История Японии. Т.II. 1868-1998

Непосредственные итоги войны для Японии

Поражение Японии ознаменовало собой кардинальное изменение соотношения сил в Азии и на Тихом океане. Со времени японо-китайской войны (1894–1895) Япония выступала там как региональная, а после Портсмутского мира (1905) и как великая держава. Ни одна международная проблема в этом регионе не могла решаться без ее участия или, во всяком случае, без тщательного учета японских интересов. Японская империя включила в сферу своего влияния территории, население которых значительно превосходило население собственно Японских о-вов.

После капитуляции Японская империя как фактор международной политики перестала существовать. На огромных пространствах Восточной и Юго-Восточной Азии и Тихого океана образовался вакуум, который стремились заполнить новые силы.

В новых условиях резко усилились позиции США. Во-первых, именно они сыграли главную роль в военном разгроме Японии, что автоматически обеспечило им мощное военное присутствие на территории и в сфере влияния бывшего противника. Во-вторых, метрополии других стран, традиционно имевших интересы и колониальные владения в этом районе мира (Великобритания, Франция, Голландия), были серьезно ослаблены в результате войны в Европе и не могли составить полноценную конкуренцию американцам. В-третьих, Китай в то время не мог претендовать на роль новой региональной державы, поскольку также был разорен войной и находился в состоянии внутренней нестабильности, вылившейся в многолетнее вооруженное противоборство сил правительства Чан Кайши и коммунистических повстанческих армий под руководством Мао Цзэдуна.

На востоке Азии остались только две силы, способные противодействовать американской политике. Это был, во-первых, Советский Союз, позиции которого на Дальнем Востоке в 1945 г. чрезвычайно укрепились после размещения там мощной военной группировки и прямого военного участия в разгроме Японии. Другой такой силой было национально-освободительное движение народов колониальных стран Азии. В нем также имелась коммунистическая составляющая, что делало его потенциальным резервом роста советского влияния. Со своей стороны, и Соединенные Штаты стремились использовать его для укрепления собственных позиций и вытеснения из Азии своих европейских конкурентов. Американская пропаганда подчеркивала, что, в отличие от Великобритании, Франции и Голландии, США не имели колоний и выступали за политическое освобождение азиатских народов.

Таким образом, все новые районы мира втягивались в глобальную конфронтацию США и СССР. На Восточную и Юго-Восточную Азию распространилось то же советско-американское противостояние, которое наметилось в Европе после разгрома гитлеровской Германии. Правда, возможности США были здесь в тот момент более предпочтительными. Что же касается Японии, то она не играла больше никакой активной роли ни в мировых, ни даже в региональных делах.

С военным поражением и капитуляцией императорской Японии начался относительно короткий (сентябрь 1945 г. — апрель 1952 г.), но насыщенный очень важными событиями период японской истории.

Главным политическим инструментом японского монархического строя была фактически неподконтрольная общественности бюрократическая машина, добивавшаяся от граждан подчинения всеми, в том числе и репрессивными, методами. В свое время утверждение такого типа политической организации помогло Японии мобилизовать внутренние ресурсы, чтобы отстоять свою независимость, провести модернизацию и даже выйти в разряд мировых держав.

Вместе с тем такой режим был несовместим с тенденцией к расширению гражданских прав и политических свобод, которая отражала реальные изменения в социально-экономической структуре японского общества. Появившиеся было в 20-е годы надежды на постепенную демократизацию в рамках политического строя, определенного конституцией 1889 г., оказались иллюзорными. Напротив, произошел рост экспансионистских устремлений, усилилась милитаризация всех областей жизни, и Япония вступила в долгую полосу военных авантюр.

Поэтому поражение Японии во второй мировой войне означало одновременно окончательный крах веры японцев в незыблемость прежних государственных устоев, полное банкротство ее прежней политической системы.

Помимо проведения демократических реформ перед Японией стояли неотложные задачи восстановления деформированного и разрушенного войной народного хозяйства, перевода милитаризованной экономики на мирные рельсы, разрешения многочисленных социальных проблем.

Поражение в войне лишило Японию всего, что принесли ей военные успехи прежних лет, начиная с победы в японо-китайской войне 1894–1895 гг. Она потеряла все свои колонии и сферы влияния в Азии, со всем находящимся в них имуществом (промышленными предприятиями, рудниками, земельными участками и т. д.). В ходе войны прекратились зарубежные поставки в Японию сырьевых и топливных ресурсов, была потеряна большая часть грузовых судов. В результате в стране ощущалась острая нехватка сырья, топлива и продуктов питания.

Самый драматический характер приобрела продовольственная проблема. Япония, из-за отсталости ее сельского хозяйства, и до войны не могла обеспечить себя полностью собственными продуктами питания. Зависимость от импорта главного вида продовольствия — риса — приближалась к 20 %. К концу войны собственное производство риса резко сократилось (в 1945 г. — до 5,8 млн. т, т. е. до 57 % от уровня 1939 г.). При этом ввоз риса из Кореи и с оккупированных территорий был затруднен, а в августе 1945 г. — полностью прекращен. Введенная в 1939 г. государственная система распределения риса и «замещающих продуктов» предусматривала нормы, не удовлетворявшие физиологические потребности человека. На этом фоне после войны расцвел продовольственный «черный рынок», цены которого были недоступны для большинства населения.

Огромные потери Япония понесла от американских «ковровых» бомбардировок. Было разрушено 98 из 206 городов. Страна лишилась четверти всего жилого фонда. Пострадала и японская промышленность — четверть производственных мощностей в станкостроении, автомобилестроении, паровозо- и вагоностроении, производстве меди и алюминия перестали существовать.

Правда, в большинстве ключевых отраслей все же сохранилось до 70–80 % производственного оборудования. Однако оно было сильно изношено из-за сверхнормативной загрузки в военные годы. Кроме того, промышленность была ориентирована на военное производство, и чтобы эффективно использовать ее в мирное время, требовалась широкомасштабная конверсия. В полный упадок пришли отрасли, производившие потребительские товары, например, текстильная промышленность. В конце войны дело доходило до скрапирования машин и оборудования на сырье для производства оружия.

Экономическое положение осложнялось миграционными процессами. После войны в Японию вернулось 5,38 млн. демобилизованных и репатриантов из колоний. Их нужно было накормить, обеспечить жильем, работой. К тому же к прежним местам жительства возвращались и многие насильно призванные на работу в военную промышленность (их было более 6 млн. чел.). На декабрь 1945 г. насчитывалось 13,2 млн. чел., искавших новое место работы. В апреле 1946 г. число фактически безработных превышало 10 % трудоспособного населения, а вместе с занятыми лишь частично — 20 %.

Преодолению нищеты и восстановлению народного хозяйства мешала прогрессирующая инфляция. В военное время финансирование военных расходов нельзя было обеспечить только за счет налогов, и правительство широко прибегало к государственным займам. К концу 1944 г. накопленный государственный долг в 2 раза превышал размер годового валового национального продукта (ВНП).

Наконец, Япония была поставлена перед необходимостью выплаты колоссальных репараций странам, пострадавшим в результате оккупации или в ходе военных действий. Тяжелое положение экономики углублялось и неопределенностью политического будущего страны.

Особенности оккупации Японии

В середине августа 1945 г., непосредственно после заявления Японии о капитуляции, между И.В.Сталиным и президентом США Г.Трумэном состоялся обмен письмами по поводу определения районов сдачи японских войск, соответственно, советским и американским вооруженным силам, а также по вопросам, связанным с последующей оккупацией японской территории. В своем письме от 16 августа Сталин заметил, что поскольку «японцы в 1919–1921 гг. держали под оккупацией своих войск весь Советский Дальний Восток», то «русское общественное мнение было бы серьезно обижено, если бы русские войска не имели бы района оккупации в какой-либо части собственно японской территории».

Однако в условиях уже явно наметившегося противоборства между СССР и западными союзниками в вопросе о послевоенном мировом устройстве правительство США стремилось осуществить оккупацию Японии только своими силами. В своем ответе Сталину от 18 августа Трумэн отклонил предложение Советского Союза об участии его войск в оккупации северной части Хоккайдо̄, заметив, что генерал Д.Макартур (в тот момент — командующий вооруженными силами США на Тихом океане) будет использовать «символические союзные вооруженные силы, которые, конечно, будут включать и советские вооруженные силы» для «временной оккупации» «части собственно Японии». Такой вариант не устроил Сталина, и вопрос об участии советских войск в оккупации Японии был закрыт.

Накануне подписания акта о капитуляции главнокомандующим союзными оккупационными войсками (в них, помимо американцев, реально входил лишь небольшой британский контингент) был назначен генерал Макартур. Штаб главнокомандующего, учрежденный 28 августа 1945 г. в Иокогаме, 15 сентября переместился в Токио.

6 сентября 1945 г. Трумэн одобрил разработанные совместно госдепартаментом, военным и морским министерствами «Основные принципы политики США в отношении Японии в начальный период оккупации». Этот документ был направлен Макартуру в виде директивы (в Японии опубликован 22 сентября). В нем были указаны конечные цели оккупации: во-первых, «обеспечить, чтобы Япония не стала вновь угрозой для Соединенных Штатов или для мира и безопасности во всем мире»; во-вторых, «создать миролюбивое и ответственное правительство, которое уважало бы права других государств и поддерживало бы американские цели, отраженные в идеалах и принципах хартии Объединенных наций».

Главнокомандующего оккупационными войсками ориентировали действовать «через японское правительство, включая императора и другие органы». За японским народом признавалась «свобода перемены формы правления в Японии, если подобная перемена не будет противоречить безопасности американской армии и осуществлению целей оккупации». Стремление Вашингтона обеспечить приоритет национальных интересов США нашло отражение в указании главнокомандующему «следовать американской политике» в тех случаях, когда «между главными союзными державами возникнут разногласия».

В результате, для оккупационного режима в Японии были характерны два момента. Во-первых, оккупация осуществлялась американскими войсками, выступавшими от имени союзных держав. Во-вторых, назначенный правительством США главнокомандующий оккупационными войсками, определяя направление преобразований в Японии, издавал обязательные для исполнения рекомендации (меморандумы и директивы главнокомандующего) и передавал их правительству Японии, которое проводило их в жизнь от своего имени, под свою ответственность и во многих случаях при необходимом законодательном оформлении.

С большим трудом, главным образом из-за советско-американских разногласии, продвигалось учреждение странами-союзницами по второй мировой войне совместного механизма контроля над осуществлением условий капитуляции Японии. По компромиссному решению, достигнутому в декабре 1945 г. на Московском совещании министров иностранных дел СССР, США и Великобритании, были созданы два таких органа: Дальневосточная комиссия и Союзный совет для Японии.

Дальневосточная комиссия учреждалась в Вашингтоне из представителей СССР, США, Англии, Китая, Франции, Голландии, Канады, Австралии, Новой Зеландии, Индии и Филиппин (позже также Бирмы и Пакистана). Она должна была «формулировать политическую линию, принципы и общие основания, в соответствии с которыми может осуществляться выполнение Японией ее обязательств по условиям капитуляции». Решения комиссии принимались большинством при совпадении голосов представителей СССР, США, Англии и Китая (принцип единогласия великих держав). Было определено, что директивы правительства США главнокомандующему оккупационными войсками в Японии должны соответствовать политической линии, установленной Дальневосточной комиссией, а по особо важным вопросам, включая изменение конституции, даваться с согласия комиссии.

Союзный совет для Японии учреждался в Токио как совещательный орган из представителей США, СССР, Китая и еще одного члена Совета, представляющего Великобританию, Австралию, Новую Зеландию и Индию. Главнокомандующий должен был консультироваться с Советом «до дачи приказов по вопросам, имеющим существенное значение». Предусматривалось право каждого члена Совета приостановить действия главнокомандующего и передать спорную проблему на обсуждение Дальневосточной комиссии.

Весь период оккупации Японии можно раз-делить на два этапа — 1945–1948 и 1949–1951 гг. Главным содержанием первого из них стали охватившие все стороны жизни страны реформы, которые открыли возможность для ее развития по новому, демократическому пути. Второй период характеризовался, прежде всего, стремлением стабилизировать общественно-политическую жизнь Японии при одновременном фактическом отказе от некоторых наиболее радикальных преобразований в сфере экономики и политики, за что он получил в публицистической и научной литературе название «обратного курса».

Чтобы понять причины изменений в оккупационной политике, нужно обратиться к анализу сил, определявших ее направленность, и обстоятельств, в которых она осуществлялась.

Главным фактором, определявшим направление развития Японии, была, конечно, оккупационная администрация, в которой, как уже говорилось, полностью доминировали американцы. Таким образом, несмотря на формальное представительство в ней других стран-победительниц, можно считать, что ее деятельность была отражением внешней политики США. Соответственно, на развитие событий в Японии исключительно сильное воздействие оказывали глобальные цели, которые преследовала эта формировавшаяся сверхдержава, уже выдвинувшая свои претензии на мировое лидерство.

Непосредственно после войны правящие круги США стремились упрочить американские позиции в Азии, как бы наследуя бывшую сферу влияния Японской империи. Об этом свидетельствует их высокая военно-политическая и дипломатическая активность в Китае, Корее, на Филиппинах и на островах Тихого океана (а позднее и в Юго-Восточной Азии, где США стали постепенно брать на себя роль ослабленных в результате войны Франции, Голландии и Великобритании). В Китае и на Корейском п-ове геополитические устремления американцев столкнулись с планами Советского Союза, также старавшегося включить в сферу своего влияния долю японского наследства, оказывая поддержку быстро укреплявшимся там коммунистическим силам. Это сделало неизбежным возникновение важнейшей в то время зоны советско-американского противостояния вне Европы и предопределило усиление антикоммунистической направленности американской политики.

В дальнейшем борьбу вокруг определения целей и задач оккупационной политики определяли три взаимосвязанных фактора.

Во-первых, нарастание глобального противоборства между США и СССР и развитие «холодной войны». Этот процесс сопровождался поляризацией сил на мировой арене, постепенным вовлечением большинства стран мира в противостояние в качестве «клиентов» одной из двух сверхдержав. Это касалось и Японии, где США старались всячески упрочить свое влияние, а Советский Союз — по мере возможности их влияние подорвать.

Во-вторых, заметная радикализация политических сил в самой послевоенной Японии. На фоне всеобъемлющего социально-экономического кризиса, на волне отрицания милитаризма и прежней имперской политики выросло влияние наиболее радикальных критиков «проклятого прошлого» — левых социалистов и коммунистов. Их роль была тем более значительной, что они сумели занять прочные позиции в профсоюзном движении. Хотя эти силы поначалу в целом лояльно сотрудничали с оккупационными властями, в дальнейшем их антиамериканский потенциал стал проявляться все более отчетливо. Любопытно, что в своем неприятии «американского империализма» японские левые стали, возможно, самыми громкими защитниками японских «национальных ценностей» в обстановке, когда даже мелкие проявления национализма решительно осуждались.

В-третьих, в результате успеха коммунистов в гражданской войне в Китае существенно изменилась международная ситуация. Это привело к пересмотру важнейших стратегических установок американской политики в Азии. Если в первые послевоенные годы США ориентировались на правительство Чан Кайши в качестве своего главного военно-политического союзника в этом районе мира, делая ставку на его победу над силами Мао Цзэдуна, то позже эта роль стала переходить к Японии. Соответственно, примерно в середине 1948 г. подвергся корректировке и курс оккупационных властей. Японский «государственный пацифизм» стал невыгоден Соединенным Штатам, так же как и полное подавление японского военно-промышленного потенциала. Это проявилось особенно отчетливо, когда «холодная война» перешла в «горячую» фазу на Корейском п-ове.

Задачи первого этапа оккупации

Пока главным партнером Соединенных Штатов в первые послевоенные годы оставался гоминдановский Китай, в отношении Японии нее проводилась, скорее, политика нейтрализации возможного конкурента. Преобладающее внимание уделялось тому, как исключить на будущее военную угрозу со стороны Японии и не допустить возрождения ее военного потенциала. В экономической сфере предполагалось обеспечить развитие японской экономики до уровня самоудовлетворения социальных потребностей, исключая возможность превращения ее в конкурента США на внешних рынках. В области общественно-политической ставилась задача создать в стране демократический режим, подобный существующим на Западе, который возглавляли бы лояльные Соединенным Штатам политики. С одной стороны, это отвечало идеологическим установкам американских правящих кругов, с другой — считалось, что такой режим служил бы гарантией против реанимации милитаризма и позывов к внешней экспансии.

Вопрос о «коммунистической угрозе» в начальный период оккупации в практическом плане еще не стоял — отчасти потому, что советско-американские отношения не успели обостриться до крайности; отчасти, поскольку коммунистического движения в Японии в начале осени 1945 г. попросту не существовало, оно было полностью разгромлено еще в предвоенные годы. Поэтому оккупационные власти считали возможным стимулировать в Японии любую «позитивную», т. е. антимилитаристскую и демократическую политическую активность — в частности, развитие профсоюзного движения.

Впрочем, оккупационный режим в Японии обеспечивал внутриполитическую стабильность на время формирования и упрочения новой системы государственной власти и преодоления наиболее острой фазы послевоенного экономического кризиса. Это предоставило возможность последовательно проводить реформы, не слишком опасаясь того, что радикальным политическим элементам какого-либо толка удастся дестабилизировать положение в стране.

Кроме того, тот факт, что большая часть демократических реформ проводилась в то время, когда политическая жизнь в Японии еще не столь ощутимо, как в последующие годы, испытывала влияние логики глобальной конфронтации двух систем, благоприятно сказался на качестве и темпах преобразований. В результате политика оккупационной администрации Макартура в значительной степени совпала с чаяниями другой мощной силы, стимулировавшей процесс реформ — широкого демократического движения японского народа.

Требование Потсдамской декларации отстранить от власти и ликвидировать влияние сил, толкнувших Японию на путь безответственного милитаризма, нашло живой отклик в стране. Хотя реформы проводились под руководством и при активном участии оккупационной администрации, японское общество не было лишь пассивным объектом реформаторской деятельности, и это сказалось на характере и темпах перемен. Надо отдать должное авторам Потсдамской декларации, потребовавшим снять все препятствия «к возрождению демократических тенденций среди японского народа». Слово «возрождение», включенное в текст, как утверждается, по предложению британского правительства, свидетельствует о понимании того, что успехи будущих реформ во многом зависели от опоры на демократические тенденции, вызревшие в ходе исторического развития самого японского общества.

В результате, в начальный период оккупации были предприняты шаги, чтобы включить в процесс демократических преобразований самые разнообразные общественные силы, чья политическая деятельность прежде искусственно ограничивалась и подавлялась. Одновременно были удалены с политической сцены военные круги, наиболее одиозные реакционные политики, а также распущены суррогатные структуры, подменявшие партии и профсоюзы.

Было бы также неверно недооценивать роль государственных деятелей Японии периода оккупации в осуществлении реформ. Избранная победителями косвенная (в отличие от Германии) система управления для оккупированной Японии оставляла им немалые возможности проявить свое политическое лицо и не быть простыми марионетками в руках оккупационных властей.

В соответствии с актом о капитуляции японское правительство обязалось «честно выполнять условия Потсдамской декларации, отдавать те распоряжения, предпринимать те действия, которые в целях осуществления этой декларации потребует верховный командующий союзных держав». В целом японские кабинеты периода оккупации следовали этому обязательству. Японские политики, большинство из которых проявило себя еще в предвоенные годы, сумели осознать, что провозглашенные Потсдамской декларацией цели демократизации и демилитаризации Японии независимо от того, чем руководствовались государства-победители, были приемлемы для Японии, объективно отвечая ее долгосрочным национальным интересам.

Демократизация общественно-политической жизни

Среди первых шагов оккупационных властей наибольшее значение имели принятые ими решительные меры, направленные на устранение многочисленных преград на пути демократизации японского общества. Необходимо было преодолеть сопротивление и консерватизм японских правящих кругов.

Образованное 17 августа 1945 г., на второй день после капитуляции Японии, правительство во главе с принцем Хигасикуни Нарухико, в целом, не было нацелено на крупные реформы. Стараясь по мере возможности сохранить прежние основы государственного строя, кабинет Хигасикуни (его называли «правительством императорской семьи») не имел намерения активно сотрудничать с победителями в осуществлении требований Потсдамской декларации. Его обещания демократических свобод сопровождались разного рода условиями и оговорками при отсутствии конкретных дел. Поэтому инициатива в деле демократизации общественно-политической жизни Японии на этом этапе целиком оказалась в руках оккупационных властей.

В сентябре 1945 г. главнокомандующий оккупационными войсками направил правительству серию меморандумов, касавшихся свободы слова, правил работы газет и радио. В них содержались требования обеспечить независимость суждений средств массовой информации (но в части информации и оценок, касавшихся оккупационных властей, вводились ограничения).

4 октября штаб главнокомандующего вручил правительству «Меморандум об отмене политической полиции», включавший следующие требования:

Политика кабинета Хигасикуни была основана на использовании авторитета императора для того, чтобы предотвратить эксцессы, связанные со сдачей войск, и возможные общественные беспорядки (голодные бунты и т. п.). Полная отмена ограничений на политические, гражданские и религиозные свободы была несовместима с такой линией. 5 октября Хигасикуни объявил об отставке кабинета министров под предлогом, что он выполнил свою задачу.

При неофициальном одобрении штаба главнокомандующего оккупационными войсками император назначил премьер-министром Сидэхара Кидзюро̄. Это был более приемлемый для американцев политик. Занимая во второй половине 20-х годов в ряде довоенных правительств посты министра иностранных дел, Сидэхара считал желательным достижение согласия с США и Великобританией (выражение «дипломатия Сидэхара» в смысле «примирительная, прозападная дипломатия» было нарицательным на рубеже 20-30-х годов). После того, как в 1931 г. Япония оккупировала Маньчжурию, он отошел от активной политической деятельности. В сформированном им 9 октября правительстве осталось несколько человек из предыдущего, в том числе министр иностранных дел Ёсида Сигэру — видный дипломат, пользовавшийся доверием американцев.

11 октября Макартур при личной встрече с новым премьер-министром указал на необходимость либерализации конституции и проведения реформ с целью гарантировать права человека. Главными направлениями таких реформ были названы обеспечение участия женщин в политике, поощрение деятельности профсоюзов, свободное школьное образование, исключение проявлений абсолютизма и политических притеснений, ограничение монополии в промышленности и внешней торговле, а также демократизация экономического механизма.

Правительство Сидэхара начало осуществление этой программы.

10 октября началось освобождение политических заключенных: из тюрем вышло около 3 тыс. чел. Затем последовала отмена ряда реакционных законов, в том числе Закона об охране общественного порядка.

Отмена законов и многие другие важные действия правительства осуществлялись без участия парламента на основе специального императорского указа от 29 сентября 1945 г. Этим указом для осуществления требований оккупационных властей допускалось принятие не законов, а императорских, а также правительственных указов и министерских приказов. Примечательно, что введение управления на основе такого рода указов, которые стали называть «потсдамскими», оправдывалось положениями конституции 1889 г. о законодательстве в чрезвычайных обстоятельствах.

За короткий срок в октябре-декабре 1945 г. по «потсдамским указам» были ликвидированы не только наиболее одиозная политическая полиция, но и полиция безопасности (жандармерия), министерство внутренних дел, а также военное и морское министерства.

Большое внимание оккупационные власти уделяли отстранению одиозных деятелей прежнего режима от руководящих постов в государственных и общественных органах и даже в экономической сфере. Предполагалось, что это должно облегчить демократические преобразования, предотвратить возможность ремилитаризации Японии. Для этого использовались как судебное преследование (суды, формировавшиеся государствами-победителями), так и административные меры (отстранение от должностей, осуществлявшееся японским правительством по указанию штаба главнокомандующего оккупационными войсками).

11 сентября штаб Макартура опубликовал первый список подозреваемых в военных преступлениях «класса А». В него были включены бывший премьер-министр То̄дзё̄ Хидэки, многие министры и другие видные деятели военного времени. В конечном счете перед Международным военным трибуналом для Дальнего Востока, учрежденным из представителей 11 государств, пострадавших от японской агрессии, предстало 28 обвиняемых в качестве главных военных преступников.

Токийский процесс, длившийся с 3 мая 1946 г. по 12 ноября 1948 г., осудил агрессивные войны Японии в 1937–1945 гг., установил преступный характер политики японского руководства, принесшей громадные жертвы и лишения народам многих стран и народу самой Японии. 7 подсудимых, в том числе бывшие премьер-министры То̄дзё̄, Хирота и военный министр Итагаки, были приговорены к смертной казни и повешены, 16 человек были осуждены на пожизненное тюремное заключение и двое — на меньшие сроки. Двое подсудимых — Мацуока и Нагано — умерли до вынесения приговора, еще один — О̄кава — был признан невменяемым.

Помимо Токийского процесса главных военных преступников, в Сингапуре, Маниле, Гонконге, на о-ве Гуам, в Иокогаме военные трибуналы рассматривали дела подозреваемых «класса В» и «С» (зверства и негуманное отношение к военнопленным и т. п.). По этим делам к смертной казни приговорили 937 чел., к пожизненному заключению — 358, к другим наказаниям более 3 тыс. чел.

В Советском Союзе значительно позже, в 1949 г., состоялся Хабаровский судебный процесс над бывшими военнослужащими японской армии, обвинявшимися в подготовке и применении бактериологического оружия. К различным срокам тюремного заключения были приговорены 12 чел., в том числе командующий Квантунской армией Ямада.

Куда более широкие масштабы приняло административное преследование «нежелательных лиц». Вслед за начавшимся по указанию штаба Макартура увольнением сотрудников репрессивных органов японскому правительству специальным меморандумом было поручено устранить из сферы образования профессиональных военных и милитаристски настроенных лиц, а также восстановить тех, кто в предвоенные и военные годы был уволен за либеральные и пацифистские убеждения. В результате из сферы образования было удалено около 7 тыс. чел.

В соответствии с еще одним меморандумом (от 4 января 1946 года) к «нежелательным лицам» дополнительно были отнесены влиятельные члены Ассоциации помощи трону, Политической ассоциации Великой Японии и сотрудничавших с ними организаций, а также руководящие деятели предприятий и финансовых органов, имевших отношение к колониальной политике. В дальнейшем этот перечень был расширен, в него были включены руководители местных филиалов Ассоциации помощи трону, влиятельных промышленных компаний военного времени, экономических организаций, средств массовой информации и т. п. Всем этим лицам было запрещено занимать любые общественные должности.

По официальной статистике всему спектру репрессивных мер (включая отстранение с занимаемых постов и запрет на занятие общественных должностей) подверглись свыше 200 тыс. чел. Тем самым был нанесен чувствительный удар по управленческим кадрам, выдвинувшимся при прежней системе. Произошло значительное обновление и омоложение штатов правительственных учреждений и руководящего состава предприятий. Вместе с тем кампанейский характер отстранения «нежелательных лиц» вел к тому, что под репрессии зачастую подпадали люди, не бывшие ревностными сторонниками прежней системы, преследование нередко использовалось в карьерных интересах.

После роспуска 14 сентября 1945 г. Политической ассоциации Великой Японии в стране началось образование настоящих, неподконтрольных государству политических партий.

Главные из них оформились за короткое время в последние месяцы 1945 г. 2 ноября была создана Социалистическая партия Японии (СПЯ), некоммунистическая партия социалистической ориентации, которая объявила себя объединением трудящихся классов, стремящимся к учреждению демократической системы и обеспечению гражданских свобод. Она заявила, что отвергает капитализм и ставит целью путем построения социализма обеспечить стабилизацию и подъем жизни народа. Социалисты выступили также противниками милитаризма и поборниками вечного мира на основе сотрудничества всех народов.

Освобожденные из тюрем коммунисты немедленно начали восстановление своей партии, практически полностью разгромленной еще к 1935 г. жестокими репрессиями со стороны правительства. В декларации и программе действий Коммунистической партии Японии (КПЯ), принятых на ее IV (декабрь 1945 г.) и V (февраль 1946 г.) съездах, выдвигались требования демократических преобразований, строгого соблюдения Потсдамской декларации, ликвидации монархического строя, учреждения демократической республики, искоренения милитаризма и наказания военных преступников, роспуска монополий, народного контроля над банками и базовыми отраслями промышленности.

9 ноября 1945 г. политики из довоенной буржуазной партии Сэйю̄кай образовали Либеральную партию. Ее лидером был избран Хатояма Итиро̄.

16 ноября 1945 г. была учреждена Прогрессивная партия, ядро которой составили бывшие деятели Политической ассоциации Великой Японии. Председателем партии стал Матида Тю̄дзи, в нее вошел и премьер-министр Сидэхара. Основными лозунгами Прогрессивной партии были антикоммунизм и сохранение государственности. В нее влилось наибольшее число депутатов палаты представителей императорского парламента, но в феврале 1946 г. 260 из 274 ее депутатов, включая лидера партии Матида, попали под запрет занимать общественные должности как «нежелательные элементы» (такая же судьба постигла и 30 депутатов из 43 от Либеральной партии).

18 декабря 1945 г. была создана Японская кооперативная партия, руководители которой проповедовали идеи кооперации и сотрудничества между трудом и капиталом.

Поскольку запланированный пересмотр конституции должен был осуществить парламент, оккупационные власти заблаговременно приняли шаги к изменению его состава. Надеяться на прежнюю палату представителей при засилье в ней «бывших» было бы опрометчивым.

В октябре 1945 г. по рекомендации Макартура правительство Сидэхара разработало проект закона о выборах, который 14 декабря был принят парламентом. К участию в выборах палаты представителей впервые наравне с мужчинами допускались женщины, возраст активного избирательного права снижался с 25 до 20 лет, а пассивного (т. е. права быть избранным) — с 30 до 25 лет. Шансы откровенных реакционеров на избрание в палату представителей снижались также осуществлением упомянутых выше указаний оккупационных властей о запрете им на занятие общественных должностей.

Кабинет Сидэхара принял решение назначить выборы в палату представителей по новому закону на 10 апреля 1946 г. Перспектива скорых выборов в парламент стимулировала стремительный рост числа партий, появлявшихся, как грибы после дождя.

Первые послевоенные парламентские выборы прошли при большой активности всех слоев населения. Лучших результатов на них добилась Либеральная партия (140 депутатских мандатов из 485), далее следовали Прогрессивная партия (94), СПЯ (93), Японская кооперативная партия (14), КПЯ (4). Остальные места достались мелким партиям и независимым кандидатам. Палата представителей стала многопартийной.

Правительство Сидэхара, опиравшееся на Прогрессивную партию, по совместному требованию остальных крупных партий ушло в отставку. Его последним актом стало опубликование 17 апреля текста новой конституции.

Через месяц император назначил (разумеется, с ведома оккупационных властей) новым премьер-министром Ёсида, возглавившего Либеральную партию вместо Хатояма, внесенного штабом Макартура в список «нежелательных лиц» (иностранные журналисты напомнили о довоенном сочинении Хатояма, в котором он восхвалял Гитлера).

Поначалу оккупационные власти активно поощряли образование профсоюзов и законодательное оформление их прав. В штабе Макартура считали, что введенное в законное русло профсоюзное движение станет активным участником процесса демократизации во всех сферах жизни общества. В то же время, законодательное признание профсоюзов диктовалось тем, что после роспуска по указанию оккупационных властей «обществ служения отечеству на производстве» (30 сентября 1945 г.) на предприятиях уже начался бурный процесс формирования профсоюзных организаций.

Критическое материальное положение рабочих и других людей наемного труда подталкивало их к организованным действиям. К концу 1945 г. было создано 509 профсоюзов, годом позже их стало более 17 тыс. с 4,9 млн. членов (39,5 % общего числа рабочих). Как правило, они были организованы по принципу «каждому предприятию свой профсоюз» с включением в него всего состава наемных работников — производственных и управленческих. Создавались также отраслевые профсоюзы. В создании профсоюзов активную роль играли довоенные активисты профдвижения, связанные с различными пролетарскими партиями, а также освобожденные из тюрем коммунисты. Вместе с тем, в профсоюзы во многих случаях преобразовывались местные отделения Общества служения отечеству на производстве.

Подталкиваемое штабом Макартура правительство Сидэхара спешно разработало и передало на рассмотрение императорского парламента закон о профсоюзах. Опубликованный 22 декабря 1945 г. и введенный в действие 1 марта 1946 г. закон легализовал организацию и самостоятельную деятельность профсоюзов, направленную на защиту интересов работников наемного труда.

Запрещая нарушение прав рабочих на создание своих организаций, закон содержал конкретный перечень незаконных действий нанимателя в отношении профсоюзов и устанавливал наказания за них. Профсоюзы освобождались от гражданской и уголовной ответственности за законные действия в пользу рабочих при трудовых конфликтах. Трудовым соглашениям придавалась законная сила. Для содействия мирному разрешению трудовых конфликтов вводился институт комиссий по трудовым отношениям, наделенных необходимыми полномочиями.

Однако гармония в отношениях между оккупационными властями и профсоюзами скоро нарушилась. По мере роста числа организаций и активизации борьбы рабочих на своих предприятиях за улучшение условий труда и против увольнений рабочее движение становилось также главной силой более широких народных выступлений, прежде всего с требованием ускорить решение продовольственной проблемы. Такой характер в 1946 г. имели апрельские массовые митинги, первомайские демонстрации (в Токио на площади перед императорским дворцом собралось около 500 тыс. демонстрантов), «продовольственная маевка» — митинги с требованием риса (в Токио в нем участвовало 250 тыс. чел.).

Отставка Сидэхара и формирование кабинета министров во главе с Ёсида происходили на фоне выражения им массового недоверия. Оккупационные власти были обеспокоены политизацией рабочего движения. 20 мая 1946 г. Макартур охарактеризовал «тенденцию к организованному насилию» как угрозу будущему развитию Японии и предупредил, что, если японский народ не отвергнет ее, то необходимые меры примут оккупационные войска.

Добиваясь формирования национального профсоюзного центра, руководители довоенного «легального» профдвижения 1 августа 1946 г. учредили Японскую федерацию профсоюзов (Со̄до̄мэй). В нее вошли профсоюзы, объединявшие более 850 тыс. членов. Этот профцентр имел тесные связи с Социалистической партией. Чуть позже, 19–21 августа 1946 г. состоялся учредительный съезд другого национального объединения — Всеяпонского конгресса производственных профсоюзов (Самбэцу кайги), руководящую роль в котором стали играть коммунисты. В него вошел 21 отраслевой профсоюз с 1,6 млн. членов.

Борьба профсоюзов начинала принимать заметную политическую окраску. Когда в октябре 1946 г. по стране прокатилась волна забастовок, руководство Всеяпонского конгресса производственных профсоюзов приложило большие усилия, чтобы придать им характер «классовой политической борьбы», политического наступления на правительство Ёсида. Действия прокоммунистического Самбэцу кайги вызвали возражения социалистов и стали причиной обострения его отношений с Японской федерацией профсоюзов, которая, не отказываясь в принципе от забастовочной борьбы за выполнение экономических требований, делала акцент на «движении за экономическое возрождение», предполагавшее сотрудничество труда и капитала.

Под нажимом профсоюзов условия труда на частных предприятиях несколько улучшились. Без существенных изменений оставалось положение работников государственных и коммунальных предприятий и учреждений. Выработав единые требования к правительству по зарплате и другим условиям труда, профсоюзы работников государственного сектора создали в ноябре 1946 г. Объединенный комитет совместной борьбы, представлявший интересы более 2 млн. чел. Его деятельность получила поддержку многих других профорганизаций, в том числе входивших в Японскую федерацию профсоюзов.

В конце декабря 1946 г. в Японии был опубликован документ Дальневосточной комиссии с изложением директив относительно принципов деятельности японских профсоюзов, что было воспринято как моральная поддержка их борьбы. Натиск профсоюзов усиливался: в январе 1947 г. Объединенный комитет был преобразован во Всеяпонский комитет совместной борьбы профсоюзов, в который вошли организации общей численностью до 4,5 млн. членов.

КПЯ призывала зажечь «огонь народной борьбы за свержение предательского правительства Ёсида». Всеяпонский конгресс производственных профсоюзов также выдвинул политические требования, призвав учредить «демократическое правительство».

Всеяпонский комитет совместной борьбы профсоюзов наметил на 1 февраля 1947 г. проведение всеобщей забастовки. По настоянию коммунистов ее подготовка продолжалась и после того, как штаб Макартура официально предупредил ее организаторов, что она будет рассматриваться как акция, препятствующая целям оккупационных войск, а правительство заявило о готовности пойти на уступки требованиям профсоюзов.

Судьбу готовившегося выступления решили оккупационные власти. 31 января 1947 г. Макартур публично заявил о недопустимости всеобщей забастовки как «оружия, смертельного в условиях нищеты и слабости Японии» и запретил ее проведение. Руководство Всеяпонского комитета совместной борьбы профсоюзов было вынуждено отменить забастовку.

События конца 1946–начала 1947 гг. стали кульминационным моментом рабочего движения первых послевоенных лет. Их внутриполитические последствия оказались довольно значительными.

Во-первых, они четко обозначили пределы американской поддержки свободного развития демократического процесса в Японии. США все более откровенно отказывались в нем от роли арбитра в пользу роли партнера приемлемых для себя политических сил. В этом, конечно, был и положительный момент — решительная позиция оккупационных властей предотвратила возможное нарушение гражданского мира с неясными последствиями. Таким образом, отчетливо проявилась стабилизирующая (с точки зрения внутриполитической ситуации в Японии) роль режима оккупации.

Во-вторых, срыв «забастовки 1 февраля» стал поражением революционных иллюзий в рабочем движении, началом кризиса инициатора политизации профсоюзной деятельности, наиболее крупной и влиятельной силы рабочего движения того времени — Всеяпонского конгресса производственных профсоюзов.

Одной из своих важнейших задач оккупационные власти считали закладку юридического фундамента демократических преобразований путем пересмотра конституции, причем формально инициатива должна была исходить от японской стороны. Это придало бы реформам устойчивость и необратимость после окончания оккупации. А легитимность изменения конституции 1889 г. могла быть достигнута при соблюдении ее 73-й статьи, допускавшей рассмотрение изменений в императорском парламенте по «высочайшему повелению императора».

Еще при правительстве Хигасикуни 4 октября 1945 г. Макартур зондировал возможность самостоятельных японских шагов к пересмотру конституции на неофициальной встрече с одним из приближенных императора, министром внутренних дел Коноэ Фумимаро. Эту же тему Макартур чуть позже поднял в беседе с Сидэхара сразу же после назначения последнего премьер-министром.

Результатом встреч стала разработка почти одновременно двух проектов реформирования конституции. Один из них создавался по поручению императорского двора группой ученых во главе с Сасаки Со̄ити, почетным профессором университета Киото. 22 ноября 1945 года Коноэ доложил императору его содержание, но дальнейшего хода этот проект не получил. Вскоре сам Коноэ был объявлен военным преступником и покончил с собой, не дожидаясь ареста.

Сидэхара ответил на запрос Макартура тем, что провел в кабинете министров решение о создании специального комитета для изучения проблемы пересмотра конституции во главе с государственным министром Мацумото Сё̄дзи.

Работа комитета по изучению конституционной проблемы, начавшаяся 27 октября 1945 г., продвигалась трудно. Руководитель комитета, а также некоторые привлеченные для работы в нем ученые вообще сомневались в ее необходимости. Так, даже известный до войны своими либеральными взглядами профессор Минобэ считал демократические преобразования возможными и при существующей конституции. Тем временем 11 ноября 1945 г. свои соображения об основах новой конституции опубликовала компартия Японии, а 27 декабря — Общество изучения конституции. В начале 1946 г. Макартур потребовал ускорить работу правительственного комитета.

4 февраля 1946 г. проект, разработанный комитетом Мацумото, получил одобрение кабинета министров. 7 февраля он был доложен императору, 8 февраля его содержание и пояснительная записка в переводе на английский язык были представлены в штаб Макартура.

Проект оказался даже более консервативным, чем проект Коноэ-Сасаки. Его основой оставалась прежняя конституция. В нем, например, предусматривалось сохранение тайного совета в качестве консультативного органа при императоре, стоящего над правительством и парламентом. Естественно, что такой проект не мог быть признан оккупационными властями удовлетворительным.

Вместе с тем правительство США, штаб главнокомандующего и сам Макартур пришли к убеждению, что сохранение императора в системе государственной власти Японии необходимо для осуществления целей оккупации. Прямая атака на монархию спровоцировала бы сопротивление оккупационному режиму, а какая-либо форма участия императора в решении задач демократизации и демилитаризации, напротив, могла бы придать этому процессу легитимность.

К этому времени статус императора в Японии претерпел кардинальные изменения. 15 декабря 1945 г. оккупационные власти вручили японскому правительству директиву об отделении синтоистского культа от государства, т. е. о ликвидации «государственного синто̄». Еще более решительный шаг был сделан в новогоднем обращении императора к нации, в котором он отрекся от своего «божественного» происхождения. Таким образом, были созданы предпосылки для превращения императора из «живого бога» в «символ нации», что и было закреплено в дальнейшем в японской конституции 1947 г.

Стремясь предупредить возможные споры об императоре в Дальневосточной комиссии (в частности, советские представители настаивали на ликвидации японской монархии и признании императора Хирохито военным преступником), начало работы которой было намечено на 26 февраля 1946 г., Макартур принял меры для ускорения пересмотра конституции, но уже по собственному сценарию.

2 февраля 1946 г., еще до получения проекта Мацумото, в штабе главнокомандующего по личному указанию Макартура приступили к написанию проекта новой конституции. Уже 13 февраля он было передан японской стороне. При этом представители штаба Макартура в форме, не терпящей возражений, подчеркнули, что правительству следует составить собственный проект пересмотра конституции на основе переданного им документа.

Последовал ряд встреч представителей обеих сторон, в том числе между Макартуром и Сидэхара, и правительство Японии согласилось следовать в пересмотре конституции американскому проекту.

Надо отдать должное оккупационным властям — они не пытались принудительно трансплантировать на японскую почву американские и иные западные стереотипы общественного устройства. По свидетельству Ёсида, при подготовке новой японской конституции они внимательно выслушивали японских экспертов и официальных лиц, ответственных за эту работу, и во многих случаях принимали предложения японской стороны. В частности, положение об отказе от войны было включено в конституцию по предложению Сидэхара.

6 марта японское правительство опубликовало «Основы пересмотра конституции», в главных, принципиальных моментах соответствовавшие проекту штаба Макартура. Этот документ был представлен общественности как созданный самостоятельно, об американском директивном участии в его составлении не упоминалось.

В июне 1946 г. проект конституции, одобренный тайным советом, правительство передало на рассмотрение парламента. Основные принципы новой конституции были поддержаны Ёсида, занявшим к тому времени пост премьер-министра, а также единодушно одобрены Дальневосточной комиссией.

Поскольку коренной пересмотр конституции отвечал долгосрочным национальным интересам Японии, он получил поддержку разнообразных политических сил в парламенте, обновленном на выборах по новой избирательной системе. Поправки, внесенные в ходе обсуждения в палате представителей и палате пэров, большей частью носили дополняющий, редакционный характер. 7 октября 1946 г. парламент утвердил коренным образом пересмотренную, а, точнее, заново написанную конституцию. Тайный совет согласился с решением парламента. Дальневосточная комиссия квалифицировала принятие новой конституции как свободный выбор японского народа.

3 ноября 1946 г. новая конституция Японии была опубликована, ее введение в действие было назначено на 3 мая 1947 г.

Принятие новой конституции стало эпохальным событием в истории Японии. В новом основном законе страны можно найти отзвуки конституции 1889 г., но в целом это совершенно новый документ. Принципиальные отличия конституции 1947 г. (по моменту введения в действие) заключались в следующем.

Во-первых, утверждался принцип народовластия: «Народ является носителем суверенной власти». Правда, монархия была сохранена. Как и прежде, первая глава новой конституции определяла статус императора, но принципиально по-иному: «Император является символом японской нации и единства японского народа». Наделение императора множеством важных функций (созыв парламента, роспуск палаты представителей и т. п.) приобрело формальный характер: действия, связанные с государственными делами, император отныне мог предпринимать лишь «по совету и с одобрения кабинета министров».

Новая конституция предусматривала парламент в составе двух избираемых палат — представителей и советников (в прежнем императорском парламенте на началах всеобщего избирательного права для мужчин формировалась только нижняя палата). Исключительно ему передавалась законодательная власть. Исполнительная ветвь власти — кабинет министров — теперь несла коллективную ответственность перед парламентом.

Во-вторых, в конституции 1947 г. были окончательно утверждены и конституционно закреплены принципы господства права и разделения властей, которые были перенесены на всю правовую систему. Верховный суд, как в США, был наделен полномочиями контролировать конституционность законов. Утверждался широкий круг прав граждан, примат этих прав и судебная защищенность.

Были определены гарантии соблюдения декларированных новой конституцией гражданских прав и свобод (под гарантиями понималось провозглашение этих прав ненарушимыми и вечными, в то время как права подданных по конституции Мэйдзи могли ограничиваться текущим законодательством, т. е. сопровождались оговорками и изъятиями вроде «в пределах закона» и т. п.). Провозгласив равенство всех людей перед законом, конституция запретила политическую, экономическую и социальную дискриминацию по мотивам расы, религии, пола, социального положения и происхождения. Были провозглашены принципы подлинно всеобщего избирательного права, введен институт избираемых населением муниципальных собраний.

Впервые были провозглашены социальные права, в том числе право на образование, на труд, на создание организаций трудящихся, их коллективные переговоры и прочие коллективные действия, на поддержание минимального уровня здоровой и культурной жизни.

В-третьих, в конституцию было включено феноменальное положение об отказе японского народа «на вечные времена от войны как суверенного права нации, а также от угрозы или применения вооруженной силы как средства разрешения международных споров». Более того, в той же, ст. 9 конституции было записано, что «никогда впредь не будут создаваться» сухопутные, морские, воздушные и прочие военные силы. Отказ навеки от создания вооруженных сил поставил Японию в уникальное положение и даже породил проблему определения суверенитета в международно-правовом плане.

Новая конституция стала, таким образом, юридическим фундаментом демократизации государственного строя и всей общественной жизни Японии. С ее принятием у японского общества появилась возможность по уровню демократичности войти в число передовых стран мира.

Конституция как бы облекла в реальную форму демократический порыв, которым было охвачено японское общество, перевела идеалы прогрессивного переустройства в плоскость практического воплощения, подкрепила их силой закона. Одно это изменяло общественное сознание, помогало широким массам понять значение проводившихся реформ.

Для обеспечения стабильности конституции 1947 г. большое значение имела ее легитимность — принятие прежними конституционными органами власти при формальном соблюдении процедур, установленных прежней конституцией. Этому способствовало и то, что использование в конституции достижений демократии передовых стран мира сочеталось с учетом национальных традиций, сохранением привычных для японцев форм государственного устройства.

Несмотря на активную роль американцев в подготовке ее проекта, политическая система, созданная новой конституцией, была ориентирована скорее на японскую традицию парламентской демократии в британском стиле, нежели на американский образец. На примере новой конституции проявилась извечная тяга японцев к тому, чтобы, заимствуя полезные нововведения из самых разных источников, сохранять собственные приоритеты, ориентированные на поддержание национальной традиции.

После принятия новой конституции в Японии резко активизировалось законотворчество, что объяснялось необходимостью привести текущее законодательство в соответствие с ее положениями. Можно утверждать, что основы современного японского права сформировались именно в оккупационный период.

