Иван Грозный

Упразднение опричнины вылилось в бесконечные споры между боярами о праве старшинства. В армии потомок воеводы, который командовал Большим полком, отказывается повиноваться тому, чьи предки командовали лишь полками Правой или Левой руки. То же происходит при дворе, где каждый кичится своим происхождением и не считает нужным уступать менее знатному. Царь устал от этих мелочных споров и, как правило, обратившись к древним актам, решает вопрос в пользу более старинного рода. Но иногда, как в случае с Борисом Годуновым, навязывает свою волю, не считая нужным что-либо объяснять окружению. На вопрос герцога Курляндского, как русские могут смириться с таким тираном, как Иван IV, посол Сукорский отвечает: «Мы всегда преданы нашему царю, будь он добрый или злой». Эта покорность государю поражает всех иностранцев, которые присутствуют на приемах. Русские обычно стремятся поразить гостей роскошью одежд и строгостью этикета. Когда царь направляется в храм, то идет медленно, опираясь на длинный «каповый, единороговый» посох, в шитой золотом накидке, украшенной драгоценными камнями, в шапке, отороченной собольим мехом. Величием своим он напоминает высшего иерарха церкви. Его сопровождают четыре боярских сына, одетые в шитые серебром платья, подбитые горностаем, в белых сапожках, с серебряной секирой на плече. За ними – длинная процессия бояр в великолепных одеяниях, которые после службы меняют, чтобы сесть за стол и не упустить возможности продемонстрировать путешественникам роскошь своего исподнего. В действительности вся одежда взята из гардероба царя, куда ее и возвращают после торжества, чтобы еще раз напомнить боярам, что все в этом мире принадлежит государю.

Впечатление всесилия Ивана усиливает церемония, происходящая во время пиров: заняв свои места, приближенные почти с религиозным благоговением ожидают первого царского жеста – он начинает раздавать хлеб и соль. Их разносят бояре, и каждый, получивший этот дар, должен встать и поприветствовать государя. Затем царь велит поднести всем иностранцам по кубку вина от его имени, все должны встать. Когда наступает черед мяса, все снова должны быть на ногах. После того как приступают к еде, государь дает самые сочные кусочки высшим боярам, которые в ответ поднимаются. Когда он пьет за здоровье кого-то из присутствующих, что случается довольно часто, трижды осеняет крестом кубок, который протягивает ему слуга, а присутствующие вновь стоят, склонив головы. Благодарность хозяину за еду и вино не иссякает: все исходит от него, его сотрапезники – его должники навеки. Из-за много раз повторяющегося обряда обед длится порой пять часов. На столах сменяют друг друга запеченные куры и лебеди, журавли со специями и рябчики под соусом, фаршированная рыба и похлебки разных сортов. Над всем этим витает запах чеснока, шафрана, лука и кислого молока. Едят пальцами, складывая кости на золотые тарелки. По бородам стекает сок, языки блестят, голоса разносятся громче. Необходимость выпить до дна каждый кубок, который присылает царь, приводит многих в состояние, близкое к обмороку: в желудке соседствуют медовуха, рейнские, французские и мальвазийские вина, водка, квас. Когда гости выходят из-за стола, случается, что Иван в знак расположения отправляет им домой еще питье и еду, которые должны быть выпиты и съедены тут же, в присутствии гонца. Неумеренная еда и питье сопровождают каждое событие, любой христианский праздник приходит через желудок. Что касается последствий такого обжорства, то царь, как и его подданные, относится к ним с пренебрежением. Вылечить любую болезнь можно, выпив полстакана водки, приправленной чесноком и перцем, съев лук и попарившись в бане – прислушиваясь к своим английским лекарям, государь не пренебрегает русскими средствами. Хороший едок и любитель выпить, он считает, что сила человека зависит от пищи, которую тот поглощает.

Во дворце разрешены многие удовольствия, которые не одобряет Церковь: придворные играют в карты, царь – в шахматы. Он любит наблюдать за проделками скоморохов и шутов. Их откровенные остроты, в которых они не щадят никого, частенько разряжают взрывами смеха тяжелую и застоявшуюся атмосферу двора московского государя. Но только кто-то перешел границы дозволенного, следует опасаться царского жезла. Как правило, достаточно движения ресниц, чтобы они замолчали. Тот, кто хочет дышать в Кремле полной грудью, оказывается в ином царстве.

Близкие Ивана давно ждут, когда он остепенится. Но в возрасте сорока пяти лет, хотя он стал дольше спать, у него появились одутловатость и одышка, все так же объедается, так же жесток и так же любит женщин. За два года супружества царица Анна ему надоела, государь упрекает ее в неспособности родить наследника, отказывается от нее и отправляет в монастырь, где она становится монахиней Дарьей.[16] Следом, не спросив никакого церковного одобрения, берет в наложницы Анну Васильчикову – девицу происхождения совсем незнатного. Никакой свадьбы не было, к тому же она скоро умирает. Ее место занимает прекрасная Василиса Мелентьева, с ней Иван переживает свой шестой медовый месяц. Но, кажется, все матримониальные планы царя обречены: несколько месяцев спустя выясняется, что у Василисы есть любовник – Иван Девтелев. Его казнят у нее на глазах, сама она вешается. Новая жена, Мария Долгорукова, огорчает царя еще больше, чем предшественницы: во время первой брачной ночи он понимает, что она не девственница. Этот обман выводит его из себя – это кажется ему надругательством не только над государем, запятнан сам Бог. На следующий день молодую женщину привязывают к телеге, подстегивают лошадей, и те несут ее к реке, где она тонет. Парализованная ужасом Церковь не в силах ни осудить убийство, ни благословлять бесконечные союзы царя.

