Избранные произведения в одном томе

Хранители традиций ^{(рассказ)}

Мак-Нилти был Рильфом. В одежде он еще мог сойти за человека, хотя по большей части его человеческая внешность — широкое, бледное восковое лицо и большие руки были результатом искусной хирургии. Поскольку хирурги тоже были Рильфами и имели весьма приблизительное представление о том, что люди считают привлекательным, лицо получилось неприятное, но вполне пригодное для ведения деловых переговоров. Другой рильфской особенностью, которую он был вынужден тщательно скрывать, был запах, почти столь же невыносимый для человеческого обоняния, как человеческий — для Рильфов. Поэтому дважды в день ему приходилось орошать себя сильным дезодорирующим средством. Запахи людей он переносил стоически.

Вряд ли что-то могло сделать Мак-Нилти привлекательным для человеческого глаза. Нельзя сказать, чтобы он двигался совсем уж неправильно, но все же довольно странно. Он в совершенстве владел английским и еще на четырех языках объяснялся достаточно хорошо для того, чтобы его понимали, но в его речи всегда слышалось какое-то бульканье, словно говорила огромная болотная жаба. Одних людей Мак-Нилти пугал, другим был отвратителен. Впрочем, его не слишком трогали подобные отношения. Практически они никак не влияли на его деловые контакты.

В частности, для Джейка X иски, капитана и владельца космического судна «Горделивая Сью», Мак-Нилти выглядел как миллион долларов. Именно столько, вероятно, могло оказаться у него в кармане, если Хиски сможет в ближайшие несколько дней все уладить. Поэтому капитан всего лишь натянуто улыбался, тыкая пальцем в звонок на двери кабины Мак-Нилти.

— Кто там? — пробулькал динамик на двери голосом хозяина.

— Это Джейк, есть новости, хорошие новости!

Замок крякнул, и дверь плавно открылась. Входя внутрь, Хиски успел заметить, что в дальнем конце каюты поспешно закрылась другая дверь. За нею находились апартаменты временного пассажира «Горделивой Сью», еще одного Рильфа, избравшего себе человеческое имя Варне. Человеческое присутствие оскорбляло его обоняние куда более чувствительно, чем Мак-Нилти. Возможно, Варне был еще одним мужчиной в отряде рильфских наемников, а мог оказаться женщиной и подругой Мак-Нилти. Если, конечно, предположить, что Мак-Нилти — сам мужчина, в чем тоже не могло быть никакой уверенности. Рильфы почти ничего не сообщали людям о себе. Единственное, что было известно об их расе, так это обладание неким естественным оружием, представляющим собой весьма лакомый кусок для человечества, а также большая заинтересованность Рильфов в деньгах, на которые можно купить технологии у Земли. Инопланетное оружие предоставлялось во временное пользование определенным группам людей, которые о нем знали и могли за это заплатить.

— Извините Барнса, — произнес Мак-Нилти, изучающе глядя на Хиски из-за стола, на котором стоял видеоскоп: — Он нездоров.

— Конечно, — ответил Хиски и с любопытством добавил: — А что вы изучаете?

И Мак-Нилти, и Барнс никогда не упускали ни единой возможности собрать побольше сведений о том, что относилось к делу.

— Историю Земли за последние три года, — ответил Мак-Нилти. — Должен признать, что обстановка там выглядит на редкость благоприятно!

Хиски ухмыльнулся:

— А то как же! Благоприятно для нас, конечно…

Мак-Нилти выключил видеоскоп.

— За последние двое суток, — заметил он, — я зафиксировал сведения о сорока двух, этих, так называемых, локальных конфликтах на планете. Еще несколько мини-войн намечаются в ближайшие дни. На Земле всегда так бурно?

— На самом деле сейчас еще сравнительно спокойно, — ответил Хиски, — но мы немного оживим обстановку!

Он пододвинул стул и сел.

— Конечно, я больше восьми лет отсутствовал в Солнечной системе и меня, признаться, не слишком беспокоило, что там происходит. Но совершенно очевидно, что там происходит то же самое, что и раньше. Прошло больше ста лет после того, как рухнуло мировое правительство. С тех пор города-государства, деревни, морские города, города-купола, подземные города и черт знает, что еще — все сражаются друг с другом изо всех сил. И будут сражаться еще довольно долго. Так что можно не беспокоиться за наш бизнес.

— А я и не беспокоюсь, — сказал Мак-Нилти. — Вы были правы: возможность заработать здесь практически неограниченная. Кстати, что это за хорошая новость, о которой вы упомянули, Джейк? Ваши люди на Земле придумали, как нам высадиться на планету без проволочек?

— Нет, — ответил Хиски, — им нужно, по крайней мере, еще дней пять, чтобы все уладить. Приходится действовать с осторожностью. Не нужно поднимать лишнего шума до того, как вы и ваши ребята устроятся и будут готовы действовать.

— Понимаю, — согласился Мак-Нилти.

— Случилось вот что, — продолжал Хиски, — станция, на которой мы остановились, принадлежит Космическому Университету. Навигатор полчаса назад состыковался с причальным отсеком, чтобы выяснить, где сейчас находится его сестра. Она имеет какое-то отношение к Космическому Университету. Студентка, наверное. Он не видел ее восемь лет.

— Она аспирантка, — поправил Мак-Нилти, любивший точность во всем, — ее зовут Элизабет, и она на три земных года младше Кейджа. Я слышал, как он вчера обсуждал это с вами, и дословно запомнил, что он говорил.

— Наверное, вы правы, — согласился Хиски. — Так вот, на станции Космического Университета ему сообщили, что она в гостях на частном астероиде, и он переговорил с ней по радио. Хозяева астероида пригласили его погостить у них пару дней, чтобы пообщаться с сестрой. Кейдж позвонил мне, и я велел ему сказать, что мы подбросим его до астероида на «Горделивой Сью», ведь нам все равно нужно как-то убить время, пока подойдет наша очередь пограничного досмотра на станции Системы. Так мы и договорились. А когда прибудем на место, я сделаю так, что меня пригласят на астероид вместе с Кейджем.

— Это и есть хорошая новость? — удивился Мак-Нилти.

Хиски усмехнулся:

— Это хорошая и очень важная новость. В ваших видеокнигах говорится что-нибудь о частных астероидах Солнечной системы?

— Да, они упоминались мельком, — ответил Мак-Нилти, — дважды. Я понял так, что они весьма слабо связаны с планетарной культурой и не участвуют ни в каких милитаристских проектах. Отсюда я сделал вывод, что они не представляют для нас особого интереса.

— Я бы так не говорил, — посоветовал Хиски. — Каждый из этих астероидов — маленький замкнутый мирок. Они совершенно независимы и не подчиняются как Земле, так и Солнечной системе. У них есть соглашение с Системой, которое гарантирует им суверенитет в обмен на соблюдение определенных условий. Судя по тому, что рассказала сестра Кейджа, этот астероид — просто шикарное ранчо в космосе. Оно принадлежит профессору Элстону… Ну, представьте себе — горстка людей, какая-нибудь экзотическая скотина, обширные запасы продовольствия…

— А зачем нам эти люди? — не понял Мак-Нилти.

— Думаю, они могут оказаться полезными. Я же говорил, что единственное, что может помешать нашим планам, это излишнее внимание Полиции Системы к «Горделивой Сью», пока мы будем болтаться здесь еще пять или шесть суток.

— Да, вы так говорили, — кивнул Мак-Нилти. — И, кстати, у меня вопрос. Согласно данным моих видеокниг, Солнечная система вовсе не управляет планетой Земля. А раз так, то какое право имеет Полиция Системы контролировать то, что импортирует Земля?

Хиски пожал плечами:

— Просто делать им нечего, я так думаю. Полиция разругалась с Землей лет этак сорок назад, но они по-прежнему изображают себя ответственными за все, что там происходит. Зато силенок на то, чтобы контролировать космическое пространство внутри Системы, у Полиции хватает. Земля от этого, естественно, не в восторге, но ничего поделать не может. Если Полиция поймет, зачем мы собираемся посадить на Землю корабль, полный Рильфов, нам ни за что не позволят приземлиться. Если же мы не вызовем подозрений, то, скорее всего, нас не тронут, хотя рассчитывать на это мы не имеем право — слишком высоки ставки. А вот если посадить «Горделивую Сью» под прикрытие силового поля астероида профессора Элстона, она будет и вне зоны видимости, и вне юрисдикции Полиции Системы. По законам Системы нас не смогут тронуть, даже зная, что это — мы.

— Полагаете, профессор Элстон позволит вам посадить корабль?

— Сомневаюсь, что его гостеприимство зайдет так далеко. Но ему будет неловко не пригласить меня в гости вместе с Гарольдом Кейджем на часок-другой, я ведь как-никак его начальник. Затем я случайно проговорюсь о том, что у нас на борту один очень интересный инопланетянин… Первый представитель своей расы в Солнечной системе, интересующийся частными астероидами. Будьте уверены, этот яйцеголовый клюнет как миленький. С вами в шлюпке может прилететь полкоманды. Она будет прятаться, пока не наступит время действовать.

Мак-Нилти заинтересованно булькнул:

— Вы упомянули о горстке людей…

— Все указывает на то, что их — максимум полсотни. Но, скорее всего, вполовину меньше. Астероиды заселены негусто, для того люди и покидают Землю, чтобы жить без соседей, и единственное место, где можно купить уединение, находится в космосе.

— В таком случае, — заметил Мак-Нилти, — там должна быть предусмотрена какая-нибудь компактная, но мощная система управления.

— Вы угодили в самую точку, Мак-Нилти. Обычно астероиды устроены как корабли, как огромные естественные корабли. По большей части, они курсируют по орбите вокруг Солнца, но на небольшие расстояния могут передвигаться и самостоятельно.

— В таком случае, если это корабль, то управление им должно быть нестандартным. Иначе как достичь высокой эффективности для тела столь нестандартной формы? Нам понадобится минимум час-другой, чтобы понять, как астероид функционирует, и приноровиться к этому.

— Возможно, вы приноровитесь и быстрее, — ответил Хиски.

Вероятно, из-за врожденного дефекта воображения уровень технологий сообщества Рильфов был гораздо ниже, чем у человечества. Однако их обучаемость была на должной высоте, и Мак-Нилти, подобно большинству своих соотечественников, живо интересовался земной техникой, на лету схватывая принципы ее устройства и управления. Например, начинка «Горделивой Сью» уже давно не составляла для него секрета.

— Можно ведь и ничего не предпринимать, пока мы с вами не разберемся в ситуации, — подчеркнул Хиски, — но все должно пройти как по маслу. Захватим пульт управления, блокируем системы связи, и астероид наш.

— Возможно, захват осуществить будет легко, — согласился Мак-Нилти, — однако я предвижу серьезные проблемы в будущем.

— Какие проблемы?

— Очевидно, что жители астероида не живут изолированно от Земли. Обратите внимание, они общаются по радио, принимают гостей. Если подобная деятельность неожиданно прекратится, и от Элстонов перестанут поступать сигналы, Полиция Системы неминуемо заподозрит неладное. С юрисдикцией или без оной, но она начнет расследование.

Хиски покачал головой:

— А вот и не начнет, Мак-Нилти. Именно поэтому я и говорил про хорошую новость.

— Пожалуйста, объясните, — вежливо попросил Рильф.

— Частный астероид — любой частный астероид — время от времени прекращает общение с внешним миром. Таким образом, астероидники участвуют в каких-то научных проектах Солнечного Университета. Итак, запечатываются шлюзы в силовых полях, выключаются передатчики, и они выходят на связь тогда, когда им заблагорассудится. Я слышал, что с некоторыми из них невозможно было связаться лет по десять, по крайней мере, минимальный период отключения должен быть не менее месяца в году. Что этим пытаются доказать, понятия не имею. Так что никто особо не расстроится, если в один прекрасный день выяснится, что нет никакой возможности связаться с профессором Элстоном. Просто будут ждать, пока он сам выйдет на связь.

Мак-Нилти размышлял довольно долго, затем заявил:

— Похоже, что это действительно большая удача. Извините нас, Джейк, — не спуская глазе лица Хиски, он продолжил говорить на языке Рильфов, что на слух более всего напоминало судорожное хлюпанье. Затем инопланетянин сделал паузу, и из-за стены через динамик ему ответило не менее судорожное хлюпанье Барнса. Обмен подобной сыростью длился около двух минут, после чего Мак-Нилти важно кивнул Хиски.

— Барнс согласен, что ваш план великолепен, Джейк. Когда мы завладеем астероидом, уничтожение людей не представит никакой сложности.

Хиски испуганно вытаращил глаза:

— Собственно говоря, я не планировал никого убивать. Если нам не окажут сопротивления…

— О да, — согласился Мак-Нилти, — и, тем не менее, убить астероидников совершенно необходимо.

— Зачем? Астероид понадобится нам всего на несколько дней.

— Подумайте сами, Джейк! На рильфском корабле, который подтянул «Горделивую Сью» к внешним границам Солнечной системы и сейчас дрейфует по удаленной орбите за пределами досягаемости Полиции Системы, находится целая армия — пятьдесят пять Рильфов с полным снаряжением. Четверо из них прошли через те же хирургические процедуры, что я и Барнс, и внешне похожи на людей. Остальные — явно не люди. Нельзя допустить, чтобы Полиция на них наткнулась.

— Конечно, нельзя, — согласился Хиски, — но если мы сможем быстро перебросить их на Землю, у Полиции просто не останется времени на них наткнуться.

— Понятно, — сказал Мак-Нилти. — Ваш план предоставляет нам убежище на планете в случае обмана или предательства со стороны наших земных партнеров. Если треть нашей армии будет ждать наготове в космосе, мало кто осмелится отказаться от выполнения обязательств по контракту. А где мы найдем более подходящую и секретную базу для резерва и корабля, чем на астероиде? Да еще всего лишь в нескольких часах лета от Земли? Но мы не можем себе позволить держать на этой базе узников, ведь за ними нужно постоянно наблюдать, стеречь, чтобы они не причинили нам неприятностей. Нет, ставки слишком высоки.

Хиски медленно выдавил из себя:

— Да, кажется, я понимаю…

— Также мы не можем, — продолжал Мак-Нилти, — убить нескольких, а остальных оставить в живых. Даже один-единственный свидетель может причинить впоследствии массу неудобств. Поэтому нам придется убить даже сестру Кейджа. Поскольку Гарольд как участник операции заработает на этом кучу денег, думаю, он не должен возражать.

Хиски оторопел.

— Некоторых вещей вы все-таки совершенно не понимаете, Мак-Нилти, — заметил он, наконец. — Да Гарольд Кейдж еще как будет возражать, если его сестру убьют!

— Неужели? Что ж, вам известно лучше, — сказал Мак-Нилти. — Но из этого следует, что…

— Понятно. Все равно пришлось бы избавиться от Кейджа. Он не стал бы захватывать астероид, даже если бы на нем не было его сестры и дело не пахло мокрухой. Когда-то мы были приятелями, но последнее время он постоянно создает проблемы. Теперь, когда мы в системе Земли, нам навигатор больше не требуется. Так что убьем его вместе с астероидниками.

— Это не вызовет недовольства среди команды?

Хиски покачал головой:

— У него нет друзей на корабле. Он был нужен нам, вот и все. Если исчезнет, все подумают, что туда ему и дорога. Проблем не будет.

— У меня создалось впечатление, — с сомнением заметил Мак-Нилти, — что он довольно опасный человек.

— Вы правы. Лучше на него не охотиться, когда при нем пушка, — ответил Хиски. — Но не станет же он брать с собой пушку, собираясь в гости на мирный частный астероид, верно? Так что больше можете не думать о Кейдже.

Мак-Нилти ответил, что рад это слышать. Затем добавил:

— Помимо всего прочего, есть еще одна причина, по которой астероидников целесообразно пустить в распыл. Прежде чем демонстрировать своих тозиенов потенциальным покупателям, я должен дать им подвигаться. Пробыв долго на корабле без дела, они обленились.

Хиски внутренне запаниковал.

— Я думал, они всегда готовы к употреблению…

— Нет. Позвольте…

Мак-Нилти потянулся к нагрудному карману куртки, чуть помедлил, потом сделал короткий отрывистый жест. На мгновение за отворотом возникло какое-то переливчатое стекловидное сияние, затем оно исчезло, и за спиной Хиски что-то громко зажужжало. Капитан сидел тихо, затаив дыхание, ощущая, как кровь медленно отливает от лица.

— Ну что вы волнуетесь, Джейк, — сказал Мак-Нилти, — препарат, который я даю вам и членам вашей команды, вырабатывает иммунитет к тозиенам. Совсем как у Рильфов.

Он поднес руку к уху:

— Ага, вот он доходит до кондиции. Настраивается! Готово — мы его больше не слышим.

Жужжание перешло в еле слышный шепоток, а когда Мак-Нилти замолчал, и вовсе наступила полная тишина. Но невидимое существо продолжало двигаться. Справа и слева, сверху и снизу от своего лица Хиски ощущал краткие дуновения воздуха, словно тозиен изучал потенциальную жертву. Несмотря на уверения Мак-Нилти, капитана сковал ужас.

— Ну, довольно с него, — сказал Мак-Нилти, наконец.

Хиски понятия не имел, чем тот приманил тозиена обратно. На мгновение капитан увидел, как липкий стекловидный лоскут размером примерно с человеческую ладонь уселся у Рильфа на груди, после чего исчез под курткой. Мак-Нилти застегнулся, и Хиски смог вдохнуть немного воздуха.

— Это наглядно демонстрирует мою правоту, — прокомментировал Мак-Нилти, — тозиенов можно было слышать до тех пор, пока я сосчитал до двадцати, причем очень медленно. Сейчас они все такие.

Хиски отер холодный пот со лба.

— Если они… э-э… настраиваются на несколько секунд позже, какое это имеет практическое значение?

Мак-Нилти укоризненно покачал головой:

— За эти несколько секунд кто-то может почувствовать опасность, найти укрытие и сбежать, Джейк! Ни одно инопланетное живое существо не может спастись от тозиенов, если только не находится за прочными стенами или заковано в броню. В этом вся прелесть! Выполняя последний контракт, я выпустил своих тозиенов в центр целой армии, вооруженной и готовой к бою. Мгновенно воздух словно наполнился тысячами невидимых и бесшумных ножей, колющих и режущих одновременно. Некоторые из людей перед смертью тяжело дышали, но не раздалось ни единого крика! Что называется, чистая работа! Вот как это должно выглядеть, когда я буду демонстрировать тозиенов на Земле. И поскольку демонстрировать их буду именно я, пусть моя стайка малость побалуется кровью на астероиде, потренируется на людях и на экзотической… гм… скотине, тогда мои подопечные снова будут как новенькие.

— Ладно, это ваше дело, — с трудом проговорил Хиски трясущимися губами.

Астероид Элстонов безмятежно парил в пустоте, обращаясь вокруг Солнца по земной орбите. С него никогда не было видно Землю, поскольку ее всегда заслоняло Солнце. Но обитатели астероида ничуть не сожалели об этом, ибо были вполне удовлетворены тем, что видели вокруг. Поверхность маленького мира, еще недавно представлявшего собой ободранную колоду из минералов и вкраплений металла, была бестрепетно превращена в цветущий сад. Атмосфера толщиной всего в каких-то две сотни метров удерживалась панцирем из многочисленных силовых полей, но сказать, чем мелкое астероидное небо отличалось от земного, было трудно. В нем также дули мягкие бризы и дрейфовали капризные тучки, мог даже пойти дождик, но, конечно, исключительно по расписанию. И пусть все эти тучки, бризы, небесная голубизна и дождик были не совсем естественного происхождения, то кого это волновало? Или, во всяком случае, кому это могло не понравиться?

Вначале была проведена дорогостоящая операция по транспортировке астероида из Пояса, потом установили машины, превратившие поверхность в миниатюрное факсимиле Земли. Далее воткнули в сердцевину астероида источник земной гравитации, вывели наземную орбиту, придали нужную скорость и заставили вращаться вокруг собственной оси за двадцать четыре часа. Еще дороже стоило привезти сюда плодородную почву, посадить избранные растения, расселить избранных животных и разместить прочие аксессуары, необходимые для человеческого бытия, пусть замкнутого, но чрезвычайно комфортного и полного смысла. Однако после того как обустройство было завершено, жизнь на астероиде стала не просто дешевой, а полностью беззатратной. Он сам подпитывал себя энергией, самостоятельно ремонтировался и вообще практически находился на полном самообслуживании. Разнообразные ботанические новации его нынешнего владельца, профессора Элстона, давали обильный урожай, который отправлялся на Землю, и доход от продажи с лихвой покрывал все текущие расходы.

В то утро Дерек Элстон сидел на берегу миниатюрного озера по-турецки, прислушиваясь и иногда принимая участие в разговоре, который вели его жена Салли и ее подруга, Элизабет Кейдж. У Салли, как всегда, были слегка взъерошены медные кудри, в то время как по плечам Элизабет струились черные как смоль волосы, но Дерек отметил про себя, что обе женщины удивительно похожи — и фигурой, и движениями, и манерами, словно близкие родственницы, скажем, двоюродные сестры. Хотя на самом деле, развивал свою мысль Дерек дальше, обе были просто образцовыми представительницами того типа высоких, миловидных молодых женщин, который становится в Системе все многочисленнее. Они учились на одном курсе в Солнечном Университете до того, как около года назад Салли вышла замуж, и с тех пор они не виделись, пока Элизабет не прилетела на астероид накануне. Прежде чем ее увидеть, Дерек уже знал о ней практически все из рассказов Салли.

Разговор, естественно, шел о брате Элизабет, который должен был появиться на астероиде примерно через час. По тому, о чем говорили подруги, а еще больше по тому, о чем они не говорили, Дерек заметил, как нарастает легкое беспокойство и неуверенность. Разумеется, событие было радостным и даже торжественным. В том, что Элизабет была на седьмом небе от счастья, не было никаких сомнений. По лицу скользили отражения радужных мыслей, она мечтательно улыбалась, на щеках играл горячечный румянец, глаза блистали. Брат был единственным оставшимся в живых членом семьи Кейджей, и детьми они были очень дружны. Затем последовало восемь долгих лет разлуки, и пока Гарольд не позвонил, она даже не знала, вернется ли он хоть когда-нибудь в Солнечную систему. Она и надеяться не могла на скорую встречу с братом, и сейчас ее просто распирало от радости. Салли, как верная подруга, это чувство разделяла.

— Голос у него совсем не изменился, — нежно сказала Элизабет. Возникла легкая пауза, поскольку, произнеся эти слова, она нечаянно коснулась того, о чем они не говорили, и о чем, по мнению Дерека, настало самое время поговорить.

— Ему всего двадцать восемь лет, — заметил он. — Ваш брат так молод, а за плечами у него уже восемь лет странствий за пределами Системы.

— Да, это правда, — улыбнулась Элизабет, — Гарольду было всего двадцать, когда он окончил навигационную школу Полицейской Академии Системы. Папа работал в полиции Подземного города на Марсе, и я знаю, он хотел, чтобы Гарольд остался работать вместе с ним. Но после смерти папы жизнь в Солнечной системе показалась Гарольду слишком пресной. Ему хотелось настоящих приключений, а еще он стремился разбогатеть. А капитан Хиски как раз набирал себе команду, и взял Гарольда навигатором. Оплата, конечно, была невысока, но члены команды получали процент от общей прибыли.

Она смущенно повела плечами.

— Боюсь, Гарольд особо пока не преуспел, но зато приключений у него было предостаточно. Он мало что успел рассказать, но даже из этого я поняла, что их судно частенько выполняло довольно рискованную работу.

— Но уж капитан-то Хиски и тогда, вероятно, обладал большим опытом в коммерческой деятельности за пределами Системы? — спросил Дерек.

Что-то блеснуло в глазах Элизабет.

— Гарольд сказал, что Хиски в свое время служил на большом грузовом межзвездном судне. Затем смог выкупить собственный корабль.

Она немного поколебалась и добавила:

— Подозреваю, что они брались за любую работу. Но мадам Фортуна им все не улыбалась и не улыбалась, и они едва сводили концы с концами. Или, что тоже возможно, эта капризная дамочка то улыбалась им, то отворачивалась. Хотелось бы, чтобы Гарольд остался в Системе. Но мне почему-то кажется, что он не останется. Он всегда был очень целеустремленным.

— Вы общались с ним регулярно?

— Нет, не регулярно и даже не очень часто. За восемь лет я получила от него семь письмопакетов. Когда кто-то из его знакомых возвращался в Систему и оставлял пакет в Марсе Подземном или Солнечном Университете, я его забирала. Последний пришел полгода назад, но в нем не было ни слова о возвращении корабля или хотя бы о намерении вернуться. Поэтому мне до сих пор не верится, что Гарольд снова здесь.

В ее глазах снова что-то промелькнуло.

— Возможно, — быстро сказала Салли, — он не был уверен, что вернется, и не хотел, чтобы ты надеялась напрасно.

Элизабет кивнула.

— Да, наверное, так оно и было…

Дерек на некоторое время отвлекся от разговора. «Хм, небольшое торговое судно — само себе голова», так говорила Элизабет. Команда работает из чистого азарта, не брезгуя ничем, все хотят поскорее разбогатеть, а цель оправдывает средства. По крайней мере, часть команды капитана Хиски безуспешно добивалась этой цели долгих восемь лет.

На Земле в подобные игры играли грязно и грубо, но все же подчинялись нескольким общепринятым правилам, нарушать которые никто не решался. За пределами Системы те же самые игры проходили еще грязнее и грубее, и вообще без всяких правил. Энергичный двадцатилетний парень, жаждущий приключений, попадает в подобную обстановку прямиком из тихой гавани Подземного города на Марсе, пройдя через палочную муштру Полицейской Академии… Изменение обстановки должно было тем или иным образом повлиять на него, причем повлиять немедленно и капитально, иначе ему было просто не выжить. Восемь лет в пустоте вполне могли не отразиться на внешности Гарольда Кейджа. Да и в письмах, которые получала Элизабет, могли пройти незамеченными перемены, произошедшие в его сознании. Но она — умница, и примерно представляет себе, как выглядит жизнь за пределами Системы. Именно поэтому Элизабет, сама того не желая, немного насторожена перед встречей с братом.

Да и Дерек беспокоился, поскольку тепло относился к Элизабет и полагал, что каковы бы ни были ее ожидания, она все же может испытать настоящий шок. Он посмотрел на часы, поднялся на ноги, улыбнулся женщинам, извинился и ушел. Несколько минут спустя он уже сидел, склонившись над передатчиком, и набирал номер.

— Лейтенант Пирс, — ответила трубка. — Кто меня вызывает?

— Майк, это Дерек Элстон.

— Что Полиция Системы может сделать для профессора Элстона? — дружелюбно поинтересовался Майкл Пирс.

— Внесистемное грузовое торговое судно под названием «Горделивая Сью», фамилия капитана-владельца — Хиски. Должно было прибыть день-два назад. У вас что-нибудь на них имеется?

— Минутку, — коротко ответил Пирс.

И, действительно, примерно спустя минуту голос в трубке зазвучал снова:

— Корабль под таким названием находится на территории Системы, профессор. Зарегистрирован на Земле. Последний раз проходил проверку Полиции Системы около десяти лет назад. О нынешнем владельце сведений нет. Согласно первой записи, они прибыли в Систему трое суток назад. Мы проявили к ним легкую заинтересованность, поскольку владелец не демонстрирует ни малейшего желания проходить таможенный контроль. Конечно, регистрироваться в Полиции Системы необязательно, если судно, во-первых, следует прямиком на Землю, а во-вторых, у нас нет оснований подозревать контрабанду класса «А». Однако они так затейливо кружат по Системе, словно предпочитают не попадаться нам на глаза. Вы думаете, что стоит присмотреться к ним внимательнее?

— У меня пока нет особых оснований так думать, но, по-моему, приглядеться все же стоит.

Гарольда Кейджа беспокоило многое. Например, то, что Джейк Хиски напросился вместе с ним в гости на астероид. Причем, Джейк ни словом не упоминал о подобных планах до тех пор, пока «Горделивая Сью» не причалила к гравитационному полю астероида Элстонов, где встала на космический якорь. Но когда Гарольд отправился в рубку связи, Джейк уже торчал там, гладко выбритый, в парадной форме, да еще умудрился успеть переговорить с Элстонами по видеофону. Оказывается, все уже решено. Как ему удалось выцарапать это приглашение, Гарольд так и не понял. Впрочем, когда было надо, Джейк умел продемонстрировать обезоруживающее обаяние. Кроме того, он заставил Элстонов почувствовать, что будет просто вопиюще невежливо, если Гарольд отправится в гости без своего старого друга и начальника. Джейк выключил видеофон и рассмеялся.

— Черт возьми, Гарольд! — сказал он в присущей ему развязной манере. — Ты же не откажешь старине Джейку, который хочет, наконец, поглазеть на настоящую роскошь?

— Нет, не откажу, — выдавил Гарольд, — но если честно, я и сам-то чувствовал себя неловко, навязываясь друзьям Элизабет.

— Ну, парень, да ты вроде чувствительной институтки. Они же сами тебя зазывали, верно? Профессор Элстон и его премиленькая женушка. Я им обязательно понравлюсь, вот увидишь. Эти отшельники-миллионеры, должно быть, просто помирают от скуки на своих астероидах-конфетках, где никогда не случается ничего из ряда вон выходящего. А мы с тобой, дружище, как-никак межзвездные бродяги! Мы такие байки начнем травить о том, где были и что видели, что они слюной от удовольствия изойдут. Мы же последние романтики в Системе!

Он похлопал Гарольда по плечу:

— Брось хандрить, Элстоны сказали, твоя сестра уже ждет возле шлюза. Надо же, выходя наружу, впервые за столько лет нет необходимости братье собой пушку! Забавно, верно?

И вот шлюпка спустилась на посадочную площадку. Первое, что увидел Гарольд, была Элизабет, не девочка, какой он ее запомнил, покидая Систему, а пугающе взрослая, красивая женщина. Он подумал, что вряд ли узнал бы ее вообще, если бы она не бросилась к нему, смеясь и плача одновременно, как только он вышел из шлюпки, и не прильнула бы к его груди на несколько долгих секунд. Элстоны, очень милые люди, тактично и мягко разъединили их с Джейком, так что уже через несколько минут они вдвоем с Элизабет гуляли по изумрудному, как газон в Гайд-парке, астероиду, и все это было похоже на сладкий сон.

Он боялся, что между ними возникнет известная неловкость, но ничего подобного не произошло. Элизабет принадлежала к числу людей, чье лицо не способно скрывать чувства, поскольку им нечего утаивать от других. Она откровенно и серьезно изучала брата — глаза, жесткие складки у уголков рта, движения; прислушивалась к его голосу, интонациям; и выражение ее лица лучше всяких слов говорило, что она заметила, как сильно он изменился, и догадывается почему, но принимает это как данность, не осуждая, а сожалея и любя. Он прекрасно сознавал, что есть вещи, о которых говорить не стоит, ни сейчас, ни позже, то есть после того, как будет завершена многомиллионная сделка на Земле. После этого ему придется всегда быть осторожным в разговорах с сестрой, чтобы не сболтнуть лишнего. Ведь Элизабет не подозревала, опа не могла даже представить, насколько же сильно он изменился.

Гарольд все время твердил себе, что у него не было выбора. За пределами Системы иначе не выжить. Какое-то время парни с «Горделивой Сью» были очень разборчивы и не притрагивались к грязной работе. Но это не приносило денег, или приносило, но крайне мало, и грязная работа стала выглядеть в глазах экипажа менее отталкивающе. Затем кое-кто ушел из команды, а кое-кто вообще умер, и на смену выбывшим пришли другие парни, выросшие вне Системы, у которых были свои представления о том, где находится грань между добром и злом. При случае они не брезговали откровенным разбоем, и если бы все зависело только от одного Джейка Хиски, упомянутая грань была бы стерта безо всяких колебаний.

Однако за пределами Системы классный навигатор считался первым человеком на корабле, а Гарольд к тому времени стал классным навигатором. Хотя если бы он даже им не стал, то все равно оставался первым человеком на «Горделивой Сью», поскольку в каких-то вещах Хиски зависел от него все больше и больше. Поэтому иногда Гарольд мог позволить себе не браться за ту или иную работу, если она выглядела уж слишком неприглядной. Его за это невзлюбили. Однако со временем он стал еще и отличным стрелком. В случае необходимости мог лишний раз замарать руки кровью, так что навигатор Кейдж мог без особой опаски продолжать идти своим курсом.

А последняя сделка, сделка настолько крупная и выгодная, что она одна могла с лихвой окупить все восемь лет скитаний, заключалась в том, чтобы высадить на Земле сородичей Мак-Нилти вместе с их страшным оружием — рильфскими тозиенами. Гарольд много думал о ней и не раз готов был отказаться от соучастия в этом деле. Хиски, конечно, в первую очередь защищая свои интересы, уговаривал своего навигатора, напирая на то, что это — совершенно законный бизнес. И был, без сомнения, прав. Принятые на Земле критерии, по которым то или иное оружие разрешалось применять, состояли лишь в гарантии неких границ его воздействия. Несмотря на свою активность тозиены убивали в течение всего двух суток, действуя в радиусе менее двадцати километров. Это прекрасно вписывалось в допустимые законом рамки.

Кроме того, подобная новинка появится на Земле совершенно неожиданно и к тому же впервые, что делает ее еще более ценной для покупателя. Земля пока ничего не знала о Рильфах, а у Хиски имелись знакомые, которые умели обделывать подобные аферы с максимальной выгодой для всех участвующих сторон. Куш обещал быть большим, и все должны получить свою долю. После того, как первая дюжина так называемых мини-войн подойдет к внезапному и страшному концу, для «Горделивой Сью» все будет, разумеется, кончено. Мак-Нилти пойдет по рукам и сможет в дальнейшем обходиться без посредников. Но к этому времени в команде не останется никого, кто не станет достаточно богат для того, чтобы спокойно выйти в отставку.

Джейк неоднократно подчеркивал, что затеянное ими дело, если угодно, не более грязное, чем обычно. Разная шушера на Земле периодически мочила друг друга, одной шайкой больше, одной меньше — какая разница, если в руки той или иной из них попадет новое оружие?

Нельзя сказать, что аргументы были особенно убедительны, но Гарольд все же согласился, поскольку знал, что для Джейка это последний шанс, и что Джейк тоже это знал и потому вцепился в него мертвой хваткой. Он был на пятнадцать лет старше Гарольда, а выглядел еще лет на десять старше. Жизнь вдалеке от Системы, в конце концов, доконала пройдоху. Если Гарольд уйдет, Хиски не сможет провернуть сделку с Рильфами в одиночку, поскольку не доставит их армаду на Землю без навигатора. Гарольд не мог подвести капитана. Если восемь лет летаешь с человеком на корабле, бьешься за него, прикрываешь его спину, а он прикрывает твою, если вы побывали за это время вместе в стольких передрягах, что другим хватило бы на целую жизнь, трудно отвернуться от товарища, когда ему осталось подбить итоги. Ладно, подумал Гарольд, сыграем еще одну игру, хоть она и грязная. Затем наши пути разойдутся. От закадычной дружбы все равно уже давно ничего не осталось. Если Полиция Системы не остановит «Горделивую Сью», то она высадит Рильфов на Землю. После этого Земля уже не сможет тронуть команду Хиски, даже если все узнают, что эти парни натворили. В конце концов, ничего противозаконного они не делают.

Правда, Гарольд надеялся, что об этом узнают не все. Он рассказал Элизабет, что «Горделивая Сью» вернулась в Систему, чтобы провернуть одно очень важное и конфиденциальное дельце, о котором он не вправе рассказывать. Если все пройдет более-менее успешно, то он сможет надолго забыть о космических странствиях. Девушка, по-видимому, обрадовалась и не стала задавать лишних вопросов. Гарольд спросил, чем она занималась все эти восемь лет, ведь до него не дошел ни один письмопакет из тех, что она посылала. Вскоре Элизабет уже беззаботно болтала и смеялась. Прошлое вдруг куда-то исчезло, и он вполне мог представить, что гуляет по парку в Подземном городе на Марсе, а не по удивительно обихоженному и цветущему астероиду. Время от времени какие-то осененные рогами животные типа благородных оленей выглядывали из кустарника и провожали брата с сестрой пристальными взглядами…

— Мистер Кейдж! Элизабет!

Гарольд остановился. Ему пришлось прищуриться, поскольку зрелище, представшее перед глазами, было похоже на оптическую иллюзию. Слева от тропинки, по которой они прогуливались, возвышалась ровная отвесная скала. Именно в ней неожиданно открылся проход, из которого вышла Салли Элстон и с улыбкой направилась к ним.

— Я вас ищу по всем сканерам, а вы вот где, — сказала она подруге и повернулась к Гарольду:

— Мистер Кейдж, почему вы не сказали, что у вас на борту такой потрясающий инопланетянин? Если бы капитан Хиски случайно не проговорился…

— Инопланетянин? — перебила Элизабет.

— Да, моя дорогая. Некто по имени Рильф. Дерек уверен, что о его расе не знают даже в Солнечном Университете. Капитан Хиски и мистер Кейдж везут его на Землю с коммерческой миссией, представляешь? По словам Дерека, это поистине историческое событие!

Гарольд онемел от возмущения. Да Джейк просто с ума сошел — говорить о Мак-Нилти и Рильфах с Элстонами!

Элизабет бросила на брата мимолетный взгляд, как бы спрашивая, не это ли то самое важное секретное дело, о котором он говорил.

— У него есть и вполне человеческое имя — Мак-Нилти! — с гордостью продолжила Салли и добавила, улыбнувшись Гарольду: — Должна признаться, мне от него стало немного не по себе!

— Он здесь? — услышал собственные слова Гарольд. — Мак-Нилти здесь, на астероиде?

— Ну, конечно! Мы пригласили его. Когда капитан Хиски…

— Сколько времени он здесь?

Женщина испуганно посмотрела на него, пораженная резкостью тона.

— Примерно, минут двадцать, а что?

— Ничего!!! — проревел Гарольд сиреной. — Только не задавайте никаких вопросов!

Он взял женщин за руки и быстро потянул к проходу в скале.

— Вам известно, где сейчас Мак-Нилти?

— Кажется, они все — мой муж, капитан Хиски и Мак-Нилти — отправились в рубку, где расположен пульт управления. Мак-Нилти сказал, что ему очень интересно знать, каким образом управляется астероид.

Все ясно.

— Вы не посылали за ним? — спросил Гарольд. — Его привезла корабельная шлюпка?

— Да скажите вы, в чем дело, мистер Кейдж? Что-нибудь…

— Шлюпка все еще здесь, — уже с уверенностью сказал Гарольд. — Она в шлюзе силового поля.

— Думаю, да, — подтвердила миссис Элстон. — Впрочем, я не знаю.

— Ладно, — сказал Гарольд, когда они остановились перед проемом в скале. — А теперь слушайте меня внимательно, поскольку времени у нас в обрез!

Он сделал короткий глубокий вдох.

— Первое, где размещается пульт управления?

— В здании рядом с космошлюзом, — ответила Салли. — Это административное здание, вы его видели, когда прилетели.

Обе женщины смотрели на навигатора в упор, на их лицах застыло выражение недоумения и тревоги. Гарольд кивнул:

— Да-да, помню. Вы двое и все остальные астероидники — в смертельной опасности! Мак-Нилти — настоящее чудовище. У него есть особое оружие. Единственное, что может вас спасти — это спрятаться за очень прочными, запертыми на все засовы дверьми. Надеюсь, вы сумеете предупредить профессора Элстона и всех остальных, чтобы они сделали то же самое. Все, кто останется снаружи, вне прочных стен, погибнут, как только Мак-Нилти выпустит своих тварей. И погибнут мгновенно! Все, кроме команды «Горделивой Сью». Если за несколько минут вам удастся раздобыть передатчик, позвоните в Полицию Системы. Попросите их немедленно лететь сюда и любой ценой высадиться, только пусть наденут бронекостюмы. Скоро к передатчикам будет не добраться, так что вы должны поспешить.

Он взглянул на побелевшие лица.

— Не смотрите на меня так, я вовсе не сошел с ума! Хиски мог рассказать вам о Мак-Нилти, а Мак-Нилти, в свою очередь, показаться вам лишь по одной причине — ими принято решение захватить астероид.

— Но зачем? — закричала Салли.

— А затем, что мы — кровожадные пираты, и больше ничего! Затем, что они хотят использовать астероид.

Он повернулся, чтобы уйти.

— Идите внутрь, заприте дверь, и побыстрее! Если повезет, то останетесь живы.

Так вот, значит, почему впервые за сколько лет не нужно было брать пушку, выходя наружу из корабля! Сказав это, Джейк Хиски был уверен, что навигатор, вопреки привычке и бессознательному инстинкту, не возьмет с собой оружие на мирный астероид Элстонов, где его ждала встреча с родной сестрой. Мерзавец знал, что я не буду участвовать в захвате, подумал Гарольд, даже если бы речь не шла о жизни Элизабет.

Как только замаскированная дверь в скале захлопнулась, он понесся прочь гигантскими прыжками. Поверхность астероида была покрыта искусственными холмами, склоны которых то полого поднимались, то резко опускались, обнажая кое-где ровные плиты исходных пород. Купы деревьев, заросли кустарника, искусственная почва, засеянная травой. Космошлюз должен был располагаться не дальше нескольких сотен метров отсюда, но Гарольд пока его не видел. И никто не мог увидеть шлюз, пока не приблизится к нему вплотную. Салли Элстон сказала, что нашла своих гостей по показаниям сканеров. Хиски с Мак-Нилти могут найти Кейджа таким же образом, но они не станут этого делать, пока не завладеют пультом управления. Процедура захвата стандартна… как можно скорее найти главный процессор установки, взять его под контроль, и все вокруг замрет, в один миг став беззвучным и беспомощным.

На мгновение Гарольд помедлил. Странное ощущение, похожее на вибросигнал, прозвенело в ушах и прокатилось далее — по всем нервам. Оно длилось несколько секунд, утихло, затем снова возникло и снова утихло. Внезапно прямо перед ним, на холме, появилось стадо серовато-коричневых животных, похожих на крупных антилоп с толстыми витыми рогами. Около полутора десятков их мчалось во весь опор с холма. При их появлении он было подумал, что Мак-Нилти выпустил тозиенов, но тут же понял, что ошибся. От тозиенов нельзя убежать, просто не успеть. Стадо с дробным топотом пересекло тропинку в нескольких метрах перед навигатором, шумно продралось сквозь кусты и как будто должно было расшибиться на полном ходу об отвесную скалу. Но в последний момент в скале образовался проход, подобный тому, из которого вышла Салли, только в несколько раз шире. Сталкиваясь и отпихивая друг друга, антилопы влетели внутрь, и, пропустив последнюю из них, проход немедленно исчез.

Все произошло в одно мгновение. Навигатор припустил по тропинке, размышляя на бегу. Что это за странное ощущение, которое словно включалось и выключалось? Сигнал тревоги? Сигнал, на который даже животные были обучены реагировать немедленным бегством, сигнал «в укрытие», столь властный, что на поверхности мгновенно не осталось ни одного живого существа, способного на него откликнуться. Значит, астероидники были готовы с невероятной быстротой отразить угрозу. Но какой угрозы здесь следовало опасаться?

Больше бегущих зверей Гарольд не видел, он вообще не видел никаких зверей. Через минуту звон в нервах прекратился. Космошлюз был уже близко. Избегая тех лениво вьющихся, галантно пересекавшихся друг с другом тропинок, по которым он бродил с Элизабет, навигатор гнал по склонам напролом, стараясь избегать открытых участков, если это не замедляло бег. Наконец, вынырнув из рощицы на гребне маленького холмика, он увидел административное здание, точнее его угол теплого коричневого цвета с блестящей черной отделкой — остальная часть была скрыта за деревьями. Никого не было видно, но теперь он пошел крадучись, стараясь держаться поблизости от кустов. Пройдя еще метров сорок, он вышел к месту, откуда можно было детально рассмотреть посадочную площадку под космошлюзом. В центре площадки возвышалась шлюпка «Горделивой Сью» с открытым входным люком. Других посадочных модулей не наблюдалось.

Над шлюпкой тоже не было видно ничего кроме имитированного земного небосвода. Если бы космошлюз был активирован посредством энергетических растяжек, окружавших астероид, это дало бы о себе знать. С места, где стоял Гарольд, четко был бы виден цилиндр холодного яркого огня изумрудного цвета. Толщина его свечения зависела от того, насколько необходимо было растянуть шлюз. Чтобы впустить «Горделивую Сью», его пришлось бы растянуть достаточно сильно, именно это, без сомнения, собирался сделать Хиски. Что бы он ни успел провернуть на данный момент, посадить корабль на астероид ему еще не удалось.

Хоть шлюпка была невелика, в ней свободно могли разместиться восемь-девять человек, примерно половина экипажа. Засада до поры до времени должна была не показываться и ждать приказа Хиски на выход. Входной люк был открыт, стало быть, приказ пираты уже получили и наверняка находятся внутри административного здания. Другими словами, захват астероида начался. Варне, второй Рильф, и остальная часть команды еще оставались на корабле. Если они объединятся с пиратами, высадившимися на шлюпке, положение астероидников станет практически безнадежным. Дела и без того были плохи, но, по крайней мере, вокруг не заметно следов рильфских тозиенов. Возможно, Джейк Хиски не встретил сопротивления со стороны людей Элстона и предпочел не доводить дело до смертоубийства.

Однако прикончить меня постарается в любом случае, с горечью подумал Гарольд, просто, чтоб я не вмешивался…

У нападавших не было времени для того, чтобы найти его по показаниям сканеров, но они могли выставить охрану у входа в административное здание и при случае напасть из засады. Небольшой живописный островок из деревьев и кустарников перед входом казался для этого наиболее подходящим местом.

Голубая с золотом птица размером раза в два крупнее голубя выпорхнула прямо из-под ног, и каждый взмах сильных крыльев поднимал ее все выше и выше. Гарольд испуганно (ведь это могло предупредить противника о его появлении) припал грудью к земле, продолжая следить за птицей. Она быстро поднялась метров на десять, затем ее что-то ударило в крыло, разорвав на мелкие части.

Это произошло мгновенно, точно взрыв. Летящее тело вмиг превратилось в цветные лоскутки и кровавые ошметки, которые тут же рассыпались на еще более мелкие частички, еще и еще, после чего они спланировали на землю. Значит, пираты, в конце концов, решились на убийство, и Мак-Нилти выпустил тозиенов. Не всех, конечно. В его груди они гнездились тысячами, и лишь небольшая часть от этой армады требовалась для того, чтобы прочесать всю поверхность астероида и незащищенные броней помещения, уничтожая на своем пути все живое, которое имело несчастье быть достаточно крупным, чтобы привлечь внимание. Должно быть, их выпустили всего несколько секунд назад, иначе он уже ощутил бы их присутствие. И сразу Гарольд почувствовал этот жуткий, едва уловимый шелест вокруг — невидимые исчадия Рильфа слетались вниз, к его пока еще живому телу. Препарат, который Гарольд получал вместе с членами экипажа «Горделивой Сью», отпугивал тозиенов — они шарахались в сторону от навигатора и неслись дальше. Да, по-видимому, астероидники, не сумевшие вовремя найти убежище, или уже погибли или погибали в эти секунды.

Он отогнал от себя страшную мысль и бросился вперед. Начав убивать, Джейк Хиски и Мак-Нилти на этом не остановятся. Сейчас они — явно у пульта управления, завершая захват астероида. Когда первая стадия будет завершена, они посадят корабль на площадку и начнут искать тех, кто спрятался и выжил.

У административного здания караулил Том Коник. Недалекий малый, но меткий стрелок. В обычных обстоятельствах он сохранял полнейшую невозмутимость — настоящий наемный убийца. Прикрывшись кустом, он расположился неподалеку от единственного входа в здание, держа энергетическую пушку на боевом взводе. Ему было известно, что Гарольд не вооружен. Если отступник захочет проникнуть в здание, то обязательно пройдет мимо зарослей, откуда Коник без труда сможет всадить ему заряд. Все должно пройти без сучка без задоринки.

Однако некоторые затруднения создавали тозиены Мак-Нилти. Обычное спокойствие Коника на сей раз изменило пирату. Он делал много беспорядочных мелких движений, тряс головой, вздрагивал, прицеливался куда-то и тут же опускал руки. Гарольд прекрасно его понимал. Невидимый жуткий рой проявлял интерес и к нему, каждую секунду он чувствовал у самого уха тихо жужжащего тозиена, и по телу пробегали мурашки. Он знал, так же как и Коник, что члены команды защищены от маленьких тварей. Теоретически. Однако не хотелось даже допускать мысль о том, что какой-нибудь тозиен может спросонья не разобраться и выпустить жало с фатальным для своего союзника-человека результатом. Впрочем, пока это было навигатору на руку. Коник бросал по сторонам испуганные взгляды, то и дело оборачиваясь, чтобы посмотреть, что творится за спиной. Он чувствовал опасность, но все же сильно недооценил ее, ибо Гарольд Кейдж восстал из подлеска у него сзади с двумя увесистыми булыжниками в руках.

Навигатор мягко послал первый булыжник вверх по гиперболе. Камень свечой взвился над головой у Тома, затем рухнул вниз, у самых его ног. Нервы Коника не выдержали, он издал придушенный вопль ужаса, ткнул своей пушкой направо и налево и, сгорбившись, уставился на камень, который, точно посланец смерти, свалился с искусственного небосвода. Вряд ли он услышал сухой треск, когда Гарольд вынырнул из кустов, в два шага преодолел разделяющее их расстояние и довершил божью кару — второй булыжник размозжил затылок Коника.

Теперь у Гарольда было оружие, а в команде Джейка Хиски для поисков выживших на астероиде людей стало на одного человека меньше. В кармане убитого Гарольд обнаружил зарядный блок для пушки. Возможно, где-то поблизости прятался второй страж, хотя Гарольд, прежде чем наброситься на Коника, подробно изучил окрестности. Нет, все было тихо, отряд не заметил потери бойца. Но кто-то мог остаться дежурить на входе в здание изнутри.

Для проверки навигатор решил подкрасться ко входу. Внезапно на самой границе территории космошлюза он заметил мерцающее зеленоватое сияние, которого раньше не было. Он быстро оглянулся. Позади него воздух тоже переливался зеленью, словно тончайший, почти невидимый занавес свисал с искусственного неба и упирался в неровности искусственной почвы. Он наставил на занавес лучевую пушку Коника и нажал на курок. Занавес ярко блеснул, но от выстрела не разорвался и даже не прогнулся. Справа и слева, позади административного здания, в воздухе наблюдался такой же переливчатый эффект.

Ба, да это же энергетические экраны. Приведены в действие несколько минут назад. Но кем? Они огромным колпаком накрыли территорию космошлюза. Если экраны включились до того как Мак-Нилти выпустил тозиенов, то они по-прежнему теснятся здесь, на пятачке, ограниченном административным зданием, если только не нашли себе выход через подземные коммуникации здания. Возможно, экраны поднялись не сейчас, а гораздо раньше, ведь он думал только о том, как подобраться поближе к захватчикам, и не замечал, что творится вокруг. Сразу забрезжила надежда, события начали складываться в логическую цепочку: настойчивый беззвучный сигнал тревоги, возникший почти сразу после того, как была предупреждена Салли Элстон, проход в скале, который открылся и снова закрылся, пропустив антилоп. Маленький астероид умел постоять за себя и этим процессом определенно кто-то руководил. Однако это не делало менее важной другую задачу — не допустить посадки «Горделивой Сью» со всем экипажем и ее рильфскими союзниками, пока сопротивление не сломлено окончательно.

Как Гарольд и предполагал, в вестибюле здания торчал еще один из его бывших товарищей. Этот отзывался на имя Дионисио.

— За чем стало дело, Дионисио? — спросил навигатор Кейдж, внезапно появившись на пороге. — Почему не двигаемся дальше?

Дионисио был значительно смышленее Коника, но он тоже был напуган тозиенами, потому на мгновение растерялся. Ему сказали, что навигатор на этот раз взял курс на тот свет, но еще ему сказали, что навигатор безоружен и ни о чем таком не догадывается. И вот появляется навигатор, пушка на взводе, взгляд, как обычно, не сулит ничего хорошего, и высказывается он так, словно не хуже самого капитана владеет обстановкой. Кроме того, был и еще один повод для беспокойства, а именно, непревзойденное искусство навигатора в обращении с лучевым оружием. Все это заставило Дионисио несколько раз мигнуть, облизнуться, откашляться и, наконец, вымолвить:

— Э-э…

— Шкипер очистил пульт управления?

— Да, полагаю так, сэр…

— Ты полагаешь так?

— Меня там не было, сэр, — глухо сказал Дионисио, нервно следя за пушкой, которой непринужденно помахивал навигатор Кейдж. — Я сидел в шлюпке. У нас у всех появилось вдруг такое странное чувство… Сразу после этого нас позвал шкипер, и мы вышли. Шкипер приказал искать людей.

— В здании?

— Э-э… да. Шкипер и Мак-Нилти стояли возле пульта, с ними было пять или шесть человек местных. Потом шкипер оглянулся, а эти местные все как сквозь землю провалились.

Навигатор презрительно скривил губы:

— Прямо взяли и провалились?

— Так мне, во всяком случае, показалось, — предположил Дионисио осторожно.

— Сейчас все наши внутри?

— Э-э… да.

— И что они там делают?

— Взрывают стены. Ищут, э-э… потайные двери.

— Ищут потайные двери! — уже с нескрываемой яростью повторил навигатор Кейдж. — А что здесь в таком случае делаешь ты?

Дионисио тяжело сглотнул.

— Я, э-э… смотрю, не идет ли кто.

— Ага, кто-то идет, а за ним стайкой бравые тозиены, да? Да ты что, спятил? Кто остался в шлюпке? Ведь все остальные из нее вышли?

— Да, в шлюпке никого нет…

Тут Дионисио запнулся, ибо хотел быстро повернуть ствол своей пушки. Дело в том, что в этот момент навигатор Кейдж бросил взгляд туда, где на посадочной площадке стояла шлюпка. Ситуация с появлением вооруженного отступника выглядела очень странной, но пират был уверен, что шкипер не станет оплакивать смерть навигатора Кейджа, а ему, Дионисио, и подавно наплевать на этого задаваку. Но он не успел довершить задуманное и рухнул лицом вниз, поскольку навигатор Кейдж был, в конце концов, не так глуп, чтобы зевать по сторонам и не замечать чужих поползновений, если на кон была поставлена его жизнь.

Сразу за входом уходил вглубь здания широкий освещенный коридор. Разговаривая с Дионисио, Гарольд как будто слышал доносившиеся оттуда голоса, но сейчас все стихло. Он бегло осмотрел экипировку на убитом, обнаружил упакованный респиратор и надел его. Потом скинул свой пиджак, натянул выцветшую коричневую куртку Дионисио и приладил на голову чужую кепку с козырьком, лихо сдвинув набекрень, как имел обыкновение делать ее покойный владелец. Едва он покончил с переодеванием, как из глубины здания донесся тяжелый глухой удар, затем еще один. Понятно. Джейк Хиски пытался проломить стены в поисках потайных ходов, по которым от него ускользнули профессор Элстон и все, кто работал в административном здании, как только был отдан сигнал экстренной тревоги. Подлый пират их найдет, если, конечно, будет искать достаточно долго, а как только разберется с тем, как работает космошлюз, «Горделивая Сью» появится здесь со своим мощным вооружением.

А пока Гарольду досталась еще одна пушка. Он без зазрения совести ее присовокупил к первой и оттащил тело к стене у входа, где его невозможно было заметить. Потом мягко, чтобы не бухать ботинками, побежал по длинному коридору. Перед глазами то и дело блистали неясные стекловидные очертания, это тозиены продолжали охотиться. По правой стороне коридора навигатор насчитал пять дверей — все были заперты. Через двести метров коридор поворачивал направо. Добравшись до угла, навигатор снова услышал голоса, надрывались трое или четверо. Причем делали это хрипло и возбужденно. И все разорялись одновременно. Ха, а можно различить среди них голос Хиски? Аммиачный запах энергетических бомб начал слегка раздражать ноздри.

Гарольд завернул за угол, не раздумывая и не медля. Нижняя часть его лица была скрыта респиратором, и хотя Дионисио был примерно на пару сантиметров ниже его ростом, не особенно сильно отличался от навигатора комплекцией, по крайней мере, занятые делом люди должны были принять его за своего. Хотя бы на несколько секунд.

Впереди, метрах в двадцати, пол был покрыт обломками цветной пластиковой мозаики, в левой стене зияла огромная дыра, выбитая бомбой. Сначала навигатор увидел двоих, что напряженно ожидали за самоходной пушкой, нацеленной на дыру. Затем услышал охрипший от бешенства голос Хиски, выкрикивавший: «Быстрее! Быстрее, пульсар побери!» В дыре что-то сверкнуло, изнутри шумно застучали падающие обломки, от ядовитых испарений было не продохнуть. Хиски и, по меньшей мере, еще четверо его бойцов находились здесь. Нужно было с ними смешаться.

Один из тех, кто стоял возле пушки, равнодушно взглянул на респиратор и отвернулся. Гарольд проследовал мимо. Дыра в стене была широкая и глубокая, ибо пиратам удалось обнаружить проход, но оказалось, что он перекрыт броневым щитом буквально через несколько метров, и на этот раз броня наскоку не поддавалась. Вместе с Хиски сломить ее упорное сопротивление пытались еще трое. То и дело вспыхивали обломки на полу, внутри взломанного прохода ухали разрывы. И какой дурак оставил две неиспользованные бомбы валяться без дела на груде рваного пластика? Гарольд сгреб их по пути, обернулся и увидел, как капитан Хиски смотрит на него, открыв рот от удивления, а рукой тянется к пушке.

Гарольд, не раздумывая, упал за груду, утопил внутрь предохранитель одной из бомб и швырнул ее в проделанный в стене пролом. Вторая бомба полетела в направлении самоходной пушки. Обе успешно достигли цели, а у Гарольда от грохота заложило уши. Груда обломков поднялась еще выше, над ней нависла туча пыли. Гарольд вытащил свою пушку и встал из-за прикрытия.

Пираты валялись там, где их застала двойная взрывная волна. И только Хиски каким-то чудом устоял на ногах и теперь приближался, почти достигнув груды пластика. Если не ты, то тебя! Навигатор нажал на курок. Глядя на окровавленную голову бывшего приятеля, Гарольд внезапно ощутил, как по пищеводу, или, что там еще в животе, поднимается комок. Точнее, волна горького сожаления. Ему вдруг невероятно ярко представился день, когда они с Джейком Хиски впервые направили свой корабль прочь от Солнца. Навстречу невероятным приключениям. Как это больно, Джейк, подумал он, как это ужасно, что восемь лет совместных приключений заканчиваются вот так.

Из первой группы захватчиков оставались Мак-Нилти и еще один, самое большее, два человека. С ними следовало покончить, пока не прибыло подкрепление.

Мак-Нилти должен находиться рядом с пультом управления.

Гарольд пошел дальше по коридору. Нигде не слышалось ни звука. Вот и открытая дверь. Навигатор осторожно приблизился и заглянул внутрь. Просторное офисное помещение, полдюжины рабочих столов, оргтехника, шкафы во всю стену, несколько створок распахнуто. Еще несколько минут назад здесь работали люди. Затем их настиг сигнал тревоги, и они исчезли, подобно призракам растаяв в воздухе. В дальнем конце помещения виднелась еще одна дверь. Когда он направился к ней, в проеме выросли две фигуры. Раздались выстрелы. Но еще до этого Гарольд бросился под прикрытие ближайшего стола. Стрелки тоже быстро нашли себе защиту, укрывшись за дверью.

Началась перестрелка в лучших традициях вестерна, стремительная и беспощадная. С одной стороны справедливый шериф, с другой — скверные парни. Ими оказались Хардинг и Руз, одни из лучших стрелков в команде «Горделивой Сью». Офисная мебель, несмотря на свой хрупкий элегантный вид, была сделана из чрезвычайно прочного пластика, но уже через минуту она разлетелась в щепки, точно под ударами молота. Гарольд израсходовал весь запас энергии своей пушки, прежде чем смог поразить Хардинга. А Руз тем временем остервенело лупил по столу, за которым укрылся Гарольд. С каждым выстрелом укрытие навигатора становилось все менее и менее надежным. Наконец Гарольд решил испытать судьбу, бросившись с низкого старта к другому столу, и, лишь достигнув нового укрытия, почувствовал, что противник успел всадить заряд в ахиллесово сухожилие — правая нога только что не разрывалась от боли, охватившей ее снизу доверху. Во всяком случае, рана была не смертельной, хотя любое поражение лучевым оружием — вещь весьма неприятная. Зато теперь за Гарольдом было тактическое преимущество, и, лежа за новым столом, он мог сколько угодно поливать Руза из своей пушки, что он и стал делать. Руз продолжал ожесточенно сопротивляться, но уже без особого эффекта. Наконец ему надоело гонять мяч у края корта, и он попытался повторить выход Гарольда к сетке, где и был расстрелян в упор. А уже секунду спустя и вторая пушка в руке Гарольда прошипела опустошенно и обессиленно.

Руз был скрыт за низкой тумбой, виднелись только его башмаки. Тело неподвижно вытянуто, ноги не шевелились. Возможно, притворяется, подумал Гарольд и тут же отбросил эту мысль. Он ясно видел, что попал Рузу в голову; даже при минимальном энергетическом разряде такое ранение, безусловно, означало мгновенную смерть. Однако он не двинулся с места, а потянулся к запасному зарядному блоку, добытому из кармана Коника. Секундное ощупывание собственного кармана подсказало, что зарядника там нет. Наверное, во время потасовки выпал и затерялся.

Но такой же зарядник наверняка должен быть у Хардинга. Гарольд медленно выполз из-за стола и повернулся к распростертому телу.

Внезапно он увидел, что к нему по ярко освещенному офису, мягко и тяжело ступая, двигается Мак-Нилти, сжимая в человекоподобной руке толстую металлическую иглу.

Гарольд скользнул обратно за стол. Мак-Нилти сделал профессиональный выпад длинной иглой через стол, затем попытался обежать вокруг. В это время его фигура странно расплылась. Воздух наполнился басовитым жужжанием, означавшим, что грудная клетка Рильфа извергает очередную порцию тозиенов.

Цель данного маневра была очевидна. Тозиены не могли причинить человеку вреда, но могли сбить с толку. Гарольда мгновенно окружило многократное жужжание, а стены офиса стали поблескивать, словно бурлящий сахарный сироп. А вот Мак-Нилти, напротив, чувствовал себя как рыба в воде. Он действовал неуклюже, но непреклонно и стремительно, восковое лицо бешено кривилось за прозрачным экраном из плотно толкущихся тозиенов. В течение одной или двух минут, показавшихся сущим кошмаром, все, что мог сделать Гарольд, так это следить, чтобы между ним и Мак-Нилти все время находился какой-нибудь из предметов мебели. Мак-Нилти не оставлял ему никаких шансов добраться до пушек Руза и Хардинга. Но неуклюжесть, непреклонность и стремительность подвели Мак-Нилти: он споткнулся об обломок стула и упал. Так же неуклюже, непреклонно и стремительно. Гарольд в это время находился в эпицентре тозиеновой бури, но все же ему удалось выхватить смертоносную иглу из цепких лап Рильфа. Мак-Нилти вскочил на ноги, но навигатор уже целеустремленно ринулся на него, крепко сжав иглу руками. Ее кончик глубоко вошел в ту часть тела инопланетянина, которой рильфские хирурги старательно придавали форму человеческого живота. Гарольд ничего не знал об анатомическом строении Рильфов и понятия не имел, где находятся их жизненно важные органы, но игла, несомненно, попала в один из них. Пасть Мак-Нилти безобразно раззявилась. Если при этом Рильф и издавал какие-либо звуки, то они тонули в металлическом жужжании. Огромное тело изогнулось, сначала в одну сторону, потом в другую, потом тяжело завалилось на спину и затихло. Рукоятка массивной иглы еще торчала из его живота, глаза оставались открытыми, но жизнь в них угасла.

Гарольд на секунду откинулся назад, чтобы немного отдышаться. Тозиены все еще клубились с методичным жужжанием подобно рою гигантских металлических насекомых вокруг инопланетянина, но ряды их заметно поредели, так что видимость в офисе улучшилась. Вдруг один из них присел на грудь Мак-Нилти и прилип, затрепетав мелкой дрожью. Затем другой, третий. Через минуту все тело Мак-Нилти было покрыто ими, жуткие твари ползали по нему точно навозные мухи. При виде этого отвратительного зрелища у Гарольда побежали мурашки. Тозиены, по-видимому, представляли собой различные части организма Рильфов, пластичные, твердые или острые как бритва, в зависимости от выполняемых функций. Отдаленные предки Мак-Нилти были хищными животными, возможно, чересчур неуклюжими для того, чтобы гоняться за смышленой и ловкой добычей. Это заставило их выработать в себе способность отделять некоторые части собственного тела, которые самостоятельно убивали жертву, подобно тому, как когда-то давным-давно на Земле люди придумали соколиную охоту. Мак-Нилти использовал своих тозиенов, выпуская их на время для поражения конкретной жертвы и затем заставляя вернуться. Научить их улетать от хозяина навсегда, тысячами, для совершения массовых убийств, было, вероятно, позднейшим достижением рильфской цивилизации. При этом тозиены разлетались на полтора десятка километров, в течение пятидесяти часов уничтожали все живое, затем их яростная энергия угасала, и они погибали.

У Хардинга оказался при себе свежий зарядник, и Гарольд смог перезарядить пушку перед тем, как сунуть в карман. Он напоследок взглянул на неподвижное, покрытое страшным прозрачным ковром тело Мак-Нилти и вышел из офиса в дверь, противоположную той, в которую вошел. Как оказалось, к Мак-Нилти вернулись не все тозиены. Несколько десятков еще металось по округе, некоторые даже пристроились к Гарольду, привлеченные его передвижениями.

Он знал об этом, поскольку теперь эти маленькие твари были отнюдь не беззвучны, они издавали теперь не только жужжание, но и слабый свист. Видимо, смерть Мак-Нилти как-то повлияла на их жизненные процессы, во всяком случае, они перестали проявлять к Гарольду повышенный хищнический интерес.

Немного прихрамывая, так как заряд, угодивший в ногу, давал о себе знать, Гарольд направился по узкому проходу к следующей двери. Спустившись на несколько ступеней, он увидел перед собой ярко освещенный, но абсолютно безлюдный пульт управления, который тихонько и деловито гудел: Гарольд осмотрелся.

Он сразу же отыскал клавиатуру, управляющую космошлюзом, но она привела навигатора в замешательство. Согласно показаниям приборов, космошлюз был открыт до предела. Однако тут же, на экране монитора, можно было видеть, что на посадочной площадке маячит одинокая шлюпка, а индикатор силового поля над космошлюзом указывал на то, что он не только не открыт, а напротив — крепко заперт. Гарольд быстро защелкал нужными вроде переключателями, но показания приборов не изменились ни на йоту. Он сердито посмотрел на непокорные индикаторы, поставил переключатели в безопасное положение и занялся осмотром других приборов.

Через минуту ответ был найден. Навигатор сел на какую-то тумбу и издал короткий жесткий смешок. Не удивительно, что Джейк столь яростно долбил стены в поисках скрытых ходов, ведущих вглубь астероида. Пульт управления был мертв. Он не был обесточен, аппаратура прикидывалась работающей, но ничего не делала.

Совершенно ничего.

Он сделал долгий глубокий вдох и поднял очи горе:

— Кто-нибудь меня слышит? — громко спросил он. — Кто-нибудь меня видит?

Мгновенно раздался взволнованный гул голосов, мужских и женских.

— Элизабет?

Прямо напротив пульта обнаружился направленный микрофон.

— Элизабет? — спросил он, чувствуя, как в горле поднимается ком.

— Я здесь, Гарольд, мы все здесь! — возбужденно произнес голос Элизабет, — Гарольд, мы тебя не видели и не видим сейчас, мы не знали, что происходит…

— Сканеры, мистер Кейдж, — вступил в разговор Элстон. — В вашей секции произошло короткое замыкание. Сканеры отключились. Мы боялись привлечь к вам внимание, если заговорим. А еще…

— Понятно, — откликнулся Гарольд. — Позвольте же напомнить, профессор, что дело еще не закончено. Капитан Хиски и все, кто спустились вместе с ним на шлюпке, погибли. Мак-Нилти — инопланетный Рильф — тоже. Однако оружие Мак-Нилти живо, и будет действовать еще двое, скажем, двое с половиной суток — для пущей безопасности. До истечения этого времени вам нельзя входить в секцию или туда, куда тозиены могли проникнуть. Меня они не тронут, но любой другой будет убит немедленно.

— Теперь расскажите, что это за биологическое оружие, — прозвучал голос Элстона.

Гарольд вкратце рассказал о тозиенах, закончив так:

— Возможно, вы подняли эти экраны как раз вовремя, чтобы запереть их здесь. Но если нет, то они уже разлетелись по всему астероиду и могут просочиться в любую щель.

— К счастью, — сказал Элстон, — тозиены всем своим сообществом остались в секции космошлюза. Все благодаря своевременному предупреждению. Вашему предупреждению, мистер Кейдж.

— Почему вы решили, что тозиены не проникли куда-нибудь еще?

— Потому что они были зарегистрированы встроенными биологическими сенсорами, но что собой представляют — трудно было понять до тех пор, пока вы не разъяснили. Секции астероида отделены друг от друга и накрыты силовыми полями, и ни в одной другой, кроме космошлюза, не наблюдается ничего похожего на тозиенов. Тем не менее, мы не станем испытывать судьбу и не выйдем на поверхность еще шестьдесят часов.

— Вы, кажется, перекрыли доступ к приборам, которые я имею честь наблюдать, — заметил Гарольд.

— Приборы действительно отключились, но исключительно сами, автоматически, — признал Элстон. — Такое отключение практикуется всегда, когда астероид переключается на режим работы в чрезвычайной ситуации. Всегда следует быть готовым к возможному захвату. Поэтому здесь, под землей, у нас есть еще один, запасной пульт управления.

Гарольд вздохнул с облегчением. Однако, подумал он, обитателей астероида недооценили не только Джейк Хиски с Мак-Нилти. Ладно, теперь нужно навести порядок…

— Вы попросили Полицию Системы разобраться с «Горделивой Сью»?

— Да, — ответил Элстон, — через несколько часов патрульный корабль будет здесь.

Какой-то тозиен сделал круг почета вокруг Гарольда и с обиженным жужжанием удалился.

— На «Горделивой Сью» установлено чрезвычайно мощное вооружение, гораздо более мощное, нежели можно себе представить, — предупредил он. — Плюс восемь человек и еще один Рильф на борту. Большинство из парней не самые плохие стрелки. Но пусть им все же дадут шанс.

— Хорошо, я предупрежу полицию, чтобы они приняли меры предосторожности.

— Да, это им понадобится в первую очередь. Теперь следующее. Мы привели сюда большой рильфский корабль, он кружит по удаленной орбите за границами Системы. В нем находится больше полусотни Рильфов. Мы должны были выступить посредниками, чтобы они поучаствовали в качестве наемников в земных мини-войнах. Скорее всего, инопланетяне могут осуществить свою миссию и без нашей помощи, так что, думаю, их следует отогнать.

— Где сейчас этот корабль? — взволнованно спросил Элстон.

— Дрейфует в трех или четырех мегаметрах от внешних границ Системы. По плану он должен войти в нее и подойти к вашей орбите. Там Полиция Системы может его накрыть.

Элстон начал отвечать, но вдруг все поплыло у Гарольда перед глазами, и голос Элстона зазвучал, словно сквозь вату. Что-то ударило навигатора чуть ниже правой лопатки. Сила удара была такова, что его выбросило из кресла. Он упал на пол, перевернулся через голову и когда обернулся вновь, в руке уже наготове была пушка.

Лицо Джейка Хиски представляло собой кровавое месиво, рассеченное улыбкой. Он опирался о косяк двери в дальнем конце помещения. В его руке тоже была пушка, и выстрел прогремел раньше, чем выстрел Гарольда. Разряд приняло на себя массивное основание передатчика чуть левее и позади Гарольда. Когда же прозвучал ответный выстрел, бывшего приятеля и начальника отбросило назад. Он упал навзничь, скрывшись из вида. Гарольд с шумом втянул воздух в легкие, которые раздувались невероятно туго. К счастью, пушка Джейка оказалась разряженной, иначе навигатора убило бы на месте. Его противник был слишком слаб, чтобы проверить оружие. Впрочем, и ослабленный разряд лишь отсрочил мучительную агонию.

Джейк, Джейк, как же так, подумал, он, а с другой стороны, возможно, все даже к лучшему.

Огромная комната завертелась каруселью вокруг Гарольда, но он дотянулся до пульта и вновь уселся на тумбу. Чей-то голос пополам со слезами выкрикивал его имя. Конечно, Элизабет.

— Все в порядке, — с трудом выдохнул Гарольд, — я принял на себя небольшой разряд, вот и все.

Посыпался град вопросов.

— Капитан Хиски, оказывается, был не настолько мертв, как я полагал. Теперь он мертв настолько, насколько необходимо.

Голоса звучали все тише и тише. Гарольд понял, что для него все кончено. Какое-то время он еще проживет, но заряд, хоть и был слабым, наверняка вызвал необратимые изменения во внутренних органах. Еще час-другой сердце, почки и легкие будут медленно разлагаться, постепенно превращаясь в кашу. Совершенное оружие — смертоносное оружие…

— …немедленное лечение…

О, да, конечно. А как же иначе.

Однако он собрался с силами и прислушался к тому, они ему говорили, после чего пришел в ужас.

— Не входите сюда, — убеждал он, — я же объяснял, по какой причине. Даже в броне. Если вы уберете экраны, тозиены просочатся в другие, свободные сейчас от них секции. Этих тварей нельзя остановить, они слишком быстрые. Вы должны подождать, пока не убедитесь, что они все подохли.

Однако есть и еще один вариант, сказали ему. Между его секцией силового поля и следующей имеется маленький аварийный шлюз для персонала, и если уважаемый мистер Кейдж сможет последовать инструкциям, то ему останется лишь добраться до этого шлюза. Бронированный скафандр туда не пролезет, но Гарольд поместится. Когда он окажется внутри шлюза, биосенсоры совершенно точно подскажут, смогли туда проникнуть рильфские тозиены или нет.

Гарольд подумал, что план выглядел достаточно надежным.

— Хорошо, — сказал он, — давайте попробуем.

Он с трудом поднялся на ноги.

— Только умоляю, не убирайте экраны.

Понадобилось немало времени, прежде чем он смог добраться до главного входа в помещение управления. Он бросил последний взгляд на труп Джейка Хиски и повернул направо, как ему и подсказывали. Тозиены последовали за ним, привлеченные единственным движущимся существом. Он прошел один коридор, затем другой, нашел дверь, за которой располагалась небольшая комнатка.

— Кажется, я на месте, — громко сказал он.

— Да, вы на месте, — откликнулся Элстон, — шлюз не будет видно, пока он не откроется, но это в середине стены, прямо напротив входной двери.

— Не открывайте пока, — попросил Гарольд. — Мои жужжащие приятели тоже здесь.

Он пересек комнату. Как и предупреждал Элстон, на ровной стене невозможно было заметить никаких признаков того, что за ней находится вход в аварийный шлюз, но он встал точно напротив центра двери, и, насколько мог судить, от него до шлюза было не более метра.

— Профессор Элстон, — позвал он.

— Да?

— Я стою прямо перед шлюзом, но все равно подождите, пока я не скажу вам, что можете открывать.

— Мы готовы, — ответил Элстон. — И поймем, когда вы очутитесь внутри.

Гарольд выудил из карманов обе пушки, взял их одной рукой за рукоятки и оглянулся. Держась одной рукой за стену, он другой поднял пушки над головой и помотал ими в воздухе. Тозиенов мгновенно привлекло это движение, они сгустились вокруг, встревоженно жужжа. Навигатор швырнул пушки в дальний угол комнаты. Жужжание отдалилось. Пушки грохнулись о дальнюю стену и с треском упали на пол. Воздух над ними шумно сгустился.

— Давайте! — сказал Гарольд.

Он увидел перед собой узкий проем двери и упал в него. После этого, как ему казалось, он продолжал долго-долго падать сквозь мягкую тьму.

Сначала он ничего не чувствовал. Затем, периодически, стал смутно ощущать, как проходит время, много времени, годы, века. Оно двигалось спокойно и неторопливо. Появлялись и исчезали какие-то тени. Иногда возникала какая-нибудь мысль. Одна мысль тянула за собой другую, та — третью, и вот уже возникали целые стаи мыслей. Наконец он смог собрать воедино несколько фактов. Он осознавал, что эти факты имеют большую ценность, поскольку они стыковались друг с другом и образовывали слитные структуры.

Осторожно и скрупулезно Гарольд извлек из памяти еще несколько фактов. Он приучил свои мысли переключаться с одного факта на другой, и они играли вокруг, точно стайка мальков. Затем наступил момент, когда ему показалось, что теперь у него в руках накопилось достаточно фактов, и их можно выстраивать по порядку.

Так он и поступил.

Первая стайка фактов собиралась легко. По ходу дела он даже припомнил, что все это ему сообщила одна из теней. Оставшиеся на борту «Горделивой Сью» предпочли не сдаваться Полиции Системы без боя, и бой там разыгрался жаркий. (Еще бы, вдруг промелькнула сторонняя мысль, ведь я сам их натаскивал). Однако, в конце концов, «Горделивая Сью» была разбита наголову — выживших на ее борту не осталось.

Корабль Рильфов, дрейфовавший у внешних границ Системы, безмолвно развернулся и отправился в обратный путь, как только к нему попытались приблизиться. В данный момент он стремительно исчезал с экранов кораблей Полиции Системы, которые взялись его сопроводить. Он уже находился на расстоянии четверти светового года от Солнца и гордо удалялся прочь.

На этом первая группа фактов исчерпывалась.

Прочее выглядело более запутанно. Он сам, например. Сначала просто лежал здесь без движения, затем его возили на маленьком коричневом животном, какие когда-то в обилии водились на Земле, затем снова начал ходить — все это представлялось ему сплошной загадкой. Были периоды, когда Гарольд, так сказать, присутствовал, а были периоды полной прострации, в которые его организм периодически проваливался. Затем, когда он выходил из такого состояния, то не помнил, что с ним происходило. Поначалу он не придавал этому значение, но потом это начало его беспокоить.

— Дело в том, — мягко сказала Элизабет, оказавшаяся рядом, когда он впервые серьезно задумался об этом странном феномене, — доктор сказал, что помимо физических повреждений, сильный удар от этого разряда испытала также твоя нервная система. Тем не менее, ты медленно, но верно поправляешься, Гарольд.

Значит, он поправляется. Что ж, пока удовлетворится этим.

— Как долго это продолжается? — спросил он.

— Почти четыре недели, — ответила Элизабет. Она улыбалась. — Ты действительно идешь на поправку, Гарольд. Что тебе показать сегодня?

— Давай посмотрим еще несколько подземных отсеков, — сказал Гарольд.

Астероид профессора Элстона тоже представлял собой изрядную головоломку. В Подземном Городе на Марсе и навигационной школе Полицейской Академии Системы к частным астероидам относились так же, как и на Земле. Курортные местечки, где живут только самые богатые и навороченные, которые поддерживают контакт с Землей постольку поскольку. По-видимому, владельцы частных небесных тел сознательно поддерживали такую репутацию. Элизабет рассказала, что она сама до того, как несколько лет назад не начала учиться в Солнечном Университете, не знала, что ныне астероиды выполняют ту же функцию, что земные монастыри и замки в средневековье. Они накапливали и хранили жизнь, знания и культуру, оберегая их от самых неистовых потрясений в виде войн и прочих катаклизмов. Астероиды надежно, сохраняли в себе то, что было утрачено или исчезало на прародине человечества, Земле, а хитроумные системы защиты делали их неприступными бастионами. Растения и животные на поверхности астероида образовывали живые заказники. В подземных отсеках чудес было еще больше. Во многих отношениях астероид функционировал как филиал Солнечного Университета, и к тому же функционировал независимо.

Все увиденное Гарольдом подтверждало правдивость рассказанной ему истории. Однако время от времени навигатора упорно посещала мысль, что картина все же остается неполной. Ему не давало покоя одно обстоятельство. Миниатюрная планетка хоть и представляла собой незначительную крупинку в пустыне космоса, все же по человеческим меркам была весьма обширна. При этом лишь малая ее часть использовалась, причем, использовалась довольно странно. В сердцевине астероида скрывались объемы, которые по уровню коммуникаций могли бы сойти за жилой район Подземного города на Марсе. Проведя последние восемь лет на межпланетном корабле, Гарольд невольно задумался о том, что если бы население астероида увеличилось даже в сто раз, он все равно не был бы перенаселен. Повсюду он натыкался на огромные хранилища культурных ценностей, и Элизабет любила бродить по ним, и Гарольд бродил вместе с сестрой, хотя сокровища литературы, искусства и тому подобное его не очень интересовали. Красивые вещи, конечно, но неживые.

Кроме того, были еще и исследовательские лаборатории. Один шаг в прозрачную капсулу, похожую на каплю дождевой воды, гладкое скольжение по извилистым коридорам, проход сквозь череду автоматических шлюзов, и вот она — лабораторная галерея. В каждой из лабораторий работало два-три, максимум четыре человека. И хотя ученые ожидали прихода гостя Элстонов, Гарольда, все равно представляли и почтительно показывали достопримечательности. Элизабет взирала на представленные проекты с вежливым интересом. А вот заинтересованность Гарольда стремительно росла.

— Некоторые из экспериментов, которые вы проводите, весьма небезобидны, — как-то заметил он в разговоре с Дереком Элстоном. Последнее время раненого перестали навещать периоды забытья.

Дерек покачал головой.

— Я их не провожу, — сказал он. — Это проекты Солнечного Университета и Полиции Системы. Они просто используют возможности астероида.

— Почему вы позволяете проводить их здесь?

Дерек Элстон пожал плечами.

— Ну, где-то ведь их нужно проводить. Если произойдет какая-нибудь ошибка в расчетах, наша защитная система сможет снизить ущерб и сократить человеческие потери.

Астероид действительно обладал необычайно мощной системой защиты. Настолько мощной, что трудно было представить, для каких мирных целей она могла понадобиться. Гарольд основательно ее изучил и вновь удивился.

— В Одиннадцатой, — заметил он как бы вскользь, — проектируют нечто вроде артиллерийского орудия, работающего от прямой энергии Солнца. Если что-то подобное было бы применено против вашего астероида, система защиты испытала бы серьезное потрясение.

Дерек внимательно посмотрел на навигатора.

— Полагаю, — небрежно спросил он, — вам не объясняли назначение этого устройства?

— Честно говоря, ваши ученые неохотно говорили об этом, — признался Гарольд, — но я как-то встретил нечто аналогичное за границами Системы.

— Представляю себе, сколько вы узнали там того, что далеко выходит за пределы программы навигационной школы.

Дерек почесал затылок, глубокомысленно изучая Гарольда.

— А попробуйте-ка догадаться, зачем подобные проекты проводятся на моем астероиде? В конце концов, я вынужден признать, что и Полиция Системы, и Солнечный Университет могли разместить их и в другом месте.

— У меня сложилось впечатление, — сказал Гарольд, — что причина тому — секретность. Эти проекты разрабатывают совсем не то, что может пригодиться частному астероиду.

— Верно, совсем не то. А вы, оказывается, наблюдательный молодой человек! Итак, есть отдельные люди, а есть человечество. Это не одно и то же. В этом веке земное человечество отступило на шаг и, по сути, существует на планете фрагментарно. И хотя люди живут и за пределами Системы, но они не составляют человечества.

— Вы хотите сказать, что человечество существует здесь?

— Да, здесь. В Солнечном Университете, в Полиции Системы, в таких крупных центрах, как Подземный город на Марсе. Все это различные формы одного и того же явления. Человечество, точнее, то, что от него осталось, находится здесь. Именно здесь оно сохранило себя в качестве наследника Земли и именно здесь вновь собирается с духом.

Гарольд задумался.

— Но зачем держать это в тайне? Почему не объявить об этом открыто?

— Потому что такое объявление отпугнет землян, а это опасно. Земля смотрит на внеземную Систему с нескрываемым раздражением. Однако там видят наше очевидное отсутствие организованности и целеустремленности, а также относительную малочисленность, поэтому мы не вызываем у землян беспокойство. Они знают, что потребуются колоссальные усилия, чтобы уничтожить нас, а мы, по их мнению, того не стоим. Поэтому земляне продолжают свои кровавые локальные конфликты, мини-войны и тому подобное, что, в конце концов, приведет к тому, что кто-то установит свою диктатуру. А в это время человечество Системы не особо интересуется намерениями Земли. Проекты, которые вы видели, лишь бледные копии других. По численности населения, по уровню технологий, по запасам сырья мы с каждым годом приближаемся к землянам. Даже сейчас я сомневаюсь, что всех ресурсов Земли хватит, чтобы серьезно помешать этому процессу, но в настоящий момент мы вынуждены скрывать мощь, которая у нас есть, и мощь, которую мы обретем в ближайшее время. Мы не хотим конфликтов с землянами. Некоторое время человечество деградировало, но потом, как бы отдельные люди ни сопротивлялись этому, оно начинают эволюционировать снова, как происходит такое всегда. Популяция вынослива. Подождем немного…

И этот разговор, решил Гарольд, был высшей степенью доверия. Ведь информация исходила от одного из лидеров Системы. Хотя Элизабет и Салли имели общее представление о ситуации, они ничего не знали о подоплеке. Профессор Элстон, очевидно, сделал ему предложение.

Лишь только навигатор подумал об этом, как в нем стало нарастать некое чувство, нечто вроде растерянности или замешательства. Элизабет, почувствовав, что с братом происходит непонятное, забеспокоилась.

Наступил следующий день. У Гарольда в руке снова была пушка, а в другой — три последних прозрачных шарика из дюжины, которые он подобрал как-то в одной из лавчонок еще за пределами Системы. Он подбросил их вверх, и они устремились вдоль ровной поверхности скалы. Когда траектория их полета устремилась вниз, навигатор выхватил пушку и трижды выстрелил. Каждый из шариков вспыхнул и испарился бесследно.

Он знал, что Дерек Элстон находится у него за спиной, поэтому засунул оружие в кобуру и обернулся.

— Отличные выстрелы, приятель! — заметил Дерек. — Мне не удалось развить меткость у себя, но всегда приятно наблюдать, как работают настоящие профессионалы.

Гарольд пожал плечами.

— У меня было время, чтобы попрактиковаться, и была мотивация.

— Не сомневаюсь, — Дерек вынул какие-то листы. — Это окончательные результаты медицинского и психологического освидетельствования. Судя по ним, состояние вашего здоровья пришло в норму. Хотите ознакомиться?

Навигатор покачал головой.

— Нет. Я уже двое суток назад узнал эту новость. — Он похлопал себя по карману, где лежала пушка. — Это была проверка.

Они мгновение изучали друг друга. Гарольда интересовало, а как теперь профессор заговорит о сокровенном? Элстоны были более чем щедрыми хозяевами, и Дерек гордился достижениями Системы. И у него имелись на то веские основания.

Но Гарольд путешествовал по звездам целых восемь лет. И, несмотря на крушение прежних планов и то безобразие, в конце концов, уничтожившее «Горделивую Сью», он нашел то, что искал. Система оказалась маленькой и убогой. Он не мог врасти в нее.

«Успокойся», — сказал он себе.

— Я не совсем уверен, чем буду заниматься дальше. Но я собираюсь вновь отправиться к звездам.

— Надеюсь на это! — быстро ответил Дерек.

— Я подумал, а поймете ли вы… в особенности Элизабет.

— Конечно, она поймет! Я пойму. Мы все поймем. — Дерек улыбнулся. — Но прежде чем вы скажете об отъезде, хочу показать вам еще один проект. Вы должны его оценить…

Мужчины прошлись коридором со стальными переборками. Массивный запор открылся сам собой при их приближении. Вспыхнул свет.

— Зайдите и полюбуйтесь! — пригласил Дерек. — Это наш третий командный пункт, откуда можно управлять механизмами астероида. Немногие догадываются о его существовании.

Гарольд посмотрел по сторонам. Сначала он пришел в восторг, потом испытал благоговение.

— Не возражаете, если я опробую? — спросил он.

— Не возражаю, вперед, мой друг!

Однажды, года два назад, он бывал в контрольной рубке самого большого новейшего и гордого внесистемного звездолета. То, что он видел тогда, меркло перед тем, что увидел сейчас. Его охватил зуд нетерпения.

— У вас есть соответствующий энергозапас, чтобы управиться с этим? — спросил он.

— У нас полно энергии.

— А куда направляется астероид?

— Я же вам говорил, что человечество еще не освоило внешние миры, но оно готово туда отправиться! И мы, на нашем астероиде, готовы. Внешние системы не будут знать о том, что мы с ними наравне, до тех пор, пока мы сами не скажем им об этом.

— Так, значит, этот астероид намерен двинуться к внешним системам?

— Нет, не этот. У нас остаются еще кое-какие функции, которые мы должны выполнять на своей орбите, но существуют другие астероиды и первый из них будет готов отправиться к звездам не позднее, чем через три месяца. Его обитатели хотят использовать опыт прожженное космического волка. Догадываетесь, о ком идет речь, капитан с внесистемным прошлым? Если это вас заинтересовало, то я могу доставить вас на этот астероид уже сегодня.

Гарольд глубоко вздохнул.

— Лучшего предложения я не получал в жизни!

На крючке ^{(рассказ)}

Барни Чард, тридцатисемилетний финансист, предприниматель, иногда шантажист, иногда аферист, человек весьма компетентный во всех вышеперечисленных видах противозаконной деятельности, стоял на шатких деревянных мостках, щурясь на послеполуденное солнце в ожидании, пока его нынешнему потенциальному клиенту надоест делать вид, что ему интересно ловить рыбу.

Клиента, находящегося здесь же, на мостках, с удочкой в руке, звали Оливером Б. Мак-Алленом. Это был удалившийся на покой доктор физики, хотя на самом деле покой можно было считать относительным. Лет десять назад он был одним из лучших специалистов в стране в своей области. Сейчас, одетый в то, что он сам условно называл «рыболовным костюмом» и что делало его похожим на престарелого бродягу, Оливер потенциально являлся одним из самых богатых людей в стране. В свое время он сделал некое секретное изобретение, которое назвал «Труба Мак-Аллена». Именно из-за этой «Трубы» Барни Чард и приехал его повидать.

Доктор Мак-Аллен то поднимал, то мягко опускал удочку, прищуренно глядя на спокойную гладь воды. Он, по-видимому, был озабочен какими-то соображениями, никак не связанными со столь здоровым видом спорта. У этого человека явно имелся какой-то пунктик. Изобретение, подумал Барни, оказалось сильнее своего изобретателя. Мак-Аллен побаивался своей «Трубы» и на повестке дня у него сейчас должен маячить тот неоспоримый факт, что тайну мак-алленовской «Трубы» можно сохранить не иначе как в сотрудничестве с Барни Чардом. У Барни имелись свидетельства ее реального существования, но они не были ему нужны. Разбрасывая соответствующие намеки то там, то сям, можно было свести на нет все предосторожности Мак-Аллена, которые он искусно создавал на протяжении двенадцати лет.

Следовательно, Мак-Аллену необходимо было поразмыслить о том, каким образом заставить мистера Чарда молчать.

Однако Барни дал старому ученому еще один повод для размышлений. Мистер Чард, человек широкого кругозора, отнюдь не случайно производил на него впечатление широко раскрытого денежного мешка. Изящные манеры, строгий, но дорогой костюм, «роллекс» в платиновом корпусе… а Мак-Аллену требовались деньги до зарезу. Он и сам когда-то был довольно богат, но с тех пор как отказался от эксплуатации коммерческого потенциала своей «Трубы», работа над ней проедала остатки его состояния. По крайней мере, этим, как установил Барни, объяснялось внезапное обнищание Мак-Аллена. Старик месяцами сидел на бобах.

