ОТ ЗЭКА ДО КОМАНДАРМА И ГЕРОЯ

У каждого арестованного органами НКВД, а затем освобожденного командира (политработника, инженера и т. п.) и на воле была своя «одиссея». Испытав в застенках НКВД всю тяжесть унижений и побоев, освобожденному командиру РККА и на свободе пришлось столкнуться с не меньшими трудностями. Безработный, без средств существования, без квартиры (ее отобрали после ареста главы семьи), с неясными перспективами относительно дальнейшей службы в армии (а что еще он мог делать, кроме службы!), с семьей, живущей в крайне стесненных условиях. Хорошо, если жену не арестовали после «изъятия» мужа и она сумела сохранить детей и их не приходилось разыскивать в детских домах и приемниках, в лучшем случае – у родственников. При выходе на свободу такому командиру Красной Армии приходилось униженно просить (о восстановлении в партии и армии, ибо без первого не продвигалось и второе), везде и всюду доказывать свою лояльность Советской власти и ее органам на местах, давать клятву верности партии, правительству и лично товарищу Сталину, говорить о своей нужности и полезности армии.

Бывший командир 57-й стрелковой дивизии комдив Цветаев Вячеслав Дмитриевич был арестован 5 июля 1938 г. сотрудниками особого отдела Забайкальского военного округа. Обвинялся он по ст. ст. 58-1«б», 58-7, 58-8, 58-9, 58–11 УК РСФСР. Обвинение ему было предъявлено 15 июля 1938 г. Обвинялся комдив Цветаев в шпионаже в пользу Германии. Для выколачивания признательных показаний следователи применяли весь набор имеющихся у них средств. Например, с 22 по 30 апреля 1939 г. (девять суток!), за исключением 24 и 25 апреля, когда Цветаев находился в карцере (итого семь суток!), он непрерывно допрашивался, в результате чего 30 апреля был вынужден признать, что является агентом германской разведки, а также участником военно-троцкистской организации, в которую был завербован в 1937 г. командующим войсками ЗабВО комкором И. К. Грязновым. Спустя некоторое время В. Д. Цветаев от этих показаний отказался.

В начале сентября 1939 г. постановлением Особого отдела ГУГБ НКВД СССР дело по обвинению В. Д. Цветаева было прекращено за недоказанностью обвинения, и он из-под стражи был освобожден 9 сентября 1939 г. На другой день (10 сентября) его рукой был исполнен следующий документ:

«Заместителю Народного Комиссара Обороны СССР

Армейскому комиссару 1-го ранга т. Щаденко


РАПОРТ

Товарищ Армейский Комиссар 1-го ранга! Я бывший командир 57 сд комдив Цветаев В. Д. был арестован 5.7.38 органами особого отдела ЗабВО и 9-го сентября освобожден вследствие прекращения моего дела. Будучи в течение своей двадцатилетней службы в РККА честным и преданным командиром – гражданином своей Родины и Армии, я остаюсь им и поныне и прошу Вашего ходатайства перед Народным Комиссаром Обороны – Маршалом т. Ворошиловым о принятии меня в мою родную семью РККА.

Настоящим рапортом я заявляю, что сумею доказать свою беззаветную преданность партии и правительству и выполню свой долг как подобает командиру РККА.

Товарищ Армейский Комиссар 1-го ранга! Освобожденный на свободу, я очутился в тяжелом положении, не знаю, где моя семья (жена Ольга Васильевна, дочери Ирина и Наталия. — Н.Ч.), потерял все то, что имел из вещей и нахожусь совершенно без средств, платья и крова. Прошу Вас помочь мне материально и ходатайствовать о возвращении в РККА.

Б(ывший) комдив Цветаев В. Д.

10.9.39 г.[162].

При восстановлении в кадрах РККА В. Д. Цветаев заполнил ряд необходимых анкет, в том числе написал автобиографию. Приведем этот важный документ:

«Родился в январе 1893 года на станции Малоархангельск М. Курской ж.д. бывшей Орловской губернии. Отец служил начальником станции до 1922 года, после уволился и жил на моем иждивении и умер в 1929 г. в гор. Калуге. Мать не служила и находится на моем иждивении в гор. Калуге, Красноармейский пер., д. 12.

Женат. Жену зовут – Ольга Васильевна Цветаева. Имею двоих детей: Ирина – 16 лет и Наталия – 9 лет. Жена до Октябрьской революции училась в Петрозаводской гимназии и в Московском университете. Родители жены: отец умер в 1918 году. До Октябрьской революции служил на Мурманской железной дороге. Мать жены до Октябрьской революции служила на телефонной станции в Петрозаводске. Мать жены умерла в 1935 году. Братья, сестры жены до Октябрьской революции были несовершеннолетними. В настоящее время жена работает в гор. Калуге зав. библиотекой в Калужском пед-техникуме. Брат ее – Петр Васильевич, работает в гор. Петрозаводске. Больше родственников у жены нет.

Работать я начал с 1913 года на М.К. ж.д. (Московско-Курской железной дороге. — Н.Ч.). В 1914 году был призван в армию и прослужил в ней до января 1918 года. В армии до 1916 года служил рядовым, а в 1916 году окончил школу прапорщиков и произведен в офицеры и служил в Екатериноградском пехотном полку младшим офицером до 1917 года. В 1917 году по январь 1918 года – младший офицер в Управлении корпусного инженера 6-го Кавказского армейского корпуса в Кавказской армии. Рядовым служил в гор. Орле в 203 пехотном запасном батальоне. Школу прапорщиков окончил в Тифлисе.

Общее образование имею за 6 классов Орловской гимназии и окончил техническое железнодорожное училище в гор. Туле в 1913 году. Во время февральской революции служил младшим офицером в Екатериноградском пехотном полку и в Управлении корпусного инженера 6-го Кавказского армейского корпуса Кавказской армии. С мая 1918 года по август 1920 года состоял членом Коммунистической партии. В партию вступил в Краснопресненском районе гор. Москвы. В 1920 г. при интернировании в Восточную Пруссию (при отходе частей РККА из-под Варшавы) уничтожил партбилет и в дальнейшем автоматически выбыл из партии. В других партиях не состоял. В троцкистских и прочих организациях не состоял и участия не принимал в них.

В РККА вступил добровольно в мае 1918 года в гор. Москве командиром роты 4-го Советского полка. В июле 1918 г. был отправлен на Северный фронт под Архангельск, где командовал ротой, батальоном, полком, бригадой в 54 стрелковой дивизии и командиром этой дивизии с октября 1919 года по август 1920 года. После 1920 года командовал отдельной бригадой в Ленинграде (1921–1922 гг.). В 1922 году окончил Высшие Военно-Академические курсы и командовал 56 Московской дивизией до 1926 года. В 1926 году переведен в Среднеазиатский округ и командовал 3-й Туркестанской стрелковой дивизией. С 1931 г. по 1937 г. работал старшим преподавателем Академии им. М. В. Фрунзе. В 1937 г. по 1939 г. командовал 57 стрелковой дивизией.

В боях участвовал с 1918 г. по 1920 г., командуя от роты до дивизии включительно на фронтах Северном и Западном. В 1929 г. выполнял особое задание правительства. В 1930–1931 гг. участвовал в подавлении басмачества в Ферганском округе Уз. ССР. Контужен в 1918 г.

Имею два ордена “Красного Знамени” и медаль “XX лет РККА”.

В старой армии окончил в 1916 г. школу прапорщиков в Тифлисе. Последний чин в армии – поручик.

В Красной Армии окончил Военно-Академические курсы высшего комсостава в 1922 г. и повторно при Академии имени Фрунзе в 1927 г.

В 1938 г. 5 июля я неожиданно для себя был арестован Особым отделом ЗабВО и содержался под следствием до 9 сентября 1939 г. 9 сентября 1939 г. мне объявили, что дело мое, за отсутствием преступления, прекращено и я освобождаюсь с восстановлением в правах и принятием в ряды РККА. Причи-ной своего ареста считаю результат вражеской работы контрреволюционного элемента, стремившегося подорвать мощь Советского Союза и РККА.

Комдив Цветаев В. Д. 26.9.1939 г.»[163].

Вячеслав Дмитриевич Цветаев всегда положительно аттестовался по службе соответствующими начальниками. Например, в служебной аттестации за 1925 г. по должности командира 56-й Московской стрелковой дивизии отмечалось:

Тов. Цветаев энергичный, самостоятельный в работе, проявляет большую настойчивость и знание своего дела. Теоретически хорошо подготовлен. Имеет крупный практический опыт как на фронте гражданской войны, так и в период мирной учебы. Интересуется военной литературой и полученное знание с успехом применяет на деле.

Дисциплинирован и умеет поддерживать дисциплину среди подчиненных. Тактичен и выдержан. Среди комсостава дивизии пользуется большим авторитетом. Вполне соответствует занимаемой должности и достоин выдвижения на должность командира корпуса в очередном порядке[164].

Через девять лет, в 1934 г., уже в должности старшего руководителя кафедры общей тактики Военной академии имени М. В. Фрунзе:

Тов. Цветаев с большим военным опытом, который в значительной мере подкреплен теорией современной тактики в стенах академии. Хорошо разбирается в вопросах общей тактики. Умело руководит занятиями со слушателями. Хороший методист. Много работает над собой. Летом 1934 года выполнял ответственную работу, порученную ему Штабом РККА в ОКДВА. Крепкой воли. Инициативен, дисциплинирован. Должности старшего руководителя общей тактики вполне соответствует и достоен продвижения на К-12. По строевой линии достоин продвижения на должность комкора стрелкового[165].

Приведенные аттестации касаются «доарестного» периода деятельности В. Д. Цветаева. А как он стал работать после своего освобождения из тюрьмы и восстановления в кадрах РККА? Изменилось ли что-либо в его отношении к службе и к людям, в содержании и методике работы со слушателями? Об этом становится известно из его аттестации, написанной в мае 1940 г. заместителем начальника Военной академии имени М. В. Фрунзе по научной и учебной работе комкором Н. А. Веревкиным-Рахальским. К этому времени В. Д. Цветаев уже занимал должность начальника кафедры общей тактики (с января 1940 г.), что говорит о том, что менее чем за год после освобождения Вячеслав Дмитриевич был повышен в должности.

Тов. Цветаев предан партии Ленина – Сталина и Социалистической Родине. Политически и морально устойчив, хранить военную тайну может.

Общее и политическое развитие вполне удовлетворительное. Над повышением своей марксистско-ленинской подготовки работает.

С преподавательским составом оперативно-тактического цикла связан, связан с парторганизацией, умело опирается он на ее авторитет и помощь. Налаживает организацию и учет соцсоревнования.

Волевые качества развиты, добивается упорно выполнения принятого решения. Дисциплинирован, требователен к себе и подчиненным.

Кафедра общей тактики и оперативно-тактического цикла под руководством тов. Цветаева добилась первых успехов по повышению качества учебы и методической подготовки преподавательского состава, однако в области развертывания научно-исследовательской работы сдвигов серьезных нет, это очередная и серьезная задача цикла в целом.

Над собой тов. Цветаев работает, обладает богатым опытом боевым и по подготовке войск и начсостава.

Должности вполне соответствует.

Достоин утверждения в занимаемой должности и в строю может быть назначен командиром стрелкового корпуса[166].

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 7 мая 1940 г. для высшего командного состава армии и флота были введены генеральские и адмиральские звания. В армии и на флоте началось аттестование на присвоение этих званий. В аттестационном листе на исполняющего должность начальника кафедры общей тактики Военной академии имени М. В. Фрунзе комдива В. Д. Цветаева, подписанном начальником академии командармом 2-го ранга М. С. Хозиным и комиссаром академии П. К. Батраковым (содержание этой аттестации во многом повторяет формулировки предыдущей, приведенной выше), делался следующий вывод:

Должности вполне соответствует. Достоин утверждения в занимаемой должности, а в строю может быть назначен командиром стрелкового корпуса. Достоин присвоения военного звания генерал-майор[167].

Руководство Военной академии имени М. В. Фрунзе посчитало, что В. Д. Цветаев достоин только первичного генеральского звания «генерал-майор». Однако более высокие инстанции не согласились с этим выводом, справедливо решив, что один из старейших командиров РККА (еще в годы Гражданской войны командовал дивизией) в этом плане достоин большего. И Цветаеву было присвоено звание генерал-лейтенанта. Между прочим, начальник академии М. С. Хозин и его заместитель по научной и учебной работе Н. А. Веревкин-Рахальский получили точно такое же воинское звание, что и В. Д. Цветаев. В этом звании и названной выше должности Вячеслав Дмитриевич и встретил начало Великой Отечественной войны. Сюда добавим, что в 1940 г. он был удостоен ученого звания «доцент».

Начавшаяся Великая Отечественная война с ее печальным начальным периодом, большими потерями территориями страны, личного состава и боевой техники Красной Армии требовала все новых и новых пополнений, в том числе и командно-политического состава. Уже в июле 1941 г. большая группа преподавателей Военной академии имени М. В. Фрунзе убыла на различные фронты для замещения должностей командно-штабного профиля. Учитывая хорошее знание В. Д. Цветаевым северо-западного театра военных действий, его направили в Карелию, в 7-ю армию. Там ему поручили командовать оперативной группой армии.

7-я армия перед началом Великой Отечественной войны занимала оборону по государственной границе СССР севернее Ладожского озера и прикрывала ухтинское, ребольское, петрозаводское и сортавальское направления, т. е. те самые места, где Цветаеву приходилось воевать в годы Гражданской войны. С 1 июля 1941 г. войска армии вели оборонительные бои против финских войск в Карелии. Левофланговые дивизии армии, развернутые на широком фронте, вынуждены были отходить под ударами превосходящих сил противника. Получив на усиление ряд соединений и частей, армия в конце июля сумела остановить наступающего противника. В этих боях В. Д. Цветаев принимал активное участие.

Но у него с самого начала не сложились отношения с командующим армией генерал-лейтенантом Ф. Д. Гореленко. Результатом этих напряженных отношений, осложненных тяжелой обстановкой на фронте, появилась такая боевая характеристика на В. Д. Цветаева (датирована она 4 апреля 1942 г.):

Генерал-лейтенант Цветаев в составе армии с конца июля 1941 года. За это время, командуя частями опергруппы, обнаружил большую теоретическую, оперативную и тактическую подготовку.

Хорошо знает штабную работу. Дисциплинирован. Личные качества генерал-лейтенанта Цветаева: нерешительный, боится ответственности, малоинициативен, имеет недостаточные организаторские способности.

В сложной обстановке теряется, вследствие чего в ходе боя на рубеже реки Тулокса и последующих боях на олонецком направлении не сумел правильно организовать оборону и взаимодействие частей; не зная действительного положения в ходе боя, не принял меры к наведению железной дисциплины в войсках, поэтому допустил неорганизованность в отходе частей, потерял управление и связь с соседями. В результате части понесли значительные потери.

С сентября 1941 г., командуя первой опергруппой на правом фланге армии, не мог добиться успеха в проводимых операциях и, как правило, все неудачи пытается свалить на подчиненных. Так, например, в октябре вследствие неправильного доклада генералу армии т. Мерецкову, ряд командиров были неправильно отстранены от занимаемой должности, как например: командир 314 сд генерал-майор Шеменков, командир 114 сд Девятов и другие. Генерал-лейтенант Цветаев лично мало руководил операциями, проводимыми командирами дивизий и полков. Вследствие отсутствия у Цветаева твердых волевых качеств и при наличии боязни ответственности Цветаев наступательными операциями руководить не может. По своим личным качествам, знанию и опыту, а также складу характера может быть использован только на преподавательской работе[168].

Мнение командарма-7 генерал-лейтенанта Ф. Д. Гореленко и члена Военного совета армии дивизионного комиссара Г. А. Васильева, подписавших вышеприведенную боевую характеристику, было сугубо субъективным. Последующие боевые действия показали, что и волевые качества у Вячеслава Дмитриевича на высоте, и организовать как наступление, так и оборону он может. Что и подтвердил командующий Южным фронтом Р. Я. Малиновский, характеризуя командующего 5-й ударной армией генерал-лейтенанта В. Д. Цветаева в конце марта 1943 г. Но об этом несколько позже.

Оперативной группой войск 7-й армии В. Д. Цветаев командовал до конца марта 1942 г. Затем он несколько месяцев находился в распоряжении наркома обороны, выполняя отдельные его поручения (вот тогда и была составлена вышеприведенная боевая характеристика на него, т. е. когда Вячеслав Дмитриевич уже не служил в 7-й армии). Затем в течение полутора месяцев В. Д. Цветаев исполнял обязанности заместителя командующего 4-й резервной армией. В июле-декабре 1942 г. он временно командовал 10-й резервной армией. Когда же в начале декабря 1942 г. на базе этой армии сформировали 5-ю ударную армию, то Вячеслав Дмитриевич около трех недель был на должности заместителя командующего, а в конце того же месяца принял армию и успешно руководил ею по май 1944 г. включительно.

Первоначально в армию входили 87-я, 300-я и 315-я стрелковые дивизии, 4-й механизированный и 7-й танковый корпуса. Под умелым командованием генерал-лейтенанта (с сентября 1943 г. – генерал-полковника) В. Д. Цветаева 5-я ударная армия успешно действовала в составе Сталинградского и Юго-Западного фронтов, принимала участие в разгроме тор-мосинской группировки противника. В январе 1943 г. она была передана Южному (с октября 1943 г. 4-му Украинскому) фронту и в его составе участвовала в Ростовской операции, в ходе которой освободила города Шахты и Новошахтинск. Во второй половине февраля 1943 г. 5-я ударная армия под командованием В. Д. Цветаева вышла к реке Миус и до августа обороняла рубеж Дмитриевка, Куйбышево, Янсиновский.

В представлении В. Д. Цветаева к ордену Кутузова 1-й степени о его роли в упомянутых боевых действиях говорилось следующее:

Генерал-лейтенант Цветаев активнейший участник Отечественной войны, разработал план уничтожения фашистских полчищ, спешивших на выручку окруженных армий под Сталинградом в декабре 1942 года на реке Н.-Чир, искусно осуществил этот план в жизнь. Лично участвовал и руководил боевыми операциями частей армии, проявив личное мужество и отвагу.

Операции по прорыву линии обороны противника и разгрому фашистских полчищ, спешивших на выручку окруженных немецких банд, проведенные под руководством генерала Цветаева, способствовали выполнению стратегического плана Верховного Главнокомандования.

В февральских наступательных операциях войска генерала Цветаева проявили исключительное мужество и умение побеждать. Под его руководством войска 5 ударной армии прорвали линию обороны противника на реке Донец, стремительно продвинулись вперед и первыми вступили в город Шахты[169].

А вот что отмечало в краткой, но емкой боевой характеристике на В. Д. Цветаева командование Южного фронта в конце марта 1943 г.:

Генерал-лейтенант Цветаев в ходе операций по разгрому тормосинской группировки противника, а затем в наступательной операции от р. Сев. Донец до р. Миус показал себя достаточно подготовленным командармом.

Его командование 5 ударной армией на всем протяжении было грамотным и решительным.

Несмотря на большие трудности лучше всех сохранил огневые средства армии.

Лично дисциплинированный и требовательный командарм.

Вывод: Должности командующего армией вполне соответствует[170].

Данную характеристику подписали командующий войсками Южного фронта генерал-полковник Р. Я. Малиновский и член Военного совета фронта генерал-лейтенант К. А. Гуров.

В Донбасской операции 1943 г. соединения и части армии прорвали оборону противника на реке Миус, освободили города Макеевка, Сталино (Донецк), во взаимодействии с 5-м гвардейским кавалерийским корпусом – Гуляйполе и другие населенные пункты. К концу операции войска армии вышли в район юго-восточнее Запорожья.

В Мелитопольской операции 1943 г., наступая в составе главной ударной группировки фронта, армия к 5 ноября овладела рубежом Верхи, Рогачик, Каховка, Цюрупинск и затем до конца января 1944 г. вела наступательные бои с целью улучшения своего оперативного положения.

В Никопольско-Криворожской операции 1944 г. войска 5-й ударной армии в составе 4-го Украинского фронта во взаимодействии с другими армиями разгромили противника на никопольском плацдарме и форсировали реку Днепр. Развивая наступление с захваченного плацдарма, армия к концу февраля вышла на рубеж Ново-Архангельское, Дудчаны. В марте-апреле 1944 г. она участвовала в Березнеговато-Сингиревской и Одесской наступательных операциях, в ходе которых в трудных условиях весенней распутицы освободила ряд крупных населенных пунктов, в том числе во взаимодействии с другими армиями города Николаев и Одессу.

Большие заслуги генерал-полковника В. Д. Цветаева в достижении указанных выше успехов были отмечены в боевой характеристике, датированной 20 мая 1944 г. Ее подписали командующий 3-м Украинским фронтом генерал армии Р. Я. Малиновский и член Военного совета фронта генерал-лейтенант А. С. Желтое:

…После завершения ликвидации Никопольского плацдарма, 5 ударная армия успешно форсировала р. Днепр и, перейдя в наступление совместно с другими армиями, участвовала в разгроме 6 немецкой армии, овладении г. Николаев, форсировала Южный Буг и первой ворвалась в Одессу, находясь на левом фланге фронта и наступая по узким дефиле между лиманами и Черным морем.

Его командование на всем протяжении этих операций 5 ударной армией было грамотным и решительным.

Должности командующего войсками армии соответствует[171].

Нет нужды доказывать, что оценка действий армии есть одновременно и оценка деятельности ее командующего. К этому времени генерал-полковник В. Д. Цветаев имел следующие награды: помимо двух довоенных орденов Красного Знамени, он во время войны был награжден орденами Суворова 1-й степени, Кутузова 1-й степени. Богдана Хмельницкого 1-й степени.

В конце мая 1944 г. Вячеслав Дмитриевич пошел на повышение – его назначили заместителем командующего войсками 1-го Белорусского фронта, где он работал до августа того же года. Командовал этим фронтом тогда Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский (тоже бывший зэк, как и Цветаев). Однако работа в качестве заместителя, пусть даже «у самого Рокоссовского», Вячеслава Дмитриевича не устраивала, ибо он всегда тяготел к самостоятельной должности. Поэтому Цветаев упросил Рокоссовского отпустить его снова на армию, что и было сделано в августе 1944 г. Тогда на 3-м Украинском фронте, у генерала армии Ф. И. Толбухина, освободилась должность командующего 6-й армией, находившейся в резерве Ставки.

Но был Цветаев в этой должности только в течение месяца.

В конце сентября 1944 г. Вячеслава Дмитриевича затребовал к себе на 1-й Белорусский фронт маршал К. К. Рокоссовский, предложив ему возглавить 33-ю армию (вместо генерал-лейтенанта С. И. Морозова). Руководить армией, да еще на фронте у Рокоссовского, – от этого Цветаев, разумеется, не мог отказаться, хотя состояние здоровья у него было неважное. Однако работать с Константином Константиновичем в качестве командарма-33 ему пришлось совсем немного – в ноябре 1944 г. 1-й Белорусский фронт возглавил заместитель Верховного Главнокомандующего Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, а Рокоссовский убыл принимать 2-й Белорусский. Несмотря на некоторые опасения, Вячеслав Дмитриевич сумел сработаться и с грозным Жуковым. Последний и представил В. Д. Цветаева к званию Героя Советского Союза.

Во главе 33-й армии В. Д. Цветаев заканчивал Великую Отечественную войну. Штаб армии возглавлял генерал-майор В. П. Орлеанский, членом Военного совета был опытный политработник генерал-майор Р. П. Бабийчук. С ними у Вячеслава Дмитриевича сложились нормальные отношения, позволявшие успешно решать сложные боевые задачи. Некоторое время 33-я армия находилась в резерве Ставки, а затем была перегруппирована в район Белостока.

В Варшавско-Познанской операции (14 января – 3 февраля 1945 г.) войска 33-й армии генерал-полковника В. Д. Цветаева наступали с пулавского плацдарма. К концу операции они вышли к Одеру в районе Фюрстенберга, форсировали реку и захватили плацдарм. В этой операции, как и в других предыдущих, Вячеслав Дмитриевич проявил себя умелым военачальником, уверенной рукой управлявшим сложным армейским организмом. Его заслуги были достойно отмечены высокими государственными наградами. К марту 1945 г. на его груди были: ордена Ленина, Красного Знамени (три), Суворова 1-й степени (два), Кутузова 1-й степени, Богдана Хмельницкого 1-й степени.

Из наградного листа на присвоение В. Д. Цветаеву звания Героя Советского Союза, подписанного командующим войсками 1-го Белорусского фронта Маршалом Советского Союза Г. К. Жуковым и членом Военного совета фронта генерал-лейтенантом К. Ф. Телегиным:

Войска под командованием генерал-полковника Цветаева в результате хорошо проведенной подготовки к наступательным операциям, четкого взаимодействия всех родов войск и руководства ими прорвали сильно укрепленную глубоко эшелонированную оборону противника в районе г. Пулавы. Развив стремительное наступление, войска армии совместно с 69 армией, разгромили Радомско-Томашевскую группировку противника и овладели этими городами. Продолжая успешное наступление, овладели крупными опорными пунктами немцев, городами Калит, Шрем, Швибус и более 800 других населенных пунктов, вышли на р. Одер, форсировали ее, захватили плацдарм на западном берегу и ведут бои по его расширению.

За период январской наступательной операции войска армии уничтожили и захватили в плен свыше 60 556 немецких солдат и офицеров, танков и самоходных орудий – 186, складов разных – 55, орудий разного калибра – 1184, автомашин – 6736, паровозов – 113, железнодорожных вагонов – 2093.

В осуществлении январской операции генерал-полковник Цветаев проявил высокое оперативное мастерство, смелость, отвагу и геройство.

За умелое руководство и высокую организацию в управлении войсками, мужество, отвагу и геройство, проявленном при прорыве долговременной, глубоко эшелонированной обороны противника, генерал-полковник Цветаев достоин присвоения звания «Герой Советского Союза».

Командующий войсками 1БФ Маршал Советского Союза Г. Жуков

Член Военного совета 1БФ генерал-лейтенант Телегин 6 марта 1945 г.[172].

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 апреля 1945 г. В. Д. Цветаеву было присвоено звание Героя Советского Союза.

В ходе Берлинской стратегической операции после успешного прорыва обороны противника войска 33-й армии генерала В. Д. Цветаева во взаимодействии с другими армиями участвовали в разгроме группировки немецких войск, окруженной юго-восточнее Берлина. Боевые действия 33-я армия завершила 6 мая 1945 г. с выходом ее главных сил на Эльбу северо-западнее г. Десау.