Он же говорит, что устал от жизни, почестей и политики и мечтает о черной ризе монаха. И, как бы готовясь к своему уходу, неожиданно объявляет, что отказывается от своих обязанностей в пользу одного из татарских князей из его свиты, крещенного под именем Симеона Бекбулатовича, женатого на дочери Мстиславского. «С сегодняшнего дня ты станешь царем, а я – твоим подданным», – говорит он неотесанному и мягкосердечному юноше, который уверен, что все происходящее – опасная шутка. Семь лет назад царь отдал одежду со своего плеча и венец старому боярину Федорову, прежде чем убить. Не ждет ли и его та же участь, когда сядет на трон? Он дрожит от страха и смиренно улыбается. Но на этот раз Иван проявляет великодушие – искренне хочет, чтобы Симеон занялся делами страны. Тот, изумленный, принимает прошения, подписывает указы, дает аудиенции священнослужителям, сановникам, иностранным послам. Затерявшись в толпе придворных, Иван забавляется поведением «царевича». Сам публично оказывает ему знаки самого глубокого уважения, обращается к нему с прошениями, вылезает из повозки, подъезжая ко дворцу, где живет его «дублер». Но на самом деле ничего не изменилось: Симеон лишь видимость, реальность – это он, Иван. Не корона дает власть, но происхождение, сердце, взгляд. Иван, которому все позволено, остается царем – и никто не думает иначе. Склоняются – перед Симеоном, трепещут – перед Грозным. Он – избранник Божий и не нуждается в скипетре, чтобы править. Когда захочет, снова возьмется за управление государством. Эти странные «каникулы» длятся почти год. После чего «царь Симеон» сгинул, а на сцене вновь появился царь Иван, довольный разыгранной комедией, – он любит посмеяться над другими. Однажды велит московским властям принести ему шапку, полную блох, для приготовления снадобья. Когда приказ оказывается невыполненным, требует выплатить штраф в семь тысяч рублей. И хвастается этим перед приближенными, которые шумно реагируют на его радость.

Прогнать Симеона и вновь занять свое место царя вынуждают польские дела. После выборов герцог Анжуйский поклялся на Библии в соборе Парижской Богоматери уважать свободу Польши. Но только через шесть месяцев приехал в Варшаву на коронацию. Поляки требуют, чтобы, перед тем как получить скипетр, он пообещал не вмешиваться в жизнь Церкви на территории королевства. Яростный католик, он презрительно смиряется с этим. Напомаженный и напудренный, французский щеголь чувствует себя не в своей тарелке среди этих грубых и гордых людей, которые говорят, что не знают, как его называть: «король-женщина» или «королева-мужчина». Они столь же недовольны им, как герцог ими. С облегчением узнает он о кончине своего брата Карла IX, которая позволяет ему вернуться во Францию. Тайно сбегает однажды ночью, верхом мчится в Париж, где становится королем Генрихом III и, несмотря на настоятельные просьбы своих бывших подданных, отказывается вернуться в Польшу. Сейм торжественно лишает его королевского титула в 1575 году.

Поляки вынуждены вновь заняться поисками короля. Опять начинаются интриги, взятки, обещания. Воспользовавшись беспорядками в стране, татары нападают на Украину. Это обстоятельство заставляет польское дворянство ускорить решение вопроса. Кандидатура Ивана снова не проходит из-за его неуступчивости. В конце концов, не сумев выбрать кого-то одного, 12 декабря 1575 года сейм избирает двух королей: германского императора Максимилиана и венгерского князя Стефана Батория. Больной Максимилиан не в силах приехать на коронацию. Стефан же, полный решимости, спешит в Краков, покоряет своих избирателей энергичными речами и еще больше упрочивает свое положение, женившись на сестре покойного Сигизмунда-Августа Анне. Первого мая 1576 года чета коронована, 12 октября, очень кстати, умирает Максимилиан.

Теперь есть единственный король Польши – Стефан Баторий. Ему двадцать три года, у него есть характер, он благочестив, храбр, у него хорошее военное образование, чувство справедливости и вкус к власти. Для начала он заключает мир с исламом, заплатив дань султану. Затем, в ноябре 1576 года, отправляет послов к Ивану. Тот принимает их любезно, восседая на троне, рядом – царевич. Оба в шитых золотом одеяниях. На скамьях в зале приемов расположились бояре, толпа придворных теснится в прихожей, на галереях и лестницах. Площадь черна от народа, вооруженные стрельцы следят за порядком. Роскошь и сила должны поразить посланцев Стефана Батория – простого солдата удачи. Но они высоко держат головы. Письмо короля, которое они передают государю, приводит его в бешенство – в нем он даже не назван «царем», опущены титулы великого князя Полоцкого и Смоленского, а правителем Ливонии его корреспондент именует себя. Стефан Баторий согласен соблюдать трехлетнее перемирие, заключенное между Россией и Польшей, до установленного срока, но не дает никаких обещаний на будущее. Иван холодно отвечает, что не будет считать короля Польши своим братом, пока «простой трансильванский воевода» не откажется от своих притязаний на Ливонию и не станет называть его в своих посланиях «царь всея Руси, великий князь Смоленский и Полоцкий», отправляет послов, не пригласив к обеду, но дает охранную грамоту, чтобы они могли спокойно вернуться на родину.