Некоторые законы были приняты еще старым императорским парламентом. Их введение в действие 3 мая 1947 г., одновременно с конституцией, обеспечило немедленный старт деятельности законодательных и исполнительных органов власти в центре и на местах на новых, демократических конституционных принципах.

Особенно серьезно было реформировано в направлении демократизации конституционное право. Закон о парламенте утверждал верховенство парламента, приоритет палаты представителей, самостоятельность палат, личные гарантии депутатов, центральную роль комиссий палат, что соответствовало требованиям новой конституции. Пересмотренный закон о выборах в палату представителей допускал женщин к управлению государством, снижал возрастной ценз, смягчал ограничения на проведение избирательной кампании. Закон о выборах на публичные должности детально определял нормы проведения избирательных кампаний и процедуру выборов, обеспечивая подлинную состязательность кандидатов и их юридическую защиту.

Важнейшим шагом японских законодателей было создание не существовавшего в довоенный период института выборного местного самоуправления. Принцип местной автономии, признанный новой конституцией, получил развитие в соответствующем законе, разработанном с участием специалистов из штаба Макартура. В нем нашел отражение передовой зарубежный опыт местного самоуправления, но одновременно была сохранена и национальная специфика организации власти на местах.

Основным содержанием нового закона стала демократизация порядка формирования и функционирования местной власти в рамках практически прежней структуры: префектур, городов, поселков и деревень с соответствующими местными собраниями и исполнительными органами во главе с губернаторами, мэрами, старостами. Демократичность местного самоуправления обеспечивалась прямыми выборами членов собраний и глав администраций, расширением прав местных собраний, механизмом противовесов в отношениях между представительной и исполнительной ветвями власти.

Кроме того, закон предусматривал расширение полномочий органов местной власти, ослабление их зависимости от правительства. Исполнительные органы местного самоуправления были выведены из прямого подчинения государственным структурам, получили самостоятельность. В то же время за государством были сохранены средства административного и финансового воздействия на местную власть, а зачастую и на конкретные ее решения — через парламент (законодательство), правительство и судебные органы.

Вслед за определением основ местного самоуправления довольно быстро, в 1947–1950 гг., были приняты другие необходимые для его функционирования законы, в том числе касающиеся источников и механизма финансирования. Органы местного самоуправления муниципального уровня были наделены правом устанавливать местные налоги и принимать обязательные постановления (дзё̄рэй — нормативные акты местного значения). В результате они смогли быстро включиться в эффективную работу по преодолению трудностей послевоенного времени.

В области административного права были приняты законы о государственных и местных публичных должностных лицах, за которыми признавался статус наемных работников. В соответствии с конституцией, публичные должностные лица стали рассматриваться не как императорские чиновники, а как слуги народа.

Большое развитие получили нормы, регулирующие отношения между исполнительной властью и гражданином, в том числе предусматривающие порядок рассмотрения исков граждан против органов управления, условия компенсации гражданам ущерба, понесенного из-за неправомерных действий этих органов, и т. п.

Естественным продолжением конституционной реформы стали изменения, внесенные в гражданский кодекс и юридическую систему. Но здесь, наряду с принятием новых законов, сохранялись — с изменениями или без них — некоторые довоенные: так, в модернизированном виде продолжают действовать гражданский кодекс 1898 г. и уголовный кодекс 1907 г.

В области гражданского права были полностью пересмотрены части гражданского кодекса, посвященные семейному и наследственному праву. Во вступительной части кодекса был провозглашен принцип уважения личности и равенства полов. Фактически были заново переписаны разделы семейного и наследственного права, изъяты положение о недееспособности замужних женщин, понятие «глава семьи». Были также отменены исключительные права старшего сына, всем детям предоставлены равные права наследования, гарантирована свобода брака. Таким образом, были созданы юридические предпосылки разрушения традиционной системы семейных отношений (иэ).

Изменения в области уголовного права состояли больше в отмене старых законов, нежели в принятии новых. Была отменена серия репрессивных актов — закон об охране военной тайны, закон об охране тайны военных ресурсов, закон о режиме государственной обороны, закон о поддержании общественного спокойствия, закон о полицейских мерах по обеспечению общественного спокойствия. В особенной части уголовного кодекса были отменены гл. 1 (преступления против императорской фамилии) и гл. 7-11 (преступления против общественного спокойствия и порядка). Значительным изменениям подверглась гл. 3 (преступления, относящиеся к нападению на Японию извне). Были усилены наказания за злоупотребление властью. Состав нанесения ущерба чести был изменен так, чтобы им не ограничивалась свобода выражения мнений. Было отменено наказание за прелюбодеяние незамужних женщин.

Основное содержание всех этих изменений состояло в приведении уголовного права в соответствие с отказом от суверенитета императора и признанием суверенитета народа, с наделением граждан политическими правами и свободами, с принятием конституционного принципа пацифизма.

Был принят уголовно-процессуальный кодекс, который соответствовал нормам послевоенной конституции относительно прав подозреваемого и обвиняемого в уголовном процессе, а также учел результаты реформы юстиции и демократизации полицейской деятельности.

Большие изменения произошли в области правового регулирования организации правоохранительных служб. Были отменены законы о военных и военно-морских трибуналах и приняты закон о судах, закон о прокуратурах, закон о полиции, закон об адвокатах. Судебная система обрела самостоятельность, выйдя из подчинения министерству юстиции. Прокуратура отделилась от судебной системы. Полиция была децентрализована (хотя новый закон о полиции 1954 г. предусматривал известный возврат к централизации, она все же не стала абсолютной).

С появлением тройки законов — о профсоюзах, о регулировании трудовых отношений и о трудовых стандартах — было завершено сооружение каркаса современного трудового законодательства. Новая конституция требовала от государства принимать участие в законодательном определении норм заработной платы и условий труда. Поэтому закон о трудовых стандартах (апрель 1947 г.) устанавливал, в частности, 8-часовой рабочий день. Кроме того, в соответствии с конституционным правом на жизнь были приняты также законы о страховании рабочих для получения пособий по травматизму, об обеспечении занятости, о пособиях по безработице и закон о защите жизни. Последний провозгласил, что государство оказывает необходимую защиту всем гражданам, испытывающим жизненные лишения, и обеспечивает им минимальный уровень жизни, и, вместе с тем, способствует их самостоятельности.

Было реализовано конституционное положение о равном праве на образование. Этому предшествовала работа миссии специалистов из США, которая подготовила свои рекомендации. Принятие основного закона об образовании и закона о школьном образовании (март 1947 г.) стало главным событием в области правового регулирования просвещения. В Японии вводилась единая система школьного обучения (6 лет начальной школы, 3 года неполной средней и 3 года полной средней школы). Обязательное бесплатное обучение расширялось с шести до девяти лет. Были установлены принципы совместного обучения юношей и девушек и всестороннего образования. Каждая префектура получила возможность иметь не менее одного университета.

В результате реформы открылись возможности для получения образования всеми слоями населения. Кроме того, реформа предусматривала демократизацию процесса обучения. Были приняты меры, препятствовавшие использованию системы образования в целях пропаганды реакционного национализма и шовинизма.

Экономика Японии в начальный период оккупации

Одновременно с реформой политической системы и государственного управления перед Японией стояла задача коренных преобразований в сфере экономики. Здесь можно выделить три основных направления деятельности японских властей.

Первое — текущая экономическая политика, направленная на решение множества проблем в охваченной кризисом послевоенной японской экономике. Большую часть решений в этом плане японское правительство принимало самостоятельно.

Второе — радикальная аграрная реформа. Ее необходимость была осознана в Японии задолго до войны, однако приступить к ней не решались, поскольку она неизбежно должна была затронуть интересы политически влиятельных землевладельцев. Давление и поддержка оккупационных властей дали возможность успешно ее осуществить.

Третье — роспуск дзайбацу и принятие антимонопольного законодательства. Этот блок реформ был инициирован штабом Макартура и был призван обеспечить претворение в жизнь американской политики, направленной на подрыв военно-экономического потенциала Японии. Полного успеха эти меры не принесли — главным образом из-за смены приоритетов американцев, которые стали рассматривать Японию в качестве потенциального военно-политического союзника.

Экономическое положение Японии в течение первых двух лет оккупации продолжало оставаться очень тревожным. Рост производства был очень медленным. Даже в сельском хозяйстве, где восстановление шло относительно быстрыми темпами, в 1948 г. объем производства все еще значительно не достигал довоенного уровня.

Росла только инфляция. К январю 1946 г. стоимость прожиточного минимума в Токио по сравнению с 1937 г. выросла почти в 15 раз, а номинальная заработная плата — примерно в 4,5 раза. Индекс оптовых цен (1936=1) поднялся до 15 в апреле 1946 г. и до 197 в марте 1949 г.

Такая ситуация сохранялась до начала 1949 г. Разумеется, правительство предпринимало усилия по восстановлению экономики. Массовые выступления трудящихся и активизация рабочего движения побуждали его ускорить разработку программы преодоления послевоенных экономических трудностей.

Правительство Сидэхара предложило проведение «комплексной антиинфляционной политики» (февраль 1946 г.). Ее главным элементом стали чрезвычайные меры в сфере денежного обращения: замораживание вкладов в банках и других кредитных учреждениях, обмен старых денег на новые с установлением предельных норм их обмена, определение норм и условий последующих выплат с замороженных вкладов. Условия были очень жесткими. Все наличные деньги старого образца население должно было обязано положить на счет в банке. Главе семьи ежемесячно выдавалось с него на руки 300 иен плюс 100 иен на содержание семьи. Работающие по найму получали наличными не более 500 иен в месяц, весь заработок сверх этой суммы поступал на замороженный банковский счет.

Чрезвычайные меры примерно на два месяца затормозили рост цен на товары личного потребления. Но остановить инфляцию они не могли, дефицит государственного бюджета продолжал нарастать, вынуждая правительство и Банк Японии увеличивать денежную массу. Правительственные кредиты предприятиям базовых отраслей на цели восстановления, выплата компенсаций по военным обязательствам, а также колоссальный рост расходов в рамках программы контроля над ценами на продовольствие и товары повседневного спроса только подстегнули инфляцию.

Вместе с тем чрезвычайные меры принесли определенную пользу, предотвратив банкротство финансовых учреждений, что имело большое значение для перехода в дальнейшем к финансовой политике активного стимулирования подъема экономики.

Поиск путей выхода из критического экономического положения при следующем правительстве, которое возглавил Ёсида, также начинался в условиях мощного давления со стороны рабочего движения. Видя беспомощность администрации предприятий, отсутствие у предпринимателей четкого курса на экономическое возрождение, рабочие все чаще требовали передать трудящимся контроль над производством. Спонтанно возникшее движение коммунисты и радикальные активисты профсоюзов поощряли как ростки всестороннего «народного контроля».

Правительство Ёсида предупредило, что, поскольку «незаконное давление масс» угрожает общественному порядку, оно будет жестко пресекаться. Идея «народного контроля» осуждалась как «разрушительная» и вносящая беспорядок в народное хозяйство. Вместе с тем правительство призвало предпринимателей пересмотреть свою позицию. Для наращивания производства в условиях «надлежащего порядка» на предприятиях предлагалось учреждать двусторонние консультативные совещания, принимать меры для предупреждения трудовых конфликтов.

В основу экономического курса правительства Ёсида были положены не антиинфляционные меры, а активная политика поощрения производства. Основными элементами этой политики, представленной в июле 1946 г. парламенту министром финансов Исибаси Тандзан, должны были стать:

В рамках структуры правительства были учреждены штаб экономической стабилизации и управление цен (август 1946 г.).

Конкретизируя концепцию «приоритетных производств», правительство в декабре 1946 г. постановило направлять ресурсы в первую очередь в угольную промышленность и металлургию. В финансовой политике главными средствами поощрения стали дотации предприятиям на покрытие разницы между себестоимостью и устанавливаемыми ценами на продукцию, а также предоставление кредитов на восстановление.

Правительственная политика поддержки «приоритетных производств» встретила беспрецедентное единодушное одобрение парламента.

Среди различны реформ, инициированных американской администрацией, наиболее значимой с точки зрения социально-экономических результатов стала аграрная реформа.

Сельское хозяйство, в котором была занята примерно половина населения Японии, находилось в состоянии упадка. В нем господствовала система помещичьего землевладения. Большая часть земель принадлежала крупным и мелким помещикам, которые преимущественно сдавали их для обработки арендаторам на кабальных условиях. В 1946 г. из 5698 тыс. крестьянских хозяйств лишь 1869 тыс. (около 1/3) не прибегали к аренде земли, причем 1637 тыс. дворов (около 29 %) вообще не имели своих наделов.

Такая система землевладения тормозила расширение сельскохозяйственного производства, что оказывало негативное воздействие на всю экономику страны. Нищета деревни была важнейшим фактором социального недовольства, отсутствие собственной земли у основной массы сельских тружеников — причиной постоянных арендных конфликтов. С другой стороны, господствующее положение крупных землевладельцев в деревне обеспечивало им большое влияние на государственную политику, служило препятствием любым демократическим преобразованиям.

Неотложность перестройки системы землевладения хорошо понимали специалисты японского министерства сельского и лесного хозяйства, которые еще в период войны подготовили основные положения аграрной реформы. В октябре 1945 г., еще до появления соответствующей директивы оккупационных властей, под руководством возглавлявшего в правительстве Сидэхара это министерство Мацумура Кэндзо̄ был разработан «План реформы землевладения». Предусматривалось принудительное отчуждение в пользу арендаторов земель, принадлежавших абсентеистам — «отсутствующим помещикам» (т. е. не занимавшимся сельским хозяйством и не жившим в деревне). Но при обсуждении этого плана в кабинете министров число земельных владений, подлежавших полному или частичному изъятию, было сокращено в 10 раз. Тем не менее, даже столь основательно исправленный план встретил сильное сопротивление в императорском парламенте, где многие политики опирались на помещичьи слои.

Недостаточность «первой земельной реформы» (так и не осуществленной) вызвала недовольство в штабе Макартура, который передал правительству Японии 9 декабря 1945 г. «Меморандум о земельной реформе». Это побудило парламент ускорить принятие закона.

Между тем аграрный вопрос стал предметом обсуждения в Союзном совете для Японии. Советский представитель предлагал провести безвозмездную конфискацию земель у крупных землевладельцев и распределить их среди крестьян-арендаторов. Это радикальное предложение не было принято. В основу рекомендаций японскому правительству был положен более умеренный план, предложенный британским представителем и согласованный с американцами.

17 июня 1946 г. штаб оккупационных войск вручил правительству Японии «Рекомендации относительно второй земельной реформы». Руководствуясь ими, правительство, которое к этому времени возглавлял уже Ёсида, разработало соответствующие законопроекты. В октябре 1946 г. они были приняты императорским парламентом, состав палаты представителей которого резко изменился в результате первых послевоенных выборов. Крупнейшая реорганизация аграрных отношений началась.

Согласно новым законам о земельной реформе государство выкупало у «отсутствующих помещиков» все принадлежащие им земли, а у «обрабатывающих помещиков» — земли, превышающие площадь в 3 тё̄ (на Хоккайдо̄ — более 12 тё̄; 1 тё̄=0,992 га). Из этого земельного фонда участки земли продавались по твердым ценам крестьянам-арендаторам. Устанавливались максимальные размеры участка, который крестьянский двор мог приобрести в собственность: в среднем по стране не более 3 тё̄ на одно хозяйство, на Хоккайдо̄ — до 12 тё̄. Институт земельной аренды сохранялся, но устанавливались предельные нормы арендной платы непременно в денежной, а не в натуральной форме. Для практического осуществления реформы на местах создавались выборные земельные комитеты. На все преобразования отводилось 2 года (по плану «первой реформы» — 5 лет).

Для арендаторов известие о том, земли будут конфискованы в их пользу, казалось чудом. Но множество небогатых землевладельцев восприняло реформу с горечью, поскольку она лишала их главного достояния. Это приводило к эксцессам. Так, когда один крестьянин, воевавший в Китае и вернувшийся домой в префектуру Нагано в 1946 г., выяснил, что он должен расстаться с большей частью своей земли, он застрелил троих членов земельного комитета. Там же, в Нагано, шестеро братьев и сестер в возрасте от 9 до 18 лет, незадолго до того потерявшие родителей, совершили коллективное самоубийство, когда узнали, что у них отбирают почти всю их семейную собственность. Но поскольку значительное большинство сельских жителей выгадали от реформы, землевладельцы фактически не имели возможности сопротивляться. За время проведения реформы произошло только 110 инцидентов и было подано около 4 тыс. гражданских исков, связанных с перераспределением земли — цифры ничтожные, если учитывать масштабы преобразований.

Неотъемлемым элементом аграрных преобразований стало также государственное поощрение кооперирования в сельском хозяйстве. В упомянутом выше «Меморандуме о земельной реформе» отмечалась необходимость «программы развития и поощрения кооперативного движения в деревне, свободного от господства некрестьянских элементов и ставящего целью экономический и культурный прогресс японского крестьянства».

В разгар земельной реформы, в ноябре 1947 г., были приняты законы о роспуске прежних «сельскохозяйственных ассоциаций» и формировании сельскохозяйственных кооперативов. Тем самым был заложен прочный юридический фундамент для развертывания широкого кооперативного движения. Создание демократических сельскохозяйственных кооперативов вместо прежних их суррогатов, служивших орудием мобилизации сельского хозяйства на нужды агрессивной политики, стало важной мерой обеспечения жизнеспособности хозяйств новых крестьян-собственников. Участие практически всех крестьянских хозяйств в различных формах кооперации стало одним из факторов подъема сельскохозяйственного производства, а также решения многих социальных проблем крестьянства.

Земельная реформа была завершена, в основном, в 1949 г. Ее ускорению способствовали как сравнительно низкие выкупные и продажные цены, так и бурная инфляция первых послевоенных лет. Денежная компенсация, выплаченная правительством помещикам за отчужденную землю, быстро обесценилась, и в результате помещики лишились не только земли, но и каких-либо финансовых рычагов влияния на жизнь деревни. Крестьяне же, напротив, оказались в выигрыше, так как инфляция привела к существенному уменьшению реальной величины их выплат за приобретенную землю. Арендаторы в короткий срок смогли рассчитаться за приобретенную землю, по сути, символическими денежными суммами. Если накануне реформы 45,9 % сельскохозяйственных площадей сдавались в аренду, то к 1950 г. этот показатель упал до 9,9 %. При этом за 1946–1949 гг. число хозяйств крестьян-собственников (не прибегавших к аренде) увеличилось почти на 1700 тыс., а число хозяйств безземельных крестьян-арендаторов, напротив, сократилось на 1150 тыс.

Земельная реформа радикально изменила ситуацию в сельском хозяйстве страны. Главным ее результатом стало формирование многочисленного слоя крестьян-собственников. Им предстояло хозяйствовать на малых по размерам земельных площадях. Но хотя основная часть хозяйств (4630 тыс., или 3/4 общего числа дворов) владела наделами до 1 га, упразднение помещичьей эксплуатации повысило заинтересованность крестьян в результатах своего труда, привело к росту их доходов и создало возможность накопления на производственные нужды, открывало путь к расширению производства, совершенствованию его методов, росту урожайности и т. д.

Коренные преобразования в сельском хозяйстве помогли снизить остроту послевоенной проблемы нехватки продовольствия, способствовали ускорению восстановления разрушенной экономики. Аграрная реформа превращала деревню из постоянного источника потрясавших страну социальных конфликтов в фактор политической стабильности. Становясь собственниками земли, крестьяне выходили из-под влияния радикальных политических сил.

В числе важнейших задач американской политики в начальный период оккупации значилось осуществление экономической реформы, имевшей целью предотвратить возможность восстановления военного потенциала Японии. В частности, все арсеналы, военные верфи и часть военных заводов были переведены под юрисдикцию американской армии, а на оставшихся заводах был проведен демонтаж оборудования. Кроме того, для еще большего ослабления Японии были закрыты многие промышленные предприятия (их оборудование предполагалось демонтировать и вывезти в счет репараций), а также введены жесткие ограничения на размеры производственных мощностей в ряде ключевых отраслей промышленности.

Действуя в русле этой политики, правительство США ориентировало Макартура на необходимость «разработки программы роспуска промышленных и банковских объединений, которые осуществляют контроль над большей частью промышленности и торговли Японии», и о замене их организациями предпринимателей, которые могут обеспечить «более широкое распределение доходов и собственности на средства производства и торговли».

Постановка такой задачи определялась, прежде всего, той ролью, которую семейные финансовые группы (дзайбацу) играли в имперской Японии. К концу войны экономическое могущество дзайбацу возросло в огромной степени. Тяжелая промышленность, получившая в военные годы преимущественное развитие, находилась в основном в их руках. Они занимали главенствующие позиции и практически во всех контрольных ассоциациях — созданных во время войны органах частномонополистического регулирования. Кроме того, война способствовала значительному усилению позиций головных банков дзайбацу, через которые проходила основная часть кредитов военной и тяжелой промышленности.

Вполне естественно, что американцы, исходя из господствовавших тогда в США представлений о способах обеспечения свободной конкуренции, центральное место в планах по демонополизации экономики Японии отдали проблеме роспуска дзайбацу. Кроме того, обладая огромной экономической мощью, дзайбацу оказывали большое влияние на определение государственной политики и не могли не нести ответственности за вступление страны на путь агрессивных войн. Поэтому преодоление милитаризма предполагало и разрушение основ их господства.

Потребовав в октябре 1945 г. от правительства Сидэхара «демократизации экономической системы», оккупационные власти добивались роспуска дзайбацу, разработки и принятия антимонополистического законодательства, осуществления мер по «исключению чрезмерной экономической концентрации».

Надежды на активные самостоятельные действия японского правительства и деловых кругов в этом направлении не оправдывались. Все мероприятия проводились по настоянию и с непосредственным участием штаба Макартура. В конце 1945–начале 1946 г. по указанию оккупационных властей и на основе «потсдамских указов» правительства Сидэхара было заморожено имущество дзайбацу и создана комиссия по упорядочению холдинговых компаний. Затем, при правительствах Ёсида и Катаяма, с октября 1946 г. по сентябрь 1947 г. производился роспуск дзайбацу. Все активы их холдинговых компаний, пакеты ценных бумаг, вся собственность и права собственности в дочерних компаниях в принудительном порядке должны были быть проданы специально созданным ликвидационным комиссиям (оплата производилась государственными облигациями с правом их продажи только по прошествии 10 лет). В свою очередь ликвидационные комиссии должны были организовать продажу этих активов (через выпуск акций) населению.

Всего расформированию подлежали 83 холдинговые компании. Однако действительность внесла существенные коррективы в эти планы, и в результате из 83 намеченных реально были расформированы только 16 холдинговых компаний (26 компаний были распущены с последующей реорганизацией, 11 — реорганизованы без роспуска, а до 30 компаний дело так и не дошло).

Одновременно с роспуском дзайбацу и расчленением крупнейших компаний была проведена «чистка» высшего руководства 500 крупнейших компаний (и государственного аппарата управления в сфере экономики). Со своих постов в частных компаниях были смещены около 5 тыс. чел., в течение 10 лет им запрещалось занимать какие-либо руководящие должности.

Весной 1947 г. парламент принял закон о запрещении частной монополии и обеспечении честных сделок и другие сопутствующие акты, разработанные при непосредственном американском участии. За образец было взято американское антитрестовское законодательство. Были запрещены организация холдинговых компаний и разного рода картелей, слияние фирм и создание монополистических объединений. Ограничивались права компаний на владение акциями других компаний, запрещались продажи по необоснованно высоким или низким ценам. Для контроля над соблюдением установленных правил при премьер-министре учреждалась комиссия по обеспечению честных сделок. Американское влияние в области правового регулирования предпринимательства проявилось также в частичном пересмотре закона о компаниях, обеспечивавшего защиту акционеров и определявшего юридические обязанности директората, и в принятии закона о реорганизации корпораций.

В 1948 г. были законодательно установлены рамки разрешенной деятельности предпринимательских организаций. Еще в 1946–1947 гг. на месте прежних организаций предпринимателей, которые были распущены или преобразованы, появилась действующая до настоящего времени «четверка» влиятельных национальных объединений: Ассоциация корпоративных руководителей (Кэйдзай до̄ю̄кай), Федерация экономических организаций (Кэйданрэн), Японская торгово-промышленная палата (Ниссё̄) и Федерация предпринимательских организаций (Никкэйрэн).

Антимонополистические законы и прочие шаги, предпринятые в целях разрушения системы господства дзайбацу, были усилены мерами по рассредоточению права собственности, разделению и разукрупнению промышленных и торговых компаний. В мае 1947 года по американскому предложению Дальневосточная комиссия приняла «План ликвидации чрезмерной экономической концентрации в Японии». Следуя его рекомендациям, в декабре 1947 г. парламент утвердил закон, предписывавший, наряду с роспуском холдинговых компаний дзайбацу, расчленение наиболее крупных фирм, находившихся в сфере их влияния, а также полугосударственных компаний, созданных в 30-40-е годы с целью усиления государственного контроля над экономикой, в том числе полугосударственной металлургической «Ниппон сэйтэцу», машиностроительного гиганта «Мицубиси дзю̄ко̄гё̄» и др.

Однако и в этом случае реальные результаты оказались намного скромнее планировавшихся. Так, из первоначально назначенных к разукрупнению 325 компаний действительно расчленены были только 11, а еще 7 в принудительном порядке вынуждены были продать часть своих акций. Этим дело и ограничилось.

Тем не менее, несмотря на то, что эти мероприятия были проведены в сильно урезанном варианте, их значение для последующего развития японской экономики трудно переоценить. Во-первых, их результатом стало крупнейшее перераспределение прав собственности, и к 1949 г. в личной собственности граждан оказалось около 70 % всего акционерного капитала страны. Во-вторых, в Японии была создана качественно новая — конкурентная — экономическая среда, так как не только возросло общее число независимых производителей, но и доступ во многие монополизированные прежде отрасли был существенно облегчен.

Коалиционные правительства Катаяма и Асида

Конституционная реформа естественным образом ставила в повестку дня формирование новой власти через народное волеизъявление. В основу порядка выборов нового парламента (палаты представителей и палаты советников, в которую преобразовывалась палата пэров) был положен принцип избрания его депутатов относительным большинством по многомандатным избирательным округам. Такой порядок выборов благоприятствовал формированию многопартийного парламента. Выборы нескольких депутатов по каждому избирательному округу затрудняют для какой-либо одной партии завоевание подавляющего большинства в представительном органе и увеличивают шансы избрания кандидатов партий, имеющих опору в различных классах и слоях общества.

В канун введения в действие конституции состоялись выборы палаты советников (20 апреля 1947 г.) и палаты представителей (25 апреля). В палату советников было избрано 108 независимых депутатов, от СПЯ — 47, от Либеральной партии — 38, от Демократической партии (образованной путем слияния Прогрессивной партии с частью Либеральной партии и Народно-кооперативной партии) — 29, от Народно-кооперативной партии — 10, от КПЯ — 4, от мелких партий и групп — 13. В палате представителей первой по числу депутатов стала СПЯ (143), на втором месте оказалась Либеральная партия (131), на третьем — Демократическая партия (124). Народно-кооперативная партия получила 31 мандат, КПЯ — 4.

Такой состав парламента сделал невозможным образование однопартийного правительства. Избранный парламентом премьер-министром социалист Катаяма Тэцу образовал правительство из представителей Социалистической, Демократической и Народно-кооперативной партий. Кабинет министров Катаяма сумел удержаться только 8 месяцев (июнь 1947 г. — февраль 1948 г.), его сменил коалиционный кабинет министров того же партийного состава, но во главе с лидером Демократической партии Асида Хитоси (март — октябрь 1948 г.).

Недолговечность коалиционного правительства Катаяма во многом определялась специфичностью его положения. С одной стороны, это правительство должно было действовать в соответствии с политическим соглашением четырех партий (трех, участвовавших в кабинете, и Либеральной, которую возглавлял Ёсида), достигнутого их лидерами до избрания премьер-министра. С другой стороны, Катаяма, опиравшийся на правое крыло социалистов, не мог рассчитывать на полную поддержку собственной партии. Он был вынужден уйти в отставку после того, как левое крыло социалистов фактически отказалось от сотрудничества с правительством, и на съезде СПЯ в январе 1948 г. было принято решение об аннулировании четырехстороннего соглашения.

Повод для отставки кабинета Асида был более прозаичен — разоблачение фактов коррупции политиков и правительственных чиновников, незаконного получения ими пожертвований на партийную деятельность от компании «Сё̄ва дэнко̄». В число обвиняемых в причастности к коррупции попали, в частности, заместитель премьер-министра, видный деятель правого крыла СПЯ Нисио, а после отставки правительства — и лидер Демократической партии Асида.

В сфере экономики коалиционные кабинеты Катаяма и Асида практически продолжали курс, определенный при правительстве Ёсида. Большие споры в парламенте вызвал инициированный социалистами законопроект о государственном контроле над предприятиями угольной промышленности, принятый в итоге в компромиссном, сильно смягченном варианте.

Политика расширения производства путем предоставления дотаций предприятиям приоритетных отраслей промышленности и кредитования восстановления экономики давала определенные позитивные результаты. Начался рост производства угля, стали, хотя ожидаемые результаты не были достигнуты. За счет конверсии предприятий военной промышленности, среди которых было множество мелких, налаживался выпуск товаров народного потребления.

Правительственная финансовая политика имела и оборотную сторону. Из-за принятия Банком Японии обязательств по крупным капиталовложениям на восстановление экономики росли объемы денежной массы, что мешало укротить инфляцию. А механизм государственных дотаций и установления твердых цен не ослаблял функционирования «черного рынка», рост цен на котором вел к быстрому увеличению стоимости жизни.

Профсоюзы требовали повышения зарплаты; увеличение зарплаты вело к росту себестоимости производимой продукции; правительство было вынуждено пересматривать официальные цены и тарифы.

Естественно, что беспомощность правительства в борьбе с инфляцией вела к разочарованию профсоюзов и тех слоев населения, которые возлагали надежды на участие социалистов в правительстве.

Помимо того, именно на долю правительств с участием социалистов пришлась реализация требования оккупационных властей пересмотреть закон о государственных служащих, чтобы ограничить их права на защиту условий труда. В соответствии с письмом Макартура премьер-министру Асида, правительство в июле 1948 г. издало «потсдамский указ» № 201, лишивший работников государственных учреждений и предприятий права на коллективные переговоры с администрацией и проведение забастовок.

Первый период оккупации, окончание которого можно условно отнести ко второй половине 1948 г., принес в жизнь Японии громадные перемены.

Примерно за год-полтора, начиная с сентября 1945 г., в соответствии с директивами оккупационных властей была осуществлена демилитаризация страны, ликвидированы политическая полиция, ультранационалистические, шовинистические и правые организации, арестованы и преданы суду Международного трибунала главные военные преступники. Были также освобождены политические заключенные, легализованы политические партии, провозглашена свобода критики императорской системы, проведена чистка государственных учреждений от лиц, связанных в прошлом с милитаристской деятельностью.

Принятие новой конституции и других законодательных актов заложило основу коренной перестройки и демократизации политического строя в Японии. Начали функционировать необходимые элементы гражданского общества, присущие демократическим государствам: политические партии разной идейно-политической ориентации, профсоюзы и предпринимательские объединения, иные общественные организации, органы местного самоуправления, свободные от цензуры средства информации.

В ходе земельной реформы были разрушены отсталые производственные отношения, мешавшие прогрессу сельского хозяйства и выходу деревни из нищеты и создававшие социальную базу политического экстремизма. Благодаря роспуску дзайбацу и введению антимонопольного законодательства включился механизм рыночной экономики с ее принципом свободной конкуренции. Одновременно принятие трудового законодательства на уровне передовых демократических стран дало наемным работникам возможность отстаивать свои социальные права, добиваться улучшения условий труда, материального положения.

Вместе с тем многие из начатых реформ в те годы не были еще доведены до конца, а работа по восстановлению разрушенного войной народного хозяйства не принесла достаточно ощутимых для народных масс результатов. Конкретная политика экономического возрождения продолжала оставаться в стадии разработки и корректировки.

Новый курс американской политики в Японии

Переход американских оккупационных властей от политики поощрения профсоюзов как важного элемента демократизации к сдерживанию их выступлений и ограничению прав значительной их части в государственном секторе был одним из признаков того, что ледяные ветры «холодной войны» со всей силой вторглись на Японские о-ва. Основные события второй половины оккупационного периода разворачивались под прямым или косвенным воздействием обострявшейся конфронтации между США и Советским Союзом на международной арене.

С окончанием второй мировой войны США стали самой могущественной страной капиталистического мира, его экономическим центром и военно-политическим лидером. Американские правящие круги претендовали на переустройство международных отношений под своим руководством и в соответствии с представлением о «мире по-американски» — «Рах Americana». В Вашингтоне был разработан внешнеполитический курс на обеспечение национальных интересов США в любой точке мира с опорой на военную силу, в том числе с учетом монопольного обладания ядерным оружием.

В то же время и руководство СССР, сыгравшего главную роль в разгроме гитлеровской Германии, стремилось использовать победу для расширения советского влияния в Восточной и Центральной Европе и создания там политических режимов по собственному образцу, а также активизировало поддержку различных национально-освободительных движений, в первую очередь, в Азии.

Противоречия между США и Советским Союзом, прежними союзниками по антигитлеровской коалиции, а на последнем этапе — и в войне с Японией, переросли в глобальную конфронтацию, что проявлялось буквально в каждой из возникавших международных проблем на всех континентах. В США была разработана политика «сдерживания» Советского Союза и предупреждения «коммунистической опасности». На таком фоне начался пересмотр и американской политики в отношении Японии.

Во-первых, американские правящие круги и оккупационные власти в Японии взяли курс на сворачивание демократических реформ, стремясь не допустить использования политических свобод коммунистическим движением. Прямая поддержка умеренно консервативных политических сил стала сопровождаться поощрением их борьбы с левыми радикальными политическими течениями и рабочим движением, вплоть до применения репрессий. Совместная деятельность американских оккупационных властей и японского правительства в этом направлении названа в японской историографии «обратным курсом».

Во-вторых, ухудшение отношений между США и Советским Союзом, а также перспектива прихода к власти в Китае коммунистов вынудили американцев изменить свой подход к Японии. В Вашингтоне пришли к решению содействовать экономической стабилизации и возрождению Японии как передовой промышленной страны, неуязвимой для коммунистического проникновения и служащей витриной капиталистического мира на Дальнем Востоке.

В-третьих, американская политика демилитаризации Японии сменилась поощрением ее перевооружения. Более того, была поставлена задача сделать Японию военно-политическим союзником, надежной опорой в проведении на Дальнем Востоке глобальной внешнеполитической стратегии США.

Пересмотр американского курса в отношении Японии не был разовым актом, он происходил по мере изменения международной обстановки, в первую очередь, на азиатском континенте, а также на основе тщательного изучения положения в самой Японии. Реализация нового подхода происходила при опоре на японское правительство, главным образом на третий кабинет Ёсида.

Отставка кабинета Асида в связи со скандальным «делом "Сё̄ва дэнко̄"», нанесшим сильный удар по престижу партий правящей коалиции, дала шанс на образование правительства Демократическо-либеральной партии во главе с Ёсида Сигэру. Однако положение второго кабинета Ёсида было непрочным. В декабре 1948 г. оппозиция добилась выражения парламентского недоверия правительству, на что Ёсида ответил применением конституционного права на роспуск палаты представителей и назначение новых выборов.

Выборы палаты представителей, состоявшиеся в январе 1949 года, создали новую расстановку политических сил в парламенте. Демократическо-либеральная партия, имевшая ранее в этой палате 151 место, получила 264 места, т. е. твердое большинство. Резко сократился депутатский корпус партий, участвовавших в правящей коалиции при правительствах Катаяма и Асида: Демократической и, особенно, Социалистической и Народно-кооперативной. В совокупности их представительство уменьшилось с 242 до 139 депутатских мест. На этом фоне выделялся заметный успех коммунистов, неизменно остававшихся оппозиционной силой. Число их депутатов возросло с 4 до 35. В целом же результаты выборов свидетельствовали о серьезном консервативном повороте в настроениях электората.

Третий кабинет Ёсида, образованный 16 февраля 1949 г., вплоть до конца оккупационного периода опирался на прочное парламентское большинство. Важным было и то, что Ёсида своей прежней политической деятельностью в период оккупации (на постах министра иностранных дел, а затем премьер-министра) заслужил полное доверие американцев. Не случайно, как выяснилось позднее, американские спецслужбы помогали раскручивать «дело „Сё̄ва дэнко̄"», чтобы способствовать падению коалиционного правительства Асида и расчистить путь партии Ёсида к власти.

Ёсида признавал преимущества западного демократического устройства, но не был сторонником его слепого копирования. С американскими правящими кругами его сближали неприятие социалистической идеологии, готовность в борьбе с «коммунистическим проникновением» применять «двойной стандарт», отступаясь от принципов демократии.

Как политик Ёсида опирался на богатый профессиональный опыт дипломатической работы и был последовательным прагматиком. Он предпочитал определять политический курс страны в соответствии со складывавшейся международной обстановкой, стремясь использовать ее в национальных интересах Японии. В условиях обострявшейся советско-американской конфронтации Ёсида осознанно встал на сторону США, поскольку рассчитывал извлечь из тесного сотрудничества с ними выгоды, необходимые для экономического возрождения собственной страны. В этом он видел единственно возможный путь и к восстановлению политической самостоятельности Японии.

В течение 1948 г. центр тяжести усилий оккупационных властей переместился с политики институциональных и политических реформ на вопросы восстановления экономики. Стало очевидно, что обнищавшая и разрушенная Япония отнюдь не отвечает стратегическим интересам Вашингтона на Дальнем Востоке. Кроме того, помощь, которую США вынуждены были оказывать ей, ложилась довольно тяжелым бременем на плечи американских налогоплательщиков.

Весной 1948 г. для изучения обстановки на месте в Японию прибыли Кеннан, известный как разработчик концепции «сдерживания», и Дрейпер, представлявшие, соответственно, госдепартамент и министерство армии. Их рекомендации были учтены в основах новой американской политики в отношении Японии, одобренных в октябре 1948 г. Советом национальной безопасности.

Новый курс предполагал усиление японских полицейских сил, ограничение полномочий администрации главнокомандующего оккупационными войсками за счет их передачи правительству Японии, свертывание реформ, отказ от практики отстранения активных сторонников прежней милитаристской политики от занимаемых ими должностей, завершение судов над военными преступниками и т. п. В сфере экономики намечалось продолжить помощи Японии, но в сокращенных размерах, поощряя при этом частное предпринимательство путем снятия имевшихся ограничений для внешней торговли и восстановления промышленности, сокращения масштабов трудовых конфликтов, сдерживания инфляции и достижения сбалансированности японского государственного бюджета.

В ноябре 1948 г. штаб Макартура опубликовал «три принципа рационализации» — запретить повышение заработной платы, отменить дотации, ведущие к дефициту государственного бюджета и росту цен, добиваться разрешения проблем собственными усилиями предприятий.

В развернутом виде программа экономической политики для Японии была сформулирована (с учетом мнения японского правительства) в форме «девяти принципов экономической стабилизации» — совместного заявления штаба главнокомандующего оккупационными войсками в Японии, госдепартамента и министерства армии США. План экономической стабилизации включал следующие требования («принципы»):

В декабре 1948 г. Макартур передал правительству Японии план экономической стабилизации, а в феврале 1949 г. для руководства его осуществлением в Японию в качестве специального посла президента Г.Трумэна прибыл банкир Д.Додж, принимавший ранее участие в проведении западногерманской денежной реформы и имевший отношение к разработке «девяти принципов» для Японии.

«Линия Доджа», как стали называть мероприятия по проведению американского плана экономической стабилизации, хотя и включала в себя некоторые элементы прежней экономической политики японского правительства, существенно отличалась от нее. Она носила исключительно жесткий характер, в частности, предусматривая освобождение в течение года цен на большинство видов товаров, установление жесткого контроля Банка Японии над бюджетными расходами и денежной эмиссией, замораживание заработной платы на ряде крупных предприятий, введение единого фиксированного курса иены.

Принятый кабинетом Асида план экономического возрождения, основывавшийся на концепции постадийной стабилизации, был отменен, поскольку расходился с «линией Доджа» на единовременную, быструю экономическую стабилизацию путем своего рода «шоковой терапии».

В соответствии с ориентирами, выдвинутыми штабом Макартура, Д.Додж настоял на разработке японским правительством государственного бюджета на 1949/50 фин. г. на принципах обязательного постатейного сбалансирования с превышением доходов над расходами. Было решительно отвергнуто правительственное субсидирование восстановления экономики, которого настойчиво домогались промышленные круги. Теперь правительство оказывало финансовую поддержку частным банкам, которым вменялось в обязанность кредитование под собственную ответственность компаний в важнейших отраслях промышленности.

Формировался новый механизм японо-американских экономических отношений, который должен был уменьшить зависимость Японии от американской помощи.

Начиная с сентября 1945 г., США предоставляли продовольствие, удобрения и другие товары первоочередной необходимости из фондов ГАРИОА (Правительственные ассигнования для оказания помощи на оккупированных территориях) и ЭРОА (Экономическое восстановление оккупированных территорий). По этой, действовавшей до 1951 г. включительно, линии в Японию поступило американских товаров, преимущественно продовольствия (пшеницы), на общую сумму около 2 млрд. долл. Чтобы сократить размеры американской помощи, а также повысить ее эффективность, в государственном бюджете Японии с 1949 г. вводился специальный счет возвращения долга. Средства, получаемые от продажи в Японии американских товаров, теперь не растворялись в государственном бюджете, а поступали в «эквивалентный фонд», предназначенный для долгосрочного кредитования частных предприятий под непосредственным контролем оккупационных властей.

В апреле 1949 г. меморандумом главнокомандующего оккупационными войсками был установлен согласованный с японским правительством единый обменный курс иены (360 иен за 1 долл. США). Для японской промышленности того времени такой курс означал покупку сырья по высоким ценам и продажу переработанной продукции по низким, но вносил во внешнюю торговлю Японии необходимый фактор стабильности.

С началом реализации плана экономической стабилизации в мае 1949 г. в Японию прибыла группа специалистов для обследования японской налоговой системы во главе с профессором Колумбийского университета К.Шоупом. Длительная и обстоятельная работа «миссии Шоупа» завершилась подготовкой аргументированных рекомендаций. В сентябре 1949 г. они были опубликованы и использованы при составлении дополнительного бюджета 1949 г. и бюджета 1950 г., а также в ходе налоговой реформы, осуществленной в 1950 г.

Будучи звеном нового курса американской политики, работа «миссии Шоупа» имела свои отличительный черты. Она была направлена на реформирование архаичной японской налоговой системы исходя из долговременной перспективы. Главной целью разработчиков рекомендаций было достижение эффективности налогообложения. Они предлагали установить распределение налогового бремени, которое было бы справедливым по существу (одинаковый вклад в государственный бюджет при примерно одинаковых совокупных доходах от любых источников доходов — труда, собственности, предпринимательства) и именно таким, справедливым, воспринималось бы налогоплательщиками.

Американские оккупационные власти были заинтересованы в том, чтобы «линия Доджа» была поддержана крупным японским капиталом. Этому способствовало осуществленное в 1949 г. смягчение антимонопольного законодательства в той его части, которая касалась образования картелей и слияния предприятий. Таким образом, США отказались от ранее поддержанного ими плана Дальневосточной комиссии, направленного на исключение чрезмерной экономической концентрации в Японии.

В то же время, в марте 1949 г., «потсдамским указом» японского правительства были созданы условия для привлечения зарубежных инвестиций и предпринимательской деятельности иностранцев в Японии.

В мае 1949 г. правительство США отказалось и от собственных предложений, сделанных в 1947 г. в Дальневосточной комиссии по программе «промежуточных репараций» (передача части японского производственного оборудования Китаю, Филиппинам, Индонезии и Великобритании). Оно заявило, что «изъятие дальнейших репараций серьезно угрожало бы успеху программы стабилизации Японии».

«Линия Доджа», или японский вариант политики «шоковой терапии», которую Токио проводил под американским нажимом и контролем, стала тяжелым испытанием для Японии.

До начала осуществления «линии Доджа», когда правительство поощряло расширение производства, стремясь мягко, поэтапно обуздать инфляцию, экономический рост шел, хотя и медленно, но непрерывно. К 1949 г. промышленное производство в целом было восстановлено на 70–80 % от довоенного уровня. Потребление также стало приближаться к довоенному, особенно в деревне.

Принятые в соответствии с американским планом экономической стабилизации жесткие меры по сокращению расходов государственного бюджета выявили большую эффективность в сдерживании инфляции. Но эти же меры в начальный период осуществления плана стабилизации оказали негативное влияние на производственную деятельность. В 1949/50 фин. г. рост производства в обрабатывающей промышленности практически прекратился. Более всего пострадало машиностроение.

Застой в промышленном производстве происходил как от недостатка капиталовложений, так и от неготовности японской промышленности с ее отсталыми технологиями и устаревшим производственным оборудованием вступить в жесткую конкуренцию во внешней торговле при неблагоприятных для Японии условиях единого обменного курса иены.

Японии не оставалось ничего другого, как перейти на режим «затягивания поясов» — сдерживания зарплаты на прежнем низком уровне, массовых увольнений, строжайшей экономии всех ресурсов, одновременно ускоряя перестройку промышленности, и, с учетом снятия прежних ограничений во внешней торговле, ориентируя ее на производство продукции для зарубежных рынков.

В мае 1949 г. путем слияния нескольких министерств и управлений было создано министерство внешней торговли и промышленности, призванное добиваться органичного взаимодействия внутренней промышленности и внешнеторговой политики. В сентябре 1949 г. кабинет Ёсида принял курс «рационализации промышленности», главной целью которого было сближение внутренних и мировых цен на японскую продукцию. Правительство брало на себя задачу создать благоприятные условия для проявления инициативы, творчества и умения частных предпринимателей, активно содействовать повышению производительности труда и внедрению передовой техники и технологии.

Американская помощь в восстановлении донской экономики сопровождалась требованием к правительству Японии добиваться преодоления многих «препятствий, связанных с расточительными политическими конфликтами, несправедливой борьбой рабочего класса и разрушительными идеологическими давлениями». «Это потребует, — писал генерал Макартур, излагая „план экономической стабилизации", — перестройки мышления и действий японцев, усиления режима экономии во всех отраслях жизни и временного отказа от некоторых привилегий и свобод, присущих свободному обществу».

Кабинет Ёсида действовал в духе указаний главнокомандующего оккупационными войсками. По его инициативе парламент, невзирая на возражения депутатов от СПЯ, КПЯ и Рабоче-крестьянской партии, принял законодательные акты, переводившие на постоянную основу некоторые временные, введенные ранее, ограничения прав работников учреждений и предприятий государственного и коммунального секторов на коллективную защиту их интересов.

В мае 1949 г. был пересмотрен закон о профсоюзах, принятый в 1946 г. Этот шаг был предпринят для того, чтобы воспрепятствовать политизации профсоюзного движения, привить «деловой унионизм американского типа», исключить договорную практику и правовые нормы, мешавшие подъему производства и повышению его эффективности.

