Из потаенной истории России XVIII–XIX веков

Не ему их судить…

Осенью 1817 года в Москве Иван Якушкин объявил товарищам по тайному обществу, что считает благом для России отправиться с двумя пистолетами к Успенскому собору, где будет царь Александр I: одним выстрелом убить императора, другим — себя…

Члены декабристского Союза спасения отговорили Якушкина, считая покушение нецелесообразным. Тайное общество не было еще готово ко взятию власти.

В среде декабристов довольно широко распространился слух о предложении Якушкина. Сохранилось важное свидетельство будущего царя, в то время великого князя Николая Павловича: «По некоторым доводам я должен полагать, что государю (Александру I) еще в 1818 году в Москве после богоявления (в январе) сделались известными замыслы и вызов Якушкина на цареубийство: с той поры весьма заметна была в государе крупная перемена в расположении духа, и никогда я его не видал столь мрачным, как тогда…»

Академик М. В. Нечкина высказала осторожное предположение, что информация достигла престола скорее не после, а до января 1818 г., что доносчиком был член тайного общества Николай Комаров.

Очевидно, реальная угроза цареубийства (вместе с другими соображениями) повлияла на Александра I: он в присутствии многих лиц, за столом вскоре заговорил о своем будущем отречении от престола. Несколько позже царь впервые объявил младшему брату Николаю, что трон должен перейти к нему, а не к старшему брату и официальному наследнику Константину.

Естественно, возникает вопрос, отчего, зная о проекте Якушкина, власти не прибегли к арестам и другим репрессиям? Ведь именно в это время заключают в Шлиссельбургскую крепость отставного полковника Тимофея Бока, подавшего на высочайшее имя смелые записки. И тем не менее в 1817–1819 гг. никто из декабристов не был наказан (не считая неожиданного, но краткого ареста Александра Муравьева в начале 1818 г.). Судя по всему, секретный розыск насчет Якушкина даже не велся. Этот факт еще можно объяснить тем, что сведения были весьма неопределенными; но вот последующие события уже не поддаются такой мотивировке. Три года спустя, в 1821 г. на царский стол лег подробный донос одного из членов Коренной управы (руководящего центра) тайного общества Михаила Грибовского, который перечислял главных деятелей Союза благоденствия, сообщал об их планах, целях. На рукописи доноса, как недавно удалось установить, следующий царь, Николай I, написал (по-французски): «Вручено императору Александру за четыре года до событий 14 декабря 1825 г.». Затаенный яд этой пометы очевиден: за четыре года до восстания были названы главные заговорщики, можно было «пресечь бунт» в зародыше, но Александр I почему-то этого не сделал. Не придал значения сообщенным фактам? Отнюдь нет! Сохранился ряд сведений об испуге и озлоблении царя. Кое-кто из названных в доносе лиц под благовидным предлогом был удален из столицы (но кое-кто, наоборот, повышен, поощрен); запрещены масонские ложи, иногда рядившиеся в масонские одежды тайные организации ушли еще глубже в подполье.

На замечание одного из высших сановников Ил. Вас. Васильчикова о необходимости принятия более решительных мер против тайных обществ царь отвечает: «Не мне их карать». Эта фраза достоверна и свидетельствует о немалом кризисе верховной власти, ее бессилии сделать что-либо для пресечения дворянской революционности. В самом деле, Александр I своими обещаниями и послаблениями в начале царствования, проектами различных реформ (Негласный тайный комитет, затем замыслы Сперанского) возбудил много надежд на близкие коренные перемены — отмену крепостного права, конституцию. После победы над Наполеоном реформы были явно «задвинуты» или забыты; вместо них — аракчеевщина, военные поселения, Священный Союз. Обманутые надежды лучших людей российского общества постепенно сменяются убеждением, что сам царь виноват в антиправительственном возбуждении. К тому же формула «не мне их карать», очевидно, относилась и к роли самого Александра в событиях 1801 г., когда он, в сущности, санкционировал государственный переворот против отца — Павла I. По его представлениям, он сам был в ту пору заговорщиком «во благо России», как 20 лет спустя — члены тайных союзов. Не ему их судить.

