально-экономические преобразования нередко сочетались с решением национально-освободительных задач, случай Японии был существенно иным. Дело в том, что все западные народы, в том числе боровшиеся за свое национальное самоопределение, принадлежали к одной и той же европейской цивилизации. Их культура имела общие античные и христианские корни, и они существовали в едином идейном пространстве.

Япония принадлежала к иной, китайской культурной традиции. При этом для того, чтобы сохранить себя как независимую нацию, японцам предстояло в кратчайшие сроки овладеть достижениями европейцев, причем не только в сфере техники и технологии, но и в строительстве современного государства. Это предполагало освоение огромного массива политических, экономических и иных идей, непривычных, а то и чуждых японскому сознанию.

Чтобы справиться с этой задачей и одновременно сохранить свою самобытность, японцы нуждались в собственной «национальной идее», которая могла бы поддержать чувство национального достоинства и ощущение ценности собственной культуры. Ей стала идея божественного происхождения нации, персонифицированной в императоре, которая и ранее поддерживала в Японии политическую преемственность и духовное единство. Поэтому восстановление императорской власти было вполне логичным лозунгом борьбы национально-ориентированных сил с изжившим себя режимом сёгуната, борьбы против угрозы потери национальной независимости. Реставрация Мэйдзи ознаменовала собой возвращение к правлению императора как к древней, истинной традиции.

Это в полной мере соответствовало духу японской истории, в которой явственно прослеживается принцип преемственности. Новые элементы, как правило, добавлялись к старой структуре, не разрушая ее, сосуществуя с ней. Постепенно эти элементы, видоизменявшиеся по мере приспособления к старой структуре, вызывали перестройку всей системы. Если на Западе новая ступень развития достигалась отрицанием предыдущей, то в Японии — путем обновления традиций. Поэтому не случайно для определения сути мэйдзийских событий современниками был выбран имеющий многовековую историю термин исин, означающий именно «обновление»).

Это способствовало тому, что преобразования в японском обществе, даже весьма серьезные, происходили без сокрушительных социальных взрывов. Решение проблем путем достижения компромисса — явление, характерное для Японии. Такой подход базируется на одном из основополагающих принципов японского мировосприятия — понятии гармонии (ва).

Поэтому в событиях Мэйдзи исин, как и в последовавших реформах, все время присутствовал неявный компромисс между консервативными силами и сторонниками обновления. Первые в целом проявили склонность к реформированию общества, вторые — к сохранению и поддержанию традиций. Даже гражданская война в Японии, в отличие от подобных войн в большинстве других стран, не имела тотального характера и не была столь кровопролитной, поскольку противоборствовавшие стороны не стремились к взаимному истреблению.

Элемент исторического компромисса в событиях, связанных с реставрацией Мэйдзи, наряду с особенностями экономической и социальной структуры Японии тех лет предопределили специфику капиталистического развития страны при сохранении на длительный срок натуральной арендной платы в деревне, помещичьей собственности на землю, полуфеодальных условий труда на предприятиях. Тем не менее именно реставрация Мэйдзи открыла перед Японией путь к широкомасштабной модернизации и предотвратила угрозу потери ей национальной независимости.

Несмотря на длительную изоляцию и на жестко регламентированный уклад жизни и хозяйственной деятельности, в японском обществе существовали определенные предпосылки для кардинальных преобразований. По многим параметрам японское общество было подготовлено к интенсивной модернизации. По словам известного японского социолога Наканэ Тиэ, «колеса к повозке были приделаны задолго до начала модернизации; требовалось только сменить возницу и направление движения».

Особенно следует отметить исключительно важную роль государства в мэйдзийских преобразованиях. После реставрации модернизация стала приоритетом государственной политики. В ее осуществлении был задействован весь духовный и материальный потенциал нации.

Первые шаги новой власти

Несмотря на юный возраст, император Мэйдзи активно включился в государственную деятельность. Молодой монарх оказался незаурядной личностью, подлинным лидером нации и государства. Благодаря своим личным достоинствам он еще больше укрепил традиционный авторитет своих предков.

Только за первое десятилетие правления Мэйдзи был опубликован 271 указ. Большинство из них было посвящено повседневным конкретным делам страны. Например, в одном из них император обращался с напутственным словом к молодежи, отправлявшейся на учебу за границу, в другом благодарил иностранных советников за помощь его стране. На это же десятилетие пришлась основная часть из более чем 100 поездок императора по стране. А его предшественники за 260 лет правления Токугава лишь трижды покидали столицу.

Вместе с тем положение императора оставалось достаточно зависимым. Поэтому, как правило, он предпочитал не выступать непосредственно, а действовал через свое окружение. Тем не менее многие указы были написаны по прямому указанию и при участии императора.

В соответствии с манифестом о реставрации императорской власти 17 января 1868 г. была учреждена новая система государственного управления, получившая название сансёку («три должностных ранга»). Образцом для нее послужила государственная система, заимствованная из Китая еще в VII в. Во главе правительства стоял председатель (со̄сай), который руководил двумя группами советников — старших (гидзё̄) и младших (санъё). Это и были 3 ранга высших должностных лиц.

Со̄сай должен был быть принцем (мия). В число гидзё̄ входило 10 чел. — члены императорской фамилии, кугэ и представители крупных юго-западных княжеств, а в группу санъё — 20 чел., среди которых были аристократы и представители важнейших княжеств (по 3 чел.), в том числе О̄кубо Тосимити, Гото̄ Сё̄дзиро̄ и Итагаки Тайсукэ; санъё распределялись по отраслям управления, где работали по руководством гидзё̄. Несмотря на формально более низкое положение, именно советники второй группы играли ведущую роль, поскольку именно они были политическими лидерами реставрации.

В подчинении этих трех категорий высших должностных лиц находились 7 управленческих подразделений (ка), ведавших делами религии, внутренними делами, внешними сношениями, военными вопросами, финансами, уголовными делами и административными вопросами. 3 февраля 1868 г. эта система была реорганизована: прежние ка (отделы) были преобразованы в кёку (департаменты); кроме того был создан со̄сай кёку, т. е. департамент, непосредственно обеспечивавший деятельность главы управленческой системы (со̄сай). Именно в него вошли наиболее известные деятели из юго-западных княжеств — уже упоминавшиеся О̄кубо Тосимити и Гото̄ Сё̄дзиро̄, а также Кидо Такаёси (Коин).

Хотя и в реорганизованном правительстве высшие посты по-прежнему занимали представители императорской фамилии, кугэ и самураи высших рангов, государственный аппарат фактически находился в руках низших самураев из юго-западных княжеств. Такие известные деятели, как Сайго̄, О̄кубо, Кидо и др., ранее в значительной степени зависимые от своих даймё̄, заняли прочные позиции в новом правительстве и могли теперь открыто высказывать и проводить в жизнь свои взгляды. Часть из них получила от императора за заслуги такие же ранги, что и их даймё̄, а в отдельных случаях и выше. Правда, традиция вассальных отношений еще сохранялась, и Сайго̄ Такамори, например, отказался принять ранг более высокий, чем имел его сюзерен.

Политический курс новой власти был изложен в одном из основополагающих документов мэйдзийской эпохи — клятве императора от 6 апреля 1868 г (гокадзё̄ госэймон). Вот полный текст этого документа:

Окончательная редакция текста клятвы принадлежала Кидо. Нарочито нечеткие формулировки оставляли широкую свободу для их толкования. Отчасти это объяснялось тем, что в обществе были еще достаточно сильны тенденции неприятия всего западного. Тем не менее это была определенная программа действий на будущее, рассчитанная на общественную поддержку. В частности, в ст. 1 прямо не говорилось об учреждении парламента, но признавалась необходимость создания государственного органа, в работе которого приняли бы участие разные слои населения. Не случайно позже это положение клятвы стало одним из лозунгов либерального движения. Не менее важным было содержание ст. 4 и 5, поскольку фактически это была заявка на проведение курса модернизации страны и выхода ее на мировую арену.

Следующим шагом в формировании новой структуры власти был принятый 17 мая 1868 г. указ о государственном устройстве (сэйтайсё), часто называемый первой конституцией правительства Мэйдзи. Клятва императора была включена в этот документ в качестве ст. 1. Согласно ему государственная власть была сосредоточена в руках учрежденного взамен сансёку государственного совета (дадзё̄кан), состоявшего из консультативного совета и нескольких ведомств (кан), во главе каждого из которых, как и прежде, стоял принц крови или представитель кугэ или высших самураев. Средние и низшие должности предоставлялись самураям более низких рангов.

Для укрепления центральной власти указ предусматривал определенное ограничение власти даймё̄: без согласия государственного совета они не имели права присваивать титулы, чеканить монету, брать на службу иностранцев. Таким образом, уже на ранней стадии государственного развития была обозначена идея централизации управления страной, что ясно намечало перспективу лишения княжеств (хан) независимости от центра.

Интересно, что в этом указе, по-видимому, под влиянием американской конституции, был провозглашен (хотя и чисто декларативно) принцип разделения властей («власть законодательная не должна иметь исполнительных функций, а власть исполнительная не может иметь законодательных функций»); в него также было включено положение (тоже декларативное) об избираемости и ротации чиновников («все чиновники должны быть заменены другими после 4 лет службы. Чиновники назначаются большинством голосов при тайном голосовании»).

Образованный согласно указу консультативный совет имел двуступенчатую структуру. Вся полнота правительственной власти (выработка и издание законов, их изменение, осуществление высшей судебной власти, назначение высших должностных лиц, решение политических вопросов) была сосредоточена в верхней палате. В ее состав вошли обе группы советников прежнего сансёку. Нижняя палата являлась лишь совещательным органом, в котором были представлены княжества, города и другие административные единицы. Ее члены назначались правительством на неограниченный срок, хотя в ст. 4 указа было записано, что «целью создания совещательного учреждения является открытое обсуждение и установление мнения большинства». Состоялось всего два заседания этого органа, но его историческое значение заключается в том, что он был прототипом нижней палаты будущего парламента.

В структуре новой власти уже просматривалось стремление заимствовать некоторые формы государственного устройства западных стран. В то же время само название и функции нового государственного совета (дадзё̄кан) формально соответствовали системе государственного управления, установленной еще в VII веке, что должно было символизировать непрерывность традиции императорской власти.

Наряду с манифестом о реставрации императорской власти были изданы важные указы, касавшиеся внешней политики. 3 февраля 1868 г. был опубликован адресованный иностранным державам указ о восстановлении власти императора:

Следующий за ним указ также касался отношений с иностранными государствами. В нем, в частности, говорилось:

15 марта 1868 г. появились «Высочайше предписываемые правила поведения» (ко̄рэй). Этот документ был посвящен, в первую очередь, внутренним проблемам и был наполнен весьма традиционными предписаниями, такими как строжайший запрет христианства или запрещение без специального разрешения покидать постоянное место жительства. Вместе с тем его «международная» часть была проникнута новым духом, направленным на предотвращение инцидентов со стороны приверженцев идеи «изгнания варваров»:

Формирование государственной идеологии

Постепенно императорские указы приобретали более отстраненный характер, стали касаться лишь наиболее важных политических, военных и моральных проблем. Целый ряд их, подобно классическим текстам, подлежал всеобщему изучению и рассматривался как священные предписания.

Изменение содержания указов свидетельствовало о переменах в официальной политике формирования образа императора. В начале правления он выступал прежде всего как государственный деятель, но постепенно акценты стали смещаться в сторону подчеркивания божественной сущности императорской власти. Народу стали прививать взгляд на императора как на небожителя, наблюдающего за своими подданными и оберегающего их.

В основу обновленной государственной идеологии легло понятие кокутай (возможный перевод — «государственный организм») — специфически японская концепция государственной общности, объединявшая императора (первосвященника религии синто̄ и сакрального вождя), японский народ и собственно Японские о-ва (творение богов-демиургов Идзанаги и Идзанами) в единое органическое целое.

Формированию такого миропонимания способствовали этническая однородность японцев, два с лишним столетия полной изоляции страны от внешнего мира и фактор островного положения. В этих обстоятельствах японцы естественным образом пришли к осознанию себя единым организмом, государственно-этническим и духовно-религиозным целым. В Японии с давних пор бытовало понятие о государстве как о сложном организме, в котором все взаимосвязано в соответствии с законами природы и традициями. Иными словами, в понятии кокутай в неразрывной связи находились природа Японии, ее население и ее боги. Концепция кокутай подчеркивала уникальный характер государства и народа Японии, что объяснялось «божественным происхождением» страны и императорского дома.

В апреле 1868 г. был провозглашен и законодательно оформлен принцип «единства ритуала и управления» (сайсэй итти). Этот политический акт ознаменовал собой возврат к древнейшему сакральному понятию единства царских и жреческих функций. Он неоднократно упоминался в императорских указах как основной принцип кокутай со времени возникновения японской государственности и связывался с именем легендарного императора Дзимму, взошедшего на престол, как утверждалось, в 660 г. до н. э. и считавшегося родоначальником японской императорской династии. Именно благодаря сайсэй итти у японского народа развилось восприятие императора как «живого бога».

Безусловно, в мэйдзийскую эпоху абсолютное единство государства и религии было уже недостижимо, но в официальной идеологии этот принцип признавался как неотъемлемая часть функционирования государственного организма (кокутай). Император Мэйдзи провозглашался «живым богом», равным по религиозному статусу с богиней Аматэрасу и божеством Тоёукэ. Для возвеличивания роли императора как первосвященника синто̄ создавались новые религиозные ритуалы, которым нередко придавался характер государственных актов.

При переезде из Киото в новую столицу Токио (переименованную по этому случаю из Эдо в 1869 г.) император совершил паломничество в Исэ — Мекку синтоизма. Свою знаменитую клятву император Мэйдзи в соответствии с традицией произнес во время религиозной церемонии, обращаясь к богам и народу. Значительная часть новых государственных праздников была связана с императором, его предками, его божественным происхождением — День смерти легендарного императора Дзимму, День смерти предыдущего императора (Ко̄мэй), День рождения здравствующего императора, День устройства императором новогоднего банкета, День основания империи, День приношения благодарности богине Аматэрасу. В них зримо закреплялась идея исключительности, божественности японской нации.

Этому же способствовало введение новых государственных символов — гимна и флага. Слова гимна «Кими-га ё̄» («Ты — весь мир») были взяты из поэтической антологии X в. «Собрание старых и новых песен Ямато». Символика введенного после реставрации Мэйдзи флага «хи-но мару» (красный круг на белом фоне) связана с тем, что с древности Японию называли «страной восходящего солнца». Подобное изображение впервые появилось еще при императоре Годайго (XIV в.).

Указ о единстве ритуала и управления был только первым актом нового правительства, касавшимся религии. Он свидетельствовал о наметившемся возвращении к национальной религии синто̄ (путь богов).

Синто̄ представляет собой своего рода мозаику из разнообразных верований, культов, ритуалов и этических норм, пронизывающих повседневную жизнь народа. На протяжении веков под влиянием буддизма синто̄ обрел определенную догматику, но остался, в первую очередь, формой мировосприятия и мироощущения японцев. Этот культ и послужил основой учреждения государственного синто̄.

Был возрожден древний, существовавший еще в VIII в. институт, связанный с религией — управление по делам небесных и земных божеств (дзингикан). В новой структуре власти он занял одно из ведущих мест среди правительственных ведомств. Достаточно сказать, что чиновники дзингикан считались выше по положению, чем их коллеги соответствующих рангов в органах исполнительной власти. К компетенции дзингикан относились все вопросы, связанные с синтоистскими святилищами и исполнением ритуала. При нем был создан специальный институт проповедников. Главным направлением вновь созданного ведомства была пропаганда религиозного и политического авторитета императора. В данном ключе серьезное внимание было обращено на деятельность основных синтоистских святилищ.

Фамильное святилище императорского дома — Исэ-дзингӯ (слово дзингӯ означает принадлежность святилища к императорскому храмовому комплексу в Исэ, а слово дзиндзя используется для обозначения остальных синтоистских храмов) — было превращено в главный храм синто. Обрядность всех синтоистских храмов, включая даже самые мелкие сельские, увязывалась теперь с обрядностью Исэ-дзингӯ, так что они как бы сделались его филиалами.

Многим религиозным обрядам придавался характер государственных актов. Например, в 1871 г. на церемонии восшествия императора на престол (дайдзё̄сай), которая основывалась на древнейших синтоистских обрядах, присутствовал дипломатический корпус. Это было сделано ради повышения престижа императора внутри страны и за ее пределами.

Уже в 1871 г. все святилища были объявлены местами исполнения государственного ритуала. Была восстановлена строгая их иерархия, определенная в свое время кодексом «Тайхо̄рё̄» (начало VIII в.). Все храмы делились на 7 категорий. Первые три находились под непосредственным контролем дзингикан, другие состояли в ведении его местных отделений. Священнослужители назначались по решению дзингикан (особенно это касалось крупных святилищ), хотя ранее эти должности были наследственными.

В 1872 г. дзингикан был преобразован в ведомство религиозного образования, в ведении которого теперь находились не только синтоистские, но и буддийские храмы, а также деятельность других религиозных групп. Созданное при дзингикан святилище в честь покровителей императорской фамилии было перенесено на территорию дворца и передано в ведение специально учрежденного управления по делам церемоний. Ведомство религиозного образования разработало «Правила обучения», состоявшие из трех пунктов, которые определяли тематику проповедей; постепенно помимо религиозных вопросов она стала затрагивать широкие темы государственного устройства. Так шло внедрение религиозно-политической идеологии нового правительства в сознание масс. В 1877 г. ведомство религиозного образования было упразднено, а его функции переданы министерству внутренних дел.

Правительство стремилось к тому, чтобы синто̄ играл основную роль в государственных ритуалах и этике. Святилищам высшей категории было запрещено заниматься отправлением повседневных служб. Вменение им в обязанность исполнения государственного ритуала превращало синто̄ в государственную структуру, т. е. происходило его слияние с государственным аппаратом. Священнослужители фактически становились чиновниками. Управление по делам церемоний при императорском дворе стало заниматься вопросами отправления обрядов не только во дворце, но и но всей стране. Так создавался государственный синто̄, который, формально не являясь религией, занял главенствующее положение по отношению ко всем иным конфессиям. Даже исключительно влиятельный на протяжении веков буддизм был оттеснен на второй план.

Конституция 1889 г. провозгласила свободу вероисповедания, ни сделала это в весьма своеобразной форме. Ст. 28 гласила:

Лаконичность этой статьи, безусловно, требовала комментариев, которые и были сделаны Ито̄ Хиробуми, председателем комиссии по выработке конституции:

На практике ограничения были весьма существенными, поскольку конституция законодательно закрепила «божественность» происхождение императора. В учебных заведениях запрещалось преподавание любых религиозных дисциплин, кроме догматов государственного синто̄. Таким образом культ императора утверждался в молодежной среде.

Большую роль в практике государственного синто̄ играли обряды, которым придавалось важное политическое значение. Они обеспечивали единство всей нации на основе понятия кокутай, центром которого был император. Именно ему принадлежала ведущая роль при исполнении главных синтоистских обрядов при дворе. Это были «большие обряды», а «малые» осуществлял главный священнослужитель дворового святилища.

Большая часть дворцовых обрядов была разработана заново. Древним был, пожалуй, лишь праздник вкушения первых зерен риса нового урожая. Важную политическую роль играли обряды, посвященные душам прошлых императоров, а также великих деятелей японской истории. В память о них строились новые святилища и учреждались новые праздники. Например, были возведены святилища в честь великих объединителей страны Ода Нобунага и Тоётоми Хидэёси (XVI в.).

Особое место среди вновь возведенных святилищ занял Ясукуни-дзиндзя (досл. «храм мира в стране»). Он был построен в Токио в 1869 г. и получил ранг «особого императорского святилища». В отличие от других храмов, Ясукуни находился в ведении ведомства армии и флота, и священнослужители назначались туда с согласия военного руководства. Роль главных распорядителей на различных праздниках этого храма выполняли генералы и адмиралы, а охрану несли подразделения военной жандармерии. В Ясукуни находились списки погибших в войнах, которые и составляли предмет поклонения в синтоистском святилище (синтай). Там же хранились и два из трех атрибутов императорской власти — зеркало и меч.

В 1874 г. император Мэйдзи посетил Ясукуни-дзиндзя, что было беспрецедентным поступком, поскольку там поклонялись не богам, а душам погибших воинов. Таким образом, солдаты, отдавшие жизнь за императора, как бы приравнивались к богам.

Обрядность государственного синто̄ была достаточно далека от повседневной жизни населения, которое продолжало жить в соответствии с народным синто̄. Но по мере становления Японской империи он превратился в главное идеологическое орудие правящей элиты. Объявив государственный синто̄ «не религией» (1900 г.), правительство получило возможность, не нарушая принципа свободы совести, заставить весь народ соблюдать его ритуалы, что было не особенно сложно, так как в сознании людей эти обряды сохраняли религиозный характер.

Административные реформы

После окончания гражданской войны мэйдзийское правительство стало перед необходимостью укрепления центральной власти. Основная масса самураев вернулась в свои княжества. Опьяненные победой над сёгуном, они решили бороться за укрепление своей вольницы. По определению Кидо, возникали «своего рода небольшие правительства бакуфу». В такой обстановке попытки центрального правительства (как и даймё̄) подчинить своему контролю самурайские отряды вызвали с их стороны ожесточенное сопротивление, выливавшееся в такие эксцессы как убийство в Киото руководителя военного ведомства О̄мура Масудзиро̄.

Создание системы централизованных органов власти осуществлялось постепенно и осторожно. В мае 1868 г. во всех княжествах начали действовать органы мэйдзийского правительства как посредники между центральной и местной властью. В декабре правительство конфисковало владения 22 даймё̄, поддержавших сёгуна в гражданской войне, и взяло под свой контроль 8 городов, на которые ранее распространялась власть сёгуна. В конфискованных владениях бакуфу были размещены гарнизоны (тиндай), позже переименованные в «суды» (сайбансё). В целях унификации должностной иерархии во всех княжествах был введен нормативный документ «Система управленческих должностей в княжествах» (ханти сёкусэй).

Таким образом, система управления в княжествах подверглась определенному упорядочению со стороны центральных властей. Был создан унифицированный аппарат управления, представленный правительственными уполномоченными. Кандидатуры на эти должности выдвигались из числа не столько знатных, сколько способных людей, и утверждались центром. И все же власть правительства на значительной части территории страны оставалась иллюзорной.

В 1869 г. в Японии произошло необычное событие — «возвращение страны и народа императору» (хансэки хо̄кан), т. е. добровольный отказ даймё̄ от феодальных прав и передача ими своих властных полномочий центру. При этом княжества (хан) были формально сохранены в качестве единиц административно-территориального деления.

Лидеры Сацума, Тё̄сю̄, Тоса и Хидзэн, прекрасно понимая, что они уже не в состоянии удержать свою власть в полном объеме, и заручившись обещанием щедрых компенсаций, в марте 1869 г. подали на имя императора петицию об отказе в его пользу от своих прав на управление княжествами. В этом документе говорилось:

Аналогичные петиции поступили от большинства княжеств. Каждое стремилось не упустить свой шанс вписаться в новую систему власти. Наряду с политической предусмотрительностью это решение даймё̄ было продиктовано веками воспитанной преданностью императорской династии. Император обладал своего рода «наследственной харизмой» в силу самого своего статуса.

Правительство, со своей стороны, делало все, чтобы избежать осложнений. Оно назначило бывших даймё̄ на посты наследственных губернаторов, выплачивало им пенсии в размере 10 % валового дохода с их прежних владений, а также взяло на себя обязательство погасить часть их долгов ростовщикам.

Все же с «возвращением страны и народа императору» резко усилилось вмешательство центрального правительства в управление княжествами. 8 июля 1869 г. положением об административной иерархии (сёкуинрэй) были установлены общие для созданных в бывших владениях бакуфу префектур и для княжеств служебные обязанности губернаторов и определен круг подчиненных им должностных лиц.

29 августа 1871 г. была совершена весьма важная реорганизация системы административно-территориального деления, которая в то время соответствовала формуле фу-хан-кэн, т. е. префектуры фу (столичные) и кэн сосуществовали с дореформенными княжествами (хан). Первоначально система префектур была учреждена лишь в бывших сёгунских владениях, но теперь императорским указом она была распространена на всю страну, а княжества полностью упразднялись.

Издание императорского указа об окончательном упразднении хан (хайхан тикэн) было вызвано тем, что в сохранившихся княжествах даймё̄ продолжали чувствовать себя полновластными хозяевами. При этом содержание этого документа ясно свидетельствовало о том, что центральная власть уже не особенно нуждалась в поддержке местных феодалов и, в целом, не опасались значительного противодействия с их стороны. В нем, в частности, говорилось:

В соответствии с указом в стране было создано более 300 префектур (кэн), в том числе 3 столичные (фу) — Токио, Киото и О̄сака, — в которых была введена особая система управления (особый статус Токио и О̄сака сохранился и по сей день). Вскоре, к ноябрю того же года, число префектур было сокращено до 75, а и 1888 г. — до 46.

С ликвидацией в 1871 г. феодальных княжеств была проведена очередная реформа правительства, перестроенного по формуле санъинсэй, т. е. по 3-палатной схеме. Новый государственный совет (дадзё̄кан) делился на 3 палаты — центральную (сэйин), занимавшуюся по указанию императора вопросами религии, дипломатии, войны и мира, заключения договоров; правую (уин), куда входили главы ведомств, и которая осуществляла административное руководство; и левую (саин), членов которой назначал император; ее функция состояла в подготовке рекомендаций по законопроектам центральной палаты.

Для практического управления страной были учреждены 8 министерств (сё̄) — по делам религии, иностранных дел, финансов, военное, образования, поощрения промышленности, юстиции, по делам двора. Кроме того при дадзё̄кан были введены должности советников (санги), которые заняли выходцы из юго-западных княжеств, том числе Кидо Такаёси, Сайго̄ Такамори, Итагаки Тайсукэ, О̄кума Сигэнобу.

Среди новых политических лидеров не было единства мнений относительно характера и структуры правительства. Источником беспокойства внутри правительства стало министерство финансов, компетенция которого была настолько широкой, что оно стало вторгаться и в более общие вопросы управления страной. На этой почве у него возникали конфликты с центральной палатой и другими министерствами. В 1873 г., когда представительная правительственная делегация (Ивакура, Кидо, О̄кубо, Ито̄ и др.) находилась в Америке и Европе, стараясь добиться пересмотра неравноправных договоров, оставшиеся на родине члены правительства, среди которых наибольшим влиянием пользовался Сайго̄ Такамори, вышли за рамки полномочий, оговоренных при отъезде делегации, и провели ряд реформ, направленных на ограничение полномочий министерства финансов и усиление роли центральной палаты.

Одновременно в высшем эшелоне государственного аппарата назревали противоречия между советниками (санги) и министрами. Первые предлагали важные политические решения, но при этом были отъединены от практически работавших министерств (сё̄); с другой стороны, по сравнению с обладавшими реальной властью министрами положение санги было номинальным. В октябре 1873 г. Сайго̄ и другие санги (Итагаки Тайсукэ, Гото̄ Сё̄дзиро̄, Соэдзима Танэоми) покинули свои посты. В целях укрепления структуры правительства и повышения эффективности управления страной была принята система совмещения должностей санги и министров.

Еще одна серьезная реорганизация правительства была осуществлена в 1875 г., когда впервые была предпринята попытка реализовать на практике принцип разделения властей. 17 января 1874 г. бывшие санги Соэдзима, Гото̄, Итагаки и др. (всего 8 чел.) подали в левую палату докладную записку о необходимости создания избираемого народом парламента и подвергли критике правительство за проведение политики исключительно в пользу бюрократии.

14 апреля 1875 г. был опубликован императорский указ о постепенном введении конституционного строя. Было провозглашено, что будут созданы палата старейшин (гэнро̄ин) и верховная судебная палата (тайсинъин). Одновременно была сделана попытка превратить правительство в более работоспособный орган. Были ликвидированы левая и правая палаты, осталась только центральная. Усилилась функция главного министра (дадзё̄ дайдзин) как помощника императора. Компетенция левого и правого министров была сокращена до объема полномочий прежних советников (санги).

Палата старейшин была создана при центральной палате в качестве консультативного органа по вопросам законотворчества, однако ее полномочия не были четко определены. В конечном счете ее компетенция была ограничена выражением мнения о принятии новых и отмене старых законов, причем она рассматривала только те вопросы, которые предлагал дадзё̄кан. Однако палата старейшин имела право представлять императору свои пожелания в области законодательства. Значимость палаты определялась ее составом. Ее члены назначались императорским указом из представителей аристократии, высших должностных лиц, тех, кто оказал большие услуги государству, и наиболее компетентных и образованных специалистов. Именно по этому принципу позже была сформирована верхняя палата парламента.

Верховная судебная палата, также учрежденная при центральной палате, по замыслу ее создателей должна была контролировать исполнение законов, но фактически служила лишь инстанцией для окончательного разрешения судебных дел. При создании нового органа за образец был взят французский кассационный суд с той разницей, что последний мог отклонять решения нижестоящих судов, но не имел полномочий самостоятельно принимать решения по существу, а японская верховная судебная палата получила такие полномочия. Ее создание стало первым большим шагом по пути модернизации японской юстиции.

Реформа государственного аппарата 1875 г. представляла собой компромисс между сторонниками введения представительного правления, и теми, кто считал, что народ к нему еще не готов, споры по этому вопросу еще долгие годы оставались в центре внутриполитической борьбы в Японии.

Важной составляющей частью административных реформ была ликвидация прежней сословной системы — деления на самураев, крестьян, ремесленников и торговцев (си-но̄-ко̄-сё̄). В 1869 г. правящий слой был разделен на высшее дворянство (кадзоку), куда были отнесены бывшие даймё̄ и кугэ, дворянство (сидзоку), включившее в себя высших самураев, и соцу, куда вошли самураи низших рангов. В следующем году было введено понятие «простого народа» (хэймин), представители которого получили право иметь собственные фамилии. Им также было разрешено носить форменную одежду и путешествовать верхом на лошади, что ранее было привилегией самураев. Кадзоку и сидзоку было дано право выбора прически и ношения меча (отмененное в 1876 г.). Лицам, принадлежавшим к кадзоку и сидзоку, было разрешено заниматься любым видом деятельности.

Новая сословная структура была окончательно упорядочена в законе 1872 г. о введении трех сословий и их равенстве. По нему самураи низших рангов (соцу) влились в сословие хэймин. Туда же были отнесены и парии японского общества (эта). Эта группа населения в то время насчитывала около 400 тыс. чел.

Закон о равенстве сословий оставлял определенные привилегии первым двум группам населения (кадзоку и сидзоку). Например, их представители могли заплатить штраф вместо отбывания тюремного заключения, или, будучи заключенными, освобождались от тяжелых работ. В то же время, если представитель хэймин становился государственным чиновником, к нему относились как к сидзоку. Так чиновничество становилось новым привилегированным классом.

После создания в 1873 г. ведомства внутренних дел оно взяло под свой контроль всю систему власти на местах. Ему вменялось в обязанность проводить переписи, учреждать больницы и дома призрения, открывать сельскохозяйственные школы, регулировать границы префектур и уездов, назначать и смещать местных чиновников, определять их заработную плату и многое другое, вплоть до контроля за нравственностью. Своей деятельностью это ведомство цементировало весь государственный аппарат. Его первый руководитель О̄кубо Тосимити, славившийся своим диктаторским характером, во многом содействовал утверждению в нем такого же духа.

Губернаторы префектур назначались из центра и вместе со штатом чиновников определяли общее направление политики на местах и осуществляли контроль за ее исполнением. Аналогично действовали в рамках своей компетенции и нижестоящие органы власти в уездах, городах, деревнях. Так формировался слой местной бюрократии.

Это была нелегкая задача, поскольку на должности в местном аппарате обычно претендовали бывшие самураи, абсолютно не готовые к новому делу. Получив традиционное образование в самурайских школах, они не имели практических знаний, но в то время это был единственный «человеческий материал». Формированию местной бюрократии в значительной степени мешала и достаточно широко распространенная в провинции коррупция, прежде всего взятки за получение лицензий на занятие бизнесом. Однако после того, как с 1876 г. была введена система поощрений и наказаний как средство воспитания чиновников, за несколько лет центральное правительство сумело поставить серьезный заслон на пути развития коррупции на местном уровне.

В дальнейшем правительство пошло по пути внедрения формальных институтов местного самоуправления с одновременным реформированием и укреплением системы управления на местах. В июле 1878 г. были обнародованы акты, известные под названием «трех новых законов» (сансинхо̄), а именно закон о реорганизации уездов, районов, поселков и деревень, правила для префектуральных собраний и правила о местных налогах.

Закон о реорганизации установил административно-территориальное деление префектур на уезды (гун), районы (ку), поселки (мати) и деревни (мура). В соответствии с ним «подворные начальники» (котё̄), возглавлявшие поселки и деревни, избирались населением, а губернаторы префектур (футидзи и кэнрэй) вручали им документы о назначении. Закон разрешал создание районных, поселковых и деревенских собраний (кутё̄сонкай). Эта практика получила развитие в 1880 г., когда был принят специальный закон о таких собраниях.

По правилам для префектуральных собраний, в их компетенцию входило решение вопросов, связанных с местными налогами и с покрываемой этими налогами частью местного бюджета. Право внесения всех проектов решений закреплялось за губернаторами, а принятые решения вступали в силу с их одобрения. Депутаты избирались в количестве до 5 чел. от каждого уезда или района. Пассивным избирательным правом (т. е. правом быть избранными) наделялись мужчины в возрасте от 25 лет и старше, прописанные (хонсэки) в данной префектуре, проживавшие в данной местности не менее 3 лет и уплачивавшие земельный налог в данной префектуре в размере 10 иен и более. Активным избирательным правом (правом избирать) обладали мужчины в возрасте от 20 лет и старше, прописанные в данном уезде или районе и уплачивавшие земельный налог в данной префектуре в размере 5 иен и выше. Таким образом, возможности представительства были очень ограниченными, и практические дела на периферии по-прежнему вершил узкий круг влиятельных лиц.

Тем не менее деятельность префектуральных собраний была все-таки заметной, и в 1881 г. при центральном правительстве была создана арбитражная палата для урегулирования спорных вопросов между ними и местной администрацией. Вскоре правительство сочло чрезмерной самостоятельность, предоставленную им ранее поселкам и деревням, и в мае 1884 г. пошло на основательную корректировку принципиальных положений «трех законов». Участки, подведомственные конторе «подворного начальника» (котё̄ якуба), были укрупнены, а сам он стал не избираться, а назначаться губернатором префектуры. Изменениям подвергся и закон о районных, поселковых и деревенских собраниях, благодаря чему возросли возможности губернаторов и других чиновников влиять на их деятельность.

В 1888 г. был введен в действие закон о местном самоуправлении, на многие годы закрепивший усеченные, декоративные его формы, когда реальная власть на местах осуществлялась периферийными органами центрального правительства.

Реформирование вооруженных сил и полиции

До 1871 г. правительство почти не имело непосредственно принадлежавших ему войск. Между тем, ему была нужна современная армия, основанная на принципиально новой доктрине. Ее создание было частью программы строительства нового государства в соответствии с концепцией «богатое государство — сильная армия».

По вопросу о военной реформе ведущие мэйдзииские лидеры придерживались полярных взглядов. Кидо Такаёси, опасаясь усиления влияния сидзоку, выступал за организацию армии на основе всеобщей воинской повинности. О̄кубо Тосимити и Сайго̄ Такамори были сторонниками формирования армии из самураев при соблюдении принципа наследования военной профессии. Больше всего они боялись потери самураями их привилегированного положения, поскольку полагали, что именно они должны стать опорой новой власти.

В качестве компромиссного варианта в феврале 1871 г. была создана 8-тысячная императорская гвардия (симпэй, более позднее наименование — коноэхэй) из выходцев из Сацума, Тё̄сю̄ и Тоса, которая находилась в непосредственном подчинении военного ведомства. После того, как в июле 1871 г. были упразднены княжества, местные военные отряды частично были распущены, а частично включены в состав правительственных войск. Стало возможным строительство единых вооруженных сил, и императорская гвардия послужила ядром будущей регулярной армии, формированием которой наносился окончательный удар по сепаратизму.

27 февраля 1872 г. военное ведомство было упразднено, а на следующий день были созданы министерство армии (рикугунсё̄) и министерство военно-морского флота (кайгунсё̄), что стало шагом вперед в деле развития управления вооруженными силами. 28 ноября 1872 г. были изданы основополагающие документы о призыве на военную службу, что можно считать началом создания современных вооруженных сил на основе всеобщей воинской обязанности.

Как всегда, правительство действовало очень осторожно, тем более, что речь шла о вооруженных силах. Поэтому в виде опыта принцип всеобщей воинской повинности был введен первоначально лишь в пяти префектурах. Закон, имевший силу для всей империи, был принят только в 1873 г.

В официальном заявлении государственного совета по поводу принятия этого закона указывалось:

Согласно закону, страна была поделена на шесть военных округов. Все граждане мужского пола, достигшие 20-летнего возраста, подлежали призыву на военную службу на 3-летний срок. За единицу призыва принималась семья: «Освобождаются лица, братья которых находятся на военной службе».

Новый закон был воспринят населением достаточно негативно. Широкое распространение получило уклонение от воинской службы. Тому был целый ряд причин. Несмотря на декларированное равенство, от военной службы освобождались правительственные чиновники, учащиеся привилегированных учебных заведений или обучающиеся за границей, а также лица, способные откупиться за весьма большую сумму. Кроме того, не служили главы семей, их наследники, т. е. старшие сыновья, сироты, воспитываемые дедушками, единственный сын или внук в семье, а также приемные дети. Таким образом, бремя воинской повинности было распределено весьма неравномерно.

Такое положение, естественно, вызывало волнения в стране. Из 30 с лишним крестьянских восстаний в 1873 г. 12 вспыхнуло в связи с законом о всеобщей воинской повинности. Нередко такие выступления подогревались неверным толкованием отдельных статей закона и нелепыми слухами, которым верило невежественное сельское население. Например, слова закона «военная служба — это налог кровью» трактовались в прямом смысле, т. е., что у рекрутов будут брать кровь, а в некоторых случаях и просто убивать, а тела отдавать иностранцам на съедение.

Согласно закону, верховным главнокомандующим вооруженными силами был император. Глава военного ведомства курировал артиллерийский совет, совет военных инженеров, военно-санитарный совет, военно-ветеринарный совет, департамент вооружений, арсенал, фортификационный отдел, интендантскую службу и военно-учебные заведения.

Образованию в армии и на флоте придавалось исключительное значение. Правительство не жалело усилий и средств для того, чтобы заимствовать самый передовой зарубежный опыт, совмещая его с национальными военными традициями. В начале 70-х годов в Токио была создана военная академия для подготовки командного состава армии. В ней преподавали французские офицеры. Для подготовки флотских офицеров были открыты военно-морская академия и училище, где, в основном, работали английские специалисты. Многие слушатели проходили практику в Великобритании и США. Существовали также специальные учебные заведения для подготовки специалистов различных родов войск.

Первый устав новой армии был разработан еще при формировании императорской гвардии из самураев юго-западных княжеств. В 1878 г. он стал называться «Наставлением для военнослужащего», а в 1882 г. переименован в «Императорский наказ». В нем подчеркивались такие необходимые для воина добродетели, как верность, преданность долгу, беспрекословное выполнение приказов, мужество, героизм, и запрещалось заниматься любой политической деятельностью.

При всех нововведениях и западных заимствованиях армия продолжала сохранять многие традиционные черты. В основу идеологической пропаганды в ней легли кодекс самурайской чести бусидо̄, синтоизм, патернализм (офицер — отец подчиненным) и другие традиционные принципы. Надо сказать, что воспитание военнослужащих в таком духе продолжалось вплоть до капитуляции Японии в 1945 г.

Постепенно в организации регулярной армии, построенной по французскому образцу, выявился ряд слабых мест. Главным из них было отсутствие генерального штаба — в Японии военным планированием занимался военный министр. За исправление этого недостатка в структуре управления вооруженными силами выступил Кацура Таро̄ — протеже Ямагата Аритомо. Выходец из самурайской семьи княжества Тё̄сю̄, он с юных лет принимал участие в движении за свержение сёгуната. Вернувшись на родину после нескольких лет обучения в Пруссии и работы военным атташе, Кацура стал одним из инициаторов и непосредственным исполнителем реорганизации вооруженных сил. С 1885 года армия начала перестраиваться по германскому образцу с помощью немецких инструкторов.

При участии Кацура в 1878 г. был создан генеральный штаб как независимый орган, подчиненный непосредственно императору. Это было осуществлено за несколько лет до того, как подобная реформа была проведена в Германии Гельмутом фон Мольтке. Позже были учреждены раздельные генеральные штабы для армии и флота. Изъятые из-под контроля соответствующих ведомств, они стали дополнительной опорой императорского правления.

В соответствии с планом нового военного строительства по прусскому образцу, правительство в 1882 г. приняло решение увеличить мощь сухопутных войск до 6 дивизий. Их численный состав в мирное время был определен в 73 тыс. чел., а в военное — 274 тыс. В том же году была разработана 8-летняя программа строительства военно-морского флота, которая предусматривала оснащение морских сил 42 кораблями тоннажем 30,7 тыс. т. Через 4 года число кораблей было увеличено до 52, а в 1892 г. была принята абсолютно новая программа, согласно которой тоннаж возрастал до 120 тыс. т. В 1893 г. Япония уже обладала профессиональными армией и флотом, способными решать проблемы на континенте.

Наряду с реформой вооруженных сил реорганизация полицейской системы также составляла важную часть мэйдзийских преобразований. Начало созданию современной полиции было положено в октябре 1871 г. выделением 3 тыс. чел. для патрульной службы в токийской столичной префектуре (фу) и одновременным роспуском существовавшего до того префектурального военного формирования. В начале 70-х годов была создана централизованная полицейская система, которая в 1874 г. перешла под управление ведомства внутренних дел. В префектурах надзор над деятельностью полиции обеспечивал губернатор через соответствующее управление. Особый порядок был введен в токийской столичной префектуре, где, по парижскому образцу, появилась должность полицейского губернатора, наряду с обычным.

В уездах существовали свои полицейские отделения, штаты которых определялись в соответствии с численностью населения. В целом по стране была установлена следующая квота: в городах по одному полицейскому на 300–800 чел., а в уездах — на 1–2 тыс. Полиции надлежало: поддерживать тишину и порядок на вверенных ей участках, но не превышать свои полномочия; следить за санитарным состоянием местности; бороться со злоупотреблениями властей; заниматься следственно-розыскной работой; осуществлять надзор за пожарными командами. Позже к ее компетенции были отнесены контроль за политической ситуацией, осуществление цензуры печатных органов и надзор за нравственностью.

Постепенно возникали и развивались новые виды полицейских служб, различавшихся по видам ставившихся перед ними задач. В марте 1881 г. была создана военная полиция, или жандармерия (кэмпэйтай). Примечательную тенденцию внутри полицейского механизма составляло обособление полиции, занимавшейся защитой государственного строя, от обычной административной полиции.

Все полицейские в стране рассматривались как государственные чиновники. Чины префектуральных полицейских управлений назначались центром. Финансирование осуществлялось, большей частью, за счет местных бюджетов. Центральное правительство доплачивало 15–17 %, и лишь в Токио дотации составляли 40 %.

На первых порах основная масса полицейских вербовалась из самураев. С одной стороны, это была наиболее образованная часть населения, но, с другой, в их сознании прочно укоренилось высокомерие и презрение к простому народу. Поэтому остро встал вопрос о подготовке новых полицейских кадров. С этой целью в Токио было учреждено специальное учебное заведение — коллегия полиции и тюрем. В нее направлялись по решению губернаторов префектур наиболее способные сотрудники. Вернувшись на места, они обучали своих коллег.

Тюрьмы относились к компетенции ведомства юстиции, в котором было создано специальное управление. На местах ими, как и полицией, ведали губернаторы. До конца века они находились на балансе местных бюджетов, поэтому их состояние зависело от воли префектуральных властей. Многие тюрьмы оказались в крайне плачевном состоянии. Как и полиция, они в Японии имели свои специфические черты. «Это обстоятельство, — писал бывший руководитель ведомства внутренних дел Суэмацу, — должны иметь в виду иностранцы, путешествующие по Японии. Я этим не хочу сказать, что наша система лучше. Западные порядки и обычаи имеют свои хорошие стороны. Они очень полезны и хорошо приспособлены к потребностям этих стран. Я хочу только сказать, что наши обычаи иные».

Непохожесть Японии на западные страны нередко приводила к недоразумениям в отношениях с иностранцами, и японцы старались по мере возможности сглаживать их. Например, в японских тюрьмах практиковалась система общего содержания с обеспечением всего необходимого за счет заключенного. Для иностранцев же устраивались одиночные камеры, и им предоставлялись кровати, постельное белье и прочие предметы, к которым они привыкли.