На ограничение конституционных политических прав был нацелен «потсдамский» указ правительства «о контроле над организациями» (апрель 1949 г.). Политические организации были обязаны представлять списки своих членов, сведения об идеологическом и политическом направлении деятельности, они могли быть распущены приказом начальника юридического управления кабинета министров. Формально указ предназначался для сдерживания правых и левых радикалов, а фактически был направлен против компартии и организаций, находившихся в сфере ее влияния.

С того же времени прекратилась практика отстранения от должностей и запретов на политическую и общественную деятельность для лиц, активно участвовавших в годы войны в проведении милитаристской политики. Началась их реабилитация в созданной штабом Макартура апелляционной комиссии (в начале 1951 г. ее функции были переданы японским властям).

Экономическая стабилизация по американскому плану, предполагавшая неизбежную консервацию бедности значительной части трудящихся, вызвала сопротивление японских профсоюзов. Главным организатором акций протеста, особенно в связи с массовыми увольнениями на государственных железных дорогах, начавшимися в 1949 г., стал Всеяпонский конгресс производственных профсоюзов, в руководстве которым продолжали главенствовать коммунисты. Японская федерация профсоюзов также выражала протест по поводу сокращения рабочих мест, урезания зарплаты, ухудшения Других условий труда, но стремилась отмежеваться от имевших откровенно политическую окраску массовых выступлений, к которым призывали коммунисты. Внутри Всеяпонского конгресса производственных профсоюзов также было немало противников засилья коммунистов в его руководстве, и они начали объединяться в Лигу за демократизацию профсоюзов.

В результате жесткой и последовательной реализации «линии Доджа-Шоупа» в течение одного года в Японии была достигнута финансовая стабилизация; денежная эмиссия была практически прекращена, инфляция подавлена, большинство цен либерализовано, и введен единый обменный курс иены. Обратной стороной такой политики стало падение производства в ряде отраслей, рост безработицы и числа банкротств предприятий, однако втянуться в глубокую депрессию японской экономике «помешала» начавшаяся в июне 1950 г. корейская война.

Война в Корее и Япония

В конце 40-х годов правящие круги США потерпели серьезное поражение на азиатском континенте. В Китае гражданская война между сторонниками коммунистической партии и получавшим американскую поддержку гоминдановским правительством завершилась победой коммунистов. 1 октября 1949 г. в Пекине было провозглашено образование Китайской Народной Республики. Гоминдановцы смогли сохранить свою власть лишь на территории Тайваня, бывшей японской колонии. 14 февраля 1950 г. между СССР и КНР был заключен Договор о дружбе, союзе и взаимной помощи. Попытки США помешать советско-китайскому сближению, в котором они видели угрозу американским национальным интересам, остались безрезультатными.

Одновременно происходил рост напряженности на Корейском п-ове. После того, как СССР и США в ходе войны против Японии ввели свои войска, соответственно, в северную и южную части Кореи, обе державы, исходя из собственных политических и стратегических интересов, содействовали тому, чтобы там фактически образовались два государства с разными социально-экономическими и политическими системами. Граница между ними по 38-й параллели разъединила корейскую нацию.

Руководство обоих корейских государств, спекулируя на стремлении нации к воссоединению, выдвигало заведомо неприемлемые друг для друга предложения об «объединении», что вело лишь к нагнетанию напряженности. Обе стороны прибегали к угрозам применения силы. В накалившейся обстановке взаимных провокаций вспыхнула полномасштабная война.

Начавшееся 25 июня 1950 г. наступление войск КНДР по линии границы на третий день привело к захвату Сеула, США экстренно организовали международное осуждение «северокорейской агрессии» и добились оказания прямой военной одной из воюющих сторон — Южной Корее — под флагом ООН.

Непосредственными участниками сражений на Корейском полу-ове на стороне Юга стали американские войска (участие других стран в «войсках ООН» было незначительным), а несколько позже на стороне Севера — китайские. КНДР получала разнообразную военную помощь от Советского Союза. Война грозила за пределы Кореи. Генерал Макартур, на которого было возложено общее руководство американскими войсками, участвовавшими в корейской войне, публично требовал от правительства США приступить к бомбардировкам Китая и применить ядерное оружие. Дальнейшая эскалация войны могла привести к превращению ее из локальной в мировую. Осознание этого привело противоборствующие стороны за стол переговоров о мирном урегулировании. Президент США Г.Трумэн 11 апреля 1951 г. вынужден был заменить Макартура на посту главнокомандующего. Длительные и трудные переговоры завершились подписанием 27 июля 1953 г. соглашения о перемирии.

1 окннскии аэроаор г нэда, 16 апреля Ю$| " Макартур в» щ. г'покидает Ящп

to

Как страна оккупированная, Япония не могла возражать против использования ее территории и ресурсов для обслуживания американских вооруженных сил, принимавших участие в корейской войне. В Японии располагались военные штабы авиационные и военно-морские базы США, она играла роль тыловой и перевалочной базы, была местом боевой подготовки и отдыха личного состава после возвращения с поля боя. Там ремонтировалась поврежденная военная техника, пополнялись необходимые для ведения войны материальные запасы.

Разумеется, даже положение косвенного участника конфликта было рискованным. При эскалации войны японская территория могла стать объектом ударов со стороны противников США. Однако этого не случилось, и Япония извлекла из корейской трагедии существенные экономические выгоды.

Американские «специальные заказы» на военные нужды, а также благоприятная конъюнктура на мировых рынках, получившая название «корейского бума», помогли японской промышленности выйти из состояния застоя. Если индекс промышленного производства в 1949 г. по отношению к довоенному составлял 71,0, то в 1951 г. — 114,4.

Резко увеличились долларовые поступления, связанные с различными видами обслуживания американских военнослужащих, что содействовало преодолению инфляции. В период корейской войны благодаря военным заказам Япония ежегодно получала около 500 млн. долл., что составляло более 4 % ее ВНП. Однако американские платежи Японии за военные поставки продолжались и после окончания войны в Корее, когда они были связаны с оплатой товаров и услуг, предоставленных размещенным на ее территории американским войскам. Всего за 1952–1956 гг. Япония получила от американской армии около 3,4 млрд. долл., что было эквивалентно четверти стоимости ее импорта за это время.

Расширились возможности внешней торговли, особенно импорта необходимого сырья для японской промышленности из США, чему американская сторона активно содействовала. Неуклонно возрастал объем экспорта японских промышленных товаров. В 1949 г. Япония во внешней торговле имела дефицит в 62 млн. долл., в 1950 г. превышение экспорта над импортом составило 38 млн. долл. (не считая дохода от «специальных поставок» в 62 млн. долл.), а в 1953 г. — 830 млн. долл. Доход от «специальных поставок» в 1951–1953 гг. достиг уровня, превышающего 60 % общего объема внешней торговли.

8 июля 1950 г., вслед за началом корейской войны генерал Макартур потребовал от правительства Японии учредить «резервный полицейский корпус» численностью 75 тыс. чел., а также увеличить личный состав управления морской безопасности, что мотивировалось необходимостью «защиты безопасности демократического общества». Это указание стало отправным пунктом перевооружения Японии.

Кабинет Ёсида не стал медлить с исполнением. 10 августа, не обращаясь к парламенту, правительство издало соответствующий «потсдамский» указ и немедленно приступило к формированию «резервного полицейского корпуса». Таким образом был сделан первый шаг к возрождению японских вооруженных сил, что отвергалось конституцией 1947 г. Позднее, в январе 1952 г. Ёсида заявил в парламенте уже о намерении вместо «резервного полицейского корпуса» учредить «войска обороны», утверждая, что это не будет противоречить конституции.

Как свидетельствует быстрая реакция Токио на указание Макартура, оно отвечало желаниям японских правящих кругов. Однако правительство, включая премьер-министра Ёсида, стремилось избежать крупных расходов на перевооружение, которые затруднили бы решение задачи экономического возрождения.

Обладание ограниченными, предназначенными исключительно для целей обороны вооруженными силами, в принципе, не противоречило настроениям большинства японцев. Вместе с тем, широкомасштабное перевооружение Японии было невозможно без пересмотра конституции, а к этому общественное мнение относилось отрицательно.

Разумеется, в консервативных политических кругах, в том числе в правящей партии, было немало тех, кто открыто или в душе мечтал о восстановлении былой военной мощи Японии. Его желали в среде отстраненных от дел профессиональных военных. Интересам многих предпринимателей отвечало бы получение выгодных военных заказов. Но такие настроения не были преобладающими даже среди консерваторов.

Что касается дальнейших шагов правительства в формировании армии и военно-морского флота, то они делались постепенно и осторожно. Наращивание вооруженных сил («сил самообороны») осуществлялось в ограниченных размерах, не допускалось прямое влияние военных на государственную политику. Мирные положения конституции и существование парламентской оппозиции, выступавшей против перевооружения страны, поставили труднопреодолимый заслон сторонникам возрождения Японии в качестве военной державы.

Война в Корее, непосредственным участником которой были американские вооруженные силы, оказала громадное, многостороннее воздействие на Японию, продолжавшую находиться под американской оккупацией.

Во-первых, война ускорила восстановление японской экономики.

Во-вторых, окончательно оформился курс США на превращение Японии в своего стратегического союзника. С этих позиций стал решаться вопрос о заключении с ней мирного договора. Правительство США повело дело к договорному оформлению союзнических отношений с Японией и сохранению американских войск на ее территории и после прекращения оккупации, а также перешло к поощрению перевооружения Японии.

В-третьих, события в Корее отразились на внутриполитической обстановке в Японии. Конфронтация на международной арене в крайней форме ее проявления — войне — вызвала там горячие споры о выборе внешнеполитической ориентации после завершения оккупации.

Внутриполитическая борьба в последние годы оккупации

Опасность того, что Япония будет втянута в разгоравшуюся поблизости, на Корейском п-ове, полномасштабную войну, боязнь оказаться жертвой американо-советской конфронтации придали популярность требованиям заключения всестороннего мирного договора, вступления Японии на путь нейтралитета и отказа от участия в военных союзах на чьей-либо стороне. Использовался, особенно коммунистами, также лозунг «борьбы за независимость» Японии, имевший антиамериканскую направленность.

Большинство сторонников нейтралитета Японии и заключения всестороннего мирного договора за исключением, пожалуй, коммунистов чаще всего руководствовалось отнюдь не идеологическими соображениями. Выдвижение этих лозунгов было вызвано, в первую очередь, желанием сохранить возможность нормализации отношений со всеми без исключений соседними странами как фактора взаимовыгодного развития торговых и прочих связей с ними.

Помня ужасы атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки, 6,4 млн. японцев подписалось под опубликованным в марте 1950 года Стокгольмским воззванием Всемирного совета мира за безусловное запрещение ядерного оружия.

В апреле 1950 г. с совместным заявлением, где содержался призыв к миру, нейтралитету и заключению всестороннего договора, выступил консультативный совет по внешней политике оппозиционных партий. В таком же духе высказывались и многие средства массовой информации.

Первоначально главным контраргументом японского правительства было утверждение об «утопичности» нейтралитета на фоне реально складывавшейся международной обстановки. После начала корейской войны, которая стала рассматриваться как пример «агрессивности коммунизма», ряды неидеологизированных сторонников нейтралитета Японии и «всестороннего мирного договора» сократились. Тем более что оккупационные власти и правительство Японии стремились представить их, наряду с коммунистами, как пособников, а иногда и просто «агентов» зарубежных стран.

Тем не менее, заглушить нарождающееся массовое движение за мир, против перевооружения Японии было уже невозможно. Правительству Японии приходилось, в конечном счете, считаться с распространившимися среди различных слоев населения пацифистскими настроениями, что, в частности, проявилось в его сдержанной, рациональной позиции по проблеме перевооружения.

На заключительной стадии оккупационного периода ряд внутриполитических событий привел к крупным переменам в соотношении противоборствующих политических сил и оказал влияй на исход споров относительно внешнеполитической ориентации Японии.

В июне-августе 1949 г. три инцидента взволновали японцев. Все они были связаны с железными дорогами, борьба вокруг «рационализации» которых оказалась в центре внимания японской общественности. Первым была смерть президента государственных железных дорог Симояма, тело которого нашли на железнодорожном полотне. Затем на станции Митака (г. Токио) электричка без машиниста совершила наезд на людей и, наконец, недалеко от станции Мацукава (префектура Фукусима) произошло крушение поезда, причиной которого стала диверсия. Во всех случаях подозрения в совершении преступлений легли на профсоюзных активистов, прежде всего коммунистов. Ёсида, не дожидаясь расследования, публично заявил, что «коммунисты провоцируют общественные беспорядки».

Обстоятельства смерти Симояма (убийство или самоубийство) остались нераскрытыми. Обвинение в коллективном сговоре по «делу Митака» было отвергнуто судом в 1950 г. Большая группа коммунистов из профсоюза железнодорожников, осужденная по «делу Мацукава» к суровым наказаниям, в том числе к смертной казни, 14 лет спустя была решением верховного суда признана невиновной. Тем не менее, инциденты и развернутая вокруг них пропаганда нанесли большой урон профсоюзному движению и, особенно, компартии Японии в глазах общественного мнения.

Еще в начале 1948 г. КПЯ приняла курс на создание «национально-демократического» фронта, одной из целей которого должно было стать «обеспечение независимости Японии». Позже усилению антиамериканского акцента в деятельности КПЯ способствовала публикация в январе 1950 г. статьи в газете Коминформа — международного органа коммунистических партий того времени. Статья ориентировала японских коммунистов на борьбу за «независимость Японии», за «безотлагательное заключение справедливого мирного договора», «скорейший вывод американских войск» и т. д. Уничтожающей критике подверглись взгляды одного из руководителей КПЯ Носака Сандзо̄ о наличии в послевоенной Японии предпосылок «для осуществления мирного перехода к социализму даже в условиях оккупационного режима».

К этому времени в японском обществе, в частности, в связи с упоминавшимися выше инцидентами, стало формироваться представление о коммунистах как о «смутьянах», сторонниках «насильственной революции». Появление статьи Коминформа, а затем того же рода статьи в органе КПК «Жэньмин жибао» создавало почву для обвинений японских коммунистов в злонамеренных действиях по указаниям из-за рубежа.

В начале июня 1950 г. оккупационные власти распорядились отстранить от политической деятельности 24 членов ЦК КПЯ, а затем 17 ответственных работников газеты коммунистов «Акахата». С началом корейской войны штаб Макартура запретил ее издание. КПЯ продолжала деятельность на полулегальном положении. С июля 1950 г. по указанию оккупационных войск развернулась «чистка красных», начавшаяся с увольнения коммунистов и сочувствующих им людей из органов массовой информации. Затем она распространилась и на частные предприятия, причем широко использовались списки членов КПЯ, представленные правительству по упоминавшемуся выше указу о «контроле над организациями». С июля по ноябрь 1950 г. число лишившихся работы в результате «чистки красных» превысило 12 тыс. чел.

В условиях спровоцированного публикацией Коминформа раскола КПЯ в октябре 1951 г. сторонники генерального секретаря ЦК КПЯ Токуда Кю̄ити приняли «Программу 1951 года», разработанную после консультаций в Пекине, а затем и в Москве, в том числе непосредственно со Сталиным. Хотя программа не содержала прямых призывов к применению вооруженных методов осуществления «национально-освободительной демократической революции», она, тем не менее, способствовала тому, что в практической деятельности КПЯ на некоторое время утвердился «военный курс». Была сделана попытка применить китайский опыт «народной войны», вплоть до формирования военных баз в горах, создания крестьянских организаций самообороны и ведения вооруженной борьбы. Впрочем, чаще всего это не выходило за пределы намерений, поскольку реальных условий для проведения в жизнь «военного курса» в Японии не было.

Увлечение японских коммунистов политическим радикализмом не соответствовало интересам большинства населения, желавшего, прежде всего, стабильности и улучшения своего материального положения. «Ультра-левизна» КПЯ привела к резкому падению престижа партии и на несколько лет фактически вычеркнула ее из политической жизни страны. КПЯ растеряла свое прежнее влияние и в рабочем движении.

В 1950 г. в профсоюзах ввиду недовольства деятельностью в их руководстве коммунистов, навязывавших «курс на насильственную революцию», началась работа по формированию нового национального профцентра — Генерального совета профсоюзов Японии (Со̄хё̄). Замысел образования Со̄хё̄, имевший антикоммунистическую подоплеку, встретил благожелательное отношение штаба оккупационных войск и правительства и был поддержан из-за рубежа Американской федерацией труда и Международной конфедерацией свободных профсоюзов.

Учредительный съезд Со̄хё̄ (июль 1950 г.) провозгласил «полное несогласие с разрушительным ультралевым рабочим движением, которое мешает стабилизации экономики и процветанию общества». Но в то же время новый профцентр остался на позиции «классовой борьбы». Провозглашение полной независимости от любых партий сопровождалось выдвижением курса на солидарность с СПЯ как с партией, «ставящей целью достижение социалистического общества мирными конституционными средствами».

Образование Со̄хё̄ означало глубокую реорганизацию японского профсоюзного движения. Со̄хё̄ стал крупнейшим в истории Японии национальным профцентром. В 1951 г. Со̄хё̄ объединил профсоюзы с 2,9 млн. членов (51 % общего числа в стране). Японская федерация профсоюзов (Со̄до̄мэй), представлявшая правый фланг профдвижения, насчитывала 313 тыс. членов. А в бывшем оплоте коммунистов и самом крупном профцентре первых послевоенных лет — Всеяпонском конгрессе производственных профсоюзов — осталось 47 тыс. членов (он был распущен в 1957 г.).

Хотя появление Со̄хё̄ знаменовало собой утрату влияния КПЯ в рабочем движении, надежды оккупационных властей и правительства Японии на лояльность нового профцентра не оправдались. Правда, учредительный съезд Со̄хё̄, состоявшийся вскоре после начала корейской войны, осудил «северокорейскую агрессию», поддержал формирование «войск ООН». Но годом позже Со̄хё̄ заявил уже о приверженности «четырем принципам»: заключению всестороннего мирного договора, нейтралитету Японии, отказу от предоставления военных баз, отказу от политики вооружения. Фактически, образование нового профцентра и формирование блока Со̄хё̄-СПЯ, укрепило позиции левого крыла внутри СПЯ.

Социалистическая партия Японии находилась в активной оппозиции внешнеполитическому курсу правительства Ёсида. Вместе с тем внутри СПЯ не было единства взглядов на эти проблемы. Более того, внутрипартийные разногласия привели СПЯ, в конечном счете, к расколу.

По инициативе левых социалистов V съезд СПЯ (январь 1950 года) одобрил «три принципа мира» (заключение всестороннего мирного договора Японии с ее бывшими противниками, постоянный нейтралитет, отказ от предоставления японской территории для военных баз другой страны). Вскоре был добавлен «четвертый принцип» — борьба против ремилитаризации Японии. Правое крыло, выразив недовольство инициативой левых социалистов, покинуло СПЯ. Раскол продолжался 75 дней. Затем правое крыло поддержало «мирные принципы» и вернулось в СПЯ.

С образованием Генерального совета профсоюзов Японии левое крыло социалистов получило в его лице мощную поддержку. Инициатива в организации выступлений против втягивания Японии в «холодную войну» перешла от быстро терявших авторитет и влияние коммунистов к социалистам, действовавшим в тесном контакте с Со̄хё̄.

В то время как на левом крыле политических сил обозначились упадок КПЯ и отсутствие единства среди социалистов, положение консерваторов, имевших превосходство в парламенте, напротив, упрочивалось. При этом наблюдалась тенденция к консолидации консервативных сил вокруг правящей партии.

В конце 1949 г. внутри Демократической партии, находившейся в оппозиции, усилились настроения в пользу коалиции с правящей Демократическо-либеральной партией. Лидер ДЛП Ёсида выразил согласие с идеей объединения консервативных сил. В марте 1950 г. в результате слияния ДЛП с фракцией сторонников коалиции из Демократической партии была образована Либеральная партия. Ее председателем был избран Ёсида.

Демократическая партия, ослабленная уходом сторонников коалиции, в апреле 1950 г. пошла на объединение с Народно-кооперативной партией. Результатом стало создание Народно-демократической партии.

В июле 1951 г. Либеральная партия обратилась ко всем партиям, за исключением КПЯ, с призывом о сотрудничестве в проблеме заключения мирного договора. Народно-демократическая партия после некоторых колебаний откликнулась на этот призыв.

Заключение мирного договора и окончание оккупации

Американская оккупация затянулась на срок, беспрецедентно долгий в отношениях между крупными странами — 6 лет и 8 мес. В течение этого времени намерения США относительно сроков и способов заключения мирного договора с Японией, а также его содержания, претерпели большие изменения.

В феврале 1946 г. госсекретарь США Д.Бирнс заявил о желании заключить мирные договоры с Японией и Германией в течение года, но оккупацию Японии сохранить «лет на пятнадцать». В первой из разработок американского проекта мирного договора (март 1947 г.) имелись положения об одновременном заключении договора о невооруженном статусе Японии и о создании механизма длительного контроля, включая размещение инспекционных войск на срок до 25 лет. Второй вариант проекта (август 1947 г.), составленный в Вашингтоне с учетом мнения Макартура, который возражал тогда против длительного присутствия иностранных войск в Японии, также содержал положения о демилитаризации, а контроль предполагалось осуществлять через комиссию послов стран-участниц Дальневосточной комиссии с постоянным аппаратом, размещенным в Японии на определенное время.

Советский Союз не согласился тогда с американским предложением созвать в 1947 г. конференцию по составлению мирного договора с Японией в составе всех стран-участниц Дальневосточной комиссии. В Москве считали, что эта работа должна быть поручена Совету министров иностранных дел СССР, США, Великобритании и Китая по установленной в нем процедуре, включавшей принцип единогласия.

Осенью 1949 г. руководители дипломатических ведомств США, Великобритании и Франции согласовали свои взгляды по дальневосточной проблеме, фактически придя к решению о разработке мирного договора с Японией сепаратно, без участия Советского Союза. В апреле 1950 г. президент Г.Трумэн назначил государственным секретарем Дж. Ф.Даллеса, поручив ему заняться подготовкой мирного договора с Японией. Главной целью при этом стало создание условий для превращения Японии в лояльного союзника США и сохранения на ее территории американских войск.

Начало войны в Корее побудило США ускорить подготовительную работу. Разработанный американцами проект согласовывался с каждой из заинтересованных стран по отдельности. Однако, поскольку США не признавали законности правительства КНР, то от подготовки договора была отстранена страна, понесшая наибольший урон от японской агрессии. Заключительным этапом должен был стать созыв международной конференции, но не для обсуждения, а только для подписания согласованного предварительно мирного договора. Тем самым правительство США старалось до предела сократить возможности Советского Союза оказывать влияние на его содержание.

В марте 1951 г. госдепартамент США разослал подготовленный им проект мирного договора с Японией 15 странам-членам Дальневосточной комиссии, в том числе и СССР, с просьбой высказать собственное мнение. Сравнив данный проект с текстом заключенного позже договора, можно увидеть, что первый был намного более приемлемым для Советского Союза. В нем, в частности, по территориальному вопросу четко указывалось: «Япония возвратит СССР южную часть Сахалина, а также все острова, прилегающие к нему, и передаст Советскому Союзу Курильские о-ва». Были учтены также некоторые другие советские настояния.

Однако руководство СССР продолжало требовать, чтобы мирный договор был всесторонним, отстаивая, в особенности, право участия КНР в его обсуждении и заключении. Для рассмотрения «имеющихся проектов мирного договора» предлагалось созвать конференцию всех государств, «участвовавших своими вооруженными силами в войне с Японией».

США отклонили советские возражения и продолжали переговоры по урегулированию частичных разногласий со странами, входившими в сферу их влияния. Япония не считалась участником подготовки договора, но американцы поддерживали постоянный контакт с японским правительством, добиваясь, прежде всего, согласия на то, чтобы их войска остались на японской территории. В январе 1951 г. по результатам токийских встреч Даллеса и Ёсида было заявлено, что правительство Японии «приветствует оставление американских войск».

В июле 1951 г. после внесения ряда поправок в американский вариант, новый проект мирного договора, представленный в виде совместного американо-английского, вновь был разослан странам-членам Дальневосточной комиссии. Вслед за этим США и Великобритания разослали государствам, объявившим в свое время войну Японии, приглашение на конференцию для подписания мирного договора в Сан-Франциско. Окончательный проект мирного договора был опубликован США и Великобританией 15 августа 1951 г.

Мирная конференция в Сан-Франциско состоялась 4–8 сентября 1951 г. с участием представителей 52 стран, включая Японию. Это было время, когда начавшиеся переговоры о перемирии в Корее то и дело прерывались возобновлявшимися боевыми действиями. На конференцию не были приглашены представители КНР и Тайваня. Индия и Бирма отказались от участия, высказав несогласие по поводу отсутствия КНР и с решением проблемы репараций. Советский Союз был представлен делегацией во главе с заместителем министра иностранных дел А.А.Громыко.

Участники конференции имели возможность высказать свое мнение по содержанию мирного договора, но ее процедура не предполагала внесения в него каких-либо поправок. По этой причине советские предложения, поддержанные делегатами Чехословакии и Польши, остались без последствий.

8 сентября мирный договор с Японией был подписан представителями 48 стран, абсолютное большинство которых в войне с Японией реально не участвовали. Делегации СССР, Польши и Чехословакии отказались поставить свои подписи. В тот же день в Сан-Франциско госсекретарь США Д.Ачесон и премьер-министр Японии Ёсида Сигэру подписали двусторонний «договор безопасности».

Заключение мирного договора было этапным событием в японской истории. С момента ратификации договора основными его участниками завершалась оккупация Японии, страна вступала в международное сообщество в ином качестве, отличном от прежнего облика империалистической военной державы.

Помимо декларации о прекращении состояния войны и определения дальнейших отношений подписавших договор стран с Японией как «суверенных» и «равных», Сан-Францисский мирный договор содержал положения, определявшие территорию Японии, взаимные обязательства по обеспечению безопасности, условия политического и экономического сотрудничества, разрешения взаимных имущественных и прочих претензий.

Договор окончательно аннулировал результаты прежней агрессивной японской политики. Япония признала независимость Кореи, отказалась от прав на Формозу (Тайвань) и Пескадорские о-ва, от «всех особых прав и интересов в Китае» и т. д. Японией были признаны также приговоры Международного военного трибунала для Дальнего Востока и других судов над военными преступниками.

Важное значение имело принятие Японией на себя обязательств следовать в международных отношениях положениям устава ООН, включая разрешение своих международных споров мирными средствами.

Устанавливая в целом не слишком обременительный для Японии порядок урегулирования разнообразных проблем, возникших в результате войны, в том числе репарационных, договор открывал перед ней возможность для развития всесторонних отношений с большинством стран мира. Однако это не касалось, в частности, ближайших ее соседей — СССР, не подписавшего договор, КНР и КНДР, полностью отстраненных от процесса подготовки и заключения договора. Сепаратный характер Сан-Францисского мирного договора породил труднопреодолимые помехи нормализации отношений Японии с этими странами. Хотя в нем была провозглашена готовность Японии к заключению двусторонних мирных договоров «на тех же или в основном на тех же условиях», это обязательство Япония брала на себя только на 3 года.

Сан-Францисский договор оставил неразрешенной проблему территориального размежевания между СССР и Японией. В его пункте С ст. 2 записано:

Однако эта формулировка, как показали дальнейшие события, оказалась недостаточно четкой, поскольку в договоре не было указано, в чью пользу Япония отказывалась от «всех прав, право-оснований и претензий». Кроме того, отсутствие под договором подписи советского представителя ослабляло возможности СССР ссылаться на него.

Нельзя сказать, что Сан-Францисский мирный договор привел к окончательному решению территориальной проблемы и в японо-американских отношениях. Япония соглашалась с «любыми предложениями» США по поводу ряда прежних японских территорий на Тихом океане, включая, острова Рю̄кю̄ и Бонин. За США там сохранялось право «осуществлять всю административную, законодательную и судебную власть» (ст. З).

Наконец, декларируя быстрейший вывод оккупационных войск из Японии, мирный договор одновременно содержал принципиальную оговорку, легализующую их фактическое оставление. В ст. 6 указывалось: «Ничто не должно воспрепятствовать размещению или сохранению иностранных вооруженных сил на японской территории в соответствии или вследствие каких-либо двусторонних или многосторонних отношений». Разумеется, ни для кого не было секретом, что под «иностранными вооруженными силами» подразумеваются американские, а не какие-либо другие.

Согласно японо-американскому «договору безопасности», подписанному в Сан-Франциско, Япония предоставляла США «право размещать наземные, воздушные и морские силы в Японии и вблизи нее». Для суверенного государства, каким Япония провозглашалась по Сан-Францисскому договору, возможность использования американских вооруженных сил трактовалась необычайно широко: не только для «поддержания мира и безопасности на Дальнем Востоке» и обеспечения безопасности Японии, но и «для подавления крупных внутренних бунтов и беспорядков в Японии». Иначе говоря, США оговорили за собой право на силовое вмешательство во внутренние дела Японии.

Конкретные условия, регулирующие размещение вооруженных сил США в Японии, были определены подписанными позже соглашениями. Центральным из них являлось «административное соглашение» от 26 января 1952 г., согласно которому США закрепили за собой право создавать военные базы в любых районах Японии и размещать там войска фактически неограниченной численности. Помимо того, американские войска могли также пользоваться японскими портами, аэродромами, предприятиями общественного пользования. Американским военнослужащим и их семьям предоставлялось право экстерриториальности.

В районе Дальнего Востока и Тихого океана японо-американский «договор безопасности» стал четвертым в системе договоров, которые США заключали в соответствии со своей концепцией «сдерживания». Ему предшествовало подписание двусторонних договоров США «о взаимной помощи и обороне» с Республикой Корея (26 января 1950 г.) и «о взаимном обеспечении безопасности» с Филиппинами (30 августа 1951 г.), а также трехстороннего «пакта безопасности» с Австралией и Новой Зеландией (АНЗЮС, 1 сентября 1951 г.). На Японию возлагалась, таким образом, небезопасная роль звена в формировавшейся США цепи военных баз поблизости от восточного побережья азиатского континента, предназначенной противостоять «коммунистической угрозе» со стороны Советского Союза и КНР. Правда, другие партнеры США должны были участвовать в совместной обороне не только собственных территорий, но и американских владений на Тихом океане. Япония таких обязательств не имела, поскольку ее конституция запрещала посылку войск за рубеж.

Ратификации сан-францисских договоров в Японии предшествовали бурные дискуссии и острая политическая борьба с участием как политических партий, так и профсоюзов и других общественных организаций. Однако главные критики договоров так и не сумели преодолеть разногласий в собственной среде. В октябре 1951 г. на VIII чрезвычайном съезде СПЯ левые социалисты высказались против обоих договоров, а правые — отвергли «договор безопасности», но одобрили заключение мирного договора. В результате произошел раскол СПЯ на Левую и Правую социалистические партии Японии, продолжавшийся 4 года.

В октябре-ноябре 1951 г. японский парламент ратифицировал оба подписанных в Сан-Франциско договора. В палате представителей за мирный договор голосовало 307, против 47 депутатов, за «договор безопасности» — 289, против — 71. В палате советников — за мирный договор 174, против — 45, за «договор безопасности» 147, против — 76.

Против обоих договоров голосовали депутаты Левой СПЯ, КПЯ и Рабоче-крестьянской партии. Правая СПЯ, поддержав мирный договор, голосовала против «договора безопасности». Небольшая часть депутатов Народно-демократической партии, некоторых мелких парламентских фракций и независимые также не поддержали эти договоры. Однако общие результаты голосования свидетельствовали о большом успехе Либеральной партии и правительства Ёсида.

Сан-Францисский мирный договор и японо-американский «договор безопасности» вступили в силу 28 апреля 1952 г. Оккупация Японии завершилась, штаб главнокомандующего оккупационными войсками был ликвидирован.

В памяти большинства японцев оккупационный период остался, в первую очередь, как время гражданского и политического освобождения. Однако, несмотря на очевидную конструктивность послевоенных реформ, их оценка никогда не была однозначной. В частности, в Советском Союзе была распространена точка зрения, что реформы эти были вынужденными, половинчатыми, направленными на ослабление революционно-демократического движения в Японии и защиту интересов «японо-американской реакции». Говорилось также, что «прогрессивные» поначалу реформы были выхолощены в результате изменений в американской политике в последние годы оккупации.

С учетом всех факторов, воздействовавших на оккупационную политику, можно сказать, что в области реформ в то время удалось продвинуться настолько далеко, насколько объективно было возможно. Ведь реформированию одновременно подверглись экономика, политика, социальная структура, право и т. д. В этом процессе сложным образом сочетались интересы народных масс, правящих кругов Японии, американских оккупационных властей и руководства США, различных сил мировой политики. Последующая история показала, что результирующей этого процесса стали глубокие изменения всех сторон общественной жизни Японии. Характерные для второй половины периода оккупации консервативные и реакционные тенденции, возникшие в условиях «холодной войны», не смогли поколебать общей решимости японского народа следовать по демократическому и мирному пути.

В целом японское общество оказалось объективно готовым к восприятию произошедших после войны сдвигов и обогатило мировой опыт успешных радикальных преобразований собственным историческим примером.

Завершение восстановления экономики

В первой половине 50-х годов никто в Японии не помышлял о быстрых темпах экономического роста, первые признаки которых появились лишь в середине десятилетия. Задачи были прозаичнее: накормить страну, сократить бедность и материальную нужду. Требовалось найти экономическую модель, которая позволила бы быстро обеспечить основные жизненные потребности общества. В таких условиях японская правящая элита продемонстрировала трезвое понимание характера взаимосвязи экономических и политических проблем, стоявших перед страной.

Именно в этот период формируется система стратегических приоритетов, получившая название «доктрина Ёсида» — концепция сосредоточения национальных ресурсов на решении, в первую очередь, экономических задач при обеспечении внутренней стабильности и обороны от внешней угрозы за счет тесного союза с Соединенными Штатами.

На первый взгляд, этот союз был навязан Японии исходом второй мировой войны. Проигравший должен был следовать в русле политики победителя, нередко повинуясь диктату. Однако следует отдать должное японской политической элите — она сделала, в целом, правильные выводы из уроков прошлого. Победа американцев в войне была воспринята как доказательство эффективности их модели общественного устройства, способной обеспечить более высокий уровень экономического и технического развития.

Политика ориентации на США в решающей мере была следствием осмысленного рационального выбора. Те, кто определял стратегию страны, понимали, что опора на Соединенные Штаты, наиболее богатую и развитую страну, может дать Японии преимущества в ликвидации последствий войны, что, в свою очередь, позволило бы за счет повышения жизненного уровня населения подорвать социальную базу левого, в частности, коммунистического движения, весьма влиятельного в послевоенной Японии.

Исторически ставка на приоритет экономических задач, безусловно, оправдалась. Созидание мощной индустриальной базы, в конечном счете, стало предпосылкой и для выравнивания отношений с США, развития этих отношений на основе равноправия, взаимной выгоды и уважения национального достоинства. Однако для решения этой задачи нужно было пройти еще большой путь.

По окончании бума, вызванного Корейской войной, промышленное производство Японии продолжало быстро развиваться и к 1957 г. процесс послевоенного восстановления экономики был полностью завершен. Большинство предприятий были восстановлены и частично переоборудованы, и объем промышленного производства превысил довоенный уровень в 2,5 раза, а экспорт достиг 90 % от уровня середины 30-х годов.

Интересно отметить, что в период войны в Корее началось постепенное воссоздание «старых дзайбацу». Огромное значение при этом имело то, что роспуск дзайбацу не затронул их головные банки, благодаря чему они смогли стать центрами, вокруг которых началось воссоединение предприятий. Во второй половине 50-х годов группы «Мицуи», «Мицубиси» и «Сумитомо» уже вполне оформились и взяли под свой контроль существенную часть промышленности и финансов страны. (Что касается «новых дзайбацу», возникших на волне японской колонизации и политики милитаризма, то их воссоздание произошло лишь в 60-е годы, так как из-за потери колоний они лишились значительной части своих «империй», и им потребовалось больше усилий на восстановление и реструктуризацию производства).

Позитивные сдвиги произошли в сельском хозяйстве страны. После проведения земельной реформы жизнь деревни стала довольно быстро налаживаться. Высокие цены на продовольствие в первые послевоенные годы, обесценение крестьянских долгов вследствие инфляции, а с начала 50-х годов возрастающие возможности получить дополнительные заработки в городе, привели к быстрому росту доходов крестьянских семей. Это, в свою очередь, позволило крестьянам закупать больше удобрений, пестицидов, механических средств, а также диверсифицировать производство. Рис, разумеется, оставался основной культурой, но из года в год росло производство овощей и фруктов, мяса животных и птицы. В целом питание японцев стало более разнообразным и калорийным.

Таким образом, примерно к середине 50-х годов процесс послевоенного восстановления японской экономики был завершен. Страна вступила в качественно новый этап своего экономического развития, получивший название «периода высоких темпов роста».

Американская оккупация сопровождалась привнесением в японскую жизнь элементов американской материальной цивилизации. Это привело к одному из важных последствий оккупации — психологическому шоку, испытанному японцами от осознания того, насколько их страна отстала в техническом отношении от Соединенных Штатов. В определенной мере это было повторением шока мэйдзийской эпохи, когда страна ужаснулась, поняв, что ей грозит, если не удастся ликвидировать огромное отставание от Запада. Осознание масштабов отставания претворилось в общественном сознании в национальную задачу «догнать и перегнать» Америку.

В этот же период в принципе сформировалась национальная концепция научно-технического развития. Суть ее заключалась в ч максимальном использовании достижений зарубежной мысли и реализации их в отечественном производстве.

Жадный поиск технических новинок, интересных фундаментальных идей, способных быть воплощенными в массовом производстве товаров ежедневного спроса и длительного пользования, стал нормой поведения японских компаний. Так, изобретение в США полупроводников осталось незамеченным американскими компаниями, и было подхвачено японцами, сумевшими воплотить их в производстве радиоаппаратуры и электробытовых товаров.

В этот период начинают выходить на отечественный, а потом и мировой рынок такие компании как «То̄сиба», «Хитати», «Сони», «Мацусита дэнки». Уже в 1955 г. «То̄сиба», а затем и остальные, наладила массовое производство телевизоров, холодильников, стиральных машин, электропечей, миксеров и пр.

Результаты научно-технического рывка оказались совершенно поразительными. Уже в 1957 г. Япония занимала первое место в мире в судостроении, производстве керамической посуды, пряжи, штапеля, сульфата аммония, вылову рыбы, второе-третье место по производству хлопчатобумажных нитей, искусственного шелка, синтетических волокон, ткацких станков, фотоаппаратов, швейных машин, радиоприемников и производству риса.

Начался массовый выход японских товаров на зарубежные рынки. В 1957 г. Японии принадлежало первое место в экспорте хлопчатобумажных и синтетических тканей, пряжи, судов, цемента, швейных машин, ткацких станков, посуды, игрушек, второе-третье место в экспорте листового стекла, консервных изделий, фотоаппаратов, велосипедов, сельскохозяйственных удобрений, железнодорожных вагонов, сульфата аммония.

Это было началом внешнеторговой экспансии обновленной японской экономики. В отличие от довоенных времен, когда японские товары пользовались репутацией «дрянных, зато дешевых», теперь японским производителям удалось добиться победы в конкурентной борьбе с продукцией развитых стран. Со временем популярность японских товаров значительно выросла по мере роста их качества и налаживания разветвленной сети послепродажного обслуживания.

Создание «политической системы 1955 года»

Послеоккупационный период японской истории стал не только рубежом начала быстрых темпов экономического роста на базе новой экономической модели, но и, одновременно, временем окончательного формирования политической структуры, которую принято называть «политической системой 1955 года».

После окончания оккупации в Японии продолжился процесс структуризации политических сил. В формировавшемся политическом спектре, в целом, можно было выделить два лагеря: правящий консервативный и оппозиционный, причем последний был в высокой степени левоориентированным. Отношения между ними приобретали весьма конфронтационный характер.

Консервативный лагерь был достаточно пестр, однако в нем явственно обнаруживалась тенденция к консолидации. Здесь действовали две основные политические фигуры, вокруг которых блокировалась консервативная элита — Ёсида Сигэру и Хатояма Итиро̄.

Оба эти политика были связаны с находившейся в то время у власти Либеральной партией. В свое время Ёсида наследовал пост ее председателя у Хатояма, сформировавшего ее в 1945 г. на базе довоенной партии Сэйю̄кай. Лишь вмешательство американцев и принудительное устранение Хатояма с политической арены не позволило ему прийти к власти в апреле 1946 г., когда на парламентских выборах Либеральная партия заняла первое место. Поэтому после окончания оккупации и политической реабилитации Хатояма его приход к власти стал вопросом времени.

Оппозиционное движение имело несколько составляющих — общедемократическое движение в защиту и за развитие реформ, начатых при американской оккупации, левое марксистское движение, социальное движение, связанное с ростом политической силы профсоюзов и движение за «независимость» от США, имевшее националистический оттенок. На практике идеология всех этих движений была сильно перемешана. Так, леворадикальное молодежное движение, связанное поначалу, в основном, с компартией Японии, быстро восприняло антиамериканские националистические лозунги и впоследствии заняло крайне враждебные КПЯ позиции, обвиняя коммунистов в оппортунизме и соглашательстве.

Наиболее влиятельный среди оппозиции левый лагерь бы представлен, прежде всего, Социалистической и Коммунистической партиями. В Социалистической партии произошел раскол, и выделившиеся два крыла — левое и правое — постепенно продвигались в сторону создания двух самостоятельных партий. В компартии царила более строгая партийная дисциплина, которая до поры до времени позволяла сохранять единство партийных рядов. Но уже в тот период внутри нее началась подспудная борьба разных политических ориентаций, и после того, как она была подвергнута критике Коминформом, в ней начался процесс дробления.

Левое движение в послеоккупационные годы было весьма мощным политическим соперником консерваторов. 1952 г. был крайне напряженным с точки зрения поддержания внутренней стабильности. Первомайская демонстрация 1952 г. была первой, с которой японским властям следовало справиться самостоятельно, без помощи штаба оккупационных сил. Ее масштабы явно напугали правительство Ёсида, и сдерживание левого движения стало лейтмотивом его внутренней политики.

В этих условиях правительство предприняло ряд мер по укреплению режима и его государственных институциональных элементов. Был принят закон о предотвращении подрывной деятельности и расширены полицейские силы. Существовавший в годы оккупации «резервный полицейский корпус» в 1953 г. был реорганизован в «силы национальной безопасности», а в следующем году — в «силы самообороны», поначалу явно предназначенные для подавления массовых беспорядков внутри страны.

В конце 1954 г. в Японии произошла смена политического лидера. К руководству страной прищел Хатояма Итиро̄.

В ноябре 1954 г. путем слияния ряда консервативных групп была образована новая Демократическая партия Японии, председателем которой стал Хатояма. Хатояма возглавлял старую политическую элиту в лагере консерваторов, подвергшуюся репрессиям в период чистки американцами государственного аппарата. В лагерь его единомышленников входили такие известные деятели, как Киси Нобусукэ, Сигэмицу Мамору, Исибаси Тандзан и Исии Мицудзиро̄.

Эта группа лидеров выступала оппонентами курсу Ёсида, который они считали слишком проамериканским. По их мнению, конституция 1947 г. должна была быть пересмотрена, и Японии следовало иметь полноценную сильную армию — непременный атрибут государственного суверенитета и фактор силы во внешней политике. Хатояма был убежден; что Японии следует поскорее покончить с состоянием «прострации», охватившим страну после жестокого поражения, и возродить былой дух великой независимой нации. Курс на усиление самостоятельности и независимости японской политики и экономики получил отражение и в программе Демократической партии.

Впрочем, выдвижение на политическую авансцену старой политической элиты не означал возврата к прошлому. Более того, она, если и не стала горячо проповедовать демократические принципы в политике, то, по крайне мере, воспользовалась плодами послевоенных политических реформ. В отличие от Ёсида, «отца японской демократии», придерживавшегося закулисных методов управления страной и не любившего гласной политики, Хатояма активно апеллировал к общественному мнению, стремясь добиться популярности среди широких слоев населения.

В отличие от Ёсида, выходца из бюрократической элиты, Хатояма представлял политический клан. Его отец Хатояма Кадзуо одно время возглавлял нижнюю палату японского парламента, а сам он, тогда 32-летний адвокат, был впервые избран депутатом в 1915 г.

То, что Хатояма прошел серьезную политическую школу, принесло ему высокий личный авторитет и популярность даже среди политиков оппозиционного лагеря. Социалисты, резко критикуя «реакционную» политику кабинета, не связывали ее с личностью премьера. Один из видных социалистов Каваками Дзё̄таро̄ заявлял, что он испытывал глубокую симпатию только к двум политикам того времени — Хатояма и социалисту Катаяма.

6 декабря 1954 г. на внеочередной сессии парламента голосами Демократической партии и левых и правых социалистов был вынесен вотум недоверия правительству. На следующий день последний— пятый — кабинет Ёсида ушел в отставку. Новое правительство Японии возглавил Хатояма Итиро̄.

1955 год оказался знаменательным с точки зрения политического развития послевоенной Японии. 15 ноября произошло объединение двух консервативных партий — Либеральной и Демократической — в единую Либерально-демократическую партию (ЛДП). 5 апреля 1956 г. на внеочередном съезде ЛДП ее председателем был избран действующий премьер-министр Японии Хатояма Итиро̄.

Объединение двух партий было инициировано, главным образом, объективными моментами: стране была необходима сильная консолидированная власть, способная решать насущные задачи, такие как обеспечение условий для быстрых темпов экономического роста, достижение равноправных отношений в рамках союза с США, противодействие левому и рабочему движению.

Объединение двух консервативных партий — Либеральной и Демократической — означало завершение формирования политической структуры, характеризовавшейся конфронтацией буржуазно-консервативного и левого лагерей. Образовались два политических центра, привлекших к себе более мелкие партии и группировки. Их противоборство охватывало практически все вопросы социально-экономического развития страны, а также все аспекты внешней и внутренней политики.

Фактическим центром консолидации левых сил стала Социалистическая партия, опиравшаяся на мощную поддержку профсоюзного движения. В октябре 1956 г. СПЯ смогла временно преодолеть внутренние разногласия и провела свой XII «объединительный» съезд. Объединенная СПЯ обладала внушительным представительством в парламенте страны — ей принадлежало 154 места в нижней палате.

Тем не менее, левое движение в Японии при всем его расцвете в 40-е-50-е годы не имело серьезных шансов на успех. Традиционные общественные структуры и психологические особенности, строгая иерархичность отношений в рамках социальных групп, глубоко укоренившийся в японском обществе патернализм обрекали его на неудачу. Эти же факторы определяли специфичность философии и организационных принципов левого движения в Японии, а также его крайнюю раздробленность и фракционность.

Поэтому биполярная политическая структура (или «система 1955 года») отличалась важной особенностью — отсутствием реальной альтернативы политическому господству ЛДП. Оппозиция фактически не принимала конструктивного участия в формировании национальной политики. Ее роль ограничивалась лишь функциями критики правящей партии и определенного парламентского контроля над ее деятельностью. Такая ситуация сохранялась без малого 40 лет — вплоть до 1993 г.

Поиск места в системе международных отношений

Благодаря заключению Сан-Францисского мирного договора Япония стала равноправным членом международного сообщества. Но сепаратный характер этого договора и заключение «договора безопасности» с США порождали многие препятствия развитию отношений Японии с ее ближайшими соседями. Возникшая в годы оккупации большая зависимость от США, будучи закреплена в договорной форме, побуждала Японию в ее международной политике приспосабливаться к американским интересам, следовать в фарватере мировой стратегии Соединенных Штатов.

