Избранные произведения. Том II

Герои рассказа

Когда 32-я глава «Острова сокровищ» подошла к концу, две марионетки отправились прогуляться, чтобы раскурить трубочку перед тем, как продолжить представление; они встретились на открытом месте неподалеку.

«Доброе утро, кэптен», сказал первый, сопровождая приветствие военным салютом.

«Ах, Сильвер!» — фыркнул другой. «Вы на дурной дорожке, Сильвер».

«Что ж, кэптен Смоллетт», откликнулся Силвер, «долг есть долг, насколько мне известно, и нет ничего лучше; но мы-то сейчас не при исполнении; и я не вижу, с какой стати вам придерживаться этой высокой морали».

«Вы — проклятый мерзавец, дружище», сказал Капитан.

«Ну-ну, кэптен, будьте попроще», заметил второй. «Не стоит на меня всерьез сердиться. Я всего-навсего герой морского романа. На самом деле меня не существует».

«Что ж, я и сам тоже не существую», сказал Капитан, «и с этим приходится мириться».

«Я не могу ограничивать добродетельного героя в выборе аргументов», отвечал Сильвер. «Но я — злодей в этой истории, да, именно я; и скажите мне, как один моряк другому, в чем же тут разница?»

«Вы никогда не изучали катехизис?» сказал Капитан. «Разве вы не знаете, что есть и такая вещь, как Автор?»

«Автор?» переспросил Джон насмешливо. «А кто же улучшит меня? Ведь дела обстоят так: если Автор создал вас, он создал Долговязого Джона, он создал Хэндза, и Пью, и Джорджа Мерри — не то, чтобы Джордж был чем-то особенным, он — всего только имя, может, чуть больше; и он создал Флинта, кем бы тот ни был; и он сотворил весь этот бунт, причинивший вам столько забот; и он пристрелил Тома Редрута; и — что ж, если Автор существует, то подайте мне сейчас же Пью!»

«Разве вы не верите в будущее?» сказал Смоллетт. «Вы думаете, что нет ничего, кроме нынешней истории на бумаге?»

«В точности я этого не знаю», сказал Сильвер, «и я в любом случае не пойму, что с этим поделать. Но вот что я знаю точно: если существует такая штука, как Автор, я — его любимый герой. Он понимает меня куда лучше, чем вас — да, понимает. И ему нравится работать со мной. Он постоянно держит меня на палубе, с костылем и всем прочим; а вас он заставляет прятаться в трюме, где никто вас не видит и видеть не хочет, готов поспорить! Если Автор существует, гром и молния, то он на моей стороне!»

«Вижу, он припас для вас длинную веревку», сказал Капитан. «Но это не может изменить убеждений человека. Я знаю, что Автор уважает меня; я чувствую это своими печенками; когда мы с вами говорили у дверей форта, на чьей стороне, по-вашему, он был, дружище?»

«А разве он не уважает меня?» вскричал Сильвер. «Эх, вам стоит послушать, как я подавляю уже другой мятеж, разгоняю Джорджа Мерри, Моргана и прочих, незадолго до последней главы; тогда вы кое-что услышите! Тогда вы поймете, что Автор думает oбо мне! Но скажите вот что, вы считаете себя добродетельным, чистым героем?»

«Боже сохрани!» торжественно изрек Капитан Смоллетт. «Я — человек, который пытается исполнять свой долг, иногда добивается успеха, иногда нет.

Боюсь, я — не слишком популярный человек дома, Сильвер!» Тут Капитан вздохнул.

«Эх!» — вздохнул Сильвер. «Тогда как же с вашим существованием? Вы будете все тот же кэптен Смоллетт, что и всегда, не очень популярный дома, скажете? И если так, что же, гром и молния, «Остров сокровищ» снова повторится; и я буду Долговязым Джоном, а Пью будет Пью, и будет еще один мятеж, нравится нам это или нет. Или вы станете кем-то еще? А если так, почему вы хороший? И почему я плохой?»

«Что ж, посмотрите, старина», ответил Капитан, «я не могу понять, как эта история вообще появилась, не так ли? Я не понимаю, как вы и я, не существующие, можем здесь беседовать и покуривать наши трубки, становясь для всего мира настоящими? Ну хорошо, кто я такой, чтобы высказывать свое мнение? Я знаю, что Автор на стороне добра; он так мне говорит, это выходит из-под его пера, когда он пишет. И это — все, что мне надо знать; в остальном я полагаюсь на удачу».

«Кажется, он все-таки против Джорджа Мерри», признал Сильвер задумчиво.

«Но Джордж — в самом лучшем случае немногим больше, чем имя», добавил он, просветлев. «И давайте-ка еще раз обдумаем все это. Что здесь хорошего? Я устроил мятеж, я был джентльменом удачи; хорошо, но судя по всему, вы и сами тоже не святой. Я — человек, который легко заводит знакомства; даже из ваших слов ясно, что вы не такой, и насколько я знаю, вы можете дьявольски ошибаться. Кто есть кто? Кто хороший и кто плохой? Ну, скажите же мне!

Сейчас мы бросили якорь, и вы можете мне сказать!»

«Никто из нас не совершенен», ответил Капитан. «Это религиозная истина, дружище. Все, что я могу сказать: я пытаюсь исполнять свой долг; а если вы попытаетесь исполнить свой, то я не стану радоваться вашему успеху».

«И вы будете судьей, не так ли?» сказал Сильвер насмешливо.

«Я буду и судьей, и палачом для вас, дружище, и не шевельну пальцем ради вашего спасения», откликнулся Капитан. «Но я пойду еще дальше: это может быть, не звучное богословие, но это — здравый смысл. То, что хорошо, также и полезно — или около того, поскольку я не слишком хороший мыслитель.

Ведь чем бы закончился рассказ, если б не было в нем ни единого добродетельного героя?»

«Если уж до этого дошло», ответил Сильвер, «с чего начался бы рассказ, если б не было злодеев?»

«Да, это почти что моя мысль», сказал Капитан Смоллетт. «Автор должен заполучить историю; этого он хочет: и получить историю, и дать человеку вроде доктора (скажем) подобающий шанс; он должен свести вместе людей вроде вас и Хэндса. Но он на правой стороне; а вы подумайте о себе! Для вас рассказ еще не кончился; вас еще подстерегают неприятности».

«На что будете держать пари?» — спросил Джон.

«Я сам позабочусь, чтобы они были», откликнулся Капитан. «Мне достаточно того, что я — Александр Смоллетт, какой ни на есть; и я на коленях возношу благодарность своей счастливой звезде, что я — не Сильвер.

Но открывается чернильница. По местам!»

И впрямь Автор именно тогда начал выводить слова: «ГЛАВА XXXIII».

Тонущий корабль

«Сэр», сказал первый лейтенант, врываясь в каюту Капитана, «корабль тонет».

«Очень хорошо, мистер Спокер», ответил Капитан; «но это не причина, чтобы врываться сюда наполовину выбритым. Подумайте спокойно, мистер Спокер, и вы увидите, что с философской точки зрения в нашем положении ничего нового нет: корабль (если он вообще должен утонуть), можно сказать, для этого был создан с той минуты, когда его спустили на воду».

«Он тонет все быстрее», сказал первый лейтенант, когда вернулся, закончив бритье.

«Быстрее, мистер Спокер?» — спросил Капитан. «Очень странное выражение, поскольку время (если вы потрудитесь задуматься над этим) всего лишь относительная величина».

«Сэр», сказал лейтенант, «я думаю, едва ли разумно начинать подобную дискуссию, раз уж все мы окажемся в пучине морской через десять минут».

«С такими рассуждениями», вежливо ответил Капитан, «вы никогда не сможете решать какие бы то ни было важные проблемы; всегда есть вероятность того, что мы умрем прежде, чем доведем спор до конца. Вы совсем не учитываете, мистер Спокер, положение человека», сказал Капитан, улыбаясь и качая головой.

«Меня куда больше интересует положение корабля», ответил мистер Спокер.

«Выражаетесь так, как подобает хорошему офицеру», ответил Капитан, положив руку на плечо лейтенанта.

На палубе они увидели, что люди ворвались в винный погреб и быстро напились.

«Друзья мои», сказал Капитан, «в этом нет ни малейшего смысла. Корабль затонет, как вы говорите, через десять минут: ну и что тогда? С философской точки зрения в нашем положении ничего нового нет. Всю жизнь мы, может быть, могли умереть от кровоизлияния или от удара молнии, причем не через десять минут, а через десять секунд; и это не мешало нам обедать или класть деньги на банковский счет. Ручаюсь вам от всего сердца, что никак не могу понять ваше отношение к делу».

Люди уже зашли так далеко, что не обратили на его слова никакого внимания.

«Очень печальное зрелище, мистер Спокер», сказал Капитан.

«И все же с философской точки зрения, что бы она там ни означала», ответил первый лейтенант, «они, кажется, преспокойно могли напиваться с тех самых пор, как оказались на борту».

«Я не знаю, всегда ли вы следите за моими мыслями, мистер Спокер», мягко ответил Капитан. «Но давайте пойдем дальше».

В арсенале они обнаружили морского волка, покуривающего трубку.

«Боже правый!» — вскричал Капитан. «Что с вами?»

«Ну, сэр», сказал морской волк извиняющимся тоном, «мне сказали, что корабль тонет».