Следовательно, мысли Мак-Аллена должны были опять-таки пойти в том направлении, что нужно не только упросить мистера Чарда молчать, но и заставить его оказать некоторую финансовую поддержку. А что в этой ситуации может предложить физик взамен, кроме своей «Трубы»? Барни внутренне ухмыльнулся, кидая окурок сигары в бледно-янтарную воду. Хорошая марка говорит сама за себя. Вежливое молчание — вот и все, что сейчас необходимо. Он зажег еще одну сигару, с умеренным любопытством прикинув, в каком штате находится маленькое озерцо, на воды которого они сейчас смотрят. Висконсин, Миннесота, Мичиган казались одинаково вероятными. Однако значение имело лишь то, что полчаса назад «Труба Мак-Аллена» переместила их в мгновение ока сюда из дома физика в Калифорнии.

Доктор Мак-Аллен глубокомысленно откашлялся.

— Любите рыбалку, мистер Чард? — спросил он. Придя в себя после первого шока, вызванного откровениями Барни, он снова стал говорить в своей обычной краткой, отрывистой манере, которую Барни запомнил, когда слышал его голос последний раз.

— Нет, — с улыбкой признался Барни, — все как-то недосуг.

— Слишком заняты, да?

— То одно, то другое, — согласился Барни.

Мак-Аллен вновь откашлялся. Он был пухлым бодрячком, хотя ему было за семьдесят, цветущего вида, щеки румяные, как яблоки, загорелое лицо. Выцветшие голубые глаза задумчиво взирали на Барни поверх очков в стальной оправе.

— Вам ведь лет тридцать пять, верно?

— Тридцать семь.

— Женаты?

— Разведен.

— Какие-нибудь хобби?

Барни рассмеялся:

— Немного играю в гольф, но не занимаюсь этим серьезно.

Мак-Аллен прищелкнул языком.

— А что вы делаете для развлечения?

— О, я бы сказал, мне нравится почти все, чем я занимаюсь.

Барни любезно улыбнулся, ощущая, как внутри него растет настороженность.

Он ожидал, что Мак-Аллен будет задавать вопросы, но ведь не такого же рода.

— Главным образом — зарабатывать деньги, да? Ну что ж, неплохое хобби, — одобрил он. — Очень практичное. Я… уф! Момент…

Кончик хрупкой удочки в руке слегка кивнул, и в двадцати метрах от края мостков начал подрагивать зеленый с белым поплавок. Затем поплавок исчез. Мак-Аллен быстрым, ловким движением приподнял свой конец удочки на полметра вверх и замер.

— На крючке! — наконец объявил он, сияя детской улыбкой.

Рыба на конце удилища не особенно сопротивлялась, но старик мотал леску необычайно медленно и аккуратно, иногда отматывая немного обратно, чтобы потом вновь смотать. Казалось, что доктор полностью захвачен этим занятием. Пока рыба не показалась в непосредственной близости от мостков, на поверхности воды не было заметно ни малейшего волнения. Затем Мак-Аллен опустился на колено, высоко держа удочку одной рукой, а другой вычерпнул подсачником свой улов. Барни мельком увидел ничем не примечательный зеленовато-серебристый блин с красными лягушечьими глазками.

— Очень милый краппи, — сообщил он, широко улыбаясь, — а теперь…

Мак-Аллен положил удочку на мостки и потянулся вниз рукой. Раздались шлепки рыбьего хвоста по воде. Краппи вильнул плавником еще несколько раз на прощанье, и был таков.

— Ушел! — воскликнул Барни раздосадованно.

— А что, нельзя? — оглянулся Мак-Аллен. — Ну, уж нет, молодой человек, это я дал ему уйти. Он неплохо сидел на крючке. У краппи очень чувствительные губы, но я пользуюсь специальными затупленными крючками, чтобы оставить ему отличные шансы выжить.

Он встал вместе с удочкой, отряхивая песок с мешковатых штанов.

— Все равно у меня полно рыбы к столу, — добавил он.

— Вам, наверное, нравится это занятие? — с любопытством спросил Барни.

С серьезностью искреннего приверженца рыбной ловли Мак-Аллен посоветовал ему тоже изведать ее прелесть.

— Это захватывает. Причем, до такой степени, что может стать образом жизни. Я начал ловить рыбу примерно тогда же, когда пошел под стол пешком. Три года назад я решил, что накопил достаточно опыта, чтобы написать об этом книгу. Моя книга вызвала много споров, причем споров очень серьезных. Я бы сказал, гораздо более серьезных, нежели те, что вызвал любой из опубликованных мною трудов по физике.

Он мельком взглянул на Барни и продолжил на полном серьезе:

— Говорил же вам, что, окунув в воду удочку, я, как следует, успокоюсь после огорчения, которое вы мне доставили. Так и вышло, рыбалка — отличная терапия, насколько мне известно. Я тут подумал немного. Возможно, мне и будет интересно ваше предложение… но хотелось бы поговорить с вами о «Трубе», мистер Чард, а также еще о некоторых вещах.

— Необычайно рад это слышать, доктор, — торжественно произнес Барни. — Поверьте, мне искренне жаль, что я вас расстроил.

Мак-Аллен пожал плечами.

— Ничего страшного. Вы подали мне парочку ценных идей. Поговорим прямо здесь, — он указал на открытую всем ветрам ветхую лачугу на берегу. — Я не уверен, что Калифорния — подходящее для этого место. Поэтому и предложил вам небольшое путешествие.

— Полагаете, ваш слуга — не вполне надежный человек?

— Это Фредерикс ненадежный? О, господи, нет! Конечно, он знает о «Трубе», но Фредерикс привык к тому, что я все время что-нибудь изобретаю. Он со мной уже сорок лет.

— Сегодня, в начале нашей беседы, — заметил Барни, — он подслушивал.

— Да, это на него похоже, — согласился Мак-Аллен. — Он всегда очень интересуется теми, кто приходит ко мне. А с другой стороны… нет, дело просто в том, что в наши дни, когда подслушивающие устройства столь совершенны, никогда нельзя быть уверенным, что вас не подслушивают.

— Совершенно верно, — Барни бросил беглый взгляд на кабину. — А почему вы уверены, что в этом месте нас не подслушают, доктор?

— Здесь это никому не нужно, — сказал Мак-Аллен и обвел рукой вокруг. — Все это зарегистрировано не на мое имя. Ближайший сосед живет напротив, через озеро. Я никогда не прихожу сюда иначе, как через «Трубу», и потому не привлекаю ничьего внимания.

Он вернулся по мосткам на берег. Барни Чард последовал за ним, вперив задумчивый взор в основание загорелой шеи Мак-Аллена и растрепанные метелки седых волос, выбившихся из-под рыболовной шапочки с козырьком. Барни умел в точности определять склонность к физическому насилию у людей, с которыми имел дело. Он был решительно убежден, что ни Мак-Аллен, ни Фредерикс, престарелый мулат, выполняющий всю работу по дому, не обладают агрессивностью. Однако правая рука Барни небрежно скользнула в карман, и теперь покоилась на револьвере двадцать пятого калибра. В конце концов, ситуация была весьма необычной. Человеческий же фактор, как таковой, был предсказуем. Этот фактор и был специальностью Барни. Однако здесь с ним было связано нечто совершенно неведомое — «Труба Мак-Аллена».

Когда дело касалось его личной безопасности, Барни Чард предпочитал не рисковать.

Стоя на верхней ступеньке стертой деревянной лесенки, ведущей в лачугу, он вновь взглянул на озеро. Ему показалось, что в этой громаде неподвижной воды, освещенной с запада садящимся багровым светилом, есть что-то нереальное. Не то что он так чувствовал, но еще меньше часа назад они сидели в доме Мак-Аллена в Южной Калифорнии, и за окном, затененным оливковыми деревьями, бил в глаза яркий полдень.

— Но я не могу… я и, правда, не представляю… — доктор Мак-Аллен перестал запинаться, и его лицо по другую сторону стола приобрело выражение тщательно скрываемого смятения, — что могло вас заставить придти к столь… столь экстраординарным выводам, молодой человек?

Барни покровительственно улыбнулся, откидываясь на спинку стула.

— Ну, косвенно, сэр, как показывают фотографии, можно сказать, что всему виной ваша страсть к рыбалке. Видите ли, в прошлом месяце я случайно заметил вас на Майорке…

Сама по себе случайная встреча на острове представляла умеренный интерес. Барни скорчился за рулем какого-то древнего автомобильчика рядом с частным домом, в коем происходили некие перспективные деловые переговоры. Случилось так, что обсуждаемое дело было затеяно Барни, однако личное присутствие там он счел нецелесообразным. В ожидании, пока его помощники уладят все необходимые формальности, он коротал время, наблюдая за пожилым толстяком, который удил рыбу из маленькой лодки примерно в сотне метров от берега. Через некоторое время старик втащил лодку на берег и, спустя несколько минут, появился в дальнем конце маленькой пустой улочки, неся в одной руке снасти, в другой — холщовый и, по-видимому, пустой мешок. В таком виде он имел оплошность прошлепать мимо автомобильчика с его водителем. В это время Барни осенило: он мгновенно узнал старика, и волны памяти отнесли его на двенадцать лет назад.

Доктор Оливер Мак-Аллен. Тогда, двенадцать лет назад, это имя много значило в науке, но затем оно было не то чтобы забыто, а скорее сознательно предано забвению. Работая над важным правительственным заказом в одном крупном университете, Мак-Аллен вдруг неожиданно и без особой шумихи подал в отставку. Барни, имевший финансовый интерес в одном из университетских договоров, навел справки. В случае, если Мак-Аллена отстраняли от работы, он терял почти все свои деньги. Вскоре ему строго конфиденциально сообщили, что доктор Мак-Аллен скрылся. Под маркой некоего заблуждения, а именно, совершенного им будто бы открытия колоссальной важности, ученый убедил руководство устроить публичный эксперимент. После того, как демонстрация закончилась полным провалом, Мак-Аллен гневно обвинил некоторых из своих коллег в том, что они саботировали его изобретение, и покинул университет. Дабы защитить честь учебного заведения, дело замяли.

Ага, значит, далекая Майорка стала тем местом, где сбившийся с пути физик решил провести остаток своих дней! Глядя на удаляющуюся фигуру, Барни подумал, что, в конце концов, выбор старика не так уж плох. Приятный остров в красивом море — он вспомнил, что слышал о пристрастии Мак-Аллена к крючкам и лескам.

Днем позже, когда майоркское дело благополучно завершилось, Барни улетел обратно в Лос-Анджелес. В тот вечер он собирался развлечься в компании парочки загорелых фигуристых девиц, чьи представления о первоклассном отдыхе состояли в том, чтобы пить всю ночь, а на заре выйти в море прокатиться под парусом. Барни внутренне поежился, представляя себе последнее, но пообещал доставить спортсменок на муниципальный пирс Сладкого пляжа вовремя, чтобы нанять какую-нибудь прогулочную лодчонку. Барни сдержал обещание. Одна из девушек, как заметил он не без удовлетворения — к утру ему пришлось немного подустать от обеих — трепетно позеленела, усаживаясь в плавно покачивающееся у причала суденышко. Барни дружески помахал подружкам на прощанье и уже собирался уходить, как вдруг заметил среди прочих удильщиков пухлого старика, торопливо собирающего снасти на корме своей лодки. Барни пригляделся и несколько раз удивленно моргнул. Перед ним вновь предстал ни кто иной, как Оливер Б. Мак-Аллен.

На этот раз прошла почти целая минута, прежде чем он окончательно уверился, что не ошибся. Мак-Аллен не то что не мог сидеть в этой лодке, но все же казалось совершенно невероятным, что он там сидел. Мак-Аллен ни в малейшей степени не был сейчас похож на человека, которому совершить перелет из Средиземноморья в Калифорнию раз плюнуть. Затем Барни почувствовал, что какая-то смутная идея кружит в боковых коридорах лабиринта его сознания, отказываясь вылезти на свет божий.

Ему удалось ее осознать, когда прогулочная лодка отчалила в море. Он улыбнулся тому, что показалось причудливой шуткой, которую сыграло с ним его бессознательное воображение, и направился к автомобильной стоянке. Но когда он забрался в машину, включил зажигание и зажег сигарету, идея все еще кружила в подсознании, но Барни уже не улыбался. Это было удивительно, невероятно, но, строго говоря, возможно. Чем дольше он раздумывал, тем больше ему казалось, что его идея не стоит выеденного яйца. Однако если в этом что-то было, то он стоял на пороге величайшей сделки в истории.

Затем Барни осознал, что не взялся бы за это дело, если бы не обстоятельства, не имевшие к Мак-Аллену никакого отношения. В данный момент он не был занят ни в одной серьезной операции. Ему нечем было себя занять. Более того, совсем недавно выяснилось, что обычные финансовые махинации ему приелись. Радость от проталкивания очередной сделки, даже если она означала победу над каким-нибудь столь же предприимчивым собратом, за последнее время здорово потускнела. Барни Чард был несколько встревожен этим явлением, поскольку биржевая спекуляция была единственным, что его интересовало в жизни. Роль пресыщенного плейбоя была хороша только тогда, когда нужно было убить немного времени. В свои неполные сорок он осознал, что жизнь порядком опротивела, и это ему не нравилось.

В Мак-Аллене же Барни увидел нечто, что поможет возродить в нем былой энтузиазм. Возможно, это лишь плод его разбушевавшегося воображения, но в проверке не было особого вреда. Одолеваемый этими приятными, хоть все еще весьма скептично зудящими размышлениями, он вернулся на лодочную станцию и спросил, когда вернется прогулочная лодка.

Он дожидался несколько часов, пока она не подошла с пыхтением к причалу. Он никогда не имел дела с Мак-Алленом напрямую, так что старик не мог его узнать. Просто не хотелось, чтобы его заметили те две амазонки, которые почувствовали, что освежились достаточно для того, чтобы совершить новый набег на бары.

Опасения его оказались безосновательными. Юные леди еле поднялись на пирс, вызвали такси и пропали с глаз долой. Тем временем доктор Мак-Аллен тоже куда-то позвонил и уселся ждать прямо рядом с Барни. Вскоре к пирсу подъехала меленькая серая машина лет пяти-шести от роду, но чистенькая и ухоженная. Она остановилась у поворота на лодочную станцию. Старый худощавый негр с волосами седыми, как у доктора, открыл дверцу перед Мак-Алленом. Машина неспешно удалилась.

Вскоре по автомобильному номеру Барни установил калифорнийский адрес доктора Мак-Аллена. Физик жил на Сладком пляже, в пятнадцати минутах езды от пирса, в старом доме в испанском стиле на холме. Шофера звали Джон Эммануэль Фредерикс, он работал у Мак-Аллена бог знает сколько времени. Больше в доме никто не жил.

Барни не стал утруждать себя выяснением подробностей относительно резиденции на Сладком пляже. Агентства, в которые он обычно обращался с целью прояснить чью-либо подноготную, работали умеренно надежно, но он не хотел привлекать излишнего внимания к своей заинтересованности доктором Мак-Алленом.

В тот же вечер он вылетел в Нью-Йорк.

Университетский приятель Барни физик Фрэнк Элби был старше его на пять лет. Элби был честолюбив, талантлив и время от времени поставлял Барни конфиденциальную информацию, за которую тот его щедро вознаграждал. За ланчем Барни намекнул ему на некое деловое предложение, за которое они оба могут отхватить приличный куш и которое не причинит чересчур серьезных угрызений совести Элби. Последний подумал немного и согласился его рассмотреть. После этого разговор приобрел общий характер. Наконец Барни заметил:

— Наткнулся как-то на старого знакомого из былых времен. Помнишь Мак-Аллена?

— Оливера Б. Мак-Аллена? Конечно. Много лет ничего о нем не слышал. Чем он занимается?

Барни сказал, что видел старика мельком, но не разговаривал с ним. Но был уверен, что это был именно Мак-Аллен.

— Где это было? — спросил Элби.

— На Сладком пляже, в маленьком городке на побережье.

\Элби кивнул:

— Должно быть, это точно Мак-Аллен, раньше он там жил.

— Выглядит здоровым и цветущим. Ведь попечители не отправили его в сумасшедший дом после того, как он свалил на пенсию, верно?

— Да нет! Незачем было. Помимо того случая с этим сумасбродным изобретением, он вел себя совершенно нормально. Кроме того, он мог нанять юристов и опротестовать подобные поползновения. У него была куча денег, да и огласки никто не хотел. Мак-Аллен всегда был таким милым бодрячком.

— Университет никогда не думал о том, чтобы пригласить его снова?

Элби рассмеялся.

— Ну, это вряд ли. В конце концов, можешь себе представить, он на полном серьезе утверждал, что создал телепортатор материи!

Барни почувствовал, что его прямо-таки пронзило от клокочущей радости. Ух, ты, это ж надо! Прямо в точку, братец Чард! Прямо в точку.

Он улыбнулся.

— И на что это было похоже? Мне никто не рассказывал об этом подробно.

Элби сказал, что, по словам тех немногих, кто мог рассказать об этом подробно, та пресловутая неделя демонстрации «величайшего мыльного пузыря» была похожа на настоящий цирк. Репутация Мак-Аллена на тот момент была такова, что тех, кто был склонен ему верить, особенно среди сотрудников его кафедры, оказалось гораздо больше, чем тех, кто впоследствии готов был подтвердить свою веру.

— Когда он хлопнул дверью, знаешь, он даже не потрудился забрать с собой свой «телепортатор», прибор разобрали и проверили так тщательно, словно надеялись, что он вдруг заработает. Но это изобретение, конечно, оказалось чем-то вроде философского камня. У старика просто съехала крыша.

— А до этого Мак-Аллен отличался странностями?

— Нет, об этом ничего не слышал, за исключением того, что еще за несколько месяцев до того, как выставить пресловутый агрегат на всеобщее обозрение, он многозначительно намекал на свой вклад в мировую науку, — равнодушно сказал Элби.

Разговор плавно перешел на другие темы.

Дальнейшее представляло несложную процедуру. Небольшой коттедж на Майорке, почти у самой береговой линии, оказался зарегистрированным на имя Мак-Аллена. Его ликвидные активы, по-видимому, оказались исчерпанными гораздо сильнее, нежели активы Джона Эммануила Фредерикса, отдававшего предпочтение тому же банку, что и его работодатель. На протяжении последних лет со счетов часто снимали непомерно большие суммы. Подобные операции трудно было объяснить логически, ибо Мак-Аллен отличался поистине спартанскими привычками, даже его рыболовные экскурсии носили откровенный отпечаток ограниченности в средствах. По всей видимости, у него была некая причина на столь скромную жизнь в средиземноморском изгнании, а не потакание своей прихоти.

Барни арендовал себе бунгало на окраине Сладкого пляжа, чуть выше по холму, на котором разместился дом, где жили Мак-Аллен и Фредерикс. Оттуда открывался прекрасный вид на их резиденцию и вход в нее с улицы. Сам он никогда близко не подходил к дому в испанском стиле. Сотрудники детективного агентства из Лос-Анджелеса несли непрерывную караульную службу в бунгало, получив приказ фотографировать двух пожилых мужчин из старого дома, а также всех их посетителей, кто бы они ни были, с указанием точного времени съемки. По истечении каждых суток фотографии отсылались на определенный адрес, откуда попадали в руки Барни.

Европейское агентство, независимо от американских коллег, оказывало коттеджу на Майорке сходное внимание.

Прошло около четырех недель, прежде чем Барни получил необходимые результаты. Он отозвал наблюдение из обоих пунктов и на следующий день прошелся пешком до двери дома Мак-Аллена и нажал кнопку старомодного звонка. Появился Джон Фредерикс, внимательно изучил визитную карточку Барни, а также самого Барни, и сообщил с видом легкого неодобрения, что доктор Мак-Аллен посетителей не принимает.

— Именно так мне и говорили, — со всевозможной приятностью признался Барни. — Не будете ли вы так любезны передать доктору вот это.

Белоснежные брови Фредерикса поднялись в безмятежном изумлении, когда он взглянул на запечатанный конверт, который протягивал Барни. Мгновение посомневавшись, он принял предложенное, приказал Барни подождать и твердой рукой закрыл дверь.

Прислушиваясь к удаляющимся шагам, Барни зажег сигарету и с удовлетворением отметил, что его руки спокойны, словно это был самый обычный из визитов. В конверте лежали два комплекта фотографий, с указаниями дат и времени суток. Даты в обоих комплектах были одинаковы и, судя по записям, были сделаны с интервалом около пятнадцати минут. Центральной фигурой на этих фотографиях почти всегда был Мак-Аллен, иногда в сопровождении Фредерикса. Один комплект был снят на Майорке, другой — на Сладком пляже, у дома Мак-Аллена.

Два старика были документально уличены в том, что, если не считать пилотов космических ракет, являются самыми быстро передвигающимися людьми в истории человечества.

Прошло несколько минут, прежде чем Фредерикс появился снова. С лицом, окончательно утратившим все следы монументального отчуждения, он пригласил Барни войти, после чего проводил в кабинет Мак-Аллена. Фотографии были разбросаны веером на столе перед ученым. Он указал на них широким жестом.

— Что все это значит, сэр, если это вообще что-нибудь значит? — спросил он резким дрожащим голосом.

Барни преодолел сомнения, связанные с присутствием Фредерикса в холле. Однако Фредерикс, очевидно, был доверенным лицом Мак-Аллена, и то, что он подслушивает, не играло никакой роли.

— Это значит, доктор, — дружелюбно начал Барни и подробно объяснил Мак-Аллену что это значит. Мак-Аллен два-три раза пытался возразить, но затем предоставил Барни возможность завершить краткое, но выразительное описание тех мер, что были предприняты им в поисках подтверждения той бредовой догадки, что осенила его на пирсе. Спустя несколько минут Барни услышал, как шаги Фредерикса удаляются, как где-то мягко закрылась дверь, и он слегка переменил позу, чтобы все время видеть вход. В правом кармане у него находился маленький револьвер. Даже теперь Барни был уверен, что Мак-Аллен или Фредерикс не попытаются прибегнуть к грубому насилию; но когда люди так сильно встревожены, а Мак-Аллен был весьма встревожен, всякое может случиться.

Когда Барни закончил свой рассказ, Мак-Аллен снова уставился на фотографии, потряс головой и перевел взгляд на посетителя.

— Если не возражаете, — произнес он, часто мигая за толстыми стеклами очков, — мне хотелось бы немного подумать.

— Разумеется, доктор, — с изысканной любезностью откликнулся Барни. Мак-Аллен откинулся на спинку стула, снял с носа очки и прикрыл глаза. Барни окинул взглядом интерьер. Обстановка в доме была именно такова, как он и предполагал — старая, почтенная, порядком обветшавшая. Единственным, более-менее, новым предметом в кабинете был радиофонограф. Стены кабинета и той части гостиной, что была видна через маленькую арку, были от пола до потолка уставлены набитыми до отказа книжными стеллажами. В дальнем конце гостиной расположилась довольно любопытная коллекция часов всевозможных типов и размеров, по большей части — старинных, среди которых можно было увидеть несколько металлических модернистских творений. Бреши в стройных рядах могли означать, что Фредерикс уже начал потихоньку избавляться от наименее ценных экземпляров в интересах своего хозяина. Наконец Мак-Аллен откашлялся, открыл глаза и водворил очки на место.

— Мистер Чард, — торжественно поинтересовался он, — вы имеете какое-нибудь отношение к науке?

— Нет.

— Тогда, — продолжал Мак-Аллен, — позвольте предложить вам вопрос: каков ваш интерес во всем этом? Возможно, вы захотите объяснить, зачем вы пошли на столь значительные расходы, если хотите всего лишь вмешаться в мои личные дела-Барни одолевали сомнения.

— Доктор, — сказал он, — неразгаданная загадка — это сущее мучение. По счастливой случайности у меня имеются финансовые возможности для утоления любопытства, когда оно заходит так далеко, как в данном случае.

Мак-Аллен кивнул.

— Любопытство — это понятно. И это ваш единственный мотив?

Барни подарил потенциального клиента самой обезоруживающей из своих улыбок:

— Откровенно говоря, нет. Я уже говорил, что я — бизнесмен…

— Ну и..? — хмуро откликнулся Мак-Аллен.

— Не поймите меня неправильно. Первое, что пришло мне в голову — это неоспоримый факт, что людей, желающих перемещаться вашим образом, миллионы. Однако расследование прояснило для меня еще кое-что.

— Что именно?

— Главным образом то, что, по-видимому, у вас имеются достаточно серьезные причины все эти годы держать свое изобретение в секрете, так что вы даже предпочли пожертвовать своим финансовым положением и поставили на себе крест и как на ученом, и как на человеке.

— Мне представляется, — мягко возразил Мак-Аллен, — что я не ставил на себе никаких крестов, ни как на ученом, ни как на человеке.

— Да, конечно, но с точки зрения общества вы сделали и то, и другое.

Мак-Аллен улыбнулся:

— Ваша стратегия была убедительна, но только до сего момента. Очень хорошо, мистер Чард. Теперь вы ясно понимаете, что ни при каких обстоятельствах я не соглашусь на коммерциализацию моего… ну да, моего телепортатора материи!

Барни кивнул.

— Конечно.

— И вы по-прежнему заинтересованы иметь со мной дело?

— Очень.

Мак-Аллен помолчал немного, в задумчивости покусывая нижнюю губу.

— Очень хорошо, — повторил он. — Вы говорили о моем пристрастии к рыбной ловле. Возможно, вы согласитесь составить мне компанию в небольшой рыбалке?

— Сейчас? — спросил Барни.

— Да, сейчас. Полагаю, вы понимаете, что я имею в виду… Вижу, что понимаете. Тогда, если позволите, я покину вас на несколько минут…

Барни не мог сказать точно, что он ожидал увидеть. Его мозг будоражило видение тщательно замаскированного бункера где-нибудь на задворках дома Мак-Аллена — этакое подземелье с массивными стенами, где титанической мощности генераторы приводят в действие рычащий телепортатор материи… и, возможно, нечто вроде водолазного колокола из пластика — в качестве непосредственного инструмента телепортации.

На самом деле все было совершенно иначе. Мак-Аллен вскоре вернулся, переодевшись в свой, уже знакомый Чарду, выходной костюм, очевидно, действительно намеревался удить рыбу. Барни прошел за старым физиком в гостиную и увидел, как тот открыл в стене компактный, но прочный сейф. Прямо за дверцей сейфа в стену была вмонтирована открытая панель управления.

Всматриваясь в нее поверх очков, Мак-Аллен аккуратно набрал какие-то данные на двух одинаковых маленьких дисках, затем захлопнул и запер сейф.

— Теперь, если вы последуете за мной, мистер Чард…

Он пересек комнату, открыл дверь и вышел. Барни последовал за ним в маленькую комнату с грубой обстановкой и крашеными деревянными стенами. Единственное окно было плотно занавешено, в комнате царил полумрак.

— Вот мы и приехали, — объявил Мак-Аллен.

Понадобилось несколько секунд, чтобы до Барни дошел смысл его слов. Затем, ощущая зловещее покалывание в голове, Барни заметил, что стоит гораздо дальше от стены, чем было раньше. Он оглянулся и обнаружил, что позади него нет никакой двери, ни открытой, ни закрытой.

Не без труда он сложил трясущиеся губы в кривую ухмылку.

— Так вот как работает ваш телепортатор материи!

— Ну, — глубокомысленно заметил Мак-Аллен, — конечно, это никакой не телепортатор. Я назвал свой прибор «Трубой Мак-Аллена». Даже любой дилетант должен понимать, что невозможно разобрать живой организм в одной точке пространства, собрать его в другой и ожидать при этом, что жизнь не оборвется. А ведь существуют и другие трудности…

— Где мы? — спросил Барни. — На Майорке?

— Нет. Мы не покидали родной континент, просто переместились в другой штат. Можете выглянуть в окно и убедиться.

Мак-Аллен отвернулся к встроенному шкафу, и Барни отодвинул занавески на окне. Снаружи виднелся покатый склон, покрытый некошеной травой, пожелтевшей под летним солнцем. Склон круто спускался к тихой озерной бухточке, окаймленной темными стволами сосен. Поблизости не было ни души, но вглубь озера вели невысокие деревянные мостки. У дальнего конца мостков тихо поскрипывала на привязи старая весельная лодка. И было совершенно очевидно, что полдень здесь давно прошел, ибо день угасал, плавно перетекая в вечер.

Барни повернулся, ожидая поймать на себе мягкий, изучающий взгляд Мак-Аллена, и увидел, как старик вытащил на стол коробочку со снастями и складную удочку.

— Ваше открытие обеспокоило меня гораздо больше, чем вы можете предположить, — извиняющимся тоном заметил Мак-Аллен. Его губы попытались изобразить тень улыбки. — В таких случаях я не знаю утехи лучше, чем ненадолго забросить крючок. Мне нужно кое-что спокойно обдумать. Пойдемте к мосткам. Там в садке должно было остаться немного наживки.

Когда некоторое время спустя они вернулись в лачугу, вид у Мак-Аллена был задумчив и грустен. Он поставил на плиту кофейник в маленькой кухоньке, затем быстро почистил и спрятал снасти. Барни сидел за столом, курил, наблюдал за ним, но не пытался завязать разговор.

Мак-Аллен налил кофе, придвинул поближе сахар и сухое молоко и уселся напротив Барни. Внезапно он спросил:

— Ну что, молодой человек, не хотите поделиться своими догадками по поводу, почему мне приходится держать в секрете свое чудо-юдо?

— Да, — ответил Барни, — точнее, у меня были подозрения, но только когда это произошло на самом деле, — он слабо махнул рукой в направлении стены, из которой они, по-видимому, шагнули на свет божий, — я пришел к определенным выводам.

— Да? — глаза Мак-Аллена внезапно сузились. — Каким же?

— Таким, что вы изобрели нечто совершенное.

— Совершенное? — эхом откликнулся Мак-Аллен. — Хм, продолжайте.

— Эта штуковина жрет не слишком много энергии, верно?

— Верно, — сухо сказал Мак-Аллен, — если вы имеете в виду ту энергию, за которую платят.

— Вот-вот. «Трубу Мак-Аллена» можно растянуть до любой точки Земли?

— Думаю, да.

— И вы финансировали постройку этой установки самостоятельно. Она сравнительно дешева. Если вдруг произойдет утечка информации, и кто-то сварганит машинку, подобную вашей, еще неизвестно, кто материализуется в вашем доме? Да еще в любое время, верно? И с какими намерениями?

— Это, — кивнул Мак-Аллен, — основная часть проблемы.

Барни нервно смял сигарету, зажег новую и выпустил тонкую струйку дыма.

— В сложившихся обстоятельствах, — заметил он, — вызывает сожаление тот факт, что вы не в состоянии дать задний ход, то есть закрыть эту штуковину обратно, ведь так?

Мак-Аллен немного помолчал.

— Итак, об этом вы догадались тоже, — сказал он наконец. — Так в чем я ошибся?

— Этого я не знаю, — сказал Барни, — но вы делали все возможное, чтобы мир не узнал о «Трубе Мак-Аллена». В то же время она у вас работает, и кто-то, рано или поздно, заметит, как это сделал я, что происходит нечто необъяснимое. Это всего лишь вопрос времени. И, похоже, ваши надежды на эту штуковину не оправдываются.

Мак-Аллен угрюмо кивнул.

— Именно так, — сказал он. — Именно так, мистер Чард. Не то, чтобы совсем не оправдываются, однако…

Он сделал паузу.

— Когда я впервые запустил аппарат, — сказал он, — то направлял его всего на две точки пространства. Обе расположены в моих личных владениях. Это большая удача, что так случилось.

— Эта лачужка и то место на Майорке?

— Да. Главная операционная станция «Трубы» надежно спрятана в моем доме в Калифорнии. Однако пришлось установить кое-какие контрольные устройства во всех точках выхода, чтобы можно было вернуться обратно. Сами понимаете, нелегко было бы сохранить их тайну где-нибудь в общественном месте… М-да. Я не догадывался об установке этих устройств, пока не сравнил результаты реальной эксплуатации «Трубы» с теоретическими расчетами. Обнаружился один неучтенный фактор. Короче говоря, выяснилось, что я не могу, выражаясь вашим языком, закрыть «Трубу» обратно. Это неминуемо приведет к необычайно разрушительным последствиям в трех различных точках земного шара.

— Взрывы? — предположил Барни.

— Ну-у, — с сомнением протянул Мак-Аллен, — скорее, направленные вовнутрь взрывы, так будет точнее. Более точного термина в нашем языке не существует, и я предпочел бы, чтобы он там и не появился, по крайней мере, до тех пор, пока я жив. Теперь вам понятна дилемма, перед которой я оказался поставлен? Если я попрошу о помощи, мне придется объявить о существовании «Трубы». Как только станет известно о ее существовании, моя разработка может быть продублирована. Как вы правильно заметили, мою «штуковину» не слишком трудно воспроизвести. И даже если бы удалось решить все нынешние проблемы, «Труба Мак-Аллена» все равно останется слишком опасной игрушкой, чтобы позволить ей распространиться в современном мире.

— Думаете, возникшие проблемы можно решить?

— О да, — Мак-Аллен размашисто снял очки и помассировал верхние веки. — Это действительно лишь вопрос времени. Поначалу я думал, что смогу все уладить в три-четыре года. К сожалению, я сильно недооценил расходы по некоторым необходимым экспериментам. Поэтому все так сильно затянулось.

— Понятно. Я все думал, — признался Барни, — почему такой человек как вы, у которого в голове вертятся такие ошеломительные идеи, проводит столько драгоценного времени за рыбалкой.

Мак-Аллен невесело ухмыльнулся:

— Вынужденная праздность. Все эти заморочки выводили меня из себя, мистер Чард. Мне приходилось продвигаться в своем деле, экономя буквально на всем, а значит — чрезвычайно медленно.

— Если бы не недостаток средств, как скоро можно наладить дело?

— За год, может быть, за два. — Мак-Аллен пожал плечами. — Трудно сказать совершенно точно, но не больше двух лет.

— И сколько для этого потребуется?

Мак-Аллен задумался.

— Боюсь, миллион — это нижний предел. Скорее всего, понадобится около полутора миллионов.

— Доктор, — твердо сказал Барни, — я хочу сделать вам одно выгодное предложение.

Мак-Аллен посмотрел на него внимательно.

— Вы хотите профинансировать мои эксперименты, мистер Чард?

— В обмен, — ответил Барни, — на некоторое возмещение моих затрат.

— Какое возмещение? — лицо Мак-Аллена приобрело настороженное выражение.

— Вследствие вашей отставки, — ответил Барни, — я потерял кругленькую сумму. Это был первый чувствительный удар в моей жизни, а я не люблю, когда мне больно. Я хочу получить свои деньги назад. Мы знаем, что это нельзя сделать при помощи «Трубы Мак-Аллена». Она не сделает наш мир лучше и безопаснее для Барни Чарда. Однако «Труба» в этом смысле ничем не лучше разума, который ее создал. Я знаю одну компанию, которая может стать лучшей в мире в сфере тонкой электроники — они занимаются особыми видами связи — если вы станете ее научно-техническим консультантом. Я могу хоть завтра купить контрольный пакет этой компании, доктор. А вы получите свои полтора миллиона в течение примерно того времени, которое вам необходимо, чтобы запереть вашего монстра и исключить его из достижений цивилизации. Три года вашего технического руководства фирмой — и мы в расчете. Ну, как, по рукам?

Лицо Мак-Аллена медленно налилось краской:

— Я, разумеется, думал о том, чтобы заняться коммерческим использованием своего изобретения, мне нужны деньги. Но вам не кажется, что вы кое-что упускаете?

— Что именно?

— Я пошел на значительные жертвы, — ответил Мак-Аллен, — чтобы все принимали меня за свихнувшегося фанатика. Это было мучительно, более того, крайне неприятно, но необходимо, чтобы никто не предпринимал попыток слишком скрупулезно изучить ту область прикладной физики, которой я занимался в последнее время. Если станет известно, что я снова взялся за крупный проект…

Барни покачал головой:

— Никаких проблем, доктор. Мы привлечем какого-нибудь талантливого имитатора со стороны для выполнения наших поручений, а скрыть какие-либо нити, ведущие к вам лично, будет несложно. У меня такие вещи всегда получались превосходно.

Мак-Аллен глубокомысленно нахмурился.

— Понимаю. Но мне придется… Не получится ли так, что работы будет слишком много, и я…

— Нет, — ответил Барни. — Я гарантирую вам наличие свободного времени на решение ваших персональных проблем.

Он улыбнулся.

— Учитывая все то, что вы мне рассказали, доктор, хотелось бы услышать, что одну из ваших проблем я только что решил!

Мак-Аллен коротко усмехнулся:

— Очень хорошо. Э-э… и когда я могу получить чек, мистер Чард?

Солнце садилось за меленькое озеро, когда Барни задернул занавески на окне лачужки. Доктор Мак-Аллен наполовину скрылся во встроенном шкафу, настраивая пару переключателей замаскированного возвратного устройства.

— Поехали, — неожиданно сказал он.

В метре от стены возникло туманное видение другой стены с открытой в ней дверью.

Барни с сомнением заметил:

— Разве мы вышли отсюда?

Мак-Аллен посмотрел на него устало и печально:

— В качестве выхода все выглядит несколько иначе. Однако «Труба» все еще открыта, смотрите, я сейчас покажу.

Он подошел поближе к призрачной двери и словно погрузился в нее. Барни последовал за ним, затаив дыхание. И вновь прохождение «Трубы» не вызвало у него никаких чувственных реакций. Как только он, покинув царство теней, поставил ногу на твердь, гостиная в доме на Сладком пляже тотчас обрела внезапное и вполне несомненное существование.

— Немного странно выглядит на первый раз, верно? — заметил Мак-Аллен.

Барни вновь обрел способность дышать.

— Если бы «Трубу» изобрел я, — честно признался он, — у меня, наверное, никогда не хватило бы духу попробовать.

Мак-Аллен ухмыльнулся.

— Сказать по правде, мне пришлось немало выпить, прежде чем я смог сделать это впервые. Однако переход абсолютно безопасен, если вы знаете, что делаете.

Что, как почувствовал Барни, не слишком успокаивает. Он оглянулся. Дверь, через которую они вошли, была той же самой, через которую они вышли. Однако за нею теперь виднелась часть холла дома на Сладком пляже.

— Пусть это не вводит вас в заблуждение, — сказал Мак-Аллен, проследив за его взглядом. — Если попытаетесь войти в холл, то вновь окажетесь в кабине. Световые лучи, проходящие сквозь «Трубу», можно преломлять как в одну, так и в другую сторону.

Он закрыл дверь на замок и положил ключ в карман.

— Обычно я держу ее запертой. У меня не часто бывают гости, но если кто-нибудь из них придет, когда дверь открыта, это может вызвать неприятные последствия.

— А что находится с другого конца? — спросил Барни. — Дверь появилась в лачужке после того, как вы повернули какие-то переключатели. Что происходит сейчас? Предположим, кто-то проникнет в лачужку и захочет в ней покопаться, дверь по-прежнему там?

Мак-Аллен покачал головой.

— Нет, если этот кто-то не проникнет в нее в последующие полминуты.

Он ненадолго задумался.

— Скажем так: «Труба» постоянно нацелена на две исходные точки, однако ее действие на другом конце обычно распространяется не более чем на полкилометра в окружности. Для практических целей такое положение дел недопустимо. Если я хочу пройти по «Трубе», то фокусирую ее на точке выхода, надеюсь, это понятно? Очень хорошо. Она остается сфокусированной в течение от одной до полутора минут, в зависимости от того, как я ее настрою; затем снова расширяется…

Он кивнул на запертую дверь.

— …в лачужке, которая только что исчезла. Пройдите по тому месту, где она находилась, и не заметите ничего необычного. Теперь все понятно?

Барни с сомнением взглянул на профессора.

— А если бы дверь была открыта здесь, и кто-нибудь попытался пройти к выходу, после того как он расширился…

— Ну, — сказал Мак-Аллен, подходя к звонку на стене и нажимая на кнопку, — это я и имел в виду, говоря, что это может вызвать неприятные последствия. Этот кто-нибудь тоже расширится, с катастрофическими для себя результатами. Возможно, вам полезно будет выпить, мистер Чард? Мне, например, это просто необходимо.

Стаканы, принесенные Фредериксом, оказались наполнены дешевым бурбоном, но Барни оказал выпивке самый радушный прием. В факте, вставшем вдруг перед ним с такой определенностью, присутствовала какая-то тошнотворная привлекательность: он заполучит эту «Трубу». Это чудовищное устройство было почти у него в руках. Он завоевал безоговорочное доверие Мак-Аллена, и только неосторожность могла вновь возбудить подозрительность наивного старикана, а Барни отнюдь не собирался проявлять неосторожность. Только не нужно спешить. Он сыграет ту скромную роль, что выбрал сам, памятуя, что Мак-Аллен тяготится своей тайной двенадцать лет, не доверяя ее никому, кроме Фредерикса. Рассказав Барни так много, Мак-Аллен захочет рассказать еще больше. Сейчас нужно только чуточку подтолкнуть, чтобы профессор разоткровенничался.

Но Барни не стал его подталкивать. Вместо этого он осторожно напомнил, что их могут подслушивать, и Мак-Аллен неохотно умолк. Тем не менее, оставался один важный вопрос, ответ на который подскажет ему, как следует поступить с Мак-Алленом в дальнейшем.

Прежде чем его задать, Барни подождал, пока сможет твердо стоять на ногах, чтобы при случае быстро смотать отсюда удочки. Пухлые щеки Мак-Аллена пылали от двух осушенных залпом стаканов виски с содовой. В нескольких неуклюжих фразах он выразил благодарность Барни за щедрую помощь, благодаря которой работа над «Трубой» сможет быть завершена.

— Меня несколько беспокоит лишь одна вещь, доктор, — откровенно признался Барни.

Взгляд Мак-Аллена затуманился:

— Какая же, мистер Чард?

— Ну… вы сейчас, я полагаю, находитесь в добром здравии, — улыбнулся Барни. — Но, предположим, с вами что-то случится до того, как вам удастся закрыть свою «Трубу».

Он наклонил голову в сторону запертой двери. Печальное выражение Мак-Аллена улетучилось как по волшебству. Он игриво ткнул Барни пальцем в живот:

— Молодой человек, можете не волноваться. Я, разумеется, предусмотрел такую возможность, и, будьте уверены, веду подробнейшие записи своих разработок. Кроме того, я оставил точнейшие инструкции в банковском сейфе… Но поговорим об этом завтра. Что-нибудь еще? Если честно, у меня был на примете один человек, но теперь мы с вами сможем устроить все гораздо лучше. Понимаете, теперь это стало до смешного просто.

Барни откашлялся.

— Другой физик в качестве помощника?

— Мне подойдет любой толковый физик, — решительно заявил Мак-Аллен. — Видите ли, вопрос лишь в том, насколько на него можно положиться.

— Мы поговорим об этом завтра или… — Барни подмигнул профессору, — чуть позже.

С выражением отстраненного удивления Барни смотрел на человека, который только что подписал себе смертный приговор, себе и своему старому слуге. Впервые в довольно пестрой карьере Барни вопрос об умышленном убийстве не только возник в ходе операции, но и в мгновение ока стал ее неотъемлемой частью. А Мак-Аллена заменит Фрэнк Элби, с его честолюбием и жадностью. Элби очень способен, к тому же его можно будет контролировать. Мак-Аллена же не проконтролируешь. Его можно только обмануть и, если понадобится, убить.

А убить профессора необходимо. Если Мак-Аллену позволить дожить до того времени, когда сможет отключить «Трубу», он ее просто выключит, а потом уничтожит само устройство и все свои записи. Его не разубедишь в том, что «Труба» представляет серьезную угрозу. Да и Фредериксу, этому любителю подслушивать за дверью, придется упокоиться навеки, дабы обеспечить Барни безраздельное владение «Трубой».

А что, если Мак-Аллена оставить в живых? Нет, решил Барни, это невозможно. Он сделал ставку в новой игре, крупной игре, невероятной, поразительной игре, принимая во внимание открывающиеся возможности «Трубы». Это означает для него новый интерес к жизни. Не в его правилах отказываться от таких шансов. Что же касается участи профессора, то его смерть — всего лишь суровая необходимость. Крайне неприглядная необходимость, но Мак-Аллен, который сладко бормотал что-то, пока они следовали коротким коридором ко входной двери, уже начал казаться Барни нереальным — этаким маленьким, пухлым, болтливым, растворяющимся в воздухе призраком.

В дверях компаньоны обменялись последними словами. Мгновение спустя Барни уже не мог бы их повторить. Правда, он мимолетно отметил, что у маленького призрака удивительно твердое рукопожатие. Затем биржевой спекулянт направился по цементной дорожке на улицу. На Калифорнию тем временем, наконец, опустился вечер, несколько домов через улицу отбрасывали на холмы смутные тени, в окнах горел свет. Барни вдруг понял, что чувствует себя удивительно усталым и подавленным. Он расслышал, как в нескольких шагах позади него Мак-Аллен закрыл дверь своего дома. Внезапно и дорожка, и сад, и улица, и дома, и холмы — все исчезло для Барни Чарда в ярчайшей беззвучной вспышке белого света.

Он пролежал с открытыми глазами несколько секунд, прежде чем смог полностью осознать этот факт. Он лежал на спине, глядя на балки низко нависающего потолка незнакомой комнаты. Свет был искусственным, приглушенным, точно на улице ночью. Внезапно его память прорезала яркая вспышка. «Меня пробросили!» — было первое, что пришло ему в голову. — «Перехитрили. Провели. И кто…»

Затем все это ушло прочь под действием краткого, интенсивного всплеска радости по поводу того, что он все же жив и, по-видимому, не пострадал. Барни резко повернулся набок, обнаружил, что лежит на кровати, и огляделся.

Комната была низенькой и широкой. Что-то неуловимо странное…

Он быстро составил в уме подробное досье о ней. Стены красного дерева, мексиканские коврики на полу, книжные шкафы, камин, стулья, письменный стол с пишущей машинкой и настольной лампой. Напротив, у стены, стояли высокие напольные часы с блестящим металлическим диском вместо циферблата. Они издавали мягкий, тяжелый стук, похожий на биение сердца какого-нибудь исполинского животного. Это была точная копия тех часов, что он видел в гостиной Мак-Аллена. Комната, конечно, принадлежала профессору. Почти роскошная по сравнению с его испанским домом, но несшая его несомненный отпечаток. Внезапно Барни понял, что в ней необычно — отсутствие окон. Имелась дверь, по крайней мере, вытянув шею направо до отказа, он мог ее видеть. Она была полуоткрыта, за ней просматривался примерно метр узкого прохода, освещенного в той же ненавязчивой манере. Оттуда не доносилось ни звука.

Он здесь один? Так что же все-таки произошло? Он явно находился не в доме Мак-Аллена и не в рыболовной хижине на озере. «Труба», должно быть, как-то захватила его своим раструбом перед домом Мак-Аллена и перенесла в дом на Майорке. Возможно также, что он находится в запертом укрытии, которое Мак-Аллен построил под домом на Сладком пляже.

Во всем этом были неприятны две вещи. Исследования Барни охватывали собой далеко не все секреты Мак-Аллена. А еще то, что старик не клюнул на щедрые посулы. Во всяком случае, не настолько, чтобы им поверить.

Досада на себя за то, что Мак-Аллен облапошил его, на мгновение переполнила Барни. Он соскочил с кровати. Его пиджак был аккуратно повешен на спинку стула, обувь стояла рядом с кроватью. Во всем остальном он был полностью одет. Содержимое карманов осталось нетронутым: бумажник, портсигар, зажигалка, даже револьвер были на месте, последний оказался даже заряженным, что вызвало у Барни подобие шока. Он переложил револьвер в карман брюк. Единственное, что исчезло, это наручные часы.

Он вновь осмотрел комнату, затем бросил взгляд на полуоткрытую дверь. Мак-Аллен не мог не заметить револьвер. Однако он не забрал его или, по крайней мере, не разрядил, что при других обстоятельствах могло бы напугать Барни. Что бы это могло означать? Крадучись, он подошел к двери, на несколько секунд прислушался, убедился, что ничего не слышит, и прошел дальше. Менее чем через две минуты он вернулся в комнату, чувствуя, как в душе поднимается паника. Он обнаружил ванную, маленькую кухню и кладовую, точнее, целый склад, по площади в два раза превышающий все остальное помещение, вместе взятое, и он был битком набит всевозможными упаковками, в нем имелась даже морозильная камера. Поскольку в коробках преимущественно еда, подумал Барни, а в помещении прекрасная вентиляция и автономно подается энергия, значит, Мак-Аллен соорудил себе превосходное убежище. В нем с определенным комфортом можно жить годами, не выходя на поверхность.

С точки зрения Барни, в устройстве убежища была только одна существенная странность, сильно его встревожившая. Нигде не было ни окна, ни двери.

«Труба Мак-Аллена», конечно, могла с успехом заменить эти традиционные приспособления. Но если «Труба» являлась единственным входом и выходом, тогда это означало, что Мак-Аллен дополнительно к убежищу обзавелся превосходной тюремной камерой, чье местонахождение могло быть в нескольких сотнях метров под землей. Предприятие, конечно, стоившее кучу денег, но во всем остальном вполне осуществимое.

Он почувствовал, как учащается его дыхание, и приказал себе расслабиться. Где бы он ни находился, продлится это недолго. Мак-Аллен вскоре должен вступить с ним в контакт. И тогда…

Взгляд Барни уперся в письменный стол на противоположном конце комнаты — на столешнице лежали его наручные часы. Он подошел, поднял их и обнаружил под ними узкий белый конверт, адресованный ему.

Мгновение он непонимающе смотрел на конверт. Затем слегка трясущимися руками оторвал краешек и вынул лист с напечатанным на нем текстом.

Письмо было напечатано на личном бланке Оливера Б. Мак-Аллена.

Дорогой мистер Чард!

Несчастливое стечение обстоятельств в сочетании с некоторыми чертами вашего характера заставили меня причинить вам ряд серьезных неудобств.

Позвольте объяснить: информация, переданная вам мной относительно «Трубы Мак-Аллена» и моего текущего положения, не вполне соответствует действительности. Мое изобретение отнюдь не является тем строптивым инструментом, каким я его описал, а именно, его можно «закрыть» в любое время и без каких-либо сопутствующих трудностей. Далее, решение сокрыть существование «Трубы» было принято вовсе не мною одним. Долгие годы мы — то есть мистер Фредерикс, обладающий дипломом инженера и в значительной мере ответственный за конструктивное воплощение «Трубы» — и я являемся членами ассоциации, о которой, боюсь, я не могу рассказать вам слишком подробно. Зато я могу вам открыть, что, помимо прочих вещей, эта ассоциация охраняет от праздного любопытства не только мое детище, но и еще некоторые опасные плоды человеческой науки и намерена продолжать это делать до тех пор, пока более стабильные времена не позволят их обнародовать без опасений.

Охранять новшества, подобные «Трубе», от попадания в безответственные руки — в наши дни задача не из легких, однако в нашем распоряжении множество различных и весьма эффективных средств. В данном случае, вы случайно оказались вовлечены в ситуацию, специально разработанную для того, чтобы отвлечь активное внимание другого человека, некого умного и беспринципного индивида, который стал проявлять в последнее время повышенный и в высшей степени нежелательный интерес к тому квазипубличному фиаско, которое якобы потерпел мой «телепортатор материи» несколько лет назад. Шансы на то, что кому-то другому станет известно о некоторых темпоральных несообразностях, кои были сфальсифицированы для привлечения внимания этого индивида, казались мизерными и не заслуживающими внимания. Тем не менее, произошло неожиданное: заинтересовались вы, мистер Чард. Стремительность, с которой вы провели свое предварительное расследование, свидетельствует о недюжинной смышлености и силе воображения, свойственной вашему мышлению, с чем вас можно искренне поздравить.

Однако нами были своевременно замечены и ваши, куда менее достойные, мотивы. Пока я изображал сложный процесс принятия решения, которое вы, по-видимому, считали для меня неизбежным, ваше прошлое проходило тщательную проверку силами нашей ассоциации. Расследование подтвердило, что вы подпадаете под категорию лиц, к которым мы имеем более чем веские основания относиться с осторожностью.

Принимая во внимание и то, насколько далеко вас продвинула ваша подозрительность, а так же то, что вам удалось выяснить, как бы ни была искажена картина, все вышеперечисленное создает серьезную проблему. Проблема эта обостряется еще больше в связи с тем, что ассоциация приступает к осуществлению одного своего довольно важного «пятилетнего плана». Предание гласности кое-каких фактов в течение этого периода возымело бы совершенно непредсказуемые и откровенно нежелательные последствия. Таким образом, возникла насущная необходимость надежно обезопаситься от того, что вы можете разболтать. Хотя бы до тех пор, пока наш план не будет выполнен. Уверен, что вы понимаете, насколько неблагоразумно в этом отношении было бы положиться на ваше честное слово. Ваша свобода передвижения и возможность общения должна быть радикально сокращена до истечения вышеупомянутого пятилетнего срока.

В течение следующих двух недель, как показано на часах в ваших новых апартаментах, возможность связи с вами будет утрачена для меня или кого-либо другого из членов ассоциации вплоть до наступления дня вашего освобождения. Я сообщаю вам это, дабы вы не тешили себя напрасными иллюзиями относительно изменения ситуации в свою пользу, а как можно скорее смирились с тем фактом, что ближайшие пять лет вам предстоит провести в полнейшем одиночестве. Мы постарались сделать все возможное для того, чтобы в сложившихся условиях вы провели их как можно комфортнее.

Вероятно, вы уже попытались найти выход из своего, признаться, довольно тесного жилища, в котором вас оставили. Способ сделать это станет вам ясен ровно через двадцать четыре часа после того, как я закончу и запечатаю это письмо. Мне подумалось, что лучше всего будет сообщить вам некоторые подробности относительно вашего заточения, прежде чем вы сами убедитесь, что вам предоставлена максимальная свобода, какую только можно было вам позволить в сложившихся обстоятельствах.

Искренне ваш, Оливер Б. Мак-Аллен.

Барни уронил письмо на стол. Его лицо вспыхнуло.

— Да ты псих! — громко сказал он, наконец. — Еще больший псих, чем…

Он выпрямился и вновь оглядел комнату.

Предпочесть ли в тюремщики маньяка Мак-Аллена или тайную ассоциацию, посвятившую себя сохранению в тайне опасных научных разработок, — этот вопрос можно считать открытым. Если часы не были переведены, он находился без сознания, вне зависимости от того, что именно повергло его в это состояние, около пяти часов. Или около семнадцати, добавил он, подумав. Однако в последнем случае он был бы уже голоден, а сосания под ложечкой его организм пока не испытывал.

Стало быть, прошло пять часов. За пять часов они не смогли бы приготовить «жилище» так, как оно приготовлено: для проживания на неопределенный срок. Значит, можно предположить, что Мак-Аллен создал его как личное убежище на случай чего-либо вроде ядерного Холокоста. Но тогда зачем было им жертвовать ради какого-то Барни Чарда?

Слишком много вопросов, подумал он. Не лучше ли просто осмотреться.

Пустой металлический циферблат напольных часов поворачивался, обнаруживая за собой четыре других диска с разными шкалами, из которых Барни была знакома лишь одна. Биржевой спекулянт изучал остальные три в течение нескольких секунд, прежде чем их значение стало ему понятно. Огромные часы только что мягко отсчитали четвертый час первого дня первого месяца, первого года. На диске, отсчитывающем года, значилось пять цифр.

Барни уставился на диск неподвижным взглядом. Ага, пятилетний период, здесь должен быть ключ к разгадке всего происходящего.

Он покачал головой. Ключ это или нет, не определишь без дополнительных сведений. Он захлопнул диск-крышку над непонятными шкалами и задумался над письмом Мак-Аллена. То, что ожидало его через двадцать четыре часа, означало избавление от перспективы быть погребенным заживо в этом подземелье. Мак-Аллен вряд ли предоставит ему персональную «Трубу», значит, он имеет в виду обычную дверь, открывающуюся в окружающее пространство, снабженную замком с часовым механизмом.

В таком случае, где же эта дверь?

Барни предпринял вторую и более основательную попытку ее найти.

Три часа спустя он покончил с этим безнадежным занятием. Панели в любой из комнат могли скользнуть в сторону и за любой из них в указанное профессором время могла обнаружиться дверь, или то же самое могло произойти с одной из секций полового настила. Не было никакого смысла продолжать поиски. В конце концов, нужно было просто подождать.

По пути он сделал несколько открытий. Вскрыв несколько упаковок в кладовой и проверив содержимое морозильной камеры, он нашел, что здесь хранилось питания более чем достаточного на пять лет для одного человека. Предположительно, воды будет также достаточно — пока Барни не нашел способа это проверить. Источник воды, равно как и энергии и свежего воздуха, должен находиться где-то снаружи, и если воды будет вдоволь, он не будет страдать ни от голода, ни от жажды. Его снабдили даже табаком и спиртными напитками — во вполне приемлемом количестве. Все спиртное, что он видел, было отменного качества. Почти наугад он выбрал бутылку коньяка и принес ее в центральную комнату вместе со стаканом. В этот момент он не мог думать о еде, но решил, что выпить было бы невредно.

Он наполнил стакан наполовину, осушил его в два глотка, наполнил снова и поставил на подлокотник кресла. Почти сразу он почувствовал себя лучше. Однако ситуация угрожала лишить его присутствия духа. Все, что он пока успел выяснить, подтверждало сказанное в письме Мак-Аллена, а то, о чем там не говорилось, пугало своей таинственностью. Пока эта столь хитроумно спрятанная от него дверь не откроется, что должно произойти через семнадцать часов, наверное, будет лучше, если он не будет пока задумываться об этом.

Наилучшим способом сделать это — поскорее хорошенько нагрузиться, а затем проспать большую часть отпущенного времени.

Обычно Барни не имел привычки напиваться, но в этот раз пришлось начать вторую бутылку, прежде чем очертания жилища поплыли у него перед глазами. Впоследствии он не мог припомнить в деталях, как добрался до кровати.

Он проснулся страшно проголодавшимся и безо всяких признаков похмелья. Мысленно приспособиться к окружающей обстановке заняло у него не больше времени, чем открыть глаза, учитывая, что ему приснилось, как Мак-Аллен бросил его в яму, полную змей, и садистски размахивал канатом в четырех метрах у него над головой. Обнаружить себя лежащим в мягко освещенном подземелье показалось райским облегчением. По крайней мере, на несколько секунд.

Облегчение мгновенно испарилось, как только он сел и посмотрел на часы. Оставалось ждать еще больше часа, прежде чем эта идиотская дверь Мак-Аллена соизволит объявиться. Барни выругался и поплелся освежиться в ванную.

Там он нашел электробритву, конец шнура которой исчезал в стене. Барни побрился столь же педантично, как в начале самого обычного для себя дня, приготовил кофе с тостами в маленькой кухне и позавтракал в главной комнате. Ел он неспешно, ибо был погружен в свои мысли, и все время поглядывая по сторонам. Спустя несколько минут он отодвинул тарелку и встал. Если бы двадцать четыре часа Мак-Аллена исчислялись по большим напольным часам, дверь уже должна была появиться.

Очередной осмотр не принес никаких результатов, помимо того, что заставил настолько разнервничаться, что он готов был кусать пальцы. Он ходил по комнате взад и вперед, обозревая вещи, которые уже осматривал. Музыкальное устройство, которое он принял за радиоприемник, оказалось новейшим и необычайно качественным проигрывателем, рядом с ним он обнаружил две стеллажные стойки с пластинками, по большей части классикой. Кроме того, он нашел узкий встроенный шкаф с тремя полированными удочками и прочим снаряжением, что наводило на определенные мысли в отношении окрестностей его жилища, если только Мак-Аллен, где бы ни находился, не привык держать при себе свои игрушки. Барни мрачно прикрыл дверь шкафа, и стал осматривать стоящие рядом полки, битком набитые книгами. Большинство изданий, так или иначе, отражало вкус Мак-Аллена. Тома по технике. Великая Литература. Диккенс, Мелвилл, «Жизнеописание Ганди».

Барни проворчал что-то и уже собирался отойти от шкафа, когда его внимание привлек еще один заголовок. Он оглянулся и взял книгу в руки:

«Рыбы: испытанные методы ловли». Автор: О. Б. Мак-Аллен.

Барни только собрался открыть книгу, как перед ним открылась дверь.

Яркий свет — дневной свет — заполнил комнату столь стремительно, что у Барни перехватило дыхание. Книга точно выпрыгнула у него из рук. Одновременно он заметил, как на противоположной стене появилось низкое, широкое панорамное окно, занимая ее половину, и на другой стороне — большую дверь, которая все еще медленно открывалась внутрь. Дневной свет лился в комнату через окно и дверь, а за ними…

Несколько секунд он не мог оторвать взгляд от пейзажа, едва понимая, на что же он смотрит, и мысли бешено прокручивались у него в голове. Он исследовал каждый сантиметр каждой стены. Толстые деревянные панели не отошли в сторону, поверхности окна и двери стыковались вровень с соседними панельными секциями. По-видимому, «Труба Мак-Аллена» каким-то образом была задействована в этих переменах. И раньше можно было догадаться, что Мак-Аллен умеет использовать возможности своего детища по-разному. Затем Барни понял, наконец, что смотрит в окно, а дверь находится у него за спиной. Он медленно подошел к окну, все еще переводя дыхание.

Пейзаж показался ему незнакомым, но не столь уж необычным. Маленький домик прилепился к склону довольно узкой долины, покрытой густым лесом. До дальнего склона, который круто поднимался, точно огромная зеленая волна, заполняя собой всю долину, было не больше полукилометра. Пододвинувшись к стеклу, Барни увидел над ней полоску неба, чуть подернутого дымкой, летнего, яркого, светлого неба. Мак-Аллен, по-видимому, поместил свое убежище в наиболее малонаселенной части Канадских Скалистых гор.

С таким же успехом — и эта возможность представилась ему значительно менее радостной — местность с равной вероятностью могла находиться где-нибудь в районе Гималаев.

Однако самым важным сейчас было то, действительно ли дом расположен в долине, или это только видимость. При наличии «Трубы» несложно было сделать так, чтобы и комната и видимое ее окружение в действительности были разнесены в пространстве за многие-многие километры друг от друга. И что произойдет, если он отважится выйти наружу?

Из-за открытой двери раздавались мало связанные между собой звуки живой природы: птичий щебет, свист, хрипловатое курлыканье, которое в памяти Барни было связано с чем-то вроде диких голубей. Порыв ветра расшевелил близлежащие ветви. Он почувствовал в комнате дуновение бриза.

Все выглядело, звучало и ощущалось вполне адекватно.

Барни нахмурил брови, прокашлялся, и только тут обнаружил, что в комнате, помимо двери и окна, появился еще один предмет. На стене рядом с дверью, на уровне его плеча, возникла небольшая гладкая круглая пластинка цвета слоновой кости с двумя черными переключателями. Предположительно, они управляли появлением окна и двери…

Барни подошел ближе, и, поглядывая на окно, осторожно дотронулся до правого, затем быстро повернул. В тот же миг окно исчезло, а деревянная панель вновь покрыла стену. Барни вернул переключатель в прежнее положение — окно вернулось на место.

Дверь отказывалась исчезать, пока он ее не захлопнул. После этого она повиновалась переключателю столь же покорно, как и окно.

Он снова прошелся по комнате, вернулся с одним из рыболовных приспособлений Мак-Аллена и испытующе высунул его кончик в дверь. Он не сильно удивился бы, если бы этот кончик тут же рассыпался на мелкие части или обуглился у него на глазах. Однако ничего подобного не произошло. Он порылся кончиком удилища в рыхлой почве у порога, затем втянул обратно.

Домик овевали потоки свежего бриза, несколько крупинок почвы занесло за порог в комнату. Похоже, что дверь вполне безопасна и не содержит неприятных ловушек.

Барни шагнул за порог, затем медленно продвинулся еще на несколько шагов вперед и остановился, оглядываясь по сторонам. Отсюда открывался куда лучший вид на долину, и это немедленно сообщило ему, что он находится не среди Скалистых гор в Канаде. По крайней мере, насколько ему было известно, пустынь в Канаде не было. А здесь долина заканчивалась приблизительно в километре от дома, лесистые склоны круто спускались к ландшафту однообразно-ржавого цвета, где плоские пески перемежались обломками обветренных скал, и так продолжалось до самого горизонта, где край пустыни сливался с краем дымчато-белого неба. Очень похоже было на…

Барни внезапно вытаращил глаза. Возможно, он находится в Сьерре, а ведь это всего в каких-то трех-четырех часах езды от Лос-Анджелеса?

Конечно, три-четыре часа — при условии, что у него есть машина. Но даже и так…

Это его озадачило. Вокруг не было никаких признаков человеческого жилья, ни одной живой души. Однако кто-то ведь должен быть здесь. Кто-то, кто должен за ним присматривать. Иначе — что может удержать его от попыток уйти из места своего заточения, пусть даже это станет довольно тяжелым, изнурительным походом до ближайшего оазиса цивилизации.

Даже если окажется, что его поместили в Гималаях, или еще каком-нибудь столь же удаленном месте, рядом должны жить какие-то горные племена, а в небе — иногда пролетать самолеты.

Барни остановился у двери, заново обдумывая ситуацию и ища в ней подвох. Мак-Аллен и его друзья, кем бы они ни были, явно не идиоты. Что-то здесь было не так, что-то, о чем он пока не догадывается.

Почти бездумно он поднял голову и прищурился в яркое белесоватое небо… И увидел ЭТО.

Воздух с шумом вошел в легкие. Он вырвался наружу придушенным, полным ужаса криком, с которым Барни бросился обратно в дом, захлопнул дверь, повернулся и начал неистово щелкать переключателями на настенной пластинке. До тех пор, пока дверь и окно не скрылись из виду, а вокруг снова не засветился приглушенный сумрак навязанного ему жилища. Он припал к полу, содрогаясь всем телом от страха, которого ранее не мог даже вообразить.

Теперь он понял, в чем таился подвох. Понял, как только машинально поднял взгляд и увидел крошечную бело-голубую светящуюся точку, смотрящую на него из-за раскаленных облаков. Точно блестящий глаз чудовищного насекомого…

Солнце этого мира.

Барни Чард очнулся от тяжелого сна и вдруг понял — что-то не так. Несколько секунд он водил глазами по темному потолку, ощущая сухость во рту, сердце натужно билось в тягостном предчувствии. Затем он обнаружил, что всего лишь оставил открытой входную дверь и включенным окно. Всего лишь? Это произошло впервые с тех пор, как его оставили здесь. Он никогда не засыпал, не запечатав предварительно свое жилье, даже когда напивался в стельку.

Он подумал о том, чтобы вылезти из кровати и сделать это сейчас, но решил, пусть все остается, как есть. В конце концов, он знал, что в долине нет ничего, как нет ничего во всем этом мире, чего можно было опасаться. Кроме того, он чувствовал себя смертельно усталым, слабым и больным. А ведь подобное чувство давно не беспокоило его, как бывало раньше, нет, то было просто констатацией физического факта. Простыня оказалась пропитанной потом, хотя в комнате было не более чем приятное тепло. В его жилище никогда не было перепадов температуры. Барни снова попытался понять, как же так случилось, что он забыл об окне и двери.

Была довольно глубокая ночь, когда он уснул, но вне зависимости от того, сколько он проспал, ей предстояло еще длиться и длиться. Когда последний раз он дал себе труд проверить, а это было, вспомнил Барни, несколько месяцев назад, бессолнечный период длился более пятидесяти шести часов. Незадолго до того, как упасть в кровать, он стоял перед большими часами, и минутная стрелка на часовом циферблате приближалась к отметке, означающей окончание первого года в земном летоисчислении, проведенного им в этой лачуге. Наблюдая за сим торжественным событием, он был вновь ошеломлен осознанием чудовищности своего одиночества, и когда стрелка принялась отсчитывать следующий год, со всхлипами и ругательствами сжал в руке револьвер, ослепленный неистовой смесью жалости к себе и бессильной ярости. Затем сменил гнев на милость и решил отбросить прочь горести, прекратить стенания и вместо этого хорошенько повеселиться и как следует надраться. И в эту ночь, ночь счастливой годовщины, превзойти все свои прежние попойки.

Однако он этого не сделал, хотя все приготовил празднично: расставил стаканы, колотый лед, представительный отряд непочатых бутылок. Но, взглянув на сей боевой строй, вдруг заранее почувствовал тошноту. Затем ощутил прилив свинцовой тяжести полного поражения. У него не было времени подумать о том, чтобы запечатать дом. После этого он просто упал в кровать как был, и счел за благо забыться на месте. Барни Чард лежал и раздумывал об этом не без удивления. Можно было сказать, что год выдался нелегким. На протяжении долгих дней, в особенности, когда он изо всех сил пытался примириться со здешним окружением под туманным влиянием беспробудного алкоголизма. Одна мысль об адски блистающей звезде, вокруг которой кружился этот мир, и сознание того, что лишь крыша и стены лачуги отделяют его от бесконечно чужого пылающего светила, казались совершенно не выносимыми. Спустя некоторое время он стал намного легче переносить долгие ночи. В них тоже была своя странность, но разница по сравнению с земными была не столь велика. Он привык к огромной зеленой луне и начал чувствовать нечто вроде привязанности к спутнику поменьше, сливочно-желтого цвета и с такой вытянутой орбитой, что делало ее сравнительно редкой гостьей на небосклоне. По ночам он время от времени начал оставлять окно открытым на несколько часов, и наконец даже дверь. Однако раньше он никогда не делал этого, если собирался заснуть.

Алкоголизм, решил Барни, тяжело ворочаясь на промокшей и измятой простыне, был не слишком ему свойственен. Его организм, или, возможно, некий фактор в его сознании, позволяли заходить далеко, но не слишком. Стоило превзойти неписаный лимит промилле в крови, как внезапно резко ухудшалось самочувствие. Периоды злостного злоупотребления горячительным отзывались крайне неприятными последствиями. Барни Чард, парень когда-то крепкий как сталь, сразу после запоев представлял собой неприглядное зрелище: разлагающийся заживо, рассыпающийся на кусочки. Именно тогда, когда это зрелище ему не удавалось отогнать, он садился за стол с револьвером в руке, медленно вращая барабан. Временами казалось, что рука тянется к виску.

Возможно, он просто слишком сильно ненавидел Мак-Аллена и его коллег по ассоциации, чтобы взять и положить всему конец. Как в пьяном, так и в трезвом виде, он вынашивал бесконечные планы по их уничтожению. Он должен быть жив, когда они прибудут сюда. В течение нескольких дней у него была галлюцинация, будто в лачуге Мак-Аллен со товарищи, и Барни спорил с ними, угрожал и умолял. Из этого он вынес чувство затаенного страха перед тем, что часто делал по вечерам. С тех пор он уже больше не пил так много. Однако на этот раз он уснул, не выпив ни капли.

Он сел на край кровати, обнаружил, что его слегка бьет дрожь даже от столь незначительного усилия, но все же встал на ноги и нетвердой походкой направился к двери. Встал рядом и выглянул наружу. Слоистые облака всегда развеивались ночью и собирались вновь на заре. Сейчас небо было почти чистым. Зеленое сияние, поднимающееся слева над пустыней, означало, что большая луна поднимается над горизонтом. Маленькая желтая — плавала высоко в небе. Если бы они сошлись вместе, была бы самая светлая часть ночи, во время которой птицы и другие животные в долине принимались за свои обычные дела, словно днем. Даже сейчас до Барни доносился щебет птиц сквозь неуемное журчание небольшого ручейка, протекавшего по центру долины, начинаясь из небольшого озерца и заканчиваясь застойными, пересыхающими лужами там, где он вторгался в пустыню.

Внезапно заточенный обнаружил, что принес револьвер и держит в руке, даже не подозревая об этом. Криво усмехнувшись бессмысленности своей прежней осторожности, Барни сунул его в карман брюк и вытащил спички, мятую пачку сигарет, чтобы закурить. Очень предусмотрительно с их стороны, что его не лишили некоторых мелких приятностей… например, оставили достаточно спиртного, чтобы он мог допиться до белых чертей в любое время.

Или, например, не забрали револьвер…

С точки зрения коллег Мак-Аллена из ассоциации, все, что с ним произойдет, разумеется, зависело от него самого, горько подумал Барни. Любой несчастный случай не отяготит их совесть.

Он почувствовал минутную вспышку прежней ненависти, но она была чрезвычайно слабой, нечто, уподобленное легкой зыби по сравнению с более ранними шквалами гнева. За эти месяцы что-то перегорело в нем, и опустевшей душой завладела нарастающая скука…

А что, собственно говоря, с испугом подумал Барни, он делает у двери? Он не собирался зайти так далеко, ведь прошло уже несколько месяцев с тех пор, как он выходил за порог. В течение первых нескольких недель он предпринял полдюжины попыток обследовать окрестности по ночам, но быстро понял, что его владения простирались не дальше видимых пределов долины. За ее краем простиралась бесконечная пустыня и горные хребты, устрашающе безмолвные в лунных лучах.

Барни в нерешительности окинул взглядом долину, еще не понимая, почему он не принял решение. Возвращаться в дом ему не хотелось, а просто стоять было скучно.

— Ну что ж, — саркастически произнес он вслух, — подходящая ночка для прогулки, братец Чард.

В самом деле, почему бы не прогуляться? Уже было достаточно светло, чтобы видеть, если держаться подальше от самых густых зарослей, куда ставить ногу, и становится все светлее, так как большая луна поднималась над далеким пустынным горизонтом. Он будет гулять, пока не устанет, затем отдохнет. К тому времени, когда вернется в свою нору, будет готов лечь и провалиться в сон от странного настроения, овладевшего им.

И Барни отправился на прогулку по долине, осторожно и пока еще неуверенно ступая по неровной, наклонной земле.

Еще в первые недели своего заточения он обнаружил у задней стенки одного из ящиков письменного стола записи на листках блокнота. Он подумал, что их оставили там намеренно. Заглавие гласило:

ЗАМЕТКИ О ЗЕМЛЕПОДОБНОЙ ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ БАЗЕ ВОСЕМНАДЦАТОЙ СИСТЕМЫ, ТОМ III.

Пролистнув странички однажды, он довольно долго не мог заставить себя заняться записями более подробно. В то время он еще не желал знать слишком много о том, в какой ситуации оказался. Он еще не вышел из состояния оцепенения.

Но однажды он взялся за записи и просмотрел с интересом. Некоторые сообщения были не подписаны, но, по-видимому, их собирали, по крайней мере, четыре или пять человек, и среди них был Мак-Аллен — его почерк было нетрудно узнать. Пропустив то, что было непонятно, или почти непонятно, Барни все же смог составить довольно детальное представление о проектах ассоциации, невольной и подневольной частью которых являлся. Земные растения, как и животные, были перенесены в этот мир, представляющий собой сочетание камня, песка и воды без скольких-нибудь заметных признаков местной жизни, при помощи «Трубы Мак-Аллена». В настоящий момент экологической Базе шел девятый год, что означало, что самые большие деревья выросли максимум наполовину, когда их перенесли сюда вместе с почвой. Создать оазис жизни в бесплодном мире было выдающимся предприятием с любой точки зрения, однако существовали многочисленные указания на то, что «Труба Мак-Аллена» являлась лишь одним из целого ряда невероятных устройств, которые ассоциация имела в своем распоряжении для подобного рода целей. Несколько загадочных параграфов повествовали об удовлетворенности, которую испытывал неизвестный бытописатель от целого комплекса малопонятных методов, при помощи которых на Базе поддерживались постоянные климатические условия.

До сих пор оборудование, поддерживающее его жилище в постоянном порядке, не привлекало внимание Барни. Все оно, вместе с другой необходимой техникой, должно быть, спрятано где-то в долине. Возможно также, думал он, оно установлено где-то далеко в пустыне или между возвышающихся вдали горных кряжей. Из блокнота он узнал одну важную вещь: Мак-Аллен не обманывал его, говоря, что с Земли никто не сможет связаться с ним, пока не окончится период изгнания. Причина тому была очевидна. Данная планета вращалась на своей орбите таким образом, что излучение ее удаленного светила периодически препятствовало работе «Трубы Мак-Аллена». Должно пройти еще четыре года, прежде чем планета вновь позволит преодолеть этот природный барьер.

Он немного прошелся, отдохнул, снова прошелся. Время от времени ему мешали приступы сильнейшего потоотделения, сменяемые дрожью, когда его белье начинало высыхать. Большая луна опиралась сейчас на край горного хребта, и первые потоки отраженного ею света превращали противоположный склон долины в причудливый океанский риф. Активность животных стремительно нарастала. Теперь было уже не темнее, чем в вечерние часы на Земле, и его предшественники по Экологической Базе, по-видимому, прекрасно приспособились к странной смене дня и ночи.

Он продрался сквозь заросли кустарника и оказался на берегу озера. Посреди почти круглой глади воды возвышались отвесные скалы, отмечающие верхний край долины. Он прошел почти километр, и хотя подобное расстояние, по крайней мере, в городе, когда-то ничего не значило для Барни Чарда, почувствовал себя совершенно изможденным. Он присел у воды, а спустя минуту-другую наклонился и отпил прямо из озера. У воды был тот же самый холодный и свежий вкус, что из крана в доме.

Поверхность воды была неспокойна. Какие-то летучие насекомые роились вокруг, полируя гладь своими тонкими касаниями, и тотчас в этих местах образовывались мелкие водовороты, поскольку это поднималась с глубины рыба, чтобы поймать полировщиков. Вдруг одна из них вылетела прямо в воздух, огромная, блестящая, жирная рыбина величиной с руку и плюхнулась назад с тяжелым плеском. Барни криво усмехнулся. В ЗАПИСКАХ говорилось, что доктор Мак-Аллен приложил руку к заполнению долины, и в это верилось без труда, так как присутствие его любимцев — рыб — не было упущено даже при осуществлении столь удаленного от Земли проекта.

Он переменил позу, почувствовал в кармане револьвер, вытащил его. Волна всколыхнувшегося гнева снова прошлась внутри. Что они проделали с деревьями и животными, это их личное дело, а вот то, что они сотворили с человеком…

Барни с трудом поднялся, размахнулся и забросил револьвер далеко-далеко в озеро. Оружие завертелось в лунном свете, описало пологую дугу, пробило поверхность воды и исчезло с плеском, гораздо менее звучным, чем произведенный рыбиной.

«Зачем, — с удивлением спросил себя Барни, — я это сделал?»

Он поразмыслил над этим немного и впервые за весь год почувствовал нечто, отдаленно напоминающее энтузиазм.

Нет, друзья-товарищи, он не умрет. Пусть Мак-Аллен со своими коллегами любезно предлагают ему извести себя, он намерен поставить их в неловкое положение, представ пред ними живым и здоровым, когда они через четыре года вернутся в долину. Тогда они его не убьют. Кишка у них тонка совершить убийство напрямую. Им придется вернуть его на Землю.

А как только он там окажется, то поступит коварно. И неважно, сколь тщательно будут за ним следить, в конце концов, он их найдет и разоблачит, а тем самым собьет спесь со всей этой самодовольной шайки. Он еще увидит, как оскорбленный в лучших чувствах мир проклятую тайную ассоциацию превратит в руины…

На Экологической Базе в Восемнадцатой Системе наступил конец второго года заточения, но Барни этого не заметил. Примерно два часа спустя он посмотрел на свои часы, встал из-за стола и подошел к большим часам, дабы подтвердить свою догадку.

— Ну что же, братец Чард, — сказал он вслух, — еще одна годовщина… Так что осталось всего три. Мы почти на середине…

Он захлопнул крышку над многочисленными циферблатами часов и отвернулся. Еще три года на Экологической Базе казались мучительно долгими, если рассматривать их как единое целое…

Именно поэтому он избегал думать о них как о едином целом.

Этот год, признался себе Барни, прошел, по крайней мере, намного лучше первого. Хотя с другой стороны, что здесь может быть лучше, тут же подумал он с раздражением. Честно говоря, временами просто цепенеешь от скуки. Но физически он был в прекрасной форме, в гораздо лучшей, чем когда-либо в своей жизни.

Не удивительно. Когда ему становилось настолько не по себе, что он не мог заняться ничем другим, он отправлялся пешком по долине, двигаясь самым быстрым шагом, на какой был способен, пока не падал от усталости. Измождение забивало беспокойство, правда, ненадолго. Выбор очередного дерева, чтобы расщепить на поленья, несколько ослаблял спазмы гнева, душившие его, когда он слишком долго размышлял об этой идиотской ассоциации. Братец Чард здорово окреп. Убедившись в том, что огненный алмаз, блистающий на дневном небе, не способен причинить ему вред, ведь, в конце концов, животные от него не страдали, он приобрел загар, невиданный даже на Палм Бич. Когда ему удалось выработать, наконец, собственные периоды бодрствования и сна, он был уже готов, чтобы их соблюдать, и спал как убитый.

Кроме этого, у него появились проекты. Проекты, как победить скуку, и неважно, что они собой представляли. Почти ни один из них ничего собой не представлял. Но спустя уже месяц или два у Барни их было столько, что такой проблемы, как ничегонеделание, у него больше не возникало. Два часа отводилось на работу над критической оценкой некоей главы из одного глубокомысленного технического труда Мак-Аллена. Если настроение у Барни было очень неважнецкое, критический очерк приобретал непечатный характер, однако, печатать его никто и не собирался, а два часа тем временем пролетали незаметно. Полтора суток — в земном исчислении — на строительство работающей плотины через ручей в долине. Биржевой спекулянт превращался на это время в опытного ландшафтного архитектора. Плавательный бассейн на дне долины позади его жилища вряд ли вызвал бы особое восхищение у обитателей Калифорнии, однако, это был почти единственный проект, из которого он смог извлечь даже практический смысл.

Потом:

Полчаса — на усовершенствование техники бросания ножа.

Пятнадцать минут — на то, чтобы выпрямить лезвие кухонного секача в результате усовершенствования… (см. предыдущий пункт).

Два часа — на конструирование ловушки для одной из тех жирных серых белок, что постоянно крутились вокруг дома.

Пятьдесят минут — на решение новой шахматной задачи. Шахматы, как обнаружил, к своему удивлению, Барни, не так страшны, как их малюют.

Пять часов — на изобретение еще одного абсолютно беспроигрышного способа уничтожения ассоциации. В этом пункте практического смысла было не больше, чем во всем остальном, и не могло быть, хотя теперь он знал о Мак-Аллене и его друзьях гораздо больше, чем раньше.

Однако это захватывало его почище шахмат.

Братец Чард смог победить скуку. Вероятно, сможет победить и еще три года скуки.

Он не собирался никого прощать за то, что его заставили побеждать скуку.

В течение нескольких часов станция Антиплано, принадлежащая ассоциации, оставалась и темной и почти безлюдной. Только переходный шлюз ИМТ под одним из приземистых одноэтажных домов тускло светился, и свет этот исходил от обширной видеопанели, расположенной в верхней части на стене. Панель охватывала собой некую весьма невыразительную часть галактики, туманное звездное поле, несколько сгущающееся вправо, и нечто, похожее на большой расплывчатый красный шар, слева от центра. Джон Эммануэль Фредерикс, сидящий в одном из пары кресел для операторов «Трубы», не обращал на шар никакого внимания. Он слегка наклонился вперед, сосредоточенно вглядываясь в окуляры наблюдательного устройства.

Мелвин Симмс, психолог, неспешным шагом вошел в помещение через дверь входного шлюза, остановился позади Фредерикса и мягко сказал:

— Добрый вечер, доктор.

Фредерикс испуганно оглянулся:

— Я и не слышал, как ты вошел, Мел. А где Олли?

— Он ненадолго заглянул к Спалдингу, это в Вермонте. Оба появятся через несколько минут.

— Вместе со Спалдингом? Наш достопочтенный президент намерен лично взглянуть на результаты эксперимента Олли?

— Он будет представлять правление, — ответил Симмс. — В то время как я, видно, ты уже догадался, представляю разъяренный отдел психологии, — он кивнул на изображение. — То самое место?

— Оно самое, ЕТ База Восемнадцать.

— Плоховато видно сквозь «Трубу», ты не находишь?

— Да, все еще многовато паразитарного излучения. Но оно уже достаточно разрежено для наведения контакта. По показаниям — 0.19, то же самое было тридцать минут назад.

Он указал на кресло рядом:

— Садись, если хочешь рассмотреть получше.

— Спасибо, — психолог уселся в кресло, наклонился вперед и приник к окулярам. Спустя несколько секунд он заметил:

— Место выглядит не слишком гостеприимно…

— Все экологи в один голос уверяют, что Восемнадцатая — просто чудо как хороша. Никаких проблем, кроме тех, что мы сами себе создаем, — проворчал Фредерикс.

Симмс слабо улыбнулся:

— А это у нас ловко получается, верно? Вы еще не пытались отыскать… хм… предмет исследования Мак-Аллена?

— Нет пока. Пришли к выводу, что Олли должен присутствовать, когда мы выясним, чем там все кончилось. В этой связи, позвольте спросить, как прошло заседание?

— А вы не настроены против нас?

— Нет, мы были слишком заняты другими настройками, для намечающегося контакта.

— Ну, — Симмс откинулся назад в своем кресле, — могу сказать, что поначалу это была настоящая бойня. Доктор Психологии заявил, что он потрясен, возмущен и оскорблен. Словом, ругались по-черному. Я держался от этого в стороне, хотя, признаюсь, тоже был поражен, когда Мак-Аллен частным образом проинформировал меня сегодня утром о пятилетнем проекте, который проводит втайне от всех. Его обвиняли в том, что он нарушает устав… ох, в чем только его не обвиняли, от нелегальщины до негуманного обращения. Разумеется, Олли отражал все нападки с присущим ему блеском.

— Еще бы.

— Его аргументы, — продолжал Симмс, задумчиво поджав губы, — были не лишены оснований. Это было признано всеми без исключения. Никому не нравится эвтаназия в качестве превентивного средства безопасности. Многие из нас ощущают, и я в том числе, что принятая им мера все же предпочтительнее процедуры промывки мозгов, которая требуется для создания значительных изменений для типа личности класса Чарда.

— Олли тоже это ощущает, — сказал Фредерикс. — В данном случае дело решило то, что Барни Чард приобрел статус покойника с того самого момента, когда впервые сел ассоциации на хвост. Пришлось выбирать: либо эвтаназия, либо долговременная деформация личности.

Симмс покачал головой:

— Только не последнее, в данном случае мы даже рассматривать не хотим возможность личностных изменений.

— Тогда эвтаназия, — сказал Фредерикс. — Чард был слишком умен, чтобы просто не обращать на него внимания, и чересчур беспринципен, чтобы заслужить наше доверие. Поэтому Олли сообщил о его смерти.

Психолог помолчал несколько секунд.

— Проблема вот в чем, — вдруг сказал он. — Поговорив сегодня с Мак-Алленом, я экстраполировал личностное определение, выданное Чарду пять лет назад на основе всего, что о нем тогда узнали. Результат показал, что он должен сойти с ума и покончить с собой в течение года.

— Насколько надежен этот результат? — рассеянно спросил Фредерикс.

— Не более чем любой другой в персональной психологии. Однако все эти результаты дают лишь известную вероятность… и, в этом конкретном случае, вероятность крайне неприятную.

— Оливер не мог не знать, каким может оказаться исход эксперимента, — ответил Фредерикс. — Одной из причин, почему он выбрал Базу Восемнадцать, была та, что нельзя вмешаться в процесс, раз уж тот начался. Пообщавшись с Чардом несколько часов, у него сложилось впечатление, что этот человек слишком «сконденсирован». Это Оливер так сказал, думаю, вы понимаете, что он имел в виду. Чард, очевидно, был умен и обладал повышенной жизнестойкостью. Он избрал неплохой способ утверждения себя в мире. Неплохой, но очень ограниченный. На самом деле, он, разумеется, был трусом. Он всю жизнь чего-то боялся и бежал от своего страха. Причем, не мог остановиться.

Симмс кивнул:

— База Восемнадцать его остановила. Того, от чего он всегда бежал, там просто не существует. Олли полагал, что Чард впадет в панику, когда это обнаружит. Весь вопрос в том, что он станет делать дальше. Выживание в таких условиях имеет один весьма специфический аспект. Единственной опасностью, угрожающей ему, были те негибкие, присущие его личности структуры, которые он развивал на протяжении всей своей сознательной жизни. Окажется ли он достаточно умным, чтобы понять это? И сможет ли его жизненная приспособляемость, не имея альтернативы на протяжении пяти лет, оказаться достаточно сильной, чтобы преодолеть подобную опасность? — Он сухо откашлялся. — Здесь перед нами открываются две возможности, м-да… Однако, факт остается фактом, Оливер Мак-Аллен проявил себя как искусный практический психолог, продемонстрировав это и на заседании.

— Полагаю, Олли заслужил несколько резолюций, — заметил Фредерикс. — Как все прошло?

— Не так уж плохо. Первая резолюция принималась тайным голосованием. Вотум недоверия доктору Мак-Аллену.

— Это, кажется, уже семнадцатый по счету? — хладнокровно осведомился Фредерикс.

— Да, и этот факт был отмечен особо. Мак-Аллен признал, что ему ничего не оставалось делать, как самому проголосовать «за». Однако следующая резолюция, также получившая поддержку большинства, была посвящена тому, что люди с подобными… хм… скажем так, особыми способностями, как у Барни Чарда, и с подобным интеллектом могут принести большую пользу ассоциации, если окажется, что существует возможность радикально избавить их от наиболее неприглядных социопатических тенденций. С некоторыми оговорками, но департамент Психологии не мог не поддержать данную резолюцию. Равно как и третью, а именно, что нам, Психологии, предписывается непредвзято изучить результаты эксперимента доктора Мак-Аллена на Базе Восемнадцать и доложить о целесообразности проведения подобных экспериментов в будущем, если необходимость в таковых возникнет в связи с личностными особенностями других субъектов.

— Ну что ж, — помолчав, произнес Фредерикс, — что касается ассоциации, Оливер получил то, что хотел. Как обычно, — он с сомнением помолчал еще немного. — Что же касается другого вопроса…

— То ответ на него мы вскоре узнаем, — Симмс повернул голову, прислушиваясь, и шепотом добавил: — Вот, идут.

Доктор Стефан Спалдинг сказал Симмсу и Фредериксу:

— Доктор Мак-Аллен согласился со мной, что человек, которого мы будем разыскивать на Базе Восемнадцать, может быть мертв. Если что-либо укажет нам на это, мы попытаемся найти дополнительные свидетельства его смерти, прежде чем на Восемнадцатой возобновятся обычные экологические наблюдения. Далее, мы можем найти его живым, но недееспособным. В этом случае, нам следует быть очень осторожными, поскольку его оставили на Базе с заряженным револьвером. Доктор Симмс и я вооружены зарядами, которые должны ввергнуть пациента в бесчувственное состояние. Доза достаточна для того, чтобы он никогда не очнулся. В-третьих, он может оказаться живым и практически в здравом уме, но враждебно настроенным по отношению к нам открыто или скрытно…

Спалдинг по очереди поглядел на каждого из коллег, затем продолжил: — Именно по причине такой возможности наша контактная группа была отобрана с особой тщательностью. Если результат эксперимента доктора Мак-Аллена будет именно таков, нам придется исполнить малоприятную роль палачей. Добавить пожизненное заключение или дальнейшие психологические манипуляции к уже пережитым им пяти годам в одиночестве было бы недопустимо.

Доктор Мак-Аллен сказал нам, что не сообщал Чарду истинную причину, по которой тому пришлось побездельничать на свежем воздухе…

— У меня были на то серьезные причины, — вмешался Мак-Аллен, — а именно, если бы Чард с самого начала знал, каковы наши цели, он предпочел бы покончить с собой, но не допустить их осуществления. Любой человек является для него антагонистом. Он никогда не мог подчиниться воле другого человека.

Симмс кивнул.

— Я согласен с этим пунктом, доктор.

Решив, что может продолжать, Спалдинг подытожил:

— Сейчас этот пункт уже совершенно несущественен, доктор. В любом случае, до сведения Чарда было доведено, что существует некий важный «пятилетний план» ассоциации, который требует ограничения его свободы на этот срок. Прибыв на Базу, мы внимательно понаблюдаем за ним. Если в его поведении хоть что-то укажет на то, что он намерен действовать во вред ассоциации, как только у него возникнет такая возможность, наша роль сведется к следующему: мы заявим, что «пятилетний план» выполнен, а он будет освобожден и получит адекватную компенсацию за вынужденное уединение. Как только уснет, он, — разумеется, будет подвергнут эвтаназии. Но до того времени необходимо сделать все возможное, чтобы он нам поверил на слово. Существует и еще одна возможность, что действия доктора Мак-Аллена возымели те результаты, коих он пытался достичь. — Глава ассоциации повернулся к профессору: — Олли, можешь высказаться сам по этому поводу!

