Изоморфы

Глава 30

Тинни ходил по гостиной своего особняка недалеко от елисейских полей, и сосредоточенное выражение его лица никак не сочеталось с образом подростка.

— Как тебе удалось сохранить собственность? — родился у Саши неожиданный вопрос.

Тинни остановился и холодно посмотрел на нее.

— Наследство.

Саша кивнула, будто поняла, хотя на самом деле ей неизвестны были все ходы и детали подобных сделок, но продолжать тему отчего-то не хотелось.

— Ты должна отгораживаться от их эмоций, — заговорил Тинни. — Мы не смешиваем свои ощущения с ощущениями носителя.

Саша попыталась что-то возразить, но Тинни ей не позволил.

— Навыки — да, это другое дело. Но все полезные навыки прекрасно приобретаются без вовлечения эмоциональной сферы. Ты же слишком интегрируешься с носителями, и это проблема.

— Почему это проблема? — недоуменно посмотрела на него Саша.

— Потому что в результате в твоем сознании и памяти скапливается гора ненужного хлама в виде историй их жизни, событий, ощущений. Это же очевидно! Уже после нескольких человек ты превращаешься в мусорную свалку. Реберфы не впитывают в себя все подряд, как губки, они берут только то, что им нужно.

— Может, это плата за мои особенности? — возразила Саша.

— А может, это банальная недисциплинированность?

Саша умолкла, они ступали на шаткую почву, где ни у одного из оппонентов не было доказательств.

— Притом, что у вас нет четкой системы внедрения в человека, а все — лишь на уровне личных интуитивных ощущений, как можно вообще говорить о том, что правильно, а что нет?

— Это происходит на уровне рефлексов, Александра. А рефлексы невозможно разложить в алгоритм. И, несмотря на свои особенности, ты отлично справляешься с захватом носителей. Я говорю о том, что происходит дальше. И почему ты упираешься: зачем тебе их боль, сомнения и сожаления?

— Я понимаю их, — ответ вырвался раньше, чем Саша успела подумать. И, судя по взгляду Тинни, теперь он не понимал ее.

— Я уже молчу о том, что ты накапливаешь необъективный опыт, восприятие мира, которое разрушает твою собственную взвешенную картину.

— Не разрушает, я просто вижу мир богаче, многограннее. — Саша не знала, как ему объяснить, как каждая прожитая жизнь делает ее мудрее, терпимее, добрее.

Они сидели на одном из берегов Сите, прямо на набережной из плит, на поваленном стволе дерева, и пили Анжуйское за пять евро из супермаркета. Куда только подевался весь наносной лоск Миши и вычурность его выражений: рядом с Сашей сидел обыкновенный уставший человек и смотрел, как утки толкутся, поедая куски багета, которые он отщипывал и бросал в воду.

— Ты француз? — спросила Саша.

— Да, — рассеянно ответил Миша, не отрываясь от своего занятия.

Саша отняла одну руку от пластикового стаканчика и подула на пальцы, чтобы согреть их. Июнь в этом году в Париже выдался настолько прохладным, что вечером даже в легкой куртке можно было замерзнуть.

— А откуда такое странное имя? Оно ведь русское?

— Да, моя мать, будучи в одной студентке, поехала в путешествие по России, и там познакомилась с парнем.

— И ты — его…

— Нет, — улыбнулся он, — все так думают, но нет. Я появился много позже, после того, как мама вернулась и вышла замуж.

— За Коллинза, — закончила за него Саша.

— Именно, — кивнул Миша и отсалютовал своим бокалом.

— Реберфы вступают в браки?

— Почему нет.

— Но они ведь имеют юридическую силу, только пока они не покинут… А дальше?

— А дальше все зависит от их собственного желания: захотят, заключат новый брак, не захотят — разойдутся.

— Проверка брака на прочность.

— Поверь, эта проверка не помешала бы многим людям. Зачастую брак — лишь привычка, особенно, с течением времени. И если бы для того, чтобы продолжить семейную жизнь, требовались какие-то телодвижения, половина пар их бы так и не совершила.

— Я вижу, ты невысокого мнения о любви.

— Напротив, — улыбнулся он.

— Так того парня из России звали Мишей? — вернулась Саша к теме, от которой они отошли.

— Вообще-то Митей, — усмехнулся Миша, — мама напутала.

Саша рассмеялась вместе с ним. После того, как они забыли о формальностях и обо всем, чего от их знакомства ожидал Тинни, общение стало непринужденным и приятным для обоих. Рестораны заменили долгие вечерние прогулки по улицам, иногда посиделки на газоне с вином или что-то сумасшедшее в духе пряток в закрывающемся соборе Парижской Богоматери.

— Я буду звать тебя Митей, — прыснула со смеху Саша.

— Только попробуй, — пригрозил он, — тогда я буду звать тебя Сатьей.

— Моя мама никогда не была в Индии, — засмеялась Саша, но вдруг ее глаза погрустнели, и смех растворился в воздухе. — Я понятия не имею, где она была.

— Ты завидуешь людям, — попытался утешить ее Миша. — Что поделать, у нас это в порядке вещей, когда родители не заботятся о своих детях, — и промахнулся, да и откуда ему было знать, что она говорит вовсе не об изоморфах.

— Кем ты работаешь? — сменила Саша тему.

— Актером, — впервые без увиливания ответил Миша.

— Актером? — поразилась Саша и вспомнила все свои выходки и намеки на его безыскусную игру. — Ох, я не хотела, — пробормотала она, прикрывая рот ладошкой.

