История Японии. Т.II. 1868-1998

После русско-японской войны 1904–1905 гг. в истории Японии открылась новая страница. Международный авторитет страны резко возрос, и фактически она была причислена к великим державам. В 1905–1908 гг. европейские государства, США и Россия возвели в ранг послов своих дипломатических представителей в Японии (до тех пор — посланников).

Другим свидетельством укрепления международных позиций Японии стал пересмотр ее торговых договоров с великими державами, которые сохраняли элемент неравноправности, поскольку ограничивали японский таможенный суверенитет. После русско-японской войны Япония стала устанавливать таможенные пошлины по своему усмотрению, а 10 июля 1910 г. (за год до истечения срока действия) Япония предупредила о том, что потребует пересмотра договоров. Первым 21 февраля 1911 г. был подписан новый, полностью равноправный договор Японии с США, за которым последовали договоры и с другими державами.

Плоды победы в русско-японской войне

В новом международном качестве Япония еще больше усилила свою колониальную экспансию, стремясь в полной мере воспользоваться плодами своей победы в русско-японской войне.

По Портсмутскому мирному договору Россия была вынуждена предоставить Японии свободу действий в Корее. Великобритания и США согласились признать приоритет японских интересов там еще до Портсмута. Поэтому после русско-японской войны японцы приступили к поэтапному осуществлению полной аннексии Кореи.

17 ноября 1905 г. был подписан японо-корейский договор об установлении японского протектората над Кореей. При этом японцы применили необычную в дипломатической практике процедуру: командующий японскими войсками в Корее генерал Хасэгава окружил королевский дворец в Сеуле, где проходили переговоры, своими солдатами и отказался выпускать членов корейского правительства из зала заседаний до тех пор, пока они не подпишут договор.

Текст договора был составлен Ито̄ Хиробуми, возглавлявшим японскую делегацию. Он, в частности, гласил:

В феврале 1906 г. японское правительство учредило в Сеуле должность генерального резидента (то̄кан), который был уполномочен вмешиваться не только во внешние, но и во внутренние дела Кореи. В частности, в целях «охраны порядка и спокойствия в Корее» он мог отдавать распоряжения корейскому правительству о проведении тех или иных мер, а в случае необходимости применять военную силу (японские войска в Корее), чтобы обеспечить их выполнение. Генеральный резидент (им был назначен Ито̄ Хиробуми) получил также право наказывать за нарушение изданных им приказов и распоряжений штрафами и заключением в тюрьму.

Бесцеремонные действия японцев вызвали тревогу у корейской правящей верхушки, которая стала опасаться за свою власть. В июне 1907 г. корейский император втайне от японцев послал своих представителей на международную конференцию в Гааге, чтобы попросить помощи в восстановлении независимости Кореи. Однако корейская делегация не была допущена на конференцию.

Посте этого японцы заставили императора Кореи отречься от престола в пользу сына и вынудили корейское правительство подписать 24 июля 1907 г. новый договор, еще более урезавший корейский суверенитет. Теперь японский генеральный резидент фактически стал полновластным правителем в стране. Корейское правительство должно было руководствоваться его инструкциями абсолютно во всех вопросах внутреннего управления, а также было обязано по его рекомендации назначать японцев на государственные должности.

В августе 1907 г. японские власти приказали распустить корейскую армию, оставив лишь небольшой отряд личной охраны корейского императора. Однако корейская армия не подчинилась приказу о роспуске и подняла восстание. К военным присоединились тысячи патриотов-добровольцев. По всей стране началось антияпонское партизанское движение Ыйбён («Армия справедливости»). По официальным японским данным в 1907 г. в нем участвовало около 45 тыс., а в 1908 г. — около 70 тыс. корейцев. Японские власти зарегистрировали в 1907 г. 322 столкновения, а в 1908 г. — 1451 столкновение между своими войсками и корейскими отрядами.

После того, как восстание в Корее было в основном подавлено, Япония перешла к завершающему этапу полного подчинения этой страны своему господству. В апреле 1909 г. в Токио состоялось секретное совещание между премьером Кацура Таро̄, генеральным резидентом в Корее Ито̄ Хиробуми и министром иностранных дел Комура Дзю̄таро̄, на котором обсуждался план аннексии Кореи. Окончательное решение по этому вопросу было принято японским правительством 6 июля 1909 г.

В октябре 1909 г. Ито̄ Хиробуми, который к тому времени оставил пост генерального резидента в Корее (его сменил Сонэ Арасукэ) и был назначен председателем тайного совета, отправился в Маньчжурию для переговоров с министром финансов России В.Н.Коковцовым. 26 октября они встретились в Харбине, но переговоры не состоялись: в тот же день Ито̄ был убит молодым корейцем, отомстившим таким образом за унижение своей родины.

В июле 1910 г. вместо Сонэ генеральным резидентом был назначен военный министр Тэраути Масатакэ, который завершил процесс аннексии Кореи. 22 августа 1910 г. он добился от главы корейского правительства подписи под договором (опубликован 29 августа), согласно которому корейский король «полностью и на вечные времена» передал японскому императору свои суверенные права в Корее. Взамен за членами корейского королевского дома были сохранены их титулы, и им были назначены значительные пенсии.

Корея перестала существовать как независимая страна. Вместо нее возникла японская колония — генерал-губернаторство Тё̄сэн (тё̄сэн со̄токуфу). Японцы проводили в Корее политику тотальной японизации: корейцы были лишены всех национальных, корейские дети должны были посещать японские школы, публичное использование корейского языка запрещалось. Одновременно из в Корею были направлены японские поселенцы. Аннексия Кореи стала важнейшим этапом японских колониальных завоеваний.

Помимо аннексии Кореи важнейшей целью внешней политики Японии после русско-японской войны стало усиление позиций в Южной Маньчжурии. Портсмутский договор предусматривал согласие китайского правительства на передачу Японии в аренду Порт-Артура и Дальнего (Дайрена), а также железной дороги между Куаньчэнцзы и Порт-Артуром со всем принадлежащим ей имуществом. Для реализации этих пунктов договора в Пекин приехал японский министр иностранных дел Комура Дзю̄таро̄. 22 декабря 1905 г. там был подписан японо-китайский договор, подтверждавший признание Китаем Портсмутского договора, а также содержавший дополнительные статьи, расширявшие права Японии в Южной Маньчжурии.

В июне 1906 г. японцами была создана полугосударственная компания Южно-Маньчжурской железной дороги (ЮМЖД), которая стала собственницей дайренского порта, ряда рудников, шахт и промышленных предприятий, земельных и лесных угодий. Благодаря ее деятельности японский капитал занял господствующее положение в Южной Маньчжурии, главным внешнеторговым партнером которой теперь стала Япония.

Интересно, что сразу же после окончания русско-японской войны, в октябре 1905 г., американский железнодорожный магнат Э.Гарриман предложил создать синдикат для совместной с Японией эксплуатации ЮМЖД под японской юрисдикцией и даже подписал с премьером Кацура предварительное соглашение по этому вопросу. Однако из-за разногласий в японских правящих кругах эта сделка была вскоре аннулирована, и в ст. 2 императорского указа об учреждении акционерной компании ЮМЖД от 7 июня 1906 г. прямо указывалось:

Это стало отправной точкой обострения японо-американского соперничества, которое стало определяющим фактором развития внешнеполитических событий на Дальнем востоке в первой половине XX века.

Переход Южной Маньчжурии в сферу влияния Японии в результате русско-японской войны создал предпосылки для дальнейшей японской экспансии в Китае, причем не только экономическими средствами. Показательно, что после начала китайской революции 1911–1913 гг., свергнувшей династию Цин, в Японии обсуждалась возможность интервенции в Китае «в целях сохранения мира на Дальнем Востоке». Главными сторонниками немедленного военного вмешательства были Кацура Таро̄ и Ямагата Аритомо. Однако правительство Сайондзи решило воздержаться от активных действий и проводить выжидательную, или, как ее окрестили в Японии, «негативную» политику.

Это решение отражало интересы влиятельных японских торгово-промышленных кругов, стремившихся к расширению торговли с Китаем, чему военные действия могли серьезно помешать. Таким образом уже тогда проявились различия в интересах тех группировок японского капитала, которые ориентировались на колониальный рынок и на государственные военные заказы, и тех, что успешно включились в систему свободной международной торговли. Первые поддерживали политику военных захватов, другие же были больше заинтересованы в сохранение стабильности в мире и в регионе. В дальнейшем, после первой мировой войны, эти различия заметно усилились, что сделало японскую внешнюю политику в первое послевоенное десятилетие весьма непоследовательной и противоречивой.

В 1913 г., когда у власти находился кабинет Ямамото Гоннохё̄э (Гомбэй) вопрос о военной интервенции в Китае вновь стал в повестку дня. Тогда во время столкновений в Нанкине пострадали трое японских подданных («нанкинский инцидент»), и сторонники вмешательства в гражданскую войну в Китае потребовали от правительства решительных действий.

Япония предъявила Китаю ультиматум, в котором требовала возмещения убытков, наказания виновных в «инциденте» (в том числе губернатора провинции) и принесения официальных извинений. Когда он был отклонен, была устроена военная демонстрация, в ходе которой японские военные корабли прошли по реке Янцзы вплоть до Нанкина. Китайское правительство было вынуждено выполнить японские требования и дополнительно предоставило Японии концессии на постройку нескольких железных дорог в Южной Маньчжурии и Внутренней Монголии.

Отношения Японии с великими державами

В результате поражения России в русско-японской войне на Дальнем Востоке сложилось новое соотношение сил. Объективно возросла роль Японии и США, избавившихся от своего главного соперника. Вместе с тем Великобритания продолжала сохранять ключевые позиции в Китае и на Тихом океане, и возросшее международное влияние Японии во многом основывалось именно на англо-японском союзе.

Однако, несмотря на сокращение числа империалистических конкурентов, боровшихся за влияние на Тихом океане, какого-либо ослабления борьбы между ними не произошло. Она шла с прежней силой, только теперь в ее фокусе оказались противоречия не между Японией и Россией, а между Японией и США.

Усиление японской экспансии в Южной Маньчжурии и во всем Китае после русско-японской войны внесло большие изменения в японо-американские отношения.

Помогая Японии во время русско-японской войны, Великобритания и США стремились ее руками добиться ослабления России на Дальнем Востоке и таким образом укрепить свои империалистические позиции в Китае и в Маньчжурии. Предполагалось, что платой Японии за эту «услугу» станет Корея, поглотив которую, Япония ослабит противодействие США в Маньчжурии и Китае.

Однако после русско-японской войны Япония фактически вытеснила США и Великобританию с маньчжурского рынка и стала еще активнее конкурировать с ними во всем Китае. В результате Япония стала превращаться в главного соперника и конкурента США на Дальнем Востоке и Тихом океане.

Одновременно японо-американские отношения резко ухудшились в связи с дискриминационной политикой в отношении японских иммигрантов в США. В октябре 1906 г. власти штата Калифорния приняли постановление об исключении японских детей из общих школ и разрешили им учиться только в специальных школах для азиатов. В феврале 1907 г. американское правительство запретило въезд в США японским эмигрантам с Гавайских о-вов, где японцы составляли около 40 % населения, а в мае 1907 г. в Сан-Франциско произошел японский погром.

В результате к лету 1907 г. японо-американские отношения обострились настолько, что в обеих странах стали серьезно рассматривать возможность войны между ними. Однако в то время ни Япония, ни США еще не были готовы к вооруженному столкновению, и поэтому они пошли на временное урегулирование отношений.

В конце 1907-начале 1908 г. в результате японо-американских переговоров было заключено «джентльменское соглашение» об ограничении самой Японией эмиграции японских подданных в США. Кроме того в качестве шага доброй воли японское правительство официально пригласило посетить Японию военно-морскую эскадру США, совершавшую кругосветное плавание. Приглашение было принято, и 18 октября 1908 г. американские корабли вошли в порт Иокогама. Недельное пребывание американских моряков в Японии было обставлено как важнейшее общественное событие, а сами гости были, без преувеличения, потрясены радушием оказанного им приема.

30 ноября 1908 г. между американским государственным секретарем Э.Рутом и японским послом в США Такахира Когоро̄ состоялся обмен нотами, получивший название «соглашение Рут-Такахира». В нем, в частности, говорилось, что политика обеих стран направлена на «защиту принципа равных возможностей для торговли и промышленности в Китае», и что они «питают твердое намерение уважать территориальные владения, принадлежащие каждой из них в названной области».

Таким образом, это соглашение содержало в себе взаимоисключающие положения, а именно согласие Японии с американской политикой «открытых дверей» в Китае и признание США принципа раздела Китая на сферы влияния, который отстаивала Япония. Неудивительно, что, хотя в обеих странах «соглашение Рут-Такахира» трактовалось как победа собственной дипломатии, оно не могло заложить основу долговременного урегулирования японо-американских противоречий.

В 1909 г. США предприняли новую попытку проникнуть в Маньчжурию. Государственный секретарь США Ф. Нокс под предлогом защиты принципа «открытых дверей» и обеспечения суверенитета Китая над Маньчжурией выдвинул план «интернационализации» ЮМЖД и КВЖД, согласно которому международный банковский консорциум с участием США, Великобритании, Франции и Германии должен был предоставить Китаю заем для выкупа обеих дорог, управление которыми затем было бы передано международному комитету. Однако план Нокса вызвал решительное противодействие Японии и России и в итоге остался нереализованным. Он лишь вновь обострил японо-американские отношения и подтолкнул Японию и Россию к сближению на антиамериканской основе.

Несмотря на сохранение англо-японского союза, после русско-японской войны стало намечаться охлаждение и в японо-британских отношениях. В основе его лежали те же причины, что и в ухудшении отношений между Японией и США — обострение империалистического соперничества в Китае из-за усиления японской колониальной экспансии.

В отличие от США, Великобритания, как и Япония, поддерживала принцип раздела Китая на сферы влияния. Однако это не предотвратило развития японо-британского соперничества, поскольку каждая из сторон при малейшей возможности старалась посягнуть на «чужую территорию». Кроме того непрерывно росла японо-британская торговая конкуренция на китайском, а затем и на индийском и иных рынках.

Несмотря на это, в то время союз был еще нужен обеим сторонам. Япония надеялась на получение британской финансовой и моральной поддержки в случае столкновения с США, а Великобритания видела в союзе способ удержать Японию от переориентации на Германию, что в условиях все большего обострения англо-германских противоречий было для нее очень актуально. Поэтому 13 июля 1911 г. англо-японский договор был перезаключен в несколько измененной редакции: из него были исключены положения о британском признании японских интересов в Корее, которой к тому времени уже не существовало на политической карте, а также введена специальная статья, которая должна была отвести подозрения в антиамериканской направленности обновленного союза. Последнее было сделано по настоянию британской стороны, которая видела в Соединенных Штатах важного потенциального союзника в условиях, когда вероятность войны между Великобританией и Германией все более возрастала.

Вообще, перемены в политической интерпретации англо-японского союза отражали возросшую роль Японии в мире. Теперь его значение вышло далеко за региональные рамки и все больше связывалось с событиями в европейской политике. Потеряв после русско-японской войны свою прежнюю антирусскую направленность, англо-японский договор стал для Великобритании важным средством сколачивания антигерманского блока, который должен был объединить в себе прежних непримиримых противников.

J, В первое время после войны русско-японские отношения оставались враждебными. Победа над Россией укрепила в японских правящих кругах позиции сторонников продолжения военной экспансии. Они (в частности, Ямагата Аритомо и Тэраути Масатакэ) требовали увеличения армии и флота, рассматривая это как необходимое условие для сохранения за Японией завоеванных международных позиций.

В декабре 1905 г. правительство Кацура Таро̄ ушло в отставку, и новый кабинет возглавил Сайондзи Киммоти, что было воспринято как победа умеренных сил. Тем не менее японское правительство разработало и стало немедленно осуществлять 15-летнюю (1907–1921) программу перевооружения армии и флота, обосновывая ее «возможностью реванша» со стороны России. Вскоре Япония значительно увеличила численность армии, а ее военно-морские силы к 1909 г. выросли почти вдвое.

Такие действия Японии, естественно, вызвали беспокойство в России. В марте 1906 г. совет государственной обороны обсудил вопрос о военном положении на Дальнем Востоке и решил оборудовать базы в Забайкалье, Уссурийском крае и Сибири, а в декабре того же года он принял постановление «О приведении Приамурского военного округа в полную боевую готовность». В начале 1907 г. было решено создать Амурскую речную флотилию, укрепить Николаевск-на-Амуре и начать строительство стратегической Амурской железной дороги.

Вместе с тем, было понятно, что позиции России на Дальнем Востоке после поражения в войне были ослаблены, и в чисто военном отношении она была не в состоянии конкурировать с Японией без проведения очень основательной и дорогостоящей подготовки, которая потребовала бы от страны значительного напряжения сил. Перед Российской империей встала проблема определения приоритетов ее внешнеполитического курса.

В то время в центре мировой политики находилось противостояние Великобритании и Германии, каждая из которых старалась привлечь другие державы на свою сторону. Соответственно, в правящих кругах России образовались две группировки — прогерманская и проанглийская. Первая из них требовала заключения союза с Германией и Австро-Венгрией и продолжения борьбы против Великобритании на Среднем Востоке и Японии — на Дальнем. Другая настаивала на укреплении западных границ ввиду германской угрозы и на достижении согласия с Великобританией и Японией, рассчитывая защитить интересы России в Азии невоенными средствами.

В итоге верх взяли сторонники проанглийской ориентации. Не последнюю роль в этом сыграло пришедшее в результате поражения в войне с Японией осознание того, что Россия не в состоянии вести активную политику одновременно на Дальнем Востоке, на Юге и на Западе. Вскоре русское правительство взяло курс на урегулирование отношений с Японией.

Положительный сдвиг в русско-японских отношениях наступил в 1907 г. 23 января министр иностранных дел России А.П.Извольский высказал японскому посланнику в Петербурге Мотоно Итиро̄ «мысль о желательности общего соглашения между Россией и Японией, могущего прочно обеспечить мирное развитие взаимных отношений обеих держав». Мотоно выразил «готовность обсудить всякое конкретное предложение, которое будет ему сделано правительством по этому поводу».

Смягчение японской позиции произошло под воздействием со стороны Великобритании и Франции, заинтересованных в вовлечении России в антигерманский союз — Антанту. В качестве платы за это Россия потребовала от них содействия в обеспечении безопасности ее дальневосточных границ.

Чтобы добиться своих стратегических целей, правительства Великобритании и Франции решили оказать давление на Японию, используя ее финансовые затруднения после войны. Франция даже отказала Японии в предоставлении нового займа, пока не будет подписано русско-японское соглашение.

Другой причиной, подталкивавшей Японию к сближению с Россией, было обострение японо-американских отношений. Японские правящие круги понимали, что русский империализм временно выбыл из борьбы за господство на Дальнем Востоке, и пытались теперь использовать Россию в качестве противовеса экспансии США. Разумеется, Соединенные Штаты были не в восторге от такой перспективы, и американская дипломатия на этом этапе прилагала усилия, чтобы разжечь русско-японские противоречия.

Все же после длительных переговоров 30 июля 1907 г. в Петербурге была подписана русско-японская общеполитическая н конвенция (так называемое соглашение Извольский-Мотоно). Соглашение состояло из двух частей — открытой и секретной. В первой декларировались принцип территориальной целостности Китая и сохранение статус-кво на Дальнем Востоке. Секретная часть соглашения фиксировала раздел Маньчжурии на японскую 1 (южную) и русскую (северную) сферы влияния. Кроме того, Россия признала особые права Японии в Корее, а Япония — специальные интересы России во Внешней Монголии.

Хотя конвенция подтверждала статьи Портсмутского договора, Японии удалось добиться уступок в вопросе о линия разграничения сфер влияния в Маньчжурии, на которых ей не удалось настоять двумя годами ранее. На правительственном совещании, созванном 14 июня 1907 г. для обсуждения окончательного проекта соглашения с Японией, военный министр А.Ф.Редигер по этому поводу заявил, что «жертву эту следует признать совсем небольшой», если она поможет застраховаться от военной угрозы со стороны Японии. Совещание единодушно одобрило проект соглашения.

Почти одновременно были подписаны русско-японская рыболовная конвенция, которая предоставила японцам широкие права на промысел в русских водах (формально она просуществовала до 1928 г.), и торговый договор.

Русско-японские соглашения 1907 г. подверглись жесткой критике со стороны русской общественности за то, что при их заключении была проявлена «излишняя уступчивость». В Японии же по их поводу были организованы празднества. Но так или иначе обе державы добились на этом этапе своих целей: Россия уменьшила угрозу своим дальневосточным районам и развязала себе руки на западе, а Япония получила возможность разыгрывать «русскую карту» в своем противодействии американской экспансии.

В оставшиеся до начала мировой войны годы русско-японские отношения успели пройти еще через несколько фаз потепления и охлаждения. Активность американцев в Маньчжурии способствовала дальнейшему сближению между Японией и Россией. Так, инициатива государственного секретаря США Нокса об «интернационализации» маньчжурских железных дорог привела к тому, что 4 июля 1910 г. был заключен новый русско-японский договор о «дружественном содействии» улучшению железнодорожных линий и поддержании статус-кво в Маньчжурии. В секретной его части указывалось, что Япония и Россия могут предпринимать любые меры для защиты своих интересов в их сферах влияния и окажут друг другу поддержку в случае посягательства на них третьей стороны.

Вместе с тем, во время китайской революции 1911–1913 гг. произошло столкновение интересов Японии и России в связи с провозглашением независимости Внешней Монголии. Япония попыталась воспользоваться этим для пересмотра соглашения с Россией о разделе сфер влияния и потребовала признания ее «специальных интересов» в восточной части Внешней Монголии и во Внутренней Монголии, однако русское правительство отказалось это сделать.

В июне 1912 г. бывший премьер Кацура отправился в Европу с неофициальной миссией. Первым пунктом назначения его поездки был Петербург. Предполагалось, что он проведет там переговоры по вопросам раздела сфер влияния в Маньчжурии и Монголии. Однако в российской столице Кацура узнал о смерти императора Мэйдзи и срочно вернулся в Токио. Кстати, Россия не послала официальной делегации на похороны японского императора, что было признаком скверного состояния двусторонних отношений в тот период.

Все же 8 июля 1912 г. в Петербурге было заключено секретное русско-японское «соглашение Сазонов-Мотоно» (по именам подписавших его русского министра иностранных дел и японского посла) о разделе сфер влияния во Внутренней Монголии: в восточной ее части были признаны специальные интересы Японии, а в западной — России. Разделительная линия прошла по пекинскому меридиану, что соответствовало русскому предложению. Это свидетельствовало о том, что Россия к тому времени оправилась от поражения в русско-японской войне и стала проводить более активную и жесткую политику на Дальнем Востоке.

Однако, поскольку обстановка в Европе постепенно накалялась, страны Антанты, к числу которых теперь принадлежала и Россия, стремились сохранить баланс сил на Дальнем Востоке, что объективно стабилизировало русско-японские отношения.

Внутриполитическое положение

В последние годы Мэйдзи в Японии установилась своего рода суррогатная «двухпартийная» система, когда правительства по очереди возглавляли Сайондзи Киммоти, пользовавшийся славой «либерала», и Кацура Таро, ставленник Ямагата Аритомо, известного своими милитаристскими взглядами.

Впрочем, и «либеральные», и «милитаристские» правительства проводили сходную политику модернизации и наращивания японских вооруженных сил. Это объяснялось повышенным вниманием к ним как к инструменту государственной политики, закрепившимся в сознании японских правящих кругов в результате победы в русско-японской войне. Как сказал однажды Кацура Таро̄, только военная сила сделала Японию первостепенной державой, и этой установке следовали все японские государственные деятели.

Различие между двумя «партиями» заключалось в том, какие группировки в японских правящих кругах они представляли. Кацура, который так же, как и Ямагата, был выходцем из княжества Тё̄сю̄ и профессиональным военным. Его правительства непосредственно проводили интересы военно-бюрократических кругов и связанных с ними производителей вооружения, зависевших от государственных заказов.

Что касается Сайондзи, то он происходил из придворной аристократии кугэ. В молодости он долгое время (1869–1880) жил во Франции, где стал свидетелем франко-прусской войны и Парижской коммуны. Несмотря на этот драматический опыт, он определенно тяготел к идеям западноевропейского либерализма (в отличие от германофила Кацура) и был приверженцем внедрения в Японии полноценной парламентской системы, хотя в практическом плане подходил к этому со свойственной ему осторожностью.

В 1903 г. Сайондзи возглавил партию Сэйю̄кай, сменив на посту ее председателя Ито̄ Хиробуми. Сэйю̄кай была тесно связана с концернами «Мицуи» и «Сумитомо», также с «Фурукава» и «Ясуда» (один из лидеров партии Хара Такаси в 1906 г. вошел в совет директоров «Фурукава»). Таким образом, приход к власти кабинетов Сайондзи означал внедрение прямого представительства крупной буржуазии (со всем спектром ее экономических и политических интересов) в структуры исполнительной власти, а также некоторое усиление влияния парламента в политической жизни страны.

После того, как в декабре 1905 г. ушел в отставку руководивший страной с 1901 г. кабинет Кацура, возглавить правительство было поручено Сайондзи. 7 января 1906 г. он сформировал свой первый кабинет. В его состав были включены два представителя партии Сэйю̄кай, в том числе Хара Такаси, который занял пост министра внутренних дел. Министром иностранных дел был назначен Като̄ Такааки, зять Ивасаки Ятаро̄, главы концерна «Мицубиси», а министром финансов — Сакатани Ёсио, зять Сибусава Эйити, владельца крупнейшего в Японии банка «Дайити гинко̄». Это было зримым выражением связей нового кабинета с крупным капиталом.

Следуя общей линии на укрепление японских вооруженных сил, правительство Сайондзи провело через парламент бюджет, предусматривавший создание трех новых дивизий в дополнение к имевшимся шестнадцати. Кроме того была начата разработка амбициозной программы увеличения военно-морского флота.

Это поставило под вопрос программу оздоровления государственных финансов, выдвинутую еще кабинетом Кацура после окончания войны. Тогда для того, чтобы уменьшить государственный долг, достигший 2400 млн. иен, правительство постановило выделять на его погашение более 100 млн. иен ежегодно. Несмотря на увеличение военных расходов, кабинет Сайондзи подтвердил это фактически невыполнимое решение и для его обеспечения провел в парламенте законопроект о сохранении высоких налогов военного времени.

В мае 1908 г. состоялись очередные выборы в парламент. Партия Сэйю̄кай получила на них 186 мест (из 379), Симпото — 75 мест. Однако победа Сэйю̄кай не укрепила позиций правительства. Японский парламент по-прежнему не мог оказывать определяющего влияния на определение политики страны. Это подтверждается той легкостью, с которой «партии» Ямагата-Кацура удалось добиться отставки кабинета Сайондзи.

Для того, чтобы спровоцировать правительственный кризис, было выдвинуто требование о выделении новых средств на стратегическое железнодорожное строительство. Из-за напряженного состояния государственных финансов, вызванного осуществлением военных программ и необходимостью выплачивать проценты по займам, министр финансов Сакатани отказался удовлетворить его и вышел в отставку, что повлекло за собой отставку всего кабинета в июле 1908 г.

Правительство вновь возглавил Кацура, который одновременно занял пост министра финансов. В новом кабинете не было представителей парламентских партий, но по настоянию Ямагата Сайондзи обещал Кацура поддержку партии Сэйю̄кай. В оппозиции осталась партия Симпото̄ или, как она стала называться с марта 1910 г., Кокуминто̄ (Национальная партия).

В 1909 г. второй кабинет Кацура вновь постановил начать постепенное погашение государственного долга. Однако и на этот раз решение не было выполнено, главным образом, из-за высоких военных расходов. В 1910/11 фин. г. их доля в бюджете составила около 34 %, что намного превышало долю военных ассигнований в других странах (в Германии — 20 %, в России — 14 %). Большие средства были выделены на постройку военных кораблей в рамках принятой в 1911 г. 6-летней (1911–1916) военно-морской программы.

Несмотря на обещания правительства не повышать налоги, рост военных расходов привел к увеличению налогового бремени. Непопулярность политики кабинета Кацура, усиление антивоенных и антиправительственных настроений привели к его отставке 30 августа 1911 г.

По решению гэнро̄ новый кабинет снова возглавил Сайондзи. Это было продиктовано тем, что он имел гораздо более прочные позиции в парламенте, чем Кацура, поскольку опирался на партию Сэйю̄кай, имевшую большинство. Предполагалось, что назначение премьером лидера ведущей парламентской партии разрядит политическую атмосферу.

В состав второго кабинета Сайондзи вошли 3 члена руководства Сэйю̄кай, в том числе Хара, который, как и прежде, занял пост министра внутренних дел. Министром финансов стал бывший президент Банка Японии Ямамото Тацуо, объявивший, что будет проводить политику жесткой экономии.

Действуя в русле этой политики, кабинет несколько сократил военные расходы. Это вызвало резкую критику со стороны партии Кокуминто̄ и сильное недовольство военных кругов. Ямагата и Кацура настаивали на выделении средств на формирование двух новых армейских дивизий, предназначенных для размещения в аннексированной Корее. Одновременно руководители военно-морского министерства требовали новых ассигнований для расширения флота в связи с обострением японо-американских отношений.

Отказ правительства одновременно удовлетворить требования соперничавших между собой представителей армии и флота привел к правительственному кризису. Военный министр Уэхара Юсаку в знак протеста против политики правительства подал в отставку, а военные круги отказались выдвинуть нового кандидата на этот пост. Поскольку по закону его мог занять только генерал действительной службы, кабинет Сайондзи потерял возможность нормально функционировать и 3 декабря 1912 г. был вынужден уйти в отставку.

Несмотря на то, что в Японии происходила регулярная смена правительственных кабинетов, между которыми существовали определенные различия в формулировании целей национальной политики, сложившаяся система имела мало общего с какой-либо формой политической демократии.

Во-первых, правительства по-прежнему не были ответственны перед парламентом или каким-либо иным демократически избранным органом. Соответственно, все вопросы их смены решались негласно, кулуарно. В результате общественность просто ставилась перед фактом изменений в исполнительной власти.

Во-вторых, смена кабинетов определялась не сдвигами в соотношении политических сил, а личными договоренностями в чрезвычайно узком кругу высших государственных бюрократов, и отражала лишь те или иные подвижки в их среде.

В-третьих, японский парламент обладал весьма ограниченной представительностью из-за имущественных и иных ограничений избирательных прав. Поэтому даже опора правительства на парламентское большинство не подразумевала сколько-нибудь широкой общественной поддержки его политики. Японии предстояло пройти еще очень долгий путь до появления политической системы, которая могла бы называться демократической.

Завершение русско-японской войны ознаменовалось известным оживлением рабочего движения в конце 1905–1906 гг. произошли стачки горняков, судостроителей, трамвайщиков. Однако наивысшего подъема забастовочное движение достигло в 1907 г. При этом характерной особенностью забастовочной борьбы тех лет были многочисленные беспорядки и различные эксцессы.

Ярким примером такого рода были волнения, произошедшие в феврале 1907 г. на медных рудниках Асио, где рабочие потребовали улучшения условий труда, повышения денежной и отмены натуральной заработной платы, устранения надсмотрщиков. Когда администрация отвергла эти требования, рабочие устроили беспорядки, в ходе которых разгромили контору, сожгли служебные помещения, избили директора, выгнали с рудников полицию, захватили склады с продовольствием. Похожие беспорядки произошли затем на медных рудниках Бэсси (о-в Сикоку), где забастовщики динамитом взорвали дома директора и надсмотрщиков, убили начальника полиции, подожгли контору. За ними последовала серия инцидентов с участием шахтеров на Хоккайдо̄, забастовки печатников в Токио и О̄сака, судостроителей в Нагасаки и т. д.

Росту насилия в ходе забастовок косвенно способствовала репрессивная политика властей. Закон 1900 г. о полицейских мерах по поддержанию общественного спокойствия, предусматривавший тюремное заключение за «подстрекательство» к забастовкам, фактически делал невозможной легальную организованную забастовочную борьбу. Это подталкивало рабочих к традиционным формам социального протеста в форме бунта со всеми вытекавшими из этого последствиями.

На этот раз властям удалось жесткими мерами подавить проявления социального недовольства. После того, как волнения в Асио и в других местах были подавлены при помощи войск, забастовочное движение фактически замерло на несколько лет. В 1908 году было официально зарегистрировано только 13 забастовок (800 участников), а в 1909 г. — 11 (300 участников).

Подъем рабочего движения после русско-японской войны подстегнул активность левых политических организаций. В феврале 1906 г. была создана Японская социалистическая партия (Нихон сякайто̄). В ее программу был внесен пункт о «борьбе за социализм в рамках закона», что помогло новой партии избежать немедленного запрета, как это случилось с ее предшественницей в 1901 г.

Пропагандистом социалистических идей в тот период был ежемесячный журнал «Хикари» («Свет»), начавший издаваться в ноябре 1905 г. Одним из его активных сотрудников был Ко̄току Дэндзиро̄ (Сюсуй). Вскоре за свои статьи он был арестован, а выйдя из тюрьмы, уехал в США.

В мае 1906 г. Ко̄току вернулся в Японию. К тому времени под влиянием организации «Индустриальные рабочие мира» (IWW), с деятельностью которой он познакомился в Соединенных Штатах, к его взглядах произошел сдвиг в сторону анархо-синдикализма. На страницах «Хикари» Ко̄току стал выступать за тактику «прямого действия», против парламентских методов борьбы, что привело к запрещению журнала. Однако взгляды Ко̄току завоевали заметную поддержку среди японских социалистов.

Во многом по настоянию Ко̄току состоявшийся в феврале 1907 г. II съезд Японской социалистической партии исключил из ее программы положение о «борьбе за социализм в рамках закона». Через несколько дней партия была запрещена под предлогом того, что она «наносит ущерб общественному спокойствию и порядку».

После этого социалистическое движение в Японии раскололось. Радикальные сторонники Ко̄току в июне 1907 г. начали издавать в О̄сака газету «О̄сака хэймин симбун», а умеренные социалисты в 1908 г. основали в Токио газету «Сякай симбун», которую редактировал будущий основатель Коммунистической партии Японии Катаяма Сэн.

В июне 1910 г. Ко̄току и 25 его соратников (в том числе жена) были арестованы по обвинению в подготовке заговора с целью убийства императора. Расправа была жестокой: Ко̄току и еще 11 человек были приговорены к смертной казни и 24 января 1911 г. повешены; остальные получили различные сроки каторжных работ.

Катаяма Сэн и его сторонники продолжали свою деятельность, хотя периодически подвергались полицейским репрессиям. В августе 1911 г. вынуждена была закрыться их газета «Сякай симбун», потерпевшая финансовый крах из-за наложенных на нее штрафов. В январе 1912 г. Катаяма Сэн был арестован за организацию забастовки токийских трамвайщиков (в ней участвовало 6 тыс. чел.). После выхода из тюрьмы Катаяма жил под надзором полиции, а в августе 1914 г. эмигрировал в США.

Попытка японских левых возглавить рабочее движение не удалась. Однако само движение продолжало существовать. За упомянутой забастовкой токийских трамвайщиков последовали другие выступления. Весной 1912 г. состоялась массовая забастовка рабочих военно-морского арсенала в Курэ. Одновременно в Ко̄бэ, О̄сака, Иокогама и других портах Японии прошли забастовки моряков. В 1913 г. было зарегистрировано 47 забастовок с 5,2 тыс. участников, а в 1914 г. — 50 забастовок с 7,9 тыс. участников.

Наиболее дальновидные представители японского капитала понимали, что рабочее движение желательно ввести в легальные рамки. В августе 1912 г. христианский социалист Судзуки Бундзи при материальной и моральной поддержке крупного финансиста Сибусава Эйити создал организацию под названием Ю̄айкай (Общество братской любви), задачей которого была культурно-просветительная деятельность и организация взаимопомощи среди рабочих. В 1913 г., т. е. через год после создания, Ю̄айкай насчитывало в своих рядах уже более 1300 членов, а в 1914 г. — около 6500 чел. Отделения Ю̄айкай возникли во многих промышленных центрах Японии, и это общество стало как бы прообразом профсоюзного центра.

Особенности экономического развития

Хотя русско-японская война стоила Японии колоссального напряжения всех ресурсов, победа в войне существенно расширила поле для развития японского капитализма. После войны политическое влияние Японии в Корее, Маньчжурии и Китае заметно усилилось. Это открыло ей доступ к новым рынкам, новым источникам сырья и сферам приложения капитала, что в свою очередь дало сильный толчок развитию экономики и, прежде всего, промышленности. С 1906 г. в стране начался промышленный бум, и хотя мировой экономический кризис 1907–1908 гг. затронул и Японию (от кризиса пострадали главным образом экспортные производства легкой промышленности), бурное экономическое развитие продолжалось вплоть до начала первой мировой войны.

Русско-японская война стала тяжелейшим испытанием для японской экономики и, прежде всего, для ее финансов. К концу войны финансовая система Японии была напряжена до предела. Расходы на войну составили около 1500 млн. иен, и большая их часть была покрыта за счет заимствований за рубежом (причем на весьма невыгодных для Японии условиях). В результате всего лишь за три года (1903–1906) государственный долг вырос более, чем в 4 раза и достиг 2400 млн. иен.

После русско-японской войны Япония продолжала направлять огромные средства на военные приготовления, и это служило дополнительным стимулом развития промышленности, так как обеспечивало частные компании выгодными военными заказами, льготными кредитами и субсидиями. Перед первой мировой войной государственные расходы составляли уже около 600 млн. иен в год, при этом на военные нужды уходило более 1 / 3 этой суммы.

Однако, в отличие от предшествующего периода для покрытия государственных расходов выпуск займов практически не использовался. Размеры государственного долга, к концу русско-японской войны достигшего 2400 млн. иен, в последующие годы увеличились незначительно и накануне первой мировой войны составляли около 2560 млн. иен. Теперь расходы покрывались отчасти за счет доходов от эксплуатации колоний, но главным образом — за счет налогов. Этому способствовало, прежде всего, быстрое экономическое развитие страны, сопровождавшееся ростом национального дохода и расширением базы налогообложения. Но одновременно имело место и значительное усиление налогового бремени, лежавшего на плечах простых граждан, поскольку вновь введенные или повышенные в военные годы налоги по окончании войны не были ни отменены, ни понижены.

Сбалансированность бюджетных доходов и расходов позволила правительству поддерживать устойчивость денежного обращения, что выразилось, в частности, в стабилизации цен на основные виды товаров (в Токио, например, индекс оптовых цен за период 1906–1913 гг. увеличился лишь на 10 пунктов).

Главной чертой экономического развития Японии после русско-японской войны безусловно был быстрый рост промышленности, сопровождавшийся существенным повышением уровня ее технической вооруженности.

Одним из важных показателей экономического прогресса любой страны является увеличение объемов производства и потребления электроэнергии. В Японии этот показатель был весьма впечатляющим: за 1907–1914 гг. производство электроэнергии возросло с 115000 кВт-час до 716000 кВт-час, т. е. более, чем в 6 раз. С целью максимального использования гористого рельефа Японии и обилия горных рек упор был сделан на строительство гидроэлектростанций. Доля гидроэнергии в энергетическом балансе страны поднялась за эти годы с 33 % до 57 %. Благодаря росту производства энергии во многих городах стали освещаться не только дома, учреждения, заводы и фабрики, но и улицы, а в наиболее крупных городах появились трамвайные линии.

Производство стали увеличилось за период 1906–1913 гг. в 3,7 раза и достигло 255 тыс. т, а производство чугуна — в 1,7 раза (до 243 тыс. т). Благодаря этому рывку перед первой мировой войной Япония уже могла удовлетворить за счет внутреннего производства свои потребности в чугуне и стали, соответственно, на 48 % и 34 %. При этом на частные компании приходилось лишь 34 % выпуска чугуна и 15 % выпуска стали, большая же часть производилась на государственных предприятиях.

Производство угля за 1905–1913 гг. увеличилось в 1,6 раза и достигло 22 млн. т, из которых более 3 млн. т шло на экспорт. Накануне войны в этой отрасли было занято около 170 тыс. чел. и насчитывалось около 100 предприятий, но основную часть добычи давали несколько крупных шахт.

Производство меди за 1900–1910 гг. возросло почти вдвое, при этом из 50 тыс. т, произведенных в 1910 г., около 35 тыс. т было экспортировано, и по этому показателю Япония вышла на второе место в мире. Почти 2/3 добычи и производства приходилось на 8 крупных шахт, принадлежавших четырем богатым семьям.

Быстро продолжало развиваться машиностроение и, прежде всего, важнейшая его подотрасль — судостроение. К 1913 г. в Японии насчитывалось уже 6 верфей, на которых можно было строить суда водоизмещением более 100 т. В 1913 г. на японских верфях было построено судов общей грузоподъемностью около 70 тыс. т, из них 20 тыс. т. пришлось на парусные суда, а 50 тыс. т — на суда с паровыми двигателями и двигателями внутреннего сгорания. Накануне войны в судостроении было занято 26 тыс. чел., а всего в машиностроительных производствах работало 86 тыс. чел.

В результате ускоренного развития ряда отраслей тяжелой промышленности произошли заметные сдвиги в отраслевой структуре производства: за 1905–1915 гг. доля тяжелой промышленности возросла с 28,5 % до 33,8 %, а доля легкой, напротив, снизилась с 71,5 % до 66,4 %. Но доля текстильной промышленности при этом возросла с 37,9 % до 39,4 %, и перед первой мировой войной она оставалась наиболее крупной отраслью японской индустрии. Достаточно сказать, что тогда в ней работало около 570 тыс. чел. или 60 % общего числа занятых в промышленности.

Именно в текстильной промышленности наиболее выпукло проявились последствия быстрой модернизации экономики страны. С самого начала она стала отраслью, где сосуществовали два уклада — традиционная крестьянская экономика и капиталистическое производство. Отношения между ними были сложными и противоречивыми.

Для многих крестьянских семей возможность подработать на шелкопрядильной или хлопчатобумажной фабрике имела огромное значение, так как это позволяло им сводить концы с концами, вовремя уплачивать налоги и тем самым сохранять свои земельные наделы. В этом смысле крестьянские семьи находились в сильной зависимости от хозяев крупных текстильных предприятий. Но зависимость эта не была односторонней.

Капиталистический сектор также зависел от крестьянской экономики и не только в плане поставок качественного сырья или обеспечения рабочей силой, но и в том смысле, что вся система производственных отношений на крупных предприятиях должна была строиться с учетом традиций и норм, по которым жило деревенское сообщество. Чтобы привлечь на фабрику крестьянских девушек, работодатели вынуждены были включать в условия контрактов (заключавшихся с их отцами или старшими братьями) некоторые специфические пункты. Как и в старой Японии, хозяин должен был обеспечить своих работников жильем и питанием, а иногда даже устраивать для них развлечения. Кроме того, предусматривалась выдача выходного пособия в случае увольнения работника, а также выплата 2 раза в год бонусов. Последнее правило было связано со старым обычаем, обязывавшим феодалов и хозяев лавок и мастерских дарить своим слугам и работникам подарки к Новому году и к Обон (дню поминовения усопших, отмечаемому 15 августа).

Разумеется, соблюдение этих правил на текстильных фабриках сочеталось с невероятно тяжелыми условиями труда. Рабочий день продолжался более 12 час, широко применялся детский труд, а оплата составляла около 6 сэн в день (в то время 1 сэн = 1 коп.).

Очевидно, что существовала прямая связь между условиями труда и быта промышленных рабочих и уровнем жизни в японских деревнях, и именно полунищенское существование многих крестьянских семей предопределяло тяжелое положение промышленных рабочих.

В целом же, несмотря на быстрый рост производства и повышение его технического уровня, к началу первой мировой войны текстильная промышленность Японии еще не успела превратиться в современную отрасль. Лишь о хлопкопрядении, где свыше 90 % рабочих (около 100 тыс. чел.) работало на 73 фабрики с числом занятых от 500 чел., можно было говорить как о современном капиталистическом производстве.

Похожая картина наблюдалась и во всех других отраслях японской промышленности. В машиностроении, например, наряду с несколькими крупными предприятиями существовало множество мелких и мельчайших, которые по заказам крупных фирм производили для них различные детали.

Однако в целом к началу мировой войны степень концентрации производства в промышленности была существенно выше, чем несколькими годами ранее. Так, если в 1909 г. на крупные предприятия с численностью занятых от 500 чел. приходилось около 20 % всех промышленных рабочих, то спустя 5 лет, в 1914 году, — уже более 25 %, причем 17 % из них трудились на крупнейших предприятиях с числом занятых от 1000 чел. Развитие государственного сектора также стимулировало процесс концентрации производства — на государственных предприятиях перед войной было занято более 100 тыс. чел. (около 10 % всех промышленных рабочих). При этом в среднем на одно государственное предприятие приходилось около 1200 занятых, а на некоторых насчитывалось и по несколько тысяч работников.

В годы, последовавшие за русско-японской войной, на волне экономического подъема в промышленности, торговле, на транспорте было создано множество новых компаний, преимущественно акционерного типа. Так, в обрабатывающей промышленности за период 1905–1915 гг. число зарегистрированных компаний возросло с 2319 до 5299, в добывающей промышленности — со 130 до 190, в торговле — с 5630 до 9943, на транспорте — с 696 до 1225. Еще более важно то, что наряду с ростом числа компаний произошло и заметное их укрупнение. Так, например, в обрабатывающей промышленности средняя величина оплаченного капитала, приходившаяся на одну компанию, возросла в эти годы с 76,3 тыс. иен до 158,6 тыс. иен, а в добывающей промышленности — соответственно с 446,2 тыс. иен до 823,5 тыс. иен.

К началу мировой войны довольно далеко зашел уже и процесс централизации капитала. В 1913 г. на долю крупных компаний (с капиталом свыше 5 млн. иен), составлявших всего лишь 0,4 % от общего числа компаний, приходилось около 40 % оплаченного капитала всех акционерных обществ.

К тому времени уже вполне оформились и знаменитые японские дзайбацу — монополистические объединения типа концернов, в центре которых стояли холдинговые компании, контролировавшие множество дочерних, внучатых и просто зависимых компаний в различных отраслях хозяйства. Наиболее крупными дзайбацу были «Мицуи», «Мицубиси», «Сумитомо» и «Ясуда».

Однако вплоть до первой мировой войны основными сферами деятельности дзайбацу оставались кредитные и страховые операции, внешняя и внутренняя торговля, а также легкая промышленность (производство сахара, бумаги, хлопковой пряжи и т. д.). Что же касается тяжелой промышленности, то в сферу их контроля к этому времени входили главным образом судостроение (находившееся в основном в руках группы «Мицубиси») и горнодобывающая промышленность, в которой наряду с «Мицуи» и «Мицубиси» действовали компании и других групп, прежде всего «Ясуда» и «Сумитомо».

Дальнейшее развитие получили и другие формы монополистических объединений — картели и синдикаты. К могущественному картелю «Бо̄сэки рэнго̄кай», объединявшему крупных производителей хлопковой пряжи, добавились сахарный синдикат (1908 г.), цементный синдикат (1909 г.), картель по железнодорожному оборудованию (1909 г.), синдикат по продаже антрацита (1910 г.) и др.

Это свидетельствовало о том, что несмотря на относительную слабость японской индустрии, преобладание в ее структуре отраслей легкой промышленности и наличие множества мелких предприятий, в ней уже шли процессы, характерные для монополистической стадии развития капитализма.

Годы после русско-японской войны были отмечены также быстрым развитием железнодорожного и морского транспорта. Если в 1893 г. только 7 % японского экспорта и 9 % импорта перевозилось японскими судами, то в 1913 г. их доля во внешнеторговых перевозках поднялась до 52 % и 47 % соответственно.

Протяженность железных дорог за 1904–1914 гг. увеличилась в 1,5 раза и достигла 11400 км, а общий тоннаж морского флота — в 2,3 раза и превысил 1,5 млн. т. Однако, если морской транспорт находился в руках частного капитала, то на железнодорожном транспорте вскоре после русско-японской войны была проведена широкомасштабная национализация.

Учитывая исключительно важное военно-стратегическое значение железнодорожного транспорта, в 1906–1907 гг. правительство национализировало 17 частных компаний, в результате чего доля государственных железных дорог в их общей протяженности повысилась с 32 % до 91 %. При этом, чтобы не ущемить интересы частного капитала, государство выплатило этим компаниям огромную компенсацию — около 500 млн. иен.

В дальнейшем развитие железнодорожного транспорта осуществлялось главным образом за счет государственных средств. Вскоре после национализации была проведена техническая модернизация, в результате чего пропускная способность железнодорожной сети существенно возросла. С учреждением Южно-Маньчжурской железнодорожной компании «Мантэцу» и национализацией железных дорог в Корее завершилось создание единой системы государственных железных дорог в метрополии и колониях, что имело значительный экономический эффект.

Несмотря на ощутимые результаты модернизации экономики, проявившиеся и а промышленности, и на транспорте и во многих других областях, в целом накануне первой мировой войны Япония все еще оставалась преимущественно аграрной страной. В 1913 г. в деревнях проживало 72 % населения, и около 60 % всех трудоспособных граждан были заняты в сельском хозяйстве (двадцатью годами ранее эти цифры составляли соответственно 84 % и 75 %).

Разумеется, определенный прогресс имел место и в сельском хозяйстве. Если в начале XX века, в 1900–1904 гг., среднегодовой урожай риса составлял 44,6 млн. коку, то в 1910–1914 гг. — 51,2 млн. коку или на 11,5 % больше. Урожайность риса на 1 тё за это время увеличилась с 15,6 коку до 17,1 коку или на 11,0 %. Основной прирост урожайности был достигнут за счет создания более совершенных ирригационных систем, использования более качественных сортов семян, но главным образом — за счет расширения использования удобрений.

Правительство содействовало внедрению в сельское хозяйство новых культур и передовых методов производства: посылало экспертов за рубеж для изучения иностранного опыта, организовало сельскохозяйственные школы и колледжи, рассылало по стране инструкторов, обучавших крестьян новым методам работы и т. д. Но в целом к началу первой мировой войны никаких принципиальных изменений в технологии сельскохозяйственного производства не произошло. Сельскохозяйственные машины еще не появились, все операции по-прежнему производились вручную, и даже использование тягловых животных не получило большого распространения. Высокие налоги, арендная плата, съедавшая от 45 % до 60 % урожая риса, и очень высокий уровень процента по ссудам (до 20 % в год), установленный помещиками и деревенскими ростовщиками, тормозили технический прогресс в деревне. Сдерживали его и крошечные размеры участков большинства крестьянских семей. В 1915 г. у 70 % крестьян размеры участков не достигали 1 га.

Правда, хотя и медленно, но неуклонно шел процесс вымывания наиболее мелких крестьянских хозяйств (с наделами менее 0,5 га) и перехода их земли в руки богатых крестьян или помещиков. За 7 лет (1908–1915 гг.) количество таких хозяйств сократилось на 27 тыс. (до 1989 тыс.), а их доля в общем числе хозяйств упала с 37,3 % до 36,5 %.

Продолжали расширяться и масштабы аренды. Накануне войны в аренду сдавалось уже около 45 % всей пахотной земли, а к разряду арендаторов относился каждый третий крестьянин.

Уровень жизни большинства крестьянских семей был крайне низок, и даже относительно возросшие доходы от подсобных промыслов или работы на фабриках дела не меняли, так как значительная их часть шла на уплату налогов, аренды, процентов по ссудам. Конечно, часть крестьян смогла успешно использовать возможности, связанные с общим раскрепощением экономической жизни (например, заняться торговлей или расширить подсобные производства, продукция которых пользовалась спросом на мировом рынке). Но таких было немного, а уделом большинства был тяжкий труд от зари до зари и полунищенское существование.

Хотя в годы перед первой мировой войной Япония лишь начала освоение своих колоний, направления их использования в интересах развития японской экономики уже были определены. Во-первых, колонии рассматривались как источник сырья и материалов, которыми сама метрополия не располагала, а также как поставщик некоторых видов сельскохозяйственной продукции для удовлетворения нужд быстро растущего населения страны. Во-вторых, они должны были стать стабильным рынком сбыта для японской продукции, в то время еще не обладавшей достаточной конкурентоспособностью, и тем самым не только способствовать развитию японской промышленности, но и помочь Японии решить проблему дефицита торгового баланса.

Для привлечения в колонии частных инвестиций использовалась целая система мер. Так, в первые годы колонизации правительство взяло на себя львиную долю расходов по созданию в колониях производственной инфраструктуры (развитию транспорта, связи, обустройству дорог и т. д.). В начальный период освоения Тайваня (1901–1905 гг.) и Кореи (1911–1915 гг.) на эти цели направлялось до 80 % всех государственных инвестиций в эти страны.

Наряду с этим были созданы чрезвычайно благоприятные условия для инвестиций частных фирм (низкие налоги, гарантированные дивиденды, субсидии и т. д.). В целях снижения для частного капитала политического риска и гарантирования стабильной прибыли использовалась и такая мера, как создание смешанных частно-государственных предприятий. В этот период крупнейшими из них стали Южно-Маньчжурская железнодорожная компания (1906 г.) и компания по добыче и переработке древесины в районе реки Ялуцзян (Китай, 1908 г.).

Всего за 1900–1915 гг. в форме долгосрочных инвестиций в тайваньскую экономику было вложено свыше 155 млн. иен, а в экономику Кореи за 1911–1915 гг. — 108 млн. иен; при этом доля государства была преобладающей и составляла соответственно 74,1 % и 60,3 % общих инвестиций. В Китае с 1900 г. по 1914 г. японские инвестиции увеличились с 2 млн. иен до 440 млн. иен, при этом капитал только Южно-Маньчжурской железнодорожной компании составлял более 200 млн. иен.

О резком усилении позиций Японии в колониях говорит тот факт, что накануне первой мировой войны доля Японии в экспорте Кореи составляла около 80 %, а в импорте — более 60 %; по Тайваню оба эти показателя находились на уровне около 60 %. К этому времени Япония также заняла первое место во внешней торговле Китая, оттеснив Великобританию на второе место, а США — на третье.

Освоение колоний и быстрое экономическое развитие привели к значительному расширению объемов внешней торговли: с 1905 г. по 1913 г. экспорт увеличился в 2 раза, а импорт — в 1,5 раза (составив соответственно 632 млн. иен и 729 млн. иен). К началу войны основными товарами японского экспорта были шелк-сырец (30 %), хлопковая пряжа, хлопчатобумажные и шелковые ткани (20 %). Что же касается импорта, то около 1/3 его приходилось на хлопок-сырец (хлопковой пряжи и тканей при этом резко сократился). Другими важнейшими статьями импорта были машины и оборудование, а также чугун и сталь.

Отставка 3 декабря 1912 г. второго кабинета Сайондзи из-за обструкции со стороны военного министерства вызвала необычное возбуждение в стране. Японская общественность больше не хотела мириться с тем, что национальная политика делалась за ее спиной. В Токио и других крупных городах по инициативе парламентских партий состоялись многочисленные митинги. На первый план выдвинулось требование создания правительства, ответственного перед парламентом.

В широких кругах общественности росли враждебные настроения против гэнро̄ и военной верхушки, в частности против Ямагата, который, как считалось, фактически управлял страной. Общество больше не устраивала ситуация, когда, по выражению современника, люди, облеченные ответственностью, не имели власти, а люди, облеченные властью, не несли никакой ответственности.

Требования создания ответственного перед парламентом правительства, расширения избирательных прав, ликвидации негласного правления гэнро̄ стали особенно часто выдвигаться после смерти в 1912 г. императора Мэйдзи, чей непререкаемый авторитет освящал существовавшую политическую систему. Это ознаменовало собой наступление важного этапа становления гражданского общества в Японии, получившего название «демократия Тайсё̄».

«Демократия Тайсё̄»

После смерти императора Мэйдзи императорскую власть наследовал его сын Ёсихито, годы правления которого получили название Тайсё̄ (1912–1926). В отличии от отца, он не принимал активного участия в политической жизни страны. Слабое здоровье (он страдал душевным недугом) было причиной того, что большую часть времени он проводил вне столицы на императорской вилле, а в 1921 г. передал власть сыну — наследному принцу Хирохито, ставшему регентом (сэссё̄) при отце. Тем не менее, именно годы Тайсё̄ заняли особое место в истории Японии XX в., в формировании ее политической культуры, дав имя феномену, известному как «демократия Тайсё̄».

Правда, жизнь самого императора Тайсе была наполнена разнообразными нововведениями, затронувшими порядки в императорском дворце. После того, как в 1887 г. Ёсихито стал наследным принцем, традиционная система дворцового воспитания претерпела значительные изменения. За всю многовековую историю императорского дома он первым из наследных принцев получил открытое образование в Школе пэров (ныне университет Гакусюин), изучал «западные науки», равно как японскую и китайскую классическую литературу и историю, среди его учителей и воспитателей были англичане, французы и американцы.

Реформирован был и строгий регламент жизни императорской семьи. С 1905 г. дети императора получили возможность жить вместе с отцом. В 1924 г. для императорского дома была принята форма моногамной семьи и отменен институт наложниц.

Но эти новшества были лишь незначительной частью разнообразных изменений, характеризовавших общую атмосферу того периода.

Термин «демократия Тайсё̄», был введен с японскими историками после второй мировой войны для обозначения политической ситуации, как бы промежуточной между мэйдзийским «абсолютизмом» и современной демократией. При этом речь шла о демократических тенденциях в рамках существовавшей политической системы, а не о каких-либо кардинальных ее реформах. Ее суть заключались в расширении участия различных социальных слоев в политической жизни, включении их в решение насущных общественных проблем, в стремлении к воплощению общественных идеалов, включавших в себя расширение избирательных прав, вплоть до введения всеобщего избирательного права для мужчин, легализацию деятельности рабочих и крестьянских союзов, борьбу за повышение общественного статуса женщины. В этом смысле «демократия Тайсё̄» вполне точно отражала значение понятия «демократия», как оно понималось в то время.

Проявившиеся в годы Тайсё̄ демократические тенденции коренились в глубоких изменениях, происходивших в японском обществе. Глубокие изменения в сфере образования, культуры, развитие новых средств массовой коммуникации, таких как радио и кино, расширили интеллектуальный и культурный горизонт японцев. Процесс модернизации, расширяясь и захватывая все новые сферы, вызывал сдвиги в общественном сознании. В результате наметилось нарастающее стремление широких слоев населения к участию в общественных движениях и в политической жизни.

Развитие процесса урбанизации, создание новых промышленных центров, рост индустрии и появление деловых кварталов в традиционной городской застройке — все это быстро меняло облик страны. Крупные города концентрировали значительную долю активного молодого поколения — управленческого персонала различных торговых и промышленных компаний, инженеров, техников, высококвалифицированных рабочих, а также многочисленных учителей, юристов, врачей, журналистов, писателей, художников и др. — интеллигенции, составлявшей творческую элиту общества. К 1925 г. в стране действовали 34 университета, 29 высших и 85 профессиональных школ. В течение периода Тайсё̄ число средних школ для мальчиков увеличилось с 218 в 1900 г. до 491 в 1924 г, и для девочек — с 52 до 576.

Представители именно этих социальных слоев были создателями и активными участниками становления духовного потенциала страны в период ее вступления в ряды влиятельнейших мировых держав.

Период «демократии Тайсё̄» характеризовался развитием широкого общественного движения, основывавшегося на совершенно новых для Японии ценностях. Речь шла о нетрадиционной постановка вопроса о взаимоотношении индивидуума и общества, о самоценности бытия человека, о почти закономерном противостоянии интересов личности и государства.

Вопрос об индивидууме как социальном явлении впервые был поднят под воздействием мэйдзийских преобразований. До этого в Японии основой общественной жизни было коллективное начало, и, как и в других традиционных обществах, человек был вписан в многовековую практику строго регламентированных отношений. Главным в его характеристике была принадлежность к большой традиционной семье, не было даже специального слова для обозначения индивидуальности. Термин кодзин («индивидуум», «частный», «личный») появился в японских словарях лишь в конце XIX в. (1890 г.).

В период Тайсё̄ проблема индивидуальности и общественной позиции личности затронула самые различные социальные слои. Возникали разнообразные по своему составу и программам организации и группы, среди которых можно было встретить как анархистские, так и крайне националистические. Однако характерным было то, что большинство из них отстаивало свои интересы, противопоставляя их политике государства. Это и было тогда самым важным: множество японцев почувствовало и осмыслило (хотя, подчас, довольно причудливым образом) свою личную ответственность за судьбу страны, превратившись, в результате, в граждан.

В Японии проблемы человека в государстве, его правового положения впервые были выдвинуты в университетском, научном мире и в дальнейшем активно в нем обсуждались.

Довольно быстро академические круги пришли к отказу от отождествления интересов индивидуума с интересами государства. Широкое распространение получила идея о том, что государство, как правило, не способствует раскрытию, воплощению заложенных природой в человеке способностей и талантов и, препятствует самореализации личности. В связи с этим был поднят вопрос о расширении и утверждении правовых позиций человека в обществе.

Значительную известность получили работы профессора Токийского императорского университета Ёсино Сакудзо̄, посвященные анализу современной ему политической системы как социально-политического феномена. Сравнивая концепции суверенности императора и суверенности народа, он фактически высказался в пользу последней, оговорившись, впрочем, что рассуждает лишь в чисто теоретическом плане.

По его мнению, правительство должно было быть ответственным перед парламентом и исходить в своей деятельности из принципа мимпонсюги, т. е. руководствоваться в первую очередь благом народа. Соответственно, только народ через механизм выборов должен был давать оценку его политике. Ёсино Сакудзо̄ выступал за максимально широкое применение принципа формирования органов власти на основе свободных выборов при одновременном сокращении политического влияния невыборных структур.

Теоретические идеи Ёсино легли в основу широко распространившихся политических представлений. В период Тайсё̄ усиление позиций сформированного на основе демократического избирательного закона парламента воспринималось как важнейшая социально-политическая задача. Адекватное выражение интересов народа связывалось прежде всего с деятельностью политических партий, с активизацией нижней палаты парламента (сю̄гиин).

В качестве политического идеала выдвигалось создание правительства, сформированного партией, завоевавшей в конкурентной борьбе на выборах большинство мест в парламенте. Предполагалось, что такие кабинеты могли при поддержке сю̄гиин принимать самостоятельные решения даже вопреки позиции невыборных структур — государственных старейшин (гэнро̄), палаты пэров (кидзокуин), тайного совета (сӯмицуин),

Созданию «народного», независимого от невыборных структур правительства мешал не только принцип формирования кабинетов, но и недостаточная представительность японского парламента. Из-за высокого имущественного ценза, ценза оседлости, возрастного ценза и многих других ограничений в 1913 г. избирательным правом обладали всего лишь 1,5 млн. чел., что составляло менее 3 % населения Японии.

Практически борьба за расширение избирательного права началась с первого десятилетия существования японского парламента. Однако наибольшего накала оно достигло в 1919–1920 гг., при «партийном» правительстве Хара Такаси, несколько ослабившем ограничения свободы слова и печати. Тогда движение за всеобщее избирательное право стало важнейшей частью общедемократического подъема. Широкие дискуссии о необходимости демократических преобразований и социальных реформ стали одной из главных тем японской печати и многочисленных собраний и митингов.

Характерной приметой годов Тайсё̄, особенно первого десятилетия, стали массовые демонстрации, нередко перераставшие в беспорядки. Постепенно спектр требований общественности захватывал все новые сферы — предоставление трудящихся права на забастовки и создание своих организаций, принятие демократических законов о труде и т. д. Изменение в 1919 г. избирательного закона, почти вдвое увеличившее число избирателей, а затем и принятие парламентом в 1925 г, закона о всеобщих выборах, отменившего имущественный ценз и поднявшего численность электората до 12.5 млн. чел., во многом произошли под давлением общественного демократического движения.

