Измена. Бывшая любовь мужа (СИ)

Глава 7

Холодные пальцы Макса впились в мое запястье стальным обручем. Боль, острая и безоговорочная, на мгновение опередила ярость.

— Нет, я сказал, — его голос был низким, раскатистым рыком, от которого по спине пробежала ледяная дрожь. — Я тебя никуда не отпускал. Особенно в таком состоянии.

Воздух в просторном холле второго этажа казался густым и тяжелым, наполненным запахом его дорогого парфюма и моих разбитых надежд.

Я попыталась вырваться, но его хватка лишь усилилась, и я с ужасом представила, как завтра на нежной коже проступят сине-багровые отпечатки его пальцев — последний подарок от нашего брака.

— В каком состоянии? — мой собственный голос прозвучал чужим, сдавленным. Я встретилась взглядом с Максом, пытаясь найти в его знакомых чертах того человека, в которого была когда-то так безумно влюблена. Но его глаза были холодными и непроницаемыми, как гладь озера в глухую ночь. — Я отлично себя чувствую, дорогой, и очень рада, что наконец-то освобождаюсь от абьюзивных отношений.

Он медленно, с преувеличенным недоумением, сморщил лоб.

— Каких отношений? — он смотрел на меня так, словно я внезапно заговорила на незнакомом языке. — Что ты несешь?

— Не знаешь, кто такой абьюзер? — снова дернула рукой, и боль отозвалась горячим импульсом в виске. — Да отпусти ты меня.

— Я знаю, кто такой абьюзер, — его губы искривились в усмешке. — Вот только при чём здесь я?

Вся горечь, все годы молчаливого подчинения и подавленной воли поднялись комом в горле.

— Да ты в зеркало на себя посмотри, Максим! — выдохнула я, и голос мой задрожал. — Сколько лет мы живем вместе, и ты же из дома мне выйти не давал, ревновал к каждому столбу, устанавливал везде свои правила, манипулировал! А сейчас даже уйти не даешь, считаешь, что я твоя единственная? И что, мне будет хорошо и счастливо жить в одном доме с твоей любовницей или… второй женой? Ты правда так считаешь?

Он лишь пожал плечами, и эта небрежность ранила больнее любого крика.

— А что здесь такого? Подумаешь, поживем втроем. — Его губы растянулись в ухмылке, от которой заныло под ложечкой. — Не надо быть эгоисткой, а иногда стоит подумать и о других. У Яны, например, сейчас проблемы с работой, она увольняется и устраивается на новую. А отсюда ездить удобнее и быстрее. Да и Марише местный садик лучше подходит, он частный и программа здесь лучшая для подготовки к школе. Тем более, в нашей квартире достаточно места для всех.

В его словах была такая чудовищная, абсурдная логика, что у меня перехватило дыхание.

— Идиот, — прошипела я, чувствуя, как слезы подступают к глазам, но я изо всех сил сдерживала их. — Какой же ты идиот, Макс! А спать твоя любовница, где будет?

Мой взгляд скользнул к Яне, которая стояла чуть поодаль, сжимая в своей изящной руке ладонь моего мужа. Она прижалась к нему, словно боялась, что он ее сейчас отпустит и прогонит прочь. В ее позе чувствовалась какая-то рабская преданность, вызывавшая отвращение.

— В постели со своим мужчиной, — спокойно, почти сладко ответила она, и ее голос прозвучал как пощечина. — Как это было последнее время.

В ушах зазвенело.

— Скатертью дорога, электричку вам наперерез. Вот только меня в свои игрища не впутывайте. Мне еще сына рожать.

Я резко развернулась и прошла в спальню, в нашу когда-то общую спальню, где пахло мной, им и еще чужими, незнакомыми духами. Дрожащими руками я достала с верхней полки шкафа дорожную сумку — ту самую, с которой когда-то приехала сюда, полная надежд.

Теперь я набивала ее вещами с той же лихорадочной поспешностью, с какой когда-то распаковывала их, обживая это пространство.

Когда я вышла обратно, Яны уже не было в холле. Снизу с кухни, доносился звон посуды — она уже чувствовала себя здесь хозяйкой. А Макс все стоял на своем посту, молчаливый и неумолимый, как страж у ворот моей тюрьмы.

И тут раздался радостный, звонкий возглас:

— Папа, папа!

По коридору бежала Мариша, маленькая девочка с золотыми кудрями и огромными синими глазами — чистый ангел. Она бежала, распахнув объятия, и Макс, увидев ее, преобразился. Суровые складки у рта разгладились, взгляд потеплел, он будто расцвел изнутри.

Он ловко подхватил ее на руки, подбросил в воздух, заставив звонко засмеяться, и потом прижал к себе, уткнувшись лицом в ее шелковистые волосы.

Сердце мое сжалось от щемящей нежности, а следом накатила такая волна обиды и горечи, что я едва устояла на ногах.

Это был не мой ребенок. Не я подарила этого ангела своему любимому человеку. Это сделала другая женщина. Четыре года назад.

