Избранные произведения. Том I

АНАЛИЗ КЛАССОВ КИТАЙСКОГО ОБЩЕСТВА[1]

Кто наши враги и кто наши друзья? Вот вопрос, который имеет в революции первостепенное значение. Основная причина того, что в прошлом все революционные бои в Китае приносили лишь очень незначительные результаты, заключалась в неумении революционеров сплотить вокруг себя подлинных друзей для нанесения удара подлинным врагам. Революционная партия — это руководитель масс, и не бывало такого случая, чтобы революция, которую революционная партия повела по неправильному пути, не потерпела поражения. Чтобы иметь уверенность, что мы не поведем революцию по неправильному пути и непременно добьемся успеха, мы должны заботиться о сплочении вокруг себя наших подлинных друзей для нанесения удара нашим подлинным врагам. Чтобы отличить подлинных друзей от подлинных врагов, следует проанализировать в общих чертах экономическое положение классов, составляющих китайское общество, и их отношение к революции.

Чем же характеризуются различные классы китайского общества?

Помещики и компрадоры. В экономически отсталом, полуколониальном Китае класс помещиков и класс компрадоров являются вассалами международной буржуазии в полном смысле этого слова. Существование и развитие этих классов подчинено интересам империализма. Эти классы олицетворяют наиболее отсталые и наиболее реакционные производственные отношения и препятствуют развитию производительных сил Китая. Их интересы совершенно несовместимы с целями китайской революции. В особенности это относится к крупным помещикам и крупным компрадорам, которые всегда стоят на стороне империализма и являются крайне контрреволюционной силой. Их политическими представителями являются националисты[2] и правые гоминьда- новцы.

Средняя буржуазия. Она олицетворяет в Китае капиталистические производственные отношения в городе и деревне. Под средней буржуазией имеется в виду главным образом национальная буржуазия. Ее отношение к китайской революции противоречиво: болезненно ощущая на себе удары иностранного капитала и гнет милитаристов, она заинтересована в революции и относится одобрительно к революционному движению, направленному против империализма и милитаристов; но как только отечественный пролетариат начинает смело и решительно участвовать в революции, как только международный пролетариат начинает оказывать революции активную помощь извне, как только национальная буржуазия начинает чувствовать, что осуществление ее заветной мечты — подняться до положения крупной буржуазии — оказывается под угрозой, ее начинают разбирать сомнения насчет революции. Ее политическая платформа — создание государства, в котором должен господствовать один класс — национальная буржуазия. Некто, именующий себя «правоверным последователем» Дай Цзи-тао[3], выступил в пекинской газете «Чэнь бао»[4] с таким заявлением: «Подними левую руку для сокрушения империализма, а правую — для сокрушения Коммунистической партии». Эти слова ярко выражают противоречивую позицию национальной буржуазии и страх, который она испытывает. Этот класс выступает против истолкования гоминьдановского принципа народного благоденствия под углом зрения учения о классовой борьбе, против осуществления гоминьданом политики союза с Россией и допущения в гоминьдан коммунистов[5] и левых элементов. Но стремление этого класса к созданию государства, в котором господствовала бы национальная буржуазия, совершенно неосуществимо, поскольку современная международная обстановка характеризуется тем, что в мире происходит решительная схватка двух гигантских сил — революции и контрреволюции. Эти две гигантские силы подняли два знамени: одно — революционное, красное знамя, которое высоко поднято III Интернационалом, призывающим все угнетенные классы в мире объединиться под его знаменем; другое — контрреволюционное, белое знамя, которое поднято Лигой наций, призывающей все контрреволюционные силы в мире объединиться под ее знаменем. В среде промежуточных классов неизбежно очень скоро произойдет раскол: одни пойдут влево — к революции, другие пойдут вправо — к контрреволюции. Возможность занимать «самостоятельное» положение для них исключена. Поэтому концепция китайской средней буржуазии, помышляющей о «самостоятельной» революции, в которой этот класс выступал бы в качестве главного действующего лица, представляет собой чистую иллюзию.

Мелкая буржуазия. К ней принадлежат такие категории, как крестьяне-собственники^[6], владельцы ремесленных предприятий, низшие слои интеллигенции — студенчество, преподаватели средних и начальных школ, мелкие чиновники, мелкие конторские служащие, мелкие адвокаты — и мелкие торговцы. Мелкая буржуазия как с точки зрения ее численности, так и с точки зрения ее классовой природы заслуживает серьезного внимания. И крестьяне-собственники, и владельцы ремесленных предприятий ведут хозяйство, которое отличается небольшими размерами производства. Хотя различные прослойки мелкой буржуазии находятся в одинаковом экономическом положении, характерном для мелкой буржуазии, они, тем не менее, делятся на три группы. Первая группа состоит из людей, имеющих некоторый достаток; иначе говоря, после удовлетворения собственных нужд у них ежегодно остаются некоторые излишки от дохода, который им приносит их физический или умственный труд. У этих людей стремление к обогащению крайне сильно, и они наиболее усердно поклоняются «его высокопревосходительству» Чжао Гун-мину^[7]. Не мечтая о большом богатстве, они все же стремятся подняться до положения средней буржуазии. Глядя на зажиточных хозяев, пользующихся почетом, они нередко исходят слюной от зависти. Это люди трусливые: они боятся властей, но побаиваются и революции. Будучи по своему экономическому положению очень близки к средней буржуазии, они склонны верить ее пропаганде, а к революции относятся с недоверием. Эта группа составляет незначительную часть мелкой буржуазии и является ее правым крылом. Вторую группу составляют люди, экономическое положение которых дает им возможность в основном удовлетворять свои нужды. Эти люди значительно отличаются от тех, кто входит в первую группу. Они тоже мечтают разбогатеть, но Чжао Гун-мин никак не позволяет им этого, а значительно усилившиеся в последние годы гнет и эксплуатация со стороны империализма, милитаристов, феодалов-помещиков и крупной компрадорской буржуазии заставили их почувствовать, что прежние времена уже прошли. Они отдают себе отчет в том, что в настоящее время, затрачивая столько же труда, сколько и раньше, они, пожалуй, уже не смогут поддерживать свое существование. Теперь для этого им нужно удлинять свой рабочий день, трудиться от зари до зари, удваивать свои усилия. И вот они начинают ругаться: иностранцев они называют «заморскими чертями», милитаристов — «генералами-обиралами», а тухао и лешэнь[8] — «богатеями-живодерами». Что касается антиимпериалистического и антимилитаристского движения, то они лишь сомневаются в его конечном успехе (дескать, слишком уж велика мощь иностранцев и милитаристов) и, не рискуя участвовать в нем, предпочитают занимать нейтральную позицию; однако они отнюдь не выступают против революции. Эта группа очень многочисленна и составляет примерно половину всей мелкой буржуазии. К третьей группе относятся люди, условия жизни которых день ото дня ухудшаются. Эти люди в значительной своей части когда-то жили зажиточно, но потом им становилось все труднее сводить концы с концами, и теперь они постепенно идут ко дну. Каждый раз при подсчете доходов и расходов в конце года они в ужасе восклицают: «Ох, опять убыток!» И поскольку они в прошлом жили хорошо, но затем с каждым годом опускались все ниже, запутывались в долгах и, наконец, стали влачить жалкое существование, то их, как говорится, «одна мысль о будущем бросает в холодный пот». Эти люди испытывают сильные моральные страдания в связи с тем, что у них живы воспоминания о лучших днях, так не похожих на нынешние. Эта группа людей имеет немаловажное значение для революционного движения, она довольно многочисленна и составляет левое крыло мелкой буржуазии. В мирное время указанные три группы мелкой буржуазии относятся к революции по-разному, но когда наступает время военное, то есть период подъема революции, и уже видна заря победы, то в революции принимают участие не только левые элементы мелкой буржуазии, но и те ее слои, которые занимают среднюю позицию; и даже правые элементы, захваченные волной революционных выступлений пролетариата и левых элементов мелкой буржуазии, также оказываются вынужденными примкнуть к революции. Опыт движения 30 мая 1925 года[9] и опыт крестьянского движения в различных местах доказывает правильность этого утверждения.

Полупролетариат. К полупролетариату мы здесь относим: 1) подавляющее большинство крестьян-полусобственников^[10]; 2) крестьян-бедняков; 3) мелких ремесленников; 4) приказчиков^[11]; 5) уличных торговцев. Подавляющее большинство крестьян-полусобственников вместе с крестьянами-бедняками составляет в деревне огромную по численности массу. И то, что называется крестьянским вопросом, является в основном вопросом об этих слоях. Хозяйство крестьян-полусобственников, бедняков и мелких ремесленников характеризуется еще меньшими размерами производства. Хотя подавляющее большинство крестьян-полусобственников, так же как и крестьяне-бедняки, представляет собой полупролетариат, все же по своему экономическому положению эти две категории, вместе взятые, делятся в свою очередь на высшую, среднюю и низшую группы. Крестьянам-полусобственникам живется тяжелее, чем крестьянам-собственникам, поскольку своего зерна им обычно хватает примерно лишь на полгода и для получения дополнительных средств они вынуждены приарендовывать чужую землю, или частично продавать свою рабочую силу, или, наконец, заниматься мелкой торговлей. В конце весны и начале лета, когда старый урожай на исходе, а новый еще на корню, им приходится занимать деньги под ростовщические проценты и покупать продовольствие по высоким ценам. Этой части крестьянства, естественно, приходится труднее, чем крестьянам-собственникам, которые ни от кого не зависят, но все же крестьяне-полусобственники обеспечены лучше, чем бедняки. Поскольку бедняки своей земли не имеют, они обрабатывают чужую землю, получая за свой труд всего половину, а то и меньше половины урожая с этой земли. Хотя крестьяне-полусобственники тоже получают лишь половину или меньше половины урожая с той части земли, которую они приарендовывают, зато с собственной земли они получают весь урожай. Поэтому крестьяне-полусобственники настроены более революционно, чем крестьяне-собственники, но менее революционно, чем бедняки. Бедняки являются арендаторами и подвергаются эксплуатации со стороны помещиков. По экономическому положению бедняков можно разделить на две группы. Первая группа обладает сравнительно достаточным сельскохозяйственным инвентарем и некоторыми денежными средствами. Эти крестьяне получают долю урожая, которая, как правило, составляет половину общего количества плодов их труда. Недостающее они восполняют путем посева различных второстепенных культур, рыбной ловли, разведения птицы и свиней или частичной продажи своей рабочей силы и таким образом кое-как поддерживают свое существование. Живя в тяжелых материальных условиях, они лелеют надежду дотянуть до нового урожая. Им живется тяжелее, чем крестьянам-полусобственникам, но все же легче, чем второй группе бедняков. Они настроены более революционно, чем крестьяне-полусобственники, но менее революционно, чем бедняки, входящие во вторую группу. Что касается бедняков, относящихся ко второй группе, то они не имеют ни достаточного сельскохозяйственного инвентаря, ни денежных средств, испытывают нехватку в удобрениях, собирают скудные урожаи, и после внесения арендной платы у них почти ничего не остается. Поэтому им еще чаще приходится прибегать к продаже своей рабочей силы. В голодные годы и в трудные месяцы они вымаливают у своих родственников и друзей заимообразно по нескольку мерок зерна, чтобы протянуть хотя бы три-пять дней; долги их все растут и превращаются в невыносимое бремя. Эта группа бедняков представляет собой самую обездоленную часть крестьянства. Она весьма восприимчива к революционной пропаганде. К полупролетариату мы относим и мелких ремесленников, потому что, хотя они и владеют примитивными средствами производства и считаются представителями «вольных» профессий, все же они также часто бывают вынуждены продавать свою рабочую силу; их экономическое положение примерно соответствует положению крестьян-бедняков. Тяжелое бремя расходов на содержание семьи, разрыв между заработком и прожиточным минимумом, вечные лишения и страх потерять работу — все это также роднит их с бедняками. Приказчики являются наемными работниками торговых предприятий и содержат свои семьи на скромное жалованье; но, поскольку цены на товары растут из года в год, а прибавка жалованья производится зачастую лишь один раз в несколько лет, от этих людей можно без конца слышать жалобы на свою судьбу. Их положение мало чем отличается от положения бедняков и мелких ремесленников, и они очень восприимчивы к революционной пропаганде. Уличные торговцы, независимо от того, торгуют ли они вразнос или с лотков, имеют ничтожный капитал и зарабатывают гроши, которых не хватает на жизнь. Они находятся примерно в таком же положении, как крестьяне-бедняки, и в такой же мере заинтересованы в революции, которая изменила бы существующий порядок вещей.

