Дебора Элвин вся светилась, как и подобает невесте. Взгляды присутствующих были прикованы к ней. Она сидела рядом со своим будущим мужем, преподобным Авдием Дженкинсом, во главе большого стола в столовой дома Эндрю и Милдред Уилсон, на ферме неподалеку от форта Спрингфилд. Кое-кто в Массачусетсе называл этот дом особняком. Наверное, по пограничным меркам это и был особняк, хотя сами Уилсоны и их друзья считали дом фермерской усадьбой. Дощатое здание было аккуратно побелено и выглядело скромно. Обстановка в доме тоже была простая и практичная, кроме некоторых семейных реликвий, привезенных из Англии два десятилетия тому назад.
День благодарения[3] 1689 года стал особым праздником для всех, кто жил в Новой Англии. В большом доме набралось столько народа, что пришлось ставить столы и в гостиной, и в коридорах, отделявших столовую от других комнат. Некоторые женщины нарядились в шелковые или бомбазиновые[4] платья, но одежда большинства мужчин и женщин была из грубой полушерстяной ткани, привычной для переселенцев. Кое-кто из мужчин пришел в штанах и рубахах из оленьей кожи – у некоторых колонистов ничего другого и не было.
В этом году поселенцам удалось собрать большой урожай овощей и зерновых. Но настоящим украшением праздничного стола стало мясо. Полковник Уилсон и его управляющий фермой Том Хиббард охотились каждый день в течение целой недели, и теперь на вертелах жарилась целая дюжина диких индеек. На улице в специальных ямах запекали разделанные туши бизонов. Для любителей более изысканной дичи готовились утки, гуси и куропатки.
На празднике собрались друзья, соседи и офицеры отряда милиции Массачусетса с семьями. Отсутствовал лишь Джефри Уилсон, и только его отец знал, что молодого человека отправили с секретным поручением к индейцам сенека.
Люди в форте Спрингфилд жили дружно, как часто случается в местах, где жизнь трудна и полна опасностей. Многие из них вместе отражали нападения индейцев, и большинство, в том числе Том Хиббард, пережили утрату близких. Мужчины вместе ходили в поход на Квебек, а в голодные годы делились друг с другом последним.
И только одному человеку было здесь не по себе. Нетти сидела у дальнего конца большого обеденного стола. Когда она приехала в Америку из Англии, у нее не было ни гроша, и чтобы прокормить себя, она стала заниматься единственным доступным ей делом, но и священник, и его невеста твердо верили, что добродетели Нетти намного перевешивают те грехи, в которых она погрязла в связи со своим ремеслом.
Внешне Нетти ничем не отличалась от других женщин. Рыжие волосы стянуты в аккуратный узел на затылке, вырез на платье совсем небольшой. Конечно, она близко знала многих из присутствующих мужчин, но старалась не показывать этого. Она очень удивилась, что и женщины тепло и сердечно приветствовали ее – видимо, дух праздника захватил всех без исключения.
И все-таки она чувствовала себя неловко, главным образом, из-за того, что сосед справа в прошлом был ее клиентом: Крепко сбитый, лет двадцати пяти, фермер Джек Дейвис появился в колонии совсем недавно. Нетти на себе испытала, что он требователен, груб, эгоистичен, а когда выпьет, становится совершенно несносным. Когда он подошел к столу, потягивая ромовый пунш полковника Уилсона из оловянной кружки, напиток весьма крепкий, Нетти сразу почувствовала недоброе. Стоило ему сесть, как он тут же положил ей руку на бедро и крепко стиснул.
Нетти страшно смутилась, не зная, как выйти из положения. Спас ее преподобный отец Дженкинс – он громко стучал по краю кружки и просил всех встать.
Полковник Уилсон склонил голову, остальные последовали его примеру. Авдий Дженкинс звонким голосом с чувством прочитал отрывки из Книги псалмов.
Собравшиеся истово вторили священнику. Хотя после страшной резни, которую индейцы учинили в форте Спрингфилд двадцать два года тому назад, в живых никого не осталось, те, что собрались в доме полковника, тоже пережили немало трудностей и только теперь начинали обретать уверенность и надежду. Фермы процветали, закрома ломились от зерна, копченостей и других продуктов. Каждый месяц прибывали новые поселенцы из Англии, и уже не так-то легко было найти хороший участок на восточном берегу реки Коннектикут. В крепости на вершине холма было с полдюжины пятидесятисемимиллиметровых пушек, днем и ночью там несли караул ополченцы местной милиции. Индейцы уже не отваживались нападать на форт, хотя отдаленные фермы иногда еще страдали от их набегов. На улице Короля Вильгельма имелось с десяток магазинов, к тому же ходили слухи, что полковник Уилсон собирается вложить деньги в литейную мастерскую – вот только закончит строить лесопилку и небольшую ткацкую фабрику.
Кому же лучше знать историю форта Спрингфилд, как не Иде Элвин? Она лишилась мужа почти сразу после того, как родила сына. С тех пор она билась как рыба об лед, обеспечивая пропитанием свое небольшое семейство. В последние годы ей помогала племянница Дебора. Но сегодня Ида наконец-то могла воздать хвалу Господу. Дебора выходит замуж за человека, которым восхищается все население колонии. Уолтер нашел свое место среди индейцев сенека, о чем поведал ей Авдий, когда побывал у индейцев несколько месяцев тому назад.
