Из-за денег

Кен Джилфорд Минус одна жена

Джон Уикмен, честно говоря, имел два крупных недостатка. Первый — это то, что он был бухгалтером. И не только в профессиональном смысле. Он думал как бухгалтер, строил свое существование соответствующим образом, принимал необходимые решения — и все согласно стоимостным выражениям, балансам, дебетам и кредитам. Второй его недостаток состоял в том, что у него была жена.

Обычно такого рода пороки не образуют в комбинации некое взрывчатое вещество, не ведут к убийству. Но в случае с Джоном Уикменом смесь действительно взорвалась. И все из-за того, что внутри тела этого человека жила бухгалтерская душа. К тому же, он выбрал себе в жены самую вздорную и никчемную особу.

Первые признаки неизбежной развязки проявились в конце декабря, вечером, сразу же после празднования Рождества, тогда, когда обычно каждый здравомыслящий человек приводит в порядок свои счета, свои мысли, свои чувства, намечает планы на будущее. Джон Уикмен был именно таким методическим человеком, не из тех, кто надеется на авось.

Итак, все началось холодным декабрьским вечером.

— Шестьсот долларов из семейного бюджета нужно будет потратить на меня, — начал Джон прикидывать на бумаге. — Шестьсот долларов из семейного бюджета уйдут на нужды Флоры…

— Джон, — вмешалась Флора, сидя на качалке в углу комнаты. — У меня кончаются запасы моих любимых шоколадных конфет.

— Это печально, дорогая, — ответил он, не отрывая глаз от своей калькуляции.

— Но, к тому же, я хотела бы посмотреть по телевизору вестерн после полуночи. Ты не будешь возражать?

Погруженный в свои расчеты, Джон не уловил связь между конфетами и фильмом. Хотя это он должен был сделать. Шоколадные конфеты и ночные фильмы по телевидению были достаточно частым явлением в его доме.

— Джон, — продолжила Флора более настойчивым тоном, — ты же знаешь, как мне нравится жевать шоколадные конфеты, когда я смотрю фильм.

Да, об этом он тоже должен был знать очень хорошо. Но назойливое напоминание вырвало его из внутреннего увлекательного мира размышлений над расчетами по поводу семейного бюджета.

Флора обладала гнусавым тягучим голосом, даже когда у нее проявлялось хорошее настроение. Но сейчас она была явно не в духе, голос ее повысился на октаву, поэтому он звучал как писк попавшей в капкан крысы. Назойливый визг, исходивший из довольно внушительного тела, подействовал ему на нервы. Флора, возможно, из-за пристрастия к шоколаду, весила почти сто двадцать килограммов.

— Будь примерным мальчиком, — сказала она, — и сбегай в магазин за шоколадными конфетами.

Джон редко спорил с Флорой, но на этот раз он осмелился. Вероятно, искра возмущения, вспыхнувшая бог знает как, уже воспламенила огонь в глубине его сознания.

— У меня нет времени для беготни, — ответил он. — Я занят серьезными расчетами нашего семейного бюджета. Когда я с этим покончу, у меня появится время для составления аналогичных балансов для других людей. Тебе хорошо известно, Флора, что та бухгалтерская работа, которую я дополнительно беру на дом, является существенным источником нашего дохода. Позволяет нам сравнительно неплохо жить, а не прозябать.

Флора сделала недовольную гримасу, уставилась в потолок, поджала губы, а затем издала громкий вздох. Когда-то она была привлекательной женщиной, и привычка ухаживать за собой еще полностью не покинула ее. Окрашенные в рыжий цвет жидкие волосы были уложены завитками. Ресницы подведены, на губы наложена ярко-красная помада — и все довольно умело. Одетая в просторный японский халат, в плетеные сандалии на босую ногу, Флора отнюдь не выглядела неряхой. Но сто двадцать килограммов все-таки не красят любую женщину.

— Хорошо, Джон, — сказала она. — Все хорошо, что хорошо для тебя.