«Предположим, что так оно и есть», сказал Капитан. «С философской точки зрения, в нашем положении нет ничего нового. Жизнь, мой старый товарищ по плаванию, жизнь, в любой момент и в любом виде, столь же опасна, как тонущий корабль; и все же для людей это подходящий способ носить зонтики, надевать индийские ботинки, начинать обширные труды и пытаться вести себя так, будто все это будет продолжаться вечно. И со своей стороны я не могу не выказать презрения к человеку, который даже на борту тонущего корабля не примет очередную порцию лекарства и не отстоит вахту до конца. Это, мой друг, не человеческое отношение к делу».

«Прошу прощения, сэр», — вмешался мистер Спокер. «Но каково в точности различие между бритьем на тонущем корабле и курением на пороховой бочке?»

«Да и вообще любым другим действием в любых мыслимых обстоятельствах?» — вскричал Капитан.

«Совершенно точно; дайте мне сигару!»

Через две минуты корабль взорвался с восхитительным грохотом.

Две спички

Некий путешественник оказался в лесах Калифорнии, когда настал сезон засухи и подул сильный ветер. Он проделал долгий путь, он устал и проголодался; он спустился с коня, чтобы раскурить трубку. Но когда он сунул руку в карман, то обнаружил там только две спички. Он чиркнул первой, но она не загорелась.

«Веселенькое дельце!» — сказал путешественник. «До смерти хочется курить; осталась всего одна спичка; и так не хватает огня! Бывают ли на свете такие неудачники? И все же», подумал путешественник, «полагаю, я смогу зажечь эту спичку, раскурю свою трубку и вытряхну пепел в траву — трава может загореться, поскольку здесь ужасно сухо; и пока я буду затаптывать огонь спереди, он может увернуться, укрыться у меня за спиной и ухватиться вон за тот куст; прежде чем я смогу туда добежать, он вспыхнет; за кустарником я вижу сосну, поросшую мхом; она тоже в мгновение ока будет охвачена огнем от ствола до верхних ветвей; и огонь этого длинного факела…

Как может подхватить его и разнести по всему лесу сильный ветер! Я слышу, как эта лощина в несколько мгновений заполняется единым эхом ветра и огня; вижу, как я скачу изо всех сил, а огонь мчится по моим следам за холмы; вижу, как этот чудесный лес много дней горит, и рогатый скот поджаривается, и ручьи пересыхают, и фермеры разоряются, и дети их идут по миру. Как будет ужасен мир после этого!»

Подумав так, он чиркнул спичкой, и она не загорелась.

«Слава Богу!» — сказал путешественник и засунул трубку в карман.

Больной и пожарный

Однажды больной человек остался в горящем доме, когда прибыл пожарный.

«Не спасайте меня», сказал больной. «Спасайте сильных».

«Будьте любезны, объясните», сказал пожарный, поскольку он был вежливым парнем.

«Это будет честнее всего», сказал больной. «Сильным нужно оказывать предпочтение в любых обстоятельствах, потому что они больше могут сделать для нашего мира».

Пожарный немного подумал, потому что он был человеком философского склада.

«Согласен», сказал он наконец, когда крыша начала обваливаться. «Но ради продолжения беседы скажите, что вы считаете подходящим делом для сильных?»

«Нет ничего легче», откликнулся больной. «Подходящее дело для сильных — это помощь слабым».

Пожарный снова задумался, поскольку у этого замечательного создания не было повода спешить. «Я могу простить вам, что вы больной», сказал он наконец, когда рухнула часть стены, «но я уж точно не могу вынести, что вы такой дурак». С этими словами он поднял свой топорик и одним точным ударом пригвоздил больного к кровати.

Дьявол и владелец гостиницы

Некогда дьявол остановился в гостинице, в которой никто его не знал, поскольку там жили люди, не получившие должного образования. Он был уличен в совершении злых дел, и какое-то время все его стерегли. Наконец на вахту заступил владелец гостиницы и принялся за дело всерьез.

Хозяин гостиницы ухватился за конец веревки.

«Теперь я собираюсь уничтожить тебя», сказал он.

«Ты не имеешь права обижаться на меня», заявил дьявол. «Я — всего только дьявол, и такова уж моя природа: совершать нехорошие поступки».

«Так ли это?» — спросил владелец гостиницы.

«Так, ручаюсь тебе», сказал дьявол.

«Ты действительно не можешь перестать творить зло?» — спросил владелец гостиницы.

«Ничего не могу поделать», сказал дьявол; «это же просто бесполезная жестокость — уничтожать создание, похожее на меня».

«Так оно и есть», сказал владелец гостиницы.

И он сделал петлю и повесил дьявола.

«Именно так!» — сказал владелец гостиницы.

Кающийся

Один человек повстречал плачущего юношу. «О чем ты плачешь?» спросил он.

«Я плачу о моих грехах», сказал юноша.

«Тебе, должно быть, нечем заняться», сказал человек.

На следующий день они встретились снова. Юноша опять плакал. «Почему ты плачешь сегодня?» — спросил человек.

«Я плачу, потому что мне нечего есть», сказал парень.

«Я так и думал, что до этого дойдет», сказал человек.

Желтая краска

В некотором городе жил врач, который продавал желтую краску.

У нее было одно удивительное достоинство: тот, кто натирался ею с головы до пят, навсегда освобождался от опасностей жизни, уз греха и страха смерти. Так врач писал в своих проспектах; так говорили все жители города; не было для тех людей ничего более важного, чем должным образом окраситься, и ничто не вызывало у них большего восхищения, чем зрелище чужой окраски.

Жил в том же самом городе молодой человек из очень хорошей семьи, который вел не совсем скромную жизнь; он достиг возраста мужественности и не слишком торопился покрывать себя краской. «Подождем до завтра», говорил он; а когда наступал следующий день, он снова откладывал решительный шаг. Он мог продолжать так до самой смерти; однако у него был друг почти такого же возраста и сходного нрава. И этот молодой человек, прогуливаясь по центральной улице без единого пятнышка краски на теле, попал под телегу водовоза и погиб в расцвете наготы. Это потрясло второго юношу: я никогда не видел человека, который бы так серьезно намеревался окраситься; и в тот же вечер, в присутствии всего семейства, с подобающей музыкой и с громким плачем, он был окрашен три раза и еще слегка отлакирован. Врач (который и сам был тронут до слез) говорил, что никогда не трудился так тщательно.

Примерно два месяца спустя молодого человека принесли на носилках к дому врача.

«В чем же дело?» — закричал он, как только дверь отворили. «Меня должны были освободить от всех опасностей жизни; и вот я здесь, я попал под ту же самую телегу и сломал ногу».

«Вот это да!» — сказал врач. «Это очень грустно. Но я чувствую, что должен объяснить вам действие моей краски. Сломанная кость — ужасное мелкое происшествие; но она принадлежит к разряду несчастных случаев, в которых моя краска совершенно бессильна. Грех, мой дорогой юный друг, грех — единственное бедствие, которое должен предчувствовать мудрый человек; именно от греха я помог вам уберечься; и когда вы испытаете соблазн, вы расскажете мне новости про мою краску».

«Ах!» — сказал молодой человек. «Я этого не понимал, и это кажется не слишком утешительным. Но я не сомневаюсь, что все делается к лучшему; а пока я буду вам крайне обязан, если вы поправите мою ногу».

«Это не по моей части», сказал врач. «Но если ваши носильщики доставят вас за угол к хирургу, я уверен, что он сможет помочь».

Примерно три года спустя молодой человек явился снова. Он примчался в дом врача в крайнем волнении. «Что же это?» — кричал он. «Я должен быть свободен от бремени греха; а я только что совершил подделку документов, поджог и убийство».

«Вот это да!» — сказал врач. «Это очень серьезно. Снимите одежду немедленно». И как только молодой человек разделся, врач осмотрел его с головы до пят. «Нет!» — воскликнул он с немалым облегчением. «Ни один слой не поврежден. Не стоит унывать, мой молодой друг, ваша краска так же хороша, как новая».

«Боже всемогущий!» — закричал молодой человек. «Но какая же тогда может быть от нее польза?»

«Ну», сказал врач, «я полагаю, что нужно объяснить вам характер действия моей краски. Она не совсем предотвращает грех; она вместо этого уничтожает болезненные последствия. Это имеет значение не столько для нашего мира, сколько для следующего. Действие ее не касается жизни; короче говоря, я вас подготовил к смерти. И когда вы соберетесь умирать, то расскажете мне много нового про мою краску».

«Ах!» вскричал молодой человек. «Я этого не понимал, и это кажется не слишком утешительным. Но я не сомневаюсь, что все делается к лучшему; а пока я буду крайне обязан, если вы поможете мне загладить зло, которое я принес невинным людям».

«Это не по моей части», сказал врач. «Но если вы отправитесь за угол в полицейский участок, я уверен, что это поможет вам справиться с проблемой».

Шесть недель спустя врача вызвали в городскую тюрьму.

«Что же это такое?» — кричал молодой человек. «Я буквально пропитан вашей краской; я сломал ногу и совершил все мыслимые преступления, и меня должны завтра повесить; а пока страх настолько велик, что я даже не нахожу слов для его описания».

«Вот это да!» — сказал врач. «Это и впрямь удивительно. Хорошо, хорошо; возможно, если б вы не были окрашены, вы были бы напуганы еще сильнее».

Старый дом

Как только ребенок начинал говорить, на него надевали кандалы; мальчики и девочки, играя в свои игры, двигались как осужденные преступники.

Несомненно, это выглядело еще более жалко и переносилось куда более болезненно в юности. Даже взрослые люди передвигались крайне неловко и часто страдали от язв на ногах.