В 1952–1954 гг. были завершены основные контуры первого японо-американского военно-политического союза с элементами американского диктата и неравноправия сторон. Реализация этой задачи стала главным содержанием внешнеполитической деятельности правительства Ёсида и его Либеральной партии.

В 1952 г. президентом США был избран Д.Эйзенхауэр. Его администрация ставила своей целью резкое усиление американских позиций на международной арене в условиях конфронтации и консолидацию связей со своими стратегическими партнерами.

К этому времени возникла реальная угроза американскому влиянию в Азии в лице недавно образовавшейся КНР. Дипломатия тогдашнего государственного секретаря Дж. Ф.Даллеса видела в пекинском руководстве своего основного противника в регионе и рассматривала стратегическое окружение и изоляцию коммунистического Китая как свою главную задачу на Дальнем Востоке. Поэтому значение Японии как союзника США в этом районе мира сделалось критически важным.

Стремление укрепить союзнические отношения с Японией проявилось, в частности, в том, что американцы начали постепенно возвращать Японии ее бывшие территории в Тихом океане. Первыми в 1953 г. стали о-ва Амамиосима. Начался процесс, завершившийся в начале 70-х годов передачей Японии административных прав на архипелаг Рю̄кю̄ (Окинава).

Одновременно с принятием внешнеполитических решений, направленных на усиление японо-американского союза, шла отладка институциональной инфраструктуры «договора безопасности». Его важнейший элемент — «административное соглашение» — из-за больших привилегий для американских вооруженных сил, ущемлявших суверенитет Японии, подвергался критике оппозиции чаще, чем сам «договор безопасности».

В сентябре 1953 г. США согласились внести поправки в «административное соглашение», распространив на Японию принципы, применявшиеся внутри блока НАТО. В результате японские власти получили ограниченную уголовную юрисдикцию над личным составом американских войск, размещенных в Японии. Таким образом, был смягчен один наиболее раздражающих факторов в японо-американских отношениях.

Закрепление статуса американского союзника требовало от Японии демонстрации своей лояльности по отношению к старшему партнеру. Важнейшим таким актом стал ее мирный договор с Тайванем, который, в значительной мере, был и уступкой, и шагом навстречу США.

Этот договор, подписанный 28 апреля 1952 г., т. е. в день вступления в действие Сан-Францисского мирного договора, был представлен как основополагающий документ послевоенного урегулирования с Китаем — главной жертвой японской агрессии в Азии. Таким образом, гоминьдановское правительство рассматривалось как единственное законное правительство Китая, а руководству КНР было отказано в праве представлять китайский народ.

Для Японии открытая конфронтация с материковым Китаем была трудным и в значительной мере вынужденным шагом. Кроме многовековых культурных связей Японию влекли к Китаю и серьезные экономические интересы — ее довоенная экономическая структура была напрямую связана с китайским рынком. Но такова была плата Токио за близкие отношения с США и за американский «ядерный зонтик».

Договор определял: окончание состояния войны между двумя странами (ст.1); отказ Японии, согласно Сан-Францисскому мирному договору, от всех прав, правооснований и претензий на о-в Тайвань, о-ва Пэнхуледао и Спратли (ст.2) и от всех особых прав Японии в отношении Китая, зафиксированных в протоколах, подписанных в Пекине 7 сентября 1901 г.; процедуру решения имущественных претензий и проблем рыболовства и установления воздушного сообщения между Тайбэем и Токио.

Японо-«китайский» договор 1952 г. стал частью нового геополитического баланса на Дальнем Востоке и знаком жесткого размежевания двух глобальных военно-политических блоков.

Ко времени объединения консервативных сил национальные задачи Японии существенно изменились. Если целью кабинетов Ёсида было достижение наиболее выгодных условий послевоенного развития на основе тесного союза с США, то теперь политическая элита пыталась вывести японскую внешнюю политику на уровень глобальных отношений. Отсюда вытекали и главные направления международной деятельности новообразованной ЛДП и ее лидера.

Первое из них заключалась в исправлении перекосов, возникших в результате политики сближения с США, и проявилось в стремлении добиться подлинно партнерских отношений со своим главным союзником. В результате был поставлен вопрос о пересмотре «договора безопасности» для придания ему более равноправного характера.

Вторым направлением был активный выход на международную арену для обеспечения доступа к мировым сырьевым и экспортным рынкам, чего настойчиво стала требовать быстро развивавшаяся японская экономика. Это воплотилось в активном курсе на восстановление дипломатических отношений с СССР, во вступлении в ООН, в попытках нормализации отношений с КНР.

В октябре 1956 г. была подписана совместная советско-японская декларация, обширный документ, положивший конец состоянию войны между двумя странами.

Этому предшествовала трудная дипломатическая подготовка. В самом японском правительстве не было единства по вопросу о характере и конечных целях переговоров с СССР. Премьер-министр Хатояма и его сторонники считали необходимым юридически прекратить состояние войны между Японией и СССР, обменяться послами, а затем приступить к поэтапному урегулированию спорных вопросов в двусторонних отношениях. Однако министр иностранных дел Сигэмицу предлагал начать заведомо длительные переговоры по заключению полномасштабного мирного договора, которому должно были предшествовать решение всех советско-японских проблем.

Главной из них была территориальная проблема, касавшаяся суверенитета над островами Итуруп, Кунашир, Шикотан и группой маленьких островов Хабомаи. Этот спор так и не был урегулирован и до сих пор мешает заключению полнокровного мирного договора России с Японией.

С июня 1955 по март 1956 г. в Лондоне проходили предварительные советско-японские переговоры по нормализации двусторонних отношений. На них японская сторона выдвинула претензии на Южный Сахалин и Курильские о-ва. Это прямо противоречило условиям подписанного и ратифицированного Японией Сан-Францисского мирного договора, в котором говорилось, что «Япония отказывается от всех прав, правооснований и претензий на Курильские о-ва и на ту часть о-ва Сахалин и прилегающих к нему островов, суверенитет над которыми Япония приобрела по Портсмутскому договору от 5 сентября 1905 г.».

Понимая слабость своей позиции, японская делегация в дальнейшем модифицировала ее, предложив исключить острова Итуруп и Кунашир и острова Малой Курильской гряды из понятия «Курильские острова» как «исконно японские территории» на том основании, что они никогда не принадлежали никакому иному государству помимо Японии. Таким образом были сформулированы территориальные претензии Японии к СССР, которые и по сей день «по наследству» осложняют российско-японские отношения.

Желая способствовать продвижению вперед переговоров, советская сторона сообщила о своей готовности рассмотреть вопрос о передаче Японии островов Хабомаи и Шикотан при условии окончательного урегулирования территориального спора между двумя странами при заключении мирного договора.

В августе 1956 г. советско-японские переговоры возобновились, на этот раз в Москве, куда приехал министр иностранных дел Японии Сигэмицу.

Нормализации советско-японских отношений серьезно препятствовали действия США. Еще перед началом лондонских переговоров государственный секретарь Даллес направил Хатояма послание, в котором предостерегал японское правительство против улучшения отношений с СССР, угрожая в противном случае прекратить оказывать помощь Японии. А в августе 1956 г. Даллес от имени американского правительства заявил, что если Япония согласится признать Южный Сахалин и Курильские о-ва частью территории Советского Союза, то США навечно сохранят за собой о-ва Рю̄кю̄.

Заявление Даллеса вызвало бурю возмущения в Японии. Вместе с тем, противники компромиссов с СССР стали активно добиваться отставки правительства Хатояма. За их спиной стояли, прежде всего, финансовые и промышленные круги, деловые интересы которых были связаны с США, и которые опасались охлаждения японо-американских отношений.

Японское правительство оказалось в сложном положении. Тем не менее, Хатояма проявил твердость и 7 октября 1956 г. сам отправился в Москву. Результатом переговоров на высшем уровне стало подписание 19 октября Совместной советско-японской декларации, основное содержание которой выглядело следующим образом:

Накануне подписания Совместной декларации был подписан меморандум между первым заместителем министра иностранных дел А.А.Громыко и полномочным представителем Японии на мирных переговорах с СССР Мацумото Сюнъити о согласии сторон продолжить переговоры о заключении мирного договора.

Толкование международно-правовых аспектов Совместной декларации до сих пор остается предметом споров. Тем не менее, ее значение состоит в том, что она составляет основу послевоенных отношений между Россией и Японией. Более того, декларация — единственный документ, который регулирует эти отношения, т. е. составляет их международно-правовую базу. Декларация была ратифицирована японским парламентом и Верховным Советом СССР и обрела силу закона. Ни одно последующее решение (в частности, заявление советского правительства в 1960 г.) юридически не «достигало» уровня этого документа и не может рассматриваться как акт, меняющий или уточняющий его — хотя бы в силу того, что является позицией одной из сторон, не подтвержденной соответствующим постановлением верховного органа власти.

Прекращение состояния войны между двумя странами оживило искусственно сдерживавшиеся советско-японские отношения. Стала активно развиваться двусторонняя торговля, перспективы которой казались особенно радужными в первой половине 60-х годов. Советский Союз после восстановления дипломатических отношений с Японией выполнил свое обещание и поддержал ее просьбу о вступлении в ООН, которому ранее советская дипломатия, пользуясь правом вето в Совете Безопасности, препятствовала под разными предлогами в течение нескольких лет.

18 декабря 1956 г. Япония стала 80-м членом ООН. Вступление страны в эту международную организацию завершило процесс восстановления международных позиций Японии после мировой войны. Впоследствии Япония расширила свое участие в ООН, став вторым после США финансовым донором этой организации.

Вместе с тем, особенно в первые годы, стал проявляться противоречивый характер деятельности Японии в ООН. Японская дипломатия пыталась играть несколько ролей: представителя Азии, тесного партнера США и страны, ориентирующейся на цели и идеалы ООН. С самого начала японская дипломатия стремилась ввести принцип сотрудничества с ООН как один из самых важных принципов своей внешней политики. Однако в реальности обязательства и соображения, связанные с тесным сотрудничеством с США, превалировали над принципами ориентации на ООН и азиатские страны.

Несмотря на определенные успехи в укреплении международных позиций Японии, положение самого Хатояма все более осложнялось. Его относительно независимый внешнеполитический курс вызывал все большее давление со стороны как правительства США, так и проамериканских сил внутри Либерально-демократической партии.

В итоге полной неудачей (в первую очередь, из-за крайне негативной реакции США) закончились попытки Хатояма нормализовать отношения с КНР. Та же судьба постигла и его шаги в сторону ревизии конституции. 31 января 1956 г. в нижней палате парламента Хатояма недвусмысленно высказался за пересмотр главного закона страны. Но из-за резко отрицательной реакции со стороны американцев и части правящей партии ему пришлось спустя несколько дней дезавуировать свое заявление.

В конце 1956 г. Хатояма ушел в отставку. Из обширной программы пересмотра послевоенного наследства ему удалось осуществить лишь нормализацию отношений с СССР.

Завершился период попыток старой политической элиты во главе с Хатояма радикально пересмотреть итоги оккупационного периода и вернуть стране статус самостоятельного центра силы на международной арене. Успех первых лет экономического роста, меняющееся общественное сознание определили приход к власти тех, кто стремился сохранить курс, очерченный в «доктрине Ёсида» — концентрация сил и энергии на решении экономических задач при использовании тесного союза с США как фактора, позволяющего экономить (и существенно) на обороне и активной внешней политике.

Смена политического курса в Японии произошла поэтапно. На политической арене в качестве переходной фигуры выступил Исибаси Тандзан, политический деятель, близкий Хатояма. 23 декабря 1956 г. он стал новым премьер-министром Японии, правда, всего лишь на два месяца.

Исибаси был известным ученым-экономистом, блестящим журналистом, обладал энциклопедическими познаниями. Его перу принадлежат многочисленные работы по политэкономии. Он основал ныне действующее издательство «То̄ё̄ кэйдзай». По своим убеждениям, которые он отстаивал и в довоенные годы, Исибаси был либералом и демократом.

Исибаси пришел к власти в результате внутрипартийных выборов. На пост председателя партии претендовали трое — сам Исибаси, генеральный секретарь партии Киси Нобусукэ и Исии Мицудзиро̄ из клана Ёсида. В первом туре голосования больше всего голосов набрал Киси, но во втором тура с небольшим перевесом победил Исибаси. Его поддержали сторонники Исии.

Для Исибаси эта победа оказалась недолгой. Уже 31 января 1957 г. из-за тяжелой болезни он приостановил свои полномочия и назначил исполняющим обязанности премьер-министра министра иностранных дел Киси Нобусукэ, а 23 февраля и вовсе подал в отставку.

Тот факт, что Исибаси стал премьером в результате внутрипартийных выборов, прошедших по необычной демократической схеме (традиционно пост председателя как бы «завещался» предшественником), свидетельствовал о том, что в тот период сложилась и начала по-настоящему действовать фракционная структура ЛДП. При ней партия выступает не как единое целое, а как политический альянс разных влиятельных сил и групп. Посты в партии и в правительстве распределяются согласно числу набранных депутатских мест.

Фракционность ЛДП таила в себе как минусы, так и плюсы. Явным минусом было то, что при такой системе политические посты распределялись не столько на основе рационального отбора наиболее подходящих по своим деловым качествам партийных функционеров, сколько в результате торгов и компромиссов между фракциями, часто с использованием принципа пропорционального представительства различных группировок. К плюсам следует отнести охват партией широкого спектра интересов и политических взглядов, которые позволял за счет борьбы между фракциями обеспечивать динамику политического процесса, что было особенно важно в отсутствие реальной многопартийности, так как оппозиция не могла реально претендовать на приход к власти, хотя и была важной политической силой.

25 февраля новым премьер-министром Японии стал Киси Нобусукэ, имя которого вошло в японскую историю в связи с драматическими, бурными событиями, сопровождавшими заключение нового «договора безопасности» с США.

Киси был вторым из трех братьев в семье некоего Сато̄ Юсукэ из префектуры Ямагути (еще в школьные года Киси по настоянию отца взял фамилию одного из близких родственников, не имевшего наследника), каждый из которых вошел в японскую историю. Старший брат Сиро сделался вице-адмиралом, а младший брат Эйсаку через 8 лет стал, как и Киси, премьер-министром Японии. Это единственная семья, давшая стране двух премьер-министров.

В довоенные годы Киси приобрел репутацию чиновника с относительно либеральными взглядами. В годы войны он входил в кабинет То̄дзё̄, из-за чего при чистке госаппарата американцами был отнесен к группе «А» военных преступников, лишен политических прав и заключен в тюрьму.

После окончания оккупации Киси был полностью реабилитирован и скоро вернулся на политическую арену. Ему потребовалось лишь 5 лет, чтобы стать премьер-министром. Любопытно, что его политическая карьера состоялась в рядах Демократической партии Хатояма, выступившей с политическими установками, которые могли даже расцениваться как антиамериканские. Но в качестве главы кабинета министров Киси прославился как раз как «проамериканский» политик.

Впрочем, «проамериканизм» Киси можно считать, скорее, политическим ярлыком. Киси не были чужды идеи укрепления независимости и самостоятельности Японии. Но путь достижения этих целей виделся ему иначе, чем его предшественникам. Он вернулся к сути доктрины Ёсида — концентрации усилий на экономическом развитии при экономии на оборонных и внешнеполитических усилиях за счет тесного партнерства с США. Во внешней политике Киси стремился наладить новое партнерство с Соединенными Штатами, несколько подорванное за годы правления Хатояма, и добиться от США уступок при заключении нового «договора безопасности».

Видимо, у Японии не было более рационального и реального сценария послевоенного развития. Тесный союз с США принес Японии большие дивиденды. А идеологические символы и красивые фразы о «независимости» и «самостоятельности», рассуждения об ущемленной национальной гордости, и необходимости возрождения «национального духа» остались в прошлом. В конечном счете, все эти цели были достигнуты не за счет политической или, тем более, военной конфронтации с Соединенными Штатами, а за счет формирования мощного экономико-технологического центра, сопоставимого с двумя другими — США и Европейским Союзом.

В годы правления Киси резко усилилось азиатское направление японской дипломатии. В середине мая 1957 г. премьер посетил 6 стран Юго-Восточной Азии. Здесь он предложил идею создания Азиатского фонда развития. Фактически с этого момента стала реализовываться японская стратегия глубокого проникновения в Азию за счет использования торгово-экономических рычагов.

Вместе с тем в Восточной Азии Киси столкнулся с целым рядом проблем, как политического, так и психологического плана. Наиболее сложными были отношения с Южной Кореей. После того, как в 1952 г. Ли Сынман объявил обширное водное пространство вдоль берегов Южной Кореи зоной, на которую распространяется ее суверенитет, отношения между Токио и Сеулом заметно ухудшились. Оказались ущемленными интересы японских рыбаков, т. е. промысла, который имел жизненно важное значение для страны. Конфликт по поводу «линии Ли Сынмана» затрагивал чувствительные стороны двусторонних отношений, связанных с недавним прошлым, отчего реакция обеих сторон была особенно болезненной и эмоциональной.

К этому моменту японо-южнокорейские переговоры по заключению мирного договора оказались в тупике и были прерваны. Киси удалось добиться согласия Сеула на возобновление переговоров и о взаимном освобождении задержанных в результате конфликта рыбаков.

В отношении Тайваня японское правительство сохраняло линию Ёсида на признание гоминдановского правительства в качестве единственно законного представителя Китая. Вместе с тем с годами стал усиливаться курс на установление с КНР неформальных отношений по линии частных торговых контактов. Это не могло не вызвать обеспокоенности в Тайбэе, но японцам удалось сгладить противоречия с Чан Кайши и убедить его, что эти контакты не означают какого-либо политического сближения. К тому же произошедший 2 мая 1958 г. инцидент, когда был сорван государственный флаг КНР на выставке почтовых марок в Нагасаки, резко осложнил обстановку в отношениях с Пекином и нанес серьезный урон попыткам Японии наладить с ним неформальные каналы связи.

Украшением азиатской дипломатии правительства Киси стал визит в ноябре 1957 г. в Токио популярнейшего политического деятеля, яркого представителя «третьего мира» премьер-министра Индии Джавахарлала Неру. В совместном заявлении двух премьер-министров от 13 ноября 1957 г. подчеркивалась солидарность азиатских стран, а официальный Токио обещал играть роль защитника интересов Азии.

Визит Неру оказал серьезную моральную поддержку усилиям японской дипломатии по поискам новой роли в Азии, ее попыткам гармонизировать свои интересы в Азии с тесными отношениями с США.

В середине июня 1957 г. Киси отправился в Соединенные Штаты, где в ходе переговоров с Эйзенхауэром добился от США определенных уступок — в частности, согласия на создание специальной комиссии по изучению вопроса о заключении нового «договора безопасности» и сокращении контингента сухопутных сил США на базах в Японии.

После возвращения из Вашингтона Киси приступил к реализации планов пересмотра «договора безопасности». Для этого, в первую очередь, он реорганизовал кабинет министров, доставшийся ему в наследство от Исибаси. Весь 1959 г. был посвящен работе над проектом нового «договора безопасности» с Соединенными Штатами. Окончательный проект был к началу 1960 г. и был пописан 19 января в Вашингтоне.

Документ, получивший официальное название «Договор о взаимном сотрудничестве и гарантиях безопасности», обязывал стороны «в соответствии с положениями и процедурами конституций каждой из сторон предпринимать действия по отражению общей угрозы в случае признания, что вооруженное нападение на одну из сторон на территории, находящихся под японской юрисдикцией, ставит под угрозу мир и безопасность данной страны» (ст.5). Кроме того, в целях защиты безопасности Японии, а также для «внесения вклада в обеспечение международного мира и безопасности на Дальнем Востоке» он предоставлял США право размещать свои сухопутные, военно-воздушные и военно-морские силы на ее территории (ст. 6).

В отличие от редакции 1951 г. договор определял необходимость взаимных консультаций при приведении его в действие. По сути, это означало, что США могли использовать свои базы на японской территории только с согласия японской стороны (ст.4). Кроме того, для реализации договора должно было быть заключено новое административное соглашение, которое определяло бы порядок размещения и функционирования американских баз на японской территории. Как известно, предыдущее административное соглашение предоставляло американцам фактическое право экстерриториальности.

После подписания Совместной декларации 1956 г. советско-японские отношения стали быстро развиваться. Японская общественность, в целом, приветствовала восстановление отношений с СССР. Когда Хатояма 1 ноября 1956 г. вернулся в Токио, в аэропорту Ханэда его приветствовали восторженные толпы. 27 ноября Совместная декларация и другие подписанные в Москве документы были единогласно ратифицированы нижней палатой японского парламента (правда, около 60 депутатов демонстративно не явились на заседание). 3 декабря последовала ратификация верхней палатой (224 голоса «за», 3 — «против»). 8 декабря, после утверждения ратификации императором Хирохито и ратификацией документов Президиумом Верховного совета с советской стороны, соглашения вступили в силу.

Нормализация советско-японских отношений привела к заметному развитию научных, культурных и деловых связей между двумя странами. Большой интерес к торговле с СССР стали проявлять как деловые круги Токио и О̄сака, так и бизнесмены из японских городов, расположенных на побережье Японского моря.

6 декабря 1957 г. в Токио был подписан советско-японский торговый договор. Согласно ему был предоставлен «режим наиболее благоприятствуемой нации в отношении всех видов таможенных пошлин, сборов, таможенных формальностей и других правил, связанных с импортом товаров другой Договаривающейся Стороны и с экспортом своих товаров в другую Договаривающуюся Сторону» (ст.2). В Японии было учреждено советское торговое представительство (ст. 11).

Однако подъем в советско-японских отношениях продлился недолго. Несмотря на некоторые признаки смягчения международной напряженности, глобальное противостояние СССР и США продолжалось. Поэтому советское руководство нервно прореагировало на заключение нового японо-американского «договора безопасности».

27 января 1960 г., через 9 дней после подписания в Вашингтоне японо-американского договора, министр иностранных дел СССР Громыко вручил японскому послу в Москве Кадоваки «Памятную записку советского правительства», составленную в очень жестких выражениях. В ней, в частности, говорилось:

«Памятная записка» советского правительства была весьма противоречивым документом. С одной стороны, она отражала справедливую обеспокоенность советского руководства развитием военно-политической ситуации на Дальнем Востоке. Не секрет, что японо-американский «договор безопасности» своим острием был направлен против СССР и союзной ему в то время КНР. Он, несомненно, непосредственно затрагивал вопросы безопасности Советского Союза, и советское правительство имело все основания выразить свою озабоченность по этому поводу.

С другой стороны, «Памятная записка» содержала в себе ряд сомнительных утверждений, таких как тезисы о грядущем перевооружении японской армии ракетно-ядерным оружием или о неизбежной утрате Японией своей независимости. Текст японо-американского договора сам по себе не давал оснований для таких выводов. Кроме того, подписание Японией договора с США формально не противоречило советско-японской Совместной декларации 1956 г., ст. 3 которой подтверждала, что «в соответствии со ст. 51 Устава Организации Объединенных Наций, каждое из государств имеет неотъемлемое право на индивидуальную или коллективную самооборону».

Но, главное, «Памятная записка» фактически подвергла ревизии содержание Совместной декларации, ратифицированной парламентами обеих стран и составляющей (вплоть до будущего заключения мирного договора) международно-правовую основу советско-японских отношений. Она ввела новые, не предусмотренные в ней условия (вывод всех иностранных войск с японской территории) передачи Японии островов Хабомаи и Шикотан. Создалась ситуация, весьма необычная в истории международных отношений и международного права.

Хотя «поправки» к Совместной декларации, содержавшиеся в «Памятной записке», касались, скорее, будущего советско-японских отношений, они осложнили их настоящее. В дальнейшем проблема возврата к положениям Совместной декларации 1956 г. не раз обсуждалась в контексте улучшения и развития советско-японских, а затем и российско-японских отношений.

Развернувшееся в стране движение протеста против заключения и, особенно, ратификации нового «договора безопасности» в конце 1959-первой половине 1960 г. было беспрецедентным по накалу и масштабам. Это был, безусловно, пик массового социально-политического движения в послевоенные годы.

Оно было не только и, может быть, не столько движением против японо-американского договора, сколько общенациональным социальным движением на переломном этапе японской истории, при переходе от одной фазы социально-политического развития к другой. Вместе с тем, эти выступления, несомненно, были связаны и с пробуждением национального сознания японцев, отходом от комплекса неполноценности и вины, возникшего после поражения в войне.

Американское военное присутствие символизировало и реально воплощало тяжелое историческое прошлое. Поэтому движение протеста против заключения нового «договора безопасности» носило массовый характер: в нем участвовали не только левые силы и профсоюзы, традиционные политические противники консерваторов, но и представители бурно нарождающегося среднего класса, подавляющее большинство интеллигенции, учащаяся молодежь и политические партии умеренного крыла. Движение затронуло и те политические, экономические и духовные структуры общества, которые в целом не выступали против тесного союза с США, но хотели более достойной международной роли для своей страны.

Размах протеста усиливали тактическая безграмотность и растерянность самого Киси и членов его кабинета. Особое возмущение японской общественности вызывало то, что правительство, вопреки японским традициям стремления к консенсусу, взяло курс на силовое протаскивание договора голосами одной только правящей партии при бойкоте заседаний парламента оппозицией.

В январе 1960 г. была достигнута договоренность о первом в истории двусторонних отношений визите американского президента в Японию. Эйзенхауэр должен был прибыть в Токио 19 июня, после завершения планировавшейся поездки в Советский Союз (сорвавшейся из-за инцидента с американским самолетом-разведчиком U-2). Киси рассчитывал к этому времени провести ратификацию нового «договора безопасности» и превратить визит во внушительную демонстрацию японо-американской дружбы и «нового партнерства».

19 мая 1960 г. руководство ЛДП предложило продлить сессию парламента с тем, чтобы ратифицировать договор. Оппозиция попыталась помешать председателю нижней палаты провести голосование по этому вопросу. Тогда в здание парламента была введена полиция, которая силой удалила оппозиционных депутатов из зала заседаний. После этого сессия была продлена, и новый японо-американский «договор безопасности» был ратифицирован голосами только депутатов от ЛДП (часть из которых также отказалась принять участие в голосовании).

На следующий день крупнейшая оппозиционная партия СПЯ объявила ратификацию недействительной и начала бойкот заседаний парламента. Одновременно была развернута беспрецедентная кампания массовых акций, демонстраций, забастовок, транспортных блокад и т. п., направленных против Киси и «его американских хозяев».

10 июня в рамках подготовки к приезду Эйзенхауэра в Токио прилетел его пресс-секретарь Хагэрти. Уже в аэропорту его встретили тысячи демонстрантов. Когда Хагэрти попытался проехать сквозь толпу, его машина была блокирована, и все попытки полиции освободить его не увенчались успехом. Дело кончилось тем, что на выручку ему был брошен американский военный вертолет, и пресс-секретарь был эвакуирован с помощью люльки. 16 июня Киси, который ранее не раз заявлял о своей уверенности в том, что визит американского президента пройдет без инцидентов, был вынужден отменить приглашение Эйзенхауэру посетить Японию.

Своей кульминации события достигли в ночь на 19 июня, когда вокруг японского парламента, где готовилась ратификация договора в верхней палате, собралось 330 тыс. чел. Демонстранты окружили также резиденцию премьер-министра и посольство США и до утра скандировали лозунги, требуя отставки Киси.

20 июня палата советников утвердила поправки к 32 законам, связанным с введением в действие нового «договора безопасности». 23 июня состоялся обмен ратификационными грамотами между участниками договора, после чего он вступил в силу. В тот же день кабинет Киси ушел в отставку.

Массовые протесты продолжались, постепенно затухая, еще несколько месяцев. Последним трагическим отголоском острейшего общественно-политического противостояния стала гибель одной из наиболее популярных и влиятельных фигур периода борьбы против «договора безопасности» председателя Социалистической партии Асанума Инэдзиро̄, который был убит правым террористом во время предвыборной кампании 12 октября 1960 г.

Подписанием в 1960 г. нового японо-американского «договора безопасности», установившего новые, более равноправные и взаимоответственные отношения между Японией и США, закончился послеоккупационный период японской истории, вобравший в себя первые экономические успехи и эволюцию структуры политической власти. С ратификацией «договора безопасности» и уходом в отставку Киси, взявшего на себя ответственность за беспорядки, к которым привело массовое движение протеста, начался принципиально новый этап в японской истории XX века, этап беспрецедентных темпов экономического роста, улучшения социальных условий и формирования мощного «среднего класса» — гаранта политической стабильности и демократического развития страны.

Феномен высоких темпов экономического роста

Период высоких темпов роста занимает особое место в экономическом развитии Японии. Успехи, достигнутые ею в те годы, были столь впечатляющи, что мир заговорил о японском «экономическом чуде». За 15 лет — с 1958 по 1973 гг. — валовой национальный продукт Японии увеличился в 6,5 раз, а объем промышленного производства — более чем в 10 раз. Обойдя Францию, Италию, Канаду, Великобританию и ФРГ, уже в конце 60-х годов Япония заняла второе место в капиталистическом мире по объему промышленного производства, а в начале 70-х годов — и по объему валового национального продукта. Темпы роста японской экономики в тот период были самыми высокими среди развитых капиталистических стран и составляли около 11 % в год.

Экономические успехи Японии бы-ли связаны главным образом с бурным развитием обрабатывающей промышленности, обусловленным, прежде всего, огромными инвестициями в расширение и обновление основного капитала. В период высоких темпов роста на цели накопления расходовалось в среднем около 30 % ВВП страны, а из этих средств около 2/3 направлялось на развитие промышленности.

С завершением в 1957 г. восстановительных процессов в промышленности стало очевидно, что дальнейшее ее развитие невозможно без проведения коренной технической реконструкции. Со второй половины 50-х годов в Японии начался интенсивный процесс обновления основного капитала в старых отраслях (черной металлургии, нефтепереработке, электромашиностроении, судостроении, в текстильной и пищевой промышленности, химических производствах). Одновременно с этим шло бурное строительство предприятий новых отраслей и производств, таких как радиоэлектроника, нефтехимия, производство пластмасс, синтетического каучука, синтетических волокон и т. д.

Как реконструкция старых отраслей, так и создание новых в значительной степени основывались на импорте иностранной техники и технологии. Так, за 1950–1971 гг. Япония приобрела свыше 15 тыс. иностранных патентов и лицензий, из них более 60 % пришлось на долю США.

Реализация курса на техническую реконструкцию и создание передовой отраслевой структуры привела к тому, что основой экономического роста стал огромный и все более возраставший спрос предприятий на машины, оборудование, строительные материалы и прочие инвестиционные товары. Это сопровождалось усилением концентрации инвестиций и производства в отраслях тяжелой промышленности, обслуживавших рынок инвестиционных товаров. При этом наиболее высокими темпами развивались машиностроительные производства.

В результате к концу 60-х-началу 70-х годов облик японской промышленности коренным образом изменился. Во-первых, в ее структуре значительно повысилась доля тяжелой промышленности: с 51,7 % до 67,8 % за 1956–1973 гг. (в том числе доля отраслей машиностроительного комплекса — с 17,9 % до 35,3 %). Во-вторых, к концу 60-х годов Япония создала практически универсальную отраслевую структуру промышленного производства, в которой в той или ином объеме были представлены все виды современных производств, включая новейшие. И, в-третьих, все старые отрасли японской промышленности перешли на новые технологии производства и освоили выпуск современной продукции. Так, в черной металлургии был сделан решительный поворот от мартеновского способа выплавки стали к кислородно-конверторному; в судостроении была внедрена новая технология строительства гигантских танкеров и сухогрузов, в химической промышленности было установлено более эффективное оборудование по выпуску аммиака, искусственных удобрений и т. д.

В конце 60-х-начале 70-х годов технический уровень японской промышленности был уже одним из самых высоких в мире. Доля машин и оборудования в возрасте до 3 лет в начале 70-х годов составляла почти половину стоимости основных фондов, а в целом ряде ведущих отраслей по мощности и производительности оборудования Японии удалось обойти не только европейские страны, но и США (прежде всего в черной металлургии, нефтехимии, судостроении).

Коренным образом изменились место и роль Японии в мировом производстве. К концу 60-х годов она стала крупнейшим в мире производителем многих важных видов продукции тяжелой промышленности, выйдя по объему производства судов, кино- и фотоаппаратуры, химических волокон на первое место в мире, а по выплавке стали, производству электрооборудования, электронной техники, автомобилей, швейных машин и т. д. — на второе после США, опередив Великобританию и ФРГ.

Опираясь на свою все более возрастающую промышленную мощь, Япония постепенно превращалась в одного из крупнейших в мире экспортеров промышленной продукции. Объем японского экспорта в 1957–1973 гг. увеличился почти в 10 раз, при резком изменении его внутренней структуры. Вывоз текстиля, на долю которого еще в конце 50-х годов приходилось 20–25 % стоимости экспорта, отошел на второй план, уступив место широкому кругу изделий тяжелой промышленности, таких как сталь, суда, автомобили, радиоприемники, оптические приборы, электрооборудование, швейные машины, фотоаппараты, телевизоры и т. д. В 1973 г. на текстильную продукцию приходилось всего лишь 9 % стоимости экспорта, на долю машин и оборудования — 55 %, металлов и металлоизделий— 18,5 %, химических продуктов — около 6 %. Причем, если прежде японская ниша на мировых рынках была заполнена в основном товарами, относительно невысокого качества и невысокой степени сложности, то к концу 60-х годов Япония уже имела репутацию поставщика высококачественной, технически сложной продукции.

Будучи лишена сколько-нибудь значимых запасов основных видов природных ресурсов, Япония для поддержания быстрого развития промышленности вынуждена была из года в год увеличивать ввоз сырья и топлива. Пользуясь тем, что цены на эти товары на мировых рынках долгое время были стабильными и даже понижались, Япония предпочитала ввозить необработанное сырье, организуя полный цикл его переработки на собственной территории. За 1957–1973 гг. объем импорта увеличился почти в 7 раз, при этом в конце периода на сырье приходилось около трети его стоимости, а на минеральное топливо — около 22 % (в т. ч. 16 % — на нефть). По-прежнему, довольно высокую долю в импорте — свыше 15 % — занимали продовольственные товары. Хотя еще с конца 50-х годов Япония была в состоянии удовлетворять потребности населения в основном продукте питания — рисе — за счет внутреннего производства, рост уровня жизни населения требовал расширения ввоза различных видов продовольствия (прежде всего продукции животноводства и фруктов).

Что же касается машин и оборудования, то зависимость Японии от их поставок из западных стран существенно снизилась (за исключением небольшой группы наиболее сложной наукоемкой техники, которую она сама пока не могла производить), а доля этих товаров в импорте в начале 70-х годов составляла менее 10 %.

Натиск японских товаров на мировые рынки был столь мощным, что, несмотря на многократное возрастание объемов импорта, со второй половины 60-х годов торговый баланс Японии начал почти постоянно сводиться с положительным сальдо, что позволило ей накопить значительные золотовалютные резервы и приступить к активному экспорту капитала. Всего за 1951–1970 гг. японские инвестиции за рубежом составили около 2,7 млрд. долл., из них 1,88 млрд. долл., или около 70 %, были инвестированы во второй половине 60-х годов.

Обрабатывающая промышленность в тот период, безусловно, выступила в роли локомотива экономического роста страны. Что же касается других сфер экономики, то судьба их сложилась по-разному.

Обилие дешевого и качественного сырья на мировых рынках предопределило начало фактического сворачивания собственной добывающей промышленности. В 1957–1970 гг. объем производства в добывающих отраслях увеличился лишь на 11 %, а их доля в общем объеме промышленного производства сократилась с 5,1 до 2,1 %. В конце 60-х годов в добывающей промышленности было занято лишь около 500 тыс. чел., или примерно 1 % общего числа занятых в промышленности.

Решающее значение для такой динамики имело сворачивание производства в крупнейшей подотрасли — угледобыче. Максимальный уровень добычи угля — 54,5 млн. т — был достигнут в 1961 г., затем она начала довольно быстро снижаться и в начале 70-х годов составляла всего лишь около 33 млн. т. При этом зависимость Японии от импорта угля за эти годы увеличилась с 36 до 56 %.

Что касается других видов полезных ископаемых, то к концу периода высоких темпов роста лишь добыча свинцовых и цинковых руд, а также марганцевой и медной руды еще сохраняли значение для японской промышленности (за счет собственной добычи удовлетворялось около половины потребностей в свинцовых и цинковых рудах, около 20 % — в медной руде, около 30 % — в марганцевой руде). Добыча всех прочих видов сырья и топлива осуществлялась в крайне незначительных (часто символических) объемах.

Довольно быстро в период высоких темпов роста развивался транспорт: в 1960–1973 гг. объем грузо- и пассажироперевозок почти утроился. Значительное развитие получил автомобильный транспорт — в начале 70-х годов на него приходилась почти половина перевозок пассажиров и около 40 % перевозок грузов. Морской транспорт перевозил свыше 40 % внутренних грузов и весь объем внешних грузов, а на железнодорожный транспорт падало около 20 % грузо- и около половины пассажироперевозок.

Протяженность железных дорог Японии с середины 30-х годов практически не увеличивалась и в начале 70-х годов составляла около 27 тыс. км (из них 21,3 тыс. км приходилось на государственные железные дороги), но в 60-е годы в этой отрасли был осуществлен ряд важных технических нововведений. Один за другим начали вводиться в строй участки высокоскоростной железнодорожной магистрали «Синкансэн», которая должна была соединить все основные города Японии. Средняя скорость движения поездов по этой магистрали составляла более 160 км/час. В конце 60-х годов было также начато строительство железнодорожного туннеля между островами Хонсю̄ и Хоккайдо̄ (общей длиной 36,4 км и длиной подводной части 22 км), а несколько позже — строительство двух крупнейших железнодорожных мостов, которые должны были соединить район О̄сака-Ко̄бэ с о-вом Сикоку. Наконец, во второй половине 60-х годов был осуществлен полный переход на тепловую и электрическую тягу, а паровозы продолжали выпускаться только для экспорта.

К началу 70-х годов Япония превратилась в одну из крупнейших автомобильных держав мира. В 1971 г. в стране насчитывалось уже более 12 млн. автомобилей (в т. ч. свыше 5 млн. легковых), и по этому показателю она занимала 2-е (после США) место в мире. 60-е годы стали периодом интенсивного автодорожного строительства. В частности, в 1969 г. была введена в эксплуатацию высокоскоростная автомагистраль Токио-Нагоя-Ко̄бэ протяженностью 536 км, которая соединила районы, где проживало около половины населения и производилось более 2/3 промышленной продукции. Строительство дорог поглощало огромные деньги, и чтобы облегчить напряженную ситуацию с его финансированием, в 1968 г. был принят закон, по которому при покупке нового автомобиля каждый покупатель должен был уплачивать налог в размере 3 % от его стоимости на цели дорожного строительства. Хотя по протяженности автомобильных дорог Япония к началу 70-х годов заняла 3-е место в мире (после США и Франции), по состоянию дорожной сети она все еще значительно отставала от многих передовых стран: так, из 150 тыс. км дорог лишь около 45 % имели твердое покрытие.

Период высоких темпов роста стал решающим в развитии морского флота Японии. Лишь к концу 50-х годов ей удалось восстановить максимальный предвоенный уровень тоннажа морского флота (6,1 млн. т), понесшего в результате войны колоссальный урон. Однако в последующие годы пополнение флота происходило столь быстрыми темпами, что уже в 1971 г. по общему его тоннажу — свыше 30 млн. т — Япония заняла второе место в мире. В начале 70-х годов на японские суда приходилось около 20 % всех морских грузоперевозок капиталистических стран, в том числе около 40 % японского экспорта и 45 % японского импорта. По техническому уровню японский флот был одним из самых передовых в мире: в его составе были гигантские танкеры, мощные сухогрузы, суда-контейнеровозы.

Важные изменения произошли в этот период и в японской деревне. Примерно с середины 50-х годов начался довольно быстрый отток сельского населения в города. В 1955–1973 гг. деревню покинули более 11,5 млн. чел., и к 1973 г. численность сельского населения сократилась до 24,7 млн. чел. (23 % от общей численности населения).

Общее число крестьянских хозяйств также уменьшилось примерно на 900 тыс. и составило к 1973 г. около 5160 тыс. Хотя сокращение числа хозяйств происходило преимущественно за счет категории мелких и мельчайших (с наделами до 1 га), последние по-прежнему составляли основу сельского хозяйства Японии: в 1973 г. их насчитывалось более 3,5 млн., или две трети общего числа дворов.

Наиболее ярко последствия аграрной реформы проявились в значительном сокращении масштабов аренды земли. К началу 70-х годов в деревне почти не осталось безземельных крестьян-арендаторов, а число хозяйств, прибегающих к аренде, сократилось примерно до 1 млн. (в 1950 г. их насчитывалось более 2 млн.).

Общий объем сельскохозяйственного производства вырос за рассматриваемый период в 1,5 раза. В начале 70-х годов уже более 20 % его стоимости приходилось на продукцию животноводства, хотя преобладающие позиции по-прежнему занимало растениеводство (три четверти объема производства). Под рис отводилось теперь уже менее половины посевных площадей, а на остальных землях выращивались другие зерновые, овощи, плодовые деревья, технические культуры и т. д.

В 60-е годы в деревне относительно широкое распространение получила сельскохозяйственная техника (мини-тракторы, комбайны), но большинство сельскохозяйственных операций по-прежнему производилось вручную или с использованием тягловой силы. В целом по уровню механизации сельскохозяйственного производства Япония в эти годы сильно уступала западным странам.

В то же время по потреблению химических удобрений к концу 60-х годов она вышла на одно из первых мест в мире. Благодаря интенсивному использованию удобрений, ядохимикатов, а также улучшению агротехнических методов производства японским крестьянам удалось значительно повысить урожайность, и в конце 60-х годов по средней урожайности риса, батата, лука и т. д. Япония занимала одно из первых мест в мире.

Улучшилось и материальное положение крестьян. Средний совокупный доход крестьянской семьи в 1957–1973 гг. вырос почти в 7 раз, но при этом доля в нем от сельского хозяйства сократилась с 56,6 % в 1957 г. до 32,1 % в 1973 г., а удельный вес побочных доходов соответственно возрос с 43,4 % до 67,9 %. К началу 70-х годов лишь 15 % хозяйств обходились доходами, полученными от занятия сельским хозяйством, а 85 % в той или иной мере прибегали к побочным заработкам (от работы по найму до открытия собственного дела).

В целом облик японской деревни сильно изменился. В быт крестьян вошли холодильники, пылесосы, стиральные машины, не говоря уже о телевизорах и радиоприемниках; многие семьи смогли приобрести даже автомобили. В конце 60-х годов между городом и деревней уже не наблюдалось такого резкого контраста, какой существовал перед войной и даже в конце 50-х годов.

В развитии промышленности, сельского хозяйства и других сфер японской экономики в тот период исключительно важную роль продолжало играть государство. Хотя размеры государственного сектора значительно уменьшились, правительству принадлежала ведущая роль в определении стратегии экономического развития.

В период высоких темпов роста в Японии значительное развитие получило государственное программирование. Наиболее известным из подготовленных в эти годы планов стал «План удвоения национального дохода», предусматривавший достижение этой цели за 1961–1970 гг. и ликвидацию экономического и технологического разрыва между Японией и ведущими западными странами. Хотя правительственные планы и программы носили индикативный характер, для частного бизнеса они служили важным ориентиром, так как обозначали сферы и отрасли, которые будут пользоваться вниманием и поддержкой правительства. Кроме того, государство использовало широкий набор кредитно-финансовых рычагов для поощрения частного сектора к развитию в заданных направлениях, а когда этого оказывалось недостаточно, прибегало и к принуждению с использованием административных методов.

В 60-е годы предметом первоочередной заботы правительства были черная металлургия, нефтепереработка, нефтехимия, а также ряд машиностроительных производств.

Что же касается сельского хозяйства, то основные усилия государства были направлены на субсидирование производства некоторых видов продукции (прежде всего риса), на оказание финансовой помощи кооперативам, проведение протекционистской внешнеторговой политики, организацию научных исследований и содействие внедрению их результатов в производство.

Форсированный рост экономики имел ряд весьма негативных последствий. Под серьезной угрозой оказалась природа Японских о-вов. Речь шла не только о ее разрушении, но и появлении в Японии болезней, ранее не известных медицине. Эти болезни, получившие японские названия итай-итай (т. е. «больно!»), минамата и ряд других, были вызваны загрязнением окружающей среды, а именно, накоплением ртути и солей тяжелых металлов в морепродуктах. В частности, несколько жителей поселка Минамата (от него и пошло название заболевания) в префектуре Ниигата умерли после долгой мучительной болезни, вызванной регулярным сбросом сточных вод заводом компании «Сё̄ва дэнко̄».

Законодательная база природоохраны и защиты здоровья населения в Японии заметно отставала от экономического роста. Дела против компаний-загрязнителей тянулись годами. Только в мае 1970 г. был создан Центральный штаб борьбы с загрязнением окружающей среды, а в ноябре следующего года в парламенте был принят целый пакет законов по защите окружающей среды.

За послевоенные годы произошли резкие изменения в структуре занятости. К началу 70-x годов число занятых в первичных отраслях экономики — сельском хозяйстве, лесоводстве и рыболовстве — сократилось в два с половиной раза: с 48,3 % в 1950 году до 19,4 % в 1970 г., в добывающих отраслях промышленности — с 1,7 % до 0,4 %. В остальных отраслях экономики, в строительстве и обрабатывающих отраслях, и особенно в сфере обслуживания, в розничной и оптовой торговле, энерго- и газоснабжении произошло резкое увеличение числа занятых.

Менялась и социальная структура за счет роста удельного веса работающих по найму. Если в 1960 г. число тех, кто имел свое дело и существовал за счет него, составляло 22,7 %, то к 1970 г. их число сократилось до 17,2 %. Одновременно за этот же период число лиц наемного труда увеличилось с 53,4 до 65 %.

Развитие шло по нарастающей. Исключение составил 1964 г. Огромной проблемой стала инфляция, приведшая к росту цен на многие предметы первой необходимости и на образование. В стране прокатилась волна студенческих протестов против повышения цен на обучение.

Но уже в 1965 г. вновь начинается полоса подъема, известного как «бум Идзанаги», продлившегося вплоть до 1973 г. Экономические успехи позволили добиться существенных сдвигов в социальном положении населения, обеспечить политическую стабильность и условия для дальнейшего роста экономики. Именно 60-е годы стали переломными в качестве и уровне жизни большинства японцев.

Быстро шел и процесс урбанизации. Составлявшее к 1955 г. одну треть населения крестьянство покидало свои дома и переселялось на тихоокеанское побережье Японии, где бурными темпами росло промышленное население, и как грибы возникали заводы и фабрики.

Изменения в структуре политических сил

Бурное развитие японской экономики и неудача ожесточенной борьбы оппозиции против американо-японского «договора безопасности» были двумя важнейшими факторами, повлиявшими на трансформацию структуры политических сил в японском обществе. Главным ее содержанием стали ослабление радикальных тенденций и постепенный поворот левой оппозиции и профсоюзного движения в сторону центра.