Эпоха «демократии Тайсё̄» стала очень важной ступенью в развитии процесса модернизации страны, начатого событиями реставрации Мэйдзи. Она была необходимым этапом в восприятии японским обществом идей политической демократии, прежде незнакомых ему, не выстраданных, не апробированных предшествующим опытом его исторического развития.

В годы Мэйдзи успех модернизации в значительной мере основывался на энергии и настойчивости небольшой группы реформаторов, внутри которой и циркулировали западные идеи. Особенностью годов Тайсё̄ стало их проникновение в широкие массы, что привело к становлению в Японии типа социально-ответственной и социально-активной личности. Период Тайсё̄ стал в японской истории временем, когда привнесенное извне проходило трудный путь широкой и конкретной апробации на японской почве. Демонстрации, беспорядки, социальные потрясения были высокой ценой адаптации идей демократии и индивидуализма, пока они сделались необходимой и органичной частью духовной и политической жизни нации.

По существу, успехи политической демократизации после второй мировой войны во многом были определены социально-политическим и социально-психологическим опытом, приобретенным страной как в послемэйдзийских преобразованиях, так и в годы «демократии Тайсё̄», когда формировалась новая японская политическая культура и массовые демократические движения. В этом смысле «демократия Тайсё̄» стала своеобразным мостом между духовными ценностями и социальной практикой мэйдзийского времени и современным японским обществом, основанном на демократических принципах.

Внутренняя политика накануне и во время мировой войны

Начало эры Тайсё̄ после смерти императора Мэйдзи в 1912 г. было ознаменовано ростом напряженности и недовольства во всех слоях общества. Все же, несмотря на общественные протесты, военно-бюрократические круги добились того, что формирование правительства было в третий раз поручено Кацура.

Однако к тому времени обстановка в стране претерпела значительные изменения. На этот раз резкое недовольство насильственной отставкой Сайондзи выразили буржуазные круги. Рамки мэйдзийской политической системы становились все более тесными для крупного капитала. Государственный протекционизм укрепил экономические позиции японской буржуазии, и теперь она добивалась адекватного роли в формировании государственной политики. Сказались и прочные связи Сайондзи с представителями крупного капитала. Как лидер Сэйю̄кай он был тесно связан с концерном «Мицуи», а кроме того имел родственные связи с концерном «Сумитомо», глава которого был его родным братом.

Требования перехода к практике «партийных кабинетов», всеобщего избирательного права, открытые протесты против всевластия гэнро̄, диктовавших состав правительств, и «кланового засилья» (т. е. фактической монополии выходцев из бывших княжеств Тё̄сю̄ и Сацума на определенные государственные посты) вышли на страницы японской печати.

Приход к власти третьего кабинета Кацура (снова по рекомендации гэнро̄) вызвал открытое противостояние правительству со стороны политических партий, прежде всего, Сэйю̄кай. Парламентская сессия, на которой депутаты резко выступали против Кацура как ставленника гэнро̄ Ямагата и военно-бюрократических кругов, прерывалась правительством несколько раз. В Токио, в здании театра Кабуки, 19 декабря 1912 г. состоялся большой митинг, организованный совместно партиями Сэйю̄кай и Кокуминто̄. Выступавшие резко протестовали против назначения Кацура премьером, против всевластия гэнро̄.

Несмотря на протесты, Кацура сформировал новое правительство без участия представителей парламентских партий. Чтобы снизить накал страстей в парламенте и ослабить оппозицию, Кацура создал свою партию До̄сикай, куда различными посулами переманил около 100 депутатов, в том числе многих членов Кокуминто̄, находившейся в блоке с Сэйю̄кай. Однако создать правительственное большинство ему не удалось.

Маневры Кацура не остались без ответа. Оппозиция (партия Сэйю̄кай и оставшаяся часть Кокуминто̄) подготовила проект резолюции недоверия правительству, подписанный 234 депутатами. Тогда Кацура добился от императора указания о том, чтобы Сайондзи как лидер Сэйю̄кай потребовал от партии взять обратно проект резолюции недоверия правительству. Сайондзи был вынужден подчиниться воле императора. Однако возбуждение было столь велико, что депутаты ослушались своего лидера и отказались отозвать проект резолюции. В результате Сайондзи ушел с поста председателя партии, а его место занял Хара Такаси.

По инициативе представителей парламентских партий в разных городах Японии прошли многочисленные митинги. 10 февраля произошли кровавые столкновения у стен парламента. Толпа избивала выходивших из здания депутатов-сторонников Кацура. Демократы громили помещения редакций проправительственных газет и полицейские участки, опрокидывали трамвайные вагоны. Имелись убитые и раненые, сотни людей были арестованы. Одновременно массовые беспорядки произошли в О̄сака, Ко̄бэ, Хиросима, Киото, Нагасаки и других городах. 20 февраля правительство Кацура было вынуждено уйти в отставку.

Японская пресса писала тогда, что «народ сверг правительство Кацура». Собственно, так оно и было. Вскоре Кацура, государственная карьера которого закончилась столь бесславно, скоропостижно скончался.

Казалось бы, события в стране дали ясную картину отношения общества к практике формирования военно-бюрократических правительств. Тем не менее, гэнро̄ снова выдвинули на пост премьера представителя военной бюрократии (на этот раз из военно-морских кругов) адмирала Ямамото Гоннохёэ (Гомбэй), ранее неоднократно занимавшего пост военно-морского министра.

Партия Сэйю̄кай, занимавшая большинство мест в парламенте, потребовала своего участия в правительстве. Ее лидеры даже предложили Ямамото вступить в нее и таким образом возглавить парламентское большинство. После переговоров глава Сэйю̄кай Хара Такаси уже по традиции занял пост министра внутренний дел, а один из лидеров партии Такахаси Корэкиё — пост министра финансов.

Правительство Ямамото, сразу же ассигновавшее крупные суммы на расширение военно-морского флота, продолжило соперничество с армейскими структурами, по-прежнему требовавшими создания двух новых дивизий. Непрерывная борьба военного и военно-морского министерств за бюджетные деньги стала главной чертой парламентской деятельности.

Вступление руководства Сэйю̄кай в военно-бюрократический кабинет вызвало в партии раскол: из нее вышло несколько десятков депутатов во главе с Одзаки Юкио, создавших новую парламентскую группу — Тю̄сэйкай, которая примкнула к оппозиционной партии До̄сикай. В результате оппозиционный парламентский блок партий До̄сикай и Кокуминто̄, которые возглавляли, соответственно, Като̄ Такааки и Инукаи Цуёси, заметно усилился.

Поэтому положение правительства, несмотря на поддержку Сэйю̄кай, остававшейся самой крупной группировкой в парламенте, нельзя было назвать прочным. При обсуждении на очередной парламентской сессии правительственного проекта государственного бюджета последний был принят большинством всего в 5 голосов (186 против 181).

Финансовая политика правительства Ямамото, значительно увеличившая налоговое бремя, была крайне непопулярна. Оппозиция требовала снижения налогов и уменьшения ассигнований на вооружение, а также настаивала на отмене закона о назначении военного и военно-морского министров исключительно из числа генералов и адмиралов на действительной военной службе; выполнения последнего, исключительно важного требования оппозиции удалось добиться: закон был отменен. Это заметно ослабило возможности военных непосредственно воздействовать на политику правительства.

В начале 1914 г. в прессу проникли сведения о коррупции в высшем эшелоне военно-морского флота: японские адмиралы получили крупные взятки от германской фирмы «Сименс-Шукерт» за предоставление ей выгодных заказов. Это стало поводом для нового взрыва народного возмущения, прокатившегося по всей Японии. Снова вся центральная часть о-ва Хонсю̄ (столичный район, О̄сака, Ко̄бэ, Нагоя, другие крупные города) были охвачены мощными антиправительственными выступлениями, вышедшими далеко за рамки цивилизованных форм — протестующие громили и поджигали правительственные учреждения, полицейские участки и т. д. На улицах возникали баррикады. В Токио народ окружил здание парламента, и министры были вынуждены выбираться оттуда по тайным ходам. Депутаты Сэйю̄кай, поддерживавшие правительство Ямамото, подвергались оскорблениям. Правительство Ямамото подавило беспорядки военной силой, но все же вынуждено было в марте 1914 г. уйти в отставку.

В этих событиях был важен не столько невиданный размах движения протеста, сколько то, что нация определенно осознала свое право добиваться изменения системы правления, при которой невыборные структуры (гэнро̄, тайный совет, палата пэров, военная — флотская и армейская — бюрократия) подчиняли своему жесткому диктату всю страну. И дважды подряд народные выступления, хотя бы частично, добивались своей цели.

После отставки кабинета Ямамото пост премьера занял фактический лидер оппозиции О̄кума Сигэнобу, связанный с партией До̄сикай. О̄кума, ветеран японской политики, еще в 1882 г. создал партию Кайсинто̄. В конце XIX в. он неоднократно занимал министерские посты в военно-бюрократических правительствах, когда, после серии успешных агрессивных акций (захвата о-вов Рю̄кю̄, насильственного «открытия» Кореи, японо-китайской войны) либерально-буржуазная оппозиция пошла на соглашение с военными кругами и бюрократией.

Выдвижение О̄кума на пост премьера было очередным маневром гэнро̄ и высшей государственной бюрократии. Принадлежавший к оттесненному от правительственных постов клану выходцев из княжества Хидзэн, О̄кума в течение всей своей карьеры занимал позицию активного борца с «клановыми» кабинетами. Его популярность опиралась на славу «либерала», поборника конституционных начал в политической практике, приверженца создания правительств на парламентской партийной основе. Поэтому его назначение, так же как ранее назначения Сайондзи, должно было, по мысли правящих кругов, успокоить взбудораженное общественное мнение.

В сформированном О̄кума 16 апреля 1914 г. кабинете министром иностранных дел стал лидер До̄сикай Като̄ Такааки, а министром финансов — видный член этой партии Вакацуки Рэйдзиро̄. В парламенте правительство О̄кума опиралось на партии До̄сикай, Кокуминто̄ и группу Одзаки (Тю̄сэйкай), находившиеся прежде в оппозиции.

Деятельность кабинета О̄кума подтвердила, что расчет сил, приведших его к власти, был весьма точен. Он выполнил самое важное условие военных — о создании двух новых дивизий — и легко шел навстречу их новым требованиям после начала в августе 1914 г. первой мировой войны.

Вместе с тем, правительство О̄кума, пришедшее к власти на гребне общественного недовольства политикой военно-бюрократических кабинетов, недолго смогло сохранять кредит народного доверия. Вступление Японии в мировую войну, немедленное увеличение ассигнований на ведение военных операций, жесточайшая цензура, распространявшаяся на освещение любых аспектов внешнеполитической деятельности государства — все это не могло не вызвать негативную реакцию в японском обществе.

Непростая ситуация сложилась для кабинета и в парламенте. С острой критикой китайской политики правительства выступила самая представительная парламентская партия Сэйю̄кай, потребовавшая раскрыть обстоятельства вступления Японии в войну. Этот запрос был сделан в связи с правительственным предложением о принятии новой программы военных расходов, что повлекло за собой скандал в парламенте, а впоследствии и его роспуск 25 декабря 1915 г..

Впрочем, Сэйю̄кай и поддержавшая ее Кокуминто̄ не представляли собой истинную оппозицию правительственному курсу и не были реальными проводниками антимилитаристских настроений в японском обществе. Их выступления были не более, чем политическими играми, проявлением борьбы политических партий за власть.

Будучи напрямую связанными с военно-бюрократическими кругами, обе партии демагогическими приемами прикрывали свои подлинные планы и интересы. Так, лидер Сэйю̄кай Хара вместе с Инукаи (главой Кокуминто̄) отказались поддержать ассигнования на две новые дивизии, что фактически вызвало развитие парламентского кризиса. Но одновременно они же обвинили правительство в недостаточно твердой позиции по китайскому вопросу в отношении союзной Великобритании, что, по существу, было требованием активизации и расширения агрессивных внешнеполитических действий Японии.

Несмотря на огромные усилия премьера О̄кума любой ценой, вплоть до попыток подкупить депутатов, провести законопроект об увеличении армии, он был отвергнут уже на первом этапе слушаний в парламенте.

На весенней сессии (май 1915 г.) парламентская оппозиция внесла вотум недоверия правительству О̄кума в связи с его внешней политикой, прежде всего в области японо-китайских отношений. Рост антияпонских настроений в Шаньдуне и развернувшийся там бойкот японских товаров, со временем охвативший и соседние провинции, рассматривались депутатами как прямое следствие недальновидной политики кабинета. Хотя резолюция с выражением недоверия не была принята, правительство оказалось в неустойчивой ситуации, еще более осложнившейся несколько месяцев спустя.

В июне 1915 г. О̄кума удалось выполнить обещания, данные военным — был утвержден дополнительный бюджет с выделением средств на создание новых дивизий, в результате чего состав японской регулярной армии должен был увеличиться до 21 дивизии (примерно до 250 тыс. чел.). Но почти сразу же разразился скандал в связи с арестом нескольких депутатов, обвиненных в получении взяток при прохождении законопроекта о новых дивизиях.

Кабинет О̄кума оказался на грани скандального ухода, избежать которого удалось, лишь отправив в отставку в августе 1915 года трех министров, среди них — министра иностранных дел Като̄ Такааки и министра внутренних дел О̄ура Канэтакэ.

Удержавшись неимоверными усилиями на поверхности, О̄кума активизировал деятельность своего кабинета, прежде всего, во внешнеполитической сфере, где он рассчитывал найти средства для разрешения множества внутренних проблем путем организации экономической эксплуатации Китая. Такой курс выглядел привлекательно и для японского монополистического капитала, и для широких кругов буржуазии города и деревни, и для военных. Поэтому кабинет, несмотря на сокрушительную критику в стране и парламенте, оставался у власти вплоть до осени 1916 г.

Несмотря на несомненные дипломатические успехи в и ловкость в парламентской борьбе, О̄кума как политик подвергался острой критике в самых разных кругах правящего класса. С одной стороны, недовольство выражали торгово-промышленные круги, которые в краткосрочной перспективе несли большой урон от сокращения товарообмена с Китаем, вызванного бойкотом там японских товаров. С другой стороны, военным казалось недостаточным развитие японской экспансии в Китае. При этом явное усиление в стране позиций военных кругов после вступления Японии в первую мировую войну давало им надежды вновь открыто прийти к власти.

Эти надежды помог реализовать гэнро̄ Ямагата Аритомо, открыто пренебрегший рекомендацией О̄кума, который, уходя в отставку в октябре 1916 г., представил в качестве кандидата на пост премьера Като̄ Такааки. При поддержке Ямагата премьером стал выходец из клана Тё̄сю̄ маршал Тэраути Масатакэ.

Основой деятельности нового кабинета стало всемерное расширение военной экспансии в Китае. Социально-политическая обстановка в этой стране и, прежде всего, усиление междоусобной борьбы в провинциях, создавали благоприятную обстановку для реализации планов японских военных.

На этом пути правительство Тэраути достигло определенных внешнеполитических успехов. Однако во внутренней политике пребывание у власти этого кабинета было отмечено самыми крупными беспорядками, случившимися в Японии в XX веке. Едва не переросшие в общенародное восстание, они получили название «рисовых бунтов».

В 1917 г. в Японии случился неурожай риса. В городах, население которых сильно увеличилось за годы войны, начал ощущаться недостаток продовольствия. Предвидя резкое повышение цен, спекулянты начали активно скупать рис. Положение усугубилось тем, что одновременно правительство Тэраути ввело пошлины на его импорт.

В результате цены на рис стали быстро расти. Перед войной 1 сё̄ (1,5 кг) очищенного риса стоил 15 сэн, в июле 1918 г. — 30–40 сэн, в августе — 50 сэн, а кое-где даже 60 сэн. Такое повышение цен послужило толчком к социальному взрыву среди городской и, частично, сельской бедноты, вынужденной влачить полуголодное существование из-за крайней дороговизны. В августе 1918 г. в Японии вспыхнули «рисовые бунты».

Как это часто бывает, беспорядки начались с ничтожного инцидента. 3 августа в рыбацком поселке Нисимидзухаси в префектуре Тояма жены и дочери рыбаков, находившихся в то время на промысле, собравшись, потребовали от местных властей и от торговцев продавать рис только местным жителям и по пониженной цене. Затем между прибывшей полицией и женщинами произошла драка, в которой многие женщины были ранены.

На следующий день беспорядки распространились на соседний город, а затем дальше, на другие города и деревни. В итоге они охватили 266 городов, в том числе 49 крупных, и 231 деревню в 42 (из 47) префектурах, и в них приняло активное участие свыше 1 млн. чел. Особенно массовые и ожесточенные столкновения, в которых участвовало по несколько десятков тысяч человек, произошли в О̄сака, Нагоя, Ко̄бэ.

В «рисовые бунты» включились рабочие. Они устраивали забастовки, которые переходили в восстания. Особенно яростно они проходили в шахтерских районах. На шахтах Минэдзи и Миикэ (о-в Кю̄сю̄), Убэ (префектура Ямагути) и др. шахтеры вели настоящие бои против полиции и войск.

Помимо рабочих, а восстаниях участвовали рыбаки, городская беднота, студенты. Восставшие грабили рисовые склады, громили полицейские участки, магазины, дома рисоторговцев. В Ко̄бэ несколько десятков тысяч человек осадили здание крупной торговой компании «Судзуки» и дом главы этой компании и затем подожгли их. Всего в городе ими было сожжено около 30 зданий, в том числе городской почтамт. Бунтовщики разрушали здания заводов, судоверфи, между ними и войсками происходили кровавые бои.

К октябрю «рисовые бунты» были подавлены. До конца 1918 г. за участие в восстании были приговорены к тюремному заключению 7813 чел. Неизвестное число восставших было убито без суда и следствия.

«Рисовые бунты» носили сугубо стихийный, неорганизованный характер, и не было никакой организации или партии, которая попыталась бы их возглавить. Премьер-министр Тэраути, который с большим опасением следил за революцией в России, специально настаивал на том, чтобы полиция и следственные органы выявили «красных» агитаторов, поднявших народ на восстание. Однако все усилия, предпринятые в этом направлении, оказались тщетными: ни одного подстрекателя выявлено не было. Немногие социалисты и анархисты, участвовавшие в беспорядках, были просто вовлечены в водоворот событий.

«Рисовые бунты» стали, по всей видимости, последним в Японии массовым движением социального протеста, проходившим в традиционных формах. В поведении бунтовщиков явно прослеживались параллели с действиями их дедов и прадедов во время крестьянских восстаний (икки) в домэйдзийской и раннемэйдзийской Японии. Главное отличие заключалось в том, что на этот раз в бунтах участвовало главным образом городское население, в том числе десятки тысяч промышленных рабочих. Это свидетельствовало о том, что в Японии того времени формы организации общественной жизни, присущие индустриальному обществу, еще не устоялись, что препятствовало адекватному разрешению вполне современных по сути трудовых и иных социальных конфликтов.

Несмотря на свою архаичность и внешнюю бессмысленность, «рисовые бунты» принесли вполне конкретные экономические и политические плоды. Во-первых, 21 сентября 1918 г. Тэраути подал в отставку, приняв на себя политическую ответственность за кровавые беспорядки. На смену ему пришло парламентское правительство, которое возглавил лидер Сэйю̄кай Хара Такаси, т. е. случилось то, чего годами безуспешно добивались японские демократы как в стенах парламента, так и за их пределами. Во-вторых, новый кабинет немедленно предпринял энергичные меры, такие как отмена импортных пошлин и продажа риса из государственных запасов, в результате чего в течение года удалось сбить цены на рис почти вдвое. Правда, такая политика правительства ухудшила положение крестьян-рисоводов и усугубила хронический кризис в японском сельском хозяйстве, но это была уже другая проблема, вышедшая на первый план только в следующем десятилетии.

Таким образом, и коррекция экономической политики правительства, и важный шаг в развитии японской политической системы были сделаны в результате не парламентских дебатов или организованных политических действий, а протекавшего в совершенно недемократических формах стихийного народного бунта с не вполне ясными для самих его участников целями.

Первая мировая война стала для Японии важным этапом на пути становления ее как великой державы со сложившимся курсом агрессивной внешней политики.

Военные действия Японии против Германии

Официально японское правительство объясняло свое вступление в войну против Тройственного союза (Германия, Италия, Австро-Венгрия) на стороне Антанты (Великобритания, Франция, Россия) выполнением союзнического долга в рамках англо-японского союза.

В действительности дело обстояло не так просто, как это пытались представить японские правящие круги. Ко второй половине 1914 г. противоречия между крупными империалистическими державами достигли предельной напряженности не только в Европе, но и на Дальнем Востоке. И к моменту, когда обострение англо-германских отношений достигло наивысшего уровня, союзнические отношения Великобритании и Японии были в значительной мере подорваны.

Главной причиной этого было столкновение их интересов в Китае. Японцы пытались ослабить позиции англичан, успешно конкурируя с ними в торговле и активно проникая даже в «вотчину» английского капитала — в бассейн реки Янцзы. Правда, разорвать союзнические отношения с Великобританией и выступить на стороне Германии, с которой правительственные, особенно военные, круги имели тесные связи, Япония не решалась.

Решающее значение в этом смысле имела оценка перспектив военного противостояния двух военно-политических блоков: Япония стремилась оказаться в числе победителей, что укрепило бы ее позиции как великой державы. Она намеревалась использовать англо-германский конфликт для того, чтобы осуществить свои давние планы территориальных захватов. Участие в военных действиях против незначительных сил Германии на Дальнем Востоке рассматривалось Японией как чрезвычайно выгодная ситуация для расширения ее проникновения в Китай.

Понимая намерения японского правительства, Великобритания поспешила упредить действия своего союзника, послав 7 августа 1914 г. ноту Японии, освобождавшую ее от выполнения союзнического долга. Это была попытка оградить от японских притязаний как территорию Китая, так и германские островные владения на Тихом океане — разумеется, в собственных, британских интересах.

Однако японский министр иностранных дел Като̄ Такааки настойчиво добивался от Великобритании признания «общих оснований» для вступления Японии в войну, что должно было обеспечить полную «свободу рук» для японской политики в Китае.

Несмотря на попытки британского правительства сдержать натиск японской дипломатии, ему пришлось уступить. Высказанные при этом надежды, что Япония ограничит сферу военных действий пределами китайских вод, территорией германских владений и защитой торговых путей в Тихом океане были, скорее, похожи на просьбы, на выполнение которых не особенно рассчитывали.

15 августа 1914 г. японское правительство предъявило Германии ультиматум, срок которого истекал 23 августа. Весь германский военный флот должен был быть выведен из территориальных китайских и японских вод, оставшиеся суда — разоружены. Важнейшей частью ультиматума было требование передачи к 15 сентября Японии «безо всяких условий или компенсаций» арендованной Германией китайской территории Цзяочжоу с расположенной там военно-морской базой Циндао.

На другой день после предъявления ультиматума японские военные корабли уже курсировали в китайских территориальных водах. Задолго до окончания срока ультиматума японские военные корабли произвели высадку десанта на германских территориях в Тихом океане — Маршалловых, Каролинских и Марианских островах. Понимая, что подобные действия не могут не вызвать реакции держав, прежде всего США и Великобритании, японская дипломатия предприняла упреждающий маневр.

Премьер-министр О̄кума Сигэнобу выступил с несколькими пространными успокоительными заявлениями и обращением к мировому общественному мнению, прежде всего, к американскому народу. Он торжественно заявил, что Япония не имеет «скрытых побуждений», каких-либо территориальных притязаний и надеется стать «защитницей мира на Востоке».

Несмотря на эти торжественные обещания от имени японского народа, действия Японии вызвали большую тревогу у Китая. Не рассчитывая на «понимание» Японии, китайское правительство в начале августа обратилось к воюющим державам с просьбой не развивать военных действий на китайской территории, арендованной Германией, Россией, Великобританией и Японией, а также в китайских водах. 6 августа правительство Китая официально объявило о нейтралитете своей страны.

Но это не остановило осуществление военных планов Японии. 23 августа, в день истечения срока японского ультиматума начались бомбардировки Циндао.

Хотя крепость Циндао была вполне современным укреплением, ее гарнизон был невелик — всего 1500 солдат. Не имела она и серьезной защиты с моря. Основные соединения дальневосточного флота Германии были расположены на ее островных владениях в Тихом океане.

По тому, как готовились японские армия и флот к военной операции по взятии Циндао, можно было предположить, что масштабы действий будут гораздо шире, чем были обозначены в многократных заверениях японского правительства.

И действительно, японские войска были введены на территорию провинции Шаньдун более, чем на 150 миль севернее Циндао, а операция по взятию самой крепости, в которой принимало участие около 30 тыс. японских солдат, была растянута на два с половиной месяца.

Это время было использовано японцами для захвата значительной части провинции с ее минеральными богатствами, рудниками, текстильными фабриками, путями сообщения, в том числе с одной из важнейших железных дорог Циндао-Цзинань, построенной с участием германского и китайского капитала.

К завершению военных операций в Циндао в конце 1914 г. японским правительством была уже подготовлена программа широкого проникновения в Китай и завоевания там господствующих позиций.

Японские притязания в Китае

После того, как боевые действия на европейском театре приняли затяжной характер, для Японии создалась исключительно благоприятная международная ситуация. Отсутствие военных сил великих держав на Дальнем Востоке предоставило Японии полную свободу действий.

Укрепив свое положение в Шаньдуне, Япония сразу же отказалась от политики «успокоения» мирового общественного мнения, и уже открыто, устами министра иностранных дел Като̄, заявила, что никому не давала никаких обещаний в отношении будущего этой территории.

Одновременно началась форсированная подготовка переговоров с Китаем для обсуждения вопроса о «японских правах» в Южной Маньчжурии и Внутренней Монголии. Это был первоначальный набор японских претензий, которые позднее в значительно расширенном виде вошли в группу требований, предъявленных Китаю в январе 1915 г.

7 января 1915 г. китайское правительство официально объявило о том, что Шаньдун перестал был зоной военных действий, и потребовало вывода японских войск с территории провинции, за исключением базы Циндао.

Япония проигнорировала это требование. Затем, при вторичном требовании Китая вывести японские войска из пров. Шаньдун и из китайских территориальных вод «оскорбленная» японская сторона предъявила документ, вошедший в историю под названием «21 требование».

Японский посланник Хиоки передал этот документ не министру иностранных дел, как это положено по дипломатическому протоколу, а непосредственно президенту Китая Юань Шикаю. Этот шаг содержал в себе элемент прямого шантажа — в условиях междоусобной борьбы политических клик в Китае президент получал или лишался поддержки японцев в зависимости от его позиции в отношении японских требований.

«21 требование» подразделялись на 5 групп. Первая группа относилась к Шаньдуну. Она предусматривала признание Китаем всех соглашений, которые могли быть заключены между Германией и Японией относительно Шаньдуна, и неотчуждение частей территории провинции. Предусматривались также передача Японии прав на постройку там железных дорог и открытие для Японии главных городов и портов.

Вторая группа требований касалась Южной Маньчжурии и восточной части Внутренней Монголии. Япония требовала продления срока аренды Порт-Артура, Дайрена, Южно-Маньчжурской и Аньдун-Мукденской железных дорог на 99 лет, предоставления японцам права приобретения и аренды земель, права проживать, передвигаться и заниматься любым видом деятельности на данной территории, приглашения японцев в качестве советников по политическим, финансовым и военным вопросам, а также предоставления Японии в аренду на 99 лет Гирин-Чаньчуньской железной дороги.

Третья группа предлагала превратить в смешанное японо-китайское предприятие Ханьепинский промышленный комбинат, объединявший рудники и железоделательные заводы.

Четвертая группа запрещала Китаю отчуждать и сдавать в аренду гавани, бухты и острова вдоль китайского побережья.

Наконец, пятая группа предусматривала приглашение японцев в качестве советников по политическим, финансовым и военным вопросам при центральном правительстве Китая, признание права земельной собственности в Китае для японских храмов, больниц и школ, создание японо-китайских военных заводов при научно-технической помощи Японии, предоставление Японии прав на постройку железных дорог на китайской территории, консультации с Японией по вопросам строительства железных дорог, рудников и портов в провинции Фудзянь, предоставление японцам права религиозной пропаганды в Китае.

«21 требование» представляли собой, таким образом, программу политического, экономического и военного подчинение Китая Японии. Документ, который был предъявлен Китаю японским правительством, был настолько наглым и безнравственным, что даже его авторы воспринимали его как беспрецедентное нарушение норм международного права. Поэтому они пытались скрыть «21 требование» фактически ото всех — от широких слоев населения Китая, от Великобритании, которой обязаны были сообщить о них согласно условиям договора о союзе, от других великих держав, наконец, от собственного народа.

Тем не менее, через несколько дней сведения о демарше японцев в Китае попали на страницы мировой печати. В конце января 1915 г. одновременно в Вашингтоне и Токио было опубликовано официальное заявление, отрицавшее факт предъявления Китаю каких-либо требований. Когда стало ясно, что это не соответствовало действительности, последовали опровержения МИД Японии по поводу содержания отдельных требований — нарушения принципа территориальной целостности Китая, прав иностранцев, наконец, по поводу предъявления пятой группы требований, которую японцы после ее опубликования пытались представить как просто «пожелания» Китаю.

С начала февраля до середины апреля шли японо-китайские переговоры по «21 требованию», на которых китайские представители пытались отстоять независимость страны. Их упорство дало определенные результаты, отдельные пункты были изменены, но в целом документ остался почти прежним.

Япония, продолжавшая жестко проводить свою линию, 7 мая предъявила ультиматум о принятии требований. Еще до этого, на начальном этапе переговоров японское правительство в целях демонстрации силы ввело свои войска в Южную Маньчжурию и Шаньдун. Позднее оно объявило мобилизацию.

Серьезное влияние на результаты переговоров могла бы оказать позиция стран Антанты. «21 требование» наносило значительный ущерб позициям империалистических соперников Японии в Китае. Однако, будучи заняты военными действиями в Европе, державы во время осады Циндао и последующего захвата Шаньдуна, несмотря на многочисленные протесты Китая, не реагировали на действия японцев и не пошли дальше формальных протестов, полагая, что финансовая слабость Японии не позволит ей осуществить объявленные планы.

Исключением была относительно твердая позиция США. После принятия Китаем японского ультиматума 7 мая, американским правительством были отправлены ноты обеим странам с предупреждением о непризнании любых японо-китайских соглашений, нарушающих права США и их граждан, а также провозглашенный в 1899 г. принцип «открытых дверей и равных возможностей» держав в Китае и политическую и территориальную целостность Китайской республики.

Все же Китай не мог оказать действенного сопротивления Японии. «21 требование» (за исключением пятой группы требований, вызвавшей открытое возмущение западных держав) было принято китайским правительством и стало основой широкой программы ограбления этой страны японским империализмом.

Не будучи удовлетворены переговорами с Китаем по «21 требованию», когда не удалось провести пятую группу требований и пойти на уступки еще в нескольких вопросах, японцы стремились найти предлог, чтобы усилить давление на Китай. Таким предлогом стал инцидент в Чжэнцзятуне, где в августе 1916 г. произошло столкновение между японскими и китайскими войсками.

Япония предъявила Китаю претензии, в значительной мере восполнявшие «недополученное» в рамках «21 требования». Она потребовала ввода подразделений японской военной полиции в отдельные районы Южной Маньчжурии и восточной части Внутренней Монголии для «защиты» японских подданных, а также обязательного присутствия в китайских войсковых частях и военных школах в этих районах японских военных советников и инструкторов.

Проблема Шаньдуна в японо-китайских отношениях стала перерастать в узел сложнейших противоречий между двумя странами. Только в 1922 г. международная конференция в Вашингтоне разрешила эту проблему, вернув Китаю его исконную территорию.

19 октября 1915 г. Япония присоединилась к Лондонской декларации Великобритании, Франции и России от ноября 1914 года, главным содержанием которой было обязательство не заключать с противником сепаратного мира и вести войну до победного конца. Союзники настойчиво побуждали ее к этому почти год, так как опасались захвата своих дальневосточных владений в случае неожиданного перехода Японии на сторону Германии.

Впрочем, было понятно, что декларация не могла стать безусловной гарантией соблюдения Японии своих союзных обязательств. В японском парламенте правительству прямо были высказаны претензии по поводу того, что из-за присоединения к Лондонской декларации Япония лишилась возможности заключить сепаратный мир. В действительности же правительство О̄кума, оставаясь на стороне Антанты, весьма умело играло на опасениях и интересах главных противников в войне. Германия продолжала предлагать Японии заключение сепаратного мира, а японское правительство, делая вид, что оно собирается принять такое предложение, шантажировало союзников и добивалось от них уступок.

В такой ситуации 3 июля 1916 г. было подписано соглашение между Японией и Россией. Основное содержание этого документа, состоявшего из открытой и секретной частей, заключалось в установлений союзных отношений и поддержке друг друга в случае возникновения каких-либо политических обстоятельств, способных нанести ущерб договаривавшимся сторонам. Заключая соглашение, Россия стремилась, прежде всего, обезопасить свои дальневосточные границы, а также обеспечить поставки японского оружия для использования его на германском фронте.

Секретные статьи русско-японского соглашения косвенно свидетельствовали о нарастании империалистических противоречий на Дальнем Востоке. Декларированное в них стремление к тому, чтобы «Китай не подпал под владычество какой-либо третьей державы, враждебной России или Японии» было, конечно, не проявлением заботы о суверенитете Китая, а неявной констатацией прогрессирующего обострения японо-американских отношений и свидетельством намерения Японии найти поддержку у России в своем соперничестве с США.

Весьма ловко действовала японская дипломатия и при реализации плана в отношении бывших германских территорий на Дальнем Востоке и Тихом океане.

Летом 1916 г. Япония предложила британскому правительству заключить секретное соглашение, обусловливавшее официальную передачу ей бывших германских островов на Тихом океане. А в январе 1917 г. Япония, используя напряженное положение на фронтах в Европе, потребовала от Великобритании формальных обязательств по передаче ей прав на бывшие германские арендованные владения в Шаньдуне на мирной послевоенной конференции.

В середине февраля 1917 г. японское правительство получило от Великобритании, а вслед за тем от Франции и России секретные обязательства поддержать ее требования на будущей мирной конференции. Эта договоренность Японии со странами Антанты не была известна Соединенным Штатам до самого начала мирной конференции в Версале.

В апреле 1917 г. США объявили войну Германии и обратились к другим странам, занимавшим позицию нейтралитета, в числе которых был и Китай, с предложением присоединиться к блоку стран Антанты.

Япония, совсем недавно препятствовавшая вступлению Китая в войну, поддержала это предложение. Ее позиции в дальневосточном регионе к тому времени значительно укрепились. Получив тайные обязательства стран Антанты поддержать передачу ей Шаньдуна и бывших германских территорий в Тихом океане, Япония была уверена в благоприятных для нее решениях мирной конференции. Тем более, что фактически она уже осуществляла широкое экономическое проникновение в различные районы Китая.

После смерти Юань Шикая (1916) в Китае вспыхнули междоусобные войны. Военные губернаторы провинций боролись друг с другом и за независимость от центрального правительства. Со своей стороны Япония постаралась извлечь максимальные выгоды из этой ситуации.

Японцы фактически взяли на содержание китайского премьера Дуань Цижуя, а также губернаторов нескольких провинций. Они регулярно оказывали им финансовую помощь в виде «нисихаровских займов» (по имени Нисихара Камэдзо̄, доверенного лица японского премьера Тэраути Масатакэ). Под предлогом оказания помощи экономическому развитию Китая — строительству железных дорог, развитию промышленности и разработке минеральных ресурсов, — за 150 млн. иен «нисихаровских займов» Япония получила разнообразные концессии — золотоносные прииски, соляные копи, угольные и рудные шахты и пр. При этом Япония стимулировала войны между военными правителями провинций, ослаблявшие Китай и помогавшие его закабалению.

Однако деятельность Нисихара вызвала протест не только среди китайского населения, но и в японском парламенте, где оппозиция, исходя из защиты интересов «обиженных компаний», обойденных при захвате китайского рынка, заявила, что поддержка войн в Китае, разрушавших общий китайский рынок, наносит ущерб интересам японского капитала.

Еще более неприятной для японского правительства оказалась резкая реакция США. Чтобы снизить напряженность в отношениях двух стран японцы отправили в Соединенные Штаты специальную миссию во главе с видным дипломатом Исии Кикудзиро̄.

2 ноября 1917 г. после длительных переговоров было подписано соглашение, получившее название «соглашение Лансинг-Исии» (Р.Лансинг был тогда государственным секретарем США).

Документ был откровенно компромиссным по содержанию. Помимо декларативного признания необходимости соблюдения суверенитета и территориальной целостности Китая в нем констатировались собственные интересы договаривавшихся сторон, имевшие, в значительной мере, взаимоисключающий характер. С одной стороны, это было признание принципа «открытых дверей» и «равных возможностей» для политики держав в Китае, что было задачей первостепенной важности для США, с другой — признание «специальных интересов» Японии в той части Китая, «с которой граничат ее владения».

Обтекаемость фраз, недостаточная ясность формулировок, в частности, о территории Китая, на которую распространялось положение о «специальных интересах» Японии, давали возможность каждой из сторон толковать текст соглашения в соответствии со своими интересами и в момент его заключения, и в будущем.

Так оно и случилось. Японское правительство, используя соглашение, значительно усилило свое экономическое и политическое вмешательство как в дела отдельных районов Китая, так и в деятельность его центрального правительства. В мае 1918 г. были заключены два японо-китайских договора (военный и военно-морской), предоставившие Японии возможность не только контролировать китайские вооруженные силы, но и использовать территорию Китая для подготовки агрессивных акций против соседних стран.

Япония на Парижской мирной конференции

Одной из важнейших задач, стоявших перед кабинетом Хара Такаси, была подготовка к предстоявшей мирной конференции в Версале. Несмотря на некоторое снижение напряженности в японо-американских отношениях после заключения «соглашения Лансинг-Исии», Япония опасалась усилившихся за время войны США. Она спешила до начала конференции активизировать начатые правительством Тэраути переговоры с Китаем и добиться от него принятия ряда дополнительных требований к договору 1915 года и военному соглашению 1918 г.

Сфера этих дополнений была весьма обширна — расширение японских прав в Маньчжурии и Шаньдуне, фактический контроль над китайскими армией и флотом, формирование в них института советников. В преддверии конференции японцы стали также добиваться согласия китайского правительства на представление их интересов японской делегацией на будущем международном форуме.

Однако осуществить это намерение не удалось. Даже подкупленные, прояпонски настроенные чиновники китайского правительства не решились пойти на такой шаг — слишком велико было в стране недовольство действиями японцев.

Не добилась Япония и угодного ей состава китайской делегации (из представителей клики Дуань Цижуя и японских военных советников): в нее вошли профессионалы из китайского министерства иностранных дел во главе с известными дипломатами Веллингтоном Ку и Альфредом Ши.

18 января 1919 г. открылась Парижская конференция (поскольку заседания проходили и в Версале, подписанные на ней договоры называют Версальскими). Почти сразу же японская делегация (ее возглавлял Сайондзи) заявила о своих требованиях — передаче всех германских прав в Шаньдуне и всех германских островов в Тихом океане.

Японский делегат Макино Нобуаки осуществил на конференции своеобразный маневр, предъявив одно за другим несколько предложений от имени японского правительства.

Первое предложение касалось устава Лиги Наций, в то время еще проходившей стадию формирования, — дополнение о равноправии иностранцев в странах-членах Лиги Наций независимо от их расы или национальности. С одной стороны, это было попыткой добиться отмены ограничений на «желтую» иммиграцию, существовавшую в США и в английских доминионах, с другой — стремлением занять позицию принципиального и бескорыстного «защитника» всей «желтой расы».

У Макино не было никаких иллюзий относительно того, насколько трудно будет решить эту проблему, поставленную неожиданно и без предварительной подготовки. США и британские доминионы не собирались соглашаться с такой формулировкой. По замыслу японских дипломатов, основные силы и время участников конференции должны были быть потрачены на бесконечные дискуссии, на фоне которых, как полагала японская сторона, шаньдунский вопрос мог бы пройти достаточно легко, без особого ажиотажа.

Второе, главное предложение Макино сделал в конце апреля, потребовав удовлетворить претензии Японии и предъявив секретные обязательства стран Антанты в поддержку требований в отношении Шаньдуна и тихоокеанских островов. Смысл этого демарша японской делегации был в том, чтобы поставить американского президента В.Вильсона перед фактом практически решенной проблемы.

Было приготовлено и завершающее заявление. В случае отказа удовлетворить японские претензии делегация, согласно инструкциям своего правительства, должна была покинуть конференцию. Последнее стало бы весьма чувствительным ударом по планам Вильсона относительно создания Лиги Наций. Уход Японии, одной из главных держав на конференции, сорвал бы подписание договора об учреждении этой международной организации.

В итоге президент США был вынужден уступить. 30 апреля 1919 г. главный орган конференции — Совет трех (в него входили представители США, Франции и Великобритании) — принял требования Японии по поводу Шаньдуна. В начале 1919 г. Япония получила от Верховного совета Антанты мандат на бывшие германские владения в Тихом океане — острова, лежащие к северу от экватора.

Таким образом, Япония в целом осуществила свои планы в отношении Китая. Получив права на Шаньдун и утвердившись в этой провинции, стратегическое положение которой было удобным для развития экспансии в Северном и Северо-Восточном Китае, Япония начала успешно распространять там свое влияние, проводя в жизнь планы экономического и политического подчинения крупнейшей страны дальневосточного региона.

Ответом народа Китая на решения Парижской конференции стали антияпонские демонстрации и бойкот японских товаров. Возвращение китайской делегации, отказавшейся подписать Версальский договор, было встречено массовыми выступлениями в Пекине и протестами по всей стране. Тогда же во Франции прошли демонстрации протеста обучавшихся там китайских студентов.

Влияние мировой войны на японскую экономику

Мировая война 1914–1918 гг. оказала чрезвычайно сильное влияние на экономическое развитие Японии.

В первые месяцы войны положение страны резко осложнилось: во-первых, были подорваны возможности регулирования финансовых расчетов через лондонский рынок (традиционно обслуживание внешнеторговых расчетов и государственного долга Японии осуществлялось через Лондон). Во-вторых, из-за невозможности использовать ряд традиционных морских путей внешняя торговля страны была дезорганизована.

Однако уже в начале 1915 г. стало очевидным, что помимо отрицательных сторон война может принести Японии и массу неожиданных плюсов. Прежде всего, оказалось, что без своих традиционных поставщиков, занятых войной, остались мировые рынки, в том числе и громадный азиатский рынок. Кроме того, вскоре после начала войны союзные державы начали размещать в Японии заказы на военное снаряжение и другую продукцию. И наконец, резко возросли потребности в морских перевозках, что создавало исключительно благоприятные возможности для развития торгового флота Японии. Сочетание всех этих благоприятных обстоятельств привело к тому, что в стране начался небывалый экономический бум, продолжавшийся до весны 1920 г.

Прежде всего, резко возросли масштабы производства в отраслях тяжелой промышленности. Общий объем промышленного производства за 1914–1919 гг. увеличился на 80 %, а численность фабричных рабочих — в 1,7 раза (до 2025 тыс. чел.). Производство чугуна и стали за эти годы почти удвоилось, а добыча угля возросла в 1,5 раза. Более, чем вдвое увеличилось производство и потребление электроэнергии. Однако наиболее впечатляющими были темпы развития судостроения.

Уже к 1915 г. все судостроительные компании Японии были завалены заказами отечественных и иностранных компаний. Началось строительство десятков новых верфей, и к концу войны количество только наиболее крупных из них, на которых сооружались суда водоизмещением более 1 тыс. т, возросло до 57 (в 1914 году их было всего 6). Тоннаж спущенных на воду судов увеличился с 65 тыс. т в 1913 г. до 612 тыс. т в 1919 г., и японское судостроение заняло 3-е место в мире.

Отсутствие конкуренции со стороны западных стран и высокий спрос на вооружение создали благоприятные условия для развития машиностроения, прежде всего производства промышленного оборудования, а также некоторых видов химических производств.

В годы войны продолжился предвоенный бум в шелкоткацкой и хлопкопрядильной промышленности; война дала также толчок развитию производства шерстяных тканей, использовавшихся для пошива военного обмундирования.

Военные годы были отмечены не только существенным расширением объемов промышленного производства, но и ростом его технического уровня. При общем увеличении числа фабрик (т. е. промышленных предприятий с 5 и более занятыми) за 1914–1919 годы с 31859 до 44087, количество фабрик, оснащенных различного рода двигателями, возросло с 14578 до 26947, а их доля — соответственно с 45,8 % до 61,1 %. При этом совокупная мощность установленных на них электромоторов увеличилась в 3,7 раза — с 279 до 992 тыс. л.с.

Сопровождавший экономический бум рост цен на рис и другие продукты питания привел к расширению сельскохозяйственного производства (на 16 % за 1914–1919 гг.), а среднегодовой сбор риса в этот период был на 11,2 % выше, чем в предвоенные годы. При этом численность занятых в сельском хозяйстве за 1914–1920 гг. сократилась на 1240 тыс. чел., а их доля в трудоспособном населении страны снизилась соответственно с 58,1 % до 52,4 %.

Огромные заказы стран Атланты и практически свободный доступ на мировые рынки создали чрезвычайно благоприятные условия для развития японской внешней торговли. Экспорт страны за период 1914–1919 гг. вырос в 3,5 раза (с 591 млн. иен до 2099 млн. иен), что привело к небывалому росту положительного сальдо платежного баланса. Если в 1911–1914 гг. отрицательное сальдо в среднем составляло 65 млн. иен, то в 1915–1919 гг. положительное сальдо составило в среднем 270 млн. иен.

За время войны вдвое увеличился общий тоннаж торгового флота Японии (с 1,5 млн. т в 1914 г. до 3 млн. т в 1919 г.). При этом на японские суда приходилось уже не только 80 % внешнеторгового оборота самой Японии, но и существенная часть мировых грузопотоков. Японские пароходные линии протянулись во все части света, а чистые доходы от фрахта выросли с 40 млн. иен в 1914 г. до 380 млн. иен в 1919 г.

Всего за 1914–1919 гг. по невидимым статьям платежного баланса (таким, как судоходство) Япония получила 1800 млн. иен, а по торговому балансу — более 1200 млн. иен. Эти деньги использовались, прежде всего, для наращивания золотых резервов страны — к декабрю 1920 г. они достигли 2178 млн. иен (в декабре 1914 г. они составляли всего лишь 342 млн. иен).

Итак, военные годы стали для Японии периодом беспрецедентного процветания: промышленность, внешняя торговля и другие отрасли экономики переживали настоящий бум, было организовано множество новых компаний, банки резко увеличили объемы кредитования, товарно-сырьевая биржа и рынок ценных бумаг демонстрировали невиданный взлет деловой активности, росли денежные доходы населения и еще более быстрыми темпами — прибыли компаний. Однако это процветание было в определенной степени фиктивным, ибо экономический рост сопровождался все более убыстрявшейся инфляцией. Ее механизм в самых общих чертах выглядел следующим образом.

Как уже говорилось, основная часть внешнеторговых и других международных расчетов Японии традиционно осуществлялась через Лондон. Но поскольку война осложнила использование этих каналов, Банк Японии был вынужден расширить кредитование банков, имевших лицензии на операции с иностранной валютой (объем предоставленных им кредитов вырос с 20 млн. иен в декабре 1915 г. до 440 млн. иен в июне 1918 г.). Ситуация еще более осложнилась в сентябре 1917 г., когда США ввели эмбарго на экспорт золота, и доходы японских экспортеров стали все больше оседать в Нью-Йорке. Расширение кредитной экспансии Банка Японии и значительный рост денежной эмиссии вели к раскручиванию инфляционной спирали. В результате индекс оптовых цен в марте 1920 г. составил 322 (1913 г.=100).

Из-за инфляции реальные доходы страны перераспределялись в пользу наиболее обеспеченных слоев населения. В промышленности, например, весь реальный прирост доходов пришелся на класс предпринимателей, в то время как наемные работники не получили ничего. Так, за 1914–1918 гг. при росте номинальной заработной платы промышленных рабочих на 64 % стоимость жизни возросла на 74 %.

В то же время за счет военных заказов, правительственных субсидий и спекулятивных операций на бирже произошло еще большее усиление крупных компаний. Если в 1914 г. капитал крупнейших акционерных обществ (с оплаченным капиталом свыше 5 млн. иен) составлял 40 % капитала всех акционерных компаний, то в 1919 г. — уже 56,3 %. Особенно заметно усилились позиции финансово-промышленных групп дзайбацу, главным образом за счет создания в каждой из них крупных предприятий тяжелой промышленности (судостроительных, машиностроительных, металлургических и др.).

Благодаря значительному росту доходов как японского государства, так и корпораций в военные годы резко вырос вывоз капитала в колонии. Так, за 1916–1920 гг. объем японских долгосрочных инвестиций в Корее составил 340,6 млн. иен, а на Тайване — 173 млн. иен, что в 3 раза превысило объемы инвестиций в эти страны в предшествующие 5 лет. Кроме того, еще в период войны Япония, овладев богатой Шаньдунской провинцией и всем находившимся в ней германским имуществом, существенно увеличила вывоз капитала в Китай.

Таким образом, экономический рывок, совершенный Японией во время войны благодаря благоприятному для нее стечению обстоятельств, а также существенное расширение границ ее колониальных владений (помимо германских концессий в Шаньдуне в качестве «подмандатных территорий» Япония получила Каролинские, Маршалловы и большую часть Марианских островов) позволили ей выдвинуться в число ведущих империалистических держав. Тем не менее, разрыв в уровнях экономического и, прежде всего, промышленного развития между Японией и другими империалистическими странами был все еще весьма значителен, и ей предстояло проделать еще немалую работу, чтобы стать равной среди равных.

Тенденции внутриполитического развития в 20-е годы

Первая мировая война была для японского капитализма, особенно для крупных компаний, временем откровенной наживы, спекулятивных махинаций, формирования слоя нуворишей, делавших состояния на дивидендах в 50–60 и более процентов.

Важнейшим следствием обогащения японской буржуазии стала тенденция к усилению ее политических позиций, к политической активизации монополистического капитала, требовавшего политического влияния, адекватного его экономической мощи.

После беспорядков в августе 1918 г. («рисовых бунтов») находившийся у власти кабинет Тэраути Масатакэ вынужден был уйти в отставку. Военно-бюрократические круги предполагали разрешить кризисную ситуацию, вновь предложив пост премьера Сайондзи Киммоти. Однако тот твердо отказался от предложения и выдвинул в качестве кандидата в премьеры Хара Такаси (Кэй, Сатоси) — лидера партии Сэйю̄кай. Настойчивость Сайондзи заставила гэнро̄, прежде всего Ямагата, уступить. В результате после 20-летнего перерыва в Японии к власти пришло «партийное» правительство, которое возглавил не бюрократ, а человек, представлявший политическую партию и пришедший к власти как ее представитель.

Появление «партийного» правительства и репутация либерала, которой пользовался новый премьер-министр, вызвали большие ожидания в японском обществе. Однако внутри- и внешнеполитический курс «народного премьера», как называли Хара, оказался весьма далек от возлагавшихся на него либеральных надежд. Главной отличительной чертой политики кабинета была двойственность, характерная для японской политики на всем протяжении 20-х годов.

Прежде всего правительство Хара, рекламировавшееся как «символ укрепления позиций демократических сил в Японии», при некоторых элементах либерализма в его политике в действительности осталось представительством правительственной бюрократии. На практике оно продолжило политику империалистической агрессии, колониальной экспансии и подавления демократического движения внутри страны. Единственным существенным отличием стала его более откровенная ориентация на интересы монополистического капитала.

Приход к власти Хара по существу означал появление прямого представительства монополистов в правительстве. Сам «народный премьер» был тесно связан с концерном «Фурукава». Министр финансов Такахаси Корэкиё также представлял финансовые круги, в том числе непосредственно интересы концерна «Ясуда». Помещичьи слои выдвинули агрария Токонома на должность министра внутренних дел, а военные круги — генерала Танака Гиити на пост военного министра.

Правда, правительство Хара пошло на определенные уступки развивавшейся и захватывавшей все более широкие сферы жизни демократизации японского общества. Оно ослабило жесткие ограничения свободы слова и печати, разрешило устные и печатные дискуссии о демократии и собрания, на которых обсуждались проблемы общественного развития и даже выдвигались требования законодательно утвердить политические и экономические права трудящихся.

Кроме того правительство Хара пошло навстречу требованиям движения за расширение избирательного права. В 1919 г. кабинет предложил закон о более, чем троекратном (с 10 до 3 иен) снижении имущественного ценза для участия в выборах, основывавшегося на размере уплаты прямых налогов. Это, конечно, был шаг вперед, хотя в результате размеры электората расширились явно недостаточно: общее число избирателей увеличилось с 1,5 до 2,8 млн. чел. (в Японии тогда насчитывалось 56 млн. жителей). Фактически, реформа не предоставила избирательных прав даже значительной части городской мелкой буржуазии, а низшие деревенские слои и рабочие остались по-прежнему политически бесправными.

Двойственность характеризовала и внешнеполитический курс кабинета Хара. С одной стороны, он продолжил экспансионистскую политику предыдущих военно-бюрократических кабинетов на азиатском континенте, с другой — предпринимал усилия по созданию договорной системы международной безопасности на Дальнем Востоке и на Тихом океане. В этой двойственности отразились различия во взглядах внутри японских правящих кругов и в интересах торгово-промышленных групп, часть которых ориентировалась на методы колониальной эксплуатации, а часть — на развитие свободных внешнеэкономических связей.

В рамках первой внешнеполитической линии к продолжению агрессивной политики в Китае и интервенции на русском Дальнем Востоке и в Сибири прибавились карательные акции японцев в Корее, за 10 лет до того ставшей японской колонией. 1 марта 1919 года на многолюдной мирной демонстрации в Сеуле была зачитана декларация о независимости Кореи. Японские солдаты и жандармы разогнали эту демонстрацию, и мирное выступление корейцев переросло в восстание с требованием национальной независимости. Оно продолжалось с марта по октябрь 1919 г. и было потоплено в крови. Сотни корейских сел были сожжены, население многих городов подверглось расправе. Но широкое народное движение заставило правительство Хара изменить структуру управления колонией — военный режим был заменен гражданским, а в специально созданный при японском генерал-губернаторе совещательный орган были допущены представители социальной верхушки Кореи.

В рамках другой линии внешней политики важнейшей задачей правительства Хара была длительная и серьезная подготовка вопросов, вынесенных на созванную в конце 1921 г. Вашингтонскую конференцию. В ходе конференции японской делегации пришлось пойти на определенные уступки ради достижения соглашения по более важным вопросам, и это вызвало возмущение японских ультранационалистов.

Еще до завершения Вашингтонской конференции, 4 ноября 1921 г., Хара был заколот у южного выхода Токийского вокзала террористом, недовольным «сдачей позиций Японии», хотя на деле результаты конференции стали серьезным успехом японской дипломатии.

После гибели Хара принцип формирования 1923 г, правительства по «партийному» признаку был временно нарушен, и в 1922–1923 гг. у власти находились кабинеты, которые возглавляли бывший глава японской делегации на Вашингтонской конференции Като̄ Томосабуро̄, а после его смерти в конце августа 1923 г. — адмирал Ямамото Гоннохё̄э (Гомбэй). Журналисты окрестили этот период временем правления «маринистской клики».

Ямамото вынужден был уйти в отставку после того, как 27 декабря 1923 г. анархист Намба Дайсукэ стрелял в принца-регента Хирохито, когда тот направлялся на открытие 48-й сессии парламента («инцидент в районе Тораномон»). После Ямамото премьером стал Киёура Кэйго, председатель тайного совета, видный представитель придворной бюрократии. Правительство, возглавляемое им, состояло исключительно из членов палаты пэров парламента.

Политика этих трех кабинетов, продолживших развитие тесных связей с крупным капиталом, была не особенно выразительной. Наиболее важным событием тех лет стало катастрофическое землетрясение в районе Токио-Иокогама 1 сентября 1923 г. (тогда погибло около 100 тыс. чел.). Парадоксальным образом оно способствовало оживлению в промышленности после депрессии 1920–1922 гг., что было связано с проведением больших восстановительными работ. В первые же дни после землетрясения правительство Ямамото Гоннохё̄э оказало помощь крупным предпринимателям, отсрочив все виды платежей и выплатив компенсацию за понесенный ущерб. Для строительной, металлургической, судостроительной и других отраслей промышленности и торговли эта помощь стала базой восстановления и дальнейшего расширения.

В июне 1924 г. представители партийных кругов взяли своего рода реванш над государственной бюрократией. На выборах победила коалиция «партий-защитниц конституции» (Сэйю̄кай, Кэнсэйкай и Какусин кура̄бу), после чего был создан коалиционный кабинет во главе с председателем Кэнсэйкай Като̄ Такааки, зятем главы концерна «Мицубиси» барона Ивасаки. Министром иностранных дел в кабинете стал другой зять Ивасаки — Сидэхара Кидзю̄ро̄. Это было подтверждением политической роли крупнейших дзайбацу, недаром кабинет Като̄ называли кабинетом «Мицубиси».

Подъем общественного движения за расширение избирательного права был использован публичными политиками для укрепления своего влияния. В 1925 г. правительство Като̄ Такааки провело закон о всеобщем избирательном праве.

Законопроект с поправками тайного совета содержал ряд ограничений, препятствовавших участию в выборах значительной части населения. По-прежнему не имели избирательных прав женщины. Возрастной ценз для лиц, пользовавшихся активным (правом избирать) и пассивным (правом быть избранным) избирательным правом, был определен, соответственно, в 25 и 30 лет. Устанавливался ценз оседлости в 1 год, что существенно ограничивало избирательные права рабочих, вынужденных в поисках работы часто менять место жительства, а также крестьян, с этой же целью переезжавших в города. Были лишены права участия в выборах все получавшие частное или общественное пособие, т. е. по существу, все неимущие. Одна из статей избирательного закона устанавливала высокий денежный залог (2 тыс. иен) за каждого выдвигавшегося кандидата.

Вместе с тем при всех ограничениях новый избирательный закон резко увеличил численность избирателей — с 3,2 млн. до 12,5 млн. чел. Поэтому японская общественность рассматривала его как важное демократическое завоевание, как появление легальной возможности воздействовать на курс государственной политики.

Но, осуществив некоторое расширение избирательных прав, правительство Като̄ параллельно провело закон о поддержании общественного спокойствия, красноречиво прозванный «законом об опасных мыслях». Причем, если введение избирательного закона было отсрочено на 3 года (до выборов в 1928 г.), то введение в действие «закона об опасных мыслях» было осуществлено немедленно, в апреле 1925 г. Закон предусматривал наказание до 10 лет каторжных работ за любые антимонархические и антигосударственные идеи или действия, а также за организацию, участие в организации или подстрекательство к участию в акциях, направленных против института частной собственности.

В этом также проявилась двойственность японской политики 20-х годов. Почти одновременное принятие закона о всеобщих выборах и закона о поддержании общественного спокойствия означало сочетание призыва к общественной консолидации на новой, демократической основе и угрозы репрессиями тем, кто не откликнется на этот призыв.

После смерти в начале 1926 г. Като̄ Такааки председателем партии Кэнсэйкай и премьер-министром стал Вакацуки Рэйдзиро̄. Таким образом, пребывание у власти Кэнсэйкай продолжилось. Это не устраивало другую крупную партию — Сэйю̄кай, — лидеры которой стали искать возможность спровоцировать политический кризис и заставить правительство уйти в отставку. Удобный случай для этого представился приблизительно через год.

Весной 1927 г. в Японии разразился финансовый кризис. Многие банки, особенно мелкие, оказались в кризисном положении. Начались многочисленные банкротства.

Одним из самых громких дел было банкротство крупной фирмы «Судзуки», чьи векселя держал полуправительственный Формозский банк. Сразу после «великого землетрясения» 1923 г. правительство Ямамото дало директиву Банку Японии предоставлять кредиты фирмам для проведения восстановительных работ. На этом основании Формозский банк передал векселя фирмы «Судзуки» Банку Японии, который весной 1927 г. в связи с общей кризисной финансовой ситуацией потребовал их оплаты. Тогда же выяснилось, что кредит был незаконен — фирма не имела отношения к восстановительным работам, связанным с землетрясением.

Для выхода из сложившейся ситуации правительство предложило Банку Японии выпустить экстраординарный заем с государственной гарантией на сумму 200 млн. иен. Проект императорского указа на этот счет должен был получить одобрение тайного совета. Однако ряд членов совета уже давно выражал недовольство «излишне либеральной» политикой кабинета Вакацуки и воспользовался случаем, чтобы вызвать правительственный кризис, отказавшись утвердить проект указа. В результате 17 апреля 1927 г. правительство Вакацуки ушло в отставку.

Правительство партии Кэнсэйкай сменил кабинет, во главе которого стал незадолго до этого ушедший в отставку с действительной военной службы и ставший председателем партии Сэйю̄кай генерал Танака Гиити.

Танака был весьма заметной, неординарной фигурой на японской политической сцене. Он был твердо убежден в своей миссии государственного деятеля, призванного помочь усилению Японской империи. Именно этим определялось его понимание методов разрешения внутренних проблем и формирования и осуществления внешнеполитического курса.

Ради укрепления позиций империи Танака считал необходимым расширять «жизненное пространство» Японии за счет территорий на азиатском материке. Поэтому период его пребывания у власти ознаменовался оживлением интервенционистской политики Японии в Китае, где в 1928 г. была осуществлена военная экспедиция на Шаньдунский п-ов. «Негативной» политике прежнего кабинета, предполагавшей тактику широкого, но мирного экономического проникновения в Китай, правительство Танака противопоставило свою «позитивную», т. е. силовую линию.

С именем Танака была связана скандальная история, так до сих пор и не проясненная до конца. Речь идет о секретном «меморандуме Танака», якобы представленном премьером императору 25 июля 1927 г. Этот документ был ни чем иным, как программой завоевания Японией мирового господства. В число намеченных в нем целей входило нападение на СССР и отторжение от него дальневосточных районов, полное подчинение Китая, а будущее японо-американских отношений было определено четко и безапелляционно — Японии следовало «сокрушить США».

В результате, как утверждалось, утечки информации «меморандум Танака» стал достоянием общественности и вызвал понятное возмущение во всем мире. Несмотря на то, что японские официальные круги отрицали его подлинность, в течение ряда лет меморандум служил документальным подтверждением агрессивной сущности японской политики.

Однако после поражения Японии во второй мировой войне, несмотря на все старания, оригинал «меморандума Танака» обнаружить не удалось. Вопрос о его происхождении остается открытым по сей день. Судя по всему, «меморандум Танака» никогда не был представлен императору как официальный документ, но, возможно, он существовал в качестве рабочего проекта, выработанного в каком-то государственном учреждении; не исключено также, что он был фальшивкой, сфабрикованной политическими противниками японского правительства внутри или вне Японии. В последнем случае прозорливость его авторов заслуживает восхищения, поскольку на протяжении 15 лет со времени появления «меморандума Танака» японская внешняя политика, в основном, развивалась по направлениям, обрисованным в этом документе.

В период пребывания у власти правительства Танака были проведены первые всеобщие выборы по избирательному закону 1925 г. Они проходили в обстановке коррупции, откровенного подкупа депутатов, полицейского нажима и прямых репрессий в отношении демократически настроенной части японского общества.

