ГРОЗНАЯ МОЩЬ ВВС

Стрельбы, бомбометания и пуски ракет выполнялись на окружных полигонах и ближних полигонах дивизионного подчинения, где оборудовались мишенные поля и создавалась обстановка, соответствующая типовым целям — складам, аэродромам с самолётными стоянками, огневым позициям и колоннам техники. Мишенями служили старые машины, списанные танки, выложенные из брёвен или обозначенные на земле сооружения. Часто натурные объекты заменяли меловые круги и кресты, хорошо заметные и позволявшие тут же оценить точность попадания.

Отработка боевого применения включала полёты на предельно малых высотах. Прижимаясь к земле, можно было преодолевать ПВО и незамеченным выходить к цели. Автоматика САУ обеспечивала увод с заданной опасной высоты, но при полётах ниже 150 м её требовалось отключать, иначе самолет «поплавком» выбрасывало вверх. При этом не раз случались курьёзы, когда лётчикам, забывшим отключить «Увод» после выполнения задания, система не давала сесть, снова и снова переводя снижавшийся на полосу самолёт в набор высоты! Малые высоты лётчик выдерживал визуально, мастера проходили маршрут на 50 м, а то и прорывались, скрываясь за рельефом, на 10–20 м. Реальных случаев «касания земного шара» при этом не было, и введённый позже «по соображениям безопасности» строгий запрет на полёты на предельно малых высотах выглядел просто перестраховкой. Возможность использования автоматического и директорного режима ПрНК упрощала пилотирование на малых высотах. Когда САУ вела самолёт «в автомате», стабилизируя его по курсу, крену, сносу и высоте, лётчик мог всё внимание уделить поиску ориентиров и целей, отвлекаясь разве что для контроля приборов и скорости (её нужно было подбирать оборотами двигателя).

Полёт мог программироваться заранее с помощью «зашитого» в память ЦВМ маршрута с шестью поворотными точками (они же могли служить целями) и данных о метеообстановке. При ручном управлении и выполнении манёвров помогал директорный режим: стрелка навигационно-пилотажного прибора НПП на приборной доске постоянно указывала направление на цель, а рядом в окошке указателя дальности ППД-2 высвечивалось удаление до неё. На маршруте можно было маскироваться за складками местности, огибая холмы и ныряя в лощины, — указания стрелки-азимута обеспечивали выход к месту с удобной стороны, а уменьшавшиеся показания дальности на счётчике говорили о приближении цели. Для отворота на свой аэродром (или один из четырёх запасных) из любого пункта маршрута достаточно было нажать кнопку «Возврат», указав желаемый аэродром, и система вела самолёт домой по кратчайшему пути. Обнуление счётчика значило — цель рядом, лётчик выполнял подскок, мгновенно осматривался и атаковал. Атаку можно было повторить, причём система, во избежание шаблонности, автоматически выводила машину на цель с другого направления, перпендикулярного линии пути.

Для удара по цели, закрытой облаками или в ночной темноте, можно было использовать навигационный бомбардировочный режим «НАВ-Б». Для этого положение объекта атаки вводилось в память комплекса, а для повышения точности на маршруте выполнялась коррекция по маякам РСБН, обеспечивавшая попадание в круг диаметром 200 м. Тот же метод служил для нанесения удара спецбоеприпасами, дававшими площадное накрытие — мощность ядерной бомбы компенсировала погрешности сброса.

МиГ-27Д с подвеской авиационных катапультных устройств АКУ-58, служащих для применения тяжёлых управляемых ракет Х-29Л и Х-29Т.
В ходе заводского ремонта на этом МиГ-27К 58-го апиб обновили камуфляж, но ликвидировали всю «бортовую живопись», полученную им во время нахождения в составе 266-го апиб им. Монгольской Народной Республики.
Предполётный осмотр МиГ-27Д из состава 58-го апиб. Под радиопрозрачным обтекателем приёмной антенны СПС-141М виден светолюк лазерного дальномера целеуказателя «Клён-ПМ».

Предварительно выбирая род оружия, лётчик устанавливал его на галетном переключателе: СБ — спецбомбы; Б — бомбы; НРС — неуправляемые ракеты из блоков; С-24 — тяжёлые НАР С-24; УР — управляемые ракеты; НО.К — подвижные пушечные установки СППУ; С+Б ПРОГР. — комбинированное применение двух видов оружия в одной атаке. Прицельное бомбометание отрабатывали с разных видов манёвра: с горизонтального полёта, с прицеливанием по вынесенному ориентиру, с пикирования и с кабрирования с углами до 45°.

Чаще всего тренировались в бомбометании практическими бомбами П-50-75 или, с малых высот, штурмовыми П-50Ш с тормозным устройством. Практические бомбы с небольшим разрывным зарядом были дешевле и, главное, легче и удобнее в обращении, чем массивные фугаски. Для лучшей заметности на траектории они несли трассер, а яркое оранжевое облако на месте взрыва (или факел у штурмовых бомб) держалось с полминуты и хорошо различалось с десятикилометрового расстояния. Их использование чередовалось с боевыми боеприпасами, обычно осколочно-фугасными ОФАБ-100-120 или, реже, обычно на учениях, ФАБ-250 и «пятисотками» различных типов. Применение мощных бомб обеспечивало поддержание навыков не только лётчиков (загруженная бомбами машина отличалась в пилотировании и манёвренности), но и группы вооружения, готовившей боеприпасы. На деле для оружейников работа всегда была нелёгкой: неудобные и толком не работавшие тележки использовались, в лучшем случае, для подвозки бомб к самолётам, а сами боеприпасы приходилось подвешивать вручную, впрягаясь всей группой из шести-восьми человек, используя всевозможные лямки, ломики и прочие подручные средства, усиленные «богатствами» русского языка. Со временем появились тележки с гидроподъёмниками нового типа, обеспечивавшие подачу бомб и на подкрыльевые узлы, однако и для работы с ними требовались крепкие спины и руки.

Учения по дегазации авиатехники на аэродроме Мартыновка. Между истребителями-бомбардировщиками МиГ-27М стоит авторазливочная станция АРС-14 с дегазирующим раствором.