Для постороннего наблюдателя эти слова могли и не показаться угрозой. Но Джон Уикмен слышал их множество раз. «Все хорошо, что хорошо для тебя» — означало, что пока ее муж не готов выполнить любой ее каприз, он ни в коей мере не может рассчитывать на удовлетворение его пожеланий. А его пожелания к жене ограничивались домашними обедами, — завтраки Флора не готовила, — передачей грязного белья в прачечную и поддерживанием чистоты в доме.

Эти пожелания, кстати, никогда полностью не реализовывались. Скорее наоборот. Они редко удовлетворялись. И фраза «все хорошо, что хорошо для тебя» являлась красноречивым указанием на то, что квартира скоро превратится в авгиевы конюшни при пустом холодильнике.

— Не беспокойся, любимая, — сказал Джон разумно. — Сейчас я схожу в магазин.

Уикмен облачился в зимнюю одежду, спустился два этажа по лестнице на улицу, прошел четыре квартала на холодном пронизывающем ветру. В магазине он купил самую большую, трехкилограммовую коробку шоколадных конфет и отправился обратно. Где-то по пути домой цифры вновь взбудоражили его мозг. Три килограмма шоколада. Сто двадцать килограммов жены. И другие цифры. Доллары и центы.

Он едва смог дождаться, когда отдаст Флоре конфеты, снимет с себя зимнее пальто, шапку, перчатки — настолько ужасными оказались эти цифры. Не обращая внимания на поток словесных благодарностей жены, он сразу же уселся за стол и начал новую калькуляцию.

Сколько стоит прокормить Флору? Джон быстро подсчитал: в среднем шестьдесят долларов в месяц или семьсот двадцать долларов в год — при условии, если покупать продукты на супермаркете. Не считая стоимости шоколада. Это отдельная статья расхода: по меньшей мере двадцать пять долларов в месяц или триста долларов в год. Только на шоколад.

Теперь другие расходы на жену: одежда, косметика, счет за телевизор, который, кстати, никогда не выключался, гонорары ремонтнику, восстанавливающему «ящик» чаще, чем раз в году, поскольку экран не выдерживал неотрывных глаз Флоры, сигареты, журналы мод, подписки газет. Он все добавлял и добавлял расходы, пока не получилась круглая пугающая цифра — три тысячи долларов в год! И это не учитывая темпов инфляции.

Итак, Флора стоит ему три тысячи долларов в год. Тридцать тысяч долларов в десять лет. Шестьдесят тысяч — в двадцать. Девяносто тысяч — в тридцать лет…

А что же он получит взамен за это огромное капиталовложение? Присутствие Флоры, стареющей и жиреющей с каждым истекающим годом. Вид жены, сидящей в полутемноте, похожей в отражении света телевизионного экрана на какого-то массивного глиняного идола из подземелья. Скрежущие звуки челюстей, постоянно жующие шоколад. За тридцать лет он получит 10950 таких вечеров — зрелищ стоимостью в девяносто тысяч долларов!

Но, если бы он внезапно избавился от Флоры, ему не нужно было бы снимать эту квартиру за сто долларов в месяц. Холостяцкая квартира за шестьдесят долларов вполне бы подошла одинокому вдовцу. Можно себе, конечно же, позволить и налог на одиноких мужчин — сто тридцать два доллара в год.

…Джон Уикмен подсчитал, что ему потребуется девяносто пять долларов, чтобы убить Флору. Сорок шесть — на прокат автомобиля, тридцать пять — на покупку подержанного сундука, четыре доллара — на лопату. Будучи отнюдь не сторонником хитроумных, усложненных планов, он всегда предпочитал прямой подход к достижению поставленной цели, полагал, что такой подход безопаснее, во-первых, и экономичнее, во-вторых. В этом был свой смысл, поскольку одной из причин его решения стали экономические соображения. Например, если бы он заплатил кому-нибудь пять тысяч долларов за убийство жены, ему потребовалось бы два года строгой экономии, чтобы восполнить финансовый ущерб, который бы имел место при найме убийцы.