Когда Джеку исполнилось десять лет, в той стране появилось великое множество чужеземцев. Мальчик видел, как легко они преодолевают огромные расстояния, и это поразило его. «Интересно, как это получается», спросил он, «все эти чужеземцы так быстро передвигаются, а мы должны медленно ползать в наших оковах?»

«Мой милый мальчик», сказал его дядя, вероучитель, «не плачь о своих оковах, поскольку они — единственное, ради чего стоит жить. Несчастны, нехороши, недостойны все те люди, которые не скованы так, как мы. Кроме того, хочу тебе сказать, что это очень опасный разговор. Если ты будешь проклинать свои кандалы, тебе ни в чем не будет удачи; если ты когда-нибудь снимешь их, ты будешь тотчас поражен ударом молнии».

«А почему не ударяет молния в этих чужестранцев?» спросил Джек.

«Юпитер долготерпелив к отсталым», объяснил вероучитель.

«Честное слово, мне хотелось бы оказаться не столь удачливым», сказал Джек. «Ведь если б я был рожден отсталым, я мог бы теперь свободно ходить; ведь нельзя отрицать, что носить железные оковы неудобно и что язвы сильно болят».

«Ах!» — вскричал его дядя. «Не завидуй язычникам! Печальна их судьба!

Ах, бедные души, если б они только познали радости оков! Бедные души, мое сердце тоскует о них. Но истина в том, что они отвратительные, глупые, наглые, жестокие, вонючие скоты, а не люди — ибо что такое человек без оков?

— и тебе не следует касаться их или говорить с ними».

После этого разговора ребенок, встретив на дороге свободных людей, всегда плевал в их сторону и называл их разными словами, которые были в ходу у детей в тех краях.

Но однажды, когда ему исполнилось пятнадцать, он вошел в лес, и язва причинила ему боль. Это был чудесный день, небо было чистым; птицы вокруг пели; а Джек лечил свою ногу. Тут зазвучала другая песня; она казалась куда более веселой, чем обычные песни; в то же самое время послышался звук шагов.

Джек отбросил целебные листья; а потом в зеленой лощине появился парень из его собственной деревни, он прыгал, танцевал и что-то пел; и на траве рядом с ним валялись оковы танцора.

«О!» — закричал Джек. «Ты сбросил свои оковы!»

«Ради Бога, не говори своему дяде!» заплакал парень.

«Если ты боишься моего дяди», ответил Джек, «отчего ты не боишься удара молнии?»

«Это всего лишь старые сказки», ответил юноша. «Их просто рассказывают детям. Многие из нас приходят сюда, в лес, и по ночам танцуют вместе, и ни с кем ничего не случается».

Это навело Джека на множество новых мыслей. Он был серьезным парнем; он не хотел танцевать; он носил свои оковы и терпел свои язвы без единой жалобы. Но ему не нравилось, когда обманывали его или кого-то еще. Он начал прятаться в укромных уголках дороги, поджидая путешествующих язычников, чтобы в сумерках, оставаясь невидимым, беседовать с ними; и они были очень рады побеседовать с любопытным юношей и поведали ему немало интересного.

Ношение оков (сказали они) не было повелением Юпитера. Это было приказание бледнолицего существа, волшебника, он обитал в той стране в Древнем лесу. Он был подобен Главкусу, который мог принимать любой облик, но все-таки его всегда можно было узнать; ибо когда его собирались убить, он кулдыкал как индюк. У него было три жизни; но лишение третьей будет его погибелью; в тот миг его колдовской дом исчезнет, оковы падут и деревенские жители возьмутся за руки и станут танцевать как дети.

«А в вашей стране?» — спрашивал Джек.

Но при этом путешественники единодушно прерывали его; так случалось, пока Джек не начал подозревать, что на земле не было ни единого счастливого уголка. А если он существовал, то его обитатели оставались дома; и это было вполне понятно.

Но случай с оковами повлиял на него. Образы хромающих детей постоянно являлись ему; их стоны и боль от язв часто ему мерещились. И наконец он решил, что рожден освободить всех узников.

Был в той деревне небесный меч, сотворенный на наковальне Вулкана. Им никогда не пользовались, только в храме, да и то лишь тупой стороной. Меч висел на гвозде у дымохода вероучителя.

Однажды после наступления темноты Джек встал, взял меч и в темноте ушел из дома и из деревни.

Всю ночь он шел без передышки; а когда настал день, он встретил незнакомцев, собиравшихся на поля. У них он справился о Древнем лесе и колдовском доме; и одни говорили, что это место находится на севере, а другие — что на юге; так продолжалось, пока Джек не понял, что они обманывают его. Теперь, спрашивая у кого-нибудь дорогу, он обнажал свой сверкающий меч; при этом оковы на лодыжке человека звенели и отвечали на вопрос; и ответ всегда был один: ПРЯМО. Но один человек, когда его оковы заговорили, плюнул, ударил Джека и начал бросать в него камни; Джек был сильно ранен в голову.

В конце концов он достиг леса, и вошел в него, и обнаружил дом в низине, где росли грибы, сплетались ветви деревьев и поднимался огромными клубами пар от болот. Это был прекрасный дом, но очень хаотичный; некоторые части его были древними, как сами холмы, а некоторые как будто вчера построены, но ни одна часть не была завершена; и дом оставался открытым со всех сторон, так что войти в него можно было откуда угодно.

Однако дом находился в хорошем состоянии, и из всех труб шел дым.

Джек вошел через фронтон; и внутри оказались комнаты, все пустые, но частично обставленные, чтобы человек мог там жить; и в каждой был пылающий очаг, возле которого человек мог согреться, и стоял накрытый стол, где он мог поесть. Но Джек нигде не видел ни единого живого существа; только останки чьей-то трапезы.

«Это дом для странников», сказал Джек. «Но земля здесь, должно быть, слишком болотистая, поскольку при каждом шаге здание трясется».

Он провел в доме некоторое время, а потом ощутил голод.

Тогда он взглянул на еду и поначалу испугался; но он обнажил меч и в сиянии меча стало ясно, что продукты хороши. Тут он набрался храбрости, чтобы сесть и перекусить, после чего окреп телом и душой.

«До чего странно», подумал он, «в колдовском доме оказалось столько вкусной еды».

Пока он ел, в ту комнату вошел его дядя, и Джек до того испугался, что выхватил меч. Но дядя был необычайно добр, присел с ним за стол и похвалил его за то, что он взял меч. Никогда прежде им не было так хорошо вместе, и Джек был полон любовью к этому человеку.

«Это было очень хорошо», сказал ему дядя, «взять меч и прийти в Старый дом; мудрая мысль и храбрый поступок. Но теперь ты счастлив; и мы можем вместе вернуться домой к обеду».

«Нет, дядюшка, нет!» сказал Джек. «Я еще не счастлив».

«Как!» воскликнул дядя. «Ты не согрелся у огня? Тебе не понравилась эта еда?»

«Я вижу, что пища очень недурна», сказал Джек; «но все это не доказывает, что люди должны носить оковы на правой ноге».

И тогда призрак его дядюшки закулдыкал, как индюк.

«О Юпитер!» воскликнул Джек, «неужели он и есть волшебник?»

Его руки опустились и сердце замерло в груди, поскольку он любил дядюшку; но он поднял меч и ударил призрака в голову; и призрак громко закричал голосом дяди и упал на землю; и маленькая бескровная белая тварь выбежала из комнаты.

В ушах у Джека звенело, и коленки его дрожали, и совесть его была неспокойна; но он все равно не терял присутствия духа, и оттого пробудилась в душе его жажда крови того чародея. «Если оковы должны пасть», сказал он, «мне нужно пройти через все это, а когда я вернусь домой, то увижу своего дядю танцующим и поющим».

И он отправился в погоню за бескровной тварью. В пути он встретил призрак своего отца; и отец сердился, и кричал на него, и напоминал о сыновнем долге, и предлагал ему вернуться домой, пока еще есть время. «Ведь ты еще можешь», сказал он, «прийти домой к закату. И тогда все будет прощено».

«Видит Бог», сказал Джек, «я боюсь твоего гнева; но все же твой гнев не доказывает, что люди должны носить оковы на правой ноге».

И тогда призрак его отца закулдыкал как индюк.

«Святые небеса!» вскричал Джек. «Это опять волшебник!»

Кровь, казалось, застыла в теле, и руки его предали, поскольку Джек любил своего отца; но он все же поднял меч и вонзил его в сердце призрака; и призрак громко закричал голосом его отца и упал на землю; и маленькая бескровная белая тварь бросилась прочь.

В ушах у Джека звучал этот крик, и душа его затмилась; но теперь в ней пробудилась ярость. «Я сделал то, о чем не осмеливался и подумать», сказал он. «Теперь я пойду до конца или погибну. И когда я вернусь домой, молю Бога, чтобы это оказалось сном. И тогда увижу своего отца танцующим и поющим».

Так он продолжал гнаться за бескровной тварью; и в пути он встретил призрак своей матери, и она плакала. «Что ты наделал?» — кричала она. «Что же ты наделал? О, вернись домой (ты будешь там к часу сна), пока ты не принес мне еще больших горестей; ибо достаточно того, что ты сразил моего брата и своего отца».

«Дорогая мать, это не их я сразил», сказал Джек. «Это был всего лишь чародей, принявший их облик. И даже если ты и права, это все равно не доказывает, что человек должен носить оковы на правой ноге».

И в то мгновение призрак закулдыкал как индюк.

Он так и не понял, как сделал это; но он взмахнул мечом и разрубил призрак надвое; и тот громко закричал голосом его матери; и пал на землю; и когда он упал, дом над головой Джека исчез, и он стоял один в лесу, и кандалы с его ноги упали.