По мнению Ивана, истечение срока перемирия неизбежно приведет к войне. Он решает воспользоваться оставшимся временем, чтобы захватить шведские и польские владения в Ливонии и на берегах Балтики. В начале 1577 года пятьдесят тысяч русских осаждают Ревель. Занятый осадой Данцига, Стефан Баторий не может ничего поделать. Шведский гарнизон Ревеля защищается так храбро и умело, что после нескольких смертельных атак русские 13 марта отступают, грозя вернуться. Зловещая репутация царя поддерживает в народе дух сопротивления. Ужас, который он внушает, заставляет ливонцев, эстонцев и латышей рисковать жизнью, лишь бы не попасть под его иго. Вооруженные крестьяне во главе с Иво Шенкенбергом, прозванным за отвагу «Аннибал», неожиданно нападают на врага, разоряют лагеря и города. Они занимают Виттенштейн, сжигают Пярну, мучая и убивая пленников. Иван отвечает с еще большей жестокостью – в Ленвардене велит выколоть глаза старому маршалу Гаспару де Мюнстеру, затем приказывает забить его до смерти; начальники гарнизонов других укрепленных городов разодраны, разрублены на куски или посажены на кол; в Ашерадене с противоположного берега Двины слышны крики сорока девиц, которых насилуют солдаты.

Основная часть русской армии орудует теперь на территории страны, сметая все на своем пути, осаждая город за городом. Вновь появляется Магнус, который с согласия царя снова начинает завоевание королевства, о котором давно страстно мечтает. При этом он делает вид, что полностью подчиняется московскому государю: с разрешения Ивана завладевает Венденом, но без применения оружия, а только пообещав городу защиту от русской тирании. Открыв ему ворота, ливонцы полагают, что выбрали наименьшее зло. Он продолжает свой поход, провозглашая себя спасителем и королем Ливонии. Опьяненный успехом, отправляет царю список городов, которые признали его своим господином, включая Дерпт. Разъяренный Иван велит наказать палками гонцов неосторожного Магнуса, устремляется к Кокенхаузену, который присутствует в этом списке, уничтожает его население и отправляет письмо с приказом Магнусу предстать перед ним: «Мне легко призвать тебя к порядку – у меня есть солдаты и хлеб, и более мне ничего не нужно. Подчинись! Если ты недоволен городами, которые я тебе дал, возвращайся за море в свое королевство». Ожидая приезда вероломного короля, царь прогуливается среди дымящихся руин Кокенхаузена и ведет теологический спор с немецким пастором. Когда тот начинает восхвалять добродетели Лютера и сравнивать его с апостолом Петром, Иван убивает его ударом жезла и восклицает: «Провались к дьяволу со своим Лютером!»

Несмотря на приказание царя, Магнус не торопится приезжать. Только после того, как Иван занимает большинство «его» городов, он, охваченный страхом, появляется в лагере, расположившемся у стен Вендена. Его сопровождают двадцать пять немцев. Спешившись, побледневший Магнус падает ниц к ногам своего хозяина. Иван смотрит на него с яростью и неприязнью. «Глупец, – кричит он ему, – ты дерзнул мечтать о королевстве Ливонском? Ты, бродяга, нищий, принятый в мое семейство, женатый на моей возлюбленной племяннице, одетый, обутый мною, наделенный казною и городами, – ты изменил мне, своему государю, отцу, благодетелю? Дай ответ! Сколько раз слышал я о твоих замыслах гнусных? Но не верил, молчал. Ныне все открылось. Ты хотел обманом взять Ливонию и быть слугою польским. Но Господь милосердный сохранил меня и предает тебя в мои руки. Итак, будь жертвою правосудия; возврати мое и снова пресмыкайся в ничтожестве!» Стражники хватают Магнуса и его свиту, ведут в стоящую неподалеку хижину. Там они ожидают решения царя. Над Венденом все еще развевается флаг предателя, и Иван велит стрелять по городу из пушек. Но, вместо того чтобы сдаться, все его обитатели укрываются в старинном замке, который возвышается над Венденом. Почти лишенные надежды, но полные отваги, они целятся по приближающимся русским из аркебуз, ранив многих. Тогда царь приказывает посадить на кол у них на глазах ливонского пленника Георга Вильке, известного защитника Вольмара. Затем велит с близкого расстояния бить из пушек по замку, и через три дня его стены начинают рушиться. Перед последней атакой осажденные решают взорвать себя – приносят в подвалы порох, причащаются, встают на колени; в то мгновение, когда русские проникают сквозь пробоину в стене, сановник Магнуса Бойсман бросает в окно горящий фитиль. Взрыв смешивает тела с камнем. Но сам он гибнет не от взрыва – изуродованного, обожженного, его сажают на кол, тогда как в порыве мести русское войско вырезает оставшихся в живых. Насилие и убийства продолжаются три дня, Иван ободряет своих солдат. «Венденское наказание» посеяло ужас в Ливонии, теперь каждый знает, что жестокость царя превосходит беспощадность всех его воевод, вместе взятых. Для жителей страны одно его имя означает смертельную угрозу. При его приближении города открывают ворота по первому требованию. Так, без боя, он захватывает большую часть Ливонии, но не рискует осадить Ригу и Ревель, которые слишком хорошо укреплены.

