Из жизни домашних хорьков

Глава восьмая (Не до разговоров)

Субботнее утро было сырым и промозглым, небо затянуто тучами — то-то Гарольд вчера весь вечер спал! Он всегда перед дождем сонный.

Когда я пришла на работу, выяснилось, что в связи с новой попыткой похищения ребенка в парке Баллантайн городское управление полиции решило провести брифинг для журналистов, и туда поехал Джефф Тримейн.

Конечно, он репортер уголовной хроники — но ведь предыдущую статью писала я, а значит, и тема про похищения тоже моя — так что я сочла это полнейшей несправедливостью. И хотя Биллу, разумеется, виднее, кого и куда посылать, но когда он меня вызвал насчет воскресной статьи, я постаралась ему свою обиду показать — недовольным выражением лица и ледяной холодностью в общении.

Он сделал вид, что ничего не заметил. Статью похвалил, вычеркнул несколько наиболее острых высказываний в адрес телезвезды, сказал: «Добавь еще пару реверансиков, чтобы не только в негативе ее рисовать — и можно будет печатать».

И я пошла добавлять «реверансики»…

Джефф вернулся из управления полиции недовольный — только время зря потратил.

Брифинг оказался абсолютно «пустым». Офицер полиции по связям с общественностью заявил, что они-де уверены, будто это два совершенно разных, не связанных между собой эпизода, и в первом случае никакой попытки похищения, скорее всего, не было — ребенок просто заблудился, а потом соврал про «дядю». А во втором — да, действительно, имела место попытка похищения — к счастью, никто не пострадал; полиция ведет следствие. Но говорить о «серийном педофиле» нет ни малейших оснований.

Словом, обычная болтовня, чтобы народ успокоить.

К обеду погода немного разгулялась, в тучах появились просветы, даже солнце порой проглядывало. Да и настроение у меня стало чуть получше.

Окончательный вариант статьи Билл одобрил, написал «В печать» — так что рабочая неделя моя была, наконец, закончена. Ну, и раз так, я решила съездить домой за Гарольдом и отправиться вместе с ним на гулянку. Я уже два дня никуда его с собой не брала, и он наверняка соскучился по светской жизни!

Нет, гулянка — это не вечеринка с коктейлями, и вообще не какое-то организованное мероприятие. Просто по субботам, после обеда, владельцы хорьков обычно собираются на лужайке за университетским кампусом и дают своим питомцам пообщаться, а сами пока обмениваются сплетнями «из жизни фреток».

К тому времени, как я подъехала, на лужайке уже собралась неплохая компания: больше дюжины фреток и человек восемь владельцев. Хорьки сновали в траве, знакомились и общались — а люди, собравшись в кружок, возмущенно что-то обсуждали. Как выяснилось, речь шла о показанном позавчера по третьему каналу сюжете про хорьков (как же это я пропустила?!)

Оказывается, «эти поганые журналюги» (как выразился владелец близнецов-альбиносов Томми и Бобби) публично, по телевизору, обозвали хорьков «хищными грызунами»! Нет, вы представляете, какими-то паршивыми грызунами, вроде крыс и кроликов! Не удосужились проверить даже, а то узнали бы, что хорек — это самый что ни не есть хищник, близкий родственник росомахи (интересно — росомаха для них тоже грызун?!!!)

Впервые мне было стыдно за свою профессию. Хорошо, что здесь никто не знает, что я журналистка!

К счастью, тема разговора быстро сменилась на не менее актуальную: как отучить хорька грызть электропровод. Тут я с гордостью выложила свой (точнее, Стивена) патент: намазать провод маслом для отвинчивания приржавевших винтов. Керосин хуже: запах быстрее выветривается.

То и дело я посматривала на Гарольда — не убежал ли далеко. Но он, как обычно, играл со своей сестричкой Генриеттой, а когда она устала, начал вынюхивать что-то в траве, потом нашел подходящее место для норы и заработал лапками так, что только земля в разные стороны полетела.

Владельцы тем временем заговорили на «нехорьковую» тему — о том, какие ужасы творятся в городе. Речь шла о похищении детей в парке Баллантайн. Тут уж я навострила уши: из таких разговоров много чего интересного можно узнать!

— В полиции просто сплошные бездари сидят! — сообщила хозяйка черненького Макса (мой Гарольд с ним как-то подрался). — И работать не хотят! Ведь еще на позапрошлой неделе в парке этом ребенка пытались похитить, я точно знаю: это сынишка подруги одной женщины, с которой я в прачечной разговорилась, пока белье стиралось. Она мне все рассказала! На минутку в туалет забежала, вышла — и видит, что мальчика на месте нет, где она ему стоять велела; оглянулась — а его какой-то мужик по дорожке ведет. Ну, она закричала, кинулась к ним и пока добежала, ребенок уже один на дорожке стоял, а мужика как ветром сдуло.

— А в полицию она обращалась? — спросила я.