Несмотря на это в избирательной кампании участвовали легальные левые партии. Полиция разгоняла их предвыборные митинги, проводила аресты и высылку агитаторов. Особенно рьяно она препятствовала предвыборной агитации Ро̄но̄то̄ (Рабоче-крестьянская партия), связанной с КПЯ. Широко была распространена практика «предупредительных» арестов, когда представителей Ро̄но̄то̄ в течение длительного времени держали в полицейских участках без предъявления обвинений.

По итогам выборов, состоявшихся 20 февраля 1928 г., львиную долю мест в парламенте получили две крупнейшие политические партии — Сэйю̄кай (219 мест) и Минсэйто̄ (217 мест). Какусинто̄ (Партии реформ) досталось 4 места, Дзицугё̄ до̄сикай (Товариществу предпринимателей) — 4 места, Сякай минсю̄то̄ (Социалистической массовой партии) — 4 места, Ро̄но̄то̄ (Рабоче-крестьянской партии) — 2 места, Нитирото̄ (Японской рабочей партии) — 1 место и 1 место занял независимый кандидат.

Несмотря на запугивание и произвол, левые получили на выборах в совокупности около полумиллиона голосов и завоевали 7 парламентских мест. Успех левых сил на выборах показал, что в стране выросла независимая от властных институтов политическая сила, способная вести борьбу против политики правительства. В марте 1928 г. депутатами от левых партий был создан комитет совместных действий, фактически парламентская фракция в нижней палате. Правда, представительство левых в парламенте скоро уменьшилось при трагических обстоятельствах.

В июне 1928 г. императорским указом были внесены изменения в закон о поддержании общественного спокойствия. Наказание в виде 10-летнего тюремного заключения за выступление против существующего строя и частной собственности было заменено смертной казнью. По этому поводу один из двух депутатов от Рабоче-крестьянской партии (Ро̄но̄то̄), ученый-биолог Ямамото Сэндзи, выступил в парламенте с протестом. На следующий день после выступления он пал от руки наемного убийцы.

Левые активизировались и за пределами парламента. Борьба против интервенции в Китае, создание Всеяпонской лиги невмешательства в дела Китая, массовая борьба за принятие законов по рабочему вопросу, участие Коммунистической партии в выборной кампании — все это побудило кабинет Танака принять жесткие меры.

Еще готовясь к началу военной акции в Китае, Танака осуществил мощную «чистку тыла», т. е. серию арестов политических противников. Теперь он провел новую полицейскую операцию, получившую название «буря 15 марта».

На рассвете 15 марта 1928 г. одновременно были проведены аресты в крупнейших городах (Токио, О̄сака, Киото), а затем и по всей стране. Эти полицейские репрессии официально были направлены против Коммунистической партии, но в действительности среди нескольких тысяч арестованных наряду с членами КПЯ (1600 чел.) было немало сочувствующих, профсоюзных активистов и т. п.

Приход к власти правительства Танака принес с собой заметное ужесточение внутренней и внешней политики Японии. Тем удивительнее был повод, приведший к его отставке.

В конце августа 1928 г. Япония присоединилась к «пакту Бриана-Келлога» об отказе от применения силы при разрешения международных споров. Участники пакта подписывали его «от имени своих народов», и эта формулировка была использована оппозицией, чтобы обвинить Танака в нарушении прерогатив императора, который, согласно японской конституции, заключал международные договоры от своего имени, а не от имени народа. Таким образом, премьер, слывший «реакционером», вынужден был закончить свою политическую карьеру из-за обвинений в излишнем либерализме и пацифизме.

Развитие рабочего движения

Послевоенная экономическая депрессия 1920–1921 гг. обострила социальные противоречия в стране и вызвала подъем забастовочного движения. Это явление во многом было подготовлено изменениями в экономике и социальной структуре страны в предшествующие годы. Значительно выросла тяжелая индустрия, и, соответственно, увеличилась численность промышленных рабочих, который стали ядром забастовочного движения в 1919–1921 гг.

Вместе с тем уровень организованности рабочего класса оставался все еще весьма низким; текстильщики, горняки и рабочие некоторых других отраслей промышленности были чрезвычайно слабо охвачены профсоюзными организациями. На государственных предприятиях нередко создавались профсоюзы, действовавшие в тесном сотрудничестве с руководством, а не отстаивавшие интересы рабочих. Все же к 1918 г. в стране насчитывалось 107 профсоюзных рабочих организаций, деятельность которых с каждым годом активизировалась.

По данным японского министерства внутренних дел рост числа забастовок выглядел следующим образом:

В ходе забастовок выдвигались и политические требования. Так, в 1920 г. 25 тыс. рабочих-металлургов наряду с требованиями увеличения зарплаты выдвигали лозунги создания своих организаций. Осенью 1921 г. на верфях Кавасаки и Мицубиси в Ко̄бэ произошли рабочие беспорядки. Рабочие требовали свободы вступать в профсоюзы, организации заводских комитетов, 8-часового рабочего дня, увеличения зарплаты.

Репрессии против стачечников побуждали рабочих к сплочению профсоюзов. Движение за создание единого профсоюзного центра завершилось созданием в начале 1920 г. Объединенной лиги профсоюзов (Ро̄до̄ кумиай до̄мэйкай).

Параллельно резко возросла активность крестьянского движения. В 1920 г. произошло 420 арендных конфликтов, а в 1922 г. их число составило около 4 тыс. Инициаторами выступления крестьян в ряде случаев были солдаты, возвратившиеся из Сибири, а также рабочие, вернувшиеся в деревню из-за безработицы.

В подъеме рабочего движения 1920–1922 гг определенную роль сыграли японские социалисты, хотя социалистические организации, возникшие в Японии в конце XIX в., в то время были еще слабо связаны с рабочими организациями.

Социалистическое движение характеризовалось наличием множества мелких обособленных организаций, практически неизвестных в стране. Однако под влиянием революции в России их деятельность постепенно активизировалась. В декабре 1918 г. в Токийском университете студентами были созданы 3 просветительские организации, занимавшиеся пропагандой социализма.

Первые активные контакты социалистических кружков с рабочими организациями относятся к весне 1919 г. Под влиянием социалистов члены профсоюзов кроме чисто экономических требований стали выдвигать политические лозунги. В конце 1920 г. была создана Социалистическая лига, в которую вошло около 1 тыс. чел. Она представляла собой достаточно искусственное объединение идеологически разнородных групп и организаций (социалисты, анархисты, коммунисты). Власти усмотрели в Лиге «опасную» организацию, и в мае 1921 г. она была распущена.

После роспуска Лиги возникло много новых социалистических групп и обществ. Наибольшую известность среди них получили Суйё̄кай (Общество среды), куда входил Токуда Кю̄ити, впоследствии генеральный секретарь Коммунистической партии Японии, и общество Мокуё̄кай (Общество четверга).

В январе-феврале 1922 г. в Москве прошел I съезд коммунистических и революционных организаций народов Дальнего Востока. На нем присутствовали Катаяма Сэн, Токуда Кю̄ити и другие японские революционеры. Было принято решение о необходимости объединения всех революционных сил Японии. 15 июля 1922 г. в Токио представители Суйё̄кай, Мокуё̄кай и Гё̄минкай (Общество трудящихся) провозгласили создание Коммунистической партии Японии (КПЯ). На этом учредительном съезде были приняты временный устав партии и решение о текущих задачах.

1 сентября 1923 г. в Японии произошло сильнейшее землетрясение. В обстановке всеобщего замешательства в Токио произошли беспорядки и корейские погромы.

Власти безосновательно обвинили в поджогах и беспорядках левых радикалов и провели аресты коммунистов, социалистов и анархистов. Несколько арестованных были зверски убиты в полицейских участках. Левое движение было подорвано, и в марте 1924 г. компартия Японии самоликвидировалась.

В январе 1925 г. в Шанхае партийное совещание с участием представителей Коминтерна поставило задачу скорейшего воссоздания японской компартии. Для его подготовки было создано Центральное бюро, которое, в частности, должно было вести борьбу за «идейную чистоту», т. е. против «реформистов» и приверженцев парламентских методов борьбы. С самого начала своей деятельности коммунистов стали проявлять непримиримость к позиции других партий и организаций. Такая политическая линия противоречила социально-психологическому стереотипу ва (равновесие, гармония), важнейшему для социальной практики японцев, и потому не оставляла коммунистам, воссоздавшим свою партию 4 декабря 1926 г., надежды на быстрый рост их влияния.

Новый всплеск забастовочной борьбы пришелся на 1924–1926 гг. Забастовки тех лет отличались упорством, продолжительностью и многочисленностью участников. В 1924 году в 88 стачках участвовало более 20 тыс. чел., а в 1926 г. в одной только стачке токийских трамвайщиков — 10 тыс. рабочих. Напряженная ситуация была и в деревне. Продолжавшийся со времени первой мировой войны хронический кризис сельского хозяйства привел к дальнейшему ухудшению положения крестьянства, к активизации крестьянских союзов и росту числа арендных конфликтов.

В те годы японское правительство, стараясь направить ситуацию в законное русло, неоднократно предпринимало неудачные попытки принять закон о профсоюзах. В 1925 г. с проектом такого закона (причем довольно прогрессивным) выступило министерство внутренних дел. В 1926 г. правительство представило в парламент новый, ужесточенный вариант, которому также не было суждено преодолеть парламентские слушания, хотя он выносился на обсуждение несколько раз. Все-таки в 1926 г. была отменена ст. 17 закона о полицейских мерах по поддержанию общественного спокойствия 1900 г., фактически делавшая невозможным создание легальных профсоюзов.

Одной из основных проблем рабочего движения в тот период было преодоление разобщенности разнообразных организаций трудящихся. Активная деятельность рабочих организаций и создание Всеяпонского объединения крестьянских союзов подготовили базу для организации легальной партии, опиравшейся на профессиональные и крестьянские союзы. 1 декабря 1925 г. была создана Крестьянско-рабочая партия (Но̄мин ро̄до̄то̄). Но так как ее почти сразу же запретили, в марте 1926 г. она возродилась под названием Рабоче-крестьянская партия (сокращенно Ро̄до̄то̄). Основной опорой Ро̄но̄то̄ стало левое профсоюзное объединение Хё̄гикай и Объединение крестьянских союзов. Тогда же другое, более умеренное профсоюзное объединение Со̄домэй образовало Социал-демократическую партию (Сякай минсю̄то̄). К концу 1926 года в Японии было 3 легальных партии трудящихся — кроме Ро̄но̄то̄, Социал-демократическая партия (88 тыс. членов) во главе с Абэ Исоо и Японская рабоче-крестьянская партия (около 20 тыс. членов), возглавляемая Асо̄ Хисаси.

Эпоха «партийных» кабинетов (1918–1921 и 1924–1932 гг.) формально приблизила политическую жизнь Японии к классическим образцам парламентской демократии, когда формирование правительства поручается партии, завоевавшей наибольшее число мест в законодательном органе. Принятие закона о всеобщих выборах, в несколько раз увеличившего численность японского электората и соответственно повысившего представительный характер парламента, еще больше увеличило это сходство. Впечатление, что в Японии успешно шел процесс политической демократизации, усиливалось и тем, что реформы проводились под давлением массовых народных движений, таких как движение за всеобщее избирательное право, рабочее и крестьянское движение, национально-освободительное движение в колониях и др.

Однако на деле изменения происходили лишь в политической практике и не затрагивали основ японской государственной системы. Поэтому позже, в начале 30-х годов, для правящих кругов не составило труда вернуться к прежнему принципу формирования кабинетов, когда представительство в парламенте тех или иных политических сил не имело существенного значения.

Последствия «либерального десятилетия» оказались боже стойкими не в публичной политике, а в функционировании японской государственной машины. В 20-е годы прежде всевластная профессиональная бюрократия столкнулась с новой для себя ситуацией: ей пришлось действовать в условиях частой смены кабинетов, представлявших интересы различных олигархических группировок. Министерские чиновники быстро приспособились к новым условиям и сумели извлечь из них пользу для себя. Из-за некоторого ослабления централизованного бюрократического начала усилилась политическая автономия отдельных министерств, получивших возможность проводить собственную политику независимо от политического руководства. Так, во время пребывания Сэйю̄кай в оппозиции министерство торговли и промышленности проводило линию этой партии на развитие тяжелой и химической индустрии, опираясь при этом на поддержку крупного бизнеса. Еще ярче тенденция к ведомственной независимости, доходившей до настоящего сепаратизма, проявилась в военном и военно-морском министерствах, где она так и не была изжита даже в период войны на Тихом океане.

Японская экономика в 20-е годы

Послевоенные годы стали для Японии периодом довольно быстрого, хотя и неравномерного развития.

Прекращение военных действий в ноябре 1918 г. означало окончание бума военных лет, хотя в течение еще нескольких месяцев после этого экономика продолжала развиваться довольно быстро под влиянием инфляционных тенденций, подогревавших деловую активность. Спад начался в марте 1920 г. с резкого падения цен. С марта 1920 г. по апрель 1921 г.) индекс оптовых цен упал с 322 до 190 (1913=100). Особенно значительным было падение цен на шелк-сырец и рис, что поставило японское крестьянство в крайне тяжелое положение. Резкое снижение цен привело к спаду производства во многих отраслях промышленности, который продолжался до конца 1922 г. Объем экспорта упал на 30–40 % по сравнению с предкризисным уровнем, а торговый баланс вновь стал сводиться с большим дефицитом (за 1920–1922 гг. его размеры составили более 1 млрд. иен). Значительно сократились и размеры положительного сальдо по статьям «невидимой» торговли.

Однако, к концу 1922 г. депрессия в целом была преодолена, хотя некоторые отрасли, процветавшие в период войны, не смогли еще восстановиться полностью. Выход из депрессии был ускорен благодаря политике правительства по стимулированию экономического роста. В частности, были значительно расширены объемы кредитования частного сектора и облегчены его условия, а также существенно увеличены субсидии частным фирмам.

Деятельность государства в этом направлении еще более активизировалась после землетрясения 1923 г., нанесшего экономике ущерб в 5,5 млрд. иен. Так, Банку Японии было поручено учитывать под правительственные гарантии векселя частных финансовых институтов, нанесших убытки в результате землетрясения (их общая сумма составила около 100 млн. иен). Кроме того, с целью облегчения восстановительных процессов Промышленный банк и Ипотечный банк начали выдавать специальные ссуды под весьма низкие проценты. Одновременно существенно возросли и прямые государственные расходы — на восстановление экономики, помощь местным органам власти, освоение колоний и т. д., что благотворно сказалось и на деятельности частного сектора. В стране начался «восстановительный» бум, продолжавшийся вплоть до «великой депрессии» 1929–1932 гг. Правда, в отличие от бума военных лет он захватил далеко не все отрасли японской экономики. Этот период был отмечен, прежде всего, дальнейшим ростом текстильной промышленности, сопровождавшимся и важными техническими изменениями. К концу 20-х годов шелкопрядение уже практически полностью было механизировано, и лишь 4 % шелковых нитей производилось на ручных прялках. При почти двукратном росте производства за период 1920–1929 гг. количество фабрик сократилось, но при этом число станков, приходящееся на одну фабрику, в среднем утроилось. В производстве же шелковых тканей по-прежнему наблюдалось своеобразное разделение труда: на тысячах мельчайших предприятий производился шелк для внутреннего рынка, а на относительно крупных механизированных фабриках — шелк, направлявшийся на экспорт.

В другой крупнейшей подотрасли текстильной промышленности — хлопкопрядении — в 20-е годы также продолжался бурный рост с тенденцией ко все большей концентрации производства. Производственные мощности за период 1920–1929 гг. возросли в 1,7 раза, при этом в 1929 г. уже более половины хлопковой пряжи производилось семью крупнейшими компаниями. Все возраставшая часть продукции приходилась на комбинированные прядильно-ткацкие фабрики, и даже мелкие предприятия во все больше стремились сочетать оба этих процесса. Повысилась и степень механизации производства. К концу 20-х годов не только все крупные фабрики были оснащены высокопроизводительными ткацкими станками (в среднем на одну фабрику их приходилось более 50), но и на мелких и мельчайших предприятиях ручные ткацкие станки были почти полностью вытеснены механическими.

Растущий спрос населения на европейскую одежду поддерживал расширение производства шерстяных тканей. Развитие этой подотрасли, находившейся в руках нескольких крупных компаний, шло столь успешно, что к концу 20-х годов иностранные производители почти полностью были вытеснены с внутреннего рынка шерстяных тканей.

В целом же в конце 20-х годов текстильная промышленность все еще оставалась важнейшей отраслью японской экономики — здесь была занята почти 1/4 всех работающих в промышленности, а из общего числа занятых на фабриках (предприятиях с 5 и более работниками) на текстильную промышленность приходилась почти половина.

Что касается развития других отраслей промышленности, то там картина была весьма пестрой.

В 20-е годы довольно быстро продолжала развиваться металлургическая промышленность — за 1920–1929 гг. производство чугуна возросло в 2,1 раза, а производство стали — в 3,8 раза. Однако даже в конце 20-х годов Япония все еще продолжала сильно зависеть от импорта этих продуктов: за счет импорта удовлетворялось 30 % потребностей страны в стали и 40 % потребностей в чугуне. Особенно сильна была зависимость Японии от импорта высококачественных сталей, так как ни доминировавший в отрасли государственный комбинат «Явата», ни построенные во время и после войны крупные частные предприятия, несмотря на налоговые льготы и щедрые правительственные субсидии, были пока не в состоянии наладить их производство. Хотя в конце 20-х годов металлургия была одной из крупнейших отраслей тяжелой промышленности, стоимость ее продукции составляла лишь 1/4 от стоимости продукции текстильной промышленности.

В крайне тяжелом положении в 20-е годы оказалось судостроение. После войны оно вступило в полосу глубокого кризиса, так как из-за высоких издержек производства оказалось неспособным конкурировать с продукцией западных стран. В 1919–1929 гг. количество занятых в судостроении (на верфях, где строились суда водоизмещением свыше 1000 т) сократилось почти на 2/3, а объем производства — почти в 4 раза.

Значительно более медленными темпами, чем прежде развивалась горнодобывающая промышленность — за 1919–1929 гг. объем угледобычи возрос лишь на 10 % (до 34 млн. т). Хотя часть угля по-прежнему направлялась на экспорт, Япония постепенно превратилась в нетто-импортера угля, поскольку из года в год возрастал импорт коксующихся углей, необходимых для быстро развивающейся металлургии.

В добыче и производстве меди в эти годы наблюдалась стагнация, поскольку себестоимость японской меди оказалась выше, чем добытой на зарубежных рудниках. В результате к концу 20-х годов основная часть потребностей в меди удовлетворялась уже за счет импорта.

По-разному сложилась в 20-е годы судьба различных машиностроительных производств. Многие предприятия, возникшие в военные годы в условиях отсутствия конкуренции со стороны западных стран и высокого спроса на вооружение, по окончании войны прекратили свое существование. Однако ряд производств, таких как производство двигателей, электрооборудования, оборудования для текстильной промышленности и т. д., продолжали успешно развиваться и после войны. К концу 20-х годов машиностроение стало крупнейшей отраслью тяжелой промышленности Японии, хотя стоимость его продукции составляла лишь 2/3 от стоимости продукции текстильной промышленности.

Среди машиностроительных производств наиболее успешно развивалось производство велосипедов, бывших в 20-е годы основным видом городского транспорта. К концу 20-х годов Япония уже полностью обеспечивала себя как велосипедами, так и запчастями к ним. Значительный прогресс был достигнут также в производстве промышленного электрооборудования, и к концу 20-х годов страна уже вполне могла обеспечить большую часть спроса за счет отечественного производства.

Однако, несмотря на эти успехи, Япония все еще продолжала оставаться крупнейшим импортером машиностроительной продукции. При этом отечественное производство, как правило, удовлетворяло спрос на наиболее простые типы машин и оборудования, а более сложные их виды импортировались из США, Великобритании, Германии. В целом же по сравнению с развитыми странами к концу 20-х годов тяжелая промышленность Японии была развита слабо, и никто не мог предположить тогда, что со временем именно тяжелая промышленность будет составлять основу экономической и технической мощи страны.

В конце 20-х годов в японской промышленности по-прежнему можно было обнаружить сосуществование как бы нескольких эпох. Наряду с новыми отраслями, возникшими и развившимися в результате импорта западной техники и технологии, а также некоторыми традиционными отраслями (текстильной, производством фарфора), претерпевшими существенные изменения с точки зрения технологии производства и номенклатуры выпускаемой продукции, в Японии и в конце 20-х годов продолжали существовать многие виды традиционных производств, на которые все большее вовлечение страны в мирохозяйственные связи не оказало практически никакого воздействия. Среди них можно назвать производство гэта (деревянной обуви) и татами (циновок), японской национальной одежды, предметов быта, продовольствия и т. д.

В результате японская промышленность конца 20-х годов являла собой причудливое сочетание небольшого числа крупных, оснащенных по последнему слову техники заводов и фабрик со множеством мелких и мельчайших предприятий, в массе своей использовавших старые методы и орудия производства.

Используя данные японской статистики о составе занятых в промышленности, можно примерно оценить значимость каждого из этих укладов. В 1930 г. в промышленности работало 5,2 млн. чел., из них 1875 тыс. чел. или 36 % — на фабриках (т. е. предприятиях с 5 и более занятыми); основная же часть — 3325 тыс. чел. или 64 % — были заняты на мельчайших предприятиях, которые даже не учитывались фабрично-заводской статистикой. Они-то и формировали основу традиционного сектора японской промышленности. Что касается другого полюса — крупных предприятий (с числом работников 500 и более), — то в 1930 г. на них работало 480 тыс. чел. или 9 % всех занятых в индустрии. Таков был облик японской промышленности на рубеже 20-30-х годов.

Особенностью экономического развития Японии в 20-е годы был также сравнительно быстрый рост отраслей третичной сферы (транспорт, связь, торговля и сфера услуг). В конце 20-х годов здесь было занято около 8,5 млн. чел., в том числе 7,5 млн. — в торговле и сфере услуг. Именно они, а не промышленность, где занятость практически не увеличилась, поглощали основную массу прибывавших из деревни людей. Подавляющая часть предприятий сферы услуг и торговли была представлена мелкими и мельчайшими, часто семейными фирмами, и уровень производительности труда был здесь крайне низок.

20-е годы оказались весьма сложным периодом для сельского хозяйства Японии.

Число крестьянских хозяйств несколько увеличилось — с 5485 тыс. в 1920 г. до 5600 тыс. в 1930 году, но их структура с точки зрения размеров земельных участков почти не изменилась: в 1930 г. более 90 % хозяйств были мелкими и мельчайшими (от 0,25 до 5 акров), и лишь около 10 % имели наделы более 5 акров.

Рис по-прежнему оставался основной сельскохозяйственной культурой — под него было отведено более половины пахотной земли. Несмотря на расширение использования удобрений, урожайность риса в конце 20-х годов лишь незначительно превышала уровень военных лет (соответственно 18,71 коку с 1 тё̄ в 1925–1929 гг. и 18,46 коку с 1 тё̄ в 1915–1919 гг.). Техника практически не использовалась, и все операции по-прежнему производились вручную. К числу нововведений можно отнести лишь появление в эти годы первых птицеферм, а также освоение производства некоторых новых видов овощей и фруктов.

Главной проблемой, негативно сказывавшейся на развитии сельского хозяйства в 20-е годы, была крайняя нестабильность цен. Причем особой нестабильностью отличались цены на основные товарные продукты — рис, который производили практически все крестьянские хозяйства, и коконы, разведением коконов занимались более 40 % дворов. Между тем в 20-е годы уровень товарности крестьянских хозяйств заметно повысился и составлял уже около 60 %, т. е. около 60 % всего, что производилось крестьянской семьей, шло на продажу. В результате крестьянское хозяйство стало особенно чувствительным к колебаниям цен, так как от их уровня напрямую зависело, сможет ли крестьянин приобрести инвентарь и удобрения, заплатить налоги, вернуть долги, купить в городе необходимую одежду и т. д.

По окончании военного бума началось резкое падение цен на рис — в течение 1921 г. они упали в 2 раза. С целью поддержать крестьянство, оказавшееся в крайне тяжелом положении, правительство приняло специальный закон, наделявший министра сельского хозяйства правом «регулировать спрос и предложение» путем создания запасов риса, когда цены на него были слишком низки, и продажи этих запасов, когда цены оказывались слишком высоки. Однако эти усилия не увенчались большим успехом: к 1925 г. цены на рис возросли и почти достигли уровня 1920 г., но затем вновь началось их снижение, и в начале 30-х годов они составляли всего лишь 44 % от уровня 1925 г. Не лучше обстояло дело и с ценами на коконы: с 1925 г. по 1929 г. они снизились более, чем на 30 %, а с началом «великой депрессии» и вовсе «обвалились» и в 1931 г. составляли всего лишь 30 % от уровня 1925 г.

Из-за падения цен снизились валовые и чистые доходы крестьянских хозяйств, и в конце 20-х годов уже 2/3 их чистого дохода уходило на уплату налогов, арендной платы и другие выплаты. Чтобы поддержать валовой денежный доход, крестьяне даже в условиях падения цен продолжали увеличивать производство (так, например, с 1925 г. по 1931 г. при падении цен на коконы на 2/3 их производство возросло на 25 %), что еще больше осложняло ситуацию.

Наиболее серьезным потрясением в японской экономике вплоть до конца 20-х годов был банковский кризис 1927 г. Его глубинные причины коренились в особенностях выхода японской экономики из послевоенной депрессии. В результате действий правительства по стимулированию экономического роста реальные стоимостные пропорции не были восстановлены в полном объеме (прежде всего, остались сильно завышенными финансовые активы компании и банков). Кроме того, эффективной работе банковской системы страны мешало существование огромного числа мелких банков. Последние в основном и стали жертвами банковского кризиса, в ходе которого общее число банков сократилось с 1359 до 1030.

Годом позже, в 1928 г., был пересмотрен закон о банках, усиливший контроль правительства за банковской сферой. Кроме того, вдвое был повышен минимальный уровень собственного капитала банков (в Токио и О̄сака — до 2 млн. иен, в других районах — до 1 млн. иен), в результате чего число банков сократилось еще больше (до 913 в 1930 г.).

В 20-е годы довольно быстро продолжала развиваться внешняя торговля: в 1921–1929 гг. импорт вырос на 40 %, а экспорт — на 70 % (оценивая эти показатели, следует иметь в виду, что с середины 20-х годов произошло понижение цен на сырьевые товары).

К началу 30-х годов почти 20 % внешнеторгового оборота Японии приходилось на торговлю с колониями. Из Японии туда отправлялись в основном промышленные товары, в том числе оборудование для разработки ресурсов, а в Японию поступали сырье и продовольствие. При этом Корея поставляла рис, бобы, морепродукты и удобрения, а Тайвань — сахар и рис.

Что же касается торговли с остальным миром, то и в экспорте, и в импорте произошли изменения, наглядно отражавшие особенности и успехи японского типа индустриализации.

В экспорте и в конце 20-х годов преобладали различные виды текстильной продукции. В совокупности на них приходилось 2/3 стоимости экспорта, в том числе на шелк-сырец — 37 %, на хлопковые ткани — 20 %, и на шелковые ткани — 10 %. Основным экспортным рынком были США — сюда направлялось 41,8 % японского экспорта (прежде всего шелк-сырец). Индия и страны ЮВА (второй по значимости экспортный рынок) приобретали в основном хлопковые ткани, одежду и некоторые другие готовые товары. В ценах на готовые промышленные изделия во второй половине 20-х годов приходилось уже 40–50 % японского экспорта, а экспортная зависимость обрабатывающей промышленности составляла 25–35 %.

Еще более ярко прогресс индустриализации отразился в изменении структуры импорта Японии. Ввоз готовой продукции в 1925–1930 гг. практически не увеличился, хотя внутренний спрос на нее вырос многократно. Напротив, объем импорта сырья и полуфабрикатов значительно возрос: в конце 20-х годов только на необработанное сырье приходилось более половины стоимости импорта. Важную роль играл импорт в удовлетворении внутреннего спроса на продовольствие (в конце 20-х годов примерно 16 % продовольствия ввозилось из-за рубежа, главным образом из колоний). При этом все большая часть импорта оплачивалась доходами от экспорта готовой продукции, а не за счет заимствований за рубежом, как это делалось до мировой войны.

В 20-е годы быстрыми темпами шло освоение колоний: за 1921–1930 гг. в форме долгосрочных инвестиций в экономику Тайваня было вложено около 340 млн. иен, а в экономику Кореи — более 1 млрд. иен. Ввиду расширения частных инвестиций доля государства в общем объеме японских капиталовложений несколько снизилась (на Тайване — до 28 %, в Корее — до 57 %). Основная часть государственных инвестиций (50–60 %) по-прежнему направлялась на развитие инфраструктуры; существенная доля (20–30 %) шла на развитие сельского хозяйства (строительство ирригационных сооружений, содействие распространению среди крестьян передовых методов производства и т. д.), поскольку с самого начала за колониями была закреплена роль поставщиков продовольствия для быстро росшего населения Японии. Частные же компании осваивали в основном более прибыльные сферы с короткими сроками окупаемости (главным образом создавали предприятия по переработке промышленного и сельскохозяйственного сырья).

Нельзя отрицать, что благодаря японским инвестициям в 20-е годы экономическое развитие колоний ускорилось. Так, в Корее в 1923–1932 гг. среднегодовые темпы роста сельскохозяйственного производства составляли около 3 %, а промышленного производства — 6,5 %, а на Тайване — соответственно, 4,2 % и 7,0 %. Поскольку в самой Японии в этот период эти показатели равнялись 1,2 % и 7,1 %, то можно сделать вывод, что развитие промышленности в колониях шло примерно теми же темпами, что и в метрополии, а развитие сельского хозяйства — даже заметно быстрее.

Разумеется, оценивая эти цифры, нужно иметь в виду и те огромные моральные и материальные издержки, которые понесли эти страны из-за отсутствия свободы в выборе собственного пути экономического и социального развития, из-за их все более усиливавшейся ориентации на обслуживание интересов метрополии. Так, уже в конце 20-х годов доля Японии в экспорте Кореи составляла 91 %, а в ее импорте — 72 %; по Тайваню соответствующие показатели составляли 78 % и 68 %.

Усиление японских монополий

20-е годы были отмечены также значительным усилением экономической мощи промышленно-финансовых групп дзайбацу. Если в период войны границы дзайбацу расширялись, главным образом, за счет отраслей тяжелой промышленности, то в последующие годы заметно возросла их активность в торговле и финансовой сфере. При этом в орбиту их влияния попадали не только мелкие и средние, но и крупные предприятия, оказавшиеся по тем или иным причинам в затруднительном положении (этот процесс особенно ускорялся в периоды экономических потрясений).

От монополистических союзов других стран дзайбацу отличали не только масштабы сосредоточенной в их руках финансовой и промышленной мощи, но и чрезвычайно широкий отраслевой состав входивших в них предприятий. В сфере их интересов находились горнодобывающая промышленность и металлургия, электро- и общее машиностроение, производство тканей и бумаги, цементное и стекольное производство, судостроение и судоходство, внутренняя и внешняя торговля, банковская сфера и страхование.

По некоторым оценкам в конце 20-х годов дзайбацу контролировали уже около 30 % банковского и промышленного капитала Японии. Этому способствовали не только тесные связи дзайбацу с бюрократией, но и полное отсутствие в Японии каких-либо законодательных ограничений в отношении монополий.

Рост частного сектора и, прежде всего, значительное усиление позиций дзайбацу привели к относительному снижению доли государства в национальном богатстве. Если в довоенные годы она составляла около 50 %, то к концу 20-х годов снизилась до 30 %. Но в целом роль государства в экономическом развитии оставалась весьма значительной.

Продолжали существовать государственные монополии в производстве соли, табачных изделий и камфары. По-прежнему в руках государства находилась большая часть железных дорог, военные заводы и верфи. Ему принадлежал также солидный парк торговых судов (после войны, когда у многих частных компаний суда стали простаивать, была создана специальная государственная компания, задачей которой являлось приобретение этих бездействующих судов). И наконец, в руках государства находился крупнейший металлургический комбинат «Явата» и несколько других крупных промышленных предприятий.

Наряду с прямым владением собственностью, государство активно вмешивалось в управление экономикой. Через специальные банки (в частности, Промышленный банк Японии) оно направляло средства на поддержку стратегически важных отраслей. В 20-е годы помимо тяжелой промышленности в эту группу входили и некоторые предприятия, созданные в колониях (крупнейшим из них была Южно-Маньчжурская железнодорожная компания).

Для регулирования экономического развития по-прежнему широко использовались субсидии. В 20-е годы они предоставлялись предприятиям, занятым в судостроении и судоходстве, производителям сахара, частным железным дорогам, некоторым химическим производствам, а также производителям специальных сталей.

Предметом особой заботы правительства в те годы было сельское хозяйство. Правительство не только пыталось поддерживать цены на рис и шелк-сырец в периоды их «обвала», но и направляло большие средства на развитие ирригационной системы, проведение дренажных работ, а также на оказание материальной помощи арендаторам в приобретении земли.

Заслуживает внимания и другой аспект государственной экономической политики, а именно создание при государственной поддержке предпринимательских организаций для содействия развитию той или иной отрасли, повышения качества и проведения стандартизации продукции и т. д. В частности, в 1925 г. был принят закон о гильдиях экспортеров и промышленников, который предусматривал создание таких организаций в экспортных производствах и наделял их правом контроля за качеством продукции. Государство поддерживало также создание крестьянских кооперативов для совместных закупок удобрений, инвентаря и т. д. и организации сбыта продукции, предоставляя им дешевые кредиты и субсидии.

Итак, в 20-е годы экономика Японии развивалась в целом довольно быстро, хотя и не без проблем и осложнений, если не считать банковского кризиса 1927 г. Но уже в начале следующего десятилетия ей предстояло столкнуться с серьезными испытаниями.

Внешняя политика Японии в 1918–1930 гг. отличалась заметной противоречивостью. С одной стороны, Япония активно участвовала в международных переговорах, призванных заложить основу «вечного мира», а с другой — продолжала уже ставшую традиционной политику военной экспансии (интервенция на русском Дальнем Востоке, интервенционистские акции в Китае). Причем, если первая внешнеполитическая линия была направлена достижение максимального взаимопонимания с другими великими державами, то вторая носила конфронтационный характер по отношению к ним же, поскольку прямо затрагивала их собственные империалистические интересы.

Такая непоследовательность внешнеполитической стратегии отражала двойственность интересов японских правящих кругов. Рост вовлеченности Японии в международные торговые связи во время первой мировой войны стимулировал поиск политических средств обеспечения стабильности этих связей и, соответственно, участие системах международной безопасности. Но одновременно значительная роль военных в политической жизни страны, интересы производителей вооружения и присущие националистам автаркические экономические представления диктовали экспансионистский внешнеполитический курс, опиравшийся на военные средства.

Японская интервенция на русском Дальнем Востоке

С первыми известиями об октябрьской революции в России японское правительство стало разрабатывать планы захвата русских дальневосточных территорий. Для этого японское правительство приняло активное участие в совещаниях стран Антанты, вырабатывавших планы военной интервенции. Япония добивалась, чтобы проведение интервенции было поручено японским вооруженным силам, чтобы заполучить контроль над русским Дальним Востоком и Восточной Сибирью.

Начало интервенции

12 января 1918 г. японский крейсер «Ивами» вошел в бухту Владивостока для «защиты интересов и жизни проживающих на российской земле японских подданных». При этом утверждалось, что японское правительство не намерено «вмешиваться в вопрос о политическом устройстве России». Через несколько дней во Владивосток прибыли военные корабли США, Японии и Китая.

18 февраля 1918 г. верховный военный совет Антанты принял решение об оккупации японскими войсками Владивостока и Харбина, а также Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД). Однако США, опасавшиеся чрезмерного усиления Японии в северо-западной части Тихого океана в результате захватов русской территории, с подозрением следили за активностью Японии в Приморье и потребовали от Японии обязательства не предпринимать широких операций без ведома и согласия Антанты, а также вывести свои войска после достижения целей интервенции. 16 марта японское правительство дало такие заверения.

4 апреля 1918 г. во Владивостоке произошло убийство двух японских служащих коммерческой компании. На следующий день, не дожидаясь расследования дела, японцы высадили в городе десант под предлогом защиты японских подданных. Вслед за японцами высадились английские интервенты. 29 июня 1918 г. с помощью мятежных чешских военнопленных во Владивостоке была свергнута советская власть.

2 июля 1918 г. верховный военный совет Антанты принял решение расширить масштабы интервенции в Сибири. Вскоре были высажены новые крупные десанты английских и японских войск. В августе к интервентам присоединились американские, канадские и французские контингента. К октябрю 1918 г. численность японских войск достигла 72 тыс. чел. (американский экспедиционный корпус насчитывал 10 тыс. чел., войска других стран — 28 тыс.). Они оккупировали Приморье, Приамурье и Забайкалье. Главнокомандующим союзными войсками на Дальнем Востоке был назначен японский генерал О̄тани.

Для того, чтобы отторгнуть дальневосточные территории от России, японцы вынашивали план создания на них буферного «государства» под протекторатом Японии. Предполагалось включить в его состав и Восточную Сибирь вплоть до Байкала. В 1919 г. японский представитель вел переговоры с атаманом Семеновым о том, чтобы он возглавил такое «государство».

Тем временем Япония, которая к 1919 г. затратила на интервенцию 160 млн. иен, старались воспользоваться оккупацией русского Дальнего Востока для захвата ключевых позиций в экономике края. После ликвидации в июне 1918 г. советской власти на Дальнем Востоке японцы начали скупать у вернувшихся русских собственников земельные участки, заводы и фабрики, приобретать различного рода концессии.

Эксплуатация природных ресурсов оккупированных территорий шла полным ходом. Так, в апреле 1920 г. в Японии было зарегистрировано 29 новых лесопромышленных компаний с капиталом в 27 389 тыс. иен, образованных для эксплуатации лесных богатств Сибири. Все лучшие рыболовные участки на тихоокеанском побережье также были захвачены японскими рыбопромышленниками.

Действия интервентов вызвали сопротивление русского населения, принявшее форму широкого партизанского движения. Весной 1919 г. в Приамурье действовали 20 партизанских отрядов, насчитывавших (по японским оценкам) 25 тыс. бойцов, которые сковывали значительные силы японских интервентов. Огромные масштабы приобрело партизанское движение и в Приморье. Возникли целые партизанские районы, где была восстановлена советская власть.

Разгром армии адмирала Колчака (именно на него делали политическую ставку США) Красной Армией в начале 1920 г., огромный размах партизанского движения на Дальнем Востоке, а также признаки разложения в собственных войсках заставили американских и других интервентов вывести свои силы. В начале апреля 1920 г. эвакуация иностранных войск (кроме японских) с русского Дальнего Востока была завершена (американские военные корабли оставались во Владивостоке до 1922 г.). Однако численность японских войск продолжала там увеличиваться.

Подозрения США относительно аннексионистских намерений Японии в Приморье и в Восточной Сибири все росли. Последовали американские протесты против действий Японии. 9 февраля 1921 г. американский консул во Владивостоке опубликовал декларацию правительства США, в которой осудил нарушения территориальной целостности России. 31 мая 1921 г. США снова направили Японии ноту с предупреждением, что они не признают никаких притязаний и прав, являющихся следствием японской оккупации Сибири.

Для того, чтобы обосновать продолжение своей оккупации, японцы использовали кровавые события в Николаевске-на-Амуре («николаевский инцидент»). Этот город был занят японскими войсками еще в сентябре 1918 г. В начале 1920 г. его осадил красный партизанский отряд под командованием некоего Тряпицына. 28 февраля в результате переговоров между партизанами и командованием японского гарнизона было заключено соглашение «О мире и дружбе японцев и русских», по которому партизаны мирно вошли в город. Однако ночью 12 марта 1920 г. между японскими войсками и партизанами вспыхнули столкновения. В результате японцы были разбиты, часть их попала в плен, а остатки японского гарнизона забаррикадировались в своих казармах. Партизаны обстреляли их из пушек, здания загорелись, и оборонявшиеся погибли в огне.

После этого в конце мая 1920 г. в Николаевск был направлен крупный японский контингент. Вынужденный отступить Тряпицы н приказал расстрелять всех пленных (белогвардейцев и японцев), а также всех жителей, которые откажутся покинуть город вместе с ним. 27 мая город был подожжен партизанами и почти полностью сгорел (впоследствии за эти действия Тряпицын был расстрелян красными).

Этот инцидент был немедленно использован японскими правящими кругами. 31 марта 1920 г. японское правительство опубликовало заявление о том, что сложившаяся на Дальнем Востоке обстановка не позволяет ему вывести свои войска из края. Затем Япония оккупировала Северный Сахалин и заявила, что ее войска останутся там вплоть до образования «общепризнанного правительства в России», а также «благоприятного» разрешения «николаевского инцидента» (японцы требовали признания русскими своей полной ответственности за него).

Советское правительство искало возможности добиться вывода японских войск из Сибири и с Дальнего Востока, чтобы сохранить эти территории в составе России. Какая-либо военная акция при этом исключалась. Председатель Совета народных комиссаров В.И. Ленин писал по этому поводу:

Выход был найден в создании на востоке страны отдельного, буферного государства — Дальневосточной республики (ДВР).

Мысль о создании буферного государства вынашивалась в японских правящих кругах с самого начала интервенции. Поэтому Япония согласилась с этой идеей, надеясь со временем превратить новое государство в свой протекторат. Советское правительство, с своей стороны, рассчитывало утвердить в ДВР свое влияние и в дальнейшем воссоединить восточные территории с Россией. При этом создание ДВР должно было предотвратить прямое военное столкновение с Японией.

Образование ДВР было провозглашено 6 апреля 1920 г. Ее суверенитет вначале распространялся лишь на Забайкалье, но 29 октября в Чите было объявлено об объединении в Дальневосточную республику всех областей Дальнего Востока. Однако 26 мая 1921 г. во Владивостоке и в других оккупированных японцами местностях произошел переворот, приведший к свержению власти ДВР. Новое «правительство» возглавили крупные торговцы — братья Меркуловы, опиравшиеся на японские войска.

К лету 1922 г. 15 капиталистических государств признали РСФСР де-факто или де-юре, что значительно улучшило ее международное положение. Это не благоприятствовало продолжению японской оккупации.

Нарастало и внутреннее противодействие продолжению интервенции. Летом в Японии 1922 г. возникло общество «Руки прочь от России!», проводившее многочисленные митинги протеста против продолжения интервенции. В сентябре 1922 г. была создана Кансайская (район Японии, где расположены города О̄сака, Киото, Ко̄бэ) лига борьбы против интервенции в России. Идеи солидарности с «борющимся народом трудовой России» были характерны и для крупной профсоюзной организации Со̄домэй, которая, несмотря на некоммунистическую, социал-демократическую ориентацию, наиболее активно протестовала против «сибирской экспедиции» японских войск.

Недовольство выражали и многие влиятельные политики и предприниматели. В то время, когда Россия разваливалась, и была надежда превратить ее в объект колониальной эксплуатации наподобие Китая, интервенция, в целом, пользовалась поддержкой японских промышленников. Однако, когда ситуация в России относительно стабилизировалась, а гражданская война фактически завершилась победой большевиков, эти надежды растаяли. Между тем интервенция стоила Японии больших расходов — около 600 млн. иен. Поэтому оппозиционная партия Кэнсэйкай, представлявшая торгово-промышленные круги, неоднократно выступала за вывод японских войск из Сибири.

Наконец, свою роль в изменении японской политики сыграло соперничество между армией флотом за военные ассигнования. Если генералы выступали за продолжение интервенции, то адмиралы — за перераспределение военных расходов в пользу военно-морских сил, что было невозможно при сохранении огромного экспедиционного корпуса в России. При этом «морская» группировка пользовалась поддержкой со стороны японских судостроительных компаний, имевших значительное влияние на прессу и правительство.

Все это оказало значительное влияние на внешнеполитический курс Японии, которая объявила о намерении вывести свои вооруженные силы из Приморья к 1 ноября 1922 г. 25 октября 1922 г. японские войска покинули Владивосток. Однако японская оккупация Северного Сахалина продолжалась еще 3 года, до установления дипломатических отношений между СССР и Японией.

7 ноября 1922 г. во Владивостоке была провозглашена Советская власть. 15 ноября 1922 г. «по просьбе Народного собрания ДВР» Дальневосточная республика была объявлена нераздельной частью РСФСР «в теперешних ее пределах, включая оккупированную иностранными войсками зону».

Помимо больших человеческих жертв, японская интервенция нанесла огромный ущерб народному хозяйству русского Дальнего Востока. Кроме того, так и остался нерешенным вопрос о судьбе части золотого запаса России (более 40 т золота), переданное белогвардейцами Японии «на сохранение».

После окончания японской интервенции на русском Дальнем Востоке советское правительство неоднократно предлагало Японии установить нормальные дипломатические отношения. Японское правительство не спешило с ответом. Однако стабилизация обстановки в СССР и дипломатические успехи Советского государства, установившего отношения с рядом ведущих стран, побудили Японию к нормализации советско-японских отношений.

После длительных переговоров 20 января 1925 г. в Пекине была подписана советско-японская конвенция об основных принципах взаимоотношений. Конвенция устанавливала дипломатические и консульские отношения между обоими государствами. К 15 мая 1925 г. Япония обязалась вывести свои войска с Северного Сахалина. Япония и СССР заявили о своем стремлении поддерживать мирные и дружественные отношения на основе принципа взаимного невмешательства во внутренние дела. Конвенция оставила в силе договор, заключенный между Японией и Россией в Портсмуте 5 сентября 1905 г., но специальная советская декларация, приложенная к конвенции, подчеркивала, что это «никоим образом не означает, что правительство Союза разделяет с бывшим царским правительством политическую ответственность за заключение указанного договора».

Советско-японской конвенцией были определены и основы экономических взаимоотношений обеих стран. Был оговорен пересмотр русско-японской рыболовной конвенции 1907 г., что стало основанием для подписания в 1928 г. новой конвенции. Была достигнута договоренность о предоставлении японским предпринимателям концессии на разведку и добычу нефти и угля на Северном Сахалине.

Нормализация советско-японских отношений представляла собой важный факт оздоровления обстановки на Дальнем Востоке. Но и после подписания конвенции отношения между двумя странами остались довольно напряженными. Япония не отказалась от своей антисоветской политики, рассчитанной на провоцирование конфликтов с Советским Союзом. Так, по вине японской стороны было сорвано заключение торгового договора, и в дальнейшем японское правительство чинило всевозможные препятствия для развития торговли с СССР.

Фактически не выполнялась также одна из важнейших статей конвенции — взаимное обязательство не допускать присутствия на территории, находящейся под их юрисдикцией, организаций или групп, «претендующих стать правительством на какой-либо части территории одной из договаривающихся сторон». Само появление этой статьи свидетельствовало об изначальном взаимном недоверии в советско-японских отношениях. Япония подозревала СССР в организации подрывной коммунистической деятельности, а СССР Японию — в поддержке многочисленных белоэмигрантских организаций, нашедших приют в Маньчжурии и в Японии. И те, и другие подозрения были небезосновательны, хотя справедливости ради нужно сказать, что японское правительство обладало гораздо большими возможностями в этом плане хотя бы потому, что белоэмигрантские вооруженные отряды неизмеримо превосходили по численности и агрессивности любые марксистские группы на территории Японской империи.

Вашингтонская конференция

Переустройство мирового порядка по итогам войны 1914–1918 гг., не могло обойти проблемы Восточной Азии и тихоокеанского региона, где переплелись интересы мощных империалистических держав — США, Великобритании и Японии.

За время первой мировой войны Соединённые Штаты превратились в могущественную державу. Из страны-должника США сделались мировым кредитором. К ноябрю 1922 г. Великобритания задолжала им 4,7 млрд. долл., Франция — 3,8 млрд., Италия — 1,9 миллиарда. Одновременно США стали крупным экспортером капитала.

Следствием этого было, в частности, обострение англо-американского и японо-американского соперничества в Китае. Великобритания и Япония укрепляли свои позиции в там путем раздела этой страны на «сферы влияния». Сферой английского преобладания являлись главным образом район р. Янцзы и Южный Китай. В противовес этому США выдвинули лозунг «открытых дверей», который давал им возможность, используя свое экономическое превосходство, вытеснять из Китая своих империалистических конкурентов.

Империалистическое соперничество отражалось в гонке морских вооружений. В 1916 г. США приняли гигантскую судостроительную программу, направленную на то, чтобы закрепить за ними положение первой военно-морской державы мира. Кроме того в 1919 г. флот США был переведен с атлантического побережья на тихоокеанское.

Великобритания для защиты своих интересов также хотела усилить свои военные позиции на Дальнем Востоке, но в тот момент была не в силах это сделать. К востоку от Мальты она не имела ни морских, ни топливных баз, необходимых для активного функционирования флота. Поэтому был выдвинут план сооружения новой британской военно-морской базы в Сингапуре.

Этот план требовал огромных ассигнований, а финансовая и экономическая база страны была сильно подорвана длительной войной. Великобритания была вынуждена не увеличивать, а сокращать свой флот. Через год после Парижской конференции, в 1920 г., Лондон отказался от давнего принципа своей морской политики — иметь флот, равный флотам двух самых сильных морских держав («two powers standard»), и вынужден был заменить его принципом равенства одному крупнейшему иностранному флоту («one power standard»).

В результате Великобритания, впавшая за годы войны в финансовую зависимость от США, перестала быть для них прямым конкурентом. Первостепенную важность для обеих держав теперь приобрело соревнование с Японией, расширявшей масштабы военно-морского строительства. Интересы Великобритании и США временно совпадали и в том, чтобы не дать Японии утвердить свое господство на Дальнем Востоке.

Получение Японией мандата на управление бывшими германскими островами в Тихом океане по решению Парижской мирной конференции значительно приблизило ее владения к Австралии, Новой Зеландии и Юго-Восточной Азии, фактически поставило под ее контроль морские пути в Тихом океане, в том числе и коммуникации США с Филиппинами и Китаем.

Однако, несмотря на обостренность отношений с Японией, американская сторона не была заинтересована в открытом столкновении с ней, и фактически не была готова к нему. Как держава, достигшая мирового первенства в гонке морских вооружений, Соединенные Штаты, скорее, стремились зафиксировать на максимально возможный срок достигнутую позицию с тем, чтобы использовать флот как средство осуществления своей внешней политики.

Поэтому США выступили с предложением созвать конференцию по ограничению морских вооружений. 8 июля 1921 г. они послали предложение принять в ней участие Великобритании, Франции, Италии и Японии. Но еще до этого, 5 июля 1921 г. после завершения Британской имперской конференции, так и не принявшей окончательного решения по вопросу об англо-японском союзе, британский министр иностранных дел Керзон обратился к президенту США с предложением о созыве конференции по дальневосточным и тихоокеанским вопросам и связанным с ними проблемам вооружений. Так из объединения двух встречных предложений и родилась идея созыва конференции в Вашингтоне.

Открытие Вашингтонской конференции состоялось 12 ноября 1921 г. Главными на ней были вопросы морских вооружений, англо-японский союз, шаньдунский вопрос, вопрос о политике держав в Китае.

На конференцию собрались делегации США, Великобритании, Японии, Китая, Франции, Италии, Нидерландов, Бельгии и Португалии. Помимо них, отдельно были представлены британские доминионы и Индия; поэтому считалось, что в конференции участвуют 14 стран. Делегацию США возглавлял государственным секретарь Ч.Хьюз (Юз). Он же был избран и председателем конференции. Во главе британской делегации стоял А.Бальфур, французской — премьер-министр А.Бриан, а японской — Като̄ Томосабуро̄. Германия, у которой по Версальскому договору были отняты все владения на Тихом океане, приглашена не была. РСФСР также не получила приглашения под предлогом того, что «не существует единого русского правительства». Советское народный комиссариат иностранных дел направил по этому поводу ноту протеста в адрес Великобритании, Франции, США, Японии, и Китая, в которой, в частности говорилось:

В ноте содержался также протест против неприглашения на конференцию Дальневосточной республики (ДВР), созданной в качестве буфера между РСФСР и Японией в апреле 1920 г. Уже после начала конференции делегация ДВР по своей инициативе прибыла в Вашингтон безо всякого приглашения. Она была принята Хьюзом, который пообещал ей постараться добиться вывода японских войск с территории Приморья, но допустить делегацию на конференцию отказался.

Вашингтонская конференция сопровождалась шумной рекламной кампанией. Ее работа была объявлена публичной, выступления делегатов на пленарных заседаниях немедленно публиковались, что должно было продемонстрировать полную открытость для общественности этого международного форума. Однако уже с первых дней конференции стало очевидно, что ведущую роль в работе конференции играла «большая тройка» — США, Великобритании и Япония. Поэтому все важнейшие решения фактически принимались за пределами зала заседаний.

Судьба англо-японского союза затрагивала взаимоотношения не только Японии, Великобритании, но и США, причем каждая из трех стран имела в отношении него свои планы. Пользуясь тем, что они председательствовали на конференции, США постарались уделить главное внимание именно этой проблеме, и до завершения ее обсуждения другие вопросы, по существу, не имели перспективы разрешения.

Позиция Великобритании по данной проблеме складывалась из многих факторов. Англо-японский союз, откровенно направленный против интересов Германии и России на Дальнем Востоке, имел 20-летнюю историю и долгое время был полезен обеим сторонам. Однако затем у Великобритании появилось немало оснований для его аннулирования. Несмотря на раздел «сфер влияния» в Китае, в экономической сфере было достаточно свидетельств открытого наступления японского капитала на британские позиции в этой стране. Особенно страдали английские торговцы текстилем, испытывавшие усиливавшуюся конкуренцию со стороны японцев.

В то же время существовали важные обстоятельства, которые не позволяли британскому правительству решительно разорвать союз с Японией. Главное из них заключалось в активизации борьбы между великими державами за влияние на Тихом океане, где у Великобритании и Японии, помимо соперничества имелись и общие, антиамериканские интересы.

Все это, а также усиливавшаяся экономическая и внешнеполитическая самостоятельность доминионов ставили британское правительство в положение, когда оно опасалось разрыва англо-японского союза. Это привело бы к прямому военно-морскому соперничеству с Японией, которое Великобритании было бы нелегко выдержать.

Что касается Японии, то она стремилось продлить союз, видя в нем одно из средств противодействия США. Бесспорным свидетельством этого была поездка кронпринца Хирохито в Великобританию. Несмотря на то, что формально это был частный визит, обеим сторонам было ясно, что он являлся политической акцией. Ранее ни один император или наследник престола не покидали страну ради визита к «варварам».

Тем не менее, несмотря на широкую рекламную кампанию в японской и британской прессе, ожидаемого результата поездка Хирохито не дала. Британское правительство не смогло получить поддержки доминионов для однозначного положительного решения о союзе. Великобритания, Австралия и Новая Зеландия, которые в случае разрыва англо-японского союза могли оказаться перед лицом японской военной угрозы, были за его продление. Но Канада и Южно-Африканский союз вследствие укрепления их экономических и политических связей с США (особенно у Канады) заняли совершенно противоположную позицию. В случае продления союза они были даже готовы разорвать свои связи с метрополией.

Официальная позиция США в отношении англо-японского союза сложилась уже к началу 1920 г. Длительное нарастание (особенно в годы войны) напряженности в японо-американских отношениях привело к тому, что Соединенные Штаты стали решительными и активными противниками продления союза.

Из-за острого столкновения интересов обсуждение вопроса об англо-японском союзе на Вашингтонской конференции проходило почти целиком секретно, на заседаниях «большой тройки». Очевидно державы опасались выносить его на пленарные заседания, чтобы не обнаружить непримиримость своих противоречий.

В ходе переговоров Соединенные Штаты отклонили идею тройственного союза — США, Великобритании и Японии, — поскольку опасались, что в его рамках старые партнеры смогут договориться между собой и вместе оказывать давление на США, и настояли на включении в договор Франции. В результате 13 декабря 1921 г. был подписан «договор 4-х держав» — США, Великобритании, Франции и Японии. Стороны договорились уважать права друг друга на островные владения в районе Тихого океана, а возникающие споры разрешать на общих конференциях. Но главным пунктом соглашения была ст. 4, которая гласила, что после его ратификации англо-японский союзный договор 1911 г. теряет силу. Хотя формально договор был не аннулирован, а заменен «договором 4-х держав», т. е. двусторонний пакт уступил место четырехстороннему, это была очевидная победа американской дипломатии.

Шаньдунский вопрос был одним из важнейших факторов, обострявших японо-американские противоречия. Как известно, по Версальскому миру бывшие германские владения в Китае (Циндао, Шаньдунский п-ов) не были возвращены Китаю, а отошли к Японии. В результате Китай не подписал Версальского договора, а в дальнейшем передача Шаньдуна Японии стала одной из основных причин отказа американского сената ратифицировать Версальский мир.

После Парижской мирной конференции шаньдунский вопрос был объектом безрезультатных переговоров между Японией и Китаем. При этом продолжавшееся хозяйничанье японцев в Шаньдуне приводило к подъему антияпонского движения в Китае и к бойкоту там японских товаров, что сильно ударило по японской внешней торговле (особенно в период экономического кризиса 1920–1921 гг.). Это определило позицию части японской буржуазии, требовавшей скорейшего разрешения шаньдунского вопроса.

В целом, вынесение шаньдунского вопроса на Вашингтонскую конференцию отвечало интересам как Японии, которая рассчитывала добиться на ней сохранения части захваченных ею привилегий в Китае, так и США, которые стремились к укреплению своего влияния в Шаньдуне. Кроме того, США предполагали использовать обсуждение шаньдунского вопроса в качестве разменной монеты, для того чтобы добиться уступок Японии по другим проблемам.

Еще до начала конференции между США и Великобританией было достигнуто соглашение о том, что шаньдунский вопрос будет рассмотрен не на пленарных, а на отдельных японо-китайских заседаниях. Тем самым Великобритания и США предоставили Японии возможность добиваться от Китая принятия ее требований за закрытыми дверями, без свидетелей.

На Вашингтонской конференции китайская делегация поставила вопрос о возвращении Китаю его владений. Американская дипломатия поддержала это требование. В конце концов Япония вынуждена была отказаться от Циндао и Шаньдунской провинции и вернуть их Китаю.

6 февраля 1922 г. участники Вашингтонской конференции подписали «договор 9-ти держав» о политике в Китае. Формально он обязывал уважать суверенитет, независимость и территориальную целостность Китая и соблюдать принцип «открытых дверей», т. е. «равенство открывающихся в Китае возможностей для торговли и промышленности всех наций». Это также было американской дипломатической победой, поскольку признание принципа «открытых дверей» подрывало принцип «раздела сфер влияния», который отстаивали Великобритания и Япония. В случае последовательного проведения в жизнь, принцип «открытых дверей» автоматически обеспечивал США господство на китайском рынке из-за их экономического превосходства.

Вместе с тем, надо иметь в виду, что частичное отступление Японии в шаньдунском вопросе диктовалось не столько американским нажимом, сколько внутри- и внешнеполитической обстановкой, сложившейся для Японии перед Вашингтонской конференцией. Отказ от бывших германских владений в Китае был уступкой с японской стороны, на которую она была бы вынуждена пойти независимо от хода обсуждения шаньдунского вопроса на конференции из-за бойкота японских товаров и роста антияпонского движения в Китае. При этом Японии удалось добиться сохранения своих экономических привилегий в Шаньдуне. Кроме того, возвращение Китаю Японией прав на Шаньдун сразу прекратило многолетний антияпонский бойкот и антияпонские выступления в разных районах Китая.

Согласие Японии на подписание «договора 9-ти держав» и ее признание доктрины «открытых дверей» также были лишь незначительными уступками, ибо она еще раньше формально признала эту доктрину в рамках «соглашения Лансинг-Исии». Кроме того, в договоре не было упоминания об отмене «специальных интересов» Японии в Китае. Вопрос об отказе от них вообще не был поставлен США, поскольку они не хотели дальнейшего обострения отношений с Японией.

Не были аннулированы и «21 требование». Выступая от имени японской делегации, Сидэхара Кидзю̄ро̄ заявил, что «21 требование» были «подписаны и скреплены печатями в законном порядке уполномоченными представителями обоих правительств», что они были ратифицированы и сохраняют полную силу. Впрочем, Сидэхара обещал не настаивать на преимущественном праве Японии назначать своих советников и инструкторов по политическим, финансовым, военным или полицейским делам в Южной Маньчжурии, что вызвало удовлетворение американской стороны.

Что касается требований относительно пересмотра неравноправного статуса Китая, с которыми выступила на конференции китайская делегация, то они были фактически не были рассмотрены по существу. Торжественная декларация держав о целостности и независимости Китая не содержала для него никаких конкретных гарантий. Фактически, «договор 9-ти держав» был сделкой США, Великобритании и Японии за счет Китая и закреплял возможность совместной эксплуатации этой богатейшей страны империалистическими державами.

Поскольку РСФСР и ДВР не были приглашены в Вашингтон, при обсуждении вопроса о выводе японских войск из Сибири конференция удовлетворилась словесными обещаниями японцев. 23 января на заседании дальневосточной комиссии с длинной речью по «сибирскому вопросу» выступил Сидэхара. Он заявил об уважении Японией территориальной целостности России и в принципе подтвердил обязательство вывести японские войска из Приморья. На этом обсуждение «сибирского вопроса» закончилось. Вопрос о конкретных сроках вывода японских войск даже не был поставлен.

Провокационный характер носила попытка обсуждения на конференции вопроса о КВЖД, фактически преследовавшая цель отнять эту дорогу у ее законного собственника — русского народа. США выдвинули идею «интернационализации» этой железной дороги, согласно которой КВЖД впредь должна была функционировать под руководством международного финансового консорциума, ведущая роль в котором принадлежала американским банкам. Это вызвало возмущение даже у пекинского правительства. В результате решительных протестов РСФСР и Китая, а также из-за разногласий среди участников конференции, американское предложение не было принято, и статус КВЖД остался неизменным.

В начале Вашингтонской конференции Соединенные Штаты предложили установить лимит тоннажа крупных военных кораблей по 500 тыс. т для Великобритании и США и в 300 тыс. т — для Японии. Было также предложено установить лимиты и для легких военных кораблей и подводных лодок. Появление этого предложения было вызвано тем, что США были заинтересованы в том, чтобы временно приостановить строительство своего флота, поскольку они еще не имела для него ни необходимых кадров, ни баз.

Великобритания легко согласилась с американскими предложениями. Из-за финансовых трудностей сокращение флота представлялось для нее только желательным. При этом она собиралась сохранить в составе флота только наиболее технически совершенные корабли. Таким образом, британское правительство было готово пойти на количественное сокращение своих военно-морских сил, чтобы повысить их качество.

Японский представитель Като̄ также заявил о готовности принять предложение о сокращении военно-морских сил. Однако японская делегация предложила иную пропорцию соотношения тоннажа крупных кораблей флотов США, Великобритании и Японии — 10:10:7 вместо 5:5:3. В ответ американцы пригрозили, что если Япония будет упорствовать, то они начнут строить по 4 своих корабля на каждый японский. Тогда японцы согласились принять американскую пропорцию при условии, что США не будут строить военно-морских баз на Тихом океане.

В результате длительного закрытого обсуждения были приняты следующие цифры максимального тоннажа крупных военных кораблей: США и Великобритания — по 525 тыс. т, Япония — 315 тыс. т.

Параллельно на конференции обсуждался вопрос о сокращении сухопутных сил. Однако по нему делегации не смогли прийти к какому-либо соглашению. Не удалось договориться и по сокращению подводного флота.

6 февраля 1922 г. между США, Великобританией, Японией, Францией и Италией был подписан договор об ограничении морских вооружений («договор 5-ти держав»). Он установил соотношение тоннажа линейных кораблей 5:5:3:1,75:1,75 соответственно.