Удовлетворенный своими успехами, царь задает в Вольмаре пир своим военным, одаривает их мехами и золотыми кубками, освобождает нескольких знатных польских пленников. «Идите к королю Стефану, – говорит он им, – и убедите его заключить мир со мною на условиях, мне выгодных, ибо рука моя могущественна! Вы видели; да знает и он». Вспомнив о беглеце Курбском, который все еще скрывается в Польше, он мечтает о том дне, когда загнанный в угол Стефан Баторий выдаст его связанным по рукам и ногам. Он уже воображает изощренную казнь для предателя и пишет ему торжествующее письмо: «Мы, великий государь всея России, к бывшему московскому боярину... Смирение да будет в сердце и на языке моем. Ведаю свои беззакония, уступающие только милосердию Божию: оно спасет меня, по слову евангельскому, что Господь радуется о едином кающемся грешнике более, нежели о десяти праведниках. Сия пучина благости потопит грехи мучителя и блудника!.. Нет, не хвалюся честию; честь не моя, а Божия... Смотри, о княже! судьбы Всевышнего. Вы, друзья Адашева и Сильвестра, хотели владеть государством... и где же ныне? Вы, сверженные правосудием, кипя яростию, вопили, что не осталось мужей в России; что она без вас уже бессильна и беззащитна; но вас нет, а тверди немецкие пали пред силой Креста Животворящего!»

Предатель Курбский сейчас вне досягаемости, но под рукой есть другой – Магнус. Что делать с ним? Сам пленник готовится к медленной и мучительной смерти. Но Иван прощает его. Победа ли вернула ему благородство или он хочет умилостивить Бога? Он освобождает Магнуса, отдает ему вместо королевства несколько небольших городов и налагает дань в сорок тысяч золотых флоринов, которых у Дании нет и выплатить которую она не сможет. В знак подтверждения своего господства над Ливонией он велит выбить на камне во всех храмах: «Есмь Иоанн, государь многих земель, исчисленных в моем титуле. Исповедаю веру предков своих, истинно Христианскую, по учению св. апостола Павла, вместе с добрыми московитянами. Я их царь природный; не вымолил, не купил сего титула, а мой Царь есть Иисус Христос».

Поздней осенью 1577 года Иван вновь оказывается в своей любимой Александровской слободе, где рассчитывает отдохнуть от похода. Но ливонские победы не принесли мира в его душу. Письмо Курбскому разбередило былые раны, он вновь начинает перебирать мнимые преступления своего окружения. С расстояния в двадцать четыре года все еще не может простить боярам, что во время его болезни, видя его умирающим, они хотели отнять трон у царицы Анастасии и его сына и посадить на него князя Владимира Андреевича. Да, все виновные, включая и самого князя Владимира, заплатили за это покушение на его жизнь. Стерты с лица земли семьи заговорщиков, отнято все нажитое ими. Но остался в живых последний друг Адашева, Михаил Воротынский, отличившийся при взятии Казани. Он был сослан в 1560 году в Белозерск, пять лет спустя снова приближен к царю, но никогда не чувствовал себя до конца прощенным. В течение семнадцати лет постоянно ощущал возможность запоздалого наказания. Даже после недавней победы над войском Девлет-Гирея в пятидесяти верстах от Москвы не чувствует себя в безопасности и опасается царского гнева: всеобщее признание его заслуг лишь повредило ему – Иван не в силах смириться с тем, что кто-то из его подданных вызывает восхищение у народа. Прославившись, Михаил Воротынский окончательно лишился права быть прощенным. В глазах государя он теперь опасный соперник. Но, осознавая грозящую ему беду, Воротынский не пытается бежать от судьбы: «Если государь желает мне смерти, то имеет на то право – я живу, чтобы выполнять его волю». Ждать пришлось недолго. По приказу Ивана беглый раб Воротынского обвиняет своего господина в колдовстве и сношениях с магами с целью посягнуть на жизнь царя. Арестованный, закованный в железо, старый полководец стоит перед царем в присутствии доносчика. «Государь! – говорит он. – Дед, отец мой учили меня служить ревностно Богу и царю, а не бесу; прибегать в скорбях сердечных к алтарям Всевышнего, а не к ведьмам. Сей клеветник есть раб мой беглый, уличенный в воровстве; не верь злодею». Иван остается глух с его словам и велит казнить воеводу, который взял Казань и спас Москву. Воротынского привязывают к бревну и кладут между двумя огнями. Во время казни царь время от времени подгребает своим жезлом угли к телу страдальца: старинная ненависть утолена, затянувшееся дело улажено, и кажется, что в доме наступил порядок. Князь не умирает, и, сильно обгоревшего, его везут на носилках в Белозерский монастырь. По дороге он скончался. «О муж великий! – пишет Курбский. – Муж крепкий душою и разумом! Священна, незабвенна память твоя в мире! Ты служил Отечеству неблагодарному, где добродетель губит и слава безмолствует... Прими же здесь хвалу громкую за дела великие, а там у Христа, Бога нашего, вечное блаженство за неповинную муку!»

Казнь Михаила Воротынского не удовлетворила кровавый аппетит Грозного, он велит казнить Никиту Одоевского и Михаила Морозова с женой и двумя сыновьями. Настоятель Псковско-Печерского монастыря Корнилий и его ученик Вассиан Муромцев раздавлены мельничным жерновом, архимандрит Феодорит, бывший духовник Курбского, утоплен в реке, архиепископ Новгородский Леонид завернут в медвежью шкуру и брошен на растерзание голодным собакам. Есть множество и менее известных жертв. В этом сведении счетов царь карает не только старинных врагов-бояр, но и недавно выдвинутых им, не только злодеев, но и добропорядочных людей. Так проявляется его «беспристрастность».