Пролетариат. Современный промышленный пролетариат в Китае насчитывает приблизительно 2 миллиона человек. Малочисленность современного промышленного пролетариата объясняется экономической отсталостью страны. Эти рабочие в основном заняты в пяти отраслях — на железнодорожном транспорте, в горной промышленности, в морском транспорте, в текстильной и судостроительной промышленности, — причем значительная их часть находится в кабале у иностранных предпринимателей. И хотя численность промышленного пролетариата невелика, именно он олицетворяет новые производительные силы и является самым прогрессивным классом современного Китая, ставшим руководящей силой революционного движения. О великой роли промышленного пролетариата в китайской революции свидетельствует та сила, которую он продемонстрировал в забастовочном движении последних четырех лет, например в забастовках моряков[12], железнодорожников[13], рабочих Кайлуаньских угольных копей и копей в Цзяоцзо[14], забастовке в Шамяне[15], а также в крупных забастовках в Шанхае и Сянгане[16] после «событий 30 мая». Играть такую роль промышленный пролетариат может, во-первых, благодаря своей концентрации; никакая другая группа людей не может сравниться с ним по степени концентрации. Во-вторых, благодаря тому, что промышленные рабочие находятся в тяжелом экономическом положении. Они лишены средств производства, и у них остались только рабочие руки; никакой надежды разбогатеть у них нет; они подвергаются крайне жестокому обращению со стороны империалистов, милитаристов и буржуазии и поэтому особенно способны к борьбе. Силы городских кули также заслуживают серьезного внимания. В этой группе большинство составляют портовые грузчики и рикши; в нее же входят уборщики нечистот и метельщики улиц. Люди, принадлежащие к этой группе, не имеют ничего, кроме своих рабочих рук. По экономическому положению они близки к промышленным рабочим и уступают последним лишь по степени концентрации и по своей роли в производстве. Современное капиталистическое сельское хозяйство в Китае развито еще слабо. Под сельским пролетариатом подразумеваются батраки — годовые, помесячные и поденные. Эти батраки не имеют не только земли и сельскохозяйственного инвентаря, но и никаких денежных средств и могут существовать лишь продажей своей рабочей силы. В смысле продолжительности рабочего дня, мизерности заработка, скверных условий труда, необеспеченности постоянной работой они находятся даже в худших условиях, чем другие рабочие. Эта группа сельского населения испытывает самые тяжкие лишения и занимает в крестьянском движении такое же важное положение, как и бедняки.

Помимо этого, существует еще довольно многочисленный люмпен-пролетариат. Это — крестьяне, потерявшие землю, и ремесленные рабочие, лишенные возможности найти работу. Они принадлежат к числу наиболее неустроенных элементов общества. У них повсюду имеются тайные организации. Такие общества, как «Саньхэхой» в провинциях Фуцзянь и Гуандун, «Гэлаохой» в провинциях Хунань, Хубэй, Гуйчжоу и Сычуань, «Дадаохой» в провинциях Аньхой, Хэнань и Шаньдун, «Цзайлихой» в провинции Чжили[17] и трех Северо-Восточных провинциях, «Цинбан» в Шанхае и других местах[18], представляют собой организации взаимопомощи в политической и экономической борьбе. Устройство этой группы людей является одной из трудных проблем, стоящих перед Китаем. Эти люди способны на мужественную борьбу, но они страдают склонностью к разрушительным действиям; если же правильно руководить ими, то они могут стать революционной силой.

Из всего сказанного выше видно, что все милитаристы, бюрократы, компрадоры и крупные помещики, стакнувшиеся с империализмом, а также зависящая от них реакционная часть интеллигенции являются нашими врагами. Промышленный пролетариат — руководящая сила нашей революции. Весь полупролетариат и мелкая буржуазия являются нашими ближайшими друзьями. Правое крыло колеблющейся средней буржуазии может быть нашим врагом, а ее левое крыло — нашим другом, однако мы должны быть всегда настороже и не давать средней буржуазии возможности дезорганизовать наш фронт.

ДОКЛАД ОБ ОБСЛЕДОВАНИИ КРЕСТЬЯНСКОГО ДВИЖЕНИЯ В ПРОВИНЦИИ ХУНАНЬ[19]

Во время недавней поездки в провинцию Хунань[20] я обследовал на месте положение в пяти уездах — Сянтань, Сянсян, Хэншань, Лилин и Чанша. В течение 32 дней — с 4 января по 5 февраля включительно — в деревнях и уездных центрах я собирал на обследовательские собеседования крестьян, имеющих большой жизненный опыт, и работников крестьянского движения и внимательно прислушивался к их сообщениям; это позволило мне собрать немало материала. Многое в крестьянском движении здесь оказалось полной противоположностью тому, что мне приходилось слышать от шэньши[21] в Ханькоу и Чанша. Я увидел и услышал много удивительного — такого, чего прежде мне не приходилось ни видеть, ни слышать. Думаю, что подобные явления наблюдаются в очень многих местах. Необходимо как можно скорее пресечь всяческие рассуждения, направленные против крестьянского движения, как можно скорее исправить все ошибочные мероприятия революционных властей в отношении этого движения. Только так можно содействовать дальнейшему развертыванию революции. Ибо в настоящий момент подъем крестьянского движения приобретает величайшее значение. Пройдет очень немного времени — и во всех центральных, южных и северных провинциях Китая поднимутся сотни миллионов крестьян; они будут стремительны и неодолимы, как ураган, и никакой силе их не сдержать. Они разорвут все связывающие их путы и устремятся к освобождению. Они выроют могилу всем и всяким империалистам, милитаристам, продажным чиновникам, тухао и лешэнь. Они проверят все революционные партии и группы, всех революционеров с тем, чтобы либо принять, либо отвергнуть их. Стать ли впереди крестьян, чтобы руководить ими? Стать ли позади, чтобы, размахивая руками, критиковать их? Или же встать на их пути, чтобы бороться против них? Каждый китаец волен выбрать один из этих трех путей, но ход событий заставит каждого поспешить с выбором.

Развитие крестьянского движения в Хунани, если говорить о центральных и южных уездах провинции, где оно уже развернулось, можно разделить в основном на два периода. Первый — с января по сентябрь прошлого года — был периодом организационным. Этот период делится на этап нелегальной деятельности — с января по июнь — и этап открытой деятельности — с июля по сентябрь, — когда революционная армия изгнала Чжао Хэн-ти[22]. В то время крестьянские союзы насчитывали всего 300–400 тысяч членов, а масса, находившаяся под их непосредственным руководством, составляла всего миллион с небольшим человек; борьба в деревне еще не начиналась, и поэтому крестьянские союзы еще не подвергались критике со стороны различных слоев общества. Поскольку члены крестьянских союзов помогали армии Северного похода, действуя в качестве проводников, разведчиков и носильщиков, то подчас офицеры армии отзывались о них даже одобрительно. Октябрь прошлого года — январь нынешнего года представляют собой второй период в развитии крестьянского движения, период революционных действий. Количество членов крестьянских союзов стремительно возросло до 2 миллионов, а численность непосредственно руководимых ими масс — до 10 миллионов человек. Так как при вступлении в крестьянские союзы в большинстве случаев регистрировался лишь один человек из семьи, то при наличии 2 миллионов членов союзов общая масса, охваченная союзами, составляла около 10 миллионов человек. В союзы была организована почти половина всех крестьян провинции Хунань, а в таких уездах, как Сянтань, Сянсян, Люян, Чанша, Лилин, Нинсян, Пинцзян, Сянъинь, Хэншань, Хэнъян, Лэйян, Чэньсянь и Аньхуа, почти все крестьяне вошли в крестьянские союзы и находятся под их руководством. Будучи охвачены широкой сетью организаций, крестьяне сразу перешли к действиям, и вот за четыре месяца в Хунани развернулась великая, небывалая по своему размаху революция в деревне.

Удар крестьян направлен прежде всего против тухао и лешэнь, против бесчинствующих помещиков, а попутно под него попадают и всякого рода патриархальная идеология и патриархальные порядки, продажные чиновники в городе и дурные обычаи в деревне. Этот удар по силе своей подобен урагану, перед которым все должно либо склониться, либо погибнуть. В результате тысячелетние привилегии феодалов-помещиков разбиваются вдребезги. Их былой престиж и могущество повергаются в прах. Со свержением власти помещиков крестьянские союзы стали единственными органами Власти; они осуществляют на деле лозунг: «Вся власть крестьянским союзам!» Теперь в крестьянские союзы идут даже с такими мелочами, как ссора между мужем и женой. Ни одно дело не решается без представителей крестьянского союза. Крестьянские союзы в деревне властвуют буквально над всем, у них поистине, как говорится, «сказано — сделано». И посторонним остается только говорить, что союзы хороши, ничего дурного сказать о союзах им нельзя. Тухао, лешэнь и бесчинствующие помещики полностью лишены права голоса, никто из них и пикнуть не смеет. В страхе перед крестьянскими союзами самые крупные тухао и лешэнь удрали в Шанхай, менее крупные — в Ханькоу, помельче — в Чанша, еще мельче — в уездные центры, а самая мелюзга из этой породы, оставшись в деревне, сдалась на милость крестьянских союзов.

Мелкий лешэнь просит: «Я готов уплатить 10 юаней, только разрешите мне вступить в союз!»

«Да кому нужны твои паршивые деньги!» — отвечают ему на это крестьяне.

Многие средние и мелкие помещики, кулаки и даже середняки, выступавшие прежде против крестьянских союзов, теперь счастливы были бы попасть в союз. В разных местах мне часто приходилось встречаться с такими людьми, и они обращались ко мне с просьбой: «Просим вас как уполномоченного из центра провинции поручиться за нас».

При Цинской династии во время переписей населения на местах составлялось по два списка — основной и особый. Благонадежные люди вносились в основной список, а бандиты и всякие сомнительные элементы — в особый. И вот теперь, по примеру тех времен, крестьяне в некоторых местностях припугивают тех, кто выступал прежде против крестьянских союзов: «Занести их в особый список!»

Те, кто боится оказаться в «особом списке», всячески пытаются попасть в крестьянский союз и успокаиваются лишь тогда, когда их вносят в списки членов союза. Однако нередко крестьянские союзы сурово отказывают им в этом, и они живут в постоянном страхе; оставшись за дверьми крестьянских союзов, они чувствуют себя бездомными отщепенцами; в деревнях их прозвали за это «неприкаянными». Словом, так называемые «крестьянские общества», которыми всего четыре месяца назад пренебрегали, пользуются теперь величайшим почетом. Все те, кто прежде низко склонялся перед властью шэньши, теперь склоняются перед властью крестьян. Нет ни одного человека, который бы не признавал, что октябрь прошлого года стал рубежом двух миров.