Судебно-правовая реформа

Мэйдзийское руководство рассматривало создание новой судебно-правовой системы как важную составную часть реформ и, в то же время, как предпосылку их успеха. В течение 70-х годов правительство провозглашало свою приверженность идее развития правовой системы, основанной на разделении властей и гарантиях прав человека. Однако в эти годы японские юристы еще оставались под влиянием китайской модели права. В 80-е годы произошел отказ от нее в пользу западных правовых систем, что было сделано во многом в интересах создания юридического фундамента для пересмотра неравноправных договоров с иностранными державами.

До Упразднения княжеств правосудие в каждом из низ осуществлялось владельцем феода (рё̄сю). Принятый в феврале 1868 г. документ «Служебная иерархия в судах» (сайбансё сёкусэй) придавал функцию отправления правосудия «судам» (сайбансё), т. е. административным органам в конфискованных владениях бакуфу. Компетенция центральных органов юстиции была весьма ограниченной.

После «возвращения страны и народа императору» в июле 1869 г. было принято «Положение об административной иерархии» (сёкуинрэй), в котором, в частности, определялось, что уголовным судопроизводством должно было заниматься ведомство уголовных дел (кэйбусё̄), гражданско-правовым судопроизводством — ведомство гражданских дел (мимбусё̄), а еще один орган — контрольная служба (дандзё̄дай) — был призван осуществлять административный контроль и выдвигать обвинения против чиновников.

Однако и тогда осуществление правосудия по уголовным и гражданско-правовым делам практически оставалось в руках руководителей префектур и княжеств, а центральное правительство могло принимать решения по таким делам только определенных случаях: например, когда преступление предполагало наказание в виде смертной казни или ссылки (для приведения в исполнение смертного приговора была необходима санкция императора).

В июле 1871 г. ведомство уголовных дел и контрольная служба были упразднены и вместо них было создано министерство юстиции (сихо̄сё̄), которому поручили судопроизводство и розыск. Первым министром юстиции был назначен Это̄ Симпэй, приверженец идеи централизации судебной системы.

Начало реорганизации было положено созданием в декабре 1871 г. суда в Токио — первого в Японии судебного органа нового типа. Затем на основании специальных актов были созданы «высшие суды» (дзё̄то̄ сайбансё) в О̄сака, Нагасаки и Фукуока (последний затем переместился в Мияги) и префектуральные суды. В 1872 г. министерство юстиции определило, что в случае нарушения прав населения чиновниками на местах потерпевшие могут обращаться за защитой в судебные органы. Таким образом Это̄ Симпэй пытался прекратить с помощью юстиции произвол местных властей.

3 августа 1872 г. правительство приняло «Положение о служебных обязанностях должностных лиц юстиции» (сихо̄ сёкуму тэйсэй), в котором просматривалось влияние французского и голландского права, как, впрочем, и правовых традиций домэйдзийской Японии. Согласно ему предусматривалось создать 5 видов судов, а именно: чрезвычайный суд министерства юстиции (сихо̄сё̄ риндзи сайбансё) для рассмотрения важных государственных дел и преступлений, совершенных судьями; суд министерства юстиции (сихо̄сё̄ сайбансё) (фактически апелляционный); выездные суды (сюттё̄ сайбансё) для отправления правосудия в отдаленных местностях (на практике ни одного такого суда создано не было); префектуральные суды (фукэн сайбансё), охватить которыми все префектуры не удалось из-за сопротивления местных властей и по причине финансовых трудностей; районные суды (ку сайбансё), рассматривавшие дела о незначительных преступлениях.

При всей относительной прогрессивности новой судебной системы ей были присущи несомненные слабости, главная из которых заключалась в том, что она не обеспечивала полной независимости судов и судей. Во главе нее пребывало министерство юстиции, оно же назначало и смещало судей, а также давало им разъяснения законов. Сам министр одновременно был главным судьей суда министерства юстиции (до декабря 1873 г.), а судопроизводство по отдельным делам могли контролировать непосредственно подчиненные ему прокуроры (кэндзи).

Вместе с тем нужно иметь в виду, что при тогдашней недостаточной подготовленности судей и несовершенстве японского права такой примат административного начала в области юстиции, возможно, был оправданным практическим решением, способствовавшим реализации идей Это̄ о создании качественного и единообразного правосудия и о защите прав народа.

Усилия по созданию централизованной судебной системы свидетельствовали о большом значении, которое мэйдзийское правительство придавало юриспруденции. Отсутствие в Японии юридических институтов, адекватных западным, было одним из слабых мест в отношениях с иностранцами. Именно на этом основании иностранные государства потребовали и получили права экстерриториальности и вывели своих граждан из-под действия японских законов, которые они считали несправедливыми и устаревшими.

Это мнение было вполне справедливым. Например, введенные ведомством уголовных дел в мае 1870 г. правила уголовно-судебной процедуры весьма напоминали домэйдзийские образцы: допускалась пытка подозреваемого, предусматривалась рассадка обвиняемых в зале суда в соответствии с их сословной принадлежностью. В них явно прослеживалась связь с юридическими нормами эпохи Токугава, основанными на приоритете личного статуса, а не закона.

Ради освобождения от иностранного вмешательства в систему права на своей территории Япония приступила к приведению отечественного законодательства в соответствие с западными нормами. Однако реформа затянулась надолго, поскольку было непросто преодолеть оставшиеся в наследство от сёгуната правовые традиции, восходившие к древним китайским образцам.

Приступая к правовой реформе, мэйдзийское правительство изучало методы отправления правосудия на Западе. Однако, как и при заимствовании в старину элементов китайского права, в Японии не было прямого переноса зарубежных правовых реалий на национальную почву: они подвергались соответствующей адаптации. Так, японцы не приняли в качестве образца основанное на прецеденте английское право, поскольку корни их юридического мировоззрения лежали в кодифицированном домэйдзийском праве китайского типа.

Предпочтение было отдано французскому праву: работа над составлением новых японских законов началась в октябре 1870 года с перевода наполеоновских кодексов. В качестве консультанта был привлечен французский адвокат Ж. Буске. В 1875 г. в министерстве юстиции было создано специальное подразделение в составе 11 экспертов для реформы уголовного законодательства. Для подготовки проекта УК был приглашен профессор Парижского университета, специалист в области уголовного права Г. Э. Буассонад де Фонтараби.

Участие французских юристов в разработке уголовного и уголовно-процессуального кодексов имело прямые последствия еще до завершения этой работы. В 1875–1876 гг. был принят ряд актов, предусматривавших возможность обжалования и пересмотра приговоров, а в 1876 г. — отменен принцип обязательности признания обвиняемого для вынесения обвинительного приговора. Поводом для этого послужила записка Буассонада о необходимости отмены пыток, поданная в 1875 г. (окончательно пытки были отменены в октябре 1879 г.).

После ряда экспертиз, обсуждений и изменений оба кодекса (УК и УПК) были опубликованы 17 июля 1880 г. и вступили в силу с 1 января 1882 г. В целом они отвечали передовому уровню права в тогдашнем мире. Заложенные в них принципы «нет преступления и нет наказания вне нормы закона» и «закон не имеет обратной силы» были революционными для Японии, поскольку ранее они не были известны ее уголовной юстиции. Революционность кодексов проявилась также в провозглашении равенства всех перед законом и в установлении принципа индивидуализации, т. е. персонального характера вины. Были отменены коллективная уголовная ответственность и совместная вина, характерные для феодальной юстиции. В проекте уголовно-процессуального кодекса предполагалось также введение суда присяжных, но в последний момент от него отказались.

Если уголовный кодекс был принят относительно быстро, то создание гражданского кодекса потребовало гораздо больше времени: работа над ним продолжалась с 1870 по 1890 г. Трудности при его разработке во многом были вызваны тем, что в данном случае право опиралось не только на общенациональные, но и на местные обычаи. Кроме того, еще на ранней стадии мэйдзийских реформ было обнаружено, что обращения в суд с гражданско-правовыми спорами и вынесения по ним формальных судебных решений не работали во многих житейских ситуациях. Поэтому в 1876 г. правительство официально признало неформальные методы разрешения таких споров путем достижения соглашения (как бы в продолжение домэйдзийской традиции).

Вместе с тем, ответом на быстрые изменения в жизни японского общества стало бурное развитие гражданского права в области сделок. Рядом актов были подробно регламентированы формы документов, составляемых при заключении сделок, разработаны институты заключения сделки по доверенности, ограничения ссудного процента, солидарного долгового обязательства, долговых гарантий, уступки права получения долга, ограничения срока подачи иска, имущественных ограничений. Был также принят ряд законов о поощрении экономического развития, в том числе о банках, компаниях, векселях и др.

Судебная система окончательно оформилась после принятия конституции 1889 г. — гражданско-процессуальный кодекс вступил в силу в 1891 г. Почти одновременно с помощью немецких специалистов был разработан и торговый кодекс. Таким образом, в Японии утвердилась современная правовая система.

Не менее важным следствием судебно-правовых реформ в период Мэйдзи стало осознание японскими судьями своей независимости. Ярким примером такого рода был категорический отказ тогдашнего главного судьи верховной судебной палаты Кодзима Икэн распространить действие статьи уголовного кодекса о преступлениях против императорской фамилии на случай, когда японский полицейский Цуда Сандзо̄ в 1891 г. ударил саблей посетившего Японию наследника российского престола (будущего императора Николая II), поскольку данная статья касалась лишь японского монарха и его родственников. Высокий судейский чин пожертвовал своим постом, но не уступил давлению со стороны правительства.

Экономические реформы

В период Мэйдзи Япония вступила, имея весьма отсталую по сравнению с ведущими западными странами экономическую систему. Основу японской экономики составляли сельское хозяйство и мелкое кустарное производство, транспорт и связь находились на весьма низком уровне развития, торговля и финансы несли на себе отпечаток феодальной эпохи, и буквально по пальцам можно было пересчитать предприятия, применявшие передовую по тем временам технику. Тем не менее, после реставрации Мэйдзи Япония оказалась в состоянии осуществить быструю и эффективную модернизацию экономики.

Огромное значение для развития капитализма имели проведенные в 1871–1873 годах аграрные преобразования. Среди наиболее важных из них следует назвать отмену феодальной зависимости крестьян, ликвидацию феодальной собственности на землю, введение системы купли-продажи земли, свободу выбора возделываемых культур, реформу поземельного налога. Проведение этих мероприятий привело к созданию частной собственности на землю, что обеспечило развитие сельскохозяйственного производства, которое в тот период являлось основным источником создания в стране материальных ценностей.

В центре аграрных преобразований стояло введение земельного налога взамен феодальной земельной ренты. Для этого предварительно была определена группа собственников земли. С этой целью в феврале 1872 г. им были выданы соответствующие удостоверения (тикэн), которые получили все, кто мог доказать, что он являлся фактическим владельцем земли.

В первую очередь право собственности на землю получили крестьяне, которые имели свои земельные наделы и выплачивали земельную ренту или другие налоги феодалам или чиновникам сёгуната. Тем самым были заложены основы для реализации одного из главных условий развития капитализма — экспроприации крестьянства. Как показали дальнейшие события, введение частной собственности на землю и свободы купли-продажи земли в условиях, когда основная часть крестьян не могла прокормиться за счет своих крошечных наделов, резко ускорили процесс перехода крестьянской земли в руки помещиков.

Арендаторы и безземельные крестьяне, имевшие ранее землю, но заложившие ее к тому времени, тикэн не получили. Их земля перешла к помещикам, зажиточным крестьянам или ростовщикам, которым ранее они отдали землю в заклад.

В результате указанных мероприятий в руках помещиков оказалось до 1/3 всей обрабатываемой земли. Эта категория в наибольшей степени выиграла от реформ, получив юридически оформленное право собственности на землю и сохранив право сдавать ее в аренду.

К этой группе добавились представители торгово-ростовщического капитала, которые еще при Токугава фактически приобрели землю, хотя это и было запрещено законом 1643 г. Часть из них жила в деревне и нанимала рабочую силу для обработки земли, другая, оставаясь в городе, сдавала ее в аренду. Самураи низших рангов, которые занимались земледелием, также получили тикэн.

В ходе реформы земли были разделены на частные и государственные. Ранее практиковавшееся общинное пользование лугами, лесами, пастбищами в пределах княжества утратило силу. Эти угодья захватывали помещики и государственные чиновники. Теперь крестьяне были вынуждены платить за сбор листьев, хвороста, обжиг древесного угля, выпас скота. Частично правительство продавало такие земли тем, кто мог их купить. В результате господствующей силой в деревне стали крупные и, частично, средние землевладельцы.

В 1873 г. различные формы феодальных повинностей были заменены единым налогом, уплачиваемым непосредственно центральному правительству. Обложению таким налогом подлежали землевладельцы, которые получили тикэн. Их земли были внесены в земельный кадастр. Налог платили как непосредственные производители, так и те, кто сдавал землю в аренду. Арендаторы государственным поземельным налогом не облагались. Они вносили не ограниченную законом натуральную арендную плату землевладельцу, а также выплачивали местные налоги.

Величина налогового сбора была установлена в 3 % цены земли, определявшейся правительством на основе земельного кадастра в соответствии с ее качеством, и не зависела от урожая данного года. В законе говорилось:

Кроме того землевладельцы выплачивали местный налог в размере 1 % стоимости их земли. Оба налога взимались в денежной форме. В сумме это составляло немногим менее половины валового дохода крестьянина, но, в отличие от прежних времен, не было различных дополнительных поборов, которые подчас доводили размеры обложения крестьян до 70 % урожая. В течение 1875–1892 гг. сумма земельного налога составляла до 85 % всех налоговых поступлений. Это был зримый экономический результат проведенной аграрной реформы.

Новая система землевладения и землепользования, поставив крестьянство в рыночные условия, принесла ему новые проблемы. Земельный закон был выгоден, в основном, крупным и средним землевладельцам, особенно тем, кто получал арендную плату натурой. Имея запасы риса, они могли выбрасывать его на рынок весной при повышении цен. Мелкий же собственник был вынужден продавать рис сразу же после сбора урожая вне зависимости от конъюнктуры рынка. Нередко он по-прежнему обращался за денежной помощью к помещику или ростовщику и зачастую терял обретенную землю. Бывшие собственники становились арендаторами.

Значительная часть крестьян была недовольна новыми аграрными преобразованиями, поскольку они поставили их в очень жесткие условия. Например, раньше в случае неурожая рентные платежи с крестьян снижались, теперь же денежный налог оставался неизменным. Кроме того, как уже говорилось, было утеряно право на пользование общинными землями. Крестьяне страдали и от «ножниц цен» на сельскохозяйственные и промышленные товары. Росла ипотечная задолженность. Все это, безусловно, вызывало озлобление крестьян и приводило к массовым выступлениям. Особенно острыми они были в 1876 г., когда резко упали цены на рис. В результате в 1877 г. правительство было вынуждено снизить размер поземельного налога до 2,5 %.

Наряду с аграрной реформой важное значение для стимулирования развития капиталистических отношении имела проведенная в 1873–1876 гг. капитализация пенсий бывших даймё̄ и самураев. Дело в том, что в самом начале реформ правительство обещало феодалам и самураям, что они получат значительные денежные компенсации за утраченные феодальные привилегии в виде пожизненных пенсий.

В результате правительство было вынуждено позаботиться о примерно 300 семьях бывших даймё̄ и о 2 млн. самураев. Крупные феодалы были, в основном, довольны предложенными условиями. Ведь раньше, несмотря на значительные общие доходы, они были вынуждены нести большие затраты на разного рода общественные работы и поддержку своих безземельных вассалов. Теперь правительство гарантировало им половину прежнего дохода, что обеспечивало им безбедное существование. Но для мелких самураев пенсии не возмещали потерю ими многих привилегий, хотя правительство и старалось позаботиться о тех, кто по тем или иным причинам не сохранил землю и оказался в трудном положении. Например, из бывших самураев формировались армия, полиция и бюрократия. Были попытки посадить самураев на землю, с тем чтобы они завели фермерские хозяйства западного типа, однако в большинстве случаев это закончилось неудачей из-за преобладания издольщины и в связи с нежеланием самураев заниматься предпринимательством.

Огромные расходы по выплате пенсий легли тяжелым бременем на государственный бюджет, поглощая более трети его доходной части. Общая сумма выплат составила свыше 200 млн. иен. В связи с этим в 1873 г. правительство предложило феодалам и самураям добровольно капитализировать свои пенсии. Государство брало на себя обязательство вместо пожизненных пенсий выплатить единовременную денежную компенсацию (половину наличными, половину облигациями государственного займа). Такая компенсация открывала возможность заняться предпринимательской деятельностью в любой форме. Более того, самураи получали право приобретать государственные земли по льготным ценам.

Однако уже в 1876 г. ввиду тяжелого финансового положения правительство пошло на принудительную капитализацию пенсий. Единовременные выплаты составляли размеры пенсий за 5-14 лет. Для покрытия этих огромных расходов правительство прибегло к размещению в Лондоне займа в размере 2,4 млн. фунтов (более 117 млн. иен).

Как и прежде, выплаты частично покрывались облигациями из расчета 5–7 % годовых (процент варьировался в зависимости от размера пенсии). При маленьких пенсиях он был выше. Тем не менее, у крупных феодалов общий доход был достаточно высок. В результате всего 476 кадзоку получили 1/3 всех облигаций, в то время как 320 тыс. (!) сидзоку — 2/3. Доход бывших самураев низших рангов был незначительным. Его можно было сопоставить с жалованием простых солдат, но те дополнительно состояли еще на довольствии государства. Это послужило причиной последующих самурайских выступлений.

Выплата компенсаций была окончательно прекращена в 1882 году. Огромные денежные средства, полученные бывшими даймё̄ и самураями, отчасти были вложены ими в промышленность и сельское хозяйство, но главным образом — в банковскую сферу. К началу 80-х годов им принадлежало около 75 % капиталов частных банков. Весьма благоприятным событием для частного национального капитала стало и решение правительства погасить задолженность даймё̄ торгово-ростовщической буржуазии, превышавшую 41 млн. иен. Благодаря этому торговцы и ростовщики получили дополнительные денежные средства, которые могли быть направлены в виде инвестиций в промышленность, сельское хозяйство или на развитие банковского дела.

В результате аграрной реформы, капитализации пенсий бывших даймё̄ и самураев и погашения их задолженности торговцам и ростовщикам был дан сильный толчок процессу концентрации капитала в частных руках, и тем самым было реализовано важное условие, необходимое для быстрого развития капиталистических отношений.

Новое правительство, пришедшее к власти на волне борьбы с сёгунатом, в том числе с проводившейся им политикой «открытия» страны, быстро осознало, что военная слабость и технико-экономическая отсталость Японии могут сделать ее легкой добычей западных держав, и что быстрейшее освоение мировых достижений в области техники и технологии было единственным средством избежать этой печальной участи.

Слабость национального частного капитала, сохранение многочисленных феодальных пережитков и общая социально-политическая нестабильность предопределили тот факт, что в первые годы после реставрации Мэйдзи государство взяло на себя практически все функции по модернизации экономики, параллельно стимулируя развитие частнопредпринимательского сектора.

Одновременно на плечи правительства легла и другая не менее важная задача — обеспечить освоение и внедрение западных достижений в области науки и техники. Деятельность правительства в этом направлении была весьма впечатляющей.

Сотни молодых японцев были направлены на обучение за границу. По всей стране были открыты государственные школы, а также инженерные, горные и сельскохозяйственные колледжи. Для внедрения в сельское хозяйство новых культур в деревнях были организованы экспериментальные сельскохозяйственные станции, чтобы адаптировать иностранные культуры к японским условиям и разработать более эффективные методы сельскохозяйственного производства. Правительство также закупало за рубежом различные товары и технику и рассылало их местным властям, а последние должны были рекомендовать их в качестве образцов для местных производителей.

Вскоре после начала реформ правительство приступило к коренной перестройке системы сообщений, столь необходимой для модернизации экономики страны. В 1869 г. была открыта пароходная линия между О̄сака и Токио, а в 1872 г. — проложена первая в Японии железнодорожная ветка Токио-Иокогама. В 1874 г. правительство закупило за границей несколько океанских судов для организации регулярных перевозок людей и грузов между японскими портами, а также для рейсов на Тайвань и в Китай.

В 1871 г. началась организация современной почтовой службы. Тогда были выпущены первые почтовые марки и опубликованы правила почтовой пересылки. Уже к следующему году современным почтовым сообщением были связаны почти все города страны. С 1875 г. начались регулярные почтовые рейсы между Японией и Китаем, а в 1877 г. Япония присоединилась к всемирному почтовому союзу, что облегчило ей связи со всеми странами. Государственная монополия на почтовую службу была установлена в 1873 г. Через 10 лет страна была поделена на почтовые округа, в каждом из которых учреждалось отделение центрального управления. Для дальнейшего упрощения надзора за почтовой службой в 1886 г. эти отделения были преобразованы в местные управления почт.

Первая телеграфная линия между Токио и Иокогама была введена в действие в 1869 г. с помощью английских инженеров. Правда, в то время телеграф работал лишь несколько раз в день. Необходимость развития телеграфной связи правительство впервые остро ощутило во время сацумского восстания (1877). Именно тогда телеграфные линии о-ва Кю̄сю̄ были соединены со столицей, а на о-ве Сикоку проведены новые. В 1879 г. Япония присоединилась ко всемирному телеграфному союзу.

Однако главным направлением усилий правительства стало создание современных промышленных предприятий, оснащенных западной техникой. Прежде всего, были переоборудованы предприятия, построенные сёгуном или даймё̄ в первой половине XIX в. При этом первостепенное внимание уделялось военному производству. Так, принадлежавший сёгуну сталеплавильный завод в Нагасаки был переоборудован для производства артиллерийских орудий, а верфь в Кагосима, принадлежавшая сацумскому даймё̄, была переориентирована на производство военных судов.

С начала 70-х годов правительство приступило к строительству современных промышленных предприятий, которые должны были служить образцом предпринимательства для частного сектора. Одновременно предпринимались попытки наладить производство ряда важнейших товаров с целью постепенного ослабления зависимости страны от их импорта (например, цемента, стекла и других стройматериалов).

В 70-е годы одно за другим были построены предприятия по производству черепицы, стекла, цемента, сульфата натрия и хлорной извести, по переработке древесины, по производству пива, сахара, шелкомотальные фабрики и т. д.

Предметом особого внимания правительства была горнодобывающая промышленность. После реставрации все минеральные ресурсы страны были объявлены собственностью государства, которое предоставляло права на их разработку частным лицам. Но и само правительство в 70-е годы организовало 9 образцовых предприятий в этой отрасли стремясь поднять общий технический уровень производства на основе использования западной техники (в добыче золота, серебра, меди, железной руды и угля).

Для руководства строительством и управления государственными предприятиями в 1870 г. был создан департамент промышленности (ко̄бусё̄), который широко привлекал к своей работе и иностранных специалистов. Всего же в середине 70-х годов в центральных и местных органах власти в качестве советников, инструкторов и т. д. работало более 500 иностранцев.

Можно сказать, что практически все построенные в первое десятилетие Мэйдзи крупные промышленные предприятия были созданы либо самим правительством, либо при его активной поддержке. Всего же к концу 70-х годов в собственности государства находились 3 судоверфи, 51 торговое судно, 5 военных заводов, 52 промышленных предприятия, 10 шахт, телеграфная система, связывавшая все основные города страны, а также железные дороги протяженностью около 120 км.

Проведение политики модернизации экономики требовало огромных затрат, и с самого начала своей деятельности правительство столкнулось с проблемой острой нехватки финансовых ресурсов. Борьба с сепаратистки настроенными княжествами требовала значительных затрат на военные цели, а общая обстановка хаоса чрезвычайно затрудняла сбор налогов — основного источника государственных доходов. В то же время неравноправные договоры с западными странами сильно ограничивали возможности использования такого источника доходов, как таможенные пошлины.

В результате в 1868–1869 гг. бюджет был сведен с огромным дефицитом, для покрытия которого правительство вынуждено было прибегнуть к займам у дружественных торговых домов (прежде всего, Мицуи). Но поскольку и этой меры оказалось недостаточно, было решено использовать «печатный станок», и в течение 1868–1869 гг. в обращение было выпущено бумажных денег на сумму 48 млн. иен. В 1872 г. правительство вновь прибегло к выпуску бумажных денег, и к концу года их сумма в обращении достигла примерно 100 млн. иен. Это привело к довольно быстрому обесценению бумажных денег и росту цен.

Для покрытия все возраставших расходов на модернизацию экономики правительство прибегало и к размещению займов (в том числе и за границей), и к середине 70-х годов общая сумма государственных долговых обязательств достигла 55 млн. иен.

Инфляционные тенденции в экономике подхлестнула и реорганизация финансовой системы страны, проводившаяся на протяжении 70-х годов. Этот вопрос встал на повестку дня вскоре после реставрации, поскольку старая финансовая система, обслуживавшая главным образом связи между торгово-ростовщическими домами и даймё̄, оказалась разрушена.

Вначале в качестве образца для подражания была взята американская банковская система. В 1872 г. был принят закон о создании так называемых национальных банков — частных финансовых институтов, работавших под контролем правительства. По этому закону каждый из них обязан был принять на депозит бумажные деньги в размере 3/5 суммы капитала и иметь золотой резерв, равный 2/5 суммы капитала. Им разрешалось также выпускать собственные банкноты, конвертируемые в золото. Первый национальный банк был создан в Токио в июле 1873 г. торговыми домами Оно и Мицуи, а вскоре были открыты еще 3 — в О̄сака, Ниигата и Иокогама.

Основной задачей национальных банков было финансирование частных предприятий, но одновременно правительство пыталось с их помощью отрегулировать систему денежного обращения в стране. С этой целью в 1873 г. были выпущены облигации государственного займа (под 6 % годовых), которые предполагалось обменять на бумажные деньги, помещенные на депозиты национальных банков. Однако масштабы этих операций оказались намного скромнее ожидавшихся, так как при существовавшем тогда уровне процента (13–14 %) приобретение 6 %-х государственных облигаций было крайне невыгодным делом для банкиров. Всего к 1878 г. таким путем было изъято около 6 млн. бумажных иен.

В 1876 г. с целью стимулирования развития частных банков закон о национальных банках был частично пересмотрен. Банкам было разрешено выпускать банкноты без золотого обеспечения в объеме депозита казначейства, составлявшего теперь 80 % их капитала. На волне этих послаблений до 1880 г. возникло еще 148 банков, большинство из которых, как отмечалось выше, были созданы бывшими феодалами на деньги, полученные в обмен за отказ от их привилегий. В частности, во многих банках основной капитал был представлен 7 %-ми пенсионными облигациями государственного займа, выпущенными а 1877 г. для выплаты единовременной компенсации самураям.

Рост числа национальных банков и быстрое нарастание объемов выпускавшихся ими банкнот подхлестнули инфляцию. За 1877–1881 гг. цены на рис удвоились, уровень процента быстро повышался, и столь же быстро падали в цене государственные облигации.

Правительство вновь попыталось сдержать инфляцию. В 1879–1880 гг. оно разместило в ряде национальных банков свои серебряные резервы и изъяло в обмен на них банкноты на сумму около 12 млн. иен. Однако вплоть до 1881 г., когда министром финансов был назначен Мацуката, и финансовая политика была существенно изменена, положение в этой сфере оставалось весьма сложным.

Конец 60-х–70-х годов, ознаменовавшийся проведением экономических реформ, усилиями правительства по созданию современной системы коммуникаций и строительству крупных промышленных предприятий, стал чрезвычайно важным этапом в развитии Японии. Но к концу этого периода основу ее экономики по-прежнему составляли крестьянское сельскохозяйственное производство и множество мелких и мельчайших ремесленных мастерских, и многовековые традиции продолжали оказывать весьма сильное влияние как на методы ведения хозяйства, так и на образ жизни населения Японских о-вов.

Хотя аграрная реформа 1872–1873 гг. расчистила путь для развития капиталистических отношений в деревне, в первые десятилетия Мэйдзи жизнь японского крестьянства не претерпела сколько-нибудь серьезных изменений. По-прежнему основной сельскохозяйственной культурой оставался рис, который возделывался крестьянами на небольших участках земли, прилегавших к деревне и располагавшихся в основном на террасированных склонах. После реформы возникла тенденция к сокращению числа наиболее мелких крестьянских хозяйств, но выражена она была довольно слабо. В то же время значительно возросли масштабы аренды: если в первые годы Мэйдзи арендаторы обрабатывали около 20 % пахотной земли, то в середине 80-х годов — уже около 40 %. Арендная плата по-прежнему выплачивалась рисом и в среднем составляла около 50 % урожая.

Несколько расширились площади под другими зерновыми и техническими культурами (в частности, заметно увеличилось производство хлопка, защищенное импортными пошлинами). Что же касается традиционных домашних промыслов, то некоторые из них (например, производство лаковых изделий) сворачивались, не выдержав конкуренции импортных изделий, а другие, напротив, быстро расширялись и развивались. Среди последних можно назвать шелководство.

Традиционно все стадии производства шелка-сырца осуществлялись в крестьянских хозяйствах. Тутового шелкопряда разводили на навесах, примыкавших к крестьянским домам, а на приусадебных участках выращивали тутовые деревья, листья которых и скармливали шелкопряду. С помощью нехитрых приспособлений наматывали нить на катушки. Что же касается производства шелковых тканей, то частично оно осуществлялось самими крестьянами, частично — в специализированных шелкоткацких мастерских в близлежащих городах.

«Открытие» страны и быстро растущий спрос на японский шелк на мировых рынках привели к существенному повышению цен на него. В этих условиях масштабы производства шелка-сырца начали быстро расширяться, а число крестьянских хозяйств, занимавшихся шелководством, заметно возросло. Однако для расширения экспорта шелка-сырца необходимо было поднять качество нитей до уровня требований мирового рынка. Для решения этой задачи в деревнях начали создаваться шелкомотальные мастерские, оснащенные усовершенствованными видами ручных и ножных станков. Инициаторами их создания выступали главным образом торговцы шелком, а работали на них в основном крестьянские девушки. В результате за 1868–1883 гг. производство шелка-сырца увеличилось в 1,6 раза, а его экспорт — более, чем в 2 раза. Однако к началу 80-х годов частный капитал лишь только начинал осваивать эту традиционную отрасль японской экономики, и, несмотря на некоторое улучшение методов производства, ее облик по-прежнему определяли мелкие и мельчайшие предприятия традиционного типа.

Подобный вывод можно сделать и в отношении других традиционных производств (хлопкопрядения и хлопкоткачества, производства металлоизделий, посуды, гончарно-керамических изделий и т. д.). Частный капитал пока не спешил делать крупные инвестиции в модернизацию традиционных отраслей или освоение новых, а предпочитал извлекать выгоды из привычных торговых или финансовых операций.

Между тем с первых лет Мэйдзи быстрыми темпами развивалась японская внешняя торговля: в 1868 г. ее объем составил 26 млн. иен, в 1873 г. — 50 млн. иен, а в 1881 г. — 62 млн. иен. При этом импорт постоянно превышал экспорт, и отрицательное сальдо платежного баланса за 1868–1881 гг. составило около 80 млн. иен.

Структура внешней торговли была типичной для страны, только лишь приступившей к модернизации экономики. Основу импорта составляли промышленные товары, прежде всего дешевый текстиль и инвестиционные товары (станки и оборудование, суда, железнодорожное оборудование, металлоизделия), а также некоторые виды вооружений. Господствующие позиции в торговле с Японией занимала Великобритания (на ее долю приходилась почти половина японского импорта). Основу экспорта составляли сырьевые товары, прежде всего шелк-сырец и чай, а что касается промышленных изделий, то сбыт находили лишь некоторые экзотические виды продукции традиционных японских ремесел (веера, фарфор, японская бумага, изделия из лака и бронзы). При этом, поскольку из-за долгой изоляции страны у японцев не было необходимых знаний и опыта работы на мировых рынках, долгое время после открытия страны ее внешняя торговля осуществлялась через иностранных торговых агентов.

Реформа образования

В Японии конца эпохи Токугава уровень просвещения был весьма высок даже в сравнении с европейскими странами. Примерно половина мужчин и около 15 % женщин получали систематическое образование, причем оно было доступно представителям всех сословий. Существовали школы для самураев, для торговцев и для простого люда. Сохранившиеся дневники и переписанные от руки книги, содержащие различные сведения по ведению сельского хозяйства, говорят о довольно широком распространении грамотности среди крестьян.

Содержание образования сводилось к изучению классических конфуцианских книг и основ математики. Важное место уделялось моральному воспитанию. Однако такое традиционное обучение уже не соответствовало требованиям времени. Это понимало еще и правительство сёгуната. С 1862 г. оно начало отправлять молодежь и государственных чиновников для обучения за границу, приглашать иностранных преподавателей и выписывать необходимую литературу.

После реставрации этот процесс приобрел лавинообразный характер. Число командированных за границу было столь велико, что среди государственных чиновников стало популярным шутить по поводу зарубежных поездок, как о новом «паломничестве в великие храмы Исэ».

Согласно специальным правилам обучения за рубежом срок обучения определялся в пять лет. Каждый стажер получал ежегодную стипендию в размере 600–700 долл. за счет пославшего его княжества. После введения новой административной системы и упразднения княжеств расходы взяло на себя центральное правительство. В 1873 г. за рубежом обучалось 373 чел. Особой популярностью пользовался Лондон, где училось более 100 студентов. В Соединенных Штатах в 1865–1885 гг. получили образование примерно 300 чел. Однако в стране в это время было чрезвычайно мало людей, пригодных для серьезного обучения за границей. Первая же проверка по заданию Ито̄ Хиробуми выявила много упущений, прежде всего очень низкий уровень подготовки направляемых на учебу. Поэтому в 1875 г. для них была введена система квалификационных экзаменов.

Параллельно с отправкой студентов для обучения за рубеж приглашались иностранные специалисты для работы в Японии. Уже в 1871 г. в центральном правительственном аппарате работало 214 иностранцев, а в местных органах власти еще 164 чел. В основном они были советниками при центральном правительстве, инструкторами в армии, преподавателями в школах, работали на промышленных предприятиях. Их заработная плата была чрезвычайно высока: в 1876/77 фин. г. на содержание 484 иностранных служащих было потрачено 2,3 % бюджета центрального правительства. Пик использования иностранцев (524 чел.) был пройден в 1874 г., после чего их число постепенно снижалось.

В самой Японии как грибы росли школы иностранных языков: в 1874 г. их было более 90 (около 13 тыс. студентов). Мэйдзийское правительство охотно приглашало иностранных преподавателей для средних школ. В 1874 г. их было 211 чел. В 1877 г. из 39 профессоров Токийского университета 27 были иностранцами.

Немаловажную роль в приобщений японцев к западным ценностям сыграли христианские миссионеры. Они переводили на японский язык Библию и другую христианскую литературу, читали лекции, открывали церковные школы. Ими же была открыта первая женская школа.

Большую роль в распространении православия сыграл архиепископ русской церкви Николай Японский (Иван Дмитриевич Касаткин), прибывший в Японию в 1861 г. В 1870 г. он возглавил русскую духовную миссию, построил в Токио Воскресенский собор (названный японцами в память о нем Никорай-до̄, т. е. «собор Николая»), открыл несколько русских школ и духовную семинарию, начал издавать первые в Японии русские журналы, которые рассказывали о России. За подвижническую деятельность архиепископ Николай был канонизирован в 1970 г.

Однако полнокровное приобщение к западной цивилизации было невозможно без проведения крупномасштабной реорганизации системы образования и просвещения в целом. Еще в период гражданской войны мэйдзийское правительство начало заботиться о возобновлении занятий в ряде учебных заведений. В июне 1868 г. вновь открылась конфуцианская академия и медицинская школа, а в сентябре — школа иностранных языков. Сразу же после реставрации была поставлена задача внедрить западную систему образования, чтобы, по словам О̄кума Сигэнобу, «Япония могла учиться всему у иностранцев и побеждать на их собственном поле».

Выдающийся японский просветитель Фукудзава Юкити, будучи в составе миссии бакуфу во Франции в 1862 году, изучал школьное дело и опубликовал подробнейший доклад об этом. Он оказал большое влияние на развитие либеральных взглядов на образование в период Мэйдзи.

Фукудзава считал, что просветители должны оставаться вне государственных структур и содействовать воспитанию личностей с независимыми взглядами. Еще до реставрации Мэйдзи он учредил одну из первых частных школ для освоения западных знаний, которая значительно позже превратилась в известный частный университет Кэйо. Фукудзава рассказал японцам о Западе больше, чем кто-либо другой. За 1860–1893 гг. совокупный тираж его произведений составил примерно 7,5 млн. экз. Наиболее известными из них были: «О положении в странах Запада», «Призыв к науке», «Краткий очерк цивилизации». Фукудзава выступал против патерналистской, иерархической структуры японского общества, конфуцианских и буддийских канонов, как источников знаний, за раскрепощение всех духовных сил народа, на чем, по его мнению, основывается развитие цивилизации.

В конце 1868 г. была создана комиссия для подготовки реформы образования. За образец брались две системы — французская, которую поддерживал Фукудзава Юкити (глава комиссии), и американская, которую самым детальным образом исследовал виднейший деятель мэйдзийского просвещения Мори Аринори. Будучи первым поверенным в делах Японии в США, Мори обратился за советом к известным американским специалистам в этой области. Его интересовало, как образование может отразиться на экономическом процветании страны, развитии промышленности, сельского хозяйства и торговли, социальных, моральных, психологически устоях населения; что оно может дать для развития законодательной системы и укрепления государственности. Наибольший интерес у Мори вызвали ответы проф. Д.Муррея, который был приглашен затем в Японию в качестве советника ведомства образования и оставался им в течении нескольких лет.

В 1869 г. только в Киото были создано 60 новых начальных школ, а уже в 1870 г. в О̄сака и Токио были построены школьные здания нового типа. Княжествам предложили направлять талантливую молодежь на учебу в столицу. Были установлены следующие квоты: для крупных княжеств — по 3 чел., для средних — по 2, мелких — по одному. Многие княжества, не дожидаясь указаний из центра, самостоятельно готовили образовательные программы.

Чтобы установить централизованный контроль над образованием, в 1870 г. было создано ведомство просвещения, состоявшее из трех отделов — общего, специального и технического образования. Помимо непосредственной организации учебного процесса на него возлагалась обязанность контролировать содержание учебников. На местах за школьное образование отвечали, соответственно, губернатор, главы уездов и городов, старосты деревень.

Закон об образовании был принят в 1872 г. Он представлял собой победу либеральных взглядов в этой сфере. Согласно закону, представители всех сословий, а также мужчины и женщины имели равные возможности для получения образования. Новая система (начальные, средние, высшие и технические школы, а также университеты) уже не была жестко увязана с каким-либо социальным слоем. Провозглашение равных возможностей для получения образования способствовало преодолению сословных перегородок в обществе. В преамбуле закона, состоявшего из 109 статей (в позднейшей редакции — из 213), говорилось:

В основу преподавания в школах был положен государственный подход, согласно которому, каждый человек, получая образование, одновременно умножал и общественное достояние. Ведомство просвещения осуществляло строгий контроль, вводя стандарты на все, что касалось учебного процесса и его организации. Но форме это была французская централизованная система образования при том, что финансовая поддержка со стороны государства была минимальной: платили, главным образом, учащиеся.

На первых порах школьные программы откровенно копировали европейские. Многие учебные пособия представляли собой простой перевод с иностранных языков. Копировалось также устройство классов и их оборудование. Число иностранных преподавателей и разного рода советников по вопросам образования достигало 5 тыс. чел. Например, технические школы были полностью укомплектованы английскими преподавателями. Обучение в высшей школе зачастую велось на иностранных языках: например, римское право читалось по-французски, а другие юридические дисциплины — по-немецки.

Западная система образования поддерживалась государством как необходимый фактор осуществления модернизации и индустриализации. Однако реформа образования преследовала цель не только обеспечить получение практических знаний, необходимых для модернизации страны, но и утвердить среди населения новую идеологию. На смену лозунгу сочетания китайской учености и японского духа (кансай-вакон) пришла формула «японский дух — западная техника» (вакон-ё̄сай). Под «японским духом» понималась традиционная культура; это понятие отражало мировоззренческий аспект, связанный с духовными ценностями японцев. «Западная техника» олицетворяла собой универсальную европейскую цивилизацию.

В соответствии с законом 1872 г. в стране предполагалось создать 8 университетов, 256 средних и 53760 начальных школ. Однако эта программа оказалась нереальной, поскольку у населения не было денег на оплату обучения, а у государства — на строительство школ. В 1879 г., когда этот закон был пересмотрен, программа школьного строительства оказалась выполненной лишь наполовину. И даже спустя почти 30 лет в стране было всего 2 государственных университета (в Токио и в Киото), 222 средних и немногим более 27 тыс. начальных школ.

В 1880 г. основное бремя по финансированию школьного образования (до 90 %) было возложено на местные органы власти. С 1886 г. было установлено обязательное 4-летнее начальное образование. Мальчики и девочки в начальной школе обучались совместно. Наряду с государственными создавались и частные школы. Несмотря на нехватку учебников и квалифицированных учителей, плохие школьные здания и отсутствие наглядных пособий, успехи Японии в области образования были столь велики, что на международной Парижской выставке в 1878 г. ей была присуждена первая премия за организацию школьного дела. Начальное образование в конце XIX в. получало до 90 % мальчиков и 80 % девочек. С 1900 г. оно стало бесплатным. На рубеже веков по охвату детей начальным образованием Япония сравнялась с Англией.

Вместе с тем с начала 80-х годов прошлого века в японской системе образования стали усиливаться националистические тенденции. В 1879 г. после инспекционной поездки по стране императора Мэйдзи появился императорский указ «Великие принципы образования», который нанес удар по либеральной системе просвещения и призвал вновь вернуться к конфуцианским принципам. «Для морального воспитания, — отмечалось в документе, — лучший путь — это изучение конфуцианства. Люди должны сначала воспитать в себе искренность и придерживаться моральных устоев, а затем они смогут усвоить различные предметы в соответствии со своими способностями».

На основе этого указа в 1881 г. были разработаны правила обучения в начальной школе, в которых преподавание морали стояло на первом месте, а от учителей требовалась прежде всего лояльность. Шло наступление и на учебники: многие были просто изъяты, как «вредные», наносящие ущерб социальному порядку. В университетах было запрещено преподавание на иностранных языках, а преподаватели-иностранцы заменялись отечественными.

Традиционалисты изгоняли из учебных заведений тех, кто отстаивал западные идеи или был не согласен с формализованным обожествлением императора. К ним относились, в первую очередь, приверженцы христианства, чьи постулаты были несовместимы не только с духом указа об образовании, но с понятием кокутай. В подобной деятельности были едины и синтоисты и буддисты, поскольку христианство олицетворяло для них западный менталитет.

Постепенно в школах снова наиважнейшим предметом стала конфуцианская этика. На страницах учебников появились назидательные рассказы из мифологизированной истории страны. Например, вплоть до окончания второй мировой войны в учебниках по истории для начальных школ в качестве героя, к подражанию которому должна стремиться молодежь, готовая отдать жизнь служению трону, преподносился Кусуноки Масасигэ — один из военачальников, сыгравших большую роль в борьбе императора Годайго против дома Хо̄дзё̄ (XIV в.).

Националистическая направленность образования окончательно оформилась в указе об образовании, опубликованном в конце 1890 г. Фактически это был моральный кодекс поведения, призывавший к беззаветному служению интересам общества и строгому повиновению законам. «Эти наставления, — указывалось в документе, — оставленные Нам Нашими царственными предками и определяющие нормы поведения, которым Мы и Наши подданные должны следовать, обладали несокрушимой силой и прошлом и остаются таковыми в настоящее время. Поэтому Мы надеемся, что Мы и Наши подданные будут неукоснительно соблюдать эти священные начала». Текст указа был вывешен во всех школах вместе с портретами императорской четы, которым поклонялись. Каждое утро школьники воздавали им почести, как это делают американские дети в школах своему флагу.

Приливы и отливы европеизации

Во исполнение ст. 5 клятвы императора о заимствовании всех полезных сведений и знаний у других народов мэйдзийское правительство уже с 1868 г. приступило к модернизации всех сторон жизни общества. Этот процесс затронул не только производство, но и политику, науку, образование, право, все области культуры, календарь, нормы поведения, обычаи, моду. Тем не менее, в процессе модернизации в последующие годы отчетливо проявились своего рода приливы и отливы.