Ее мысли прервал сосед слева. Леверет Карзуэлл прибыл в городок совсем недавно, но уже через месяц стал очень влиятельным человеком. Ему только что стукнуло пятьдесят, он был вдов и оставил в Йоркшире самостоятельных взрослых детей. Сам же он приехал в Новый Свет с толстым бумажником и уже начал строить в городе новый дом для себя, а его магазин бытовых товаров (совсем недавно жители городка и мечтать не могли о таком) процветал. Люди говорили, что он вот-вот станет партнером полковника Уилсона сразу в нескольких деловых предприятиях, но пока это были лишь слухи. Ида никогда не любила совать нос в чужие дела и потому не собиралась задавать никаких лишних вопросов.
Карзуэлл улыбнулся ей, морщины на его загорелом лице стали глубже.
– Мэм, – сказал он, – буду крайне вам признателен, если вы скажете мне, как называется этот суп.
Она удивилась вопросу, но ответила:
– Естественно, тыквенный.
Леверет Карзуэлл поднял брови.
– Тыквенный суп? – Он зачерпнул полную ложку и поднес ее ближе к глазам. – Мне кажется, там есть мясо. А еще лук и морковь.
– Так оно и есть. – Голос Иды стал строгим. – Может, он вам и не нравится, но здесь найдется немало людей, которым он по вкусу!
– По-моему, суп просто замечательный! – запротестовал ее сосед. – Я никогда ничего подобного не ел.
Ида фыркнула.
– Я просто полюбопытствовал.– И он с удовольствием принялся уплетать суп, потом вдруг снова повернулся к Иде: – Скажите, ведь это вы его готовили?
– Ну, я дала рецепт. Это мой собственный рецепт. А потом немного помогала на кухне. – Ида начинала нервничать под пристальным взглядом Леверета – много лет ни один мужчина так внимательно не смотрел на нее.
– Вы просто талант, миссис Элвин, и к тому же очень привлекательны, – сказал от всего сердца Леверет.
Ида была поражена. Она считала, что выглядит как старая костлявая курица. Муж редко говорил ей комплименты, да, кажется, ей вообще никогда в жизни не льстили мужчины.
– Глупости! – твердо заявила она, а про себя подумала, что он, должно быть, преследует какую-то цель. Но разве бедная женщина, подобная ей, может что-либо сделать для такого человека, как Карзуэлл?
Он спокойно улыбался – по всему видно, что он не воспринял ее резкий ответ всерьез.
– Ваша племянница просто прелесть. – Он кивнул в сторону Деборы, помедлил, потом продолжал: – Энди Уилсон рассказывал мне, что у вашего сына проблемы со здоровьем, потому он и живет у индейцев.
Ида сухо кивнула. Она не собиралась обсуждать Уолтера с каким-то незнакомцем.
– Моя дочь родилась глухой, – тихо сказал Леверет.
Ида подняла голову и посмотрела на собеседника. Нет, он не просто любопытствует. Она почувствовала, что между ними протянулась невидимая ниточка.
– Значит, вы понимаете.
– Да, – ответил Леверет. – Она много лет страдала, и мы с ее матерью тоже, но ей удалось справиться со всеми трудностями, в первую очередь благодаря любящему и терпеливому мужу. Она родила двоих здоровых малышей и живет полноценной жизнью.
– Приятно слышать, – прошептала Ида.
– Обычно я ни с кем не обсуждаю свою дочь, – продолжал Леверет. – Когда вы снова увидите сына?
– Надеюсь, он приедет сюда на следующей неделе, к свадьбе. – Иду наконец прорвало, и она выложила Леверету все, что мучило ее в последнее время. – Вначале я вовсе не думала, что жизнь среди индейцев сенека чем-то поможет Уолтеру. Индейцы ведь грубые язычники и варвары, и я боюсь, что мой мальчик тоже превратится в дикаря. Я согласилась оставить его там лишь потому, что Эндрю Уилсон и Авдий настаивали, будто ему это полезно. Но я все равно с трудом в это верю, мне надо самой увидеть его, чтобы убедиться.
Леверет задумался.
– Я мало общался с индейцами со времени моего приезда в Массачусетс, хотя меня они очень интересуют. Но могу вас заверить, что на мнение Эндрю Уилсона можно положиться и преподобный Дженкинс тоже вполне разумный и трезвый человек. Поэтому хотя я никогда в жизни не встречался ни с одним индейцем сенека, думаю, вы можете быть спокойны.
– Каким образом? – Ида снова заволновалась.
– Наша проблема, – ответил ее собеседник, – в том, что мы слишком цивилизованны. За то короткое время, что я нахожусь здесь, я успел заметить, что наиболее счастливыми и приспособленными к новой жизни становятся те, кто легко отбрасывает старые английские привычки. Жизнь в лесу может помочь человеку или, наоборот, погубить его – все зависит от отношения самого человека. Я хочу сказать, миссис Элвин, что индейцы живут много проще нас. Они гораздо ближе нас к природе и потому легче относятся к проблемам вашего сына, для них это вполне естественно. По крайней мере, так я думаю.
– Вы умеете успокоить, – промолвила Ида.
– Надеюсь, что я прав, – ответил Леверет. – Много лет я молил Господа, чтобы моя дочь излечилась от своего недуга. Мне потребовалось немало времени, чтобы осознать, что она гораздо лучше моего сумела приспособиться к жизни и даже счастлива по-своему.
Ида старалась слушать внимательно.
– Но обед по случаю Дня благодарения, – прервал сам себя Леверет, – не самое лучшее место для подобных разговоров. Позвольте мне подвезти вас до дому в моей коляске, тогда мы сможем обсудить все в более спокойной обстановке.
– Меня отвезут домой Дебора с Авдием, – Ида была потрясена столь неожиданным предложением.
Леверет так легко не сдавался.