Объективный анализ боевой деятельности командарма-33 Героя Советского Союза генерал-полковника В. Д. Цветаева на заключительном этапе войны сделан в последней военной (или первой послевоенной) аттестации, датированной 28 июля 1945 г. и подписанной Главнокомандующим группой советских оккупационных войск в Германии Маршалом Советского Союза Г. К. Жуковым и членом Военного совета группы генерал-лейтенантом К. Ф. Телегиным.

Тов. Цветаев преданный делу партии Ленина – Сталина и Социалистической Родине генерал. С большим командным, теоретическим и практическим стажем мирного и военного времени.

Лично генерал-полковник Цветаев хороший организатор и методист. Много уделяет внимания подготовке и обучению войск, проявляет заботу о подчиненных, по характеру спокоен и тверд. Обладает большой силой воли, энергией и решительностью. Инициативен. Быстро ориентируется в обстановке и деятельно влияет на ход операции. Умеет организационно обеспечить свое решение и твердо провести его в жизнь. Проявляет должную и своевременную разумную инициативу. Культурный, дисциплинированный генерал, пользуется заслуженным деловым и политическим авторитетом среди подчиненных.

За время Отечественной войны генерал-полковник Цветаев провел ряд успешных наступательных и оборонительных операций по разгрому немецко-фашистских войск. Хорошо организовал взаимодействие всех родов войск. В осуществлении серьезных оперативных задач умеет правильно оценить обстановку и принять решение в боевой обстановке.

Генерал-полковник Цветаев всегда находился на ответственных и главных оперативных направлениях боевых действий войск армии.

Состояние здоровья плохое, часто болеет.

Вывод: Должности командующего войсками армии вполне соответствует[173].

Победоносно завершилась Великая Отечественная война советского народа с гитлеровской Германией. Войска Красной Армии победителями, с большими почестями возвращались на Родину, где старшие возрасты были демобилизованы и отправлены домой. Армия по численности сильно сократилась, постепенно приобретая облик и форму вооруженной силы мирного государства. Однако часть советских войск осталась за границами СССР в виде групп войск, предусмотренных соответствующими соглашениями союзных государств. Одной из таких групп являлась Южная группа, дислоцированная на территории Румынии. В этой группе Вячеслав Дмитриевич прослужил до середины января 1948 г. – сначала в качестве заместителя, а с января 1947 г. – Главнокомандующего.

В середине января 1948 г. генерал-полковник В. Д. Цветаев был назначен начальником Военной академии имени М. В. Фрунзе. Он возвратился в военно-учебное заведение, с которым у него было связано много хороших воспоминаний и работе в котором он отдал немало лет. Уже в качестве его руководителя Вячеславу Дмитриевичу предстояло готовить высококвалифицированные кадры командного и штабного профиля для сухопутных войск. Причем готовить с учетом опыта недавно закончившейся Великой Отечественной войны.

Особо внимательно В. Д. Цветаев относился к подбору профессорско-преподавательского состава академии. Читателю небезынтересно будет знать, что в тот период времени, согласно приказу министра Вооруженных Сил, должности руководящего профессорско-преподавательского состава приравнивались: начальник академии – к командующему войсками округа; заместитель начальника академии – к начальнику штаба округа; начальник факультета и начальник кафедры – к командующему армией; старший преподаватель – к командиру дивизии, начальнику штаба дивизии; преподаватель – к командиру полка. Назначение на должность профессорско-преподавательского состава рассматривалось как продвижение по службе[174].

У В. Д. Цветаева подобрались хорошие помощники. Его первым заместителем был генерал-лейтенант А. В. Сухомлин, бывший командарм, которого в 1949 г. сменил генерал-лейтенант М. Ф. Тихонов. Ведущую кафедру академии (оперативно-тактической подготовки) с 1946 г. возглавлял его заместитель генерал-полковник А. Н. Боголюбов, на завершающем этапе Великой Отечественной войны руководивший штабом 2-го Белорусского фронта. В 1948 г. начальником кафедры тактики инженерных войск стал генерал-полковник К. С. Назаров, ранее занимавший должность начальника инженерных войск Советской Армии. На должность начальника кафедры тыла был назначен генерал-лейтенант А. И. Шимонаев, работавший до прихода в академию заместителем начальника штаба тыла Вооруженных Сил СССР.

Задачи, поставленные перед Военной академией имени М. В. Фрунзе после войны, потребовали пересмотра программ и учебных планов, перестройки учебного процесса и методики обучения. Жизнь настойчиво требовала углубленного изучения и широкого внедрения в практику обучения слушателей опыта войны, а также новейших достижений науки и техники. Под руководством генерал-полковника В. Д. Цветаева такая работа развернулась в академии. В учебные программы и учебные материалы ежегодно вносились существенные изменения. Вышедшие в свет в 1948 г. новые уставы и наставления потребовали значительной переработки учебных программ и материалов, перераспределения времени на изучение различных оперативно-тактических дисциплин, уточнения содержания и методики их преподавания. Всю эту работу возглавлял Вячеслав Дмитриевич Цветаев.

Впереди были новые горизонты в повышении качества учебно-воспитательного процесса, совершенствования учебно-материальной базы академии. Однако состояние здоровья Вячеслава Дмитриевича сильно ухудшилось, и 11 августа 1950 г. он скончался. Похоронили его на Новодевичьем кладбище.


Комбриг А. В. Горбатов, один из «крепких орешков» для следователей НКВД, не давший им признательных показаний и осужденный на пятнадцать лет лишения свободы в ИТЛ, в 1941 г. все же вышел на свободу. Случилось это за несколько месяцев до начала войны с Германией. После восстановления в кадрах РККА он был назначен заместителем командира 25-го стрелкового корпуса (командир генерал-майор С. М. Честохвалов).

Александр Васильевич соскучился по настоящей работе. Приступив к своим обязанностям, он поспешил ознакомиться с дивизиями, входившими в состав корпуса. Их состояние сильно огорчило Горбатова:

…Они были полностью укомплектованы, но настоящей слаженности я в них не почувствовал, и общее состояние их оставило у меня впечатление неважное. Чем больше вникал я в дело, тем больше убеждался в правильности своих первоначальных впечатлений. Не было необходимого порядка, организованности и должной воинской дисциплины. Хуже всего было то, что многие командиры не замечали этих недостатков. Вернувшись в управление корпуса, я без преувеличений, но ясно и четко доложил обо всем виденном командиру. Он во всем согласился. Но на устранение недостатков времени у нас уже не было – в воздухе пахло войной[175].

С началом войны дивизии корпуса были переброшены на Западный фронт. Анализируя итоги первых дней и недель войны, Александр Васильевич много размышлял о причинах неудач, постигших войска Красной Армии. Безусловно, тут были и внезапность нападения гитлеровской Германии на СССР (хотя разведданные о подготовке вторжения поступали и Сталину, и в Генеральный штаб), и использование Германией промышленного потенциала и сырьевой базы чуть ли не всей Европы. Все это было. Но, как утверждает А. В. Горбатов, его волновало другое:

…Но меня до пота прошибли мои прежние опасения: как же мы будем воевать, лишившись стольких опытных командиров еще до войны? Это, несомненно, была, по меньшей мере, одна из главных причин наших неудач, хотя о ней не говорили или представляли дело так, будто 1937–1938 годы, очистив армию от “изменников”, увеличили ее мощь[176].

На первых порах боевой деятельности А. В. Горбатову пришлось столкнуться и с паникой в войсках, боящихся окружения, и с беспорядочным отходом частей и подразделений с занимаемых ими позиций. Он стыдил отступающих, увещевал, требовал от командиров этих частей и подразделений вернуться на покинутые позиции, грозя судом военного трибунала за отход без приказа. Многое из творившегося вокруг него возмущало и удивляло Александра Васильевича:

Мне, только что вернувшемуся в армию, все это казалось плохим сном. Не верилось тому, что видели глаза. Я пытался отогнать навязчивую мысль: “Неужели 1937–1938 годы так подорвали веру солдат в своих командиров, что они и сейчас думают, не командуют ли ими враги народа? Нет, этого не может быть. Вернее другое: неопытные и необстрелянные командиры несмело и неумело берутся за исполнение своих высоких обязанностей”[177].

Что и говорить – значительная часть командного состава Красной Армии в 1941 г. воевать не умела, особенно те из них, что прибыли из запаса. Непопулярная в народе война с Финляндией в 1939–1940гт. («зимняя война») вскрыла многие недостатки в подготовке войск. Полностью устранить эти недостатки к началу Великой Отечественной войны не удалось. Теперь предстояло учиться воевать с опытным, хорошо моторизованным врагом уже в ходе Отечественной войны, учиться не на полигонах и стрельбищах, а на поле боя, под пулеметным и артиллерийским огнем противника, при господстве немецкой авиации в воздухе.

Будучи ранен в июле 1941 г. под Ярцевом, где он организовывал оборону войск, А. В. Горбатов был эвакуирован в госпиталь в Москву. Рана оказалась не тяжелой, и через две недели Александра Васильевича уже выписался из госпиталя. Десять дней он пробыл в резерве, а затем его зачислили слушателем краткосрочных курсов высшего комсостава.

Мне стыдно было ходить по улицам Москвы. С фронта не поступало радостных вестей. Казалось, что все на меня смотрят и хотят спросить: почему так плохо там получается и почему ты болтаешься в тылу? Очень хотелось попасть скорее снова на фронт, но, как ни старался, назначения не получал: корпусные управления к этому времени ликвидировали. Только через месяц я получил назначение, но не на фронт, а в глубокий тыл, к новым формированиям в районе Омска…

На другой день я пошел в гостиницу “Савой” к Вильгельму Пику; до 1937 года он бывал у нас во 2-й кавалерийской дивизии как представитель компартии Германии, которая шефствовала над нами с 1926 года. Товарищ Пик знал о моем аресте и встретил меня с распростертыми объятиями. Пробыл я у него часа два. Естественно, наш разговор был о положении на фронте и о Германии; оба мы твердо верили в победу над гитлеризмом и строили предположения, как именно она осуществится. Он напомнил нашу последнюю встречу в 1936 году; тогда, поднимая бокал с вином, он сказал: “За встречу в свободном Берлине”.

— Несмотря на ваши большие неудачи, — сказал товарищ Пик, — я верю, что фашизм будет побежден и мы встретимся в свободном Берлине.

Поговорив со мной, Вильгельм Пик позвонил Л. З. Мехлису и сказал ему:

— После ранения приехал с фронта и зашел ко мне комбриг Горбатов, он много видел и, вероятно, больше, чем мне, может рассказать вам. Может быть, выкроите время и поговорите с ним?

Не опуская трубки, Пик спросил меня, где я остановился и передал мой адрес Мехлису (заместителю наркома обороны, начальнику Политуправления РККА, армейскому комиссару 1-го ранга. — Н.Ч.).

Через сутки, в час ночи, в дверь моего номера в гостинице ЦДКА постучали, а когда я открыл ее, в номер вошел, как в ночь ареста в 1938 году, офицер НКВД и сообщил, что меня вызывает Мехлис и он может меня проводить к нему. Трудно описать мое состояние, когда я ехал в машине по пустым улицам ночной Москвы.

Увидев меня, Мехлис повышенным тоном спросил:

— Почему действуете в обход? Почему не обратились прямо ко мне?

Не дав мне времени ответить, присутствовавший здесь же Щаденко (заместитель наркома обороны по кадрам. — Н. Ч.) добавил:

— По-видимому, его мало поучили на Колыме.

Не ожидавший такой встречи, я на минуту растерялся, а потом доложил о своем давнишнем знакомстве с Вильгельмом Пиком. Отвечая на дополнительные вопросы, пересказал содержание нашего разговора. Рассказал и о том, что получил назначение в Омск. В обращении со мной Мехлиса и Щаденко все время чувствовалась угроза, а когда Мехлис, отпуская меня, отменил поездку в Омск и приказал положить на стол командировочное предписание, в моей голове был уже полный сумбур…[178]

Самого худшего, что уже А. В. Горбатов испытал в 1938 г., не случилось, так как ему удалось попасть в состав группы командиров, отправляемой в распоряжение главнокомандующего Юго-Западным направлением маршала С. К. Тимошенко, где он был назначен командиром 226-й стрелковой дивизии, расположенной недалеко от Харькова. Дивизия доукомплектовывалась личным составом и готовилась к новым сражениям. Она уже имела некоторый боевой опыт, понеся в предыдущих боях большие потери.

Фактически вновь сформированная 226-я стрелковая дивизия во второй половине октября 1941 г. вступила в бой с немцами севернее Харькова в составе 21-й армии. Общая же обстановка была неблагоприятной: советские войска оставили Харьков и частям дивизии А. В. Горбатова пришлось испытать горечь отступления по территории родной страны. В условиях осенней распутицы этот отход был исключительно тяжелым.

Вот что писал А. В. Горбатов в своем донесении:

Горючее полностью отсутствует, нет надежды на его подвоз колесным транспортом. По дороге г. Волчанск – ст. Бибиково-Новый брошено шоферами большое количество машин с грузом, принадлежащих 14-й кавдивизии. Кроме того, в г. Волчанске оставлено без горючего много машин, даже танков, принадлежащих 3-й танковой бригаде, хотя ее части отошли восточнее[179].

В этом донесении в штаб армии Александр Васильевич докладывал о вопиющих фактах, когда специальные команды подрывают мосты, не дождавшись перехода через них всех наших частей. А также о том, что подобные команды уничтожают тысячи тонн горючего, тогда как в то же время много исправных машин остается без бензина.

Анализ первых боев в обороне позволил А. В. Горбатову внести некоторые дополнения в тактику действий одиночного бойца, отделения и взвода. В своей книге он по этому поводу пишет, что:

…в войну мы вступили с укоренившимися взглядами на прогрессивность групповой тактики, с распылением взвода почти по всему обороняемому району. Однако красноармейцы теряли при этом чувство локтя, не видели не только командира взвода, но порой и командира отделения, не слышали команд, то есть были неуправляемы. С тех пор, как я начал сознательно относиться к тактическим вопросам, я был всегда ярым противником такого расположения в обороне и считал его устаревшей системой. Такая разобщенность на поле боя в известной мере оправдывала тех, кто покидал оборону, ничего не зная о своих, воображая, что “уже все отошли, я ушел последним”[180].

Исходя из названных обстоятельств, комбриг Горбатов (он еще носил старое, довоенное звание. Генерал-майором Александр Васильевич станет только в конце декабря 1941 г.) требовал от подчиненных командиров не распылять взвод, располагать его на позиции в общей траншее, не более ста двадцати метров по фронту. Причем располагать так, чтобы командир видел своих подчиненных, а они – своего командира, чтобы он мог контролировать их действия и поведение. Среди других рекомендаций и требований командира дивизии А. В. Горбатова было и то, что он допускал наличие незанятых промежутков между взводами и ротами. Но в этом случае они, промежутки, обязательно должны были простреливаться управляемым огнем.

Как известно, А. В. Горбатов в годы Первой мировой войны несколько лет служил солдатом. Поэтому весьма интересны его наблюдения и выводы, касающиеся взаимоотношений командира и подчиненного на войне. Основные из них следующие:

1. Каждое слово и поступок офицера солдаты обдумывают и оценивают, им важно знать настроение своего командира: как он сам-то, верит в успех боя или сомневается в нем? Солдата обмануть нельзя. Он умен и зорок. И путь к его сердцу найдет лишь тот, кто не боится правды, кто умеет разговаривать с людьми откровенно и убежденно.

2. Солдаты должны убедиться, что командир о них думает, но под их настроение не подделывается, а говорит то, во что верит сам. Солдаты дерутся всегда гораздо лучше, если понимают обстановку и если верят в свои силы[181].

Дивизией А. В. Горбатов командовал успешно. Его заслуги были отмечены орденом Красного Знамени. В июне 1942 г. Александр Васильевич сдал дивизию новому командиру, так как получил новое назначение – инспектором кавалерии штаба Юго-Западного направления. Исполняя эти обязанности, он в то же время выполнял отдельные поручения командующего фронтом. К тому времени обстановка под Сталинградом становилась все более сложной и опасной. При организации в сентябре 1942 г. Донского фронта А. В. Горбатов был назначен туда инспектором кавалерии. Но пробыл он в этой должности совсем немного, так как в октябре того же года принял должность заместителя командующего 24-й армией.

Надо заметать, что работа в качестве заместителя командира (начальника) любого ранга нисколько не удовлетворяла такую деятельную натуру, как А. В. Горбатов. Он привык, свыкся, сроднился с ролью командира, самостоятельно принимающего решения и несущего полную ответственность за его выполнение. Богатейший опыт деятельности командира-единоначальника (на полку, бригаде, дивизии) налагал свой отпечаток на содержание и методы работы А. В. Горбатова. Однако какое-то время Александру Васильевичу приходилось довольствоваться ролью заместителя командарма, в частности, в период Сталинградской битвы.

В своих воспоминаниях А. В. Горбатов пишет: «24-я армия оборонялась фронтом на юг, между Доном и Волгой, правым флангом упираясь в Дон, а левым примыкая к 66-й армии. Частными операциями мы отвлекали резервы противника от Сталинграда и тем самым облегчали положение 62-й армии, которая оборонялась в самом городе»[182]. Почти все свое время заместитель командарма проводил в дивизиях. Как он сам отмечает, «там вместе с командованием соединений мы совершенствовали оборону, готовили людей к активным действиям, думали, как лучше организовать частные операции, чтобы выполнить задачи с меньшими потерями…»[183].

После успешного завершения битвы на Волге последовало назначение А. В. Горбатова командиром 20-го гвардейского стрелкового корпуса. Тогда же (в апреле 1943 г.) ему было присвоено звание «генерал-лейтенант» На корпусе Александр Васильевич пробыл всего несколько месяцев и в июне того же года получил под свое начало 3-ю армию, которая в то время оборонялась в районе Мценска. Армия входила в состав Брянского фронта, в командование которым совсем недавно вступил генерал-полковник М. М. Попов. Пройдет несколько недель, и Александр Васильевич Горбатов снова встретится со своим «доброжелателем» – Львом Захаровичем Мехлисом, назначенным членом Военного совета Брянского фронта.

3-я армия являлась одним из старейших объединений Красной Армии. Она была сформирована еще до войны (в сентябре 1939 г.) в составе Белорусского Особого военного округа на базе Витебской армейской группы войск. В начальном периоде Великой Отечественной войны армия в составе Западного фронта вела тяжелые оборонительные бои в районе Гродно, Лида, Новогрудок. В конце июня 1941 г. войска армии оказались в окружении. С тяжелыми боями большая часть армии сумела вырваться. Другие же ее части остались в тылу противника, где вели партизанские действия. В последующем войска армии участвовали в Смоленском сражении, в Орловско-Брянской оборонительной операции.

С переходом войск Красной Армии в контрнаступление под Москвой 3-я армия участвовала в Елецкой операции и освобождении г. Ефремов. Продолжая развивать наступление, армия к концу декабря 1941 г. вышла на правый берег р. Зуша, восточное Орла, где и перешла к обороне. На этом рубеже генерал-лейтенант А. В. Горбатов и принял армию в июне 1943 года. Он же явился и ее последним командующим. Его предшественниками на посту командарма были генерал-лейтенант В. И. Кузнецов, генерал-майор Я. Г. Крейзер, генерал-лейтенант П. С. Пшенников, генерал-лейтенант П. И. Батов, генерал-майор Ф. Ф. Жмаченко, генерал-лейтенант П. П. Корзун.

3-я армия занимает в жизни и деятельности А. В. Горбатова особое место. Командуя ее войсками, Александр Васильевич утвердился как опытный, умелый военачальник, умеющий организовать и провести не только оборонительную, но и наступательную операцию. Его высоко ценили командующие фронтами, под чьим руководством он воевал. Его уважали подчиненные – за умение по справедливости оценить труд того или иного человека, воздать ему должное по заслугам. Недаром же ближайшие его помощники не хотели никуда уходить из армии, просили не переводить их в другие объединения. Это прежде всего относится к начальнику штаба армии генерал-лейтенанту М. В. Ивашечкину и члену Военного совета генерал-лейтенанту И,П. Коннову (оба в армии были с весны 1942 г. и до конца войны).

Вполне определенно можно сказать, что с аппаратом управления и штаба армии Александру Васильевичу повезло. Боевой подготовкой войск руководил заместитель командарма генерал-лейтенант П. П. Собенников – опытный и знающий командир. Начало войны он встретил в должности командующего 8-й армией Северо-Западного фронта, принявшей на себя первый удар превосходящих сил противника. Результаты начального периода войны всем хорошо известны. За неудачи этого периода были сурово наказаны ряд военачальников, среди которых был и П. П. Собенников. Он был смещен с занимаемой должности и понижен, пробыв все годы войны в заместителях командарма. Однако личная обида не мешала Петру Петровичу Собенникову быть надежным помощником А. В. Горбатова.

Особо следует сказать о начальнике штаба армии М. В. Ивашечкине. Все, кто находился с ним рядом, утверждали, что это человек с высокими волевыми и прекрасными душевными качествами. Макар Васильевич Ивашечкин обладал исключительной работоспособностью. Он никогда ни на кого не повышал голоса, был доброжелателен и улыбчив, уважал и ценил своих подчиненных. И те отвечали ему взаимностью. Опытный штабной работник, М. В. Ивашечкин войну встретил в должности начальника штаба 45-го стрелкового корпуса 13-й армии. До середины 1942 г. он возглавлял оперативное управление штаба Брянского фронта. Большой военный и жизненный опыт позволил М. В. Ивашечкину в кратчайшие сроки сколотить штаб 3-й армии, прекрасно ориентироваться в сложной боевой обстановке, умело организовывать работу штаба.

Оперативный отдел штаба армии возглавлял полковник А. В. Владимирский. Он был трудолюбив, грамотен, обладал хорошими организаторскими способностями. Промахи и ошибки своих подчиненных, особенно молодых операторов, как правило, брал на себя. Несколько позже он был выдвинут на должность начальника штаба другой армии. К слову сказать, когда после войны А. В. Горбатов командовал Прибалтайским военным округом, он попросил назначить к нему начальником штаба генерала А. В. Владимирского.

Начальником тыла армии был генерал М. П. Еремин. Отделы штаба и полевого управления 3-й армии возглавляли: артиллерии – генерал-майор С. П. Иорданский, бронетанковых войск – полковник В. А. Опарин, инженерных войск – полковник В. А. Жилин. Разведотделом руководил полковник Н. Г. Туманян.

О том, как в полевом управлении 3-й армии восприняли весть о назначении к ним нового командарма (А. В. Горбатова), рассказывает бывший старший помощник начальника оперативного отдела штаба армии полковник в отставке С. П. Цырфа:

Командный пункт армии перебрался в деревню Ержино, что на левом фланге, откуда предусматривался ввод ударной группировки в сражение из-за правого фланга 63-й армии. Напряженность с каждым днем возрастала. День начала (день “Ч”) никому не был известен. Все зависело от развития событий южнее – на Курской дуге.

И вдруг прошел слух – к нам едет новый командарм. Все в полевом управлении восприняли этот слух с недоверием, тем более, что веских причин для смены руководства армии в такой ответственный момент не было. И посещение буквально за несколько дней до этого высоких гостей в лице Василевского (начальника Генерального штаба. — Н.Ч.) и Попова (М. М. Попова – командующего Брянским фронтом. — Н.Ч.), их положительная оценка работы командарма тому подтверждение.

И тем не менее слух подтвердился. В конце июня в сопровождении первого заместителя командующего фронтом генерала И. И. Федюнинского на КП армии въехал кортеж автомашин с новым командующим 3-й армией. Им оказался генерал-лейтенант Александр Васильевич Горбатов.

Командарм-загадка. Кто он и откуда прибыл к нам? Как поведет себя с незнакомыми ему людьми? Ведь с прежним командующим мы работали, как говорится, душа в душу, понимали его с полуслова. Для нас он был как отец родной. А какой будет новый?

С первого взгляда новый командарм настораживал: в противоположность своему предшественнику, по росту был высок, лицо хмурое, худое, с цепким взглядом, угловатое, не очень расположенное к улыбке, осанка стройная – кавалерийская, возраст – за пятьдесят.

После официального представления нового командующего генерал Федюнинский отбыл по своим делам, и Горбатов остался один на один со своими незнакомыми помощниками. Теперь каждая из сторон гадала, как сложатся отношения в такой ответственный для армии период, быстро ли установился взаимопонимание. Ведь времени на раздумья не было. При этом вряд ли новый командарм осмелится производить какие-либо кадровые изменения в полевом управлении. До начала операции оставалось две недели.

К сожалению, Горбатов в своих воспоминаниях “Годы и войны” этого события не коснулся, как будто для него оно было обычным явлением, не имевшим никакого значения. А ведь очень интересно, что чувствует и как переживает такие ситуации военачальник. Горбатов в этой части промолчал. Он не стал открывать своих чувств и переживаний, хотя, наверное, они у него были…

Должен отметить, что определенная настороженность по отношению к своим помощникам, да и к армии у Горбатова просматривалась. Тем более, он не мог не учитывать напутствие командующего фронтом, что “войска армии врылись в землю, засиделись в обороне, в прошлом провели ряд неудачных наступательных операций… и что нужна работа и работа и с генералами и с солдатами”.

Такой упрек командующего фронтом был некорректным и обиден для армии. Мы засиделись в обороне не по своей вине, а по стратегической необходимости, прочно прикрывая направление Орел – Тула[184].

Горбатов прибыл в армию тогда, когда она готовилась наступать на орловском направлении. Надо было срочно включаться в работу, ибо до начала наступления оставалось всего пятнадцать суток. И новый командарм-3 сразу же включился в общий ритм работы. Общий замысел операции выглядел следующим образом. 3-й армии в составе Брянского фронта отводилась своеобразная роль: она половиной своих сил должна была (первоначально) обороняться, а другой половиной (тремя дивизиями), следуя за 63-й армией генерала В. Я. Колпакчи, наступавшей с плацдарма в направлении г. Орел, продвигаться за ней уступом вправо, обеспечивая ее правый фланг, сворачивая перед собой боевые порядки противника также вправо[185].

В первых числах июля 1943 г. на Брянский фронт прибыл представитель Ставки – Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. Он провел совещание руководящего состава армий фронта на КП 63-й армии, где каждому командарму была дана возможность высказаться. Предоставили слово и командарму-3 А. В. Горбатову: «Докладывая о готовности своей армии, я попросил разрешения высказать свое мнение о предстоящей операции. У меня возникло сомнение: удастся ли одной 63-й армии прорвать вражескую оборону? Немцы орловскому выступу придают большое значение. Само собой разумеется, что они участок против нашего плацдарма укрепили особенно сильно (ведь для того и плацдарм, чтобы с него наступать!).

— Я вношу предложение отвести нашей 3-й армии самостоятельный участок для прорыва. Причем прорывать оборону противника будем с форсированием реки в районе Измайлово и Вяжи. Отвлекая внимание противника, заходя к нему в тыл, мы поможем 63-й армии, облегчим ей выполнение задачи.