Время шло. Сравнительно мирные декабристские организации сменяются Северным и Южным военными тайными обществами, цель которых при всех колебаниях и разногласиях ясна: военная революция, уничтожающая самодержавие и крепостное право. Согласно Пушкину, в России о заговоре знали все, кроме тайной полиции (в X главе «Евгения Онегина» строка — «наш царь дремал»). Впрочем, дружины Рылеева и Пестеля, разумеется, принимали свои конспиративные меры, готовясь ответить ударом, если будут открыты. Известия же о заговоре, вероятно, не слишком конкретные, продолжали поступать. Вот запись 1824 г.: «Есть слухи, что пагубный дух вольномыслия или либерализма разлит или по крайней мере сильно уже разливаем и между войском… В обеих армиях… есть по разным местам тайные общества или клубы, которые имеют притом секретных миссионеров». В узком кругу царской семьи, среди приближенных повторяются слова, которые Александр I впервые произносил еще в юности, — о желаемом отречении, «уходе в отставку», отъезде с целью зажить частной жизнью где-нибудь за границей. (Так, известно, что весной 1825 г. шурин Александра I принц Оранский представил свои возражения против отречения императора.) Логическим продолжением этого сложного психологического состояния Александра I было окончательное оформление завещания. Передача престола подготавливалась в глубочайшей тайне, о том не знали даже многие виднейшие государственные лица. По всей стране в церквах по-прежнему, как полагается, возглашались здравия императору Александру и наследнику престола — Константину.

Исследователи немало спорили о причинах этой таинственности. Наиболее вероятной кажется версия о страхе Александра I вызвать обсуждение причин перемены в престолонаследии, боязнь возможного брожения умов, которое могло быть усилено или использовано тайным обществом. Как мы знаем, позже, перед 14 декабря 1825 г., ситуация «Константин или Николай» была одной из пружин, ускоривших общественный взрыв.

Летом 1825 г. унтер-офицер Шервуд, пробившись к Аракчееву, а затем к царю, сумел сообщить о мощном тайном союзе на юге, готовящем решительный удар. Начальник Главного штаба Дибич, присутствовавший при беседе царя с Шервудом, не поверил в реальность заговора, но царь возразил: «Шервуд говорит правду». При этом Александр I интересовался, не участвует ли в тайном обществе «кто-нибудь из лиц поважнее».

Царь отбыл на юг страны: ближайшее будущее грозило ему взрывом и гибелью.

22 сентября 1825 г., находясь в Таганроге, Александр I узнал об убийстве в Грузине, близ Новгорода, возлюбленной Аракчеева Настасьи Минкиной. Ныне, спустя много лет, точно известно, что убийство совершили крестьяне, не вынесшие изуверской жестокости своей хозяйки. Но тогда, явно под впечатлением недавнего доноса Шервуда, Александр решил, будто в Грузине действовало тайное общество: Минкину «убили нарочно, из ненависти не к ней, но к графу Аракчееву, чтобы его удалить от дел» (записано начальником Главного штаба Дибичем). Аракчеев поддержал версию о «постороннем влиянии» и прибавлял — «по стечению обстоятельств можно еще, кажется, заключить, что смертоубийца имел помышление и обо мне». Царь вызывает к себе верного министра и фаворита, но тот не приезжает. Фразу в царском письме о необходимом расследовании дела Аракчеев использует как повод для жесточайшей расправы над сотнями подозреваемых.

Вскоре приходят новые угрожающие сведения: 18 октября 1825 г. в Таганрог явился начальник южных военных поселений граф Витт, доставивший царю последние данные о большом заговоре, полученные от провокатора Бошняка.

Хотя доклад Витта был устным, мы легко можем установить, чтó он рассказал императору, ибо позже сведения, добытые Бошняком, фигурировали и на процессе декабристов. Наряду с реальными фактами, конкретными именами старших офицеров и генералов-декабристов Бошняк собрал разные домыслы — отзвук преувеличенных представлений, свойственных некоторым заговорщикам, о силах тайного союза. К тому же в интересах нечистого на руку и циничного генерала Витта было завысить революционные силы и тем раздуть свои заслуги.

Так или иначе, но 18 октября 1825 г. царю было доложено, что существует пять «вент» (отраслей) тайного общества, что заговорщики контролируют 13 полков, 5 артиллерийских рот и какую-то часть флота, что они рассчитывают на видных военачальников — Ермолова, Сенявина, Киселева. Царю, очевидно, дословно было передано записанное провокатором восклицание декабриста Лихарева: «Ах! Если бы Вы знали, кто между нами находится, Вы не захотели бы мне поверить».

Сейчас, полтора века спустя, мы знаем, что некоторые высшие сановники в лучшем случае пассивно симпатизировали заговору и готовы были соучаствовать только после победы восстания. Однако важно понять, что осенью 1825 г. Александр I, особенно боявшийся заговора «лиц поважнее», помнивший, как подобные лица свергли Павла I, — представлял угрозу большей, чем она была. К тому же генерал Витт уже знал, что южные декабристы догадались о провокации, и это, несомненно, должно было толкнуть их к решительным действиям… Позже Витт, очевидно, смешивая правду с ложью, сообщал некоторые подробности той, последней его беседы с Александром I своему адъютанту Ксаверию Браницкому (в будущем известному деятелю польской эмиграции).

