Из истории отечественного оружия. Русская винтовка

КАЗНОЗАРЯДНЫЕ СИСТЕМЫ ПОД МЕТАЛЛИЧЕСКИЕ ПАТРОНЫ И ПРИНЯТИЕ НА ВООРУЖЕНИЕ ШЕСТИЛИНЕЙНЫХ ВИНТОВОК С. КРНКИ И Н. M. БАРАНОВА

Казнозарядные системы стрелкового оружия под металлические патроны являются самым совершенным ручным огнестрельным оружием[210]. Металлические вкладные каморы — своеобразные прототипы патронов — были известны в России со времен кремневого оружия. Казнозарядное двухствольное ружье, заряжавшееся стальными каморами — патронами с закраиной, — изготовил Иван Лялин в подарок Екатерине II.

Мы уже указывали на металлические патроны Паули, Бертрана, Казакова, Нормана и другие, испытавшиеся в России. Однако и эти металлические патроны, и сконструированные под них системы были далеки от совершенства. Дело было не в самом принципе — металлический унитарный патрон не знал соперников, — а в несовершенстве технологии их изготовления, непродуманности деталей конструкции, отсутствии опыта в изготовлении и применении.

Русские оружейники давно пришли к выводу об огромных преимуществах металлического унитарного патрона казнозарядного ружья. Прусско-датская война (1864 г.) и особенно годы Гражданской войны в США (1861–1865 гг.) выявили все преимущества унитарных, в особенности унитарных металлических патронов, в то время в массовых масштабах изготовлявшихся лишь в Америке. В заседании от 7 октября 1864 г. Оружейная комиссия, в 1860 г. пришедшая на смену Комитету об улучшении штуцеров и ружей (1830–1860 гг.)[211], указала, что после прусско-датской войны стало очевидным несовершенство двухпульной системы, которая уступает игольчатой «с готовым патроном» (унитарным), а эта последняя значительно хуже казнозарядного ружья под металлический патрон. Оружейная комиссия подчеркивала, что, хотя в данное время еще не найден удовлетворительный способ экстрактирования гильзы, а сами гильзы дороги и производство их не налажено, все эти недостатки несомненно будут устранены. Металлический патрон — это патрон будущего и будущего недалекого.

В Оружейной комиссии шло изучение металлических патронов и сконструированных под них систем. Некоторые из них, как то: английская Шепарда и американская Ингерсола Дея, несмотря на свой слабый патрон, заслуживали внимания, но на сцену выступил обычный аргумент — «металлические патроны… не могут быть изготовлены самими войсками». Бумажный патрон старых кремневых и капсюльных ружей, заряжающихся с дула, изготовлялся в войсковых частях, стоил дешево и не требовал сложных устройств. Боеприпасы и новому стрелковому оружию требовали совершенной, принципиально новой техники их изготовления.

Ф. Энгельс писал: «До 1848 г. можно было самим изготовлять из пороха и свинца необходимый заряд, теперь же для каждого ружья требуются особые патроны, похожие друг на друга лишь в том отношении, что все они представляют собой сложный продукт крупной промышленности и, следовательно, не могут быть немедленно изготовлены…»[212]

Крупной промышленности, которая должна была бы в массовом масштабе изготовлять металлические патроны, в России не было.

Как уже говорилось, Ф. Энгельс установил непреложную истину, что ничто так не зависит от экономических условий, от производства, как именно армия и флот, их вооружение, состав, организация, тактика и стратегия[213]. Ф. Энгельс не раз указывал на связь способа ведения боя с техникой[214].

Металлический патрон требует при изготовлении большой точности. А между тем до 1868 г., когда в России появился штангенциркуль, даже механики и оптики могли производить измерения с точностью лишь до ¼ точки, т. е. 0,06 мм (точка = 0,25 мм). Металлический патрон требовал точности до 1/10, (0,006 мм) и даже 1/20 (0,009 мм) точки[215].

И если Оружейная комиссия хорошо представляла себе преимущество металлических патронов, то для промышленности России массовое их изготовление являлось на данном этапе ее развития недостижимым идеалом, поэтому Комиссия была вынуждена предпочесть двухпульную систему, испытания которой решили продолжать[216].