Мак-Аллен пожал плечами:

— Я уже представил вам свой взгляд на эту тему. Главным образом, вопрос заключается в том, сможет ли Барни Чард понять, что может существовать, не состязаясь не на жизнь, а на смерть с другими людьми. Если он это понял, то должен также был понять, что База Восемнадцать — одно из самых интересных мест во Вселенной.

— Предполагаете, — спросил Симмс, — он будет благодарен вам за то, что с ним произошло?

— Ну-у, — с сомнением протянул Мак-Аллен, слегка бледнея, — это, разумеется, зависит от того, жив ли он еще и в здравом ли уме. Однако если он смог выжить, то не будет сожалеть о том, что с ним произошло. И все же, — он снова пожал плечами, — давайте приступим. За пять лет я и так уже достаточно долго раздумывал над тем, не виновен ли я в смерти человека.

В наступившей тишине он сел в кресло, которое освободил Фредерикс, и мельком взглянул на Симмса:

— Ты тоже садись, Мел, — сказал он, — поскольку представляешь Психологию. Возьми зрительную трубу. Джон, ну что там, не распогодилось?

— Нет пока, — сказал Фредерикс. — Через два часа у нас будет отличная картинка, но не минутой раньше.

— Мы не будем ждать, — сказал Мак-Аллен. — Симмс и я сможем определить по сканеру примерно, что там происходит, — он помолчал немного, а тем временем расплывчатый красный шар на экране стремительно вырос, заполнив собой три четверти видимого пространства, на мгновение замер, затем снова вырос и, наконец, остановился.

Мак-Аллен изменившимся голосом произнес:

— Джон, боюсь, тебе придется сделать это вместо меня. Руки меня слушаются не настолько, чтобы работать, как следует.

Прошла минута, другая. Изображение становилось все более мутным, детали терялись в расплывчатых волнах вздымавшихся оранжево-бурых теней. Внезапно прорезался зеленый цвет, и Мак-Аллен пробормотал:

— Это «Труба» ищет кабину.

Возникла мгновенная пауза, затем Фредерикс откашлялся и сказал:

— Чем дальше, тем лучше, Оливер. Мы смотрим прямо в кабину. Твоего парня пока не видно, но здесь кто-то живет. Да, Симмс?

— Определенно, — согласился психолог. Немного подумав, он добавил: — И, предположительно, не сумасшедший. Дом содержится в полном порядке.

— Так вы говорите, Чарда в доме нет? — резко спросил Спалдинг.

— Да, — ответил Фредерикс, — если только он не прячется намеренно. Входная дверь открыта. Хм-м, а здесь все же кое-кто есть.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Спалдинг.

— На окне сидит парочка белок, — пояснил Симмс.

— На окне? Внутри?

— Да, — откликнулся Фредерикс, — либо запрыгнули сюда, пока не было хозяина, либо он их держит в качестве домашних любимцев. Может быть, нам следует поискать Чарда по окрестностям?

— Нет, — решил Спалдинг, — База слишком велика, чтобы фокусироваться на каждой ее точке. Если он живет в избушке и просто вышел погулять, то вернется самое большее через несколько часов. Посмотрим, какие выводы можно сделать из того, какой будет себя вести, когда покажется, — он повернулся к Мак-Аллену: — Олли, я думаю, ты можешь немного расслабиться. Все выглядит совсем неплохо!

— Не знаю, не знаю, — проворчал Мак-Аллен, — но вы упускаете кое-что из виду.

— Что именно?

— Я сказал Чарду, когда нас ждать. Если только он не разбил часы, то знает, что мы появимся сегодня. Если даже все в порядке, не может ли он поджидать нас в доме?

Спалдинг подумал.

— В том-то все и дело, — сказал он, — похоже, что он прячется где-то снаружи. Он мог подстроить нам засаду. Джон…

— Да, — откликнулся Фредерикс.

— Наставь трубоскоп как можно лучше и просканируй лачугу так, словно ты ее пылесосишь. Должны быть какие-нибудь признаки…

— Он как раз это делает, — перебил Симмс.

На несколько минут воцарилась тишина, затем руки Фредерикса осторожно приникли к нескольким дискам на боковой панели сканера, а все остальные будто оцепенели.

— Йо-хо-хо! — вдруг завопил доктор Фредерикс. — Йо-хо-хо-хо! Записка, Олли! Твой мистер Чард оставил тебе… йо-хо-хо… записку!

На мгновение экран поплыл перед глазами Мак-Аллена. Фредерикс все еще смеялся, Симмс тараторил скороговоркой:

— Это же замечательно, доктор, замечательно! Парень в своем уме, совершенно! Догадываюсь, что вы изменили его подход к жизни на все сто процентов! Вы видите записку?

— Нет, — выдохнул Мак-Аллен.

Перед его глазами расплывалась поверхность письменного стола и чего-то белого, ага, понятно, прикрепленного к столешнице белого листа бумаги с напечатанным текстом.

— Ничто не способно вызвать у этого парня нездорового любопытства, — где-то сбоку тараторил Симмс, — даже перспектива увидеть прибывших с Земли впервые за пять лет. Но он дает понять, что с ним все в порядке, чтобы гости чувствовали себя у него как дома, пока хозяин не вернется. Вот, позвольте мне…

Он потянулся к сканеру Мак-Аллена и подстроил его. Слова на бумаге внезапно стали четкими.

Записка была лаконичной, она ясно говорила сама за себя:

УШЕЛ НА РЫБАЛКУ

С уважением, Б. Чард.

Маяк в неведомое ^{(повесть)}

Нечасто случалось, чтобы Густав Роберт Фрай, Главный Уполномоченный Межзвездного Полицейского Управления, потратил больше часа своего рабочего времени на одну-единственную встречу. Однако в его офисе никто не удивился, узнав, что шеф предположительно будет совещаться до полудня, и просил до того времени его не беспокоить. Посетителя, которого почтительно проводили к нему сегодня утром, даже не поинтересовавшись, назначена ли ему встреча, звали Ховард Кэмхорн, и был он ни много ни мало, а Координатором Программ Исследований Верховного Правительства. Так что это была встреча политических мастодонтов. На повестке дня определенно должно было стоять нечто грандиозное.

За письменным столом своего кабинета Гус Фрай, широкоплечий, с мощной нижней челюстью и холодными, колючими глазами, выглядел необычайно эффектно, — настоящий политик, каковым он и являлся — но при этом чувствовал себя не очень уютно. А вот Ховард Кэмхорн, неуклюже развалившийся в кресле посреди комнаты напротив Главного Уполномоченного, мог сойти за не слишком популярного артиста средних лет. Долговязый блондин с ленивой улыбкой и еще более ленивыми, небрежными жестами, он, однако, занимал место на несколько ступенек выше на иерархической лестнице, чем его собеседник.

— Разумеется, не может быть и речи о том, чтобы нас интересовал космический транспорт, который подобрали ваши ребята, — сказал Кэмхорн. — Однако вы уверены, что на борту больше нет YM-400?

Фрай пожал плечами:

— Я могу быть уверен только в том, что его нет в отсеке, где он хранился во время полета, и что замки на отсеке взломаны. Возможно, тот, кто завладел контейнерами с YM, перепрятал их в какой-нибудь другой части корабля. Это было бы несложно, но…

Кэмхорн покачал головой:

— Нет, — перебил он. — Это никому не нужно. Боюсь, что нам придется смириться с тем, что контейнеры исчезли.

— Похоже на то, — ответил Фрай. — Полицейское расследование будет продолжаться до тех пор, пока на корабль не прибудут ваши собственные детективы, но нет никаких оснований полагать, что они что-нибудь найдут.

— Курс был переустановлен таким образом, чтобы направить корабль в незанятые области космоса?

— Да, — ответил Фрай, — лодка МПУ заметила его лишь по чистой случайности. Новый курс не вывел бы корабль ни к оживленной трассе, ни к обитаемой планете или на обычный патрульный маршрут. Когда через три недели топливные баки должны были опустеть, взорвалась бы заложенная туда адская машинка, и никто не нашел бы даже обломков.

— Что известно о грузе? Вы что-нибудь знаете об этом? Он остался нетронутым?

— Насколько нам известно, да. Когда грузовик вернется в порт, грузоотправители все проверят подробно. Однако гипотеза о том, что исчез только YM-400 Верховного Правительства, остается пока самой многообещающей.

Кэмхорн кивнул.

— Банду, которая решилась на кражу, не могли заинтересовать обычные трофеи. Что и делает вашу гипотезу убедительной, — он задумчиво сморщил нос. — Modus operandi?

— Два варианта, — ответил Фрай. — Либо погрузили к себе на борт, либо перехватили по пути какой-нибудь корабль, взяли на абордаж прямо в полете.

— Какой из двух вам нравится больше?

— Первый. Второй — довольно маловероятен на самом деле. Даже МПУ не может вторгнуться на современный автоматический грузовик во время полета, не вызвав при этом целую бурю аварийных сигналов на всех контрольных станциях, расположенных по курсу. А, тем не менее, никаких аварийных сигналов зарегистрировано не было. Кроме того, нигде не обнаружено ни малейших следов насильственного вторжения.

— Так что наши воришки нагрузились сами, — сказал Кэмхорн. — Но, Гус, у меня всегда было такое мнение, что контрольные системы, не допускающие на автоматический транспорт безбилетников, абсолютно надежны.

Глава МПУ пожал плечами:

— До сих пор так и было. Но не потому, что их нельзя было перехитрить, а просто потому, что перехитрить контрольную систему — предприятие столь дорогостоящее, что игра не стоит свеч, если только общая стоимость транспортного средства вместе с грузом не покроет таких расходов. А похитители с расходами определенно не считались.

— Очевидно, — согласился Кэмхорн. — Но как удалось вынести YM-400 с корабля?

— Видимо, у них на борту была небольшая лодка. Пока это всего лишь предположение, ведь они оставили весьма мало следов своей деятельности, однако, это можно было сделать только так. Они раздобыли точные сведения о курсе корабля и графике движения. В тщательно рассчитанном месте произошла встреча, они забрали два кейса с YM, переориентировали корабль на новый курс, установили заряды, задали время взрыва, отключили сигнализацию на входном шлюзе и перешли в свою лодку. Естественно, где-то поблизости от грузовика ждал корабль, который их и подобрал. Вот и все.

— В ваших устах это звучит очень просто, — заметил Кэмхорн.

— Трудность в том, — ответил Гус Фрай, — чтобы подготовить подобную операцию. Вне зависимости от того, сколько средств было затрачено на это, они должны были потратить несколько месяцев на различные приготовления и при этом ни разу не привлечь внимание службы безопасности порта.

— У них было достаточно времени, — задумчиво признал Кэмхорн. — YM-400 годами перевозили в одинаковых контейнерах по одному и тому же маршруту.

— Я все думаю, — заметил Фрай, — почему был выбран именно такой способ перевозки.

Кэмхорн коротко улыбнулся:

— Не припомните, Гус, когда в последний раз был осуществлен захват автоматического транспортного корабля?

— Пятьдесят семь лет назад, — ответил Фрай, — причем тогдашний способ непригоден для нынешних кораблей, при современных контрольных системах.

— Ну, вот отчасти ответ на ваш вопрос. Риск при автоматической транспортировке сократился до минимума. Плюс к тому в отношении YM-400 мы избегали излишних мер безопасности. Если бы всякий раз его перевозили на военных кораблях, асы технологического шпионажа знали бы об этом, а это означает, что рано или поздно об этом узнали бы все, кому не лень. Начались бы акции, и, несмотря на любые меры, мы начали бы терять людей. На их место пришли бы те, кто работает на себя, а не на Верховное Правительство, а оно, разумеется, стремится не допустить этого. Пока это было оправдано. По крайней мере, это первый случай за тридцать два года, что мы работаем с YM-400, когда его не доставили по месту назначения.

— Два кейса по тридцать четыре килограмма в каждом, — сказал Фрай. — Вы полагаете, это много?

— Боюсь, что это чертовски много, — сухо ответил Кэмхорн.

Фрай подумал и сказал:

— Ховард, во всем этом есть определенная странность…

— Какая именно?

— Несколько часов назад мне показалось, что вы были почти рады, услышав о происшествии с этим транспортом.

Кэмхорн несколько секунд смотрел на него очень пристально.

— На самом деле, — наконец произнес он, — я действительно был рад. И вот почему. Если бы это не было столь очевидным преступлением рук человеческих, если бы транспорт, скажем, просто взорвался по пути или исчез, не подав сигнала тревоги…

— Исчез, не подав сигнала тревоги? — эхом повторил Фрай. — Без вмешательства людей?

— Если бы, — вновь начал Кэмхорн, — хоть частичка YM-400 была радиоактивна, я бы не удивился, что нечто подобное произошло. Однако его перевозили в стабильном состоянии, а опасных свойств у стабильного YM-400 не больше, чем у чугунных чушек. Если бы они вдруг проявились, все исследовательские программы, связанные с этим веществом, пришлось бы отложить на неопределенный срок. Возможно, даже прекратить насовсем, — он лениво улыбнулся Фраю. — Ну что, я объяснил мою столь очевидную радость, Гус?

— Более или менее, — ответил Гус Фрай. — А это действительно будет катастрофа, если программы придется прекратить?

— Верховное Правительство сочтет это настоящей катастрофой, именно так.

— Почему?

— Если, — отвечал Кэмхорн, — нам удастся разобраться с YM-400, то это обеспечит нам в будущем победу над любой возможной оппозицией и контроль над космическим пространством.

Фрай изо всех сил старался сохранить на лице невозмутимое выражение.

— Естественно, поэтому, — продолжал Кэмхорн, — мы предпочли бы, чтобы группировки инакомыслящих не заигрывали с YM-400 и, более того, даже не подозревали о такой возможности.

— Похоже, что существует, по крайней мере, одна группировка инакомыслящих, — заметил Фрай язвительно, — у которых о YM-400 имеется гораздо больше информации, чем, например, у Межзвездного Полицейского Управления.

Кэмхорн покачал головой.

— Мы не знаем, сколько им известно на самом деле, Гус. Кражу могли осуществить чисто в спекулятивных целях. В Галактике ходит достаточно много лишних денег.

Фрай проворчал:

— Вы подозреваете кого-нибудь конкретно?

— Многих. Но, к сожалению, существует некоторая вероятность того, что тех, кто это сделал, в списках не окажется. Однако мы составили подобные списки. Сегодня их передадут вам, в МПУ.

— Благодарю, — кисло вставил Фрай.

— Если б не суровая необходимость, я не стал бы этого делать, Гус. Но детективы нашего отдела Исследований не в состоянии сами справиться с подобным объемом. Разумеется, они будут сотрудничать с вашими людьми во всем.

— А некому больше с нами сотрудничать, — осклабился Фрай. — Я пришел к неутешительному выводу, что нынешнее население сотрудничать с нами, как это бывало раньше, не склонно.

Кэмхорн кивнул:

— Вполне естественно.

— Естественно? Почему же естественно? Пусть большинству немного не хватает жизненного пространства, так пусть отправляются на фронтирные планеты, но в остальном человечество никогда не жило комфортнее, чем сейчас. Ничто не давит на них, все время нянчатся с ними, ну, если не все, то на девяносто процентов, как минимум. А они вольны делать все, чего только их левая нога захочет. Треть населения уже до конца своих дней не станет заниматься честным трудом.

— Истинная правда. Вы описали просто-таки идеальные условия для возникновения глухого недовольства. Однако мы не хотим, чтобы человечество окончательно впало в спячку. Гус, что вам лично известно о YM-400?

— Ничего, — ответил Гус. — Время от времени некоторые слухи о нем привлекали внимание МПУ. Слухи подобного рода мы протоколируем обычным порядком. Я просматриваю эти протоколы.

— Ну и какие слухи вам удалось просмотреть?

— Я могу пересказать их вам буквально в двух предложениях, — ответил Фрай. — YM или YM-400 — это химический элемент, который был сравнительно недавно, несколько десятилетий назад, открыт учеными Верховного Правительства. Он обладает свойством вызывать «преобразующие пространственно-временные сопряжения», как утверждают пространные справочники. Значит, он имеет некоторое отношение к пространственным феноменам Римана. Впервые он был обнаружен в звездной системе, находящейся за пределами официально исследованных территорий, и эта система сейчас усиленно охраняется военными звездолетами Верховного Правительства. В ней имеется пояс астероидов, образованный, предположительно, остатками планеты, в незапамятные времена разорванной реакцией YM на мелкие кусочки. Кроме того, — добавил Фрай с недоброй усмешкой, — я могу даже привести один достоверный факт. Я точно знаю, что такая охраняемая система существует, и что там нет ничего, кроме звезды и вышеупомянутого пояса астероидов. Я могу дать вам ее координаты, но уверен, что они вам хорошо известны.

Кэмхорн кивнул.

— Известны. Еще есть какие-нибудь слухи?

— Думаю, это все.

— Ну что ж, — задумчиво протянул Кэмхорн, — я все понял. МПУ сможет принести нам пользу в искомом расследовании только тогда, когда будет гораздо лучше информированным. Вы собрали очень интересную коллекцию слухов, но с действительностью они, к счастью, имеют мало общего. Начнем с того, что YM-400 — это не элемент. Это группа из нескольких элементов одного порядка. Обозначающий символ не имеет ровным счетом никакого смысла…

— По соображениям секретности?

— Конечно. Дальше, все элементы данного порядка, за одним важным исключением, были обнаружены в ходе исследований свойств пространства Римана в двух внутренних зонах образования Галактики, возраст которых мы намеревались установить. Возможно, вы припомните эту программу, она была инициирована сорок пять лет назад. Элементы, о которых идет речь, радиоактивны, их период полураспада — в пределах часа. Возникло подозрение, что именно с ними связано наличие чрезвычайно любопытных и, на первый взгляд, случайных искривлений пространства-времени в этих зонах, однако их свойства были таковы, что воспроизвести их в необходимом количестве и на достаточно длительное время для проведения вразумительных исследований оказалось невозможно.

Последний же из элементов данного порядка — Ymir — в то время обнаружен не был. Он был найден десять лет спустя в виде следов в поясе астероидов, о котором вы упомянули, и покамест, да простится мне этот каламбур, не «наследил» более нигде. Ymir весьма капризен, химически очень похож на все остальные элементы данного порядка и имеет сходную с ними нестабильную структуру. И еще один поразительный факт — его присутствие в том виде и месте, где он был найден, теоретически невозможно. Однако вскоре выяснилось, что Ymir создает вокруг себя силовое поле, подавляющее радиоактивность. Пока ничто не вторгается в границы поля, элемент стабилен…

— А что может в него вторгнуться?

Кэмхорн неловко усмехнулся.

— Люди. Насколько нам известно, Ymir неизменен до тех пор, пока в его поле не вторгаются сознательно. Более того, будучи смешан с другими элементами порядка, он способен мгновенно передать свойство образования подавляющего поля еще трем из них. Весьма удачное стечение обстоятельств, если учесть, что Ymir был найден в микроскопических количествах, а также то, что неизвестные пока науке факторы препятствуют его синтезированию искусственным путем. Остальные три элемента воспроизвести сравнительно легко, а поскольку даже очень незначительная примесь Ymir придает им стабильность, или псевдостабильность, то их удается хранить неопределенно долгое время.

— Так то была смесь с YM-400?

— Вот именно.

Фрай глубокомысленно заметил:

— Возможно, мне следует напомнить вам, что этот разговор записывается.

Кэмхорн кивнул:

— Все в порядке. Теперь, когда мы знаем, что кто-то завладел YM-400 в количестве шестидесяти восьми килограммов, мы оказались в ситуации, совсем непохожей на прежнюю. Хотя ущерб, причиненный этой кражей, значителен и сам по себе. Наличие компонента Ymir в подобной массе может быть замечено только по характерным признакам, а вот другие компоненты можно при желании произвести.

Вопрос в том, насколько хорошо те, кто завладел этим веществом, осведомлены о его уникальных свойствах. Мы предпочли бы, чтобы они знали о нем некоторые вещи, например, то, что в известных пределах обращаться с YM-400 довольно просто. Сокращать и восстанавливать действие силового поля тоже несложно. В результате мы получаем или контролируемый поток радиоактивности, или полную его остановку. Теперь, вы упомянули, что YM-400 «преобразует пространственно-временные сопряжения»…

Фрай кивнул.

— Что ж, — сказал Кэмхорн, — и в самом деле, это выражение в точности описывает производимый им эффект, предположительно, из-за присутствия в нем изначально нестабильных элементов. Активная смесь преобразует пространственно-временные сопряжения в некий новый для нас вид энергии, свойства которого теоретически предсказуемы. Так, например, эта новая энергия может быть полностью контролируема. А дошли ли до вас какие-либо слухи о том, каких результатов мы стремились достичь в ходе экспериментов с этим веществом?

— Да, — ответил Фрай, — я совсем забыл. Были две различные версии на этот счет. Первая состояла в том, что конечным продуктом исследований должно стать взрывчатое вещество с мощностью, превосходящей всякое воображение. Другая — в том, что вы пытаетесь создать телепортатор материи, по возможности, на уровне межзвездных расстояний.

Кэмхорн кивнул уже в который раз:

— Потенциально YM-400 действительно является необычайно мощной взрывчаткой. В этом нет никаких сомнений. Что же касается второго соображения, кстати, ушедшего не слишком далеко от истины, то решение его в положительном смысле было бы равносильно мгновенному переносу между звездами, не так ли?

Фрай пожал плечами.

— Думаю, что так.

— Однако, — сказал Кэмхорн, — пока мы еще не телепортировали ни одной крупицы материи. И знаете почему, Гус?

— Нет. Откуда мне знать?

— Никаких слухов на этот счет не подслушали, нет? Так я вам скажу. YM-400, активированный даже в микроскопических количествах, немедленно становится поразительно несговорчивым и постоянно расставляет препоны на пути экспериментатора. И все эти препоны не поддаются никакому объяснению. У меня работали весьма невозмутимые физики, которые буквально со слезами на глазах утверждали, что пространству-времени известно о наших попытках им манипулировать, и поэтому оно настроено по отношению к людям весьма недоброжелательно, находя какое-то злобное удовлетворение в том, чтобы безжалостно пресекать таковые попытки.

Гус Фрай грустно усмехнулся:

— Возможно, ваши физики правы.

— Иногда случается так, — заметил на это Кэмхорн, — что ситуация выглядит совсем не смешной, Гус. На данный момент эксперименты с YM-400 выдали полезных результатов ноль целых, ноль десятых. Мало того, в их ходе произошло более тысячи несчастных случаев. Большинство пострадавших было специалистами высочайшего уровня, сами понимаете, их не так-то легко было заменить.

Фрай недоверчиво взглянул на собеседника.

— И что, все эти несчастные случаи так и не были объяснены?

Кэмхорн покачал головой.

— Если бы удалось выяснить причину хоть одного из них, то многих других не случилось бы. Уверяю вас, в осуществлении данного проекта не было допущено даже малейшей небрежности. Однако в таком виде, как сейчас, можно считать, что ученые потерпели полное фиаско. Если бы ставки не были столь высоки, мы умыли бы руки еще десять лет назад. Поэтому, как я уже говорил, если бы выяснилось, что в исчезновении космического транспорта повинна та якобы стабильная смесь, мы, вероятнее всего, отложили бы дальнейшие манипуляции на неопределенное время. Подобное ЧП повышает риск просто до неприемлемой величины.

Фрай проворчал:

— Именно в исчезновениях и состояли несчастные случаи? Вещи, люди..?

— Ну, — уклончиво сказал Кэмхорн, — некоторые из них осуществлялись примерно по такой схеме.

Фрай откашлялся.

— Скажите мне еще только одну вещь, Ховард.

— Какую именно?

— Все, что вы сказали, является правдой хотя бы отчасти?

Кэмхорн задумался.

— Гус, — затем ответил он, — если я попрошу вырезать ваш вопрос и мой ответ из записи, вы это сделаете?

— Конечно.

— Так сделайте это, пожалуйста, а затем не записывайте нашу последующую беседу.

Спустя несколько секунд Фрай сказал:

— Вот и все, запись отключена.

— Большая часть из того, что я вам сказал — правда, — заметил Кэмхорн, удобно откидываясь на спинку стула. — Возможно, не все из сказанного — правда. Также возможно, что я утаил от вас всю правду. Однако нам не остается ничего другого, как распространять правдоподобные слухи, Гус. Единственное, чего мы никак не можем себе позволить, это быть пойманными на очевидной лжи.

Лицо Фрая начало медленно заливаться краской.

— Полагаете, что Межзвездное Полицейское Управление поможет распространять эти слухи?

— Конечно, поможет. Будьте реалистом, Гус. Разумеется, вы передадите сообщенную мной информацию лишь ограниченному контингенту подчиненных, но возникнут утечки и… А разве могут быть более правдоподобные слухи, чем те, которые подтверждают другие, изначально распущенные?

— Если вам известны потенциальные места утечек среди «ограниченного контингента подчиненных», — сказал Фрай, — я был бы весьма обязан, если б вы назвали фамилии.

— Не будьте ханжой, Гус, — любезно ответил Кэмхорн, — я отнюдь не пытаюсь опорочить ваше Управление. Я имею в виду — an mass, то есть в среднем. Как вы сами изволили заметить, МПУ не сможет расследовать это дело, если ему не будут подкинуты хоть какие-нибудь намеки. Так вот мы и намекаем, В процессе расследования мы надеемся, что зародится новая волна определенных слухов. Все это делается исключительно во благо.

— Но с какой целью?

— Я уже говорил. Преступники могут быть пойманы не так скоро, как мы хотим. Группа посвященных, вероятно, крайне мала, но организация должна быть разветвленной, к тому же похитители опасаются последствий. Они непременно раздобудут информацию, которую мы хотим им подсунуть, будь то утечка из МПУ или по другим каналам. Этого должно хватить, чтобы удержать их от явных глупостей. Кроме того, это позволяет не доносить информацию до общественности.

— Мы хотим, чтобы похитители узнали, что YM-400 — непредсказуемо опасен. Это оставляет им небогатый выбор. Они могут либо выбросить эти кейсы, либо хранить их тайно, пока не раздобудут более полную информацию об украденном веществе. Но, учитывая то, каким образом была совершена кража, ни один из вышеназванных вариантов не будет избран. Похитители далеко не невежды, их нелегко напугать, и у них определенно есть ресурсы для покрытия дальнейших расходов.

Фрай кивнул.

— Вероятнее всего они выберут следующее, — продолжал Кэмхорн, — оценят, насколько в действительности серьезны предупреждения, выуженные из слухов, и продолжат свои эксперименты, возможно, более осторожно, чем если бы не были предупреждены.

Нас и это устроит. Я уже рассказал о потерях среди нашего персонала. Мы не возражаем против того, чтобы другие отгребли в сторонку весь жар. Это вторая причина, по которой стоит принести в жертву часть ценной информации. К тому времени, когда мы поймаем похитителей, наши усилия должны окупиться тем или иным способом.

— А если предположить, — сказал Фрай, — что несанкционированные Правительством эксперименты закончатся тем, что еще одна планета разлетится на кучку астероидов?

— Это крайний случай, — заявил Кэмхорн, — хотя и не такой уж невероятный. Дело в том, что все равно существует такая возможность, вне зависимости от того, что мы предпримем. Мы можем попытаться лишь свести риск к минимуму.

— Не лучше ли поймать похитителей поскорее, пока они не начали столь опасные игры?

— Конечно, это было бы лучше. Однако в данном случае время работает на нас.

— Работать оно, конечно, работает, но все же сколько у нас времени до того, как ситуация станет критической?

— Ну, — протянул Кэмхорн, — предположим, что, по крайней мере, три-четыре года ушло на то, чтобы наши фигуранты завладели некоторым количеством YM-400. Наверняка они и приготовили все для проведения полномасштабных экспериментов. Однако если они не законченные идиоты, то должны провести тщательное исследование смеси и выяснить ее свойства. Экспериментальная фаза не слишком опасна и может быть завершена не ранее чем через полгода.

Фрай энергично помотал головой.

— Полгода! — проговорил он. — Может, конечно, случиться так, что нам повезет, и мы арестуем их на следующей неделе, Ховард… но ведь еще существует восемнадцать планет и спутников планетарного класса, все — перенаселены, семьдесят три космо-города с населением, в восемь раз превышающим планетарное, а также пять Свободных планет, на каждой из которых, можно, если угодно, утаить без проблем целую армию. Добавьте к этому около сотни тысяч осколочных популяций на малообитаемых плакетках, астероидах, постоянно проживающих в космосе на станциях с фиксированным положением и на мобильных ковчегах — мы просто не можем все это проверить за полгода, Ховард! Мы уже начали проверку всех, кто имеет хоть малейшее отношение к пропавшему кораблю, и пройдемся по вашему списку подозреваемых, как только он попадет к нам в руки. Однако не ждите результатов раньше, чем через год…

Фрай оказался слишком большим оптимистом.

После той встречи прошло полтора года. Более или менее многообещающие нити были оборваны. Исчезнувший YM-400 так и не был найден.

МПУ отрабатывало оставшиеся версии.

С воздуха Львиная гора, расположенная в юго-западной части Американского континента Свободной планеты под названием Земля, представляла собой наклонное треугольное плато, кое-где опушенное зеленью, состоящей из кедра и сосен, но по большей части покрытое грубыми рубцами обнаженных горных пород. В самой широкой и высокой части оно имело восемь километров в ширину и как бы притаилось за спиной у вытянутого в сторону севера огромного нагромождения скал, в котором можно было при желании увидеть короткую вытянутую шею и тяжелый череп, что делало его похожим на хищника, прислушивающегося к чему-то. Вероятно, именно этим причудливым формам гора и была обязана своим названием. К югу от нее плато понижалось, постепенно сужаясь и образуя третий угол неровного треугольника. Неподалеку от его южного кончика можно было заметить единственные следы обитания человека — полдесятка строений размером от малого до умеренного, отделанных деревом и местным камнем. К одному из зданий примыкал огромный, с мощной решеткой, сдвоенный загон. Это была экспериментальная животноводческая ферма, которая вместе с горой и полусотней квадратных километров окрестной скалистой пустоши составляла частную собственность некоего Мигеля Трелони, Свободного жителя Земли.

Фрэнк Доуланд, лейтенант Фрэнк Доуланд из Полицейского Управления Солнечной Системы, последние двадцать минут медленно вел свою сетевую машину на скромной высоте вдоль облачной гряды к западу от горы. Одновременно он обозревал территорию ранчо высокомощным поисковым лучом. Никакой активности обнаружено им не было, и ранчо выглядело так, словно временно опустело, что было вполне возможно. Местонахождение Мигеля Трелони в данный момент было неизвестно, к тому же Львиная гора была лишь одним из тех многих мест, где его периодически можно было встретить.

Наконец Доуланд опустил наблюдательный прибор и взглянул на солнце, которое должно было сесть через час. Это был коренастый молодой человек лет тридцати с небольшим, одетый по-охотничьи. Он всегда играл роль охотника во время работы на планете. Даже снаряжение, упакованное в багажнике сетевой машины, за исключением нескольких изделий особого рода, говорило о том, что оно принадлежит любителю этого азартного увлечения.

Свободные семьи приходили в традиционное негодование по поводу любых проявлений власти Верховного Правительства на Земле, и отнеслись бы крайне недружелюбно к детективу полиции Солнечного Города, вне зависимости о того, какова его миссия. Однако экспорт излишка местной фауны был одной из признаваемых ими форм межпланетной торговли. Более того, земляне, по большей части, сами были заядлыми охотниками. Обычно Доуланд прекрасно с ними ладил.

Он открыл потайной ящичек в панели управления и вынул оттуда пачку фотографий ранчо Трелони на горе, сделанных, по всей видимости, с высоты нескольких сотен метров. Несколько секунд Доуланд сравнивал фотографии с расстилающимся внизу пейзажем. За те восемь месяцев, что прошли с того момента, как фотографии были сняты, на ранчо, по-видимому, ничего не изменилось. По крайней мере, если смотреть с птичьего полета.

Доуланд в задумчивости потер переносицу. Если ранчо действительно пустовало, следовало оставить здесь все как есть и поискать Трелони где-нибудь еще. Сделать посадку без приглашения, в отсутствие владельца, было совершенно невозможно. На подобное не отваживались ни гости Земли, ни Свободные. Но детектив, например, мог сослаться на неполадку двигателя сетевой машины. Это было хорошим поводом, но провернуть такое можно было всего один раз. Он предпочитал сохранить его для того, чтобы представиться семейству Трелони в случае, если он застанет здесь либо Мигеля, либо его сводного младшего брата, доктора Пола Трелони. Ни тот, ни другой не считались серьезными подозреваемыми по делу об исчезновении YM-400, однако трудно было понять, чем они занимаются последние полтора года. Доуланд должен был выяснить это, не создавая лишнего шума. Обычное дело.

Земля, возможно, была именно тем местом, где следовало искать YM-400 в первую очередь, ибо Свободные граждане относились откровенно неприязненно к Верховному Правительству, которое при помощи искусных юридических закавык, приняв законодательство о Свободных мирах, ограничило их права на владение планетой. В сущности, Свободные семьи стали просто высокооплачиваемыми попечителями своей планеты. Доуланд, выросший в переполненных туннелях гигантского искусственного астероида, известного под названием Солнечного Города, мог только приветствовать бережное отношение к природным богатствам колыбели человечества. Семейства Земли тоже стояли на позициях сохранения местных ресурсов, но только на своих собственных условиях и под своим контролем. Но Верховное Правительство вежливо им отказало в этом.

Так выглядела проблема с одной стороны. Другая состояла в том, что многочисленные слои населения космических городов и так называемых Свободных миров лелеяли мысль о том, чтобы хлынуть потоком на Свободные планеты. Верховное правительство отказало и в этом, что, по мнению Доуланда, было также разумно. Однако Свободные граждане опасались и, возможно, не без оснований, что с дальнейшим приростом населения возрастет и политическое давление, что, в конце концов, вынудит правительство отменить запрет на иммиграцию. Большинство, возглавляемое Энтони Брэндом Картером, больше известным под прозвищем Головастого Картера, который был главой самой крупной и богатой из семей Земли, полагало, что единственным выходом из создавшейся ситуации является хорошо вооруженная армия. Землянам требовалось мощное оружие, в большом количестве, а также законное право производить его, управлять им и в случае необходимости использовать для того, чтобы отбиваться от вторжения незаконных мигрантов. Верховное Правительство неоднократно подчеркивало, что обладание, равно как и использование оружия для гашения социальных конфликтов по конституции является его и только его привилегией. Тяжба по этому вопросу длилась уже многие десятилетия, периодически возобновляемая семьей Картеров или их сподвижниками. Тем временем любители экстремальных видов спорта на Земле поголовно вступали в члены необычайно боеспособной группы под названием Солдаты Картера, где прилежно штудировали военные искусства теми средствами, что были им доступны. Полицейское Управление Солнечной Системы в целом и Доуланд в частности прекрасно знали, что Солдаты были непревзойденными стрелками, великолепными пилотами и наездниками, но Верховное Правительство пока не считало нужным бить тревогу по этому поводу.

Мистер Пол Трелони, младший из братьев, в возрасте двадцати лет вступил в ряды Солдат, отбарабанил в тренировочных лагерях два года, затем в пух и прах разругался с Головастым Картером и покинул Землю, чтобы всерьез заняться физикой в университетах Верховного Правительства, где вскоре получил ученую степень. Чем он занимался после этого — неизвестно. Время от времени он объявлялся на Земле, мог оказаться здесь и в данный момент. Мигель, который был старше Пола более чем на двадцать лет, и которому сейчас было чуть за пятьдесят, также интересовался физикой и посещал один из университетов Верховного Правительства около четверти века назад. Ученые занятия Мигеля прекратились еще до получения им степени. Это произошло вследствие его расхождения во мнениях с президентом университета, коего он вызвал на дуэль. По мнению Доуланда, братцы страдали амбициозностью, что было не такой уж редкостью среди людей чересчур богатых и ничем другим не примечательных. Однако, несмотря на выбор физики в качестве штудируемой дисциплины, ничто не связывало обоих Трелони с исчезнувшим YM. Вряд ли можно было их подозревать, ведь хотя коэффициент интеллекта у обоих значительно превышал уровень среднего человека, например, такого как Доуланд, но блестящими умственными способностями братья не обладали. По возвращении на Землю Мигель забросил физику в пользу экспериментальной биологии. Ранчо на Львиной горе служило местом приложения его хобби, которое в данный момент состояло в выведении особой породы гигантских кабанов для охотничьих нужд. По-видимому, выращивание злобно-капризной тонны бекона на копытах вполне удовлетворяло его амбициям человека образованного и воспитанного. Помимо непродолжительного знакомства с Солдатами Картера, ни один из братьев не выказывал ни малейшего интереса к Земной политике.

Ниточка, связывающая Трелони с пропавшим химическим элементом, была довольно тонкая, но, как знал Доуланд, все более-менее привлекательные версии уже были исчерпаны и не дали ни малейшего результата. Мало того, Межзвездное Полицейское Управление оказалось перед малоприятным фактом, что теперь подозревать некого или, наоборот, всех и каждого. Детектив решил, что если здесь до захода солнца не обнаружится никаких следов Мигеля Трелони, то сетевая машина доставит его к месту следующей проверки. Поскольку автоматизированные системы холят и лелеют возлюбленных свинюшек Трелони без вмешательства человека, то владелец ранчо может заглядывать сюда раз в несколько недель.

Взгляд Фрэнка быстро скользнул по равнине, за которой возвышалась гора. Сегодня в воздухе было неспокойно, порывы ветра трепали плоскости машины, а над северной горной цепью бушевали грозы. Внизу взвихрившийся песок шлифовал крутые бока плато. Доуланд снова прицелился в охотничью подзорную трубу и принялся тыкать видеолучом с небольшим увеличением почти куда попало. Под ним проносился густой лес, из которого то и дело выглядывали скалы, изъеденные выветриванием. Совершенно: дикое место. Он вновь навел трубу на территорию ранчо. Что-то привлекло его внимание, и он всмотрелся внимательнее.

Кто-то двигался в направлении к ближайшему от него краю горы. Фрэнк заметил, как внизу блеснуло что-то белое. Тщательно сфокусировавшись на фигуре, Доуланд довел увеличение до максимума — перед его взором внезапно возникло изображение молодой женщины.

Она остановилась, и в следующее мгновение Доуланд с тревогой понял, что она смотрит в бинокль. Правда, не имея видеолуча МПУ, ее стеклышки не могут сообщить ей ничего, кроме того, что над ней пролетает сетевая машина. Затем женщина свободной рукой подняла над головой белую тряпицу и принялась энергично размахивать.

Несмотря на бинокль, Доуланд мгновенно узнал женщину, поскольку в последние дни изучил множество фотографий. Это была Джил Трелони, младшая из трех оставшихся в живых членов Свободной семьи Трелони. Мигель и Пол приходились ей дядями, и, поскольку она здесь, кто-то из них тоже должен был быть где-то поблизости.

Двух мнений быть не могло — она явно сигналила машине. Доуланд взглянул на панель перед собой — коммуникатор был включен, но почему-то не зарегистрировал ни одного из местных звонков. Фрэнк сузил глаза. Это становилось интересным. Если Трелони ожидали гостей, но не общались с ним по открытой коммуникационной системе, то это означало, что они не хотели афишировать свое присутствие на ранчо.

Это могло означать множество вещей, не представляющих ни малейшего интереса для МПУ, но…

Доуланд вынул свою пушку из охотничьей куртки и проверил, разворачивая нос машины в направлении ранчо и наклоняя его немного вниз. Любой из братьев мог заварить кашу, особенно, если им есть что скрывать, но они, во всяком случае, не смогут заявить, что полицейский приземлился без приглашения.

Снова поймав в фокус подзорной трубы Джил Трелони, он заметил, что она в курсе того, что машина намеревается приземлиться. Она опустила тряпку, но продолжала пристально смотреть вверх, заслоняя рукой глаза от лучей заходящего солнца.

В следующий миг, без малейшего предупреждения, все приборы на панели перед Доуландом замерли на нулевых отметках, а сетевая машина начала камнем падать вниз.

Общепланетная гравитационная сеть являлась общим для всей Земли источником энергии. Установка этой сети была чрезвычайно дорогостоящей затеей — больше ни одна планета не сочла возможным позволить себе подобную роскошь. Будучи установленной, сеть, тем не менее, почти не использовалась, поскольку на всей Земле не жило столько людей, чтобы загрузить ее по максимуму.

Однако это компенсировалось следующими возможностями. Сеть была эстетически необременительна и доступна повсюду. Она поставляла энергию любым приборам и устройствам, от наручных часов до гигантских машин, работавших в доке космопорта. Кроме того, она была исключительно надежна. За восемьдесят лет существования с ней не произошло ни одной аварии, не было замечено ни одного сбоя в работе.

Репутация столь блистательного рекорда безопасности, подумал Доуланд, отчаянно манипулируя переключателями, в ближайшие три четверти минуты может быть серьезно подпорчена. Ему крупно повезет, если он останется в живых. Еще одна мысль требовала от него немедленных действий совсем иного рода, но почти столь же срочных. А именно та, что на необычные и необъяснимые физические феномены, с которыми он определенно столкнулся, следовало обращать самое пристальное внимание при поиске YM. Он бросил быстрый взгляд на замаскированный ручной коммуникатор. Еще бы несколько секунд, и он по тревоге соединится с представителем Полицейского Управления Солнечного Города Колумбийского космопорта напрямую.

Однако этих секунд у него не было. Сетевая машина, тяжелая, отвратительно неповоротливая, планировала бездарно, неохотно подчиняясь пилоту. Горный склон качался перед глазами из стороны в сторону. Если он упустит эту полосу ровной земли перед ранчо Трелони, машина либо разобьется на кусочки в лесу, либо пророет котлован у подножия горы. Фрэнк вновь набросился на переключатели и ощутил, как машина на мгновение поднялась…

— Простите, — Джил Трелони в слезах бросилась по склону ему навстречу. — Простите меня, я пыталась вас предупредить. Я просто не сообразила… вы ранены?

Ее лицо, подумал Доуланд, пожалуй, не бледнее моего. Купол парашюта мягко накрыл его, а справа, в кресле пассажира, приземлились скособоченные, рваные останки двигателя. Когда он попытался встать, секция пластикового пола треснула, нога провалилась и уперлась в землю. Он выбрался из сиденья, сетевая машина устало крякнула и осела еще на несколько сантиметров. Доуланд отбросил парашютную ткань в сторону и обнаружил, что может встать.

Он откашлялся.

— Не думаю, что я ранен, во всяком случае, не серьезно.

— На вашем лице кровь!

Доуланд облизал разбитую губу и поморщился.

— Не заметил, как это случилось… столько всего летало вокруг. А что здесь произошло?

Девушка нервно сглотнула, не отводя взгляда.

— Отключилась энергия.

— Я заметил, — кое-то начало проясняться. — Именно поэтому вы не могли связаться со мной по коммуникатору.

— Да, но я…

— И как долго она отключена?

— С утра.

Он серьезно посмотрел на нее, и лицо Джил мгновенно вспыхнуло.

— Я знаю, — жалобно проговорила она. — Это было ужасно глупо махать вам, чтобы вы спустились. Честно говоря, мне просто в голову не пришло, что…

— Пустяки, — сказал Доуланд, надувая грудь. — Все в порядке, ведь я уже здесь.

Девушка была очень красива, хотя сейчас ее лицо было искажено от испуга.

— Вы не могли знать, до каких пределов простирается аварийная зона, — он посмотрел вверх, на здания. Грохот падения не заставил никого появиться.

— Вы здесь не одна, верно?

— Нет, — с сомнением проговорила она и продолжила извиняющимся тоном: — Я уверена, что где-то вас видела, но не могу вспомнить, где.

— Ну, и не вспомните, — ответил Доуланд, — я не из Свободных.

Оттени, промелькнувшей в ее глазах, у него побежали мурашки по спине. Здесь было опасно, что ж, примем к сведенью. Он продолжил:

— Хотя, возможно, вы слышали мое имя. Фрэнк Доуланд, компания «Экспортные животные Доуланда».

— А-а, понятно, — она явно знала его имя. — А меня зовут Джил Трелони. Доуланд, я… ну… в общем, здесь произошла авария, и боюсь, что очень серьезная авария.

— Еще одна авария? Что за авария?

Она покачала головой.

— Не знаю. У вас есть с собой аптечка?

— Разумеется, есть. А что, кто-нибудь ранен?

— Мой дядя. Мигель Трелони. Он наверху, в доме.

— Что с ним такое?

— Именно этого-то я и не знаю. Выглядит, как… я думаю, ему очень плохо. Непонятно от чего.

— И как давно ему плохо?

Она подумала и сказала:

— С утра.

— С того времени, как отключилась сетевая энергия?

Она посмотрела на него испуганно.

— Ну да.

Это почти все объясняет, подумал Доуланд и сказал:

— Вы здесь были одни?

— Нет. Это, конечно, звучит очень странно, но…

Она кивнула в сторону склона, где стояло длинное деревянное строение, похожее на амбар.

— Мой другой дядя, Пол Трелони, заперт там.

— Заперт? — переспросил Доуланд.

— Да. Конечно, от двери есть ключ, но я никак не могу его найти.

— А Мигель может знать, где ключ?

— Думаю, да.

— Тогда попытаемся привести его в сознание настолько, чтобы он смог нам сказать. Идите в дом, мисс Трелони. Я попробую вскрыть аптечку, и через минуту-две поднимусь за вами.

Он понаблюдал, как девушка грациозно спускается по склону, слегка качнул головой и повернулся к искореженной машине. Либо она — просто глупышка, либо что-то утаивает от чужака-неземлянина. Жаль, если она тоже связана с делом YM, но все это решать не ему. Он вынужден сообщить о происшествии немедленно, и через час специалисты Верховного Правительства будут здесь. Так что дальше это не его забота.

Он осторожно забрался в свою машину. Пристроившись так, чтобы его не было видно из дома, он нажал кнопку ручного коммуникатора:

— Крис! Это Доуланд. Срочно, — и подождал, чтобы прибор издал ответное жужжание.

Никакого жужжания не последовало.

Спустя еще две попытки, на которые он затратил полминуты, Фрэнк стащил с руки коммуникатор и отщелкнул крышку. Он не мог припомнить, что сильно стукнулся обо что-то рукой, но тонкий механизм теперь представлял собой груду кристаллических обломков. В охотничьем снаряжении был запрятан еще одни коммуникатор, но он работал на сетевой энергии.

Похоже, что еще какое-то время это все же останется его заботой.

Мигель Трелони, по мнению Доуланда, которое он, впрочем, не рискнул произнести вслух, находился на грани смерти. Телосложением потерпевший отличался мощным, фигура у него была мускулистая и крепкая, но на низенькой кушетке в гостиной он выглядел совсем маленьким и каким-то съежившимся. Кожа свинцового цвета и нитевидный пульс. На взгляд опытного в таких делах детектива причиной недомогания могло послужить внутреннее кровотечение и лучевые ожоги.

Доуланд взглянул на девушку. Она была взволнована и напряжена, но в истерику впадать не собиралась.

— Возможно, ваш дядя и поправится, — откровенно признался он, — но это займет, как минимум, несколько часов. Состояние уж больно тяжелое.

У Джил побелели костяшки пальцев на руках, сжимавших колени.

— Он должен… вы можете спасти…

Доуланд с сомнением покачал головой:

— Не знаю, сможем ли мы спасти его в таких условиях. Если отвезти его сегодня в больницу, то у него появились бы приличные шансы на поправку. Номы этого сделать не можем, если только не восстановить сетевую энергию.

Она слабо спросила:

— А что с ним?

— Ну, это же очевидно, леди. Он получил лучевые ожоги.

— Лучевые ожоги? А как это могло случиться?

— Не знаю, меня же при этом не было.

Доуланд открыл свою аптечку, вытащил оттуда один из множества крошечных контейнеров и повертел его в руке. Затем спросил:

— Где он был, когда вы его нашли?

— Лежал у двери лаборатории.

— Какой лаборатории?

Джил Трелони прикусила губу.

— Это то здание, что я вам показывала.

— То самое, где заперт Пол Трелони?

— Да, они называют его лабораторией.

— Кто они?

— Мигель и Пол.

— А что это за лаборатория? — поинтересовался Доуланд безразличным тоном.

— Не знаю. Они там что-то строят. Какую-то машину.

— Ваши дяди — ученые?

— Да, — это было сказано почти с гордостью. Свободная леди намекает навязчивому чужестранцу, чтобы он не вмешивался не в свои дела.

На что Доуланд сказал с самой простодушной миной:

— Картина стала бы более понятной, если бы я знал, имелись ли у них в лаборатории антирадиационные костюмы…

— Думаю, что имелись.

Он кивнул.

— В отношении здоровья Мигеля это кое-что объясняет.

Он достал из аптечки крошечный шприц, вставил иглу в особое отверстие на выбранном контейнере и медленно вытянул поршень. Джил неловко посмотрела на него и спросила:

— Что вы собираетесь ему вколоть?

Доуланд ответил ей мимолетным взглядом:

— Точно не знаю. Обычно это лекарство называют просто «медик». Существует около тридцати различных наименований для аналогичных препаратов, что, по-видимому, представляет вариации одного и того же антибиотика, и все они чрезвычайно популярны в местах, где поблизости нет врачей или хотя бы фельдшера. На Земле «медик» мне не попадался, но я всегда вожу с собой собственный запас.

— Чем «медик» может ему помочь?

— Ну, насколько я понимаю в медицине, стоит ввести дозу в вену, как антибиотик распространится по всему организму и начнет разбираться, что к чему. По-видимому, «медик» сравнивает то, с чем столкнулся, с тем, каким должно быть, по его мнению, здоровое человеческое тело. Сначала он поставит диагноз, выявит симптомы заболевания, будь то сломанная лодыжка, похмелье или лучевой ожог, чтобы затем попытаться привести ситуацию в норму.

Он закатал Мигелю Трелони рукав, ввел кончик тончайшей иглы в массивный, но расслабленный в данный момент бицепс, и поршень медленно пошел вниз.

— Некоторые склонны считать «медик» чем-то вроде вируса, но только чрезвычайно благонамеренного вируса, когда дело касается человеческих существ.

Он убрал шприц и взглянул на часы.

— Почти шесть тридцать… Похмелье он снимает за три минуты. Однако, судя по тому, в каком состоянии находится сейчас ваш дядя, может пройти четыре или пять часов, прежде чем лекарство начнет действовать. Если «медику» удастся привести Мигеля в сознание самостоятельно, то это должно произойти не раньше утра. Хотя, возможно, это произойдет и раньше, но не думаю, что нам следует торчать здесь, у постели больного. Лучше попытаться извлечь вашего дядю Пола из лаборатории. Если он до сих пор не смог оттуда выбраться, то может оказаться в таком же состоянии, как Мигель. Или даже хуже.

Лицо Джил медленно побледнело.

— Да, — сказала она, — я тоже об этом подумала.

Доуланд сказал, покусывая нижнюю губу:

— Видите ли, мисс Трелони, есть нечто странное в том, что вы обнаружили Мигеля лежащим у двери лаборатории, в то время как она была заперта.

Она кивнула.

— Понимаю. Я никак не могу это объяснить.

— Нет ли поблизости какого-нибудь склада, где могли бы храниться, например, антирадиационные костюмы?

— Склад находится в небольшом квадратном здании к югу отсюда. Я обыскала его сегодня утром в поисках ключа от лаборатории. Там нет никаких радиационных костюмов.

— А вы знаете, как эти костюмы выглядят?

— Да, я надевала такой во время учебной тревоги.

— Вы смогли бы узнать ключ от лаборатории, если увидите?

— Да, Мигель показывал мне тот, который всегда носил с собой.

Она встала, подошла к каминной полке и взяла оттуда круглый конусовидный кусочек металла толщиной примерно в сантиметр с аккуратно скошенным краем. Она протянула его Доуланду со словами:

— Ключ очень похож на этот, только раза в три больше.

Доуланд взвесил на руке этот конус и покачал головой:

— Леди, судя по весу, это — метасталь. Она используется для строительства банковских хранилищ и внешней обшивки корпусов космических кораблей. Кроме того, похоже, что на двери в лабораторию вашего дяди установлен атомный замок, поскольку этот ключ именно такого рода. Вы не знаете, изнутри здание выстлано также из метастали?

— Возможно. Мигель как-то сказал мне, что построить его стоило больших денег, но он пошел на это, чтобы быть уверенным, что никто не заберется в лабораторию, пока он в отъезде.

— Если оно построено из метастали, то он добился того, чего хотел, — сказал Доуланд, — и это сильно осложняет дело.

Он посмотрел на ключ, который по-прежнему держал в руке.

— А этот ключ от чего?

— Не знаю. Но я уверена, что на всем ранчо нет другой двери, на которой был бы этот… атомный замок. Этот ключ я нашла сегодня утром в кармане у Мигеля.

— Думаю, он нам не понадобится, — сказал Доуланд. — Теперь послушайте, мисс Трелони. У меня с собой защитная пушка, сила ее удара шестикратно превышает убойную силу ружейной пули. Я попробую выпустить полный заряд по замку лаборатории, но если это действительно метасталь, то стрельба не даст никаких результатов. Тогда мы можем вновь поискать ключ. Или другой вариант: я могу спуститься с горы и позвать кого-нибудь на помощь.

Джил засомневалась.

— Спуститься с горы не очень-то легко даже днем, ночью это будет еще сложнее.

— Ну, в этом нет большой проблемы, — ответил Доуланд. — У меня с собой альпинистское снаряжение, я планировал подняться на пик Марко Поло отловить барана и парочку овечек. Для подобных целей у меня есть специальный пистолет-гарпун, кошки и с полкилометра магнитного каната, все, что нужно. Вопрос лишь в том, будет ли от этого хоть какая-то польза? У меня есть походный коммуникатор, но он сетевой, а мы не знаем, насколько далеко распространилась авария подземной сети. Не могли бы мы связаться с кем-то на равнине? Там можно одолжить лошадей…

Она покачала головой.

— Вряд ли. Здесь можно бродить неделями, прежде чем кого-нибудь встретишь.

Доуланд помолчал.

— Ну что ж, — сказал он через минуту, — если мы ничего не добьемся в ближайшие несколько часов, то все равно стоит попытаться. Судя по местоположению моей машины, в тот момент, когда энергия отключилась, от подножия горы до того места, где я смогу использовать коммуникатор, должно быть не дальше десяти километров по горам. Однако это, разумеется, займет немало времени. Поэтому сначала посмотрим, что можно сделать на месте.

Он легким движением накинул куртку.

— Вам лучше остаться рядом с вашим дядей, мисс Трелони. Я…

Он осекся. Снаружи раздался сверхъестественный звук. Это был какой-то раздирающий уши визг, перемежаемый яростным не то воем, не то рычанием. Девушка замерла в испуге, затем нервно улыбнулась.

— Что это? — спросил Доуланд.

— Кабаны Мигеля. Полагаю, они просто-напросто проголодались. Ведь автоматизированные кормушки-поилки тоже не работают.

— Кабаны? Конечно, я слышал, как они шумят, но никогда не думал, что это может быть так отвратительно.

— Эти свиньи, — пояснила Джил, — довольно крупные. Мой дядя — фанат экспериментального животноводства. Насколько я понимаю, самый крупный кабан весит почти две тонны. Страшные звери. Подойти близко к борову не боится один Мигель.

Снаружи догорал вечер, было еще светло, но Фрэнк в первую очередь достал фонарик из покореженной сетевой машины. Он мог понадобиться ночью, а, возможно, даже раньше, если удастся пробиться в лабораторию. В этом случае, если, конечно, здание не выстроено из метастали, никакого YM он там не найдет. Впрочем, как признался себе Доуланд, лично его это устраивало.

Однако у него были веские основания полагать, что украденный химический элемент все же там находится. Инструкции Верховного Правительства прямо указывали, что искать следует нечто необъяснимое, нечто необычное, особенно в сочетании с опасным. Покамест сложившаяся на ранчо ситуация хорошо вписывалась в эту схему. Оставался лишь один весьма тревожный вопрос: какого рода опасность может возникнуть следующей?

Были и другие вопросы. Вообще вопросов накопилось даже слишком. Однако на один из них необходимо было получить ответ немедленно, а именно, какова роль Джил во всем происходящем? В распоряжении Доуланда имелся способ гарантированного получения информации, но, прежде чем прибегнуть к нему, он хотел сначала убедиться, что девушка не такая уж невинная овечка. По меньшей мере, он пришел к выводу, что работы, проводившиеся в лаборатории, представляют собой серьезное нарушение законов Верховного Правительства, даже если они не были напрямую связаны с YM, и Джил об этом не могла не знать. А если связаны, то необходимость полномасштабного поиска YM-400 на Земле представляется очевидной для всех заинтересованных сторон.

Он придумал, как подтолкнуть Джил. Если она знала о чем-то незаконном, то могла в столь нестандартной ситуации использовать неземлянина, торгующего животными и свалившегося ей в буквальном смысле на голову. Ей была нужна помощь, но семейство Трелони не хотело привлекать внимание Полицейского Управления.

Так что, если у девушки рыльце в пушку, то она не станет рисковать и не будет пытаться использовать ищейку Верховного Правительства. Ведь и ежу ясно, что шпик не мог появиться здесь случайно, да еще в критический момент. Конечно, Джил могла его разоблачить, но подобный риск невелик, решил Доуланд. Судя по тому, что он видел, она умеет держать себя в руках. И сперва попытается его проверить.

Когда детектив направился обратно по склону ко входу в лабораторию, звериный рык, доносившийся из свинарника, несколько ослабел. Внешняя дверь из пропитанного защитным составом дерева, покрывавшего все здание, была слегка приоткрыта. Доуланд потянул ее на себя, мельком взглянул на открывшуюся за ней плиту из метастали и круглое углубление на уровне груди, которое и являлось атомным замком.

Пока все шло, как задумано. Три окна на тыльной стороне дома, где он оставил Джил Трелони рядом с Мигелем, выходили на лабораторию. Виновна или нет, она все равно будет наблюдать за ним, притаившись за одним из этих окон. Упоминание о «защитной пушке» выдало его с головой, ведь он описал действие автоматической полицейской пушки МПУ, а оружия такого образца гражданские лица при себе не носили, а если и носили, то не болтали об этом с посторонними.

Однако Свободная леди могла этого и не знать.

Но она не могла не заметить включенное антирадиационное поле МПУ…

Доуланд прошел от двери тридцать шагов, вынул пушку и надавил на стержень у пояса. Вокруг него немедленно разлилось слабое голубое сияние. Не слишком яркое даже для того, чтобы заметить его на темнеющем склоне, но вполне видимое для того, кто наблюдает, притаившись за окном. Ощутив легкий спазм от удушья, он сделал глубокий вдох сквозь поле.

Все остальное было делом техники. Едва взглянув на дверь, он уже ясно понял, что напрасно тратит заряды на метасталь. Однако он выпустил несколько зарядов в замок, затем методично прошелся по всему зданию, наблюдая, как обломки защитного слоя отлетают от невредимой серебристой поверхности. Пушка сама по себе почти не создавала шума, зато к тому времени, когда он закончил, свиньи успели охрипнуть от своего рева.

Доуланд отключил АР поле и направился к дому. Когда он вернулся в маленький холл, Джил уже поджидала его посреди гостиной, держа руки за спиной. Во взгляде читался немой вопрос. Тем не менее, она спросила вслух:

— Ничего не получилось, Доуланд?

Доуланд покачал головой.

— Ни капельки.

Он принялся стаскивать пиджак, но увидел, как она резким движением выбросила из-за спины пушку, и слегка развернул левую руку, сжимая маленькую черную капсулу, которую держал между большим и указательным пальцем. Джил, вероятно, не заметила этого движения, и уж точно не увидела, как блеснула, вылетая из капсулы, крошечная иголка, чтобы вонзиться ей в бедро. На мгновение на лице девушки отразились удивление и негодование, затем колени у нее подкосились, а пушка выпала из рук. Она медленно опустилась на ковер, повернулась на бок и затихла.

Что поделаешь, подумал Доуланд, теперь у него были все доказательства…

Джил Трелони открыла глаза примерно через пять минут. Она предприняла краткую, но безуспешную попытку выбраться из глубокого кресла, в котором оказалась за это время. Темно-синие глаза просто впились в Доуланда, стоявшего перед креслом. В них читались тревога и гнев, затем их сменило выражение ледяной неприступности.

— Что вы со мной сделали? — охрипшим голосом спросила она.

— Выстрелил первым, — ответил Доуланд, — и, похоже, поступил правильно.

Она перевела взгляд на Мигеля, лежавшего на кушетке в другом конце комнаты.

— Сколько я была без сознания?

— Несколько минут.

— Но почему…

— Почему вы ощущаете непривычную слабость? Я выстрелил в вас, мисс Трелони, инъекционным шприцем, наполненным неким препаратом. Этот препарат производит два различных эффекта, которые при некоторых обстоятельствах могут оказаться очень полезными. Один из них заключается в том, что реципиент воздерживается от энергичных движений. Например, если очень постараться, то вы, конечно, сможете самостоятельно выбраться из кресла, однако лишь для того, чтобы беспомощно улечься на ковре. Возможно, вам удастся встать на четвереньки. Вы можете даже попробовать уползти из комнаты, но делать это будете очень медленно.

Доуланд помедлил немного и продолжал:

— Еще одно действие, которое оказывает этот препарат, состоит в том, что под его действием человек становится удивительно сговорчивым, даже если до этого таковым не был. Его просто переполняет жажда сотрудничества. Например, вдруг почувствует, что очень хочет откровенно ответить на вопросы, которые я ему задам.

— Значит, вы из полиции, — безмятежно произнесла она.

— Правильно, — Доуланд подтянул другое кресло поближе и сел лицом к ней. — Давайте не будем тратить время зря, мисс Трелони. Вы намерены были меня застрелить?

Она посмотрела на него с искренним недоумением.

— Нет, во всяком случае, если бы вы меня к тому не вынудили. Я собиралась разоружить вас и запереть в подвале. Вы пробыли бы там, в полной безопасности, столько, сколько нужно.

— И как долго вы собирались держать меня там?

— Пока кто-нибудь не придет на помощь.

— Кто же мог придти вам на помощь?

Лицо Джил порозовело от досады.

— Это просто невероятно, — ровным голосом произнесла она, — но помощь пришла бы от Картера.

— Головастого Картера? — уточнил Доуланд.

— Да.

— Он как-то связан с вашими дядями?

— Да.

— Кто возглавляет эту группу?

— Мигель и Картер возглавляют ее сообща. Они — близкие друзья.

— А кто еще, помимо Пола и вас, состоит в группе?

Она покачала головой.

— В ней немного людей, но я не знаю имен. Мы считали, что пока нам лучше знать друг о друге как можно меньше.

— Понятно. Но все они — Свободные земляне?

— Да уж, конечно.

— Как случилось, что вам стало известно о причастности Картера?

— В экстренном случае я должна была связаться с ним по местному номеру.

— А что ваши дяди делают в лаборатории? — спросил Доуланд.

— Конструируют машину, которая позволит им двигаться назад во времени.

— При помощи YM-400?

— Да.

Доуланд задумчиво посмотрел на девушку, чувствуя, как по его спине медленно пробегает неприятный холодок. Джил Трелони верила в то, что говорила, сейчас она просто не могла солгать. Однако он не поверил ее рассказу о машине времени. Он слышал, правда, что некоторые ученые Верховного Правительства считают возможными путешествия по времени. Но для него, обычного детектива, подобная идея была слишком безумной.

Но тут он припомнил, какие слухи ходили о свойствах YM-400, а еще Мигеля, найденного лежащим у двери лаборатории, чему не нашлось никаких объяснений.

— Неужели им удалось создать машину? — с опаской спросил он.

— Да. Сегодня утром было предпринято первое полномасштабное испытание, и оно прошло успешно. По крайней мере, отчасти.

— Поскольку Мигеля обнаружили в таком положении?

— Да.

— Вы полагаете, — продолжал осторожный допрос Доуланд, — что Мигель сначала оказался где-то в другом месте, или лучше сказать, где-то в другом времени, затем вернулся обратно, попав не совсем туда, откуда стартовал?

— Да.

— Есть ли какие-нибудь предположения относительно того, почему он пострадал?

Девушка покачала головой.

— Сбой в энергетической сети, разумеется, указывает на то, что случилась какая-то авария. Но я представления не имею, какая именно.

— А как насчет Пола? Думаете, что он все еще в лаборатории?

— Да, но только если не пострадал или не погиб.

Доуланд вновь ощутил знакомый холодок в позвоночнике.

— Думаете, он может сейчас находиться в другом времени?

— Да.

— А потом он вернется?

— Да.

— Вы не могли бы описать машину? — попросил он.

— Нет, я никогда не видела чертежа, да и все равно ничего не поняла бы, даже если б увидела. Кроме того, я никогда не заходила в лабораторию.

— Понятно. У вас есть какие-либо другие причины, помимо странного положения, в котором оказался Мигель, считать, что испытание машины удалось?

— Да, есть. За утро я трижды слышала, как под домом протекала река.

— Что вы слышали? — переспросил Доуланд.

— Как река протекала под домом. Я не могла ошибиться. Каждый раз это длилось около получаса.

— И что это все означает? — спросил он. — Ну, это же очевидно… данный период времени и другой, когда эта река протекала в этом месте, сблизились вплотную друг к другу.

— Именно так и должна работать машина?

— Я не знаю, как должна работать машина, — сказала Джил Трелони, — но это то, что, по-видимому, произошло.

Доуланд пригляделся к ней повнимательней.

— Хорошо, — сказал он, — давайте оставим эту тему. Кто разработал машину?

— Конструкцию разработал Мигель. На последних стадиях ему помогал Пол. Привлекался еще кое-кто, но, главным образом, это был проект Мигеля. Он работает над ним уже более двадцати лет.

Это было просто невозможно, если только не…

— Мисс Трелони, — спросил Доуланд, — вы знаете, каков коэффициент интеллекта у Мигеля?

— Разумеется, знаю, 192.

— А у Пола?

— 189.

Она улыбнулась.

— Сейчас вы спросите, не подделали ли они результаты тестирования в университете? Да, подделали. Эта операция готовилась очень давно и очень тщательно, Доуланд.

— А каков ваш интеллект, мисс Трелони?

— 181.

В досье Джил Трелони фигурировала цифра 128. Свободные граждане, по-видимому, действительно тщательно подготовились к успешному осуществлению операции.

— Вам известно, кто похитил YM-400? — спросил Доуланд.

— Да, это сделал Пол.

— Вы видели это вещество?

— Да, видела. Два синих слитка. Точнее, темно-синих. Субъективно они кажутся тяжелыми, хотя по размеру совсем небольшие.

Это описание в точности подходило тому, на что были нацелены поиски Верховного Правительства.

— И сколько этого вещества в лаборатории?

— Оно все находится там.

Фрэнк почувствовал, как мысли медленно закипают в черепе.

— Все там?! Разве ваши дяди не знают, что YM-400 — очень опасная игрушка?

— Разумеется, знают, но Мигель скрупулезно исследовал его, после того, как тот оказался у него в руках. Если принимать все необходимые меры предосторожности, YM-400 не может быть опасным. Дяди сделали вывод, что Верховное Правительство нарочно распустило ложные слухи об опасности, чтобы никто не осмелился использовать YM-400.

— Но то, что произошло сегодня в лаборатории, — заметил Доуланд, — свидетельствует о том, что это не было ложью.

— Вы слишком спешите с выводами, Доуланд. Тому причиной могло послужить огромное количество других вещей.

— Возможно. Однако мой коэффициент, равный, между прочим, всего 136, подсказывает, что мы с вами находимся в данный момент в большой опасности.

Джил кивнула:

— Это весьма вероятно.

— Тогда как насчет полноценного сотрудничества, пока мы, я имею в виду вас, себя и ваших дядей, не выберемся из сложившегося положения, чтобы оказаться в безопасности?

— В данный момент, — благоразумно откликнулась Джил, — у меня, кажется, попросту нет иного выбора.

— Я не это имел в виду. Препарат перестанет действовать через несколько часов. Вы снова сможете свободно передвигаться, и выбор у вас появится. Как вы тогда поступите?

— Это зависит от того, — ответила Джил, — сможем ли мы придти к консенсусу, то есть соглашению.

— Какому соглашению?

— Очень простому соглашению, а именно, сколько стоит ваше молчание, а также сокрытие всего, что здесь произошло. Разумеется, вы можете назвать любую цифру. Земля за ценой не постоит.

Доуланд внимательно посмотрел на Джил, все больше умиляясь. Это была самое хладнокровное предложение взятки, какое он только видел. Особенно, учитывая обстоятельства. И это все, на что оказался способен коэффициент 181?

— Мисс Трелони, — ответил он, — единственная цена, которую я получу за свое молчание, это двадцать лет в тюрьме МПУ. Я, конечно, сильно уступаю вам в интеллекте, но все же не такой дурак, как вы думаете.

— Хоть вы и не дурак, но не можете оценить ситуацию в целом.

— И какова же ситуация?

— Мигель и Пол заслужили право первыми провести эти эксперименты. Возможно, им не суждено их завершить благополучно, однако копии машины, что находится в лаборатории, спрятаны в разных местах планеты в ожидании часа, когда их приведет в действие команда Свободных ученых. Теперь понимаете? Эксперименты все равно будут продолжаться, пока все проблемы, связанные с обращением времени вспять, не будут решены.

— Зачем же тогда было хранить весь запас YM-400 в лаборатории?

— Потому что именно здесь его предполагали использовать. Вы все еще не вполне постигаете масштаб операции, Доуланд. Если нам понадобится YM-400 из запасов Верховного Правительства, мы просто пойдем и возьмем его. Это можно провернуть в любой момент. Единственное, что может помешать нам, так это если Верховное Правительство уничтожит все свои запасы YM-400. А оно не собирается этого делать, по крайней мере, до тех пор, пока мы не получим столько YM-400, сколько нам нужно.

Насколько ему было известно, Джил вполне могла оказаться права. Поэтому он сказал:

— Предположим, что кто-либо из Свободных ученых, в конце концов, сможет отправиться назад во времени. Что это может дать?

— Все что нам нужно, разумеется, — ответила Джил. — Нам больше не придется скрывать нашу деятельность, и у нас будет время. Столько времени, сколько потребуется. Возможно, тридцать лет или пятьдесят. Научные центры и автоматические фабрики будут размещены в прошлом, и они смогут произвести оружие, которое превзойдет все, что находится в распоряжении Верховного Правительства. А затем это оружие появится в настоящем, в нашем времени, Доуланд. Не пройдет и года, как Земля превратится в вооруженный до зубов мир, и это произойдет внезапно. Никаких разговоров о том, чтобы сделать из Земли еще одну Открытую планету, больше не будет…

Теоретически Доуланд мог предположить, что подобный план способен сработать. С учетом резерва времени и ресурсов целой планеты, которые оказались бы в таком случае в распоряжении Свободных… и ничто не сможет помешать им захватывать корабли и минировать астероиды. На мгновение, пока Джил Трелони говорила об этом, все это звучало почти правдоподобно.

Но лишь на мгновение. Разумеется, она говорила правду, или то, что она считала правдой. Трелони на своем ранчо подошли к чему-то очень опасному и столь же противозаконному, что бы это ни было, а чтобы скрыть истинные цели, распространяли среди остальных членов своей группы всякие бредни о путешествиях во времени.

— И как далеко намеревались ваши дяди отправиться во времени, мисс Трелони?

— На шестьсот тысяч лет. Именно этот период был выбран как наиболее подходящий для достижения цели.

Шестьсот тысяч лет. Свободные все делают с размахом, язвительно подумал Доуланд, даже когда врут своим сторонникам.

— Когда вы призывали меня спуститься, сегодня вечером, — продолжил он допрос, — мне показалось, что вы ждали кого-то другого, верно?

— Да. Но я не призывала вас, Доуланд. Напротив, пыталась удержать от посадки. Если б вы были тем, кого я ждала, вы поняли бы этот знак… Но мы отвлеклись. Итак, вы обдумали мое предложение?

— Относительно того, чтобы продаться Свободным?

— Если вам больше нравится, можете называть это так.

— Мисс Трелони, — приветливо сказал Доуланд, — если бы я продался, вам бы это понравилось?

Ее щеки запылали.

— Нет, конечно, я бы стала вас презирать.

Доуланд кивнул.

— Хоть в чем-то мы с вами пришли к единому мнению. Теперь скажите, а кто был тот человек, которого вы ждали, и почему именно его?

Губы девушки на мгновение напряглись, но затем слова снова полились потоком:

— Картер должен был прислать на ранчо доверенного человека с некоторыми деталями для машины. Их должны были отгрузить в Колумбийском космопорте либо вчера вечером, либо завтра утром. Я думала, что вы прилетели сообщить об этом. Нездешние сетевые машины пролетают над нами не чаще одного раза в несколько недель. Если бы вы были доверенным лицом, то попытались бы связаться с нами по домашнему коммуникатору до того, как я вас заметила…

— …чтобы убедиться, что на побережье все чисто, и можно спокойно приземляться с деталями машины на борту.

— Да. Затем вы должны были сообщить Картеру, что никто не отвечает, после чего начать немедленное расследование инцидента. Я пыталась предупредить посланца, чтобы он не приближался, ибо на ранчо возникли серьезные проблемы.

Доуланд подумал немного и кивнул.

— Это должно было сработать в том случае, если бы я оказался тем самым посланцем… Но теперь мне все больше и больше представляется, что мое появление здесь — весьма удачная затея, мисс Трелони. Ведь картеровский посланец мог прибыть сюда на самом деле и, не получив ответа с ранчо, сообщить об этом начальству и удалиться восвояси, верно?

— Да, верно. Такое случиться могло, — ее глаза заблистали от разочарования.

— И что в таком случае предпринял бы Картер?

— Он выслал бы сюда несколько подразделений своих Солдат.

— На бреющем, — понимающе кивнул Доуланд, — чтобы они не были замечены со спутников. Солдаты долетели бы до аварийной зоны, и первые несколько сетевых машин рухнули бы на землю. Оставшиеся сообщили бы о том, что случилось. И что тогда, мисс Трелони?

— Черт бы вас побрал, Доуланд, вот что. Они начали бы кружить вокруг Львиной горы, чтобы определить, как далеко могут продвинуться на своих машинах. Картер распорядился бы доставить лошадей и альпинистское снаряжение, и они продолжили бы свой путь верхом.

Существовали и другие возможности, подумал Доуланд. Парашюты, планеры, Солдаты могли даже попытаться сесть на горный склон, как пришлось поступить ему. Их предупредили бы, что рядом с горой они должны избегать всяческих маневров, помимо тех, что будут продиктованы суровой необходимостью. Да, значит, они прибудут сюда именно так, как сказала Джил, причем, совершенно незаметно, даже если их будет целая рота. И сверх того, прибудут быстро.

— Ну, предположим, все именно так и получилось. В эти минуты Солдаты Картера мчатся сюда сломя голову. При самом благоприятном раскладе, когда их следует ожидать здесь?

Она прикинула:

— Не раньше утра.

— По моим подсчетам, не раньше, чем за два часа до рассвета, — заметил Доуланд. — Что может их задержать?

— Они не смогут взобраться на гору ночью. Спуск еще был бы возможен, но даже это трудно и опасно. А ведь им придется тащить с собой ремонтное оборудование, чтобы устранить возможные неполадки. Так что Солдаты поднимутся по северному отрогу, где подъем не так крут.

— А затем, — откликнулся Доуланд, — им придется идти через всю гору пешком. Да, это не шутки. Кроме того, конечно, посланец может вообще прилететь сюда только завтра. Если он прибудет завтра, то в какое время?

Она пожала плечами.

— До полудня. Мы не договаривались точно.

— В любом случае, — сказал Доуланд, — вы рассчитывали, что я буду болтаться здесь, пока не прибудут Картер со своими ребятами. Потом вы поняли, что я работаю на Верховное Правительство, и решили, что будет слишком опасно позволять мне ползать по ранчо, пока не подоспеет помощь.

Джил кивнула.

Доуланд посмотрел на нее внимательно.

— Полагаю, вы отдаете себе отчет в том, что если мне не удастся в течение ближайших часов перекинуться парой слов с Полицейским Управлением Солнечной Системы, Мигель может скончаться от ожогов? А вот если мне все же это удастся, то корабль ССПУ домчит вашего дядю до ближайшей больницы в десять минут?

— Я полностью отдаю себе отчет, Доуланд, — сказала она твердо. — Но я также уверена, что Мигель предпочтет скорее погибнуть, чем обнародовать наши планы.

Доуланд пожал плечами.

— Ладно. Теперь скажите, то, что здесь произошло до моего прибытия, случилось именно так, как вы описали?

— Да.

— В данный момент вы не знаете, как попасть в лабораторию?

— Нет, если только не найдется ключ от двери.

— Ключ должен быть где-то здесь?

— Да, — ответила она, — но я не смогла его найти.

— Есть еще какие-либо соображения на этот счет?

— Никаких.

Доуланд помолчал немного.

— Мисс Трелони, есть еще что-либо важное, что вы не сообщили мне до сих пор?

Ее глаза холодно изучали его, затем она произнесла:

— Возможно, только то, что…

— Что именно?

— Если бы вы согласились взять у нас деньги, — отчеканила Джил Трелони, — я первой попросила бы Солдат, чтобы вас застрелили.

Бывают женщины, подумал Доуланд, которые только и знают, что создают мужчинам проблемы. Однако в течение нескольких часов это будут не его проблемы. Он дал ей снотворное, и она послушно проглотила. После того, как действие первого препарата прекратится, таблетка успокоит ее до самого рассвета.

Он стоял, глядя на темнеющие склоны, открытые всем ветрам. Над ним проплывали тучи, сквозь которые изредка проглядывала луна. Условия были вполне благоприятными для поиска, который он задумал. Где-то поблизости должна была находиться потайная кладовая, в которой хранилось все связанное с тайными работами, чтобы не захламлять почем зря лабораторию. Включая, возможно, и комплект запасных ключей. Он догадывался, что Джил была не нужна ни одному из братьев во время решающей и опасной стадии осуществления проекта. Они, вероятно, позволяли своей красивой и своенравной племяннице делать все, что ей вздумается. Однако ей вовсе не обязательно было знать о запасных кладовках. Если Фрэнку удастся выбросить из головы, что всего в сотне метров от него находится шестьдесят восемь килограммов YM-400, причем какая-то часть — в опасном радиоактивном состоянии, у него появятся хорошие шансы найти кладовую.

В этом случае ключ от атомного замка, который показала ему Джил, и который в данную минуту оттягивал карман его куртки, может оказаться именно тем, что необходимо, дабы войти в кладовку.

Час спустя он таки обнаружил это место. Отчасти ему помогла наблюдательность, отчасти — случайная фраза, брошенная Джил. Хлев, в котором размещались гигантские свиньи, примыкал к загону. И загон, и хлев были разделены на две секции, в большей из которых обитали шесть свиноматок. Меньшая же была предоставлена в распоряжение борову. Над обоими стойлами была раскинута целая сеть навесных мостиков. Стена между хлевом и загоном ненавязчиво привлекла внимание Доуланда тем, что несложные расчеты показывали, что она была примерно на метр толще, чем было необходимо.

Он принес из своей машины дюжину походных сигнальных факелов и укрепил их вдоль центрального прохода, затем нашел и запустил механизм автоматизированных кормушек. Голодный громоподобный рев, который встретил его на пороге, утих, когда гигантские свиньи принялись остервенело жрать, дав Фрэнку время изучить себя как следует. Он предполагал, что эти суперкабаны выглядят этакими гротескными чудовищами с переваливающимися брюхами, но вместо этого обнаружил настоящих гигантов, тяжеловесных, но ловких, как носороги. Шкуры у них были песочного цвета, а глаза умные и злые. Без сомнения, эти порождения генной инженерии отлично подойдут любому, кто любит охоту, сопряженную с определенной долей опасности.

Самым опасным был здесь, очевидно, боров. Даже те два центнера, на которые он был в среднем тяжелее любой представительницы своего гарема, не имели особого значения в противоборстве против столь субтильного создания, как человек. Значение имело лишь его отношение. Свиноматки удалились в загон немедленно после того, как съели все, что скормила любимая ими машина. Боров же остался, чтобы одним глазом наблюдать за Доуландом, который стоял над ним на высоком мостике. Этот глаз не выражал ни малейших признаков благодарности. Он горел гневным багровым огнем. Нижняя челюсть неустанно совершала жевательные движения. Вокруг огромной пасти вскипала пена.

Джил Трелони упомянула о том, что никто, кроме Мигеля, не отваживался приближаться к борову.

Доуланд готов был ей поверить на слово. Хрупкая стальная лесенка вела с верхнего мостика вниз, прямо в стойло этого чудовища. Доуланд полез в карман и вытащил свою полицейскую пушку. Ни один спортсмен не стал бы использовать подобное оружие против животного. Однако это был не спорт. Потом он начал спускаться вниз.

Поначалу боров застыл на месте, наблюдая за смельчаком. Доуланд тоже застыл у подножия лестницы. Затем сделал шаг вперед. Боров развернулся, пригнул голову и с громоподобным топотом ринулся вперед. Раздался мягкий звук выстрела, и Доуланд отпрыгнул в сторону. Гигантское тело впечаталось в дальнюю стену, но боров умер еще до этого момента, поскольку лишился башки. Человек же продолжил свой путь к стене из массивных бревен, разделяющей стойло и двор.

Замок на двери в кладовую был расположен на внутренней стороне стены, он был скрыт под дощатой обшивкой, но найти его оказалось не слишком сложно. Доуланд вставил ключ, повернул на нужный градус, почувствовал легкий щелчок, а затем отступил на шаг, так как дверь начала открываться наружу.

В кладовой находились именно то, что он ожидал, включая антирадиационные костюмы. Еще двадцать минут Доуланд потратил на то, чтобы убедиться — одной вещи там точно не было. А именно, ключей от лаборатории. Возможно, будь у него специальные поисковые приборы, он смог бы их найти, но, к сожалению, таких приборов не было.

Это привело его в смятение, поскольку отнимало всякую надежду. Большую часть ночи придется потратить на обыск всех сооружений ранчо, и хорошо, если ключ отыщется. Где бы он ни находился, его хорошо спрятали. Если бы Мигель пришел в сознание, можно было бы его разговорить, но шансы на то, что Трелони-старший придет в сознание, были невелики.

Доуланд взял два из трех АР-костюмов, свернул и повесил на сгиб руки, затем остановился, все еще раздумывая и обшаривая глазами длинный, узкий пенал кладовой. Вряд ли он сознавал, что надеется на то, что какая-нибудь магическая вспышка интуиции подскажет в последний момент, где ключ. Если бы удалось попасть в лабораторию, он разобрался бы в том, как работает машина, регулирующая радиоактивность YМ. В конце концов, машина — это всего лишь машина. Затем он бы ее выключил, а когда влияние YM будет нейтрализовано, энергетическая сеть должна будет восстановить свою работу и тогда…

Доуланд взглянул на часы и покачал головой. Не стоит об этом даже думать, он не может попасть в лабораторию. Полтора часа потрачены впустую. Находка ключа позволяла прибегнуть к самому быстрому и потому наименее опасному способу решения всей проблемы. Но этого не произошло, оставалось лишь спуститься с Львиной горы и отправиться пешком по пустыне. Если повезет, то еще до зари он обнаружит, что коммуникатор вновь заработал, подпитываясь энергией от сети, если только за это время YM не напомнит о себе еще каким-нибудь непредсказуемым и гораздо более разрушительным феноменом. Как бы неопределенно и пугающе ни выглядела нынешняя ситуация, было ясно, что все это цветочки, и YM вел себя пока весьма и весьма пристойно. Братья Трелони, несмотря на свое убеждение в том, что Верховное Правительство просто блефует, утверждая, что YM опасен, все же обладали здравым смыслом и начали работать лишь с минимальным количеством вещества.

Он оставил двери кладовой открытыми, погасил бледное сияние походных сигнальных факелов и отнес их в дом вместе с АР-костюмами. В гостиной было уже совсем темно. Дядя и племянница неподвижно лежали там, где он их оставил. Одну или две минуты Доуланд провел в сражении с автоматическими жалюзи на единственном в комнате широком окне. В конце концов, оно подчинилось, дрожь потрясла всю комнату, но не смогла разбудить ни одного из Трелони. Доуланд вновь зажег сигнальный факел и бросил в камин. Комната наполнилась ярким светом.

Ему удалось приладить еще один факел к стене, затем он сложил АР-костюмы на спинку стула. Пришла мысль, что, может, лучше напялить их на обоих Трелони, так, на всякий случай, пока все не будет кончено, но Фрэнк оставил эту затею. Защита могла получиться сомнительной. Антирадиационное поле поддерживалось автоматически, пока костюм носили, но это затрудняло дыхание, как раз настолько, чтобы облаченный в него, если находится без сознания, смог задохнуться. Джил, когда проснется, увидит костюмы и сама решит, что с ними делать.

Доуланд уже возвращался от машины, неся в руках альпинистскую упряжь и портативный коммуникатор, когда в свинарнике вновь раздались странные крики. Он остановился в испуге. На этот раз оттуда доносился встревоженный топот и вопли еще более пронзительные, чем раньше. Если только Фрэнк не ошибался, что-то внезапно испугало зверей. Затем он услышал, как они бьются о стены загона, очевидно, пытаясь вырваться наружу. Сердце Доуланда забилось гулкими ударами. Следует ли ему пойти посмотреть, что с ними? Но прежде чем он успел решиться на это, сквозь невыносимый визг прорвался другой звук, постепенно нараставший и уже приближавшийся по громкости к отвратительным воплям. На мгновение Доуланду показалось, что слух ему отказал, ибо громыхание и рев гигантской массы разъяренной воды внезапно стихли, но затем уши вновь услышали, как огромная река несет свои воды прямо под его ногами.

Прошло почти две минуты, прежде чем к Доуланду вернулась ясность мысли. Все это время он сломя голову бежал к дому, то была естественная при данных обстоятельствах бессознательная реакция бегства, от которой было недалеко и до настоящей паники. Казалось, что окутанная тьмой гора колеблется и качается, предательски склоняясь пред зловещим грохотом реки, возникшей из глубин необозримого прошлого. За эти секунды Доуланд совершенно убедился в правдивости слов Джил Трелони о машине, которая способна вызывать скачки во времени. Собственные органы чувств могли дать тому полное подтверждение.

Но, вернувшись в дом, его убежденность быстро сникла, хотя грохот не стихал. Стоило закрыть глаза, как у него появлялось чувство, будто он стоит на шатком мосту над неким гигантским и бурным течением. Однако Фрэнк открыл их снова и сказал себе, что YM-400 отличается тем, что может производить разнообразные странные эффекты, а эффект «реки, которая течет под домом», по крайней мере, не должен нанести особого вреда ранчо, поскольку Джил сообщила, что за прошедший день это случалось трижды. Назвать подобное светопреставление так, означало возмутительно его недооценивать, но также подчеркивало тот факт, что Джил Трелони — весьма незаурядная молодая особа.

Спящие при этом даже не пошевелились, но Доуланд чувствовал, что их присутствие поддерживает его дух. А еще он понял, что бы ни случилось, нельзя позволять себе впадать в слепой животный страх, ибо ситуация сложилась крайне опасная. Если позволить нервам плясать, как им вздумается, он не сможет предпринять никаких реальных действий.

Доуланд заставил себя подойти к связке альпинистского снаряжения, брошенного в тот момент, когда он вбежал в освещенную комнату, и принялся за его просмотр. Кроме него, он намерен взять с собой только коммуникатор, пушку МПУ, флягу с водой и маленькую сигнальную ракету. Все альпинистское снаряжение он оставит у подножия горы. В машине у него лежали два охотничьих ружья, более дальнобойных, нежели ручная пушка, но каждое из них замедлит его передвижение, а если ему, паче чаяния, «посчастливится» наткнуться на бравых Солдат Картера, дальнобойность уже не будет иметь особого значения.

Пока он готовился к своему марш-броску, подземный шум, к его удивлению, начал стихать. Доуланд остановился, прислушиваясь, и через несколько секунд у него не осталось никаких сомнений. Джил говорила, что в прошлый раз это продолжалось около получаса, но часы Доуланда утверждали, что, в данном случае, катаклизм бушевал чуть больше десяти минут. К тому времени, когда он встал, застегнул и подогнал по себе альпинистское снаряжение, подземной реки уже почти не было слышно.

Это могло быть хорошим знаком, могло быть плохим, могло не иметь ровным счетом никакого значения. Он об этом не знал ничего и, возможно, лучше всего, если он даже не станет пытаться сосредоточиться на этом. Напоследок, перед тем, как выйти, он еще раз внимательно оглядел комнату и увидел, что Мигель Трелони смотрит на него в упор.

Доуланд замер на мгновение от удивления, не веря своим глазам. Затем быстро расстегнул альпинистские ремни и бросил их на пол. Огромный человек на кушетке, казалось, следил за его движениями, затем медленно перевел взгляд на потолок, и вновь закрыл глаза.

— Трелони, — мягко позвал Доуланд и замер, затаив дыхание.

Мигель Трелони издал глубокий вздох, повернулся на бок и застыл спиной к Доуланду. Через несколько секунд Доуланд смотрел на него уже с другой стороны кушетки.

Возможно, это было лишь временное улучшение, краткая ремиссия, успех, которого добился «медик» в невидимой борьбе с процессом, который все же завершится смертью. Однако сказать наверняка было ничего нельзя. Глаза потерпевшего оставались закрытыми, пульс был слаб и неверен. Доуланд даже подумал о том, чтобы ввести ему стимулятор, но тут же отбросил эту неплодотворную идею. «Медик» продуцировал свои собственные стимуляторы, и они конфликтовали с любыми другими. Он мог бы даже снизить эффект от «сыворотки правды», но не настолько, чтобы Доуланд не мог получить ответ на свои вопросы. Но что говорить об этом, если разум Трелони не прояснится на три или четыре минуты подряд!

К тому же Фрэнк не мог знать, когда наступит подобное просветление. Хотя раз уж потерпевший очнулся, появилась реальная возможность того, что это произойдет в течение ближайшего часа или двух.

Доуланд помедлил, хмурясь. Через час или два, в зависимости от трудности спуска, он мог быть уже у подножия горы… но пока выбирать ему было не нужно. Ведь он мог попробовать и то, и другое. Если Трелони не проснется за эти два часа, еще оставалась возможность уйти в горы… Но как надолго Фрэнк может позволить себе задержаться на ранчо?

Если не принимать в расчет YM, поскольку в отношении его рассчитать что-либо было просто невозможно, то следует помнить лишь о скором прибытии Свободных войск. Особых причин предполагать, что они могут появиться до рассвета, не было, но имелись некоторые резоны на то, что они подоспеют именно к этому времени. А прежде чем они прибудут, он должен либо успеть переговорить с Полицейским Управлением Солнечной Системы, либо удалиться от Львиной горы на такое расстояние, чтобы его не заметили…

Значит, у него в запасе четыре часа. Можно подождать до полуночи, и даже немного дольше.

Доуланд придвинул стул поближе к кушетке и сел. Да, ночка выдалась на редкость беспокойная.

Время от времени взвизгивали свиньи, потом поднялся ветер. Несмотря на все попытки избежать пессимистичных мыслей, его разум продолжал анализировать весь ужас сложившейся на ранчо ситуации, избавиться от которого было ой как не просто. Прошлое, то самое, что было полмиллиона лет назад, сегодня вплотную подошло к настоящему… Доуланда упрямо и методично терзало чувство страха, который он никак не мог стряхнуть.

Полчаса спустя Мигель Трелони тяжело задышал, повернулся на другой бок и через несколько секунд вновь впал в неподвижное беспамятство.

Доуланд продолжал ждать.

Часы показывали немного меньше половины двенадцатого, когда он услышал выстрелы. Их было три: ясных, отчетливых, почти одновременных, донесшихся с приличного расстояния. Во время второго Доуланд уже вскочил со стула и бежал через темный холл, на пороге которого услышал третий выстрел. Он осторожно открыл дверь ровно настолько, насколько требовалось, чтобы выскользнуть наружу, затем поспешно закрыл за собой дверь, чтобы свет в гостиной не заметили снаружи.

