Сегодня на улице чуть теплее, чем вчера и я сажусь на лавочку в скверике, чтобы убить время и дождаться момента, когда можно будет вернуться в квартиру. Мимо меня снуют прохожие: мамочки с детьми, кто-то выгуливает собак, и просто спешащие по своим делам люди. Провожаю каждого взглядом, пытаясь понять, а у них есть свои секреты? Неужели все эти люди могут жить двойной жизнью, как делал Юра? Утром — примерный семьянин, вечером — пластический хирург для особых клиентов. Как в плохом кино!
Кручу в руках старенький мобильник, что выдал мне Влад. Надо бы позвонить маме. Господи, помоги!
— Алло! — доносится родной голос из трубки, и горло сжимает спазм. Я давно не виделась с ней, а последние события сильно потрепали мне нервы. И вот, я сижу, чуть не хлюпая носом, едва заслышав ее голос.
— Мам, это я, Таня, — беру себя в руки и стараюсь говорить бодро, чтобы не пугать ее.
— Ой, Танюшка! — восклицает она. — А я думаю, что у вас там стряслось: до тебя не дозвониться, трубку не берешь. У Юры вообще отключено. Ты как?
— Я — нормально, а вот Юра…, — не собираюсь плакать, но оно само получается.
— Доченька, что стряслось?? — в мамин голос закрадывается паника.
— Юра уме-е-ер, — плачу, прикрывая рот ладошкой. Мимо меня проходит какая-то бабуля, качая головой.
— Как умер? — у мамы что-то громко падает.
— Мам, ты в порядке? — приходит моя очередь пугаться.
— Д-да, — мамин голос едва слышно. — Уронила банку стеклянную. Как же так, Танечка??? Мы с папой сейчас приедем! Надо взять билеты на автобус. Пару часов и мы на месте.
— Мам, подожди, не торопись. Сегодня не надо. Тут все очень запутанно, — вытираю слезы и коротко пересказываю, что да как. Мама охает от ужаса, попутно ругая Юрку последними словами.
— Как он мог! — мама никак не успокаивается. — Ты погляди, какое дерьмо оказалось-то! А я ему свитерки вяжу, отец — хвастается мужикам, что зять у него: ни много ни мало — врач! А он!
— Мам, ну хватит! Ну, правда. О мертвых, сама знаешь: либо хорошо, либо никак.
— Ой, да! Упокой Господь его душу! Нет, ну каков паршивец! — начала по-новой.
— Мамуль, ты папе сама скажи, хорошо? Не могу еще раз повторять.
— Конечно! Танечка, а как же ты теперь там, а? Одна, без работы, еще и полиция! Может, вернешься домой? Вместе уж как-то справимся.
— Нет, мам. Не сейчас. Позже обязательно приеду. А пока следствие идет — я должна быть поблизости.
— За что нам такое-то, а, Танюш? — мама всхлипывает в трубку. Мы меняемся ролями: я ее успокаиваю, она — причитает.
— Отец, вернулся, — говорит другим тоном мама и сморкается в платок, — побегу встречу, заодно все и расскажу. Ты уж звони почаще, Тань! А то с такими новостями с ума сойти недолго.
— Хорошо, мам, обещаю. Целую, папе привет передавай.
Мама отключается, а я выдыхаю. Если с собственной матерью было так сложно объясниться, не представляю, как буду сообщать родителям Юры.
Задумываюсь о своих проблемах и вздрагиваю, когда ко мне обращается мужчина.
— Девушка, у вас все хорошо? — спрашивает, всматриваясь в лицо. На поводке у него рвется побегать кокер-спаниель.
— Что? — переспрашиваю, так как смысл не сразу доходит.
— Вы плакали? — спрашивает, и достает из кармана куртки влажные салфетки. Протягивает мне упаковку и не уходит, ждет ответа.
— Спасибо, тяжелый период в жизни, — принимаю от него салфетки и вытираю лицо. Наверное, вид у меня ужасный, если прохожие начинают предлагать помощь.
Мужчина понимающе кивает и наклоняется к псу, который продолжает вертеться как юла. Отстегивает поводок и он уносится вглубь парка рыжим клубком.
— Какой он у вас шустрый, — возвращаю салфетки и пытаюсь поддержать разговор с добросердечным мужчиной.
— Да, даже слишком, — хмыкает он и указывает на место рядом со мной. — Позволите?
— Пожалуйста.
Мужчина садится рядом и мы молча наблюдаем как веселится жизнерадостный спаниель, носясь туда-сюда вдоль дорожек.