Более того, в этом не было никакой необходимости. Если уж Джон Уикмен решился, проблема избавления от жены представлялась ему весьма простой. Одно существенное обстоятельства работало на него: он знал, что никто не забеспокоится по поводу отсутствия Флоры.

Родители ее умерли. Престарелый брат и далекие племянники, жившие в других городах, никогда ею не интересовались. Джон знал это точно. Они даже не считали нужным посылать ей поздравительные открытки, например, к Рождеству. И Флора тоже была слишком ленива, чтобы заниматься с подобными пустяками.

Иногда жена перебрасывалась двумя-тремя словами с соседками, но ни с кем не дружила. У нее не было подруг. Склонная к одиночеству, она умела развлечь себя. В сущности, она не нуждалась даже в муже, разве только для того, чтобы посылать его в магазин за шоколадными конфетами.

Но тех нескольких соседок, которые знали о существовании Флоры, нельзя было сбрасывать со счетов. Они, безусловно, могли посплетничать относительно ее внезапного исчезновения, выдвигая различные предположения вроде того, что она покинула его или убежала с другим мужчиной. Джон подумал, что вторую версию он не станет опровергать, поскольку она, эта версия, скорее всего, вызовет сочувствие к нему и не даст повод для слишком дотошных расспросов.

И кроме того, он ведь хотел переехать в меньшую по площади квартиру, поменять место жительства. Поселиться на новом месте в качестве одинокого мужчины.

Итак, оставалось одно — избавление от Флоры раз и навсегда.

Не откладывая, Джон Уикмен приступил к реализации плана. Прежде всего он снял подальше от дома небольшую однокомнатную квартиру с крошечной кухонькой. «Ничего страшного, что придется какое-то время платить за две квартплаты, — подумал он. — Этот расход можно компенсировать продажей телевизора».

Он решил совершить убийство в субботу. Во-первых, нет необходимости отпрашиваться у директора фирмы, поскольку это нерабочий день, кроме того, суббота совпадала с кануном Нового года. Празднующие люди в этот день менее склонны к любопытству.

Утром намеченного дня он отправился в частный гараж, где заранее зарезервировал в наем автомобиль — небольшой крытый фургон. Сев за руль, он поехал в комиссионку, где купил просторный сундук, точно такой, какой был ему нужен. Заплатил наличными, поставил сундук в кузов фургона. По дороге домой он вновь остановился, на этот раз у хозяйственного магазина, чтобы купить заступ. Новый. «Подержанные лопаты, — решил Джон, — редки в продаже».

Действуя по плану, Уикмен не остановился у своего подъезда, а припарковал фургон примерно в квартале от дома. Он не хотел, чтобы у соседей или Флоры, если она ненароком выглянула бы в окно, возникли лишние вопросы относительно автомашины.

Когда он поднялся к себе, был полдень. Первое, что он услышал, — шум воды в ванной и пение Флоры. По-видимому, она только что встала из постели, потому что всегда начинала день с душа. А перед сном она обязательно принимала горячую продолжительную ванну. Утренний душ, по ее словам, придавал ей заряд бодрости на весь день. Сегодня он ничего не имел против. По крайней мере, ее тело будет чистым.

Совершенно спокойный, не терзаемый угрызениями совести Джон подождал в гостиной, пока она закончит свои водные процедуры. Он даже не чувствовал, что поступает несправедливо по отношению к Флоре. Ведь он оплачивал ее прихоти девять лет и теперь имел право на тихий отдых.

Шум воды прекратился, но пение продолжалось. Теперь, когда это пение ничем не заглушалось и звучало громче, оно подействовало на Уикмена раздражающе. Ее голос всегда действовал на него как наждачная бумага на голую кожу. Джон подождал минуты три-четыре, а затем вошел в ванную.

— Где ты отсутствовал, мой миленький мальчик? — осведомилась она.