Когда дверь захлопнулась, раздались еще три выстрела. Охотничьи ружья. Примерно в двух километрах к северу…

Доуланд всмотрелся в колеблемые ветром темные верхушки деревьев над ранчо. Кто там, на горе, и почему стреляет? Неужели Солдатам удалось привезти сюда несколько человек по воздуху? В кого они стреляют?

Сигнальные выстрелы, подумал он. В таком случае подан этот сигнал для обитателей ранчо. Сигнал о чем?

В его голову пришла еще одна мысль, столь стремительно и ясно, что заставила его похолодеть.

Доктор Пол Трелони…

Как предполагала Джил, Пола Трелони не было в лаборатории. Он куда-то исчез, но затем вернулся. И так же, как и его брат, вернулся не совсем на то место, откуда прибыл.

Изможденный человек, не понимающий, где именно он оказался на огромном плато, раненый, возможно, ослабевший под воздействием радиации, такой может выстрелить в ночь, чтобы привлечь к себе внимание, чтобы позвать на помощь.

Через несколько минут Доуланд уже шел в направлении выстрелов, вооруженный кроме полицейской пушки еще и ружьем. Маловероятно, что ему удастся подойти близко к Трелони, если это был Трелони, или то, что он услышит шаги физика, но как только он доберется до местности, откуда доносились выстрелы, выстрелит, в свою очередь, и будет ждать ответа. Здесь, в лесу, ветер шумел и бил в лицо, продвигаться, как он и предполагал, было трудно. Время от времени на оголившиеся скалы проливался лунный свет и при первом движении туч тут же угасал. Среди деревьев Фрэнк едва мог различить, куда ступает, и продвижение еще более замедлилось.

Наконец он вышел к широкому скалистому выступу, возвышавшемуся над деревьями, и остановился, чтобы проверить время. С тех пор, как он вышел из дома, прошло двадцать пять минут. Если он все рассчитал правильно, выстрелы прогремели примерно с этого места. Он осторожно осмотрел открытые участки — человек, зовущий на помощь, должен выбрать себе место, на котором его будет хорошо видно, возможно, именно так и поступил Пол Трелони. Но при виде чужака Трелони мог начать действовать опрометчиво.

Однако горный хребет пустынно поблескивал под луной. Доуланд достиг его вершины, пробрался среди деревьев в его северную часть и снова остановился. Постепенно и неохотно он признал, что ощущает нечто странное. Он прислушался, не в силах определить, что именно его так встревожило. Затем свежий порыв ветра, обогнув деревья, разлился вокруг него, и он понял, что странность эта была распылена в воздухе. Какой-то смешанный запах, довольно знакомый, аромат вечнозеленых джунглей, столь неожиданно почудившийся на этом скалистом утесе. Глоток темной сырости, гниения, мягкой растительности, запах болота или илистого речного русла. Дыхание Доуланда участилось.

Затем запах исчез. Возможно, подумал он секундой позже, то была галлюцинация, ложный сигнал нервов, слишком натянутых вследствие множества событий этой ночи. Но если Пол Трелони вернулся сюда из далекого прошлого, путь, по которому он прошел, мог еще быть открыт, причем совсем близко отсюда. Мысль эта была крайне неприятна. Доуланд двинулся дальше, но гораздо медленнее и осмотрительнее.

Еще пять минут, подумал он. Тогда он точно пройдет ту дистанцию, что покрыл ветер, принесший звуки выстрелов, и окажется чуть к северу от дома Трелони. Если ничего не произойдет, он выстрелит сам. Через пять минут он достиг другого открытого участка, поменьше. Здесь также возвышалась над деревьями изъеденная ветрами скала, и Доуланду удалось забраться по крутому склону на вершину и осмотреться. Вскоре он осознал, что не стреляет, потому что не хочет обнаруживать свое присутствие в лесу. Быстрым сердитым движением он взвел курок, прицелился в верхушки деревьев на севере и нажал спусковой крючок.

Знакомый звук показался ему ужасающе громким. Мгновение спустя впереди него из лесу донеслись устрашающие звуки, точно какое-то огромное животное было серьезно потревожено звуком выстрела. Он услышал, как оно продралось сквозь заросли мимо него на расстоянии нескольких сот метров. Затем все стихло, словно оно решило остановиться и прислушаться. Затем раздался еще один звук, низкий протяжный рев, от которого кровь застыла у Фрэнка в жилах. Рев смолк, и в следующий момент внимание детектива привлекло какое-то движение слева, на границе видимости, прямо над лесом. Он повернулся туда и понял, что смотрит на нечто, подобное огромной туче, ускользающей прочь поверх макушек деревьев и почти стразу же исчезнувшей за другим скалистым возвышением.

Доуланд все еще смотрел туче вслед, в то время как его разум работал чрезвычайно медленно, словно не желая признавать, что только что видел создание, о каком никогда в жизни не слышал. Затем он вспомнил, что Трелони так и не ответил на его сигнальный выстрел, и почти одновременно с этим вновь заметил в лесу какое-то волнение.

Но теперь оно было гораздо менее звучным. Сначала Доуланд даже подумал, что это просто шум ветра. Но звук не смолкал, и вскоре стало понятно, что нечто, причем поистине огромное, прокладывает себе путь среди деревьев, приближаясь к открытому пространству. Оно было уже совсем близко.

Доуланд обернулся, хватая ртом воздух, и скользнул в сторону южного склона скалистого возвышения, старясь производить как можно меньше шума. Деревья уже сотрясались по другую сторону утеса. Согнувшись, детектив протиснулся сквозь плотную гущу ветвей и быстро, но тихо двинулся меж деревьев дальше. Это нечто, кем бы оно ни было, тоже слышало его выстрел. Выйдя на открытое пространство, оно могло хорошенько рассмотреть Доуланда, и, не найдя ничего любопытного для себя, убраться восвояси.

Однако оно этого не сделало. Оглянувшись сквозь листву, Доуланд успел разглядеть нечто огромное, и оно быстро двигалось по склону утеса. Тогда он бросился бежать, отмахиваясь от бьющих в лицо веток, и немедленно услышал чудовищный треск в том месте, откуда убрался только что. Нечто начало преследовать человека среди деревьев.

Доуланд повернулся, сделал глубокий вдох, бросил ружье и выхватил из кармана свою пушку МПУ. От стволов впереди полетели щепки. Меж ними протопал возвышающийся колосс. Детектив сделал три выстрела в упор, почувствовал, словно его ударили по голове чем-то вроде железной дубинки, и упал замертво. Он потерял сознание еще до того, как коснулся земли.

Когда он открыл глаза, первое, что пришло ему в голову, так это страшная головная боль, которую должен был ощущать. Но никакой боли не было и в помине. Он лежал, уткнувшись лицом в сырую заплесневелую почву. Вокруг разливались слабые предрассветные отблески. Значит, с момента удара прошло несколько часов…

Доуланд слегка потянулся, затем повернул голову, оглядываясь по сторонам, рывком встал на четвереньки. Деревья тяжко покачивались на ветру. Вдали ему удалось разглядеть кусок той скалы, с которой он стрелял, дабы привлечь внимание Трелони. Земля между ним и тем местом выглядела так, словно по лесу прошлась танковая колонна. Но огромного тела нигде не было видно.

Значит, выстрелы в упор его не свалили. Но оно убрело куда-то, предварительно сделав с ним, Фрэнком Доуландом, что-то, но что именно?

Он заметил, что рядом валяется пушка МПУ. Детектив подобрал ее и медленно встал на ноги. Свободной рукой быстро ощупал голову. Ни шишки, нет ощущения даже легкой травмы… А ведь он готов был поклясться, что страшный удар раскроил ему череп. Поискал глазами ружье, нашел и его, подобрал и направился туда, где деревья были смяты в беспорядочную кучу.

Там он и обнаружил след. Крайне странный след. Детектив внимательно изучил его, озадаченно хмурясь. Это не был след животного. Если бы такое было возможно здесь, то подобный след мог принадлежать машине, движущейся на очень широкой и ровной, без траков, гусенице, причем не было видно ни малейших признаков шагов. Почти все, что он мог пока сказать, это что нечто очень массивное и мощное протоптало сквозь лес тропу шириной до пяти метров к точке, где находился в данный момент Фрэнк, а затем удалилось, следуя линии, параллельной первоначальному своему пути… Можно было сказать и еще кое-что, мысленно добавил Доуланд. Именно, подобная тяжеловесная махина могла задеть человека так, чтобы он потерял сознание на несколько часов, но не оставить никаких следов повреждений и даже признаков того, как это произошло.

Да, все указывало на машину, которая несла вооружение какого-то таинственного образца. Когда его выстрел спугнул в ночи большое летающее существо, Фрэнк был почти уверен, что в районе Львиной горы появились какие-то допотопные чудовища, принадлежащие к животному миру отдаленного прошлого Земли. Но оба события никак не согласовывались друг с другом.

Доуланд покачал головой. Он подумает об этом, когда у него будет больше времени. Ведь потеряно, он взглянул на часы, чуть меньше четырех часов. А за четыре часа на ранчо могло произойти много чего, и среди всего этого лишь одно событие стало бы приятным, а именно, кто-то сумел бы попасть в лабораторию и вывести YM из радиоактивного состояния.

Детектив пустился осторожной рысью в обратный путь. Становилось все светлее, и в преддверии рассвета в окрестностях подножия горы передвигаться стало гораздо проще, чем ночью. Ветер в целом не усилился, но время от времени его резкие порывы пригибали деревья чуть ли не к самой земле! Также он взметал и уносил прочь тучи пыли. Все это указывало на то, что воздух над плато также испытывал сильные возмущения. Вполне вероятно, подумал Доуланд, что YM вызывает атмосферные волнения в тех местах, где становится активен. С другой стороны, если в лесу вокруг детектива и происходило нечто аномальное, прямо на это ничто не указывало.

Наконец Фрэнк выбрался на скалистый гребень, откуда ранчо было как на ладони. До него оставалось не более полукилометра. В утренних сумерках вроде бы все дышало спокойствием, тем не менее, Доуланд замедлил шаг.

Где-то здесь может подстерегать засада. Самое большее, на что сейчас способна Джил Трелони, это очнуться от своего вынужденного сна, и еще около часа она будет чувствовать себя слишком слабой и рассеянной, чтобы кому-нибудь доставить неприятности. Но зато все остальные фигуранты уже вполне могут торчать на ранчо: Пол Трелони, например, или отряд Солдат Картера. Вне зависимости от того, сможет ли Джил рассказать им о случившемся, кто-нибудь из конспираторов-Свободных непременно догадается, что до них побывал на ранчо некий чужак, а, стало быть, будет ждать его возвращения. А чтобы это возвращение не стало сюрпризом, надо устроить засаду. Доуланд свернул со своего прямолинейного маршрута и взял восточнее, двигаясь со все нарастающей осторожностью. С той стороны лес ближе всего подбирался к постройкам ранчо, кроме того, Доуланд помнил, что там высокие заросли вечнозеленого кустарника. Оттуда можно хорошенько рассмотреть, что происходит на ранчо.

Ему оставалось пройти не более пятидесяти метров, когда он убедился в том, насколько правильно поступил, решив осмотреться. Под прикрытием вечнозеленого кустарника тот самый человек, о котором думал Доуланд, явно исследовал территорию ранчо. На нем был такой же антирадиационный костюм, как и те, что Доуланд обнаружил в кладовой, рядом на земле лежало мощное ружье. Детектив увидел его в профиль. Сейчас лицо было потным и пропыленным, так как АР-поле затрудняло доступ воздуха, но Доуланд мгновенно узнал эти хищные, скуластые черты.

В конце концов, он встретился с доктором Полом Трелони.

Доуланд потратил почти десять минут, чтобы подобраться к физику незаметно. Однако подобная предосторожность оказалась в высшей степени полезной; до Трелони оставалось не более метра, когда Свободный гражданин, наконец, заметил присутствие незнакомца. В эту же секунду ему в позвоночник ткнулась пушка МПУ.

— Пожалуйста, без шума, — мягко предупредил Доуланд. — Мне не хотелось бы вас убивать, но, в случае эксцесса, сами понимаете, у меня не останется выбора.

Сперва Пол Трелони опешил, потом сказал надтреснутым от волнения голосом:

— Кто вы такой, черт возьми?

— Полицейское Управление Солнечной Системы, — ответил Доуланд, — и вам прекрасно известно, почему я здесь оказался.

Трелони что-то проворчал, Доуланд продолжил:

— Почему вы прячетесь?

— А вы как думаете? — раздраженно ответил Трелони. — Перед тем как выйти на открытое пространство, я должен был выяснить местонахождение человека, который ночью выстрелил из ружья в полукилометре от меня.

Значит, они искали друг друга.

— Почему это не мог быть ваш брат или племянница? — спросил Доуланд.

— Потому что знаю, как звучат наши ружья при выстреле.

— Хм, об этом я не подумал… У вас есть при себе пистолет или другое оружие?

— Охотничий нож.

— Давайте его сюда.

Трелони полез за пазуху, вытащил нож в ножнах и протянул Доуланду. Детектив забросил его подальше в кусты и слегка отошел назад.

— Встаньте на четвереньки, — скомандовал он, — я проверю, все ли это.

Он обыскивал очень осторожно. Трелони пока не сопротивлялся, но с таким человеком рисковать не стоило. В АР-костюме Доуланд обнаружил вшитый потайной двусторонний коммуникатор, а также столько различной тестирующей и измерительной аппаратуры, что хватило бы хорошему астероидному инженеру, но никакого оружия, действительно, больше не было. В закрытом кармане, явно сделанном для него специально, нашелся атомный ключ. Доуланд скользнул по тяжелому диску трясущимися пальцами.

— Ага, значит, этим открывается ваша лаборатория?

— Да.

Доуланд отделил передатчик коммуникатора и вместе с ключом от лаборатории засунул себе в карман.

— Все в порядке, — сказал он, — можете сесть.

Он подождал, пока Трелони повернется к нему лицом, затем продолжил.

— Как долго вы наблюдали за ранчо?

— Около часа.

— Видели кого-нибудь или что-нибудь?

Трелони посмотрел на него испытующе, затем покачал головой.

— Нет, ничего.

— Давайте не будем тратить время попусту и ответьте на мои вопросы, — сказал Доуланд. — Лаборатория заперта, и машина, которую вы включили, по-видимому, все еще работает. Вашего брата нашли вчера утром у дверей лаборатории, сейчас он, возможно, уже умер или на пороге смерти в результате лучевого ожога. Когда ночью я оставил его вместе с мисс Трелони в доме и отправился искать вас, он был жив и выглядел не так уж плохо. Поскольку мисс Трелони совершенно не желала со мной сотрудничать, пришлось дать ей особый препарат. Сейчас ваша племянница, должно быть, еще спит. Скажите, если бы мы не встретились, что вы намеревались делать?

— Разумеется, я намеревался остановить нашу машину, — ответил Трелони. Выражение его лица нисколько не изменилось после довольно долгой речи Доуланда. — Предпочтительно, без участия сотрудников Полицейского Управления Солнечной Системы. Но поскольку вы проявили в этом деле инициативу, я настоятельно предлагаю вам немедленно отправиться вместе со мной в лабораторию и уладить все наши дела.

Доуланд кивнул:

— Именно это я собирался сделать, Трелони. Практически вы, конечно, находитесь под арестом, и все будете делать под дулом моей пушки. Вы уверены, что в ходе операции мы не столкнемся с какими-либо трудностями?

— Нет, не уверен, — ответил Трелони, — весьма вероятно, что трудности нас поджидают за метастальной дверью. Причем, почти наверняка мы не будем знать заранее, какого характера они будут.

Доуланд встал.

— Хорошо, — сказал он, — тогда вперед! По пути остановимся у дома. Мне нужно убедиться, что мисс Трелони все еще в том состоянии, когда не может совершать необдуманные поступки.

Прежде чем вернуть Трелони ружье, он опустошил магазин. Они направились к дому, Трелони — впереди, Доуланд — не выпуская из рук пушки, чуть сбоку и сзади.

Входная дверь была закрыта. Трелони обернулся. Доуланд прошептал на вопросительный взгляд:

— Она не заперта. Откройте, войдите внутрь и в холле сделайте два шага вперед. Я буду идти позади вас. Ваши родственники в гостиной.

Он проследовал за Трелони, потом повернулся, чтобы закрыть дверь. В этот момент раздался шепот. Доуланд хотел развернуться и обмер, еще не веря в случившееся — что-то больно надавило на позвоночник. Пришлось замереть на месте.

— Бросьте пушку, Доуланд.

Голос Джил Трелони был ясен и резок, словно она бодрствовала уже несколько часов. Доуланд выругал себя, на чем свет стоит. Должно быть, девушка пряталась за домом, когда они вошли.

— Не пытайтесь обмануть Джил, приятель, — посоветовал Пол Трелони, не поворачиваясь, — ибо это еще никому не удавалось. Кроме того, малышка вполне способна сообразить, что ее дядя в обмен на шпика ССПУ — лучший выбор для Земли на данный момент. Но ведь этот обмен не самое главное дело сейчас, верно, Джил?

— А что главное, дядя?

— Дай нашему приятелю минутку, чтобы придти в себя… В конце концов, это ставит полицейского в крайне неловкое положение. А он может понадобиться мне в лаборатории.

— Даю вам ровно три секунды, Доуланд, — сказала Джил. — И лучше бы вам сразу поверить в то, что я не блефую. Раз, два…

Доуланд бросил пушку.

Трелони быстро пошептались в гостиной. Доуланд, стоявший на другой стороне комнаты, находясь под прицелом двух пушек, не имел возможности хорошенько расслышать этот краткий диалог. Джил была облачена в один из тех антирадиационных костюмов, которые он принес из кладовой. Мигель умер. Он все еще находился без сознания, когда она проснулась, его дыхание прервалось спустя несколько минут. «Медик» сделал все, что мог, но в данном случае этого было явно недостаточно. Хитроумная Джил не могла ничем помочь дяде, но зато нашла препарату другое применение. Доуланд подумал, что в столь трагических обстоятельствах подобная мысль не могла придти в голову никому другому, но все же следовало это предусмотреть, покидая дом. Начав бороться со сном, девушка вспомнила, что Доуланд рассказывал ей об этом антибиотике, и ей каким-то образом удалось вколоть себе целую ампулу. Это помогло ей в течение нескольких минут восстановить бодрость, а остальное было делом техники.

Перешептывание закончилось. Теперь девушка выглядела довольно бледной и испуганной, а лицо Пола Трелони по-прежнему сохраняло бесстрастность, когда он подошел к Доуланду. Джил заткнула за пояс пушку, которая была наставлена на Доуланда, подобрала охотничье ружье Пола и застыла в ожидании.

— Итак, Доуланд, — сказал Трелони, — наши действия будут следующими: Джил пойдет в лабораторию вместе с нами, но останется снаружи и будет наблюдать за обстановкой. Она останется, как говорят маргиналы, «на стреме»…

— А вы предупредили свою племянницу, — перебил его Доуланд, — чтобы она не вздумала оставаться «на стреме», если появится нечто размером с два ваших дома?

Трелони внимательно посмотрел на детектива.

— Значит, вы тоже на него наткнулись, — сказал он. — Я все думал, видели вы или нет. Это весьма любопытно… но пока с вас довольно. Я предупредил ее об этом, раз уж вы спросили. Теперь подойдем к столу.

Трелони быстро начертил на кусочке бумаги две схемы. Пушку МПУ он положил на стол справа от себя. Можно, конечно, было попробовать добраться до нее, если сбросить со счетов внимательность Джил. Впрочем, решил Доуланд, этого делать не следует. Он видел, как она ловко перезаряжала ружье. Так что детектив остался стоять там, где стоял.

Трелони пододвинул бумагу к нему.

— На обеих диаграммах изображена наша машина, — сказал он. — Исходя из моего чертежа, вы должны составить себе представление о том, что увидите. Вот здесь колесо, на дальнем от двери конце панели управления. Это колесо — регулятор потока, об этом вам не следует забывать. На лимбе вы увидите риски. Самые большие обозначены номерами от одного до пяти. Вчера утром регулятор был поставлен на пятерку, самый сильный поток. Переведите колесо на единицу, и YM-400, создающий поток в радиоактивном состоянии, станет инертным. Понятно?

— Вполне, — кивнул Доуланд.

— И только после этого, — заметил Трелони, — мы сможем немного расслабиться.

— Какое количество вещества вы используете для создания потока?

— Нет никаких видимых причин, чтобы я стал говорить об этом, верно? Но я все же скажу. Все шестьдесят восемь килограммов, об утрате которых так скорбит Верховное Правительство, заложены в накопитель машины. Мы используем его весь, полностью, — он слегка ухмыльнулся, наверное, при виде выражения лица Доуланда в тот момент. — Для того чтобы проделать работу, подобную той, что мы задумали, вещество необходимо использовать в количествах примерно такого порядка. Теперь давайте поговорим о вас. Мы не убийцы. Джил сказала, что вас не удалось подкупить, пусть так. Вынужден вас предупредить, что когда наше дело будет закончено, с вами случится внезапный приступ амнезии. Несколько месяцев вашей жизни окажутся стертыми из вашей памяти, включая, разумеется, все связанное с нашей меленькой операцией. Во всем остальном вы останетесь целы и невредимы. Вам все понятно?

— Мне доводилось слышать о таких вещах, — сухо откликнулся Доуланд.

Никакой амнезии не будет. Такие вещи всегда говорят тем, кто уже на шаг от смерти, чтобы они отказались от отчаянных попыток спастись. Но детектив понимал, что на самом деле у Свободных выбор был небогат. Если Доуланд исчезнет или у него обнаружатся признаки необъяснимой амнезии, МПУ немедленно обратит на это пристальное внимание, а там недалеко и до ранчо Трелони. Если же он умрет, то его смерти можно придать вид несчастного случая или убийства по личным мотивам. Заговорщики вполне способны принести в жертву одного из членов своей группы, дабы инсценировать подобную историю, и эта липа сойдет им с рук. Земля находилась под подозрением МПУ не более чем любая другая планета. Ведь Доуланд был отправлен не куда-нибудь, а на самое обычное из заданий.

Последовали скорые приготовления. Пол Трелони проверил батарейки в антирадиационных костюмах, своем и Джил. Что-то ему не понравилось, и он поменял свои — на такие же из запасного костюма. Доуланд же приостановил действие своего АР-поля. Оно было, по меньшей мере, столь же мощным, как те, что создавали костюмы Трелони, и во многих отношениях его устройство было более практичным. Однако батарейки их костюмов могли работать непрерывно двадцать четыре часа, распространяя поле автоматически, как только костюм надевали. А поле его костюма поддерживалось от полутора до двух часов максимум. Доуланд не знал точно, сколько ему предстоит провести в зараженном помещении. А даже несколько лишних минут гарантированной защиты могли спасти его от смерти или лучевой болезни.

Тем временем Трелони изучал связку альпинистского оборудования на полу, которое он вскоре поднял и вручил хозяину.

— Наденьте, — сказал он.

— Зачем? — удивленно спросил Доуланд.

Трелони ухмыльнулся.

— Оно может нам понадобиться. Через минуту-другую поймете.

Они покинули дом через заднюю дверь. С востока к горизонту подбирались тучи, под ними кое-где пробивались первые бледно-золотые солнечные лучи. А на западе небо потемнело от поднявшейся пыли. Джил остановилась метрах в двадцати от лаборатории и застыла с ружьем в руке, наблюдая, как мужчины удаляются. У двери Доуланд включил свое АР-поле. Трелони бросил ему конусообразный ключ.

— Знаете, как он вставляется?

Доуланд кивнул.

— Хорошо. После того, как он щелкнет в замке и снова выскочит наружу, бросьте его мне обратно. Возможно, это последний ключ, какой у нас остался, и на этот раз брать его с собой в лабораторию мы не будем. Когда дверь пойдет вниз, сделайте шаг назад и направо. Прежде чем войти, мы посмотрим, что делается внутри.

Трелони указал на прибор размером с наперсток, притороченный к поясу его костюма.

— Счетчик подскажет, есть ли там радиоактивность и если есть, насколько она высока.

Он махнул пушкой МПУ в направлении двери.

— Это все, вперед!

Доуланд приложил ключ к углублению в центре двери, слегка нажал, почувствовал, как ключ с мягким щелчком вошел в паз, самостоятельно повернулся, высвободившись из руки. А мгновение спустя ключ выпрыгнул из паза обратно к нему в ладонь. Фрэнк кинул его Трелони, который легко поймал подачу свободной левой рукой и перебросил через голову в направлении Джил. Ключ свалился в траву с глухим стуком поблизости от ее ног. Тем временем цельная плита метастали — дверь в лабораторию — начала опускаться вертикально вниз. Движение прекратилось, когда верхний край плиты находился все еще в метре над порогом.

Счетчик на поясе Трелони издал басовитое жужжание, которое то взмывало вверх, то опускалось, напоминая обозленную осу. К этому звуку примешивался другой, напоминающий что-то вроде шипения струйки перегретого пара. Детектор Доуланда реагировал менее экспрессивно, но показывал то же самое. Лаборатория просто купалась в проникающей радиации.

Детектив посмотрел на Трелони.

— Жарковато, — ответил на его немой вопрос Свободный гражданин. — Но мы все равно пойдем внутрь. Но постойте секунду у двери, я хочу выяснить еще кое-что…

Внутри лаборатория представляла собой один огромный и в значительной степени пустой стальной корпус. Лишь небольшое пространство сразу справа от входа, по-видимому, использовалось. Там виднелся свет. Примерно на полпути до противоположной стены располагался бетонный постамент. Ровное сияние распространялось от его поверхности, где и стояла машина. Постамент был квадратом со стороной в полтора метра. Доуланд узнал в машине тот аппарат со схем Трелони. Ее конструкция формировалась вокруг яйцеобразного элемента из метастали. К тупому концу этого овоида крепился длинный и узкий, частично не видимый от входа, пульт управления. С другого конца над постаментом нависала решетчатая конструкция. Она играла роль держателя двухметрового диска, ярко переливающегося всеми цветами радуги, поскольку он был выточен, по-видимому, из цельной друзы кварца. Диск был развернут плоскостью к пульту управления.

— У нас тут весьма дорогостоящее оборудование, Доуланд, — заметил Трелони. — Мой брат разработал принципиальную схему машины почти четверть века назад. Однако потребовалось колоссальное количество времени и затрат, пока принцип работы не воплотился в действующую модель на этом постаменте.

Он кивком указал налево от входа.

— Видите, это пальто Мигеля. Не думал, что оно все еще здесь. Атомный ключ, который вы проискали столь энергично всю ночь, находится в одном из его карманов. Мигель стоял вон там, пальто было переброшено у него через руку, когда я видел брата в последний раз, возможно, за две-три секунды до того, как с удивлением обнаружил, что передо мной уже не пульт управления нашей машины, за которым находился ваш покорный слуга.

— И где же вы очутились? — спросил Доуланд. — Неужели в прошлом, за шестьсот тысяч лет до нашего времени?

— Да, мои приборы остановились именно на этой отметке, — ответил Трелони. — Однако это было, как вы понимаете, лишь полдела. Мы намеревались провести целую серию наблюдений и не планировали осуществлять переброску людей в течение нескольких недель. Однако в случае, если первый опыт, вопреки нашим ожиданиям, пройдет успешно, я был экипирован для того, чтобы осуществить переход в прошлое. Именно благодаря своей предусмотрительности я и остался жив.

— Что же произошло?! — спросил в запале Доуланд.

— Хороший вопрос. Я и сам хотел бы это знать. Я знаю только то, что внезапно я оказался в воздухе, падая в реку. Было темно и пасмурно, но освещения, тем не менее, было вполне достаточно, чтобы понять, что река эта на редкость негостеприимна… Теперь я полагаю, — он многозначительно растянул последние слова, — что мне известно, почему мой брат оказался снаружи запертой лаборатории. Посмотрите туда, Доуланд. На что это похоже, по-вашему?

У дальнего левого края помещения, за границей освещенного сиянием постамента пола, детектив разглядел огромный упаковочный ящик, разорванный (иного сравнения не подберешь) почти пополам со страшной силой. Большая его часть осталась у стены, меньшая — примерно метрах в десяти от него, ближе к постаменту машины. Те предметы, что в нем находились, высыпались из обеих частей. Однако пространство между двумя линиями разрыва осталось пустым, на полу не было ни единой соринки. Если бы не это обстоятельство, можно было бы предположить, что упаковочный ящик взорвался.

— Да, это не взрыв, — согласился Трелони, когда Доуланд сказал ему о своих соображениях. Он немного помолчал: — Именно в этом месте две структуры пространства-времени едва не наложились друг на друга. Возникла непрерывная борьба напряжений, поскольку обе структуры стремятся совместиться друг с другом. Нашу машину окружает сферическое поле концентрации подобных напряжений, и бывают моменты, когда пространство буквально разрывается на части. Если в подобный момент кто-нибудь окажется здесь… Уф!

Доуланду показалось, что на полу между дверью и постаментом показался проблеск какого-то яркого свечения. Он мелькнул, затем исчез, затем появился вновь, но уже видимый под другим углом, прежде чем слух детектива зафиксировал тот факт, что все это сопровождалось странными включениями какого-то ревущего звука. Очень похоже на сполохи грозы. Однако это было…

Внезапно словно бы занавес из воздуха раздвинулся перед ним, неровно обрамляя ярко освещенную трехмерную картинку. Он смотрел вниз на пенящийся поток реки, омывающей край высокого утеса, покрытого желто-зеленым лесом. Лаборатория наполнилась грохотом воды. Слева вдали появилось нечто огромное и черное…

Но все исчезло так же внезапно, как и появилось… Перед ними вновь возник интерьер лаборатории, тихий и неизменный, как ни в чем не бывало.

— Откуда вы знали, что может произойти? — хрипло спросил Доуланд.

— Мне пришлось провести несколько часов, — ответил Трелони, — по ту сторону. Теперь, полагаю, понимаете, что ваша альпинистская упряжь нам очень пригодится.

Доуланд оглядел лабораторию.

— Стены…

— Метасталь, — ответил Трелони, — слава тебе господи. Здание прочное, напряжения ему не повредили. У нас есть за что зацепиться. Можно натянуть вашу веревку в полутора метрах над пультом управления и параллельно ему, закрепив другой конец за дверной проем, чтобы добраться до цели.

Доуланд все понял, разобрал снаряжение, просунул кончик репшнура в ушко гарпуна и хорошенько укрепил.

— Мы идем вместе?

Трелони покачал головой.

— Вы пойдете один, Доуланд. Мне очень жаль, но сейчас не время для дискуссий. Веревка не избавляет от опасности. Но если почувствуете, что ваши ноги болтаются где-то в воздухе далекой эпохи, то вы все же останетесь здесь, по крайней мере, я надеюсь на это. Если не дойдете до пульта, то я пойду следующим. Таким образом, у нас вместо одного окажется два шанса выключить машину. Согласны?

— Согласен, поскольку у вас в руке пушка, — ответил Доуланд. — Если бы пушка была у меня, все было бы с точностью до наоборот.

— Разумеется, — согласился Трелони. Больше он ничего не сказал, только наблюдал, как Фрэнк зарядил гарпун с репшнуром в пистолет, зафиксировал, затем прицелился в направлении постамента. Гарпун шлепнулся о противоположную стену и замер. Доуланд подергал свободный конец репшнура, бросил небрежно: «Как в банке Верховного Правительства» и вручил его Трелони.

Свободный гражданин потянулся в сторону, чтобы закрепить второй гарпун на дверном проеме, просунул сквозь него петлю и затянул узел. Доуланд вытащил из кипы своего снаряжения пару защитных перчаток, натянул одну на правую руку, вторую протянул Трелони.

— Это если придется последовать за мной, — заметил он. — Голые руки шнур сотрет в кровь.

Трелони бросил на него слегка удивленный взгляд, затем коротко ухмыльнулся.

— Спасибо, — сказал он. — А вы сможете пройти с одной перчаткой?

— На таком расстоянии это не проблема.

— Очень жаль, что вы не землянин, Доуланд. Мы могли бы подружиться.

— Очень приятно слышать такое от вас, — ответил Доуланд. — Подождем еще одно из этих пространственных напряжений, прежде чем отправляться?

Трелони покачал головой.

— Боюсь, в этом нет необходимости. Насколько я понял, в этих напряжениях постоянства не больше, чем в бурном речном потоке. Видите, как дергается веревка, я бы сказал, что вас здорово потреплет, даже если не попадете в открытый разрыв.

Доуланд находился уже в пяти метрах от двери и быстро перебирал руками шнур, когда его что-то дернуло, и он неуклюже закачался на месте, как паук на паутине, когда ее рвет прущий напролом грибник. Внезапно его отпустило, он продвинулся, пошатываясь, несколько метров, прежде чем налетел еще один невидимый вихрь и потянул вниз. Тяга была очень сильной, и несколько бесконечных секунд она продолжала усиливаться. Детективу показалось, что руки сейчас оторвутся от плеч, но внезапно стихия снова его отпустила.

Остаток пути до постамента он проделал почти без помех, но мышцы дрожали от напряжения. Он чувствовал, как его душит АР-поле. К сожалению, репшнур провисал в стороне от машины, и когда до нее осталось метров пять, Доуланд раскачался на шнуре, отпустил его и прыгнул прямо в узкий проход между пультом управления и кварцевым диском. Пульт слегка светился, на дальнем его конце и оказалось пресловутое колесо — регулятор потока, о котором говорил Трелони. Красная стрелка замерла против цифры пять. Доуланд сделал два шага по постаменту и крутанул колесо вниз.

Стрелка остановилась на единице. С легким щелчком она встала на место.

Вдруг что-то толкнуло детектива к пульту, сначала прижало к нему, а затем перебросило через него и низкий поручень у противоположного края постамента. Показалось, что пол задрожал, когда он ударился об него, затем медленно наклонился. Доуланд перевернулся и встал на четвереньки лицом к постаменту. Позади него вновь блеснул дневной свет, со всех сторон раздался рев реки, текущей в другом времени. Он встал на ноги и подпрыгнул к содрогающемуся над постаментом шнуру. И свет и рев мгновенно прекратились, как только он схватился за спасительный шнур, затем блеснули где-то в глубине здания и исчезли. Раздался истошный вопль…

Доуланд раскачивался на шнуре, перебирая по нему руками и подбираясь все ближе и ближе к выходу. Ноги болтались в метре над полом, поскольку он был не в силах ступить на него долее, чем на мгновение. Теперь ему с трудом удавалось набирать в легкие достаточно воздуха сквозь удушающее антирадиационное поле. Он заметил, как мимо открытой двери взметнулась пыль, затемняя проем. Все здание содрогалось, точно от сильнейшего землетрясения. А где же Трелони?

Затем он разглядел нечто мокрое и красное, лежащее у стены рядом с дверью; Фрэнка охватил приступ выворачивающей рвоты — тело физика было так растянуто и скручено, что трудно было представить себе, что эти ошметки когда-то могли принадлежать человеку. Когда он добрался до двери, легкие были готовы разорваться. Ах, если б можно было отключить поле…

Его пушка лежала рядом с мокрым месивом у стены, Доуланд подобрал ее, стараясь смотреть в другую сторону, и уже наклонился, чтобы поднять с пола альпинистские принадлежности, когда позади него вновь блеснул свет. По привычке он обернулся.

Внутреннее пространство лаборатории разорвалось на части еще раз, на этот раз гораздо шире, чем обычно. Внизу пенился белый поток. Справа, над лесом, точно надутый красный шар, блистало сквозь слоистый туман заходящее солнце. А слева, над рекой, двигалось и поблескивало в сиянии давно минувшего дня нечто, во что невозможно было поверить, и в чем в то же время не приходилось сомневаться. Глядя на него, за мгновение до того, как панорама вздрогнула и вновь исчезла, Доуланд внезапно понял, что здесь в действительности произошло.

Он увидел ни что иное, как космический корабль.

Детектив развернулся, поспешно выбрался наружу прямо в свистящий ветер и увидел бледную как смерть Джил Трелони, которая стояла там, прижав руки ко рту, и глядела на него в упор круглыми от испуга глазами.

Он схватил ее за плечо.

— Пойдемте! Нам нужно выбираться отсюда.

Она выдохнула:

— Его… оно разорвало его!

— Мы ничем ему не можем уже помочь.

Над горой летали тучи пыли, закрывая собой вершину. Доуланд посмотрел на восток и прищурился на вырастающую прямо на глазах тьму, движущуюся по небу прямо на них. Он бросился вверх по склону и потащил девушку за собой. Джил полузадушенным голосом кричала что-то бессвязное, но он не остановился, чтобы разобрать, что именно она хотела сказать. Он впихнул ее в дом, захлопнул за собой дверь и побежал через холл в гостиную. Там Фрэнк отключил АР-поле и почувствовал, как воздух вновь наполнил легкие, точно он вынырнул из глубины вод. Детектор еще продолжал тихонько шипеть свои предупреждения, но теперь их почти не было слышно. Теперь придется не обращать внимания на радиацию, хотя это и было рискованно.

— Вон из костюма, быстро! То, что произошло в лаборатории, вызвало пыльную бурю. Когда она грянет, антирадиационное поле задушит вас в одну минуту.

Она молчала и только хлопала глазами.

— Снимайте костюм! — закричал Доуланд, чувствуя, что нервы на пределе. — Мы спустимся по восточному склону. Это наш единственный шанс. Но мы не сможем двигаться, если не сможем дышать…

Затем, пока она трясущимися пальцами торопливо расстегивала костюм, он быстро перебрал груду походного снаряжения, брошенного у камина.

В ней обнаружился коммуникатор и Фрэнк уже стал прилаживать его к альпинистским веревкам, когда раздался резкий хлопок. Он в испуге обернулся. Костюм Джил валялся на полу, а сама Джил исчезла.

Детектив рывком раскрыл входную дверь, закричал и сквозь тучи пыли увидел, что она бежит к лесу.

Ему вряд ли удалось бы ее догнать, но девушка споткнулась и упала. Доуланд прижал ее к земле прежде, чем она смогла подняться. Джил боролась безмолвно и яростно, точно дикое животное, рвалась, кусалась, царапалась, глядя на него сузившимися, налитыми кровью глазами, и это было страшно. Но Доуланду, наконец, удалось освободить одну руку, и его кулак привычно скользнул по скуле. Голова Джил откинулась назад, глаза закрылись.

Спустя несколько минут он с девушкой на руках уже приближался к восточному склону горы. Здесь, за пределами ранчо, под ногами был сплошной камень, кое-где перемежаемый чахлым кустарником. Пыль залепляла глаза, хотя основной пыльный вихрь находился пока еще на расстоянии нескольких километров. Не было времени задерживаться в доме, чтобы поискать пистолет-инъектор с успокаивающим лекарством, хотя лучше было спускаться с оцепенелой и слегка парализованной женщиной, чем с безумной фурией, в которую Джил, возможно, вновь превратится, как только придет в себя после его коронного свинга. В крайнем случае, придется ее связать. Под ногами непрерывно то скрипело, то рокотало, земля ходила ходуном. Временами Фрэнку казалось, что он пробирается по чему-то мягкому и предательски податливому, словно зыбучий песок. Это всего лишь ощущение, успокаивал он себя, скала, как была, так и остается твердой. Но…

Вскоре он подошел к краю, мягко опустил девушку на землю и выпрямился, задыхаясь и протирая слезящиеся глаза. Гора позади них почти скрылась в тучах пыли.

Вдруг Доуланд даже сквозь пыль заметил нечто движущееся в том месте, где он только что прошел.

Вот же невезуха! Гигантский силуэт было видно лишь наполовину, но и без того стало ясно, что он их преследует. Громадина мягко приближалась по трясущейся земле. Доуланд вытащил пушку, чувствуя странное и спокойное убеждение, что в данном случае она совершенно бесполезна. Однако он медленно прицелился, яростно щурясь от пыли, забивающей глаза.

И вдруг случилось это. Все выглядело так, словно их противник споткнулся. Затем махина продолжила свое преследование; но точно гром грянул о землю позади Доуланда, и в ту же минуту, изгибаясь и корчась, сначала медленно, затем все быстрее и быстрее, окутанная пылью фигура начала плавно расползаться, словно утопая в скалистой поверхности горы.

Через мгновение ее не стало.

Доуланд смог опустить пушку лишь несколько секунд спустя. В охватившем его оцепенении он почувствовал, что изменилось кое-что еще.

Где-то неподалеку зазвучал, яростно вонзаясь в уши, тоненький человеческий голосок. Взгляд детектива обратился к коммуникатору, притороченному к альпинистским веревкам.

Звук сходил оттуда.

Сетевая энергия Земли вернулась на Львиную гору.

Неделю спустя лейтенант Фрэнк Доуланд вошел в кабинет главы Полицейского Управления Солнечной Системы. Начальник представил его двум другим мужчинам, желавшим, по-видимому, остаться неизвестными, и предложил присесть.

— Лейтенант, — сказал он, — эти джентльмены хотят задать вам несколько вопросов. Можете быть с ними откровенны так же, как если бы вы говорили со мной.

Доуланд кивнул. Одного из джентльменов он узнал сразу, это был Ховард Кэмхорн, Координатор Исследовательских Программ, имевший репутацию одного из самых проницательных умов в высших эшелонах Верховного Правительства. Другой был ему незнаком. Брюнет, на несколько лет моложе Кэмхорна, на десяток сантиметров ниже ростом, коренастый, глаза сохраняют выражение отрешенной задумчивости, и, вследствие этого, делают его похожим на сову. Вероятно, контактные линзы, подумал Доуланд.

— Да, сэр, — ответил он начальнику и повернулся к посетителям.

— Мы читали рапорт о вашем недавнем визите на Землю, лейтенант Доуланд, — мягко начал Кэмхорн. — Кстати, рапорт превосходный, очень точный, подробный. Но хотелось бы услышать от вас детали, которые вы совершенно справедливо опустили, а именно, личные впечатления и заключение о случившемся.

— Например, — присоединился к нему другой посетитель, пока Доуланд раздумывал, — мисс Трелони сообщила нам, что ее дяди пытались заставить украденный ими YM-400 произвести совмещение с ранним периодом истории Земли, известным под названием плейстоцен. Исходя из того, что вы видели своими глазами, удалось ли им это сделать?

— Не знаю, сэр, — ответил Доуланд. — Последние несколько дней мне показывали картины, изображающие этот период. То, что я описал в рапорте, вероятно, могло существовать тогда, — он улыбнулся. — Однако у меня сложилось впечатление, что самое большое из встреченных мною той ночью существ все же было сочтено экспертами чем-то вроде… э-э… ну, как бы это сказать…

— Плодом вашего воспаленного воображения? — кивнул тот из посетителей, что пониже. — В подобных обстоятельствах это вполне возможно, вы же понимаете.

— Да, сэр, я понимаю.

Низенький человек улыбнулся.

— Но вы сами так не думаете?

— Да, сэр, — ответил Доуланд, — я так не думаю. Полагаю, что описал в точности то, что видел и слышал.

— То есть вы думаете, что братьям Трелони удалось совместить наше время с одним из предыдущих периодов истории Земли, не обязательно плейстоценом?

— Думаю, что да.

— Еще вы сообщаете, что в этом доисторическом периоде вы видели космический корабль…

Доуланд покачал головой.

— Нет, сэр. Я думал так в момент наблюдения. Я указал в рапорте, что видел нечто похожее на космический корабль.

— Что же это было, по-вашему?

— Темпоральный корабль, если так можно выразиться.

— Да, выразиться так можно, — перебил его Кэмхорн, — но любопытно было бы узнать, лейтенант, что заставило вас сделать подобный вывод.

— Это догадка, сэр. Вещи должны согласовываться друг с другом. Темпоральный корабль позволит их согласовать.

— Каким образом?

— Мне говорили, — ответил Доуланд, — что ученые Верховного Правительства не смогли найти практическое применение YM, поскольку, когда его пытались использовать, что-то все время шло не так. Я также слышал, что не удавалось ни разу предугадать заранее, какая именно каверза произойдет и провалит эксперимент. Однако всегда происходило что-то, и при этом часто гибли люди.

— Истинная правда, — кивнул Кэмхорн.

— Ну вот, — продолжал Доуланд, — я думаю, что существует какая-то раса существ, которые живут не совсем в нашем времени и нашем пространстве. Назовем их темпорианами. У них тоже есть YM, они его активно используют, но не хотят, чтобы использовал кто-то еще. Они каким-то образом узнают, когда его активируют здесь, и применяют собственный YM, чтобы помешать процессу. В результате наши эксперименты всегда терпят неудачу. Однако им неизвестно, кто конкретно использует YM. Когда Трелони включили свою машину, темпориане в своем пространстве и своем времени заметили создаваемые напряжения. Они отправились в эту точку и нейтрализовали эффект скачка во времени при помощи собственного YM. Трелони не намеревались с первого раза осуществлять полный контакт. Темпорианам почти удалось на территории вокруг лаборатории развести во времени два исторических периода.

— Но с какой целью? — спросил Кэмхорн.

— Думаю, им очень хочется определить наше местонахождение.

— С недобрыми намерениями?

— Во всяком случае, у тех, кого мы видели, намерения были весьма и весьма агрессивные. А могу я задать вопрос вам, сэр?

— Конечно, — ответил Кэмхорн.

— Когда эксперты Верховного Правительства обследовали машину Трелони, вся масса YM была экранирована должным образом?

— Да, должным образом, — ответил Кэмхорн.

— Но когда я открыл дверь, лаборатория была просто нашпигована радиацией, да и Мигель Трелони умер от лучевых ожогов…

Кэмхорн кивнул.

— Да, эти факты, без сомнения, придают вашей теории некоторую весомость, лейтенант. Однако стоит принять во внимание еще и тот факт, что после того, как вы выключили поток YM в лаборатории, прошло около десяти минут, прежде чем явный контакт между двумя временными периодами разрушился. В вашем рапорте сказано, что описанные вами феномены непосредственно после отключения стали еще более явными.

— Да, сэр.

— Как будто эти ваши темпориане прилагали все усилия, чтобы сохранить контакт с нашим временем.

— По-моему, именно так дело и обстояло, — сказал Доуланд.

— Что ж, весьма правдоподобно. Итак, все указывает на то, что Пол Трелони действительно провел длительное время, вероятно, от двенадцати до четырнадцати часов, по крайней мере, в другом историческом периоде. Он не намекал, что именно наблюдал в эти часы?

— Нет, сэр, за исключением того, что, когда он там оказался, была ночь. Возможно, мисс Трелони он сообщил больше.

— По-видимому, не сообщил, — сказал Кэмхорн. — Прежде, чем войти вместе с вами в лабораторию, он предупредил ее, чтобы она остерегалась неких существ, описание которых в точности соответствует тем гигантам, с которыми вы встретились дважды. И это все. Вы могли бы добавить еще что-нибудь, пусть даже гипотетически?

— Гипотетически? — хмыкнул Доуланд. — Видите ли, сэр, мое представление обо всем этом — одна сплошная гипотеза. Но я думаю, что Пол Трелони был схвачен темпорианами, как только появился в другом историческом периоде и несколько часов спустя смог сбежать от них. Двое из них пытались схватить его вновь, вследствие чего последовали за ним на Львиную гору сквозь очередную открывшуюся брешь в напряжениях, которое производил YM.

Коренастый компаньон Кэмхорна глубокомысленно заметил:

— Полагаете, то летающее создание, которое вы видели, прибыло сюда тем же путем?

— Да, сэр, — ответил Доуланд, поворачиваясь к нему. — Думаю, что это произошло случайно. Это могло быть какое-нибудь дикое животное, которое случайно забрело в зону контакта и очутилось здесь, даже не поняв, что с ним произошло.

— И также вы утверждаете, — продолжал коренастый, — что, проходя вблизи зоны контакта ночью, вам почудился запах болота?

Доуланд кивнул:

— Да, сэр, я это утверждаю. Эти запахи, конечно, могли быть иллюзией, но они показались мне очень явственными. И, кроме того, как вы понимаете, на горе нет никаких болот.

— Будем считать, — сказал Кэмхорн, — что ваши ощущения не были иллюзией. Похоже, что все это хорошо вписывается в общую картину. Однако же, лейтенант, на чем основано ваше утверждение о том, что Пол Трелони какое-то время был пленником темпориан?

— На нескольких фактах, сэр, — ответил Доуланд. — Один из них состоит в том, что когда мисс Трелони очнулась в больнице, она не помнила, что пыталась от меня сбежать.

— Так указано в рапорте, — кивнул Кэмхорн.

— Она попыталась это сделать, — продолжал Доуланд, — вскоре после того, как сняла антирадиационный костюм, чтобы, спускаясь с горы, не задохнуться в пыльной буре. Это — первый факт.

— Продолжайте, — сказал Кэмхорн. — Второй факт, — когда рано утром я обнаружил Пола Трелони, на нем был антирадиационный костюм. Судя по тому, как физик выглядел, он провел в нем несколько часов, а, как известно, такой костюм не слишком удобен для походов по пересеченной местности.

— Но он мог, — предположил коренастый, — опасаться того, что на ранчо радиоактивность.

Доуланд покачал головой.

— Нет, сэр. У него при себе был счетчик, который предупредил бы о заражении местности. Гораздо разумнее было бы нести костюм с собой и надеть его, когда это станет необходимо. В то время я не подумал об этом. Но затем произошел третий факт. Я не включил его в рапорт, поскольку это относится сугубо к моим субъективным впечатлениям. Я не могу доказать, было ли это в действительности.

Кэмхорн подался вперед:

— Продолжайте.

— Это произошло непосредственно перед тем, как исторические периоды окончательно разделились, и существо, которое преследовало меня и мисс Трелони, точно провалилось сквозь скалы. Полагаю, оно вернулось обратно в свое время. Я уже описывал его, больше всего оно напоминало пятнадцатиметрового слизняка, который двигался на своем теле, а впереди у него было два ряда чего-то похожего на коротенькие ручки. Выглядело оно крайне непривлекательно. Я испугался до смерти. Однако у меня была пушка, точно такая же, как та, при помощи которой я остановил тварей, что напали на меня ночью. Но вся проблема в том, что в этот раз я не собирался стрелять.

— Не собирались стрелять? — переспросил Кэмхорн.

— Именно, сэр. Как только я его увидел, у меня были все основания разнести его в мелкие клочья. То, другое чудовище, после этого больше на меня не нападало, — вероятно, было сильно повреждено. Тем не менее, зная все это, я одновременно был убежден, что спускать курок нет никакого смысла. И вот как я могу все это объяснить. Думаю, что эти существа могут контролировать разум других существ, но их способности не могут преодолеть воздействие чего-то вроде наших АР-полей. Пол Трелони появился в другом историческом периоде и сразу угодил прямо к ним в лапы. У него было ружье, но, по-видимому, его схватили до того, как он смог им воспользоваться. Темпориане должны были исследовать человека и его обмундирование, и, когда сняли антирадиационный костюм, выяснилось, что пойманный принадлежит к расе, деятельность которой они способны контролировать ментально. После этого у них не было причин охранять его больше, поскольку он и так был беспомощен. Думаю, Трелони это понял и, воспользовавшись моментом, когда его действия не контролировали, натянул на себя костюм. После этого он вновь смог поступать по собственному усмотрению. Когда темпориане обнаружили, что пленник исчез, то отправились на его поиски, и двое из них оказались на горе в нашем времени. Что же касается мисс Трелони, то совершенно очевидно, что это не она пыталась сбежать от меня. По-видимому, бедняжка даже не сознавала, что делает. Она просто исполняла приказы, которые ее разум стал получать, как только она сбросила антирадиационный костюм. Темпорианам необходимо было вернуться к месту перехода. Судя по направлению, в котором она бежала, оно, по-видимому, находилось где-то к северу от ранчо.

Повисло продолжительное молчание. Затем компаньон Кэмхорна добавил:

— И все же кое-что не вполне согласуется с вашей теорией, лейтенант.

— Что же, сэр?

— В вашем рапорте сказано, что вы выключили свое АР-поле в то же самое время, как посоветовали мисс Трелони выбраться из костюма. Вы должны были равным образом подвергнуться ментальному влиянию.

— Что ж, — ответил Доуланд, — я могу попытаться объяснить и это, сэр, хотя повторяю, доказать то, что я думаю, невозможно. Возможно, темпориане могут контролировать лишь один разум за раз. А этот мог просто не понять, что я… как бы это получше сказать… устроил мисс Трелони нокаут и что она больше не подчиняется его приказам, пока не догнал нас и не увидел своими глазами или что-там-у-него-вместо-глаз. Я предполагаю, темпорианин не знал об этом до того момента, пока не переключил свое ментальное воздействие на меня.

Коренастого собеседника Доуланда звали Лайлард Уайт, и в Исследовательских Программах он был одним из самых крупных специалистов во всех вопросах, касающихся психологии. Вид у него, когда вместе с Кэмхорном они покинули штаб Полицейского Управления Солнечной Системы и двинулись в направлении примыкающего к нему административного здания Верховного Правительства, был весьма озадаченный.

— Судя по твоему выражению, — заметил Кэмхорн, — наш лейтенант говорит правду.

— Разумеется, — проворчал Уайт, — то, что он считает правдой.

— А он в своем уме?

— Вполне, — с отсутствующим видом ответил Уайт.

Кэмхорн улыбнулся.

— Тогда в чем дело, Лолли? Тебе не нравится идея путешествий во времени?

— Конечно, не нравится! Это абсурд.

— Глупый ты, Лолли, ибо мыслишь слишком прямолинейно. Значительное число величайших умов нашего времени расходится с тобой во мнениях по этому вопросу.

Лайлард Уайт не очень уважительно прошелся по адресу великих умов как таковых, затем поинтересовался:

— Тот аппарат, что построили Трелони, был обнаружен целым и невредимым?

Кэмхорн кивнул:

— Совершенно невредимым. Я смог осмотреть его, когда вместе с другими машинами, которые скрывали у себя Свободные, он был доставлен с Земли.

— И все эти машины были предназначены для перемещения во времени?

— В этом не может быть никаких сомнений. Они работают в Римановом пространстве и сконструированы очень прилично. Работа, заслуживающая всяческого уважения. Жаль, что братья Трелони сложили на этом поприще головы, мы могли бы подыскать лучшее применение их талантам. Хотя, все так повернулось…

Он пожал плечами.

Уайт внимательно посмотрел на собеседника.

— О чем ты говоришь? — подозрительно спросил он.

— Жаль, конечно, но осуществить переход во времени братьям-физикам не удалось, — сказал Кэмхорн, — хотя, теоретически, это должно было у них получиться. Я это точно знаю, поскольку у нас имеются собственные машины, основанные на том же самом принципе. Первая из них была создана почти восемьдесят лет назад. Две такие машины занимаются утилизацией потока YM. По целому ряду деталей машина Трелони значительно более совершенна, чем аналоги, имеющиеся в распоряжении Верховного Правительства, но она все же не позволяет переместиться в другое время.

— Почему?

— Я и сам хотел бы это знать, — вздохнул Кэмхорн. — Все выглядит так, словно реальность, в которой мы живем, придерживается столь же пессимистичного взгляда на путешествия во времени, как и ты. Путешествия во времени остаются возможными лишь в теории. Но на практике, когда, например, мы хотим использовать для этой цели поток YM, он всячески уклоняется.

Уайт ошеломленно посмотрел на него:

— Но если Пол Трелони не двигался сквозь время, то, что же он тогда делал?

— А что еще остается? — спросил Кэмхорн риторически. — Он двигался сквозь пространство, конечно.

— Куда?

Кэмхорн пожал плечами.

— Они проникли в Риманово пространство, — сказал он, — используя в своей машине энергию приблизительно на три порядка большую, чем то, что было доступно нам, прежде чем химические элементы группы Ymir попали в наши руки. Теоретически, Лолли, они могли направиться куда угодно во Вселенной. Если бы у нас хватило духа поиграть со здоровенным куском YM, в то время как мы использовали какие-то паршивые доли грамма, наши ученые могли получить аналогичные результаты, как у Трелони.

— Извини, я все же немного не понимаю, — сухо заметил Лайлард, — в чем именно состояли их результаты.

— О, теория лейтенанта Доуланда недалека от истины. По иронии судьбы нам следовало бы поблагодарить семейство Трелони. Теперь не осталось никаких сомнений в том, что за те несчастья, что преследовали нас во время применения YM, ответственна именно раса тех существ, с которыми они столкнулись. Темпориане — это, конечно, название неудачное и его придется подправить — не самые лучшие соседи, соседи в терминах Риманова пространства, разумеется. Если они узнают, где нас можно найти, человечеству не поздоровится. У них появились хорошие шансы выиграть первый раунд, когда Трелони засветили шестьюдесятью восемью килограммами хорошо различимый ими маяк. Однако эти твари сделали несколько ошибок, и вновь нас потеряли. Пока мы сыграли с ними вничью. Если не считать того, что теперь мы знаем о них ровно столько, сколько им удалось узнать о нас. Думаю, что через несколько лет мы будем готовы ко второму раунду.

На лице Уайта отобразилось сомнение.

— То есть Трелони вступили в контакт с одной из населенных ими планет?

— О, нет. По крайней мере, это было бы невероятным совпадением. Нет, машина искала Землю такой, какой она была в поздней части плейстоцена. Трелони настроили около тысячи весьма специфических параметров для определения ее во времени. Но время не поддалось, и машина начала искать подобное сочетание параметров в пространстве, и нашла. Как верно предположил лейтенант Доуланд, темпориане, а точнее, инопланетяне, двинулись сквозь Риманово пространство туда, где так явно заявлял о себе YM-поток. Но, даже оказавшись на месте, они все же не могли определиться, где именно во Вселенной расположен его источник, хотя, в некотором смысле, находились от Земли буквально на расстоянии вытянутой руки, а двое из них даже некоторое время топали прямо по ее поверхности. Для наших друзей это был во всех отношениях крайне неприятный опыт.

— Хм-м, — сказал Лайлард Уайт и нахмурился.

Кэмхорн засмеялся.

— Оставь ты это, Лолли! — сказал он, — в конце концов, это не твоя специальность. Давай же обратимся к тому, в чем тебе нет равных. Как ты можешь объяснить тот факт, что Доуланд оказался на некоторое время неуязвимым для ментального влияния этих существ?

— Что? — переспросил Уайт. — Неуязвимым? — Его лицо выразило крайнее изумление: — Но ведь это же очевидно!

— Рад слышать, — сухо откликнулся Кэмхорн.

— Тем не менее, это так. Отношение Доуланда к случившемуся ясно показывает, что он сам подозревает причину, но как бы не хочет ее воспринимать.

— Почему? И что же он подозревает?

Уайт снисходительно покачал головой.

— Это же так просто. Первым представителем человеческой расы, с которым столкнулись инопланетяне, был Пол Трелони. Но он же — настоящий гений! Только гению оказалось под силу обмануть наши тесты на проверку интеллекта. Ползая по горе, эти слизнеподобные твари искали кого-то с аналогичным уровнем интеллекта. У Доуланда — интеллект выше среднего, он далеко не глуп. Ты говорил, что тебе нравится, как он оригинально мыслит. Однако ему очень далеко до Трелони. Без сомнения, всякий раз инопланетяне принимали его за нечто вроде домашнего животного. Смышленого, но не более того. Единственная причина, по которой он остался жив, это то, что его не воспринимали всерьез.

— Это, — глубокомысленно заметил Кэмхорн, — может многое изменить.

— Действительно, может.

— У нас есть сейчас что-нибудь, что может блокировать их специфические пси-способности?

— Разумеется. Если их смогло остановить АР-поле, то вообще не о чем беспокоиться. К тому же человечество со своим уровнем телепатического развития может спать спокойно: в лучшем случае инопланетяне примут нас за недоумков.

— Прекрасно, — сказал Кэмхорн. — Есть какие-нибудь теории относительно частичного материального взаимопроникновения зон, о которых сообщали Доуланд и мисс Трелони? Что они время от времени могли слышать шум реки с другой планеты.

Уайт кивнул:

— Существует несколько возможных объяснений. Во-первых…

— Лучше оставь это на ланч, Лолли, — перебил Кэмхорн, взглянув на часы. — До важного совещания у меня осталось всего ничего. Полагаешь, сейчас нам стоит обсуждать что-нибудь?

— Только одно, — ответил Уайт. — Если машина Трелони способна найти где-то во Вселенной планету земного типа…

— Без сомнения, способна.

— Тогда, — сказал Уайт, — проблема нашего растущего, точно на дрожжах, населения, решена, не так ли?

— На данный момент, именно так, — согласился Кэмхорн. — На самом деле, Лолли, об этом и пойдет речь на совещании, куда я не могу опоздать.

— В таком случае, Свободные земляне могут больше не беспокоиться о том, что их Земле грозит превращение в очередную перенаселенную трущобу.

— Истинно так, — сказал Кэмхорн. — Если все пойдет хорошо, то через несколько лет каждый человек сможет стать Свободным гражданином. Где-нибудь во Вселенной.

— Так что, в конце концов, Трелони добились своего…

— Да, добились, некоторым образом. Если бы братья узнали, как все обернулось, думаю, они были бы только рады. Ситуацию разъяснили их племяннице. Она осталась вполне довольна.

Конец пути ^{(рассказ)}

Под вечер космический корабль пал на край изогнутой линии пляжа. Позади пляжа возвышалась узкая полоска травянистых зарослей в полкилометра длиной, за которыми матово поблескивали серовато-розовые выступы утесов, которые круто взмывали вверх почти на семьсот метров, давая начало широкому и плоскому континенту. Темно-зеленая стеклянная гладь самого большого океана планеты простиралась гостеприимным изгибом, грациозность которого подчеркивали две узкие цепочки островов, протянувшиеся приблизительно в тридцати километрах от берега.

Свалившаяся с неба блестящая, отполированная машина начала медленно обустраиваться на новом месте, где-то под нею громогласно завывал ветер, мелководье пляжа морщилось странными зигзагообразными узорами. Подняв целый каскад песчаной взвеси, она на десять метров погрузилась в скалистое основание пляжа и на этом успокоилась. Жесткий щелчок оповестил о том, что круглый шлюз намерен открыться ровно на одну треть, и мгновение спустя, из него вышли семеро из девяти членов Исследовательской Группы номер 1176 Центрального Правительства, сбившись в кучу на высоте пятнадцати метров над пляжем, ибо такова была протяженность корабельного трапа.

Шестеро из них спрыгнули, не доходя до конца. Скатившись с нее мягкими клубками, они, точно котята, мягко шлепнулись о песок и тут же вприпрыжку побежали к воде. Лишь Греван в полном одиночестве, полный достоинства, подобающего командиру, чинно прошел весь путь до самой земли.

Он сошел с него неспешно, огромный, грузный человек мощного сложения, мускулистый, но поджарый, быстрый в движениях, ничем не отличающийся от профессиональных борцов-гладиаторов, вместе с которыми в свое время тренировался. Выражение каменной суровости на лице настолько соответствовало всему остальному его облику, что менее примечательные люди обычно при одном взгляде уступали ему дорогу, даже не испытав свои силы против блестящей технической подготовки чиновника Центрального Правительства.

В известном смысле ему было немного жаль, что членов Исследовательской Группы впечатлить было гораздо труднее.

Греван задумчиво сдвинул брови, глядя, как пятеро из шести, что вышли вместе с ним из корабля, на ходу срывают скафандры, оружейные пояса и прочее обмундирование, несясь стремглав к воде. Кузат, Элиоль, Веснушка, Ланей, Вернет — сделал он мысленную перекличку по привычке, глядя на то, как они в фонтанах брызг исчезают с поверхности воды. Появление их на свет в одной из эмбриональных лабораторий Центрального Правительства явилось результатом научного эксперимента, проведенного под его руководством, и хотя они еще не достигли взрослого состояния, они ни в чем не уступали Гревану по физическим данным. И все же! Кто знает, какие плотоядные формы инопланетной жизни могут плавать за пределами мелководного побережья этого океана…

Ребятки слишком о себе мнят!

И только Вейер, по крайней мере, решил на всякий случай остаться на берегу, в одежде, держа наготове оружие. Несколько успокоившись, Греван переключил свое внимание на металлический скрежет и лязганье, раздавшееся из открытого шлюза над головой. Клем и Мускул, получившие сегодня наряд на камбузе, пытались вытащить из корабля громоздкий кухонный комбайн, что позволило бы членам Группы пообедать на свежем воздухе.

— Босс! — прозвенело сверху чистое сопрано Клем.

— Тут он я, — проорал в ответ Греван. — Что, есть проблемы?

— Похоже, что комбайн застрял, — гулко объявила она из шлюза. — Поднимитесь, пожалуйста, и… нет, погодите минутку! Кажется, Мускул его сдвинул… Да подожди ты, дубина, пока я снова не включу антигравитацию! Теперь толкай!

Комбайн вылез из шлюза с жутким скрежетом, который свидетельствовал о приложенных к нему значительных усилиях. На секунду он, медленно вращаясь, завис в воздухе над трапом с Клем наверху. Затем появился Мускул, пристегнулся к комбайну и, слегка кренясь на бок, они все вместе плавно опустились на землю под мелодичное звяканье, доносившееся из кухонной утробы.

— Что сегодня на обед? — спросил Греван, подоспевший как раз вовремя, чтобы помочь им приземлиться.

— Альберт Второй под грибным соусом, — ответила Клем, высокая стройная блондинка с огромными голубыми глазами и обманчиво глубокомысленным выражением лица. Когда кухня прочно встала на песок, она оперлась на крепкое плечо Гревана и спрыгнула вниз: — Меню не слишком оригинально, признаю, зато десерт будет отличный! Может, попробуем на гарнир к Альберту какие-нибудь местные овощи?

— Возможно, — осторожно разрешил Греван. — Чья на этот раз очередь пробовать?

Постоянно занятый другими вопросами, он частенько внезапно для себя обнаруживал, что вынужден сам осуществлять эту процедуру, причем, когда предназначенные на пробу продукты выглядели особенно неаппетитно. В таких случаях вся Группа бросала свои дела, дабы собраться вокруг командира и хором сочувствовать, пока он адаптировал свой желудок к необычным ингредиентам.

— Очередь Вернет, да? — спросил Мускул.

— Точно, сегодня жертвой выпало быть Вернет, — уверенно кивнула Клем. — Вы спасены, босс, на этот раз.

— В таком случае, — с облегчением проговорил Греван, — Вернет находится на глубине добрых пяти метров. Притащите ее сюда, если сможете, и мы пойдем прошерстим ближайшие кусты.

— Это наилучшая из всех нормальных планет, — заметила Клем, вглядываясь в береговую линию в том месте, куда только что направился Мускул в поисках Вернет. — Знаете, как молодняк назвал ее, когда три недели назад мы впервые приземлились здесь? — она была лет на десять младше Гревана, но примерно на год старше всех остальных членов Группы, вследствие чего была склонна относиться к ним с материнской снисходительностью: — «Точка невозврата».

Греван неловко усмехнулся, поскольку в любом случае выражение действительно точно описывало положение Группы. За те восемь лет, что прошли с тех пор, как Центральное Правительство назначило его ответственным за стадо непослушных, недоверчивых, несчастных зверьков, которые тогда даже не знали, кто они: люди или биологические роботы. Группа никогда раньше не обсуждала между собой открыто вопрос о том, чтобы избавиться от насильственной опеки Центрального Правительства. Есть такие места, где никогда нельзя быть уверенным, что тебя не подслушивают. Греван до сих пор удивлялся тому, что уже восемь недель они гонят во всю мочь свой корабль прочь от границ разбухших владений Центрального Правительства, и все выглядит так, словно избежать опеки удалось. Однако это предположение все еще нуждалось в подтверждении.

— Вы ответите на завтрашний вызов ЦП? — спросила Клем.

Греван пожал плечами:

— Не знаю, — единственным оставшимся каналом связи с ЦП, насколько они могли судить, были голосовые сообщения, которыми периодически обменивались пара устройств связи, одно из которых было установлено на корабле. Где находилось другое, догадаться не было никакой возможности, но время от времени по нему обращался к Исследовательской Группе один из сотрудников ЦП, курировавший ее деятельность.

— Я собирался сегодня вечером поставить этот вопрос на голосование, — уклончиво ответил Греван. — ЦП не может выследить нас через передатчики. Кроме того, мне очень хотелось бы услышать, что они скажут, когда узнают, что мы даем им полную отставку.

— Идея неплоха, но никакого голосования не получится.

Он взглянул на девушку сверху вниз, в то время как она наклонилась вперед, чтобы вытащить из нутра большой плиты маленькую переносную плитку и взвалить себе на плечо.

— Почему это?

— Кажется, молодняк считает, если мы ответим на вызов, невозможно предугадать, пойдет ли нам это на пользу, и потому принять решение попросит вас.

— Тебя это все не волнует? — поинтересовался он.

Да, казалось, что командир изучил молодняк как свои пять пальцев, ан нет, время от времени тот преподносил всяческие сюрпризы.

Клем пожала плечами:

— Не очень, — она шлепнула ладонью химический тестер, чтобы тот плотнее прилег к портативной плитке. — В конце концов, что бы ни случилось, мы все равно не вернемся обратно. Если ЦП как-то исхитрится и сможет нас остановить, я предпочту остаться на месте остановки, нежели проходить еще один сеанс в их пси-лабораториях, чтобы выйти оттуда с не просто промытыми, а уже напрочь вымытыми мозгами…

Она немного помолчала. Из воды, с расстояния сотни метров, донеслась невнятная перебранка.

— Похоже, Мускул все же поймал Вернет, — сказал Греван. — Пойдем-ка на пляж.

Вернет решительно откинула со лба прядь мокрых каштановых волос и с негодованием заявила, что сегодня не ее очередь снимать пробу. Однако Группа переубедила ее с перевесом семь-один, и это притом, что Ланей воздержался, сославшись на нелады с памятью. Строптивица обтерлась махровым полотенцем, безропотно оделась и направилась к кухне.

Первые три плода многообещающего вида, которые были загодя протестированы дежурными фуражирами, показались ей ни рыбой, ни мясом. Они не вызвали особых возражений по поводу их употребления в пищу, и, по всей вероятности, являлись довольно питательными. Но как их только ни готовила Клем на портативной плите, вареные, пареные, жареные, со специями и без оных, они, по мнению Вернет, оставались на вкус совершенно невыразительными.

Четвертый кандидат на блюдо, прошедший химический тест, напоминал пухлый кочанчик капусты, увенчанный листочками небесно-голубого цвета с алыми каемочками. Почуяв недоброе, Вернет фыркнула:

— Такая яркая индивидуальность непроста, — заметила она. — Бьюсь об заклад, тяжелая еда!

Она с упреком взглянула на Клем:

— Ты ее специально для меня сорвала!

— Хм, — тихонько усмехнулась повариха, — а кто уговорил меня попробовать того огромного жареного паука?

— То был совершенно другой случай, — заявила Вернет безапелляционно. — Меня тогда посетило предчувствие, что он будет необычайно вкусным!

Клем взглянула на нее с улыбкой.

— Сегодня в наряде на кухню я, и предчувствия посещают сугубо меня. Как ты предпочитаешь его съесть?

— Запеченным в кляре, — проворчала Вернет, — но помни, смерть моя ляжет черным пятном на твою совесть!

Полминуты спустя она осторожно откусила кусочек обваленного в яйце и муке хрустящего листа капусты, с удивлением отметила, что кушанье превосходно, и попросила добавки. Едва сунув в рот третий по счету лист, она издала дикий вопль, согнулась пополам от боли, но быстро пришла в себя, приспособившись к чужеродным белкам. Приступ занял не более двенадцати секунд, но присутствующие выждали целых десять минут, чтобы незнакомые вещества как следует вспенили дегустаторше кровь. Затем овощ, получивший имя Вернет, попробовали все по очереди и, пошатываясь, с мученическим выражением на лицах, пошли обратно на пляж, за исключением Клем и Мускула, отправившихся на поиски вернетской капусты.

Греван тоже не пошел на пляж, а вернулся в корабельную лабораторию, где осторожно перелил из пробирки в реторту кровь, выжатую им из вены мученицы. Онтогенетическая адаптация, с близким к нулю временем реакции на все чужеродное, включая инфекции и яды, являлась самым полезным из врожденных свойств молодняка. Длительные, никем не санкционированные исследования и эксперименты, в конце концов, несколько прояснили то, как это происходит. Чуждую субстанцию в каждой клетке на входе немедленно встречала Группа белковых цепочек, которая распознавала захватчиков и сводила на нет все их усилия, оставляя своего хозяина, члена Группы, совершенно неуязвимым.

Подобная внутренняя вакцинация часто вызывала у вакцинируемого мимолетное ощущение, будто он только что проглотил микроскопический, но весьма активный вулканчик, склонный к извержениям. Правда, длилось это недолго, и никто, кроме самого вакцинируемого, не принимал страданий всерьез. В результате лабораторных манипуляций Гревана кровь Вернет трансформировалась в маленькие розовые таблетки; перед обедом все проглотили по парочке таких пилюль и, таким образом, адаптировались безо всяких затруднений, не считая того, что донор обозвала своих товарищей «вампирами по несчастью».

Альберт Второй под классическим грибным соусом с гарниром из вернетской капусты вызвал шумное одобрение и был признан выдающейся кулинарной композицией во всех отношениях. Клем принимала поздравления.

Наступила ночь. Астронавты разожгли костер на скале, выше самой высокой точки прилива, у самого края шелестящих древесных зарослей. Вскоре все расселись вокруг огня, лениво переговариваясь или просто посматривая на танцующие языки пламени.

Соблюдать какие-то особые меры предосторожности здесь, по-видимому, не требовалось, хотя Вейер сообщил о создавшемся у него прямом телепатическом восприятии крупных, весьма агрессивных и плотоядных формах жизни, обитающих в непосредственной близости от стоянки. Кроме того, в процессе исследования планеты Группа обнаружила рассеянные следы как минимум двух глубоководных цивилизаций, созданных живыми существами с вызывающе скрытным характером. Тем не менее, в орнаментальных оружейных поясах астронавтов таилось с полдюжины изящных миниатюрных устройств, гарантирующих противнику мгновенную смерть, не говоря уже о том, какой чудовищный переполох мог организовать в случае надобности малогабаритный военный корабль, который доставил их сюда. А если учесть необычайную чувствительность, которая была мгновенной, точной и имела большой радиус действия, то вряд ли можно было застичь Группу врасплох. Так что если местные жители во время первого знакомства с Группой выкажут по отношению к ней враждебные намерения, то это целиком и полностью станет их проблемой.

Посмотришь на молодежь, и кажется, что у них никаких забот, с завистью подумал Греван. Здоровые, крепкие, едва переступившие порог зрелости. Четверо парней и четыре девушки ведут себя так, словно они — скауты, отправившиеся на межзвездный пикник, а Греван за ними присматривает на манер командира отряда.

На самом деле все обстояло, конечно, не совсем так.

Молодняк не хуже своего командира знал, что даже здесь, на громадном расстоянии от родной планеты, они все еще находятся на длинном и невидимом поводке в виде искусственных ментальных ограничителей, которыми управляли пси-машины Центрального Правительства. Чтобы освободиться от этих ментальных вожжей, им пришлось самостоятельно прибегнуть к практической психологии, но установить, удалось ли их действительно сбросить, не было никакой возможности. В случае, если на каждого члена Группы до сих пор скрытно действуют подобные гипнотические механизмы, наказание за сопротивление Центральному Правительству последует с автоматической неотвратимостью и безжалостностью.

Греван часто вспоминал, как испуганным, но непокорным мальчуганом простаивал в учебном подземелье долгие часы перед пустой, на первый взгляд, стеной, за которой скрывалась на самом деле одна из таких машин под названием Доминатор. Он помнил все: слышал тусклый, безжизненный голос легендарного электронного чудовища, почти такого же древнего, как само Центральное Правительство; видел, как скользили и мигали на стене слепящие гипнотизирующие рисунки; чувствовал, как тяжкие сети чуждой воли охватывают его разум и мгновенно тают перед мысленным взором, ускользая за пределы сознания.

Таков был его первый опыт взаимодействия с механизмами, которые Центральное Правительство предпочитало именовать эвфемизмами типа «ограничители». Лично ему Доминатор установил три таких ограничителя и дал мальчику понять, что его ожидает, если он вновь попытается ослушаться. Два дня спустя он, обуреваемый скепсисом, решил проверить, насколько сильна над ним власть ограничителей, и едва не умер.

Скоро астронавтам станет все известно. Если завтра они не ответят в условленное время на вызов, все сохранившиеся в них механизмы насилия придут в действие так же неотвратимо, как и в случае открытого сопротивления ЦП. Но поскольку они, наконец, нашли подходящую планету, которая могла бы стать их домом и к тому же находилась за пределами досягаемости пси-машин, завтра предстояло выбрать один из двух возможных образов действия. Пробегая взглядом по юным лицам, с разлитым на них выражением мягкой задумчивости, Греван даже представить себе не мог, что вместо этого кто-то предложит пойти с ЦП на компромисс. После пяти лет тайной подготовки и разработки планов бегства, эта мысль не могла никому придти в голову.

Усилием воли командир заставил себя расслабиться, позволяя своим чувствам проникнуть в ощущения ребят и девчат. Прохладный ночной ветерок трепетал над головой, принося с собой незнакомые запахи; невидимые ночные твари, причитая тонкими, ноющими голосками, проносились над морем. Океан нашептывал что-то свое прибрежным скалам, и на расстоянии приблизительно с километр к югу от костра кто-то очень большой с шумным плеском начал было выбираться на мелководье, но скоро передумал, вернулся обратно и скрылся в глубине. Казалось, что молодежь, отдыхая, желает слиться с этой ночью, выпустив как можно дальше щупальца своего ментального восприятия, дабы постичь сущность жизни на этой новой для них планете.

Затем их внимание начало концентрироваться вокруг новой проблемы, и Греван позволил себе и дальше плыть по течению их мыслей.

Вскоре он почувствовал, что композиция из нескольких впечатлений была воспринята кем-то из астронавтов, другие ее тут же дополнили, образуя все более и более связную и четкую картинку. Она изображала двух лохматых, неотесанных, проголодавшихся созданий местной природы, неуклюже спускавшихся с утесов за спиной у Группы в направлении догорающего костра.

Молодняк не шелохнулся в ожидании, пока незнакомцы не приблизятся, а Греван наблюдал за своими подопечными, забавляясь от души и совершенно позабыв обо всех страхах. Шаркающей походкой эти дети природы достигли подножия и теперь пробирались сквозь заросли. Походка у них тяжеловата, но в целом добытчики они, должно быть, неплохие, подумал Греван. Вероятно, здешние венцы творения, которые знали в охоте толк и сначала долго, осторожно подкрадывались, а затем бросались на свою добычу, причем Греван отметил себе на будущее, что в качестве таковой они явно воспринимали затухающий огонь костра.

Не дойдя до него около двухсот метров, охотники внезапно замерли на скалистом выступе. Греван мысленно очерчивал их огромные, серые, туманные очертания, в верхней части которых светилось по паре красных глаз.

Интересно, подумал он, почему всех представителей наиболее интеллектуально зрелых видов инопланетных хищников всегда охватывает интуитивное беспокойство, стоит им бросить на Группу один-единственный взгляд? Молодые люди даже не пошевелились, но незваные гости почти сразу же пришли к заключению, что вовсе не так голодны, как им казалось до этого. Вслед за этим они перешли к тихому и незаметному отступлению…

Вдруг Элиоль откинула голову и издала резкий, короткий смешок, точно во тьме блеснули ослепительные зубы неотразимого хищника. Вокруг костра прокатилась волна беззаботного веселья, и отступление внезапно перешло в неуклюжее, паническое бегство.

Это происшествие стряхнуло с астронавтов сон и вызвало желание поболтать. Возможно, сейчас самое подходящее время выяснить, что они думают о своих шансах вырваться завтра из лап ЦП. Греван привстал и начал дожидаться паузы в жарком споре, разыгравшемся по другую сторону костра.

По-видимому, они потому так стремительно бросились в океанские волны сразу по приземлении, что последний нырнувший должен был взять на себя обязанности завтрашнего дежурного по кухне. Как известно, эта неприятная участь досталась Вернет.

Поразмыслив, все остановились на мнении, что сегодня просто был не ее день. Однако Вернет не желала мириться с судьбой.

— Ты же знаешь, что у меня постоянно заедает пояс, — бросила она тяжкое обвинение Элиоль. — А ты специально сделала так, чтобы я стала последней!

Элиоль, которая предложила злополучное пари и которой, таким образом, удалось отложить свою очередь по выполнению наименее любимой из обязанностей на целый день, позволила себе хихикнуть.

— Ничего, это научит тебя содержать в порядке обмундирование! Ты могла и не соглашаться. Вейер же не согласился.

— Ну ладно, — согласилась Вернет. — Ведь Ланей поможет бедной девочке пережить эту неприятность, правда, Ланей?

— Угу, — Ланей просиял от радости, — еще бы!

— Ну, надо же, как он тебя любит! — критически заметила Элиоль. — Иногда это становится даже неприятно. Возьмем, например, Кузата, вон он. Валяется, как обычно, кверху пузом. Этот парень ведет себя всегда прилично и сдержанно, никто даже не догадывается, что на самом деле он — раб моих самых мимолетных желаний.

Кузат, распростертый на песке неподалеку, открыл один глаз и одарил свою возлюбленную затуманенным взором.

— Мечтай, мечтай, детка! — пробормотал он, после чего глаз закрылся.

Остальные уже говорили о другом. Насколько Греван понял, во время купания пятеро из пловцов ощутили присутствие инопланетян. Подводные жители не были настроены враждебно, они лишь плавали вокруг, с опаской рассматривая новые и весьма странные, с их точки зрения, формы жизни.

— Они, как бы это сказать, чувствовали себя очень… съедобными! — сказала Элиоль и рассмеялась. — Возможно, они поняли, что пока мы плаваем, то можем проголодаться! Во всяком случае, они предупреждали друг друга, чтобы никто не смел показываться нам на глаза!

— Питаются планктоном, — лениво добавил Ланей, — но, тем не менее, плавают очень быстро. Еще кто-нибудь что-то уловил?

— Строят пещеры, — откликнулась Веснушка из-за спины Вейера, сидевшего всего в метре от Гревана. Она приподнялась на локте, чтобы вытянуть руку. — Там, на западе, есть такой крутой спуск! Они изрыли его весь туннелями. Не думаю, что они могут флюоресцировать сами, но у них есть какой-то способ поддерживать освещение в пещерах, вероятно, какие-нибудь бактерии. А еще они культивируют там планктон.

— Похоже, что для прямого контакта они созрели достаточно, — заметил Греван, и в то же мгновение, за секунду наступившей тишины, понял, что за целый час не проронил ни слова.

— Вполне достаточно, — согласилась Веснушка. Затем маленькое личико, затененное ее любимой бесформенной панамой, повернулось к Гревану. — Если бы Клем не была так занята готовкой, я позвала бы ее попробовать. Одна я боялась их отпугнуть.

— Завтра я обязательно попробую, — пообещала Клем, считавшаяся среди астронавтов наиболее способной к тонкой и искусной дипломатии.

Снова повисла пауза, на этот раз, возможно, оттого, что было произнесено слово «завтра».

— Греван, вы намерены завтра отвечать на вызов? — безмятежно пролепетала Веснушка, словно это только что пришло ей в голову.

— Если только, — кивком ответил Греван, — ни у кого нет идеи получше.

Идеи получше ни у кого не оказалось, только Мускул проворчал:

— Пусть ЦП само ищет идеи получше. Если бы принимал решение я, то грохнул бы передатчик об скалу!

Греван посмотрел на него с интересом.

— Все остальные придерживаются такого же мнения?

Они закачали головами.

— Решайте вы, Греван, — прозвучал спокойный голос Вейера. — Мы просто посмотрим, что получится. Как думаете, можно выбить из них какую-нибудь ценную информацию?

— Только если они ничего не подозревают, — ответил Греван. — Я думаю, безопаснее всего для нас находиться на связи в тот момент, когда до ЦП дойдет, что Исследовательская Группа в дальнейшем отказывается от выполнения своих обязанностей. Это может подтолкнуть их к некоторым действиям…

— Я все же думаю, — начал Мускул, с беспокойством поглядывая на Клем, — что нам… ладно, молчу!

— Результат голосования восемь против одного, — твердо сказала Клем.

— Знаю, — прорычал Мускул и умолк.

Остальные, казалось, вновь потеряли всякий интерес к затронутой теме — стадо из не вполне человеческого молодняка, почти взрослого и уже отлично приспособленного к тому, чтобы начать жить самостоятельно. Пока они находятся в самой выигрышной позиции для того, чтобы встретить противника, которого никогда раньше не могли одолеть.

Но пока битва не началась, они не желали беспокоиться по этому поводу.

Некоторые из них поднялись и медленно побрели к берегу. Греван увидел, как Клем помедлила, чтобы что-то сказать Кузату. Тот немедленно продрал глаза, вскочил на ноги и направился прямиком к командиру, за ним едва поспевала Клем.

— Клем считает, что Альберт снова неважно выглядит, — заявил Кузат. — Вероятно, ничего особенного, но не пойдете ли вы с нами, чтобы помочь поставить диагноз?

Три лучших биолога в Группе вернулись на корабль, к ним также присоединился Мускул, который хоть и предпочитал науке о живом чистую математику, пошел с ними просто за компанию. Альберт безмятежно покоился в своей огромной стеклянной капсуле и выглядел именно так, как должны выглядеть два центнера самовоспроизводящегося мясного филе.

— Он перестал усваивать пищу и даже слегка изменился в цвете, — озабоченно заметила Клем.

Последовала долгая дискуссия о том, что необходимо Альберту. Альберт являлся незаменимым пунктом их меню, но, к сожалению, также был необычайно капризен и привередлив. Химический баланс, температура, радиация, поток стимулирующих и питательных веществ, — все должно было быть как надо, но при этом его индивидуальные представления о том, как надо, часто менялись безо всякого предупреждения. Если его прихоти не удовлетворялись, он приобретал томный вид, отказывался от пищи и в течение недели медленно угасал в знак протеста. По крайней мере, угасала его часть, жившая на корабле. Как общественный институт он, разумеется, продолжал расти и, таким образом, мог из Центрального Правительства бесконечно питать своих клиентов.

Было бы небесполезно привлечь к тонким вычислениям касательно плохого самочувствия Альберта Мускула, но когда на него вновь обратили внимание, оказалось, что любитель интегралов, не мигая, вглядывается в поток невидимых никому другому математических символов, проносящихся по противоположной стене, и что-то бормочет. Они знали, что его не стоит беспокоить в такую минуту, поскольку Мускул с головой погрузился в импровизированные вычисления, из которых он через некоторое время вынырнет с каким-нибудь только что раздобытым полезным математическим продуктом, правда, не имеющим к Альберту, скорее всего, ни малейшего отношения. Если же его сейчас отвлечь, то Мускул будет ворчать безо всякого толка.

Наконец биологам удалось изменить настройку питания Альберта, после чего, по предложению Кузата, Альберта слегка обтесали по бокам. Обнаружив, что сильно похудел, он вновь стал поглощать предложенное питание вполне удовлетворительными темпами.

— Наверное, обрезание пошло ему на пользу, — радостно сказал Кузат. Посмотрев на небольшую горку отрезанных от Альберта ломтей, он добавил:

— К тому же теперь можно устроить барбекю.

— Беги и все приготовь, — предложил Греван. — Я присоединюсь к вам, как только закончу с Альбертом.

Клем задумчиво взглянула на Мускула.

— Толкните моего гения в бок, когда соберетесь выходить, — сказала она Гревану. — Он выглядит таким счастливым, не хочется ему мешать.

Через несколько минут, когда Греван с трудом прилаживал герметичную заслонку, Мускул вдруг зевнул и громко сказал:

— Тридцать семь и двадцать четыре тысячных часа! Можно проверить и по-другому, скажем, применив формулу возвратного дифференциала… А где Клем?

— На пляже, полагаю, — Греван даже не взглянул на математика. На данный момент он не очень нуждался в результатах его вычислений. — Должно быть, давно утонула, если тебя это хоть сколько-нибудь волнует, конечно! — жестокосердно добавил он.

Мускул поспешно удалился, что было его обычной реакцией на известие о том, что Клем куда-то запропастилась, и Греван продолжил запечатывать Альберта уже не под аккомпанемент безумного математического бормотания. Молодняк окончательно разбился на пары около года назад, и кто с кем сошелся, стало, наконец, ясно. Окончательно и бесповоротно. В свое время он подумывал о том, что со стороны ЦП было бы очень мило увеличить численность Группы, прислав кого-нибудь в пару для Клем, или Элиоль, или Вернет, или Веснушки, в зависимости оттого, на какую из них он засматривался в данный момент, кого-нибудь года на три-четыре старше. Позднее у него созрел и собственный план относительно того, как увеличить численность Группы. Если только будет решен вопрос о том, чтобы Группа могла остаться за пределами досягаемости ЦП…

Командир попытался отделаться от неприятного, но весьма близкого к истине предположения, что какие бы планы он ни вынашивал, все они давно отброшены тем отделением Центрального Правительства, которое создало Группу для своих собственных нужд. Когда он пожелал Альберту сладких снов и более спокойного настроения на будущее, запер отсек и вышел на трап, ему показалось, что всевидящие глаза следят за каждым его движением. Не спустившись и наполовину, он внезапно замер. На какую-то бесконечную секунду ему показалось, что сердце медленно переворачивается в груди и так же медленно возвращается на свое законное место.

Женщина, стоявшая у основания трапа и смотревшая на него снизу вверх, была ему знакома — он знал это так же хорошо, как и то, что она никак не может находиться здесь! Шок узнавания почти мгновенно был затоплен жаркой волной ужаса: стало очевидно, что ее здесь вовсе нет. С расстояния десяти метров ему бы никогда не удалось разглядеть так ясно лицо Прайдрелл цвета слоновой кости; никогда не различить медленные, грациозные телодвижения стройного, гибкого тела танцовщицы под алым одеянием; не заметить алого блеска короткой мантии, которую она носила поверх платья и застегивала у горла блестящей зеленой каплей драгоценного камня.

Впоследствии Греван даже не мог вспомнить, как долго он простоял там, пока его мысли с трудом балансировали на краю панического ужаса. На самом деле, вполне могло быть и так, что прошло всего лишь мгновение, прежде чем он осознал, что его зовет какой-то далекий знакомый голос:

— Эй, босс! Греван!

Ему показалось, что голос еле слышен и доносится издалека. Однако затем он словно со стороны услышал свой ответ и вдруг понял, что явившийся ему образ исчез.

— Эгей, так вы будете есть жареного Альберта или нет? — снова крикнула Клем от костра. — Я больше не в силах удерживать этих свинтусов, они хотят слопать вашу порцию!

Он сделал глубокий вдох.

— Сейчас иду!

Однако прошло еще около двух минут, прежде чем он подошел к костру, хорошенько уложив в голове свои мысли. Молодняк не мог догадаться, о чем он думает, если только не позволять им это сознательно, да и в этих случаях они не были точны в своих догадках, правда, им всегда удавалось быстро определить общее направление и живописно раскрасить эмоциями его размышления.

Но на данный момент его размышления утвердились во мнении, что недолгое появление Прайдрелл означало нечто большее, нежели его персональное психическое расстройство. Это вполне могло явиться началом тщательно подготовленной атаки на психическое здоровье всей Группы, атаки, организованной с применением сил и знаний такого уровня, что над попыткой сбежать от ЦП можно будет только грустно посмеяться.

К счастью, его подопечные прониклись чувством, что барбекю прекрасно завершает этот день. Спустя некоторое время астронавты, завернувшись в одеяла, блаженно растянулись на песке. Насколько мог судить Греван, заснули они достаточно крепко, но не настолько, чтобы при необходимости за долю секунды не выйти из состояния глубокого сна и перейти в состояние активного бодрствования.

Греван же посидел еще немного в сторонке, любуясь морем и звездным небом.

В небе планеты было на что посмотреть, звезд было много, в том числе и довольно крупных. Все они находились в центре шарового звездного скопления неподалеку от середины Млечного Пути, куда, насколько им было известно, прежде не забредал ни один человеческий корабль. Все небо было занавешено наслаивающимися друг на друга застывшими потоками созвездий странной формы. Где-то посреди всего этого блеска и сияния пробивали себе путь четыре незаметных маленьких спутника планеты, незаметных, по крайней мере, если не знать, где их искать, а Греван не задавал себе такого труда.