Крестьянские бунты в деревне нарушили сладкий сон шэньши. Как только известия из деревни докатились до города, городские шэньши переполошились. Приехав в Чанша, я встретился там с различными людьми и услышал множество различных толков. Начиная от представителей средних слоев общества и кончая правыми гоминьдановцами, все в один голос характеризовали положение словами: «Очень скверно!» Под влиянием той угнетающей атмосферы, которую создали в городе своими толками те, кто говорит «очень скверно», даже весьма революционно настроенные люди, закрыв глаза и представив себе положение в деревне, падали духом и не считали возможным отрицать, что дело обстоит «скверно». И даже весьма передовые люди не шли дальше утверждения: «Во время революции это неизбежно, хотя и скверно». В общем, никто не считал возможным полностью отрицать это «скверно». В действительности же дело заключается в том, что, как уже говорилось выше, широкие крестьянские массы поднялись, чтобы выполнить свою историческую миссию; поднялись демократические силы деревни, чтобы свергнуть ее феодальные силы. Феодально-патриархальные тухао и лешэнь, бесчинствующие помещики — это основа абсолютизма, существовавшего на протяжении тысячелетий, опора империалистов, милитаристов и продажных чиновников. Ниспровержение этих феодальных сил и является подлинной целью национальной революции. Д-р Сунь Ят-сен в течение сорока лет отдавал все свои силы национальной революции; но то, к чему он стремился и чего не смог совершить, крестьяне осуществили за несколько месяцев. Это — беспримерный подвиг, какого раньше не удавалось совершить ни за сорок лет, ни даже за тысячелетия. Это очень хорошо. И в этом нет ничего «скверного», нет решительно ничего «очень скверного». Совершенно очевидно, что «очень скверно» — это теория людей, борющихся за интересы помещиков против поднявших голову крестьян; совершенно очевидно, что это — теория помещичьего класса, пытающегося сохранить старые, феодальные порядки и помешать установлению новых, демократических порядков; совершенно очевидно, что это — контрреволюционная теория. Ни один революционный товарищ не должен повторять этот вздор. Если вы обладаете установившимися революционными взглядами и вам к тому же довелось хоть раз побывать в деревне и увидеть, чтÓ там происходит, вы, конечно, должны испытывать необычайную радость: многомиллионная масса порабощенных крестьян расправляется там со своими злыми врагами-кровопийцами. Крестьяне действуют совершенно правильно, они поступают очень хорошо! «Очень хорошо» — это теория крестьян и других сторонников революции. Все революционные товарищи должны понять, что национальная революция требует великого переворота в деревне. Этот переворот не был совершен во время революции 1911 года[23], и потому она потерпела поражение. Сейчас такой переворот происходит, и это является важным фактором, необходимым для успешного завершения революции. Каждый революционный товарищ должен поддерживать этот переворот, в противном случае он окажется на позициях контрреволюции.

Иные заявляют: «Крестьянские союзы создавать следует; но сейчас они, пожалуй, хватают через край». Так рассуждают сторонники «средней» линии. Что же происходит в действительности? Крестьяне в деревнях и на самом деле действуют довольно-таки «бесцеремонно». Став высшей властью, крестьянские союзы не дают помещикам и рта раскрыть; они развеяли в прах былой престиж помещиков — все равно, как если бы они свалили помещика наземь да вдобавок еще придавили его ногой. Крестьяне грозят тухао и лешэнь: «Мы внесем вас в особый список!» Они штрафуют их, облагают сборами, ломают их паланкины. В дома тухао и лешэнь, выступающих против крестьянских союзов, врываются толпы людей: режут свиней, перетряхивают запасы риса. Подчас крестьяне приходят к тухао или лешэнь и разваливаются на роскошных постелях их дочерей и невесток. Сплошь и рядом они хватают тухао и лешэнь, надевают на них высокие колпаки и водят по деревням, приговаривая: «Вот теперь ты нас узнаешь, лешэнь!» Словом, крестьяне делают все, что хотят. Все теперь перевернулось вверх дном. Так в деревне создается атмосфера террора. Вот это и есть то, что некоторые называют «крайностями», «перегибами», «безобразиями». Внешне их рассуждения кажутся резонными, но в действительности они тоже ошибочны. Во-первых, до подобных поступков крестьян довели сами же тухао, лешэнь и бесчинствующие помещики. Решительный отпор крестьяне стали оказывать лишь потому, что тухао, лешэнь и бесчинствующие помещики искони, опираясь на силу, владычествовали в деревне и терзали крестьян. Крестьянские выступления приобретают наиболее решительный характер и волнения принимают наибольший размах именно там, где тухао, лешэнь и бесчинствующие помещики проявляли наибольшую жестокость. Крестьянский глаз не ошибается. Крестьяне чрезвычайно ясно отдают себе отчет в том, кто вреден, а кто не вреден, кто был особенно жесток, а кто — чуть помягче, кого надо наказать сурово, а кого — полегче; редко случается, чтобы наказание не соответствовало вине. Во-вторых, революция — это не званый обед, не литературное творчество, не рисование или вышивание; она не может совершаться так изящно, так спокойно и деликатно, так чинно и учтиво. Революция — это восстание, это насильственный акт одного класса, свергающего власть другого класса. Революция в деревне — это свержение крестьянством феодально-помещичьей власти. Не проявив свою величайшую силу, крестьянство не сможет свергнуть помещичью власть, прочно укоренившуюся на протяжении тысячелетий. Только могучий революционный порыв в деревне в состоянии всколыхнуть миллионные массы крестьян и вызвать к жизни эту величайшую силу. «Крайности», о которых говорилось выше, и порождены силой крестьян, пробужденной могучим революционным порывом в деревне. Во второй период крестьянского движения (период революционных действий) они совершенно необходимы. В этот период нужно установить безраздельную власть крестьян, не допускать злостных нападок на крестьянские союзы, полностью свергнуть власть шэньши, а самих шэньши повалить наземь и даже придавить ногой. Во второй период все «крайности» имеют революционное значение. Попросту говоря, в каждой деревне необходим кратковременный период террора. В противном случае будет совершенно невозможно подавить деятельность контрреволюционных элементов в деревне, свергнуть власть шэньши. Чтобы выпрямить, надо перегнуть; не перегнешь — не выпрямишь[24]. Хотя рассуждения тех, кто критикует «крайности», по видимости и отличаются от рассуждений первой группы, по существу они исходят из одной и той же точки зрения: это та же помещичья теория, стоящая на страже интересов привилегированных классов. С этой теорией, препятствующей подъему крестьянского движения и в конечном итоге подрывающей революцию, мы должны повести решительную борьбу.

Правые гоминьдановцы твердят: «Крестьянское движение является босяцким движением, движением лодырей». Подобные разговоры имеют довольно широкое хождение в Чанша. В деревнях мне приходилось слышать от шэньши: «Крестьянские союзы можно создавать, но люди, работающие в них сейчас, не годятся; людей надо сменить!» Эти рассуждения ничем не отличаются от нападок со стороны правых гоминьдановцев; и правые гоминьдановцы и шэньши говорят, что крестьянское движение, мол, организовывать можно (поскольку оно уже началось, никто не решается говорить, что организовывать его не следует), но люди, возглавляющие сейчас крестьянское движение, не годятся; с особой ненавистью относятся они к работникам низовых крестьянских союзов, называя их всех «босяками». Итак, все те, кого шэньши прежде презирали, кого втаптывали в грязь, кому не находилось места в обществе, кто не имел права слово сказать, ныне вдруг подняли голову — и не только подняли голову, но взяли власть в свои руки. В волостных крестьянских союзах (низшем звене) они — господа положения. В их руках союзы превратились в грозную силу. Они занесли свои загрубелые от работы руки над головами шэньши. Они связывают лешэнь веревками, надевают на них высокие колпаки и водят по волости (в Сянтане и Сянсяне это называется «водить по деревням», а в Лилине — «водить по межам»). Громкие беспощадные обвинения, предъявляемые крестьянами, каждодневно доносятся до ушей шэньши. Крестьяне распоряжаются и командуют всем. Раньше они были ниже всех, а теперь стали выше всех. Отсюда и разговоры, что все перевернулось вверх дном.

Из противоположных взглядов на какое-нибудь явление или на человека соответственно вытекают и противоположные его оценки. Примером этому могут служить такие оценки, как «очень скверно» и «очень хорошо», «босяки» и «революционный авангард».

Выше уже говорилось, что крестьяне свершили революционное дело, которого долгие годы осуществить не удавалось, что крестьяне проделали важную работу по осуществлению национальной революции. Однако все ли крестьянство принимало участие в этом великом революционном деле, в этой важной революционной работе? Нет. Крестьяне делятся на кулаков, середняков и бедняков. Отличаясь друг от друга по своему положению, эти три группы по-разному относятся и к революции. В первый период кулаки прислушивались только к разговорам о том, что армия Северного похода якобы потерпела в Цзянси полный разгром, что Чан Кай-ши якобы ранен в ногу[25] и улетел обратно в провинцию Гуандун[26], что У Пэй-фу[27] якобы снова завладел городом Юечжоу, что крестьянские союзы, несомненно, долго не продержатся и что с тремя народными принципами[28] тоже ничего не выйдет, потому что ничего подобного никогда не бывало. И когда работники волостных крестьянских союзов (в большинстве своем так называемые «босяки») приходили со списком членов союза к кулаку во двор и говорили ему: «Приглашаем вас вступить в крестьянский союз», — что им на это отвечал кулак? «Крестьянский союз? Я прожил здесь уже не один десяток лет, десятки лет обрабатываю землю, никаких крестьянских союзов не видывал и ведь кормлюсь же. Я бы и вам посоветовал не возиться с этим делом». Так отвечали кулаки, настроенные несколько более терпимо. А кулаки, настроенные враждебно, заявляли: «Какой там еще крестьянский союз! Союз тех, кому головы рубить будут! Не губите людей!» Но странное дело — крестьянские союзы все же просуществовали уже много месяцев и даже осмеливаются выступать против шэньши. За отказ от сдачи трубок для опиума крестьянские союзы арестовывают местных шэньши и водят их на посмешище по деревням; в уездных центрах крупных шэньши даже казнили, как, например, шэньши Янь Жун-цю в Сянтане и Ян Чжи-цзэ в Нинсяне. В каждой волости до десятка тысяч крестьян с флагами, коромыслами и мотыгами организованно шли непрерывным и шумным потоком на массовые демонстрации в годовщину Октябрьской революции, участвовали в антианглийских митингах и в торжествах по случаю успехов Северного похода. Только тогда кулаки встревожились. На торжествах по случаю успехов Северного похода они услышали, что и Цзюцзян взят, и Чан Кай-ши не ранен, и У Пэй-фу в конце концов разбит. Больше того, они видели четко написанные на красной и зеленой бумаге лозунги: «Три народных принципа ваньсуй!», «Крестьянские союзы ваньсуй!», «Крестьяне ваньсуй!» и т. д. Тут кулаками овладело страшное беспокойство: «Крестьяне ваньсуй? И эти тоже стали теперь ваньсуй?»[29] И вот крестьянские союзы почувствовали себя хозяевами положения. Работники крестьянских союзов стали заявлять кулакам: «Мы вас внесем в особый список!» или «Пройдет еще месяц, и за вступление в союз будете платить по 10 юаней!» Только тогда кулаки стали мало-помалу вступать в крестьянские союзы[30], некоторые из них вносили в качестве вступительного взноса по пол-юаня и даже по 1 юаню (тогда как требовалось лишь 100 вэней), другие же добивались разрешения на вступление в союз через своих знакомых. Много есть и твердолобых кулаков, которые до сих пор не вступили в союз. Кулаки, вступающие в крестьянский союз, как правило, посылают от своих семей записываться в союз 60–70-летних стариков, ибо боятся «рекрутского набора». Вступив в союз, кулаки не проявляют желания участвовать в его работе и всегда держатся пассивно.