В то самое время, когда мы с Максом только начинали жить вместе, когда я засыпала и просыпалась с мыслью о нем, когда мне казалось, что наша любовь способна сместить горы. А он уже тогда встречался с Яной, уже обманывал меня, уже растил в другом месте свою вторую, потаенную семью.

Опустив глаза, чтобы не видеть этой идиллической картины, я сжала ручку чемодана и потащила его к лестнице. Но Макс, не выпуская из объятий Маришу, успел перехватить его и легко спустил. Я замерла в ожидании новой схватки, нового препятствия, но его не последовало.

Борьба, похоже, закончилась. Он отпускал меня. И в этой внезапной капитуляции была своя особенная, леденящая жестокость.

А мне ли это было нужно?

Этот уход в никуда, в осеннюю ночь, с чемоданом и с ребенком под сердцем, который безмолвно делил со мной тяжесть этого предательства? Отчаянно хотелось остаться, захлопнуть дверь памяти и не знать того, что знала.

Уж лучше бы я не зашла в то злополучное кафе сегодня днем, не встретила там Янину с ее сладкой улыбкой и новым колечком на пальце. Почему я не прошла мимо? Зачем вообще вышла из дома?

Сидела бы сейчас на мягком диване в гостиной, под теплым пледом, и довязывала маленькие пинетки, мечтая о будущем.

Вот и поплатилась за свое любопытство. Ценой всего.

— Варь, может, останешься? — его голос прозвучал прямо над ухом, тихо, почти умоляюще. Он смотрел на меня, и в его глазах на мгновение мелькнуло что-то похожее на растерянность.

— Оставь меня в покое, — процедила я сквозь стиснутые зубы, глотая горькие, соленые слезы, подступившие к горлу. — Я ненавижу тебя, Макс. Ненавижу всем сердцем, и ты еще пожалеешь, что так поступил с нами. Вот увидишь, пожалеешь.

— О чем ты, Варь? — он искренне не понимал.

— Скоро узнаешь, — бросила я с такой ледяной решимостью, что сама себе удивилась. Затем накинула на плечи легкую ветровку, надела мягкие туфли и вышла за дверь, за порог того, что когда-то было моим домом.

Запах ночной прохлады, влажного асфальта и увядающей листвы ударил в лицо. Машину я не водила, да ее у меня и не было. Мы всегда ездили вместе, на его большом черном внедорожнике, и я чувствовала себя защищенной. Теперь же я стояла одна у подъезда, сжимая в потной ладони телефон. Пальцы дрожали, когда я вызывала такси.

— Куда едем? — равнодушно спросил таксист обернувшись.

— К родителям, — тихо, почти машинально ответила я и тут же осознала абсурдность своего ответа. Назвав адрес, я откинулась на потрепанную спинку сиденья и закрыла глаза, пытаясь заглушить хаос мыслей. За стеклом проплывали огни ночного города, такие яркие и безразличные к моему горю.

Через час я стояла у знакомого частного дома с резными наличниками. В окнах горел свет, отбрасывая на ухоженный палисадник теплые прямоугольники. Я не решалась войти. Последний раз я была здесь год назад, и наша встреча закончилась громким скандалом. Родители не знали о моей беременности, да и вообще наше общение в последние годы свелось к редким, формальным звонкам. Они были единственными, кто остался у меня в этом городе. И сейчас, наплевав на гордость и старые обиды, я отворила скрипучую калитку и пошла по тропинке к двери.

Я не знала, что меня ждет.

Примут ли? Поймут ли? Но надеялась на лучшее. Больше мне ничего не оставалось.

Не успела я сделать и пары шагов, как услышала скрип половицы из-за двери. Щелкнул выключатель, и веранду залил яркий электрический свет. Дверь распахнулась, и в ее проеме возникли силуэты моих родителей, а следом выскочила младшая сестра Лиза.

— Варя? — ее голос прозвучал как взрыв в ночной тишине. Она бросилась ко мне, но замерла в метре, уставившись на мой округлившийся живот. Ее глаза расширились от изумления. — Ты что, беременна? От Макса? Вот это да! А где твой муж? И почему ты с чемоданом?

— Лиза, столько вопросов, — горько усмехнулась я, переводя взгляд на родителей. Они все еще стояли на веранде, и на их лицах застыла смесь удивления, беспокойства и немого вопроса. — Даже не знаю, на какой из них отвечать.

— Где твой муж? — снова, с каким-то странным, загадочным оживлением спросила сестра, скрестив руки на груди. — Где Макс Яхонтов?

Горький комок подкатил к горлу.

— Мы с ним расстались, — прошептала я, и эти слова отозвались в груди жгучей, всепоглощающей болью.

— Нет! Не может этого быть! — воскликнула Лиза, и в ее голосе прозвучала не просто радость, а какая-то ликующая, почти триумфальная нота. Ее глаза заблестели неестественным блеском. — Так он что, получается, свободен?