Одновременно на Вашингтонской конференции было решено запретить строительство новых укреплений и военно-морских баз, т. е. зафиксировать status quo. Из этого общего правила были сделаны исключения, наиболее существенными из которых были Гавайские о-ва для США и Сингапур для Великобритании.

«Договор 5-ти держав» ограничил линейный флот Японии, однако принятие на конференции требования японской делегации об ограничении строительства военно-морских баз и укреплений на Тихом океане почти сводило на нет эту уступку. Британский или американский флоты с учетом отдаленности их баз от Японии и Китая не могли использовать свое численное превосходство. Япония же, поступившись численностью флота, уменьшила для себя военную угрозу со стороны США, которым воспрещалось укреплять Филиппины и Гуам.

Решения Вашингтонской конференции завершили послевоенный передел сфер влияния империалистических держав на Тихом океане и Дальнем Востоке. Соединенным Штатам удалось добиться ряда важных уступок со стороны Великобритании и Японии. Однако она не смогла устранить противоречий между державами и привести к прочному миру в дальневосточном и тихоокеанском регионах. Очень скоро неудовлетворенность ее итогами проявилась не только в Японии и в Великобритании, но и в самих США. Так же, как и Парижская конференция в Европе, Вашингтонская конференция создала договорную систему, чреватую дальнейшими международными конфликтами.

Победа экспансионизма во внешней политике

В Японии второй половины 20-х годов выработка политики в отношении Китая проходила в противоборстве двух курсов, которые на политическом жаргоне тех лет получили название «негативной» и «позитивной» политики. «Негативная» политика (ее главным идеологом был министр иностранных дел Сидэхара Кидзю̄ро̄) предполагала тактику мирного экономического проникновения в Китай и включала в себя, в частности, «четыре принципа политики в отношении Китая»:

Противостоявшая ей «позитивная» политика предполагала возобновление открытой колониальной экспансии в Китае с опорой на военную силу.

С приходом к власти кабинета Танака Гиити в правящей группировке взяли верх элементы, придерживавшиеся «позитивной» политической доктрины. Ее осуществление началось с высадки японских войск в Шаньдуне весной 1928 г., что было актом открытой вооруженной интервенции Японии в Китае. В мае японские части блокировали продвижение на север Китайской национальной армии Чан Кайши, а затем заняли столицу провинции г. Цзинань.

4 июня армейскими офицерами был взорван специальный поезд, в котором ехал маршал Чжан Цзолинь, военный правитель Маньчжурии, считавшийся японским ставленником. Причина устранения Чжан Цзолиня заключалась в следующем. Когда войска армии Чан Кайши, совершавшие «северный поход» (гоминьдановское правительство в Нанкине стремилось подчинить себе северные провинции, и тем самым завершить процесс объединения Китая), были на подходе к Пекину, японское правительство через своего посланника в Пекине рекомендовало Чжан Цзолиню отвести свои войска к северу, за Великую китайскую стену. Однако вместо этого Чжан Цзолинь выступил с заявлением, предложив гоминьдановскому правительству объединить усилия, чтобы «противостоять внешнему врагу».

Это стоило маршалу жизни. На Токийском процессе свидетель, генерал Танака Рю̄кити по этому вопросу показал:

Поставленный перед фактом император Хирохито был возмущен произволом армейского командования и потребовал от премьер-министра Танака Гиити наказать ответственных за инцидент офицеров. Однако военные отказались выполнить распоряжение премьера на оснований того, что такое наказание «нанесет ущерб» престижу армии, и что по конституции вооруженные силы подчиняются не гражданскому правительство, а исключительно верховному главнокомандующему — императору.

Таким образом, «чрезвычайный инцидент в Маньчжурии» дал, по-видимому, первый серьезный пример самовольных, несанкционированных правительством действий японских военных. Он же продемонстрировал своеобразное понимание ими своей лояльности, когда они оставляли за собой право интерпретировать правительственные распоряжения с точки зрения их собственных представлений о государственных интересах.

Несмотря на все усилия, осуществление планов Танака в Китае продвигалось с трудом. Используя своего консула в Мукдене и специальную миссию во главе с известным военным и политиком Хаяси Сэндзю̄ро̄, японцы стремились удержать под своим влиянием наследника Чжан Цзолина, его сына Чжан Сюэляна, и, следовательно, продолжать контролировать всю территорию Маньчжурии. Но в декабре 1928 г. Чжан Сюэлян выразил лояльность южно-китайскому, нанкинскому правительству. Кроме того в Китае поднялось широкое антияпонское движение. В результате намерение японцев остановить поход гоминдановских войск на север, в сторону Шаньдуна, оказалось неосуществимым, и японское правительство вынуждено было пойти на переговоры с китайцами о выводе своих войск из провинции Шаньдун, что и было сделано в марте 1929 г.

Несмотря на свой очевидный неуспех, японская интервенция в Шаньдуне свидетельствовала о сдвиге в японской внешней политике в пользу традиционных методов колониальной экспансии. В этом смысле она стала предвестником решительной победы этой тенденции, произошедшей в 1931 г. под влиянием мирового экономического кризиса, нарушившего систему международных торговых связей.

Китайская политика правительства Танака вызвала все усиливающуюся критику оппозиции. Бесконечный поток претензий лоббистов интересов монополий в парламенте был вызван расширявшимся год от года бойкотом японских товаров в Китае. Руководство партии Минсэйто̄ (возникшей 1 июня 1927 г. в результате слияния партий Кэнсэйкай и Сэйюхонто̄) жаждало отставки кабинета, сформированного Сэйю̄кай, и ожидало удобного момента, чтобы спровоцировать правительственный кризис,

Скоро такой случай представился. Летом 1928 г. был подписан «пакт Бриана-Келлога». По инициативе государственного секретаря США Келлога и министра иностранных дел Франции Бриана несколько стран подписали договор, обязывавший их разрешать все возникающие спорные проблемы и конфликты без применения военной силы.

В конце августа 1928 г. к «пакту Бриана-Келлога» присоединилась и Япония. Это стало поводом для резкого выступления оппозиции против ратификации документа в парламенте, причем с весьма неожиданной для правительства аргументацией.

Формулировка, использованная в тексте пакта, согласно которой правительства подписывали его «от имени своих народов», была использована оппозицией, чтобы обвинить премьера в нарушении конституции и посягательстве на прерогативы императора. По Японской конституции заключение международных договоров совершалось императором, и только от своего имени, а не от имени японского народа.

Хотя процесс ратификации предусматривал оговорку о нераспространении упомянутой формулировки на Японию, оппозиция продолжала яростно атаковать правительство и добилась в конце концов отставки.

Конечно, среди набора разнообразных ухищрений, применявшихся в парламентских сражениях, обвинение правительства в нарушении конституции было достаточно рутинным приемом. Парадоксальность ситуации заключалась в том, что Танака, сторонник жесткого милитаристского курса, оказался тем японским политическим деятелем, который впервые в истории страны подписал документ, запрещавший применение военной силы. Это и разрушило его карьеру. Причем в качестве его противников выступили те политические силы, которые противодействовали интервенционистской политике кабинета Танака в Китае.

Из этого следуют два важных вывода. Во-первых, «либерализм» японских парламентских партий того времени не имел под собой сколько-нибудь прочной идеологической основы, и для достижения сиюминутных политических целей они были готовы использовать средства из любого, в том числе и глубоко антилиберального идейного арсенала. Во-вторых, стала проявляться тенденция к отходу японских торгово-промышленных кругов (а именно их интересы представляла Минсэйто̄) от ориентации на систему свободных международных торговых отношений, невозможную без поддержания прочного мира.

Главное и самое серьезное обвинение кабинету и лично Танака не было выражено открыто. Это было подспудное, негласное обвинение в пацифизме. Обязательства по «пакту Бриана-Келлога» противоречили стремлениям наметившегося блока военщины и монополистического капитала (прежде всего, производителей вооружений), интересы которого сомкнулись в программе широкого развития военной экспансии, в частности, в Китае, что вскоре продемонстрировали события 1931–1932 гг. в Маньчжурии.

Несмотря на то, что в тактическом плане политика Танака в целом соответствовала ожиданиям этого блока, в отношении внешнеполитической стратегии премьер не оправдал его ожиданий. Поэтому он был вынужден покинуть политическую сцену. 2 июля 1929 г. Танака подал в отставку, в сентябре он скоропостижно скончался.

Лондонская конференция продолжила процесс ограничения вооружении, начатый на Вашингтонской конференции в 1921 г. В Вашингтоне между пятью великими морскими державами было достигнуто соглашение о соотношении тоннажа линейных кораблей. Попытка договориться по остальному составу флотов, сделанная на конференции в Женеве в 1927 г., не увенчалась успехом из-за столкновения позиций Великобритании и США. На Лондонской конференции 1930 г. было решено вновь попытаться прийти к соглашению по этому вопросу.

Японию на конференции представляли бывший премьер-министр Вакацуки Рэйдзиро̄, военно-морской министр Такарабэ Такэси и японские послы в Лондоне и в Брюсселе. Несмотря на то, что на конференции были представлены Великобритания, США, Япония, Франция и Италия, из-за итало-французских противоречий решения конференции были приняты только первыми тремя участниками и касались только их.

В то время министерство иностранных дел Японии возглавлял Сидэхара Кидзю̄ро̄, занявший этот пост в 1924 г. Проводившийся им курс «международного сотрудничества» был подчеркнуто миролюбив. Вместе с тем японских лидеров не покидала мысль о том, чтобы добиться военного превосходства над Великобританией и Соединенными Штатами на Дальнем Востоке.

Правда, это стремление ограничивалось возможностями японского бюджета. Поэтому Япония выдвинула на конференции требование предоставить ей право иметь флот, достигающий 70 % от американского. Эта квота значительно превосходила предоставленную Японии в свое время по Вашингтонскому соглашению (5:3, т. е. 60 %), однако требования Японии были в основном удовлетворены.

Лондонское соглашение о сокращении морских вооружений было подписано 22 апреля 1930 г. и, спустя некоторое время, передано на рассмотрение тайного совета. Однако из-за разногласий в японских правящих кругах оно было ратифицировано только 1 октября.

При обсуждении соглашения между правительством и военными возникла дискуссия, известная как «вопрос о прерогативах верховного главнокомандующего». На следующий день после одобрения кабинетом министров проекта соглашения начальник главного морского штаба Като̄ Хирохару представил императору доклад и одновременно опубликовал заявление, где выражал свое несогласие с этим решением. Его аргументация состояла в том, что правительство отправляло инструкции японским представителям на конференции без согласия главного морского штаба, что являлось «нарушением прерогатив верховного главнокомандующего», который «осуществляет высшее командование» (ст. 11 конституции 1889 г.) и «определяет организацию и численность регулярного состава армии и военно-морского флота» (ст.12).

Со своей стороны правительство Хамагути утверждало, что поскольку на Лондонской конференции рассматривались вопросы паритета морских вооружений, то их решение вполне укладывалось в прерогативы правительства, и посылка инструкций никак не нарушало прерогатив императора.

В поддержку позиции кабинета выступил член верхней палаты парламента, профессор Токийского императорского университета Минобэ Тацукити. Еще в конце периода Мэйдзи он получил скандальную известность, выдвинув концепцию, согласно которой суверенитет принадлежит государству, а император является его «высшим органом». Традиционалисты, считавшие императора прямым потомком богов, никак не могли согласиться с определением монарха как «государственного органа», вследствие чего профессор подвергся их острым нападкам. Теперь государственно-правовая дискуссия вновь оживилась, приняв политический характер. Общественное возбуждение было столь велико, что уже после ратификации Лондонского соглашения, 14 ноября 1930 г., премьер Хамагути был смертельно ранен террористом-«патриотом».

Несмотря на давление со стороны военных и террор ультранационалистов, правительство продолжило курс на сокращение вооружений. Немалую роль в этом сыграла поддержка, оказанная правительству последним гэнро̄ Сайондзи Киммоти.

Тем не менее, на практике курс «сокращения вооружений» вылился в политику «реорганизации и перевооружения». Так, несмотря на то, что сумма военных ассигнований в бюджете 1930 г. по сравнению с предшествующим годом сократилась, ее удельный вес возрос до 28,5 %, выведя Японию на ведущие позиции в мире по этому показателю (в 1930 г. доля военные расходов в бюджете составляла: в США — 21 %; в Великобритании— 14 %; во Франции— 22 %; в Италии — 24 %). При этом наряду с развитием чисто военной промышленности заметно интенсифицировался перевод мирных отраслей на производство продукции двойного назначения. Таким образом, с начала 30-х годов началась перестройка структуры японской экономики в соответствии с требованиями подготовки к большой войне.

В 1934 г. при формировании кабинета Окада армия и флот выдвинули свои политические требования. В частности, военно-морские круги потребовали аннулирования решений Вашингтонской конференции и настаивали на равном с США тоннаже военно-морского флота.

Правительство Окада, хотя и не было согласно с такой заранее неприемлемой для других участников переговоров позицией, выдвинуло на подготовительной конференции по сокращению морских вооружений в Лондоне (октябрь 1934 г.) предложение о равенстве своего флота с флотами США и Великобритании. Более того, оно предложило всем странам-участницам встречи аннулировать Вашингтонские соглашения и, встретив отказ, 29 декабря 1934 г. заявило об одностороннем их расторжении.

Несмотря на выход из Вашингтонского соглашения, Япония приняла участие в конференции по ограничению морских вооружений в Лондоне в декабре 1935 г. Однако после того как японское предложение о равенстве флотов было отклонено, японская делегация покинула конференцию.

Мировой экономический кризис и японская экономика

Мировой экономический кризис 1929–1933 гг., начавшийся в октябре 1929 г. с биржевого краха в США, в силу тесных связей между японским и американскими рынками уже в 1930 г. нанес серьезный удар экономике Японии. Это усугублялось также исключительно высокой долей США общем объеме японского экспорта и импорта (соответственно, 41,8 % и 30,9 % в 1928 г.), и тяжелыми последствиями финансового кризиса 1926–1927 гг. Немалое значение имело переплетение кризиса в промышленности с хроническим аграрным кризисом.

Кризис в США привел к значительному сокращению ввоза японского шелка, на который до 1930 г. приходилось около 30 % стоимости всего японского экспорта. В результате в 1930 г. цены на шелк-сырец в Японии по сравнению с предыдущим годом упали на 50 %, объем его вывоза сократился более, чем наполовину (при общем уменьшении японского экспорта на 27 %). Вслед этим начался «обвал» цен и на другие товары, и в 1931 г. индекс оптовых цен составил 70 %, а стоимостной объем экспорта — лишь половину от уровня 1929 г. Поскольку на внешний рынок работало около 1/4 японской промышленности, это сокращение привело к резкому увеличению запасов продукции и, соответственно, к падению производства. Начались массовые банкротства мелких и даже средних предприятий.

В наиболее тяжелом положении оказалось сельское хозяйство, которое играло в экономике Японии более важную роль, нежели в странах Запада. Снижение цен на шелк-сырец поставило многие крестьянские хозяйства на грань банкротства, а сокращение экспорта шелка и хлопка лишило работы многих крестьянских дочерей. Ситуация в сельском хозяйстве осложнялась и резким падением цен на рис (прежде всего из-за высокого урожая 1930 г. и расширения импорта из Кореи). В результате упала совокупная стоимость продукции сельского хозяйства. Если в 1929 году этот показатель составлял 4,3 млрд. иен, то в 1931 г. он снизился до 2,6 млрд. иен, т. е. на 40 %. При этом чистые доходы крестьянских хозяйств за 1929–1931 гг. сократились более, чем на половину. В деревне начались волнения, брожение затронуло и армию, состоявшую в основном из крестьянских сыновей.

Японская промышленность, благодаря развитию новых для Японии машиностроительной и химической отраслей, пострадала не так сильно. Правда, в 1929 г. совокупная стоимость промышленной продукции равнялась 7,4 млрд. иен, а в 1931 г. — 5 млрд. иен, т. е. снижение составило 32,5 %. Однако из-за свертывания ряда производств падение цен в промышленности оказалось не столь значительным, как в сельском хозяйстве. В результате разрыв, существовавший между ценами на промышленные товары и сельскохозяйственную продукцию, значительно увеличился, что еще больше ухудшило положение деревни.

Выход из кризиса предприниматели искали, прежде всего, в «рационализации производства», которая сопровождалась сокращением рабочих мест, повышением интенсификации труда и снижением зарплаты. Усиление концентрации производства и капитала способствовало разорению мелких предприятий; в результате возросла безработица. Согласно японской статистике того времени, занятость в 1931 г. уменьшилась на 25 % по сравнению с 1926 г. Число безработных, по разным данным, достигало 2–3 млн. чел.

К концу 1929 г. в мире наметился некоторый рост цен, но в Японии они продолжали падать. В результате увеличение разницы между японскими и американскими ценами сделало невозможным дальнейшее поддержание курса иены без экспорта золота или без иностранных займов.

По этой причине Иноуэ Дзюнносукэ, министр финансов в правительстве Хамагути Осати, решил пойти на отказ от эмбарго на вывоз золота, введенного после первой мировой войны. По его расчетам это должно было привести к стабилизации внутренних цен, к повышению конкурентоспособности японских товаров на мировом рынке и, соответственно, к увеличению экспорта и накоплению капитала. Кроме того, правительство Хамагути надеялось, что этот шаг позволит получить кредиты от Запада и, в частности, от США. В январе 1930 г. оно объявило об отмене эмбарго на вывоз золота из страны.

Однако попытки стабилизировать экономику путем изменения финансовой политики не привели к ожидаемым результатам. Действительно, в ноябре 1929 г. Япония получила кредиты от США и Великобритании на общую сумму в 100 млн. иен. Но одновременно в связи с резким падением цен на серебро, а также из-за антияпонского бойкота, почти прекратился вывоз японских товаров в Китай, который был одним из основных потребителей японского экспорта. В результате снятие эмбарго на вывоз золота привело к быстрому сокращению золотых резервов страны (только в течение 1931 г. — почти на 1 /4), что подорвало надежды на экономическую стабилизацию. В итоге, в сентябре 1931 г., на третий день после начала японской интервенции в Маньчжурии, Иноуэ, министр финансов теперь уже в правительстве Инукаи Цуёси, принял курс на «контролируемую инфляцию» и вновь ввел эмбарго на вывоз золота.

Отказавшись поддерживать валютный курс иены, Япония смогла широко использовать политику демпинга на внешнем рынке. Одновременно правительство увеличило денежную эмиссию, что позволило укрепить бюджет за счет займов, обеспечив тем самым военные ассигнования.

Вплоть до начала 30-х годов японская промышленность развивалась естественным путем: от отраслей легкой промышленности к развитию отраслей тяжелой промышленности и химического производства. Однако начало военная интервенции в Маньчжурии потребовала значительного увеличения расходов. В условиях экономического кризиса японские политики нашли выход из положения в увеличении бюджетных ассигнований через финансовый дефицит. Курс «контролируемой инфляции» с некоторыми изменениями стал финансовой политикой японских правительств практически вплоть до начала тихоокеанской войны.

Последствия мирового кризиса для японской политики

Осложнения, вызванные экономическим кризисом, значительно обострили внутриполитическую ситуацию в Японии. В обществе зрело недовольство существующим положением, возникло стремление к переменам. Однако, поскольку японское общество тех лет было весьма неоднородным, направленность недовольства в нем также была различной.

Резкое ухудшение положения трудящихся масс в годы кризиса привело к расширению движения социального протеста в стране. 1930–1931 гг. — время наибольшей остроты кризиса в Японии — стали рекордными по числу трудовых и арендных конфликтов. Наиболее активно бастовали металлисты, прядильщики, ткачи. Крупными общественными событиями тех лет были двухмесячная забастовка прядильщиц компании «Канэгафути» (на 36 фабриках в 18 префектурах бастовало около 40 тыс. работниц), забастовка 13 тыс. токийских трамвайщиков в 1930 г., длительная забастовка, сопровождавшаяся многочисленными столкновениями с полицией, на металлообрабатывающем заводе «Сумитомо» в О̄сака, новые выступления трамвайщиков в 1932 г.

Если в 1930 г. для забастовочной борьбы было характерно выдвижение экономических требований, то в 1931 г. стали все активнее выдвигаться требования политического характера. Так, важной отличительной чертой рабочего движения этого периода было проведение антивоенных демонстраций.

Стачечная борьба трудящихся шла на фоне постоянно расширявшегося движения арендаторов и мелких собственников в деревне и активных выступлений безработных. Участились случаи протеста против сгона арендаторов с земли, стали выдвигаться требования снижения долговых обязательств. В деревне участились активные конфликты с помещиками, с представителями судебных и полицейских властей. В течение 1931 г. было отмечено 2689 арендных конфликтов. В сентябре 1931 г. в префектуре Тотиги около 500 крестьян организовали нападение на полицейских, сумев отбить у них арестованных активистов, постоянно отстаивавших интересы крестьян в конфликтах с помещиками.

Чтобы подавить социальное недовольство, власти усилили полицейские репрессии. Летом 1931 г. был начат показательный судебный процесс против компартии с целью дискредитировать КПЯ и представить коммунистов кучкой экстремистов и заговорщиков. Материалы этого процесса широко распространялись в стране и за ее пределами. В сентябре того же года, стремясь ликвидировать антивоенные настроения в стране и обезглавить антивоенное движение, правительство арестовало несколько тысяч политических активистов и предполагаемых сочувствующих.

Рост социального недовольства не ограничивался лицами наемного труда и беднейшими слоями населения. Кризис привел к массовому разорению мелкой и средней буржуазии, не выдержавшей конкуренции с крупными концернами. Нараставший в течение ряда лет аграрный кризис подрывал положение мелких и средних помещиков и богатых крестьян, терпевших убытки от падения цен на сельскохозяйственную продукцию. В этих слоях росло недовольство «антинародной» деятельностью крупных монополий, или, другими словами, «старых» концернов — «Мицуи», «Мицубиси», «Ясуда», «Сумитомо». Разумеется, подвергалась критике и политика правительств, формировавшихся из представителей крупных парламентских партий — Минсэйто̄ и Сэйю̄кай, связанных все с теми же концернами.

Требования пересмотра политического курса раздавались также со стороны «новых» концернов, возникших главным образом в период первой мировой войны в военных отраслях промышленности (цветная металлургия, самолетостроение и т. д.). Поднявшиеся на гребне военной конъюнктуры, заинтересованные в ней и тесно связанные с военными кругами, «новые» концерны, однако, имели слабую финансовую базу. Это определяло их зависимость от государственного финансирования и, соответственно, превращало их в лоббистов такого политического курса, который предполагал бы максимальный уровень военных расходов. Одновременно, поскольку их участие во внешнеторговой деятельности было незначительным, их мало занимал возможный ущерб мировым экономическим связям от вооруженных конфликтов.

Одновременно наметился сдвиг и в позиции «старых» концернов, которые были широко вовлечены во внешнеторговую деятельность и делали капиталовложения в основном в невоенные отрасли хозяйства, а также в позиции связанных с ними политических кругов. Дело в том, что кризис, поразивший экономику развитых стран, привел к резкому обострению торговых противоречий Японии с Великобританией и США. В начале 30-х годов они вылились в настоящую торговую войну. Япония была обвинена в демпинговой политике, и против ее товаров был применен комплекс протекционистских мер.

Это усугубило положение в японских экспортных отраслях, и так серьезно пострадавших из-за «обвала» цен на мировых рынках, и заставило задуматься о том, как избавить национальную экономику от неблагоприятного воздействия хозяйственных неурядиц в других странах. Простые протекционистские меры здесь не годились, поскольку Япония была вынуждена импортировать колоссальные объемы сырья для своей промышленности. Поэтому естественным выходом представлялось создание замкнутой хозяйственной сферы, что предполагало установление японского политического контроля в сырьевых районах, а также в районах сбыта японской продукции. Собственно говоря, в этом и была суть концепции «восточноазиатской сферы совместного процветания», которая стала основой японской внешней и внешнеэкономической политики вплоть до окончания второй мировой войны.

Таким образом на повестку дня вновь встал вопрос о расширении японской колониальной империи. Но теперь уже вся японская финансовая олигархия стала превращаться в движущую силу японской экспансии и начала смыкаться с военщиной по своим интересам и целям во внешней и внутренней политике Японии.

Затруднения, вызванные экономическим кризисом, а также боязнь нарастания социальных конфликтов толкали японские правящие круги на поиски выхода из тупика. Такой выход они увидели в скорейшем развязывании захватнической войны на азиатском материке. При этом первая цель агрессии — Северо-Восточный Китай — рассматривался японцами не только как объект империалистических притязаний, но и как удобный плацдарм для захвата других районов Китая и возможного ведения войны против Монгольской Народной Республики и Советского Союза.

То, что в затеянной политической игре разыгрывалась антирусская, антисоветская карта, давало японцам определенные надежды на то, что западные державы не будут серьезно препятствовать им в осуществлении агрессии против Китая. Эти расчеты в целом оправдались. В ночь на 18 сентября 1931 г., организовав очередной «инцидент», японская армия вторглась в Маньчжурию, не встретив никакого сопротивления со стороны китайских войск, а также сколько-нибудь действенной, решительной реакции со стороны западных держав.

Рост влияния националистов в японской политике

К началу 30-х годов на политической сцене Японии действовали три главные политические силы. Одной из них были парламентские партии. Именно они выражали интересы крупнейших японских концернов («Мицуи», «Мицубиси», «Ясуда» и др.), приобретавших, таким образом, непосредственное влияние на ведение государственных дел. Эту силу условно можно оценить как консервативную, — в позитивном смысле этого слова, поскольку парламентские партии, как правило, выступали оппонентами военных экстремистов в политической борьбе.

Другой политической силой была государственная бюрократия в совокупности с придворными кругами. Эта группировка, как считалось, выражала волю императора, и поэтому зачастую выступала в роли арбитра в споре между претендентами на власть. Наиболее ярко это проявилось в деятельности «государственных старейшин» (гэнро̄), которые, исходя из прагматических соображений, допускали к проведению государственной политики ту или иную из противостоявших группировок.

Третьей политической силой были военные. Обычно историография характеризует их как радикалов и экстремистов, хотя на деле картина была более сложной. Во всяком случае, среди них имелись радикалы различных оттенков.

Конечно, за каждой политической силой стояли еще и определенные промышленные и финансовые интересы. Кроме того, каждая из них не была монолитной: среди парламентских политиков имелись радикалы, и среди военных встречались свои консерваторы и прагматики.

В истории Японии военное сословие всегда находилось на самом верху социальной пирамиды. Военные диктаторы-сёгуны с перерывами правили от имени императора в течение семи веков. Без преувеличения можно сказать, что традиции правления «от имени» императора были в Японии очень глубоки.

После Мэйдзи исин (реставрации Мэйдзи) в рамках созданной в Японии конституционной монархии армия и флот заняли особое положение, фактически неподконтрольное ни парламенту, ни правительству. Военный и морской министры имели право доклада императору, минуя премьера. Так как вопросы войны и мира согласно конституции 1889 г. решались императором самолично, армия могла вести войну, не нуждаясь в санкции парламента и даже в согласии правительства.

В 1910–1912 гг. были приняты законы, по которым военным министром мог быть только генерал, а морским министром — только адмирал действительной службы, что давало военным мощный рычаг воздействия на формирование кабинета. Отказываясь выдвинуть своего кандидата, военная верхушка имела возможность отвести неугодный ей состав правительства или добиться отставки действующего кабинета.

Правда, согласно императорскому указу от 1882 г. военным запрещалось заниматься политической деятельностью. Однако особое место военных в структуре государства не могло не породить у них соблазна встать над парламентом и правительством, подчинить их своей воле.

Годы «демократии Тайсё̄» несколько ослабили позиции военных. По настоянию парламентариев от партии Сэйю̄кай портфели военного и морского министров стали предоставляться не только генералам и адмиралам действительной службы, но и военным в отставке, которые, не будучи связаны военной дисциплиной, были более свободны в принятии решений.

С наступлением в 20-х годах периода «партийных кабинетов военные были вынуждены делить власть с буржуазией, которая для упрочения своих позиций стремилась к расширению политической роли парламента и введению всеобщего избирательного права (для мужчин). В то же время, приход к власти генерала Танака Гиити, возглавившего крупнейшую парламентскую партию Сэйю̄кай, показал, что военные продолжали держать руку на пульсе политической жизни страны. Впрочем, в компромиссном союзе военных и буржуазии в тот период были заинтересованы обе стороны. Буржуазия нуждалась в политической поддержке и покровительстве старых влиятельных кланов, которые представляли армия и флот, а последним нужна была экономическая мощь буржуазии.

На протяжении нескольких десятилетий в Японии продолжалось противостояние двух крупнейших кланов, состоявших из выходцев из бывших княжеств Сацума и Тё̄сю̄, сыгравших в свое время ведущую роль в реставрации Мэйдзи. При создании японских вооруженных сил соперничество между ними разрешилось компромиссом, по которому высшие командные посты в армии предоставлялись преимущественно представителям клана Тё̄сю̄, а на флоте, соответственно, клана Сацума. Компромисс оказался непрочным, и противостояние двух некогда могущественных феодальных домов переросло в соперничество армии и флота, что нередко сказывалось на политике Японии.

К концу 20-х годов положение в военной среде стало меняться. Происходившие в стране социальные изменения не могли обойти и вооруженные силы. Военная реформа, начатая в 1922 г., привела к вытеснению старого дворянского руководства более молодым поколением офицеров, представлявшим уже иные социальные слои — среднюю и мелкую буржуазию и помещиков-дзинуси. По закону о вольноопределяющихся (1927) выходцы из этих социальных групп получили широкий доступ в офицерские училища. Влияние прежних кланов стало ослабевать.

Новые офицерские кадры по своему демократическому происхождению лучше, нежели старое дворянство, подходили для выполнения командных функций в реформированных вооруженных силах. Вместе с тем, они привнесли в армию дух социального недовольства, вызванного обнищанием и разорением социальных слоев, выходцами из которых они были. Это положило начало процессу распространения в вооруженных силах политического радикализма в форме антимонополистических и крайне националистических настроений.

Примерно в то же время появился термин «молодые офицеры». Вначале он обозначал офицерский корпус нового поколения, но к концу 20-х годов, по мере переноса деятельности праворадикальных организаций в военную среду, под ним стало пониматься политическое движение фашистского толка в вооруженных силах.

Процесс обновления затронул и высшие слои японского офицерства. Генералы из некогда всесильных кланов Сацума и Тё̄сю̄ вынуждены были уступать место менее родовитым преемникам.

Одним из первых генералов нового поколения был военный министр Угаки Кадзусигэ — вдохновитель и официальный руководитель реорганизации армии, который не принадлежал ни к клану Сацума, ни к клану Тё̄сю̄. Он был тесно связан с группой титулованной буржуазии, преуспевшей в годы первой мировой войны, тяготевшей к партии Минсэйто̄. Именно благодаря поддержке этих кругов генерал Угаки возглавлял военное министерство в пяти кабинетах вплоть до 1930 г., когда был заменен более молодым генералом Минами. Последний представлял лагерь «модернистов», оппонировавших «молодым офицерам». Эту группу составляли бывший начальник генштаба генерал Судзуки, командующий ВВС генерал Ватанабэ, шеф военной жандармерии генерал Хата и другие высшие офицеры.

Группе Минами противостояла «группа Сага» (по названию префектуры), которую возглавлял член высшего военного совета генерал Муто̄. В нее входили сменивший Минами на посту военного министра генерал Араки Садао, командующий Квантунской группировкой войск в Маньчжурии генерал Хондзё̄ Сигэру, начальник оперативного управления генштаба генерал Мадзаки Дзиндзабуро̄, а также ряд полковников генштаба (Исивара, Итагаки, Нагата, Доихара и Окамура), которые сблизились с главным организатором фашистского движения О̄кава Сю̄мэй и его идеологом Кита Икки. Вскоре эти офицеры были произведены в генерал-майоры и впоследствии заняли ведущие посты в армии.

Офицеры, входившие в «группу Сага», делали карьеру, в основном, после первой мировой войны. У них отсутствовали прочные связи со старыми аристократическими кругами, и поэтому члены группы делали ставку на «молодых офицеров», о которых они писали как о «мозге» и о «главном богатстве» нации и армии.

Идейным лидером «группы Сага» был генерал Араки Садао, в связи с чем ее часто называют в исторической литературе «группой Араки». Широко афишируя отсутствие связей с «воротилами финансовых концернов, продажными чиновниками и партийно-парламентскими авантюристами», он заявлял, что только армия, свято хранящая моральные принципы самурайской доблести бусидо̄, сможет сменить «разложившиеся и подкупленные капиталистами» политические партии у руля государственной политики и «бескорыстно, не зная никаких других интересов, кроме интересов родины и империи», вывести страну из кризисного состояния. Такая «антикапиталистическая» риторика имела немалый успех среди мелкой и средней буржуазии города и деревни и, конечно же, у «молодых офицеров».

В начале 30-х годов генералы Араки Садао и Мадзаки Дзиндзабуро̄ вместе с несколькими офицерами (в основном из «группы Сага»), создали новую группировку Ко̄до̄ха (Группа императорского пути), идеология которой — «государственный социализм» — была очень близка популярной среди гражданских фашистских групп концепции «национального социализма». В противовес группе аракистов генералы Нагата, То̄дзё̄, Муто̄ создали другую группировку — То̄сэйха (Группа контроля).

Обе группировки объединяло стремление создать в Японии политическую систему «государства военного времени», или, другими словами, государства, способного вести «большую войну». Различие между ними касалось выбора средств, методов и путей для создания такой политической системы. По этому критерию группу Ко̄до̄ха можно определить как ультрарадикальную, а То̄сэйха — как умеренно-радикальную.

В То̄сэйха были представлены, в основном, высшие офицеры старшего поколения, сохранявшие строгую лояльность государству. Поэтому эта группа отвергала экстремистские действия, предпочитая путь постепенного установления контроля (отсюда ее название) над существующими государственными институтами. Иначе говоря, приверженцы То̄сэйха стремились произвести концентрацию власти в своих руках конституционным путем.

В противоположность «умеренным», радикалы из группы Ко̄до̄ха собирались прийти к власти путем военного переворота, приостановки действия конституции и установления диктатуры. Несмотря на широковещательные заявления о «почитании императора», они, по меткому определению японских журналистов, собирались реставрировать политическую систему сёгуната — разумеется, в обновленном варианте. Другими словами, сторонники этой группы собирались править от имени императора, фактически узурпировав его полномочия.

В своей борьбе с оппонентами группа Араки умело использовала фашистские организации Кита Икки и О̄кава Сю̄мэй и «молодых офицеров», чьими руками совершались террористические акты. Выступления фашистов в армии позволяли аракистам обвинять противостоявшую им группировку «умеренных радикалов» в высшем руководстве вооруженных сил в «неспособности наладить дисциплину», а террористические акты фашистов в отношении гражданских политических деятелей давали им пищу для нападок на правительство, которое «было не в состоянии поддерживать порядок в империи». Последний аргумент, кстати, часто использовался против политических партий обеими противоборствовавшими армейскими группировками.

Говоря о японском фашизме, следует цетко разделять понятия «фашистский режим» и «фашистское движение». Фашистский режим — это сформированная на основе идеологического монизма тоталитарная политическая структура, для которой характерна абсолютная концентрация власти в руках ее лидеров. А фашистское движение — это оппозиционное националистическое движение, как правило носящее террористический характер и стремящееся к установлению диктатуры в той или иной форме. Далее речь пойдет именно о фашистском движении.

Предшественниками японского фашистского движения были организации ультранационалистов, сформировавшиеся во второй половине XIX в., и выдвигавшие, в основном, внешнеполитические лозунги, такие как тайрику синсюцу (продвижение на материк). Их целью было усиление влияния Японии в сопредельных странах и расширение границ империи.

Позднее идеологи националистического движения восприняли идеи социального протеста, получившие большую популярность на волне революционных процессов в Европе, и выдвинули отвечавшие духу времени лозунги «национального» или «государственного» социализма (очень близкие по сути). Новые идеи придали националистическому движению в Японии новое качество: оно приобрело признаки фашистского (мессианство, борьба за власть и стремление к диктатуре).

Однако неверно было бы относить все японские правые организации к фашистским. Среди них можно выделить 3 течения. Прежде всего, это возникшие еще в период Мэйдзи организации ультранационалистического толка — Гэнъё̄ся (Общество черного океана, основано в 1881 г.), Кокуркжай (Общество черного дракона, 1901) и др., созданные на их основе. Это течение положило начало организованному правому движению в Японии и было наиболее консервативным, т. е. наименее восприимчивым к социальным идеям новой эпохи. Его лидерами были Тояма Мицуру и Утида Рё̄хэй.

Другим крылом японского правого движения было национал-социалистическое (государственно-социалистическое) течение, которое возглавляли Кита Икки и О̄кава Сю̄мэй. Оба они в свое время были членами группы Кокурю̄кай, но социалистические взгляды, которые проповедовал Кита Икки, не были восприняты консервативными националистами, что привело к обособлению национал-социалистического течения. Впрочем, противоречия между ними не носили непримиримого характера и не мешали в дальнейшем проводить совместные акции. Основными национал-социалистическими организациями были Юдзонся (Общество критикующих, 1919), Гё̄тися (Общество действия, 1925) и др.

Промежуточную позицию занимало третье течение, которое условно можно обозначить как центристское. Оно было представлено обществом Кокухонся (Общество государственных основ, 1918) и теми организациями, которые вокруг него группировались. Основателем Кокухонся был барон Хиранума Киитиро̄, во главе общества стояла группа государственных деятелей высокого ранга. Течение отражало взгляды националистических элементов в высших слоях государственной бюрократии, которые были обеспокоены ширившимся вовлечением больших масс населения страны в политическую борьбу.

Из всех вышеперечисленных фашистскими в точном смысле слова были только организации национал-социалистического (государственно-социалистического) течения. Только там достаточно отчетливо проявились основные признаки фашистского движения.

Несомненным лидером национал-социалистического движения в Японии был Кита Икки (настоящее имя — Кита Тэрудзиро̄). Он родился 3 апреля 1883 г. на о-ве Садо в семье богатого хозяина пивоваренного завода. В юности он изучал труды Маркса, Лассаля, Бебеля, Бернштейна, Дарвина. Первая его работа «Теория кокутай и чистый социализм», в которой он изложил свои социал-дарвинистские взгляды на японскую историю, была запрещена за критику теории кокутай. В качестве представителя Кокурю̄кай Кита активно участвовал в Синхайской революции в Китае.

Наиболее известна его вышедшая в 1919 г. работа под названием «Основные положения проекта реконструкции Японии» (в 1923 г. она была переиздана под названием «План реконструкции Японии»). Эта книга стала своего рода библией японских национал-социалистов. «План реконструкции» Кита заключался в построении «государственного социализма», под которым он понимал военную диктатуру, уничтожение всех демократических институтов и установление тоталитарного режима. После стабилизации внутреннего положения, по плану Кита, Япония должна была начать войну за передел мира.

Высказывания Кита Икки были близки нацистской идее о предопределенности господства «высшей расы», делавшей «справедливыми» войны за его установление. Как программная работа «План реконструкции Японии» соответствовал по духу «25 пунктам НСДАП» и книге «Моя борьба» А.Гитлера. Его можно назвать настоящей программой фашистского движения, программой создания тоталитарного общества.

Если Кита Икки был идеологом фашистского движения, то ведущим его организатором стал О̄кава Сю̄мэй. Сын врача из деревни Нисиарэ (префектура Ямагата), Окава родился 6 декабря 1886 года. По окончании школы он решил посвятить себя индийской философии, однако после заинтересовался современной политикой. В 1916 г. он познакомился с Тояма Мицуру, Утида Рё̄хэй и другими представителями течения коккасюги («государственниками»). Благодаря своей энергии и личным способностям, О̄кава в 1919 г. возглавил редакционный отдел департамента исследования экономики Восточной Азии Южно-Маньчжурской железной дороги (ЮМЖД), а вскоре стал и директором департамента.

Первой организацией фашистского типа можно назвать общество Юдзонся, образованное в августе 1919 г. Его организаторами были О̄кава Сю̄мэй, Мацукава Комэтаро̄ и Кита Икки, которые надеялись реализовать на практике идеи Кита. В декларации по поводу образования общества утверждалось, что «японское государство является единственным, которое может претворить в жизнь революционные идеи», но для решения поставленных задач необходима «реконструкция государства» с целью создания «революционной Японии». Идейные установки общества характеризовались откровенным национализмом, мессианством и стремлением к насильственному изменению социального порядка путем установления диктатуры во главе с императором.

Несмотря на то, что общество Юдзонся не пользовалось существенным влиянием в политической жизни страны, оно стало своеобразным идеологическим центром японского фашистского движения. Основой его деятельности была агитационно-пропагандистская работа. В середине 1923 г. общество распалось, но это не привело к забвению идей Кита Икки. Можно сказать, что Юдзонся выполнило свою пропагандистскую миссию.

Продолжателем принципов Юдзонся стала созданная в конце 1924 г. при участии О̄кава новая организация Гё̄тися (Общество действия). После того, как О̄кава стал во главе организации (1927), деятельность общества стала быстро расширяться, в ряде городов (О̄сака, Киото и др.) были созданы его отделения, в него стала активно вовлекаться молодежь. Гё̄тися взяло на вооружение тактику «прямого действия». При нем были созданы нелегальные боевые отряды, налажены тесные связи с «молодыми офицерами» в армии и на флоте. По мнению О̄кава, только таким путем можно было содействовать «укреплению императорской власти», «подрываемой» парламентскими партиями.

Приблизительно тогда же О̄кава сблизился с офицерами генерального штаба, которые учились в Токийском императорском университете — Итагаки Сэйсиро̄, Коисо Куниаки, Доихара Кэндзи и др. В недалеком будущем им предстояло стать ведущими фигурами в стране. Хотя О̄кава разошелся с Кита по организационным вопросам, он продолжал поддерживать его идеи и знакомить с ними своих новых друзей — будущих членов «группы Сага», а позже — группы Ко̄до̄ха.

Тем временем Кита вместе со своими последователями в 1924 году создал боевую организацию Хакуро̄кай (Общество белого волка). В отличие от О̄кава, Кита считал, что главная задача заключалась в создании не широких массовых организаций, а небольших замкнутых групп, которые при помощи террора сумеют повлиять на политику правительства.

Японское фашистское движение тесно связано с именем еще одного сподвижника Кита Икки, бывшего армейского лейтенанта Нисида Мицугу. Один из лидеров Гё̄тися, ярый сторонник идей Кита Икки, Нисида занимался изучением социальных проблем; особенно привлекала его кемалистская революция в Турции. В 1928 г. он вышел из организации Хакуро̄кай и, не порывая связей с Кита, создал свое общество Сиринсо̄ (Собрание самураев). Эта организация сочетала пропаганду паназиатских и национал-социалистических идей с тактикой «прямого действия». Основным направлением своей деятельности Сиринсо̄ избрала работу с офицерской молодежью и с членами Императорского союза резервистов (Тэйкоку дзайго̄гундзин кай). Деятельность Нисида и его общества среди «молодых офицеров» активизировали создание организаций фашистского типа в армии и на флоте.

На начальном этапе основным направлением деятельности гражданских фашистских организации была агитация и пропаганда, и они практически не совершали актов террора. В дальнейшем, по мере переноса акцента на террористические методы, появилась потребность не просто в боевиках, а в специалистах. Поэтому лидеры фашистского движения активизировали свою деятельность среди военных.

Военно-фашистское движение, как правило, ассоциируется с появлением такой организации, как Сакуракай (Общество вишни). Оно было создано в сентябре 1930 г. группой офицеров военного министерства во главе с подполковником Хасимото Кингоро̄, побывавшим в Турции и восторгавшимся диктатурой Кемаля Ататюрка. В эту группу входил также генерал-лейтенант Татэкава Ёсицугу, создавший вскоре аналогичную организацию из офицеров действительной службы — Кодзакуракай (Малое общество вишни). Несколько позже на базе этого общества была создана организация под названием Сэйэйкай (Общество избранных), объединявшая офицеров армии и флота. На учредительном собрании последнего присутствовало только 187 офицеров, но уже через 2 года в это общество входило около 4 тыс. чел., или примерно 1/6 всех офицеров действительной службы.

Немаловажной причиной быстрого роста военно-фашистского движения стали итоги Лондонской конференции 1930 г. На основании подписанного на ней соглашения Япония должна была несколько сократить свой военно-морской флот, что, соответственно, сопровождалось урезанием расходов на ВМФ, увольнением в запас немалого числа офицеров, а также сокращением жалования офицерам действительной службы. Поэтому Лондонское соглашение было воспринято офицерством крайне враждебно. Профессиональные военные обвиняли правительство и политические партии, «которые экономят на армии и флоте, но покрывают скандальные прибыли спекулянтов-финансистов», в «подрыве могущества империи».

Сближение военных с фашистскими организациями, распространение фашистских идей в армии и на флоте и появление «военно-фашистского движения» представляло собой закономерный процесс. По времени он пришелся на годы экономического кризиса, который лег тяжким бременем, в первую очередь, на плечи крестьян. Из деревни тогда рекрутировалась подавляющая часть младшего офицерства, которое поэтому стало питательной средой радикализма и антикапиталистических настроений. Молодые офицеры, считавшие виновниками всех бед парламентские партии и «паразитирующие на народе» монополии, активно вступали в имевшиеся фашистские организации и создавали новые.

Рост влияния фашистских группировок на руководство армии пришелся на время, когда военным министром стал Минами Дзиро̄. Тогда же военные стали постепенно укреплять свои политические позиции, оттесняя лидеров политических партий, ставленников финансовых кругов.

Так, в марте 1931 г. группа военных во главе с Минами потребовала отставки премьера Хамагути Осати. Одновременно готовился и антиправительственный переворот («мартовский инцидент»), который, однако, был раскрыт полицией. В полицейском отчете в качестве руководителей готовившегося «мартовского заговора» прямо назывались генералы Угаки и Минами, а исполнителями должны были стать организации Гё̄тися, Дайко̄ся, Сиринсо̄ и Сакуракай. Заговорщики ставили целью вооруженный захват здания парламента, узлов связи и редакций либеральных газет.

Поскольку в заговоре было замешано руководство армии, правительство Хамагути постаралось замять скандал. Практически никто из участников не был серьёзно наказан: лишь несколько человек, в том числе руководители общества Сакуракай, были переведены в Квантунскую армию.

Безнаказанность вдохновила военных заговорщиков. 17 октября 1931 г. полиция раскрыла новый антиправительственный заговор, участниками которого были в основном те же лица, что готовили переворот в марте: руководители и активисты организации Сакуракай (Хасимото Кингоро̄, Нэмото Хироси), а также члены организации Гё̄тися во главе с О̄кава Сю̄мэй. Заговорщики ставили своей задачей убийство премьера-министра Вакацуки Рэйдзиро̄, министра иностранных дел Сидэхара, министра двора Макино Нобуаки (Синкэн), после чего предполагалось объявить в столице военное положение и ввести войска. По их планам новым премьер-министром должен был стать генерал Араки, министрами — О̄кава, Хасимото, Нага и др.

На этот раз по приказу военного министра руководители заговорщиков Хасимото и Нага были арестованы, и заговор предотвращен. В то же время, наказание опять ограничилось понижением в должности руководителей заговора и переводом их на новое место службы. Правда, после октябрьского провала общество Сакуракай распалось.

Спустя всего полмесяца, 3 ноября 1931 г., группа генерала Араки, а также ряд группировок, входивших в Кокухонся, в том числе и люди генерального секретаря Социал-демократической партии Японии (Сякайминсю̄то̄) Акамацу Кацумаро, подготовили новый переворот. Начать его должен был митинг резервистов в день рождения императора Мэйдзи 3 ноября, который затем должен был перерасти в шествие перед императорским дворцом. Одновременно социал-демократы должны были вывести на улицу рабочих и организовать погромы редакций ведущих газет. Вызванные для разгона толпы солдаты и императорские гвардейцы вместо подавления бунта должны были соединиться с рабочими, а затем вместе с резервистами собраться перед дворцом, подать петицию с просьбой об объявлении военного положения. После занятия министерств, отделений ведущих политических партий Минсэйто̄ и Сэйю̄кай, а также Банка Японии и других финансовых учреждений, по всей стране должна была быть установлена диктатура во главе с императором.

Заговор провалился, но как и прежде, каких-либо значительных мер к организаторам заговора принято не было: после ареста участников лишь один из заговорщиков — полковник Нэмото — был отправлен в Маньчжурию, а все остальные отпущены. Такая безнаказанность в отношении заговорщиков объяснялась прежде всего тем, что задачи, которые ставили перед собой заговорщики, находили отклик среди как представителей высшего командования армии, так и парламентариев и даже членов правительства. Националистические идеи были весьма популярны в японском обществе, и официальная пропаганда не осуждала и даже зачастую превозносила заговорщиков как «радетелей нравственности», «хранителей чистоты японских традиций».

Радикально настроенные военные активно использовали для обвинения «партийных правительств» в «недостатке патриотизма» договор об ограничении морских вооружений, подписанный на Лондонской конференции в 1930 г. Ратификация Лондонского соглашения вызвала ярость фашистских групп. Утром 14 ноября на платформе Токийского вокзала выстрелом из пистолета был тяжело ранен премьер-министр Хамагути. Преступником оказался молодой человек Сагоя Томэо, член организации Айкокуся (Общество патриотов), руководимой Ивата Айносукэ.

Премьер-министр Хамагути так и не смог оправиться после покушения, и 13 апреля 1931 г. подал в отставку (26 августа он скончался от последствий ранения). Уже на следующий день, 14 апреля, было сформировано новое правительство во главе с Вакацуки Рэйдзиро̄. Большая часть членов предыдущего правительства вошла и в новый кабинет, в том числе министр иностранных дел Сидэхара Кидзюро̄, министр финансов Иноуэ Дзюнносукэ и военный министр Минами Дзиро̄.

Развитие японской агрессии в Китае

Ситуация в Маньчжурии постепенно менялась не в пользу Японии. Ежегодный прирост населения там составлял примерно 1 млн. чел., в основном за счет миграции из собственно Китая. Среди переселенцев были как крестьяне, стремившиеся на «свободные земли», так и рабочие, и ремесленники. В немалой степени сюда перемещался и китайский национальный капитал, привлеченный стремительным ростом маньчжурской экономики, в основном за счет развития сырьевых и добывающих отраслей.

Перед лицом японской экспансии национальный капитал оказывал помощь Чжан Сюэляну, сыну убитого японцами маршала Чжан Цзолиня, стремясь подтолкнуть его на путь объединения усилий с правительством Гоминьдана. Поэтому, вопреки надеждам японских генералов, Чжан Сюэлян стал проводить политику сближения с Чан Кайши. В декабре 1928 г. Чжан Сюэлян признал власть нанкинского правительства и поднял над своим дворцом национальный флаг Китайской республики. Это не могло не встревожить японскую армию.

На совещании командиров дивизии 4 августа 1931 г. военный министр Минами заявил о необходимости решить военной силой «вопрос о Маньчжурии и Монголии». Его выступление было широко опубликовано. Надо сказать, что средства массовой информации весьма активно поддерживали «патриотические стремления» военных, подготавливая общественное мнение к будущим «активным шагам» в Маньчжурии. В период экстенсивного развития народного хозяйства в японском обществе существовало ощущение ограниченности «жизненного пространства», которое умело подогревалось идеологической обработкой. Поэтому планы военщины по расширению территории империи за счет соседей на азиатском материке находили отклик среди населения Японии.

В такой обстановке в августе 1931 г. в одном из отдаленных пунктов на северо-западе Маньчжурии местными китайскими войсками были убиты двое японских военнослужащих, которые, переодевшись в гражданскую одежду, занимались сбором разведывательной информации.

Для японских военных, которые искали только подходящего случая для того, чтобы начать активные действия, этот инцидент был хорошим предлогом. Командование немедленно предъявило ультиматум Чжан Сюэляну, а в самой Японии началась мощная антикитайская пропагандистская кампания.

18 сентября в 10 час. вечера в Лютяогоу, севернее Мукдена (ныне Шэньян), произошел новый инцидент — взрыв на железной дороге. Относительно этого события есть несколько версий. В отчете комиссии Лиги Наций под председательством лорда Литтона взрыв был назван «незначительным и случайным», поскольку он не помешал своевременному прибытию в Чанчунь следовавшего всего через 15–20 мин. после него поезда. А тогдашний государственный секретарь США Стимсон в своих мемуарах утверждал, что никакого взрыва вообще не было, просто «японская армия пришла в движение согласно заранее разработанному стратегическому плану». Так или иначе, обвинив во взрыве китайскую сторону, японская армия, расположенная в Маньчжурии, напала на казармы китайских войск. Утром 19 сентября над Мукденом уже развивался японский флаг. В течение последующих пяти дней все важнейшие населенные пункты маньчжурских провинций Мукден и Гирин были оккупированы японскими войсками.

Известие о молниеносной акции японской армии в Маньчжурии повергло мир в изумление. В не меньшей растерянности от такого самоуправства армии было и японское правительство. На экстренном заседании кабинета 19 сентября было решено не допустить дальнейшего расширения инцидента в Маньчжурии. На заседании кабинета 21 сентября предложение военного министра Минами послать в Маньчжурию подкрепления вызвало возражения министра иностранных дел Сидэхара и министра финансов Иноуэ. Тем не менее, в тот же день японские войска, дислоцированные в Корее, без императорского приказа, по личному распоряжению генерала Хаяси Сэндзюро̄ перешли китайскую границу и вступили в пределы Маньчжурии.

Правительство Вакацуки потеряло контроль над ситуацией, и ему ничего не оставалось, как 22 сентября санкционировать действия армии задним числом. Правда, в официальном заявлении, опубликованном 24 сентября, говорилось, что правительство стремится не допустить дальнейшего расширения конфликта и желает уладить его как можно скорее. Однако Квантунская армия, фактически вышедшая из-под контроля правительства, продолжала расширять свои действия. Много позже, давая показания Токийскому трибуналу, Сидэхара заявил, что кабинет министров принял решение пресечь «незаконные и самовольные» действия Квантунской армии, но приказы военного министра не выполнялись его подчиненными.

21 сентября Китай официально внес на заседании Лиги Наций вопрос об агрессивных действиях Японии. На следующий день Лига направила Японии и Китаю одинаковые телеграммы с предложением приложить усилия для ограничения масштабов инцидента и немедленно отозвать войска обоих государств. В ответ японское правительство заявило, что Япония не имеет никаких территориальных претензий в Маньчжурии и в кратчайший срок отведет свои войска из зоны железной дороги. Однако события развивались независимо от обещаний японских дипломатов. 8 октября Квантунская армия подвергла бомбардировке г. Цзиньчжоу, что вызвало новое заявление со стороны Лиги Наций.

Беспомощность японского правительства усугублялась тем, что военные получали поддержку со стороны как значительной части общественности, так и ведущих политических партий. Так, в специальной резолюции партии Сэйю̄кай было заявлено, что армия «поступила правильно», и в инциденте виновата «слабая» политика правительства, которая привела к агрессивным действиям китайских войск против Японии. В заявлении партии Минсэйто̄ говорилось, что Япония проявила исключительное терпение в отношении Китая, который в течение последних лет проводил «антияпонскую» политику, и что японцам пришлось «обороняться» от китайских войск, которые первыми на них напали. Поэтому, несмотря на вызывающие действия армейского командования, правительство Вакацуки продолжало удовлетворять все возрастающие финансовые запросы военных.

В то же время реакция международного сообщества не была подкреплена реальной силой: позиции имеющих непосредственные интересы в Маньчжурии Великобритании и США оставались довольно пассивными. Правда, государственный секретарь США Стимсон 7 января 1932 г. обратился к Японии и Китаю с идентичными нотами, в которых говорилось, что США не намерены признавать положение, входящее в противоречие с Парижским договором 1928 г., подписанным как США, так и Японией и Китаем. Однако Великобритания не поддержала позицию США. 11 января 1932 г. британское правительство заявило о своем стремлении продолжать политику «открытых дверей» и о том, что оно «не считает необходимым направлять японскому правительству какую-либо официальную ноту».

Комментируя это решение британского правительства, газета «Таймс» писала, что Япония не может считаться с Китаем, который даже не представляет собой целостного государства:

Пассивная позиция ведущих западных держав объяснялась их обеспокоенностью усилением советского влияния на Дальнем Востоке и, прежде всего, в Китае, где благодаря советской поддержке все более укреплялись политические и военные позиции местных коммунистов. По мнению держав, японские войска в Маньчжурии должны были стать противовесом «советской экспансии». Кроме того, Великобритания, чьи интересы были особенно велики в центральном Китае, рассчитывала, что, направив агрессию японской военщины в северном направлении, она сумеет избежать столкновения с ней.

Таким образом, агрессия Японии в Маньчжурии не вызвала серьезного противодействия. Поэтому всего за 3 месяца Квантунская армия полностью овладела тремя провинциями на северо-востоке Китая.

Легкость, с какой армия провела операции в Маньчжурии, и значительные ассигнования, полученные ею на «чрезвычайные военные расходы», не могли оставить безучастным постоянного соперника армии — японский флот. Уже 23 января 1932 г. под предлогом защиты японских резидентов в Шанхае началась высадка на берег контингента японской морской пехоты (всего 2800 солдат).

Японцы потребовали от шанхайского муниципалитета вывести из города китайские войска и в одностороннем порядке стали расширять границы японского сеттльмента, что привело к вооруженному столкновению японского десанта с китайскими войсками. Начались бои, в которых японцы применили морскую авиацию. В Шанхай стали перебрасываться новые подкрепления.

В шанхайской операции участвовали войска, в 2 раза превышавшие по численности контингент, осуществивший захват Маньчжурии. Но в отличие от Маньчжурии, где японцы имели дело с войсками Чжан Сюэляна, в Шанхае японцы встретили хорошо организованное сопротивление армии Гоминьдана и жителей города. К тому же Великобритания и США, имевшие интересы в этом районе, заявили резкий протест против действии японцев и направили в Шанхай свои военные корабли.

Однако прекратить военные действия удалось только 3 марта 1932 г., когда командование японских войск в Шанхае опубликовало заявление о прекращении операций. 5 марта было подписано соответствующее соглашение, после чего японские войска были выведены из Шанхая.

К началу января 1932 г. Квантунская армия практически завершила оккупацию Маньчжурии; далее встал вопрос о статусе оккупированных областей. С самого начала маньчжурского конфликта правительство Вакацуки заявило, что не имеет никаких территориальных притязаний в отношении Маньчжурии. И, действительно, Маньчжурия не была включена в состав Японской империи. Ей была уготована судьба марионеточного государства.

Идея образования «независимого государства в Маньчжурии» выдвигалась задолго до «маньчжурского инцидента». В качестве первых шагов по ее реализации сначала в Мукдене, а затем и в других занимаемых японскими войсками городах создавались автономные правительства, номинально возглавляемые местными деятелями, сотрудничавшими с японскими военными властями. Для организации центральной власти в Мукден был доставлен из Тяньцзиня Пу И — последний император из маньчжурской династии Цин, свергнутой Синхайской революцией 1911 г.

Под охраной военного конвоя Пу И был доставлен в Маньчжурию, где 1 марта 1932 г. было объявлено о создании государства Маньчжоуго, в котором Пу И отводилась роль «правителя». В июне на заседании нижней палаты японского парламента единогласно была принята резолюция о немедленном признании Маньчжоуго, которая была предложена совместно партиями Минсэйто̄ и Сэйю̄кай. Было также решено учредить в Маньчжурии должность японского посла, в задачу которого входила координация деятельности всех японских учреждений в Маньчжурии, а также функции командующего Квантунской армией и начальника Квантунской области. Соответственно, послом в Маньчжурии был назначен командующий Квантунской армией Муто̄ Нобуёси.

15 сентября 1932 г. был подписан японо-маньчжурский протокол, в котором было два пункта: Маньчжоуго признает права и интересы Японии и японских граждан в Маньчжоуго; Япония и Маньчжоуго осуществляют совместную оборону страны, а японские войска остаются на территории Маньчжоуго. Таким образом, Япония официально признала государство Маньчжоуго.

В начале 1932 г. при рассмотрении маньчжурского вопроса Лига Наций согласилась с доводами Японии об особом положении в Маньчжурии, но для вынесения окончательного решения направила туда комиссию международных наблюдателей во главе с англичанином Литтоном, которая в апреле прибыла в Маньчжурию.

Осенью 1932 г. комиссия представила Совету Лиги Наций доклад, в котором говорилось, что японская сторона «имела точно составленный план поведения на случай возможных военных действий между ними и китайцами». В тоже время комиссия констатировала, что китайские войска не имели намерения нападать на японцев и не угрожали жизни и имуществу японских подданных. Далее отмечалось, что Маньчжурия является «китайской страной»; однако Япония осуществляла в ней в течение долгого времени полицейские и административные функции во всей зоне, прилегавшей к Южно-Маньчжурской железной дорогой. Это создало ненормальное положение, которое привело к японо-китайскому конфликту в Маньчжурии. Комиссия рекомендовала Лиге Наций воздержаться от признания Маньчжоуго и созвать конференцию для обсуждения этого вопроса.

Между тем, несмотря на увещевания Лиги Наций, японская военщина продолжала наступление на северо-востоке Китая. После оккупации маньчжурских провинций Мукден, Гирин и Хэйлунцзян Квантунская армия продолжила наступление на запад, в населенную преимущественно монголами провинцию Жэхэ. Столь неуступчивая политика Японии в маньчжурском вопросе заставила Лигу Наций занять более твердую позицию. На основании доклада комиссии, сессия Лиги вынесла 24 февраля 1933 г. резолюцию о японо-китайском конфликте, в которой при признании «особых прав и интересов» Японии в этом районе Китая захват Маньчжурии признавался незаконным и объявлялся нарушением Японией «договора 9-ти держав» от 6 февраля 1922 г.

Соединенные Штаты согласились с выводами комиссии Литтона, Великобритания заявила о своем несогласии с резолюцией, заметив, что «не намерена предпринимать какие-либо шаги против Японии». Советское правительство на приглашение присоединиться к резолюции Лиги Наций ответило, что оно «с самого начала японо-китайского конфликта, желая по мере сил воспрепятствовать дальнейшему расширению военного конфликта встало на путь строгого нейтралитета», и потому не находит возможным сделать это.

После одобрения рекомендаций по докладу комиссии Литтона, был создан консультативный комитет для разработки мероприятий Лиги Наций по японо-китайскому конфликту. Лига обратилась к Соединенным Штатам и Советскому Союзу с просьбой принять участие в работе комитета. США направили своего наблюдателя, а Советский Союз отказался от участия в работе комитета.

Японское правительство решительно отвергло доклад и предложения комиссии Литтона. Посол и главнокомандующий в Маньчжурии генерал Муто̄ по-солдатски прямо заявил, что «Япония будет твердо продолжать свою политику в Маньчжурии независимо от выводов комиссии Литтона». Аналогичную позицию занял и японский представитель в Женеве. В итоге Япония вышла из Лиги Наций. В официальном извещении по этому поводу японская позиция мотивировалась следующим образом:

Надо сказать, что японское общественное мнение усиленно подготавливалось к такому решению средствами массовой информации: в печати раздавались призывы к осуществлению «независимой политики», широко популяризировались лозунги типа: «Азия для азиатов», «Повернемся лицом к Востоку» и др. Когда японский представитель в Лиге Наций Мацуока Ёсукэ возвращался в Японию, ему была устроена восторженная встреча.

Чан Кайши старался избегать крупных столкновений с японскими войсками; тем более, что среди руководства Гоминьдана все чаше стали высказываться мнения о необходимости поскорее уладить конфликт с Японией. В результате 31 мая 1933 г. между японским и китайским командованием в городе Тангу было подписано соглашение, предусматривавшее взаимный отвод войск в Северном Китае и создание между ними демилитаризованной зоны. К августу отвод войск обеих сторон был завершен, и в Северном Китае установилось непрочное перемирие. Таким образом, японская армия утвердилась не только в Маньчжурии, но и в прилегающих районах Северного Китая.