«Что ж», сказал он, «чародей теперь мертв, и оковы исчезли». Но крики все еще звучали в его ушах, и день казался ему ночью.

«Это было страшное дело», сказал он. «Мне нужно выбраться из леса, и посмотреть, сколько добра я сделал другим людям».

Он хотел оставить оковы там, где они лежали, но когда собрался в обратный путь, то передумал. Он наклонился и повесил оковы на грудь; и грубое железо ранило его, и на груди появилась кровь.

И когда он вышел из леса на дорогу, он повстречал людей, которые возвращались с работы; и те, которых он встречал, не носили оков на правой ноге, но увы! — они носили оковы на левой. Джек спросил их, что это значит; и они ответили: «Это новое облачение, ибо старое теперь считают суеверием».

Тогда он присмотрелся к ним повнимательнее и обнаружил, что на левых лодыжках появились новые язвы, а старые справа еще не зажили.

«Помилуй меня Боже!» — закричал Джек. «Мне лучше пойти домой».

А когда он вернулся домой, там лежал его дядя, пораженный в голову, и его отец, пронзенный в сердце, и мать, рассеченная надвое. И он сел в пустом доме возле распростертых тел и заплакал.

МОРАЛЬ

Дерево старо и плод хорош,

Древний лес особенно пригож.

Дровосек, душою крепок ты?

Берегись, ведь корни непросты:

Матери любовь, душа отца

Исчезают, коли рубишь до конца.

Четыре реформатора

Четыре реформатора встретились под кустом ежевики. Все они согласились, что мир следует изменить. «Мы должны отменить собственность», сказал один.

«Мы должны отменить брак», сказал второй.

«Мы должны отменить Бога», сказал третий.

«Я хочу, чтобы мы отменили труд», сказал четвертый.

«Давайте не будем удаляться от практической политики», сказал первый.

«Прежде всего нужно сократить население до среднего уровня».

«Прежде всего», сказал второй, «нужно дать свободу полам».

«Прежде всего», сказал третий, «нужно выяснить, как это сделать».

«Первый шаг», сказал первый, «отменить Библию».

«Первейшая потребность», сказал второй, «отменить законы».

«Первейшая потребность», сказал третий, «отменить человечество».

Человек и его друг

Человек поссорился со своим другом.

«Я так в тебе ошибся», сказал человек.

И друг отвернулся от него и ушел.

Немного спустя они оба умерли и предстали вместе перед великим белым Престолом Мира. Другу показалось, что дела принимают дурной оборот, но человек некоторое время сохранял хорошее настроение.

«Я вижу здесь какое-то упоминание о ссоре», сказал судья, глядя в свои записи. «Кто из вас был неправ?»

«Он», сказал человек. «Он плохо говорил обо мне у меня за спиной».

«Так ли это?» сказал судья. «И как же он говорил о твоих соседях?»

«О, у него всегда был такой длинный язык», сказал человек.

«И ты избрал его себе в друзья?» — вскричал судья. «Мой дорогой, нам здесь не нужны дураки».

И тогда человек был брошен в яму, а друг громко рассмеялся во тьме и остался, чтобы ответить на другие обвинения.

Читатель

«Я отродясь не читал такой нечестивой книги», сказал читатель, бросая книгу на пол.

«Не стоит меня швырять», сказала книга. «Вы просто получите меньше у букиниста, а я ведь себя не писала».

«Это правда», сказал читатель. «Мои претензии — к твоему автору».

«Ну хорошо», сказала книга, «вам не стоит покупать его треп».

«Это правда», сказал читатель. «Но я думал, что он веселый писатель».

«Я так считаю», сказала книга.

«На мой взгляд, ты должна быть совершенно другой», сказал читатель.

«Давай я расскажу тебе одну историю», сказала книга. «Два человека после кораблекрушения попали на необитаемый остров; один из них притворялся, что он оказался дома, другой признал…»

«О, знаю я такие истории», сказал читатель. «Они оба умерли»

«В точности так», сказала книга. «Без сомнения так. И все остальные».

«Это правда», сказал читатель. «Попробуй на сей раз пойти немного дальше. А когда они все умерли?»

«Они оказались в руках Бога, так же, как и прежде», сказала книга.

«Хвастать особенно нечем, по-твоему», воскликнул читатель.

«Ну, и кто нечестив теперь?» сказала книга.

И читатель бросил ее в огонь.

От розги трус бежать привык, Его пугает бога грозный лик.

Граждане и путешественник

«Оглядись», сказал гражданин. «Это самый большой рынок в мире».

«О, разумеется, нет», сказал путешественник.

«Что ж, возможно, не самый большой», сказал гражданин, «но самый лучший».

«И здесь вы определенно неправы», сказал путешественник. «Могу сказать вам…»

Они закопали пришельца под покровом ночи.

Удивительный пришелец

Когда-то прибыл на землю посетитель с соседней планеты. И его встретил на месте приземления великий философ, который должен был все показать гостю.

Прежде всего они прошлись по лесу, и пришелец осмотрел деревья. «Что это у вас здесь?» — спросил он.

«Это всего лишь растения», сказал философ. «Они живые, но совсем не интересные».

«Я ничего не знаю об этом», сказал пришелец. «У них, кажется, очень хорошие манеры. Они никогда не разговаривают?»

«Они лишены этого дара», сказал философ.

«Все-таки мне кажется, что я слышу их пение», сказал его спутник.

«Это — всего лишь ветер среди листьев», сказал философ. «Я объясню вам теорию ветров: будет очень интересно».

«Хорошо», ответил пришелец, «жалко, что я не знаю, о чем они думают».

«Они не могут думать», сказал философ.

«Я ничего об этом не знаю», откликнулся незнакомец: и затем, положив руку на ствол, добавил: «Мне нравится этот народец».

«Это вообще не люди», сказал философ. «Пойдем дальше».

Затем они прошли по лугу, где были коровы.

«Это очень грязные люди», сказал пришелец.

«Это вообще не люди», сказал философ; и он объяснил, что представляет собой корова с научной точки зрения; эти объяснения я позабыл.

«Мне это безразлично», сказал пришелец. «Но почему они никогда не смотрят вверх?»

«Потому что они травоядные», пояснил философ; «а жить на одной траве, которая не слишком питательна, довольно тяжело; им требуется уделять столько внимания еде, что у них не остается времени, чтобы думать, говорить, осматривать пейзаж или содержать себя в чистоте».

«Ну», сказал пришелец, «это, без сомнения, тоже способ выживать. Но я предпочитаю людей с зелеными головами».

Затем они вошли в город, и улицы были полны мужчинами и женщинами.

«Очень странные люди», сказал пришелец.

«Это люди величайшей нации в мире», сказал философ.

«В самом деле?» — удивился пришелец. «А с виду не похоже».

Ломовые лошади и верховая лошадь

Две ломовые лошади, жеребец и кобыла, прибыли на Острова Самоа и оказались на одном поле с верховым скакуном. Они боялись подойти к нему, потому что видели, что это был верховой конь, и полагали, что он не станет говорить с ними. А верховой конь никогда не видел таких огромных существ.

«Это, должно быть, великие вожди», подумал он и вежливо приблизился к вновь прибывшим. «Леди и джентльмен», сказал он, «я понимаю, что вы — из колоний.

Я адресую вам свои наилучшие пожелания и от всего сердца желаю хорошо провести время на островах».

Переселенцы посмотрели на него искоса и посовещались друг с другом.

«Кем он может быть?» — сказал жеребец.

«Он кажется подозрительно вежливым», сказала кобыла.

«Я не думаю, что он занимает высокий пост», сказал жеребец.

«Готова поспорить, это всего лишь туземец», сказала кобыла.

Потом они повернулись к скакуну.

«Иди к дьяволу!» — сказал жеребец.

«Удивляюсь твоей наглости! Надо же — беседовать с такими персонами, как мы!» — воскликнула кобыла.

Верховой конь ушел в одиночестве. «Я был прав», сказал он, «это великие вожди».

Головастик и лягушка

«Стыдись», сказала лягушка. «Когда я была головастиком, у меня не было хвоста».

«Так я и думал!» сказал головастик. «Ты никогда не была головастиком».

В этом кое-что есть

Местные жители поведали ему множество историй. Например, они предупредили его о доме из желтого тростника, скрепленном черными нитями греха: любой, кто касался этого дома, немедленно становился добычей Акаанги, и передавался румяной Миру, и одурманивался напитком мертвых, и поджаривался в печи и поедался пожирателями мертвых.

«В этом нет ни слова правды», сказал миссионер.

Был на том острове залив, прямо-таки прекрасный с виду залив; но, по словам местных жителей, купаться там было смертельно опасно. «В этом нет ни слова правды», сказал миссионер; и он пришел в залив и стал там купаться.

Тут его подхватил водоворот и унес к рифу. «Ого!» — подумал миссионер, «кажется, кое-что в этом все-таки есть». И он стал грести сильнее, но водоворот уносил его. «Меня этот водоворот не одолеет», сказал миссионер; и как только он это произнес, то увидел дом, поднятый на сваях над уровнем моря; он был построен из желтого тростника, тростинки соединялись друг с другом черными нитями греха; к двери вела лестница, и вокруг дома висели тыквы. Он ни разу не видел ни такого дома, ни таких тыкв; и водоворот принес человека к лестнице. «Это любопытно», сказал миссионер, «но в этом ничего особенного нет». И он ухватился за нижнюю ступень лестницы и поднялся наверх. Это был прекрасный дом; внутри не оказалось ни души; и когда миссионер оглянулся назад, он не увидел никакого острова, там были только морские волны. «Странно вышло с островом», сказал миссионер, «но чего мне бояться? Ибо со мной — истина». И он решил прихватить с собой тыкву, поскольку он очень любил разные диковинки. Но стоило ему положить руку на тыкву, в тот же миг все, что он видел, все, что его окружало, лопнуло, как пузырь, и исчезло; и ночь сомкнулась над ним, и воды, и сети; и он лежал беспомощный, как пойманная рыба.