«Мой миленький мальчик». Подобное ее обращение он тоже ненавидел. Но сейчас и это было не важно.

— Я делал покупки, — ответил он. — И думал о тебе. Я приготовил для тебя сюрприз, Флора.

Она сидела на маленьком стульчике перед туалетным столиком почти обнаженная, в бюстгальтере и трусах.

Уикмен подошел к ней сзади и положил руки на ее голые плечи.

— Сюрприз! — взвизгнула она, и покрыла своими пухлыми ладонями его длинные сильные пальцы. — Скажи мне, что это за сюрприз, мой сладенький.

— О, нет. Если я скажу, это уже не будет сюрпризом.

— Но Джон… Ты такой хороший… Но иногда ты такой упрямый…

У Джона не было намерения слишком долго испытывать ее терпение, как она испытывала его. Уикмен отнюдь не относил себя к числу мстительных людей.

Его пальцы внезапно, словно отрепетированным движением, сомкнулись тугой петлей вокруг складок жира, наслоившихся на шее Флоры. В первое мгновение она, возможно, подумала, что муж находился в игривом настроении, хотя склонности к игривости он не испытывал уже несколько лет. Но когда Флора обнаружила, что не может дышать и что пальцы Джона все глубже и глубже вонзаются в ее горло, она схватилась за его запястья и попыталась разжать руки мужа. Когда это ей не удалось, она попыталась вырваться, встав на ноги. Но Уикмен был готов и к такому. Флоре удалось лишь чуть-чуть приподняться со стула, и затем она вновь рухнула на него.

На несколько секунд их глаза встретились в зеркале. Она увидела вздувшиеся от напряжения мускулы, абсолютную решимость и серьезность его взгляда. Она, должно быть, догадалась, что он делает. В ее глазах вспыхнули понимание происходящего и ужас. Но только на мгновение. Затем они погасли, потускнели.

Уикмен еще долго сжимал шею мертвой жены. Он хотел быть абсолютно уверен. Ради Флоры, да и ради собственного благополучия он не хотел бы начинать все сначала и поэтому продолжал сжимать пальцы настолько сильно, насколько мог. Это потребовало от него больше энергии, чем он мог предположить. Но, по его мнению, то, что он делал, было лучшим способом. Например, не возникало проблемы с тем, как избавиться от орудия убийства. Кроме того, все произошло без лишнего шума — без выстрелов, без крови.

Уикмен, наконец, разжал пальцы и сделал это потому, что уже не мог напрягать руки и оставаться в наклоненном положении. Он отступил на два шага, тяжело дыша, не отрывая глаз от тучного тела Флоры, которое без поддержки слегка раскачивалось из стороны в сторону. Ее шея, чрезмерно раздувшаяся, как бы слилась с плечами. Затем жена стала клониться влево, соскользнула со стула и ударилась о пол с тяжелым грохотом.

— Что подумают соседи внизу? — спросил он себя.

Джон подождал несколько минут, ожидая, что кто-нибудь позвонит в квартиру и осведомится, что происходит, предложит помощь, на тот случай, если кто-то пострадал. Но никто не позвонил. Судьба Флоры никого не интересовала.

Уикмен обнаружил, что невероятно устал. Он прилег на кровать, чтобы передохнуть. Присутствие мертвого тела его не беспокоило. Спустя некоторое время он встал, из-за уважения к Флоре укрыл ее простыней. Затем подзакусил и почувствовал себя лучше. Все пока шло так, как было задумано.

Джон Уикмен провел оставшееся до вечера время ничего не предпринимая, за исключением того, что нанес визит в контору по найму, где поставил в известность, что освобождает квартиру. Управляющий конторой поинтересовался, имеются ли какие-либо жалобы. Джон ответил, что все в порядке и он выедет в течение нескольких дней, однако готов заплатить за месяц вперед. Уикмен и управляющий расстались дружески.