А середняки? Они проявляют нерешительность, считая, что революция не принесет им особой пользы. В котлах у них всегда есть рис, никто не стучится к ним по ночам в дверь за долгами. Они тоже размышляют над тем, бывало ли раньше что-либо подобное, и наедине с собой, хмуря брови, гадают: «А удержится ли, действительно, этот крестьянский союз?» и «Будет ли толк от трех народных принципов?» «Вряд ли!» — решают они. Считая, что все зависит от воли неба, они думают: «Создаются крестьянские союзы… но, кто знает, угодно ли это небу?» В первый период, когда работники крестьянских союзов приходили к середнякам со списками и говорили: «Приглашаем вас вступить в крестьянский союз», те отвечали: «Не спешите!» Вступать в крестьянские союзы они начали только во второй период, когда союзы уже превратились в большую силу. В союзах они держат себя лучше кулаков, но пока не очень активны и все еще осматриваются. Совершенно необходимо, чтобы крестьянские союзы боролись за вовлечение середняков и усилили разъяснительную работу в их среде.

Главной силой в той жестокой и упорной борьбе, какая ведется в деревне, неизменно являются бедняки. Как на этапе нелегальной деятельности, так и на этапе открытой деятельности они вели активную борьбу. Они охотнее всех идут за Коммунистической партией. Они — смертельные враги тухао и лешэнь и без малейших колебаний штурмуют их лагерь. Они заявляют кулакам: «Мы уже давно вступили в крестьянский союз, почему же вы еще медлите?» А те насмешливо отвечают: «Еще бы вам не вступать в крестьянский союз! Ведь у вас над головой — ни куска черепицы, а под ногами нет клочка земли, чтобы иголку воткнуть!» И действительно, беднякам терять нечего. Многие из них на самом деле не имеют над головой ни куска черепицы, а под ногами — клочка земли, чтобы иголку воткнуть. Почему бы им и не вступать в крестьянские союзы? По данным обследования, в уезде Чанша бедняки составляют 70 процентов сельского населения, середняки — 20, помещики и кулаки — 10. Бедняки, составляющие 70 процентов, делятся на две группы — голытьбу[31] и бедноту[32]. Голытьба, составляющая 20 процентов сельского населения, — это люди абсолютно неимущие, то есть не имеющие ни земли, ни денег, ни каких бы то ни было средств к существованию и вынужденные поступать в солдаты, или уходить на заработки, или побираться. К бедноте, составляющей 50 процентов сельского населения, относятся ремесленные рабочие, крестьяне-арендаторы (за исключением богатых арендаторов) и крестьяне-полусобственники. Это люди наполовину неимущие, другими словами, у них есть немного земли или небольшие средства, но плодов их труда не хватает им на пропитание: они проводят весь год в тягостных заботах. Огромная масса бедняков, составляющая 70 процентов сельского населения, является основным костяком крестьянских союзов, авангардом в борьбе за свержение феодальных сил и славным пионером великого революционного дела, которое долгие годы оставалось незавершенным. Без бедняков («босяков», как их называют шэньши) революция в деревне никогда не могла бы получить нынешнего размаха; без них невозможно свергнуть тухао и лешэнь и завершить демократическую революцию. Являясь самым революционным элементом, бедняки заняли руководящее положение в крестьянских союзах. В первый и второй периоды почти все посты председателей и членов правлений низовых крестьянских союзов были заняты бедняками (в уезде Хэншань среди работников волостных крестьянских союзов 50 процентов составляет голытьба, 40 — беднота и 10 — нуждающаяся интеллигенция). Такая руководящая роль бедняков в крестьянских союзах совершенно необходима. Без крестьян-бедняков не было бы и революции. Не признавать бедняков — значит не признавать революцию, бить по беднякам — значит бить по революции. Их общий революционный курс был неизменно правильным. Они подорвали престиж тухао и лешэнь, свалили наземь больших и малых тухао и лешэнь и придавили их ногой. Целый ряд их так называемых «крайностей» в период революционных действий был по существу прямой революционной необходимостью. Уездные правительства, партийные комитеты[33] и крестьянские союзы в некоторых уездах провинции Хунань уже допустили ряд ошибок; некоторые из них дошли до того, что по просьбе помещиков посылали солдат арестовывать работников низовых крестьянских союзов. В уездах Хэншань и Сянсян брошены в тюрьмы многие председатели и члены правлений волостных крестьянских союзов. Это чрезвычайно серьезная ошибка, она на руку реакционерам. Чтобы убедиться в том, что это ошибка, стоит только посмотреть, в какой восторг приходят местные бесчинствующие помещики и как сгущается атмосфера реакции, когда арестовывают председателя или члена правления крестьянского союза. Мы должны бороться против контрреволюционных рассуждений о «босяцком движении», о «движении лодырей» и особенно следить за тем, чтобы не совершать таких ошибочных действий, которые помогали бы тухао и лешэнь в их борьбе против крестьян-бедняков. Правда, среди руководителей из числа крестьян-бедняков действительно бывали люди с недостатками, но теперь большинство их исправилось. Они сами энергично борются с азартными играми и ликвидируют бандитизм. Усиление мощи крестьянских союзов привело на местах к ликвидации азартных игр и искоренению бандитизма. Есть места, где уже, как говорится, «на дороге не возьмут потерянного, по ночам не запирают дверей». По данным обследования уезда Хэншань, там 85 процентов руководителей из числа крестьян-бедняков совершенно преобразились и показали себя способными и энергичными вожаками, и только 15 процентов из них еще не совсем избавились от некоторых дурных привычек. Последних нужно отнести к категории «немногочисленных нездоровых элементов», но совершенно непозволительно вслед за тухао и лешэнь огульно обзывать всех «босяками». Для разрешения вопроса об этих «немногочисленных нездоровых элементах» существует только один путь: под лозунгом укрепления дисциплины в крестьянских союзах вести пропагандистскую работу среди масс, воспитывать таких людей, наладить дисциплину в крестьянских союзах, но ни в коем случае не посылать по собственному усмотрению солдат для ареста этих людей, не подрывать авторитета крестьян-бедняков, не лить этим воду на мельницу тухао и лешэнь. На это следует обратить особое внимание.

Люди, осуждающие крестьянские союзы, как правило, говорят, что эти союзы сделали много худого. Выше я уже указывал, что когда крестьяне бьют по тухао и лешэнь, они творят подлинно революционное дело, и ничего предосудительного в этом нет. Крестьяне сделали очень много, и, чтобы ответить тем, кто их осуждает, нам нужно как следует разобрать каждое их действие в отдельности, посмотреть, что за работу они проделали. Подведу итог деятельности крестьян в различных областях за последние несколько месяцев — под руководством крестьянских союзов крестьяне добились следующих четырнадцати крупных завоеваний:

Это — первое крупное завоевание крестьян. На первом месте в этом отношении стоят такие уезды, как Сянтань, Сянсян и Хэншань, где почти все крестьяне организованы и где, пожалуй, нет таких «глухих углов», в которых крестьяне еще не поднялись. Второе место занимают такие уезды, как Иян и Хуажун, где организовано большинство крестьян, но есть еще и небольшое число неорганизованных. На третьем месте стоят такие уезды, как Чэнбу и Линлин, где организовано меньшинство крестьян, а большинство пока еще не организовано. Четвертое место занимает находящийся под властью Юань Цзу-мина[34] район в западной Хунани, куда агитация крестьянских союзов еще не проникла и где крестьянство во многих уездах еще совсем не организовано. В общем, впереди всех по организованности стоят уезды центральной Хунани с центром в Чанша, затем идут уезды южной Хунани; в западной же части провинции организация только начинается. По данным провинциального крестьянского союза, относящимся к ноябрю прошлого года, из 75 уездов провинции Хунань, в 37 уездах организованы крестьянские союзы, общее число членов которых составляет 1 367 727 человек. Из них около миллиона человек вступило в союзы в октябре и ноябре прошлого года, во время бурного роста мощи крестьянских союзов, а в сентябре организованных крестьян насчитывалось всего 300–400 тысяч. С тех пор прошло еще два месяца — декабрь и январь, но крестьянское движение продолжало бурно нарастать. К концу января количество членов крестьянских союзов увеличилось по меньшей мере до 2 миллионов. Так как в большинстве случаев при вступлении в союз из каждой крестьянской семьи регистрируется только один человек, то при среднем составе семьи 5 человек охваченная союзами масса составляет около 10 миллионов человек. Именно этот поразительный, все более быстрый рост крестьянских союзов явился причиной того, что тухао, лешэнь и продажные чиновники оказались изолированными, что общество потрясено появлением нового мира, пришедшего на смену старому, и что в деревне началась великая революция. Это — первое крупное завоевание крестьян под руководством крестьянских союзов.

Создав свои организации, крестьяне направляют первые свои действия на подрыв политического престижа класса помещиков, в особенности тухао и лешэнь, то есть на свержение власти помещиков и установление крестьянской власти в сельском обществе. Это самая серьезная и самая важная борьба. Она занимает основное место во второй период, то есть в период революционных действий. Без победы в ней невозможна и победа в экономической борьбе — борьбе за снижение арендной платы и ссудного процента, за землю, за другие средства производства и т. д. Для многих частей провинции Хунань, например для уездов Сянсян, Хэншань и Сянтань, победа в политической борьбе не составляет проблемы, поскольку там полностью свергнута помещичья власть и установлена безраздельная власть крестьян. Но в уезде Лилин и некоторых других уездах есть еще места (например, в западных и южных районах уезда Лилин), где власть помещиков хотя по видимости и уступает крестьянской, в действительности скрыто противостоит власти крестьян вследствие того, что политическая борьба там еще не достигла достаточной остроты. Нельзя сказать, что крестьяне в этих местах уже одержали политическую победу; здесь политическую борьбу необходимо вести с удвоенной энергией до тех пор, пока крестьяне не свергнут помещичью власть окончательно. Методы, при помощи которых крестьяне наносят помещикам политические удары, в общем сводятся к следующему:

Ревизии. Ведая местными общественными средствами, тухао и лешэнь чаще всего втихомолку расхищали их и запутывали отчетность. И вот крестьяне использовали ревизии, чтобы низвергнуть многих тухао и лешэнь. В ряде мест созданы ревизионные комиссии специально для привлечения к ответу тухао и лешэнь. Стоит только тухао и лешэнь увидеть такую комиссию, как их сразу охватывает дрожь. Кампания ревизий приобрела широкий размах во всех уездах, где развернулось крестьянское движение; ее смысл заключается не столько во взыскании недостающих сумм, сколько в предании гласности преступлений тухао и лешэнь, чтобы таким путем лишить их политического и общественного влияния.

Штрафы. В результате ревизий были вскрыты факты злоупотреблений, зверского обращения с крестьянами в прошлом, подрывной деятельности против крестьянских союзов в настоящем, нарушений запрета азартных игр и распоряжения о сдаче трубок для опиума. Изобличенным в этих преступлениях крестьяне объявляют свой приговор: такого-то тухао оштрафовать на столько-то, такого-то лешэнь — на столько-то. Штрафуют на суммы от нескольких десятков до нескольких тысяч юаней. Разумеется, оштрафованные крестьянами тухао и лешэнь окончательно дискредитированы в деревне.

