— Конечно, любимый, — мой голос звучит хрипло и неестественно сладко. Я говорю это в спину уходящему мужу, и слова падают на пол, как отравленные конфеты. Словно соглашаюсь с его безумием, лишь бы он поскорее исчез. Лишь бы остаться одной.
Оставаться здесь, в этих стенах, пропитанных ложью и предательством, нет ни сил, ни желания. Голова знает, что адвокат будет прав — это совместно нажитое. Но сейчас сердце разорвано, и ему плевать на юридические тонкости. Ему нужно бежать. Прямо сейчас.
Но как только я оказываюсь в спальне и открываю дверцу шкафа, на меня обрушивается стена физического истощения. Ноги подкашиваются, в висках стучит. Я могу лишь рухнуть на край кровати, на ту самую, где еще недавно мы с ним шептались по ночам и строили планы на будущее. Тело отказывается слушаться, предательски слабея. Восьмой месяц, стресс, обезвоживание — все это сливается в один сплошной гул в ушах. Глаза сами закрываются, и меня накрывает черная, беспросветная волна забытья.
Я проваливаюсь в сон, как в бездну.
А просыпаюсь от кошмара, который оказался реальностью. Громкие голоса, топот каблуков по мрамору лестницы… Детский смех. ЧУЖОЙ детский смех в моем доме.
Я резко сажусь, и острая, знакомая боль в правом боку заставляет меня застонать. Печень. Опять она. Я хватаюсь за бок, чувствуя, как знакомый горький привкус подкатывает к горлу. Последние недели я просто заливаю эту боль таблетками, лишь бы доносить, лишь бы не в больницу. Ради сына. Только ради него.
И тут дверь распахивается.
В проеме — она. Янина. Моя бывшая лучшая подруга. Любовница моего мужа. Она стоит и оценивающе осматривает нашу спальню. Ее взгляд скользит по шкафам, по туалетному столику, по кровати… Этот взгляд — не просто любопытство. Это взгляд хозяйки. Она примеряет мое жизнь на себя. По спине бегут мурашки, холодные и противные.
— Варя, привет. Ты еще здесь? — ее голос холодный, ровный, в нем нет ни капли смущения. Только легкая удивленная насмешка.
«Здесь». Это слово ранит сильнее ножа. Я — «еще здесь», на своей же территории, словно незваная гостья, которую терпят из милости.
— В каком смысле «здесь»? — мой собственный голос звучит хрипло и злобно. Внутри все закипает. Я чувствую, как по венам разливается яд ненависти, горячий и густой.
— Я надеялась, ты уже уедешь из квартиры Макса. Особенно после… всего, — она делает многозначительную паузу, и ее губы растягиваются в едва заметной улыбке.
Это уже слишком. Сжимаю кулаки так, что ногти впиваются в ладони.
— Если кто-то и уедет отсюда, так это ты! — шиплю я, делая шаг к ней. Меня трясет от бессильной ярости. — Ты здесь лишняя! Понимаешь? Третья лишняя! Убирайся!
— Мамочка! Мамочка, ты где? — из коридора доносится звонкий голосок. — Мы теперь тут жить будем? А где моя комната?
В дверь заглядывает Мариша. Ее ангельское личико озарено улыбкой. Она смотрит на меня с детским любопытством, и сердце сжимается от боли. Она не виновата. Ни в чем.
— Сейчас, заюш, покажу, — ласково говорит Яна, и ее взгляд на мне торжествующий. Победный. Она разворачивается и выходит, ведя дочь за руку.
Я остаюсь одна, пытаясь перевести дыхание. Не могу поверить в происходящее. Это какая-то surреалистичная пытка. Она уже здесь. Устраивается. И мой муж… мой муж это разрешил.
Как автомат, я выхожу в коридор и вижу, как она открывает дверь в гостевую комнату — прямо напротив нашей спальни — и уверенно заходит внутрь с дочерью.
И тут меня осеняет. Жуткая, леденящая душу догадка. Она знает планировку. Она знает, куда идти. Она ЗНАЕТ эту квартиру.
Они уже были здесь.
Может быть, они были здесь, пока я была у родителей? Может быть, они… они…
Я резко оборачиваюсь к своей спальне. К НАШЕЙ кровати. К этим простыням… Тошнота подкатывает с новой силой. Я закрываю рот ладонями, чтобы не закричать, не завыть от отвращения и боли.
— Нет, нет, нет… — бормочу я сама себе, качая головой. — Этого не может быть… Макс не мог… Он не мог такого допустить!
— Что не мог допустить? — сзади раздается его голос.
Я оборачиваюсь. Он поднимается по лестнице, его лицо выражает спокойствие, которое сейчас кажется верхом цинизма. Он пытается приобнять меня, но я отскакиваю, как от огня.
— Ты… ты спал с ней ЗДЕСЬ? — вырывается у меня, голос срывается на визгливый шепот. — В нашей спальне? На нашей кровати? ОТВЕЧАЙ, МАКС! БЫЛО ЭТО?!
Он морщится, его маска спокойствия трескается.
— Не неси глупостей, Варь. Яна здесь впервые.
— ВРЕШЬ! — кричу я, и меня начинает бить мелкая дрожь. — Ты все врешь! Когда ты прекратишь врать?!
— Да, любимый, — снова вступает Яна, появляясь в дверях гостевой комнаты. Ее голос сладок и ядовит. — Когда ты прекратишь врать своей первой жене? Признайся уже. Мы занимались любовью здесь. И не раз. И знаешь… — она делает паузу, наслаждаясь моментом, — кажется, именно в этой квартире, в твоем кабинете, и была зачата наша Мариша.