Новое десятилетие в Японии началось с прихода к власти 19 июля 1960 г. правительства Икэда Хаято. Выходец из ничем не примечательной семьи почтового служащего, Икэда в отличие от большинства других японских лидеров закончил не престижный Токийский, а Киотосский университет. В 1925 г. он поступил в министерство финансов, а в 1929 г. занял пост директора налогового управления города Уцуномия. В день, когда японская авиация бомбила Пирл-Харбор, Икэда занял кресло начальника налогового отдела министерства финансов. После войны, в феврале 1947 г. он стал заместителем министра финансов Исибаси Тандзан. Последний немало сделал для становления политической карьеры Икэда, и он этого никогда не забывал, хотя и входил в окружение Ёсида, политического соперника Исибаси.

Икэда, вне всякого сомнения, повезло. Формируя свой третий кабинет министров в феврале 1949 г., Ёсида сразу обратил внимание на только что избранного в парламент от своего родного округа в префектуре Хиросима профессионального финансиста, и, не задумываясь, назначил его министром финансов. В этом качестве Икэда пришлось выдержать тягчайшее испытание — претворять в жизнь план Доджа, т. е. крайне непопулярную политику жестких бюджетных ограничений, отмены дотаций и регулирования цен и подавления инфляции. Икэда честно и последовательно проводил намеченный курс, хотя в результате жестких мер японская экономика оказалась в критическом положении. Впрочем, для Икэда — финансиста традиционной выучки — это оказалось прекрасной экономической школой.

Начиная с прихода к власти Икэда, государственная политика была переключена в русло решения задачи форсированного экономического роста. Для того чтобы ЛДП победила на предстоявших в ноябре всеобщих выборов в парламент, Икэда необходимо было выступить с программой и лозунгами, которые могли бы заставить избирателей забыть о бурных событиях, связанных с ратификацией «договора безопасности». Нужно было восстановить явно пошатнувшееся доверие народа к консерваторам.

Икэда нашел самый правильный пропагандистский ход — он выступил с «Планом удвоения национального дохода», ясной и четкой позицией, получившей поддержку как у широких масс, так и в среде предпринимателей и растущего среднего класса. На выборах в парламент ЛДП победила, несмотря на все прогнозы об ее провале и шумную кампанию оппозиционных партий, всерьез рассчитывавших на победу после массовых выступлений против «договора безопасности».

Этот успех был особенно важен с точки зрения исторической перспективы, поскольку в тот момент оппозиция реально имела шансы на успех. Разумеется, итоги выборов в ноябре 1960 г. были обусловлены не только правильно построенной пропагандистской кампанией правительства Икэда. Сработали и другие факторы, прежде всего, здоровый консерватизм масс, которые опасались резких перемен и отдали предпочтение тем, кто уже имел опыт руководства страной, а не красноречивым левым политикам. Кроме того, события лета 1960 г. парадоксальным образом не только не сплотили левое движение, но еще больше разобщили его. Многие вчерашние союзники и соратники стали заклятыми врагами.

С середины 50-х годов в японском обществе постепенно увеличивалась прослойка инженерно-технических работников, служащих, лиц свободных профессии. В 60-е годы на фоне быстрого экономического роста произошло значительное повышение заработной платы постоянных рабочих и служащих. Это создало дополнительные сложности для распространения идеологии левых сил.

В этот период складываются и становятся более зрелыми отношения партнерства между трудом и капиталом. Забастовки в большей мере приобрели характер экономических, хотя наибольшим влиянием продолжали пользоваться профсоюзы левой ориентации, в первую очередь, Генеральный Совет профсоюзов Японии (Со̄хё̄), объединявший профсоюзы государственного сектора. Обычными стали «весенние» и «осенние наступления» трудящихся, но они все больше напоминали некий ритуал, при котором обе стороны следовали общему сценарию демонстративного поведения, а главная борьба, порой очень острая, разворачивалась во время закрытых переговоров по согласованию процента повышения заработной платы.

Кроме того, форсированное развитие японской промышленности вызвало значительный приток рабочей силы в города. Это привело к определенным изменениям в социальном и политическом облике населения японских городов и расширило потенциальную опору оппозиции. Результатом стало возникновение центристских партий, опиравшихся на новые социальные слои и контингенты городских жителей, что положило начало размыванию биполярной структуры японской политики.

Первой такой партией стала Партия демократического социализма, созданная правыми социалистами, вышедшими из СПЯ в период борьбы против пересмотра японо-американского «договора безопасности». Расколы, бывшие следствием серьезных идеологических разногласий между правым и левым крылом японских социалистов, случались и раньше, однако они оказывались более или менее непродолжительными из-за слабости самостоятельной социальной базы правых элементов в социалистическом движении. На этот раз раскол привел к образованию вполне самостоятельной правосоциалистической партии. Основой такого стойкого размежевания стал раскол в японском профсоюзном движении. Два общенациональных профсоюзных объединения — Со̄хё̄ и До̄мэй, — оказали политическую поддержку, соответственно, левым и правым социалистам.

Другой новой политической партией стала Партия чистой политики (Ко̄мэйто̄), образовавшаяся в ноябре 1964 г. Фактически эта партия являлась политической организацией религиозного общества Со̄ка гаккай, активно действовавшего на политической арене с конца 50-х годов. Своих членов оно рекрутировало, главным образом, среди недавних выходцев из деревни, используя их неудовлетворенность своим положением.

ПДС и Ко̄мэйто̄ сформировали политический центр в японской политике и получили в Японии название «партий среднего пути». С течением времени их деятельность привела к важным переменам на политической сцене.

К концу 60-х годов партии центра добились определенного политического влияния. На выборах в палату представителей в 1969 году Ко̄мэйто̄ получила 47 мест, сделавшись второй по значению оппозиционной силой в парламенте. Положение ПДС было менее надежным, но все-таки достаточно стабильным (она получила 31 место).

Упрочение позиций центра происходило за счет некоторого оттока голосов от ведущих политических партий — ЛДП и СПЯ. Совокупный вес последних в палате представителей в течение 60-х годов неуклонно снижался. Если в 1958 г. либерал-демократы и социалисты вместе обладали 98 % мест в нижней палате (ЛДП — 62 %, СПЯ—36 %), т. е. могли решать дела в парламенте без учета мнения других политических сил, то после выборов 1960 г. их совокупная доля снизилась до 94 %, в 1967 г. — до 86 %, а в 1969 г. — до 78 %. Выход на политическую арену центристских партий привел к падению доли избирателей, голосовавших как за либерал-демократов (1960 г. — 57,6 %, 1963 г. — 54,7 %, 1967 г. — 48,8 %, 1969 г. — 47,6 %), так и за социалистов (1960 г. — 27,6 %, 1963 г. — 29,0 %, 1967 г. — 27,9 %, 1969 г. — 21,4 %).

Правящая Либерально-демократическая партия к середине 60-х годов находилась в трудном положении. Процесс быстрой индустриализации привел к резкому сокращению числа сельских жителей и населения в маленьких городах и поселках — традиционной опоры консервативной партии. Однако из-за особенностей японской избирательной системы, когда норма представительства выше в сельских и ниже в городских избирательных округах, снижение поддержки избирателей в меньшей степени отразилось на представительстве в парламенте ЛДП, чем СПЯ. Дело в том, что основной ареной деятельности центристских партий (как и СПЯ) были городские избирательные округа, а на электоральном поведении сельских избирателей, традиционно голосовавших за ЛДП, вступление в политическую борьбу Ко̄мэйто̄ и ПДС отразилось лишь в незначительной степени. Так, на выборах 1969 г. ЛДП, за которую проголосовал наименьший процент избирателей со времени ее основания, увеличила свое представительство в нижней палате парламента с 277 до 288 мест, в то время как для СПЯ потеря голосов (в данном случае и в абсолютных цифрах) обернулась тяжелейшим поражением — 90 мест вместо 140 на предыдущих выборах.

Появление на политической арене центристских партий в 60-х годах было объективно выгодно ЛДП. Перераспределение голосов избирателей происходило тогда главным образом внутри лагеря оппозиции, и последствия этого были особенно болезненны для самой мощной оппозиционной партии.

Вместе с тем сохранение либерал-демократами доминирующего положения в парламенте способствовало тактическому полевению партии центра. Обладая абсолютным большинством мест в высшем законодательном органе страны, японские консерваторы на этом этапе практически не были заинтересованы в создании какой-либо коалиции. Поэтому партии центра рассматривали в качестве потенциального старшего партнера СПЯ.

Политический спектр Японии выглядел тогда следующим образом. Справа находилась Либерально-демократическая партия. Чуть левее располагалась Партия демократического социализма, далее, ближе к центру, Ко̄мэйто̄. Слева от центра располагалась Социалистическая партия Японии, которая сама делилась на три группы: правых, центристов и левое крыло (Сякайсюги кё̄кай — Общество изучения социализма). Еще левее стояла компартия Японии, которая к тому времени уже выступала с критических позиций в отношении КПСС.

Таким образом, на политической сцене действовали уже 4 партии, которые находились в оппозиции правительству ЛДП. Характерно, что после бурных событий 1960 г. лозунги ликвидации «договора безопасности», нейтралитета, борьбы против американского империализма находили широкий отклик в массовом сознании и оказывали большое воздействие на общественное мнение. Согласие или несогласие с этими лозунгами было своего рода критерием принадлежности к «прогрессивному» или «консервативному» лагерю. Поскольку новые партии могли рассчитывать обрести поддержку в первую очередь среди той части населения, которая была по тем или иным причинам недовольна политикой либерал-демократов, они были вынуждены в какой-то степени поддерживать эти лозунги.

В 60-е годы продолжилось идейное противостояние между оппозиционными социальными и политическими силами и правящей политической элитой вокруг основ политического устройства страны и государственной политики.

В идеологическом плане правящая ЛДП включала в себя весьма неоднородные силы от либералов до националистов. Тем не менее, правительство стремилось ввести в практику некоторые идеологические элементы, связанные с укреплением авторитета государства, начать некое патриотическое воспитание масс. Было введено празднование «дня основания государства» (кигэнсэцу) 11 февраля каждого года и пышно отмечено 100-летие Мэйдзи исин.

В партии по-прежнему большим влиянием пользовались те, кто выступал за пересмотр «мирной» конституции. Однако общественное мнение страны продолжало болезненно относиться к этой идее. Поэтому политическая элита, приходившая к власти через прямые и демократические выборы, не только не могла игнорировать такие настроения, но и должна была время от времени демонстрировать собственные мирные устремления.

Характерна в этом смысле позиция японских консерваторов в отношении ядерной проблемы. 60-е годы — начало бурного антиядерного движения, массовых протестов против ядерных испытаний. Правительство Икэда вело явно двойственную политику. С одной стороны, верное союзническим отношениям, оно полностью поддерживало американскую позицию в этом вопросе, с другой, учитывая царившие в обществе настроения, пыталось играть роль миротворца и борца против ядерного оружия. Поэтому правительство Икэда неоднократно выступало с призывами к Москве и Вашингтону прекратить ядерные испытания.

Оппозиционный лагерь был идеологически расколот. Его пестрая политическая палитра включала в себя два полюса — ПДС и КПЯ, находившиеся, соответственно, на правом и левом флангах. Совместить две эти партии в едином оппозиционном движении было невозможно. Их враждебность на идейно-политической основе превосходила даже враждебность между КПЯ и ЛДП. Когда осенью 1967 г. состоялась встреча генеральных секретарей четырех оппозиционных партий (ПДС, СПЯ, Ко̄мэйто̄ и КПЯ) по поводу проведения совместных действий за скорейшее возвращение Окинавы и о-вов Огасавара, то даже по этому «общенациональному» вопросу ПДС и КПЯ не смогли прийти к компромиссу, в результате чего совместные действия, в конечном счете, не состоялись.

Сложными были отношения и между СПЯ и ПДС. Что касается Партии демократического социализма, то она все более откровенно переходила на сторону консерваторов. Председатель СПЯ Сасаки Ко̄дзо̄ даже публично заявил, что ПДС стала второй консервативной партией. Это вызвало обиду у лидера ПДС Нисио Суэхиро. В прессе началась публичная полемика между представителями двух течений японской социал-демократии.

Несмотря на сходство идейных платформ отношения между Социалистической и Коммунистической партиями были далеко не партнерскими. В определенной мере это было связано с политическим соперничеством, поскольку обе они «разрабатывали» одну и ту же социальную нишу.

В этот же период произошло сближение КПСС с японскими социалистами и охлаждение отношений с коммунистами. Ратификация договора о частичном запрещении испытаний ядерного оружия в японском парламенте в мае 1964 г. вызвала кризисную ситуацию в единственной партии проголосовавшей против — в компартии Японии, занимавшей в ту пору прокитайские позиции. КПЯ поддержала позицию Китая по договору и единственная из политических партий Японии приветствовала первое испытание ядерного устройства, проведенное в Китае в середине октября 1964 г.

Из рядов КПЯ были исключены Сига Ёсио и Судзуки Итидзо̄ — депутаты-коммунисты, осмелившиеся пойти против линии партии и проголосовать за ратификацию договора. В июле этого же года ими была создана альтернативная компартии политическая группа под названием «Голос Японии». Вначале она была поддержана КПСС, развернувшей кампанию критики КПЯ. Но впоследствии, когда стало ясно, что эта группа не имеет шансов на успех, советские коммунисты от нее отмежевались и вернулись к сотрудничеству с КПЯ.

В 1968 г. произошло формальное примирение КПЯ с КПСС. В конце января Токио посетила делегация КПСС во главе с М.А. Сусловым. И уровень делегации, и переговоры сами по себе были беспрецедентными. Тем не менее, отношения между двумя компартиями оставались достаточно холодными, а после вступления советских войск в Прагу в августе того же года вновь испортились.

Во второй половине 60-х годов КПЯ разошлась во взглядах и с китайскими коммунистами, пытавшимися ее жестко опекать, навязывая активную антисоветскую линию. Разрыв произошел после встречи в конце марта 1966 г. в Пекине Мао Цзэдуна с председателем КПЯ Миямото Кэндзи. Впоследствии компартия Японии заняла подчеркнуто независимую позицию, резко критикуя как Москву, так и Пекин.

Несмотря на разногласия и соперничество СПЯ, КПЯ и Ко̄мэйто̄ эпизодически предпринимали солидарные акции. В январе 1968 г. они совместно обратились к правительству с протестом против захода американского авианосца в порт Сасэбо. Те же партии выступили в парламенте с совместным проектом резолюции об объявлении Японии безъядерной страной, свободной от ядерного оружия. Все левые и центристские партии Японии выступили с протестом против введения войск Варшавского договора в Чехословакию. Однако такое сотрудничество не стало систематическим.

Война во Вьетнаме вдохнула новую жизнь в пацифизм, одно из наиболее сильных идейно-политических течений послевоенной Японии. СПЯ выдвинула внешнеполитическую концепцию, предполагавшую аннулирование «договора безопасности» и провозглашение Японией постоянного невооруженного нейтралитета. Японские социалисты утверждали, что эта идея вытекала из японской конституции, которая как раз и определяла невооруженный нейтралитет в качестве основы внешней политики. Они считали, что безопасность страны должна обеспечиваться исключительно дипломатическими средствами. Соответствующие положения были включены в официальные программные документы СПЯ («Путь Японии к социализму», 1965 и др.).

К этой концепции присоединилась и Ко̄мэйто̄. В апреле 1968 г. состоялся ее VI съезд, утвердивший внешнеполитический курс, главным звеном которого была идея о необходимости для Японии достижения полного нейтралитета.

Не все оппозиционные партии придерживались того же мнения. Против идеи невооруженного нейтралитета выступила компартия Япония. В заявлении КПЯ по проблемам национальной безопасности, опубликованном 7 января 1968 г., подчеркивалось, что для защиты суверенитета и независимости Япония имеет право на самооборону.

Особой была и позиция Партии демократического социализма. ПДС с самого начала строила свой подход к анализу международной обстановки и военной политики на основе необходимости поддержания баланса сил между Востоком и Западом и считала японские «силы самообороны» элементом такого баланса. Это означало, что она придерживалась в отношении международных и военных проблем принципиально иных взглядов, чем другие оппозиционные партии. Последние рассматривали их, в первую очередь, с точки зрения краеугольных вопросов внутриполитического характера (конституционность тех или иных шагов правительства в области обороны и т. п.). ПДС же, по возможности обходя эти принципиальные вопросы, вела полемику по конкретным вопросам осуществления оборонной политики. В этом смысле ПДС с самого начала говорила на одном языке с ЛДП.

Во второй половине 60-х годов произошел новый взрыв активности студенческого движения. Причем это было связано не только с движением протеста против войны во Вьетнаме. Духовный кризис того периода был связан с радикальными переменами в социальной структуре, формировании среднего класса, «общества потребления», разрушением старых идеалов и рождением новой системы ценностей, обострением проблемы «отцов и детей». Все это неизбежно сказывалось на резких колебаниях в умонастроении интеллигенции и, особенно, молодежи. Часть ее примкнула к формирующемуся «истеблишменту», приветствуя перемены, другая наоборот стала в оппозицию ему.

Это не было чисто японским явлением. Аналогичные процессы происходили и в Европе. Нигилизм, отрицание старых ценностей, поиск новой духовности стали типичными для молодежи на Западе. И там, и в Японии, студенчество в значительной мере оказалось под влиянием экстремистских групп. Это была своего рода социальная болезнь, которой следовало переболеть, чтобы вписаться в новую цивилизацию, рождавшуюся на волне научно-технического прогресса.

В студенческом движении от Всеяпонского союза студентов (Дзэнгакурэн), отпочковались три группы: «какумаруха» («группа революционных марксистов»), «тю̄какуха» («группа китайских революционеров») и «кайхо̄ха» («группа борьбы за освобождение»). Все они, в конечном счете, подпали под влияние бывших членов КПЯ, некогда исключенных из партии, и поэтому в фокусе их крайне бурных и нередко экстремистских выступлений оказалась не только правящая политическая элита, но и японская компартия.

Вторая половина 60-х годов характеризуется повышенным интересом в мире к маоизму. В отличие от других азиатских стран маоизм не только не прижился на японской почве, но и не имел сколько-нибудь ярких сторонников, за исключением ультралевых студенческих групп. Компартия Японии, поначалу испытывавшая определенный интерес к нему, в конечном счете от него отошла. Левая интеллигенция, симпатизировавшая идеям Мао, отшатнулась от них, напуганная эксцессами «культурной революции». Лишь горстка японских ученых в Институте развивающихся экономик выступила в защиту ее «достижений». Тем не менее, на страницах крупнейших изданий страны развернулась горячая полемика вокруг идей Мао, был издан японский перевод цитат «великого кормчего».

Осенью 1964 г. стало известно, что пре мьер-министр Икэда неизлечимо болен. В октябре из больницы он объявил о своем намерении досрочно уйти в отставку, а в ноябре 1964 г. премьером стал Сато̄ Эйсаку. Возглавляя японское правительство с ноября 1964 г. по июль 1972 г., в течение более чем семи с половиной лет, он оставил заметный след в послевоенной японской истории.

Карьера нового премьера начиналась в одном из престижных и влиятельных бюрократических учреждениях — министерстве транспорта. Его крестным отцом в политике был Ёсида Сигэру, сделавший в 1948 г. 47-летнего Сато̄ генеральным секретарем своего кабинета. Первоначально Ёсида собирался назначить Сато̄ министром транспорта в своем, кабинете, но этому воспротивились американцы. Сато̄ был родным братом Киси Нобусукэ, проходившего по спискам военных преступников и находившегося в ту пору в заключении.

Под началом Ёсида Сато̄ прошел прекрасную политическую школу, войдя в его «мозговой центр». Как личность он сочетал осторожность с настойчивостью в достижении поставленных целей и умел ладить не только со своими друзьями, но и с противниками.

Пытаясь перехватить у левых инициативу, Либерально-демократическая партия при Сато̄ провозгласила лозунг «социального развития» на основе экономических успехов, достигнутых страной за этот период. В 1965 г. при ЛДП был создан Совет по проблемам социального развития. Тем самым правительство пыталось выправить перекосы политики предыдущего пятилетия, когда главная задача была в обеспечении быстрых темпов индустриализации и ликвидации отставания от передовых западных держав.

Начало формирования многополярного мира и Япония

В 60-е годы центральное место в политической жизни Японии заняли международные проблемы. Это было вызвано значительной эскалацией международной напряженности как в Европе, так и на Ближнем Востоке и в азиатско-тихоокеанском регионе.

В начале десятилетия заметно обострились отношения между Москвой и Вашингтоном из-за инцидента с американским самолетом-шпионом U-2, сбитым 1 мая 1960 г. советскими ПВО в районе Свердловска (совр. Екатеринбург). После того, как в США республиканца Д.Эйзенхауэра сменил на посту президента демократ Дж. Кеннеди, последний декларировал стремление к налаживанию сотрудничества с Советским Союзом. Но целый ряд кризисов привел к дальнейшему усилению советско-американской конфронтации. Была воздвигнута Берлинская стена (1961 г.), что было крайне болезненно воспринято во всем западном мире. На Кубе власть захватил Ф.Кастро, провозгласивший курс на жесткое противодействие Соединенным Штатам и распространение социалистических революций на весь южноамериканский континент. В 1963 г. на Кубу были завезены советские ракеты средней дальности. Разразился «карибский кризис», поставивший мир на грань ядерной войны.

Одновременно контекст международной политики значительно усложнился из-за ухудшения советско-китайских отношений. В начале 60-х годов возникли первые трещины в отношениях китайской компартии и КПСС, которые постепенно перешли в фазу конфронтации. На XXII съезде советских коммунистов в октябре 1961 г., принявшем программу строительства коммунизма в СССР, случился первый открытый конфликт. Чжоу Эньлай, не дождавшись окончания съезда, улетел в Пекин.

Параллельно усилилось противостояние Китая и Индии, в 1962 г. переросшее в военный приграничный конфликт. Разгорались и военные действия в Индокитае. Великим державам удалось договориться в Женеве по Лаосу, но во Вьетнаме война продолжалась, и американская вовлеченность в нее постепенно росла.

Французский президент Де Голль стремился проводить подчеркнуто независимую политику как в Европе, так и за ее пределами. В январе 1964 г. Париж установил дипломатические отношения с Китаем и порвал с Тайванем, начав тем самым последовавшую через некоторое время цепную реакцию дипломатических признаний КНР.

В июле 1963 г. в Москве был подписан советско-американско-британский договор о запрещении ядерных испытаний в трех средах. Китай и Франция отказались присоединиться к нему. Наметилось новое размежевание сил на мировой арене.

В новых условиях правительство Икэда стремилось к некоторой диверсификации своих внешнеполитических контактов и сфер сотрудничества. Усилились акценты на партнерство со странами Юго-Восточной Азии. Япония выступила с посреднической миссией по урегулированию конфликта между Индонезией и Малайзией. В мае 1963 г. в Токио произошла встреча президента Индонезии Сукарно и премьер-министра Малайзии Рахмана.

Конец 1964 г., когда к власти пришел кабинет Сато̄, был поворотным во многих отношениях. В октябре 1964 г. в Советском Союзе был смещен с высших государственных постов Н.С.Хрущев. Однако смена власти в Кремле не привела к смягчению международной ситуации. Всесторонняя глобальная конфронтация США и СССР сохранилась. В обеих странах продолжилось наращивание военного потенциала, и в Советском Союзе была поставлена цель достичь стратегического паритета с США.

В том же октябре 1964 г. в Китае успешно прошли испытания ядерного оружия. Тем самым Пекин вошел в клуб ядерных держав. Геополитическая ситуация в регионе и в мире резко изменилась. Одновременно обострились противоречия Китая с Советским Союзом, произошло усиление напряженности на советско-китайской границе, где возникла реальная возможность крупного военного конфликта.

Пекин пытался расширить свое влияние за счет сближения с Индонезией и организации там социалистической революции на китайский манер. Но в 1965 г. все закончилось кровавой расправой над индонезийскими коммунистами и отстранением от власти президента Сукарно.

Неудача коммунистического переворота в Индонезии создала предпосылки к образованию в Юго-Восточной Азии через несколько лет нового альянса — Ассоциации стран Юго-Восточной Азии (АСЕАН), ставшей впоследствии мощной экономической и политической силой в Восточной Азии. Это было принципиально новое объединение. Оно отличалось от аморфных объединений стран наподобие «движения неприсоединения», выступавшего с «антиимпериалистических» позиций. Целью АСЕАН было решение в первую очередь экономических задач на основе рыночных преобразований. Объединение пяти стран Юго-Восточной Азии сразу же привлекло внимание японской дипломатии. Позднее сотрудничество с АСЕАН станет одним из самых важных направлений японской внешней политики.

После бурных антиамериканских выступлений летом 1960 г. США стремились укрепить отношения с Японией. В апреле 1961 года в Токио в качестве посла был направлен крупный ученый-японовед Э.Рейшауэр, женатый на японке. В ходе визита Икэда в Соединенные Штаты в июне 1961 г. были подписаны соглашения о создании совместных комитетов по экономике, науке и образованию, а в начале 1964 г. было принято решение о создании совместного комитета по научно-техническому сотрудничеству. Осенью 1962 г. в Дартмуте состоялась первая встреча японской и американской интеллектуальной элиты.

Начались японо-американские контакты по проблеме Окинавы. Было еще далеко до принятия Вашингтоном решения о возвращении о-вов Рю̄кю̄ Японии, но уже в 1961 г. администрация Кеннеди дала понять, что при определенных обстоятельствах это вполне возможно. Формирование двустороннего тесного союза создало почву для изменения позиции американской стороны, которая при Даллесе и Эйзенхауэре была достаточно твердо настроена сохранить за собой контроль над этим архипелагом если не навечно, то на весьма длительную перспективу.

На базе союза эффективно действовал механизм политических консультаций. Регулярно проводились заседания двусторонних консультативных комитетов по вопросам безопасности. На них американцы, в частности, информировали японских представителей о ситуации в связи с кубинским кризисом (1962 г.) и подписанием договора о частичном прекращении ядерных испытаний (1963 г.).

После победы демократа Л.Джонсона на президентских выборах в США в ноябре 1964 г. в американской политике укрепилась идея «демократической миссии» во Вьетнаме и «спасения» Индокитая от «коммунистической угрозы». В результате США ввязались в крупную военную авантюру, в дальнейшем приведшую к кризису все американское общество.

США пытались привлечь к реализации новой азиатской стратегии своих союзников, и в первую очередь Японию. В рамках «договора безопасности» шло усиление его военно-стратегических функций. Из-за роста военной напряженности вновь стали актуальными вопросы тылового обеспечения военных операций США. Первым на повестку дня стал вопрос о разрешении заходов в японские порты американских авианосцев, которым суждено было играть главную роль в войне во Вьетнаме, а затем и атомных подводных лодок и авиации, способной нести ядерное оружие.

Активизация японо-американского военного союза привела к новому росту антиамериканских настроений, вылившихся в движение протеста против заходов авианосцев и атомных подводных лодок. В портах дислокации американского военно-морского флота — в Ёкосука и Сасэбо — регулярно проходили демонстрации.

Война США во Вьетнаме была крайне непопулярной в Японии. Практически все оппозиционные партии и не только левого, но и центристского толка резко осудили Вашингтон. Престиж американцев был сильно подорван, и все усилия американского посла Рейшауэра не приносили плодов.

Правительство Сато̄ оказалось меж двух огней — собственного общественного мнения, резко осуждавшего американскую авантюру, и официальным Вашингтоном, требовавшим проявления большей солидарности. Испытывая сильное давление внутри страны со стороны оппозиционных сил, оно вынуждено было строить свою политику в отношении американской войны в Индокитае с учетом внутреннего фактора. Поэтому эта политика не носила формы безусловной и полной поддержки, как это было со стороны, в частности, правительства Южной Кореи, которое в июле 1965 г. приняло решение направить свои боевые части во Вьетнам.

Для Сато̄ такое решение было бы немыслимым. Заявивший было в парламенте, что Япония должна будет участвовать в обороне Окинавы, Сато̄ под давлением не столько оппозиционных партий, сколько негативной реакции общественного мнения, вынужден был признать, что это невозможно в силу конституционных ограничений. В тот период правящая элита по-настоящему осознала, что навязанная в свое время Макартуром «мирная» статья конституции сослужила ей добрую службу. Именно ее ограничения не дали возможность США требовать от Токио более действенного участия в войне во Вьетнаме.

Тем временем протесты не ослабевали. Особенно активно выступали левые и левацкие студенческие организации. Борьба против американской войны во Вьетнаме стала «звездным часом» для крупнейшей студенческой организации Дзэнгакурэн. 22 апреля 1965 г. в токийском аэропорту Ханэда состоялась многотысячная демонстрация протеста против приезда в Японию представителя государственного департамента США Ростоу. Было отменено его посещение Токийского университета, а также его лекции в Киотосском университете и университете Васэда.

Тогда же имело место довольно редкое явление — координация действий японских коммунистов и социалистов. 9 июня 1965 года они организовали совместное выступление против американской агрессии во Вьетнаме. В митинге протеста участвовало 37 тыс. чел.

В июле 1965 г. правительству пришлось сдерживать шквал протестов со стороны всех оппозиционных партий по поводу налетов на Северный Вьетнам американских стратегических бомбардировщиков Б-52, поднимавшихся с авиабазы Кадэна на Окинаве. В этом случае антивоенные настроения соединились с движением за возвращение архипелага Рю̄кю̄ в состав Японии.

В Японии была создана общественная организация «Мир Вьетнаму» (Бэхэйрэн), выступившая не только с акциями протеста, но и наладившая тайную сеть по переправке американских дезертиров через Советский Союз в Европу. В нее входили видные японские общественные деятели и писатели.

В мае 1967 г. многие частные университеты заявили об отказе от субсидий военного министерства США японским научным центрам, составившим к тому времени почти 400 млн. иен. О том же заявило срочно собранное общее собрание Японского физического общества.

В 1967–1968 гг. студенческие протесты резко усилились. Во время визита Сато̄ в страны ЮВА, включая Южный Вьетнам, в октябре 1967 г. в аэропорту Ханэда состоялась бурная демонстрация Дзэнгакурэн. В стычке с японской полицией погиб один из студентов. В январе 1968 г. произошли крупные студенческие беспорядки в связи с предстоявшим заходом в порт Сасэбо атомного авианосца «Энтерпрайз». Более 130 студентов были задержаны полицией. Много шума наделали яростные стычки студентов с полицией на железнодорожном вокзале в Хаката (о-в Кю̄сю̄), прорыв студентов в здание японского МИД и последовавшая сидячая забастовка, протесты против развертывания полевого госпиталя для американских солдат, раненных во Вьетнаме, на американской базе в О̄дзи. Во всех столкновениях принимали участие тысячи полицейских и студентом, десятки, а нередко и сотни людей подвергались арестам.

В отличие от корейской войны, война во Вьетнаме, хотя и приносила определенные выгоды (прямые военные заказы армии США японским фирмам только в 1967 г. составили почти 600 млн. долл.), все же решающего значения для экономической конъюнктуры в Японии не имели.

Сохранение тесных военно-политических связей с США в условиях углубления американского вмешательства во Вьетнаме и предотвращение роста антиамериканских выступлений стало для кабинета Сато̄ серьезной проблемой.

Большое значение в этом плане имели переговоры по возвращению Окинавы под японскую юрисдикцию. Переговоры по Окинаве в известной мере отвлекали общественное мнение страны от вьетнамской трагедии, а готовность американцев вести переговоры по возвращению островов помогала снизить накал страстей.

После признания того, что о-ва Рю̄кю̄ являются частью Японии, сделанным еще во времена президента Кеннеди, американская сторона в течение длительного времени не соглашалась практически решать вопрос о передаче островов под японскую юрисдикцию, ссылаясь на то, что условия для этого не созрели.

Сато̄ понимал, что война во Вьетнаме не лучшее время для возвращения островов, поскольку Окинава, наряду с Гуамом, была важнейшей стратегической базой Пентагона в его военных операциях в Индокитае. Поэтому он действовал осторожно, методом достижения цели «шаг за шагом». В августе 1965 г. Сато̄ посетил Окинаву. Это был первый за все послевоенное время визит главы японского правительства на острова. Из-за мощной демонстрации жителей, требовавших скорейшего воссоединения с родиной, ему пришлось ночевать на американской военной базе, однако прецедент был создан — продемонстрирован особый статус островов.

Наиболее сложной политической задачей для японского правительства было достижение взаимоприемлемого компромисса по проблеме американского военного присутствия. Соединенные Штаты настаивали на том, что после возвращения Японии суверенитета над архипелагом Рю̄кю̄ все функциональные возможности американских военных баз на островах должны быть сохранены. Между тем, Окинава была тогда важнейшей ядерной базой США на Тихом океане. Необходимо было увязать это с японской конституцией, ее 9-й статьей, а также с «договором безопасности» 1960 г.

В разрешении спора относительно ядерного статуса Окинавы помогло то обстоятельство, что в этот период в международных отношениях с особой остротой встал вопрос о нераспространении ядерного оружия. Никто не сомневался в способности Японии сделаться ядерной державой в считанные годы, если не месяцы. Поэтому выпадение Японии из зарождавшейся системы нераспространения грозило последней полным распадом.

Токио демонстрировал колебания в этом вопросе. Договор о нераспространение ядерного оружия был подписан одновременно в Москве, Вашингтоне и Лондоне 1 июля 1967 г. К нему сразу же присоединились 62 страны, но среди них не было ни Японии, ни ФРГ. Главное возражение японского правительства заключалось в том, что договор «ущемлял» права неядерных индустриально развитых стран в развитии атомной энергетики, а также закреплял ядерную монополию за пятью государствами, не определяя их обязательств по сокращению и ликвидации ядерного оружия. Американцами пришлось приложить немало усилий, чтобы, в конечном счете, заставить присоединиться своих союзников к этому договору.

Действуя по разным каналам, используя влиятельные политические и академические фигуры, организуя встречи специалистов с участием лиц, близких к государственному департаменту и министерству обороны США, Токио усиливал давление на Вашингтон. В октябре 1967 г. на японо-американской встрече в верхах Сато̄ удалось добиться согласия Вашингтона на возвращение о-вов Огасавара (Бонин) и обещания в течение ближайших лет определить срок передачи Окинавы. А в 1969 г. был решен вопрос об удалении ядерного оружия с островов. Соединенные Штаты, энергично выступавшие за скорейшее подписание всеми странами мира договора о нераспространении ядерного оружия, вынуждены были пойти на уступки — на вывод ядерного оружия с Окинавы в целях сохранения безъядерного статуса Японии.

В конце 1968 г. на президентских выборах в США победил кандидат республиканской партии Р.Никсон. Пост помощника президента по вопросам национальной безопасности в новой администрации занял Г.Киссинджер, оказавший огромное влияние на формирование новой американской политики в Азии. Новая администрация резко изменила стратегический и тактический курс в регионе. Суть ее политики заключалась в свертывании войны во Вьетнаме и нормализации отношений с Пекином.

К этому моменту в японо-американских отношениях стали появляться новые элементы — торгово-экономические противоречия, связанные с массированным японским экспортом на американский рынок. В конце 60-х годов очень острой стала проблема американского импорта японского текстиля, который наносил ущерб интересам американских производителей. Соглашение по Окинаве должно было создать основу для нового партнерства, в рамках которого могли бы решаться и другие проблемы. В ноябре 1969 г. на встрече Сато̄ с Никсоном было подписано соглашение о возвращении Японии Окинавы и распространения на острова режима японо-американского «договора безопасности», в частности и той его части, которая предусматривала необходимость предварительных консультаций в случае использования военных баз для участия в тех или иных военных действиях.

Одно из этапных событий в истории послевоенной японской дипломатии — подписание мирного договора с Южной Кореей. Переговоры шли очень трудно. Позиция Сеула была жесткой и крайне неуступчивой. Сеул добивался не только политических, но и экономических уступок. Конфликтными были такие вопросы как урегулирование имущественных и репарационных претензий Сеула к Японии, рыболовство, границы между двумя странами, включая спор о принадлежности о-вов Такэсима, и особенно юридический статус корейцев, проживающих в Японии.

В этот период в Южной Корее у власти находился авторитарный военный режим Пак Чжонхи. Его целью была ускоренная индустриализация, которую он проводил при жестком подавлении любой оппозиции. Южная Корея в тот период испытывала бурные внутренние потрясения, ожесточенные стычки полиции со студентами. Режим Пака открыто выступил на стороне США в их войне во Вьетнаме. В Японии Пак Чжонхи имел репутацию деспота и реакционера. Именно поэтому против нормализации японо-южнокорейских отношений резко протестовали левые оппозиционные партии. Социалистическая партия призвала правительство прекратить переговоры с Сеулом.

В своем продвижении к соглашению с Южной Кореей Токио приходилось учитывать позицию проживающих в Японии этнических корейцев, которых насчитывалось около 700 тыс. Корейская община в Японии была политически неоднородна. В тот период подавляющее большинство в ней ориентировалась на Пхеньян и, следовательно, было в оппозиции к японскому правительству.

Решающую роль в заключении договора сыграли США, которые энергично подталкивали своих главных союзников в Восточной Азии к скорейшему примирению и установлению полноценных отношений.

22 июня 1966 г. в резиденции японского премьер-министра состоялось подписание японо-южнокорейского договора об основах взаимоотношений и трех соглашений: по рыболовству, о юридическом статусе корейцев, проживающих в Японии и по южнокорейским претензиям.

Договор об основах взаимоотношений был по существу мирным договором. Он устанавливал дипломатические отношения между двумя странами при обмене посольствами и другими дипломатическими учреждениями. Он объявлял недействительными все договора и соглашения, заключенные между двумя сторонами, включая Акт о присоединении Кореи от 22 августа 1910 г. По договору Токио в качестве единственного законного правительства Кореи признавал сеульское правительство (ст. З).

Ратификация договора в японском парламенте прошла крайне тяжело. Либерал-демократам помогли правые социалисты. Сработали старые связи Сато̄ с лидерами этой партии. Ее председатель Нисимура Эйити заявил о согласии проголосовать за ратификацию договора. Это вызвало политический скандал в самой партии. Но договор в итоге был ратифицирован.

Договор был встречен в штыки не только японской, но и южнокорейской оппозицией. В августе 1965 г. в Сеуле состоялись мощные студенческие демонстрации протеста против ратификации договора.

Несмотря на подписание мирного договора отношения между двумя странами развивались в течение всего последующего периода подчас весьма мучительно. Сеул болезненно реагировал на любые контакты японцев с Севером, пытаясь поставить их под свой контроль. В июле 1966 г. японское правительство согласилось на выдачу въездных виз для группы северокорейских специалистов по приему оборудования для завода химического волокна, проданного Северной Корее одной из японских компаний. Сеул не только выступил с резким протестом, но и на время закрыл японцам въезд в Южную Корею. Давление оказалось действенным. Японские фирмы одна за другой отказались от северокорейских контрактов.

В своей стратегии глобального противостояния капитализму и империализму в лице Соединенных Штатов Н.С.Хрущев пытался выстроить активную политику в отношении Японии. При этом была сделана ставка на экономический фактор — реальную заинтересованность Токио в природных ресурсах Сибири и Дальнего Востока. Заметными событиями в советско-японских отношениях стала промышленная выставка Советского Союза в Японии в августе 1961 г. Вырос японский экспорт в Советский Союз. В августе 1962 г. был подписан крупный контракт в размере почти 100 млн. долл. на поставки японских судов. Были заключены соглашения по рыболовству и добыче морской капусты. В октябре 1963 г. металлургические компании Японии заключили контракт на приобретение советской технологии непрерывной разливки стали.

В этот период японскому правительству вновь пришлось столкнуться с сопротивлением Вашингтона, обеспокоенного ростом экономических связей своего союзника с СССР. В сентябре 1964 года японское правительство разрешило крупной промышленно-финансовой корпорации «Мицуи» поставить Советскому Союзу комплексное химическое оборудование с отсрочкой платежей на 8 лет. В ответ на это госдепартамент США выступил с официальным заявлением, выразив «сожаление» по этому поводу.

Тем не менее, несмотря на все сложности и отягчающие обстоятельства, советско-японские отношения продолжали развиваться. В январе 1966 г. Советский Союз посетил с первым за 10 лет официальным визитом японский министр иностранных дел Сиина Эцусабуро̄. В ходе переговоров было подписано соглашение об установлении прямого воздушного сообщения между Москвой и Токио. Через полгода в японскую столицу приехал министр иностранных дел СССР А.А.Громыко. С этого времени стали проводиться регулярные консультации на уровне министров иностранных дел, на которых обсуждались как вопросы двусторонних отношений, так и проблемы международной политики.

Отношения с Китаем, в общем, оставались на прежней отметке, но в них уже можно было различить новые тенденции. Это в первую очередь проявилось в установлении нового канала торгово-экономических связей. Соглашение о торговле, известное под именем «Ляо-Такасаки», заметно расширило сферу торгово-экономических взаимосвязей. В апреле 1964 г. в токийском портовом районе Харуми открылась большая торгово-экономическая выставка Китая, в связи с чем Токио посетила представительная китайская делегация. В то же время между Японией и Китаем начался обмен журналистами, и были открыты представительства группы связи по осуществлению соглашения «Ляо-Такасаки».

Позже японское правительство рассмотрело вопрос о предоставлении Китаю торговых займов японского «Эксимбанка», что по существу нарушало основы японской политики в отношении коммунистического Китая и Тайваня, определенные в японо-тайваньском мирном договоре и других соглашениях правительства Ёсида с Чан Кайши.

Оживление экономических связей с Китаем уравновешивалось усилиями по сохранению тесных связей с Тайбэем. После шока вызванного дипломатическим признанием Китая Францией, в Тайбэй отправился Ёсида Сигэру, главный «архитектор» послевоенных отношений с Тайванем. Здесь он трижды встречался с Чан Кайши и обсуждал сложившуюся ситуацию.

Правительство Сато̄ последовательно проводило в отношении Китая политику «отделения политики от экономики». Дело доходило до курьезов. В январе 1968 г. при подписании японо-китайского меморандума по торговле китайская сторона настаивала на внесении в него критических замечаний о политике японского правительства. Японская сторона согласилась удовлетворить это необычное требование.

Однако несмотря на все усилия Японии, политические неурядицы в Китае, связанные с «великой пролетарской культурной революцией», объективно препятствовали развитию экономических связей между двумя странами. Во второй половине 60-х годов товарооборот между ними топтался на месте: в стоимостном выражении он опустился с 558 млн. долл. в 1967 г. до 494 млн. в 1968 году и затем несколько поднялся до 625 млн. в 1969 г.

Срок действия включенного в 1960 г. японо-американского «договора безопасности» не был точно определен. Он должен был выполняться до тех пор, пока «не вступят в силу такие мероприятия Организации Объединенных Наций, которые будут удовлетворительным образом обеспечивать поддержание международного мира и безопасности в районе Японии». Вместе с тем, договор включал в себя положение, согласно которому по истечении 10 лет его действия «любая из сторон может уведомить другую сторону о своем намерении прекратить действие договора, и в этом случае действие договора прекращается через год осле такого уведомления».

Истечение указанного 10-летнего срока стало поводом для подготовки т. н. «борьбы 1970 г.», т. е. нового этапа борьбы против японо-американского «договора безопасности». Предполагалось, что оппозиционные партии смогут использовать этот момент для того, чтобы развернуть широкую кампанию протеста против военно-политического союза с США, и для критики политики ЛДП в целом.

Левое крыло оппозиции, которое по-прежнему доминировало в лагере противников либерал-демократов, готовилось к «борьбе 1970 г.» на протяжении всей второй половины 60-х годов. Уточнялись позиции по этому вопросу, что выразилось в издании ряда политических документов, предпринимались попытки наладить сотрудничество в предстоящей борьбе.

Социалистическая партия в целом продолжала придерживаться взглядов, которые были сформулированы еще в период борьбы против пересмотра «договора безопасности» в конце 50-х годов. В мае 1966 г. СПЯ опубликовала проект плана «За безопасность и мир Японии, за мирное сосуществование на основе пяти принципов мира и позитивного нейтралитета», где предусматривалось расторжение «договора безопасности» в случае прихода социалистов к власти в период решения вопроса о продлении договора. К началу 1968 г. был создан специальный документ под названием «Путь Японии к социализму и борьба 1970 года» («Нихон-ни-окэру сякайсюги-э-но мити то 1970 нэн-но то̄со̄»).

Коммунистическая партия также продолжала выступать против «договора безопасности», за «мирную и нейтральную Японию». Ее позиция имела существенное значение, поскольку во второй половине 60-х годов происходил заметный рост ее популярности. От выборов к выборам увеличилось количество голосов (и в абсолютном значении, и в процентном отношении), подававшихся за кандидатов-коммунистов, что привело к усилению позиций КПЯ в парламенте.

В 60-х годах партии центра преимущественно вели поиски своего места в политической структуре. Не обладая еще возможностями самостоятельно влиять на формирование политического курса страны, они были поставлены перед необходимостью занять ту или иную сторону в продолжавшейся конфронтации левых и консерваторов. Именно стремлением завоевать политическое влияние и, одновременно, активно заявить о себе объяснялось то, что в 60-х годах партии центра в той или иной степени примыкали к левым силам.

Довольно далеко шагнула в этом направлении Ко̄мэйто̄. Руководство партии конкретизировало идею об отмене японо-американского «договора безопасности». План Ко̄мэйто̄ предусматривал поэтапную ликвидацию американских военных баз на японской территории, введение обязательных предварительных консультаций по поводу любых изменений вооружения и оборудования американских баз и любых действий американских войск, немедленное аннулирование соглашения между Японией и США о взаимопомощи в вопросах обороны и ряд других пунктов.

Партия демократического социализма также постаралась использовать политическую ситуацию. По вопросу о продлении «договора безопасности» ПДС в феврале 1969 г. на своем XI съезде выдвинула тезис о необходимости «обеспечения безопасности Японии без размещения войск США на ее территории» как шага к поэтапному отказу от «договора безопасности». Правда, эти идеи не получили отражения в практической политике партии.

Несмотря на все заявления, проблема достижения единства действий оппозиции осталась неразрешенной даже в рамках хотя бы ее левого крыла. В августе 1965 г. XXVI внеочередной съезд СПЯ принял решение о необходимости укрепления союза «всех демократических сил», включая КПЯ, что в перспективе должно было привести к созданию общенационального органа, подобного Национальному совету борьбы против пересмотра «договора безопасности» прошлых лег. Но это решение натолкнулось на сопротивление как в самой СПЯ, так и в Со̄хё̄. Поэтому, как и прежде, сотрудничество обеих партий левого крыла оппозиции фактически ограничилось отдельными совместными акциями, лишенными руководства в национальном масштабе. Что же касается антикоммунистических установок партий центра, то они остались неизменными.

Однако главным было даже не отсутствие координации в руководстве движением протеста, а недостаток общественного энтузиазма. В итоге, хотя акции, приуроченные к дате автоматической пролонгации договора (23 июня), носили довольно широкий характер (по различным данным, в них приняло участие от 600 тыс. до 1,5 млн. чел.), они были несопоставимы по своим масштабам с выступлениями 1960 г. В парламенте страны три оппозиционные партии — КПЯ, СПЯ, Ко̄мэйто̄ — выступили с требованием прекратить действие «договора безопасности», что, учитывая реальное соотношение сил, носило демонстративный характер. В целом же «борьба 1970 года» не принесла ощутимых политических результатов.