– Молодые люди женятся не каждый день, – с улыбкой сказал он. – Им тоже хочется побыть с друзьями. – В голосе Леверета послышались твердые нотки. – Будем считать, что договорились, мэм. Я отвожу вас домой.
И, не дожидаясь ответа, он повернулся к другому собеседнику, сидевшему напротив.
Иду, обуревали самые противоречивые чувства. Никто не смел, командовать ею на протяжении уже многих лет, но этот незнакомец, казалось, считает вполне естественным, что она обязана ему подчиняться. Да, она чувствовала в нем искренний интерес и никак не могла в это поверить. С тех пор как умер муж, у нее не было ни одного мужчины. Она была уверена, что уже никогда и не будет. Когда она смотрела в зеркало, то видела себя старой и невзрачной. И теперь ей было непонятно, почему богатый, представительный Карзуэлл оказывает ей столько внимания. Иде казалось неправдоподобным, что она может его интересовать как женщина, но, с другой стороны, это внимание было ей чрезвычайно приятно.
Нетти в это время было тоже не до шуток. Джек Девис налил себе еще пуншу и совсем распустился. Несчастная Нетти пробовала сосредоточиться на еде.
Но Девис был настроен по-боевому. Потягивая пунш, он наклонился к ней и процедил:
– Нетти, наверху в этом доме куча спален. Давай потихоньку улизнем от толпы и проверим одну из перин.
Нетти сделала вид, что ничего не слышит, и продолжала смотреть в тарелку. Этот подонок даже поесть ей не дает по-человечески, а она в жизни такого обеда не видывала.
Девис смотрел на нее, не отрываясь, потом опустил свою огромную ручищу под стол. Нетти почувствовала, как он опять стиснул ей бедро. Она старалась сохранять спокойствие и продолжала есть.
Девис ухмыльнулся и больно ущипнул ее.
– Оставьте меня в покое, – очень тихо сказала она.
– Пару ночей тому назад ты была более сговорчивой, – ответил он.
– Пожалуйста. – Нетти чувствовала, в каком странном положении находится – ее ведь пригласили в гости в дом самого выдающего гражданина форта Спрингфилд. – Сейчас не время для этого.
– Может, тебе кто другой приглянулся, – ответил Девис. – Пытаешься состроить из себя настоящую леди, и я тебе уже не гожусь. – Его рука скользнула вверх по бедру.
Нетти ахнула. Она схватила его за руку и попробовала остановить. Девис сопротивлялся. Мог разразиться настоящий скандал.
Ни Нетти, ни Девис не заметили, что за их неравной борьбой все время наблюдал управляющий полковника Уилсона, сорокалетний Том Хиббард. Он приехал в Америку вместе с семейством Уилсонов и служил у них по контракту. Том был сухощавым, жилистым мужчиной. Год назад, когда индейцы, напавшие на форт, убили его жену, он сразу поседел. Его все уважали за честность и справедливость. Во время военного похода против французов он доблестью заслужил себе чин офицера милиции.
Многим казалось, что Том Хиббард человек замкнутый; даже из тех, кто хорошо знал его, не все понимали, что он был человеком действия. Он был тугодумом, но стоило ему что-либо решить, действовал он быстро и наверняка.
И вот теперь он молча поднялся со своего места, обошел большой стол и склонился между Нетти и ее обидчиком. Проделал он все это настолько естественно и спокойно, что никто не обратил на него ни малейшего внимания.
– Вы чем-то расстроены, мисс Нетти? – мягко спросил он.
Девушка покраснела:
– Мне… мне не хотелось поднимать скандал, мастер Хиббард. – Она была едва знакома с Томом, хотя иногда задумывалась, почему он не наведывается к ней в качестве клиента. Сейчас же она видела в нем человека, близкого полковнику Уилсону, и совсем смутилась.
Том повернулся к ухмыляющемуся Девису:
– По-моему, нам с вами не помешает кое о чем потолковать на улице.
Джек Девис не любил, чтобы кто-то вмешивался в его дела. Ухмылка на его лице превратилась в неприятную гримасу. Он поднялся со словами:
– К вашим услугам.
– Мне бы не хотелось, чтобы из-за меня возникли неприятности, – слабым голосом пролепетала Нетти.
Том вывел молодого фермера через черный ход на улицу, быстро миновал сараи и навесы и остановился там, где, как он точно знал, из дома их никто не увидит.
– Ну, так в чем дело? – спросил он.
– Я немного подтрунивал над нашей шлюшкой, вот и все. – Девис помрачнел.
Том держался предельно вежливо и говорил, не повышая голоса:
– Наша шлюшка, как вы ее называете, гостья полковника и миссис Уилсон. Меня совершенно не интересует, чем она занимается в остальное время, но в доме моих хозяев вы будете обращаться с ней как подобает.
Девис резко рассмеялся:
– Только не говорите мне, что она и вам нравится! – Том ничего не ответил на грубость Девиса.
– Вы сильно расстроили ее, Девис. Извольте впредь следить за своими манерами в доме Уилсонов.
– Вы что же, хотите учить меня манерам? – Девис широко расставил ноги и говорил с вызовом.
– Обычно я этим не занимаюсь, потому что наши гости, как правило, джентльмены.
Девис выругался и ринулся вперед.
Том легко отступил в сторону и одновременно нанес удар, который пришелся молодому фермеру прямо в скулу. Из раны сочилась кровь. Девис взревел, как раненый зверь, и, размахивая кулачищами, снова ринулся на Тома.