Это решение отнюдь не является свидетельством невежества, косности, консервативности русских оружейников, Наоборот, они хорошо знали подлинную цену казнозарядным системам под металлический патрон, но они знали и отсталость, маломощность, а порой и вовсе беспомощность промышленности России. Оружейная комиссия была вынуждена отклонять, а то и вовсе не рассматривать различные казнозарядные системы под металлические патроны, «герметически закрывающие ствол во время выстрела», так как «фабрикация металлических патронов у нас еще не установлена» и «наша техника находит в этом препятствие»[217].

Русские оружейники 60-х годов ратовали за металлические патроны и конструировали их, Подробный анализ их качеств дал выдающийся русский ученый-оружейник, теоретик и конструктор стрелкового оружия В. Л. Чебышев. Он указал на недостатки бумажных патронов игольчатых систем, подробно рассмотрел мнимые и реальные недостатки металлических. Металлические патроны требуют надежной экстракции, патронник и гильза должны быть хорошо пригнаны, что требует большой точности при изготовлении: закраина патрона должна быть плотно прилажена к обрезу казны; патрон необходимо оберегать от вмятин, искривлений и т. п. Металлические патроны были дороги они — тяжелее бумажных. Конструкторы опасались, что ударный состав капсюлей и порох в сочетании с медью гильзы будут давать вредные соединения, вызывать «гальванический ток» и патроны окажутся «скоропортящимися».

Все эти недостатки, порой надуманные сторонниками привычного бумажного патрона, с лихвой окупались достоинствами металлического, а отрицательные качества последнего, чаще всего мнимые и временные, обусловливались «молодостью» и новизной металлического патрона[218].

Мнение В. Л. Чебышева разделяли такие видные знатоки стрелкового оружия, как П. Лукин, В. Шкларевич, В. Экстен, И. Маслов и др. Они отмечали высокое достоинство металлических патронов, оставивших далеко позади себя всех своих конкурентов, так как обеспечивали наибольшую скорострельность, полную обтюрацию, чистоту канала ствола, исключали прорыв газов в механизм затвора и оседание в нем нагара.

Затвор ружья был прост, так как ствол с ним соединяет сама гильза, ударник проще и прочней иглы игольчатых ружей. Закраина гильзы прочно закрепляла ее в патроннике, что избавляло от осечек. Металлические патроны герметичны и долговечны. Опасения появления в них «гальванического тока» не оправдались. Им можно придавать любую форму (коническую, цилиндро-коническую, бутылочную)[219]. Все эти качества металлического патрона свидетельствовали о его явном преимуществе над бумажным патроном игольчатого ружья, давно уже утратившем свое единственное достоинство — простоту устройства и возможность «изготовления в войсках».

В. Л. Чебышев напоминал о том времени, когда выступали и против капсюлей («ударных колпачков»), ссылаясь, что их надо изготовлять на заводах, что грубые пальцы солдат не смогут обращаться с ними и т. п. Теперь то же самое говорят о металлическом патроне. Но совершенствование техники оружейного дела похоронило все «недостатки» металлического патрона. Более того, после принятия металлического патрона для переделки с дула заряжающихся шестилинейных винтовок в казнозарядные перевооружение русской армии ускорилось в семь раз[220].

Мы остановились подробно на истории металлического патрона в силу следующих обстоятельств: подобно тому как в свое время выбор пули был важней, чем системы стрелкового оружия, конструируемой под эту пулю, так и теперь вопрос о конструкции патрона и о материале, из которого он изготовлялся, имел первостепенное значение, не менее существенное, чем принятие системы стрелкового оружия под этот патрон. Еще в 1864 г. Оружейная комиссия признала высокое достоинство металлических патронов. Именно поэтому она отвергла систему под полуметаллический-полубумажный патрон Драшковского («скоропал» 1866 г.) и игольчатую магазинную винтовку Платта (1869 г.)[221].

Уже тогда в комиссии велись работы по изготовлению и испытанию металлических патронов. Первые заграничные (английские) патроны для охотничьих ружей доставили в комиссию в 1864 г. Они не получили одобрения, и комиссия поручила Ф. Ф. Труммеру продолжать работы по изучению и конструированию систем под металлические патроны[222].