Государю недостаточно преследовать одних виновных. Глядя на их мучения, он испытывает чувство удовлетворенной мести и знает, что суд Божий для этих людей будет таким же. Но когда пытают невинного, наслаждение его и утонченнее, и сильнее: это удовольствие делать зло ради зла, убивать ближнего безо всякого повода, попирая все людские законы. Запах опаленного человеческого тела или крови во сто крат острее, если знаешь, что страдание это не заслужено. Вкушать несправедливое правосудие – вот высшая радость. Наказывая виновного, он действует согласно воле Божьей, карая невинного – становится равным Всевышнему.

Столь энергичная деятельность внутри страны не мешает царю пристально следить за событиями за ее рубежами. Он опасается, что, несмотря на заверения Стефана Батория, Польша готовится к походу против России, а потому пытается вступить в союз с Рудольфом, наследником Максимилиана на престоле Священной Римской империи. В случае победы обещает ему Венгрию, оставляя за собой Польшу. Но новый император, хотя и испытывает ненависть к Стефану Баторию, боится, что султан будет недоволен, если посмеют тронуть Венгрию. От предложений царя он отказывается. Зато король Дании Фредерик предлагает Ивану вместе выступить против Швеции и разделить между собой Ливонию и Эстонию в случае удачи. Теперь Иван не согласен на предложенные условия, дело заканчивается заключением перемирия на пятнадцать лет. Одновременно, чтобы заручиться нейтралитетом татар, Грозный посылает золото сыну умершего Девлет-Гирея[17] Магмет-Гирею. Через своих эмиссаров продолжает любезничать со Стефаном Баторием, который, очевидно, пытается выиграть время.

Внезапно в начале 1578 года царь узнает, что Баторий подписал со Швецией договор о совместных наступательных и оборонительных действиях для захвата Ливонии и Нарвы, в котором очерчены будущие границы между двумя государствами. Операция начинается немедленно. Литовцы в знак дружеского расположения посылают гарнизону Динабурга бочонки с водкой и пользуются его опьянением, чтобы прорваться в крепость и убить русских. Сдается и Венден – его атакуют среди ночи, застав часовых спящими. И наконец, польская армия под командованием Андрея Сапеги и шведская, во главе которой стоит Бое, разбивают наголову русские силы под руководством князя Голицына: полегло шесть тысяч русских воинов, артиллеристы предпочли уничтожить себя сами, чем сдаться врагу. Несмотря на многочисленные сражения, только в 1578 году гонец Батория Лопатинский приезжает в Москву с официальным объявлением войны. Документ отпечатан на многих языках и содержит исторический обзор событий, переполненный датами, иронические замечания о притязаниях Ивана, который провозглашает себя потомком Цезаря-Августа, обещание сохранить жизнь и имущество тем, кто не будет принимать участия в военных действиях. В польской армии численностью в двадцать тысяч человек царит суровая дисциплина. По большей части она состоит из иностранных наемников – русских, венгров, французов, англичан, итальянцев, бельгийцев, шотландцев, но тем не менее очень сплоченная, а потому действует очень эффективно. Русская армия превосходит ее численностью примерно в пять раз, но хуже вооружена и обучена и потому проигрывает сражения, в которых принимает участие сам несговорчивый Стефан Баторий. На одной стороне – единообразная, азиатская армия, раздираемая противоречиями и соперничеством между воеводами, на другой – европейская, современная, состоящая из солдат разных стран, поставленных в жесткие рамки, за которой следует даже типография. Происходя из одной этнической группы, два народа исторически являются противниками, в их противостоянии столкнулись две цивилизации: под польскими знаменами латинский Запад идет на завоевание славянского Востока.

В начале августа 1579 года Стефан Баторий осаждает Полоцк. После трех недель сопротивления город сдается: артиллерийский огонь разрушает деревянные укрепления, горят дома. Посланная на помощь русская армия не решается вступить в бой на открытой местности и уходит в крепость Сокол, откуда пытается перекрыть поставки врагу продовольствия и вооружений. Но Сокол скоро взят поляками, капитулируют Красный и Стародуб. Перед лицом повторяющихся поражений царь покидает штаб-квартиру в Новгороде и переезжает во Псков. Здесь его ожидает слабое утешение – грозный «Аннибал», возглавлявший партизан, взят в плен и казнен. Сам Стефан Баторий продолжает свое наступление, а впереди идет слава о его храбрости и благородстве, завоевывая сердца жителей. Про него говорят, что это сама справедливость. Простой, неприхотливый, смелый, спит на соломе рядом с солдатами, ест то же, что и они, не носит перчаток. Умеет подбирать офицеров, сподвижники обожают его, слова его вдохновенны и значимы, как Господня молитва.

Иван решает, что столь добродетельный князь не может остаться равнодушным к языку сердца. Сменив высокомерие на приниженность, царь предлагает отправить к нему послов, чтобы обсудить условия разумного мира. Стефан Баторий отказывается и требует освобождения Лопатинского, своего гонца, которого Грозный бросил в темницу. Иван покорно выпускает поляка из застенка и приглашает за стол. Затем, смирив свою гордыню, отправляет к своему удачливому противнику посольство из пяти прекрасно одетых сановников, чтобы попытаться найти согласие. По дороге они узнают, что Баторий, не терпящий пустословия, снова выступил в поход с восемнадцатитысячной армией. Огорченные посланники возвращаются домой и докладывают царю о своей неудаче. Иван чувствует, что так недалеко до поражения.