1934 год стал, пожалуй, единственным в истории маньчжурских событий, когда Япония не предпринимала военных действий в отношении Китая. 1 марта 1934 г. правитель Маньчжурии Пу И был объявлен императором, а Маньчжоуго (Маньчжурское государство) было переименовано в Маньчжоудиго (Маньчжурскую империю). В своей речи в японском парламенте в январе 1935 г. министр иностранных дел Хирота Ко̄ки призвал не выступать с угрозами и не осуществлять агрессии в отношении Китая и настаивал на заключении японо-китайского соглашения. В мае 1935 г. Япония и Китай даже обменялись послами.

Тем не менее, напряженность в отношениях между Японией и Китаем сохранялась. Летом 1935 г. в японском сеттльменте города Тяньцзиня были убиты несколько сотрудничавших с японцами журнал листов. Генерал Умэдзу Ёсидзиро̄, командующий японской армией в Китае, предъявил китайской стороне ряд требований, среди которых были вывод китайских войск из провинции Хэбэй, ликвидация партийных органов Гоминьдана и запрещение всякой партийной и антияпонской деятельности на всей территории провинции. Примерно в то же время аналогичные требования были выдвинуты и в адрес властей провинции Чахар, с которыми было подписано соглашение, предусматривавшее ликвидацию антияпонских организаций в провинции и отвод китайских войск от границ Маньчжурии.

28 октября 1931 г. японское правительство обратилось к правительству СССР с нотой протеста по поводу советской помощи китайским войскам в Маньчжурии. В ответной ноте советская сторона отвергла протест Японии на том основании, что он «не имеет никакой почвы» под собой и «основывается на измышлениях и слухах».

В середине ноября 1931 г. японские войска перерезали Китайскую Восточную железную дорогу (КВЖД). Этот инцидент вызвал обмен дипломатическими заявлениями, в ходе которого помощник министра иностранных дел Японии заверил, что японской армии дан приказ никакого ущерба КВЖД не причинять.

Тем не менее инциденты продолжались. Обеспокоенный военной активностью Японии в Маньчжурии Советский Союз, имевший немалые интересы в этом районе, стремился предотвратить столкновение с Японией. Первое предложение советского правительства о заключении пакта о ненападении было сделано 31 декабря 1931 г. После долгой паузы Токио официально отклонил его 13 сентября 1932 г. В ноябре 1932 г. советское правительство повторило свое предложение (через японского представителя в Лиге Наций Мацуока). Более того, Советский Союз был готов создать в Москве генеральное консульство Маньчжоуго, с тем чтобы японский посол по совместительству выполнял функции генерального консула этого «государства».

Между тем ситуация на КВЖД оставалась напряженной. В июле 1932 г. войска Маньчжоуго при поддержке японцев захватили перевалочную пристань КВЖД, постоянно арестовывали и истязали советских служащих, осуществляли налеты на железную дорогу. В апреле 1933 г. власти Маньчжоуго закрыли сообщение между КВЖД и советскими железнодорожными магистралями в пунктах Маньчжурия и Пограничная (недалеко от современного г. Уссурийска).

Советское правительство, стремясь разрядить обстановку, 2 мая 1933 г. предложило Японии проект досрочного выкупа КВЖД. 26 июня 1933 г. в Токио начались переговоры. Советская сторона предлагала продать КВЖД за 250 млн. руб., представители Маньчжоуго настаивали на сумме в 50 млн. иен (1 руб.=1,04 иены). К концу сентября переговоры зашли в тупик.

Переговоры по поводу досрочного выкупа Маньчжурией у Советского Союза КВЖД, которые велись в Токио от имени Маньчжурии фактически японскими представителями, продолжались почти 2 года и завершились 23 марта 1935 г. подписанием соглашения. Выкупная цена железной дороги была определена в 140 млн. иен; 1/3 этой суммы подлежала оплате деньгами, а 2/3 — товарами. Кроме того, 30 млн. иен правительство Маньчжоуго обязалось уплатить в качестве компенсации советским рабочим и служащим в связи с их увольнением. Финансовым гарантом соглашения выступала Япония.

Однако и после разрешения вопроса о КВЖД различного рода инциденты на советско-маньчжурской границе не прекращались. В ответ на неоднократные заявления и ноты советского правительства японские дипломаты либо отрицали факты нарушения границы, либо ссылалась на ее неопределенность на местах.

Закат эпохи «партийных кабинетов»

21 сентября 1931 г. Великобритания заявила отмене золотого стандарта. Это вызвало цепную реакцию в мире и переполох на финансовых рынках, отразившийся и на японской экономике. Ожидая изменений в финансовой политике правительства, японские банки стали лихорадочно вкладывать капиталы в валютные ценности, что привело к сильному расстройству финансов и углублению кризиса в промышленности, которая и так уже находилась в состоянии депрессии.

Кроме того, обесценивание китайского серебра на фоне мирового экономического кризиса нанесло серьезный удар японским промышленникам, вложившим капиталы в текстильную промышленность, работавшую на экспорт, в первую очередь, в Китай. Поэтому эта часть японского капитала настойчиво добивалась введения запрета на вывоз золота и осуществления демпинговой политики, основанной на низком валютном курсе. И, наконец, начав военные действия в Маньчжурии, армия требовала увеличения ассигнований.

Все это привело к тому, что ряд политиков, недовольных деятельностью кабинета Вакацуки, в частности, несоответствием внешнеполитического курса Сидэхара развитию маньчжурских событий, а также финансовым положением страны, потребовали создания коалиционного правительства. Эту группу возглавили министр внутренних дел в кабинете Вакацуки, член партии Минсэйто̄ Адати Кэндзо̄ и один из руководителей партии Сэйю̄кай Кухара Фусаносукэ.

Действия Адати привели к расколу внутри Минсэйто̄ и повлекли за собой правительственный кризис. 11 декабря правительство Вакацуки ушло в отставку. 13 декабря 1931 г. было сформировано новое правительство во главе с Инукаи Цуёси, которому суждено было стать последним «партийным» кабинетом. Пост военного министра в новом составе занял генерал Араки Садао, а министра финансов — Такахаси Корэкиё. В первый же день после прихода к власти правительство Инукаи ввело эмбарго на вывоз золота и взяло курс на проведение инфляционной экономической политики.

Провал японской интервенции в Шанхае и негативное отношение к действиям Японии в Китае со стороны Лиги Наций способствовали активизации антиправительственных террористических сил. Обвиняя правительство в нерешительности, националисты видели выход в дальнейшей активизации тактики «прямого действия». Значительно расширилась социальная база таких организаций, как Кэцумэйдан (Лига кровавого братства), которую многие исследователи считают ядром антиправительственного террористического движения.

Своим появлением эта организация была обязана последователю секты Нитирэн Иноуэ Ниссё̄ (Химэси). Иноуэ еще в 1910 г. эмигрировал в Маньчжурию. Здесь он, работая в штате ЮМЖД, вплоть до конца 1921 г. занимался содействием секретным агентам японской армии. По возвращении в Японию Иноуэ вступил в буддийскую секту «Белый лотос». В префектуре Ибараки, недалеко от города Мито он основал свой Храм защиты отечества, где воспитывал учеников в духе собственной трактовки учения дзэн, готовя их к скорой смерти и давая читать националистические журналы и брошюры.

В результате Иноуэ удалось сплотить вокруг себя несколько сот человек, сторонников идеи «второй реставрации» (или «реставрации Сё̄ва») методами «прямого действия». В 1930 г. при своем храме он создал специальную группу Кэцумэй (Братство крови), целью которой была борьба «с продажными политическими партиями, связанными с плутократией», путем индивидуального террора. Лозунг группы гласил: «хитори итисисюги» («один человек — одно убийство»). Она стала основой новой организации Кэцумэйдан (Лига кровавого братства), которая была разбита на ячейки по 5 чел. и организационно подготовлена для осуществления террористических акций.

Фактическое попустительство правительства подстегнуло активность террористических организаций. 9 февраля 1932 г. активист Кэцумэйдан Онума Масаси выстрелом из пистолета убил бывшего министра финансов в кабинетах Хамагути и Вакацуки и одного из лидеров партии Минсэйто̄ Иноуэ Дзюнносукэ, когда тот выступал перед избирателями в помещении начальной школы в Токио. Онума был схвачен и на первом же допросе заявил, что «Иноуэ имеет непосредственное отношение к бедствиям, переживаемым деревней».

5 марта того же года в управлении концерна «Мицуи» был убит управляющий акционерной компанией «Мицуи го̄мэй» барон Дан Такума. Полиция арестовала 14 членов Кэцумэйдан во главе с их лидером Иноуэ Ниссё. Арестованные не скрывали, что активисты общества ставили целью убийство гэнро̄ Сайондзи, а также ряда других политических и финансовых деятелей. На этот раз реакция властей была жесткой — террористы были приговорены к каторжным работам (сам Иноуэ и трое его сподвижников — к пожизненным). Но политическая ситуация в стране оставалась напряженной. Вот как описывал то время один из руководителей концерна «Мицуи» Икэда Сэйхин в своих воспоминаниях:

15 мая 1932 г. группой экстремистов была совершена серьезная попытка путча. В ней участвовали молодые офицеры армии и флота, группа боевиков из Айкё̄дзюку (Школа любви к родной земле), Дзиммукай (Общество императора Дзимму) и Кэцумэйдан. Разделившись на четыре отряда, путчисты напали на резиденцию премьер-министра Инукаи (он был смертельно ранен), на министерство внутренних дел, штаб-квартиру партии Сэйю̄кай, дом хранителя государственной печати Макино, Банк Японии, банк «Мицубиси». полицейское управление, электростанцию.

Налетами руководили морские офицеры Ко̄га Киёси (Сэйси), Накамура Ёсио и Хитоси Дзётакэ. Путчисты распространяли листовки с призывами бороться против парламентских партий и финансовых клик за «реставрацию Сё̄ва», за передачу власти военным, которые установят порядок в стране. В одной из листовок, в частности, говорилось:

У организаторов путча нашли список приговоренных к смерти лиц, среди которых, кроме Инукаи, были: гэнро̄ Сайондзи, хранитель государственной печати Макино, председатель палаты пэров Токугава, член тайного совета Ито̄, ряд лидеров партий Сэйю̄кай и Минсэйто̄ и руководители концернов «Ясуда», «Окура», «Мицуи», «Мицубиси», «Сумитомо» и др.

После совершения акций участники путча явились в жандармерию с повинной. Во время процесса над террористами в Токио в суд шел поток петиций от крестьянских общин и союзов, в которых выражалось сочувствие подсудимым как к «истинным патриотам и верноподданным императора» и ходатайства об их оправдании. Адвокаты заключенных предоставили суду 111 тыс. писем, с просьбой о помиловании.

После гибели премьер-министра Инукаи кабинет немедленно ушел в отставку. Встал вопрос об образовании нового, правительства. Лидеры страны были сильно встревожены последними событиями, тем более, что в попытке путча участвовали офицеры военно-морского флота, всегда считавшегося более лояльным к существующим государственным институтам, нежели армия.

Проведя консультации, гэнро̄ Сайондзи Киммоти предложил императору кандидатуру адмирала Сайто̄ Макото, бывшего генерал-губернатора Кореи. Принимая во внимание радикальные настроения в армии и утрату политическими партиями поддержки в обществе, Сайондзи исходил из того, что кандидатура Сайто̄, представителя военно-морского флота, занимавшего умеренную позицию, смягчит противоречия между вооруженными силами и правительством и поможет избежать в будущем событий, подобных «инциденту 15 мая».

25 мая 1932 г. адмирал Сайто̄ образовал «кабинет национального единства». В его правительство вошли представители военных кругов, бюрократии и 7 представителей политических партий. Характерно, что ответственный за майские события генерал Араки был оставлен на посту военного министра: предполагалось, что он сможет осуществлять контроль над армией и сдерживать фашиствующие группы «молодых офицеров».

Кабинет Сайто̄ представлял собой сложный конгломерат различных соперничавших политических сил: высших сановников (дзю̄син), представителей партий, бюрократии и военных. У такого кабинета не было прочной политической опоры. Вынужденный балансировать между различными политическими интересами кабинет Сайто̄, в целом, был довольно пассивен. Вместе с тем, новое правительство сделало для себя из майских событий определенные выводы. По флоту был издан приказ об укреплении воинской дисциплины, запрещавший военнослужащим вмешиваться в политику. В армии было запрещено создание каких-либо организаций военнослужащих. Поскольку одним из основных лозунгов путчистов был призыв «помочь деревне», для стабилизации положения правительство предложило на обсуждение парламенту проект «возрождения деревни», предусматривавший финансовую помощь селу, а также ассигнования на строительные работы.

Одновременно концерны «Мицуи» и «Мицубиси» выделили на борьбу с безработицей и на общественные нужды по 3 млн. иен каждый, а концерн «Сумитомо» — 1 млн. иен. Таким образом, новое правительство, обеспокоенное тревожным положением внутри страны, пыталось предпринимать меры для стабилизации социальной обстановки.

Агрессия в Маньчжурии требовала постоянного увеличения расходов на армию. Флот также не оставался в стороне, и в 1934 г. его командование, заявив о необходимости пересмотра Лондонского соглашения, потребовало огромных дополнительных ассигнований, поставив финансы страны в сложное положение.

Несмотря на призывы к «единству нации» в «чрезвычайное время» кабинет Сайто̄ не смог преодолеть противоречий между соперничавшими политическими силами. Попытки найти выход в компромиссном союзе с партиями также не увенчались успехом. Уровень доверия к «партийным политикам» со стороны населения оставался низким, и уже давало знать о себе формировавшееся вокруг представителей армии политическое течение, выступавшее против возрождения «партийных кабинетов».

Назревал правительственный кризис. В сентябре 1933 г. ушел в отставку министр иностранных дел Утида Ко̄сай (Ясуя), политика которого была связана с признанием независимости Маньчжурии и выходом из Лиги Наций. Ему на смену пришел Хирота Ко̄ки, бывший до этого послом в Москве. Новый министр сразу заявил о намерении правительства развивать дружественные отношения с такими странами, как США, Советский Союз и Китай.

Возможная смена политического курса вызвала у военных беспокойство. В связи с этим военный министр Араки внес на рассмотрение кабинета предложение, согласно которому все внешнеполитические инициативы должны были выдвигаться правительством при непременном согласовании с военным и военно-морским министрами.

Это вызвало беспокойство теперь уже у бюрократии — принятие предложения Араки означало бы непомерное усиление влияния военных. На заседаниях правительства выявились разногласия между представлявшими бюрократию министрами Такахаси и Хирота с одной стороны и военным министром Араки и его сторонниками с другой. На этот раз военные не смогли одержать верх, победила линия Такахаси-Хирота. В январе 1934 г. Араки ушел в отставку (официально — по болезни), и пост военного министра занял Хаяси Сэндзю̄ро̄.

Обновленное правительство приняло следующую программу:

Отставка генерала Араки означала поражение радикального крыла военных. Но, как показали дальнейшие события, оно не было окончательным. Воспользовавшись скандалом с компанией искусственного шелка, оппозиция обвинила министра финансов Такахаси в коррупции, и 3 июля 1934 г. правительство Сайто̄ вынуждено было подать в отставку.

Сайто̄ предложил в качестве своего преемника адмирала в отставке Окада Кэйсукэ. В этом его поддержал гэнро̄ Сайондзи. После назначения ведущих министров Окада предложил партиям Сэйю̄кай и Минсэйто̄ занять оставшиеся министерские посты. Минсэйто̄ согласилась на сотрудничество, а Сэйю̄кай отказалась.

Давление военных привело к значительному росту ассигнований на нужды армии и флота, которые в проекте бюджета 1935 г. составили 46,6 % его расходной части. По этой причине государственная помощь деревне с этого года была прекращена. Для сбалансирования бюджета новый министр финансов Фудзии Масанобу попытался ввести налог на сверхприбыли в промышленности, что вызвало сильные возражения других членов кабинета, и в результате Фудзии был вынужден подать в отставку, а его место вновь занял Такахаси.

К началу 1935 г. вновь возобновилась дискуссия по поводу теории профессора Минобэ о «сущности императорской власти», согласно которой суверенитет принадлежал государству, а император осуществлял его только в качестве высшего государственного органа.

Дискуссия по поводу теории Минобэ была лишь внешним проявлением борьбы, которая велась между группировками радикалов и «умеренных» в военных кругах. Один из лидеров радикальной армейской группы Ко̄до̄ха, генеральный инспектор военного обучения Мадзаки Дзиндзабуро̄ выступил с резкой критикой теории Минобэ. Позицию другой, «умеренной» армейская группы То̄сэйха выразил военный министр Хаяси:

Ситуация обострилась после того, как в этот спор включилась партия Сэйю̄кай, которая, поддерживая радикалов, стремилась свалить правительство. Борьба разворачивалась следующим образом. Генерал Мадзаки распорядился проводить занятия с личным составом армии на тему о сущности государственного строя. Это распоряжение вызвало негативную реакцию со стороны правительства и высших сановников, и военный министр Хаяси добился отставки Мадзаки.

В ответ группа Ко̄до̄ха обвинила Хаяси в том, что он вместе с бюрократией, дзайбацу и высшими сановниками порочит императорскую армию и посягает на права верховного командования. Один из лидеров группы подполковник Айдзава Сабуро̄ 12 августа 1935 г. проник в военное министерство и зарубил саблей начальника отдела кадров генерала Нагата Тэцудзан — одного из лидеров группы То̄сэйха. Это привело к отставке военного министра Хаяси, пост которого занял сторонник группы Ко̄до̄ха генерал Кавасима Ёсиюки.

Срок полномочий парламента, избранного в 1932 г., истекал, и когда в январе 1936 г. партия Сэйю̄кай собралась поставить вопрос о доверии правительству, последнее приняло решение распустить парламент. Новые выборы были назначены на 20 февраля 1936 г.

Чтобы обеспечить спокойное проведение выборов, еще в середине 1935 г. правительство выдвинуло лозунг «очищения политических кругов», т. е. проведения кампании против различного рода радикальных и преступных элементов, чтобы, помимо прочего, поставить под контроль правые организации. Особенность этой акции состояла в том, что она проводилась не просто как полицейская операция, но как общегосударственный курс. В частности, во всех префектурах были созданы комитеты по укреплению порядка, возглавленные, как правило, губернаторами.

Предвыборная кампания не была острой, поскольку и Минсэйто̄, и Сэйю̄кай понимали невозможность формирования «партийного» кабинета. В целом, выборы 1936 г. также прошли вяло. Сэйю̄кай, имевшая ранее большинство в парламенте, получила лишь 175 мест, а Минсэйто̄ — 205 мест. Результаты выборов для других партий оказались следующими: союз Сё̄вакай (отколовшаяся часть Сэйю̄кай) — 20 мест, Социалистическая массовая партия — 18, Народный союз — 15, Лига защиты государства — 3, другие — 32 места. Таким образом, большинство в парламенте перешло к партии Минсэйто̄.

К середине 1935 г. борьба между «умеренными» и опиравшимися на фашистские группировки радикальными силами в руководстве армии достигла своей кульминации. Суд над подполковником Айдзава стал прологом нового, самого крупного выступления — путча 26 февраля 1936 г., превратившегося в завершающий акт фашистского движения в Японии.

Идеологом путча, как и всего фашистского движения, был Кита Икки. Правда, до сих пор не найдены документы, которые свидетельствовали бы о его непосредственном участии в мятеже. Тем не менее, именно его программная работа «План реконструкции Японии» стала настольной книгой для мятежных офицеров. Об этом свидетельствовали высказывания одного из организаторов мятежа, бывшего интенданта I ранга Исобэ Асаити, изгнанного годом ранее из армии за создание подпольной организации в военном училище. По его мнению, основной задачей реставрации Мэйдзи 1868 г. было превращение Японии в конституционное государство, в котором император выступал бы «в качестве политического центра». Вместо этого в Японии установилась «диктатура гэнро̄, дворян, военной верхушки, политических партий и дзайбацу». Поэтому, как считал Исобэ, долгом каждого патриота было провести новую «реставрацию Сё̄ва» и освободить императора от влияния этих «привилегированных классов».

Исобэ и его соратники планировали, организовав путч, при помощи военного министра Кавасима склонить императора к назначению на пост премьер-министра генерала Мадзаки, разделявшего, как не без основания считали мятежники, их взгляды. Это должно было стать переходной ступенью к установлению непосредственной власти мятежных офицеров.

Рано утром 26 февраля 1936 г. около 1400 солдат 1-го и 3-го полков 1-й дивизии и 3-й полк гвардейской дивизии, поднятые по тревоге, напали на резиденции премьер-министра, министров финансов, внутренних дел, двора и генерал-инспектора военного обучения. Мятежниками были убиты хранитель императорской печати Сайто̄ Макото, министр финансов Такахаси Корэкиё, генерал-инспектор военного обучения Ватанабэ Дзётаро̄, был тяжело ранен главный камергер двора Судзуки Иситаро̄. Премьер-министр Окада, предупрежденный о нападении начальником своей канцелярии полковником Кобаяси Мацуо, сумел спрятаться и избежал смерти.

Мятежники захватили полицейское управление, редакцию газеты «Асахи» и пытались проникнуть в военное министерство и генеральный штаб. К концу дня под контролем путчистов оказались центральные кварталы Токио, включая резиденцию премьера и здание парламента.

Интересно, что одним из главных противников «реставрации Сё̄ва» был сам император Сё̄ва (Хирохито). Утром 26 февраля, получив сообщение об офицерском бунте, император сказал своему старшему адъютанту:

После чего он отдал распоряжение военному министру Кавасима «подавить путч немедленно».

В течение всего 26 февраля, несмотря на распоряжение императора, против мятежников не было предпринято никаких действий. Укрепившись в центральной части Токио, путчисты послали петицию на имя Кавасима, требуя «немедленно распустить парламент, назначить премьером генерала Мадзаки и сформировать новое правительство». Позже их требования смягчились и свелись к назначению Мадзаки командующим Квантунской армией.

27 февраля император вызвал командующего императорской гвардией генерала Хондзё̄ Сигэру и в резкой форме заявил ему, что, если не будут начаты активные действия против путчистов, он примет на себя командование императорской гвардией и подавит их. В это время высшее армейское руководство продолжало вести переговоры с восставшими (в частности, через того же генерала Мадзаки Дзиндзабуро̄), всячески увещевая их и стараясь склонить к прекращению мятежа.

Поскольку объектами покушений были адмиралы Сайто̄, Судзуки и Окада, для подавления мятежа ставка была сделана на флот. В Токийский залив вошла 1-я эскадра военно-морских сил, и в столицу были доставлены наземные части ВМС из Сибаура.

К утру 29 февраля были перекрыты все дороги, ведущие в Токио, а населению центральных районов было предложено эвакуироваться. После обращения военного министра к мятежникам по радио солдаты и унтер-офицеры стали постепенно возвращаться в свои казармы, а сами мятежные офицеры — приходить в резиденцию военного министра, где их разоружали и арестовывали.

Перед судом военного трибунала предстали 17 офицеров, включая Исобэ, а также двое гражданских, одним из которых был Кита Икки. Все были приговорены к смерти и повешены на площади Ёёги в Токио; 15 человек— 12 июля, а остальные — 19 августа 1936 г. Был казнен и убивший генерала Нагата подполковник Айдзава. Верный своим взглядам Кита единственный из всех отказался крикнуть перед казнью «банзай» императору. 7 членов высшего военного совета вынуждены были уйти в отставку, в их числе Араки, Мадзаки, Хаяси и Абэ, которые совсем покинули воинскую службу.

Разгром февральского путча 1936 г. фактически стал концом фашистского движения в Японии. Консервативная политическая система отвергла ультрапатриотическую инициативу снизу и сумела подавить потенциал социального недовольства, накопившийся в вооруженных силах страны. Важную роль в этом сыграла стабилизирующая роль монархии, а также позиция самого императора, который не сделал никаких шагов навстречу национал-радикалам, хотя последние постоянно апеллировали к нему.

Вместе с тем, нельзя сказать, что дело фашистских заговорщиков оказалось полностью проиграно. Японские правящие круги восприняли многие из их идей и позднее претворили их в жизнь. Это касалось как планов внешней экспансии, так и перестройки японского общества в тоталитарном духе. Можно сказать, что в последующие годы руками бюрократии были отчасти воплощены мечты бунтаря Кита Икки о «государственном социализме».

Японская экономика в первой половине 30-х годов

В целом японская экономика (прежде всего промышленность) пережила «великую депрессию» легче, чем другие капиталистические страны, и вышла из нее быстрее, чем они. Уже с 1932 г. в Японии вновь начался промышленный подъем, движущими силами которого стали быстрое расширение экспорта и рост военных расходов.

Толчком к нарастанию объемов экспорта стала девальвация иены: с ноября 1931 г. по ноябрь 1932 г. она подешевела в 2,4 раза (с 0,494 долл. до 0,207 долл. за 1 иену); затем после девальвации доллара в 1933 г. она поднялась до уровня 0,30 долл. за 1 иену и оставалась на этой отметке до конца 30-х годов.

За 6 лет (1931–1937) объем японского экспорта вырос в 2,8 раза. В его структуре по-прежнему лидировала текстильная продукция, хотя ее доля снизилась до 53 % (в конце 20-х годов на нее приходилось 2/3 стоимости экспорта). В этот период Япония значительно увеличила объемы вывоза металлов и металлоизделий, машин и инструментов, а также многих видов продукции легкой промышленности (игрушки, посуда, бижутерия, электролампы, рыбные консервы и т. д.). Японский экспорт стал носить более диверсифицированный характер, а доля готовых изделий к 1937 г. поднялась в нем почти до 60 %. Но международная конкурентоспособность японских промышленных товаров (прежде всего, машин и оборудования) была все еще относительно низка, и ее позиции в мировом экспорте оставались весьма скромными (около 4 % в 1937 г.). При этом в США (доля которых в японском экспорте сократилась до 22 %) направлялись шелк-сырец, рыбные консервы, чай и посуда; машины, оборудование и прочая продукция тяжелой промышленности шли в основном в Маньчжурию и Корею, а всевозможные потребительские товары — в континентальную Азию и страны Южных морей.

В не меньшей степени, чем бурный рост экспорта, промышленное развитие стимулировало расширение государственных военных расходов, предпринятое новым правительством, сменившим правительство Минсэйто̄. За 1930/1931-1936/1937 фин. годы государственные расходы возросли с 1558 млн. до 2282 млн. иен, или почти на 50 %, а доля расходов на армию и флот увеличилась в них соответственно с 31 % до 47 %. Для их покрытия был значительно расширен выпуск государственных займов, и за этот период объем внутреннего долга почти удвоился и достиг 8520 млн. иен. В то же время, чтобы не сдерживать деловую активность, правительство решило не увеличивать налогообложение физических и юридических лиц, и дело обошлось лишь введением умеренного налога на сверхприбыли предприятий.

В результате проведения «политики контролируемой инфляции», разработанной министром финансов Такахаси Корэкиё, экономическое положение в стране стало улучшаться. Рост капиталов акционерных компаний в 1934 г. по сравнению с предыдущим годом составил огромную для Японии цифру в 1 млрд. иен, т. е. превысил докризисный уровень в два с лишним раза, а такой показатель, как стоимость произведенной промышленной продукции, превысил докризисный уровень уже в 1933 г.:

Вплоть до конца 20-х годов, несмотря на значительный прогресс, общие направления развития японской промышленности оставались в целом теми же, что и в начале индустриализации — производство и экспорт специализировались главным образом на текстиле. Однако в 30-е годы после выхода экономики из депрессии в этой области произошли знаменательные перемены. При общем росте числа фабричных рабочих с 1825 тыс. чел. в 1929 г до 2937 тыс. чел. в 1937 г. (на 60 %), доля занятых в текстильных производствах сократилось с 50,4 до 35,2 %, а доля занятых в машиностроении, напротив, возросла с 13,8 до 20,5 %, в металлургии — с 6,2 до 10,6 %, в химической промышленности — с 6,4 до 11 %.

Наиболее быстрыми темпами развивались в 30-е годы отрасли тяжелой промышленности, важные не только с точки зрения удовлетворения нужд гражданских отраслей, но и для форсирования военных приготовлений. Так, если общий рост промышленного производства за 1931–1936 гг. составил 63 %, то производство потребительских товаров возросло на 33 %, а товаров производственного назначения — на 83 %.

Быстро нарастали объемы выпуска чугуна и стали. Производство чугуна за 1929–1936 гг. почти удвоилось, а выпуск стали возрос более, чем в 2 раза при значительном расширении номенклатуры выпускаемых изделий. Средняя мощность доменных печей за этот период удвоилась, значительно повысились мощность и эффективность сталеплавильных печей, а расход топлива на производство 1 т стали сократился почти на 40 %. В эти же годы был освоен выпуск ряда специальных сталей, и в 1936 г. их экспорт даже превысил импорт.

В машиностроении наблюдалась та же картина: значительный рост масштабов производства, улучшение качества продукции при существенном расширении ее ассортимента. В результате к 1937 г. Япония была уже в состоянии собственными силами удовлетворять большую часть потребностей отечественной промышленности в машинах и оборудовании. Решающую роль в этом сыграло повышение качества сталей, выпускавшихся японскими металлургическими комбинатами.

Особо следует отметить прогресс, достигнутый в судостроении. Тоннаж спущенных на воду судов увеличился с 54 тыс. т в 1932 г. до 446 тыс. т в 1937 г. В результате к середине 1937 г. общий тоннаж торгового флота Японии достиг 4500 тыс. т, и по этому показателю она вышла на 3-е место в мире.

Быстрыми темпами набирала силу химическая промышленность, особенно производство взрывчатых веществ, красителей, химических удобрений. Численность занятых в ней за период 1929–1937 гг. увеличилась в 2,7 раза, и к 1937 г. она стала крупнейшей отраслью японской промышленности. В 1937 г. на химические производства приходилось уже 25 % стоимости фабричной промышленной продукции (на машиностроение — 22,6 %, металлургию—13 %, текстильные производства—14,3 %).

Несмотря на относительное снижение значения текстильной промышленности существенный прогресс был достигнут и здесь. Во многих подотраслях заметно выросла производительность труда, наблюдался массовый переход от производства дешевой продукции к выпуску более дорогих и качественных тканей. Исключение составляло лишь производство шелка-сырца; в 1929–1936 гг. число занятых здесь сократилось на 200 тыс. чел. (более, чем на 60 %), а стоимость продукции упала более, чем в 2 раза (при том, что физический объем производства сократился незначительно).

В 30-е годы во всех текстильных производствах были внедрены различные технико-организационные новшества. В хлопкопрядении, например, в результате внедрения автоматических станков выработка на одного занятого возросла на 33 %, а в ткацких производствах за счет различных усовершенствований выработка на одного занятого увеличилась на 36 %. Всего за 1930–1936 гг. производство текстиля возросло на 25 %, в том числе производство синтетических волокон — в 7,4 раза.

Иными словами, 30-е годы стали для Японии периодом значительного наращивания промышленного потенциала. Рост масштабов производства и расширение номенклатуры продукции сопровождались укрупнением заводов и интенсивным обновлением технической базы производства. Западные специалисты, посещавшие Японию в те годы, с удивлением отмечали также значительное повышение квалификации японских рабочих и инженерно-технического персонала.

Хотя к началу 30-х годов государство оставалось крупнейшим собственником, в его руках находились главным образом объекты инфраструктуры. Так, в 1930 г. на его долю приходилось 98,2 % телеграфно-телефонных услуг, 81,9 % объема железнодорожных перевозок; ему принадлежало 72,5 % мощностей портового хозяйства, 95 % — авиатранспорта, 50,9 % — парка судов, 48,2 % — автомобильного парка. Промышленность же за исключением нескольких крупных предприятий находилась в руках частного капитала, и, ее регулирование осуществлялось в основном косвенными методами (через кредитование, субсидирование, льготное налогообложение).

Однако с начала 30-х годов началось ужесточение государственного контроля в промышленности и энергетике. Так, в 1931 г. на основании специального закона было проведено принудительное объединение всех частных электроэнергетических предприятий в 5 региональных концернов. Упорядочив таким образом организационную структуру и ликвидировав конкуренцию, государство затем установило прямой контроль над тарифами и ввело строгое квотирование поставок электроэнергии.

В том же году был принят закон о контроле над основными отраслями промышленности, легализовавший и фактически поощривший создание картелей в отраслях, имевших военно-стратегическое значение. При этом правительство ставило перед картелями общие задачи по достижению определенных объемов выпуска продукции, а непосредственное регулирование производства, продаж и цен оставалось в ведении самих картелей. В 1936 г. этот закон был пересмотрен в сторону расширения прав министерств вмешиваться в дела картелей и проводить принудительное картелирование предприятий.

Дальше всего дело зашло в металлургии. Ввиду особой стратегической важности этой отрасли в январе 1934 г. на основании специального закона было произведено слияние государственного комбината «Явата сэйтэцу» и шести частных металлургических компаний. Образованная в результате компания «Нихон сэйтэцу» сразу же заняла монопольные позиции в отрасли: в 1934 г. на ее долю пришлось 96 % производства чугуна и 52 % выплавки стали. Доля государства в ее капитале составляла более 80 %, благодаря чему акции этих компаний стали котироваться значительно выше их номинальной стоимости.

Аналогичные тенденции имели место и в других отраслях экономики. Так, правительством была создана компания по добыче жидкого топлива «Тэйкокунэнрё̄», проведена реорганизация Банка Японии, сделаны правительственные вклады в Промышленный банк и др.

Начавшийся с 1932 г. экономический подъем затронул только промышленность Японии, в сельском хозяйстве в то время продолжалась депрессия. Цены на рис лишь к 1935 г. вернулись на уровень 1929 г., что же касается цен на шелк-сырец, то в 1935 г. они были вдвое ниже, чем в 1929 г. В 1935 г. правительство даже было вынуждено принять специальную программу сокращения числа хозяйств, занятых выращиванием коконов. Оно также контролировало через выдачу лицензий создание новых частных шелкопрядильных фабрик, но оказывало при этом поддержку крестьянам в организации кооперативных шелкомотальных мастерских, чтобы ослабить зависимость крестьян от скупщиков коконов.

Депрессия в сельском хозяйстве выталкивала избыточную рабочую силу в города, что в целом отрицательно сказывалось на общих условиях найма. Так, несмотря на экономический подъем, средняя реальная заработная плата в 1936 г. находилась на уровне 1929 г, а в текстильной промышленности, куда нахлынули тысячи крестьянских девушек, лишившихся работы в деревне, она составляла лишь 70 % от уровня 1929 г. Стабилизация реальной заработной платы на низком уровне стала еще одним мощным фактором промышленного подъема 1932–1936 гг. так как позволила компаниям сэкономить огромные деньги на издержках на труд и получить дополнительные средства для расширения капиталовложений.

Для ликвидации аграрного кризиса на заседании палаты представителей 13 июня 1932 г. по предложению правительства Сайто было принято решение об оказании материальной помощи деревне. Эти «чрезвычайные ассигнования» были выделены под лозунгом «спасения деревни — основного резерва армии». Однако в бюджетах последующих 1933 и 1934 гг. в результате роста военных расходов «чрезвычайные ассигнования» были сокращены, а в бюджете 1936 г. для них вовсе не нашлось места.

Важные изменения произошли 30-е годы и в Развитии японских колонии. Расширение военных приготовлений требовало значительного увеличения мощностей тяжелой промышленности, но поскольку ресурсные возможности самой Японии были ограничены, решено было использовать для этих целей колонии. Разумеется, имелось в виду не проведение комплексной индустриализации этих стран, а развитие на их территории лишь тех производств, которые дополняли бы и облегчали бы развитие тяжелой промышленности в метрополии.

Из отраслей тяжелой промышленности в колониях получили развитие главным образом металлургия и химия, а также электроэнергетика (необходимая для обеспечения энергоемких металлургических и химических производств). Кроме того, для перевода рабочей силы в самой Японии из легкой в тяжелую промышленность, в колониях был построен также ряд предприятий легкой промышленности (прежде всего текстильных), продукция которых отправлялась в Японию. И, разумеется, в плане реализации автаркической идеи «самообеспеченности в пределах империи» в них продолжалась разработка минеральных ресурсов, необходимых метрополии, а также производство продуктов питания для быстро растущего японского населения (так, в конце 30-х годов Тайвань обеспечивал более 90 % японского импорта сахара, а Корея — 98 % импорта риса).

В 30-е годы особое место среди японских колоний заняла Маньчжурия. Там создавались в основном предприятия, имевшие непосредственное отношение к военным приготовлениям (металлургические, химические, машиностроительные, горнодобывающие и т. д.). С самого начала развитие промышленности было поставлено под жесткий государственный контроль, и подавляющая часть созданных предприятий принадлежала либо государственным, либо полугосударственным компаниям. Маньчжурия быстро превратилась в экономический придаток Японии: если в начале 30-х годов на Японию приходилось лишь 39 % ее экспорта и 41 % импорта, то в конце 30-х годов — соответственно 65 % и 85 %.

Темпы развития японских колоний в 30-е годы были весьма впечатляющи, особенно в промышленности. В Корее среднегодовые темпы роста промышленного производства составили 10,3 % (в химических производствах — 17,4 %, в машиностроении — 10,5 %), на Тайване — 6 % (в металлургии— 10 %), в Маньчжурии — около 5 % (в металлургии — 22 %, в текстильных производствах—7 %).

Итак, с начала 30-х годов промышленный потенциал Японии, дополняемый возможностями ее колоний, быстро нарастал, и параллельно ему усиливался натиск японских товаров на мировые рынки. Однако внешнеторговая экспансия не отвечала утвердившимся представлениям об экономической самодостаточности, автаркии как о залоге национальной безопасности. Эти представления были не беспочвенными: на рубеже 20-х—30-х годов под влиянием мирового экономического кризиса широкое распространение получили протекционистские меры, разрушавшие свободу мировой торговли. Поэтому в Японии постепенно набирали силу группы, которые подталкивали ее на путь территориальных захватов с целью создания обширной самообеспеченной колониальной империи. Многочисленные ограничения, которые различные страны воздвигали на пути японских товаров, они использовали для обоснования такой политики.

Между тем, к началу 1936 г. все признаки экономического подъема были налицо, и тогдашний министр финансов Такахаси Корэкиё пришел к выводу, что для избежания «перегрева» конъюнктуры необходимо изменить финансовую политику и, прежде всего, сократить государственные расходы. Однако такой поворот событий не устраивал набиравшие силу милитаристские круги, требовавшие еще большего увеличения военных расходов. После гибели Такахаси и смены правительства в результате февральского путча 1936 г. милитаристы получили то, чего добивались: в 1936–1937 гг. государственные расходы (прежде всего на армию и флот) были резко увеличены.

В июле 1937 г. началась война Японии с Китаем, и страна вступила в новый период — период военной экономики.

Подготовка «тотальной мобилизации»

Сразу же после подавления февральского путча 1936 г. правительство Окада подало в отставку, взяв на себя ответственность за происшедшие события. Новое правительство было поручено сформировать бывшему министру иностранных дел Хирота Ко̄ки.

Довольно либеральная программа деятельности правительства равно как и список кандидатов на посты министров, предложенные Хирота, были подвергнуты резкой критике со стороны военных. Кандидат в военные министры Тэраути Хисаити (его отец занимал этот пост во время русско-японской войны 1904–1905 гг., а затем, в годы первой мировой войны, был премьер-министром) довел до сведения премьера, что если он собирается сотрудничать с армией, то должен полностью изменить как состав кабинета, так и свою внешне- и внутриполитическую программу.

В результате тяжелых 4-дневных переговоров военные добились удовлетворения всех своих требований. Состав кабинета был объявлен 9 марта 1936 г. Из первоначально намеченных кандидатов министром не стал никто. Лишь после настоятельных увещеваний Хирота, твердившего, что не следует бросать вызов парламенту, 4 портфеля в кабинете были предоставлены политическим партиям: 2 — Сэйю̄кай и 2 — Минсэйто̄. Остальные 10 портфелей были распределены согласно пожеланиям армии.

Программа нового кабинета «Основные принципы национальной политики» включала в себя следующие положения:

Таким образом, наряду с продолжением агрессивного внешнеполитического курса, правительством ставилась задача свертывания существовавших элементов демократии и создания в стране «унифицированного общества».

Выступая перед парламентариями, генерал Тэраути изложил свои планы создания «тотального государства» как предпосылки для «тотальной мобилизации японского народа». Эти термины на практике подразумевали полное исключение политических партий и прочих «чуждых японскому народу элементов» — парламента, избирательной системы и т. д. — из сферы принятия государственных решений. По настоянию военных был также восстановлен существовавший до 1913 г. порядок назначения на посты военного и военно-морского министров только офицеров действительной службы в чине не ниже генерал-лейтенанта и вице-адмирала.

Планы создания «тотального государства» сопровождались уточнением ориентиров японской внешней политики. Отношение японских военных к Германии традиционно было очень теплым. Как писали газеты того времени, «японские сухопутные силы обязаны Германии в военном отношении слишком многим, чтобы не считать должным выражать это». В немецком опыте японский генералитет привлекал «успех социальных и национальных реформ» Гитлера, у которого они хотели бы перенять «важные принципы национального обновления сегодняшней Германии». Поэтому сразу же после формирования кабинета было принято решение начать переговоры с Германией.

Со стороны Германии эти переговоры вел фон Риббентроп, в то время посол в Великобритании, который был вызван для этого в Берлин. Результатом переговоров стал «антикоминтерновский пакт», заключенный 25 ноября 1936 г. сроком на 5 лет. Его содержание сводилось к двум основным пунктам: (1) стороны обязались информировать друг друга о деятельности Коммунистического Интернационала и вести против него борьбу, а также (2) принимать необходимые меры против тех, кто прямо или косвенно действует в пользу Коминтерна. Таким образом, этот документ давал сторонам возможность, широко толкуя п. 2, оправдывать свои агрессивные действия в отношении любой страны. 6 ноября 1937 г. к этому пакту присоединилась и Италия.

Несмотря на свои внутри- и внешнеполитические амбиции, правительство Хирота оказалось недолговечным, став жертвой экономических проблем. При обсуждении в парламенте плана бюджета на 1937/1938 фин. г. главным объектом критики стал рост государственного долга, который из-за увеличения военных расходов перешагнул уже отметку в 10 млрд. иен. Кроме того, финансовая политика правительства Хирота сопровождалась повышением налогов, обостряя тем самым и без того непростое социальное положение в стране.

Политический кризис разразился на заседании сессии парламента в январе 1937 г. Выкрики депутатов, порой оскорбительные, во время выступления премьер-министра Хирота переросли в резкую критику вмешательства армии в политическую жизнь страны. Возражения военного министра Тэраути были встречены открытой обструкцией. Требование Тэраути срочно распустить парламент не было удовлетворено, и 22 января 1937 г. он подал в отставку. На следующий день кабинет Хирота также вышел в отставку в полном составе.

Формирование нового правительства было поручено генералу Хаяси Сэндзю̄ро̄. Пресса характеризовала его как довольно аполитичного профессионального офицера, сторонника компромиссов. В январе 1934 г. он был назначен военным министром вместо слишком радикального генерала Араки в расчете на то, что он сможет сдержать принимавшую опасные размеры радикализацию армии. В сформированном Хаяси 2 февраля 1937 года «надпартийном» кабинете пост военного министра занял генерал Сугияма Хадзимэ (Гэн), военно-морского министра — адмирал Ёнаи Мицумаса.

Через неделю премьер-министр Хаяси опубликовал декларацию, в которой призывал «стать на путь обновления». Лозунг «обновления» возник еще после «инцидента 15 мая 1932 г.», но в то время не нашел достаточной поддержки. Так же, как и лозунг «тотального государства», он предполагал ликвидацию всех демократических институтов и переход к «государству военного времени», в котором не было места плюрализму и политическим партиям. Теперь же сторонники «обновления» выдвинули идею создания «единой политической партии» по германскому или итальянскому образцу.

31 марта 1937 г. правительство заявило, что не удовлетворено позицией политических партий, и поэтому распускает парламент и приступает к созданию «единой политической партии». Как заявил премьер Хаяси, новая политическая система, к которой придет Япония в результате «обновления», будет «парламентаризмом, очищенным от западного влияния и больше отвечающим японскому духу». Хаяси предложил возглавить будущую партию председателю верхней палаты Коноэ Фумимаро, но Коноэ отклонил это предложение, посчитав, что для такого шага условия еще не созрели.

Новые выборы в парламент состоялись 30 апреля 1937 г. Противники правительства завоевали на них 85 % мест. Однако Хаяси заявил, что это окажет влияния на состав его кабинета, а его возможная отставка будет зависеть от «более серьезных факторов», нежели поражение на выборах.

Слова Хаяси были не лишены основания. Заявление премьера достаточно ярко характеризовало японскую «полупарламентскую» политическую систему того времени, в рамках которой отсутствовал институт конституционной ответственности правительства перед избранным парламентом. Все же, 31 мая 1937 г., спустя лишь 4 месяца после своего формирования, кабинет Хаяси ушел в отставку.

По рекомендации гэнро̄ Сайондзи император поручил сформировать новый кабинет председателю верхней палаты парламента принцу Коноэ Фумимаро, представителю древнего рода Фудзивара.

После крайне непопулярной фигуры Хаяси появление на посту премьера Коноэ было положительно воспринято в политических кругах. Если раньше назначение военного и военно-морского министров редко обходилось без долгих дискуссий между премьером и военными, то на этот раз и армия, и флот безо всяких условий первыми представили премьеру своих кандидатов.

Состав нового кабинета был утвержден императором 4 июня 1937 г. Министром иностранных дел был назначен Хирота Ко̄ки, занимавший этот пост в кабинете Окада вплоть до февральских событий 1936 г. и ставший премьером после февраля 1936 г. Это назначение было встречено неоднозначно, поскольку с именем Хирота и с его политикой в отношении Китая многие связывали возникновение тех внешне- и внутриполитические трудностей, решение которых был призван найти кабинет Коноэ.

При вступлении на пост премьера Коноэ заявил, что основой его руководства будет «сплочение всех политических сил страны». В своей правительственной программе он обещал проведение социальных и политических реформ, в области внешней политики — сохранение мира и смягчение международной изоляции Японии путем налаживания дружественных отношений с Китаем и сближения с Великобританией. Однако армия и на этот раз внесла свои коррективы в планы правительства. 7 июля 1937 г., всего через месяц после сформирования кабинета Коноэ, японские войска начали активные действия в Северном Китае.

Развязывание японо-китайской войны

Оккупация Маньчжурии и создание на ее территории марионеточного государства Маньчжоуго стали важными шагами в укреплении стратегических позиций Японии на азиатском материке. Перемирие в Тангу, заключенное в мае 1933 г., наряду с соглашениями лета 1935 г., позволили японской армии контролировать положение в северных провинциях Китая. Этот район, который японцы называли «независимым государством Восточный Хэбэй», являлся перевалочным пунктом ввоза японских товаров в Китай, минуя китайские таможни.

Тем не менее, японские военные все еще не были удовлетворены ситуацией с точки зрения стоявших перед ними стратегических задач. По мнению генерала То̄дзё̄ Хидэки, в то время начальника штаба Квантунской армии, «если рассматривать теперешнюю обстановку в Китае с точки зрения подготовки войны с Советским Союзом, то наиболее целесообразной политикой является нанесение прежде всего удара… по нанкинскому правительству, что устранило бы угрозу нашему тылу».

Военные действия начались с «инцидента у Люкоуцзяо» (называемым еще «инцидентом на мосту Марко Поло»). Японские войска, проводя маневры, 7 июля 1937 г. обстреляли китайский гарнизон в этом районе. Китайцы также ответили огнем. Началось сражение, которое продолжалось до 9 июля, после чего было заключено перемирие. Однако этим конфликт не был исчерпан.

10 июля японский генеральный штаб принял решение перебросить две бригады из Маньчжурии и одну дивизию из Кореи в Северный Китай. Поставленный перед фактом происшедшего инцидента премьер Коноэ 11 июля утвердил это решение генштаба. В результате, в районе Пекина и Тяньцзиня были сосредоточены 20 тыс. военнослужащих и большое количество военной техники.

14 июля японские войска возобновили боевые действия и 26 июля предъявили ультиматум с требованием, чтобы в течение 48 часов все китайские войска были выведены из Пекина. Китайские власти отклонили это требование, и на следующий день — 27 июля 1937 г. — началась, по сути дела, полномасштабная война, которая не прекращалась 8 лет, вплоть до конца второй мировой войны.

7 июля 1937 г. стало датой начала японо-китайской войны, которая традиционно называется в японской историографии «китайским инцидентом». Это отражает первоначальное представление японских генералов о предполагаемом характере военных действий в Китае. Японская военщина готовилась к «большой войне» с Советским Союзом. Раздираемый гражданской войной Китай не считался серьезным противником, а потому и «настоящая» война с Китаем не принималась в расчет в военных планах. Действия против него рассматривались как вспомогательная операция. Например, высадка японского десанта в Шанхае в 1937 г., которая тоже поначалу носила название «второго шанхайского инцидента», не предполагала проведение потрясших человечество акций, вроде «нанкинской резни», а имела целью лишь поддержать престиж японского флота.

Неожиданно упорное сопротивление гоминьдановского правительства заставило японское командование усиливать военную группировку и расширять боевые действия. Постоянное ожидание того, что, война в Китае вот-вот завершится победой, — стоит лишь немного напрячь силы, — постепенно изматывало японскую экономику. Когда японским военным стало ясно, что «китайский инцидент» на севере и «шанхайский инцидент» на юге превратились в одну большую затяжную войну, было уже слишком поздно. Война имеет свою логику развития, и ее почти невозможно остановить на полдороге.

Японо-китайская война неожиданно поставила под сомнение всю предыдущую стратегию Японии на азиатском материке. Оккупация Маньчжурии, создание государства Маньчжоуго, находившегося под полным контролем японцев, с военно-стратегической точки зрения были шагами, главный смысл которых заключался в создании плацдарма на рубежах СССР. Крупномасштабная война в Китае превратила прекрасную в военном отношении стратегическую позицию, повернутую фронтом к советскому Дальнему Востоку, в опасный тыл, поставив под вопрос все те политические и экономические права и преимущества, которые Япония с трудом завоевала себе ценой конфронтации с ведущими мировыми державами и выхода из Лиги Наций.

Новая агрессия Японии привела к неблагоприятным для нее изменениям во внутри- и внешнеполитическом положении Китая. Уже в августе 1937 г. гоминьдановское правительство согласилось на предложение китайских коммунистов о создании единого национального фронта борьбы против японских агрессоров, а 21 августа 1937 г. был подписан договор о ненападении между СССР и Китайской республикой.

Военные действия в Китае принимали все более широкие масштабы. Оккупировав Пекин, японские войска начали мощное наступление по трем направлениям: вдоль Пекин-Тяньцзиньской железной дороги на Шаньдун, на юг по направлению к Ханькоу, а также в северо-западном направлении на Суйюань. К августу 1937 г. военные действия были перенесены в район Шанхая. Почти 3 месяца ожесточенных сражений понадобилось японской армии численностью около 100 тыс. чел., чтобы занять этот город. В ноябре японские войска вошли в Шанхай, а в декабре — и в столицу Китая Нанкин. Занятие его сопровождалось страшными погромами и насилием над мирным населением, продолжавшимися около шести недель. «Нанкинская резня» вошла в историю в ряду наиболее страшных военных преступлений.

Вот как описывались события в Нанкине в приговоре Международного военного трибунала для Дальнего Востока:

В 1937 г. мир, который еще не знал ни о фашистских концлагерях, ни о зверствах немцев на оккупированных территориях, был потрясен чудовищными преступлениями японцев. На Токийском трибунале фигурировал любопытный документ, в котором немецкий дипломат ставил в известность правительство Германии о «зверствах и преступных акциях, совершенных не отдельными лицами, а целой армией, а именно японской», которая была названа в этом докладе «дьявольской машиной».

К концу сентября в Китае воевала японская армия численностью в 350 тыс. чел. Китайское правительство обратилось за помощью в Лигу Наций, которая передала китайский запрос на рассмотрение специальной конференции держав, подписавших Вашингтонский договор 1922 г. Эта конференция открылась 3 ноября 1937 г. в Брюсселе. В ней приняли участие также все государства, заинтересованные в положении дел на Дальнем Востоке, в том числе и Советский Союз. Несмотря на двукратное приглашение, Япония отказалась от участия в конференции под предлогом, что она действует в Китае в порядка «самозащиты» и потому не нарушает «договор 9-ти держав».

Государственный департамент США признал Японию нарушителем Вашингтонского договора. Однако ни США, ни Великобритания, ни Советский Союз не пошли на применение каких-либо решительных мер к японскому агрессору, и конференция завершилась лишь признанием факта нарушения Японией «договора 9-ти держав». В заключительной резолюции выражалось только пожелание, чтобы Япония пересмотрела свою позицию в отношении Китая и нашла способ мирно уладить конфликт.

26 мая 1938 г. Коноэ объявил о реорганизации своего правительства. В новом кабинете два наиболее важных поста — военного министра и его заместителя — были отданы представителям Квантунской армии: генералам Итагаки Сэйсиро и То̄дзё̄ Хидэки. На пост министра иностранных дел был назначен Угаки Кадзусигэ — бывший генерал, министром просвещения стал Араки Садао — также бывший генерал, ушедший из армии после февральского путча 1936 г., министром финансов — Икэда Сэйхин, к и один из руководителей концерна «Мицуи», на даусигэ посту министра внутренних дел остался адмирал Суэцугу.

Таким образом, представитель аристократии, близкий к придворным кругам, придал своему кабинету ярко выраженный военный характер. Можно сказать, что военные круги добились практически безраздельного господства в политической жизни Японии.

Напряженность в отношениях между СССР и Японией, особенно возросшая после заключения советско-китайского договора о ненападении в августе 1937 г., не спадала. Стычки на советско-маньчжурской границе, отказ Японии от своих обязанностей финансового гаранта при решении вопроса об уплате последнего взноса за КВЖД (практически это вылилось в отказ японских властей от его выплаты) — все эти шаги привели в конце концов к прямому военному столкновению.

15 июля 1938 г. японский поверенный в делах в Москве посетил народный комиссариат иностранных дел и потребовал, чтобы советские войска были отведены с западного берега оз. Хасан с тем, чтобы расположенная на этом берегу часть территории с расположенной на ней сопкой Заозерной отошла к Маньчжурии. Советское правительство предоставило в ответ официальную договорную карту, на которой эта территория была ясно обозначена как советская.

Японский демарш преследовал цель утвердиться на доминирующих высотах на границе. В докладе, представленном штабом Квантунской армии в генеральный штаб, утверждалось:

Против позиции Квантунской армии, которую разделял военный министр Итагаки, возражали министр военно-морского флота и министр иностранных дел. О разногласиях было доложено императору, который согласился с доводами последних. В результате было решено воздержаться от военных действий и обойтись мирными переговорами.

Однако, вопреки приказу командующего японскими войсками в Корее Коисо Куниаки, командир 19-й дивизии генерал-лейтенант Суэтака Камэдзо̄ 28 июля самовольно начал боевые действия. 30 июля японцы стали наступать также в направлении сопки Заозерной. На помощь советским пограничникам пришли части 1-й (Приморской) армии. Отброшенные на территорию Маньчжурии японские войска в начале августа попросили о прекращении военных действий. Согласно достигнутой договоренности, японские войска были отведены на южный берег р. Туманной (Туманган).

Осенью 1937 г японское правительство обратилось к германскому послу в Китае Траутману с просьбой о посредничестве в переговорах с Гоминьданом. 3 декабря японской стороне был передан ответ Чан Кайши, в котором сообщалось, что китайское правительство согласно на переговоры.

На состоявшемся в Токио расширенном совещании кабинета министров были выработаны следующие требования к Китаю:

27 декабря 1937 г. эти условия были переданы правительству Китая. Кроме того, 11 января 1938 г. на расширенном совещании с участием императора было решено, что, если Китай примет эти условия, Япония согласится вести переговоры в соответствии с ними; в противном случае Япония приложит усилия к созданию другого правительства, с которым и будет сотрудничать.

В гоминьдановском правительстве не было единства по поводу японских условий. За их принятие выступал, в частности, председатель центрального политсовета гоминьдана Ван Цзинвэй. Тем не менее, после горячих дискуссий было решено не соглашаться на японские условия. Получив отрицательный ответ китайской стороны, Япония приняла решение прекратить всякие отношения с гоминьдановским правительством, о чем 16 января 1938 г. объявил премьер-министр Коноэ в специальной декларации.

Еще в декабре 1937 г. в Северном Китае японцы стали создавать «временное правительство Китая», подобное марионеточным правительствам императора Пу И в Маньчжурии и принца Дэвана во Внутренней Монголии. Однако если на севере Китая сделать это было относительно легко, то на юге, особенно после «нанкинской резни», дело обстояло намного сложнее.

Для решения этой задачи 16 декабря 1938 г. при японском правительстве был создан Совет по китайским делам под председательством премьер-министра. В одном из документов этого правительственного органа давались следующие наставления:

Ставка была сделана на прояпонски настроенного Ван Цзинвэя. Начальник разведки Квантунской армии полковник Доихара Кэндзи связался с ним и от имени правительства Японии предложил ему возглавить «временное правительство». 18 декабря 1938 года Ван Цзинвэй бежал из Чунцина, где базировалось гоминьдановское правительство, в Ханой, а оттуда через Шанхай был доставлен японцами в Токио. Там он принял все японские условия, и, спустя год, 30 марта 1940 г., возглавил марионеточное «центральное правительство Китая» в оккупированном японцами Нанкине.

После падения Нанкина военные действия продолжались не столь успешно для японской армии. В апреле 1938 г. японские войска потерпели поражение под Тайэрчжуанем. В течение пяти месяцев велись боевые действия, чтобы овладеть стратегически важным пунктом Сюйчжоу, и только 20 мая японская армия смогла его взять. На оккупированной территории Китая широко разворачивалось партизанское движение.

К осени 1938 г. Японская армия перенесла военные действия на юг Китая, начав непосредственно угрожать интересам Великобритании и США. 22 октября 1938 г. японцы заняли один из крупнейших городов юга Китая Кантон (Гуанчжоу). Спустя несколько дней китайские войска были вынуждены оставить и Ханькоу. Таким образом, под контролем Японии оказалась большая часть промышленно развитых районов Китая, и была перерезана последняя железнодорожная линия, связывавшая гоминьдановское правительство с Гонконгом, через который в основном шло снабжение китайских войск.

В этой ситуации 3 ноября 1938 г. правительство Коноэ опубликовало официальное заявление, подписанное императором, о том, что на данном этапе задачей Японии является установление «нового порядка в Восточной Азии». По словам одного высокопоставленного дипломата, Япония отныне ставила перед собой «задачу распространить на весь Китай форму осуществления своего господства, найденную в процессе создания Маньчжоуго и успешно применяемую на практике». Это означало попытку установить японскую экономическую и политическую гегемонию во всем Китае и потребовать признания такого положения другими державами.

Здесь перед Японией вставал ряд проблем. В продолжение всей истории «освоения» империалистическими державами Китая основой урегулирования противоречий между ними было исключение возможности монопольного возвышения какой-либо одной из них. Стремление закрепить такое положение нашло выражение сначала в провозглашении принципа «открытых дверей», а затем было подтверждено в «договоре 9-ти держав» 1922 г. Провозглашением же «нового порядка» Япония противопоставляла себя всем остальным странам, имевшим интересы в Китае. В официальном японском разъяснении было прямо сказано, что всякое использование западными странами гарантированных в прошлом экономических прав в Китае будет ставиться в зависимость от признания ими военной и политической гегемонии Японии в этой стране.

Американская дипломатия уже 6 ноября 1938 г. отреагировала на этот шаг Японии довольно резкой нотой протеста. Ответная нота японского правительства от 18 ноября явилась по сути завуалированным отказом от «договора 9-ти держав». Японские политики сравнивали претензии на гегемонию Японии в Азии с американской «доктриной Монро» и обосновывали их «борьбой против коммунизма». Кроме того, «договор 9-ти держав» объявлялся отныне «несовместимым» с «независимостью нового Китая». В то же время, памятуя о том, что потребности военной экономики Японии в топливе и сырье более чем на половину удовлетворялись ввозом из районов мира, находившихся под контролем англичан и американцев, японская дипломатия постаралась быть мягкой в формулировках.

Совещание кабинета в присутствии императора 30 ноября наметило план проведения в жизнь «нового порядка в Восточной Азии», который включал, в частности, условия урегулирования отношений с «новым Китаем». Эти «условия», опубликованные 22 декабря 1938 г., включали в себя:

Американский государственный департамент в ноте от 31 декабря 1938 г. заявил, что американское правительство отвергает «новый порядок в Восточной Азии» и настаивает на сохранении всех прав США и американских граждан в Китае. Однако, делая ставку на уступчивость Великобритании и «понимание» со стороны США, японские политики надеялись, что никаких экономических санкций в отношении Японии эти страны не предпримут.

После начала войны в Китае в Японии была проведена мобилизация. Собравшийся в сентябре 1937 г. на чрезвычайное заседание парламент вынужден был откорректировать бюджет. Согласно запросу военных для проведения операций, связанных с «китайским инцидентом», на ближайшие 4 месяца была утверждена сумма в 2,04 млрд. иен (для сравнения — первый год Маньчжурской экспансии обошелся японской казне не более, чем в 200 млн. иен). Дальнейшие расходы предполагалось утвердить на следующей декабрьской сессии.

Даже первоначальный, еще невоенный, бюджет (2,8 млрд. иен) был обеспечен доходами лишь на 1/3 (остальную часть предполагалось покрыть за счет новых государственных займов); с учетом же возникших дополнительных расходов на ведение войны в Китае покрытие бюджета могли обеспечить только какие-то чрезвычайные меры. К тому же составлявший немалую часть экспортных поступлений вывоз японских товаров в Китай из-за военных действий, а также из-за бойкота китайскими торговцами японской продукции, практически упал до нуля.

Чтобы выйти из создавшегося положения, на сентябрьской чрезвычайной сессии парламента были приняты законы о контроле над военным хозяйством, над торговым судоходством, над производством и распределением искусственных удобрений, над поставками риса для вооруженных сил и над предоставлением лошадей для нужд армии, и, кроме того, законы о регулировании цен. Среди них важнейшее место занимал закон о контроле над военными финансами, по которому всякое изменение основного капитала отныне могло производиться только с позволения государственных органов. Этот закон, ликвидируя один из важнейших признаков рыночной экономики — свободу перемещения капитала, — стал важным шагом на пути к формированию системы государственного регулирования и переводу экономики на военные рельсы.

В 1938 г. японская экономика переживала значительные трудности. В связи с военными действиями в Китае японский экспорт в этом году сократился по сравнению с предыдущим на 20 %, но при этом важнейший для Японии вывоз приносящей валюту продукции — почти на 40 %. Вследствие этого Япония была вынуждена оплачивать импортные поставки стратегического сырья для военного производства за счет золотого запаса, который за прошедший год сократился почти на 30 %.

Что касается невоенной промышленности, то она вынуждена была сильно сократить свое производство. Поэтому прирост промышленной продукции Японии в 1938 г. составил лишь 3 %, в то время, как в предыдущие годы этот показатель достигал почти 10 %. Развитие шло, в основном, за счет тяжелой промышленности (металлургия, машиностроение, химия), работавшей большей частью на военное производство.