Существовало несколько типов металлических патронов: 1) кругового воспламенения или бокового огня (ударный состав заполняет всю внутреннюю часть закраины гильзы), 2) шпилечные (Лефоше) и 3) центрального боя. Русским оружейникам предстояло остановить свой выбор на одном из них.

Были созданы отечественные системы под металлические патроны: шпилечные (Ф. Вишневского, корнета Терентьева, Н. Пикачева, Лазарева), кругового воспламенения (штабс-капитана Туношенского, тульского оружейника Гольтякова)[223]. В основном работы над металлическими патронами сосредоточились на Охтинском пороховом заводе. Ими успешно руководили полковник Ракус-Сущевский и поручик Патцевич.

Шпилечные патроны были сложны и небезопасны. Патроны кругового воспламенения непрочны и приспособлены для небольшого заряда. Патроны центрального воспламенения показали себя значительно лучше.

В 1866 г. Ракус-Сущевский и Патцевич сконструировали цельнометаллический унитарный патрон центрального воспламенения с папковым поддоном для устранения непосредственного воздействия пороховых газов на закраину гильзы. Патрон Ракус-Сущевского и Патцевича являлся одним из первых металлических патронов центрального воспламенения. Он блестяще выдержал испытания — на 500 выстрелов не было ни одной осечки, ни одного разрыва гильзы. В 1867 г. Ракус-Сущевский и Патцевич получили привилегию на свой патрон[224].

В это время вернулся из поездки в США выдающийся русский оружейник А. П. Горлов, привезший несколько ружей, металлические к ним патроны и станки для их изготовления[225]. Это были патроны четырехлинейного калибра (4,2 линий = 10,67 мм), который должен был сменить шестилинейный калибр. Все преимущество «малого калибра» стало совершенно очевидным. Но этот калибр мог быть принят только для винтовок новой системы, а что было делать с сотнями тысяч шестилинейных дульнозарядных винтовок образца 1856–1860 гг., морально устаревших, но еще вполне пригодных для применения[226]? Их надо было переделывать, но по какой системе?

Пока решался этот вопрос, в 1868 г. была принята четырехлинейная винтовка, сконструированная русскими офицерами-оружейниками А. П. Горловым и К. И. Гуциусом под патрон, созданный ими на основе гильзы Ракус-Сущевского и Патцевича. Русское стрелковое оружие того времени являет собой пеструю картину: вначале, в 1868 г., была принята более совершенная новая четырехлинейная система, а затем, в 1869 г., — система, предназначенная для переделок старых шестилинейных винтовок, мертвым грузом лежавших на армии и флоте.

Армия нуждалась в 100–125 млн. патронов ежегодно. А между тем, не считая частных мастерских с ничтожным объемом производства, только патронная мастерская Охтинского завода изготовляла металлические патроны, но в очень ограниченном количестве и лишь для опытов[227]. Поэтому Оружейная комиссия отвергала русские и иностранные проекты переделки шестилинейных винтовок на казнозарядные, ссылаясь, на то, что все они под металлические патроны, «валовая фабрикация коих у нас еще не установилась».

Высказывались и иные, более оптимистические суждения о будущности металлических патронов в России. В. Л. Чебышев обращал внимание на то, что в 1869 г. патронная мастерская освоила производство и четырехлинейных, и шестилинейных металлических патронов[228]. Это заставляет считать вопрос о металлическом патроне для переделки шестилинейных дульнозарядных винтовок решенным. «Пусть…. находят в этом (производстве металлических патронов. — Вал. М.) препятствие», но, как полагала редакция «Оружейного сборника», возглавляемая В. Н. Бестужевым-Рюминым и В. Л. Чебышевым, «нет сомнения, что затруднения эти будут в скором времени преодолены»[229].

Основанием для такого суждения служило то обстоятельство, что на Охтинском заводе еще в 1865 г. металлические гильзы изготовляли «без особых затруднений», «так что можно было надеяться на дальнейший успех в этом деле»[230].

И успех пришел. Вслед за Охтинской мастерской заработала «Санкт-Петербургская мастерская металлических патронов», находившаяся в помещении Старого арсенала у Литейного моста[231]. Приказ по Военному ведомству от 20 марта 1869 г. утверждал для переделки дульнозарядных винтовок металлический патрон[232]. Итак, патрон для переделки шестилинейных винтовок был найден — им должен был стать металлический патрон.