Неудивительно, что за изнурительной работой иной раз не хватало времени и внимания для подготовки самих держателей. Замок взведён, упоры закручены, бомба не болтается — и самолёт выпускали в полет. Заедания кинематики, ослабленная затяжка, а то и просто несмазанные замки время от времени приводили к случайным сбросам, когда бомбы теряли в полёте и они летели куда попало. Количество таких инцидентов было невелико, но они случались практически во всех полках. 8 сентября 1987 г. МиГ-27Д из 642-го апиб, вылетевший из Вознесенска на полигон в Молдавии с шестью ФАБ-250ТС, потерял одну из них прямо в конце взлетной полосы. 16 июня 1988 г. с МиГ-27М, шедшего на полигон ГСВГ, произошёл самосброс практической П-50-75, упавшей «где-то на территории ГДР». Такой же случай потери ФАБ-250 с МиГ-27Д имел место весной 1990 г. над Венгрией, за считанные недели до вывода оттуда советских войск; в этом случае сброс произошёл на «невзрыв». Случалось, бомбы срывались на земле сразу после подвески или на рулении — к счастью, всегда без последствий (продуманная конструкция взрывателя практически гарантировала «невзрыв»).

Бомбить с МиГ-27 можно было в «экономном» режиме, в каждом заходе сбрасывая груз только с одной точки подвески, половиной комплекта с повторным ударом или сбросом всех бомб разом в одной атаке. Сброс система производила в предусмотренном «шахматном» порядке (слева-справа, спереди-сзади), сохраняя центровку самолёта. По точечным целям, требовавшим плотного накрытия, бомбы сходили одна за другой с минимальными интервалами и вся разгрузка занимала 0,8 с. Если же требовалось атаковать протяжённый объект, «посыпая» его бомбами, задавались увеличенные до четверти секунды интервалы и сход бомб длился до 2 с (за это время самолёт пролетал 400–500 м). Сброс мелких бомб или мин из кассет КМГ-У осуществлялся по пятнадцатисекундной программе, обеспечивавшей накрытие большой площади.

МиГ-27Д несёт авиабомбу ОФАБ-100-120, 58-й апиб, аэродром Степь.

Части ВС СССР имевшие на вооружении самолеты типа МиГ-23Б, МиГ-23БН и МиГ-27

Стрельбы из пушки были достаточно частыми, но всегда впечатляющими для самих лётчиков — раскатистый громовой удар очереди, в секунду выбрасывающей сотню снарядов, и пронизывающая машину дрожь отдачи вызывали ни с чем не сравнимое чувство находящейся в руках мощи и силы. Впечатляла и работа «шестистволки»: самолёт, ведущий огонь, на несколько мгновений окутывался облаком пламени, из которого к земле тянулся огненный ливень. Обычно в лентах чередовались по два осколочно-фугасных снаряда через один бронебойный, но на показательных стрельбах каждый четвёртый-пятый снаряд шёл с трассером. Огонь можно было вести в ручном режиме, с прицеливанием по неподвижной сетке прицела «на глаз» (такая стрельба носила название «сопроводительно-заградительной»). В автоматическом режиме с сопроводительной стрельбой использовался ПрНК-23. Он выдавал на прицел необходимые поправки и упреждения, а прицеливание осуществлялось наложением на цель подвижной марки, на которой высвечивалась текущая дальность до объекта атаки и сектор эффективной дальности (начало и окончание) стрельбы.

В отличие от других машин, на ручке управления МиГ-27 была смонтирована вторая боевая кнопка, специально для пушки. Самими лётчиками стрельба из пушки считалась более привлекательной, чем бомбометание или пуск НАР, разрывы которых ложились уже за самолётом, на выходе из атаки, и сверху затем наблюдались, в лучшем случае, как пыльные облачка. Пушка давала результат ощутимый и зримый: сразу за «всплыванием» прицельной марки снаряды ложились практически туда, куда была наложена метка. Благодаря мощной баллистике и высокой скорострельности можно было видеть, как первые снаряды очереди впиваются в мишень. Затем приходилось брать ручку на себя; основная масса залпа ложилась в цель, на долю секунды отставая от выходящего из пикирования самолёта. Вывод обычно выполнялся с отворотом в сторону, уходя от осколков и рикошета собственных снарядов. Осколки от них поднимались за четыре секунды до высоты 200 м и представляли серьёзную опасность для машины.

Короткой 40-патронной очередью пушка в десятые доли секунды посылала в цель 16-килограммовый залп. Внизу оставались взрытые очередями в земле траншеи, иссечённые доски построек и смятые «коробочки» зияющих дырами мишеней — БТР и БМП, броню которых снаряды прошивали насквозь. Списанные грузовики и самолёты служили мишенями реже — мощные снаряды просто рвали их в клочья, и тех хватало только на несколько атак.

СППУ-22-01 на МиГ-27 применялись и с «ручным», и с «автоматическим» прицеливанием, но исключительно при фиксированном положении стволов — горизонтальном в линии полёта (подобно встроенной пушке) или наклонённом для «поливного» огня при поражении протяжённых целей типа колонн на дорогах или стоянок. «Следящий» режим с синхронным поворотом пушек башенными агрегатами не использовался из-за отсутствия на борту блоков связи их с прицельным комплексом. Огонь из СППУ открывался нажатием на «общую» боевую кнопку.

При подготовке ГШ-6-30А отмечалось удобство заряжания: если на МиГ-21 и МиГ-23 техникам приходилось лебёдкой опускать лафет с пушкой и патронным ящиком и, стоя под самолётом на коленях, втискивать туда ленту, а на Су-7 и Су-17 протаскивать её через опоясывающие фюзеляж рукава, то на МиГ-27 патронную ленту достаточно было подать в загрузочный люк наверху и направить её в патронный отсек. Впрочем, затащить на верх фюзеляжа ленту весом в четверть тонны само по себе было задачей не из лёгких, и для этого требовался специальный погрузочный лоток с лебёдкой. Чаще обходились куском ленты на 30–40 патронов, достаточных для отработки навыков стрельбы, а укладывали его вручную.

МиГ-27Д в полёте над облаками.