Развивая дальше свою мысль, я выразил уверенность, что если нам удастся прорыв обороны противника, то танковый корпус и армию лучше будет ввести в нашей полосе – здесь будет меньше противотанковых препятствий, чем на участке плацдарма.

Сначала Г. К. Жуков отнесся с недоверием к моим предложениям. А относительно ввода в полосе нашей армии танковых соединений даже заметил с усмешкой:

— Вы, товарищ Горбатов, все хотите действовать по-кавалерийски, налетом, шапками закидать противника.

Но, подумав немного, сказал:

— Пожалуй, было бы неплохо, если бы все получилось, как вы предлагаете. Но планирование уже закончено, а до наступления осталось мало времени, и ваша армия не успеет изготовиться.

Я заверил, что успеем. Меня поддержал командующий фронтом. После этого Жуков согласился и передал нам одну из трех артиллерийских дивизий, отобрав ее у 63-й армии»[186].

Начавшееся наступление внесло свои коррективы в первоначальные планы. Как и предлагал А. В. Горбатов, 1-й танковый корпус пришлось вводить не в полосе 63-й армии, а в 3-й, притом с форсированием реки. Если овладение г. Орел раньше было задачей 63-й армии, то теперь задача целиком возлагалась на армию Горбатова. Для взятия этого города по решению командарма была создана ударная группировка. При этом А. В. Горбатов всемерно поощрял инициативные предложения командиров корпусов и дивизий, способствующие выполнению поставленной задачи при меньших потерях и материальных затратах.

3-я армия успешно наступала. 21 июля 342-я стрелковая дивизия освободила г. Мценск. Был захвачен ряд плацдармов на р. Ока. В этих боях погиб командир 308-й стрелковой дивизии генерал-майор Л. H. Гуртьев. Военный совет армии обратился ко всем солдатам и офицерам с воззванием, в котором говорилось: «Бойцы и командиры! На ваших глазах гитлеровские бандиты уничтожают город Орел. Вы находитесь в 6–10 километрах от него. 2–3 часа быстрого наступления не только сохранят вас от лишних потерь, но и не позволят врагу окончательно разрушить родной город. Вперед, на скорейшее его освобождение!»

4 августа 380-я стрелковая дивизия и 17-я танковая бригада ворвались в восточную часть города. 308-я дивизия, переправившись через Оку, с боем захватила северные кварталы, а ударная группировка армии охватывала город с северо-запада. С юга на Орел наступали части 5-й и 169-й стрелковых дивизий. Вскоре Орел был полностью очищен от гитлеровцев. В честь освобождения Орла и Белгорода в Москве был дан первый победный салют. Это значит, что данный салют прозвучал и в честь победы, одержанной войсками 3-й армии, руководимой генерал-лейтенантом А. В. Горбатовым. Нескольким ее дивизиям, а именно 5-й, 169-й и 380-й было присвоено почетное наименование Орловских.

Отходя, гитлеровские войска сжигали населенные пункты и созревшие хлеба, разрушали мосты и дороги. Каждый железнодорожный рельс подрывался, чтобы его невозможно было использовать. Дивизиями армии были отбиты у противника более тридцати тысяч советских людей, которых специальные команды конвоировали на запад, в Германию.

В годы войны бывшие заключенные тюрем и лагерей НКВД продолжали «отмывать» свои грехи. Казалось бы, просто нелепо было на втором и третьем году кровопролитной войны военачальникам, носившим генеральские знаки различия, отмеченным высшими государственными наградами, напоминать о черной странице их жизни, притом случившейся не по их вине. Повторяю, просто нелепо было об этом и думать, не то чтобы о том говорить. Однако факт, что некоторые высшие должностные лица из числа армейского руководства довольно длительное время продолжали подозрительно относиться к делам и поведению командиров и политработников, побывавших в структурных подразделениях НКВД. К числу таких руководителей относился Л. З. Мехлис, исполнявший до мая 1942 г. должность начальника Главного Политического управления Красной Армии. Летом 1943 г. он был членом Военного совета Брянского фронта, куда входила и третья армия под командованием А. В. Горбатова.

Из воспоминаний генерала армии А. В. Горбатова:

…Мехлис, по-видимому, принадлежал к числу тех, кто имеют слишком цепкую память и с великим трудом меняют свое мнение о людях. Я не сомневался, что он хорошо помнил грубый разговор со мной у него в кабинете в Москве, после моей встречи с Вильгельмом Пиком, помнил и то, как он отобрал у меня предписание на выезд для формирования конницы. После того разговора я не спал несколько ночей, ожидая повторения случившегося в 1938 году и был очень рад, что меня забрал к себе на юг С. К. Тимошенко.

При каждой встрече со мной вплоть до освобождения Орла Мехлис не пропускал случая задать мне какой-нибудь вопрос, от которого можно было бы стать в тупик. Я отвечал просто и, вероятно, не всегда так, как ему хотелось. Однако заметно было, что он, хотя и с трудом, изменяет к лучшему свое прежнее отношение ко мне. Когда мы уже были за Орлом, он вдруг сказал:

— Я долго присматривался к вам и должен сказать, что вы мне нравитесь как командарм и как коммунист. Я следил за каждым вашим шагом после вашего отъезда из Москвы и тому, что слышал о вас хорошего, не совсем верил. Теперь вижу, что был неправ.

Поблагодарив за откровенность, я сказал:

— Не скрою и я от вас, что вы тогда, в Москве, мне очень не понравились, я пережил много неприятных часов. Видел также, как настороженно вы встретили меня на фронте. Но я привык прежде всего думать о деле. Очень рад тому, что вы только что мне сказали.

После этого разговора Л. З. Мехлис стал чаще бывать у нас в армии, задерживался за чаепитием и даже говорил мне и моей жене комплименты, что было совершенно не в его обычае. Он был неутомимым работником, но человеком суровым и мнительным, целеустремленным до фанатизма, человеком крайних мнений и негибким, — вот почему его энергия не всегда приносила хорошие результаты. Характерно, что он никогда не поручал писать кому-либо шифровки, и писал их только сам, своим оригинальным почерком[187].

После битвы за Орел были и другие наступательные операции, в которых 3-я армия, умело руководимая А. В. Горбатовым, вписывала все новые и новые страницы в боевую летопись Красной Армии, освобождая территорию родной страны от фашистской нечисти. Только перечисление названий стратегических наступательных операций, в которых принимала участие 3-я армия, впечатляет: Брянская, Гомельско-Речицкая, Рогачевско-Жлобинская, Бобруйская, Минская, Белостокская. Только в последних трех операциях войска, руководимые А. В. Горбатовым, прошли с боями свыше 600 км. После выхода к реке Нарев армия заняла оборону на рубеже Остроленка – Ружаны.

По заслугам были и награды. Только за Бобруйскую операцию более тридцати трех тысяч солдат, сержантов и офицеров 3-й армии были награждены орденами и медалями. Все ее дивизии стали Краснознаменными, некоторые из них были удостоены орденов Суворова и Кутузова. Войска армии получили пять благодарностей Верховного Главнокомандующего.

В январе 1945 г. в ходе Млавско-Эльбингской операции (на территории Польши) войска 3-й армии наступали в составе ударной группировки фронта с ружанского плацдарма в направлении Вилленберг, Мельзак. Командующий фронтом Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский высоко оценивал боевые дела 3-й армии и ее командарма генерал-полковника А. В. Горбатова. В своих воспоминаниях он (Рокоссовский), описывая боевые действия 2-го Белорусского фронта на территории Полыни в январе 1945 г., свидетельствует:

…Против 3-й армии гитлеровцы, стянув в течение ночи большие силы, перешли в наступление, введя в бой части танковой дивизии “Великая Германия” и новые пехотные части, поддержанные мощным артиллерийским и минометным огнем. А. В. Горбатову выпала тяжелая доля отразить удары имеющимися у него силами. А направление это было очень важно и для нас и для противника. Если бы враг прорвался здесь, он вышел бы во фланг и тыл всей ударной группировке войск фронта. Вот почему немцы так яростно обрушились на войска 3-й армии. Нужно воздать должное ее бойцам и командирам: они сражались доблестно и отражали все попытки врага прорваться через их боевые порядки. В этих боях Александр Васильевич Горбатов во всем блеске проявил свое искусство руководить войсками, а его подчиненные – высокое боевое умение и упорство…

Настал третий день операции. 3-я армия продолжала отражать удары гитлеровцев, стремившихся во что бы то ни стало добиться своей цели на этом направлении. Улучшившаяся со второй половины дня 16 января погода позволила подняться нашей авиации, которая своими ударами с воздуха крепко помогла армии в отражении вражеских атак. Ввод части сил 49-й армии между 50-й и 3-й армиями вообще улучшил положение на этом участке фронта, создав условия для продолжения наступления войск А. В. Горбатова, которые к вечеру продвинулись до 5 километров, блестяще выполнив свою задачу[188].

20 января 1945 г., когда войска 2-го Белорусского фронта уже подходили к Висле и готовились форсировать ее с ходу, Ставка приказала основные его силы повернуть на север и принять участие в разгроме восточно-прусской группировки врага. Войска 3-й армии, преследуя противника, 20 января пересекли польскую границу и вступили на территорию Восточной Пруссии. Здесь они с боем преодолели сильно укрепленный рубеж, построенный еще задолго до войны. Наступление дивизий 3-й армии было столь стремительным, что немцы по-настоящему так и не смогли использовать этот рубеж.

10 февраля 1945 г. 3-я армия вошла в состав 3-го Белорусского фронта, т. е. она вышла из подчинения К. К. Рокоссовскому. Маршал с сожалением расставался с этим крепким, надежным объединением и его командующим А. В. Горбатовым. Оценивая большие заслуги Александра Васильевича, Военный совет 2-го Белорусского фронта решил представить его к ордену Суворова 1-й степени. В представлении А. В. Горбатова к этому высокому ордену говорилось:

В подготовке операции по прорыву глубоко эшелонированной обороны противника на западном берегу р. Нарев на фронте: Понекевка, Дуже, Домбровка и вступлении войск в Восточную Пруссию гв. генерал-полковник Горбатов лично провел ряд практических занятий на реальной местности и дал указания командирам корпусов, дивизий, полков, а на главном направлении и командирам батальонов, как методически прорывать оборону противника и как наращивать последовательные удары в период наступления.

В ходе наступления войска гв. генерал-полковника Горбатова, действуя на правом фланге ударной группировки войск фронта, стремительным ударом в первый день наступления прорвали оборону противника на всю ее тактическую глубину и продвинулись на 7–10 км. На второй день операции противник силами вновь введенной танковой дивизии “Великая Германия” в содействии с другими частями нанес удар по выдвинувшейся вперед группировке войск армии. В этот критический момент генерал-полковник Горбатов, лично находясь в боевых порядках частей 35 и 41 ск, проявляя смелость и решительность, отразил все контратаки противника и этим самым обеспечил развитие успеха главной группировки войск фронта.

Войска 3 армии под командованием гв. генерал-полковника Горбатова прорвали и второй сильно укрепленный оборонительный рубеж противника на р. Ожиц и развивая наступление смелыми обходными действиями с ходу взламывали промежуточные оборонительные рубежи его, стремительно преследуя, вступили на территорию Восточной Пруссии.

В ходе операции войска армии заняли города: Красносельц, Еднорожец, Хожеле, Яново, Вилленберг, Ортенбург, Еддабно, Пассенхайм, Алленштайн.

С 4 января по 10 февраля с.г. войска армии нанесли противнику следующий урон в живой силе и технике: уничтожено солдат и офицеров – 23 918, танков и самоходных орудий – 208, орудий разного калибра – свыше 300, складов с боеприпасами – 14, захватили: солдат и офицеров – 2 258, танков и самоходных орудий – 79, орудий разного калибра – 198, складов разных – 93, вагонов и платформ – 1890, паровозов – 83, много другого военного имущества, продовольствия и техники противника. Войска армии с напряженными боями прошли 168 км и очистили от войск противника территорию в 3 600 кв. км.

Гвардии генерал-полковник Горбатов на протяжении всего наступательного периода постоянно выезжал в войска, контролировал выполнение поставленных задач и анализируя обстановку, быстро и решительно вводил в действие свои резервы для наращивания ударов по развитию наступления.

За хорошо подготовленную, умело и успешно выполненную боевую операцию гвардии генерал-полковник Горбатов достоин награждения орденом Суворова 1 ст.

Командующий войсками 2 Белорусского фронта

Маршал Советского Союза

(Рокоссовский)

Член Военного совета 2 Белорусского фронта

генерал-лейтенант (Н. Субботин) 16 февраля 1945 г.[189]

В «верхах» изменили степень награды – Указом Президиума Верховного Совета СССР от 10 апреля 1945 г. А. В. Горбатову было присвоено звание Героя Советского Союза. К этому времени он уже имел следующие государственные награды: ордена Ленина, Красного Знамени (три), Суворова 1-й и 2-й степени, Кутузова 1-й и 2-й степени, Красной Звезды.

В марте 1945 г. 3-я армия приняла участие в ликвидации восточно-прусской группировки противника юго-западнее Кенигсберга. В начале апреля армия была выведена в резерв фронта и была передислоцирована в район юго-восточнее Кюстрина. 16 апреля она была включена в состав 1-го Белорусского фронта и вместе с его другими армиями участвовала в Берлинской операции, закончив боевые действия 8 мая с выходом к р. Эльба северо-восточнее Магдебурга.

А вечером 9 мая 1945 г. офицеры штаба армии отмечали День Победы коллективным ужином. Такие же торжества проводились, безусловно, в каждой дивизии, в каждой полку. В этот вечер Александр Васильевич нарушил одну из своих заповедей, которым он следовал всю свою жизнь. А вообще А. В. Горбатов был удивительный, нравственно цельный и чистый человек. Еще в 1907 г. он дал клятвенное обещание никогда не курить, не пить спиртного и не сквернословить. И этой клятвы Александр Васильевич старался придерживаться, несмотря на тяжесть испытаний Первой мировой и Гражданской войн, периода нахождения в тюрьмах и лагерях НКВД, боев и сражений Великой Отечественной войны.

В своих воспоминаниях А. В. Горбатов пишет:

…Всю мою жизнь ко мне приставали, принуждая меня выпить, особенно во время войны. Однажды я имел неосторожность сказать: “Вот когда добьемся победы, тогда и выпью”. Я об этом позабыл, но мои товарищи не забыли и в этот вечер всем коллективом потребовали от меня выполнения слова. Мы сидели в цветущем саду одного из красивейших особняков Брандербург-Вест. И в тот вечер я нарушил один из трех своих обетов.

Все встали, держа в руках наполненные бокалы.

— За полную, совершенную победу, за всех вас, за ваше здоровье и счастье, дорогие мои друзья, — сказал я и выпил до дна первую за всю мою жизнь рюмку красного вина[190].

С 10 мая 1945 г. части армии приступили к службе охранения по берегу Эльбы.

После трагической гибели в июне 1945 г. первого коменданта Берлина генерал-полковника Н. Э. Берзарина Александру Васильевичу Горбатову было предложено принять этот пост. Армию он сдал начальнику штаба генерал-лейтенанту М. В. Ивашечкину.

Маршал Советского Союза Г. К. Жуков отмечал:

Командуя во время Берлинской операции войсками 3-й армии, он (Горбатов. — Н.Ч.) блестяще справился с задачей разгрома немецких войск, окруженных юго-восточнее Берлина. Как комендант Берлина, Александр Васильевич проявил себя выдающимся организатором и сделал все возможное, чтобы активно продолжить работу по восстановлению нормальной жизни трудового немецкого народа[191].

Обязанности коменданта советского сектора Берлина были многообразны. Как вспоминает А. В. Горбатов:

…было взято на учет продовольствие, составлены списки остро нуждающихся в нем; налаживалось и ремонтировалось самое необходимое для нормальной жизни города: электроосвещение, бани, лечебницы, городской транспорт; расчищались от обломков улицы и т. п.

Затем А. В. Горбатов исполнял обязанности начальника провинций Мекленбург и Западная Померания. Ему пришлось заниматься охраной демаркационной линии, обеспечивать работу предприятий, производящих предметы народного потребления, обеспечивать сельскохозяйственные работы на всех площадях и рыбную ловлю, восстанавливать торговлю, разъяснять немецкому населению политику СССР в германском вопросе, обеспечивать соблюдение законности в провинции и т. п. Всеми этими вопросами Александр Васильевич занимался до осени 1946 г., когда его назначили командующим армией, дислоцированной на территории Советского Союза. В 1946 г. и в 1950 г. А. В. Горбатов избирался депутатом Верховного Совета СССР.

В 1950–1954 гг. генерал-полковник А. В. Горбатов был командующим воздушно-десантными войсками (ВДВ), а с 1954 г. командовал Прибалтийским военным округом. В 1955 г. ему было присвоено воинское звание «генерал армии». С 1958 г. он находился в группе генеральных инспекторов («райская группа»). В 1952–1961 гг. Александр Васильевич избирался кандидатом в члены ЦК КПСС.

После выхода в свет первого издания его воспоминаний «Годы и войны» Александр Васильевич стал получать много писем-откликов. Писали его сослуживцы по 3-й армии, пионеры и комсомольцы из разных сел и городов, писали и бывшие заключенные колымских лагерей. Интересны заметки бывшего корреспондента газеты 3-й армии «Боевое знамя» капитана в отставке М. Е. Аметистова, побывавшего в гостях у генерала армии А. В. Горбатова во второй половине 1960-х годов.

Разговор собеседников касался различных тем, в том числе и реакции читателей на книгу «Годы и войны». Среди других откликов А. В. Горбатов дал М. Е. Аметистову прочитать и письмо из Магадана. Написал его инженер Кирилишин:

Вы, конечно, помните “колымскую инвалидку”. Там мне довелось встретиться с вами. С тех пор минуло почти четверть века, и вы, наверное, забыли меня. Попытайтесь же восстановить в памяти образ печального “доходяги” 23-х лет, плохо, очень плохо видевшего, одетого зимой и летом в рваный, прожженный бушлат… Как-то нес я бак с кипятком, в силу слепоты споткнулся и облил кого-то. На меня набросились с бранью, ротный дал пинка, и только вы заступились… Я рассказал вам, что без очков ничего не вижу, а их растоптал еще в тюрьме следователь. И вы достали мне очки у какого-то уголовника, выменяли их, наверное, на пайку хлеба… Я принес вам свой паек, а вы не взяли его… Много лет прошло с тех пор, а очки эти со мной. Они в тяжелые дни спасли мне жизнь. Такое забыть нельзя…[192]

Умер А. В. Горбатов в Москве 7 декабря 1973 г. Похоронен на Новодевичьем кладбище.


Освобожденный в мае 1939 г. комбриг Галицкий Кузьма Никитович в июле того же года был зачислен в распоряжение Управления по комначсоставу РККА. Несколько месяцев спустя началась Советско-финляндская война, первый период которой был весьма неудачен для частей Красной Армии. Ее войска несли неоправданные потери личного состава и боевой техники. Не отличалась от остальных в этом отношении и 24-я стрелковая дивизия. После гибели в конце декабря 1939 г. ее командира комбрига П. Е. Вещева дивизию возглавил К. Н. Галицкий.

24-я Самаро-Ульяновская Железная стрелковая дивизия входила в число старейших соединений Красной Армии. Сформированная в 1918 г., она прошла славный боевой путь. В годы Гражданской войны дивизия освобождала от белогвардейцев города: Симбирск – родину В. И. Ленина, Сызрань, Самару, Бугуруслан, Бузулук. Одной из первых в РККА она была награждена Почетным Революционным Красным Знаменем. В составе 1-й и 5-й армий дивизия участвовала в Уфимской, Златоустовской, Челябинской, Актюбинской операциях. В войне с Польшей 24-я дивизия участвовала в Киевской, Новоград-Волынской, Ровенской, Львовской операциях. В честь 10-летия РККА она была награждена вторым Почетным Революционным Красным Знаменем, а в ознаменование 15-летия Красной Армии – орденом Красного Знамени.

Из рядов 24-й Самаро-Ульяновской Железной стрелковой дивизии вышли видные военачальники Красной Армии: Г. Д. Гай – первый начальник дивизии; М. Д. Великанов – командующий войсками ряда военных округов, командарм 2-го ранга; А. И. Седякин – заместитель начальника Генерального штаба РККА, командарм 2-го ранга; М. А. Пуркаев – командующий рядом фронтов в годы Великой Отечественной войны, и др.

Обладавший опытом Гражданской войны в должности командира взвода, роты, батальона, помощника начальника штаба стрелковой бригады, получивший высшее военное образование в стенах Военной академии имени М. В. Фрунзе, К. Н. Галицкий сумел в короткий срок врасти в боевую обстановку. Приняв дивизию, он тщательно проанализировал ее положение и ход боевых действий входивших в нее частей. Проводя эту работу, Кузьма Никитович не стеснялся учиться у подчиненных по тем вопросам, которые он еще слабо знал. В то же время Галицкий жестко требовал от командиров частей проявления инициативы и творчества при выполнении боевой задачи. В частности, он обратил их внимание на необходимость умелого использования в лесисто-болотистой местности мелких групп и подразделений, на совершенствование тактики их действий. Командир дивизии потребовал шире применять тактику обхода и охвата, т. е. бить врага его же приемами.

В историю дивизии вошел яркий пример обходного маневра, осуществленного под руководством К. Н. Галицкого в ходе прорыва главной полосы обороны «линии Маннергейма» во второй половине февраля 1940 г. Дело было так: финны закрепились на заранее подготовленных позициях тактических резервов и оказывали сильное огневое сопротивление. 23 февраля 1940 г. наступление Железной дивизии приостановилось. Полки залегли северо-восточнее и юго-восточнее станции Лейпяусо. Разведка установила слабое место в обороне противника. Оно находилось за правым флангом, вне полосы наступления дивизии, в северо-западной части побережья озера Муолан-Ярва (Глубокое), шириной до 6 км. Здесь располагались только мелкие подразделения боевого охранения. В середине озера находился небольшой остров Сурри-Саари (Бол. Стерегущий).

По решению командира дивизии комбрига К. Н. Галицкого в ночь на 24 февраля 168-й стрелковый полк в полосе наступления соединения предпринял неоднократные атаки на нескольких участках. В это время другие полки вышли из боя и сосредоточились в тылу 168-го полка.

В туманную ночь на 25 февраля 1940 г. передовые отряды 7-го и 274-го полков, двигаясь на северо-восток, вышли из полосы дивизии, перешли по льду на остров Сурри-Саари, от которого до берега в сторону противника простиралось двухкилометровое ледяное пространство, покрытое мокрым снегом. На рассвете, соблюдая все меры маскировки, они вышли на берег озера. Вскоре сюда прибыли главные силы дивизии и после короткого боя овладели хуторами… Таким образом, Железная дивизия, совершив обходный маневр через озеро, вышла в тыл основной группировке противника, которая в течение дневного боя была разгромлена. В результате создались условия для развития наступления на Вийпури (Выборг)[193].

Под контролем К. Н. Галицкого передовой боевой опыт отдельных бойцов и подразделений становился достоянием всего личного состава дивизии. Так, проводились показные занятия по методике преодоления минных полей, борьбы со снайперами-«кукушками», по уничтожению дотов, дзотов и других огневых точек и заграждений. Постепенно росла боевая выучка подразделений, красноармейцы и командиры приобретали необходимые навыки ведения современного боя.

За образцовое выполнение боевых заданий командования и проявленные при этом доблесть и мужество Указом Президиума Верховного Совета СССР от 11 апреля 1940 г. 34-я стрелковая дивизия была награждена орденом Красного Знамени. Этот орден стал уже вторым на ее знамени, и дивизия получила право именоваться дважды краснознаменной. Многие ее бойцы и командиры были удостоены орденов и медалей, а шесть из них стали Героями Советского Союза.

Самаро-Ульяновская Железная дивизия под командованием генерал-майора К. Н. Галицкого (это звание Кузьме Никитовичу было присвоено в июне 1940 г.) 25 июня 1941 г. вступила в бой с немецко-фашистскими захватчиками. Произошло это в Белоруссии, севернее г. Лида. Первый бой с немцами Кузьма Никитович и его подчиненные выиграли, тем более что это была встреча с 19-й танковой дивизией гитлеровцев. «На поле боя, — вспоминал генерал К. Н. Галицкий, — осталось догорать около трех десятков немецких танков… За ними застыли остовы более 50 сгоревших автомашин, на которых еще несколько часов назад двигалась вражеская пехота. Картину дополняли десятки разбросанных по полю разбитых вражеских мотоциклов… Первый боевой успех воодушевил бойцов и командиров. Десятки сгоревших немецких танков и автомашин явились лучшей аттестацией силе оружия и боевой техники дивизии, мужеству и боевому мастерству ее бойцов и командиров…»[194]

До 29 июня дивизия удерживала занимаемый рубеж. Однако к этому времени часть сил Западного фронта, в том числе и 24-я стрелковая дивизия, оказалась в окружении. Вместе с частями 21-го стрелкового корпуса дивизия стала отступать на восток, но отступать организованно. Собрав на совещание руководящий состав частей, К. Н. Галицкий объявил свое решение.

— Мы будем с боями отходить в сторону фронта, на соединение с Красной Армией. Переходим на положение части, воюющей в тылу врага. Об этом нужно прямо и открыто сказать сейчас же всем бойцам. Отныне мы будем действовать партизанскими методами, вредить фашистам, не давать им покоя ни днем, ни ночью, изматывать и бить нещадно. Никакой паники!.. 29 июня продолжать удерживать занимаемые позиции, вести огонь, скрытно готовясь к отходу. Отход на восток начать в час ночи 30 июня[195].

Напоминая подчиненным командирам о тактике действий в тылу врага, К. Н. Галицкий выделил главные моменты, как то: 1) все передвижения осуществлять только в ночное время, день же использовать для укрытия частей, их тылов в лесах, а также для отдыха, приведения подразделений в порядок, для ведения разведки; 2) в тех случаях, когда немцы будут навязывать бой или возникнет угрожающее положение, необходимо принять все меры для того, чтобы отвести основные силы и тылы из-под удара. Если же это окажется невозможным, то смелыми и решительными действиями пробивать брешь в боевых порядках врага, организованно выводить подразделения и обозы в указанных направлениях.

Генерал Галицкий потребовал от командиров частей неуклонного выполнения правила: ввязался в бой с противником или расположился на отдых – немедленно донеси штабу дивизии и соседям, сообщив свои координаты. Связь между полками и со штабом дивизии должна была поддерживаться непрерывно с использованием броневиков, автомобилей, трофейных мотоциклов, по линии местной телефонной связи. В исключительных случаях Галицкий разрешил использовать радиостанции, применяя при этом кодовую таблицу.