Том вырос в районе лондонских доков, где всегда нужно было быть начеку, а последние пятнадцать лет жил в колонии на границе. Даже если бы Девис был трезв, он бы ничего не смог поделать с этим расчетливым, хладнокровным и прекрасно натренированным человеком. Том просто уклонялся от ударов, а сам наносил их точно, без лишней суеты.
Он попал Девису прямо в глаз, и тот остановился. Не давая противнику прийти в себя, Том обрушил на него серию новых ударов. Остолбеневший фермер прикрыл руками лицо.
Следующий удар Том нацелил в живот и вложил в него всю свою мощь.
Девис согнулся пополам.
Том тут же ударил его в челюсть, фермер снова выпрямился, но сразу отлетел назад, упал и долго не мог прийти в себя.
– Убирайтесь и больше не появляйтесь здесь, – Том говорил тихо и спокойно. – Если я вас тут увижу, то сочту это за нарушение границ частных владений. Не сомневайтесь, в следующий раз я возьмусь за мушкет. И еще – оставьте в покое Нетти. Если вы хоть раз к ней пристанете, то сегодняшнее недоразумение можно считать лишь цветочками.
Том развернулся и пошел назад к дому, не обращая внимания на ругань фермера.
Только Нетти заметила, как Том вернулся в столовую. Она догадывалась, что произошло на улице. Том взял предложенную ему тарелку с горячим и спокойно сел возле Нетти.
– Вам нечего больше тревожиться, – сказал он ей. Нетти смотрела, как он с невозмутимым видом достал из кармана перочинный нож с вилкой, ловко разрезал мясо и начал есть.
Нетти коснулась его руки.
– Вы поранились, – сказала она.
Он, казалось, очень удивился: на костяшках одной руки, действительно, была содрана кожа.
– Видимо, задел за камень и сам не заметил, – сказал он.
Нетти никогда раньше не встречала мужчин, подобных Тому Хиббарду. Он спас ее от мучителя, но всем своим видом давал ей понять, что ему от нее взамен ничего не нужно.
– Спасибо, – произнесла она. Том пожал плечами.
– Не за что, – искренне ответил он. Нетти была потрясена.
– Как я вам уже сказал, думаю, что этот парень больше не будет вам докучать, – повторил Том, когда съел все, что было на тарелке. – Если же пристанет, дайте мне знать. Я его предупредил.
Нетти не помнила, чтобы мужчина когда-либо поднимал руку, чтобы защитить ее. Всю свою жизнь она страдала и боролась в одиночку. Сейчас она была в полной растерянности.
– Кстати, как вы сюда добрались из города? – спросил ее Том.
– Я… шла пешком, – призналась Нетти. Она не могла признаться, что у нее не было другого выбора.
Том задумался.
– Лучше не рисковать, – наконец промолвил он. – Не думаю, что Девису сейчас еще хочется драться, но пуншем он накачался изрядно, так что от него всего можно ожидать. Дайте мне знать, когда соберетесь домой. Я сам провожу вас.
Нетти поблагодарила Тома и облегченно вздохнула. Кажется, мотивы проясняются. Он проводит ее до форта Спрингфилд, а потом потребует платы за услугу – честь по чести.
Том неверно истолковал выражение ее лица.
– Если вы думаете, что это как-то нарушит мои планы, – сказал он, – не волнуйтесь. Я сам вызвался командовать отрядом милиции в форте сегодня ночью. Семейным офицерам ведь хочется в праздники побыть с женами и детьми. Так что мне все равно нужно в город.
Нетти стало стыдно. Первое впечатление не подвело ее: этому доброму, мягкому и благородному человеку действительно от нее ничего не надо. Она так долго презирала всех мужчин, считала их эгоистичными животными, что с трудом верила в обратное.
Она улыбнулась Тому Хиббарду с неподдельной теплотой.
Ида Элвин очень на себя рассердилась. Она редко действовала сгоряча, а тут взяла и пригласила Леверета Карзуэлла на свадьбу Деборы. Теперь, когда до брачной церемонии оставалось менее суток, Ида сомневалась в правильности своего поступка. Конечно, Леверет очень симпатичный человек, но ей не хотелось бы, чтобы он неправильно ее понял. А то еще решит, что она сама набивается! Ну, теперь уж ничего не поделаешь – что сделано, то сделано.
Она яростно орудовала метлой – подметала гостиную своего небольшого бревенчатого дома, хотя все и так было в безупречном состоянии. Дебора отправилась в город за какими-то последними мелочами, и Ида боялась признаться самой себе, что, когда племянница переберется жить в дом священника, который построили совсем недавно общими усилиями, ей станет совсем одиноко.
Кто-то чуть слышно постучал в дверь. Ида пошла открывать прямо с метлой в руке.
В дверях стоял совсем юный индеец. Выбритая голова блестела на солнце, лишь одна-единственная прядь свисала сбоку. Замшевые рубашка, набедренник и ноговицы были чистыми, но Ида в принципе не доверяла индейцам и готова была уже захлопнуть дверь прямо перед носом юноши, когда заметила, что тот улыбается ей.
– Уолтер! – У нее даже дыхание перехватило на секунду, и она обняла сына.
Как по мановению волшебной палочки появилась Балинта. Она тоже хотела, чтобы ее обняли и поцеловали.
– Мои братья и остальные воины оставили меня с Уолтером здесь, – сказала она. – Они вместе с Джефри отправились в дом Уилсонов.
Ида просто лишилась дара речи. Балинта тоже подросла, но больше всего Иду поразил ее собственный сын. Он расцвел, сбросил лишний вес, набрался сил. А самое главное – у него теперь было совсем другое выражение лица. Никакой горечи, никакого смущения, он был абсолютно уверен в себе. Настоящее чудо.