В сентябре 1580 года Стефан Баторий прокладывает себе дорогу посреди густых лесов и болот и начинает осаду крупного города Великие Луки, который служит москвичам опорным пунктом в войне с литовцами. Деревянные укрепления, которые представляют собой двойные стены из бруса, между которыми насыпана земля, в состоянии выдержать удары ядер. Но начинается пожар, и гарнизон сдается. После взятия города терпит поражение армия Хилкова, высланная на помощь, поляки продолжают наступление и через месяц завоевывают всю прилегающую область. «И бедная курица перед ястребом и орлом птенцов своих крыльями покрывает, а ты, орел двуглавый (ибо такова твоя печать), прячешься», – пишет Стефан Баторий в распространенном на многих языках послании.

Пока поляки один за другим захватывают русские города, шведы под командованием генерала Горна и француза Понтуса Делагарди завладевают Карелией и Эстонией. Они занимают Нарву, Ивангород, Ям и Копорье. Побитые, ошеломленные натиском врага, совершенно деморализованные, русские войска отступают – Иван лишается большей части бывших своих завоеваний. Армия его оказалась несостоятельной, остается одна надежда – на Всевышнего. Закрывшись в Александровской слободе, он молится долгие часы в ожидании Божественного откровения. Князь Курбский, который сражается теперь под знаменами Стефана Батория, пишет ему: «Где твои победы? В могиле героев, истинных воевод святой Руси, истребленных тобою... Вместо любви и благословений народных, некогда сладостных твоему сердцу, стяжал ненависть и проклятия всемирные; вместо славы ратной стыдом упиваешься; ибо нет доброго царствования без добрых вельмож, и несметное войско без искусного полководца есть стадо овец, разгоняемое шумом ветра и падением древесных листьев... Не явно ли свершился суд Божий над тираном?.. Кладу перст на уста, изумляюся и плачу!»

Иван не отвечает на это послание, а чтобы разогнать снедающую его тоску, решает вновь жениться – в восьмой раз,[18] снова нарушая все законы православия. Он выбирает Марию Федоровну Нагую, дочь одного из сановников. Одновременно его второй сын Федор берет себе в жены дочь Бориса Годунова Ирину. На церемонии двойного венчания присутствуют только самые близкие. Но молодая супруга не спасает царя от ипохондрии, наоборот, рядом с этим юным созданием он вдруг осознает дряхлость своего тела и разума. Мысли о неуспехах во внешних делах постоянно его преследуют. Он отправляет к Стефану Баторию новых послов для ведения переговоров, им приказано быть покладистыми, приветливыми, обходительными, сносить любые оскорбления, предложить ненасытному венгру всю Ливонию, за исключением четырех городов. Напрасный труд – Баторий требует всю Ливонию и еще Новгород, Псков, Смоленск, Северские области и компенсацию в четыреста тысяч дукатов. Иван в бешенстве и отвечает противнику письмом на двадцати трех страницах, полным библейских цитат, свидетельств собственной невиновности и страшных оскорблений. Он уверен, что Польша не имеет никаких прав на Ливонию, русскую землю. Царь говорит о том, что такие требования могут выдвигать татары, а у христианских государств не принято, чтобы один правитель платил другому дань. Он напоминает Баторию, что это он развязал войну, взял множество пленных, а дань почему-то должны выплачивать русские.

Прочитав послание, Баторий разражается смехом и велит канцлеру Яну Замойскому подготовить ответ вдвое длиннее, сам же набрасывает его принципиальные положения. Он называет своего обвинителя коронованным безумцем, говорит, что солдаты русские ведут себя в походе как разбойники, что царь смешон, напоминая постоянно о своих римских корнях, в то время как каждый знает, что матерью его была княгиня Глинская, дочь литовского перебежчика, что он не может упрекать короля в том, что тот ищет поддержки у турок, так как сам еще недавно был женат на крещеной мусульманке, что государь – жалкий трус, бегущий с поля брани, когда его войска гибнут ни за что. В заключение он вызывает Ивана на поединок: «Возьми оружие и садись на коня! Договоримся о месте и времени встречи, покажи свою храбрость и веру в правоту своего дела, скрестим оружие! Так мы сохраним много христианской крови!.. Если ты отказываешь нам в этом, ты подпишешь себе приговор и подтвердишь, что нет у тебя в душе истины, нет у тебя чести государевой, о которой ты все время напоминаешь, мужской, да даже и женской».

Пока противники обмениваются оскорблениями, военные действия продолжаются. Стефан Баторий получает от сейма новые субсидии, пускает государственные сокровища на оплату наемников и с двадцатитысячной армией и двадцатью пушками идет на Псков. Город окружен каменными стенами с башнями, в его гарнизоне сорок тысяч солдат, склады продовольствия и боеприпасов, многочисленные храмы. Издалека он кажется таким привлекательным, что аббат Пиотровский восклицает: «Великий Боже! Псков – это второй Париж!» Чтобы зажечь сердца защитников города, его комендант князь Иван Шуйский велит каждому поклясться перед иконой Владимирской Божьей Матери умереть, но не сдаться противнику. На стены выносят мощи святых и чудотворные иконы. После нескольких предварительных атак, во время которых люди Батория прощупывают осажденных, 8 сентября 1581 года трубы призывают нападающих к решительному штурму. Польская артиллерия пробивает стены, поляки врываются в город, занимают две башни и поднимают на них свои знамена. Оттуда они обстреливают беспорядочно разбегающихся русских. Но, весь в крови и порохе, князь Шуйский слезает с коня, останавливает бегущих, напоминает им о данной клятве и велит вернуться на поле сражения. В то же мгновение, по странному стечению обстоятельств, одна из захваченных башен, прежде заминированная защитниками, взлетает на воздух вместе с солдатами и королевскими штандартами. Русские, воспрянув духом, бросаются в контрнаступление, последним усилием отбрасывают врага за стены города. Стефан Баторий, потерявший в сражении пять тысяч убитыми, не намерен отказываться от взятия Пскова, но начавшиеся в начале октября холода и недостаток продовольствия тоже сокращают численность его войска.