В первые два десятилетия после реставрации царила эйфория от всего западного, все старались все перестроить на европейский манер. Банки, железные дороги, уличные фонари, телеграфные провода, печатные издания, почтовые конторы, сигары и сигареты, котелки и цилиндры — все это разом хлынуло на Японские о-ва. Люди были будто опьянены западным образом мысли, европейской техникой и обычаями. Так, крупный политический деятель Иноуэ Каору яростно призывал отказаться от традиционного риса в пользу хлеба и от кимоно ради европейского платья.

Появился даже девиз — «уйти с Востока, присоединиться к Западу». Это была вестернизация в точном смысле этого слова, когда все западное считалось хорошим, а все восточное не стоящим внимания. Были случаи разрушения исторических памятников, сожжения древних храмов, уничтожения произведений искусства. Так была снесена великолепная пятиярусная пагода около храма Ко̄фукудзи в Нара. Свитки буддийских сутр продавались на вес за ничтожную плату. Даже Фукудзава Юкити, западник и либерал, писал в то время с осуждением:

Как ни парадоксально, интерес к собственному искусству возродился у японцев не в последнюю очередь под влиянием американского ученого, преподавателя философии в Токийском университете Э.Ф.Феноллозы. За годы жизни в Японии он стал крупным специалистом по ее традиционному изобразительному искусству, составил для правительства перечень его выдающихся образцов и воспитал целую плеяду местных специалистов, основавших впоследствии Токийскую школу искусств.

Даже во время безудержного увлечения Западом отношение к его ценностям оставалось в Японии дифференцированным. Правящие круги воспринимали вестернизацию исключительно прагматически, отвергая западный либерализм применительно к принципам общественного устройства. Представители старой феодальной знати в большинстве своем вообще не признавали того нового, что несла с собой европеизация, а общественные деятели националистического направления были настроены достаточно иронично, полагая, что время все расставит на свои места.

В целом первое поколение японцев, вступившее на путь модернизации, отнюдь не боялось потерять свою самобытность. Этот процесс, даже будучи весьма быстрым в отдельных сферах, не вызывал резкого чувства отторжения, поскольку его плоды часто преподносились как бы в японской упаковке. Некоторые западные концепции оказывались весьма похожими на отдельные традиционные воззрения. Например, японское учение дзицугаку, провозглашавшее связь философии с деятельностью человека и признававшее практическую роль науки, легко соотносилось с европейским принципом «полезности», категорией модного в XIX в. позитивизма.

Однако с 80-х годов в Японии появились признаки роста национализма и нарастания внутреннего протеста против вестернизации, прежде всего в духовной сфере. Все громче становились голоса тех, кто выступал за возрождение традиций, в защиту национальных культурных ценностей.

Развитие такой тенденции объяснялось несколькими причинами. Первая из них была чисто политическая. Японские правящие круги целенаправленно стремились законсервировать национальные ценности как противовес чрезмерному проникновению западных влияний. Они умело использовали конфуцианские идеи социальной гармонии, лояльность к вышестоящим, готовность подчинить личные интересы интересам нации. В этом контексте конфуцианская идея подчинения старшему трансформировалась в беспрекословную преданность интересам государства и императору. На рубеже 70-х—80-х годов такая политика правительства была существенно активизирована, чтобы противодействовать росту «движения за свободу и народные права», включившего в свой идеологический арсенал ценности западного либерализма. Квинтэссенцией этого консервативного сдвига в государственной политике стало восстановление в полном объеме морального воспитания в школе и принятие указа об образовании.

Другая причина была, скорее, психологического свойства. Быстрое проникновение в жизнь японцев иностранных вещей, идей и стереотипов поведения вызвали у образованной части общества психологическую усталость и своего рода шок от массированного соприкосновения с чужой культурой. Появилась боязнь того, что если слепо следовать Западу, Япония перестанет быть Японией, а японцы — японцами, опасение утратить свою национальную самобытность.

Среди японских традиционалистов того времени было достаточно много сторонников своего рода просвещенного национализма. Его представители не были последовательными «анти-западниками». Они лишь хотели взять лучшее, что есть в европейской цивилизации (прежде всего в материальной сфере), сохранив духовные ценности японской национальной культуры.

Просвещенный национализм стал проявляться в мире науки и искусства. Прежде всего вновь усилился интерес к древней истории страны. В 1884 г. было создано антропологическое, а в 1895 г. — археологическое общества. Тогда же началась гигантская работа по опубликованию исторических материалов и документов — в частности, «Материалов по истории Японии» и «Собрания древних исторических актов».

Процесс модернизации шел в Японии настолько быстро, что иногда порождал обманчивое впечатление, будто японцы разрушают свои традиции. На самом деле модернизация осуществлялась не на основе отрицания традиционных структур, а путем их активного использования. Усвоение чужеземного опыта определялось прежде всего политическими целями, и этот процесс шел под контролем правящей элиты. В конечном счете принималось то, что отвечало потребностям общества в данное время и не отрицало японскую традицию.

Прагматизм японцев давал им возможность воспринимать все нововведения, которые они считали нужными, не поступаясь традиционными ценностями. Это — одна из причин, почему Япония сумела успешно ответить на вызов Запада в отличие, скажем, от Китая. И в том, и в другом случае огромную роль сыграли социально-психологические факторы, имевшие глубокие исторические корни: в частности, отношение японцев и китайцев к остальному миру. Японцы, исторически находившиеся на периферии китайской цивилизации, и на протяжении веков осуществлявшие культурные заимствования извне, сумели быстро переориентироваться на новый их источник, сохранив при этом ядро своей национальной культуры. Китайцы же, на протяжении всей своей истории игравшие роль донора культурных достижений для обширного варварского окружения, долгое время не могли допустить наличие ценностей, отличных от их собственных, и необходимость чему-нибудь учиться у других, народов.

Реформы, последовавшие за реставрацией Мэйдзи, положили начало быстрым изменениям в японском обществе. Как и любые реформы, они, разрешая те или иные общественные противоречия, неизбежно вели к ущемлению интересов некоторых социальных слоев, к появлению новых очагов общественной напряженности и, соответственно, реакции в виде социального протеста.

Акции социального протеста в годы мэйдзийских реформ можно разделить на две основные категории. Первая из них — проявление недовольства прежде привилегированных социальных групп, чье положение в результате реформ объективно оказалось подорванным. В Японии тех лет к этой категории относились самураи. Вторая категория — протест социальных слоев, объективно выигравших от реформ, или просто-напросто возникших в их результате. Причиной его было, как правило, недовольство темпами осуществления реформ или их недостаточно радикальным характером. В мэйдзийской Японии такие настроения проявлялись у части буржуазии и городской интеллигенции.

Разумеется, встретить такие чистые категории социального протеста в реальной жизни было непросто. В конце концов, в период реформ Японию продолжали населять те же люди, что жили там и при бакуфу. Многие из них вынужденно изменили свой социальный статус, и в их сознании причудливо переплетались старые и новые интересы и представления. И все они страдали от психологического дискомфорта, вызванного нарушением привычного уклада жизни.

Наиболее отчетливо такая двойственность проявилась в крестьянском движении. Невозможно сказать однозначно, выиграло крестьянство от реформ или проиграло. Оно начало сложный и мучительный переход в новое качество, превращаясь из феодального сословия в один из классов возникавшего в Японии капиталистического общества. Оставаясь в своих деревнях и продолжая заниматься привычным трудом, крестьяне неожиданно для себя очутилась в совершенно новых социальных условиях — условиях рыночных отношений. Ускорившееся в связи с этим расслоение крестьянства привело к росту социальной напряженности в деревне и к дифференциации социальных ориентиров многих ее жителей. Поэтому крестьянские протесты в конкретных случаях бывали направлены и на защиту своих рациональных экономических интересов, и на борьбу с правительственными нововведениями, и на ускорение реформ.

Крестьянские волнения

Во время гражданской войны, стимулировавшей пробуждение политического самосознания широких масс населения, требования крестьян приобрели конкретный, социально-ориентированный характер. Подобные выступления получили название ёнаоси («за улучшение жизни») и были направлены прежде всего против сельских богатеев. В районе Канто, где было много владений дома Токугава, они отличались к тому же ярко выраженной антисёгунской направленностью.

Примером ёнаоси могут служить крестьянские волнения в уезде Айдзу в октябре 1868 г. Собравшиеся там на сход крестьяне постановили, что «дело улучшения жизни является делом самой общины» и выдвинули следующие требования: сменить всех деревенских должностных лиц; уничтожить все казенные книги по учету выплаты налогов; взимать с деревенских старост (нануси) и сборщиков податей (кимоири) такие же налоги, как и с простых крестьян; предоставить беспроцентную рассрочку на 5 лет для погашения задолженности по заложенным крестьянами землям; выплату денег, взятых взаймы, рассрочить на 10 лет без процентов.

Подобные выступления часто инициировались самураями низших рангов, оказавшимися не у дел. Нередко их возглавляли и представители буддийского духовенства, чьи позиции постепенно начали ослабевать в связи с государственной политикой в области религии (насаждением синто̄). Правительство сурово преследовало зачинщиков выступлений, некоторые из них были казнены, например Сагара Со̄дзо̄ — организатор «отрядов красных повязок» (сэкихо̄тай).

Реставрация Мэйдзи не оправдала надежд крестьян, которые, поддержав выступления антисёгунской коалиции, рассчитывали на коренные перемены к лучшему в своем положении. Обманутые ожидания вызвали рост числа крестьянских волнений. В 1868 г. было 17 выступлений, в 1869 — 48, в 1870 — 31, в 1871 — 24, в 1872 — 16 и в 1873 — 37. Суммарно в них принимали участие сотни тысяч человек. Особенно широкий размах имело крестьянское восстание на территории современной префектуры Нагано в 1870 г. В нем участвовало до 70 тыс. чел. Масштаб крестьянских выступлений внушал мэйдзийским властям серьезное беспокойство.

В начале 70-х годов к традиционным требованиям крестьян о снижении налогов и упразднении разного рода повинностей добавились новые, связанные с преобразованиями, к которым приступило мэйдзийское правительство, и которые нарушали привычный образ жизни населения. Так, крестьяне выступали против всеобщей воинской повинности, лишавшей многие крестьянские семьи рабочих рук; или против введения григорианского календаря, поскольку ростовщики использовали этот акт для махинаций со сроками возврата долгов; или против уравнения в правах презираемой группы париев (эта).

Как правило, в ходе волнений крестьяне нескольких деревень, собравшись, поджигали и захватывали призывные пункты или помещения административных учреждений, нередко угрожая жизни правительственных чиновников. Иногда такие выступления принимали огромные масштабы и докатывались до префектуральных центров. Например, на территории префектуры Фукуока в крестьянском восстании 1873 г., отличавшегося разнообразием требований, участвовало до 300 тыс. чел. По большей части они были недовольны проведением землемерных работ, в результате которых у них отрезали земли для строительства школ и проведения телеграфных линий.

Значительное число выступлений крестьян было связано с проведением не оправдавшей их надежд аграрной реформы. Вынужденные продавать или отдавать землю за долги, чтобы уплатить высокий земельный налог, они оставались полностью обездоленными, т. к. мало развитая промышленность еще не могла принять освобождавшиеся рабочие руки. В этой связи наиболее серьезные волнения вспыхнули в конце 1876 г. в центральной Японии. В результате правительство было вынуждено снизить земельный налог с 3 до 2,5 % стоимости земли.

В 80-е годы характер выступлений крестьян определялся ухудшением их положения в связи с дефляционной политикой правительства, снижением цен на сельскохозяйственную продукцию (в отдельных районах до 50 %), прежде всего на рис и шелк-сырец и, соответственно, уменьшением их доходов, при увеличении местных налогов и акцизов. Как следствие, резко возросла задолженность крестьян, достигшая к 1884 г. крайне высокого уровня. В частности, в префектуре Канагава задолженность некоторых хозяйств доходила до 108 иен. В среднем размер крестьянского хозяйства составлял примерно 1 га; при урожайности в 10,6 коку риса с гектара и цене 1 коку в 5 иен, годовой доход составлял 53 иены, т. е. был в 2 раза меньше задолженности. Крестьяне боролись за снижение или даже погашение долгов. Нередко они создавали для этого различные объединения — должников (сяккинто̄), арендаторов (косакуто̄), нуждающихся (комминто̄). Собравшись группами по 200–300 чел., они захватывали банки, ссудные кассы или дома богачей, чтобы уничтожить свои долговые расписки.

Постепенно в деятельности крестьянских организаций стали звучать политические мотивы. Примером может служить клятва, которую давали члены объединения нуждающихся в уезде Титибу (префектура Сайтама):

Именно в уезде Титибу в связи с резким падением цен на шелк-сырец произошло наиболее крупное крестьянское выступление первой половины 80-х годов (ноябрь 1884 г.). Крестьяне потребовали установить 10-летний мораторий на выплату долгов и затем предоставить им рассрочку затем на 40 лет; снизить цены и закрыть школы на 3 года с тем, чтобы сократить семейные расходы. Требования крестьян не были выполнены, и их руководители решили прибегнуть к силе: более тысячи человек напали на дома ростовщиков и местных чиновников и уничтожили долговые расписки. Число восставших возросло до 5 тыс., они направились в город Титибу. Против них были брошены полицейские отряды и регулярные войска. В течение десяти дней восстание было подавлено, а его лидеры сурово наказаны. Один из них просидел в тюрьме на Хоккайдо̄ 35 лет.

Однако даже после такого восстания правительство ничего не предприняло для облегчения положения крестьян, а лишь призывало их трудиться еще более усердно. Это подтолкнуло наиболее активную часть крестьянства в объятия появившихся в то время политических партий. Крестьянские выступления этого периода влились в общее русло возникшего тогда «движения за свободу и народные права» (дзию̄ минкэн ундо̄), составив его левое крыло.

Самурайская оппозиция

Много недовольных политикой правительства было и среди самураев, особенно низших рангов. В начале 70-х годов самураи составляли около 2 млн. из 34-миллионного населения страны. Они, несомненно, были движущей силой реставрации Мэйдзи и, казалось бы, могли претендовать на привилегированное положение при новой власти.

Самураи действительно сыграли значительную роль на начальном этапе мэйдзийских преобразований: чиновничество состояло исключительно из самураев, из их состава вербовалась полиция и армия. Кроме того, именно им в большой степени обязано своим становлением японское предпринимательство.

Вместе с тем лишь меньшая часть самураев сумела найти себе достойное место в жизни в новых условиях. Большинство же рядовых самураев получали весьма незначительную пенсию, а после ее капитализации их доходы стали совсем мизерными. Многие не только не могли в силу экономических причин начать предпринимательскую деятельность, но и не хотели унизиться до подобных занятий. Они по-прежнему держались за сословные привилегии, не желая примириться с мыслью, что в новой Японии они стали в один ряд с простолюдинами. Особое возмущение самураев вызывало создание регулярной армии на основе всеобщей воинской повинности, а затем и запрет ношения ими мечей (1876) как знака избранности.

Самураи обвиняли правительство в том, что оно ликвидировало старинные обычаи, заставляло народ подражать иностранцам. Они требовали реставрации власти даймё̄, изгнания иностранцев, уничтожения «порочных правителей», ограждения императора от их влияния, устраивая даже покушения на членов правительства (например, на Ивакура Томоми в 1874 г.). В разных частях страны самурайские выступления зачастую смыкались с крестьянскими.

Правительство считало, что наилучшим выходом из создавшегося положения была бы молниеносная, победоносная военная экспедиция на континент. Она отвлекла бы основную массу самураев от внутриполитических проблем и укрепила бы престиж новой власти. Большинство членов правительства выступало за военный поход в Корею, но они разошлись во мнениях относительно сроков его проведения. Так, Ивакура, О̄кубо, Кидо считали, что сначала следует разрешить внутриполитические проблемы, а Сайго̄, Итагаки, Гото̄ и их сторонники добивались того, чтобы немедленно выступить в поход. Оказавшись в меньшинстве, последние вышли из правительства и составили ядро оппозиции, главная роль в которой досталась Сайго̄ Такамори.

Заслуги Сайго̄ в деятельности первого мэйдзийского правительства были чрезвычайно велики. Он принимал активное участие в возвращении императору прав на управление княжествами и в создании армии на основе всеобщей воинской повинности. Как командующий императорскими вооруженными силами Сайго̄ обеспечивал безопасность и стабильность в стране в первые годы после гражданской войны. Он остался во главе правительства, когда в 1871 г. его председатель Ивакура Томоми отбыл с миссией за рубеж. В 1873 году Сайго̄ был назначен главой дипломатической миссии в Корею для разрешения якобы имевшего места инцидента об оскорблении корейской стороной Японии. Сам же он надеялся спровоцировать корейцев, а затем военной силой навязать им кабальный договор, как это в свое время проделал Перри с его собственной страной. Но возвращение Ивакура предупредило подобное развитие событий. Несмотря на выход из правительства, Сайго̄ не был смещен с поста главы военного ведомства и продолжал пользоваться неизменным авторитетом. И именно он возглавил сацумское восстание 1877 г., которое явилось апогеем самурайских выступлений.

Княжество Сацума стало местом последнего самурайского мятежа не случайно. Сыгравшее одну из ключевых ролей в реставрации, оно, несмотря на все преобразования нового правительства, оставалось к тому времени фактически независимым. Там отказались принять назначенного центральным правительством губернатора, и главой его по-прежнему оставался князь Симадзу, сохранявший старые порядки и обычаи. Фактически же власть в Сацума принадлежала Сайго̄ Такамори, который единолично распоряжался там значительными военными ресурсами — арсеналом с литейными и пороховыми цехами и несколькими военными школами, под видом которых скрывались вооруженные формирования. В Сацума Сайго̄ собирался с силами, рассчитывая, что со временем он сможет благодаря своему авторитету беспрепятственно войти в Токио со своей армией и диктовать свои условия.

До поры до времени правительство смотрело сквозь пальцы на деятельность Сайго̄. Во многом поэтому Сайго̄ довольно долго занимал осторожную, выжидательную позицию и не поддерживал лидеров недовольных самураев. Так было во время первого серьезного самурайского мятежа в феврале 1874 г. в префектуре Сага, проходившего под лозунгом борьбы против влияния иностранцев. В нем приняло участие более 2,5 тыс. чел. Центральное правительство направило туда войска, стремясь подавить мятеж в зародыше, пока не восстал весь о-в Кю̄сю̄. Самураи были разгромлены. Не поддержал Сайго̄ и выступление в префектуре Фукуока в конце 1876 г. под руководством бывшего заместителя руководителя военного ведомства Маэбара Иссэй, выступавшего против создания регулярной армии и за немедленные военные действия против Кореи. Маэбара пользовался большой популярностью среди простого народа, поскольку, будучи губернатором в Этиго, снизил местные налоги, за что получил выговор от правительства. Восстание было жестоко подавлено, а Маэбара казнен.

Непосредственным поводом к сацумскому восстанию послужили действия центрального правительства. Тогдашний его глава О̄кубо Тосимити направил в Кагосима, столицу Сацума, полицейских чиновников, с тем чтобы они взяли город под свой контроль. Одновременно правительство приняло решение вывезти в январе 1877 г. с территории княжества часть оружия и военного снаряжения. Узнав об этом, курсанты частных школ (фактически военных училищ) опередили правительственных посланцев и сами захватили оружие. Ситуация в Сацума была подогрета также сообщением о якобы существующем в Токио заговоре против Сайго̄.

Как опытный политик и военный специалист Сайго̄ понимал, что у него недостаточно сил, чтобы победить правительственные войска. Однако действия центральных властей и стихийные выступления в Сацума не оставили ему выбора, и он бросил вызов правительству. Под предлогом объяснения с О̄кубо по поводу заговора в Токио Сайго̄ Такамори во главе 15-тысячной армии выступил 17 февраля 1877 г. из Кагосима. По дороге к г. Кумамото его армия обросла новыми сподвижниками, и ее численность достигла 40 тыс. Однако уже в первых сражениях с 60-тысячными правительственными войсками близ Кумамото Сайго̄ потерпел поражение. Армия, состоявшая из «грязных крестьян», развеяла миф о непобедимости самураев. Отступив к своей столице Кагосима, Сайго̄ попытался собрать новые отряды, но игра уже была проиграна. При осаде города он был ранен и покончил с собой согласно самурайским обычаям.

Сацумское восстание не встретило поддержки самураев соседних княжеств, на что очень рассчитывал Сайго̄. Во-первых, правительство приняло меры для изоляции мятежников, а, во-вторых, восстание, направленное на восстановление феодальных порядков, уже не отвечало интересам не только широких слоев населения, но и большей части самураев. Разгром сацумского восстания поставил точку на антиправительственных выступлениях самурайской оппозиции.

В сацумском восстании по разные стороны баррикад оказались два бывших сподвижниках по мэйдзийской революции — Сайго̄ Такамори и Ямагата Аритомо. С именем последнего связано создание регулярной армии и последующая ее реорганизация (в 1878 г.) по прусскому образцу. Его усилиями была также заложена основа независимости вооруженных сил от влияния гражданского политического руководства страны путем создания подчиненного непосредственно императору генерального штаба.

Кровопролитная война между правительственными войсками под руководством Ямагата Аритомо и мятежными самураями (свыше 30 тыс. убитых, среди которых 2/3 составляли мятежники) показала превосходство регулярной армии, оснащенной современным вооружением. Укомплектованная на новых принципах правительственная армия ясно продемонстрировала, что хорошо обученные, дисциплинированные простолюдины могут сражаться не хуже потомственных воинов-самураев. По словам Ямагата, ставшего впоследствии идеологом японского милитаризма, «в японцах, независимо от того, принадлежат ли они к военной касте, течет одна и та же кровь. Когда они подчинены единой дисциплине, то становятся хорошими солдатами, равными по храбрости своим прославленным предкам».

Несмотря на то, что Сайго̄ был объявлен мятежником и лишен всех титулов и званий, уже в 1891 г. он был посмертно прощен. Более того, ему был присвоен один из высоких придворных рангов. Память о Сайго̄ Такамори — выдающимся деятеле реставрации Мэйдзи — увековечена бронзовой статуей, установленной в токийском парке Уэно. Так Япония воздала должное одному из своих выдающихся исторических деятелей.

Движение либеральной оппозиции

Мэйдзийское правительство подвергалось атакам со стороны не только самурайской, но и либеральной оппозиции. Ее деятельность вошла в историю под названием «движение за свободу и народные права» (дзию̄ минкэн ундо̄).

Если Центром самурайского сопротивления было княжество Сацума, то оплотом либеральных сил стало Тоса. Это объясняется по крайней мере двумя причинами. Во-первых, центральная власть была, в основном, монополизирована представителями княжеств Сацума и Тё̄сю̄, а выходцы Тоса практически не получили к ней доступа. Во-вторых, именно в Тоса были весьма сильны либеральные традиции, проводниками которых еще во времена сёгуната были Сакамото Рё̄ма, Итагаки Тайсукэ и Гото̄ Сё̄дзиро̄. Их всегда привлекала идея парламентской формы правления.

Началом развития «движения за свободу и народные права» считается январь 1874 г., когда группа государственных советников, в том числе Итагаки и Гото̄, подали правительству памятную записку. В ней они предлагали «ввести систему выборов депутатов от каждого княжества» и «предоставить право иметь своих представителей в правительстве самураям, богатым крестьянам и купечеству». Они полагали, что учреждение представительного органа — национальной ассамблеи — стало бы лучшим средством ограничения всевластия чиновников и укрепления японского государства в целом. В противном случае, по их мнению, нации грозила катастрофа.

Правительство отвергло записку группы Итагаки на основании того, что народ в силу своего «невежества» еще не готов получить представительный орган власти. Но ее публикация вызвала широкую дискуссию среди интеллектуалов и способствовала пробуждению политического сознания населения. Реставрация Мэйдзи высвободила энергию и пробудила честолюбие людей, вырвав их из традиционных рамок мышления. Энтузиазм в отношении новых непривычных воззрений был необычайно высок. Как в городе, так и в деревне начали создаваться различные политические общества, которые пропагандировали необходимость защиты народных прав и распространения просвещения. Больше всего волновала умы как раз проблема готовности японского общества к усвоению либеральных и демократических идей.

«Движение за свободу и народные права» отражало недовольство различных групп населения, — от высшего дворянства до крестьян, — но больше всего дворянства (сидзоку), т. е. бывших самураев высших рангов, а также помещичьих кругов. Главным требованием либеральной оппозиции было учреждение представительной власти (не только в центре, но и на местах), а также расширение политических прав всех слоев населения.

Поскольку проводниками зарождавшегося в Японии либерализма были по большей части представители сидзоку, либеральные идеи в этой стране оказались тесно переплетены с традиционным мировоззрением. Так, будущая форма государственного устройства мыслилась идеологами японского либерализма, по сути дела, как союз княжеств, но при внесении элементов публичного обсуждения государственных дел в предполагаемом представительном органе. Кроме того, идеи японских либералов включали в себя довольно сильно выраженную националистическую составляющую, особенно в вопросах внешней политики. Не случайно слово «патриотизм» (айкоку) вошло в название первой политической организации.

Японские либералы черпали свои идеи на Западе — у Дж. Милля, И. Бентама, Ж.Ж. Руссо. Некоторые были знакомы и с учением русских революционных демократов. Ударную группу либерального движения составляли столичные интеллектуалы и журналисты, которые выпускали газеты, журналы, готовили реферативные материалы. Они совершали лекционные поездки по стране, завоевывая поддержку своим идеям на местах. Многие молодые люди, получив образование в Токио и пожив в либеральной атмосфере столицы, уезжали в провинцию, читали там лекции, открывали школы, основывали газеты, которые становились центрами политической активности. Таким путем дзию̄ минкэн ундо̄, начатое недовольными сидзоку, охватило и другие слои населения.

Сельский сегмент дзию̄ минкэн ундо̄ представляли местные богатеи — зажиточные крестьяне (го̄но̄) и помещики (дзинуси), которые были, естественно, более образованной частью сельского общества. Став после аграрной реформы полноправными собственниками земли, они начали претендовать на участие в управлении на местах, тем более, что предки многих из них во времена сёгуната работали в сельской администрации. Кроме того они считали, что поскольку взимавшиеся с них налоги в значительной степени формировали финансовую базу государства, они имели право на активное участие в решении общегосударственных проблем. Городской сегмент этого движения был представлен частично самураями, частично нарождавшейся буржуазией.

Идея представительной власти в той или иной форме разделялась многими политическими лидерами. По мнению Кидо, решительного противника власти олигархии, конституционное правительство было необходимо Японии, чтобы выйти из изоляции как сильная нация. В то же время он считал, что народ не должен иметь реальных прав, что достаточно установить конституционную монархию, в которой львиная доля власти будет сохранена в руках правителя. О̄кубо Тосимити также разделял взгляды на необходимость введения конституции и в 1873 г. даже предлагал Ито̄ Хиробуми рассмотреть возможность составления ее проекта. Гото̄ Сё̄дзиро̄ и О̄ума Сигэнобу тоже поддерживали идею конституционного правительства. Она была близка и Ито̄ Хиробуми, и Иноуэ Каору, хотя у них не было конкретных предложений.

Не встретив поддержки в правительстве, Итагаки покинул его и со своими сторонниками организовал небольшую группу под названием Общественная партия патриотов (Айкоку ко̄то̄) — прообраз будущих политических партий. Вернувшись на родину, в префектуру Ко̄ти, он открыл частную школу и на ее базе основал Общество по определению целей (Риссися), которое включило в себя и Айкоку ко̄то̄. Оно состояло, в основном, из самураев бывшего княжества Тоса, выступало за самоуправление, учреждение законодательного собрания и равенство всех сословий. Риссися, отражая интересы самураев, ставших помещиками или предпринимателями, занималось организацией школ, медицинских пунктов, сельскохозяйственных кооперативов, оказанием помощи нуждающимся.

Руководители Риссися рассылали своих эмиссаров по стране, призывая объединить усилия всех либерально настроенных оппозиционных групп. В результате в феврале 1875 г. в О̄сака была создана политическая организация — Общество патриотов (Айкокуся), которое стало оплотом «движения за свободу и народные права», создав свои отделения по всей стране. Вскоре оно было распущено. Его кратковременное существование предвосхитило аналогичную судьбу многих японских политических партий в будущем.

В ответ на активность оппозиционеров правительство установило контроль над прессой, введя предварительную цензуру всех публикаций ведомством внутренних дел. Постепенно контроль все ужесточался, и в конце 1876 г. 49 издателей и журналистов были оштрафованы или заключены в тюрьму. В течение следующих 5 лет наказаниям подверглось более 200 чел. Однако это не остановило оппозиционеров. К концу 1883 г. по всей стране выходило 199 газет, а в 1890 г. их стало уже 716. В то же время правительство пригласило в качестве советников вернуться в его ряды Итагаки, Кидо и др.

Но поскольку никаких реформаторских шагов со стороны правительства не предпринималось, они вновь покинули его. Ряд участников Риссися поддержал сацумское восстание, полагая, что тем самым можно добиться большей местной автономии (это было одним из главных их требований).

В дальнейшем «движение за свободу и народные права», отрываясь от своих самурайских корней, постепенно приобретало все более широкий размах, смыкаясь с крестьянскими выступлениями на левом фланге и с частью не связанной с правительственными кругами буржуазии — на правом. В 1878 г. Айкокуся провело восстановительный съезд. В принятой на нем программе говорилось о необходимости учреждения парламента. В противовес разворачивающейся деятельности Айкокуся правительство поспешило принять закон о создании префектуральных собраний, в чью компетенцию входило исчисление местных налогов и составление бюджета. Намечавшиеся компромиссные действия власти и либералов были прерваны убийством фактического главы правительства О̄кубо Тосимити самурайскими оппозиционерами, что привело к усилению репрессий против всех оппозиционных сил.

На последующих съездах Айкокуся обозначились два течения — радикальное, ратующее за всенародные выступления, и умеренное, петиционное. Второе стало преобладающим. На IV съезде (март 1880 г.) Айкокуся было преобразовано в Ассоциацию за создание парламента (Коккай кисэй до̄мэйкай), обозначив таким образом главную цель «движения за свободу и народные права». В меморандуме по поводу переименования организации отмечалось:

На съезде на имя правительства была составлена соответствующая петиция, но власти отказались принять ее. По их распоряжению съезд был закрыт. В апреле того же года был принят закон о контроле над собраниями и организациями. Он представлял собой детально разработанную систему всевозможных ограничений свободы организаций и собраний, особенно тех, где поднимались политические вопросы. В ст. 1 закона говорилось:

По этому закону полиции предоставлялись практически неограниченные права контроля над созданием и деятельностью любых организаций. Ей надлежало направлять своих представителей на все собрания и проверять наличие свидетельства об официальном их разрешении:

Посещать подобные собрания было запрещено военнослужащим действительной службы и запаса первого и второго разрядов, полицейским, преподавателям и студентам учебных заведений. Закон предусматривал в качестве наказания за его неисполнение штрафы и тюремное заключение.

Несмотря на подобные запретительные меры движение набирало силу. Характерной чертой «движение за свободу и народные права» стало петиционное движение за создание парламента. Лишь на протяжении 1880 г. в нем приняло участие 240 тыс. чел. В ряде петиций, наряду с требованием создания представительного органа власти, говорилось о желании покончить с неравноправными договорами или развернуть военные действия на континенте. В петициях с мест, помимо политических требований, приводились конкретные факты недовольства населения тяжелым экономическим положением или содержались протесты против несправедливых поборов с крестьян. Так, в одной из них говорилось:

Правительство со своей стороны приняло меры, чтобы ограничить поток петиций. В конце 1880 г. вышло постановление, согласно которому запрещалось подавать петиции непосредственно в центр — это можно было делать теперь только через органы местной администрации. Власти разгоняли митинги, собрания, арестовывали их участников, закрывали газеты и журналы. Подобные репрессивные действия правительства имели двоякий результат: несколько был сдержан рост дзию̄ минкэн ундо̄ в крупных городах, но зато движение активизировалось на местах.

На втором съезде Ассоциации за создание парламента (ноябрь 1880 г.) был принят устав этой организации, в котором, в частности, говорилось: «не распускать Ассоциацию до тех пор, пока парламент не будет создан, сколько бы лет ни прошло». Резолюция съезда отразила изменения, происшедшие в характере «движения за свободу и народные права» — определенный отход от петиционного движения и смещение в сторону радикализма. «Прежние обращения к правительству о создании парламента, — фиксировала резолюция, — не дали никаких результатов. Вновь обращаться к нему бесполезно. Теперь народ должен силой добиться парламента и конституции».

Подобные тенденции вызывали определенную реакцию в правительственных кругах. Еще в декабре 1879 г. Ивакура Томоми посоветовал императору собрать в письменном виде мнения государственных советников о возможности подготовки проекта конституции. Все они в принципе поддержали идею создания конституционного правительства, но предложили делать это очень медленно и осторожно. Лишь О̄кума Сигэнобу высказался за скорейшее создание парламента, которому было бы подотчетно правительство. За это ему пришлось уйти в отставку, но власти все же вынуждены были пойти на уступки.

12 ноября 1881 г. был опубликован императорский указ об учреждении парламента в 1890 г.:

Императорский указ не охладил пыл радикалов в «движении за свободу и народные права», которые начали подготовку к государственному перевороту. Наиболее активная роль в этих планах принадлежала левому крылу действовавшей тогда Либеральной партии (Дзию̄то̄). Оппозиция формировала боевые группы, подготавливала террористические акты против членов правительства. Однако в 1885–1886 гг. властям удалось разгромить подпольные организации. «Движение за свободу и народные права», миновав свой пик в середине 80-х годов, пошло на спад.

Положение рабочих и их первые выступления

С мэйдзийскими преобразованиями связано зарождение в Японии рабочего класса и первые выступления рабочих.

Проведение политики модернизации — отмена монопольных прав ремесленных цехов и купеческих гильдий, провозглашение свободы выбора хозяйственной деятельности, аграрная, налоговая денежная реформы — создали базу ускоренного развития национальной промышленности. Наиболее быстрыми темпами развивалось хлопкоткачество. Кроме того набирали силу горнорудное дело, бумажное и шелкоткацкое производство, производство фарфора, винокурение. Соответственно, росли и ряды промышленных рабочих.

Главным источником формирования рабочего класса были потерявшие землю крестьяне, которые либо уходили на заработки в город, либо продавали по контракту предпринимателям своих детей, в большинстве случаев девочек. При этом у японского крестьянина не порывалась связь с деревней: он продолжал обрабатывать свой участок на правах аренды и для этого на период страды возвращался домой. Нередко на это время приостанавливалась работа, например, на шахтах.

Развитие промышленности способствовало распаду ремесленных цехов (дза), и разорению ремесленников, не выдерживавших конкуренции. Бывшие подмастерья и ученики, реже мастера, также пополняли ряды наемных работников. То же происходило и с кустарями, мелкими торговцами и другими представителями низших слоев городского общества. Наконец, наемными работниками становились деклассированные самураи (ро̄нин) — те из них, кому не удалось пристроиться в армию и полицию или завести собственное дело.

Характерной чертой промышленного производства было доминирование мелких и мельчайших предприятий полукустарного ремесленного типа, где преобладал ручной труд. Очень мало использовались механические двигатели. Это накладывало свой отпечаток на положение рабочего класса и характер отношений в промышленности.

Условия труда на японских предприятиях были чрезвычайно тяжелыми: трудовое законодательство отсутствовало, рабочий день длился 14–16 час., не существовало никаких правил техники безопасности, царил произвол многочисленных надсмотрщиков. Как правило, работники жили в рабочих казармах. Заработная плата была мизерной, особенно у женщин, которые (вместе с детьми) в то время составляли свыше 60 % трудящихся в текстильной промышленности. Особенно невыносимым было положение учеников, которые фактически работали задаром. Более того, после года ученичества они были обязаны отработать на предприятии 10 лет.

Появившийся в 1882 г. закон о контроле над трудом предусматривал продолжительность работы «с утра до темноты, с кратким перерывом на отдых», снижение заработной платы в случае опоздания и возможность увольнения при его повторах. По этому закону рабочие имели один день отдыха в месяц. Нерабочими днями также считались новогодние торжества (7. дней) и день основания предприятия. Таким образом, зарождавшееся трудовое законодательство фактически давало право предпринимателям по своему усмотрению определять продолжительность рабочего дня и наказывать работников по поводу и без повода.

Характерной чертой складывавшихся трудовых отношений было широкое использование услуг специального подрядчика (ояката). Предприниматель заключал с ним общий контракт, а уже он находил рабочую силу и определял условия труда и размер заработной платы. В целом рынок труда формировался отрядами наемных работников, которые контролировались своими подрядчиками и были связаны с ними по патерналистскому принципу оябун-кобун, основанному на чувстве долга и лояльности по отношению к вышестоящему. Такие отношения, покоившиеся на конфуцианских догматах, имитировали семейные связи, в которых послушание, повиновение и преданность расценивались как благодарность, в данном случае за предоставление права на труд.

Первые 20 лет развития капитализма в Японии характеризовались отдельными стихийными протестами рабочих против невыносимых условий труда. Это были бунты и кратковременные забастовки. Такие выступления происходили на предприятиях горнорудной промышленности — на рудниках Икуно (префектура Хё̄го), где добывали золото и серебро, на шахтах на о-ве Садо, в Такасима, Миикэ. Даже на текстильных предприятиях, где использовался женский и детский труд, происходили забастовки. Несмотря на разрозненный и стихийный характер этих выступлений, они готовили базу для появления первых организаций трудящихся.

Сразу же после реставрации Мэйдзи был издан указ о роспуске цехов и запрете создания рабочих организаций. Поэтому первые объединения наемных работников создавались под названием «партий», что стало возможным с начала 80-х годов. Так появились «партии» штукатуров, рикш, рыбаков; вскоре все они были запрещены властями. Первые профсоюзы появились только в конце 80-х годов, после того, как было официально разрешено создавать их.

Социальный протест в Японии в годы мэйдзийских реформ, вне зависимости от того, какие общественные слои были в него вовлечены, характеризовался одной интересной особенностью. Процесс модернизации радикально менял систему отношений в японском обществе и, соответственно, содержание социальных конфликтов. Однако перемены происходили столь стремительно, что их участники не успевали осознать изменение своего социального статуса, осмыслить свои новые интересы и, тем более, выработать адекватную модель поведения, способную рационально эти интересы защитить. Поэтому движения социального протеста в мэйдзийской Японии проходили в традиционных формах, характерных для недавнего феодального прошлого.

Особенно ярко это проявилось в поведении крестьян, быстро и почти незаметно для самих себя превратившихся из феодального сословия в капиталистический общественный класс. Однако то же самое можно сказать и об образованных, «просвещенных» людях, возглавивших «движение за свободу и народные права». Несмотря на то, что они ставили перед собой вполне «современные» цели, создавали политические партии и т. п., их практические действия, характер отношений внутри их организаций оставались весьма далекими от идей европейского либерализма, которыми они вдохновлялись.

Дорога к современным формам организации общественно-политической жизни заняла в Японии много десятилетий — гораздо дольше, чем потребовалось для создания эффективного административного аппарата и конкурентоспособной экономики. По-видимому, заимствование готовых решений на основе иностранного опыта имеет ограниченную сферу применения: в переломные эпохи обществу нужно время, чтобы «прожить» собственную историю и осознать себя в новом качестве.

Изменения в экономической политике

80-е годы стали переломным периодом в развитии японского капитализма. Хотя Япония вступила в это десятилетие с грузом довольно сложных финансово-экономических проблем, в целом к тому времени эпоха первоначального накопления капитала уже завершилась, и все необходимые предпосылки для быстрого роста крупной частнокапиталистической промышленности были налицо. В этих условиях правительство приняло решение уйти из большей части базовых отраслей и передать их частному сектору.

В ноябре 1880 г. был принят закон о продаже государственных предприятий, под который подпадали практически все заводы и фабрики невоенного профиля. Правительство при этом рассчитывало решить сразу две проблемы. С одной стороны, укрепить позиции японской буржуазии, а с другой — облегчить бремя, каким являлись для государственных финансов расходы, связанные с содержанием предприятий.

Государственные предприятия безусловно сыграли чрезвычайно важную роль в становлении крупной промышленности, однако как источник увеличения доходов казны они себя не оправдали. За исключением нескольких образцовых текстильных фабрик, работавших на экспорт, государственные заводы и фабрики оказались убыточными, и расходы по их содержанию существенно усугубляли и без того тяжелое положение государственных финансов. В то же время, к концу 70-х годов крупная буржуазия и высшие слои дворянства уже накопили достаточно крупные состояния и были готовы при благоприятном стечении обстоятельств начать крупномасштабные инвестиции в промышленность и транспорт. Стимулом к этому и стало решение правительства о продаже государственных предприятий.

Для частного сектора эта сделка оказалась чрезвычайно выгодной, так как условия продажи государственной собственности были весьма далеки от коммерческих. Во-первых, продажа предприятий происходила не в форме торгов, а на индивидуальной основе. При этом государственные предприятия предлагались прежде всего тем представителям знати и буржуа, чьи семьи поддержали правительство в первые годы после реставрации Мэйдзи. Во-вторых, продажные цены были установлены на уровне, который был значительно ниже реальной стоимости предприятий (в среднем 1/3–1/2 стоимости основного капитала). В-третьих, покупателям обеспечивались чрезвычайно выгодные условия платежа — длительные рассрочки под низкие проценты.

Столь выгодные условия приобретения государственной собственности способствовали быстрому обогащению привилегированной части буржуазии и знати и заложили основы для формирования дзайбацу — японских финансово-промышленных групп. Так, в 1884 г. пароходной компании «Мицубиси» был сдан в аренду, а тремя годами позднее продан на выгодных условиях самый крупный в стране судостроительный завод в г. Нагасаки. Позже ей же были переданы золотые рудники на о-ве Садо, серебряные рудники Икуно, угольные шахты на Хоккайдо̄. Торговый дом «Мицуи» получил текстильные фабрики (в том числе и образцовую шелкомотальную фабрику в г. Томиока), а также угольные шахты Миикэ и т. д.

Одновременно с передачей государственных промышленных предприятий частному сектору правительство решило стимулировать строительство частных железных дорог. При этом частные железнодорожные компании не только освобождались от уплаты налогов в течение первых 10–15 лет своей деятельности, но и фактически страховались от убытков, так как на этот период государство гарантировало им уровень прибыли в 8 %.

Само же правительство с начала 80-х годов сосредоточило усилия на укреплении финансовой системы и развитии военного производства.

Политика финансовой стабилизации

С назначением в 1881 г. на пост министра финансов Мацуката Масаёси начался новый этап в финансовой политике правительства. Первоочередной задачей было объявлено достижение сбалансированности бюджета, погашение государственного долга и восстановление паритета между серебряной иеной и бумажными деньгами.

Для Достижения этих целей был предпринят целый комплекс мер. Прежде всего, было решено упразднить систему национальных банков, подобную той, что существовала в США, и создать банковскую систему во главе с Центральным банком (по европейскому образцу). Центральный банк Японии был учрежден в 1882 г. и наделен функциями управления государственным долгом и правом эмиссии бумажных денег под обеспечение золотыми и серебряный резервами государства. Причем для увеличения этих резервов было решено на средства, полученные от продажи государственных предприятий, закупить золотые и серебряные монеты. Лишь в периоды кризисов Центральный банк имел право эмиссии необеспеченных денег, но в ограниченных пределах и с обязательной уплатой налога (1,5 %–5 %). Национальные банки обязаны были передать свои резервы драгоценных металлов на хранение в Центральный банк и кроме того ежегодно осуществлять платежи в специальный фонд, предназначенный для погашения государственного долга.

Одновременно с целью увеличения доходов бюджета были повышены ставки некоторых видов прямых налогов и значительно увеличены многие косвенные налоги. Так, еще в 1880 г. более, чем вдвое был увеличен налог на сакэ. В 1882 г. он вновь вырост одновременно с ним повышены налоги на табачные изделия и введен гербовый сбор. В 1885 г. были установлены налоги на кондитерские изделия и соевое масло и т. д. В то же время предпринимались усилия по сокращению государственных расходов, в первую очередь на административный аппарат. Было также прекращено субсидирование частных предприятий. Некоторые виды государственных расходов, например, на строительные и общественные работы и содержание тюрем, были возложены на местные органы власти. С этой целью местные налоги были повышены, и их общая сумма увеличилась с 24 млн. иен в 1879 г. до 35 млн, иен в 1882 г.

Кроме того, благодаря значительному расширению экспорта (с 28,3 млн. иен в 1880 г. до 48,8 млн. иен в 1886 г.) и сокращений импорта (соответственно с 36,6 млн. иен до 32,1 млн. иен) торговый баланс начал сводиться с положительным сальдо, и с 1882 г, постоянная утечка золота заграницу сменилась его притоком в страну.