Две недели длился поход дивизии по тылам противника. Дивизия, ведомая К. Н. Галицким, шла на восток, нанося удары по колоннам немцев, осуществляя диверсии на железных дорогах Слуцк – Осиповичи, Бобруйск – Октябрьский. Имела она, разумеется, и потери. Однако, как свидетельствует К. Н. Галицкий, «в ходе боев в тылу врага численность дивизии держалась почти на одном уровне, так как постоянно пополнялась за счет крупных и мелких групп и даже одиночных бойцов и командиров, выходивших из окружения. Безграничная вера… в силу советского народа и нашей Красной Армии вела окруженные части по тылам врага на восток. Ими владела одна мысль – поскорее влиться опять в ряды Красной Армии и продолжать бить фашистов до полного их изгнания с советской земли»[196].

И дивизия вырвалась из окружения. 14 июля 1941 г. Самаро-Ульяновская Железная вышла в район населенных пунктов Озаричи, Карпиловка, (80 км севернее Мозыря), контролируемый войсками Красной Армии. Позади остались почти 500-километровый путь по тылам врага, тяжелые и кровопролитные бои с превосходящими силами противника.

День встречи со своими войсками навсегда остался в памяти Кузьмы Никитовича. Как, впрочем, и в памяти всех солдат и командиров дивизии. Впоследствии К. Н. Галицкий вспоминал: «Незабываемым остался в памяти тот волнующий момент, когда мы, вырвавшись из вражеского кольца, встретились с частями Красной Армии. Лица наших воинов, на которых оставили суровый след бои и тяготы борьбы в тылу противника, засветились счастьем, восторгом. Все обнимали друг друга, поздравляли с выходом из окружения. В воздух летели пилотки, каски. По рядам перекатывалось могучее “Ура!”»[197].

Организованный отход или выход из окружения – это не бегство с поля боя деморализованной массы солдат и их командиров. Этот вид боевой деятельности является одним из самых трудных. И Кузьма Никитович с такой задачей справился успешно. Подтверждением тому служит высокая оценка его организаторских качеств, воли и распорядительности со стороны высшего руководства. Будь это иначе, в центральном печатном органе партии – газете «Правда» – не появилась бы статья, озаглавленная «Великое искусство, помноженное на храбрость». В этой статье (передовой!), в частности, говорилось о 24-й стрелковой дивизии и ее командире К. Н. Галицком:

Соединение, которым командует генерал-майор К. Н. Галицкий, одно из первых приняло на себя удар германских танковых колонн и отразило его… А когда немецкие танковые и моторизованные дивизии, прорвавшиеся на соседних участках, окружили наше соединение, генерал Галицкий… приказал пробиваться на восток. Дни и ночи шли храбрецы по лесам и болотам Советской Белоруссии, уничтожая немецкие обозы, сея панику, нападая с тыла на вражеские части и штабы. Когда бойцы израсходовали боеприпасы, они “перевооружились” отбитым германским оружием. Две трети личного состава своего соединения вывел генерал-майор Галицкий из окружения, нанеся врагу значительно большие потери, чем понес сам[198].

Весь путь выхода 24-й стрелковой дивизии из окружения проделал с ней корреспондент газеты «Красная Звезда» старший политрук А. Поляков. Все это время он делал дневниковые записи. После выхода из окружения этот дневник был опубликован в «Красной Звезде», а затем вышел отдельным изданием (в 1941 г.) под названием «В тылу врага». Тогда же эта книга была переведена и издана в Лондоне с предисловием тогдашнего советского посла в Англии И. М. Майского.

Полномочный представитель Советского Союза писал: «Мы были свидетелями того, как во Франции, когда немцы окружали французские части, французские генералы не находили ничего лучшего, чем сдаваться. Когда в первые дни германского нашествия на СССР отряд генерал-майора Галицкого оказался в таком же затруднительном положении, немцы были в полной уверенности, что и русские немедленно сдадутся. Они не учитывали изобретательности, стойкости и храбрости бойцов Красной Армии».

Продолжая развивать дальше эту мысль, И. М. Майский отметил:

…три важных фактора, могущих сыграть важную роль в разрушении даже тщательно разработанных планов механизированной армии Гитлера… Это, во-первых, быстрое приспособление регулярной части к методам действий партизанской войны; дробление крупного отряда на небольшие подвижные части, способные действовать самостоятельно. Огромную роль, во-вторых, играет моральное состояние людей. Когда бойцы Галицкого узнали, что они отрезаны, они не поддались панике и не потеряли мужества. Во время всего их долгого и опасного пути через тыл врага, они сохраняли строжайшую дисциплину и железную решимость не сдаваться. Последним, однако, отнюдь не маловажным, фактором, является тесная связь красноармейцев с населением районов, через которые они шли. Где бы они ни проходили, старики, женщины и дети помогали им повсюду и это как нельзя лучше показывает, как велика солидарность армии и народа в борьбе против фашистских захватчиков[199].

Радость встречи со своими войсками тогда, в июле 1941 г., омрачалась тем, что дивизия К. Н. Галицкого вышла из окружения без Боевого Знамени. Это знамя находилось на попечении знаменного отряда под командованием инструктора отдела политической пропаганды дивизии старшего политрука А. В. Барбашева. В конце июня этот отряд оказался отрезанным от штаба дивизии и других ее частей и по этой причине был вынужден действовать самостоятельно. Пробиваясь к своим войскам, старший политрук Барбашев, хранивший знамя, от полученных ран скончался. А знамя, обнаруженное при нем, с риском для жизни прятали местные жители до прихода частей Красной Армии.

Выхода из окружения отряда А. В. Барбашева ждала вся дивизия. В преданности Родине и военной присяге бойцов отряда никто не сомневался, и все надеялись на скорую встречу со своим Боевым Знаменем. Видимо, только поэтому 24-я стрелковая дивизия не была расформирована, как соединение (часть), утерявшее Боевое Знамя. Во второй половине июля 1941 года по приказу главнокомандующего войсками Западного направления дивизия была пополнена личным составом и вооружением и продолжала воевать с фашистами.

Содержание истории с Боевым Знаменем дивизии многие годы преподносилось искаженно. Некоторые журналисты, не зная доподлинно все детали и подробности этого факта, писали о том, что Самаро-Ульяновская Железная дивизия была расформирована за утерю знамени. На самом же деле все эти слухи являлись неправдой, а дивизия, пополненная людьми и вооружением расформированной 17-й стрелковой дивизии, продолжала оставаться одним из боеспособных соединений Западного фронта. Из сказанного видно, что вопрос о чести дивизии не стоял. К тому же ее командир генерал-майор К. Н. Галицкий и другие руководители дивизии вскоре после выхода из окружения были выдвинуты на более высокие должности. Однако ложный слух, пушенный журналистами, долгие годы тиражировался. Судьба же Боевого Знамени дивизии выяснилась уже в октябре 1943 г.

А Кузьма Никитович получил новое назначение сразу же после вывода своей дивизии из окружения. В целом Галицкий был доволен достигнутым: дивизия выполнила свой долг, ее действия по достоинству оценили и Военный совет армии, и маршал С. К. Тимошенко. А главное состояло в том, что впереди ждали новые боевые задачи, к выполнению которых части дивизии были готовы. Но выполнять эти задачи К. Н. Галицкому уже не пришлось – его назначили командиром 67-го стрелкового корпуса.

Как все это происходило, Кузьма Никитович рассказал в своих воспоминаниях:

Ранним утром 19 июля я ждал приезда секретаря Мозырского обкома партии и председателя облисполкома. Нам предстояло обсудить ряд вопросов, связанных с мероприятиями по приведению дивизии в боеспособное состояние. В это время вошел майор Подорванов (начальник штаба дивизии. — Н.Ч.) и положил на стол телефонограмму, подписанную начальником штаба 21-й армии генералом Горловым. Она содержала приказание немедленно прибыть в Гомель на Военный совет армии. Связавшись по телефону с генералом Горловым, доложил, что жду руководителей области и попросил разрешения прибыть позже. Ответ: выехать немедленно.

Я был в недоумении: что могло случиться за сутки, прошедшие с момента моего отъезда из штаба армии? Пришлось выехать, поручив майору Подорванову встретить руководителей области. Быстро добрался до Гомеля. И едва вошел к командующему, как Федор Исидорович (Кузнецов. — Н.Ч.) в ответ на мое приветствие протянул мне руку и сказал:

— Маршал Тимошенко назначил вас командиром 67-го стрелкового корпуса. Обстановка требует, чтобы вы немедленно выехали в корпус и вступили в командование.

Он показал мне на карте положение частей корпуса. И тотчас же вслед за этим вместе с членом Военного совета подписал мне предписание. Затем добавил:

— В дивизию ехать не разрешаю. Все указания ей даст начальник штаба армии. Вам выделена машина. Поедете с офицером связи. — И крепко пожал мне руку. — Желаю боевых успехов[200].

Безусловно, Кузьме Никитовичу хотелось знать, какие задачи в ближайшем будущем будет решать вверенный ему 67-й стрелковый корпус. Эти сведения он получил от начальника штаба армии генерала В. Н. Гордова. Оказалось, что противник прорвал оборону наших войск в районе Могилева, форсировал Днепр и стремится окружить западнее Смоленска 16-ю и 20-ю армии. Выполняя приказ Ставки, командование фронта решило нанести по немцам ряд контрударов на флангах прорвавшейся к Смоленску немецкой группировки. Далее В. Н. Гордов сказал Галицкому, что их 21-я армия участвует в выполнении этой задачи. Она должна наступать в направлении Бобруйска с целью овладения им и выхода в тыл Могилевской группировке противника, что должно было оттянуть часть средств гитлеровцев на себя и тем самым облегчить положение советских войск под Смоленском.

Что же касается положения и задач 67-го корпуса, то он, находясь на правом фланге армии, имел задачу разгромить быховскую группировку противника. Корпус уже, как и вся 21-я армия, с 13 июля наступал на позиции врага, однако его продвижение было незначительным. Его сосед слева, 63-й стрелковый корпус под началом комкора Л. Г. Петровского, достиг больших успехов – он форсировал Днепр, овладел Рогачевом, Жлобином и продвинулся на бобруйском направлении до 16 км. В направлении Старые Дороги с целью перерезать коммуникации противника выдвигалась кавалерийская группа в составе трех дивизий под командованием генерал-полковника О. И. Городовикова.

Приняв корпус от комбрига Ф. Ф. Жмаченко, Кузьма Никитович сразу же провел ряд мер по поддержанию устойчивого управления войсками (до полка включительно), улучшению взаимодействия между дивизиями, обеспечению стыков и флангов. Объехав все дивизии корпуса, заслушав доклады их командиров, К. Н. Галицкий пришел к выводу, что удары по противнику на широком фронте вряд ли позволят выполнить поставленную корпусу задачу. Обсудив это с начальником штаба полковником А. Б. Бариновым и комиссаром корпуса, дивизионным комиссаром К. Г. Руденко (тоже бывшим зэком), Кузьма Никитович подготовил аргументированное донесение Военному совету армии. В нем Галицкий докладывал, что корпус наступает на фронте в 70 км, при этом его силы одновременно обращены (развернуты) на восток, север и частью на запад. В таких условиях чрезвычайно трудно произвести перегруппировку и создать ударную группу войск для наступления против быховской группировки противника. Командование 67-го стрелкового корпуса обращалось к Военному совету армии с просьбой сократить ему полосу боевых действий или же усилить хотя бы одной стрелковой дивизией.

Военный совет 21-й армии с пониманием отнесся к просьбе только что назначенного командира корпуса. Командарм Ф. И. Кузнецов, прибыв на КП к Галицкому, заявил, что он принимает меры для усиления корпуса, В частности, подчиняет ему 187-ю стрелковую дивизию и мотоциклетный полк. Аза счет введения 21-го стрелкового корпуса полоса наступления дивизий Галицкого сокращалась на 20–25 км. По просьбе Кузьмы Никитовича командарм Кузнецов перевел в корпус испытанных помощников Галицкого по 24-й дивизии, назначив их: начальником артиллерии – полковника В. В. Добронравова, начальником тыла – подполковника А. И. Плохова. Кузьма Никитович за это сердечно поблагодарил Ф. И. Кузнецова.

Осуществляя руководство наступлением частей корпуса, К. Н. Галицкий 13 августа 1941 г. был тяжело ранен в ногу, после чего он был эвакуирован сначала в армейский госпиталь в Гомель, а затем самолетом в Москву.

Долечивание проходило уже в Свердловске. Лишь в январе 1942 г. Кузьма Никитович прибыл в Москву, в Главное управление кадров за назначением.

Из Москвы он поехал в 1-ю ударную армию заместителем к командарму генерал-лейтенанту В. И. Кузнецову, своему старому знакомому по первым боям в Белоруссии и выходу из окружения. На этой должности К. Н. Галицкий работал до середины февраля 1942 г., когда он опять был тяжело ранен. Лечение затянулось до сентября 1942 г. После излечения Кузьма Никитович стал командармом, получив приказ сформировать в районе Тамбова 1-ю резервную армию. Здесь он встретил своих сослуживцев по довоенной Московской Пролетарской стрелковой дивизии (там Галицкий командовал полком): бывшего командира батальона, а в 1942 г. генерал-майора Я. Г. Крейзера – заместителя командующего; бывшего командира батальона, а в 1942 г. генерал-майора С. С. Бирюзова – начальника штаба армии.

Однако командармом 1-й резервной К. Н. Галицкий пробыл всего лишь около двух недель. Поздно ночью 20 сентября 1942 г. ему позвонили из Москвы и приказали срочно прибыть в Ставку. В Москве его принял И. В. Сталин. В своих воспоминаниях «Годы суровых испытаний» Кузьма Никитович так описал эту встречу с Верховным Главнокомандующим:

В кабинете за длинным столом сидели В. М. Молотов, Г. М. Маленков, К. В. Ворошилов. И. В. Сталин стоял у торца стола, курил трубку. Я представился и доложил о прибытии.

— Как ваше здоровье, товарищ Галицкий? — спросил Сталин.

— Вполне здоров, товарищ Сталин

— Как идут дела в резервной армии?

— Заканчиваем формирование и подготовку войск. Через две недели будем готовы выехать на фронт.

— Значит вы вполне здоровы? — повторил свой вопрос Сталин.

— Абсолютно здоров, товарищ Сталин. Даже забыл о ранах.

— Где лечились?

Я понял, что И. В. Сталин хочет услышать от меня о положении в тыловых госпиталях.

— Лечился в Свердловске. Лечение раненых поставлено очень хорошо. Почти все возвращаются в строй. Среди медперсонала много жен военнослужащих, которые работают медицинскими сестрами, санитарками. Работают без устали день и ночь, как и весь врачебный персонал госпиталей.

Сталин слушал меня внимательно, не перебивая. Затем задал мне еще несколько уточняющих вопросов о состоянии 1-й резервной армии. Я ответил. Обращаясь к членам Государственного Комитета Обороны, Верховный Главнокомандующий сказал:

— Так назначим его командующим 3-й ударной армией? Нет возражений?

Возражений не было.

— Итак, — обращаясь ко мне, продолжал Сталин, — поезжайте командовать 3-й ударной армией. Учтите, скоро она, возможно, получит задачу на наступление. Готовьтесь. Но пока об этом никому ни слова.

— Ясно, товарищ Сталин.

— Предварительно сориентируйтесь в обстановке в Генштабе. Желаю успехов.

Таков был неожиданный для меня финал вызова в Ставку. Следующее утро я провел в оперативном управлении Генерального штаба, знакомясь с обстановкой на Калининском фронте и, в частности, в полосе 3-й ударной армии[201].

Конечно, К. Н. Галицкий поинтересовался историей создания 3-й ударной армии. Она была сформирована в конце декабря 1941 г. путем преобразования 60-й армии первого формирования в составе Московской зоны обороны. В составе Калининского фронта находилась с января 1942 г. Войска армии у Великих Лук занимали самый западный выступ в сторону противника на всем советско-германском фронте. Отсюда ближе всего было до Прибалтики, до наших западных границ.

Утром 23 сентября 1942 г. К. Н. Галицкий представился командующему Калининским фронтом генерал-лейтенанту М. А. Пуркаеву, который также недавно (в начале сентября) был назначен на этот фронт. До этого Максим Алексеевич был предшественником К. Н. Галицкого на посту командующего 3-й ударной армией. И еще одно обстоятельство сближало этих двух военачальников – М. А. Пуркаев в годы Гражданской войны командовал полком в 24-й Самаро-Ульяновской Железной дивизии. Командующий фронтом хорошо знал положение дел в 3-й ударной армии, и поэтому он счел своим непременным долгом подробно ознакомить Кузьму Никитовича с делами и задачами армии и дал краткую характеристику ее руководящему составу.

«3-я ударная армия, — сказал Максим Алексеевич, — имеет в своем составе пять стрелковых дивизий, три стрелковых и одну танковую бригады, два отдельных танковых батальона и несколько специальных частей. Ее сосед справа – 1-я ударная армия, которой командует генерал-лейтенант В. З. Романовский, на своем правом фланге главными силами ведет активные боевые действия против демянской группировки противника. Поэтому она ослабила силы на своем левом фланге. Слева от вас обороняется 4-я ударная армия под командованием генерал-лейтенанта В. В. Курасова. В стыке этой армии и 3-й ударной, по сведениям разведки, возможны активные действия противника из района Невеля. Все это определяет наши задачи на первое время. Вам, Кузьма Никитович, надо усилить группировку войск на правом фланге для создания совместно с 1-й ударной армией надежной обороны на этом направлении. А на левом фланге вам надлежит организовать оборону вместе с генералом Курасовым, отработав план взаимодействия на случай удара противника»[202].

Прибыв в армию, К. Н. Галицкий прежде всего познакомился со своими ближайшими помощниками, с офицерами полевого управления и штаба армии. С заместителем командующего генерал-майором В. И. Швецовым и членом Военного совета бригадным комиссаром А. П. Рязановым ему ранее встречаться не приходилось. А вот с начальником штаба генерал-майором И. С. Юдинцевым Кузьма Никитович вместе учился на основном факультете Военной академии имени М. В. Фрунзе. Это обстоятельство, безусловно, способствовало началу дружной совместной работы. Кстати. И. С. Юдинцев прибыл в армию всего лишь месяцем раньше К. Н. Галицкого, но он уже прекрасно разбирался в обстановке. Познакомился новый командарм и с руководителями родов войск, отделов штаба армии. Затем наступил самый сложный этап в работе командарма – личное обследование района обороны и знакомство с войсками.

Войска 3-й ударной армии в обороне составляли две группировки (группы). Из них наиболее сильной в количественном и качественном отношении была северная, холм-локнянская. Ее основу составлял 2-й гвардейский стрелковый корпус (командир генерал-майор И. М. Чистяков) в составе трех стрелковых дивизий, стрелковой бригады и отдельного танкового батальона. На этом же направлении находился и армейский резерв – одна стрелковая бригада, отдельный танковый батальон, два дивизиона гвардейских минометов («катюш»), истребительно-противотанковый артиллерийский полк.

Южная группа – великолукская, подчиненная непосредственно командарму, прикрывала пути из районов Великие Луки и Невель в направлении на Торопей и Старая Торопа, обороняясь на фронте 85 км. Оборонялись на этом большом фронте две стрелковые дивизии, притом одна из них неполная (без полка). Между этими дивизиями имелся значительный разрыв, заполненный лишь группами боевого охранения и истребительным отрядом. На этом направлении силы армейского резерва составляли: стрелковая и танковая бригады, два дивизиона гвардейских минометов, два истребительно-противотанковых полка[203].

Обследовав войска армии, составив о них довольно четкое представление и сделав для себя определенные выводы, К. Н. Галицкий 25 сентября провел совещание с руководящим составом полевого управления и штаба армии, корпусов, дивизий, бригад и отдельных частей. Главный вопрос, поднятый командармом, — осуществление бесперебойного, устойчивого управления войсками, обеспечение живучести органов управления. Кузьма Никитович напомнил собравшимся, что опыт войны подтвердил ту истину, что искусство управления операцией и боем заключается в умении командиров и их штабов постоянно предвидеть ход событий. А для этого требуется хорошо знать как противника, так и возможности своих войск, детали обстановки, предполагать вероятные изменения обстановки. Поэтому важнейшей задачей штабов всех степеней должно быть обеспечение постоянного поступления нужных данных.

Говоря об обеспечении живучести и устойчивости органов управления, командарм Галицкий отметил, что одна из особенностей современного боя состоит в его быстром развитии на большую глубину. Причем каждая сторона перед началом и в процессе боя стремится всеми мерами и способами парализовать управление в войсках своего противника. Имеющиеся данные о местоположении командных пунктов и узлов связи позволяют в нужный момент уничтожить их авиацией, артиллерией, десантными отрядами. Задача состоит в том, чтобы обезопасить систему управления войсками от любых случайностей. Располагая командные пункты, узлы и линии связи, необходимо прежде всего обеспечить их неуязвимость с воздуха и с земли.

— А что делается у нас? — заметил К. Н. Галицкий. — Линии связи тянутся открыто. Фашистские самолеты-разведчики буквально висят над нашим командным пунктом. Следовательно, надо его сменить и впредь тщательно маскировать. Наряду с телефоном и телеграфом нужно организовать надежную связь по радио, заблаговременно подготовить все необходимое для этого. Но средства связи, разумеется, не могут заменить живого общения с войсками. Оно позволяет лучше узнать их боевую жизнь, вовремя помочь изучить положение войск, чтобы в случае отсутствия связи в любую минуту, при любых условиях обстановки быстро прибыть в нужную дивизию или полк[204].

Осенью 1942 г. вся страна следила за развитием событий в Сталинграде. Его героические защитники в неимоверно трудных условиях сражались за каждый дом и квартал города. И в то же время велась подготовка мощных ударов по сходящимся направлениям с целью окружения и разгрома противника в районе Сталинграда. План Ставки Верховного Главнокомандования предусматривал наступательные действия и на других участках советско-германского фронта с задачей сковывания резервов врага.

Одна из таких операций готовилась на западном направлении. Намечалось силами левого крыла Калининского и правого крыла Западного фронтов уничтожить в районе Ржев, Сычевка вражескую группировку, которая глубоко, на 150–180 км, вдавалась северо-восточнее Смоленска в район расположения наших войск. Этим самым предполагалось ликвидировать плацдарм немцев, находившийся всего в 150–160 км от Москвы, а значит, угрожавший столице страны. В дальнейшем советские войска должны были развивать действия в направлении Смоленска. Данная операция получила кодовое название «Марс». От Калининского фронта для осуществления этой операции предназначались четыре армии – 41-я, 43-я, 22-я и 39-я, причем главный удар должны были наносить войска 41-й армии.

3-й ударной армии под командованием генерал-майора К. Н. Галицкого по первоначальному плану в этой операции отводилась вспомогательная роль. Вместе с 4-й ударной армией она должна была активной обороной прикрывать ударную группировку фронта от возможного удара противника с северо-запада.

Однако дальнейшее развитие событий привело к существенным изменениям первоначального плана в отношении предназначения армии Галицкого и вместо оборонительных действий ей предстояло наступать. Дело в том, что противнику удалось установить сосредоточение войск Калининского фронта, вследствие чего немецкое командование приступило к усиленной переброске резервов в этот район. Стало известно, что гитлеровское командование готовится нанести удар во фланг и тыл ударной группировке советских войск. Поэтому возникла необходимость упредить этот удар. Вот почему Ставка потребовала от командующего Калининским фронтом провести частную наступательную операцию силами 3-й ударной армии на великолукском участке. Армия получила на усиление два корпуса (стрелковый и механизированный), стрелковую дивизию, пять отдельных танковых полков, восемь артиллерийских полков, части гвардейских минометов[205]. Начало наступления было назначено на 25 ноября.

Великолукская операция, в течение почти 50 суток проводимая войсками 3-й ударной армии, явилась серьезной проверкой полководческих качеств командарма К. Н. Галицкого. И в том, что армия успешно выполнила поставленные перед ней задачи, есть немалая заслуга Кузьмы Никитовича. За время боев части и соединения армии получили значительный опыт организации наступательных действий. Сама армия в этой операции закалилась и окрепла. Начав наступление силами семи стрелковых дивизий, одной стрелковой, трех механизированных и трех танковых бригад, армия завершила операцию, имея на великолукском направлении двенадцать стрелковых дивизий, восемь стрелковых и лыжных бригад, пять механизированных и пять танковых бригад.

Заместитель Верховного Главнокомандующего Маршал Советского Союза Г. К. Жуков высоко оценил действия армии и ее командующего: «Операция под Великими Луками имела важное значение и для прорыва ленинградской блокады. Наступавшие там войска оттягивали на себя из-под Ленинграда значительные силы противника и тем самым содействовали успеху операции “Искра”. Дела в 3-й ударной армии шли хорошо. И сам командующий генерал К. Н. Галицкий произвел на меня весьма благоприятное впечатление. Обо всем этом я доложил И. В. Сталину».

Сражение в районе Великих Лук вошло в историю Великой Отечественной войны как одна из успешных операций. В ходе ее была окружена и уничтожена значительная группировка вражеских войск в крупном городе. Своими действиями части и соединения 3-й ударной армии притянули на себя и сковали в общей сложности до десяти дивизий противника, не позволив использовать их на других направлениях.

Операция дала богатейший опыт борьбы за сильно укрепленный город. Со всей очевидностью подтвердилось положение, что такая борьба требует предварительной изоляции города от остальной обороны противника, что и было осуществлено 3-й ударной армией в первые же дни. А тот факт, что бои за Великие Луки затянулись почти на полтора месяца, объяснялся исключительно нехваткой резервов.

За героизм, мужество и воинскую отвагу, проявленные в Великолукской операции, свыше десяти тысяч бойцов и командиров армии были удостоены государственных наград. 257-я стрелковая дивизии, действовавшая на главном направлении и внесшая существенный вклад в освобождение Великих Лук, была преобразована в гвардейскую. Наград был удостоен и руководящий состав армии. Командарму К. Н. Галицкому в январе 1943 г., еще до окончания операции, было присвоено воинское звание «генерал-лейтенант».

Великолукская операция стала достоянием истории. А впереди были новые бои и сражения. Всю весну и лето 1943 г. части 3-й ударной армии вели интенсивные бои местного значения. В то время особенности конфигурации ее фронта потребовали проведения небольшой по масштабу, но довольно важной наступательной операции. Речь шла об овладении районом Невеля, через который проходила одна из важнейших коммуникаций, связывавших группы немецких армий «Север» и «Центр». Овладение Невелем должно было затруднить для противника маневр силами и средствами из Прибалтики в Белоруссию, а также на Украину. Кроме того, оно выводило наши войска во фланг витебской группировки противника.