— Ладно уже, — примирительно засмеялся он, умиляясь ее искреннему удивлению. — Нет, ну вот, ты опять! — Возмутился он, толкая ее плечом. — Хочешь сказать, что я так плох?

— Нет, ты вовсе не плох, просто я как-то даже не думала…

— Ладно, за мной толпы, между прочим, гоняются при свете дня. Я поэтому и гуляю по вечерам или в темных уютных заведениях.

— А где ты играл?

— В кино. Была пара эпизодических ролей, потом целая серия в одном сериале. Там я играл злодея, — он усмехнулся, вспоминая.

— Ты был ужасен?

— Как всегда, — сверкнул глазами Миша и снова усмехнулся. — Подумать только, мне еще никто не делал столько комплиментов, сколько ты.

— Я не очень… — Саша покрутила пальцем в воздухе, — умею общаться со звездами, прости. Так все же, какая твоя самая известная роль? Или это сугубо французское кино, не для широких масс?

— Ну, почему же, — пожал плечами Миша, — вообще-то это телевизионный сериал.

— Подожди, дай угадаю, — запрыгала Саша на месте от радости, — ты там играешь… доктора?

Миша отрицательно покачал головой.

— Детектива?

Миша вновь покачал головой.

— Бухгалтера? — с сомнением спросила Саша, окидывая взглядом его вечный костюм с галстуком.

Миша скорчил забавную рожицу и вздохнул:

— Это мистический сериал, я играю там ангела.

— Кого? — на этот раз рот Саши округлился от удивления.

— С крыльями, нимбом и всеми делами?

— С супер-силой, странностями и поисками истины, — ответил он.

— То есть, себя? — уточнила Саша.

— Разве у нас есть крылья? Разве мы — посланники света? — Миша отвернулся и, сжав в руке стакан, сделал большой глоток. Потом протянул ей багет и пододвинул нарезанный сыр.

— А кто мы? — Саша посмотрела ему прямо в глаза.

— Тебе лучше спросить у Тинни, — усмехнулся он и отвел взгляд.

— Поверь, он тоже не знает ответ на этот вопрос, даже если и считает иначе.

Миша грустно посмотрел на нее в ответ и ничего не сказал. Подхватил кусочек сыра и забросил его в рот.

— Тинни хотел, чтобы ты завела со мной роман, — жуя, вдруг сознался Миша.

— Зачем? — уже в который раз за этот вечер удивилась Саша и одновременно огорчилась. Какое право имел Тинни вести за ее спиной какие-то игры, лезть в ее личную жизнь, да еще и принуждать к отношениям посторонних людей.

— Не знаю, — пожал плечами Миша, — он не вдавался в подробности. Может, хотел тебя отвлечь. В конце концов, в этом нет ничего такого. Многим женщинам романы идут на пользу.

— Я выгляжу такой несчастной? — спросила Саша, и взгляд ее вдруг стал колючим, а сердце резанула старая боль.

— Дело не в этом, — попытался возразить Миша, но Сашу уже понесло.

— Так вот почему ты испытал облегчение, когда я сама обратила наши отношения в дружеские. Гора с плеч, да? — Она подскочила с места и начала отряхивать джинсы.

— Да перестань ты, — Миша подскочил следом за ней и сгреб ее в охапку. — Дело не в тебе.

— Ну, конечно, — фыркнула она, но Миша ее не отпустил, а дождался, пока она остынет, и только тогда разжал руки. — Мне не нужна твоя жалость, — проговорила она, опускаясь обратно на бревно.

— Смотри, — он достал из кармана пальто бумажник и показал ей фотографию на развороте. — Это Кэрол, а это Лола, — его палец остановился на очаровательной двухлетней малышке.

— Милая, — произнесла Саша, вглядываясь в детские черты и узнавая там глаза Миши. — Она — твоя?

— Да, Кэрол — моя жена, а Лола — дочка.

— Они…

— Нет, они не реберфы, — произнес он и резко погрустнел. Подобрал бутылку, повертел ее в руке и сделал несколько глотков прямо из горлышка.

— Ты никому не говорил?

— Нашим — нет, только друзьям-людям, и то паре человек.

— Почему?

Он посмотрел на Сашу, как на ненормальную.

— А ты думаешь, кто-то бы одобрил такой союз?

— А какое им дело?

— Угроза разоблачения. Привязанность — это слабое место, через которое меня всегда можно достать. И людям, и реберфам. Это уязвимость, неужели ты не понимаешь? — он в отчаянии посмотрел на Сашу. — А ребенок — уязвимость в квадрате, в кубе!

— У Лолы нет свойств…

— Нет, она обыкновенный человек, — он еще раз с грустью взглянул на потрепанное фото.

— Ты живешь с ними?

— В перерывах между съемками — да.

— Мне жаль, — Саша протянула руку и аккуратно сжала его пальцы.

— Ты — первый реберф, которому я это говорю, — глухо произнес он.

Саша промолчала, лишь сильнее сжав его пальцы.

— Ты… очень человечна.

Она сглотнула образовавшийся в горле ком и отвела взгляд. Впервые ей говорил подобное реберф, и это звучало, как комплимент.

— Я никому не скажу, — прошептала она, поворачиваясь к Мише.

— Я знаю, — улыбнулся он, поднимая руку с бутылкой и предлагая ей налить.

— Когда приедешь в Россию, — произнесла Саша, протягивая ему стаканчик, — я поведу тебя пить водку зимой на нашу набережную.

Эта идея привела Мишу в детский восторг.

— А медведи будут?

— Ага, с гармошкой и на коньках, — вздохнула Саша, а он развеселился еще больше.