Молодой человек быстро продемонстрировал, на что теперь способен. Пока Балинта болтала без умолку, хвастаясь тем, как овладела английским языком, Уолтер сходил к поленнице и вернулся с большой охапкой дров, развел огонь, наполнил водой чайник и повесил его над огнем.
Они легко общались с Балинтой посредством жестов. Девочка открыла мешочек, висящий у нее на поясе, и высыпала содержимое в чайник.
Уолтер тем временем опять удивил мать – он поднял ее на руки и усадил в ее любимое кресло-качалку.
– Уолтер говорит, что пока мы здесь, мы сами будем делать всю работу по дому, – заявила Балинта.
– Сколько времени вы собираетесь пробыть здесь? – быстро спросила Ида.
– Много дней, – выпалила Балинта. – Ренно уедет почти сразу после свадьбы, а Эличи и остальным он дал указание не торопить нас, пока мы сами не захотим домой.
Домик наполнился терпким, приятным запахом ароматного травяного чая сенека. Уолтер с необычайной ловкостью разлил чай по чашкам. Потом вышел на улицу и вернулся с каким-то свертком из шкуры бизона. Из этого свертка он достал предмет, напоминавший по внешнему виду толстую колбасу, вынул из ножен нож и отрезал три толстых ломтя.
Ида никогда не пробовала индейской пищи и вся напряглась, но постаралась внешне этого не показывать. Ее ждал настоящий сюрприз. Рулет был обвалян в кукурузной муке, а начинка состояла из сушеной оленины, дикого винограда и орехов. Все это было подслащено кленовым сиропом. Вкус был поистине превосходный.
Уолтер снова сунул руку в сверток, достал оттуда платье из оленьей кожи и протянул его матери. Жесты его были настолько красноречивы, что Иде не понадобилось даже перевода Балинты. Уолтер сам застрелил оленя и выделал шкуру, а потом с помощью Балинты сшил платье и вышил его крашеными иглами дикобраза.
Глаза Иды наполнились слезами. Она бегом поднялась на второй этаж, чтобы тут же примерить платье. Оказалось, что оно сшито почти в точности по ней, и она вдруг решила, что не так уж и плоха индейская одежда.
Спустившись вниз, она снова обняла Балинту, потом повернулась к сыну.
Уолтер стоял прямо, сложив руки на груди, с совершенно бесстрастным лицом – так обычно стоят все воины-сенеки. Но он заметил разочарование в глазах матери и понял, что, хотя ему скоро предстоит стать воином, он обязан приласкать мать, как всегда это делал. Он обнял ее и поцеловал.
Ида и не пыталась сдерживать слезы. Ее сын всегда был таким беспомощным. Прошло не так много времени, а он превратился в самостоятельного юношу, сильного, красивого, чуткого к окружающим. Какая разница, что внешне он теперь больше походил на война-сенека, чем на белого?
Если и дальше все будет идти, как до сих пор, можно надеяться, что Уолтер проживет счастливую, полезную для окружающих жизнь, – и все это стало возможным лишь с появлением в его жизни Балинты.
Милдред Уилсон с большим трудом застегнула зеленое бархатное платье в обтяжку, с отделкой из кружев. Она приберегала его для особых случаев. Ее муж уже был при полном параде, в форме офицера местной милиции. Он сидел в кресле и с удовольствием следил за тем, как жена одевается, хотя мысли его витали далеко отсюда.
– Сколько у меня еще времени? – спросила Милдред. Эндрю посмотрел на часы, стоявшие на камине, – одну из семейных реликвий.
– Достаточно, – сказал он. – Джефри уже уехал, но Ренно дожидается нас.
– А Уолтер Элвин будет в индейском наряде?
– Конечно, дорогая. Когда я видел его сегодня утром, то понял, что он уже такой же сенека, как Ренно и Эличи.
– Боже мой, – вздохнула Милдред. – Бедняжка тетушка Ида.
– Ты зря ее жалеешь, – ответил Эндрю. – Она так гордится своим сыном, что ни о чем другом и говорить не может.
– Значит, вы с Авдием правильно настояли на том, чтобы он ушел к индейцам. – Милдред, склонив голову набок, надевала бриллиантовые серьги.
– Все благодаря индейской девочке и влиянию Ренно. Уолтер во всем ему подражает. – Эндрю остановился. – Знаешь, я только что подумал, что и наш Джефри тоже. Именно благодаря Ренно он из вялого бездельника превратился в мужчину, умеющего отвечать за свои поступки.
– Я очень полюбила Ренно, – заметила Милдред, – хотя чувствую себя с ним немного не в своей тарелке. По этим голубым глазам и светлым волосам, пусть даже и по одной только пряди, совершенно очевидно, что он один из нас. А с другой стороны, он до такой степени индеец, что я иногда просто диву даюсь.
– Главное, чтобы он сам твердо знал, кто он и что ему надо, – сказал Эндрю Уилсон.
Что-то в его тоне заставило Милдред поднять глаза.
– Что случилось, дорогой?
– Вчера, когда Ренно появился тут с Джефри и заявил, что готов отправиться в Лондон, я очень обрадовался. Так же как обрадуется губернатор Шерли, когда мы появимся в Бостоне. Во всем Массачусетсе, да что там, во всех колониях, лучшего посланника не найти. Только он сможет убедить короля Вильгельма и Тайный совет[5], что для того, чтобы противостоять новой французской угрозе в лице строящегося форта Луисберг, нам нужны помощь и поддержка. Но сегодня утром я уже не так радуюсь, как вчера.
Милдред нанесла на лицо тонкий слой рисовой пудры.