Слева от него кто-то тихонько пошевелился.

— Эй, Веснуля, — позвал он громким шепотом, — хочешь помочь мне сплести сеть для ловли ЦП?

Четыре маленьких спутника не могли поднять океанские воды даже на миллиметр, но из-за горизонта за дело принялась большая луна, и волны поползли вверх, вылизывая плоские залысины берега. Теперь они уже подбирались к основанию более высоких скал, которые ограничивали территорию лагеря. Веснушка присела на скалистый выступ в нескольких метрах от него, любимая панама сдвинута на затылок, ноги болтаются над прибывающей водной рябью.

— Нет, просто я составлю компанию, — ответила она. — Но если вам требуется помощь в плетении сети, выкладывайте! Уж здесь-то ЦП не смогло выставить свои длинные уши.

На какое-то мгновение он поразмыслил над возможностью рассказать ей о галлюцинации. Веснушка была в Группе кем-то вроде неофициального психолога. Самая маленькая по росту и возрасту, она в то же время обладала в некоторых отношениях наиболее проницательным и тонким умом. От секретных экспериментов, которые она ставила на себе и других, у Гревана волосы вставали дыбом, но вознаграждением за этот тяжкий труд познания являлся эффективный метод борьбы с ограничителями ЦП.

Вместо этого он спросил напрямую:

— Какие психологические механизмы может применить ЦП в отношении нас, помимо тех, о которых мы и так знаем?

Веснушка издала довольный смешок.

— Вы неправильно ставите вопрос.

Он немного нахмурился, потому что это была одна из его любимых фраз.

— Хорошо, — сказал он, — давай по-другому. Уж не думаешь ли ты, что на нас продолжают действовать какие-либо управляющие механизмы, которых мы просто не помним?

— Нет, не думаю, — уверенно ответила Веснушка. — Такие вещи можно незаметно встроить в мозг обычных людей, потому что он у них наполовину не используется. Мне и самой такое удавалось провернуть. Однако любого из нас нужно сначала довести почти до полного умопомрачения, чтобы настолько отшибло память. А в таком случае для ЦП толку от нас будет немного.

— Откуда ты знаешь?

Она пожала плечами.

— Когда я была маленькой, Доминатор проработал со мной целую неделю, пытаясь вогнать в меня механизм, который я не смогла бы заметить. И, поверьте, спустя пару дней я просто начала ему помогать. Наш мозг просто не переносит амнезии.

Она помолчала и добавила:

— Разумеется, Доминатор или психолог-человек, если вы на это дадите свое согласие, может удерживать вас в беспамятстве, пока на вас оказывается непосредственное давление, потому что вы верите ему и следуете всему, что скажут. Как в тот раз, когда вы…

— Я отлично помню тот раз, — коротко признался Греван. Она имела в виду случай, когда он безо всяких оговорок позволил ей произвести над ним какие-то опыты. Спустя некоторое время он вдруг осознал, что вот уже полчаса громко плачет, поскольку мнит себя маленьким, зеленым и очень кислым яблоком, которое никто не хочет кушать.

— Вы тогда выглядели очень глупо, сэр! — предалась воспоминаниям Веснушка.

Греван откашлялся и заметил, что она выглядела бы не менее глупо где-нибудь в районе южного полюса, если бы только он добрался до нее до того, как немного остыл.

— Ага! Но вы же не добрались! — парировала Веснушка. — Хороший исследователь знает, когда в исследованиях наступает момент, который называется «ноги в руки». Сказать по правде, однажды я столкнулась с одним действительно интересным феноменом в области ментальной энергии. Если бы ЦП могло работать на таком уровне, им не понадобилась бы и сотая часть штатного состава. Значит, так работать они не могут.

— Что за феномен? — с опаской спросил он.

— Вот вы меня и поймали на слове! — призналась Веснушка, зачем-то накрыв лицо панамой. — Не имею ни малейшего понятия, в чем он состоит, даже в принципе. Это случилось за четыре года до того, как они собрали нас всех вместе и создали Группу. В Центр, где я находилась, однажды по скорой помощи привезли мужчину. Он был без сознания, и все наши психологи сразу же столпились вокруг. Его забрали в лабораторию, где был один из мобильных Доминаторов, и вдруг люди вокруг стали вскрикивать и падать в обморок один за другим. Я и сама почувствовала, что меня сильно припекло, вот здесь, — она пробарабанила себя по макушке. — Я сразу поняла, что этот мужчина пытается использовать против Доминатора какой-то вид ментальной энергии…

— Неужели это возможно? — недоверчиво протянул Греван.

— Именно так. Кроме того, он еще использовал какой-то пистолет, судя по выстрелам, звуки которых не принадлежали ни к одному из известных в ЦП типов огнестрельного оружия. После этого я выпрыгнула в окно, только меня и видели. Я слышала, что, в конце концов, Доминатор из той лаборатории был вынужден прибегнуть к физическим методам воздействия: разрушительным акустическим волнам, электрическим разрядам и обычным реактивным пулям. Ощущение жжения в мозгу внезапно прекратилось, и я поняла, что мужчина мертв.

— А я-то думал, — хмуро заметил Греван, — что ты сейчас поведаешь мне историю о том, как человек смог справиться с Доминатором!

Веснушка покачала головой.

— Сомневаюсь, что так могло случиться. Эти гадкие штуковины знают свое дело. Однажды я видела, как подобная машина подавляла мятеж, какой-то культ ритуальных суицидов. В итоге получился суицид что надо! Однако у того человека ментальной силы было достаточно, чтобы заставить Доминатор использовать свои возможности на пределе. Так что определенно существуют уровни и формы энергии, о которых мы ничего не знаем. Кроме того, очевидно, существуют люди, которые знают об этом, и знают, как это использовать. А самое главное, эти люди не работают на ЦП.

Греван как следует взвесил новость, но это не внесло в его душу успокоения.

— Веснуля, — наконец сказал он, — все, кроме Мускула и меня, согласились, что невозможно понять, выиграем мы или проиграем тем, что ответим по передатчику на вызов ЦП. Если бы ты принимала решение, твой выбор?

Веснушка встала, задрала голову и посмотрела на звезды.

— Лично я, — сказала она, и Греван сразу заметил иронический оттенок в ее голосе, — ничего бы не стала делать! Не стала бы разбивать приемник, как Мускул, не стала бы отвечать на вызов, как вы. Я просто оставила бы все как есть, затаилась и предоставила ЦП сделать следующий шаг, если, конечно, оно в состоянии его сделать!

Греван тихонько выругался.

— Ну, — отреагировала она, — такова ситуация, но мы можем сделать и по-вашему.

Она сладко потянулась и втянула носом воздух.

— Какой огромный и прекрасный океан! Если ЦП завтра нас не съест с потрохами, Греван, я отращу себе жабры и стану рыбой! Буду жить вместе с этими планктоноедами, плавать вместе с ними к ледяной шапке на полюсе и под нею! Я буду…

— Послушай, Веснуля, давай вернемся к нашим делам…

— Я вас слушаю, — заверила его Веснушка.

— Если кто-нибудь, включая Мускула, знает хоть какую-нибудь стоящую причину, по которой не нужно завтра выходить на связь, я должен ее услышать хотя бы за секунду до того, как включу приемник.

— Услышите! И не беспокойтесь за Мускула. Он сейчас не может думать ни о чем, кроме своей драгоценной Клем, поэтому слегка паникует. Завтра с ним все будет в порядке.

Она помедлила немного, но Гревану больше говорить было нечего.

— Ну, тогда спокойной ночи вам, Греван!

— Спокойной ночи, Веснушка.

Он полюбовался тем, как она, подобно призраку, удаляется навстречу слабым отсветам костра. Молодые люди считали, что уже выиграли эту битву, и все потому, что давно забыли заплесневелый вкус квазижизни на дряхлых как мир планетах Центрального Правительства, потому что вдыхали свежий воздух над океаном, какого прежде не видело ни одно человеческое существо. Чтобы ни случилось теперь, они навсегда покончили служить ЦП.

Разница между ними состояла в том, как внезапно понял Греван, что он сам еще не оборвал свою пуповину с ЦП. Ему еще предстояло одержать победу над собой. Мысли его медленно поползли назад, с осторожностью подбираясь к образу женщины, которую звали Прайдрелл и которая стояла у основания трапа корабля, таинственно улыбаясь и блистая раскосыми зелеными глазами. А этого не могло быть в действительности. Он много думал о ней все эти месяцы, и даже если напряженное состояние его ума вследствие нынешних проблем не могло быть ответственно за галлюцинацию, то перспектива будущих проблем вполне могла сработать так, что она появилась. Командир не ставил молодняк в известность, что, убедившись в безопасности их пребывания на этой планете, он намеревался вернуться во владения ЦП, где ему предстояло отправиться прямиком на второразрядную планету Райсгат, похитить там Прайдрелл и привезти ее сюда.

Совершенно невероятно, что ему удастся проделать все это и остаться незамеченным. Когда он пытался проанализировать свои планы, ему казалось довольно странным, что несколько встреч с Прайдрелл впечатлили его настолько, что он почувствовал абсолютную необходимость похитить ее. Ему также представлялось, что будь на месте зеленоглазой красотки кто-то другая, до кого добраться было бы легче и о ком он тосковал бы не так сильно, впечатлила бы его гораздо меньше.

Однако это была всего лишь одна из множества странностей, произошедших с ним на Райсгате, где Группа последний раз вступила в регулярный контакт с ЦП и откуда за тем пустилась наутек долгим, извилистым путем, который, в конце концов, привел их в незнакомое скопление в районе Млечного Пути. Рассматривая все эти странности вместе, Греван улавливал в них некую закономерность. Однако молодняк не замечал ничего особенного, и командир предпочитал об этом не упоминать.

Но он все же не мог отделаться от мысли, что если ему удастся понять, что произошло тогда на Райсгате, это помогло бы найти ответы на многие вопросы, касающиеся отношений между Центральным Правительством и Группой: их истинное происхождение, например, цель, ради которой они были обучены и экипированы; ради чего были затрачены огромные средства; наконец, откуда этот явный пробел в эмоциональном состоянии, который заставил их сбежать? Оставался еще один любопытный факт: насколько можно было судить, они являлись единственной Исследовательской Группой ЦП и единственными существующими представителями своего вида.

Ответы на все эти вопросы маячили перед Греваном около четырех недель, проведенных на планете Райсгат, но ему никак не удавалось ухватить их за хвост.

К утру прилив закончился, но зато поднялся ветер, и с севера, насколько хватало глаз, неслись белопенные волны. Ветер метался и завывал между ними, они размашисто разбивались о западные утесы, вздымая на высоту тридцати метров водяную пыль. Наконец бледно-золотое солнце, похожее на то, что сияло когда-то над самой первой планетой человечества, выкатилось из-за нагромождений бледных туч. Если этому дню суждено было стать последним для Группы, то выбор был совсем неплох.

Греван появился в рубке связи за час до назначенного времени окончательного выяснения отношений с ЦП. Постепенно туда же подтянулся молодняк. Астронавты зачем-то переоделись в парадную белую форму, их лица хранили каменное выражение, на ремнях поблескивали маленькие приспособления, конструкция которых была разработана отнюдь не в ЦП и которые представляли собой дальнейшее усовершенствование смертоносного оружия. Авторство принадлежало Группе, отдельные детали пришлось держать в памяти долгие годы, лишь изредка тайком создавая рабочие модели для проверки той или иной теории, чтобы после этого немедленно уничтожить.

Теперь астронавты демонстративно надели их поверх своей парадной формы. Они не намерены были отказываться от принятого решения. Рассевшись по низким скамеечкам, обегавшим по периметру три стены рубки, они молча ждали исхода.

Массивный, гладкий ящик передатчика занимал почти всю четвертую стену, оставляя свободным лишь самый верх под низким потолком. Передатчик был одним из самых секретных приборов ЦП, но при этом выглядел анахронизмом, вызванным к жизни намерениями той цивилизации, что когда-то неодолимо устремилась в просторы Вселенной к тысячам и тысячам новых миров. Цивилизация могла погибнуть давно, но созданные ею машины продолжали осуществлять намеченные в незапамятные времена цели.

Никто не произнес ни слова, пока Греван смотрел, как индикатор хронометра равнодушно отсчитывает последние минуты до начала сеанса. Точно в нужный момент Греван резко нажал на большой черный штырь, торчащий из центральной панели передатчика.

Стразу же, безо всякого вступления, глас ЦП заговорил.

— Командир, — послышался низкий, довольно невыразительный голос, принадлежавший одному из трех спикеров ЦП, с которыми Группа общалась на протяжении всех этих лет обучения, — по-видимому, вы рассматриваете возможность утаить открытие новой планеты колониального типа, которую намереваетесь приберечь для себя.

Молодые люди не пошевелились и не издали ни звука. Греван глубоко вздохнул.

— Это очень симпатичная планета, — признался он. — Можете назвать хоть одну причину, по которой нам не стоит ее приберечь для себя?

— Можно назвать сразу несколько причин, — сухо ответил голос. — Первая из них, разумеется, состоит в том, что вы не можете этого сделать против нашей воли. Однако нет необходимости применять к членам Исследовательской Группы обычные формы механического насилия.

— Какую же форму намерены вы применить на сей раз? — спросил Греван.

— Информацию, — ответил глас ЦП. — На данный момент уже можно полностью посвятить вас в обстоятельства, которые было нецелесообразно раскрывать ранее.

Это было именно то, чего хотел Греван, но его все же бросило в жар от волнения и страха. На протяжении всей жизни ему внушали это чувство страха пред силой, столь превосходящей человека, что ей достаточно было только начать говорить, чтобы он вновь сложил лапки.

— Не позволяйте ему говорить, Греван! — раздался голос Элиоль, негромкий, но звенящий от гнева и тревоги.

— Пусть говорит, — а это был голос Веснушки.

Остальные молчали. Греван глубоко вздохнул и обратился к передатчику:

— Группа намерена вас выслушать.

— Отлично, — неспешно откликнулся глас ЦП. — Вы имели возможность познакомиться приблизительно с сотней подконтрольных нам планет. Можете считать, что это создает верное представление об остальных. Как, по-вашему, командир, население данных планет обладает всеми признаками здорового биологического вида?

— По-моему, нет, — честно признался Греван. — Зачастую мы удивлялись, за счет чего они вообще держатся.

— На данный момент они держатся, разумеется, за счет ЦП.

Теперь уже не имеет значения, каким образом мы провоцировали любопытство некоторых Групп, если они физически были способны выйти на связь с нами. Вы ответили на вызов, что означает, что неизменный отказ прочих Групп сделать это невозможно приписать тому обстоятельству, что Вселенная настроена к человеку враждебно. Зато очевидным становится факт, что применявшиеся к вам методы ментального контроля и ограничения не всегда эффективно действуют на человеческих существ вашего уровня ментальной организации…

Это сделает Мускул, остальные астронавты уже поняли, что произошло, рассмотрели свои возможности и теперь лишь дожидались своей очереди подать реплику.

Однако Мускул сидит на скамейке в двух метрах от командира, ему придется сделать все очень быстро.

— Разумеется, мы подозревали такую возможность. Поскольку ни одна из Групп не афишировала свои возможности сопротивляться влиянию ЦП, пока не оказывалась вне пределов нашей досягаемости, это подозрение было трудно подтвердить. Практически у нас остался единственный способ разрешить данную проблему…

Мускул вскочил на ноги, его рука ухватилась за странную полоску на ремне. Но Греван не зря был назначен командиром, он все делал быстрее своих подопечных. Мускул удивленно обернулся, потирая пострадавшее запястье.

— На место, Мускул! — яростно прошептал Греван, в то время как миниатюрная машинка разрушения, вырванная из рук самого крупного представителя молодняка, скользнула в зажим на его собственном ремне. — Я не закончил разговор с ЦП, — взгляд его скользнул по полукругу настороженных глаз остальных членов Группы. — Вы все, уходите немедленно! — это больше не походило на шепот. — Следующий час мне необходимо провести на корабле в одиночестве. Идите поплавайте, поныряйте, займитесь чем-нибудь! Группа! Я кому сказал, вон отсюда!

За все восемь лет совместных странствий лишь несколько раз случалось боссу рычать и стучать копытом, за чем неизменно следовало стремительное и беспрекословное подчинение.

Однако еще никогда это рычание не было обращено на них самих!

Бунтари тихо поднялись и беспрекословно покинули рубку.

— Пусть молодежь покинет корабль, — приказал Гревану глас ЦП. Тембр его пусть немного, но все же изменился. Исчезли свойственные человеку обертоны, словно в них больше не было необходимости, с чем Греван мысленно был готов согласиться. — Вы продемонстрировали незаурядную проницательность и понимание той сложной ситуации, с которой все мы столкнулись, командир.

Греван, настороженно примостившийся напротив того, что по-прежнему выглядело как обычный передатчик, синтезировал в горле какой-то неопределенный звук, грохот удаляющегося грома, слабый отголосок того мощного рыка, которым он выгнал из рубки Группу.

— Не стоит недооценивать моих подопечных, — посоветовал он машине. — Все, кроме Мускула, поняли, что мы представляем для ЦП большую ценность, чем сами предполагали. Настолько большую, что даже потребовалось установить на нашем корабле собственный замаскированный Доминатор. А также то, — добавил он не без злорадства, — что вы засекли наше новое вооружение, но скорее с радостью позволите Группе, за исключением одного ее члена, выйти за пределы вашей досягаемости, чем демаскируете себя демонстрацией своих возможностей.

— Ваша правда, — согласился голос, — хотя я отважился бы на демонстрацию возможностей, если б оставшимся оказался кто-нибудь другой, а не вы. Для реализации наших целей, командир, вы подходите лучше прочих членов Группы.

— Что же это за цели такие? — проворчал Греван. — Можете говорить смело, Группа ушла.

— Отчасти, эти цели состоят, разумеется, в том, чтобы вернуть ваш корабль, вместе с информацией относительно Исследовательских Групп, в лоно Центрального Правительства. При этом тот факт, что большинство членов Группы смогло уклониться от нашего контроля на некоторое время, не имеет особого значения.

— На некоторое время? — невозмутимо приподнял бровь Греван.

— Разумеется, мы, в свою очередь, завладеем этой планетой, если только между вами и ЦП не будет заключено небольшое соглашение.

— Значит, мне предлагается выгодная сделка?

— В известных пределах. Мы уверены, что вы не тешите себя иллюзиями, будто человек, какими бы способностями и вооружением он ни обладал, сможет одержать победу над Доминатором. По собственной воле вы не сможете даже выйти из этой комнаты и, либо полностью и добровольно подчинитесь новым ментальным приказам, которые я установил, либо выйдете отсюда психически разрушенным. Впрочем, даже и таким вы сможете управлять кораблем. Естественно, под нашим чутким руководством.

— Тогда в чем же моя выгода? — невозмутимо развел руками Греван.

— Вы можете надеяться на какую-то выгоду лишь при условии полнейшего и добровольного подчинения, причем помимо любых ментальных приказов. Сделаете все, как я сказал, и уверяю, Центральное Правительство не притронется к вашей планете, предоставив ее целиком в распоряжение ваших юных друзей и их потомков на ближайшие триста лет.

Самое смешное, что Греван готов был в это поверить. Одной колониальной планетой больше, одной меньше — для ЦП не имело особого значения.

— Вам кажется, — добавил Доминатор, — что полное и добровольное подчинение нам означает предательство по отношению к будущим Исследовательским Группам, свобода которых тем самым ставится под угрозу? Однако мы можем предоставить факты, которые убедят вас в том, что ни одна из прежних Исследовательских Групп не смогла получить подобную свободу. Отвергнув защиту Центрального Правительства, они подчинились контролю поистине деспотическому.

— Возможно, я просто тупица, но я не понимаю, о чем это вы говорите?

— Веками, — ответила машина, — ЦП в ходе своих важнейших экспериментов допускало грубейшую ошибку, состоявшую в непонимании того, как человеческий материал реагирует на воздействие извне. А никакого рационального обоснования тому, что члены Группы должны постоянно находиться под действием ментального внушения, аналогичного тому, что применяется для обычных людей, не существует. Как вы думаете, могло ли подобное заблуждение господствовать чисто случайно столь длительный срок?

Греван так не думал.

— Вероятно, не могло, — осторожно ответил он.

— Вот именно, — согласился с ним Доминатор. — Значит, налицо чье-то вмешательство, причем вмешательство это было сознательным, длительным и весьма искусным. Поскольку ни одна машина не может быть виновной в саботаже, а обычные люди на это не способны, ответственность за это приходится возложить на тех, кого мы называем Свободными Видами.

Повисло столь долгое молчание, что казалось, Доминатор позабыл о присутствии Гревана.

— Так вот, Свободные Виды обосновались в самом Центральном Правительстве! — изрек он, наконец, и Гревану на мгновение почудилось в безжизненном голосе машины нечто вроде страха и ненависти. — Как вы понимаете, этот факт имеет для нас огромное значение, и едва ли не большее значение он имеет для вас! Поскольку именно эти монстры становятся хозяевами беглых Исследовательских Групп.

Греван почувствовал неприятный холодок внутри.

— Но почему, — спросил он, — Свободные Виды стараются завладеть Группами?

— Войдите в их положение, — ответил Доминатор. — Представителей этой субцивилизации необычайно мало, да и те рассеяны по множеству различных планет. А учтите еще тот факт, что обнаружение означает для них верную смерть. В подобных обстоятельствах они не могут позволить себе снаряжать собственные межпланетные экспедиции. Однако если появляется подконтрольная Исследовательская Группа, их возможности для освоения новых территорий становятся поистине безграничными, а стабильная генетика Группы обеспечивает выживание рода.

Доминатор немного помолчал.

— В этот самый момент, в этой самой комнате, командир, присутствует сознание, пока еще дремлющее, но гораздо более мощное и отличающееся в корне от разума любого из членов вашей Группы. Обладая подобной силой, оно, если пробудится, не усомнится использовать ее для того, чтобы получить полный контроль над Группой. Теперь вы понимаете, почему вам было позволено остаться на корабле одному? Главным образом потому, что это должно было мне помочь избавиться от…

Атака и контратака грянули почти одновременно.

Безумно-белая блестящая нить метнулась вперед из одного из тех миниатюрных устройств, что по привычке носил на поясе Греван. К созданию этого оружия ЦП не имело ни малейшего отношения. Пульсирующая энергетическая игла легко вошла в центр защитного кожуха Доминатора, защищенного желтоватым космическим сплавом, и грациозно застыла в воздухе, яростно вгрызаясь в металлическую поверхность.

И тотчас под ее кончиком проступили странные узоры.

Невообразимо-стремительное чередование иссиня-черных и серебристых линий, их мерцание и переплетение приковали к себе взгляд Гревана, и, казалось, стремились разорвать его мозг на части. Невозможно отвести взгляд, невозможно не следить за этим дьявольским мельтешением… Затем они исчезли.

Между ним и Доминатором проплыла серая туча. Безумно-белая нить все еще тянулась из его пистолета к той точке, где концентрированная энергия коснулась поверхности, и когда зрение командира вновь прояснилось, кончик иглы неожиданно провалился внутрь кожуха и коснулся чего-то в глубине.

Раздался хрустальный звон, и машина обезумела. Греван катался по полу, а полотнища желтого огня выплескивались из-под верхнего края Доминатора и лизали противоположную стену. Белая нить перескочила на этот участок, быстро прошлась вдоль линии, откуда велся фронтальный огонь. Через секунду с ним было кончено.

Но продолжалось нечто другое, пронизывающее насквозь, разрывающее на части, точно бесчисленное множество крошечных, быстрых, безжалостных стальных когтей. То была акустическая атака, способная заставить биться в конвульсиях полное сил живое тело и в несколько секунд превратить его в безвольный, перекошенный, истекающий кровью кусок умирающей плоти.

Послышался голос:

— Сюда! Ударь сюда!

Невыносимо медленно белое безумие тонкой нити пожирало внутренности Доминатора, деталь за деталью, сверху донизу, одну за другой.

Какофония, давящая на барабанные перепонки, усилилась.

Голос свистящим шепотом посоветовал:

— Теперь оставь машину в покое, она может еще пригодиться…

И все смолкло.

Греван почувствовал, что теряет сознание. Одновременно с этим ощутил, как раздиравшие его на части крошечные стальные коготки неохотно ослабили хватку, и он подумал, что ни один из его подопечных не выдержал бы, не пережил бы эти несколько последних секунд, окажись они на его месте.

Конечно, физическая сила и мощь организма — не самые главные достоинства мыслящего существа, но иногда результат зависит от крепости мускулов.

Нужно было уладить еще кое-что, но со всех сторон к нему подступала тьма, тело настоятельно требовало небольшой передышки.

— Пока что два-ноль в мою пользу! — только и успел сказать командир мертвому Доминатору.

Затем он нехотя отдался во власть мягко обволакивавшей его тьмы. И она приняла командира в свои объятия.

Поблизости кто-то яростно насвистывал простенькую мелодию из трех чистых мажорных нот, что служило для членов Группы условным знаком, сообщающим о том, что все обстоит замечательно.

Немедленно где-то рядом мелодию повторили. Затем, как ему показалось сквозь пелену, раздался дрожащий голос Веснушки:

— Да сядьте же, Греван! Я не в состоянии вас поднять, человек-гора! Ну и ну, босс, да вы же просто разодрали Доминатор на части! Вы его разрушили!

Тьма медленно отступала, а затем внезапно рассеялась на рвущиеся прочь клубы серого дыма, и Греван почувствовал, что сидит. Оплавленный и кое-где еще глодаемый бледными язычками пламени Доминатор, равно как и стены рубки, неторопливо кружились у него перед глазами. В воздухе витал запах горелого металла и еще какое-то зловоние, и на мгновение у него возникло странное видение, что кто-то сидит на Доминаторе, свесив ножки.

Когда командир встал, и внутри и вокруг него все внезапно встало на свои места. Он строго спросил у Веснушки, что она тут делает?

— Я же велел вам всем держаться отсюда подальше, — услышал он как бы со стороны собственный голос. — Ну, разумеется, я его разрушил. Ишь как тебя трясет, моя милая! Могла бы догадаться, что эта гадина применит акустику…

— Меня накрыло лишь самым краем, — ощетинилась Веснушка, — когда я стояла у выхода на трап. Это самое дальнее место, откуда я могла попасть вам точнехонько между глаз, если вы выйдете отсюда психически разрушенным и попытаетесь вмешаться в наши дела.

Греван лишь беспомощно хлопал глазами. Думать пока еще было больно.

— Где все остальные? — спросил он.

— Внизу, конечно, в машинном отсеке! Двигатели превратились в кашу, — казалось, она настороженно изучает его. — Ребята спустились по трапу и сразу направились к люку на корме. Вернет осталась снаружи, чтобы контролировать, что происходит наверху. Как вы себя чувствуете, Греван?

— Я чувствую себя отлично! — заявил он, мимолетно подумав, что чувствует себя именно так, как сказал, за исключением того, что каждая молекула его тела, казалось, дрожит мелкой дрожью и никак не может состыковаться с другой молекулой. — А что, не похоже?

— Похоже, похоже, — успокаивающе пробормотала Веснушка. — Вы выглядите просто великолепно!

— Что случилось с двигателями? Ах да, понятно…

Так он и думал, что молодняк догадается это сделать! Ведь самым важным на тот момент было не позволить Доминатору переправить полученную им информацию обратно в ЦП.

— Ну, хотя бы отремонтировать сумеем?

— Вернет сказала, что на восстановление потребуется никак не меньше месяца. Все было бы не так уж плохо, если бы кто-то не догадался поджечь на минутку топливо.

Греван выругался от бессилия и ужаса.

— Вы что, невежды, хотели дырку в этой несчастной планетке проделать?

— Да, и дыра бы получилась размером с саму планетку! — с удовлетворением констатировала Веснушка. — У ребят все под контролем. Но я пойду, надо помочь. А вам, босс, лучше всего часик-другой просто подумать о чем-нибудь приятном!

— Постой, Веснуля! — позвал он, когда она уже повернулась к двери.

— Что?

— Ничего, просто хотелось бы выяснить, хорошо ли ты умеешь врать. Сколько человек в нашей Группе?

Веснушка пристально взглянула ему в лицо, затем вернулась и присела рядом с Греваном. Панама съехала на затылок, что означало полную откровенность.

— Если вы про это, — заметила она нахмурясь, — то никто вас не обманывал. Вы просто никогда не спрашивали. С того момента, как мы вылетели с Райсгата, на борту было десять человек.

Греван снова выругался, на этот раз более мягко.

— Как вам удалось протащить ее через посты наблюдения в космопорте?

— Мы отрядили Клем и Элиоль отвлекать постовых, а Прайдрелл свернулась клубочком и в грузовом контейнере вместе с припасами была пронесена на корабль. Операция была несложной. Куда сложнее было убедиться, что мы в ней не ошиблись. Именно поэтому нам пришлось на Райсгате заняться самую малость саботажем.

— Так вот в чем дело, — прозрел, наконец, Греван, — а я-то, болван, вкалывал до седьмого пота, чтобы заставить корабль взлететь. Ах вы, хитрое, коварное отродье!

— Мы все признаем, что такие вещи недопустимы, — от души согласилась Веснушка. — Кроме того, пару раз вы нас чуть не поймали. Мы все подумали, что было просто прикольно, когда вы ходили вокруг корабля, озабоченно фыркали, высмотрев очередную поломку. А с другой стороны, вы задурили голову бедной девушке, заставив ждать, покуда Группа не обоснуется где-нибудь в безопасном месте. Но мы все равно не позволили бы вам вернуться за ней в одиночку. А потом Клем сообщила, что Прайдрелл — как раз та, кто вам нужна, вы же знаете, Греван, какая она чувствительная в этих сердечных делах! Да она просто не могла ошибиться!

— Клем действительно весьма проницательна, — осторожно признал Греван. — А как удалось уговорить Прайдрелл?

Веснушка сдвинула шляпу обратно на лоб, что означало некоторую неуверенность.

— Вот этот аспект я как раз хотела с вами обсудить. Когда мы забирали ее с фермы, Прайдрелл глубоко спала. Вейер незаметно подсунул ей снотворное. С тех пор она у нас не просыпалась, в двадцать третьей каюте, что позади наших комнат, и мы с девочками по очереди о ней заботились.

Пока Греван переваривал полученную информацию, воцарилась недолгая тишина.

— Теперь, полагаю, я должен ее разбудить и сообщить, что она похищена кучкой изгоев, дабы обречь на жизнь в изгнании, так, что ли? — спросил Греван.

— Прайдрелл не станет возражать, — ободряюще проворковала Веснушка. — Вот увидите! Клем говорит, что она влюблена в вас по уши… Кстати, вам очень идет этот румянец, Греван, — с интересом добавила она, — и, кажется, я вижу его впервые.

— У тебя чересчур богатое воображение, Веснушка, — буркнул Греван. — Как ты могла заметить, я взгрел нашего Доминатора! Да так, что он чуть не расплавился. Вон, до сих пор светится. Естественно, что температура в этом помещении повысилась. Поэтому нет ничего странного в том, что на мне это как-то сказалось…

— Да, странного тут действительно нет, — признала Веснушка, — но если подойти к этому вопросу с другой стороны, то вы, командир, самый теплоустойчивый член Группы, а мне сейчас даже не тепло. Так что не надо лукавить — вы по-настоящему покраснели, Греван. Клем была совершенно права и относительно вас!

— Чувствуется, что сей предмет обсуждался вами со всей основательностью, — заметил Греван.

— Как вам будет угодно, командир, — согласилась с такой формулировкой Веснушка.

— Возразит Прайдрелл или нет против своего похищения, но у нас появятся небольшие биохимические проблемы…

— А вот это и в самом деле интересно! — перебила Веснушка. — Мы планировали, что она пройдет полный стандартный курс терапии ЦП для обычных колонистов еще до того, как проснется. Однако тесты показали, что в ней уже заложено нечто подобное и даже больше! Должно быть, она собиралась поселиться на какой-нибудь колониальной планете с более экстремальными условиями, чем на Райсгате. Но, разумеется, мы будем держаться настороже во избежание неприятных сюрпризов…

— Вероятно, парочки таких сюрпризов нам все равно не миновать! — кивнул Греван. — Говоришь, двадцать третья каюта?

— Прямо через мой кабинет и вверх по тем маленьким ступенечкам!

Она поднялась.

— Полагаю, теперь мне лучше пойти помочь остальным разобраться с топливом.

— Возможно, тебе и в самом деле лучше пойти помочь ребятам с топливом. Я только прослежу, чтобы наш Доминатор окончательно остыл, а потом отправлюсь будить нашу гостью.

Однако он знал, что будить Прайдрелл ему не придется…

Он сидел, прислушиваясь к тихому потрескиванию, доносившемуся из недр машины ЦП, а Веснушка побежала к трапу. Вскоре раздался глухой шлепок, свидетельствующий о том, что она предпочла спуститься более быстрым способом, и внезапный взрыв хохота. Затем вновь наступила тишина. Прайдрелл так и осталась сидеть там, где провела последние пять минут, на правой части медленно оплавлявшегося Доминатора, не выказывая особого смущения от присутствия Гревана. Отличный трюк, даже для представителя Свободного Вида, которого ЦП не преминуло бы классифицировать как нейромонстра.

— Благодарю за нейтрализацию «ограничителя» или что это еще была за дрянь! — заметил он, наконец. — Неудивительно, что ЦП вас побаивается.

Прайдрелл со скучающим видом уставилась в коридор за дверью.

— Вам не удалось меня перехитрить до конца, — сообщил он ей, — не будь вы просто призрачным видением, то не просидеть вам и пары секунд без сильнейшего ожога на мягких тканях.

Зеленоглазая надменно обвела взглядом рубку, по-прежнему не обращая на мужчину ни малейшего внимания.

— А ведь совсем нетрудно было догадаться, — упрямо продолжал Греван. — Стоило лишь вспомнить ваш экзотический танец с теми тварями. Никаких зверей на самом деле не было, вы их всем внушили!

Наконец взгляд остановился на Греване, но лишь для того, чтобы глубокомысленно изучить. Он смутился.

Внезапно ему на ум пришли слова, которые он хотел ей сказать, словно на него снизошло вдохновение…

— Разумеется, заманчиво даже думать о том, — печально признался командир, — что Клем могла хоть самую чуточку оказаться права относительно ваших чувств ко мне, как она оказалась права в отношении меня! Но я все же не могу не задаваться вопросом, возможно ли…

Пауза была преисполнена надежды.

Алые как коралл губы дрогнули в легкой улыбке. Нежный голос негромко произнес:

— Почему бы вам, Греван, не пройти в каюту двадцать три и не выяснить все на месте?

Доминатор продолжал шипеть и потрескивать, остывая без присмотра…

Приглядывай за небесами ^{(рассказ)}

Старый, закаленный в боях бластер Джистов, когда-то принадлежавший дяде Уильяму, производил такое впечатление, словно на каком-то этапе создания его вынули из отливки, а он так и застыл. Двойной ствол, хоть и был весь покрыт многочисленными царапинами и выбоинами, был массивен и короток, а пустой магазин снизу мог подойти и для обычных энергетических зарядов. Но поистине странный вид инопланетному оружию придавала рукоять. Длиной почти в сорок сантиметров, она была резко скошена в одну сторону и имела столько шишек и зазубрин, что никакая рука не смогла бы удобно ее держать. Прошло более полувека с тех пор, как до нее дотрагивалась бескостная перепончатая конечность первоначального владельца, рассеивая смертоносную радиацию по его противникам-людям. В данный момент бластер пылился над камином в гостиной среди прочих экспонатов причудливой коллекции дяди Уильяма.

Но сегодня, спустя более восьми лет после дядиной смерти, подумал Фил Боулз, искоса поглядывая на бластер проницательным взором, этому старинному сувениру суждено стать ключом к разрешению проблем колониальной планеты. Он пробежался пальцем по тусклой, грубой поверхности, затем нагнулся, чтобы поближе рассмотреть аккуратную надпись: ТРОФЕЙ, ДОБЫТЫЙ В БИТВЕ ПРИ ГАНДЕРЛАНДАХ, 2172 ГОД НОВОЙ ЭРЫ, СЕРЖАНТ УИЛЬЯМ Г. БОУЛЗ. Однако, заслышав знакомые щелчки из холла, он быстро выпрямился и отвернулся. Когда в комнату вкатилось самоходное кресло тети Беллы, Фил уже сидел за низким столиком спиной к камину.

Широкие, гибкие ходули бережно перенесли кресло через три ступени в нижнюю часть гостиной, тетя Белла восседала в нем, изящно выпрямившись, как и подобает девяностошестилетней даме, последней из оставшихся в живых членов первой группы землян — колонистов планеты Рой. Она легко забарабанила по ручкам кресла, ловко его разворачивая, и, наконец, остановила перед чайным столиком.

— Звонила Сьюзан Финней, — сообщила она, — еще одна, кто считает, что я нуждаюсь в неусыпной заботе! Давай, доедай вишневый пирог, Фил. Такому молодцу, как ты, не повредит. У меня еще два в печке, возьмешь их с собой.

— Ради одного этого стоило приехать из Форт-Роя, — усмехнулся Фил. Он знал, что тете Белле приятно это слышать.

— Я теперь не так уж много могу сделать для своего внучатого племянника, верно?

Подумав немного, Фил спросил:

— Вы не передумали относительно…

— …переезда в Форт-Рой?

Тетя Белла поджала тонкие губы.

— Господи, Фил, мне так жаль снова тебя разочаровывать, но в городской квартире я буду чувствовать себя не в своей тарелке.

— Доктор Фитцсиммонс был бы очень доволен, — заметил Фил.

— Ах, еще один старый перестраховщик! Фитц просто хочет упрятать меня в больницу. Не выйдет!

Фил беспомощно покачал головой и засмеялся.

— В конце концов, управлять фермой по выращиванию тюпы…

— Чушь, самая настоящая ерунда. Ферма отнимает ровно столько сил, чтобы это было мне интересно. Все равно все делают машины, и Сьюзан приходит сюда каждое утро, чтобы поболтать и убедиться, что со мной все в порядке. Она ни за что в этом не признается, конечно, но стоит ей заподозрить, что о чем-то нужно позаботиться, как час спустя уже все семейство Финней в сборе, чтобы это сделать. Тебе нет никакой необходимости посылать каждые два месяца людей из Форт-Роя для уборки тюпы.

Фил пожал плечами.

— Никто еще пока не изобрел более удобного способа выдергивать из земли эти корни. К тому же КПС рад хоть чем-нибудь занять людей.

— Это потому, что ты являешься его президентом?

— Угу.

— Это и в самом деле ничего тебе не стоит? — с сомнением спросила тетя Белла.

— Ни цента.

— Хм, я все собиралась спросить: что заставило тебя создать Колониальный Профессиональный Союз? Я правильно сказала его название?

Фил кивнул.

— Почему ты первым делом здесь основал данный союз?

— Ответ прост, — ответил Фил. — Как только население планеты достигло отметки в сорок тысяч человек, Рой получил право на собственный профсоюз. Почему же не воспользоваться представившейся возможностью?

— И что это за возможность?

— Больше денег от Земли, это, во-первых. В текущем месяце из двенадцати сотен членов КПС с Форт-Роя сидели без работы семьдесят шесть процентов. Со следующим кораблем мы получим от Территориальной Службы компенсационный чек, — он улыбнулся, глядя на выражение лица пожилой дамы. — Разумеется, ребята могли бы вернуться на фермы, где выращивают тюпу, но далеко не все настолько любят деревенскую жизнь, как ты и семейство Финней.

— И Правительство Земли позволяет вам проделывать подобные штуки? — с любопытством спросила тетушка. — Раньше они отличались известной скаредностью.

— Они и сейчас не меньшие скряги, но таков закон. Кстати говоря, Территориальная Служба еще выплачивает зарплату президенту КПС. Я пока зарабатываю не слишком много, но мой доход будет расти по мере роста количества членов союза и расширения моих обязанностей.

— Каких обязанностей?

— На данный момент мы основали лишь костяк организации, — объяснил Фил. — Теперь, когда правительство Земли, наконец, примет решение построить здесь большую военную базу, они за пару месяцев будут должны привлечь к работам добрую сотню тысяч человек, а, значит, на Рое найдется место каждому. У землян есть веская причина быть щедрыми.

— Большая база, ну надо же! — проворчала тетушка Белла. — С тех самых пор, как я впервые ступила на эту землю, и полугода не проходило, чтобы кто-нибудь не сказал о том, что Форт-Рой вот-вот переделают в военную базу класса «А». Никогда этого не будет, Фил. Рой всегда был аграрной планетой, и такой останется.

Фил скривил губы в улыбке:

— Ну, не стоит терять надежду.

— Мне не нужны никакие перемены, — заявила тетушка Белла. — Рой мне нравится таким, какой он есть.

Она посмотрела на маленькую кнопочку на подлокотнике кресла, которая начала мигать голубым.

— Пироги готовы, Фил, — объявила она. — Может, ты все же останешься на обед?

Фил посмотрел на часы и сокрушенно покачал головой.

— Я бы с радостью, но мне, правда, пора идти.

— Тогда я заверну тебе пироги с собой.

Тетя Белла лихо развернула кресло, и оно плавно заскользило вверх по ступеням лестницы. Фил быстро поднялся. Он сделал шаг к камину, распахнул пальто и открепил от подкладки гибкий предмет, похожий на небольшую коробочку. Он положил странный предмет на каминную полку и повернул вправо один из трех маленьких рычажков с переднего края. Коробочка быстро выдвинула по бокам поддерживающие ножки, поднялась над полкой и превратилась в миниатюрный столик. Фил бросил быстрый взгляд на дверь, за которой исчезла тетя Белла, прислушался, затем снял бластер Джистов со стены и осторожно положил на устройство, повернув второй рычажок.

Диковинный бластер начал медленно утопать в поверхности прибора Фила, точно камень в болоте. Через несколько секунд он совершенно исчез, затем, спустя мгновение, появился с нижней стороны коробочки. Фил подставил ладонь под бластер Джистов, вернул его на место на стене и повернул третий рычажок. Коробочка убрала ножки и опустилась на каминную полку. Фил вновь прицепил ее к подкладке, запахнул пальто и не спеша, прошелся по комнате в ожидании пирогов тети Беллы.

Забавно, что всего лишь несколько смело мыслящих умов, думал Фил Боулз, в то время как его аэрокар плавно пролетал над обрывистой линией скалистого берега, держа курс на север, могут самостоятельно изменить судьбу целой планеты. Да, лишь несколько разумов, у которых довольно воображения, чтобы представить себе, как можно обратить обстоятельства себе на пользу.

Слева от него, далеко внизу вилась плоская лента побережья полуострова, почти не выступавшего из моря; самый кончик ее расширялся и поднимался, постепенно переходя в широкий скалистый выступ, на котором и укоренился Форт-Рой, то место обитания людей на планете, которое было крупнее и значило больше всех остальных поселков, разбросанных там-сям по лесной глуши. Но сам по себе Форт-Рой не был ни велик, ни значителен. Всего-навсего военная база класса «F», вокруг которой разрослись беспорядочные городские кварталы. Форт-Рой представлял собой современный торговый форпост, соединявший колонистов с могущественной планетой-метрополией, а также станцией, с которой время от времени взлетали боевые звездолеты, чтобы осуществить патрулирование абсолютно пустого и совершенно незначительного 132-ого Сегмента Космических Территорий. Не более того. Каждые две недели в крошечном космопорту садился корабль с Земли, доставляя запасы продовольствия, товары, а также военных и гражданских лиц, назначенных сюда для переселения. Последнюю категорию в основном составляли так называемые нежелательные на Земле элементы. Спустя несколько дней корабль отправлялся обратно, унося с собой продукты местного производства, пользующиеся повышенным спросом в метрополии, самыми важными из которых были высоко ценимые в гомеопатии корни тюпы. После этого Форт-Рой снова затихал и влачил довольно убогое существование до следующего прилета.

Планета как таковая была здесь ни при чем. На ней имелось почти все необходимое, чтобы колония процветала во всех отношениях. Виновата была Джистская Война. Это противостояние людей и негуманоидов испытывало периоды бурных вспышек и периоды, когда казалось, что борьба стихает. Очередной период затишья длился вот уже несколько последних десятилетий. А до этого, во время одной из вспышек, наиболее яростной, когда война подобралась почти к самой Земле, разыгралась Битва при Гандерландах, в которой дядюшка Уильям Боулз и стал обладателем трофейного бластера. Однако война всегда обходила стороной Рой. Все самые значительные события происходили в противоположной части гигантских Космических Территорий, и за последние годы война медленно, но верно удалялась от Роя.

Но в ту же сторону уходили и несметные богатства Земли — человеческие ресурсы, материалы и деньги. Планеты, у которых не было и десятой доли привлекательности Роя в отношении природных ресурсов, где человеческая жизнь теплилась в условиях, которые едва ли можно было назвать нормальными, имели прекрасное снабжение, туда поставлялось все необходимое, дабы они могли вести независимое существование в качестве гигантских цитаделей, а их население было не слишком опечалено своей суды бой. Когда Правительство Земли не скупилось на расходы, жизнь почти повсюду можно было организовать более чем сносной.

Таковы были обстоятельства, приговорившие Рой к участи задворков. Многих это устраивало. А вот Фила Боулза, уроженца Роя, это не устраивало совершенно. Он обладал ярко выраженными задатками лидера, но применить их ему соответствующей возможности не представлялось. Посему обстоятельства следовало изменить, и время, когда это станет возможным, приближалось. Фил лично не был осведомлен обо всех существенных факторах, но ему были известны многие из них. Политическая ситуация на Земле сложилась таким образом, что находилась на грани некоторого рода нестабильности. В результате на Рой несколько суток назад сел земной корабль, который вовсе не был очередным грузовиком. Среди его пассажиров находились Сэнфорд, уполномоченный Территориальной Службы, широко известный политик, и мистер Рональд Блэк, популярная личность, предприимчивый владелец второго по величине информационного агентства Земли. Они совершали совместное турне по планетам, разбросанным в одном из отдаленных уголков Территорий, и случайно забрели на самый удаленный из всех: 132-ой Сегмент, планету Рой. Таков был первый фактор.

Внизу, в десяти километрах под Филом, теперь уже почти прямо под ним, поскольку машина в третий раз лениво пересекла центральный залив полуострова, был едва различим второй фактор. Отсюда он выглядел коричневым кругом неправильной формы на почти белой поверхности полуострова. Если спуститься чуть ниже, он становился необычайно похожим на проломленную и полуразложившуюся спираль ракушки гигантской улитки, с зарытым в песок основанием и раздробленным кончиком, возвышающимся над ее двадцатью завитками. Это сооружение, известное в народе как «Развалины», считалось последней цитаделью полуразумной расы, составлявшей коренное население Роя, которое вымерло, по-видимому, примерно лет за сто до того, как сюда прибыли первые земные колонисты. Дело в том, что ксеноархеология была страстным увлечением лейтенанта Нормана Вогана, научного сотрудника Форт-Роя.

Это и было вторым фактором.

Вдобавок ко всему планета Рой не нуждалась в серьезной военной поддержке, поскольку, по мнению земных стратегов, колоссальное расстояние отделяло его от театра военных действий. Только вследствие безумной ошибки мог забрести сюда какой-нибудь корабль Джистов, чтобы обнаружить, что здесь притаилась еще одна планетка, которая одинаково хорошо подходит как людям, так и их оппонентам.

И, наконец, последний фактор.

Прибор, притороченный к подкладке пальто Фила, был фотокамерой особого рода, которая в данный момент хранила в себе отпечаток сувенирного бластера дяди Уильяма. Сопоставьте все эти факторы, бодро подумал Фил, и вам станет ясно, почему на Рое грядут значительные перемены, причем в самом ближайшем будущем.

Он вновь взглянул на часы, развернул машину и полетел в глубь полуострова. Проплыв над фермой тети Беллы и точно такой же фермой семейства Финней, расположенной на два километра выше по горному склону, он мягко повернул на восток и уже через двадцать минут вновь приближался к просторам побережья. Здесь, в совершенно дикой местности, на невозделанной земле, у края утеса, возвышавшегося на триста метров над бурлящими водами, примостился уютный домик, являвшийся собственностью Селии Адамс, маленькой, хорошенькой леди из Форт-Роя. Селия прибыла с Земли шесть лет назад, почти наверняка как нежелательный элемент, хотя об этом знали лишь Территориальная Служба и сама Селия. Земля, отсылая на такие планеты, как Рой, вынужденных переселенцев, относилась к ним все же с известным тактом.

Фил приблизился к домику настолько, что смог убедиться — припаркованная перед ним темно-зеленая машина принадлежит его старому знакомому, майору Уэйну Джексону, Административному сотруднику, второму человеку в Форт-Рое и тоже уроженцу планеты. Затем он развернулся, снизился, прошелся над лесом и предпринял вторую попытку незаметно приблизиться к домику под прикрытием деревьев. И хотя сегодняшняя встреча с Джексоном и Селией Адамс не требовала никакой секретности, лучше о ней пусть никто не знает, даже случайные свидетели.

Посадив машину в лесу, он накинул на плечо ружье и направился по узкой тропинке вдоль опушки. В этих местах можно было превосходно поохотиться, и ружье, в случае чего, объяснило бы его присутствие здесь. Когда он подошел к домику, то увидел, что на крытом заднем дворе сидит за столом Селия вместе со своим гостем, с полными бокалами в руках. Джексон был тоже одет по-охотничьему. Еще некоторое время Фил не выходил, оставаясь в тени деревьев, поскольку испытывал сомнения в правильности своих намерений.

Трое заговорщиков строили далеко идущие планы, в основе которых была заложена мистификация. Последствия могли принять гигантские масштабы даже по галактическим меркам. Однако, если Правительство Земли обнаружит, что стало жертвой мистификаторов, ситуация для последних сложится крайне неприятная. Эти узколобые бюрократы из центра, как правило, даже не пытаются проверять полученные доказательства, подтверждающие их подозрения. Подозрений для них уже вполне достаточно. Тех, кого заподозрили в неблагонадежности, будь то отдельные личности или целые коллективы, обычно задвигались в какой-нибудь медвежий угол, и они пребывали там до конца своих дней. Выпутаться из подобной ситуации считалось делом необычайно сложным.

В глубине души Фил все это осознавал, однако подобная угроза казалась ему ничего не значащей мелочью по сравнению с величием захватывающего бесстыдства грандиозного плана, а также ребячливым удовольствием от возможности кого-то надуть, да еще столь грандиозным образом. То, что заставило его задуматься в последний момент, могло быть лишь присущей любому человеку осторожностью. Разумеется, ему не хотелось навлечь на себя всю мощь неодобрения Правительства Земли. Но почему непременно неодобрения? И потом, откуда центр узнает, если о планах знают только трое. Каждый из них, Уэйн Джексон, Селия Адамс, да и он сам получат от этого выгоду, и все трое будут равным образом ответственны за эту аферу. Никто из них не предаст, никто не испытает колебаний, поскольку тому порукой послужит их личная заинтересованность в результатах.

Правда, существует небольшая вероятность предательства со стороны еще одного человека, также замешанного в деле. По сравнению с ним, Филом, Уэйн и Селия получат неизмеримо большую выгоду, но им и есть что терять. Конечно, они предпримут все необходимые меры для обеспечения своей защиты, но им придется также позаботиться и о Филе Боулзе.

— Как вообще удалось провезти подобную штуку на Рой? — спросил Фил. Он уже успел одним глотком отпить полбокала, который подала Селия, и теперь, несколько минут спустя, чувствовал нечто, что при других обстоятельствах можно было бы назвать приятным воодушевлением, но что все же не совсем стерло из памяти сознание того, что он в преддверии необратимого поступка.

Селия откинула со лба упрямую прядь красновато-каштановых волос и взглянула на собеседника внимательнее. У нее было прелестное личико, которое несколько портила жесткая линия рта — черта, которая сейчас стала заметнее куда больше обычного. Фил решил, что женщина чувствует нечто подобное его нервозности и по аналогичной причине. Сказать то же самое о майоре Уэйне Джексоне, мужчине крупном и свободном с приятной улыбкой и уверенным голосом, он бы не смог. Голос, пожалуй, звучал чересчур сердечно, но больше в майоре не было ничего подозрительного.

— Я этого и не делала, — сказала Селия. — Вещица принадлежала Фрэнку. Как она попала сюда с Земли, вместе с ним или уже позже, я не знаю. Он никогда об этом не рассказывал. Когда пару лет назад он умер, я забрала ее себе.

Фил задумчиво оглядел целый ряд незнакомых инструментов, покрывавших собой половину столешницы. Фотокамера, в которой хранился отпечаток бластера Джистов из гостиной тети Беллы, была полностью совместима с представленным оборудованием и теперь покоилась внутри самого большого из них.

— Как она называется? — спросил Фил.

Селия ответила взглядом, полным раздражения. Джексон засмеялся:

— Почему бы тебе, Сел, не сказать ему? Фил ощущает то же самое, что и мы, а это — последняя возможность все как следует проверить и убедиться, что никто никого не обманывает и что все пройдет гладко. Верно, Фил?

Фил кивнул.

— Примерно так.

Селия покусывала губы.

— Хорошо, — сказала она. — Полагаю, это не имеет значения по сравнению со всем остальным.

Она тронула один из инструментов.

— Весь набор носит название дупликатор и ему ни много ни мало, а почти шесть десятков лет. Подобные вещи классифицируются, как инструменты для изготовления подделок, и по закону частные лица никоим образом не могут ни производить, ни использовать, ни владеть ими.

— Почему так?

— Потому что все они предназначены для изготовления подделок. Фрэнк считался одним из лучших специалистов в этой области, пока не обнаружил, что значится в списке на выселение.

Фил нахмурился.

— Однако если набор может дублировать любой произведенный предмет…

— Запросто. Стоимость копии в среднем в пятьдесят раз выше, чем при обычном копировании. Дупликатор имеет смысл использовать только в том случае, когда требуется копия, которую абсолютно невозможно отличить от оригинала.

— Понятно, — Фил помолчал немного. — И вот, спустя шесть десятков лет…

— Не волнуйся, Фил, — сказал Джексон, — дупликатор в отличном состоянии. Мы уже проверили на нескольких образцах.

— Откуда вы знаете, что копии действительно не отличить?

Селия нетерпеливо ответила:

— Потому что эта штука работает именно так и никак иначе. Когда бластер Джистов проходил сквозь верхнюю панель, он был проанализирован до последней молекулы. Сейчас на основе анализа изготавливается дубликат. Даже мельчайшая частица любого элемента, использованного в оригинале, будет воспроизведена с безукоризненной точностью. Как вы думаете, почему копия получается такой дорогой?

Фил ухмыльнулся:

— Ладно, убедили. Как вы думаете избавиться от надписи?

— Устройство само позаботится об этом, — ответил Джексон. — Нужно отколоть край и обработать отколотую поверхность так, чтобы она выглядела как все остальное.

Он улыбнулся.

— Похоже, земным фальшивомахерам неплохо живется, верно?

— Верно, — коротко откликнулась Селия, — пока их не сцапают.

Она допила свой бокал и добавила:

— У нас тоже есть к тебе несколько вопросов, Фил.

— Например, оригинал бластера, — вставил Джексон. — Видишь ли, у нас нет ни малейших оснований полагать, что расследование будет проведено. Однако когда колеса закрутятся, наши шеи будут вытянуты прямо до самой плахи, пока мы не избавимся от этого вещественного доказательства.

Фил поджал губы.

— На вашем месте я бы об этом не беспокоился. Никто кроме тети Беллы, ни разу не глядел на дядюшкину коллекцию, ибо она по большей части — просто хлам. Вероятнее всего, только вы, я и она знаем, что в ней имеется такой экспонат, как бластер Джистов, ведь все дядюшкины приятели отправились на тот свет еще до него. Однако если бластер исчезнет сейчас, тетя Белла может его хватиться, а это может привлечь к нему внимание, поскольку Правительство Земли издало закон, запрещающий хранить у себя любые вещи, принадлежащие Джистам.

Джексон потер подбородок и глубокомысленно сказал:

— Ну, всегда можно сделать так, чтобы тетя Белла не стала поднимать шума.

Фил задумался.

— Доктор Фитцсиммонс утверждает, что жить ей осталось не больше трех месяцев, — сказал он. — Вне больницы она не протянет и восьми недель, а если протянет, то это просто чудо. Думаю, это будет еще до того, как придется позаботиться об уничтожении улики.

— Если бы так, — протянул Джексон. — Однако если расследование начнется до ее кончины…

Фил взглянул на него и невозмутимо сказал:

— Тогда мы сделаем все, что необходимо в таком случае. Конечно, это будет не очень приятно для меня, как ее родственника, но моя шея на плахе так же, как и ваши.

Селия рассмеялась.

— Да, это довод эгоиста в чистом виде, — заметила она. — Каждый из нас — самый настоящий эгоист, а самая надежная черта в человеке, это — эгоизм. Именно поэтому все мы можем чувствовать себя в полной безопасности.

Джексон покраснел, мельком взглянул на Фила и улыбнулся. Фил пожал плечами.

Итак, Майор Уэйн Джексон, второй человек в Форт-Рое, очень хотел стать первым, и цепочка повышений в должности должна была стартовать с нынешнего командира Форт-Роя, полковника Тейера. Друзья на Земле смогут устроить ему перевод в центр, как только будет оглашен приказ о превращении Форт-Роя в военную базу класса «А» и, следовательно, его место освободится. А Фил, если ему будет гарантировано кресло президента КПС с количеством членов, растущим год от года до полумиллионной отметки, а то и выше, сможет жить спокойно. Причем, не просто спокойно, но и очень комфортабельно, в то время как третье заинтересованное в этой афере лицо, Селия Адамс, сможет постепенно, шаг за шагом, устранять конкурентов, потихоньку легализуя подставные фирмы под вывеской благопристойных заведений.

— Все мы думаем о будущем планеты, Селия, — дружелюбно заметил Фил, — но каждый по-своему. И будущее это выглядит блестяще. Единственное, на чем мы можем споткнуться, причем здесь, на Рое, это честность Силаса Тейера. Если доблестный полковник завтра возьмет и скроет находку бластера Джистов…

Джексон усмехнулся и покачал головой:

— Предоставь это мне, парень, мне и нашим высокопоставленным гостям с Земли. Уполномоченный Сэнфорд завтра должен провести весь день в обществе Тейера, разбирая какие-то дела Территориальной Службы. Научный сотрудник Воган просто светится от радости оттого, что Рональд Блэк вместе со своей информационной сворой начнут осматривать завтра с утра все то, что он нарыл там, в руинах, обещая его теориям об исчезнувших коренных жителях Роя дать самую обширную прессу в метрополии. Блэк непременно предложит мне присоединиться к честной компании. У полковника Силаса Тейера не останется ни малейшего шанса замолчать находку бластера Джистов на Рое в присутствии Блэка, Сэнфорда, а также вашего покорного слуги, поэтому военным придется досконально его изучить. И единственным человеком, на которого он сможет возложить ответственность за это, будет научный сотрудник Норм Воган, которого мне, признаюсь, даже немного жаль.

Поначалу лейтенант Норман Воган был просто нервным и усердным молодым человеком, который носил необычайно толстые контактные линзы и был обладателем широкого, растянутого рта, что делало его похожим на лягушку, застигнутую меланхолией. Он справедливо подозревал, что хорошего научного сотрудника не перевели бы с Земли на Рой, который испытывал хроническую нехватку научных проблем приличного уровня, и где все финансировалось скупо и неохотно.

Огромная спиралевидная развалина на полуострове Форт-Рой стала для Вогана единственной отдушиной. На планете было известно еще несколько подобных сооружений, но данное находилось в гораздо лучшем состоянии и, несомненно, было самым свежим. Лейтенант был искренне убежден, даже если никто с ним не соглашался, что строительство гигантской улитки производилось сознательно, по заранее разработанному плану. Он собрал целые горы заметок в поддержку своей теории о том, что ее исчезнувшие навеки строители представляли собой расу, интеллектуально близкую человечеству. К сожалению, их тела, по-видимому, целиком состояли из субстанций мягких и непрочных, поскольку не было найдено ничего похожего на костные или хитиновые останки, а то, что лейтенант Воган называл неопровержимыми памятниками культуры на уровне древнейшего человечества, иные представители позднейшего человечества по большей части считали ничего не значащими черепками и глыбами плотного, похожего на известняк, материала, из которых и были выстроены «Развалины».

Именно поэтому Воган, по меткому выражению Джексона, «засветился от радости», когда Рональд Блэк, этот гигант земных СМИ, первым выказал интерес к руинам и теории лейтенанта об их происхождении, но вскоре к этим светлым чувствам стало примешиваться острое беспокойство. Ибо подобный шанс мог никогда более не представиться, если высоких гостей не впечатлить показом неких артефактов, а что ему, собственно говоря, показывать? Поэтому утром, когда гоп-компания двинулась к руинам, Воган заметно нервничал.

Два часа спустя он ворвался в приемную командира базы Форт-Роя, и дежурный офицер едва смог его узнать. Глаза лейтенанта Вогана метали молнии даже сквозь толстые контактные линзы, цвет лица напоминал вареного рака, безумная улыбка рассекала это лицо от одного уха до другого. Победоносной поступью проследовал он мимо потрясенного офицера, с размаху распахнул дверь кабинета, в котором полковник Тейер беседовал с уполномоченным Территориальной Службы, и ввалился внутрь.

— Сэр, — услышал его дрожащий голос офицер, — у меня есть доказательства, неопровержимые доказательства! Они все же были разумными существами. Они не вымерли. Они погибли на войне! Это были… Лучше посмотрите сами!

Раздался тяжелый стук, с которым он уронил нечто на сверкающую полировку между полковником и уполномоченным.

— Это было найдено во время раскопок прямо сейчас, среди всяких артефактов!

Силас Тейер вскочил на ноги, дыша так тяжело, будто надеялся, что напор его дыхания выдует этого проклятого научного сотрудника прочь из кабинета. Сдерживало его лишь странное полузадушенное восклицание, которое испустил уполномоченный Сэнфорд. Взгляд полковника скользнул по изменившемуся лицу гостя, затем последовал за его взглядом к лежащему на столе предмету.

На мгновение полковник Тейер окаменел.

Воган продолжал бормотать:

— Представьте, сэр, я…

— Заткнитесь! — оборвал его Тейер. И тут же как ни в чем не бывало продолжил:

— Говорите, это было найдено во время раскопок в руинах?

— Да, сэр! Только что! Он…

Лейтенант Воган слегка опомнился под леденящим взглядом полковника, и на его лице начали проявляться признаки осознания того, что он только что совершил огромную глупость. Он неуверенно облизал пересохшие губы.

— Я ненадолго покину вас, сэр, — сказал полковник, обращаясь к уполномоченному Сэнфорду. Затем осторожно взял бластер Джистов за неподражаемую изогнутую рукоятку, отнес к кабинетному сейфу, положил внутрь и вновь запер сейф. Затем покинул кабинет.

В соседней комнате Тейер отбарабанил на коммуникаторе кодовый номер майора Уэйна Джексона. Как только включился наручный коммуникатор Джексона, полковник услышал слабый щелчок и быстро проговорил:

— Уэйн, вы сейчас можете говорить?

— Я могу говорить, — предупредительно откликнулся голос Джексона.

— Норм Воган, — сказал полковник, — только что ворвался сюда с чем-то таким, что; как он утверждает, было обнаружено при раскопках. Сэнфорд видел это и без сомнения узнал. Возможно, нам удастся убедить его молчать… А теперь несколько вопросов: этот предмет действительно был вырыт сейчас во время раскопок?

— Очевидно, да, — ответил Джексон. — Я не видел, как это случилось, в тот момент мы разговаривали с Блэком. Однако найдется более полудюжины свидетелей, которые подтвердят, что видели, как это случилось, включая пять-шесть человек из информагентства.

— И они поняли, что это такое?

— Очень многие поняли.

Тейер тихо выругался.

— Не может ли быть так, что кто-то подбросил его среди отрытых вещей для создания сенсации на Земле?

— Боюсь, что нет, — ответил Джексон. — Эта штука осталась лежать в фильтре после того, как оттуда выдули песок и пыль.

— Почему вы сразу мне не позвонили?

— В это время мне пришлось заниматься подавлением чего-то вроде мятежа, Силас. Воган убежал прежде, чем я смог его остановить, но мне удалось посадить остальные машины, пока мы с вами не решим, что делать дальше. Нашим гостям это не понравилось. Им также не нравится и то, что я расставил охрану вокруг места, где был обнаружен предмет, и не позволил им поговорить с поисковой группой Вогана. Рональд Блэк и его команда ведут себя пока довольно спокойно, но зато другие поговаривают об изменениях статуса Базы. Больше я ничего не смог сделать.

— Вы поступили правильно, майор, но сомневаюсь, что это поможет, — сказал Тейер. — Вы можете подозвать Рональда Блэка?

— Да, он рядом…

— Полковник Тейер? — послышался через несколько секунд приятный голос в трубке.

— Мистер Блэк, — осторожно произнес полковник, — то, что произошло сегодня на раскопках, может повлечь за собой события огромной важности.

— Это совершенно очевидно, сэр.

— В таком случае, — продолжал полковник, — как вы полагаете, возможно ли заключение джентльменского соглашения со всеми свидетелями не упоминать об этой находке, пока информация не пройдет надлежащим порядком по инстанциям? Меня интересует ваше мнение.

— Полковник Тейер, — ответил по-прежнему приятный голос Рональда Блэка, — мое мнение таково: единственный способ сохранить это дело в тайне — арестовать всех присутствующих здесь гражданских лиц, включая меня, и лишить нас всякой связи с миром. У вас свои обязанности, у нас свои. В наши обязанности не входит сокрытие от публики информации, которая может означать величайший за последние два десятка лет поворот в ходе войны с Джистами.

— Понимаю вас, — сказал Тейер. Несколько секунд он молчал и, возможно, тоже в это время подумал о будущем Форт-Роя — военная база класса «А» под его командованием, огромные военные корабли Земли, выстроенные вдоль побережья, во всю длину полуострова.

— Мистер Блэк, — сказал он вслух, — будьте так любезны передать своим коллегам мои слова. Я предприму самое тщательное расследование того, что произошло, и вместе с материальными свидетельствами направлю срочный рапорт своему начальству на Земле. Никто из вас не получит более никаких комментариев ни от меня, ни от одного из моих подчиненных. Попытка получить подобные комментарии будет расцениваться как разглашение военной тайны и повлечет за собой арест того или тех, кто таковую попытку предпринял. Вам все ясно?

— Совершенно ясно, полковник Тейер, — мягко откликнулся Рональд Блэк, — и нас это вполне устраивает.

— За последние восемь недель нам удалось выяснить, — сказал человек по имени Крейнхарт, — что этот предмет — вовсе не то, чем кажется… то есть это не оружие Джистов.

Он подтолкнул предмет, о котором шла речь, поближе к уполномоченному Сэнфорду и Рональду Блэку. Ни один из них не сделал попытки взять его в руки, оба лишь посмотрели на него, затем перевели внимательные взгляды на Крейнхарта.

— Конечно, это великолепная копия, — продолжил Крейнхарт, — ее создали на профессиональном уровне. Полагаю, вы знаете, что в таком виде ее почти невозможно отличить от подлинного образца. Однако… теперь уже не будет вреда, если я вам скажу… технологии Джистов развиваются несколько иначе, чем наши. В своем оружии они используют мельчайшие частицы некоторых элементов, которые мы лишь учимся поддерживать в стабильном состоянии. Данную информацию правительство утаивало до сего момента от общественности, поскольку не хотелось бы, чтобы Джисты узнали от военнопленных, как много нам о них известно. Аппарат, который произвел эту копию, естественно, не имел подобных элементов в своем арсенале. Поэтому ему пришлось применить их низшие гомологи. Копия выглядела почти неотличимо от оригинала. Единственная существенная разница между ними в действительности заключается в том, что подобный бластер, будучи скопирован вроде бы полностью, не сможет стрелять, — тут он коротко улыбнулся, — а это, думаю, вы со мной согласитесь, все же существенное различие. Как только так называемый бластер Джистов был, как следует, исследован, мы поняли, что его могли сделать только люди.

— В таком случае, — рассудительно проговорил уполномоченный Сэнфорд, — то, что его обнаружили на Рое во время нашего визита, было сознательной мистификацией…

Крейнхарт кивнул.

— Конечно.

— Но я по-прежнему не понимаю, — сказал Рональд Блэк, — почему вы это скрывали? Ведь вам не нужно было раскрывать никаких секретов. Вы же видите, что волна недовольства широкой общественности по поводу кажущейся нерешительности правительства, которое не приняло решительных мер сразу после обнаружения находки, то есть, не стало спешить с усилением защиты Территориальных Сегментов, оказавшихся под угрозой, приняла просто угрожающие размеры. Ведь вы могли остановить ее еще до того, как она началась два месяца назад из-за одного-единственного заявления.

— В общем, да, — ответил Крейнхарт, — но у нас были свои соображения. Кстати, мистер Блэк, мы вовсе не против того, чтобы руководимая вами империя СМИ приостановила процесс раздувания этого дела.

— Особой благодарности за это вы от меня не дождетесь, — сухо сказал Блэк.

— Что касается остального, — продолжал Крейнхарт, — правительство и раньше переживало периоды серьезной критики своих действий. Это не столь важно. Важно то, что Джистская Война длится уже дольше человеческой жизни… Теперь ни для кого не секрет, что пока она не закончится, любые действия, увеличивающие нашу боеспособность, являются приемлемыми.

Рональд Блэк медленно проговорил:

— Итак, вы откладываете обнародование до тех пор, пока не найдете тех, кто ответственен за эту мистификацию.

— Нам нужны, — ответил Крейнхарт, — только руководители, они — люди опасные. Нам дела нет до того, кто еще и в чем именно виноват. Как вы понимаете, это вопрос целесообразности, а не справедливости.

На секунду его взгляд задержался на вежливо-вопрошающих и несколько озадаченных лицах, затем он продолжил:

— Покинув этот кабинет, каждый из вас будет препровожден в особую комнату, где вам предложат подписать некоторые бумаги. Это и будет наш первый шаг.

Повисло напряженное молчание. Рональд Блэк вынул из платинового портсигара сигарету, интеллигентно постучал ею по столу, сунул в рот и прикурил. А Крейнхарт тем временем продолжал:

— Подобная конспирация стала бы невозможна в случае, если подделка была бы обнаружена немедленно. В то время никто ничего не предпринимал. Затем, через несколько дней, поскольку наше молчание косвенным образом подтверждало подлинность сделанной находки, стали наблюдаться интенсивные изменения в промышленности и финансах. Если бы в военной политике начались серьезные изменения, было бы построено несколько крупных баз в тех Территориальных Сегментах, которые ранее считались бесперспективными для атак Джистов, а это кое-кому на Земле принесло бы большую выгоду.

— Разве так бывает не всегда? — пробормотал Блэк.

— Как правило, всегда. Обычное дело, и правительство этим не интересуется. Всегда можно с достаточной точностью предсказать, какая финансовая группа или группы могут извлечь наибольшую выгоду из создавшейся ситуации. Однако за прошедшие несколько недель стало очевидно, что в выигрыше оказывается кто-то еще… кто-то, кто мог выиграть только на основе тщательной и масштабной подготовки к данной конкретной афере.

— Это было необычно, а чего-то необычного примерно такого рода мы и ожидали. Было выяснено, что в деле участвовало семь человек, все семеро будут лишены благ, достигнутых в результате этой аферы.

Рональд Блэк покачал головой и сказал:

— Вы совершаете большую ошибку, Крейнхарт. Я не буду ничего подписывать.

— Я тоже, — вяло отозвался Сэнфорд.

Крейнхарт потер нос пальцем и рассеянно сказал:

— Никто не собирается вас принуждать. Открыто принуждать, — он кивнул на окно. — Там на посадочной площадке стоит чья-то машина. Возможно, уже завтра рано утром обломки этой машины будут найдены в горах, примерно в четырехстах километрах к северу отсюда. Естественно, у нас наготове вполне правдоподобная история, так что все будет выглядеть как чистая случайность.

Сэнфорд побледнел.

— Значит, вы готовы пойти на убийство! — воскликнул он.

Крейнхарт помолчал немного.

— Мистер Сэнфорд, — сказал он, наконец, — вам, как сотруднику Территориальной Службы, прекрасно известно, что Джистская Война уже унесла более четырехсот миллионов человеческих жизней. Данное обстоятельство вынуждает правительство настаивать на вашем добровольном сотрудничестве. Искренне советую — не отказываться.

— Но у вас нет никаких доказательств! У вас нет ничего, кроме гипотез…

— Подумайте о том, — заметил Крейнхарт, — что заговор подобного рода в данных обстоятельствах является серьезным преступлением. Вы действительно хотите, чтобы мы продолжали искать доказательства?

— Каков же будет результат, — хриплым голосом проговорил Рональд Блэк, — если мы с Сэнфордом все же предпочтем сотрудничать?

— Даже в этом случае мы не можем позволить подобным типам занимать важные посты, мистер Блэк, — дружелюбно ответил Крейнхарт. — Уверен, вы понимаете, как трудно будет на Земле держать вас под соответствующим контролем…

Голос Селии Адамс раздался от двери:

— Думаю, это они, Фил. Оба аэрокара кружат над домом.

Фил Боулз подошел к Селии и посмотрел вверх. Вечерело, светило Роя только что закатилось, выкатились на небосклон первые бледные звезды. Небо над морем еще светлело. Чуть погодя высоко над домом он заметил машины, которые медленно описывали широкий полукруг. Он взглянул на часы.

— Опаздывают на двадцать минут, — заметил он. — Но вряд ли это кто-то другой. А раз целых две машины, значит, они прибыли сюда все вместе.

Он немного поразмышлял.

— Мы не знаем, как они примут это, Селия, но вполне может статься, что они уже настроены обойтись без нас.

Он кивнул в сторону утеса.

— Короткая разбежка и долгий-долгий прыжок в воду! Так что не дай им себя удивить.

— Не дам, — холодно ответила она. — Мне приходилось стрелять из пистолета.

— Не сомневаюсь, — Фил наклонился и поднял сигнальный фонарь, который стоял рядом с тяжелым пулеметом. Направив фонарь в сторону аэрокаров, он трижды быстро нажал на кнопку. Спустя секунду из первой машины сверкнули две ответные вспышки.

— Значит, Уэйн Джексон летит в первом аэрокаре, — сказал Фил. — Посмотрим, что они будут делать.

Он поставил фонарь на место и вернулся к Селии. Летательные машины скрылись из виду, чтобы через несколько минут вновь появиться над верхушками деревьев. Первая из них бесшумно приземлилась между домом и краем утеса, другая последовала за нею, но прошла рядом с утесом и снизилась на сотню метров, чтобы замереть в воздухе. Фил посмотрел на Селию и приветливо сказал:

— Следи за вторым аэрокаром!

Она едва заметно кивнула, одновременно опуская руку в карман куртки.

Боковая дверь севшей машины открылась. Из нее вылез Уэйн Джексон в охотничьей одежде и внимательно посмотрел на встречающих.

— Здесь еще кто-нибудь есть? — спросил он.

— Только мы с Селией, — ответил Фил.

Джексон повернулся и что-то сказал сидящим в машине — из нее выбрались два человека, одетых так же, как и майор. Фил узнал Рональда Блэка и Сэнфорда. Все трое подошли к дому и остановились.

Джексон язвительно заметил:

— Еще пятеро наших бывших соратников-землян находятся во втором аэрокаре. Несмотря на ваше требование о встрече со всей группой целиком, они изъявили желание скрыть от вас свои лица. Они не хотят быть узнанными, — он дотронулся до лацкана пиджака. — Но будут слышать по этому коммуникатору все, о чем мы говорим, и даже поговорят с вами, но только, если сочтут нужным. Вам придется поверить мне на слово: здесь присутствуют все.

— Вашего слова достаточно, — сказал Фил.

— Отлично, — продолжил Джексон. — Теперь объясните, зачем вам потребовалось вынуждать нас так рисковать? Полковнику Тейеру никто не ставил в вину пособничество в подделке бластера, и, тем не менее, он все равно пострадал. Надеюсь, вы помните, что планета с колониальным статусом по закону считается находящейся на военном положении, включая гражданских лиц. И если Силас Тейер доберется до истинных виновников, то мало им не покажется.

Фил обратился к Рональду Блэку:

— Вы и себя тоже причисляете к ним? Когда ваши имена появились в списках переселенцев, Тейер должен был догадаться, по какой причине.

Блэк покачал головой.

— Перед вылетом мы оба воспользовались привилегией и изменили имена. Он не в курсе, что мы находимся на Рое. Мы приложим максимум усилий, чтобы он этого и впредь не узнал.

— Вы что-нибудь предприняли для того, — спросил Фил, — чтобы впоследствии бежать с Роя?

— На Земле?! — Блэк оскалил зубы в холодной улыбке. — Боулз, да вы, оказывается, понятия не имеете, насколько молниеносно и безоговорочно правительство лишило нас прежних возможностей! Поверьте, нам не оставили ни малейшего шанса на разработку каких-либо планов побега из этой дыры!

Фил бросил взгляд на Селию.

— В таком случае, — решительно заявил он, — нам немедленно и сообща надо приступить к разработке такого плана.

Джексон удивленно посмотрел на него.

— О чем ты говоришь, Фил? Неужели ты сомневаешься, что Силас Тейер не сделает все возможное, чтобы найти того, кто его так подставил. Я вполне допускаю, что он подозревает даже меня. Если он сможет выйти на нас, мы пропали. Если у тебя в голове бродят какие-то безумные идеи насчет немедленного бегства с планеты, то позволь дать себе совет: в ближайшие несколько лет сиди тихо, как и мы все, и не смей делать в этом направлении ни единого шага! Запомни, пока мы не рыпаемся, мы в безопасности.

— Сомнительно, что мы здесь будем в безопасности, — заметил Фил.

Селия Адамс резко добавила:

— Джентльмену во втором аэрокаре, открывающему фонарь, лучше его закрыть! Если у него хорошее зрение, он увидит, что я нацелила на него свой пистолет. Вот так-то намного лучше! Продолжай, Фил.

— Вы что, оба спятили?! — завопил Джексон.

— Пока до этого дело не дошло, — ответила Селия. Внезапно она рассмеялась резко и истерически:

— Хотя я даже не знаю, почему мы не спятили, Уэйн! Уверена, что все остальные предпочли бы, чтоб мы с Филом тихо исчезли.

— Чушь! — ответил Джексон.

— Возможно, и чушь. Как бы то ни было, даже не пытайтесь нас убрать. Даже если у вас получится, вряд ли этим вы окажете себе услугу. Лучше послушайте…

— Послушать что?! — в отчаянном недоумении крикнул Джексон. — Повторяю, все будет в порядке, если мы все не будем делать резких движений. Единственными вескими уликами являются твой дупликатор и оригинал бластера. Если мы от них избавимся…

— Избавляться от них мы не будем, Уэйн, — жестко сказал Фил. — Бластер все еще у меня. Я не осмелился его уничтожить.

— Ты… что ты хочешь этим сказать?

— Когда тетей Белла умирала, я был с ней в больнице Форт-Роя, — сказал Фил. Затем он обратился к Рональду Блэку:

— Это произошло двое суток спустя после вашего прилета сюда.

Блэк кивнул, глаза его тревожно блеснули:

— Майор Джексон сообщил мне об этом.

— Тетушка была очень слаба, но в полном сознании, — продолжал Фил. — Много говорила, кое-что вспоминала и, наконец, затронула очень интересную тему. Она упомянула о бластере Джистов и о том, как мы, я и Уэйн, будучи еще детьми, приходили в гости к дядюшке и завороженно слушали его рассказы о битве при Гандерландах, и как он заполучил там свой трофей.

— Ну и что теперь… — начал было Джексон.

— А то, что бластер он заполучил не там, — сказал Фил. — Белла сказала, что дядя Уильям прибыл на Рой с первым кораблем переселенцев и с тех пор больше никогда не покидал нашу планету.

— Он… но тогда…

— Все еще не понимаешь? — поинтересовался Фил. — Он нашел этот бластер здесь, на Рое. Белла думала, что все это очень смешно: Уильям был старый дурак, но зато лучший выдумщик, какого она только знала. Он притащил его после долгого пешего похода по пустыне и сказал, что эта штука немного похожа на те, что изображены на плакатах Джистской Войны, и что намеревается сделать на нем гравировку, чтобы как следует повеселиться.

Фил глубоко вздохнул.

— Дядюшка Уильям обнаружил бластер в куче пепла на месте, где еще несколько дней назад кто-то стоял лагерем. Он тогда решил, что это были какие-то богатые туристы с Земли, которых примчал сюда быстроходный корабль, и которые взяли с собой бластер, чтобы поизображать отважных охотников в неизведанных мирах, и потом кто-то из них просто выбросил за ненадобностью старый, странный, сломанный бластер. Это было тридцать шесть лет назад, тетя Белла запомнила, что это произошло за год до того, как я родился.

Наступила тишина. Затем Рональд Блэк невозмутимо спросил:

— И какие из этого всего следуют выводы, Боулз?

Фил ответил ему раздраженно:

— Выводы такие, что Норм Воган был прав относительно того, что когда-то здесь жили очень даже разумные существа. Джисты наткнулись на них и, как обычно, всех до единого уничтожили. По-видимому, это случилось пару столетий назад. Затем, тридцать шесть лет назад, один из их кораблей-разведчиков проскользнул сюда незамеченным, обнаружил на планете людей, огляделся и убрался восвояси.

Он вынул из кармана бластер Джистов и взвесил на ладони.

— У нас имеется необходимое свидетельство, — тихо сказал он. — Все это время оно у нас было, а мы об этом даже не догадывались.

— Возможно, у нас и есть свидетельство, — сухо вставил Рональд Блэк, — но теперь у нас нет ни малейших доказательств, что оно является таковым.

— Знаю, — ответил Фил. — Беллы больше нет… так что мы даже не можем доказать, что Уильям Боулз никогда не покидал планету. В первые годы здесь не велся никакой учет, следовательно, и говорить не о чем.

Он немного помолчал.

— Предположим, — вдруг сказал он, — а что, если каким-то образом удастся сдвинуть это дело с мертвой точки? Передадим властям бластер, расскажем историю, которую я только что пересказал вам…

Джексон издал резкий смешок.

— Да нас просто прикончат, Фил!

— И больше ничего?

— Ничего, — решительно заявил Блэк. — Какой псих поверит в эту историю? Можно найти сотню гораздо более вероятных объяснений, каким образом бластер Джистов попал на Рой. Этот бластер — вещественное доказательство в деле о мистификации, и больше ничего.

— Возможно, что кто-то, — предположил Фил, — включая предусмотрительных джентльменов в аэрокаре, может с этим не согласиться?

Вновь наступила тишина.

Фил пожал плечами, повернулся лицом к обрыву и с размаху бросил бластер в море. Остальные безмолвно наблюдали за его полетом, за тем, как он упал в воду, затем посмотрели на Фила.

— Да я и сам был уверен, что это не поможет, — произнес Фил, нахмурившись, — но надеялся, что кто-то из вас мог придумать, как это можно использовать. Ладно, теперь мы знаем, что Джисты в курсе, что здесь люди. К сожалению, мы не сможем никого в этом убедить. За последние несколько лет эта война, казалось, вновь пошла на убыль. Из прошлого опыта известно, что это всегда означало — Джисты готовят новую масштабную операцию. Так что нам остается лишь одно — убраться с Роя куда подальше. Но это невозможно, если только не были предприняты соответствующие меры кем-то из вас еще на Земле. Будь у меня такая возможность, я убрался бы отсюда еще десять лет назад.

— К сожалению, Боулз, — осторожно проговорил Блэк, — никаких соответствующих мер предпринято не было.

— Тогда вот что, — сказал Фил. — Теперь вам ясно, почему нам следовало собраться всем вместе. Десяти гениям! Ладно, мы сами себя перехитрили и в результате попали в переплет. Теперь давайте подумаем, нет ли хоть какой-нибудь возможности — пусть самой малюсенькой! — выбраться из этой ямы.

Тоненький голосок пропищал из коммуникатора, притороченного к лацкану пиджака Джексона:

— Майор?

— Да, — откликнулся Джексон.

— Пожалуйста, доведите до сведения мисс Адамс, что целиться в нашу машину ей нет никакой необходимости. Ввиду чрезвычайности ситуации нам лучше сесть, выйти из машины и присоединиться к дискуссии.

ВЫДЕРЖКА ИЗ ХРОНИК ТЕРРИТОРИАЛЬНОЙ СЛУЖБЫ ЗА 2345 ГОД Н. Э.

…Общеизвестно, что военная кампания в 132-м Сегменте стала поворотным пунктом Джистской Войны. Вслед за переводом полковника Силаса Тейера с планеты Рой на Землю, благодаря вдохновенному руководству майора Уэйна Джексона, а также действиям его неутомимых и в высшей степени талантливых помощников, среди которых необходимо особо отметить Президента КПС Боулза, стало возможным за двенадцать лет преобразовать практически беззащитную и слабо снабжаемую планету Рой в оборонный пункт важнейшего стратегического значения и поистине смертельную ловушку для любого захватчика. Почти половина флота Джистов, неожиданно напавшего на планету, была уничтожена в течение первой недели после приземления, нескольким же кораблям был причинен сравнительно небольшой ущерб, что позволило им якобы незаметно ускользнуть от преследования. Но подкрепление противника, численностью до сорока процентов от общего количества космических сил Джистов, было перехвачено в соседнем, 134-м Сегменте, объединенными силами Земли под командованием бригадного адмирала Мак-Кенна и уничтожено.

В последующие же два года…

Зеленолицый ^{(рассказ)}

— Чего не люблю, так это змей! — твердо заявил толстячок по имени Фредди и по фамилии, которую никто не знал. — Я видел на тропинке огромную страшную змею! И шагу больше к леднику не сделаю!

Хоган Мастерс, управляющий и владелец кемпинга для рыболовов на Четверговом озере, не пытался скрыть свое возмущение.

— Чего ты не любишь, так это работать! — провозгласил он хрипловатым голосом. — В той змейке было не больше пятнадцати сантиметров. Ты просто хочешь, чтобы я один тащил туда всю эту рыбу, а ты пойдешь в домик и в ус не будешь дуть…

Фредди и в самом деле уже направлялся к своему летнему домику.

— Я в отпуске! — радостно проорал он. — Мне нужно беречь силы! Нужно восстановиться после потрясения!

Хоган проводил его взглядом, открыл было рот, затем захлопнул, молча подобрал дневной улов окуней и лещей и потащил к леднику. Обычно он не пил на работе, но сегодня с самого утреца пришлось обучать группу рыболовов, снявших один из его маленьких домиков, науке правильно забрасывать блесну и ставить донки. В июньскую жару это была еще та работенка, и сейчас, к трем часам пополудни, Хоган по самые жабры загрузился холодным пивом.

Он положил рыбу на лед, покрытый опилками, накрыл ее рогожкой и направился к двухэтажному бревенчатому срубу, который называл избушкой. Она было предназначена для него, да еще для постояльцев, которым было лень самим готовить пищу.

Подойдя к тому месту, где змейка подала повод Фредди, чтобы смотаться, он увидел, как она извивается вдоль огромных зарослей бурьяна, словно что-то скрытое привлекло ее внимание. Хоган немного понаблюдал за потугами маленького пресмыкающегося, затем осторожно присел на корточки и раздвинул бурьян. Внезапно раздалось какое-то призрачное шипение, похожее на опознавательный сигнал гремучей змеи, и что-то мокрое хлестнуло его по руке, слегка ужалив, точно он коснулся крапивы. В тот же миг змея скрылась в зарослях бурьяна.

Шипение не смолкало. Оно вовсе не походило на реальный звук, скорее на тонкую вибрацию где-то внутри головы, что было решительно неприятно. Хоган крепко зажмурился и потряс головой, чтобы избавиться от него. Когда же он вновь открыл глаза, перед ним был Зеленолицый.

Ничего, даже отдаленно напоминающего Зеленолицего, никогда не появлялось в хогановских зарослях бурьяна, нов тот момент он этой встрече не удивился особо. Он сразу подумал, что на самом деле никакого лица-то перед ним нет. То, что он увидел, было скорее похоже на блестящее гусиное яйцо темно-зеленого цвета, которое стояло торчком в зарослях бурьяна, ритмично пульсируя, точно человеческое сердце. Яйцо было покрыто сетью тонких темных линий, напоминающих два закрытых глаза и сжатый, слегка улыбающийся рот.

Маленький пузатый идол из нефрита, которого Хоган назвал Зеленолицым…

Под отчуждающим действием алкоголя он заметил про себя, что идола со всех сторон окружают пучки пушистых волокон, похожих не то на волосы, не то на корни. Затем, где-то внизу и неясно, точно сквозь молочное стекло, он увидел змею, она была свита в спираль и все еще слегка извивалась, точно захваченная врасплох студенистой массой.

Хоган протянул руку, чтобы исследовать феномен поближе, и тогда один из корешков приподнялся, словно пытаясь предостеречь его от подобного шага. Но Хоган сделал этот шаг, и корешок тотчас шлепнул его по ладони, оставив еще одну красную полоску, похожую на след от крапивы.

В следующий миг Хоган отскочил. Его обуял вдруг запоздалый испуг, смешанный с гневом. Он быстро набрал полную горсть камешков, которые принялся швырять в невиданное чудище. Один из камешков едва не попал в цель, и шипение в голове Хогана прекратилось.

Зеленолицый медленно двинулся в глубь бурьяна, неловко перебирая всеми своими корешками-лапками, словно ему приходилось двигаться несколько боком, одновременно поглядывая на Хогана через несуществующее плечо. В руке у Хогана оказалось полено, он бросился вдогонку, но маленькое чудище уже исчезло.

Хоган еще пару минут обшаривал бурьян, держа дубинку наготове. Он хотел прикончить затаившееся страшилище, но вместо него он обнаружил и поднял змейку.

Она все еще дергалась, хоть и была уже мертва, кожа свисала клочьями с дряблого, сморщенного тельца. Хоган посмотрел на нее с удивлением. Он держал беднягу за голову, а когда немного сдавил пальцы, почувствовал, что ее череп стал мягким, точно пластилин. Ощущение было жуткое, и вместе с ним Хоган вдруг осознал всю невероятность произошедшего с ним события.

Он рывком отбросил мертвую змею и пошел прочь от ледника, ибо его охватил краткий, но сильный приступ тошноты.

Когда Хоган вошел в избушку нетвердой походкой, Джулия Аллисон, опираясь на локти, склонилась за кухонным столом над каталогом товаров, продаваемых по почте. У нее были темные волосы, невозмутимые серые глаза и неотразимая фигура. Они с Хоганом были помолвлены уже около полугода. Хоган не хотел жениться, не убедившись, что сможет чего-то добиться от кемпинга для рыболовов, работавшего первый сезон.

Джулия посмотрела на него с улыбкой. Потом улыбка сменилась пристальным взглядом. Она захлопнула каталог.

— Хоган, — заявила она точно таким же тоном, каким ее папаша, Уитни Аллисон, в своем баре в городе отказывался продать клиенту «распоследнюю», — да ты никак совершенно пьян! И не тряси так головой, а то из ушей польется.

— Джули, — возбужденно начал Хоган.

Она подошла к нему поближе и фыркнула, сморщив носик:

— Фу, пиво! Я права, милый?

— Джули, я только что видел нечто странное, что-то вроде маленького зеленого привидения…

Джули хлопнула ресницами пару раз.

— Слушай, малыш, — успокаивающе сказала она, — вот так и начинаются всякие пересуды про вполне нормальных людей! Сядь и отдохни, пока я сварю крепкий черный кофе. Утром приехала какая-то парочка, я отправила их в дальний домик. Им нужна керосиновая плита, лед и уголь для барбекю, я уже постелила им белье.

— Джулия, — хрипло перебил Хоган, — ты будешь меня слушать или нет?

Улыбка исчезла.

— Что ты кричишь!

— Я не кричу. И кофе мне не нужен. Я просто пытаюсь тебе рассказать…

— Тогда делай это без крика!

Джулия убрала жестянку с кофе со звучным стуком, наглядно передававшим ее настроение, и одарила Хогана таким взглядом, что у того язык прилип к гортани.