Теперь надо было остановиться на системе, по которой должна была идти переделка. Оружейная комиссия рассматривала свыше 70 систем иностранных и русских оружейников, проектировавших свои винтовки под металлический патрон. Свои системы предлагали Ф. Вишневский, Терентьев, Н. Пикачев, Туношевский, Шлиппенбах, Драшковский, сконструировавший свой «скоропал» в 1866 г.

В 1868 г. А. В. Лазарев предложил свою магазинную винтовку, построенную по принципу системы Жаppa. Винтовка имела вставной металлический магазин в виде бруска, передвигавшегося справа налево, ставя патрон против ствола и переводя его под удар курка. Изобретатель полагал, что из нее можно было сделать от 40 до 55 выстрелов в минуту, т. е. она была самой скорострельной, превосходя по скорострельности игольчатые ружья в 8 раз[233]. Практически такой скорострельности винтовка Лазарева достичь не могла.

Но все эти системы были отвергнуты, так как предназначались под патроны слабые, либо имевшие другие недостатки: шпилечные — Вишневского, Пикачева, Терентьева, кругового воспламенения — Лазарева, полуметаллические — Драшковского[234]. Армейское стрелковое оружие должно было обладать более мощным патроном.

В процессе поисков системы, приемлемой для переделки дульнозарядных шестилинейных винтовок в казнозарядные, сложилась своеобразная ситуация, в результате которой армия и флот приняли хотя и сходные, но все же различные системы, но флот, хотя и немного, все же опередил армию. Среди верхушки командного состава флота немало было рутинеров, препятствовавших любым новшествам. Типичные «марсофлоты», враждебно встретившие паровые паровые суда, эти «самовары» и «утюги», пришедшие на смену стройным и изящным парусникам, заявляли, что матросу ружье не нужно, так как «солдат без ружья не солдат, матрос без ружья — матрос», и нельзя матроса превращать в «морского солдата»[235]. Но эта точка зрения вызвала решительные возражения со стороны передового морского офицерства[236].

Вскоре вопрос о казнозарядной винтовке для флота был поставлен на реальную почву. В 1865 г. лейтенант Н. М. Баранов, начальник Морского музея в Петербурге, предложил свою систему для переделки винтовок, Н. M. Баранов начал работу над конструированием ручного огнестрельного оружия с 1854 г., когда ему едва исполнилось 18 лет, и начал с «приложения» своей «системы к охотничьему ружью»[237].

Винтовка Баранова имела откидной затвор, отбрасываемый вверх и вперед по типу системы Брандлин-Альбини. Баранов, как он сам писал, «придерживался системы Брандлин-Альбини»[238], но отнюдь не копировал ее. Винтовка Баранова имела 10 существенных отличий от винтовки Альбини[239].

По отзыву В. Л. Чебышева, Баранов изменил, улучшил и упростил систему Альбини и при этом сделал все так хорошо, что отпала необходимость в испытании самой винтовки Альбини[240]. Система Баранова имела недостатки (исключались осмотр и чистка канала ствола с казны, гильза не выбрасывалась, а только выдвигалась)[241], но зато она обладала и рядом достоинств, а именно несложностью и прочностью, причем при переделке ствол, ложа с прибором и замок оставались старыми, переделывались только курок и казенная часть ствола, и ставилась новая ствольная коробка с затвором[242]. Прицел к винтовке Баранова вначале был на 600 шагов, а затем приняли «высокий прицел» на 1200 шагов[243]. Производство патронов для винтовки Баранова вскоре наладили в мастерских Морского ведомства, которые полностью покрывали потребность в них[244]. К патрону винтовки Баранова приняли пулю Вельтищева, так как пуля Минье, принятая к шестилинейным винтовкам, заряжающимся дула, оказалась несколько меньшего калибра и стрельба ею давала неудовлетворительные результаты[245].