Денежное обложение. По отношению к алчным и жестоким помещикам применяется денежное обложение; собранные таким образом деньги идут на оказание помощи бедным, на организацию кооперативов, крестьянских ссудных касс и на другие нужды. Денежное обложение — тоже своего рода мера наказания, лишь несколько более мягкая, чем штраф. Немало находится и таких помещиков, которые во избежание неприятностей добровольно вносят деньги в крестьянские союзы.

Допросы. Что касается лиц, не столь серьезно провинившихся в подрыве крестьянских союзов словом или делом, то крестьяне группами вваливаются в их дома и учиняют допросы в не слишком строгой форме. В результате большинство таких лиц пишет «повинную», в которой дает обязательство ни словом ни действием не подрывать больше авторитета крестьянских союзов.

Демонстрации силы. Довольно часто массы крестьян в организованном порядке являются в дома тухао и лешэнь, проявляющих враждебное отношение к крестьянским союзам, организуют там демонстрацию силы и устраивают пиршества. В этих случаях дело не обходится без убоя свиней и перетряхивания запасов риса. Недавно в Мацзяхэ (уезд Сянтань) толпа численностью до 15 тысяч человек призвала к ответу шестерых лешэнь. Демонстрация силы продолжалась четыре дня, и за это время было зарезано более 130 свиней. Подобные демонстрации в большинстве случаев кончаются еще и наложением штрафа.

Вождение в высоких колпаках. Эта мера применяется повсюду очень часто. На тухао или лешэнь надевают высокий бумажный колпак с надписью: тухао такой-то или лешэнь такой-то — и водят его на веревке в сопровождении большой толпы народа. Чтобы привлечь внимание к такой процессии, иногда бьют в гонги и несут флаги. Подобное наказание устрашает тухао и лешэнь больше всего. Тот, на кого хоть раз надели высокий колпак, окончательно теряет всякое уважение, ему стыдно показываться на людях. Поэтому богачи обычно предпочитают уплатить штраф, чем надеть колпак. Но когда крестьяне отказывают им в такой замене, им волей-неволей приходится надевать колпак. Очень остроумно поступил один волостной крестьянский союз. Он задержал некоего лешэнь и заявил ему, что на него сегодня наденут колпак. Лешэнь почернел от страха. Но затем крестьянский союз решил не надевать на него колпак в тот день, полагая, если надеть на него сегодня, то он махнет на все рукой и перестанет бояться наказания, и что поэтому лучше отпустить его домой, отложив наказание. Не зная, когда именно на него наденут колпак, этот лешэнь не мог успокоиться ни на один день и не находил себе места.

Заключение в уездные тюрьмы. Эта мера наказания является еще более тяжелой, чем надевание колпака. Крестьяне арестовывают тухао и лешэнь, отправляют их в тюрьмы при уездных управлениях и обязывают начальников уездов судить их и наказать. Теперь с заключением в тюрьму дело обстоит не так, как раньше: раньше шэньши отправляли в тюрьму крестьян, а теперь крестьяне отправляют шэньши.

Изгнание. Тухао и лешэнь, совершивших вопиющие преступления, крестьяне не изгоняют, а стремятся арестовать или казнить. Опасаясь ареста или казни, такие тухао и лешэнь спасаются бегством. Из уездов, где развернулось крестьянское движение, почти все крупные тухао и лешэнь сбежали, что равносильно изгнанию. Самые крупные тухао и лешэнь сбежали в Шанхай, менее крупные — в Ханькоу, помельче — в Чанша и еще мельче — в уездные центры. В наибольшей безопасности оказались сбежавшие в Шанхай. Из сбежавших в Ханькоу были арестованы и отправлены обратно, например, трое лешэнь из уезда Хуажун. Бежавшим в Чанша приходится еще труднее: они все время живут под угрозой быть пойманными студентами из своих уездов, обучающимися в Чанша. Будучи в Чанша, я своими глазами видел, как поймали двух лешэнь. В уездных центрах укрылись более мелкие тухао и лешэнь. Обнаружить их совсем легко, так как там крестьянских ушей и глаз очень много. О том, что крестьяне не выносят пребывания тухао и лешэнь в деревне, свидетельствуют также жалобы финансовых органов провинции Хунань на затруднения в изыскании средств, которые они объясняют изгнанием крестьянами богачей из деревни.

Расстрел. Эта мера применяется крестьянами совместно с остальным населением только в отношении очень крупных тухао и лешэнь. Так, например, под давлением крестьян и других кругов населения властями были расстреляны Ян Чжи-цзэ (уезд Нинсян), Чжоу Цзя-гань (уезд Юеян), Фу Дао-нань и Сунь Бо-чжу (уезд Хуажун). В уезде Сянтань начальник уезда под нажимом крестьян и других слоев населения выдал сидевшего в тюрьме Янь Жун-цю, и крестьяне расстреляли его сами. В уезде Нинсян сами крестьяне убили Лю Чжао. Пэн Чжи-фань (уезд Лилин), Чжоу Тянь-цзюе, Цао Юнь (уезд Иян) сейчас ожидают смертного приговора «особого суда по делам тухао и лешэнь». Расстрел одного такого крупного лешэнь или тухао взбудораживает весь уезд и существенно способствует искоренению феодальной погани. В каждом уезде насчитывается несколько таких тухао и лешэнь, а кое-где и по нескольку десятков. Нужно в каждом уезде расстрелять хотя бы нескольких тухао и лешэнь, наиболее жестоких и преступных. Только это является действенным средством подавления реакции. Когда сила была на стороне тухао и лешэнь, они убивали крестьян, не моргнув глазом. В поселке Синькан (уезд Чанша) Хэ Май-цюань был десять лет начальником местной охраны. От его руки погибло около тысячи беднейших крестьян, причем убивали их под благовидным предлогом «истребления бандитов». Начальники местной охраны в поселке Иньтянь моего родного уезда Сянтань — Тан Цзюнь-янь и Ло Шу-линь — за четырнадцать лет, с 1913 года, убили более 50 человек и еще четверых закопали живьем. Первыми были убиты двое ни в чем не повинных нищих. Тан Цзюнь-янь сказал: «Этими двумя оборванцами откроем счет!» Так два человека расстались с жизнью. И если тухао и лешэнь в прошлом проявляли такую жестокость, если они осуществляли в деревне белый террор, то как же можно порицать крестьян за то, что они теперь расстреляли нескольких тухао и лешэнь и осуществляют в очень небольшом масштабе террор в целях подавления контрреволюции?

Запрещение вывоза риса и взвинчивания цен на рис, запрещение припрятывания риса с целью спекуляции. Это — одно из крупных завоеваний крестьян Хунани в ходе экономической борьбы за последние месяцы. Начиная с октября прошлого года крестьяне-бедняки не дают помещикам и кулакам вывозить рис, запрещают повышать на него цены и припрятывать рис с целью спекуляции. В результате бедняки полностью достигли своей цели: утечка риса из деревни совершенно прекратилась, цены значительно снизились, припрятыванию риса положен конец.

Запрещение повышения арендной платы и залога за землю и агитация за их снижение. В июле — августе прошлого года, когда крестьянские союзы были еще слабы, помещики, действуя старым методом жестокой эксплуатации, один за другим предупреждали арендаторов о том, что они обязательно повысят арендную плату и залог за землю. Однако уже с октября, когда влияние крестьянских союзов значительно возросло и когда крестьяне стали единодушно выступать против повышения арендной платы и залога, помещики не смеют больше заикаться об этом. А начиная с ноября крестьяне, ставшие сильнее помещиков, пошли еще дальше и начали агитацию за снижение арендной платы и залога. Крестьяне говорят: как жаль, что прошлой осенью, когда вносилась арендная плата, крестьянские союзы еще не были так сильны, а то она уже тогда была бы снижена. Сейчас они ведут широкую агитацию за снижение арендной платы, которая должна вноситься осенью нынешнего года; помещики, в свою очередь, пытаются разузнать, как будет проводиться снижение арендной платы. Что касается снижения залога за землю, то в уезде Хэншань и некоторых других уездах оно в настоящее время уже проводится.

Запрещение отнимать арендуемую землю у арендаторов. В июле — августе прошлого года помещики еще нередко отнимали землю у одних арендаторов и передавали ее другим. После октября никто из них уже не смеет так поступать. Сейчас об отнятии земли и передаче ее другим арендаторам не может быть и речи. Кое-какие затруднения возникают лишь в тех случаях, когда помещик отказывает арендатору, с тем чтобы обрабатывать землю своими силами. В некоторых местах крестьяне запрещают помещику отнимать у арендатора землю, даже если помещик намерен обрабатывать ее сам. В других местах крестьяне разрешают это, если помещик действительно сам обрабатывает свою землю, но тогда возникает угроза безработицы среди арендаторов. Этот вопрос пока еще не получил единого разрешения.

Снижение ссудного процента. В уезде Аньхуа ссудный процент уже повсюду снижен, снижение проводится и в других уездах. Однако там, где крестьянские союзы очень сильны, помещики, опасаясь «обобществления имущества», вовсе отказывают крестьянам в ссудах, и в деревнях почти нет случаев предоставления ссуд. Стало быть, снижение ссудного процента распространяется лишь на старые долги. По ним не только снижен процент, но кредиторам даже запрещается принуждать должников возвращать долги. Бедняк говорит: «Обижаться нечего, год уж на исходе, возвращу в будущем году».

Старые органы власти в «ду» (районе) и «туань» (волости), особенно в «ду» — административной единице, следующей по величине после уезда, — почти полностью находились в руках тухао и лешэнь. Под управлением районных органов власти состояло от 10 тысяч до 50–60 тысяч жителей. Районы имели свои вооруженные силы — отряды местной охраны, пользовались правом самостоятельно облагать население налогами, например поземельным сбором[36] и т. п., имели свою собственную юстицию — они могли, например, по своему усмотрению арестовывать крестьян, заключать их в тюрьму, допрашивать, наказывать. Лешэнь, сидевшие в этих органах власти, были буквально царьками в деревне. Крестьяне меньше считались с президентом республики, дуцзюнями[37] и начальниками уездов, чем с этими местными владыками; только они были подлинным «начальством»; стоило такому «начальству» кашлянуть, и крестьяне уже знали, что им нужно быть начеку. Теперь же в результате бунта в деревне могуществу помещиков всюду положен конец. Разумеется, пали и все административные органы в деревне, находившиеся в руках тухао и лешэнь. Начальники «ду» и «туань» попрятались и не осмеливаются высунуть нос. Людей, обращающихся к ним по любому местному делу, такие начальники отсылают к крестьянскому союзу, заявляя: «Это меня не касается».

Когда об этих начальниках заходит речь в беседах, крестьяне с гневом говорят: «Эти-то прохвосты? Их песенка уже спета!»

Это выражение — «их песенка уже спета» — точнее всего характеризует положение старых административных органов в тех сельских местностях, через которые прокатилась волна революции.