Трудности в экономике, неутешительные результаты военных действий в Китае привели к тому, что 3 января 1939 г. Коноэ, заявив, что для установления «нового порядка в Восточной Азии» нужны «люди с новым запасом энергии», ушел в отставку. Премьером был назначен Хиранума, бывший до этого председателем тайного совета. Большая часть министров кабинета Коноэ (в частности, министр иностранных дел Арита Хатиро̄, военный министр генерал Итагаки Сэйсиро̄, военно-морской министр адмирал Ёнаи Мицумаса, министр образования бывший генерал Араки Садао) осталась на своих постах. Что касается самого Коноэ, то, оставшись в правительстве министром без портфеля, он стал председателем тайного совета.

На парламентской сессии в январе 1939 г. Хиранума заявил, что будет продолжать политику Коноэ. А военный министр Итагаки прямо сказал, что война в Китае не окончится вплоть до установления «нового порядка в Восточной Азии».

От «китайского инцидента» к тихоокеанской войне

Японские войска продолжали расширять сферу военных действий в Китае. 10 февраля 1939 г. они высадились на о-ве Хайнань, имевшем важное стратегическое значение, поскольку он находился на коммуникациях между двумя британскими базами — Гонконгом и Сингапуром. В конце марта были оккупированы о-ва Спратли, лежащие между Индокитайским п-овом и английской частью о-ва Борнео и Филиппинами. Военные действия шли на границе Гонконга, поэтому время от времени взрывы раздавались и на территории этой английской колонии.

Протесты со стороны правительств Великобритании, США и Франции оставались практически безрезультатными. 14 мая 1939 года японцы установили блокаду британской и французской концессий в Тяньцзине под тем предлогом, что там скрывались четверо китайцев, обвиняемых в убийстве. На предложение британского правительства начать переговоры по поводу данного инцидента, правительство Японии 29 июня выдвинуло следующие требования:

Правительство Чемберлена приняло эти требования, и 24 июля 1939 г. в Токио японским министром иностранных дел Арита и британским послом Крейги было заключено англо-японское соглашение. Британский премьер по этому поводу заявил, что его правительство признает современное положение в Китае и не имеет намерений содействовать каким-либо мероприятиям, мешающим выполнению японской армией своих задач.

В отличие от такой уступчивой позиции американское правительство в ответ на провокационные действия японских войск в Китае 27 июля 1939 г. заявило о денонсации торгового договора с Японией 1911 г. Согласно этому заявлению, договорные торговые отношения между двумя странами должны были закончиться 26 января 1940 г.

В обстановке неоднократных пограничных столкновении на монголо-маньчжурской границе, особенно после попытки японской армии значительными силами перейти монгольскую границу в феврале 1936 г., между Монголией и СССР 12 марта 1936 г. было подписано соглашение о взаимопомощи. Однако ни заявление И.В.Сталина о помощи МНР в случае нападения на нее со стороны Японии, ни подписание соглашения не остановили японских генералов. В мае 1939 г. японские войска вновь предприняли ряд нарушений монгольской границы. Формальным основанием было утверждение японской стороны, что граница между Монголией и Маньчжурией должна пролегать вдоль р. Халхин-Гол, а не восточнее ее, как она в то время проходила на советских, да и на японских картах.

Как и при конфликте у оз. Хасан, в этом случае имела место самовольная акция командования Квантунской армии. Не поставив в известность Токио, они разработали план захвата части монгольской, а затем и советской территории с выходом к транссибирской магистрали.

11 мая 1939 г. части японской армии предприняли нападение на монгольские заставы, расположенные примерно в 20 км восточнее р. Халхин-Гол. Правительство СССР по соглашению от 12 марта 1936 г. оказало монгольской армии немедленную военную помощь.

Бои с перерывами продолжались до августа 1939 г. 20 августа советские и монгольские войска начали наступление по всей линии фронта. К концу августа японо-маньчжурские войска были окружены и разгромлены. Японские потери в результате этих боев составили около 55 тыс. убитыми, ранеными и взятыми в плен, было потеряно также большое количество боевой техники.

По соглашению, подписанному 15 сентября 1939 г. в Москве народным комиссаром иностранных дел СССР В.М. Молотовым и послом Японии в СССР То̄го̄ Сигэнори, с 16 сентября войска обеих сторон прекращали военные действия, оставаясь на позициях, которые занимали 15 сентября, и производили обмен пленными. Кроме того, обе стороны договорились об организации смешанной 4-сторонней комиссии (представители от СССР, МНР, Маньчжурии и Японии) для урегулирования спорных вопросов.

23 августа 1939 г. Германия заключила с Советским Союзом пакт о ненападении, а спустя 3 недели и договор о дружбе и границах. Сообщение об этом было неожиданностью для Японии, поскольку действия Германии шли вразрез со ст.2 секретного приложения к «антикоминтерновскому пакту», где говорилось:

Министр иностранных дел Арита 26 августа поручил японскому послу в Берлине О̄сима Хироси передать германскому правительству протест довольно резкого содержания (что О̄сима исполнил только 18 сентября). Более того, премьер-министр Хиранума, заявил, что берет на себя ответственность за заключение «вероятным противником» — Советской Россией — договора с Германией, и 28 августа 1939 г. подал прошение об отставке. Это был уникальный случай, когда правительство Японии ушло в отставку по причине международных событий, в которых страна напрямую не участвовала.

Новое правительство возглавил отставной генерал Абэ Нобуюки. При вступлении в должность 4 сентября 1939 г. он заявил, что главной задачей правительства будет разрешение китайского конфликта. При этом было подчеркнуто, что новое правительство будет проводить политику невмешательства в европейские дела.

Заключив соглашение с Советским Союзом о прекращении военных действий на границе с Монголией, правительство Абэ обратилось к Соединенным Штатам с предложением о «восстановлении дружественных отношений». Начались переговоры между японским министром иностранных дел Номура Китисабуро̄ и американским послом в Токио Дж. Грю.

В ответ на японское предложение Грю передал японскому правительству послание президента США Ф.Рузвельта, в котором Вашингтон требовал от Японии извинений, а также возмещения ущерба, вызванного многочисленными случаями посягательств на американские права в Китае, в чем, по мнению американской стороны, были виновны японские армия и флот. Кроме того, американское правительство потребовало гарантий, что подобные инциденты больше не повторятся, и в Китае вновь будут соблюдаться международные договоры и принцип «открытых дверей и равных возможностей». Только после выполнения всех этих требований американское правительство было согласно возобновить торговый договор 1911 г. Невыполнение их, как заявил Грю, повлечет за собой экономические санкции в отношении Японии со стороны США.

Практически выполнение американских требований означало для Японии отказ от всех завоеванных позиций в Китае, ликвидацию «дружественных» режимов, а также многочисленных государственных трестов, созданных на оккупированной территории, что было с японской точки зрения неприемлемым. Однако на долю США приходилось около 35 % всего японского импорта и 70 % импорта военно-стратегических материалов, так что невозобновление торгового договора было бы весьма чувствительным ударом по японской экономике. К тому же начавшаяся в Европе война сильно сужала возможности внешнеторговой переориентации. Поэтому в ходе переговоров японские дипломаты стремились найти компромиссное решение.

Правительство Абэ провело реорганизацию командования в Китае. Главнокомандующим японскими вооруженными силами там был назначен генерал Нисио Тосидзо̄, а его начальником штаба — бывший военный министр Итагаки Сэйсиро̄. Тем не менее, положение на фронтах Китая было неутешительным. Начавшееся в конце сентября 1939 г. наступление японских войск на г. Чанша не увенчалось успехом. Развернувшееся в конце ноября наступление в пров. Гуанси и последующий захват г. Наньнин было остановлено контрнаступлением китайских войск.

«Китайский инцидент» тянулся уже около трех лет и повлек за собой потери около 1 млн. убитыми и ранеными. За это время военные расходы составили около 18 млрд. иен. Военный бюджет страны на 1939/1940 фин. г. увеличился в 15 раз по сравнению с бюджетом 1931/1932 г. Государственный долг вырос с 10 до 24 млрд. иен. В стране стали наблюдаться сложности с продовольственным обеспечением. Несмотря на нормирование основных продуктов питания, имели место перебои в снабжении рисом промышленных районов, что вызывало социальное недовольство.

Другой большой проблемой кабинета Абэ были претензии армии на установление контроля над внешней торговлей. Такие планы возникли еще при кабинете Хирота (1936–1937), но не были реализованы из-за сильных возражений со стороны министерства иностранных дел. На заседании правительства в сентябре 1939 г. было, наконец, принято решение создать министерство, внешней торговли, после чего военные стали полностью игнорировать дипломатов.

В результате поставленный перед лицом всеобщей забастовки сотрудников министерства иностранных дел Абэ Нобуюки был вынужден подать в отставку, о которой было объявлено 14 января 1940 г. На смену ему пришел адмирал Ёнаи Мицумаса, сформировавший кабинет 16 января 1940 г.

Кабинет Ёнаи был компромиссным и опирался, в основном, на поддержку двора. Новый премьер-министр продолжил политику неучастия в европейской войне своего предшественника, как и попытки восстановить отношения с США и Великобританией. На пост министра иностранных дел был возвращен Арита, поддерживавший курс премьера в отношении Китая.

Этот курс подвергался резкой критике со стороны военных, которые, считая, что Япония не должна «упустить свой шанс», требовали расширения экспансии в сторону Индокитая и скорейшего подписания договора с Германией. Ёнаи же считал весьма опасным, не завершив «китайский конфликт», начинать новую агрессию. Он считал также, что договор с Германией, памятуя ее отношение к своим обязательствам по предыдущему «антикоминтерновскому пакту», преждевременен.

В июне 1940 г. в Европе уже капитулировали Франция и Голландия. Японские военные спешили оккупировать Французский Индокитай и Голландскую Индию (Индонезию), пока там не высадились британские или американские войска. Но премьер-министр Ёнаи, довольно последовательно проводя свою линию, игнорировал требование военного командования отдать приказ японским войскам, сосредоточенным у границ Индокитая, вступить на территорию этой французской колонии.

В такой ситуации военные пришли к выводу о необходимости смены премьер-министра. Узнав о таких настроениях, Ёнаи вызвал военного министра Хата и потребовал у него объяснений. Хата, в конце концов обмолвился, что он также придерживается мнения, что кабинету было бы лучше уйти в отставку. Дело завершилось тем, что начальник генерального штаба отдал письменное распоряжение генералу Хата покинуть пост военного министра. На двукратное обращение Ёнаи рекомендовать новую кандидатуру военное руководство ответило отказом. 16 июля 1940 г. все правительство было вынуждено уйти в отставку.

После отставки Ёнаи формирование кабинета было вторично поручено Коноэ. Состав нового кабинета был объявлен 22 июля 1940 г. Пост министра иностранных дел (и по совместительству министра колоний) занял Мацуока Ёсукэ, военного министра — То̄дзё̄ Хидэки, морского — Ёсида Дзэнкити, которого позже (5 сентября) сменил Оикава Косиро̄.

На заседании 26 июля была принята «Основная программа национальной политики», в которой перед кабинетом в области внешней политики ставились задачи пресечь помощь, оказываемую Чан Кайши, и завершить «китайский инцидент», и затем, обеспечив за Японией район Южных морей, построить «великую восточно-азиатскую сферу совместного процветания».

Правительство понимало, что такой курс вызовет противодействие Великобритании и США. Поэтому намечалось укрепить связи с Германией и Италией вплоть до заключения военного соглашения. Границы района Южных морей определялись в пределах «к востоку от Индии и к северу от Австралии и Голландской Индии». Для обеспечения господства Японии в этом регионе предусматривалось применение вооруженной силы.

Во внутренней политике ставилось целью завершить построение «обороноспособного государства» путем «создания сильной новой политической структуры для органического объединения всех сфер государственной политики».

Сразу же после формирования своего второго кабинета, 23 июля 1940 г. Коноэ выступил по радио с разъяснением основных принципов «новой политической структуры». Он заявил, что она призвана обеспечить «сотрудничество и единство действий власти и народа… самоотверженное служение государству каждого подданного на своем рабочем месте». По словам Коноэ, «общественные позиции партий как либерального, так и демократического или социалистического направлений уже несовместимы с новой государственной структурой».

С лета 1940 г. политические партии, готовясь к созданию «новой политической структуры», стали заявлять о своем самороспуске. 6 июля была распущена Сякайтайсю̄то̄ (Социалистическая массовая партия), к концу того же месяца было заявлено о самороспуске партии Сэйю̄кай, 15 августа последней была распущена партия Минсэйто̄.

Лидеры распущенных партий создали Инициативный комитет сторонников новой структуры (Синтайсэй сокусин до̄сикай) и 17 августа опубликовали «Программу новой структуры». В ней заявлялось, что создаваемая структура предусматривает «полное уничтожение существовавшей в прошлом системы индивидуализма в политической, экономической и культурной областях и базируется на единой государственной идеологии, помогающей народу целиком посвятить себя служению императору».

По мнению членов Инициативного комитета, воплощением «новой политической структуры» должна была стать «новая партия», которая будет играть роль «руководящей силы народа, органически объединяющей воедино правительство и военные круги», и «выполнять роль посредника, доводящего мнение верхов до низов и мнение низов до верхов, органически объединяя их». Предполагалось, что инструментом проведения такого курса станут создаваемые повсеместно «соседские организации», которыми «партия» будет руководить.

Таким образом, бывшие лидеры партий стремились насколько возможно сохранить свое политическое влияние в государственной системе. Но уже на первом заседании созданного правительством Комитета по подготовке новой структуры (28 августа) Коноэ в своем выступлении разбил их надежды. Он заявил:

Для реализации плана «новой политической структуры» 27 сентября 1940 г. было создано Движение помощи трону, ядром и руководящим органом которого стала Ассоциация помощи трону (Тайсэй ёкусан кай). Официально она была учреждена 12 октября 1940 г. Примечательно, что одним из первых актов, принятых Ассоциацией, стало выработанное совместно с правительством решение «О запрещении заниматься политической деятельностью культурным и идеологическим организациям».

Будущие отношения между Ассоциацией и государственными бюрократическими структурами были предметом долгих дискуссий и завершились тем, что министерство внутренних дел взяло все в свои руки, опубликовав 11 сентября решение об учреждении поселковых и городских собраний и «соседских групп» в качестве низовых организаций создаваемой структуры. Ввиду столь высокой ответственности, возлагаемой на министерство внутренних дел, 6 декабря 1940 г. в состав кабинета был введен барон Хиранума, который несколько позже возглавил это министерство. Поменялись и некоторые другие члены кабинета.

Перемены в составе правительства повлекли за собой изменения в расстановке политических сил. Ассоциация помощи трону оказалась у правительства в роли пасынка. Постепенно Ассоциация лишилась почти всех прав, которыми была вначале наделена. На заседании бюджетной комиссии палаты представителей Хиранума заявил, что Ассоциация является не политической, а общественной организацией. После этого заявления 27 марта 1941 г. все члены управления Ассоциации подали заявление об отставке. Ассоциация помощи трону была реорганизована и окончательно превратилась во вспомогательный орган государственно-бюрократической системы. К тому же она финансировалась из бюджета; в первый год ее существования правительство выделило на нее 8 млн. иен.

7 декабря 1940 г., на другой день после введения в кабинет Хиранума, правительство приняло «Основные принципы организации новой экономической структуры». Были созданы контрольные ассоциации по различным видам производства, которые, действуя от имени государства, осуществляли функции надзора, снабжения, регулирования и др. Председателями этих ассоциаций были назначены представители крупнейших концернов. По сути дела, это означало введение государственного регулирования экономики страны в рамках ее перевода на рельсы подготовки к «большой войне».

«Новая политическая» и «новая экономическая» структуры стали основными столпами политической и экономической жизни Японии военного времени. В их рамках позднее были созданы Общества служения отечеству на производстве (Дайниппон сангё̄ хо̄коку кай), Союз помощи трону депутатов парламента (Со̄нэндан) при Ассоциации помощи трону и др.

Появление политических парламентских партий в любом обществе связано с потребностью различных социальных групп в защите и выражении своих интересов. В Японии «отцы» японской парламентской системы — Ито̄ Хиробуми и др. — видели в партийно-парламентской системе противовес политическому сепаратизму феодальных кланов. В дальнейшем ведущие дзайбацу, такие как «Мицуи», «Мицубиси», «Ясуда» и др., действуя через парламентские партии, добились для себя доли участия в руководстве страной, которое ранее было исключительно военно-бюрократическим.

По мере постепенного вползания Японии в большую войну появилась необходимость все большего государственного вмешательства в экономику с целью эффективной мобилизации ресурсов. Одновременно в условиях развития торгового протекционизма произошла частичная переориентация дзайбацу с основанной на свободной торговле внешнеэкономической деятельности на экономическую эксплуатацию колоний.

Все это, наряду со все более укреплявшимися прямыми связями дзайбацу с военными через производство современного вооружения, уменьшило интерес концернов к политическим партиям. Поэтому когда после разгрома февральского путча военные, отодвинув внутренние противоречия, встали на путь полного устранения политических партий с политической сцены, этот процесс прошел относительно безболезненно и завершился дисциплинированным самороспуском партий.

Вплоть до настоящего времени в научной литературе обсуждается вопрос: можно ли охарактеризовать политический режим, сложившийся в Японии к началу 40-х годов, как фашистский? В целом, различные точки зрения по этой проблеме можно свести к двум концепциям.

Согласно первой из них, после целого ряда попыток фашистского переворота «снизу», со стороны фашистского движения, в Японии был сформирован фашистский режим «сверху». Другими словами, правящие круги Японии вкупе с военными создали режим фашистской диктатуры. Эта позиция широко представлена в советской, а также в японской историографии, где она доминирует и по сей день.

Согласно другой точке зрения, сложившийся в предвоенной Японии политический режим нельзя считать фашистским, поскольку в нем отсутствовали едва ли не все основные признаки, присущие фашистскому режиму (внедрение новой идеологии, создание массовой партии и т. п.). Такая точка зрения наиболее широко представлена в западной историографии.

По-видимому, вторая точка зрения находится ближе к истине. В 30-е годы в Японии под влиянием изменений во внешнеполитической и внешнеэкономической ситуации произошла реставрация системы военно-бюрократического управления, находившейся в целом в рамках мэйдзийской традиции. К ней добавились элементы государственно-экономического регулирования, характерные для любой воюющей страны.

В сочетании с многочисленными реверансами в сторону нацистской Германии и фашистской Италии это действительно создавало впечатление фашизации Японии. Однако смысл событий был несколько иным. Если раньше японская правящая элита искала эффективную модель управления современным государством в странах Запада с сильными либеральными традициями, то теперь она увидела перед собой новую, тоталитарную модель, добившуюся в Европе больших успехов. Поскольку германский или итальянский опыт гораздо лучше соответствовал реалиям японской политической жизни того времени, чем либеральные институты и процедуры, попытки его заимствования были для Японии совершенно естественными. Однако при этом правящая элита продолжала сохранять свою преемственность, и традиционалистское ядро правящего режима осталось незатронутым.

В начале 1938 г. Япония, Германия и Италия начали переговоры о заключении нового договора, в развитие «антикоминтерновского пакта». Ставилась задача конкретизировать союзные отношения между тремя государствами.

Уже в марте 1939 г. правительство Хиранума предложило германскому правительству заключить военный союз, направленный против СССР. В ходе переговоров выяснилось, что Германия представляет себе такой союз несколько иначе, — не только против Советского Союза, но и против Великобритании, Франции и США. Переговоры были прерваны, поскольку партнеры не смогли прийти к общему мнению.

К лету 1940 г. ситуация в мире сильно изменилась. Уже шла война в Европе, уже капитулировали Франция и Голландия, и акценты политических интересов как Японии, так и Германии, стали другими. Предыдущие японские правительства балансировали между желанием заключить военный союз с Германией и попытками избежать столкновения с Великобританией и США. Теперь позиции Японии в глобальном соперничестве держав определились гораздо яснее. В русле реализации правительственной программы второго кабинета Коноэ переговоры о заключении военного союза с Германией были возобновлены. Если «антикоминтерновский пакт» был в первую очередь антисоветским, то будущий договор должен был быть направлен прежде всего против Великобритании и США как реальных противников в настоящий момент.

Наиболее активными сторонниками японо-германского договора были творцы «антикоминтерновского пакта» — бывший японский посол в Берлине О̄сима Хироси и советник японского министерства иностранных дел Сиратори Тосио, а также министр иностранных дел Мацуока Ёсукэ. Сразу же после своего назначения на пост министра иностранных дел он предложил германскому министру иностранных дел Риббентропу продолжить прерванные переговоры.

В то же время определенные сомнения в целесообразности подписания пакта с Германией продолжали существовать. На императорском совещании 14 сентября 1940 г., посвященному вопросу обеспеченности Японии стратегическими материалами, заместитель начальника главного морского штаба выразил сомнение в победе Японии в случае войны с Соединенными Штатами. Тем не менее, в конечном счете верх одержало мнение, что ухудшения отношений с Америкой можно будет избежать.

Специальный посол Германии Г.Штаммер, прибыв в Токио, 9 и 10 сентября встречался с Мацуока. На этих встречах были определены основные цели военного союза. Процедура подписания «тройственного пакта» проходила в Берлине, в имперской канцелярии 27 сентября 1940 г. Документ содержал 6 статей, в которых стороны признавали «руководящее положение» Германии и Италии в Европе и Японии в Азии; предусматривалось оказание взаимной помощи, «если одна из трех договаривающихся сторон подвергнется нападению» со стороны какой-либо державы, не участвующей в настоящее время в военных действиях. Отдельная статья была посвящена Советскому Союзу, который выводился за рамки данного пакта.

Таким образом, подписав «тройственный пакт», Япония окончательно противопоставила себя Великобритании и Соединенным Штатам. В ответ на этот шаг правительство США 25 сентября ввело запрет на вывоз в Японию металлов и лома, а Великобритания вновь открыла 10 августа бирмано-китайскую дорогу. Кроме того, в октябре 1940 г. обе страны подписали соглашение о совместной обороне западного полушария и тихоокеанских владений.

Поражения японской армии в пограничных столкновениях у оз. Хасан и р. Халхин-Гол, а также подписание пакта о ненападении между Германией и СССР и начавшаяся война в Европе вызвали изменения в политике Японии по отношению к Советскому Союзу. После подписания «тройственного пакта» японское правительство приняло решение о заключении с СССР пакта о нейтралитете.

В октябре 1940 г. посол Японии в Москве Татэкава Ёсицугу обратился к советскому правительству с предложением о заключении такого пакта. Одновременно японское правительство обратилось к Германии с просьбой о содействии в переговорах с СССР.

Несколько ранее рассматриваемых событий, 4 сентября 1940 года, на совещании в Токио по поводу заключения «тройственного пакта» с участием Коноэ, министра иностранных дел Мацуока, военного министра То̄дзё̄ и морского министра Оикава было принято решение, в котором, среди прочего, говорилось:

Несомненно, что этот план обсуждался на предварительных переговорах представителями Японии и Германии, поскольку немного позже, накануне подписания «тройственного пакта», 19 сентября 1940 г., ту же мысль Риббентроп внушал Муссолини: «Нужно отвлечь Россию к Персидскому заливу и к Индии». Приглашение для переговоров по этому поводу было направлено В.М.Молотову, который прибыл в Берлин 12 ноября 1940 г. Однако переговоры не принесли результата, поскольку советская сторона выдвинула встречные, неприемлемые для Германии, условия.

Так или иначе, подписанием пакта о нейтралитете с Советским Союзом предполагалось завершить процесс создания 4-стороннего блока. Конкретный проект пакта был разработан, а затем, по предложению Мацуока, принят на заседании совета связи. представителей ставки и правительства 3 февраля 1941 г. и оформлен в документе «Принципы ведения переговоров с Германией, Италией и Советским Союзом».

В соответствии с принятыми на этом заседании решениями, Мацуока выехал 12 марта в Европу и во время своей остановки в Москве предложил рассмотреть вопрос о заключении японо-советского пакта о ненападении. Молотов, в свою очередь, предложил заключить пакт о нейтралитете. После предварительных переговоров в Москве, Мацуока отбыл в Берлин.

В это время Германия стремилась добиться выхода Великобритании из войны, и поэтому подталкивала Японию к развязыванию военных действий в направлении Сингапура. На переговорах в немецкой столице в ответ на настойчивые требования Германии Мацуока дал обещание развернуть военные действия против этой важнейшей британской военной базы. Кроме того, во время берлинских переговоров Мацуока был поставлен в известность о немецких планах нападения на СССР.

Тем не менее, возвращаясь в Японию, Мацуока вновь сделал остановку в Москве, где 13 апреля 1941 г. подписал советско-японский пакт о нейтралитете. Документ содержал всего 4 статьи, в которых стороны обязались «поддерживать мирные отношения», а в случае, если одна из сторон окажется объектом военных действий со стороны третьих стран, другая договаривающаяся сторона обязывалась соблюдать нейтралитет. В ст. 3 говорилось, что пакт «сохраняет силу в течение пяти лет», «если ни одна из договаривающихся сторон не денонсирует пакт за год до истечения срока».

Хотя Китай потерял более 2 млн. чел. (за 1937–1940 гг.) и около 90 % промышленности, сломить сопротивление перебравшегося в Чунцин гоминьдановского правительства японцам не удалось. Главным источником обеспечения военных действий для правительства Чан Кайши была иностранная помощь, прежде всего американская. Великобритания, сама находившаяся в трудном положении, стремилась не углублять англо-японские противоречия и порою шла на уступки требованиям Японии. Так, в июле 1940 г. английское правительство под нажимом Японии пошло на временное закрытие бирмано-китайской дороги, по которой поступала значительная доля иностранной помощи чунцинским властям.

1 августа 1940 г. японское правительство направило администрации Французского Индокитая меморандум. В нем в обмен на «уважение суверенитета» Индокитая со стороны Японии вишистскому правительству Франции предлагалось признать «приоритет интересов Японии в экономической и политической областях на Дальнем Востоке». 29 августа было подписано соглашение, по которому французское правительство принимало все японские требования. Однако это не помешало Японии 23 сентября 1940 г. ввести свои войска в северные районы Индокитая. Таким образом, Япония перерезала еще одну артерию снабжения правительства Китая.

Денонсация Соединенными Штатами торгового соглашения, запрещение американским правительством вывоза в Японию стратегического сырья поставили военную экономику Японии в трудное положение. Эквивалентную замену в случае потери американского рынка японские военные и политики видели в подчинении экономики стран Южных морей и, прежде всего, Голландской Индии (Индонезии). Еще 27 августа туда со специальной миссией был послан министр торговли и промышленности Кобаяси Итидзо̄, который передал просьбу японского правительства о предоставлении Японии неограниченного права на импорт и экспорт товаров и сырья, на горные и рыболовные концессии, а также на осуществление неограниченной японской иммиграции в Индонезию. Однако эти переговоры, продолжавшиеся в течение девяти месяцев, закончились безрезультатно. Поэтому на совещании правительства 25 октября 1940 г. была принята «Программа мероприятий по экономическому развитию Голландской Индии», целью которой был, фактически, ее военный захват.

Расширение японской экспансии в сторону стран Южных морей не могло не вызвать реакции со стороны США. Понимая это, Коноэ все же надеялся найти приемлемую для обеих сторон формулу отношений. С этой целью 9 ноября 1940 г. в качестве полномочного посла Японии в США был направлен адмирал Номура Китисабуро̄, у которого были хорошие личные отношения с американским президентом Ф.Рузвельтом.

Переговоры Номура с государственным секретарем США К. Хэллом начались 8 марта 1941 г. Номура предложил рассмотреть в качестве основы соглашения проект, который назывался «Достижение взаимопонимания между Японией и Америкой». По мнению Хэлла, он «почти не давал надежды»:

Все-таки Хэлл согласился начать переговоры. Американская сторона 31 мая 1941 г. предложила свой контрпроект, в основе которого лежали несколько смягченные положения «четырех принципов», выдвинутых Грю на переговорах с Номура в 1939 г.

Американские предложения были отправлены на рассмотрение в Токио. В это время ситуация в Европе сильно изменилась: Германия напала на Советский Союз, и были опубликованы декларации британского и американского правительств об оказании помощи СССР. Премьер Коноэ предложил правительству изучить вопрос о пересмотре «тройственного пакта», имея ввиду отказ от него. Задачи «тройственного союза», по мнению Коноэ, состояли в урегулировании отношений с Советским Союзом и в том, чтобы помешать Америке вступить в войну; в сложившейся же ситуации этот пакт практически потерял свое значение. Однако с такой позицией Коноэ не согласились министр иностранных дел Мацуока и военный министр То̄дзё̄.

2 июля 1941 г. состоялось императорское совещание, на котором речь шла о выборе стратегического направления дальнейшей японской экспансии. Рассматривались два варианта: «северный», т. е. война с Советским Союзом (за что выступала армия, поскольку этот вариант предполагал военные действия в основном на материке), и «южный», который предполагал военное столкновение с Великобританией и США. Это направление было связано со значительными морскими операциями, поэтому его поддерживал военно-морской флот.

В результате, была принята «Программа национальной политики империи в связи с изменением обстановки», согласно которой отклонялась установка на немедленное начало войны против СССР и принималось решение «в случае необходимости» «не останавливаться перед войной с Англией и Америкой». Выбор «южного» направления агрессии был продиктован, в первую очередь, большой заинтересованностью Японии в топливно-сырьевых ресурсах Голландской Индии и Юго-Восточной Азии.

Это, однако, не означало, что Япония отказалась от планов нападения на СССР. Речь шла лишь об отсрочке (как тогда предполагалось, двухмесячной) до тех пор, пока Советский Союз не рухнет под ударами нацистской Германии. Интересно, что на этом особенно настаивал начальник генерального штаба Сугияма Хадзимэ: после боев на оз. Хасан и у р. Халхин-Гол японские военные стали более реалистично оценивать мощь советской армии. При этом все участники совещания согласились с тем, что «северный вопрос» (т. е. вопрос о нападении на СССР) должен рассматриваться в духе «тройственного пакта» и без учета только что подписанного советско-японского пакта нейтралитете. Эту позицию наиболее четко выразил председатель тайного совета Хара Ёсимити:

О решениях императорского совещания от 2 июля 1941 г. стало известно американцам. Тем не менее, 4 июля президент Рузвельт через американского посла передал послание премьеру Коноэ, в котором предложил провести переговоры «для поддержания мира в районе Тихого океана и предотвращения вспышки японо-советской войны». 15 июля японцы согласились с этим предложением.

16 июля 1941 г. из-за разногласий премьер-министром Коноэ и министром иностранных дел Мацуока кабинет всем составом подал в отставку. На совещании высших сановников (дзю̄син) было решено вновь назначить премьером Коноэ. Уже 18 июля третий кабинет Коноэ приступил к исполнению своих обязанностей. Бо́льшая часть министров сохранила свои портфели. Министром иностранных дел был назначен Тоёда Тэйдзиро̄, который поддерживал позицию Коноэ, считавшего необходимым избежать столкновения с Соединенными Штатами.

Между тем, получив у императора санкцию на оккупацию Южного Индокитая, армия и флот активно готовились к военным действиям. Переговоры с вишистским правительством о размещении японских войск в южной части Французского Индокитая начались 14 июля, а 23 июля было подписано японо-французское соглашение о совместной обороне.

24 июля японский посол Номура встретился с американским президентом, и Рузвельт предложил Японии заключить соглашение, по которому Французский Индокитай признавался бы нейтральной страной по типу Швейцарии. Однако японское правительство уже не могло пойти на такое решение, прежде всего, из-за жесткой позиции армии в этом вопросе. 26 июля текст японо-французского соглашения был опубликован, а 29 июля 1941 г. началась оккупация Южного Индокитая.

Этот шаг Японии сильно осложнил и без того непростые переговоры с США. После опубликования 26 июля текста соглашения о совместной обороне, Великобритания и США заявили о замораживании японских капиталов. Одновременно Великобритания денонсировала англо-японский торговый договор 1911 г., японо-индийский торговый договор 1934 г. и японо-бирманский торговый договор 1937 г. 1 августа Соединенные Штаты ввели запрет на экспорт в Японию всех товаров, прежде всего нефти, за исключением хлопка и продовольствия. Япония оказалась в очень трудном положении. Командование флотом заявило, что если не удастся обеспечить Японию нефтью, то менее, чем через два года военно-морской флот будет парализован.

Ответ американскому президенту был передан только 6 августа 1941 г. В японском обращении говорилось, что Япония не намерена продвигаться дальше Индокитая, но не было ни слова о нейтралитете последнего. 8 августа госсекретарь Хэлл передал ответ американского правительства, выдержанный в весьма холодных тонах.

Оказавшись в трудном положении, Коноэ решился на личную встречу с американским президентом. Морской и военный министры не без колебаний согласились с таким шагом премьера, а затем была получена и санкция императора. При этом Коноэ предполагал, что, если возникнут затруднения с военными по поводу возможного вывода японских войск из Индокитая, он по телеграфу запросит санкцию непосредственно у императора.

Однако этой встрече не суждено было состояться. В то время, когда Коноэ посылал телеграмму послу Номура, Рузвельт находился на Атлантической конференции, а по возвращении он принял японского посла и передал ему памятную записку, в которой резко критиковались действия Японии. На просьбу Коноэ о встрече Рузвельт ответил согласием, потребовав в то же время, чтобы японское правительство обнародовало свою позицию и планы на будущее.

Повторные попытки прийти к соглашению о встрече Коноэ и Рузвельта закончились ничем. Японо-американские переговоры зашли в тупик. В конце концов, 2 октября госсекретарь Хэлл от имени президента предложил японскому правительству еще до встречи глав двух государств «принять программу достижения взаимопонимания», в противном случае эта встреча «грозит окончиться провалом».

Понимая, что в сложившейся ситуации военные не пойдут на какие-либо шаги для достижения такого «взаимопонимания», Коноэ воспринял такой ответ американского президента как крах его надежд на встречу с Рузвельтом. Тем не менее, он предпринял попытку продолжить переговоры. Однако японские военные, отказываясь идти на какие-либо компромиссы, усиленно завершали приготовления к войне против Великобритании, США и Голландии.

12 октября 1941 г. в резиденции Коноэ в Огикубо (окраина Токио) состоялось совещание ключевых министров (военного, военно-морского и иностранных дел) с главой кабинета. Коноэ пытался убедить их в возможности продолжения переговоров с США, но ничего не добился: военный министр То̄дзё̄ от лица армии выдвинул требование прекратить переговоры. Более того, 14 октября он, отказавшись встречаться с Коноэ, порекомендовал кабинету подать в отставку. Это означало, что армия выражает правительству недоверие. 16 октября Коноэ официально заявил об отставке своего кабинета.

И Коноэ, и То̄дзё̄ сошлись на том, что следующее правительство должен возглавить родственник императора принц Хигасикуни Нарухико, человек умеренных взглядов, пользовавшийся тем не менее авторитетом в военных кругах. Однако этому решительно воспротивился советник императора, хранитель императорской печати Кидо Ко̄ити, считавший, что формирование кабинета, который с большой вероятностью начнет войну, нельзя поручать члену императорского рода — ведь в случае поражения это может создать непосредственную угрозу монархии. В результате на совещании высших сановников 17 октября 1941 г. было решено поручить формирование нового кабинета генералу То̄дзё̄ Хидэки, который сохранил при этом пост военного министра.

Новый кабинет был сформирован 18 октября. 5 ноября 1941 г. на императорском совещании были приняты «Принципы осуществления государственной политики империи». Суть этого документа сводилась к тому, что Япония, продолжая переговоры с Соединенными Штатами, одновременно приняла решение начать против них, а также против Великобритании и Голландии войну, как только будут закончены приготовления. Был установлен срок окончания переговоров — 25 ноября. На совещании командование флота и армии заявило, что проведение переговоров никак не помешает подготовке к военным действиям. Таким образом были поставлены все точки над «і». Война стала практически неизбежной.

Благодаря тому, что в руки американцев попали шифры японской дипломатической связи, Вашингтон был в курсе многих секретных решений, принимавшихся японским правительством. Активная подготовка Японии к развязыванию войны, как и установленная дата окончания переговоров, не были для них секретом. Однако американское правительство старалось продолжать переговоры и не дать Японии повода сорвать их. К тому же, 5 ноября 1941 г. начальник генерального штаба Маршалл представил президенту доклад, в котором рекомендовалось избегать войны с Японией вплоть до полной готовности американских вооруженных сил.

Тем не менее, 26 ноября 1941 г. в ответ на японский проект соглашения, принятый на императорском совещании 5 ноября, госсекретарь Хэлл вручил японскому послу Номура ноту, выдержанную в весьма резкой тональности. Содержание «ноты Хэлла» сводилось к тому, что американская сторона требовала от Японии вернуться к положению, существовавшему до начала «маньчжурского инцидента».

Японское правительство расценило этот документ как американский ультиматум. Однако это уже никак не повлияло на дальнейшие события. 26 ноября, в день вручения японской делегации «ноты Хэлла», японская эскадра уже вышла из бухты Бидокап на Курилах для того, чтобы атаковать Пирл-Харбор — американскую военно-морскую базу на Гавайских о-вах. В воскресенье 7 декабря, спустя час после нападения на Пирл-Харбор, посол Номура Китисабуро̄ и его помощник Курусу Сабуро̄ вручили К.Хэллу меморандум японского правительства, в котором оно объявляло Соединенным Штатам войну. Великобритании и Голландии ноты об объявлении войны вообще вручены не были.

После того, как императорское совещание 2 июля 1941 г. фактически выбрало курс на войну против США и Великобритании, генеральные штабы армии и флота разработали общий стратегический план, согласно которому в начальном периоде военных действий (ориентировочно 4–5 мес.) предполагалось захватить Филиппины, Британскую Малайю (совр. Малайзия и Сингапур), Голландскую Индию (совр. Индонезия), Бирму (совр. Мьянма), оккупировать Таиланд и овладеть рядом тихоокеанских островов. В Китае активные действия на это время не планировались.

5 ноября, после принятия императорским совещанием решения начать войну в декабре 1941 г., император Хирохито утвердил планы операций, представленные начальником генерального штаба армии маршалом Сугияма Хадзимэ и начальником генерального штаба флота адмиралом Нагано Осами. Вскоре были отданы приказы о непосредственной подготовке японских вооруженных сил к предстоявшим боевым действиям.

Начальный этап войны

7 декабря 1941 г. вооруженные силы Японии без объявления войны совершили нападение на основные базы США и Великобритании на Тихом океане и в Юго-Восточной Азии. Японское авианосное соединение нанесло мощный удар по кораблям Тихоокеанского флота США в Пирл-Харборе. В тот же день японская авиация, базировавшаяся на о-ве Тайвань, совершила налеты на аэродромы Филиппин.

Подготовке гавайской операции было уделено особое внимание. Ее план был разработан под руководством командующего Объединенным флотом адмиралом Ямамото Исороку. Для удара по Пирл-Харбору было сформировано мощное авианосное соединение, в которое вошли 6 тяжелых авианосцев, 2 линкора, 3 крейсера, 11 эсминцев, 3 подводные лодки. Ему был также придан передовой отряд из 27 подводных лодок.

7 ноября авианосное соединение получило приказ сосредоточиться в районе о-ва Итуруп (Эторофу). 11 ноября начали выдвигаться к Гавайским о-вам подводные лодки передового отряда. Основные силы под командованием адмирала Нагумо Тюити скрытно покинули залив Бидокап (Хитокаппу) на Итурупе и направились к Пирл-Харбору 26 ноября. К тому времени японские подводные лодки уже заняли позиции у Гавайских о-вов.

Соединение Нагумо направилось к Гавайям через редко посещаемые торговыми судами районы в северной части Тихого океана. Чтобы затруднить действия американских патрульных самолетов, корабли следовали вместе с медленно перемещавшимся погодным фронтом, характерным для этого времени года. Во время перехода соблюдалось полное радиомолчание, а японские военные корабли, находившиеся вблизи метрополии, вели ложный радиообмен, чтобы создать впечатление, что ударное авианосное соединение маневрировало в районе о-ва Кю̄сю̄.

Дата начала военных действий против США, Великобритании и Голландской Индии была окончательно определена японским руководством 1 декабря. При этом было решено, что формальное объявление войны США «не является необходимым». Ночью 2 декабря соединение Нагумо получило по радио условный сигнал «Восхождение на гору Ниитака 1208», означавший, что 8 (по гавайскому времени — 7) декабря назначено днем начала войны.

Не встретив на своем пути ни одного судна, японские авианосцы к 7 декабря вышло в район нанесения удара. В 6 час. утра, когда оно находилось на расстоянии 230 миль к северу от Пирл-Харбора, с них поднялись самолеты первой волны (140 торпедоносцев и бомбардировщиков и 43 истребителя). Через 55 мин. на американские военные корабли и аэродромы посыпались торпеды и бомбы. В 9 утра последовала вторая атака. Отбомбившись, самолеты удалялись в разных направлениях, поэтому американцы не смогли определить точного местонахождения японских авианосцев.

В Пирл-Харборе в это время находились 8 линкоров, 8 крейсеров и 29 эсминцев. 7 декабря было воскресенье, и более трети личного состава получило увольнение на берег. Противовоздушная оборона Гавайев оказалась не готовой к отражению нападения. Самолеты на аэродромах стояли ровными рядами, представляя собой удобную мишень для японской авиации.

В результате ударов по Пирл-Харбору были уничтожены или выведены из строя все линейные корабли, 6 легких крейсеров, эсминец и 272 самолета. Потери в людях составили 3400 чел., в том числе 2402 убитыми. Японцы потеряли 29 самолетов.

Правда, в одном отношении американцам повезло. Все 3 их авианосца, базировавшихся в Пирл-Харборе, были выведены оттуда на учения и потому не пострадали.

Утром 8 декабря президент Ф.Рузвельт выступил на совместном заседании обеих палат американского конгресса с сообщением о японском нападении. Ранее среди американских законодателей, как и в американском обществе, были сильны настроения «изоляционизма», т. е. стремление не допустить вступления США в войну. Однако японская атака на Пирл-Харбор резко переломила эти настроения, и конгресс немедленно принял резолюцию об объявлении войны Японии. Опрос общественного мнения показал, что это решение поддержало 96 % населения США.

11 декабря союзники Японии — Германия и Италия — объявили войну Соединенным Штатам. В связи с этим Рузвельт, обратившись с посланием к конгрессу, заявил о готовности США присоединиться к тем народам мира, «которые полны решимости оставаться свободными», и объединенными усилиями добиться победы «над силами дикости и варварства».

Помимо США войну Японии объявили Великобритания, Канада, Голландия, Австралия, Новая Зеландия, Южно-Африканский Союз и ряд государств Латинской Америки. Китай также объявил войну Японии и ее европейским союзникам. До тех пор, несмотря на то, что боевые действия японской армии на китайской территории продолжались уже более четырех лет, обе страны формально не находились в состоянии войны друг с другом. Мировая война распространилась на огромные пространства Тихого и Индийского океанов, Юго-Восточной Азии, Индию, район Южных морей, Австралию, и в нее оказалось вовлеченным большинство населения земного шара.

С нападением Японии на Пирл-Харбор связана одна из загадок второй мировой войны. Дело в том, что американской разведке удалось раскрыть японский дипломатический шифр, и американцы читали все радиограммы из Токио, передававшиеся японскому посольству в Вашингтоне. Хотя перехваченные сообщения не содержали конкретной информации относительно направления основных ударов японских вооруженных сил и времени их нанесения, американское руководство знало о высокой вероятности японского нападения. Тем не менее, американские вооруженные силы на Тихом океане не были приведены в боевую готовность.

Кроме того, британская разведка раскрыла военно-морской код Японии, и была хорошо информирована о конкретных планах действий японских вооруженных сил. Она сообщала эти сведения британскому политическому руководству, но то не передало их своему американскому союзнику.

После войны все это дало почву для многочисленных обвинений в адрес Рузвельта и Черчилля. Первого подозревали в том, что он сознательно пожертвовал жизнями американских военнослужащих, чтобы заставить изоляционистски настроенный американский конгресс санкционировать вступление Соединенных Штатов в войну, предполагаемая победа в которой обеспечила бы США доминирующие позиции в мире. Что касается британского премьера, то он, якобы, также сделал все, чтобы втянуть США в войну, чтобы облегчить тем самым положение собственной страны.

Эти обвинения выглядят довольно правдоподобно с политической и исторической точек зрения. Однако до сих пор не обнаружены документальные свидетельства существования подобных интриг с участием лидеров западных стран.

Одновременно с атакой на Пирл-Харбор японские вооруженные силы начали Филиппинскую операцию. Японская авиация внезапными ударами по американским аэродромам и военно-морской базе на о-ве Лусон уничтожила половину американских тяжелых бомбардировщиков и более трети истребителей, не успевших подняться с земли. Таким образом, японцам сразу удалось захватить господство в воздухе. 10 декабря они высадили на Лусон свои передовые части, а 22–24 декабря — главные силы под командованием генерала Хомма. Американо-филиппинские войска, которыми командовал генерал Д. Макартур, начали отступать. 2 января 1942 г. японцы вступили в столицу Филиппин Манилу.

На п-ове Батаан 12,5 тыс. американских и 67 тыс. филиппинских солдат продолжали сопротивление еще 3 мес, тщетно надеясь на прибытие помощи. 11 марта 1942 г. по приказу Рузвельта Макартур покинул свои войска и отправился в Австралию, чтобы принять командование союзными силами в юго-западной части Тихого океана. В начале апреля японская армия полностью овладела полуостровом. 7 мая японцы захватили последний очаг сопротивления американцев на Филиппинах — остров-крепость Коррехидор, взяв в плен 12 тыс. солдат и офицеров.

Кроме действий против американских вооруженных сил Япония провела Малайскую операцию, в которой ее противником были британские войска. Ее целью был захват Британской Малайи, богатой стратегическим сырьем.

Для этого японское командование выделило 70-тысячную армию во главе с генералом Ямасита Томоюки, 9 крейсеров, 16 эсминцев, 16 подводных лодок и около 600 самолетов. Им противостояли силы под командованием генерала А.Персиваля (около 100 тыс. чел.), которые поддерживал британский Восточный флот.

Перед японскими войсками стояли непростые задачи. Им предстояло, в частности, взять Сингапур, где перед войной было завершено строительство мощной военно-морской базы.

Японские десанты были высажены в ночь на 8 декабря одновременно в Британской Малайе и в Южном Таиланде. На рассвете японская авиация совершила налеты на британские аэродромы. В течение первых двух дней боев японцы уничтожили 1 / 3 британской авиации, а оставшиеся самолеты британское командование перебросило в Сингапур.

Для борьбы с японским десантом 9 декабря из Сингапура вышли линкор «Принс оф Уэлс» и линейный крейсер «Рипалс». Корабли следовали без прикрытия с воздуха. Они были обнаружены японскими самолетами-разведчиками, и утром 10 декабря японская авиации потопила их. Британские войска остались без поддержки с моря и были разбиты.

Японская армия быстро продвигалась на юг, наступая одновременно вдоль восточного и западного побережья п-ова Малакка. Попытки британских войск остановить японское наступление не увенчались успехом. 31 января британские и малайские части отошли в Сингапур, куда тем временем были доставлены подкрепления — 45 тыс. чел. и 141 самолет.

Несмотря на то, что в Сингапуре были сосредоточены большие силы и имелось значительное количество боеприпасов и продовольствия, британское командование потеряло надежду удержать свою главную цитадель в Юго-Восточной Азии. В связи с тяжелой обстановкой в Малайе командование британских сил на Дальнем Востоке было переведено из Сингапура в Коломбо (о-в Цейлон).

8 февраля японцы высадились на о-в Сингапур и захватили аэродромы и водохранилища. 15 февраля британский гарнизон безоговорочно капитулировал. Сингапур утратил свое имя — он был переименован японцами в Сё̄нан.

Общие потери британских войск составили 140 тыс. чел., включая попавших в плен в Сингапуре (100 тыс. чел.), среди которых был и генерал Персиваль. 40 тыс. этих пленных в скором времени очутились в бирманских джунглях на затеянном японцами строительстве стратегической железной дороги, соединявшей Бирму и Таиланд, где не менее 16 тыс. из них погибли. Японцы потеряли 3507 чел. убитыми и 6150 ранеными.

С захватом японцами п-ова Малакка и падением Сингапура рухнул фронт стратегической обороны союзников («малайский барьер»), проходивший от Индии до Австралии. Создались благоприятные условия для дальнейшего развития наступления японских вооруженных сил как на север — на Бирму, так и в юго-восточном направлении — на Суматру и Яву.

Нанеся первые сокрушительные поражения американским и британским вооруженным силам, японцы постарались немедленно развить свой успех. В середине февраля 1942 г. японские воздушный и морской десанты захватили нефтепромыслы на о-ве Суматра (Голландская Индия). После этого японские войска высадились на о-в Бали, расположенный восточнее Явы, и перебазировали туда свою авиацию.

Чтобы исключить возможность доставки союзниками подкреплений на Яву, авианосное соединение адмирала Нагумо 19 февраля совершило налет на порт Дарвин (Австралия), уничтожило все находившиеся там суда и разрушило портовые сооружения. Вслед за этим японцы захватили о-в Тимор. Выйдя на ближние подступы к Яве, они перекрыли выходы из Яванского моря и блокировали там объединенную эскадру союзников под командованием голландского адмирала Доормана (5 крейсеров и 10 эсминцев), которая была почти полностью уничтожена в ходе морского сражения в Яванском море 27–28 февраля. Сам Доорман погиб. Разгромив флот союзников, японцы высадили десант на Яву и к 15 марта овладели всей Голландской Индией.

Одновременно на севере японское командование проводило Бирманскую операцию, целью которой было создание плацдарма для последующего вторжения в Индию. Кроме того, овладение Бирмой позволяло Японии перерезать пути снабжения Китая оружием и боеприпасами и в перспективе заставить правительство Чан Кайши капитулировать.

Еще в середине января японское командование, считая судьбу Малайи предрешенной, отдало своим войскам приказ перейти бирманскую границу и начать наступление на Рангун (совр. Янгон). Японцам противостояли англо-индийские войска под командованием британского генерала Хаттона. Сюда же были переброшены 3 китайские армии. Этим силам удалось ненадолго задержать противника, но японцы вынудили их отступить и 8 марта овладели Рангуном. После этого японское командование начало наступление к китайской границе. 29 апреля японцы перерезали бирмано-китайскую дорогу, а затем вступили на территорию Китая, в провинцию Юньнань.

На западном участке бирманского фронта англо-индийские войска не смогли остановить противника и, бросив технику и вооружение, ушли через горы в Индию. Из 35 тыс. солдат британской группировки до Индии добрались лишь около 12 тыс. Потери японцев, по их данным, составили 1280 убитых и 3158 раненых.

Одновременно с наступлением в Бирме японский флот провел успешную операцию по нарушению британских морских коммуникаций. 26 марта 1942 г. авианосное соединение адмирала Нагумо (5 авианосцев, 4 линкора, 3 крейсера, 8 эсминцев) вышло в Индийский океан, чтобы уничтожить британский Восточный флот, базировавшийся на Цейлоне.

Командующий Восточным флотом адмирал Сомервилл, получив сведения о готовящемся ударе, попытался перевести основные силы на Мальдивские о-ва. Однако японские самолеты обнаружили часть этих сил на переходе и уничтожили авианосец, 2 тяжелых крейсера и 2 сторожевых корабля. Затем массированными ударами соединение Нагумо разрушило британские базы в Коломбо и Тринкомали на Цейлоне. Британский Восточный флот был вынужден перебазироваться на восточное побережье Африки, и территория Индии осталась без прикрытия с моря.

В результате действий японцев союзники были отброшены к границам Индии и Австралии, а Япония получила в свое распоряжение богатейшие сырьевые ресурсы, позволившие ей значительно укрепить свою экономическую базу.

Борьба за стратегическую инициативу

Итоги первых месяцев войны превзошли самые оптимистические ожидания японского командования. К весне 1942 г. японские вооруженные силы выполнили все задачи, намеченные на первый период войны, захватив территорию в 3,8 млн. кв. км с населением почти в 150 млн. чел. При этом потери Японии были незначительными, тогда как союзники лишились почти всех соединений, принимавших участие в боевых действиях. Соотношение сил сторон резко изменилось в пользу Японии.

Однако, несмотря на все успехи, перспективы Японии в войне не были безоблачными. Хотя США и Великобритания были вынуждены вступить в войну с Японией, когда еще не были вполне к ней готовы, они многократно превосходили Японию по экономической мощи, что в затяжной войне имело решающее значение.

Военное преимущество Японии неумолимо приближалось к концу. Накапливание американских сил на Тихом океане шло ускоренными темпами. К октябрю 1942 г. на этом театре было развернуто 5 воздушных армий (против Германии с британской территории действовала тогда 1 воздушная армия США). Одновременно США развернули массовое строительство боевых кораблей.

При всем своем авантюризме японское руководство хорошо понимало грозившую опасность. Его расчет на победу строился на том, чтобы, не давая противнику опомнится, продолжать наносить удары и сохранять стратегическую инициативу. Учитывая успехи Германии на европейском театре военных действий, Япония рассчитывала, что со временем союзники будут если не полностью побеждены, то настолько истощены борьбой на два фронта, что заключат мир на японских условиях.

Как ни странно, существенное влияние на дальнейшие действия японского командования оказала откровенно демонстративная американская акция 18 апреля 1942 г., когда 16 бомбардировщиков Б-25, поднявшись с авианосца, совершили налет на Токио. Это вызвало в стране настоящую истерию. Адмирал Ямамото, одетый в парадную форму, явился во дворец, чтобы принести извинения за «осквернение» императорской столицы. После этого японцы, наряду с подготовкой запланированного ранее вторжения в Австралию, форсировали операцию по захвату расположенного в центральной части Тихого океана атолла Мидуэй, так как посчитали, что бомбардировщики вылетели именно оттуда.

Нападение на Мидуэй было запланировано на 4 июня 1942 г. На сутки раньше должна была начаться японская десантная операция в западной части Алеутской гряды, которая, как предполагалось, должна была отвлечь силы американского флота на север.

К проведению операции были привлечены основные силы японского флота. Непосредственно к Мидуэю направились ударное авианосное соединение адмирала Нагумо Тю̄ити (4 тяжелых авианосца, 2 линкора, 3 крейсера, 12 эсминцев) и десантное соединение под командованием адмирала Кондо̄ Нобутакэ, состоявшее из 15 транспортов (5 тыс. чел. десанта), легкого авианосца, 2 авиатранспортов, 2 линкоров, 10 крейсеров, 21 эсминца.

Для захвата Алеутских о-вов (Атту и Кыска) предназначалось соединение адмирала Хосогая Босиро̄, включавшее 2 легких авианосца, 6 крейсеров, 12 эсминцев, 6 подводных лодок, 2450 чел. десанта.

Главные силы японского Объединенного флота под командованием адмирала Ямамото Исороку развертывались в 600 милях к северо-западу от Мидуэя и должны были одновременно поддерживать операции на центральном и на северном направлениях. В их состав входили 7 линкоров, легкий авианосец, 3 крейсера, 21 эсминец, 2 авиатранспорта.

Американцы раскрыли японский военно-морской шифр и заблаговременно знали о готовившихся действиях противника. Однако для отражения атаки они смогли выставить значительно меньшие силы — 3 тяжелых авианосца (233 самолета), 8 тяжелых крейсеров и 14 эсминцев под общим командованием адмирала Ф.Флетчера. Кроме того на Мидуэе имелось около 120 самолетов, а на подходах к атоллу заняли позиции 19 американских подводных лодок. Для обороны Алеутских о-вов было выделено 5 крейсеров, 14 эсминцев, 6 подводных лодок и самолеты берегового базирования. Общее руководство всеми американскими силами осуществлял из Пирл-Харбора адмирал Ч.Нимиц.

Боевые действия, как и планировало японское командование, начались на алеутском направлении. Высадка японских десантов на острова Кыска и Атту прошла без помех. Только через четверо суток американская авиация обнаружила японские войска на островах и начала периодически их бомбить. Эта отвлекающая японская операция вызвала сильную тревогу у американской общественности — впервые нога японского солдата ступила на землю Соединенных Штатов.

3 июня в 600 милях к западу от атолла Мидуэй американский самолет-разведчик обнаружил японский десантный конвой. В воздух была поднята американская авиация. Неожиданно в 150 милях от Мидуэя были обнаружены японские самолеты, а в 180 милях — авианосцы. Японским самолетам все же удалось прорваться к острову, однако главной цели — уничтожения американской авиации на земле — они не достигли, так как та уже была в воздухе и направлялась для нанесения удара по японским кораблям.

После ряда безуспешных атак пикирующим бомбардировщикам, поднявшимся с тяжелых авианосцев «Энтерпрайз» и «Йорктаун», менее чем за 5 минут удалось уничтожить 3 (из 4) японских тяжелых авианосца с находившимися на них 137 самолетами. Американцы потеряли при этом 69 самолетов.

Четвертый тяжелый авианосец («Хирю̄») из соединения адмирала Нагумо в то время находился значительно севернее и не был обнаружен американцами. Поднятые с него самолеты атаковали авианосец «Йорктаун» (флагманский корабль Флетчера) и нанесли ему тяжелые повреждения. 6 июня его торпедировала японская подводная лодка, и на следующий день он затонул.

В тот момент, когда самолеты с авианосца «Хирю̄» атаковали «Йорктаун», сам «Хирю̄» был атакован американской авиацией, получил тяжелые повреждения и 5 июня был потоплен своим эсминцем. Авианосное соединение адмирала Нагумо, в течение полугода с лишним громившее флоты и базы союзников в Тихом и Индийском океанах, перестало существовать.

В результате соотношение сил флотов на Тихом океане существенно изменилось в пользу США. У японцев оставался 1 тяжелый и 4 легких авианосца, в то время как американцы имели 3 тяжелых. При этом в Японии в постройке находилось 6 авианосцев, а в США— 13 тяжелых и 15 эскортных авианосцев. Возможности Японии проводить стратегические наступательные операции резко сократились.

С весны 1942 г. японцы стремились усилить свои плацдарм для вторжения в Австралию. В начале мая они попытались захватить австралийскую базу на Новой Гвинее Порт-Морсби. В случае успеха Япония получила бы удобный пункт для базирования своего флота и авиации. Однако в результате морского сражения в Коралловом море 6–8 мая американскому флоту (им командовал Ф.Флетчер) несмотря на большие собственные потери — удалось сорвать японскую десантную операцию.

Несмотря на быстрое изменение соотношения сил в пользу США и их союзников после сражения у атолла Мидуэй, японское командование не оставило надежды на удержание Новой Гвинеи и Соломоновых о-вов, которые рассматривались им теперь, скорее, не как плацдарм для вторжения в Австралию, а как линия стратегической обороны японских завоеваний начального периода войны.

Со своей стороны, союзники стали готовится к наступлению, чтобы овладеть стратегической инициативой. 7 августа 1942 г. 11 тыс. американских морских пехотинцев беспрепятственно высадились на о-ве Гуадалканал. Затем последовала высадка 5-тысячного десанта о-в Тулаги. Получив сведения об этом, японское командование срочно отправило в район десанта 5 тяжелых и 2 легких крейсера и эсминец. К этому времени американский десант прикрывали 6 тяжелых крейсеров и 6 эсминцев.

В ночь на 9 августа у о-ва Саво состоялся первый из множества морских боев у Гуадалканала, который был начисто проигран союзниками: 4 их тяжелых крейсера были потоплены и 1 получил серьезные повреждения. При этом лишь 2 тяжелых японских крейсера были повреждены. Однако несмотря на это борьба за Гуадалканал продолжилась с возрастающим ожесточением. Обе стороны стали наращивать свои силы на острове, высаживая там подкрепления.

Хотя в морских сражениях в районе Гуадалканала успех чаще сопутствовал японскому флоту, он не смог решить главную задачу — обеспечить наращивание японских сил на самом острове. Японцы смогли сосредоточить там 30 тыс. чел., тогда как американцам к концу 1942 г. удалось довести численность своих войск до 58 тыс. чел.

31 декабря 1942 г. на совещании в присутствии императора было решено прекратить бесперспективную операцию и вывести японские войска с Гуадалканала. 7 февраля 1943 г. эвакуация была завершена. Утром следующего дня американцы обнаружили, что противника перед ними нет.

Хотя в 1943 г инициатива на тихоокеанском театре перешла в руки союзников, они не вели там крупных наступательных операций. Военные действия в основном сводились к затяжным боям местного значения и к эпизодическим столкновениям военно-морских сил на коммуникациях. Тем не менее, их ход выявил неспособность Японии удержать захваченные территории.

После того, как в июне 1942 г. японцы захватили острова Алеутской гряды Атту и Кыска, американская общественность продолжала проявлять беспокойство по поводу продолжавшейся оккупации части территории США войсками противника. Хотя провал японского наступления в центральной части Тихого океана сделал местный успех японцев в этом районе практически бессмысленным, американское командование решило отвоевать острова. Для этого был сформирован 11-тысячный десант и соединение поддержки в составе 3 линкоров, эскортного авианосца, 6 крейсеров и 19 эсминцев.

Бои на Атту продолжались с 11 до 30 мая 1943 г. Японский гарнизон (около 2,5 тыс. чел.) оказал ожесточенное сопротивление и был почти полностью истреблен. Американцы потеряли убитыми 550 чел. С потерей Атту о-в Кыска оказался в тылу американских сил, и японское командование решило оставить его. 29 июля 2 крейсера и 10 эсминцев под прикрытием тумана подошли к острову, за 45 мин. приняли на борт весь его гарнизон (5,1 тыс. чел.) и удалились.

Американцы не заметили эвакуации и продолжали готовить штурм Кыски. 16 августа после многодневной авиационной и артиллерийской подготовки на него высадились 34 тыс. американских солдат. Оборудовав плацдарм, они на следующий день продолжили наступление и лишь через сутки обнаружили, что на острове нет ни одного японца. На этом активные действия в северной части Тихого океана прекратились.

Летом и осенью 1943 г. союзники провели серию десантных операций по овладению Соломоновыми о-вами. Несмотря на большое превосходство американцев, бои приняли затяжной характер. В конце концов американским авиации и флоту удалось настолько затруднить снабжение японских войск, что императорская ставка приняла решение эвакуировать свои силы и перебросить их на о-в Бугенвиль. Хотя американцы пытались препятствовать эвакуации, она в целом успешно завершилась ко 2 октября 1943 г.

В конце ноября 1943 г. американцы, собрав самую крупную военную группировку из всех, ранее создававшихся на Тихом океане (13 линкоров, 19 авианосцев, 17 крейсеров, 42 эсминца, 22-тысячный десант и около 1100 самолетов), овладели о-вами Гилберта (атоллами Макин и Тарава), которые обороняли около 5,5 тыс. японцев. Это укрепило позиции союзников в центральной части Тихого океана и обеспечило благоприятные условия для наступления на Маршалловы и Каролинские о-ва.

1943 г. ознаменовался еще одной американской боевой операцией, которая, хоть и была совсем невелика по масштабам, имела большой резонанс. В середине апреля американской разведке удалось перехватить и расшифровать сообщение, в котором содержались сведения о маршруте и сроках инспекционной поездки командующего Объединенным флотом адмирала Ямамото на о-в Бугенвиль. 18 апреля американские истребители сбили оба самолета, на которых следовал Ямамото со своим штабом. Японцам удалось найти останки своего знаменитого флотоводца, и 5 июня Ямамото был торжественно похоронен в Токио.

Военные действия в Китае

К концу 1941 г. Япония захватила 800 китайских Уездов с населением около 215 млн. человек. В руках японцев оказались самые развитые районы страны, главным образом приморские китайские провинции, где находились наиболее крупные города, морские порты и промышленные предприятия, основные железнодорожные магистрали и водные пути.

Оккупированными территориями формально управляли марионеточные власти: в Северо-Восточном Китае — правительство Маньчжоуго во главе с императором Пу И, в Нанкине — прояпонское правительство Ван Цзинвэя, во Внутренней Монголии — правительство князя Дэвана, в Пекине — политический совет Северного Китая во главе с Ван Итаном.