Результаты новой финансово-экономической политики проявились уже к середине 80-х годов. К 1886 г. фактически была восстановлена конвертируемость бумажных денег в драгоценные металлы и установлен паритет между серебряной и бумажной иеной. Размеры государственного долга сократились с 245 млн. иен в 1880 г. до 239 млн. иен в 1885 г. и 234 млн. иен в 1890 г. (при этом размеры ВНП, национального дохода и база налогообложения значительно увеличились). С 1886 г. правительство начало ежегодно составлять государственный бюджет, строго придерживаясь принципа сбалансированности доходов и расходов.

Укрепилась финансовая инфраструктура страны. В 1887 г. на правах инвалютного банка начал функционировать Иокогамский банк. Государству принадлежала 1/3 его капитала, а назначения на посты президента и вице-президента банка находились в компетенции министерства финансов. Среди других правительственных институтов следует упомянуть и Депозитное бюро министерства финансов. Оно было создано в 1877 г., и ему были передоверены депозиты населения в рамках «системы почтовых сбережений», а также некоторые другие фонды, принадлежавшие правительству. В 1885 г. на счетах Бюро находилось около 300 тыс. депозитов на общую сумму 9 млн. иен. Принимая на свои счета сбережения населения (в основном, наиболее бедных слоев общества), бюро инвестировало их в облигации и другие ценные бумаги правительства, префектуральных и муниципальных органов власти и тем самым предоставляло государству деньги для реализации его экономической политики.

Стабилизация денежного обращения и укрепление системы государственных финансов, осуществленные в 1881–1886 гг., безусловно, стали большим успехом финансовой политики правительства, однако социально-экономические последствия этих мер оказались весьма противоречивыми.

Стабилизация денежного обращения, сопровождавшаяся изъятием из обращения бумажных денег и восстановлением паритета серебряных и бумажных иен, привела к снижению цен на многие товары, и прежде всего на сельскохозяйственную продукцию. Так, цены на рис за 1881–1887 гг. снизились в 2,15 раза, а на шелк-сырец всего лишь за 3 года (1882–1885) — в 2,35 раза. Это принесло дополнительные тяготы японским крестьянам, так как теперь для уплаты земельного налога и различных местных налогов они были вынуждены продавать намного больше риса, чем прежде. Положение усугублялось еще и тем, что в 1880–1884 гг. многие районы страны пострадали от наводнений, тайфунов и заморозков.

В результате значительная часть крестьянских хозяйств оказалась на грани разорения. Чтобы сохранить свои крошечные наделы и предотвратить продажу имущества с молотка в случае неуплаты налогов, крестьяне вынуждены были обращаться к деревенским ростовщиками за ссудой. Последние не преминули воспользоваться их тяжелым положением и установили столь кабальные условия кредитования, что в результате множество крестьянских семей были пущены по миру. Так, за 1883–1885 гг. из-за невозможности уплатить налоги и погасить долги ростовщикам более 200 тыс. крестьян лишились своей земли.

Лишившиеся земли крестьяне вынуждены были либо арендовать участки у помещиков и богатых крестьян, либо становиться сельскими или городскими пролетариями. В результате японская промышленность получила дополнительные резервы дешевой рабочей силы.

Аналогичные процессы происходили и в городе — в условиях снижения цен множество мелких и мельчайших предприятий либо вообще прекратили существование, либо перешли в руки владельцев более крупных предприятий или торговцев.

Иными словами, в 80-е годы процессы концентрации собственности в руках помещиков, сельской и городской буржуазии и пролетаризации прежде независимых мелких собственников получили значительное ускорение. Тем самым были подготовлены благоприятные условия для промышленного бума второй половины 80-х годов.

Развитие японской экономики

Во второй половине 80-х годов быстрыми темпами развивалась текстильная промышленность, прежде всего две основные ее подотрасли — производство шелка-сырца и хлопчатобумажной пряжи.

В производстве шелка-сырца — основного экспортного товара Японии того периода — быстрые темпы набирала механизация производства. Причем наряду со строительством крупных шелкомотальных фабрик, оснащенных современным западным оборудованием, происходила механизация труда и на мелких предприятиях. Так, в 1893 г. из 3203 шелкомотальных предприятий, отнесенных к категории «фабрики» (т. е. с числом занятых 10 чел. и более) 2602 предприятия, или более 80 %, применяли механические станки.

На фабрики приходилось около половины производства шелка-сырца, остальная часть производилась в крестьянских хозяйствах. Там также происходили важные изменения, но они были связаны главным образом с улучшением методов разведения шелкопряда и выращивания коконов (например, с переходом к выращиванию коконов не только в весенний, но и летне-осенний период). Постепенно между специализированными фабриками и крестьянскими хозяйствами сложилось своеобразное разделение труда: первые производили высококачественную продукцию, направлявшуюся на экспорт, а вторые работали в основном на внутренний рынок.

В хлопкопрядении происходили аналогичные процессы. Лишь за 1885–1890 гг. было построено 10 крупных хлопкопрядильных — фабрик, вследствие чего их общее число увеличилось до 30. Однако, как и в шелкопрядении, в этой сфере продолжали преобладать мелкие предприятия мануфактурного типа и домашнее производство. В результате в 1891 г. лишь 39 % хлопчатобумажной пряжи было произведено машинным способом, а 61 % — на примитивных ручных станках.

Во второй половине 80-х — начале 90-х годов наряду с расширением мощностей перешедших в частные руки государственных предприятий происходило строительство новых крупных частных заводов и фабрик — по производству бумаги, цемента, стекла, искусственных удобрений, горных, металлургических, машиностроительных. При этом практически во всех отраслях можно было обнаружить сосуществование старых и новых форм и методов производства. Так, сакэ производилось на мелких предприятиях традиционными методами, а пиво — на крупных заводах, оснащенных западной техникой. Производство японской бумаги, как и в прежние времена, велось мелкими предприятиями или крестьянскими хозяйствами, а западная бумага изготовлялась на крупных комбинатах по западной технологии.

В результате уже к началу 90-х годов начал складываться двойственный характер японской промышленности: сосуществование крупных передовых в техническом отношении заводов и фабрик и множества мелких и мельчайших предприятий, использовавших примитивную технику и старые методы производства.

Создание льготных условий для деятельности частных компаний в сфере железнодорожного транспорта привело к значительному росту масштабов железнодорожного строительства. Первая частная железнодорожная компания «Нихон тэцудо» была создана в 1883 г., а в течение 1887–1889 гг. возникли еще 4 крупные компании («Санъё̄ тэцудо̄», «Кю̄сю̄ тэцудо̄», «Хоккайдо̄ тэцудо̄» и «Кансай тэцудо̄»), К 1892 г. ими было построено более 2000 км железнодорожных линий (к концу 90-х годов протяженность частных железных дорог составляла уже около 4700 км, а государственных — всего лишь 1325 км). Ввод в действие в 1889 году государственной магистрали Токио — Ко̄бэ и частной железной дороги Токио — Аомори, а также строительство линий на Кю̄сю̄, Хоккайдо̄ и в других районах страны позволили связать отдельные дороги в единую железнодорожную сеть и открыть сквозное движение поездов, что имело чрезвычайно важное значение с точки зрения развития внутреннего рынка страны.

В 1884 г. в Японии уже не было ни одного мало-мальски важного населенного пункта без телеграфа. Быстрый экономический рост в последующие годы повлек за собой усовершенствование телеграфных линий. В 1890 г. были проложены дополнительные кабели в проливе Цугару (Сангарском) и во Внутреннем море (Сэтонайкай). В следующем году правительство выкупило у датского Северного телеграфного общества часть кабельной линии между Японией и Кореей. Позже почта и телеграф были объединены в единую систему.

Что касается телефона, то японцы довольно долго примерялись к этому европейскому новшеству. Телефонные линии впервые были введены в действие в Токио и Иокогама в 1890 г. (197 номеров), а в О̄сака и Ко̄бэ — в 1893 г. Население не сразу оценило это замечательное изобретение и не спешило проводить телефон в свои дома. Однако через несколько лет спрос на него вырос в такой степени, что управлению телефонной связи в системе министерства путей сообщения пришлось испросить у правительства дополнительные средства для удовлетворения всех желающих.

По ходу модернизации постепенно начал меняться привычный для иностранцев облик «живописной» Японии, страны хризантем. Западный образ жизни входил в Японию с первыми номерами телефонов в 1890 г., первой междугородной телефонной линией, связавшей Токио и О̄сака, с первыми импортированными автомобилями, с первой трамвайной линией между столичными районами Симбаси и Синагава, с прокладкой подводного телефонного кабеля между Японией и США, с началом электрификации домов.

В центральной части крупных городов, среди традиционной застройки пока еще инородными вкраплениями появились многоэтажные европейские здания. Они возводились по проектам иностранных и отечественных архитекторов. В 1887 г. было начато строительство первого здания парламента, в то время самое высокого в Японии. В 1894 г. началась застройка делового центра Токио — Маруноути — в викторианском стиле, которая завершилась в 1923 г. сооружением административных зданий на американский манер. В 1895 г. было закончено строительство министерства юстиции, в 1896 г. по проекту японского архитектора Кинго Тацуно было возведено здание Банка Японии; он же был автором проекта старого здания Токийского вокзала, сохранившегося по сей день.

Целая эпоха приобщения Японии к европейскому образу жизни связана с существованием дворца, известного под названием Рокумэйкан (павильон «Крик оленя») — аллюзии на поэму из древнекитайской антологии «Шицзин» («Книга песен», XI–VI века до н. э.). Построенное по проекту англичанина Дж. Кондера в 1883 г. в районе столичного парка Хибия здание в итальянском стиле из красного кирпича в течение многих лет являло собой средоточие светской жизни на западный манер. Именно здесь элита приобщалась к западной культуре и новым обычаям. Японское правительство время от времени устраивало здесь приемы и балы, традиции проведения которых в стране раньше не было. В ноябре 1886 г. императрица со своей свитой впервые появилась здесь в парижском туалете, а не в привычном кимоно. Подобные мероприятия были тщательно продуманной правительственной кампанией с целью доказать иностранцам, что Япония стала «цивилизованным» государством.

Наиболее ярким примером европеизации столицы может служить изменение облика района Нихомбаси, получившего свое имя от названия моста, от которого в токугавской Японии велся отсчет расстояний по всей стране. Здесь возводились первые банки, универмаги, кафе, рестораны, что символизировало соединение власти денег и культуры.

На основе магазина, принадлежащего дому Мицуи еще с XVII века, вырос один из самых известных универмагов — «Мицукоси». Неподалеку от него стоял тоже старинный магазин «Сирокия». Оба были неотъемлемой частью Эдо на протяжении веков, и оба достаточно успешно адаптировались к коренным переменам, происшедшим в мэйдзийскую эпоху. «Сирокия» первым стал торговать европейской одеждой, которая первоначально использовалась в армии, а затем стала форменной для чиновников и учащихся. В этом же магазине был установлен один из первых телефонов, и именно здесь впервые в Японии появились девушки-продавщицы.

По другую сторону моста Нихомбаси появился один из первых западных магазинов — «Марудзэн», — торговавший всеми товарами, от одежды до книг, которые ассоциировались с обликом истинного европейца. В мэйдзийскую эпоху быть постоянным покупателем Марудзэн означало не только иметь хороший вкус, но быть причастным к интеллектуальной элите. В результате слово «Нихомбаси» стало метафорой просвещенности и знаний, культуры и джентльменского поведения.

Бурное промышленное и железнодорожное строительство продолжалось и в 90-е годы, хотя в самом начале десятилетия японская экономика пережила первый в своей истории кризис перепроизводства. Он затронул главным образом текстильную промышленность, хотя некоторое время застойные явления наблюдались и в ряде других отраслей. В 1890 г. производство хлопковых тканей снизилось на 16 %, а сокращение более чем вдвое экспорта шелка-сырца (из-за ухудшения конъюнктуры на мировых рынках) сильно ударило по крупным шелкопрядильным фабрикам, работавшим на экспорт.

Весьма примечательными в этой связи представляются действия текстильных фабрикантов по преодолению кризиса. Так, картель «Бо̄сэки рэнго̄кай», объединявший крупнейшие хлопкопрядильные компании, принял решение о сокращении объемов производства на всех предприятиях и установлении строгого контроля за ценами, а также о необходимости всемерного расширения экспорта. Участники картеля даже обратились в японский парламент с требованиями об упразднении пошлин на экспорт хлопчатобумажной пряжи и импорт хлопка. Иными словами, как только молодой японский капитализм столкнулся с относительной узостью внутреннего рынка (вследствие крайне низкого уровня жизни большей части населения), в качестве средства преодоления этого препятствия он избрал классический путь — экспортную экспансию.

Тенденции в развитии внешней торговли

С начала 80-х годов, когда ускорилось развитие частнокапиталистического сектора экономики, объемы внешней торговли стали также быстро нарастать. Если за 1868–1881 гг. японский экспорт увеличился в 2 раза, а импорт — в 2,9 раза, то за последующие 13 лет (1882–1895) в 3,6 раза, а импорт — в 4,4 раза. При этом, как отмечалось выше, с 1882 г. японский внешнеторговый баланс начал сводиться с положительным сальдо (исключение составил лишь кризисный 1890 г.), и страна смогла накопить солидные золотовалютные резервы.

Однако, как и в первое десятилетие после реставрации Мэйдзи, Япония продолжала вывозить в основном сырьевые товары, а также ремесленные изделия. Среди первых лидерство принадлежало шелку-сырцу, чаю и рису (в начале 80-х годов на них приходилось 2/3 общего объема экспорта). Позже к ним присоединились медь и уголь, и в 1894 г. на долю этих пяти продуктов приходилось 3/5 японского экспорта. Иными словами, к середине 90-х годов эффект индустриализации еще не успел проявить себя в изменении структуры экспорта, который по-прежнему носил преимущественно сырьевой характер.

Значительно большие изменения претерпела за это время структура импорта. В начале 80-х годов почти 3/5 его объема приходилось на хлопковую пряжу, а также хлопчатобумажные и шерстяные ткани. Другими важными статьями импорта были сахар, нефть, металлопродукты. Однако уже к 1894 г. эта структура резко изменилась — доля хлопковой пряжи, шерстяных и хлопчатобумажных тканей упала до 20 %, но резко возросла доля хлопка-сырца, а также машин и оборудования.

По мере развития внешней торговли постепенно укреплялись позиции японских торговых фирм в экспортно-импортных операциях, и ослабевали позиции иностранных компаний, которые в первые десятилетия Мэйдзи почти полностью контролировали внешнеторговые операции Японии.

Первым значительным шагом в этом направлении было создание в 1876 г. группой «Мицуи» торговой компании «Мицуи бусан» (прообраза нынешних со̄го̄ сё̄ся — универсальных торговых компаний), которой вскоре удалось получить приличную долю в осуществлении экспорта шелка-сырца. Этому примеру последовали и другие предприниматели, и в 80-х годах были организованы еще 4 крупных внешнеторговых компании («Окура гуми», «Моримура гуми», «Такада сё̄кай», «Кансай бо̄ки сё̄кай»). В ведущих торговых городах Азии и Европы были открыты зарубежные агентства этих фирм и их позиции, прежде всего в операциях по экспорту хлопковых тканей и импорту хлопка-сырца, существенно укрепились. Но в целом к началу японо-китайской войны 1894–1895 гг. лишь около 17 % внешнеторговых операций Японии осуществлялось японскими торговыми компаниями, основная же часть по-прежнему находилась в руках иностранцев.

Хотя в 80-е — первой половине 90-х годов в Японии происходило быстрое развитие промышленности, транспорта и торговли, накануне японо-китайской войны она все еще оставалась крестьянской страной: в 1895 г. в сельском хозяйстве было занято более 70 % трудоспособного населения, а в промышленности всего лишь 10 % (соответственно, 16912 тыс. и 2392 тыс. чел.). Крупных промышленных предприятий было немного, а что касается мелких, зачастую трудно было даже определить основную сферу их деятельности из-за совмещения на одном предприятии различных производств. Перемены в жизни населения затронули лишь немногие крупнейшие города. Европеизация вплоть до начала XX века оставалась достоянием небольшого слоя образованных людей. Иными словами, Япония находилась лишь в начальной стадии модернизации экономики, и основная работа по реализации этой задачи ждала ее впереди.

Первые политические партии Японии

До реставрации Мэйдзи понятие «политическая партия» не было свойственно японскому типу государственности. В стране не было соответствующей традиции, ибо главной заботой бакуфу было подавление любых групп, которые в той или иной степени проявляли интерес к государственным делам.

Новые власти, несмотря на заимствование европейского опыта в различных сферах, были заняты, в первую очередь, борьбой за сохранение национальной независимости путем создания «богатой страны и сильной армии» и не спешили применить его для реорганизации политической системы. Поэтому ее реформирование отодвинулось на завершающую стадию мэйдзийских преобразований.

В октябре 1881 г. лидерами «движения за свободу и народные права» была создана первая в Японии политическая партия — Конституционная либеральная (Риккэн дзию̄то̄, в дальнейшем просто Дзию̄то̄). Ее возглавил Итагаки Тайсукэ. Итагаки, Накаэ Тё̄мин, О̄и Кэнтаро и другие лидеры Дзию̄то̄ изучали произведения французских просветителей и труды английских экономистов. На этой основе и формировалась идеология новой партии.

Дзию̄то̄ опиралась на либерально настроенных помещиков, сельскую буржуазию, интеллигенцию и небольшую часть крупных предпринимателей. Ее поддерживала в финансовом отношении фирма «Мицуи», занимавшая монопольное положение в текстильной промышленности, а потому связанная и с помещиками (получение сырья), и с буржуазией (его переработка).

Программа Дзию̄то̄ была весьма лаконична:

Несмотря на расплывчатый характер формулировок, в программе Дзию̄то̄ нашли отражение понятия «свобода», «равенство» и «братство». Кроме того, отсутствие в ней упоминания о монархии придавало ей радикальный характер. Поэтому партия сразу же подверглась гонениям. На Итагаки Тайсукэ было даже совершено покушение, придавшее ему и партии в целом мученический ореол. Дзию̄то̄ попыталась использовать это и выдвинула лозунг: «Итагаки может умереть, но свобода не умрет». В июне следующего года правительство официально разрешило деятельность либеральной партии.

В марте 1882 г. была организована вторая политическая партия — Конституционная партия реформ и прогресса (Риккэн кайсинто̄, в дальнейшем Кайсинто̄). Ее возглавил вышедший из правительства О̄кума Сигэнобу. Партия отражала интересы крупного предпринимательства и пользовалась популярностью у крупной и средней городской буржуазии, помещиков, занятых бизнесом, и части умеренных интеллектуалов. В частности, ее поддерживали Ивасаки Ятаро̄ (основатель концерна «Мицубиси») и знаменитый просветитель-западник Фукудзава Юкити.

По сравнению с Дзию̄то̄, Кайсинто̄ была более умеренной и консервативной. В ее программе содержались реверансы в сторону императорской власти. Так, в ее преамбуле говорилось:

Основное содержание программы сводилось к следующему:

Общим для обеих партий был их немногочисленный состав и неприятие политики властей, хотя их лидеры были видными членами правительства на протяжении ряда лет. В идеологическом плане они не так уж отличались друг от друга. Тем не менее партии не только не сотрудничали, но и постоянно нападали одна на другую, тратя на это гораздо больше энергии, чем на противодействие правительству. Их противостояние основывалось на отстаивании разных региональных и экономических интересов, а также, во многом, на различиях темпераментов и характеров их лидеров.

Положение в самих партиях осложнялось фракционностью, которая стала неизменным спутником всех японских политических партий вплоть до наших дней. В Дзию̄то̄, например, накануне создания парламента действовало четыре главные фракции.

Фракции складывались вокруг основных лидеров, причем значительную роль в их формировании играло наличие общей «малой родины» (фурусато) у их членов. В основе фракционности лежала система социальных связей, свойственных японскому обществу: строгое подчинение по вертикали (основанная на конфуцианских принципах система оябун-кобун) в семье, в общине, а теперь и в партии. Каждый член партии занимал строго отведенное ему место и действовал в соответствии с групповыми ожиданиями. Это вело к ослаблению инициативы и чувства персональной ответственности, что нередко приводило к ошибочным решениям в партийной деятельности.

Почти одновременно с возникновением Кайсинто̄ власти создали «карманную» проправительственную партию — Конституционную императорскую (Риккэн тэйсэйто̄, далее Тэйсэйто̄), призванную противодействовать росту популярности независимых политических организаций. В нее вошли главным образом чиновники, а ее фактическими руководителями были Ито̄ Хиробуми, Иноуэ Каору и другие члены правительства. Во вполне верноподданническую программу партии были заложены монархические принципы, позже нашедшие отражение в конституции:

Одновременно предпринимались попытки создать в той или иной форме организации социалистической направленности. Они были малочисленны, а их существование кратковременным. Наиболее заметной была Восточная социалистическая партия (То̄ё̄-сякайто̄). Через месяц по приказу полиции она была распущена. Фактически в Японии в то время действовали только две партии — Дзию̄то̄ и Кайсинто̄. Тэйсэйто̄ не имела реального политического значения, поскольку ее лидеры абсолютно не интересовались партийной деятельностью.

Обе оппозиционные партии, особенно Дзию̄то̄, вели активную работу по вербовке своих сторонников на местах. Дзию̄то̄ имела наибольшее влияние в центральной Японии, в префектурах расположенных вокруг столицы и промышленных центров — О̄сака и Нагоя. Это объяснялось тем, что там крестьянские хозяйства и местная буржуазия были ориентированы на внешний рынок (производство шелка-сырца и чая), что и обусловливало их большую политическую активность.

Рост влияния партий в провинции вызвал обеспокоенность правительства, и в июне 1882 г. оно приняло закон, давший право губернаторам ограничивать их деятельность на вверенной им территории. Закон запрещал партиям создавать местные отделения или налаживать связи с какими-либо другими организациями для проведения политических дискуссий или устройства лекций. В результате многие местные группы были формально распущены, но активность членов Дзию̄то̄ не уменьшилась. Некоторые из них, принадлежавшие к радикальному крылу партии, даже принимали участие в крестьянских волнениях.

Противостояние центрального правительства и оппозиции на местном уровне наиболее отчетливо проявилось во время событий в префектуре Фукусима в 1883 г. Губернатор исключительно рьяно проводил в жизнь указ правительства о запрещении партийной деятельности в провинции и постоянно разгонял собрания, устраиваемые членами либеральной партии. Еще большее недовольство вызвала его экономическая политика. Он повысил местные налоги и ввел трудовую повинность при строительстве дорог. Крестьяне при поддержке сторонников защиты народных прав, выступило с протестами. В ответ губернатор арестовал членов Дзию̄то̄ из состава префектурального собрания, обвинив их в подготовке государственного переворота. Правительство, со своей стороны, попыталось использовать эти события для общего наступления на дзию̄ минкэн ундо̄.

Однако волнения на местах продолжались, несмотря на правительственные репрессии. В этих условиях наметилось расхождение в рядах Дзию̄то̄ относительно тактики действий: одни, главным образом высшее руководство, осуждали насильственные методы, другие, наоборот, требовали более радикальных действий. Это нашло отражение в работе съезда партии в марте 1883 г., где возобладали взгляды радикалов. Лидером Дзию̄то̄ остался Итагаки, но его ближайшими помощниками стали известные лидеры левого крыла, такие как О̄и Кэнтаро̄.

Однако участие членов Дзию̄то̄ в радикальных действиях «движения за свободу и народные права», активно поддержавшего крестьянские выступления (в префектурах Гумма, Ибараки, Тотиги, Сайтама), испугало руководство партии, и оно объявило о ее роспуске в октябре 1884 г.

Кайсинто̄ также не особенно преуспела в партийном строительстве. О̄кума, посчитав, что до создания парламента полноценная политическая деятельность партии невозможна, в декабре 1884 г. вместе с большинством своих сторонников покинул ее ряды. С этого времени прекратилась регистрация членов партии, и она фактически перестала существовать.

Однако роспуск первых политических партий не означал исчезновения политической оппозиция правительству. В 1887 г. Гото̄ Сё̄дзиро̄ создал Ассоциацию всеобщего согласия (Дайдо̄ данкэцу), в которую вошли бывшие члены Дзию̄то̄ и Кайсинто̄ и даже члены проправительственной партии, в той или иной мере недовольные правительственной политикой. Постепенно к ее деятельности подключились радикально настроенные представители интеллигенции и мелкой буржуазии.

Организация правительства по европейскому образцу

В середине 80-х годов, учитывая перспективу принятия конституции и открытия парламента, правительство предприняло ряд мер по укреплению японской государственности, основанной на монархическом строе и власти олигархии.

Прежде всего была укреплена экономическая база монархии. Именно тогда во владение императорской семье были переданы огромные массивы земель и лесных угодий. Только за 1881–1890 годы размеры ее земельных владений выросли в 6 тыс. раз и составили 3654 тыс. га. Одновременно император стал не только крупнейшим японским землевладельцем, но и крупнейшим держателей акций и облигаций (на сумму в 8 млн. иен).

Важной мерой по укреплению монархического строя было принятие указа о введении аристократических титулов (июль 1884 г.). Это было сделано по инициативе Ито̄ Хиробуми, который считал необходимым создание прослойки знати для формирования в будущем палаты пэров, как противовес представительной нижней палате. По немецкому образцу вводилось 5 титулов — принц, маркиз, граф, виконт, барон. Их получили представители кадзоку, высших правительственных чиновников, офицеров армии и флота и выдающихся деятелей. Ито̄ Хиробуми, Ямагата Аритомо и Иноуэ Каору, например, были присвоены графские титулы.

Всего было утверждено 500 титулов: 12 принцев, 24 маркиза, 74 графов, 321 виконт, 69 баронов. Среди вновь титулованной знати лишь 35 чел. в прошлом не принадлежали к аристократии, остальные ранее были кугэ и даймё̄. Согласно указу,

С целью укрепления исполнительной власти в конце 1885 г. была проведена очередная реформа государственного аппарата. Образцом послужила структура германского правительства, учрежденного Бисмарком. Был упразднен дадзё̄кан, место которого занял кабинет министров (найкаку) из 10 министерств: императорского двора, иностранных дел, внутренних дел, финансов, военного, морского, юстиции, просвещения, сельского хозяйства и торговли, путей сообщения. Глава министерства императорского двора, он же хранитель императорской печати, стал ближайшим советником монарха по всем политическим вопросам.

Первым премьер-министром стал Ито̄ Хиробуми, по инициативе и предложениям которого и была проведена реорганизация. Объясняя суть изменений, Ито̄ писал:

Хотя в Японии появилось европейское по форме правительство, власть продолжала сохранять существенные традиционные черты. Например, в составе кабинета министров по-прежнему соблюдался баланс сил между представителями бывших княжеств Сацума и Тё̄сю̄, которые занимали по четыре основные должности. Более того, все премьеры, начиная с первого кабинета (1885) до 1918 г., за исключением двоих (О̄кума Сигэнобу и Сайондзи Киммоти) также были выходцами из этих княжеств.

Укрепляя позиции нового правительства, Ито̄ Хиробуми содействовал введению системы экзаменов на занятие должностей всеми чиновниками (кроме самых высших рангов). Экзамену предшествовал испытательный срок. Дальнейшее продвижение по службе помимо результата экзаменов зависело также от возраста, характера, состояния здоровья и способностей претендента. Так формировался слой правительственной бюрократии. Очень быстро она превратилась в оплот олигархии и стала важным компонентом государственной структуры. Большую роль в подготовке новой бюрократии начал играть (и по сей день играет) Токийский императорский (затем государственный) университет, созданный в 1877 г.

Преобразования политической системы затронули и уровень местной власти. Губернаторы, как и прежде, назначались центральным правительством, но были учреждены и выборные префектуральные и городские собрания. Членов префектуральных собраний избирали из числа депутатов уездных, городских, поселковых и деревенских собраний, которые уплачивали не менее 10 иен государственных налогов. Мэры избирались из числа членов городских собраний. Такой порядок сохранялся до 1899 г.

Собраниям всех уровней предоставлялось право решать основные местные вопросы. Однако для избирателей был установлен высокий имущественный ценз. Например, в 1890 г. право голоса из тысячи человек имели лишь 103. Существовало дополнительное ограничение — 1/3 депутатов избиралась теми, кто получал особенно высокие доходы. И еще один путь богатых к власти — мэры не получали заработную плату.

Создание первой японской конституции

Еще в манифесте о реставрации императорской власти указывалось, что весь народ «будет участвовать в общественном обсуждении», т. е. что при ведении государственных дел будет учитываться мнение общества. Однако в этом документе не содержалось какой-либо концепции конституционного строя. Поэтому в государственных органах, среди официальных лиц и внутри общественных движений в последующие годы возникал целый ряд концептуальных соображений о путях перехода к конституционному государству и о формах конституционного строя.

Растянутость подготовки конституции, которая заняла не один год, отражала две тенденции в японских правящих кругах. Большинство поначалу считало, что принятие конституции подорвет фундамент, на котором стоит японская империя т. е. централизованную власть во главе с императором. Другие, наоборот, полагали, что принятие конституции и учреждение представительного органа власти укрепит единство императора и народа и продемонстрирует Западу достижения в модернизации страны.

Подготовка к составлению конституции началась в Японии буквально на следующий день после реставрации. Уже в 1870 г. Ито̄ Хиробуми был направлен в США для ознакомления с американским конституционным правом. Он не только изучил текст американской конституции и сопутствующих законов, но и сумел ознакомиться с методами их составления. Последние заинтересовали Ито̄, но суть американской конституции была, по его мнению, мало подходящей для японских политических условий. Ито̄ считал, что в основе нового политического строя Японии должны лежать национальные обычаи. Американский вариант послужил для него, скорее, образцом того, что не следует включать в японский.

Вскоре дискуссия о конституционном строе возникла в левой палате, созданной в рамках реформы правительства в 1871 г. в связи с ликвидацией кланов. В результате ряд ее членов подготовили проект регламента деятельности нижней палаты будущего парламента. Получила известность концепция советников (санги) Кидо и О̄кубо. Оба они выступали за постепенное движение к «совместному правлению монарха и народа».

«Движение за свободу и народные права» выдвинуло большое количество проектов перевода страны на конституционные рельсы. Известно свыше 40 таких проектов, причем они обнаруживаются вплоть до нашего времени. Среди них наибольший отклик получила докладная записка о создании избранного народом парламента, которую в январе 1874 г. представили в левую палату сторонники дзию̄ минкэн ундо̄ Одзава Уро̄ и Комуро Нобуо (Синобу).

В апреле 1875 г. был обнародован императорский указ о постепенном переходе к конституционному строю и стал формироваться новый государственный механизм с такими звеньями, как палата старейшин (гэнро̄ин), верховная судебная палата (тайсинъин) и другие. Тем самым правительство перехватило инициативу у «движения за свободу и народные права» и резко сузило поле политического маневра для этого движения.

Следующий проект конституции был выработан в палате старейшин. Его авторы выступали за введение парламентаризма либерального толка. Однако правительством (особенно активно против выступали Ивакура Томоми и Ито̄ Хиробуми) и императором этот проект был воспринят как духовная поддержка «движения за свободу и народные права» и как нечто совершенно несовместимое с философией государственного строительства кокутай и обычаями японского народа.

В конце 1879 г. правительство поручило всем советникам (санги) подать письменные соображения о перспективах введения конституционного строя, однако выработать единый проект не удалось. В правительстве вспыхнули резкие противоречия вокруг представленного О̄кума документа под названием «Верноподданный доклад императору об открытии парламента» (коккай кайсэцу со̄ги). Основу его составляли 3 положения: немедленный созыв парламента, введение системы парламентских кабинетов, опирающихся на партийную политику, утверждение конституции императором. Нельзя было не заметить идеологической близости такого подхода ко взглядам, существовавшим внутри «движения за свободу и народные права».

Ивакура и Ито̄, отрицательно относившиеся к позиции О̄кума, в противовес ей выдвинули концепцию государственного строительства, главную идею которой заключалась в полной независимости государственной власти от волеизъявления народа.

Окончательное выражение концепция Ивакура-Ито̄ получила в документе под названием. «Меморандум о создании конституции» (кэмпо̄ сэйтэй икэнсё), который был представлен Иноуэ Коваси, но за которым стоял Ивакура. Основные мысли меморандума, основанного на признании принципов прусского конституционного права, были таковы: утверждение конституции императором, независимость осуществления им права верховного военного командования, незыблемость прерогатив императора, неприятие системы парламентских кабинетов, отрицание принципа солидарной ответственности правительства и т. п. Общая идея состояла в том, что права монарха не могут быть ограничены парламентом.

На этот раз точку в дискуссии в правящих кругах поставил опубликованный 12 октября 1881 г. указ императора с четким указанием на то, что в 1889 г. будет образован парламент, и что это будет сделано в соответствии «с высочайшим решением». В тот же день О̄кума был освобожден от должности советника; затем в течение двух месяцев из правительственных структур были убраны и его сторонники. Таким образом, точка зрения Ивакура и Ито̄ окончательно возобладала.

В 1882 г., т. е. на следующий год после принятия указа об учреждении парламента, правительство с санкции императора направило в западные страны миссию для изучения их конституций. Ее возглавил Ито̄ Хиробуми, который и принял на себя главную ответственность за подготовку окончательного проекта конституции. Одновременно с той же целью за границу отправились лидер Дзию̄то̄ Итагаки Тайсукэ и его заместитель Гото̄ Сё̄дзиро̄, что вызвало серьезные нарекания со стороны членов партии в их адрес за связь с правительством и фирмой «Мицуи», которая оплатила эту поездку.

Ито отправился в Германию, где обсуждал проблему конституции с канцлером Бисмарком и с крупнейшими немецкими юристами. По возвращении на родину он был назначен императором главой группы по составлению конституции. В этой работе ему помогали всего три человека — Иноуэ Коваси, Канэко Кэнтаро̄ и Ито̄ Миёдзи. Все они занимали высшие правительственные посты. Иноуэ был автором многих документов мэйдзийского правительства, в частности указа об образовании, был министром просвещения и членом созданного позже тайного совета. Канэко (получивший образование в США) был членом двух кабинетов, возглавлявшихся Ито̄, и тоже входил в тайный совет. Такой же послужной список был и у Ито̄ Миёдзи, который оказывал влияние на политические дела вплоть до своей кончины в 1934 г. Эта группа, не входя ни в какие правительственные структуры, была подчинена непосредственно императору.

Она работала в обстановке исключительной секретности в загородной резиденции Ито̄ Хиробуми в окрестностях Ёкосука. Будучи премьер-министром, Ито̄ осуществлял лишь общее руководство. Формулированием статей или отдельных параграфов конституции, подбором образцов для заимствования занимались остальные участники группы. Главным среди них был Иноуэ. Порядок работы был таков: каждый готовил свою часть, затем она обсуждалась другими, и только потом с ней знакомился Ито̄ Хиробуми. Консультантом был немецкий профессор-юрист, в то время работавший в Токийском университете и являвшийся советником при кабинете министров.

Значительные разногласия в верхах вызывало определение процедуры принятия будущей конституции. Одни считали, что для этого достаточно одобрения ее императором. Другие, например, лидеры политических партий Итагаки и О̄кума, настаивали на созыве учредительного собрания, которое представляло бы всю страну. Ито̄ Хиробуми принял компромиссное решение, предложив создать для этого тайный совет. Указ о его организации (май 1888 года) гласил:

Тайный совет объявлялся высшим совещательным органом при императоре. Его члены назначались непосредственно монархом из представителей высших должностных лиц. Совет состоял из председателя, его заместителя, 12 и более советников и секретарей. При этом все, за исключением секретарей, должны были быть старше 40 лет.

Председателем тайного совета был назначен Ито̄, который оставил в связи с этим пост премьера. На протяжении полугода тайный совет в обстановке строжайшей секретности обсуждал в императорском дворце подготовленный проект постатейно. Члены совета не имели права выносить бумаги из помещения, где проходили его заседания. Если кто-либо должен был поработать дополнительно, то делал это непременно в присутствии секретаря. Такие меры предосторожности были почерпнуты Канэко из опыта подготовки американской конституции. В результате ни одна ее статья не стала достоянием общественности до официального опубликования всего документа.

Император принимал участие во всех заседаниях тайного совета, касавшихся конституции. Нередко он призывал к себе Ито̄ и требовал разъяснений или давал указания по той или иной статье. Подчас император поддерживал предложения меньшинства, если был уверен, что они более соответствуют японским реалиям.

Одновременно с конституцией были подготовлены и комментарии к ней, которые были необходимы для подготовки общества к ее восприятию. Их основным автором был Ито̄ Миёдзи. Они также обсуждались императором и тайным советом. Но при публикации Ито̄ Хиробуми поставил под ними свою подпись, взяв тем самым на себя ответственность за их содержание.

Основные положения Конституция была провозглашена на конституции 1889 г. торжественной церемонии в императорском дворце в День основания империи 11 февраля 1889 г. Император Муцухито передал текст конституции в руки премьер-министра Курода Киётака. Это символизировало дарование императором конституции своим подданным. Во время церемонии император заявил:

Таким образом в обращении императора выделялись три аспекта: во-первых, что прежние прерогативы династии не ограничивались введением конституции; во-вторых, что династия будет править в соответствии с конституцией; и, в-третьих, что конституция «дарована и жалована» народу императором.

Конституция 1889 г., написанная простым и четким языком, представляла собой сравнительно небольшой документ, состоявший из 76 статей, объединенных в 7 глав. Они посвящены правам и обязанностям императора и подданных, парламенту, кабинету министров и тайному совету, судебной власти, вопросам финансов и дополнительным установлениям, касавшимся, например, пересмотра конституции. По свидетельству японских юристов, только 3 из 76 статей можно считать оригинальными, остальные заимствованы: 46 из немецкой конституции, остальные — из основных законов других стран.

Конституция представляла собой лишь скелет конституционного права, поэтому одновременно с ней были приняты другие законы и императорские указы, которые конкретизировали и дополняли отдельные ее статьи. Были обнародованы закон о государственных финансах, закон об императорском доме, закон об императорском парламенте, закон о выборах в палату представителей, указ о палате пэров. В законе об императорском доме, например, определялись порядок престолонаследия, церемония восшествия на престол и коронации, правила обращения к императорской особе, условия установления регентства или опеки; указывался состав императорской фамилии, утверждались расходы по содержанию императорского дома, уточнялись его наследственные владения, формулировались правила поведения членов императорской семьи. По значению этот закон уступал лишь конституции. Парламент не имел права его изменять. Это мог сделать только сам император по рекомендации тайного совета и совета императорской семьи. В законе об императорском парламенте были зафиксированы правила созыва и организации работы парламента, его финансирования, устройство палат, их взаимоотношения, отношения парламента с населением, правительственными учреждениями, местными собраниями.

Закон о выборах определял избирательные округа по префектурам и число депутатов от них, состав электората и кандидатского корпуса, правила составления списков голосующих и проведения избирательной кампании, возлагал финансовое обеспечение этих мероприятий на местные бюджеты. Закон о государственных финансах установил финансовый год для страны с 1 апреля текущего года по 31 марта следующего (что сохраняется и по сей день). Бюджет должен был утверждаться парламентом. В случае, если он не получал одобрения обеих палат, правительство имело право руководствоваться бюджетом предыдущего года. Это положение было заимствовано из немецкого образца.

Первая глава конституции, состоявшая из 17 статей, касалась места и роли императора в системе государственной власти. Было зафиксировано, что власть императорской династии существует извечно, а «особа императора священна и неприкосновенна». Ему, как главе государства, принадлежало право утверждать законы и отдавать приказы об их исполнении, созывать парламент, объявлять войну и заключать мир, подписывать международные соглашения, определять принципы организации и численный состав армии и флота в мирное время, назначать и увольнять всех высших гражданских и военных должностных лиц, жаловать дворянские звания, чины, ордена и иные знаки отличия. Император являлся верховным главнокомандующим армии и флота. Согласно конституции престол наследовался по мужской линии и допускалось регентство.

Одновременно конституция предусматривала определенные ограничения власти императора. Они были зафиксированы в 47 статьях и осуществлялись парламентом, министрами, судебными учреждениями, статьями конституции, гарантирующими права личности, и наличием самой конституции. Наиболее фундаментальные из них были сформулированы в ст.4 («Император — глава государства. Он обладает верховной властью и осуществляет ее согласно постановлениям данной конституции») и в ст. 5 («Император осуществляет законодательную власть в согласии с императорским парламентом»).

Согласно конституции, в стране учреждался двухпалатный императорский парламент (тэйкоку гикай). Он состоял из палаты пэров (кидзокуин), предшественницей которой был гэнро̄ин, и палаты представителей (сю̄гиин), являвшейся абсолютно новым органом в системе японской государственности.

Отношения императора и парламента были конкретизированы в целом ряде статей. Например, необходимо было получить согласие парламента на введение законов в действие: «Ни один закон не может быть издан без одобрения парламента» (ст. 37). Согласно ст. 8, императорские указы считались недействительными без одобрения парламента. Однако эти ограничения императорской власти фактически не действовали. Ограниченная де-юре власть японского императора оставалась неограниченной де-факто.

Положение о палате пэров конкретизировал специальный указ. В ее состав входили члены императорской фамилии, представители титулованной знати и лица, назначаемые императором. К последней категории относились лица, имевшие особые заслуги перед государством, видные специалисты в той или иной области и крупнейшие налогоплательщики, т. е. богатейшие представители помещиков и буржуазии.

Члены императорской фамилии, принцы и маркизы считались членами палаты пэров пожизненно и по праву наследования; графы, виконты и бароны избирались на 7 лет; лица, назначаемые императором за особые заслуги, утверждались премьером и становились членами палаты пожизненно. Крупные налогоплательщики избирались в префектурах из числа тех, кто уплачивал 300 и более иен прямых налогов, сроком тоже на 7 лет. Каждая префектура представляла одного или двух кандидатов этой группы в зависимости от численности населения. Затем эти кандидатуры утверждались императором.

Палата представителей избиралась на основе закона о выборах, опубликованного одновременно с конституцией. Избирательное право предоставлялось мужчинам старше 25 лет, платившим свыше 15 иен прямого налога и проживавшим в своем избирательном округе не менее полутора лет. Кандидат в депутаты должен был быть не моложе 30 лет и внести высокий денежный залог. Депутатский мандат действовал 4 года.

Парламент имел право принимать или отвергать законопроекты, представленные правительством, входить с законодательной инициативой, утверждать бюджет и императорские указы, изданные в период между сессиями. Все решения в обеих палатах принимались большинством голосов. По конституции кабинет министров был ответственен не перед парламентом, а перед императором. Верхняя палата обладала правом вето на решения нижней.

Высшим консультативным органом при императоре стал, согласно конституции, тайный совет (сӯмицуин), созданный еще в 1888 г. для обсуждения проекта основного закона. Теперь его состав был расширен до 27 чел. Он должен был давать рекомендации монарху по просьбе последнего. Совет был независим от правительства и парламента и подчинялся только императору. Фактически каждое сколько-нибудь важное решение правительства или парламента должно было получить одобрение этого органа.

Гл. 2 о правах и обязанностях подданных гарантировала все основные права человека, но формулировка каждого из них сопровождалась стереотипным ограничением, вроде «за исключением случаев…» или «в пределах закона». Например, в ст. 28 говорилось: «Все японские подданные пользуются свободой вероисповедания в пределах, совместимых с общественным спокойствием и порядком, а также с их обязанностями, как подданных». Кроме того, действие статей этого раздела приостанавливалось в случае войны или национального бедствия.

Что касается судопроизводства, то конституция доверила его специальным органам. По ст.57, судебные функции осуществлялись судами от имени императора согласно соответствующему закону. Комментируя положения о судебной власти, которая была нововведением для японцев, Ито̄ Хиробуми писал:

Однако из-под действия гражданских судов выводилась огромная армия чиновников, для решения дел которых создавались специальные административные суды.

Мэйдзийская конституция никогда не изменялась, хотя в ее тексте были положения, предусматривавшие такую возможность. Но процедура принятия поправок была достаточно сложной:

Главное же заключалось в том, что предложение об изменении конституции могло быть внесено в парламент только по повелению императора.

В целом форма государственного правления мэйдзийской эпохи сильно отличалась от конституционной монархии того типа, что существует сейчас, например, в Великобритании или в послевоенной Японии. Конституция 1889 г. не гарантировала господство права. Ее создатели истолковали конституцию как дарованную императором народу, так что парламент, правительство и суды оставались под властью императора. Государственные чиновники, исполнявшие делегированные им императором полномочия, были связаны не конституцией, а его властью. По конституции, назначаемая верхняя палата парламента обладала правом вето на решения нижней палаты. Одно из центральных мест в государственном устройстве занимал такой институт, как тайный совет. Кроме него, в дальнейшем важную роль в управлении государством стали играть пожизненные советники императора гэнро̄, чей статус вообще не был определен конституцией.