Как известно, продолжением достоинств становятся недостатки. Следствием высочайшего темпа стрельбы была чрезмерная скорость подачи и рывки ленты: случались её порывы, «вело» звеньеотвод и патронный рукав, а сами звенья, прошедшие «мясорубку» пушки, к повторному использованию не годились. В 911-м апиб в апреле 1988 г. менее чем за месяц произошли подряд несколько отказов стрельбы из-за лопнувших звеньев. Узлы пушки, особенно газопороховой привод и блок кинематики, подвергались интенсивным термическим и механическим нагрузкам. Они работали практически на пределе допустимого. Коррозия при этом становилась особенно грозной и развивалась мгновенно, требуя чистить орудие немедленно после стрельбы, всякого полёта и даже каждые 15–20 дней стоянки.

Постоянно давала о себе знать отдача, удары которой, при всей секундности воздействия, ломали планер и «выбивали» оборудование. Ощущались также акустические нагрузки от дульных газов и высокочастотные вибрации, буквально расшатывавшие конструкцию, добавляя усталостных трещин баку-отсеку № 2 и задней стенке бака № 1А, к которой крепилась пушка. Случалось коробление створок передней стойки шасси, грозившее ее заклиниванием. Из-за обрывов цепи питания отказывал топливный насос. Много неприятностей доставляли случаи разрушения звеньеотвода, подававшего отстрелянные звенья обратно в патронный отсек; его направляющие служили частью конструкции фюзеляжа и повреждения требовали сложного ремонта силами заводской бригады. В качестве одной из мер была проведена доработка по снижению скорострельности, ограниченной 4000 выстр./мин.

Лётчик у МиГ-27 поздней серии.
МиГ-27К из состава 58-го апиб с пушечными установками СППУ-22-01.
МиГ-27К из 559-го апиб с тремя подвесными баками, Финстервальде, март 1993 г.

Несмотря на доработки и усиления конструкции, влияние пушки как «фактора риска» приходилось учитывать в эксплуатации. В полках утвердилось мнение: если «лёгкий» залп в 30–40 снарядов переносится машиной без особых последствий, то затяжная очередь продолжительностью 2,5–3 с чревата «хрустом и треском». Помимо прочего, стрельба короткими очередями экономила ресурс орудия, ограниченный 6000 выстрелов. Если же в спешке «пропуск» в очереди делать забывали и стрельба шла до полного израсходования боезапаса, то это вело не только к интенсивному износу стволов (260–300 выстрелов подряд для пушки были предельными и требовали охлаждения оружия), но и могло сказаться на самолётных системах, особенно чувствительных к сотрясениям и вибрациям оборудовании и электронике.

Для техников это нередко оборачивалось ремонтом той или иной сложности, для лётчика — предпосылкой к неприятностям, а то и настоящей аварией. В августе 1980 г. на возвращавшемся с полигона самолёте штурмана 722-го апиб майора Швырёва после стрельбы из пушки деформировались створки передней стойки шасси, и выпустить её не удалось. Лётчику, впервые в ходе эксплуатации МиГ-27, пришлось сажать машину только на два основных колеса. Самолёт после посадки остался практически цел, нивелировка показала, что обошлось без деформаций планера, и вскоре он снова летал.

8 августа 1988 г. в 19-м гв. апиб в ГСВГ после стрельбы на МиГ-27Д лейтенанта М. В. Полуэктова не выпустилась передняя стойка из-за того, что «повело» фюзеляж и заклинило створки. Как отмечалось в донесении, «лётчик обладал высокой морально-политической подготовкой» и смог посадить самолёт на основные колёса, погасил скорость и коснулся носовой частью бетонки с минимальными повреждениями. В 599-м апиб 15 мая 1990 г. произошел сходный случай с более тяжёлыми последствиями: очередью сорвало локализатор с пушки, в него упёрлись створки, стойка не вышла, и МиГ-27К пропахал носом полосу, после чего машину пришлось списать.

От мощной отдачи пушки случались «выбивания» АЗС, отключавшие оборудование, отказывали связь и различные системы. Некоторые из случаев, при всей серьёзности положения, граничили с курьёзом. В 24-й авиадивизии 18 апреля 1988 г. МиГ-27 пришёл на аэродром не только «оглохшим», но и оставшись без ПрНК — пушечная очередь разом «вырубила» всё радиооборудование и гироскопы ИКВ-1. В 16-й ВА 2 сентября 1989 г. залп пушки МиГ-27 привёл к полной потере связи — у радиостанции Р-862 отлетели контакты и потрескались печатные платы. В 23-й ВА в январе 1989 г. стрельбы привели сразу к двум происшествиям: в 58-м апиб разлетевшийся предохранитель вызвал почти полное обесточивание «борта» с отказом управления стабилизатором, закрылками, шасси и МРК, а неделей раньше в соседнем 266-м апиб МиГ-27К вернулся из полёта без откидной части фонаря кабины, сорванной при стрельбе (сами собой раскрылись аварийные замки, отпустив её в «свободный полёт»).

Даже на этом фоне уникальным выглядел случай, произошедший в 24-й дивизии 29 марта 1989 г.: на выходе из пикирования после стрельбы на ноги лётчику свалилась панель приборной доски, крепление которой перебило отдачей. Придерживая рукой висящую на жгутах панель, он все- таки долетел до аэродрома.

Не раз бывало, что от выпущенной очереди лопался и рассыпался отражатель прицела. Посадочные фары раскалывались настолько часто, что перед вылетом на стрельбу их снимали и заменяли заглушками. Введение защитных щитков-дефлекторов не дало ожидаемого эффекта. Потребовалось внести уточнения в инструкцию: после ночной стрельбы посадка разрешалась только на освещённую прожекторами полосу.

Продолжительная очередь была рискованной и из-за перегрева орудия, что грозило взрывом капсюлей и патронов, а то и разрывом снарядов. Каждый такой случай рассматривался как чрезвычайный и брался на контроль как ОКБ, так и тульским ЦКБ. В 16-й ВА такое происшествие 22 января 1990 г. привело к потере МиГ-27К из 911-го апиб: разрыв снаряда в стволе ГШ-6-30А разнёс пушку, осколками повредило топливный бак, электрожгуты и гидросистему, а взрыв кислородного баллона мгновенно «раздул» пожар. Не дотянув до аэродрома, заместитель командира эскадрильи майор В. А. Бурцев благополучно катапультировался из горящего и теряющего управление самолёта. Подобный случай произошёл тремя месяцами позже на полигоне в Лунинце с МиГ-27К из 39-й дивизии. Несколько снарядов разорвались под самым носом самолёта, но он с пробоинами, сорванными люками, разбитым остеклением «Кайры» и забоинами на лопатках компрессора дотянул до аэродрома.