В событиях на рубеже 60—70-х годов отразилось своеобразное переходное состояние, в котором находилась тогда японская политическая жизнь. ЛДП и СПЯ, доминировавшие в предшествующие годы, продолжали оставаться на авансцене, однако политическая структура уже начала меняться, росла политическая значимости центристских партий, другим становилось и соотношение сил. Последствия этого процесса более полно сказались в 70-е и 80-е годы, выразившись в становлении менее идеологизированной, более гибкой и прагматичной модели общественно-политической жизни, характерной для общества с устоявшимися демократическими институтами.

Окончание периода высоких темпов экономического роста

Бурное экономическое развитие позволило Японии решить задачи, стоявшие перед ней в первые послевоенные десятилетия — ликвидировать отставание от ведущих капиталистических стран по уровню промышленного развития, изменить структуру производства и экспорта в пользу тяжелой промышленности, добиться положительного сальдо платежного баланса, обеспечить занятость рабочей силы.

В этот период Япония совершила огромный скачок в своем экономическом развитии. Из среднеразвитой страны с преобладанием легкой промышленности и сельского хозяйства она превратилась в одну из ведущих индустриальных держав мира. Доля сельского хозяйства в валовом внутреннем продукте за 1957–1973 гг. сократилась с 18,7 % до 5,9 %, а доля промышленности возросла с 32,3 % до 44,7 %. Из страны, имевшей постоянный дефицит торгового баланса, Япония превратилась в страну с его большим положительным сальдо, что позволило ей стать одним из крупных экспортеров капитала.

Вместе с тем, быстрый рост экономики породил ряд крупных проблем. Наиболее острой из них было загрязнение окружающей среды из-за чрезмерного развития материалоемких отраслей промышленности. Одновременно, все более сказывались нехватка земли и воды для промышленного использования, крайне неравномерное размещение производства по территории страны, дефицит рабочей силы (особенно молодых возрастов), перенакопление основного капитала в ряде отраслей.

Кроме того, по уровню жизни населения Япония еще сильно отставала от ведущих капиталистических стран. Хотя реальная заработная плата в промышленности в тот период возросла почти в 2 раза, средняя почасовая оплата труда была все еще существенно ниже, чем в развитых странах (в 1969 г. лишь 25 % от уровня США и 60 % от уровня Англии и ФРГ).

Неважно обстояло в Японии дело и с обеспеченностью жильем. Из-за быстрой концентрации населения в крупных промышленных центрах условия жизни большинства городских семей не претерпели значительных изменений, несмотря на существенно возросшие масштабы жилищного строительства: в конце 60-х годов примерно пятая часть городских семей жила в квартирах, где на одного человека приходилось менее 4 кв. м площади.

Япония по-прежнему значительно уступала развитым странам и по калорийности рациона питания. Так, в 1969 г. в Японии на одного человека приходилось в среднем 2447 ккал в день, в то время как в США — 3420, в Великобритании — 3280, в ФРГ — 2960, во Франции —3180.

Пожалуй, единственным показателем, по которому Япония прочно заняла место в одном ряду с развитыми капиталистическими странами, был уровень обеспеченности населения предметами длительного пользования: в начале 70-х годов холодильники имели 90,8 % японских семей, стиральные машины — 91,6, пылесосы — 73,8, телевизоры — 89,8 %.

На рубеже 60-70-х годов становилось все более очевидным, что в развитие экономики Японии и, прежде всего, промышленности должны быть внесены существенные коррективы. Факторы, определявшие бурный подъем ее экономики как «догоняющей страны», стали исчерпываться, а темпы роста замедляться. Перед Японией встала перспектива конкуренции со странами Запада на примерно равных условиях.

В качестве новых стратегических, развитие которых было способно помочь Японии преодолеть возникшие проблемы и обеспечить ей успех в соперничестве на мировых рынках, были избраны интеллектуалоемкие отрасли, требующие применения передовой технологии, больших затрат квалифицированного труда и значительных расходов на научно-исследовательские и опытно-конструкторские разработки (НИОКР).

К этой категории были отнесены: наукоемкие отрасли (производство компьютеров, самолетов, промышленных роботов, интегральных схем, оборудования АЭС, тонкие химические технологии); отрасли сложной сборки (оборудование связи, станки с числовым программным управлением (ЧПУ), учебное оборудование, автоматизированные склады, комплектное заводское оборудование); отрасли модных товаров (высококачественная одежда, мебель, бытовая электроника, акустическая аппаратура); индустрия информации (услуги по сбору, обработке и предоставлению информации).

Разработанная правительственными экспертами программа предусматривала плавное и постепенное реформирование производственной структуры Японии, но разразившийся в 1973–1974 гг. энергетический кризис резко ускорил этот процесс. 4-кратное удорожание энергии внутри страны привело к тому, что многие компании, занятые в энерго- и материалоемких отраслях промышленности, энергетике и на транспорте, оказались на грани краха. В большинстве отраслей резко снизился уровень загрузки оборудования, упали прибыли, начались увольнения рабочих. Уровень промышленного производства в период наинизшей точки падения (январь-март 1975 г.) составил лишь 80,3 % максимального предкризисного уровня.

Оживление началось лишь в 1976 г., однако оно затронуло далеко не все отрасли. В целом ряде отраслей, получивших название «структурно-больных», производство продолжало снижаться, загрузка оборудования не увеличивалась, продолжались увольнения рабочих и служащих. К этой группе относились, прежде всего, энерго- и материалоемкие производства (черная металлургия, нефтехимия, производство алюминия, химических удобрений), а также судостроение, пострадавшее из-за сокращения заказов на крупные танкеры вследствие спада в мировых перевозках нефти.

Тем не менее, можно сказать, что по сравнению с другими развитыми странами Япония относительно благополучно пережила кризисные явления в мировой экономике, осуществив переход к новой модели экономического роста и перестройку производственной структуры. Однако урок энергетического кризиса в сочетании с общим ухудшением конъюнктуры международного рынка ресурсов, необходимых для промышленного производства, поставил первоочередной целью японской политики обеспечение национальной экономической безопасности. Одновременно Япония стремилась укрепить собственное политическое влияние на решение всех интересующих ее международных дел.

Активизация японской дипломатии

Вступив в 70-е годы, Япония продолжала приспосабливать свою внешнюю политику к глобальной конфронтационной стратегии США, концентрируя главные усилия на отстаивании национальных экономических интересов.

Тем не менее, в 70-80-е годы японская внешняя политика заметно видоизменилась. Япония стала ощущать неадекватность своей политической роли в международных делах достигнутому ей положению второй экономической державы капиталистического мира. Оставаясь на одной из сторон биполярной схемы мирового устройства, Япония провозгласила переход от преимущественно экономической дипломатии, которая давала повод зарубежным критикам пренебрежительно навешивать на Японию ярлыки «экономического животного» и «политического карлика с большим кошельком», к «многосторонней дипломатии». Начался процесс глобализации японской внешней политики.

Подвижкам во внешнеполитической деятельности Японии способствовали три главных фактора. Во-первых, укрепление экономических позиций Японии в мире и превращение ее в крупного экспортера капитала предполагало проведение самостоятельной и активной внешней политики в районах размещения японских инвестиций, прежде всего, в Азии. Во-вторых, из-за хронически нестабильной обстановки на Ближнем Востоке обеспечение экономической безопасности Японии требовало диверсификации источников сырья и энергоносителей. В-третьих, американская дипломатия, искавшая выход из ставшего очевидным тупика вьетнамской войны, предприняла неожиданные и односторонние действия в Азии без должного учета интересов Японии как своего военно-политического партнера. Последнее обстоятельство стало как бы сигналом для выхода Японии в самостоятельное внешнеполитическое плавание, к которому страна была уже готова в силу объективных причин.

В июле 1971 г. президент США Р. Никсон, не поставив в известность Японию, заявил о своем намерении посетить Пекин. Поездка американского президента в Китай состоялась в феврале 1972 г. В результате США и КНР договорились установить дипломатические отношения.

Неожиданный визит американского президента в Пекин и нормализация двусторонних американо-китайских отношений стали для японского правительства настоящим потрясением. В Японии за этим политическим эпизодом прочно закрепилось название «шок Никсона». Во-первых, Токио был обескуражен тем, что США совершили столь крутой поворот в своей политике, не только не посоветовавшись со своим главным стратегическим партнером в регионе, но даже не поставив его об этом в известность. Во-вторых, шаг американцев застал японскую дипломатию врасплох, и она вынуждена была в спешке искать какие-то контрмеры, чтобы «сохранить лицо».

Ситуация усугублялась тем, что непосредственно перед сенсационным поворотом в американской азиатской политике Никсон объявил об отмене золотого паритета доллара и о введении 10 %-го налога на импорт, что особенно больно ударило именно по Японии, имевшей огромные долларовые запасы и считавшей США приоритетным направлением для развития своего товарного экспорта.

Действия американцев вызвали определенный кризис в правящей Либерально-демократической партии. Вместо «законного» претендента на пост председателя партии и главы кабинета Фукуда Такэо пришел Танака Какуэй, что не только нарушило преемственность власти, но и внесло дестабилизирующие элементы в весь политический процесс. С этого момента вплоть до конца 80-х годов Танака и его последователи обладали в нижней палате парламента самой мощной фракцией, которая фактически определяла выбор последующих премьер-министров страны. Финансовые возможности фракций и их лидеров стали играть определяющую роль в их политической судьбе.

Начало «многосторонней дипломатии было положено при кабинете Танака. Ее суть — расширение круга партнеров по международному, в первую очередь, экономическому, сотрудничеству при сохранении приоритета за японо-американскими отношениями.

Реализация концепции «многосторонней дипломатии» началась на весьма благоприятном фоне: 15 мая 1972 г. состоялась официальная церемония передачи под японский суверенитет Окинавы и других островов Рю̄кю̄, в течение всего послевоенного времени находившихся под оккупацией американских войск. Восстановление японского суверенитета над о-вами Рю̄кю̄ было очевидным внешнеполитическим успехом и представляло собой политический актив Либерально-демократической партии.

Танака развил беспрецедентную активность на дипломатическом поприще. В 1972–1974 гг. он выезжал, помимо обычных визитов в Вашингтон, на трудные переговоры в Пекин и Москву, побывал в столицах стран Западной Европы, Юго-Восточной Азии, Северной и Южной Америки. По его поручению японские дипломаты развернули бурную деятельность в странах Ближнего и Среднего Востока, впервые обозначили японское присутствие в Африке. Япония установила дипломатические отношения с Монголией (1972 г.), Германской Демократической Республикой и Демократической Республикой Вьетнам (1973 г.). В 1975 г. делегация депутатов парламента от правящей партии впервые выехала в КНДР.

Предыдущие японские правительства, несмотря на настойчивые требования нормализации отношений с КНР, исходившие от деловых кругов, оппозиционных партий и общественных движений, даже немалого числа политиков из ЛДП, фактически демонстрировали пренебрежение к Пекину, солидаризируясь в этом с США.

После «шока Никсона» Танака предпринял энергичные усилия, чтобы не отстать от США. Получив приглашение из Пекина, он принял его и в сентябре 1972 г. выехал в Китай, предварительно проконсультировавшись с американской стороной на переговорах с Никсоном, состоявшихся на Гавайских о-вах.

На переговорах в Пекине наибольшую сложность для Японии представляла проблема ее отношений с Тайванем, закрепленных договором и получивших большое развитие и в экономической, и в политической сферах. Китайская делегация во главе с премьером Государственного совета Чжоу Эньлаем требовала официального признания «трех принципов»: КНР — единственное законное правительство, представляющее Китай; Тайвань — неотъемлемая часть территории КНР; японо-тайваньский договор 1952 г. не имеет силы.

Японская сторона приняла непростое решение и согласилась с китайскими требованиями. 29 сентября 1972 г. в Пекине было подписано совместное заявление Японии и КНР, провозгласившее установление дипломатических отношений. Япония признала правительство КНР единственным законным правительством Китая, заявила о «полном понимании и уважении» позиции правительства КНР, считающего Тайвань неотъемлемой частью территории КНР. Третий китайский «принцип» был удовлетворен сделанным при подписании публичным высказыванием японского министра иностранных дел Охира Масаёси, что японо-тайваньский договор «утратил смысл своего существования и поэтому прекратил действие».

Следствием установления отношений с КНР стал разрыв японо-тайваньских дипломатических отношений. В то же время Японией было сделано все возможное, чтобы, переведя обширные связи с Тайванем на неправительственный уровень, сохранить с ним экономическое сотрудничество. Это удалось сделать: КНР смогла достичь с Японией уровня японо-тайваньского товарооборота лишь через 20 лет после подписания в 1972 г. пекинского совместного заявления.

Японская сторона признала «ответственность за тот серьезный ущерб, который Япония нанесла в прошлом во время войны китайскому народу», и принесла извинения. В свою очередь, КНР «в интересах дружбы между китайским и японским народами» отказалась от требований к Японии о выплате репараций.

В 1974–1975 гг. после сложных переговоров между Японией и КНР были заключены соглашения о торговле, воздушном сообщении, судоходстве и рыболовстве. Экономические связи стали развиваться быстрыми темпами.

Более трудным оказалось заключение Договора о мире и дружбе. В обстановке конфронтации с Советским Союзом руководство КНР настаивало на включение в этот договор положения о совместном «противодействии гегемонии третьих стран в Азии». Но японская сторона не желала втягиваться в советско-китайские раздоры. В конечном счете, была достигнута компромиссная формула:

Кроме того, Китай и Япония отложили на неопределенное время рассмотрение спорного вопроса о принадлежности остовов Сэнкаку (Дяоюдай) в Восточно-Китайском море.

Подписанный 12 августа 1978 г. японо-китайский Договор о мире и дружбе закрепил обязательство сторон решать все спорные вопросы мирными средствами, строить отношения на основе принципов взаимного уважения территориальной целостности и суверенитета, взаимном ненападении, невмешательства во внутренние дела друг друга, равенства и взаимной выгоды, мирного сосуществования. Объявленный в том же году Пекином курс на «реформы и политику внешней открытости» создал предпосылки для дальнейшего расширения японо-китайских экономических отношений. Правительство Японии начало предоставлять на льготных условиях иеновые займы для модернизации китайской экономики.

Отвечая на повышение интереса советского руководства к развитию связей с Японией, премьер-министр Танака в октябре 1973 г. выехал в Москву, где впервые после восстановления государственных отношений были проведены переговоры на высшем уровне.

Центральным моментом переговоров стала проблема заключения мирного договора. Она не была разрешена ввиду несогласия японской стороны ограничиться в территориальном споре частичными уступками Советского Союза (с советской стороны выражалась готовность передать Японии острова Хабомаи и Шикотан, как это было записано в Совместной Декларации 1956 г.). Танака не мог решиться на такой шаг. Его визиту в Москву предшествовало единогласное принятие парламентской резолюции с требованием возвращения «северных территорий», включая всю южную часть Курильских о-вов. В Японии уже сформировалось единое мнение правящей и оппозиционных партий по этому вопросу. В Москве была достигнута лишь договоренность продолжить переговоры о мирном договоре.

Японскую сторону удовлетворило включение в совместное заявление фразы об «урегулировании нерешенных вопросов, оставшихся со времен второй мировой войны». Она была воспринята как изменение советской позиции в сторону признания наличия между двумя странами территориальной проблемы, что ранее отрицалось советской стороной.

Более результативным стало обсуждение путей расширения советско-японских экономических связей. В совместном заявлении была отмечена необходимость «форсировать экономическое сотрудничество, в том числе в связи с разработкой природных ресурсов Сибири, а также развитие торговли и сотрудничества в сельском хозяйстве, транспортных перевозках и других областях». Правительства Японии и СССР взяли на себя обязательство содействовать экономическим связям и поощрять их.

Очень заметно переход к «многосторонней дипломатии» отразился на ближневосточной политике Японии.

В ходе очередного арабо-израильского противостояния осенью 1973 г. арабские страны объявили о резком повышении цен на нефть и взяли курс на сокращение ее поставок «недружественным государствам», к которым причислили и Японию.

Для японцев «нефтяной шок» был особо чувствительным, поскольку из этих стран импортировалось свыше 80 % потребляемой в Японии нефти. В национальных интересах Япония отказалась от следования американской политике односторонней поддержки Израиля в его конфликте с арабскими странами. Правительство Японии призвало Израиль к полному и незамедлительному выполнению резолюции ООН, касающейся урегулирования конфликта, и одновременно заверило арабские страны в дружественном отношении, подкрепив это предоставлением им значительной экономической помощи.

Начиная с 1975 г. Япония стала участником ежегодных совещаний глав государств и правительств ведущих капиталистических стран (США, Великобритания, Франция, ФРГ, Италия, Япония, а с 1976 г. и Канада), на которых согласовываются позиции по широкому кругу международных проблем. Поддерживая, как правило, американские предложения, в частности, о мерах по преодолению тяжелых последствий мирового валютно-финансового и энергетического кризисов, Япония, тем не менее, расширила возможность отстаивания собственных позиций.

Новые тенденции во внутриполитической жизни

Главным, что определяло развитие внутриполитической обстановки в Японии в 70-е годы, было продолжавшееся падение политического влияния Либерально-демократической партии. Эта тенденция проявилась еще в 60-е годы, однако в то время сокращение поддержки либерал-демократов избирателями из-за особенностей японской избирательной системы реально не отразилось на соотношении политических сил в парламенте. Либерально-демократическая партия продолжала сохранять там устойчивое большинство. Однако в 70-е годы ситуация изменилась: после ряда относительных неудач на выборах положение ЛДП в парламенте стало нестабильным, а партии оппозиции получили возможность более эффективно влиять на политику страны.

Изменение в соотношении политических сил отчетливо показали результаты выборов в палату представителей японского парламента, состоявшихся в декабре 1972 г. После них места в этой палате распределились между основными политическими партиями следующим образом: Либерально-демократическая партия получила 271 место (в 1969 году — 288 мест), Социалистическая партия — 118 (90), Коммунистическая партия, ставшая второй партией оппозиции по степени влияния в парламенте, — 38 (14), Ко̄мэйто̄ — 29 (47), Партия демократического социализма — 19 (29).

Серьезные потери, которые понесла Либерально-демократическая партия, были тем более болезненными, что перед выборами создались условия, которые объективно благоприятствовали успеху ЛДП.

Незадолго до выборов пост председателя партии и соответственно премьер-министра занял Танака Какуэй, которому удалось обеспечить себе солидную поддержку внутри партии и, сформировав состав нового кабинета министров с учетом интересов различных фракций, временно притушили соперничество между ними. В области внутренней политики Танака объявил программой деятельности своего правительства амбициозный план «реконструкции Японских островов». Благодаря широкой рекламе своего плана в средствах массовой информации Танака сумел на первых порах создать себе репутацию энергичного руководителя, способного преодолеть отрицательные социальные и экологические последствия периода высоких темпов экономического роста и улучшить условия жизни японского народа.

Росту популярности кабинета Танака и повышению шансов Либерально-демократической партии на предстоявших выборах способствовала и состоявшаяся в сентябре 1972 г. нормализация отношений с Китайской Народной Республикой, чего добивались как оппозиционные партии, так и широкие слои японской общественности. Этот шаг правительства Танака выбил из рук оппозиции незадолго до выборов один из наиболее актуальных политических лозунгов. Другими словами, японским консерваторам удалось добиться как бы «всенародного консенсуса», всеобщего одобрения своих политических мероприятий, что, несомненно, явилось их важной тактической победой.

И все же, несмотря на перечисленные благоприятные для японских консерваторов обстоятельства, ЛДП в декабре 1972 г. потерпела относительную неудачу на выборах. В основе этой неудачи лежали такие тенденции в японской внутриполитической жизни как постепенное размывание избирательной базы ЛДП, изменения в социальной структуре японского общества, которые предоставили более широкие возможности для деятельности оппозиционных партий, привели к расширению политического спектра. В этом смысле можно сказать, что в 1972 г. общие тенденции внутриполитического развития оказались в Японии сильнее, чем частные, тактические успехи либерал-демократов.

Вместе с тем, результаты выборов 1972 г. временно нарушили тенденцию, наметившуюся в 60-х годах, когда от выборов к выборам происходило уменьшение поляризации на японской политической арене за счет потери голосов избирателей главными противоборствующими силами — ЛДП и СПЯ — в пользу партий центра. Причина этого, по-видимому, заключалась в том, что в течение 1972 г. внимание японского общественного мнения было приковано к вопросам внешней политики, а именно в этой сфере левые силы предлагали тогда наиболее разработанную альтернативу. Сыграло свою роль и чувство беспокойства, связанного с определенными осложнениями в японо-американских отношениях («шок Никсона» и т. п.).

Правящее положение ЛДП оставалось неизменным. Однако политическая стабильность заметно пошатнулась. В предыдущий период Икэда возглавлял правительство более 4 лет, а Сато̄ — в течение почти 8 лет. А за последующие 17 лет, начиная с 1972 г., коренная смена состава кабинета министров, не считая их частичных реорганизаций, происходила в среднем чаще, чем раз в 2 года. Исключением было лишь правительство Накасонэ, продержавшееся 5 лет. К руководству, страной за это время последовательно приходили Танака, Мики, Фукуда, О̄хира, Судзуки, Накасонэ, Такэсита и, наконец, Уно (последний всего на 69 дней).

Быстрое чередование кабинетов создавало видимость сменяемости власти, которая присуща демократическим государствам. Принятие тем или иным правительством непопулярных среди населения решений, таким образом, всегда можно было списать на счет его главы и министров, ушедших в отставку, тогда как сама правящая партия сохраняла возможность проводить свой принципиальный политический курс, не внося в него существенных изменений.

Неизменность власти ЛДП на протяжении долгого времени породила сращивание либерал-демократов с бюрократией и финансово-промышленным капиталом. Тесные связи в этом «железном треугольнике», как его именуют в Японии, с одной стороны, давали правящей партии важное преимущество перед парламентской оппозицией. ЛДП имела на парламентских выборах мощную поддержку государственного аппарата и предпринимателей с их большими, особенно с точки зрения финансирования политической деятельности, возможностями. С другой стороны, связка «политики-бюрократия-предприниматели» ограничивала свободу правительства в принятии решений, которые в принципе должны были исходить из общенациональных, а не корпоративных интересов. Наконец, она привела к беспрецедентной коррупции среди деятелей ЛДП.

Распространению коррупции способствовала фракционность в правящей партии. По существу, главная функция фракций (хабацу), т. е. внутрипартийных группировок депутатов парламента, состояла в том, чтобы совместными усилиями их членов обеспечивать себе избрание на чрезвычайно дорогостоящих парламентских выборах и помогать друг другу в продвижении по лестнице партийной и правительственной карьеры. Лидер фракции считался потенциальным премьер-министром; продвигаясь к этому заветному посту при поддержке членов своей фракции, он добивался расширения ее численности. Успех в этом деле зависел не только от его способностей как политика, но и его возможностей найти достаточные денежные средства на частые выборные кампании. Финансовую поддержку фракции находили у банков, промышленных и прочих компаний, балансируя при этом на грани закона, а иногда и переходя эту грань.

Следствием долгого сохранения либерал-демократами правящего положения стал рост в их среде самонадеянности, вседозволенности, пренебрежения морально-этическими нормами. Эти пороки электорат был склонен игнорировать и прощать правящей партии, долгое время считая их неизбежными и отдавая предпочтение реальным достижениям ее экономической политики.

В октябре 1974 г. журнал «Бунгэй сюндзю̄» опубликовал материал об «источниках существования и связях» Танака Какуэй, в котором утверждалось, что премьер нажил большое состояние путем земельных спекуляций, создания фиктивных компаний, уклонения от уплаты налогов и т. п. Эти сведения немедленно изложили все японские газеты. Это послужило одной из причин вынужденной отставки главы правительства. В феврале 1976 года в японской прессе появились более сенсационные сообщения — о получении Танака в бытность его премьером крупной взятки от американской авиастроительной компании «Локхид» в обмен на содействие в размещении в Японии заказов на ее самолеты (скандальное разоблачение началось в стенах американского конгресса). Оппозиционные партии на 3 с лишним месяца блокировали работу парламента, добиваясь расследования «дела Локхид». С требованием сурового наказания взяточников выступили профсоюзы и другие общественные организации.

После отставки Танака Либерально-демократическую партию возглавил лидер небольшой фракции Мики Такэо. На волне общественного возмущения коррупцией его избранию премьером способствовала приобретенная им репутация незапятнанного политика.

Время краткого пребывания Мики во главе кабинета было не совсем обычным для правления ЛДП. Правительство провело через парламент поправки к закону о контроле над политическими фондами, согласно которым под контроль ставились денежные пожертвования отдельным публичным политикам (депутатам и кандидатам на выборах), а сами политики были обязаны отчитываться в получении и расходовании денежных средств. Кроме того, Мики поощрял расследование «дела Локхид».

В ноябре 1976 г. кабинет министров под его руководством принял важное решение о том, что ежегодные оборонные расходы Японии не должны превышать одного процента валового национального продукта (ВНП). При Мики правительством была предпринята, хотя и безуспешная, попытка вернуться к нормам «антимонопольного законодательства» 1947 года, даже с усилением некоторых его положений. Добиваясь «модернизации» ЛДП, Мики планировал введение выборов ее председателя всеми членами партии и «друзьями партии» (такой порядок был принят в ЛДП в 1977 г., уже после отставки Мики). Наконец, Мики стремился перевести отношения правящей партии с оппозицией в русло конструктивного диалога.

Деятельность Мики вызвала недовольство внутри ЛДП, лидеры фракций требовали его смещения. Неудачный для ЛДП исход парламентских выборов в 1976 г. стал удобным поводом для его отставки.

В июне 1976 г шесть депутатов парламента от ЛДП во главе с Коно̄ Ё̄хэй решили отмежеваться от своей партии. По их инициативе был создан Новый либеральный клуб (НЛК), начавший деятельность в качестве самостоятельной партии и объявивший о намерении разработать «новую консервативную политику», которая должна привести к искоренению коррупции и «утверждению нового либерализма». Однако ориентация НЛК на ту же социальную базу, что и у ЛДП, мешала ему принять существенно отличный политический курс.

За свое десятилетнее существование НЛК то склонялся к сотрудничеству с центристской оппозицией, то вновь блокировался с либерал-демократами. Его первоначальные успехи на парламентских выборах продолжались недолго, а по мере неудач утрачивалась и его оппозиционность. В 1983 г. ЛДП предоставило одно место для НЛК в своем правительстве, а в 1986 г. НЛК был распущен, большинство его членов вернулось в ЛДП.

«Дело Локхид» и первый организационный раскол в рядах либерал-демократов сигнализировали о начале кризиса правящей партии. Об этом же свидетельствовали и парламентские выборы.

Начиная с 1967 г. ЛДП уже не удавалось собирать на выбора палаты представителей более половины голосов избирателей. Выборы этой палаты в 1976 г., проходившие на фоне разоблачения коррупции («дело Локхид»), еще более ослабили парламентские позиции правящей партии. За кандидатов ЛДП отдали голоса 41,8 % избирателей (на выборах 1972 г. — 46,8 %), ее представительство сократилось с 271 до 249 мест. Либерал-демократы сохранили большинство лишь благодаря присоединению к ним восьми независимых депутатов.

Тенденция к снижению популярности ЛДП, состояние «консервативно-реформистского равновесия» (так характеризовали в Японии сложившееся соотношение сил в парламенте между правящей партией и оппозицией) послужили почвой для возникновения идеи формирования «второй консервативной партии». О такой возможности говорили тогда даже в финансово-промышленных кругах. «Мы поддерживаем Либерально-демократическую партию, — заявлял президент Федерации экономических организаций (Кэйданрэн) Доко̄ Тосио, — поскольку нет никакой другой партии, которую мы могли бы поддерживать». Вместе с тем, Доко̄ одобрительно высказался о «двухпартийной системе» по американскому образцу и указал, что деловые круги могут поддержать и другую партию, если она не будет слишком отличаться от ЛДП и станет отстаивать «систему свободного предпринимательства».

Однако в то время идея формирования «двухпартийной системы» не вышла за пределы общих разговоров. Среди либерал-демократов развернулась дискуссия о модернизации партии, причем острой критике подверглась, уже не первый раз, внутрипартийная фракционность. В 1977 г. ЛДП утвердила план реформы партийной структуры, который должен был продемонстрировать стремление ослабить ее зависимость от денежной поддержки финансово-промышленных кругов и положить конец коррупции в среде политиков. Одним из звеньев реформы своей партии либерал-демократы назвали роспуск фракций, но это решение вскоре было забыто.

Хотя в 70-х годах, в целом, сохранилась возникшая в предыдущем десятилетии тенденция снижения электоральной поддержки либерал-демократов, значительная масса населения продолжала связывать экономические успехи страны и рост собственного материального достатка именно с правлением ЛДП.

Для завоевания голосов избирателей даже самая острая критика политики ЛДП была уже недостаточна. Оппозиция остро нуждалась в привлекательных для разных слоев населения альтернативных программах, прежде всего, экономических.

Исходя из реального соотношения политических сил, среди партий оппозиции укреплялось понимание того, что ни одна из них в отдельности, включая крупнейшую, Социалистическую, не способна заменить у власти либерал-демократов. Этого можно было попытаться достичь лишь путем формирования коалиций.

Поскольку в 70-е годы начала вырисовываться определенная перспектива ликвидации монополии ЛДП на власть, в 1973–1974 годах оппозиционные партии разработали и начали активную пропаганду собственных концепций «коалиционного правления», дополненных позже развернутыми экономическими программами.

Ко̄мэйто̄ призвала к созданию «коалиционного правительства среднего пути», а Партия демократического социализма (ПДС) — «национального правительства реформистской коалиции». Делая акцент на руководящей роли «центристских партий» в предлагаемых коалициях, обе партии были заинтересованы в привлечении социалистов к участию в них. Они высказывались и за привлечение в коалицию «части либерал-демократов», допуская даже возможность «консервативно-реформистской коалиции». При этом Ко̄мэйто̄ и ПДС решительно отвергали какое-либо сотрудничество с коммунистами и требовали от социалистов полного разрыва с ними.

Экономические взгляды Ко̄мэйто̄ и ПДС нашли отражение в «среднесрочных планах экономического развития», опубликованных в 1978 г. ПДС отправной точкой делала построение «общества благосостояния», настаивала на рыночном хозяйстве с внесением в управление экономикой элементов планирования и государственного регулирования. Она выступала за расширение производственной демократии — «публичности, участия и ответственности», за налаживание сотрудничества труда и капитала. Близкие к ПДС взгляды высказывала и Ко̄мэйто̄, считавшая, что повышение народного благосостояния требует предоставления каждому человеку гарантий права на частную собственность, свободу частной инициативы, но при непременном сочетании рыночной структуры с демократией, «народным участием в принятии решений».

Компартия Японии предложила программу «демократического коалиционного правительства», призванную изменить господствовавшее в Японии представление о коммунистах как о людях, не способных к конструктивному сотрудничеству. КПЯ объявила себя сторонницей демократических преобразований в экономике Японии, проявив более осторожный, чем прежде, подход к проблеме национализации. В 1977 г., конкретизируя свою экономическую программу, КПЯ разъясняла, что предлагаемые ею «реформы в сторону экономической демократии» имеется в виду осуществлять «в рамках капитализма».

Социалисты предложили концепцию «народного коалиционного правительства» с участием в нем всех оппозиционных партий. В то время они надеялись исполнить роль связующего элемента коалиции, «моста» между ее левым крылом в лице КПЯ и правым, представленным партиями «среднего пути». Согласно концепции СПЯ, народное коалиционное правительство, опираясь на «народный антимонополистический фронт», выступающий против власти либерал-демократов, должно добиваться полного осуществления конституции, готовя тем самым условия для «мирного перехода к социализму».

К конкретизации экономической программы СПЯ приступила позже других оппозиционных партий. В ее «среднесрочном плане экономического развития», появившемся в 1979 г., подчеркивалась необходимость избавления японской экономики от перекосов, порожденных политикой, ориентированной на нужды крупного капитала. Сбалансированное развитие экономики мыслилось через сочетание традиционных для Японии методов регулирования рыночных отношений с общественным контролем, в том числе над частными капиталовложениями.

Публикуя свои взгляды на коалиционное правление, партии оппозиции использовали их, в первую очередь, как выборные пропагандистские лозунги. Переговорам о практическом осуществлении их собственных предложений препятствовали как партийные амбиции (претензии на руководящую роль в коалиции), так и существенные расхождения в политических взглядах.

В 1976 г., когда в правящей партии произошел раскол, возникло надпартийное «Общество размышляющих о Японии», члены которого занялись изучением перспектив практического взаимодействия в рамках СПЯ-Ко̄мэйто̄-ПДС. Кроме того, Ко̄мэйто̄ и ПДС в 1977 г. совместно разработали политическую платформу «коалиции партий среднего пути». В начале 1980 г. Ко̄мэйто̄ достигла договоренности с СПЯ вступить в консультации о совместных усилиях по формированию коалиционного правительства. Эта договоренность сопровождалась условием исключить всякую возможность участия коммунистов в коалиции.

Пока лидеры оппозиционных партий вели дискуссии вокруг разных вариантов формирования коалиционного правительства, потенциальная сменяемость власти по воле избирателей стала приобретать реальные черты на местах. Совместные действия оппозиции, главным образом, социалистов и коммунистов, при сотрудничестве с профсоюзами и другими общественными организациями во многих случаях помогали провести их общих кандидатов на посты губернаторов префектур, мэров городов, старост поселков и деревень. Пик «прогрессивных администраций» относится к 1975 г., когда они функционировали в пяти префектурах, включая столичную, четырех городах с населением свыше миллиона каждый, ста прочих городах, множестве поселков и деревень.

Оппоненты либерал-демократов на практике демонстрировали способность компетентно решать сложные административные и хозяйственные задачи. Однако поиски союзников в правящей партии вскоре нашли выражение в блокировании Ко̄мэйто̄ и ПДС с ЛДП на выборах в органы местного самоуправления. Число «прогрессивных администраций» стало сокращаться. Этот процесс ускорился в 80-е годы, когда руководство СПЯ аннулировало курс на «сотрудничество всех партий оппозиции», иначе говоря, исключило совместные действия с коммунистами. К 1990 г. «прогрессивные администрации» сохранились только в двух префектурах, двух важнейших и 39 прочих городах.

В 70-е годы совместные действия партий оппозиции проводились лишь при совпадении их взглядов по отдельным актуальным проблемам, главным образом в парламенте. Разобщенность оппозиции благоприятствовала либерал-демократам. Однако связь оппозиционных партий с различными массовыми организациями, их способность мобилизовать общественное мнение побуждали ЛДП прислушиваться к мнению парламентской оппозиции.

Японский парламент многократно становился ареной острых столкновений между ЛДП и оппозицией по вопросам законодательства, затрагивающего политические и гражданские права и свободы.

В 1978 г. кабинет Фукуда внес в парламент два законопроекта, касавшихся судопроизводства. Под предлогом усиления борьбы против ультралевых группировок, совершавших, в частности, угоны самолетов, правительство собиралось ввести упрощенное судопроизводство без участия защиты. Этому решительно воспротивились СПЯ и КПЯ, получившие поддержку профсоюзов и различных общественных групп. За короткий срок в парламент были переданы протесты от более чем 6 тыс. организаций. Правительство воздержалось от постановки законопроектов на голосование.

В том же году Фукуда дал указание разработать проекты законов о действиях в случае возникновения чрезвычайных обстоятельств. Предложения Управления национальной обороны (УНО) по этому вопросу были одобрены кабинетом министров и поддержаны руководством ПДС. Однако, СПЯ и КПЯ усмотрели в этих планах стремление ущемить демократию, наделить правительство правом принимать решения, выходящие за его прерогативы. Обе партии договорились о совместных действиях в парламенте и получили поддержку от Генерального совета профсоюзов (Со̄хё̄). Ко̄мэйто̄, первоначально позитивно отнесшаяся к планам правительства, после внутрипартийной дискуссии осудила их. Выяснив общий настрой японской общественности, правительство отказалось от своего намерения.

За 1969–1974 гг. правительство 5 раз вносило в парламент законопроект о передаче в ведение государства синтоистского храма Ясукуни, где почитается память японцев, погибших в войнах. Оппозиции апеллировала к положениям конституции, определяющим отделение религии от государства, и законопроект так и не был принят.

Продолжалось противостояние между правящей партией и оппозицией по вопросу о принятии «самостоятельной конституции» (в отличие от конституции 1947 г., созданной под контролем оккупационных властей). Однако, поскольку партии оппозиции, в целом, сохраняли настороженное отношение к этой идее, ЛДП в своей политической программе 1985 г., хоть и подтвердила, что «самостоятельный пересмотр конституции» является одной из целей партии, конкретную задачу ограничила продолжением «изучения вопроса».

Ежегодно при определении государственного бюджета в парламенте разгорались споры вокруг ассигнований на оборону. Кабинет Мики в 1976 г. одобрил «Общую программу национальной обороны», предусматривавшую качественное совершенствование «сил самообороны». Перед японскими вооруженными силами была поставлена задача поддерживать высокую боевую готовность в мирное время и обеспечить эффективное отражение «ограниченной по масштабам агрессии».

В целом, во второй половине 70-х годов оппозиционные силы занимали резко критическую позицию по отношению к военной политике правящей партии. Это в немалой степени было связано с перспективами создания коалиционного правительства. Поскольку наиболее мощная партия оппозиции — СПЯ — строила свою внешнеполитическую программу на лозунгах «невооруженного нейтралитета» и роспуска «сил самообороны», ее потенциальные партнеры по коалиции также активно использовали антимилитаристскую фразеологию, стремясь облегчить достижение политического соглашения с социалистами. В дальнейшем, когда наметился упадок СПЯ, и партии «среднего пути» стали искать сближения с ЛДП, они быстро достигли консенсуса с консерваторами по вопросу об отношении к «силам самообороны» и «договору безопасности».

На рубеже 80-х годов в Японии, как и во многих других странах мира, широкое распространение получило антиядерное движение. Это была реакция на угрозу ядерной войны в условиях международной конфронтации и беспримерного накопления запасов ядерного оружия, прежде всего в США и Советском Союзе.

Органы местного самоуправления стали объявлять свои территории безъядерными зонами и требовали твердого соблюдения Японией «трех неядерных принципов». На конец 1986 г. такие декларации провозгласили 7 префектур, 6 крупнейших и 382 других городов (всего 1105 органов местного самоуправления), на территории которых проживало более половины населения страны.

В отличие от предыдущих лет, когда большая часть массовых антивоенных выступлений, проводилась по инициативе организаций, связанных либо с КПЯ (Японский совет борьбы за запрещение атомного и водородного оружия — Гэнсуйкё̄ и др.), либо с СПЯ (Японский национальный конгресс борьбы за запрещение ядерного оружия — Гэнсуйкин), антиядерное движение приобрело более выраженный надпартийный характер. При этом выступления потеряли преимущественно антиамериканский характер и были направлены теперь против ядерного оружия независимо от его принадлежности.

В 70-х годах во внутриполитической жизни Японии стали намечаться изменения, отразившиеся на функционировании парламентской демократии в стране. Хотя политическая борьба по-прежнему носила конфронтационный характер, партии левого крыла и профсоюзы постепенно освобождались от радикализма. Усиливался надпартийный характер массовых гражданских движений. В соответствии с внутренними и международными переменами в спорах политических сил происходил поворот от идеологических вопросов в сторону практических нужд человека, повышения качества его жизни, расширения народного участия в решении актуальных проблем.

Вместе с тем длительная несменяемость власти одной — Либерально-демократической — партии порождала коррозию всей политической системы, что, в свою очередь, тормозило перестройку страны для ее успешного развития в усложняющихся условиях.

Японская экономика после структурной перестройки

За годы, прошедшие после энергетического кризиса 1973–1974 гг., Япония совершила огромный скачок в своем экономическом развитии и по многим экономическим показателям не только догнала, но и опередила ведущие капиталистические страны. Опираясь на использование достижений научно-технического прогресса (НТП), она фактически совершила переход от индустриальной к постиндустриальной системе производительных сил.

Именно на основе интенсивного внедрения достижений НТП были достигнуты поразительные успехи в области экономии сырья и энергии, обеспечено значительное повышение технического уровня производства во многих отраслях, освоено производство огромного числа качественно новых продуктов и услуг. НТП стимулировал также крупные сдвиги в отраслевой структуре производства и занятости, результатом которых стало превращение японской экономики в «экономику услуг»: за 1970–1994 гг. доля сферы услуг в структуре производства возросла с 49,4 до 62,2 %, а по числу занятых — соответственно с 46,5 до 61 %.

После энергетического кризиса 1973–1974 гг началась коренная перестройка энергетики Японии. Ее приоритетным направлением стало максимальное ослабление зависимости энергобаланса страны от импортируемой нефти за счет развития атомной энергетики и освоения альтернативных нефти источников энергии (в том числе и таких экзотических, как геотермальная энергия, энергия солнца, ветра, приливов и отливов). Работы по этим направлениям, объединенные в программу «Солнечный свет», были объектом приоритетного государственного финансирования.

Одновременно была принята программа «Лунный свет», предусматривавшая разработку энергосберегающих технологий для различных отраслей. В 1979 г. был принят «Закон о рациональном использовании энергии», который предусматривал разработку норм расхода тепла и энергии на производстве для всех отраслей народного хозяйства и установление строгого государственного контроля над их соблюдением. Для этого министерством внешней торговли и промышленности был создан отряд специальных контролеров, инспектировавших частные предприятия и обладавших правом применять к нарушителям штрафные санкции.

Результаты этих усилий говорят сами за себя: по сравнению с предкризисным временем к концу 80-х годов удельная энергоемкость промышленного производства была снижена на 31 %, и сейчас по удельному потреблению энергии на единицу валового национального продукта Япония занимает место в ряду самых передовых стран.

Кроме того, резко изменилась структура энергетического баланса Японии. Доля нефти сократилась с 67,5 % в начале 70-х до 57 % в начале 90-х годов. Резко выросло значения атомной энергии (соответственно, с 0,1 % до почти 13 %), а также природного газа (с 2,2 % до 10,6 %). Теперь по объему мощностей атомных электростанций Япония занимает третье место в мире после США и Франции.

С целью оздоровления экономики начиная с 1977 г. японское правительство предприняло ряд важных мер. Прежде всего, в указанном году было разрешено создание или возобновление деятельности антидепрессионных картелей. Это должно было предотвратить крах предприятий в ряде важных производств и предоставить правительству и бизнесу время для разработки программы выхода из кризиса. В течение 1977 г. картели были созданы в десяти «структурно-больных» отраслях и производствах. А в 1978 г. был принят «Базисный план стабилизации экономики», основу которого составляла программа структурной перестройки промышленности.

Основными ее направлениями стали: свертывание производства в энерго- и материалоемких отраслях; ускоренное развитие отраслей и производств с высокой степенью наукоемкости; обновление производственного аппарата во всех отраслях на основе последних достижений НТП.

На основании двух специальных законов — «О временных мерах по стабилизации отраслей, охваченных структурным кризисом» (1978 г.) и «О чрезвычайных мерах по структурной перестройке некоторых отраслей» (1983 г.) — в Японии началось широкомасштабное скрапирование (т. е. демонтаж оборудования с последующей переплавкой) мощностей в ряде отраслей, еще в начале 70-х годов составлявших основу и гордость японской промышленности. К середине 80-х годов мощности судостроительной промышленности были сокращены, на треть, алюминиевой промышленности — почти на 60 %, нефтехимии — более, чем на треть, промышленности химических удобрений — более, чем на 50 %, производства синтетических волокон — на 20 %. В черной металлургии было ликвидировано мартеновское производство, демонтирована треть мощностей по выпуску электростали, а из 65 домен в эксплуатации были оставлены лишь 39.

Наряду с мерами по оздоровлению «структурно-больных» отраслей и производств правительство предпринимало шаги по стимулированию развития новой промышленной структуры Японии. Приоритет был отдан, прежде всего, различным видам машиностроения: самолетостроению, производству тяжелого электрооборудования, промышленного электронного оборудования, интегральных схем, компьютеров. Предприятиям этих отраслей предоставлялись субсидии на проведение НИОКР и другие цели. Банк Японии осуществлял их льготное кредитование, на них была распространена система льготной амортизации, введено льготное налогообложение и т. д. В результате, во второй половине 70-х — 80-х годов их развитие шло ускоренными темпами, и объем производства увеличился в десятки раз.

Что касается «структурно-больных» отраслей, то в некоторых из них во второй половине 80-х годов были осуществлены дополнительные программы скрапирования. На этот раз прибегнуть к этому болезненному шагу вынудило стремительное повышение с конца 1985 г. курса иены, нанесшее серьезный удар по конкурентоспособности японского экспорта. Так, в 1986–1988 гг. на 20 % были сокращены мощности в судостроении и в нефтеперерабатывающей промышленности. В черной металлургии в 1988–1990 гг. были остановлены еще 12 домен (таким образом, число действующих домен сократилось до 27).

Надо отметить, что во второй половине 70-х и в 80-х годах во всех без исключения отраслях японской промышленности — старых и новых, «структурно-больных» и наукоемких — осуществлялась модернизация оборудования на основе последних достижений научно-технического прогресса.

Говоря о резком расширении влияния НТП на развитие японской экономики, следует особо подчеркнуть, что со второй половины 70-х годов Япония во все большей степени опирается на собственные научно-технические разработки, хотя и сейчас она остается крупнейшим покупателем лицензий, расходуя на эти цели суммы, в 2–3 раза превышающие аналогичные расходы других стран.

Росту научно-технического потенциала страны способствовало, прежде всего, значительное увеличение расходов на НИОКР: за 1975–1993 гг. они возросли почти в 6 раз, и по их абсолютным размерам Япония опередила все развитые страны за исключением США. Но если в начале 70-х годов разрыв между нею и США был 8-кратным, то в начале 90-х годов он сократился до 25 %.

В результате, облик японской промышленности заметно преобразился. Если еще в середине 70-х годов его формировали, главным образом, отрасли среднего уровня наукоемкости (автомобилестроение, бытовая электроника, судостроение, производство стали), то в конце 80-х-начале 90-х годов — прежде всего наукоемкие, высокотехнологичные производства.

В начале 90-х годов на долю Японии приходилось около 2/3 мирового производства роботов, около половины — станков с числовым программным управлением (ЧПУ) и продуктов «чистой керамики», около 3/4 мирового выпуска сверхбольших интегральных схем, от 60 до 90 % производства отдельных типов микропроцессоров. По масштабам использования таких прогрессивных видов промышленного оборудования, как станки с ЧПУ, роботы и гибкие производственные системы, Япония значительно опередила даже США.

В то же время Япония сохранила лидирующие позиции в мировом автомобилестроении, производстве бытовой электротехники и электроники. При этом на основе начавшейся со второй половины 70-х годов массовой «электронизации» этой продукции (т. е. оснащения ее микроэлектронными устройствами) технические характеристики, комфортабельность и экономичность этих изделий были значительно повышены. Доля Японии в мировом производстве автомобилей составляла в начале 90-х годов около 30 %, в мировом выпуске цветных телевизоров (с учетом производства на зарубежных филиалах японских компаний) — более 60 %, видеомагнитофонов — свыше 90 %, стереофонической аппаратуры— около 50 %, магнитофонов — около 30 %.

Высокие достижения японской промышленности были бы невозможны без огромных изменений в других сферах японской экономики, прежде всего, без адекватного развития транспорта и связи.