Необходимость проведения Невельской наступательной операции выявилась уже в начале августа 1943 г. Такую задачу поставил 3-й ударной армии генерал армии А. И. Еременко, сменивший М. А. Пуркаева на посту командующего Калининским фронтом. Сразу скажем, что Невельская операция для К. Н. Галицкого была одной из последних в должности командарма 3-й ударной.

Начавшийся утром 6 октября 1943 г. штурм Невеля закончился успехов к исходу того же дня. Успех был блестящим и настолько быстрым, что в нем усомнился даже командующий фронтом генерал А. И. Еременко. В целом войска армии продвинулись вперед на 35 км, расширив прорыв до 30 км по фронту, после чего они перешли к обороне. В своих воспоминаниях А. И. Еременко по достоинству оценил действия армии в Невельской операции:

«Это был серьезный успех. История войн знает немного примеров, когда операция, проводившаяся на широком фронте против мощной обороны противника, завершилась бы прорывом всей полосы обороны противника и овладением важным оперативным пунктом фактически в течение одних суток. Ведь действия войск на вторые сутки операции носили характер закрепления первоначального успеха»[206].

По свидетельству доктора исторических наук, профессора, полковника в отставке Ф. Д. Свердлова, о Невельской операции впоследствии любил вспоминать и сам К. Н. Галицкий. Ведь недаром же именно за нее Кузьма Никитович был удостоен полководческого ордена Суворова 1-й степени: «Город Невель, находившийся в 35 километрах за рубежом обороны немецко-фашистских войск, жил прифронтовой жизнью. И вдруг, во второй половине дня 6 октября 1943 года в него ворвалось несколько десятков наших танков. Уничтожив на окраине противотанковую батарею и несколько огневых точек, они, ведя огонь из пушек и пулеметов, быстро достигли центра города, а затем вышли в его западную часть. За танками вступил в город на автомашинах стрелковый полк. Удар был настолько дерзким и неожиданным, что большая часть гарнизона, не оказывая сопротивления, пыталась спастись бегством. В панике разбежались и офицеры, обедавшие в гарнизонной столовой… Внезапность действий наших войск была ошеломляющей. Всего за полчаса до подхода советских танков к городу к начальнику гарнизона приехал на мотоцикле один из офицеров обороняющихся войск и предупредил о том, что более 50 русских танков движутся к Невелю. Тот оборвал его и заявил: “Вы, голубчик, пойдите вначале протрезвитесь, а затем придете и доложите обстановку на фронте”.

Откуда же появились советские танки и мотопехота? Это была подвижная группа нашей 3-й ударной армии, которая утром этого дня начала Невельскую наступательную операцию. Планировалась она давно…»[207]

21 ноября 1943 г. Кузьме Никитовичу позвонил заместитель начальника Генерального штаба генерал-полковник А. И. Антонов и сообщил, что он, генерал-лейтенант Галицкий, назначен командующим 11-й гвардейской армией 1-го Прибалтийского фронта. До него армией командовал И. Х. Баграмян, возглавивший 1-й Прибалтийский фронт и только что получивший очередное воинское звание «генерал армии». Антонов порекомендовал Галицкому не затягивать выезд к новому месту службы.

Кузьма Никитович впоследствии писал: «Такого оборота дела я не ждал. К тому же нелегко было уезжать из армии, с которой успел сродниться, да еще в трудный для нее момент. Единственное, что я мог сделать, это использовать оставшиеся до отъезда часы для принятия первоочередных мер по укреплению обороны армии.

…Итак, настало время проститься с 3-й ударной. Собрав всех офицеров и генералов полевого управления армии, я сообщил о своем отъезде, рассказал о мероприятиях по организации обороны войск армии, разработанных Военным советом. Затем поблагодарил за хорошую совместную службу, пожелал дальнейших боевых успехов. Не имея возможности увидеться с войсками, все же успел позвонить по телефону командирам всех дивизий, попрощался и попросил передать солдатам и офицерам мою искреннюю благодарность и добрые пожелания»[208].

11-я гвардейская армия была создана 1 мая 1943 г. путем преобразования 16-й армии из состава Западного фронта. Это была армия, которой в 1941–1942 гг. командовал К. К. Рокоссовский, а после него И. Х. Баграмян. То есть это была армия с хорошим послужным списком. В ходе Орловской стратегической операции (июль-август 1943 г.) войска армии прорвали главную и вторую полосы обороны противника. Отличились они и в последующих боях. С середины ноября 1943 г. армия входила в состав 1-го Прибалтийского фронта.

Генерал К. Н. Галицкий прибыл в 11-ю гвардейскую армию за четверо суток до назначенного наступления. Имея уже немалый опыт организации наступления в армейском масштабе, Кузьма Никитович немедленно включился в напряженный режим деятельности полевого управления и штаба. Он прекрасно понимал, что за этот короткий срок (четверо суток!) ему необходимо решить массу проблем, связанных с руководством операцией. Он хорошо видел эти проблемы:

«Это означало, что все те трудности, которые всегда возникают перед новым командующим, возрастали во много раз. Ведь нужно было руководить операцией на основе готового решения, по уже разработанному плану. Следовательно, требовалось изучить их безотлагательно и определить, насколько они соответствуют поставленной задаче. Для этого, естественно, нужно было ознакомиться и с обстановкой в полосе армии, с ее силами и средствами, с обороной противника. Необходимо было и убедиться в полной готовности каждого соединения и частей обеспечения к проведению операции. А установление необходимого контакта и взаимодействия с руководящим составом армии, ее соединений, взаимодействующих войск, авиации и, наконец, фронта?

На все перечисленные, а также многочисленные другие заботы, выпадающие на долю командарма перед наступательной операцией, я имел менее четырех суток…»[209]

Членом Военного совета 11-и гвардейской армии являлся генерал-майор П. Н. Куликов, начальником штаба – генерал-майор Н. П. Иванов. С ними Кузьма Никитович сразу же нашел общий язык. Эти три ключевые фигуры и повели 11-ю гвардейскую к новым победам.

С конца мая 1944 г. армия входила в состав 3-го Белорусского фронта, которым командовал генерал армии И. Д. Черняховский. В Минской и Вильнюсской операциях 1944 г. войска под руководством К. Н. Галицкого во взаимодействии с другими армиями освободили города: Оршу (27 июня), Борисов (1 июля), Молодечно (5 июля), Алитус (15 июля) и другие населенные пункты Белоруссии и Литвы, успешно форсировали р. Неман. В октябре 1944 г. войска армии прорвали оборонительные рубежи противника на подступах к Восточной Пруссии, вышли к ее границе. Взломав мощную приграничную полосу обороны и расширив прорыв до 75 км, они продвинулись на 70 км.

Тогда же командование 3-го Белорусского фронта представило К. Н. Галицкого к званию Героя Советского Союза. В представлении говорилось:

«Войска 11 гв. армии под командованием генерал-полковника Галицкого К. Н., прорвав сильно укрепленную, глубоко эшелонированную оборону противника в полосе Минской автострады, во взаимодействии с войсками 5 армии, разгромили Богушевско-Оршанскую группировку противника.

В последующем стремительно развивая наступление, проходя с боями в среднем по 25 км в сутки, умело и решительно маневрируя на поле боя и тесно взаимодействуя с подвижными войсками фронта, войска 11 гв. армии с боями прошли до 600 км, выйдя на ближние подступы к границе с Восточной Пруссией, преодолев при этом первую приграничную полосу заранее подготовленной и хорошо развитой обороны противника.

На своем боевом пути 11 гв. армия форсировала крупные речные преграды Бобр, Березина, Неман. Форсирование этих преград и в особенности р. Неман было проведено организованно и смело.

За умелое руководство проведенными 11 гв. армией операциями, отличавшимися размахом, решительностью действий, смелостью маневра на поле боя и своими результатами генерал-полковник Галицкий К. Н. достоин присвоения звания “Герой Советского Союза”.

Командующий войсками Третьего Белорусского фронта генерал армии (Черняховский) Член Военного совета Третьего Белорусского фронта генерал-лейтенант (Макаров) 29 октября 1944 г.[210]

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1945 г. К. Н. Галицкому было присвоено звание Героя Советского Союза. К моменту представления к этому званию Кузьма Никитович уже имел следующие государственные награды: два ордена Красного Знамени, ордена Суворова, Кутузова и Богдана Хмельницкого (все первой степени).

Во время Восточно-Прусской стратегической операции (январь-апрель 1945 г.) армия генерал-полковника К. Н. Галицкого вводилась в сражение из второго эшелона фронта. В ходе наступления она разгромила инстербургскую группировку противника, вышла к заливу Фришес-Хафф на Балтийском море, блокировав город и крепость Кенигсберг с юга. С февраля 1945 г. она входила в Земландскую группу войск.

Вначале апреля 1945 г. войска 11-й гвардейской армии приняли участие в штурме Кенигсберга. В ходе Земландской операции (13–25 апреля) ее части овладели важной военно-морской базой немецкого флота Пиллау и завершили разгром группировки противника на косе Фрише-Нерунг (Балтийская коса). За эти последние бои К. Н. Галицкий был награжден орденом Ленина. Из аттестации на командарма 11-й гвардейской Галицкого, подписанной командующим фронтом генералом армии И. Х. Баграмяном: «Энергичный, волевой генерал. Хорошо оперативно подготовлен, твердо и разумно руководит войсками. Удар 11-й гвардейской армии на Кенигсберг с юга решил успех штурма»[211].

По свидетельству знавших его, Кузьма Никитович Галицкий был строгим, требовательным командармом. Одним из таких людей был Федор Давыдович Свердлов, бывший сотрудник оперативного отдела штаба 11-й гвардейской армии. Впоследствии Ф. Д. Свердлов – профессор кафедры оперативного искусства Военной академии имени М. В. Фрунзе, доктор исторических наук. В книге о советских военачальниках Ф. Д. Свердлов так характеризует своего командарма: «У меня в памяти навсегда сохранился этот исключительно волевой и энергичный человек, твердо, уверенно и хладнокровно управлявший на фронте более чем 100-тысячной армией, не знавшей поражений, умевший всегда предвидеть ход противника и сорвать его, не просто требовательный к себе и к подчиненным, а в ответственные моменты сражения безжалостный к каждому, кто во имя выполнения боевых задач не отдает себя этому целиком…»[212]

«При всей своей жесткости Кузьма Никитович был справедливым военачальником. Он мог, при необходимости, защитить незаслуженно обиженного человека, помочь ему обрести веру в себя. Характерен пример с начальником оперативного отдела штаба армии И. И. Ледневым. Незадолго до Великой Отечественной войны Иван Иванович Леднев окончил Академию Генерального штаба. В 1942 г. он был начальником оперативного отдела штаба 4-й ударной армии на Северо-Западном фронте. В один из дней гитлеровцы внезапно атаковали левофланговую дивизию на стыке с соседней армией. Оттуда доложили об этом начальнику штаба фронта генералу Н. Ф. Ватутину. Он позвонил в штаб 4-й ударной, чтобы уточнить обстановку. Командующий армией генерал А. И. Еременко был в это время в войсках, начальника штаба генерала В. В. Курасова быстро не нашли и к телефону подошел И. И. Леднев, который до этого отдыхал. Донесения от командира атакованной дивизии он еще не получил и об атаке противника не знал. За это Н. Ф. Ватутин приказал отдать его под суд военного трибунала, который приговорил И. И. Леднева за потерю управления войсками к расстрелу. Две недели сидел он в блиндаже, ожидая исполнения приговора. Весь поседел. Спас его В. В. Курасов, который позвонил в Москву и добился отмены приговора. Расстрел был заменен разжалованием в рядовые. И вот в папахе и касторовой шинели прибыл в один из полков 16-й гвардейской дивизии рядовой И. И. Леднев. Воевал он хорошо. Скоро его взяли писарем в штаб полка, потом назначили начальником штаба полка. Командир дивизии полковник П. Г. Шафранов ходатайствовал о восстановлении И. И. Ледневу звания, но Ивану Ивановичу присвоили только звание майора. Тогда он дал в управление кадров Наркомата обороны телеграмму: “От майора отказываюсь”. Спустя несколько месяцев он вновь стал полковником»[213].

На заключительном этапе войны И. И. Леднев исполнял обязанности начальника штаба 16-й гвардейской стрелковой дивизии. Кузьма Никитович не побоялся взять опального полковника на одну из ключевых должностей в свой штаб. И не пожалел о содеянном. Вскоре И. И. Ледневу присвоили звание «генерал-майор». В апреле-мае 1945 г. он был начальником штаба 11-й гвардейской армии. После войны генерал-лейтенант И. И. Леднев возглавлял штаб Таврического военного округа.

Генерал-полковник К. Н. Галицкий умел подбирать и ценить способных офицеров. Полковник в отставке Ф. Д. Свердлов вспоминает: «…Вначале наши отношения с Кузьмой Никитовичем были строго официальными, я выполнял свою оперативную работу, сопровождал его в поездках в войска, разрабатывая, как всегда, его ежедневные донесения Военному совету фронта. К. Н. Галицкий, человек суровый, трудно сходившийся с людьми, был ко мне, как и ко всем в штабе армии, весьма требователен, никогда ни за какую работу не хвалил. Но постепенно душа его оттаивала. Как-то на собрании оперативного отдела он сказал обо мне в своем выступлении: “Офицеры у нас разные. Вот у меня в 3-й ударной армии над информацией во фронт работало два полковника, а здесь у вас один майор, который не только делает это лучше тех двух, но и выполняет еще ряд оперативных работ”. Без лишней скромности скажу, что заслужить похвалу К. Н. Галицкого вообще, а тем более такую, было большой честью»[214].

После окончания Великой Отечественной войны генерал-полковник К. Н. Галицкий в течение года командовал Особым военным округом (штаб в г. Кенигсберг), много сделав для восстановления города и его промышленности. По инициативе Кузьмы Никитовича и при его активном участии в Кенигсберге был сооружен памятник воинам-гвардейцам, павшим при штурме города.

В 1946 г. Галицкий был назначен командующим войсками Прикарпатского военного округа. В его состав входила и родная Кузьме Никитовичу 24-я Самаро-Ульяновская дивизия, с личным составом которой командующий довольно часто встречался. С 1951 г. Галицкий командовал войсками Одесского военного округа, а затем Северной группой войск. В 1955 г. ему было присвоено звание «генерал армии». В 1958–1961 гг. – командующий войсками Закавказского военного округа. За послевоенные годы Кузьма Никитович избирался депутатом Верховного Совета СССР 2–5 созывов.

Выйдя в начале 1962 г. в отставку, К. Н. Галицкий нашел себя в общественной деятельности. Его избрали председателем военно-научного общества при Центральном Доме Советской Армии. Одновременно он много времени посвящал подготовке к изданию своих воспоминаний (вышло две книги).

Умер генерал армии К. Н. Галицкий 14 марта 1973 г. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.


Бывший командир 92-й стрелковой дивизии комбриг Жмаченко Филипп Феодосьевич после освобождения из тюрьмы и восстановлении в кадрах РККА был назначен начальником отдела боевой подготовки штаба Харьковского военного округа. Незадолго до войны, в марте 1941 г., он вступил в командование 67-м стрелковым корпусом, сформированным на территории Полтавской области.

По своей старой комиссарской привычке Ф. Ф. Жмаченко вел подробный дневник, в который записывал свои впечатления, наблюдения, размышления. Относительно предвоенного времени вот что он пишет:

Воспитанные на идеях марксизма-ленинизма, мы всегда помнили о капиталистическом окружении… Народ, руководимый партией Ленина, не терял времени зря: укреплял обороноспособность Родины, готовился к неизбежной схватке с врагом. Очень многое удалось сделать в годы и месяцы, непосредственно предшествующие войне. Для меня это было напряженнейшее время: и в Харьковском военном округе, и особенно в рождавшемся 67-м стрелковом корпусе шли непрерывные учения войск, штабов. Как начальнику боевой подготовки, а затем командиру корпуса, мне требовалось всюду поспеть, иначе ведь я себе и не мыслил. Сам учился и людей учил. Готовились к суровым испытаниям[215].

С началом Великой Отечественной войны войска корпуса были приведены в повышенную боевую готовность. 25 июня 1941 г. был получен приказ об отправке в район Смоленска одной из дивизий корпуса – 132-й стрелковой под командованием генерал-майора С. С. Бирюзова, будущего начальника Генерального штаба и Маршала Советского Союза. Остальные соединения и части корпуса поступали в распоряжение командующего 21-й армией, штаб которой находился тогда в Гомеле. Армией командовал генерал-лейтенант В. Ф. Герасименко.

В Гомеле, куда прибыл Ф. Ф. Жмаченко, находился в это время заместитель наркома обороны маршал С. М. Буденный. Жмаченко присутствовал на совещании, которое тот проводил. Обстановку докладывал командарм. Он сказал, что 21-я армия входит в состав группы войск, на которую возложена задача оборудовать прочную, устойчивую противотанковую оборону, в частности, подготовить Гомельский укрепленный район. Создание этого укрепрайона было поручено комбригу Ф. Ф. Жмаченко.

Времени для выполнения поставленной задачи отводилось мало. Поэтому командир корпуса и все работники его штаба немедленно включились в работу, которая не прерывалась ни днем, ни ночью. Приданные саперные батальоны сооружали дзоты и другие оборонительные объекты, на земляные работы привлекалось и население окрестных сел. Вскоре двадцативосьмикилометровый противотанковый ров опоясал Гомель.

Работая над планом создания и усовершенствования Гомельского УРа, комбриг Ф. Ф. Жмаченко и начальник штаба корпуса полковник П. С. Баринов пришли к выводу, что район необходимо расширить, включив туда рубежи, на которых заняли оборону соседние части. Маршал Буденный согласился с этим предложением. В результате Гомельский укрепрайон значительно расширился и его передний край теперь стал проходить по берегу Днепра. Это позволило создать более прочную и эшелонированную противотанковую оборону. Опираясь на созданные под началом Ф. Ф. Жмаченко рубежи, советские войска на подступах к Гомелю задержали противника, нанеся ему немалый урон.

Пока войска корпуса были заняты укреплением оборонительных позиций под Гомелем, сам Ф. Ф. Жмаченко получил лично от Главкома Юго-Западного направления задачу: принять вырвавшуюся из окружения 42-ю стрелковую дивизию, пополнить ее людьми и вооружением, затем передислоцировать в новый район, где и занять оборону. Сроки даны были небольшие и, конечно, не все необходимые мероприятия удалось выполнить. Однако главное Ф. Ф. Жмаченко сделал. Совершив ночной сорокакилометровый бросок, 42-я дивизия прибыла в назначенный район. После короткого отдыха приступили к оборудованию оборонительного рубежа. Вскоре состоялась и встреча с немецкими войсками. Одна за другой было отбито несколько вражеских атак.

Филипп Феодосьевич был противником пассивной обороны. Он задумал организовать наступление силами дивизии, чтобы нанести удар по рвущемуся вперед врагу. Совместно с работниками штаба он разработал детальный план операции. Доложив этот план командующему армией, Жмаченко получил согласие на проведение частной операции. Уже в ближайшую ночь дивизионные разведчики, перейдя линию фронта, побывали в расположении находившегося перед ними немецкого пехотного полка. Они принесли неплохую весть: танки, которыми был усилен полк, отошли в тыл.

Тогда Ф. Ф. Жмаченко вызвал к себе старшего лейтенанта Ожогина и поставил ему задачу пробраться с подразделением незаметно в тыл противника, укрыться в засаде и по условленному сигналу атаковать немцев с тыла. Так началась боевая операция, о которой Совинформбюро сообщало 3 сентября 1941 г.:

“Обороняющая важный рубеж часть командира орденоносца Жмаченко (в 1936 г. Филипп Феодосьевич был награжден орденом «Знак Почета». — Н.Ч,) отбила за последние дни несколько ожесточенных атак 135-го немецкого пехотного полка. Ночью часть перешла в контратаку. Красноармейцы, пользуясь темнотой, вплотную подошли к вражеским окопам. Подразделение тов. Меркулова, смяв передовые немецкие цепи, прорвалось в расположение противника и стало теснить врага. Отступающих немцев встретило находившееся в засаде подразделение старшего лейтенанта Ожогина. Фашисты были зажаты в кольцо. Пулеметно-оружейным огнем и штыковой атакой бойцы части тов. Жмаченко разгромили врага. Захвачены два миномета, противотанковая пушка, десятки немецких пулеметов и автоматов, большие запасы мин и патронов. Остатки 135-го немецкого пехотного полка были рассеяны”[216].

Это был первый и очень важный успех, который ободрил бойцов и командиров дивизии, заставил их поверить в то, что немцев можно побеждать. Это было время, когда враг продвигался к Москве, когда он находился на подступах к Ленинграду и Киеву.

Полки дивизии после этого успеха стали воевать более успешно, более уверенно. Более трех суток 42-я стрелковая дивизия под командованием комбрига Жмаченко сдерживала натиск противника на подступах к Лоеву, вблизи которого советские войска переправлялись через Днепр. По понтонному мосту (его возводили только ночью) смогли переправиться на другой берег части 15-го стрелкового корпуса, три кавалерийские дивизии, защитники Мозырского укрепрайона. Лишь на третью ночь немецкие летчики обнаружили переправу у Лоева и начали бомбить ее. К тому времени все отступавшие войска и боевая техника уже были на восточном берегу Днепра.

Поступил приказ сниматься и 42-й дивизии. Она отошла к понтонному мосту, разрушив за собой дороги. После переправы частей и подразделений понтоны были уничтожены, чтобы они не достались врагу.

После боев под Лоевом 42-я стрелковая дивизия вошла в состав 67-го стрелкового корпуса, командование которым снова принял Ф. Ф. Жмаченко. Части корпуса мужественно сражались на черниговской земле, принимали участие в Киевской оборонительной операции. Взять штурмом Киев врагу не удалось. Тогда немецкое командование предприняло обход города с севера и юга. Используя свое превосходство в силах, особенно в танках и авиации, немцы настойчиво продвигались вперед. Над войсками Юго-Западного фронта нависла угроза окружения. 19 сентября 1941 г. Киев был оставлен. Его защитники отступили на новые рубежи. Однако значительная часть войск Юго-Западного фронта, в том числе и 21-я армия, оказалась в окружении.

Вместе с другими соединениями армии прорывались дивизии и полки 67-го стрелкового корпуса. Во втором томе «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945» отмечается: «С частью войск пробились из окружения многие командиры корпусов, в том числе генерал-майор К. С. Москаленко, генерал-майор П. П. Корзун, генерал-майор А. И. Лопатин, комбриг Ф. Ф. Жмаченко и другие»[217].

Характеризуя личность и деятельность комбрига Ф. Ф. Жмаченко, Герой Советского Союза генерал-майор И. В. Купин позже писал:

…Это было трудное время. Ценой больших потерь противнику удалось форсировать Днепр и занять Киев. Корпус Жмаченко вел ожесточенные бои. В то время я служил в противотанковой артиллерии и был очевидцем мужественного поведении комбрига в бою. Он всякий раз появлялся там, где назревал острый кризис, где противнику удавалось потеснить наши части, где солдаты испытывали необходимость поддержки примером, присутствием и словом. Пренебрегая опасностью, он часто бывал в боевых порядках передовых частей. Не раз он был и в нашем противотанковом полку, а его место в бою известно – впереди… Это был исключительно смелый и волевой командир. Его мужество покоряло бойцов, вызывало уважение и любовь. С первых встреч бойцы верили каждому его слову, а побывавшие с ним в бою были готовы следовать за ним в огонь и воду.

Заслуги Филиппа Феодосьевича были оценены высшим командованием: в начале ноября 1941 г. на его петлицах вместо ромбов появились звезды генерал-майора. Получил он и новое назначение – заместителем командующего 61-й армией. Эта армия прибыла на фронт под Москву из резерва Ставки и еще не имела боевого опыта. Этот «недостаток» был устранен, когда под Москвой в начале декабря 1941 г. началось контрнаступление. Входе этой операции войска 61-й армии с тяжелыми боями продвинулись вперед почти на 300 км, освободив десятки населенных пунктов и выйдя к Оке южнее Белева. В своем дневнике Ф. Ф. Жмаченко записал: «Находясь в передовых наступающих частях, я заботился об организации четкого взаимодействия между ними, учил других и сам учился воевать в условиях морозной, снежной зимы. Быстрое продвижение войск 61-й, а также соседней 3-й армии способствовало успеху наступления войск Западного фронта под Тулой и на Калужском направлении».

Вскоре Ф. Ф. Жмаченко получил назначение заместителем командующего 40-й армией. Летом 1942 г. эта армия вела упорные бои с немцами на воронежской земле, в излучине Дона. Армией в то время командовал генерал-лейтенант артиллерии М. А. Парсегов. Она входила в состав Брянского фронта (командующий генерал-лейтенант Ф. И. Голиков).

Дадим краткую справку об обстановке, сложившейся в том районе весной и летом 1942 г. Согласно указаниям Ставки ВГК от 24 мая 1942 г., войска Брянского фронта переходили к обороне. Фронт должен был обороняться в 320-километровой полосе от Белева до верхнего течения реки Сейм, прикрывая правым крылом тульско-московское направление, а левым – воронежское. В его состав, помимо 40-й, входили еще три армии – 3-я, 13-я и 48-я, а также 1-й и 16-й танковые корпуса, 8-й кавалерийский корпус.

Все четыре армии фронта располагались в его первом эшелоне. Основные усилия командующий фронтом Ф. И. Голиков сосредоточил в центре в полосе 48-й и 13-й армий. Как показали дальнейшие события, группировка Брянского фронта не отвечала условиям сложившейся обстановки. Голиков и его штаб (начальник штаба генерал-майор М. И. Казаков) ошибочно считали более важным орловское направление, где они и сосредоточили основные силы. Угроза наступления противника против левого крыла фронта на курско-воронежском направлении недооценивалась. Оборонявшаяся на этом направлении 40-я армия занимала фронт 110 км и имела оперативную плотность около 16 км на стрелковую дивизию.

Сложившаяся обстановка требовала от командования фронтом и 40-й армии создания оборонительной группировки и возведения оборонительных сооружений. Однако этого сделано не было: стрелковые дивизии первого эшелона армии располагались почти равномерно; второй эшелон (одна стрелковая дивизия и две стрелковые бригады) находился в 40–60 км от переднего края; оборонительные рубежи не были подготовлены ни в тактической, ни в оперативной глубине; артиллерийско-противотанковые резервы и противотанковые районы не создавались вовсе. Одним словом, состояние обороны 40-й армии не отвечало требованиям жесткой обороны. В этом есть вина не только командования 40-й армии (Парсегов, Жмаченко, Казаков), но и фронта. Дело в том, что сначала Ф. И. Голиков (23 июня) дал указания войскам 13-й и 40-й армий по организации обороны, но затем, через трое суток, не веря в реальность наступления немцев, отказался от этого решения и сориентировал командармов на подготовку к наступлению.