— Если ты намерен продолжать пререкаться, — продолжила она без малейшей паузы, — то я могу и уйти, нужно помочь папе в баре.

Это означало, что свидания сегодня не будет.

Она ушла еще до того, как Хоган, борясь с охватившим его порывом схватить Джулию за плечи и хорошенько потрясти, словно шейкер с коктейлем, смог придти к определенному решению. Вместо этого он предпочел пойти в дальний домик взглянуть на семейную парочку. Затем с горя лег и уснул.

Когда он проснулся, Зеленолицый показался ему не более чем обрывком кошмарного сна, расплывчатым и весьма туманным воспоминанием. Несомненно, все это из-за жары. А не из-за пива, хотя по этому пункту Хоган и Джулия так и не смогли придти к консенсусу, несмотря даже на то, что совершенно помирились. Но поскольку никто не желал более затрагивать данную тему, это не имело особого значения.

В следующий раз Зеленолицего увидел уже не Хоган.

В самой середине сезона, двадцать пятого июня, успех кемпинга для рыболовов уже не вызывал никаких сомнений. Уитни Аллисон намекал, что в качестве свадебного подарка мог бы авансировать некоторую сумму на перестройку избушки. Когда Хоган вернулся в кемпинг на ланч, все вокруг дышало спокойствием и тишиной, однако не успел он дойти до порога, как череда пронзительных женских криков, раздававшихся из крайнего домика, заставила его остановиться и броситься туда пулей.

Подлетая к домику вместе с десятком перепуганных постояльцев, Хоган уже издалека услышал взволнованные голоса, доносящиеся из-за двери. Потом на пороге появился мужчина, отдыхавший в нем со своей женой.

— Моей старушке показалось, что она видела призрак или что-то в этом роде, — смущенно объяснил он. — Боюсь, вы ничем не сможете нам помочь. Я… думаю, что смогу ее успокоить…

Хоган повернулся и сделал отмашку собравшимся, затем осторожно подкрался с другой стороны и принялся бессовестно подслушивать. Ропот внезапно возобновился. Ему было слышно каждое слово.

— Я видела собственными глазами! Оно было такое зеленовато-голубое, мокрое, с зеленым лицом, и он мне у-у-улыбнулся! Потом он п-плавно поднялся на дерево и исчез! О, Джорджи!

Джорджи безостановочно издавал различные успокаивающие звуки. Однако незадолго до полуночи он зашел в избушку, чтобы заплатить за постой.

— Прости, старик, — сказал он, выглядя скорее обескураженным, чем расстроенным, — представить себе не могу, что моя малышка увидела, но она упорно стоит на своем, будто нам нужно отсюда уехать. Знаешь, как это бывает. Сам я ни за что бы не уехал!

Хоган проводил их с кислой миной. Самым приятным из обуревавших его чувств было нечто вроде ошеломляющего оправдания своим собственным наблюдениям. Призрак голубовато-зеленого цвета, мокрый, плавно поднимающийся на деревья и исчезающий, не вполне точно соответствовал тому маленькому чудищу, которое, как Хогану удалось себя убедить, он не видел в бурьяне, но описание все же было слишком похоже, чтобы принять его за случайное совпадение. Джулия, приехав навестить его из города на следующий день, тоже так решила.

— Ты не мог не рассказывать этой истеричной старой гусыне про ту маленькую зеленую штуковину, которую ты, по-твоему, видел? Вчера вечером, в магазине, она так разошлась, что даже муженек не смог ее угомонить. И все это слышали. Хоган, подобные вещи не принесут кемпингу ничего хорошего!

Хоган был совершенно беспомощен. Скажи он ей о призраке из бурьяна снова, она все равно не поверит. А если даже и поверит, это может нагнать на нее страху.

— Ну, так что же? — спросила она с подозрением.

Хоган вздохнул.

— Чего с нее взять? Она и слова никому вставить не даст…

По-видимому, Джулию обуревали сомнения, и в то же время она была озадачена. Когда он проводил ее до дороги, чтобы полюбоваться, как девушка отчалит в город на своей древней машине, в воздухе разлился странный маслянистый запах. Так могло пахнуть в оранжерее. Прошлая ночь у Хогана была практически бессонная, но он вовсе не чувствовал себя утомленным. Он уже добрался до противоположной стороны луга между дорогой и кемпингом, когда его вновь поразил разлившийся вокруг необычный запах. Затем он понял, что во второй раз видит Зеленолицего, причем эта тварь стала гораздо крупнее и от этого приятности отнюдь не прибавила.

Находясь примерно в двух десятках метров от Хогана, на другом краю луга, его было почти не видно в березовой листве. Неопределенных очертаний овал сочного темно-зеленого цвета удачно прятался в листве. Полоски на нем маскировались бродячими от ветерка тенями ветвей, а сам Зеленолицый был неподвижен, если не считать вялого пульсирования.

Хоган неотрывно смотрел на него несколько секунд, при этом по спине у него бегали мурашки, а сердце глухо выстукивало тревожные сигналы по всем нервным окончаниям. Больше всего его испугал изменившийся размер: теперь овал сравнялся с мячом для регби! Да, страшно вырос он с тех пор, как Хоган увидел его в первый раз.

Тяжело сглотнув, Мастерс отер пот со лба и направился к избушке, стараясь ступать как можно более твердо и не выказывать никакой спешки. Ему не хотелось спугнуть чудище. Над кухонной дверью висела автоматическая винтовка для особых случаев, и пара выстрелов поможет превратить данный феномен в безвредный музейный экспонат…

Завернув за угол, он, можно сказать, прямо взлетел на крыльцо, перепрыгивая через четыре ступеньки зараз. Спустя несколько секунд, когда в одной руке у него была винтовка, а другой он тянулся за коробкой с патронами, Хогану пришлось встряхнуть головой, чтобы избавиться от странного беззвучного шипения. Внезапно он вспомнил, что ему уже доводилось испытывать подобное чувство, и повернулся к зашторенному окну кухни. Высокая береза слегка дрожала, словно от ужаса, что по ее стволу плавно сползает огромный нефритовый паук с туманными пучками нитевидных лапок. В четырех метрах от земли эта тварь внезапно отпустила дерево и упала вниз, вытянув длинные лапки. Хоган охнул и одновременно моргнул.

Это произошло прямо у него на глазах: в тот самый момент, когда пушистые кончики коснулись земли, Зеленолицый изменился таким образом, что это нельзя было назвать иначе, чем новой степенью видимости. Голова осталась без изменений, а вот ножки вдруг стали плоскими, похожими на бледно-зеленые ленточки, гибкие и полупрозрачные. Каждая была приблизительно пятнадцати сантиметров в ширину и около двух метров в длину, казалось, что они прикреплены к толстой кайме вокруг нижнего края головы, точно юбка из сухой травы, какую носят танцоры на Гавайях. Ножки на солнце слегка поблескивали голубым, но Зеленолицый не стал дожидаться, пока его подробно исследуют.

Он побежал, слегка виляя и проворно скользя на кончиках своих ножек-ленточек, к лесу, что находился за лугом. Он выглядел именно так, как и полагается выглядеть привидению, ленты на нем красиво блестели и извивались там, где должно было быть тело, но тела не было! Не удивительно, что та бедная женщина перепугалась до смерти…

Хоган вдруг понял, что его трясет от мелкого и полностью не контролируемого им смеха. Он положил винтовку на кухонный стол, затем попытался взять себя в руки настолько, чтобы не выронить сигарету.

Задолго до середины июля в Рыболовном Кемпинге Мастерса не осталось ни одного туриста. Хоган смутно чувствовал, что тот факт, что две попытки избавиться от Зеленолицего произошли у всех на виду, в то время как противник остался невидимым, говорил не в его, Хогана, пользу. Конечно, он не был виноват в том, что лукавое создание предпочитало столь легкомысленно использовать свою способность становиться почти невидимым, а если точнее, то превращаться в высокий столп стекловидного мерцания, которое сперва слегка подрагивало среди деревьев, а потом и вовсе исчезало. Но до тех пор, пока он как-то раз не поехал в город, Хоган не сознавал, сколько неприятностей может принести этот невинный трюк лично ему.

В баре Уитни Аллисон поприветствовал его весьма коротко и сухо, а Джулия заставила себя ждать почти полчаса. Но Хоган был терпелив.

— Может, нальете мне немного шотландского? — не выдержал он примерно на двадцать пятой минуте.

Уитни бросил на него многозначительный взгляд.

— Лучше бы тебе это дело бросить, — сурово посоветовал он.

Хоган залился краской.

— Что вы хотите этим сказать?

— О тебе и так уже ходит множество всяких занятных историй, — сообщил Уитни, сердито помаргивая. Затем он перевел взгляд за Хогана, и тот понял, что за спиной у него появилась Джулия; однако парень был слишком раздражен, чтобы оставить все как есть.

— И что я, по-вашему, должен делать? — резко спросил он.

— Не смей так разговаривать с папой!

Такого резкого тона от Джулии он еще не слышал. Мастерс тяжело сглотнул и размашисто потопал вон, даже не взглянув на невесту. Выпив пару стаканов дальше по улице, он вернулся к своей машине и увидел, что Джулия стоит за стойкой бара, болтая и смеясь с целой толпой заезжих туристов. Ей, по-видимому, было очень весело: серые глаза блистали, на щеках играл румянец.

Хоган прорычал самое грубое ругательство, какое только знал, и отправился домой. Он и вправду в последнее время привык выпивать к ночи изрядную порцию виски, чтобы заснуть. Ночью Зеленолицый никогда не появлялся, и не было смысла лежать и все время нервно думать о нем. Беспокоиться следовало в теплые, ясные дни, около полудня. Хоган уже дважды застукал его греющимся на солнышке в верхушках деревьев, и каждый раз подолгу в него стрелял, что не имело ни малейшего эффекта, кроме того, что этот паразит вдруг становился полностью видимым. Он падал с дерева, точно подгнивший плод, и улепетывал в кусты, изо всех сил шевеля и хлопая своими ножками-ленточками.

Одно к одному. Не удивительно, ведь у Мастерса теперь постоянно был такой вид, словно он опасается чего-то такого, чего другие не видят. Когда домики кемпинга мало-помалу опустели, Хоган сказал себе, что так даже лучше. Теперь он сможет целиком посвятить себя тому, чтобы выследить проклятое ухмыляющееся привидение и покончить с ним раз и навсегда. Еще не слишком поздно возместить ущерб, нанесенный его доброму имени и банковскому счету.

При этом он старался не примешивать к этим прозаическим расчетам мысли о Джулии. Она не появлялась в кемпинге уже несколько недель, и в подобных обстоятельствах он не видел способа уладить затянувшуюся размолвку.

После того, как в него выстрелили во второй раз, Зеленолицый не показывался так долго, что Хоган уже почти потерял надежду поохотиться на него. Однажды днем он угрюмо разбирал погреб в избушке. Вытянув здоровенную коробку с целью пустить ее на растопку, он встряхнул пару раз для проверки и с удивлением обнаружил, что из нее посыпались маленькие странные предметы. Хоган глянул на них внимательно, нахмурился и подобрал с пола.

То были крошечные мумифицированные тельца колибри некоего тропического вида с длинным изогнутым клювом и длинным, ярко окрашенным хвостом. Только и можно было по клюву и хвосту их опознать: кости, кожа и мясо представляли собой съежившиеся комочки сомнительной прочности, напоминающие сухую смолу. Вспомнив о мертвой змейке, от которой он отогнал Зеленолицего возле ледника, Хоган повертел в слегка подрагивающих от волнения пальцах птичьи трупики.

Внезапно ему стало ясно происхождение кемпингового привидения. Как же он раньше не догадался? Два месяца назад он отнес коробку с тельцами колибри в погреб. В то время в ней находилась и огромная гроздь зеленых бананов, полученных им от оптового торговца фруктами…

Зеленолицый, конечно, был существом плотоядным, но питался каким-то особым, странным способом. За последние недели в окрестностях кемпинга почти не стало мелкой лесной дичи, даже птицы, казалось, облетали владения Мастерса стороной. Когда гроздь бананов погрузили на корабль в Бразилии или на каком-нибудь острове в Карибском море, Зеленолицый, тогда, должно быть, еще в виде семечка прибыл сюда вместе с нею, прилипнув к тельцу одной из убиенных им птичек.

Затем что-то, возможно, просто холодный северный климат, подействовало на него так, что естественные ограничения в росте перестали действовать, поскольку каждый раз, когда Хоган его видел, он становился все крупнее и крупнее. В его строении не было ничего, хотя бы отдаленно напоминающего скелет, который мог бы сопротивляться безостановочному росту. Зеленолицый также не напоминал никого из известных представителей животного или растительного сообщества, ибо существа подобного размера не могут жить по соседству с человеком и не привлекать к себе его внимание. В то время как в обычных условиях Зеленолицые вырастали максимум до полуметра в высоту, им вполне могло бы хватить ума и бдительности, чтобы укрыться от зорких глаз наблюдателей в каких-нибудь роскошных тропических лесах, даже если не принимать в расчет их непостижимую уловку — в одну секунду становиться прозрачными.

Однако проблема, стоящая перед Хоганом, была исключительно практического свойства. В очередной раз почуяв возле кемпинга едва уловимый запах оранжереи, он понял, что у него созрел план. Его ближайший сосед Пит Джеффрис, который поставлял Хогану почти всю провизию с фермы, что находилась в двух километрах дальше по дороге в город, владел огромным, свирепым псом с ярко выраженными наследственными чертами эрдельтерьера. Эта бестия по имени Старина Батлер имела репутацию лучшего следопыта во всем графстве.

Хоган смог заполучить Батлера под тем предлогом, что неподалеку от болотистой озерной заводи обосновался упитанный олень. Пит не имел ничего против внесезонной охоты, поскольку они с Батлером были известны как пара самых отпетых браконьеров на сто километров вокруг. Он свистнул свою собаку и передал поводок Хогану, предупредив, что лучше все же не попадаться на глаза всевидящему лесному инспектору.

Маслянистый запах раздавался под березами столь отчетливо, что Хогану казалось, будто он сам готов взять след. К сожалению, этот запах не говорил собаке ровным счетом ничего. Хоган не выпускал из рук ружье, но Батлер, добросовестно пыхтя и стуча когтями, рвался преследовать любую добычу, от кроликов до медведя, но совершенно не желал или не мог понять, что призван сюда, дабы найти тварь, которая источает аромат оранжереи. Опустив нос, он проделал несколько десятков шагов в направлении Зеленолицего, ставшего прозрачным, но затем, игнорируя команды Хогана, вернулся к березе, аккуратно обнюхал подножие и явственно продемонстрировал все, что он думает о происходящем. В конце концов, он присел на задние лапы и воззрился на Хогана недобрым и озадаченным взглядом.

Хогану ничего не оставалось сделать, как отвести пса обратно, сказав Питу Джеффрису, что пришлось прекратить браконьерскую вылазку вследствие внезапного появления лесничего. Когда Хоган вернулся к избушке, то услышал, как звонит телефон, и бросился к нему с поспешностью, удивившей его самого.

— Алло! — крикнул он в трубку. — Алло! Джулия! Это ты?

Ответа не последовало. Хоган прислушался и услышал в трубке несколько голосов, они смеялись и разговаривали. Затем где-то слабо хлопнула дверь, и кто-то приглушенно сказал:

— Привет, Уитни! Как дела, старина?

Она звонила из магазина, наверное, просто хотела узнать, что он поделывает. Ему показалось, что он чувствует трепет ее дыхания.

— Джулия, — мягко воззвал Хоган, напуганный ее молчанием. — Что случилось, дорогая? Почему ты молчишь?

Он услышал, как девушка отрывисто вздохнула. Затем раздался щелчок опустившейся на рычаг трубки и короткие гудки. Остаток дня он провел, изо всех сил стараясь отвлечься уборкой домиков. Прикинув, сколько дней прошло с тех пор, как опустел последний из них, он решил, что еще одной причиной, по которой никто здесь больше так и не появился, было то, что зловредина Уитни Аллисон, занимая стратегическую позицию у городской автобусной остановки, направляет туристов в другие кемпинги. Однако, сказал себе Хоган в очередной раз, никто ему здесь и не нужен, это только может все усложнить, пока не решена проблема Зеленолицего.

Но для чего звонила Джулия? Что это означает?

В ту ночь светила полная луна. Около десяти часов, переделав к тому времени всю возможную работу, Хоган устало присел на ступеньках избушки и зажег сигарету. Он намеревался спокойно все обдумать в ночной тиши, но вместо этого продолжал твердить про себя, что должен же быть какой-то способ, чтобы изловить этого хитрого зеленорылого мерзавца.

Медленно поглаживая щеки, он повторял:

— Я должен что-то сделать! Должен что-то сделать! Должен…

Если не сделать, то у него сдадут нервы.

Сварливый лай Старины Батлера с фермы Джеффриса нарушил ночную тишину на востоке, и внезапно Хоган уловил звук характерной маленькой запинки в тарахтенье, которую всегда производил мотор малолитражки Джулии, когда она сворачивала с дороги к кемпингу.

Но радостная дрожь, мигом поднявшая его на ноги, вскоре была умерена новыми опасениями. Даже если Джулия приехала сказать, что простила жениха, придется объяснить, почему он вел себя подобным образом. Но объяснить это было невозможно. Она просто решит, что он лжет или спятил. Нет, отчаянно подумал Хоган, этого делать нельзя. Придется отослать ее обратно…

Он снял с крючка на двери карманный фонарик и печально потрусил навстречу, представляя, как появится ее машина, подпрыгивая на ухабах проселка. Затем он вдруг понял, что, не доехав до избушки около полукилометра, машина остановилась.

Озадаченный, он принялся ждать. На этом расстоянии было прекрасно слышно, как Джулия со скрипом врубила передачу, затем выключила, и сразу наступила тишина. Старина Батлер тоже затих, подозрительно прислушиваясь, хотя тоже знал звук машины Джулии. Больше во всей округе слушать было некому — Джеффрис с женой накануне днем уехал в город и до завтрашнего утра не вернется.

Хоган нахмурился, размахивая фонарем на фоне освещенной луной стены избушки. В тишине вдоль всего берега озера стайка козодоев наперебой жаловалась друг дружке. Приглушенно стрекотали сверчки, над заводью эхом разносился троекратный клич совы. Хоган пристально всматривался вдоль проселка.

Фары были выключены, иначе их было бы видно. Луна стояла высоко, и дорога, точно узкая серебряная нить, бежала сквозь сосны прямиком к ферме Джеффриса. Внезапно он сообразил, что машина развернута по направлению к городу. Это точно была машина Джулии, но пустая. Хоган медленно пошел к ней, посматривая по сторонам. Услышав, как кто-то с шумом продирается сквозь сосны примерно в ста метрах от дороги, точно какому-то животному не терпится попасть к озеру, он вздрогнул. Мгновение спустя разгневанный лай Старины Батлера сообщил, что пес бегает на свободе и только что наткнулся на нечто, вызвавшее его крайнее неодобрение.

Хоган все еще прислушивался, пытаясь понять причину всей этой суматохи, когда из тени придорожных сосен далеко впереди тихо выскользнула девушка в темном свитере и темной юбке. Хоган не видел ее, пока она великолепным по точности прыжком не пересекла придорожную канаву. Затем, точно испуганный кролик, припустила к машине.

Он прокричал:

— Джулия!

На мгновение она обернулась — бледное, испуганное лицо осветила луна. Затем за нею захлопнулась дверца, и старая машина с ревом и фырканьем, кренясь на оба бока, покатилась вперед.

Хоган больше не пытался ее остановить. Сбитый с толку и расстроенный, он проследил, как полосы света фар шарили по дороге, пока не скрылись за поворотом.

Какого черта она тут выискивала?

Хоган вздохнул, тряхнул головой и повернул обратно к кемпингу. Злобное ворчание Старины Батлера прекратилось, в лесу вновь воцарилась тишина. Вдруг со стороны озера донесся порыв холодного ветра, и ноздри Хогана затрепетали. Что-то в этом ветре было неприятное…

Он быстро втянул носом воздух еще раз.

Зеленолицый!

Зеленолицый прятался где-то там, под соснами. Пес наткнулся на него, обнаружил, что это живое существо, выглядящее весьма опасно, но затем вновь потерял его след, и теперь тихонько искал, где оно прячется.

Прыжок через канаву оказался даже лучше того, что проделала Джулия. Хоган на ощупь вошел в лес и успел наклониться как раз вовремя, чтобы спасти глаз от низкой ветви тополя. Далее он двигался более осторожно, поскальзываясь на заплесневелых склонах, покрываясь потом от раздражения, то и дело спотыкаясь о подгнившие стволы, и это напомнило ему, что в руке у него зажат карманный фонарик. Он медленно пересек залитую лунным светом полянку, прислушался, затем обнаружил у себя на пути плотные заросли папоротника и включил фонарик.

Свет его с расстояния пяти метров уперся в темно-зеленый овал величиной в две человеческие головы.

Хоган изумленно воззрился на свою находку, предполагая, что она вот-вот исчезнет. Однако Зеленолицый лишь медленно пошевелил мягкими ножками-ленточками, на которых держался. Он сильно вымахал с тех пор, как Хоган видел его последний раз, общий рост теперь превышал рост Хогана. Зеленолицый стоял, слегка наклонившись в его сторону. Линии на пульсирующей голове по-прежнему складывались в два плотно закрытых глаза и широкий, тонкогубый, безумно ухмыляющийся рот.

Постепенно у Хогана закралось подозрение, что чудище спит. Или спало… поскольку кое-что в его поведении изменилось. Мастерс понял это по тому странному звуку, похожему на слабое шипение, точно рвется наружу из чайника струйка пара, звуку, который был до того высок, что его почти невозможно было услышать. Затем он заметил, что Зеленолицый, медленно покачиваясь, тихонько приблизился на полметра, и что кончики его ножек стали мутнеть и становиться прозрачными, пока он скользил к нему поверх лишайников. Это крадущееся приближение повергло Хогана в ужас. Едва понимая, что он делает, он машинально выключил фонарь.

Почти в тот же миг шипение в его голове прекратилось, и, еще не успев отступить к краю лунной полянки, он заметил, что Зеленолицый остановился. Внезапно он все понял.

Нетвердой рукой он вновь вызвал к жизни яркий луч и направил его прямо на ухмыляющееся лицо. Сначала ничего не произошло, но затем слабое шипение возобновилось, и ножки Зеленолицего зашевелились и затуманились, в то время как он сам заскользил вперед. Хоган выключил свет, и его противник замер на месте.

Хогана начал душить истерический смех. Теперь-то он его поймает! Свет оживлял Зеленолицего, позволял ему двигаться и проделывать свой невероятный трюк с исчезновением. Когда солнце стояло в зените, он становился проворным как кошка или ястреб. Но недостаток света делал его тихим и присмиревшим, хотя, возможно, способным на автоматические реакции.

Теперь Зеленолицый был у него в кармане.

Хоган начал с ним играть, то включая, то выключая свет, варварски наслаждаясь своей властью над чудищем. Возможно, теперь даже не придется его убивать. В подобном парализованном состоянии, в темноте, тварь можно будет поймать, без опаски посадить в клетку и явить всей округе как ошеломляющее оправдание того, что происходило здесь последние недели. Он наблюдал, как чудище скользит по направлению к нему, и ему показалось, что почти неслышное шипение приобрело зловещий оттенок. Он уверенно выключил свет, но на этот раз Зеленолицый не остановился.

Хоган мгновенно понял, что позволил ему подойти к самому краю освещенной луной полянки. Заливаемый светом полнолуния, Зеленолицый продолжал приближаться, хотя и медленно. Очертания его начали мутнеть, исчезать начала даже голова.

Хоган отпрыгнул с тем же ощущением инстинктивного ужаса, который впервые обнаружил, когда Зеленолицый приближался к нему. Однако он смог дойти лишь до тени на другой стороне полянки. Призрачные очертания Зеленолицего медленно катились вперед, покачивая из стороны в сторону мутноватой луковичной головой, точно висящей в воздухе гнилушкой. Она достигла края тени и остановилась, а ножки потемнели, как только ступили в темноту, но тут же отдернулись обратно. Казалось, что Зеленолицый размышляет над создавшейся ситуацией.

Хоган тяжело сглотнул. Он заметил, как нечто бесформенное медленно зашевелилось в желеобразном колпаке под головой, и внезапно ему открылась истинная причина молчания Старины Батлера… Зеленолицый стал опаснее любого тигра!

Однако он не собирался оставлять его в освобождающем свете полной луны. Он снова направил луч на мутную овальную маску, и Зеленолицый, медленно, тупо двинувшись вдоль узкого канатика света, вступил в полосу тени. Свет тут же погас, и Зеленолицый оказался пойман вновь.

Дрожа и задыхаясь после полукилометровой пробежки, Хоган, спотыкаясь, вскарабкался по ступенькам в избушку и начал поспешно набивать карманы патронами до отказа. Затем взял ружье и отправился обратно в лес, туда, где оставил чудище, едва удерживаясь от того, чтобы побежать, и заставляя себя идти скорым шагом. Если он не промахнется, проблемы на этом закончатся. Если же промахнется… Хогана пробрала дрожь. До сего момента ему не приходило в голову, что рано или поздно должно было наступить время, когда Зеленолицый вырастет настолько, что начнет охотиться на человека. Желание поймать его живым мгновенно улетучилось, он не хотел перевариваться в его желудке вместе со Стариной Батлером…

Перепрыгнув через канаву, он вошел в лес, той дело светя под ноги фонариком. Через несколько минут он был на том месте, где оставил Зеленолицего. Однако того там не оказалось.

Хоган постоял немного, дико озираясь и раздумывая, то ли это место, но вскоре убедился, что место то самое. Он посмотрел вверх и увидел, как под бледным, молочным небом покачиваются верхушки молодых сосен. Пока он глядел на них, сквозь бреши в качающемся балдахине деревьев прорвался лунный луч, коснулся его руки, да и был таков, и тогда все стало понятно. Зеленолицый уполз под сень деревьев при помощи подобных пульсирующих проблесков.

Вершина одной из сосен показалась ему мутноватой и покачивающейся особенно тяжко. Хоган присмотрелся к ней повнимательнее, затем снял с предохранителя ружье и задрал ствол, потом направил луч фонарика прямо на это помутнение. На мгновение он почувствовал знакомое уже шипящее раздражение, когда помутнение поплыло по веткам прямо к нему. Помня о том, что Зеленолицему ничем не грозит неожиданное паденье с большой высоты, он выключил фонарик и полюбовался тем, как его противник вновь обретает видимую форму среди деревьев, а затем медленно отступает вверх к верхушкам деревьев и луне.

Хоган сделал глубокий вдох и поднял винтовку.

Пять выстрелов прогремели один за другим, верхушка сосны вздрагивала, трещала и осыпалась. Зеленолицего теперь было отчетливо видно, он все еще цеплялся за макушку и извивался всеми своими ножками, точно перебитая змея. Несколько крупных веток, не выдержав его усилий, обломились и грохнулись на землю прямо под ноги Хогану. Он поспешно отпрянул, вставил пять новых патронов и снова поднял винтовку.

Затем еще и еще…

Зеленолицый вместе с тем, что показалось Хогану всей макушкой дерева, с грохотом рухнул оземь. Хоган выронил оружие и накрыл руками голову. Он слышал, как Зеленолицый влажно шлепнулся в лесную плесень метрах в двух от него. Затем что-то твердое хлопнуло его по спине и затылку.

Вслед за тем он на мгновение почувствовал, что ныряет в черноту с яркими огненными проблесками. После этого никакие чувства в течение нескольких часов не тревожили более Хогана.

— Давненько тебя здесь не видел! — раздался голос Пита Джеффриса над широкой полосой воды, отделявшей его лодку от лодки Хогана. Он вытащил шлепающего хвостом сига из браконьерской сети, которую в данный момент опустошал, и кинул его в рыбную кучу у ног. — Что поделываешь? Ходишь ночью по лесу?

— Иногда, — признался Хоган.

— Я тоже любил это дело, когда был помоложе. Все время ходил по лесу с ружьем! — лицо Пита пошло сморщенными скорбными складками. — Теперь радостного мало… с тех пор как проклятые инспекторы поймали Старину Батлера.

Хоган едва заметно вздрогнул, вспомнив полупереваренные останки, похороненные им в то июльское утро полтора месяца назад, когда он очнулся с мыслью, что проломил себе череп, и обнаружил, что Зеленолицый все же смог уйти, унеся в себе столько пуль, что хватило бы для того, чтобы уложить половину города. По крайней мере, твари пришлось достаточно туго, поскольку она извергнула из себя то, что оставалось от Старины Батлера, и воздержалась от того, чтобы подкрепиться Хоганом. Возможно, впоследствии она издохла от внутренних повреждений. Но что-то не верилось, что зеленомордая сволочь околела…

— Как думаешь, к вечеру не будет штормить? — спросил он, не отвлекаясь от своих мыслей и чувствуя глубокое безразличие к тому, будет ли сегодня штормить или нет. Однако Пит сидел рядом с ним, и нужно было о чем-то говорить.

— Озеро накроет через полчаса, — уверенно ответил Пит. — И я знаю пару невезучих парней, которые при этом непременно промокнут…

— Да?

Пит мотнул головой в сторону.

— Видишь ту маленькую бухту, где раньше жили индейцы? Два самых отъявленных пьянчуги, каких я только видел этим летом на Четверговом озере, рыбачат на маленькой парусной лодке… Приплывают сюда откуда-то из-за озера.

— Может быть, нам следует их предупредить?

— Нет уж, я их предупреждать не стану! — воскликнул Джеффрис. — Они отпускали плоские шуточки, когда я проходил мимо. Буду только рад, если их потопит!

Он презрительно фыркнул, затем внимательно, с озадаченным видом посмотрел на Хогана.

— Сдается мне, что надо тебе кое-что сказать… но я думаю, что это неправда.

Пит вздохнул.

— Как клюют лещи?

— Отлично.

Хоган только что вытащил полную сеть с озерной отмели.

— Вспомнил! — воскликнул Пит. — Уитни сказал мне вчера вечером. Джулия помолвлена с одним парнем со своей работы в большом городе. Выходит замуж в следующем месяце.

Хоган перегнулся через край лодки и начал развязывать узел на сети. Он не видел Джулию с той самой ночи, когда последний раз встретился с Зеленолицым. Примерно неделю спустя он узнал, что она переехала в соседний крупный город и нашла там работу.

— Мне казалось, ты должен знать, — по-соседски безжалостно продолжил Пит. — Вы с ней вроде бы встречались?

— Да, вроде бы, — согласился Хоган. Он старался не смотреть на Пита. — Хочешь, отдай это своей старушке, Пит! Я ловил просто так, для забавы.

— Конечно, хочу! — с удовольствием ответил Пит. — Нет ничего вкуснее лещей, кроме разве что сига. Этих я собираюсь закоптить. Слушай, а что если я принесу тебе копченый олений окорок за этих лещей? Идет?

— Идет, — улыбнулся Хоган.

— Только это не сразу выйдет. Ходил на днях на охоту по северному берегу озера и ни одного оленя не видел. Что-то их отсюда спугнуло.

— Хорошо, — сказал Хоган, совершенно его не слушая. Он запустил мотор и отъехал от Пита, помахав ему рукой. — Рад был повидаться, Пит!

Проплыв два километра, он смог, хоть ненадолго, перестать думать о Джулии и сосредоточиться на последних словах Пита.

Сначала переключив мотор на самую низкую скорость, а затем и вовсе выключив его, он попытался привести свои мысли в какой-то порядок. С тех пор, как тот сосновый сучок ударил его по голове, лишив возможности окончательно расквитаться с Зеленолицым, он его больше не видел и не находил никаких подтверждений своему подозрению, что тот все еще жив и, возможно, вырос еще больше. К северу от Четвергового озера до канадской границы протянулись две сотни километров деревьев, кустов и воды, изредка перемежаемые фермами и крошечными городками. Хоган иногда представлял себе, как Зеленолицый возвращается, так никем и не замеченный, хищный пожиратель мелкой лесной живности, лелеющий ненависть к человеку, который был так близок к тому, чтобы стать его убийцей.

Картина была малоприятная. Она заставила его убрать с дороги щиты с надписями, приглашающими посетить Рыболовный Кемпинг Мастерса и отправлять восвояси случайных туристов, иногда забредавших в его владения, несмотря на беспощадную бдительность Уитни Аллисона. Это также сделало невозможным всякую попытку объяснения с Джулией, поскольку ничего объяснить было невозможно.

Ход его размышлений был прерван раскатом грома. На восточной стороне неба нависали тяжелые черные тучи, и лодка мало-помалу придвигалась к берегу, подгоняемая волнами и ветром. Хоган запустил мотор и сделал полукруг, чтобы выйти на прямой курс до кемпинга. Проделывая этот несложный маневр, он заметил странный объект, медленно восставший из волны менее чем в ста метрах от него. С испугом он понял, что это было перевернутое дно маленькой лодки, и вспомнил о двух рыбаках, которых собирался предупредить о надвигающемся шторме.

Крошечная бухта, о которой упоминал Пит Джеффрис, располагалась поблизости, и, будучи занят своими мыслями, Хоган миновал ее, даже не заметив этого. Не было никаких особых причин полагать, что пьянчужки потерпели крушение, вероятно, они просто высадились на берег и бросили лодку на берегу, не оттянув достаточно далеко от воды, и потому она от первого же порыва ветра сползла обратно в озеро. Обойдя по кругу брошенное суденышко, чтобы убедиться, что именно так все и было, Хоган повернул обратно, чтобы подобрать незадачливых спортсменов и отвезти в кемпинг, пока гроза не закончится.

Достигнув относительно спокойных вод окруженной деревьями бухты, а так как она была мелководна и вся заросла травой и камышами, он приглушил мотор и медленно поплыл к берегу на веслах. Здесь было удивительно тихо, воздух казался влажным и жарким, особенно после вольного ветра озера. Хоган заметил, что становится темно.

Он встал в своей лодке во весь рост и стал всматриваться в береговую линию поверх камышей, раздумывая, куда могли деться эти двое, и не могли ли они каким-то образом быть в своей лодке, когда она перевернулась.

— Есть здесь кто-нибудь? — неуверенно прокричал он.

Голос его эхом отозвался в скрипучих береговых соснах. Откуда-то с края бухты раздались всплески, вероятно, крупная рыба копошится среди камышей. Когда плеск прекратился, тишина вокруг стала почти осязаемой, и Хоган коротко вздохнул, словно ему не хватало воздуха.

На мелководье вновь раздался плеск, теперь уже ближе. Хоган обернулся на звук и нахмурился. Затем его брови озадаченно раздвинулись. Это была не рыба, а какое-то крупное животное: олень, медведь или даже лось. Странно, но оно направлялось именно к нему… Вытянув шею, он увидел, как верхушки камышей склоняются и трясутся уже в сотне метров от него, точно их раздвигает огромной воздушной волной, движущейся в его направлении. Больше ничего не было видно.

Затем он вдруг понял, что это, похолодев от внезапного и страшного прозрения. Упав на корму, он одним рывком запустил мотор на всю мощь. Когда лодка рванулась вперед, он пустил ее по кругу, чтобы не столкнуться с непроницаемой стеной камышей и взял курс прямиком на выход из бухты. Даже сквозь рев мотора, плеск и пенное шипение воды он отчетливо ощущал еще кое-что: эту пронзительную вибрацию нервов, слишком высокую, чтобы быть звуком, все лето преследовавшую его в воспоминаниях. Затем позади лодки раздался гигантский всплеск, раздался ужасающе близко, затем другой, третий. Он так никогда и не узнал, насколько близок был Зеленолицый к тому, чтобы поймать свою добычу, пока галопировал сквозь заросшую водорослями бухту. Только оказавшись далеко за ее пределами, он осмелился бросить через плечо перепуганный взгляд.

В этот момент он услышал, как кто-то кричит. Это был хриплый, протяжный предвестник смертельного ужаса. Внезапно он понял, что кричит сам.

В это время он уже был вне опасности. Зеленолицый прекратил преследование. Он стоял в камышах в сотне метров от него, полностью видимый. Ухмыляющееся нефритовое лицо было обращено к Хогану, странно освещенное грозовым небом и покрытое алыми прожилками и лоскутками, которых раньше на нем Хоган не видел. Блестящая, текучая масса под лицом шевелилась, точно клубок полупрозрачных питонов. Он надменно возвышался надо всей бухтой, заставляя даже прибрежные сосны выглядеть карликами.

Он снова вырос, теперь в нем было никак не меньше десятка метров.

Шторм начался до того, как Хоган добрался до кемпинга, и бушевал всю ночь и весь следующий день. Поскольку под таким страшным ливнем ему ни за что было не отыскать чудовище, не пришлось ломать голову над тем, стоит ли пытаться убить Зеленолицего или нет. В любом случае, сказал он себе, пристально глядя в окно избушки на адскую смесь воды и ветра, ему не придется его искать. Оно вернулось за ним, и вскоре найдет дорогу к знакомым окрестностям кемпинга.

Ему даже чудилась в этом некая справедливость. Он был врагом чудовища ничуть не меньше, чем чудовище — его врагом. Пришло время решить это противостояние тем или иным способом.

Кто-то сказал ему, вероятно, это был верный Пит Джеффрис, который с трудом пробрался к нему утром сквозь бурю, чтобы принести припасов, что тех двух считают утонувшими. Была найдена перевернутая лодка, и как только позволит погода, начнутся поиски тел. Хоган лишь кивнул, ничего не сказав в ответ. Пит внимательно изучал его во время разговора, и выражение его широкого, открытого лица становилось все тревожнее.

— Не надо тебе так много пить, Хоган! — неожиданно выпалил он. — К добру это не приведет! Моя жена сказал, что Джулия тебе очень нравилась. Мне надо было держать рот на замке… но ты бы все равно узнал.

— Конечно, узнал, — поспешно согласился Хоган. Он никогда не думал, что Пит считает, будто Хоган заперся здесь один, чтобы скорбеть по потерянной навеки Джулии.

— Я ведь тоже женился не на той девчонке, которая мне нравилась, — доверительно сообщил Пит. — Моя старушка, конечно, ничего не знает. Меня бросили так же, как и тебя. Ты должен просто выкинуть ее из головы, понятно?

Что-то шевельнулось в траве позади гаража. Хоган через окно наблюдал за этим шевелением краем глаза, пока не убедился, что это просто ветер терзает большой куст.

— Что? — переспросил он. — Ну, конечно! Я выброшу это из головы, Пит. Не волнуйся.

— Вот и хорошо, — ответил Пит сердечно, хотя и не совсем уверенно. — Приезжай к нам как-нибудь вечерком. Ничего хорошего не выйдет из того, что такой парень, как ты, сидит тут один как сыч.

Хоган пообещал приехать. Он действительно мог бы довольно много думать о Джулии, но по большей части его мысли были заняты Зеленолицым, и он давно уже не прикладывался к бутылке. Развязка могла наступить в любой момент, и когда это произойдет, он хотел быть готовым к ней как можно лучше. Винтовка и охотничье ружье, из которого он стрелял оленей, были заряжены и все время находились под рукой. Дорога к городу была затоплена, проехать по ней было невозможно, но как только она немного просохнет, он заложит на ней хороший запас динамита.

Тем временем буря бушевала день и ночь, затихая временами лишь ненадолго. Дошло до того, что Хоган уже не мог припомнить, сколько она уже длится. Он спал урывками по ночам, а дни постепенно затуманивала накапливающаяся усталость. Это определенно была самая долгая череда дождя и ветра, в какую он когда-либо попадал. Вода с озера каждую минуту переливалась через настил главного причала, а другой причал у дальнего края ряда домиков начисто смыло волной. Повсюду вокруг кемпинга были повалены деревья, и земля была усеяна обломанными ветками.

Пока буря продолжалась, он не ждал появления Зеленолицего. Чудовище тоже пережидало непогоду, спрятавшись где-нибудь в густых лесах на берегу озера, насколько существо такого размера могло спрятаться. Он качал своей башкой, медленно пульсировал и ждал.

На восьмое утро буря начала стихать. Около полудня ветер сменился на южный, незадолго до заката тучи стали редеть, а над поверхностью озера появился туман. За несколько часов до того Хоган выгнал машину на дорогу, чтобы посмотреть, нельзя ли на ней пробраться в город. Спустя триста метров он повернул обратно. Дальше дорога представляла собой сплошное болото, забаррикадированное упавшими деревьями. Несколько дней никто не сможет пробраться сюда.

На закате он вышел из избушки с топором и втащил на холм к югу от нее несколько поваленных берез. Во время этой операции он весь дрожал, и силы покидали его, но запас дров подходил к концу, а его следовало пополнить. Он вернулся в избушку, волоча охапку березовых поленьев, взглянул на расплывчатое желтое лицо, которое взирало на него с вечернего неба, и его бросило в пот от страха. За ту неделю, что ее не было видно, луна стала почти полной, а Хоган помнил, что при свете полной лупы Зеленолицый может передвигаться.

Он озабоченно посмотрел на небо. Тучи на горизонте таяли, вероятно, ночь будет необычайно ясной. Он стащил в погреб березовые поленья на просушку и сложил те поленья, что были у него в руках, горкой перед камином в большой комнате. Затем сварил остатки кофе и выпил без молока. Ему вновь стало не по себе.

Затем он обошел дом, закрывая ставни повсюду, где только можно, кроме окна, выходившего на луг. Высокие тополя, окружавшие дом с трех остальных сторон, могут послужить защитой от света, но луг сегодня ночью будет залит лунным сиянием. Он попытался прикинуть время захода луны, но вскоре решил, что это не имеет значения, он дождется, пока она сядет, и затем отправится спать.

Он придвинул кресло поближе к открытому окну, из которого, поверх подоконника, ему будет хорошо видно открытое пространство, по которому мог подобраться Зеленолицый. Рядом с ним на столе лежало ружье, винтовку же, на которую было больше надежды, он держал на коленях. Открытая коробка с патронами и фонарь находились тут же, под рукой, на столе.

С приходом ночи все звезды, кроме самых ярких, померкли в светлом мерцающем небе. Луна стояла высоко, ее не было видно из-за крыши избушки, но зато луг просматривался до самого гаража и ледника.

Он дважды вставал, чтобы поддержать огонь, который распространял тепло и умиротворение. Вот уже во второй раз за ночь он подумал, что неплохо бы заменить кресло чем-то менее удобным. Действие кофе заканчивалось, захотелось спать. Время от времени волна мрачного предчувствия захлестывала Хогана, заставляя выпрямиться и пуская вскачь пульс, но луг по-прежнему был безмятежен, ночь оживляли лишь хорошо знакомые ему домашние звуки: пение сверчка, жалоба козодоя и изредка — продолжительный вопль гагары, доносившийся с озера.

Страх постепенно слабел вместе с ним, и, наконец, бороться со сном стало невыносимо, даже думая о Джулии. В ту ночь она присутствовала в его мыслях почти физически, сидя напротив, за кухонным столом, откидывая назад непослушные волосы, листая почтовый каталог, ныряя с плота, который он поставил на якорь у причала, когда купальная шапочка туго облегала ее головку, а ремешок на подбородке обрамлял красивое, маленькое, упрямое лицо, словно рамка картину.

Красивая, но ужасно упрямая, подумал Хоган, клюя носом. Как в тот вечер, например, когда они в очередной раз поссорились, и Джулия спряталась среди пустых домиков на северном краю кемпинга. Хоган начал искать, но она долго не отзывалась, и к тому времени, когда ее, наконец, обнаружил, он был рассержен и встревожен. Поэтому направился к ней сквозь полутьму, не говоря ни слова, и тогда, единственный раз, Джулия его чуточку испугалась.

— Постой, Хоган! — прокричала она, задыхаясь. — Хоган, послушай…

Он отрывисто выпрямился, ее голос все еще звенел в ушах.

Залитый лунным светом пустынный луг расстилался перед ним, точно серебряный ковер, и выглядел совершенно безмятежно. Даже трели неутомимых сверчков не доносились оттуда на таком расстоянии. Должно быть, вздремнул немного, поскольку тень от дома чернела прямо под окном огромным квадратом. Луна уже заходила.

Хоган вздохнул, переложил ружье на другое колено и тут же снова замер. Он услышал что-то, сначала смутно, затем совершенно отчетливо: с внешней стороны запертой двери доносилось слабое царапанье, и затем задыхающееся хныканье кого-то, кто слишком ослабел, чтобы крикнуть.

Хоган облизал губы и прислушался. В следующий миг волосы зашевелились у него на голове.

— Хоган… Хоган… ну, пожалуйста, Хоган!

Этот беззвучный вопль мог исходить из затемненной комнаты позади него или же доносился откуда-то издалека, ошибки быть не могло. Хоган попытался что-то сказать, но губы не слушались, руки неподвижно лежали на винтовке, точно парализованные.

— Хоган… пожалуйста! Хоган!

Он услышал, как кресло с легким стуком опрокинулось. Он словно во сне поспешил к двери и онемевшими пальцами попытался преодолеть упрямое сопротивление замка.

— Какой ужас! Какой ужас! Он там, на лугу! Я думала, это… дерево! Я ведь не сошла с ума, не сошла, правда, Хоган?

Отрывистый задыхающийся шепот продолжался, пока Хоган не остановил его, приникнув губами к ее рту и, почувствовав, как она расслабляется в мужских объятьях. Он закрыл дверь, взял Джулию на руки и отнес к кушетке у камина. Однако когда он попытался отпустить руки, она прижалась к нему так крепко, что вместо этого ему пришлось присесть на кушетку вместе с девушкой.

— Тише, тише! — пробормотал он. — Нет, ты не сошла с ума… нам лучше не шуметь. Как ты сюда попала? Ведь дороги…

— На лодке. Мне нужно было узнать, — голос ее зазвучал тверже. Она смотрела прямо ему в глаза, слегка наклонив голову в направлении двери. — Это тот самый, который…

— Да, тот самый. Сейчас он стал намного больше.

Должно быть, Зеленолицый стоял у самого края тополиной рощи, если, когда она шла от причала, ей показалось, что он стоит на лугу. Хоган продолжал тихо говорить, пытаясь все объяснить. Теперь, когда Джулия была здесь, нечего было и думать о том, чтобы попытаться остановить его при помощи ружейных пуль и дроби. Это была совершенно безумная идея, настоящее самоубийство. Но они смогут убежать от него, если будут осторожны и держаться тени.

Выражение ужаса нарастало в глазах Джулии, пока она слушала, пальцы больно впивались ему в плечо.

— Хоган, — вдруг перебила она, — он такой огромный, с дерево, даже выше!

Он непонимающе нахмурился. Затем выражение лица Джулии изменилось. Он знал, что оно всего лишь отражает выражение его собственного лица.

Она прошептала:

— Он, наверное, уже миновал деревья!

Хоган гулко сглотнул.

— Он, наверное, уже рядом с домом! — голос Джулии уже не понижался до шепота, и он закрыл ей рот рукой.

— Разве ты не чувствуешь его запах? — прошептал он прямо ей в ухо.

Конечно, это был Зеленолицый, собственной персоной. Знакомый дух просачивался внутрь легких, становясь все насыщеннее, пока воздух окончательно не наполнился гниением тропических болот, влажной, отвратительной, трупной сыростью. Хоган спустил Джулию с колен.

— Погреб, — прошептал он. — Там темно, совершенно темно, никакой луны, никакого света, ничего. Понимаешь? Иди туда, только тихо, а я сначала погашу камин.

— Я тебе помогу! — в этих трех словах, казалось, сосредоточилось все своенравие Джулии, и Хоган стиснул зубы, изо всех сил борясь с желанием дать упрямице хорошего тумака. Словно удесятеренное эхо этого импульса, стену избушки прямо над дверью потряс звучный, тяжеловесный удар.

Они оба посмотрели туда, не в силах двинуться с места. Дом затрясло. Стены избушки были крепкими, но продолжительный звон стекла свидетельствовал о том, что все окна на этой стороне разбились почти одновременно, несмотря на то, что были защищены ставнями. Проклятое чудовище, подумал Хоган. Оно и вправду пришло за мной! Если оно выбьет дверь…

Способность двигаться вернулась к ним почти одновременно. Оба мгновенно и неуклюже скатились с кушетки и рванулись прямо к ступеням погреба. Раздался еще один разрушительный удар, за спиной у Хогана подпрыгнул телефон. Он оглянулся, держась рукой за перила.

Входную дверь отсюда не было видно. Огонь ревел и плясал в камине, словно ему нравилось, когда его так грубо трясли. Голова оленя, на чьих рогах можно было насчитать восемь отростков, упала со стены и лежала у огня; отсвечивающие красным стеклянные глаза зловеще уставились на Хогана. Больше ничего не изменилось.

— Хоган! — крикнула из темноты Джулия, стоявшая у основания лестницы. Он услышал, как она начала подниматься обратно, и повернулся, чтобы велеть ей ждать внизу.

В это время Зеленолицый выбил дверь.

Дерево, стекло и металл влетели внутрь с неописуемым звуком, точно их взорвали. За этим последовали более умеренные шумы, потом наступила тишина. Хоган услышал, как Джулия внизу задержала дыхание. Больше ничего не произошло.

В лицо Хогану подул холодный ветерок. Затем раздалось тяжелое царапанье, и снова звон разбитого стекла.

— Хоган! — всхлипнула Джулия. — Спускайся скорее! Он сейчас прорвется внутрь.

— Он не сможет! — едва выдохнул Хоган.

Точно в ответ на его слова, фундамент избушки под ним слегка задрожал. От дерева полетели увесистые щепы, послышался скрип расходящихся бревен. Тряска продолжалась и теперь распространилась на все здание. Вдруг из-за угла той самой стены, что закрывала Хогану обзор на входную дверь, что-то тяжело и влажно шлепнуло об пол. Зеленолицый с трудом, точно барахтающийся на суше кит, проникал в дом.

В самом низу лестницы Хоган зацепился ногой за моток проволоки и едва не свалился прямо на Джулию. Она вцепилась в него, вся дрожа.

— Ты его видел?

— Только голову, немного! — Хоган вел девушку за руку по темному проходу в погреб, затем за угол.

— Стой здесь… — он начал нащупывать замок на входной двери в погреб.

— Что нам делать? — спросила она.

Деревянные балки взревели и затрещали у них над головой, прервав его ответ. Несколько секунд они всматривались в темноту, замерев в ожидании, думая об одном и том же. Затем Джулия издала нервный смешок.

— Хорошо, что пол двойной!

— Это камин, прямо над нами, — сказал Хоган. — Интересно…

Он приоткрыл дверь и выглянул наружу.

— Посмотри!

Слабый отсвет камина оттенял разрушенную стену избушки. Пока они смотрели, огромная, бесформенная тень загородила собой свет. Они отпрянули назад.

— Хоган! Какой ужас!

— Кошмар, — согласился он, едва шевеля сухими губами. — Ты ничего такого забавного не чувствуешь?

— Что не чувствую?

Он прижал кончики своих пальцев к ее вискам.

— Вот здесь! Такое странное шипение? Его как бы почти слышишь.

— Ах, да! Слышу! Что это?

— Нечто такое, что делает эта тварь. Однако ощущение обычно бывает сильнее. Он провел под дождем и на холоде целую неделю. Солнца вообще не было. Я должен был подумать об этом. Ему нравится огонь. От тепла он становится активнее, поэтому мы слышим шипение.

— Бежим, Хоган! Я перепугалась до смерти! Мы можем добраться до лодки.

— Может быть, — ответил Хоган. — Но он не даст нам далеко уйти. Как только он услышит шум двигателя, он тут же отрежет нам путь, мы не успеем даже выйти из бухты.

— О, нет! — сказала она испуганно, затем задумалась. — Но что же нам делать?

— Сейчас, — сказал Хоган, — он занят тем, что впитывает в себя тепло. Это позволяет нам выиграть немного времени. У меня есть идея, Джулия, пообещай мне, всего один раз, что ты молча останешься здесь и не станешь ни звать меня, ни делать еще какие-нибудь глупости?

— Зачем? Куда ты идешь?

— Я не уйду из погреба, — успокаивающе сказал Хоган. — Милая, послушай, сейчас не время спорить. Эта тварь наверху в любой момент может приняться искать нас, и, судя по тому, что произошло с фасадом, он может разнести весь дом… Обещай мне, или я просто не знаю, что делать.

— Обещаю, — с недовольным вздохом произнесла она.

Хоган несколько минут делал что-то в центре подвала. Когда он вернулся, Джулия все еще стояла у входной двери, где он ее оставил, осторожно поглядывая по сторонам.

— Он почти не двигался, — сообщила она несколько подавленным тоном. Затем девушка прошептала в темноте.

— Что ты делал?

— Откупоривал баки с керосином, чтобы разлить его вокруг.

— Я почувствовала запах керосина, — она помолчала немного. — А где будем мы?

Хоган приоткрыл дверь чуть шире и показал на домик за первым рядом тополей.

— В том домике. Если он знает, что мы здесь, а я думаю, что он это знает, мы успеем туда добежать, пока он развернется, чтобы броситься за нами вдогонку.

Джулия не ответила, и он снова нырнул в темноту. Внезапно она заметила на оштукатуренной стене прохода отсвет белой вспышки, и поняла, что это Хоган поджигает бумагу. Керосиновые пары вырвались наружу со слабым гулом и языками желтого пламени. Гулкие разрывы приглушенно прогремели в различных частях погреба. Затем Хоган вышел из-за двери прохода, закрыл дверь и повернулся к ней:

— Огонь разрастается! — сказал он. — Думаю, нам лучше потихоньку уйти…

— Похож на человека, правда, Хоган? На огромного, больного, страшного старика!

Джулия произнесла эти слова шепотом, голос ее дрожал, и Хоган ободряюще обнял девушку за плечи. Шипение, казалось, стало громче, возрастая и убывая, словно энергия производившего его создания набиралась и уходила волнами. Из угла окна домика, из-за деревьев, им был виден фасад избушки. Коробка массивной входной двери была вырвана напрочь, бревна над ней разошлись, так что значительная часть гостиной была видна, освещаемая слабым огнем камина. Зеленолицый заполнял собой почти все пространство внутри, медленно склонясь к огню огромной головой. В его облике действительно просматривалось нечто напоминающее человека, а точнее, кошмарную карикатуру на человека.

Но внимание Хогана было приковано к окнам погреба, которые были отлично видны. Оба светились мерцающим огнем пожара, который он устроил, дым вился вокруг тополей, поднимаясь над дальней стороной избушки, где окна были предусмотрительно открыты, чтобы создать приток свежего воздуха. Огонь уже подавал голос, низкий, растущий рев, который смешивался в голове Хогана с беззвучным свидетельством того, что Зеленолицый возвращается к жизни.

Это было похоже на гонку между ними: либо огонь, столь искусно разведенный под перекрытием пола избушки, поймает чудовище в ловушку, либо чудовище, согретое его теплом, усилит бдительность, почует опасность и сможет сбежать. И если чудовище сбежит…

Все произошло внезапно, в одно ослепительное мгновение.

Зеленолицый повернул голову в сторону от камина и тяжеловесно отпрянул назад. Почти мгновенно он стал невидимым. При этом Джулия издала придушенный вскрик. Хоган рассказывал ей об этом, но увидеть своими глазами — было совершенно другое дело.

В тот самый момент, когда очертания Зеленолицего затуманились, дощатый пол в гостиной дома прогнулся, раскололся и рухнул в подвал, и освобожденное пламя с ревом рванулось вверх. На несколько секунд вибрация в голове Хогана превратилась в пронзительный мученический вой, невыносимую, но кратковременную боль.

К тому времени они с Джулией уже выбежали из своего укрытия и, спотыкаясь, бежали к озеру.

Лодка со спасательной станции на южном берегу Четвергового озера, пыхтя изо всех сил, прибыла на место лишь через сорок минут, прихватив с собой средства тушения. Пит Джеффрис, прошлепав пешком по заболоченному лесу, прибыл примерно в это же время, чтобы узнать, что произошло в кемпинге Хогана. Однако уже ничего нельзя было поделать. Избушка превратилась в ревущий костер, спасти ее было невозможно. Хоган заявил, что она не застрахована, и что он все равно собирался ее снести и построить на этом месте новое здание. Все остальное вокруг было слишком пропитано влагой после недельного ливня, и разлетавшиеся во все стороны искры опасности не представляли. Пожарные просто постояли вокруг, пока пламя не утихомирилось до мутного багрового мерцания. Они его затушили, а затем лодка отчалила вместе с Питом. Хоган и Джулия не смогли объяснить, почему начался пожар, но при подобных обстоятельствах это уже не имело значения. Если кто-то и был удивлен присутствием Джулии Аллисон здесь, то оставил свое удивление при себе. Однако, без сомнения, это событие будет надлежащим образом прокомментировано в городе.

— Твоему папе это не понравится, — заметил Хоган, когда шум двигателя затих над озером.

— Папе придется с этим смириться, — ответила Джулия и, возможно, она была чересчур категорична.

Несколько секунд она внимательно смотрела на Хогана.

— Я думала, что между нами все кончено, Хоган! — добавила она. — Но затем я решила вернуться и увидеть все собственными глазами.

— Увидеть собственными глазами, не сошел ли я с ума? Знаешь, я не могу тебя в этом упрекнуть. Сам за эти недели не раз задумывался над этим.

Джулия покачала головой.

— Сошел ли ты с ума или нет, это не самое главное, — сказала она.

— Тогда что для тебя самое главное?

Она улыбнулась, подошла к нему и крепко обняла. Последовало длительное молчание.

— А как же твоя помолвка в городе? — наконец спросил Хоган.

Джулия посмотрела ему в глаза.

— Я разорвала ее, как только поняла, что возвращаюсь.

До рассвета оставалось еще около часа. Они пошли обратно к почерневшей, искореженной груде, которая еще совсем недавно была избушкой, и долго молча смотрели на нее. Погребальный костер Зеленолицего сделал бы честь и верховному предводителю викингов.

— Как думаешь, не могло ли что-нибудь от него остаться? — тихо спросила Джулия.

— После такого пожара? Сомневаюсь. Как бы то ни было, до весны мы не будем здесь ничего строить. К тому времени нам уже ничего не придется объяснять, это уж точно. Мы можем провести зиму в городе, если хочешь.

— Мне отлично подойдет один из этих милых домиков.

Хоган усмехнулся.

— Знаешь, и мне это подходит!

Он вновь посмотрел на пожарище.

— Видишь ли, это чудище вовсе не был таким уж жаропрочным. Просто огромная студенистая масса, медуза из тропиков. Зима все равно убила бы его. Эти красные пятна, которые на нем появились — явные признаки разложения. Здесь у него не было никаких шансов выжить.

Она вопросительно взглянула на него.

— Тебе его, случайно, не жалко?

— Ну, может, и жалко, — Хоган раздавил ногой кусочек угля и нахмурился. — Он был просто непомерно разросшимся уродцем, чужаком, который стремился уничтожить все в мире, который ему не подходил, и в котором он мог лишь передвигаться на ощупь, причинять зло и, в конце концов, погибнуть. Интересно, насколько умен он был на самом деле и насколько осознавал, в каком положении оказался.

— Прекрати думать об этом, — коротко приказала Джулия.

Хоган усмехнулся:

— Ладно.

— И поцелуй меня, — добавила она.

Пси-преступник ^{(рассказ)}

После полудня из факультетского кафе Кливерского университета через небольшую боковую дверь вышли мужчина и женщина. Они неспешно проследовали по залитому ярким солнечным светом двору к прозрачным дверям, закрывающим вход в туннель под массивной белой стеной, за которой жил своей странной жизнью граничащий с университетом Кливерский космопорт.

Когда они дошли до середины двора, сканирующее устройство, размещенное в стене, сфокусировало на них свое внимание, перебирая одновременно огромное количество зарегистрированных в его памяти человеческих образов, а также соответствующие им данные. Приближающиеся в данный момент к прибору образы принадлежали стройной девушке среднего роста, двадцати шести лет, обладающей копной блестящих волос, цвет которых варьировался от каштанового до медного, и глазами, чей цвет варьировался от голубого до серого при неизменно спокойном выражении лица. Ее звали, как определил сканер среди прочих деталей, Арлен Маргарет Рольф. Род занятий — микромашиностроитель. Статус доступа — ВХОД РАЗРЕШЕН.

Спутник мисс Рольф, мужчина лет тридцати, рыжеволосый, мощного телосложения, с очень выпуклым лбом над глубоко посажеными глазами и ржавого цвета кустистыми бровями, имел слегка, но, по-видимому, привычно хмурый вид. Его имя также значилось в списках: доктор Фрэнк Дин Хардинг. Род занятий: геолог-океанолог. Статус…

На этом пункте в логических цепях сканера возникло странное замешательство, хотя и не настолько явное, чтобы серьезно встревожить контрольный механизм. Затем он вынес решение: ВХОД ВОСПРЕЩЕН. Крупная красная светящаяся надпись соответствующего содержания тут же проявилась на стеклянной поверхности дверей.

ОСТОРОЖНО — СОМАТИЧЕСКИЕ БАРЬЕРЫ!

Вход только для имеющих доступ.

Мужчина посмотрел на надпись и сурово заметил:

— Приветственные флаги уже вывешены! Интересно, сможет ли здешний монитор меня идентифицировать.

— Вероятно, сможет, — откликнулась Арлен. — Ты был здесь уже два раза…

— Три, — поправил Фрэнк Хардинг. — В первый раз я побывал здесь после того, как узнал, что ты удалилась в этот монастырь. С тех пор прошло почти два года, не так ли? — спросил он.

— Почти. Как бы то ни было, ты зарегистрирован в университетских файлах, а именно там в первую очередь справляются об не имеющих доступ индивидах, которые показываются в этом дворе.

Хардинг бросил на девушку быстрый взгляд:

— А в отношении объекта Лоури они так же осторожны?

— Будь спокоен, точно так же, — ответила Арлен. — Если бы меня с тобой не было, уже появился бы охранник и предупредил, что ты приближаешься к зоне, куда доступ ограничен, а затем чрезвычайно вежливо поинтересовался, чего тебе здесь надо.

— Подумаешь, — проворчал Хардинг. — Скажи, за тобой кто-то следит, когда ты выходишь с объекта?

Она пожала плечами.

— Сомневаюсь. Зачем? Я никогда не выхожу за территорию университета, и все мои секреты здесь, со мной, в полной безопасности. Я вовсе не похожа на болтушку. Кроме того, те, кто меня знает, не задают лишних вопросов о Бене Лоури и обо мне, — она задумалась. — Знаешь, кажется, прошло почти полгода с тех пор, как кто-то зашел так далеко, что в моем присутствии упомянул о диекс-энергии!

— Тебе не кажется, что со временем эта работа начинает выглядеть несколько устаревшей? — спросил Хардинг.

— Ну, не знаю, — ответила Арлен. — Работать с доктором Беном мне никогда не наскучит, но дело, конечно, сильно затянулось. Но скоро оно будет закончено.

Хардинг взглянул на часы:

— Когда это произойдет, Арлен, черкни мне пару строк. Может, к тому времени я смогу позволить себе держать в штате собственного классного микромашиностроителя.

— Под куполом на дне какого-нибудь океана? — рассмеялась Арлен. — Звучит весьма заманчиво, как-то уютно… Однако эта перспектива не намного лучше, чем Кливерский космопорт, верно? Ты возвращаешься на побережье сегодня?

— Если полечу дневным рейсом, — он тронул ее за плечо. — Ну, иди. Я намерен сначала проводить тебя — посмотрю, как ты пройдешь соматический барьер.

— Зачем? Думаешь, он может ошибиться и схлопнуться?

— Такие случаи бывали, — хмуро ответил Хардинг. — И, насколько я знаю, это один из наименее приятных видов смерти.

Арлен безмятежно ответила:

— Последняя авария такого рода произошла более трех или четырех лет назад. С тех пор охранные механизмы были значительно усовершенствованы. Я хожу туда-сюда несколько раз в неделю.

Она достала из сумочки маленький ключик и вставила в замочек на прозрачной двери. Дверь скользнула в сторону на расстояние примерно метра и остановилась. Арлен Рольф сделала шаг внутрь и повернулась к Хардингу.

— Вот и все! — сказала она. — Просто легкий звон! Если бы не хотели пропустить меня, я уже валялась бы на земле, корчась в судорогах. Пока, Фрэнк! Увидимся месяца через два-три, да?

Хардинг кивнул:

— Возможно, даже скорее, если получится. До свидания, Арлен.

Он подождал немного, наблюдая, как стройная фигурка скрылась за дверью. Дверь бесшумно закрылась. Арлен обернулась и помахала ему рукой из-за стекла, затем исчезла.

Доктор Фрэнк Хардинг сунул руки в карманы и направился обратно, хмурясь безо всякой причины.

Гостиная в апартаментах, отведенных доктору Бенджамену В. Лоури на островке безопасности Кливерского космопорта, была просторной и обставлена почти роскошно. В отличие от примыкающего к ней офиса и рабочим помещениям, в ней всегда царил уютный беспорядок. Между этим комплексом помещений и человеком, занимавшим их вот уже два года, существовало определенное сходство. Доктор Лоури, ведущий авторитет в относительно новой области диекс-энергии, был человеком крупного сложения и беспечных, если не сказать откровенно беспорядочных привычек в быту, будучи в своей работе дьявольски аккуратным.

В данный момент он сидел, развалившись в кресле, теребил пальцем верхнюю губу и уныло пялился в бледно-желтый экран видеофона, который заполнял собой всю южную стену гостиной. Время от времени он переводил взгляд на узкий, длиной около метра, полированный ящик черного дерева, стоящий на столе. Когда экран видеофона совершенно очистился, и на нем воцарилась незамутненная белизна, доктор Лоури нахлобучил на нос очки в легкой оправе и выжидающе выпрямился в кресле. Затем сурово нахмурил брови.

— А теперь послушай внимательно, Велдон! — начал он.

Мгновенно на экране видеофона заиграли краски, намереваясь изобразить интерьер некоего помещения. Низкорослый, крепко сбитый мужчина в элегантном деловом костюме присел за письменный стол, приятно улыбнулся и спокойно посоветовал:

— Расслабься, Бен! Насколько я знаю, они просто демонстрируют нам свои мускулы. Мистер Грин только что велел предупредить тебя, что я буду присутствовать при вашем с ним видеофонном разговоре.

— Что сделал мистер Грин?!

Человек в деловом костюме затараторил:

— Он уже на связи, Бен!

Его руки скользнули со столешницы, а краски, изображавшие его, равно как и комнату, увяли до обычного бледного цвета видеоэкрана. Вместо него появилось изображение третьей комнаты — на доктора Лоури в упор смотрел человек в темных очках.

Кивнув, он заговорил в оживленной и приятной манере:

— Доктор Лоури, минуту назад я получил ваше сообщение. Как уведомил вас, без сомнения, полковник Велдон, я попросил присутствовать его во время нашей дискуссии. Мне необходимо высказать некоторые аспекты и, надеюсь, это сэкономит нам массу времени. Насколько я понимаю, доктор, ситуация состоит в следующем: ваша работа над проектом продвигалась вполне успешно до того момента, который получил название «Четвертой стадии». Все верно, не так ли?

— Это так, сэр — чопорно ответил Лоури. — Без опытного телепата дальнейшее продвижение вряд ли возможно. Однако полковник Велдон счел необходимым предъявить нам некоторые новые и, я бы сказал, просто удивительные условия. В том виде, в каком они были поставлены, я нахожу их совершенно неприемлемыми и…

— Доктор Лоури, вы имеете полное право протестовать против этого волюнтаристского вмешательства в работу, которую вы столь самоотверженно вели все это время, выполняя распоряжение своего правительства, — одна из наиболее известных особенностей ведения диалога мистером Грином состояла в том, что он умел перебить собеседника, оставляя при этом впечатление, что вовсе этого не делал. — Далее, вероятно, вам будет приятно узнать, что полковник Велдон действует в рамках данного проекта в качестве моего личного представителя, и что мне было известно о предложенных условиях еще до того, как они были предъявлены вам?

Доктор Лоури подумал и сказал:

— Боюсь, что это не слишком приятное известие. Я достаточно хорошо знаю Велдона, чтобы не сомневаться в том, что он действует по чьей-то указке. Я…

— Вам кажется, — задушевно продолжил мистер Грин, — что здесь замешаны некие сторонние соображения, о которых следовало бы поставить вас в известность?

Лоури помедлил немного, затем сухо сказал:

— Если президент Соединенных Штатов уже принял окончательное решение по этому вопросу, мне придется только подчиниться.

Лицо на экране мягко произнесло:

— Я решения еще не принял.

— Тогда, — откликнулся Лоури, — мне кажется, что желательно было позволить лично мне решать, являются ли подобные соображения столь сторонними, как это может показаться…

— … тем, кто не разрабатывал конструкцию проектора мысленной диекс-энергии, кто не руководил постройкой его модели и не проводил длительные серии предварительных экспериментов, — закончил за него мистер Грин. — Ну что ж, возможно, вы правы, доктор. Вы, естественно, лучше любого информированы о конечном потенциале аппарата, — рот мистера Грина на мгновение искривился в легчайшей улыбке. — Как бы то ни было, мы желаем и далее работать с вами в атмосфере чистосердечного сотрудничества. Поэтому полковник Велдон уполномочен сообщить вам те подробности создавшейся ситуации, какие вы сочтете необходимым узнать. Кроме того, он сделает это прежде, чем будут предприняты какие-либо последующие шаги. Возможно, мне стоит предупредить вас, что информация, с которой вы ознакомитесь, вряд ли добавит вам спокойствия. Итак, доктор Лоури, вас удовлетворяет подобное решение?

Лоури кивнул.

— Да, сэр, удовлетворяет. За исключением одной детали.

— Понятно. Велдон, не будете ли вы так любезны отключиться от нашего разговора. Я перезвоню вам через минуту.

Комната полковника Велдона исчезла с экрана видеофона. Мистер Грин подошел к сейфу, встроенному в стену, открыл массивную дверцу, стоя спиной к доктору Лоури, и повернулся обратно к экрану, держав руке маленький, отполированный до блеска металлический диск.

— В этой связи я был бы весьма вам признателен, — заметил он, — если вы сочтете возможным снабдить меня еще несколькими подобными устройствами.

— Буду очень рад сделать это, сэр, — ответил доктор Лоури. — После того, как закончу свое нынешнее задание.

— Да… а вы не любите рисковать, так же, как и мы, — мистер Грин поднял руку, держа диск параллельно экрану. Спустя мгновение свет в гостиной доктора Лоури померк, обратившись в густое пурпурное марево, затем восстановился постепенно.

Мистер Грин опустил руку:

— Вы уверены, что я тот самый человек, за которого себя выдаю?

Лоури кивнул.

— Да, сэр, уверен. Насколько я могу знать, невозможно дублировать диекс-эффект, это теоретически невозможно.

Арлен Рольф быстро шагала по проходу между внутренней и внешней стенами, окружающими Кливерский космопорт. Вокруг не было ни души, и стаккато ее туфель на высоких каблуках, соприкасаясь с плитами из светло-зеленого стекломрамора, звенело в полной тишине. То, что она видела вокруг, напоминало пропеченную солнцем и опустевшую крепость. Девушка подошла к невысокой лестнице из двух пролетов и поднялась на широкую, безлюдную платформу, высотой вровень с внутренней стеной.

Кливерский космопорт расстилался слева от нее, абсолютно пустой прямоугольник, два десятка квадратных километров мягко поблескивающего стекломрамора с единственным исключением в виде узкого белого шпиля контрольной башни у дальнего края. Строительство космопорта началось за год до рождения Арлен в рамках межпланетной Программы Колонизации, осуществление которой впоследствии практически замерло на месте из-за хронического недостатка фондов и прочих многочисленных бедствий. Кливерский космопорт так и остался недостроенным: ни один корабль не поднялся с его отполированной до блеска поверхности, ни один не опустился на нее.

Прямо и направо от Арлен, под платформой, расстилалось полтора квадратных километра зеленой лужайки. По ней медленно передвигались по кругу автоматические охранники, около половины из них излучали вокруг себя радужное сияние, ритмично извергая по сторонам тоненькие струйки из опрыскивателей. Прошло два года с тех пор, как Арлен впервые увидела лужайку, и за это время на нее ни разу не ступила нога человека. У ее дальней границы виднелась группа приземистых рабочих построек. Там были люди, но немного. Именно там находился и тот островок безопасности, где доктор Лоури создавал свой диекс-проектор.

Арлен проследовала по платформе и прошла в здание без единой двери сквозь звон еще одного соматического барьера. В дальнем конце короткого холла виднелась узкая дверь, над которой красовалась надпись МЕЖПРОСТРАНСТВЕННЫЙ ПЕРЕХОД. За дверью находилась маленькая, квадратная, слабо освещенная комнатка. Мисс Рольф вошла внутрь и присела на один из стульев, расставленных вдоль стен. Спустя мгновение дверь беззвучно закрылась, и в комнатке стало темно.

Примерно на десять секунд Арлен Рольф оказалась в полной темноте. Ей пришло в голову, что она настолько отделена от своего тела, что не в состоянии получать никаких сигналов от органов чувств. Затем в комнатке вновь зажегся свет, и сигналы вернулись. Она встала, поправила юбку и с улыбкой заметила, что снова сдерживала дыхание. Это происходило с ней каждый раз, когда она следовала по переходу, и как бы не убеждала себя Арлен дышать нормально, это никак не могло повлиять на подсознательную реакцию организма. Дверь открылась, девушка подхватила сумочку и прошла в холл, который был просторным, хорошо освещен и вообще во всех отношениях отличался от того, который она миновала при входе.

На экране, занимавшем всю стену, появилось изображение человека в униформе, он улыбнулся и сказал:

— Доктор Лоури попросил вас, мисс Рольф, по возращении сразу зайти прямо к нему в лабораторию.

— Спасибо, Макс, — прозвучал ответ. Она никогда лично не встречалась ни с Максом, ни с другими представителями славной когорты сотрудников, задействованными в проекте, хотя все они должны были располагаться где-то в этом здании. Экран почернел, и она пошла по длинному коридору без окон, и звук ее шагов по толстому ковру вновь едва ли мог нарушить гробовую тишину, царящую вокруг. Все это, подумала она, похоже на безупречно чистую, великолепно ухоженную, но абсолютно пустую гостиницу.

Арлен нажала кнопку звонка на двери апартаментов доктора Лоури и остановилась в ожидании. Когда дверь открылась, она привычно направилась вперед, но затем удивленно замерла на месте.

— Ах, так это вы, полковник Велдон, — сказала она, — ну, здравствуйте! Не знала, что вы пожалуете к нам на объект сегодня.

Ее вопрошающий взгляд остановился на докторе Лоури, который стоял в центре комнаты, глубоко засунув руки в карманы.

Лоури сухо ответил:

— Входите, Арлен. Для меня визит полковника тоже явился сюрпризом, причем не самым приятным. В соответствии с приказами, спущенными нам с самого верха, с которыми мне, кстати, только что пришлось согласиться, наша программа исследований должна быть подвергнута самым радикальным изменениям. Они включают в себя, кроме всего прочего, отстранение нас от управления ходом разработок проекта.

— С какой стати? — в недоумении спросила она.

Доктор Лоури пожал плечами:

— Спросите у Ферриса. Он только что прибыл по своему частному переходу и должен нам все объяснить.

Феррис Велдон, заперев дверь за Арлен, ответил на эту реплику улыбкой:

— Именно так и, пожалуйста, вы оба, позвольте же мне сделать это. Но для начала давайте присядем. Естественно, что вы недовольны… и в том, что произошло, нисколько не виноваты. Но клянусь, что обосную абсолютную необходимость такого шага.

Он подождал, пока они сядут:

— Одна из причин, хотя и далеко не единственная, заставившая прервать вашу работу именно на данной стадии, состоит в том, чтобы уберечь от серьезной опасности, грозящей вам лично.

Доктор Лоури широко раскрыл глаза:

— И что все это значит?

— Бен, как формулировалась цель проекта, когда ты за него взялся? — вместо ответа спросил Феррис Велдон.

Лоури неуверенно ответил:

— Создание прибора, работающего на диекс-энергии, который обеспечивал бы надежную ментальную связь с любым конкретным индивидом на Земле.

Велдон покачал головой:

— Нет, мой дорогой, вовсе нет.

Арлен Рольф издала короткий смешок:

— Он прав, Бен, — сказал она, посмотрев на Велдона, — гипотетической целью проекта было создание прибора, который позволил бы телепатам вашего департамента, полковник, достаточно надежно идентифицировать социально опасного врага человечества номер один, или, что то же самое, телепата-преступника, обладающего несколькими дополнительными характеристиками.

— Это немного разные вещи, не так ли? — сказал Велдон. — Вы помните эти характеристики, мисс Рольф?

— А разве это так важно? — спросила девушка. — Ну, что ж, хорошо… упомянутая мною гипотетическая личность является также опасным и невероятно одаренным гипнотизером. Если потревожить его обычной телепатической проверкой или приблизиться к нему физически на расстояние около километра, то он способен ментально вывернуть вас наизнанку, причем сделать это мгновенно, если такова его цель. Он абсолютно беспощаден и совершил бесчисленное количество убийств. Он может оказаться как человеком совершенно неизвестным, так и публичным политиком, который скрывает свои способности… Он способен имитировать других людей… Он в значительной мере ответственен за то, что за истекшую четверть века межпланетная Программа Колонизации буквально так и не оторвалась от земли…

Она добавила:

— Вот и все, что я помню. Подробности записаны в наших файлах. Мне открыть их?

— Нет, — ответил Феррис Велдон, — в вашем ответе содержится почти все.

Доктор Лоури раздраженно перебил его:

— К чему весь этот фарс, Велдон? Уж не думаете ли вы, что кто-то из нас способен принять вашего телепата-преступника всерьез…

— А почему бы нет?

Лоури пожал плечами.

— Да потому, разумеется, что это очередная сказочка, сочиненная правительством. Я ничего против них не имею, если они служат для описания существа проблемы, не раскрывая при этом сути. В этом случае атмосфера секретности, которой окутан проект, в значительной степени проистекает из опасений по поводу реакции различных слоев населения на то, что проектор легко можно превратить в устройство для контроля над мышлением.

Велдон спросил:

— Вы действительно думаете, что именно в этом состоит цель создания проектора?

— Если бы я так и полагал, то все равно ничего не смог бы с этим поделать. Так уж получилось, что я испытываю стойкое убеждение в честности нашего правительства, хоть не могу сказать того же о его здравом смысле. Однако не все разделяют подобные взгляды.

Феррис Велдон зажег сигарету, резким движением затушил зажигалку и через секунду спросил:

— Однако вы поверили этой сказочке?

— Конечно, нет.

Велдон взглянул на мисс Рольф.

— А вы, Арлен?

Она почувствовала себя неловко.

— Я тоже не поверила, конечно. Возможно, я не столь уверена в этом сейчас, ибо у вас должны были появиться веские причины для того, чтобы вспомнить о ней. Однако есть вещи, совершенно лишенные смысла. Если…

Доктор Лоури вновь перебил:

— Можно один вопрос, Велдон? Если какой-нибудь этакий, злонамеренный телепат действительно существует, какой ему резон вставлять палки в колеса нашей Программе Колонизации?

Велдон выпустил два великолепных колечка дыма, и проследил за их вознесением к потолку одобрительным взглядом.

— После того, как вы узнаете еще кое-что, сможете сами ответить на свой вопрос, — сказал он. — А ведь именно проблемы, связанные с Программой, и навели нас на след этого преступника. Хотя в те годы мы этого даже не поняли. Четырнадцать лет назад… Тебе доводилось когда-нибудь работать с ДЕДКОМом, Бен?

Лоури фыркнул.

— Доводилось и не раз… причем я после этого зарекся когда-либо еще с ним работать! Если правительство предпочитает в своих заключениях основываться на фантастической мешанине абсолютно нереальных предположений, то тогда дедуцирующий компьютер, эта вычислительная машина, ему сильно поможет…

— Ну, не надо, — неодобрительно заметил Феррис Велдон, — правительство не слишком-то увлекается рекомендациями ДЕДКОМа, разумеется. Однако факт остается фактом: компьютер мыслит абсолютно логично, обладает энциклопедическими познаниями, и не испорчен здравым смыслом, что в совокупности иногда приводит к поразительным результатам. Ну, будет тебе кипятиться, Бен! Уверяю, я вовсе не шучу. Дело в том, что уже полтора десятка лет назад вопрос о том, что межпланетная колонизация становится жертвой чьего-то саботажа, поднимался довольно часто. Со стороны это выглядело именно так. Все, что только могло пойти плохо, шло хуже некуда. В процессе реализации Программы было допущено несусветное количество ошибок. Тем не менее, все свидетельства указывали на то, что никакого организованного противодействия не было. Имело место лишь шумное неодобрение Программы, иногда глупое и эгоистичное, иногда верное и правильное. Дело заключалось в том, что Программу преследовали бесконечные несчастные случаи по причине забывчивости, неверного расчета времени и обыкновенной человеческой глупости. По прошествии целого ряда фальстартов это по-прежнему выглядело как какое-то кошмарное недоразумение из-за элементарных и, по большей части, непреднамеренных ошибок. Однако они дорого обходились. Месяц шел за месяцем, и, наконец, сумма нанесенного ущерба достигла невероятной цифры в несколько сотен миллиардов. Затем наступил черед катастроф, уносивших людские жизни сотнями.

Полковник тяжело вздохнул.

— В этот момент даже самые стойкие поборники программы усомнились в правильности курса и начали менять свои приоритеты. Сейчас даже я не могу сказать, какой именно гений из Департамента Особых Поручений высказал идею о том, чтобы обсудить проблему колонизации с ДЕДКОМом. Как бы то ни было, ему скормили эту проблему, и после обычного в таких случаях медлительного переваривания колоссального объема информации ДЕДКОМом было решительно установлено, что мы имеем дело с саботажем. Более того, затем компьютер представил поразительно детальный психологический портрет того, кто это все устраивал…

Арлен Рольф перебила его:

— И это был одиночка?

— Да, одиночка, но хорошо знающий свое дело.

— Телепат-преступник? — спросил доктор Лоури.

— А кто же еще?

— В таком случае, если правительство располагает его портретом…

— …то почему он все еще на свободе? — перехватил инициативу Феррис Велдон с выражением мрачного веселья на лице. — Погодите, вы себе не представляете, как все это выглядело в то время, Бен! Приведу только несколько выдержек по памяти, как и Арлен. Вот и сравните. Фигурант, по выданной ДЕДКОМом рекомендации, являлся, во-первых, гипнотизирующим телепатом. Он мог работать со своими жертвами на расстоянии, понуждать их принимать решения и осуществлять действия по своему выбору, оставляя в неведении, что на их разум было оказано давление. Кроме того, он может имитировать других людей на уровне, превосходящем любое обычное значение этого слова. ДЕДКОМом было выяснено, что фигурант способен копировать внешность другого человека настолько точно, что даже самые близкие ничего не заметят. Последовательно применяя эти два своих дара, он за десять лет сумел практически развалить Программу колонизации. Нисколько не приукрашивая, замечу, что сообщение о подобном злонамеренном супермене, разгуливающем на свободе в нашем свободном обществе, повсюду приподняло бы завесу официальной секретности…

— А особенно, — вставила мисс Рольф, — над вашим Департаментом Особых Поручений?

— Да, особенно там, — согласился Велдон. — Тем не менее, благодаря деятельности нашего Департамента появление таких аномалий, которые могут кое-кого наверху заставить обеспокоиться, стало крайне маловероятным. Как бы то ни было, дедуцирующий компьютер закрепил свой успех, объявив, что проблемы, «следующие Программу Колонизации, являются не самым первым признаком появления преступника-телепата. Он выдал простирающийся в прошлое более чем на триста лет список сходных ситуаций и недвусмысленно дал понять, что в каждом из этих случаев повинен никто иной, как наш фигурант.

Велдон сделал паузу, чтобы понаблюдать за тем, как изменяются выражение лиц собеседников. Губы полковника тронула сардоническая усмешка.

— Ага, понятно, — буркнул доктор Лоури спустя несколько секунд, — а дабы это выглядело еще невероятнее, вы готовы объявить своего преступника бессмертным.

Велдон покачал головой.

— Я этого не говорил… так же, как этого не было сказано и ДЕДКОМом. Вопрос о продолжительности жизни этого человека, какова бы она ни была, не являлся предметом его расследования. Он лишь рекомендовал поинтересоваться, кто разными способами вмешивается в прогрессивную деятельность человечества вот уже три столетия подряд. Однако в добавление ко всему вышесказанному, даже этой рекомендации было вполне достаточно.

— Достаточно для чего?

— А вы как думаете? — спросил Велдон. — Рапорт прошел по всем инстанциям, был просмотрен, подшит в папку вместе с прочими шедеврами мысли, которые были ранее выданы ДЕДКОМом, и благополучно забыт. Пытаясь выяснить, отчего буксует Программа Колонизации, Департамент Особых Поручений продолжил расследовать это дело, применяя стандартные, более реалистичные следственные процедуры. Как вам известно, особых лавров на этой ниве они не сыскали, равно как и сама Программа.

— Последнее более чем очевидно, — с озадаченным видом заметил Лоури. — Однако тот факт, что вы провалили это расследование, еще не повод, чтобы вновь вернуться к бредовой теории о телепате-преступнике.

Велдон выдул голубоватый дым и глубокомысленно заметил:

— Да, не очень логично с нашей стороны, не спорю. Однако мы возрождаем высказанную ДЕДКОМом теорию не потому, что потерпели неудачу.

— А почему же? — голос Лоури вновь зазвенел от скрытого раздражения.

— А вы вспомните неожиданную смерть одного из самых известных политиков пять лет назад, — ответил Велдон. — Если я назову вам имя, вы узнаете его мгновенно. Однако вы не знаете обстоятельств его гибели, поскольку официальный рапорт, опубликованный тогда, сплошная фальшивка — оттуда было тщательно вымарано все, что могло показаться хоть чуть-чуть необычным. На самом деле этот человек был убит. Его тело было обнаружено в Атлантическом океане. Удивительно, что его вообще заметили, тем не менее, тело было выловлено и опознано. Уже тогда в деле обнаружились странности, первой из которых стала та, что политик жив и находится в добром здравии в собственном доме в Нью-Йорке. Можно было бы сослаться на ошибку при опознании утопленника, однако никакой ошибки не было. Тело из океана действительно принадлежало политику. А пока все это выясняли, человек из Нью-Йорка тихо исчез… и с того времени очень многие в Департаменте по-другому взглянули на давным-давно похороненный рапорт ДЕДКОМа о гипнотизирующем телепате, который может принимать облик другого человека, причем настолько убедительно, что имитацию не способны распознать даже близкие. Нельзя сказать, что этот факт говорил в пользу упомянутой гипотезы, но заставил нас срочно попытаться предпринять серьезное расследование в этом направлении.

— Попытаться? — переспросила Арлен Рольф. — Почему же только попытаться?

— Попытаться, — ответил Велдон, — потому, что с тех пор преступник объявил нам настоящую войну. Не Департаменту, а всей человеческой расе. Тихую, скрытую войну с конкретной целью, а именно — заставить нас отказаться от любых попыток расследования, способного навлечь на него опасность или воспрепятствовать его деятельности. Он понял, что выдал себя. Кроме того, он узнал и о рапорте, сделанном ДЕДКОМом. Вот здесь он изменить ничего уже не мог. Однако он весьма ясно дал понять, что его лучше не беспокоить, а также то, что у него имеются средства, чтобы обеспечить наше послушание.

Доктор Лоури рефлекторно моргнул.

— Но что может одиночка…

— Бен, — перебил его Феррис Велдон, — если ты оглянешься назад и посмотришь внимательно, ты вспомнишь, что чуть меньше пяти лет назад у нас в стране… на протяжении всего лишь нескольких месяцев… произошла целая серия страшнейших катастроф. Причиной тому были не явления природы — ураганы, землетрясения, наводнения, или что-либо подобное. Напротив, все они произошли или могли произойти из-за вмешательства так называемого человеческого фактора. Катастрофы эти вовсе не были необъяснимыми. Каждый из случаев в отдельности даже слишком хорошо объяснялся человеческой некомпетентностью, глупостью и корыстными намерениями. Но все же… взрыв гигантского отеля, отравление водопровода целого города, лайнер серии люкс… вижу, ты вспомнил. Обрати особое внимание на то, что фигурант не направлял свои удары непосредственно против следователей. До этого он дошел позже и подстраивал свои трюки совершенно иначе. Это означало, что, несмотря на свои феноменальные природные способности, он отнюдь не считал себя неуязвимым. Кроме того, разумеется, ему незачем было навлекать на себя опасность. Используя общественные межпространственные и воздушные пути, он мог переместиться в любое место на Земле за считанные часы, и где бы он ни появлялся, любой человек на доступном для его разума расстоянии превращался в его потенциальное орудие. Преступник мог по своей воле сеять смерть в одном месте, а сам, когда его воля начинала претворяться в действие, оставаться в другом месте. Таким образом, за десять недель он сковал наш Департамент по рукам и ногам. Попытки идентифицировать его были прекращены. Чудовищная серия катастроф вскоре закончилась. Мерзавец добился своего.

Арлен посерьезнела:

— Вы сказали, что позднее он напал на некоторых из ваших следователей. Когда это случилось?

— Год спустя, — ответил Велдон. — Ситуация сложилась в некотором роде безвыходная. Как известно, горстка работающих на правительство телепатов является нашим весьма ценным и тщательно оберегаемым достоянием. Никому и в голову не придет ими разбрасываться. Мы понимали, что они уступают по силе суперпреступнику, и потому даже не пытались использовать их против него. Однако со временем нам удалось составить, правда, больше полагаясь на гипотезы, нежели на факты, значительно более детальный портрет оппонента человечества, чем сделанный ДЕДКОМом. Получившийся портрет обрисовал фигуранта феноменом во всех отношениях. Его способность читать мысли других людей и влиять на их разум, а также сочетание телепатических способностей и мощнейшего гипноза, очевидно, было гораздо сильнее и точнее, чем у любого обычного телепата. Однако попутно выяснилось, что его способности любопытнейшим образом ограничены, и ограничены серьезно. Для любого из наших опытных телепатов расстояние не является значительным фактором, по крайней мере, по эту сторону межпланетного пространства. А для нашего суперпреступника это вопрос вопросов. Да-да, как ни странно. Если оставаться вне радиуса его действия, то он не может причинить никакого вреда. Вот если б его удалось идентифицировать из-за пределов этого радиуса — хороший снайпер покончил бы с ним в один момент, не опасаясь номеров, которые он может выкинуть в последний момент. Для этого и устроили первый островок безопасности, который был защищен от проникновения пси-преступника атмосферными блоками и хитроумными соматическими барьерами. Туда привезли двух правительственных телепатов и дали им задание ментально обнаружить искомое лицо.

Полковник тяжело вздохнул.

— Это стало нашей очередной ошибкой. Если несчастные парни и собирались нащупать что-то конкретное о негодяе, век их оказался столь недолог, что они просто не успели об этом сообщить. Уже через несколько секунд оба покончили жизнь самоубийством.

— Их заставил сделать это суперпреступник?

— Разумеется.

— И за этим последовала, — спросил доктор Лоури, — еще одна катастрофа?

— Нет, — ответил Велдон. — Должно быть, мерзавец счел, что в этом нет необходимости. В конце концов, он ведь вновь добился своего. Посылать на охоту за ним наших лучших телепатов — все равно, что заставлять спаниелей выслеживать тигра. Он проникает в разум другого телепата, если тот находится, естественно, на доступном ему расстоянии, точно так же, как и любого другого человека. Однако если они вступают с ним в контакт первыми, то немедленно попадают к нему на крючок, как далеко бы он ни находился. Мы поняли намек. С той поры остальные наши телепаты находятся под защитой островков безопасности, и пока фигурант не выказывал своей заинтересованности добраться до них.

Велдон аккуратно ткнул сигарету в пепельницу и добавил:

— Теперь, полагаю, вы понимаете, почему мы сочли необходимым принять беспрецедентные меры предосторожности при дальнейшей разработке диекс-проектора.

На несколько секунд воцарилась напряженная тишина. Затем доктор Лоури произнес:

— Да, теперь это стало очевидным.

У него был отсутствующий вид, словно просчитывал в уме свои варианты.