«Самострелы» случались даже на земле, обычно по оплошности техников. Защитной мерой служила блокировка «земля — воздух», концевой выключатель которой при обжатом шасси размыкал цепь управления огнём и не допускал стрельбы на стоянке и при рулении. При подготовке к полёту эту блокировку иногда отключали или забывали о ней, вывешивая самолёт на подъёмниках, когда амортизаторы разжимались, и пушка оказывалась «готова к бою». Достаточна было недосмотреть при проверке системы управления огнём, чтобы стрельба открывалась прямо на стоянке. Так, в чортковском 236-м апиб в 1983 г. прямо на аэродроме очередью снесло переднюю стойку шасси, аналогичный случай имел место в 88-м апиб в Сууркюле. В Липецке 2 сентября 1986 г. в пушке МиГ-27Д после полёта оставался всего один патрон — он и выстрелил, попав в стойку и вызвав пожар выбитой под давлением гидросмеси. В 16-й ВА 4 сентября 1988 г. во время предварительной подготовки, когда МиГ-27М был окружён людьми, самопроизвольно произошёл залп из 28 снарядов, ранивший осколками пять человек.

МиГ-27К «монгольского» 266-го апиб с ракетами Х-27ПС и контейнером аппаратуры «Вьюга» на учебных сборах, аэродром Домна, март 1984 г.
Тяжёлая ракета Х-29Т с телевизионной ГСН «Тубус-2» на АКУ-58-1 истребителя-бомбардировщика МиГ-27К.
МиГ-27К из 236-го апиб, дислоцировавшегося на аэродроме Чортков, в ТЭЧ луцкого полка после показа новейшей авиатехники начальству.
Подвеска штурмовой низковысотной авиабомбы ОФАБ-250ШН на балочный держатель БД3-УМК истребителя-бомбардировщика МиГ-27Д из состава 58-го апиб.

Такими же были последствия халатности при работе с блоками — если срыв бомбы с замка практически всегда обходился без последствий благодаря надёжности взрывателя, то ракеты летели по аэродрому куда попало. В 88-м полку 4 июня 1986 г. на самолёты подвесили блоки Б-8М. На одном МиГ-27Д при этом не перестыковали электроразъёмы после предыдущего варианта подвески. Стоило лётчику перед взлётом включить АЗС, и ракета С-8М из подфюзеляжного блока попала в стоящий впереди самолёт, который полностью сгорел. В 129-м апиб в августе 1988 г. стрельба ракетами С-5МО произошла из блоков стоящего в укрытии МиГ-27М; на этот раз, к счастью, ракеты ушли в «поле».

Учебная стрельба НАР типа С-5 и С-8 велась обычно с небольшим расходом ракет. Блоки снаряжались несколькими НАР, которые, подобно бомбам, можно было пускать разом или половиной комплекта. Наибольшим уважением пользовались тяжёлые снаряды С-24, которые можно было применять со вдвое больших дистанций, чем обычные «карандаши». По поражающему действию боевая часть этой ракеты массой 123 кг не уступала бомбе среднего калибра, обладая при этом хорошей точностью — с дистанции 2500 м опытный лётчик укладывал её в двадцатиметровый круг. Пуск мог выполняться в ручном или автоматическом режиме прицеливания. Особым достоинством было то, что по точностным характеристикам стрельбы МиГ-27 на 20–25 % превосходил Су-17 и Су-24.

Упражнения включали отработку смешанного применения оружия: система позволяла в одном заходе отработать по цели пушкой или НАР, а затем в расчётный момент по сигналу ПрНК «в автомате» сходили бомбы. Такая организация удара способствовала его эффективности, одновременно позволяя избежать лишних боевых заходов, меньше времени оставаясь в зоне действия ПВО. Экономя время и ресурс, задания уплотняли, подвешивая на самолёт одновременно блоки и бомбы, и лётчик в одном вылете делал несколько заходов для атаки, поочерёдно отрабатывая бомбометание, пуск ракет и стрельбу.

Применение управляемых ракет в боевой подготовке занимало особое место. Использовать их готовились все лётчики — при соответствующей подготовке и классности никого не лишали этой возможности. Вместе с тем, из-за дороговизны ракет, ограничивавшей запросы ВВС и запасы этого оружия, массовым оно стать не могло, и практические пуски всегда были неординарным событием. Как правило, в строевых частях они проводились не чаще раза в год и приурочивались к дивизионным или окружным сборам с вылетом на полигон, где мишенями служили достаточно крупные объекты, изображавшие склады, укрытия и ангары. В повседневной подготовке наводить Х-23 учились в классах на наземных телевизионных тренажёрах СТЛ-74 «Ока», имитировавших управление из кабины. Ракету изображала электронная метка на экране телевизора, подчинявшаяся движениям кнюппеля.

МиГ-27К выкатывают из арочного укрытия.
МиГ-27К 911-го апиб с учебной ракетой Х-25МЛ и модернизированным контейнером с ФКП-58 под фюзеляжем, Бранд, 1991 г.

Считалось, что для выработки навыков достаточно 5–6 ч тренировок, но на деле требовалось много больше времени, как по вине несовершенства тренажёра, слабо отражавшего реальный процесс, так и специфики самого управления Х-23. Кнюппель «Дельты» на ручке управления находился рядом с «ползунком» механизма триммерного эффекта, которым лётчик пользовался в течение всего полёта, «играя» им почти рефлекторно для парирования усилий на ручке при изменении скоростей и режимов полёта. Он же позволял управлять самолётом по тангажу, причём движение «ползунка» вверх переводило машину в пикирование, вниз — в кабрирование. Управление ракетой от кнюппеля было обратным по направлению, что сбивало лётчика с толку. По опыту 4-го ЦБП, требовалось 500–800 наведений на тренажёре, чтобы надёжно освоить систему управления Х-23.