— Вот еще! Она сына схватила и домой побежала! Потом, правда, сходила в полицию — так ей там сказали: «Опишите мужика». А как она его опишет, если только со спины видела?! Ну мужик и мужик, с задницей!..

Нечего и говорить, что весь этот волнующий рассказ был тщательнейшим образом записан на диктофон. Без своих «рабочих инструментов» я из дома не выхожу — мало ли что подвернется!

Затем все начали спорить о том, почему хорькам нельзя есть апельсины — а я задумалась: как бы половчее подкатиться к Биллу, чтобы он отдал мне записи Джеффа по пресс-конференции? В сочетании с тем, что у меня в диктофоне, выйдет неплохая статья, обличающая бездействие полиции!

Но ведь он может и наоборот сделать — сказать, чтобы статью писал Джефф! Нет, этого допустить нельзя!

Я невольно взглянула на колесо обозрения — с лужайки его было хорошо видно, парк Баллантайн совсем недалеко от кампуса. И, не знаю почему, мне вдруг захотелось туда пойти. Наверное, сработало то самое «чутье журналиста», которое, как утверждает отец, у меня наследственное.

Для начала меня в парк не пустили.

— С собаками нельзя! — сказал билетер, указывая на Гарольда, который чинно трусил рядом со мной на поводке.

Я не стала читать парню лекцию по зоологии и объяснять, что фретка — это не собака, не кошка, не барсук, не хомяк, не крыса, не выхухоль — и так далее. Просто отошла на несколько шагов, посадила Гарольда в сумку и вошла через соседний турникет.

Уставший за время прогулки хорек, едва оказавшись в привычном меховом гнездышке, свернулся в клубочек и решил поспать. А я отправилась бродить по парку.

По дороге я объяснила самой себе, зачем я сюда пришла: чтобы сделать несколько снимков людей с детьми, трогательных и колоритных, а потом вставить их в статью с подписью: «Догадываются ли эти люди, какая опасность грозит их детям из-за бездействия полиции?!» Возможно, то, что у меня, помимо диктофонной записи, будет еще и готовый фотоматериал, убедит Билли отдать статью мне?

Сделав около дюжины снимков, я решила вознаградить себя за трудолюбие — тем более что снимки должны были получиться на редкость удачные: кругленькая уютная старушка с двумя внучками-близнецами; отец, вручающий сыну только что выигранный в тире приз — огромного надувного жирафа; девочка, похожая на гномика в папиной куртке с капюшоном — читатели от умиления прослезятся.

Поэтому я купила себе мороженое и села на скамейку напротив колеса обозрения. Вздохнула: с колесом этим у меня связаны самые сентиментальные воспоминания — когда-то, уже больше трех лет назад, здесь мы со Стивеном впервые поцеловались. Дело было ранней весной, и я до сих пор помню, какой у него был холодный нос!..

Мороженое было вкусное, с шоколадным стерженьком внутри; я ела его медленно и с удовольствием. Слава богу, Гарольд крепко спал — а то бы непременно учуял сквозь сумку свое любимое лакомство, и пришлось бы делиться!

Начинало смеркаться; вокруг было тихо, спокойно и мирно.

— Па-ап, а мы на колесо пойдем? И в «качающийся дом» тоже, да? А как ты думаешь, я на ногах там устою, па-ап?.. — радостный детский голос я услышала еще до того, как «па-ап» с сынишкой появились из боковой аллеи недалеко от меня.

Мальчишке было лет шесть — с улыбкой до ушей он подпрыгивал, цеплялся за руку отца и трещал не закрывая рта:

— Па-ап, а мороженое ты мне до колеса купишь или после? Лучше после! А мы на карусель пойдем?

При этом он выглядел таким по-щенячьи счастливым, что я не удержалась и быстро незаметно его сфотографировала. Не в эту статью, так на будущее пригодится — уж очень пацаненок забавный!

На отца я взглянула лишь мельком, лицо его показалось мне смутно знакомым. Но они уже прошли мимо, и, глядя на его удаляющуюся спину, мне оставалось только гадать — не этот ли тип в прошлом месяце мою машину ремонтировал? Или тот пониже и поплюгавее был? Во всяком случае, судя по простецкой красной рубахе в клетку и по общей небритости, к тем VIP-персонам, которых любой журналист обязан знать в лицо, человек этот явно не принадлежал.

Наконец я доела мороженое, встала и пошла по дорожке, лениво раздумывая: двинуться уже в сторону дома — или сделать еще пару снимков? А может, тряхнуть стариной и прокатиться на колесе? Почему-то идея эта показалась мне вдруг необычайно привлекательной.

Стоя в очереди желающих взглянуть на парк с высоты птичьего полета, я снова заметила неподалеку папашу в клетчатой рубашке. Он сидел на скамейке рядом с сынишкой и что-то ему говорил — затем встал, махнул рукой и пошел по аллее.