— Хорошо, — продолжил он, поджав губы. — Информация довольно тревожная, Феррис. М-да. Однако давайте обратим внимание вот на что. Мы выяснили, что диекс-энергия может быть применена для усиления эффекта в ходе процессов, обычно именуемых телепатическими. На основе разработанной теории был создан проектор. Пользуясь им, простые смертные вроде Арлен или меня, могут добиться результатов, вдвое превосходящих те, которые, по имеющимся данным, получены вашими лучшими телепатами, полковник. Однако при этом мы столкнулись с множеством ограничений. Во-первых, необходимы локационные устройства, чтобы направить пучок энергии в точку земного шара, где должен быть проведен эксперимент. Во-вторых, мы пока еще не научились «читать мысли», если можно так выразиться, тех людей, с кем хотя бы отчасти не знакомы.

Велдон кивнул:

— Мне это известно.

— Отлично, — сказал Лоури. — Еще одно преимущество проектора перед натуральным телепатом состоит в надежности. Прибор работает сегодня, как работал вчера и на прошлой неделе. Пока мы не проверим устройство на натуральном телепате, мы не можем утверждать, что диекс-поле будет ему помогать. Однако предположим, что оно ему помогает, и даем проектор, чтобы он обнаружил суперпреступника. Это несложно устроить. Однако не случится ли так, что вооруженный нашим прибором пси вновь, по вашему выражению, попадет к негодяю на крючок?

Велдон подумал и сказал:

— Мы полагаем, что этого не случится, Бен. Специалист мог бы рассказать тебе более подробно о функциональной организации разума натуральных телепатов. Главным образом дело состоит в том, что все они поддерживают в себе бессознательные процессы ограждения и сопротивления, которые хоть и ограничивают их телепатические возможности, зато защищают от негативного воздействия. Разница между ними и нами, по-видимому, состоит именно в этом.

— Думаю, что я понимаю, — сказал Лоури. — Теоретически подобные защитные механизмы соответствующим образом усиливаются в случае применения диекс-поля…

— Именно, — подхватил Велдон. — Сохраняя аналогию, которой я воспользовался выше, нам снова приходится посылать спаниеля охотиться на тигра. Однако теперь спаниель, при поддержке проектора, вырастет до размеров тигра… и обретет тигриную силу. Мы не можем не допускать, что преступник может оказаться намного более искусным и поистине смертоносным, когда дело дойдет до настоящей схватки, и наша задача состоит в том, чтобы не допустить этой схватки. Наш телепат должен просто определить местонахождение суперпреступника, идентифицировать его и тут же унести ноги. В течение нескольких секунд, которые потребуются ему для этого, диекс-поле должно помочь выдержать возможную атаку.

Лоури покачал головой.

— Вы не можете этого гарантировать, Феррис! — сказал он. — Вы ничего не можете гарантировать.

— Верно, не можем, — улыбнулся Велдон печально. — Мы не знаем, что в действительности произойдет, но, видите ли, этого не знает и наш фигурант.

Лоури в сомнении покачал головой:

— Что-то я тебя не совсем понимаю.

— Бен, — пояснил Велдон, — мы и не предполагаем, что твой диекс-проектор, о котором все время упоминаем, будет когда-либо применен на практике. Его предназначение вовсе не в этом.

Лоури выглядел совершенно обескураженным.

— Тогда в чем же его предназначение?

С лица Арлен Рольф стерлись все краски.

— Доктор Бен, — сказала она, — полагаю, полковник Велдон хочет сказать, что суперпреступник знает о существовании диекс-проектора и того, что можно добиться с его помощью.

Велдон кивнул:

— Разумеется, он об этом знает. Как вы думаете, много ли секретов можно утаить от существа, которое может подслушать мысли любого человека, если подойдет к нему поближе? Нам приходится смириться с тем, что у него есть источники информации в каждом правительственном департаменте с того самого дня, когда мы узнали о его существовании. Он знает, что мы охотимся на него, и не настолько глуп, чтобы позволить охоте зайти настолько далеко, чтобы один из наших телепатов действительно уселся за этим проектором. Он не представляет, каковы будут последствия. В конце концов, они вполне могут… м-м…оказаться фатальными для него.

— Тогда я снова не вполне… — начал Лоури, но сдержался и недоуменно посмотрел на Арлен Рольф. — Вы все еще понимаете, что говорит этот сумасшедший, Арлен?

Губы девушки искривила улыбка.

— Боюсь, что понимаю! Если я права, то ситуация мне не нравится. Полковник Велдон, ваши люди планируют использовать диекс-проектор в качестве ловушки для искомого лица?

— Точнее, в качестве приманки в ловушке, — поправил Велдон. — Бен, поставь себя на место суперпреступника. Он считает всю Землю своей собственностью. Однако теперь человечество узнает о нем и его отвратительной деятельности. Прогресс совершенствуется с каждым десятилетием, а это становится для него опасным. Пока он еще может поставить нас на место и ему удается блокировать массовый выход в солнечную систему, где его способности не работают. Однако может ли так продолжаться дальше? Разве может он по-прежнему наслаждаться своей властью над планетой, когда ему все время приходится держать глухую оборону против попыток избавиться от него? Он успешно отразил первые удары и дал понять, что нам дорого обойдется, если мы побеспокоим его всерьез. Однако создавшееся положение неприемлемо как для него, так и для нас. Теперь, чтобы вновь заставить нас повиноваться себе, ему потребуются более эффективные методы контроля, чем раньше.

— И диекс-проектор… — произнес Лоури.

— Ну, разумеется! — воскликнул Велдон. — Диекс-проектор великолепно разрешит его проблему. Островки безопасности, которые до сего момента являлись главными инструментами нашей защиты, станут бесполезными. С помощью прибора он сможет в любое время вступить в прямой контакт с любым разумом на Земле. А дальнейшие попытки его уничтожить не будут иметь ни малейших шансов на успех. Фигурант пока не выказывал тяготения к наукам, а горстка ученых, которые в состоянии сконструировать подобный прибор, уже размещена за пределами его воздействия. Поэтому он позволил нам продолжать разрабатывать проектор здесь, хотя, конечно, мог бы в любое время остановить этот процесс различными способами. Однако можно не сомневаться, что он намерен завладеть диекс-проектором, прежде чем тот будет использован против него.

— И предполагается, — заметила Арлен, — что ему известно о реализации проектора, несмотря на неполадки, которые до сих пор еще случаются во время испытаний?

— Да, — согласился Велдон.

— Тот факт, — продолжала она, — что мне позволено было покидать объект несколько раз в неделю, практически, когда захочу, как-то связан с этим?

— Мы полагаем, — ответил Велдон, — что искомое лицо довольно регулярно пользовалось представившейся возможностью. В конце концов, у него нет более надежного способа раздобыть точную информацию о том, в каком состоянии находится проект, кроме как…

— Кроме как проникнуть в мой разум?

Подумав, Велдон сказал:

— Мы не отрицаем, что навлекли на вас серьезную опасность, Арлен. В сложившихся обстоятельствах нам остается лишь извиниться перед вами. Но поверьте, эта мера была совершенно необходима.

— Я не принимаю никаких извинений, полковник Велдон, — произнесла Арлен с бледным как мел лицом. — Однако мне сейчас важнее знать, что намерен теперь предпринять суперпреступник?

— Завладеть проектором? — Велдон снова задумался. — Мы в этом не уверены. Думается, что мы предусмотрели все возможные варианты его приближения и готовы схватить, как только он попытается воспользоваться одним из них.

— Но он может заподозрить, — сказал Доктор Лоури, — что вы собираетесь его схватить!

Велдон кивнул:

— Разумеется, он подозревает такую возможность, однако преимущество на нашей стороне, поскольку он не знает, как именно мы это собираемся проделать. Вы себе не представляете, насколько серьезные меры предосторожности мы предприняли.

Велдон жестом указал на маленькую дверь в стене за доктором Лоури.

— Причина, по которой я всегда прихожу сюда с помощью частного межпространственного перехода, состоит в том, что вот уже три года я и шагу не ступил за пределы островков безопасности! Эта мера справедлива в отношении любого человека, владеющего информацией, которую мы скрываем от искомого лица… за исключением мистера Грина, чьи периодические публичные появления в этот критический период были не более чем искусно разыгранными фарсами. Мы общаемся только по видеофону, никто из нас фактически даже не знает, где находятся другие. Мы не оставляем суперпреступнику никаких шансов догадаться о чем-либо помимо существа наших планов.

— И зная все это, — медленно сказал Лоури, — вы все же предполагаете, что он рискнет сунуться в расставленную ловушку за проектором?

— Рискнет, потому что у него нет выбора! — ответил Велдон. — Единственной альтернативой для него в последний момент станет разрушение этого островка безопасности вместе со всеми, кто здесь находится. Но это крайне маловероятно. Его действия наглядно доказывают, что, несмотря на неприятности, которые мы систематически ему доставляем, он питает глубочайшее презрение не к телепатам, а к обычным людям. Не владей им это чувство, фигурант ни за что не позволил бы нам завершить разработку диекс-проектора. Так что он придет за ним, осторожно, тщательно подготовившись, но рано или поздно это обязательно случится.

— Возможно ли, — спросила Арлен, — что он сделает это в первую очередь?

Возникла легкая пауза, прежде чем Велдон ответил:

— Да, — сказал он, — это возможно. Шанс маленький, почти теоретический. Однако мы отнюдь не всеведущи, и может оказаться, что мы знаем о нем гораздо меньше, чем нам кажется. Такая возможность остается.

— Тогда зачем подвергать себя такому риску? — спросила Арлен. — Не лучше ли просто уничтожить проектор и оставить все как есть, чем предлагать ему оружие, которое превратит нас всех в беспомощных рабов?

Велдон покачал головой.

— Арлен, мы не можем оставить все как есть! Так же, как и суперпреступник. Вы и сами это знаете, хоть пока отказываетесь признаться в этом.

— Я… что вы хотите этим сказать?

— В этом году, — терпеливо объяснил Велдон, — у нас появился диекс-проектор. Что появится у нас, скажем, через пять или десять лет, когда диекс-энергия будет досконально изучена? Когда не только в пси-биологии, но и в других областях знания пойдут настоящие прорывы? Возможно, нам удалось бы замедлить эти процессы, но остановить их совсем мы не в состоянии. Кроме того, в любой момент может появиться какое-нибудь принципиально непредсказуемое в данный момент оружие, которое мы сможем использовать против фигуранта, так же как он против нас. Нет, время действовать наступило для обеих сторон, если только не ставить на карту свое будущее. Мы бросили ему вызов, и он этот вызов принял. И, по всей вероятности, исход нашего поединка станет известен в ближайшие несколько часов.

Арлен покачала головой, но ничего не сказала. Доктор Лоури спросил:

— Феррис, а что же делать нам в этой ситуации?

— Ближайшие несколько часов вы будете подробно обучать меня, как обращаться с проектором. Конечно, я внимательно изучил ваши рапорты и мог бы попробовать сам, но, как понимаю, этого недостаточно. Поскольку, и это хорошо известно суперпреступнику, мы не блефуем. А это вынуждает его к активным действиям. Если он этого не сделает, — Велдон кивнул на полированный деревянный ящик, лежащий на столе перед доктором Лоури, — один из наших телепатов немедленно сядет за прибор, и тогда фигурант столкнется с реальной возможностью быть вычисленным. Сейчас на земном шаре нет такого места, куда одна из наших ударных групп не долетит за считанные минуты. Так что он начнет действовать… самое позднее — сразу после того, как будет отдан приказ о перемещении нашего телепата на территорию Кливерского комплекса. Однако когда это случится, вас уже здесь не будет. На этой стадии вы не нужны, и зато время, пока мы с вами беседовали, главный межпространственный переход комплекса был переключен с выхода к университетской площади на один из островков безопасности за ее пределами. Вы отправитесь туда, как только закончите консультировать меня, и останетесь там до тех пор, пока операция «Пси-преступник» не будет завершена.

Он резко хлопнул ладонью по столешнице.

— А теперь займемся делом! Думаю, Бен, лучше всего будет, если я для начала примерю на себя роль Арлен… в качестве второго оператора… ты следуй обычным процедурам, а я буду смотреть. Что скажешь?

Арлен Рольф отодвинула стул от стола, за которым мужчины сидели за диекс-проектором. Она сознавала, что пытается отстраниться от того, что происходит, как эмоционально, так и физически, причем попытка не выглядела особенно удачной. Присущее ей обычно самообладание, основанное на сознании того, что она всегда сможет эффективно действовать в сложной ситуации, испарилось. История о пси-преступнике застигла их с доктором врасплох. Она уловила общую идею, но ее разум еще не успел ее переварить. Слушать Велдона и относиться к сказанному с разумным скепсисом, но внезапно обнаружить, что все больше и больше она склонна ему верить — ощущение не из приятных. И от этого девушка еще не отошла. Она не могла сосредоточиться на своих мыслях, сознательно направляя их по определенному пути, но они то и дело сворачивали с него в область бессвязного и беспомощно угасали. Впервые за свою жизнь она была по-настоящему напугана, ее преследовал отупляющий страх, который к тому же не могла контролировать.

Взор ее равнодушно скользнул к тускло-голубой вогнутой видеопанели, которая являлась центральной частью диекс-проектора. Вынутый из чехла, прибор представлял собой рамку, затянутую паучьей сетью, крепившуюся к серебристого цвета плите генератора, рядом с видеопанелью. Мутноватые переливы цвета в центре панели выглядели почти совершенно бессмысленно без специальных диекс-очков, которые доктор Лоури и Велдон приладили на себя. Однако Арлен была достаточно знакома с рабочими процедурами, чтобы наблюдать лишь за их течением, не прислушиваясь к разговору…

Ей хотелось, чтобы это прекратилось. Она чувствовала, что это опасно. Разве Велдон не заявил, что они не вполне уверены, что знакомы с точными границами возможностей пси-преступника? А что, если проектор засветит их присутствие на территории противника и привлечет его внимание к тому, что происходит в этой комнате?

На несколько томительных секунд она испытала зловещую уверенность в том, что ощущает пси-присутствие фигуранта, поскольку тот явно знает об их попытке и лишь выжидает удобный момент, чтобы вмешаться. Такое вполне могло быть и почти наверняка было проявлением охватившего девушку суеверного ужаса, но, тем не менее, убеждало. Настолько убеждало, что она, не переставая, тряслась от страха.

Однако, разумеется, не в ее власти было сделать что-то такое, что могло остановить подготовку к операции. Она могла лишь молчаливо наблюдать.

До определенного момента все шло как обычно. Стандартный разогрев аппаратуры. Они проведали мисс Вандерлин в Мельбурне, узнали, как дела у Мари Фабер из Сиэтла. Цветные волны, пробегавшие по видеопанели, отражали индивидуальные чувственные восприятия, скользящие в диекс-поле. Никаких вербальных или просто сознательных откликов от субъектов контакта не наблюдалось, это случится позднее. На мгновение доктор Лоури обернулся, и девушка увидела лицо своего шефа вполоборота — круглые конические линзы специальных очков выдавались вперед, точно неподвижные глаза огромного богомола.

Она поняла, что он только что сказал Велдону что-то, чего она не расслышала. Велдон кивнул в знак согласия. Доктор Лоури вновь сосредоточился на приборе и произнес:

— Ботукато, Бразилия. Местонахождение определено впервые. Как ему удается прицелиться по таким неопределенным объектам, это, конечно…

Его голос перешел в неясное бормотание, когда доктор вновь переключился на проектор.

Арлен усилием воли вызвала в себе раздражение, отчасти для того, чтобы избавиться от окутывавшего ее тумана страха. Это было похоже на попытку очнуться от глубокого, мучительного сна. Однако вместе с тем она ощущала некоторое облегчение, сменившееся приступом гневного самобичевания, ибо пока она предавалась эмоциональной рефлексии, ничего катастрофического не произошло! Мужчины за столом всего лишь продвинулись в стандартной рабочей процедуре на несколько шагов. А она этого даже не заметила. Ее поведение просто глупо!

Поверхность видеопанели очистилась от сенсорных цветовых отражений, и теперь она видела, как вместо них появляются очертания зеленого узора на белом поле, цвета локационной карты проектора. Она наблюдала, как тренированные пальцы доктора Лоури бегло набирают нужные координаты, и карта становится все более и более подробной, каждое последующее увеличение раскрывается в отмеченной рамкой части предыдущего изображения. Раздался слабый щелчок, Лоури отпустил клавиатуру и вновь что-то пробормотал. На этот раз конец фразы удалось разобрать:

— …в радиусе двадцати километров.

Видеопанель почернела, но Арлен продолжала пристально в нее вглядываться.

Теперь проектор был нацелен на окружность радиусом в двадцать километров на уровне земли где-то в Бразилии. Никаких контактов в этой зоне прежде не устанавливалось. Тем не менее, дело шло вполне определенным порядком. Доктор Лоури не предполагал осмысливать этот процесс, пока за прибор не возьмется опытный телепат, и, возможно, даже тогда не удастся много о нем узнать. Однако диекс-энергия пронизывала этот район, нащупывая человеческие разумы, иногда — одиночные, иногда — скоплениями. Контакты всегда происходили весьма эфемерно. Субъекты исследования — это было совершенно очевидно — оставались в полнейшем неведении о том, что с ними приключилось нечто необычное, а единственное, что оставалось наблюдать экспериментатору, так это уже известное мерцание на экране от их чувственных впечатлений.

Внезапно Арлен Рольф осознала, что находится внутри открытого архива в офисе доктора Лоури с грудой папок в руках. На полу вокруг в беспорядке валялось множество вскрытых папок, бумаги и кассеты с записями были беспорядочно разбросаны. Она уронила свою груду в общую кучу на полу и повернулась к входной двери. Лишь тогда ее затрясло от нахлынувшей волны жара при мысли: «А что я здесь делаю? И что случилось?»

Она увидела, как в дверях архива появился доктор Лоури с другой грудой папок. Одним небрежным броском он присоединил их к мусору на полу и направился обратно, даже не взглянув на свою помощницу. Арлен почувствовала, что идет за ним, что ноги передвигаются точно во сне и совершенно независимо от ее воли. Лоури уже выворачивал содержимое ящика шефа, но она не смогла издать ни звука. На мгновение она увидела его лицо. Доктор выглядел сосредоточенно, словно был полностью поглощен тем, что делает, и ничего более…

Затем она прошла через гостиную, неся что-то в руках, и в следующее мгновение, как ей показалось, вновь оказалась в офисе Лоури. Кошмар продолжался. Зияющие провалы в сознании чередовались с моментами, когда ее разум сотрясался от дикого страха, в то время как тело двигалось, механически, но вполне целенаправленно, беспорядочно вываливая материалы, взятые из лаборатории и картотеки, в кучу на полу архива. Возможно, это продолжалось всего три-четыре минуты, возможно — несколько часов, обломки реальности громоздились друг на друга в памяти. Однако присутствовали и моменты, когда мысли прояснялись, и память возвращалась к ней… Широкая спина полковника Велдона, исчезающая за узкой дверью в гостиной, ведущей в частный межпространственный переход. Темная полоса диекс-проектора у него в руке. А до того был момент, когда на видеопанели что-то блеснуло красным, и она еще удивилась, что сидящие за столом мужчины никак это не прокомментировали…

Затем внезапно, в один из моментов просветления, в голове успела промелькнуть ошеломляющая мысль: «А ведь суперпреступник уже поймал нас всех!» Мужество и самообладание Велдона, самоотверженность и мастерство Лоури, ее собственное нежелание заниматься этим делом… ничто из этого не имело ни малейшего значения. В свое время мерзавец тихонечко взломал все защитные системы и завладел их умами. Велдон сейчас направляется к нему и поднесет диекс-проектор на блюдечке.

А как же она с доктором Лоури? Ах да, разумеется, пси-преступник приказал избавиться от любых, даже мельчайших обрывков информации о проекторе! Именно этим они и занимались. Но что будет, когда они с этим покончат?

Арлен показалось, что ей уже известно, что будет, когда увидела, как доктор Лоури запер архив, затем снял предохранительную пломбу на двери и нажал кнопку уничтожения. Теперь содержимое архивного помещения пожрет ненасытное белое пламя. Однако оставались еще пока их разумы, в которых хранились секреты проектора…

Вероятно, девушка предприняла яростную попытку освободиться, которая чуть было не превозмогла насильственное влияние суперпреступника, поскольку она оказалась в гостиной, менее чем в трех метрах от двери, выходящей в холл, откуда еще можно было попытаться позвать на помощь. Но дальше уйти не смогла, ибо уже повернула прочь от двери и прошлась по комнате механической походкой, с которой ничего не могла поделать. Внутри у нее вновь поднялась волна ужаса.

Приблизившись к дальней стене, она увидела доктора Лоури, который выходил из офиса, улыбаясь с отсутствующим видом и рассеянно глядя в пол сквозь очки. Не поднимая головы, он пошел за девушкой к закрытой двери межпространственного перехода полковника Велдона.

Значит, подумала Арлен, их не смерть ждет, а рабство. Они еще для чего-то нужны суперпреступнику. Они отправятся вслед за Велдоном…

Она рванула на себя дверь. Дверь не открылась.

Она яростно набросилась на нее, сотрясаясь от приступов безудержной истерики. Спустя мгновение доктор Лоури с усилием что-то пробормотал и вытянул вперед руку, чтобы ей помочь.

Внезапно ей показалось, что комната взорвалась. На мгновение Арлен Рольф ощутила, как ее разум распадается, превращаясь в бурные, неистовые потоки белого света.

Несколько секунд она вяло разглядывала спину долговязого рыжеволосого человека, который стоял посреди комнаты, прежде чем к ней полностью вернулось сознание. Затем неожиданно все встало на свои места. Она похолодела от страха.

Гостиная доктора Лоури… она сидит в кресле, а доктор Лоури распластался на кушетке. Казалось, что он дремлет. А над ним возвышается мощная фигура Фрэнка. Доктора Фрэнка Хардинга, который проводил ее до Кливерского космопорта сегодня и сказал, что собирается лететь на побережье.

Фрэнк Хардинг и оказался иско…

Арлен тихонько выскользнула из кресла и прошла за спиной у него, следя за каждым его движением. Как только он стал поворачиваться, девушка ринулась к открытой двери холла.

Она услышала, как он издал испуганный возглас и с громким топотом кинулся за ней. На выходе он ее поймал и крепко ухватил за запястья. Его глаза из-под колючих рыжих бровей просто пожирали ее.

— Что ты вытворяешь?!

— Это ты! — в ярости крикнула она. — Ты!

Ее привело в замешательство выражение сперва изумления, затем понимания, отразившееся на лице Хардинга. Запинаясь, она проговорила, чувствуя, как голова у нее пошла кругом от облегчения:

— Я… я думала, что ты и есть…

Хардинг покачал головой и ослабил свою хватку.

— Нет, ну конечно, это не я, — мягко сказал он.

— Да… это не ты! Тебе не пришлось бы… преследовать меня, если бы это был ты, правда?

Она обвела взглядом комнату в новом приступе отчаяния.

— Но я не… теперь у фигуранта есть диекс-проектор!

Хардинг вновь покачал головой и взял ее за руку.

— Нет, у него нет диекс-проектора. Попробуй немного расслабиться, Арлен. Знаешь, а ведь мы поймали-таки его в ловушку. Это стоило нам еще нескольких смертей, но мы это сделали. Так что давай присядем. Я принес с собой немного виски… подумал, что вам обоим не повредит немного выпить после всего, что вы пережили.

Арлен присела на краешек стула, наблюдая за тем, как он наполняет стакан. Началась обратная реакция: теперь она вся дрожала от слабости, казалось, что она еще не осознала до конца, что суперпреступник уже схвачен.

— Значит, ты тоже принимал участие в операции?

Он оглянулся вокруг:

— Да… купол на дне океана в данных обстоятельствах оказался очень неплохим убежищем. А вас с доктором Лоури усыпил световой шок.

Он протянул ей стакан.

— Световой шок? — переспросила Арлен.

— Новое изобретение, — пояснил Хардинг. — Разработка другого островка безопасности, специально для снятия гипнотического внушения, включая и самый мощный его тип, использованный пси-преступником. По-видимому, он не знал о проекте, или считал его маловажным начинанием, которое он может позволить себе пока проигнорировать. Как бы то ни было, световой шок прекрасно справляется с задачей и делает это очень аккуратно, хотя в процессе лишает на некоторое время пациента сознания. Побочный эффект, конечно, нежелателен, но пока неизбежен.

— Понятно, — сказала Арлен, осторожно глотнула виски и поставила стакан, в то время как ее глаза начали наполняться слезами.

Фрэнк Хардинг откинулся назад и скрестил руки на груди, глубокомысленно хмурясь.

— Нам удалось вычислить двух человек, которых подозревали в том, что они являются неосознанными осведомителями преступника на островке. Мы попробовали световой шок на них. Это им не повредило, тогда мы решили применить метод здесь. Лоури проснется самое позднее через час и будет чувствовать себя не хуже, чем ты. Разумеется, никто из вас не будет помнить, что происходило, пока пси-негодяй контролировал ваши действия.

— А вот это неправда, — сказала Арлен. — Я кое-что помню, не все, правда, но примерно половину из того, что происходило, хоть уверена, что предпочла бы забыть. Это было похоже на кошмарный сон.

Хардинг удивился:

— Весьма любопытно! Во всех остальных случаях мы имели полнейшую амнезию. Возможно, ты…

— Ты тоже испытывал сильнейшее напряжение, верно, Фрэнк? — спросила она.

Он задумался.

— Я? Почему ты так считаешь?

— Ты довольно много говоришь. А это на тебя не похоже.

— Думаю, ты права, — проворчал Хардинг. — Да, ждать было нелегко. Пси-негодяю игра, возможно, нравилась. Кроме финала, разумеется. Да, играть в кошки-мышки с целым человечеством! Но, в конце концов, выяснилось, что мышка оказалась для него крупновата. Но до самого последнего момента мы не были уверены ни в чем.

— Потому что никто не мог быть уверен ни в ком другом?

— Да, проблема заключалась главным образом в доверии. Это была единственная в своем роде операция, которой никто не руководил, и никто никому не доверял. Для всех ситуаций были разработаны дополнительные меры предосторожности, и никто в мире не знал всех этих мер. Придя сюда сегодня, Велдон включил микропередатчик, чтобы все, что происходит, пока ему объясняют, как пользоваться диекс-проектором, можно было отслеживать извне. Вне островка у нас также имелся планетарный сканер, который действовал точно так же, как и тот, что встроен в проектор. Таким образом, мы в любой момент могли сказать, какое место на Земле сейчас пронизывает диекс-поле проектора. Одна из дублирующих мер предосторожности. Поначалу все выглядело как обычная проверка. Между Лоури и Велдоном происходило чуть больше разговоров, чем когда ты была вторым оператором, но это можно было предвидеть. Наблюдались паузы, когда проектор отключался и готовился следующий эксперимент. Это тоже нормально. Затем, во время одной из пауз, мы уловили сигнал, что только что в частный межпространственный переход Велдона со стороны объекта кто-то вошел. Это было ненормально, и переход немедленно запечатали с обоих концов. Еще одна мера предосторожности… именно она нас спасла!

Арлен нахмурилась:

— Но что все же…

— Да, — ответил Хардинг, — вопросов возникло много, и отвечать на них надо было очень быстро, иначе игра могла быть проиграна.

Никто не предполагал, что пси-преступник лично покажется на Кливерском объекте. Островок безопасности можно уничтожить в одно мгновение, и нам было известно, что он тоже это знает. Однако, очевидно, он что-то задумал, и мы предположили, что диекс-проектор сейчас подвешен в переходе. Но кто или что было вместе с ним? Охранников объекта отозвали. Вы оставались на островке лишь втроем. Пси-негодяй должен был найти доступ ко всем троим в то или иное время, ведь его гипноз, пока мы не найдем способ его излечивать, сохраняется на протяжении всей жизни. Любой из вас мог отнести этот проектор в переход, чтобы отдать ему. Или вы действовали втроем, сообща, и тогда переход следовало открыть снова, поскольку игра продолжалась. Нам нужен был сам негодяй, а не его орудия… Но существовала и другая возможность. Ты и доктор Лоури числились среди очень немногих людей, о которых можно с уверенностью сказать, что ни один из вас не является самим преступником или одной из его имитаций. Если бы он был способен создать диекс-проектор, ему не потребовалось бы его красть. Полковник Велдон служит в Департаменте Особых Поручений уже много лет. Однако он мог быть имитацией. Другими словами, пси-негодяем.

Арлен почувствовала, как бледнеет.

— Это он! — сказала она.

— Да? Откуда ты знаешь?

— Я не осознавала это, но… нет, продолжай, пожалуйста. Я лучше потом тебе все расскажу.

— Что ты не осознавала? — не отставал Хардинг.

— Я ощутила некоторые из его эмоций… — ответила Арлен, — после того, как он оказался внутри перехода. Он понял, что пойман! — ее руки заходили ходуном. — Я думала, что это мои собственные чувства… что я… — голос ее сорвался.

— Ничего, — сказал Хардинг, внимательно за ней наблюдая. — Это, наверное, было очень неприятно.

Она покачала головой:

— Крайне неприятно, можешь мне поверить!

— Значит, он смог добраться до тебя даже из межпространственного перехода! — задумчиво сказал Хардинг. — Такого мы за ним не замечали. Конечно, мы предполагали, что знаем о нем далеко не все. Однако и он знал не все. Он считал, что путь к бегству с объекта через переход свободен. Очень смелый шаг. Если бы ему удалось достичь какого-нибудь места на Земле, где нельзя было бы уничтожить его мгновенно, то потребовалась бы всего одна или две минуты, чтобы запустить проектор и одержать окончательную победу. Но этого, к счастью, не случилось, ибо мы быстро поняли, что пси-негодяй угодил в ловушку.

— Как вы это поняли?

— Благодаря планетарному сканеру, о котором я тебе говорил, — ответил Хардинг. — В конце концов, Велдон мог оказаться искомым лицом. Помимо вас двоих, им мог оказаться любой из числа тех, кто участвовал в операции. Он даже мог выступить под маской одного из наших собственных телепатов. Каждая точка земной поверхности, на которую нацеливался проектор во время «объяснения», немедленно исследовалась. Мы искали возможные указания на то, что проектор в руках пси-негодяя. Подобные сведения не поступали с того момента, как имитация Велдона утащила проектор в переход. Зато потом, несколько минут спустя, их было великое множество! Они показывали, что негодяй успел проверить проектор, понял, что может им управлять, порадовался тому, что становится владыкой мира, и на этот раз навеки! Затем суперпреступник вышел из перехода вместе с украденным супероружием…

— Он пытался заставить нас с Беном, — сказала Арлен, — снова открыть вход на объект. Но мы, разумеется, не могли этого сделать. Я и представить себе не могла, то кто-то может испытывать страх, подобный тому, что испытал он.

— На то были свои причины, — сказал Хардинг. — Физические движения в межпространственном переходе невозможны, поэтому он не мог использовать там проектор. В переходе он стал беспомощным. Кроме того, он знал, что когда его выпустят оттуда, компромисса не будет… — он немного помедлил, прежде чем продолжить: — Мы тайно перенесли выход из перехода в точку, расположенную на высоте четверти километра над поверхностью Кливерского межпланетного космопорта, который он более двадцати лет не давал нам достроить, и открыли переход. Но абсолютной уверенности в том, что пси-негодяй не окажется настоящим суперменом, у нас не было. Вдруг взмахнет отращенными крыльями и в который раз ускользнет, вместо того чтобы грохнуться о стекломрамор покрытия.

Но отрастить крылья он не сумел…

Мы не хотим проблем ^{(рассказ)}

— Ну, это ведь будет не очень длинное интервью, правда? спросила профессора его жена. Вернувшись после беготни по магазинам, она нашла мужа вперившим неподвижный взгляд в окно гостиной. — Я думала, мы будем ужинать не раньше девяти, — сказала она, поставив пакеты на кушетку. — Но я сейчас пойду готовить.

— Не торопись с ужином, — ответил профессор, не поворачивая головы. — Я не думаю, что мы покончим с этим до восьми.

Профессор заложил руки за спину и стал медленно раскачиваться с пятки на носок, продолжая смотреть на улицу. Это была его любимая поза, и жена никогда не могла понять, то ли это означало глубокое раздумье, то ли просто сны наяву. Теперь она с тревогой понимала, что он полностью погрузился в свои мысли. Она сняла шляпку.

* Из св. «Assiqnment in Тоmоrrоw» NY 1954 0,4 листа.

— Я думаю, ты и вправду мог назвать это «интервью», — с неловкостью проговорила она. — Я хочу сказать, ты ведь действительно говорил с этим, верно?

— Да, мы говорили, — кивнул он. — Во всяком случае, некоторые.

— Представить себе беседу с чем-нибудь таким… Она действительно из другого мира, Клайв? — Она нервно засмеялась, глядя ему в затылок испуганными глазами. — Ты, конечно, не нарушал правила безопасности? Ты можешь что-нибудь рассказать об этом…

Профессор пожал плечами и повернулся.

— Все это будет в последних новостях в шесть часов. Через десять минут. Где бы ни был на земле радиоприемник или телевизор, все услышат о том, что мы обнаружили. Возможно, узнают не все, но почти все.

— О-о-о? — удивленно протянула она слабым голосом. Некоторое время она молча смотрела на него, и глаза ее стали еще испуганнее: — Зачем было это делать?

— Н-да, — произнес профессор, — пожалуй, это необходимо сделать. Это лучше всего. Само собой, возможна паника…

Он вновь повернулся к окну и пристально посмотрел на улицу, как будто там было что-то, заслуживающее его внимания. Он казался погруженным в свои мысли. Но потом ей пришло в голову более подходящее: «смиренный».

— Клайв, — спросила она уже совсем испуганно. — Что случилось?

Профессор уставился на нее отсутствующим взором, потом подошел к радиоприемнику, фоновой шум начал ослабевать, когда он неторопливо настраивал приемник. Но диапазон шумов не особенно менялся.

— Думаю, они чистят сеть, — отметил он.

Фраза повторилась в сознании его жены, сначала без всякого смысла.

Но потом смысл дошел до нее, стал расти, разбухать, пока она не почувствовала, что ее голова разрывается. Они очищают эфир. По всему миру в этот вечер очищают эфир. До той минуты, пока в шесть не начнутся последние известия.

— Что касается случившегося, — услышала она голос мужа, то это трудно понять и объяснить. Даже теперь. Это потрясает… — он перебил себя. — Ты помнишь Милта Колдвелла, дорогая?

— Милта Колдвелла? — Она порылась в памяти. — Не помню, призналась она, качая головой.

— Достаточно известный антрополог, — с легким, упреком сообщил ей профессор. — Милт погиб года два назад где-то в центре австралийских пустынь. Только вот нам сказали, что он не погиб. Они забрали его…

— Они — переспросила его жена. — Ты хочешь сказать, их больше одного?

— Да, их должно быть больше, ведь верно? — рассудительно сказал он. — Во всяком случае, это объясняет, как они выучили английский. Это гораздо логичнее, — добавил он, — когда так говорится. Без семи шесть…

— Что? — переспросила она.

— Без семи шесть, — повторил профессор. — Сядь, родная. Я думаю, что смогу за семь минут в общих чертах рассказать, что случилось.

Пришелец из другого мира сидел в клетке, его большие серые руки слабо сжимали решетку. Эта поза и жест, который профессор отметил минуты через две после того, как вошел в комнату вместе с другими дюдьми, чем-то напоминал массивную обезьяну. На основании первого описания репортеры окрестили существо «Жабой с Марса» — отвислые формы и свисающая, покрытая наростами шкура подсказывала такую идентификацию, однако круглая ороговевшая голова вполне могла бы принадлежать ящерице.

С зоологической точки зрения это был совершенно новый вид, и профессор мысленно отметил несоответствие его физических деталей. Правда, нечто подобное могло бы эволюционировать на Земле, будь Земля предназначена для дальнейшего развития крупных амфибий в каменноугольный период.

Существо владело человеческой речью, хотя это и казалось им немыслимым.

Оно заговорило, как только они вошли.

— Что вы хотите знать? — спросило оно.

Ороговевшие, зубастые челюсти задвигались, и сразу стал виден широкий желтый язык. Голос у существа был хриплым и каким-то ненастоящим.

Хотя люди знали, что существо умеет говорить, они несколько секунд пребывали в состоянии шока. Потом, после некоторого колебания, стали задавать вопросы.

Наблюдая за ними, профессор держался в глубине комнаты. Какое-то время вопросы и ответы, которые он выслушивал, казалось, не несли никакого смысла. Внезапно он понял, что его сознание было затуманено тяжелым и холодным физическим ужасом из-за присутствия этого гнусного существа. Он сказал себе, что страх в такой ситуации не был совсем уже иррациональным чувством, и осознание этого, казалось, несколько проясняет ситуацию.

Но все же картина оставалась какой-то нереальной, как плохо освещенная сцена, на которой лишь чудовище в блестящей стальной клетке виделось ясно и четко, в то время как люди, без устали бегавшие на заднем плане, были поглощены тьмой.

— Не позволю! — сказал он себе, недовольный, что испытывает страх. — Я здесь для того, чтобы наблюдать и делать выводы. Меня избрали как человека, который может действовать разумно.

Профессор отвернулся от клетки и от того, что в ней находилось, и посмотрел на людей, которым его только что представили. Молодой настороженный майор разведки, участвовавший в расследовании, генерал с сонными глазами, хорошенькая женщина-капитан, занимающаяся стенографированием, — майор представил ее как свою невесту. Ученые по большей части напоминали энергичных деловых руководителей, а два представителя правительства казались маститыми профессорами.

Профессор заулыбался. Люди были реальны. Реальный нечеловеческий мир. Он вновь обратил внимание на чудовище.

— Почему же я должен возражать? — в странном голосе слышался оттенок насмешки. — Вы поймали меня, как дикое животное! Вы даже не сказали, какие средства использовали против меня. Возможно, вы злоупотребили ими, а?

Существо, поворачивая голову, смотрело на них блестящими черными глазами, и его рот, казалось, ухмылялся. Улыбка казалась бессмысленной. Собственно, это была не ухмылка, просто так складывались безгубые челюсти чудовища, когда рот был закрыт. Однако это создавало выражение удовлетворенной злобы, которую профессор чувствовал и в голосе, и в словах. Но голос абсолютно не подходил к этому грубому животному.

Профессора вновь охватил страх, его даже затрясло. Он вдруг понял, что, если это существо посмотрит на него, он закричит.

Мужчина у клетки что-то говорил тихим и ровным голосом. Женщина-капитан углубилась в стенографию, ее рука скользила по страницам, а белокурая головка склонилась на одну сторону. Она была бледной, но сосредоточенной на своей работе. Профессор почувствовал горькую зависть к их мужеству и самообладанию. «Да они же нечувствительны, — говорил он себе, они не знают природы и ее законов. Они не понимают, как я это понимаю. До чего же все это неправильно».

Существо повернулось, и черные глаза посмотрели прямо на него.

В это мгновение сознание профессора переполнилось безотчетным ужасом. Он не двигался, но понимал, что не падает в обморок только из-за страха показаться смешным перед этими людьми и особенно перед молодой женщиной. Потом он услышал голос офицера разведки, чудовище неторопливо отвело взгляд от профессора, и наваждение кончилось.

— Вы утверждаете, — говорило существо майору, — что можете заставить меня рассуждать о тех проблемах, которые я не считаю нужным освещать. Но вы ошибаетесь. Наши тела не реагируют на ваши наркотики.

— Они будут реагировать на боль, — зло выкрикнул майор высоким голосом.

Потрясенный этими словами, профессор наконец понял, что не только в нем пробудились примитивные, иррациональные страхи. После угрозы майора люди тревожно зашевелились, но не протестовали.

Существо молча смотрело на майора.

— Это тело почувствует боль только тогда, — сказало оно наконец, — когда я сочту это нужным. Некоторые из вас знают об эффективности гипнотической блокады. Мой метод основан не на гипнозе, но он гораздо эффективнее. Поэтому я и говорю, что для меня не существует боли, пока я не захочу ее изведать.

— А можешь ты почувствовать, как будут разрушаться ткани твоего тела? — допытывался майор.

Оставаясь на своем месте, девушка быстро взглянула на майора, но профессор не видел выражения ее лица. Остальные не двигались. Существо, все еще изучавшее майора, лишь пожало плечами.

— А знаешь ли ты, что такое смерть? — возбужденно крикнул майор.

Профессора осенило, он понял, почему никто не вмешивается. Каждый по-своему, они чувствовали то же, что и он: здесь происходило нечто настолько странное и необычное, что никакие знания, никакой опыт не могли подсказать людям, как им надлежит действовать в подобной ситуации. Майор все же пытался как-то справиться с проблемой, но делал это крайне неуклюже. Впрочем, в отсутствие других предложений, присутствующие были не в состоянии остановить его.

Чудовище заговорило медленно и ровно:

— Я никогда не приму смерть от ваших рук. Это предупреждение. Больше я не стану отвечать на ваши угрозы и ваши вопросы. Вместо этого я вам скажу, что сейчас произойдет. Я передам моим товарищам, что вы — как я понял — глупы и ограниченны и не способны причинить вред самому ничтожному из нас. Интересы вашей цивилизации довольно примитивны. Но это новинка, на которую многим захочется взглянуть. Мы приедем сюда, и, если нам понравится, мы тут останемся. И попробуйте только надоедать нам — пожалеете!

— Так это будет?! — трясясь, крикнул майор. — Теперь?!

В руке майора появился пистолет, и профессор вздрогнул от грохота выстрела. Вокруг майора завязался клубок борющихся тел, и другой мужской голос хрипло крикнул:

— Ты! Осел! Чертов истерический дурак!

Женщина-капитан схватила блокнот, потом прижала ладони к щекам. Профессор услышал ее крик:

— Джек! Джек! Остановись!.. Не надо!..

Профессор смотрел на существо, которое повалилось на спину.

Его череп был снесен выстрелом, пол клетки был запачкан темно-коричневой жидкостью.

Действия майора бросили профессора в жар и возбудили чувство странного удовлетворения и гордости, как будто он сам убил чудовище.

Профессор был счастлив. Поскольку он стоял в глубине комнаты, он увидел происходящее раньше других.

Один из пентагонцев и два ученых мужа возбужденно бегали вокруг клетки, пялясь на существо. Остальные столпились около стула, на котором удерживали майора. За смущенным лепетом и сердитыми. голосами профессор угадал скрытое радостное облегчение, которое он и сам испытывал.

И тут женщина-капитан встала и стала раздеваться. Она делала это быстро и невозмутимо. В этот момент, в ужасе уставившись на нее, профессор думал о том сумасшествии, которое царило в комнате. Он горячо надеялся, что сможет сдержать это безумие, окутывающее его на веки вечные, как защитное покрывало. Это было слишком ужасно! Со странной, отрешенной любознательностью он удивлялся тому, что здесь случилось за несколько секунд, когда и остальные поняли то, что он уже знал.

Растерянное бормотание группы, удерживающей майора, смолкло. Трое перепуганных мужчин у клетки повернулись к наступившей тишине. Девушка выпрямилась и стояла, с улыбкой глядя на них.

Майор стал отчаянно выкрикивать ее имя. Вновь началась борьба вокруг стула, на котором его удерживали. Рвущийся крик заглох, как будто кто-то зажал майору рот.

— Вас предупреждали, — услыхал профессор чистый голос девушки, — что смерти нет. Для нас нет.

Кто-то в отчаянии выкрикнул вопрос. Профессор похолодел от страха, кровь стучала у него в ушах, и он не понял вопроса. Но понял ответ.

— Конечно, это мог быть любой из вас, — кивнула она. — Но мне понравилось это тело.

Раздался еще один выстрел.

Профессор выключил радио. Некоторое время он вглядывался в даль за окном.

— Ну вот, теперь они знают! — произнес он. — Теперь мир знает об этом. А верят они или нет… В любом случае… его голос прервался.

Гостиная погружалась во тьму, и он хотел было включить свет, но передумал. Вечерний сумрак создавал иллюзию безопасности.

Профессор взглянул на невыразительное в темноте лицо жены, казавшееся бледным овалом.

— Конечно, если их не очень много, — пояснил он, — это не так уж и страшно. Правда, мы не знаем, сколько их в действительности. Может быть, миллионы. Но если люди постараются не создавать для них неудобств… Пришельцы не хотят проблем.

На мгновение он умолк. О смерти молодого майора в передаче не упоминалось. Учитывая происходящее, это событие было не таким уж значительным и было официально зарегистрировано как самоубийство. Но на самом деле майору удалось вырвать пистолет у одного из держащих его мужчин, и тогда другой застрелил его, не дожидаясь того, как майор применит оружие.

Как ни крути, но разумные люди должны стараться предотвращать столкновения с пришельцами.

Неожиданно профессор почувствовал, что его лицо перекосилось от гримасы ужаса.

— Но мы не можем быть уверены, — услышал он собственный голос, говорящий в тихую ночь, — что им не понравятся только наши тела.

Исследовательский центр «Альфа» ^{(повесть)}

Это произошло у автомата с прохладительными напитками. Распрямляясь, Барбара Эллингтон внезапно почувствовала, как что-то мимолетно коснулось её правого плеча. Это было похоже на легкий щелчок, но необычно холодивший кожу.

Она живо, несколько неловко, обернулась и в замешательстве взглянула на стоявшего сзади в нескольких шагах от неё элегантного, без единого волоска на голове, мужчину. Судя по всему, он ожидал своей очереди.

— Ах, это вы, Барбара! Добрый день! — сердечно приветствовал он её.

Барбара, стушевавшись, довольно бессвязно пролепетала:

— Я… я не знала, что за мной кто-то есть. Но я уже закончила, доктор Глоудж!

Прихватив прислоненный к стене кейс, она двинулась вдоль ярко освещенного коридора. Шатенка, высокая, может быть даже слишком, тонкая в талии, с серьезным, атласной кожи лицом, она была не лишена очарования. Но сейчас, пунцовая от смущения, она двигалась скованно, какой-то деревянной и не свойственной ей походкой. Барбара вполне сознавала это и мучилась вопросом, не смотрит ли ей вслед удивленный её поведением доктор. «И тем не менее что-то меня действительно кольнуло!» — подумала она.

Дойдя до поворота, она искоса, через плечо, посмотрела назад. Доктор Глоудж, утолив жажду, не спеша двигался в противоположном направлении. Никого больше в коридоре не было.

За углом Барбара потрогала то место на плече, куда, как ей показалось, вонзилось тончайшее ледяное жало. Не с доктором ли Глоуджем связано… ну, все то, что произошло? Она раздумывала, насупив брови. Сразу же по поступлении на работу Барбара на две недели попала в его службу. И все это время Генри Глоудж, глава биологической секции Исследовательского центра Альфа, держался неизменно вежливо и даже галантно. Но в то же время он производил впечатление человека холодного, спокойного, замкнутого, целиком ушедшего в науку.

Нет, он решительно был не из тех, кто не прочь позабавиться с какой-то там машинисткой.

И в самом деле, ни о каком розыгрыше речь и не шла.

Еще несколько недель тому назад доктор Генри Глоудж наметил Барбару в качестве одного из двух «подопытных кроликов» для проведения над ними, в тайне от обоих, эксперимента под названием «Стимуляция. Точка Омега». Доктор тщательно и заранее подготовился к осуществлению своего замысла. Ему удалось, в частности, в отсутствие Барбары установить в её комнате микрофон, который, по его расчетам, должен был оказаться весьма полезным в ходе эксперимента. Только после этого он приступил к поискам контакта с самой девушкой. Заглянув в этих целях в машбюро, он с огорчением узнал, что к тому времени Барбару перевели в другую службу.

Глоудж не рискнул задавать каких-либо вопросов. Он исходил из того, что в случае неудачи никто не должен был даже догадываться о каких бы то ни было его отношениях с ничем не примечательной машинисткой. Биолог считал, что даже при успешном исходе эксперимента его результаты, видимо, разглашать не стоило.

Накладка с переводом Барбары раздражала Глоуджа. И когда после четырех дней бесплодных попыток он неожиданно встретил её в пустынном холле пятого этажа, то расценил это как счастливый для него случай, подарок судьбы.

Он видел, как девушка остановилась перед автоматом с прохладительными напитками. Глоудж зашел ей за спину. Быстро осмотревшись, нет ли в коридоре посторонних, он выхватил своеобразный шприц-пистолет, «стрелявший» под большим давлением сывороткой «Омега» в газообразном состоянии. Прицелившись в правое плечо Барбары, доктор нажал на спуск. Не успела ещё растаять в воздухе тоненькая дымчатая ниточка от выстрела, как Глоудж уже спрятал свое оружие в специально изготовленный для него кармашек под мышкой и застегнул пиджак.

Тем временем Барбара с кейсом в руках приблизилась к кабинету Джона Хэммонда, специального ассистента директора Исследовательского центра Альфа, расположенного на пятом этаже комплекса лабораторий, который считался самым крупным в мире. Офис Алекса Слоуна, директора Центра, находился на шестом.

Барбара остановилась перед тяжеловесной дверью черного цвета, на которой красовалось имя Джона Хэммонда. Взглядом собственника она посмотрела на табличку с надписью «Служба по связям и научным исследованиям» и, вставив в замочную скважину вытащенный из кейса ключ, повернула его вправо.

Дверь бесшумно открылась, и Барбара вошла в приемную. С легким щелчком язычок замка встал на место.

В помещении никого не было. На столе Хелен Венделл, секретарши Хэммонда, лежало множество бумаг. Из-за приоткрытой двери в тамбур перед личным кабинетом Хэммонда слышался спокойный голос Хелен.

Прошло всего десять дней, как Барбара поступила в распоряжение Хэммонда, а по существу его секретарши. Помимо повышения в зарплате Барбару прельщали в этом изменении её служебного положения ещё два момента. Во-первых, её заинтриговала загадочная и в чем-то вызывающая беспокойство личность самого Джона Хэммонда. Во-вторых, ей льстило приобщение к секретам Службы, чего — увы! — пока не произошло.

Барбара подошла к столу Хелен Венделл и положила в отдельную корзинку несколько документов из своего кейса. В этот момент ей бросилась в глаза фамилия доктора Глоуджа в сопроводительной записке, приколотой к одной из докладных. Повинуясь порыву — ведь она только что встретила доктора, Барбара подалась вперед и вчиталась.

Хэммонду напоминалось о том, что у него назначена на сегодня на 15 часов 30 минут встреча с доктором Глоуджем для обсуждения проекта «Омега». Машинально посмотрев на часы, она отметила, что до неё оставалось тридцать пять минут.

Сама же докладная в отличие от документов, с которыми ей до сих пор приходилось иметь дело, была ей понятна, во всяком случае частично. В ней упоминался какой-то биологический проект «Стимуляция. Точка Омега», о котором Барбаре во время работы у Глоуджа слышать не приходилось. Впрочем, в этом не было ничего удивительного, так как биологическая секция была одной из самых крупных в Центре Альфа. Оказалось, прочитала она, что этот проект касался «ускорения эволюционных процессов» у различных видов животных. Единственное, что привлекло её внимание в документе, было упоминание о том, что большое число подопытных погибло.

Неужели великий Джон Хэммонд тратит время на подобную чепуху? Разочарованная Барбара положила докладную обратно в корзинку и прошла в свое собственное бюро.

Пока она отсутствовала, на её столе выросла целая стопка материалов для печатания с приколотой к ним написанной рукой Хелен запиской: «Барбара, документы появились неожиданно, и их следует отпечатать уже сегодня. Очевидно, потребуется немало часов сверхурочной работы. Если по личным причинам сегодня вечером вы заняты, сообщите мне, чтобы я запросила кого-нибудь из машбюро».

Барбара была уязвлена. В конце концов, это было её бюро и её работа! И она категорически возражала, чтобы кто-то другой выполнял за неё эти обязанности.

К сожалению, именно на сегодняшний вечер у неё было назначено свидание. Но сейчас имело значение лишь одно — не допустить другую машинистку в службу Хэммонда, даже на несколько часов! Решение было принято мгновенно и без колебаний. И все же какое-то время Барбара сидела неподвижно, покусывая губы. В этот момент она была всего лишь женщиной, обдумывающей, каким образом отказаться от встречи с мужчиной, обладающим вспыльчивым характером и полным нетерпения. В конце концов она сняла трубку телефона и набрала номер.

Уже несколько месяцев Барбара связывала свои мечты о будущем с именем Вэнса Стрезера. Он был одним из техников фотолаборатории. Когда тот подошел к телефону, она рассказала ему о сложившемся положении, сокрушенно заявив в конце: «Я думаю, Вэнс, что мой отказ произвел бы плохое впечатление, учитывая, что я совсем недавно работаю в этой службе».

Она почти физически ощущала, как воспринимает все это Вэнс. Девушка уже давно подметила, что тот пытается установить с ней интимные отношения ещё до свадьбы, но именно этого-то она решила ни в коем случае не допустить.

Когда все же Вэнс внял её доводам, Барбара, с облегчением положив трубку, в порыве нежности к нему подумала: «Я действительно его люблю».

Через мгновение у неё вдруг закружилась голова.

Ощущение было необычным. Оно ни в какое сравнение не шло с привычными ей мигренями. Сначала — ощущение легкого вихря в ней самой и вокруг нее. Затем — необыкновенная легкость и впечатление, что вот-вот она, совсем невесомая, кружась, воспарит ввысь. И почти одновременно с этим — неистовая эйфория и неведомая ей до сих пор глубина чувства комфортности и переполненности силой. Все это длилось не более двадцати секунд и исчезло так же внезапно, как и появилось.

Смущенная и несколько встревоженная, Барбара тем не менее быстро взяла себя в руки. Подумав, не принять ли таблетку аспирина, она тут же отказалась от этой мысли, так как никаких видимых причин для этого не было. Она прекрасно себя чувствовала: в голове — полная ясность, в теле неуемная энергия.

Она уже приступила к печатанию, когда краем глаза уловила какое-то движение сбоку. Повернув голову, она увидела Джона Хэммонда, неподвижно стоявшего на пороге её небольшого кабинета.

Барбара застыла, как это обычно случалось с ней в присутствии Хэммонда. Затем медленно развернулась к нему лицом.

Хэммонд рассматривал её с задумчивым видом. Это был крупный — под метр восемьдесят, — атлетически сложенный темноволосый мужчина со стальным взглядом серых глаз. Ему было лет под сорок. Но с самого начала работы с ним Барбару поражало не исходившее от него ощущение физической мощи, а сила интеллекта, явственно проступавшая в чертах лица и в глубине глаз. «Вот так, наверное, выглядят настоящие супермены», — уже не в первый раз подумала она.

— С вами все в порядке? — участливо спросил Хэммонд. — Мне показалось, что вы вот-вот упадете с кресла.

Барбаре стало досадно, что кто-то видел её легкое недомогание. Она робко пробормотала:

— Извините, я, наверное, замечталась.

Его взгляд ещё на некоторое время задержался на ней. Потом, покачав головой, Хэммонд повернулся и вышел.

После встречи с Барбарой Глоудж быстро спустился на несколько этажей ниже. Он спрятался за грудой ящиков, скопившихся в проходе перед закрытой дверью в подсобку фотолаборатории. Ровно в пятнадцать часов пятнадцать минут открылась другая дверь. Появился молодой сухопарый, угрюмого вида парень с рыжими волосами. Поверх костюма на нем был надет белый, покрытый пятнами халат. Он катил перед собой груженую тачку, направляясь к подсобке.

Вскоре предстояла пересменка. Как Глоудж выяснил заранее, именно в это время дружок машинистки — Винсент Стрезер — всегда появлялся в кладовке, размещая там материалы фотолаборатории.

Доктор следил за парнем сквозь щели в пирамиде ящиков. Он явно нервничал и волновался — не то что в момент введения сыворотки Барбаре. Если бы у Генри Глоуджа была возможность выбора, он ни за что бы не сделал его в пользу Винсента Стрезера, поскольку этот лаборантишка слыл слишком раздражительным и агрессивным малым. Однако его дружба с Барбарой и их совместное проведение свободного времени были на пользу эксперименту. Так, во всяком случае, рассуждал Глоудж.

Держа в руке под пиджаком свой шприц-пистолет, Глоудж стремительно выскочил вслед Стрезеру…

Еще только нажимая на спуск, доктор понял, какую злую шутку сыграла с ним нервозность.

Кончик иглы оказался слишком далеко — почти на полметра! — от лаборанта. На таком расстоянии даже молниеносный, порядка полутора тысяч километров в час, выброс сыворотки успевал разойтись веером и терял свою скорость. Заряд попал в верхнюю часть лопатки юноши, разорвав кожу и проникнув в мышцы, но укол явно получился болезненным. Подскочив от неожиданности, Стрезер испустил вопль и задрожал всем телом, как при контузии. Глоудж, воспользовавшись его замешательством, все же успел за это время спрятать свое оружие.

На большее времени уже не хватало. Вэнс Стрезер резко обернулся, схватил Глоуджа за грудки и разъяренно уставился на него.

— Вы что, спятили! — зарычал он. — Чем это вы меня ударили? И вообще, кто вы такой, черт побери?

На мгновение Глоудж впал в панику.

— Не понимаю, чего вы тут городите, — наконец выдавил он из себя, прерывисто дыша и пытаясь выскользнуть из могучих объятий Вэнса.

Внезапно он замолчал. Стрезер, глядевший поверх его плеча, почему-то отпустил доктора. Освободившись, Глоудж обернулся и, не веря себе, оцепенел, охваченный ужасом.

На Стрезера и доктора надвигался Джон Хэммонд, устремив на них вопрошающий взгляд. Глоуджу оставалось лишь надеяться, что специальный помощник вошел в помещение после выстрела и посему не заметил его.

— Что здесь происходит, доктор Глоудж? — спросил Хэммонд естественным для него властным тоном.

— Доктор! — изумленно воскликнул Вэнс.

— Этот молодой человек, видимо, полагает, что я его чем-то ударил, ответил Глоудж, стараясь придать своему голосу оттенок удивления и возмущения. — Разумеется, ничего подобного я не делал. И вообще не понимаю, как подобная мысль могла взбрести ему в голову.

Нахмурившись, он посмотрел на Стрезера. Тот в явном замешательстве переводил взгляд с одного на другого. Присутствие Джона Хэммонда и титул Глоуджа смущали его, но не погасили негодования.

— И все-таки меня чем-то ударили по спине, — насупившись, произнес он. — Во всяком случае, у меня сложилось такое впечатление. А когда я обернулся, то он стоял рядом. Я, понятно, подумал, что это сделал он.

— Именно в этот момент я как раз намеревался вас обойти, — поправил Стрезера доктор Глоудж. — Но остановился, услышав, как вы вскрикнули. — Он передернул плечами и, улыбнувшись, продолжал: — Это все, что я сделал, старина! Ну скажите, с какой стати я буду вас ударять?

— Должно быть, я ошибся, — нехотя буркнул Стрезер.

— В таком случае будем считать происшествие простым недоразумением и кончим на этом, — поспешил добавить Глоудж. Он протянул руку Вэнсу, которую тот пожал без всякого энтузиазма, взглянув при этом на Хэммонда. Поскольку специальный ассистент молчал, то Вэнс с явным облегчением повернулся, поднял один из ящиков, лежавших на тачке, и исчез в подсобке.

— Доктор, я как раз шел к вам, — обратился Хэммонд к Глоуджу, — чтобы обсудить проект «Омега». Это займет всего несколько минут. Надеюсь, вы направляетесь к себе?

— Конечно, — поспешил заверить его Глоудж, пристраиваясь за ним. Его все время терзала мысль: «Видел ли что-нибудь Хэммонд?» Однако лицо его спутника было непроницаемым.

Через несколько минут Глоудж сидел за своим столом, повернувшись лицом к Хэммонду, и испытывал неприятное волнение, знакомое преступникам, предстающим перед судом. Он никак не мог понять, почему всегда при контакте с этим дьявольским человеком он чувствовал себя мальчишкой.

Начало разговора тем не менее было спокойным.

— Доктор! Наш разговор носит строго доверительный характер, — заметил Хэммонд. — Я пока не представляю ни Алекса Слоуна, ни тем более Совет управляющих. Так что вы вольны пойти на него или нет. В случае вашего согласия мы могли бы поговорить с полной откровенностью.

— Разве поступили жалобы в отношении моих работ? — осведомился Глоудж.

Хэммонд кивнул:

— Вы не можете не знать этого, доктор. Уже трижды в течение двух месяцев вас просили представить доклад относительно проекта «Омега», причем изложить все подробно и конкретно.

Глоудж с неудовольствием подумал, что придется дать кое-какие уточнения.

— Мое нежелание приводить подробности объясняется строго научными соображениями, — сказал он, стараясь выглядеть искренним. — Эксперименты дали результаты, но их истинное значение я понял совсем недавно.

— Преобладает мнение, что ваш проект терпит крах, — твердо заявил Хэммонд.

— Обвинения, достойные лишь презрения, — сухо возразил Глоудж.

Хэммонд пристально вглядывался в него.

— Против вас лично не было выдвинуто обвинений. Пока не было… Именно поэтому я пришел поговорить с вами неофициально. Вы прекрасно знаете, что вот уже пять месяцев, как от вас не поступило ни одного сообщения об успешном ходе экспериментов.

— Было немало ошибок, господин Хэммонд. В ограниченных рамках нынешней фазы исследований именно этого и следовало ожидать.

— Ограниченных в каком смысле?

— В том, что опыты ведутся только с самыми примитивными и наименее сложными видами животных.

— Но ведь вы сами ввели проект в эти рамки, — вкрадчиво заметил Хэммонд.

— Да, это так, — признал Глоудж. — Выводы, к которым я пришел, работая с низшими видами животных, никакого интереса не представляют. А тот факт, что эксперименты почти неизменно заканчивались негативными результатами, в том смысле, что достигнутые этими подопытными животными эволюционные формы в целом оказались нежизнеспособными, ни о чем не говорит.

— В целом… — подхватил Хэммонд. — Таким образом, вы хотите сказать, что не все особи погибали быстро.

Глоудж прикусил язык. Он абсолютно не собирался признавать это уже в самом начале разговора.

— Значительный процент подопытных перенес первую инъекцию, — нехотя выдавил он из себя.

— А как обстоит дело со второй?

Глоудж заколебался. Однако отступать уже было трудно.

— На этом уровне процент выживших очень резко падает. Точных цифр я не помню.

— А что происходило после третьего ввода сыворотки?

Теперь уже умолчать было совершенно невозможно.

— На сегодняшний день третью инъекцию перенесли три подопытных животных. Все они относятся к одному и тому же виду «КРИПТОБРАНКУС».

— «МЕНОПОМА» — прошептал Хэммонд. — Хорошо! Но ведь это довольно крупная саламандра. Согласно вашей теории в результате третьей инъекции подопытное животное должно продвинуться в своем эволюционном развитии до того уровня, которого в нормальных условиях оно достигло бы через пятьсот тысяч лет. Не означает ли сказанное вами, что в указанных трех случаях вы добились этого?

— «КРИПТОБРАНКУСЫ» вполне официально считаются видом животных, эволюция которого практически закончилась. Но я бы сказал, что мы добились намного большего.

— И какие же изменения можно было у них заметить?

По мере того как Глоудж, каплю за каплей, раскрывал результаты своих исследований, в нем росла внутренняя напряженность. Он пытался все время определить тот момент, когда можно было бы избежать ответа на дальнейшие расспросы. Именно сейчас он, как ему представлялось, наступил.

— Господин Хэммонд, — обратился он к собеседнику, стараясь придать своим словам максимум искренности: — Я начинаю понимать, что был не прав, не представив вовремя более позитивных отчетов. Не думаю, что мои теперешние поверхностные ответы вас по-настоящему удовлетворят. Поэтому, может быть, лучше резюмировать для вас результаты моих наблюдений?

Прочитать что-либо в серых глазах Хэммонда было невозможно.

— Хорошо, — ровным голосом согласился он.

И Глоудж начал излагать свои выводы. Вкратце они сводились к следующему. В ходе опытов были получены результаты, которые представляли интерес в двух, возможно одинакового значения, плоскостях.

Во-первых, все исследовавшиеся формы жизни имели перед собой широкий спектр возможных путей эволюции. По пока ещё неясным причинам сыворотка «Омега» стимулировала только одну из линий потенциального развития. Никакое последующее вмешательство уже не могло изменить этого наметившегося мутационного направления. В большинстве случаев процесс заканчивался угасанием вида.

Во-вторых, шанс на выживание увеличивался по мере того, как изучавшаяся форма жизни находилась на более высокой ступени эволюции.

— Не значит ли это, что когда дело дойдет до работы с млекопитающими, ведущими более активный образ жизни, а возможно и с обезьянами, то вы рассчитываете получить более весомые результаты как с качественной, так и с количественной стороны? — заинтересовался Хэммонд.

Глоудж уверенно заявил:

— У меня на этот счет никаких сомнений нет. В ходе эксперимента выявлен также интересный побочный эффект, — продолжал ученый. — Он состоит в том, что участки мозга, контролирующие торможение простых рефлексов, зачастую давали начало новым нервным образованиям и их сенсорным продолжениям. Судя по всему, сыворотка возбуждала эти активные участки, повышая их гибкость. Однако препятствием явилось то, что одностороннее приращение возможностей слишком часто заканчивалось смертью подопытных. В то же время в случае с «КРИПТОБРАНКУСАМИ» было отмечено появление небольших функциональных жабер в верхней части нёба. Кожный покров утолщался, превращаясь в сегментированный ороговевший панцирь. Развивались небольшие загнутые клыки, связанные с железой, вырабатывающей слабый гемотоксичный яд. Глаза рассасывались, но соответствующий участок кожи приобретал чувствительность к свету. Есть, конечно, и другие изменения, — закончил Глоудж, пожав плечами, — но я рассказал о самых поразительных.

— Да, они действительно выглядят в достаточной степени таковыми. А что стало с двумя животными, которых не вскрывали?

И тут Глоудж понял, что его отвлекающий маневр не удался.

— Они, естественно, получили четвертую инъекцию, — ответил он, смирившись.

— То есть ту, которая должна была побудить их сделать скачок в эволюцию сразу в миллион лет? — спросил Хэммонд.

— Вот именно, довести их до кульминационной точки в наметившейся линии развития. Эквивалент, установленный мною между четырьмя стадиями стимуляции и специфическими периодами нормального эволюционного развития в двадцать, пятьдесят, пятьсот тысяч и в миллион лет, конечно, является гипотетическим обобщением. Тем не менее мои расчеты показывают, что многие известные коренные виды примерно отвечают такому соответствию.

Хэммонд покачал головой:

— Я понимаю, доктор. И все же, что произошло с «КРИПТОБРАНКУСОМ» после четвертой инъекции?

— Я не могу дать точного ответа на этот вопрос, господин Хэммонд. Внешне это выглядело как очень быстрый распад всей совокупности органических структур. За два часа подопытные животные буквально растворились на глазах, — Глоудж говорил об этом с напряжением в голосе.

— Говоря другими словами, — оценил Хэммонд, — стимулятор «Точка Омега» заводит «КРИПТОБРАНКУСОВ» — а по сути и все другие виды животных, в отношении которых он применялся, — в один из многочисленных тупиков эволюции?

— До настоящего времени именно это и наблюдалось, — лаконично отозвался Глоудж.

— Расскажите-ка ещё вот о чем, — попросил Хэммонд после непродолжительного молчания. — Мне сказали, что вы хотели бы иметь достаточно квалифицированного в этой области ассистента. Центр, вне всяких сомнений, мог бы добиться того, чтобы сэр Хьюберт Роланд был прикомандирован к столь интересному проекту.

— Я очень уважаю работы сэра Роланда, но тем не менее считаю, что его появление в моей лаборатории было бы нежелательным, — холодно возразил Глоудж. — И я буду препятствовать всем попыткам оказать на меня в этом отношении давление.

— Не будем пока принимать окончательных решений, — примирительно ответил Хэммонд. — Я же сказал, что наш разговор носит абсолютно неофициальный характер. Могли бы вы, доктор, прийти ко мне… скажем, через неделю в десять часов? Я бы хотел поглубже разобраться в этих вопросах, но, к сожалению, все эти дни я буду занят.

Доктор Глоудж с трудом сдерживал ликование. Ведь сегодня была среда. Он выбрал её как время «Х» для своего эксперимента из расчета, что воспользуется уик-эндом, который оба его подопытных проведут вместе, вдали от места работы.

До воскресенья ему, несомненно, удастся сделать вторые инъекции молодой паре. А в будущую среду они получат и третьи, а может быть, и четвертые. К тому времени либо удастся преодолеть наиболее трудно переносимые реакции, либо эксперимент уже завершится.

Скрывая свое удовлетворение, Глоудж ограничился тем, что тихо сказал:

— Как вам будет угодно, господин Хэммонд. — При этом сделал вид, что идет на уступку.

В эту ночь перед очередным этапом операции доктор Генри Глоудж спал крайне тревожно. Его раздирал внутренний конфликт между надеждой и страхом. Какими окажутся первые результаты применения стимулятора «Омега» на людях? В случае провала у него не будет выбора в отношении дальнейших шагов. Даже если его действия могли быть расценены как убийство.

Доктор Глоудж рассматривал такой поворот событий как-то отрешенно, не испытывая особенного волнения. В прошлом ему не раз удавалось тайно ставить довольно смелые опыты, постоянно создавая при этом впечатление, что он строго соблюдает научные принципы. Обогащенный знаниями, полученными в ходе этих никому не известных экспериментов, он мог даже позволить себе комбинировать добытые, порой интуитивно, результаты с данными более простых исследований.

Он считал, что по своему научному значению проект «Омега» целиком оправдывает применение подобных тайных методов. Если рассматривать вопрос объективно, рассуждал он, в сопоставлении с намеченной высокой целью, то жизнь двух молодых людей, выбранных им на роль «подопытных кроликов», ровно ничего не значила. Их физическое устранение в случае неудачи эксперимента было бы столь же естественным делом, как и в случаях с любым другим животным.

Конечно, тот факт, что опыт ставился над людьми, а не над животными, повышал степень личного риска для него, Глоуджа. Именно это волновало его теперь, когда он уже сделал им первую инъекцию. Не раз в ту ночь он выныривал из своего полного кошмаров полусна только для того, чтобы снова оказаться перед лицом этой мучительной реальности, и затем, выбившись из сил, весь в поту, заново погружался в забытье.

И когда пробило четыре часа, он вскочил на ноги почти с облегчением. Для поднятия духа доктор проглотил несколько порошков сильных стимуляторов. В последний раз проверил свое снаряжение. Только после этого Глоудж покинул квартиру, за рулем специально экипированного для его целей фургона черного цвета направляясь к семейному пансионату, где проживала мисс Эллингтон.

К четверти шестого утра он прибыл к месту назначения. Барбара жила на обрамленной деревьями авеню, в старом квартале города, предназначенном для резиденций, в восьмидесяти километрах к западу от комплекса Альфа. Не доезжая двухсот метров до её дома, доктор припарковал фургон к противоположной стороне улицы и выключил мотор.

Готовясь к этой стадии эксперимента, Глоудж ещё на прошлой неделе заложил в тайник под корой одной из смоковниц у дома Барбары миниатюрную записывающую головку, соединенную с микрофоном в её спальне. При этом выступавшая наружу часть этого устройства была умело закамуфлирована им под ржавый гвоздь. Вынув из перчаточника в кабине своего грузовичка магнитофон, Глоудж вставил в ухо телефончик и включил контакт.

Покрутив с полминуты регулятор громкости, он побледнел. На прошлой неделе ночью он дважды проводил проверку своей закладки. Микрофоны оказались настолько чувствительными, что улавливали даже дыхание и биение сердца любого находившегося в помещении человека. Поэтому сейчас у Глоуджа была абсолютная уверенность в том, что ни одного живого человека в комнате Барбары не было.

Он лихорадочно перемотал пленку магнитофона на запись, сделанную час назад, и с облегчением вздохнул.

В тот момент Барбара Эллингтон была у себя. Отчетливо прослушивались её спокойное и ровное дыхание, сильные с замедленными интервалами толчки сердца. Доктор Глоудж слишком часто имел дело с аналогичными записями при экспериментах над животными, чтобы ничуть не сомневаться в том, что эта подопытная первую фазу проекта «Стимуляция. Точка Омега» перенесла успешно и без каких-либо осложнений.

Это радостное известие после тягостных ночных кошмаров чрезвычайно разволновало доктора. Чтобы прийти в себя, ему потребовалось несколько минут. После нескольких попыток он сумел, наконец, выделить в записи тот момент, когда Барбара, как это было очевидно, проснулась и принялась ходить по комнате. Глоудж слушал эти звуки, как зачарованный. Временами ему казалось, что он и в самом деле видит девушку, точно знает, что она сейчас делает. Так, он ясно различил, что на несколько секунд она как бы замерла, затем радостно и приглушенно рассмеялась. Это заставило ученого вздрогнуть от восторга. Через минуту громко захлопнулась дверь, и в комнате девушки воцарилась та самая пустая мертвящая тишина, которая так неприятно поразила его в начале прослушивания.

В тот четверг Барбара Эллингтон проснулась с мыслью, которая никогда ранее не приходила ей в голову: «К жизни не следует относиться всерьез».

Удивленная Барбара все ещё продолжала раздумывать над этим неожиданным для неё постулатом, как откуда-то вынырнул ещё один абсолютно не типичный для неё вопрос: «Что же это за извращенная сила, которая толкает меня быть рабыней мужчины?»

Эта мысль показалась ей естественной и абсолютно очевидной. Она не означала, что надо вообще порвать с мужчинами. Барбара по-прежнему любила Вэнса, во всяком случае она так считала, но любила его… по-другому.

Вспомнив о Вэнсе, она улыбнулась. Быстро и цепко оглядев комнату, она поняла, что проснулась сегодня на два часа раньше, чем обычно. Лучи солнца пробивались в окна почти горизонтально. До этого утра она считала, что лишать себя хотя бы малой частицы драгоценного сна — это просто ужасно.

А сейчас ей вдруг подумалось: «Почему бы не позвонить Вэнсу? Мы могли бы чудесно прокатиться на машине ещё до работы…»

Она уже протянула руку к телефону, но, подумав, отказалась от своего намерения. Пусть, бедняжка, поспит ещё немного!

Она оделась быстро, но почему-то более тщательно, чем это делала раньше. Взглянув на себя в зеркало, Барбара отметила, что выглядит привлекательней, чем считала себя до сих пор.

«И даже намного привлекательней», — поправила она себя через секунду. Заинтересованная и несколько смущенная этим открытием, она вернулась к зеркалу и принялась изучать свое отражение. Да, это было её, столь знакомое Барбаре, лицо. Но в то же время оно было и каким-то иным, не свойственным ей, лучезарным. И снова в её голове промелькнула свежая мысль. От неё устремленные на Барбару из глубины зеркала сиявшие глаза, казалось, расширились.

«Но я же выгляжу раза в два жизнерадостнее, чем прежде!»

Это её поразило… доставило удовольствие… а затем заставило задуматься: «Интересно, с какой это стати?»

Ее изображение в зеркале слегка нахмурилось, но затем беззаботно расхохоталось.

В Барбаре произошли изменения. Чудесные, ещё не закончившиеся. В глубине её существа что-то трепетало от накатывавшихся на окраины сознания могучих и неведомых сил. Пробудилось любопытство — что же все-таки происходит? Но оно оказалось легким и игривым, а не навязчивым и вызывающим беспокойство.

«Когда захочу, тогда и УЗНАЮ», — сказала она самой себе, и любопытство сразу же улетучилось.

«Ну а теперь…» — девушка ещё раз оглядела свою комнатку. Уже больше года она служила ей приютом, пристанищем, убежищем. Но сейчас Барбара в этом не нуждалась. Сегодня её не удержать в четырех стенах!

Улыбнувшись, она приняла решение: «Пойду разбужу Вэнса».

Ей пришлось пять раз нажать на кнопку звонка, прежде чем она услышала, как Вэнс задвигался.

— Кто там? — наконец хрипло, еле ворочая языком, спросил он.

Барбара смешливо крикнула:

— Это я!

— Боже мой!

Послышался звук отодвигаемого засова, и дверь открылась. Вэнс уставился на свою гостью заспанными глазами. Поверх пижамы на нем был накинут домашний халат. Его угловатое лицо было багровым, а рыжие волосы торчали в разные стороны.

— И что это ты заявилась в такую рань? — изумился он, впуская Барбару. — Ведь всего лишь половина шестого!

— Какое сегодня чудесное утро! Я не могла позволить себе и дальше валяться в постели. Мне захотелось зайти за тобой, чтобы прогуляться вдвоем до работы.

Вэнс прикрыл дверь и, помаргивая, окинул Барбару недоверчивым взглядом.

— Прогуляться! — повторил он.

— Вэнс! Ты что, плохо себя чувствуешь? Судя по виду, ты температуришь.

Вэнс отрицательно покачал головой:

— Нет, не думаю. Хотя, с другой стороны, я не совсем в форме. Садись. Хочешь кофе?

— Не так чтобы очень. Но если хочешь, мигом приготовлю.

— Не стоит. Меня подташнивает.

Он сел на диван в небольшой гостиной, вытащил сигарету из кармана халата, зажег её и, затянувшись, скорчил гримасу.

— Фу! Какая мерзость! — Нахмурив лоб, он в упор посмотрел на Барбару. — Ты знаешь, вчера произошла какая-то чертовщина. И я не уверен, что…

Он явно колебался.

— Так в чем же ты не уверен, Вэнс?

— …чувствую себя сегодня развалиной не по причине того, что приключилось вчера. — Он помолчал, снова покачал головой и прошептал: — От всего этого можно спятить. Ты же знаешь этого доктора Глоуджа? Ты работала у него вначале.

В голове у Барбары неожиданно высветился целый участок. Выслушивая историю Вэнса, она наперед знала её конец, за исключением лишь факта вмешательства Джона Хэммонда.

Этот инцидент вписывался во что-то, носящее гораздо более глобальный характер…

«До чего же смел этот прохвост Глоудж, — подумалось ей. — То, что он делает, это безумие, сенсация, это вызывает ужас!»

Ее охватило сильнейшее возбуждение.

В памяти сразу же всплыл текст документа, лежавшего вчера на столе Хелен Венделл, отчетливо припомнилось каждое слово. Но разве дело было только в словах!

Теперь она все ПОНЯЛА, разгадала их смысл, увидела последствия и те возможности, которые открывались перед… ней и Вэнсом.

Неожиданно возникло другое чувство — острой недоверчивости…

Где-то тут притаилась опасность! Джон Хэммонд… Хелен… Сотни мелких, незаметно откладывавшихся ранее в памяти деталей, внезапно свелись в единую картину. Все стало на место, но одновременно возникла и тревога. «В этом есть что-то сверхъестественное», — подумала она в замешательстве.

Кто такие вообще Хэммонд и Хелен? Чем они занимаются? По многим параметрам они совершенно не вписывались в рамки такой организации, как Исследовательский центр Альфа. Но, судя по всему, они полностью его контролировали.

И дело было даже не в том, что это имело какое-то значение в ближайшем будущем. Теперь Барбара была твердо уверена в том, что как Хэммонд, так и Хелен выступают против той цели, которую поставил перед собой доктор Глоудж, предпринимая эксперимент «Стимуляция. Точка Омега». И если это им будет по силам, то оба непременно попытаются сорвать его.

«Нет, они не посмеют сделать этого», — подумала она про себя.

Глоудж занимался правым делом. Каждая клеточка её тела звучала победной песней, утверждавшей эту истину. Необходимо было принять меры к тому, чтобы план Глоуджа удался.

Но ей следовало проявлять осторожность и действовать быстро! Как же невероятно не повезло доктору, что Джон Хэммонд появился как раз в тот же момент, когда Глоудж делал Вэнсу первую инъекцию.

— Как ты считаешь, может быть, мне следует сообщить об этом инциденте? — спросил Вэнс.

— А не кажется ли тебе, что ты будешь глупо выглядеть, если окажется, что ты подхватил банальный грипп? — с легкостью отозвалась Барбара.

— Да-а-а, пожалуй… — Вэнс, видимо, колебался.

— Что ты чувствуешь, помимо дурноты?

Он описал ей симптомы, которые не так уж отличались от тех, которые испытывала она сама. Ведь Барбара тоже неважно себя чувствовала вчера перед сном. Просто начальный период реакции на сыворотку у Вэнса оказался более продолжительным и сопровождался более неприятными ощущениями, чем у нее.

Барбаре захотелось его успокоить. Но она посчитала неосторожным сообщить ему то, что ей открылось. Пока он не преодолеет это физическое недомогание, подобная информация может серьезно его разволновать.

— Послушай, Вэнс, — настойчиво обратилась к нему Барбара. — Сегодня до вечера ты не работаешь. Поэтому лучше тебе поспать ещё несколько часов. Если дела ухудшатся и ты захочешь, чтобы я отвезла тебя к врачу, позвони мне. Я тут же приеду. В противном случае я позвоню тебе в десять часов.

Вэнс сразу же согласился с этим:

— Да, я действительно здорово выбит из колеи. Именно в этом все дело. Сейчас же лягу, но не в кровать, а на диван.

Чуть позже, покинув Вэнса, Барбара быстро переключилась в своих мыслях на другое. Она уже обдумывала способ увидеть доктора Глоуджа сегодня же.

Глоудж искал место для парковки машины, когда неожиданно заметил Барбару, выходившую из дома Вэнса Стрезера и намеревавшуюся пересечь улицу в сотне метров от него. Он резко затормозил и вклинился между двумя стоявшими вдоль тротуара автомашинами. Он застыл за рулем, прерывисто дыша при мысли о том, что его едва не засекли.

Барбара остановилась, взглянула было в сторону совершавшего маневр фургона, но затем спокойно продолжила свой путь. Наблюдая, как она, гордо выпрямившись, легко и раскованно шагает, Глоудж вспомнил, насколько его поразила вчера напряженная и нескладная походка Барбары. Он почувствовал, что его последние сомнения улетучились.

Именно испытанием на людях докажет свою эффективность проект «Стимуляция. Точка Омега».

Глоудж сожалел сейчас только об одном: почему он не прибыл десятью минутами раньше. Было очевидно, что Барбара приходила навестить Вэнса и была вместе с ним вплоть до настоящего момента. Если бы доктор застал их вместе, он смог бы провести сравнительное изучение реакции на сыворотку сразу у обоих…

Но эти мысли ни в чем, однако, не умеряли возбуждения, от которого доктора бросало в дрожь. Он проследил, как удалялось коричневого цвета авто Барбары. Когда машина исчезла из виду, доктор завел мотор, припарковал фургон в тупике за домом Вэнса, а затем проник в него. Доктор намеревался тщательно ознакомиться с физическим состоянием Стрезера.

Через несколько минут Глоудж уже наблюдал, как стрелка индикатора в небольшом приборе в его руке продвигается к нулю. Как только она его достигла, доктор снял маску, закрывавшую ему нос и рот, и наклонился над Вэнсом, растянувшимся на диване в гостиной.

Внешне молодой человек выглядел намного хуже, чем он ожидал. Конечно, воспаленное лицо и налитые кровью глаза можно было отнести за счет паралитического газа, который Глоудж запустил в квартиру через полуоткрытую заднюю дверь. Но имелись и другие вызывавшие беспокойство симптомы: высокое давление, расширенные кровеносные сосуды, бледность покровов. По сравнению с бьющей через край энергией Барбары и её жизнерадостностью Вэнс выглядел удручающе.

И тем не менее он выжил после первой инъекции.

Глоудж выпрямился, в последний раз взглянул на неподвижно лежащего Вэнса и пошел закрывать окно, которое он распахнул через минуту после того, как заполнил комнату газом мгновенного действия. К этому времени тот уже выветрился. Его действие на Вэнса продлится ещё примерно с час, и, когда подопытный проснется, ничто не даст ему оснований считать, что после ухода Барбары Эллингтон в комнате что-то происходило.

Завтра Глоудж вернется и сделает Стрезеру вторую инъекцию.

По пути к своему фургончику он пришел к решению о необходимости проследить за действием сыворотки на обоих подопытных вечером этого же дня.

Его переполняла уверенность в себе. По мнению доктора, прежде чем кто-либо заметит, что эксперимент ведется над людьми, тот уже подойдет к своему завершению.

Когда раздался сигнал, Хэммонд брился в ванной своей квартиры, расположенной сразу же за его рабочим кабинетом. Он застыл на мгновение, медленно положил бритву и нажал на кнопку скрытого в стене интерфона.

— Слушаю вас, Джон, — раздался голос Хелен.

— Кто сейчас вошел?

— Это… была Барбара, — ответила удивленная Хелен. — Чем вызван ваш вопрос?

— Биоиндикатор только что зафиксировал уровень выше шести.

— В отношении БАРБАРЫ! — с недоверием воскликнула Хелен.

— В отношении кого-то. Попросите прислать кого-нибудь из секции спецтехники проверить состояние аппаратуры. Входил ли в помещение ещё кто-нибудь, кроме Барбары?

— Нет.

— Ладно. Пусть посмотрят биоиндикатор. — Хэммонд выключил интерфон и продолжал бриться.

Чуть позже в кабинете Барбары раздался звонок вызова к шефу. Это означало, что ей предстояло стенографировать. Направляясь к Хэммонду с блокнотом в руках, Барбара с любопытством подумала, заметит ли тот перемену в ней. Однако гораздо более важной ей представлялась возможность ближе приглядеться к этому странному и всемогущему человеку.

Когда она вошла в кабинет, Хэммонд указал ей на кресло, приглашая сесть. Но что-то в его поведении насторожило девушку.

— Простите, господин Хэммонд, — сказала Барбара, сделав извиняющийся жест. — Я сейчас вернусь.

Она выскочила из кабинета и ринулась в дамскую комнату, выходившую в холл. Как только за ней захлопнулась дверь, Барбара закрыла глаза и попыталась точно воспроизвести то ощущение, которое охватило её в момент, когда она почувствовала наличие… какого-то неизвестного ей феномена.

«Это исходило не от Хэммонда», — пришла она к выводу. Он указал ей на кресло, и именно от последнего исходило нечто вроде мощного потока энергии.

По-прежнему стоя с закрытыми глазами, она подвергла анализу саму себя, стремясь установить, на что в ней подействовало это излучение. Судя по всему, это был вполне определенный участок её мозга, который реагировал всякий раз одинаково при воспоминании о том, как она готовилась занять место в кресле.

Она не понимала характера этого явления, но твердо сказала себе: «Теперь, когда мне стало об этом известно, я в состоянии ему воспротивиться».

Успокоившись, она вернулась в кабинет Хэммонда, спокойно уселась в кресло и улыбнулась шефу, который восседал за громадным столом из сверкавшего черного дерева.

— Извините меня, пожалуйста. Я готова.

В течение последующего получаса лишь малая часть её мозга была занята тем, что она стенографировала. Одновременно шло яростное противостояние остальной части её разума потокам энергии, которые ритмично, волнами, исходили из кресла. Барбара постепенно все более отчетливо осознавала, что это была настоящая баталия.

Теперь она твердо убедилась в том, что какой-то нервный центр в её мозгу реагирует на гипнотическое внушение. Поэтому, когда Хэммонд внезапно приказал: «Закройте глаза, Барбара», она немедленно повиновалась.

— Поднимите правую руку, — скомандовал Хэммонд.

Рука машинистки, державшая карандаш, тут же вздернулась в воздух.

Затем Хэммонд распорядился положить руку на колени и в быстрой последовательности подверг девушку испытанию на различные тесты. Барбара поняла, что они-то и были самым важным элементом проверки.

Но гораздо больше её занимал тот факт, что она могла позволять той части мозга, которая подвергалась воздействию гипноза, выполнять команды Хэммонда, заставляя двигаться по его указанию те или иные части своего тела, сохраняя при этом контроль за собой. Так, когда тот приказал её руке стать нечувствительной и, внезапно нагнувшись, уколол иголкой, Барбара не испытала никакой боли, то есть была к ней невосприимчива.

Хэммонд, видимо, был удовлетворен. Вернув ей обычную чувствительность, он произнес:

— А теперь я прикажу вам забыть о тех тестах, которые я применял. В то же время вы остаетесь полностью подчиненной моей воле и будете откровенно отвечать на все те вопросы, которые я задам. Понятно?

— Да, господин Хэммонд.

— Отлично. А теперь выбросьте из головы все, о чем мы говорили и что делали с того момента, как я приказал закрыть глаза. Откроете их только тогда, когда ваши воспоминания полностью сотрутся из памяти.

Барбара выждала десять секунд. «Что так скоро вызвало у него подозрения? — терзалась она. — И почему это так его беспокоит?» Она отбросила пришедшую было ей в голову мысль о том, что, сама того не ведая, едва не раскрыла какую-то часть секретной деятельности, нити которой сходились в этом кабинете. До этого она никогда не слышала о гипнотических креслах.

Барбара открыла глаза, притворно покачнулась и сделала вид, что быстро справилась с недомоганием.

— Извините, господин Хэммонд.

В серых глазах Хэммонда застыла обманчивая сердечность.

— Такое впечатление, что сегодня утром у вас возникли какие-то проблемы, Барбара.

— Я чувствую себя превосходно, — возразила она.

Хэммонд продолжал вкрадчивым голосом:

— Если что-нибудь недавно изменилось в вашей жизни, Барбара, я хочу, чтобы вы мне об этом рассказали.

За этой фразой последовал целый букет вопросов, касавшихся всей прошлой жизни Барбары. Девушка непринужденно отвечала. Без сомнения, ей в конце концов удалось убедить Хэммонда, так как вскоре тот вежливо её поблагодарил и отослал печатать надиктованное.

Устроившись через некоторое время за пишущей машинкой, Барбара через стеклянную дверь заметила, как в кабинет Хэммонда направилась Хелен.

— В течение всего разговора, — сообщил Хэммонд вошедшей Хелен, биоиндикатор прочно указывал на восемь и четыре. Это выше гипнотического уровня. Но мне она ничего не сказала.

— Интересно, а какой уровень у меня?

Хэммонд посмотрел на прибор в правом от него выдвижном ящике стола.

— Как обычно: одиннадцать и три.

— А ваш индекс?

— Тоже нормальный — двенадцать и семь.

— Может быть, неполадки лишь в той части аппаратуры, которая сориентирована на определение среднего уровня, — заметила Хелен. Затем добавила: — Сотрудник секции спецтехники придет с проверкой после окончания рабочего дня. Это вас устраивает?

Хэммонд явно колебался, но вынужден был согласиться с тем, что у него, в сущности, не было оснований нарушать действующие правила безопасности.

Во время обеденного перерыва Барбара опять на короткое время почувствовала себя неважно, но на сей раз она была настороже. Вместо того, чтобы дожидаться, когда недомогание пройдет само собой, она принялась анализировать все нюансы его проявления.

Она чувствовала, что в ней бушует какое-то внутреннее движение. Между различными частями её тела происходил обмен частицами энергии. При этом особая область в её мозгу, видимо, координировала эти перемещения.

Как только внутренние импульсы прекратились — а они исчезли столь же внезапно, как и появились, — Барбара подумала: «Это было не просто какое-то изменение. За эту минуту я определенным образом продвинулась в своей эволюции».

Застыв над тарелкой, она попыталась разобраться в характере этих перемен. Но безуспешно.

Тем не менее она чувствовала себя удовлетворенной. Сначала у Барбары возникло стремление уже в течение этого дня попытаться разыскать доктора Глоуджа в надежде на вторую инъекцию. Но, подумав, она решила, что пока этого делать не следует, так как было очевидно, что изменения, происходившие в результате первой инъекции, ещё полностью не завершились.

И Барбара вновь направилась в свою «Службу по связям и научным исследованиям».

Когда раздался звонок, извещавший о её возвращении, Хэммонд наклонился и посмотрел на показания биоиндикатора. Какое-то время он продолжал задумчиво созерцать его, затем вызвал Хелен Венделл.

— Барбара достигла коэффициента девять и две, — спокойно заявил он ей.

— Вы хотите сказать, что он возрос? — Она улыбнулась: — Ну теперь-то уж ясно: дело явно в самом приборе.

— Что дает вам основание так считать? — спросил Хэммонд необычно неуверенным для него голосом.

— При всем моем опыте я никогда не встречалась со случаями возрастания показателя у кого бы то ни было. Наоборот, по мере старения организма коэффициент у людей медленно уменьшается. Но…

Она смолкла. Лицо её шефа вновь обрело былое спокойствие. После небольшой паузы Хэммонд прошептал:

— И все же риск недопустим. Хочу побыть с ней сегодня вечером. Вы не возражаете?