Пуски обычно выполняли с пологого пикирования с углом до 30° на скоростях 600–1000 км/ч и высоте до 5000 м, что обеспечивало достаточно времени для наведения. Ориентиром для слежения за ракетой первые секунды служил работающий двигатель, а после его отсечки наведение велось по трассеру. Опытные лётчики выполняли пуски и с горизонтального полёта с малых высот в 50–200 м, однако при этом цель обнаруживалась на небольшом расстоянии, и для атаки оставалось мало времени. Хотя «Дельта» в процессе наведения и допускала боевое маневрирование (пусть и ограниченное), на практике старались сохранять режим полёта постоянным всё время наведения, избегая выхода ракеты из поля зрения и узкого створа радиолуча. Пуск Х-23 и без того был сложным занятием, заставлявшим летчика сочетать управление ракетой с пилотированием и слежением за воздушной и наземной обстановкой (всё же в бою действовать пришлось бы в зоне досягаемости вражеской ПВО). К 1984–1985 гг. пуски Х-23 стали более частыми и в боевой подготовке являлись обычными упражнениями. Причиной стал подходивший к концу срок их хранения на складах и, чтобы не списывать ракеты впустую, их решили пустить в дело.

Взлёт МиГ-27М из 296-го апиб с тремя баками ПТБ-800. За характерную форму подфюзеляжный бак часто называли «бананом», Гроссенхайн, март 1993 г.

Освоение Х-25 и Х-29Л с лазерным наведением имело свои особенности. Небольшая дальность пуска (7–8 км) оставляла лётчику минимум времени: после включения подсветки на предельной дистанции мощность отражённого луча была мала, а захват — неустойчив. В немногие секунды до выхода на минимальную дальность требовалось добиться нормального захвата и удерживать прицельное перекрестие и луч подсветки на цели до самого попадания. Молодым лётчикам времени хватало не всегда, и при срыве захвата они привозили ракеты обратно. «Изделию», по надёжности, позволялось не больше трёх полётов на подвеске, из-за чего после двух незапусков место в кабине занимал лётчик поопытнее, гарантированно отправлявший ракету в цель.

Для фотографирования района цели при боевом применении и записи на плёнку текущей дальности и угловых координат прицельной марки на МиГ-27 модификаций К, М и Д применялся фотоконтрольный прибор ФКП-58, размещаемый в переднем отсеке специального контейнера (два варианта исполнения — «простой» и модернизированный), подвешиваемого на центральную точку подвески. В заднем отсеке контейнера мог устанавливаться видеомагнитофон «Сатурн-505Б (БМ)», служивший для записи изображения с видеоканала ракеты Х-29Т при учебных пусках. Видеозапись использовалась затем при оценке правильности прицеливания и уровня подготовки лётчиков.

Катастрофа МиГ-27К в 266-м апиб. Майор В. Коломыцев при заходе на посадку ночью столкнулся с землёй на удалении 20 км от полосы аэродрома Налайха и разбился. 4 февраля 1983 г.

Боевые пуски ракет всегда требовали собранности и тренированности. Если воронки от бомб в стороне от мишени или прошедшая мимо очередь означали всего лишь незачёт, то улетавшая «за горизонт» ракета, к тому же с сотней килограммов взрывчатки, могла повлечь более серьёзные последствия. При всей тщательности подготовки случались промашки, имевшие звучную огласку. В 58-м полку капитана А. В. Башкирова 6 апреля 1988 г. подвёл ползунок на ручке управления: при вводе в пикирование соскользнувший палец нажал на боевую кнопку, произошел запуск Х-25, и она ушла в небо, взорвавшись в 20 км за пределами полигона. В ГСВГ 21 апреля 1989 г. пара из МиГ-27К и МиГ-27М, нёсших Х-25, после перелёта на полигон зарулила на заправку. На обеих машинах при снаряжении подвесок оружейники допустили одинаковую ошибку: стоило лётчикам, как и положено, отключить АЗС управления оружием, как сработали замки подвесок, сбросив ракеты вместе с АПУ на бетонку. В 88-м апиб на самолёте капитана Г. Криворучко над полигоном Суурпаки разорвался двигатель Х-29. Куски оперения ракеты, пробив борт, ушли в баки и воздушный канал. Летчику повезло: у ракеты не сдетонировала трехсоткилограммовая боевая часть, иссечённая осколками машина сохранила управляемость, а двигатель МиГа продолжал тянуть. На посадку МиГ-27К заходил со стелющимся шлейфом топлива, остановившись на полосе с заглохшим двигателем и опустевшими баками.

МиГ-27Д с блоками Б8М-1 заходит на посадку на аэродроме Лерц, 19-й гв апиб, июль 1991 г.
МиГ-27К, ранее принадлежавший 266-му апиб. После возвращения из Монголии этот полк в скором времени был переформирован в штурмовой на Су-25, отдав свои машины 58-му апиб.

При пусках ракет 17 мая 1989 г. 722-й полк лишился одного МиГ-27Д: после схода Х-25 противопомпажная система не отработала, двигатель оказался в режиме вращающегося срыва в компрессоре и в секунды перегрелся. Прогорела и начала разрушаться турбина, после чего лётчику оставалось только катапультироваться. Ранее аналогичный случай привёл к потере МиГ-27К майора Белоусова из 88-го апиб, следствием чего стал временный запрет на пуски Х-25 «на период мирного времени». Такие же ограничения время от времени вводились на применение С-24, чреватое возможностью помпажа, контейнеров КМГ-У, содержимое которых, высыпаясь, колотило по хвосту самолёта и приводило к вмятинам и забоинам, а также на стрельбу из встроенной пушки, которую предписывалось заменять использованием СППУ.

Подтверждение квалификации летчиков ИБА регулярно проводилось на полигоне в белорусском Лунинце, куда перелетали и полки из других округов. На этом полигоне, помимо мишенной обстановки, были развёрнуты современные системы ПВО, делавшие обстановку учений «близкой к боевой». Сам рельеф местности с множеством возвышенностей, перелесков, лугов и болот, как и растительность, были подобны европейскому «театру войны». Здесь же каждую весну отрабатывали боевое применение экипажи 4-го ЦБП. Лётчики тренировались в поражении целей индивидуально и в составе группы, используя боевые манёвры и тактическую обстановку, учились преодолевать рубежи зенитчиков и действовать в зоне ПВО, избегая обнаружения. Если самолёт обнаруживался РЛС и оговорённое время оставался в «захвате», он считался «условно сбитым», а задача — невыполненной.