На транспорте была значительно усовершенствована техническая база всех его видов. На первое место выдвинулся автомобильный транспорт. В конце 80-х годов на него приходилось уже более 50 % грузо- и около 60 % пассажироперевозок. Значительное развитие получила автодорожная сеть. В 80-е годы все города Японии с населением более 500 тыс. чел. были соединены сетью скоростных автомагистралей общей протяженностью более 4 тыс. км. К концу 80-х годов автомобильный парк страны увеличился почти в 5 раз по сравнению с 1971 г. и составил около 60 млн. автомобилей (свыше 30 млн. — легковых).

Как ни странно, это не оказало негативного воздействия на состояние окружающей среды, поскольку одновременно существенно повысились технические характеристики японских автомобилей (снизился удельный расход топлива, уменьшилась токсичность выхлопных газов и т. д.). Более того, так как аналогичные усилия были предприняты в промышленности, энергетике и других отраслях, к концу 80-х годов состояние окружающей среды в Японии заметно улучшилось, и по степени ее загрязненности она заняла одно из последних мест среди промышленно развитых стран.

В 80-е годы было завершено строительство сети высокоскоростных железных дорог со средней скоростью движения поездов 200 км/час. В те же годы были соединены между собой железнодорожными мостами и туннелями четыре главных острова — Хоккайдо̄, Хонсю̄, Сикоку и Кю̄сю̄. В системе управления железными дорогами была внедрена электронно-вычислительная и информационная техника.

К концу 80-х годов Япония вышла на второе место в мире после США по уровню развития средств связи. До середины 70-х годов их выбор в Японии не отличался большим разнообразием, и практически вся информация передавалась по каналам почтовой, телеграфной и телефонной сети. Однако во второй половине 70-х годов появились и получили быстрое развитие новые виды электронной коммуникации, такие как кабельное телевидение, факсимильная и другие виды связи.

Наряду с прогрессом в области информационно-вычислительной техники появление этих новых видов связи оказало огромное влияние на развитие различных отраслей японской экономики.

В промышленности использование новых систем связи и передачи информации резко повысило оперативность и эффективность управления производством, позволив полнее учитывать изменения на рынке и быстрее реагировать на них. В сфере оптовой и розничной торговли на их основе были созданы системы автоматизированного управления складскими запасами; в сфере обслуживания — автоматизированные системы заказов номеров в отелях и авиабилетов; на транспорте — системы автоматизированного управления доставкой грузов.

В банковской сфере были автоматизированы операции с вкладами, внедрена система автоматических расчетов с населением через кредитные электронные карточки, создана межбанковская электронная сеть взаимных расчетов и обмена финансовой информацией, организованы новые виды информационно-консультационного обслуживания клиентов на основе двусторонней электронной связи.

Несколько противоречиво развивалась ситуация в сельском хозяйстве Японии. В 80-е годы заметно повысился уровень технического оснащения сельскохозяйственного производства. К концу десятилетия были практически полностью механизированы крупные животноводческие хозяйства и птицефермы, а также, в основном, завершена комплексная механизация рисоводства (начиная со вспашки земли и высадки рассады и кончая уборкой урожая и сушкой зерна). С конца 70-х годов в сельском хозяйстве начала появляться техника, оснащенная микропроцессорами. Для регулирования атмосферы в тепличных хозяйствах, для выработки оптимального режима кормления скота, для анализа почв и определения рациональных норм внесения удобрений стали применяться компьютеры.

Тем не менее, по уровню производительности труда в сельском хозяйстве Япония значительно отстает от США и развитых европейских стран. Причина этого заключается в преобладании мелких и мельчайших хозяйств, сохранившемся со времени послевоенной аграрной реформы.

Хотя к началу 90-х годов численность занятых в аграрном секторе сократилось до 4 млн. чел. (в середине 70-х годов оно составляло около 8 млн.), структура крестьянских хозяйств почти не претерпела изменений: по-прежнему две трети хозяйств имеют не более 1 га земли, а на относительно крупные по японским масштабам хозяйства, т. е. имеющие более 3 га земли, приходится менее 4 % их общего числа.

При этом доля доходов от занятий сельским хозяйством в совокупных доходах крестьянских семей за эти годы заметно уменьшилась: в конце 80-х годов она составляла уже менее 20 %. Лишь около 15 % крестьянских хозяйств занимались только сельским хозяйством, остальные сочетали его с другими видами деятельности. Для определенной части семей занятие сельским хозяйством стало уже не столько источником дохода, сколько своего рода хобби, приносящим удовольствие от общения с природой.

Из-за высоких издержек производства в мелких хозяйствах их продукция неконкурентоспособна на внутреннем и мировом рынках. Поэтому, несмотря на протекционистские меры, Япония является крупнейшим в мире импортером продовольствия — в начале 90-х годов на ее долю приходилось около 14 % общего объема такого импорта в капиталистическом мире. Особенно велика зависимость Японии от ввоза пшеницы, ячменя, соевых бобов, кукурузы и сахара. В целом за 1975–1992 гг. уровень самообеспеченности страны продовольствием снизился с 77 до 65 %.

В то же время за счет собственного производства Япония удовлетворяет свои потребности в рисе на 100 %, в молоке и молочных продуктах — на более чем 80 %, в мясе — на 65 %, во фруктах — примерно на 60 %.

На путях интенсивной структурной перестройки Японии удалось не только сохранить, но и упрочить свои позиции крупнейшей промышленной державы мира. За 1975–1989 гг. доля Японии в общем объеме промышленного производства развитых капиталистических стран возросла с 13 % до 18 %, а в их совокупном экспорте — с 8 % до 13 %.

Возрастание экономической и научно-технической мощи страны привело к значительному повышению уровня жизни. В конце 80-х годов Япония вышла на одно из первых мест в мире по производству ВНП на душу населения (в 1988 г. — 23,4 тыс. долл., в 1992 г. — 28,2 тыс. долл.). В те же годы она заняла первое место среди развитых стран по уровню почасовой заработной платы, опередив ФРГ и США.

К концу 80-х-началу 90-х гг. Японии удалось значительно сгладить отставание от других развитых стран в сфере жилищных условий. Так, к началу 90-х годов доля владельцев собственных домов в Японии поднялась до 60 %, что лишь немного ниже, чем в Великобритании (67,6 %) или США (64,2 %). При этом средние размеры жилой площади японского дома (около 93 кв. м) приблизились к среднеевропейскому уровню (хотя все еще ниже, чем в США, где они составляют около 160 кв. м).

Правда, говоря о высоком уровне жизни, достигнутом в Японии, следует иметь в виду, что цены на товары и услуги там в среднем в 1,5–2 раза выше, чем в других развитых странах, а цены на жилье — выше на порядок (главным образом из-за чрезвычайно высоких цен на землю).

Возрастание экономической мощи Японии и усиление ее позиций в рамках мирового капиталистического хозяйства привели к тому, что к концу 80-х годов Япония вышла на первое место среди развитых стран по размерам золотовалютных резервов, достигших в конце 1989 г. почти 85 млрд. долл. С 1986 г. она заняла первое место в мире по объему экспорта капитала и стала крупнейшим кредитором. Занимая еще в середине 80-х годов третье место (после США и Великобритании) по размерам зарубежных активов (около 440 млрд. долл.), Япония смогла уже к концу 80-х годов увеличить их до 1 трлн. долл. и достичь уровня США.

Модернизация производственной структуры японской промышленности сопровождалась непрерывным нарастанием масштабов зарубежного предпринимательства японских фирм. Причем наряду с переносом за рубеж экологически опасных, энерго- и материалоемких производств происходила передислокация и некоторых видов машиностроения.

Когда речь идет о переносе производства в развивающиеся или «новые индустриальные страны» (НИС), решающим критерием при принятии решения становится экономия издержек на рабочую силу. Так, малолитражные автомобили, производимые по лицензиям японских фирм в Южной Корее, стоят примерно на 1,5 тыс. долл. дешевле аналогичных моделей японского производства, а продукция бытовой электроники южнокорейского производства в среднем на 30–40 % дешевле японских товаров.

В случае же, когда принимается решение о строительстве предприятий в развитых странах (например, завода «Хонда» в США), речь идет, прежде всего, о завоевании рынка и преодолении барьеров, выстраиваемых на пути японского экспорта.

Перенос производства за рубеж получил заметное ускорение с конца 1985 г., когда началось стремительное повышение курса иены. Резко снизив прибыльность экспортных операций японских компаний, оно подтолкнуло их к сокращению экспорта продукции и замене его организацией производства за рубежом, прежде всего в развитых странах. На конец 1992 г. объем прямых зарубежных инвестиций японских компаний достиг 386,5 млрд. долл., из них 303 млрд., или около 80 %, были инвестированы за 1986–1992 гг. При этом доля США в японских зарубежных инвестициях возросла до 42 %, европейских стран — до 20 %, а азиатских стран несколько снизилась и составила 15,5 %.

В результате столь резкого увеличения масштабов зарубежных инвестиций японских фирм существенно возросла и доля зарубежного производства в общем выпуске продукции японских компаний. В начале 90-х годов на зарубежные филиалы и дочерние компании японских фирм приходилось в среднем уже около четверти общего объема производимой ими продукции.

Причем, если в развитых странах Япония строит в основном предприятия, производящие сложную, высокотехнологичную продукцию, то в азиатские страны она переводит главным образом «нижние этажи» своей промышленной структуры. Так, освоив во второй половине 80-х годов производство сверхбольших интегральных схем, Япония начала переводить в «новые индустриальные страны» Азии — Южную Корею, Тайвань, Гонконг и Сингапур — производство их более ранних поколений, еще в начале 80-х годов считавшихся наивысшим достижением научно-технического прогресса в этой области. Компании бытового электромашиностроения, передав в НИС производство магнитофонов, радиоприемников, цветных телевизоров и т. д., в самой Японии переключились на производство более сложной техники (телевизоров высокой четкости изображения, многофункциональных телефонных аппаратов, оборудования для автоматизации домашнего хозяйства).

На фоне динамичного развития частного сектора экономическая деятельность японского государства выглядела далеко не блестяще. Поэтому на первый план политической борьбы в 80-х годах вышла проблема административно-финансовой реформы.

Ее актуальность объяснялась рядом трудностей, с которыми столкнулась японская экономика. Углубился кризис государственных финансов: бюджет неоднократно формировался на одну треть за счет займов, размер государственного долга приблизился к половине ВНП. Неизменной критике подвергалась неэффективность работы государственных предприятий. С большим дефицитом, в частности, функционировали государственные железные дороги. Росли расходы на содержание чиновничьего аппарата, который становился все более громоздким и бюрократизированным. Чрезмерное вмешательство государства в дела частных предприятий ослабляло их самостоятельность и сковывало инициативу.

В Японии вызрела идея серьезного пересмотра экономической роли государства, повышения действенности его руководства путем концентрации усилий на стратегически важных направлениях и отказа от некоторых социально-экономических функций. Предполагалось, что реформа должна расширить сферу действия частного капитала, освободить его от излишней правительственной опеки, создать более благоприятные условия для проявления предприимчивости. Такого рода намерения соответствовали духу поднимавшейся в других развитых капиталистических странах неоконсервативной волны, ярко проявившейся в политике Р.Рейгана в США и М.Тэтчер в Великобритании.

В Японии инициатором и настойчивым проводником административно-финансовой реформы в духе неоконсерватизма стал Накасонэ Ясухиро. Будучи начальником административного управления в кабинете министров Судзуки, он возглавил разработку плана реформы, получившего в 1981 г. одобрение правительства. В том же году специальным законом был учрежден временный консультативный совет по делам администрации, призванный подготовить рекомендации, конкретизирующие план реформы. Главой этого консультативного органа при премьер-министре был назначен почетный президент Федерации экономических организаций Доко̄ Тосио. В 1981–1983 гг. совет представил правительству пять докладов с предложениями по реорганизации структуры и рационализации работы государственного аппарата, пересмотру принципов финансовой политики и программе приватизации государственных предприятий.

Эти предложения затрагивали интересы различных слоев населения, поскольку предполагали сокращения персонала в государственном аппарате и на предприятиях общественного сектора, а также урезание бюджетных расходов на социальные цели под предлогом отказа от «социального иждивенчества». Приватизация железных дорог и других государственных предприятий грозила также опасностью разрушения влиятельных профсоюзных структур, являвшихся важной опорой левых сил.

Реализацией рекомендаций временного консультативного совета занялось правительство, которое в конце 1982 г. возглавил Накасонэ. Решающим обстоятельством для его избрания стала мощная поддержка наиболее влиятельной среди либерал-демократов фракции Танака. Кроме того, деловые круги увидели в Накасонэ сильную и энергичную личность, готовую решительно отстаивать их интересы.

Осуществление административно-финансовой реформы стало главной задачей Накасонэ и его кабинета, с ней связывались наметки индикативного государственного плана «Перспективы и ориентиры социально-экономического развития на 80-е годы».

Относительно легко парламент утвердил группу правительственных законопроектов, касавшихся некоторой реорганизации центральных министерств и управлений и их местных представительств. Несравненно труднее принимались законодательные акты о реорганизации и приватизации государственных предприятий, особенно таких крупных, как телеграфно-телефонная корпорация, государственные железные дороги, соляная и табачная монополии. Разделяя естественное беспокойство ряда крупных профсоюзов (только в профсоюзе работников государственных железных дорог насчитывалось более 500 тыс. членов), опасавшихся, что вслед за приватизацией последуют массовые увольнения, СПЯ и КПЯ высказались против приватизации. Однако в движение протеста включилась только часть профсоюзов — членов Со̄хё̄, а большинство других, в особенности, работников частного сектора, поддержки им не оказали. ПДС и профсоюзы До̄мэй признавали реформу в принципе необходимой.

Тем не менее, развернувшиеся вокруг реформы бурные дебаты способствовали тому, что по каждому из объектов приватизации принимались индивидуальные решения о ее формах, этапах и способах предотвращения отрицательных социальных последствий.

В результате осуществленной в 1985–1987 гг. приватизации государственный сектор заметно сократился. В 1985 г. на долю государственного имущества приходилось 18,4 % национального богатства, а в 1990 г. — 15,8 %. Уменьшилось и государственное вмешательство в экономику. Были отменены или ослаблены положения многих законов, устанавливающих лицензирование и другие виды административного регулирования хозяйственной деятельности предприятий.

Вместе с тем, правительство стремилось оставить за собой рычаги воздействия на передаваемые в руки частного капитала предприятия общественного значения. Так, железнодорожные компании, представляющие собой род естественных монополий, согласно принятым законам, обязывались утверждать тарифы на перевозку в министерстве транспорта.

Совокупность мероприятий в рамках административно-финансовой реформы при кабинете Накасонэ привела к сокращению зависимости бюджета страны от государственных займов. За 5 лет (1982–1987 гг.) она снизилась с 29,7 до 21 %. Однако до полного оздоровления государственных финансов было еще далеко.

Глобализация японской внешней политики

Отмечая в 1985 г. 30-летие своего существования и, одновременно, пребывания у власти, ЛДП приняла «Особую декларацию» и новую политическую программу. Главный итог своей деятельности она видела в том, что «вместе с трудолюбивым, способным народом» «преодолела множество политических кризисов и оставила в неизменности политическую систему, основанную на либерализме и парламентской демократии», осуществила стремительный подъем экономики и жизни народа, добилась «быстрого возвращения Японии в международное сообщество» и доверия с его стороны.

Вместе с тем либерал-демократы акцентировали внимание на том, что «небывалый расцвет, переживаемый Японией», не является чем-то вечным, нерушимым. Необходима, отмечалось в декларации, разработка японского пути адаптации к новым условиям, что должно содействовать «созиданию мировой цивилизации и развитию азиатско-тихоокеанского региона». Опираясь на достигнутые Японией крупные экономические успехи, ЛДП поставила на первое место цели глобального порядка как важного условия приспособления к меняющемуся миру. Япония должна вносить свой вклад в международное сообщество, достичь «более почетного места в мире», содействовать поддержанию международного мира, прогрессу в осуществлении всеобщего разоружения, включая ядерное.

На достижение «более почетного места в мире» была направлена и политика «подведения послевоенных итогов», объявленная премьер-министром Накасонэ. Смысл «подведения итогов» заключался в освобождении японцев от синдрома военного поражения и в реализации претензий Японии на роль великой державы в мировой политике. Постановка этой задача сопровождалась пропагандой «здорового национализма» — своеобразного сочетания идей патриотизма и приверженности «японским ценностям» с призывами адаптироваться к интернационализации, а также осуществлять «цивилизаторскую миссию» за рубежом.

Многие аспекты «подведения итогов», за которыми скрывались чрезмерные националистические амбиции, встретили упорное сопротивление оппозиции и не вызвали оптимизма даже среди либерал-демократов. Однако идея сильной Японии, не ограничивающейся защитой своих экономических интересов, а активно участвующей в решении всех глобальных проблем в соответствии со своей экономической мощью, была положительно воспринята японской общественностью.

При кабинете Такэсита Нобору поворот к глобализации внешней политики нашел отражение в правительственной программе «Вклад в мировое сообщество» (1988 г.), провозгласившей намерение Японии непосредственно подключиться к операциям ООН по поддержанию мира, участвовать в урегулировании острых и сложных международных проблем и т. п.

Главным внешним партнером Японии оставались США, всесторонние отношения с которыми продолжали развиваться и углубляться. Усиливалась взаимозависимость двух стран, одновременно нарастали и противоречия.

Наглядным свидетельством тому является динамика внешнеторговых связей. За 1975–1985 гг. японский экспорт в США возрос с 11,1 млрд. до 65,2 млрд. долл., его доля в общем экспорте Японии увеличилась с 20 % до 37,2 %. Напротив, при общем росте импорта из США с 11,6 млрд. до 25,7 млрд. долларов, его доля сократилась с 20,1 до 19,9 %. Практически сбалансированный прежде товарооборот между двумя странами стал резко дефицитным для США, положительное сальдо в пользу Японии достигло в 1985 г. 39,4 млрд., а в 1986 г. — 51,4 млрд. долл. Такое же положение наблюдалось и в торговле Японии с другими развитыми странами. За тот же период резко усилился дисбаланс в торговле со странами Европейского сообщества. Превышение японского экспорта над импортом в данном случае в 1986 г. составило 16,6 млрд. долл.

Конфликты между Японией и США вышли за пределы споров по отдельным товарным позициям (экспорт японского текстиля, стали, цветных телевизоров), как это бывало ранее, и охватили весь комплекс экономических отношений. По мере усиления экономической мощи Японии, расширения ее возможностей в зарубежном инвестировании возникли и новые противоречия, связанные с бурным ростом японских капиталовложений в США. В 1986–1989 гг. из Японии в США поступили прямые инвестиции почти на 35 млрд. долл. Это породило среди американцев разговоры о «скупке Америки японцами».

Под давлением США Япония раз за разом объявляла меры, направленные на сокращение несбалансированности внешней торговли путем расширения внутреннего спроса и стимулирования импорта готовой продукции. Снимались прежние барьеры, препятствовавшие проникновению иностранных промышленных товаров на японский рынок, таможенные тарифы стали одними из самых низких в мире. Однако в США все эти меры считались недостаточными.

В 1989 г. по предложению президента Дж. Буша начались регулярные японо-американские консультации по выправлению торгового дисбаланса, вытекающего из различий в экономической структуре двух стран.

В стремлении смягчить экономические трения, японское правительство нередко спекулировало на заинтересованности США иметь сильного союзника в Азии и на Тихом океане. Япония консультировалась с США по всем аспектам собственной дипломатии, подчеркивала солидарность с глобальным курсом США и особое, международное значение японо-американского «договора безопасности».

Рамки действия «договора безопасности» были уточнены и расширены в принятом в 1978 г. документе под названием «Руководящие принципы двухстороннего сотрудничества в области обороны». На его основе активизировались военные связи, включая планирование военных операций, проведение совместных учений и т. п. Вместе с тем, японское правительство, считаясь с мнением внутренней оппозиции, не забывавшей напоминать о существовании 9-й статьи конституции, добилась внесения а «Руководящие принципы» оговорки, что предусмотренные ими действия «производятся в соответствии с японскими законами».

С началом 80-х годов США потребовали от Японии увеличить расходы на собственную оборону и на содержание американских войск на ее территории. В Японии также, ссылаясь на «советскую угрозу», много говорили о необходимости отказаться от ограничения оборонных расходов.

В совместном итоговом заявлении на встрече премьер-министра Накасонэ с президентом США Рейганом, состоявшейся в январе 1983 года в Вашингтоне, подчеркивалась «общая судьба» двух стран на Тихом океане. Лидеры Японии и США договорились о проведении жесткого курса в отношении Советского Союза. Для американской прессы Накасонэ сделал воинственное заявление о стремлении Японии стать «непотопляемым авианосцем» и ее готовности расширить вклад в американскую военно-стратегическую систему в Азии, в том числе блокировать международные проливы у берегов Японии. Эти высказывания Накасонэ вызвали возмущение у японской общественности.

В 1987 г. между Японией и США было достигнуто соглашение об участии японских фирм в научно-исследовательских работах и рамках американской «стратегической оборонной инициативы». В том же году Накасонэ добился выхода оборонных расходов Японии за пределы 1 % ВНП, но это правительственное решение было настолько непопулярным, что не получило дальнейшего продолжения. Япония вновь вернулась к соблюдению провозглашенного ранее ограничения.

Неизменно придавая первостепенное значение отношениям с США, Япония считала зоной своих особых интересов Азиатско-тихоокеанский регион, в котором она проявляла наибольшую активность и самостоятельность.

В 1977 г. на вашингтонской встрече премьер-министра Фукуда с президентом США Картером было достигнуто согласие об активизации японской политики в Юго-Восточной Азии. Во время поездки главы японского правительства по странам этого региона была провозглашена «доктрина Фукуда», определявшая следующие принципы японской политики в Юго-Восточной Азии: Япония никогда не будет военной державой; отношения со странами — членами Ассоциации стран Юго-Восточной Азии (АСЕАН) в области политики, экономики и культуры будут основываться на взаимном доверии и сердечности; Япония будет способствовать развитию сотрудничества между странами — членами АСЕАН и странами Индокитая. Фукуда обещал финансовую помощь странам АСЕАН, положил начало ежегодным коллективным встречам руководителей этих стран с представителями Японии (впоследствии в таких встречах стали участвовать представители США и некоторых других стран).

Появление «доктрины Фукуда» показывало, что Япония придавала большое значение ситуации в Юго-Восточной Азии с точки зрения обеспечения ее собственной безопасности. Оно свидетельствовало о японском желании создать здесь благоприятные политические условия для расширения экономического влияния, разрушить недоверие населения стран региона к Японии, порожденного имперской политикой военных лет. Делая акцент на связи со странами АСЕАН, Япония не хотела закрывать путь к развитию связей во всем регионе, стремилась стать посредником в нормализации отношений членов АСЕАН с их соседями — Вьетнамом, Лаосом и Камбоджой.

Результатом усилившегося внимания Японии к странам АСЕАН стало удвоение объема торговли с ними за 1983–1990 гг. Товарооборот достиг 62 млрд. долл. Япония стала крупнейшим рынком для стран АСЕАН, куда направляется 1/3 их совокупного экспорта (в США— 1/4). Несмотря на это, страны АСЕАН, за исключением Индонезии и Брунея, крупных поставщиков нефти в Японию, в торговле с ней имеют большое отрицательное сальдо.

Установление государственных отношений с КНР расширение экономических и политических связей со странами АСЕАН, союзнические отношения с США, заинтересованность других соседей в налаживании взаимоотношений с Японией — все это побуждало японское руководство обратить особое внимание на перспективы дальнейшего регионального сотрудничества. В условиях взлета в 70-е годы «новых индустриальных стран» — Южной Кореи, Тайваня, Гонконга, Сингапура, а в 80-е годы — быстрого экономического подъема Индонезии, Таиланда, Малайзии, а также КНР, для Японии стало желательным формирование единого с ними экономического пространства.

В конце 70-х годы в правительственных кругах Японии родилась концепция «Тихоокеанского сообщества» как открытой организации солидарности и многостороннего сотрудничества стран Азии и бассейна Тихого океана. С точки зрения обеспечения национальных интересов деятельность созданного в 1967 г. Тихоокеанского экономического совета (ТЭС) как чисто предпринимательской структуры была к этому времени уже явно недостаточной. Требовалось учреждение более авторитетного регионального органа. Отношение к идее «Тихоокеанского сообщества» японское правительство зондировало на встречах с руководящими деятелями стран АСЕАН и некоторых стран Латинской Америки.

После визита премьер-министра О̄хира Масаёси в Австралию (январь 1980 г.) формирование «Тихоокеанского сообщества» было признано «важной долгосрочной целью» Японии и Австралии. Для практической реализации этой идеи в том же году образована Конференция тихоокеанского экономического сотрудничества (КТЭС) на 3-сторонней основе — из представителей правительств, бизнеса и академических кругов государств региона. США первоначально участия в КТЭС не принимали, но в 1984 г. присоединились к ней, чтобы не допустить превращения этого органа в противостоящую им экономическую силу, действующую под эгидой Японии.

Новый этап в продвижении концепции «Тихоокеанского сообщества» открылся, когда по инициативе премьер-министра Австралии Р.Хоука в Канберре в ноябре 1989 г. было провозглашено создание организации Азиатско-тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС) — форума для правительственных консультаций по проблемам региональной экономики. Работа АТЭС, первоначально замышлявшаяся в форме ежегодных встреч ее участников на министерском уровне, в 90-х годах была поднята на уровень ежегодных встреч и выработки важных согласованных решений на уровне глав государств и правительств, в том числе США, Японии, КНР.

Благодаря московским договоренностям 1973 г. началось осуществление ряда долгосрочных и крупномасштабных проектов сотрудничества в разработке южно-якутских угольных месторождений, лесных ресурсов Дальнего Востока и т. д. Это привело к значительному росту товарооборота между Японией и СССР, достигшему в 1982 г. 5,2 млрд. долл. Япония стала крупнейшим среди капиталистических стран торговым партнером Советского Союза. Но доля СССР во внешней торговле Японии оставалась практически ничтожной.

В начале 1978 г. с советской стороны была предпринята попытка закрепить позитивные сдвиги в отношениях с Японией и преодолеть сложности, связанные с отсутствием между двумя странами мирного договора. Для этого правительству Японии был передан советский проект промежуточного «Договора о добрососедстве и сотрудничестве». В Москве считали, что его подписание могло бы заложить прочную юридическую основу для развития всесторонних советско-японских связей, оставляя в стороне трудноразрешимую территориальную проблему. Однако правительство Японии полностью игнорировало предложение Москвы.

Отрицательное воздействие на состояние советско-японских отношений оказали такие события конца 70-х-начала 80-х годов, как усиление советско-американской конфронтация, сопровождавшееся развертыванием ракет средней дальности в Европе, ввод советских войск в Афганистан, усиление группировки сухопутных войск СССР на Дальнем Востоке для сдерживания Китая, размещение советских воинских частей на Курильских о-вах. Наступил застой в торговле и экономическом сотрудничестве, возросло взаимное недоверие.

Усиление международной напряженности в сочетании с проводившейся в самой Японии пропагандой тезиса о «советской военной угрозе» привели к росту негативного отношения к Советскому Союзу и усилению тревоги японцев по поводу возможной агрессии против их страны. Опросы общественного мнения показывали, что если в 1976 г. только 15 % опрошенных считали агрессию вероятной, а 29 % полагали, что такую возможность нельзя полностью игнорировать, то в 1983 г. число первых увеличилось до 24 %, а вторых — до 46 %.

Еще более осложняла отношения территориальная проблема, которая активно использовалась японскими властями для достижения «национального консенсуса» по вопросам внешней политики. Чтобы придать требованиям возврата территорий характер общенациональной кампании, кабинет Судзуки Дзэнко̄ в 1981 г. объявил 7 февраля «Днем северных территорий» (в этот день в 1855 г. подписан Симодский договор, установивший российско-японскую границу между островами Уруп и Итуруп). Позднее в рамках объявленного Накасонэ «подведения послевоенных итогов» японское правительство умножило усилия по решению «проблем, оставшихся со времен второй мировой войны». В отношении Советского Союза это выразилось в увязке территориальных требований с вопросами экономических отношений по «принципу неразрывности политики и экономики».

Напряженность в японо-советских отношениях сохранилась и после того, как новое советское руководство во главе с М.С. Горбачевым провозгласило переход к «новому мышлению» в международных отношениях. Правительство Японии прохладно отнеслось к высказанным Горбачевым во Владивостоке (1986 г.) и Красноярске (1988 г.) предложениям по смягчению напряженности и уменьшению военного противостояния в азиатско-тихоокеанском регионе. На встрече глав государств и правительств семи ведущих стран в Торонто (июнь 1988 г.) премьер-министр Японии Такэсита призвал Запад оказать «международное давление» на Советский Союз по «проблеме северных территорий».

Вместе с тем, в Токио стали склоняться к активизации политического диалога с Советским Союзом. В декабре 1988 г. Такэсита, принимая министра иностранных дел СССР Э.Шеварднадзе, выразил надежду, что перемены в Советском Союзе приведут и к развитию японо-советских связей. Была достигнута договоренность о подготовке встречи высших руководителей СССР и Японии в Токио.

Эволюция ведущих политических партий

На протяжении многих лет Япония страдала от дефицита государственного бюджета. Сложное финансовое положение государства стало причиной проведения в 80-х годах комплексной административно-финансовой реформы. В целом успешная, она не привела, однако, к полному финансовому выздоровлению. Поэтому кабинет Накасонэ предпринял попытку ликвидировать бюджетный дефицит при помощи налоговой реформы, главным звеном которой должно было стать введение косвенного потребительского налога с продажи товаров и услуг, позволяющего разложить налоговое бремя на всех потребителей, не считаясь с уровнем их дохода.

Еще в 1979 г. о намерении ввести такой 5 %-й налог заявлял премьер-министр О̄хира. Но сопротивление этой мере оказалось тогда настолько велико, что О̄хира был вынужден отказаться от своего намерения. Его собственные позиции в правящей партии были недостаточно сильны, а ЛДП тогда не оправилась еще от последствий «дела Локхид».

Накасонэ принимал решение по тому же вопросу в иной обстановке. Его вдохновила внушительная победа либерал-демократов на «двойных» выборах (одновременные выборы в палату представителей и в палату советников) в июле 1986 г. Тогда Накасонэ пошел на роспуск палаты представителей исключительно из тактических соображений, приняв во внимание неготовность партий оппозиции к масштабной выборной кампании. Доля голосов, поданных за кандидатов ЛДП в палату представителей, увеличилась с 45,7 % на предыдущих выборах до 49,4 %, а доля полученных мест — с 48,9 % до 58,6 %. С учетом присоединившихся к ЛДП независимых депутатов правящая партия добилась большого перевеса над оппозицией: 304 депутатских мандата из 512 в палате представителей и 143 из 250 в палате советников.

В ходе выборной кампании Накасонэ обещал не вводить крупномасштабный косвенный налог. Однако после победы обещание было отброшено, и правительство внесло в парламент законопроект о введении 5 %-го налога на потребительские товары и услуги без сокращения других налогов. Это вызвало совместный протест партий оппозиции и профсоюзов. Оппозиция бойкотировала работу парламента. Не удалось добиться принятия правительственного законопроекта и силовым путем, т. е. большинством голосов либерал-демократов в отсутствие депутатов оппозиции. Многие депутаты от ЛДП, ощущая на себе давление избирателей, настроенных против налога на потребление, не захотели поддержать Накасонэ. Правительственный законопроект был снят с обсуждения в парламенте.

Неудача Накасонэ была использована его конкурентами внутри правящей партии в борьбе за пост лидера. В ноябре 1987 г. председателем ЛДП по договоренности между лидерами фракций стал руководитель крупнейшей из них — Такэсита Нобору (он возглавил бывшую фракцию Танака).

Неотложность проблемы ликвидации зависимости бюджета от государственных займов побудила Такэсита повторить попытку провести реформу налогообложения. Большинством голосов депутатов правящей партии в декабре 1988 г. парламент принял группу правительственных законопроектов по налоговой реформе, включая введение единого налога на потребление. Оппозиции не помогли ни постановка вопроса о недоверии правительству (оно было отвергнуто большинством, которым правящая партия располагала), ни тактика затягивания обсуждения.

Однако противодействие оппозиции не было бесполезным. Налог на потребление был установлен в 3 % от цены товара, т. е. меньше чем планировалось ранее. Объекты его применения были сокращены, налог не затронул, например, услуги в сфере медицины, социального обеспечения и образования. Одновременно были смягчены некоторые другие налоги. Тем не менее, введение потребительского налога вызвало отрицательную реакцию части электората правящей партии и стало одной из причин недолговечности кабинета Такэсита.

Декларация, принятая в 1985 г. по случаю тридцатилетия ЛДП, содержала в себе заверения ее лидеров в стремлении к «высоким нормам политической этики» — «умеренности, самообладанию, честности и достоинству». Однако именно этих моральных качеств по-прежнему не хватало многим политикам правящей партии, коррупция в которой пустила глубочайшие корни. Новым ударом по репутации ЛДП стало начавшееся в 1988 г. расследование «дела Рикрӯто».

Руководство компании «Рикрӯто», стремясь расширить свою информированность и влияние, установило через дочернюю фирму «Рикрӯто Космос» тайные связи с множеством политических деятелей, продавая им в благодарность за услуги акции по сильно заниженным ценам до того, как они официально объявлялись к продаже. Новые владельцы акций затем перепродавали их с большой для себя выгодой.

К «делу Рикрӯто» оказались причастными более ста человек. Щедрую финансовую поддержку от компании получили такие известные политики, как Такэсита, Накасонэ, Абэ, Миядзава, Ватанабэ, занимавшие руководящие партийные и правительственные посты и являвшиеся лидерами наиболее влиятельных в ЛДП фракций. Этим же каналом получения денежных средств пользовались председатель ПДС Цукамото и другие депутаты парламента.

Японская общественность, считая, что данное разоблачение не более чем «видимая часть айсберга», резко осудила «грязную политику». Разъяснения либерал-демократов, будто в случае с компанией «Рикрӯто» деньги использовались не в целях личного обогащения, а на нужды партии, не смогли сбить волну массового возмущения. Руководство ЛДП было вынуждено объявить о намерении провести политическую реформу, направленную на «утверждение чистой политики». Одновременно ЛДП заявила о курсе на модернизацию и обновление собственной партии.

Вслед за признанием необходимости политической реформы Такэсита в июне 1989 г. ушел в отставку, признав свою ответственность по «делу Рикрӯто». В июле того же года ЛДП потерпела чувствительное поражение на выборах в палату советников, впервые уступив по их результатам социалистам. Среди причин поражения либерал-демократов, помимо возмущения коррупцией, были также непопулярные экономические меры, осуществленные при кабинете Такэсита, в первую очередь, введение налога на потребление.

В то время как либерал-демократы пытались укрепить свое положение, пошатнувшееся, прежде всего, в результате разоблачении коррупции в их среде, на левом фланге японской политики происходила собственная перестройка.

Со второй половины 70-х годов в СПЯ начались поиски выхода из состояния длительного застоя. Одна из его причин усматривалась в несоответствии программы и политического курса социалистов современной реальности.

Программный документ СПЯ «Путь к социализму в Японии», принятый в 1966 г. по настоянию группировок левой ориентации, требовал коренного пересмотра. За 10 лет, прошедших после его появления, на международной арене и внутри Японии произошло множество перемен, опровергавших его основные посылки.

Обострение советско-китайских отношений, ввод войск социалистических стран в Чехословакию, китайская «культурная революция», а также экономический застой стран «реального социализма» наносили урон престижу социализма, дискредитируя саму социалистическую идею. А продолжающийся рост японской экономики, позитивные перемены в уровне жизни практически всех слоев населения показывали несостоятельность многих других положений программы СПЯ. Кого теперь могли, например, убедить слова о «падении престижа капитализма, обусловленного успехами стран социализма» или о неизбежности обнищания «всех слоев трудящихся, и, безусловно, рабочего класса»? Крупные сдвиги в социальной структуре японского общества под воздействием научно-технической революции, новые тенденции в рабочем движении требовали также уточнить взгляды СПЯ, касающиеся ее социальной опоры и задач в практической деятельности.

Решение приступить к пересмотру партийной программы было принято социалистами еще в 1977 г., но для его реализации потребовалось почти десятилетие. Заключительный этап дискуссии по этому вопросу развернулся в 1983 г., когда председатель ЦИК СПЯ Исибаси Масаси призвал к формированию облика «новой социалистической партии» — реалистической, проводящей конструктивную политику и нацеленной на приход к власти. Результатом острых споров стало утверждение в феврале 1986 г. «Новой декларации Социалистической партии», заменившей «Путь к социализму в Японии», а также формально не отмененную до тех пор Программу 1955 г.

Новый программный документ СПЯ, подтверждая верность социалистическим идеалам, существенно отличался от прежних. В «Новой декларации» подчеркивался общенародный, а не классовый, как прежде, характер партии. Социализм рассматривался как «общечеловеческий принцип», а основополагающей идеей социализма было названо уважение к человеческой личности. «Проведение шаг за шагом реформ, осуществление качественных преобразований общества в направлении освобождения человека — это и есть социализм».

С принятием «Новой декларации» японские социалисты сблизились по взглядам на существо социализма, на задачи и методы своей деятельности с западноевропейской социал-демократией. Вместе с тем, сохранилось и принципиальное отличие. Если большинство социал-демократических партий Европы давно стали сторонниками блоковой политики, признавая естественным участие своих стран в военно-политическом союзе НАТО, то в «Новой декларации» по-прежнему подчеркивалось, что Япония должна следовать «принципам неприсоединения, нейтралитета и невооружения».

Более либеральное толкование социализма в «Новой декларации» не помогло СПЯ. Вскоре социалисты потерпели большое поражение на упоминавшихся выше «двойных» парламентских выборах 1986 г. Их депутатский корпус в палате представителей сократился до 86 человек, став, таким образом, почти в 2 раза меньше, чем в 1958 г.

Под руководством Дои Такако, которая в том же году стала первой в Японии женщиной-лидером партии, СПЯ смогла несколько выправить положение. На выборах в палату советников в 1989 г. она даже опередила ЛДП. Однако тенденцию снижения их популярности среди избирателей социалистам удалось остановить только временно.

Большие изменения произошли в идеологии и политических взглядах КПЯ. Коммунисты отмежевались от всякого рода насильственных действий и заявили о своей приверженности мирному и демократическому развитию общества.

Еще в 1976 г. на внеочередном съезде КПЯ из программы и устава партии были полностью исключены упоминания о «диктатуре пролетариата», а термин «марксизм-ленинизм» заменен на «научный социализм». Чтобы разъяснить новое понимание «научного социализма», съезд принял «Декларацию свободы и демократии», которая, по словам председателя партии Миямото Кэндзи, выражала «намерение прийти к социализму демократическим путем в плане как этапов, так и способов» его достижения. В декларации, в частности, было выражено желание КПЯ сохранить и развить «пять принципов» конституции (имеются в виду суверенитет народа и государственный суверенитет, вечный мир, основные права человека, парламентская демократия, местное самоуправление), а также принцип разделения трех ветвей власти — законодательной, исполнительной и судебной.

В 1985 г. была осуществлена корректировка программы КПЯ, принятой в 1961 г. Из нее было изъято положение об «углублении» общего кризиса капитализма. В качестве актуальных задач партии были выдвинуты полное запрещение и ликвидация ядерного оружия, расторжение японо-американского «договора безопасности» и вывод всех американских войск из Японии. КПЯ заявила об активной защите права наций на самоопределение и выступила «против любого посягательства на него со стороны империализма и гегемонизма» (главными субъектами империализма КПЯ считала США, а гегемонизма — СССР и Китай, в адрес которых печатались бесконечные критические статьи). Впервые в программу КПЯ была включена ранее сформулированная в других партийных решениях позиция по территориальной проблеме: мирные, дипломатические усилия с целью возвращения Японии не только островов Хабомаи, Шикотан, но и всех Курильских о-вов, а также «аннулирование предательских статей» Сан-Францисского мирного договора. Тем самым КПЯ, видимо, желала показать свою приверженность защите национальных интересов Японии.

На последующие события, показавшие несостоятельность социалистического эксперимента в Советском Союзе и странах Восточной Европы, КПЯ отреагировала изложением собственного представления о социализме, назвав четыре его «критерия»: не только социализация средств производства, но и гибкое, эффективное управление экономикой при уважении инициативы отдельных личностей; развитие социалистической демократии; реальное уважение права наций на самоопределение; осуществление мирных инициатив в проблеме ликвидации ядерного оружия.

В пропаганде КПЯ неизменно отмечалось, что для Японии не подходит опыт стран «реального социализма». Кроме того, подчеркивалось, что построение социализма в Японии не является задачей сегодняшнего дня. КПЯ призвала к созданию такой Японии, в которой «народ и в рамках капитализма получит мирную, богатую и свободную жизнь».

Исчерпание возможностей экстенсивного развития японской экономики, когда в центре профсоюзного движения стояла борьба за повышение заработной платы, вызвало дискуссию в профсоюзном движении о стратегии и тактике в меняющихся условиях. После достижения довольно высокого уровня заработной платы на первое место выдвинулись задачи обеспечения стабильной занятости и повышения качества жизни, решение которых требовало от профсоюзов выйти за рамки предприятий, расширить свое влияние на весь комплекс экономической политики, вплоть до ее государственного уровня. Поэтому проблема достижения единства профсоюзного движения, и ранее актуальная, приобрела еще большую значимость.

Для большинства профсоюзов оказался приемлемым исходивший от руководства Всеяпонской конфедерации труда (До̄мэй) призыв открыть путь к единству через объединение профсоюзов частного сектора. Так в 1982 г. появился Всеяпонский совет профсоюзов работников частного сектора (Дзэммин ро̄кё̄), взявший на себя функции консультативного органа профсоюзов, которые пока оставались членами своих прежних профцентров — До̄мэй, Со̄хё̄, Тю̄рицу ро̄рэн или независимыми. В 1987 г. Дзэммин ро̄кё̄ был преобразован во Всеяпонскую федерацию профсоюзов работников частных предприятий. Образованию этого нового профцентра предшествовал самороспуск Всеяпонской конфедерации труда (До̄мэй) и Совета связи независимых профсоюзов (Тю̄рицу ро̄рэн). Вне него оставались главным образом профсоюзы работников государственных предприятий и учреждений, входившие в Со̄хё̄, а также различные независимые профсоюзы.

21 ноября 1989 г. состоялся последний съезд Генерального совета профсоюзов (Со̄хё̄), оставившего в истории рабочего движения большой след как организатор мощных «весенних наступлений» и других массовых акций в защиту интересов трудящихся. В тот же день была учреждена Японская конфедерация профсоюзов (Рэнго̄), в которой объединились и профсоюзы работников частных предприятий, и профсоюзы работников государственных и муниципальных предприятий и учреждений.

Новый профцентр провозгласил принципы тред-юнионизма, поставил целью добиваться отношений между трудом и капиталом, основанных на «взаимном уважении» и на «паритете интересов» рабочих и предпринимателей. Профсоюзы Рэнго̄ вступили в Международную конфедерацию свободных профсоюзов.

В отличие от прежних профцентров, главной заботой которых было повышение зарплаты, Рэнго̄ обязался добиваться комплексного улучшения условий жизни трудовых слоев населения. Для достижения этой цели предпочтение было отдано методу консультаций, хотя забастовочная борьба в принципе не отвергалась. Новый профцентр подчеркивал стремление к достижению согласия, а не к конфронтации.

Рэнго̄ стал крупнейшим в истории Японии национальным профцентром, объединившим профсоюзы с общей численностью около 8 млн. членов, т. е. почти 2/3 всех членов профсоюзов страны. Однако полное единство не было достигнуто. Одновременно с учреждением Рэнго̄ была создана Национальная федерация профсоюзов (Дзэнро̄рэн), объявившая себя «классовым» национальным профцентром. В ней объединились находящиеся под влиянием КПЯ профсоюзы с 1,4 млн. членов. Помимо того, в декабре 1989 г. было провозглашено образование Национального совета связи профсоюзов (Дзэн ро̄кё̄), имеющего тесные отношения с левым крылом социалистов.

Характерно, что реорганизация профсоюзного движения была осуществлена на фоне снижающегося уровня организованности работников наемного труда: в 1989 г. он упал до 25,2 % (в 1954–1978 гг. — 32–35 %).

С образованием Рэнго̄ разрушились прежние отношения профсоюзов с партиями в виде блоков СПЯ-Со̄хё̄ и ПДС-До̄мэй. Вместе с тем Рэнго̄ не отказался от участия в политической деятельности. Напротив, была поставлена задача содействовать «созданию новой политической силы, способной взять политическую власть и осуществить здоровую парламентскую демократию». Руководство Рэнго̄, учитывая зависимость оппозиционных партий от профсоюзной поддержки на выборах, стало настойчиво требовать сближения политических позиций и налаживания сотрудничества между СПЯ, ПДС и Ко̄мэйто̄, имея в виду перспективу их дальнейшего слияния.

7 января 1989 г. скончался император Японии Хирохито, остававшийся на престоле рекордное время — более 62 лет. Несмотря на то, что время его царствования было отмечено многими трагическими событиями, его болезнь и смерть вызвали у японцев массовое сочувствие. Но фанатичного преклонения перед императором уже не наблюдалось. На вопросы представителей прессы о том, как люди разного поколений и разного социального положения воспринимают болезнь императора, следовали главным образом ответы с выражением обычного сочувствия.

Правительство объявило 6-дневный траур. Были соблюдены синтоистские религиозные обряды, которые в связи с необходимостью учитывать положения конституции об отделении религии от государства были выделены в семейную часть траурной церемонии. На похороны императора прибыло множество зарубежных представителей на высоком уровне. Транслировавшаяся по телевидению церемония похорон привлекла своей зрелищностью множество людей.

Новым императором стал Акихито — старший сын императора Сева, родившийся 23 декабря 1933 г. По японскому летоисчислению с его вступлением на престол началась новая эра, названная Хэйсэй («Установление мира»).

Кризисные явления в экономике

90-е годы отличались беспрецедентным по остроте спадом японской экономики. Еще в конце 80-х годов ничто не предвещало, что в ближайшем будущем в экономическом развитии Японии может произойти срыв. Информатизация экономики, повышение наукоемкости производства, структурная перестройка промышленности продолжали поддерживать на высоком уровне инвестиционную активность компаний, а быстрый рост доходов населения создавал благоприятные возможности для расширения потребительского спроса.

Однако с начала 1990 г. началось падение курса акций японских компаний, которое постепенно набирало силу и, в конце концов, привело к биржевому краху: к октябрю 1990 г. средний курс акций упал почти в 2 раза по сравнению с декабрем 1989 г. Произошел крах «экономики мыльного пузыря». Такое название получил сформировавшийся во второй половине 80-х годов механизм экономического роста, при котором спекулятивное повышение курсов акций и цен на землю все больше отрывалось от их реальной стоимости. Это, в свою очередь, вело к быстрому нарастанию масштабов финансовых операций и денежной массы и ко все большему отрыву их от реальных возможностей производственного сектора.