Основная цель авторов первой японской конституции состояла в том, чтобы с ее помощью провести военную и экономическую модернизацию и создать такой механизм суверенного государства, который придал бы Японии респектабельность в глазах остального мира. Однако, несмотря на стремление к модернизации государства, в мэйдзийской конституции просматривалось соединение старых и новых принципов. В ней были сильны традиционные элементы государственного строительства — в частности, влияние конфуцианских постулатов. Они проявились тем более выпукло, что как раз в то время наблюдался откат от безоглядной европеизации в сторону национальной идеи.

Но при всей своей ограниченности конституция 1889 г. являла собой пусть скромный, но шаг вперед по пути страны к демократии и парламентаризму.

Начало работы парламента

Первые годы после принятия конституции и учреждения парламента характеризовались борьбой между правящими кругами и оппозиционными силами вокруг внедрения этого нового института государственной власти в политическую систему. При этом обеим сторонам зачастую не хватало политической мудрости, терпения и стремления к компромиссу.

Правящая олигархия численно была невелика (не более 12 чел.), но крепко держала власть. Многие годы большинство членов сменявших друг друга правительств были ее протеже. Ей противостояла нижняя палата парламента, большинство в которой принадлежало представителям политических партий и групп. Они предпринимали всевозможные усилия, чтобы получить власть. При этом мэйдзийские политики для достижения своих целей не брезговали взятками и прибегали даже к физическим мерам воздействия.

Борьба шла и внутри самой оппозиции. Накануне первых парламентских выборов в июле 1890 г. Гото̄ с его Ассоциацией всеобщего согласия поддержал кабинет Курода, что раскололо эту организацию. Итагаки попытался возродить Дзию̄то̄, но на этом этапе не сумел этого сделать из-за внутренних разногласий.

Первые выборы в парламент и первые сессии

Для проведения выборов вся страна была поделена на 257 избирательных округов, от каждого из которых должно было быть избрано по одному депутату или по двое, если население округа превышало 180 тыс. чел. От 214 округов было избрано по одному человеку, и от 43 — по два. Каждый избиратель ставил свою личную печать на бюллетене. В этих первых выборах участвовало 93,9 % всех имевших право голоса. Однако из-за высокого имущественного ценза, а также ценза оседлости, это составило чуть более 1 % населения.

Всего было избрано 300 депутатов, в том числе 170 от оппозиции и 130 — от проправительственных сил. Примерно 1 /3 депутатов относилась к дворянству (сидзоку), а остальные — к категории хэймин. В палату пэров было назначено 250 чел.

Уже на первой сессии парламента, открывшейся в ноябре 1890 г., начались баталии вокруг бюджета. Оппозиция требовала от правительства снижения налогов, удешевления государственного аппарата, уменьшения расходов на военные нужды. Она добилась сокращения расходной части бюджета на 10 %. Премьер-министр Ямагата Аритомо, последовательный борец с демократическими нововведениями, которые он считал «вреднейшей отравой», готов был распустить парламент, но было найдено компромиссное решение, и бюджет был отчасти восстановлен. Единства не было не только между представителями оппозиции, но и среди правительственных деятелей. В частности, Ито̄ и Ямагата постоянно спорили, что позже вылилось в противостояние «гражданской» и «военной» группировок. Распри привели к досрочному роспуску парламента в декабре 1891 г.

Новая избирательная кампания 1892 г. сопровождалась подкупами, коррупцией и даже расправами, на что была секретная санкция министра внутренних дел. Все эти действия были направлены против кандидатов от оппозиции. Известны кровавые столкновения населения с полицией и войсками в префектурах Ко̄ти и Сага, которые были избирательными округами Итагаки и О̄кума. По официальным данным, было убито 25 и ранено 388 чел. Несмотря на это, оппозиция опять получила большинство — 163 места. В связи с тем, что правительство допустило неблаговидные действия во время избирательной кампании, на сессии парламента ему был вынесен вотум недоверия. Но оно не ушло в отставку, сославшись на то, что подотчетно лишь императору.

На этой же сессии произошел конфликт между двумя палатами по вопросу о бюджете: нижняя урезала его, а верхняя восстановила; палата представителей обратилась с протестом к императору, который передал решение вопроса в тайный совет; этот орган подтвердил преимущественное право в этом вопросе нижней палаты, однако правительство, сославшись на соответствующую статью конституции, оставило в силе бюджет предыдущего года. Это один из примеров слабости законодательной ветви власти в рамках конституции 1889 г.

Правительственный кризис, вызванный скандалом вокруг методов проведения избирательной кампании, привел к появлению нового неконституционного, но чрезвычайно влиятельного в системе государственной власти института — группы пожизненных советников императора (гэнро̄).

Первоначально в неё вошли Курода, Ямагата, Ито̄ и Иноуэ. Затем ее состав был расширен, но число членов всегда оставалось невелико (за все время в число гэнро̄ входило 12 человек). Среди них были как гражданские, так и военные высшие чины. За исключением Сайондзи Киммоти, принадлежавшего к одному из древнейших родов, близких к императорскому дому, все они были выходцами из самурайских семей княжеств Сацума и Тё̄сю̄.

Этот орган получил право влиять на решения важнейших вопросов внутренней и внешней политики — назначение премьер-министров, объявление войны и заключение мира, подписание договоров с иностранными державами. Премьеры также назначались, как правило, из числа гэнро̄. С ними в первую очередь советовался император. Институт гэнро̄ прекратил свое существование со смертью последнего из них (Сайондзи) в 1940 г.

Основная борьба между правительством и парламентом разворачивалась вокруг проблем утверждения бюджета и внешней политики. Кроме того, оппозиция требовала, чтобы кабинет формировался из представителей партий. Этот вопрос был довольно просто разрешен в пользу олигархии изданием в начале 1894 г. императорского указа, в котором, в частности, говорилось:

На протяжении только 1894 г. парламент распускался дважды, но на новых выборах каждый раз оппозиция получала большинство, что свидетельствовало о недовольстве избирателей, т. е. помещиков, буржуазии и верхушки крестьянства, правительственной политикой. Назревал политический кризис, но вскоре распри между правительством и оппозицией прекратились в связи с выходом на передний план внешнеполитических проблем.

Сразу же после реставрации Мэйдзи Япония оказалась перед лицом целого ряда сложных международных проблем. При этом в японской внешней политике с самого начала проявилась тенденция оказывать давление на соседей, используя сочетание дипломатических и военных методов.

Формирование целей японской внешней политики

В ходе первых преобразований мэйдзийское правительство столкнулось с многочисленными внутренними проблемами. Победоносная военная экспедиция могла бы стать удачным средством их решения, поскольку переключила бы внимание недовольных на внешнюю политику и дала бы возможность отправить за границу массы охваченных брожением самураев. Новые лидеры пытались объединить страну на путях внешней агрессии, и поход в Корею подходил для этого как нельзя лучше. Кидо Такаёси по этому поводу писал руководителю военного ведомства:

Корея была важна для Японии не только сама по себе, но и как плацдарм для проникновения в Китай, тем более что она находилась в вассальной зависимости от него. Для осуществления японской континентальной политики к 70-м годам складывалась достаточно благоприятная международная обстановка. Позиции Китая на внешнеполитической арене, его связи с окраинными и островными территориями были ослаблены. Кроме того обострились отношения между Великобританией и Россией — основными соперниками Японии на Дальнем Востоке.

Япония не преминула воспользоваться этими обстоятельствами. В ее внешней политике обозначились два основных направления: ликвидация неравноправных договоров, заключенных с западными странами, и участие наравне с ними в ограблении Китая. Для решения второй задачи Япония нацелилась прежде всего на внешние владения Китая, на которые пока еще не особенно претендовали другие государства.

Присоединение о-вов Рю̄кю̄

Первым шагом на пути реализации этих планов было заключение в конце 1871 г. японо-китайского договора о мире, торговле и навигации. Во время подготовительных переговоров Япония пыталась навязать Китаю неравноправный договор, аналогичный тем, которые были у него с западными странами, т. е. получить право экстерриториальности, однако сделать это не удалось. Более того, она даже не добилась положения наиболее благоприятствуемой державы. Китайская сторона, в свою очередь, предложила Японии объединиться для совместного отпора Западу, но Япония не пошла на это, поскольку у нее были иные цели.

Сразу же после подписания японо-китайского договора мэйдзийское правительство, пренебрегая его положениями о взаимном уважении территориальной целостности, приступило к реализации своих планов относительно Кореи, о-вов Рю̄кю̄ (Окинава) и Формозы (Тайваня).

В прошлом принадлежавшие Японии, они в середине XIX в. находились в вассальной зависимости от Китая, что не помешало европейским странам и США вступить с их правителем в договорные отношения. Несмотря на эти обстоятельства, игнорируя протесты Китая, Япония в 1872 г. насильственным путем присоединила Рю̄кю̄ к своей территории. Были соблюдены некоторые приличия: правителю Рю̄кю̄ предоставили резиденцию в Токио и значительное содержание. Япония взяла на себя выплату всех его долгов и выполнение обязательств в соответствии с заключенными им ранее договорами. Однако формально архипелаг сохранял зависимость и от Китая, поэтому для придания законности присоединению островов к Японии необходимо было его официальное согласие.

Для этого решено было использовать ин-цидент с убийством японских рыбаков с Рю̄кю̄ жителями Формозы, когда они высадились на этом острове. В Пекин было направлено японское посольство во главе с руководителем ведомства иностранных дел Соэдзима Танэоми. Официальным поводом для визита был обмен ратификационными грамотами до договору 1871 г. Но главной целью посольства было подготовить китайское правительство к намечавшемуся японскому вторжению на Формозу. Соэдзима пытался убедить китайцев, что Япония хотела покарать лишь тех жителей острова, которые не подпадали под юрисдикцию Китая, и таким образом эта акция, якобы, ни в коей мере не затрагивала китайских интересов.

Формоза была выбрана потому, что предполагалось, что вооруженный инцидент здесь в меньшей степени мог привести к осложнению международной ситуации на Дальнем Востоке. Военной экспедицией, которая была осуществлена в начале 1874 г., руководил племянник Сайго̄ Такамори Сайго̄ Цугумити, а войска были укомплектованы по большей части самураями из юго-западных княжеств.

Однако японская акция вызвала серьезное сопротивление жителей Формозы и протесты со стороны Китая, США и Великобритании. Будучи совсем не готовой к серьезной войне с Китаем и опасаясь международных осложнений, Япония прекратила военные действия и начала переговоры, для чего в Пекин был отправлен бывший в то время руководителем ведомства внутренних дел О̄кубо Тосимити.

Переговоры велись при посредничестве британского посланника в Китае. В конце 1874 г. был подписан Тяньцзинский договор, согласно которому китайское правительство признало военную экспедицию Японии на Формозу правомерной. Кроме того оно обязалось выплатить 500 тыс. таэлей (таэль примерно равнялся иене) пострадавшим японским семьям и на возмещение затрат на строительство дорог и общественных зданий на острове.

Полученная компенсация составляла лишь малую часть понесенных Японией затрат на военную экспедицию на Формозу. Однако она позволила Японии добиться главной цели — присоединить о-ва Рю̄кю̄. В 1879 г. они получили статус префектуры.

Политика Японии в отношении Кореи

Еще в 1869 г. Япония отправила несколько дипломатических миссий в Корею для изучения отношений этой страны с Китаем и Россией и возможности установления непосредственных связей с ее правительством. Однако корейские правящие круги были резко настроены против иностранцев, в том числе и японцев, которых они порицали за их активные контакты с Западом. Более того, в 1871 г. были приняты законы, воспрещавшие любые связи с японцами. Поэтому японская миссия в 1871 г. удалилась с пустыми руками. Поскольку в самом японском правительстве не было единства мнений о сроках вторжения в Корею, Япония на некоторое время отложила эту акцию, переключившись на о-ва Рю̄кю̄.

Подготовка к захвату Кореи заняла не один год, прежде всего из-за серьезных разногласий среди политических руководителей Японии. Противники немедленных военных действий во главе с Ивакура Томоми опасались, что они нанесут непоправимый урон проводившимся в стране преобразованиям, поскольку потребуются огромные дополнительные средства. Получить их можно было бы лишь за счет увеличения налогов, внешних займов или выпуска бумажных денег, что, безусловно, вызвало бы рост недовольства населения. Кроме того это привело бы к осложнениям в отношениях с Россией, имевшей свои интересы в этом регионе, и Великобританией, которой Япония не смогла бы вернуть займы и тем самым дала бы повод к санкциям против себя. В 1873 г. дебаты в правительстве были столь напряженными, что потребовалось вмешательство императора, который высказался против немедленного начала военных действий в Корее. Сторонники войны (Сайго̄ Такамори, Это̄ Симпэй, Итагаки Тайсукэ, Гото̄ Сё̄дзиро̄ и др.) вышли тогда из состава правительства.

Во второй половине 1875 г. корейский вопрос вновь оказался в Японии в центре внимания. Поводом для этого стали неправомерные действия японских военных кораблей, которые под предлогом проведения гидрографических исследований вошли в устье р. Хан, на которой стоит Сеул. Корейская береговая охрана открыла огонь, японцы же в ответ высадили десант.

Японское правительство воспользовалось этими обстоятельствами, а также тем, что в Корее как раз тогда обострилась борьба за власть, и силой навязало Корее неравноправный договор точно так же, как в свое время поступил с Японией Перри: японскую дипломатическую миссию, которую возглавлял Курода Киётака, сопровождали два военных корабля с 800 моряками на борту. Этот договор был первым дипломатическим документом, подписанным Кореей.

Договор о мире и дружбе 1876 г., известный как Канхвасский трактат, отрицал вассальную зависимость Кореи от Китая. В ст. 1 говорилось: «Корея является независимым государством и пользуется такими же суверенными правами, как и Япония». Хотя формально в этом документе фиксировалось, что отношения между обеими странами устанавливаются на основе равенства, Япония получила право экстерриториальности и консульской юрисдикции. Корея, помимо Пусана, обещала открыть еще 2 порта, что и было сделано в 1880 и 1883 гг. Кроме того японская сторона получила целый ряд привилегий: назначать консулов в открытые порты, производить гидрографические съемки у корейских берегов.

В том же году были подписаны два дополнительных соглашения, главное из которых касалось торговых связей. Япония получила право вести беспошлинную торговлю в Корее, использовать там японские деньги и вывозить корейские металлические, что приносило ей огромные выгоды.

Договор 1876 г: четко обозначил политику Японии в отношении Кореи — превратить ее в колонию, — но время для этого еще не пришло. Япония боялась возможных столкновений с Китаем, а впоследствии и с Россией. Тем не менее, договор открывал двери для японской торговли на корейском рынке и способствовал вытеснению оттуда китайских и корейских купцов. Япония торговала не только своими, но и иностранными товарами, поскольку другие государства еще не имели торговых соглашений с Кореей. Японские товары были далеки от международных стандартов, но чрезвычайно дешевы. Это подрывало корейскую домашнюю промышленность. Одновременно Япония за бесценок закупала местную сельскохозяйственную продукцию — рис, бобы, хлопок, что в свою очередь приводило к росту цен и ухудшению положения населения. Все это вместе взятое обострило и без того неприязненное отношение корейцев к японцам.

Ситуацию в Корее в конце 70-х- начале 80-х годов можно назвать «смутным временем». Там продолжалась ожесточенная борьба за власть. К распрям внутри правящих кругов добавлялось тяжелое экономическое положение и усиление антииностранных настроений, которые нередко приводили к кровавым инцидентам. Положение там в известной степени напоминало положение в Японии перед реставрацией Мэйдзи, но в Корее вопрос об «открытии» или «закрытии» страны как средства достижения независимости не стоял, и борьба придворных группировок была лишена выраженной патриотической окраски.

Со своей стороны, Япония все интенсивнее и бесцеремоннее вмешивалась во внутриполитические дела в Корее. Однако на пути к захвату этой страны ей следовало прежде всего урегулировать свои отношения с Китаем, обострение которых японские политики считали пока несвоевременным. Для этого было желательно убедить китайцев, что Япония заинтересована лишь в прекращении изоляции Кореи, а не в ее оккупации. Провозглашенная японо-корейским договором 1876 г. независимость Кореи не была признана Китаем, который на протяжении веков удерживал ее в вассальной зависимости — правда, в достаточной степени формальной (ежегодные посольства с подарками к цинскому двору, получение корейским королем мандата на правление). Тем не менее, независимость Кореи была сильным ударом по престижу Китая.

Несмотря на заключение японо-корейского договора о мире и дружбе, в правящих кругах Кореи были распространены неприязненные чувства во отношению к Японии. Их разделяли и те, кто непосредственно подписал этот договор с корейской стороны. Гораздо большую симпатию вызывал Китай, поскольку многие считали его защитником корейских национальных интересов.

Китай, со своей стороны, стимулировал такие настроения. Так, Ли Хунчжан — фактический руководитель внешней политики цинского дворе — в письме, которое было доведено до сведения корейского короля, писал:

Пугая таким образом Корею, Китай намеревался превратить формальный сюзеренитет над этой страной в реальный. Однако преследовавший свои собственные цели китайский политик был недалек от истины.

В июле 1882 г. в Корее произошли антияпонские выступления. Начинались они как дворцовый переворот, когда одна из соперничавших политических группировок использовала недовольство солдат сеульского гарнизона многомесячной невыплатой жалованья. Целью этой группировки было уничтожить соперников и направить недовольство народа против ненавистных японцев. Нападению подверглось японское посольство. Было убито несколько офицеров, и весь штат посольства укрылся на английском судне в Инчхоне.

Эти события вызвали бурную реакцию в политических кругах Японии. Опять раздавались голоса в пользу немедленных военных действий, однако такое решение снова было отклонено императором. В Корею для выяснения ситуации была направлена миссия под эскортом военных кораблей.

Японская сторона предъявила ультиматум о выплате компенсации, который корейцы не торопились принять, рассчитывая на поддержку Китая. Дело в том, что по просьбе одной из корейских группировок Ли Хунчжан направил в Сеул китайские военные силы, которые должны были послужить противовесом возможным военным действиям японцев. Однако в конце концов Ли Хунчжан все же посоветовал корейской стороне урегулировать конфликт мирным путем.

В конце августа 1882 г. в Чемульпо был подписан японо-корейский договор. Согласно ему, Корея обещала в 20-дневный срок покарать всех виновных в нападении на японцев. Сделать это надлежало в присутствии официальных японских представителей. Япония получила контрибуцию в размере 500 тыс. иен, а также право держать свои войска в Сеуле для охраны миссии. В дополнении к этому договору было зафиксировано открытие еще одного корейского порта для захода японских судов, и во всех открытых портах расширена территория, где японцы могли беспрепятственно передвигаться. Японские дипломаты получили возможность свободно путешествовать со своими семьями по всей территории Кореи; при этом местные власти обязаны были заботиться об их безопасности.

Конфликт, казалось бы, разрешенный в пользу Японии, привел к обратному результату: усилению антияпонских настроений и расширению связей с Китаем. Китайские товары постепенно начали вытеснять японские с корейского рынка. В то же время западные страны по примеру Японии заключили торговые соглашения с Кореей: Великобритания, США и Германия в 1883 г., Россия — в 1884 г. При этом США, как и Япония, заявили о нет признании Кореи вассалом Китая.

Единственной силой в Корее, которая ориентировалась на Японию, были немногочисленные реформаторы. Япония по официальным каналам не поддерживала связи с ними, но делала это через лидеров оппозиционных политических партий и просветителей, таких как Фукудзава Юкити, Гото̄ Сё̄дзиро̄ и др. Под их влиянием партия реформаторов, стремясь осуществить корейский вариант преобразований Мэйдзи, совершила в декабре 1884 г. государственный переворот.

Япония использовала эти события для ослабления позиций Китая, который к тому же был вовлечен в военный конфликт с Францией. Как всегда, она действовала, якобы, во имя достижения Кореей полной независимости. Чтобы ускорить развитие событий, японцы обещали значительно сократить сумму наложенной на Корею контрибуции, но тут же потребовали равных с китайцами прав на учреждение своих фирм в Сеуле.

Активное вмешательство Японии во внутренние дела Кореи подстегнуло антияпонские выступления: толпа сожгла здание японской миссии в Сеуле, убила нескольких офицеров и солдат, разгромила дома и лавки японских купцов. Порядок в стране был восстановлен с помощью китайских войск, а лидеры партии реформаторов бежали в Японию. Вскоре оттуда прибыло большое посольство во главе с руководителем ведомства иностранных дел Иноуэ Каору в сопровождении военных кораблей, на борту которых находился значительный контингент сухопутных войск. В Сеуле был подписан договор, по которому Корея обязалась принести извинения и наказать виновных в убийстве японских подданных и разграблении их имущества, выплатить контрибуцию в размере 110 тыс. иен, выделить участок для постройки японского посольства, оплатить строительство посольского здания и казарм для солдат.

Решить корейский вопрос, не договорившись с Китаем, Япония не могла. Поэтому в начале 1885 г. туда была направлена миссия во главе с Ито̄ Хиробуми, которая продемонстрировала незаурядное дипломатическое искусство.

Переговоры в Тяньцзине начались в апреле и обнаружили все лицемерие японской дипломатии. Японцы настойчиво убеждали Китай в том, что не хотят воспользоваться его затруднительным положением из-за войны с Францией и готовы отложить на время решение корейского вопроса.

В результате был подписан договор, известный как «конвенция Ли-Ито̄». В соответствии с ним обе стороны обязались отозвать свои войска с территории Кореи и в будущем посылать их туда только в случае возникновения беспорядков и после предварительного уведомления об этом друг друга. Тяньцзиньский договор не провозглашал независимости Кореи, но японцы добились того, что их страна получила там такие же привилегии, как и Китай. Это был, безусловно, еще один шаг по пути ослабления китайского влияния в Корее и усиления там позиций Японии. Позже Китай неоднократно, но безуспешно пытался пересмотреть данный договор. Он просуществовал до начала японо-китайской войны 1894–1895 гг. и, по сути, послужил поводом к ней.

На протяжении десяти лет после заключения Тяньцзиньского договора отношения между Кореей и Китаем, с одной стороны, и Японией, с другой, были весьма напряженными как в политической, так и экономической сферах, примерами чего могут служить конкуренция Японии и Китая по прокладке телеграфных кабелей на территории Кореи, запрет на вывоз в Японию корейского риса и на лов рыбы японцами в прибрежных водах Кореи. Эмигрировавшие в Японию корейские реформаторы не оставляли попыток вооруженным путем захватить власть при поддержке некоторых японских политических лидеров, в частности, О̄и Кэнтаро̄.

Правда, правительство Японии не поддерживало подобные акции, считая, что они могут сорвать ее подготовку к большой войне. Япония рассматривала Корейский п-ов как сферу национальных интересов для обеспечения собственной безопасности, а завладение им — как первый шаг к созданию собственной колониальной империи. Обладание им считалось тем более необходимым, что на фоне прогрессирующего ослабления Китая усиливалось империалистическое соперничество европейских стран на Дальнем Востоке.

В то время Ямагата Аритомо предсказывал, что в течение 90-х годов Японии придется столкнуться не с Китаем или Кореей, а с Великобританией, Францией и Россией, поделившими Китай на сферы влияния. Теперь политические лидеры Японии понимали под независимостью страны не только суверенитет и полную свободу от иностранного контроля, но и право участвовать в империалистических захватах на континенте.

Развитие русско-японских отношений

Россия, как и США и европейские страны, была заинтересована в укреплении своих позиций на Дальнем Востоке. В связи с этим в русской внешней политике резко возросло значение Сахалина, южную часть которого активно осваивали японцы.

Согласно Симодскому трактату 1855 г. Сахалин не был разделен между обеими странами. Япония использовала затруднительное положение России в связи с Крымской войной и отказалась признать ее притязания на обладание всем островом. Однако в 1856 г. Россия возобновила освоение Сахалина, прерванное военными действиями в Крыму, ибо это диктовалось стратегическими интересами империи на Дальнем Востоке.

В 1867 г. в Петербурге было подписано временное соглашение о совместном владении Сахалином, которое признало свободу проживания там подданных обеих держав. В результате постоянно возникали конфликты между жителями острова — японцами, русскими и айну.

Генерал-губернатор Восточной Сибири распорядился направить на Сахалин группу крестьян-переселенцев, увеличить численность военного контингента, предоставить льготные условия русским частным компаниям на разработку угольных месторождений. Со своей стороны, после реставрации Мэйдзи японцы начали проявлять большую заинтересованность в южной части острова. Чтобы упредить действия русских, японское правительство уже в середине 1868 г. приказало поставить столбы с надписями о принадлежности Японии наиболее удобных участков для занятия сельский хозяйством и рыбной ловлей. Кроме того, японцы захватывали некоторые угольные разработки, открытые русскими специалистами, в чем их активно поддерживали западные державы. Учитывая все это, царское правительство решило возобновить переговоры с Японией по поводу установления прав России на весь Сахалин.

Сделать это было весьма затруднительно из-за сложного переплетения противоречий и интересов не только России и Японии, но и европейских стран и США. Последние, в частности, хотели колонизовать и Сахалин, и Хоккайдо̄. Англичане старались получить в аренду о-в Цусима, города Хакодатэ и Анива, создать на японском побережье военные базы, отрезав тем самым Россию от Тихого океана.

Для решения сахалинской проблемы США уже в 1869 г. рекомендовали новому мэйдзийскому правительству купить у России южную часть острова, как они это сделали с Аляской двумя годами ранее. Американское посредничество было отклонено Россией, так же, как и японское предложение провести границу по 50-й параллели или выкупить южную часть острова.

Активные русско-японские переговоры начались с прибытием в Токио в 1872 г. поверенного в делах и генерального консула в Японии Е.К.Бюцова. Однако их ход осложнялся серьезными разногласиями внутри японского правительства по вопросам внутренней и внешней политики. Отказ от планов похода на Корейский п-ов привел к отставке руководителя военного ведомства Соэдзима Танэоми, с которым непосредственно и был связан Е.К.Бюцов.

Японское правительство, чувствуя поддержку европейских держав и США, усиливало нажим на Россию, стараясь получить максимальную выгоду от передачи прав на Южный Сахалин. В то же время трезвомыслящие политики (например, заместитель руководителя бюро по колонизации Хоккайдо̄ и Южного Сахалина Курода Киётака) полагали, что Японии лучше отказаться от Сахалина, чтобы избежать конфликта с Россией, и направить основные усилия на освоение Хоккайдо̄.

В инструкции МИД России новому поверенному в делах было строго указано на недопустимость вмешательства во внутренние дела Японии и на необходимость убедить японцев в том, что проведение границы на острове не сможет предотвратить конфликты. «Поэтому единственный исход дела, который Вы постоянно должны иметь в виду, — отмечалось в инструкции, — уступка нам всего острова, географическое положение которого делает обладание им вопросом первостепенной важности для будущего развития нашего Восточного Сибирского прибрежья».

Основные переговоры начались в середине 1874 г. с прибытием в Петербург чрезвычайного и полномочного посланника Японии в России Эномото Такэаки. Он привез два проекта разрешения вопроса. Согласно первому, в обмен на Южный Сахалин Россия должна была уступить Японии о-в Уруп с прилегающими островками и компенсировать японскую недвижимость на Сахалине. По второму, Япония должна была получить все Курильские о-ва.

Оба проекта первоначально были отклонены русской стороной. Однако Россия стремилась ускорить решение этого вопроса из-за назревавшего конфликта на Балканах, и поэтому готова была пойти на серьезные уступки. В итоге царское правительство, не проявив достаточного упорства в переговорах, согласилось обменять Южный Сахалин на Курильские о-ва.

7 мая 1875 г. русский канцлер А.М.Горчаков и японский посланник Эномото Такэаки подписали «Трактат между Россией и Японией». В его ст. 1 говорилось:

8 ст. 2 было зафиксировано:

Согласно другим статьям Санкт-Петербургского договора, всем жителям уступаемых территорий предоставлялось право сохранять прежнее подданство или вернуться на родину, но при этом они подпадали под юрисдикцию той страны, к которой перешла соответствующая территория. В портах Охотского моря и Камчатки Япония получила для судоходства, торговли и рыбной ловли те же права, что и страны, обладавшие статусом наиболее благоприятствуемой нации. Кроме того японские суда, заходящие в порт Корсаков, освобождались от портовых сборов и таможенных пошлин сроком на 10 лет. Там же открывалось японское консульство. Российская сторона выплатила Японии за недвижимое имущество на Южном Сахалине свыше 112 тыс. руб. Компенсация за движимое имущество не выплачивалась, ибо оно было вывезено японцами полностью.

Русско-японский договор 1875 г. вызвал в обеих странах неоднозначные отклики. Многие в Японии осуждали его, считая что японское правительство обменяло имеющий важное политическое и экономическое значение Сахалин на «маленькую гряду камешков», какой им представлялись Курилы. Другие просто заявляли, что Япония обменяла «одну часть своей территории на другую». Подобные оценки раздавались и с русской стороны: многие полагали, что обе территории принадлежали России по праву первооткрывателя.

Санкт-Петербургский договор не стал окончательным актом территориального размежевания между Россией и Японией и не смог предотвратить дальнейшие конфликты между двумя странами. Его историческое значение заключается в другом: он стал первым для Японии равноправным международным соглашением, что являлось ее несомненным дипломатическим успехом.

Борьба Японии за отмену неравноправных договоров

Мэйдзийское правительство практически с первых шагов своей деятельности поставило вопрос о необходимости пересмотра неравноправных договоров, заключенных сёгунатом в 50-е годы, хотя это можно было сделать не ранее середины 1872 г., при условии предупреждения об этом за год. Достигнув первых успехов в налаживании внутренней жизни страны на новых началах, оно со всей остротой ощутило необходимость достижения независимости и равноправия в международных отношениях.

С точки зрения мэйдзийских лидеров, решение проблемы заключалось в следующем:

Однако прежде была сделана попытка наладить нормальные дипломатические отношения с США и европейскими державами. В 1871 г. туда была отправлена миссия во главе с министром иностранных дел Ивакура Томоми, главной целью которой было прозондировать возможности пересмотра неравноправных договоров. Речь шла, прежде всего, об упразднении экстерриториальности и консульской юрисдикции, а также об изменении таможенных пошлин.

В состав миссии Ивакура входили 48 представителей различных ведомств, в том числе такие крупные деятели как Кидо, О̄кубо, Ито̄ и Иноуэ. В императорском послании по поводу этой дипломатической акции указывалось:

Сначала миссия прибыла в Вашингтон, где ее принял президент США. Там японцы впервые столкнулись с необходимостью соблюдения дипломатического протокола. Им было указано, что они не могут вести переговоры, не имея специальных полномочий. О̄кубо и Ито̄ были немедленно отправлены в Токио для их оформления. После их возвращении в Вашингтон американской стороне был передан японский проект поправок к договору 1858 года. Японцы просили предоставить им таможенный суверенитет, отменить консульскую юрисдикцию и запретить высадку иностранных войск на их территории. Взамен они предлагали американцам предоставить право свободного передвижения по стране (а не только в открытых портах) и обязывались принимать иностранцев на работу в качестве советников. Вашингтон отклонил эти японские предложения и, более того, потребовал дальнейших уступок: в частности, разрешения вести торговлю на всей территории Японии и владеть там недвижимостью.

Миссия в США была пробным камнем японской дипломатии. Переговоры показали весь спектр трудностей, с которыми Японии предстояло столкнуться при пересмотре неравноправных договоров. Несмотря на первую неудачу, дипломатический опыт был, весьма ценен, и миссия Ивакура получила высокую оценку японского правительства.

В 1875 г. министр иностранных дел Тэрадзима Мунэнори начал переговоры о пересмотре неравноправных договоров. Он исходил из концепции, что сначала должна была быть восстановлена таможенная функция японского государства, а отмена консульского суда могла быть отложена до окончания реформирования японского законодательства. В 1878 г. на переговорах с США Япония сумела добиться таможенного суверенитета, что стало ступенькой на пути пересмотра неравноправного договора.

В сентябре 1879 г. Тэрадзима оставил свой пост, и его преемником стал Иноуэ Каору. К тому времени в Японии приближалась к концу работа над новыми уголовным и уголовно-процессуальным кодексами. С учетом этого, Иноуэ скорректировал курс на переговорах и поставил на первое место отмену консульского суда. Однако великие державы потребовали созвать совместную конференцию, на которой они хотели получить гарантии относительно составления в Японии кодексов и формирования в ней надлежащей системы юстиции.

В 1882 г. в Японии было проведено 21 заседание подготовительного совещания по этому вопросу под председательством Иноуэ, который отстаивал идею упразднения экстерриториальности иностранцев и возвращения Японии полного права осуществлять правосудие на ее земле. Что касается судебных дел с участием иностранцев, то предлагалось слушать такие дела при смешанном составе суда, куда входили бы японские и иностранные судьи; при обвинении иностранца большинство должны были составлять иностранные судьи, при обвинении японца — наоборот.

Международная конференция по вопросам пересмотра договоров открылось в мае 1886 г. На ней Иноуэ существенно смягчил свою позицию: он настаивал лишь на том, чтобы в обмен на разрешение поездок иностранцев по Японии с некоммерческими целями и открытие дополнительно трех портов японская сторона получила право применять к иностранцам японские административные правила и, в ограниченных пределах, японскую юрисдикцию и собирать таможенные пошлины в открытых портах.

В ответ британская и германская стороны на конференции предложили 15 июня 1886 г. совместный проект договора о консульской юрисдикции и потребовали положить его в основу переговоров. Их цель состояла в том, чтобы полностью открыть всю японскую территорию в интересах внешнеэкономической деятельности этих двух стран, компенсировав уступки японской стороны отказом от консульской юрисдикции. Это предложение почти совпадало с позицией Иноуэ на внутрияпонском подготовительном совещании, поэтому он легко с ним согласился.

22 апреля 1887 г. на конференции был принят проект договора. Согласно ему, японское правительство обязывалось создать необходимый механизм юстиции и принять соответствующие европейским стандартам законы, а гражданско-правовые и уголовные процессы в отношении иностранцев должны были проводиться в японских судах при большинстве участвующих иностранных судей.

В ответ на это в Японии вспыхнуло движение протеста против пересмотра неравноправных договоров на условиях, содержавшихся в проекте. Официальных представителей японской стороны обвиняли в капитулянтстве перед западными державами, в нанесении ущерба национальному суверенитету. В результате переговоры были прерваны, однако составление новых кодексов, несмотря на это, в целом было завершено.

Наряду с обычными дипломатическими и военными средствами борьбы за получение равноправного статуса на международной арене мэйдзииские власти активно использовали еще один метод — вполне рутинный в наше время, но достаточно новый для XIX века. Речь идет о целенаправленном формировании привлекательного образа своей страны в глазах мирового общественного мнения путем пропаганды собственной национальной культуры.

Этой цели служило регулярное участие Японии в разного рода международных выставках. Такие выставки, на которых народы демонстрировали свои достижения в разных сферах — промышленности, торговле, культуре — были в то время новым явлением. Первая из них состоялась в Лондоне в 1851 г.

Япония впервые показала себя Западу в 1862 г. в Лондоне и в 1867 г. в Париже, т. е. еще до реставрации Мэйдзи. Она представила на этих выставках то, с чем могла в то время выйти на мировую арену — свою традиционную культуру. Такая политика была направлена на формирование в глазах европейцев своеобразного — экзотического и привлекательного — имиджа Японии, и она увенчалась полным успехом. На этих выставках искусство Японии, особенно гравюра, сразу и безусловно покорило западного зрителя. Франция стала первой страной, где японское искусство проникло в быт и даже стало модой. Если ранее культура Дальнего Востока ассоциировалась в основном с Китаем, то теперь Япония заняла свою нишу.

Затем японцы устраивали свою экспозицию на выставках в Вене (1873), Филадельфии (1876), Париже (1878 и 1900), Чикаго (1893) и др. Участие в них стало политикой японского правительства, которое выделяло для этого значительные средства. Присутствие Японии на чикагской выставке обошлось в 630 тыс. иен, а на парижской 1900 г. — в 1,3 млн. иен. В дальнейшем расходы несло не только центральное правительство, но и органы местного самоуправления и частные фирмы. Подготовительную работу по участию в выставках координировал специально созданный отдел при министерстве сельского хозяйства и торговли.

Международные выставки рассматривались японским правительством как возможность продемонстрировать достижения модернизации, высокую степень приобщения японцев к западной цивилизации. При этом прилагались усилия противопоставить в глазах европейцев Японию Китаю, представить ее как уже модернизированную страну, с которой можно говорить на языке «цивилизованных наций». Так японское правительство подталкивало общественное мнение Запада к мысли о необходимости пересмотра неравноправных договоров.

Вне зависимости от того, насколько такие пропагандистские методы приблизили достижение конкретных целей японской дипломатии, их, безусловно, можно считать успешными. Целенаправленная японская пропаганда действительно создала психологическую основу для выделения Японии из числа стран Востока, которые большинством европейцев воспринимались в то время как колониальная периферия, населенная низшей расой, и, соответственно, как объект, а не как субъект мировой политики. Успешное применение во внешней политике этого нового метода еще раз показало гибкость и восприимчивость японской правящей элиты в деле осуществления модернизации страны.

Сменивший Иноуэ на посту министра иностранных дел О̄кума Сигэнобу решил вести переговоры о пересмотре договоров на двусторонней основе, что принесло свои плоды. Результатом стало подписание в 1888 г. первого равноправного торгового договора с Мексикой. В следующем, 1889 г., аналогичные договора были заключены с Германией, Россией и США. Однако в них сохранялось положение о смешанных судах, которое особенно болезненно воспринималось японцами (поэтому оно держалось в секрете).

В отличие от названных стран, Великобритания не собиралась идти на уступки по таможенным тарифам. Англичане предали гласности это секретное положение, стремясь спровоцировать беспорядки в Японии, чтобы укрепить свои позиции на переговорах. В чем они и преуспели: договоры не были ратифицированы. На О̄кума было совершено покушение, он лишился ноги, а новый кабинет в начале 1890 г. возглавил Ямагата, который поспешил начать переговоры с Великобританией.

С перерывами они продолжались до 1894 г., когда был подписан англо-японский договор. Он включал положения о новых тарифах (входившее в силу с момента его подписания) и о ликвидации экстерриториальности при условии принятия необходимых законодательных актов японской стороной; поэтому исполнение второго положения отодвигалось до 1899 г.

Великобритания выступила инициатором подписания полностью равноправного договора отнюдь не из-за симпатий к Японии, а потому что стремилась столкнуть ее с Россией в Китае. Подписанием англо-японского договора в 1894 г. за две недели до начала первой японо-китайской войны она дала Японии карт-бланш на агрессию.

В том же году японский министр иностранных дел Муцу Мунэмицу добился успеха в деле пересмотра договоров и с другими великими державами и осуществил отмену консульской юрисдикции. По сравнению с этим восстановление японского таможенного суверенитета запоздало: оно было достигнуто в 1911 г. Лишь тогда страница неравноправных договоров в японской истории была перевернута окончательно.

Модернизация Японии проходила под лозунгом «богатая страна — сильная армия», что предполагало ускоренное наращивание военного потенциала. Во внешней политике Японии военные методы также играли существенную роль, что было тогда совершенно естественным. В ходе модернизации были восприняты и освоены не только технические или культурные достижения Запада, но и характерные для эпохи колониальных захватов правила поведения на международной арене. В то время единственным путем занять уважаемое место в мире или, тем более, стать державой мирового ранга было проведение агрессивной внешней политики, направленной на создание собственной колониальной империи, и Япония естественным образом двинулась по этому пути. Правда, вплоть до начала войны с Китаем в 1894 г. Япония не была еще самостоятельным фактором мировой политики, но она быстро набирала силу, превращаясь во влиятельную региональную державу

В конце XIX в. борьба за территориальный раздел мира заметно обострилась. В то время ведущей колониальной державой продолжала оставаться Великобритания. Вместе с тем соотношение сил на мировой арене начало меняться за счет того, что в игру вошли новые участники.

К 80-м годам XIX в. Россия восстановила пошатнувшееся было после крымской войны положение первостепенной военной державы. Она быстро превратилась в опасного соперника Великобритании на Ближнем и Среднем Востоке и в Восточной Азии. В частности, в 90-х годах было начато строительство транссибирской железнодорожной магистрали, которая должна была помочь России утвердиться в Приморье и начать проникновение в Маньчжурию и Корею.

Тогда же все стали активнее выходить на мировую арену Соединенные Штаты. В то время американская промышленность переживала настоящий бум, и американские товары широким потоком хлынули на мировые рынки. Поскольку США тогда еще заметно уступали другим великим державам в военном отношении, американская экспансия носила преимущественно экономический характер. Уповая на свою экономическую мощь, американцы проповедовали идеи фритредерства, максимальной открытости рынков, обоснованно надеясь захватить их в конкурентной борьбе. Такую политику США проводили и в Китае, который рассматривался в качестве одного из важнейших направлений американской экспансии.

По мере того, как крепла промышленность Японии, она также стала нуждаться в новых рынках для сбыта своих изделий, а также в источниках дешевого сырья. Однако качество большинства японских товаров было недостаточно высоким для того, чтобы побеждать в конкурентной борьбе. Это толкало Японию к захвату внешних рынков при помощи военной силы, к созданию собственной колониальной империи. Перспективными объектами японской экспансии были соседние азиатские страны — Корея и Китай, которые испытывали глубокий внутренний кризис и не были способны эффективно сопротивляться.

Японо-китайская война 1894–1895 гг.

После заключения в 1885 г. Тяньцзиньского договора, предоставившего Японии такие же привилегии в Корее, как и Китаю, японская экономическая экспансия в Корее расширилась. Япония ввозила туда продукцию собственной промышленности, в основном текстиль, металлические изделия, керамику, оружие и пр. Другим направлением была скупка японцами риса и другие сельскохозяйственные продуктов непосредственно у корейских крестьян. При этом последние получали ссуду под будущий урожай, что приводило к их полной зависимости от японских ростовщиков. Японские компании также установили контроль над каботажным судоходством у берегов Кореи, а японские банки стали обслуживать текущие счета корейского правительства.

Чтобы не допустить образования односторонней зависимости от Японии, корейские власти время от времени пытались ограничить японскую экспансию административными мерами. Это приводило к конфликтам между двумя странами. В 1890 г. произошло обострение японо-корейский отношений из-за того, что корейское правительство ввиду неурожая наложило ограничения на экспорт риса и бобов, в 1891 г. протесты Японии вызвал запрет японским рыбакам вести промысел в районе о-ва Чечжудо.

В конце концов японские правящие круги пришли к выводу, что для обеспечения своих экономических интересов и полного овладения корейским рынком Японии следует установить в Корее свой политический контроль. Однако это было невозможно без применения военной силы, и Япония стала подыскивать повод для вооруженной интервенции. Случай представился в связи с началом в Корее в 1893 г. восстания тонхаков.

Тонхаки были приверженцами религиозной секты, образовавшейся в южных провинциях Кореи в 1835 г. Тонхак (букв, «восточное учение») возникло как реакция на широкое распространение в Корее сохак («западного учения», т. е. католицизма) и представляло собой причудливую смесь народных магических ритуалов, связанных, в основном, с целительством. В течение нескольких десятилетий секта не проявляла заметной политической активности, но в 1893 г. ее приверженцы подали корейскому королю петицию о реабилитации казненного еще в 1864 г. основателя секты. Петиция была отвергнута, последовали беспорядки, переросшие затем в восстание, в которое оказались вовлечены не только сами тонхаки, но и значительные массы не принадлежавших к секте крестьян, возмущенных произволом и коррумпированностью местной корейской администрации.

С самого начала восстание тонхаков имело антииностранную (антияпонскую и антизападную) направленность. Интересно, что, несмотря на это, японцы попытались установить контакт с лидерами движения, для чего с ведома японских властей в Корею приезжал Утида Рё̄хэй, руководитель японской националистической организации Гэнъё̄ся. Ему удалось встретиться с лидером повстанцев, которого он убеждал действовать как можно активнее. По-видимому, в планы Японии входила максимальная дестабилизация обстановке в Корее, что создало бы условия для японской военной интервенции.

То затухая, то разрастаясь, восстание тонхаков продолжалось около года. Корейские войска, посланные для подавления движения, не смогли разгромить отряды тонхаков и стали терпеть от них поражения. 23 мая 1894 г. корейский командующий признал свою неспособность подавить восстание и направил правительству депешу «с нижайшей просьбой» прибегнуть к помощи иностранных войск. После недолгих колебаний, конец которым положило известие о новом разгроме правительственных войск под Чансоном и захвате тонхаками города Чончжу, правительство Кореи 31 мая обратилось за помощью к Китаю.