Помещичьи вооруженные силы в центральной части провинции Хунань сравнительно малочисленны, в западной же и южной частях их больше. Считая в среднем по 600 винтовок на уезд, в 75 уездах их наберется 45 тысяч. Однако в действительности их, быть может, еще больше. В центральной и южной частях провинции Хунань, то есть в районах развитого крестьянского движения, как, например, в уездах Нинсян, Пинцзян, Люян, Чанша, Лилин, Сянтань, Сянсян, Аньхуа, Хэншань, Хэнъян, крестьянство поднялось с такой огромной силой, что помещики оказались не в состоянии справиться с ним, а помещичьи вооруженные отряды в большинстве своем сдались крестьянским союзам, встали на защиту интересов крестьян. Небольшая часть помещичьих отрядов сохраняет нейтралитет, но склоняется к капитуляции перед крестьянами, например в уезде Баоцин и др. Другая небольшая часть этих отрядов занимает по отношению к крестьянским союзам враждебную позицию (уезды Ичжан, Линьу, Цзяхэ), но в данное время терпит чувствительные удары со стороны крестьян и, по всей вероятности, в ближайшее время будет уничтожена. Вооруженные силы, вырванные из рук реакционных помещиков, будут реорганизованы в «постоянные дружины подворного ополчения»[38], которые будут находиться в ведении новых органов самоуправления в деревне — сельских органов самоуправления, осуществляющих власть крестьянства. Привлечение старых вооруженных сил на сторону крестьян представляет собой одну сторону работы по созданию крестьянских вооруженных сил. Другой, новой стороной этой работы является организация «собяодуй» — вооруженных пиками отрядов при крестьянских союзах. Пика «собяо» представляет собой длинный шест, к концу которого прикреплен обоюдоострый нож. В одном только уезде Сянсян имеется 100 тысяч таких пик. В других уездах (Сянтань, Хэншань, Лилин, Чанша) их количество колеблется от 30–40 тысяч до 70–80 тысяч на уезд. Во всех уездах, охваченных крестьянским движением, число отрядов «собяодуй» быстро растет. Крестьянские отряды, вооруженные пиками, превратятся в «непостоянные дружины подворного ополчения». Эти огромные отряды, вооруженные пиками, сильнее упоминавшихся выше старых вооруженных отрядов. Они являются новыми, нарождающимися вооруженными силами, которые приводят в трепет всех тухао и лешэнь. Революционным властям провинции Хунань следует по-настоящему распространить такую форму организации вооруженных сил на более чем 20-миллионное крестьянство всех 75 уездов; нужно, чтобы вся молодежь и взрослые крестьяне имели пику. Не следует делать каких-либо ограничений из-за опасения, что пики могут кого-то напугать. Надо быть слишком большим трусом, чтобы падать от ужаса при виде таких отрядов. Их боятся только тухао и лешэнь, а революционерам нечего их страшиться.

Очистить уездную администрацию можно лишь при условии, если поднимутся сами крестьяне. Это уже доказал пример уезда Хайфэн в провинции Гуандун и еще нагляднее доказывает нынешний пример Хунани. В уездах, где власть узурпировали тухао и лешэнь, всякий, кто становится начальником уезда, почти всегда оказывается казнокрадом и взяточником; в уездах, где крестьяне уже поднялись, органы власти, кто бы их ни возглавлял, работают честно. В нескольких уездах, где я побывал, начальники уездов по любому вопросу прежде всего обращаются за советом к крестьянским союзам. В тех уездах, где крестьянское движение особенно сильно, слово крестьянского союза обладает прямо-таки волшебной силой. Если союз потребует утром арестовать тухао или лешэнь — начальник уезда не решится отложить это до полудня; если союз потребует арестовать в полдень — начальник не посмеет отложить арест до вечера. На начальной стадии установления крестьянской власти в деревне начальники уездов были в сговоре с тухао и лешэнь и вместе выступали против крестьян. Когда крестьянская власть сравнялась по силе с помещичьей, начальники уездов заняли двойственную позицию: кое-что из решений крестьянских союзов они принимали, а кое-что и отвергали. То, что я говорил выше о волшебной силе слова крестьянского союза, относится уже к периоду, когда помещичья власть была полностью свергнута властью крестьян. Сейчас положение с органами власти в уездах Сянсян, Сянтань, Лилин и Хэншань таково:

1. Все дела решаются на совещаниях начальника уезда с представителями революционных массовых организаций. Эти совещания, созываемые начальником уезда, проводятся в уездном управлении. В некоторых уездах они называются «объединенными совещаниями общественных организаций и уездной администрации», в других — «совещаниями по делам уезда». На таких совещаниях кроме начальника уезда присутствуют представители крестьянского союза, совета профсоюзов, ассоциации торговцев, союза женщин, объединения учителей и служащих учебных заведений, союза учащихся и комитета гоминьдана данного уезда[39]. В ходе этих совещаний представители массовых общественных организаций, высказывая свои суждения, оказывают воздействие на начальника уезда, и тот неизменно подчиняется их воле. Таким образом, не подлежит сомнению, что в провинции Хунань в уездных органах власти может быть осуществлена демократическая система управления коллегиального типа. И по форме и по существу нынешние уездные органы власти уже значительно демократизированы. Такое положение установилось в последние два — три месяца, то есть после того, как поднявшееся повсюду в деревнях крестьянство свергло власть тухао и лешэнь. Только увидев, что старая опора выбита у них из-под ног и что они не удержатся на постах, если не найдут новой опоры, начальники уездов стали заискивать перед массовыми организациями, в результате чего и создалась охарактеризованная выше обстановка.

2. Судьи оказались не у дел. Судебная система в провинции Хунань по-прежнему остается такой, что юстицией все еще ведает по совместительству начальник уезда, которому судья помогает вести судебные дела. Начальники уездов и их помощники наживались путем злоупотреблений при взимании налогов и сборов, путем различных махинаций при привлечении населения к повинностям для нужд армии, а также путем подлогов и вымогательства при разборе гражданских и уголовных дел. Последняя статья была для них самым постоянным и надежным источником наживы. В последние месяцы, с падением тухао и лешэнь, исчезли и профессиональные ходатаи по судебным делам. А так как все дела крестьян — и большие и малые — решаются крестьянскими союзами, то судьи уездного управления оказались буквально не у дел. Судья уезда Сянсян сказал мне: «Когда крестьянских союзов не было, в канцелярию уездного управления поступало в среднем до 60 гражданских и уголовных дел в день, а с появлением союзов — всего четыре — пять дел». Начальникам уездов и их помощникам приходится мириться с тем, что кошельки у них пустеют.

3. Все охранники, полицейские, служители уездных управлений притаились и не решаются больше ездить по деревням и заниматься вымогательством. Раньше жители деревни боялись горожан, а теперь городские жители боятся деревенских. Это особенно относится к отвратительной своре подкармливаемых уездными властями полицейских, охранников и служителей, которые боятся ездить по деревням, а если и бывают там, то не осмеливаются уже заниматься вымогательством. Они трясутся от страха при виде крестьянских пик.

Мужчины в Китае обычно находятся под властью трех сил, представляющих целые иерархические системы, а именно: 1) государственной системы — общегосударственных, провинциальных, уездных и волостных органов власти (политическая власть); 2) родовой системы — общеродового храма предков, храма предков ответвления рода, главы семьи (родовая власть); 3) религиозной системы, представляемой: а) подземными силами — верховным владыкой ада, духами- хранителями городов и местными духами и б) небесными силами — богами и святыми, от верховного владыки неба до всевозможных духов. Все они вместе составляют систему потусторонних сил (власть религии). Женщина же наряду со всем этим находится еще и под властью мужчины (власть мужа). Эти четыре вида власти — политическая, родовая, власть религии и власть мужа — отражают феодально-патриархальную идеологию и порядки во всей их совокупности и являются самыми страшными узами, опутывающими китайский народ, в особенности крестьянство. Выше уже описывалось, как крестьяне свергают в деревне власть помещиков. Помещичья власть является тем стержнем, на котором держатся все перечисленные силы. Со свержением власти помещиков расшатываются и власть рода, и власть религии, и власть мужа. Там, где сильно влияние крестьянских союзов, старейшины рода и распорядители средств храма предков не смеют больше угнетать младших членов рода и расхищать средства храма предков. Самые злостные из них уже свергнуты как тухао и лешэнь. Никто в храме уже не осмеливается применять существовавшие раньше жестокие телесные наказания и казни — пороть людей, топить их, погребать заживо. Уничтожен и старый обычай, по которому женщины и бедняки не имели права участвовать в трапезах в родовом храме. В местности Байго уезда Хэншань женщины толпой явились в храм, бесцеремонно расселись там и приняли участие в трапезе, а почтенным старейшинам рода не оставалось ничего другого, как предоставить им полную волю. В другом месте в виде протеста против этого же запрета бедняки группой ворвались в храм и устроили там такое пиршество, что тухао и лешэнь — все степенные господа в длинных халатах — от страха разбежались. С развитием крестьянского движения власть религии также повсюду расшатывается. В целом ряде мест крестьянские союзы захватывают храмы и используют их в качестве помещений для союзов. Повсюду крестьянские союзы выступают за изъятие имущества храмов для организации крестьянских школ и для покрытия расходов крестьянских союзов, именуя эти средства «доходами от суеверий». В уезде Лилин довольно широко распространилось движение за запрещение суеверных обрядов и за уничтожение изображений божеств. В северных районах этого уезда крестьяне запрещают шествия с благовонными свечами в честь домашних духов (духов заразы). В районе Лукоу в храме местечка Фуболин из-за недостатка места для помещения районного комитета гоминьдана все изображения божеств были свалены кучей в угол храма, и это не вызвало никаких возражений со стороны крестьян. После этого заметно сократилось число людей, которые в связи со смертью родных устраивали жертвоприношения божествам, приглашали монахов для чтения молитв, приносили святые фонари в дар местному подземному духу. Инициатором в этом деле был председатель крестьянского союза Сунь Сяо-шань, которого теперь страшно возненавидели местные даосские монахи. В 3-м Северном районе крестьяне и учителя начальной школы местечка Лунфэнъань порубили деревянные фигуры божеств на дрова. В Южном районе в храме Дунфусы учащиеся вместе с крестьянами сожгли больше тридцати деревянных статуй. Уцелели только две маленькие фигурки «почтенного Бао-гуна» — их схватил старик-крестьянин. «Не кощунствуйте!» — сказал он. В местах, где крестьяне взяли верх, верующими остаются только старики и женщины; молодежь и крестьяне средних лет перестали верить. А так как крестьянские союзы находятся именно в руках последних, то они и ведут повсюду работу по ликвидации власти религии и суеверий. Что касается власти мужа, то в бедняцких семьях она всегда была слабее, поскольку женщины в таких семьях в силу экономического положения бедноты вынуждены принимать большее участие в труде, чем женщины состоятельных классов, и поэтому они чаще получают право голоса — и даже решающего — у себя в семье. В последние годы в связи с нарастающим разорением сельского хозяйства оказалась подорванной самая основа подчинения женщины мужчине. В последнее время, с возникновением крестьянского движения, женщины во многих местах создали сельские союзы женщин; настала и для них пора поднять голову, и власть мужа расшатывается с каждым днем. Словом, с ростом власти крестьян оказались поколебленными вся феодально-патриархальная идеология и порядки. Но теперь основные усилия крестьян направлены на разгром политической власти помещиков. Там, где эта задача уже решена, крестьяне начали наступление и на родовую систему, и на религию, и на существующие отношения между мужчиной и женщиной в семье. Однако их наступление находится пока еще в начальной стадии, так как покончить с этими тремя видами зла можно будет лишь после полной победы крестьян в экономической борьбе. Поэтому сейчас нам необходимо направить крестьян на решительную политическую борьбу за окончательное свержение помещичьей власти. Вслед за этим необходимо немедленно начать экономическую борьбу, чтобы коренным образом разрешить вопрос о земле и другие экономические проблемы крестьян-бедняков. Что касается родовой системы, религиозных суеверий и неправильных отношений между мужчиной и женщиной в семье, то их ликвидация станет неизбежным результатом победы в политической и экономической борьбе. Если мы будем вкладывать слишком много сил в их разрушение, действовать грубо и напористо, то тухао и лешэнь, не преминув воспользоваться нашими действиями, развернут контрреволюционную агитацию в целях подрыва крестьянского движения, станут кричать, что «крестьянские союзы не почитают предков», «крестьянские союзы глумятся над богами и уничтожают религию», «крестьянские союзы хотят обобществить жен». Доказательством этому может служить использование помещиками недовольства крестьян, вызванного уничтожением фигур божеств в уезде Сянсян провинции Хунань и в уезде Янсинь провинции Хубэй. Эти статуи воздвигли сами крестьяне, и наступит такое время, когда они своими же руками их сбросят, — преждевременное вмешательство со стороны тут ни к чему. В своей агитации по этому вопросу коммунисты должны держаться такой линии: «Натянуть тетиву, но стрелу не пускать»[40]. Надо, чтобы крестьяне сами выбросили фигуры божеств и разрушили храмы верных вдов, последовавших в могилу за мужем, и арки, воздвигнутые в честь целомудренных и почтительных жен, а подменять крестьян в этом деле — неправильно.