«Телу может показаться, что во всем этом кое-что есть», сказал миссионер. «Но если эти истории истинны, удивляюсь, что же станется с моими истинами!»

И тогда ночной мрак был развеян пламенем факела Акаанги; и уродливые руки начали ощупывать сети; и миссионера схватили двумя пальцами, и отнесли его, промокшего насквозь, сквозь ночь и тишину к печам Миру. И румяная Миру сидела у огня печей; и рядом сидели ее четыре дочери и делали напиток мертвых; и сидели там пришельцы с островов живых, мокрые и рыдающие.

Это было самое ужасное место, в которое когда-либо попадали люди. Но из всех, кто когда-либо оказывался там, миссионер был наиболее расстроен; и вдобавок ко всем прочим неприятностям, человек рядом с ним оказался новообращенным из его же паствы.

«Ага», сказал новообращенный, «так и вы здесь оказались наравне со всеми? А как же с вашими историями?»

«Кажется», сказал миссионер, заливаясь слезами, «в них нет ни слова правды».

Но к тому времени напиток мертвых был готов, и дочери Миру начали декламировать на древний мотив: «Исчезли зеленые острова и яркое море, солнце, и луна, и сорок миллионов звезд, и жизнь, и любовь, и надежда.

Впредь больше ничего, только сидеть ночью, и молчать, и глядеть, как пожирают ваших друзей; ибо жизнь — обман, и повязка сорвана с ваших глаз».

И когда пение закончилось, одна из дочерей вышла вперед с миской в руках. Желание вкусить этого напитка родилось в груди миссионера; он мечтал об этом, как пловец мечтает о земле, как жених мечтает о невесте; и он протянул руку, и взял кубок, и собирался выпить. Но затем он все вспомнил и отодвинул сосуд.

«Пей!» пропела дочь Миру. «Нет напитка, подобного напитку мертвых, и испить его один раз — награда за всю жизнь».

«Благодарю вас. Пахнет превосходно», сказал миссионер. «Но я сам — человек с синей лентой; и хотя я знаю, что даже в нашей собственной конфессии имеются расхождения, я всегда придерживался мнения, что этот напиток следует запретить».

«Как!» — вскричал новообращенный. «И ты собираешь соблюдать табу в такое время? Ты же всегда был так настроен против запретов, когда был жив!»

«Против запретов других людей», сказал миссионер. «А не против моих собственных».

«Но все ваши слова — неправда», сказал новообращенный.

«Похоже на то», ответил миссионер, «и я не могу ничего с этим поделать.

Но нет повода нарушать мое слово».

«Никогда ни о чем подобном не слыхала!» — воскликнула дочь Миру.

«Скажи, чего же ты хочешь добиться?»

«Не в том дело», сказал миссионер. «Я требовал этого от других и не собираюсь нарушать слово сам».

Дочь Миру была озадачена; она пошла и рассказала все матери, и Миру прогневалась; и они вмести пошли и рассказали все Акаанге. «Я не знаю, что с этим поделать», сказал Акаанга; и он явился побеседовать с миссионером.

«ЕСТЬ такие понятия, как правильно и неправильно», сказал миссионер; «и ваши печи не могут этого изменить».

«Дайте напиток остальным», сказала Акаанга дочерям Миру. «Я должен немедленно избавиться от этого морского законника, а то будет еще хуже».

В следующее мгновение миссионер оказался среди морских волн, и прямо перед ним на берегу острова высились пальмовые деревья. Он с удовольствием подплыл к берегу и вышел на землю. У миссионера было немало поводов для размышлений.

«Я, кажется, ошибался в некоторых вопросах», сказал он. «Возможно, здесь почти ничего и нет, как я и предполагал; но все же кое-что в этом есть. Буду же довольствоваться этим».

И он зазвонил в колокольчик, оповещая о начале службы.

МОРАЛЬ

Деревья ломаются, падают камни,

Пыль с алтарей летит,

С церквей срываются ставни,

А евангелист стоит.

И так, всегда, понятно почему,

Ведь правда — вот опора ему.

Вера, полувера и безверие

В давние времена отправились в паломничество три человека; один из них был священником, другой добродетельным человеком, а третий был просто старым бродягой с топором.

В пути священник заговорил об основах веры.

«Мы обретаем доказательства нашей религии в делах природы», сказал он и ударил себя в грудь.

«Это правда», сказал добродетельный человек.

«У павлина скрипучий голос», сказал священник, «как всегда говорилось в наших книгах. Как приятно!» — воскликнул он таким голосом, как будто собирался разрыдаться. «Как успокоительно!»

«Мне не нужны такие доказательства», сказал добродетельный человек.

«Тогда у тебя нет разумной веры», сказал священник.

«Истина велика и она возобладает!» — воскликнул добродетельный человек.

«Есть вера в моей душе; уверен, есть вера и в сознании Одина».

«Это всего лишь игра слов», возразил священник. «Целый мешок такого хлама — ничто по сравнению с павлином».

Как раз тогда они проходили мимо деревенской фермы, где был павлин, сидевший на жерди; птица открыла рот и запела соловьиным голосом.

«Что вы теперь скажете?» спросил добродетельный человек. «А меня все это не остановит! Истина велика и она возобладает!»

«Чтоб дьявол унес того павлина!» сказал священник; и еще мили две он был мрачен.

Потом они достигли алтаря, где Факир показывал чудеса.

«Ах!» сказал священник, «вот подлинные основы веры. Павлин был всего лишь средством. Вот основа нашей религии».

И он ударил себя в грудь и застонал, как будто его терзали колики.

«А с моей точки зрения», сказал добродетельный человек, «все это имеет такое же значение, как павлин. Я верю, потому что вижу, что Истина велика и она возобладает; и этот Факир может продолжать свои фокусы до Судного Дня и не подействует на такого человека, как я».

Тут Факир настолько разозлился, что его рука задрожала; и вот! — посреди чуда из его рукава выпали карты.

«Что вы теперь скажете?» спросил добродетельный человек. «А меня все это не остановит!»

«Дьявол побери этого Факира!» вскричал священник. «Я в самом деле не вижу ничего хорошего в том, чтобы продолжать это паломничество».

«Не стоит унывать!» — воскликнул добродетельный человек. «Истина велика и она возобладает!»

«Если вы совершенно уверены, что она возобладает», сказал священник.

«Даю слово», сказал добродетельный человек.

Так что священник двинулся дальше с легким сердцем.

Наконец явился гонец и поведал им, что все пропало: что силы тьмы осадили Небесные Чертоги, что Один должен умереть и что зло торжествует.

«Я был обманут», вскричал добродетельный человек.

«Теперь все пропало», сказал священник.

«Интересно, не поздно ли еще договориться с дьяволом?» — спросил добродетельный человек.

«О, я надеюсь, что нет», сказал священник. «Во всяком случае, мы можем попытаться. Но что вы там делаете с вашим топором?» обратился он к бродяге.

«Я иду умереть с Одином», ответил тот.

Пробный камень

Король был человеком, который казался всему миру великолепным; его улыбка была сладка как мед, но его душа была мала как горошина.

У него было два сына; младший сын был его любимцем, а старший был тем, кого он боялся. Однажды утром барабан застучал в их обиталище прежде, чем настал день; и Король отправился в путь с двумя сыновьями, и храброе воинство следовало за ними. Они ехали два часа и достигли основания коричневой горы, склоны которой были очень крутыми.

«Куда мы едем?» — спросил старший сын.

«За эту коричневую гору», сказал Король и улыбнулся сам себе.

«Мой отец знает, что делает», сказал младший сын.

И они ехали еще два часа, и достигли берега черной реки, которая была невиданно глубокой.

«И куда же мы едем?» — спросил старший сын.

«За эту черную реку», сказал Король и улыбнулся сам себе.

«Мой отец знает, что делает», сказал младший сын.

И они ехали целый день, и к заходу солнца достигли озера, где стоял огромный замок.

«Сюда мы и едем», сказал Король; «к дому Короля и священника, к дому, где вы многое узнаете».

У ворот замка их встретил Король, который был священником; он был серьезен, и около него стояла его дочь, и она была прекрасна как утренняя заря, и она улыбнулась и отвела взгляд.

«Это мои сыновья», сказал первый Король.

«А это моя дочь», сказал Король, который был священником.

«Это удивительно прекрасная дева», сказал первый Король, «и мне нравится ее улыбка».

«Это удивительно статные юноши», сказал второй, «и мне нравится их серьезность».

И тогда два Короля посмотрели друг на друга и сказали: «Может кое-что выйти».

А в это время двое юношей рассматривали деву, и один стал бледным, а другой красным; и дева с улыбкой смотрела в землю.

«Вот дева, на которой я женюсь», сказал старший. «Ибо я думаю, что она улыбнулась мне».

Но младший брат дернул отца за рукав. «Отец», сказал он, «позвольте молвить слово. Если я удостоился вашего расположения, разве не я должен жениться на этой деве; ибо я думаю, что она улыбается мне?»

«Скажу тебе в ответ», сказал Король-отец. «Ожидание — это добрый способ охотиться, а когда зубы сжаты, язык остается дома».

