Гью Эйнсли (1792–1878)

Сбирайся живее!

Ты ль не любишь, милашка,

Холмистых земель,

Где поет на просторе

Пастушья свирель?

Солнце светит вовсю,

Воздух чист и горяч.

Сбирайся живее —

И на-конь, и вскачь!

Ты ль не слышишь, милашка,

Щегла и дрозда?

Не тебя ли зарянка

Зовет из гнезда?

Не к тебе ль ковыляет

Напыщенный грач?

Сбирайся живее —

И на-конь, и вскачь!

Ты ль не помнишь, милашка? —

Над светлым ручьем,

Одинок и уютен,

Возвышается дом…

Нет, не скроешь румянца —

И взора не прячь!

Сбирайся живее —

И на-конь, и вскачь!

Домашний очаг

Идем пылающий рассвет

Встречать на берегу;

Благоухающий букет

Сбираем на лугу;

На сеновале спим подчас,

А иногда в стогу, —

И тем сильнее тянет нас

К родному очагу!

Люблю глядеть на облака

И радугу-дугу…

Травинку, пташку и зверька

Люблю и берегу!

А вечером всего милей

В приятельском кругу —

Пора вернуться из полей

К родному очагу!

Шальные дни{*}

«— Ребятки, вот уж полночь бьет,

И честной повсеместно храпит народ!

Говорю вам опять:

По домам — да и спать!»

Не внемлют ребятки — ватага пьет:

«— Утихни, пустомеля Кэт!

— Налей-ка нам сызнова эля, Кэт!

Да неужто же нам

Разбрестись по домам?

Наступила шальная неделя, Кэт!

Ужель не вдоволь припаса, Кэт?

— Нынче пьем до рассветного часа, Кэт!

Нынче наша пора!

Мы гульнем до утра!

Эй, пива живее! И мяса, Кэт!

— Что ни день — забота: работа, Кэт;

До седьмого трудимся пота, Кэт.

Ох, пора отдохнуть

Хоть зимой, хоть чуть-чуть! —

И нынче нам клюкнуть охота, Кэт.

— Наполни кружки снова, Кэт!

Неси на закуску мясного, Кэт!

Ай да радостный пир!

Покинуть трактир

Грешно было б — честное слово, Кэт!»

Прощание со страной Бернса

Я опять говорю «прощай»,

И гляжу, не скрывая слез,

На любезнейший сердцу край!

Не шутя повторю, всерьез:

Я душой в эту землю врос…

Грустный голос холмов и рек,

И ветров, и рассветных рос

Нынче внемлю: «Прощай навек!»

Час прощания столь тяжел!

Понимаю, надежды нет:

Не вернуться в шотландский дол,

Чтобы алый встречать рассвет!

Здесь роскошен весенний цвет,

Здесь веселый журчит ручей…

Нынче будет последний спет

Гимн отраде моих очей!

Ты прекрасней всех прочих стран,

Расставаться с тобой — беда!

Знаю: тает в горах туман,

Иссякает в ручьях вода,

Гибнут замки и города…

Но возлюбленный окоем

Не изменится никогда —

Он бессмертен в сердце моем!

Строки, сочиненные по случаю годовщины со дня рождения Бернса Написано поздним вечером, на горном перевале у Вермонтской границы

Когда я славил в прошлый раз

Бессмертного поэта,

Сверкало солнце, как алмаз, —

О, сколько было света!

Теперь пою в чужой земле…

Здесь тучи низки, серы,

Здесь укрываются во мгле

Чащобы и пещеры.

Не внемлю дружественных слов,

Не слышится привета.

Январский мир весьма суров,

И далеко до лета.

До поднебесья восстают

Верхи мохнатых кряжей.

Природа! Ты предстала тут

Угрюмой, дюжей, ражей.

Но вспомню Бернсову хвалу

Приволью и безлюдью —

И дышится в моем углу

Медвежьем полной грудью!

Здесь, в чужедальней стороне, —

Простор людскому праву;

И Бернсу этот край вполне

Пришелся бы по нраву!

За Бернса пьют шотландцы днесь

Вино из полной чаши.

И гордостью — и там, и здесь! —

Пылают души наши.

25 января 1823

Загрузка...