Иван не оставляет планов заключить почетный мир с Польшей. Тем более что шведы практически полностью завоевали побережье Финского залива и угрожают Пярну, Дерпту и Феллину, а датчане, кажется, готовы разорвать заключенное два года назад перемирие, и татары со всей очевидностью, наблюдая за переживаемыми Россией потрясениями, ждут удобного момента, чтобы вернуть себе Казань и Астрахань. У загнанного в угол царя вдруг появляется блестящая мысль: предложить папе и императору Рудольфу организовать крестовый поход против неверных, в котором примут участие все христианские государства, в том числе Россия и Польша, пришедшие предварительно к согласию. Конечно, это лишь предлог, под которым папа и император должны склонить Стефана Батория к покаянию и миру. Миссия поручена боярскому сыну Истоме Шевригину. Снабженный подробными инструкциями, он едет сначала в Прагу, к императору Рудольфу, который не говорит ни «да», ни «нет», затем в Венецию, где получает столь же расплывчатый ответ от дожа, и, наконец, прибывает в Рим с двумя переводчиками. Папа Григорий XIII удостаивает его частной аудиенции. Шевригин встает перед ним на колени, целует его туфлю, дарит соболя и передает длинное царское послание. В нем Иван просит папу приказать Стефану Баторию отказаться от союза с мусульманами и от войны с христианами. Но взамен крестового похода он не торопится обещать сближение церквей, о котором Святой Престол мечтает давно и попытки которого в XV веке окончились неудачей. Невзирая на молчание царя по этому вопросу, Григорий XIII решает отправить в Москву своего посланника, который должен предложить сначала религиозное, а потом уже военное согласие.

Эту трудную миссию возлагают на Антонио Поссевино, папского легата, который хорошо знает север. В Венеции он пылко рассказывает о том, как помогло бы сплочение христианских государств вокруг России и Польши в борьбе с турками. Но венецианцы слишком дорожат своими торговыми связями с Оттоманской империей, чтобы участвовать в столь бесперспективном предприятии. Они снова уклоняются от прямого ответа. Через Вену и Прагу Поссевино добирается в Вильно, где встречается со Стефаном Баторием. И снова поражение! Несмотря на уважение к воле понтифика, король Польши не одобряет его идеи: он хочет получить всю Ливонию, разрушить или взять в свои руки некоторые русские крепости и требует выплаты дани. Но дает посланнику возможность продолжить путешествие, и неутомимый Поссевино пускается в путь. В Смоленске ему оказан пышный прием, но незнание языка сыграло с ним злую шутку. Уверенный, что идет на обед, на который был приглашен, он оказывается у дверей храма, в котором служат обедню. Ошарашенный, он уходит, отказавшись приложиться к руке епископа. Восемнадцатого августа 1581 года (когда армия Стефана Батория приближается к Пскову) он приезжает в укрепленный городок Старицу, который царь избрал своей временной резиденцией. Через день предстает пред «светлыми царскими очами». Поначалу очарован варварским великолепием убранства и одежд. Окруженный бородатыми боярами в парче, в шитой золотом мантии, усыпанной драгоценными камнями, со скипетром в руке, в шапке Мономаха, на троне восседает Иван и хищным взглядом смотрит на прибывшего. Под этим взглядом папский посланник в простой черной сутане смиренно склоняется. Поинтересовавшись здоровьем святого отца и получив послание, в котором Григорий XIII называет его «дорогим сыном», царь осматривает его подарки: распятие из горного хрусталя, украшенное золотом, в которое вправлен кусочек Истинного креста, прекрасно изданная, в богатом переплете, переведенная на греческий книга о Флорентийском соборе, четки, украшенные золотом и драгоценными камнями, золотая чаша. В последний момент Поссевино отказался от намерения вручить еще и изображение Святого семейства с обнаженным Иоанном Крестителем – это могло бы смутить русских, привыкших к более целомудренному изображению святых. Он привез еще два подарка – для старшего сына царя и для царицы Анастасии, «нашей любимой дочери», которая умерла двадцать один год назад, и с тех пор ее сменили уже семь жен, что совершенно непозволительно с точки зрения Ватикана. Не моргнув глазом, Иван благодарит посланника и велит немедленно начать переговоры.

