Изменчивость моря

Глава 5 Настоящее время

На следующее утро я просыпаюсь в ужасном настроении. Я предполагаю, что это из-за алкоголя, выпитого накануне, пока не вспоминаю, что Юнхи сказала мне вчера о продаже Долорес. Я задвигаю эту мысль в самый угол сознания и снова погружаюсь в сон, пока телефонные будильники не начинают кричать разными голосами, требуя, чтобы я проснулась.

Нажав кнопку «Отложить», я сонно чищу зубы, потом замечаю текстовое сообщение от моей мамы – длинную строку на корейском, мелькающую на моем экране. Я не хочу это читать, сидеть и разбирать буквы, пытаясь полностью понять их значение – на что у меня всегда уходит несколько минут – поэтому я этого не делаю. «Если бы случилось что-то срочное, она бы позвонила», – говорю я себе, чтобы попытаться унять спазм в животе, который неизбежно возникает там всякий раз, когда я думаю о своей матери.

Я торопливо выполняю остальную часть своей утренней рутины – ополаскиваю лицо холодной водой, чтобы выглядеть более живой, наношу тоник, сыворотку и всю прочую ерунду, которую Юнхи заставила меня купить год назад, когда настаивала на том, что я не могу просто намазать лицо лосьоном для тела и надеяться на лучшее.

– Мы уже взрослые, – ворчала она, таща меня по торговому центру. – Мы должны заботиться о своей коже.

– Что плохого в том, чтобы мазать лосьон для тела на лицо? Разве мое лицо не является частью моего тела? – запротестовала я.

– Ни в коем случае, – отрезала она, выбирая сыворотки с надписью «Для комбинированной кожи». – Твое лицо – это твое лицо.

– Что значит «комбинированная кожа»? – спросила я идеально накрашенную девушку, снисходительно смотревшую на нас, стоящих перед ней с корзинкой в руках. У нее была кожа цвета свежевыпавшего снега, и ей могло быть сколько угодно лет – на пять меньше, чем нам, или на пять больше. Она протянула руку и опустила мне в корзинку один из их наборов и образец продукта, на котором значилось «Маска для волос».

– Это означает, что кожа одновременно жирная и сухая, – сказала она, протягивая мне зеркало, в котором мои поры казались лунными кратерами. – Например, видите, как блестит ваша Т-зона, но область вокруг носа при этом сухая?

– Лучшее из обоих миров, – пошутила я, но ни она, ни Юнхи не рассмеялись.

Тэ с одобрением отнесся к косметике, которую купила мне Юнхи.

– Значит, предполагается, что, если использовать все это, кожа станет по-настоящему хорошей?

– В том и смысл, – сказала я, листая страничку компании по уходу за кожей и показывая ему яркие фотографии ее многочисленных моделей со свежими лицами и блестящими глазами. – По-видимому, идеальное состояние для кожи – максимально увлажненное. Намазала крем и – вперед.

Меня охватило желание послать Тэ какие-нибудь средства по уходу за кожей как раз в тот момент, когда он уехал в пустыню. Конечно, его кожа иногда будет высыхать, несмотря на, несомненно, контролируемую климатическую обстановку в капсуле, где он и другие стажеры-добровольцы окажутся. Тэ, как и большинство парней, довольствовался минимальным набором средств по уходу за собой, включавший шампунь, который одновременно с этим выполнял функцию геля для душа, – Юнхи была бы в ужасе, – но ему как будто и не требовалось ничего другого. Он всегда казался мне таким привлекательным, что я иногда вообще не понимала, почему он встречался со мной. Это заставляло меня задуматься, что я начала играть не в своей категории, когда дело дошло до отношений с ним. Когда мы появлялись где-нибудь вместе, другие девушки всегда смотрели на меня так, словно не могли поверить в мою удачу. «Я тоже», – хотелось мне им сказать.

