Итоги № 38 (2013)

Модель для сборки / Искусство и культура / Театр

Модель для сборки

/ Искусство и культура / Театр

Закончилась ли эра скандалов в главном театре страны?

Традиционный сбор труппы Большого, случающийся перед началом каждого сезона, был назначен ровно на четыре. Но за несколько минут до срока в зале нет еще ни одного артиста. Зато три десятка телевизионных групп — они оккупировали весь параллельный сцене проход, толпясь от одного бокового выхода до другого… Оркестровая яма поднята вровень с полом зрительного зала — там, где обычно сидят скрипки, громоздится длинный стол.

Тут в зал и входят первые хористы, а следом весь театральный люд. Несмотря на то что большой сбор труппы в театрах привычно зовут «иудиным днем», публичных поцелуев немного — в осенне-сопливое время артисты берегут себя. Зато звучат комплименты — новым платьям, туфлям и свежеприобретенному загару. Но стоит собеседнице отойти на два шага, коллега шепчет приятелю: «Как она этакой негритянкой на сцену-то выходить будет?»

Зал почти заполнен — в Большом работает около 2000 человек, то есть сотрудники должны занять все места до люстры включительно, но кто-то дисциплиной пренебрегает. В проходе появляется группка балерин под предводительством Марии Александровой. Прима заметно хромает — на летних гастролях в Лондоне во время спектакля они с Владиславом Лантратовым врезались друг в друга в прыжке. Танцовщик отделался ушибом, а вот балерина серьезно повредила ногу и надолго вышла из строя. Александрова быстро оглядывает толпящихся и уводит подруг в бенуар. Театральный фотограф кричит вслед традиционное «С Новым годом!». «С Новым счастьем!» — вторит балерина. «Ну уж посмотрим, какое счастье нам сейчас объявят», — хмыкает опытный человек с камерой.

Охранники раздвигают народ — и к столу проходит начальство. Рядком усаживаются руководитель оперной труппы Маквала Касрашвили, главный дирижер Василий Синайский, министр культуры Владимир Мединский, гендиректор Владимир Урин, председатель попечительского совета Александр Жуков, худрук балета Сергей Филин и руководитель молодежной оперной программы Дмитрий Вдовин. Телевизионщики и фотокоры, понятное дело, кидаются к Филину, облепляя его со всех сторон, словно пчелиный рой. Филин — он в специальных темных очках — несколько натянуто улыбается камерам. У него заметно изменился овал лица — оно оплыло, округлилось, но заниматься внешностью он явно будет после того, как решит проблемы со зрением… Сейчас говорят о 80 процентах на одном глазу и 10 процентах на втором. Худрук приступает к работе, но будет периодически выезжать в Германию для консультаций с врачами.

«Позволю себе напомнить, что произошло в НАШЕМ театре», — говорит Урин, начиная перечисление не со скандалов, а с премьер прошлого сезона, и этим мгновенно завоевывает симпатии значительной части зала. Говорит об успехе в Лондоне, благодарит артистов за высочайший профессионализм — и переходит к «тронной речи», которую весь театр от него и ждал.

«Я пришел сюда не совершать революцию» (аплодисменты), и сразу же: «Это не значит, что не будет корректировки решений — в том числе и кадровых» (возникает напряженность). «Сидя в кабинете, что бы я ни решал, если я не найду поддержки большей части коллектива— все решения будут бессмысленны (аплодисменты). Первое решение — не продлевать контракт руководителю отдела перспективного планирования Михаилу Фихтенгольцу».

И тут зал взрывается почти овацией.

Музыкальный менеджер с европейской репутацией Михаил Фихтенгольц занимался тем, что предлагал руководству театра идеи — названия опер, которые хорошо было бы поставить в Большом, имена режиссеров, что могли бы сделать постановку, и имена певцов, которых стоило бы пригласить в театр. То есть, по убеждению большой части штатного оперного народа, отнимал у них хлеб и раздавал его иноземцам. Теперь этот народ (в силу отсутствия великих талантов невостребованный и в других театрах) ликует — ведь Владимир Урин и в Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко, которым руководил 18 лет, проводил политику «опоры на собственные силы». Вот только такая политика была нацелена на то, чтобы удержать настоящих звезд, делающих мировую карьеру, — как Хибла Герзмава, например, — а не на то, чтобы во что бы то ни стало раздать по роли всем числящимся в штате. В общем, ловить ликующим и теперь будет нечего, но они об этом еще не догадываются. Контракт же Фихтенгольца не был продлен потому, что принципом Урина является опора на худруков — именно они должны предлагать идеи. А это, похоже, станет для худруков испытанием.