Шесть бояр при помощи переводчиков беседуют с Поссевино, отвечая на его вопросы, но при малейшем затруднении бегут к царю. После перерыва они по очереди зачитывают длинный свиток с витиеватыми ответами государя. Каждый начинает с благословения царя и перечисления всех его титулов. Поссевино слушает это тридцать шесть раз подряд, тщательно скрывая раздражение под маской любезности. Позже ему придется наблюдать споры переводчиков, которые препираются по поводу смысла текста и упрекают друг друга в искажении мыслей Его Величества. В течение месяца стороны дискутируют, не понимая друг друга, обмениваются нотами, бредут в тумане. Иногда царь приглашает Поссевино и ведет с ним приватные беседы. После того как папский легат целует ему в знак уважения кончики пальцев, Иван моет руки в золотом сосуде, чтобы очиститься от грязи, которую оставил на его коже этот еретик. С хитростью и упорством отстаивает государь свои предложения, восхваляет заслуги папы, описывает выгоды для всего христианского мира от прекращения военных действий между Россией и Польшей, но не произносит ни слова о крестовом походе против Турции, ни о сближении двух Церквей. Уверенность его укрепляет долгожданная весть, пришедшая из Пскова, о поражении Стефана Батория. Он знает, что у противника не хватает продовольствия, боеприпасов, денег. Быть может, настало время расплаты? В середине сентября иезуит понимает, что теряет время в России, и решает вернуться к переговорам с польской стороной. «Ты идешь искать короля Стефана, – напутствует его царь. – Поприветствуй его от нашего имени, а после обсуждения мира на условиях, предложенных папой, возвращайся к нам, так присутствие твое всегда нам любезно из-за нашего отношения к тому, кто тебя послал, и твоего искреннего участия в наших делах».

Пятого октября 1581 года Поссевино находит Стефана Батория в польском лагере недалеко от Пскова. Несмотря на плохое состояние его войска, король не намерен отступать в вопросе о территориальных притязаниях, но готов отказаться от выплаты дани. Уверенный в том, что исчерпал все дипломатические возможности, иезуит пишет 9 октября к Ивану, советуя как можно быстрее начать переговоры. Уставший от войны царь готов отправить своих представителей в стан врага. Они встречаются с польскими участниками переговоров в разоренном городе Киверова Гора, в пятнадцати верстах от Запольского Яма. Беседы проходят в бедно обставленном деревенском доме, где поселился Поссевино: все рассаживаются по лавкам между импровизированным алтарем и печью, дым от которой выходит через отверстие в крыше. По окончании каждого раунда переговоров присутствующие расходятся, похожие на трубочистов. Иезуит выступает в роли арбитра: по правую руку от него сидят поляки, по левую – русские. Споры столь яростны, что не один раз поляки выскакивают из хижины с криками, что ноги их больше не будет в этой ловушке. Однажды, потеряв терпение, Поссевино хватает одного из русских за шубу, обрывает все пуговицы и выставляет за дверь. Но, переходя от ссоры к ссоре, стороны все-таки договариваются: пятнадцатого января 1582 года подписано перемирие сроком на десять лет. Русские оставляют всю Ливонию и Полоцк, поляки – завоеванные ими русские города. Это наихудший вариант для царя – после двадцати лет борьбы, когда Ивану казалось, что он исполнил все, что хотел, Москва вновь оказалась отрезанной от Балтики и Западной Европы.

А он не перестает думать о ней. Опасаясь перенимать иностранные новшества, во все глаза смотрит на них. Одновременно гордится тем, что русский, и стыдится отставания своей страны от других. Глядя на Францию, Италию, Англию, Германию, Испанию, Польшу, где расцветают искусство и литература, понимает, что его страна застыла в созерцании пыльного прошлого. В эпоху Чосера и Вийона, Петрарки и Боккаччо, Данте и Ариосто, Рабле и Ронсара в Москве нет ни одного писателя. Ужас перед мирскими удовольствиями, который воспитывает православная Церковь, душит робкие ростки проявления любого дара. Одна архитектура сумела вырваться из этих пут. Живопись, скульптура, музыка, литература задавлены церковными запретами. Воображение художника, и то ограниченное строгими правилами, может найти выход только в иконописи, сказители довольствуются сочинением песен и сказок. Огромная страна пребывает в дремоте. Тяжелое оцепенение мешает ей думать и самовыражаться. Первая типография, установленная датчанами, разрушена москвичами, напуганными деятельностью «слуг сатаны». Новую Иван устраивает у себя в Александровской слободе – там печатают не слишком много книг, и все они религиозные. Изданные за границей – тоже редки. По описанию, составленному в 1578 году, сказочно богатый Строганов владел двумястами восемью книгами, из которых только восемьдесят шесть были отпечатаны. Митрополит Макарий, неутомимый и разносторонний писатель и богослов, в двенадцати огромных томах собрал жития святых, труды отцов Церкви, описания «хождений» – путешествий. В его работе принимал участие сам царь – в свое время Макарий учил его, у него легкое перо и бурное воображение. Основу его личной библиотеки составляют Библия, молитвенники, Псалтирь, знаменитый «Домострой», «Четьи-Минеи». Но он читает и светскую литературу, «хождения», все, что попадается под руку. У него великолепная память, в своих посланиях он всегда приводит множество ссылок и цитат. Ему хочется быть одним из самых образованных людей в России. Быть может, так оно и есть на самом деле. Но с точки зрения и политики, и культуры перед ним стоят одни и те же проблемы: как сохранить свою русскую сущность, не оставаясь в стороне от интеллектуальной жизни остального мира, как двигаться в будущее, не потеряв связи с прошлым. Царь в своем выборе незыблем – опасаться Европы, тем не менее перенимая у нее потихоньку то одно, то другое; и придет день, когда, накопив знания своих соседей, Россия превзойдет их гением своих художников и ученых, не утратив национального своеобразия.