Потом они вошли в замок и уселись за стол; и замок оказался настолько велик, что юноши весьма удивились; и Король, который был священником, сидел в конце стола и был настолько молчалив, что юноши преисполнились почтения; и дева прислуживала им, отводя взгляд и так улыбаясь, что сердца их стали биться сильнее.

Прежде чем настал следующий день, старший сын поднялся и нашел деву, которая сидела за плетением — ведь она была прилежной девушкой. «Дева», воззвал он, «я был бы счастлив жениться на тебе».

«Ты должен поговорить с моим отцом», сказала она; она улыбнулась, опустив очи долу, и стала подобна розе.

«Ее сердце принадлежит мне», сказал старший сын; он спустился к озеру и запел.

Немного позже пришел младший сын. «Дева», воззвал он, «если наши отцы договорятся между собой, я хотел бы жениться на тебе».

«Ты можешь поговорить с моим отцом», сказала она; она улыбнулась, опустив очи долу, и стала подобна розе.

«Она — послушная дочь», сказал младший сын, «она станет покорной женой». И затем он подумал: «Что же мне делать?» И он вспомнил, что Король, ее отец, был священником; тогда он пошел в храм и принес в жертву ласку и зайца.

Новости о грядущих событиях разнеслись повсюду; и юноши и первый Король были призваны предстать перед Королем, который был священником. Он восседал на высоком троне.

«Я не думаю о могуществе», сказал Король, который был священником, «и не думаю о власти. Ибо мы обитаем здесь среди теней вещей, и сердце устает от созерцания их. И мы качаемся здесь на ветру, как высыхающие полотна, и сердце устает от ветра. Есть только одна вещь, которая мне по душе, и это — истина; и только одну вещь хочу дать я своей дочери, и это — камень испытания. Ибо в сиянии того камня исчезает видимость и проявляется сущность, а все вещи, кроме нее, ничего не стоят. Поэтому, юноши, коли вы желаете взять в жены мою дочь, ступайте и принесите мне этот пробный камень, он и будет ее ценой».

«Позволь слово молвить», сказал младший сын Королю-отцу. «Я думаю, что мы прекрасно обойдемся без этого камня».

«Скажу тебе в ответ», прошептал отец. «Я согласен с тобой; но когда зубы сжаты, язык остается дома». И он улыбнулся Королю, который был священником.

Но старший сын встал и назвал Короля, который был священником, именем отца. «Ибо женюсь я на этой деве или нет, я буду отныне называть вас этим словом из любви к вашей мудрости; и сию минуту я отправлюсь в путь и буду по всему свету искать пробный камень». После того он простился со всеми и уехал.

«Думаю, что я тоже поеду», сказал младший сын, «если получу ваше разрешение. Ибо мне по сердцу эта дева».

«Ты отправишься домой со мной вместе», сказал ему отец.

И они поехали домой, а когда они прибыли в свой замок, Король отвел сына в сокровищницу. «Здесь», сказал он, «лежит пробный камень, который показывает правду; ибо нет никакой истины, кроме простой правды; и если ты посмотришь в него, то увидишь себя каков ты есть».

И младший сын посмотрел в камень и увидел свое лицо, лицо безбородого юноши, и он был вполне этим доволен; ибо камень был простым зеркалом.

«Нет так уж все это и сложно, оказывается», заметил он. «Но если это позволит мне заполучить деву, я никогда не стану жаловаться. И какой же глупец мой брат, он отправился странствовать по свету, а сокровище всегда было дома!»

Тогда они возвратились в другой замок, и показали зеркало Королю, который был священником; и когда он посмотрел туда, то увидел себя — точное подобие Короля, свой дом — точное подобие дома Короля, и все вещи в точности как они есть. Тогда он громко возблагодарил бога. «Ибо теперь я знаю», сказал он, «что нет никакой истины, кроме простой правды; и я — в самом деле Король, хотя мое сердце внушало мне опасения». И он разрушил свой храм и построил новый; а затем младший сын женился на деве.

Тем временем старший сын странствовал по свету, чтобы найти камень для испытания правды; и всякий раз, когда он прибывал в обитаемые места, он расспрашивал людей, слышали ли они о таком камне. И повсюду люди отвечали:

«Не только слышали мы о нем; мы одни из всех людей владеем такой вещью, и такой камень висит у нас рядом с алтарем». Тогда старший сын радовался и просил посмотреть на сокровище. Иногда это было просто зеркало, которое показывало видимость; и тогда он говорил: «Этого не может быть, ибо должно существовать нечто большее, чем видимость».

Иногда это была просто глыба угля, которая не показывала ничего; в таком случае он говорил: «Этого не может быть, ибо по крайней мере существует видимость». А иногда это был в самом деле пробный камень красивого цвета, чудесно отполированный, светившийся изнутри; когда он находил такие камни, он просил их, и люди из тех мест отдавали ему сокровища, поскольку все они были очень щедры; так что в конце концов его дорожная сума была переполнена камнями и они позванивали, когда он ехал вперед; и наконец он остановился у дороги, достал камни и испытывал их, пока голова его не завертелась, как лопасти ветряной мельницы.

«Будь проклято это дело!» — сказал старший сын. «Ибо я не вижу ему конца. Здесь у меня красный, а здесь синий и зеленый; и мне все они кажутся превосходными, но все-таки друг другу они противоречат.

Будь проклят наш уговор! Если бы не Король, который был священником и которого я назвал своим отцом, и если бы не прекрасная дева из замка, которая заставляет мои губы петь, а мое сердце — биться сильнее, я давно забросил бы все камни в соленое море, вернулся бы домой и стал бы таким же Королем, как все прочие».

Но он был похож на охотника, который увидел оленя на склоне горы. И могла опуститься ночь, и мог разгореться костер, и окна в его доме могли светиться, но желание поймать того оленя было в груди охотника сильнее всего.

И после многих лет странствий старший сын вышел на берег соленого моря; и была ночь, и место казалось безлюдным, и шум моря был очень силен. Наконец он увидел дом и человека, который сидел там, озаренный светом свечи, потому что не было у него очага. И старший сын вошел к нему, и человек дал ему напиться воды, потому что не было у него хлеба; и он покачал головой, когда с ним заговорили, потому что не было у него слов.

«Есть у тебя камень испытания правды?» — спросил старший сын, и когда человек покачал головой, воскликнул: «Я мог бы и догадаться! У меня здесь их полная сумка!» И с этими словами он рассмеялся, хотя в сердце его поселилась усталость.

И тогда человек тоже рассмеялся, и от его смеха свеча погасла.

«Спи», сказал человек, «ибо я думаю, что ты прибыл издалека; твои поиски закончены, а моя свеча угасла».

И когда настало утро, человек отдал ему прозрачный камешек, и не было в том камешке ни красоты, ни цвета; и старший сын презрительно рассмотрел его и покачал головой; и он ушел, поскольку все это показалось ему мелочью.

Весь день он ехал, не останавливаясь; он успокаивался и жажда поисков слабела. «А что если этот несчастный осколок и есть в конце концов пробный камень?» — сказал он; он спустился с лошади и высыпал содержимое своей дорожной сумки на обочину. Теперь, в сиянии друг друга, все пробные камни утрачивали свои цвета и оттенки и увядали, как увядают по утрам звезды; но в свете маленького камешка их красота сохранялась, только камешек был самым ярким. И старший сын подивился. «Как, неужели это правда?» — воскликнул он.

«Это и есть простая, ничтожная истина?» И он взял камешек и направил его свет к небесам, и они обрели глубину колодца; и он направил свет на холмы, и холмы стали холодными и неровными, но жизнь на их склонах бурлила так, что его собственная жизнь показалась ограниченной; и он направил свет на пыль, и он взглянул на пыль с радостью и ужасом; и он направил свет на себя, и преклонил колени и помолился.

«Теперь, слава Богу», сказал старший сын, «я нашел пробный камень; теперь я могу повернуть назад и отправиться домой к Королю и деве из замка, которая заставляет мои губы петь, а мое сердце — биться сильнее».

И когда он прибыл в замок, он увидел детей, играющих у ворот, где в старые времена его встречал Король; и это доставило ему удовольствие, ибо думал он в сердце своем: «Здесь должны играть и мои дети». И когда он вошел в зал, там сидел его брат на высоком престоле, и дева сидела подле него; и тогда он прогневался, ибо думал он в сердце своем: «Здесь должен сидеть я, и подле меня — дева».

«Кто ты?» — спросил его брат. «И что привело тебя в замок?»

«Я твой старший брат», ответил он. «И я пришел, чтобы жениться на деве, поскольку я принес пробный камень истины».

Тогда младший брат громко рассмеялся. «Ну», сказал он, «я нашел пробный камень много лет назад, и женился на деве, и наши дети играют у ворот».

Тогда старший брат опечалился. «Надеюсь, ты поступил честно», сказал он, «ибо я чувствую, что моя жизнь прошла впустую».

«Честно?» — воскликнул младший брат. «Не болен ли ты? А может, ты просто беспокойный человек и отступник, коли сомневаешься в моей честности и в честности отца моего; мы оседлые люди и нас знают повсюду».

«Нет», сказал старший брат. «У тебя все есть, имей же и терпение; и позволь мне сказать, что мир полон пробных камней, и не так уж легко понять, который является подлинным».

«Мне нечего стыдиться», сказал младший брат. «Вот он, взгляни на него».

Тогда старший брат посмотрел в зеркало и был поражен; ибо он был стариком, и волосы на его голове были белыми; и он сел посреди зала и громко зарыдал.