Китай опасался, что в случае посылки его войск в Корею Япония также прибегнет к военной интервенции. Поэтому 3 июня китайский генеральный резидент в Корее Юань Шикай встретился с японским поверенным в делах Сугимура Фукаси и подробно проинформировал его о намерении временно ввести китайские войска в Корею. На основании 3-часовой беседы с Сугимура у Юань Шикая возникла уверенность, что Япония не намерена активно вмешиваться в корейские дела, о чем он и сообщил своему непосредственному начальнику, сановнику по делам Севера Ли Хунчжану. Сомнения китайцев рассеялись, и уже 8 июня 1894 г. в порт Асан прибыли 2,5 тыс. китайских солдат.

Но еще до того, как закончилась высадка китайского контингента с кораблей, 10 июня в район Инчхон-Сеул неожиданно начали прибывать японские войска. Решение об их отправке было принято 2 июня 1894 г. на экстренном заседании японского кабинета, созванном после получения донесения от Сугимура относительно просьбы корейского правительства о посылке китайских войск.

Между тем правительство Кореи, испугавшись, что страна превратится в арену боевых действий между японскими и китайскими войсками, 14 июня известило представителей Китая и Японии о том, что тонхаки «разгромлены» и большей частью уже «захвачены и казнены» (к тому времени город Чончжу действительно был возвращен под контроль правительства), и попросило вывести войска обеих стран.

Между Юань Шикаем и японским посланником О̄тори Кэйсукэ начались переговоры о совместном отводе войск. Договоренность уже была достигнута, когда японский дипломат получил из Токио телеграмму за подписью министра иностранных дел Муцу Мунэмицу, в которой, в частности, говорилось:

В японском правительстве возобладало мнение, что следует воспользоваться присутствием японских войск в Корее, чтобы оказать давление на корейский королевский двор и оттеснить от власти прокитайскую группировку, заменив ее прояпонской. Для этого было решено как можно дольше сохранять в Сеуле японский воинский контингент (в тот момент около 600 чел.).

Вместо согласованного вывода войск было решено предложить Китаю разработанный Ито̄ Хиробуми проект совместного проведения реформ внутреннего управления в Корее. Он предусматривал создание смешанной японо-китайской комиссии, задачами которой были бы:

Выдвигая это предложение, японская сторона с самого начала предполагала, что Китай на него не согласится. Так и случилось: Китай отверг японское предложение на том основании, что реформы — внутреннее дело Кореи, в которое никто не имеет права вмешиваться. Тогда японский министр иностранных дел Муцу Мунэмицу 22 июня направил Ли Хунчжану резкую ноту, в которой, в частности, говорилось:

26 июня японский посланник в Корее О̄тори посетил короля и «посоветовал» ему провести реформы внутреннего управления, для чего создать смешанную японо-корейскую комиссию. Несколько позже, 10 июля, он предъявил требование, чтобы корейское правительство официально объявило об аннулировании вассальной зависимости Кореи от Китая.

Это уже был прямой антикитайский выпад, делавший японо-китайскую войну почти неизбежной. Узнав о нем, Ли Хунчжан принял решение значительно усилить китайские войска в Корее, доведя их численность до 12 тыс. чел. Со своей стороны японская главная ставка направила командиру японской бригады в Сеуле недвусмысленную директиву:

Напряженная ситуация в Корее стала объектом внимания великих держав, в первую очередь России и Великобритании, которые, независимо одна от другой, предприняли несколько попыток посредничества в корейском вопросе. Хотя эти дипломатические действия были не особенно энергичными, они оказали сдерживающее воздействие на Японию, которая не была уверена, что державы не вмешаются в японо-китайский конфликт, и поэтому соблюдала определенную осторожность.

Перелом наступил 16 июля 1894 г. В этот день Великобритания подписала первый равноправный англо-японский торговый договор. Это внушило японскому правительству уверенность в благожелательной позиции Великобритании и подтолкнуло его к решительным действиям. В ночь на 17 июля Муцу послал инструкции японскому посланнику в Корее О̄тори: «Нужно предпринимать решительные шаги. Действуйте, используя любой предлог». 19 июля японское правительство приняло решение начать военные действия без объявления войны.

Выполняя план по удалению из кореиского правительства лиц, ориентировавшихся на Китай, в ночь на 23 июля 1894 г. один из батальонов размещенной в Сеуле японской бригады ворвался в королевский дворец, уничтожил оказавших сопротивление гвардейцев и сверг корейское правительство. Во главе нового правительства японцы поставили отца короля, носившего титул тэвонгун (принц-регент). Тем временем остальные японские силы попытались разоружить находившиеся в городе корейские войска, но те ответили огнем. Упорные уличные бои в Сеуле продолжались два дня. Лишь к 25 июля сопротивление в городе и его окрестностях было сломлено.

Тем временем к берегам Кореи приблизилась вышедшая 23 июля из порта Сасэбо японская эскадра в составе 13 крейсеров и 10 меньших кораблей. Это были лучшие силы, которыми в то время располагал японский флот, — все корабли были новейшей постройки, вооружение крейсеров составляли мощные 150-миллиметровые скорострельные орудия.

Утром 25 июля часть японских сил (3 крейсера) встретилась в двумя китайскими военными кораблями у о-ва Пхундо. Японцы без предупреждения открыли огонь, и после нескольких залпов получившие тяжелые повреждения китайские суда подняли белый флаг. Японцы не стали захватывать или преследовать их и направились к Инчхону.

В это время к инчхонскому порту приближался английский транспорт «Гаошэн», перевозивший примерно 1200 китайских солдат. Повстречавшись с японцами, сопровождавший его китайский военный корабль немедленно сдался. Английский капитан «Гаошэна» хотел последовать его примеру, но находившиеся на судне китайские офицеры арестовали его и отказались подчиниться японским приказам. Тогда японский крейсер открыл огонь и потопил транспорт. Затем японцы спустили шлюпки, чтобы спасти только европейцев — капитана, старшего помощника и рулевого; остальные пятеро англичан, входивших в экипаж «Гаошэна», к тому времени уже утонули. Что касается китайцев, то 147 из них были спасены корейским судном, а еще 45 человек вскарабкались на торчавшие из воды мачты «Гаошэна» (море в этом месте было мелким) и через сутки были подобраны французским военным кораблем. Все остальные (примерно тысяча человек) погибли.

Утром 29 июля в районе Сонхвана состоялось первое сражение между японскими и китайскими войсками на суше. Китайцы потерпели поражение и отступили, бросив тяжелое вооружение. Их потери составили до 500 чел., японцы потеряли 82 чел. убитыми, из них двух офицеров. Уцелевшие китайские части совершили трудный обходной маневр через горы на север и сумели соединиться с главными силами в районе Пхеньяна.

Только 1 августа 1894 г., т. е. спустя более чем неделю после начала военных действий, Япония объявила войну Китаю. В посвященном этому пространном императорском указе подданным объяснялись «благородные» цели войны:

В тот же день цинский двор опубликовал указ китайского императора о начале войны с Японией.

16 августа 1894 г. правительство Кореи по требованию Японии было вынуждено расторгнуть все договоры с Китаем. Чтобы оградить себя от вмешательства европейских держав и придать своим действиям видимость законности, Япония навязала Корее 26 августа 1894 г. договор о союзе. Договор, помимо преамбулы, в которой указывалось, что обе страны занимают по отношению к Китаю «наступательно-оборонительную» позицию, содержал в себе 3 статьи:

В середине сентября между Китаем и Японией состоялось сражение за Пхеньян. Китайские войска в этом районе превосходили японские по численности и были хорошо вооружены — винтовками «Маузер» и крупповскими полевыми орудиями. Кроме того в Пхеньяне были построены мощные оборонительные сооружения, и в городе имелись большие запаса боеприпасов и продовольствия. Однако китайские генералы откровенно боялись противника и были больше всего озабочены тем, чтобы сохранить пути отступления из Пхеньяна. Поэтому, хотя первая атака японцев 15 сентября была легко отбита, уже ночью 16 сентября 1894 г.; китайский гарнизон покинул Пхеньян и в беспорядке отошел к корейско-китайской границе.

17 сентября 1894 г. произошло морское сражение в Желтом море. В 5-часовом бою у устья р. Ялуцзян превосходство оказалось на стороне японцев, обладавших более скорострельной артиллерией и более быстроходными кораблями. Было потоплено 4 китайских крейсера и еще один бежал с поля боя в Далянь, но по пути разбился о скалы. С японской стороны тяжелые повреждения получили флагманский крейсер, старый деревянный корвет и канонерская лодка. Потерпев поражение, китайский флот ушел в порт Вэйхайвэй и оставался там до его взятия японцами.

Дальнейшие военные действия проходили уже на территории Маньчжурии. Главный удар японцы решили нанести по району Далянь (Дальний) — Люйшунькоу (Порт-Артур). Для этого 24 октября они высадились на побережье на полпути между устьем р. Ялуцзян и Люйшунькоу.

Китайское командование даже не попыталось атаковать японский десант. 6 ноября пала крепость Цзииьчжоу, гарнизон которой бежал при первом артиллерийском обстреле. На следующий день японские войска вошли в Далянь. Вооруженные тяжелыми крупповскими орудиями форты этой крепости так и не сделали ни одного выстрела по врагу. Японцы захватили огромное количество боеприпасов и военного снаряжения.

Известие о падении Даляня вызвало растерянность в крепости Люйшунькоу. Большинство китайских генералов и чиновников заботились не об обороне, а о том, как вывезти в безопасное место свое имущество. Между тем японская армия, подтянув осадную артиллерию, 17 ноября начала продвижение к Люйшунькоу.

В этот самый день из китайской крепости сбежал командующий ее обороной. Вслед за тем началось повальное бегство различных военных и гражданских чиновников, загружавших катера и целые корабли награбленными на складах товарами. Одновременно в городе начались беспорядки: китайские солдаты стали грабить банки, магазины и дома.

21 ноября японцы предприняли наступление на крепость со стороны суши, где линия обороны была наиболее уязвимой. Вскоре сопротивление было сломлено, и 22 ноября Люйшунькоу с первоклассным доком и большими запасами вооружения перешел в руки японцев. Во время этих боев японская эскадра просто вела наблюдение с моря — ей даже не пришлось участвовать в сражении.

Заняв Люйшунькоу, японцы, в свою очередь, устроили в городе грандиозный погром. Поэтому, несмотря на капитуляцию, отдельные группы китайских солдат вместе с жителями города, защищаясь от японских бесчинств, несколько дней вели упорные уличные бои. Известия о японских зверствах в Люйшунькоу были столь впечатляющи, что американский сенат отложил ратификацию торгового договора с Японией, заключенного 22 ноября 1894 года.

Последним крупным актом японо-китайской войны стали бои за крепость Вэйхайвэй. 20–23 января 1895 г. она была блокирована японским флотом. Так же, как и при захвате Даляня и Люйшунькоу, японцы высадились в стороне от укреплений и повели наступление не с моря, а с суши, где оборона была слабее, и точно так же в крепости царили растерянность и неразбериха. Китайские солдаты, по целых 2–3 месяца не получавшие жалованья, роптали и не хотели сражаться.

К 1 февраля Вэйхайвэй пал, но его центральный узел обороны — о-в Люгундао — продолжал сопротивляться под командованием адмирала Дин Жучана. 7 февраля японцы начали генеральное наступление на остров. Тогда китайские солдаты и офицеры подняли бунт, требуя от командующего принять меры, чтобы сохранить им жизнь. Часть мятежников захватила минные катера и попыталась вырваться из бухты, но все они были потоплены японскими крейсерами.

Видя, что боевой дух подчиненных подорван, адмирал Дин Жучан приказал взорвать на кораблях орудийные башни, чтобы они не достались противнику, но офицеры отказались выполнить приказ, опасаясь мести со стороны японцев. Тогда Дин Жучан составил текст условий капитуляции для вручения японскому командованию и после этого отравился. Его примеру последовал командующий сухопутным гарнизоном Чжань Вэньсюань. 12 февраля Вэйхайвэй капитулировал. В качестве трофеев Япония захватила 11 боевых кораблей и все вооружение крепости.

Военные действия в ходе японо-китайской войны не ограничивались столкновениями регулярных армий Японии и Китая. В Корее, почти без боя оставленной китайскими войсками, продолжались столкновения японцев с корейскими повстанцами. Тылы японской армии находились под постоянной угрозой армии тонхаков, которая в условиях японской оккупации привлекла к себе широкие патриотические силы Кореи.

Тонхаки парализовали телеграфное сообщение между Кореей и Японией, нападали на японские транспорты. Поэтому японское командование бросило крупные силы на их подавление. В ноябре 1894 г. после длительных кровопролитных боев тонхаки потерпели поражение. Успех японцев закрепило то, что им удалось расколоть руководство секты. В результате часть ее лидеров, договорившись между собой, 9 декабря 1894 г. выдала остальных в руки карателей.

Быстрый захват Японией всей Кореи был неожиданным для европейских держав и США. Особенно встревожилась Великобритания, которая почувствовала появление японской угрозы для своих интересов в Китае. В частности, распространение боевых действий на район Тяньцзиня или Шанхая могло нанести серьезный ущерб британской торговле. Поэтому еще 6 октября 1894 г. британский министр иностранных дел Кимберли поручил английским послам в России, Германии, Франции и США выяснить, согласны ли правительства этих стран содействовать прекращению японо-китайской войны на условиях возмещения Китаем военных расходов Японии и совместной гарантии независимости Кореи великими державами.

Реакция на британскую инициативу не была обнадеживающей. Соединенные Штаты, которые в целом были довольны развитием событий, заявили, что не считают возможным участвовать во вмешательстве, предлагаемом Великобританией. Французский ответ был подчеркнуто неясен. Германия поставила свою реакцию в зависимость от мнения России как страны, граничащей с зоной конфликта. А русское правительство заняло откровенно выжидательную позицию, сообщив, что само оно в принципе готово участвовать в посредничестве, но для этого необходимо получить санкцию императора.

Вскоре тяжелые поражения заставили Китай искать мира. Первые попытки, предпринятые в конце ноября 1894 г. и в феврале 1895 г., окончились неудачей. В обоих случаях японцы отказались вести переговоры под предлогом, что китайские представители не имели достаточных полномочий от пекинского правительства. На самом же деле Япония надеялась развить свой военный успех и в дальнейшем заключить мир на более выгодных условиях.

Потерпевший военный разгром Китай поспешил сформировать еще одну делегацию для переговоров о мире с Японией. Ее возглавил Ли Хунчжан, которому были возвращены все ордена и знаки отличия, незадолго до того отобранные у него после военных поражений в Корее и Маньчжурии. В качестве советника китайской делегации был приглашен бывший государственный секретарь США Дж. Фостер. Японскими полномочными представителями были премьер-министр Ито̄ Хиробуми и министр иностранных дел Муцу Мунэмицу.

19 марта китайская делегация прибыла в г. Симоносэки, выбранный местом переговоров. На следующий день состоялось первое заседание, на котором Ли Хунчжан выдвинул предложение немедленно, еще до начала мирных переговоров заключить перемирие. Японская сторона обусловила свое согласие на это рядом исключительно тяжелых, по сути невыполнимых условий: оккупацией японскими войсками важнейших стратегических пунктов Северного Китая: Дагу, Тяньцзиня и Шаньхайгуаня (от которых японцы находились еще очень далеко); сдачей всего вооружения и боеприпасов находившихся в этих пунктах китайских войск японской армии; передачей железной дороги Тяньцзинь-Шаньхайгуань под контроль японских военных властей.

24 марта, когда Ли Хунчжан возвращался с третьего заседания в гостиницу, он был серьезно ранен неким Кояма Тотаро̄, который стрелял в него, надеясь сорвать переговоры и добиться продолжения войны с Китаем. Желая смягчить неблагоприятное впечатление от этого инцидента, Ито̄ Хиробуми сделал «миролюбивый» жест и согласился на 3-недельное перемирие, вступившее в силу 30 марта и не распространявшееся, однако, на Тайвань и о-ва Пэнхуледао.

1 апреля 1895 г. японская делегация представила полномочным представителям Китая свой проект мирного договора, сводившийся, в основном, к следующему:

Другие требования включали в себя освобождение японских подданных на территории Китая от налогов и пошлин, разрешение японцам заниматься в Китае промышленной деятельностью и ввозить необходимые для этого машины и оборудование и другие разнообразные привилегии.

Японские условия превзошли худшие опасения китайского правительства. Однако, не будучи в силах вести войну, оно решило продолжить переговоры и одновременно обратилось к великим державам с просьбой о вмешательстве.

Между тем японская делегация настаивала на немедленном принятии проекта договора в целом. 11 апреля Ито̄ отправил Ли Хунчжану ультимативное письмо, в котором, в частности, говорилось:

В итоге Китай был вынужден уступить. 17 апреля 1895 г. в Симоносэки Ито̄ Хиробуми и Ли Хунчжан подписали японо-китайский мирный договор. Существенным отличием его от первоначального японского проекта было лишь уменьшение суммы контрибуции с 450 до 300 млн. иен, другие поправки были незначительны. Император Мэйдзи высоко оценил заслуги Ито̄ Хиробуми и Муцу Мунэмицу, похвалив их за усердие в специальном указе.

Демарш трех держав

Казалось, Япония полностью добилась своих целей. Однако 23 апреля 1895 г. последовало вмешательство трех великих держав. Посланники России, Германии и Франции «посоветовали» Японии отказаться от Ляодунского п-ова.

Инициатива демарша трех держав исходила от России. Русское правительство восприняло попытку Японии захватить Ляодунский п-ов как непосредственную угрозу интересам России на Дальнем Востоке вообще и транссибирской железной дороге в частности. Особенно жесткую позицию в этом вопросе занял тогдашний министр финансов С.Ю.Витте, убежденный, что японцы не удовлетворятся захватом Ляодунского п-ова и будут добиваться господства над всем Китаем, а затем двинутся на север. Его позиция заключалась в следующем:

Поэтому в течение апреля 1895 г. Россия проводила консультации с другими великими державами относительно организации отпора дальнейшему японскому продвижению. Выяснилось, что почти все они по разным причинам не были заинтересованы во вмешательстве в японо-китайскую войну. Неожиданно активную поддержку русские предложения получили только в Берлине: по-видимому, кайзер Вильгельм II рассчитывал таким образом получить для Германии военно-морскую базу на Дальнем Востоке. Узнав об этом, союзная России Франция также присоединилась к демаршу, поскольку опасалась русско-германского сближения.

Хотя японские государственные деятели, в том числе сам Ито̄, не раз высказывали опасения по поводу возможного вмешательства великих держав в японо-китайскую войну, на практике они оказались к нему не готовы. Начав войну с Китаем, японская дипломатия не подготовила должным образом ее политическую и дипломатическую стороны и не учла реального соотношения сил и интересов в мировой политике. Японские правящие круги слишком понадеялись на поддержку США и Великобритании, которая на самом деле носила скорее моральный характер и не была оформлена соответствующими соглашениями.

Теперь же на японские просьбы о помощи американское правительство обещало оказать Японии содействие, но только в рамках объявленного США нейтралитета. Похожий ответ пришел и из Лондона: британское правительство отказалось активно вмешаться в события и посоветовало Токио занять умеренную позицию.

Тем временем адресованный Японии «совет» России, Франции и Германии отказаться от претензий на Ляодунский п-ов был подкреплен концентрацией значительных военно-морских сил трех стран в прибрежных водах Китая. Россия существенно усилила свою группировку в Тихом океане. Еще в январе 1895 г. туда на соединение с Тихоокеанской эскадрой был направлен броненосец и крейсер под командованием вице-адмирала С.О.Макарова. Близ города Чифу, где должен был состояться обмен ратификационными грамотами Симоносэкского договора, в начале мая было сосредоточено 15 русских кораблей, и ожидался подход еще 7. Всего эскадра располагала броненосцем, 8 крейсерами и 13 другими судами. На Дальнем Востоке находились также французские (крейсер) и германские (2 крейсера) военные корабли.

Хотя эти силы значительно уступали совокупной мощи японского флота, вступать в военный конфликт с тремя великими европейскими державами Япония была тогда явно не готова. Это, а также отсутствие реальной поддержки со стороны других держав, предопределило согласие японского правительства пойти на уступки и смягчить условия мира. 5 мая 1895 г. Япония информировала правительства трех держав о своем согласии с их рекомендациями при условии, что она публично объявит об отказе от Ляодунского п-ова лишь после ратификации Симоносэкского договора Китаем. Это была отчаянная попытка «спасти лицо» потерпевшей неожиданное поражение японской дипломатии.

8 мая 1895 г. в Чифу был произведен обмен ратификационными грамотами между Японией и Китаем, и 10 мая японское правительство заявило о возвращении Китаю Ляодунского п-ова. Правда, взамен был несколько увеличен (до 364 млн. иен) размер наложенной на Китай контрибуции.

Россия одержала эффектную дипломатическую победу: Ляодунский п-ов с Люйшунькоу (будущей русской крепостью Порт-Артур) имел первостепенное стратегическое значение для расширения ее влияния на Дальнем Востоке. Но одновременно был сделан важный шаг в развития русско-японского противостояния, меньше чем через 10 лет приведшего к кровопролитной войне между двумя странами.

Участие Японии в борьбе за раздел Китая

Обострение империалистического соперничества в Китае

Японо-китайская война привела к тому, что Дальний Восток оказался в центРе мировой политики. В решение дальневосточных проблем так или иначе втянулись все великие державы. Это дало толчок к ускоренному разделу Китая на сферы влияния империалистических стран и к дальнейшему ослаблению его государственного суверенитета.

Обнаруженная Китаем неспособность защитить себя развязала руки империалистическим державам. В феврале. 1898 г. Великобритания добилась от Китая обязательства не отчуждать в пользу какой-либо третьей стороны территории в бассейне р. Янцзы и сохранить за британским подданным должность главного инспектора морских таможен. В июне 1898 г., англичане навязали Китаю соглашение об уступке им Вэйхайвэя.

В ноябре 1897 г. Германия захватила порт Циндао и прилегающие к нему территории на побережье бухты Цзяочжоу, выполнив таким образом план Вильгельма II относительно создания германского военного форпоста в Восточной Азии. В марте 1898 года немцы навязали Китаю соглашение о передаче этих земель в аренду Германии на 99 лет и прочно закрепились в Шаньдуне.

После японо-китайской войны Россия также заметно усилила свои позиции в Китае. В июне 1896 г. после переговоров С.Ю.Витте с Ли Хунчжаном был заключен Московский договор об оборонительном антияпонском союзе, по которому стороны должны были прийти на помощь друг другу в случае нападения Японии на Китай, Корею или восточноазиатские владения России. Для облегчения русских военных перевозок Китай согласился на постройку железной дороги через Северную Маньчжурию на Владивосток, вдоль которой России предоставлялась «полоса отчуждения». Для сооружения и эксплуатации дороги было учреждено Акционерное общество Китайской Восточной железной дороги (КВЖД), освобожденное от налогов и пошлин.

После того как Великобритания установила свою сферу влияния в районе Янцзы, Россия, озабоченная усилением британских позиций, добилась от Китая передачи ей в аренду на 25 лет Порт-Артура (Люйшунькоу) и Дальнего (Даляня) с прилегающими территориями. Соответствующее соглашение было подписано 27 марта 1898 г. При этом китайское правительство дало согласие распространить концессию, предоставленную им Обществу КВЖД, на сооружение железной дороги до Дальнего.

Одержав победу над Китаем, Япония вступила в ряды колониальных держав. Она получила огромную контрибуцию и обширные территории, важные в экономическом и военно-стратегическом отношениях.

21 июля 1896 г. в Пекине был подписан неравноправный торговый договор Китая с Японией. Кроме того, как и было условлено, Япония получила право строить и эксплуатировать в Китае промышленные предприятия, чего ранее долго добивались другие державы.

Вместе с тем, политика Японии в Китае отличалась определенным своеобразием. Это было связано со все еще сохранявшейся относительной слабостью Японии, ее повышенной зависимостью от соотношения сил между великими державами, что, в частности, проявилось в заключительной фазе японо-китайской войны, а также в тех трудностях, с которыми она столкнулась при освоении обретенных колоний и зависимых территорий.

Так, в Корее Япония во время японо-китайской войны завоевала доминирующие позиции, после чего стала действовать там со все возраставшей бесцеремонностью. Всего через несколько месяцев, 8 октября 1895 г., японцы организовали в Корее новый государственный переворот, убив при этом королеву Мин, которую они не без оснований подозревали в прокитайской и прорусской ориентации.

Однако эта акция дала результаты, совершенно противоположные тем, на которые рассчитывала Япония. В Корее усилилось антияпонское сопротивление, обострилась борьба за Корею между великими державами, прежде всего между Японией и Россией. В самой Японии убийство корейской королевы вызвало резкие нападки оппозиции на правительство. В результате Японии пришлось вывести из Кореи свои войска и надолго отложить свои аннексионистские планы в отношении этой страны. Подписанные в 1896 г. одно за другим в Сеуле и в Петербурге русско-японские соглашения установили над Кореей совместный русско-японский протекторат.

Непросто далось Японии и установление своего господства на Тайване. Передача острова Японии вызвала единодушное возмущение его населения. В конце апреля 1895 г., после демарша трех держав по поводу Ляодунского п-ова, население Тайваня через китайского посланника в Петербурге обратилось к русскому правительству с просьбой принять остров под совместный протекторат России, Франции и Германии. Однако на этот раз правительства этих стран уклонились от вмешательства.

Тогда население Тайваня самостоятельно начало борьбу против японцев. 24 мая 1895 г. на острове была провозглашена республика, избран президент. Японцам было оказано ожесточенное вооруженное сопротивление.

В ноябре 1895 г. японцы, проведя ряд жестоких карательных операций объявили, что на Тайване «восстановлен порядок». Но вскоре борьба там вспыхнула с новой силой. Восставшие захватили главный город острова — Тайбэй — и объявили о восстановлении республики. Только после прибытия крупных подкреплений из метрополии антияпонское восстание было подавлено.

С учетом всего этого Япония не довольствовалась получением в Китае промышленных и других концессий и стремилась укрепить там свое влияние другими средствами. Уже на этом этапе в Японии была выдвинута идея создания «Великой Восточной Азии», в которой ей, естественно, должна была принадлежать главенствующая роль (позднее, примерно через 30 лет, подобный план лег в основу всей японской внешней и колониальной политики). Эта доктрина вела свое происхождение еще со времен борьбы против иностранцев в самой Японии в годы, предшествовавшие реставрации Мэйдзи. В 80-е годы XIX в. она получила обкатку в Корее, где Япония оказывала поддержку «партии цивилизации» реформатора Ким Оккюна. Теперь же наступила очередь Китая, в политике в отношении которого Япония стала активно использовать идеи паназиатизма, «сближения» двух стран на почве «расового единства» и противостояния европейцам.

Пропаганда паназиатизма велась в Китае через прояпонские газеты и журналы, издававшиеся на китайском языке. В 1897 г. такая газета появилась в Фучжоу, в 1898 г. — в Шанхае и других городах. С той же целью создавались разного рода японо-китайские общества. Японцы стремились также внедрить где только возможно своих советников, военных инструкторов и т. д., чтобы оказывать прямое воздействие на различные стороны жизни китайского общества.

Так же, как и в Корее, Япония старалась использовать в своих интересах движение реформаторов-сторонников ускоренной модернизации страны, которых в Китае возглавлял Кан Ювэй. Когда в июне 1898 г. при поддержке императора Гуансюя реформаторы одержали кратковременную победу, и в Китае начались «100 дней реформ», туда очень скоро отправился с «частной» миссией Ито̄ Хиробуми, намеревавшийся установить с ними контакт. Правда, он фактически опоздал: 21 сентября в Китае произошел государственный переворот, и власть захватила вдовствующая императрица Цыси, что означало конец реформ.

Это, однако, не изменило намерений японского правительства добиться влияния на китайскую правящую верхушку. В начале мая 1899 г. Ито̄ направил трем влиятельным китайским министрам письма, в которых выдвинул идею «объединения усилий» против опасности порабощения европейцами. Ито̄ предлагал «помощь» и рекомендовал провести ряд реформ, направленных на предотвращение раздела Китая.

В 1900 г. в Китае вспыхнуло восстание ихэтуаней («боксерское восстание») имевшее антииностранную направленность. Повстанцы разрушали железные дороги, телеграфные линии, громили религиозные миссии. В июне ихэтуани вступили в Пекин и осадили посольский квартал. Были убиты советник японской миссии и германский посланник.

В ответ европейские державы и Япония стали концентрировать войска на севере Китая и предприняли военную интервенцию. Для подавления восстания в Китай был направлен объединенный экспедиционный корпус.

Восстание ихэтуаней дало Японии новый шанс расширить свое влияние в Китае военными средствами. Япония попыталась принять как можно более активное участие в военной акции против повстанцев. Так, японское правительство предложило ликвидировать восстание в Китае одними только собственными силами, направив туда для этого 30 тыс. солдат.

Однако это предложение, поддержанное Великобританией, не получило одобрения России и Германии, опасавшихся чрезмерного усиления японских позиций в Китае. Кроме того, Германия намеревалась сама возглавить карательные операции. В итоге японцам пришлось выступить в составе объединенного экспедиционного корпуса под командованием немецкого генерал-фельдмаршала А.Вальдерзее, хотя численность их войск составляла более половины всего корпуса (22 тыс. из 40 тыс.).

Операции иностранных войск в Китае привели к новому обострению противоречий между державами. Резко ухудшились русско-английские и русско-японские отношения.

Россия не приняла активного участия в действиях объединенного экспедиционного корпуса. Задача 4-тысячного русского отряда в его составе была в основном ограничена охраной русской миссии и русских подданных. Однако, когда в середине июля 1900 года ихэтуани разрушили значительную часть строившейся КВЖД, Россия ввела в этот район крупный воинский контингент и фактически оккупировала Маньчжурию, что крайне не понравилось Японии. Кроме того в октябре-ноябре 1900 г. русские войска заняли участок железной дороги Пекин-Шаньхайгуань, которая строилась на британские средства. Это привело к новому резкому ухудшению русско-английских отношений.

Все эти обстоятельства способствовали сближению Великобритании и Японии на антирусской основе, которое вскоре реализовалось в англо-японского союзе, сыгравшем важную роль в развитии международной ситуации на Дальнем Востоке в первые два десятилетия XX в. и, в частности, в возникновении русско-японской войны.

Русско-британские отношения, никогда не бывшие дружелюбными, основательно испортились в первой половине 80-х годов XIX в. после присоединения к России Средней Азии. Тогда Россия непосредственно приблизилась к границам британских колониальных владений, и Великобритания стала опасаться русского вторжения в их пределы.

В дальнейшем, когда началось освоение Россией ее малонаселенных дальневосточных областей и, особенно, после начала строительства транссибирской железной дороги, напряженность в отношениях между двумя империями переместилась в этот район мира. Здесь Великобритания больше всего опасалась усиления русского влияния в Китае в ущерб собственному. Поэтому она начала проводить политику сближения с Японией, рассчитывая, что последняя станет противовесом России.

Японии тоже была обеспокоена усилением позиций России в регионе. Это создавало угрозу ее планам установления своего господства в Корее и Северном Китае. Кроме того японские дипломаты учли уроки прежних ошибок, приведших к тому, что им пришлось поступиться частью плодов победы над Китаем, и поставили цель обзавестись полноценным союзником из числа великих держав в вероятном противостоянии с Россией. Наилучшим образом на эту роль подходила Великобритания.

Сближение Японии и Великобритании началось еще со времени японо-китайской войны. После того как в 1898 г. Россия получила в аренду Квантунскую область с Порт-Артуром, англояпонский блок на антирусской основе стал принимать зримые очертания.

В 1899 г. Великобритания предоставила Японии первый крупный заем в 10 млн. фунтов на военные цели. Британская промышленность поставляла Японии броненосцы и тяжелые крейсеры в рамках программы модернизации японского военно-морского флота. Размещение в Великобритании японских военных заказов стало экономической базой для установления тесных отношений между обеими странами.

Официальные переговоры о союзе с Великобританией были начаты Японией весной 1901 г. Но только в конце июля, после длительного и осторожного зондирования позиций, британский министр иностранных дел Г.Лансдаун предложил японскому посланнику в Лондоне заключить долгосрочный союз. И еще через два с лишним месяца, в начале октября 1901 г., японское правительство дало в принципе положительный ответ на это предложение.

Причина неспешного развития переговоров при выраженной заинтересованности обеих сторон в их результате заключалась в следующем. Великобритания изучала позицию Германии с точки зрения возможности ее подключения к будущему блоку против России, однако из-за обострения собственных англо-германских противоречий все-таки отказалась от этой идеи. Что касается Японии, то она параллельно с переговорами с Великобританией пыталась достичь соглашения с Россией на основе т. н. корейско-маньчжурского обмена (т. е. признания Россией приоритета японских интересов в Корее, а Японией — русских в Маньчжурии). При этом перспектива заключения англо-японского союза использовалась для того, чтобы сделать позицию России более уступчивой.

Сторонниками идеи корейско-маньчжурского обмена в японских правящих кругах были Ито̄ Хиробуми и Иноуэ Каору. После того, как в июне 1901 г. Кацура Таро̄ сменил Ито̄ на посту премьер-министра, в японском политическом руководстве взяли верх силы, выступавшие за скорейшее заключение англо-японского союза и разрешение противоречий между Японией и Россией военными средствами. Однако обсуждение с Россией плана Ито̄ по дипломатическим каналам было продолжено — создавая видимость того, что между Россией и Японией может быть достигнуто соглашение, кабинет Кацура стремился таким образом оказать давление на Великобританию и ускорить заключение союза с ней. С этой целью осенью 1901 г. Ито̄ отправился в Петербург для ведения переговоров.

К тому времени англо-японские переговоры значительно продвинулись. 3 декабря 1901 г. Ито̄, находившемуся уже в русской столице, был передан готовый проект англо-японского союзного договора. На следующий день Ито̄ неожиданно для русской стороны прервал переговоры и выехал в Берлин. 8 декабря 1901 г. японское правительство приняло окончательное решение в пользу союза с Великобританией, 30 января 1902 г. британский министр иностранных дел Г.Лансдаун и японский посланник в Лондоне Хаяси Тадасу подписали англо-японский договор, и уже 12 февраля он был единодушно одобрен в обеих палатах японского парламента.

Договор был заключен на 5 лет и представлял собой типичный союз между двумя империалистическими государствами. Помимо содержавшихся в его вступительной части заверений о том, что его заключение продиктовано «исключительно желанием поддержать status quo и всеобщий мир на Дальнем Востоке», а также заботой о территориальной целостности и независимости Китая и Кореи, в нем говорилось:

Текст договора требует некоторых пояснений. Под «другой» державой, несомненно, подразумевалась Россия. Об этом откровенно говорили в верхах обоих государств. Выражение озабоченности по поводу сохранения независимости и территориальной целостности Китая на деле означало беспокойство по поводу пребывания русских войск в Маньчжурии. Упоминание в ст.1 договора «беспорядков» как возможного повода для интервенции в Китае или Корее было отголоском драматических событий, связанных с восстанием ихэтуаней.

Англо-японский договор содержал в себе определенную логическую непоследовательность, характерную для всех международных документов, связанных с империалистической борьбой за раздел Китая. Декларативная поддержка (антирусская в том историческом контексте) независимости и территориальной целостности этой страны сочеталась в нем с признанием там «особых» интересов договаривающихся сторон и свободы действий для их защиты (ст. 1). Приверженность подобному «двойному стандарту» проявили и США, которые одобрительно отнеслись к англо-японскому договору, хотя он фактически противоречил провозглашенной ими в 1899 г. доктрине «открытых дверей и равных возможностей» в Китае. Причина была все той же — в то время Соединенные Штаты своим главным соперником в Восточной Азии и на Тихом океане считали Россию.

К началу XX в. Японии удалось заметно усилить свои международные позиции и закрепиться в Китае и Корее. В этом ей помогло умелое использование противоречий между основными конкурентами на Дальнем Востоке. Великобритания снисходительно относилась к японской политике, поскольку видела в ней противовес империалистическим амбициям России. По той же причине Япония на этом этапе встретила и «понимание» со стороны США. Таким образом, в 90-е годы XIX в. Япония сумела извлечь максимум возможного из особенностей международной обстановки того времени для реализации своей политики экспансии на азиатском материке.

Экономика Японии в период между японо-китайской и русско-японской войнами

Победа в японо-китайской войне, открывшая Японии доступ к рынкам континентального Китая, Тайваня и Кореи, а также огромная контрибуция (364 млн. иен), выплаченная ей Китаем, существенно стимулировали экономику страны. При этом все усиливающееся влияние на характер экономического развития Японии стали оказывать военно-политические планы ее руководства.

Низкая емкость внутреннего рынка из-за бедности основной массы населения заставляла японский капитал искать рынки сбыта за пределами страны. Однако недостаточная конкурентоспособность японских товаров подталкивала Японию к колониальной модели экономической экспансии, когда захват новых рынков и удержание контроля над ними осуществлялись при помощи военной силы. Такая тенденция подкреплялась экономической и военной слабостью соседних Кореи и Китая.

Для проведения такой политики Япония нуждалась в мощной военной машине. Поэтому, несмотря на то, что война закончилась, главное внимание продолжало уделяться развитию тех отраслей экономики, которые имели военное значение. Соответственно, в них же наблюдался и наибольший прогресс.

В конце 1895 г. японский парламент принял 10-летнюю (1896–1905) программу развития экономики страны, главной целью которой было обеспечение реорганизации и укрепления вооруженных сил. Японскую армию, состоявшую до японо-китайской войны из 6 дивизий, предполагалось увеличить более, чем вдвое (до 13 дивизий), а военно-морские силы — более, чем в 4 раза. Предусматривались также строительство новых заводов и фабрик по производству вооружений, военного обмундирования и снаряжения, реконструкция старых и сооружение новых арсеналов. Наряду с этим планировалось ускорить развитие ряда отраслей тяжелой промышленности, имевших военно-стратегическое значение, как за счет строительства государственных предприятий, так и за счет поощрения частных фирм. Программа включала в себя также существенное расширение сети железных дорог, развитие телефонной и телеграфной связи.

Для выполнения столь амбициозных планов требовались огромные деньги, и здесь Японии весьма пригодилась контрибуция, выплаченная Китаем — около 90 % этой суммы (приблизительно 330 млн. иен) были использованы на цели расширения и перевооружения армии и флота и развития тяжелой и военной промышленности.

Реализация 10-летней программы дала мощный толчок развитию военного производства, металлургии, судостроения, машиностроения. Так, численность занятых в военной промышленности в 1893–1903 гг. возросла в 9,5 раз (с 13,4 до 127,9 тыс. чел.), а производственные мощности (по мощности установленных двигателей) увеличились более, чем в 40 раз.

Хотя Япония не обладала запасами коксующегося угля и железной руды, исходя из военно-политических соображений, ее правительство придавало исключительное значение развитию металлургической промышленности. В 1896–1901 гг. был построен государственный металлургический комбинат «Явата», оснащенный новейшим импортным оборудованием. Его ввод в действие, а также сооружение в те же годы нескольких крупных частных металлургических предприятий, позволили существенно увеличить производство отечественного чугуна и стали (в 1896–1906 гг., соответственно, с 26 тыс. до 145 тыс. т и с 1 тыс. до 69 тыс. т), а также несколько ослабить зависимость страны от их импорта.

Огромное внимание уделялось также развитию судостроения, которое в основном находилось в руках частных фирм. В 1896 г. был принят закон о поощрении судостроительной промышленности, по которому компаниям, строившим суда с металлическими корпусами грузоподъемностью более 700 т, предоставлялись значительные государственные субсидии.

Дальнейший импульс развитию отрасли был дан в 1899 г. в связи с принятием закона о субсидировании судоходства. По нему владельцы торговых судов японского производства получали субсидии, вдвое превышавшие те, что предоставлялись владельцам судов иностранного производства. В результате этих мер были расширены мощности имевшихся и построен ряд новых крупных верфей, и вскоре Япония уже была в состоянии строить торговые суда, по тоннажу и оборудованию приближавшиеся к мировым стандартам того времени. Тогда же при значительной финансовой поддержке правительства были открыты морские линии в Европу, Америку, Австралию, Индию, которые обслуживались японскими судами.

Ахиллесовой пятой японской промышленности и экономики в целом оставалась сильная зависимость от импорта различного промышленного оборудования, необходимого для строительства железных дорог, заводов, шахт и верфей. Поэтому правительство всячески поощряло развитие частных машиностроительных предприятий. В период между японо-китайской и русско-японской войнами в Японии был построен ряд сравнительно крупных частных машиностроительных заводов, крупнейшим из которых был «Сибаура дэнки», производивший промышленное электрооборудование. Тогда же были построены и такие крупные государственные предприятия, как заводы по производству подвижного состава в Нагоя и О̄сака и завод по производству горного оборудования в Фукуока.

Однако, несмотря на быстрое развитие ряда отраслей тяжелой промышленности, основу японской индустрии по-прежнему составляла легкая, прежде всего текстильная промышленность. К началу русско-японской войны на нее приходилось около 40 % общего объема промышленного производства (а на металлургию и машиностроение вместе взятые — лишь 13,3 %).

После японо-китайской войны особенно бурно развивалось прядильное производство. Что касается хлопкопрядения, то его развитию в значительной степени способствовала отмена в 1894 году пошлины на экспорт хлопчатобумажной пряжи, а в 1896 г. — пошлины на импорт хлопка-сырца. В результате уже к 1899 г. число хлопкопрядильных фабрик возросло до 83 (в 1890 г. их насчитывалось лишь 30), а объем производства пряжи увеличился в 8 раз по сравнению с 1890 г. Японские фабриканты успешно вытесняли иностранных конкурентов с внутреннего рынка и расширяли вывоз пряжи за рубеж, прежде всего в Китай.

В шелкопрядении ускорение развития было связано главным образом с механизацией производства. На фабрики (с числом занятых 10 чел. и более и использовавшие шелкопрядильные механические станки) в начале века приходилось уже около 2/3 всего производства шелка-сырца. При этом за 1890–1900 гг. объемы производства и экспорта почти удвоились.

Что же касается ткацкого производства, то несмотря на появление нескольких относительно крупных фабрик, в начале XX в. основная часть хлопчатобумажных и шелковых тканей по-прежнему производилась в крестьянских хозяйствах или на мелких предприятиях, практически не затронутых технической революцией.

Особенностью межвоенного десятилетия было также возникновение множества мелких предприятий по производству широкого круга потребительских товаров — от велосипедов до различных видов галантереи, — которые прежде ввозились из-за рубежа. Эта сфера быстро расширялась, так как здесь Япония могла успешно реализовать свое главное преимущество — обилие дешевой рабочей силы. К тому же для налаживания производства не требовалось ни больших затрат капитала, ни применения сложного оборудования.

Межвоенное десятилетие было отмечено также быстрым расширением железнодорожной сети страны. За 1896–1904 гг. общая протяженность железных дорог более чем удвоилась и достигла 7202 км. При этом на частные железные дороги приходилось 5200 км, а на государственные — 2002 км. В то же время уже в те годы произошло определенное ужесточение государственного контроля над железнодорожным транспортом, связанное с его особой военно-стратегической значимостью. Так, еще в 1895 г. был принят новый закон о железных дорогах, который закрепил за государством монополию на магистральные линии, а частному капиталу предоставил право эксплуатации местных веток. Кроме того, в рамках 10-летней программы развития экономики был принят план развития железнодорожной сети страны, следование которому являлось обязательным для всех частных компаний.

Изменения, происшедшие в японской промышленности, отразились и на внешней торговле страны. За десятилетие, разделившее японо-китайскую и русско-японскую войны, ее объем более чем удвоился, при этом экспорт рос несколько быстрее импорта. В структуре импорта поднялась доля сырья (железной руды, угля, нефти, хлопка и т. д.) и полуфабрикатов, и одновременно несколько снизилась доля готовой продукции, что отражало успехи индустриализации. В структуре экспорта, напротив, доля сырья снизилась, а доля полуфабрикатов и готовых изделий возросла. При этом одним из важнейших внешнеторговых партнеров Японии стал Китай, занявший второе после США место в ее экспорте. Япония вывозила туда разнообразную готовую продукцию, а ввозила многие виды сырья, что делало китайский рынок особенно ценным для японской промышленности, так как в США Япония экспортировала только сырье и полуфабрикаты (шелк-сырец, чай, табак).

В конце XIX в. новым явлением стал экспорт японского капитала. В 1896 г. японскими фирмами были открыты в Шанхае две хлопкопрядильные фабрики. Одновременно японские фирмы стали вкладывать капитал в частные китайские предприятия, постепенно устанавливая над ними свой контроль. Кроме того после японо-китайской войны Япония начала вывоз капитала на Тайвань, а также в Корею. В 1898 г. Япония получила право на сооружение железнодорожной линии Сеул-Пусан, а в 1899 г. выкупила у американской компании концессию на железную дорогу Сеул-Чемульпо (Инчхон).