Согласно Браницкому, царю в тот день, между прочим, были доложены явно преувеличенные данные о связях с заговорщиками таких важных сановников, как граф Михаил Воронцов и генерал Павел Киселев; Александр I говорил о необходимости хотя бы кратковременного ареста руководителей тайных обществ; о том, что он желает в будущем реформировать Россию главным образом путем… расширения системы военных поселений (через которые должна быть «пропущена» большая часть крестьянства и таким путем освобождена от крепостной зависимости).

Любопытно, что даже такой осведомленный и влиятельный царедворец, как Витт, до конца дней был уверен, будто Александр I погиб насильственной смертью…

Однако вернемся к событиям, предшествующим кончине царя.

Едва были осмыслены «новости Витта», как в начале ноября пришел очередной донос Шервуда: член Южного общества Вадковский проговорился о планах декабристов выступить в скором времени, сразу после цареубийства…

Как видим, осенью 1825 г. в Таганроге царя преследуют, подавляют угрозы и «призраки»:

1. Покушение тайного общества на Аракчеева и Минкину в Грузине.

2. Депрессия Аракчеева, на помощь которого Александр I особенно надеялся.

3. Желание многочисленных полков (артиллерии, флота) выступить против самодержавия.

4. Важные государственные персоны — среди заговорщиков.

5. Приближение часа цареубийства и восстания.

Что делать? Не реагировать, дожидаясь неминуемого удара, царь не может и не хочет. Реагировать? Меры предосторожности приняты, ряд репрессий готовится. И в то же время реагировать «по-настоящему» — означало произвести массовые аресты и расправы в полках, среди генералитета, среди высших сановников. Этого он смертельно боится; возможно, ожидает подосланных убийц, а в связи с несомненным развитием религиозно-мистических чувств готов увидеть здесь «перст судьбы»; «тень убитого Павла» и т. п.

Таким представляется общий фон настроений «наверху» за месяц до 14 декабря. И вдруг — внезапная болезнь и смерть царя в Таганроге 19 ноября 1825 г.

Через 25 дней декабристы выходят на Сенатскую площадь.

Послесловие

Как известно, сразу же после 19 ноября 1825 г. возник слух, затем угас, исчез, а несколько десятилетий спустя возродился снова, будто Александр I не умер в Таганроге, а таинственно ушел, уехал, скрылся… Мы сейчас не собираемся, даже в самых кратких чертах, анализировать громадную литературу, посвященную «ушедшему императору», загадочному старцу Федору Кузьмичу и т. п. Напомним только о пристальном интересе Льва Николаевича Толстого к этому сюжету (неоконченная повесть «Посмертные записки старца Федора Кузьмича»). Заметим также, что в ряде зарубежных изданий вопрос об уходе со сцены Александра I рассматривается как «еще не решенный русскими и советскими историками».

Этот сюжет обсуждался в нашей печати около 10 лет назад на страницах журнала «Вопросы истории», «Недели», «Науки и жизни». По инициативе одного из лучших знатоков этой проблемы, писателя, искусствоведа, автора известных воспоминаний «На чужбине» Льва Дмитриевича Любимова тогда рассматривался вопрос о необходимости изучения гробницы Александра I в Петропавловской крепости. Руководство Министерства культуры РСФСР в связи с этим справедливо указало, что предварительно необходимо осветить вопрос о предшествующих вскрытиях императорских гробниц.

Действительно, среди многочисленных документов, воспоминаний, преданий функционирует немало сведений о том, будто усыпальница в соборе уже вскрывалась и что саркофаг императора Александра I (в отличие от других царских могил) совершенно пуст.

Л. Д. Любимов незадолго до кончины ознакомил автора с рядом публикаций по интересующей нас теме, а также с огромным числом интересных писем, полученных им в ходе дискуссии 1966 г. и лишь частично поместившихся на страницах тогдашней печати. Среди этих документов (а также некоторых других, недавно полученных автором) находятся очень любопытные свидетельства.

В парижской газете «Кандид» от 12 июля 1939 г. Л. Д. Любимов писал: «Коровин, известный художник, утверждал в разговоре со мною, что нарком просвещения Луначарский ему сообщал: „Гроб Александра I найден пустым“».

Сходные данные, хотя и расходящиеся в некоторых деталях, поступили от профессора В. К. Красуского (Колтуши), профессора А. Н. Савинова (Ленинград), доктора физико-математических наук В. И. Ангелейко (Харьков), Н. К. Светлановой (Ленинград), Б. А. Короны (Москва). Первоисточниками сообщаемой информации были названы свидетельства А. А. Сиверса, В. К. Лукомского, Ф. И. Шмита (известных специалистов по различным историческим и искусствоведческим дисциплинам), О. В. Аптекмана (народника, автора известных воспоминаний, работавшего после революции в Петроградском историко-революционном архиве), архиепископа Николая (в миру врача В. М. Муравьева-Уральского). Согласно этим рассказам, при изучении царских склепов в Петропавловском соборе, произведенном свыше полувека назад, были обнаружены более или менее сохранившиеся тела различных членов императорской фамилии. Только в склепе Александра I будто бы не было ничего, кроме пыли. Этот же факт подтверждают еще несколько письменных, устных и напечатанных за рубежом свидетельств, некоторые со ссылками на руководителей Наркомпроса А. В. Луначарского и М. Н. Покровского.