Правительство Чан Кайши сохраняло свою власть в западных районах страны с центром в г. Чунцин. Гоминьдановское командование располагало войсками численностью около 2,6 млн. чел., боеспособность которых была невысокой. Им не хватало подготовленных командных кадров, остро ощущался недостаток боевой техники, почти не было танков и авиации.

В армии Гоминьдана имелись и другие проблемы. Китайские военнослужащие почти не получали довольствия. Главным их занятием стала торговля, так как иначе они не могли бы существовать. Одновременно в китайской армии процветало воровство. Офицеры наживались за счет солдат, которые зачастую голодали. Слаба была дисциплина, особенно в армиях провинций. Их генерал-губернаторы нередко не выполняли боевых приказов Чан Кайши. Кроме того, в главном штабе в Чунцине было сильно влияние прояпонских элементов.

На северо-западе Китая было создано временное (коммунистическое) правительство Пограничного (Особого) района Шэньси-Ганьсу-Нинся. Его местопребыванием стал уездный город Яньань, где размещались ЦК Коммунистической партии Китая (КПК) и военный совет Народной Революционной армии (НРА). Кроме того, на оккупированной японцами территории существовало несколько «освобожденных районов» и партизанских баз, которые контролировали коммунисты. На территории «освобожденных районов» Северного Китая действовала 8-я, а в восточной части Китая — Новая 4-я армия. Их численность (вместе с партизанскими отрядами) к январю 1942 г. достигала 650 тыс. чел., которые были вооружены в основном трофейным стрелковым оружием.

Антияпонская борьба в Китае значительно затруднялась из-за острого соперничества в борьбе за власть между ведущими политическими силами китайского общества — Гоминьданом и КПК, — которое проходило, в том числе, в форме вооруженной борьбы. Японцы активно использовали это обстоятельства, натравливая китайцев друг на друга и укрепляя таким образом собственные позиции.

После начала войны на Тихом океане и в Юго-Восточной Азии ограниченный характер военных действий в Китае не изменился. Японское командование, намеревавшееся зимой 1941—весной 1942 г. удерживать линию фронта, сложившуюся к началу декабря 1941 г., провело несколько операций местного значения. Со своей стороны гоминьдановское командование придерживалось стратегии пассивной обороны. При этом, несмотря на формальное провозглашение единого антияпонского национального фронта, продолжалась вооруженная борьба между силами Гоминьдана и коммунистами.

В связи с началом войны правительства США и Великобритании стремились побудить Чан Кайши активизировать боевые действия, чтобы сковать в Китае как можно больше японских сил. Однако способность гоминьдановских войск развернуть активные действия во многом зависела от материальной помощи Соединенных Штатов и, соответственно, от положения в Бирме, через которую осуществлялись военные поставки союзников Китаю.

В начале 1942 г. в Китай был направлен американский генерал Дж. Стилуэлл, который должен был согласовывать с Чан Кайши вопросы участия китайских войск в операциях в Бирме и в Индии, а также следить за тем, чтобы поступавшие из США по ленд-лизу военные материалы расходовались по прямому назначению — для борьбы против Японии. Стилуэлл стал главным военным советником Чан Кайши, начальником штаба и командующим китайскими экспедиционными войсками в Бирме.

С захватом японцами части бирмано-китайской дороги США и Великобритания потеряли возможность оказывать Чан Кайши эффективную военно-экономическую помощь. Снабжение Китая военными материалами стало осуществлялось воздушным путем через Индию в ограниченных масштабах (в среднем не более 13 тыс. т грузов в месяц).

Под влиянием поражений союзников на начальном этапе войны с Японией среди части генералов гоминьдановской армии усилились капитулянтские настроения, и они стали переходить со своими войсками на сторону нанкинского «правительства» (т. е. японцев). Только с января по апрель 1942 г. к противнику ушли 8 дивизий и 3 отдельные бригады.

В 1942 г. активизировались действия американской авиации с китайских аэродромов. Японская императорская ставка в своей директиве от 30 апреля 1942 г. потребовала от главнокомандующего экспедиционными войсками в Китае маршала Хата Сюнроку в кратчайшие сроки уничтожить аэродромы, находившиеся в провинции Чжэцзян.

Операция японских войск началась 15 мая. Основные силы японской 13-й армии перешли в наступление из района Ханчжоу. В течение второй половины мая и июня они разгромили противостоявшие им китайские войска и соединились в середине июня с частями японской 11-й армии в Хэнфэне. В результате была захвачена Чжэцзян-Хунаньская железная дорога. Однако затем по приказу верховного командования обе армии (11-я и 13-я) к концу августа вернулись на исходные позиции.

В конце 1942-начале 1943 г. правительство Чан Кайши продолжало придерживаться пассивной линии в ведении войны с Японией и было занято в основном решением внутриполитических проблем: Гоминьдан стремился уменьшить влияние компартии, а также подорвать авторитет нанкинского марионеточного правительства. Что касается боевых действий между японскими и чунцинскими войсками, то они имели ограниченный характер и не оказали существенного влияния на ход войны.

Внешняя политика Японии в период военных успехов

Главными целями японской внешней политики в начальный период войны на Тихом океане было обеспечить благоприятные условия для включения захваченных территорий в состав своей колониальной империи. Для этого предполагалось поддерживать союзные отношения с Германией и Италией и проводить активную политику в отношении азиатских народов. Никаких попыток вести переговоры по вопросам заключения мира с военными противниками на этом этапе не предпринималось: японцы продолжали надеяться на поражение антифашистской коалиции в Европе и, соответственно, на заключение мира с позиции силы.

В целом японо-германские союзные отношения с началом тихоокеанской войны получили дальнейшее развитие. «Тройственный пакт» был дополнен двумя соглашениями военного характера. Первое из них было заключено 11 декабря 1941 года, в день вступления Германии и Италии в войну с Соединенными Штатами. Япония, Германия и Италия брали обязательство вести войну против США и Великобритании до победы, не заключать сепаратного перемирия или мира без полного взаимного согласия и после победы «тесно сотрудничать в установлении справедливого нового порядка в духе тройственного пакта, заключенного 27 сентября 1940 г.».

Второе соглашение было подписано 18 января 1942 г. Оно касалось разделения зон военных операций как на суше, так и на море. По нему в зону операций и соответственно влияния Японии отходили все территории восточнее 70º восточной долготы, т. е. большинство восточных районов Советского Союза.

Впрочем, реальной коалиционной стратегии выработано не было. Соглашение от 18 января 1942 г. осталось, по существу, лишь декларацией. То же самое можно сказать и о заключенных годом позже (20 января 1943 г.) японо-германских экономических соглашениях. Из-за расширения масштабов военных действий и в целом неблагоприятного их развития для стран оси сообщение между Японией и Германией было крайне затруднено. Реально сотрудничество свелось к обмену разведывательной информацией, предоставлению документации по технологии производства отдельных видов вооружений и т. п. Кроме того, германский и японский генеральные штабы информировали друг друга о ходе военных действий и о планах некоторых операций.

Уже с 1942 г. между Японией и Германией наметились серьезные расхождения, осложнившие их отношения. Они касались перспективы вступления Японии в войну с СССР на стороне Германии.

После начала тихоокеанской войны политика Японии по отношению к Советскому Союзу продолжала оставаться столь же враждебной, как и раньше. Японская сторона, не считаясь с советско-японским пактом о нейтралитете, продолжала готовить войну против СССР.

В течение всей зимы 1941 /42 г. продолжалась интенсивная подготовка к нападению на советский Дальний Восток весной 1942 г. Однако оно не состоялось. Начало военных действий было отложено на 6 мес, а затем перенесено на весну 1943 г. Такая осторожность была обусловлена поражениями вермахта зимой 1941/42 г. на советско-германском фронте. Разгром гитлеровских армий под Москвой показал, что, несмотря на тяжелые потери первых месяцев войны, боеспособность советских вооруженных сил возросла, и победа Германии уже не казалась предопределенной.

Развитие событий на советско-германском фронте повлияло и на позицию Германии, которая решила активно добиваться вовлечения Японии в войну против СССР. 23 марта 1942 г. германский министр иностранных дел И.Риббентроп в беседе с японским послом в Берлине О̄сима Хироси заметил, что, «если бы в этом году Япония была достаточно сильной, чтобы напасть на Россию, это способствовало бы быстрому и окончательному уничтожению России, учитывая ее все ухудшающееся положение». В ответ германофильски настроенный О̄сима заверил, что «сделает все возможное, чтобы убедить свое правительство предпринять наступление против Владивостока и Восточной Сибири в этом году, так как такой хороший случай больше не представится».

Несмотря на успехи, достигнутые гитлеровскими войсками на восточном фронте в ходе летней кампании 1942 г., японское правительство не торопилось со вступлением в войну против СССР. Поэтому Риббентроп 9 июля 1942 г. вновь встретился с О̄сима и разъяснил германскую позицию по этому вопросу:

Однако 30 июля О̄сима сообщил Риббентропу, что, по мнению Токио, «выступление Японии приведет к чересчур большому распылению сил Японии», вследствие чего правительство «предполагает в сложившейся ситуации ограничиться военными операциями на юге и в Китае». Далее он отметил, что «увеличивающееся давление на США и Великобританию» со стороны Японии способствует «ведению совместной войны».

Такое решение японского правительства было вызвано двумя факторами. Во-первых, летом 1942 г. Япония постепенно начала утрачивать стратегическую инициативу в войне. Сражение у о-ва Мидуэй показало, что японский флот больше не был полным хозяином в Тихом океане. Во-вторых, не меньшую роль сыграло неверие японских правящих кругов в прочность успехов гитлеровских войск на советско-германском фронте.

Надо сказать, что Япония «способствовала ведению совместной войны» не только своим «давлением на США и Великобританию», но и давлением на СССР. Япония продолжала поддерживать численность и высокую боеготовность своих сил (в первую очередь Квантунской армии) в Маньчжурии и Корее. Хотя советское руководство на основании разведывательных данных и аналитической работы дипломатов и специалистов-востоковедов пришло к выводу, что японское нападение отсрочено на неопределенное время, и перебросило часть войск из Сибири и Дальнего Востока на советско-германский фронт, на протяжении всего периода войны с Германией оно было вынуждено считаться с фактором существования мощной японской военной группировки в непосредственной близости от советских границ. Это, безусловно, играло на руку Германии, что отмечалось и ее руководством. Так, Риббентроп в телеграмме в Токио 15 мая 1942 г., в очередной раз призывая японское правительство совершить нападение на Советский Союз, в то же время признал, что «нейтралитет» Японии сам по себе является формой активной помощи Германии в войне против СССР, «поскольку во всяком случае Россия должна держать войска в Восточной Сибири в ожидании русско-японского столкновения».

Тем временем дела у вермахта на восточном фронте шли все хуже и хуже. В конце 1942 г. в связи с тяжелой для немцев обстановкой под Сталинградом руководство Германии усилило попытки вовлечь Японию в войну, но гибель немецкой 6-й армии в Сталинградской битве поставило на этих планах крест. Ждать «благоприятной» ситуации для нападения на СССР стало для Японии бессмысленным. К тому же она к тому времени основательно завязла в оборонительных боях на островах Тихого океана. 6 марта 1943 г. в очередной беседе с Риббентропом О̄сима заявил:

Риббентроп все же попытался еще раз воздействовать на японское правительство. 18 апреля 1943 г. при встрече с О̄сима он заявил, что для Японии «этот год представляет самую удобную возможность напасть на Россию, которая никогда больше не будет такой слабой, какой она является теперь». Однако японские политики и военные к тому времени прекрасно понимали, что решение открыть боевые действия еще на одном фронте стало бы для Японии самоубийственным. Поражение немцев на Курской дуге в июле 1943 г. подвело черту под японскими планами войны против СССР.

Политика Японии в отношении азиатских народов отличалась определенным своеобразием. Японские правящие круги стремились использовать в своих целях националистические и антиколониальные настроения в азиатских странах, и поэтому стремились представить свою агрессию как расовую войну между азиатами и европейцами. Широко пропагандировался лозунг «Азия для азиатов». Была выдвинута доктрина «сферы совместного процветания великой Восточной Азии», свободной от «англо-американского рабства», в которой Японии, разумеется, должна была принадлежать главенствующая роль.

Такая пропаганда отчасти возымела действие. Так, действия японских войск в Бирме в начальный период войны облегчались тем, что японцы пообещали бирманскому народу независимость. В результате вместе с японскими войсками на территорию страны вступила армия независимости Бирмы (АНБ), сформированная из бирманцев в Таиланде. Она была поддержана населением, и в ряды армии стали вступать добровольцы.

Такую же политику японцы проводили и в отношении Индии. Им удалось привлечь на свою сторону видного деятеля индийского национально-освободительного движения Субхаса Чандра Боса, который возглавил т. и. индийскую национальную армию (ИНА), созданную при помощи японцев в Сингапуре из военнопленных и индийцев, проживавших за границей. Когда в 1942 г. Япония готовила вторжение на территорию Индии, эти индийские силы были использованы в антибританской пропагандистской кампании, а затем и в реальных боевых действиях против союзных войск.

Значительного успеха японская пропаганда добилась в Голландской Индии, где многие поверили в «освободительную» миссию японской армии. В результате вторжение японских войск получило поддержку в виде стихийных народных выступлений против голландских колониальных властей. Точно так же обещание предоставления независимости позволило японцам найти опору в руководстве Национальной партии Филиппин и даже добиться определенной поддержки католической церкви в этой стране.

Несколько иначе действовали японцы в Таиланде, который всегда сохранял свою независимость. С военной точки зрения Таиланд был важным плацдармом для ведения операций в Малайе и Бирме. Поэтому еще за неделю до нападения на Пирл-Харбор Япония в ультимативной форме потребовала от правительства Таиланда дать согласие на проход японских войск через территорию страны. 7 декабря после длительных дебатов японский ультиматум был принят. Фактически Таиланд капитулировал перед Японией.

Вскоре, 21 декабря 1941 г., Япония подписала с Таиландом договор «о союзе». Он формально провозглашал взаимное уважение суверенитета и независимости договаривающихся сторон, оказание друг другу военной, экономической и политической помощи в случае конфликта с третьей державой, отказ обеих сторон от сепаратного заключения перемирия или мира в случае вступления в войну. Договор содержал секретный протокол, касавшийся взаимопомощи обоих государств в войне против США и Великобритании. 25 января 1942 г. правительство Таиланда под давлением Японии объявило войну Великобритании и США.

В дальнейшем японцы поставили задачу создать из своих стран-сателлитов т. н. восточно-азиатский блок, который обеспечил бы полный политический и экономический контроль Японии над захваченными территориями. В его состав должны были войти, помимо Японии, Маньчжоуго, Китай, Индокитай, Таиланд, Малайя, Филиппины и острова Южных морей. Предполагалось, что состав блока в дальнейшем может быть расширен за счет захвата новых территорий. В организационном отношении восточно-азиатский блок был оформлен на конференции стран Восточной Азии (дайто̄а кайги), состоявшейся 5–6 ноября 1943 г. в Токио.

Особую проблему для Японии представляло вовлечение в ее «сферу совместного процветания» Китая. Одержать полную победу над Чан Кайши никак не удавалось, поэтому японцы сделали ставку на марионеточное нанкинское правительство Ван Цзинвэя.

С конца 1942 г. Япония начала осуществлять в отношении Китая «новую политику». В Токио рассчитывали, что установление «равноправных» отношений с режимом Ван Цзинвэя может втянуть оккупированную часть Китая в войну на стороне Японии. В дальнейшем японцы надеялись укрепить позиции прояпонской группировки внутри Гоминьдана и добиться заключения сепаратного мира с Китаем и вывода его из войны.

В конце декабря 1942 г. Ван Цзинвэй был приглашен в Токио, где ему устроили официальную встречу как «главе китайского правительства». 9 января 1943 г. нанкинский режим объявил войну США и Великобритании. Японский премьер-министр То̄дзё̄ Хидэки в этой связи заявил, что «отношения между Японией и китайским национальным правительством в Нанкине отныне будут строиться на новой, равноправной основе», и сообщил о решении Японии отказаться от своих концессий на оккупированной территории Китая. Однако расчет японцев на то, что таким образом удастся выбить почву из под ног Чан Кайши и побудить его прекратить сопротивление, не оправдался. Война в Китае продолжилась.

Политика Японии, направленная на создание в Юго-Восточной Азии, странах Южных морей, а также в оккупированной части Китая военного, политического и экономического блока полностью зависимых от нее «государств», в 1942–1943 гг. достигла определенных результатов. Вместе с тем, проводившийся курс на японизацию и экономическое ограбление оккупированных территорий очень быстро рассеяли иллюзии оказавшихся в сфере влияния Японии народов относительно обретенной ими «независимости». Поэтому вскоре Японии пришлось столкнуться с массовым сопротивлением населения захваченных стран, в том числе и в форме партизанского движения.

Закат могущества Японской империи

С начала 1943 г. в японские правящие круги стали терять уверенность в благоприятном для Японии исходе войны. В течение весны и лета 1943 г. происходили дальнейшие изменений в соотношении сил на Тихом океане и в Юго-Восточной Азии. К осени 1943 г. на тихоокеанском театре союзники значительно превосходили японцев в военно-морских силах. Кроме того, последовавшие в 1943 г. новые тяжелые поражения вермахта на советско-германском фронте, начало стратегического воздушного наступления союзников против Германии, выход Италии из войны осложнили военно-политическое положение Японии. Стало ясно, что перспективы войны как для Японии, так и для ее союзников выглядят достаточно мрачно. Сложившаяся обстановка заставила японскую императорскую ставку переосмыслить свои стратегические установки.

Новая японская стратегическая концепция была утверждена на императорском совещании 30 сентября 1943 г. Вооруженным силам ставилась задача во что бы то ни стало удержать стратегически важную для Японии зону, включавшую в себя Марианские, Каролинские, Курильские острова, о-ва Бонин (Огасавара), западную часть Новой Гвинеи, Зондские о-ва и Бирму. Для дальнейшего ведения войны предполагалось также мобилизовать весь экономический потенциал страны для удовлетворения нужд армии и флота.

Хотя в утвержденном на совещании документе декларировалось намерение в конечном счете захватить инициативу в войне, можно сказать, что в сентябре 1943 г. фактически завершился переход Японии к стратегической обороне. Понимая превосходство противника, японское командование на 1944 г. планировало вести упорную оборону важнейших стратегических позиций, прежде всего островов в центральной части Тихого океана и Филиппин. Оно рассчитывало, втянув американцев в борьбу за бесчисленные острова, нанести им большие потери и воспрепятствовать их дальнейшему продвижению к метрополии.

Сосредоточив крупные силы, союзное командование в конце 1943 г. развернуло наступление на Маршалловы о-ва, закрывавшие доступ к японским базам на о-вах Трук и к Филиппинам. 1 февраля 1944 г. американские войска высадились на острова Кваджалейн (Меньшикова), Рой и Маджуро. Это создало серьезную угрозу для гарнизонов на Каролинских и Марианских о-вах и особенно на о-вах Трук, где базировались основные силы японского Объединенного флота.

Развивая успех, американская десантная группа захватила атолл Эниветок. Остававшиеся в руках японцев атоллы из группы Маршалловых о-вов подвергались непрерывным ударам авиации. Поэтому снабжение их гарнизонов осуществлялось только подводными лодками.

Захват основных японских баз на Маршалловых о-вах вынудил японское командование перебазировать Объединенный флот с о-вов Трук на о-ва Палау. Это значительно ухудшило положение японских войск на архипелаге Бисмарка и на Новой Гвинее. Американцы же получили новые базы в 3900 км западнее Гавайских о-вов. Создались условия для прорыва японской стратегической оборонительной линии на Тихом океане.

11 июня 1944 г. главные силы 5-го флота США (7 тяжелых и 8 легких авианосцев, 7 линкоров, 21 крейсер и 66 эсминцев) нанесли удары по японским авиабазам на Марианских о-вах. В результате были выведены из строя аэродромы, уничтожены и серьезно повреждены 215 японских самолетов. Это обеспечило американцам господство в воздухе.

Утром 15 июня после мощной артиллерийской и авиационной подготовки американцы высадились на о-в Сайпан. Основные силы американского десанта насчитывали до 70 тыс. чел. К 9 июля им удалось сломить организованное сопротивление японцев. Гарнизон на Сайпане был почти полностью истреблен — из 43,5 тыс. чел. погибла 41 тыс. (потери американцев составили 3,5 тыс. чел. убитыми). Японские командующие предпочли самоубийство сдаче в плен. Среди них был и адмирал Нагумо Тю̄ити, который после потери своего авианосного соединения в сражении у Мидуэя командовал на Сайпане 7-тысячным отрядом военных моряков. Оставшиеся в живых японские военнослужащие, укрывшись в горах, вплоть до середины марта 1945 г. продолжали предпринимать вылазки против американских войск. Бои за Сайпан знаменательны еще и тем, что там американская авиация впервые применила напалм.

Кроме Сайпана крупные американские десанты были высажены на острова Гуам и Тиниан. Как и на Сайпане, их защитники были почти полностью истреблены. Так, на Гуаме японцы потеряли убитыми 18,4 тыс. чел., а пленными — только 1250.

Овладение группой Марианских о-вов позволило американцам создать на них передовые военно-морские базы и аэродромы, с которых их тяжелые бомбардировщики осенью стали совершать налеты на территорию Японии. Кстати, именно с Тиниана годом позже поднялся бомбардировщик Б-29, сбросивший атомную бомбу на Хиросиму.

В сентябре 1944 г. американцы провели десантные операции в обширном Каролинском архипелаге, насчитывающем 936 островов, разбросанных в океане на площади около 2 млн. кв. км. Наиболее крупные из них — о-ва Палау — расположены в западной части архипелага. 15 сентября 1944 г. на них был высажен американский десант общей численностью 48 тыс. чел. Японские войска понесли тяжелый урон. Из 25 тыс. защитников островов погибли 16 тыс.

Овладение западными Каролинскими о-вами еще на шаг приблизило американцев к японской метрополии. Американский флот мог теперь базироваться на атолл Улити, расположенный более чем в 1800 милях западнее Эниветока, который до этого был основной передовой базой военно-морских сил США в центральной части Тихого океана. Это облегчило действия американцев в районе Филиппин.

Одновременно с операциями в центральной части Тихого океана вооруженные силы США вели наступление в юго-западной его части — на Новой Гвинее и других островах. В результате боев за Палау японская авиация в этом районе была практически уничтожена. На Новой Гвинее насчитывалось не более 70 японских боевых самолетов. Лишенные поддержки авиации и флота, японские войска, действовавших в районе Новой Гвинеи, к осени оказались блокированными.

Таким образом, осенью 1944 г. сложилась весьма благоприятная обстановка для высадки американских войск на Филиппины. Овладение ими позволило бы американцам перерезать главную морскую коммуникацию Японии, по которой она получала из Голландской Индии и Бирмы нефть, каучук, олово и другие материалы, крайне необходимые для ведения войны.

Намереваясь удержать Бирму во что бы то ни стало, японское командование решило провести упреждающую операцию (операция «У»), чтобы сорвать предполагаемое наступление союзников. Японцы наметили вторгнуться на территорию Индии и, развивая наступление на запад, перерезать вражеские коммуникации и разрушить аэродромы, обслуживавшие воздушный мост с Китаем.

Японские войска перешли в наступление 8 марта 1944 г. К началу апреля они вышли на Импхальскую равнину и блокировали индийский город Импхал. Создалась непосредственная угроза авиационным базам союзников.

Надеясь использовать в своих интересах антибританские настроения среди индийцев, японцы включили в состав своих сил формирования индийской национальной армии (ИНА) численностью около 7 тыс. чел. Предполагалось, что появление этих войск, а также «национального правительства» на занятой ими территории Индии приведет к восстанию во всей северо-восточной части страны. Однако эти расчеты не оправдались. Подтянув дополнительные силы, союзникам удалось остановить продвижение японцев. Бои приняли затяжной характер, и японские войска были вынуждены перейти к обороне.

Несмотря на то, что провал Импхальской операции стал очевиден, японское командование тянуло с ее прекращением. Только 10 июля главнокомандующий Южной группой армий Тэраути Хисаити, в подчинении которого находился бирманский фронт, издал приказ об отводе войск. Но это решение было запоздалым. К тому времени британские войска отрезали японской армии удобные пути отхода, вынудив ее отступать по бездорожью.

В сезон муссонных дождей остатки японских войск и дивизии ИНА, побросав оружие и боеприпасы, пробирались по размокшим джунглям. Многие умерли от голода и болезней. Из 100 тыс. чел., участвовавших с японской стороны в Импхальской операции, было убито и вышло из строя свыше 72 тыс. К 19 августа 1944 г. японских войск на территории Индии не осталось.

Союзники также понесли потери. Причем, если в боях было убито и ранено менее 17 тыс. чел., то за полгода действий в горах и джунглях Бирмы и на границе Индии от болезней вышло из строя 288 тыс. чел. В целом же военные действия в Бирме в 1944 году закончились тяжелым поражением японских войск.

Терпя неудачи на тихоокеанском театре, японское командование решило добиться стратегического успеха в Китае и превратить эту страну в базу дальнейшего ведения войны. Оно поставило цель разгромить гоминьдановские войска в Центральном и Южном Китае, захватить находившиеся там американские военно-воздушные базы (к июню 1944 г. там было 547 самолетов, в том числе 339 истребителей, 79 средних и 39 тяжелых бомбардировщиков) и обеспечить прямое сообщение по суше между японскими войсками в Китае и в Юго-Восточной Азии.

Активные боевые действия в Центральном Китае начались во второй половине апреля 1944 г. Войска Гоминьдана, превосходя противника по численности, уступали ему в вооружении, были хуже подготовлены и не смогли оказать серьезного сопротивления. В результате в руках японцев оказалась большая часть территории провинции Хэнань и вся железнодорожная линия от Пекина до Ханькоу. Таким образом, они сделали важный шаг к созданию прямых наземных коммуникаций между Китаем и Индокитаем и создали реальную угрозу американским авиабазам.

27 мая японские войска перешли в наступление из района Уханя в южном направлении. В середине июня японцам удалось прорвать оборонительные позиции с фронта и одновременно основными силами обойти китайские войска. Опасаясь окружения, гоминьдановцы стали в беспорядке отходить. 19 июня японские войска вступили в г. Чаншу.

Успехи противника встревожили военного советника Чан Кайши генерала Стилуэлла, который предложил Чан Кайши вступить в переговоры с руководством Коммунистической партии Китая и добиться согласованных действий 8-й и Новой 4-й армий с гоминьдановскими войсками против японцев. Однако Чан Кайши, боясь усиления влияния компартии, отверг это предложение и потребовал от правительства США отозвать Стилуэлла, вместо которого в октябре 1944 г. был прислан генерал А.Ведемейер.

Между тем к концу октября японские войска достигли района Гуйлиня. 10 ноября защитники города капитулировали. Вскоре японцы захватили Лючжоу и Наньнин. Путь в Индокитай был открыт.

К концу 1944 г. стратегическая цель японского командования была достигнута — у Японии появилась сквозная сухопутная коммуникация от Пекина до границы с Индокитаем. Это позволяло даже в условиях американского господства на море продолжать вывозить из Юго-Восточной Азии в Японию стратегическое сырье и продовольствие и, в конечном счете, давало шансы японским правящим кругам на затягивание войны. Была решена и другая важная задача — ликвидация части американских авиабаз в Китае.

В ходе операций японских войск в апреле-декабре 1944 г. гоминьдановцы потеряли около 1 млн. чел., 10 крупных авиабаз, 36 аэродромов. Японцы установили контроль почти над всеми китайскими железными дорогами. Все это поставило армию Чан Кайши на грань катастрофы.

И все же японское командование не смогло добиться полного разгрома гоминьдановцев. Поражения на Тихом океане и в Бирме вынудили японцев в конце 1944 г. прекратить крупные наступательные операции в Китае, чтобы привлечь дополнительные силы для обороны метрополии.

Утром 17 октября 1944 г. передовой американский отряд высадился на небольшие острова, расположенные у входа в залив Лейте на Филиппинах. 20 октября после мощной авиационной и артиллерийской подготовки началась высадка на сам о-в Лейте.

Получив сообщение о начале высадки, японское командование решило попытаться разгромить американцев на море. Японский флот должен был действовать тремя группами. Центральная группа под командованием вице-адмирала Курита Такэо (5 линкоров, 12 крейсеров, 15 эсминцев) направилась к проливу Сан-Бернардино, чтобы атаковать американский флот в заливе Лейте с севера. Одновременно южная группа под командованием вице-адмирала Нисимура Сё̄дзи (2 линкора, крейсер, 4 эсминца) должна была нанести удар с юга. Третьей группе под командованием вице-адмирала Одзава Дзисабуро̄ в составе 4 авианосцев (108 самолетов), 2 линкоров, 3 крейсеров и 8 эсминцев ставилась задача отвлечь американское авианосное соединение от залива Лейте до окончания боя в районе высадки десанта.

В ночь на 23 октября американские подводные лодки обнаружили японскую центральную группу и потопили 2 крейсера, в том числе флагманский корабль. Эта атака стала началом крупнейшего во второй мировой войне Филиппинского морского сражения, в ходе которого были разгромлены главные силы японского Объединенного флота.

Утром 24 октября американские авианосные группы, находившиеся к востоку от Филиппинских о-вов, были атакованы японской авиацией. В результате был сильно поврежден авианосец «Принстон».

В свою очередь, американцы нанесли страшные удары по японскому флоту. Японская южная группа погибла, встретив крупные американские силы (6 линкоров, 8 крейсеров, 28 эсминцев, 39 торпедных катеров): от нее остался только эсминец. Адмирал Нисимура был убит. Американские самолеты также нанесли удар по центральной группе, после чего летчики доложили, что они потопили множество японских кораблей и вынудили оставшиеся лечь на обратный курс.

На этом основании американское командование решило, что центральная группа японского флота разгромлена. В действительности же она сохранила боеспособность. Когда атаки американской авиации прекратились, вице-адмирал Курита вновь повернул на восток, продолжив выполнение своей задачи. Его корабли ночью 25 октября прошли пролив Сан-Бернардино и направились к заливу Лейте.

Сообщение о ее появлении стало для американцев полной неожиданностью. Сложилась критическая ситуация, так как японцы могли почти беспрепятственно уничтожить эскортные авианосцы, а затем нанести удар по десантным судам.

Однако Курита, в свою очередь, совершил ошибку. Он принял эскортные авианосцы за группу ударных авианосцев американского 3-го флота, в состав которой входили линкоры и крейсеры, и не решился атаковать. Внезапно для американцев японские корабли прекратили огонь и удалились. Выйдя из боя, они в течение нескольких часов маневрировали под ударами американских самолетов, не решаясь следовать к заливу Лейте. Гибель трех крейсеров и повреждение других кораблей окончательно подорвали веру японского адмирала в успех и заставили его отказаться от выполнения своей главной задачи — уничтожения десанта.

В это время командующий третьей, авианосной группой вице-адмирал Одзава, решив, что его задача по отвлечению сил американского флота выполнена, двинулся к берегам Японии. На переходе его корабли были атакованы американскими самолетами и подводными лодками. Погибли 2 эсминца, легкий крейсер и все 4 японских авианосца. Это означало конец японского авианосного флота.

В Филиппинском морском сражении 23–26 октября японцы впервые применили камикадзэ (летчиков-смертников). Однако это не помогло им добиться успеха.

К началу 1945 г., несмотря на ожесточенное сопротивление, японские войска не смогли удержаться на намеченных рубежах на островах Тихого океана. Ухудшились их позиции и в Юго-Восточной Азии. Стало очевидным, что союзники вскоре выйдут на ближние подступы к метрополии, а затем предпримут вторжение на Японские о-ва.

Кроме того, развитие военных действий на европейском театре ясно показывало, что нацистская Германия доживает последние месяцы. Япония оказалась перед перспективой остаться один на один со всей военной мощью союзников.

Вместе с тем, под властью Японии все еще находилась огромная территория. Японская армия добилась успеха в Китае, где в результате кампании 1944 г. ей удалось установить сообщение по суше с Индокитаем, а через Малайю — с Сингапуром. Это в известной мере компенсировало утрату контроля над морской коммуникацией Сингапур-Япония, по которой в метрополию поступали стратегически важные материалы и сырье из стран Южных морей.

Поэтому японское руководство не расценивало стратегическую обстановку как безнадежную, и собиралось продолжать сопротивление. 20 января 1945 г. японская императорская ставка утвердила «Основы оперативного плана императорской армии и военно-морского флота». Новый план исходил из того, что противник попытается высадиться на Японские о-ва, и был направлен на то, чтобы сорвать такую высадку, максимально затянуть войну и избежать безоговорочной капитуляции.

Во исполнение «Основ оперативного плана» в Японии была проведена серия мобилизаций. В итоге к середине августа в метрополии была создана крупная группировка сухопутных войск в составе 58 пехотных, 2 танковых и 8 авиационных дивизий общей численностью почти 2,4 млн. чел. Правда, хотя эти формирования были укомплектованы личным составом, полностью обеспечить их оружием и боевой техникой не удалось.

В 1944 г. японский флот понес настолько большие потери, что восполнить их в обозримые сроки было невозможно. Поэтому в 1945 г. военно-морское командование Японии сделало упор на массовое производство карликовых подводных лодок и специальных катеров, управлявшихся смертниками. Из-за нехватки опытных летчиков ставка на смертников была сделана и в авиации. Поэтому в Японии была развернута широкая пропагандистская кампания по привлечению молодежи в ряды камикадзэ.

Хотя в начале 1945 г. США и Великобритания считали своей первоочередной задачей завершение разгрома Германии, параллельно они развернули активную подготовку к решительному наступлению на Японию. 29 марта 1945 г. комитет начальников штабов утвердил план под кодовым наименованием «Даунфол», предусматривавший высадку американских войск на Японские о-ва. Ее предполагалось провести в два этапа: сначала, 1 ноября 1945 г., в южной части о-ва Кю̄сю̄ (операция «Олимпик»), а затем, 1 марта 1946 г., на о-в Хонсю̄ (операция «Коронет»). Завершение военных действий против Японии планировалось на конец 1946 г.

По расчетам американского командования, для выполнения плана «Даунфол» требовалось не менее 5 млн. чел. Весной 1945 г. США имели для ведения войны против Японии 1385 тыс. солдат и офицеров сухопутных войск и 473 тыс. морских пехотинцев. Поэтому после разгрома Германии Соединенные Штаты немедленно приступили к переброске войск из Европы на Тихий океан. К середине августа 1945 г. американское командование успело довести общую численность сухопутных войск под командованием Макартура, ставшего к тому времени главнокомандующим всеми силами армии США на Тихом океане, до 1,8 млн. солдат и офицеров.

Таким образом, в 1945 г., несмотря на объективно безнадежное стратегическое положение Японии, война на Тихом океане продолжилась и вступила в особенно ожесточенную и кровопролитную фазу.

8 интересах выполнения плана «Даунфол» в начале 1945 г. вооруженные силы США высадились на крупнейший в Филиппинском архипелаге о-в Лусон, на котором расположена столица Филиппин Манила.

Общее командование американскими силами осуществлял генерал Д.Макартур. Всего в операции по захвату Лусона участвовало около 275 тыс. чел., до 2200 самолетов и около 1000 боевых, транспортных и десантных кораблей. Соотношение сил было в пользу американцев: по численности личного состава сухопутных войск — 1,1:1, по авиации — 5,5:1. На море в районе Филиппин японцам было нечего противопоставить американскому флоту.

9 января 1945 г. американские десантные силы начали высадку в заливе Лингаен. Преодолевая сопротивление японских войск, американцы повели наступление на Манилу и 5 февраля достигли столицы Филиппин.

В течение февраля американские войска вели ожесточенные уличные бои в Маниле. Город сильно пострадал, погибло около 100 тыс. мирных жителей. Только 3 марта остатки 17-тысячного японского гарнизона прекратили сопротивление. До начала марта не сдавался и 5-тысячный гарнизон острова-крепости Коррехидор, расположенного у входа в Манильскую бухту.

После взятия Манилы американцы развернули наступление в южных районах Лусона и к 30 июня фактически овладели всем островом. Потери американцев составили 37,8 тыс. убитыми и ранеными. Японцы, по американским данным, потеряли убитыми 205,5 тыс. чел. К концу июня 1945 г. американцы также практически завершили разгром японских войск и на других островах Филиппинского архипелага, где в марте-апреле они высадили 38 десантов, в основном небольших.

5 июля штаб Макартура официально объявил о том, что операции на Филиппинах закончены. Вооруженные силы союзников приобрели новый стратегический плацдарм для дальнейших действий против Японии. С аэродромов и военно-морских баз, созданных на Лусоне, Тавитави и других островах, флот и авиация могли наносить эффективные удары по японским коммуникациям в Южно-Китайском море, у берегов Индокитая и Малайи и поддерживать свои войска, действовавшие в юго-западной части Тихого океана.

Еще в ходе боев за Филиппины американское командование наметило захват о-ва Иводзима, входящий в группу о-вов Волкано архипелага Нампо. Такой интерес к небольшому (площадью 20,3 кв. км) острову объяснялся тем, что он расположен на расстоянии 1200 км от Токио и пригоден для базирования авиации. К тому времени американцы совершали налеты на японскую метрополию с Марианских о-вов (Сайпан, Гуам, Тини-ан), которые отстояли от Японии более чем на 2,5 тыс. км. Даже для тяжелых бомбардировщиков Б-29 это был почти предельный радиус действия, и поэтому они несли неполную бомбовую нагрузку. Кроме того, Б-29 приходилось действовать без истребителей сопровождения. С захватом Иводзимы американцы получили бы передовые аэродромы, с которых могли более эффективно и с меньшими потерями действовать против Японии.

Для захвата Иводзимы американское командование выделило крупные силы: 111,3 тыс. чел., 1522 самолета и более 680 боевых, транспортных и десантных кораблей. Американские войска имели почти пятикратное превосходство в людях и абсолютное — в самолетах и кораблях. Общее руководство десантной операцией осуществлял адмирал Ч.Нимиц, а непосредственное командование — адмирал Р.Спрюэнс.

Утром 19 февраля 1945 г. началась высадка десанта. Организованное сопротивление японцев удалось сломить лишь к 16 марта, но стычки на острове продолжались еще 10 дней. 26 марта 300 японцев предприняли последнюю контратаку, в которой были почти все уничтожены. За 36 дней боев на Иводзиме была взята в плен всего 1 тыс. японских солдат и офицеров, остальные 22 тыс. погибли.

После захвата Иводзимы американцы разместили там истребители дальнего сопровождения П-51 «Мустанг», которые стали прикрывать бомбардировщики во время налетов на Японию.

Последней и самой крупной десантной операцией американских вооруженных сил в ходе второй мировой войны была операция «Айсберг» по захвату о-ва Окинава. По своим масштабам она уступала только операции «Оверлорд» (высадка в Нормандии).

Окинава рассматривалась американским командованием как база для развертывания военных действий на территории собственно Японии. Чтобы овладеть довольно большим (1254 кв. км) и населенным (445 тыс. чел.) островом, к тому же расположенным относительно близко (на расстоянии около 600 км) к военно-морским и военно-воздушным базам главных островов Японии, американское командование выделило огромные силы. В общей сложности в боях за Окинаву приняли участие свыше 2400 самолетов, более 1500 боевых кораблей, десантных и вспомогательных судов, в том числе 59 ударных и эскортных авианосцев, 22 линкора, 36 крейсеров и более 140 эскадренных и эскортных миноносцев. Общая численность личного состава сухопутных войск, флота и морской пехоты составляла около 550 тыс. чел., причем непосредственно в состав десанта было включено 183 тыс. Общее руководство операцией осуществлял адмирал Ч.Нимиц.

Этим силам противостояли 77 тыс. солдат и офицеров японской армии и около 10 тыс. военных моряков — личный состав военно-морской базы. Кроме того в ходе боев японское командование пополняло свои силы за счет мобилизации населения. На острове имелось 5 аэродромов, на которых базировалось 250 самолетов. Предполагалось также использовать авиацию с о-ва Тайвань (420 самолетов, из них 220 смертников-камикадзэ), из метрополии — (550 самолетов, из них 330 камикадзэ) и несколько сот самолетов военно-морского флота. Особые надежды возлагались на камикадзэ, с помощью которых японское командование рассчитывало уничтожить крупные американские корабли и таким образом лишить десант авиационной и артиллерийской поддержки. Из военных кораблей на Окинаве имелись отряд торпедных катеров, группа карликовых подводных лодок и около 700 специальных катеров, управлявшихся смертниками.

За несколько дней до высадки американцы провели массированные бомбардировки оборонительных сооружений и аэродромов Окинавы, совершив до начала операции 3 тыс. самолето-вылетов. В результате к 29 марта японская авиация на Окинаве была почти полностью уничтожена. Японцы также потеряли половину специальных катеров.

Утром 1 апреля 1945 г. американские войска начали высадку. Уже через 3 часа были заняты аэродромы Ёнтан и Кадэна. К наступлению темноты на берегу сосредоточилось около 50 тыс. чел. и большое количество танков и артиллерии.

Японское командование попыталось нанести удар по десанту, послав эскадру в составе линкора «Ямато» (самого крупного в мире), легкого крейсера и восьми эсминцев. Корабли следовали без авиационного прикрытия. 6 апреля, уже через 2 часа после выхода с базы Токуяма на о-ве Хонсю̄, они были обнаружены американскими подводными лодками, и на следующий день их атаковали почти 400 самолетов. В «Ямато» попало 10 торпед и 5 бомб, он опрокинулся и затонул. Были потоплены также крейсер и 4 эсминца. Погибло около 3700 японских моряков (в т. ч. на «Ямато» — 2498). Американцы потеряли 10 самолетов.

Гибель «Ямато» фактически означала конец некогда могучего японского флота. После войны бывший командующий Объединенным флотом адмирал Тоёда Соэму говорил, что у него не было иллюзий относительно судьбы линкора, и поэтому в целях экономии дефицитного горючего «Ямато» был заправлен топливом только в один конец. Все же японцы рассчитывали, что бывший флагман адмирала Ямамото сумеет нанести американскому флоту тяжелые потери. Однако он даже не сумел дойти до места предполагаемого морского сражения.

К 12 апреля завершилась высадка всех эшелонов десанта, и численность американских войск на острове достигла расчетной цифры (183 тыс. чел.). Но к этому времени американцы достигли главной полосы японской обороны, преодоление которой заняло у них больше месяца. В связи с серьезными потерями американскому командованию пришлось неоднократно проводить пополнение и замену своих частей.

Только в ночь на 14 мая американские войска смогли вклиниться в японскую оборону. В ходе дальнейших боев, с 15 по 31 мая, американцы захватили основные опорные пункты японцев, в том числе столицу Окинавы г. Наха.

Однако боевые действия на острове на этом не закончились. Борьба продолжалась до 22 июня, когда японские войска прекратили организованное сопротивление. 23 июня японский командующий генерал Усидзима Мицуру, не пожелав сдаться в плен, совершил ритуальное самоубийство сэппуку (харакири). 2 июля американское командование официально объявило об окончании боевых действий на о-вах Рю̄кю̄, хотя и после этого отдельные группы японцев еще долгое время не складывали оружия.

Генерал Макартур назвал битву за Окинаву самым тяжелым сражением за всю войну на Тихом океане. Особенно трудной оказалась борьба с камикадзэ. В период боев на Окинаве они, действуя с баз на территории Японии, совершили 10 массированных налетов на корабли американского флота (в одном из них участвовало 355 самолетов). Атаки камикадзэ вызывали страх у американских моряков, и для поддержания морального духа своих войск американское командование долгое время запрещало любые публичные сообщения об их действиях.

Потери американских вооруженных сил составили 49,1 тыс. чел., из них 12,5 тыс. убитыми (погиб и командовавший войсками десанта генерал С.Бакнер). Было потоплено 33 и повреждено 370 кораблей и вспомогательных судов (большинство — в результате атак с воздуха). Авиация потеряла более 1 тыс. самолетов. С японской стороны в ходе боев за Окинаву было убито около 100 тыс. солдат и офицеров и 7,8 тыс. взято в плен, потеряно свыше 4200 самолетов, потоплено 16 кораблей и судов, в том числе линкор, легкий крейсер и 4 эсминца. Меньшие потери японского флота объяснялись его малочисленностью — он был уничтожен практически полностью. Во время боев погибло также примерно 10 % населения острова.

В результате битвы за Окинаву американское командование добилось своей стратегической цели — был создан плацдарм для вторжения на Японские о-ва. Еще в начале мая 1945 г. на Окинаву и другие острова архипелага Рю̄кю̄ начала перебазироваться американская авиация, что позволило резко расширить масштабы воздушного наступления против Японии.

В начале войны японское командование было уверено, что массированные воздушные налеты на Японию невозможны, и не уделяло большого внимания организации противовоздушной обороны. И действительно, до осени 1944 г. города Японии не подвергались авиационным ударам, если не считать демонстративной бомбардировки Токио 18 апреля 1942 г. и нескольких налетов на северную часть о-ва Кю̄сю̄ с американских аэродромов в Центральном и Южном Китае.

Захват американцами Марианских о-вов летом 1944 г. принципиально изменил ситуацию. Япония оказалась в пределах досягаемости американской стратегической авиации. На островах Сайпан, Гуам и Тиниан было построено несколько крупных аэродромов, и удары по Японии стали регулярными.

Весна 1945 г. стала поворотным пунктом в воздушной войне против Японии. Если в 1942–1944 гг. американская авиация провела 76 налетов, в которых приняли участие 2079 самолетов, то только в марте 1945 г. она бомбила японские города 91 раз, а число участвовавших самолетов составило 3509.

Япония оказалась совершенно неподготовленной к отражению налетов американской авиации. Ее противовоздушная оборона не имела достаточного количества зенитных орудий, средств обнаружения и оповещения. Когда число объектов бомбардировок расширилось, служба ПВО вообще оказалась беспомощной. Так, американские самолеты часто вели бомбометание со средних высот (порядка 2 тыс. м), почти не встречая противодействия со стороны зенитной артиллерии.

Очень слабой была и организация гражданской обороны. В городах почти полностью отсутствовали бомбоубежища для населения. Поэтому единственным средством уменьшения потерь среди мирных жителей от бомбардировок стала массовая эвакуации которая дезорганизовала экономику и транспорт. Число эвакуированных достигло 8,3 млн. чел.

Тем временем американцы стали прибегать к тактике воздушного террора. Если раньше целью воздушных налетов были, как правило, военные объекты, по которым старались нанести прицельный удар, то с марта 1945 г. бомбардировки все чаще велись по площадям.

Налеты проводились как правило ночью, причем широко использовались зажигательные бомбы. Поскольку японские города плотно застроены деревянными домами (каменные здания составляли не более 10 %), то на земле немедленно возникали катастрофические пожары. Результатом было огромное число жертв среди населения. Только во время налета в ночь на 10 марта 1945 г. в Токио погибло свыше 83 тыс. чел.

За время войны в Японии американскими бомбардировками было разрушено 98 городов, причем в 72 из них не было никаких военных объектов. Пожары уничтожили 50 % домов в районе Токио-Иокогама, 52 % — в Нагоя и 57 % — в О̄сака. Всего было уничтожено 2210 тыс. домов, что составляло 1 /4 жилого фонда страны. Осталось без крова 9,2 млн. чел. (12 % населения).

Вместе с тем, американцам не удалось нанести японской военной промышленности смертельный удар с воздуха. Хотя индекс военного производства (1941 г.=100) снизился с 291,9 в январе 1945 г. до 156,6 в июле, главными факторами кризиса военной экономики Японии были не бомбардировки, а нарушение снабжения стратегическим сырьем и топливом из-за морской блокады и недостаток квалифицированной рабочей силы, вызванный мобилизацией в армию.

Зависимость Японии от ввоза стратегического сырья всегда была ее уязвимой стороной. С захватом многочисленных территорий у нее появилась необходимость защищать коммуникации на огромном пространстве от Алеутских о-вов до Новой Гвинеи и Голландской Индии.

Япония производила перевозки войск, военных материалов и стратегического сырья по океанским линиям общей протяженностью свыше 40 тыс. км. Наибольшее значение имели коммуникации с базами в юго-западной части Тихого океана, и линии доставки в метрополию стратегического сырья из Китая, Индокитая, Филиппин, Голландской Индии.

В отличие от союзников, которые, учитывая опыт борьбы в Атлантике, придавали важное значение мерам по защите своих и нарушению вражеских коммуникаций, военно-морское командование Японии полагало, что уничтожение флота противника само по себе позволит достичь этих целей.

Опыт первого года войны, казалось, подтвердил правильность такого подхода: японцам временно удалось завоевать господство на море и нанести серьезный ущерб судоходству союзных и нейтральных стран. За первые 13 мес. войны они потопили 665 судов водоизмещением свыше 1,7 млн. т и потеряли 209 судов водоизмещением 846 тыс. т. С учетом пополнения своего флота Япония фактически стала располагать даже несколько большим торговым тоннажем, чем в начале войны.

Однако уже в 1943 г. стал очевиден сделанный просчет: потери торгового флота Японии составили 1803 тыс. т. Японская судостроительная промышленность смогла восполнить лишь 62 % потерь. В 1944 г. положение стало еще хуже — тоннаж вновь построенных транспортов составил около 36 % потерянных.

В ноябре 1943 г. в Японии для защиты океанских коммуникаций был создан Объединенный эскортный флот. Несмотря на громкое название, он был весьма слаб и так и не смог обеспечить защиту японского судоходства. Его корабли и самолеты были в основном устаревшими, недостаточно оснащенными гидроакустическими и магнитными приборами для поиска подводных лодок, не имели радиолокаторов.

К началу 1944 г. в Восточно-Китайском и Южно-Китайском морях и в западной части Тихого океана одновременно действовало 30–35 американских подводных лодок. С захватом Маршалловых о-вов их базы на 2300 км приблизились к основным японским коммуникациям, что намного увеличило время пребывания на боевых позициях. Из-за слабости японской противолодочной обороны потери американцев были невелики. С декабря 1943 г. по май 1944 г. США потеряли на Тихом океане всего 6 лодок, в то время как Япония — 26.

Одновременно американская авиация, получив новые аэродромы на захваченных к тому времени островах, стала наносить удары по судам противника в районах Борнео, Целебеса и южной части Филиппин. Это привело к таким потерям в японском транспортном флоте, что японское командование было вынуждено использовать для снабжения островных гарнизонов подводные лодки.

Целью № 1 для американских подводных лодок и авиации были японские танкеры. За первое полугодие 1944 г. их было уничтожено 43. В результате ввоз нефти в Японию в мае 1944 г. по сравнению с январем сократился с 1 млн. до 600 тыс. баррелей.

С мая 1943 г. по май 1944 г. тоннаж торгового флота Японии упал с 5630 тыс. до 4308 тыс. т. В 1944 г. ввоз стратегического сырья и продовольствия в метрополию уменьшился до 10,1 млн. т (в 1943 г. — 16,4 млн. т). В Японии таяли стратегические запасы нефти, цветных металлов, угля, каучука, бокситов.

Япония, со своей стороны, не смогла создать угроз коммуникациям союзников. Океанские перевозки США через Тихий океан к районам боевых действий и вдоль тихоокеанского побережья Америки осуществлялись практически беспрепятственно. В июне-сентябре 1944 г. японским подводным лодкам не удалось потопить ни одного боевого корабля или судна союзников в Тихом океане. За октябрь-декабрь они уничтожили 2 эсминца, танкер и 2 торговых судна. Столь скверные результаты объяснялись тем, что большинство японских лодок не имели радиолокаторов и не могли своевременно обнаруживать противника.

В 1945 г. Япония продолжала расплачиваться за прежние ошибки в организации защиты своих коммуникаций. За 7 месяцев 1945 г. японский торговый флот смог обеспечить доставку 2743 тыс. т различных грузов, т. е. в 3,7 раза меньше, чем за 1944 год. За тот же период японцы построили 473 тыс. т торгового тоннажа, сумев восстановить лишь 1/3 потопленного.

Военная экономика Японии

Война стоила Японии колоссального напряжения всех видов ресурсов — финансовых, производственных, людских. Приоритетным направлением экономического развития стала военная промышленность, а функционирование всех других сфер хозяйства во все большей степени ориентировалось на обслуживание нужд армии и флота. Война также поставила на повестку дня вопрос о создании механизма государственного регулирования экономики, адекватного требованиям военного времени.

Разумеется, и во время войны главным рычагом государственного регулирования оставался бюджет. Через него государство аккумулировало существенную часть национального дохода страны и направляло полученные средства на военные нужды, выступая на рынке как предъявитель огромного спроса на продукцию военного назначения, что обеспечивало чрезвычайно выгодные условия контрактов. За 1936/37-1945/46 фин. гг. государственные расходы Японии выросли с 2,3 млрд. до 103,8 млрд. иен и в целом составили 293,1 млрд. иен. Из них на войну было израсходовано 221,9 млрд. иен (75,7 %).

Пропорционально росту государственных расходов нарастали и размеры бюджетного дефицита — с 0,6 млрд. иен в 1936/37 до 75,6 млрд. в 1945/46 фин. гг. Покрытие дефицита осуществлялось главным образом за счет внутренних займов, и к концу войны размеры государственного долга достигли астрономической суммы 113,4 млрд. иен. При этом использовалась практика принудительного размещения облигаций государственных займов. Так, в первые месяцы войны Банк Японии принял решение осуществлять кредитование коммерческих банков только в том случае, если они приобретают определенное количество государственных облигаций. Дважды в месяц представители 45 крупнейших банков страны приглашались в Банк Японии, где они получали задания по покупке облигаций. Регулярное приобретение государственных облигаций было вменено в обязанность и всем прочим финансовым институтам (сберегательным банкам, местным коммерческим банкам, трастовым и страховым компаниям).

Правительство стремилось сделать облигации полнокровным финансовым инструментом; хотя их свободная продажа была запрещена, они принимались в качестве залога под ссуды. Кроме того, Банк Японии при выдаче кредитов предоставлял владельцам облигаций определенные льготы (снижение процента, увеличение сроков кредита и т. д.).

Около 30 % всех выпущенных во время войны облигаций было размещено в системе почтовых сбережений министерства финансов, где хранили деньги наименее состоятельные граждане. Во время войны была введена система принудительных сбережений, по которой рабочие и служащие были обязаны помещать определенную часть своих доходов на счета почтово-сберегательных касс. Так, в 1943 г. на них в принудительном порядке было переведено около 2/3 годичных бонусов рабочих и служащих промышленных компаний.

Одновременно значительно усилилось и налоговое бремя, причем основная его тяжесть легла на плечи рядовых граждан, так как в отношении компаний в период войны действовала разветвленная система всевозможных налоговых освобождений, льгот, скидок и т. д. Среднедушевая сумма налоговых сборов выросла с 26,5 иен в 1935 г. до 85,3 иен в 1941 г. и 201,6 иены в 1944 г. В 1944/45 фин. г. налоги увеличились на 2,9 млрд. иен и составили 13,7 млрд. иен. В то же время из-за резкого роста объемов государственных займов доля налоговых поступлений в доходной части бюджета снизилась с 58 % в 1936/37 фин. г. до 26 % в 1943/44 фин. г.

Бюджет был лишь частью сложившейся в военные годы системы государственного регулирования экономики. Другими ее составляющими были государственное предпринимательство, кредитно-финансовое регулирование и прямое административное вмешательство государственных органов в деятельность частного сектора.

В годы войны размеры государственной собственности увеличились незначительно, и доля его в совокупном предпринимательском капитале страны составляла около 20 %. В собственности государства по-прежнему находилась большая часть железных дорог, авиатранспорта, средств связи, около половины парка судов и автомобилей, а также несколько крупных предприятий и военные арсеналы. В то же время специфические условия военного времени породили различные формы смешанных государственно-частных компаний, где государству принадлежала лишь часть капитала, но деятельность которых находилась под жестким правительственным контролем.

В целом эту группу предприятий можно разделить на две категории: государственно-частные компании, в которых существенная, а иногда и львиная доля капитала принадлежала государству; и частно-государственные компании, в капитале которых государство имело незначительную (часто символическую) долю, но которые были созданы по инициативе правительства и находились под его покровительством и контролем. Среди предприятий первой категории наиболее известным был металлургический комбинат «Нихон сэйтэцу», созданный еще в довоенные годы. Среди предприятий второй категории можно назвать железнодорожную компанию «Нихон цӯун», компанию по производству жидкого топлива «Тэйкоку нэнрё̄», компанию международной электросвязи «Кокусай дэнки цӯсин» и т. д.

Наконец, во время войны в Японии возникла и такая уникальная форма предпринимательства, когда при сохранении права собственности на капитал за частными владельцами права управления компанией передавались государству (по принципу «частная собственность — общественное управление»). Именно на таких условиях под государственное управление были переданы частные авиастроительные компании «Накадзима хико̄ки» и «Каваниси какӯки», а также частная электроэнергетическая компания «Нихон хассо̄дэн», созданная по инициативе правительства путем объединения почти всех компаний, занятых в производстве электроэнергии.

Частные или полугосударственные компании, находившиеся под правительственным контролем (получившие название «компании государственной политики»), пользовались значительными привилегиями, которые предоставлялись им в качестве компенсации за утраченную независимость. Прежде всего, они освобождались от всех государственных и большей части местных налогов и пользовались приоритетом при получении государственных субсидий. Кроме того, правительство гарантировало их акционерам определенный уровень прибыли и дивидендов (при этом в смешанных компаниях государство отказывалось от своей части прибыли на капитал, чтобы обеспечить более высокую прибыль частным владельцам). Наконец, этим компаниям предоставлялись исключительно благоприятные условия кредитования и право выпуска собственных облигаций (под гарантии правительства) на сумму, в 10–15 раз превышавшую размеры их собственного капитала.

К началу войны на Тихом океане в Японии и ее колониях насчитывалось уже более 100 «компаний государственной политики», причем большинство из них были созданы в отраслях, имевших важное военно-стратегическое значение (разработка ресурсов, инфраструктура, энергетика, тяжелая промышленность).

Однако наибольшая часть экономики в течение всего военного периода оставалась в частных руках и вне сферы прямого государственного контроля. Для использования ее потенциала для решения военно-стратегических задач государство использовало широкий набор средств кредитно-фискальной политики, а в определенные моменты — и жесткое административное регулирование.

Для облегчения государственного контроля над частным сектором было проведено объединение предприятий с тем, чтобы государство имело дело не с каждым предприятием в отдельности, а с их объединениями или ассоциациями. Еще в марте 1938 г. был принят закон о всеобщей мобилизации, в котором, помимо прочего, шла речь о создании объединений предприятий и оговаривалось право правительства на вмешательство в этот процесс. Всего к 1941 г. было создано более 20 тыс. всевозможных промышленных, торговых и иных объединений. Некоторые из них возникла на базе старых картелей, другие были образованы заново.

Дальнейшим шагом в упорядочении этой системы стал выход в августе 1941 г. императорского указа, вводившего в действие закон об ассоциациях в главных отраслях промышленности. В соответствии с ним в 18 ведущих отраслях должны были быть созданы «контрольные ассоциации» и «контрольные союзы». «Контрольные ассоциации» объединяли в масштабах отрасли все крупные предприятия, а «контрольные союзы» — мелкие и средние. С 1943 г. все «контрольные союзы» должны были объединиться в единый отраслевой союз и перейти в подчинение соответствующей отраслевой «контрольной ассоциации».

Ключевые посты в «контрольных ассоциациях» заняли представители дзайбацу. К февралю 1943 г. было создано 22 «контрольных ассоциации», которые возглавили директора крупнейших промышленных компаний и торговых фирм.

Контрольные органы были созданы и в сельском хозяйстве (в 1943 г. здесь действовало уже 50 «контрольных компаний» и 100 «контрольных союзов»), и в сферах торговли и финансов.

Все эти организации представляли собой органы частномонополистического регулирования, находившиеся в подчинении соответствующих министерств и ведомств и действовавшие в тесном контакте с ними. Руководство ими со стороны правительственных учреждений сводилось к постановке конкретных задач (например, достижение определенных объемов производства тех или иных видов продукции), а вопросы квотирования производства, распределения сырья, оборудования, выдачи лицензий на новые капиталовложения, организации сбыта продукции и т. д. находились в ведении самих ассоциаций и союзов.

Такая система регулирования частнопредпринимательского сектора сохранялась до 1943 г. Однако эскалация военных действий потребовала ужесточения государственного контроля над экономикой. В начале 1943 г. были изданы императорские указы об особых правах правительства в военное время, в марте были назначены 7 советников правительства в ранге министра, которыми стали представители крупнейших военно-промышленных корпораций. Совместно с кабинетом министров они составили высший экономический совет, имевший право давать рекомендации премьер-министру в отношении руководства военной экономикой. Наконец, в сентябре 1943 г. было создано министерство вооружений с чрезвычайно широкими полномочиями.

С его образованием роль «контрольных ассоциаций» и «союзов» в ведущих отраслях промышленности существенно уменьшилась. В их ведении осталась лишь 1/3 предприятий этих отраслей, а основная часть перешла в непосредственное подчинение министерству вооружений. В январе 1944 г. были подчинены министерству вооружений и стали получать государственное финансирование 150 компаний, связанные преимущественно с самолетостроением, а в апреле — еще 424 компании. На их предприятиях была введена военная дисциплина, многие фабрики и заводы переведены на круглосуточную работу.

Логическим продолжением усиления государственного контроля стало принятие на последнем этапе войны (в конце 1944 г.) закона о компаниях по производству вооружений и введение на его основании системы «выделенных компаний». К февралю 1945 года в эту категорию вошли 677 компаний, в том числе все авиастроительные предприятия, а также крупнейшие компании в угольной промышленности, в производстве цветных металлов, черной металлургии и судостроения. Все они пользовались приоритетом в обеспечении сырьем, оборудованием и рабочей силой. Правительство приняло также на себя обязательство компенсировать их владельцам все убытки, связанные с бомбардировками или эвакуацией предприятий, и гарантировало им получение твердых дивидендов (не менее 5 %) независимо от реальных результатов деятельности.

Для обеспечения этих компаний необходимыми финансовыми средствами было издано распоряжение о выделении специальных банков, осуществлявших их приоритетное финансирование. В начале 1945 г. таких банков насчитывалось 57. В эту категорию вошли головные банки дзайбацу и крупнейшие из местных коммерческих банков. В последние месяцы войны через них проходило 70–80 % всех кредитных ресурсов страны, львиная доля которых предоставлялась «выделенным компаниям».

Перевод экономики на военные рельсы потребовал и вмешательства государства в святая святых рыночного механизма — процесс ценообразования — для создания такой системы цен, которая делала бы выгодными, высокоприбыльными военное и связанные с ним производства.

Вначале была сделана попытка организовать «добровольные соглашения» между производителями определенных товаров о поддержании цен на заданном уровне. Поскольку эта попытка провалилась, в 1938 г. было решено создать центральный комитет по ценам (с подчиненными ему местными комитетами), в задачу которых входило установление максимального уровня цен на более чем тысячу основных товаров. Решения комитета имели силу закона, а контроль за их исполнением возлагался на экономическую полицию и инспекторов по ценам.

Однако быстрый рост цен на товары, оставшиеся вне контроля, вынудил правительство принять чрезвычайные меры. В октябре 1939 г. был издан указ, по которому цены на все товары, а также арендная плата, плата за фрахт и заработная плата фиксировались на уровне, существовавшем на день публикации указа, и могли быть повышены только с разрешения государственных органов.

Введение этих мер вызвало огромный рост спекуляции и возникновение «черного рынка», что подтолкнуло правительство к следующему шагу — введению системы рационирования. В первую очередь она коснулась сырья и полуфабрикатов, использовавшихся для производства вооружений и промышленного оборудования. Затем было введено рационирование основных предметов потребления, а в 1940 г. был завершен перевод населения на карточное снабжение.