Через какое-то время владелец собаки заговаривает, будто сам с собой, но я невольно прислушиваюсь.
— Его зовут Джек, — кивает в сторону пса. — Дочка назвала. Она очень хотела щенка. Мы с женой долго отказывались завести собаку, но к следующему дню рождения сделали ей подарок. Видели бы вы, как она радовалась! — его лицо озаряет тень улыбки, но ненадолго. — А потом ей ставят этот диагноз, и наша девочка тает на глазах. Смотреть, как умирает твой ребенок и не иметь возможности помочь…. Думал тогда, что все, это конец. Жена билась в истериках каждый день, пришлось поместить ее в клинику. Прошло уже больше года, как Машеньки не стало, а я продолжаю заботиться о ее питомце. Глупо скажете, но эти прогулки наполняют мою жизнь каким-то смыслом. Приходишь с работы, а тебя дома встречает собака. И не скажешь ему: я устал, не могу больше, не хочу с тобой идти. Заставляешь себя, шаг за шагом. Потом в больницу к жене. К родителям по дороге заглянуть — всем нужно уделить внимание. И так изо дня в день.
Он умолкает, а я не решаюсь посмотреть ему в глаза. Чужая боль потрясает до глубины души. Как и стойкость этого мужчины в одночасье потерявшего семью.
— Мы пойдем в магазин, — мужчина поднимается с лавки и подзывает пса. — Никогда не отчаивайтесь, хорошо? — он кивает мне на прощание и удаляется.
В очередной раз задумываюсь о несправедливости мира и превратностях судьбы, но додумать мысль мне не дает звонок.
— Татьяна? — спрашивает знакомый голос.
— Да!
— Следователь Корсиков беспокоит. Вашу квартиру отработали, если вы свободны — подходите. Передам вам ключи, и при мне сорвете пломбу.
— Да, спасибо. Через пятнадцать минут буду.
Буквально бегу домой, радуясь единственной хорошей новости за сегодня. Следователь отдает ключи под роспись и проходится со мной по комнатам.
— Все, как вы оставляли? — спрашивает у меня.
— Кроме беспорядка в ящиках, — киваю на вывернутые полки.
— Здесь не только наша вина, кто-то рылся в шкафах до приезда полиции.
— И что искали? — обхватываю себя руками, представляя как по квартире шастал убийца Юры.
— Не знаю пока. Склоняюсь к версии с деньгами.
— То есть, тот, кто их искал и не нашел — может еще вернуться? — мысль о собственной квартире больше не кажется привлекательной.
— Будем надеяться, что нет. Если, конечно, убийца не полный профан: кто же будет возвращаться туда, где уже наследил? Но на вашем месте я бы сменил личинку замка. И пригласил пожить родственников или друзей. И мы со своей стороны тоже присмотрим за квартирой.
— Спасибо, — провожаю Корсикова до дверей, где он задает еще вопросы.
— Вы подумали над моими словами? Вам есть что добавить?
— Нет.
— Хорошо, отдыхайте. И звоните в любое время.
Запираюсь на замок и цепочку, все равно не чувствуя себя в безопасности. Подтаскиваю к двери комод с обувью, и только после этого выдыхаю. Бреду в зал, чтобы впервые оказаться наедине с местом гибели мужа. Здесь что-то произошло, после чего его вытолкнули с балкона. Следов много, весь пол затоптан грязными ботинками. Не понятно — это следы мужа и еще кого-то, или сотрудников полиции? Понимаю, что глупо, но пытаюсь сама отыскать какие-то зацепки, вычленить детали из общего беспорядка.
Столик, к слову, практически убран. Все осколки сметены в кучу, а металлической конструкции не видно. То есть Юра приехал домой, принялся наводить порядок и тут кто-то приехал. Возможно, он подумал, что это я и бездумно распахнул двери. А там…. Там оказался кто-то, кому он задолжал услугу, или деньги, или бог весть что.
Закрываю плотнее балконную дверь, что бы в комнате стало теплее. Иду мыть руки и делаю напор погорячее — мне ужасно холодно и никак не согреться. От мыслей, от страха за собственную жизнь, из-за нависшей неизвестности.
До поздней ночи привожу в порядок нашу спальню, закрыв дверь в зал. Обещаю себе навести порядок там завтра, когда будут для этого силы. Почти в двенадцать вспоминаю, что нужно бы поесть. Из остатков сыра и сильно подсохшего хлеба сооружаю бутерброд. Запиваю фильтрованной водой из крана: я так устала, что нет сил дожидаться чайник. Уплывая в сон слышу, как пищит старенький мобильник Влада.
Я перезвоню… потом.