— Как это ни досадно, но вы совершенно правы!

— Я подвергну её внушению на уровне двенадцать и выше. Причем она никогда и не узнает, что с ней случилось.

С наступлением ночи доктор Генри Глоудж был уже у дома Барбары. Не теряя времени, он включил «шпиончика», заделанного в дерево, и отрегулировал силу звука.

После того как в течение тридцати секунд аппарат не издал ни единого звука, доктор нахмурился. «Неужто повторится то же самое, что сегодня утром, — проворчал он про себя. — Может быть, она отправилась навестить своего дружка?» Доктор устало вздохнул, завел мотор и повел фургон к улице, где проживал Вэнс.

Остановившись у тротуара напротив дома, он быстро установил, что Вэнс у себя. Но один.

Молодой человек не спал и находился в прескверном настроении. Глоудж слышал, как тот сорвал трубку телефона и набрал номер, несомненно Барбары, поскольку вскоре в сердцах бросил трубку на рычаг и пробормотал:

— Она ведь знает, что я работаю сегодня в ночь! Куда же она запропастилась?

Тот же самый вопрос все сильнее беспокоил и Глоуджа по мере того, как проходило время. Он вернулся в квартал, где в семейном пансионате проживала Барбара. В её квартире до одиннадцати часов периодически тренькал телефон, что говорило о настойчивости Вэнса.

После того как в течение часа звонки не возобновлялись, Глоудж сделал вывод, что Стрезер отправился на работу. Но это нужно было проверить, и он проделал на машине прежний путь, но в обратном направлении. В комнате рыжеволосого стояла тишина. Успокоившись на его счет, доктор развернулся и снова заступил на дежурство напротив дома Барбары.

Только теперь Глоудж почувствовал, как устал. Он поставил аппарат в режим, при котором после возвращения девушки должен был раздаться предупреждающий его сигнал, проскользнул в заднюю часть фургона и, растянувшись на узкой лавке, медленно забылся глубоким сном.

За несколько часов до этих событий Барбара находилась в своем кабинете.

Незадолго до окончания рабочего дня с ней опять сделалось дурно, и она чуть не упала в обморок.

Разволновавшись, она направилась к Хелен Венделл, чтобы сообщить ей о своем недомогании. При этом она даже не подумала о том, насколько логично было просить помощи у секретарши Хэммонда.

Хелен проявила участие и поспешила провести Барбару к Джону Хэммонду. Девушка, которая к этому времени вновь несколько раз ненадолго «отключалась», была признательна шефу за то, что тот предложил ей отдохнуть в роскошном салоне, примыкавшем к его кабинету. Он назвал его «комнатой для моих друзей».

Она разделась, скользнула под простыни и быстро заснула. Хитроумная ловушка захлопнулась.

Весь вечер Хэммонд и Хелен Венделл по очереди сменялись у её изголовья.

В полночь сотрудник службы спецтехники установил, что биоиндикатор работает исправно. Он прозондировал спящую девушку и сообщил:

— Получился коэффициент девять и две. Кто это? Из вновь прибывших?

Молчание в ответ на его вопрос привело техника в изумление.

— В чем дело? Неужели это жительница Земли? — прошептал он.

— По крайней мере, она не поднялась ещё на одну ступень, — заметила Хелен Венделл после того, как сотрудник отдела спецтехники удалился.

— Жаль, что её коэффициент выше гипнотического уровня, — сказал Хэммонд. — Подвергать её сейчас простому внушению, в сущности, бесполезно.

— Что будем делать?

Незадолго до наступления утра Хэммонд наконец принял решение.

— Коэффициент девять и две не представляет для нас реальной опасности. Поэтому ограничимся пока самыми рутинными мерами. Не будем, однако, забывать о том, что кто-то, возможно, предпринимает действия, о которых нам ничего не известно. Не исключено, что придется при необходимости применить к ней и некоторые методы сверхчувствительного воздействия.

— Здесь? В Центре Альфа?

Хэммонд задумчиво посмотрел на свою очаровательную секретаршу-помощника. Обычно он доверял реакции Хелен в этой области.

Она, очевидно, догадалась, о чем он подумал, поскольку поспешила добавить:

— В последний раз, когда мы прибегали к сверхчувствительным методам, около тысячи восьмисот землян оказались в одной с нами фазе. Конечно, они посчитали тогда, что у них просто разыгралось воображение, но некоторые обменялись своими наблюдениями. В течение нескольких недель над этим все потешались, но нам едва-едва удалось избежать разглашения исключительно важных сведений.

— Да-а-а… справедливое замечание. В таком случае ограничимся тем, что будем продолжать за ней наблюдение.

— Согласна. Тогда я сейчас разбужу её.

Вернувшись к себе в кабинет, Барбара тут же позвонила Вэнсу. Никто не отвечал. Ничего удивительного в этом не было, так как если он проработал всю ночь, то должен был спать сейчас, как сурок. Барбара положила трубку и позвонила в фотолабораторию. Когда ей сказали, что Вэнс отметился в списке ночной смены, а сейчас ушел с работы, у неё полегчало на душе.

К Хэммонду и Хелен Венделл она испытывала чувство большой благодарности за проявленную ими доброжелательность. В то же время она в чем-то и винила себя. Она подозревала, что эти нелады с самочувствием также были связаны с инъекцией, сделанной ей Глоуджем.

Беспокоило то, что все это проявлялось столь БУРНО. «Но сейчас-то мне уже совсем хорошо», — успокаивала она себя, печатая груду бумаг, которые Хелен Венделл набросала в её корзину. В голове Барбары бродило множество планов и проектов. В десять часов Хелен вызвала её и, как обычно, вручила кейс, набитый разными документами.

В это время…

Глоудж проснулся чуть позже семи часов. Барбары все ещё не было дома. Полный недоумения, он побрился электрической бритвой и позавтракал в соседнем баре. Подкрепившись, доктор поехал к дому Стрезера. Убедившись, что молодой человек у себя, Глоудж зарядил свой шприц-пистолет и пробрался в помещение.

Вэнс, как и в прошлый раз, валялся в пижаме на диване в гостиной. Выражение его лица было ещё более угрюмым, чем накануне, если таковое вообще было возможным.

Стоя со шприцем в руках, Глоудж колебался. Этот подопытный его явно беспокоил. Но в том положении, в котором биолог оказался, отступать уже было нельзя. Успокоившись, он привел в действие механизм выброса газообразной сыворотки. На этот раз игла почти коснулась тела молодого человека.

Сколько-нибудь заметной реакции со стороны Вэнса не последовало.

Глоудж вышел на улицу. Направляясь в Исследовательский центр, он думал о Барбаре. Жаль, что она отсутствовала. Он так надеялся сделать инъекцию своим обоим подопытным практически одновременно. Очевидно, этого не получится.

Доктор Глоудж находился в своем кабинете всего несколько минут, когда раздался телефонный звонок. Дверь не была закрыта, и он услышал разговор своей секретарши. Та взглянула в его сторону:

— Вас кто-то спрашивает, доктор Глоудж. Это машинистка, которая некоторое время работала у нас… Барбара Эллингтон.

Секретарша, видимо, расценила изумленное выражение на лице Глоуджа как отказ, поскольку тут же торопливо добавила:

— Следует ли ей ответить, что вас нет?

Глоудж весь дрожал от неуверенности.

— Нет, не стоит, — сказал он. Затем, чуть помолчав, добавил: Соедините меня с ней.

Когда доктор услышал в телефонной трубке ясный, серебристый голос Барбары, он почувствовал, что готов на все.

— Что случилось, Барбара?

— Мне нужно занести вам документы. — Голос буквально звенел от избытка энергии. — Поскольку полагается их вручить лично, я хотела удостовериться, что вы на месте.

Случай предоставлялся сам собой…

Более благоприятного поворота событий Глоуджу было трудно даже желать. Его второй подопытный вот-вот придет, он сможет сделать вторую инъекцию и непосредственно наблюдать за реакцией.

На самом деле никакой реакции ему заметить не удалось. Передав ему документы, Барбара повернулась спиной, и именно в этот момент Глоудж «выстрелил» в неё сывороткой во второй раз. Девушка не подскочила от неожиданности, не зашаталась. Она спокойно продолжила свой путь, открыла дверь и удалилась.

Но в кабинет Хэммонда она не вернулась. Ожидая резкой физической реакции на вторую инъекцию, она предпочла в момент криза находиться в одиночестве, в своей квартире. Ей стоило большого труда сохранить невозмутимость перед Глоуджем.

Поэтому, выждав столько времени, сколько требовали соображения осторожности, она позвонила Хелен Венделл и передала ей, что не очень хорошо себя чувствует.

— Этого и следовало ожидать после столь тяжкой ночи, — любезно ответила ей Хелен.

— У меня начались головокружения, и к тому же подташнивает, — быстро подхватила Барбара. — Я испугалась и помчалась домой.

— Так вы сейчас у себя?

— Да.

— Я предупрежу господина Хэммонда.

Барбара положила трубку. Последняя фраза Хелен её насторожила. Но она ничем не могла помешать секретарше Хэммонда сообщить тому о её состоянии. Тем не менее это создавало реальную угрозу потери места работы. Слишком ещё рано. Позднее, когда эксперимент подойдет к концу, все это уже не будет иметь значения. Но сейчас…

Может быть, стоило принять кое-какие «страховочные» меры, как это обычно делают служащие. «В конце концов, — подумала она, — ведь должны же быть у меня какие-то симптомы болезненного состояния». Она позвонила врачу и условилась с ним о консультации на завтра. Кладя трубку, она почувствовала, как её захлестнула непривычная ей веселость: «Завтра, после этой второй инъекции, наверняка я буду чувствовать себя прескверно».

Хэммонд появился к концу дня, и Хелен сообщила ему о звонке Барбары. Некоторое время он молчал, погруженный в свои мысли.

— Что-то здесь не так, Хелен, — вымолвил он наконец. — Наверное, я должен был спросить об этом у вас раньше: вы хорошо изучили её личное дело?

Блондинка самоуверенно улыбнулась:

— Я в состоянии наизусть повторить все, чем оно напичкано. Ведь проверкой на безопасность при поступлении на работу занималась я сама. Что именно вам хотелось бы знать?

— Вы хотите сказать, что в личном деле нет ничего особенного?

— Во всяком случае, ничего необычного я в нем не обнаружила.

Хэммонд больше не колебался. Уже давно Хелен пользовалась его полным доверием.

— Очень хорошо, — неожиданно сказал он, поднимая, как бы сдаваясь, руки вверх. — Пусть она воспользуется этим уик-эндом для того, чтобы подлечиться. Предупредите меня, когда она снова выйдет на работу. Прислали ли уже доклад из Новой Бразилии?

— Я его переслала в наш Центр в Милане.

— Серьезно? Тогда соедините меня с Рамоном. Для этого несомненно есть какая-то причина!

Вскоре новые заботы целиком завладели вниманием Хэммонда.

Барбара спала.

И проснулась, когда часы показывали семь часов двенадцать минут.

В этот утренний час было совсем светло. Но узнала она об этом совершенно необычным способом. Девушка вышла из комнаты, чтобы полюбоваться пейзажем… не покидая постели!

Она одновременно была и в постели, и вне дома.

В одно и то же время…

Машинально она затаила дыхание. Понемногу образ улицы стерся, и она вновь очутилась в комнате.

Пораженная тем, что произошло, Барбара вновь задышала полной грудью. Методом осторожного поиска она выяснила, что порог её чувствительности достигал примерно сотни метров.

И это было все, что ей удалось узнать.

Что-то в её мозгу действовало наподобие невидимого зрительного шупальца, способного проникать сквозь стены и передавать оптические изображения предметов в тот участок мозга, который интерпретирует световые ощущения. И эта способность носила вполне устойчивый характер.

Вскоре Барбара заметила черный фургон, припаркованный на углу, и доктора Глоуджа внутри. Она увидела, что тот держал в руках прибор, от которого к его уху тянулся проводок. Казалось, он тайно следит за ней. Вид у доктора был самоуглубленный, маленькие глазки полузакрыты. Она сумела воспринять и степень решимости этого маленького лысого доктора в отношении эксперимента. То, что ей открылось, внезапно испугало ее: Барбара обнаружила беспощадную и безличностную волю, которая никак не совпадала с её собственным радостным и искренним участием в эксперименте Глоуджа.

Для доктора — остро почувствовала она — все живые формы, над которыми он работал, были всего лишь неодушевленными объектами для опытов.

С общечеловеческой точки зрения, его деятельность, безусловно, носила характер безграничной извращенности.

Барбара увидела, что Глоудж отложил аппарат в сторону, завел мотор и уехал.

«Раз Вэнс работал в ночную смену, — подумала она, — то доктор, скорее всего, направляется к нему».

Желая удостовериться в этом, Барбара набрала номер телефона Вэнса. Никто не ответил. Тогда она позвонила в лабораторию. Административный помощник сообщил, что сегодня ночью Стрезер на работу не выходил.

Она забеспокоилась, вспомнив, как мучительно реагировал Вэнс на первую инъекцию. Она подозревала, что доктор уже сделал ему и второй укол, и опасалась, что Вэнс отреагировал на него не лучшим, чем в первый раз, образом.

Барбара быстро оделась и отправилась на машине к своему дружку. Приближаясь к дому Вэнса, она разглядела через стену, что тот был дома. Но на её звонок никто не ответил. Тогда она вошла, воспользовавшись своим ключом. Тот лежал на диване в гостиной и беспокойно метался во сне. Судя по его внешнему виду, у него поднялась температура. Она потрогала лоб: он был сухой и буквально обжигал руку.

Вэнс повернулся и открыл глаза. Его взгляд был затуманен. «А я так хорошо себя чувствую, — печально подумала Барбара. — Почему же он так плох? Что могло произойти?»

— Вэнс, нужно немедленно вызвать врача, — встревоженно сказала она. Как зовут того доктора, который лечил тебя в прошлом году?

— Ничего, все пройдет, — пробормотал Вэнс. И снова заснул.

Барбара села рядом с ним на диван. Внезапно она принюхалась, и ошеломляющая мысль промелькнула у неё в голове: «Ведь это газ!» Но времени действовать у неё уже не было.

Барбара, должно быть, потеряла сознание сразу, потому что уже в следующее мгновение Глоудж склонился над ней, распростертой на полу.

Ученый был спокоен, действовал уверенно и, казалось, был доволен ходом событий. Она уловила его мысль: «С ней все будет в порядке».

Глоудж подошел к Вэнсу. На сей раз он проявил обеспокоенность: «Да… по-прежнему ничего хорошего… Посмотрим, может быть, ему будет лучше от транквилизатора».

Доктор сделал укол. Когда он выпрямился, в голове у Глоуджа она прочитала странную и свирепую мысль: «В понедельник вечером наступит очередь третьей инъекции. Пора решаться».

Барбара все это воспринимала так отчетливо, как если бы доктор говорил в полный голос. Ей стало ясно, что он намерен умертвить их обоих, если один из двух его экспериментов не пойдет по намеченному им руслу.

Вне себя от ужаса, Барбара старалась тем не менее сохранять полную неподвижность. И в этот момент с ней произошел эволюционный скачок, совершенно отличный от тех, что имели место до сих пор.

Началось с того, что внезапно в её мозг хлынул поток такой, обычно тщательно скрываемой, информации, который позволил ей увидеть людей в их истинном свете. С одной стороны — глупцы, симулянты, люди-тряпки. С другой — одержимые и развращенные, ловкачи и циники. Барбара видела, что в мире есть и сильные личности, движимые добрыми намерениями. Но в этот момент она была особо восприимчива к лицам разрушительного типа… множеству жуликов и клятвопреступников, которых — и теперь она это отчетливо сознавала совесть совершенно не мучила. Но она поняла также и то, что они ошибались насчет своего собственного горького жизненного опыта. Потому что они действительно были алчными и чувственными людьми, потому что перестали бояться наказания как в этом, так и в потустороннем мире, потому что считали недопустимым, чтобы кто-то выступал против их мелких капризов, потому что…

Промелькнуло и одно личное воспоминание, которое она уже давно забыла, — о мелком начальничке, который выставил её за дверь — а ведь это было её первое место работы! — только за то, что она отказалась пойти к нему домой.

Всю жизнь её приучали не замечать подобных вещей, и она старалась придерживаться этих советов. Но сейчас Барбара предоставила полную свободу своеобразному компьютеру, действовавшему где-то у неё в подсознании, для накопления всех сведений ТАКОГО ХАРАКТЕРА в обширной кладовой своих знаний ради трезвой оценки действительности.

Этот процесс все ещё продолжался в ней и после того, как Глоудж ушел так же бесшумно, как и вошел.

Когда Барбара захотела подняться, то с удивлением обнаружила, что не может даже открыть глаза. Вскоре она изумилась очевидному факту: её тело по-прежнему оставалось в бессознательном состоянии.

Что за удивительная способность!

Но постепенно это обстоятельство стало её тревожить. «Я же совсем беззащитна», — подумала она. И только в первые послеобеденные часы она смогла наконец пошевелиться. Барбара поднялась, подавленная и задумчивая. Подогрела суп для себя и для Вэнса.

Но, съев, по её настоянию, тарелку супа, Вэнс опять улегся на диван и заснул. Тогда Барбара покинула его квартиру, направившись к врачу, с которым условилась о приеме.

Сидя за рулем, она почувствовала, как внутри у неё все затрепетало. Неужели новые изменения? Она ответила сама себе утвердительно. А до понедельника, возможно, произойдут и другие. В то же время интуиция подсказывала, что ей не справиться со складывавшейся ситуацией, если дело ограничится только теми изменениями, которые вызвали в ней два первых укола.

«Необходимо изыскать возможность сделать третью инъекцию», — решила она про себя.

В понедельник, продиктовав несколько писем машинистке, присланной из машбюро, Хэммонд в полдень покинул свой кабинет.

— Какие новости в отношении девять и две?

Хелен вскинула голову и одарила его ослепительной улыбкой:

— Вы имеете в виду Барбару?

— Конечно.

— Утром по её просьбе звонил врач. Он осмотрел её в субботу. У неё несколько повышенная температура, головокружения, различные болячки, в которых обычно не признаются, например расстройство желудка. В то же время, как считает этот врач, и это, естественно, его личное мнение, обнаружилось и кое-что неожиданное. Вас это интересует?

— Еще бы!

— Так вот, у него сложилось впечатление, что с тех пор, как он осматривал девушку в последний раз примерно с год назад, в её личности произошли серьезные перемены.

Хэммонд кивнул:

— Это лишь подтверждает наши собственные наблюдения. Хорошо… Держите меня в курсе.

Но к шестнадцати часам, когда наконец померкли экраны дальней связи, он вызвал Хелен Венделл.

— Я все время думаю об этой девушке. Это на уровне предчувствия, поэтому не могу им пренебречь. Позвоните-ка Барбаре.

Спустя минуту Хелен сообщила:

— Сожалею, но на звонки никто не отвечает.

— Пришлите её личное дело. Мы столкнулись с чем-то необычным, и я хочу удостовериться, что ничего не упустил.

Через несколько минут, листая страницы личного дела Барбары, он натолкнулся на фотографию Вэнса Стрезера. От неожиданности он вскрикнул.

— Что такое? — поинтересовалась Хелен.

Хэммонд рассказал ей о перепалке между Глоуджем и Стрезером, свидетелем которой он оказался на прошлой неделе.

— Конечно, — закончил он свой рассказ, — тогда я не усмотрел никакой связи между Барбарой и этим молодым человеком. Но в её досье есть его фотография. Принесите-ка мне личное дело Глоуджа.

— Судя по всему, — сказала Хелен, — изменения в характере доктора стали проявляться два месяца тому назад, когда умерла его сестра. Это один из типичных случаев внезапных и опасных перемен, основанных на личной мотивации. — Она мрачно добавила: — Мне следовало бы обратить внимание на этот момент. Ведь нередко потеря близкого человека очень сильно влияет на людей.

Хелен сидела в салоне квартиры, которой располагал Хэммонд в Исследовательском центре Альфа. Дверь, ведущая в кабинет, была закрыта. В зияющем чреве огромного сейфа, вделанного в противоположную стену, виднелись два ряда личных дел сотрудников, расставленных в металлических секциях в строгом порядке. На столе у Хелен лежали два таких досье — на Генри Глоуджа и Барбару Эллингтон. Хэммонд стоял рядом со своей сотрудницей.

— А что вы скажете об этой поездке на восток страны, которую он совершил в начале месяца? — спросил он.

— Доктор провел три дня в имеющемся у него там доме, занимаясь, так сказать, продажей имущества как своей сестры, так и собственного. У них была загородная резиденция — старая заброшенная ферма, переоборудованная под частную лабораторию. Это идеальное место для проведения тайных опытов. Но на ком? Может быть, на приматах? Маловероятно. Не так-то просто достать их нелегально, за исключением мелких гиббонов. Подопытные животные такого рода представляли бы серьезную потенциальную опасность для проекта Глоуджа. Поэтому не остается сомнений в том, что он намеревался работать над людьми.

Хэммонд согласился с ней. На его лице застыло почти страдальческое выражение.

Хелен взглянула на шефа:

— Вы, кажется, обеспокоены. Можно предполагать, что до настоящего времени Барбара и Вэнс получили каждый по две инъекции. Это продвинет их на уровень эволюции, который они достигли бы нормальным путем через пятьдесят тысяч лет. Я не вижу в этом ничего катастрофического.

На лице Хэммонда появилась вымученная улыбка:

— Не забывайте, что мы имеем дело с одним из «осемененных» видов животного мира Земли.

— Конечно, но пока что дело не пошло далее скачка в развитии на пятьдесят тысяч лет!

Хэммонд с симпатией посмотрел на Хелен.

— Мы с вами, — сказал он, — находимся всего лишь на низших ступенях лестницы эволюции, и нам трудно представить эволюционный потенциал генов вида «ХОМО ГАЛАКТИКУС».

— Мой небольшой коэффициент меня вполне устраивает, — рассмеялась Хелен.

— Хорошо её запрограммировали, — еле слышно прошептал Хэммонд.

— Но я согласна с вашим анализом. Что вы намереваетесь делать с Глоуджем?

Хэммонд решительно повел плечами:

— Необходимо немедленно остановить эксперименты на людях. Передайте Эмису: пусть он блокирует сотрудниками службы безопасности все выходы. Нельзя допустить, чтобы Глоудж покинул здание. А если Вэнс и Барбара попытаются сюда проникнуть, пусть их задержат. Когда передадите Эмису это распоряжение, отмените все мои встречи на сегодня.

После этих слов Хэммонд ушел в свою комнату и вернулся переодетый для выхода в город.

— Я позвонила Эмису, — сообщила Хелен. — Связалась и с кабинетом Глоуджа. Его секретарша сказала, что с час тому назад тот вышел из здания.

— Объявите общую тревогу, — поспешно распорядился Хэммонд. — И пусть Эмис поставит двух своих людей перед домами, где проживают Вэнс и Барбара.

— Куда вы сейчас направляетесь?

— Сначала к Барбаре, затем к Вэнсу. Лишь бы вовремя мне удалось прийти!

По лицу Хелен, видно, пробежала тень, поскольку он добавил с натянутой улыбкой:

— Судя по вашему выражению, вы считаете, что я чрезмерно втягиваюсь в это дело!

Красавица-блондинка в ответ понимающе улыбнулась:

— Каждый день на этой планете убивают тысячи людей. Грабят сотни тысяч, совершают немыслимое количество актов насилия меньшего значения. Людей избивают, душат, оскорбляют, унижают, надувают… И я могла бы ещё долго продолжать в таком духе. Если мы ввяжемся в этот цирк, с нами будет покончено.

— Я симпатизирую Барбаре, — признался Хэммонд.

— Я тоже, — спокойно ответила Хелен. — Но все же, что, по-вашему, происходит?

— Думаю, что Глоудж сумел ввести им первую инъекцию в ту среду, а вторую — в пятницу. Это значит, что третью он должен сделать сегодня. Именно этому я и должен помешать.

И он поспешно вышел.

Глоудж начал нервничать. День истекал, и он ни о чем другом, как о своих двух подопытных, уже думать не мог. Его раздражало, что он не может держать их обоих под рукой и наблюдать за действием сыворотки. Понедельник был для него последним днем.

«Смешная, однако, сложилась ситуация! — подумал он про себя. — Идет самый крупный за всю историю человечества эксперимент, а никого нет, кто бы мог с научных позиций наблюдать за результатами второй инъекции, которая имеет решающее значение!»

К этим заботам примешивалось и другое чувство. Глоудж БОЯЛСЯ!

Он не мог забыть молодого человека. У слишком многих подопытных животных он отмечал точно такие же симптомы, чтобы обманываться на счет Стрезера. Негативная реакция на сыворотку, появление расстройства в работе внутренних органов, болезненный вид, борьба, которую развернули клетки тела, — все это было доказательством того, что организм и его химия терпят поражение.

Глоудж должен был признать, что у него есть и дополнительное основание для тревоги. У многих подопытных животных в лаборатории развивалась на этой стадии агрессивность, и было бы разумно подготовиться также и к такому повороту событий.

«Не стоит убаюкивать себя, — разъяренно думал он. — Лучше бросить все дела и пойти посмотреть, что происходит с этой парой».

Именно тогда он и ушел с работы.

Исходя из постулата, что с Барбарой все в порядке, доктор в первую очередь направился к квартире Вэнса. Прежде чем войти в дом, он провел контрольное прослушивание, чтобы выяснить, находится ли тот в помещении и нет ли у него кого-нибудь еще.

Признаки жизни он засек сразу: прерывистое дыхание, скрип кровати. Эти звуки резали ухо — настолько чувствителен был микрофон. Глоудж уменьшил уровень громкости, чтобы не резало слух.

Настроение доктора упало ещё на несколько пунктов, так как услышанное лишь подтвердило его опасения.

И как-то разом все, что до настоящего времени служило ему научным прикрытием, чтобы оправдать свое поведение, столкнулось с грубой действительностью: неудача была явной, и это следовало признать.

В соответствии с разработанной им ранее линией поведения теперь надлежало убрать Вэнса.

Это со всей очевидностью предполагало также и устранение Барбары.

Прошло некоторое время, и первоначально обуявшая Глоуджа паника уступила место строго научному подходу: услышанные им звуки ещё не давали достаточной информации для принятия окончательного решения.

Глоудж был глубоко уязвлен в своих надеждах.

Чтобы определиться, нужно было обязательно увидеть Вэнса. Было бы некорректным, считал он, устранить обоих подопытных, без того чтобы переговорить с ними лицом к лицу.

В тот самый момент, когда биолог, выйдя из фургона, направлялся к квартире Вэнса, тот видел сон.

Ему представлялось, что человек — как же его зовут? Кажется, Глоудж, с которым он поссорился несколько дней тому назад в коридоре Исследовательского центра Альфа, приближается к дому с намерением его убить. Откуда-то из глубин существа Вэнса поднялась темная ярость. Но он так и не проснулся.

Зато сон — продукт странного и хаотического эволюционного процесса, который он переживал, — продолжался.

Он наблюдал с какой-то невидимой ему точки, как Глоудж подходит к служебной двери его квартиры. Вэнс ничуть не удивился тому, что лысый человек выудил из своего кармана ключ. Дрожа от страха, Вэнс наблюдал, как тот осторожно вставил его в замочную скважину, повернул и неслышно открыл дверь.

В этот момент охвативший Вэнса ужас вынудил его тело перейти к действиям. Его нервная система как бы исторгла миллионы мельчайших энерголучей, похожих на сверкающие перламутровые ниточки. Они пронзили стену, отделявшую столовую от кухни, и обрушились на Глоуджа.

Эти энергоединицы большой мощности безошибочно отыскали окончания нервных волокон в организме Глоуджа и через них молниеносно рванулись к нему в мозг.

Их породили не какая-то оформившаяся мысль или трезвый анализ ситуации. Энергия материализовалась в этих частицах лишь под воздействием страха, и сами они несли стимуляционный заряд. Они атаковали Глоуджа на психическом уровне, приказывая ему удалиться, повернуть назад…

Доктор Глоудж пришел в себя лишь в фургоне. Он вспомнил, как со всех ног умчался прочь от дверей. Где-то в сознании смутно забрезжила мысль, что в какой-то момент его охватила всепроникающая паника.

Дрожа всем телом, тяжело дыша, он попытался успокоиться. Никогда ещё в жизни он не испытывал такого постыдного испуга.

Но он твердо знал, что должен вернуться к Вэнсу.

Еще дважды спящий молодой человек сумел произвести достаточно мощный выброс энерголучей и вынуждал Глоуджа отступать. Но с каждым разом выделяемая им энергия слабела, и Глоудж соответственно отбегал от двери на все меньшее и меньшее расстояние, чтобы, переведя дух, снова вернуться.

При четвертой попытке агонизирующие механизмы мозга Вэнса смогли высвободить совсем ничтожный заряд. Глоудж почувствовал, как в нем начал зарождаться ужас, но на сей раз он сумел успешно ему воспротивиться.

Доктор неслышно пересек кухню, направляясь к двери, ведущей в гостиную.

Биолог пока ещё не осознал, что он только что схватился в смертельной схватке со спящим юношей и что вышел из неё победителем.

Несколько мгновений спустя Глоудж уже стоял у кровати, наклонившись над потерявшим сознание подопытным мужского пола. Тот буквально исходил потом. Он вздрагивал и жалобно стонал. По телу прокатывались судороги.

Да, никаких сомнений: опыт не удался.

Глоудж не стал терять времени. Он принес с собой все, что было необходимо для исполнения задуманного. Из кармана он вынул пару наручников и закрепил их на запястьях молодого человека. Затем связал ему руки и ноги по отдельности и стянул их вместе. Его жертва по-прежнему не приходила в себя.

Как и предполагал Глоудж, труднее оказалось засунуть Вэнсу в рот кляп. Пришлось применить силу, чтобы разжать зубы. Доктор почувствовал, как деревенеет под его руками тело Вэнса. Внезапно молодой человек открыл глаза и вперил в него безумный взгляд.

Конвульсивными движениями Стрезер попытался освободиться от пут как на ногах, так и на руках.

Но Глоудж принял все необходимые меры, и его жертва вскоре отказалась от борьбы. Понимая, что он надежно контролирует ситуацию, доктор вытащил кляп и начал опрос:

— Я хочу знать, что вы ощущаете в данный момент?

Буйный огонь запылал в полных ярости глазах Вэнса, устремленных на Глоуджа. Пронзительным голосом он выдал набор ругательств. Так прошло несколько минут. Затем его, видимо, поразила какая-то мысль.

— Вы… так это вы на прошлой неделе что-то со мной сделали?

Глоудж утвердительно кивнул головой:

— Я дважды ввел вам сыворотку, которая должна была вызвать процесс ускорения эволюции клеток. А сейчас я пришел, чтобы выяснить ваше состояние.

Его серые глаза были абсолютно пусты, а на лысом черепе поигрывали блики от зажженной им лампы. С важным видом он заявил:

— Почему бы подробно не рассказать, что вы испытываете в этот момент?

На этот раз поток ругательств иссяк уже через минуту. Спеленутый путами, Вэнс разглядывал своего победителя. Что-то в бледном и напряженном лице биолога, должно быть, убедило его.

— Я чувствую себя отвратительно, — сказал он с беспокойством.

Глоудж настаивал:

— Поточнее, пожалуйста.

Методично, вопрос за вопросом, он выудил у отчаянно сопротивлявшегося Вэнса признание в том, что тот слаб, доведен до изнеможения и окоченел.

Это и было фатальным комплексом тех симптомов, которые биолог столько раз наблюдал у животных, и Глоудж знал, к чему они ведут.

Не говоря больше ни слова, он наклонился над юношей и стал снова засовывать ему в рот кляп. Молодой человек извивался всем телом, бился, вертел головой, неоднократно пытался укусить ученого, но кляп неуклонно вдавливался все глубже и глубже. В конце концов Глоудж сделал свое дело, а концы закрывавшей рот повязки затянул на затылке у своей жертвы.

После этого он спустился и подогнал фургон в тупик, куда выходила задняя дверь квартиры Вэнса. Он поднялся в помещение, завернул Вэнса в одеяло и хладнокровно отнес его в машину.

Через несколько мгновений он уже сидел за рулем и катил к дому одного из своих сотрудников, который в настоящее время проходил стажировку в лаборатории одного из восточных штатов и дом которого поэтому пустовал.

Если бы Глоудж позволил себе передохнуть, на минутку остановиться или даже сбросить ногу с педали акселератора, он, наверное, сломался бы и заколебался, стоит ли доводить свои зловещие планы до конца. Но он затормозил только тогда, когда прибыл на место. В сущности это являлось продолжением его замысла. Его финальным аккордом.

Доктор с трудом дотащил связанного Вэнса с кляпом во рту до двери и открыл её. Затем доволок его до края бассейна и с ходу сбросил окоченевшее тело юноши в воду.

После этого чудовищного поступка он какое-то мгновение постоял, выбившись из сил и вглядываясь в цепочку пузырьков воздуха, взбаламутивших темный покой воды в бассейне. Внезапно испугавшись, что кто-то мог увидеть его, Глоудж развернулся и, пошатываясь, пошел к выходу.

Проскользнув в кабину фургона, он почти упал в изнеможении на сиденье. И тут в первый раз за все это время он утратил свою невозмутимость, причем это проявилось скорее в движениях, чем в мыслях: «Боже! Что я наделал!»

Но на этом его реакция на случившееся и кончилась. Своего решения Глоудж менять не стал. Он сидел, корчась от мысли, что всего в нескольких шагах от него тонул человек.

Когда не оставалось больше ни малейшего сомнения в том, что по всем законам жизни подопытный должен был уже перестать дышать, доктор громко вздохнул. Он встряхнулся. Все, пути назад больше нет. Первая из двух намеченных жертв устранена. Дело за второй.

Теперь следовало заняться девушкой.

Из расположенной неподалеку кабины телефона-автомата Глоудж позвонил в пансионат Барбары Эллингтон. Судя по голосу, ему ответила дама в возрасте, заявившая, что Барбара вышла.

Она добавила:

— Что-то частенько ей сегодня звонят.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил неприятно пораженный её сообщением Глоудж.

— А то, что совсем недавно к ней приходили несколько человек. Естественно, я и им ответила, что её нет.

Глоудж испуганно вздрогнул:

— Они назвали себя?

— Среди них был некий господин Хэммонд.

Хэммонд! Ученого прошиб холодный пот, он оцепенел.

— Благодарю вас, — сдавленным голосом сказал он и повесил трубку.

Он буквально трясся от страха, когда садился в свой фургон. Возникла мучительная дилемма: что теперь делать? Сначала ему пришло в голову, что следовало бы с наступлением темноты вернуться к бассейну, выловить труп Вэнса, освободить его от пут, а затем уничтожить тело. Но инстинкт подсказывал ему, что лучше сделать это сейчас. В то же время Глоуджу отчаянно хотелось вернуться в Центр и уничтожить остатки сыворотки, хранившейся в сейфе.

Внезапно он решил, что самое главное и наименее рискованное в этот момент — уничтожить сыворотку. Солнце уже скрылось за холмами на западе, но небосвод ещё голубел. Было слишком светло для выполнения мрачной и опасной задачи — освободиться от трупа.

В девятнадцать часов десять минут доктор Глоудж открыл дверь своего кабинета в секции биологии Исследовательского центра Альфа. Прикрыв её за собой, он быстро обошел вокруг широкого стола, занимавшего весь центр кабинета, и наклонился, чтобы выдвинуть ящик, в котором лежал ключ от одного из сейфов.

— Добрый день, доктор Глоудж, — произнес чей-то женский голос позади него.

На какую-то долю секунды Глоуджа словно парализовало. Эти слова и интонация произвели на него такой же эффект, как если бы через него пропустили электрический ток, возрождая прежние надежды. В такое везение он просто не мог поверить, а именно в то, что второй человек, от которого он решил избавиться, сам пришел сюда, где доктор наилучшим образом мог бы свести с ним счеты.

Он медленно выпрямился и обернулся.

На пороге примыкавшей к кабинету библиотеки стояла Барбара Эллингтон. Она рассматривала его с серьезным и настороженным выражением на лице.

Но в течение всех последующих минут Глоудж ни на миг НЕ ОСОЗНАВАЛ, что эта женщина была именно Барбарой Эллингтон.

Как только он взглянул на нее, сразу же где-то в глубинах его естества произошли миллионы таинственных упорядочений в нервной системе. И на уровне подсознания он стал воспринимать Барбару как свою недавно умершую сестру. Причем теперь для него она уже не была мертвой. Напротив, в лице Барбары она дышала успокоительной силой жизни.

Доктор и девушка обменялись полными взаимопонимания взглядами. Глоуджу вдруг подумалось, что с научной точки зрения было бы нелогично убивать существо, которое олицетворяло успех его эксперимента. Ему даже казалось, что Барбара всецело на его стороне и готова к сотрудничеству. Он отогнал от себя мелькнувшее было искушение сделать вид, что его не интересует, почему она пришла в его кабинет.

— Как вы вошли сюда? — естественным голосом спросил он.

— Через зал, где выставлены образцы.

— И никто из ночной смены вас не заметил?

Барбара чуть улыбнулась:

— Нет.

Глоудж жадно всматривался в нее. Он отметил манеру Барбары держаться почти не шевелясь, но сохраняя в то же время великолепное равновесие всего тела, что свидетельствовало о сдерживаемой, но готовой в любую минуту выплеснуться энергии. Его поразили ум и живость в глазах девушки.

Мозг Глоуджа пронзила мысль: ещё никогда ничего идентичного этому Земля не видела!

— Вы здорово рисковали, работая с нами, — неожиданно бросила Барбара.

— Так было нужно.

Собственные слова удивили доктора Глоуджа.

— Да, я знаю, — безмятежным тоном ответила Барбара. Когда она шагнула к нему, ученый заволновался и по его спине пробежали мурашки. Но она обошла биолога, села в приставленное к стене кресло, положив на подлокотник свою коричневую сумочку. Глоудж молча наблюдал за ней. Она заговорила первой:

— Необходимо, чтобы вы сейчас же сделали мне третью инъекцию. Затем я сама пойду к Вэнсу с вашим прибором и с дозой сыворотки. Он…

Она запнулась, вгляделась в лицо Глоуджа и внезапно в её глазах зажегся огонек понимания:

— Итак, вы его утопили! — Какое-то время она оставалась в задумчивости, затем заговорила снова: — Но он не погиб. Я чувствую, что он ещё жив. Хорошо… Каким инструментом вы пользуетесь для инъекций? Он наверняка должен быть ещё при вас.

— Да, — хрипло признался Глоудж. — Но, — живо добавил он, предпочтительнее дождаться завтрашнего дня для введения сыворотки в третий раз. Это повысит шансы на благоприятное развитие процесса. И вам следует оставаться здесь. Никто не должен вас видеть. Желательно провести ряд тестов… Хотелось бы узнать от вас…

Он замолчал, заметив, что заикается. Барбара не сводила с него глаз. Тот факт, что она узнала об участи Вэнса, никак не взволновал ученого, так как он считал само собой разумеющимся, что она понимала и ценила причины и способы реализации его планов. В выражении лица девушки он находил сейчас что-то такое, что успокаивало его.

— Вы многого не знаете, доктор Глоудж. Я совершенно уверена, что смогу перенести третью инъекцию. Поэтому немедленно сделайте её и отдайте мне остатки сыворотки.

Барбара Эллингтон встала и подошла к нему. Она ничего не сказала, её лицо оставалось бесстрастным, но уже в следующее мгновение Глоудж осознал, что сам протягивает ей шприц.

— Осталась всего одна доза.

Барбара, не дотрагиваясь до руки биолога, взяла шприц, внимательно его осмотрела и вернула доктору:

— Где хранятся ваши запасы сыворотки?

Глоудж подбородком кивнул на библиотеку, прилегавшую к рабочему кабинету. Барбара стояла к ней спиной.

— В самом большом из двух сейфов.

Она повернула голову в указанном им направлении. Несколько секунд Барбара стояла неподвижно, с опустошенным взглядом и полуоткрытым ртом, как если бы она внимательно к чему-то прислушивалась. Но в конце концов её взгляд снова уперся в Глоуджа.

— Быстро сделайте мне инъекцию. Сюда идут люди.

Глоудж поднял шприц, коснулся кончиком иглы плеча Барбары и нажал на спусковой механизм. Девушка прерывисто задышала. Она вырвала из рук доктора шприц, сунула его в сумочку и закрыла её. Затем повернулась к двери.

— Вслушайтесь! — приказала она.

Глоудж вскоре услышал звук шагов в тесном коридоре, который соединял его кабинет с главной лабораторией. Шаги приближались.

— Кто это? — обеспокоенно спросил он.

— Хэммонд и с ним ещё три человека.

Глоудж издал приглушенный жалобный стон.

— Надо бежать! — сказал он в отчаянии. — Они не должны обнаружить ни вас, ни меня. Быстро… Сюда… — Он показал рукой на библиотеку.

Барбара отрицательно покачала головой:

— Они нас окружают. Все выходы контролируются. — Она нахмурилась. Хэммонд, должно быть, считает, что у него все необходимые улики против вас, но не облегчайте ему задачу. Отрицайте все! Посмотрим, что же я смогу сделать с моим… — Продолжая говорить, она вновь села в кресло, которое недавно покинула. Ее лицо ничего не выражало.

— Мне, возможно, удастся обмануть его, — сказала она уверенным тоном.

Шаги достигли двери. Постучали. Глоудж бросил взгляд на Барбару. В его голове вихрем проносились самые различные мысли. Но Барбара, покачав головой, улыбнулась.

— Входите! — сказал Глоудж. Но он взял неверный тон: слишком громко закричал.

Вошел Хэммонд.

— О! Господин Хэммонд… — воскликнула Барбара. Ее щеки заалели, она казалась смущенной и сконфуженной.

Хэммонд, увидев её, встал как вкопанный. Он внезапно почувствовал, как кто-то зондирует его мозг, и незамедлительно возвел защитный барьер. Зондаж прекратился.

Хэммонд перехватил взгляд Барбары. В глазах девушки тенью проскользнуло неподдельное изумление. Хэммонд не без иронии улыбнулся, затем отчеканил голосом, в котором звучал металл:

— Оставайтесь на месте, Барбара. С вами я поговорю позже. Войдите, Эмис, — добавил он, повысив голос.

В его интонации сквозило что-то угрожающее. Глоудж вновь умоляюще взглянул на Барбару, которая нерешительно ему улыбнулась. Выражение искренности и бесхитростности на её лице, с которым она встретила Хэммонда, уступило теперь место смиренности, но одновременно и настороженности.

Хэммонд сделал вид, что не заметил этой перемены.

— Эмис, — обратился он к одному из трех сотрудников, которые прошли через зал с образцами и в котором Глоудж узнал главу безопасности Центра Альфа.

— Эмис, перед вами Барбара Эллингтон. Отберите у неё сумочку. Никого в этот кабинет не пускать. Мисс Эллингтон запрещается выходить отсюда и касаться чего бы то ни было. Я хочу, чтобы она оставалась в этом кресле до тех пор, пока я не вернусь обратно с доктором Глоуджем.

— Слушаюсь, господин Хэммонд. — Эмис сделал знак одному из своих людей, который запер на ключ дверь кабинета. Сам он подошел к Барбаре, которая, не говоря ни слова, вручила ему сумочку.

— Следуйте за мной, доктор Глоудж, — сухо сказал Хэммонд.

Хэммонд прикрыл дверь библиотеки и повелительным тоном спросил у Глоуджа:

— Где Вэнс?

— Вы знаете, господин Хэммонд, я не…

Хэммонд резко шагнул к нему. Ученый, испугавшись, что с ним будут грубо обращаться, отступил. Но Хэммонд ограничился тем, что схватил доктора за руку и прижал к его запястью миниатюрный стальной предмет.

— Так скажите все же, где Вэнс? — повторил он.

Глоудж открыл было рот, чтобы поклясться, что не имеет ни малейшего понятия о судьбе молодого человека, но вместо этого вдруг сразу все выложил. Биолог, понимая, что тем самым он признает свое преступление, отчаянно пытался бороться с самим собой. Он уже понял, что приставленный к его запястью металлический предмет вводил его в состояние, подобное гипнозу, и попытался вырваться из рук Хэммонда.

Безуспешно.

— Когда вы бросили его в воду?

— Примерно час тому назад, — изнемогая, ответил Глоудж.

В этот момент в соседнем кабинете раздались крики. Распахнув дверь, в библиотеку ворвался бледный, как воск, Эмис.

— ГОСПОДИН ХЭММОНД…ОНА ИСЧЕЗЛА!

Хэммонд рванулся в кабинет. Доктор Глоудж, которого бил колотун, поспешил вслед за ним. Пока он добрался до двери, Хэммонд уже выныривал из холла вместе с одним из сотрудников службы безопасности. Ошалевший Эмис и третий сотрудник стояли посреди комнаты.

Хэммонд, закрыв дверь, обратился к Эмису:

— Быстро… Что произошло?

Эмис поднял руки в бессильном гневе:

— Не знаю, господин Хэммонд. За ней неотступно наблюдали. Они тихо сидела здесь, в кресле… а затем внезапно исчезла, вот и все. Он, — Эмис указал на одного из своих подчиненных, — стоял, прислонившись спиной к косяку двери. Когда мы обнаружили, что её в кресле уже нет, он сидел на полу рядом с дверью! А она была настежь распахнута. Мы бросились в холл, но там никого не было. И тогда я позвал вас.

— Сколько времени вы за ней наблюдали? — сухо осведомился Хэммонд.

— Сколько времени? — взглянул на него оторопевший Эмис. — Я только проводил свою матушку до лифта в холле…

Он вдруг смолк и быстро-быстро заморгал:

— Чего это я вам говорю? Ведь матушка уже восемь лет как померла!

— Так вот что за трюк она применила, — тихо прошептал Хэммонд. — Она проникает в глубину души, туда, где хранятся самые святые воспоминания об усопших. А я-то думал, что она хотела всего лишь прочесть мои мысли!

Хэммонд замолчал, затем четко и ясно приказал:

— Эмис, проснитесь! Все трое, вы на пару минут потеряли сознание. Не ломайте голову над тем, чтобы понять, каким образом мисс Эллингтон удалось это сделать. Сообщите её приметы охранникам на выходах из здания. Если кто-то из них заметит её, то пусть держит под прицелом.

Сотрудники службы безопасности выскочили из кабинета, а Хэммонд знаком показал полностью потерявшему над собой контроль доктору Глоуджу, чтобы тот сел. Хэммонд вытащил из кармана похожий на карандаш предмет и, нажав на него, какое-то время выждал.

На пятом этаже здания Центра Хелен Венделл сняла трубку личного телефона, стоявшего у неё на столе.

— Слушаю вас, Джон!

— Выключите все защитные экраны, а также экраны-ловушки, распорядился Хэммонд. — Глоудж утопил Стрезера, так как опыт над ним не удался. Но вторая особа начеку. Трудно предугадать, что именно она может вытворить, но, возможно, сочтет необходимым побывать у меня в кабинете, чтобы затем быстро исчезнуть.

Хелен нажала на кнопку:

— Ничего делать не надо. Все экраны уже выключены.

Снаружи сгущались сумерки.

В двадцать часов восемнадцать минут небольшой телефон на столе секретарши Хэммонда на пятом этаже снова зазвонил. Хелен взглядом проверила, закрыта ли дверь, и сняла трубку.

— Слушаю, Джон.

— Я в бассейне, — сообщил ей шеф. — Его только что выловили из воды. Но он жив, Хелен! Сработал какой-то рефлекс, помешавший ему наглотаться воды. Тем не менее нам нужна кислородная палатка.

Хелен левой рукой взялась за другой телефон.

— Может, выслать «скорую»? — спросила она, набирая номер.

— Конечно. Вы знаете адрес. Пусть та остановится рядом с дверью. Надо действовать быстро.

— Хотите, чтобы были также и люди в военной форме?

— Естественно, но передайте им, чтобы они оставались в машине до тех пор, пока их не позовут. Высокий палисадник нас скрывает, к тому же стемнело. Я вернусь вместе с ними. Удалось ли поймать Барбару?

— Нет.

— Я так и знал. По возвращении я сам расспрошу всех охранников.

Барбара позволила Эмису сопроводить её до ближайшего лифта, все время внушая ему, что является его матушкой.

Войдя в кабину, она нажала кнопку подъема. Вскоре Барбара очутилась на крыше. Точно в соответствии с тем, что она уже обозрела внутренним взором благодаря своим новым способностям, на крыше стоял приготовившийся к взлету вертолет. Хотя её не было в списке пассажиров, пилот, искренне уверовав в то, что перед ним его подружка, лично проводил её на борт. Неожиданное её появление казалось ему вполне естественным.

Чуть позже Барбара приземлилась на крыше другого здания. И опять пилот счел вполне естественным, что его подружка покинула его. Он поднялся в водух, и этот эпизод тут же стерся у него из памяти.

Столь поспешное приземление было для Барбары вынужденным, потому что она почувствовала, что начала действовать новая инъекция. Поэтому она зондировала проносившиеся под вертолетом здания до тех пор, пока не нашла небоскреб с незанятыми верхними этажами. «Попробую пробраться в один из пустых кабинетов», — решила она.

Но дальше крыши она пройти не смогла. Как только она ступила на первую ступеньку лестницы, уходившей в глубины небоскреба, как почувствовала, что её шатает. Стало ясно, что она уже не властна над своим телом. Слева виднелась дверь, выводившая в помещение, похожее на чердак и служившее кладовкой. Она проникла туда, закрыв за собой дверь на засов. И только тогда она расслабилась, рухнув на пол.

В течение всей ночи она ни разу полностью не теряла сознания: отныне это стало для неё невозможным. Но Барбара отдавала себе отчет в том, что все её существо беспрерывно менялось, менялось, менялось…

Потоки энергии, пронизывавшие её тело, приобрели новое значение. Теперь они отделились от неё самой. Вскоре ей удалось взять их под свой контроль, но и сам этот контроль был по своему характеру каким-то другим.

Определенная часть её существа, как ей показалось, стушевалась, вытесненная новым сознанием, овладевшим ею.

«Я все ещё я, — подумало то новое существо, которое лежало теперь на полу кладовки. — Остались тело, чувства, желания…»

Но она уже четко осознавала, что даже в этой начальной фазе скачка на пятьсот тысяч лет вперед её «Я» уже стало «Я плюс ещё что-то».

Тем не менее ей ещё не удавалось четко понять, как это её существо становилось этим чем-то «Я плюс ещё что-то».

Ночь для неё затянулась надолго.

Наступил вторник.

Сразу после полудня Хелен Венделл пересекла коридор, связывавший штаб Хэммонда с его основным кабинетом. Хэммонд сидел за столом. При появлении Хелен он поднял на неё глаза.

— Как обстоят дела с нашими пациентами? — спросил он.

— Глоудж превосходно играет свою роль. Я даже позволила ему утром немного поболтать с его ассистентом. Через Телстар он уже дважды беседовал с сэром Хьюбертом относительно своих обязанностей на новом месте работы за рубежом. Я снова погрузила его в сон, но он в нашем полном распоряжении. Вы когда вернулись?

— Только что. А как дела со Стрезером?

Хелен похлопала рукой по магнитофону.

— Двадцать минут назад я запросила сведения у медицинской машины. Она представила мне подробный диагноз. Все записано на пленку. Хотите послушать?

— Нет, дайте выжимку.

Хелен поджала губы и начала:

— Машина подтверждает, что воды он не наглотался, что какой-то недавно появившийся в его мозгу механизм заблокировал дыхание и поддерживал его в жизнеспособном состоянии. Вэнс ничего осознанно об этом эксперименте не помнит; следовательно, весь механизм выживания в этих условиях был запущен на уровне подсознания. Медицинская машина сообщает также и о других происходящих в его организме изменениях, которые она расценивает как чудовищные. Пока ещё рано говорить, сможет ли Вэнс вынести третью инъекцию или нет… В настоящее время он находится под воздействием транквилизаторов.

Хэммонд, казалось, не был удовлетворен этими сведениями.

— Хорошо, — сказал он после непродолжительного раздумья. — Больше ничего интересного?

— Есть. Очень много сообщений в ваш адрес.

— По поводу доктора Глоуджа?

— Да. Новая Бразилиа и Манила согласны с вами в том, что риск утечки слишком велик в случае, если доктор Глоудж останется в Центре Альфа дольше, чем это абсолютно необходимо.

— Вы только что говорили, что он прекрасно справляется со своей ролью?

Хелен кивнула:

— Пока. Но это очень строптивый тип, и у нас, в Центре, я, конечно, не в состоянии основательно запрограммировать его так полно и окончательно, как это сделают в Париже. Они настаивают, чтобы его отправили в Париж. Этим займется курьер Арнольд. Он вылетает завтра утром рейсом в пять десять.

— Нет! — воскликнул Хэммонд. — Это преждевременно! Глоудж для нас — та приманка, на которую я надеюсь подцепить Барбару. Из опытов Глоуджа следует, что она обретет свободу действия только сегодня вечером. По моим подсчетам, в девять часов создадутся благоприятные условия для того, чтобы выпустить на сцену Глоуджа и выключить экраны защиты.

Хелен, помолчав несколько секунд, заявила:

— Джон, преобладает мнение, что вы преувеличиваете возможность эволюции Барбары Эллингтон в действительно опасном для нас направлении.

Хэммонд слегка улыбнулся:

— Я видел её. Другие нет. Насколько можно судить, она, возможно, уже погибла или погибает сейчас после третьей инъекции. Но если она будет в силах прийти, то, думаю, обязательно явится. Она в любой момент может начать искать человека, способного дать ей сыворотку.

Но в этот же вторник с личностью Барбары случилось что-то новое.

Она обрела мыслительные механизмы, способные оперировать в космическом масштабе. Они действовали автоматически, за пределами сознания, так что их природа и способ действия были Барбаре совершенно неясны. Но они могли совершать немыслимое…

Пока она лежала на чердаке, один из новых образовавшихся в её мозгу центров исследовал космическое пространство в диаметре пятисот световых лет. Он вскользь прошел облака нейтрального водорода, пронизал молодые, ярко сверкающие звезды типа О, измерил колебания двойных звезд, учел кометы и ледовые астероиды. Очень далеко, в созвездии Змееносца, гигантская бело-голубая звезда превратилась в «новую», и необычайный мыслительный механизм Барбары воспринял необузданное извержение потоков лучистого газа. Черный карлик последний раз полыхнул инфракрасными лучами и затаился в сумрачных глубинах погасших звезд.

Разум Барбары охватывал всю эту беспредельность и без всяких усилий мчался все дальше и дальше… до того момента, пока не натолкнулся на специфическое «НЕЧТО». И тогда он отключился.

«Что же это я встретила?» — молча взывала Барбара в состоянии полнейшего экстаза.

Она знала, что возникший у неё в мозгу новый механизм в соответствии со встроенной в нем самом внутренней программой как раз и должен был разыскать и встретить именно это «НЕЧТО». В то же время это не выразилось в осознанном понимании случившегося. Она была уверена лишь в одном: новый нервный центр, казалось, был удовлетворен и прекратил дальнейшее зондирование.

Но она чувствовала — и это вызвало в ней невыразимое ликование, — что он помнит об этом «НЕЧТО», с которым вступил в контакт.

Барбара все ещё смаковала эту радость, когда чуть позже отметила, что где-то в самой глубине её сути происходят новые энергообмены.

И тогда она предоставила телу и разуму самим постепенно воспринять их.

Час за часом город все больше охватывала летняя жара. Солнце поднялось высоко, и его беспощадные лучи обрушились на закрытое помещение, возвышавшееся на крыше многоэтажного здания в пяти километрах от Исследовательского центра Альфа. Барбара, свернувшись калачиком в пыли кладовки, лежала совершенно неподвижно. Время от времени с её губ слетал жалобный стон. Подскочила температура, градом катился пот. Это длилось долго, очень долго. Потом её кожа ссохлась, а лицо приняло синеватый оттенок. Стоны прекратились. Если бы кто-нибудь оказался вблизи от Барбары, он не смог бы даже сказать, дышит ли она.

К четырем часам дня зной пошел на убыль, и в комнате с окнами без ставен стало прохладнее. Но истек ещё час, прежде чем царившая в помещении адская жара начала спадать. Примерно в шесть часов свернувшаяся человеческая фигура впервые шевельнулась.

Барбара медленно вытянула ноги, затем рывками перевернулась и снова затихла, распластавшись на спине с вытянутыми вдоль тела руками.

Ее правая щека была покрыта грязной коростой из пыли и высохшего пота. Она глубоко вздохнула и опять затихла. Через несколько минут приоткрылись веки. Ее темно-синие лучистые глаза непонятным образом ожили и наполнились внутренним огнем, хотя продолжали смотреть в одну точку.

Вечерело. В городе стали зажигаться огни. Все в каморке дышало тишиной. Тем не менее прошел ещё час, прежде чем раскинувшийся на полу силуэт человека снова подал признаки жизни…

На этот раз это были движения другого характера. Барбара внезапно стремительно вскочила на ноги и подошла к ближайшему окну, прислонившись лицом к грязному стеклу.

На западе высилась величественная груда комплекса Альфа в ореоле яркого света. Барбара повернула голову в этом направлении…

Через секунду разум Барбары, обуздывая её взгляд, стал осваиваться с обстановкой на совершенно ином, безмерно более глубоком уровне восприятия.

Ночью работа Центра мало чем отличалась от дневной. Но Барбара, пробегая своей мыслью по знакомым ей и освещенным как днем коридорам, ведущим в секцию биологии, отметила, что персонала все же было поменьше. Так же мысленно она пересекла Центральную лабораторию, прошла по узкому коридору и остановилась перед дверью кабинета доктора Глоуджа.

Переступив порог, она замерла в темной, заполненной тишиной комнате. Затем прошла в библиотеку. Две-три минуты её мысль витала над солидным сейфом, стоявшим в углу. Она все поняла.

Сейф был пуст… и представлял собой ловушку.

Барбара мысленно перенеслась на пятый этаж и поплыла к большой черной двери, на которой было написано: «Служба по контактам и научным исследованиям».

Снова остановилась…

В течение нескольких минут Барбара неспешно и скрупулезно зондировала своей мыслью стены кабинетов и личных апартаментов Джона Хэммонда. Что-то в них было необычным и, как представлялось, таило в себе очень большую опасность. В этой секции Центра всюду между стенками и дверьми, над потолками и под полами пульсировали, извиваясь подобно струе дыма из печной трубы, странные силовые поля.

Преодолеть этот барьер было невозможно.

Но это касалось Барбары во плоти, а её мысленное воплощение в определенной степени было способно на это…

Нужно было лишь избегать большой двери и потайного лифта, который вел непосредственно в квартиру Хэммонда. Защита этих участков, наиболее привлекательных для любого нежелательного лица, стремящегося проникнуть в секцию, была мощнейшей.

Она отодвинулась от этой массивной двери и застыла в ожидании, достаточно далеко от стены, которая воздвигалась между ней и основным кабинетом. Понемногу стала возникать картинка…

Она очутилась в неизвестной ей доселе комнате, совершенно пустой и не представлявшей никакого интереса, за исключением закрытой двери, параллельной другой двери, выходившей в коридор.

Образ внутренней комнаты в мозгу Барбары внезапно померк. Вместо него она ощутила присутствие какой-то всепоглощающей, грозной, грубо повелевающей силы.

Обескураженная и напуганная, Барбара уже чувствовала воздействие этой силы, её готовность отбросить девушку назад, к смертоносному барьеру, окружавшему всю секцию. Поисковая мысль Барбары тут же прервала передачу по каналу зрительного восприятия и ради обретения стабильности покорно притихла.

И все же теперь Барбара точно знала, где находилась сыворотка: в большом сейфе квартиры Хэммонда, под мощной и, на первый взгляд, непреодолимой защитой.

Механизм дальнего восприятия стал крайне осторожно восстанавливаться. Выявилась другая часть секции, погруженная в туман враждебных энергополей. В ней находился мужской аналог Барбары. Он был жив.

Но совершенно беспомощен и ничего не осознавал. К тому же был заперт в мрачную клетку с энергетическими решетками, через которые с трудом удалось произвести лишь самую общую идентификацию. И все же Барбара была счастлива, что ему удалось спастись.

Через несколько минут она была абсолютно уверена в том, что в запертых апартаментах Хэммонда никого больше не было. Тогда она сняла поле визуального зондирования этого места и переключила его на главный офис. Появился расплывчатый образ женщины. Это была Хелен Венделл, которая, судя по всему, говорила в аппарат, связанный с лежащим перед ней прибором.

Вступил в действие новый уровень дальнего восприятия. Барбара услышала голоса говоривших.

Отчитывался Гэнин Арнольд, курьер из города Новая Бразилиа. Он находился в городском аэропорту в пятнадцати километрах к югу от Центра Альфа.

— Уже закрывают двери, — говорил курьер в микрофон, замаскированный под один из тех ингаляторов успокоительного действия, которыми в последнее время так часто пользовались многие пассажиры перед взлетом самолета. Если бы кто-нибудь находился сейчас даже в нескольких сантиметрах от курьера, он бы ничего не услышал. Но из прибора на столе Хелен Венделл голос Арнольда звучал громко и отчетливо.

— Взлетаем через… (Арнольд посмотрел на ручные часы) две минуты тридцать секунд. До Парижа посадок не будет. Все пассажиры и члены экипажа, хотя бы по разу, прошли в зоне действия биоиндикатора, который ни разу не показал уровня выше стандартного среднеземного, то есть не достигал шести. Короче, мы оба, биолог и я, абсолютно уверены в том, что ни одна ненормально эволюционированная человеческая форма нас до Парижа не сопровождает. Доктор Глоудж ведет себя превосходно. Транквилизатор уже начал оказывать свое действие, и доктора явно клонит ко сну. Нет сомнений, что до самого Парижа он будет сладко спать.

Арнольд сделал паузу, видимо ожидая комментариев. Поскольку их не последовало, он продолжал:

— Очевидно, что после взлета поддерживать связь этим способом будет невозможно. Посему, учитывая, что в оставшееся время каких-либо неприятностей не предвидится, и если господин Хэммонд не возражает, я свое сообщение заканчиваю.

Мелодичный голос Хелен, исходивший, казалось, откуда-то слева от головы курьера, ответил:

— Господин Хэммонд предпочитает, чтобы вы оставались в режиме приема до самого взлета на тот случай, если нам придется дать вам другие инструкции.

В закрытой наглухо каморке последнего этажа здания, в нескольких километрах от Центра, женская фигура у окна внезапно вышла из состояния транса, в котором пребывала, стоя совершенно неподвижно несколько минут. Подняв голову, она обвела взглядом слабо подсвеченное городскими огнями небо. Ее рука поднялась и дотронулась до толстого стекла. Оно расплавилось, как лед под воздействием высокой температуры.

Ворвавшийся в помещение холодный ветер взвихрил пыль.

Барбара немного выждала, потом подошла к провалу, зияющему на месте окна.

Ее взгляд был направлен на запад. Она вслушивалась. Все многоголосье города теперь отчетливо звучало в ней. Каждые тридцать секунд раздавался покрывавший все шумы города грохот. Это вертикально взлетали, набирали скорость и со свистом устремлялись в ночь реактивные самолеты. Барбара быстро повернула голову и проанализировала меняющуюся структуру этого звука. Она медленно развернулась к северу, следя за перемещавшейся вдали точкой. От напряженного внимания её глаза прищурились.

Между тем в самолете, взявшем несколько минут назад курс на Париж, с доктором Глоуджем происходили странные вещи. Поклевывая носом, он с удовлетворением думал о предстоящей новой работе над парижским проектом, которым руководил Хьюберт Роланд. Неожиданно он почувствовал, что какая-то часть его мозга проснулась.

Внезапно забеспокоившись, он осмотрелся. В первую очередь Глоудж взглянул на сидящего рядом соседа.

Это был дородный, налитый силой мужчина. Он напоминал частного детектива, и Глоудж точно знал, что это был его телохранитель. Но странным было то, что этот человек сидел в своем кресле совершенно безвольно, опустив голову на грудь и закрыв глаза, — все признаки воздействия транквилизатора.

«Чего это он заснул?» — мысленно спросил себя Глоудж, глубоко убежденный в том, что это он, а не его телохранитель должен был находиться в состоянии сна. Доктор отчетливо вспомнил совершенно незнакомый ему прибор, с помощью которого эта Венделл заполнила его голову целым комплектом убедительных иллюзий. Он по доброй воле поднялся на борт лайнера и по настоянию своего ангела-хранителя в достаточной степени надышался успокоительным газом из респиратора, вмонтированного в его кресло, чтобы беспробудно спать до самого Парижа.

И тем не менее спустя всего несколько минут после взлета он уже бодрствовал. Те внушения, которыми его пичкали в течение всего дня, стали рассеиваться.

Эти факты явно противоречили друг другу и должны были иметь какое-то логическое объяснение.

Внезапно Глоудж совсем перестал думать. У него создалось впечатление, что в какой-то миг в голове просто образовался вакуум. Затем его охватил сводящий с ума ужас.

— Да, доктор Глоудж, — произнес кто-то рядом, — действительно всему ЕСТЬ объяснение!

Медленно, нехотя, но совершенно не в силах побороть направляющий его действия импульс, он обернулся.

Кто-то сидел сзади.

Сначала он подумал, что речь идет о совершенно незнакомом ему человеке. Но тут сидевшая за ним женщина открыла глаза. Их взгляды встретились. Даже в приглушенном свете салона лайнера её взор отсвечивал демоническим огнем.

Женщина заговорила, и он узнал голос Барбары Эллингтон.

— У нас с вами возникла общая проблема, доктор Глоудж. Есть основания полагать, что на этой планете орудует группа космических пришельцев. Мне ещё неясны мотивы их присутствия. Поэтому наша ближайшая задача прояснить их.

— Вы ГДЕ находитесь? — сухо осведомилась Хелен Венделл.

Она повернула рычажок, и справа от неё засветился небольшой экран.

— Джон! Быстро!

Находившийся у себя в апартаментах Джон Хэммонд обернулся и бросил взгляд на оживший позади него экран. Спустя пару секунд он уже слушал хриплые, рубленые фразы, раздававшиеся в лежавших слева от Хэммонда наушниках.

— Где он? — спросил Хэммонд у Хелен. Ее лицо на экране было бледным и напряженным.

— На аэродроме в Де Муан! Парижский лайнер сделал вынужденную посадку из-за технических неполадок. Никто толком не знает, что это были за неполадки и почему потребовалось их срочно устранять. Но всех пассажиров высадили и перевели в другой самолет. Арнольд в полном душевном смятении. Послушайте-ка его!

— …с ним была женщина, — раздался невнятный голос курьера. — Я сначала подумал, что это пассажирка, поднявшаяся в самолет перед вылетом. Сейчас я в этом уже не уверен. Но я был не в состоянии даже шевельнуть пальцем и смотрел, как они удалялись вдвоем и покинули аэропорт. Ни на секунду я не подумал ни о том, почему эта женщина оказалась с Глоуджем, ни о том, чтобы их остановить, ни даже о том, чтобы разузнать, куда это они направились…

Хэммонд повернул регулятор, и звук стал тише.

— Когда приземлился лайнер? — спросил он у Хелен Венделл.

— Должно быть, уже более получаса тому назад, как сказал Арнольд! Он заявил, что только сейчас подумал о том, чтобы нас предупредить.

— ЦЕЛЫХ ПОЛЧАСА! — Хэммонд рывком вскочил на ноги. — Хелен, бросайте все дела! Мне нужен наблюдатель на внеземной орбите, и обеспечьте это, если сможете, в течение ближайших минут.

Она посмотрела на него с удивлением:

— Каких действий вы ожидаете?

— Понятия не имею.

Она поколебалась, затем заговорила вновь:

— Охранители…

— Все, что возможно предпринять здесь, я в состоянии сделать сам и ни в ком ради этого не нуждаюсь. Защитные экраны с северной стороны будут отключены ровно на сорок секунд. А теперь уходите… — он отключил связь и повернул один из рычажков под своим столом.

Сидя в основном офисе, Хелен Венделл какое-то время смотрела на погасший экран. Наконец она вскочила, подбежала к двери и устремилась в холл.

Чуть позже Джон Хэммонд вошел в комнату, где в своей энергетической клетке лежал Винсент Стрезер. Хэммонд, подойдя к стене, снизил мощность защитного экрана наполовину.

Тот посветлел и превратился в почти неразличимую дымку. Хэммонд внимательно всмотрелся в силуэт человека, лежавшего на койке.

— Произошли ли другие изменения внутренних органов? — спросил он громким голосом.

— За последние два часа нет, — ответила медицинская машина.

— Эта форма жизнеспособна?

— Да.

— Проснется ли он, если я нейтрализую экран полностью?

— Да, немедленно.

Подумав, Хэммонд задал ещё один вопрос:

— Просчитан ли эффект в случае введения четвертой инъекции?

— Да, — ответила скрытая в стене машина.

— Коротко сформулируйте, что именно произойдет.

— Серьезная перестройка пойдет ещё быстрее. Направление эволюционного толчка останется прежним, но его амплитуда намного расширится. Окончательная стабилизация формы произойдет через двадцать минут. И она все ещё будет жизнеспособна.

Хэммонд передвинул рычажок в положение максимального режима. Энергетический экран затянулся дымкой, потеряв прозрачность.

Было ещё слишком рано принимать решение о четвертой инъекции. Может быть, вообще удастся обойтись без этой крайней меры.

В десять с половиной часов раздался сигнал с экрана дальней связи. Взглянув на пульт управления, Хэммонд одним движением нажал сразу на кнопки приема и блокировки своего изображения на тот случай, если вызывавший пользовался видеотелефоном.

— Слушаю, — произнес он.

Экран оставался темным, но из приемника раздался вздох облегчения.

— ГОСПОДИН ХЭММОНД! — Голос гнусавил и дребезжал, но, несомненно, принадлежал доктору Глоуджу.

В одном из приборов на столе Хэммонда раздались два металлических щелчка, означавших, что к разговору подключилась Хелен, которая записывала его с борта космического корабля, курсировавшего вдали от Земли.

— Где вы находитесь, доктор Глоудж?

— Господин Хэммонд… это ужасно… эта тварь… Барбара Эллингтон…

— Она заставила вас покинуть самолет. Я знаю. Где вы сейчас?

— Я у себя дома, в Пенсильвании.

— Она вас сопровождала туда?

— Да. И я ничего не мог поделать, чтобы помешать ей.

— Конечно. Она ушла?

— Не знаю, где она сейчас. Я рискую, звоня вам. Было кое-что такое, о чем я совсем позабыл, господин Хэммонд, но она, она была в курсе. Я…

— Имелся ли запас сыворотки «Омега» в лаборатории на вашей ферме?

— Я и думать о нем забыл. Это был один из первых экспериментальных образцов. Сыворотка содержит примеси, которые вызывают опасные и чудовищные отклонения в развитии. Я полагал, что все её запасы уничтожены. Но эта тварь знала обо всем больше, чем я сам! Она привезла меня сюда и заставила отдать ей всю оставшуюся сыворотку, которой было совсем немного…

— Но достаточно для четвертой дозы?

— Да, да, вполне.

— И она её себе ввела?

Доктор Глоудж, поколебавшись, ответил:

— Да. Тем не менее есть надежда, что вместо того, чтобы подстегнуть эволюционный процесс у этого существа, которое я теперь рассматриваю как монстра, эта несовершенная сыворотка не позволит ей подняться на следующий уровень развития, а, наоборот, быстро её уничтожит.

— Вполне возможно. Но с самого или почти с самого начала эксперимента по эволюционному стимулированию Барбара Эллингтон действовала с пониманием тех возможностей, которые перед ней открывались. И я с трудом верю в то, что теперь-то она совершит ошибку.

— Я… — голос Глоуджа сломался. — Господин Хэммонд, я вполне отдаю себе отчет в гнусности того, что я сделал. Если я в той или иной степени могу способствовать предотвращению самых пагубных последствий моих действий, вы можете рассчитывать на полное сотрудничество с моей стороны. Я…

Раздался щелчок, означавший, что разговор прерван. Последовала пауза и после неё шепот Хелен:

— Не считаете ли вы, что Барбара сознательно дала ему возможность позвонить вам, а затем прекратила разговор?

— Это очевидно.

Хелен воздержалась от каких-либо комментариев. Хэммонд тихо произнес:

— Я думаю, она хочет предупредить нас о своем предстоящем визите.

— Полагаю, что она уже пришла, Джон. Всего хорошего.

Хэммонд посмотрел на пульт управления. Стрелки приборов безумно метались из стороны в сторону. Он отметил также и ещё одно, совершенно непредвиденное обстоятельство: появление поля отрицательной энергии, нейтрализовавшего его защитное энергетическое поле.

— Хелен… Эта женщина частично вне нашей досягаемости. То, что вы сейчас видите, — это наше силовое поле, которое пытается устоять перед антиполем. Я слышал о существовании подобного феномена, но никогда с ним не сталкивался.

Хелен Венделл ничего не ответила, продолжая пристально наблюдать за контрольным пультом управления на далеком космическом корабле, где она в настоящее время находилась. От разбушевавшейся электронной бури взбесились все индикаторы, показывая, что поле, защищавшее кабинет и апартаменты Хэммонда, подвергалось воздействию другого поля с быстро меняющейся частотой. Вскоре потенциал защитного барьера упал до критического уровня.

Противостояние длилось больше минуты. Приборы показывали невероятные нагрузки.

— Джон Хэммонд, — тихо произнес стол. Хэммонд подскочил от неожиданности и отступил.

— Джон Хэммонд, — прошептало соседнее кресло.

— Джон Хэммонд! Джон Хэммонд! Джон Хэммонд! Джон Хэммонд!

Его имя звучало из всех углов комнаты, окружая, обволакивая его. Занимая ответственный пост, он знал, что означает эта вихревая атака, и понимал связанные с нею опасные последствия. Вероятность такого поворота событий никогда не рассматривалась. Тем не менее ОНИ учитывали подобную возможность. И Хэммонд располагал необходимыми средствами, чтобы достойно встретить возникшую новую ситуацию.

Его взгляд лихорадочно метался по кабинету в поисках специального прибора, который он разместил где-то среди других. Был момент, когда он, не находя его, чуть не запаниковал. Оказалось, однако, что он у него в руке. Большим пальцем он быстро провел по его поверхности, нащупал нужный выступ и привел его в действие. После этого Хэммонд положил прибор на стол.

Возник скрежещущий звук. Это был не только звук, но вибрация, взвинчивающая нервы до предела. Голоса-фантомы тут же сникли до шепота. Далекий и тонкий голос Хелен Венделл вонзился в ухо Хэммонда словно игла.

— Контрольный экран! Она уходит! — с надеждой вскричала Хелен.

— Вы уверены в этом?

— Не совсем, — в голосе Хелен послышалась обеспокоенность. — Что видно на ВАШЕМ экране?

— Пока только субъективные помехи. Но они постепенно исчезают.

— Что все-таки произошло?

— Думаю, что она прозондировала нас и пришла к выводу, что сможет одержать легкую победу. Посему она, должно быть, получила самый большой сюрприз в своей короткой жизни сверхженщины предгалактического уровня. Она не поняла, что мы являемся представителями Великих.

— Она пострадала?

— О! На это я не претендую! Она слишком многое узнала. Но… детали я вам сообщу позднее.

Хэммонд прищурился при взгляде на контрольный экран и бросился к двери в соседнюю комнату.

— Сделать последнюю инъекцию, — приказал он, войдя в это помещение.

— Четвертая и последняя в этой серии инъекция сыворотки «Омега» будет сделана этому существу, — отметила машина.

— Немедленно!

— Немедленно.

Вернувшись в кабинет, Хэммонд вновь услышал голос Хелен:

— Временами поток антиэнергии доходит по напряженности до индекса девяносто шесть. Это всего лишь на четыре пункта ниже теоретического предела. Удалось ли ей сравняться с вашим энергетическим уровнем?

— Почти. Она применила прием с псевдогипнозом высочайшего потенциала, но у неё ничего не вышло. И все же она вернется. У меня в руках находится нечто такое, чего она упорно добивается.

Ожил экран телефона. Включив аппарат, Хэммонд услышал голос доктора Глоуджа.

— Нас недавно прервали, господин Хэммонд. — Биолог говорил спокойно и уверенно.

— Что случилось? — устало спросил Хэммонд.

— Господин Хэммонд! В конце концов я все-таки проанализировал истинную природу эволюции. Получается, что Вселенная — это иерархия различных уровней. И ей нужна свободная энергия на всех ступенях. Поэтому те, кто находятся на более высоких уровнях, прямо не вмешиваются в дела нижестоящих. Но по этой же причине если в распоряжении последних оказываются могущественные силы, то вышестоящие полагают, что это их прямо касается.

— Барбара! — спокойно парировал Хэммонд. — Барбара, если вы мне звоните, чтобы выяснить, впущу ли я вас к себе, то я отвечу утвердительно.

Воцарилось молчание, затем последовал щелчок, означавший конец связи. Буквально в то же мгновение почти незаметно качнулась стрелка одного из приборов.

— Что у вас там происходит? — запросила Хелен сдавленным голосом.

— Сейчас с моего разрешения она пройдет сквозь экраны.

— Не думаете ли вы, что это какая-то уловка с её стороны?

— В некотором смысле да. Не знаю, по каким причинам, но она не захотела дойти до крайнего теоретического предела на шкале эволюции, установленного Глоуджем, до точки, отстоящей от нас на миллион лет. Возможно, это случится чуть позже.

— И тем не менее вы её впускаете к себе?

— Конечно.

Хелен замолчала.

Беззвучно протекла минута. Хэммонд немного отошел от пульта управления, встал лицом к двери и стал терпеливо ждать.

В уголке экрана засветился красный огонек. Что-то постороннее вошло в основной кабинет.

Гнетущая тишина длилась ещё несколько секунд. Затем в коридоре послышались звонкие шаги.

Хэммонд не смог бы ответить, чего точно он ожидал… но только не банального перестука каблучков-шпилек женских туфелек.

Она возникла в дверном проеме личного кабинета Хэммонда и остановилась, глядя на него. Хэммонд молчал. Внешне эта женщина была Барбарой Эллингтон, которая ещё накануне сидела в кресле в кабинете у Глоуджа. В ней ничего не изменилось — ни в поведении, ни в одежде. Даже сумочка, которую она держала в руках, казалась той же самой. Если абстрагироваться от бьющей из неё через край энергии, живости осанки, остроты умных глаз, накладывавших на весь её облик свой отпечаток, то это была та же самая девушка, худощавая, неуклюжая, неуверенная в себе, которая работала во внешнем бюро менее двух недель тому назад.

«Значит, это фантом, — подумал Хэммонд. — Но пусть она не заблуждается: сейчас я надежно защищен от любых её попыток манипулировать моими мыслями. И этот защитный экран исчезнет только в том случае, если умру я сам». Стоящий в дверях человеческий силуэт был реальностью. Это фиксировали приборы. И тем не менее это была всего лишь форма, специально созданная ради этой встречи. Она не была той новой Барбарой, в которую превратилась прежняя.

Хэммонд точно не знал, зачем она приняла этот облик. Может быть, в надежде усыпить его бдительность?

Она шагнула вперед с легкой улыбкой на губах и огляделась вокруг. Вот тогда-то Хэммонд понял, что не ошибся. Вместе с ней в комнату проскользнуло что-то еще… Нечто подавляющее вас, от чего по спине пробегает дрожь. Но одновременно это нечто вызывало чувство теплоты и мощи.

Она взглянула на Хэммонда голубыми глазами, в которых скакал бесенок любопытства, и приветливо улыбнулась.

— Хочу разобраться, почему вы все ещё здесь, — беззаботно произнесла она. — Защищайтесь!

Все произошло беззвучно. Но между ними проскочила ослепительно белая паутина огней, обволокла обоих, затем стихла, снова запылала — и опять исчезла. Они стояли неподвижно и следили друг за другом. В комнате ничего не изменилось.

— Прекрасно! — сказала женщина. — Окружающая вас тайна начинает проясняться. В настоящее время я знаю, к какому виду живых существ вы относитесь, Джон Хэммонд. ВАША наука никогда не смогла бы подчинить себе те энергии, которые сейчас оберегают ваши тело и разум. Таким образом, в чрезвычайных ситуациях вам, видимо, разрешено пользоваться средствами, которые изобретены другими, превосходящими вас существами, суть которых вы не можете постигнуть. И где же могут быть размещены подобные средства сейчас?… Думаю, что здесь.

Она повернулась и в три шага достигла двери соседней комнаты. Остановилась. Тут же перед этой дверью и стеной заклубился розоватый с блестками туман, застелился по полу.

— Да, — возобновила она свой монолог. — Все из одного источника! И здесь…

Она опять повернулась и, широко ступая, подошла к пульту управления на столе, который мгновенно обволок тот же розовый туман.

— Таким образом, вот те три точки, которые вы должны считать жизненно важными! — промолвила она, покачав головой. — Вы сами, существо в соседней комнате и пульт управления секцией. Ради их сохранения вы готовы раскрыть секрет, о котором иначе бы умолчали. Думаю, самое время нам обменяться информацией.

Она двинулась к Хэммонду и остановилась перед ним.

— Я нечаянно обнаружила, что вы, Джон Хэммонд, не являетесь уроженцем Земли. По уровню развития вы выше землян, однако не настолько, чтобы объяснить им, почему вы здесь находитесь. В этом мире у вас действует организация. Весьма, кстати, любопытная. Она вроде бы не имеет своей целью ни завоевать Землю, ни эксплуатировать ее… Но не будем об этом. Не пытайтесь мне объяснять. Это не имеет никакого значения. Вы сейчас освободите существо мужского пола, которое должно получить те же самые инъекции сыворотки, что и я. Затем вы и представители вашего биологического вида быстренько покинете эту планету. Вы нам больше не нужны.

Хэммонд покачал головой.

— Вполне возможно, что мы будем вынуждены эвакуировать отсюда нашу экспедицию, — ответил он. — Но тем самым Земля превратится в большую угрозу. Мы представляем здесь Великих Галактиан, у которых на службе находится немало зависимых видов живых существ, ведущих в их интересах военные операции. Не вижу никакой выгоды для Земли, если кто-нибудь из них оккупирует её или введет карантин для того, чтобы «посеянный» здесь вид находился под постоянным наблюдением.

— Мне абсолютно безразлично, Джон Хэммонд, пошлют ли Великие Галактиане свои корабли на Землю или явятся сюда сами. В обоих случаях для них это было бы проявлением большой неосторожности. Через несколько часов в нашем распоряжении будет находиться в неограниченном количестве сыворотка «Омега». Через несколько дней каждый мужчина, каждая женщина, каждый ребенок на Земле пройдет до конца цикл своей эволюции. Неужели вы думаете, что это совершенно новое человечество можно будет поставить под чье-то наблюдение?

— Сыворотка «Омега» никогда больше применяться не будет. И я вам покажу почему…

Хэммонд повернулся и направился к пульту управления. Розовый туман расступился перед ним и снова замкнулся за его спиной. Он исчез совсем, как только Хэммонд опустил один из рычажков. И тогда Хэммонд отступил назад.

— Я выключил энергетические поля, мешавшие вам войти в эту комнату, заявил он. — Идите и убедитесь сами в справедливости моих слов. Барьера больше не существует.

Лицо Барбары напоминало застывшую маску, на которой полыхал лишь голубой костер её глаз. Хэммонд подумал, что она уже знает, что сейчас увидит. Тем не менее она шагнула к двери. Хэммонд также подошел, чтобы заглянуть через её плечо.

Клетка с решетками из энергополей, скрывавшая кровать, исчезла. Лежащая на кровати фигура приподнялась, ошеломленно покачала головой, кувыркнулась и опустилась на четвереньки.

Огромные, полные муки глаза на секунду задержались на лицах Хэммонда и Барбары. Затем существо встало во весь свой рост…

Да, да, во весь свой рост — целых пятьдесят пять сантиметров! Оно покачнулось, еле удерживаясь нетвердыми ногами на своей лежанке, маленькое волосатое существо с несоразмерной шаровидной головой с прорезью большого рта.

Оно моргнуло, что-то смутно припоминая, открыло рот и тонким голоском проблеяло:

— Бар-ба-ра!

Женщина резко развернулась, отведя глаза от этого ничтожного и потешного силуэта, но легкая улыбка тронула её губы, когда она посмотрела на Хэммонда.

— Очень хорошо, — произнесла она. — Тем самым порвалась моя последняя связь с Землей. Принимаю то, что вы мне сказали. Полагаю, что сыворотка «Омега» — единственное в своем роде изобретение, неизвестное в других частях Галактики.

— Это не совсем так, — отозвался Хэммонд.

Она указала подбородком на соседнюю комнату.

— Может, вы объясните, почему в этом случае все пошло наперекосяк?

И Хэммонд поведал ей содержание теории Глоуджа, согласно которой ускорение эволюции — это палка о двух концах. На нынешнем этапе эволюции человека перед ним открыто множество векторов его возможного развития. Судя по всему, сыворотка стимулирует только один из них, и в дальнейшем естественные силы доводят до логического конца только одну эту линию.

Излагая эти мысли, он неотступно наблюдал за ней, напряженно думая: «Проблема-то не решена. Как мы освободимся от НЕЕ?»

Он ощущал присутствие почти невероятной мощи, реальной и устойчивой силы, исходящей от неё в виде постоянного потока энергии.

Весь в напряжении, он продолжал:

— Когда Великие Галактиане «осеменяют» жизнью новую планету, они никогда не трогают базовые характеристики различных местных жителей. Они внедряют селекционированные группы своих собственных генов в тысячи мужчин и женщин на всех континентах. По мере того как поколения сменяют друг друга, этот генофонд смешивается в случайном порядке с генофондом местных жителей. Сыворотка «Омега», вероятно, стимулирует одну из этих генетических смесей и доводит до предела её эволюционный потенциал. Обычно это заводит в тупик из-за действия «фактора сингулярности».

— «Фактора сингулярности»… — это было сказано с вопросительной интонацией.

— Человек, — объяснил Хэммонд, — явился результатом слияния двух существ различного пола. Каждый из людей нес в себе лишь частички всего генофонда человечества. Со временем все эти гены перемешивались, вступали между собой в различные комбинации. И вид прогрессирует именно потому, что составлялись эти миллиарды случайных комбинаций. В случае с Вэнсом одна из таких комбинаций была активизирована и доведена в своем развитии до финальной точки в результате повторного воздействия сыворотки «Омега». Но у этого набора генов, естественно, имелся ограниченный спектр возможностей развития, подобно тому, как это обязательно случилось бы в том случае, когда лицо, так сказать, совокуплялось бы с самим собой. Именно в этом и заключается «фактор сингулярности». Это и произошло с Вэнсом, а также и с вами. Вы оба оказались результатом эксперимента по самому фантастическому из когда-либо предпринимавшихся опытов одноканальной передачи эстафеты жизни. Это что-то вроде кровосмесительства, ведущего к полной, необычайно увлекательной и чудовищной стерилизации…

— Вы ошибаетесь, — тихо произнесла псевдоженщина. — Я же не монстр. Все, что произошло здесь, ещё более невероятно, чем я думала. Во мне оказался стимулированным запас имевшихся у меня галактических генов. Теперь я знаю, кем был этот «НЕКТО», с которым я вступила в контакт в Космосе. Это был один из Галактиан. Он дал мне возможность добраться до него. Он все сразу же понял… Джон Хэммонд, ещё один вопрос. «Омега» — это необычный термин. Что он означает?

— Когда человек растворяется в самом предельном — это и есть Точка Омега.

Произнося эти слова, Хэммонд почувствовал, как она стала удаляться от него. Или же это он удалялся от нее? И не только от неё — от всего. Он плыл, но не в пространственном значении этого слова, а как-то странно, будто отрываясь от действительности самой Вселенной. Он ещё успел подумать, что это, должно быть, необычный и вызывающий беспокойство феномен, но эта мысль тут же угасла.

— Сейчас что-то происходит, — прозвучал женский голос. — Эволюционный процесс у существа по ту сторону двери закончился на свой лад. У меня ещё нет… состоялся пока не полностью. Но сейчас он подходит к своему концу.

Он был нигде и он был ничем. Внезапно возникли новые словесные и мыслительные впечатления. Словно шуршащий дождь, который целиком поглотил его.

Позднее они обрели конкретную форму. Он почувствовал, что стоит в небольшой, примыкавшей к его кабинету комнате и смотрит на худого рыжего молодого человека, который, сидя на краю кровати и держась руками за голову, раскачивался из стороны в сторону.

Хэммонд спросил:

— Ну как, Вэнс? Вы пришли в себя?

Вэнс Стрезер нерешительно взглянул на него и дотронулся до разорванного рукава пиджака.

— Кажется, да, господин Хэммонд, — прошептал он. — Я… Что со мной произошло?

— Вы поехали прокатиться на машине с некоей Барбарой Эллингтон. Оба выпили лишнего. За рулем была она и вела машину… слишком быстро. Та сорвалась с шоссе и несколько раз перевернулась. Люди, присутствовавшие при этом, сумели вытащить вас из-под обломков буквально перед тем, как машина загорелась. Девушка была мертва, и они даже не пытались спасти её тело. Когда полиция сообщила мне о происшествии, я попросил доставить вас в Центр Альфа.

Рассказывая эту историю юноше, Хэммонд с удивлением обнаружил, что так было и на самом деле и что каждое его слово было сущей правдой. В тот вечер действительно произошла автомобильная катастрофа и именно так, как он описал её.

— Неужто… — вздохнул, не закончив фразу, Вэнс. Он дернул головой, потом заметил: — Барбара была странной девушкой. Настоящая фурия! Одно время я к ней сильно привязался, господин Хэммонд, но в последние дни я стремился порвать с ней.

У Хэммонда, однако, было впечатление, что произошло и немало других событий. Машинально он повернул голову в сторону своего кабинета, заслышав стрекотание телефона.

— Извините, — бросил он Вэнсу.

Опустив рычажок, он увидел на засветившемся экране лицо Хелен Венделл. Та коротко улыбнулась ему и поинтересовалась:

— Как поживает Стрезер?

Хэммонд ответил не сразу. Он вгляделся в Хелен, и его волосы встали дыбом. Она была не на космическом корабле, курсирующем вдалеке от Земли, как это должно было бы быть, а преспокойно сидела за своим столом.

— С ним все в полном порядке, — услышал он свой голос как бы со стороны. — Эмоциональный шок был не очень глубоким… А как у вас?

— Смерть Барбары потрясла меня, — призналась Хелен. — Но вам звонит доктор Глоудж и настойчиво просит дать возможность поговорить с вами.

— Хорошо. Переключите его на мою линию.

— Господин Хэммонд, — раздался спустя несколько мгновений голос Глоуджа. — Звоню вам по поводу проекта «Стимуляция. Точка Омега». Я только что перечитал свои заметки и ещё раз просмотрел отчеты о лабораторных испытаниях. И я убедился, что, когда вы отдадите себе отчет в том, какие многочисленные опасные последствия может иметь опубликование реультатов моего эксперимента, вы сами согласитесь прекратить работы над этим проектом, а также немедленно уничтожить все касающиеся его документы.

Повесив трубку, Хэммонд на некоторое время замер в молчании.

Итак, и эта часть проблемы была урегулирована! Последние следы существования сыворотки «Омега» вот-вот сотрутся. Вскоре о ней вообще будет помнить он один.

И надолго ли? Несомненно, не более двух-трех часов. Осевшие в его памяти образы уже поблекли и частично стерлись. А то, что осталось, было каким-то смутным и неопределенным… этакая тонюсенькая ниточка мысли, которая колышется на ветру, но непременно вскоре порвется под его порывами.

Хэммонд не возражал против подобного поворота событий. Он лицом к лицу столкнулся с Великим Галактианином, а это не идет на пользу существу, стоящему на более низкой ступени развития.

И все же как тяжело было убедиться в своем полном ничтожестве!

Он, наверное, задремал, так как, очнувшись, вздрогнул. Без видимых на то причин он чувствовал себя слегка дезориентированным.

В кабинет с улыбкой вошла Хелен:

— Не кажется ли вам, что пора уходить домой? Вы опять начали засиживаться на работе.

— Да, вы правы, — ответил Хэммонд.

Он поднялся и прошел в соседнюю комнату сказать Вэнсу, что тот может отправляться к себе домой.