– Ты считаешь, что Ренно и Джефри не справятся с возложенным на них поручением?
– Я всецело доверяю им обоим. Но вчера вечером за ужином я все время наблюдал за Ренно. Он так старался сидеть, как и мы, на стуле, есть с помощью наших столовых приборов. И знаешь, по-моему, это ужасно.
Милдред слегка подкрасила губы и посмотрела на отражение мужа в зеркале.
– Боюсь, что я тебя не понимаю, Эндрю.
– Дебора лучше всех нас знает Ренно. Хотя в день ее свадьбы лучше об этом не вспоминать. Но в разговоре со мной она дала понять, что Ренно догадывается, что по рождению он не индеец. Он сам видит, что у него светлая кожа. А Авдий говорит, что они даже обсуждали этот вопрос с Ренно несколько месяцев тому назад.
– Почему ты думаешь, что это может стать помехой?
– Пока я наблюдал вчера вечером за Ренно, я понял, что он сам мучится сомнениями и противоречиями. – Полковник Уилсон поднялся и пристегнул к поясу парадную шпагу. – Если честно, во время нашего похода в Канаду, такая мысль мне даже не приходила в голову. Ренно казался мне абсолютным индейцем. Он думал, сражался, говорил и действовал как воин-сенека. Но вчера вечером я увидел другого Ренно. Он старался подражать нам.
– Значит, он сознает свое уникальное положение? – Полковник посмотрел на часы – у них в запасе было еще несколько минут.
– Я не думаю, что он полностью отдает себе отчет. Джефри тоже разделяет мою точку зрения. Вчера вечером, когда все легли спать, мы с ним еще долго разговаривали. Меня крайне волнует будущее Ренно. Он нужен Массачусетсу. Он нужен Коннектикуту, Род-Айленду и Нью-Йорку. Но, сдается мне, мы можем оказаться недальновидными. И очень эгоистичными. На что обрекаем мы этого впечатлительного молодого человека?
– Теперь понятно. Тебя волнует, как он воспримет Лондон. – Милдред посерьезнела.
Эндрю торжественно кивнул:
– Да, именно. Лондон с его миллионным населением, все эти бесконечные толпы, аристократы, которые вечно задирают нос и презрительно взирают на всех вокруг, все эти родственники и так называемые друзья, от которых мы с тобой и сбежали сюда. Лондон со всеми его торговцами, банкирами, со всеми его проститутками, картежниками и бандитами. С его честным трудовым людом, который и не представляет, что мир существует и за пределами Британских островов, и ненавидит всех иностранцев. Но Лондон на самом деле кишит иностранцами, там проживают представители как минимум двадцати национальностей. Не говоря уже о тавернах и прочих злачных местах, которые чуть не сгубили нашего Джефри.
– И ты считаешь, что лондонцы будут потешаться над Ренно.
– Конечно. Начиная с короля Вильгельма и кончая последним трубочистом, но не это меня заботит. Насмешек не любит никто, поэтому ему захочется изменить себя, подстроиться под их нравы, стать таким как все. И больше всего я боюсь именно этого – если он попытается приспособиться к английской цивилизации, он перестанет быть сенека, а значит, и самим собой.
– Значит, его нельзя посылать туда, – сказала Милдред.
Полковник покачал головой:
– Не так-то все просто. Если мы не окажем противодействия французам и позволим им и дальше укреплять свою армию и флот в Новом Свете, на наших колониях здесь можно поставить крест. Их союз с алгонкинами станет настолько мощным, что и сенека, и другие ирокезские племена будут уничтожены. Ренно – наш единственный шанс, только он сможет уговорить короля оказать нам и ирокезам военную и материальную поддержку. Тогда мы сохраним нашу свободу. Ренно, конечно, многим рискует, но ставки велики, и, если он не поедет, последствия будут ужасными!
Встревоженные супруги спустились вниз. Там, в большой гостиной, их уже поджидал Ренно.
Он сидел, скрестив ноги, на полу, словно стульев в комнате не было и в помине. Голова чисто выбрита, оставлена лишь одна прядь на макушке. Он натер лицо, руки и тело блестящим жиром и, несмотря на холодную погоду, сидел в одном набедреннике. Оделся он, как подобает быть одетым войну-сенека на свадьбе, и раскрасил лицо, туловище и руки ритуальным желто-зеленым узором. С пояса свисали томагавк и нож, на полу рядом с ним лежали лук и колчан со стрелами. Настоящий воин в полном боевом облачении, дикий индеец.
Милдред улыбнулась. Она знала, что опасения мужа не напрасны, но сейчас никак не могла представить, чтобы Ренно мог попасть под влияние белых.
Уилсоны сели в экипаж. Их сопровождали верхом на лошадях Том Хиббард и Ренно.
Гости уже начали собираться. Эндрю должен был принимать участие в церемонии, именно он будет передавать невесту будущему мужу. Он ушел туда, где была невеста, а его жена вошла в церковь. Большинство гостей уже заняли свои места.
Когда в церковь вошла Ида Элвин в сопровождении Балинты и Уолтера (который был одет или скорее раздет так же, как и Ренно), поднялся переполох. Молодой человек настоял на том, что останется сенека, а его мать была настолько рада произошедшим в нем переменам, что не стала даже возражать. Какое ей дело, что подумают люди!
Ренно присоединился к Эличи и другим воинам-сенекам. Они явно старались не выделяться и потому жались на задней скамье. Но как можно не заметить почти обнаженных индейцев? Ополченцы местной милиции, которые вместе с Ренно и Эличи ходили в поход на Квебек, встали со своих мест и подошли пожать руки боевым товарищам. У Ренно в форте Спрингфилд было вообще много друзей, и все считали своим долгом поприветствовать его. Но самое сильное волнение испытывали недавние иммигранты. Они были шокированы, увидев в церкви дикарей-индейцев, и постарались сесть как можно дальше.