В результате краха «экономики мыльного пузыря» начиная с апреля 1992 г. Япония вступила в продолжительную депрессию, характеризующуюся общим ухудшением конъюнктуры, снижением инвестиций, застоем в потребительском спросе и т. д. Общие темпы экономического роста снизились с 4–5 % в 1990–1991 гг. до 1,1 % в 1992 г., 0,1 % в 1993 г., 0,5 % в 1994 г. и 0,9 % в 1995 г. При этом объем частных инвестиций в оборудование — основной двигатель японской экономики — снизился за 1990–1995 гг. более, чем на 15 %, и лишь в 1995 г. показал незначительный рост (на 3,1 %). Среднегодовые темпы роста потребительских расходов составили в 1990–1995 гг. всего лишь 1,85 %, а инвестиции в частное жилищное строительство снизились за то же время на 10 %.

Экономический спад оказал серьезное влияние на стратегию политической элиты. Необходимость радикальных структурных и системных реформ (пересмотр таких традиционных социально-экономических институтов как система пожизненного найма и повышения заработной платы в зависимости от стажа, обострение конкуренции за счет дерегулирования экономики и ослабления государственной опеки над неконкурентоспособными, но социально важными экономическими структурами), потенциально угрожавших социальной стабильности, несколько отодвинула на второй план поиски новой роли Японии на международной арене. Экономические трудности Японии на фоне относительных успехов США затормозили процесс неуклонного сближения экономических потенциалов двух стран. В середине 90-х годов разрыв не только сохранился, но и несколько увеличился за счет снижения темпов экономического роста Японии и повышения курса американской валюты в отношении иены.

Несмотря на экономический спад, широко распространившийся, особенно в Японии, пессимизм в отношении будущего японской экономики был все же преувеличен. В 90-е годы страна продолжала наращивать экономическую мощь. Благодаря усилиям правительства и деловых кругов Японии удалось избежать массовых банкротств банков и компаний и сохранить высокий экономический и научно-технический потенциал. Экспорт продолжал развиваться относительно высокими темпами: за 1990–1995 гг. его физический объем вырос на 23 %. Благодаря этому положительное сальдо торгового баланса Японии возросло с 52,1 млрд. в 1990 г. до 106,8 млрд. долл. в 1995 г., а золотовалютные резервы страны увеличились с 77,1 млрд. до 182,8 млрд. долл.

Огромное положительное сальдо платежного баланса сохранялось за счет не только огромного перевеса экспорта над импортом, но и благодаря увеличивавшемуся с годами притоку прибылей от прямых и портфельных инвестиций и долгосрочных займов. В 1989 г. все японские активы за рубежом составили 1 трлн. 771 млрд. долл. Чистые активы за вычетом японских долговых обязательств составляли 293.2 млрд. долл.

С 1985 г. Япония продолжала оставалась самым крупным мировым кредитором. Общие активы ее составили 2 трлн. 181 млрд. долл., а чистые активы — 610,8 млрд. долл. В 90-х годах Япония сохранила за собой роль главного финансового донора развивающегося мира, предоставляя ежегодно более 10 млрд. долл. в рамках официальной помощи развитию. В 1993 г. ей принадлежало более 60 % льготной помощи Китаю, более 88 % — Филиппинам, 62 % —Таиланду, 88 % —Мьянме, около 36 % — Индии.

Вопрос о выходе национальной экономики из спада многие японские экономисты напрямую связывают с тем, как скоро предприниматели смогут предложить пакет принципиально новых товаров и услуг, способных вывести из застоя инвестиционный и потребительский спрос. Именно на этом направлении и сосредоточены сейчас основные усилия японских компаний.

Внешняя политика Японии после окончания блокового противостояния

«Бархатные революции» в восточноевропейских социалистических странах и распад Советского Союза вызвали своеобразный психологический шок в японском обществе. Стремительный демонтаж одного из глобальных военно-политических блоков, а затем распад некогда могущественного СССР заставили задуматься о том, каким будет мир в новых условиях, и что ждет Японию в будущем. Эти события и вызванная ими политическая неопределенность привели к серьезной переоценке ориентиров и задач внешней политики Японии.

В течение нескольких десятилетий после войны политическая элита страны, сделав ставку на военно-политический союз и стратегическое партнерство с Вашингтоном, научилась извлекать определенные выгоды из системы «холодной войны» и связанной с ней биполярной, а затем многополярной международной конфронтации. Следование «доктрине Ёсида» позволяло сосредотачивать усилия на экономическом и технологическом развитии и не тратить национальные ресурсы на поддержание мирового порядка, доверяя это США и другим западным союзникам.

Радикальные перемены во внешнем мире поставили под сомнение возможность и дальше использовать такую стратегию. В результате распада Советского Союза возник новый баланс сил в Азиатско-тихоокеанском регионе. В связи с этим особое опасение у японских политиков вызывала вероятность того, что возникший политический вакуум будет заполнен Китаем.

Кроме того, японскую сторону настораживали появившиеся на рубеже 90-х годов статьи некоторых ведущих американских политологов и аналитиков, в которых утверждалось, что с распадом Советского Союза главным противником США на международной арене становится Япония, и только с исчезновением японской угрозы американским национальным интересам США могут считать свою безопасность полностью обеспеченной. Падение в глазах американцев стратегической ценности союза с Японией могло привести к росту антияпонских настроений в политических кругах США и к эскалации торгово-экономического соперничества двух стран.

На завершающем этапе пребывания у власти в Белом Доме республиканской администрации Дж. Буша двусторонние японо-американские отношения сохраняли свой особый характер. Они развивались в русле сформулированного в свое время Р.Рейганом тезиса, согласно которому в мире нет более важных отношений, чем американо-японские.

После прихода к власти в США демократов новая администрация Б.Клинтона постаралась внести новые акценты в свою политику в отношении Японии: поставить на первый план в отношениях с Токио вопросы экономических отношений, а военно-стратегические отодвинуть на второй план. Сохраняя в целом курс на тесное партнерство, она стремилась добиться от Японии уступок в экономической сфере, реальных шагов по либерализации рынка, ликвидации огромного положительного сальдо в торговле с США. Это в целом отвечало провозглашенной Клинтоном программе переноса акцентов с внешней политики на внутренние проблемы.

Но очень скоро выяснилось, что в связи со сложностями, возникшими на пути реформ в России, беспрецедентным ростом экономической мощи КНР, общей дестабилизацией в мире и усилением региональных конфликтов, и главным образом, в связи со взрывоопасной ситуацией на Корейском п-ове, японо-американский военно-политический и оборонный союз сохранил особую ценность в глазах политических элит и общественности двух стран.

К этому времени модифицировался стратегический курс американской политики в Азии. Этот регион, сохраняя военно-стратегическое значение, приобрел для США огромную экономическую ценность. Транстихоокеанские торгово-экономические и технологические связи в количественном и качественном отношении начали постепенно преобладать над трансатлантическими. Новые экономические интересы резко подняли в глазах США значение их военного присутствия в регионе. Разговоры об их «уходе» или о сокращении американского военного присутствия после окончания «холодной войны» совершенно прекратились. Наиболее концентрированно идея сохранения американского присутствия в Азии прозвучала в речи Клинтона в университете Васэда во время визита в Японию в июле 1993 г. и в его последующем выступлении в южнокорейском парламенте.

Позднее, в начале 1995 г., в Пентагоне был подготовлен документ, получивший название «Инициативы Ная». Это был аналитический доклад о состоянии и перспективах американского присутствия в азиатско-тихоокеанском регионе, составленный известным профессором Гарвардского университета, работавшим в то время в Пентагоне. Его главный вывод заключался в том, что с точки зрения национальных интересов США и их союзников на обозримое будущее целесообразно было бы сохранить в азиатско-тихоокеанском регионе военной контингент в 100 тыс. чел., а также усилить функциональные возможности оборонных договоров с Японией и Южной Кореей.

«Инициативы Ная» были положены в основу японо-американских документов, подписанных в ходе визита президента Клинтона в Японию в апреле 1995 г. В главном из них, называвшемся «Совместное заявление по вопросам японо-американской безопасности. Союз, обращенный в XXI век» (17 апреля 1995 г.), подчеркивалась необходимость укрепления японо-американского военно-политического союза, причем сфера двусторонней оборонной ответственности расширялась до пределов всего региона. В документе отмечалась также необходимость партнерства с Южной Кореей в решении проблем Корейского п-ова.

Стремление политических элит двух стран к укреплению военно-политических связей на фоне обострения ситуации на Корейском п-ове, мощного экономического рывка Китая и осложнения внутренней ситуации в России наталкивалось внутри Японии на серьезное недовольство сохранением крупномасштабного американского военного присутствия. Инцидент 4 сентября 1995 г., когда 3 солдата с американской базы на Окинаве изнасиловали японскую школьницу, поднял мощную волну протеста по всей Японии. Против продления сроков аренды выступили не только левые силы и традиционные противники японо-американского договора безопасности, но и губернатор префектуры Окинава О̄та, отказавшийся поставить свою подпись под соответствующим соглашением. 8 сентября 1996 г. на проведенном в префектуре референдуме подавляющее большинство голосовавших высказалось против сохранения американских военных баз. Однако процент участвовавших в референдуме — менее 60 — оказался неожиданно низким.

В условиях резкого общественного протеста в отношении американских военных баз японскому правительству пришлось вести двойную игру — идя на усиление функциональных элементов двустороннего договора, добиваться поэтапного сокращения американских войск, дислоцированных в Японии и сокращения занимаемой ими территории.

В 90-е годы продолжалось японо-американское партнерство в военно-технической области. Однако оно развивалось довольно медленными темпами из-за сложностей по согласованию разделения финансового бремени сторон и вопроса, кому должны принадлежать научно-технические разработки. Так, реализация соглашения о сотрудничестве в производстве нового истребителя FSX, намеченная на 1997 г., была отсрочена по этим причинам на два года.

Японо-американские торгово-экономические противоречия в 90-е годы вошли в новую стадию. В отличие от прежних лет, когда споры концентрировались вокруг какого-то одного или нескольких видов товаров — текстиля, стали, цветных телевизоров, автомашин, — они стали касаться проблемы закрытости японского внутреннего рынка в целом. Несмотря на резкое удорожание иены в отношении доллара после соглашения 1985 г. в вашингтонском отеле Плаза, дефицит США в торговле с Японией не только не уменьшился, но и резко вырос. В сентябре 1989 г. начались двусторонние переговоры по проблеме «структурных препятствий» в японо-американской торговле, которые, однако, из-за жесткой позиции японской стороны не принесли ожидаемых результатов. В 1994 г. положительное сальдо Японии в торговле с США составило 55 млрд. долл., в 1995 г. оно несколько сократилось (до 45 млрд. долл.).

В годы горбачевской перестройки, когда советская дипломатия выступала с позиций «нового политического мышления», была поставлена задача достижения прорыва в отношениях с Японией. После поездки советского лидера в Пекин и нормализации советско-китайских отношений визит в Токио стал на повестку дня как приоритетный.

В течение всего 1990 г. шла усиленная подготовка. Была создана комиссия по подготовке визита, которую возглавил вице-президент СССР Г.Янаев. Наиболее сложной была проблема выработки позиции по территориальному вопросу. Мнение большинства аналитических групп, в том числе из ЦК КПСС и МИД СССР, сводилось к целесообразности возврата к принципам советско-японской декларации 1956 г. и принятию за отправную точку договоренностей того периода.

Однако М.С.Горбачев, в конечном счете, не последовал этим рекомендациям. К началу 1991 г. его положение было уже непрочным, и он опасался предпринимать какие-либо шаги, способные дать дополнительный повод для критики в его адрес со стороны внутриполитических противников. В результате, в январе 1991 г. он принял самостоятельно решение проявить во время визита в Токио максимальную гибкость во всех вопросах кроме территориального, и не подтверждать обязательства по Совместной декларации 1956 г. о передаче Японии островов Хабомаи и Шикотан после подписания мирного договора.

В преддверии визита Горбачева с японской стороны было проведено зондирование возможности радикального решения территориального спора. Влиятельный функционер ЛДП Одзава Итиро̄ в марте 1991 г. приехал в Москву с предложением о пакетном решении вопроса: в обмен на передачу Японии островов Хабомаи и Шикотан и признание потенциального суверенитета Японии в отношении Кунашира и Итурупа Япония оказала бы СССР экономическую помощь в размере 28 млрд. долл. Это предложение не было принято, что явилось политическим поражением, прежде всего, лично для Одзава. Премьер-министр Кайфу не имел отношения к «тайной миссии» Одзава в Москву, и в лучшем случае был осведомлен о ее основных деталях.

Тем не менее, несмотря на отказ от радикальных шагов, совместное советско-японское заявление от 16 апреля 1991 г. содержало ряд принципиально новых моментов. В нем признавалось существование территориальной проблемы, подчеркивалась необходимость решения территориального спора как условия заключения мирного договора, впервые назывались все спорные острова, вводился режим их безвизового посещения, т. е., фактически, признавался особый статус этих островов для сторон:

«Президент СССР М.С.Горбачев и Премьер-министр Японии Тосики Кайфу провели обстоятельные и углубленные переговоры по всему комплексу вопросов, касающихся разработки и заключения мирного договора между СССР и Японией, включая проблему территориального размежевания, с учетом позиций сторон о принадлежности островов Хабомаи, острова Шикотан, острова Кунашир и острова Итуруп.

Проделанная ранее совместная работа и в особенности переговоры на высшем уровне позволяют констатировать ряд концептуальных положений: мирный договор должен стать документом окончательного послевоенного урегулирования, включая разрешение территориальной проблемы, открыть долгосрочную перспективу советско-японских отношений на дружественной основе, исключить нанесение ущерба безопасности другой стороны.

Советская сторона внесла предложение в ближайшее время осуществить меры по расширению общения между населением Японии и населением названных выше островов, установлению упрощенного, безвизового режима посещения этих островов японскими гражданами, налаживанию совместной взаимовыгодной хозяйственной деятельности в этом районе и сокращению советского военного контингента, размещенного на этих островах. Японская сторона заявила свое намерение в дальнейшем консультироваться по этим вопросам».

Это заявление стало последним крупным актом в 65-летней истории советско-японских отношений. Через полгода Советский Союз перестал существовать. Правопреемницей СССР в международных делах стала независимая Российская Федерация.

Россия унаследовала от СССР все его проблемы и, в частности, проблемы советско-японских отношений: отсутствие мирного договора и международно-признанных границ с Японией, недостаток прочных и доверительных политических контактов, взаимное недоверие и подозрительность, ориентация на цели и приоритеты, выходящие за рамки двусторонних отношений.

Революционные события в России 1991 г., смена политического режима создали принципиальные условия для формирования в Москве нового курса в отношении Японии. Его элементами были декларирование приверженности демократии и рыночной экономике и констатация общих стратегических целей в международных отношениях (мир, стабильность, права человека, сотрудничество в разрешении региональных конфликтов, борьба с терроризмом). Идея нового партнерства с Японией получила в февральском послании 1992 г. президента РФ Б.Н.Ельцина японскому премьер-министру Миядзава Киити, в котором говорилось, что Россия и Япония являются «потенциальными союзниками».

Но по мере ухудшения экономической и политической ситуации в России после «шоковых» реформ и роста социальной напряженности на двусторонних отношениях стали все более сказываться старые «структурные» проблемы, и, в первую очередь, территориальный спор. Затрагивавший самые болезненные чувства российских граждан, особенно после распада Советского Союза и отпадения от России территорий, относившихся к ней в течение столетий, территориальный вопрос стал серьезным препятствием на пути формирования принципиально новых отношений между двумя странами не только с японской, но и с российской стороны.

Территориальная проблема сразу же переросла свои узкие границы и очутилась в фокусе политической борьбы разных сил на политической арене России. Она стала одной из излюбленных тем нападок на правительство «демократов», поводом для обвинения его в «национальном предательстве» и «продаже Родины». Дополнительным аргументом противников какого-либо компромисса с Японией стали отчетливые признаки давления западных стран на Россию в этом носящем сугубо двусторонний характер вопросе. Еще в 1991 г. президент США Дж. Буш во время своего визита в Москву и выступления в Кремле, заявляя о сближении позиций с СССР по большинству проблем, среди оставшихся нерешенными упомянул территориальный спор между Японией и Советским Союзом. А в политической декларации мюнхенской встречи «большой семерки» от б июля 1992 г. впервые была выражена заинтересованность участников совещания в решении территориального спора между Японией и Россией.

Российский МИД пытался преодолеть конфронтационную тенденцию, но его влияние на российского Президента было недостаточным. В результате, планировавшийся на начало сентября 1992 года визит Ельцина в Японию был отменен за несколько дней до его начала, что само по себе нанесло моральный урон двусторонним отношениям.

Спустя несколько месяцев, летом 1993 г., в Токио проходило совещание глав семи ведущих промышленно развитых стран мира, на которое был приглашен и Ельцин. Стремившийся к превращению «большой семерки» в «восьмерку» российский Президент на этот раз приехал в Токио. Эта поездка в рамках встречи в верхах стала настолько удачной, что российская сторона приняла решение о проведении государственного визита в октябре того же года.

Этот визит также оказался было под угрозой срыва в связи с кровавыми событиями 3–4 октября 1993 г. в Москве. И все же спустя всего несколько дней после вооруженного подавления внутренней оппозиции российский президент отправился в Японию.

Главным результатом визита Ельцина в Токио стало подписание декларации, которая подтвердила все результаты, достигнутые во время визита М.С.Горбачева в Токио в апреле 1991 г., а также действие всех двусторонних договоров и соглашений, заключенных между СССР и Японией:

В 1996 г. встреча «большой восьмерки» состоялась в Москве. На ней произошел первый личный контакт Б.Н.Ельцина с японским премьер-министром Хасимото Рю̄таро̄. Ельцин попросил у японского премьера поддержки в вопросе вхождения России в «большую семерку» и превращения последней, таким образом, в полноценную «восьмерку» (Россия не принимала участия в заседаниях, на которых обсуждались экономические проблемы). Японский премьер высоко оценил вклад России в политический диалог, но заметил, что возможность полноценного участия России в работе «семерки» связана со степенью ее интеграции в мировую экономическую систему, которая пока недостаточна. Это, в целом, соответствовало прежней японской позиции по этому вопросу, которая была, мягко говоря, осторожной. Характерно, однако, то, что во время встречи Ельцина с Хасимото не была ни в какой форме затронута территориальная проблема, которая прежде увязывалась японской стороной с любыми аспектами российско-японских отношений. Несмотря на краткий протокольный характер этой встречи, обе стороны сочли ее весьма важной с точки зрения определения перспектив дальнейшего развития сотрудничества между двумя странами.

В 1997 г. в российско-японских отношениях наметились новые тенденции. Японская сторона выразила намерение отделить территориальный вопрос от иных аспектов развития двусторонних отношений с Россией. Такой подход, несомненно, открывает новые возможности для расширения всесторонних связей между двумя странами. Если он получит развитие, то может привести к общему потеплению российско-японских отношений и созданию климата, благоприятного для заключения мирного договора, который снял бы все проблемы, оставшиеся от прошлого.

Стремясь поддержать позитивную тенденцию, Ельцин, со своей стороны, применил многократно опробованный в Европе и США принцип «личной» дипломатии, т. е. попытался установить неформальные отношения с японским премьером. Для этого он предложил Хасимото провести «встречу без галстуков». Такая встреча состоялась в конце октября 1997 г. в Красноярске. В результате стороны заявили о намерении заключить мирный договор между Россией и Японией до 2000 г.

Следует учитывать, что для плодотворного развития российско-японских отношений политическая воля является очень важным, но не единственным фактором. Не менее важна взаимная экономическая заинтересованность, а в этой сфере существует немало проблем, причем годы реформ в России добавили к ним новые, ранее не существовавшие. Японские компании весьма неохотно инвестируют в российскую экономику. Причина заключается как в известной политической неустойчивости в России, так и в чисто «технических» факторах — неблагоприятном налоговом климате, несовершенном законодательстве и т. п. Кроме того, множество образовавшихся в последние годы частных российских фирм имеют огромные долги перед своими японскими партнерами, что также стало одной из проблем российско-японских отношений.

В 90-е годы в японской политике резко возрос удельный вес Азии. Быстрый динамичный рост стран региона, колоссальное расширение азиатского рынка привели к тому, что по целому ряду показателей его значение для японской экономики стало превосходить американский и европейский рынки. Если в 1985 г. на долю американского рынка приходилось 39,7 % японского экспорта, а азиатского 26,3 %, то спустя 10 лет, в 1995 г., картина радикально изменилась — в Азию уходило 39,9 % японских товаров, а в США — 29,7 %.Те же перемены происходили и с японским импортом. Удельный вес Азии в нем за те же годы вырос с 28,6 % до 35,4 %, а США сократился, хотя и не намного — с 23,6 % до 22,8 %. В середине 90-х годов азиатский рынок стал приносить японской торговле больше прибыли, чем американский. В 1985 г. торговое сальдо в пользу Японии в Азии составило 9,1 млрд. долл., а США 39,2 млрд., то в 1995 г. в торговле с Азией оно составило 60,8 млрд., а с США—54,9 млрд. долл.

Особое значение для Японии приобрели отношения с Китаем. Динамичное развитие китайской экономики привело к значительному росту активности японских деловых кругов на огромном китайском рынке.

Серьезным испытанием для японской дипломатии стала война в Персидском заливе. Японии удалось избежать прямого вовлечения в боевые действия, заплатив, правда, огромные «откупные» — около 13 млрд. долл. Впрочем, это сыграло не на пользу престижу Японии за рубежом, ее репутации среди своих союзников. Эгоцентризм японской внешней политики, нежелание быть вовлеченной в конфликты в «горячих точках», ссылаясь на конституционные ограничения, стали на несколько лет излюбленной темой критики Японии международной печатью.

Это обстоятельство подтолкнуло последующие японские правительства к разработке специального законодательства, которое позволяло бы Японии участие в операциях по поддержанию мира в рамках ООН, и, следовательно, посылку своих военнослужащих за рубеж.

Перемены на внутриполитической арене

90-е годы не предвещали серьезных потрясений «системы 1955 года», т. е. монопольной власти консерваторов. Правящая Либерально-демократическая партия оставалась ведущей политической силой страны, чье превосходство никак не могло быть оспорено оппозицией, которая, в свою очередь, была крайне разобщенной и разноцветной. Но участившиеся скандалы в высшей политической элите, связанные с фактами коррупции, стали постепенно расшатывать здание правящей партии.

25 апреля 1989 г. в связи с аферами и подкупом политиков фирмой «Рикрӯто» в отставку подал премьер-министр Такэсита Нобору. Сформированное 3 июня правительство Уно Со̄сукэ продержалось всего полтора месяца. 24 июля 1989 г. Уно заявил о намерении подать в отставку в связи с очередным, на сей раз сексуальным, скандалом.

Уно стал олицетворением кризиса руководства правящей партии. Сама его фигура в ряду японских премьеров была случайной. Более влиятельные политики, в частности, Абэ Синтаро̄, Миядзава Киити, Ватанабэ Митио, «стоявшие в очереди» в премьеры после Такэсита, оказались сами замешаны в скандале «Рикрӯто» и не могли сразу занять высший пост. Другой подходящий кандидат — министр финансов Мураяма Тацуо — был «забракован» из-за того, что персонально отвечал за введение с 1 апреля 1989 г. крайне непопулярного потребительского налога, и в случае, если бы он возглавил партию, это могло повредить ЛДП на предстоявших в следующем году парламентских выборах. Поэтому выбор пал на Уно, занимавшего тогда пост министра иностранных дел.

8 августа 1989 г. после скандального ухода в отставку Уно в ЛДП состоялись выборы нового председателя партии, который автоматически становился премьером. Поскольку страсти по поводу скандала с фирмой «Рикрӯто» еще не улеглись, вновь возникла необходимость в выборе такой фигуры, которая была бы не замешана в нем. Вначале наиболее вероятной кандидатурой был молодой по японским меркам политик Хасимото Рю̄таро̄, личность заметная и яркая. Но он входил во фракцию Такэсита, которая была основной мишенью общественной критики. Поэтому, в конечном счете, выбор пал на Кайфу Тосики, также представителя нового поколения японских политиков.

Кайфу был еще менее заметной фигурой, чем его предшественник, и его избрание главой партии и кабинета министров вновь продемонстрировало глубокий кризис, охвативший в конце 80-х годов правящую Либерально-демократическую партию. Профессиональной ориентацией Кайфу в ЛДП была система образования и культуры. В одном из кабинетов Накасонэ он занимал пост министра просвещения. Обычно путь к политическому Олимпу в Японии шел через другие министерства — финансов, иностранных дел или внешней торговли и промышленности. Поэтому никто не прочил Кайфу карьеры премьер-министра.

Интересно, что «опекунами» Кайфу в ЛДП были две совершенно противоположные по взглядам и поведению политические фигуры — Такэсита Нобору и Мики Такэо. Первый принадлежал к «школе Танака» и был непосредственно вовлечен во многие финансовые скандалы. Второй — представитель старшего поколения — был известен своей критикой фракционной структуры ЛДП как первопричины финансовых и прочих злоупотреблений и проповедовал «чистоту» в политике. Таким образом, у Кайфу были связи как в «коррумпированной» части ЛДП, так и в относительно «чистой».

В целом, в те два с лишним года, когда Кайфу занимал пост премьер-министра, положение ЛДП на внутриполитической арене продолжало оставаться устойчивым. На всеобщих выборах в нижнюю палату парламента 18 февраля 1990 г. ЛДП удалось получить 275 мест, т. е. стабильное большинство. Социалисты, хотя и получили 136 мест, но вся оппозиция, включая Ко̄мэйто̄, КПЯ и ПДС, была представлена в парламенте существенно меньшим числом депутатов, нежели ЛДП.

Однако сам Кайфу продолжал считаться невыразительной и случайной фигурой, и никакие внутри- и внешнеполитические действия возглавлявшегося им правительства не смогли изменить это представление. Даже осуществление первого за всю историю отношений визита в Японию руководителя Советского Союза — Горбачева, не принесло ему славы и не укрепило его политический авторитет. Достигнутые в ходе визита результаты никто не отнес в счет его заслуг.

Острый внутрипартийный кризис в ЛДП материализовался в раскол партии и окончание 38-летнего периода ее монопольного правления как раз тогда, когда к ее руководству пришел один из способнейших претендентов.

Сформировавший в ноябре 1991 г. свой первый кабинет Миядзава Киити, в отличие от двух своих предшественников, был явным фаворитом. Еще в 1977 г. на одном из политических диспутов, транслировавшихся по всей стране, он был единодушно назван кандидатом № 1 на пост премьера. Но для того, чтобы прийти к власти ему потребовалось почти 15 лет.

Политика была для Миядзава потомственным занятием. Его отец после женитьбы на дочери одного из видных деятелей влиятельной довоенной партии Сэйю̄кай при покровительстве тестя занялся политической деятельностью и многие десятилетия, вплоть до послевоенной чистки государственного аппарата и политических кругов, неизменно избирался в парламент.

Окончив во время войны токийский императорский университет, Миядзава поступил на службу в министерство финансов. Это не только освободило его от призыва в армию, но и дало старт карьере. После войны, в 1949 году, он стал личным секретарем министра финансов Икэда, будущего премьер-министра Японии, и принимал прямое участие в работе кабинетов Ёсида, в разработке крупнейших внешнеполитических и экономических акций.

Миядзава обладал рядом личных качеств, выделявшим его среди других японских политиков. Для него были характерны ярко выраженное рационалистическое мышление и острое политическое чутье, он прекрасно знал английский язык.

Распад Либерально-демократической партии начался с момента, когда весной 1992 г. из нее вышел ряд видных членов, образовавших Либерально-социалистического союз, затем переименованный в Нихон синто̄ — Новую партию Японии. Ее возглавил Хосокава Морихиро. Процесс стал необратимыми, когда в конце августа 1992 г. на финансовых махинациях попался один из самых крупных деятелей правящей партии — Канэмару Син. Его уход с политической арены и скандальный суд над ним ускорил развязку — неминуемый раскол партии.

18 августа нижняя палата японского парламента приняла резолюцию о недоверии правительству Миядзава. После этого в течение нескольких месяцев происходил выход из партии всех, кто решил, что ЛДП — это тонущий корабль, и единственный разумный выход — вовремя его покинуть и попытаться сформировать свою партию. Из ЛДП вышла леволиберальная группа депутатов во главе с Такэмура Масаёси. 21 июня 1993 г. на ее основе была создана партия Синто̄ сакигакэ (Предвестник). О выходе из партии заявила и фракция Хата, в которой главную роль играл не ее номинальный глава, а Одзава Итиро̄ — один из самых влиятельных политиков. 23 июня фракция Хата объявила о создании партии Синсэйто̄ (Новая партия).

После серии шумных выходов из партии было очевидно, что на всеобщих выборах ЛДП ожидают серьезные испытания. Парламентские выборы 18 июля 1993 г. явились водоразделом в послевоенной политической истории Японии. ЛДП получила 223 депутатских места и впервые значительно не добрала до необходимого большинства для формирования однопартийного кабинета. Социалистам удалось набрать только 70 мест. Новая консервативная партия Синсэйто̄ во главе с Хата получила 55 мест, а Новая партия Японии Хосокава — 35 мест.

Так закончилась эпоха безраздельного правления одной консервативной партии, и начался процесс реструктуризации всего политического спектра Японии. Его главными отличительными чертами были: раскол консервативных сил, формирование консервативной оппозиции, которая вобрала в себя партии «среднего пути» — Ко̄мэйто̄ и Партию демократического социализма; ослабление партий левой оппозиции, в первую очередь Социалистической — некогда самой влиятельной оппозиционной силы.

По своей сути это был естественный и здоровый процесс формирования в Японии более демократичной и открытой политической системы, предполагавшей существование не одной, пусть и многофракционной, правящей партии, а двух или нескольких партий, способных составить реальную правительственную коалицию. В эпоху господства ЛДП динамика политического процесса в Японии поддерживалась за счет соперничества различных фракций в партии, которые многие аналитики называли «мини-партиями». Конкуренция между ними, подчас весьма острая, тем не менее, носила характер не борьбы идей, а соперничества разных политических групп за право реализовывать одну и ту же политику, один и тот же курс или концепцию развития. Судя по феноменальным результатам послевоенного социально-экономического развития Японии, такая система оказалась вполне эффективной, и поэтому продержалась столь долго.

Она покоилась на двух фундаментальных факторах. Во-первых, только ЛДП была способна реализовать стратегию «доктрины Ёсида», обеспечить стабильную и предсказуемую политическую основу для колоссальной социально-экономической работы и обеспечения благоприятного внешнего климата и безопасности страны в условиях «холодной войны». Все остальные партии, выступавшие за принципиально иной путь, рассматривались обществом не как реальные альтернативы, а, скорее, как необходимый психологический противовес политической элите. Во-вторых, несмотря на демократические реформы в годы американской оккупации, послевоенное японское общество в течение многих лет сохраняло ярко выраженные черты этатизма. Роль государства и государственных рычагов управления социально-экономическими процессами оставалась огромной и преобладала над естественно-рыночными механизмами.

Оба фактора в 90-е годы стали терять свою действенность. Окончание эпохи «холодной войны» поставило на повестку дня вопрос о формировании новой стратегии развития Японии, ориентированной на изменившиеся реалии внешнего мира. Затянувшийся экономический спад и неэффективность старых методов выхода из него сделали неизбежными не только структурные, но и системные преобразования в механизмах управления социально-экономическими процессами.

В этих условиях было очевидно, что окончание политической монополии ЛДП не только естественное, но и вполне логичное явление. Результаты июльских выборов 1993 г. свидетельствовали о крахе «системы 1955 года» и о появлении на политической арене новых действующих лиц.

После июльских выборов 1993 г. формирование в Японии первого с 1948 г. коалиционного правительства стало неотвратимым. Теоретически было два варианта: коалиция ЛДП с другими партиями и широкая коалиция без ЛДП путем объединения всех партий, включая самые мелкие. В сложной закулисной борьбе решающее влияние на ее исход оказал Одзава Итиро̄ — фактический лидер Синсэйто̄. Порвав с ЛДП, он сделал ставку на перетягивание на свою сторону ее членов. Для этого нужно было заставить уйти ЛДП в оппозицию, лишив ее политиков министерских постов и прочих благ, связанных с пребыванием у власти.

Для формирования обширной и крайне пестрой по составу коалиции, в которую должны были войти вчерашние непримиримые политические соперники, наиболее удачной фигурой был Хосокава, сделавший ставку на надпартийную коалицию и борьбу за «чистоту» в политике и радикальные реформы.

21 июля 1993 г. на тайной встрече Одзава с Хосокава решалась судьба коалиции. Либерал-демократам не удалось предотвратить ее формирование из-за шока после поражения на выборах и отсутствия ярко выраженного лидера в партии.

Попытки ЛДП договориться о формировании коалиции с мелкими партиями не дали результатов, и на заседании нижней палаты парламента 6 августа 1993 г. победу одержала оппозиционная коалиция из семи партий и одного политического объединения, Премьер-министром Японии стал глава Новой партии Японии Хосокава Морихиро.

Впервые за многие годы страну возглавил человек, не связанный со старой политической кухней, имевший репутацию чистого и неподкупного политика, человека новой формации. Было впечатление, что новое время, свежие политические веяния сами привели Хосокава к успеху. В лице нового премьера страна рассчитывала получить политика нового типа. По опросам общественного мнения его популярность была рекордной для Японии.

Хосокава происходил из знатной самурайской семьи из Кумамото. Интересно, что его прадедом по материнской линии был крупный политик предвоенного времени принц Коноэ Фумимаро. Поначалу Хосокава не готовил себя к политической карьере, и его биография складывалась по нетипичной схеме. Он окончил университет Дзё̄ти (а не Токийский либо, на худой конец, Васэда или Кэйо̄) и стал журналистом. Но семейные корни давали о себе знать, и в 1971 г. при поддержке видного писателя и политика Исихара Синтаро̄, он был избран по общенациональному списку ЛДП в нижнюю палату парламента. Ему было тогда 33 года, и он стал самым молодым депутатом.

В последующем Хосокава избирался по округу родного города Кумамото, а в 1982 г. он стал губернатором одноименной префектуры. Успехи на губернаторском поприще подтолкнули Хосокава в 1992 г. к смелому шагу — образованию новой партии. В том же году в популярном журнале «Бунгэй сюндзю̄» он изложил свою концепцию политических реформ в Японии. Это помогло ему собрать под свои знамена сторонников, и на выборах в верхнюю палату японского парламента 26 июня 1992 г. его партия получила 4 места по общенациональному списку.

Популярность Хосокава объяснялась не столько его заслугами, сколько возобладавшим в обществе негативным отношением к погрязшей в скандалах и коррупции ЛДП, неспособной справиться с внутренними проблемами. Либеральным демократам ставилась в вину неспособность осуществить политическую реформу, принять новый избирательный закон, который должен был уравнять шансы всех политических сил в схватке за места в парламенте, а главное — сделать политическое соперничество более открытым, прозрачным и эффективным в плане прихода к власти наиболее способных и здоровых общественных сил.

Хосокава удалось воспользоваться общей атмосферой стремления к радикальным политическим реформам, воцарившейся после провала ЛДП на выборах 18 июля 1993 г. Следует отметить, что неожиданно большой успех партии Хосокава на этих выборах был связан с тем, что ей удалось отобрать голоса традиционных сторонников не только ЛДП, но и социалистов, которые на выборах потерпели жесткое поражение.

Приход к власти альтернативных ЛДП политических сил был ознаменован серьезными сдвигами в позиции японского правительства по ряду принципиальных вопросов. Несмотря на сохранение в целом преемственности японской внешней политики, новому лидеру удалось внести целый ряд корректив и поставить новые акценты.

Это коснулось, в частности, вопроса о включении Японии в состав постоянных членов Совета Безопасности ООН, чего японская дипломатия активно добивалась при консерваторах. Позиция Хосокава стала значительно более осторожной, отражая опасения левых и центристских сил, что в таком качестве Япония будет вынуждена активно участвовать в миротворческих операциях ООН, и, соответственно, пересмотреть 9-ю «мирную» статью конституции.

Одной из чувствительных сфер была оценка ряда моментов японской истории, главным образом, характера прошедшей войны. ЛДП отказывалась признать войну агрессивной со стороны Японии. Новый премьер в одном из своих интервью впервые назвал ее агрессией.

Дипломатическим успехом было участие Хосокава во встрече глав АТЭС в Сиэтле в ноябре 1993 г., где состоялось его знакомство с новым президентом США Клинтоном. Газеты писали о схожести двух политиков, о новой волне в двусторонних отношениях. Американцам импонировал Хосокава как новый тип японского политика, с которым будет легче договориться о решении всех накопившихся проблем. Японское общественное мнение в целом тоже положительно восприняло нового премьера, его непринужденную манеру поведения как свидетельство рождения нового образа страны, обращенного в грядущий XXI век.

Но явной слабостью нового кабинета и его лидера было отсутствие солидной политической базы и лоскутный характер коалиции, которая объединяла непомерно широкий спектр политических сил с разными политическими установками. Поэтому в практической работе Хосокава приходилось сталкиваться с огромными трудностями. Ситуация осложнялась тем, что в оппозиции коалиционному правительству находилась весьма могущественная, хотя и несколько ослабевшая политическая сила — ЛДП, которая действовала часто исключительно из соображений мести за свое поражение. Попытки Такэмура, лидера партии Сакигакэ, наладить мосты с ЛДП не привели к успеху. Ставший ее лидером Коно̄ Ё̄хэй был склонен к ограниченному сотрудничеству, но не имел серьезного влияния в партии. Кроме того, сближение коалиции с ЛДП грозило уходом из нее социалистов, и, следовательно, ее развалом.

По всему кругу важнейших политических проблем приходилось искать компромиссы внутри коалиции. Наиболее серьезными из них были либерализация рынка риса в Японии, реформа избирательный системы и повышение потребительского налога.

Либерализация рынка риса грозила крупными политическими потрясениями для правительства. Тем не менее, связанная обязательствами по Генеральному соглашению по тарифам и торговле (ГАТТ), Япония должна была к концу 1993 г. принять окончательное решение. Против выступало мощное аграрное лобби. Кроме того, без сотрудничества с ЛДП, имевшей традиционно сильные позиции в аграрном секторе, решение вопроса не представлялось возможным. В результате правительство вынуждено было ограничиться паллиативными решениями, которое вызывало критику как из-за рубежа, так и со стороны аграриев.

Еще более сложным и взрывоопасным для коалиции оказалось осуществление реформы избирательной системы. Идея ее проведения была выдвинута либерал-демократами еще в период премьерства Такэсита. Тогда в связи со скандальным «делом Рикрӯто» ЛДП была вынуждена признать необходимость усиления контроля над получением партиями и отдельными политиками денежных пожертвований от компаний и организаций. В связи с этим она предложила изменить порядок выборов палаты представителей и перейти от выборов ее депутатов по многомандатным округам к выборам по малым, одномандатным. Утверждалось, что такой порядок сделает выборы не столь дорогостоящими, а, следовательно, для партий и их кандидатов исчезнет необходимость собирать любыми, даже сомнительными способами денежные средства для победы на выборах.

Так было положено начало широкой дискуссии о конкретном содержании политической реформы. Было очевидно, что выдвижение либерал-демократами в центр реформы изменения порядка выборов нижней, ключевой палаты имело целью укрепить их собственные позиции в парламенте: выборы по одномандатным округам затрудняли избрание кандидатов менее влиятельных партий. Вместе с тем, достижение объявленной цели реформы — предупреждение коррупции, ликвидация ее корней — представлялось весьма сомнительным. Помимо проблемы пересмотра избирательной системы, напрямую затрагивавшей интересы каждой из партий, объектом ожесточенных споров стало законодательство, устанавливающее правила финансирования политической деятельности.

Оппозиция не была едина в своем отношении к предложениям ЛДП. На ее левом фланге подчеркивалась недопустимость введения выборов по одномандатным округам, выдвигалось требование полного запрета на денежные пожертвования партиям и политикам от компаний. Другие партии выражали желание найти компромиссные решения.

Дискуссия о политической реформе продолжалась почти пять лет и уже после раскола ЛДП и ее ухода в оппозицию претворилась в конкретный законопроект, ставший предметом парламентских слушаний.

К изменению избирательного закона разные партии в коалиции относились неодинаково. Законопроект предусматривал сокращение числа депутатских мест до 500, из которых 300 «разыгрывались» по одномандатным округам, а 200 — по общенациональным спискам. Введение мелких одномандатных округов грозило потерей многих мест, в первую очередь, социалистам, имевшим 2-е место в рейтинге популярности партий. При одномандатной избирательной схеме традиционно «вторые» депутаты-социалисты в парламент не проходили, а собранные ими голоса попросту терялись. Но за реформу активно выступала наиболее мощная партия пестрой коалиции — Синсэйто̄. Она была представлена, в основном, молодыми честолюбивыми депутатами, покинувшими ЛДП как раз для того, чтобы разрушить старую систему и принять новый избирательный закон, который сулил им хорошие перспективы.

В конечном счете, преодолев сопротивление социалистов и договорившись с частью депутатов от ЛДП на основе взаимных уступок, Хосокава удалось добиться принятия 1 марта 1994 г. в парламенте нового избирательного закона. Это стало главным достижением его правления.

Толчком к отставке первого коалиционного кабинета стала попытка Хосокава добиться повышения потребительского налога. Сказалась малоопытность премьера, грубое нарушение принципа нэмаваси, при котором все серьезные решения вначале тщательно обсуждаются на разных уровнях власти и компетенции и лишь после этого выносятся на широкое обсуждение и утверждение. Его неожиданное выступление на срочно созванной поздно вечером 3 февраля 1994 г. пресс-конференции о намерении вместо 3 %-го потребительского налога ввести 7 %-й «налог народного благосостояния» встретило ожесточенное сопротивление не только в широких массах, но и со стороны практически всех политических сил, включая его ближайших политических друзей и единомышленников. В результате через несколько дней ему пришлось дезавуировать свое заявление.

Это был серьезный просчет, и принятый позднее в марте новый избирательный закон уже не мог спасти Хосокава. Непосредственной причиной его отставки стали усилившиеся трения внутри коалиции, в частности, резко обнажившиеся противоречия между Одзава Итиро̄ и другими лидерами.

Правда, как ни парадоксально, именно внутренние разногласия на какое-то время продлили жизнь кабинету Хосокава. Назревшая реорганизация кабинета все время откладывалась, поскольку социалисты, Сакигакэ и ряд других партий опасались, что в результате реорганизации кабинета усилятся позиции Одзава. Но в этом состоянии правительство Хосокава уже перестало быть дееспособным и фактически доживало свои дни. Сказывались и черты характера премьера. Он был слишком эмоционален, часто полагался на свою интуицию больше, чем на логику. И, главное, ему не хватало упорства и терпения, умения долго и настойчиво искать компромиссы — качеств, без которых оставаться на этом посту было невозможно.

8 апреля 1994 г. в свойственном ему несколько импульсивном духе Хосокава объявил о своем намерении уйти в отставку. Решение, хотя и было назревшим, но прозвучало достаточно неожиданно для лидеров коалиции. Поскольку оно было принято Хосокава единолично, без согласования, начались лихорадочные поиски его замены для того, чтобы спасти власть коалиции и не дать шансов либерал-демократам.

Поиски нового лидера были осложнены тем, что в этот момент, чувствуя всю зыбкость и недолговечность лоскутной коалиции, Одзава попытался ускорить процесс формирования нового баланса сил путем раскола ЛДП и СПЯ и формирования новой политической силы, которая объединила бы в себе часть ЛДП, новые консервативные партии, правых и умеренных социалистов. Для этого он начал сложную политическую интригу, суть которой заключалась в том, чтобы предложить пост премьер-министра крупному политику из ЛДП Ватанабэ Митио, давно мечтавшему о нем, и тем самым спровоцировать выход его фракции из ЛДП. Это могло бы стать началом окончательного раскола партии. Но Ватанабэ медлил с решением и, в конечном счете, отказался покинуть ряды ЛДП.

Социалисты и Сакигакэ внимательно следили за маневрами Одзава и пригрозили выйти из коалиции в случае, если он осуществит свой план. В результате, внутриполитическая ситуация совершенно запуталась. Но в этот момент социалисты заявили о своей готовности поддержать выдвижение на пост премьер-министра кандидатуры Хата Цутому. Одзава не оставалась ничего другого, как согласиться с этой кандидатурой.

Но перед тем как Хата стал премьер-министром, социалисты покинули коалицию. Новому премьеру пришлось возглавить кабинет, не обладавший большинством в парламенте. Обреченность нового правительства была очевидна еще и потому, что изначально его глава не обладал серьезным политическим весом, а главное, ни по своему характеру, ни по политическому прошлому не мог рассчитывать на серьезную поддержку. Отрицательную роль сыграла и его довольно устойчивая (хотя и незаслуженная) репутация политической марионетки в руках Одзава.

Кабинет Хата просуществовал с 24 апреля по 29 июня 1994 г. Его уход в отставку создал политическую ситуацию, напоминавшую ту, что сложилось сразу после провала ЛДП на выборах в июле 1993 г. Ни одна партия по-прежнему не обладала устойчивым большинством, и правительство могла сформировать только коалиция. С этой точки зрения либерал-демократы обладали определенным преимуществом. Для большинства им необходима была поддержка всего одной или двух партий. Воспользовавшись распрями в стане большой коалиции и крайне отрицательным отношением к Одзава социалистов и Сакигакэ, ЛДП удалось договориться о новом политическом альянсе с участием трех партий, но теперь уже без Одзава и близких к нему сил.

Сам по себе альянс социалистов с их старыми политическими противниками либерал-демократами был шокирующим. Но еще более неожиданной оказалась фигура нового премьера. 29 июня 1994 г. правительство возглавил председатель СПЯ Мураяма Томиити. Такое в послевоенной японской истории случилось лишь раз, на короткий период в годы оккупации. Если бы в начале 90-х годов кто-нибудь предположил, что через 3 года японское правительство возглавит социалист, то он был бы осмеян.

Все, что произошло в японской политике всего за один год, свидетельствовало о серьезной трансформации политической жизни Японии. Однако после выборов 20 октября 1996 г., впервые проведенных по новой избирательной системе, стало очевидно, что новая схема политического процесса еще окончательно не сформировалась.

Неожиданный успех ЛДП и относительное поражение партии Синсинто̄, созданной в декабре 1994 г. путем слияния Синсэйто̄, Ко̄мэйто̄, ПДС и Новой партии Японии, свидетельствовали, что приход на место ЛДП новой консервативной силы пока так и не состоялся. ЛДП удалось не только выжить, но и укрепить свои позиции.

На левом фланге непоколебимыми остались позиции только коммунистов. КПЯ удалось даже увеличить число своих депутатов, избранных по общенациональным округам. Тяжелое поражение потерпели социалисты. Им удалось сохранить чуть больше десятка депутатских мест. Это было следствием как тактических просчетов партии, так и потери ею лица в результате вступления в коалицию с консерваторами. Кроме того, на политической арене страны накануне выборов появилась новая сила, вызревшая в недрах леволиберальной части ЛДП. Хатояма Юкио и Кан Наото создали Демократическую партию Японии. В нее и ушла основная часть политиков из бывшей Социалистической партии.

Итак, новый политический спектр Японии вобрал в себя две консервативные партии, Демократическую партию, расположенную в центре, осколки некогда влиятельной Социалистической партии и партию Сакигакэ слева и, наконец, Коммунистическую партию Японии на крайнем левом фланге.