Я стараюсь не слишком задумываться о том, как выгляжу в последнее время, поскольку единственные люди, с которыми я регулярно встречаюсь – это мои коллеги, но сообщение Уммы, пришедшее этим утром, заставляет меня чувствовать себя неловко, словно я нахожусь под ее наблюдением. Я изучаю себя в зеркале, отмечая припухлости под глазами. Я вообще-то плохо сплю.

Ожидая, пока сварится кофе, я украдкой бросаю беглый взгляд на телефон, опасаясь, что он затребует от меня слишком многого, если я уделю ему чуточку больше внимания. Я заранее могу сказать, что чтение сообщения от Уммы займет у меня по крайней мере несколько минут.

Родители водили меня в школу корейского языка на протяжении нескольких мучительных лет, прежде чем мы совместно решили, что я перестану ходить туда, где мне все ненавистно. Я ненавидела занятия по субботам, в день, когда все остальные в мире могли как следует выспаться и расслабиться после долгой школьной недели, и меня жутко бесило, что родители Юнхи никуда не заставляли ее ходить, так как она родилась в Корее и свободно говорила на родном языке. Больше всего меня раздражало то, насколько банальные нам давали упражнения, и тот факт, что большинство рассказов и стихотворений, которые нам приходилось читать для развития навыков понимания языка, были о детях с именами типа Миенг и Чулсу, которые собирали опавшие листья или обсуждали выпавший снег. Никто из моих знакомых так не разговаривал. Но я пробыла там достаточно долго, чтобы научиться читать, писать и понимать язык примерно на уровне четвероклассницы, чего в большинстве случаев было достаточно.

Я изучаю объемные буквы, круги, квадраты и линии, составляющие абзацы, пока они не становятся четкими и не складываются в слова. После длинной преамбулы, в основном состоящей из новостей о погоде, о том, как прошла рабочая неделя, и о том, кто с кем поссорился в церкви, я понимаю, что она хочет, чтобы я пришла к ней на ужин. «Надеюсь, у тебя все хорошо», – так заканчивается текст сообщения, формальностью похожее больше на электронное письмо. «Было бы приятно увидеть тебя за ужином, если ты будешь свободна на этой неделе. Дай мне знать…»

Я не хочу с ней разговаривать. Эта мысль всплывает на поверхности моего сознания, подобно киту, появляющемуся на далеком горизонте, безошибочно узнаваемая и не подлежащая игнорированию. Одновременно с этим чувство вины охватывает меня изнутри, когда я делаю глоток кофе. Оно оседает у меня на языке густым маслянистым налетом, напоминает, что никакие мои слова и поступки не освободят меня от родителей, и неважно, насколько они отдалились от меня или ушли в себя. Наконец, это осознание заглушает все прочие мысли в моей голове. В детстве я часто думала, что встреться мы с мамой на улице как два незнакомых человека одних лет, мы бы не поладили. Она шла своим путем, а я – своим, и по сути, именно такими наши отношения и стали, как только Апа исчез. «Ты – дитя своего отца», – все время твердила Умма, пока я росла. Когда я была маленькой, она брала меня за руку, сравнивая мои толстые пальцы со своими тонкими, и говорила: «Ты совсем на меня не похожа».

Я игнорирую сообщение, выливаю остаток кофе в кружку и выхожу из квартиры. Я вот-вот опоздаю, и Карл совершенно ясно дал понять, что несмотря на его дружелюбное отношение, мол, погляди, я хороший парень, ему не нравится то, что он назвал во время последней ежегодной квалификации моими «постоянными задержками».

На улице все еще неожиданно красиво. Небо ярко-голубое, такое нежное, что на него почти больно смотреть, и в отличие от вчерашнего дня, в воздухе чувствуется едва заметный запах свежести – почти достаточный, чтобы заставить меня вернуться в дом и надеть легкую куртку, но в конечном итоге я решаю насладиться прохладой. В последнее время климат не так уж часто балует нас настоящими весенними днями, подобными этому.