Дождавшись поздней ночи, он подогнал автомобиль к запасной двери, вытащил из кузова сундук и поднялся в квартиру. Никто его не видел.

Настала наиболее тяжелая часть намеченного, та часть, ради которой он несколько часов отдыхал. Стодвадцатикилограммовый труп представлял собой не самый легкий груз в мире, чтобы им швыряться, как угодно. А Джон Уикмен не относился к числу тяжелоатлетов.

Поэтому он оставил сундук в подъезде, у двери. Взяв подмышки труп Флоры, он протащил его вниз по лестнице. Затем пришлось повозиться, чтобы втиснуть Флору в сундук, поскольку ее конечности уже несколько затвердели. И все-таки это удалось сделать. Он даже был доволен проделанной работой: в сундуке практически не осталось пустого места.

Труп Флоры в сундуке представлял собой тягостное зрелище. Джон захлопнул крышку и уселся поверх. Так он просидел довольно долго, прислушиваясь и ожидая. С разных сторон до него стали доноситься звуки веселья: жильцы отмечали встречу Нового года. Уикмен вышел на тротуар и осмотрелся.

Через несколько минут ему повезло. Из соседнего подъезда появился человек, которого он едва знал, и направился к нему нетвердой походкой. Уикмен сделал шаг навстречу.

— Послушай, Бен. Ты не поможешь мне загрузить одну вещь вот в этот фургон?

— Разумеется, дружище, — ответил сосед, звучно хлопнув Уикмена пятерней по спине.

Они вошли в подъезд и вместе приподняли сундук за ручки.

— А где же твоя любимая Флора? — поинтересовался Бен. — Я хочу пожелать ей счастливого Нового года.

— Она принимает ванну, — ответил Джон.

Они, полусогнувшись от тяжести, перенесли сундук на тротуар.

Красный от напряжения Бен вновь спросил:

— Что у тебя там? Свинец?

— Нет, книги.

— Ты что, увлекаешься чтением? Тут должна быть целая библиотека.

— Это бухгалтерские книги. Я брал их на дом для проверки.

— Понятно.

Они волоком потащили сундук к фургону. Возможно, это было непочтительно для Флоры. «Но она не станет протестовать», — с удовлетворением подумал про себя Джон.

И хотя Бен в его состоянии опьянения был не идеальным силачом, он, все же, оказался для Уикмена незаменимым помощником. Без него вся затея могла бы провалиться, ибо, когда, в конце концов, они запихали сундук в кузов, оба пошатывались от усталости.

— Очень тебе признателен, Бен, — сказал Джон.

— Послушай, может быть, Флора уже высушила волосы?

— Я так не думаю. Ванна занимает у нее много времени.

— Ну что ж, когда она закончит это дело, не забудь передать, что я желаю ей счастливого Нового года.

— Я обязательно передам, — пообещал Джон.

Он сел в автомобиль и отъехал, вполне уверенный, что Бен тут же забудет о Флоре, якобы принимающей ванну, как и о том, что помог соседу загрузить тяжелый сундук в фургон. Бен наверняка позабудет, ибо никто никогда не напомнит об этом.

Уикмен без каких-либо происшествий доехал до городской свалки. Он вел автомобиль осторожно, не превышая скорости, чтобы ни в коем случае не привлечь внимание дорожных полицейских, отлавливающих в эту новогоднюю ночь пьяных водителей.

Свежевырытый санитарный карьер оказался идеальным местом для избавления от трупа. Джон подал фургон назад, к самому карьеру и сбросил сундук через край кузова вниз на дно огромной ямы. Ему потребовалось около часа, чтобы закопать сундук. Пройдет несколько дней, и карьер почти до краев наполнится мусором, затем бульдозер завалит его землей и песком и сравняет с окружающей поверхностью. Нет, более идеального кладбища для Флоры он придумать не мог. В качестве последней меры предосторожности Джон, отогнав автофургон на шоссе, растер заступом следы протекторов шин, ведущие к карьеру.