Преодоление ПВО обычно включало проход на бреющем полёте с использованием обманных манёвров. Показателем совершенства в умении пилотировать на малых и предельно малых высотах могла служить оценка Управления боевой подготовки ВВС, считавшего, что к середине 1970-х гг. лётчики ИБА по этому показателю даже превосходят истребителей. При учениях 19-го гв. апиб, прилетевшего на проверку из ГСВГ, зенитчики смогли записать на свой счёт только четыре самолёта из всего полка, вылетевшего на удар, — остальные прорвались к целям.

В 58-м апиб в Степи имел место показательный случай. В ходе учений в октябре 1986 г. одной эскадрилье была поставлена задача — подавить противодействовавшие ЗРК. Комэск рассчитал маршрут таким образом, что к цели машины прошли поймой реки на предельно малой высоте и, неожиданно появившись, успешно отработали, не «потеряв» ни одного самолёта. Обратно уже шли не таясь, кратчайшим путём. Придя домой и доложив об успешном выполнении задачи, комэск вместо ожидаемого поощрения получил взбучку. Выяснилось, что партнёры-зенитчики отработали на «двоечку», а это, с точки зрения проверяющих, было просто недопустимо. Пришлось комэску вести группу повторно — перелётывать «как надо» с тем, чтобы все стороны были удовлетворены.

Прорыв на предельно малых высотах выручал не всегда — слабохолмистый «европейский» рельеф представлял немного возможностей для скрытного полета, особенно с появлением новых типов ЗРК. На помощь приходили тактические приёмы, включая пилотирование в плотном строю, при котором группа выглядела на экранах РЛС одной целью. По сигналу СПО, свидетельствовавшему об облучении и захвате, группа расходилась — ударные самолёты ныряли ещё ниже, скрываясь на фоне земли, а отвлекающие набирали высоту, уходя боевым разворотом. Такой манёвр мог выполняться парой или звеном — для оператора ЗРК одна цель делилась на две, наведение срывалось, а пока шла перенастройка, нижние самолёты скрывались и вновь появлялись в поле зрения перед самым ударом, выполняя подскок перед атакой. Обстреливать их в оставшиеся секунды было уже поздно — в цель летели бомбы.

Для преодоления заслона «хоков» и «найк-геркулесов» предназначался манёвр «кобра», представлявший собой горизонтальную змейку, выполнявшуюся парой, звеном или эскадрильей с периодическим изменением курса на 90° от линии пути и переходом ведомых в противоположный пеленг. Эффективным средством срыва захвата была пространственная змейка с горизонтальным и вертикальными манёврами с большой перегрузкой, а также отвороты на большой скорости, когда одновременно изменялись скорость, высота и направление. Для повторных атак служил манёвр «лассо» с размыканием группы на одиночные экипажи или пары после удара и их заходом на цель боевыми разворотами («лассо-боевой») или отходом на бреющем с разворотом и ударом с горки («лассо-10» и «лассо-20», различавшиеся временем разворота); при этом атаки обрушивались на цель с разных направлений и с секундными «зазорами». В ответ на облучение РЛС с помощью бортовых СПС «Сирень» ставились помехи, срывавшие наведение.

МиГ-27Д 19-го гв. апиб на показе авиатехники Западной группы войск 15 августа 1992 г. на аэродроме Лерц (Германия).

В ударную группу могли включаться пара или звено подавления ПВО, атаковавшие объекты зенитчиков ракетами и бомбами. Боевая зарядка «подавителей», с учётом целей, назначалась комбинированной — один из самолётов нёс фугасные или осколочно-фугасные бомбы, другие — блоки НАР, кассеты РБК или КМГ-У, дававшие площадное накрытие позиций. С появлением противорадиолокационных ракет Х-27ПС возможности борьбы с ПВО качественно возросли, и группа подавления уже не выделялась из боевого порядка, а действовала в составе ударной группы, атакуя с дальнего рубежа. Применение таких ракет доверялось наиболее опытным лётчикам, тренировавшимся вести поиск и «брать пеленг» на РЛС с помощью головок ракет и подвесной «Вьюги». Целями для пусков Х-27ПС служили специальные радиоизлучающие мишени комплекса «Блесна», имитирующего работу ЗРК «Хок», наиболее массового в НАТО. Позже появились радиолокационные мишени, аналогичные по частотам и режимам излучения ЗРК «Найк-Геркулес» и «Усовершенствованный Хок». Чтобы их оборудование не уничтожалось при каждом попадании, блоки аппаратуры монтировались в укрытиях, вынесенных подальше от антенн, на которые наводились ракеты.

В каждом полку ИБА одна из эскадрилий (обычно первая, с наиболее опытными лётчиками) носила статус «носителей» и готовилась для нанесения ядерных ударов. Соответствующее оборудование, держатели и электроарматуру имели все МиГ-27, но для «носителей» первым боекомплектом для подвески по боевой тревоге служили специальные (ядерные) бомбы, в то время как самолёты других эскадрилий снаряжались обычными средствами поражения. В общем случае состав и распределение первого боекомплекта по эскадрильям определялся задачами полка на оперативном направлении — помимо «носителей», одна из эскадрилий могла специализироваться на высокоточном оружии (КАБ и ракеты). Прочие варианты подвески обычно включали четыре блока НАР либо различные авиабомбы — как правило, по четыре «пятисотки» или шесть ФАБ-250 или ОФАБ-250.

Лётчики «носителей» отбирались из всех эскадрилий, соответственно классности и обученности по программе спецподготовки, включавшей бомбометание со всех видов манёвров, допускавшихся «специзделиями», и инструктаж по их боевому применению, получая соответствующий «совсекретный» допуск. Решающая во многих других вопросах партийность при этом не была обязательной, и большее значение имела профессиональная подготовленность.