«Теперь», сказал младший брат, «ты видишь, какого дурака свалял; ты объехал весь мир, чтобы отыскать то, что находилось в сокровищнице нашего отца, и вернулся старым нищим, на которого лают собаки и у которого нет ни детей, ни дома. А я, который был сознателен и мудр, сижу здесь, у домашнего очага, увенчанный короной, исполненный достоинства и довольства, счастливый».

«Думаю, ты слишком остер на язык», сказал старший брат; и он достал прозрачный камешек и направил его свет на брата; и увидел, что этот человек лжет, что его душа сжалась до размеров горошины, что его сердце обратилось в скопище мелких страхов, подобных скорпионам, и что любовь в его груди мертва. И тогда старший брат громко вскрикнул и направил свет камешка на деву, и увы! — она была всего лишь маской женщины, а внутри она была мертва, и она улыбалась, как тикают часы — неведомо почему.

«Что ж», сказал старший брат, «я вижу, есть в этом и хорошее, и плохое.

Так что ты можешь по-прежнему оставаться здесь; а я пойду странствовать дальше с моим камешком в кармане».

Бедняжка

Жил-был на островах человек, который удил рыбу, чтобы набить пустой желудок, и рисковал своей жизнью, выходя в море на четырех досках. Хотя у него было множество забот, он сохранял веселое расположение духа; и чайки слышали его смех, когда на плот налетали волны. И хотя знал он совсем мало, он не был лишен души; и когда рыба попадалась ему на крючок посреди моря, он благословлял Бога, не взвешивая улов. Он был ужасно беден и ужасно уродлив, и не было у него жены.

Однажды в сезон лова рыбы этот человек проснулся дома где-то около полудня. Огонь горел посреди хижины, вверх несся дым, и солнечные лучи падали в дымоход. И человеку показалось, что он знает того, кто грел руки на красных углях.

«Приветствую тебя», сказал человек, «во имя Бога».

«Приветствую тебя», сказал тот, кто грел руки, «но не от имени Бога, поскольку я не от Него; и не от имени Ада, поскольку я не из Ада. Ибо я — всего лишь бескровное существо, меньше ветра и легче звука, и ветер проносится сквозь меня как сквозь сеть, и я страдаю от его звука и дрожу от холода».

«Будь со мной откровенен», сказал человек, «и поведай мне свое имя и происхождение».

«Мое имя», ответил гость, «еще не названо, и мое происхождение еще не известно. Ибо я — часть человека; и я был частью ваших отцов, я преследовал рыб и боролся с ними в древние дни. Но сейчас моя очередь еще не настала; и я жду, когда у тебя будет жена, а затем я стану частью вашего сына, храброй частью его, испытывающей мужественную радость, толкая лодку в волны прибоя, умеющей направлять руль и бороться с течениями».

«Чудесно все это слышать», сказал человек. «Но если ты и впрямь должен стать моим сыном, боюсь, что могу причинить тебе немалое огорчение; ибо я ужасно беден и ужасно уродлив, и я никогда не женюсь, даже если проживу орлиный век».

«Против всего этого есть средство, Отец мой», сказал Бедняжка; «потому что нам следует этой ночью отправиться на маленький овечий остров, где в каменных гробницах покоятся наши отцы, а завтра в Графский Замок, где вы с моей помощью найдете жену».

И тогда человек встал и при заходе солнца вывел лодку в море; и Бедняжка сидел на носу, и капли воды проносились сквозь его кости подобно снегу, и ветер свистел у него на зубах, и лодка не опускалась от его веса.

«Мне страшно смотреть на тебя, сын мой», сказал человек. «Ибо думаю я, что ты пришел не от Бога».

«Это всего лишь ветер свистит у меня на зубах», сказал Бедняжка, «а во мне нет жизни, чтобы помешать ему».

Потом они достигли маленького овечьего острова, вокруг которого бились волны прибоя, и остров был весь зелен от зарослей вереска, и весь покрыт росой, и луна освещала его. Они провели лодку в бухту и вышли на сушу; и человек тяжело плелся среди камней по зарослям вереска, а Бедняжка мчался перед ним подобно дыму в свете луны. И они пришли в каменную гробницу и приложили уши к камням; и изнутри, подобно жужжанию роя пчел, доносились жалобы мертвых: «Было время, когда крепость была в наших костях и сила в наших сухожилиях; и мысли в наших головах воплощались в действия и слова людей. Но теперь мы утратили целостность, и наши кости рассыпались, и наши мысли скрылись в пыли».

Тогда сказал Бедняжка: «Попроси их, чтобы они отдали тебе то, что у них осталось».

И человек сказал: «Кости моих отцов, приветствую вас! Ибо я стою прямо над вами. И сейчас, взгляните, я разбираю камни ваших гробниц, и впускаю в них сияние дня. Поверьте, что это хорошо, ибо это следует сделать; и дайте мне то, чего я ищу, во имя кровного родства и во имя Бога».

И духи мертвых зашевелились в гробнице, как муравьи; и сказали они: «Ты разрушил крышу нашей гробницы и впустил в нее сияние дня; и ты наделен силой живущих. Но что же у нас осталось? Какая сила? Может, какой-то драгоценный камень валяется в пыли рядом с нами, и живой человек хочет заполучить его?

Ибо мы — меньше, чем ничто. Но мы поведаем тебе одну вещь, говоря многими голосами подобно рою пчел: путь, что лежит перед нами, так же прост, как течение реки. Так ступай по жизни вперед и не бойся, ибо так поступали все мы в давние времена». И их голоса умолкли, как утихают волны на реке.

«Вот», сказал Бедняжка, «они преподали тебе урок, но заставь их дать тебе подарок. Просунь руку между их костями, и ты найдешь их сокровище».

Тогда человек просунул вниз руку, и мертвые пытались удержать ее, но были они слабы, как муравьи; и человек стряхнул их, потом он поднял руку, и в ней оказалась ржавая лошадиная подкова.

«Эта штука ничего не стоит», воскликнул человек, «ведь она ржавая».

«Еще посмотрим», сказал Бедняжка. «По-моему, совсем не плохо делать то же, что делали наши отцы, и без вопросов беречь то, что берегли они.

По-моему, все вещи в этом мире равно хороши; сойдет и лошадиная подкова».

И тогда они взяли подкову и сели в лодку, и когда настал рассвет, они завидели дым города Графа и заслышали колокольный звон в Храме. Вскорости они вышли на берег; и человек пошел с рыбаками на рынок возле дворца и Храма; и он был ужасно беден и ужасно уродлив, и у него никогда не было рыбы на продажу; теперь в его корзине лежала только лошадиная подкова, да и та ржавая.

«Сейчас», сказал Бедняжка, «делай как я скажу, и ты обретешь жену, а я

— мать».

В тот день дочь Графа собиралась пойти в Храм, чтобы вознести свои молитвы. Когда она увидела бедного человека, стоящего на рынке с одной только лошадиной подковой, притом ржавой, ей пришло в голову, что это, должно быть, ценная вещь.

«Что это?» — воскликнула она.

«Это — лошадиная подкова», сказал человек.

«И что же с ней делать?» — спросила дочь Графа.

«Ничего», сказал человек.

«Не могу в это поверить», сказала она. «С какой же стати ты принес ее?»

«Я так поступил», ответил он, «потому что так поступали мои отцы в давние времена; и нет у меня другой причины».

Но дочь Графа никак не могла ему поверить. «Тогда», сказала она, «продай свой товар мне, поскольку я уверена, что это ценная вещь».

«Нет», сказал человек, «эта вещь не продается».

«Как!» — вскричала дочь Графа. «Тогда что же ты делаешь здесь, на городском рынке; ведь в твоей корзине только одна вещь и больше ничего нет».

«Я сижу здесь», сказал человек, «чтобы найти себе жену».

«В этих ответах нет никакого смысла», подумала дочь Графа. «Если б я только могла его отыскать!»

Тут появился Граф; и она позвала его и все ему рассказала.

И когда он выслушал ее рассказ, то согласился с дочерью, что это, должно быть, ценная вещь; и он потребовал от человека, чтобы тот назвал цену этой вещи, иначе висеть ему на виселице; виселица стояла совсем рядом, так что человек мог ее прекрасно разглядеть.

«Путь жизни прост как течение реки», воскликнул человек. «И если мне суждено быть повешенным, пусть меня повесят».

«Как!» вскричал Граф, «ты рискуешь своей шеей ради лошадиной подковы, и притом ржавой?»

«По-моему», сказал человек, «все вещи в этом мире равно хороши; сойдет и лошадиная подкова».

«Этого просто не может быть», подумал Граф; он стоял, смотрел на человека и поглаживал бороду.

А человек посмотрел на него и улыбнулся. «Так поступали мои отцы в давние времена», заявил он Графу, «и нет у меня другой причины».

«В этом нет никакого смысла», подумал Граф, «а я становлюсь слишком стар». И он приблизился к дочери и сказал ей: «Многих женихов ты отвергла, дитя мое. Но это очень уж странное дело: человек так цепляется за лошадиную подкову, и притом ржавую; он как будто выставляет ее на продажу и все же не продает ее; он сидит и говорит, что ищет жену. Если я не постигну этого, то не найду больше радости в жизни; и я не вижу иного исхода: либо мне суждено умереть, либо тебе суждено выйти за него замуж».

«По правде говоря, он ужасно уродлив», сказала дочь Графа. «К тому же виселица совсем рядом с ним…»

«Нет», сказал Граф, «не так поступали мои отцы в давние времена. Я похож на этого человека, и нет у меня другой причины. Давай же, моя милая, поговори с ним еще раз».