Когда моя машина заводится и я чувствую, как кофе понемногу творит свое волшебство, стягивая слои усталости с черепа и приводя мой мозг в рабочее состояние, жужжание телефона в кармане оповещает об очередном сообщении. На этот раз оно от Юнхи. «Ты не хочешь пообедать со мной сегодня?» Ей я тоже не отвечаю. Вместо этого переключаю передачу и наслаждаюсь тем, как мои водительские инстинкты берут верх и втискивают «Камри» в поток машин, уже скапливающихся на проспекте. Мне даже приятно чувствовать себя маленькой частью чего-то гораздо большего, чем я сама, даже если большее – всего лишь пробки в час пик.

Я купила машину некоторое время назад, когда Юнхи переехала, и я больше не могла пользоваться ее «Хондой Аккорд», чтобы ездить по делам, просить ее подвезти меня или заехать за мной. Она жаловалась, что я всегда забываю скинуться на бензин, но думаю, ей нравилось, что мы можем вместе ездить на работу и ходить за продуктами, потому что, хотя она никогда бы в этом не призналась, ей было тоскливо проводить время в одиночестве. Иногда она в панике писала мне эсэмэс, когда ходила по магазинам, и мой телефон непрерывно гудел от десятков сообщений подряд с фотографиями одного и того же свитера пяти разных цветов. «Какой именно?» – спрашивала она, и я должна была дать ответ в течение нескольких минут: тщательно рассмотреть пиксели и сделать выбор между изумрудным, бирюзовым или лавандовым. Обычно в итоге она выбирала совсем не то, что я, но, казалось, ей все-равно было приятно, что я принимаю решения за нее, как будто ее собственные желания и предпочтения имели смысл только вступая в конфликт с моими.

Все изменилось, когда она начала встречаться с Джеймсом, с которым познакомилась в приложении под названием «Соты». «Крайне пугающее название для сайта знакомств, – сказала я тогда. – И чем оно лучше всех остальных?» Я для пробы зарегистрировалась там только для того, чтобы навсегда удалить его после одного свидания с первым и единственным человеком, которому я потрудилась ответить. Он называл меня Рори весь вечер напролет, слишком много говорил о своей бывшей девушке и настаивал на том, чтобы мы разделили закуску, вместо того чтобы есть по отдельности. «Может быть, тебе следовало дать ему шанс, – предположила Юнхи позже. – Рори – вполне себе милое прозвище».

«Соты» – пока что единственное в своем роде приложение для знакомств. Оно анализировало все данные, доступные на телефоне, включая историю покупок в интернете, текстовые сообщения, фотографии и так далее, а затем, основываясь на поисковых запросах, истории сообщений и образе жизни, предлагало пользователю идеального кандидата минимум с 95 % рейтингом совместимости. Если в телефоне имелись приложения, отслеживающие количество пройденных шагов в день или часы сна, их тоже можно было подключить к «Сотам». И никакой профиль не требуется. Просто регистрируешься, предоставляешь приложению полный доступ к своим данным и ждешь, когда тебе назначат потенциальную вторую половинку. Как только ты начинаешь встречаться с кем-то, можно сохранить приложение на обоих телефонах, переключив его в режим «Мёд», где оно за небольшую ежемесячную плату будет отслеживать все изменяющиеся симпатии, антипатии, интересы и предпочтения второй половинки, и даже отправлять тебе сообщения перед днями рождения, юбилеями и другими особыми событиями с рекомендацией подарков. Когда я сказала Юнхи, что меня пугает такая тотальная слежка, она отмахнулась, сказав, что можно выбрать, каким объемом информации делиться. «Кроме того, – добавила она, – разве ты не знаешь, что до нашей личной информации и так может добраться кто угодно?»