Ко времени поступления МиГ-27 в войска основное в прошлом «изделие 244Н» в ИБА дополнили более совершенные образцы спецбоеприпасов РН-28, РН-40, а позднее и РН-42. Новые авиабомбы, используемые на МиГ-27, позволили не только повысить возможности ядерного поражения, но и расширить диапазон тактических приёмов. Основным прежде являлось бомбометание с горизонтального полёта или с кабрирования с углами 45° и 110° (на подлёте к цели или сбросом «за спину»), при котором полёт уходившей вверх бомбы длился минуты, оставляя лётчику запас времени для выхода из атаки. Вывод обычно проводился полубочкой с разгоном, позволяя удалиться на безопасное расстояние от места взрыва. Боеприпасы новых типов, оснащённые тормозной системой, позволяли наносить ядерный удар как с горизонтального полёта или кабрирования, так и с пикирования. Сброшенная бомба энергично тормозилась парашютом, отставая от самолёта и обеспечивая его безопасное удаление, а некоторые изделия оснащались и системой перемены мощности, в зависимости от характера и защищённости цели.

При тренажах лётчики осваивали кабинное оборудование, обеспечивавшее выбор «спец АБ» как рода оружия, порядок их сброса — «левая» или «правая», применение с торможением или без него, задание воздушного или наземного срабатывания (воздушный взрыв увеличивал зону поражения, а наземный надёжнее поражал укрытия). При этом обязательно проверялась подгонка лётного обмундирования, перчаток, светофильтра шлема и исправность личного дозиметра. Электроарматура самолёта обеспечивала связь его «борта» с автоматикой системы управления боеприпасом (для чего держатель имел специальный разъём), которая служила для контроля за его состоянием, поддержания заданной температуры путём обогрева, отработки команд предохранения, взведения, задания наземного или воздушного взрыва, использования тормозной парашютной системы и запуска автоматики взрывного устройства при сбросе.

Ядерные боеприпасы имели многоступенчатую систему обеспечения безопасности, являвшуюся, как подчёркивалось, «задачей государственной важности». Помимо чётко отлаженной процедуры с жёстко регламентированными правилами обращения и допусками личного состава, сами бомбы защищались кодоблокировочным устройством, нёсшим секретный шифр. Ввести шифр и привести устройство в готовность можно было только по специальному приказу начальника Генштаба, сообщавшего необходимые коды.

В лётной подготовке задача лётчика состояла в отработке бомбометания с горизонтального полёта, кабрирования и пикирования под углом до 45° (последний приём выполнялся после энергичного боевого разворота на форсаже). Кроме того, внимание уделялось манёврам безопасности при уходе от места взрыва, ведению радиообмена и выдерживанию боевых порядков при групповом ударе, когда предстояло перед атакой выполнить расхождение и выбрать путь, огибающий намеченные эпицентры взрывов от работы соседних носителей.

В ходе боевой учёбы вылетов с реальными ядерными бомбами никогда не выполнялось. Как часть мер безопасности, их не вывозили на аэродромы из укрытий ремонтно-технических баз (РТБ), подчинявшихся 12-му Главному управлению Минобороны, где выполнялись обслуживание, подготовка и снаряжение спецбоеприпасов. В округах РТБ обычно развёртывались при дивизиях ИБА и БА или для обеспечения частей ВВС всего округа. Свои РТБ имелись и в Группах советских войск на территории других стран. При необходимости спецбомбы доставлялись непосредственно на аэродромы, расположенные не только на территории СССР, но и ряда стран соцлагеря.

При тренировках в полках спецбоеприпасы заменяли специальные имитаторы. Габаритно-весовые макеты (ГВМ) представляли собой «болванки», с которыми наземные службы отрабатывали подвеску, а лётчики — особенности пилотирования и боевые манёвры (но без сброса). Учебные изделия (УИ) несли в корпусе полный комплект системы управления боеприпасом, позволявший выполнять все реальные процедуры, почувствовав «палец на спусковом крючке» (хотя заряда изделия не имели). Вылеты с ними совершались достаточно часто, обеспечивая необходимый уровень навыков. Ближайшим аналогом боевых бомб были тренировочно-боевые изделия (ТБИ), отличавшиеся только снаряжением — вместо ядерного заряда они несли имитационную боевую часть, дававшую при взрыве яркую вспышку. ТБИ представляли собой устаревшие и разоружённые «изделия» и комплектовались полным набором специального оборудования, включая систему контактных датчиков, радио- и барометрический высотомер для задания наземного или воздушного взрыва.

На живописном снимке известного авиационного фотографа С. Скрынникова запечатлён МиГ-27Д в полёте.

При подвеске любых имитаторов соблюдались все меры ядерной безопасности и охраны: изделия вывозили из хранилищ на тележках под чехлами, их доставка сопровождалась офицерами РТБ, а к самолёту-носителю имел доступ ограниченный круг лиц со специальным допуском (к слову, имевших солидную надбавку к зарплате «за секретность»). Оберегая изделия от нескромных взглядов, снаряжение машины выполняли только в укрытии или специальной палатке, развёрнутой на стоянке (как исключение, вне укрытий разрешалась подвеска их на самолёт ночью, под покровом темноты). Вокруг выставлялся караул, причём охране предписывалось стоять к бомбардировщику спиной, наблюдая за окрестностями. Помимо стыковки разъёмов, проверки цепей управления и готовности боеприпаса, отрабатывались навыки обращения на специфичном в подвеске МиГ-27: подкатить габаритную тележку к подфюзеляжным узлам мешало шасси, и приходилось выворачивать её так и этак, примериваясь к держателям. Именно неудобство подвески привело к переносу узлов под спецбоеприпасы на подкрыльевые точки, осуществлённому на МиГ-27 типов К, М и Д. Для уменьшения времени, необходимого для подготовки изделий к применению, иногда практиковалась подвеска имитаторов прямо из транспортных контейнеров, в которых изделия хранились в РТБ.

В ходе пятнадцатилетней эксплуатации служба МиГ-27 ограничивалась только ВВС — на вооружение морской авиации до самых последних лет они не поступали. Однако полкам ИБА Прибалтики и Дальнего Востока назначались и морские цели, включая оказывавшиеся в пределах досягаемости авианосные группировки НАТО. Отработка ударов по морским целям проводилась на полигонах в прибрежных заливах, где мишенями служили заякоренные или притопленные на мелководье корабли и баржи. Здесь же базировались корабли группы управления, патрулировавшие закрытую для плавания акваторию и контролировавшие результаты атак. В Ленинградском округе «морской полигон» находился на Ладожском озере, под Одессой мишенные поля были оборудованы в безлюдных плавнях Днестровского и Днепро-Бужского лиманов.