Том Хиббард намеренно сел рядом с Нетти, которая, как всегда, сидела в одиночестве. На ней было простое серое шерстяное платье, почти никакой косметики. Она смотрела прямо перед собой и не обращала внимания на веселый гам вокруг. Когда рядом с ней кто-то сел, она быстро повернулась, узнала Тома и, казалось, очень обрадовалась. Единственный человек в форте Спрингфилд, помимо жениха и невесты, кто не считал ее окончательно падшей женщиной, был Том. Нетти улыбнулась ему и легким движением коснулась его руки.
Том улыбнулся в ответ, а ее прикосновение заставило его покраснеть. Ему было жалко девушку. Он прекрасно понимал, почему она занялась своим ремеслом, он сам прошел нелегкую школу лондонских трущоб. Еще он знал, что она девушка честная, и почему бы не помочь ей чувствовать себя немного более уверенно?
Постепенно рядом с ними садились другие гости, и они вынуждены были подвинуться ближе друг к другу. Со стороны можно было подумать, что они вместе пришли на свадьбу, и Нетти начала уже волноваться, не навредит ли это репутации Тома.
Том, напротив, ни о чем не беспокоился. Он сам себе хозяин, никому ничем не обязан, люди могут одобрять или не одобрять его поступки – как им угодно. Он заметил, что Нетти нахмурилась, наклонился к ней и прошептал:
– Не бойся. Какое дело, что говорят недалекие люди со злыми душонками? Я буду рад сопровождать тебя на прием после церемонии в церкви. Пусть себе болтают.
Она кивнула в ответ и отвернулась, боясь расплакаться.
Открылись боковые двери, и вошел преподобный Авдий Дженкинс. Свидетелем был Джефри Уилсон. Очень торжественно они прошли к алтарю и остановились. Авдий весь сиял, хотя и казался необычайно бледным, однако женатые мужчины прекрасно понимали, отчего он так нервничает.
Далее в дверь вошел священник, который должен был проводить обряд венчания. Для этого он проехал более шестидесяти миль.
Два местных скрипача заиграли «Гринсливз»[6], и в центральном проходе показалась Дебора Элвин в ослепительно белом платье. Ее вел под руку полковник Уилсон, а Дебора была просто неотразима.
У Ренно даже в груди защемило при виде ее. Она была его женщиной в течение многих месяцев, и он сожалел, что они решили, в конце концов, расстаться. Хотя, остановил он сам себя, нет – решение было абсолютно правильным. Что из того, что Дебора жила с ним в селении сенеков, ее настоящий дом здесь. Она никогда бы не была по-настоящему счастлива среди индейцев и всегда оставалась там чужой.
Так же как он сам чужой здесь.
Обряд прошел быстро. Когда священник объявил Авдия и Дебору мужем и женой, тетушка Ида громко всхлипнула. Уолтер сразу взял ее за руку.
Сразу после венчания все гости отправились в новый дом священника. Женщины приготовили там массу угощений. Сначала гости один за другим подходили к молодым, поздравляли новоиспеченного мужа и желали счастья жене. Ренно и его друзья ничего не знали об этом обычае и неуверенно стояли у стены церкви.
Спасли их Том Хиббард и Нетти, которая улыбнулась Ренно своей очаровательной улыбкой. Так она обычно улыбалась только друзьям. Ренно был рад ей. Она изменилась, стала более сдержанной, но глаза такие же живые и теплые.
– Пойдемте с нами, – позвал их Том. – Сначала пожелаем счастья молодым, а потом будем пить, есть и веселиться.
Ренно немного успокоился. Обычай очень похож на свадебный обычай сенека. Индейцы всегда после самого обряда венчания устраивали пир, а молодые воины и девушки танцевали.
Том предложил руку Нетти. Она на секунду засомневалась, потом быстро взяла его под руку и пошла рядом, высоко подняв голову, хотя щеки у нее при этом полыхали.
За ними шли воины-сенеки. Когда они вошли в усадьбу священника, Ренно заметил, что Уолтер и Балинта уже уписывают за обе щеки сочное мясо, которое подавали на кусках белого пшеничного хлеба. Индейцы до появления белых поселенцев не знали пшеничного хлеба. Ренно заметил, что и Уолтер, и Балинта чувствуют себя тут как дома, и позавидовал им. Им хорошо и здесь, и в лагере сенека. Точно так же они бы могли веселиться на празднике духа луны.
Наконец наступила очередь Ренно поздравить молодых. Он поднял руку, вытянув сложенные вместе пальцы, – это был традиционный жест сенека, означавший дружбу.
Дебора Элвин Дженкинс долго смотрела на Ренно. Этот белый индеец спас ей жизнь, стал ее мужем, и в течение долгих месяцев она считала, что любит его. Он и сейчас ей дорог, хотя совсем по-другому.
Авдию все было известно. Дебора на секунду повернулась к нему, он все понял и кивнул в знак согласия.
Дебора положила руки на плечи Ренно и поцеловала его в губы. В этом жесте было гораздо больше, чем могло показаться со стороны. Дебора поставила точку на прошлом и готова была теперь полностью посвятить себя мужу.
Ренно понял, что произошло нечто необычное. Он пожал руку Авдию на английский манер. Ренно знал, что эта пара его настоящие друзья. Если им понадобится его помощь, он отдаст всего себя без остатка. Так же поступили бы и они. Авдий стал его братом, Дебора сестрой.