Юнхи и Джеймс сразу же поладили. На первом свидании он повел ее в симпатичный ресторан на городской крыше, а три месяца спустя, на день рождения, она получила от него букет розовых и кремовых роз ее любимого сорта. «Для меня он действительно идеальный парень», – сказала она без тени иронии. И когда я наконец встретила его, то увидела, каков он из себя на самом деле. Джеймс Ю был ровно на четыре дюйма выше нее, симпатичный кореец с аккуратной, но не слишком вычурной стрижкой – все пункты ее воображаемого списка предпочтений были отмечены галочками. Именно с таким парнем Юнхи всегда было суждено в конечном итоге встретиться.

Когда она обручилась, я узнала об этом из социальных сетей раньше, чем лично услышала от нее. Праздничные смайлики усеяли комментарии к ее анонсу, на котором были изображены их руки, переплетенные на фоне цветущего поля. «Счастливее всех на свете, когда я вместе с Ю», – гласила подпись с соответствующим хэштегом.

Счастливая, еще счастливее, самая счастливая. Не то чтобы я не желала Юнхи счастья. Просто счастье других людей занимает слишком много места и чересчур давит своей тяжестью. Радости окружающих всегда казались мне более значимыми, чем мои собственные. Я никогда не доверяла слову «счастье». У вас не получится четко его определить, классифицировать, оценить качественно и количественно или, на худой конец, заявить о нем во всеуслышание, потому что никогда наверняка не знаешь, не исчезнет ли оно ночью, оставив после себя вопросы без ответа и бесконечную боль.

Сегодня в аквариуме тише, чем обычно. Я направляюсь на кухню, где принимаюсь нарезать размороженных кальмаров и креветок для пингвинов. Франсин уже там, раскладывает небольшие порции витаминов в пищевые смеси для своих аквариумов.

– Здравствуй, прекрасная незнакомка, – говорит она с мягким среднезападным акцентом, растягивая слова. Затем она поднимает голову и видит мешки у меня под глазами. – Второй раз за день пьешь кофе, да?

– Просто проблемы со сном, – отвечаю я, не желая давать ей больше информации.

Франсин – высокая сутулая девушка с жесткими голубыми глазами и волосами, которые в ирландской балладе назвали бы льняными, – существо, которое Юнхи назвала бы энергетическим вампиром. Она, как правило, нравится мужчинам (Карл был немного влюблен в нее с первого дня знакомства), и хотя она якобы замужем за неким Тоби, о котором она часто упоминает, но которого никто из нас никогда не видел, она потакает их симпатии и флиртует в ответ. Она странно уверена в себе для женщины, которая, если присмотреться к чертам лица и не учитывать такие факторы, как светлые волосы, голубые глаза и рост, на самом деле не так уж хороша собой. Франсин сует свой нос в проблемы других людей, напоминая собак-терапевтов, работа которых – найти рак у пациента по запаху, и тянется к ним, как акула к крови. Она называет себя очень эмпатичной, что, как ей кажется, должно служить оправданием того, почему она такая чертовски любопытная.

Она замолкает.

– Я принесу тебе зверобоя из моего сада. Я завариваю с ним чай, выпиваю и сразу вырубаюсь, как потухшая лампочка.

Она говорит это так, словно не рассказывала мне о своем чудо-чае уже по меньшей мере три раза.

– Спасибо, Франсин, – говорю я. – Тебе правда не обязательно так беспокоиться.

– Должно быть, ты ужасно занята в последнее время, помогаешь Юнхи со свадьбой и всем прочим.

– Да, действительно много дел, – вру я.

На самом деле, Юнхи не просила меня помогать ей с планированием свадьбы. В прежние времена я бы разговаривала с ней по телефону двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, просматривала образцы ткани для скатертей и различные виды фигурного золотого каллиграфического шрифта, но с тех пор, как мы с Тэ расстались, она избегает меня, как будто разбитое сердце заразительно. Я предполагаю, что она переложила заботы о свадьбе на одну из сестер, и хотя я не из тех девушек, которые сходят с ума по свадебным пустячкам, вроде цветочных композиций или связок воздушных шаров, это причиняет мне боль, как порез, поначалу не замеченный, но вдруг начавший кровоточить.