Мне тоже доводилось агитировать в деревне против суеверий. Я говорил:

«Веря в гороскопы, люди надеются на лучшую судьбу; веря в геомантию, люди надеются на счастье, которое им принесут могилы предков. В нынешнем году крестьяне за несколько месяцев свалили власть тухао, лешэнь и продажных чиновников. Разве в последние несколько месяцев всем тухао, лешэнь и продажным чиновникам вдруг изменила судьба и могилы предков внезапно перестали приносить им счастье, если до этого судьба им покровительствовала, а могилы приносили счастье? О ваших крестьянских союзах тухао и лешэнь выражаются так: «Удивительное дело! Нынче мир стал миром комитетчиков. Подумать только, куда ни плюнь — попадешь в комитетчика». И действительно, в городе, в деревне, в профсоюзах, в крестьянских союзах, в гоминьдане, в Коммунистической партии — всюду есть свои члены исполнительных комитетов. Поистине мир стал миром комитетчиков. Но разве все это тоже от гороскопа и от могил предков? Удивительное дело! Гороскоп вдруг стал покровительствовать деревенским голодранцам, и могилы предков тоже вдруг стали приносить им счастье! Боги — что же, можете почитать их. Но разве можно было свергнуть тухао и лешэнь без крестьянских союзов, только с богом воинской доблести и богиней милосердия? Жалкие это боги и жалкие богини. Вы почитали их сотни лет, а они не свергли ради вас ни одного тухао, ни одного лешэнь! Теперь вы хотите провести снижение арендной платы. Но разрешите узнать, как вы собираетесь добиться этого — верой в богов или верой в крестьянские союзы?»

Эти слова заставляли крестьян смеяться.

Разве можно было бы, даже создав 10 тысяч политико-юридических школ, за такой короткий срок политически просветить всех мужчин и женщин, от мала до велика, в самых затерянных деревнях, в самых глухих углах, как это сделали сейчас крестьянские союзы? Думаю, что нет. Политические лозунги «Долой империализм!», «Долой милитаристов!», «Долой продажных чиновников!», «Долой тухао и лешэнь!» поистине летают без крыльев; они облетают бесчисленные массы деревенской молодежи, взрослых, стариков, детей и женщин, врезаются в их сознание, а затем появляются на их устах. Если вы видите группу играющих детей и один из них, вытаращив глаза, топая ногами и размахивая руками, сердито наступает на другого, вы непременно услышите пронзительный крик: «Долой империализм!»

Однажды в районе Сянтаня дети, пасшие коров, начали играть в войну. Один из них изображал Тан Шэн-чжи, другой — Е Кай-синя[41]. И вот один потерпел поражение, а другой стал его преследовать. Преследовавшим был Тан Шэн-чжи, а преследуемым — Е Кай-синь. Песню «Долой империалистические державы!», которую, как известно, знают почти все городские дети, сейчас распевают и очень многие дети в деревне.

В деревне есть крестьяне, которые знают почти наизусть завещание д-ра Сунь Ят-сена. Они кстати и некстати применяют в повседневной жизни такие выражения из завещания, как «свобода», «равноправие», «три народных принципа», «неравноправные договоры». Как-то один человек, по виду шэньши, встретился на тропе с крестьянином и, напустив на себя важность, не захотел уступить ему дорогу. Крестьянин сердито сказал: «Ты, тухао, лешэнь! О трех народных принципах слыхал?» Привозя овощи на продажу в город Чанша, окрестные огородники всегда терпели обиды от полиции. А теперь они нашли средство защиты: это средство — три народных принципа. Когда полицейские принимаются бить и ругать огородников, те сразу же пускают в ход для своей защиты три народных принципа — и полицейским нечего возразить. В уезде Сянтань один районный крестьянский союз не поладил из-за чего-то с волостным крестьянским союзом, и тогда председатель последнего заявил: «Мы против неравноправных договоров, которые навязывает нам районный крестьянский союз!»

Распространение политической агитации в деревнях является исключительно заслугой Коммунистической партии и крестьянских союзов. Доходчивые и простые лозунги, рисунки, а также устные выступления так быстро воздействуют на широкие массы крестьян, словно те прошли курс обучения в политической школе. По сообщениям товарищей, работающих в деревне, широкая политическая агитация велась в ходе трех массовых кампаний — антианглийских демонстраций, празднования годовщины Октябрьской революции и торжеств по случаю успехов Северного похода. В этих кампаниях политическая агитация, проводившаяся повсюду, где существуют крестьянские союзы, приводила в движение целые деревни и дала большие результаты. В дальнейшем необходимо обратить внимание на использование любого повода для того, чтобы наполнять простые лозунги, о которых я говорил выше, все более и более конкретным содержанием, делать их более ясными и доходчивыми.

Как только крестьянские союзы, руководимые Коммунистической партией, установили в деревне свою власть, крестьяне стали накладывать запреты и ограничения на все то, чего они не одобряют. Строжайшим образом запрещаются карты и другие азартные игры, а также курение опиума.

Карты. В тех местах, где крестьянские союзы приобрели большую силу, игра в карты, а также в мацзян[42] и кости совершенно запрещена.

В 14-м районе уезда Сянсян один районный крестьянский союз сжег две корзины костей для мацзяна.

В деревнях в карты уже не играют, а нарушители этого запрета наказываются немедленно и без всякого снисхождения.

Другие азартные игры. Бывшие заядлые игроки теперь сами запрещают азартные игры; там, где сильна власть крестьянских союзов, всякие азартные игры, как и карты, искоренены полностью.

Курение опиума. Запрещено строжайшим образом. Когда крестьянские союзы издали приказ о сдаче трубок для опиума, никто и не посмел ослушаться. В уезде Лилин за несдачу трубки был арестован один лешэнь, и в наказание его водили по деревням.

Проводимая крестьянами кампания по «разоружению» курильщиков опиума по своей решительности не уступает разоружению войск У Пэй-фу и Сунь Чуань-фана[43] армией Северного похода. «Ваньсуй» (так лешэнь в насмешку называют крестьян) «разоружили» в семьях офицеров революционной армии многих почтенных старцев, неисправимых курильщиков опиума, всю жизнь не расстававшихся с трубкой. «Ваньсуй» запрещают не только сеять мак и курить опиум, но и провозить его. В уездах Баоцин, Сянсян, Юсянь, Лилин провинции Хунань задержано и сожжено немало опиума, провозившегося из провинции Гуйчжоу в провинцию Цзянси. Это идет вразрез с интересами финансовых органов правительства. Кончилось тем, что провинциальный крестьянский союз, учитывая необходимость обеспечения армии Северного похода довольствием, отдал низовым крестьянским союзам распоряжение «временно отсрочить проведение запрета перевозок опиума». Однако крестьяне остались этим очень недовольны.

Наряду с указанными существует еще много других запретов и ограничений. Приведем хотя бы некоторые из них.

«Xуагу» — непристойные театральные представления. Они запрещены во многих местах.

Паланкины. Во многих уездах отмечаются случаи нападения на паланкины; это особенно относится к уезду Сянсян. Крестьяне глубоко ненавидят людей, пользующихся паланкинами, и всегда готовы сломать паланкины, но крестьянские союзы это запрещают. Работники крестьянских союзов разъясняют крестьянам: «Нападая на паланкины, вы только помогаете богачам экономить деньги, а носильщиков лишаете работы. Кому же вы вредите, как не самим себе?» Крестьяне это очень хорошо поняли и придумали другой способ наказания богачей — значительно повысили оплату труда носильщиков паланкинов.

Изготовление водки и патоки. Гнать из риса водку и варить патоку повсюду запрещено. Это вызвало бесконечные жалобы владельцев винокурен и предприятий по изготовлению патоки. А в местечке Футяньпу (уезд Хэншань) гнать водку не было запрещено, но на нее была установлена такая низкая цена, что винокурни, не получая прибыли, вынуждены были прекратить работу.

Разведение свиней. Количество свиней в хозяйстве ограничено, так как на их корм нужно расходовать зерно.

Разведение птицы. В уезде Сянсян запрещено разводить кур и уток, но это вызвало возражения со стороны женщин. В Янтане (уезд Хэншань) разрешается иметь только трех кур на хозяйство, а в Футяньпу — пять. Во многих местах совершенно запрещено разводить уток, так как от них еще больше убытка, чем от кур: они не только поедают зерно, но и губят всходы риса.

Пиршества. Богатые пиршества запрещены повсюду. В местечке Шаошань (уезд Сянтань) постановили подавать гостям только блюда, приготовленные из кур, рыбы и свинины. Запрещено приготовление блюд из бамбуковых побегов, морской капусты и «южной» вермишели. В уезде Хэншань обед должен состоять не более чем из восьми блюд. В 3-м Восточном районе уезда Лилин разрешается подавать на стол только пять блюд; во 2-м Северном районе — три мясных блюда и три растительных; в 3-м Западном районе запрещено устраивать угощения в дни праздника Весны. В уезде Сянсян запрещено подавать гостям блюда, приготовленные из яиц, хотя такое угощение не является слишком роскошным. Когда во 2-м районе этого же уезда на одной свадьбе устроили такое угощение, толпа крестьян ввалилась в дом нарушителя запрета и расстроила все торжество. В Цзямочжэне (уезд Сянсян) воздерживаются от изысканных блюд и для жертвоприношений предкам используют только фрукты.

Рабочий скот. Буйвол или корова — сокровище крестьянина. Изречение «убивший корову сам в будущей жизни станет коровой» стало буквально религиозной заповедью, поэтому рабочий скот убивать нельзя. Пока крестьяне не пришли к власти, они могли действовать лишь религиозными доводами и были не в силах запретить убой рабочего скота. Когда крестьянские союзы выросли, они взяли под свой контроль также и рабочий скот, запретив его убой и в городе. В городе Сянтань, где раньше было шесть лавок, торговавших говядиной, теперь пять закрылись, а в оставшейся одной лавке продается только мясо прирезанных ослабевших или негодных для работы буйволов и коров. Во всем уезде Хэншань убой рабочего скота категорически запрещен. Когда у одного крестьянина корова сломала себе ногу, этот крестьянин не осмеливался прирезать ее, пока не получил разрешение крестьянского союза. Когда в городе Чжучжоу торговая палата, не задумавшись о последствиях, зарезала корову, крестьяне пришли в город и потребовали наказания виновных. Торговой палате пришлось уплатить штраф и в порядке извинения устроить сожжение хлопушек.