Всего в нашем распоряжении находится пятнадцать таких свидетельств.

Из воспоминаний, восходящих к началу 1920-х годов, получено только одно — со смыслом, противоположным приведенному: писатель Ю. О. Домбровский сообщал, что профессор К. В. Кудряшов (автор книги «Александр I и тайна Федора Кузьмича») заверял слушателей своих лекций: «Гробницы в Петропавловском соборе не вскрывались». Каков вывод?

Еще раз подчеркиваем, что мы сознательно сузили тему, решительно исключив, не рассматривая пока что все чрезвычайно многочисленные и крайне противоречивые свидетельства о других таинственных или неясных обстоятельствах, возможно, связанных с историей Александра I (все факты, появившиеся в печати или присланные в письмах во время обсуждения 1966 г., автору настоящей статьи известны). Речь идет пока только о подтверждении или опровержении имеющихся сведений насчет «пустой гробницы», обнаруженной в 1920-х годах.

15 свидетельств, в общем, одинаково описывающих интересующий нас факт, высказанных, в частности, людьми с квалифицированным научным мышлением, со ссылкой на ряд авторитетнейших имен… Казалось бы, достаточно для выводов, что:

1. В 1921 г. гробница Александра I была пуста.

2. Отсюда с огромной долей вероятности следует, что она была пуста и до 1917 г.

3. Немыслимо представить (на основании того, что нам известно о моральных и религиозных принципах правящей верхушки), чтобы царская фамилия разрешила потревожить тело одного из предков: либо в гробу в течение почти столетия вообще не лежало никакого тела, либо поначалу во время похорон Александра I был погребен в Соборе другой человек (об этом есть легенды) и после останки были оттуда изъяты.

4. Если так, значит, Александра I никогда не хоронили в Петропавловском соборе в 1826 г.; значит, он не умирал 19 ноября 1825 г. в Таганроге и скорее всего скрывался от приближавшегося декабристского удара. Куда? В Англию (по одним сведениям), на Дон, в Сибирь (по другим). Но от этой стороны вопроса мы сейчас решительно уклоняемся.

Казалось бы, все логично. Но… но… Но ведь достаточно было распространиться хотя бы одному «хорошо рассказанному» слуху, чтобы возникла крепкая версия. К тому же мы знаем теперь, сколько вполне разумных, серьезных людей делались жертвами сложного «коллективного гипноза» и своими глазами видели «маленьких зеленых космических пришельцев», а иногда и еще более невероятные вещи. Нет, всякая тайна, развивая наше воображение, фантазию требует для противовеса самой нудной, сухой, тщательной проверки.

Хотя о «пустом гробе» 1921 г. свидетельствуют весьма компетентные лица, но увы! Никто из них не видел сам — все ссылаются на других компетентных очевидцев. Ни одного свидетельства «первого ранга» пока не удалось найти. Архивные поиски официального акта о вскрытии гробниц пока ничего не дали: отдельный документ очень трудно, практически невозможно найти, если не представлять достаточно точно, по какому ведомству он шел. Специалисты по истории того периода допускают, между прочим, что вскрытие гробниц в 1921 или 1922 г. могло быть следствием энергичной инициативы каких-либо петроградских учреждений, чьи архивы за прошедшие десятилетия, особенно за время войны, подвергались различным, порою гибельным перемещениям. Так или иначе, но понятно, что «раскопки» в Петропавловской крепости если и были, то не оставили по условиям того времени достаточно весомой документации.

Вскрытие гробницы Александра I и других императоров в Петропавловском соборе, произведенное в наши дни (наподобие недавнего вскрытия гробниц царей Ивана Грозного и Федора Ивановича в Московском Кремле), конечно, могло бы «закрыть тему», уничтожить многочисленные слухи от весьма правдоподобных до совершенно нелепых.

Смерть Александра I или бегство его в контексте предыстории декабризма — явления одного порядка: кризис, паника, сокрушение, распад на фон е надвигающейся, как Немезида, революционной мести. В то же время, с точки зрения исторической психологии, нас интересуют разнообразные подробности, социально-психологические детали напряженной схватки. Вряд ли нужно доказывать, что психологический фон поведения верхов в период приближающегося восстания декабристов — проблема важная, помогающая объяснению ряда страниц первого революционного движения.