По дороге домой он испытал мимолетное чувство сожаления. Если бы он хоть день подождал с убийством жены, он мог бы рассчитывать на снижение подоходного налога, как семейный человек, в новом году. Но, поскольку он стал одиноким в старом, на такое снижение он уже не имел права. А Джон Уикмен был честным бухгалтером…

…И именно из-за этой честности после года одинокой безоблачно-счастливой жизни Джону Уикмену пришлось крайне нелегко, когда его декларация о доходах подверглась ревизии в местном отделении налогового ведомства. Ревизором оказался дотошный, агрессивно настроенный молодой клерк по имени Джеймс Беттерман. Получив повестку, Джон Уикмен собрал свои счета в портфель и отравился к Беттерману, чтобы доказать ему свою порядочность налогоплательщика.

На клерка произвели благоприятное впечатление аккуратность заполненной Джоном налоговой декларации и четкость произведенных клиентом подсчетов.

— У вас все в порядке, — заверил он Джона Уикмена. — Однако ради простой формальности разъясните мне, почему в прошлом году вы требовали не взыскивать с вас сумму, причитающуюся к уплате холостякам, объявив себя женатым человеком, а в этом году вы указываете в своей декларации, что являетесь одиноким мужчиной?

— Все правильно, — ответил Джон Уикмен совершенно спокойно.

— Однако это любопытно.

— Почему для вас кажется это любопытным?

— Как финансовый работник, мистер Уикмен, вы должны знать все тонкости налогового дела. Если вы развелись с женой, вы обязаны указать сумму, которую вы платите ей в качестве алиментов.

— Мы не разводились.

— Ну что ж, тогда ваше объяснение снимает мой вопрос, не так ли? — Беттерман удовлетворенно улыбнулся.

Однако несколько минут спустя он вновь заметил:

— Любопытно.

— Что любопытно?

— Ваша жена умерла, я так понимаю?

— Да.

— В прошлом году?

— Да, это верно.

— Я очень вам сочувствую.

— Благодарю.

— Тогда почему вы не вычли из ваших доходов расходы на похороны?

— Мне известно, что это не разрешается законом.

— Правильно, мистер Уикмен. Но многие люди пытаются таким образом снизить свои налоги. — Беттерман вновь улыбнулся снисходительной улыбкой субъекта, который хорошо разбирается в человеческой натуре. — Но, мистер Уикмен, почему вы не вычли из ваших доходов в таком случае расходы на лечение?

— Какое лечение?

— Как какое? То, которое применялось к вашей жене, когда она была смертельно больна.

— Она не болела, — ответ вырвался случайно. Джон тут же попытался исправить положение. — То есть я хочу сказать, что она умерла внезапно. Расходы на лечение были столь незначительны, что я не стал на них претендовать,

— Вы уверены? У вас есть соответствующие документы? Счет от врача, например?

— Нет. Я не сохранил подобных счетов, — ответил Джон, чувствуя себя раздраженно.

— Но, как мне показалось, вы сохраняете счета и расписки во всех случаях?

— В данном случае я пришел к выводу, что нет необходимости документировать расходы по болезни жены. К тому же я не требую их исключить из моих доходов. Вы ведь не заинтересованы в обратном?

— Мистер Уикмен. Мой долг правильно взимать налоги и не брать ни с кого ничего лишнего. Ни цента. Я пытаюсь вам помочь. Сократить, если это возможно, общую сумму ваших налогов.

— Я уже сказал, что у меня нет документов, подтверждающих расходы на лечение жены. И я уже вам заявил, что она не была больна.

— Совсем здорова?

— Я этого не говорил.

— Тогда от чего она умерла?

— Это не ваше дело! — Джон Уикмен встал со стула. На внезапно побледневшем лице проступили капли пота. Затем он снова сел и пробормотал извиняющимся тоном: — Мне трудно говорить о моей жене. Я все еще не оправился от ее внезапной кончины. Вы, надеюсь, понимаете.