Платон
Я поднимаюсь следом за Вороном. После сказанного им во мне все кипит.
Кровь превратилась в кипяток, пар из ушей.
— Ты охренел? — сиплю, придвинувшись к нахальной морде вплотную. — Мало того, что с твоей легкой руки шалава какая-то присосалась ко мне, не отлепить, так ты еще и с женой моей говорить собрался! Как там у вас говорят… Совсем берега попутал?!
— Да ты не ссы, Платон. Жена твоя не в моем вкусе, — хмыкает снисходительно. — С виду чистенькая такая, домашняя девочка. Уси-пуси, муси-сюси сплошное! А я других девок люблю… Пожарче. Таких, чтобы яйца щемить начало от похоти. Так что, сорян, ничем твой вкус обидеть не желаю, но у меня тут чисто деловой интерес.
— И какой же?
— Еб твою мать, да с тех пор, как у тебя с женой рамсы пошли, ты в шары долбишься, парень! — рявкает Ефим и трясет у меня перед носом бумажкой. — Ты что тут намалевал? Я тебе прм щас подкидывал херни, с головы цифры брал, наобум, проверить внимательность хотел. И она у тебя, ска, на нуле. С таким подходом мы проебемся, дай боже, если в ноль. А я с тобой контракты заключил и бабла перегнал… Так что… — кипит. — Если у тебя без этой бабы мозги набекрень, значит, будет у тебя эта баба и точка! — заявляет он.
Охренеть, не встать…
Теперь вопрос моего счастливого брака стал вопросом производственным?!
— Не лезь не в свое дело, Ворон. И дай сюда бумажку, пересчитаю.
— Пересчитай. Мозги включи… Хотя у других мужиков все наоборот, конечно, в присутствии бабы мозги кипят, а без нее все четенько, как на счетах, щелкает. Но ты, конечно, экземпляр особенный. Такую влагу развел из-за ссоры, впервые вижу подобное, — удивляется.
— Ни слова больше. Оставь меня.
— Букет я все-таки с извинениями отправил. Не обессудь. Так, просто предупреждаю.
Полина
— Полечка, тебе цветы! — зовет мама.
— Выкинь их, мама! — кричу из своей спальни.
Сколько лет тут не спала… В своей детской…
Я выросла в этих стенах и чувствую себя в них странно. Бесконечно взрослой, уставшей и разочарованной, а стены все те же… бежевый горошек на трех стенах и на одной — фотообои: девушка в сиреневом платье на фоне Парижа. Когда-то я мечтала, что мужчина моей мечты исполнит заветное желание…
Оказывается, мужчины могут исполнять мечты и отбирать желание жить дальше.
Нет, я креплюсь, креплюсь… Молодцом!
Даже не плачу.
Но это на людях, а наедине с собой так тоскливо, хоть вой.
— Поздно выкидывать, Полечка, я уже приняла букет. Такой огромный, с трудом занесла.
Огромный, как чувство вины моего мужа?
Прошло больше недели с момента его банного блядства. Меня уже из больницы выписали, и я забрала все свои вещи, перевезла их к родителям.
Забирала не одна, поехала с командой поддержки в виде родителей. Платон пытался помешать, не хотел отдавать мои вещи.
Я попросила папу посидеть в машине, но он не удержался, неожиданно выскочил и пошел на Платона с монтировкой наперевес.
Успел расколотить стеклянный журнальный столик.
Мы с трудом его угомонили. От греха подальше мужу пришлось отступить, иначе бы папа проломил его голову, а я этого не хотела!
Прямо я не говорила, что Платон мне изменил, но родители откуда-то узнали. Наверное, Сарочка проболталась. Потому что Лида с ней не разговаривала вот уже несколько дней. Она считала, что я сама должна была форсировать события после трагедии, так бы излечение прошло быстрее.
Фиг его знает, мое сердце не лечится, только калечится с каждым днем все сильнее!
Приходится спуститься вниз.
— Фу, мама… Зачем ты взяла этот пошлый кошмар? — кривлюсь при виде букета роз. — Убери! Кошмарный запах, меня сейчас вырвет!
Терпеть не могу розы, а мама обожает…
— Тут открытка, Поль! — протягивает мне картонный прямоугольник.
Буквально, сует мне его в руки!
— Ничего нового я отсюда не узнаю.
Но, перевернув карточку, читаю: «Прости своего мужа, у него без тебя мозги набекрень. Е.В.»