Глядя на Нетти, которая скромно пила вино с Томом Хиббардом в углу гостиной, Ренно понял, что и с ней его отношения переросли в нечто большее. Когда ему нужно было узнать обычаи поселенцев, Нетти очень помогла ему.
Да и он ей был тогда нужен. Он всегда останется ее другом, но, кажется, в лице Тома Хиббарда она, наконец, обрела защитника и покровителя. Ренно был рад за нее. Хиббард осторожный человек, но в бою он смел и отважен, прирожденный лидер, а Нетти нужен настоящий воин.
Боевые друзья Ренно громко приветствовали его и предложили эль и вино, но он отказался. Ему не нравился вкус крепких напитков, которые пили поселенцы, а состояние опьянения он и вовсе не выносил.
Джефри Уилсон что-то бурно обсуждал с одной хорошенькой девушкой, недавно прибывшей в форт Спрингфилд. Инстинкт подсказал Ренно, что друг не хочет, чтобы его прерывали. Он потихоньку вышел на улицу, здесь воздух был свеж и прохладен.
Уолтер и Балинта тоже вышли. Молодой человек учил Балинту катать обруч, сам он был большим специалистом. Балинта оказалась способной ученицей, и вскоре они уже вместе бегали по замерзшей лужайке. Ренно с удовольствием следил за ними.
По грязной улице прошел грузный мужчина в полушерстяном костюме. Видно, он не был в числе приглашенных на свадьбу. Мужчина остановился и прислушался к шуму и смеху.
Ренно раньше не встречал Джека Девиса, но по походке определил, что тот изрядно выпил.
Уолтер и Балинта так были увлечены состязанием, что совершенно не замечали Девиса. Балинта наткнулась на него и чуть не свалила с ног.
Испуганная девушка сразу же извинилась. Девис посмотрел на нее в упор, потом перевел взгляд на Уолтера:
– Что в городе делают маленькие дикари? Убирайтесь, пока я не содрал с вас шкуру!
– Дебора двоюродная сестра Уолтера, – объяснила ему Балинта. – Мы присутствовали на венчании.
Ренно стоял за кустом ежевики. Он не двигался, но внимательно следил за происходящим. Он понял, что пьяный мужчина настроен враждебно, и готов был в любую минуту прийти на помощь.
– Этот полуголый дикарь двоюродный брат Деборы Элвин? – переспросил Девис. – Правда, парень?
Уолтер не мог ему ответить.
Балинта встала между ними и спокойно сказала:
– Я говорю правду.
Девис поднял руку и хотел, было ударить девушку. Ренно схватился за томагавк. Он мог метнуть его так, что пьяница просто лишится сознания, а вреда никакого не будет.
Балинта увернулась от удара. Девис выругался и наверняка ударил бы снова. Но тут вмешался Уолтер.
Он вытащил из-за пояса свой нож и быстро подскочил к мужчине. Тот и не заметил, как лезвие оказалось прямо у его горла. Угроза была вполне реальной, по выражению глаз дикаря Девис понял, что тот может и убить.
Ренно ждал с томагавком в руке. Он улыбался.
Девис отступил.
– Ты придурок, – сказал он. – Убирайся, пока я тебя не укокошил.
Уолтер схватил готового сбежать мужчину за полы короткого пиджака и снова приставил нож ему к горлу.
Страх Девиса сменился паникой. Уолтер вытащил у него из-за пояса пистолет и отбросил его в сторону.
Из последних сил Девис вырвался и побежал. Он надеялся, потом подобрать пистолет.
Ренно расхохотался. Еще два года тому назад Уолтер в подобной ситуации ничего не смог бы сделать, а теперь сумел постоять и за себя, и за Балинту.
На языке сенека Ренно подозвал молодых людей. Они тут же подобрали обручи и подбежали к нему.
– Молодцы, – похвалил их Ренно. – А теперь идите в дом, чтобы не доводить дело до беды.
Молодые люди улыбнулись Ренно и поспешили в дом.
Девис нашел свой пистолет и сразу осмелел. Он решил проучить юных дикарей. Однако когда он заметил, что за ним наблюдает высокий воин в боевой раскраске сенека и с томагавком в руке, то передумал. Ну и дела, думал Девис, сплошные индейцы. Он уже и забыл, что собирался заявиться на свадьбу без приглашения.
Ренно смотрел вслед уходящему мужчине.
После таких случаев Ренно начинал презирать образ жизни белых. Никогда ни один воин-сенека не опустился бы до такого поведения. Если бы дети как-то задели воина, он либо сделал бы вид, что вообще ничего не заметил, либо рассказал бы все их матери, чтобы воспитанием детей занялась она. Разве взрослый мужчина может угрожать мальчику шестнадцати лет и еще более юной девочке?
Единственное, что радовало Ренно, это перемены в Уолтере. Если мать Уолтера разрешит ему и дальше жить с индейцами, он станет настоящим воином и, несмотря на болезнь, никогда не будет ждать поблажек.
Ренно почувствовал волнение. Через два дня он, Джефри и полковник Уилсон отправятся в Бостон, а потом они вдвоем с Джефри поплывут на огромном корабле через большое озеро с соленой водой в Англию. Может, нынешний случай – это знак, знамение, чтобы отвратить его от опасного пути.
Но тут он вспомнил свой сон. Еще он вспомнил, с каким облегчением и радостью полковник Уилсон выслушал новость о согласии Ренно ехать к королю.
Теперь невозможно пойти на попятный. Слишком многое поставлено на карту, в том числе и его честь.