В межвоенный период предметом особой заботы правительства стало дальнейшее развитие и укрепление финансово-кредитной системы страны, приведение ее в соответствие с быстро возраставшими потребностями частного сектора в финансовых ресурсах.

Прежде всего необходимо было создать сеть специализированных финансовых учреждений, которые путем выпуска гарантированных правительством обязательств взяли бы на себя функции аккумулирования сбережений населения и обеспечения средствами частных предприятий. Реализация этого плана облегчалась ростом доверия к правительству (в связи как с победой в японо-китайской войне, так и с его усилиями по погашению государственного долга).

Первым шагом в этом направлении стало создание в 1896 г. Ипотечного банка («Нихон кангё̄ гинко̄»), предоставлявшего ссуды на период до 50 лет под обеспечение недвижимостью (земельными участками, строениями и т. д.). Одновременно было создано 46 банков, по одному в каждой префектуре, наделенных аналогичными функциями и действовавших как клиенты Ипотечного банка. Им разрешалось представлять ссуды в пределах 5-кратной величины оплаченного капитала, а в случае превышения этой суммы банки были обязаны обращаться в Ипотечный банк, который предоставлял им средства в обмен на их обязательства.

Следующим шагом стало создание в 1897 г. специального банка по финансированию мелкого и среднего бизнеса («Но̄ко̄ гинко̄»), а в 1900 г. — Промышленного банка Японии («Нихон когё̄ гинко̄») для предоставления долгосрочных кредитов крупным промышленным предприятиям под обеспечение движимым имуществом.

Эти банки использовались правительством как инструмент реализации конкретных целей экономической политики. Так, деятельность Промышленного банка имела решающее значение для стимулирования развития таких важных в военно-стратегическом отношении отраслей, как судостроение, металлургия, машиностроение.

Одновременно были созданы специальные банки, обслуживавшие операции японских компаний в колониях. В 1899 г. были созданы Тайваньский банк и Банк колонизации Хоккайдо̄ (последний обслуживал и операции на Южном Сахалине и Курилах). Позже, в 1909 г., появился Корейский банк, а годом позже — Банк Тё̄сэн, действовавший как в Корее, так и на Квантунском побережье.

Специальные банки (всего к 1928 г. их было создано 28) весьма существенно отличались от обычных. Во-первых, они функционировали на основе не коммерческого законодательства, а специальных законов, жестко регламентировавших их деятельность. Во-вторых, по форме они являлись смешанными частно-государственными компаниями, причем доля государства в учредительном капитале большинства из них превышала 50 %. В-третьих, государство выступало гарантом их финансовых обязательств и других ценных бумаг (так, например, акционерам Промышленного и Ипотечного банков правительство гарантировало получение 5 %-х дивидендов по их акциям).

Что касается частных финансовых институтов, то в соответствии с планом министра финансов Мацуката Масаёси система т. н. национальных банков должна была быть ликвидирована и заменена системой коммерческих банков. В результате к 1900 г. 132 национальных банка были преобразованы в частные коммерческие, а 21 банк ликвидирован. Всего же в 1901 г. в Японии насчитывалось уже 2359 частных банков, но только 78 из них были сравнительно крупными.

Понимая, что обилие мелких банков таит в себе реальную угрозу стабильности финансовой системы страны, правительство пыталось стимулировать процесс концентрации банковского капитала. Так, в 1901 г. было объявлено, что частные банки акционерного типа должны иметь уставный капитал не менее 500 тыс. иен, а индивидуальные банки — не менее 250 тыс. иен, в результате чего начался процесс ликвидации мелких банков или поглощения их более крупными.

В 90-х годах благодаря новой финансово-экономической политике правительства денежная система Японии существенно укрепилась, что позволило в 1897 г. ввести золотое обращение. Однако японо-китайская и русско-японские войны явились для нее серьезным испытанием.

До начала японо-китайской войны правительство строго придерживалось принципа сбалансированности бюджета как одной из основ стабильности финансово-кредитной системы. Так, накануне войны годовой объем государственных расходов составил 80 млн. иен и был покрыт в основном за счет налоговых поступлений.

Расходы на войну составили около 200 млн. иен и легли тяжким бременем на едва вставшую на ноги финансово-кредитную систему страны. Поскольку было очевидно, что покрыть эти расходы только лишь за счет увеличения налогов невозможно, было решено прибегнуть к выпуску крупномасштабного государственного займа. Здесь на помощь правительству пришли банки торгово-промышленных домов «Мицуи», «Мицубиси» и «Ясуда». Вместе с Иокогамским банком они образовали синдикат, который и помог правительству разместить государственные облигации на сумму 117 млн. иен (аналогичным образом этот синдикат выручил правительство и во время русско-японской войны).

Окончание японо-китайской войны не принесло сколь нибудь ощутимого облегчения системе государственных финансов. Подготовка к войне с Россией, сопровождавшаяся значительным увеличением затрат на армию и флот, на развитие военной и тяжелой промышленности привела к резкому росту государственных расходов. Если в начале 90-х годов они составляли в среднем около 80 млн. иен, то в 1900–1904 гг. уже 250–290 млн. иен.

Как отмечалось выше, часть этих расходов была покрыта за счет контрибуции, полученной от Китая, но большая часть — за счет увеличения налогов и размещения государственных займов. В 1903 г. была введена государственная монополия на камфару, в 1904 г. — на табак, а в 1905 г. — на соль. Были повышены и некоторые косвенные налоги (в том числе, на сакэ), а также основные прямые налоги — подоходный, предпринимательский и земельный. Одновременно были существенно увеличены объемы государственного заимствования внутри страны и за рубежом, и общая сумма государственного долга возросла с 207 млн. иен в 1894 году до 435 млн. иен в 1903 г. (а с учетом целевых займов на строительство государственных железных дорог — до 539 млн. иен).

Последние годы XIX в. были отмечены в Японии заметным развитием процесса концентрации производства и капитала. В 1899 году там насчитывалось 104 предприятия с числом рабочих более 500. Это составляло всего 1,6 % от общего числа предприятий, но на них работало 127016 чел., т. е. около 1/3 всех фабрично-заводских рабочих Японии. Там же была сосредоточена примерно 1/3 всех механических двигателей, использовавшихся в японской промышленности.

Тогда же, в конце XIX в., в Японии возникли монопольные капиталистические объединения, которые быстро сделались основой хозяйственной жизни страны. Следует отметить, что заметную роль в этом процессе сыграли разнообразные привилегии, а также выгодные (в основном, военные) заказы, которые предоставлялись правительством сравнительно небольшой группе фирм. В результате в руках крупнейших концернов «Мицуи», «Мицубиси», «Сумитомо», «Ясуда» и др. сконцентрировалась значительная доля национального богатства.

Прежде всего это касалось тяжелой промышленности и транспорта, которые с самого начала находились в руках правительства и нескольких крупнейших компаний. Однако сходный процесс развивался и в легкой промышленности, значительная часть которой была подчинена небольшому числу крупных монополий («Мицуи», «Мицубиси», «Сумитомо», «Ясуда», «Сибусава» и др.).

На первый план среди монополий выдвинулись концерны «Мицуи» и «Мицубиси», которые на рубеже ХІХ-ХХ вв. значительно расширили сферу своей деятельности. Первый из них, помимо усиления контроля над отдельными отраслями промышленности, такими как прядильная, бумажная и угледобывающая, добился значительного успеха в торговых и финансовых операциях. В частности, он почти монополизировал ввоз хлопка и экспорт пряжи и шелка. Что касается концерна «Мицубиси», то он в значительной степени прибрал к рукам японское судостроение и судоходство.

Тенденции внутриполитического развития

После окончания японо-китайской войны правительство Ито̄ Хиробуми столкнулось с резкими нападками в парламенте со стороны оппозиционных политических партий. Главным поводом для них стала «слабость» дипломатии Ито̄, приведшая к вынужденному отказу Японии от Ляодунского п-ова. Поднимались также вопросы о массовых хищениях и взяточничестве в администрации новой японской колонии — Тайваня, об убийстве корейской королевы и др.

Агрессивная парламентская тактика политических партии была вызвана тем, что японские торгово-промышленные круги, заметно усилившиеся в результате японо-китайской войны, стали серьезно претендовать на участие в политическом руководстве страной. Параллельно с ростом их экономического могущества укрепились их связи с политическими партиями, что создало последним мощную финансовую опору. Поэтому высшая государственная бюрократия уже не могла просто игнорировать парламент при выработке и проведении того или иного политического курса и начала искать способы взаимодействия с ним.

Ито̄ Хиробуми стал первым из японских премьеров, кто обратился к практике соглашения на компромиссной основе с пользовавшейся наибольшим влиянием парламентской партией. Столкнувшись с острой критикой в парламенте, он провел переговоры с партией Дзию̄то̄, имевшей в нижней палате 108 мест (из 300). В обмен на поддержку с ее стороны Ито̄ ввел в свой кабинет в качестве министра внутренних дел ее лидера Итагаки Тайсукэ.

К подобному соглашению прибег и сменивший Ито на посту премьера в августе 1896 г. Мацуката Масаёси. Он договорился об оказании поддержки правительству с руководством созданной незадолго до того партии Симпото̄ (Прогрессивная партия), в которую вошли члены Кайсинто̄ и около 50 депутатов из других оппозиционных групп. Лидер новой партии О̄кума Сигэнобу получил в кабинете Мацуката пост министра иностранных дел. Соглашение оказалось, однако, непрочным. Осенью 1897 г. в кабинете возникли политические разногласия, и в ноябре О̄кума вышел из состава правительства. На следующей парламентской сессии его партия Симпото̄ проголосовала совместно с Дзию̄то̄ за вотум недоверия правительству, после чего кабинет Мацуката ушел в отставку.

Новое правительство опять возглавил Ито̄ Хиробуми. Однако просуществовало оно всего несколько месяцев (январь-июль 1898 г.). Причиной его падения стала неудача попыток Ито̄ достичь нового соглашения с Дзию̄то̄. В результате Ито̄ не смог провести через парламент налоговые законопроекты и был вынужден уйти в отставку.

Появление практики парламентских соглашений и то воздействие, которое оказывала на судьбу кабинетов позиция политических партий, свидетельствовали о росте влияния парламента на определение политического курса страны. Вместе с тем, назначение новых премьер-министров и определение состава кабинетов продолжали оставаться сферой, которую контролировала высшая государственная бюрократия.

Для того, чтобы активно вмешаться в процесс формирования правительственных кабинетов, лидеры парламентских партий выработали план объединения Дзию̄то̄ и Симпото̄. Предполагалось, это поможет привести к власти «партийный» кабинет, состав и деятельность которого они смогли бы контролировать.

В июне 1898 г. Дзию̄то̄ и Симпото̄ объединились в новую Конституционную партию (Кэнсэйто̄). Ито̄ Хиробуми, который уйдя в отставку, сблизился с партийными лидерами, сумел добился согласия императора на то, чтобы новое правительство было сформировано из членов только что созданной партии.

Спустя неделю после образования Кэнсэйто̄, 30 июня 1898 г., на ее основе был сформирован первый в Японии т. н. партийный кабинет. Все его члены (кроме военного и военно-морского министров) принадлежали к новой партии, причем преобладали в нем члены бывшей Симпото̄: они имели 5 министерских портфелей, тогда как члены бывшей Дзию̄то̄ — 3. Посты премьера и министра иностранных дел также занял лидер бывшей Симпото̄ О̄кума Сигэнобу.

Пребывание у власти нового правительства оказалось недолгим. С первых дней существования нового кабинета между его членами, фактически принадлежавшими к двум разным партиям, возобновилась борьба за министерские посты. Члены бывшей Дзию̄то̄ настаивали на том, чтобы выходцы из Дзию̄то̄ и Симпото̄ имели равное представительство в кабинете, тогда как представители Симпото̄ пытались отстоять изначально завоеванные позиции. Соперничество внутри правительства и «объединенной» Кэнсэйто̄ сопровождалось многочисленными скандалами и взаимными обвинениями.

Толчком к падению «партийного» кабинета послужил инцидент с министром просвещения Одзаки Юкио, который во время публичного выступления в августе 1898 г. увлекся обличением коррупции и всевластия денег и весьма неосмотрительно заявил, что «если в Японии будет когда-либо установлена республиканская форма правления, то, по всей вероятности, кандидатами в президенты будут „Мицуи" или „Мицубиси"». Тайный совет и верхняя палата признали мысль о возможности установления в Японии республики «оскорбительной» для императора и потребовали отставки Одзаки.

Это требование неожиданно активно поддержали выходцы из Дзию̄то̄ в составе правящей партии, которые рассчитывали в случае ухода Одзаки (принадлежавшего ранее к Симпото̄) провести на освободившийся министерский пост своего кандидата. Когда же О̄кума назначил министром просвещения вместо Одзаки члена Симпото̄ Инукаи Цуёси, руководство Дзию̄то̄ объявило о роспуске Кэнсэйто̄ и о создании новой партии с тем же названием, куда не вошел ни один из членов Симпото̄. При этом министры-члены бывшей Дзию̄то̄ вышли из состава кабинета.

В ответ на это О̄кума переименовал остатки «старой» Кэнсэйто̄ (а фактически прежнюю Симпото̄) в Кэнсэйхонто̄ (Подлинная конституционная партия) и попытался сформировать правительство только из ее членов, но его действия не были одобрены императором. В результате 31 октября 1898 г. кабинет пал, не успев провести ни одной парламентской сессии. Следующий в истории Японии «партийный» кабинет был образован только спустя 20 лет, 29 сентября 1918 г.

В ноябре 1898 г. было сформировано правительство во главе с Ямагата Аритомо, последовательным сторонником жесткой линии в отношениях с парламентом. Представители политических партий в его кабинет уже не вошли.

Вместе с тем, Ямагата не мог уже игнорировать изменения в соотношении сил на политической арене, когда за политическими партиями стояли мощные финансово-промышленные группы. Поэтому он, так же, как и его более либеральные предшественники Ито̄ и Мацуката, вынужден был вступить в переговоры с парламентской оппозицией и добиваться ее поддержки.

В конце ноября 1898 г. Ямагата достиг соглашения с Хоси Тору, фактическим лидером «новой» Кэнсэйто̄. За поддержку со стороны Кэнсэйто̄ проекта государственного бюджета, предусматривавшего сохранение повышенных ставок земельного, подоходного и других налогов для обеспечения финансирования военных программ, Ямагата обещал Хоси изменить в либеральную сторону избирательное законодательство.

Несмотря на поддержку Кэнсэйто̄, проект бюджета натолкнулся на сильное сопротивление в парламенте, и чтобы добиться его принятия, Ямагата пришлось параллельно внести на рассмотрение парламентской сессии законопроект об увеличении в 2,5 раза жалованья депутатам нижней палаты (с 800 до 2 тыс. иен). Тем не менее на следующей, 14-й сессии, открывшейся 22 ноября 1899 г., Ямагата выполнил свое обещание и поставил на обсуждение проект реформы закона о выборах.

Вопрос о расширении избирательного права ставился в парламенте уже с 1894 г. В 1898 г. третий кабинет Ито̄ Хиробуми даже передал в нижнюю палату свой проект реформы избирательного закона, но он не был рассмотрен из-за скорого ухода правительства в отставку.

На этот раз новый закон был принят. Основные черты его были таковы: возрастной ценз сохранился прежний — 25 лет для активного избирательного права (т. е. права избирать) и 30 лет для пассивного (т. е. права быть избранным); имущественный ценз был установлен в 10 иен уплачиваемых прямых налогов; число мест в нижней палате увеличивалось до 381. В результате число избирателей в Японии выросло более, чем вдвое, и в 1902 г., когда состоялись первые выборы по новому закону, составило 967 тыс. чел. по сравнению с 400 тыс. в 1890 г. Конечно, это не было радикальным изменением, но все же закон 1900 г. представлял собой определенный шаг в сторону расширения избирательных прав населения.

Во время пребывания у власти правительства Ямагата были приняты еще два важных закона, значение которых вышло далеко за рамки текущей политики и продолжало сказываться на протяжении последующих нескольких десятилетий.

В марте 1900 г. был издан закон о полицейских мерах по поддержанию общественного спокойствия (тиан кэйсацу хо̄), направленный в первую очередь против рабочего и крестьянского движения. В ст. 17 этого закона, в частности, говорилось:

При соответствующем истолковании, этот закон фактически запрещал создание профсоюзов и проведение забастовок, а любая попытка наемных работников выдвинуть коллективные требования к работодателю каралась, согласно ст.30 того же закона, тюремным заключением на срок до 6 мес. или штрафом в размере от 3 до 30 иен.

Следствием закона о полицейских мерах по поддержанию общественного спокойствия стала значительная задержка развития в Японии профсоюзного движения, искусственная консервация патерналистских отношений на производстве, а также традиционных форм социального протеста; последнее неоднократно приводило к стихийным бунтам и беспорядкам. В более отдаленной перспективе отсутствие длительной традиции организованной борьбы за свои права создало почву для распространения радикальных настроений в японском рабочем движении, что продолжало ощущаться вплоть до 70-х годов XX в.

В мае 1900 г. Ямагата провел закон, по которому военный и военно-морской министры и их заместители могли назначаться только из числа генералов или адмиралов, находившихся на действительной военной службе. Поскольку такой порядок фактически существовал и ранее, этот акт не привлек к себе внимания и не вызвал сопротивления со стороны политических партий.

Лишь позже стало понятно, какой силы удар нанес Ямагата по властным амбициям парламентских политиков. Во-первых, военные обеспечили себе практически полную автономию от гражданского политического руководства, поскольку, будучи на действительной службе, военный и военно-морской министры подчинялись не распоряжениям премьера, а приказам военного командования и, естественно, императора как верховного главнокомандующего. Во-вторых, военно-бюрократические круги получили возможность свалить любой неугодный им кабинет путем ухода в отставку военного или военно-морского министра с дальнейшим отказом военного командования представить другую кандидатуру. И той, и другой возможностью военные в дальнейшем неоднократно пользовались, что лишало кабинеты возможности предпринимать какие-либо действия без одобрения с их стороны.

Руководство Кэнсэйто̄ было недовольно тем, что Ямагата отказывался предоставить министерские портфели в своем кабинете. Поэтому весной 1900 года между ним и правительством стал назревать разрыв. Тогда же Кэнсэйто̄ вступила в переговоры с Ито̄ Хиробуми, который к тому времени развернул активную деятельность по созданию новой политической партии.

Лидеры Кэнсэйто̄ предложили Ито̄ занять пост председателя партии, от чего Ито̄, однако, отказался. Во-первых, в его планы входило установление полного личного контроля над «собственной» партией, и он претендовал на гораздо большие полномочия, чем те, что предоставил бы ему пост председателя Кэнсэйто̄. Во-вторых, Ито̄ стремился к созданию политического объединения на более широкой основе, с привлечением в него других фракций и групп.

В начале июля 1900 г. Кэнсэйто̄ согласилась войти в будущую партию на условиях Ито̄. Тем временем Ито̄ совершал поездки по стране, стараясь вовлечь в свою партию как можно больше крупных предпринимателей и чиновников местной администрации, так как по его идее новая политическая организация должна была быть не просто парламентским блоком, но и располагать развитой системой поддержки на местах. Основу влияния новой партии составляла ее тесная связь с крупными финансово-промышленными группами, прежде всего с «Мицуи» и «Сумитомо». Таким образом, ее создание стало новым этапом усиления позиций крупного капитала в японской политике.

25 августа 1900 г. было опубликовано написанное самим Ито̄ программное заявление новой партии, которая получила название Риккэн сэйю̄кай, или просто Сэйю̄кай (Общество политических друзей). Сэйю̄кай состояла в основном из членов бывшей Кэнсэйто̄. Кроме того в нее перешла группа членов Кэнсэйхонто̄ во главе с Одзаки Юкио. В результате у Сэйю̄кай оказалось большинство в нижней палате парламента (152 места).

Вскоре после этого, в сентябре 1900 г., кабинет Ямагата вышел в отставку. Новое правительство опять (в 4-й раз) возглавил Ито̄ Хиробуми. Оно состояло в основном из членов Сэйю̄кай. Исключение составляли военный министр Кацура Таро̄, военно-морской министр Ямамото Гоннохёэ (Гомбэй) и министр иностранных дел Като̄ Такааки.

Как и третий, четвертый кабинет Ито̄ оказался недолговечным. Уже в начале июня 1901 г. новое правительство возглавил Кацура Таро̄, кандидатуру которого активно поддержал Ямагата Аритомо. Кацура не принадлежал к числу первых лиц японской политики. Тем не менее, его кабинет оказался неожиданно прочным и оставался у власти в течение последующих пяти лет.

Поначалу обстановка в парламенте была неблагоприятной для нового кабинета, поскольку оказавшаяся в оппозиции Сэйю̄кай продолжала располагать большинством мест в нижней палате. Однако Кацура удалось договориться с Ито̄ и обеспечить правительству поддержку со стороны Сэйю̄кай при утверждении парламентом бюджета и других важных законопроектов.

В дальнейшем политический престиж кабинета Кацура значительно возрос в результате важного внешнеполитического успеха — заключения 30 января 1902 г. англо-японского союза. Это дало возможность Кацура успешно провести парламентскую сессию и назначить новые выборы, которые впервые за все время существования японского парламента (с 1890 г.) состоялись после истечения полного срока полномочий депутатов. Выборы 1902 г. проходили по новому избирательному закону 1900 г. и завершились убедительной победой Сэйю̄кай.

На следующей сессии парламента в конце 1902 г. вновь встал вопрос о налогах — конкретно, о продлении срока действия повышенной ставки земельного налога в связи с новой программой строительства военно-морского флота. Сэйю̄кай и Кэнсэйхонто̄ выступили против этого, и тогда Кацура распустил нижнюю палату и назначил новые выборы. Однако на них снова победила Сэйю̄кай, и таким образом ситуация в парламенте осталась неблагоприятной для кабинета.

Поскольку тактика силового давления не привела к желаемым результатам, Кацура опять пришлось вернуться к практике парламентских соглашений. Он провел переговоры с Ито̄ и сумел договориться с ним о поддержке партией Сэйю̄кай правительственной программы.

В июле 1903 г. император своим указом назначил Ито̄ Хиробуми председателем тайного совета, что обязывало Ито̄ выйти из созданной им партии. Освободившийся пост председателя Сэйю̄кай занял Сайондзи Киммоти, который возобновил парламентскую коалицию с Кэнсэйхонто̄. Объединенная оппозиция вынесла вотум недоверия кабинету, после чего парламент был снова распущен. Противостояние парламентских политиков и государственной бюрократии было прервано начавшейся вскоре русско-японской войной.

Haряду с усилением роли парламента в определении курса государственной политики, на рубеже ХІХ-ХХ вв. в Японии наблюдался рост различных общественных движений. Хотя они выражали интересы разных социальных групп, то, что они не были представлены в официальной политической жизни, служило для них объединяющим фактором, и они часто сотрудничали между собой. Среди них можно выделить общедемократическое движение за расширение избирательных прав, рабочее движение, боровшееся за создание профессиональных союзов, социалистическое движение, а в последние годы перед русско-японской войной — антивоенное движение, центральную роль в котором также играли социалисты.

Наиболее широко в этот период развернулось движение за всеобщее избирательное право. Его центром стало организованное в 1900 г. Общество борьбы за всеобщее избирательное право (фуцӯ сэнкё кисэй до̄мэйкай), в котором насчитывалось несколько тысяч членов. В него входили видные политические деятели из буржуазных кругов, журналисты, представители профсоюзов и др. Вместе с тем, с обществом тесно сотрудничали политические и общественные деятели ярко выраженной левой ориентации — Ко̄току Дэндзиро̄ (Сю̄суй), Сакаи Тосихико, христианский социалист Утимура Кандзо̄ и др. Официальным органом общества стала либеральная газета «Ёродзу тё̄хо̄».

По инициативе общества было организовано петиционное движение за введение всеобщего избирательного права. Первая петиция, которую подписало несколько тысяч человек, была передана в парламент в марте 1900 г.

В те же годы заметное развитие в Японии получило рабочее движение. Несмотря на быстрый рост экономики после японо-китайской войны, выполнение обширных военных программ привело к тому, что положение трудящихся не улучшилось. Наполнение государственного бюджета достигалось сохранением повышенных ставок земельного и подоходного налогов, а также неоднократным повышением существовавших и введением новых косвенных налогов — на сою, на сакэ, на табак. Довольно быстро росли цены на продовольствие и на товары первой необходимости. В результате некоторое повышение заработной платы, наблюдавшееся после войны с Китаем, не могло компенсировать рост цен и увеличение налогового бремени.

Это, а также сохранявшиеся тяжелые условия труда в промышленности, вело к росту социального недовольства и, соответственно, числа трудовых конфликтов. Тогда же в Японии развернулось организованное движение за создание профессиональных союзов. В июле 1897 г. было создано Общество содействия организации рабочих профсоюзов (ро̄до̄ кумиай кисэйкай), которое выступило за скорейшее введение рабочего законодательства. За короткий срок (к 1899 г.) число его членов превысило 5700 чел. Общество содействия организации профсоюзов издавало собственный журнал под названием «Ро̄до̄ сэкай» («Мир труда»). Его главным редактором был Катаяма Сэн, а одним из активнейших сотрудников — Ко̄току Дэндзиро̄.

Вокруг общества стали создаваться профсоюзные организации. В декабре 1897 г. появился крупнейший по тем временам союз металлистов, число членов которого к 1900 г. достигло 5400 чел… В 1898 г. были созданы профсоюзы машинистов железных дорог и рабочих-печатников.

Рост рабочего движения побудил власти обратиться к проблеме рабочего законодательства. В конце 1896 г. комиссии министерства сельского хозяйства и торговли, в ведении которого находилась в то время и промышленность, было поручено разработать проект закона для «урегулирования взаимоотношений между рабочими и предпринимателями».

В 1897 г. законопроект, касавшийся лишь ограничений по использованию детского и женского труда (причем только на крупных предприятиях с числом работающих более 50 чел.), был передан кабинету. Однако Ямагата, возглавлявший тогда правительство, отказался даже выдвинуть его на рассмотрение парламента. Правда, в 1900 г. парламент все же принял закон, призванный улучшить положение рабочих, хотя и иными средствами: он предусматривал создание т. н. кооперативных обществ, задачей которых было поощрение вкладов и сбережений рабочих с целью «превращения их в собственников».

Принятый в 1900 г. закон о полицейских мерах по поддержанию общественного спокойствия оказал крайне негативное воздействие на зарождавшееся японское профсоюзное движение. Большая часть профсоюзов распалась и прекратила свою деятельность. Организованное рабочее движение, не успев развернуться, пошло на спад.

Несмотря на это, именно тогда японские социалисты предприняли попытку создать первую в Японии социал-демократическую партию. Еще в октябре 1898 г. при участии Катаяма и Ко̄току было основано Общество по изучению социализма (Сякайсюги кэнкю̄кай), в которое вошло около 30 чел. В январе 1900 г. на его основе была создана Социалистическая лига (Сякайсюги кё̄кай), которая с первых дней своего существования повела активную пропаганду социалистических идей: проводила собрания, митинги и т. д.

В 1901 г. Катаяма, Ко̄току и другие начали подготовку к созданию социалистической партии. 20 мая 1901 г. было объявлено об образовании Нихон сякай минсю̄то̄ (Японской социал-демократической партии). Одновременно новой партии удалось опубликовать в нескольких газетах свою программу, содержавшую требования всеобщего мира, разоружения, ликвидации классового общества, обобществления средств производства и равного распределения богатств. Добиваться достижения этих целей предполагалось парламентскими средствами, не прибегая к насилию.

В тот же день Социал-демократическая партия была запрещена властями, а выпуски газет, опубликовавших ее программу, конфискованы полицией. Катаяма как редактор журнала «Ро̄до̄ сэкай», также опубликовавшего документ, и издатели четырех токийских газет были привлечены к суду на основании закона о полицейских мерах по поддержанию общественного спокойствия.

В период, предшествовавший началу русско-японской войны, в Японии была развернута антирусская пропагандистская кампания. Публиковались разного рода призывы к активным действиям на материке, требования объявить войну России и т. п. В ответ на это в начале лета 1903 г. Катаяма Сэн, Ко̄току Дэндзиро̄ и их единомышленники из Социалистической лиги предприняли поездку по стране с антивоенными лекциями и выступлениями. Впоследствии Катаяма Сэн вспоминал:

В ноябре 1903 г. Ко̄току и Сакаи при поддержке Социалистической лиги основали общество Хэйминся (Общество простого народа) и приступили к выпуску еженедельной газеты «Хэймин симбун». Ее тираж достигал 8 тыс. экз., что было значительной цифрой для Японии того времени. Эта газета стала центром антивоенной пропаганды, и продолжила свою деятельность даже после того, как война разразилась, что потребовало от ее издателей и сотрудников незаурядного мужества.

На пути к русско-японской войне

Военный конфликт между Японией и Россией был во многом предопределен наличием глубоких противоречий в империалистических интересах двух стран. Вместе с тем, долгое время он не казался неизбежным.

На протяжении многих лет отсутствие железнодорожного сообщения между европейской частью России и ее дальневосточными районами не позволяло русскому правительству держать там мощные военные силы, да и вообще осуществлять эффективный административный контроль над этими территориями. Это предопределило во внешней политике России линию на сохранение статус-кво на Дальнем Востоке.

К началу 90-х годов XX в. русский Дальний Восток при всех своих природных богатствах был «дотационным регионом»: казенные расходы там значительно превышали доходы, получаемые от налогов, таможенных сборов и т. п. Причина заключалась в том, что Россия не имела тогда достаточно сил, чтобы регулировать там деятельность американских и японских предпринимателей и торговцев. В ряде случаев иностранцы официально находились в привилегированном положении по сравнению с русскими. Так, японцы пользовались правом беспошлинно ловить и вывозить рыбу с Сахалина, тогда как русские рыбопромышленники при ввозе рыбы в Японию должны были платить таможенные сборы, и поэтому не выдерживали конкуренции. Кроме того японские и американские зверопромышленники и рыбаки занимались широкомасштабным незаконным промыслом в русских водах, уклоняясь от уплаты каких-либо налогов и пошлин. К этому можно добавить, что почти 1 /8 часть золота, добывавшегося на приисках Амурской области (вторых по значению в России), нелегально уходила в Китай, а в Николаевске и Владивостоке — главных центрах края — торговля находилась в руках иностранцев.

В 80-х годах интерес русских торгово-промышленных кругов к дальневосточным рынкам усилился. Результатом этого стал проект создания сибирской железной дороги. Решение о ее постройке было принято в 1885 г., но из-за финансовых трудностей проект стал претворяться в жизнь лишь в 1891 г., когда в России начался бурный промышленный подъем.

Русское правительство возлагало большие надежды на постройку транссибирской дороги, полагая, что ее завершение приведет к тому, что Россия сможет занять положение посредника в торговле между Европой и Дальним Востоком. По мнению С.Ю. Витте, занявшего в 1892 г. пост министра финансов, дорога должна была отвлечь мировые грузопотоки от Суэцкого канала и помочь массовому продвижению русских промышленных товаров на китайский рынок. Разумеется, важнейшее значение придавалось и военно-стратегическому аспекту строительства: транссибирская магистраль должна была обеспечить России возможность увеличить свои военные силы на Дальнем Востоке, в том числе создать там мощный военный флот.

Все это не вызвало воодушевления ни в Великобритании, ни в Японии, ни в Соединенных Штатах. Интересы этих государств прямо противоречили интересам России на Дальнем Востоке. Их не устраивали ни возрастание русской конкуренции на китайском и корейском рынках, ни рост способности России контролировать свои окраинные территории (американцы в то время вынашивали планы тем или иным способом отторгнуть их у России, как они сделали это ранее с Аляской). Наконец, усиление военного присутствия России на Дальнем Востоке создавало непосредственную угрозу планам колониальной экспансии Японии на азиатском материке.

Японские правящие круги немедленно осознали особенности новой ситуации, складывавшейся в Восточной Азии. В 1890 г. Ямагата Аритомо выдвинул концепцию коренной модернизации японских вооруженных сил с тем, чтобы их задачи не ограничивались обороной японской территории, а включили в себя защиту «линии жизненно важных интересов» Японии, пролегавшей на материке. В качестве потенциальных военных противников Ямагата называл великие державы и, в первую очередь, Россию.

Что касается русских дипломатов, то они еще некоторое время по инерции продолжали рассматривать Японию в качестве возможного партнера России, не придавая должного значения подспудному росту напряженности в русско-японских отношениях. Например, в инструкциях министерства иностранных дел, переданных осенью 1892 г. новому русскому посланнику в Токио при его назначении, утверждалось, что между Россией и Японией «не существует никакой принципиальной противоположности». Из этого тезиса выводилась «желательность не только мирных, но даже дружественных отношений» с Японией, что должно было «с одной стороны, обеспечить неприкосновенность и спокойствие наших собственных владений, с другой — противодействовать возможным проискам соперничающих с нами держав».

Отрезвление относительно перспектив отношений с Японией наступило в России под воздействием японо-китайской войны. На правительственном совещании в Петербурге в августе 1894 г. была признана серьезность военной угрозы со стороны Японии, а также возможность перекрытия выходов в открытый океан из восточных русских портов в случае занятия Японией южной части Корейского п-ова. В связи с этим совещание приняло решение добиваться сохранения статус-кво в Корее по крайней мере до тех пор, пока не будет достроена транссибирская железная дорога, и Россия не укрепит свои позиции на Дальнем Востоке. Решено было также добиваться приобретения на Тихом океане незамерзающего порта в качестве базы для русских военно-морских сил (в дальнейшем такой базой стал Порт-Артур).

В феврале 1895 г., когда масштабы японской победы над Китаем стали очевидны, в Петербурге было принято решение усилить русскую эскадру в Тихом океане, чтобы «наши морские силы были по возможности значительнее японских», а также добиваться сохранения независимости Кореи. Наиболее реалистично масштабы японской опасности были охарактеризованы в ходе правительственного совещания 11 апреля 1895 г., на котором новый министр иностранных дел А.Б.Лобанов-Ростовский, назначенный на этот пост в марте, признал, что «на дружбу Японии ни в коем случае рассчитывать нельзя», и что «предпринятая ею война направлена не столько против Китая, сколько против России, а затем и всей Европы».

Вскоре русско-японские отношения испытали ряд кризисов в связи с демаршем трех держав (инициатором которого была Россия) и вызванным им отказом Японии от претензий на Ляодунский п-ов, столкновением интересов России и Японии в Корее, началом строительства Россией КВЖД и получением ею в аренду Порт-Артура, а несколько позднее — в связи с вводом русских войск в Маньчжурию во время восстания ихэтуаней. Параллельно Япония начала непосредственную подготовку к войне с Россией. Большая часть полученной Японией по Симоносэкскому мирному договору контрибуции была затрачена на модернизацию армии и флота. Любопытно, что заем на покрытие расходов по уплате контрибуции был предоставлен Китаю русскими банками. Таким образом, Россия как бы косвенно участвовала в финансировании военных приготовлений против себя самой.

Китайская контрибуция и иностранные займы (главным образом британские) позволили Японии досрочно, к 1901 г., выполнить огромную программу перевооружения. В марте того же года начались переговоры между Японией и Великобританией о заключении договора о союзе, а в июне к власти в Японии пришел кабинет Кацура Таро, который сделал выбор в пользу разрешения противоречий между Японией и Россией военными средствами. При этом японское политическое и военное руководство полагало, что Японии следует начать войну за захват Кореи и Маньчжурии по возможности до завершения строительства транссибирской железной дороги, пока переброска русских армий на Дальний Восток и их снабжение затруднены.

Международная обстановка, сложившаяся в то время на Дальнем Востоке, благоприятствовала Японии. Последняя учла уроки дипломатического поражения при заключении мирного договора с Китаем, и в преддверии новой, гораздо более опасной для себя войны заручилась поддержкой Великобритании, зафиксированной в международном договоре. Тогда интересы Великобритании и Японии во многом совпадали: постройка транссибирской магистрали и КВЖД, создание русской военно-морской базы в Порт-Артуре, усиление влияния России в Китае и Корее — все это воспринималось как угроза обеими странами. Различие заключалось в том, что Великобритания не собиралась сама воевать с Россией и рассчитывала подорвать положение последней на Дальнем Востоке чужими руками. Так или иначе, англо-японский союзный договор 1902 г. обеспечивал Японии финансовую и моральную поддержку со стороны Великобритании.

Соединенные Штаты также считали Россию своим основным соперником на Тихом океане. Так что с их стороны Японии был обеспечен, по меньшей мере, благожелательный нейтралитет. Это подтвердилось в первые дни русско-японской войны, когда американский президент Т.Рузвельт предупредил правительства Германии и Франции, что если те попытаются «повторить опыт вмешательства трех держав 1895 г.», США станут на сторону Японии и предпримут «все необходимые меры для ее защиты».

Что касается Германии и Франции, то их интересы были прямо противоположны: Германия хотела военного столкновения между Японией и Россией, поскольку надеялась, что это отвлечет русские силы из европейской части страны; как раз этого не желала Франция и потому стремилась по мере возможности разрядить ситуацию на Дальнем Востоке. Однако ни Германия, ни Франция не собирались сколько-нибудь активно вмешиваться в грядущий конфликт.

Опираясь на англо-японский союз и на поддержку США, Япония начала разговаривать с Россией более жестким языком. 12 августа 1903 г. японский посланник Курино Синъитиро̄ передал русскому министру иностранных дел В.Н.Ламздорфу проект русско-японского соглашения, который предусматривал признание Россией японских «особых интересов» не только а Корее, но и в Маньчжурии. Это требование было заведомо неприемлемо для России и носило фактически провокационный характер.

Надо сказать, что с русской стороны тоже имелись свои «ястребы», толкавшие императора Николая II на путь захватов китайских территорий и полагавшие, что война с Японией желательна для России и поможет власти укрепить свой авторитет внутри страны. К их числу, в частности, относились министр внутренних дел В.К. Плеве, статс-секретарь А.М.Безобразов, наместник на Дальнем Востоке адмирал Е. И. Алексеев. Существовала и другая, умеренная партия — председатель комитета министров С. Ю. Витте, министр иностранных дел В. Н. Ламздорф, военный министр А. Н. Куропат-кин, — которые считали, что Россия не готова к войне, и ее нужно избежать, даже пойдя на некоторые уступки Японии. Противоречия в правящих кругах России лишали русскую политику последовательности и твердости и давали Японии возможность обвинить Россию в нежелании вести конструктивные переговоры.

Вопрос о нападении на Россию был окончательно решен на заседании японского правительства с участием гэнро̄, состоявшемся 30 января 1904 г. Однако 3 февраля Россия направила Японии ноту о своей готовности пойти на существенные уступки. Это спутало карты японского правительства. Опасаясь, что будут утрачены всякие формальные основания для начала военных действий, оно распорядилось задержать ноту на телеграфе в Нагасаки до 7 февраля, дав указание японскому посланнику в Петербурге разорвать дипломатические отношения с Россией, что и было сделано 6 февраля 1904 г. В тот же день японский флот вышел в Желтое море, чтобы напасть на русскую базу в Порт-Артуре.

Ход военных действий

К началу боевых действий Япония в чисто военном плане превосходила Россию на Дальнем Востоке. Россия располагала там 7 броненосцами (против 6 японских), 4 броненосными крейсерами (против 8 японских), 7 легкими крейсерами (против 12 японских), 6 канонерскими лодками (против 8 японских), 2 минными крейсерами, 35 миноносцами (против 46 японских). Силы русского флота не были сосредоточены и находились в базах и портах Порт-Артура, Владивостока, Чемульпо, Инкоу, Шанхая.

На суше превосходство Японии было еще более значительным. Численность ее армия достигала 330 тыс. чел. (вместе с резервами). Русские сухопутные силы на Дальнем Востоке составляли около 120 тыс. чел., рассредоточенных на огромных пространствах от Байкала до Порт-Артура. Боевая подготовка русской армии была слабой, многие генералы и старшие офицеры были недостаточно квалифицированы и безынициативны.

Вместе с тем, Япония уступала России в экономическом и финансовом отношениях. Последнее было исключительно важно, потому что оружие, боеприпасы, стратегическое сырье для военной промышленности и продовольствие для снабжения армии, даже уголь для военных кораблей Япония была вынуждена покупать за границей. Очевидно, что без британских кредитов она вообще была бы не в состоянии вести войну. Во всяком случае, в затяжном конфликте Россия имела неоспоримое преимущество. Кроме экономических и финансовых ресурсов, она располагала большими людскими резервами, а ее флоты, расположенные в Черном море и на Балтике, создали бы подавляющее преимущество над японским флотом, если бы были переброшены на Дальний Восток.

С учетом всех этих факторов японское командование при разработке плана военных действий сделало ставку на внезапность, рассчитывая разгромить русские силы в скоротечном военном конфликте. План ведения войны, разработанный японским генеральным штабом, предусматривал сперва достижение господства на море, а затем захват Порт-Артура, Кореи и Маньчжурии. Особая важность для Японии морских операций определялась тем, что от их успеха полностью зависела возможность ведения боевых действий на континенте. К началу войны Япония, за исключением нескольких тысяч солдат в Корее, не имела войск на материке. На флот возлагалась задача не только по переброске воинских контингентов, но и по их обеспечению.

Успех действий на суше связывался с тем, что японское командование рассчитывало разгромить русские войска до их полного сосредоточения. Кроме того оно возлагало надежды на низкую пропускную способность транссибирской железной дороги, которая была еще недостроена в районе оз. Байкал.

В ночь с 8 на 9 февраля 1904 г. без объявления воины японский флот под командованием вице-адмирала То̄го̄ Хэйхатиро̄ атаковал русскую эскадру на порт-артурском рейде. Наместнику на Дальнем Востоке адмиралу Е.И.Алексееву было известно, что Япония разорвала дипломатические отношения с Россией, а вечером 8 февраля японские подданные во главе с консулом покинули Порт-Артур, но он не предпринял достаточных мер предосторожности. Эскадра не была уведена на внутренний рейд, не были поставлены и противоминные сети, которые могли бы перехватить японские торпеды, выпущенные по русским кораблям. В результате японцам удалось вывести из строя броненосцы «Ретвизан» и «Цесаревич» и крейсер «Паллада».

9 февраля 1904 г. другая японская эскадра (6 крейсеров и 8 миноносцев) блокировала в нейтральном корейском порту Чемульпо русские корабли — крейсер «Варяг» и канонерку «Кореец». Японцы потребовали выхода кораблей в море или капитуляции. Капитан «Варяга» В.Ф.Руднев решил принять неравный бой. В результате «Варяг» получил тяжелые повреждения и был затоплен своим экипажем, а канонерка «Кореец» взорвана.

Внезапность нападения в сочетании с беспечностью, проявленной русским командованием, дали возможность Японии достичь своих целей, заметно изменив соотношение сил на море в свою пользу. Через неделю японский флот блокировал Порт-Артур и установил мины на его внешнем рейде. Это позволило Японии провести запланированные операции по переброске войск на материк. В марте 1904 г. в Корее высадилась армия генерала Куроки Тамэмото численностью 60 тыс. чел.

8 марта 1904 г. в Порт-Артур прибыл адмирал С.О.Макаров, назначенный командующим флотом. Макаров имел репутацию выдающегося флотоводца и пользовался большим авторитетом среди как офицеров, так и низших чинов. Он был не только опытным командиром, но и признанным военным теоретиком. Интересно, что именно его идеи по тактике ведения морского боя использовал позднее японский адмирал То̄го̄ Хэйхатиро̄ при разгроме русского флота в Цусимском сражении.

За недолгое время пребывания на посту командующего СО. Макаров предпринял энергичные меры для подготовки флота к боевым действиям. Однако ему не повезло: 13 апреля 1904 г. при выходе на внешний рейд Порт-Артура флагманский броненосец «Петропавловск» подорвался на японских минах и затонул; Макаров погиб вместе с большинством команды. После гибели Макарова русский флот, командование которым принял Е.И.Алексеев, перешел к пассивной обороне.

В дополнение к неудачным действиям флота Россия вскоре стала терпеть поражения и на суше. К концу марта 1904 г. японская группировка в Корее достигла численности около 100 тыс. чел. 29 апреля — 1 мая 1904 г. армия Куроки Тамэмото атаковала войска под командованием генерала М.И.Засулича (20 тыс. чел.), выдвинутые к р. Ялуцзян для прикрытия Южной Маньчжурии. Засулич отступил, что дало возможность японцам высадить еще одну армию (66 тыс. чел.) в Южной Маньчжурии. Перейдя р. Ялуцзян, японская армия стала продвигаться по территории Китая.