Бродяжничество. В уезде Лилин запрещено ходить по домам славить весну, славить местных духов, распевать песни под аккомпанемент бамбуковых кастаньет, выпрашивая подаяние. В различных уездах эти виды нищенства либо запрещены, либо исчезли сами собой, так как никто больше ими не занимается. Раньше существовали еще так называемые «нищие-вымогатели», или «бродяги», люди обычно очень злобные, но теперь и им пришлось подчиниться крестьянским союзам. В Шаошане (уезд Сянтань) есть храм бога дождя, в котором издавна собирались бродяги, не признававшие никакой власти, но с возникновением крестьянских союзов все они куда-то скрылись. В этом же районе крестьянский союз волости Хути задержал трех бродяг и заставил их таскать глину и обжигать кирпичи. Запрещены также дурные обычаи, связанные с новогодними визитами.

Наряду с этим в различных местах введено очень много мелких запретов: например, в уезде Лилин запрещено устраивать шествия с благовонными свечами в честь духов заразы, преподносить дорогие продукты и сласти, сжигать бумажные одежды в День поминовения умерших и наклеивать у себя в доме под Новый год надписи с символами счастья. В местности Гушуй уезда Сянсян запрещено курение кальяна; во 2-м районе этого уезда запрещено сжигать хлопушки и стрелять из трехзарядных церемониальных ружей: за первое взыскивается штраф в размере 1,2 юаня, а за второе — 2,4 юаня. В 7-м и 20-м районах запрещено приглашать монахов для чтения молитв, в 18-м районе запрещено подносить подарки на похоронах. Подобных запретов так много, что перечесть невозможно, и все они именуются крестьянскими запретами.

Эти запреты по своему значению важны в двух аспектах. Во-первых, они означают противодействие вредным социальным привычкам — таким, как игра в карты и другие азартные игры, курение опиума, — возникшим в условиях гнусного политического господства помещиков и исчезающим с падением помещичьей власти. Во-вторых, они являются мерой защиты от эксплуатации со стороны городских купцов, осуществляемой, например, путем запрещения устраивать пиршества, покупать дорогие продукты и сласти и т. д. В условиях дороговизны промышленных товаров и низких цен на сельскохозяйственные продукты крестьяне терпят крайние лишения и подвергаются жестокой эксплуатации со стороны купцов. В целях самозащиты крестьяне вынуждены ограничивать себя во всем. Что же касается упомянутого выше запрещения вывозить рис, то оно вызвано тем, что у бедняков своего риса недостаточно, они вынуждены прикупать его на рынке и поэтому не допускают взвинчивания цен на продовольствие. Все это вызвано обнищанием крестьян и противоречиями между городом и деревней, а отнюдь не означает бойкота крестьянами промышленных товаров или отказа торговать с городом из приверженности к теории «исключительности культуры Востока»[44]. В целях защиты своих экономических интересов крестьянам необходимо создавать потребительские кооперативы для организации совместных закупок товаров. Необходима также помощь правительства в деле создания крестьянскими союзами кредитной (ссудной) кооперации. Тогда крестьянам, конечно, не придется прибегать к запрещениям вывоза риса для ограничения цен на продовольствие, не придется бороться в порядке защиты своих экономических интересов против проникновения в деревню некоторых промышленных товаров.

Я думаю, что начиная с Юя и Тана, Вэнь-вана и У-вана[45]и кончая императорами Цинской династии и президентами Китайской республики в Китае не было ни одного правителя, который обладал бы такой могучей силой, какую проявляют сейчас крестьянские союзы в деле ликвидации бандитизма. Там, где сильны крестьянские союзы, бандитов нет и в помине. Просто удивительно, что во многих местах не осталось даже мелких воришек, промышлявших кражей овощей с огородов. Кое-где мелкие воры еще существуют, но бандитизм ликвидирован во всех уездах, в которых мне пришлось побывать, — даже там, где раньше было очень много бандитов. Это объясняется следующими причинами. Во-первых, бандитам стало негде скрываться, так как повсюду имеются члены крестьянских союзов, и «длинные пики» и «короткие дубинки» собираются сотнями по первому зову. Во-вторых, с развитием крестьянского движения цены на рис резко снизились: весной прошлого года 1 дань риса (неочищенного) стоил 6 юаней, а зимой — уже всего 2 юаня; положение с питанием населения стало значительно легче. В-третьих, члены тайных обществ[46] вошли в крестьянские союзы и там открыто и законными путями проявляют свою смелость и выражают накопившееся у них недовольство; таким образом, исчезла надобность в существовании тайных организаций «гор, храмов, фимиамов и вод»[47]. Крестьяне уже достаточно излили свой гнев на угнетавших их тухао и лешэнь, обложив их тяжелыми сборами и штрафами и прирезав их свиней и овец. В-четвертых, во время вербовки в армию многие «забубенные головушки» ушли в солдаты. В результате всего этого с возникновением крестьянского движения бандитизм совершенно исчез. Эту сторону деятельности крестьянских союзов одобряют даже шэньши и богачи. Они говорят: «Крестьянские союзы? По совести говоря, и от них есть кое-какая польза».

Запрещение крестьянскими союзами карт и других азартных игр, курения опиума, а также ликвидация бандитизма вызвали общее одобрение.

Пока страна еще не объединена, пока не свергнуты силы империализма и милитаристов, невозможно избавить крестьян от тяжелого бремени государственных налогов, или, другими словами, от бремени военных расходов революционной армии. Однако с подъемом крестьянского движения и падением власти тухао и лешэнь тяжелые поборы — как, например, поземельный сбор, — которыми крестьяне облагались, когда сельская администрация находилась в руках тухао и лешэнь, ликвидированы или по меньшей мере снижены. Это тоже следует считать одной из заслуг крестьянских союзов.

В Китае культура испокон веков была достоянием помещиков; крестьянам она была недоступна. Но вся эта помещичья культура обязана своим существованием крестьянам, так как все то, из чего она складывается, создано кровью и пÓтом крестьян. Процентов 90 населения Китая еще не приобщилось к культуре, не получило никакого образования. Подавляющее большинство этих людей составляют крестьяне. С падением власти помещиков в деревне началось движение крестьян за культуру. Посмотрите, с каким энтузиазмом крестьяне, всегда ненавидевшие школы, открывают теперь вечерние школы. Раньше крестьяне никак не могли свыкнуться с «заморскими школами». Еще когда я учился и приезжал в родные места, мне приходилось наблюдать выступления крестьян против «заморских школ», но тогда я дул в одну дудку со всеми «заморскими» учащимися и «заморскими» преподавателями и тоже защищал эти школы; мне казалось, что крестьяне несколько неправы. Только в 1925 году, прожив полгода в деревне, будучи уже коммунистом, обретя марксистские взгляды, я понял, что ошибался и что крестьяне были правы. Учебники, применявшиеся в сельских начальных школах, были построены полностью на городской тематике и не отвечали нуждам деревни. К тому же, учителя начальных школ относились к крестьянам очень плохо: они не только не помогали крестьянам, а, напротив, своим поведением восстанавливали крестьян против себя. Поэтому крестьяне предпочитали казенным школам (которые они называли «заморскими») частные школы старого типа (эти школы они называли «китайскими»), а преподавателям казенных начальных школ предпочитали частных учителей. Теперь крестьяне повсюду создают свои вечерние школы, называя их крестьянскими школами. В одних местах такие школы уже открыты, в других ведется подготовка к их открытию. В среднем на каждую волость приходится одна школа. Крестьяне создают их с огромным энтузиазмом, и только такие школы они считают своими. Средства на содержание вечерних школ берутся из «доходов от суеверий», из средств храмов предков и из свободных доходов от других общественных земель и имуществ. Уездные отделы просвещения рассчитывали обратить эти средства на казенные, то есть на «заморские» школы, не отвечающие потребностям крестьян; крестьяне же хотели использовать их для крестьянских школ. В результате споров средства делились между сторонами, а в некоторых местах целиком передавались крестьянам. С развитием крестьянского движения быстро поднялся культурный уровень крестьян. Недалеко то время, когда повсюду в провинции возникнут десятки тысяч сельских школ. Это уже не болтовня интеллигентов и так называемых «деятелей просвещения» о «всеобщем обучении», которое, сколько они ни шумели, оставалось пустым звуком.

Крестьяне испытывают подлинную нужду в организации кооперативов, особенно потребительских, сбытовых и кредитных. Когда крестьянин покупает товары, его эксплуатирует купец, когда он продает продукцию своего хозяйства, его прижимает тот же купец, а когда он берет ссуду рисом или деньгами, его жестоко эксплуатирует ростовщик. Поэтому крестьянин кровно заинтересован в разрешении проблем закупки, сбыта и кредита. Минувшей зимой, когда из-за военных действий на реке Янцзы торговые связи были прерваны и в провинции Хунань вздорожала соль, крестьяне организовали много кооперативов для удовлетворения своей нужды в соли. В связи с тем, что помещики отказывают крестьянам в ссудах, во многих местах делаются попытки организовать ссудные кассы. Главное затруднение сейчас заключается в отсутствии подробного нормального устава таких организаций. Организации, созданные на местах по инициативе самих крестьян, зачастую не соответствуют принципам кооперации, поэтому работники крестьянского движения все время настойчиво требуют устава. При соответствующем руководстве кооперативное движение может по мере роста крестьянских союзов развиваться повсюду.

Эта работа тоже составляет заслугу крестьянских союзов. До возникновения крестьянских союзов дороги в сельских местностях были чрезвычайно запущены. Не имея средств, ремонтировать дороги было невозможно, а богачи денег не давали, и дороги обрекались на разрушение. Если где-нибудь и проводился некоторый ремонт, это делалось в порядке благотворительности: у людей, «желающих совершить благодеяние, которое зачтется на том свете», выпрашивались гроши, и на эти гроши прокладывались узкие и плохие дороги. С появлением крестьянских союзов был издан приказ, обязывающий каждого помещика, владения которого прилегают к дороге, отремонтировать свой участок дороги, причем в зависимости от местных потребностей в каждом случае устанавливалась ширина дороги — 3, 5, 7 чи или 1 чжан. Раз приказ издан, кто посмеет ему не подчиниться? Вскоре появилось много удобных дорог. Это уже не благотворительность, а принуждение, но с этим небольшим принуждением получилось, право же, совсем неплохо. Точно так же обстояло дело и с дамбами. Беспощадный помещик думал только о том, как бы содрать с арендатора побольше, и не хотел истратить нескольких грошей на ремонт дамбы, обрекая таким образом пруды на высыхание, а арендаторов — на голодную смерть. Ему бы только собрать арендную плату. Но вот появились крестьянские союзы и стали, не церемонясь, издавать приказы, принуждающие помещиков производить ремонт дамб. Если помещик отказывается, крестьянский союз невозмутимо заявляет ему: «Хорошо! Раз вы не хотите сами ремонтировать, то вносите рис, по одному доу за каждый рабочий день одного человека!» Но так как помещику это невыгодно, он спешит отремонтировать дамбу сам. Так многие прежде запущенные дамбы приведены в исправное состояние.

Таковы четырнадцать завоеваний, которых добились крестьяне под руководством крестьянских союзов. Подумайте сами, читатель, есть ли хоть в одном из них что-нибудь плохое по духу, по революционному значению? Я думаю, что отрицательно отнесутся к ним только тухао и лешэнь! Весьма странно выглядит сообщение из Наньчана[48], гласящее, что гг. Чан Кай-ши и Чжан Цзин-цзян[49] относятся к действиям крестьян провинции Хунань очень неодобрительно. А лидер правых в провинции Хунань Лю Юе-чжи[50] и его компания, солидаризируясь с ними, заявляют: «Ведь это — настоящая красная зараза!» А я считаю так: разве можно было бы говорить о национальной революции, если бы не было минимальной доли этой так называемой красной заразы? Не напоминают ли каждодневные словесные призывы к «пробуждению народных масс» и смертельный испуг, когда эти массы действительно поднимаются, известную историю о любви Е-гуна к драконам?[51]