Рис. 8. Казенная часть винтовки системы Баранова и ее разрез

Кроме шестилинейных дульнозарядных винтовок флот располагал еще и семилинейными. Их тоже намеревались переделать на казнозарядные под бумажный игольчатый патрон по системе Ф. Ф. Труммера и под металлический патрон по системе Корниша и Н. М. Баранова, но переделка семилинейных ружей для флота была сразу же прекращена, так как следовало «предпочесть снабжение флота новыми ружьями меньшего калибра»[246].

Винтовка Баранова получила одобрение со стороны русских оружейников, но вскоре у нее появился конкурент. Им была привезенная полковником лейб-гвардии уланского полка Т. Ф. Ганом из Вены в 1867 г. винтовка Сильвестра Крнки, барона Гогенбурга (Гогенбрюка), чеха по национальности, уроженца города Валина (Богемия)[247]. Оружейная комиссия признала, что винтовка С. Крнки построена по системе Корниша, известной в России с 1866 г., только в винтовке («карабине») С. Крнки «заслонка» (затвор) отбрасывается не вправо, а влево, ударник расположен горизонтально, а не наклонно, и поэтому необходимо отгибать курок в сторону[248].

Предварительные испытания «карабина», на Волковом поле в Петербурге в июле 1867 г. прошли успешно, но они не решили вопроса о принятии его на вооружение в армии — вставала все та же проблема металлического патрона, а «допустить металлический патрон нельзя, прежде чем не установится у нас валовая фабрикация оных»[249]. Отсутствие ее в России побуждало даже такого прогрессивного деятеля времен реформ 60-х годов, как Д. А, Милютина, не отвергать возможность переделки дульнозярядных винтовок в казнозярядные под бумажный патрон[250]. Флоту необходимо было винтовок чуть ли не в 90 раз меньше, чем армии, и флот мог позволить себе ввести винтовку под металлический патрон, а для армии металлический патрон казался чрезмерной роскошью.

Обстоятельства заставили поторопиться с решением вопроса о винтовке С. Крнки. В июле 1867 г. русский военный агент во Франции полковник Витгенштейн сообщил, что в Венсенской стрелковой школе на полигоне будет испытываться винтовка барона Гогенбрюка, обратившая на себя внимание французских оружейников «по простоте своей системы и малоценности переделки»[251]. Чертежи, присланные Витгенштейном, убедили Оружейную комиссию в том, что эта та самая винтовка, которую привез из Вены Т. Ф. Ган.

Осенью 1867 г. на короткое время приезжал в Петербург «австрийский подданный барон Гогенбург» — Сильвестр Крнка[252]. Он привез в Петербург свою винтовку («штуцер») с клеймом «Krnka»[253]. С. Крнка являлся выдающимся оружейником, хотя у себя на родине, в Австро-Венгрии, его системы, предложенные им в 1849 и в 1856 гг., а также винтовка, сконструированная им по системе Корниша, привезенная в Россию Т. Ф. Ганом, были отвергнуты[254].

Во Франции, и особенно в России, к системе С. Крнки относились иначе. Оружейная комиссия еще раз убедилась в идентичности винтовки, привезенной Т. Ф. Ганом, изображенной на чертежах, присланных Витгенштейном, и доставленной в Петербург самим С. Крнкой. Большое впечатление на Оружейную комиссию произвела записка Т. Ф. Гана, поданная им Д. А. Милютину 23 января 1869 г., в которой он предлагал применить к винтовке Крнки изобретенный им металлический патрон, который очень прост и «легко может быть выделан самими войсками, если их снабдить необходимой на то машиной, стоимостью менее 150 p.»[255].

Аргумент возымел действие. Уже на следующий день, 24 января, Главное артиллерийское управление отдало приказ приступить к испытанию винтовки Крнки. Морское ведомство остановило свой выбор на системе Баранова[256], и на заводе И. И. Путилова уже началось производство его винтовок[257].

Для решения вопроса о системе, по которой следует переделывать дульнозарядные винтовки, в феврале 1869 г. была создана специальная комиссия, состоявшая из офицеров-оружейников, управляющих оружейными заводами, и владельцев заводов, возглавленная генерал-лейтенантом Резвым, Кроме этой комиссии в марте создали еще две: 1) главную распорядительную комиссию под председательством самого Милютина; 2) исполнительную комиссию, возглавляемую генерал-лейтенантом Резвым[258].

