Изобрети нежность

«Разделить пополам»…

Сознание Павлика будто выплывало из мрака, натужно, медленно продираясь сквозь податливую, серую вязкость. И наконец, вдруг ярко заблестел перед глазами свет, что лился в комнату через окна, ставни которых были распахнуты настежь.

Где он – сообразил не сразу. Утро теперь или вечер, и сколько времени утекло: может, часов, а может, суток, – не имел представления.

Потом он увидел над собой Костю и Вику. Попытался улыбнуться им.

– Живой, старик?! Живой! – обрадовался Костя. И в голове Павлика шевельнулась вялая мысль, что Вика собралась куда-то… А что она побывала дома, переоделась в белое платье, не заметил.

И Вика тоже склонилась над ним. Так что ее светлые волосы и темные, Костины, оказались рядом.

– Заболел, Павлик?! Мы утром думали, спишь!..

Он снова попытался улыбнуться им.

А Вика почему-то смотрела сквозь слезы и быстро-быстро говорила, перескакивая с одного на другое, как будто все это было самым главным:

– Ты позавтракаешь?! Может, тебе лучше станет! Я мяса принесла, мяса нажарим! У меня мама приехала! Я дома книжку нашла, тут все есть: как котлеты делать, все!.. – И провела по глазам ладошкой.

– Вика уходит от нас, – пошутил Костя.

– Врет он все, врет, Павлик! – перебила его Вика. – Наоборот! Мы теперь договоримся всегда быть вместе! Да?! Костя никуда не поедет, пойдет работать здесь и учиться будет! Я тоже пойду опять в школу! И ты, да?! Втроем будем!..

Павлик прикрыл глаза в знак согласия и наконец улыбнулся. А Вика как бы всплакнула.

– Только ты скажи ему, Павлик, чтобы он больше никогда не ругался на меня! И не колотил! Ладно?!

– Ладно, ладно! – согласился Костя. – Ты иди, смотри там!

– Я на улицу! – сообщила Вика уже от двери, на ходу натягивая пальто. – Сейчас машина должна подойти! Скорая!

Но только хлопнула наружная дверь, как Вика вбежала опять.

– Тебе письмо, Павлик! От мамы!

Павлик взял за уголок и опустил конверт на грудь.

– Спасибо…

– Это Кузьмич передал! – договорила Вика. – Жену его, тетю Фаину, увезли! И дядьку Андрея тоже! И Васильевну! Это она посылала Ильку в гараж и этого… Кузьмич аж черный весь! Бегу, бегу… – опять заспешила она, наткнувшись на просительный и скорбный взгляд Кости.

Вновь хлопнула сенная дверь.

А когда воцарилась неторопливая, мягкая тишина, в которой лишь иногда осторожно потрескивала печь, Костя сказал:

– Ты на нее не обижайся, Павка. Она еще глупая… Вот будет у тебя подружка… – Он случайно сказал об этом.

А у Павлика опять сдавило в груди, подхлынуло комком к горлу.

– У меня, Костя, больше никогда не будет подружки… – и глядя вверх, в пустоту над собой, тихо сказал он.

– Брось, Павка!.. Все еще как-нибудь… Все наладится!.. Я теперь – никуда от вас!.. И не бойся: врач уже был, сказал, все пройдет. Это не туберкулез, Павка! Грипп у тебя, ты просто немножко ослабел!

Павлик нетерпеливо пошевелился, чтобы остановить его.

– Сходите, Костя, к Аниной маме… Посидите у нее… Скажите, я поправлюсь, я все время буду ходить к ней…

– Ладно, старик, мы обязательно сходим!

Павлик протянул ему конверт.

– Почитай…

«Павлушка, дорогой! – писала Татьяна Владимировна. – Час назад закончился спектакль. А мне кажется, только сейчас… Что сказать тебе? Наверно, я счастлива! Но как мне сейчас не хватает тебя. Нам бы ехать вместе! Мы бы сегодня такой пир закатили!..

Но только я немножко солгала, когда говорила о счастье… Все находят, что сегодня у меня все было превосходно. А я вот сижу и не чувствую блаженства. Ведь это всего рубеж, всего только шаг, а впереди – целая дорога… Мысли, беспокойные, тревожные, не дают спать. Ведь еще столько надо сделать. Столько работы впереди!..

Нет, я не боюсь. Ведь счастье, Павлик, наверное, только тогда счастье, когда его с каждым, днем больше. Если оно будет всегда, как стало однажды, оно может превратиться в ту же обыденность.

Для счастья нужно работать. За счастье нужно бороться. Все время! И что бы там ни было, мы больше никогда не расстанемся с тобой. Потому что врозь, в одиночку, все, даже о чем мечтаешь, – все становится не таким. И счастье, оно несовершенное, когда его не с кем разделить пополам…»

Костя замолчал, дочитав последнюю строчку.

А Павлик долго смотрел на стенку, по которой крался к нему с дубинкой далекий, невесть когда вымерший предок.

– Это не ты, Костя… Это я питекантроп… Ничего я не изобрел… – Он говорил чуть слышно, с трудом, проглатывая звуки. – И нежности не изобрел… Не прикрыл я Аню… Она обо мне столько заботилась… А я ее не выручил…

– Павка… Старик!.. – Костя сглотнул. Наверное, у него тоже был комок в горле. – Ты не прав, Павка! Совершенно не прав! – Он оглянулся по сторонам, схватил полотенце с гвоздя у ширмочки и обеими руками, нажимая изо всей силы, стал вытирать обои. – Ты все изобрел, старик! Ты – человек! Понял?!

Павлик улыбнулся сквозь слезы.

– Сейчас Вика встретит врача, и мы твой грипп, старик, по боку!..

Прогудел со стороны Жужлицы автомобильный мотор. И Павлик заспешил:

– Ты только смотри, Костя! Ты маме не пиши. Я до нее встану! Пусть она спокойно работает! Не волнуй ее!