И дочь Графа заговорила с человеком. «Если бы ты не был так ужасно уродлив», сказала она, «мой отец, Граф, сделал бы так, чтобы мы поженились».

«Я ужасно уродлив», сказал человек, «а вы прекрасны как цветок. Я ужасно уродлив, и что из того? Так поступали мои отцы…»

«Ради Бога», воскликнула дочь Графа, «оставь в покое своих отцов!»

«Если б я так поступил», сказал человек, «вы никогда не торговались бы со мной здесь, на рынке, а ваш отец, Граф, не следил бы за нами краем глаза».

«Но согласись», сказал дочь Графа, «это очень странно, что ты хочешь жениться на мне за лошадиную подкову, и притом ржавую».

«По-моему», заявил человек, «все вещи равно…»

«О, избавь меня от этого», взмолилась дочь Графа, «и скажи мне, почему я должна выйти за тебя замуж».

«Смотри и слушай», сказал человек.

Тогда ветер задул сквозь Бедняжку со звуком, подобным крику младенца, тогда ее сердце растаяло; и ее глаза открылись, и она увидела, что это было дитя, лишенное матери, и она взяла его на руки, и оно исчезло у нее на руках как воздух.

«Да», сказал человек, «представь себе наших детей, семейный очаг и седые головы. И прими это с радостью, ибо это все, что дарует Бог».

«Я этим не восхищаюсь», сказала она, но тут же вздохнула.

«Путь жизни прост как течение реки», сказал человек; и он взял ее за руку.

«А что мы будем делать с этой подковой?» — спросила она.

«Я отдам ее вашему отцу», сказал человек. «А он может в ответ отдать нам храм и мельницу».

Спустя некоторое время Бедняжка появился на свет; но воспоминаний об этих событиях у него не сохранилось, и он не знал, что именно совершил. Но он стал частью старшего сына; храброй частью его, испытывающей мужественную радость, толкая лодку в волны прибоя, умеющей направлять руль и бороться с течениями.

Песнь завтрашнего дня

Когда Король Дантрина был уже стар, у него родилась дочь. Это была лучшая королевская дочь меж двумя морями; ее волосы были подобны золотой пряже, а ее глаза были подобны речным омутам; и Король подарил ей замок на морском берегу, с террасой и двориком из камня, с четырьмя башенками по углам. Здесь она жила, росла и не заботилась о завтрашнем дне и не имела власти над временем, как простые люди.

Однажды она прогуливалась по берегу моря; наступила осень, и ветер приносил с собой дождь; и с одной стороны от нее бились морские волны, а с другой носились упавшие листья. Это был самый пустынный берег меж двумя морями, и странные вещи творились там в древние времена. И тут дочь Короля заметила старуху, которая сидела на берегу. Морская пена касалась ее ног, и опавшие листья роились у нее за спиной, и лохмотья скрывали ее лицо при порывах ветра.

«Вот», сказала дочь Короля, произнеся святое имя, «сидит самая несчастная старуха в краю двух морей».

«Дочь Короля», сказала старуха, «ты живешь в каменном доме, и твои волосы подобны золоту: но какова твоя жизнь? Ведь жизнь не долга и не сильна; а ты живешь, как простые люди, и не заботишься о завтрашнем дне и не имеешь власти над временем».

«Я забочусь о завтрашнем дне, ибо он наступит», сказала дочь Короля; «но власти над временем у меня нет». И она задумалась.

Тогда старуха сложила свои тощие руки и засмеялась, издавая звук, подобный крику чайки. «Домой!» вскричала она. «O дочь Короля, иди домой в свой каменный замок; ибо тоска теперь охватила тебя, и с ней ты не сможешь впредь жить так, как живут простые люди. Дом, тяжелый труд и страдание, пока не придет дар, который освободит тебя, и пока не придет человек, который позаботится о тебе».

Дочь Короля не стала задумываться над этим, она обернулась и в тишине пошла домой в свой замок. И когда она вошла в зал, она призвала свою няню.

«Няня», сказала дочь Короля, «я задумалась о завтрашнем дне, и поэтому не могу я больше жить так, как живут простые люди. Скажи мне, что я должна сделать, чтобы обрести власть над временем».

Тогда няня застонала, как ветер среди снегов. «Увы!» сказала она, «это должно было случиться; но мысль уже поселилась в твоей душе, и нет никакого средства против этой мысли. Все будет так, как ты пожелаешь; хотя эта власть меньше, чем слабость, ты получишь власть; и хотя мысль холоднее, чем зимний снег, ты все же додумаешь ее до конца».

Так дочь Короля сидела в своей мрачной палате в каменном доме и думала свою мысль. Девять лет сидела она; и море билось о террасу, и чайки кричали среди башенок, и ветер пел свои песни в дымоходах дома. Девять лет она не выходила наружу, не дышала свежим воздухом, не видела Божьих небес. Девять лет она сидела, не глядя ни направо, ни налево, не слушая ничьих речей, она думала только о завтрашнем дне. И няня кормила ее в тишине, и она брала еду левой рукой и ела без малейшего удовольствия.

И когда эти девять лет миновали, настали осенние сумерки, и в порывах ветра раздался звук, подобный звуку трубы. И няня, сидевшая в каменном доме, указала вверх.

«Я слышу звук в порывах ветра», сказала она, «подобный звуку трубы».

«Это всего лишь слабый звук», сказала дочь Короля, «но все же этого звука для меня достаточно».

И они в сумерках вышли из ворот замка и пошли по берегу моря. И с одной стороны от них бились морские волны, а с другой носились упавшие листья; и облака носились в небе, и чайки летали от заката солнца к восходу. И когда они достигли той части берега, где в давние времена творились странные вещи

— что же! — там снова была старуха, и она танцевала танец беды.

«Что заставляет тебя танцевать здесь, старуха?» — спросила дочь Короля.

«Здесь, на холодном берегу, между волнами и мертвыми листьями?»

«Я слышу в порывах ветра звук, подобный звуку трубы», ответила она.

«Именно из-за него я и танцую танец беды. Поскольку приближается дар, который освободит тебя, и приближается человек, который позаботится о тебе.

А для меня настал завтрашний день, о котором я думала, и настал час моей силы».

«Почему же, старуха», сказала дочь Короля, «ты дрожишь как лист и бледнеешь как смерть у меня на глазах?»

«Ибо настал завтрашний день, о котором я думала, и настал час моей силы», ответила старуха. И она упала на берег, и что же! — она превратилась в стебли морских водорослей и в пыль морского песка, и песчаные мошки вились на том месте, где она только что танцевала.

«Это самая странная вещь, которая случилась меж двумя морями», сказала дочь Короля Дантрина.

Но няня согнулась и застонала, как осенняя буря. «Я устала от ветра», взмолилась она; и она оплакала свои дни.

Дочь Короля заметила на берегу человека; он шел, надвинув капюшон так, что никто не мог разглядеть его лицо, и труба была в его руках. Звук его трубы был подобен жужжанию ос и подобен ветру, который поет в тростниках; и он отдавался в ушах людей так, как отдается крик чаек.

«Ты и есть тот, кто придет?» — спросила дочь Короля Дантрина.

«Я — пришедший», ответил он, «а это — трубы, которые может услышать человек, и у меня есть власть над временем, а это — песня завтрашнего дня».

И он сыграл песню завтрашнего дня, и была она долгой, как годы; и няня горько рыдала, слушая ее.

«Это правда», сказала дочь Короля, «ты сыграл песню завтрашнего дня; но есть ли у тебя власть над временем и как я могу узнать это? Покажи мне чудо здесь, на берегу, между волнами и мертвыми листьями».

И человек сказал, «С кем оно случится?»

«Вот моя няня», воскликнула дочь Короля. «Она устала от ветра. Пусть дивное чудо случится с ней».

И вот! — няня упала на берег, превратившись в две горстки мертвых листьев, и ветер кружил их в танце беды, и песчаные мошки вились среди них.

«Это правда», сказала дочь Короля Дантрина, «ты и есть пришелец, и ты наделен властью над временем. Иди же со мной в мой каменный дом».

И они пошли вдоль берега моря, и человек играл песню завтрашнего дня, и листья летели за ними следом.

Потом они сели рядом; и море билось о террасы, и чайки кричали среди башен, и ветер пел среди дымоходов дома. Девять лет они сидели, и каждый год, когда наступала осень, человек говорил: «Час настал, и я обрел силу»; и дочь Короля отвечала: «Нет, сыграй мне песню завтрашнего дня». И он играл песню, и была она долгой, как годы.

А когда эти девять лет истекли, дочь Короля Дантрина вскочила на ноги, как будто о чем-то вспомнила; и она осмотрела убранство своего каменного дома; все ее слуги исчезли; только человек, который играл на трубе, сидел на террасе, прикрыв рукой лицо; и когда он играл, листья летали по террасе и море билось о стены. Тогда она громко вскричала: «Час настал, позволь же мне увидеть силу». И при этих словах ветер сдул капюшон с лица человека, и вот! — не было там никого, только одежда, капюшон и труба валялись в углу террасы, и мертвые листья носились над ними.

И дочь Короля Дантрина направилась в ту часть берега, где в давние времена творились странные вещи; и там она уселась. Морская пена бежала к ее ногам, и мертвые листья роились у нее за спиной, и вуаль скрывала ее лицо при порывах ветра. И когда она отвела взгляд от воды, то по берегу к ней приблизилась дочь Короля. Ее волосы были подобны золотой пряже, а ее глаза подобны речным омутам; и она не заботилась о завтрашнем дне и не имела власти над временем, как простые люди.