Разведка фронта и армии своевременно не вскрыла подготовки противника к наступлению. А между тем к 26–28 июня 1942 г. немецкое командование заканчивало сосредоточение своих войск к наступательным боям, создав значительное превосходство в живой силе и технике на избранных направлениях. Например, против 13-й и 40-й армий (это тринадцать стрелковых дивизий на фронте 180 км) противник сосредоточил армейскую группу, имевшую двадцать одну дивизию. На направлении главного удара (стык 40-й и 13-й армий) это превосходство было еще более значительным.

На рассвете 28 июня 1942 г. на стыке 13-й и 40-й армий немцы провели разведку боем. Все эти атаки были отбиты. Затем началась артиллерийская и авиационная подготовка. Немецкая авиация группами по 30–50 самолетов наносила удары по позициям 121-й и 160-й стрелковых дивизий, находившихся на правом фланге армии, а также по армейским тылам и резервам. Потом в наступление пошли пехотные и танковые части. К исходу 28 июня оборона войск Брянского фронта на стыке 13-й и 40-й армий была прорвана. Немецкие танки продвинулись на 8–12 км в глубину советских войск в направлении на Касторную.

А ведь ничего, казалось бы, не предвещало такого развития событий. К тому же командующий 40-й армией генерал-артиллерист М. А. Парсегов заверил командование фронта, что в полосе его армии все надежно прикрыто. Из воспоминаний генерала армии М. И. Казакова: «Командарм-40 Парсегов – человек увлекающийся и потому не особенно расчетливый, порою вызывал у нас серьезное беспокойство. Мне и сейчас помнится один разговор с командующим фронтом.

— Как оцениваете свою оборону? — спросил Ф. И. Голиков.

— Мышь не проскочит, — уверенно ответил командарм»[218].

Для ликвидации прорыва на стыке 13-й и 40-й армий командующий фронтом направил из своего резерва 16-й танковый корпус, а для усиления 40-й армии – 115-ю и 116-ю танковые бригады. Представителем командования армии на этот участок был направлен заместитель командарма Ф. Ф. Жмаченко, а также член Военного совета армии И. С. Грушецкий. Как недостаток надо отметить то, что штаб армии находился далеко в тылу, в районе Быкова, и командарм знал обстановку только по донесениям. А противник в течение двух дней наступления продвинулся в глубину советских войск до 35–40 км. Войска Брянского фронта не смогли в эти дни нанести контрудар, так как выдвигаемые резервы не успели сосредоточиться. Попытка 16-го танкового корпуса восстановить положение на стыке двух армий не имела успеха. Тому причиной явились плохое взаимодействие между бригадами в корпусе и между подразделениями в бригадах, слабая организация разведки. И, безусловно, господство немецкой авиации в воздухе.

К вечеру 1 июля 1942 г. была прорвана оборона и на стыке 21-й и 28-й армий. И прорвана она была на глубину до 80 км. В результате на стыке двух фронтов (Брянского и Юго-Западного) образовалась брешь и войскам противника открывался путь на Воронеж. Все резервы Брянского и Юго-Западного фронтов, находившиеся на воронежском направлении, были втянуты в сражение. Управление трех армий – 13-й, 40-й и 21-й – было нарушено, а учитывая, что силы двух из них оказались под угрозой окружения, то могла произойти новая катастрофа, по своим масштабам превосходящая разгром советских войск под Харьковом в мае 1942 г.

На сей раз Ставка В ГК своевременно заметила опасность, грозившую войскам Брянского фронта, а также Юго-Западного. Вечером 1 июля она дала указания о немедленном отводе сил 40-й и 21-й армий на рубеж Ястребовка – Оскол. Следует отметить, что приказы об отводе войск 40-й армии передавались непосредственно из штаба фронта в дивизии при отсутствии управления последними со стороны штаба армии. Командующий армией со штабом к этому времени находились под Воронежем и связи с войсками не имели. Приказы на отход в соединения сообщались по радио или ночью доставлялись на самолетах У-2 офицерами связи.

Вот как описывает события этих дней бывший начальник штаба Брянского фронта М. И. Казаков:

Вечером 29 июня стало ясно, что дальнейшее продвижение противника в направлении Касторное поведет к серьезному осложнению обстановки. Нарастала реальная угроза обхода войск левого крыла 40-й армии. Ее 45-я стрелковая дивизия уже начала развертываться фронтом на север.

А на армейском КП в районе Быково все еще благодушествовали. И дождались наконец того, что вражеские танки приблизились вплотную к Быково. Этого оказалось достаточно, чтобы генерал Парсегов и его штаб полностью утратили управление войсками. Командующий армией поспешно “отскочил” юго-восточнее Касторного.

Продолжая использовать успех в районе Быково, противник подтянул сюда моторизованные и пехотные дивизии для развития удара в направлении Горшечное, Старый Оскол. Coздалась явная угроза окружения войск левого крыла 40-й армии и правого крыла 21-й армии. Это вызвало озабоченность даже в Ставке Верховного Главнокомандующего…[219]

Однако тогда И. В. Сталин не согласился с предложением командования Брянского фронта об отводе войск левого крыла 40-й армии на новый рубеж. Что было дальше, читаем у М. И. Казакова:

30 июня положение на воронежском направлении осложнилось еще больше. Противник нанес удар по обороне 21-й армии Юго-Западного фронта, довольно легко прорвал ее и начал быстро продвигаться на Волоконовку и Новый Оскол. В этих условиях мы получили наконец разрешение Ставки на отвод войск левого крыла 40-й армии. Оно поступило к нам уже в ночь на 1 июля в 2 часа 50 минут.

Мера эта была явно запоздалой. Мы потеряли целые сутки, в течение которых танковые части противника, наступавшие в направлении Быково, Горшечное, оказались по отношению к Старому Осколу значительно ближе, чем левофланговые соединения нашей 40-й армии, а группа немецких войск, действовавшая в полосе 21-й армии, уже подходила к Новому Осколу.

Организация отвода войск, оказавшихся под угрозой окружения, осложнилась еще и тем, что командующий 40-й армией и ее штаб, перебазировавшись под Касторное, по существу, самоустранились от этого. Нам пришлось доводить приказы непосредственно до дивизии. Копии этих приказов были вручены также заместителю командарма-40 Ф. Ф. Жмаченко и члену Военного совета И. С. Грушецкому, которые все еще оставались на левом крыле своей армии.

Несколько молодых офицеров штаба фронта в ночь на 1 июля сыграли поистине героическую роль. В кромешной тьме они рыскали на самолетах в поисках штабов дивизий, совершали посадки на незнакомые площадки и не возвращались до тех пор, пока приказ об отводе войск не попадал в руки того, кому он адресовался…[220]

Между тем в полосе 40-й армии обстановка продолжала осложняться. 2 июля крупные силы пехоты и танков противника заняли Горшечное и вели бой в городе Старый Оскол, перехватив пути отхода войскам левого крыла 40-й армии. Танковые и моторизованные части противника после занятия Горшечного взяли курс на Синие Липяги. Их целью было полное окружение левофланговых частей 40-й армии, что и произошло на исходе 2 июля. В окружении оказались три дивизии и две бригады. Вместе с ними находились Ф. Ф. Жмаченко и И. С. Грушецкий. Перед окруженными стоял выбор: пробиваться через боевые порядки противника совместными усилиями или же просачиваться небольшими группами.

Свидетельствует генерал армии М. И. Казаков:

Пользуясь тем, что противник не успел создать сплошного фронта в районе Горшечное, Старый Оскол, здесь стали прорываться войска левого крыла 40-й армии. Вместе с ними вышли из окружения генерал-лейтенант Ф. Ф. Жмаченко и генерал-майор И. С. Грушецкий, сделавшие все возможное в тех условиям для спасения отрезанных соединений[221].

В целях улучшения руководства войсками 7 июля 1942 г. Ставка разделила Брянский фронт на два: на Воронежский и Брянский, 40-я армия вошла в состав Воронежского фронта (командующий генерал-лейтенант Ф. И. Голиков). В ноябре 1942 г. началось контрнаступление советских войск под Сталинградом. В составе Воронежского фронта наступала и 40-я армия, где заместителем командующего продолжал оставаться Филипп Феодосьевич. Боевой путь дивизий армии пролегал через Острогожск, Белгород, Харьков. Весной 1943 г. 40-я армия приступила к созданию оборонительных рубежей на юго-западном участке курского выступа, чтобы затем перейти в решительное наступление.

По поручению командарма Ф. Ф. Жмаченко руководил строительством противотанковых сооружений и опорных пунктов, занимался организацией заградительного огня артиллерии. Много внимания он уделял боевой выучке войск, результаты которой сказались в ходе Курской битвы. В подразделениях и частям отрабатывались способы борьбы с танками. В свою очередь, танковые подразделения практиковались в тактике преодоления укреплений противника, отработке вопросов взаимодействия с артиллерией, саперами, пехотой. Удавалось Ф. Ф. Жмаченко проводить в частях тактические занятия с командирами и штабами. В итоге боевое мастерство солдат и офицеров значительно возросло.

У немецкого командования на курский выступ имелись свои виды. Намеченному наступлению немцы придавали очень важное значение, о чем говорилось в соответствующих документах. Для осуществления своих планов немцы создали под Курском отборную группировку войск. Рано утром 5 июля 1943 г. гитлеровцы перешли в наступление одновременно на направлениях Орел – Курск и Белгород – Курск. Началась Курская битва – одно из крупнейших сражений Второй мировой войны.

Советские войска с величайшей стойкостью старались сдержать напор противника. Ценой больших усилий и потерь немцам удалось продвинуться вперед на расстояние до 35 км. В трудном положении оказались находившиеся слева от 40-й армии соседние части, на которые обрушился сильный удар противника. Командование фронта приняло решение: перебросить им на помощь артиллерийские полки из соединений второго эшелона 40-й армии. Осуществление этого решения было возложено на заместителя командарма-40 Ф. Ф. Жмаченко.

Филипп Феодосьевич, получив эту задачу, немедленно выехал к «соседу». Он встречал прибывающие полки, руководил их размещением на позициях. Заместитель командарма находился среди артиллеристов и тогда, когда они своим огнем в упор встретили фашистские танки. Его личное мужество воодушевляло бойцов и командиров, его распорядительность и твердая воля служили примером выполнения воинского долга.

После Курской битвы, осенью 1943 г., Ф. Ф. Жмаченко короткое время (полтора месяца) командовал войсками 47-й армии. Но и за этот непродолжительный период армия под его руководством внесла достойный вклад в общее дело достижения победы над врагом. Ее задачу четко определил командующий Воронежским фронтом Н. Ф. Ватутин – выйти к левому берегу Днепра, форсировать реку, захватить плацдарм на правом берегу, в районе Канева.

Воронежский фронт наступал в полосе Полтава – Кременчуг. Таким образом, Филипп Феодосьевич снова оказался на полтавской земле, на которой два года тому назад он встретил начало войны. В своем дневнике он записал: «47-ю армию принял на рубеже Гадяч. На второй день взял Гадяч». Сокрушая оборону противника, войска 47-й армии упорно продвигались вперед. Уже были освобождены Ромодан, Лубны, Лох-вина. Части и соединения форсировали реки Псел, Хорол, Сулу и приближались к Днепру. В районе Золотоноши произошла задержка наступления из-за сильного сопротивления противника. К тому же на левом фланге образовался разрыв с соседней армией, и враг мог воспользоваться этим обстоятельством.

Командарм Жмаченко выехал в район Золотоноши и лично возглавил организацию боевых действий на этом участке. По его приказу сюда были переброшены входивший в состав армии 3-й гвардейский механизированный корпус и два полка 23-го стрелкового корпуса. Филипп Феодосьевич поставил следующую задачу: расчленить золотоношскую группировку врага, а затем разгромить ее. Ожесточенные бои продолжались несколько суток. Гитлеровцы несколько раз предпринимали контратаки, но все они были отбиты. Понеся большие потери в живой силе и технике, потеряв много танков, противник был вынужден оставить город. Командующий фронтом Н. Ф. Ватутин высоко оценил действия 47-й армии в последних боях.

Впереди был Днепр. В армейской газете «Фронтовик» было напечатано обращение Военного совета армии к солдатам и их командирам. В нем, в частности, говорилось: «Днепр – не преграда, а мост к геройству и победе. Смело преследуйте врага, вгрызайтесь в правый берег Днепра, не давайте врагу закрепиться!»[222] Командиры разъясняли бойцам и сержантам конкретные боевые задачи, заботясь о том, чтобы каждый из них знал свое место в бою и действовал согласованно на всех этапах операции. В подразделениях ветераны боев рассказывали о приемах действий при форсировании водных преград.

Весь личный состав армии был ознакомлен с директивой Ставки Верховного Главнокомандования от 9 сентября 1943 г., призывавшей воинов Красной Армии форсировать Днепр на широком фронте, в наиболее выгодных местах. Важным пунктом этой директивы было то, что она обязывала командиров представлять к званию Героя Советского Союза тех солдат, сержантов и офицеров, которые первыми переправятся через Днепр и будут успешно вести бой за захват и расширение плацдарма. Передовые штурмовые отряды формировались из наиболее опытных бойцов.

В ночь с 23 на 24 сентября 1943 г. началось сражение за Днепр. Лодки и плоты с десантниками отчаливали в темноте от низкого левого берега. На своем КП командарм Жмаченко нетерпеливо ждал сообщений от десантных групп. Вскоре поступила весть о том, что десантные отряды зацепились за правый берег Днепра и ведут бой за расширение плацдарма. Вслед за штурмовыми отрядами стали (по ночам) переправляться на правый берег средства их усиления.

Большую помощь воинам 47-й армии в период форсирования Днепра оказали местные жители и партизаны. Филипп Феодосьевич записал в своем дневнике: «Они помогали захватывать плацдарм, наносили удары по флангам и тылам боевых порядков противника, отвлекая на себя силы врага, они были хорошими проводниками к реке, помогали наводить подручные переправочные средства. В ходе форсирования можно было видеть, как усердно местное население, в большинстве своем подростки и старики, помогало подвозить и подносить снаряды, горючее. Заботой и вниманием окружались раненые воины. Это был величайший акт подлинного народного патриотического энтузиазма и единения народа и армии».

Солдаты и офицеры 47-й армии стойко удерживали захваченный плацдарм под Каневом. Этот небольшой (четыре километра по фронту и до полутора в глубину) участок земли находился под непрекращающимся огнем противника. По приказу командарма Жмаченко на помощь закрепившимся на правом берегу десантникам переправлялись другие подразделения. С одним из них на плацдарм переправился и сам командарм. По его приказу на правый берег в срочном порядке были переправлены противотанковые средства. Прибыла на плацдарм и приданная армии 34-я артиллерийская истребительно-противотанковая бригада. Здесь же был оборудован и командно-наблюдательный пункт (КНП) командарма. Все танкоопасные направления на плацдарме были заминированы, а на случай контратак противника предусмотрены средства для дымовой завесы.

Немцам очень хотелось ликвидировать Каневский плацдарм, сбросить его защитников в воды Днепра. Утром 26 сентября противник начал мощную артиллерийскую и авиационную подготовку атаки. Затем в сторону плацдарма двинулись немецкие танки. У Жмаченко же на правом берегу Днепра танков не было. И здесь выручила дымовая завеса. Потеряв ориентиры, немецкие танки, за которыми шли цепи пехоты, замедлили движение. А тем временем открыли огонь противотанковые батареи. Бойцы стрелковых рот и батальонов пропускали немецкие танки через свои боевые порядки, а сами били из пулеметов, автоматов, винтовок по вражеской пехоте, отсекая ее от танков и заставляя откатываться назад. Танки же встречали противотанкисты, расстреливая их в упор. Таких атак было несколько, и все они были отбиты.

В этом ожесточенном сражении Филипп Феодосьевич Жмаченко показал себя опытным и умелым военачальником. Наиболее ярко проявилось такое его качество, как умение оперативно и творчески решать боевые задачи в сложных условиях боевой обстановки. Командарм был горд тем, что его подчиненные удержали Каневский плацдарм, нанеся противнику большие потери – только одних танков немцы оставили на поле боя шесть десятков.

А Жмаченко в это время вынашивал дерзкий план – неожиданно, без артиллерийской подготовки, нанести контрудар по противнику. Сначала эта задумка показалась очень уж смелой, даже дерзкой: защитники плацдарма очень устали, им требовался отдых, их ряды поредели, да и боеприпасов было недостаточно. Однако Филипп Феодосьевич, всесторонне обдумав план, все же решил, что его надо воплотить в жизнь, сделав основную ставку на внезапность наступления. Командующий фронтом Н. Ф. Ватутин поддержал преложенный план. Скрытная подготовка к наступлению дала свои результаты – внезапность была достигнута.

И вот настал день, когда части 47-й армии, находившиеся на Каневском плацдарме, ринулись на немецкие позиции. Ошеломленные гитлеровцы отступили, и плацдарм был расширен почти вдвое – до 12 км по фронту и до четырех в глубину. В последующие дни противник предпринял ряд атак с целью вернуть утраченные позиции. Но все его попытки были тщетны – плацдарм у Канева остался за 47-й армией генерала Ф. Ф. Жмаченко.

Родина достойно отметила подвиги солдат, офицеров и генералов 47-й армии в ходе летне-осеннего наступлении и битвы за Днепр: 3796 человек были награждены орденами, 5888 – медалями. 120 наиболее храбрых и мужественных стали Героями Советского Союза. Этого высокого и почетного звания был удостоен и командарм Ф. Ф. Жмаченко, которому в октябре 1943 г. было присвоено очередное воинское звание «генерал-лейтенант».

Войска 47-й армии перешли к обороне, а командарма ждали другие дела – в конце октября 1943 г. Ф. Ф. Жмаченко назначили командующим 40-й армией, где не так давно он был в роли заместителя. На должности командарма-40 Филипп Феодосьевич сменил генерал-полковника К. С. Москаленко. Сразу же отметим, что 40-й армией Ф. Ф. Жмаченко командовал до окончания войны.

40-ю армию ее новый командарм принял на Букринском плацдарме. Еще недавно за этот плацдарм ожесточенно бились ее соединения и части. Теперь же перед армией стояла новая задача – освобождение Киева, столицы Советской Украины. Вначале советское командование намечало нанести удар по киевской группировке противника из района Великого Букрина. Но затем это решение пришлось пересмотреть. И вот почему: немецкое командование сосредоточило против букринского выступа пять танковых и моторизованных, а также пять пехотных дивизий, прочно закрыв пути на запад. Советские войска оказались зажатыми в глубоких приднепровских оврагах и балках. Сильно пересеченная местность не позволяла широко применять танки. Противнику же было достаточно легко держать здесь оборону.

Учитывая все это, советское командование приняло решение нанести основной удар по врагу с Лютежского плацдарма, в обход Киева с северо-запада. Началась перегруппировка войск, часть сил из-под Букрина была переброшена к Лютежу. На Букринском плацдарме остались войска 40-й и 27-й армий. В седьмом томе «Истории Второй мировой войны 1939–1945» говорится: «40-й и 27-й армиям генералов Ф. Ф. Жмаченко и С. Г. Трофименко предстояло перейти в наступление с Букринского плацдарма на два дня раньше ударной группировки фронта и активными действиями в направлении Кагарлык, Белая Церковь оттянуть на себя возможно больше сил противника и тем самым облегчить выполнение главной задачи, поставленной армиям правого крыла фронта»[223].

Армии генералов Жмаченко и Трофименко выполнили поставленную перед ними задачу. Предпринятое ими 1 ноября 1943 г. наступление южнее Киева сыграло свою роль. Немецкое командование было вынуждено на этом участке ввести в бой свои резервы и не смогло своевременно перебросить на север, где решался вопрос защиты Киева, свои танковые и моторизованные дивизии. На рассвете 6 ноября 1943 г. Киев был очищен от немецких оккупантов.

После Киева были бои за освобождение Белой Церкви. В этих боях в составе 40-й армии участвовала 1-я чехословацкая бригада под командованием полковника Людвига Свободы. Гитлеровское командование Белой Церкви как важному опорному пункту придавало большое значение. Оно сосредоточило здесь сильную группировку мотомеханизированных войск. 40-я же армия начинала подготовку к наступлению на Белую Церковь значительно ослабленной из-за передачи в 60-ю армию танкового корпуса и артиллерийских бригад. В силу данного обстоятельства ранее принятый план наступления на Белую Церковь пришлось переработать. Новый план предусматривал, что войска армии не будут прорывать сплошной фронт обороны противника, а ударными кулаками нанесут рассекающие удары, захватят опорные пункты обороны гитлеровцев и предпримут наступление на город с нескольких сторон. Кроме того, предусматривались и меры по дезинформации противника.

В свое время Ф. Ф. Жмаченко записал:

В конце декабря началась Белоцерковская операция. В ней приняли участие две армии – 40-я и 27-я. Успех операции зависел от внезапности удара, нужно было перехитрить врага. Любой ценой необходимо было заставить фашистов поверить в ту ситуацию, будто бы мы надолго засели в обороне и в ближайшее время никоим образом не собираемся наступать. В этом был наш стратегический ход. Получив разрешение командования 1-го Украинского фронта и правительства Советской Украины, мы срочно начали эвакуацию мирных жителей Фастовского района в глубь Киевщины. Эта операция проходила средь белого дня, когда по небу шныряли вражеские самолеты-разведчики. Мы достигли желаемого: пусть гитлеровцы думают, что советские войска готовятся здесь зимовать. Прямо перед глазами немецких наблюдателей воины 40-й укрепляли свой передний край. Бойцы нескольких саперных подразделений дружно трудились и в глубине нашей обороны. В течение ноября и двадцати четырех дней декабря было возведено свыше двухсот дзотов, вырыто в общей сложности двести пятьдесят километров траншей, построены в несколько поясов укрепления[224].

Желаемое свершилось – бдительность врага была усыплена. В ночь на 25 декабря 40-я армия перешла в наступление. Гитлеровцы отчаянно сопротивлялись. Бои шли на окраинах Белой Церкви. Но в центре города противник продолжал оказывать упорное сопротивление. Чтобы избежать жертв, Филипп Феодосьевич решил ускорить развитие событий ударом в тыл противника. Он приказал командиру 78-го стрелкового полка подполковнику А. Левашову обойти кружным путем, захватить Шкаровку и оттуда ударить по врагу с тыла. Полк успешно справился с поставленной задачей. В итоге Белая Церковь была очищена от фашистов.

Маршал Советского Союза И. И. Якубовский в своих воспоминаниях писал:

В освобождении Белой Церкви решающую роль сыграла 40-я армия. Ее командующему Герою Советского Союза генерал-лейтенанту Ф. Ф. Жмаченко пришлось воевать в эту пору недалеко от тех мест, где он родился. Войска армии за два дня до Нового года продолжали наступление правым флангом в обход Белой Церкви с запада, а центром и левым флангом – непосредственно на город с целью окружения и уничтожения белоцерковско-гребенковской группировки противника. К этому времени фронт действий армии, расширяясь, как и в других армиях, веерообразно, стал составлять уже 75 км…

Штурм Белой Церкви начался в ночь на 4 января. Враг не выдержал ударов советских войск. Бросая оружие и боевую технику, автомобили и повозки с награбленным имуществом… гитлеровцы бежали, оставляя позади себя черные пепелища[225].

Всему личному составу частей 40-й армии, освобождавших Белую Церковь, Верховный Главнокомандующий объявил благодарность. А особо отличившимся частям и соединениям было присвоено почетное наименование «Белоцерковских». За успешное руководство войсками армии при освобождении Белой Церкви генерал-лейтенант Ф. Ф. Жмаченко одним из первых в стране был награжден орденом Богдана Хмельницкого 1-й степени. Наряду с радостью победы в эти дни Филипп Феодосьевич получил и печальную весть о расстреле фашистами его младшей сестры Марии.

Следующей крупной стратегической операцией, в которой участвовали войска 40-й армии генерала Жмаченко, явилась Корсунь-Шевченковская битва. Предыстория здесь такова: в результате боев на Правобережной Украине враг был отброшен от Днепра на запад на 450–500 км. Ему удалось удержаться лишь в районе среднего течения реки, на так называемом Корсунь-Шевченковском выступе, который глубоко вклинивался в расположение советских войск. Фашистское командование рассчитывало использовать этот выступ как удобный плацдарм для последующих боевых действий и поэтому сосредоточило здесь значительные силы. Для советского командования, стремившегося завершить освобождение Правобережной Украины, крайне важно было ликвидировать этот выступ, разгромив корсунь-шевченковскую группировку немцев.

Проведение этой операции было поручено войскам 1-го и 2-го Украинских фронтов. Бывший член Военного совета 1-го Украинского фронта К. В. Крайнюков в своих воспоминаниях пишет:

В ходе подготовки к Корсунь-Шевченковской операции на левом крыле 1-го Украинского фронта была создана ударная группировка в составе 27-й армии, части сил 40-й армии и 6-й танковой армии. Она имела задачу прорвать оборону противника на 25-километровом участке в районе Тыновки и, нанося главный удар в общем направлении на Звенигородку, к исходу третьего дня операции главными силами выйти на рубеж Тальное, Звенигородка, Лысянка, а подвижными войсками овладеть Шполой, где соединиться с танкистами 2-го Украинского фронта[226].

Войска 40-й армии под руководством Ф. Ф. Жмаченко, принимавшие участие в Корсунь-Шевченковском сражении, успешно выполнили свои задачи. Вечером 3 февраля 1944 г по радио был передан приказ Верховного Главнокомандующего, в котором, в частности, говорилось:

Войска 2-го Украинского фронта, перейдя в наступление из района севернее Кировограда в западном направлении, и войска 1-го Украинского фронта – из района юго-восточнее Белой Церкви в восточном направлении, прорвали сильно укрепленную оборону немцев, продвинулись за пять дней наступательных боев навстречу друг другу на каждом направлении от 50 до 75 километров и расширили прорыв на каждом участке наступления до 160–175 километров по фронту.

В результате этих операций войска 2-го и 1-го Украинских фронтов соединились в районе Звенигородка – Шпола и тем самым замкнули кольцо окружения вокруг группировки противника, действующей севернее этой линии, в составе девяти пехотных и одной танковой дивизий.

В боях отличились войска генерал-лейтенанта Галанина, генерал-майора Рыжова, генерал-лейтенанта Жмаченко…[227]

А вот строки из воспоминаний самого Ф. Ф. Жмаченко:

В конце февраля 1944 года была завершена Корсунь-Шевченковская операция. В период ее проведения 40-я армия вела исключительно напряженные бои, отбивая контратаки противника, особенно его танковых дивизий, стремившихся прорваться к окруженной группировке. За период боев было уничтожено около 350 танков противника. Большой опыт приобретен по организации взаимодействия с танками, применению подвижных заградительных отрядов, по маневру противотанковой артиллерии и по созданию внутреннего и внешнего кольца боевого порядка[228].