Комиссия признала необходимым все внимание уделить только двум системам: Баранова и Крнки[259]. Управляющие казенными заводам и частные заводчики пришли к выводу, что переделка винтовок по системе Крики проще, легче, дешевле и быстрей, чем по системе Баранова[260]. Переделка по системе Крики должна была обойтись в 6 р., а по системе Баранова — 7 р. 50 к.[261].

Главное артиллерийское управление полагало, что к 1 марта 1870 г. армия должна получить не менее 400–500 тыс. переделочных винтовок под металлический патрон. Казенные заводы и частные заводчики сообщили, что к этому сроку может быть переделано по системе Крики 469 тыс. винтовок, а по системе Баранова только 265 тыс.[262].

Технические и финансовые соображения восторжествовали. Комиссия решила отдать предпочтение системе С. Крнки[263].

Однако и система Баранова не была отвергнута. Армия перевооружалась переделочными винтовками Крики, флот — винтовками Баранова. Комиссия требовала только того, чтобы патрон был одинаковым для той и другой винтовки. Добиться этого оказалось нелегко. Вначале полагали принять для переделочных винтовок патрон типа четырехлинейной винтовки Горлова-Гуниуса, о чем речь будет ниже, только соответствующим образом укротив его, но это оказалось невозможным. Надо было конструировать особый патрон. Шестилинейный патрон с составной гильзой из латунной ленты с внутренней чашечкой сконструировал T. Ф. Ган. Его улучшил С. Крнка, патрон получил название патрона Крнки-Гана[264]. Баранов остановился на гильзе из красной меди с наружной чашечкой. Но составные гильзы имели ряд недостатков, быстро портились. Пришлось отказаться и от красной меди (гильзы плохо раздаются, трескаются, окисляются). Гильзы стали изготовлять только из латуни (сплава красной меди с цинком).

После ряда опытов и поисков остановились на цельнотянутой латунной гильзе, капсюле Бердана и пуле Минье[265]. С марта 1869 г. специальная Опытная комиссия начала испытания винтовок Крнки и Баранова в присутствии конструкторов. Результаты выявили их вполне удовлетворительные качества. Обе системы оказались одинаково простыми и удобными в отношении разборки, сборки, чистки, а также прочными и выносливыми. Скорострельность практически была одной и той же — 9 выстрелов в минуту. Затвор винтовки Баранова затруднял стрельбу вверх при угле более 45–50° так как в таком положении он силой своей тяжести падал вниз. Но винтовка Баранова показала лучшую меткость на 600 и 800 шагов. В общем Опытная комиссия признала винтовки равнозначными[266].

18 марта 1869 г. Александр II утвердил систему С. Крнки для переделки дульнозарядных винтовок, а 8 августа — для переделки капсюльных казнозарядных винтовок Терри-Нормана[267]. В первом случае речь шла о переделке стрелковых и пехотных винтовок, причем прицел оставался старый, т. е. для стрелковых 1200 шагов (854 м), а для пехотных 600 шагов (427 м). Русские оружейники внесли в систему С. Крнки ряд улучшений (изменение экстрактора и др.)[268].

Так, русский солдат получил на вооружение шестилинейную переделочную казнозарядную винтовку под металлический патрон[269]. Она сыграла большую роль в победоносную войну 1877–1878 гг., освободившую Болгарию от османского ига.

Винтовка С. Крнки имела калибр 6 линий (15,24 мм), ствол с 4 нарезами, длиной 902,9 мм и вес 4,5 кг. Пуля весила 35,52 г, имела начальную скорость 305 м. Винтовка Н. М. Баранова того же калибра имела ствол с 4 нарезами, длиной 851,2 мм и вес тоже 4,5 кг.[270].

В свои очередь русский матрос получил винтовку Баранова, которой в первую очередь снабжались суда, уходившие в Средиземное море и Тихий океан[271]. Винтовки Баранова «везде признавались имеющими большое преимущество перед ружьями всех других систем»[272].

Рис. 9. Казенная часть винтовки С. Крнки, ее разрез и патрон

И система Крнки, и система Баранова были приняты для переделки шестилинейных дульнозарядных винтовок, На очереди был переход к четырехлинейному калибру и к другим системам.