Да что ж он делает, придурок, куда он поперся?! Он что, газет не читает?! Разве можно сейчас в этом парке ребенка одного оставлять?!

Куда — быстро стало ясно: пройдя ярдов двадцать, он свернул на дорожку, украшенную стрелкой с надписью «Туалет». Черт его побери, мог бы и сына с собой взять!

В этот момент очередь начала быстро продвигаться, и через минуту я уже сидела в кабинке, поднимаясь все выше и выше.

Я так давно здесь не была, что и забыла, как это красиво! Уже начало темнеть, и все внизу было залито разноцветными огнями, пруд сиял и переливался в свете прожекторов, а карусель крутилась и подмигивала яркими лампочками.

Перевалив через верхнюю точку, кабинка поползла к земле — теперь, если как следует высунуться, можно было увидеть внизу аллею и скамейку, где сидел мальчишка. Увы, там по-прежнему маячила одинокая детская фигурка…

Да что у этого придурочного папаши — живот, что ли, прихватило?!

Кабинка сделала полный оборот, и я снова взглянула вниз. Слава богу, на скамейке было уже пусто.

А вон и отец с сыном, идут по аллее — теперь можно не беспокоиться…

Я достала фотоаппарат — сфотографировать сверху подсвеченную лампочками карусель — и вдруг меня словно током ударило! Только теперь до меня дошло: мужчина, уводивший мальчика, был в футболке. В темной футболке, а не в красной клетчатой рубашке!

Судорожно вскочив, я перегнулась через борт, пытаясь рассмотреть его — но кабинка уже ползла вверх, и все заслонила решетчатая опора колеса. Руки сами перевели аппарат на режим непрерывной съемки, установили максимальную дальность: вдруг между перекрещивающимися стальными трубами удастся хоть что-то углядеть?!

Колесо ползло, как черепаха. Ничего, сейчас… еще немножко — и все будет как на ладони!

— Эй, ты что? — раздалось сверху. — Вывалишься!

Я вскинула голову — на меня таращила глаза парочка из соседней кабинки. Махнула рукой — хоть вы-то отстаньте! — и снова свесилась вниз.

Вот они! В конце аллеи снова мелькнули мужчина с мальчиком. Мелькнули — и скрылись, но я успела поймать их в кадр!

И тут — буквально и двух секунд не прошло! — на дорожке показался мужчина в красной рубашке. Вышел на аллею, посмотрел налево, направо — сверху было хорошо видно, как поворачиваются в разные стороны залысины — подошел к скамейке, где прежде сидел мальчишка, и снова огляделся.

— Его увели! — заорала я, еще больше свесившись вниз. — Увели!!!

Он не слышал! Несущаяся из натыканных по всей аллее громкоговорителей музыка заглушала мои крики.

— Увели-ии! Туда!!! — замахала я руками.

Нет, бесполезно…

Кабинка по-прежнему ползла вниз; до земли оставалось еще футов двадцать. Накинув на плечо сумку, я перелезла через борт и повисла на руках, не обращая внимания на раздавшийся сверху вопль: «Смотри, смотри!!!»

Пятнадцать футов… Пора! Я разжала руки и приземлилась, куда и целилась: в центр клумбы (что мне — впервой, что ли? Мой «личный рекорд» — двадцать футов, высота второго этажа, между прочим!) Вскочила и, увязая по щиколотку в рыхлой влажной земле, побежала к по-прежнему растерянно оглядывавшемуся мужчине, выкрикивая на ходу:

— Эй! Его туда увели… мальчика… Туда, туда! Мальчика!

Он обернулся, громко переспросил:

— Билли?!

Я наконец выбралась на дорожку и махнула рукой:

— Туда! Мужчина в футболке, темной…

Слова застряли у меня в горле. Теперь, когда мы с папашей стояли лицом к лицу, я наконец вспомнила, где видела его раньше: это был тот самый красномордый тип с фотографии, сделанной «скрытой камерой» на Ленарт-стрит, про которого Пол сказал: «он в жизни приличного костюма не носил»…

Полиция подъехала минут через десять. Я рассказала им все, что видела. Мне велели завтра явиться в городское управление полиции — дать письменные показания — и забрали фотоаппарат. Поскольку все фотографии к тому времени были давно скопированы на флэшку, возражать я не стала: будет лишний повод зайти к детективу, ведущему это дело — авось что-нибудь новенькое удастся узнать! — а аппарат у меня есть и запасной.

После этого меня вежливо, но безапелляционно выставили — чуть ли не под локоть проводили до ворот парка. Я позвонила Биллу, рассказала о случившемся и пообещала, что сейчас подъеду с эксклюзивным материалом; покрутилась немного в толпе у входа — вдруг кто-нибудь что-то интересное сболтнет?!

И все время в глубине души ждала, что, как и в прошлый раз, сейчас раздастся крик «Нашли, нашли!» — но так и не дождалась…