Слово берет Владимир Мединский. Министр ограничивается поздравлениями и заканчивает свой спич сентенцией, что «в зале витает позитивный дух — и это то, что нужно нашему самому главному и самому лучшему в мире театру». «Слышишь, — толкает в бок один юный артист другого, — не присоединят ли нас к Гергиеву». Дело в том, что недавняя инициатива худрука Мариинки по созданию национального центра музыкальной культуры обсуждалась населением Большого исключительно в непечатных выражениях. «Да ладно, — парирует юнцу более опытный приятель. — Это ничего не значит, министр просто вежливый».

«…Я такое количество телекамер видел только на встрече с президентом», — обводит взглядом зал Урин. Из партера выкрикивают: «Здесь больше!» А гендиректор обращается к журналистам с просьбой проверять информацию о театре до ее публикации — его глубоко поразил незадолго до сбора труппы распущенный слух о том, что он будто бы распорядился возить на гастроли за казенный счет только артистов и педагогов, а обслуживающий персонал, мол, пусть ездит за свои. Урин смеется — идея-то ему понравилась, но пусть тогда и артисты ездят за свой счет. Зал вежливо хихикает, но даже в качестве шутки эти слова здесь явно не пришлись по вкусу.

Дирижер Василий Синайский, отметив успех балета в Лондоне, говорит про успехи оперы в Израиле. Его поддерживает Маквала Касрашвили. После объявления премьер грядущего сезона (16 октября — возобновление вагнеровского «Летучего голландца», в декабре — «Дон Карлос» Верди, февраль — «Царская невеста», май — Моцарт, «Так поступают все») представляют педагога Дмитрия Вдовина. Он после пяти лет существования молодежной оперной программы пришел в штат театра, и Владимир Урин обещает, что этот проект теперь будет расти и развиваться. Кроме певцов там появятся молодые дирижеры и режиссеры — «для того чтобы обновление в театре шло естественным ходом». Труппа вяло хлопает: новички — это дополнительная конкуренция.

И вот слово наконец достается Сергею Филину. «Здравствуйте. Я очень рад вас ВИДЕТЬ», — говорит худрук, и его подчеркнутое «ВИДЕТЬ» приветствуют аплодисментами. Никакой «соли на раны» — Филин говорит о планах на сезон, четко артикулируя названия и даты. Премьер будет три — 8 ноября «Марко Спада» Пьера Лакотта, в марте — ноймайеровская «Дама с камелиями», в июле — мировая премьера «Укрощения строптивой» Жана-Кристофа Майо. Кордебалет переглядывается, не ослышались ли они: в плане нет «Золотого века». Про него не произносится ни слова: уже потом, за кулисами, становится известно, что возобновление самого унылого балета Юрия Григоровича, вероятно, будет заменено возвращением самого удачного его балета — «Легенды о любви». Это почти водоворот в подводных течениях Большого: признать, что не все творения этого хореографа гениальны, значит, сделать первый шаг к тому, чтобы отказаться от его редакций классических балетов. А значит, можно ждать сотрудничества с Михаилом Мессерером, сделавшим в Михайловском театре дивное «старомосковское» «Лебединое озеро», и, вероятно, с Сергеем Вихаревым, сотворившим блистательные реконструкции для Мариинки. В театр могут прийти новые люди, классика оживет — и это самая главная новость. Возможно, что в таком случае Юрий Григорович обидится на театр, но можно ручаться за то, что оставшиеся в репертуаре лучшие его балеты («Спартак» прежде всего») он исполнять не запретит — этот хореограф много лет продает копии своих спектаклей даже в те театры, которые не могут их достойно исполнить…

А потом Сергей Филин поворачивается к Урину и говорит, что всем нужна «жесткая протянутая рука — и это рука генерального директора». И все понимают, что худрук признает очевидное: контроль за его действиями теперь будет гораздо более пристальным. Чтобы более не давать недоброжелателям говорить о коррупции в театре или волюнтаризме худрука. Что за отбором артистов на роли теперь будет внимательный присмотр.

Сбор труппы объявляется закрытым. Человеческий поток устремился на волю, обтекая со всех сторон журналистский «островок», превращаясь у выхода в небольшой водоворот. Сумеет ли Урин загнать эту бурную реку в прямое русло своей директорской воли? Сезон покажет…