Однако ни государственный контроль над ценами, ни попытки удержать их путем щедрого субсидирования предприятий не смогли предотвратить их быстрого роста, и под давлением рыночных сил само государство вынуждено было периодически пересматривать их уровень. Дело в том, что в военные годы под обеспечение государственных облигаций резко увеличились масштабы денежной эмиссии: общая сумма денег в обращении возросла с 1400 млн. иен в июле 1937 г. до 5934 млн. иен в конце 1941 г. и 26200 млн. иен в июне 1945 г. Поскольку увеличение масштабов эмиссии происходило при одновременном сокращении производства в гражданских отраслях, с первых же лет войны в стране началась инфляция. В результате по сравнению с 1936 г. индекс оптовых цен к 1941 г. поднялся до 184, а розничных цен — до 204; в 1944 г. эти показатели составляли уже, соответственно, 325 и 390.

Благодаря жесткому и всеобъемлющему контролю над экономикой японскому государству удалось сосредоточить значительную часть национальных ресурсов в отраслях, прямо или косвенно обслуживавших нужды армии и флота, и на протяжении почти всего периода военных действий поддерживать военный потенциал страны на достаточно высоком уровне. Однако обратной стороной такой политики стало крайне неравномерное и однобокое хозяйственное развитие, перекосы в отраслевой структуре (раздутые мощности военной промышленности и сократившиеся производственные возможности гражданских отраслей, резкий рост доли тяжелой промышленности и сокращение доли легкой), нарушение нормальных пропорций между потреблением и накоплением, приведшее к резкому снижению жизненного уровня населения, деградация ряда важнейших отраслей народного хозяйства.

Наиболее яркий пример такого рода явила текстильная промышленность. Вмешательство государства в ее развитие началось с первых же лет войны. На первых этапах оно ограничивалось распоряжениями об обязательном примешивании к пряже искусственных волокон (30 % от общего объема) при производстве тканей для внутреннего рынка, введением некоторых ограничений на импорт сырья и экспорт готовой продукции. Однако со второй половины 1941 г. начала осуществляться программа насильственной концентрации текстильного производства, перепрофилирование предприятий, массовое их закрытие и уничтожение основных фондов. В результате к середине 1943 г. были закрыты почти все мелкие и средние предприятия, а из крупных продолжали действовать лишь около 30 %. С 1942 г. началось массовое уничтожение прядильных и ткацких станков, которые превращались в лом для металлургической промышленности. К концу войны из 13782 тыс. веретен осталось лишь 2713 тыс. (около 20 %), а из 338,5 тыс. ткацких станков — лишь 109 тыс. (около 1/3).

Похожей была судьба и другой крупнейшей отрасли — химической промышленности. Поскольку в годы, предшествовавшие войне, она развивалась очень быстро, имевшихся мощностей с лихвой хватало на удовлетворение потребностей армии и флота во взрывчатых и отравляющих веществах и в ряде других продуктов. В то же время спрос на продукцию отрасли со стороны гражданских отраслей и населения резко уменьшился. В результате произошло обвальное снижение объемов выпуска всех основных видов химической продукции. Так, производство искусственного шелка сократилось в 15 раз, штапельных волокон — в 2 раза, сульфата аммония — в 2,4 раза, каустической соды — в 2,6 раза.

Характерно, что даже в отраслях, выделенных с самого начала войны в разряд приоритетных (к ним были отнесены угольная промышленность, черная металлургия, производство цветных металлов, самолетостроение и судостроение) дела обстояли отнюдь не лучшим образом. Из 5 приоритетных отраслей лишь 2 — производство цветных металлов и самолетостроение — развивались очень успешно: выпуск самолетов за 1937–1944 гг. увеличился с 2,7 тыс. до 28,4 тыс. в год (в 10,5 раз); производство алюминия возросло с 14 тыс. т в 1937 г. до 141 тыс. т в 1943 г. (в 1944 г. оно снизилось до 110,4 тыс. т, так как основные поставщики в Японию бокситов — страны Южных морей — оказались отрезанными от нее); производство магния увеличилось с 232 т в 1935 г. до 4800 т в 1944 г.

Что касается судостроения, то несмотря на обильные субсидии, освобождение от налогов, льготное финансирование и прочие меры поддержки до 1943 г. производство находилось в стагнации: в 1937 г. на воду было спущено судов общим водоизмещением 451 тыс. т, а в 1942 г. — 424 тыс. т. И только с 1943 г., когда стало очевидно, что потери японского флота достигли катастрофических масштабов, началось быстрое наращивание объемов выпуска (до 1124 тыс. т в 1943 г. и 1584 тыс. т в 1944 г.).

На протяжении всего военного периода довольно сложным оставалось положение в черной металлургии и угольной промышленности. Несмотря на огромные субсидии (на производство специальных сталей, на проведение НИОКР, за использование руд с низким содержанием металла и т. д.), монопольное положение полугосударственного комбината «Нихон сэйтэцу» и строгий государственный контроль, производство черных металлов все время отставало от потребностей в них военной экономики. За 1937–1943 гг. выпуск стали увеличился с 5,8 млн. т до 7,8 млн. т, а чугуна — с 2,4 млн. т до 4,4 млн. т, но уже в 1944 г. произошло резкое его снижение — соответственно до 5,9 млн. т и 2,8 млн. т.

Еще более скромными были успехи угольной промышленности: несмотря на всестороннюю государственную помощь и поддержку угольных компаний (вплоть до организации массового завоза на шахты рабочей силы из Кореи и Китая), добыча угля увеличилась с 45,3 млн. т в 1937 г. до 55,5 млн. тонн в 1943 г. и упала до 49,3 млн. т в 1944 г.

До 1943 г. сельскохозяйственное производство в самой Японии и ввоз продовольствия с оккупированных территорий позволяли в основном удовлетворять потребности вооруженных сил и населения страны (при нормированном снабжении). В 1942 году в метрополии было выращено 10,7 млн. т риса (в 1941 г. — 8,8 млн. т) и ввезено почти 2,6 млн. т (довоенное потребление риса составляло 12–13 млн. т).

В 1943 г. положение стало ухудшаться: в метрополии было произведено около 9,4 млн. т и ввезено 1,2 млн. т риса. В селе стала остро ощущаться нехватка рабочей силы. В феврале,1944 г. правительство было вынуждено освободить сельскохозяйственных рабочих от трудовой мобилизации и привлечь к работе старшеклассников из сельских школ и учащихся средних сельскохозяйственных учебных заведений. Несмотря на это, Япония в 1944 году произвела и ввезла в страну всего 9 млн. т риса, а посевная площадь уменьшилась с 3079 тыс. до 2950 тыс. га.

В целом, война нанесла тяжелый урон сельскому хозяйству страны. Шелководство было сильно подорвано, применение удобрений резко сократилось, производство всех основных видов продукции заметно снизилось. Всего за 1937–1945 гг. производство риса сократилось более, чем на 40 %, овощей — на 20 %, фруктов — на 40 %, коконов — на 75 %. Из-за реквизиции рыболовных судов (для обнаружения минных постановок и дозорной службы), сокращения районов рыболовства и уменьшения численности рыбаков уменьшился вылов рыбы.

Война резко ухудшила условия жизни рядовых японцев. В городах наблюдалась острая нехватка промышленных потребительских товаров и продовольствия, а воспользоваться услугами «черного рынка» могли немногие.

Осложнилось положение трудящихся. Продолжительность рабочего дня в 1942 г., по официальным данным, составляла 12–13 часов. В январе 1942 г. была принята программа чрезвычайных мероприятий по трудовой мобилизации населения, согласно которой рабочие военно-промышленных компаний закреплялись за теми предприятиями, где они трудились.

Наряду с этим правительство осуществило широкую мобилизацию на военное производство женщин и учащихся. В марте 1942 г. вступил в действие новый закон о трудовой повинности мужчин и женщин в возрасте от 12 до 70 лет. После этого число мобилизованных в военную промышленность стало быстро расти и к концу года достигло 623385 чел. (в 1940 г. — 311734 чел.).

Положение мобилизованных в военную промышленность мало отличалось от положения заключенных. Они жили в общежитиях под надзором полицейских и под постоянной угрозой наказания и лишения продовольственного пайка. Еще хуже приходилось рабочим из колоний и оккупированных стран (главным образом, из Кореи и Китая), которых десятками тысяч принудительно ввозили в Японию для работы на шахтах и вредных производствах.

Основная масса населения сидела на голодном пайке: если в 1941 г. дневное потребление калорий на душу населения составляло 2105, то к 1945 г. оно упало до 1793, или на 15 %. В 1942 г. система нормированного распределения риса была распространена на всю страну. В том же году произошла частичная замена в пайке риса пшеницей и ячменем, а в 1943 г. — картофелем. Рыба, являвшаяся одним из основных продуктов питания, выдавалась в мизерном количестве.

Из-за снижения производства и ввоза риса в 1944 г. уменьшились нормы выдачи продовольствия по карточкам. Лица в возрасте от 11 до 60 лет получали лишь по 330 г риса в день. К рису стали подмешивать гаолян, кукурузу, ячмень. Систематическое недоедание вело к физическому истощению людей.

Вплоть до 1944 г. рост военной продукции в Японии обеспечивался увеличением ввоза стратегического сырья с захваченных территорий и сокращением невоенных отраслей промышленности. Тогда этапе промышленность производила для японской армии в основном достаточное количество оружия.

Начиная с 1944 г. основные отрасли промышленности Японии стали испытывать серьезные трудности. Несмотря на рост потребностей в основных видах промышленной продукции, соответствующим образом увеличить ее выпуск не удалось. Производство электроэнергии, угля, чугуна, стали, цветных металлов, достигнув в 1943 г. высшей точки, пошло на убыль.

По сравнению с предыдущим финансовым годом в 1944/45 фин. г. добыча угля на территории Японии снизилась с 55,5 млн. до 49,3 млн. т, выработка электроэнергии — с 34,8 млрд. кВт-ч до 32,2 млрд., выплавка стали — с 7,8 млн. т до 5,9 млн., производство проката — с 4,1 млн. т до 2,6 млн., алюминия (включая Корею и Тайвань) — со 141,1 тыс. т до 110,4 тыс.

Правда, несмотря на трудности, японскому правительству в основном удалось обеспечить потребности военной промышленности в стали и других металлах и увеличить производство вооружения. Если в 1943/44 фин. г. общая стоимость его составила 11 млрд. иен (в ценах 1945 г.), то в 1944/45 фин. г. — 15,8 млрд. иен. Авиационная промышленность Японии с января по декабрь 1944 г. выпустила более 28 тыс. самолетов, тогда как годом ранее их число не доходило до 17 тыс.

Однако к концу 1944 г. кризис коснулся и чисто военных отраслей. Индекс производства вооружения, достигший в сентябре наивысшего за всю войну уровня — 332,5, в декабре снизился до 314,9 (1941 г.=100). Производство самолетов продолжало расти до сентября 1944 г. включительно, а затем пошло на убыль. Подъем производства различных видов вооружения для военно-морского флота продолжался лишь до лета — осени 1944 г., после чего оно также стало снижаться. В первой половине 1944 г. выпуск полевой артиллерии оставался на уровне предшествовавшего полугодия (около 3200 орудий за 6 мес), а производство танков и минометов уменьшилось на 35 %.

Снижение выпуска вооружения и боевой техники было вызвано прежде всего уменьшением поступления стратегического сырья. В 1944 г. его ввоз в Японию значительно сократился, и его резервы в метрополии быстро уменьшались. Несмотря на то, что был принят ряд законов, жестко регламентировавших производство и потребление металла, запасы железного лома с апреля 1943 г. по март 1944 г. понизились с 3099 тыс. т до 1437 тыс., бокситов с декабря 1943 г. по март 1944 г. — с 297 тыс. т до 238 тыс. Возросшее в связи с войной потребление нефти и нефтепродуктов также пришлось удовлетворять за счет стратегических запасов: еще в 1942/43 фин. г. из них было использовано 10664 тыс. баррелей (в 1941 /42 фин. г. — 688 тыс. баррелей).

После занятия японскими войсками значительной части Юго-Восточной Азии и стран Южных морей был организован массовый захват ценных экономических объектов японскими компаниями. Судоверфи Сингапура перешли во владения «Мицубиси дзю̄ко̄гё̄», судоверфи и склады Гонконга были переданы концернам «Мицуи» и «Мицубиси», «Мицуи» достались медные рудники на Филиппинах.

Происходил интенсивный ввоз стратегического сырья и продовольствия из колоний и с оккупированных территорий. В 1941/42 фин. г. добыча и импорт железной руды в Японии составили 7412 тыс. т, причем ввоз почти в 2 раза превышал добычу. В том же году из Индокитая, Таиланда и Бирмы было вывезено 1424 тыс. т, а из Кореи и Тайваня— 1157 тыс. т риса.

В годы войны в Корее и Маньчжурии (и, отчасти, на Тайване) в качестве придатка военной экономики метрополии получили заметное развитие добывающая промышленность, металлургия, а также некоторые производства военного машиностроения. В странах Южных морей упор был сделан на развитие нефтепромыслов и лесопереработки.

Для увеличения площадей под продовольственные культуры японские оккупационные власти заставляли местное население сокращать плантации каучука в Малайе, кофейные — на Яве и сахарного тростника — на Филиппинах. Важнейшей продовольственной базой Японии должна была стать Маньчжурия. Предполагалось направить туда поток японских колонистов и организовать там крупные хозяйства фермерского типа. Однако из-за недостатка средств и времени этот план не был полностью реализован.

В марте 1942 г. был создан полуправительственный Банк развития стран Южных морей, в задачи которого входил выпуск оккупационных «военных денег» и финансирование японских предприятий, эксплуатировавших сырьевые ресурсы захваченных районов. Параллельно под предлогом «реорганизации» валютной системы были ликвидированы все местные банки. Таким образом была подорвана и полностью подчинена Японии валютная система оккупированных стран.

Война привела к истощению ресурсов не только Японии, но и ее колоний. При этом, если до 1943 г. из Японии в колонии все еще продолжались поставки некоторых видов товаров, то с 1943 года они практически прекратились, и начался по существу открытый грабеж колоний, ограниченный лишь неблагоприятным для Японии ходом военных действий и тяжелыми потерями ее торгового флота.

Внутреннее положение в Японии в годы войны

К началу тихоокеанской войны в Японии уже существовали «новая политическая» и «новая экономическая» структуры, направленные на обеспечение «тотальной мобилизации» японского народа для ведения войны. Довоенные политические партии и профсоюзы были распущены, вся политическая жизнь страны регулировалась государственно-бюрократической Ассоциацией помощи трону, существовали серьезные ограничения политических свобод.

Вместе с тем, конституция 1889 г. не была изменена, а ее действие не было каким-либо образом ограничено. В Японии продолжал действовать парламент, осуществлялись обычные политические процедуры, менялись и реорганизовывались кабинеты министров, даже проводились выборы. Японская государственно-политическая система оказалась вполне приспособленной для проведения в жизнь любых чрезвычайных мер военного времени без внесения в нее каких-либо формальных изменений.

Деятельность японского парламента в 1941–1945 гг. в основном сводилась к утверждению многочисленных правительственных законопроектов, направленных на обеспечение военных действий. Через 9 дней после нападения на Пирл-Харбор, 16 декабря 1941 г., открылась 78-я чрезвычайная сессия парламента, созванная специально для утверждения срочных правительственных мероприятий, связанных с войной. Она, в частности, приняла новый закон, жестко ограничивавший свободу слова, печати и собраний и предусматривавший получение специальных разрешений на деятельность не только для новых, но и уже существующих общественных организаций. На основании этого закона были закрыты несколько сот различных обществ.

Следующая, регулярная сессия, работавшая с 26 декабря 1941 года по 26 марта 1942 г., утвердила военный бюджет Японии на 1942/43 фин. г., а также еще 84 правительственных законопроекта. Среди них был закон о трудовой повинности, предоставивший правительству право призывать гражданских лиц мужского и женского пола в возрасте от 12 до 70 лет для работы в любой отрасли промышленности и в любом районе Японии вне зависимости от постоянного местожительства.

В конце января 1942 г. кабинет министров назначил новые парламентские выборы — первые после самороспуска политических партий. Всю подготовку к ним провела Ассоциация помощи трону. В частности, была создана специальная организация, которая рекомендовала кандидатов для избрания в нижнюю палату. Таким образом заранее обеспечивалась лояльность будущего депутатского корпуса по отношению к правительственной политике. В результате на выборах, состоявшихся 30 апреля 1942 г., из 466 избранных депутатов 381 чел. (около 82 %) был рекомендован Ассоциацией.

Однако даже такой состав парламента не полностью удовлетворил правительство То̄дзё̄, и оно сделало попытку усовершенствовать «новую политическую структуру». 20 мая 1942 г. с одобрения премьера было основано Общество политического содействия трону (Ёкусан сэйдзи кай) во главе с бывшим премьер-министром Абэ Нобуюки. Программа общества предусматривала сплочение всех политических сил страны для достижения победы в войне, создания «сферы совместного процветания» в Восточной Азии и построения «нового порядка» во всем мире. После его создания все сохранившиеся до тех пор политические организации объявили о своем самороспуске.

Последующие сессии парламента продолжали исправно утверждать военные бюджеты и правительственные законопроекты, направленные на тотальную мобилизацию материальных и людских ресурсов Японии для ведения войны. Максимум, что позволяли себе депутаты — это запросы по поводу неотложных мер для ликвидации нехваток продовольствия в стране.

Ближе к концу войны, когда положение Японии сильно ухудшилось, японские правящие круги стали искать новые политические средства для того, чтобы еще больше сплотить нацию для «решающих военных усилий». Одним из них стало создание новой всеяпонской политической организации, которая объединила в себе функции Ассоциации помощи трону и Общества политического содействия трону (т. е. идеологию и политику).

30 марта 1945 г. состоялся учредительный съезд новой организации, получившей название «Политическое общество Великой Японии» (Дайниппон сэйдзикай). Ее руководителем стал генерал Минами Дзиро̄. Задачей Политического общества была прямая поддержка всех военных и политических мероприятия правительства. По сути, это была попытка сцементировать японский народ, в котором к тому времени стали проявляться признаки брожения, путем создания массовой политической организации. Такое решение не соответствовало японским традициям и было свидетельством кризиса японской политической системы и замешательства правящих кругов страны.

Другим признаком политического кризиса было беспрецедентное решение 86-й парламентской сессии (26 декабря 1944 г. — 26 марта 1945 г.) о резервировании специальных мест в парламенте для представителей Кореи и Тайваня (Корее предоставлялось 7 мест в верхней палате и 23 места в нижней, Тайваню — 3 места в верхней и 5 мест в нижней). Правда, оно так и не было реализовано, так как выборы предполагалось провести лишь 28 сентября 1946 г.

Последней сессией японского императорского парламента до капитуляции стала 87-я чрезвычайная, прошедшая 9-13 июня 1945 г. Одним из важнейших ее решений стало принятие законов о чрезвычайных мерах военного времени и о добровольной военной службе населения. Правительству были предоставлены полномочия призвать в армию любого подданного (мужчин в возрасте от 15 до 60 лет и женщин — от 17 до 40 лет). Сессия также утвердила закон о предоставлении правительству права без одобрения парламента осуществлять любые меры военного характера и издавать декреты, имеющие силу закона. Тем самым кабинет министров получил диктаторские полномочия.

По мере того, как война затягивалась, и достижение победы становилось проблематичным, в Японии стали все отчетливее проявляться настроения недовольства.

В стране, где отсутствовали легальные политические партии и организации, а профсоюзы были распущены, протест против невыносимых условий жизни, созданных войной, принимал причудливые формы. Одной из них были массовые прогулы рабочих промышленных предприятий. Так, в 1943 г. около 10 % всех рабочих Японии не являлись на работу без уважительных причин.

С течением времени количество прогулов все возрастало. В 1944 г. 15 % рабочих, занятых на 761 заводе, под различными предлогами уклонились от явки на работу. При этом на некоторых заводах количество прогульщиков достигало 40 %. Массовые прогулы большей частью охватывали предприятия военной промышленности, что было связано, по-видимому, с большим числом отбывающих трудовую повинность на таких предприятиях.

К концу войны число невыходов на работу драматически возросло. Если в июле 1944 г. процент не вышедших на работу на предприятиях, производивших вооружение, составлял 18, в судостроительных доках — 24 и на авиазаводах — 21, то в июле 1945 г. он соответственно повысился до 40, 52 и 51. В первую очередь, это объяснялось массовым недоеданием в результате нищенских зарплат и недостаточного снабжения по продовольственным карточкам. Рабочие стремились под различными предлогами не выходить на работу, пытаясь найти способы выживания — уезжали в деревню, чтобы выменять продовольствие и т. п.

Помимо массовых прогулов, в Японии во время войны случались и обычные забастовки и характерные для довоенной Японии арендные конфликты. Например, осенью 1942 г. бастовали рабочие предприятий «Фурукава» (префектура Тотиги) и «Хитати» (Токио). Ежегодно возникали 300–400 трудовых конфликтов на промышленных предприятиях и 2–3 тыс. арендных конфликтов в деревне.

С началом войны на Тихом океане в Японии были усилены репрессии против «ненадежных элементов» — пацифистов, предполагаемых коммунистов, вообще всех несогласных с политикой правительства. Уже на второй день войны по всей Японии было арестовано 3 тыс. чел. Репрессии коснулись также и профсоюзов.

Взамен распущенных профсоюзных организаций насаждались «патриотические» профсоюзы, входившие в Общество служения отечеству на производстве (Дайниппон сангё̄ хо̄коку кай), созданное с целью увеличения выпуска военной продукции и достижения «социального мира». Из-за принудительного характера членства его ряды постоянно росли: с 3,5 млн. чел. в апреле 1940 года до 5,8 млн. чел. в июне 1943 г.

К идеологической обработке населения были привлечены и многие деятели культуры и искусства. Активно велась радиопропаганда, выпускались кинофильмы, прославлявшие японские победы. В ноябре 1942 г. в Токио был созван съезд писателей «Великой Восточной Азии», на котором обсуждались вопросы «духовной мобилизации» народов для победоносного завершения войны.

Наряду с пропагандой и с проведением политики вовлечения людей в организации, находившиеся под правительственным контролем власти прибегали к репрессиям в отношении тех кто проявлял признаки недовольства. Летом 1943 г. премьер-министр То̄дзё̄ на конференции губернаторов префектур прямо указал, что «народ не должен выражать нетерпения и недовольства» и что антиправительственные митинги должны немедленно разгоняться. В стране свирепствовала цензура. В частности, летом 1944 г. «за пропаганду пацифизма» были закрыты популярные общественно-политические журналы «Кайдзо̄» и «Тю̄о̄ко̄рон».

Кроме того в стране насаждались шпиономания и повальная полицейская слежка. Проводились даже многодневные «учения по поимке шпионов», когда полиция и жандармерия проводили повальные проверки документов на улицах городов. Под наблюдением находились все бывшие профсоюзные деятели, руководители и члены давно распущенных левых партий и организаций, ученые, деятели культуры и т. п. Жандармерия ежемесячно привлекала к ответственности за распространение «вредных слухов» более 6 тыс. чел. В 1944 г. в палате пэров рассматривался вопрос о создании специального комитета, призванного бороться с «непатриотическими» настроениями населения.

Начало поисков компромиссного мира видными японскими политиками относится еще к 1942 г., когда хранитель императорской печати Кидо Ко̄ити в беседе с бывшим послом в Лондоне Ёсида Сигэру обсуждал вопрос о поездке Коноэ Фумимаро в Европу, чтобы «проложить дорогу к заключению мира».

В 1943 г. под влиянием неудач Японии в сражениях на Тихом океане, а также общих изменений стратегической обстановки не в пользу стран «оси», идея заключения компромиссного мира оформилась уже вполне четко. Ее главными проводниками в правящих кругах Японии были Коноэ и Кидо. Оценивая перспективы войны как неблагоприятные, они пришли к выводу, что необходимо, пока не поздно, найти пути выхода из войны. В этом они видели возможность спасти Японию от тяжелых условий капитуляции и сохранить ее как великую державу.

К Коноэ и Кидо примыкали бывшие премьер-министры Вакацуки, Хиранума и Окада. По свидетельству Кидо, идею о скорейшем прекращении войны разделял и император Японии Хирохито. В русле попыток прекратить войну (по крайней мере, на одном фронте) находилась и «новая политика» в отношении Китая, главным архитектором которой был министр иностранных дел Сигэмицу Мамору.

В первой половине 1944 г. деятельность группы Коноэ-Кидо заметно активизировалась. 6 января 1944 г. Кидо сформулировал условия, на которых он считал возможным начать мирные переговоры с США и Великобританией:

Однако высшее японское командование не желало расставаться с захваченными территориями и настаивало на продолжении войны любыми средствами. Поэтому попытка вступить в переговоры с США и Великобританией так и не состоялась.

К началу 1944 г. опасное ухудшение стратегического положения Японии стало очевидным. Выступая на 84-й сессии парламента, премьер-министр То̄дзё̄ вынужден был признать итоги военных операций на тихоокеанском театре неудовлетворительными и потребовал санкции парламента на проведение новой, еще более «тотальной» мобилизации ресурсов для ведения войны.

В феврале 1944 г. То̄дзё̄ реорганизовал свой кабинет. В частности, в дополнение к постам премьера, военного министра и министра вооружений он занял еще и пост начальника генерального штаба армии, сместив с него маршала Сугияма. Таким образом, То̄дзё̄ фактически взял на себя полную ответственность за ход боевых действий.

В июле 1944 г. Япония потеряла о-в Сайпан. Воспользовавшись этим предлогом, 17 июля часть бывших премьер-министров-дзю̄син (Коноэ, Окада, Вакацуки и Хиранума), особые совещания которых после смерти в 1940 г. последнего гэнро̄ Сайондзи пришли на смену системе «государственных старейшин», приняли резолюцию, требовавшую отставки То̄дзё̄, поскольку, «когда нация в опасности», «частичные реорганизации кабинета не имеют смысла».

То̄дзё̄ попытался принять меры к сохранению своей власти. Он немедленно составил меморандум правительству от лица военного министерства, в котором обвинил группу бывших премьер-министров в антиправительственном заговоре.

18 июля То̄дзё̄ отказался от поста начальника генерального штаба, назначив на него командующего Квантунской армией генерала Умэдзу Ёсидзиро̄, рассчитывая после этого сохранить за собой посты премьера и военного министра. Однако в тот же день весь состав правительства подал в отставку. То̄дзё̄ ничего не оставалось, как отправится во дворец с аналогичным прошением.

20 июля 1944 г. император поручил Коисо Куниаки и Ёнаи Мицумаса сформировать новое правительство. Для Коисо, который занимал перед этим должность генерал-губернатора Кореи, новое назначение было совершенно неожиданным. Только во время аудиенции у императора он узнал о том, что назначен премьером, а Ёнаи — его заместителем и военно-морским министром; военным министром стал Сугияма, а пост начальника генерального штаба сохранил Умэдзу.

22 июля Коисо сделал официальное заявление о программе своей деятельности. Он признал, что положение страны стало чрезвычайно опасным, но подчеркнул, что никаких принципиальных изменений во внешней политике страны не произойдет, и война будет продолжена до полной победы.

В начале августа 1944 г. Коисо создал высший совет по руководству войной (сайко̄ сэнсо̄ сидо̄ кайги) в составе премьера, министра иностранных дел, военного и военно-морского министров и начальников генеральных штабов армии и флота. Таким образом Коисо надеялся сосредоточить в своих руках всю полноту военной и гражданской власти. Однако он натолкнулся на решительное сопротивление руководителей армии и флота, которые возражали против его вмешательства в вопросы ведения войны на том основании, что он находился в отставке.

Основой своей программы кабинет Коисо сделал «тотальную мобилизацию» ресурсов для ведения войны. В военной сфере было, в частности, развернуто движение смертников-камикадзэ в японских вооруженных силах. Кроме того с конца 1944 г. была начата подготовка к созданию специальных отрядов из гражданского населения для обороны Японии в случае вражеского вторжения.

Однако, несмотря на «чрезвычайный» характер всех проводившихся им мер, Коисо так и не смог сделаться авторитетным лидером страны. О слабости его позиций свидетельствовали и унизительные препирательства с военными, и частые реорганизации кабинета, и открытая критика деятельности правительства в парламенте и в печати. Несмотря на все чрезвычайные меры, кабинет Коисо оказался бессильным справиться с создавшимся положением и был вынужден уйти в отставку.

Япония на пороге поражения

7 апреля 1945 г. к власти пришел кабинет адмирала Судзуки Кантаро̄, последний японский кабинет военного времени. Главные министерские посты в нем заняли: министра иностранных дел и министра по делам Восточной Азии — То̄го̄ Сигэнори; военного министра — генерал Анами Корэтика; военно-морского министра — адмирал Ёнаи Мицумаса; министра вооружений — адмирал Тоёда Тэйдзиро̄.

Формально кабинет Судзуки провозгласил продолжение войны против США и Великобритании до полной победы, однако всем было понятно, что главной его задачей должен стать поиск путей для приемлемого завершения войны.

В своем первом выступлении в качестве премьера 7 апреля 1945 г. Судзуки признал, что империя находится перед лицом величайшего кризиса. Далее он заявил о необходимости крепить «боевой дух народа» и «самоотверженно защищать родину». Этот призыв отражал мнение военных кругов, в частности, военного министра Анами, что только отчаянное сопротивление может дать надежду избежать безоговорочной капитуляции и сохранить японский государственный строй.

Одновременно, находясь в почти полной международной изоляции, Япония стремилась каким-либо образом вступить в переговоры относительно условий прекращения войны.

Критическое военное и внешнеполитическое положение Японии побудило наиболее дальновидных представите-лей японских правящих кругов к поиску пути, который мог бы привести к достижению компромиссного мира. К числу «миротворцев» принадлежали видные государственные деятели, бывшие премьер-министры Вакацуки, Окада, Коноэ, министры иностранных дел То̄го̄, Сигэмицу и др.

Зондирование велось по трем направлениям: во-первых, Япония стремилась заключить сепаратный мир с чанкайшистским Китаем: во-вторых, пыталась начать переговоры о мире непосредственно США и Великобританией; в-третьих, старалась использовать Советский Союз в качестве посредника в таких переговорах или хотя бы удержать его от вступления в войну.

Попытка достичь сепаратного мира с Китаем была сделана в марте 1945 г., когда в Японию был приглашен Мяо Бин — один из высокопоставленных чиновников марионеточного правительства Ван Цзинвэя, который тем не менее продолжал поддерживать тесные связи со многими деятелями чунцинского правительства.

На основании имевшейся у него информации Мяо Бин ознакомил японского премьер-министра Коисо Куниаки с примерными условиями, выполнение которых могло бы побудить Чан Кайши к заключению сепаратного мира с Японией. Они включали в себя вывод японских войск из Китая, признание правительства Чан Кайши и его переезд в Нанкин, проведение переговоров о статусе Маньчжурии и заключении мира между Японией и западными союзниками. Эти условия рассматривались на заседаниях японского высшего совета по руководству войной, однако были признаны неприемлемыми.

Еще осенью 1944 г. японское правительство попыталось установить связь с руководителями Великобритании и США путем неофициальных контактов со шведским посланником в Японии В.Багге. Эти попытки продолжались вплоть до мая 1945 г., когда из-за разногласий в японских правящих кругах по вопросу об условиях начала мирных переговоров министр иностранных дел Японии То̄го̄ не смог отправить Багге, уже вернувшемуся в то время на родину, официального подтверждения просьбы японского правительства о посредничестве Швеции. В результате связь по этой линии прервалась. Не получили развития и контакты, которые японцы установили с А.Даллесом в Швейцарии и с сотрудниками американской миссии в Лиссабоне. В данном случае помешала неуступчивость японской стороны в вопросе о сохранении за Японией территорий, захваченных ею до начала второй мировой войны.

Идея каким-то образом разыграть «советскую карту» имела в японской дипломатии относительно долгую историю. Еще в сентябре 1943 г. Токио выступил с дипломатической инициативой о посредничестве между СССР и Германией в мирных переговорах.

Японское предложение по-видимому преследовало несколько целей. Во-первых, японские правящие круги рассчитывали в случае его принятия советской стороной и достижения перемирия на советско-германском фронте облегчить стратегическое положение своего основного союзника — гитлеровской Германии. Во-вторых, японское предложение содержало в себе элемент «дипломатической провокации»: согласие советского правительства вести подобные переговоры, даже если бы они окончились безрезультатно, означало бы нарушение им своих союзнических обязательств и, возможно, привело бы к развалу антигитлеровской коалиции. Наконец, в обоих случаях Япония надеялась обезопасить себя от вступления СССР в тихоокеанскую войну на стороне США и Великобритании, чего японские правящие круги стали к тому времени серьезно опасаться.

Тогда СССР отверг японское предложение и немедленно поставил в известность своих союзников о дипломатических маневрах Японии. Тем не менее, в сентябре 1944 г. японское правительство попыталось возобновить переговоры по данному вопросу. К тому времени военное положение как Японии, так и Германии драматически ухудшилось, поэтому в основе японской инициативы помимо тех же причин, что и в 1943 г., лежало стремление в случае успеха миссии найти для себя путь к заключению компромиссного мира с США и Великобританией при содействии СССР. Во главе миссии в Москву и Берлин предполагалось поставить Хирота Ко̄ки. Однако советское правительство снова ответило на японское предложение отказом.

5 апреля 1945 г. советское правительство объявило о денонсации советско-японского пакта о нейтралитете. В тот день народный комиссар иностранных дел В.М.Молотов заявил послу Японии в Москве Сато̄ Наотакэ:

Несмотря на это безрадостное для Японии событие, японские правящие круги не оставили надежды втянуть Советский Союз в свою дипломатическую игру. На этот раз речь шла только о возможном посредничестве СССР в достижении мира между Японией с одной стороны и США и Великобританией — с другой. 20 апреля 1945 г. министр иностранных дел То̄го̄ «неофициально» высказал советскому послу в Токио Я.А.Малику пожелание о встрече с Молотовым при его возвращении с учредительной конференции ООН в Сан-Франциско. После того как и эта попытка не дала результата, То̄го̄ поручил Хирота, который считался специалистом по Советскому Союзу, поскольку в 30-х годах занимал пост посла Японии в СССР, вновь встретиться с Маликом и выяснить его позицию.

Эти встречи состоялись в июне 1945 г., однако остались без каких-либо практических последствий. Поэтому в июле 1945 г. То̄го̄ сделал попытку организовать поездку в Советский Союз официальной миссии. После консультаций было решено, что ее возглавит Коноэ Фумимаро.

13 июля 1945 г. японский посол в СССР Сато̄ Наотакэ посетил заместителя народного комиссара иностранных дел С.А.Лозовского и вручил ему письмо на имя Молотова, в котором сообщалось, что японский император изъявил желание командировать в СССР Коноэ в качестве своего официального представителя. Было передано также послание императора, в котором указывалось, что он хочет «положить скорее конец войне».

18 июля Лозовский передал послу ответ советского правительства:

Когда 30 июля Сато̄ вновь посетил Лозовского, чтобы выяснить советскую позицию относительно миссии Коноэ, Лозовский сообщил ему, что ввиду отсутствия в Москве председателя совета министров и министра иностранных дел советское правительство не может дать окончательного ответа. Однако фактически ответ уже имелся. 26 июля 1945 г. была опубликована Потсдамская декларация США, Великобритании и Китая, требовавшая от Японии немедленной безоговорочной капитуляции.

Проект совместной декларации союзных держав был подготовлен Соединенными Штатами еще до начала конференции в Потсдаме. По идее демарш трех держав должен был побудить Японию капитулировать. Однако подготовка декларации имела для американцев еще один, скрытый, смысл. В случае отказа Японии принять ее условия США получали формальный повод применить против нее ядерное оружие. Характерно, что текст декларации был передан Черчиллю и Чан Кайши только 24 июля — после того, как Трумэн одобрил приказ командующему стратегической авиацией генералу Спаатсу об атомной бомбардировке Японии.

Потсдамская декларация была выработана без непосредственного участия СССР. Ее текст был направлен советской делегации одновременно с его передачей для объявления по радио. Вместе с тем, в ней в целом были учтены советская позиция и советские интересы, что позволило СССР в дальнейшем солидаризироваться с ее духом и основными положениями.

В Потсдамской декларации были подытожены прежние заявления и соглашения, касавшиеся совместной борьбы против Японии. В ней содержались не только конкретные условия капитуляции, но и принципы основных послевоенных преобразований, которые должны были быть проведены в этой стране.

В декларации указывалось, что «навсегда должны быть устранены власть и влияние тех, которые обманули и ввели в заблуждение народ Японии, заставив его идти по пути всемирных завоеваний»; что «японский суверенитет будет ограничен островами Хонсю̄, Хоккайдо̄, Кю̄сю̄, Сикоку и теми менее крупными островами, которые мы укажем»; что «японское правительство должно устранить все препятствия к возрождению и укреплению демократических тенденций среди японского народа». «Мы призываем правительство Японии, — говорилось в ней в заключение, — провозгласить теперь же безоговорочную капитуляцию всех японских вооруженных сил… Иначе Японию ждет быстрый и полный разгром».

Правительство Японии в течение двух дней не могло решить, как реагировать на Потсдамскую декларацию. Колебания были связаны главным образом с тем, что под ней отсутствовала подпись Советского Союза, и Японии не была ясна его позиция. Министр иностранных дел То̄го̄ предлагал не отвергать условия декларации и продолжить ее изучение, а самое главное — выяснить точку зрения СССР. Руководители же армии и флота требовали отклонить декларацию, поскольку они считали, что в то время, когда японские войска еще оккупируют огромные территории за пределами собственно Японии, говорить о капитуляции преждевременно.

На состоявшемся 27 июля совещании высшего совета по руководству войной японские руководители решили поручить послу в Москве Сато̄ выяснить намерения СССР, а до тех пор опубликовать Потсдамскую декларацию в сокращенном виде, а в комментариях намекнуть, что Япония, по-видимому, оставит ее без внимания. Однако под давлением генералитета премьер-министр Судзуки уже 28 июля выступил с заявлением, в котором говорилось, что правительство «игнорирует» декларацию и «будет неотступно продолжать движение вперед для успешного завершения войны». Это заявление фактически предрешило атомную бомбардировку Японии.

10 июля 1945 г в пустынном районе штата Нью-Мексико, недалеко от авиабазы Аламогордо, был произведен первый экспериментальный ядерный взрыв мощностью 15–20 тыс. килотонн. Продолжавшийся 4 года атомный «Манхэттенский проект» завершился полным успехом.

Еще в апреле только что вступивший в должность после смерти Рузвельта президент Трумэн был проинформирован о ходе создания атомной бомбы. Он сразу оценил возможности, которые предоставляло новое оружие. С самого начала Трумэн рассматривал атомную бомбу не столько как средство достижения военной победы над Японией, сколько как средство добиться уступок от СССР в вопросе о послевоенном устройстве мира.

К тому времени приготовления к боевому применению атомного оружия уже зашли довольно далеко. В конце 1944 г. в качестве базы для проведения атомной бомбардировки Японии был избран о-в Тиниан в Марианском архипелаге. Одновременно несколько бомбардировщиков Б-29 были переоборудованы для использования атомных бомб, и их экипажи начали специальные тренировки. В апреле 1945 г. «атомные» бомбардировщики были переброшены на Тиниан.

В апреле же были отобраны цели для атомной бомбардировки: японские города Хиросима, Кокура, Ниигата и Киото. С согласия президента США командующий ВВС генерал Арнольд дал указание не подвергать эти города обычным налетам, чтобы получить более точное представление о результатах использования нового оружия.

Намерение правительства США применить атомную бомбу вызвало протест многих ее создателей. Ученые призвали Трумэна отказаться от атомной бомбардировки и предложили вместо нее устроить показательный взрыв перед японскими представителями в какой-нибудь необитаемой местности. Однако американское руководство полагало, что для достижения наибольшего эффекта в давлении на СССР следует продемонстрировать реальное боевое применение атомной бомбы. Кроме того оно надеялось добиться капитуляции Японии до вступления в войну Советского Союза, и таким образом отстранить СССР от участия в послевоенном переустройстве на Дальнем Востоке.

В конце июля крейсер «Индианаполис» доставил атомные бомбы на Тиниан. 5 августа экипаж самолета Б-29 под командованием полковника П.Тиббетса получил боевое задание, и утром 6 августа атомная бомба была сброшена на г. Хиросима. Сразу после этого Белый дом опубликовал официальное заявление, в котором предупреждал Японию, что в случае отказа от капитуляции ее ожидают невиданные разрушения.

Американское руководство надеялось, что Япония немедленно капитулирует. Однако никакого заявления со стороны японского правительства не последовало. Поэтому американцы постарались как можно скорее сбросить вторую (последнюю из имевшихся у них тогда) бомбу, чтобы продемонстрировать Японии и всему миру, что США могут продолжать атомные удары. 9 августа вторая атомная бомба примерно такой же мощности, как и первая (около 20 килотонн), была сброшена на г. Нагасаки, который был запасной целью.

И в Хиросима, и в Нагасаки десятки тысяч людей погибли сразу; еще больше было ранено и поражено радиацией, многие из пораженных впоследствии умерли. Точное число жертв атомных бомбардировок неизвестно до сих пор, однако от них пострадало не менее 500 тыс. чел.

Вопрос об оправданности применения ядерного оружия против Японии до сих пор вызывает споры. Если за пределами Соединенных Штатов атомные бомбардировки обычно считают варварским актом, не имеющим никакого оправдания, то в США распространено мнение, что они послужили главной, если не единственной, причиной капитуляции Японии и потому оправданы с военной, а с учетом того, что они, предположительно, помогли сохранить множество жизней американских солдат, и с моральной точки зрения.

На деле применение Соединенными Штатами атомной бомбы преследовало главным образом политические, а не военные цели. Желание продемонстрировать в действии новое оружие огромной разрушительной силы, а также стремление добиться капитуляции Японии до вступления в войну СССР объясняют торопливость, с которой США пошли на применение ядерного оружия.

Что касается капитуляции Японии, то она была вызвана лавинообразным развитием событий в начале августа 1945 г. (6 августа — первый ядерный удар, 8 августа — объявление Советским Союзом войны Японии, 9 августа — новая атомная бомбардировка), которое продемонстрировало японскому руководству невозможность дальнейшего затягивания войны.

Вопрос о вступлении Советского Союза в войну с Японией поднимался задолго до того, как поражение гитлеровской Германии стало очевидным. Соединенные Штаты еще в декабре 1942 года пытались добиться согласия на создание на советском Дальнем Востоке своих военно-воздушных баз под предлогом оказания помощи Советскому Союзу в случае японского нападения.

Принятие этого предложения привело бы к крайнему обострению советско-японских отношений и, с большой вероятностью, к войне, что заставило бы СССР вести борьбу на два фронта. Поэтому Сталин ответил Рузвельту отказом.

Однако по мере улучшения ситуации на советско-германском фронте проекты участия Советского Союза в войне против Японии стали вызывать интерес у советского руководства. Сталин видел во вступлении в войну шанс существенно укрепить международные позиции СССР на Дальнем Востоке, а также изменить пограничную линию с Японией, определенную условиями Портсмутского договора (советское правительство никогда не признавало Портсмутский договор справедливым и всегда стояло за изменение его условий путем переговоров).

Впервые Советский Союз заявил о своем намерении вступить в войну против Японии во время Тегеранской конференции. На пленарном заседании 28 ноября 1943 г. во время обсуждения хода военных действий на Тихом океане Сталин заявил, что для проведения успешных наступательных операций против японских войск Советский Союз должен увеличить свои силы на Дальнем Востоке по крайней мере в 3 раза, что стало бы возможным после капитуляции Германии. «Тогда — общим фронтом против Японии», — заключил Сталин.

Заявление советского руководителя имело большое военно-политическое значение. Позиция, занятая СССР, приближала перспективу окончания тихоокеанской войны и обещала уменьшить предполагаемые потери американских и британских войск (по оценке американского военного министра Г.Стимсона потери американцев в случае высадки в Японии должны были превысить потери в войне против Германии и составить более 1 млн. чел.). Поэтому руководители союзных держав ухватились за советскую инициативу. Черчилль в беседе со Сталиным 30 ноября 1943 г. подчеркнул, что заявление о присоединении СССР к борьбе против Японии после разгрома Германии является «историческим» и открывает широкие перспективы в войне с Японией. Рузвельт, желая поскорее перевести предварительную договоренность на конкретную основу, 29 ноября послал Сталину записку с предложением условиться о предварительном планировании возможных операций против Японии, когда Германия будет выведена из войны.

Более конкретные решения относительно вступления СССР в войну с Японией были приняты 11 февраля 1945 г. в ходе Крымской конференции, когда было подписано соглашение трех держав по вопросам Дальнего Востока. Советское правительство обязалось выступить против Японии примерно через 2–3 месяца после окончания войны в Европе на следующих условиях:

Советское обещание имело особое значение для США в связи с их планами вторжения на Японские о-ва. Дело в том, что американцы не были уверены в немедленном победоносном завершении войны даже в случае завоевания метрополии. Они не исключали возможность объединения Квантунской армии с экспедиционными войсками в Китае с целью продолжения войны на азиатском континенте. Поэтому американское командование было заинтересован в том, чтобы «изгнанием японской армии с материка занялись русские». Макартур даже утверждал, что американские войска «не должны высаживаться на острова собственно Японии, пока русская армия не начнет военные действия в Маньчжурии».

Однако до того, как все планы и обещания воплотились в жизнь, в позиции США по вопросу о вступлении СССР в войну с Японией возникли колебания, связанные с успешным завершением «Манхэттенского проекта» — программы создания ядерного оружия.

Еще до первого испытательного атомного взрыва в Аламогордо некоторые высокопоставленные сотрудники американской администрации высказывали мнение, что наличие атомной бомбы позволит США отказаться от помощи Советского Союза в разгроме Японии и тем самым ограничить его участие в решении дальневосточных проблем. С таким подходом в целом был согласен и президент США Г.Трумэн. Однако до тех пор, пока атомная бомба не прошла испытаний, не было абсолютной уверенности в том, что она окажется эффективным оружием. Поэтому Трумэн решил все-таки добиваться личных гарантий Сталина о вступлении СССР в войну.

Во время Потсдамской конференции советская делегация подтвердила, что СССР выполнит заключенное в Ялте соглашение. Началось согласование, в частности, с китайской стороной, связанных с этим технических вопросов, обсуждались условия оккупации Японии.

Тем временем Трумэн получил подробный отчет о результатах экспериментального взрыва атомной бомбы, который произвел на него сильнейшее впечатление. Стало понятно, что США стали единственным обладателем невиданного в истории сверхоружия. Это вновь вернуло американского президента к мысли, что лучше закончить войну с Японией без участия СССР. Правда, он не счел возможным в один день изменить свою позицию на 180°. Теперь он решил как можно скорее применить атомную бомбу, чтобы добиться капитуляции Японии еще до вступления Советского Союза в войну.

В начале мая 1945 г., т. е. ко времени окончания войны в Европе, дальневосточные границы СССР прикрывала группировка численностью около 1,2 млн. чел., оснащенная более чем 20 тыс. орудий и минометов, 2,3 тыс. танков и самоходных артиллерийских установок, 4,3 тыс. самолетов.

Еще до окончания боев на западном фронте Советский Союз начал подготовку к военным действиям на Дальнем Востоке. В конце февраля — марте 1945 г. советский генеральный штаб утвердил планы по развертыванию там войск. В мае 1945 г. началась стратегическая перегруппировка для нанесения удара по Японии, и к 9 августа советские силы насчитывали там более 1,7 млн. чел., около 30 тыс. орудий и минометов, 5,2 тыс. танков и самоходных артиллерийских установок, 5,1 тыс. самолетов. Они превосходили противостоявшие им японские силы в людях в 1,8 раза, в танках — в 4,8, в авиации — в 1,9 раза.

8 августа 1945 г. Молотов, приняв японского посла, сделал следующее заявление:

Сказав далее о присоединении СССР к Потсдамской декларации, и о том, что такая политика «является единственным средством, способным приблизить наступление мира, освободить народы от дальнейших жертв и страданий», Молотов в заключение заявил, что «с 9 августа Советский Союз будет считать себя в состоянии войны с Японией».

Союзники СССР официально приветствовали вступление Советского Союза в войну. Так, британское правительство в своем заявлении от 8 августа указывало:

Что касается японского правительства, то для него вступление СССР в войну означало потерю последней надежды отсрочить свое поражение как военными, так и дипломатическими средствами. 10 августа 1945 г. То̄го̄ сообщил Малику, что японское правительство «готово принять условия декларации от 26 июля сего года, к которой присоединилось и советское правительство». Одновременно аналогичные заявления были переданы через Швецию правительствам США, Великобритании и Китая.

Вступление Советского Союза в войну против Японии является непростым эпизодом в истории советско-японских (а «по наследству» и российско-японских) отношений. До сих пор в Японии можно услышать обвинения в адрес СССР в вероломстве, в нарушении обязательств, взятых на себя по советско-японскому пакту о нейтралитете, в то время как Япония, со своей стороны, эти обязательства выполняла.

Безусловно, под претензиями в адрес Советского Союза есть формальные основания. Советское правительство имело право расторгнуть советско-японский пакт о нейтралитете и сделало это в полном соответствии с буквой этого документа. Однако оно было обязано в течение года после этого придерживаться его условий, а война Японии была объявлена уже через 5 месяцев.

В последующие годы в оправдание решения о вступлении в войну против Японии в СССР приводились разные соображения: намерения Японии самой нарушить пакт и напасть на СССР, многочисленные инциденты с советскими судами в Тихом океане по вине японской стороны, тесное партнерство Японии с гитлеровской Германией и т. п. Все это правда, и все это не меняет того факта, что первым условия советско-японского пакта о нейтралитете нарушил Советский Союз.

Вместе с тем, не следует давать оценку действиям советского правительства без учета исторического контекста советско-японских отношений в первой половине 40-х годов. В соперничестве с максимальными ставками, развернувшемся тогда на мировой арене, любой договор воспринимался его участниками как эпизод борьбы, а не как моральное обязательство. В условиях, когда целью государственной политики было полное уничтожение противника, действовал принцип «победителей не судят». И Япония, и Советский Союз были готовы нарушить пакт о нейтралитете при благоприятных обстоятельствах. Япония так и не дождалась удобного момента, а СССР пошел на это, исходя из сложившейся в 1945 г. международной обстановки.

Утром 9 августа состоялось экстренное заседание высшего совета по руководству войной. Открывая его, премьер-министр Судзуки заявил, что атомная бомбардировка и вступление в войну СССР привели его к заключению, что не осталось ничего другого, кроме как принять условия Потсдамской декларации и прекратить военных действия.

В ходе обсуждения выявились два противоположных мнения. Одна группа (министр иностранных дел То̄го̄ и военно-морской министр Ёнаи) предлагала принять Потсдамскую декларацию при условии, что это не изменит «законного статуса» императора.

Другая группа (военный министр Анами и начальники генеральных штабов армии и флота Умэдзу и Тоёда) настаивали на том, чтобы принять Потсдамскую декларацию, только если союзные державы пообещают сохранить японскую монархию, предоставить Японии право разоружиться самостоятельно, позволить японцам самим наказать военных преступников, а также откажутся от продолжительной оккупации Японии и не введут свои войска в Токио.

Длительные споры не привели представителей обеих группировок к единому мнению. На их позиции не повлияло даже полученное во время заседания сообщение о второй атомной бомбардировке. Стороны сошлись лишь в одном: в признании необходимости во что бы то ни стало сохранить монархию.

В тот же день состоялось чрезвычайное заседание кабинета министров. На нем вновь развернулись ожесточенные споры: выступили То̄го̄, Анами, Ёнаи, Тоёда и др. Значительное место на заседании заняло обсуждение экономической ситуации. Министр земледелия и торговли заявил, что следует ожидать голода, а министр путей сообщения и связи выразил сомнение, что удастся сохранить морское сообщение с Кореей и Маньчжурией.

При голосовании за капитуляцию при условии сохранения монархии проголосовали 9 чел., 5 членов кабинета воздержались. Поскольку примирить точки зрения двух основных группировок не удалось, Судзуки обратился к Хирохито с просьбой созвать императорское совещание.

Оно началось около полуночи 9 августа в дворцовом бомбоубежище. Вначале был зачитан полный текст Потсдамской декларации. Затем обе группировки изложили свои позиции, причем Анами призвал «вести войну до последней возможности», «даже если вся нация погибнет».

Поскольку голоса вновь разделились, заседание было прервано и возобновлено в 2 часа ночи 10 августа. После новых дебатов Судзуки попросил Хирохито высказать его точку зрения. Император присоединился к предложению То̄го̄, после чего Судзуки констатировал принятие решения о прекращении войны. Сразу же после закрытия совещания состоялось заседание правительства, которое единогласно утвердило это решение.

Утром 10 августа японское правительство сообщило через нейтральные страны, что оно согласно принять условия Потсдамской декларации в случае, если союзники согласятся не ущемлять «прерогативы императора как суверенного правителя Японии» и попросило точного уведомления по этому поводу.

11 августа 1945 г. государственный департамент США передал японскому правительству через Швейцарию совместный ответ правительств США, СССР, Великобритании и Китая, в котором говорилось:

Ответ правительств СССР, США, Великобритании и Китая снова вызвал разногласия в японском правительстве. Министр иностранных дел То̄го̄ рекомендовал императору признать ответ союзников удовлетворительным, а председатель тайного совета Хиранума высказал противоположное мнение. Тем временем военный министр Анами по собственной инициативе обратился с воззванием к военнослужащим, в котором говорилось, что «в создавшейся ситуации для нашего народа выход может быть только один: решительное продолжение священной войны за защиту нашей божественной земли».

Для выработки официального ответа союзникам 13 августа было созвано заседание высшего совета по руководству войной. На нем за безоговорочную капитуляцию проголосовало 13 министров, против — трое. Поскольку военный министр Анами и начальники генеральных штабов Умэдзу и Тоёда отказались поставить свои подписи и заявили, что они апеллируют к императору, окончательное решение принято не было.

14 августа в 10 утра было созвано новое расширенное императорское совещание. Анами, Умэдзу и Тоёда предлагали потребовать от союзников уточнить «двусмысленные» пункты, а в случае отказа — продолжить войну, чтобы закончить ее «на лучших условиях». Но все остальные участники совещания высказались за безоговорочную капитуляцию. Император, присоединившись к большинству, предложил правительству подготовить проект императорского указа об окончании войны и опубликовать специальное обращение к народу.

В тот же день Япония сообщила правительствам четырех держав об издании императорского указа, в котором объявлялось о капитуляции и о готовности императора приказать всем японским вооруженным силам прекратить боевые действия и сдать оружие. В нем содержался также призыв к нации «вынести невыносимое» и направить все усилия «на созидание будущего».

Узнав о том, что император записал на пленку обращение к народу, в котором объявил о принятии условий Потсдамской декларации и прекращении войны, группа офицеров-фанатиков во главе с майором Хатанака Кэндзи в ночь на 15 августа подняла мятеж. Они пытались не допустить передачи обращения императора в эфир и склонить вооруженные силы свергнуть «капитулянтское» правительство Судзуки, чтобы создать новое во главе с военным министром генералом Анами. Большие монархисты, чем сам монарх, они, подобно мятежникам 1936 года, открыто пошли наперекор воле императора во имя сохранения основ священной императорской власти.

Путчисты убили отказавшегося поддержать их генерала Мори — командира охранявшей императорский дворец 1-й гвардейской дивизии. Затем, отдав от его имени ложные приказания, они проникли во дворец, но обнаружить пленки с записью речи Хирохито им не удалось. Другие отряды мятежников напали на резиденции премьер-министра Судзуки Кантаро̄, хранителя печати Кидо Ко̄ити, председателя тайного совета Хиранума Киитиро̄, но не смогли их найти. Неудачей закончился и налет на токийскую радиостанцию. Так как войска токийского гарнизона не поддержали заговорщиков, они вскоре сдались, а их руководители покончили с собой.

15 августа рескрипт императора Хирохито о принятии условий капитуляции был передан по радио.

В драматические дни второй декады августа 1945 г. многие высшие военные и политические деятели страны приняли решение свести счеты с жизнью. 11 августа неудачно попытался застрелиться бывший премьер-министр То̄дзё̄ Хидэки. 15 августа покончили с собой военный министр генерал Анами Корэтика, создатель корпуса камикадзэ вице-адмирал О̄ниси Такидзиро̄, маршал Сугияма Хадзимэ, несколько командующих фронтами, один из бывших командующих Квантунской армией генерал Хондзё̄ Сигэру и многие другие военные и политики.

15 августа, после оглашения императорского рескрипта, кабинет Судзуки в полном составе ушел в отставку. Кидо и Хиранума рекомендовали императору поручить возглавить кабинет принцу Хигасикуни Нарухико, который 17 августа закончил формирование нового правительства. Заместителем премьера и министром без портфеля стал Коноэ, министром иностранных дел и министром по делам Восточной Азии — Сигэмицу, военно-морским министром — Ёнаи. Пост военного министра Хигасикуни оставил за собой.

Император издал обращение к военнослужащим, призвав их обеспечить спокойствие в стране. Однако обстановка продолжала оставаться напряженной. Группа офицеров собиралась воспрепятствовать высадке американских сил в районе Токио. Императору пришлось направить к ним своего брата, принца Такамацуномия, чтобы убедить их отказаться от своего намерения.

Заявление японского правительства о принятии условий Потсдамской декларации еще не означало прекращения войны. Продолжались боевые действия между советскими и японскими войсками. Они начались в ночь на 9 августа сразу на нескольких направлениях. Соединения Забайкальского и 1-го Дальневосточного фронтов при активном содействии авиации и Тихоокеанского флота вступили на территорию Маньчжурии одновременно с востока и с запада.

В первый же день советские войска добились значительных успехов. Так, соединения Забайкальского фронта продвинулись на расстояние 50–70 км, а 6-я гвардейская танковая армия, наступавшая на Чанчунь, — даже на 150 км. Японское командование под ударами советских войск спешно отводило свои силы в глубь Маньчжурии. Оно собиралось организовать оборону на рубеже железных дорог Тумынь — Чанчунь и Чанчунь — Дальний, однако продвижение сил Забайкальского фронта к жизненно важным центрам Маньчжурии было настолько быстрым, что планы командования Квантунской армии оказались сорванными.

В течение первых пяти суток 6-я гвардейская танковая армия Забайкальского фронта продвинулась более чем на 450 км. В результате боев 9-14 августа войска Забайкальского фронта вышли на Маньчжурскую равнину, в глубокий тыл японских войск, создав предпосылки для окружения и полного разгрома основных сил Квантунской армии.

Продвижение войск 1-го Дальневосточного фронта было не столь быстрым, поскольку его частям пришлось преодолевать наиболее мощные линия обороны. Тем не менее к исходу 14 августа они углубились на территорию Маньчжурии на 120–150 км и вступили в бой за г. Муданьцзян. Японцы оказали там ожесточенное сопротивление. Поскольку бои приняли затяжной характер, советское командование, стараясь поддержать высокий темп наступления, приняло решение обойти Муданьцзян с юга и прорваться в район Гирина. Тем временем Квантунская армия оказалась отрезанной и от Японии, и от Кореи, поскольку десанты советского Тихоокеанского флота овладели портами на побережье Японского моря.

Войска 2-го Дальневосточного фронта к 14 августа прорвали оборону японцев в районе Хэйхэ, преодолели горный хребет Малый Хинган и продвигались к Цицикару. Основная группировка войск фронта вела бои за овладение опорными пунктами в районе городов Цзямусы и Баоцин, которые прикрывали подступы к Харбину. Таким образом, войска этого фронта за 6 дней наступления продвинулись примерно на 120 км и завязали бои за выход в Центральную Маньчжурию.

15 августа по радио был передан императорский указ о принятии условий капитуляции. С этого дня боевые действия между американскими, британскими и японскими вооруженными силами были прекращены. Однако части Квантунской армии, противостоявшие советским войскам, приказа о капитуляции не получили и продолжали сопротивление. Поэтому 16 августа Генеральный штаб Красной Армии дал специальное разъяснение, согласно которому «капитуляцию вооруженных сил Японии можно считать только с того момента, когда японским императором будет дан приказ своим вооруженным силам прекратить боевые действия и сложить оружие. и когда этот приказ будет практически выполняться». Поэтому советские войска продолжали наступательные операции.

С 15 по 20 августа 1945 г. проходил второй этап маньчжурский наступательной операции. В это время войска Забайкальского фронта продвинулись в глубь Маньчжурии на 360–600 км, а войска 1-го Дальневосточного фронта, преодолев свыше 500 км, достигли центральных районов Маньчжурии и продолжали движение на соединение с Забайкальским фронтом. Основная для 2-го Дальневосточного фронта сунгарийская наступательная операция завершилась к 20 августа с прибытием кораблей Амурской флотилии в Харбин, где 18 августа уже был высажен воздушный десант.

Находясь перед фактом военного разгрома, японское командование обратилось к главнокомандующему советскими войсками на Дальнем Востоке маршалу А.М.Василевскому с предложением начать переговоры о прекращении военных действий. 17 августа командующий Квантунской армией генерал Ямада Отодзо̄ уведомил советскую сторону о том, что он отдал приказ войскам о немедленном прекращении боевых действий и сдаче оружия. Однако фактически на многих участках фронта японские войска продолжали сопротивление. Поэтому Василевский передал Ямада в тот же день следующую радиограмму:

18 августа генерал Ямада передал войскам приказ прекратить сопротивление. 19 августа он подписал в Чанчуне акт о безоговорочной капитуляции.

Только тогда началась организованная сдача в плен японских войск в Маньчжурии. Она продолжалась до конца месяца. Однако даже это не означало, что боевые действия полностью прекратились. Только 22 августа после мощной артиллерийской и авиационной подготовки удалось штурмом овладеть Хутоуским узлом сопротивления, 3-тысячный гарнизон которого был почти полностью истреблен. Еще более упорное сопротивление советским войскам пришлось преодолеть при ликвидации Дуннинского укрепленного района, остатки гарнизона которого сдались лишь 26 августа.

В ходе военных действий в Маньчжурии советскими войсками было взято большое число пленных (почти 600 тыс.) и захвачены многочисленные трофеи: 686 танков, 861 самолет, 1836 орудий, 2361 автомашина, множество боеприпасов.

Одновременно с Маньчжурской разворачивалась Южно-Сахалинская операция, начавшаяся 11 августа. Там советские войска встретили ожесточенное сопротивление. Прорвать полосу обороны японцев удалось лишь 17 августа. Действия советских наземных сил затруднялись недостаточной — из-за нелетной погоды — поддержкой авиации. 20 августа был высажен морской десант в районе порта Маока (совр. Холмск), а 25-го числа был занят последний опорный пункт японцев на острове — военно-морская база Отомари (совр. Корсаков).

Напряженные бои шли и в ходе Курильской десантной операции, которая началась 18 августа десантом на о-в Шумшу и завершилась высадкой на о-в Кунашир 1 сентября. Всего на Курильских о-вах было взято в плен до 60 тыс. японских солдат и офицеров.

В обращении к советскому народу по случаю подписания Японией акта о безоговорочной капитуляции 2 сентября 1945 г. говорилось:

После принятия Японией условий Потсдамской декларации вся подготовительная работа по организации официального подписания акта о капитуляции проводилась штабом Макартура в Маниле. Там 20 августа японским представителям был вручен акт о капитуляции, согласованный союзными державами. Церемония его подписания была назначена на 2 сентября 1945 г. Этот день принято считать датой окончания второй мировой войны.