После Корсунь-Шевченковской операции 40-я армия была передана из 1-го Украинского в состав 2-го Украинского фронта (командующий фронтом Маршал Советского Союза И. С. Конев). Вместе с другими войсками этого фронта армия в марте – начале апреля 1944 г. участвовала в Уманско-Ботошанской операции, в ходе которой ее войска в тяжелых условиях распутицы форсировали крупные водные преграды: Южный Бут, Днестр, Прут. 6 апреля армия Ф. Ф. Жмаченко вышла к реке Серет, с ходу форсировала ее и перенесла боевые действия на территорию Румынии. За успешное руководство войсками армии по освобождению Правобережной Украины и в Уманско-Ботошанской операции Филипп Феодосьевич был награжден орденом Суворова 1-й степени.

Вспоминая это время, бывший начальник штаба артиллерии 40-й армии полковник И. К. Лихачев пишет:

Филипп Феодосьевич Жмаченко не подавлял своим большим положением и авторитетом инициативы, воли командиров. Наоборот, он как бы воодушевлял их, подсказывал каждому, как лучше выполнить стоящую задачу в той сложной обстановке, в которой нередко приходилось действовать. Его распоряжения были короткими, но четкими и понятными для исполнителя… Жмаченко внимательно изучал работников штаба и если видел, что человек душу вкладывает в дело – он не жалел ничего, чтобы поддержать его, поощрить. Сам же Филипп Феодосьевич, казалось, был неистощим на инициативу во всех своих заботах.

В ходе Ясско-Кишиневской операции (август 1944 г.) 40-я армия действовала на правом фланге фронта и, успешно развивая наступление, к концу августа вышла к предгорьям Восточных Карпат. В дальнейшем ее войска содействовали 4-му Украинскому фронту в преодолении Карпат и выводе его частей и соединений в район Ужгорода и Мукачева. В октябре 1944 г. армия участвовала в Дебреценской операции, а затем в Будапештской операции, продолжавшейся до середины февраля 1945 г. Еще в начале ноября 1944 г. соединения и части армии форсировали реку Тиса и, преодолевая ожесточенное сопротивление противника, к концу декабря вышли на венгерско-чехословацкую границу, где перешли к обороне. Возобновив наступление, войска генерал-лейтенанта Жмаченко в середине января 1945 г. прорвали оборону противника на юго-восточных склонах Словацких Рудных гор и овладели рядом городов.

В Братиславско-Брновской операции (23 марта – 5 мая 1945 г.) соединения и части армии освободили города Банска-Бистрица (23 марта), Кремница (3 апреля) и Превидза (4 апреля). Последней из операций, в которой участвовала 40-я армия, была Пражская операция (6-11 мая), к концу которой ее войска вышли в район Богдалец, Боброво, Нове Место.

Нове Место очистили от врага за день до окончания войны. Этот город находился в 100 км от Праги. 8 мая 1945 г. здесь состоялся митинг, на котором выступил и командарм-40. В своем выступлении Филипп Феодосьевич сказал, что дни и часы гитлеровского режима сочтены, что бои идут в центре Берлина. Рассказал он и о том, как трудно давалась эта победа, как беззаветно сражались солдаты и офицеры армии, отдавая свою жизнь не только за свободу и независимость Советского Союза, но и за свободу и независимость народов Европы. Генерал Жмаченко напомнил и о том, что вместе с войсками его армии за эту свободу сражались и воины 1-й чехословацкой бригады. Приехав с этого митинга к себе в штаб, Филипп Феодосьевич узнал, что война окончена. Вскоре ему было присвоено очередное воинское звание «генерал-полковник».

Командарм Жмаченко был участником Парада Победы в Москве. На его парадном мундире были награды Родины: два ордена Ленина, четыре ордена Красного Знамени, ордена Суворова 1-й степени, Кутузова 1-й степени, два ордена Богдана Хмельницкого 1-й степени, орден «Знак Почета». А также американский Командный орден, врученный ему в 1944 г. от имени президента США.

После войны генерал-полковник Ф. Ф. Жмаченко продолжал еще некоторое время командовать 40-й армией, которая была передислоцирована в Одесский военный округ. В 1946 г. его избрали депутатом Верховного Совета СССР. В феврале того же года Филипп Феодосьевич был направлен на Высшие академические курсы (ВАК) при Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова. После завершения учебы на ВАК он был назначен заместителем главнокомандующего Центральной группой войск, дислоцированной на территории Австрии и Венгрии. На этой должности он проработал четыре года. Весной 1951 г. его перевели в Белорусский военный округ заместителем командующего. Там Филиппа Феодосье-вича избрали депутатом Верховного Совета БССР.

В 1953 г. Ф. Ф. Жмаченко вернулся на родную Украину, в ее западную часть – заместителем командующего войсками Прикарпатского военного округа. А командовал округом Маршал Советского Союза И. С. Конев, который хорошо знал Жмаченко по фронтовым дорогам. Всего два года Филипп Феодосьевич проработал в названной должности во Львове. Здоровье его пошатнулось, и врачи вынесли свой приговор: к строевой службе непригоден. Предложение возглавить республиканский комитет ДОСААФ Украины пришлось Ф. Ф. Жмаченко по душе. И он возглавлял оборонную организацию республики до 1960 г., когда по болезни был уволен в отставку.

Умер Ф. Ф. Жмаченко в Киеве 19 июня 1966 г. Его именем были названы улицы в Киеве, Каневе, Коростене. Это имя было присвоено средней школе в селе Полесском, где Жмаченко родился, а также республиканскому Дому технического обучения допризывной молодежи.


Бывший командир 6-й тяжелой танковой бригады полковник Лизюков Александр Ильич после освобождения и восстановления в кадрах РККА был назначен преподавателем Военной академии механизации и моторизации. С марта 1941 г. он исполнял должность заместителя командира 36-й танковой дивизии 17-го механизированного корпуса Западного Особого военного округа. В начале Великой Отечественной войны Александр Ильич возглавил штаб группы войск, оборонявшей г. Борисов. С конца июня 1941 г. он командовал сводным отрядом, оборонявшим переправы на Днепре, в тылу 16-й и 20-й армий.

По свидетельству К. К. Рокоссовского, назначенного летом 1941 г. командующим оперативной подвижной группой Западного фонта, немцы стремились тогда захватить переправы через Днепр. Однако им это продолжительное время не удавалось.

Там действовал сводный отряд полковника А. И. Лизюкова, которому ввиду важности дела командующий фронтом (Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко. — Н.Ч.) лично поставил задачу обеспечить пути питания (и в случае нужды, отвода) борющимся под Смоленском войскам.

— Лизюков надежный командир, — сказал маршал. — Недавно я посылал Льва Доватора (полковник из резервной группы офицеров при штабе Западного фронта. — Я. Ч.) проверить, как там у него дела, он вернулся в восторге, даже предложил отметить Лизюкова наградой…[229]

В наградном листе тех дней отмечалось:

Полковник Лизюков Александр Ильич с 26 июня по 8 июля 1941 года работал начальником штаба группы войск по обороне города Борисова. Проявил максимум настойчивости, энергии и инициативы. Буквально под непрерывной бомбежкой со стороны противника, не имея средств управления, товарищ Лизюков своей настойчивой работой обеспечил управление частями. Лично проявил мужество и храбрость. Пренебрегая опасностью, появлялся среди бойцов и командиров на важнейших участках и восстанавливал необходимый порядок[230].

Вскоре К. К. Рокоссовский убедился в верности оценки, данной А. И. Лизюкову со стороны С. К. Тимошенко. Это показали бои под Ярцевом. Из воспоминаний К. К. Рокоссовского:

Сводный отряд, оборонявший переправы на Днепре в тылу 16-й и 20-й армий, некоторое время действовал самостоятельно, а затем по логике событий был подчинен нашей группе войск.

Полковник Александр Ильич Лизюков на самом деле оказался чудесным офицером. Среди опасных неожиданностей, то и дело возникавших на этом ответственном участке, он чувствовал себя как рыба в воде. Личная смелость его была безукоризненна, умение маневрировать малыми силами – на высоте. Был момент, когда немцы перехватили горловину, но это продолжалось несколько часов – Лизюков отбросил их, и его подразделения уничтожили весь вражеский отряд.

Сам полковник был из танкистов (перед войной служил заместителем командира 36-й танковой дивизии), и отряд его составился из танкистов – это были остатки танкового и мотострелкового полков, принадлежавших 5-му мехкорпусу… У них сохранилось всего пятнадцать танков. Но люди были отборные, кадровые, крещенные боем, включая командиров полков Сахно и Шепелюка[231].

Сводный отряд, которым командовал А. И. Лизюков, располагал весьма скромными силами и средствами: несколько разрозненных, неукомплектованных частей и подразделений, небольшое количество танков, главным образом, легких, противотанковый дивизион, зенитно-пулеметные установки и саперная рота для минно-заградительных работ.

Ввиду малочисленности своего отряда и важности выполняемой задачи полковник Лизюков большие надежды возлагал на военную хитрость, на смекалку, которые позволяли перехитрить противника. Поэтому в основе его замысла лежали: скрытность действий отдельных подразделений на разных направлениях по единому плану; маневренность, которую предстояло обеспечить за счет скорости легких танков и приданной им артиллерии. Суть замысла была в непрерывном перемещении от одного угрожаемого участка к другому, в нанесении внезапных огневых ударов по врагу и в стремительных коротких контратаках, без дальнейшего преследования отступающих, чтобы не раскрыть малочисленности собственных сил и средств.

Александр Ильич большое значение придавал правильному использованию местности под Смоленском: густые леса, множество болот, озер, речек, а также частых туманов, в которых фашисты нередко теряли ориентировку и управление. «Чем меньше противник будет о нас знать, — рассуждал А. И. Лизюков, — тем больше возможности ввести его в заблуждение. Пусть от нашей подвижности у немцев зарябит в глазах…»[232]

За храбрость, мужество и стойкость, проявленные при обороне г. Борисов и на последующих рубежах обороны полковник А. И. Лизюков был удостоен звания Героя Советского Союза. С середины августа 1941 г. он успешно командует 1-й танковой дивизией, которая во второй половине сентября была переформирована в 1-ю гвардейскую мотострелковую дивизию. Ее командиром А. И. Лизюков был до конца ноября 1941 г., когда он получил назначение командиром 2-го гвардейского стрелкового корпуса.

Необходимо отметить, что под командованием А. И. Лизюкова гвардейцы-мотострелки неоднократно отличились в битве под Москвой. Так было и под Наро-Фоминском, куда срочно направили 1-ю Московскую мотострелковую дивизию. Город несколько раз переходил из рук в руки. Положение сложилось чрезвычайно сложное. Дивизия Лизюкова преградила путь врагу на восток. Александр Ильич своевременно выдвинул танковый полк на левый берег р. Нара. Этот маневр создавал угрозу наступавшим войскам противника, и они остановились.

Оценивая действия гвардейцев, Маршал Советского Союза Г. К. Жуков отмечал:

Серьезно осложнилась обстановка в районе Наро-Фоминска… Быть бы беде, но в этот опасный момент подошла из резерва Ставки 1-я Московская гвардейская мотострелковая дивизия под командованием полковника Героя Советского Союза А. И. Лизюкова. Эта дивизия была усилена 5-й танковой бригадой подполковника М. Г. Сахно…

1-я Московская гвардейская дивизия отбросила прорвавшиеся части противника за реку Нару и прочно закрепила наро-фоминский участок.

2-м гвардейским стрелковым корпусом Александр Ильич руководил до начала апреля 1942 г., приняв участие в составе войск Северо-Западного фронта в Демянской наступательной операции. В середине апреля 1942 г. А. И. Лизюков был назначен командиром 2-го танкового корпуса, на базе которого была сформирована 5-я танковая армия, вошедшая в состав Брянского фронта. С июня 1942 г. А. И. Лизюков – командующий этой армией. Воинское звание «генерал-майор» ему было присвоено в январе 1942 г.

1942 год был не менее тяжелым для Красной Армии, чем год предыдущий. Как, впрочем, и для всей страны. После крупного поражения под Харьковом и в Крыму очередным испытанием для Красной Армии явилось отражение наступления немецких войск в излучине Дона в конце июня – июле 1942 г. Эти ожесточенные бои в отечественной историографии получили название Воронежско-Ворошиловградской оборонительной операции. Войскам Брянского, Юго-Западного и Южного фронтов трудно было устоять под ударами противника. Ситуация была близка к критической. Очевидно, именно поэтому и появился знаменитый приказ наркома обороны № 227, сразу же названный в армии приказом «Ни шагу назад!».

Войска Красной Армии находились на пределе своих сил и возможностей. Но и враг не смог добиться полного достижения своих планов – окончательно разгромить советские армии, преградившие ему путь к Кавказу и Волге. Несмотря на колоссальные потери в живой силе и технике, войска Красной Армии продолжали оказывать противнику упорное сопротивление, защищая каждую пядь родной земли.

Вот в такой обстановке стал формировать 5-ю танковую армию ее первый командарм генерал-майор А. И. Лизюков. Начальником штаба стал полковник П. И. Другое, а членом Военного совета Лизюков попросил назначить к нему дивизионного комиссара Г. Л. Туманяна, с которым Александр Ильич хорошо сработался во 2-м гвардейском стрелковой и 2-м танковом корпусах.

Формирование 5-й танковой армии происходило с 29 мая по 12 июня 1942 г. на основании директивы Ставки ВТК от 25 мая того же года на территории Московского военного округа. В нее вошли 2-й и 11-й танковые корпуса, 340-я стрелковая дивизия, 19-я отдельная танковая бригада, артиллерийские и другие части. В начале июля 1942 г. армия получит еще один корпус – 7-й танковый.

16 июня 1942 г. 5-я танковая армия была включена в состав Брянского фронта (командующий фронтом – генерал-лейтенант Ф. И. Голиков). 17 июля она передислоцируется в район г. Ефремов для прикрытия участка возможного прорыва немецких войск. Здесь части армии занимались боевой подготовкой, вели разведку и строительство оборонительных сооружений. После прорыва немцами обороны на стыке 40-й и 21-й армий распоряжением штаба Брянского фронта 5-я танковая армия стала перебрасываться в район Ельца. Эта переброска осуществлялась смешанным способом: пехота, гусеничные машины и грузы перевозились по железной дороге, остальная техника выдвигалась походным порядком. Однако малая пропускная способность железной дороги на участке Ефремов – Елец в сочетании с одновременной перевозкой в район Ефремова частей 3-й танковой армии привела к тому, что сосредоточение армии А. И. Лизюкова сильно растянулось по времени.

Еще шла передислокация частей и соединений, когда командарм Лизюков получил директиву из Москвы с задачей нанести удар в направлении Землянск, Хохол, перехватить коммуникации танковой группы противника, прорывавшейся к Воронежу, и, действуя по ее тылам, сорвать ее переправу через Дон. Все эти действия должны были оказать помощь войскам 40-й армии, ведущим бои в районе Касторной. Причем Ставка ВГК требовала начать операцию, не дожидаясь сосредоточения всех частей 5-й танковой армии, при этом вводя 2-й и 11-й танковые корпуса побригадно. Воздушное прикрытие этих действий должна была осуществлять авиационная группа генерал-лейтенанта авиации Г. А. Ворожейкина[233].

Не все получилось так, как задумывалось первоначально. Бывший начальник штаба Брянского фронта генерал армии М. И. Казаков впоследствии говорил: «Вместо того, чтобы организовать одновременную массовую атаку танков силами хотя бы четырех-пяти бригад на фронте 12–15 километров, командиры корпусов вводили их в бой прямо из колонн по месту ввода в готовый прорыв с выделением передовых батальонов, примерно по два батальона от корпуса. В итоге наступление танковых корпусов свелось, но существу, к боевым действиям только этих передовых батальонов, а остальные их силы стояли на месте и несли неоправданно большие потери от немецкой авиации…»[234]

Ради справедливости отметим, что большого практического опыта в применении танковых армий при организации наступления у Красной Армии летом 1942 г. еще не было. Тем более у молодого командующего 5-й танковой армией и его штаба. Он, этот опыт, появится потом. А тогда у Александра Ильича, разумеется, были упущения и недоработки. Как, впрочем, были они и у более высоких начальников. Упомянутый выше генерал армии М. И. Казаков вспоминает, что:

…утром 4 июля прибыл начальник Генерального штаба А. М. Василевский и в моем присутствии на КП 5-й танковой армии уточнил поставленную перед ней задачу. На мой взгляд, эта задача была очень осторожной. Ведь только в самой 5-й танковой армии насчитывалось около 600 танков, тогда как у противника в районе севернее Касторного их имелось не более 300. К тому же немецкие танки уже в течение целой недели вели бои и вряд ли в должной мере были обеспечены горючим и боеприпасами.

Все это позволяло использовать 5-ю танковую армию с более решительными целями, а для содействия ее удару следовало привлечь максимально возможное количество сил с северного фаса Брянского фронта. Но даже и та ограниченная задача, которую поставил Генеральный штаб перед этим мощным войсковым объединением, при условии успешного ее выполнения, могла существенно повлиять на обстановку под Воронежем. Основные танковые силы противника, то есть в первую очередь его 9-я и 11-я танковые дивизии, могли быть разбиты, и тогда войска левого крыла нашего фронта получили бы возможность закрепиться на оборонительном рубеже западнее реки Дон.

К сожалению, с запозданием предпринятое и неумело осуществленное наступление 5-й танковой армии с самого начала пошло не так, как можно было ожидать. Командующий армией плохо организовал взаимодействие между артиллерией, штурмовой авиацией и танками, а штаб фронта ему не помог. При постановке задач корпусам А. И. Лизюков ограничился картой, по которой повторил лишь то, что сам услышал от старших начальников. Точно так же поступили и командиры корпусов; они тоже по карте ставили задачи бригадам. Массированной танковой атаки не получилось…[235].

Хроника боевых действий такова. Утром 6 июля нанести контрудар смог только 7-й танковый корпус, половина бригад которого находилась во втором эшелоне и резерве. В ходе атаки части корпуса встретились с танками наступавшей 11-й танковой дивизии немцев, с которой вели бой в течение всего дня.

Утром следующего дня бригады 7-го и подошедшего 11-го танковых корпусов вновь перешли в атаку, отбросив немецкие части на рубеж Перекоповка, Озерки, Каменка. При этом две бригады 11-го танкового корпуса застряли на переправе через реку Кобылья Снова и в бою не участвовали. Они закончили переправу только к полудню следующего дня, причем один из батальонов 59-й танковой бригады оставил половину своих танков в болоте.

Утром 8 июля бригады 7-го и 11-го танковых корпусов вновь атаковали противника с тем же успехом, что и в предыдущие дни. Вечером того же дня заместитель командующего фронтом генерал-лейтенант Н. Е. Чибисов передал в штаб Лизюкова следующую директиву: «Товарищ Сталин приказал во что бы то ни стало сегодня взять Землянск. 2-й танковый корпус ни в коем случае не выдвигать, а держать его во втором эшелоне. Отдельными машинами прорываться подальше и громить тылы и транспорты противника»[236].

Но выполнить задачу, поставленную Сталиным, личному составу 5-й танковой армии не удалось – продвижение бригад было остановлено сильным огнем артиллерии и танков противника. Не способствовала наступлению и заболоченная местность на пути движения танков. Но самый большой урон армия несла от налетов немецкой авиации, которая непрерывно бомбила ее боевые порядки, тылы и коммуникации. Особенно активно самолеты противника действовали во второй половине июля, когда бомбардировщики группами по 12–20 машин бомбили объекты армии по 7–9 раз. Очень сильно страдала от бомбежек пехота (2-я и 12-я мотострелковые бригады), которая временами вообще вынуждена была прекращать боевые действия.

Генерал-майор Лизюков в этой обстановке настойчиво требовал от командования Брянского фронта надежного авиационного прикрытия. Он просил, умолял: «Прикройте нас с воздуха, и мы сделаем все, что необходимо». В критическую минуту боя Александр Ильич не сдержался и резко заявил заместителю командующего фронтом генерал-лейтенанту Н. Е. Чибисову: «Вы не дали мне нанести удар железным кулаком, заставили вводить армию в бой по частям, так хоть теперь сделайте по-моему – дайте авиацию, иначе все погибнет!»[237] В ответ Чибисов назвал Лизюкова трусом, не имея к тому никаких оснований.

Все последующие дни продолжались ожесточенные бои. Предпринимаемые попытки частей 5-й танковой армии продвинуться вперед немцы отражали. 12 июля, подтянув силы, противник нанес контрудар, атаковав 2-й и 7-й танковые корпуса крупными силами пехоты и танков. Понесшие в предыдущих боях большие потери, ослабленные бригады 5-й танковой армии стали отходить. На следующий день немецкое наступление на север было остановлено. Несколько дней части армии вели бои на занимаемых рубежах, а вечером 15 июля перешли в наступление. К вечеру 16 июля 5-я танковая армия несколько потеснила противника, выйдя на рубеж Хрущево, Озерки, Ломово, где и закрепилась.

В ночь на 18 июля части 5-й танковой армии были сменены стрелковыми войсками и отведены в тыл. В тот же день на основании директивы Ставки ВГК от 15 июля 1942 г. 5-я танковая армия была расформирована. По данным штаба армии, в боях в период 6–16 июля ее части уничтожили несколько тысяч солдат и офицеров противника, 317 танков, 358 орудий, 166 минометов, 310 автомашин и 30 самолетов[238].

Признанный мастер танковых атак, дважды Герой Советского Союза, маршал бронетанковых войск М. Е. Катуков, анализируя действия 5-й танковой армии под руководством А. И. Лизюкова, в своих воспоминаниях написал:

Только теперь, когда изучаешь архивные документы, понимаешь, насколько верно и точно была задумана эта операция, которая даже не получила в нашей исторической литературе своего наименования. А смысл этого замысла Ставки заключался в том, что 5-я армия, получившая дополнительно вновь прибывший 7-й танковый корпус, при поддержке наших уже поредевших к тому времени 1-го и 16-го танковых корпусов должна была нанести удар с севера на юг в направлении Землянск – Хохол по северному флангу группы армий “Вейхс”, перерезать ее коммуникации, сорвать переправу через Дон и, выйдя в тыл противнику, помочь вырваться из окружения левофланговым дивизиям 40-й армии… Конечно, результаты контрудара были бы значительнее, если бы Лизюков имел время на его подготовку. Армия была введена в бой по частям, как правило, с ходу, без разведки местности и противника. Это также значительно ослабило мощь ее удара. Отрицательно сказались и слабая артиллерийская поддержка танкистов, и отсутствие надежного авиационного прикрытия. К тому же противник обнаружил выдвижение 5-й танковой армии на исходные позиции. А это привело к потере внезапности ее применения. Ко всему сказанному надо добавить, что армия Лизюкова не имела боевого опыта[239].

К сказанному М. Е. Катуковым следует добавить, что главной заслугой танкистов генерал-майора А. И. Лизюкова является то, что они оттянули на себя и задержали на несколько дней основные силы 4-й танковой армии немцев, предназначенные для охвата войск Юго-Западного фронта. Контрудар 5-й танковой армии генерал-майора Лизюкова в значительной мере способствовал срыву первоначальных планов немецкого командования по проведению операций «Блау» и «Клаузевиц».

Александр Ильич тяжело переживал неудачи армии, а тем более ее расформирование. Он всесторонне анализировал все проведенные ею бои, делая для себя необходимые выводы на будущее. Но будущего у него, как оказалось, оставалась всего одна неделя. После расформирования армии А. И. Лизюков был назначен командиром 2-го танкового корпуса. 25 июля 1942 г. один из батальонов 148-й танковой бригады его корпуса попал в окружение. Генерал-лейтенант Н. Е. Чибисов приказал А. И. Лизюкову лично вывести тот батальон из западни. Непродуманность такого шага была очевидной, ибо командир корпуса, садясь в танк, лишался возможности управлять подчиненными войсками в опасный момент боевой обстановки.

Однако приказ надо было выполнять, и Александр Ильич вместе с полковым комиссаром Асоровым на танке КВ выехал в направлении деревни Медвежье (Воронежская область), чтобы найти батальон и руководить его прорывом из окружения. Обратно Лизюков и Асоров не возвратились. Как выяснилось позже, при прорыве танк А. И. Лизюкова был подбит и все находившиеся в нем погибли.

Об этом эпизоде боевой действительности упоминает и маршал бронетанковых войск М. Е. Катуков:

С волнением следил я со своего КП за этой атакой. Танк, в котором находился Лизюков, вырвался далеко вперед. Но вдруг он словно споткнулся о невидимую преграду… Машина Лизювова была подбита прямым попаданием бронебойной болванки. Командир корпуса генерал А. И. Лизюков приказал экипажу машины покинуть ее. В этот момент рядом разорвался снаряд… С болью в сердце похоронили мы отважного генерала…[240]

Гибель Героя Советского Союза генерал-майора А. И. Лизюкова потрясла всех, кто его знал. В своих воспоминаниях Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский пишет:

В этих боях погиб командующий 5-й танковой армией генерал Лизюков. Он двигался в боевых порядках одного из своих соединений. Ему показалось, что танкисты действуют недостаточно решительно. Чтобы воодушевить их, генерал бросился на своем танке КВ вперед, ворвался в расположение противника и там сложил голову.

Мне было искренне жаль его. Мы познакомились с ним еще на ярцевском рубеже. Боевой, храбрый танкист. Он был хорошим командиром танковой бригады, мог бы быть неплохим командиром корпуса. Но танковая армия ему была не по плечу. Соединение новое, наспех сформированное, к тому же у нас еще и опыта не было применения такой массы танков. Армия впервые участвовала в бою, да еще в столь сложной обстановке, и, конечно, все это не могло не отразиться на ее действиях. Было от чего впасть в отчаяние командарму…[241]

Имя генерал-майора А. И. Лизюкова было присвоено Саратовскому высшему командно-инженерному училищу. Семья Лизюковых дала Родине двух Героев Советского Союза. Младший брат А. И. Лизюкова – полковник Петр Ильич Лизюков на завершающем периоде войны командовал 46-й истребительно-противотанковой бригадой. 30 января 1945 г. он погиб в бою на территории Германии. Звание Героя Советского Союза ему было присвоено посмертно.

О братьях Лизюковых – Героях Советского Союза, отдавших жизнь за свободу и независимость своей Родины, замечательно написал Маршал Советского Союза А. М. Василевский:

Нельзя не преклоняться перед этой семьей.

Она дала Отчизне двух Героев Советского Союза. Одним из первых, получивших это звание в начальный период войны, был Александр Ильич Лизюков. Он командовал танковой армией и геройски погиб, находясь в разгар боя в передовых подразделениях своих бригад.