Добиться поражения крупного боевого корабля «по типу А» (с потоплением цели) для МиГ-27 было проблематично не только из-за ограниченности вооружения, но и из-за необходимости действовать в зоне поражения мощной корабельной ПВО. Однако вывод их из строя (поражение «по типу В») оценивался как вполне реальный, хотя и требовал значительного наряда сил с учётом неизбежных потерь при прорыве к цели. Наступательных возможностей МиГ-27 вполне хватало, чтобы нанести значительный ущерб даже большому кораблю: попадание фугасной «пятисотки» давало изрядную пробоину и внутренние разрушения, а ракеты С-24 разносили борт и отсеки небронированной цели, чего с избытком хватало для десантного корабля или транспорта.

Во время пусков ракет на полигоне у острова Суурпаки в Финском заливе летом 1983 г. служившая целью баржа не дотянула до конца стрельб. Отработав по ней, очередной лётчик из 88-го апиб докладывал: «Мишень булькнула, только пузыри остались, надо ставить новую».

На Ладоге летом 1984 г. при выполнении пушечной атаки по надводной цели молодой лётчик 722-го полка перепутал и вместо баржи-мишени открыл огонь по находившемуся неподалёку кораблю управления. Не помогли ни флаги расцвечивания, ни сигнальные дымы — пушечной очередью его буквально развалило на части, на борту погибли командир, руководитель полётов и несколько офицеров.

Работа над морем часто осложнялась меняющейся погодой. В Дальневосточном округе при тактическом бомбометании по морским целям 11 июля 1987 г. были потеряны сразу два МиГ-27Д из 300-го апиб. На полигоне в сахалинском заливе Анива цели закрывала облачность с нижней кромкой до 400 м. Лётчикам, старшим лейтенантам С. Ю. Чуневу и М. Г. Князеву, пришлось пробивать облака, чтобы обнаружить мишени, но ведущий не заметил, что ошибся на 1000 м с выставлением высоты. Круто снижаясь, пара вынырнула из облаков и в пикировании ушла в воду.

Взлёт пары МиГ-27К. Для выполнения учебной задачи самолёты несут только по одному блоку УБ-32А-73.
МиГ-27Д в полёте с крылом, установленным в положение 45°. При такой стреловидности по инструкции выполняется пилотаж, осуществляются сложные виды манёвра при боевом применении и ведётся воздушный бой.
МиГ-27Д 58-го апиб перед полётом на бомбометание. На левом подфюзеляжном держателе БД3-УМК подвешена штурмовая авиабомба ОФАБ-250ШН.

Оправдывая истребительное предназначение, КБП ИБА предусматривал боевое применение МиГ-27 по воздушным целям. Тактика поневоле носила ограниченный характер — на самолёте отсутствовали полноценный радиолокационный прицел и теплопеленгатор, необходимые современному истребителю, из-за чего оговаривалось, что МиГ-27 пригоден только для борьбы с «ограниченно манёвренными воздушными целями при визуальной видимости». Перехваты выполнялись только днём и при хорошей видимости, с помощью наведения с земли до сближения с целью, ограничиваясь визуальной атакой в заднюю полусферу.

«Целью» обычно служил свой же напарник, с которым лётчики приходили в пилотажную зону и после размыкания пары выполняли поочёредно атаки друг по другу, тренируясь в маневрировании, боевых заходах и прицеливании. Помимо применения управляемых ракет, учились атаковать огнём из пушки и пуском НАР типа С-5М. Прицеливание по воздушной цели выполнялось с помощью ПрНК или неподвижной сетки прицела С-17ВГ-1. В одном таком случае 16 мая 1988 г. в 940-м апиб молодой лейтенант А. И. Аничкин по оплошности открыл стрельбу на сходящихся курсах по МиГ-27М ведущего, капитана В. А. Кочнева. Самолёт командира звена получил попадание в правую консоль, но отделался небольшими повреждениями и сел на своём аэродроме.

Манёвренности и скорости МиГ-27 вполне хватало для атаки бомбардировщика или транспортного самолёта, пушка позволяла вести прицельный огонь с дальности 200–1200 м, а рекомендованная дистанция пуска НАР составляла 400–1200 м. Залп ракет из пары блоков дождём накрывал цель (стоит напомнить, что С-5 в своё время были разработаны не только для штурмовки, но и для вооружения истребителей и оценивались как эффективное средство поражения самолётов в плотном строю).

Для использования ракет Р-3С, Р-13М и позднее Р-60 переключатель выбора оружия выставлялся в положение «УР». Атака также выполнялась визуально: на цель накладывалось перекрестие неподвижной сетки прицела, и после загорания лампы «Пуск разрешён» и жужжания зуммера в телефонах лётчика нажатием на боевую кнопку производился пуск. Уйти от ринувшейся к противнику Р-60 было трудно: её ГСН имела широкое поле зрения, а управление не упускало цель, маневрирующую с перегрузками до 8 единиц.

Борьба с воздушным противником для МиГ-27 рассматривалась в основном как оборонительная, но в некоторых полках самолёты с «противовоздушной» зарядкой несли и боевое дежурство. Причиной было некоторое ослабление системы ПВО в результате реформ начала 1980-х гг. (особенно на юге страны), вынудившее привлечь к подобным задачам и часть сил ИБА. Не претендуя на возможности соседей-перехватчиков, МиГ-27 вполне могли противостоять в воздушном бою китайским истребителям, не говоря уже об устаревших бомбардировщиках Ту-16 и Ил-28 ВВС НОАК. В Талды-Кургане и Жангизтобе МиГ-27 дежурного звена несли полный боекомплект к пушке, пара машин оснащалась ракетами Р-60, другая пара могла нести блоки НАР. Такое сочетание вооружения расширяло возможности, позволяя бороться и с самолётами-нарушителями, и с воздушными шарами. Дежурство в системе ПВО несли и МиГ-27 из 266-го апиб в Монголии, причём в 44-м авиакорпусе для этих целей выделяли и боевые вертолёты Ми-24.

После выполнения задания садится МиГ-27Д 2-й эскадрильи 134-го апиб. Самолёт доработан установкой блоков выброса помех БВП-50-60 в обтекателях на фюзеляже. Афганистан, аэродром Шинданд, ноябрь 1988 г.
Загрузка...