Крупные бои развернулись на Ляодунском п-ове. В мае 1904 г. японские армии атаковали у Цзиньчжоу русские укрепления, прикрывавшие узкую часть Ляодунского п-ова в тылу Порт-Артура. Японцам, которые обладали многократным превосходством в силах (30 тыс. против 4 тыс. русских), удалось занять их и таким образом отрезать Порт-Артур от сухопутной маньчжурской армии. В конце мая японцы заняли незащищенный Дальний (Далянь). Часть японских войск была оставлена для осады Порт-Артура, а основные силы направились в глубь Маньчжурии. Командующий русской армией генерал А.Н. Куропаткин направил на помощь Порт-Артуру корпус генерала Г.К.Штакельберга численностью около 30 тыс. чел., однако он не смог выполнить своей задачи и отступил.

Угроза Порт-Артуру с суши побудила русское командование принять решение о перебазировании флота во Владивосток. Первая попытка вывести эскадру в море, предпринятая 23 июня, закончилась неудачей. Во время второй попытки 10 августа состоялось морское сражение в Желтом море между русской эскадрой и главными силами японского флота под командованием адмирала То̄го̄. Силы русских и японцев были приблизительно равны, но, хотя обе эскадры во время боя не потеряли ни одного корабля, русские проиграли сражение. Временно исполнявший обязанности командующего Тихоокеанской эскадрой (командующий адмирал Алексеев выехал в Маньчжурию на совещание с Куропаткиным и оказался отрезанным от своих сил) контр-адмирал В.К.Витгефт погиб, управление эскадрой было потеряно, и основные ее силы вернулись в Порт-Артур. Часть кораблей укрылась в нейтральных портах и была интернирована, прорваться удалось только крейсеру «Новик». Обойдя Японские о-ва со стороны Тихого океана, он попытался достичь Владивостока, но у южного побережья Сахалина с ним вступили в бой два японских крейсера. «Новик» получил значительные повреждения и был затоплен своей командой.

Японские сухопутные силы подошли к Порт-Артуру и 19 августа начали его штурм, который закончился полной неудачей. С 24 августа японцы были вынуждены перейти к осаде крепости, что приковало к Порт-Артуру крупные силы японской армии.

Боязнь того, что русские могут ударить в тыл осадной армии, побудило японское командование начать наступление против главных русских сил, сосредоточенных в районе Ляояна. 30 августа — 3 сентября 1904 г. там произошло крупное сражение. Японцы понесли большие потери (24 тыс. чел. против 17 тыс. у русских), но русский главнокомандующий генерал А.Н.Куропаткин неверно оценил ситуацию и отдал приказ об отходе раньше, чем это сделали японцы. Достигнутая было победа обернулась поражением.

В сентябре 1904 г. А.Н. Куропаткин предпринял попытку перейти в наступление. В тот момент русская армия имела численный перевес над японской (200 тыс. чел. против 170 тыс.). Однако японское командование также решило наступать. Развернулось встречное сражение у р. Шахэ. В его ходе явного успеха не удалось достичь никому. Обе стороны, потеряв по 40 тыс. чел., временно приостановили активные действия.

Оттеснив русские армии к Мукдену, японцы возобновили попытки взять Порт-Артур штурмом. Наиболее упорная борьба развернулась за господствующие высоты, игравшие важную роль в системе обороны крепости. Русские войска не ограничивались пассивной обороной и часто совершали контратаки, отбрасывая противника на исходные позиции. Японцы несли большие потери. Погиб и сын японского командующего — генерала Ноги Марэсукэ.

В ноябре японцы ценой огромных потерь овладели наиболее важными высотами, господствовавшими над Порт-Артуром, установили там 280-миллиметровые мортиры и с их помощью уничтожили большинство русских военных кораблей, стоявших на внутреннем рейде. Несмотря на то, что после этого положение защитников крепости резко ухудшилось, гарнизон был готов продолжать борьбу. Однако командующий обороной генерал A.M. Стессель решил иначе и, вопреки мнению военного совета, настаивавшего на продолжении сопротивления, 2 января 1905 г. сдал Порт-Артур противнику.

Пораженчество Стесселя было вызвано осознанием им того, что Куропаткин не собирался предпринимать немедленные действия по деблокированию осажденного гарнизона — после гибели Тихоокеанской эскадры Порт-Артур утратил ценность в глазах русского командования. Об этом свидетельствовали и полученные сообщения о том, что 2-я Тихоокеанская эскадра адмирала З.П. Рожественского, в то время медленно приближавшаяся к театру военных действий, направится не в Порт-Артур, а сразу во Владивосток.

Японцы были удивлены обилием боеприпасов и продовольствия, которое они обнаружили в крепости: им было непонятно, отчего гарнизон сдался. Этого не понимало и большинство русских офицеров и солдат. Так или иначе, порт-артурская эпопея завершилась. Русские потери в ней составили 31 тыс. чел., японские — вдвое больше.

В 1907 г. Стессель, который за время обороны Порт-Артура успел побывать в глазах русской общественности и величайшим героем, и величайшим предателем, был предан суду военного трибунала и приговорен к расстрелу. Приговор не был приведен в исполнение, и в 1909 г. Николай II простил генерала.

В начале февраля к японским войскам в Маньчжурии присоединилась освободившаяся из-под Порт-Артура армия генерала Ноги. В ночь с 18 на 19 февраля 1905 г. японцы перешли в наступление. Началось наиболее крупное во всей кампании сухопутное сражение под Мукденом.

Японские силы уступали по численности русским (соответственно, 270 тыс. и 330 тыс. чел.). Однако русская армия проиграла битву — во многом потому, что Куропаткин опять, как ранее под Ляояном, отдал преждевременный приказ об отходе. Когда русские начали отступать, японцам удалось прорвать фронт восточнее Мукдена, и правое крыло русских войск оказалось в окружении. Все же Куропаткину удалось вывести из него основные силы. Под Мукденом русская армия потеряла 89 тыс. чел. (в том числе 29 тыс. пленными), а японская — около 71 тыс. На этом активные действия в Маньчжурии завершились. 3 марта 1905 г. Куропаткин был смещен и заменен на посту командующего генералом Н.П.Линевичем.

Однако война между на Японией и Россией на этом не закончилась. Ее финальным аккордом стал поход 2-й Тихоокеанской эскадры русского флота и ее гибель в Цусимском морском сражении.

Возможность посылки дополнительной эскадры на Дальний Восток стала обсуждаться военным руководством России сразу после того, как основные силы Тихоокеанской эскадры понесли потери и оказались запертыми в Порт-Артуре. На этом, в частности, активно настаивал адмирал С.О.Макаров, однако в начале войны решение по этому вопросу так и не было принято.

В апреле 1904 г. решение о формировании 2-й Тихоокеанской эскадры все-таки состоялось. В нее была включена часть кораблей Балтийского флота и новые корабли, вводившиеся в строй по программе 1898 г. 7 крейсеров предполагалось дополнительно закупить за границей (в Аргентине и в Чили). Командующим новой эскадрой был назначен начальник главного морского штаба вице-адмирал З.П.Рожественский.

Однако в скором времени появились сомнения в целесообразности принятого решения. Эскадра формировалась медленно, и стало ясно, что к тому времени, когда она будет готова, 1-я, порт-артурская, эскадра по-видимому перестанет существовать, и новое формирование останется один на один с японским флотом. Предлагалось, в частности, отложить посылку эскадры до будущего года, а тем временем значительно усилить ее. Окончательное решение по этому вопросу принял 23 августа 1904 г. сам Николай II — эскадра должна была отправиться немедленно по достижении готовности.

2-я Тихоокеанская эскадра вышла В море в октябре 1904 г. ей предстояло выполнить огромный переход в 18 тыс. миль. Эскадра двигалась очень медленно. На всем пути следования она испытывала сложности с бункеровкой, поскольку Великобритания оказывала давление на нейтральные страны, чтобы заставить их отказаться снабжать русский флот. Кроме того, по пути эскадра занималась боевой учебой — подготовка экипажей находилась на низком уровне, многие офицеры были призваны из запаса или переведены из торгового флота.

О качестве подготовки и, еще более, о состоянии духа офицеров эскадры свидетельствовал «гулльский инцидент», когда 22 октября 1904 г., находясь еще в Северном море, эскадра расстреляла из орудий всех калибров флотилию рыболовных суденышек, промышлявших треску на Доггер-банке, приняв их за японские (!) торпедные катера. Рожественскому с трудом удалось остановить огонь. Этот инцидент, который, как потом утверждалось русской стороной, был следствием британской провокации, накалил и без того плохие русско-английские отношения и сильно затруднил дальнейший путь эскадры.

В феврале 1905 г. на усиление 2-й эскадры была послана спешно сформированная 3-я эскадра под командованием контрадмирала Н.И.Небогатова. В ее состав вошли самые устаревшие корабли, оставшиеся на Балтике после создания эскадры Рожественского. Характеризуя ее, сам Рожественский писал в частном письме:

В середине мая 1905 г. обе эскадры соединились у берегов Индокитая и направились во Владивосток. Рожественский решил прорываться туда кратчайшим путем — через Корейский пролив. Днем 27 мая эскадра Рожественского встретилась там с главными силами японского флота под командованием адмирала То̄го̄. В состоявшемся Цусимском сражении японцы потеряли 3 миноносца; потери русских составили 8 броненосцев, 4 крейсера, вспомогательный крейсер, 5 миноносцев и несколько транспортов. 4 броненосца и миноносец сдались в плен. На борту одного из них находился тяжело раненный в голову еще в начале боя адмирал Рожественский, который был помещен в госпиталь в Сасэбо.

Адмирал То̄го̄ навестил там своего поверженного противника. В качестве переводчика он взял с собой бегло говорившего по-французски 20-летнего лейтенанта, потерявшего в Цусимском бою два пальца на левой руке. По странному стечению обстоятельств это был Ямамото Исороку, будущий командующий японским Объединенным флотом, разгромивший в 1941 г. американскую военно-морскую базу в Пирл-Харборе.

По возвращении в Россию адмиралы Рожественский, Небогатое и еще несколько офицеров были отданы под суд. Рожественский мужественно брал всю вину за случившееся на себя, но как тяжелораненый был освобожден от наказания; остальных приговорили к расстрелу, замененному затем длительными сроками заключения.

Внутреннее положение Японии во время войны

После начала войны борьба парламентской оппозиции с правительством немедленно прекратилась. Уже после начала войны, 1 марта 1904 г. состоялись парламентские выборы, принесшие победу коалиции Сэйю̄кай и Кэнсэйхонто̄. Накануне открытия парламентской сессии состоялось объединенное заседание этих партий, на котором было принято решение о поддержке правительства Кацура.

На парламентских сессиях 1904 и 1905 гг. политика правительства неизменно получала полное одобрение. Парламентские партий безоговорочно поддерживали все, даже самые непопулярные меры. За первый военный год налоги были увеличены на 50 %, за второй год — на 100 %. Была введена государственная монополия на табак и соль, повышены налоги на сою, сахар, масло, алкогольные напитки, хлопчатобумажные и шерстяные изделия и др. Земельный налог за время войны повышался дважды и в итоге увеличился с 3 до 17,5 % цены земли. В качестве компенсации землевладельцам правительство в 1904/05 фин. г. повысило импортные пошлины на рис, пшеницу, бобы и другие сельскохозяйственные продукты. Это действительно несколько улучшило положение производителей сельскохозяйственной продукции (в первую очередь, крупных), но одновременно привело к взвинчиванию цен на продукты питания.

Война тяжело отразилась на материальном положении японских трудящихся. К концу 1904 г. цены выросли в среднем на 12 % по сравнению с предыдущим годом, а к концу войны — на 19,5 %. Особенно подорожали товары первой необходимости: например, соль и сахар — почти в 2 раза по сравнению с 1901 г. Условия труда рабочих ухудшились, продолжительность рабочего дня на предприятиях нередко доходила до 16 час. В то же время реальная заработная плата снижалась. В деревне мобилизация в армию трудоспособного мужского населения привела к нехватке рабочих рук, в результате чего в 1905 г. сократились посевные площади основных зерновых и технических культур.

Хотя под влиянием вызванных войной националистических настроений реальное противодействие политике правительства в парламенте прекратилась, это не означало полного исчезновения в Японии всякой оппозиционной деятельности. Постепенно в стране стало проявляться недовольство как ухудшением экономического положения, так и ростом числа жертв на фронте.

Не прекратилась стачечная борьба японских рабочих, которая, будучи направлена против увеличения тягот войны, приобрела, в известной мере, антивоенный характер. Так, в августе 1904 года забастовали трамвайщики в г. Иокогама, требовавшие сокращения рабочего дня и увеличения заработной платы. Антивоенные настроения проявлялись и среди японского крестьянства. Там они были связаны с недовольством мобилизацией в армию, лишавшей деревню рабочих рук, и вызванным войной резким повышением земельного и других налогов.

Против войны выступили немногочисленные японские социалисты, группировавшиеся вокруг Социалистической лиги. Особой активностью отличалось общество Хэйминся (Общество простого народа), ведущую роль в котором играли Ко̄току Дэндзиро̄ и Сакаи Тосихико. Его цели в основном совпадали с программой запрещенной ранее Нихон сякай минсю̄то̄ (Японской социал-демократической партии) и сводились к достижению демократии, социализма, всеобщего мира и «превращению всех людей в братьев» при «полном отрицании насилия». Большое влияние на членов общества оказало письмо пользовавшегося популярностью в Японии Л.Н.Толстого, в котором он выступил с осуждением войны. Письмо было переведено на японский язык Ко̄току Дэндзиро̄.

В газете общества Хэйминся «Хэймин симбун» было опубликовано «Письмо к русской социал-демократической партии», в котором говорилось:

На конгрессе II Интернационала в Амстердаме в августе 1904 года лидеры японских и русских социалистов Катаяма Сэн и Г.В. Плеханов при встрече обменялись рукопожатиями, о чем тут же было сообщено в «Хэймин симбун». В обстановке, когда националистические страсти были накалены до предела, это требовало от издателей газеты большого мужества. Власти пытались представить их в качестве русских агентов, проводили обыски в домах социалистов под предлогом поимки «русских шпионов».

В марте 1904 г. против «Хэймин симбун» было возбуждено судебное преследование, поводом для которого стало опубликование в ней призыва к народу выступить против войны и вызванного ею роста налогов. В ноябре того же года, когда в газете был помещен полный перевод «Коммунистического манифеста», полиция конфисковала весь тираж. 16 ноября 1904 г. была запрещена Социалистическая лига, а в январе 1905 г. по приговору суда газета «Хэймин симбун» была закрыта. Социалисты попытались выпускать вместо нее еженедельник «Тёкугэн» («Рупор»), однако и он вскоре был запрещен, а Ко̄току Дэндзиро̄ очутился в тюрьме. В сентябре 1905 г. общество «Хэйминся» было распущено из-за отсутствия финансовых средств.

Победа над Россией далась Японии ценой большого напряжения всех ее материальных, финансовых и людских ресурсов. Можно сказать, что русско-японская война истощила Японию во всех отношениях.

Первоначально призванный контингент численностью 425 тыс. чел. оказался недостаточным. Всего за время войны было мобилизовано 1185 тыс. чел., или около 2 % всего населения страны. Это в 5 раз превышало предвоенную численность японской армии. Одни лишь потери убитыми и ранеными (230 тыс.) были больше, чем вся регулярная армия мирного времени. В армию были взяты молодежь призыва 1906 г., а также пожилые люди, уже выведенные из запаса.

В отличие от Японии, людские ресурсы России были лишь в незначительной части затронуты войной. Россия отправила на Дальний Восток армию, составлявшую по численности 0,55 % ее населения. Надо отдать должное русскому командующему А.Н. Куропаткииу: несмотря на ряд поражений и отступлений, ему не только удалось сохранить основные силы русской армии, но и постоянно наращивать их. Продолжение войны с большой вероятностью должно было привести к тяжелому поражению Японии на суше и к ее вытеснению с континента, с уже завоеванных ею позиций в Маньчжурии и Корее.

Понимая это, после сражения под Мукденом японские военные руководители потребовали от правительства скорейшего прекращения войны. В день мукденской победы начальник генерального штаба Ямагата Аритомо в докладе императору заявил:

Положение Японии усугублялось тем, что ее финансы к концу войны были напряжены до предела. Общая сумма всех военных издержек, по разным оценкам, составила 1,5–2,0 млрд. иен. Около половины этих расходов Япония покрывала за счет иностранных займов. За время войны она получила 4 иностранных займа на сумму более 800 млн. иен, которые были размещены на лондонском и нью-йоркском рынках, и в середине 1905 г. была вынуждена прибегнуть к новому займу. Государственный долг по сравнению с довоенным вырос в 4 раза, составив к концу войны 2,4 млрд. иен, с перспективой уплаты ежегодных процентов до 110 млн. иен, из которых 90 млн. приходилось на проценты по. военным займам.

В совокупности это означало невозможность вести дальнейшие военные действия на континенте, что и обусловило стремление Японии как можно скорее выйти из войны, сохранив за собой свои новые завоевания.

Портсмутский мирный договор

Японская стратегия в войне была рассчитана на достижение быстрой победы. К затяжным военным усилиям Япония была неготова. Поэтому добившись, как и предполагалось, значительных успехов уже в начале войны, захватив Ляодунский п-ов, Корею и часть Маньчжурии, Япония начала предпринимать шаги к прекращению войны и к международно-правовому закреплению плодов своих побед.

Еще в августе 1904 г. японское правительство сформулировало желательные для себя условия мира: признание Россией приоритета японских интересов в Корее, вывод русских войск из Маньчжурии, отказ России от использования КВЖД для любого рода военных перевозок, передача Японии Ляодунского п-ова. В варианте программы-максимум к этим требованиям добавлялись выплата Россией контрибуции для покрытия расходов Японии на войну, уступка Японии о-ва Сахалин и предоставление ей права на ведение рыбного промысла в водах Приморья.

После падения Порт-Артура, в феврале 1905 г. Япония предложила России начать мирные переговоры, но, поскольку она настаивала на том, чтобы просьба о мире исходила от России, русское правительство тогда отказалось от этого.

30 мая 1905 г., сразу после Цусимского сражения, кабинет Кацура Таро̄ принял решение официально просить американского президента Т.Рузвельта выступить в качестве посредника в организации мирных переговоров между Японией и Россией. Рузвельт был готов к такому предложению и дал указание американскому послу в России Мейеру просить аудиенции у Николая II.

Российский император срочно созвал совещание для обсуждения вопроса о заключении мира с Японией. Большинство его участников считали положение угрожающим и высказывались за начало переговоров. Это настроение не изменилось и под влиянием сообщения военного министра Сахарова о вероятных условиях мира с японской стороны, достаточно близких к тем, что были в дальнейшем выдвинуты на самом деле. Причина заключалась в том, что в России ширились революционные выступления, и правящие круги хотели как можно скорее покончить с несчастливо складывавшейся войной и сосредоточиться на внутренних проблемах.

Точно так же оценивал ситуацию и сам Николай II. На следующий день император заявил Мейеру о своем согласии на переговоры. 10 июня 1905 г. русский министр иностранных дел В.Н. Ламздорф сообщил в Вашингтон о принятии Россией предложения Т. Рузвельта. Россия предложила сделать местом проведения переговоров Париж, но Рузвельт настоял на том, чтобы она состоялась в США.

11 июля 1905 г. император Николай II утвердил инструкцию русской делегации на переговорах с Японией, составленную В.Н. Ламздорфом. Было понятно, что после тяжелых военных поражений Россия должна будет пойти определенные уступки. Поскольку внутреннее положение в Российской империи было весьма напряженным (страну сотрясали политические забастовки и демонстрации, то и дело происходили солдатские и матросские бунты), ради заключения мира правительство было готово заплатить довольно большую цену.

Не рассчитывая удержать арендованный у Китая Ляодунский п-ов с Порт-Артуром и Дальним, правительство рекомендовало переговорщикам отказаться от них пользу Японии, оговорив только условия, которые оградили бы Россию от претензий с китайской стороны. То же касалось и судьбы Южно-Маньчжурской железной дороги (ЮМЖД). Однако КВЖД предлагалось во что бы то ни стало сохранить в «полном распоряжении» России.

По вопросу о Корее инструкция рекомендовала добиваться ее полной независимости. Тем не менее, Россия была готова признать «преимущественные права» Японии в Корее при условии отказа Японии от строительства военных укреплений в ее северной части и обеспечения свободы плавания русских судов через Корейский пролив.

В отношении требования Японии о передаче ей Сахалина инструкция рекомендовала по возможности свести вопрос к предоставлению Японии льгот в хозяйственном освоении острова, «которых она тщетно добивалась в течение последних лет».

Совершенно неприемлемыми признавались любые требования об уступке части русской территории, об уплате контрибуции, о лишении России права держать военный флот в Тихом океане. Однако при этом оговаривалось, что предъявление японской стороной подобных требований не должно служить основанием для прекращения переговоров.

Положение России на переговорах с Японией осложнялось тем, что она тогда фактически находилась в международной изоляции. В сущности, все «цивилизованное» мировое сообщество открыто или тайно радовалось постигшему ее поражению, поскольку считало «русскую угрозу» наиглавнейшей. Союзная России Франция не оказала ей никакой поддержки. Ее интересовало лишь скорейшее окончание войны, и она рекомендовала царскому правительству пойти ради этого на любые уступки. Единственное, что Николай II смог противопоставить согласованным действиям правительств Японии, США и Великобритании, — это заключение союзного договора с Германией, который был подписан в Бьёрке 24 июля 1905 г. Однако этот договор был целиком ориентирован на дела европейской политики и не мог служить подспорьем в дипломатической борьбе за улучшение условий мира с Японией.

Японский император утвердил инструкцию для своей делегации на переговорах с Россией на неделю раньше русского, 4 июля 1905 г. Условия мира, которые должны были быть предъявлены России, были поделены на три группы: абсолютно обязательные, относительно важные, и те, решения по которым могли приниматься самими уполномоченными. В первую группу требований входили: признание исключительных прав Японии в Корее, вывод русских войск из Маньчжурии, передача Японии русских арендных прав на Ляодунский п-ов и ЮМЖД. Вторая группа включала в себя возмещение военных расходов Японии, передача ей русских военных кораблей, укрывшихся в нейтральных портах, передача Сахалина с прилегающими к нему островами, предоставление прав ведения рыбного промысла вдоль дальневосточного побережья России. Наименее обязательными требованиями были: ограничение военно-морских сил России на Тихом океане и ликвидация военной базы во Владивостоке.

Для усиления свих позиций на переговорах Япония провела широкий комплекс подготовительных мер. Прежде всего, в течение июля 1905 г. Япония оккупировала Сахалин. Эта операция японских вооруженных сил прошла гладко, поскольку русский гарнизон на острове был очень слаб и состоял в основном из дружин, набранных из ссыльных и каторжников.

Параллельно Япония предприняла ряд дипломатических акций для того, чтобы заручиться поддержкой своих требований к России (прежде всего, в отношении Кореи) со стороны США и Великобритании. В конце июля 1905 г. между Японией и США было заключено секретное соглашение, известное как «соглашение Тафт-Кацура», по которому Соединенные Штаты дали согласие на захват Кореи Японией взамен на обязательство последней не посягать на Филиппины. Тогда же начались переговоры о заключении нового союзного договора между Японией и Великобританией, который был подписан 25 августа 1905 г. Второй англо-японский договор, в частности, санкционировал протекторат Японии над Кореей, а Япония, в свою очередь, обязалась гарантировать границы Индии.

И «соглашение Тафт-Кацура», и второй англо-японский договор фактически обеспечили Японии благоприятное для нее решение по одному из важнейших вопросов, вынесенных на русско-японскую мирную конференцию, — корейскому — еще до начала переговоров. Это был несомненный успех японской дипломатии.

Мирные переговоры между Россией и Японией открылись в Портсмуте (штат Нью-Гемпшир) 9 августа 1905 г. Уполномоченными с русской стороны были С.Ю.Витте, крупный государственный деятель, находившийся с 1903 г. в опале и занимавший безвластный пост председателя комитета министров, и посол в США P.P. Розен; японскими уполномоченными были министр иностранных дел Комура Дзю̄таро̄ и посланник в США Такахира Когоро̄.

С.Ю.Витте показал себя умелым дипломатом. Чтобы добиться приемлемых условий мира, он разработал оригинальную тактику ведения переговоров, построенную на использовании объективных противоречий между Японией, США и Великобританией. Зная, что западные державы опасались, что Япония, заняв место России в Маньчжурии, начнет вытеснять их из Китая, Витте старался всячески подчеркнуть, что усиление Японии угрожает американским и британским интересам на Дальнем Востоке.

Параллельно Витте постарался расположить общественное мнение западных стран в пользу России. На протяжении всей войны американская и британская пресса изображала Россию агрессивной и милитаристской державой, а Японию — либеральной конституционной страной, защищающей свободу и независимость Китая и Кореи, что объяснялось прояпонской политикой этих стран. Чтобы переломить антирусские настроения, Витте стал активно работать с прессой.

В ходе конференции Витте охотно принимал корреспондентов, обстоятельно отвечал на их вопросы, открыто говорил о недостатках в русском управлении и о планах реформ. В первом же своем выступлении по приезде в Америку он подчеркнул традиционные дружеские чувства русского народа к американскому, что вызвало много положительных откликов в американской печати. Но особенно благоприятное впечатление на общественное мнение и на прессу произвело предложение Витте о полной гласности ведения переговоров, которое он внес при открытии конференции: предложение, которое, как он правильно рассчитал, было отвергнуто японской стороной.

Понимая, что после поражения в войне Россия не могла претендовать на сохранение своего влияния в Корее и Китае, Витте постарался обратить демагогические заявления о ведении Японией «справедливой войны за свободу Китая и Кореи» в пользу России и, в свою очередь, стал при каждом удобном случае выступать в защиту независимости и суверенитета этих стран. На этом фоне японские требования территориальных присоединений (Корея, Ляодунский п-ов, Сахалин) и уплаты контрибуции вызывали негативную реакцию мирового общественного мнения.

Особенно активно эта тактика применялась русскими уполномоченными при обсуждении вопросов, непосредственно касавшихся судьбы Кореи, Маньчжурии и Ляодунского п-ова. С.Ю. Витте выступил за сохранение независимости Кореи, заявив, что государственный суверенитет является одним из основных принципов международного права. В ответ Комура Дзю̄таро̄ сослался на соглашение, заключенное Японией с корейским королем, согласно которому внешние сношения Кореи ставились под контроль Японии. Тогда С.Ю.Витте предложил записать в протоколе конференции, что японские делегаты, несмотря на настояния русских уполномоченных, отказались признать суверенитет Кореи. После долгих пререканий было решено не упоминать в договоре о независимости Кореи, а сделать в протоколе оговорку, что те мероприятия, которые могут затрагивать ее суверенитет, будут приниматься по согласованию с корейским правительством.

В отношении уступки Японии прав на аренду Ляодунского п-ова русская делегация, в целом приняв японские требования, заявила, что это может быть сделано лишь по предварительному соглашению с Китаем «ввиду суверенных прав Китая на упомянутые территории». После долгих споров была одобрена русская редакция текста статьи, предусматривавшая получение согласия Китая на передачу Японии Ляодуна, а также русская поправка о том, что «права собственности русских подданных на вышеупомянутой территории будут вполне уважены». Таких же условий (согласия Китая) Россия добилась и для передачи Японии части ЮМЖД.

Наконец, несмотря на упорство японской стороны, русским уполномоченным удалось настоять на равных обязательствах Японии и России в отношении Северной Маньчжурии (вопрос о Южной Маньчжурии был выделен в особую статью). Оба государства обязались «совершенно и одновременно» вывести войска из Маньчжурии, за исключением Ляодунского п-ва, и возвратить «в исключительное управление Китая вполне и во всем объеме» все части Маньчжурии, занятые японскими или русскими войсками.

Наиболее острыми из рассматривавшихся на Портсмутской конференции были вопросы об уступке Японии Сахалина и о выплате Россией контрибуции. Разрешение первого из них в приемлемом для России духе крайне осложнялось, во-первых, японской оккупацией острова и, во-вторых, позицией хозяина конференции американского президента Т.Рузвельта, прилагавшего максимум усилий, чтобы японское требование было удовлетворено.

Делегации не смогли достичь соглашения по вопросу о Сахалине. После дискуссии о том, кому принадлежит приоритет в открытии и освоении острова, С.Ю.Витте поставил вопрос принципиально, заявив:

В таком же непримиримом ключе развивалось и обсуждение вопроса о контрибуции. Японская сторона считала его даже более важным, чем сахалинский, и ставила возможность смягчения своей позиции по Сахалину в зависимость от его разрешения на своих условиях.

Принципиальная позиция С.Ю.Витте по вопросу о контрибуции заключалась в том, что Россия «не побеждена», и потому не должна принимать условий, которые могут быть предъявлены только побежденным странам:

Россия соглашалась только на возмещение расходов Японии, «послуживших не к ущербу, а к пользе подданных России», т. е. за содержание военнопленных, лечение больных и т. д. Япония на это не согласилась, и стороны вновь констатировали, что не могут прийти к соглашению.

Не было найдено компромисса и в отношении японского требования передаче Японии интернированных в нейтральных портах русских военных кораблей (по этому поводу Витте заявил, что «едва ли можно найти в практике международных отношений прецеденты, которые оправдали бы такую требовательность»), и об ограничении военно-морских сил России на Дальнем Востоке, которое русская делегация отмела как «несовместимое с достоинством России».

Казалось, что Портсмутская конференция зашла в тупик. Этому способствовала и жесткая позиция Николая II. Когда Витте направил в Петербург телеграмму, в которой предложил «ввиду бесконечной важности предмета» еще раз рассмотреть возможность уступок в отношении Сахалина, император начертал на ней:

Однако безрезультатность конференции не устраивала японскую делегацию. Хотя на деле С.Ю.Витте был склонен к компромиссу, он так ловко вел переговоры, что Комура Дзю̄тарӧ̄ стал всерьез опасаться, что русские действительно намерены уйти с конференции без подписания соглашения. Стремясь спасти конференцию от провала, 18 августа Комура выдвинул «компромиссное» предложение. Японская делегация выразила готовность отказаться от требований об ограничении русских военно-морских сил на Тихом океане и о выдаче Японии интернированных русских кораблей при условии, что вопрос о Сахалине будет решен следующим образом: северная часть острова, по 50° с.ш., останется за Россией, а южная отойдет к Японии. Но за «возвращение» северной части острова Россия должна будет уплатить 1200 млн. иен. Таким образом Япония получала и половину Сахалина, и контрибуцию, но в форме выплаты за «возвращение» северной части Сахалина.

Новое японское предложение не было предусмотрено инструкциями В.Н.Ламздорфа. Поэтому С.Ю.Витте оставил его без комментариев, заявив, что доложит о нем своему правительству. Но в своей телеграмме в Петербург с изложением новых японских условий он отметил, что с ними «нам не представляется возможным согласиться, так как это равносильно уплате военных расходов».

В тот же день, 18 августа, стороны пришли к соглашению о предоставлении японцам прав рыболовства в русских водах. Оно было принято в русской редакции, выражавшей согласие предоставить Японии право рыболовства только вдоль побережья Охотского, Японского и Берингова морей (японцы настаивали на распространении такого права еще и на «заливы, гавани, бухты и реки»). При этом оговаривалось, что за русскими и иностранцами сохраняются предоставленные им ранее права ведения рыболовного промысла.

Вскоре Витте получил новые инструкции из Петербурга. В них предписывалось «прекратить дальнейшие переговоры с японскими делегатами, если последние не будут уполномочены отказаться от тех чрезмерных притязаний, которые ими ныне предъявляются». При этом Витте предлагалось «дать понять Рузвельту, что Россия при иных, более благоприятных обстоятельствах была бы готова возобновить переговоры о мире с Японией».

На этом этапе в Х°Д русско-японских пере-говоров вмешались американцы. Президент США Т.Рузвельт, выступив в качестве посредника и пригласив русско-японскую мирную конференцию в свою страну, взял на себя определенную политическую ответственность за исход переговоров. Их провал означал бы серьезную неудачу его внешней политики. Поэтому Т.Рузвельт внимательно следил за ходом Портсмутской конференции.

18 августа американский президент получил от своего посла в Петербурге Мейера телеграмму, в которой сообщалось, что Николай II вновь подтвердил свое намерение не заключать мира, если Япония не снимет свои требования относительно контрибуции и уступки Сахалина. Рузвельт решил вмешаться, причем начал с оказания давления на Россию. Он пригласил к себе русского посла и одного из уполномоченных на переговорах Р.Р.Розена и предложил ему следующий проект: Япония снимает требования об ограничении русского флота и о передаче ей интернированных русских кораблей, а Россия уступает Японии Сахалин; что касается вопроса о контрибуции, то он будет передан на предварительное заключение третьей стороны, которая выступила бы в роли арбитра.

Предложение Т.Рузвельта, еще худшее, чем условия, выдвинутые Комура Дзю̄таро̄, было совершенно неприемлемо, однако президент горячо убеждал Р.Р.Розена согласиться с ним. Он утверждал, что японские войска все равно не уйдут с Сахалина, заявив в подтверждение своих слов: «Мы, американцы, тоже сидим в Панаме, и не уйдем». Пример неподходящий, — ответил ему Розен: Япония — не Америка, а Россия — не Колумбия.

Одновременно Т.Рузвельт попытался оказать давление непосредственно на русского императора. 23 августа Николай II принял Мейера, который вручил ему послание президента, в котором Рузвельт писал, что считает условия «компромисса», предложенные японской стороной, вполне приемлемыми, а мир, заключенный их основании, — «справедливым и почетным».

В начале беседы император решительно отвергал требования Японии, ссылаясь на свои публичные обещания не уступать территории и не платить контрибуции. Однако в конце концов он выразил намерение согласиться на раздел Сахалина без выплаты за это какой бы то ни было денежной компенсации, представив эту уступку «крайним пределом возможной со стороны России сговорчивости».

Такой ответ не удовлетворил Т.Рузвельта. Однако, беспокоясь за результат конференции и опасаясь поражения Японии в случае продолжения войны, он обратился с письмом теперь уже к японскому императору, чтобы побудить Японию отказаться от требования возмещения расходов на войну. Он писал, в частности, что «слышит со всех сторон недовольство, выражаемое друзьями Японии, в отношении возможности продолжения Японией войны ради большой контрибуции».

Здесь нашел отражение тезис, выдвинутый С.Ю.Витте, о том, что Япония, «очевидно, хочет во что бы то ни стало получить значительные деньги и потому склонна продолжать проливать кровь лишь из-за денег». Это был ловкий ход. Мысль о том, что японское правительство готово воевать не ради каких-то возвышенных целей, а ради получения контрибуции, была подхвачена прессой и сильно повредила репутации Японии в глазах мирового общественного мнения.

Получив телеграмму из Петербурга о запрещении дальнейших уступок, С.Ю.Витте решил, что заседание 26 августа, очевидно, будет последним. Перед началом этого заседания С.Ю.Витте и Р.Р.Розен информировали Комура Дзю̄таро̄ о том, что не согласятся «ни на какую уплату, кроме уплаты за военнопленных», и предупредили японскую сторону, что они пришли на заседание, чтобы прервать переговоры. Комура попросил отложить заседание до 28 августа, поскольку он еще не получил окончательных инструкций. Затем японская делегация попросила еще об одном дне отсрочки.

Тем временем 27 августа в Токио было созвано совещание кабинета министров с участием гэнро̄ и высшего военного командования страны, продолжавшееся до половины второго ночи. На следующий день оно было возобновлено в 8 час. утра, теперь уже в присутствии императора.

Японские военные были против продолжения войны: ресурсы страны были практически исчерпаны. Кроме того японские финансы находились в тяжелом состоянии, а получение новых иностранных займов было проблематичным. Поэтому совещание приняло окончательное решение о заключении мира без контрибуции. 29 августа перед началом заседания Комура Дзю̄таро̄ сообщил С.Ю.Витте о согласии японского правительства с предложениями русской делегации. Таким образом, узловой спорный вопрос был разрешен, и мир достигнут.

Первой публичной реакцией С.Ю.Витте на решение японского правительства было восклицание, вырвавшееся у него в начале интервью, которое он дал корреспонденту «Ассошиэйтед пресс» сразу же после окончания утреннего заседания: «Мы не заплатили ни копейки». Витте действительно было чем гордиться — мир был заключен на условиях, предложенных русской стороной. Вместе с тем, сами эти условия сформировались в результате многочисленных уступок, сделанных Россией в ходе переговоров, самой существенной из которых был раздел Сахалина — вариант, который первоначально считался неприемлемым для России.

1 сентября 1905 г. между Японией и Россией было подписано перемирие, а 5 сентября состоялось официальное подписание Портсмутского договора. 14 октября он был одновременно ратифицирован обоими императорами. Русско-японская война завершилась.

Еще до начала войны в Японии была развернута разнузданная антирусская пропаганда. Она ставила своей целью мобилизовать все слои населения на достижение военной победы. Крича об «агрессивности России» и о защите Кореи и Китая от «русского порабощения», японские правящие круги стремились кроме того завуалировать собственные империалистические цели в войне, придать им в глазах собственного народа благородный и справедливый характер. Особую пропагандистскую активность проявляла специально созданная для этого организация под названием Антирусская лига (Тайро до̄сикай).

По мере того, как тяготы и жертвы войны росли, одним из главных тезисов японской пропаганды стало утверждение, что победа в войне принесет неисчислимые блага Японии и оправдает все трудности и лишения, понесенные ее народом. В результате ожидания грядущего величия и благоденствия широко распространились во всех слоях японского общества. Они подогревались смакованием в японской прессе совершенно нереалистических условий будущего мира с Россией (часть из них, впрочем, действительно вошла в японский проект мирного договора): контрибуции в 3 млрд. иен, присоединения к Японии Сахалина и Приморской области, передачи ей русских арендных прав в Маньчжурии, выдачи всех русских кораблей, находившихся в нейтральных портах, ограничения прав России иметь флот на Тихом океане и т. д.

Когда первые сведения о реальных условиях мирного договора достигли Японии, они вызвали там своего рода шок. О том, что Япония не может продолжать войну без риска потерять свои завоевания, знало только высшее руководство страны. Широкие массы постоянно слышали лишь сообщения о «великих победах» японских войск и при этом твердо усвоили, что для Японии «жизненно необходимы» Сахалин и русский Дальний Восток. Поэтому Портсмутский мир был воспринят значительной частью населения Японии как глупость или предательство. По иронии судьбы японским правящим кругам пришлось пожинать плоды собственной пропаганды.

Японские политики из числа крайних националистов постарались использовать недоумение и разочарование, охватившие японское общество, для того, чтобы усилить свои позиции. Антирусская лига была немедленно переименована в Лигу борьбы с мирным договором. Уже 3 сентября 1905 г. Лига собрала в О̄сака большой митинг, на котором была принята резолюция с требованием, чтобы правительство Кацура отказалось от мирного договора с Россией и продолжило войну. Такой же митинг Лига решила провести и в Токио.

Митинг был назначен на 5 сентября 1905 г. в парке Хибия, в центре города. С утра туда стал стекаться народ. Правительство, осведомленное о возбужденном настроении толпы, опасалось, как бы митинг не вышел за рамки, намеченные его устроителями. Поэтому приказом министра внутренних дел митинг был запрещен, и к парку было стянуто множество полицейских.

Несмотря на это, гигантская толпа (не менее 100 тыс. чел.) прорвалась в парк, и митинг все-таки состоялся, а затем его участники вступили в столкновение с полицией. Они осыпали полицейских градом камней, стали жечь полицейские будки и участки. Беспорядки быстро распространялись и вскоре охватили почти весь город. Возбужденные толпы атаковали министерство внутренних дел, где, по слухам, укрывались премьер-министр и начальник полиции. Были даже использованы тараны, с помощью которых пытались проломить стены министерства.

Беспорядки продолжились и на следующий день, 6 сентября. Тогда император издал указ о введении в столице и окрестностях чрезвычайного положения (впервые с 1868 г.). На помощь полиции были брошены войска императорской гвардии. Были произведены массовые аресты, и к 7 сентября волнения были подавлены.

В результате беспорядков в Токио были разрушены более 70 % всех полицейских будок и 141 полицейский участок. Число убитых и раненых участников событий превысило 2 тыс. чел., из них около 1/4 —со стороны войск и полиции. Кроме полицейских учреждений объектами нападений стали иностранные миссии и христианские храмы. Дипломатические учреждения удалось защитить с помощью солдат, но 10 христианских церквей были полностью разрушены, а другим нанесен значительный ущерб.

Когда волнения в Токио удалось усмирить, беспорядки вспыхнули в других городах — 7 сентября 1905 г. в О̄сака, Нагоя, Ко̄бэ, а 12 сентября в Иокогама, где народ также вступал в столкновения с полицией, поджигал полицейские участки и т. д. В Ко̄бэ толпа сбросила в пьедестала статую Ито̄ Хиробуми и проволокла ее через весь город. В Сасэбо была сделана попытка сжечь русских военнопленных в их бараках.

На первый взгляд, события в Токио и в других городах имели ярко выраженную националистическую окраску — люди требовали отказа от мирного договора с Россией, продолжения войны и т. п. Однако на деле беспорядки были формой проявления недовольства народных масс, уставших от войны и внезапно осознавших, что правительство им постоянно лгало, и что все их жертвы были напрасны. Националистический митинг был лишь толчком, давшим волю этим горьким чувствам.

Это прекрасно сознавало и японское правительство. 2 сентября 1905 г. получивший сведения о возможных беспорядках премьер-министр Кацура Таро̄ писал начальнику генерального штаба Ямагата Аритомо:

Народные волнения способствовали оживлению деятельности парламентских партий. Впервые с начала войны они встали в оппозицию к правительству Кацура, обвиняя его одновременно в подавлении свободы слова, печати и т. д. и в неспособности справиться с беспорядками. При этом лидер партии Кэнсэйхонто̄ О̄кума Сигэнобу призвал к отставке кабинета.

8 сентября 1905 г. Кацура собрал в своей резиденции представителей обеих палат, объяснил им причины заключения мирного договора, сообщил о ходе подавления беспорядков и попросил о политическом сотрудничестве. В целом парламентские партии отнеслись с пониманием к действиям правительства и фактически одобрили Портсмутский мир. Только партия Кэнсэйхонто̄ продолжала требовать отставки кабинета, но не по внешне-, а по внутриполитическим соображениям. Как заявил О̄кума Сигэнобу:

Кабинет Кацура на этот раз устоял. Хотя несколько министров, включая министра внутренних дел, подали прошения об отставке, ни одно из них не было удовлетворено императором, опасавшимся дальнейшей дестабилизации обстановки в стране из-за правительственного кризиса. В итоге в отставку ушел только начальник токийской полиции. Вместе с тем, политическая репутация Кацура оказалась в значительной мере подорванной, и через 3 месяца, когда отзвуки сентябрьских событий улеглись, его первый кабинет (один из самых стабильных в истории Японии) все же должен был сойти с политической сцены.

Русско-японская война занимает особое место как в истории Японии, так и в истории России. Для России она совпала с революционными событиями 1905 г., ознаменовавшими начало кризиса русской монархии, приведшего к ее падению и к гибели Российской империи. К тому же она как бы подвела черту под многовековой географической экспансией России — с этого момента она уже никогда не имела новых территориальных приобретений, в лучшем случае временно восстанавливая утраченное.

По-видимому, восприятие русско-японской войны как первого акта новой эпохи исторических потрясений привело к тому, что воспоминания о ней остались живы в народной памяти. Вряд ли кто-нибудь из русских будет отрицать, что для него война с Японией и такие ее символы, как крейсер «Варяг», Порт-Артур, сопки Маньчжурии и Цусима, гораздо сильнее эмоционально окрашены, чем события более близкой и несравненно более тяжелой для России первой мировой войны.

Для Японии победа в войне с Россией стала важнейшим этапом ее превращения в великую державу. Она привела к существенным изменениям в международных отношениях и надолго предопределила развитие международной обстановки на Дальнем Востоке. Япония приобрела статус одного из главных игроков на мировой арене и создала базу для своей дальнейшей империалистической экспансии. Не будет преувеличением сказать, что русско-японская война определила вектор японской внешней политики на последующие 40 лет, вплоть до поражения Японии во второй мировой войне.

Русско-японская война знаменательна еще с одной точки зрения. Увенчавший ее Портсмутский мир изменил линию границы между Россией и Японией, ранее установленную договорным путем. Это повлекло за собой цепь обоюдных территориальных претензий, не прервавшуюся и в наши дни: в этом же ряду находится и территориальная проблема, осложняющая современные российско-японские отношения. Возникшая тогда неудовлетворенность существующей границей оказалась на удивление устойчивой. Пути ее устранения до сих пор неясны, поскольку любое решение может оказаться неокончательным. Поневоле вспоминаются слова С.Ю.Витте, сказанные им во время переговоров по сахалинскому вопросу в Портсмуте: присоединение чужой территории ведет не к миру, а к «продолжительной и неистребимой вражде».