Этого высокого звания был удостоен и его брат полковник Петр Ильич Лизюков – командир 46-й истребительно-противотанковой артиллерийской Ленинградской бригады, сражавшейся в составе 3-го Белорусского фронта, которым я тогда командовал.

Отдал жизнь за Родину и третий брат – Евгений Ильич Лизюков, командир партизанского отряда Минского партизанского соединения.

Три брата, три героических защитника нашей Родины!

Это ли не пример патриотизма советских людей![242]


Восстановленный в кадрах Красной Армии в 1939 г. комбриг Козлов Петр Михайлович был назначен начальником 2-го отдела штаба Калининского военного округа. Затем он работал начальником штаба 14-й армии, начальником курса Академии Генерального штаба. В июне 1940 г. ему было присвоено воинское звание «генерал-майор».

На фронтах Великой Отечественной войны П. М. Козлов с ноября 1941 г. Начинал он с должности заместителя по тылу командующего 56-й армией Южного фронта. С декабря 1941 г. командовал оперативной группой войск этой армии. С марта 1942 г. П. М. Козлов – заместитель командующего 18-й армией Южного фронта. В мае-июне того же года – командующий 9-й армией Южного фронта.

В июне 1942 г. Петр Михайлович принял 37-ю армию. Эта армия последовательно входила в состав Южного фронта, Донской группы Северо-Кавказского и Северной группы Закавказского фронтов. Под командованием генерал-майора П. М. Козлова армия участвовала в тяжелых оборонительных боях в Донбасской, Моздокско-Малгобекской и Нальчикско-Орджоникидзевской оборонительных операциях. С переходом в январе 1943 г. советских войск в наступление 37-я армия под руководством П. М. Козлова участвовала в изгнании врага из пределов Северного Кавказа, освободив города Кисловодск (10 января), Пятигорск – родину Петра Михайловича (11 января), Ессентуки (11 января), Черкесск (17 января).

В составе Северо-Кавказского фронта в феврале-марте 1943 г. войска армии П. М. Козлова участвовали в Краснодарской наступательной операции (9 февраля – 16 марта). В мае-июне того же года в составе этого фронта Петр Михайлович командовал войсками 9-й армии, а в июле-августе – 47-й армией Степного фронта. В августе 1943 г. от командования этой армией он был отстранен с формулировкой: «За слабое руководство войсками армии и незнание обстановки, состояния подчиненных соединений и отсутствие с ними непрерывной связи, что привело в ходе боевых действий к значительным потерям личного состава армии».

Тогда же П. М. Козлов был назначен командиром 77-го стрелкового корпуса, которым он командовал до ноября 1943 г. В составе 60-й армии Центрального фронта корпус принимал участие в Черниговско-Припятской наступательной операции и освобождении городов Конотоп, Бахмач, Нежин и др. Особенно отличились части и соединения корпуса в битве за Днепр. В ходе этих боев Петр Михайлович умело руководил своими войсками при форсировании рек Остер, Днепр, Десна. Он проявил высокие организаторские способности, твердую волю, личное мужество и героизм при удержании захваченного плацдарма ка правом берегу Днепра. За эти и другие заслуги П. М. Козлов был представлен к званию Героя Советского Союза. В представлении к этому званию говорилось:

Генерал-майор Козлов, являясь командиром 77 стрелкового корпуса, отлично сколотил в боевой коллектив руководимые им части. Ведя решительные наступательные действия, 77 ск образцово, одним из первых, преодолел водные преграды рек Остер, Десна, овладев населенными пунктами Моровск, Рудня, продолжал неотступное преследование отходящего противника. К моменту форсирования р. Днепр, несмотря на труднопроходимые песчаные дороги, отсутствие скрытых подступов, тов. Козлов сумел своевременно подтянуть тылы своих частей, обеспечить в достаточном количестве свои части боеприпасами, горюче-смазочными материалами, продовольствием. И, несмотря на сильное воздействие вражеской авиации, 77 ск, прочно укрепившись на восточном берегу в районе Окуниново, не имея переправочных средств, широко использовал подручные средства для переправы, построив за короткий срок плоты, штурмовые мостики, паромы. Благодаря этим мероприятиям и тщательного выбора мест переправы, хорошего взаимодействия войск, отличной постановки службы связи Днепр был успешно форсирован. Занятый плацдарм на западном берегу в районе населенного пункта Страхолесье, Ротичи обеспечил дальнейшее развитие наступательной операции и дал возможность бесперебойной переправы частям армии. В упорных боях на западном берегу Днепра был полностью разгромлен 381 пехотный полк противника, убито 700 солдат и офицеров противника, захвачено 23 орудия, 3 катера, 2 радиостанции. На самых трудных участках боя появлялся лично тов. Козлов и своим умелым руководством, самоотверженностью и отвагой создавал в личном составе непоколебимую веру в победу, чем способствовал успеху наступательной операции. Генерал-майор Козлов достоин присвоения звания «Герой Советского Союза».

Командующий 60 армией генерал-лейтенант (Черняховский) Член Военного совета 60 армии генерал-майор (Оленин) 15 октября 1943 г.[243].

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 октября 1943 г. П. М. Козлову было присвоено звание Героя Советского Союза.

В январе 1944 г. П. М. Козлову было присвоено очередное воинское звание «генерал-лейтенант». Он был награжден орденами Ленина, Красного Знамени (двумя), Кутузова 2-й степени.

Умер П. М. Козлов от болезни 17 апреля 1944 г. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище. Его именем названа улица в Пятигорске.


Бывший командир 9-й механизированной бригады полковник Богданов Семен Ильич после освобождения в октябре 1939 г. и восстановления в кадрах РККА некоторое время находился в распоряжении Управления по комначсоставу. В июле 1940 г. он был назначен заместителем командира 29-й моторизованной дивизии по строевой части (начальником пехоты). В этой должности Семен Ильич находился до марта 1941 г., когда он получил назначение на пост командира 30-й танковой дивизии, с которой и вступил в войну в составе 14-го механизированного корпуса.

В первый месяц войны дивизия полковника С. И. Богданова сражалась в составе 4-й армии, вступив в сражение со 2-й танковой группой генерала Гудериана на брестском направлении. До середины июля 1941 г. дивизия вместе с другими соединениями армии сдерживала продвижение врага до рубежа р. Березина. Несмотря на все трудности начального периода войны и потери в живой силе и технике, части дивизии продолжали наносить противнику значительный урон.

В период обороны Москвы С. И. Богданов в октябре 1941 г. руководил защитой Можайского укрепленного района в системе Можайской линии обороны. Октябрь 1941 г. вообще для Москвы был одним из самых опасных месяцев – немцы вплотную приблизились к столице СССР. Ставка Верховного Главнокомандования делала все возможное, чтобы укрепить Западный фронт, в том числе за счет войск Резервного, Дальневосточного и Забайкальского фронтов. В командование Западным фронтом 11 октября вступил генерал армии Г. К. Жуков. Его заместителем стал И. С. Конев.

Из воспоминаний Г. К. Жукова:

Обсудив обстановку с И. С. Коневым, мы прежде всего решили отвести штаб фронта в Алабино. И. С. Коневу предстояло взять с собой необходимые средства управления, группу командиров и немедленно выехать для координации действий группы войск на калининское направление. Военному совету фронта выехать в Можайск к коменданту Можайского УРа полковнику С. И. Богданову, чтобы на месте разобраться в обстановке на этом направлении.

Штаб фронта двинулся в Алабино, а мы с членом Военного совета Н. А. Булганиным часа через два были в Можайске. Здесь были слышны артиллерийская канонада и разрывы авиационных бомб. С. И. Богданов доложил, что на подступах к Бородину с передовыми моторизованными и танковыми частями противника ведет бой 32-я стрелковая дивизия, усиленная артиллерией и танками. Ею командует полковник В. И. Полосухин, опытный командир. На дивизию можно надеяться.

Дав необходимые указания С. И. Богданову, мы выехали в штаб фронта[244].

С мая 1942 г. С. И. Богданов командовал 12-м танковым корпусом. В июле того же года ему было присвоено воинское звание «генерал-майор танковых войск». В составе 3-й танковой армии корпус под руководством Семена Ильича Богданова сражался на Западном фронте. С сентября 1942 г. по январь 1943 г. С. И. Богданов командовал 6-м механизированным корпусом, который принимал участие в Котельниковской наступательной операции. За успешные боевые действия в январе 1943 г. корпус был преобразован в 5-й гвардейский механизированный корпус, ему было присвоено почетное наименование «Зимовниковский». С марта 1943 г. С. И. Богданов – командир 9-го танкового корпуса 13-й армии Центрального фронта, который принимав активное участие в сражении под Курском. В июне того же года Семену Ильичу было присвоено очередное воинское звание «генерал-лейтенант танковых войск».

С сентября 1943 г. С. И. Богданов – командующий 2-й танковой армией, преобразованной 20 ноября 1944 г. в гвардейскую под тем же номером. Войска под его командованием в январе 1944 г. в составе 1-го Украинского фронта участвовали в отражении контрударов немецко-фашистских войск на винницком направлении, в Корсунь-Шевченковской, Уманско-Ботошанской, Люблин-Брестской, Висло-Одерской, Восточно-Померанской и Берлинской наступательных операциях. В проведенных сражениях и боях оттачивалось полководческое мастерство командующего 2-й гвардейской танковой армией генерала С. И. Богданова. Ему свойственны были такие качества, как умение быстро ориентироваться в сложной обстановке, принимать смелые, подчас неординарные решения.

Например, в Уманско-Ботошанской операции 2-я гвардейская танковая армия, согласуя свои действия с 27-й армией, в качестве подвижной группы фронта завершила прорыв обороны противника севернее г. Умань и совместно с 29-м танковым корпусом 5-й гвардейской танковой армии и 73-м стрелковым корпусом 52-й армии освободила г. Умань. В дальнейшем, несмотря на весеннюю распутицу и бездорожье, армия начала преследование противника. Она прошла с боями более 200 км, форсировав при этом такие крупные водные преграды, как реки Южный Буг, Днестр, Прут, и к концу операции вышла на подступы к г. Яссы.

За умелое руководство войсками армии в боях по прорыву обороны противника на уманском направлении и проявленные при этом мужество и отвагу Указом Президиума Верховного Совета СССР от 13 марта 1944 г. С. И. Богданов был удостоен звания Героя Советского Союза. В апреле того же года ему было присвоено очередное воинское звание «генерал-полковник танковых войск»[245].

Во время боев на территории Польши Семен Ильич был тяжело ранен в районе г. Люблин. Более полугода пробыл он в госпитале. 2-ю гвардейскую танковую армию в этот период водил в бой начальник штаба армии генерал-лейтенант танковых войск А. И. Радзиевский. К своим боевым друзьям Семен Ильич возвратился только в начале января 1945 г. Приняв армию (Алексей Иванович Радзиевский вернулся к исполнению своих прежних обязанностей), С. И. Богданов уже через неделю вводил ее в прорыв. Армия с боями прошла свыше 500 км, показав образцы смелых, дерзких и стремительных ударов по врагу. Она первой вышла к р. Одер и обеспечила захват чрезвычайно важных для последующих операций плацдармов.

За отличия в этих боях генерал-полковник танковых войск С. И. Богданов был представлен к полководческому ордену Суворова 1-й степени. В наградном листе говорилось:

Войска 2-й гв. танковой армии, руководимые гв. генерал-полковником танковых войск тов. Богдановым, в наступательных операциях войск 1-го Белорусского фронта в 1945 году показали образцы смелых, дерзких и стремительных ударов по противнику.

2-я гвардейская танковая армия, будучи введенной в прорыв с Веркинского плацдарма, 16.1.1945 года стремительным ударом разгромила подходившие из района г. Варшава резервы противника, вышла двумя танковыми корпусами в район г. Сохочев и завершила оперативное окружение Варшавской группировки противника. Преследуя разгромленные войска противника, части 2-й гв. танковой армии первыми вышли к границам Померании, успешно форсировали р. Нетце и вторглись в пределы Германии. За этот период боевых действий войска 2-й гв. танковой армии освободили города: Груец, Жерардув, Сохочев, Кутно, Иновроцлав, Бромберг, Вонгровец, Кольмар и тысячи других населенных, пунктов.

Ведя бои в Померании, армия тов. Богданова первой вышла к реке Одер и обеспечила захват чрезвычайно важных для последующих операций плацдармов на западном берегу реки Одер.

В феврале месяце 1945 года войска армии провели успешные бои юго-восточнее города Штеттин, измотав и уничтожив отборные части противника, пытавшиеся вести наступление из района юго-восточнее Штеттин.

1.3.1945 года 2-я гв. танковая армия, войдя в прорыв в р-не Арнсвальде, успешно выполнила свою задачу – вышла к побережью Балтийского моря в р-не г. Каммин.

Вывод: За умелое и искусное руководство войсками армии, в результате чего противник был разгромлен и лишен возможности произвести какую-либо перегруппировку сил, генерал-полковник т/в тов. Богданов достоин награждения орденом Суворова 1-й степени.

Командующий бронетанковыми и механизированными войсками 1 Белорусского фронта генерал-лейтенант танковых войск (подпись неразборчива) 8 марта 1945 г.[246].

Однако высшее руководство посчитало, что С. И. Богданов достоин более высокой награды, нежели орден Суворова. По данному представлению он был награжден второй медалью «Золотая Звезда», став, таким образом, дважды Героем Советского Союза (Указ Президиума Верховного Совета СССР от 6 апреля 1945 г.).

Сразу же после победы над гитлеровской Германией С. И. Богданову было присвоено воинское звание «маршал бронетанковых войск».

В послевоенные годы Семен Ильич занимал должности: командующего бронетанковыми и механизированными войсками Группы советских оккупационных войск в Германии (ГСОВГ) — до 1947 г., первого заместителя (1947–1948 гг.) и командующего БТ и MB Советской Армии (1948–1953 гг.), командующего 7-й механизированной армией (1953–1954 гг.), начальника Военной академии бронетанковых войск (1954–1956 гг.). С 1956 г. Семен Ильич находился в отставке.

С. И. Богданов избирался депутатом Верховного Совета СССР 2–4 созывов. Он был награжден орденами: Ленина (двумя), Красного Знамени (четырьмя), Суворова 1-й и 2-й степени, а также иностранными орденами.

Умер 12 марта 1960 г. Похоронен в Москве. Бронзовый бюст дважды Героя установлен в С.-Петербурге.


Среди немногих полковников-авиаторов, выпущенных на свободу накануне войны, был и бывший командир 44-й авиабригады Сибирского военного округа полковник Рязанов Василий Георгиевич. После восстановления в кадрах РККА он успел поучаствовать в войне с Финляндией. С марта 1940 г. Василий Георгиевич преподавал тактику ВВС в Военно-воздушной академии командного и штурманского состава ВВС Красной Армии.

С началом Великой Отечественной войны В. Г. Рязанов – заместитель командующего ВВС 5-й армии Юго-Западного фронта. С августа 1941 г. – начальник группы контроля ВВС этого фронта, а с декабря того же года – командир 76-й смешанной авиационной дивизии ВВС Южного фронта. В марте 1942 г. Василий Георгиевич был назначен командующим маневренной авиационной группой ВВС Юго-Западного фронта. В июле того же года он стал формировать 2-ю истребительную авиационную армию, предназначенную для усиления группировок советских ВВС в борьбе за господство в воздухе на важнейших операционных направлениях.

Однако опыт создания и применения истребительной авиационной армии показал ее громоздкость, недостаточную маневренность, сложность управления. Поэтому уже в ходе формирования в конце июля армия была разделена на две группы по две авиационные дивизии, которые пошли на усиление 1-й и 3-й воздушных армий.

С октября 1942 г. В. Г. Рязанов – командир 1-го штурмового авиационного корпуса, который был включен в состав 3-й воздушной армии Калининского фронта. Корпус под руководством генерал-майора авиации В. Г. Рязанова (первичное генеральское звание он получил в марте 1942 г.) участвовал в Великолукской наступательной операции, поддерживая войска 3-й ударной армии генерала К. Н. Галицкого при освобождении г. Великие Луки.

Затем в составе 6-й воздушной армии корпус поддерживал с воздуха войска 1-й ударной и 53-й армий Северо-Западного фронта при ликвидации демянского плацдарма противника. В середине марта 1943 г. корпус был передан в состав 2-й, а потом 5-й воздушных армий, приняв участие в Курской битве. Дивизии и полки корпуса наносили сосредоточенные удары по танкам и пехоте противника, поддерживая войска 6-й и 7-й гвардейских, 53-й, 57-й и 69-й армий, а также 1-й гвардейской танковой армии генерала М. Е. Катукова. Свой вклад штурмовики корпуса В. Г. Рязанова внесли в освобождение Белгорода и Харькова. В марте 1943 г. Василию Георгиевичу было присвоено очередное воинское звание «генерал-лейтенант авиации».

Входе битвы за Днепр штурмовой корпус генерала В. Г. Рязанова поддерживал войска Степного фронта при форсировании этой крупной водной преграды, захвате и расширении плацдармов на правом берегу реки. В октябре 1943 г. – январе 1944 г. соединения и части корпуса участвовали в наступательных операциях Степного (с октября 1943 г. – 2-го Украинского) фронта на криворожском, кировоградском и черкасском направлениях, в освобождении городов Знаменка, Черкассы, Кировоград. За отличия в боях при овладении г. Кировоград корпус был удостоен почетного наименования «Кировоградский» и преобразован в 1-й гвардейский штурмовой авиационный корпус.

За высокое мастерство в управлении частями корпуса в боях, отличную выучку личного состава, умелую организацию взаимодействия с наземными войсками при форсировании Днепра и личный героизм генерал-лейтенанту авиации В. Г. Рязанову было присвоено звание Героя Советского Союза (Указ Президиума Верховного Совета СССР от 22 февраля 1944 г.).

В июле 1944 г. корпус В. Г. Рязанова был передан в состав 2-й воздушной армии 1-го Украинского фронта. Входе Львовско-Сандомирской наступательной операции он поддерживал войска фронта при уничтожении противника в районе г. Броды, при развитии наступления к рекам Сан и Висла, их форсировании и захвате сандомирского плацдарма.

Командующий фронтом маршал Советского Союза И. С. Конев высоко оценивал действия корпуса и его командира генерала В. Г. Рязанова: «…Авиация 15 июля спасла критическое положение 38-й армии… Сандомирский плацдарм отстояла авиация». В дальнейшем корпус участвовал в Сандомирско-Силезской наступательной операции и освобождении польских городов Ченстохов, Краков, Катовице, за что Василий Георгиевич был награжден орденом Суворова 2-й степени.

В Нижнесилезской наступательной операции дивизии и полки корпуса поддерживали наступление 3-й и 4-й гвардейских танковых армий, 5-й гвардейской, 6-й и 52-й армий. В ходе Верхнесилезской наступательной операции корпус во взаимодействии с 4-й гвардейской танковой, 21-й и 60-й армиями участвовал в разгроме группировки противника в районе г. Оппельн (Ополе, Польша) и в последующем развитии наступления войск фронта к р. Нейсе. За успешное управление корпусом в период захвата наземными войсками плацдарма на р. Висла и разгрома ченстоховско-радомской группировки противника, проявленные при этом мужество и героизм генерал-лейтенант авиации В. Г. Рязанов был представлен к званию дважды Героя Советского Союза, т. е. к награждению второй медалью «Золотая Звезда». В этом представлении говорилось:

«Гвардии генерал-лейтенант авиации Рязанов участник Отечественной войны с первых дней.

На всем протяжении Отечественной войны командовал крупными авиационными соединениями. С июля по сентябрь месяц 1942 года командовал 2-й авиационной армией Ставки Верховного Главнокомандования, в состав которой входило 9 авиационных дивизий, преобразованные затем в 1-й штурмовой авиационный корпус.

Несмотря на сжатый срок подготовки, тов. Рязанов умело сколотил руководящий состав подчиненных частей, организованно и в полной готовности подготовил корпус к своевременному выводу на фронт.

Свой славный боевой путь генерал Рязанов начал на Калининском фронте. Под его командованием части авиакорпуса действовали сначала по срыву наступления противника на Великолукском направлении, а затем в освобождении гор. Великие Луки и разгроме Демянского котла, обеспечивая при этом успех нашим наземным войскам.

За четкую и правильную организацию боевой работы частей корпуса по освобождению от немецких оккупантов г. В. Луки и разгроме Демянской группировки противника тов. Рязанов в феврале 1943 г. награжден орденом “Красное Знамя”.

По приказу Ставки Верховного Главнокомандования тов. Рязанов со своим корпусом 10 марта 1943 г. переброшен на Воронежский фронт и вошел в оперативное подчинение 2-й воздушной армии.

За период боевых действий на Воронежском фронте части корпуса вели напряженную боевую работу по отражению наступления противника на белгородском направлении. За отличное руководство боевыми частями Военный совет Воронежского фронта вынес благодарность лично генералу Рязанову и всему летному составу, участвовавшему в разгроме наступавших бронетанковых сил противника.

19 июля 1943 года авиакорпус вошел в состав Степного фронта в оперативное подчинение 5-й воздушной армии.

За время пребывания на Степном, а затем 2-м Украинском фронтах, авиакорпус поддерживал наступающие наземные войска на Белгородско-Харьковском направлении, форсировании реки Днепр и расширении плацдарма на правом берегу Днепра.

Имея хорошую оперативно-тактическую подготовку, большой боевой опыт командования крупными авиасоединениями, тов. Рязанов отлично организовал работу по взаимодействию с наземными войсками и управлению боевыми действиями авиации на поле боя.

В героических боях по освобождению от немецких оккупантов городов: Харькова, Краснограда, Полтавы, Кременчуга, Знаменки, Кировограда авиакорпусу и всем трем отличившимся авиадивизиям присвоены собственные наименования: “Кировоградский”, “Красноградская”, “Полтавская”. “Знаменская”. Лично тов. Рязанов за самоотверженную боевую работу и отличное управление боевыми частями награжден орденом Суворова 2-й степени.

В боях за Социалистическую Родину по освобождению от немецких оккупантов Советской Украины авиакорпус приобрел заслуженную повсеместную славу.

В ожесточенных боях личный состав проявил железную воинскую дисциплину, высокое воинское мастерство, отвагу и геройство, нанеся противнику огромные потери в живой силе и технике.

Правительство высоко оценило славные боевые подвиги корпуса – 5 февраля 1944 года присвоив ему звание “гвардейский”.

За самоотверженную боевую работу, высокое мастерство в управлении боевыми частями на поле боя, отличную выучку личного состава боевому мастерству, за правильную организацию взаимодействия с наземными войсками и проявленный им героизм, 22 февраля 1944 года гвардии генерал-лейтенант авиации Рязанову присвоено высокое звание Героя Советского Союза.

С июля месяца 1944 года гвардейский авиакорпус ведет боевую работу в составе Первого Украинского фронта. С первого дня пребывания на 1-м Украинском фронте авиакорпус под командованием Героя Советского Союза гвардии генерала Рязанова начал свое действие по прорыву глубоко эшелонированной долговременной обороны немцев на Львовском направлении по ликвидации окруженной группировки противника в районе Сасов, Белый Камень, Ольшаница, Золочев, в борьбе за Львов и ликвидацию окруженной группировки юго-восточнее Львова, по выходу наших частей на р. Висла, ее форсирование и расширение плацдарма на западном берегу р. Висла.

Кроме того, личный состав корпуса проявил отвагу и геройство по уничтожению окруженной группировки немцев северо-западнее Сандомира, отражению крупных контратак танков и пехоты противника и удержанию плацдарма на западном берегу р. Висла.

При проведении операции по разгрому ченстоховско-радомской группировки немцев, тов. Рязанов, благодаря умелому руководству по организации взаимодействия с войсками 52 армии, 3 гвардейской танковой армией и частично с 3 гвардейской армией, личное руководство штурмовиками на поле боя, части корпуса оказали эффективную помощь наземным войскам при овладении городами: Стопница, Хмельник, Ра-домск, Ченстохов и Кельцы.

В январскую операцию частями корпуса произведено 2101 успешный боевой вылет с налетом 1985 часов. В результате которых уничтожено и повреждено: танков – 12, автомашин с войсками и грузами – 343, бронетранспортеров – 13, ж.д. вагонов – 364, повозок с грузом и боеприпасами —160, орудий разных – 20, ж.д. цистерн – 7, создано очагов пожара – 86, солдат и офицеров – около 1140 чел. и много другой техники и сооружений. Проведено 49 воздушных боев, в которых сбито 21 самолет противника. Свои потери в период этой операции: 29 самолетов.

Летный состав корпуса, воспитанный генералом Рязановым, показал образцы мужества, отваги и героизма в борьбе с врагами нашей родины. Летная работа проводилась в исключительно сложных метеорологических условиях, но несмотря на сложные метеорологические условия, на всем протяжении проведенной операции корпус боевую работу не прекращал.

Лично сам генерал Рязанов все время находится на переднем крае линии фронта, где организует взаимодействие с наземными войсками и управляет боевыми действиями авиации на поле боя. Благодаря такому способу управления, все удары штурмовиков исключительно эффективны и заслуженно вызывают восторг и благодарность наземных войск.

За самоотверженную боевую работу, отличное управление боевыми частями в период завоевания плацдарма на западном берегу реки Висла и разгром ченстоховско-радомской группировки немцев и проявленные при этом мужество, отвагу и геройство – гвардии генерал-лейтенант авиации Рязанов достоин высшей правительственной награды – звания “дважды Герой Советского Союза”.

Командующий 2 воздушной армией генерал-полковник авиации (Красовский) 5 февраля 1945 г.[247].

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 2 июня 1945 г. В. Г. Рязанов награжден второй медалью «Золотая Звезда».

Части и соединения корпуса успешно действовали и в Берлинской операции. Они способствовали своевременному форсированию войсками фронта р. Нейсе, прорыву обороны противника на подступах к Берлину и при его штурме. За образцовое выполнение заданий командования корпус был награжден орденом Кутузова 2-й степени, а за отличия при штурме Берлина удостоен почетного наименования «Берлинский».

В послевоенный период В. Г. Рязанов продолжал командовать своим 1-м штурмовым авиакорпусом (до 1947 г.). С февраля 1947 г. он вступил в командование 14-й воздушной армией (Прикарпатский военный округ), а в апреле 1949 г. – 69-й воздушной армией (Киевский военный округ).

Василий Георгиевич Рязанов награжден орденами: Ленина (двумя), Красного Знамени (тремя), Суворова 2-й степени, Богдана Хмельницкого 1-й степени, Красной Звезды, а также иностранными орденами.

Умер В. Г. Рязанов 8 июля 1951 г. в Кисловодске в возрасте 50 лет. Похоронен в Киеве.


Загрузка...